Главная страница | Современная русская литература | Ванильный альбом. I

Ванильный альбом. I
Владимир Викторович Мороз


«Ванильный альбом» – сборник рассказов разной тематики, навеянных жизнью, фантазией автора и подсказками сумасбродной музы. Что в них особенного? Пожалуй, то самое послевкусие, которое остается после прочтения. Некоторые рассказы оставляют после себя приятномягкий ванильный вкус, после других хочется залпом выпить бутылку водки. Говорить о чувстве равнодушия точно не придется.

Человек без эмоций мало чем отличается от робота. Те же механические действия, то же безразличие на лице. Внутри всё ровно и спокойно, лишь вместо искусственного двигателя в ровном ритме стучит биологическое сердце. Человек же живой, наоборот, нуждается в душевных встрясках, как в хлебе, дающем силы, как в прохладной воде, утоляющей жажду в солнечный день. Это и есть сама жизнь во всем многообразии, от райских наслаждений до адских котлов.





Владимир Мороз

Ванильный альбом. I








© В. В. Мороз, 2024

© Оформление. ООО «Реноме», 2024




Амур


– Полетели, пошалим, смотри, сколько взял. – Первый амур потряс колчаном, полным стрел.

– Ай, не хочу, – буркнул второй, развалившись на облачке, – лень. Да и надоела вся эта охота в зоопарке.

– В каком зоопарке? – Первый, махая белыми крылышками, подлетел поближе.

– В человеческом, – буркнул второй. – Сводишь зайчиков и котиков, а через пару лет разбегаются козлы и овцы. То ли дело раньше, – мечтательно сказал он, подняв вверх глаза.

– А раньше больше любви было? – заинтересованно спросил первый.

– Да столько же. Только относились к ней серьёзнее, на мой взгляд, – не бросали где попало.

– Может, просто ты моложе был? И работа была в радость?

– Поучи учёного, сопляк кудрявый, – заворчал второй. – Да я, между прочим, такие пары сводил! Ромео с Джульеттой – ничто по сравнению с ними! У меня процент разводов самый минимальный был. Сейчас всё не так. – Амур почесал пузико. – Любовь, брат, это как большое дерево. Её вырастить очень тяжело. Не то что скороспелые цветочки страсти, которые быстро распускаются и так же вянут.

– О, – внезапно оживился он, посмотрев вниз, – гляди, вон парень идет по тротуару, навстречу девушка. Как думаешь, будет у них любовь?

Первый, взмахнув крылышками, подлетел к краю облака, оценил:

– Да! Уверен.

– А вот и нет, – рассмеялся второй. – Стрелу только на них переведешь. Они же разные с головы до пят. Ничего общего. Быстро наскучат друг другу.

– С чего ты решил? – первый сделал круг, взлетел повыше.

– На пальцах объясняю, специально для молодых карапузов, – улыбнулся второй. – Он любит рок и Высоцкого, а она – Рида и Киркорова. Он романтик, она приземлённая. Он без гроша в кармане, а она, – второй на секунду закрыл глаза, – а, нет, такая же. Один – один. Что там ещё? Он смотрит боевики, она – мелодрамы. Он читает книги, она смотрит ролики в интернете. Ему нравятся лес и река, а ей – кафешки и городские проспекты. Стопудово не пара. Можно не заморачиваться, пусть мимо проходят.

– Смотри, – первый сложил крылышки и опустился на край мягкого облака, – поравнялись, встретились глазами. Ого! Ты видел? – Он расхохотался и посмотрел на второго. – Искра промелькнула. Остановились, знакомятся! Это у него так глаза горят? Прямо слепят. Она вон как зарделась, щеки будто огнем пылают. – Он снова расхохотался.

– О, цветы покупает на последние деньги, – заинтересованно сказал второй. – Ещё и на мороженку осталось. Сейчас эскимо купит. Так и есть, – улыбнулся он и, присмотревшись внимательно, недовольно глянул на первого. – Вижу, семечко любовное корни пустило, расти начинает. И зачем только стрелял? Ведь сказал же дураку, что не пара они.

– Я не стрелял, – развел руками первый, – даже лук не снимал. Все стрелы на месте.

Второй наклонился и долго смотрел вниз. Затем встал, размял крылья:

– Похоже, теряю квалификацию, точно пора на пенсию, – буркнул он, взлетая вверх.




Ангел


– Хватит чавкать! – раздраженно бросил седой Ангел, проходя мимо Смерти, которая с аппетитом пожирала очередную жертву.

– У тебя не спросила, – оторвалась та от еды, вытерев грязной рукой рот. – Не хочешь свежатинки? – Она ехидно улыбнулась.

– Нет, – буркнул Ангел, осматриваясь.

Поле боя, изрытое многочисленными воронками, ещё дымилось. Миллионы осколков, смешавшись с чёрной грязью, плотным ковром укрыли местность. Сломанные, выкорчеванные деревья тихонько стонали от боли и страха, медленно умирая. Огонь от сгоревших людей, техники, травы постепенно угасал, жертвенным дымом взмывая в небо. Пороховая гарь, витавшая в воздухе, оседала на истоптанную окровавленную землю, на погибших бойцов, чьи тела заполонили всё вокруг.

Ангел, не обращая внимания на перепачканные крылья, медленно пошёл дальше, с грустью останавливаясь возле каждого убитого, внимательно рассматривая изувеченные окровавленные трупы, застывшие глаза.

Он был невидим, и выжившие солдаты, которые, словно чёрные тени, бродили вокруг, не замечали его.

Подняв голову, Ангел бросил взгляд на затянутое небо. Именно туда улетали его товарищи, крича, будто раненые птицы, от боли за тех, кого не смогли защитить.

– Ничего, скоро им новых подопечных мамки родят. – Смерть почесала живот и подошла поближе.

– Этого не трожь. – Ангел сделал шаг в сторону лежавшего на спине мальчишки в пробитой пулями шинели.

Но Смерть оказалась проворнее, ловко опередив его и оттолкнув заплаканного маленького ангелочка, склонившегося над человеком.

– Мой, – с удовольствием сказала она, разрывая тоненькую ниточку, связывающую тело с душой. Затем, смачно затянувшись, словно макаронину, всосала в себя жизненную энергию умирающего солдата. Тот последний раз дернулся в агонии и застыл, устремив погасший взгляд в сторону таких же мёртвых товарищей. Лишь маленькая слезинка, оставив мокрый след на испачканной щеке, медленно скатилась на землю, растворившись в ней.

Смерть довольно облизнулась и подмигнула Ангелу – знай, мол, наших.

– Никак не нажрёшься, – брезгливо скривился тот, сделав шаг вперёд.

– Сам знаешь, что у меня бездонный живот. Да и кто, если не я? Червям плоть, мне остальное. Всё по-честному.

– Мальчишку могла бы и пожалеть.

– Вот ещё! – хмыкнула Смерть. – Молоденькие – они самые вкусные. Что со стариков взять? Души жесткие, пресные. Хуже только маньяки да тираны, вот где подошва, даже жевать противно. А вот эти, – она кивнула на убитых солдат, – самая вкуснятина. Прямо как молочные поросята. Поэтому и обожаю войны. Не всё же старперами и хомячками с собачками питаться.

– Ничего, рано или поздно люди поумнеют, – вздохнул Ангел.

– Господи, тысячу лет в обед, а всё такой же наивный дурачок! – рассмеялась Смерть, – с чего вдруг они должны поумнеть? Да скорее весь мир в труху превратят, чем думать научатся. Мы ж с тобой почти ровесники, почитай с самого сотворения соседствуем. И что? Хоть один денек на Земле без убийств обошелся? Нет! И ты сам это знаешь. Спросил бы лучше Творца: почему он бездействует, когда его дети убивают друг друга?

– Спрашивал, – Ангел остановился, – переживает сильно, но вмешиваться не будет. Говорит, нужно, чтобы дети своим умом, на собственных ошибках пришли к взаимной любви. Иначе не научатся различать, где добро, а где зло.

– Да у них память короче, чем у блондинок! За тысячи лет одни и те же цели – лишь лозунги и оружие разное. – Смерть перешла к очередному трупу и принялась жадно есть. – Людишки только во имя Творца миллионы жителей планеты укокошили, доказывая, что именно их Бог самый лучший и добрый. Всё время что-то у него выпрашивают, вымаливают, на чудо надеются, а сами задницу оторвать не могут и за ум взяться. Им и скрижали каменные с правилами дали – соблюдай только. Так нет же, на свой лад перетолковали, и давай верой меряться. А потом и про неё забыли, напридумывали себе новых идей. Теперь за них убивают.

– Я верю, что однажды ты по-настоящему останешься голодной, – мягко улыбнулся Ангел.

– Не дождёшься, романтик в перьях! Пока есть мир, обязана быть и я. Ты думаешь, мне раньше не хотелось быть такой же чистенькой и добренькой, как ты, со своими подчиненными? Тоже с удовольствием летала бы в облаках да пила нектар. Но если есть дом, обязательно должен быть тот, кто его убирает. Творец сам дал мне эту работу. Помню, как вначале меня воротило от вкуса крови, запаха сырого мяса. Прямо до тошноты. Потом понравилось, вошла во вкус и сейчас ты даже не представляешь, сколько удовольствия получаю. Это ты спасаешь их души, а я на другой стороне баррикад. Чем больше умрёт, тем мне вкуснее.

– А когда все исчезнут, что есть будешь?

– Ну, ты как первый раз замужем! – хохотнула Смерть, – пока существует планета, на ней всегда найдётся, чем поживиться. Сколько на наших глазах цивилизаций пропало? А ведь считали себя самыми умными, продвинутыми. И что? Пшик, и всё. Потом опять с пальмы слезут, колесо изобретут и хвастаются друг перед дружкой своими достижениями. И какой умник придумал называть этот вид «гомо сапиенс»? Что в них разумного? После очередной катастрофы следов и с огнем не сыщешь, будто и не было никого.

– Ты не права. Они дети своего времени. Рождаются, любят, живут. Медленно идут к свету, пробиваясь сквозь тьму.

– Да какой свет? Его и не видно! Кто несёт? Единицы! Остальные как рыбы, плывут по течению до самого моего прихода. Холодные, безвольные, злые, жадные.

– Ты просто не знаешь, что такое любовь и как она меняет всё живое.

– Это, что ли, твоя любовь? – Смерть кивнула в сторону склонившегося невдалеке солдата, рыдающего над погибшим другом. – Сейчас он ревёт, завтра кто-то другой над ним будет. Получается, любовь – это слёзы?

– Да, – кивнул Ангел, – и слёзы тоже. Они разные бывают, от горя или от счастья. Это эмоции неравнодушных. Во всей Вселенной нет ничего прекраснее любви. Она несёт тепло, счастье, радость, свет, спасая мир от хаоса, так милого тебе. Когда человечество это поймет, многое изменится, уж поверь.

Почувствовав еле бьющуюся жизнь около разорванного взрывами окопа, Ангел, стараясь не выдать своего волнения, медленно подошел поближе, остановился, разыскивая взглядом источник.

Смерть, бросив жевать, рванула в ту сторону, но Ангел, резко взмахнув крыльями, отбросил её назад. Затем подошел к увиденному телу и прикрыл его собой.

В это время лежащий в чёрной грязи маленький солдатик хрипло вздохнул и шевельнулся, приоткрыв глаза.

– Ещё один, – подошел к нему пожилой санитар в длинной перепачканной грязью и кровью шинели. Присев, он расстелил плащ-палатку, на которую уложил раненого товарища.

– Всё равно мой будет, – злобно фыркнула Смерть, – не сейчас, так в следующем бою. Вряд ли доживет до старости.

– А вот это мы ещё посмотрим. – Ангел продолжал укрывать солдатика крыльями не оставляя, пока того тащили в медсанбат. – Кто знает, – крикнул он Смерти, которая, махнув на него рукой, вернулась к прежнему занятию, громко чавкая, – может, в будущем этот мальчонка станет тем, кто закончит с войнами.

– Наивный дурак! – смачно рыгнула Смерть и потянулась к новой жертве.




Белая птица


– Ты будешь спать или нет? – недовольно фыркнула заспанная женщина, щурясь от яркого света лампы. – Сколько можно прыгать туда-сюда?

– Сейчас, милая. – Пожилой худощавый мужчина, включив свет в спальне, что-то рассеянно искал на прикроватной тумбочке. – Куда-то положил записи, не могу найти.

– Если ты про вырванный из дочкиной тетради листок, он на твоём столе справа, под журналом. – Супруга отвернулась, прикрыв глаза рукой.

– Жаклин, ты прелесть! – мужчина улыбнулся и поспешил в кабинет.

– Вот, паразит, опять свет забыл выключить. – Женщина вылезла из-под теплого одеяла и, тихонько ругаясь, пошла к выключателю. Она уже давно привыкла к ночному образу жизни мужа, который мог до утра засиживаться над очередным исследованием, а потом весь день зевал, поглощая кофе литрами.

– Ты же доктор! – корила она его. – Сам себя в могилу загоняешь таким режимом.

– Милая, – отшучивался тот, – рожденный утонуть в авиакатастрофу не попадет. К тому же мне хорошо думается, когда все спят и в доме наступает тишина.

Утром, подавая ему на завтрак свежезаваренный кофе и тосты с паштетом, Жаклин не выдержала и пригладила седые волосы мужа, торчащие в разные стороны:

– Йозеф, ну когда ты угомонишься? Вечно занят, весь в работе. Надеюсь, там, в Австралии, пару дней выделишь нам с детьми. Знаешь, как мне некомфортно лежать на шезлонге, когда рядом нет тебя.

– Конечно, дорогая. – Мужчина улыбнулся, в его добрых глаза заплясали яркие искорки. – Предлагаю взять яхту и пробороздить вдоль побережья. Как тебе такая идея? Детвора точно будет рада.

– Милый, ты прелесть. – Женщина наклонилась, обняла супруга со спины и нежно поцеловала в шею. – Ладно, пойду будить мальчишек, а Анна пусть ещё немножко поспит. Вчера допоздна писала какой-то школьный доклад. Ещё один полуночник растёт, вся в отца!

Позавтракав, Йозеф Ланге уехал в основанный им много лет назад Институт глобального здоровья и развития, где работал исполнительным директором по науке. Нужно было кое-что подправить в докладе, с которым собирался выступить на международной конференции в Мельбурне. Вчера ночью его осенила прекрасная идея, которую хотелось внести в общий текст.

Ближе к середине дня в кабинет вошел Мартин – старый друг и верный помощник доктора.

– Держи кофе, – начал он прямо с порога, протягивая бумажный стакан. – Уверен, в Австралии ждет триумф. Благодаря тебе мир сумел сдержать заразу.

Ланге протёр уставшее лицо, вдохнул аромат горячего напитка:

– Да, темпы распространения ВИЧ снизились. Слава богу, удалось исправить ситуацию в Африке. Однако меня сильно удручает ситуация в России. Эта страна, к всеобщему удивлению, выбилась на первое место по росту болезни. Такое чувство, что власти плевать на собственный народ. Даже нет никакой активно действующей программы, рассказывающей об элементарной профилактике. Мне этого не понять.

– Почитай Достоевского – поймешь, – рассмеялся Мартин. – Русские – странные люди. Совсем не умеют ценить жизнь. Тебе же наверняка попадаются телевизионные репортажи из этой страны. Обрати внимание на угрюмые лица людей. Интересно, а они вообще умеют улыбаться или для них это уже атавизм?

– Надеюсь, на конференции появятся российские представители. Постараюсь переговорить с ними отдельно. Уверен, они прекрасно понимают, какую опасность таит в себе СПИД. Будем искать общий язык, выходы на правительство. Если сейчас упустить время, ситуация будет ещё больше усугубляться. Эффективных лекарств до сих пор нет, заражённые могут пытаться рассчитывать только на терапию. Хорошо, что научились спасать от заразы новорождённых детей. Это была сильная победа.

– Всё благодаря тебе, Йозеф. – Мартин хлопнул товарища по плечу. – Значит, скучать в Мельбурне не придётся. Сколько ты уже воюешь с этим драконом, имя которому СПИД? Более тридцати лет? Есть ли в мире специалисты компетентнее тебя? Надеюсь, к твоему мнению прислушаются. Пока всё получается, мы уже в маленьком шажочке от создания вакцины.

– Ох, Мартин. – Доктор Ланге вздохнул. – Боюсь сглазить. Так близко мы не были ни разу. Подопытные мышки уже излечились. Ещё немного – и можно переходить к испытаниям на более сложных организмах. Представляешь, вот говорю с тобой, а сам не верю, что в нашей лаборатории будет создано оружие, которым добьём зверя.

– Йозеф, не задерживайся сегодня на работе. Тебе нужно отдохнуть. Завтра трудный день. Длительный перелет с пересадкой, смена часовых поясов. И в конце концов, помоги Жаклин собрать вещи. Кстати, ты обещал Анне новый купальник. Она же девочка, для неё это очень важно. А мальчишки ждут от отца маски для подводного плавания. Ты не забыл?

– Черт! – Ланге хлопнул себя по лбу. – Совсем выскочило из головы. Конечно, можно и на месте купить, но детям будет приятнее, если не придётся тратить время на поиск. Ты прав, дружище! Что-то я увлекся. Возьму на всякий случай ноутбук на борт. Вдруг новые мысли посетят.

Быстро собравшись, он попрощался с товарищем и, вызвав такси, уехал в спортивный магазин.

На следующий день рано утром всё большое семейство Ланге прибыло в аэропорт. В зале отлета постепенно собирались остальные члены голландской делегации, всего более ста человек. И неудивительно, ведь ученые Страны тюльпанов были мировыми лидерами в борьбе с вирусом ВИЧ. Предвкушая новое приключение, пассажиры шутили, смеялись, строили планы на краткий отдых между рабочими днями, обсуждали австралийские пляжи и опасную живность удалённого континента.

– Мама, смотри! – Анна ткнула маленьким пальчиком в лайнер, стоящий около выходных ворот. – Похож на огромную белую птицу!

Вскоре, взревев мощными двигателями, самолёт рейса МН17, следующий по маршруту «Амстердам – Куала-Лумпур», оторвался от земли, чтобы уйти в вечность…




Белые сны


– Интересно, откуда у него такая фантазия? – завистливо причмокнул Сергей, слушая через закрытую дверь крик директора.

Стоящая рядом, красная как варёная свекла, секретарша Леночка захлопала глазками:

– Миша засмотрелся в смартфон и на перекрестке въехал в кого-то. Поэтому сейчас Игорь Вадимович его за аварию отчитывает.

– Хм, через меховые губы слона-альбиноса, – задумчиво повторил донесшуюся фразу мужчина, – как это?

– Не знаю, – пискнула секретарша, – но могу позже спросить, если вам интересно.

Немного послушав шумный монолог, гарантирующий несчастному водителю такие тайные возможности использования телефона, что позавидовал бы любой сексуальный извращенец, Сергей решил не испытывать судьбу, чтобы случайно не нарваться на ярость шефа:

– Позже зайду, – кивнул он девушке, – а ты давай держись. Заодно на уши наматывай новые технологии. Вырастут усы – перемотаешь.

– Да я уже столько наслушалась за два года работы у Игоря Вадимовича, что Камасутра кажется жалкой азбукой для новичков, – усмехнулась та, нервно отхлебнув воды из стоящего на столе стакана. – Я вам позвоню, когда всё успокоится.

После обеда Сергей зашёл в кабинет директора, который задумчиво смотрел в окно, погружённый в свои мысли.

Обсудив с Игорем насущные вопросы, направился на выход, но, дойдя до двери, остановился:

– Тебе бы в отпуск съездить, – сказал начальнику, глядя в глаза. – Что-то последнее время часто срываться стал. Нервы, дружище, надо беречь.

– Если ты про Мишу, то из-за его глупости могла возникнуть большая беда. – Игорь откинулся в кресле. – Стоило этому дятлу немножко посильнее надавить на газ, и удар пришёлся бы не в задний бампер, а в боковую дверь, где сидел маленький ребенок. И так у девочки истерика была, – хорошо, что обошлось без травм. А всё из-за того, что наш доблестный шоферюга решил по-лайкать фоточки своей новой пассии. Сколько раз говорил этому полоумному, что фотошоп до добра не доведет ни девушку, ни такого кавалера. Представляешь, он её вживую ни разу не видел. Интересно, сможет наш «Атлант 777» при встрече узнать свою «Белокурую Жизель», а она его, когда одному не нужно втягивать живот, а другому складывать губы в виде утиной жопки? Даже мне ясно, что фото в соцсетях имеет к реальному человеку такое же отношение, как самурай к Бабе-яге. Долго протянутся отношения, начатые с обоюдного вранья?

– Точно, – хмыкнул Сергей. – Зажигаешь с красоткой, а просыпаешься с крокодилом. Вот как тут психику уберечь?

Игорь махнул рукой:

– Любая женщина утром выглядит, как бешеный хомяк после перепоя. Смотря для чего ты её выбираешь – для утех или для жизни. Общие души со временем сплетаются в одну, а разные так и живут вместе, но поодиночке. Это как отношения зайчика с котиком, существующие для игр и развлечений. Лёгкие, весёлые, довольные – они так же и разбегаются, расцарапав коготками друг друга. Что ж поделать, межвидовой барьер, по-другому не дано. Счастливый брак – это отношения равных, когда тебе плевать на мелочи, ты видишь саму суть партнера и это тебе нравится. Разве волчица будет рычать самцу, что хочет новую шубу или начнет выносить ему мозг, почему такую худую косулю притащил на ужин? Нет, она идет рядом, не посягая на свободу самца, сама оставаясь свободной. Волчица – не пассажир в жизни волка, а такой же спутник, как Луна для Земли. Он ведущий, она ведомая, и эти роли устраивают обоих. Только вместе они сильны, способны выжить, вырастить потомство, насладиться полнотой короткой жизни, считая друг друга богами. Поэтому одинокие волки воют на Луну, она для них олицетворение далёкой, всё ещё не найденной спутницы.

Сергей усмехнулся:

– Ты прямо философ. А может, просто мы с тобой старпёры и придираемся к молодому поколению?

– Не понимаю, при таком количестве возможностей, которые нам и не снились, у них в голове соцсети, «тик-токи» и вкусно поесть в ресторане. А как же горы, океаны, огромный мир, стремление к другим планетам? Неужели это так и останется уделом избранных? Нравится другое? Пожалуйста! Пиши, читай, вышивай крестиком, играй с детьми в прятки.

– Это у тебя планов на несколько жизней припасено, а другие довольствуются малым.

– Всё от скудоумия и отсутствия внутреннего стержня. – Игорь подошёл к окну, посмотрел поверх жестяных крыш центральной части города, неприятно царапающих взор ржавчиной вперемешку с однобокой серостью. – Хотя сильных обычно не любят, потому что ими тяжело управлять. Поэтому на всё стадо обычно один пастух.

Он замолчал, думая о своём. Затем повернулся к собеседнику:

– Ты прав, не нам осуждать молодёжь. Они такие, какими их вырастили.

– Понятно, что Мишане всыпал за дело. – Сергей вздохнул. – Но я вижу, что ты стал сплошным нервом. Не доводи до худшего, остановись, передохни. Работа никуда не денется, и Земля не наткнется на небесную ось. Скатайся куда-нибудь на недельку-другую, переведи дух.

– Хорошо иметь толкового зама, – улыбнулся Игорь. – Ладно, подумаю, – кивнул он, берясь за телефон.

– Игорь, а мимо хобота через вселенскую выхухоль – это как? – спросил Сергей, стоя на пороге.

– Главное, что водитель понял смысл фразы, – поморщился хозяин кабинета.

Мысль, поданная заместителем, въелась в голову и пустила ростки. Игорь сам понимал: ещё немного и из-за переутомления и отсутствия нормального отдыха наступит нервный срыв. Чтобы его избежать, нужна срочная перезагрузка.

– Куда собрался в такую даль? Ещё и один! – накрывая ужин, неодобрительно покачала головой супруга, когда он поделился своими мыслями. – Осень на дворе. Ты же взрослый мужик! Не будь ребенком. Давай возьмем путевку в пансионат или на курорт. Не только отдохнешь, но и подлечишься.

Но, заметив решительный блеск в глазах мужа, замолчала, понимая, что переубедить не получится, да и не стоит этого делать. Как всякая мудрая женщина, коих в мире всегда была одна на миллион, супруга тонко чувствовала тот момент, когда нужно прятать нравоучения и доставать молчание. Поэтому лишь вздохнула и принялась помогать собираться в дорогу. Достигнутая за долгие годы семейная гармония в очередной раз взяла верх над рвущимися наружу эмоциями.

– Серёга, – поздно вечером Игорь набрал зама, – ты прав, возьму отдых на неделю. Завтра уезжаю, остаёшься за меня. Если что, я на связи.

– Так дело не пойдёт! – проворчал Сергей. – Выключи телефон и звони только тогда, когда нужно будет вытащить тебя из какой-то задницы, куда ты по привычке влезешь. А про работу даже думать не смей. Всё будет тип-топ!

В середине ночи, прицепив лодку и загрузив вещи, Игорь тронулся в путь. Предстояло проехать тысячу километров и затем, оставив автомобиль, пройти по воде ещё около часа, чтобы попасть на крайний остров архипелага, перед самым выходом в открытое море.

Серый асфальт мягко стелился под шинами, создавая любимую мелодию дороги. Фары, словно талантливый художник, выхватывали из темноты причудливые тени, освещали на короткий миг и, повинуясь кисточке творца, уходили дальше, к новым штрихам.

Многочисленные дорожные работы выбили из запланированного графика, и, существенно задержавшись, Игорь прибыл на берег только поздно вечером. Пришлось несколько часов просидеть в машине, дожидаясь рассвета. Идти в ночь было опасно, прибрежная зона густо усыпана огромными камнями, напороться на которые совершенно не хотелось.

Откинувшись на сиденье, мужчина любовался миллиардами недостижимых звёзд. Здесь, за полярным кругом, они казались ярче и ближе. Вот по небосводу не спеша пролетел один спутник, чуть позже в стороне – другой. Размышляя о скоротечности жизни, Игорь пожалел, что ему, увы, не суждено дотянуться к другим, таким манящим мирам.

Как только на востоке посветлело, он выбрался из машины. Поёживаясь от холода, переоделся и, спустив лодку на воду, принялся загружать её походными вещами.

Рассвет, преодолевая ночную тьму, медленно отгонял её на запад, озаряя светлеющее небо поднимающимся из-за горизонта солнцем. Не успели первые лучи коснуться зеркальной водной глади, как Игорь уже мчался к заветному месту, стараясь держаться подальше от берега и напряженно вглядываясь в сумерки, чтобы вовремя заметить опасность.

Добравшись до необитаемого острова, поставил палатку и, пока не наступил прилив, отправился на небольшой пляжик с лопатой. Толстый пескожил, оставляющий после себя песчаные пирамидки, был самым любимым лакомством местных подводных обитателей. На какие только наживки Игорь не пробовал ловить здесь рыбу раньше, но этот рыхлый червь с десятками маленьких щупалец давал фору даже ароматным креветкам, не говоря уже о силиконовых заменителях.

Через несколько часов, поймав пару наваг и одну камбалу, мужчина вернулся в лагерь и вскоре сидел на каменной плите, подстелив куртку, и не спеша ел свежую уху, любуясь бескрайним морем.

Волшебство этих мест завораживало. Тишина лишь изредка прерывалась криками чаек, что-то не поделивших между собой. Приятно было осознавать, что ты единственный представитель человеческой расы на маленьком клочке земли.

Одиночество – это туман. Белый, густой. Ты идёшь по нему, а вокруг только шум твоих шагов. И тишина…

Игорь с наслаждением вдохнул сырой холодный воздух. Да! Это именно то, что он хотел. Побыть наедине с собой, здесь, среди ёлок и сосен, научившихся выживать на холодном ветру каменных островов.

