Главная страница | Современная зарубежная литература | Больше не подруги

Больше не подруги
Энни Кэтрин
Cupcake. Миллион ярких свиданий
Фэллон Монро – мама, любительница книг по самопомощи и талантливая шоколатье, всегда полагалась на своих подруг из пригорода Чикаго. Внезапно ее лучшая подруга Беатрис отказывается общаться…
Фэллон нуждается в поддержке. Она заводит новые знакомства через специальное приложение. Но как быть, если у новой подруги есть тайна, связанная с Беатрис?

Энни Кэтрин
Больше не подруги
Посвящается маме.
Я существую благодаря тебе.
А еще Дэйву и Скайлар.
Мои любимые. Мои всё. Один за всех, и все за одного.

Annie Cathryn
The friendship Breakup
Copyright © 2023 by Annie Cathryn

© Янурова Л., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1
Где-то между молоком и яйцами у меня начинается менопауза. Засовываю голову в холодильник и делаю вид, что ищу срок годности на коробке яиц, пока подходит срок годности моих неоплодотворенных яйцеклеток.
Пожалуйста, пусть это быстро пройдет.
О нет.
Время водопадов.
Почему я плачу?
Это чувство потери, но потери чего? Молодости. Моих яйцеклеток. Моей лучшей подруги Беатрис. Почему она игнорирует меня? Я сделала что-то не так? Наверное… Перед тем как обдумать это в миллионный раз, я утираю слезы и упрекаю себя: надо собраться. Могло быть и хуже. Могла бы застрять в пробке с переполненным мочевым пузырем. Я отталкиваю эту кошмарную мысль и произношу безмолвное «спасибо» за то, что я живу на Среднем Западе, а не в Лос-Анджелесе.
Я высовываю голову из холодильника, и мимо меня проходит грудастая блондинка на двадцать лет младше меня в мини-юбке, маечке и лавандовых биркенштоках. Она одета так, как стоило бы мне сейчас, когда по шее поднимается волна жара. Тут я вспоминаю, что на улице всего пятьдесят[1 - 10 °C (Здесь и далее прим. переводчика).] градусов. Типичная апрельская погода в этом крохотном, сонном городке. На прошлой неделе выпало десять сантиметров снега, и я подумала, что проснулась в Антарктике.
Я снова рассматриваю девчонку в мини-юбке. Прежде чем Джессика Рэббит спросит меня, где здесь взбитые сливки, я хватаю упаковку яиц и, опустив голову, вижу свои тапочки. Уф. Как я могла забыть переобуться? Наверное, была слишком занята тем, что моя «лучшая подружка» ведет себя так, словно мы больше не подруги.
Я спешу дальше по отделу «Все для выпечки», паркую тележку перед кондитерским шоколадом и, поддавшись порыву, достаю телефон, чтобы посмотреть, слышно ли что-нибудь от Беатрис. Нахожу последнее сообщение, которое отправила ей несколько недель назад, где спросила, как у нее дела. Она до сих пор не ответила. Не перезвонила. На футболе, где играют наши дочери, я тоже ее не видела, потому что занималась своим шоколадным бизнесом. А когда я отвожу дочь в школу, там творится такой хаос, что времени поболтать не остается. Как раз этим утром мне показалось, что Беатрис посмотрела на меня на школьной парковке, но когда я помахала ей, она отвернулась и быстро села в свой минивэн. Возможно, она просто меня не увидела, убеждаю я себя.
– Извините, – говорит кто-то, выдергивая меня из размышлений, в которых я обманываю саму себя. Я поднимаю взгляд и вижу широкую улыбку во все зубы, между которых прямо посередине застрял кусок зелени. Испытывая дискомфорт, я сдерживаюсь и не проверяю ногтем собственные зубы. Как сказать этой женщине про застрявший шпинат? Я же ее не знаю. Вдруг она его на потом припасла.
– Не знаете, какой шоколад лучше взять для фондю?
Может, стоит сказать ей, где тут зубочистки, но я проглатываю эти слова и указываю на свою любимую марку.
– Он хорошо подойдет, – говорю я с натянутой улыбкой.
Если бы у меня что-то застряло между зубами, я бы хотела, чтобы мне об этом кто-то сказал, поэтому я шепчу:
– У вас тут кое-что осталось, – я указываю на собственные передние зубы.
Она вскидывает руку ко рту.
– Со мной тоже такое бывает, поэтому решила вам сказать. – Я делаю вдох, надеясь, что не переборщила.
Она залезает в сумку и достает компактное зеркальце.
– Спасибо вам. Иногда смузи решает попутешествовать. – Женщина смотрит в зеркало и выковыривает зелень, потом хватает шоколад и читает состав.
Белая, без складок и пятен рубашка заправлена в дизайнерские джинсы, а синие эспадрильи ничем не напоминают тапочки. Я застегиваю сиреневую толстовку, чтобы не было видно красное пятно от соуса на желтой футболке, потом заправляю за уши пряди волос, которые выбились из пучка.
– Ага, пойдет. Спасибо вам большое. У меня сегодня вечеринка – так, пара близких друзей. Фондю будет приятным угощением.
Небольшая вечеринка? Звучит прелестно. Мне не хватает такого со своими собственными друзьями.
– Хорошо вам провести время, – выдавливаю я, когда она двигается дальше вдоль стеллажей. – Не забудьте зубочистки!
– Точно, бамбуковые шпажки для фондю, – кричит она в ответ через плечо.
Я не про фондю.
Когда она поворачивает за угол, я хватаю несколько упаковок кондитерского шоколада и кидаю их в тележку.
Вот до чего опустилась моя социальная жизнь. Разговоры ни о чем в продуктовом. Может, Беатрис бросила меня потому, что видок у меня стал такой потрепанный? Нет, не могу поверить в то, что кто-то из моих знакомых так поверхностен. Дело не в этом. Беатрис видела меня в худший период: с детской отрыжкой на волосах и в черных штанах для йоги, которые я носила три дня подряд. Надо бы получше за собой следить, там, глядишь, и настроение улучшится.
Я прохожу к отделу с международной кухней. Упаковки с нутом в красном остром соусе чили смотрят на меня в ответ. Я снова краснею, будто палящее солнце пробурило дыру в потолке и добралось до моего лица.
Это и есть менопауза? Мама говорила, что у нее симптомы перименопаузы начались рано. И что это значит? Насколько рано? Через три месяца мне будет сорок. Это рано? Хотела бы я позвонить маме и расспросить ее, но она тут не поможет. Я сама по себе. Я вздыхаю и мысленно отмечаю симптомы. Приливы жара есть. Набор веса есть. Не пришли месячные – э-э, может быть? Надо посмотреть на календарь. Повышенная раздражительность есть, и еще какая.
Телефон пиликает, я лезу за ним – вдруг это Беатрис? Нет, это еще одна мамочка в нашей группе, Лайла. Она выкладывает пост с подписью «Обед» в «Фейсбуке»[2 - Facebook – проект Meta Platforms Inc., деятельность которой в России запрещена.]. Я изучаю фото, и слова моего мужа Макса эхом разносятся у меня в голове. «Фэллон, любовь моя, социальные сети – это упадок общества». Судя по фото Лайлы с какой-то непонятной желтой пюреобразной жижей, он прав.
Макс не сидит в социальных сетях, потому что не хочет, чтобы пациентки его там нашли. Мне уже хватает постов о том, что «гинеколог МакДрими» в городе. Эти слова наталкивают меня на мысли о руках мужа между ног другой женщины. Я научилась вытеснять их изображением милых щенят, которые обнимаются у камина. А какой у меня есть выбор? Я знала, на что подписываюсь, когда вышла за него замуж. Я говорю себе, что он не ходит по стрип-клубам и не увлекается порно. Это его работа. И я с этим смирилась.
Я толкаю тележку к кассе, и девушка за ней окидывает взглядом восемь разных марок шоколада среди моих покупок. Она спрашивает, как у меня дела, и слезы снова наворачиваются на глаза. Ее доброта напоминает мне о моем одиночестве. Я хочу объяснить ей, что шоколад мне нужен для исследования, а не для утешения. Снова обманываю себя. Я мямлю что-то в ответ. Сама не знаю что говорю. Смысла в моих словах нет. Я опускаю на нос солнцезащитные очки – не по размеру большие – и иду к выходу.
* * *
Я складываю покупки в джип и повторяю про себя: «Обрати свою боль в силу». Я прочитала эту мантру в одной из моих книг по самопомощи и теперь постоянно о ней думаю. Меня мучает душевная боль, я должна все успевать под гнетом нехватки времени, я чувствую вину, когда хочу сделать что-то для себя, ведь мне кажется, что сначала я должна позаботиться о своей семье или увидеться с друзьями… Да еще эти ужасные приливы жара. Я закидываю последний пакет с продуктами в багажник и тянусь вверх, чтобы захлопнуть его, когда что-то твердое врезается мне в спину.
Я выдавливаю сквозь сжатые зубы: «Обрати свою боль в силу». Трогаю ушибленное место, понимаю, что будет синяк, и добавляю: «Да ну вас на хрен с вашими мантрами!»
– О боже! Простите, пожалуйста. – Женщина отодвигает тележку, из которой выпадает упаковка подгузников. Мальчик играется самолетиком, запуская его с бедра женщины. Она обходит тележку, задевает ее выпирающим животом, еле-еле прикрытым футболкой, и я хватаю тележку, чтобы она снова не врезалась в меня.
Судя по темным кругам под ее глазами, у нее, наверное, выдался денек похуже моего.
– Давайте помогу, – говорю я и наклоняюсь за упаковкой подгузников. – У вас и без того заняты руки.
– Спасибо. Извините, пожалуйста. Надеюсь, вы в порядке. – Она приглаживает взъерошенные волосы. Ее сын в пижаме с «Щенячьим патрулем» вдруг убегает, и она кричит: «Бенни, вернись сейчас же!» Она вразвалочку идет за ним.
Через минуту она возвращается с Бенни. На ее щеках дорожки высохших слез.
– Пожалуйста, будь осторожен, больше не меняй настройки, – говорит она и протягивает ему телефон. – Подожди, давай я сама тебе открою игру.
Я вдруг осознаю смысл ее слов. Настройки! Пока она копается в телефоне, я достаю свой и открываю список контактов: вдруг моя дочь Майя случайно заблокировала Беатрис? Но нет, настройки в порядке. Я надеялась, что это окажется решением загадки. Чтобы удостовериться, что мой телефон работает, я пишу сообщение давней соседке из колледжа Эйвери.
