Анестезия
Призрачная любовь
Александра Курги
Вера попадает в больницу работать ординатором. Только вот она ничего не помнит ни о себе, ни о том, почему пришла в анестезиологию. И коллеги у нее странные. Каждый из них, кажется, работает не меньше полувека, но выглядят они еще совсем молодыми. Вскоре Вера узнает, что ее окружают хранители – души врачей, с которыми случилось что-то настолько нехорошее, что они попросту не смогли уйти в новую жизнь. И теперь Вера одна из них…
Александра Курги
Призрачная любовь
Все совпадения с реальными учреждениями или людьми являются совершенно случайными.
Она шла вперед с большим трудом. Дождь хлестал в лицо, так что было почти невозможно что-то различить перед собой. Она была уверена, что ей удалось избежать чего-то страшного. Но чего? Этот вопрос заставил ее остановиться. Сознание прояснялось, и место страха занимала мучительная пустота. "Чего?" – билось в висках.
Девушка оглянулась. По тротуару нещадно били капли. Вода падала на землю стеной. Сумерки. На улице было серо и пусто. Это было время, когда вечер еще полностью не перетек в ночь или же… наступало новое утро? Она снова сосредоточилась на мучительном чувстве пустоты, похожем на головную боль. Но ничего не отозвалось. Кто она, как сюда попала? Она сочла удивительным то, как тревожно оказалось остаться без памяти.
Девушка только обратила внимание на то, что на ее плече болталась промокшая сумка. Свободной рукой она ухватилась за молнию. Может быть тут будет ответ?!
Неожиданно громко скрипнули тормоза. Она стояла на проезжей части – слишком поздно сообразила девушка, и она не успела бы убежать, нога была странно вывернута. Прежде чем она обернулась к тормозящему автомобилю, в ее голове неожиданно ярко вспыхнуло: "Ретроградная амнезия".
Глава 1 Амнезия.
Удар был совсем безболезненным, по крайней мере, ей так показалось. Все произошло быстрее вспышки. Перед ней мелькнул красный бампер, затем небо и она осела на асфальт. Судя потому, что она так и осталась около машины, ее почти не зацепило. Не саднили даже ладони, которые она выставила назад, падая. Девушка подтянула их к себе. Грязные, но царапин не видно.
"Амнезия", – все еще крутилось в голове, словно заклинание. Откуда она знает это слово? – эта мысль показалась ей очень важной, словно она была ключом к чему-то большему. Позабытым паролем, открывавшим дверь к потерянной жизни. Она ощутила почти физическую боль от этой мысли, прежде чем четко различила торопливые шаги.
Это водитель – поняла она, приподнимаясь. Прежде чем он опустился рядом с ней на колени, девушка уже успела ощупать свои живот и грудь. Ничего не болело.
– Эй! – раздалось над ухом куда громче, чем ей хотелось бы.
Он встряхнул ее за плечи, и тогда девушка подняла голову. Это был высокий темноволосый и кареглазый человек лет тридцати. На его лице была написала неподдельная тревога.
– Как ты? – добавил он, встретившись с ней взглядом.
– Нормально, – ответила девушка, аккуратно снимая руку водителя со своего плеча.
– Поднимайся, – произнес он, подставив руку. – Я помогу.
И, в самом деле, помог ей встать. Девушка поняла, что не может распрямить левую ступню, поэтому пришлось прыгать на правой ноге, опершись на попутчика, но было по-прежнему не больно.
– Моя нога… – пробормотала она, глядя на неестественно деформировавшийся сустав.
– Садись, – он указал на стоявшую к ним боком машину, водительская дверь которой была распахнута настежь.
Только сейчас девушка заметила жирные черные полосы, оставшиеся на асфальтированной дороге, и содрогнулась. Только это был не страх, а словно бы призрак страха. Из-за потери памяти она чувствовала себя бесплотной, неживой. Есть ли смысл бояться смерти, когда ты уже…
– Я посмотрю, – сказал водитель, после того как помог ей сесть на сиденье.
Девушка несколько минут глядела на то, как капли дождя стекают по его кожаной куртке, затекают под воротник, прилизывают непослушно топорщащуюся челку. Ей почему-то с первого взгляда понравился этот врач. Врач?
Эта мысль, казалось бы, прорвалась сквозь глухую стену амнезии. Она точно была из той, настоящей жизни. Девушка жадно вгляделась в фигуру своего обидчика, но нет, весь его образ, в нем не было ничего знакомого. Ну да, она просто догадалась о профессии, потому что его взгляд и движения пальцев, когда он ощупывал ногу, в них были уверенность и точность, присущие лишь профессионалу.
– Нужно в приемный покой, – долетело до нее. – Наверное, сломана лодыжка.
Врач поднял голову, и они снова встретились взглядами.
– При таких травмах обычно от боли воют, – выдохнул он.
Повисла неприятная пауза, во время которой девушка почувствовала себя неудобно.
– Вы доктор? – озвучила она.
– Ага, – донеслось ответ. – Работаю тут, в больнице.
Он махнул себе за спину. Дождь чуть поредел, и беглянка сумела прочитать название очередной столичной ГКБ, выведенное коваными буквами над большими железными воротами. Рассвело, и теперь было ясно, что начинался новый день.
– Откуда ты только взялась тут в такое время? – озвучил врач, помогая беглянке обойти машину и забраться на пассажирское сидение. – У меня вся жизнь перед глазами пробежала…
– Извините, – она почувствовала, что обязана была повиниться.
– Как тебя зовут? – отчего-то вдруг поинтересовался он.
Девушка, уже забравшись на пассажирское сидение, уперлась взглядом в свою искалеченную ногу и на миг задумалась: "Почему она все еще не болит?". Вдруг из глубин памяти явился ответ: такое возможно в состоянии сильного аффекта. Так что же с ней этой ночью случилось?!
Собеседнику пришлось повторить свой вопрос.
– Это важно? – пробормотала она.
Врач захлопнул дверь.
– Ну хоть документы с собой? – продолжил он, уже заняв водительское сидение. – Иначе в приемном могут быть проблемы.
Девушка полезла в сумку, врач тем временем продолжал:
– Понадобятся полис и паспорт.
Девушка взглянула на собеседника. Он, что не испытывает раскаяния за то, что случилось, хоть это и произошло по общей вине? Не боится ответственности? Вдруг в голове пронеслось что-то отдаленно напоминающее воспоминание. Этот человек точно был связан с ее прошлым!
Машину тем временем пропустили на территорию после того как водитель продемонстрировал охране пропуск. Следом автомобиль подкатил к одному из корпусов, который девушке сразу же показался отвратительным. Серое, построенное еще в советские времена здание без толкового ремонта состарилось и обветшало. Постсоветское здравоохранение переживало не лучшие времена.
"Откуда такие мысли?" – подумала она, когда врач подхватил ее под руку и помог по пандусу для каталок зайти в корпус.
– Здрасьте! – бросил ему на входе охранник.
Доктор лишь кивнул и продолжил свой путь, проигнорировав корзину с бахилами у двери, которые были складированы в ней для посетителей.
– Идем, идем, – подбодрил девушку он.
Наконец показался приемный покой – это девушка прочитала на тускло светившейся надписи над входом. Приемник не изменял общему виду здания – он был таким же ветхим и ужасным. По сторонам были расставлены металлические лавки, некоторые из них заняты сонными и грустными больными, похожими на серые тени. У одной из стен стояла каталка, на которой лежал прикрытый белой простыней до шеи пациент, рядом с ним находился штатив для капельницы, по тонкой трубке, заканчивавшейся в вене у пожилого мужчины, из укрепленного на штативе мешка лениво сочилась жидкость. "Он же… не… мертв?" – мелькнуло в голове.
"Почему она только и думает о смерти с утра?" – удивилась девушка, занимая одно из неудобных сидений на эмалированной железной скамейке, к которой подвел ее врач. Она же дышит и чувствует себя хорошо. Очевидно, она жива. Ее взгляд почти против воли обратился к сломанной ноге. "Она-то, без сомнения, живет, но теперь как-то совсем иначе, чем еще вчера", – явилось откуда-то из глубин ее существа.
Тем временем отворилась дверь с выведенной облупившимися синими буквами надписью "Травматолог".
– А… Вить! – донеслось оттуда. – Какими судьбами?
Доктор лишь отмахнулся.
– Да вот, работу тебе нашел.
"Его зовут Виктор", – про себя произнесла беглянка.
Это имя, к ее огорчению, также ничем не отозвалось в памяти. На взгляд девушки, ее обидчику куда больше подошло бы другое имя. Бывает так, что человек как будто бы не соответствует своему имени. Сейчас у девушки возникло очень отчетливое такое чувство. Причина, быть может, была еще и в том, что он выглядел армянином.
Она думала об этом, пока Виктор не встал перед ней и не вытянул руку.
– Что? – отвлеклась от своих мыслей она.
– Документы, – пояснил врач. – Я схожу, оформлю тебя.
– Ясно, – она уже давно нащупала в сумке что-то по форме напоминавшее паспорт.
Девушка немного помедлила, перед тем как достать документ. Ей было трудно решить, готова ли она вот тут прямо встретиться со своим прошлым. Взгляд врача был полон нетерпения и девушка, решив, что была виновата перед ним за утреннее происшествие, протянула документы. Кто знает, если б не она, он уже был бы в операционной? Операционной?
Додумывая неожиданную мысль, девушка рассматривала Виктора, уже повернувшегося к ней спиной. Хирург вдруг замешкался. На пол упал вчетверо сложенный лист. Он сел на корточки, поднял и развернул бумагу. Беглянка, не отрываясь, смотрела на хирурга, понимая, что он только что приоткрыл для себя ее прошлое. Девушка сглотнула предательский ком. Что в этом листе? Беглянка не могла отделаться от становившегося все более тягостным чувства, что в ее прошлом была какая-то чудовищная ошибка, от которой она и бежала сломя голову сегодня утром, невзирая на дождь.
"Свидетельство о смерти", – влетело в голову, когда хирург обернулся к ней. На его лице было написано даже не удивление, он был ошеломлен. Девушка встала ему навстречу, когда врач двинулся к ней. Шаг, другой, и внутреннее потрясение на его лице сменилось благодушным вниманием. Он ведь, наверное, не раз сообщал больным и их родственникам неприятные новости.
Она совершенно точно знала, что произнесет ее новый знакомый, пока он не начал говорить.
– Ты наш новый ординатор! – вот, что она услышала.
Глава 2 Ординатор
I
Девушка молча опустилась на скамейку, ощущая себя так, словно в последний момент упустила из рук правду, которая была невыразимо близко.
Постепенно в сознание начали пробиваться другие мысли. Она тоже врач. Поэтому и вспомнила первым делом слова "ретроградная амнезия", поэтому Виктор показался ей знакомым. Она наверняка видела его, когда приносила документы в ординатуру. Видела и приемный покой, и он вызвал в ней знакомые неприятные чувства.
Медленно все становилось на свои места.
С ней точно случились неприятности. Упала, ударили по голове… Из-за травмы у нее ретроградная амнезия. Отсюда эти странные предчувствия смерти и отсутствие боли. Мозг все еще не может прийти в себя.
Виктор этим временем опустился рядом и протянул ей листок.
– Все хорошо? – спросил он.
Похоже, она, в самом деле, как-то с ним связана. Тогда настала пора признаться.
– По правде, я ничего о себе не помню с этого утра.
Виктор шумно вдохнул.
– Скажите, как меня зовут? – продолжила она, глядя на серую с белой крошкой плитку пола.
Хирург открыл паспорт и зачитал:
– Вознесенская Вера Павловна.
Она кивнула. Значит, она Вера. Опять противным комом в груди встало знакомое чувство, что имя ей не идет. Но имена не выбирают.
– Похоже, кто-то огрел меня по голове, – призналась спутнику Вера, – Я думаю, мне, наверное, стоит пройти КТ. Мало ли там… кровоизлияние. Ну а потом к психиатру, если ничего не изменится.
Виктор молча посмотрел на ее ногу.
– И наложить гипс, – продолжила Вера. – Если там, и правда, как вы думаете перелом.
Хирург встал и на какое-то время задержал руку на ее плече.
– Обследуйся, а я пойду расскажу… про тебя твоему куратору.
Вера посмотрела доктору в глаза.
– Я думаю, мне дадут больничный. У меня ретроградная амнезия. Зачем кому-либо такой ординатор?
– Судя по всему, медицину ты помнишь.
Виктор усмехнулся.
– Хочешь в психушку? – с этими словами он пролистал ее паспорт. – Ты не из Москвы. Отправишься туда и потеряешь общежитие. И что? Потом обратно в твой Тобольск?
Вера почувствовала себя загнанной в ловушку. Может, именно от Тобольска она сегодня утром пыталась сбежать, летела в свой первый день ординатуры в больницу и просто поскользнулась в луже? Это выглядело хорошим объяснением. Успокаивающе-правильным. И все же, оно им не было.
– А… что у меня за ординатура? – подала слабый голос она, глядя на хирурга.
Тот развернул бумагу.
– Анестезиология и реаниматология.
Вера точно знала, что в больнице больше всего не любила реанимацию, откуда как ей всегда казалось, тянуло удушливым запахом смерти. Не жаловала она и анестезиологов, холодной бледной тенью стоявших у изголовья операционного стола.
Знания о прошлой жизни появлялись в памяти как по волшебству. Теперь Вера была уверена в том, что, такая как она, не подала бы документы на АиР ни при каких условиях, если конечно, в тот момент она была в себе.
– Лучше в психушку.
Виктор встал перед ней.
– Ты никуда не пойдешь, – прозвучало до того ультимативно, что Вера даже вздрогнула. – Мне нужен анестезиолог.
Он не угрожал, но словно был уверен в том, что она не сможет уйти. Вера почувствовала, как по спине тонкой змейкой вновь ползет предчувствие беды. С ними обоими что-то не так, или наоборот, сегодня с утра из-за этой их встречи что-то сломанное в этой больнице снова прочно встало на место.
Виктор попробовал улыбнуться, смягчая свою реплику.
– Могу понять, ты сбита с толку, – сказал он. – Но знай, ты нас обоих выручишь, если согласишься.
С этими словами он опустился на колени и взял ее ладони в свои, успокаивая словно ребенка.
– Если уйдешь, – продолжил хирург, отводя взгляд. – Пожалеешь. Я знаю точно. Поверь, иногда… жизнь подсовывает нам очень странные вещи. Но это только потому, что они, в самом деле, нужны нам. Соглашайся. Я без анестезиолога с июня. Дольше так продолжаться не может. Тебя не случайно прислали сюда.
Вера крепко сжала его руки, чувствуя, как часто забилось ее сердце. "Он точно не врач!" – кровью стучало в сознании. "Не врач в привычном понимании". Ни один хирург не скажет такого малознакомому ординатору.
Вера сглотнула комок, не решившись озвучить вопрос о смерти, с утра вертевшийся в голове. Вместо этого она посмотрела на кисти хирурга и в этот миг они показались ей очень красивыми. Вера представила, как он вяжет ими узлы и в этот миг в ее голове ярко вспыхнуло воспоминание. Студенческий класс и она сама. Она хотела стать хирургом! Когда-то очень давно. Она видела такие же точно руки, восхищалась точностью движений и остротой ума.
Неожиданно слова Виктора показались ей, в самом деле, важными. Жизнь подсунула ей это, может быть потому, что она отказалась от своей мечты. Вера помнила, что с хирургией у нее было связано какое-то очень серьезное разочарование. "Хирургия не для женщин", – звучал в памяти едва различимый хор голосов.
– Хорошо, – согласилась Вера, еще толком не обдумав ничего. – Я буду вашим анестезиологом.
Виктор опустил голову, пытаясь скрыть по-детски счастливую улыбку. "Все-таки он, и вправду, хороший", – подумала Вера, глядя на хирурга.
Следом она посмотрела на двери приемного покоя. Еще по-летнему яркое солнце уже взошло, пока они беседовали и теперь, разогнав тучи, нещадно светило снаружи, так что вход, через который скорая доставляла больных, теперь выглядел словно конец темного тоннеля. Вере показалось, что на нее оттуда дохнуло холодом, и она запахнулась в мокрую кофту. Вера знала точно: это нужное ей место, которое она долго искала и, наконец, нашла.
– Точно не уйдешь? – все еще улыбаясь, встал на ноги Виктор.
Вера отрицательно помотала головой.
– Тогда дай мне пару мгновений. Скоро вернусь, – с этими словами хирург исчез в темном коридоре, в котором уныло мерцала неисправная лампа.
Вера откинулась на железную спинку сидения. Теперь ей некуда было спешить. В этот миг дверь кабинета травматолога открылась, и из-за нее показался дородный мужчина.
– Где эта… – обратился врач к залу, озираясь по сторонам.
Вера развела руками, так как не понимала, о ком идет речь.
– Я не вам, доктор, – рассерженно буркнул травматолог. – Была тут какая-то дама со сломанной ногой. Ушла. Странная.
С этими словами травматолог захлопнул дверь.
– У них там в реанимации совсем заняться нечем, похоже, – донеслось из-за двери.
Травматолог, видимо, сообщал это своей медсестре.
– Сидит у меня тут под кабинетом одна. А вот как я зайду в ОРИТ, все им некогда, говорить некогда, ничего некогда! Имитаторы деятельности!
Вера вздохнула. С чего этот мужик взял, что она из реанимации?
Додумать эту мысль она не успела. В коридоре показался Виктор. Хирург катил видавшее виды кресло для перевозки больных. Вскоре он остановил его около Веры, та поднялась и с трудом села.
– Поехали!
Хирург вывез ее на улицу, и девушка впервые с утра ощутила себя снова живой. Солнце пригревало. Неожиданно стала ныть нога. Вера поморщилась.
– Болит? – угадал ее мысли Виктор.
– Ага, – созналась Вера.
– Это хороший знак, – похвалил хирург, толкая кресло вперед. – Значит, точно остаешься с нами.
Вера подумала, что новый знакомый имел в виду ее психологическое состояние. Так было спокойней.
Когда хирург подкатил кресло к патолого-анатомическому корпусу, у Веры на то, чтобы удивляться не осталось ни возможности, ни сил. Нога болела до зуда в зубах, саднила шея, ныла голова. Лодыжка покраснела и опухла.
Едва живая от боли, Вера при помощи врача слезла с кресла, которое хирург установил перед распахнутыми дверями корпуса и пробралась внутрь. Пахнуло формалином, и Вера сощурилась. Знакомый по студенчеству запах теперь вызывал едва ли не рвотные спазмы.
Виктор постучал в одну из дверей и громко крикнул:
– Михаил Петрович, выходите!
С той стороны послышалась возня.
– Я же говорил, печальна участь того, кто разбудит меня до полудня после дежурства. Ну что ты, Вить? Что такого стряслось?
После этого распахнулась дверь. На пороге стоял дородный мужчина, на вид ему можно было дать лет пятьдесят. Накрахмаленный халат обтягивал его округлое брюшко. "Михаил Петрович Пособничий, патологоанатом, д.м.н." – прочитала Вера на его бейдже.
– А-а-а, – наконец протянул он. – Пополнение. Вера, проходи.
Та сглотнула. Откуда он узнал, как ее зовут?