Север манил не только своей первобытной суровостью. В этих местах не было ни ярких красок, ни карнавальной фальши, как в южных странах, призывающих к ленивому валянию на пляжах или путешествиям налегке. Всё предельно просто: слабакам здесь не выжить. Север – не просто отдых. Это испытание духа, ежеминутная борьба за жизнь в тяжёлых условиях.

Смеркалось быстро, и уже ближе к ночи на берегу горел небольшой костер, всполохами разгоняя темноту и согревая сидевшего подле него мужчину, не спеша пьющего свежий чай, в который для аромата были добавлены листья брусники. Рядом стояла миска с остатками жареной рыбы и полупустая сковородка, со всё ещё дымящейся картошкой вперемешку с грибами, которых было превеликое множество в самом лагере. Так что для их сбора даже не требовалось никуда ходить – достаточно было опустить руку и сорвать.

Приплывший на свет огня морской котик, поторчал невдалеке, с любопытством изучая непрошеного гостя, затем бесшумно нырнул и скрылся, отправившись спать.

– Точно! – кивнул ему вслед Игорь. – Самое время вздремнуть.

Усталость затянувшегося дня давала о себе знать, и вскоре мужчина тихонько посапывал, спрятавшись в теплом спальном мешке.

Отдыхалось под мерный шум моря и лёгкое прикосновение бриза просто замечательно. Пришедшие сны, которых путешественник, погрязший в своём индустриальном мире, не видел уже давным-давно, были прекрасны. Возникающие откуда-то из подсознания, они, словно дальние странники, несли с собой давно забытые картины. Однако, проснувшись, Игорь так и не смог вспомнить, что конкретно видел. «Как же классно здесь спится», – думал он, чувствуя прилив необычайно приятной энергии внутри сердца.

На следующий день, возвращаясь с рыбалки, Игорь увидел на берегу материка пару волков, вышедших из леса, видимо привлечённых глухим шумом лодочного мотора. Огромный самец спокойно и гордо, без опаски разглядывал рыбака. Волчица, уступавшая ему по росту, стояла чуть сзади, готовая в любую секунду прийти на помощь. Было в этой картине что-то такое надежное и завораживающее, так редко встречающееся в обычной человеческой жизни, что мужчина, приподнявшись, с восторгом принялся рассматривать животных, уменьшив обороты двигателя, чтобы случайно не спугнуть хозяев леса.

Через какое-то время волк повернулся и не спеша побрел в сторону величавых елей, самка последовала за ним, держась немного сзади.

Несколько дней пролетели очень быстро, осенняя погода быстро менялась, словно женское настроение. Ясное небо в течение часа затягивалось, на голову сыпался холодный дождь вперемешку с мокрым снегом, но вскоре сильный ветер отгонял серую тучу, и она уходила дальше, возвращая солнце. Но на смену ей уже спешила другая, чтобы повторить мокрый ритуал.

С началом прилива мужчина уходил на рыбалку; когда же вода, закручивая буруны, начинала отступать, гулял по островам, на крутых скалах которых можно было встретить ветхие поморские кресты, вот уже больше сотни лет смотревшие на округу. Продуваемые ветрами, они дарили надежду уставшим путникам, забравшимся в эти некогда живые места.

Последнее утро разбудило Игоря шумом моря. Стоя под сильным ветром, он долго смотрел на вздыбливающиеся волны, миллионами брызг обрушивающиеся на берег. Лодка, привязанная к дереву, нещадно болталась между камнями, грозя оторваться.

«Буря, пусть сильнее грянет буря», – с грустью подумал мужчина, просматривая на смартфоне неутешительный прогноз, обещавший сильный ветер и дождь на ближайшие несколько суток.

Задерживаться на острове ещё несколько дней не входило в планы. Поэтому, перегнав своё хрупкое судёнышко в небольшой защищённый заливчик, после завтрака Игорь стал сворачивать лагерь, чтобы уйти до отлива, течение которого только усилит встречные волны.

Через час, бросив прощальный взгляд на место своего пристанища, мужчина оттолкнул лодку и, выбираясь на чистую воду, забрался в неё, запуская мотор. Попав на волны, суденышко запрыгало, закачалось, словно неприрученная лошадь, рвущаяся из рук всадника.

Дорога к причалу заняла несколько часов. Море, громко возмущаясь, гнало одну волну за другой, и они, словно развлекаясь, стремились накрыть нагруженную резиновую лодчонку, заставляя капитана отчаянно маневрировать, попутно вытирая с лица солёные холодные брызги, которыми щедро награждала разбушевавшаяся природа. Цена ошибки была высокой – смерть. Добраться до берега в случае опрокидывания было попросту нереально. При такой температуре воды переохлаждение организма наступит через пять минут. Поэтому оставалось только сражаться со стихией, собрав волю в кулак и не давая себе ни секунды отдыха.

Только коснувшись земли, Игорь облегченно выдохнул, – по правде говоря, неприятных моментов в дороге хватило с лихвой.

– А я смотрю, лодка незнакомая, – поздоровался с ним местный старик, стоявший около забора и наблюдавший за действиями мужчины. – Наши-то в такую погоду в море не суются – опасно. Если перевернет, то всё, хана.

– Завтра на работу нужно, – усмехнулся Игорь, подтаскивая судёнышко на мелководье. – Тут уж не до ожиданий.

– Ох, городские, всё вы спешите. Так вся жизнь и пролетит – не заметишь.

– Согласен, отец, но по-другому в нашем муравейнике никак. Вот выйду на пенсию, куплю домик возле тебя, и будем днями на скамейке сидеть да на волны смотреть, – подмигнул он старику.

– Да я завсегда рад соседу, – кивнул тот, – лишь бы человек был хороший.

Разгрузив лодку, Игорь с неудовольствием обнаружил, что все вещи вымокли насквозь и переодеться в сухое не получится.

Поеживаясь от пронизывающего холода, он напялил мокрую дорожную одежду и принялся быстро складывать сумки и мешки в багажник.

– Поймал чё? – старик, подернув плечом, собрался уходить.

– Есть маленько, в основном навага и треска, зубатка снова не попалась. – Игорь продемонстрировал улов. – Зато грибов много, – улыбнулся он.

– Такого добра по осени хоть косой коси, – старик рассмеялся. – Ну, бывай, хорошей дороги тебе, – попрощался он и не спеша пошёл в старый крепкий дом, над крышей которого ветер яростно срывал дым топящейся печи.

Обратный путь прошёл без приключений, колеса монотонно наматывали километры под мерный звук двигателя. Несколько чашек кофе и пачка семечек не давали закрыть глаза, отгоняя навязчивый сон, давящий на голову. Уже под утро Игорь, усталый, но довольный, ввалился домой, стараясь никого не разбудить. И только сонная супруга, щурясь от света лампочки, вышла в коридор, чтобы поцеловать вернувшегося мужа:

– Я быстренько в душ, а потом часок посплю перед работой. – Игорь улыбнулся, глядя в милые заспанные глаза.

– Может, выходной возьмешь, неугомонный кормилец? – зевнула жена, унося ведро с рыбой к холодильнику.

– Впереди вечность, там и отдохну, – улыбнулся мужчина, занося следом второе ведро с грибами.

Через пару часов, отогнав от себя сон, он мчался в офис, заряжаясь привычным рабочим настроением.

– Ой, – восторженно хлопнула руками Леночка, – как вы загорели! На Мальдивы летали или в Таиланд?

– Вот сразу в обе страны и летал, – довольно хмыкнул Игорь, открывая дверь кабинета.

– Везёт кому-то, – мечтательно сказала девушка, прикидывая в уме, во сколько обойдется такой отпуск и как подготовить нового двухнедельного котика, найденного на сайте знакомств, к предстоящим расходам на свою зайку-шалунью.

Усевшись в кресло, Игорь положил руки на подлокотники, откинулся на спинку и закрыл глаза, вспоминая яркие звезды, привкус солёной воды, шум моря, мягкие сны и удовольствие от одиночества.

Впереди было много работы и зарождающееся желание снова рвануть на север в следующем году.




Бельмондо


– А я разведёнок больше всего люблю. – Раскрасневшийся Сенька, светловолосый парень атлетического сложения, залпом опрокинул очередную стопку с водкой.

– О как! – рассмеялся Игорь, лопоухий полноватый шатен, сидящий рядом. – Ну-ка объясни, зачем тебе, женатому, ещё и паровоз с прицепом?

– Эх, парни, – Семён поморщился, выдохнул и потянулся за маринованным огурцом, – ничего вы не понимаете в жизни.

Летний субботний вечер клонился к закату. Солнце не спеша уходило на запад, унося туда свет. Здесь же, на берегу широкой реки, жара сменилась приятной прохладой. Надоевший за день ветер постепенно успокоился. Отправляясь на отдых, он напоследок пригладил волны, превратив их в спокойную гладь. Комары же, наоборот, обрадованные затишьем ринулись искать, где бы подкрепиться. Плотным роем они окружили незваных гостей, шумно обсуждая их на своём языке. Но приблизиться к дыму костра решались не многие.

Небольшая компания из четырёх парней уютно расположилась вокруг небольшого складного столика, уставленного едой и напитками. Коллеги по работе, сотрудники маленького автосервиса, вырвавшись из семей, договорились провести выходные на природе, чтобы узнать чуть больше друг о друге и, если получится, перевести рабочие отношения в тёплые дружеские.

Пока ребята ставили палатки, расчехляли удочки и таскали валяющиеся на берегу сухие бревна для костра, Семён вытащил из багажника столик и принялся заставлять его закупленной снедью.

– Жалко, бухло охладить негде, – вздохнул он, выставляя на край парочку стеклянных бутылок.

После того как лагерь был развёрнут, донки заброшены, а костёр принялся весело потрескивать, разбрасывая маленькие искорки, парни уселись отмечать прибытие.

– Между первой и второй можно выпить ещё три! – Иван, автоэлектрик, самый старший в компании, быстро наполнял опустевшие стаканы.

Когда автосервису и его начальству были перемыты все косточки, обсуждены важные вопросы ловли карпа на лучшие сорта отборной перловки, обсмеяны современные автомобили, создаваемые менеджерами, а не инженерами, незаметно наступил закат. Изрядно охмелев, по древней мужской традиции ребята плавно перешли на разговоры о женщинах.

– Так что там с разведёнками? – Иван подбросил в костёр очередное бревно.

Закончив жевать огурец, Сенька окинул товарищей довольным взглядом:

– Как правило, тётки они уже опытные, сопливой романтики не требуют, дворцы в голове не строят. Знают, что хотят, да и на женитьбе не настаивают, нахлебались дерьма в браке, теперь боятся снова на грабли прыгнуть. Ты ей пару комплементов, немного фыркнул в сторону бывшего, который кобель и недостоин такой красавицы, ребёнку киндер-сюрприз купил и всё, она готова. Ещё и котлетками накормит.

– А оно тебе надо, от жены по бабам бегать? – Иван почесал седеющую голову, прямо в макушку которой только что укусил очередной кружащийся рядом паразит. – Неужели в семье так плохо живётся?

– Там всё нормально, – усмехнулся Семён, – только я мужчина, самец. Вот ты, если каждый день будешь икру ложкой хомячить, как быстро она тебе надоест?

– Так вроде икра тебе детей не рожает, трусы не гладит, да и борщом не кормит. К тому же с ней шампанского при Луне не жахнешь и в кровати не поваляешься.

– Тебе, Ваня, не понять, это как спортивный интерес. Чувствуешь самочку и хочешь к ней под бочок.

– Согласно твоей логике получается, что мужик – это животное, охотящееся на самок, а не взрослый рукастый человек, за которым семья как за каменной стеной. – Иван с интересом взглянул на Семёна. – Не боишься, что жена узнает?

Тот хмыкнул:

– Один раз прокол вышел. Пошли с супругой в торговый центр, сыну кроссовки купить, навстречу компания детей. Один ко мне: «Дядя Семён, а ты чего к нам не заходишь, мамка скучает». А я даже вспомнить не могу, что там за мамка такая. Сказал, что он ошибся, а у самого уши горят. Короче, едва не развелись в тот вечер.

– Ну и зачем такие проблемы? – хмыкнул Игорь, закуривая. – Зашёл на сайт с путанами, там этой любви завались, на все вкусы и любой кошелек.

– Нет, – сморщил нос Семён, – я так не хочу. Это ж противно. Представляешь, сколько в ней разных мужиков перед тобой побывало? Фу! Это как жвачку подобрал на дороге и всем двором её жуёте.

– Зато никаких обязательств, словно в магазин сходил или в парикмахерскую. Деньги отдал, услугу получил и спокойно домой пошёл.

– Да ну! Онанизм какой-то, ни чувств, ни удовольствия. Хочется же по любви, так в сто раз приятнее.

– Пойду донку переброшу, – Игорь поднялся со стульчика, – а то стоит мертвая. Похоже, червя обглодали.

– Ты прямо как на рыбалку приехал, – рассмеялся Семён, – совсем неопытный. Знаешь, какой главный принцип выезда на речку компанией?

– Какой?

– Наливай да пей! Рыбу и в магазине можно купить, если боишься, что жена «пилить» будет, а вот с товарищами потрепаться по душам – это бесценно. Так что завязывай с удочками. Стояли, и пусть стоят. Сам-то как к адюльтерам относишься?

Игорь на секунду задумался, потом сел, кивнул Ивану, чтобы тот пополнил стакан:

– Да сейчас вообще просто: познакомился в сети, на уши ей присел и всё, твоя. Или в клуб сходил. Там к утру вся некондиция брачного рынка собирается. Выбираешь любую. Пару коктейлей купил – и можно к ней ехать, кувыркаться.

– И жена тебя отпускает одного до утра по клубам шляться?

– Куда она денется с подводной лодки? – хохотнул Игорь. – Когда мы с ней женились, она стройненькая, как молодая берёзка, была. А после свадьбы словно подменили. Совсем себя забросила. Как забеременела, вообще разнесло. Прямо перестала возбуждать как женщина. Сто раз говорил, мол, в зеркало посмотри, ты ж раза в три толще стала. Поначалу даже пытался заставлять спортом заниматься, абонементы ей в спортзал и бассейн покупал. Всё без толку. Не хочу, говорит, и всё. Типа, мне и так комфортно. Пришлось вопрос кардинально решать.

– Это как? – Семён отогнал назойливую мошку, заинтересовавшуюся его ухом.

– Взял фотку свадебную и под нос сунул, – дескать, я на этой девочке женился, а не на той бабищи, в которую ты превратилась. Пока не изменишься, жить с тобой буду только ради дочки. И свои сексуальные проблемы теперь буду решать сам. После этого фактически живём каждый своей жизнью. При ребёнке создаём видимость хорошей семьи. А по факту я каждую шалаву из ближайшего клуба не только в лицо знаю.

– Получается, что ты на теле женился, а не на человеке. – Иван палкой помешал костер, затем не спеша разлил водку.

– Может быть. – Игорь взял протянутый стакан, выпил, не чокаясь. – Только брак – это когда двое стараются, а не один.

– Чего тогда не разводишься, ещё молодой, найдёшь себе постройнее.

– А дочка как? Её очень люблю. Она же не виновата в наших проблемах.

– Риторический вопрос, кто виноват и что делать. – Семён кашлянул, хлопнул Игоря по плечу. – Не слушай никого, однозначно верного совета на такую ситуацию не существует. В каждой избушке свои погремушки.

– Да я и не парюсь, живу и живу. Как есть.

– Игорёк, – хитро прищурился Семён, – признайся, у тебя с Катькой из бухгалтерии что-то было?

– Шутишь? – выпрямился тот. – Ты её сзади видел? У меня на такой салат майонеза не хватит.

– Да вы оба прямо как Бельмондо, – расхохотался Иван, – альфа-самцы! Ну а ты, Колька, чего молчишь? – повернулся он к самому младшему из компании, который всего пару месяцев назад пришёл к ним в сервис помощником автослесаря.

– Да мне особо и рассказывать нечего, – поправил кепку тот, – мы всего год как поженились. Ещё не наскучили друг другу. Правда, подружка жены, Ленка, всё глазки строит. А она такая, ух! Я б её прижал в уголочке. Поэтому, что будет дальше, не знаю.

– А до жены или после неё другие девки были? Как там Семён говорит, тест-драйвы устраивал?

– Ну, что сказать? – Николай почесал затылок. – Было несколько раз, но только до свадьбы. Один раз с одноклассницей и пару раз с клубными подружками.

– Ничего, – довольным голосом сказал Игорь, подмигнув Кольке, – ещё не вечер, дружище! Брак – не повод чехлить оружие.

– Ваня, теперь твоя очередь. – Семён, дёрнувшись, прихлопнул комара, нагло устроившегося на его щеке. – Не боись, «всё, что было в Вегасе, остаётся в Вегасе».

Иван молча наполнил стаканы, бросил пустую бутылку под стол:

– У меня год назад серебряная свадьба была. Получается, четверть века вдвоём прожили. Всякое было, чего греха таить. И бабы другие были. Но это по молодости. Потом перебесился, понял, что все они одинаковые, да и успокоился.

– Ваня, а может, ты просто обленился? – захохотал Игорь. – Старый конь борозды не портит?

– Глубже тоже не делает, – подхватил Семён.

– Да вроде леностью не отличался. К тому же все органы функционируют, как швейцарские часы. При моей жизни жирком не заплывёшь. Семья большая, только и успевай крутиться, чтобы обеспечить.

– Так что произошло, Ваня? – Игорь откинулся на стуле, заложив руки за голову. – Почему самоисключился из клуба любителей женских, хм., тел?

Иван вытащил новую бутылку, посмотрел в наполненные стаканы и убрал обратно в сторону. Подумал, глядя на проплывающую мимо баржу, огоньки которой светились прямо на фарватере. Затем повернулся к ребятам:

– А в какой-то момент осознание пришло, что все эти пьянки-гулянки-бабы-подруги – моя большая ошибка. Ведь да, женился я по любви и не только на женском теле, но и на человеке, который когда-то пришёлся по вкусу схожим мировоззрением, одинаковыми интересами и взглядами. По молодости нам было интересно друг с другом, я наглядеться не мог на жену, надышаться ею. Обожал видеть её прикрытые глаза, румянец лица при поцелуе, ощущать приятный запах гладкой кожи. Прошло много времени, всё это подзатёрлось, подзабылось, да и супруга изменилась физически. Но внутри всё равно осталась такой же, как и была, хоть это и покрылось коркой быта, семейными проблемами, детьми. Вот как додумался я до этого, так и отрезало налево бегать. Понял, что других женщин совсем не хочу. Стал ценить в супруге внутреннее содержание больше, чем внешнее.

Подумаешь, целлюлит на попе, так это попа совсем недавно была моей любимой. Не скажу, что мы прямо как одно целое, словно Колобок в печке, – у каждого свой характер, свои тараканы. Скорее, мы просто очень хорошо стали дополнять друг друга. Например, я не люблю собирать ягоды, а она грибы. Но из леса возвращаемся и с тем и с другим. Недавно читал, учёные якобы доказали, что любовь – это химия. Думаю, врут! Такие процессы могут только к телу относиться. Запахи, влечение, ферромоны – всё это как раз по части самцов, а настоящая любовь – когда у твоей женщины душа родная. Поэтому вы и заботитесь друг о друге как о самом себе.

– Ну, ты прямо как Сатана, душу любишь, – попытался было пошутить Игорь, но тут же замолк под взглядом Семёна.

– Дядь Вань, – Николай пристально посмотрел на Ивана, – а если бы назад отмотать, пошёл бы налево?

– Нет. – Иван взял стакан и, не обращая внимания на собеседников, опрокинул в себя его содержимое.

– За любовь, – произнёс тост Семён.

Выпили, закусили. Но разговор дальше не шёл, каждый думал о чем-то своём, потерянном или просто забытом. А ведь ещё недавно всё виделось по-другому!

– Ну что скуксились, как немцы под Сталинградом? – Иван, шатаясь, встал из-за стола. – Сёма, врубай музыку, душа танца просит!

– Как скажешь, дядя Ваня. – Семён рванул к автомобилю, открыл все двери, включил радио, сделал громкость на максимум, и вскоре хриплый вой Лепса, скорбящего с рюмкой на столе, распугал уснувших на деревьях птиц. Громко перекрикиваясь, они принялись обсуждать вокальные пристрастия двуногих, нарушивших тишину этих мест. Одинокий волк, бродящий невдалеке, попытался было подпевать, легонько подвывая, но потом плюнул и ушёл подальше, намереваясь заглянуть в эти места после отъезда сумасшедшей компании, чтобы поковыряться в мусорке.

Утром опухшие, словно китайские десантники после атаки диких пчёл, кое-как протирая узкие глазки, ребята выползли из палаток.

– Ох, отлично посидели, – держась за гудящую голову, уселся на стул Семён, разыскивая глазами бутылку с минералкой.

– Ага. – Игорь, сдерживая приступ рвоты, кинулся к ближайшим кустам, где долго стоял, перегнувшись пополам. Потом, обессиленный, уселся в теньке на берегу, опустив ноги в холодную воду.

Колька, высунувшись, не в силах встать во весь рост, постоял немного на четвереньках, затем махнул рукой и вернулся досыпать.

– Никогда так не отрывался, – прохрипел он, откинувшись на спину.

И только опытный Иван, проснувшийся на зорьке, успел опохмелиться и теперь спокойно сидел около удочки, умело вываживая одну плотвичку за другой.

– Хорошо клюёт, – довольно повторял он, улыбаясь и снимая с крючка очередную рыбёшку.

Вечером, собравшись, ребята тронулись в обратный путь.

– Отличная рыбалка, – сидя за рулём, сказал Семён, уверенно преодолевая дорожные ухабы.

– Факт! – отозвался Игорь, напомнив, что по дороге нужно заехать в магазин и купить свежей рыбы, пусть жена увидит, какой он добытчик. Вспомнив о ней, он улыбнулся, представив, как та с дочкой обрадуются. И вдруг ему захотелось сделать для них что-то очень хорошее, приятное.

– Тормозни, – кивнул он Семёну и, когда тот остановил машину, бросился рвать ромашки и васильки. – Порадую своих девочек!

Следом этим же занялись и другие парни. Лишь Иван с улыбкой посматривал на процесс.

– Не всё потеряно в королевстве датском! – сказал он, потянувшись.




Блок


– Что ты краснеешь, как институтка при виде голого мужика? – Директор был явно не в духе, устраивая на экстренном совещании разнос подчиненному. От отборно-матерных выражений завистью сводило челюсти всех сапожников района. Да и как было не ругаться? Небольшая компания, которой он руководил без малого двадцать лет, выиграла тендер на поставку очень дорогостоящего оборудования. Всё шло гладко и без задоринки ровно до той минуты, пока трель телефонного звонка не ворвалась в утренний офис:

– Игорь-джан, груз получили, – спокойным голосом начал разговор Валех, покупатель, – не можем одну коробку найти. Все ящики пришли запечатанные, а как вскрыли, блока управления нет. Мне запускаться нужно, каждый час на счету, наладчики в три смены работают. Через две недели мои партнеры первую партию товара ждут.

Пообещав разобраться, директор положил трубку и вышел к сотрудникам.

– Кто занимался отгрузкой в Котлас?

– Я! – поднял руку Дмитрий, хоть и молодой, но уже довольно опытный менеджер.

– Ты комплектацию проверял?

– Обижаете, Игорь Вадимович, всё до последнего винтика.

– А это что за хрень? – Директор показал на небольшую коробку, стоящую на краю стола.

– Упс! – Дима покраснел. – Забыл вложить.

– Лучше бы папа забыл тебя маме вложить! Быстро отправляйте вдогонку!

Через пять минут Дима постучал в дверь:

– Игорь Вадимыч, транспортники уже не возят. Экспресс-доставка тоже на каникулы ушла. Первая машина в ту сторону пойдет десятого января.

– Черт! – Директор взялся за телефон.

– Игорь-джан, мне очень нужно запуститься, не могу я ждать так долго, – всё таким же спокойным голосом ответил Валех. – Там такие штрафные санкции прописаны, что, даже если я свой завод продам, всё равно не рассчитаюсь. Сделай что-нибудь, я же тебе оплату вовремя перевёл.

– Хорошо, Валех, монтируй установку, блок будет вовремя.

Понимая, что грядущие планы срываются, Игорь устроил жёсткий разнос сотрудникам, которые не привыкли видеть шефа в гневе. Поорав на Дмитрия минут пять, директор успокоился, переложив часть негативных эмоций на подчинённых.

– Так, Митя, садишься на велосипед и в Котлас. Как раз к Рождеству доберёшься, – перешёл он на обычный тон. – Человек-паук спасал мир, а человек-косяк должен спасти ситуацию, которую сам создал.

– Зима же! – Дмитрий, красный как варёная креветка, стоял, понурив голову.

– Хорошо, что напомнил. Шапочку не забудь, а то ушки отморозишь. И лыжи.

– Ну, Игорь Вадимыч, простите, я же не нарочно.

– Ладно, шутки в сторону. Есть желающие скататься в Котлас?

Таковых не нашлось. И дело даже не в желании. Почти ни у кого из молодых менеджеров не было достаточного опыта вождения, а штатный водитель Миша ещё вчера жаловался на температуру. Согласилась ехать секретарша Леночка, но директор тут же отверг её кандидатуру:

– Солнце мое, ты вместо Воронежа в Казань умудрилась попасть. Где я в этот раз тебя ловить буду? Во Владивостоке?

– Игорь, давай я отвезу, – поднял руку Сергей – заместитель директора, который появился к концу совещания.

– Нет. У тебя наладка завтра, другой там не справится. Сам поеду.

Окинув взглядом подчинённых, он вздохнул:

– Понаберут по объявлению! Ах, да, это ж я сам вас набрал. Всё, по местам, работаем. – Директор направился к себе в кабинет, но был остановлен вопросом:

– Игорь Вадимыч, а новогодняя премия будет?

– Хрен вам!

– Овощами выдадите, босс? – улыбнулась секретарша, молодая девочка с густой древнерусской косой.

– Тебе, Леночка, морковкой. Ишь, глаза заблестели! Тёртой!

Хлопнув дверью, Игорь сел за стол. Премии уже давно лежали в ящике стола в подписанных конвертах, которые он намеревался вручить накануне праздника, чтобы добавить радости и настроения своим подчинённым. Рядом пылился специально купленный для этого колпак Деда Мороза.

Сообщив супруге неприятную весть, он быстро положил трубку, сославшись на срочность дел, чтобы не выслушивать волну ворчания. Она перезвонила буквально через пять минут:

– Я хотела попросить твою машину, чтобы скататься за подарками. Моя в последнее время плохо себя ведёт, боюсь сломаться. Вот как теперь быть?

– Да без проблем, забирай, я на рабочей скатаюсь.

– Спасибо, милый. – Довольная супруга положила трубку.

Игорь приоткрыл дверь:

– Лена, найди Мишу, пусть автобус подготовит к дороге. Мы с Сергеем сейчас на встречу уедем на другой конец города, потом привезу его и отгоню свой автомобиль домой. К ночи заберу автобус и в путь. Понятно?

– Митя, – позвал он менеджера, – как появится Михаил, загрузи коробку с блоком на переднее сиденье.

Поздно вечером, освободившись, Игорь приехал на такси в пустой офис, взял оставленные документы и ключи от стоящего под окном микроавтобуса. Прогрев машину, он стал выезжать из двора, но вдруг остановился, вытащил телефон:

– Миша, где тормоза?

– Ну, дык, это… – водитель сглотнул слюну. – Там с пятого качка появляются.