– Где ваша машина? – спрашиваю я женщину, которая усадила Бенни на пакеты с продуктами.
Она указывает на серебристый минивэн.
– Давайте я вам помогу, – говорю я и забираю у нее тележку. Женщина достает из нее сына и несет его на руках. Я ее не виню. Она меня не знает. Я с таким же успехом могу украсть ее ребенка, телефон и продукты.
Помню, у меня были такие же дни, когда Майя была малышкой. Я думала, что справлюсь с чем угодно, пока не стала матерью. Я не справлялась каждый день. Горы игрушек и бумаг в доме росли быстрее, чем трава на моей лужайке весной, не говоря уж о том, что я повсюду опаздывала, и иногда на несколько часов, потому что не могла найти свои ключи. Однажды они оказались в морозилке рядом с моей заначкой печенья для экстренных случаев. Потом – в мусорке с использованными подгузниками. Чаще всего я пахла кислым молоком и колечками для завтрака. Я старалась держать голову выше и глубоко дышать, но под завалами грязного белья получалось плохо.
– Сложно управиться с трехлетним сыночком на руках, а тут еще и… – Она опускает взгляд на свой живот.
– Вы, наверное, совсем вымотались. Какой срок?
– Две недели осталось.
– Финишная прямая, – говорю я, улыбаюсь и иду за ней к минивэну. Когда я была беременна Майей, она задержалась на неделю, и эти дни сводили меня с ума. Я ела всю острую еду, какую могла найти, и даже ездила по железнодорожным путям, чтобы вызвать схватки.
Я загружаю продукты в машину, и женщина пристегивает Бенни в его сиденье. Я хочу сказать ей, что так будет не всегда, что станет лучше, но ей ни к чему слышать это от незнакомки в самый разгар своих страданий.
Поэтому, когда она возвращается, я говорю то, что говорила мне Беатрис: «Вы прекрасно справляетесь, мамочка».
Она обнимает меня. Я, шокированная, медленно поднимаю руки, чтобы обнять ее в ответ, стараясь не раздавить еще не родившееся дитя между нами. И потом, вот так просто, она уходит. Может, нам обеим нужны были эти объятия?
* * *
Я возвращаюсь домой и принимаюсь за свой новый рецепт шоколада для предстоящего девичника. Если все пойдет по плану, это будет большим прорывом, который обеспечит мне больше заказов.
Я взбиваю жирные сливки и тертый шоколад, добавляю ваниль, перемешиваю. Вдыхаю пьянящий, насыщенный запах и думаю: почему я раньше не начала готовить свой собственный шоколад?
Когда Майя появилась на свет, мы с Максом решили, что я буду сидеть дома, пока она не пойдет в школу. Майя ходит в школу уже два с половиной года. Все это время я разбирала свой шкаф, продавала одежду для беременных, украшала дом и привыкала к миллиону дел, которыми вечно заняты матери. И конечно же, я справлялась с непредвиденными ситуациями: например, бегала в школу, чтобы отдать Майе вещи, которые она забыла, будь то перекус, обед или обувь на физкультуру, что случалось как минимум два раза в неделю.
И теперь я наконец могу заниматься чем-то, что мне нравится, что обладает огромной силой и исходит от самых сокровенных уголков моей души.
Научные исследования подтвердили, что поедание шоколада высвобождает эндорфины, как во время секса. Для меня приготовление шоколада – это катарсис, но дело не только в нем. Если говорить начистоту, то мне скоро сорок, и мне кажется, что половина моей жизни уже позади. Я думала, к этому моменту у меня будет больше поводов похвастаться. Если я не сделаю это сейчас, то когда? Я начинаю с небольших местных заказов, но мои планы амбициозны. Я хочу однажды открыть магазин шоколада. Чтобы почерпнуть вдохновение, я слежу за многими шоколадными лавками и тематическими группами в соцсетях (хоть на что-то они сгодились).
Я облизываю ложку и смакую прилив сладости на вкусовых рецепторах. Тут же вспоминаю детство с моей милой бабулей Розой. Вся ее кладовая была забита шоколадом от Fannie May на случай, если в последнюю минуту понадобится подарок, угощение нежданному гостю или, в моем случае, утешение для печального ребенка, который поцарапал коленку или ударился головой.
Она смотрела на меня добрыми глазами, ласково обнимала и говорила: «Шоколад все делает лучше». И я верила своей мудрой бабушке с ее девятью веснушками – поцелуями ангелов на щеках.
Я много времени проводила с бабушкой Розой, потому что мои родители были трудоголиками. Мама не устраивала веселых вечеринок в отличие от бабули и не умела заводить друзей. Я на маму вообще не похожа, и в этом нет ничего удивительного.
К бабушке домой постоянно приходили подруги. Они играли в карты или вместе вязали крючком. Я сидела у ног бабули Розы с коробкой шоколадных конфет, пока они пили чай и обсуждали свежие сплетни: новую машину Смитов, ремонт библиотеки или соседскую кошку, которая застряла в водостоке во время ливня.
Их истории всегда начинались со слов: «А вы слышали?..» Обожаю эти воспоминания. Когда бабуля Роза заболела, подруги приходили к ней, читали ей, вспоминали былое и наполняли комнату любовью и смехом вплоть до дня, когда ее не стало. Царство ей небесное. Теперь, будучи взрослой, такой дружбы я жажду.
До того как меня стали игнорировать, я была готова поклясться, что именно такая дружба была у нас с Беатрис. В голове замелькала нарезка воспоминаний, словно вступительные титры сериала «Чудесные годы». Семь лет воспоминаний, многие из которых я приобрела, надрываясь под тяжестью материнства. Семь лет… Я открываю калькулятор на телефоне. Это почти восемнадцать процентов моей жизни. Я читаю статью, в которой говорится, что если дружба длится больше семи лет, то она никогда не закончится. Я сдерживаю слезы, чтобы они не капали в мою маслянистую, гладкую смесь.
Я раскладываю шоколад по формочкам-сердечкам, мой взгляд падает за пределы дубового кухонного стола и на секунду задерживается на разбросанном наборе «Лего» из миллиона деталей. Я не обращаю внимания на этот беспорядок и делаю вид, что не замечаю крепость из пятидесяти подушек и одеяла на полу в гостиной. Я останавливаю взгляд чуть выше серого дивана: фотографии в сочетающихся рамках висят ровными рядами и радуют глаз. В одной из рамок есть снимок со мной, Беатрис, Эленор, Вивиан, Лайлой и Мел. Мы стоим на камнях у озера в городском парке неподалеку.
Я хорошо помню этот день. Беатрис распланировала замечательный пикник, чтобы мы собрались все вместе одним воскресеньем. Она забронировала небольшой павильон со столами для пикника, которые накрыла красно-белыми скатертями в клеточку. Я принесла паппичоу[3 - Конфеты из шоколада, арахисового масла и хлопьев.] и нарезанный арбуз. Мы лакомились сэндвичами, чипсами и разными салатиками. Лайла пронесла фляжки с ромом, и наша газировка сразу стала интереснее. От нас разило алкоголем. Когда к нам подошел смотритель, мы предложили ему торт, и он простил нам небольшие шалости. Тортик всегда помогает. Под солнцем мы играли в бочче, корнхол и крокет, пока дети не повалились на одеяло под высоким кленом.
В тот день я проигнорировала разговоры о Мел в короткой юбке и очень обтягивающей розовой маечке, которая подчеркивала ее стройную фигуру. Мел, разведенная и успешная финансовая консультантка, не очень вписывалась в общество мамочек-домохозяек. Ее пригласили, потому что я попросила. Она уже переехала, и я не могу отделаться от мысли, что перешептывания дошли и до нее. Теперь мне жаль, что я не вступилась за нее, но мне не хотелось ссориться с остальными.
Не считая чувства вины из-за Мел, я вспоминаю день, фото с которого поставила в рамочку, с теплотой. И неважно, что сразу после того, как снимок был сделан, Вивиан упала в холодную воду, и Беатрис прыгнула ее спасать. Мы выудили их обеих веткой дерева. В общем, получился идеальный, счастливый день с замечательными подругами. Мы даже начинали многие свои истории с «А вы слышали?».
За минувшие годы эти мамы, особенно Беатрис, спасали меня в дни, когда в противном случае я бы просто свернулась клубочком и умерла от стресса, потому что нужно было справляться и с Майей, и с работой по дому, учитывая, что я почти не спала. Взрослые разговоры стимулировали мой мозг, ведь бо?льшая часть моего дня состояла из детского лепета.
Беатрис слушала, как я плачу из-за сожженных спагетти. Она сказала, что у нее тоже такое случалось. Ложь во благо, чтобы мне стало лучше, ведь даже я знаю, что сжечь макароны в кипящей воде почти невозможно.
Голос Беатрис звенит у меня в ушах: «Фэллон, ты слишком строго к себе относишься».
Беатрис – единственная подруга, которой я позволяла видеть этот ежедневный хаос. Ей было легко открыться, она никогда меня не осуждала. У нас есть миллион и одна история о том, как все летело к чертям, а Беатрис умудрялась обратить мой уродливый громкий плач в хохот. За нашу дружбу стоит бороться, я это знаю.
От Эйвери приходит сообщение, значит, мой телефон в порядке. Отлично. Теперь я точно знаю, что Беатрис меня игнорирует. Что я сделала не так? ПОЧЕМУ она меня кинула?
Теперь, когда меня игнорируют, мне страшно думать о том, что ни одна женщина не будет так добра ко мне, как были добры подруги бабушки к ней. Что со мной не так? Я вздыхаю и мотаю головой.
Может, я слишком остро реагирую.
Или нет?
Я умру в одиночестве?
Уф! Шоколад вытекает из формочек на кухонную стойку. Столько добра пропадает… Я вытираю лоб тыльной стороной ладони, и струйка шоколада стекает мне на переносицу. Ну и беспорядок.