Патологоанатом, не дав ей задуматься, подхватил Веру под локоток и вскоре уже усадил в уютное кожаное кресло. Комната, оборудованная за дверью, скорее походила на гостиную, чем на кабинет. "Наверное, какой-нибудь чудаковатый сотрудник кафедры", – попробовала объяснить себе это Вера: "Мы за советом, похоже, к нему. Но патологоанатом?"
Холодок снова пробежал по спине.
– Она пострадала, – объяснил Виктор, закрывая дверь. – Подлечить ее сможешь только ты. А потом нам надо в операционную.
Михаил Петрович кивнул и, достав из-под стола низенькую табуретку, поставил ее прямо напротив Веры. Хирург подпер спиной дверь, и девушка всерьез подумала, что они будут ее прямо тут резать.
– Ну чего ты, – неожиданно улыбнулся Михаил Петрович, занимая табурет. – Сбита с толку?
Вера кивнула.
– Я тоже в твои годы был таким. Расслабься и наслаждайся новейшими методами лечения, – с этими словами Михаил Петрович схватил своими огромными лапами ее ногу, и Вера не успела заметить, как он уже рассматривал ее ступню, освободив от обуви. – Перелом латеральной лодыжки и вывих ступни, ЗЧМТ и еще кое-что по мелочи. Ну, Вить, ничего себе, где ты ее нашел?
Вера с удивлением чувствовала, как боль в теле утихает. Эти руки. Прикосновения этого врача просто вымыли ее. Отек и покраснение исчезли.
– По правде, она меня порядком напугала, – послышался напряженный голос хирурга. – Подумал, что…
На этом врачи встретились взглядами и, дружно посмотрев на Веру, промолчали.
– Нет, – наконец заявил Михаил Петрович. – Видишь, вот я ее и исцелил.
Виктор улыбнулся Вере.
– Теперь у нас есть анестезиолог!
– Кто вы такие? – наконец, решилась озвучить она.
Михаил Петрович пожал плечами, обувая уже совершенно здоровую ногу Веры в ботинок.
– Пока… просто немного приди в себя. Ты же врач?
Вера вздрогнула под пронзительным взглядом голубых глаз и кивнула.
– И, готов поклясться, в медицину ты пришла, чтобы жизни спасать, помогать другим, так?
Вера снова кивнула, хотя и не была уверена.
– Мы все такие, – сказал ей Михаил Петрович. – Сейчас тебе жизнь дала именно то, чего ты хотела, когда становилась на путь служения человеку и человечеству, хоть так сразу и не покажется. А теперь иди! Больные не ждут, а наш хирург уже намучился с наркозным аппаратом. Вечером приходите. Познакомлю тебя с другими.
Вера молча встала и пошла, ничего больше не болело. Виктор открыл перед ней дверь. И только оказавшись на ступенях патологоанатомического корпуса, снова почувствовав прикосновения солнца к коже и ощутив себя живой, Вера осмелилась задать вопрос, крутившийся в голове:
– Что это было?
Виктор, уже схвативший кресло, энергично толкал его обратно к приемному отделению.
– Что именно? – хирург обернулся к ней через плечо.
– Моя нога, – абсурдность ситуации душила Веру.
– Это единственная странность? – донеслось из-за спины Виктора.
Вера посмотрела на корпус, где вскрывали трупы, и промолчала.
Они снова зашли в приемное и поднялись на третий этаж на лифте. Там была расположена дежурка, как Виктор объяснил Вере.
Дежурка оказалась небольшим помещением, полным старой разваливающейся мебели. Вера без энтузиазма взглянула на разложенный диван. Она знала, для чего была нужна дежурка – для хирургической бригады, остававшейся на ночь.
Виктор рылся в шкафу.
– Должно быть тут, – донесся из-за деревянной створки голос.
Следом на диван шлепнулся комок серой ткани.
– Форма, – пояснил хирург. – Твоя.
– Я это не надену!
Вера двумя пальцами ухватила ткань и брезгливо приподняла. Однако костюм оказался чистым, только что выстиранным, от него приятно тянуло кондиционером для белья.
– Переодевайся, – сказал ей Виктор. – Жду наверху. Ее должны были уже поднять.
– Кого? – не поняла Вера.
– Первого пациента, – объяснил ей хирург, роясь в тумбочке. – Точнее пациентку. Вот!
В Веру полетел фонендоскоп. Она чудом успела поймать в воздухе эластичную резиновую трубку, иначе раструб грозил ударить ей прямо в лоб.
– Пригодится, чтобы понять, правильно ли интубировала, – пояснил хирург. – И найди где-нибудь ручку.
Вера вздрогнула при слове "интубировала", однако Виктор уже успел выскочить в коридор, громко хлопнув дверью дежурки. Вздохнув, Вера посмотрела на свое орудие. "Литман" – прочитала она на головке. Ну, хоть на приличную вещь они не поскупились. Вдруг ее взгляд упал на бирку. "Вера" – было выведено аккуратным почерком.
Не задумываясь над этим, она развернула форму и, с радостью стянув мокрую одежду, облачилась в хирургический костюм. Форма была хоть и не новая, но чистая и глаженая, хранившая тонкий запах чьего-то тела. К груди был приколот железный бейдж.
"Вознесенская Вера Павловна. Врач анестезиолог-реаниматолог" – она почти не удивилась, прочитав это.
Вера выпрямилась перед висевшим у двери зеркалом и, завязав резинкой, что нашла в кармане формы свои уже успевшие просохнуть волосы, осталась довольна результатом. Русая, синеглазая, с крупными блестящими локонами и правильными чертами лица, Вера была красива. Она всегда умела этим пользоваться. И сейчас смутно вспоминала, что кокетство не довело ее до добра. В этот раз все будет не так, – пообещала себе Вера, засовывая ноги в белые медицинские сабо, которые стояли у входа. Они идеально сели на ее маленькую ногу. Безусловно, эту обувь тут оставили именно для нее.
Вера дождалась лифта и поехала на нем вверх. Еще во время своего путешествия в дежурку на панели управления она прочитала, что оперблок на последнем, пятом этаже корпуса.
Вера долго стояла на пороге предоперационной, потому что трусила. В голове билась мысль "Я не справлюсь". И если бы ее в этом состоянии не застал Виктор, она, быть может, и вовсе бы ушла. Хирург появился вовремя и, оценив ее взглядом, кивнул. Он улыбнулся. Вера это почувствовала, хоть и не смогла увидеть – лицо напарника было скрыто маской. Виктор уже надел стерильный халат.
– Завяжи, – попросил он, повернувшись к Вере спиной, и та протянула к нему руки, чтобы затянуть несколько завязок на спине.
Когда дело было сделано, Вера заглянула в операционную. Там лежала накрытая простыней пациентка и… больше никого. Вера знала, что если хирурги оперируют в одиночку, то это малые вмешательства и в таких случаях в анестезиологе нет надобности.
– Ну чего стоишь? Пошли! – отвлек ее голос Виктора.
Вера неуверенно прошагала в операционную за хирургом.
– Больше не будет никого? – спросила она, оглядываясь.
Хирург кивнул.
– Маска, – подсказал ей Виктор, покосившись на лоток с медицинскими принадлежностями. – И бахилы.
– А кто будет подавать инструменты, раздвигать края раны?
– Ты, если понадобится, – сказал Виктор. – Ну, или я сам. В любом случае, здесь стерильность не так уж и важна.
Какой-то бред, а не медицина!
– Скоро ты сама все поймешь, – вздохнул хирург. – Давай я расскажу, как дают наркоз. Готов поспорить, ты мало что в этом понимаешь.
Вера взглянула на пациентку. Та лежала смирно, накрытая простыней.
Виктор прошагал к наркозному аппарату и щелкнул тумблером, расположенным на подножке.
– Вот так, запоминай.
Машина ожила. Вера с ужасом покосилась на эту тумбочку, зашумевшую своими внутренними моторами. Только в страшном сне она могла представить себе, что станет анестезиологом. Виктор внимательно взглянул на нее, и Вера поняла, что уже довольно долго бессмысленно пялится в голубой монитор, на котором развернулось диалоговое окно.
– Знаешь, это довольно важная профессия, – вдруг произнес хирург. – Ты… забираешь боль. Я ничего не смог бы сделать без анестезиолога, какими бы искусными ни были бы мои руки.
Вера против воли улыбнулась и аккуратно тронула аппарат, словно заключая с ним своеобразный договор не вредить друг другу.
– Если захочешь, то сделаешься тут доброй феей, как прошлая Вера Павловна.
Вера рывком подняла голову и тут пациентка распахнула глаза. Виктор заметил это и погладил больную по плечу.
– Все будет хорошо, – сказал он и взглянул на Веру. – Делай все так, как я говорю и справимся быстро.
Следом хирург указал на стерильную простынку, расстеленную на железном столике для инструментов, стоявшем около пациентки. Вера разглядела несколько шприцов, ларингоскоп, интубационную трубку и тяжело вздохнула.
– Сначала индукция, – продолжил инструктировать Виктор.
– Но раз я ординатор, – перебила она. – Разве тут не должно быть другого анестезиолога? Более опытного…
Виктор тяжело вздохнул, и устало прикрыл глаза, затем он заговорил, спокойно, медленно, так, словно объяснял ребенку.
– Другого нет.
– Внизу целая реанимация! – не выдержала Вера. – Кто угодно из них куда чаще меня давал наркоз!
Виктор посмотрел с сочувствием, и Вера остановилась.
– Такого как нужно мне. Там. Нет, – еще медленнее произнес он. – Принимайся за дело, а то, в самом деле, допросишься, и мне придется ждать кого-нибудь другого.
В словах Виктора звучала угроза. Девушка безотчетно схватилась за шприцы. Тот, что побольше, содержал белое вещество.
– Пропофол, – взглянув на него, сказал хирург.
– Снотворное, – озвучила Вера мелькнувшую в голове мысль.
Виктор кивнул.
– После фентанила, – взглядом он указал на другой шприц. – Дозы рассчитаны. Сегодня это сделал я. Завтра сама, ладно?
Вера посмотрела на периферический внутривенный катетер, торчавший у пациентки из руки, и тяжело вздохнула. Она бы никогда раньше за такое не взялась! Вера чувствовала, что отступила где-то там, в оставленной за дверями больницы жизни.
– Давай, – едва слышно произнес Виктор.
Тогда Вера ввела фентанил, отстраненно задумавшись о том, что эта наркота сгубила, должно быть, не одну жизнь. Вера взяла в руки пропофол. "Ведь если я ошибусь, никто не простит меня", – мелькнуло в голове. Белая тягучая жидкость скользнула в катетер. Пациентку унесло в сон.
Виктор подошел сзади и протянул Вере маску. Хирург уже успел запустить наркозный аппарат. Теперь он подавал в дыхательный контур смесь, богатую кислородом.
– Плотно прижми к лицу, – с этими словами хирург продемонстрировал необходимое движение.
Вера послушалась. Промелькнуло воспоминание о занятиях по реанимации. Виктор тем временем уже оказался у простертой руки пациентки и добавил еще одну дозу в катетер.
– Рокуроний.
"Яд кураре", – всплыла в памяти непрошенная ассоциация. Вера плотнее прижала маску. Нужно как следует насытить кровь кислородом перед тем как мышцы девушки полностью выключатся и она перестанет дышать самостоятельно. Вера неуверенно посмотрела на ларингоскоп и поняла, что страх ее парализовал не хуже рокурония.
– Интубируй! – вернул ее в реальность голос хирурга.
– Я не смогу, – отпрянула от стола Вера.
Дыхательная маска, больше не удерживаемая руками анестезиолога, скользнула на пол.
– Вера! – в этом возгласе звенели разом и напряжение, и горечь разочарования. – Не ошибается только тот, кто ничего не делает! Если я примусь за твою работу, придется тебе идти обратно!
Пересилив себя, Вера схватилась за железную ручку и зажгла лампочку над основанием клинка. Вера неуверенно приоткрыла пациентке рот и вывела нижнюю челюсть, как ее когда-то учили на первой помощи. Виктор оказался рядом.
– Кистью не вращай, – вовремя предупредил хирург. – Просто тяни вверх.
Вера поняла, что подцепила клинком нижнюю челюсть. В этот миг хирург уже всунул в ее свободную руку интубационную трубку, и Вера пихнула ее девушке в горло, продолжая крепко держаться за ручку ларингоскопа.
Следом он поднял с пола маску и отсоединил ее от дыхательного контура. Вскоре гофрированные полупрозрачные трубки оказались у Веры в руке. Осталось только присоединить их к ингаляционной трубке, установленной в горле у пациентки, что Вера и сделала.
– Поздравляю, – похвалил хирург. – Твоя первая интубация.
Вера почувствовала, как пот струится по спине.
– Сейчас фиксируй трубку и следи за состоянием пациентки.
Сделав необходимое, Вера шлепнулась на стул и стала смотреть на аппарат. Мех качал, пульс ровно бился на мониторе, механические легкие вдували в обездвиженное тело воздух. Что угодно могло пойти не так, потому что Вера ничего в анестезиологии не понимала. Помнила только выдержки из студенческого курса.
Виктор что-то размеренно делал за ширмой. Не было слышно почти ничего и, в конце концов, Вера заинтересовалась тем, что было за этой тряпичной стеной. Она ведь согласилась на это безумное предприятие потому, что любила хирургию. Вера уже готова была оставить свой пост, как вдруг аппарат издал сигнал тревоги, и девушка поняла, что пациентка стремительно заваливает давление. Кровотечение? Пульс частил. Вера вскочила и огляделась по сторонам. Лить растворы? А если нужна кровь? Как это сделать? Где ее достать?
Смерть уже стояла у Веры за плечом, она дышала ей в ухо. Неожиданно девушка почувствовала ярость. Только не в ее смену! Неожиданно тяжелая рука хирурга легла Вере на плечо.
– Оставь, – над ухом произнес Виктор, и Вера резко обернулась.
Ей казалось, что еще мгновение назад за ее плечом стояло нечто жуткое, потустороннее.
– Что?! – воскликнула она, обернувшись. – Что ты такое говоришь…
Окровавленная рука хирурга слетела с ее плеча, когда Вера развернулась к Виктору.
– Так всегда, – заговорил хирург мирным тоном.
Воображение нарисовало Вере мясника, убивающего пациентов ради собственной потехи. Весь этот день был полон безумия и абсурда, почему бы этому еще не случиться? Вера не заметила, как в ее руке оказался ларингоскоп.
– Ты, в самом деле, собираешься на меня напасть?! – это прозвучало скорее удивленно, чем рассержено. – Ты что, так и не почувствовала, в чем твое предназначение?!
– Хоп! – раздалось позади, и Вера осознала, что кто-то ухватил ее сзади за руки.
Она попыталась вырваться, но держали уж слишком крепко. Вера зашипела:
– Пусти!
Однако невидимый обидчик ее проигнорировал. Вместо этого он обратился к Виктору:
– Я понял, что с ней будут проблемы, когда встретил Михаила Петровича сегодня, – прозвучало достаточно спокойно и уверенно для того, чтобы Вера еще больше испугалась.
Хирург сорвал маску с лица.
– Иннокентий! – произнес Виктор, выставив вперед окровавленную руку и будто бы стараясь остановить противника Веры. – Давай без твоих методов!
Тон хирурга не предвещал ничего хорошего. Поэтому Вера собрала силы и толкнула локтем назад и вверх. Противник ее выпустил, и Вера смогла обернуться. Позади согнулся невысокий мужчина, как палка худой и очень молодой с виду. Кровь алыми каплями капала на пол. Вера разбила в очках одно из стекол, его осколки сейчас лежали на кафеле. Человек был в белом халате, из-под которого выглядывали черные штанины брюк. Он не хирург, в операционную этот врач явился в уличных туфлях, явно демонстрируя презрение к стерильности.
– Это ты зря, – прозвучал одновременно растерянный и расстроенный голос Виктора.
Незнакомец распрямился, и Вера не поняла, как лишилась сознания. Это было похоже на удар током, когда они с этим врачом встретились взглядами. Свет вдруг погасили, и Вера даже не успела подумать, что это все. Страх она ощутила уже когда начала потихоньку приходить в себя. Появились звуки и цвета, а потом она почувствовала запах нашатыря и отодвинулась. Над ней склонился Виктор, а сама она лежала на кафельном полу операционной. Хирург помог ей подняться и прислонил спиной к стене.
Когда Вера села и выпрямилась, то вновь разглядела странного доктора, из-за которого упала в обморок. Он занял ее стул, расположенный около наркозного аппарата. Теперь его рассеченная бровь была заклеена пластырем, который уже успел пропитаться кровью, а то место, где в очках стояло разбитое стекло, было замотано бинтом. Выглядел он сердито и строго. Черные как смоль волосы растрепаны. Он напомнил Вере большого грозного ворона, возможно, из-за черных строгих брюк и туфлей, выглядывавших из-под медицинской формы.
– Это наш психиатр, – пояснил со вздохом Виктор, проследив взгляд Веры. – Лучше бы вы познакомились вечером.
– Я никогда не одобрял вашу с Михаилом Петровичем толерантность, – вступил тот, о ком шла речь. – Попытки обходить острые углы приводят к еще большим проблемам.
Виктор вздохнул и поморщился.
– Иннокентий… – начал хирург, но психиатр встал и зашагал к выходу.
– Все ждали этого анестезиолога, как чуда господня, – произнес обидчик Веры на ходу. – Слухи про то, что больницу закроют, убивают в вас здравый смысл. Мы еще с ней вдоволь намучаемся! – донеслось уже из-за двери.
Психиатр скрылся в коридоре. Виктор встал на ноги и долго смотрел коллеге вслед, пока Вера не нашла в себе силы подняться. Схватившись за косяк, она тоже посмотрела в коридор, но там было пусто.
– Как он это сделал со мной? – слабым голосом произнесла Вера.
Виктор обернулся к ней и посмотрел с сожалением.
– Это… – после первого слова он шумно набрал воздуха в грудь. – Дар, который есть у каждого из нас. Никогда больше не смотри Иннокентию в глаза, если он без очков. Я не лез в эти его психиаторские штучки, просто запомни, это может быть небезопасно.
– Что? – скривилась Вера.
Виктор посмотрел на нее.
– У тебя есть причины сомневаться в моих словах после того, что случилось?
Вера вздрогнула и зябко обняла себя за плечи.
– Почему? – с трудом выдавила она.
Виктор еще раз глубоко вдохнул.
– Среди нас есть… не только врачи. У Иннокентия нюх на дурных личностей. Обычные сумасшедшие меняются после встречи с ним. А такие как мы, – Виктор посмотрел вперед. – Могут исчезнуть без следа.
Вера снова почувствовала, как хирург положил тяжелую руку ей на плечо.
– Но раз он оставил тебя в покое, это значит на самом деле он согласен со мной и Михаилом Петровичем.
– В чем? – Вера обернулась к хирургу.
– Ты наш новый анестезиолог, – улыбнулся он. – И ты первая за много лет, кто утер Иннокентию нос! Он думает, что опыт делает его кем-то вроде сверхчеловека, но нет.
С этими словами Виктор повернулся и шагнул обратно в операционную, но Вера понимала, что мир вокруг нее набрал уже достаточный градус безумия.