– Миша! Падла! Моли Бога, чтобы я живым не вернулся! – орал Игорь в трубку. – Я тебе, засранец, выхлопную трубу так развальцую, месяц стоя спать будешь! Самоубийца хренов! Тебя, дебила, не жалко, у меня гробовщики знакомые скидку на гроб сделают, если что. А вот тем, кого по своей глупости за собой утащить можешь, как быть?

– Извините, Игорь Вадимыч, всё исправлю, – пробормотал испуганный парень.

– А если, Мишаня, со мной что-то произойдёт, я к тебе каждую ночь прилетать буду, хрен ты у меня нормально поспишь! Да, и убери презервативы из бардачка. Не машина, а бордель на колесах. Что за пятна на сиденье? Надеюсь, не то, про что мы оба подумали? Ловелас малахольный!

Он выключил трубку, чертыхнувшись. Несколько тысяч километров без тормозов, ещё и зимой, – не самая веселая перспектива. Немного подумав, залез в справочник и стал обзванивать сервисы, работающие допоздна. Но где-то уже отмечали праздник, в других не было нужных запчастей. Задерживаться в городе, с туманной перспективой быть отремонтированным завтра к вечеру, не хотелось.

– Ладно, справлюсь, – решил Игорь и тронулся в путь, привыкая к особенностям автобуса.

Под утро очень хотелось спать, появились галлюцинации – первые признаки сильнейшей усталости. Он знал, что нужно продержаться всего пару часов – и организм привыкнет, войдёт в нужный ритм.

Ровная дорога чёрной полосой уходила во тьму, приподнимаемую светом фар. В колонках мурлыкал тихий, спокойный «Рамштайн», грустно рассказывая о «мутер».

Внезапно желтые лучи высветили чёрный силуэт на обочине дороги. Полудремавший мозг тут же включился в работу, посылая сигнал правой ноге, которая принялась бить по тормозам.

Автобус, дёргаясь, остановился в паре метрах от вышедшего на дорогу лося.

– Твою мать! – выругался Игорь, сердце клокотало как вулкан. Чем заканчиваются подобные встречи, он знал не понаслышке.

Лось грустно посмотрел на машину, но с места не сошёл.

– Эх, братан, похоже, у тебя день ещё больше не задался, – заметил этот взгляд Игорь. – Ну ты не расстраивайся, всякое бывает. Найдёшь себе новую лосиху, молодую, крепкую. Может, рога поменьше будут?

Лось, словно услышав слова человека, тяжело вздохнул, опустил голову и медленно побрёл в лес.

– Не унывай, дружище! – Игорь включил передачу, и автобус покатил дальше.

Неожиданная встреча с животным отбросила желание спать подальше, и оно, ненадолго затаившись, через полчаса снова выбралось, мягко, настойчиво оплетая голову, погружая её в сладкое забытье.

Чтобы как-то отвлечься, Игорь включил небольшой автомобильный чайник.

– Надеюсь, Миша ничего не полоскал в этой воде.

Растягивая кружку крепкого кофе на полсотни километров, вовремя заметил очередное препятствие, которым оказался брошенный поперек дороги лесовоз. Выезжая из леса, он застрял на подъёме, и теперь его тяжёлая морда перекрывала почти целую полосу.

– Да что ж за день-то такой?! – уворачиваясь на скользкой дороге, матерился Игорь.

– Сам офигел! – шепнул на ухо ангел. – Притомился тебя спасать, да и поспать бы не мешало.

Доехав до очередной заправки, Игорь припарковался.

– Дожил, голоса в башке слышу. Точно пора вздремнуть.

Через сорок минут проснулся от холода. Сел, протирая лицо рукой. Потянувшись, завёл машину и тронулся дальше. Сон медленно покидал уставшую голову, поддаваясь наступающему серому рассвету.

В Котлас прибыл во второй половине дня. С трудом проехав по не чищенной от снега дороге, остановился около офиса Валеха, который, заметив машину, выбежал на крыльцо, хлопая себя по заметно выступающему животу:

– Игорь-джан, дорогой, я уж думал всё, накрылись мои планы медным тазом. Пойдем кофе пить, спаситель.

– Лучше чай, – улыбнулся Игорь, – я уже этот кофе ни видеть, ни слышать, ни нюхать не могу.

Прихватив коробку с блоком, они зашли в переговорную, где уже закипал новёхонький белобокий чайник.

Передав коробку технологу, принялись обсуждать новогодние подарки, делиться новостями от общих знакомых. Раздался звонок, Валех взял трубку и замер, словно услышал про пришельцев, высадившихся прямо в цеху. Удивлённо посмотрел на Игоря, встал и направился к двери:

– Игорь-джан, идем со мной, что-то не так с этим долбаным блоком.

По пути они увидели технолога, спешившего навстречу с печально известной коробкой в руках.

– Вот, смотрите. – Он открыл крышку.

Вместо блока управления внутри лежала толстая пачка каталогов, которые Дима приготовил для отправки новому клиенту.

Львиный рёв всколыхнул стены завода. Схватив трубку, Игорь набрал номер менеджера. Смущённые рабочие, краснея, гуськом выбежали из цеха во двор на мороз, пока он в красках с использованием жестов расписывал Мите его будущую судьбу. Закончив, перевёл взгляд на Валеха:

– Извини, был крайне возмущён и раздосадован. Через пару дней исправлю это недоразумение, блок будет доставлен.

– Игорь-джан, – Валех восторженно поаплодировал, – браво! Ты матерился почти десять минут и ни разу не повторился. Возьми меня к себе в ученики!

– Без проблем, – остывая от криков, улыбнулся Игорь, – приезжай ко мне на месяц менеджером поработать – быстро научишься.

Пока окончательно приходил в себя, попивая чай с Валехом, снова позвонил Дмитрию:

– Митя, второй косяк заглаживать уже тебе. Сейчас срочно берёшь билет на поезд и с блоком под мышкой мчишься на вокзал. Да, я понимаю, что Новый год встретишь с пожилой проводницей в полупустом вагоне. Но взрослые дяденьки тем и отличаются от прыщавых юнцов, что умеют «отвечать за базар», то есть держать слово и доводить дело до конца, даже если совершили ошибку.

Попрощавшись с Валехом, Игорь вышел на улицу. Немного постоял, задрав голову вверх, подставляя лицо хрупким снежинкам, которые, кружась в хороводе, медленно опускались на белую землю. Затем сел в машину, набрал заместителя:

– Уже знаю, – ответил тот, поздоровавшись, – давай я выеду, вроде как моя очередь.

– Не надо, праздник на носу, у тебя семья, дети. Пусть Митя сам заглаживает собственную вину. Может, ещё Снегурочку свою встретит. Новый год всё-таки.

– Лена уже билеты ищет.

– Скажи, пусть выпросит плацкарт, верхнюю полку около туалета. А обратно можно и в купе, мы ж не звери.

– Хорошо, Игорь, сделаем.

– Я, похоже, приеду только тридцать первого вечером. Завтра утром возьми конверты из верхнего ящика, раздай ребятам. Твой тоже там. В обед закажите пиццу, шампанское, фрукты. Короче, устрой им небольшой сабантуй и отпусти пораньше, нечего там сидеть.

– Мите премию давать?

– Да, не будем добивать парня. Просчёты у всех бывают. И ещё просьба: чувствую, не успеваю за подарком сыну. Отправь Лену в магазин, пусть купит и на стол мне положит.

– Говори, что надо, сам съезжу. Даже представить страшно, что она выберет. И будь повнимательнее, утром в новостях передали, что на твоей трассе лося сбили. Водитель погиб, пассажиры в больнице. Береги себя, ты нам живой нужен.

Попрощавшись, Игорь Вадимович сел в холодную машину, завёл мотор и с треском воткнул первую передачу. Дорога предстояла дальняя, надо поспешить…




Борька


– Здорово, Виктор! – Щетинистый крепыш с обветренным лицом открыл калитку и зашёл во двор, не обращая внимания на собачонку, встретившую его неистовым лаем.

– У меня всё готово, Лёня, – пожал крепкую, натруженную руку хозяин, высокий пожилой мужчина, пропуская гостя вперёд. – Как раз жара спала – самое время приступать.

– Нового кабыздоха завёл? – кивнул Лёня в сторону пса, рвущего цепь в желании продемонстрировать свирепую ярость к незнакомцу, рискнувшему зайти на охраняемую им территорию.

– Ага, Тузик, – кивнул Виктор, – старый совсем сдал, заболел, коров пасти не хочет, от чужих людей не охраняет. Пришлось в лес завести, там и прикопал. Ладно, пошли к свинарнику.

– О! Какой ладненький! – причмокнул Леонид, подойдя к загону, в котором тёрся боком о решётку небольшой кабанчик, ожидая, что его скоро покормят. Непонятно, но хозяин почему-то опаздывает с ужином. Увидев подошедшего Виктора, ставшего рядом с чужаком, поросёнок довольно хрюкнул, приподняв розовый пятачок.

– Борька, – ласково сказал Виктор и погладил его по голове, – извини, брат, время твоё пришло.

Кабанчик в ответ хрюкнул и подошёл к корыту. Дескать, ласка лаской, а не мешало бы и перекусить.

– И у тебя Борька, – рассмеялся Лёня. – После того как Ельцин президентом стал, полдеревни своих свиней Борьками назвали. Вот что значит народная любовь. Хороший поросёнок, – снова причмокнул он, – килограмм сто будет.

– Да, – кивнул хозяин, – самый сок. Я по молодости вырастил одного, на четыре центнера. Он уже почти не ходил, только около корыта лежал и жрал. Когда бить стали, подорвался, чтобы убежать, и тут же ноги сломались под собственным весом.

– Ну да, толку от такого ноль. Одно сало, да и то жёсткое, не каждый нормально засолит, – согласился Лёнька, снимая с плеча холщовую сумку с принадлежностями. – Сам-то чего не бьёшь? Вроде раньше спокойно справлялся.

– Силы уже не те, да и какой-то сентиментальный стал, жалко.

– Свинью жалеть – мяса не видать, – хмыкнул Лёня, подсоединяя к горелке стоявший рядом газовый баллон. Убедившись, что всё нормально, кивнул хозяйскому внуку, ошивающемуся рядом:

– Ну-ка, Сашок, сгоняй в сарай и принеси пару берёзовых поленьев, другие не бери.

Малец тут же рванул к дровянику. За это время мужчины принесли широкий обожжённый деревянный щит, который частенько использовался для подобных дел. Пока хозяин ходил за водой, чтобы смыть с него пыль, паутину и грязь, Лёня достал свои инструменты, разложив их в ряд, чтобы было удобнее. Затем сделал из веревки петлю и вошёл в загон. Там он ловко зацепил заднюю ногу животного и, упираясь в землю, стал вытаскивать того наружу.

– Потом меньше возни будет, – крикнул Виктору, который стоял рядом, порываясь подсобить.

Борька отчаянно сопротивлялся, визжал, но вскоре был привязан к столбику. Повырывавшись, он затих, испуганными маленькими глазками глядя по очереди то на хозяина, то на чужака. Перетянутая бечёвкой нога онемела, мешая встать, и тогда кабанчик улёгся, пытаясь понять, что же от него нужно. Гость хозяина явно не напоминал доктора, который однажды заходил сюда, чтобы кастрировать животное. Уткнувшись пятачком в землю, Борька тяжело вздохнул, поднимая пыль. Эх, как же больно было! Вот и сейчас эти двое стоят, о чем-то разговаривают. Опять укол будут делать? И вдруг шальная мысль взорвала голову. Да! Старая кошка же говорила, что судьба у всех свиней одна: шашлык.

«Это что получается? Сейчас меня будут убивать?» – Борька вскочил, выгнулся и снова принялся рваться, отчаянно завизжав тонким голосом.

Внучка хозяина, маленькая девочка, игравшая во дворе, закрыла уши ладошками и что есть мочи побежала в дом, где тут же, рыдая, упала на кровать, накрыв голову подушкой. О том, что Борьку готовятся отправить на мясо, она узнала ещё вчера, успев оросить слезами книгу, которую читала на ночь. Ей не хотелось верить, что розовый чистенький дедушкин любимчик, которому они с Сашкой таскали свежую траву, вскоре станет всего лишь котлеткой на сковородке.

– Мы же их для этого и растим, – успокаивала её бабушка. – Салко с мяском все любят, а как оно на стол попадает, думать не хотите. Если бы окорок рос как морковка, мы бы на грядках его сажали.

Успокоившись от мягких бабушкиных поглаживаний по спинке, девочка уснула. Во сне она видела большое поле, на ровных рядах которого росли маленькие розовые поросята, подмигивающие ей глазками-бусинками.

Вскоре истошный, разрывающий душу визг прекратился. Устав орать, Борька горячо вздохнул, принимая свалившуюся на него безысходность. Прочная верёвка сильно врезалась в ногу, причиняя страшную боль. Он устало визгнул напоследок и снова улёгся около столбика.

Подойдя к кабану, Лёнька присел на корточки, потрепал его по голове, прошептав что-то ласковое. Затем немного приподнял поросёнку левую переднюю ногу и, прицелившись, резким движением загнал в тело длинное шило, стремясь попасть в сердце. Борька от неожиданности хрюкнул, дёрнулся, не понимая, что произошло и откуда пришла эта острая боль, и тут же жалобно застонал, уткнув пятачок в землю.

Лёня, оставив шило в туше кабанчика, чтобы не причинять тому дополнительные мучения, потрепал животное по холке и встал, разминая затёкшие ноги.

Опустив голову на землю, Борька умирал, на собственной шкуре почувствовав несправедливость мира. От этого осознания хотелось плакать. Ещё недавно он весело хрюкал, поедая вкусняшки, а сейчас лежит, не в силах подняться. Боль ушла, ей на смену появилась волна усталости, затягивающая куда-то вверх. Хотелось закрыть глаза и отдаться этому чувству. Поросёнок понимал, что уже никогда не проснётся, не пробежится по загону, не будет радостно пускать пузыри в корыте, наполненном вкусной вареной картошкой, смешанной с сытным ароматным комбикормом.

Поросёнок ещё лежал, угасая, когда Лёня, привязав вторую верёвку, с помощью Виктора затаскивал тело на щит.

– Пусть дойдёт, не хочется живого смолить, – сказал он, вытаскивая сигарету из пачки.

Не успел докурить и до половины, как Борька дёрнулся в агонии и затих. Лишь маленькая слезинка выкатилась напоследок из его грустных глаз.

– Не плачь, внучка. – Дедушка погладил вышедшую из дома девочку по голове. – Ему уже не больно.

– Так, дети, – Лёня зажег горелку, – под ногами не путаемся, отойдите подальше.

Подойдя к мёртвому Борьке, он принялся охаживать его огнём. От высокой температуры кожа пошла волдырями, которые тут же лопались, вызывая сильный запах палёной плоти. Все волоски, которым было покрыто животное, моментально сворачивались, сгорая. Туша кабана в том месте, куда попадала огненная струя, скукоживалась, стягивалась, быстро уменьшаясь в размере.

Виктор, схватив нож, принялся чистить поросёнка, снимая кожаные лоскуты.

– Ну-ка, Санька, инструмент в руки и давай присоединяйся, – скомандовал Лёня, ловко управляясь раскалённой горелкой.

Мальчишка вопросительно посмотрел на деда. Тот кивнул, указывая в сторону лежащих рядом тяжёлых ножей, и вскоре Сашка, серьёзно нахмурив брови от собственной важности, неуверенно орудовал острым лезвием.

«фу, – подумала про него девочка. – Теперь ещё больше задаваться будет».

После того как с одной стороны кабан был почищен, Лёня добавил пламени и принялся обжигать тушу, которая постепенно становилась чёрной. За это время Виктор натаскал воды, и вскоре они принялись скоблить ножами и отмывать Борьку до желтизны. Управившись, ловко перевернули тушу и вновь приступили к работе. Когда весь кабан был готов, Лёня снова взял в руки горелку:

– Я всегда два раза осмаливаю, – довольно сказал он, – после меня шкура без единой щетинки. Это не на скотобойне – разок тупыми ножами прошлись и всё, торчат потом эти волосы; не понимаю, как такое есть не противно.

– Да городским всё равно, – улыбнулся Виктор. – Они другого и не пробовали никогда.

– А я вот не могу так: как щетину вижу, прямо тошнит, – хмыкнул Лёнька.

Пока снова чистили и отмывали тушу, мужчины не спеша обсуждали странных, по их меркам, жителей городов. Затем плавно перешли на более насущные темы о том, какая уродится картошка в такую-то засуху, где выделят надел для заготовки сена и сколько сейчас стоит телега берёзовых дров.

– Опять комбикорм подорожал, – вздохнул Виктор, мочалкой стирая черноту. – И так уже невыгодно стало растить свиней. Если бы не внуки, давно бы свинарник разобрал. Хочется, пока живой, чтобы они нормального мяса поели. По этой же причине до сих пор корову держим, чтобы ребятня могла настоящего молока попить.

– Согласен, – кивнул Лёня. – Ездил как-то в город к сестре, купил ради интереса в магазине бутылку. Редкостная гадость, сплошная вода, не знаю, как они такое пьют.

– Так другого-то и не пробовали, бедолаги, – горестно качнул головой Виктор.

– Недавно Семеныч быка-трехлетку позвал бить. – Лёнька вытер пот со лба, взял брусок и принялся подтачивать затупившийся нож. – Прихожу, а там настоящий слон стоит, с полтонны. И смотрит так сурово. Семёныч сам спрятался, из дома командует.

– И как ты не обхезался от страха? – Виктор с улыбкой взглянул на мужчину.

– Ты знаешь, – Лёнька на секунду замер, – был в маленьком шажочке от этого. Потом сбоку зашёл, за ошейник отвел к столбу, привязал. Ну, думаю, если с первого раза не вырублю, вырвется и раздавит как комара. Взял у Семёныча кувалду и со всей дури бычаре в лобешник зарядил. Пока он звёзды ловил, быстро горло перерезал. Коленки потом неделю тряслись. Чтобы освежевать, трос зацепили и машиной тушу на перекладину затягивали.

Подточив ножи, Лёня приступил к разделке Борькиной тушки, отмытой до бело-воскового цвета. Первым делом подставил тазик для сбора крови и стал возиться с головой, ловким движением надрезав её со всех сторон и потом умелым движением сломав шейный позвонок.

– Всё, можно уносить, потом сам разберёшь, – кивнул он Виктору, беря в руки нож. – Холодной водой залей.

– Знаю, – фыркнул тот.

– Настасья, хватит сидеть. – Лёня повернулся к девочке, присевшей на ступеньке летнего домика. – Сходи кружку принеси.

Вскоре он, перепачкавшись почти до локтя, вычерпывал кровь, сливая её в небольшой тазик.

– Отличная кровянка будет, пальчики оближете, – подмигнул стоящим рядом внукам, которые с неподдельным интересом наблюдали за процессом.

Тщательно смыв остатки крови, Лёня принялся аккуратно вспарывать кабанчику живот, стараясь не повредить кишечник.

– А то вонять будет, если случайно пропороть.

После того как тёплые внутренности были аккуратно сброшены в большое пластиковое корыто, Лёня поковырялся в них и вытащил нужные потроха: сердце, почки, печень и лёгкие.

– Смотрите, у свиней органы такие же, как и человеческие. Бабушка вам, малята, такой зельц забабахает в печке, просто объедение.

Быстро вечерело. С поля пришла корова и, удивлённо пялясь на останки бывшего соседа по двору, скрылась в сарае. Следом, прихватив ведро, вошла хозяйка, и вскоре дети пили парное молоко, наблюдая за работающими мужчинами. Дело у тех шло спорно, опытный Лёня почти не использовал топор, предпочитая обходиться ножом.

– О! Мяско понесли! – звонко смеялась Настя, указывая пальчиком на дедушку, тащившего очередной большой ломоть свинины.

Отрезав немного корейки с грудинкой, кусок печени и бросив в небольшой таз почку, Виктор позвал внука:

– Отнеси бабушке, пусть начинает жарить свежину, мы почти закончили.

Вскоре разделанный по кускам Борька переместился в летний домик, где ему предстояло за ночь остынуть, чтобы потом занять место в холодильнике.

Когда всё было закончено, мужчины навели во дворе порядок, унесли обугленный щит к сараю. Затем отправились на веранду, где их поджидала горячая сковородка с угощением.

– Теперь не грех и выпить. – Виктор взял в руки холодную бутылку и налил Лёне полный стакан водки.

– Помянем невинную душу Борьки, покинувшего этот мир, дабы мы с вами продолжали жить, – сказал тот, залпом осушив ёмкость.

Уже начало темнеть, как Лёня попрощался с хозяином и, взяв причитающуюся ему долю, легонько пошатываясь, медленно пошёл в сторону дома. Он не был садистом, и смерть убитых собственными руками животных не доставляла удовольствия. Это была просто работа, которую он умел делать, стараясь причинить животному как можно меньше страданий.

На небе висела Луна, холодным светом освещая дорогу. Звенящую тишину нарушали лишь шумные цикады, да иногда доносился лай деревенских собак, которые о чём-то переговаривались между собой. Довольный сытый Тузик, положив голову на лапы, из конуры рассматривал далёкие звёзды Млечного Пути, мечтая пробежаться по нему. В сарае на сене, легонько мурча, свернулась калачиком кошка, согревая своим телом недавно родившихся пушистиков.

Закончив читать внукам сказку, бабушка сняла очки и пошла в другую комнату – смотреть любимый сериал. За печкой тихонько похрапывал уставший дедушка.

Через два дня в загоне весело похрюкивали два маленьких розовых поросёнка, любопытными пятачками изучая свой новый дом.




Валера


Яркий свет встречных фар – последнее, что видел Валера, уводя машину от лобового столкновения. Легковушка, резко вильнув капотом, на огромной скорости соскочила в кювет и замерла, влетев в большую сосну. Пар от пробитого радиатора взметнулся вверх, раскуроченный ударом двигатель последний раз треснул переломанными поршнями и затих. Сверху, потревоженное ударом, на кузов опустилось небольшое облако шишек вперемешку с иголками. Наступила тишина…

– Сам виноват! Нечего было в «Инстаграме»[1 - С 2022 г. соц. сеть официально запрещена на территории России.] сидеть. Смотрел бы на дорогу, не оказался б на встречке. – Валера оторвал голову от подушки безопасности, которая ударила так, будто хороший боксер провел мощный хук прямо в нос.

Около автомобиля стояла разукрашенная девица в короткой юбке, из-под которой был виден ажурный край чулок. Сверху на ней была приталенная полурастегнутая блузка пятнисто-леопардовой раскраски, выгодно подчеркивающая упругую грудь, на ногах высокие черные сапоги. Ярко накрашенными губами девушка выдула пузырь жевательной резинки с клубничным запахом и небрежно кивнула:

– Давай, родимый, вылезай.

– Ты кто? – ошалело спросил Валера, невысокий полноватый мужчина с редкой шевелюрой на голове.

– Дед Пихто, – хмыкнула девица, – вспомни последнее слово, придурок, какое ты орал, улетая в кювет. Вот я и пришла.

– Ой! – Валерий смущенно заегозил, пытаясь отстегнуть ремень безопасности. – А я, это, а вы…

– Что ты гундосишь? Сейчас помогу! – Девушка, схватила Валеру за одежду и мощным рывком вытащила через рассыпавшееся окно боковой двери.

– Извините, не знал, что вы на этой трассе работаете. – Коленки мужчины предательски тряслись, шок от только что пережитого покидал, уступая место нахлынувшей слабости. – Никогда раньше здесь путан не видел.

– С какого перепуга ты решил, что я проститутка? Может, просто у меня социальная ответственность низкая? – Девица хохотнула и выплюнула жвачку. – Пошутили и хватит, пойдём.

– Куда? – Валерий с жалостью рассматривал разбитую машину, гадая, получится её отремонтировать или нет.

– Под списание пойдет, ремонту не подлежит, не парься, – выпрямилась девушка. – Надоел этот образ, – хмуро сказала она и превратилась в мужчину, одетого в черные джинсы и такого же цвета футболку.

– Фу ты! – от неожиданности Валерий сглотнул. Затем не выдержал, присел на траву, обхватив голову руками, – похоже, сильно башкой приложился, бабы мерещатся.

– Валера, не чеши мне мозг! – Мужчина подошёл поближе, схватил виновника аварии за шиворот и потащил к машине. – Вон ты сидишь, в конвульсии телепаешься! Сейчас подохнешь, с минуты на минуту.

Валерий поднял глаза и удивлённо замер, обмякнув на держащей его руке: в разбитом автомобиле, на водительском сиденье сидел… он собственной персоной, весь окровавленный, с закрытыми глазами. При этом периодически подергивался, видимо умирая.

– Как это? – промямлил Валера, чувствуя, как подкашиваются ноги.

– Что висишь, как мешок с дерьмом? – властно крикнул мужчина, не опуская руку. – Ну-ка сопельки обратно запихнул и ножки выпрямил. Делать мне больше нечего, твою душку держать. Что непонятного? Разбился ты, дорогой мой, и тело пойдет в утиль! А душонку твою мне поручено забрать и проводить по месту нового пребывания, то есть в ад.

– Почему в ад? Я не хочу в ад! – залепетал Валерий, вытирая набежавшие слёзы.

– Куда ж ещё, болезный? – Мужчина рассмеялся, показав белоснежные ровные зубы. – На тебе грехов, как у суслика клещей. Пойдём к батьке, он всё объяснит.

– К «батьке»? Это белорусский ад?

– Мы Сатану меж собой так называем. Прикольно же. Надоел весь этот выпендрёж: Отец Тьмы, Князь мира сего. А так просто и понятно. Ладно, не кисни, сделай мордуленцию попроще и вперёд, котел ждёт.

– Пусти! – Валерий дёрнулся, вырвавшись из рук мужчины. Затем подошёл поближе к своему телу, немного постоял, чувствуя пустоту внутри. Странно, боли не было, впрочем, как и ярких эмоций.

«Так получилось», – утешил он себя, провел руками по волосам и повернулся к мужчине.

– А ты кто? – спросил он, рассматривая незнакомца.

– Кладбищенский пролетариат, – причмокнул тот, ковыряясь сорванной травинкой в зубах. – Люди называют таких, как я, чертями.

– Чёрт? – удивился Валерий.

– А что, не похож? – буркнул мужчина. – Козлиной бороды не хватает и рогов с хвостом? Ты бы поменьше попов слушал да мультиков в детстве смотрел. Не нравится слово, можешь называть меня бесом, не обижусь.

– Слушай, а если есть чёрт, то с другой стороны кто? Ангел? Тогда где мой хранитель? Почему не помог?

– Он послал тебя подальше и свалил, когда ты на скорости в сто сорок вытащил смартфон и стал на экранчик смотреть. Между прочим, правильно сделал. Если в башне опилки, лучше туда не входить.

– Увлёкся. – Валерий понурил плечи. – Кстати, а нам далеко?

– Десять километров.

– В каком направлении?

– В вертикальном! – хохотнул чёрт, глядя на вытянувшееся лицо Валерия. – Не боись, Валерон! – Он хлопнул того по плечу. – Здесь недалеко портал находится. У меня есть ключ – как на лифте домчимся. Как раз, пока долетим, тельце твоё остывать начнёт. Да и зачем оно тебе? Маленькое, пузатенькое, лысинка вон какая! Девки-то, поди, уже давно не засматриваются. Был бы у тебя «Майбах» или «Роллс-ройс» – с удовольствием интересовались бы твоим «внутренним миром», а на «Рено Логан» только совсем чокнутая клюнет.

– Ну, не все же наворовали на роскошные машины, – презрительно хмыкнул Валерий.

– Ты бы пиво поменьше пил, – рассмеялся чёрт, – может, и умишко почаще включалось. Там на одних сданных бутылках «Мерседес» можно было купить.