Глава 2
С учетом того, как последние семь лет я координирую расписание с точностью до последней минуты, мне впору работать в логистике. Я наполняю бутылку Майи водой, хватаю пакетик с крендельками, солнцезащитный крем и спрей от насекомых, складываю все это в ее рюкзак.
– Майя, доедай завтрак.
– Но он размок. Мне не нравится.
– И чья же это вина?
Если бы Майя начала есть завтрак, когда я налила молоко ей в тарелку, ничего бы не размокло.
Здесь постоянно творится какой-то хаос, а у меня ведь всего один ребенок. Не знаю, как справляются матери в многодетных семьях, особенно та старушка, что жила в дырявом башмаке. Сколько у нее там было детей, сто? У меня начинается чесотка, стоит об этом только подумать.
Нет, я не бездельничаю, поедая конфеты. Ладно, именно так я и поступаю, но это для бизнеса. Это другое. Иногда попадаются конфеты с алкоголем, и сочетаю я их с кофе, в который тоже подливаю алкоголь.
Кстати, о кофе. Сейчас он мне крайне необходим. Майя пришла к нам в кровать в час ночи, и меня каким-то образом зажало между ней и Максом. Я ощущала себя ломтиком чеддера в панини. Жарче, чем в аду. Ночная потливость – тоже симптом менопаузы.
Перед тем как Майя пошла в кровать, я убедилась, что: она перекусила, на прикроватной тумбочке есть вода, диффузор распространяет запах лаванды, солевая лампа горит, CD-проигрыватель крутит успокаивающую музыку, дверцы шкафа закрыты, дверь в спальню открыта, ноги обмазаны успокаивающим маслом, животик – маслом для пищеварения, спрей от монстров рассеивается в воздухе. Я улеглась рядом и уснула. А как иначе? Тут целое спа и никаких монстров. Через два часа я проснулась и ушла к себе.
Мишка Майи, которого она так хотела, смотрит на меня с дивана. Она спит с ним каждую ночь с тех пор, как ей исполнился годик. И как я только забыла найти ее мишку? Поэтому Майя и забралась к нам в кровать посреди ночи.
– Майя, пожалуйста, обувайся. Мы выходим через две минуты.
– Помоги мне с носками, – говорит она, держа в руках длинные голубые футбольные носки. Я тянусь за ними, потом убираю руку. Педиатр посоветовал возложить на нее больше ответственности, чтобы у нее росла уверенность в себе. По-моему, надеть футбольные носки – это хорошее начало.
– Хотя бы начни их надевать, и там я тебе помогу. – Протягивать носки через щитки – та еще головная боль даже для взрослых. Потом я быстро добавляю: – И, пожалуйста, загляни в туалет, прежде чем выходить.
Я напоминаю ей уже третий год. Если забуду, то потом, стоит нам пройтись дальше по улице, Майя непременно объявит: «Мам, я хочу пи?сать».
– Мне не надо, – мотает головой она, и ее каштановый хвостик качается из стороны в сторону.
– А ты попробуй. – Я подталкиваю ее в сторону ванной.
С секунду ее голубые глаза метают кинжалы в мою сторону, потом она фыркает, поворачивается на пятках и уходит, громко топая.
Кофе. Мне нужен кофе. Я ищу термос, который поместится под носиком кофемашины. Отлично. Он среди грязной посуды. Я заливаю туда чистящее средство и быстренько его мою.
– Майя, ты скоро?
– Я какаю! – кричит она в ответ.
Я бросаю взгляд на часы. Глубокий вдох. Время еще есть. Можно заехать в кофейню, заказать пять стаканчиков кофе и поехать на поле. Я думаю, не позвонить ли и сделать заказ заранее, чтобы Майя не опоздала, но потом решаю, что мы успеем.
Я давно поняла, что нужно рассчитывать время с запасом и накидывать как минимум полчаса на то, чтобы выйти из дома. Всю жизнь я гордилась тем, что никогда не опаздываю, но с ребенком это почти невозможно. Я завариваю себе кружку кофе и начинаю драить кастрюли с застывшим соусом для спагетти, гора которых все растет и растет.
Натирая посуду, я смотрю в окно, где наша семидесятилетняя соседка миссис Крэнделл склоняется над своим небольшим огородиком. Вряд ли растения пережили тот недавний однодневный мороз. Миссис Крэнделл жутко не везет. Помню, как однажды она решила завести кур и настроила против себя весь район. Как оказалось, у нашего объединения есть устав, запрещающий курятники, потому что они могут привлечь грызунов – переносчиков инфекций, которые портят электрические провода и устраивают небольшие пожары. Те, в свою очередь, перерастают в опасные лесные и распространяются по всему району. Пуф! И все охватывает дымом. Никаких куриц. В туалете смывают за собой и включают кран, выдергивая меня из размышлений.
– Сходила? – спрашиваю я.
– Да.
Я сдерживаюсь и не произношу: «Я же говорила». Я устала это говорить, а она, я уверена, устала это слышать.
Помогаю ей надеть носки и переделываю кривой хвостик. Она очаровательно смотрится в своей белой футбольной форме с номером семь голубого цвета. Я быстренько фотографирую ее и целую в лоб.
– Мамуль, я хочу сиденье без спинки, как у Сесилии, – говорит Майя, спрыгивая с четырех последних ступенек лестницы в гараж. Я поеживаюсь. Она могла серьезно ушибиться.
– Сесилия больше и выше тебя, – говорю я, думая о том, какая высокая у нее мама, Беатрис. Я всегда хотела такие длинные ноги. – Твое сиденье для тебя безопаснее.
Черт, я забыла кофе на столешнице. Мне нужен мой утренний кофе, прежде чем заезжать в кофейню и взять еще кофе.
– Пристегивайся, я пока возьму свой термос.
Помню времена, когда я ее пристегивала. На одну заботу меньше. Радуемся маленьким победам.
– Да, мамуль, иди, пожа-алуйста, за своим кофе. – Майя уже понимает, что без него я буду психовать и буйствовать.
Один мудрый философ однажды сказал: «Я пью кофе, следовательно, я существую». Полностью поддерживаю такое мышление.
Я возвращаюсь с кофе и открываю гаражную дверь. Сумочка – есть. Ключи от машины – есть. Рюкзак?
– Майя, где твой рюкзак? Почему ты еще не пристегнута? Мы же опоздаем.
– Извини, мам.
Каждый раз, когда она говорит «извини», мое сердце тает. Она очень милое дитя, за исключением тех моментов, когда она не торопится выходить из дома.
– Все хорошо, солнышко, просто пристегнись.
Я снова возвращаюсь в дом, осматриваю кухонные столешницы и стулья и нахожу рюкзак в ванной. Да, в ванной.
Я наконец-то в машине и поворачиваю ключ в замке зажигания. В динамиках орет Manic Monday[4 - «Маниакальный понедельник» (дословный перевод с англ.) – песня американской группы The Bangles.]. Я подпрыгиваю и убавляю громкость. Да, денечек выдался маниакальный, но сегодня суббота.
– Почему мы так медленно едем? – спрашивает Майя.
Я барабаню пальцами по рулю, уставившись на мужчину на велосипеде, который занял мою часть полосы. Машины пролетают мимо меня в противоположном направлении.
– А-а. Мы не можем проехать из-за супермедленного велосипедиста. Мы опоздаем, – сказала Майя и надулась.
Ей семь лет, а она уже напоминает меня.
Не знаю, зачем люди ездят на велосипеде по самой занятой улице города. Это хитрый замысел, суть которого в том, чтобы бесить матерей. В сотне футов[5 - В 30 метрах.] отсюда есть прекрасные велосипедные дорожки. Уж я-то знаю, я за них налоги плачу.
– Это опасно. На нем даже шлема нет.
– Да, Майя, ты права. Это очень опасно.
Мы приезжаем в кофейню, и у нас есть еще пятнадцать минут в запасе. Я по-прежнему думаю, что успею отвезти Майю на футбол и заодно взять кофе для остальных мамочек. Меня четыре недели не было на матчах, потому что я арендовала коммерческую кухню и там готовила шоколад на заказ. Каждую неделю я пробую новый рецепт, а потом, если он мне по душе, я повторяю его на коммерческой кухне. Я придумала уже полдюжины новых шоколадных смесей. Мой бизнес развивается. Может, я и раздала больше трюфелей, чем продала, но я понимаю, что это нужно, чтобы заявить о себе.
Коммерческая кухня доступна мне только по утрам субботы, но сегодня я пропустила это время и поехала на футбольный матч. Вместо меня ездил Макс. Это не самое редкое явление: чаще всего на футболе появляются то мамы, то папы, то они вместе. Но я знаю, что Беатрис, Вивиан, Эленор и Лайла ездили каждую субботу без меня. Надеюсь, кофе – хороший способ показать, как я по ним скучала.
Я стою в очереди и притоптываю ногой. Женщина передо мной разговаривает с баристой.
– С ванилью. Нет, подождите, с лесным орехом. На кокосовом молоке. Нет, на миндальном. Дайте подумать…
Я смотрю на часы. Время, отведенное на дорогу, уменьшается. Я наконец подхожу к прилавку. Я знаю, какой кофе пьют мои подруги, и это не просто сливки да сахар. Вивиан добавляет сок ростков пшеницы. Беатрис разводит в американо пакетик коллагена. Лайла всегда просит кофе с двумя нажатиями сиропа с лесным орехом и на миндальном молоке. Эленор заказывает обезжиренный карамельный макиато. Я беру кофе с равными пропорциями взбитых сливок и молока и со стевией, благодарная тому, что эта кофейня удовлетворяет все эти необычные запросы.
Сделав заказ, я ловлю Майю на том, что она высунула язык.
– Майя, не слизывай конденсат со стеклянной дверцы холодильника.
Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу такое.
Мы доезжаем с опозданием на пять минут. Прежде чем присоединиться к своим товарищам по команде, Майя поворачивается ко мне и говорит:
– Мам, я очень рада, что ты тут.
Слова меня растрогали, я смаргиваю слезы. Это все из-за кофе. Я наклоняюсь и целую дочку в щеку.
– И я. Удачи, солнышко.
Нельзя упускать такое драгоценное время. Я решаю, что поменяю часы работы на коммерческой кухне, даже если ради этого придется искать новое место, и всегда буду приезжать на игру.
Я иду к трибунам с держателем для стаканчиков кофе в руках, радуясь, что ничего не пролила на себя. Ему еще служить извинением за то, что я столько пропадала. Кофе сближает людей.
– Майя будет на скамейке запасных. Игра уже началась. – Тренер Джек сверлит меня взглядом, когда я прохожу мимо скамейки тренеров.
– Извините, это моя вина. Задержалась в кофейне. – В доказательство я демонстрирую ему кофе. – Можно разочек пренебречь этим правилом?
– Правила есть правила. – Он отворачивается к полю. Майя сидит на скамейке и пинает землю. Если бы я знала, что он посадит ее на скамейку запасных, не заезжала бы за кофе.
Черт, нужно было и ему напиток захватить. Я предлагаю свой собственный в качестве извинения.
– Я и вам принесла.
– Спасибо, поставьте сюда. – Тренер Засранец показывает на пустое место рядом с собой. Я раздумываю, не швырнуть ли стаканчик ему в голову. Сердце тяжело бьется в груди. Вот тебе и логистика, и идеальное планирование.
Хотела бы я обнять Майю и извиниться, но я не хочу смущать ее перед ребятами в команде, особенно перед Сесилией, которая иногда подло себя ведет. Однажды она сказала Майе, что резинки для ее хвостиков разного цвета и это выглядит глупо.
Я окидываю взглядом первый ряд трибун, где обычно сидят мамы. Что-то не так. Я их не вижу. Вместо этого там сидят их мужья. Муж Вивиан, Эндрю, едва улыбается и отводит взгляд. Судя по тому, как остальные почти не смотрят в мою сторону, происходит что-то странное.
Муж Лайлы, Джим, замечает, что я стою с кофе.
– Это нам? – смеется он.
– Ну, они предназначались мамам, но их тут нет.
– Мы ждали Макса, – говорит Джим и отворачивается к футбольному полю.
– Он сегодня работает. Ну хоть вы возьмите кофе, не выбрасывать же.
Я отдаю каждому мужу кофе его жены. Мне достался стаканчик Эленор. Ее мужа нигде нет. Ничего страшного, кофе мне сейчас пригодится. Жаль, что у меня нет бутылки «Джемесон», чтобы влить виски в стаканчик.
Мужья благодарят меня и делают вид, что сосредоточены на футбольной игре. Эндрю кричит: «Вперед, Грейс!» – а у нее даже нет мяча.
Эндрю делает глоток.
– Что это в нем?
– А, твоя жена любит пророщенную пшеницу. Угощайся.
Никто из них не говорит, где их жены. Это подозрительно. Я повернулась к ним, чтобы спросить, но теперь они очень серьезно обсуждают бейсбол. Я прохожу к верхнему ряду трибун, достаю телефон и открываю профиль Беатрис в «Фейсбуке». Я, наверное, что-то пропустила.
– Пс-с!
Ко мне подкрадывается женщина в огромной кепке, которая опущена ей на глаза, и в солнечных очках, скрывающих почти все лицо. На ней черные угги.
– Фэллон, это я, – она прочищает горло, – Эленор.
Теперь понятно, зачем она маскируется.
– О, привет, – говорю я. Давненько я ее не видела – с тех пор, как Лайла, глава родительского комитета и главная сплетница Спрингшир, позвонила мне и рассказала, что дети из драматического кружка застали Эленор на сцене со спущенными брюками с директором начальной школы.
Не могу представить, каково ее дочери Пенелопе. Я страшусь дня, когда Майя вернется домой из школы и спросит, почему мама Пенелопы целовалась с мистером Локсом. Надеюсь, она не услышит про что-то посерьезнее поцелуев.
Странно, что муж Эленор, Джефф, еще не подал на развод: он все-таки адвокат по бракоразводным процессам. Может, он понимает, была там интрижка или нет, но если он разведется с Эленор, то это ему придется худо. Я слышала, что некоторые родители детей из драматического кружка судятся со школой и Эленор из-за нанесенного морального ущерба. Лайла рассказывала, что «у маленького бедного Мэйсона теперь травма, он неделю не ходил на занятия и ни за что не пойдет на сцену». Вот тебе и перетягивание одеяла на себя.
Эленор указывает на мой телефон:
– Смотрю, тебя тоже не пригласили.
Я следую за направлением ее пальца. Сердце ухает в желудок. На странице Беатрис фото трех мамочек в спа: на них белые халаты, зеленые маски для лица и ломтики огурца на глазах. Они чокаются бокалами шампанского. Я заставляю себя проглотить ком в горле. Теперь я поняла, почему мужья так странно себя ведут. Они осознали, что меня не пригласили в спа, и не знали, что сказать. Я моргаю, сдерживая слезы. Мой палец зависает над кнопкой «нравится». Дать своим «подругам» знать, что я знаю? Не успеваю я разобраться с цепочкой мыслей, как болельщики начинают громко аплодировать, и я поднимаю голову. Сесилия ковыляет прочь с поля. Бедняжка. Я хлопаю ей, пока помощник тренера прикладывает к ее лодыжке лед. Надеюсь, с ней все в порядке.
Тренер пускает Майю в игру, и я прыгаю, словно сумасшедшая.
– Вперед, Майя!
Вдоволь покричав ей в поддержку, я сажусь обратно.
– Я не с остальными, потому что… сама понимаешь, – говорит Эленор и пристыженно опускает голову.
Я киваю и отдаю ей карамельный макиато. Ей он нужен больше, чем мне. Вот уж не знаю, почему я не с остальными, но то, что ее тоже не позвали, приносит мне капельку облегчения.
– Спасибо, – говорит она и делает глоток.
Я улыбнулась ей и уставилась на поле.
– Ты помнишь, какой я пью кофе. – Ее голос дрожит.
Майя забивает гол, я вскакиваю со своего места и кричу в ее поддержку. Так тебе, тренер! Я с триумфом опускаюсь обратно на скамью, после чего вспоминаю фотографию из спа, и пропасть в желудке возвращается.
– Давай встретимся и я расскажу тебе про ситуацию с директором? – шепчет Эленор.
– Конечно, – говорю я, надеясь, что это поможет ей снять груз с плеч. Может, она прольет свет на то, почему Беатрис избегает меня. – Может, в понедельник, после того как мы отвезем детей в школу? Я напишу тебе, придумаем место встречи.
– Спасибо, – говорит она.
Я открываю сообщения и нажимаю на имя «Беатрис». Я пишу ей, чтобы напомнить, что я жива и по-прежнему ее подруга, о чем она, похоже, забыла.