– А он не сверхчеловек?
Хирург остановился. Его плечи на миг поднялись и плавно опустились. Похоже, он вздыхал.
– Мужик, который одним взглядом может вырубить, – продолжила Вера. – Прозектор, лечащий наложением рук. Ты… кстати, не подскажешь, что именно делаешь ты?
На этих словах Виктор обернулся. Его лицо выглядело таким же безмятежным, как и в тогда, когда он объявил Вере, что она новый ординатор.
– Дело в том, что мы хранители, – произнес он.
– Чего? – Вера почувствовала, что изогнула бровь.
– Все мы когда-то стали врачами и… продолжаем ими оставаться, но в несколько ином качестве. Вера… при любой старой больнице неизбежно поселяются такие доктора, когда в ней накапливается достаточно страданий. Это происходит естественно.
– Что же мы делаем? – немеющими губами спросила Вера.
Тогда Виктор подвел ее к девушке, накрытой простыней, и указал на нее.
– Мы с тобой помогаем уйти тем, кому это слишком больно сделать самостоятельно. Это… криминальный аборт. Ей было семнадцать. Побоялась сказать родителям. Доехала домой с кровотечением и легла спать. Бригаду вызвали слишком поздно, тридцать минут реанимации в машине. Истекла кровью на пороге больницы. Я вернул ей то, без чего она не хотела уходить, а ты помогла заглушить боль от потери…
Вера вздрогнула и отошла.
– Если такие как мы перестанут работать, в этом месте накопится слишком много дурной энергии. Больные начнут хиреть, у докторов все станет валиться из рук, сотрудников и посетителей будут преследовать несчастья. Те места, где страдают люди без хранителей становятся проклятыми. Мы сейчас здесь делаем именно то зачем когда-то пришли в медицину – помогаем и смягчаем боль!
Вера сделала еще один шаг назад.
– Я не собираюсь отправлять людей на тот свет!
– Вера, смерть это часть жизни! Ты как врач должна лучше других это понимать!
Хирург протянул к ней руку.
– Я был как ты, когда меня взяли на работу. Поэтому я не решился сразу же сказать тебе правду.
Вера почувствовала, что ее губы дрожат. Она развернулась и вышла.
– Хорошо! Отдохни и как следует выспись! Завтра поговорим! – донеслось в спину.
Часть 2
Вера спустилась на первый этаж и, выйдя из дверей лифта, остановилась. Ее трясло. И было неясно, что делать дальше. Вера мучительно посмотрела в сторону приемного отделения – там были двери наружу – и очень четко ощутила, что это будет неверное решение.
Навстречу двигалась фигура. Доктор была в тошнотворной розовой хирургичке, на шею был закинут ярко-алый фонендоскоп. Шестым чувством Вера поняла, что это она, еще одна хранительница.
"Любовь Ивановна Мирская, врач-кардиолог". Вера уставилась на бейдж, гадая, что ей сулит встреча с еще одной необычной обитательницей больницы.
– Привет! – поздоровалась та.
Любовь была рыжая, полноватая, вся в веснушках, и Вере она не понравилась. Неприятное впечатление создавала то ли расслабленная полуулыбка, то ли блуждающий взгляд.
– В мертвяцкой команде наконец-то прибыло, – шире улыбнулась она, как будто закрепляя ощущения от знакомства.
Веру и так подташнивало от новой роли, но единственное, чем вновь прибывшая сумела ответить – такой же странноватой полуулыбкой.
– Теперь Витя передохнет, – продолжила кардиолог. – Ему трудно здесь было. Что ни говори, анестезиолог из него никакой. А вот хирург замечательный. Мы тебя заждались, Вера!
– Не уверена, – зачем-то буркнула Вера.
Но, как выяснилось, ее расслышала Любовь.
– Отчего?
– По-моему я не подхожу вам.
Любовь пожала плечами.
– Об этом не нам с тобой судить. Наша больница одна из старейших в Москве, именно поэтому здесь так много хранителей. Работать здесь честь.
Вера выдохнула. Она в этом сомневалась.
Новенькая сосредоточилась на ключах, которые Любовь за кольцо вращала у себя на пальце.
– Витя предупредил, что ты захочешь отдохнуть.
С этими словами Любовь повернулась к Вере спиной и указала вперед.
– Я провожу, – следующим делом кардиолог вынула из кармана смартфон и двумя быстрыми движениями активировала экран.
Вскоре она уже болтала с хирургом.
– Да. Встретила твою, – долетело до Веры. – Идем к флигелю… Иннокентию трудно помешать!
Вера расслабилась, услышав эти слова. Если бы еще выяснилось, что хранители владеют телепатией, это было бы слишком.
Любовь подвела ее к небольшому выкрашенному желтой краской зданию, выглядевшему так, словно его построили в прошлом веке. После этого кардиолог отперла ключами железную, покрытую серой, кое-где облупившейся краской дверь. Вера без энтузиазма посмотрела на ступени крыльца, вросшие в асфальт.
– Оно старое, – заметив этот взгляд, пояснила кардиолог. – Первоначально служило жилищем для врачей, потом какое-то время тут был терапевтический корпус, теперь первый этаж отдан под хозяйственные нужды. Второй наш. Он считается кафедральным.
В коридоре было темно. Над широкой лестницей, уходившей наверх, тускло светила лампа.
– Разувайся, – Любовь указала на стоявшую у входа банкетку, из-под которой выглядывали несколько пар мужской обуви.
Вера скинула сабо. Кардиолог указала в темный проход, уходивший направо.
– Там какой-то богом забытый архив. Так что на счет непрошенных гостей можешь не беспокоится. Психиатр не просто так здесь устроился, он понимает в таких вещах.
Любовь, надела женские тапочки, сиротливо стоявшие у стены, и зашагала к лестнице. Вере пришлось шлепать босыми ногами.
Наверху оказался такой же коридор. Большого занавешенного тюлем окна вполне хватало, чтобы придать помещению вид обжитого. По сторонам висели картины, довольно странные на Верин вкус.
Любовь довела ее до конца коридора и толкнула большие выкрашенные в белый цвет деревянные двери, расположенные слева перед окном.
– Иннокентий собирался устроить здесь кабинет для консультаций, – пояснила кардиолог. – Но Петрович продолжает настаивать на том, что психиатру нужно общество. Я же просто считаю, что прибрать себе целый этаж слишком жирно. Мы же не в дореволюционной России живем!
Вера зашла. Обстановка что-то смутно напоминала. Так, наверное, выглядели жилые комнаты до Великой Отечественной войны. Даже на круглый, стоявший посередине стол, для полного сходства была накинута вязаная крючком скатерть.
Любовь вроде бы собралась идти, но Веру смущало ощущение невидимого присутствия.
– Это все чье-то? – заговорила она, жестом обводя комнату.
Кардиолог кивнула.
– И ничего если я буду жить тут?
Любовь вздохнула.
– Не бойся, ей это уже не пригодится.
– А кто была эта она? – настаивала Вера.
Любовь закатила глаза, ухватившись за дверь.
– Прошлая Вара Павловна, – произнесла она скороговоркой. – Витя сказал не очень усердствовать с объяснениями. Но тебе, в самом деле, стоит знать. Мы получаем свои должности по наследству вместе с именем и фамилией.
– То есть, ты на самом деле не Любовь?
– Да, – кивнула кардиолог. – И тебя, и меня звали по-другому. Но все устроено так, что ты узнаешь свое настоящее имя, только когда придет время уволиться.
Вера глубоко вдохнула, чувствуя, что ей по-прежнему на редкость не по себе.
– Эту больницу с древних времен хранили Вера, Надежда и Любовь. Первой из нас была Вера, она забирала боль. Любовь открывает двери в этот мир, я… можно сказать, по сути своей акушер. Есть еще Надя, она, как ты сама, наверное, догадалась для тех, у кого нет шансов. Они с Михаилом Петровичем вроде вас с Витей, только наоборот. Команда жизни.
– А мы… – вырвалось у Веры. – Команда смерти?
Любовь кивнула.
– Но Верой быть почетно. Она была главная, по крайней мере, прошлая. Вокруг нее вращалась жизнь коллектива, пока в июне мы не обнаружили, что ее нигде нет. Все испугались, потому что не понимали, что это значит. Обычно перед тем, как уйдет старый хранитель, ему на смену приходит другой, чтобы принять дела. Но новой Веры два месяца не было.
Любовь тяжело вздохнула.
– Мы подумали, больнице пришел конец. Таким как мы непросто поменять место работы. И вот, – раскосые глаза Любови остановились на Верином лице. – Появляешься ты. Мы все состоявшиеся врачи и понимаем свою функцию при больнице. У нас еще никогда раньше не было ординатора, желторотого птенца. Иннокентий и Виктор сегодня поспорили. Психиатр сказал, что ты выродок, но раз он так и не сжег тебе мозги, значит, все в порядке.
Любовь еще раз схватилась за ручку двери.
– Уйдешь и подставишь всех нас, – как-то очень искренне сказала она. – То, что ты вернулась означает, что слухи врут и долбанная оптимизация нас не коснется… В общем, не закроют нас. А то, ты знаешь, земля в центре города дорогая…
С этими словами Любовь вышла, а Вера осталась стоять посреди прибранной комнаты, босая, в чужой хирургичке. "Сплошное безумие", – сказала себе она и, не придумав ничего лучше, уселась на диван. В комнате ничего не было, что могло бы помочь Вере отвлечься от душивших ее мыслей: ни телевизора, ни компьютера. Только книги. Огромный, старинный с виду стеллаж был доверху забит учебниками. Значит, теперь это все ее.
Интересно, как выглядела прошлая хозяйка? Прикрыв глаза, Вера почему-то представила себе крепкую женщину в накрахмаленном белом халате и колпаке, не старую еще и уже не молодую, сильную, с уверенным открытым взглядом, эдакого хирурга из советских времен. Сама Вера была не такая. Что она даст этой больнице? И когда девушка уже почти провалилась в сон, в дверь постучали.
– Это я, – раздался с той стороны голос Виктора.
– Да-да, входи.
Сейчас она чувствовала себя виноватой перед хирургом.
Хирург все еще был в форме, лишь накинул белый халат поверх хирургички.
– Вот, – с этими словами он поставил белую картонную коробку на стол.
– Что это?
– Торт, – улыбнулся Виктор. – Захватил из ординаторской. Сегодня был твой первый день и как бы странно он ни прошел, надо это отпраздновать…
– А нормальные врачи знают о том, что вы подворовываете их продукты? – Вера наконец смогла заговорить о хранителях.
– Нормальные врачи? – хирург изогнул бровь. – А! Вот ты, наверное, о чем! Я тоже врач отделения и, надо сказать, хороший. Торт я получил за успешную холецистэктомию.
Виктор рассмеялся и сел за стол.
– Я оперирую как обычный врач, пока мне не нужно выполнять основную работу.
– Так вот почему они с тобой здоровались, – сообразила Вера.
– Да, – улыбнулся Виктор. – Когда меняются хранители, никто этого не замечает в больнице. Ты будешь все та же старая Вера Павловна, когда вернешься в реанимацию. Они, наверное, решат, что ты была в отпуске. Но, как бы то ни было, они чувствуют нашу суть. Нас всех считают талисманами.
– И они разве не понимают, что вы проводник смерти?
Вера вгляделась в его бейдж, блестевший на груди. "Виктор Юрьевич Успенский, врач-хирург, к.м.н.". Фамилия очень подходила к его роду занятий.
– Только некоторые больные. Ладно! – хирург резко поднялся и прошагал к подоконнику. – Будешь чай?
Следом он без труда разыскал чайник и чашки в стоявшей рядом тумбочке.
Вскоре все было готово для застолья. Виктор отрезал Вере пышный кусок, девушка поняла, что не голодна.
– А хранители… – она запнулась.
Что-то в глубине души подсказывало, что хранители живые не в привычном смысле. Виктор поднял голову, отломав от торта ложкой внушительный кусок.
– У нас все те же чувства, что и у обычных людей?
Виктор потупился.
– Если ты об этом, то мы не так сильно нуждаемся в отдыхе и еде, как другие. Наша природа делает нас выносливей. Я например не очень хочу есть, потому что теперь это не так уж и важно для выживания. Но сладости от этого не становятся менее вкусными, – с этими словами хирург положил в рот ложку.
Вера тоже попробовала. Торт, в самом деле, был отличный.
– Я, кстати, здесь не только за этим, – вдруг очень серьезно произнес Виктор.
Он запустил руку в карман и выставил на стол белую пластиковую банку. В таких иногда хранят лекарства. Этикетка содрана.
– Я собирался оставить тебя до завтра в покое, как обещал, но ко мне зашел Иннокентий. Он настаивает, чтобы я дал тебе это.
– Что там?
Виктор открутил крышку и продемонстрировал округлые таблетки коричневого цвета.
– Лекарства. Трижды в день по одной.
Вера фыркнула.
– Нет!
Пить психотропные? В том, какого рода таблетки может дать психиатр, Вера не сомневалась.
– Он думает, я не в себе?
Виктор отвел взгляд.
– Он сказал, что первое время у тебя будут трудности с адаптацией. Иннокентий редко ошибается в таких вещах. Хоть я над ним иногда и подтруниваю, поверь, он много кого лечил и… вылечил. Иннокентий старший из нынешних психиатров Москвы, несмотря на то что выглядит как студент. Раз он дал тебе это, лучше будет послушаться.
Виктор еще раз заглянул в баночку.
– Это не колдовское зелье, – добавил он, посмотрев на Веру. – По-моему обычный хлорпротиксен.
Вера неуверенно приняла лекарство из рук хирурга. В это время у гостя зазвонил сотовый.
– Это из приемного, – сообщил Виктор, дослушав собеседника. – Нужно идти осмотреть больного.
– Мертвого? – буркнула Вера.
– Нет, – уголками губ улыбнулся Виктор. – Обычного. Отдыхай. Завтра все решим, как договаривались.
Хирург поднялся и прошагал к двери, оставив торт на столе.
– И не забудь принять лекарство. Трижды в день по одной.
Глава 3 Анестезия
Вера осталась одна. Психиатр выписал ей нейролептик – средство от галлюцинаций и бреда. Она встряхнула емкость и тут же ясно поняла, что не станет это пить. Она не сумасшедшая. И вообще, какого черта? Этот Иннокентий ей угрожал, едва ли он желает добра.
Вера убрала торт в невысокий холодильник – внутри было пусто. Прошлая хозяйка комнаты точно знала, что съедет. Захлопнув дверцу, Вера выпрямилась и задумалась, как быть дальше.
Мысли о прошлом и будущем сводили с ума. Вера схватила с полки одну из книжек по анестезиологии. Ей удалось закончить главу по истории профессии, когда девушку сморил сон – книга оказалась не такой уж и увлекательной.
Бесформенное забытье быстро сменилось странными ощущениями, Вере казалось, будто кто-то ее душил. Она переживала одну бесконечно длящуюся агонию, в глазах было темно. Вера сучила руками, пытаясь избавиться мучителя. Теперь она точно понимала, очень хочет жить. Вера натворила в своей жизни нечто такое, за что обречена была теперь расплачиваться. Она уже понимала, что совершила фатальную ошибку, не послушавшись Иннокентия, чувствуя, как проваливается сквозь диван. Ее засасывало в себя ничто.
В лицо плеснули холодной водой, и Вера вскочила.
Внутри все пылало. Она сидела на диване в той же комнате, где и уснула. Перед ней на коленях стоял Иннокентий. В бледном свете луны его черты казались еще более резкими. Блестели стекла очков. Вспомнились слова Виктора о том, что этому хранителю ни в коем случае нельзя было смотреть в глаза. Вера сосредоточилась на пуговицах его белой рубашки.
– Очнулась? – бросил психиатр. – Почему не приняла лекарство?
Следом Иннокентий встал и развернулся к девушке спиной. Звякнули, кажется, ампулы.
– Ты уже исчезла бы, если б я не услышал твоих криков из соседней комнаты, – с этими словами психиатр снова обернулся к пациентке. – Испугалась уходить?
Вера кивнула.
– Давай руку.
Иннокентий протер кожу холодной ватой, прежде чем поднести шприц.
– Что в нем? – спросила Вера, морщась от укола.
– До утра дотянешь без приключений.
Веки Веры вскоре действительно потяжелели, и ей стало легко.
Когда она распахнула глаза, за окном стоял по-осеннему серый день. Тело ломило. Сразу вспомнился кошмар и визит психиатра. Вера растерла веки ладонями. Это все было… странно и плохо, но у нее оставалось отчетливое чувство, что та жизнь, из которой она убежала была хуже во много раз.
Вера сбросила ноги на пол. Под диваном валялся скомканный плед. Психиатр даже не потрудился ее прикрыть. Или же Вера, ворочаясь, сама сбросила одеяло и проспала до утра, не чувствуя холода? Учитывая то, что рассказывал о природе хранителей Виктор, вполне могло быть и так.
Вера поднялась и мельком взглянула на стол. Там Иннокентий оставил шприц и ампулу аминазина – это был ответ на ночной вопрос. Рядом записка: "Больше не стану тебя спасать". На клочке бумаги открытая вчерашняя банка с таблетками. А это намек.
Вера взяла таблетку в горсть и недолго думая, запила вчерашним чаем.
Заглянув в зеркало, Вера пришла в отчаяние. Хирургичка измялась, под глазами залегли круги. Вера, привыкшая выглядеть опрятно, не хотела появляться так перед коллегами. Но в комнате не нашлось смены: ни вещей, ни шампуней, ни полотенец. Однако обнаружился сотовый, стоявший на зарядке на окне. Рядом была забыта дамская сумочка, в которой Вера нашла кошелек и банковскую карту на свое новое имя.
Вера разблокировала экран мобильного. Куча пропущенных за второе, третье и четверное июня – хранители разыскивали своего анестезиолога. В СМС-уведомлениях сообщения от банка. На счету Веры Павловны оказалось около двухсот тысяч рублей. Теперь это все, очевидно, принадлежало новой Вере.
Удивительно, что у хранителей были нормальные деньги, переводы от банка обозначались как зарплата, отпускные и… стипендия.
Вера взглянула на время – десять утра. Рабочий день в больнице уже в полном разгаре. Наверное, хранители в курсе ночного происшествия и, скорее всего, дожидаются, пока она выспится.
Вера не собиралась появляться в стационаре в своем нынешнем виде. Она открыла мессенджер и набрала сообщение Виктору:
"Со мной все в порядке. Мне нужно немного собраться с мыслями. Если будет что-то срочное, звони, приду".
Через пару минут прилетел ответ:
"Ок".
Вера выдохнула. Теперь у нее было время сходить за формой.
Первым делом новая хранительница отправилась в дежурку за своей одеждой, но к ее удивлению вещи исчезли бесследно. Оставался небольшой шанс, что кто-то занес ее имущество в реанимацию. Вера спустилась вниз, постояла перед дверями отделения, разглядывая кодовый замок и поняла, что мечтает оттянуть встречу с новым местом работы.
Вера нашла на мобильных картах ближайший торговый центр, благо связь работала даже спустя три месяца после исчезновения прошлой хозяйки сотового и за время прогулки уполовинила сбережения предшественницы. Вера выдохнула, понимая, что в прошлом была неравнодушна к роскоши, разглядывая на экране сотового смс от банка. Это отдавалось неприятным вкусом во рту.