Повернувшись, он махнул рукой и двинулся по тропинке, ведущей в лес. Валерий бросил последний взгляд на раскуроченную машину, тяжело вздохнул и потопал следом.

– Кстати, – через минуту он догнал спутника, – у тебя имя есть? А то не знаю, как обращаться.

– Хм… – Чёрт притормозил шаг, обернулся. – Что ж мы – безымянные твари, по-твоему? Зови меня Василием. Моё настоящее имя своим языком точно не выговоришь.

– Слышь, Васька, – немного осмелев, Валерий дотронулся до плеча чёрта, – получается, я сейчас бесплотный? А как можно на сковородке кого-то жарить, если у него плоти нет?

– Ну, ты и дурачина, Валерон, – хмыкнул Василий. – Говорил же, забудь поповские байки. Какие сковороды, какое масло? Да кому гнилое тело нужно, кроме червей? Не переживай, в аду душе мало не покажется, технологии отработаны. Зато есть один плюс.

– Какой?

– Там твоих знакомых полно, – рассмеялся черт, – скучно не будет.

– Васёк, а ты ладана боишься? – подмигнул спутнику Валерий.

– Я на нём спирт настаиваю, – усмехнулся тот, – мощная штука получается, ароматная. Мы с парнями иногда на праздниках употребляем.

– Ой, – Валерий остановился, – а моя жена с дочкой? Как же они без меня?

– Жена? – Черт повернулся к нему. – Это та, которая «в горе и радости»?

– Да! – Валерий быстро кивнул. – Любимая и единственная!

– Хм… – Василий причмокнул. – Ты когда с Зинаидой Петровной из ЖЭКа в кровати кувыркался, по-другому говорил.

– Да там было-то всего пару раз, – отмахнулся Валера.

– Конечно, – кивнул чёрт, – пару раз с ней, десяток с Катькой из кафешки, потом с Анькой из парикмахерской. Остальных перечислять?

– Не надо, – стушевался Валерий, – всё равно жену люблю.

– Я помню, ты только что это говорил. Ещё про дочку. Кстати, – Васька оживился, – а скажи мне, мил человек, когда твоя кошка окотилась, ты зачем котят в коробку запихнул и в подъезд выставил? Не жалко было малышей? Они же умерли от голода.

– Думал, что подберет кто-нибудь, всяко лучше, чем просто утопить.

– Да ты сама гуманность, – хмыкнул Василий, – наш человек! А помнишь, как жаб через соломинку надувал? Они барахтались, такие беспомощные. Ты с парнями их потом под колеса бросал и хохотал, когда в лепёшку давили.

– Ну, это, – замялся Валерий, – несмышлёный был, глупый.

– Поэтому над одноклассником Иваном издевался, шпынял его вместе с такими же малолетними дебилами? Или ты забыл, что это из-за ваших издевательств Ваня под поезд лёг?

– Я ж говорю, в детстве дураком был! Знаешь, как потом переживал?

– Кстати, а зачем тебе эти железяки, которые ты с завода приносил?

– Думал, что пригодятся на даче, мангал сделаю.

– Они уже лет двадцать в гараже ржавеют, мастер-самоделкин. Вот и зачем стырил?

– Плохо лежали, – исподлобья бросил Валерий, продолжая путь.

Некоторое время шли молча. Полная луна холодным светом раздвинула ночную тьму, сделав петляющую лесную дорожку более заметной.

– Может, не надо меня в ад? – Валерий остановился, умоляюще взглянул на спутника. – Я в молодости тимуровцем был, а недавно старушку через дорогу перевёл.

– Не беси беса, Валерон! Топай! – Чёрт с размахом отвесил ему пенделя. – Бабулька, вообще-то, в другую сторону, в поликлинику торопилась, пока ты, алкаш, не прицепился. «Давай переведу, давай переведу!» Тоже мне, предводитель светофоров! Вот на хрена ты её на красный потянул? Она потом валерьянку три дня пила. Кстати, заявление на тебя написала в полицию, да тем было лень ход давать. Это она с виду божий одуванчик, а за плечами такая школа доносов, обзавидуешься. В тридцатых десятками строчила. Даже свою лучшую подругу под расстрел подвела.

– Вот старая плесень, – сплюнул Валерий, – я ж от чистой души хотел помочь.

– Кстати, раз пошла такая пьянка, вспомни, как ты на работе себя копытом в грудь бил, доказывая, что Иосиф Виссарионович – выдающийся деятель. А у самого дед от голода подох на лесоповале в сталинских лагерях. Что ж, Валерон, память о дедуле на помойку выбросил? Между прочим, твой папаша сиротой в страшной нищете рос, лебеду по весне жрал. И пальцем на него в селе показывали – дескать, сын «врага народа».

– Я не лезу в политику, – отмахнулся Валерий, – и вообще, никуда не лезу. Мне по фигу на происходящее вокруг. У меня тихая, спокойная жизнь. Была. – Он вытер набежавшую слезу.

– Вот и отлично! Классический наш клиент! – Чёрт довольно улыбнулся. – Из-за таких, как ты, равнодушных, вся гадость на земле и происходит. С такими можно делать всё, что угодно, а вы лишь стонете и жалуетесь на кухоньках. А когда рядом беда творится, ушки закрываете да молитесь – лишь бы мимо вас всё прошло.

– А ну стоять! – сверху раздался строгий голос и, поднимая ветер тяжёлыми крыльями, прямо на тропинку опустился ангел в белых одеждах.

– Тьфу, – раздосадованно сплюнул чёрт, – тебя ещё не хватало. Мы же почти дошли.

– А ты кто? – Валерий с удивлением рассматривал пришельца.

– Конь в пальто! – буркнул тот и, подойдя поближе, влепил Валере крепкого «леща». – Идиот, когда ездить научишься?

– Да я, это, отъездил своё, – жалостливо хныкнул тот.

– А ты чего его с собой тащишь? – Ангел повернулся к Ваське. – Правила забыл? Мне что, начальству твоему сообщить? В котёл захотел? И почему ты, а не Смерть?

– Не знала баба горя, купила порося, – вздохнул чёрт. – Чего злой такой? Нектар на обед не налили? Подумаешь, чутка поторопился. – Он почесал затылок. – У нас вечеринка сегодня наметилась по случаю Вальпургиевой ночи. Большой компанией собрались, только сели, а меня на вызов. Этого упыря забрать. – Он кивнул в сторону Валерия. – Вот я и подумал, всё равно концы отдаст с минуты на минуту, а там бухашка холодненькая, закусочка, грудастые молоденькие чертовки. Поэтому и решил немного ускорить процесс, заранее его к порталу подвести. Смерть сама не смогла, помочь попросила. Сейчас на Востоке война гремит, ей там вкуснее.

– Что стоим? – ангел кивнул Валере. – Быстренько развернулся, жопку в ручки и обратно почапал.

– Зачем? – недоуменно ответил тот, не понимая сути происходящего.

– Господи, – ангел закатил глаза и перекрестился, – за что мне это? Жену, дочку, в конце концов, Зинаиду Петровну хочешь увидеть? Пока вы тут шляетесь, я успел подстроить так, что «скорая», которая на выезд ехала, чуть ускорилась и её водитель заметил тебя в кювете. Так что в эти самые минуты бригада твоё тельце вытащила и реанимирует. Давай, – он толкнул Валерия, – поторопись, а то им скоро надоест.

– Ну ладно, – вздохнул чёрт, – я пошёл. Всем удачи.

Он повернулся, но тут же получил от ангела сильный пинок под зад:

– Куда лыжи навострил? Веди нас обратно, Сусанин-герой! И поскорее, если не хочешь, чтобы от батьки прилетело.

Через несколько минут торопливой ходьбы они вышли к месту аварии. Валерий, подойдя поближе, вдруг почувствовал, как что-то подняло его в воздух и, немного закружив, понесло к лежащему телу, около которого сосредоточенно возились медики.

– Бывай! – чёрт вскинул руку, прощаясь. – И за рулём не отвлекайся! Хотя нет, отвлекайся, я буду ждать.

– Есть пульс! – закричал один из врачей. – Отлично! Кажется, вытащили!

– Ну и зачем ты вмешался? – досадно сказал Василий ангелу, огорчённо взглянув на часы. – Ведь дальше так и будет овощным диванодавом жить. Что хорошего?

– Ага. У вас там внизу очень весело, прямо обхохочешься. – Ангел довольно потер руки. – Это его жизнь. И никто не вправе её забирать, тем более без спроса.

– Ладно, – чёрт посмотрел на приходящего в сознание человека, кивнул ангелу, – я пошёл. Облажатушки вышли. Ну ничего, скоро за другим пошлют. В этом мире таких Валер на сотни лет припасено.

Он скрылся за деревьями, а ангел, дождавшись, когда Валерия погрузят в карету «скорой помощи», поднялся и полетел следом.

«Люди такие несовершенные, – думал он, работая крыльями, – без нашей помощи точно пропадут. Интересно, а Валерон хоть вспомнит, что сегодня было? Вот очнется завтра, а рядом жена, дочка на шею бросится: “Папа, папа”. Обнимет его маленькими ручками, и на земле сразу станет чуточку светлее».

Ангел улыбнулся и, набирая скорость, резко взлетел вверх, к облакам.




Васильки


– Ой, как красиво! – Люда поцеловала мужа, принимая большую охапку нежно-синих васильков. – Ты у меня непревзойденный романтик! – довольно произнесла она, в мыслях представляя, насколько удачно будет смотреться букет полевых цветов на фоне новой скатерти кухонного стола.

Закрыв входную дверь, Роман принялся снимать куртку, блаженно улыбаясь. Видеть счастливое лицо любимой жены – что может быть приятнее? Иногда он любил радовать супругу непредсказуемыми подарками. То часы принесёт, то новый телефон. Ему нравилось любоваться Людмилой, наблюдая, как восторженно та рассматривает новую безделушку.

Нацепив истоптанные тапочки, купленные пару лет назад на распродаже, мужчина прошёл в комнату и завалился на диван, автоматически нажимая нужную кнопку телевизионного пульта.

– Когда ж ты врать перестанешь? – тихонько хмыкнул под нос, переключая государственный новостной канал, на котором напудренная ведущая задорным голосом рассказывала о непрекращающемся повышении уровня жизни в стране и рекордных удоях козы бабушки Агафьи из забытого села Малые Помидоры. Внизу экрана бодро бежала привычная строка, призывающая неравнодушных граждан сброситься на операцию очередному ребенку. Сочетание навязанного величия и «подайте, кто сколько может» давно превратилось в единый поток, не смущая большинство граждан своим противоречивым смыслом.

Очередной тяжёлый день заканчивался. Пролистав каналы, Роман выключил телевизор, недолго задержавшись на мультфильме о похождениях «смешариков». Посмеявшись над наивными персонажами, размышляющими о морали и угрызениях совести за какой-то совершённый проступок, он приподнялся на локтях, глядя в сторону кухни:

– Милая, не мешало бы пожрать, – негромко крикнул, мечтательно ожидая увидеть супругу, тащившую на подносе скатерть-самобранку, уставленную деликатесами. Почуяв знакомые фантазии, желудок тихонько заурчал, напоминая, что чашка холодного кофе на обед – не самая лучшая еда крепкого молодого мужчины.

– Погоди секундочку! – звонко ответила Людка, не отрывая глаз от небольшого экрана и перекрикивая довольного жениха, заманивавшего матерными частушками под растрёпанную гармошку расфуфыренную дамочку неопределённого возраста с неестественно пухлыми губами в очередной многомиллионной серии шоу «Давай поженимся».

Зная, что в эти минуты жену лучше не трогать, дабы не нарваться на пару нелицеприятных фраз, Роман вздохнул и прикрыл глаза, отдыхая. Скатерть и поднос растворились вместе с диковинными яствами, возвращая в реальность доносящимся запахом макарон.

Ожидая, пока доварятся безвкусные сосиски, Людмила вытащила из серванта тяжелую хрустальную вазу, подаренную троюродным дядей Романа на свадьбу, почти пять лет назад. Набрав воды и установив вазу посреди стола, женщина аккуратно опустила в неё букет, поправив склонившиеся головки цветов. Полюбовавшись васильками, вдыхая их мягкий аромат, наполненный яркими воспоминаниями деревенского детства, Людмила взяла смартфон и сделала несколько снимков, дополнив композицию парочкой краснобоких яблок, аккуратно выложенных на скатерть.

«Пусть подруги обзавидуются. У них-то что, розочка на восьмое марта, а мой вон какой молодец. Может и без повода подарить», – размышляла женщина, выкладывая снимки в «Одноклассниках», попутно кося глазом в телевизор, где подружки очередной невесты высокопарно рассуждали о финансовом состоянии очередного претендента, зазывавшего ошалевшую от телевизионного внимания девушку в Геленджик вместо Дубая.

Когда ужин был готов, Людмила растолкала задремавшего супруга, легонько щелкнув его по носу:

– Просыпайся, кормилец!

Протерев глаза, мужчина, шаркая ногами словно старик, медленно пошёл в сторону аппетитных запахов.

– Надоели эти макарохи! – закончив с едой, откинулся на спинку стула Роман, отодвигая пустую тарелку.

– Вот начнёшь зарабатывать, как Илон Маск, буду тебе омаров с лобстерами готовить, – незлобно поморщилась Людка. – А пока ешь, что дают.

– Да ладно, я без претензий, – развел руками муж, – давай завтра гречки купим или риса. В конце месяца премию обещали. Вот тогда сходим на рынок за бараниной. Давненько мы с тобой пловом не баловались.

Людка вздохнула:

– Твоей премии только на пару килограммов и хватит. Господи, ну когда тебе зарплату поднимут? Что начальство говорит? Уже пять лет по съёмным квартирам маемся. Хочется чего-то своего, а то ни ребёнка завести, ни котёнка.

– Я ж тебе предлагал в ипотеку влезть, – раздражённо бросил мужчина, поведя плечом.

– Да? А на первый взнос где денег взять? Почку твою продадим?

– Не надо почку, давай сердце! – уголком рта улыбнулся Роман, переводя висевшую над темечком проблему в шуточную область. – Начальник пообещал в этом месяце шикарную премию выписать, так что сможем отложить немного. К тому же ходят слухи, что зарплату сильно поднимут. Так что не боись, милая, скоро будем в шоколаде.

Покачав головой, супруга вздохнула и принялась убирать со стола грязную посуду, невольно задержав взгляд на цветах. Нежные васильки словно подмигнули ей:

«Не надо, не пили, смотри, какой у тебя хороший муж! Добрый, заботливый. За ним, как за каменной стеной».

Окончательно оттаяв, пока мыла посуду, женщина вытерла руки полотенцем и поцеловала Романа прямо в макушку.

«Пустыми разговорами ничего не решишь, только настроение испоганишь», – вспомнила она слова матери, сказанные много лет назад.

– Надо бы к родителям вырваться, самое время картошку копать. – Люда поставила на плиту чайник.

– Да уж, – устало кивнул головой мужчина, – отличный отдых получится.

– Отдых – это смена обстановки! – озвучила шаблонную фразу супруга, поднимая вверх указательный палец.

– Конечно, – кивнул Роман, – сегодня у твоих копаем, завтра у моих. Шикарно расслабимся! Потом месяц пальцы не отмыть от земли.

– Ну а что делать? – фыркнула женщина. – На пенсию нашим старикам не прожить, вот и приходится заниматься посадками. Заодно себе пару мешков возьмём, вдвоём нам до весны хватит. Только надо всё-таки ящик на балконе сделать, чтобы зимой не замёрзла.

– Ладно, будут выходные, поедем, – Роман откинулся на стуле, – только не знаю, когда дадут. Уже почти месяц не отдыхал, каждый день работать приходится. Попробую с начальником договориться – может, и отпустит. Только, чур, как вернемся, с тебя драники. И обязательно со сметаной.

– Договорились, – улыбнулась Людмила, разливая горячий чай в небольшие чашки.

Ночью, лежа в кровати, супруги снова вернулись к предстоящему сбору урожая. Как ни крути, а приезжая на помощь к пожилым родителям, постепенно копили раздражение, которое старались до поры гнать от себя, оба понимали, что по-другому нельзя. Ведь после тяжёлой трудовой недели, когда чувствуешь себя выжатым лимоном, все выходные приходилось ковыряться в земле, вместо того чтобы хоть немного восстановить силы, такие необходимые в следующие дни. И эта усталость постепенно копилась, словно сорняки на грядках, превращая человека в машину, гася яркий свет чувств, лишая беззаботных улыбок и затягивая лицо угрюмой маской.

– Знаешь, я бы тоже радовалась, если бы наши старики не картошку окучивали, а в какую-нибудь Турцию поехали отдыхать. Да только с такой пенсией дальше райцентра не выберешься.

– Это точно, привыкли всю жизнь в грядках ковыряться; говорят, по-другому не прожить. Ни отдыха, ни продыха до самой могилы. И ведь не поспоришь. Столько лет работали на страну, а в ответ лишь нищенская подачка. Парни говорят, что даже в Африке уже больше получают. Чёрт, и ведь никакого просвета впереди! – сжал кулаки Роман, словно физически ощутив несправедливость этого мира.

Люда тяжело вздохнула:

– Сами такие будем, как состаримся. Пока молодые, хоть бы на море поездить, на пляже поваляться.

– В этом году точно не получится. – Мужчина грустно посмотрел в сторону окна, словно надеясь увидеть за ним зеленые пальмы и жирную чайку, выпрашивающую еду у туристов. – А вот в следующем постараюсь урвать отпуск летом. Тогда и скатаемся на машине.

– Лучше на самолёте, – встрепенулась супруга, – на нашей развалюхе мы и до границы не доедем. Помнишь, как в прошлый раз коробку передач заклинило? Сутки до ремонта добирались со скоростью черепахи. Я пешком быстрее хожу.

– Ну, милая, вначале квартира, потом уже и машину поменяем. Всё-таки я к ней привык. Да и парней неплохо знаю, которые недорого ремонтируют.

– Хорошо, – Людмила поудобнее устроила голову на плече мужа, – так хочется в лес или поближе к водичке на шашлыки, а тебя вечно нет дома.

– Работы много, – устало ответил Роман. – Вот добьём эту сволоту – можно будет и на озеро сгонять.

– Что-то вы никак справиться не можете, – капризно надула губы женщина.

– Да хрен поймёшь этих отморозков. Лупишь их, лупишь, у меня уже вторая дубинка скоро сломается, а они всё прутся на улицы, флагами машут, орут. Скорее бы разрешили стрелять, прямо руки от злости чешутся. Завалил бы сотню-другую, хрен бы кто нос из дома высунул. Пусть в своих интеренетах сопли наматывают, друг дружке жалуются. Ладно, давай спать, завтра рано вставать. – Роман отвернулся от супруги, стараясь поскорее успокоить закипавшее яростью сердце.

Людмила уже тихонько похрапывала, а он всё ещё вертелся с одного бока на другой, не в силах ворваться в царство Морфея. Перед глазами стоял и никак не хотел уходить образ окровавленного парня, который попытался что-то сказать, но был повален на землю ударом в челюсть и жестоко избит дубинками и сапогами. Роман поморщился, вспомнив, как долго отмывал обувь от крови. Вина молодого человека, встретившегося на пути, заключалась лишь в том, что тот нёс в руке маленькую красно-белую ленточку, возвращаясь с работы домой.

Роман прекрасно помнил, что именно под этим флагом в своё время он сам принимал присягу, обещая защищать таких вот пареньков. Но сейчас времена были другие, и само сочетание красного и белого цветов делало их обладателей чуть ли не государственными преступниками, желающими разрушить устои кровавого спрута, всеми щупальцами цепляющегося за власть, чтобы до самой смерти сохранить своё богатство и власть, построенную на нищете собственного народа.

– Тащите в автозак и везите в отдел, – после того как избитый человек потерял сознание, сказал Роман, вытирая пот со лба. – Оформите, будто бросал в нас камни.

– Может, наркоту подбросим? Проверенный способ, – пошарив по карманам парня, усмехнулся сержант и бывший боксёр Сергей. – О, отличные часы! Сын давно о таких мечтал, – сказал он, расстегивая браслет на безвольно лежащей руке. – Скажу, что в парке нашёл.

– Я тогда цветочки заберу, всё равно завянут. – Роман поднял валяющийся рядом букет нежно-синих васильков. – Людка оценит, – сказал он, улыбаясь.




Весёлый поселок


Жаркий июльский день медленно сменялся вечерней прохладой, обещая приятную свежесть. По разбитой асфальтовой дороге, тянущейся вдоль бесконечной берёзовой полосы, уходящей за горизонт, не спеша шёл человек. Видавший виды мятый костюм как нельзя лучше гармонировал с поседевшими от времени висками и уставшими грустными глазами. В руке человек держал небольшую дорожную сумку тёмно-синего цвета.

Ехать в эти края на машине он не решился – слишком дальней была дорога и ненадёжна старая «ласточка», гремевшая двигателем как беременный таз. Поэтому пришлось пять дней добираться по железной дороге, сменив три поезда, коротая время между ними на вокзальных скамейках и питаясь жирными беляшами станционных буфетов.

И вот наконец-то осталось сделать последний рывок и пройти всего-то четыре десятка километров до нужного места. Прикинув, сколько времени понадобится для перехода по этому малонаселенному краю, человек повесил сумку на плечо и, усмехнувшись, направился вперёд. Впереди была длинная дорога, ночёвка где-нибудь среди берёз и предстоящая встреча.

«Интересно, а она меня ждет?» – мелькнула в голове шальная мысль, заставляя сердце трепетаться.

Работа на заводе, семья, быт, – всё это давно превратилось в череду одинаковых дней, медленно ползущих вперёд. Но старая мечта никак не давала успокоиться, терзая по ночам душу. Жена много раз пыталась выяснить, откуда у мужа столько грусти в глазах, но тот лишь отшучивался, оберегая супругу от лишних эмоций. Каждую ночь, лёжа в кровати, Алексей долго не мог уснуть, ворочаясь с одного бока на другой. Вот уже много лет он жил предвкушением предстоящей встречи, если она, конечно, состоится. Отправляя и получая десятки писем, копаясь в архивах, он медленно приближался к своей цели.

И наконец-то после долгих поисков нашёл её, ту самую женщину из мечты. Срочно выпросив у мастера цеха отпуск, вечером того же дня, забросив в сумку самое необходимое и чмокнув на прощание ошалевшую жену с сыном, Алексей рванул на вокзал. Прямой поезд отходил только через сутки, но это было слишком долго, мужчина боялся, что сердце не выдержит ожидания и вырвется из груди.

Думая о своём, Алексей едва не пропустил попутку, в последний момент вскинув руку перед грузовиком, который, проехав ещё метров сто, ударил по тормозам.

– Подбросишь? – спросил молодого парня, немного опустившего водительское окно. Тот молча кивнул на пассажирское место, приглашая забраться в машину.

– Куда путь держишь? – Шофёр с треском включил передачу, и видавший виды «Газик», дребезжа корпусом, словно вот-вот должен был развалиться на болты, гайки и смесь ржавчины с бензином, стал медленно набирать скорость.

– В Кондратьевку. – Алексей ткнул пальцем вперёд.

– Понятно! – перекрикивая шум мотора, кивнул водитель. – В Весёлый поселок?

– Почему «весёлый»? – удивлённо спросил пассажир.

– Его все так называют, – рассмеялся водитель. – Говорят, раньше туда селили асоциальных элементов, алкашей там разных, хулиганов, мелких воришек и прочую шушеру. А чтобы они перевоспитывались, со временем стали строить дома для отставных милиционеров. В результате неизвестно, кто кого споил. Поэтому и «весёлый», мы туда до армии ездили баб тискать. Ух, какие они там крепкие были, не чета нашим рохлям из Миндюкино.

Водитель, продолжая улыбаться, дёрнул рычажок стеклоочистителя, смывая прилипших к стеклу насекомых, которыми был довольно богат всё ещё тёплый воздух.

– Сам-то откуда? – спросил он чуть позже, притормозив перед очередной огромной ямой, пролетев которую на скорости машина могла легко остаться без колёс.

– Из Воронежа.

– Ого, – присвистнул парень, – эво, как тебя занесло. Если не секрет, за каким лешим в такую глухомань прёшься?

– По работе, – уклончиво ответил Алексей. Раскрывать душу перед незнакомым человеком не хотелось.

Шофёр усмехнулся:

– По работе? Это к кому? К бабе Клаве за самогоном или к Петровичу-фермеру договариваться о поставках турнепса?.. Ладно. – Он махнул рукой, обидевшись. – Не хочешь – не говори.

Дальше ехали в тишине, лишь водитель тихонько материл разбитые дороги, ворующих чиновников с их подвалами, забитыми народными деньгами, американцев, положивших глаз на его деревянный туалет возле сарая, и инопланетян, никак не желающих войти в контакт и выдать секрет изготовления тарелки, на которой можно было бы улететь с планеты. Попутно досталось бабе Клаве за низкое качество сивухи и фермеру, не дающему воровать с поля турнепс.

Алексей, откинувшись на спинку сиденья и одной рукой держась за ручку двери, чтобы не вывалиться от постоянной тряски, думал о своём, чувствуя, как с каждым пройденным километром внутри нарастает волнение, потеют ладошки и учащается пульс. Неужели скоро он увидит её? Господи, как же невыносимо сидеть в душном салоне, хочется выскочить и бежать впереди машины или мчаться на крыльях, если бы они росли за спиной. К ней! Скорее! Скорее!!!

Он мысленно умолял водителя посильнее нажать на педаль газа, а машину – ехать чуть-чуть быстрее.

Интересно, а как бы изменилась жизнь, найди он эту женщину раньше? Может, и удалось бы стать счастливым человеком, не таская с собой весь накопленный запас внутренней боли. Он уже и не помнил, когда перестал улыбаться, – казалось, как с раннего детства нацепил на себя грустную маску, так и рос вместе с ней. А ведь так хотелось иметь душевное спокойствие, ясные глаза и маленькую морщинку в уголке губ, которая бывает у тех, кто часто смеётся.

Впереди, в наступающей темноте показались деревенские домики, в некоторых окошках горел свет, создавая уют своим жителям.

– Где остановить? – водитель прервал мысли, взглянув на Алексея. – Вот и Кондратьевка.

– Можно здесь, – встрепенулся тот. – Сколько я тебе должен?

– Обижаешь, – нахмурился парень. – У меня ж не такси.

Поблагодарив шофёра, Алексей выскочил из машины и захлопнул за собой дверь. Обдав его запахом выхлопных газов, «Газик» тронулся дальше, вскоре скрывшись из глаз.

Увидев старика, сидящего на скамейке, мужчина подошёл к нему и с тревогой в голосе спросил нужный адрес, внутренне сжавшись. А вдруг всё это неправда и женщины здесь нет, или всё окажется чьей-то злой шуткой, отправившей его сюда, на край света?

Но старик развеял тревоги. Удивлённо посмотрев на Алексея, он ткнул пальцем в небольшой домик, стоящий аккурат на повороте.

Сглотнув слюну, мужчина направился туда. Открыв перекошенную, недовольно скрипнувшую калитку, вошёл в заросший бурьяном двор, набираясь смелости сделать последние шаги, чтобы попасть в избу, где тускло светилось небольшое окошко.

Несколько раз сильно вздохнув, чтобы немного успокоиться, Алексей постучал в тяжёлую деревянную дверь и сразу вошёл, не дожидаясь ответа. В нос ударил запах деревянного дома, смешанный с табачным дымом и чем-то давно прокисшим. За столом, застеленным пестрой клеёнкой, сидела неопрятная пожилая женщина с одутловатым лицом, рядом держал в руке наполненную стопку заросший щетинистый мужчина. Наступила короткая пауза.

Алексей, боясь, что сердце вот-вот вырвется из груди от нахлынувших эмоций, посмотрел хозяйке прямо в глаза:

– Здравствуй, мама! Это я, твой сын, которого ты оставила в детдоме. Наконец-то я нашёл тебя.