Я:Надо в скором времени встретиться.

Потом я пишу Лайле.

Я:Почему ты не на футболе?

Лайла никогда не пропускает футбольные матчи. Надо подтвердить свои опасения: Беатрис была организатором, а Лайла просто присоединилась. Свеженькие сплетни и новости она тоже никогда не пропускает. Она охотно узнаёт, что происходит в мире. Я убираю телефон в карман и все оставшееся время наблюдаю за игрой.
* * *
Через пару часов приходит ответ.

Лайла:Ты решила пойти на футбол, а не присоединиться к нам в спа?

Так я и думала. Лайла просто следует за Беатрис, не подозревая, что она даже не звала меня. Я печатаю ответ, а потом осознаю, что не знаю, что сказать. Она пишет первой.

Лайла:Я вижу три точки, значит, ты печатаешь, но ответа нет.
Я: ?

Надо понять, как спасти нашу дружбу. В голову приходит мысль: «Это я должна что-нибудь организовать. Зачем ждать, пока меня пригласит Беатрис? Я и сама могу разочек побыть организатором». От одной мысли о том, что придется что-то планировать, мне становится плохо, но если я справлюсь и вернусь в нашу компанию, оно будет того стоить.

Глава 3
Эленор крутит салфетку в руках. Она нервный сгусток энергии, что сидит по другую сторону стола и уже явно перепил кофе.
Я оглядываю интерьер новой кофейни, отмечая, какая она прелестная со своими маленькими бирюзовыми столиками из дерева и причудливыми рисунками. По-моему, дети владельцев ходят в начальную школу Спрингшира вместе с Майей.
– Спасибо, что согласилась встретиться, Фэллон, – говорит Эленор и тянет себя за мочку уха; я часто замечаю за ней эту нервную привычку.
– Конечно, без проблем. – Я вижу благодарность в ее глазах и осознаю, что она, наверное, уже давно не говорила ни с кем из подруг.
Я сдуваю пар с обжигающе горячего кофе и сдерживаюсь от вопроса, как у нее дела. Это не потому, что мне нет до нее дела. Есть. Просто мне кажется, я знаю, что она чувствует. Подавленность, стыд, огорчение – выбирайте что нравится.
Поэтому это она спрашивает, как у меня дела, и я отвечаю непременным «хорошо».
Я не могу излить ей душу и скулить, словно побитый щенок, о том, что подруги задели мои чувства, не позвав меня в спа. Нужно оставаться невозмутимой и собирать информацию.
– Я тут подумала… – говорит Эленор. – Тебе когда-нибудь кажется, что жизнь идет не так, как ты рассчитывала?
Я выпрямилась. Она попала в яблочко. Жизнь идет не так, как я рассчитывала. Я никогда не думала, что меня кинут собственные друзья. И тут я понимаю, что она говорит о собственной жизни, о том, как все перевернулось с ног на голову.
– Я здесь и готова тебя поддержать, – говорю я, встречаясь с взглядом ее ореховых глаз. Сегодня они скорее светло-карие, чем зеленые.
– Спасибо. – Стол дрожит, потому что она стучит по нему ногой. Она продолжает: – Ну, не буду тянуть резину…
Учитывая ее ситуацию, не лучший подбор слов. Я смотрю на витрину с выпечкой или, точнее, с нехваткой таковой: там грустно лежат овсяное печенье с изюмом и затвердевшие кексы, которые никто не ест.
– Как ты можешь догадаться, справляться со слухами все эти несколько недель было очень тяжело, – говорит Эленор и наклоняется вперед.
Я киваю. Догадаться могу, но не представить в точности.
– Я не хотела, чтобы так получилось. – Эленор заправляет прядку каштановых волос за ухо.
«Так»? Наверное, она имеет в виду, что не хотела спать с директором, но, может, она говорит про то, что не хотела попадаться остальным на сцене. Я не прошу ее уточнить.
– Я не чувствовала себя желанной. Сначала я думала, что это из-за того, что я старею. У меня морщины… Может, меня уже не хотят. Никогда не думала, что пройду через подобное.
В ее глазах блестят слезы. Я смотрю на морщины у ее век. У себя я их тоже замечаю, а еще увеличившийся живот, складки на шее и серые волоски на подбородке. Я по-прежнему не поощряю ее поведение, но теперь хотя бы понимаю, откуда это все идет.
Она продолжает:
– Но правда в том, что я узнала, что Джефф скачал себе приложение для знакомств. Вместо того, чтобы разобраться с ним, я упала в объятия Марка. – Она втягивает воздух сквозь зубы.
Я не сразу поняла, что она говорит о директоре, которого мы всегда зовем по фамилии: «мистер Локс». То, что Джефф зарегистрировался в приложении для знакомств, поразило меня. Я бы никогда не подумала, что он из изменщиков, он всегда казался очень сдержанным.
По ее щеке катится слеза, и я протягиваю ей салфетку, потому что свою она разодрала.
Мне хочется врезать Джеффу за то, что он не осознает своего счастья. Эленор – прекрасная женщина, которая в свое время сделала модельную карьеру. Да, конечно, она стареет, но я все равно вижу ее красоту – и внутреннюю, и внешнюю. Что ж, его мнение я изменить не могу.
Эленор шмыгает носом.
– Ты вряд ли меня поймешь. У тебя-то брак идеальный.
Я чуть не выплевываю кофе. «Идеальный» – это громко сказано. Если бы она знала про наш период в три года, когда мы постоянно ссорились, она бы так не говорила. Но это осталось позади. Не люблю ворошить прошлое.
– У всех бывают проблемы, – говорю я.
– Хуже всего – это последствия. Друзья меня избегают, счетов от юристов все больше и больше. Я не жалею, что изменила. Я жалею, что попалась.
Она опускает взгляд и ковыряет облупившуюся краску на столе. Я еложу на сиденье, пытаясь подобрать подходящие слова, чтобы утешить ее.
– Да, попадаться – это, конечно, обидно, – говорю я после короткого молчания. Если бы Майя зашла к нам, когда мы с Максом занимаемся сексом, меня бы мучали кошмары. Ситуация очень уж неудобная и травмирующая.
– Ты не знаешь всей правды. Дети меня не застали. Не знаю, кто пустил этот слух. Мы были за занавесом, и нас увидел основатель драматического кружка. На сцену еще никто не поднялся. К тому времени, как пришли дети, мы уже привели себя в порядок.
Я округляю глаза. С ней судятся, весь район ее ненавидит, потому что они думают, что их застали дети. Это же все меняет. Вот тебе и драматический кружок.
– Надеюсь, ты наняла хорошего адвоката.
Эленор кивает и еле слышно шепчет:
– Я его люблю.
Она вытирает глаза тыльной стороной ладони.
А вот и оно. Признание. Сначала я подумала, что она говорит о Джеффе, но она имеет в виду мистера Локса… Марка. Какая-то часть меня рада за нее, но другая часть хочет, чтобы сначала она разобралась с Джеффом. Не так все должно закончиться, но измены… Не знаю, смогла ли бы я простить такое.
Я снова осматриваю кофейню, надеясь, что никто не подслушивает. Нельзя, чтобы такой разговор кто-то слышал. И тут я вижу ее: Лору Гибсон, мать Мэйсона. Предположительно, у мальчика теперь травма, потому что он видел целующихся Эленор и мистера Локса в объятиях друг друга. Мне крупно не везет, но, по-моему, она нас не видит. Я пытаюсь поскорее спрятаться и случайно сбиваю свою кружку. Она падает на пол и разбивается на миллион осколков, кофе выплескивается на мои замшевые ботинки. Все в кофейне поворачиваются и впиваются в нас взглядами, Эленор вскакивает и спешит за салфетками. Тут подбегает Лора и встает прямо перед ней.
– Да как ты смеешь сюда приходить? Ты вообще знаешь, кто владеет этим местом?
Проснулась мама-медведица Лора, иначе объяснить этот гнев я не могу. Нельзя связываться с чужим ребенком.
Эленор отпрянула, раскрыв рот. Теперь я вспомнила, чья это кофейня. Еще одной мамы, которая судится с Эленор.
– А ты, Фэллон? – Она указывает на меня. – Я-то думала, тебе хватит достоинства не видеться с ней.
Я хватаю наши сумки, беру Эленор за руку и иду к двери. Я хочу высказать Лоре, что думаю, но прикусываю язык, чтобы не ухудшать и без того паршивую ситуацию.
На парковке Эленор надевает солнцезащитные очки и обнимает меня:
– Я не хотела ставить тебя в неловкое положение.
Это положение все равно лучше того, в которое ее поставил директор, но я не говорю этого вслух.
– Все нормально. Я тебе позвоню, – говорю я и сажусь в машину.
Я выезжаю, а в голове крутится наш разговор. Сердцу больно оттого, что Эленор исключили из компании из-за ее романа. Нас выгнали из кофейни, словно какой-то скот, и я так и не успела спросить, почему мамочки исключили и меня. Я задаюсь вопросом, знает ли она вообще что-нибудь об этом.
Я снова проверяю телефон. От Беатрис по-прежнему нет ответа.

Глава 4
Я помешиваю шоколад, стараясь не капнуть на свою горячо любимую книгу «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Я перечитываю ее в третий раз – судя по всему, мне не помешает освежить материал в памяти.
«Слушайте. Спрашивайте об их интересах. Делайте так, чтобы человек почувствовал себя значимым».
Я все размышляю, какое мероприятие организовать для подружек-мамочек. Нужно что-то уникальное и запоминающееся. Что-то, что мы не делали раньше. Мне вдруг приходит идея: элегантное чаепитие вроде тех, что устраивала моя бабушка. Прекрасный повод достать сервиз из тонкого фарфора. Я переборю свой страх и смогу что-нибудь организовать. Наверное.
Я заканчиваю с шоколадом и иду в подвал за сервизом. Включаю свет, в нос попадает облачко пыли, и я чихаю. Подвал – это сырая комната со всякими мерзкими ползающими существами, которых я стараюсь избегать. Надо быстро управиться.
Непомеченные пластиковые контейнеры неровными рядами выстроились у стен. Понятия не имею, в каком из них лежит сервиз, но надеюсь, смогу разобраться. Телефон вибрирует, я достаю его из кармана: это Эйвери звонит мне по «Фейстайму». Я отвечаю на входящий, и на весь экран высвечивается ее широкая улыбка. Со времен колледжа Эйвери совсем не изменилась: все такая же потрясающая, с выразительными карими глазами, как у олененка. Иногда мне кажется, что я смотрю прямо в ее душу, словно она – отражение моей. Мы очень похожи, в том числе и своей дерзостью. Правда, в Спрингшире мой острый язык затупился.
Эйвери хмурится.
– Ты где? Подружка, ты только не пугайся, но сзади тебя висит огромная паутина, – говорит она.
Я бросаюсь вперед и верещу, а Эйвери смеется.
– Смотрю на тебя и уже сама чешусь.
– Уф, ну спасибо, – говорю я.
– Я хотела обсудить мой предстоящий визит, но, похоже, ты там чем-то жутким занимаешься.
– Я у себя в подвале, ищу бабушкин фарфоровый сервиз.
– Особый случай?
– Решила устроить чаепитие.
Эйвери корчит рожицу.
– Что?
– «Чаепитие» звучит скучно и не похоже на тебя.
Соглашусь, на меня в колледже это не похоже. Когда мы занимались учебой поздними вечерами, к книжкам прилагался попкорн, Milk Duds[6 - Карамельные ириски в шоколаде.], Mountain Dew[7 - Сладкий газированный напиток.] и перерывы, в которые мы орали I’m Every Woman Уитни Хьюстон. Эйвери знает меня лучше остальных и частенько выступает в качестве моей памяти. Я не все помню с колледжа, все-таки с первого года обучения прошло больше двадцати лет.
– Устраиваешь вечеринку, чтобы продвинуть бизнес?
– Не совсем. – Я не рассказываю ей, что хочу спасти дружбу с мамочками. Не уверена, что она поймет. – Хотела попробовать организовать что-нибудь веселое.
– Веселое? – Она вскидывает бровь. – Твоя жизнь так изменилась. Видимо, это из-за семьи и жизни в пригороде.
– Вроде того, – говорю я. Не могу представить, чтобы Эйвери устроила чаепитие для своих друзей-одиночек.
– У тебя на лице написаны все твои переживания. Не забывай: если что-то пойдет не по плану, ничего страшного в этом нет.
Она права. У меня есть причины не устраивать вечеринки, но я хватаюсь за любую соломинку, пытаясь спасти нашу дружбу.
Я осматриваю Эйвери и говорю:
– Ты как-то по-новому уложила волосы? Мне нравится.
– Подруга, я только что проснулась.
Я смотрю на часы.
– Так уже полдень по твоему времени.
Эйвери, как обычно, выглядит сногсшибательно, даже только что встав с кровати. Высокие скулы, кожа сияет. Эйвери живет в Атланте, и мы, к сожалению, видимся в лучшем случае раз в год.
– Я позвонила на работу и взяла выходной «для себя».
Логично. У Эйвери ответственная работа в информационной безопасности – она держит хакеров на расстоянии.
– У тебя все хорошо?
– Да, ничего такого, что не исправит сон. Кстати, о волосах: первыми к тебе направляются мои средства для волос.
– Хорошо, буду знать.
Эйвери всегда по-особенному ухаживала за волосами. Даже в колледже она тратила все свои заработанные в пекарне деньги на салонные средства и говорила, что они сохраняют ее естественные кудряшки. Мне всегда они нравились: мои безжизненные колтуны грязного блонда, которые я обычно собирала в пучок, и рядом не стояли.
– Я так жду нашей встречи! – говорит Эйвери. – Привезу мамин рецепт джамбалайи прямиком из Нового Орлеана. Встряхнем твой мир.
Она этого не знает, но он уже вертится волчком.
– Звучит здорово.
– Кстати, как там Майя Джамбалайя?
Майя обожает тетушку Эйвери по многим причинам, и одна из них – ее приятный характер, не говоря уж о том, что та без ума от Майи.
– У нее все отлично. Ждет не дождется тебя! – с энтузиазмом говорю я.
– Принесу огромную упаковку мармеладных мишек для нее одной. Ладно, возвращайся к своим делам, я пойду отмокать в ванне с пеной. Осторожней, у тебя там паук.
Я сбрасываю звонок, беру сверху средних размеров контейнер и заглядываю внутрь. Там лежит выпускной альбом. Не хочу смотреть на свои старые фотографии. В голове всплывают брекеты и сальные волосы. То были не лучшие четыре года как по воспоминаниям, так и по моему внешнему виду. Я старательно подавляю почти все мысли о старших классах, особенно о девчонках-задирах. Я достаю спортивный бомбер и старые учебники, складываю их в стопку. Их уже давно пора выкинуть.
Становится ясно, что сервиз не в этом контейнере, но я все равно просматриваю содержимое. Мне интересно, что еще я найду. Любовные письма из прошлого? Это вряд ли. Был у меня однажды парень-ботан в десятом классе, но мы едва ли держались за руки, не говоря уж о пылких письмах друг другу.
Я провожу рукой по изорванной, потрепанной тетради. Наверное, это в ней я скрупулезно вела заметки по химии, на которую еле-еле наскребла достаточно баллов. Я открываю тетрадь. Нет, не по химии. Это дневник, и, судя по дате у первой записи, даже не со времен старшей школы. Как он сюда попал? Я читаю первую страницу.