В голове промелькнуло что-то похожее на воспоминание. Как давно она не была так свободна в желаниях. Вся ее прошлая жизнь напоминала золотую клетку. Она долго не могла вот так вот сесть в ресторанном дворике и позволить себе простую чашку кофе. Вера сжала пластиковый стакан в руках и с наслаждением вдохнула запах, понимая, что сейчас счастлива.
И тут зазвонил телефон.
– Верочка, вы где? – долетел до нее взволнованный голос Михаила Петровича. – Я зашел вас проведать, и не могу нигде обнаружить. Вы ведь не выходили из больницы?
– Я… – Вера по тону коллеги поняла, что происходило что-то очень нехорошее. – Я тут недалеко.
– За оградой? – прозвучало еще более обеспокоенно.
– Тут минут двадцать ходьбы, – попробовала оправдаться Вера.
– Немедленно идите обратно! В каком направлении вы ушли?
– Э… – Вера замялась. – К центру.
– Я вас встречу, только выходите прямо сейчас же!
На обратном пути Вера спешила. Всплыли в памяти все нехорошие предчувствия из прошлого дня. Если она задержится снаружи ограды больницы, то что?
Наконец, на одном из перекрестков впереди показалась плотная фигура Михаила Петровича. Не дождавшись зеленого света, он перешел улицу и ухватил Веру за руку.
– Бейдж при вас? – в голосе патологоанатома звучало напряжение.
Вера проверила один из пакетов и вынула железный значок.
– Никогда, Вера, не оставляйте его, пока работаете у нас, – выдохнул патологоанатом. – Поняли?
Светофор для пешеходов как раз загорелся зеленым. После этого Михаил Петрович подтолкнул девушку на проезжую часть. Вера зашагала так быстро как могла.
– Почему это так важно? – отважилась спросить она, когда впереди уже показалась облупившаяся ограда больницы.
– Вам очень повезло, что вами никто не заинтересовался, – выдохнул коллега, несший теперь большую часть Вериных пакетов. – Это место нас защищает.
– От кого? – уточнила Вера, сбиваясь с дыхания.
Михаил Петрович с сомнением взглянул на нее и прошагал в ворота. Вера последовала.
– Таким как мы не положено ходить по земле, – на ходу произнес он. – Ваш бейдж свидетельство того, что высшие силы наняли вас на службу, однако вы все равно не имеете права пропускать покидать территорию больницы без разрешения.
Вера опустила голову, задумавшись о неприятной участи, которую снова чудом миновала.
– Теперь уже все в порядке, – патологоанатом попробовал подбодрить ее улыбкой. – Пойдемте, я вас угощу.
Так Вера и Михаил Петрович добрались до морга, где патологоанатом усадил Веру в кресло, а сам удалился в соседнюю комнату. Девушка огляделась. На противоположной стене висела табличка, где было выведено "Спешите творить добро", чуть ниже значилось имя автора цитаты: Федор Петрович Гааз. Главный врач московских тюрем – это она помнила. Кажется, его словам было самое место в рабочем кабинете хранителя.
Эта мысль приятно грела. Вера повернула голову, когда Михаил Петрович поставил на круглый стол, стоявший посередине комнаты две чашки. Приятно пахнуло кофе.
– Ирландский, – пояснил коллега.
– С виски? – приподняла бровь Вера.
Михаил Петрович занял место напротив.
– Наше положение дает нам некоторые преимущества, но при этом забирает кое-что человеческое. Для того, чтобы добиться опьянения понадобится изрядная настойчивость, – с этими словами собеседник прихлебнул свой кофе.
Вера тоже попробовала и, приподняв чашку, ощутила, что сердце все еще часто бьется после предпринятой гонки, а руки чуть-чуть подрагивают.
– Что случилось бы… если вы мне не позвонили? – это нужно было выяснить.
– Вас отправили бы туда, где вы неизбежно должны были оказаться, – взгляд патологоанатома сейчас словно бы отдавал чернотой той самой бездны, которую Вера уже однажды видела.
Михаил Петрович вздохнул.
– Думаете, в мире мало душ, которые не желают покидать эту жизнь?
– Так мы умерли?! – вырвалось у Веры.
– Скорее, мы перешли в иную форму существования, – собеседник постучал ложечкой по блюдцу, – Мы – оплот того света, на который вы, быть может, молились, когда сдавали, не подготовившись толком экзамен. Мы – те, кто помогает чужим жизням складываться правильно, если люди заслуживают этого. Существует и темная сторона. Именно стражи те, с кем я так боялся, что вы столкнетесь сегодня, оберегают нас от нее, а когда этого не требуется, блюдут порядок. Вы уже знаете про дар Иннокентия. Он сродни их способностям.
Вера перевела дыхание, вспомнив первую встречу с психиатром.
– Я не мог сразу же сказать вам все, вы бы меня не поняли.
Вера выдохнула.
– Всем новым хранителям приходится трудно, – ласково добавил Михаил Петрович. – Вас выбрали не просто так, вы заслужили свое место необычной жизнью.
– Я не думаю, что я прожила ее правильно, – сказала Вера.
– Мало кто из нас может таким похвастаться, – долетело в ответ. – Это значит, что ваша жизнь была полна страданий.
Вера вздернула голову.
– Если бы вы ушли сразу же, то утонули бы в водовороте собственных страстей. Вы обретете здесь то, чего вам не хватает. Плата за добрые дела – ваше собственное спасение. Это может немного пугать, но у вас теперь есть редкая возможность видеть, как идет время и не стареть, заботиться и защищать.
С этими словами патологоанатом приподнялся, и положил Вере руку на плечо. Взгляд девушки упал на оставленные у порога сумки и все сегодняшние дела показались ей вдруг смешными и мелочными.
– Вы имеете право на человеческие слабости, – добавил Михаил Петрович. – Не пытайтесь стать совершенством. Понимание того как правильно придет к вам само. Это то, о чем человечество мечтало столетиями – бессмертие. И вы в нем не одиноки.
Распахнулась входная дверь.
На пороге замерла девушка в белом халате, до того по-девичьи миниатюрная и стройная, что напомнила Вере пионервожатую из старых советских фильмов. Светлые волосы были забраны в две аккуратные косички, перетянутые серой лентой. Так уже, кажется, никто лет пятнадцать не причесывался. На ногах у нее были старомодные туфли. Серая юбка воланом выбивалась из-под медицинской формы. Это, должно быть, и была Надежда.
– Наденька, здравствуй! Это Вера.
– Не расспрашивайте ее, – продолжил Михаил Петрович, увидев, что Вера открыла было рот. – Наденька не говорит.
Надежда после этого подбежала к патологоанатому и вложила свои руки в его ладони.
– Что там случилось? – улыбнулся Михаил Петрович. – А! Теперь вижу. Хорошо, что ты меня позвала.
После этого он обернулся к Вере.
– Пойдете! Посмотрите на нашу работу.
Надежда выскочила за дверь, Вера успела только разглядеть на сверкнувшем на ее груди бейдже должность. Лаборант. Разве не все хранители врачи? Впрочем, расспрашивать она не решилась. Поднялись на второй этаж, где была расположена лаборатория.
Надежда молча указала на микроскоп, стоявший у окна. За ним сидел молодой мужчина.
– Проблемы, Юрий? – обратился к нему Михаил Петрович.
– А! Профессор! – тот вскочил, вытирая о халат вспотевшие руки. – Я, конечно, не уверен, но, по-моему, рак молочной железы. Я сказал, пусть кто-нибудь еще из докторов глянет, но Надя решила, что надо знать наверняка. Все-таки неприятный диагноз.
Вера заметила, что на бейдже Юрия было написано "ординатор" – понятно было, отчего он трепетал перед Михаилом Петровичем.
Грузный патологоанатом сел за стул и легким движением навел резкость.
– Нет, голубчик, вы все-таки неправы, – через какое-то время дал заключение профессор. – Я настроил вам препарат. Сами еще раз гляньте. Это обычная фиброма.
Ординатор побледнел.
– Ну, вот и хорошо. Испугали бы бедную женщину, – с этими словами Михаил Петрович вышел.
Вера последовала за ним, ожидая объяснений.
Патологоанатом спустился на первый этаж и заговорил только там.
– Надя моя помощница. Видит и слышит все, что творится в больнице. Она чувствует хороших людей и приносит мне в руках их добрые поступки. Это то, что я могу превратить для них в чудо.
– Вы ее исцелили, эту женщину? Она болела раком груди?
Михаил Петрович кивнул.
– Но не подозревала об этом. Эта была третья стадия, которую случайно обнаружили на профилактическом осмотре. Даже с современным протоколом химиотерапии у нее было бы не так много шансов. Она и ее дети сейчас порядком напуганы. Сегодня им скажут, что страшный диагноз всего лишь заблуждение рентгенолога и терапевта. Врачи неверно истолковали данные, а обследование в больнице это подтвердит.
Вера почувствовала волнение. Такое же, как и когда впервые ступила под своды мединститута. Вскоре она осознала, что выбрала медицину сердцем, сама и что как не любимая профессия могло ее спасти от пропасти саморазрушения?
Вера не могла отвести взгляда от рук патологоанатома, все еще мысленно переживая недавнее чудо. Михаил Петрович спрятал большие ладони в карманы.
– Ваш дар не менее важен, Вера, – заговорил он. – Вскоре он… придет.
В этот миг в кармане у Веры завибрировал телефон, и она вспомнила про Виктора. Однако пришло сообщение от Любови.
"Твой хирург вовсю оперирует, а ты сутра шляешься где-то, и никто не может тебя найти".
Вере стало не по себе. Бросив короткий взгляд на Михаила Петровича, она призналась:
– Виктор в операционной, я должна…
– Конечно, бегите, Вера, – сказал тот. – Переоденетесь у меня в кабинете, вещи я вам занесу.
– Спасибо!
Вера натянула новую форму и бросилась на выручку хирургу.
Теперь ей стало по-настоящему стыдно. Весь вчерашний и сегодняшний день она вела себя эгоистично. Вера помнила, что-то под конец прошлой жизни сделало ее такой, но она не хотела таковой оставаться. Давным-давно Вера думала посвятить себя служению жизни и человечеству, потому что чувствовала, что в ней достаточно сил. Но потом она почему-то в себе разуверилась.
Вера хотела вернуть прошлое, в котором была еще светлой и сильной, настоящей, правильной.
На пятом этаже Вера набросилась на сестер оперблока, коротавших время между операциями в подсобке с вопросом, где оперирует Успенский. Молоденькие девочки тут же сдали от ее напора и махнули в сторону двери под номером 3.
В комнате было полно народа. Бригада хирургов из трех человек стояла вокруг обложенного стерильным бельем операционного поля. До того как Вера явилась, хирурги сосредоточенно смотрели на висевший над пациентом монитор. Их лица были скрыты масками. Шла лапароскопическая операция. У головы пациента расположилась анестезиологическая бригада. Врач что-то сосредоточенно строчил на листке, анестезистка набирала лекарство в шприц. У кафельной стены сгрудились студенты.
И вся эта компания обернулась к Вере, когда та раскрасневшаяся и запыхавшаяся оказалась на пороге.
– Вер Павловна? – обратился к ней анестезиолог, тронув кончиком ручки бровь. – Игорь Михалыч зовет? Что-то срочное?
– Нет, – едва слышно выдохнула Вера, и тут Виктор взглянул на нее, оторвавшись от экрана.
– Это она ко мне, Дим, – заговорил хирург.
– Передай зав. кафедрой, что ведомости я положил ему на стол и можешь возвращаться в реанимацию. Правда совестно, что дергают из-за этого тебя.
Вера растерянно посмотрела на студентов и развернулась.
– Хорошо, что на этот год ты с нами! – долетело в спину, и девушка передернула плечами.
Было в словах Виктора что-то до боли знакомое, щемящее. Холодок пробежал по спине: это была память!
Вера сделала два коротких вдоха. Сейчас она ярко помнила, что уже бывала здесь, когда училась на врача. Вот почему при первой встрече хирург показался ей знакомым! Виктор ей преподавал! Но выглядел совершенно иначе – раз сотрудники больницы не удивляются смене хранителей, значит, с внешностью для живых у них примерно то же, что и с именем: одна на всех.
Вера с неприятным чувством, что хирург явно имел отношение к ее загадке. В голове все еще звучали слова патологоанатома: «Ваша жизнь была полна страданий», девушка не хотела вспоминать сейчас, когда она только начала думать, что ей тут место, не хотела в себе разочаровываться.
Передернув плечами, Вера вышла.
Ее бегство окончилось на пороге реанимации. Вера позвонила в звонок понимая, что сможет скрыться только в нелюбимом отделении.
– О, Вер Павловна! – произнесла медсестра, открывшая ей двери. – Как отдохнули?
Вера пожала плечами, проходя внутрь и разглядывая помещение. Воздух отделения показался удушливым и приторно-знакомым.
– Я так и знала, что вы попроситесь остаться у нас подольше! – в спину сказала медсестра. – Ведь с этого года вас должны были перевести в другую больницу?
Вера пожала плечами и зашагала вперед, пытаясь не выдавать того, насколько ей было не по себе. Наконец, перед ней появилась дверь с табличкой "ординаторская". Вера распахнула ее.
– О, Вера! Верочка! – загалдели врачи, увидев хранительницу и девушка перевела дыхание.
Похоже, это было именно то, о чем предупреждал Виктор – ее приняли за свою. Вера очень старалась сохранять приветливое выражение лица, но ей почему-то казалось, что ее улыбка просто обязана была смахивать на недружелюбный оскал. Интересно, как в свое отделение впервые ввалился сам хирург?
– Осталась у нас все-таки? – тем временем к хранительнице подскочил широкоплечий немолодой мужчина.
– Уже неделя прошла от начала сентября, Михалыч начал волноваться, – пояснила стройная женщина, кивнув на него. – Ты к нам надолго?
– Но ты же не в гости зашла, не расстраивай меня, Верка! – гундосил по всей видимости Михалыч, раскрывая объятия для той, кого тут все по всей видимости принимали за ординатора второго года.
– Нет, – обреченно выдохнула Вера, падая на диван и тем самым избегая реаниматолога. – Я теперь с вами надолго, если не навсегда.
– Дело говоришь, женщина! – хлопнул в ладоши Михалыч.
День в реанимации представлял собой Верин кошмар. Она мало что понимала и почти ничего не помнила. За каждым малым назначением ей приходилось лезть в интернет и пролистывать кучу изобиловавших неактуальной информацией сайтов.
Реаниматологи как будто не замечали ее идиотизма, не желая расстраивать «любимого ординатора». Вера же чувствовала себя отвратительно и за день едва не позабыла, что у нее на самом деле была за работа в больнице.
К счастью, в десять в реанимации оказался Виктор.
– А ты тут чего еще торчишь? – отвел ее в сторону хирург. – Рабочий день заканчивается в пять.
Вера на сей раз была счастлива его увидеть и с радостью отправилась с Виктором на перевязку, которую он собрался делать в их отделении.
– Закончен день в реанимации, но не твой рабочий, – между делом напомнил хирург, пока юная хранительница ему ассистировала.
Вера вздохнула, глядя их отражения в стекле. Больной спал и сейчас казалось, будто там не человеческие силуэты, а две серые тени – словом, окно отражало подлинную суть хранителей.
– Что еще?
Виктор с лукавой улыбкой полез в карман, и Вера увидела на его ладони знакомую коричневую таблетку.
– Иннокентий знал, что ты забудешь, – сказал хирург.
Вера проглотила таблетку, не запивая и фыркнула, вспомнив записку психиатра: он больше не станет ее спасать.
– Пошли учиться давать наркоз, – хирург махнул в сторону выхода из отделения.
– У нас пациент? – обреченно выдохнула Вера.
– Нет, – улыбнулся Виктор. – Но когда он появится, тебе лучше быть готовой.
На пятом этаже было пусто. Горел свет в четвертой операционной, но там мыли. Хирург шагнул прямо к стене и только когда он вытянул руку, там образовалась дверь.
– Живые ее не видят, – объяснил Виктор. – Сюда открываем вход только ты или я.
Вера бросила взгляд на табличку, укрепленную перед входом в операционную, на ней значилось «N». Кажется днем, когда оперировали обычного больного, хранительница тоже ее видела. Табличка просто висела на стене. Вера вздохнула: ведь, в сущности, все вещи имеют смысл.
Тем временем хирург принес куклу, имитировавшую пациента из студенческой аудитории и Вера узнала, что дело движется к полуночи, когда ее напарник уже не в первый раз тяжело вздохнул, бросив взгляд на часы, висевшие над входом. Как будто хирург не хотел того, чтобы наступал новый день и его беспокоили уходящие минуты.
Вере вдруг снова вспомнились слова патологоанатома о том, что жизнь хранителей была полна страданий.
Что если это касалось не только ее?
Виктор перехватил ее взгляд, Вера смутилась и начала изображать бурную деятельность.
– Как у хранителя появляется дар? – сказала она чтобы отвлечься. – Кто выбирает его?
– Я думаю, он связан с прожитой жизнью. Я был хирургом, – донеслось в ответ.
Вере приподняла голову, ей очень хотелось послушать историю Виктора, но она не смела просить об этом.
– Работал в Бурденко, – продолжил тот. – Я был и остаюсь отличником даже здесь. Может, слышала, что ко мне стоит очередь?
Вера покачала головой.
– Но ты ведь не это хотела спросить, – он криво улыбнулся и снова посмотрел на время.
Вера тоже красноречиво перевела взгляд на циферблат.
– А что у тебя к… часам?
Он хмыкнул.
– Я попал в аварию, – хирург чуть приподнял подбородок и посмотрел на Веру. – По моей вине погибли жена и дочь. Я до сих пор не могу… их забыть.
Его голос дрогнул, и Вера подумала, что обязана была как-то унять боль, но вместо этого снова почувствовала себя идиоткой, как накануне в реанимации. Она понятия не имела как вызвать дар.
– Разбился тут, на соседней улице, – продолжил Виктор, сделав вид, что занят приборами. – Поэтому каждый раз как я засыпаю в больнице, если, конечно, не дежурю, прихожу в себя там, в машине. Только их рядом нет. Они сразу же ушли – это я потом понял. Я бросился в приемное и понять не мог, почему меня никто не замечает, пока навстречу не вышла Вера.
Хранительница отвела глаза, представив себя на его месте.
– Знаешь, почему ты меня так напугала? Мне под колеса тогда бросилась девушка. Темные души иногда воспроизводят прошлое чтобы попасть с кем-то из нас за ограду, в стационар. Я позвонил Иннокентию, пока ты в приемном была и он примчался с консультации чтобы покопаться у тебя в голове.
– И что? – холодными губами произнесла Вера.
Неужели она сама могла оказаться темной душой?
Хирург усмехнулся.
– Я понял, что ты одна из нас раньше него, думаю поэтому он до сих пор бесится. Он ведь на всю Москву известный мастер защите по от темных искусств… – Виктор поднял бровь. – Прости меня и его.
Кажется, к собеседнику снова вернулась былая уверенность.