– Ох, ни хрена себе, Нинка, ты даёшь, – хрипло рассмеялся мужчина, игриво подмигнув женщине.

Та равнодушно подняла голову, пьяными глазами взглянула на Алексея, причмокнула:

– Ну, касатик, тогда сходи в магазин, пока не закрылся, да возьми пару бутылок водки. А лучше стразу три, чтобы за добавкой не бегать.

И в этот момент все мечты, страхи, переживания, подготовленные слова, неполученная любовь, неуслышанные сказки, неизведанное тепло материнских рук, домашняя манка с комочками, приготовленная с душой, слезы обиды брошенного ребенка, голодное казённое детство, тревожная надежда куда-то рухнули, провалившись в чёрную дыру, образовавшуюся на месте сердца, на котором громко щёлкнул тяжёлый амбарный замок.

– Хорошо. – Алексей кивнул, повернулся и покинул чужой дом, чтобы уйти навсегда, даже не обернувшись на прощание.




Весна


– Милый? – Ольга вошла в комнату, где супруг коротал субботний весенний вечер за компьютерной игрой в танки, гоняя по экрану железных монстров всех мастей. Увлечённый занятием, он бросил на неё вопросительный взгляд и снова активно забарабанил пальцами по клавиатуре.

– Что случилось, дорогая? – спросил Вадим, когда очередной бой был проигран.

– А скажи, почему Симка не гадит тебе в ботинки? Ты что с ним сделал?

– Я так понимаю, независимо от ответа скандал всё равно будет. – Вадим поставил игру на паузу и снял наушники.

– Периодически у женщины наступают такие дни, когда она из пушистика превращается в самку богомола. – Ольга продолжала недобро смотреть на мужа.

– Оленька, может, я под скамейкой на вокзале пока поживу? Так сказать, пережду в засаде, – умоляюще взглянул на неё супруг.

– Ишь что придумал! Нет уж: женился – терпи. Раз в месяц – это не так трудно.

– Теперь я понимаю, почему твой отец на свадьбе такой счастливый был и призывал меня держаться, – хохотнул Вадим. – В такие дни даже не знаешь, что лучше – то ли на минном поле в футбол играть, то ли снайпера вызвать.

– Ну вот, а говорил, что любишь, – вздохнула Ольга. – И вообще, ты меня давно никуда не брал. – Она театрально надула губки.

– Без проблем. – Вадим почесал подбородок. – Завтра пойду в гараж к своим друзьям-алкоголикам, давай и ты со мной. Есть ещё варианты с совместным выносом мусора и поездкой в автосервис.

– И вот этому человеку я отдаю лучшие годы! – Девушка покачала головой, многозначительно причмокнула и ушла на кухню дожаривать толстенные отбивные.

Вадим повернулся было к монитору, чтобы продолжить игру, как раздался телефонный звонок.

– Бросай своё гиблое дело, – прозвучал в трубке знакомый баритон Игоря, лучшего друга.

– Какое из них? – поинтересовался Вадим.

– Любое! – Игорь был настроен благодушно. – В окно рожу высунь, солнце светит, птички поют. Лёд на озёрах, как стекло. Давай завтра на рыбалку махнём.

– Не вписывай меня в этот блудень, – отшутился Вадим. – Не моё это – задницу на льду морозить и в дырочку рыбу зазывать. Я люблю открытую воду, просторы, волны.

– Печальное решение, мой друг, – недовольно буркнул Игорь. – Теперь придётся лунки самому сверлить. Аж свербит, как хочется поскорее сезон открыть. Вчера в клубе девушку снял. Привез домой. Шампусик, свечки, немного розовых соплей на ушки. Ух, страстная красотка попалась. Во время секса так подо мной извивалась, заставила вспомнить о том, что надо бы в магазин заехать, червей купить. А то опять придётся водку пить, а не мормышкой забавляться. Поехали, Вандос, один раз – не рыболов! Когда ещё со льда половишь?

– Гарик, с удовольствием попробую, но не сейчас. – Вадим откинулся на спинку кресла. – Милая моя губёнки надула, время, мол, не уделяю. Понимаю, что она права. Последнее время на работе завал – торчу с утра до позднего вечера. На выходные бы в себя прийти, чтобы силы появились с понедельника снова в эту трясину бухнуться. А женщина, она же как цветок, перестанешь поливать – засохнет.

– Вот поэтому я больше не женюсь, – фыркнул Игорь. – Пчела опыляет много растений, а не одно.

– Хоботок не застуди, пчела-осеменитель, – рассмеялся Вадим. – Каждому своё. Мне мой любимый цветок дороже остальных.

– Есть иди, цветовод! – крикнула с кухни Ольга, слышавшая разговор.

Попрощавшись с другом, Вадим выключил компьютер и направился на ароматный запах, круживший голову лучше хорошего вина.

– Отменное мясо получилось, – похвалил он приготовленный ужин. – Теперь моя очередь удивить тебя вкусняшкой. Поэтому завтра едем на шашлыки. Вдвоём. Ты и я. Согласна?

– Как заманчиво, – улыбнулась Ольга. – А не рано ли? Апрель на дворе.

– Самое то – хоть увидишь настоящую весну.

– А я твой любимый цветок? – хитро прищурилась супруга.

– Конечно!

– Значит, были и нелюбимые? И кто они? – Глаза Ольги блеснули гневом.

– О! – Вадим поднял палец вверх, вставая из-за стола. – Кажется, у нас в ванной кран капает.

Пока он мылся, Ольга не находила себе места. Она ненавидела своё состояние, когда настроение металось как флюгер во время урагана, как подружка невесты, выбирающая наряд перед свадьбой. Выпив чашку крепкого кофе, наконец-то успокоилась, и когда Вадим вышел из душа, его встречала та ласковая и нежная девушка, с которой он жил все эти годы.

Утром, заехав на рынок за мясом, они двинулись в сторону Выборга. Ольга, сидя на пассажирском сиденье, украдкой поглядывала на мужа. По мере удаления от города он становился более спокойным, в глазах заискрился дух авантюризма, приключения, стремления к жизни. Она любила этот взгляд, даривший ей новые эмоции.

Отъехав пару сотен километров от Петербурга, Вадим свернул с асфальта, и машина запрыгала по лесной дороге.

– Господи, сколько снега! – выдохнула Ольга, глядя в окно. – В городе его уже недели две как нет. А здесь настоящая зима. Вот как тут шашлыки жарить? Замёрзнем!

– Это лес, милая, здесь свой климат, – улыбнулся Вадим, уверенно ведя машину по ледяной колее. – Ещё не то увидишь.

– Не застрять бы! – боязливо ответила супруга, нервно сжимаясь в комочек, когда машина вдруг начинала буксовать на очередном подъёме.

– У меня совочек есть и лопатка – откопаемся, – пошутил муж.

– Ты бы ещё грабельки захватил, – фыркнула Ольга, вцепившись в ручку двери.

Вскоре, пробравшись через густой лес, выскочили на поле. Здесь, как и обещал Вадим, всё было по-другому. Яркое солнце грело холодную землю, на прогалинах зацветали первоцветы, вдоль канав распускалась верба, а на обращённых к югу сторонах холмиков виднелись небольшие пятнышки нежно-зеленой молодой травки.

– Ох, – вплеснула руками Ольга, счастливо улыбаясь, – весна. Красота-то какая!

Через пять минут выскочили к большим озёрам, на перемычке между которыми находился древний, позеленевший от лишайника мостик. Проехав по нему, Вадим взял в сторону и остановился на берегу, возле опушки соснового леса.

– Как здесь тепло! – Ольга вышла из машины, расправила плечи и подставила лицо нежным солнечным лучам.

– Садись. – Вадим вытащил складное кресло.

Пока супруга наслаждалась природой, тишиной, свежим хвойным воздухом, он принялся хозяйничать. Быстро замариновал мясо по собственному рецепту, подготовил мангал, разложил небольшой походный столик.

– Как бриллиант! – Ольга любовалась искрящимся на солнце льдом. – Можно я по нему побегаю?

– Конечно, – кивнул Вадим и, открыв багажник, вытащил моток троса. – Когда провалишься и начнёшь тонуть, я тебе конец брошу, – сказал супруге, заметив её удивлённый взгляд.

– Вот умеешь ты отговаривать, – ответили та, закутываясь в плед.

Через час они с аппетитом уплетали сочный, горячий, румяный шашлык, заедая свежей зеленью, овощами и подогретой на огне лепёшкой.

– Ради такой вкуснятины я готова простить тебе всё, даже нелюбимых бывших баб. – Ольга откинулась на спинку. – Ещё пару кусочков – и я лопну.

– Придётся искать себе другой цветочек, – рассмеялся Вадим.

– Фу, паразит, специально меня так накормил, чтобы было лень придушить тебя за такие слова. – Ольга показала мужу язык.

Внезапно раздался странный звук, будто глубоко под землей ударили в огромный барабан.

– Что это? – испуганно спросила девушка, крутя головой. – Я подобное слышала в фильмах про гоблинов.

– Лёд трескается, – ответил Вадим, вставая. – Потрясающе. Это редко удается застать.

Подойдя поближе к берегу, они взялись за руки и долго стояли, слушая необычный концерт, представленный самой природой. Звуки то росли, то затихали, отражаясь глухим эхом от стоящего рядом леса. Они меняли тональность, длительность, тембр, словно подчинённые неведомому дирижёру, ловко орудующему своей палочкой. И было в этой музыке нечто такое, что манило, завораживало, мешало оторваться от столь великого действия, заставляя чувствовать себя маленькими человечками в огромном мире, таящем в себе бесчисленное множество загадок, разгадать которые не подвластно никому.

– В жизни всегда есть место для жизни. – Вадим обнял супругу и поцеловал её в макушку.

– А откуда ты знаешь про это место? – Ольга, прищурившись, взглянула мужу в глаза. – Кого сюда возил?

– Всё-таки придётся поискать снайпера, – ответил тот, улыбнувшись. – Хотя мы с тобой едины, как Колобок и печка.

– То есть я жирная? – нахмурилась супруга.

– Ты у меня всегда прелесть, даже когда пытаешься быть вреднулей, хотя тебе такая роль не идет. – Вадим ещё раз поцеловал супругу и пошёл собирать вещи.

Обратную дорогу ехали молча, довольные, уставшие, опьяненные свежим лесным воздухом и новыми впечатлениями…

– Ты мне про Симку не рассказал. – Ночью Ольга уютно устроила голову на плече мужа. – Как отучил?

– Милая, если расскажу, то, боюсь, не успею добежать до китайской границы. Зачем тебе знать эту правду?

Ольга причмокнула:

– Этот паразит был застукан в тот момент, когда пристраивал своё седалище прямо на открытую баночку с пудрой. Я вначале хотела его прямо на месте голой рукой кастрировать, но потом вспомнила, что для снятия негатива у меня есть ты.

– И я тебя люблю, дорогая, – пробормотал Вадим, засыпая.

– Уснул? Как всегда быстро. Эх, вот это талант, – вздохнула Ольга. Повертевшись с одного бока на другой, она шёпотом позвала кота: – Симка, где тебя черти носят? Быстро к мамочке!

Большой рыжий кот, появившийся словно из ниоткуда, вскочил на кровать, переступил через спящего Вадима и, немного повозившись, лёг около хозяйки, прижавшись к ней спиной.

– Ещё раз мою косметику тронешь, Куклачёву в цирк отдам, – убаюканная мурчащим клубком зевнула Ольга, погружаясь в сон.

«Ага. Отдаст она, – подумал кот, хитро блеснув глазами. – Кто тебе потом колыбельную споёт? Этот жердяй?»

Приподняв голову, он взглянул на Вадима. Затем аккуратно встал, бесшумно спрыгнул на пол:

«Вроде на плите сковородка с котлеткой стоит. Пойду проверю. А что не съем, в той коробочке с вкусной пылью закопаю. Авось не найдут…»




Ветер


Он любил ветер, ощущая в нём силу, свободу, стремление к жизни и скорость.

А ещё он любил её – вернее, то состояние, которое она дарила своим присутствием. В ней были необъяснимая красота, нежность, тепло. Свет её серых глаз сводил с ума, поцелуи кружили голову лучше любого вина.

Они оба любили дорогу. Серая полоса бесконечно тянущегося асфальта манила неизведанностью, новыми приключениями, непреодолимым желанием заглянуть за горизонт.

За рулем он преображался, сливаясь в одно целое с автомобилем, каждой клеточкой тела ощущая стук поршней, шелест шин, дыхание выхлопной трубы.

Она сидела рядом, через открытый люк ветер развевал её волосы, играя с ними и создавая причудливые конструкции.

Им было хорошо вдвоём, они это знали и наслаждались таким состоянием. Любовь, скорость, ветер…

Уходя от удара, он в последнюю секунду успел дернуть ручник, разворачивая машину так, чтобы принять на себя всю его мощь, закрывая её от неминуемой смерти. Потом он хрипел, звал её по имени. Тёмная кровь пульсировала и пенилась, выходя пузырьками из разорванных лёгких. Заметив, что она жива, он успокоился, затих, отдавая себя на волю ветра…



Санкт-Петербург

2019 г.




Вечная жизнь


Если данный рассказ затронет чьи-то тонкие чувства, не обижайтесь. Всё это моя чистая выдумка, наверное.



– Надо уходить, они не оставят тебя живым. – Невысокий кудрявый мужчина повернулся к собеседнику.

– Это не выход, – спокойным голосом ответил тот, поглаживая аккуратную темную бороду. – Если на меня объявили охоту, то найдут везде. Кажется, пришёл мой час.

– Да, ты очень сильно их раздражаешь. – Первый мужчина тревожно оглянулся, выискивая глазами опасность. – Скоро праздник, а твои выступления собирают всё больше и больше людей. Наших врагов это не устраивает, значит арест или обычное убийство произойдёт до начала торжеств.

– Втихую воткнуть нож они не решатся. – Второй качнул головой. – Им нужен громкий ход, уничтожающий меня как личность.

– У нас нет никаких шансов выиграть суд, если он состоится. Уверен, он будет подкуплен. – Первый вздохнул. – Из-за тебя они потеряли много денег, а такое не прощается. Скорее всего, ты будешь приговорён к смерти. – Он взял собеседника за руку. – Ещё есть время. Давай уйдём подальше из города. Отсидимся, пока страсти поулягутся, – потом вернёмся.

– Видишь ли, дорогой мой друг, – второй мужчина грустно улыбнулся, – мы стали сильнее их, и они это чувствуют. Если я сбегу, у них появится повод обвинить меня в трусости. Мои идеи тут же будут названы лживыми, и народ этому поверит. Всего лишь очередной выскочка, возомнивший себя миссией, скажут они, и будут правы.

– Тебе не плевать на слова? Подумай о жене, о друзьях. Любая жизнь ценнее смерти. Не этому ли ты учил нас?

– Это так, – второй мужчина снова улыбнулся, – но я уже перешёл черту, когда могу самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Все без исключения варианты спасения ведут меня к дальнейшему позору. Уверен, они не зря пустили слух о предстоящем аресте. Ждут, как я себя поведу. Готовятся натравить своих псов на моё имя, чтобы обильно полить его грязью. Ещё бы, такой повод! Сбежал? Значит, врал всё это время, строя из себя невесть кого. А по факту оказался обыкновенным трусом.

– Хорошо, не хочешь бежать, давай примем бой. Когда придут солдаты, мы встретим их оружием, забаррикадируемся внутри.

– Тоже не выход. Нас просто перебьют.

– Не знаю, как тебе помочь. – Первый мужчина нервно прошёлся взад-вперёд. – Хочешь, я умру вместо тебя? Скажу, что я – это ты!

– Дружище, – второй рассмеялся мягким приятным смехом, – ты думаешь, они такие дураки и не отличат одного от другого? К тому же как я могу потом жить, зная, что из-за меня погиб невинный человек? Нет, так нельзя. Это моя судьба – и только моя.

– Что же делать? – Первый пригладил кудрявые волосы руками.

– Ничего. Пусть всё идёт своим чередом. Надеюсь, у меня есть ещё несколько дней.

Друзья замолчали, любуясь наступающим закатом. Огромное ярко-красное солнце медленно уходило за горизонт, причудливыми красками меняя цвета широкой долины и перерезав извилистыми тенями далекие каменистые горы.

– Скажи мне, – первый мужчина нарушил вечернюю тишину, – ты действительно веришь, что любовь победит? У людей короткая память, они быстро забудут об этом, после того как тебя не станет.

– Да, она обязательно восторжествует, – второй вскинул голову, посмотрел на небо, – иначе весь мир окончательно погрязнет в грязи, желчи, злобе, как это происходит сейчас. Даже маленький лучик во мраке несёт свет и тепло. Человек, который по-настоящему любит, никогда не совершит плохого поступка по отношению к детям, семье, окружающим, к природе. Когда нам хорошо, хочется делиться своим счастьем, передавая его другим.

Я уверен, что рано или поздно, может быть даже через много столетий, любовь будет править на земле. Ведь рай не на небе, он должен быть здесь. В конце концов, земная жизнь дана не для страданий, как учит церковь.

– Поэтому они тебя и ненавидят, – рассмеялся первый, – на счастье много денег не заработать.

– Вот что значит казначей, – второй хмыкнул, – мыслишь совсем другими категориями.

За спиной, на тропинке, раздался шум падающих камешков. К друзьям подошла молодая стройная женщина:

– А я вас везде ищу. Время ужинать, стол уже накрыт.

Второй мужчина обнял её и поцеловал в волосы:

– Спасибо, милая! И как ты всё успеваешь?

– Ну, одна-то я точно бы не справилась. – Женщина рассмеялась. – Накормить такую ораву – непростая задача. Твои ученики давно мне как братья – они и помогают. Идемте, хватит секретничать.

– Конечно, Мария. – Мужчина взял её за руку, кивнул первому. – Пойдем, дружище, нас заждались.

В последний раз, обернувшись на закат, они начали подниматься по склону, в сторону небольшого домика, стоящего почти на обрыве.

– Наконец-то учитель появился. – Собравшиеся около длинного деревянного стола молодые люди приветствовали второго мужчину.

– Проголодались? – Тот улыбнулся. – Приглашаю к столу – отведать хлеб и вино. Простите нас с Иудой, немного заболтались.

Зашумев, все стали рассаживаться на скамейки, весело переговариваясь между собой.

Мария поцеловала мужа в щеку:

– Милый, вы кушайте, беседуйте, я пойду в дом, чтобы не мешать мужским разговорам. – Она повернулась и быстро исчезла за открытыми дверями.

– Друзья мои, – ближе к середине ужина тот, кого называли учителем, встал, поднял бокал, – хочу выпить вино за вас, моих самых преданных учеников, с которыми мне довелось пройти такой длинный путь, что хватит на множество книг и легенд. У меня одна огромная просьба к вам, и я очень сильно хочу, чтобы вы её выполнили.

– Клянусь, сделаю всё, что ты попросишь, – вскинул свой бокал круглолицый Пётр, крепкий мужчина атлетического сложения.

Учитель рассмеялся:

– Петя, ты всегда был самым нетерпеливым. Просьба моя необычная и на первый взгляд может показаться странной. Если со мной что-то произойдёт в ближайшие дни, пожалуйста, не дайте делу моей жизни пропасть без следа.

– Ты заболел? Или дошли слухи о возможном аресте? – сидящий рядом с Петром худощавый Павел вопросительно посмотрел на учителя.

– Да. Думаю, это может произойти очень скоро. Поэтому будьте готовы отказаться от знакомства со мной, иначе вас может постигнуть та же участь.

– Что ты такое говоришь? Как можно отказаться? – Петр ударил кулаком по столу так сильно, что подскочили тарелки, а наполненный вином кувшин едва не опрокинулся.

– Вы обязаны это сделать. – Учитель развёл руками. – Сохранив свои жизни, сами станьте учителями. Несите мое слово о любви в народ, раздавайте его людям без остатка. А теперь давайте выпьем.

Вскоре пьянящее молодое вино сделало своё дело. Помрачневшие было от нехороших вестей ученики повеселели, отбросив тяжёлые думы на потом. Снова, как в прежние времена, застольные беседы перемешивались с яркими шутками, поучительными историями, весёлым смехом и добрыми песнями.

Вечером четверга, когда дневная жара спала и лёгкая прохлада накрыла город, небольшая компания молодых мужчин отправилась в сад, раскинувшийся в долине Гефсимании. Там, наслаждаясь ярким ароматом листвы, полевых цветов, слушая стрекот цикад, они неторопливо совершили традиционную молитву. На обратном пути, почти на выходе, их окружила толпа вооружённых людей, среди которых мелькали статные легионеры, облачённые в блестящие доспехи. Их командир выступил вперёд:

– Именем прокуратора Иудеи Понтия Пилата мне приказано арестовать человека, носящего имя Иисус Христос.

– Вот он, – пальцами стали указывать на несчастного фарисеи, снующие в толпе.

– Ты пойдёшь со мной. – Командир кивнул, и по его команде воины вытащили мечи, остерегаясь нападения со стороны друзей арестованного.

– Не надо крови! – Иисус вскинул руки. – Я подчиняюсь требованиям прокуратора.

Он поклонился ученикам, повернулся и медленно пошёл вперёд, сопровождаемый толпой недругов и праздных зевак.

Иуда, вспомнив слова Христа, остановился и, не стесняясь, заплакал, понимая всю беспомощность сложившегося положения.

– Ты знаешь его? – грозно рыкнул Петру свирепый легионер, увидев, что тот собирается броситься на помощь учителю.

– Нет! – дёрнул друга за рукав Павел. – Мы случайные прохожие.

– Заткнись, я не у тебя спрашиваю. – Легионер вскинул меч и направил его Петру в грудь. – Ты знаешь его?

– Нет, – Петр опустил глаза, – не знаю.

– Вот и валите отсюда подальше, пока не арестовали. – Легионер сплюнул под ноги ученикам Иисуса и, повернувшись, пошёл догонять остальных.

После смерти Христа его тело было перенесено в небольшую пещеру, чтобы близкие смогли оплакать погибшего. Первосвященник Кайфа хотел, чтобы обряд похорон прошёл согласно всем канонам и ни у кого не возникло ни малейшего сомнения, что Иисус предан земле. Во избежание всяких недоразумений на входе поставили двух легионеров с наказом не смыкать ночью глаз.

Под утро Иуда сумел проскользнуть мимо дремавших солдат и незаметно вынести тело друга.

Ближе к вечеру, возвращаясь домой, он был схвачен вооружёнными стражниками.

– Где он? Где? – орал Кайфа, глядя на перепачканные землей руки пленника. – Я разрежу тебя на куски, если не покажешь его могилу!

– Там, где ты его никогда не найдёшь, – устало ответил Иуда.

Успокоившись, первосвященник подошёл к нему поближе и внимательно заглянул в глаза, увидев там полную отрешённость от происходящего.

– Не скажет, – кивнул слугам, – хоть на части разорвем. Хорошо, – он хищно улыбнулся, – тогда я сделаю так, что твое имя будет проклято навеки.

Иуда рассмеялся:

– Всё-таки он победил тебя! И ты это знаешь. Его нет среди мертвых. Значит, он живой.

Разъяренный Кайфа скрипнул зубами. Подойдя к столу, залпом выпил бокал вина. Немного постоял, подумал. Затем спокойным голосом объявил слугам:

– Этого ночью вздёрнуть в Гефсиманском саду, сымитируйте самоубийство, чтобы был повод не хоронить на кладбище. Утром на всех рынках и во всех церквях пустите слух, что Иуда Искариот предал Иисуса, а потом, не выдержав чувства вины, повесился. В знак доказательства, – первосвященник порылся в кармане и вытащил горсть серебряных монет, – оставьте у него эти деньги.

– Он победил тебя, уйдя в вечную жизнь! – смеясь, продолжал кричать пленник вслед уходящему Кайфу.

Ночью его, связанного, принесли в сад, чтобы предать казни.

– Что может быть почётнее, чем умереть за такого друга? Всё остальное – мелочи, – последнее, что сказал Иуда, когда ему на шею набрасывали петлю…

А на следующий день одиннадцать человек разбрелись по всему миру, унося с собой слова о вечной всепобеждающей любви.




Внучок


– Ааапчхи! – маленькая старушка, стоя на крыльце деревянного дома, вытерла брызнувшие слезы расшитым передником.

– Чтоб тебя разорвало! – буркнул стоящий рядом старик, поглаживая белую бороду. Прищурив подслеповатые глазки, он напряженно всматривался на опушку, со стороны которой вот-вот должна была показаться знакомая машина внука.

– Ох, чует мое сердце, охмурила его эта прошмандовка, – запричитала старушка, качая головой.

– Ко-ко-ко! – передразнил её старик, – ишь раскудахталась! По телефону русским языком сказал, мол, любовь всей жизни, искал много лет. И всё, точка, нечего напраслину возводить.

– Знаю я эту любовь! Юбочку покороче, пуговку на блузке расстегнула! Стринги, прости, Господи, напялила и всё, поплыл наш внучок.

– И я бы поплыл, – усмехнулся в усы старик, – девочке же холодно, согреть надо, а то кашлять будет, не уснешь до утра.

– Молчал бы лучше, согреватель! – покачала головой старушка. – Мало я за космы Тэклю подергала, когда на колхозном сеновале вас нашла?

– Сто раз тебе говорил, – грозно зыркнул старик на бабку, – ей в духоте поплохело, пришлось откачивать, а ты не разобралась и дрыном по спине. До сих пор кости трещат.

– Ага, так плохо стало, аж платье слетело. Тьфу, кобель! – Старушка обиженно отвернулась. Сколько воды утекло с тех пор, но ни забыть, ни простить не получалось. Так и жила все эти годы, давя внутри чувство обиды к непутевому гульнувшему мужу.

Старик снова принялся смотреть на горизонт, стараясь заметить включённые фары. Вчера, узнав от внука, что тот приедет знакомить со своей невестой, полночи не мог уснуть, переживая, как бы и эта затея молодого парня не закончилась очередной неудачей.

Родители мальчика в погоне за карьерой, квартирой, машиной и прочими ценностями материального мира, быстро избавили себя от мук воспитания, перекинув ребенка на деда с бабкой. Благо те давно сидели на пенсии и жаловались на скуку. Поэтому большая часть жизни внука прошла среди коров, гусей, сидящей на цепи собаки и огромного яркого петуха, единственным удовольствием которого после топтания кур было непреодолимое желание клевать мальчишку ниже спины. За это дед постоянно грозил птице топором и давно бы привел приговор в исполнение, но в дело вмешивалась бабка, ехидно предлагая хозяину самому поучаствовать в производстве цыплят. Такая перспектива старика не радовала, и он каждый раз отступал, обещая рано или поздно дождаться наваристого бульона из врага. Так, в хлопотах да заботах старики и не заметили, как маленький мальчик превратился в крепкого парня, у которого появились собственные интересы. И теперь он редко приезжал в деревню, закопавшись в строительстве собственной судьбы.

– Пора бы уже этому шалопаю остепениться – сколько можно жену выбирать? – недовольно сказала старушка, переживая, что приготовленные на дрожжах блины и сковородка со шкварками безжалостно остывают. – И слово-то какое выдумал: тест-драйв! Вот что это значит? Давай, напряги извилинку, – кивнула она деду, – ты ж у нас по молодости за границей шастал, должен знать.

– Сколько лет минуло с тех пор, – отмахнулся тот, – ещё газета твоя с кроссвордами деревом была. Я ж не сам туда поперся, а пехотинцу языки не нужны. Только и помню: «Хэнде хох» да «Гитлер капут». Но сдаётся мне, – старик шмыгнул носом, – что это как-то с тестом связано. Наверное, внучок заставляет барышень блины-пироги печь. Ты прекрасно знаешь – до такого он сам не свой. Вот зачем его так окормила? Скоро в дом не влезет.