15 мая, 2002
Когда я стану миссис, у меня будет четыре воспитанных, красивых ребенка (две девочки и два мальчика), которые во всем будут слушаться меня. Они будут добрыми, умными, с IQ как у гениев, и будут всем помогать. Мой дом всегда будет убран и чист. С пола можно будет есть. Все игрушки будут лежать на местах. Дом у нас будет очаровательный. Макс будет обожать меня и приносить цветы раз в неделю. Я буду в своей лучшей форме, потому что у меня будет время и энергия заниматься спортом и готовить полезную пищу.
Я буду планировать наше питание и походы за продуктами. Я буду брать выходные на работе, чтобы помогать в школе своих детей, но еще у меня будет время, чтобы два раза в неделю видеться с друзьями за кофе и бранчем.
Когда дети будут возвращаться из школы, я буду готовить им перекус. Потом они займутся чем-нибудь на свой выбор. Макс вернется с работы и будет играть с детьми, пока я готовлю ужин. Каждый вечер мы, как семья, будем вместе есть полезный ужин и делиться, за что мы благодарны этому дню. Все помогут мне убраться. К восьми вечера домашнее задание будет сделано, а свет – погашен. По выходным у нас будут долгие поездки и волшебные приключения.
Мы будем частью большого сообщества, в котором мы все друзья и поддерживаем друг друга. Наши дети будут играть вместе. Мамы будут полагаться друг на друга. У нас будет идеальная семья и идеальная жизнь.
Жизнь не будет скучной. Она будет необычной. Запомните мои слова.

Я потираю лоб. Бедная малышка Фэллон. Она и понятия не имела. Не знаю, смеяться мне или плакать. Почти ничего из этой записи не сбылось к нынешнему моменту, двадцать лет спустя. Уже столько времени прошло? Подсознательно я по-прежнему верила, что все будет именно так, как я написала столько лет назад. Я вздыхаю, захлопываю тетрадь и кладу ее на образовавшуюся стопку.
Так, сервиз должен быть в следующем контейнере. Заглядываю внутрь и понимаю: я нашла золотую жилу. Снимаю пузырчатую пленку и обнаруживаю хрупкую белую чашку с серебристой каемочкой. Одну сторону украшает цветок с голубыми лепестками. Просто, но элегантно. Всегда любила этот сервиз. Все получится. Я спасу нашу дружбу. Я закрываю глаза, вспоминаю бабушку и почти чувствую цитрусовый запах, исходящий от нее. Новый ингредиент моего шоколада – лимонная цедра.
Макс поможет мне отнести тяжелый контейнер с сервизом наверх, когда вернется с работы. Я смотрю на горку ненужной ерунды из старшей школы и решаю, что разберусь с этим как-нибудь в следующий раз. Запихиваю все обратно в контейнер, и из моего дневника выпадает бумажка.
Я замираю, когда понимаю, что это.
То письмо.
Медленно наклоняюсь и подбираю его. Я случайно нашла его вскоре после своего восемнадцатого дня рождения, накануне отъезда в колледж. Я давно хотела его выкинуть, но никак не могла заставить себя это сделать. Это письмо знаменует один из самых шокирующих дней моей жизни. Тогда я начала сомневаться во всем, во что когда-либо верила. Смогу ли я сейчас с этим разобраться?
Нет, не смогу. Я столько лет никому об этом не рассказывала, потому что хотела оставить это в далеком прошлом.
Я отношу письмо наверх, к своему шкафу в спальне, беру с полки коробку, где храню фото и открытки от Макса и Майи. Я мешкаю, раздумывая, стоит ли класть его к своим прекрасным воспоминаниям. Потом решаю, что здесь ему и место. Может, однажды оно принесет мне что-то помимо ужаса.

Глава 5
Я зажимаю кожу на лбу между пальцами, надеясь, что пульсирующая боль уйдет. Смотрю на часы и понимаю, что пишу приглашения на чаепитие уже шесть часов. Час ночи, меня зовет подушка. Я просматриваю приглашения, чтобы убедиться, что выведенные буквы не смазались, а шантильское кружево лазерной резки цвета слоновой кости идеально подвязано ленточкой – тоже цвета слоновой кости. Знаток бумаги в канцелярском магазине с удовольствием помогла мне выбрать самую элегантную декоративную бумагу. Ее речь звучала как-то так: «У меня есть бумага, да-да. Бумага прямо для тебя!» Я живо представила ее на верхушке пирамиды чирлидерш. Но нужно отдать ей должное – приглашения получились просто потрясающие. Теперь надеюсь, что справлюсь с самим чаепитием. Может, нанять эту девушку, чтобы она была в моей группе поддержки?
Я просматриваю список дел для чаепития: в нем семь страниц и пять категорий. Мне нужно заказать набор вышитых салфеток, кольца для салфеток, скатерти и красивое столовое серебро. Еще час я трачу на то, чтобы заказать это все в интернете. Доплачиваю, чтобы мне привезли все на следующий день. К счастью, у меня полно бессрочных неиспользованных купонов Bed Bath&Beyond.
Я читаю список закусок. Мой взгляд стекленеет. У меня слишком много дел. Что это на меня нашло? Вот почему я ничего не организую. Я так стараюсь, что теперь «Мамочки в спа» (это мое новое название группы) просто обязаны сменить гнев на милость. Может, даже Эленор останется в выигрыше. Она должна прийти, чтобы я помогла ей наладить отношения между ней и остальными. Мы все снова будем друзьями.
Я забираюсь в кровать, под пуховое одеяло.
Макс ворочается и просыпается.
– Чего не спишь так поздно? – говорит он, садится и трет глаза.
– Извини, не хотела тебя будить. Я делала приглашения для чаепития.
– Какого чаепития? – сонно спрашивает он.
Я еще не рассказала ему, потому что не хотела снова слушать лекцию «Социальные сети – это упадок общества». Но раз уж он спрашивает, придется признаться.
Поздняя ночь на дворе, но какая теперь разница? Я ложусь спать на четыре часа позже обычного, так что могу задержаться еще на пару минут. Я рассказываю Максу о том, как меня бросили, и что теперь я хочу устроить для своих друзей что-нибудь приятное, чтобы оставить размолвку позади.
Макс пододвигается ближе и притягивает меня к себе. Он еще в полусне, может, лекции и не будет. Я вдыхаю его свежий, чистый, мускусный запах с нотками амбры и ванили – запах дома и уюта. В груди разливается тепло.
– Как человек ты куда лучше меня, потому что ты так об этом печешься, – говорит он. – Не понимаю, ради чего тут стараться. Я же знаю, как сильно ты ненавидишь устраивать вечеринки.
Макс никогда не поймет. Есть у него пара знакомых, с которыми он играет в гольф и пьет пиво, и видится он с ними раза два в год. Они разговаривают о спорте и о прочей ерунде, ничего серьезного. Когда он возвращается домой, я всегда спрашиваю, как поживают их семьи. Он пожимает плечами и отвечает: «Не знаю». Серьезно? Ты провел с ними одиннадцать часов и даже не подумал спросить, как у них дела?
Наша дружба совсем другая. Эти женщины – мои первые подружки-мамочки. Мы через многое вместе прошли. Я не могу так просто сдаться. Конечно, у меня есть Макс, но мне нужна связь с подругами. Без них мой рассудок не выдержит – стены спальни придется обшить чем-то мягким.
Макс целует меня в лоб, переворачивается на другой бок и засыпает, а я пялюсь в полоток и задаюсь вопросом, прав ли он. Могу ли я спасти свою дружбу с Беатрис? Или все мои планы пойдут насмарку?
* * *
– Почему мы остановились? – спрашивает Майя.
– Хороший вопрос, – говорю я и осматриваюсь. На дороге выстроились сигнальные конусы и знаки. Серьезно? Вечно они выбирают самое неподходящее время для строительства. Так, когда же нам отремонтировать эту дорогу? Точно! В будний день, в девять утра, когда двести мам везут детей в школу по этой дороге. Это еще один хитрый замысел против мам. Видимо, они в сговоре с велосипедистами.
В другую сторону никто не едет. Я разворачиваюсь и выезжаю на первую же улицу. Понятия не имею, куда она ведет, но я отказываюсь ждать в длиннющей пробке. Дорога перекрыта. Уф. А если сюда? Уф. И здесь перекрыто.
– Куда мы едем?
– Не переживай, мы найдем какой-нибудь путь, – говорю я сквозь стиснутые зубы.
Дорога, сделав круг, возвращает нас к ремонтным работам. Я потратила на это три минуты. Я потягиваю кофе, переживая, что иначе слечу с катушек.
Я волнуюсь: я собираюсь отдать приглашения «Мамочкам в спа».
А вдруг они откажутся? Приглашения лежат аккуратной стопкой на пассажирском сиденье. То, что предназначено Беатрис, наверху. Когда она его увидит, все вернется на круги своя. И потом, теперь я готова к «Слушайте. Спрашивайте об их интересах. Делайте так, чтобы человек почувствовал себя значимым…».
– Мам?
– Что такое, солнышко?
– Можно я возьму твой телефон?
Я протягиваю его дочке. У нее будут болеть глазки от экрана? Надеюсь, что нет. Я не выделила себе время поискать эту информацию в интернете. И тишина мне сейчас не помешает.
– Мамуль?
Мне очень нравится ее прелестный голос.
– Да, Майя?
– Можешь сделать погромче? Обожаю эту песню.
Мне она тоже нравится, поэтому вскоре мы вместе подпеваем припеву Watermelon sugar high. Майя еще не скоро узнает истинное значение этой песни, так что пока она просто об арбузах и сахаре. Ох, сладкая невинность детства… А потом мир со всей дури дает тебе подзатыльник, которого ты совсем не ожидал, и ты меняешься навсегда. Я заставляю себя выбросить эту мысль из головы.
Я смотрю в зеркало заднего вида, встречаюсь взглядом с Майей, и мы улыбаемся друг другу. Мы продолжаем петь, и в воздухе повисло новое чувство: чувство, что все будет хорошо. Я сворачиваю на дорогу, чтобы объехать стройку, и через наше громкое пение слышу звук входящих сообщений.
– Майя, мамочке на секунду нужен телефон.
Останавливаюсь в пробке и вижу сообщение от Беатрис. Ого! Я распахиваю глаза шире, мой пульс учащается. Она ответила. Наконец-то! Меня накрывает волной облегчения. Я улыбаюсь и нажимаю на сообщение.

Беатрис:Повторюшка.