– Многие считают психиатра отличным парнем. Серьезно, Вер, он читает в душах и умеет людям нравиться, но в нашем стационаре в последнее время у него слишком много хлопот.
– В чем его проблема? – Вере захотелось отомстить психиатру за нападение.
– Он не обрадуется, если ты услышишь это от меня, – прищурился Виктор и стал демонстративно собирать инструменты.
Потребность манипулировать была чем-то из прошлой жизни Веры. Ей было неприятно признаваться себе в низменных мотивах, поэтому хранительница выбросила эту мысль из головы.
– Он сумасшедший, – брякнула Вера наобум и тут же поняла, что ее голос прозвучал слишком уверенно.
– Люба проболталась? – брови хирурга сошлись на переносице.
Вера прикусила губу, придумывая оправдание, а Виктор в это время покачал головой.
– Все не то, чем кажется на первый взгляд.
Вера сглотнула, понимая, что в действительности не хотела этого слышать, но Виктор продолжил:
– Он был добрым и честным человеком, но женился на легкомысленной красавице. Эта то ли певица, то ли актриса изменяла ему, а когда надо было скрыть интрижки, лишила его честного имени. Иннокентию намекнули в чем дело, тогда эта безумно любимая супруга начала колоть мужу морфий и выставила сумасшедшим. Он вскрыл в лечебнице вены когда признал, что во всем виновата его вера в людей. И с ним случилось нечто.
– Черт.
– Старше психиатра была только прошлая Вера. Она и встретила его у ворот больницы в тысяча девятьсот девятом. Вера его стражам не отдала, продемонстрировав исцеление от безумия. Очки ее изобретение. В них Иннокентий видит, как обычные люди, без них может в голову залезать, но полностью снимать их ему нельзя. Не знаю, по какой причине.
Виктор перевел дыхание.
– Единственной, кого он слушался, была твоя предшественница. Когда я увидел, как ты с ним поступила, решил, что ты на свое место пришла.
– Почему?
– Все хранители приходят в больницу за своим чудом и уходят, как только будут готовы принять его. Они с Верой условились, что служба сделает его прежним, но он за сто лет, кажется, наплевал на этот договор. Сейчас он блестящий врач и самый известный из московских хранителей, да еще сражается как страж! Если больницу закроют, все московские стационары передерутся за то, чтобы Иннокентий у них остался.
Виктор вздохнул.
– Там он отхватит себе кабинет побольше, завесит своими картинами… – хирург сжал правую руку в кулак. – Только вот то, что твоя предшественница сделала, висит над больницей как проклятие!
– И что мне делать?
Хирург состроил несчастную мину.
– Тут еще есть Люба. Вера верила что…. они созданы друг для друга. Она отогреет его сердце, вернет веру в чудо и все в этом духе.
Вера вспомнила кардиолога, хмыкнула, и неожиданно произнесла вслух:
– Поделом.
– Что? – среагировал хирург.
– Он, по твоим словам, бездушный кукловод, которому в прошлом нравились красивые вертихвостки. Люба не из таких, – пожала плечами Вера. – Ирония. Или урок. Не суди по внешности. Что-то типа…
Хранительница замолчала, увидев, как изменилось лицо хирурга при последних ее словах. Он стал серьезным и даже каким-то немного злым.
– Он лучше нее, – отрезал Виктор. – Не знаю, как объяснить. У нас все разваливаться стало аккурат лет десять назад, когда пришла Люба, и Вера приказала Иннокентию ее вылечить. Он после первого же сеанса отказался. Что-то с ней не то!
Хранительница невольно передернула плечами.
– Он чувствует это острее нашего, поэтому и заперся в своем корпусе, – добавил хирург. – Надо было Вере оставить психиатра в покое…
– Люба в него… влюблена?
Виктор перевел взгляд на Веру. Странно у него блеснули глаза.
– Да. И тебе этот змеиный клубок перешел по наследству.
Потом хирург взглянул на часы, висевшие в операционной, и произнес:
– Нам пора.
Вера вздохнула и принялась собирать инструменты.
– А остальные? – теперь она была уверена, что ей стоит знать истории прочих хранителей, раз с одним-единственным Иннокентием была такая беда.
– С остальными проще, – ответил Виктор. – Михаил Петрович – репрессированный профессор, многое сделал для медицины, был главой кафедры, прекрасным врачом. Единственное, чего он больше не может это стоять у постели больного, но у него по-прежнему золотые руки. В шкуре патологоанатома ему тесно.
Виктор перевел дух.
– Надя – сестричка из медсанбата времен второй мировой, контуженная. Из-за этого о ней мало что известно. Ушла на войну в сорок первом, прямо со второго курса мединститута, попала в лагерь. Пришла сюда в сорок третьем прямо в военной форме. С тех пор не говорит. Иннокентий практикует психологическое консультирование и Надя его клиентка с сороковых годов. С ней никакого прогресса. Им обоим упорства не занимать в нежелании идти во врата.
Хирург хмыкнул.
– А Любовь?
– Про нее никто ничего не знает, – произнес Виктор, снимая со стола манекен. – Она избегает нас. Но Вера в нее очень верила.
– Почему?
Хирург красноречиво взглянул на часы.
– Давай постараемся не опоздать.
– Куда?
– Михаил Петрович обещал собрать хранителей сегодня.
– Но я вроде всех видела, – вздохнула Вера.
– Нет, – взглянул на нее хирург. – Ты еще не знаешь Иваныча.
Кто мог предположить, кем окажется очередной хранитель?
Холодная осенняя ночь дышала в лицо, и девушка вновь с полной силой ощутила, что стала призраком, навечно связанным с этими старыми и обшарпанными корпусами, где болели и умирали люди.
– Нам можно вот так всем вместе собираться, – объяснял хирург, когда хранители вышли из корпуса. – Только после полуночи. Мы ведь все духи. А Иваныч… он жил на этой земле еще до того, как тут построили больницу.
– Но разве не Вера была самая старшая?
Виктор покачал головой.
– Все знают, что он человек не до конца. А точнее, никогда им не был. Он это то, что высшие инстанции присылают на землю, когда решают, что у конкретного места будет особая миссия.
Вера удивленно взглянула на спутника.
– Он отвечает за двери в загробный мир, – кивнул ей Виктор. – Это в морге, а он вроде таможенника, который проверяет документы. То, как происходит переход для многих из нас тайна, но я думаю, что если в твоих проездных документах много хороших отметок, ты получаешь добрую участь, если нет – злую. Хранители в больнице помогают людям подправить то, что еще можно. Люди отправляются на тот свет довольно часто, и ему нельзя надолго оставлять дверь без присмотра.
– Он вообще разговаривает?
Виктор задумался.
– Иваныч очень странное существо.
Наконец, Виктор остановился перед тем корпусом, где поселилась юная хранительница, и пропустил девушку в железную дверь. Поднимаясь наверх, она подумала, что собрание, должно быть, у Иннокентия, но шагнув в коридор, поняла, что именно из ее комнаты исходил приглушенный свет и долетали голоса.
Кроме того, там было накурено, а Вера не любила запах табака. К счастью, психиатр догадался открыть окно. Именно он сейчас с наслаждением затягивался сигаретой, сидя на подоконнике. Как только Вера вошла, все обернулись к новой коллеге, гомон утих.
– Что-то вы задержались, – произнес Михаил Петрович.
Что-то вроде эха воспоминания билось в висках. Вера знала историю этого человека, слышала ее от одного из преподавателей. Возможно, смогла бы вспомнить его настоящее имя. Очередная встреча с прошлым практически выбила почву из-под ее ног, но тут Вера словно против воли перевела взгляд на Иваныча и поняла, что не может ничего произнести. Тайна настоящего имени неприкосновенна.
Вера, в самом деле, без труда узнала привратника, хоть Иваныч и был одет санитаром морга, и выглядел ему под стать – полноватый, с виду пропитый небритый мужчина неопределимого возраста. Похоже, привратник уже так долго обитал при больнице, что научился блестяще копировать ее обитателей. Тяжелый взгляд был единственным, что выдавало в нем принадлежность к потустороннему миру.
– Здравствуй, Вера, – поприветствовал ее Иваныч.
Девушка сделала шаг в комнату.
– Что-то случилось? – спросил патологоанатом.
– Не тревожьтесь попусту, профессор, – заговорил психиатр, глядя девушке за спину.
Сейчас Вера видела лишь то, как ярко блестели стекла его очков. При воспоминании о том, как хранительница в прошлый раз встретилась с психиатром взглядом, ей до сих пор было нехорошо. «А можно ли вообще разглядеть его глаза?» – вдруг пронеслось в голове.
– Витя трепло, – с этими словами психиатр затушил сигарету о блюдечко, оттолкнулся от подоконника и прошагал к незанятому стулу рядом с Любовью. – Напрасно вы переживали, Михаил Петрович. Вера уже все знает и о вас, и обо мне.
От этих слов у хранительницы неприятно засосало под ложечкой. Вера помнила, что психиатр был способен читать мысли только без очков. Как он узнал?
Тем временем Иннокентий сел, сложил на столе руки и приподнял голову. В его позе, жестах и голосе было столько уверенности, что Веру это разозлило. Он ведь озвучил удачную догадку. Просто из чувства противоречия захотелось доказать психиатру, что он не может знать о других все.
– Гусь, – кажется, хирург был с ней солидарен.
Виктор вышел из-за спины Веры, прошагал к столу и отодвинул новой коллеге стул. Остальные молчали, обдумывая, видимо то, что их тайны без разрешения попали к чужачке. И ведь Вере нечем было им отплатить – она ничего не знала про себя. Впрочем, оставался психиатр с его даром влезать в голову.
Иннокентий откинулся на спинку стула. В последний раз ослепительно блеснули стекла очков, и Вера разглядела его глаза. Голубые. Это показалось ей завораживающе красивым.
И Вера поняла вдруг, что не боится того, что скрыто за его очками. Ее предшественница ведь сумела с этим совладать. И все будет хорошо…
– Так и будете глазеть друг на друга? – вмешалась Любовь. – Ты же не собираешься мстить ей за сломанные очки?
Психиатр фыркнул и иронично взглянул на соседку, от чего та смутилась. Эти двое выглядели как пара, женатая по расчету. Обреченные жить вместе без уважения и любви, из последних сил терпящие друг друга. И это было неверно.
– Если не любишь кого-то, просто укажи ему на дверь, – адресовала Вера психиатру. – Это гораздо лучше, чем издеваться и доказывать другим, что ты все еще боишься женщин.
– С чего ты так взъелась на Иннокентия? – выдохнул, сидевший слева от Веры хирург.
Психиатр тем временем вскочил. Вера почувствовала, как в животе порхают бабочки, когда увидела, как побелели кончики пальцев, которыми хранитель впился в крышку стола.
– Ты чуть было не угодила во врата из-за ошибок, которые натворила при жизни, – голос Иннокентия дрожал от сдерживаемого напряжения. – И не позволяю себе говорить об этом на публику. А ты еще смеешь меня отчитывать?!
С этими словами психиатр покинул комнату.
– Клянусь, я впервые вижу его таким, – негромко заговорил Виктор, накрыв руку анестезиолога своей. – Вер, здесь тема его смерти запретная.
– Хватит о нем, – выдохнул Михаил Петрович.
Хирург послушался.
– Вот что, – произнес, сделав небольшую паузу, патологоанатом. – Нам надо закончить то, зачем я собрал вас, даже не смотря на отсутствие Иннокентия. Вера!
С этими словами Михаил Петрович посмотрел на нее.
– Среди нас ты главная и имеешь право приказывать каждому из нас, но… – холодно блеснули голубые глаза, – будь, пожалуйста, осторожной! Ты ведь знаешь о талантах психиатра?
Вера кивнула.
– Он защищает нас, – продолжил Михаил Петрович. – Не говоря уже о том, что тебе, Вера, без его лечения было бы трудно. Если он уйдет…
С этими словами профессор встал из-за стола.
– Я разыщу его, – сказал он, на ходу накидывая пальто, которое снял с вешалки при входе. – И поговорю.
Патологоанатом вышел. За ним комнату покинули другие. Моргнула лампа и Вера поняла, что Виктор все еще сидит за столом.
– А ты? – негромко спросила она.
– Мне некуда идти.
Вера вспомнила то, что он ей о себе рассказал.
– Иннокентий ведь снова оказался прав, чтоб его! – с этими словами хирург со всей силы стукнул кулаком о стол. – Я трепло!
– Михаил Петрович сказал, что хранители не могут напиться, но что вы делаете, когда плохо идут дела?
Виктор взглянул на нее исподлобья.
– Почему же не могут? Я пробовал пару раз, – и вышел.
Вскоре Виктор вернулся с несколькими бутылками коньяка и, выставив их рядком на стол, разлил содержимое первой по стаканам.
Содержания беседы Вера не запомнила. Она проснулась от будильника, который предусмотрительно завела вчера. На часах было семь. Уже светло. Тело затекло от пребывания в одной позе – Вера уснула за столом. Она поднялась и огляделась. Хирурга не было, только стоял недопитый им стакан.
Вера погляделась в зеркальную дверцу шкафа – выглядела она еще хуже, чем прошлым утром. Девушка разыскала вчерашние покупки и отправилась в ванную. Дверь плохо поддавалась и лишь когда с той стороны отодвинули задвижку, Вера поняла, что она была заперта.
Из клубов пара вышел психиатр. Он был в строгом, но явно дорогом черном костюме. Что если он шел договариваться на счет нового места работы? – от этой мысли Вере стало не по себе.
Психиатр молча прошагал мимо. В ванной было просторно и красиво, после картин Иннокентия и его манеры вести себя, Вера ожидала чего-то оформленного в стиле маньяка убийцы.
– Похмелье? – долетело в спину.
Она обернулась и тут же поняла, что психиатру скорее всего доставляет удовольствие видеть произведенный вчерашним демаршем эффект.
– Виктор опустошил мои запасы, – сообщил Иннокентий, двигаясь к лестнице. – Когда увидишься с ним, передай, что третья такая выходка за месяц, это уже слишком для квартиранта, с которого я даже ничего не прошу за постой!
Вера выдохнула и поджала губы. Он остается. И он еще припомнит вчерашнее.
В ванне, к счастью, мысли о психиатре смыло водой. Выйдя наружу, хранительница примерила новый костюм, причесалась, накрасилась – этих необходимых частей своего утра она никак не могла пропустить, даже рискуя опоздать на работу.
На улице пели птицы и светило солнце. Как же хорошо все-таки было оставаться живой, хоть Вера и не была жива в привычном смысле, двигаться, дышать, творить добро – было здорово.
По пути ей встретился Виктор. Хирург выглядел помятым. Он только что припарковал машину у корпуса, и Вера еще раз с удивлением рассмотрела ее. Это была сравнительно новая иномарка, пронзительно-красного цвета. На заднем стекле наклеена туфелька. Машина его жены? Но почему такая новая? Виктор швырнул ключи в мусорный бак.
– О! – произнес хирург, заметив Веру. – Опаздываешь. У меня-то отгул, но Иваныч уведомил, что у нас с тобой операция. Через пятнадцать минут наверху.
Вера кивнула, подумав о том, что вчерашний урок очень кстати.
Часть 4
Когда хранительница поднялась наверх, хирург уже успел надеть стерильный халат.
– Помочь с перчатками?
Самому это сделать не так-то просто.
Виктор ответил тяжелым взглядом исподлобья. Должно быть, еще переживал по поводу того, что без спроса выболтал чужие тайны или же настроение ему портило похмелье.
Виктор покосился на стопку листов, что оставил на тумбочке при вдохе.
– Вер, пока не забыл, – пояснил он. – Там твой график дежурств. Закончим, заберешь. Каждую ночь по стационару остается ответственным кто-то из нас. Пока не вышла ты, у каждого было по пять ночей в месяц. Теперь должно стать по четыре.
Виктор посмотрел на лист.
– А нет, – усмехнулся он. – У меня по-прежнему пять. Иваныч решил, что в первый месяц тебе понадобится помощь, будешь выходить не одна.
– Он составляет график? – обомлела Вера.
– Ага. Он вроде Минздрава.
– А Вера?
– Вроде главного врача. Она занимается тем, чтобы все шло правильно и не вызывало вопросов. В конце концов, Иваныч решает, кому становиться хранителем. Когда так сделала Вера, у нас появился психиатр.
С этими словами Виктор ухватил бумагу, лежавшую под графиком.
– Это путевка, – пояснил хирург. – Иваныч печатает их, если считает, что пора задействовать мертвяцкую бригаду. Это когда находится душа, которая ну вот прямо совсем не хочет во Врата. Мы должны ее убедить.
Вера приняла лист из его руки и вгляделась в строчки.
– Анамнез вите?
– Сделано так, чтобы нам с тобой было понятней, – хирург со вздохом забрал бумагу из рук помощницы. – Так, так, – причитал он, пробегаясь взглядом по строчкам. – Ясно. Ну… на сей раз не сложнее аппендектомии. Одинокая старушка. Всю жизнь прожила со своими кошками и так и не решилась сблизиться с кем-нибудь. Наша задача дать ей уверенность в том, что в этой жизни она была любима, поэтому сможет быть смелее в следующей. Пойдем!
– Следующей? – прошептала Вера.
– Ага.
После этого Виктор всунул ей в руки листок, в котором девушка прочитала: "Вова, сосед, подарил в детстве котенка"… Через пару строк "Евгений в институте звал в кино… Был беспартийным, боялась осуждения одногруппников и родителей".
Вера проглотила комок. Ей было трудно читать дальше. Виктор уже зашел в операционную, и анестезиолог поспешила за ним. На операционном столе лежала сухонькая старушка и явно очень нервничала.
– Не волнуйтесь, Маруся, – кивнул ей Виктор. – Тут делов на полчаса, мы попотеем, а вы пока поспите.
Слова хирурга женщину не успокоили. Тогда к ней приблизилась Вера и, погладив сухую руку, сказала как можно мягче:
– Все будет хорошо.
И тут по ее пальцам пробежало нечто вроде электрической искры. Старушка заерзала на столе, так, словно устраивалась в кресле перед телевизором, чтобы вздремнуть.
– Ну что ж, тогда начинайте, – прикрыв веки, разрешила она.
Вера поймала на себе напряженный взгляд Виктора. Это было оно. Сработал ее дар. До этого Вера и представить себе не могла, что в ней действительно дремал талант хранителя.
– Приступай, – едва слышно произнес Виктор, так, словно боялся разбудить пациентку.
Вера стала действовать по схеме, которую они с хирургом вчера тренировали. Все прошло как по маслу.
Мерно бились показатели жизнедеятельности на мониторе. Хирург что-то сосредоточенно делал за простыней.
– Давно у меня в операционной не было так тихо и спокойно, – донеслось из-за ширмы. – Спасибо тебе за работу, Вера.
Девушка приподнялась и обогнула капельницу, загораживавшую ей обзор. И в первый миг обомлела. Хирург оперировал на открытом сердце.
– Боже, – вырвалось у Веры, и Виктор взглянул на нее.
– А где, по-твоему, расположена храбрость? – прищурился хирург, не отрываясь от дела. – Подсажу ее, и в следующей жизни дела у старушки пойдут бодрей.
– Ты сам этому научился?
– Чему-то сам, что-то подсказали коллеги и твоя предшественница.