– А ты не завидуй, что у ребенка аппетит хороший, – старушка подбоченилась, – сам-то по молодости целый чугунок щей за обедом мог умять.

Старик тяжело вздохнул:

– Эх, идут годы, мало мне осталось. По ночам прямо чувствую, как смерть в ухо дышит.

– Пень старый, это я тебя толкаю, а то от твоего храпа занавески колышутся и молоко сворачивается.

– Кот сворачивается? – переспросил старик. – А я думал, он в амбаре мышей ловит. Вот паразит!

– Тьфу, тетеря глухая и слепая, – фыркнула бабка беззлобно.

– Ещё и зубов меньше, чем у панды. – Дед задумчиво почесал затылок. – Это что ж получается, внук уже четвертую невесту на показ везет? Ох, молодёжь, молодёжь! Видимо, не нравится, как тесто месят, – усмехнулся он.

– Ой-ой, – закачала головой старушка, – твоя кобелиная кровь передалась. Это ж надо, четверых девок обесчестил. Не отмолить мне грех внучкин! А ты что, дурень, не мог ему подсказать?

– Ты как Сталин в тридцать седьмом, везде врагов видишь. Ну, не свезло дитятке, не попадались нормальные бабы. Это ты меня раз, за хобот и в стойло, а сейчас времена другие. Больше о любви думают, хочется не только вместе два гектара огорода полоть да за скотиной ухаживать, а чтобы и душе комфортно было.

Старик поднял голову вверх, о чем-то думая. Потом загнул палец:

– Первая. Надька Зайцева. Вот уж совсем квашня была. Ни рыба ни мясо. Там из всех достоинств – глаза голубые да грудь пятого размера. Вечно куда-то торопилась, в результате дом запущен, паутина по углам. Как тогда был у них в гостях, насмотрелся. Показываю, что, мол, за бардак, а Надька глазками хлопает. Говорит, на работе устала, а сама за компьютером весь вечер в каком-то «граме» сидит. Да не дай бог такая в деревню переедет, всю живность загубит! Собака с голодухи цепь сожрёт. На работе она устала, тьфу! – Раздосадованный воспоминанием старик сплюнул, пошарил руками по карманам рубахи, разыскивая папиросы. Потом вспомнил, что уж лет пять как бросил курить.

– Как на диету села, – продолжил он, – всё – пропал внучок. Сама жопу нажрала, а дитё наше пущай теперь капусту ест с утра до вечера? Ещё и приходилось носиться с этой дурой по парку. Как она это обзывала? ЗОЖ! Слово-то какое срамное, у нас конюх Игнат, когда напивался, так ругался. Ничего не понятно – всё «Зы» да «Жы». Правильно дитя наше сделало, что сбежало! Я бы так же поступил.

– О! – бабка подняла палец. – Капустку квашеную на стол нужно поставить – как раз поспела. Да, мой козлик? – Она прищурилась и ехидно посмотрела на мужа.

– Ну, за такую закуску всё готов простить, под самогоночку лучше и не придумать. – Дед загнул второй палец: – Кого потом привозил? Из головы выскочило, как эту кобылку звали.

Старушка удивлённо взглянула на него:

– Память, что ли, пропил? Лизоньку! Ох, какая девица была – загляденье! Высокая, стройная, породистая. Прямо как Изаура из моего любимого сериала. Вот чего с ней не жилось? – покачала головой она. – Крепкая, настойчивая, всегда своего добьется, настоящая волчица! Сидел бы, как за каменной стеной.

– Тебе легко говорить. Внук-то наш вроде не тюлень – привык своим умом жить. А Лизка только командовать и хотела. Туда пойдём, рубашку вот эту надевай, одеколон только тот, что я подарила. Тьфу! Попробуй такое выдержать. Или подкаблучником станешь, или сопьешься. Так что разбежались – и слава богу.

От долгого стояния ноги у старика стали болеть, и он прошёлся взад-вперёд, разминая их.

– Вечером настойкой натру, – сказала бабка, заметив гримасу боли на лице мужа. – Весёлка кого хочешь на ноги поставит.

– Хороший гриб, – кивнул тот, – но уж больно вонючий.

Пройдясь ещё немного, дед остановился, загнул третий палец:

– А последнюю помнишь? Зинкой звали. Ещё та хабалка наглая. Не понимаю, как в это существо вообще можно было влюбиться.

– Любовь зла… – задумчиво сказала старушка.

– Да лучше бы он с козой жил, чем с этой тупой дурой! Ещё и медвежонком её называл! Сколько Зинка крови нашей попила, когда приезжала, – литров десять наберётся! У меня подозрение, что она внучка или чем-то шантажировала, или зелья приворотного целое ведро заставила выпить. Не мог человек в здравом уме такого бегемота любить. Хм, – саркастически хмыкнул дед, – медвежонок…

– Ты-то откуда знаешь? – возмутилась старушка. – Соседку Вальку возьми, весу килограммов двести, а муж всю жизнь на руках был готов таскать.

– Вот поэтому и помер рано, – причмокнул дед, – надорвался.

– У женщины вес – это самое последнее. – Старушка многозначительно подняла палец. – Главное, чтобы обаяние было, шарм, хороший макияж и красивый наряд.

– Поменьше сериалы смотри и свои бабские журналы читай, профессор, – сплюнул старик. – Если ты со своим шармом в вечернем платье и напомаженная в коровник придёшь, то скотники не в штабеля попадают, а «скорую» вызовут с санитарами.

– Ничего ты не понимаешь, мон шер, – загадочно улыбнулась старушка и, протянув руку, легонько щелкнула мужа по носу.

Тот удивлённо взглянул на супругу, напряжённо думая, сейчас вызывать специалистов со смирительной рубашкой или ещё немного подождать? Хотел что-то сказать едкое, но вдалеке мелькнул свет фар. Прищурившись, старик облегчённо вздохнул, заметив очертание знакомого автомобиля:

– Едут!

Бабка взволнованно хлопнула в ладоши и принялась отряхивать и без того чистый передник, не зная, чем себя занять до момента прибытия машины.

– Ну, пошли на улицу, – старик пригладил бороду, – дорогих гостей встретим. Если опять такую, как Зинка, привезёт, я хлеб-соль самолично в берданку впихну.

Выйдя за калитку, они остановились, вдыхая вечерний свежий воздух, смешанный с луговыми травами, тёплым песком просёлочной дороги, надвигающимся с реки вечерним туманом.

Тихонько скрипнули тормоза, и небольшой автомобиль облегчённо вздохнул горячим мотором, успокаиваясь и предвкушая отдых после многочасового бега.

– Дорогие дедуля и бабулечка, хочу вас познакомить с моей избранницей. – Сзади невысокого круглолицего мужчины, скромно переминая ногу за ногу, стояла хрупкая девушка азиатской внешности.

– Ну, знакомь, чего уж нам, – буркнул старик.

– Внучок, да не слушай этого старого дурака, – поправив платок на голове, улыбнулась старушка, – у него полночи нога ныла, вот и не выспался, злится теперь.

Парень сделал шаг в сторону, открывая девушку:

– Любовь всей моей жизни, Ли Си Цын! Она китаянка, но очень хорошо владеет русским языком. И не только им, – загадочно улыбнулся молодой человек.

– Здравствуйте, – легонько поклонилась старикам девушка, – вы извините, что побеспокоили своим визитом, – сказала она мягким голосом, в котором чувствовался лёгкий восточный акцент. – Милый сказал, что эта поездка очень важна для него.

– Ой, – всплеснула руками старушка, – и правда по-нашему балакает! Прошу за стол, там уже, поди, всё остыло, придётся разогревать.

– Проходи, лисенок, – парень пропустил девушку вперёд.

– Действительно, чего здесь топтаться, только комаров кормить. – Старик распахнул калитку.

Заходя последним, он легонько хлопнул молодого человека по плечу:

– Хорошо, что не забываешь нас, Колобок. Уж больно, внучок, по тебе скучаем.




Воронов


– Что, твари, струсили? Родина вас растила, кормила, а когда попросила защитить от врагов, сбежали, как последние гниды! – Невысокий человек, со знаками различия полкового комиссара на шинели, нервно прохаживался вдоль строя. – И кто вы после этого? Дезертиры! Предатели!

– Товарищ Воронов, – попытался вмешаться один из комбатов, надеясь объяснить ситуацию, по которой они вышли обратно, но тут же был осажен громким рыком комиссара:

– Всех под трибунал отправлю за невыполнение приказа Верховного главнокомандующего! В лагерях сгною! – Казалось, от мощного потока матных слов у сосен от стыда обязательно должны осыпаться иголки.

Уже больше недели оперативная группа «Москва» пыталась взять маленькую станцию Лычково, расположенную под Демянском, чтобы лишить окружённую группировку немцев важного пункта снабжения. Правда, для такой задачи наскребли лишь два пехотных полка, да и тех уже основательно потрепало предыдущими боями. Были ещё два артиллерийских полка, один минометный и целый бронепоезд. Но на снаряды существовал жёсткий лимит, то есть их попросту не хватало. Поэтому, как обычно, вылезать предстояло на солдатской крови.

– Всего полторы тысячи штыков, – почесал голову командир группы полковник Назаров, – снарядов с гулькин нос. А впереди мощный укрепрайон.

– Пробьемся, – уверенно кивнул Воронов. – Главное, в это верить.

– Да и немец сейчас не тот, что раньше, – продолжал обдумывать операцию Назаров. – Эти намертво в землю зарылись. Отлично понимают, что, если выбьем из населённого пункта, замёрзнут в лесу, поэтому драться будут до последнего солдата. Нам сюда подкрепление бы точно не помешало.

– Ну, где наша не пропадала, – подмигнул ему комиссар. – Проси не проси, а справляться придётся тем, что есть.

За первые три дня, не разведав огневые точки и наступая по голому заснеженному полю прямо на вражеские пулемёты, «Москва» потеряла более тысячи бойцов, так и не выполнив задачу, хотя в некоторых местах удалось подойти вплотную к станции. Назарова отстранили от командования группой, и его место занял полковник Кононыкин, от которого так же требовали взять Лычково любой ценой.

Воронов презрительно усмехнулся, командующий 34-й армии Берзарин явно не хотел повторить судьбу предшественника, которого расстреляли перед строем несколько месяцев назад. Ради этого специально прибыл верный сталинский опричник Лев Мехлис и в целях воспитания притащил с собой бывшего начальника Генштаба Мерецкова, неловко прячущего от посторонних взглядов синяки на руках. Да, товарищи с Лубянки знают своё дело, разговорят кого угодно.

Суровое время требует жёстких решений, Воронов выучил эту аксиому с малых лет. Хотя, что такое спокойные и добрые времена, он попросту не знал. Всю свою сознательную жизнь надо было бороться с врагами Отечества, обучать неразумных и стараться самому не угодить в лагеря. А для этого пришлось всего лишь выбросить из сердца чувства и эмоции, подчинив человеческую сущность служению партии, которая, как известно, никогда не ошибается. Вот и сейчас эти сопляки с мертвыми мраморными лицами, не выполнившие приказа, вызывают не жалость, а дикое раздражение.

– Ты! – Воронов ткнул пальцем в худенького молодого солдата, почти ребенка, явно призванного несколько месяцев назад прямо со школьной скамьи. – Выйти из строя!

Испуганно взглянув на комиссара, вжав плечи, мальчишка сделал два шага вперёд и развернулся лицом к товарищам.

– Боец, сколько убил фашистов? – грозно спросил Воронов, подойдя поближе. – Отвечай, когда спрашивают!

Парень стушевался, опустил голову. За всю неделю, которую провел в тылу, он не видел вживую ни одного немца. Только бесконечные ночные марши, холод, голод и прилетающие откуда-то пули со снарядами.

– Не знаю, товарищ полковой комиссар, – тихо прошептал сухими губами.

– Зато я знаю! Ни одного! – Воронов зло осмотрел строй. – Вот цена ваших жизней! Ни одного убитого врага! Дешёвки!

Приказав солдату вернуться в строй, комиссар ещё долго сотрясал воздух, то пугая казнями, то призывая к самопожертвованию во имя будущей победы.

Стоявшие перед ним бойцы молчали, сжавшись от холода.

Петя, тот самый солдатик, на которого ткнул Воронов, медленно переминался с ноги на ногу. Огнём горели обмороженные пальцы ног, на которых вздулись большие кровавые пузыри. Они очень сильно мешали ходить, причиняя невыносимую боль с каждым шагом. Ухо и большой палец руки удалось оттереть снегом, а вот с ногами так не получилось.

Больше недели назад их 2-ю мобильную воздушно-десантную бригаду в спешке отправили на Валдай. Перед этим было два месяца подготовки в саратовских степях, во время которых новобранцев учили стрелять, взрывать, убивать и выживать, то есть самым необходимым навыкам войны. Один раз даже сбросили с парашютами. Петя до сих пор помнит непонятные ощущения интереса вперемешку со страхом перед открытой дверью самолёта, свист ветра и замёрзшие руки. В декабре срочным порядком бригаду отправили под Москву, в Ступино. Говорили, что скоро начнутся бои и десант понадобится для заброски в тыл отступающих немцев. Потом вдруг эшелонами увезли в сторону Калинина. Командир, бравый капитан Василенко, получивший Героя Советского Союза за финскую кампанию, всю дорогу молчал, ссылаясь на воинскую тайну. И только прибыв в Выползово, на станцию разгрузки, бойцы узнали, что будут заброшены прямо в середину Демянского котла. Гитлеровцы, попавшие в окружение, особо не отчаивались, сумев организовать снабжение своих войск по воздуху и задействовав для этого несколько сотен самолётов. Крепко врывшись в землю, обеспеченные боеприпасами, продуктами и медикаментами, поднимать руки не спешили. В связи с этим командование Красной армии решило взорвать котел изнутри, отправив туда три десантные бригады. Две должны были атаковать аэродром и штаб армейского корпуса, а одна – ударить с юга по Лычково и помочь наступавшей группе «Москва» захватить железнодорожную станцию. Операцию готовили в спешке. Разведка не смогла установить ни опорные пункты, ни точное количество окружённых гитлеровцев, которых оказалось в несколько раз больше планируемого. Также не учли погодных условий, сильных тридцатиградусных морозов и глубокого метрового снега. При этом все дороги контролировались немцами, а значит, бригадам предстояло совершить марш на лыжах по непролазным новгородским лесам и болотам. От выброски десанта на парашютах отказались ввиду банального отсутствия нужного количества самолётов и опыта выполнения подобных операций. Побоялись, что бойцов разбросает на большой территории и они попросту не смогут собраться воедино.

– У тебя есть что погрызть? – во время дневного привала спросил Петю Иван, они призывались вместе из одной деревни, поэтому и держались поближе друг к дружке. Пётр отрицательно покачал головой. Еда закончилась, а в условиях сильных морозов, когда организму нужны калории для тепла, отсутствие пищи было почти смертельно. Как это происходит, ребята уже видели, когда кто-то из бойцов просто замерзал, превращаясь в остывшее полено, или падал в снег, не в силах подняться. Костры разводить запрещалось под страхом расстрела, чтобы не выдать своё местоположение немцам, которые усилили патрулирование, хорошо зная о заброшенных десантниках. Разведывательные самолёты кружили над головой, следя за каждым шагом.

В указанное место бригада прибыла через неделю, измотанная до предела, – последние трое суток десантники не ели вообще ничего. На подходе к Лычково в отвлекающий бой вступил 3-й батальон, давая возможность остальным просочиться мимо небольшого вражеского гарнизона. К этому времени несколько сотен человек получили сильное обморожение и не могли ходить. Их оставили в лесу под охраной в надежде эвакуировать маленькими самолётами; остальные двинулись дальше, готовясь вступить в бой у станции.

Ближе к утру батальоны стали выдвигаться к месту атаки, но попали под внезапный сильный обстрел, не успев развернуться из маршевых колонн. Казалось, смерть была везде. Вокруг горело, взрывалось, падали солдаты. Впервые Петя увидел убитых людей. Их было много, под холодным светом взлетающих ракет тела напоминали грязные снежные сугробы, лежащие вразнобой, среди дымящихся воронок и пятен черной крови, которая тут же замерзала на холоде, превращаясь в лёд.

Пётр, как и многие другие, растерявшись, не смог сделать ни одного выстрела в этом аду. Да и куда стрелять, тоже было непонятно.

Чтобы не быть окончательно уничтоженным, их батальон отошёл, потеряв связь со штабом бригады и другими подразделениями. Её удалось наладить только через два дня случайно, когда комбат решил возвращаться к своим. Так началась дорога домой, через вражеские засады, мимо стреляющих деревень.

Кое-как собрав часть бригады, Василенко приказал наступать на Лычково вдоль железной дороги, однако в последнюю минуту скомандовал отбой, прекрасно осознавая, что измождённые, замёрзшие, голодные люди не в состоянии подавить немецкие пулемёты.

И снова марш, прямо через насыпь мимо немецких дзотов, с потерей десятков человек. Петя видел, что уставшие люди бессмысленно слушали слова командиров и, как стадо баранов, кивнув головой, шли дальше, чтобы через несколько метров упасть сражёнными пулей. Так погиб Иван. В этой неразберихе Василенко был тяжело ранен в голову и его тащили на руках, как и некоторых других, но большая часть раненых осталась умирать на снегу.

Просочившись болотами мимо последних немецких укреплений, остатки воздушно-десантной бригады утром вышли в деревню Лонна, куда вскоре прибыл Воронов.

– Готовьтесь к атаке! – Воронов прошёлся вдоль строя. – И только попробуйте мне не взять станцию!

– Товарищ комиссар, – подал голос комбат, – бойцы небоеспособны. Нам бы отдохнуть малость, перевязать раны. У меня ни одного здорового: кто ранен, кто обморожен.

– Кровью позор смоете! Разрешаю оставить только неходячих.

Вечером раздалась команда, и шатающиеся от усталости люди пошли вперёд, проваливаясь в глубокий снег, стараясь не наступать на тех, кто уже сложил голову на этом поле.

Подпустив цепь красноармейцев поближе, немцы завесили небо осветительными ракетами. Пулемётчики открыли шквальный огонь, наполнив воздух пороховым дымом, огнями выстрелов, криками, стонами. Для них, сидящих на возвышении, бредущие по открытой местности люди были хорошей мишенью.

– Ганс, – первый номер дзота вставил новую ленту, – почему они прут, не пригибаясь?

– Не знаю, – ответил напарник. – Видимо, таким способом хотят добиться, чтобы у нас закончились патроны. Пли на нервы действуют. А может, командирам просто некуда девать солдат.

Вмажь по той группке – что-то близко подошли. – Он ткнул пальцем в левый сектор обстрела.

– Яволь, – кивнул Ганс, поворачивая горячий ствол оружия.

Тяжело дыша, Пётр медленно шёл на немецкий дзот. Где-то глубоко в сознании понимал, что нужно упасть, пригнуться, двигаться перебежками, а то и вовсе ползком, не подставляя себя под пули. Но усталость апатией задавала инстинкт самосохранения, затупила чувство опасности. И оставалось лишь покорно идти вперёд, борясь с ноющей болью в ногах.

Внезапно сильным ударом обожгло левый бок. Пуля, пробив тощее тело солдата, прошила грудную клетку, пролетела ещё немножко и упала в снег, растапливая его под собой. Петя охнул, схватился за рану, чувствуя, как становится мокрым от крови давно не стиранное нижнее белье. По инерции сделал несколько шагов, но голова начала кружиться от потока накатившей слабости, следом за которым пришёл жар.

– Мама… – последнее, что успел сказать мальчишка, падая лицом вниз…

В тот вечер из трехсот измученных солдат в живых осталось меньше сотни.

– Кого вы мне шлёте? – орал в трубку новый командир «Москвы». – Они совершенно не обучены! Дайте мне нормальных бойцов и снарядов! Дайте снарядов! Мне нечем давить огневые точки!

Вскоре, так и не добившись успехов на своём участке, ввиду больших потерь оперативная группа «Москва» была расформирована. Полковой комиссар Воронов вернулся в штаб дивизии, полковник Кононыкин ушёл на повышение. К этому времени немцы сумели пробить коридор, связывающий с Большой землей, и необходимость захвата станции отпала. Начались позиционные бои.

Через год, когда ситуация на фронте изменилась, гитлеровцы ушли из этих мест, избегая нового окружения. Весной, когда снег сошёл, вернувшиеся из лесов и эвакуации редкие жители принялись стаскивать сотни убитых солдат, лежащих пластами, в огромные ямы, которые гордо именуются братскими могилами. Укрывая тряпками лицо, чтобы хоть как-то уменьшить висящую над полем боя вонь от гниющей плоти, трупы цепляли баграми и волокли прямо по земле к телеге, нагрузив которую принимались руками толкать к месту погребения. Единственная хромая лошадь, брошенная немцами при отступлении, категорически не хотела даже ступать на залитую кровью землю, сколько ни лупил её палкой старый Кузьма. Поэтому и пришлось бабам с ребятишками самим катать скорбную повозку. Большая часть тел сгнила настолько, что при попытке сдернуть с места туловище рассыпалось, обнажая тысячи копошащихся в нем червей. И тогда убитого грузили по частям. Кто руку забросит, кто ногу, кто голову…

Очистив поле и саму деревню, жители дальше не пошли, начиналась посевная, от которой зависела их дальнейшая жизнь. Из райцентра привезли немного зерна, семенной картошки, и люди, впрягаясь в плуги, принялись ворошить изрытую воронками землю, попутно собирая неразорвавшиеся мины, снаряды, крупные осколки и человеческие останки.

На западе гремели бои, погибали люди, а здесь наступала тяжёлая мирная жизнь.

А где-то далеко под Саратовом, в небольшой деревенской избе, читая сухие канцелярские строчки, плакала мама, всё ещё не веря, что единственный сынок Петенька больше никогда не вернётся домой…




Время падальщиков


Тусклая лампа едва освещала большую палатку, отбросив сумрачную темноту от центра, где стоял видавший виды потрепанный стол. За хлипкой брезентовой стенкой гулял ветер, яркое солнце не спеша катилось по голубому небу, то и дело прячась за бегущими на восток пушистыми облаками. Здесь же, внутри, тяжёлый воздух, пропахший потом, табаком, сыростью, давно не стиранными носками, неприятно ударял в нос любого, кто входил с улицы.

Сидевшие за столиком двое мужчин в грязной камуфляжной форме не спеша курили, то и дело бросая друг на друга уставшие взгляды.

Один из них, Павел, худощавый небритый блондин, выпустил струю сизого дыма, затушил сигарету и бросил окурок в банку из-под тушёнки. Затем кивнул собеседнику, на плечах которого виднелись маленькие зеленые капитанские звёзды:

– У родителей давно был?

– Полгода назад, в отпуске, – ответил тот, протерев рукой короткие засаленные волосы на правом виске, где проступала седина, столь несвойственная возрасту этого мужчины. – А ты своих когда навещал?

– В марте.

– Как они?

– Мама держится, у отца давление скачет. Особенно в жару или когда разволнуется.

– Да уж, – капитан вздохнул, – старость не в радость. Ещё неизвестно, какие мы будем в таком возрасте.

– Ходил к лесу, возле которого раньше карасей ловили? – Павел растянул тонкие губы в улыбке, наполнив душу приятными детскими воспоминаниями.

– А как же, – грустно улыбнулся в ответ Алексей. – Только жаль, нет больше леса, спилили. Пруд почти высох, даже тритонов не видно.

– Фу, – поморщился Павел, – как вспомню эту мерзость, прямо передёргивает. Особенно когда на крючок попадался. Извивается, лапки с перепонками, в руки взять противно.

– Поэтому ты либо меня просил снять, либо о дерево скотинку размазывал, – рассмеялся товарищ. – Жалко, такой хороший бор под пилу ушёл. Помнишь, сколько там белых собирали? Целую корзину за час. И все как на подбор – крепкие. А сейчас на пнях даже опята не растут.

Алексей вытащил из лежащей на столе пачки новую сигарету, закурил от синей одноразовой зажигалки:

– Нина Фёдоровна умерла. Знаешь?

– Да, мама говорила.

– Хорошая была учительница, только уж очень не любила, когда домашнее задание не выполняли.

– Благодаря ей я и пристрастился к физике, – улыбнулся Павел. – Боялся двойку схлопотать. А потом втянулся, даже нравиться стало.

– И мне списывать давал. – Алексей откинулся на спинку стула, помолчал, затем тяжело вздохнул, посмотрел собеседнику в глаза: – Как так, Паша?

– Да вот так, Лёха.

Накануне вечером вернувшиеся с задания разведчики доложили, что возле полузаброшенной тропы остановился на ночлег отряд боевиков, идущих в горы, – видимо, для отдыха.

Опасаясь предательства, Алексей не стал докладывать в штаб батальона о своём решении организовать засаду в удобном для этого месте. Оставив для обороны лагеря один взвод, он с остальными бойцами к утру занял выгодные позиции, закрепившись по обеим сторонам узкого ущелья, на дне которого звонко журчал тонкий прозрачный ручеёк. Пропустив вражеский дозор, лениво ковыляющий впереди основных сил, рота Алексея внезапным огнём обрушилась на боевиков, внеся смерть и панику в их ряды, моментально блокировав вход и выход из каменной ловушки. После скоротечного боя, понимая, что вырваться не получится, террористы один за другим стали поднимать руки, соглашаясь сдаться. Имея сильное покровительство в высоких кругах, они знали, что вскоре снова окажутся на свободе, за которую будет внесена определённая сумма, позволяющая превратить их из бандитов в «мирных» пастухов, случайно заблудившихся в горах и арестованных злыми федералами. А значит, можно будет опять взять в руки оружие для «праведной» борьбы с «неверными».

Алексей, обходя выстроенных обезоруженных наёмников, вдруг узнал среди них Пашку Шустова, своего лучшего друга детства, с которым почти не виделся с тех пор, как после школы поступил в военное училище. Увидев знакомое лицо, он крепко сжал зубы, стараясь не выдать нахлынувшее волнение. Лишь после того, как пленные были доставлены в лагерь, кивнул Павлу:

– Пойдём поговорим.

И вот сейчас, сидя в штабной палатке, они курили, понимая, что, скорее всего, это их последняя встреча.

Поставив на стол две алюминиевые кружки, Алексей плеснул в них немного спирта. Вытащив штык-нож, нарезал чёрный хлеб, открыл тушёнку и кивнул Павлу – бери, мол.

– За встречу, – кисло улыбнулся тот.

Выпили не чокаясь, закусили. Затем добавили по второй. Напряжённость момента немного спала.

Какое-то время обменивались дежурными фразами, вспоминая родную деревню, детство, родителей, всё никак не решаясь перейти к главному.

– Как так, Паша? – повторил Алексей, не отводя глаз от грустного лица друга.

– Никакой политики, веры и прочей чуши можешь не искать. – Павел вздохнул. – Я здесь просто на заработках. Сам понимаешь, сейчас время такое – у кого деньги, тот и хозяин жизни.

– Зачем это тебе?

– Чтобы вылезти из той детской беспросветной нищеты! Когда просишь отца купить маленькую шоколадку, а он стыдливо отводит глаза. Но уже через пять минут берёт себе бутылку водки и выпивает её с друзьями, а ты крутишься рядом, ожидая, что перепадёт что-то из закуски либо какая-нибудь конфетка, завалявшаяся в кармане батиных собутыльников. Или когда таскаешь одни и те же кеды несколько лет, пока не сотрутся до дыр на подошве, ведь у родителей нет возможности купить новые. Поэтому и не хочу такой жизни для своих будущих детей. Имея денежки, можно всё купить. То, что пропадает сейчас, никому не нужное. Заводы, фабрики, дома, людей. Всё!