Повторюшка? В смысле? Я ломаю голову. Не понимаю. Она называет меня повторюшкой?
Ну, я хотела повторить участь остальных и оказаться вместе с подругами в спа, да.
Не успеваю я ответить, как телефон звонит. Это Беатрис. Я, не веря глазам, смотрю на экран. Она звонит мне спустя столько времени. Может, хочет извиниться, что не позвала меня и не ответила раньше? Я включаю телефон в машине.
– Привет, Беатрис. Ты на громкой связи, – предупреждаю я, чтобы избежать мата по поводу стройки, потому что я сама бы и не сдержалась, но Майя слишком маленькая, чтобы слушать, как мы ругаемся.
– О, привет, Фэллон. Извини, это, наверное, Сесилия случайно тебя набрала.
Уф. Серьезно? Получается, Беатрис и не собиралась мне звонить. Сердце гулко стучит в груди.
– Привет, Сесилия, – кричит Майя с заднего сиденья. Сесилия здоровается в ответ.
– Поняла. Получила твое сообщение, – говорю я, стараясь придать голосу беспечности.
– Ой, еще раз извини. Сесилия спрашивала Сири, находимся ли мы на улице Уоллаби[8 - Wallaby похоже на слово wannabe (англ. «повторюшка»).]. Наверное, она нажала на твое имя.
Я хмурюсь. Беатрис не собиралась мириться со мной. И почему я такая дура?
Пробка двигается с места.
– Улица Дюран пришла в движение, можете по ней проехать. Тут быстрее всего, – выплевываю я и крепко вцепляюсь в руль, чтобы выпустить кипящую внутри ярость. Поверить не могу, что она ведет себя так, словно все нормально, хотя сама игнорирует мои звонки, сообщения и не приглашает пойти с ними в спа.
– Ладно, увидимся в школе, – невозмутимо говорит Беатрис и сбрасывает.
– «Ладно, увидимся в школе», – передразниваю я ее и качаю головой.
– Мамочка, что это ты делаешь?
Я бросаю на нее взгляд в зеркало заднего вида.
– Ничего, – говорю я и снова сосредотачиваюсь на дороге. Теперь я замечаю дорожный знак. Это Уоллаби. Мы на улице Уоллаби.
О нет. Я же сказала Беатрис поехать по Дюран, да? Я разволновалась и сказала не ту улицу. Я нажимаю на ее имя, чтобы перезвонить, и меня сразу перенаправляет на автоответчик. Я пытаюсь снова. Происходит то же самое.
Теперь уже ничего не исправить. Я отдаю телефон Майе.
– Дерьмо!
– Что-что, мам?
– Поезд.
Добираться до школы – все равно что решать текстовую задачу по математике. Если поезд А выезжает со станции со скоростью тридцать миль в час[9 - 48 км/ч.], а поезд Б выезжает со станции со скоростью двадцать миль в час[10 - 32 км/ч.], как быстро нужно ехать, чтобы обогнать оба поезда и привезти ребенка в школу вовремя? Нужно нестись сломя голову. Так я и получила свой первый штраф за превышение скорости. Текстовые задачи – явно не мое.
Мы доезжаем до школы за десять минут. Майя пробирается на переднее сиденье и выходит со стороны водителя. Я к этому уже привыкла. Пришлось, потому что в первый раз, когда она так сделала, я случайно захлопнула дверь прямо перед ее носом. Веселый был день.
Рядом со мной появляется Вивиан со своими тремя детьми.
– Приветик!
– О, хорошо, ты тоже опоздала.
– Мы опоздали, но со вкусом.
Со вкусом? Да, Вивиан, ты, может, и опоздала со вкусом в своем коротком платье, которое подчеркивает фарфоровую кожу, блестящие, прямые черные волосы и голые изящные руки. Я уж не говорю о сверкающих сандалиях, в которых видно твой красивый педикюр, который тебе, наверное, сделали в спа.
И как вообще возможно так выглядеть с тремя детьми? Я опускаю взгляд на свою футболку и вижу брызги от кофе, который я расплескала на себя в спешке. Волосы, как обычно, собраны в неряшливый пучок. И только сейчас я понимаю, что забыла почистить зубы и воспользоваться дезодорантом. Со вкусом? Нет, мне кажется, вкус здесь ни при чем. Я вспоминаю, как обещала следить за собой. Похоже, у меня не получается.
– Хаотичное утро? – спрашивает она, подняв идеальную бровь.
– Бинго, – отвечаю я.
За все эти годы мы научились разговаривать короткими предложениями. Мы говорим все, что думаем, как можно быстрее и проще. Мы стали подругами – или, точнее, были подругами, – потому что делили кое-что общее. Мы обе матери маленьких детей.
– Майя, где твой рюкзак? – спрашиваю я. Майя стискивает зубы и смотрит на меня.
– Извини, мамочка, он в машине.
Я понимаю, что забыла там и приглашения на чаепитие.
– Я отведу ее к дверям, – с понимающим видом говорит Вивиан. Вивиан с тремя детьми помогает мне с одним. И почему-то мне все кажется логичным. – Одним больше, одним меньше… – Она пожимает плечами, совершенно спокойно относясь к происходящему.
– Майя, слушайся тетю Вивиан.
Я бегу за рюкзаком Майи, а Беатрис тем временем влетает на парковочное место как сумасшедшая. Она бьет по тормозам в сантиметре от бордюра, рядом со мной, и опускает стекло. Ее волосы странно торчат, будто она проснулась пять минут назад. Отлично. Хоть что-то у нас сегодня есть общего, и я могу вычеркнуть пункт «мой внешний вид» как причину, почему Беатрис меня игнорирует.
«Спроси ее о чем-то, что ей интересно», – напоминаю я себе. Я улыбаюсь, готовясь спросить ее, когда она откроет свой бассейн на лето, как она начинает кричать. В смысле – орать как банши. Никогда не слышала таких первобытных, животных звуков. На кого это она орет? В голове пролетают идеи, что можно схватить и запихнуть ей в рот.
На нас пялятся учителя и мамы. Я никак не могу понять, что она говорит, пока не слышу четкое:
– Фэллон, что с тобой не так последнее время?! – Думаю, ее слышно даже в Боснии и Герцеговине.
К щекам подкрадывается волна жара.
– Что, прости? – взвизгиваю я в ответ. – Со… со мной? – запинаюсь я. Мои уши горят, сердце колотится.
Беатрис шипит в ответ:
– Да, с тобой. Ты специально отправила меня по другой дороге! – Пока она распинается, ее дети выпрыгивают из минивэна и со всех ног бегут в школу. Сесилия несется так, словно от этого зависит ее жизнь.
Дерьмо. Я прочищаю горло и как можно жизнерадостнее говорю:
– Это была случайность, но вот, ты же приехала!
Я не хочу, чтобы ситуация накалялась. Она уже тянет на десять баллов по шкале Рихтера.
– Иногда ты бываешь последней стервой!
Я потираю заднюю часть шеи. Голова кружится. У меня нет слов. Я никак не ожидала таких слов от Беатрис, да и вообще от кого угодно в Спрингшире. Даже у бешеных обезьян манеры будут получше.
Я не хочу разыгрывать сцену еще драматичнее, поэтому убегаю к своему автомобилю. Колеса машины Беатрис визжат, она вылетает с парковки. Моя кровь кипит. И это я тут стерва? Это не я ее не пригласила.
Я возвращаю Майе рюкзак, растекаюсь по водительскому сиденью и делаю глубокие вдохи. Не могу поверить в то, что сейчас произошло. Делаю еще три глубоких вдоха. Подумываю позвонить Эйвери, но она просто спросит, почему я не сказала Беатрис, что она – стерва похлеще моего. Действительно, почему? Во-первых, я поразилась тому, что она говорит. Во-вторых, я не мыслила здраво. В-третьих, та часть меня, которая сразу могла дать отпор, осталась в том дне, когда мы переехали в Спрингшир.
Когда все пошло наперекосяк? Дело ведь не просто в паре пропущенных футбольных матчей. Реакция Беатрис граничила с истерией. Мне нужно добраться до сути происходящего. Написать ей? Нет. Пусть лучше сначала остынет. Тут я понимаю, что мне тоже нужно остыть, только буквально. С подмышек льется пот, я поджариваюсь, словно маршмеллоу на огне.
Приглашения на чаепитие по-прежнему лежат на пассажирском сиденье. После этого ненормального скандала с Беатрис я уже не уверена, что хочу что-то организовывать. Я беру приглашение Беатрис и смотрю на него. Потом обмахиваю им пылающее лицо. Хоть на что-то сгодится.

Глава 6
Дома я заползаю под пледик с коробкой шоколадных конфет. Вспоминаю цитату из «Форреста Гампа»: «Жизнь как коробка шоколадных конфет: никогда не знаешь, какая начинка тебе попадется». Вот уж действительно.
Слезы катятся по щекам, пока ванильный сливочный крем тает во рту. Вот тебе и чаепитие. Не помню, когда я в последний раз чувствовала себя такой брошенной. Наверное, в старшей школе, когда меня не позвали на самую крупную вечеринку года. Я плакала неделями; семнадцатилетняя я была убита горем и совершенно подавлена. Не уверена, собрала ли я себя обратно по кусочкам после того случая. Теперь я, по сути, в той же ситуации, только сейчас я старше и мудрее. Правда, порой мне до сих пор кажется, что я по-прежнему в старшей школе.
Это произошло, когда мне было семнадцать. Я не хотела, чтобы мой спутник на выпускном балу видел, как я запихиваю в себя хот-дог, и поэтому шмыгнула в коридор. Вот-вот должны были объявить короля и королеву бала, и мне нужно было быстро вернуться, хотя я ни на что не претендовала.
Я услышала, как ко мне направляется Уитни. Я не ожидала, что она остановится и будет разглядывать свое отражение в стеклянной витрине для трофеев, поэтому без задней мысли повернулась, чтобы сказать ей что-нибудь, и врезалась в нее с хот-догом в руке. Горчица размазалась по ее темно-синему платью, по ткани побежали желтые ручейки, и тут голос директора в динамиках объявил: «Королева бала – Уитни Росс». Я взяла салфетку, попыталась оттереть горчицу и размазала ее большим пятном, похожим на солнце. Платье для выпускного превратилось в наряд для детского сада. Уитни не была жизнерадостным солнышком. Она обратилась свирепой бурей, осыпала меня проклятиями и заставила прямо там поменяться платьями. Иронично, но в ее платье я выглядела как пухлая сосиска для хот-дога длиной в фут[11 - 30 см.], которую запихнули в булочку обычного размера. Уитни возненавидела мое розовое платье из тафты, которое висело на ее худеньком теле мешком.
И вот так я умудрилась вылететь из популярной компании всего за десять секунд и не попала на вечеринку в честь окончания школы, которую организовал Джейсон Мартин, самый богатый ребенок города. Уитни пустила отвратительные сплетни обо мне и хот-догах, повторять которые я не буду. С тех пор я хот-доги не ем.
Но что случилось с моей дружбой с Беатрис? Не могу припомнить трагичный случай, который по масштабам хоть приблизился бы к Ужасной Катастрофе Хот-Дога.
В день, когда я встретила Беатрис, я вышла погулять по району рано утром с Майей в коляске, наслаждаясь теплым летним днем. Я описывала дочери деревья и птиц, говорила про рисунки мелом, баскетбольные кольца на проезжей части и велосипеды, которые оставляют на газонах на ночь. Я сказала ей, что однажды ей будут нравиться все эти занятия.
Я даже не заметила кучку дерьма посреди тротуара. Сначала я проехалась по нему, а потом и сама вляпалась в новой обуви. Все мои знакомые в курсе, что мою обувь трогать нельзя. У меня где-то сотня пар, и это – мое самое желанное имущество. Я проскрипела пару ласковых, напугав Майю, и она заплакала.
Женщина в розовом халате и с разноцветными бигуди в волосах крикнула с крыльца: «О нет, я собиралась это убрать!»
Я, похоже, посмотрела на нее обвиняюще, потому что она подняла руки, показывая, что это не она оставила огромную кучу посреди тротуара.
– Это была не моя собака, – в ужасе сказала она.
Я-то думала, мы живем в приятном районе, где люди убирают за своими питомцами. Я ошибалась. Здесь проживает как минимум один невнимательный идиот. В правилах объединения жирным шрифтом прописано: «Убирайте за своей собакой».
Женщина подбежала ко мне в тапочках.
– Давайте я вам помогу, у меня есть шланг неподалеку.
Я прошла за ней, и она отмыла колеса коляски и мою обувь, заодно задев легинсы и верх. Я выглядела так, словно участвовала в конкурсе мокрых футболок.
– Я Беатрис. – Она протянула мне руку.
С тех пор мы с Беатрис прогуливались по району вместе, с нашими девочками в колясках, и всегда осматривались в поисках собачьих какашек.
Потом, когда девочки подросли, мы постоянно выбирались играть в парк, чтобы выходить из дома и оставаться в здравом уме. Беатрис родила Бенджамина, и у нее стало еще меньше времени. Началась школа. Иногда, когда Беатрис могла оставить Бенджамина с нянькой, а девочки были заняты на весь день, мы обедали вместе.
Вскоре после знакомства с Беатрис мы познакомились и с остальными мамами на детской площадке. Я, Беатрис, Лайла, Вивиан и Эленор сблизились. Наши дети были одного возраста, ходили в один и тот же класс. Но нас связали не только наши дети: наши мужья вместе играли в гольф. И всем все подходит. Это та самая идеальная группа друзей, о которой я мечтала. Мы так сблизились за последние несколько лет. Мы ходили на бранчи, устраивали девичники, собирались семьями, а по выходным даже выбирались кататься на лыжах или в аквапарк.
Мы через многое вместе прошли. Когда я получила сотрясение мозга, упав с кровати и ударившись головой о тумбочку, – до сих пор не понимаю, как это произошло, – во время восстановления мне можно было пялиться в стену и больше ничего. Тогда Беатрис принесла огромную стопку дешевых журналов и читала их мне, и я впервые в жизни узнала все голливудские сплетни. Поэтому я и не падала духом. Я уверена, что благодаря этому восстановилась в два раза быстрее нужного.
А я как-то раз прыгнула в бассейн Беатрис прямо в одежде, чтобы спасти ее годовалого сыночка, пока сама Беатрис трепалась с чистильщиком бассейна.
Последний раз я виделась со всеми подругами в начале марта, мы ходили играть в парк. Я что-то не то сказала и задела их? Я говорила про свой шоколад и кое-какие новые рецепты. Ничего необычного. Лайла рассказала, что учителя думают просить у объединения еще денег, а если школьный совет к ним не прислушается, проблем не избежать. Ко мне это никакого отношения не имело. Помню, как Сесилия и Майя ругались из-за последних качелей. Не знаю, кто это начал, но мы с Беатрис разняли их и объявили тайм-аут. К концу дня они снова спокойно играли вместе.
Было одно замечание от Беатрис, которое меня поразило. Тогда-то оно показалось мне смешным, но, может, за этими словами крылось что-то еще?
– Терпеть не могу то, что мусорщики вечно оставляют мой бак открытым в дождь. Когда я выбрасываю мусор, вода повсюду расплескивается и попадает мне на обувь, – сказала я.
Беатрис ответила:
– Ох, Фэллон, мне бы твои проблемы. – Она раньше никогда меня так не осуждала. – И потом, это всего лишь обувь. У тебя их сотня пар.
А там уже между Майей и Сесилией разгорелся спор, и я ничего не ответила.
В приступе сентиментальности я принялась искать цитаты о дружбе, словно это мне поможет.
«Хорошие друзья – они как звезды. Порой ты их не видишь, но все равно знаешь, что они там».
Я скучаю по Беатрис. Раньше она писала мне каждый день, принося забавные истории о том, какие глупые вещи порой вытворяют люди. Обычно они доходят до абсурда, и на их фоне я чувствую себя не таким уж и плохим родителем. Однажды Беатрис написала мне: «Слышала о парне, который привязал надувной бассейн к капоту машины и повез в нем своих детей?» К счастью, дети не пострадали.
Зачастую лишь она привносит в мои серые будни капельку юмора. А теперь я не могу вспомнить, когда она в последний раз писала мне что-то смешное. Я не видела ее четыре недели, и она спланировала поход в спа без меня. Я читаю следующую цитату.
«Люди приходят в твою жизнь по определенной причине. Кто-то остается лишь на время, а кто-то – на всю жизнь».
Меня поражает глубина этих слов, и я читаю весь длинный отрывок. Не знаю, кто автор, но он явно умен и проницателен. Я задумываюсь над значением прочитанного, размышляю, к какой категории относятся мои подруги. Мы же будем дружить всю жизнь, да?
Я читаю остальные цитаты.
«Психологи говорят, что если дружба длится больше семи лет, то она будет длиться всю жизнь».
«Если дружба длится больше семи лет, вы уже не просто друзья, вы – семья».
Семь лет. Сейчас идет решающий седьмой год. Я делаю глубокий вдох.
Мне не хватает нашей связи, и я открываю сообщения и нахожу диалог с ними, который не смогла удалить.