Угрожающе пискнул монитор, и Вера поспешила проверить состояние пациентки.
– Знаешь, – заговорила девушка. – Таланты Иннокентия явно переоценены. То, что делаешь ты удивительно.
Хирург поднял голову и на миг оторвался от операции.
– Возможно, ты поменяешь свое мнение, когда увидишь его в деле, – хмыкнул Виктор и снова сосредоточился на ране.
Вера оперлась о наркозный аппарат. Первый шок прошел, она убедилась в том, что все шло нормально и теперь ей хотелось поговорить.
– А ты, правда, живешь у психиатра?
– Я у него не живу, – донеслось в ответ. – Мне просто нужно где-то засыпать. И он любезно предоставляет для этого свой диван в гостиной. Это со мной еще с тех пор, как я попал сюда. Бессонница. Иннокентий практикует на мне гипноз. А вчера, когда он изображал истеричную барышню, мне пришлось обезболиться другим способом.
Вера перевела дыхание, когда хирург произнес "обезболиться" и ясно поняла, что с ним произошло что-то похуже аварии.
В это время пульс на мониторе снова зачастил, о чем Веру предупредил датчик, и она поспешила к пациентке. Шестое чувство подсказало юной хранительнице, что женщине больно. И вместо того, чтобы добавить фентанила, она, повинуясь внутреннему порыву, положила свои руки пациентке на виски. Вдруг совершенно ясно перед ней вспыхнула картина: чистый светлый холл, полный студентов и симпатичный кудрявый юноша в вязаном свитере.
– Марусь, пойдем со мной в кино, – сказал он. – Я билеты достал. Ничего что не позурибришь часок, все же знают, что ты отличница.
Это был тот самый Евгений из анамнеза вите.
– Скажи, что ты сожалеешь, что отказалась, – прошептала Вера.
– Я… – услышала она.
И в этот миг Веру выкинуло из сна. Вовсю орали датчики. Монитор рисовал прямую там, где должна была быть кривая дыхания и сердцебиения.
– Я что-то… видела, – пробормотала Вера, прижимая руку ко лбу.
Голова разрывалась от боли.
– Ты работает дар, – произнес оказавшийся рядом хирург. – Старушка ушла, а мы свое дело сделали. Вер, тебе надо отдохнуть. Я схожу за лекарством.
Вера опустилась на банкетку в предоперационной и согнулась пополам. Ей было плохо.
За дверями как назойливые мухи жужжали медсестры и их девичьи голоса, которые не вызвали бы у Веры раздражения, будь она в другом состоянии, казались анестезиологу теперь ужасно громкими.
– Рассказывают тут реаниматологи, – долетало до Веры. – Как будто в больнице по ночам ходят мертвые хирург и анестезиолог.
– Правда? – заговорила другая.
– Ага, стучатся в отделение, когда кому-нибудь время умереть. Не звонят, а именно стучатся. Вот ты идешь открывать, а на пороге пусто. Только дует ветер. А потом смотришь, больной, который еще недавно совсем без сил лежал с кем-то разговаривает. Если свет горит так, что можно разглядеть отражение в окне, то обязательно увидишь рядом с постелью две серые тени. Она с чемоданчиком для лекарств, а он в стерильном костюме. Такие больные всегда умирают тихо, когда меньше всего ждешь.
– Ого, – выдохнула другая медсестра.
Вера согнулась и, спрятав лицо в руках, не смогла совладать со смехом.
– Чего вы тут байки травите, девочки? Давайте лучше за работу. В операционной заждались! – это был голос Виктора.
Следом хирург показался в комнате.
– Ты чего, Вера? – произнес он, присаживаясь на колени подле нее.
Анестезиолог убрала от лица руки и поняла, что они были мокрые. Вера одновременно смеялась и плакала.
– Мы все когда-нибудь сможем выбраться отсюда? – спросила она.
Вместо ответа Виктор ее обнял.
– Вера, мы здесь затем, чтобы помочь не только другим, но и себе, – говорил хирург, гладя девушку по спине. – Как только решишь свою проблему, то сможешь отправиться дальше с чистой душой.
Вера хмыкнула, понимая, что ее проблемой была потеря памяти и что-то неприятной тяжестью отдавалось в груди при мысли о том, что придется все вспомнить.
– Спасибо, – произнесла она.
Виктор, показал ей шприц.
– Тут кетонал, кофеин и но-шпа. У прошлой Веры после операций тоже всегда болела голова. Ей становилось легче от этого. Я думаю, тебе пока не стоит спускаться в отделение. Займи моих студентов.
Хирург взглянул на наручные часы.
– Но я ведь ничего не знаю!
– Хорошо, – согласилась Вера, принимая в руки очередную документацию.
В это время мимо Веры пробежали две девицы в халатах. Анестезиолог тяжко вздохнула и поспешила в аудиторию, которую назвал ей Виктор. Там она сосредоточилась над методичкой по асептике и антисептике, оставленной хирургом. Вера ненавидела в себе разочаровываться и снова разочаровалась. Она отодвинула в сторону учебное пособие, когда в комнату завалились первые студенты.
– А мы пойдем смотреть операцию? – первым делом спросил тощий парень.
Стоять на операциях было частью обучения, когда она сама была студенткой. Схватив со стола сотовый, Вера вышла, набрала Виктору и договорилась о том чтобы привести студентов.
Виктор был в нужном месте. Вера разместила у дальней стены студентов, а сама встала посмотреть, как дают нормальный наркоз, после которого никто не уходит в мир иной. Ей было совестно за то, что она такая неумеха. Вера считала минуты до донца семинара и очень обрадовалась, когда поняла, что от нее больше не требуется преподавать сегодня. Вера распрощалась с подопечными и планирована уже спуститься в реанимацию, как ее поймал хирург.
– Ты дежуришь в среду, то есть уже завтра, – прищурился он.
– Мне нужно сделать что-то особенное? – подняла брови Вера.
– Нет, – пожал плечами хирург, – просто подготовься к бессонной ночи.
Вера явилась в свое отделение. К счастью, отработать там оставалось всего полтора часа, которые прошли совершенно обычно, и ровно в пять девушка выскочила за двери.
После этого Вера поднялась в хирургию для того, чтобы забрать у Виктора книги по анестезиологии, которые скопились у хирурга пока после ухода прошлой Веры работал за двоих. На столе Виктора кроме книг были выставлены несколько подарочных пакетов. В таких дарят бутылки. Видимо, благодарность за удачные операции. Вера приблизилась, и ей показалось, что хорошей идеей будет перенести спиртное Иннокентию.
Добравшись до своей комнаты, девушка замерла перед дверью психиатра. Идея пополнить запасы психиатра уже не казалась ей такой хорошей.
Вера тронула ручку двери. Что если этот странный хранитель за ней? Вера почувствовала как от этой мысли неприятно зачастило сердце.
Дверь была не заперта. Вера несколько раз спросила разрешения войти, но никто не ответил. Открывшаяся картина завораживала. Всюду стояла старинная мебель, о которой явно заботились. У Веры создалось впечатление, что она вдруг перенеслась в начало двадцатого столетия, в комнаты преуспевающего московского врача. Это много говорило об Иннокентии и подстегивало любопытство хранительницы. Вытерев ноги о половичок, Вера скользнула внутрь.
Девушка покосилась на шикарную кушетку, обтянутую явно дорогим расшитым бархатом. Да весь интерьер гостиной выглядел так, словно Иннокентий собирал его по антикварам. Стипендию хранителя пришлось бы копить на такое годами. Такое количество маленьких статуэток, безделушек она видела разве только на дореволюционных фотографиях жилищ аристократов.
Пора была заканчивать с миссией. Вера поставила пакеты на кушетку и обернулась в поисках клочка бумаги – нужно было оставить пояснения.
У одной из стен стоял комод, девушка наудачу полезла туда. В первом же ящике обнаружились шприцы, жгут, вата и немного хлоргексединового спирта. Второй был заперт. Внутри гулко стукнулось стекло. Вера дернула за ручку третьего, последнего ящика, и ей повезло. Там был набор наточенных грифельных карандашей и блокнот.
Вера открыла блокнот на середине и на миг замерла. Те картины, которые Иннокентий вывесил в коридоре были скорее предупреждением о том, что нечего соваться в логово монстра. В личном блокноте он, должно быть, по памяти изображал клиентов, детали их позы, одежды. В его личных рисунках чувствовалось внимание к человеческой природе и восхищение ее хрупкостью.
На последних листах была изображена девушка в балетной пачке и пуантах. Жена? Лица не было видно, но грация, с которой она танцевала, завораживала. Вере на миг захотелось стать такой же легкой нимфой, поглощенной танцем.
Девушка положила блокнот обратно. Что заставило этого человека так глубоко запрятать настоящего себя? «Если, конечно, это была единственная его скрытая сторона», – попробовала образумить себя Вера.
Следом хранительница нарисовала ручкой прямо на подарочной упаковке смайлик и отошла. Иннокентий упорно игнорировал то, что из начала двадцатого века он уже давно переселился в двадцать первый.
Психиатр разозлится – уже точно знала Вера, захлопывая за собой дверь его жилища. Но хранительница почему-то не могла отмотать назад. Ей надо было как-то сказать соседу о том, что она видела. Ей нужно было знать, что скрыто за его очками, это была тайна, которую ей оставила прошлая Вера.
Это было одновременно трепетно, немного безумно и страшно.
Хранительница поспешила забаррикадироваться у себя допоздна Вера штудировала книги, пока не заснула. Из нахлынувшего как волна забытья ее вырвали звуки электрогитары.
Девушка подскочила и выглянула на улицу, забыв, что жила при больнице. Снаружи было холодно и темно, и не видно было обезумевшей рок-группы.
"Это от психиатра!" – вскоре сообразила Вера.
Очень странная месть.
Вера как очарованная не могла не попытаться выяснить, что это значит.
Накинув поверх пижамы осеннее пальто, девушка постучала в дверь соседа.
Открыли почти сразу же. Иннокентий был в белой рубашке и черных штанах от сегодняшнего костюма. Под горлом у него была повязана бабочка. В гостиной за его спиной ярко горел свет. Звуки гитары так и не утихли, становилось очевидно, что производил их вовсе не психиатр.
– Что случилось, Вера?
Ярко сверкнули стекла очков. Да чем он их обрабатывает?
– Это… откуда? – пробормотала девушка, щурясь.
– А! – Иннокентий обернулся через плечо. – Это мой гость. Иногда приходится потакать его вкусам. Итак, у нас есть еще один противник этой музыки. Проходи, сама скажешь Виктору. Мои слова для него пустой звук.
Иннокентий развернулся, на ходу распутывая бабочку свободной рукой. В другой у него был стакан, судя по запаху, с виски. В янтарной жидкости плескались кубики льда. Вера вошла, не понимая еще, что все это значит. Психиатр не мог быть так прост!
В комнате на диване расположился Виктор. Он с чувством ударил по струнам, когда девушка вошла.
– Вера! – с этими словами хирург прервался на мгновение.
Иннокентий поставил стакан на комод и улыбнулся краешками губ. "Так он умеет улыбаться", – неожиданно для себя отметила Вера.
– Ей тоже не нравится громкая музыка, – начал психиатр, вальяжно облокачиваясь на предмет мебели.
Виктор удивленно взглянул на анестезиолога.
– Что значит тоже?
– Она напоминает вопли гибнущих котов, – на сей раз психиатр уже улыбался во всю ширину рта.
– Иннокентий непрошибаем, я уже десять лет пытаюсь приучить его к современности, но хоть ты будь на моей стороне, Вера! – воскликнул хирург.
– С тех пор как он купил гитару, – закатил глаза психиатр. – Мне нет спасения!
Эта сцена вызвала в Вере такую теплоту, какой она давно не испытывала.
Ей вдруг стало ясно почему Виктор именно в таком тоне говорил о психиатре – они приятели, которые накануне повздорили из-за нее. И это был примирительный жест. Психиатр позвал Веру к себе домой, признавая тем самым правоту своего жильца.
Иннокентий наполнил еще один бокал спиртным и протянул его гостье. Это разом был и ответ на ее вчерашние нападки: он не закомплексованный психопат.
Девушка села в кресло, на которое психиатр ей указал и какое-то время следила за непринужденным общением приятелей. Давно Вера не встречала тех, кто выбирает своим оружием ласку, а не агрессию.
Ответный выпад у психиатра вышел очаровательный. Это и было то, на что намекал хирург. Сто лет Иннокентий читал в душах, застать его врасплох можно было только неожиданностью, и Вера эти шансы уже исчерпала.
Несмотря на открытия, хранительница отлично провела время. Они с Виктором с радостью дуэтом проорали хиты восьмидесятых. Психиатр сидел в кресле и щурился как сытой кот. Временами Иннокентий критиковал лирику, но это было остроумно и смешно, а Виктор в шутку защищался, так что Вера хохотала, слушая их.
В четвертом часу хирург задремал в кресле. Тогда Иннокентий скрылся за одной из дверей и вынес оттуда плед. Им он укрыл гостя и обернулся к Вере:
– Пора расходиться, – это прозвучало мягко, но в то же время достаточно настойчиво.
Вера развернулась, ощущая себя странно.
Она помнила, что умела кружить головы при жизни, но с этим мужчиной все было не так. Это он дергал за ниточки, подсказывая ей что чувствовать, в то время как раньше так делала Вера.
– Спасибо за вечеринку, – сказала хранительница, думая о том, что очарованный ей мужчина сейчас коснулся бы ее руки, а вместо этого она хотела сделать это сама.
Ну что за глупости?
– Я представить себе не могла, что мертвяки вроде нас еще могут радоваться как нормальные люди.
Они стояли на пороге. Холодно блестели стекла его очков, и Вера вдруг ясно поняла: он с самого начала собирался оставить ее за дверью. Понравиться, втереться в доверие и не подпускать – обалденная тактика!
– Не за что, – спокойствие психиатра выводило.
Ложь побеждает только искренность. Вера положила пальцы поверх его ладони и произнесла:
– У тебя красивые глаза.
Иннокентий отдернул руку так, словно Вера плеснула в него кипятком.
Следом перед носом у хранительницы хлопнула дверь.
Сердце в груди отбивало явно сильно ускоренный ритм. Она чувствовала себя так, словно щелкнула по носу самому искусному манипулятору этого стационара, а может и всей столицы. Заставила Иннокентия показать настоящие эмоции.
И он этого так не оставит.
Но важным было не то, что Вера одержала верх в этой схватке, а то как она на это среагировала. По спине будто бы все еще пробегался электрический ток, сердце частило.
– Только не влюбись в него, дура, – прошептала хранительница себе под нос.
У нее было идиотское чувство, что та самая загадка, которая стоила сердца Иннокентию, встает во столько же любому, кто захочет разгадать ее.
Часть 5
Новый день начался как два предыдущих. Вера позавтракала остатками торта, потому что наконец-то ощутила аппетит. Психиатр на глаза не попадался. С утра на трезвую голову Вера решила, что ей ни к чему крутить роман со спятившим самоубийцей. Она собиралась нормально справляться с собственными обязанностями, если подумать, именно этого, должно быть, хотели от нее высшие силы.
Вера никогда не любила, потому что боялась любить – с этим откровением она вошла в корпус. Черт! Они ведь были похожи куда больше, чем Вере казалось.
Весь день в реанимации ей удавалось отлынивать от собственных обязанностей. Вера опять ничему не научилась, но никого и не убила. Стрелки часов медленно ползли к пяти вечера, и девушка отрешенно думала, что если так дальше пойдет, ей лучше переселиться из ординаторской, например, в подсобку, чтобы никому не мешать.
Наконец пробило пять. Вера покинула отделение и пошла принимать дежурство.
В комнате было холодно. Вера бросилась к окну и закрыла форточку. Отойдя от стекла, она какое-то время постояла, собираясь с мыслями. Почему же ее выбрали хранительницей? Ничего особенного, годного для медицинской службы Вера в себе не видела. Сплошные недостатки.
Хлопнула дверь и Вера обернулась. Там стоял Иннокентий в своем неизменном черном костюме, поверх которого был небрежно наброшен белый халат.
– Сдавать дежурство? – спросила она.
– Нет.
Иннокентий прошагал вперед и встал у противоположной стены. Вера неуверенно подняла на него взгляд. За сегодня она почти позабыла о психиатре, но сейчас черт его дери, становилось ясно, что он ей был небезразличен. Вера почему-то думала, что с ней поставят Виктора. Никак Иваныч оказался не таким уж отрешенным наблюдателем, как думала Вера.
Девушке стало неудобно. Она ведь оба раза намеренно пыталась вывести психиатра из равновесия. "Бездушная стерва", – вдруг вспомнила Вера чью-то характеристику себя и задохнулась. Похоже, в случае с ними обоими коса на камень нашла.
Психиатр в этот миг посмотрел Вере в глаза. Он совершенно точно был в курсе, кто она такая, но не позволил себе об этом распространяться. Вере захотелось выругаться на него за это благородство. Иннокентий защищал ее от самой себя.
– Прости, – пробормотала Вера.
Психиатр вскинул голову.
– Не в моих правилах отвечать жестокостью на жестокость.
– А Люба? – Вера не успела придержать эти слова.
– Ты ничего не знаешь об этом случае.
В этот миг в дверь вошел Михаил Петрович.
– Простите, со студентами задержался, – сказал он и со вздохом перевел взгляд с Веры на Иннокентия.
"Только не загрызите за ночь друг друга", – читалось на его лице. После этого Михаил Петрович положил на стол папку. В ней оказались отчетные документы по больнице.
– Ну все, я отсыпаться.
– Спасибо, профессор, – сказал Иннокентий, принимая у Михаила Петровича документы.
– Ничего не желаю, – махнул перед выходом патологоанатом.
Вера улыбнулась. Странно, что они, духи, верили в те же приметы, что и работавшие в стационаре врачи. Перед дежурством нельзя никому ничего желать, иначе сглазишь.
Иннокентий выскочил за дверь, и девушка отправилась за ним следом. Психиатр словно бы назло ей ускорился.
– Что дальше?! – девушка остановилась в середине коридора.
Иннокентий встал в конце и пояснил оттуда:
– Я иду в свой корпус, ты – в свой!
– Но мы же должны вместе дежурить!
– Я дежурный невролог, а ты – реаниматолог!
Этот диалог выглядел абсурдно. Вера развела руками и позволила Иннокентию удалиться.
Следом она вернулась в реанимацию. И тут все пошло наперекосяк. В ночь обычно оставались два реаниматолога. Но один из них заболел, а Михалычу, который был Вериным куратором, позвонила жена и сказала, что квартиру затопило. Сама она была с детьми на даче, и приехать не могла. Второй реаниматолог сорвался с места, произнеся:
– Ну, Верочка, не подведешь, я в тебе уверен! Через три часа буду на месте, а сейчас надо имущество спасать!
После этого он исчез за дверью отделения. Вера осталась одна в ординаторской.
"Только бы ничего не случилось за эти три часа!" – произнесла она как заклинание. И естественно оно не подействовало.
Сестры сообщили, что скорая везет политравму. Вера кинулась к компьютеру и принялась читать все, что ей удалось найти по теме. Но в этот миг в двери отделения стали ломиться родственники. Сестры настояли на том, чтобы Вера вышла. За дверями отделения была дочь Петровой, старушки, поступившей с запущенным раком и прооперированной недавно. Говорили, она еще в хирургии задала докторам жару, обещая всех засудить.