– Что мешало зарабатывать в другом месте?

– Ты попробуй работу в деревне найти! Васька Петров, Сашка Кривой – одноклассники наши – уже спились. У обоих цирроз печени. Остальные, кто не уехал, как ты, тоже на подходе. Нищета сплошная. Колхоз развалился, поля пыреем да осотом поросли. Приехал из города мужичок, выкупил за копейки землю, фермерством стал заниматься. Единственный, кто работу даёт. Правда, платит мало, жадный очень, да и понимает, что местным деваться некуда, как к нему в кабалу идти. Вот и получилось, что единственная возможность быстро заработать первоначальный капитал – поездка сюда.

– Но не такой же ценой! – Алексей раздраженно ударил кулаком по столу, от чего кружки подпрыгнули, испуганно зазвенев.

– А ты другую предложи! – Павел наклонился в сторону друга. – Я в городе почти два года просидел. На трёх работах крутился, с утра и до ночи вкалывал без выходных. Только почти всё, что зарабатывал, на жильё уходило. Даже родителям нечего было выслать. Наоборот, ездил к ним за картошкой и капустой. Думаешь, мне такая жизнь в радость была? Здоровый мужик, руки-ноги на месте, работы не гнушался, а всё равно ничего позволить себе не мог. Жрал в самых дешевых столовках, одевался на самых дешевых рынках. И пахал, пахал, пахал! В какой-то момент дошло, что впереди полная безнадёга и из этой ямы мне не выбраться. Зато сейчас за месяц столько зарабатываю, сколько тебе в твоей сраной голодной армии и за пять лет не получить.

– Помогли тебе эти кровавые деньги? – криво усмехнулся Алексей. – Мертвецы по ночам не приходят?

– Не приходят, – зло отмахнулся Павел. – Я здесь столько насмотрелся, хрен ты меня удивишь. Циничен стал до безобразия. А будущая жизнь нашего с тобой поколения такой и будет – бессердечной. Те, кто пошустрее да побогаче, станут королями, пусть даже на костях других. Конечно, их будет мало, зато любого сожрут, не подавятся. Остальные будут прислуживать и радоваться, что имеют крохи со стола хозяина, который скупит и будет продолжать выкупать всё за бесценок, пока другие будут считать копейки в дырявых карманах.

– Мы с тобой, Паша, за одной партой сидели, одни фильмы смотрели, одинаковые книги читали. Как так получилось, что ты наёмником стал, оружие против своих же поднял? Почему на контракт в нашу армию не пошёл?

– Ты шутишь? – Павел усмехнулся. – За пару рублей жизнью рисковать? Знаю я, сколько вам платят. Это только ваше начальство да политики с поставщиками жиреют от войны, а вы для них как расходный материал, словно грязь под ногами. Им даже лучше, что здесь так много гибнет. Можно под это ещё больше денег выпросить из бюджета.

– Хватит! – Алексей стукнул ладонью по столу.

– Ты мне рот не затыкай. – Павел зло посмотрел на него. – Неприятно правду слышать? Задумывался, что ты делаешь на этой войне? Из-за прошлых идеалов, которые давным-давно сгнили, ты готов сдохнуть за жалкие гроши? А если, не дай бог, ранят, так и будешь нищим, никому не нужным бомжом до самой смерти. Да и семье своей станешь только в тягость. Милостыню придется просить, чтобы с голоду не подохнуть. Ради этого ты сидишь здесь в грязи, каждую секунду рискуя собой?

– Я офицер, Паша, принимал присягу. – Алексей смочил спиртом пересохшее горло. – Да, армия сейчас в полной заднице, как и вся страна. Но если заразу, которая отсюда прёт, не остановить, она расползётся ещё дальше. И тогда не только мы с тобой, но и наши родители, наши братья и сестры, наши дети будут в смертельной опасности. Вот за это и воюю. Всё остальное – мелочи. Не деньгами счастье измеряется, а улыбками близких людей.

– Как был романтиком, так и остался. Тьфу. – Павел сплюнул на пол, протянул руку и налил в кружки спирт. – А я здесь по своей воле. Денег заработаю – и домой. Никому ничего не должен.

– Ошибаешься, друг мой, мне должен, пацанам моим погибшим должен.

– Ой, Лёха, только не надо мне морали читать!

– Ладно, – Алексей снова закурил, успокаивая нервы, – ругаться не будем. Давай по делу. Как здесь оказался?

– В городе на рынке с мужичком одним познакомился, Алим-ханом зовут. Он дешевле всех сигареты продавал. Слово за слово, стали здороваться, разговаривать. Дядька оказался болтливым и очень добродушным. У меня в мыслях было сигаретный ларёк открыть, стал советоваться, мало ли какие подводные камни ждут. Это только в чужих руках всё толще. Когда Алимхан узнал, сколько у меня денег, рассмеялся, а потом по секрету рассказал, что есть одно место, где можно много и быстро заработать. Рискованно, конечно, но, как говорится, кто не рискует… – Павел замолчал, взял пачку, вытащил сигарету, покрутил её в руках и положил обратно на стол.

– Много вас таких? – вопросительно кивнул Алексей.

– Полно. В нашем отряде из чеченов только командир Алик. Вернее, был командиром, ему сегодня первой же крупнокалиберной пулей полчерепа снесло. А так в составе пару арабов, ни бельмеса не понимают, есть латыш, два украинца, осетин, остальные – русские. Подмосковье, Рязань, Киров, Пенза и так далее. Со всех краёв нашей необъятной. Все за одним приехали: быстро заработать и при этом выжить. За убитого солдата Алик платит сотку баксов, за офицера – от пятисот до тысячи, в зависимости от звания. В других отрядах, знаю, тарифы намного меньше.

– Паша, – Алексей поднял глаза на собеседника, покачал головой, – при тебе была внушительная сумма.

Тот вздохнул, развел руками.

Снова выпили, но алкоголь почти не брал – слишком напряжены были нервы. Разломав последнюю сигарету, Алексей протянул половину Павлу, затем смял пустую пачку:

– У меня в роте большие потери. Необученных восемнадцатилетних пацанов прислали полмесяца назад, пришлось ими дыры затыкать. На дальний блокпост, что около моста, вы напали?

– Если неделю назад, то мы, – кивнул Павел, опуская глаза. – Алик сказал, из-за него невозможно большим людям с гор в долину войти.

– Кто головы солдатам резал? – Алексей скрипнул зубами, стараясь сдержать накатившийся гнев.

– В отряде есть несколько откровенных ублюдков. Да и арабы любят развлекаться. Нравится им безоружных убивать. Однажды захватили несколько человек – те заблудились и случайно к нашему лагерю вышли. Среди них был молодой лейтенант, только из училища выпустился. Так эти придурки на глазах пленных с него живого шкуру содрали. Алик после этого запретил так делать – уж больно летёха громко кричал. Поэтому у этих упырей одна забава осталась: головы отрезать и на палки надевать, чтобы страх на ваших солдат нагонять.

– Упырей? – хмыкнул Алексей. – Это вроде твои боевые товарищи.

– Обезьяна им товарищ, – отмахнулся Павел. – У нас чисто деловые отношения. В бою друг за друга, иначе все можем пропасть, а на привале каждый за себя. Так и живём.

– Не страшно, что на зону скоро отправишься?

– Чего бояться? Здесь всё схвачено. Ты нас сегодня в гарнизон отправишь, а завтра всех или выкупят, или выменяют на ваших пленных. Так что скоро буду в горах шашлык из барашка есть.

– Не будет так, Паша. – Алексей покачал головой.

Ближе к вечеру, когда яркое солнце опустилось ниже, намереваясь укрыться за снежными шапками гор, пленных наёмников расстреляли из их же оружия, чтобы в будущем не давать шансов военным следователям обвинить командира роты в убийстве «мирных» жителей. Обычно после таких показательных допросов подозреваемые офицеры не возвращались в свои части. Лишь через некоторое время их семьи получали похоронки.

– Моим не говори, что встречались, – перед смертью попросил бывшего друга Павел. – Пусть для них я всегда буду живой.

– Хорошо, – кивнул Алексей.

Он мог спасти своего друга, пусть даже вступившего на коварный путь наёмника, но сердце, всё ещё помнящее босоногое детство, молчало, забитое кровью погибших солдат, которые ещё совсем недавно сидели за школьными партами, мечтая о взрослой жизни.

После того как эхо автоматных очередей затихло, потревожив вечернюю тишину, яму, куда были сброшены тела, засыпали при помощи бронетранспортера, резво покрутившегося над убитыми.

Мерзость этой войны заключалась в особой жестокости, массовом предательстве и каком-то необъяснимом стремлении к наживе с обеих сторон. Одни убивали и грабили соседей из-за того, что те были другой национальности или верили не в того бога. Другие бойко продавали оружие и секреты, не заботясь о том, сколько смертей это несет своим же товарищам. Третьи ловко зарабатывали миллионы на мифических поставках или торгуя политическими дивидендами. Огромной стаей падальщиков вся эта братия кружила над разрушенными домами, над тысячами трупов, над безудержным человеческим горем, вытаскивая для себя жирные куски. Большая же часть населения некогда большой страны была занята банальным выживанием, и её меньше всего интересовало, что где-то кипели бои, рвались снаряды, лилась кровь.

За всей этой суетой вдруг исчезла человечность, сделавшись чем-то неестественно-неудобным, словно из другого мира. На смену ей приходили другие ценности, лишённые добра, сострадания, милосердия.




Гастроном


– Водку с соком будешь?

– Не люблю я эту оранжевую хрень! Лучше уж чистый продукт.

– Извиняйте, барин. Видимо, вы зажрались. – Сергей, худощавый невысокий парень с юношеским пушком на лице, налил водки в треснутую фаянсовую кружку и протянул товарищу.

Саша, такого же возраста брюнет с зелёными глазами, молча взял, залпом опрокинул в рот и, поморщившись, шумно занюхал рукавом. Отдышавшись, хлопнул себя по животу:

– Хоть бы закусить чем, а то сколько можно просто бухать?

– Здесь, кроме дохлых крыс, ничего нет. Хочешь, поджарю специально для тебя парочку? Хотя нет, апельсинку видел, – правда, она уже зелёно-голубой плесенью покрылась, но могу отшкрябать.

– Да пошёл ты. – Саша вытер грязной рукой усталые глаза.

Выпив, ребята долго сидели молча, обдумывая своё незавидное положение.

– Хуже нет, как ждать и догонять, – прервал тишину Сергей, раздражённо хлопнув себя по коленям.

– Ничего, дождёмся, недолго осталось. – Саша высморкался прямо на заваленный всевозможным мусором пол. Грустно улыбнулся: – Эх, сейчас ступу Бабы-яги или воздушный шар – да убраться отсюда поскорее.

– Ага, размечтался, ты ещё вертолёт попроси, фантазёр. Забудь про сказку, никто сюда не придет.

Скрипнув зубами, Сергей обречённо качнул головой:

– Представляешь, меня не покидает мысль, что всё происходящее с нами – какой-то дикий сюр, не имеющий отношения к реальности.

– Ага, – согласился товарищ, – может, мы просто в матрицу попали, а на самом деле дома, на диване валяемся.

– Задолбало всё. Бездельничаем, прямо как на курорте, – воды только не хватает.

– А ты был на море?

– Нет, – Сергей дернул плечом, – у родителей вечно денег не было, поэтому всё лето торчал у бабушки в деревне – на натуральном молоке и мясе.

– Не будем о еде, и так желудок ноет. Заняться бы чем. – Саша покрутил головой, надеясь разыскать что-то, способное привлечь внимание.

– На вот, Киплинга почитай, классно дядька пишет, хоть развеешься. А на ночь я тебе колыбельную спою, – хмыкнул Сергей, отряхивая полуобгоревшую обложку.

– Лучше Достоевским себе остатки мозга сломаю. – Саша бросил злой взгляд на товарища, листая книгу, поднятую только что прямо с пола. – Вот как можно в здравом уме такую тяжесть писать?

– Всё тебе неймётся. Топор лучше поищи, Раскольников, обязательно пригодится.

Почитав пару страниц, Саша раздражённо отбросил книжку в сторону и та, падая, страницами подняла небольшое облачко пыли, словно выражая обиду на такое неделикатное обращение.

– Бабу бы… – вздохнул Сергей, поглядывая на дверной проём, словно на пороге вот-вот должна появиться долгожданная незнакомка.

– А ты роз нарвал, Дон Жуан? Или думаешь, она на твою грязную мордуленцию поведётся? «Ах, Сергей, позвольте вам отдаться среди прилавков»?

– Иди ты, – парень выругался, снова разлил водку и сунул кружку товарищу, – держи.

Выпили, понимая, что больше не придётся. Прислонившись к стене, замолчали, считая необычайно медленные секунды.

Три дня назад их группа оказалась запертой в небольшом разбитом гастрономе на окраине Грозного. В районе железнодорожного вокзала и госпиталя вовсю гремел непрекращающийся бой, а здесь бойцы оказались в плотном окружении наёмников всех мастей, которые блокировали все выходы и не спеша одного за другим выводили солдат. Этим утром выстрелом с соседней крыши был убит снайпер Витя, который не давал врагу подойти поближе для решающего штурма. После его смерти Саша и Сергей остались вдвоём.

В магазине, в самом углу подсобки, куда стаскивали погибших товарищей, стараясь не смотреть в их стеклянные глаза, среди хаоса сплошной разрухи каким-то фантастическим образом уцелел ящик водки и несколько коробок апельсинового сока. Вот они и составили единственный рацион окружённых бойцов.

– Скоро вечер, – вздохнул Саша, – сейчас попрут.

Выстрел гранатомёта разнёс в щепки входную дверь, наполнив магазин смесью пыли с дымом и разбросав в стороны часть витрин, играющих роль баррикады.

– Понеслось, – крикнул полуоглушённый Сергей, выпуская длинную очередь в проём, где в дыму замаячили тени рвущихся внутрь боевиков.

Через несколько дней разведгруппа спецназа наткнулась на спящих в подвале соседнего дома наёмников. После того как их вырезали, среди трофеев нашли видеокассету, на которой террористы на фоне разбитого гастронома играли в футбол человеческими головами…




Генрик


– Я подал прошение коменданту, – невысокий пожилой мужчина с аккуратной бородкой промокнул платком лысину, – просил назначить меня воспитателем Главного приюта.

Натянув шапку, он нервно прошёлся вдоль заколоченного здания, заложив руки за спину.

– И как? – молодой собеседник, черноволосый и худощавый, нервно осмотрелся, не видно ли приближающейся опасности, страх перед которой, казалось, пропитал воздух.

– Это кошмар. Туда собирают всех сирот. Повальное воровство со стороны обслуживающего персонала, издевательство, побои. За детьми никто не смотрит, совершенно не организовано питание. Каждое утро новые трупы малышей. Я должен оказаться там, нужно выправлять ситуацию, пока это ещё возможно.

– А своих куда денешь?

– Стефания и другие воспитатели присмотрят. Сейчас у меня полный порядок, дети сами участвуют в управлении, помогают друг другу, словно братья и сестры. Более-менее снят вопрос с получением лекарств и продуктов. Не шикуем, но с голода никто не умер. Я буду часто заходить к ним, помогать. Справлюсь, не впервой.

– Ты меня поражаешь, Генрик. – Собеседник засунул руки в карманы, поежился от морозного февральского воздуха. – Как тебе удается поддерживать существование Дома в условиях гетто? Каждый день немцы убивают десятки, если не сотни людей. Думаю, твои подопечные тоже догадываются, какая участь им уготована.

– Я знаю, Игорь, но, если мы начнем паниковать, будет ещё хуже. Сейчас главное – оставаться людьми, а там видно будет. Может, произойдет чудо и мы переживем эту напасть.

– Генрик, ты бы снял офицерскую форму. К чему эта бравада? Ты же видишь, как врагов это раздражает. Застрелит какой-нибудь патруль – и дело с концом. Или снова упекут за решётку. Мало тебе было месяц в камере провести? Завтра я достану цивильный костюм. И нацепи, наконец, эту долбаную повязку! Ты сам даёшь им шикарный повод для расстрела.

– Нет, – мужчина отрицательно покачал головой, – это протест. Пусть знают, что мне не страшно. Я хоть и бывший, но майор польской армии. «Звезду Давида» тоже вешать не буду. Это унижает человеческое достоинство. Мы все люди одной планеты, а не отсортированные твари. К тому же своим поведением я подаю пример детям, что бояться не нужно.

– Очень переживаю, что так и не смогли добиться их вывоза в Палестину. – Игорь тяжело вздохнул.

– Никто же не знал, что нацисты нападут первыми. К тому же Англия и Франция клялись оказать помощь. Увы, нам остаётся лишь пожинать плоды собственной беспечности. Хотя это была отличная идея, в кибуцах сейчас гораздо спокойнее.

Игорь немного прошёлся, разминая замёрзшие ноги:

– После того как приют перевели сюда, мы стали искать разные способы, чтобы организовать побег. Но люди, с которыми довелось встретиться, слишком напуганы. За помощь евреям смерть грозит не только им, но и всей семье.

– Да, знаю. Указы об этом на каждом столбе. Позавчера германцы расстреляли одного поляка, который бросил через забор краюху хлеба своему знакомому. Скорее всего, четвертая война будет для меня последней. Я ведь сразу после медицинского университета попал в качестве лекаря под Харбин. Воевал в рядах Русской императорской армии. В Великую войну с ней же был помощником хирурга под Киевом. Потом лечил раненых под Варшавой уже в родной, польской армии, когда воевали с Советами. Но нигде не видел такого зверства, что творится сейчас. Детям гораздо тяжелее, чем взрослым. Если бы мог плакать, слёзы давно закончились бы от жалости. Вот как объяснить воспитанникам, что они должны будут умереть за бредовые идеи сумасшедшего фюрера? Не понимаю, как в наше время можно было так одурачить свой народ, что люди возомнили себя сверхчеловеками? Но при этом очевидно, что нацизм несёт не благо, а разрушения всему миру! Хоть бы нашлась сила, способная остановить этих зверей!

– Генрик, – Игорь нерешительно подошёл поближе, взял мужчину за руку, – у меня с собой два пропуска. Один оформлен на техника, другой – на слесаря-водопроводчика. Прошу тебя, пойдём со мной. Я снял комнату в Белянах. Друзья подготовили документы. Мы хотим спасти хотя бы тебя. Смутные времена рано или поздно закончатся, стране понадобятся толковые специалисты. Твой опыт создания сиротских приютов и воспитания детей бесценен. Представляешь, сколько беспризорных будет после войны? Прошу тебя, соглашайся! Уйдём сейчас же, пока не наступил комендантский час. Стефании всё скажу позже. Уверен, она поддержит это решение.

– Как смеешь предлагать мне такое? – Собеседник отшатнулся, в глазах сверкали искры. Казалось, он был готов испепелить товарища.

– Прости! – стушевался Игорь, затем опустился на колени, прямо на холодные камни булыжной мостовой. – Во имя Господа Бога умоляю пойти со мной!

– Каждый ребёнок и есть Бог! – раздраженно бросил Генрик. – Любой ребёнок! Как я могу оставить их? Ты об этом подумал? Сейчас я – единственная защита, которая у них есть. Предав их, разве смогу считать себя человеком? Встань, Игорь, негоже так себя вести. – Он подошёл вплотную к мужчине, рывком помог подняться.

– Генрик, что я могу сделать для тебя? – расплакался тот, понимая, что уговорить товарища не получится.

– Сегодня вечером дети будут показывать новый спектакль, приходи, – обнял его тот. – Ради всего святого, давай забудем о твоем предложении и останемся друзьями, как раньше. А лишний пропуск отдай кому-нибудь из взрослых, – может, пригодится.

– Хорошо, попробую зайти к Иосифу и уговорить его.

– Представляешь, – Генрик мягко улыбнулся, – когда я был моложе тебя, мы с покойным Стасом Лицинским знали здесь в округе все кабачки и частенько пили водку с проститутками и местными бандитами. Правда, я быстро увлёкся другими делами. Эх, молодость, молодость…

Поговорив ещё немного, друзья разошлись. Генрик повернул обратно в здание, где с недавних пор размещался приют. Он шагал по узким улицам Варшавы и не узнавал их. Смрадный запах, пятна засохшей крови, валяющийся мусор, выбитые стекла, холод, тьма и всепроникающий страх – обычный пейзаж еврейского гетто, плотно окружённого колючей проволокой…

Заботясь о детях, он делал всё, чтобы не давать им чувствовать себя обделёнными, даже находясь на краю жизни. Почти перестав спать, Генрик без остановки обивал пороги немецкого командования и польских промышленников, стараясь хоть что-то выбить для своих воспитанников. Всё это время в приюте продолжались школьные занятия, работали театр, детское самоуправление, различные кружки. К сожалению, тучи постепенно сгущались. Добиться возможности вывезти сирот в летний лагерь отдыха, как было летом 1940-го, не получилось. Все мысли об организации побега так и остались мыслями. Да и куда бежать? Вся Европа подчинилась немецкому фюреру, скорбно склонившись в трауре по былой свободе. Где-то на востоке продолжались тяжёлые бои, и хотя германское радио постоянно вещало о новых победах, было ясно, что немцы прочно застряли в СССР и неизвестно, что будет дальше.

– Стефа, – в самом начале августа 1942 года Генрик нашёл свою верную помощницу, – завтра нас куда-то повезут. Надо подготовить детей.

– Господи! – испуганно хлопнула руками та. – Куда?

– Не знаю, но у меня плохое предчувствие. Я был у коменданта, просил, чтобы нас вернули обратно, в старое здание. Сказал, что дети крепкие, работящие, их можно использовать для работ, мол, готовы шить мундиры для германской армии.

– А он? – всхлипнула Стефания.

– Отказал. Говорит, есть приказ на вывоз детей.

– Ты думаешь… – начала женщина, но Генрик остановил её:

– Да, дорогая, к сожалению. Пришло наше время. Жалко, что ты не осталась в Палестине, а приехала сюда прямо накануне всех скорбных событий.

– Ничего, это ведь и мои дети. Значит, и судьба такая – быть рядом с ними.

Обняв Стефанию, он поцеловал её в щёку и направился в свой кабинет. Нужно было успеть спрятать дневник и некоторые рукописи. Может, потом кто-то найдёт и распорядится ими на благое дело.

Стояла страшная жара. Дожидаясь погрузки, Генрик усадил детей около высокой стены, в тени, чтобы те не страдали от палящего солнца. Внешне он был совершенно спокоен, что-то рассказывал воспитанникам, шутил. Стефания и несколько воспитателей стояли отдельно, о чем-то негромко переговариваясь.

– По вагонам! – раздалась команда немецкого офицера.

Дети, выстроившись в колонну по четыре, словно на параде, ровным строем двинулись навстречу неизбежности. Впереди, гордо вскинув голову, шёл сам Генрик, ведя за руки двоих малышей.

Не ожидая такого, польские полицаи, привыкшие к плачу толпы, машинально вскинули руки в приветствии. Следом вытянулись по струнке эсэсовцы, удивлённо глядя на странную процессию.

– Кто это? – толкнул один из них стоящего рядом поляка.

– Старый доктор! – ответил тот, сняв с головы кепку. – Директор Дома сирот, автор трактата «Как любить ребёнка».

Перед самым вагоном колонну остановил офицер СС, наблюдавший за погрузкой. Подойдя к Генрику, он взял его за локоть и отвел в сторону:

– Мое детство прошло на ваших книгах, особенно обожал «Короля Матиуша Первого». Единственное, что могу сделать, продлить вам жизнь. Вас отведут обратно в гетто.

– Только с детьми. Нас всего две сотни.

– Это невозможно, у меня приказ, они уедут. А вы можете остаться.

– Ошибаетесь. Не могу. Не всем быть мерзавцами. – Генрик повернулся и уверенным шагом направился в товарный вагон, куда грузили несчастных.

На следующее утро, 6 августа, через несколько часов после выгрузки эшелона в концлагере Треблинка-2, всех прибывших заставили раздеться якобы для дезинфекции в душе, который по факту являлся газовой камерой. Экономные нацисты не брезговали даже детской одеждой и стоптанными ботиночками.

Взяв на руки самого младшего воспитанника и спокойным голосом начав рассказывать ему сказку, Эрш Генрик Гольдшмит, более известный потомкам как выдающийся польский писатель и педагог Януш Корчак, первым вошёл в мрачное помещение…




Горизонт


– А ты вообще любила когда-нибудь? По-настоящему? Так, чтобы небо в алмазах, чтобы сердце скакало, как бешеный кенгуру по загону?

– Всякое было, – стройная женщина с белой, почти мраморной кожей легонько щелкнула лежащего рядом мужчину по носу. – Ну что, будем вставать?

– Так я уже встал – правда, не весь, – хохотнул тот, притягивая красотку к себе. Напрягать голову, чтобы вспомнить, как он оказался в кровати с такой шикарной девчонкой, совсем не хотелось. Подумаешь, небольшой провал, – видимо, перебрал вечером лишку и не заметил, как снял где-нибудь в клубе или даже на остановке. Всё это сейчас не имеет значения. Пётр приподнялся на локте и наклонился над раскрасневшимся лицом девушки, желая поскорее утонуть в ответном жарком поцелуе.

И уже через несколько минут ахи, охи, сладкие стоны заполнили комнату, нагревая теплом сплетённых голых тел.

Чуть позже, тяжело дыша, обнявшись, они лежали, рассматривая белый потолок, и, преодолевая приятную леность, вели неторопливую беседу.

– Слушай, а почему я тебя раньше не встречал? – Петя с удовольствием вдыхал нежный запах женщины, уткнувшись носом в копну густых тёмных волос.

– Повезло тебе, дурачок, – нежно улыбнулась та. – Встреча со мной обычно ничем хорошим не заканчивается.

– Не скажи, по-моему, я такого яркого удовольствия раньше не получал.

– Да уж, давненько у меня никого не было, вот и накопилось немного страстишки, – мягко рассмеялась девушка. – Да ты и сам, ух, какой неистовый, – видимо, очень давно женского тела не видел.

– Милая, я бы мог сказать какую-нибудь банальщину, типа, что до тебя только знамя целовал во время присяги, но это будет неправда. Если честно, как со своей бывшей расстался, так почти полгода никого не было.

– А чего разбежались? – Девушка приподнялась на локте, заинтересованно, с хитрой улыбкой на приятном лице посмотрела мужчине прямо в глаза.

– Не люблю, когда начинают помыкать, – вздохнул тот. – Странные вы существа, женщины. Вначале ищете крепких, мужественных, самостоятельных, а потом собственными руками стараетесь превратить их в безвольно-домашние тряпки.

– Что, мусор заставляла выносить и посуду мыть? – хмыкнула девушка. – Или все деньги забирала и на косметику тратила?

– Нет, – усмехнулся Пётр, – я и так вроде не грязнуля. Всё умею делать. И пожрать приготовить, и посуду помыть, и за собой убрать. Когда встречались, всё было ярко, страстно, феерично, а как жить стали, будто в неё кто-то другой вселился. Не зря, наверное, женщину со змеёй сравнивают. Тихонько приползёт, обовьётся и только потом душить начинает. А я без воздуха задыхаюсь!

– Что, прямо орала на тебя, когда воспитывала? – Девушка тихонько засмеялась. – А как же найти компромисс, договориться?