Беатрис:Если когда-нибудь подумаете, что день у вас был дерьмовый, то вот… Я поставила обжигающе горячий кофейник в кладовку.
Лайла:У меня такое было. Если ты ищешь телефон, пока разговариваешь по нему, то понимаешь: все плохо. Это я вчера.
Вивиан:У меня есть история похлеще вашего. Я случайно отправила электронное письмо, которое предназначалось Эндрю, физруку Грейс, и подписала его «секси».
Лайла:Лол, он ответил? В каком-то мальчишеском смысле он и правда секси.
Вивиан:Фуу, ага, если тебе нравятся лица как у ящериц. Я тут же отправила письмо с извинениями.
Эленор:Я только что выплюнула кофе, теперь отмывать коричневые пятна с белой стены.
Я: ??? Я как-то сказала телефонному рекламщику «люблю тебя» и положила трубку.
Эленор:Теперь мне нужно отмыть две стены.
Беатрис:И что, он предложил тебе выгодное страхование автомобиля?
Лайла:У меня тоже такое было, только с нашим бухгалтером. Вообще он нашел лазейку в налогах, и нам вернули больше денег. Получается, я не так уж и сильно промахнулась. ?
Я: ???

Не могу удержаться и снова смеюсь. Я хочу еще такое общение. Оно мне необходимо. Я слезаю с дивана, собираясь заварить успокаивающий чай, и тут мой взгляд падает на старую добрую «Банку Счастья» на книжной полке рядом с книгами по самопомощи. Я открываю ее, только когда мне совсем грустно. Беру банку и сдуваю пыль с крышки. Это мой самый ценный подарок от Мел с вечеринки, которую она устроила в честь Дня мертвых. Мы все пришли, потому что нам пообещали тайну и развлечения. Я умирала (это намеренный каламбур) от любопытства. Такие вечеринки в Спрингшире не устраивают. Празднование дня рождения, книжные клубы, барбекю на заднем дворе – такое есть, а День мертвых – это что-то необычное. Понимаете, идентичные дома с гаражами на три машины, в среднем два с половиной ребенка на семью, белые заборчики и дверные звонки с камерой, чтобы проверять местонахождение койотов, – все это уже не вызывает интерес.
Поэтому я воспользовалась шансом попробовать что-то новое. Мы оделись в черное и разрисовали лица белым, черным и красным цветами. Мел сделала потрясающий алтарь с фотографиями своих предков со свечами, бархатцами, черепами, крестом из соли и перфорированной цветной бумагой. Я до сих пор могу представить его во всех прекрасных деталях.
Много стаканов мескаля спустя Мел вручила нам эти банки, клочки бумаги и красные ручки. Задача была такова: написать всем присутствующим, что бы ты выложил в их соцсетях, если бы они умерли. Потом эту бумажку нужно положить в их банку. Можно было подписать свое имя или остаться анонимным. Прежде чем начать писать, я скрестила пальцы, надеясь, что это отпугнет смерть. Хотела ли я вообще читать, что напишут мои подруги?
В итоге лишь Мел подписала свое имя, поэтому ее послание нам сказали открыть последним. Она написала его на желтой бумаге, и узнать его было легко. Мы забрали банки домой, и я прочитала записки, принимая теплую ванну. Я рыдала. Может, тут сыграл свою роль алкоголь – как в их сентиментальности, так и в моей реакции.
Я открываю банку, запускаю туда руку и достаю измятый кусок бумаги. На складке виднеется отпечаток моего пальца, перемазанного шоколадом, – это я открывала записку в прошлый раз, когда мне было грустно после ссоры с Максом. Я читаю послание.

Фэллон не заслуживала умереть оттого, что ей в глаз упало голубиное дерьмо и пустило заразу по всему телу. Если бы она увидела, что на обувь ей тоже попало, она бы перевернулась в своей могиле. Ладно, это я бы не стала писать в соцсетях, но подумала, что ты оценишь.
Фэллон Монро – это человек с прекрасной душой, который ушел слишком рано. Люди вроде Фэллон редко приходят в твою жизнь. Она словно маяк в шторм – всегда поможет тебе проложить свой путь. Она была таким человеком, который даже не подумал бы о своей драгоценной новой обуви и кинулся бы в воду, чтобы спасти твоего ребенка. Она была готова на все, лишь бы спасти любимых. Я многим ей обязана, а теперь ее больше нет. Я никогда не смогу отплатить ей за все те моменты, когда она прибегала срочно посидеть с моим ребенком или забрать его из школы. Счастливого пути.

Эта записка Беатрис – подтверждение тому, что она любила меня. Вот почему меня сбила с толку вся эта ситуация с «Мамочками в спа». Мне хочется сфотографировать текст и отправить его Беатрис.
Я достаю записку на желтой бумаге.

Так, чика, я не собираюсь писать тебе что-то сентиментальное. Я поражаюсь тому, что вы все восприняли мои слова всерьез. Кто вообще хочет думать о своей смерти или о смерти друзей? Ну, в любом случае теперь у тебя есть милые записки, в которых говорится, что ты чудесна. Всегда пожалуйста. Наслаждайся своей Банкой Счастья. Но не забывай, что ты живешь в Дерьмошире, так что будь осторожна.

Мел, дамы и господа. Вечно нас удивляет. Она всем написала один и тот же текст? Я так ее об этом и не спросила.
Я ставлю банку обратно на полку и иду на кухню делать чай. Вот, собственно, и чаепитие. В одиночестве. Я опускаю чайный пакетик в кружку и пугаюсь звонка в дверь. Ставлю кружку на стол и иду открывать. На моем крыльце покоится большая коробка из Bed Bath&Beyond. Здорово. Теперь у меня есть все необходимое для жалкого чаепития на одного. Я беру тяжелую коробку и ставлю ее на обеденный стол. Щеки и шея горят, словно я пробежала олимпийский марафон и упала лицом в факел.
Это не нормально. Я слишком молода для менопаузы, так ведь? Я замираю. Я слишком стара для беременности, так ведь?
Я беру телефон с дивана и открываю календарь.
У меня задержка в два месяца.

Глава 7
Я роюсь в шкафчиках в ванной. Один точно должен где-то лежать, хотя я уже давно их не искала. По ощущениям, я перерыла сотню полупустых средств для волос и макияжа – надо бы выкинуть все, что я не использую, – и наконец нашла розовую коробочку. Я ищу срок годности, но не нахожу его, значит, все нормально. Делаю глубокий вдох. Через несколько минут я узнаю, беременна ли я.
Я жду результата и вспоминаю, сколько грусти связано с этими тестами. Сколько я плакала и бесилась, когда они показывали отрицательные результаты несколько месяцев подряд. Тогда я обратилась к Ben&Jerry. Они снова и снова поднимали мне настроение мороженым с двумя вкусами. Я играла в прятки с Майей, пряталась в одном из шести шкафов и объедалась им. К тому времени, как она меня находила, я оставляла ей полную ложку мороженого. Эту часть пряток она любила больше всего.
После шести отрицательных результатов я набрала десять фунтов[12 - 4,5 кг.] от терапии с Ben&Jerry – это как набранный из-за ребенка вес, только без ребенка. Спустя год попыток мы наконец пошли к специалисту. С моими яйцеклетками все было нормально. Дело было в низком уровне сперматозоидов у Макса.
Учитывая его образование, Макс понял все медицинские термины, которые я уже позабыла, и свое заболевание получше моего. Тогда мы узнали, что для нас практически невозможно завести еще детей. Никакое лечение не поможет. Лучшим вариантом было бы опекунство, но мне это не подходит.
Это открытие повергло меня в пучину отчаяния, которую я скрыла и от Макса, и от всех своих знакомых. Мой образ мышления только добавлял стресса к браку и сложному времени, когда Майе было два и три годика.
Я погружаюсь в мысли о прошлом и вспоминаю, как в два года Майя нашла перманентный маркер и разрисовала свое лицо и стены. Я отошла в туалет буквально на две минуты и не могла поверить тому, сколько вреда она успела причинить за это время. Я неделю оттирала маркер с ее лица, а стену пришлось перекрасить.
Когда Майе было три, я открыла в ее комнате упаковку подгузников-трусиков ножницами и забыла их там. Я думала, она спит, но она почему-то решила отрезать свои волосы под стать кукле. На голове остались проплешины, словно лишай. Я два дня плакала и видела ночные кошмары о том, что ее волосы никогда не отрастут.
Я кое-как пережила ее истерики, и мы долгие годы восстанавливались от неплодородности Макса. И вот я снова в подвешенном состоянии. Мне не нравится это чувство. А если результат положительный? Я уже смирилась с тем, что одного ребенка достаточно. Убедила себя, что у меня больше не получится. Я очень хочу еще одного, но, если говорить со всей честностью, я наконец вернулась к душевному равновесию – ну или хотя бы куда лучше со всем справляюсь, – и еще один ребенок, когда мне сорок, может подтолкнуть меня к нервному срыву.
С другой стороны, снова топот маленьких ножек, хихиканье и гуканье, считать пальчики на руках и ногах, обнимашки – все это может улучшить мое настроение. Я могу перетерпеть усталость. Я уже так делала, и я выжила. Как говорится, все, что нас не убивает, делает нас сильнее. У Майи может появиться напарник для игр. Она будет хорошей старшей сестрой и будет мне помогать.
Я вытерла потные ладони о спортивные штаны, сделала глубокий вдох и уже собиралась посмотреть результат, как на телефон пришло сообщение от Мел.

Мел:Привет, чика, como estas?
Я:Хорошо. Ты как?
Мел:Тоже хорошо. Как в Дерьмошире?
Я:Без тебя уже не то. Я собиралась устроить чаепитие для нашей компании.

Мел влетела в Спрингшир могучим ветром, к которому никто не был готов, и покинула его так же. Она немного по-другому видела жизнь – к этому ее привело пережитое. Она переехала полгода назад, чтобы устроиться на работу в Нью-Йорке.
Мы встретились, обсуждая идиотские правила нашего района. Объединение провело встречу, на которой объявило, что трава не должна быть выше четырех дюймов[13 - 10 см.] и они будут проводить замеры. Мел шепнула мне, что есть у нее кое-что, что они могут замерить, и показала средний палец. Мы быстро стали друзьями.
Мел переехала вскоре после того, как к ней обратилась полиция объединения с фотографией ее умирающих кустов. Ей сказали либо убрать их, либо заплатить баснословную сумму. Она не стала выкапывать кусты или платить. Новые владельцы дома понятия не имели, как глубоко уходили корни. Мел сказала: «Теперь это не моя проблема». Я с ней согласилась.

Мел:Что? Чаепитие? Да ну, скукотень. Забей на своих ненастоящих друзей, приезжай ко мне в Нью-Йорк.

Было бы здорово, но я не знаю, могу ли оставить Майю одну, да и бизнес требует внимания. Я говорю ей, что подумаю.
* * *
Я сажусь на кровать рядом с Максом. Он читает медицинский журнал; наверное, там все, что может быть интересно гинекологам: ЗППП, взятие мазков и всякие холодные металлические штуки, которые они засовывают в вагину женщине.
– Я сегодня сделала тест на беременность. – Я прижимаю к животу подушку.
Макс откладывает журнал на тумбочку и поднимает брови.
– Что?
– У меня два месяца не было месячных.
– Да? – Его темно-карие глаза расширяются.
– Отрицательный, – шепчу я.
Макс притягивает меня к себе, и я вдыхаю запах черной смородины, его одеколон.
– Мне так жаль. Как ты?
– Нормально. Нам же говорили, что ничего не получится. – Я кладу голову ему на грудь, слушаю, как бьется его сердце. Он гладит меня по волосам, и несколько минут мы лежим в тишине. Какая-то часть меня по-прежнему надеялась, что мы можем завести еще одного ребенка. Тогда моя жизнь приблизится к тому, какой я себе ее представляла.
– Не хочу нести плохие вести, но, может, у тебя симптомы перименопаузы. – Макс переходит в режим доктора Монро.
Мое сердце ухает вниз. Это и правда может быть менопауза? Я не готова к тому, что за ней последует: гормональный дисбаланс, набор веса, угрюмость, сухость влагалища… Хотя для последнего у доктора Монро найдется средство.
– Знаю, – говорю я. – Этого я и боялась.
– Или это из-за стресса, – добавляет он, чтобы смягчить удар. Он убирает прядку волос с моего лица.
– Думаешь?
– Конечно. Ты слишком молода для симптомов менопаузы, – говорит он и заправляет прядку моих волос за ухо. – Стресс вызывает кучу проблем со здоровьем. Фэллон, с этим бизнесом у тебя теперь слишком много дел.
– Но шоколад делает меня счастливой, – говорю я.
– То, что делает тебя счастливой, тоже может вызывать стресс. Вспомни хоть нашу свадьбу.
Он прав. Планирование нашей свадьбы – один из самых счастливых, но еще и самых нервных периодов моей жизни. Я наняла организатора свадеб, потому что даже я поняла, что сама не справлюсь. Большая часть стресса исходила от родителей Макса: они хотели пригласить тысячу человек в их маленький городок, включая троюродных кузенов и кузин, которых они не видели тридцать лет. Помимо этого, его мама настояла на том, чтобы местный пекарь сделал наш торт с миниатюрными свинками, которые бы символизировали их фермерское сообщество. В конце концов я отказалась от свиней и людей, которых мы не знаем. Макс меня поддержал.
Тогда месячные тоже задержались на два месяца. Как же я об этом забыла? Я тогда очень радовалась, что могла забеременеть. Когда узнала, что не забеременела, то не слишком расстраивалась – думала о том, что у нас еще полно времени.
И вот опять: задержка могла появиться из-за стресса, и есть у меня небольшое подозрение, что это связано с моими подругами.
Макс делает глубокий вдох, будто готовится сказать что-то важное, но потом поджимает губы и целует меня в лоб.