А тут… Петрова умирала и вовсе не от того, что где-то ошиблись врачи. Ее организм слишком долго боролся с онкологией и вот, выработав свой последний резерв на экстренной операции, стал расходиться по швам. То состояние, в котором находилась Петрова, называлось предагональным. Михалыч все суетился вокруг нее, настраивал инфузию кардиотоников и параметры ИВЛ, но как-то по его глазам становилось ясно, что он знал итог лечения наперед: врачи не боги.
Родственница Петровой действительно оказалась ого-го! Первое время Вера ей отвечала, но как только увидела подъезжающую скорую с обещанной политравмой, все вылетело из головы.
– Вы меня вообще слушаете? – визжала эта дочь. – Вы маму мою чем лечите?
– Отойдите, – пробормотала Вера. – Больного везут.
– Я сейчас буду звонить в Минздрав!
– Пошла ты к черту! – рассвирепела Вера, вспомнив про свою функцию при больнице. – У меня человек в критическом состоянии поступает!
Так Вера осталась один на один с реанимацией, что было еще хуже озверевшей дочери Петровой.
Врачи скорой вкатили больную, и ординатор машинально расписалась в сопроводке, который подсунула ей фельдшер.
– Жить будет? – поинтересовалась женщина в синей форме.
– Не знаю, – Вера не лукавила на счет прогноза.
Ординатор не понимала, что делать и благо часть работы взяли на себя опытные сестры. Вера только проверила, что есть дыхание и сердцебиение, как девушки покатили пострадавшую в палату и начали оперативно крепить датчики, скорая тем временем отчитывалась.
– Вер Пална! – раздался из палаты напряженный голос сестры.
Скоропомощная бригада ретировалась, хлопнув тяжелой железной дверью отделения и оставив Веру один на один со смертью. Хранительница так и не решилась просить помощи. Ей было бы невыносимо стыдно увидеть удивление на лицах этих людей, смешанное с брезгливостью. Вскоре девушка об этом пожалела. Реаниматологи не стеснялись звать друг друга, когда происходило что-то нехорошее.
Что это именно оно, предагональное состояние, Вера поняла, взглянув на пациентку. Дыхание редкое, поверхностное. По монитору давление держится едва-едва. Дрожащей рукой черкнув в листе назначений кардиотоники и обезболивающее, Вера уставилась на кушетку.
– Вера Павловна, ставить трубу? – подсказала медсестра, вопросительная интонация была тут только для вежливости.
– Да. Клинок! – решилась хранительница.
Интубация прошла на адреналине, который теперь в избытке плескался у Веры в крови. Но давление пациентки не поднималось, пульс едва бился на сонной артерии.
Сестра указала на странно раздувшуюся грудную клетку пациентки.
– Вер Пална…
Хранительница сорвала с шеи фонендоскоп и прижала раструб к груди больной. Справа слышно как дышит легкое, раздуваемое машиной. Слева глухо. Медленно в голову втекло: пневмоторакс! Если тут же не проткнуть грудную клетку и не поставить дренаж, женщина обречена.
– Набирай дежурного хирурга! – крикнула Вера сестре.
– Делайте рентген, – распорядились на том конце провода безразличным тоном. – Я не могу! У нас на столе дал остановку перитонит! Качаем!
На заднем фоне было слышно, как кто-то командовал реанимационными мероприятиями.
– Зови из приемного! – на этом звонок оборвался.
Вера набрала Виктору. Бесконечно долго тянулись гудки в трубке. И тут она поняла: хирург после дежурства. Вероятно, телефон на беззвучном или что-то вроде того.
Вера выбежала в приемное и пронеслась мимо родственницы Петровой так быстро, что та не успела открыть рта, как хранительница была уже за поворотом. В кабинете хирурга было пусто.
– Отошел перекурить, – сообщила сестра.
– Звони ему! Сейчас же! – рявкнула Вера.
Женщина смерила хранительницу недоверчивым взглядом и медленно, неохотно стала нажимать кнопки на телефоне. Вера чувствовала, как кровь у нее стучит в висках, пока медсестра смотрела перед собой в пространство.
– Не отвечает.
Тут только медики обратили внимание на звук вибрации, доносившийся из кармана белого халата, оставленного у входа на крючке.
– А! Ясно. Забыл сотовый, – вздохнула медсестра.
Вера вылетела за дверь. Оставалось последнее средство – Иннокентий.
– Мне нужна помощь! – заорала в трубку хранительница, когда услышала в ответ спокойное "Да?".
Ей с трудом верилось в то, что кто-то из врачей, наконец, отозвался на ее просьбу. Вере было уже все равно кого задействовать, лишь бы не оставаться один на один со своей беспомощностью.
– Я же не реаниматолог, Вера… – ответил психиатр.
Тут девушку понесло:
– У нее пневмоторакс и я не знаю, что делать! Я одна, хирурги заняты!
Звонок оборвался. Вера побрела из приемного обратно к себе, чувствуя себя истощенной. Что если пациентка ухудшилась? А если она умерла, пока Вера носилась и паниковала?
У дверей реанимации на Веру снова напала родственница Петровой. На сей раз она подготовилась и, видимо, поджидала выскочившую за дверь реаниматолога.
Грузная тетка перегородила вход, выглядела она так, что убрать ее с дороги помогла бы только бригада санитаров.
– Вы сейчас же пропустите меня к маме и отчитаетесь за лечение! – заявила она.
Вера вспылила.
– У меня там умирающий пациент!
– Видела я вашу реанимацию, – хмыкнула Петрова-младшая. – Вы только что бегали курить.
Вера готова была завыть, но тут из приемного появился психиатр. Поравнявшись с коллегой, он внимательно посмотрел на Петрову, и когда та с неприязнью покосилась на Иннокентия, легонько сдвинул очки на нос и заглянул скандалистке в глаза. Та промолчала. А потом села на лавочку у двери, сложив на коленях руки. Вид у нее был потрясенный и трогательно-растерянный.
– Мама будет любить вас даже там, хоть она никогда такого и не говорила. Зная это вы, наконец, сможете заняться своей семьей, – проговорил психиатр, между делом набирая код на замке отделения.
Следом он распахнул перед коллегой дверь.
– Как ты это сделал?
– По-моему, тебе требовалась помощь, – скороговоркой произнес психиатр. – Так что там? Пневмоторакс?
Вера указала в зал и пошла следом, надеясь, что пациентка еще жива и выдержала эту постыдную неразбериху.
– Действительно, – обернулся к Вере психиатр. – Дела плохи, судя по монитору.
Хранительница сглотнула.
Она приплела дежурного невролога только для того, чтобы не так строго отвечать перед собственной совестью. Словно она сделала все, что могла. Если бы Вера действительно хотела оказаться полезной сейчас, она не просиживала бы предыдущие дни в ординаторской, прячась от прямых обязанностей.
– Я не смогу спунктировать, – проглотив гордость, призналась Вера. – А хирурги… У них остановка на операции.
Иннокентий кивнул и стал командовать медсестрами. Маленькое реанимационное отделение объединилось вокруг единственного врача, который знал, что надо делать, не сомневался в надежности своего ума и рук. Вера и сама не заметила, как тоже подключилась, забыв про стыд. Психиатр был настоящим именно сейчас. Его руки были руками врача, работающего по призванию.
– Ты, правда, не знала, как это делается? – спросил Иннокентий, когда все было готово.
Вера отрицательно покачала головой.
– Читала в учебниках, – сказала она. – Я бы сделала больной хуже…
– Когда я начинал, врач должен был уметь делать все, – Иннокентий махнул рукой. – Пойдем!
Пациентку уже перевезли в палату и снова подсоединили к датчикам. Шумел насос, откачивая из легких воздух. Женщине становилось лучше. Вера, чувствуя себя обессиленной, опустилась на свободную кушетку.
– Я чуть было не убила ее своей беспомощностью, – это была исповедь.
Психиатр стоял в двух шагах и молча смотрел в монитор.
Вера не ощутила привычного раздражения – она не любила, когда ее жалели, но видеть, что Иннокентий умеет заботиться о других, ей было на редкость приятно. И тогда она снова наступила на горло гордости:
– Останься тут пока не вернется Михалыч, – едва слышно сказала Вера.
Иннокентий сел рядом и покосился на мужчину, лежавшего на ближайшей кушетке.
– Не нравится мне, как он двигает руками. Что за диагноз?
Вера посмотрела на листок, приклеенный к торцу кровати:
– Алкогольная интоксикация.
– Надеюсь, фиксирован прочно.
Снова стало неприятно тихо.
– Как у тебя получилось урезонить дочь Петровой? – заговорила Вера.
Иннокентий довольно долго молчал, словно раздумывая, стоит ли ей слышать ответ.
– Это мой дар. Ты должна была слышать о нем.
Мимолетный взгляд психиатра выглядел лукавым, и Вера поняла: последует очередная манипуляция.
– Да, – вера убрала за ухо прядь удивляясь, как ему удается все время угадывать. – Но я думала, ты используешь его для сумасшедших.
– С психически больными другое. Я забираю себе их чудовищ.
Вера уставилась вперед.
– Себе?
– Виктор успел рассказать о том, как я сюда пришел? – в голосе Иннокентия звучал холод.
Было видно, как в отделении укладывались медсестры. Больные и так спали. Это был разговор для двух хранителей.
– Да.
– Та самая лечебница исчезла, – Иннокентий тоже смотрел в противоположную стену. – Когда я впервые снял очки, то понял: они ушли со мной.
Вере казалось, что из-под дверей отделения тянет уже знакомым потусторонним холодком. Уж лучше бы она не спрашивала.
– Чудовищам, которых годами растили те покалеченные души, я показался очень привлекательным, – Иннокентий развернулся и посмотрел на Веру, – но я научился с ними жить.
– Исцелился от безумия? – произнесла Вера.
Психиатр хмыкнул.
– С тех пор я забираю у сумасшедших бред, когда они, конечно, готовы от него избавиться.
Девушка почему-то вспомнила про его картины и почувствовала, как кровь отливает от щек.
– Родственница Петровой не шизофреничка.
– Я известен среди хранителей как лучший психотерапевт, – с этими словами Иннокентий поправил очки. – То, что я делаю не для сумасшедших, хранители называют гипнозом. Я могу внушить любую мысль. Когда я только открыл в себе этот дар, то думал, что он дает исцеление. Но оказалось, что это нечто вроде морфия. Потом им нужны все новые дозы любви, признания, добра. И я не хочу на это растрачиваться. Исцелиться можно только долгим и мучительным трудом души. Поэтому я и стал практиковать психотерапию. Уверен, что об этом Виктор тоже не промолчал.
Психиатр улыбнулся краешками губ, и Вера поняла, что неуместная откровенность хирурга его по-прежнему злила.
– Еще он сказал, что нельзя смотреть тебе в глаза.
Иннокентий поднялся и прямо взглянул на нее.
– Это потому что я могу уничтожить бессмертного. Но можешь не бояться. Мне запрещено снимать очки без приказа.
Страх – поняла Вера. Он ведь специально ее пугал.
Психиатр развернулся.
– Буду в ординаторской.
И тут больной с алкогольным отравлением неожиданно рванулся, порвав вязки и еще до того Вера успела что-либо предпринять, и со всей силы ударил психиатра.
– Сатана! – во всю глотку заорал мужик. – Здесь Сатана!
Иннокентий от удара такой силы отступил на два шага назад, но все-таки удержался на ногах.
Вера бросилась к коллеге. Психиатр прижимал руку к лицу, обезумевший мужик продолжал бесноваться, а анестезиолог с неприятным чувством заметила, что очков у Иннокентия больше не было. Она уже видела в ремзале, где они с психиатром вместе ставили дренаж, что дужки сзади были стянуты леской.
Больной ударил Иннокентия снизу в подбородок, заставив психиатра запрокинуть голову, так что дужки соскочили с ушей. Теперь очки, судя по звуку, закатились под одну из коек.
Психиатр со злостью взглянул на разбушевавшегося пациента.
– Лежать! Нет никого в палате! Спи! – в голосе Иннокентия слышались неприятные нотки, и Вере стало не по себе.
Если этот, еще недавно такой уверенный в себе врач испугался, значит, произошло что-то по-настоящему плохое.
Тем временем мужик послушно опустился на койку и захрапел.
Вера обернулась к коллеге. Психиатр жмурился. Веки его подрагивали так, словно готовы были вот-вот распахнуться.
– Где они? – прозвенело еще более напряженно. – Мои очки?
– Упали на пол! – сказала Вера, становясь на колени и подсвечивая себе сотовым. – Только я их не вижу.
– Звони Михаилу Петровичу! – приказал психиатр.
– Что? – приподнялась Вера.
– Скажи ему о том, что произошло! Немедленно!
Вера выхватила из кармана сотовый и набрала номер патологоанатома, понимая, что сегодня их с Иннокентием поджидало что-то похуже реанимации. Пока в трубке невыносимо долго тянулись гудки, из темных углов палаты медленно ползли тени. Шепот, доносившийся из тьмы, неотчетливый вначале, становился все громче и жутче.
«Те самые чудовища из бреда?» – подумала Вера, чувствуя как холодеют ее пальцы.
И тут в ее ухо ворвался живой и потому приятный голос:
– Вера?
– Иннокентий потерял в реанимации очки, – на одном дыхании произнесла анестезиолог.
– О нет! Только не дай этому вырваться наружу! – звонок оборвался.
Вера вложила руку в ладонь Иннокентия и почувствовала, как психиатр крепко стиснул ее запястье.
– Единственный способ избежать проблем – постоянно напоминать мне о том, что я человек, – произнес коллега. – Дар заработает в обратном направлении, а ты уж постарайся удерживать нас в гипнозе как можно дольше.
– Но как? – выдохнула Вера.
– Заставляй меня вспоминать. Что-нибудь о клиентах, работе, больнице. Если тебе не удастся, по стационару разбегутся все те чудовища, которых я годами забирал у других. Это место поглотит шизофренический бред и без стражей мы вряд ли выберемся наружу.
Вера перевела дыхание.
– Ты же хотела знать какого они на самом деле цвета, – прошипел психиатр. – Сейчас смотри мне в глаза, Вера!
Хранительнице показалось, что ее сердце пропустило удар, когда психиатр взглянул на нее. Глаза без очков у него были карие. Следом Вере показалось, что ее подхватило невероятной силой течением и повлекло в неизвестную ей реальность. Так уже было когда-то, когда психиатр залез ей в голову. Теперь Вера знала, что он способен заставить свой талант работать в обратном направлении.
Часть 6
Вдруг стало светло. Вера увидела себя в старом переулке.
– Скажите, за что вы злитесь на меня, Лиля? – донеслось из переулка. – Я всегда старался для вас.
– Гриша, вы растратили наше имущество, и практики у вас больше нету, – ответил мелодичный голос. – Я не могу жить так.
Действующих лиц Вера не видела, они были за стеной дома, где-то там, глубоко в воспоминаниях, но чувствовала, что все самое важное должно было произойти в том месте, где она стояла.
– Это чей-то злой умысел, Лиля, меня подставили! Я обязательно разберусь. Мне нужно, чтобы вы были рядом. Я… люблю вас.
– Гриша, вы же говорили, что у вас все друзья, – прозвучало насмешливо. – И плохих людей вы себе в спутники не выбираете.
– Значит, это не так.
– И как вы думаете, кто бы это мог быть?
– Не знаю, Лиля, но обязательно это выясню. Я верну свое честное имя, чтобы доказать вам… – дальнейшего Вера не слышала.
Хлопнула входная дверь, и из подъезда показался мужчина в длинном черном пальто старинного кроя. Он поднял воротник, защищаясь от дождя, и шагнул на улицу. Вера узнала Иннокентия и с удивлением поняла, что слышала его настоящее имя. В действительности его звали Григорием.
За нынешним хранителем из глубины двора двинулись несколько серых теней. Произошел короткий разговор, которого Вера толком не расслышала. То, что это уличные грабители она поняла, когда тени набросились на доктора. Вера выдохнула. Он умер так? Слишком просто для того, кто сошел от горя с ума.
Доктор пришел в себя на квартире у Лили. Выглядел он неважно – весь в кровопотеках, перевязана рука, нога в гипсе.
– Я вас спасла, – прошептала Лиля, склоняясь к изголовью кровати. – Хоть вы и поставили меня в неприятное положение своим банкротством.
Лиля была высокая худая и очень красивая блондинка. Русые волнистые волосы были уложены в аккуратную прическу, одета она была скромно. Вера содрогнулась оттого, что с Лилей они были очень походили друг на друга внешне.
Лиля схватила с прикроватного столика шприц и поднесла его к руке мужа.
– Заходил ваш друг профессор, – проговорила она. – И сказал, как мне о вас позаботиться.
Доктор попытался отодвинуться.
– Лилечка, мне надо в клинику. Вы не умеете делать инъекции и ни к чему вам такая морока.
– На что? – холодно сверкнули голубые глаза. – Я сама могу позаботиться о своем муже, и я рада, что нам пока помогают ваши друзья. Доверьтесь мне, ваш профессор дал мне это.
Лиля продемонстрировала шприц.
– Что это?
– Морфий, – ни одна мышца на хорошеньком личике Лили не дрогнула.
– Нет.
– У вас сломаны кости, – возразила Лиля. – Это облегчит боль.
Она довольно умело ввела вещество, и доктор на какое-то время выключился.
Он долго не приходил в себя. Кто-то что-то говорил в другой комнате. Временами спорил. "Иногда мне кажется, что ты настоящее чудовище, Лилечка", – долетало до него. Одни дни сменялись другими, наконец, за окном начал падать снег, а нога перестала болеть.
Он помнил, как выпрямился у треснувшего с одного угла зеркала. Скелет. Синие тени под глазами. Сухие растрескавшиеся губы. Он закатал рукав и тогда не испугался. Обе руки в следах от инъекций. Проклятый морфий. Лиля ничего не понимает в лечении! Она переусердствовала…
Он сделал шаг и повалился на пол. Нога срослась, да как-то не так. Если бы его лечили друзья, то никогда не допустили бы такого.
На звук вбежала Лиля и всплеснула руками.
– Как тебя угораздило? – причитала она, помогая мужу лечь обратно в постель. – Гриша, от вас только одни проблемы!
Вскоре она вернулась с очередным наполненным шприцем и села на постель.
– Не надо! – произнес больной, удерживая ее руку. – Морфий убивает. Прошу вас, больше не надо его колоть!
Лиля нахмурилась.
– Но так сказал ваш профессор.
– Который? – ему в голову уже давно закрались подозрения, но раньше, до того как попал на квартиру к жене, он не решался их озвучить.
– Какая разница? Дайте мне вылечить вас! – Лиля снова потянулась к руке.
Он не успел ничего возразить. В дверь постучали. Раздались смутно знакомые голоса. Лиля вскочила с кровати, и скорее чем обессиленный доктор сумел среагировать, выбежала из комнаты. Прогремел ключ в замке. Для чего она его запирала?