– Нет, всё без скандалов, спокойно. Постоянно твердила, что ей меня не хватает, что должен быть всегда рядом. Я ж любил её тогда сильно, соглашался, ведь по глазам видел, что не врала. Только опаньки – вдруг заметил, что совсем перестал на рыбалку ездить с ночёвкой в палатке около реки или просто с друзьями в баню ходить. Да и друзей как-то очень резко поубавилось. Из прошлых увлечений остались байк да старая мечта – горизонт. Когда-то давно мы оба хотели заглянуть за него. Мне кажется, это были самые счастливые моменты в жизни: в азарте мчаться вперёд, стараясь достичь далекой, убегающей черты, и при этом чувствовать, как сзади тебя обнимают руки любимого человека. Между прочим, видела бы ты, из какого лома я мотоцикл восстановил. – Пётр гордо взглянул на девушку. – Мощная штука. Да только милая уже давно на нём не сидела. Хотела, чтобы стального друга продал и купил машину. Мол, третий десяток на исходе, а у тебя ветер в голове. Нужно быть как все. Только я не хочу как все! Ты не представляешь, как до сих пор меня горизонт манит. Так и хочется выскочить на трассу и ручку газа до упора.

Немного помолчав, мужчина тяжело вздохнул:

– Вот и получилось, она свою линию гнула, а я сопротивлялся. Поэтому и расстались.

– То есть не договорились?

Пётр отрицательно качнул головой:

– Автомобиль выбирают для сердца, а байк для души. Скорость, ветер, дорожная пыль, горячий асфальт – вот моя любовь. Если хочешь, могу тебя прокатить. Сама поймёшь, что такое настоящая свобода.

– В следующий раз, – рассмеялась девушка. – У меня сейчас одежды подходящей нет.

– Договорились. – Пётр прижался к упругому манящему телу. – Может, ещё разочек?

– Искуситель, – томно вздохнула девушка, отвечая на страстный поцелуй.

Новая волна вожделения, стонов, вздохов, словно нежное шёлковое одеяло накрыла их с головой. После того так довольные молодые люди наконец-то оторвались друг от друга, из соседней комнаты внезапно раздался хрипловатый голос с явно выраженным кавказским акцентом:

– Эй, слушай, дорогой, хватит так стонать, уснуть не могу!

– Кто там? – Пётр удивлённо дёрнулся, пытаясь подняться, но девушка не дала это сделать, положив голову ему на грудь:

– Не обращай внимания, обычный водила маршрутки, скоро вырубится.

– А что он здесь делает?

– Он же ясно сказал: засыпает.

– Понял. – Пётр шутливо нахмурил брови. – Не надо задавать лишних вопросов.

– Умничка, – красотка чмокнула его в небритую щёку и принялась наглаживать живот, постепенно опускаясь всё ниже.

– А водила? – Мужчина тревожно кивнул в сторону двери.

– Всё. Уснул, – твердым голосом сказала девушка. – Ты как?

– Скоро буду готов, как пионер на линейке! Только надо немножечко подождать. Ты прямо как необузданная фурия, почти все соки выпила.

– Ну, знаешь. – Руки девушки продолжали нежно скользить по телу мужчины. – Я женщина одинокая, мужской ласки не хватает. Всё-таки не каменный истукан. Вот периодически и утешаюсь в объятиях какого-нибудь молоденького, крепкого и сладкого.

– А много их у тебя было? Хотя не надо – не рассказывай. – Петя легонько приобнял девушку. – По-моему, я уже ревную тебя ко всем бывшим. Наверное, начинаю неровно дышать в твою сторону.

– Смотри, влюбишься, можешь и пожалеть! – Красотка улыбнулась какой-то особой улыбкой, в которой было что-то не совсем хорошее, но Петя, пребывая в приятно-довольном состоянии, не заметил этого.

– С тобой согласен куда угодно, хоть в рай, хоть в ад, – сказал он, пытаясь поцеловать девушку в губы, но та увернулась, ловко отбросив одеяло в сторону.

– Ладно, вижу, ты уже не боец. Поболтали и хватит, пора выдвигаться. – Она грациозно вскочила, затем, наклонившись, быстро подняла с пола и накинула на голое тело черный балахон, взяла в руки лежащую там же косу и недобро усмехнулась.

– Я не понял, ты кто? – Петя вскочил с кровати и судорожно, трясущимися руками принялся натягивать джинсы. Нехорошее предчувствие острым гвоздем ударило в голову.

– А нечего на мотоцикле между полос гонять. – Смерть кивнула на босые ноги мужчины. – Даже кроссовки потерял, когда в маршрутку влетел. Ещё и водилу угробил. Пошли, покажу тебе, что там, за горизонтом. Ты же это хотел увидеть?

Схватив душу Петра за шиворот, словно шкодливого кота, она рывком вытащила её из лежащего на асфальте тела.


* * *

– Готовченко, – доктор скорой помощи кивнул напарнику, – доставай мешок, будем паковать.

– Одним хрустиком меньше, – фыркнул тот, вытирая руки от крови погибшего мотоциклиста. – Смотри-ка ты, с улыбкой окочурился. В гробу будет прикольный лежать, как живой. Старушка никого не щадит.

– Ещё раз старушкой обзовешь, – холодно усмехнулась Смерть, сделав ноготком лёгкий укол в сердце врача, – вне очереди за тобой приду!

– Ой, что-то ёкнуло, – сморщился тот. – Видимо, пора работу менять. Хотя ладно, чего там, сейчас этого забросим и будем водителя маршрутки грузить, а то уже совсем остыл. Тоже мне, Шумахер недоделанный. Вот на хрена тебе в машине зеркала, если ты в них не смотришь? А ведь оба могли бы жить.

Через пару минут, включив сирену, машина с красным крестом бодро мчалась в сторону городского морга, увозя тело Петра за далёкий, недосягаемый горизонт, над которым медленно опускалось летнее горячее солнце…




Госпожа Метелица


Город, потревоженный шумным весёлым Рождеством, медленно засыпал. Огоньки квартир гасли один за другим, впуская ночную тьму, которая всё плотнее и плотнее окутывала жилые кварталы. Хмурые дворники, установив будильники на раннее утро, давно посапывали в кроватках. Ещё бы, ведь с началом дня всё кругом должно снова сиять, как начищенная медаль на груди бравого офицера.

Лёгкий ветерок, отпущенный на волю, с удовольствием наслаждался свободой, играя с лёгкими конфетти, которые ярким ковром укрыли главную площадь. Фейерверк в этом году был особенно хорош, оставив в душах людей приятное впечатление и добавив работы уборщикам. Несколько часов назад сам мэр, невысокий добродушный мужчина в чёрной шляпе и тёплом пальто, на воротнике которого благородно темнел мех бобра, довольно улыбался, дав сигнал к началу торжества. Много трудов стоило ему добиться выделения крупной суммы для проведения роскошного празднования. Правда, пришлось урезать часть социальных программ, однако мужчина считал, что только общее веселье способно сильнее всего объединить жителей, уставших от повседневной скучной работы. Всего лишь нужно вырвать их из задумчивости и вернуть в семьи, к детям, к сердцу, бьющемуся в предвкушении подарка, найденного возле камина, к играм в снежки, к беззаботному катанию с горки, к открытым улыбкам, потерявшимся среди дежурного растягивания губ.

И вот праздник подошёл к концу. Довольные горожане, прикоснувшись к волшебству события, разошлись по домам, унося с собой тёплые впечатления и напоследок пожелав соседям спокойной ночи.

Звучала спокойная музыка, и прямо из ночного неба, вальсируя в такт, на землю медленно опускались маленькие, непохожие друг на друга снежинки, неся с собой ощущение прекрасной зимней сказки. А высоко над крышами за всем происходящим наблюдала сама госпожа Метелица, тронутая плотным облаком добра, накрывшим старый город. Не спеша, через огромное сито она белыми руками просеивала снег, оставляя самый плотный и большой на потом, когда последние прохожие укроются в своих подъездах.

Экран погас. Маленькая девочка, в старом, потрёпанном пальтишке, вздохнула и отошла от выстроенной накануне деревянной сцены. Свет миниатюрных восторженных глаз исчез, уступив место привычно-рутинной грусти. Волею судьбы оказавшись на улице после смерти родителей, девочка быстро взрослела, принимая на себя взрослую жизнь, наполненную серостью, борьбой за выживание и редкими усмешками, давно потерявшими искренность.

Здесь, на площади, какой-то незнакомый человек угостил девочку большим пряником, покрытым сладкой глазурью. Этой вкуснятиной ребёнок поделился с бродячей собакой, одиноко сидящей в тени дома. Как никто другой, чистому детскому сердцу был знаком взгляд, с которым животное смотрело на веселящихся людей. Съев угощение, пёс благодарно ткнулся холодным носом в руку девочки, затем ушёл, бросив прощальный взгляд на причудливые тени танцующих пар.

Поёживаясь от холода, девочка медленно побрела в сторону подвала, где коротала зиму, согреваясь от толстой трубы, несущей розовощёким жильцам горячую воду. Однако в эту ночь дверь в убежище оказалось заколоченной. Видимо, недовольный дворник всё-таки решил окончательно избавиться от непрошеного гостя.

Ветер усиливался, госпожа Метелица, улыбаясь, щедро осыпала крупным снегом окрестности, торопясь закончить работу к утру, чтобы удивить горожан своими чудесными узорами и причудливыми белыми фигурами.

Не найдя места, где можно согреться, девочка вернулась к чёрному экрану, спряталась под подиум, укрываясь от поднявшейся пурги. Она знала, что спать нельзя, но приятное тепло, наползающее следом за пронизывающим холодом, успокаивало, дарило безмятежность. Как тогда, в прошлой жизни, когда мама брала на руки и прижимала к себе.

«Мама!» – девочка подняла глаза вверх, к небу, чувствуя, как волна невыносимой грусти ударила в сердце. Медленно тянулись минуты, и постепенно усталость начала брать верх, убирая боль, пряча беспокойство, укрывая уютным мягким одеялом фальшивого спокойствия.

Последний раз моргнув глазками, девочка погрузилась в сон, уносясь куда-то высоко, чтобы больше не вернуться. Прошло совсем немного времени, и белая причудливая снежинка, подарок самой Метелицы, покружившись, медленно опустилась на длинные ресницы ребёнка. И так осталась лежать, не растаяв…




Девятая жизнь


– Привет! Давно не виделись, – седой Ангел присел на краешек кровати, на которой маленьким худеньким калачиком лежал серый кот.

– Да уж, – тот совершенно не удивился старому знакомому. Лишь надсадно вздохнул, с трудом приоткрыв уставшие, наполненные болью зелёные глаза – считай, с последнего раза полвека прошло.

– Не возражаешь, если побуду немного?

Кот ничего не ответил, лишь ещё больше наклонил голову, уткнувшись носом в лапы. Он умирал. Жизнь медленно, мучительно уходила из него, с каждым ударом сердца, с каждым вдохом.

– Это твоя последняя, девятая. – Ангел сложил руки на коленях, глядя на несчастное животное.

– Знаю, – ответил кот, – как говорил один человек: всё проходит…

– Людям меньше повезло, у них всего одна жизнь, а потом сразу в вечность или как Творец решит. А помнишь, как мы впервые познакомились? – Ангел грустно улыбнулся. – Ты был такой забавный, маленький, с чёрной шёрсткой, ни единого белого пятнышка.

Кот кивнул головой:

– Я тогда только родился. Ещё слепой был. Человек забрал меня от мамы и весь наш выводок закопал в саду. Буднично вырыл яму, бросил нас туда, плачущих, и молча засыпал землёй. Ты тогда впервые нёс мою душу на небо.

– Всё верно, я тоже был совсем молодой, поэтому очень переживал за тебя, долго не мог успокоиться. Это уже потом насмотрелся всякого. И вроде пора бы зачерстветь, но пока не получается.

– А второй раз, – продолжил кот, – опять же сразу после рождения, человек посадил меня в мешок и бросил в пруд. Я барахтался, умолял, но вскоре нахлебался холодной воды и утонул. Наверное, поэтому впредь жутко боялся всего мокрого, прямо до трясучки. Каждый раз, слушая, как идёт дождь, чувствовал леденящий ужас жуткой смерти.

– Ты был весь мокрый, и я согревал тебя, прижав к сердцу, пока поднимались.

– Впрочем, все остальные шесть жизней были такие же безрадостные. – Кот прикрыл глаза и долго лежал не шевелясь. Лишь по еле заметному поднимающемуся и опускающемуся боку было понятно, что он ещё дышит. Ангел, стараясь не тревожить животное, молчал.

Минут через пять, набравшись сил для разговора, серый кот снова приоткрыл глаза:

– Однажды ради развлечения человеческие дети бросили меня собакам, те и разорвали.

– Это была четвертая, – вздохнул Ангел. – Помню, как плакал, держа в ладошках твою разорванную душу. Ох, дети-дети, – он покачал головой, – иногда они бывают очень жестоки, совершенно не зная и не понимая цену ни своей жизни, ни тем более чужой.

– А помнишь ту семью, в которой я рос, – где-то в районе Фонтанки, в доме с очень высокими потолками?

– Помню…

– Когда началась блокада города, ближе к зиме, хозяин свернул мне шею и сварил суп, чтобы накормить умирающую семью.

– Насколько знаю, через две недели они всё равно умерли с голоду. – Ангел перекрестился. – Упокой их, Господи.

– В одной из жизней, – продолжил кот, переведя дыхание, – пьяный хозяин взял меня за хвост и размозжил голову о стену за то, что громко кричал, как ему показалось. Так что, мой дорогой друг, – подвел он резюме, – жизней-то девять – а что хорошего я видел в них?

– К сожалению, ты прав. – Ангел опустил голову, рассматривая морщинистые руки.

– Мне кажется, котам и дают столько шансов, чтобы хоть один разок получилось насладиться существованием перед полётом в вечность. Мне удалось почувствовать это только сейчас, в последней жизни. – Кот снова уткнул мордочку в лапы и замолчал.

– Онкология? – Ангел прикоснулся к мягкой шёрстке домашнего питомца, чувствуя проступавшие сквозь кожу кости.

– Она самая, проклятая. – В глазах кота сверкнули слезы. – Ещё пару месяцев назад прыгал, как сайгак, кровь с молоком, шерсть блестела. А недавно увидел себя в зеркале и не узнал – беспомощный старик. Страшный, худой, облезлый. Да ещё эта постоянная боль внутри, от которой не сбежать. Хозяйка и лекарства давала, и уколы делала, а что толку, если изнутри гниёшь. Устал бороться, выдохся. Всё, пришло моё время уходить.

– До сих пор больно? – Ангел сочувственно погладил кота.

– Уже нет, – устало произнес тот. – Как четыре дня назад есть перестал, пропала боль вместе с силами.

– Страшная болезнь, – Ангел угрюмо покачал головой, – и для людей, и для животных. Все одинаково страдают. За всё время столько этих ужасов насмотрелся, поэтому и поседел рано.

Наклонившись, он поцеловал кота в лоб:

– Не волнуйся, скоро всё закончится.

– Да я не за себя, за хозяйку переживаю, не хочу, чтобы с моим уходом у неё остался шрам на сердце.

– К сожалению, этого не избежать: чем крепче любовь, тем глубже раны.

– Ты уж присмотри за ней, как меня не станет. – Маленькая слезинка выкатилась из зеленого глаза, пробежала по мокрой тропинке мимо носа и спряталась в одеяле.

Кот помолчал, затем немножко повернул голову набок, чтобы легче было говорить:

– Я хорошо помню тот день, когда меня купили и привезли в этот дом. Старший человек вытащил из сумки, поставил на пол. Стою, озираюсь, думаю, куда спрятаться. Страшно же, всё-таки опять от мамы оторвали. А девочка, худенькая такая, подскочила, на руки меня взяла, к себе прижала. Ты бы видел в этот момент её глаза – сколько в них было счастья! С тех пор много лет прошло, – кот тяжело вздохнул, – девочка превратилась в девушку, а всё так же меня любит.

– Поторопись, ушастый! Надоело ждать. – Рядом с кроватью возникла полупрозрачная чёрная фигура в балахоне, злобно сверкавшая глазами из-под капюшона.

– Пошла прочь, ненасытная. – Ангел быстрым движением прикрыл кота крыльями, повернув своё лицо к Смерти. – Всё никак не нажрёшься! Дай ему немного пожить, у него девятая – последняя.

– Сам виноват, – фыркнула черная фигура. – Мог ещё понежиться в сытости, тепле, заботе. Что мешало?

Кот поморщился:

– Как будто не знаешь.

– Ладно, – добродушно кивнула головой Смерть, – понимаю. Только не затягивай, у меня на сегодня ещё много работы. Пока ненадолго отлучусь, старушку с пневмонией забрать надо. Поэтому давай, прощайся, исповедуйся или ещё что-то, времени у тебя немного.

Когда фигура исчезла, Ангел, зная о коварстве старушки, ещё немного подержал крылья над животным, затем сложил их за спиной.

Снова наступила тишина. Кот какое-то время лежал, набираясь сил, затем взглянул на Ангела:

– Люди давно потеряли возможность слушать тонкие материи. А может, никогда не умели. Однажды в середине ночи я почуял, что Смерть поставила здесь свою метку, желая вскоре забрать кого-то. Мне повезло, вовремя успел без остатка вдохнуть в себя это послание. Поэтому и заболел.

– Ну и зачем? – Ангел качнул головой и снова погладил кота.

– Мне суждено было вырасти в этой семье, в окружении заботы и ласки. Я не собака и не могу охранять дом или защищать хозяев от бандитов. Но я смог спасти их по-другому. Можно сказать, что это моя плата за возможность чувствовать себя полноправным членом. Только став взрослым, окончательно понял, что дар любви – не только принимать, но и дарить. Врожденный эгоизм не позволял терпеть, когда хозяйка не уделяла должного внимания. Много она от меня натерпелась – и не передать. Особенно бесился, когда оставалась ночевать у подружки или уходила на ночное дежурство. Скучал жутко, ревновал. От злости специально пакостил на видном месте. В те дни, будто бес в меня вселялся. А сколько раз будил под утро, когда проголодаюсь, – и не сосчитать. Голос-то у меня от природы мощный, да и поболтать любил, вот и орал почём зря.

– И как? Тапкам в тебя не кидала? – грустно улыбнулся Ангел.

– Что ты! – Кот тихонько мотнул головой, стряхивая капельку, висевшую на носу. – Она очень добрая. Погладит, поцелует и молча всё уберёт, да ещё и молочка нальёт тёплого. На руках, словно ребёнка малого, таскала. Бывало, специально вёл себя отвратительно, прямо хотелось гадости творить, а она терпела все выходки. Лишь улыбнётся, как ты сейчас, грустно. Я и не знал, что люди могут быть такими добрыми. А доброта – она, мой милый друг, заразительна. Сам чувствовал, как меняться начал. После того как заболел, хозяйка не прекратила за мной ухаживать. Другая бы давно выбросила на помойку как ненужную вещь или усыпила. Тебе ли не знать, сколько хлопот от немощного старика.

Скрипнула входная дверь, и кот устало улыбнулся:

– Дождался…

Сил, чтобы поднять голову, навострить уши, просто не было. Тело практически перестало слушаться, и лишь сердце продолжало работать, потихоньку замедляясь, да открывались лёгкие, насыщая густую кровь кислородом. Только стремление последний раз увидеть любимого человека удерживало кота от желания окончательно закрыть глаза и плыть по течению, навстречу той, что кружила неподалеку в черном балахоне.

Раздались тихие шаги, и в комнату стремительно влетела молодая стройная девушка. Не видя Ангела, сразу бросилась к домашнему питомцу. Брать на руки не стала, чтобы не причинять боли умирающему. Лишь поцеловала в голову и вытерла салфеткой мокрую дорожку около глаз. Попробовала напоить водой, но кот уже не в состоянии был сделать даже глотка. Расплакавшись, девушка легонько погладила питомца и вышла в ванну, чтобы немного успокоиться.

– Всё, – кот облегченно вздохнул, – боялся, что не попрощаюсь. Теперь можно и умирать.

Он вытянулся в струну, отдавая себя на волю пелене, застилающей глаза и уносящей куда-то ввысь.

– Ну наконец-то, – ворчливо пробурчала Смерть, возникшая так неожиданно, что Ангел, не ожидавший её появления, вздрогнул.

Последний раз выдохнув, кот замер, уставившись мёртвыми глазами в сторону двери, словно ещё раз, напоследок, хотел увидеть любимого человека.

– Фу, и есть-то нечего, кожа да кости, – недовольно пробурчала старуха, приступая к своей трапезе.

– Не чавкай! – раздраженно прикрикнул на неё Ангел. – Делай свою гнусную работу молча!

– Покомандуй ещё! – фыркнула Смерть, отворачиваясь.

Дождавшись, когда душа животного отделилась от тела и поднялась повыше, Ангел встал:

– Ладно, мой пушистый друг, полетели к Творцу, пусть он решит, как с тобой быть. А я замолвлю словечко.

– Ты же знаешь, я атеист, – улыбнулась душа, ощущая необычайную лёгкость.

– Ему не важно, веришь ты или нет. Он просто есть.

– Тогда полетели! Свой шанс один из девяти я вытащил. Поэтому и счастлив!

Ангел аккуратно подхватил в руки душу умершего животного, прижал к себе и, шумно взмахнув широкими крыльями, взлетел туда, где после дождя бывает радуга…

Навсегда оставляя дом, кот в последний раз взглянул туда, где рыдала над телом вернувшаяся девушка, обильно поливая глазами серую шерсть.

В коробку с телом любимого питомца хозяйка положила маленькую игрушечную мышку, с которой так любил играться большой серый кот с завораживающими зелёными глазами…




День Победы


– С праздником! – весело смеясь, шумная компания деревенской молодежи поздоровалась со старым Саньком по кличке Рыжий, который в этот день цеплял на свой пиджак награды и не спеша шёл в школу, куда его приглашали каждый год. Сам Санька не любил рассказывать о своих подвигах, предпочитая скромно стоять в сторонке, пока молодая завуч торжественным голосом рассказывала о заслугах полного кавалера ордена Славы.

Невысокий старик с когда-то пышной, а сейчас уже сильно поседевшей шевелюрой, улыбнулся ребятам и, приосанившись – знай, мол, наших, – кивнул им, продолжая свой путь.

Насмотревшись в молодом возрасте ужасов войны, много раз ходивший по самому краю жизни, он не любил пышных празднований, которые пугали своим шумом, бравурностью, стремлением превратить прошлую реальность в миф. На обратном пути, зайдя в магазин, Санька прикупил бутылку водки, чтобы вечером, за ужином, помянуть товарищей, навсегда оставшихся лежать по братским могилам, разбросанным от Сталинграда до Берлина.

А весёлая ватага молодых парней и девчонок, радуясь жизни, весне и праздничному дню, вскоре оказалась на залитой весенним солнцем небольшой полянке, где любила собираться, дружно отмечая различные события.

Расстелив пестрые покрывала прямо на ярко-зелёную травку, ребята быстро разложили еду и, поставив в середину блестящие бутылки с только что купленным алкоголем, расселись кружком.

Первый тост, как водится ещё от родителей, подняли за победу. Впрочем, как и второй. Немного захмелев, наперебой стали делиться воспоминаниями своих дедов, прошедших через кровавую мясорубку тяжёлой войны.

– Мой дед рассказывал, как в танке под Брянском горел, – окинул взглядом компанию один из парней.

– У меня дедушка в этих лесах партизанил, – перебил его второй, – а бабушка в семейном лагере была, три карательные операции пережила.

– Ну а мой, Пётр, Кёнигсберг штурмовал, – гордо сказал третий, – второй, Степан, погиб под Брестом в первые дни.

– Колян, а помнишь, как недалеко авиабомбу нашли? – запил очередную рюмку стаканом лимонада Лёнька, шебутной пэтэушник, приехавший домой на выходные.

– Да уж, – рассмеялся высокий крепыш, – славненько бабахнула. У половины деревни стёкла повылетали. Меня батя из-за этого весь вечер с ремнем гонял – я потом неделю стоя спал.

Пока парни хвастались друг перед другом найденными в лесах штыками, касками и боеприпасами, девчонки отсели в сторонку, обсуждая моду, новые журналы и планы на будущее.

– Вон смотри, старая Татьянка идет. – Лёнька указал пальцем на заброшенную лесную дорожку, по которой медленно шла невысокая сгорбленная пожилая женщина, одетая в черное длинное пальто. Голова её была плотно укутана в тёмный платок. Рядом, во главе с рогатым самцом, вышагивали четыре козы, стараясь на ходу сорвать траву или быстренько обглодать распускающиеся листья с нижних веток.

– Бабуля, иди к нам, хряпни полташку за праздник! – позвал её Колька.

Старуха не ответила, лишь тихонько улыбнулась и покачала головой, отказываясь от приглашения.

– А может, тебе День Победы не в радость? – Лёнька, резко изменившись в лице, вскочил, шатаясь на ногах. – Или ты хотела, чтобы здесь немцы были? А?

– Успокойся, – схватил его за рукав Колька.

– Я спокоен, как дохлый лев перед случкой. – Лёня вырвал руку. – Все же знают, что ты в Германии войну провела и чем там с фрицами занималась!

– Ну-ка замолчи, – подскочила к нему Светка, бывшая одноклассница. – Сейчас же извинись!

– Вот ещё – перед всякими немецкими подстилками извиняться! Праздник ей, видите ли, не нравится! Пока мой дед кровь за эту землю проливал, а бабка с детьми под Озаричами в лагере смерти подыхала, она там сосиски жрала, тварь!

Опьяневший не столько от водки, сколько от безнаказанного желания выговориться, Лёнька, не обращая внимания на друзей, ещё долго стоял и матерился вслед старухе. А та, сгорбившись сильнее, не оборачиваясь, шла дальше, пока не скрылась за деревьями. Сколько таких слов ей кричали в спину, а иногда и в лицо, даже не сосчитать. Раньше, бывало, ночами не спала из-за обиды, не могла наплакаться, а потом привыкла, закрыв душу, как дверь амбара, на огромный кованый замок.

Пройдя около километра, Татьяна свернула на малоприметную тропинку. Козы, не отставая, двинулись за хозяйкой. Выйдя на небольшую тенистую полянку, старуха присела на поваленное дерево, прикрыла глаза руками и долго сидела, давя в себе горечь, полученную от молодого парня. Животные не беспокоили её, занявшись поеданием сочной зелени, растущей здесь в избытке.

Придя в себя, отдышавшись от тяжелой дороги и прогнав мысли о нанесённой обиде, Татьяна встала, подошла к осоке, обильно растущей на краю, вытащила из кармана кусочек хлеба и конфетку, завернутую в бумажную обёртку. Опустившись на колени, положила всё это на одну из многочисленных кочек, торчащих повсюду, вытерла набежавшую слезу и вернулась на своё место.

Когда-то здесь начиналась тропинка, ведущая через болото. Потом, после войны, сюда пришли мелиораторы, вводя новые земли в сельхозоборот. И через несколько лет после осушки первые трактора вонзили стальные плуги в плотный торф. Стоявшие тысячи лет болота ушли в прошлое, напоминая о себе лишь небольшими кочками да осокой.

В конце зимы 1944 года немцы, прекрасно понимая, что удержать фронт вряд ли получится, решились на очередную подлость. По инициативе командующего тыла группы армий «Центр», в заболоченном районе крупной деревни Озаричи было создано несколько лагерей для содержания мирного населения. Цинизм заключался в том, что германское командование поместило десятки тысяч людей на пустые острова, лишив несчастных не только возможности выбраться, но и еды, тепла и крыши над головой. Большую часть заключённых составляли женщины, дети и старики. По мнению фашистов, от такой жизни у заключённых должна была возникнуть эпидемия тифа, которая позже обязательно перекинется на бойцов Красной армии, затормозив развитие грядущего наступления. Выполняя этот приказ, выделенные немецкие части и местные полицейские начали проводить большую операцию, сгоняя людей на мучительную смерть, попутно уничтожив десятки населенных пунктов.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70954558?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


С 2022 г. соц. сеть официально запрещена на территории России.