Глава 8
Суббота. Я умоляю Макса пойти со мной на футбол. Я не хочу одна видеться с «Мамочками в спа»: вдруг Беатрис промыла всем мозги и теперь они считают меня Круэллой де Виль во плоти? Да, для меня оказаться в обществе сто одной тявкающей собаки – это ад, но я бы ни за что не забрала их шкуры. Но раз уж Беатрис назвала меня стервой перед всеми мамочками школы, то и до такого сравнения ей недалеко.
Макс говорит, что не может, потому что сегодня ему надо выйти на работу. Он хлопает дверцами шкафчиков на кухне, и я понимаю, что его раздражает состояние дома. Я никогда не позволяла ему скатиться до такого бардака, если не считать время, когда Майе был годик и я не могла впихнуть уборку между кормлением грудью, распитием вина, сцеживанием и сменой подгузников. Я хожу с пылесосом в попытках прибраться.
* * *
Мы приехали на футбольное поле на пятнадцать минут раньше нужного. Это лучше, чем опоздать, но Майя ноет. Я говорю ей попинать мячик – размяться не помешает. Трава хлюпает под ее ногами, мокрая после вчерашнего дождя. Поле все в лужах и грязи. Я смотрю на свои резиновые сапоги, довольная выбором обуви.
Я сажусь на свое обычное место в первом ряду. Остальных мам еще не видно, и я надеюсь, что они сядут рядом, а я воспользуюсь этой возможностью и знаниями, почерпнутыми из «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей». Может, эта встреча будет лучше той, с Беатрис на парковке, которая доказала, что одно дело – это прочитать книгу, полную советов, и совсем другое – применить эти советы на практике. От одной мысли у меня потеют ладони.
Ко мне подходит Лайла с термосом.
– Фэллон, ты пришла!
Мое лицо обдувает ее теплым дыханием, и я отмечаю запах ванили, корицы и рома. Как говорится, где-то в мире сейчас пять часов[14 - Пять часов – это обычно «счастливый час» в барах и пабах. Используется как оправдание распитию алкогольных напитков в не подходящие для этого часы.].
На скамье сидим только мы вдвоем.
– Рада тебя видеть, – говорю я. Потом понимаю, что она может знать, что происходит с Беатрис. – Знаешь, что-то Беатрис давно не слышно.
Болтливый язычок Лайлы просто обожает выдавать всякую информацию, как только выдается возможность.
– Не понимаю, почему все так секретничают. Беатрис должна тебе это сказать, но она не станет, хотя ты, как ее самая давняя подруга, имеешь право знать, – говорит Лайла, взмахивая рукой.
Значит, что-то действительно происходит.
Дочь Лайлы тянет ее за штаны:
– Мамочка, у меня не застегивается.
Лайла наклоняется и помогает ей с обувью. Вивиан приветствует нас и садится рядом. Я громко вздыхаю. Я когда-нибудь узнаю, что произошло?
– Рада тебя видеть, Фэллон! – говорит Вивиан. Они ведут себя так, словно меня год не было в стране. Она наносит блеск на губы, причмокивает ими, и до меня доносится сладкий запах арбуза.
– Привет, Вивиан. Я и на прошлой неделе тут была. – Пусть знает, что я не избегаю своих родительских обязанностей, сбегая в спа. Я так говорю, чтобы убедить себя, что я хорошая мать. Я съеживаюсь. Она заметила мой язвительный тон? В «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей» советуют избегать критики. Зато я произнесла ее имя, как и говорилось в книге.
Нужно вести счет, как в футбольной игре. Я заработала три очка: два за то, что назвала ее имя, и одно за то, что улыбаюсь.
Вивиан не упоминает спа. Я устала притворяться, что ничего не знаю, поэтому спрашиваю в лоб:
– Как спа?
Вот, я восстановила свою репутацию, спросив Вивиан о чем-то, что ей важно. Еще одно очко за то, что поощряю ее говорить о себе. Мой счет – четыре очка.
Лайла помогла дочке с застежкой и теперь здоровается с Вивиан. Я жду, пока они обменяются любезностями, и снова спрашиваю: «Как прошло спа, Вивиан?» Еще очко за ее имя (итого пять очков). Она роется в сумочке, и я не уверена, что она вообще меня услышала.
Люди занимают места, и тренер дует в свисток, объявляя начало игры. Майя выходит на поле, и я с облегчением выдыхаю, потому что она не на скамейке запасных.
Нигде не вижу Беатрис, хотя ее дочь, Сесилия, на поле.
– Хорошо. Почему ты не пришла? – наконец отвечает Вивиан.
– Точно, – говорит Лайла. – Я расстроилась, когда узнала, что ты была слишком занята, чтобы присоединиться к нам, но потом все равно пошла на футбол.
Она поворачивается ко мне, длинные рыжие кудряшки спадают ей на лицо, аромат ее цветочного парфюма повис между нами.
– Что ты имеешь в виду, Лайла? – Еще одно очко за имя (итого шесть).
– Что ты имеешь в виду – что я имею в виду? – Она поднимает брови, ее зеленые глаза распахиваются шире.
– Я не знала, что вы идете в спа, – говорю я.
Вивиан ахает.
– Беатрис сказала, что пригласила тебя, но ты сказала, что играешься с шоколадом.
Играюсь с шоколадом? Играться можно с пластилином, а не с шоколадом. Это что, шутка?
– Я взяла выходной, чтобы посмотреть игру и увидеться с вами. Я приехала на матч и только тогда поняла, что вас нет. – Еще одно очко: я показала, что они мне важны (итого семь).
– Наверное, произошло недопонимание, – говорит Вивиан и принимается чистить свой повседневный черный комбинезон липким роликом для одежды.
Даже не знаю, как можно принять отсутствие приглашения за недопонимание. Сесилия забивает гол, публика вопит.
– Ну, может, ты присоединишься к нам, когда мы будем рисовать и пить, – говорит Вивиан.
Рисовать и пить? Не знаю, что это подразумевает, но надеюсь, что они подавятся, пока пьют свою краску. Еще одна встреча, на которую меня не пригласили. Ситуация все ухудшается и ухудшается.
– Знаешь, Беатрис последнее время сама не своя. Наверное, она просто забыла, – говорит Вивиан.
Трибуны снова взрываются криками и воплями. Майя прыгает от радости, к счету прибавилось еще одно очко. Я аплодирую и одобрительно кричу.
– Кстати о Беатрис. Где она? – спрашиваю я. Мои слова теряются в шуме и суматохе: поддерживать беседу во время матча крайне сложно.
И как раз в это мгновение подходит Беатрис, садится рядом с Вивиан и машет в мою сторону. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, не сидит ли кто-то позади меня, но, кажется, это предназначалось мне. Когда я поворачиваюсь обратно, она уже смотрит матч. Может, она отмахивалась от мухи. Дерьмо и правда привлекает мух, думаю я, но это уже мелочно с моей стороны.
Должна признать, Вивиан пышет энергией и здоровьем. Ее каштановые волосы блестят, пухлые губы накрашены, на щеках румяна. Единственное, что портит картину, – это комочек туши в уголке ее глаза. Для матча как-то слишком уж нарядно. Она будто только вышла из салона и собирается в роскошный ночной клуб. У нее там под дождевиком платье с пайетками? Наверное, я пялюсь чуть дольше нужного, потому что Лайла пихает меня локтем.
– Мяч у твоей дочери, – говорит она.
Я ору и выкрикиваю ее имя, смотрю, как Майя пинает мяч, покрытый грязью, и мои мысли возвращаются к Беатрис. Моя первая догадка – она больна чем-то ужасным, о чем никто не хочет говорить, но теперь я так не думаю. Я никогда не видела ее такой сияющей.
Майя пинает мяч Грейс, отправляя следом брызги грязной дождевой воды. Их белая форма насквозь промокла и испачкалась. Сзади меня кричит Эндрю. Мужья сидят на скамьях за два ряда до своих жен, чтобы женщины могли поболтать между собой, а за нами сидят братья и сестры играющих. Я смотрю на мужей, чтобы понять, кто пришел. А где Крэйг? Беатрис поворачивается и говорит что-то мужу Эленор, Джеффу, и они оба смеются. Я смотрю на ряд выше. Крэйг сидит с Эленор. Мои глаза расширяются. Я что, попала в реалити-шоу, где жены меняются мужьями? Я ищу камеры. Да, это нелепо, но что-то здесь не так.
Почему Беатрис сидит не с Крэйгом? Он же ее лобстер. Ну, это она мне так однажды сказала. Лобстеры выбирают себе пару на всю жизнь. Раньше мы подолгу обсуждали за кофе, как сильно они любят друг друга. Он просто так приносил ей цветы, украшения, которые она носила, стоили целое состояние. Все это происходило именно тогда, когда у нас с Максом начался сложный период. Помню, как завидовала ее отношениям. Я не понимаю, почему они сидят поодаль.
Мяч снова у Майи. Я нажимаю кнопку записи на телефоне. Макс захочет это увидеть, особенно если она забьет гол. Майя постоянно поскальзывается, но мяч остается у нее.
– Давай, Майя, давай, – шепчу я.
Она отлично маневрирует и предвидит действия противников. Я с восхищением наблюдаю за ее обманными движениями. Она ведет мяч к воротам. Она быстра. Ее противники выдохлись. Она со всей силы пинает мяч, и он отправляется прямиком в сетку. Толпа ревет. Я кричу и прыгаю.
Когда я сажусь, кто-то касается моей руки. Это Макс.
– Прием отменился, – говорит он и садится слева от меня.
Я испытываю огромное облегчение от того, что он пришел. Моему рассудку это необходимо. Я хлопаю его по ноге и кладу голову ему на плечо.
– Ты пропустил лучший момент игры, но не переживай, я записала его на видео.
– Спасибо, – говорит он и целует меня в лоб. – Похоже, они выигрывают. Я и не сомневался.
Тренер Майи объявляет тайм-аут, и я показываю видео Максу. На записи кто-то говорит; по-моему, это голос Беатрис, но я не могу разобрать слова, пока телефон у Макса. Он досматривает видео и возвращает мне мобильник.
– Это один из лучших забитых ею голов, – с гордостью говорит он. – Молодец, что записала его на видео. Майя будет рада это увидеть.
Я извиняюсь и отхожу в уборную. Я закрываюсь в кабинке, снова включаю видео и подношу телефон к уху. Выкручиваю звук на полную громкость и улавливаю отрывки разговора.
«Плохая подруга… думает, она лучше… удивлена, что она тут… дочь – задира… муж – сноб… играется со своим шоколадом… дружит с Мел, если вам это о чем-то говорит».
Что? Одно дело – оскорблять меня, и совсем другое – втягивать в это моих родных. Я понимаю, что Беатрис зовет Майю задирой из-за того спора у качелей. Смирись уже! Дети иногда ругаются. Муж – сноб? Он успешен и привлекателен, и поэтому люди так о нем думают, но я и не догадывалась, что когда-нибудь услышу такое от своих друзей. Я сдерживаю слезы.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70968331?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
10 °C (Здесь и далее прим. переводчика).

2
Facebook – проект Meta Platforms Inc., деятельность которой в России запрещена.

3
Конфеты из шоколада, арахисового масла и хлопьев.

4
«Маниакальный понедельник» (дословный перевод с англ.) – песня американской группы The Bangles.

5
В 30 метрах.

6
Карамельные ириски в шоколаде.

7
Сладкий газированный напиток.

8
Wallaby похоже на слово wannabe (англ. «повторюшка»).

9
48 км/ч.

10
32 км/ч.

11
30 см.

12
4,5 кг.

13
10 см.

14
Пять часов – это обычно «счастливый час» в барах и пабах. Используется как оправдание распитию алкогольных напитков в не подходящие для этого часы.