Издалека доносились голоса друзей. Доктор не мог их сейчас четко вспомнить. Но это были его коллеги, во главе с тем самым профессором, на которого ссылалась Лиля. Речь шла о нем. Поначалу он обрадовался тому, что все недоразумения решились. Но разговор в глубине квартиры принимал все более странный оборот. Лиля отнекивалась, заявляя, будто ничего уже довольно давно не слышала о муже. Она заявила, что та комната, в которой спал Григорий, была кладовой и заперта.
Он выпрямился перед дверью. Страшные мысли медленно оформлялись в расстроенном наркотиком сознании. Хлопнула входная дверь. Друзья уходили. Он упустил свой шанс остаться в живых. А хотел ли он дальше существовать, когда с ним вот так без жалости расправилось самое дорогое существо?
Какое-то время Григорий еще приходил в себя, пока страх смерти почти полностью не завладел им. Доктор рванулся к единственному маленькому окну, что было в его комнате, и сорвал занавеску. Окно смотрело в стену. Ручка была снята. Снаружи доносились голоса друзей. Они удалялись по переулку.
Григорий ударил в окно, предварительно обмотав предплечье занавеской. Так его и застала Лиля. Стекло посыпалось градом. Жена набросилась сзади и повисла на спине. За время болезни доктор так ослабел, что хрупкая девушка была для него уже внушительной ношей, и повалился назад.
– Сбежать задумал? – Лиля вцепилась ему в волосы, которые уже порядком успели отрасти.
Григорий отпихнул ее, но не посмел сделать большего, хоть в голове у него уже и прояснились истинные намерения жены. Он не смог бы ударить столь дорогое, столь любимое существо, женщину, которой посвятил последние шесть лет своей жизни, пусть даже и она…
Глаза Лили горели злобой.
– К друзьям захотел, да? – с этими словами жена снова бросилась на него.
На сей раз она сорвала рубашку, и Григорий с удивлением уставился на свое худое тело. Торчали ребра. Так вот почему он так ослаб! Лиля морит его голодом. Тем временем она швырнула одежду в окно.
– Голый пойдешь? По январскому морозу? – все с той же злобой выдохнула жена. – Я позову их к тебе, как только вылечишься. Ах, ты настоящее несчастье!
Лиля смотрела на предплечье мужа, на котором алела кровавая полоса – порезался, когда бил стекло. Девушка обмотала его собственным фартуком, сорвав его с себя.
– Не так, – отчего-то поправил Григорий.
Ему были приятны даже такие прикосновения жены. Она отступила, прочитав это в его глазах, затем встала и подошла к двери. Лиля пару мгновений стояла, не решаясь взяться за ручку. Ее, должно быть, терзало раскаяние.
– Ты… сумасшедший, Гриша, – сорвалось с ее губ. – Если бы ты не был таким хорошим, если бы не твои советчики…
– Ты хочешь убить меня? – спросил доктор.
Лиля резко выдохнула. Губы ее дрогнули, а щеки побледнели.
– Все потому, что ты погубишь нас! – с этими словами она выскочила за дверь.
Снова загремел ключ.
Григорий вернулся в кровать. В голове было пусто. Из треснувшего окна нещадно тянуло холодом. Он надеялся, что заболеет пневмонией и погибнет до того, как его начнет мучить морфинизм.
Вечером в комнате появился незнакомый мужчина. Он приподнял доктора за грудки и швырнул на пол, Григорий заскрипел зубами, он был так слаб, что не мог дать отпор обидчику. Повязка на предплечье потяжелела от крови.
– Чертов морфинист! – у мужчины был приятный бас, от него пахло дорогим одеколоном и сигарами.
Доктор его точно уже где-то видел, но не мог вспомнить, где.
– Он обижал тебя, Лили?
Лиля стояла в дверях. Из квартиры в темную коморку падал яркий свет. Ее силуэт казался Григорию вырезанным из черной бумаги. Девушка покачала головой.
– Нет, он только отказывается принимать морфий.
– Каков хитрец!
Доктор собрал последние силы, поднялся и попробовал ударить мужчину в живот. Но это не вышло. Григорий снова оказался на полу. Потом противник избил его ногами, без жалости, не опасаясь нанести вред, причинить боль… пока Лиля не закричала:
– Хватит! Не надо только убийства!
– А ты разве не это задумала, Лилечка?
Дальнейшего разговора он не помнил. Только распоряжение мужчины: "Ну раз не хочет морфия, не давай ему". Ярко вспыхнуло воспоминание. В театре, вот где доктор видел этого бугая! Это был холеный и явно знавший себе цену мужчина. Он восхищался тем, как играла Лиля, и подошел сказать об этом ей самой и ее мужу.
– А это мой супруг, – сказала жена, с нежностью обхватив ладонь Григория. – Он доктор. Работает акушером. У него своя практика. Мне приятно думать, что каждый день он помогает женщинам в самом важном их труде…
Григорий смотрел вслед странному господину тогда, припоминая, что про него ходили крайне неприятные слухи. Это было словно в другой жизни, а сейчас…
Вскоре началась ломка. Обостренный слух доносил до врача то, что творилось в соседней комнате. Лиля и этот господин, безусловно, были любовниками. На фоне физических страданий и душевной боли, что Григорий испытывал, рассудок его начал мутиться. Пережив неделю мучений, его ум, наконец, сдался животным порывам.
Вскоре доктор уже скребся в дверь, умоляя Лилю дать ему морфия. Спустя полдня уговоров она показалась на пороге и с отвращением посмотрела на тело, простертое на полу.
– Гриша, ты мне противен, – вдруг произнесла жена, но все же ввела дозу.
Так доктор продержался до тепла. Эти двое издевались над ним, отыгрываясь, должно быть, за решение уничтожить человека, никому в жизни не сделавшего зла. Лиля заставляла его целовать себе туфли и ползать в ногах за морфий, а ее сожитель время от времени избивал пленника. Они сводили доктора с ума, но тот уже не понимал этого. Зависимость от наркотика нарастала. И вот однажды Лиля передозировала средство. Доктор довольно долго провалялся без памяти и очнулся в луже рвоты.
Он поднялся, ощущая жажду и дернул за ручку. Дверь была не заперта, ни комнаты, ни входная. В квартире никого не было, и Григорий убежал, но на улице с ним стали твориться странные вещи. Реальность мешалась с бредом. Временами ему казалось, что он все еще уважаемый врач и идет из клиники домой к любимой жене. А потом Григорий вспоминал, что потерял ее. Он бросался на прохожих с вопросом, где его Лилечка. Его схватили.
Последнее из того дня, что доктор отчетливо помнил, это то как ехал в экипаже с Лилей и впервые за долгое время вдыхал не застоявшийся воздух собственной тюрьмы, а свежий ветер. Она везла его на кладбище – Григорий знал точно, но даже так он все еще не мог разозлиться на нее. Об этом он и сказал Лиле. Ее губы дрогнули, она отвернулась.
Потом он оказался за городом и с удивлением обнаружил, что его доставили в клинику. Сознание прояснялось, и доктор услышал, как все представила Лиля. Разорившись, ее муж бросил все и уехал к двоюродной сестре, которая жила у него в Казани. В действительности, Григорий не видел родственницу с десяти лет. Лиля сообщила, что там на работе он пристрастился к морфию. Она, как верная жена, вернулась за ним, но нашла почти обезумившим от наркотика.
После этого Григорий остался в приюте для душевнобольных. Какое-то время он вел себя тихо, снося те процедуры, что предписывала официальная медицина. Но вот услышал, что Лиля решила развестись. Она казалась ему одновременно и ангелом, и исчадием ада. Внешне спокойно приняв новости, он той же ночью придумал, как уйти из жизни. Вспоров себе вены, лег спать, и сознание стало кристально чистым впервые за все одиннадцать месяцев пристрастия к морфину.
Он искренне проклял себя за добродушие и слепоту, что вместе сыграли с ним такую жестокую шутку. Он верил женщине, которая погубила его. И даже умирая, он все еще любил ее.
– Вера! Очнитесь, Верочка! – ворвалось в сознание.
Кто-то тряс хранительницу за плечи. Вера все еще мучительно переживала то, что видела, но мир перед ее глазами уже становился нормальным. Прошлое отлепляло от нее свою паутину, скрываясь за гранью бытия.
Вера шумно вдохнула и разглядела перед собой патологоанатома. Потом она перевела взгляд на психиатра. Тот лежал на полу, очки на нем.
– На силу отыскал их, – пояснил Михаил Петрович. – Насколько я знаю, другой пары не было и нет. Хорошо, что вы все-таки сумели удержать его безумие под контролем!
Хранительница вырвалась и выскочила из палаты. Вера остановилась в туалете перед раковиной.
Ломка была такой реальной, словно Вера ощущала ее сама. Кто в здравом уме станет так издеваться над живым человеком? Она склонилась над раковиной, пустила холодную воду и с яростью несколько раз плеснула ей себе в лицо. "Интересно, насколько страшна ее собственная история?" – подумала Вера, растирая щеки.
Михаил Петрович не спешил узнать как у нее дела, и хранительница испугалась, что с Иннокентием что-то не то. Вера вернулась обратно и увидела, что психиатр свернулся на полу, притянув руками ноги к груди. Иннокентий выглядел так словно переживал приступ сильной боли.
Патологоанатом сидел рядом.
– Что вы там видели, Вера? – заговорил Михаил Петрович.
– Лилю… – Вера поперхнулась. – Его жену…
– Это очень плохо, Верочка, – нахмурился патологоанатом. – Теперь мы Иннокентия надолго потеряем.
Вера отпрянула и нечаянно задела ногой свободную кушетку. Мебель громко сдвинулась с места.
– Он не покинет нас в физическом смысле, – взглянул на нее профессор. – Иннокентий очень тяжело переживает столкновение со своим прошлым. Вы, быть может, слышали, что его сюда приняла прошлая Вера? Она превратила его душевную боль в физическую. Потому, что ее проще заглушить. Именно это с ним сейчас и творится!
– Черт! – Вера прижала руку ко рту.
– Насколько я понял, вас заинтриговали его тайны, – сказал профессор. – В некоторых вещах любопытство, ей богу, ни к чему! Теперь понадобится много обезболивающего и, пожалуй, снотворное.
Вера рванулась было, но патологоанатом остановил ее жестом.
– Лекарства я введу сам. Подготовьте свободную койку.
Михаил Петрович и Вера уложили психиатра в одиночной палате для инфекционных больных. Тем временем на шум сбежались проснувшиеся медсестры.
Путешествие в память Иннокентия заняло не больше пятнадцати минут. Хранители просто смотрели в глаза друг другу все то время пока патологоанатом добежал до реанимации и отыскал очки. Все прочие все это время спали.
Михаил Петрович и сейчас приказал им идти по кроватям. Патологоанатом уложил Иннокентия, Вера тем временем принесла все необходимое для лечения, засучила психиатру рукав и ужаснулась. Предплечье было изрезано шрамами, она попробовала другую руку – то же самое. Вены ему похоже зашили.
Михаил Петрович взглянул на Веру с осуждением. Словно она и сама должна была понимать. Вера перевела дыхание, стараясь совладать со стучавшим в висках пульсом.
Патологоанатом тем временем стянул с ноги больного ботинок, снял носок, обработал кожу и с легкостью установил катетер в вену ступни. Вскоре Иннокентий уже получил лекарство, его поза стала более расслабленной. Через пять минут его пульс уже не частил.
Михаил Петрович строго взглянул на Веру.
– Оставайся с ним. А я в обход, – сказал он хранительнице. – Больница ведь теперь осталась на произвол судьбы.
Вера кивнула. Она чувствовала себя нашкодившей девчонкой. Всем было очевидно ее противостояние с психиатром, происходившее из безотчетной симпатии. Уютный больничный мирок хранителей десятилетиями вращался по незыблемым правилам, защищавшим их всех от боли воспоминаний и жестокости жизни. "Но ведь если не рисковать, ничего не изменится", – могла бы сказать Вера, но знала, что ей ответят: некоторым перемены не нужны.
Хранительница сходила в ординаторскую за стулом и уселась на свой личный пост около психиатра. В любой момент ее внимания мог потребовать кто-то из пациентов отделения, и Вера мучительно вглядывалась в лицо Иннокентия, как ей понять, когда ему хоть немного полегчает, и можно будет отойти, не рискуя его благополучием? И что делать, если станет хуже?
Этот вопрос Вера решила задать Михаилу Петровичу, но побоявшись отвлекать патологоанатома от чего-то важного, открыла мессенджер, чтобы и набрала сообщение там.
"Если станет хуже, что ввести?" – отправила Вера и только тут обратила внимание на то, что у профессора и ее предшественницы была длинная переписка.
Вера мотнула назад. В глаза ей бросилось имя "Иннокентий".
"Когда я уйду, больница останется на тебя, профессор", – писала предшественница: – "Неопытная душа не управится со всей той болью, с которой мы ежедневно имеем дело. И я говорю не только о пациентах. Ты будешь ей опорой, я уверена в этом. Поэтому я должна именно тебе передать дела".
Сообщение было датировано 3 июня 2015 3:00. Это в тот день ведь прошлая глава хранителей, видимо, ушла. Вера принялась читать дальше. Как бы то ни было, это были те инструкции, которые должна была бы получить она сама, не случись все так странно.
"Первое и главное, про что я должна рассказать тебе, это Иннокентий", – продолжала прошлая Вера: – "История того как он здесь появился, даст тебе многие ответы на вопрос, как с ним дальше быть".
Далее следовал аудиофайл. Вера вернулась в ординаторскую и разыскала там наушники, которые один из докторов подсоединял к компьютеру, чтобы слушать музыку, когда заполнял дневники.
С замиранием сердца девушка щелкнула по файлу, и с ней ровным убаюкивающим голосом заговорила прошлая Вера. Была ли это особая магия, или просто талант прошлой главы хранителей – девушка не поняла, но она и отметить не успела, как ее мягкими лапами обнял сон. Вера провалилась в события более чем столетней давности.
Все было коричнево-желтым словно на потемневшей от времени фотографии. Вера видела свою предшественницу. Одета она была сестрой милосердия. Прошлая Вера действительно была довольно крепкой немолодой дамой. Темный с проседью локон падал из-под головного убора ей на лоб.
Вера стояла в воротах больницы. Еще и в помине не было новых корпусов, а самый старый из них, построенный в начале позапрошлого века, выглядел рабочим и обжитым. Перед больницей пестрело поле, пресеченное исхоженной дорогой.
Рядом с Верой стоял сухонький пожилой мужчина в белом халате, в его позе чувствовалось напряжение. Он сложил руки на груди и нервно теребил пальцами рукав халата на локтевом сгибе. Оба хранителя вглядывались вдаль.
– Пойдемте, Вера Павловна, – наконец сказал профессор. – Если вы, в самом деле, дождетесь тут чудовища, никому от этого не будет хорошо. Стражи велели вас предупредить.
Вера ответила взглядом, полным собственного достоинства и уверенности. Мужчина тяжело вздохнул.
– Сдается мне, вы знали еще до того как я отправился сообщить вам.
Вера кивнула.
– Чего вы добиваетесь? – всплеснул руками хранитель.
Вера лишь улыбнулась и не сочла нужным отвечать. Тогда мужчина с досадой развернулся.
– А вы что же, побежите, профессор, не попытавшись защитить место, которое подарило вам успокоение и кров? – насмешливо произнесла она. – Учтите только, что если мы его не защитим прямо сейчас, то бежать нам будет некуда!
Профессор развернулся. Ярко сверкнули стекла очков.
– Вы слишком большого мнения о себе, Вера…
– Я просто умею доверять своему сердцу.
– Что у вас в руке?
Вера снова загадочно улыбнулась.
– Это аномалия, которую не смогли остановить лучше из лучших, – сдавленно произнес он, глядя хранительнице в глаза. – Я боюсь представить, какой силы зло сосредоточено в этом существе.
– Это врач, – произнесла Вера, все так же напряженно глядя вперед.
– Ну и что? – всплеснул руками профессор. – Погодите, откуда вы знаете?
– Поговорила с привратником, – прежним менторским тоном сказала Вера.
– Зачем? – вздернул брови собеседник.
– Просто я, Михаил Петрович, решила, что раз целая орава таких искусных стражей ничего не может поделать с одной-единственной душой, значит, они в чем-то ошибаются, верно?
– Боже мой, Верочка, не хотите же вы сказать… – побледнел профессор.
На этом хранительница обернулась к нему.
– Именно это и хочу. Он уничтожил лишь тех, кто на него напал. Он защищался. Всех, кто хотел уйти, он отпустил невредимыми. Он здесь не затем чтобы приносить горе и боль, как другие. Но чем больше ему стараются навредить, тем сильнее он становится, так?
– Это же ужасно! – вновь взмахнул руками хранитель.
– Неверно! – прищурилась Вера. – Мы можем и дальше смотреть, как он бродит по Москве и до чертиков пугает бессмертных, можем дождаться, пока он превратится во что-то поистине могущественное. Или же можем попробовать другую тактику…
– Кто-нибудь найдет способ уничтожить это!
– И сколькие пострадают, пока вы будете его искать? – хмыкнула Вера. – Я предпочитаю довериться своему женскому сердцу, которое вы считаете беспечным. Пусть высшие силы рассудят нас.
Горизонт потемнел, и Вера шагнула за ограду.
– Вера! – крикнул ей вслед хранитель, но так и не решился ступить на улицу.
Та обернулась через плечо.
– Оставайтесь внутри, Михаил Петрович, если, как и сейчас вы не отважитесь на него нападать, вас он не тронет! – ее голос звучал насмешливо.
Вера уверенно пошла вперед и вскоре ее крепко сбитая фигура исчезла за порывами дождя и ветра. Надвигался ураган, каких в Москве отродясь не видели. Деревья клонило в земле, а в завываниях ветра слышались проклятия. Профессор крепко ухватился на прутья ограды, но так и не решился уйти с улицы.
– Ну и чертовщина! – сказал он сам себе, придерживая очки.
Наконец стало так темно, словно случилось затмение. Послышался треск, и профессор обернулся. Он был окружен черными тенями, которые явились за ним, должно быть, из преисподней. Странные демонические очертания переминались с ноги на ногу – становилось ясно отчего лучших из стражей бросили на то, чтобы покончить с этой аномалией. Выглядела она жутко.
– Что же ты, господи Иисусе, такое? – обратился хранитель к темноте, но тут, словно в ответ ему, клочья тумана разорвал ясный солнечный луч.
Удушливый дым оседал, и становилось ясно, что в воротах больницы стояла Вера. Профессор сорвался со своего места и бросился к коллеге. Добежав до нее, он отпрянул.
Вера прижимала к своей груди щуплого молодого человека, по виду еще юношу. Черные как смоль волосы торчали во все стороны. Вера нежно гладила его по голове. Рукава за спиной странного гостя были стянуты ремнями. Смирительная рубашка?
– Не надо тебе ее видеть, – проговорила Вера. – Это уничтожит в тебе то, что осталось человеческого. А пока небеса еще заступаются за тебя. Видишь, вот ты меня послушался и кошмар пропал. Не открывай глаз, пока я не скажу. В темноте, конечно, страшно, но я тебе скоро помогу.
Вера решительно протянула руку, словно знала, что профессор по-прежнему стоял рядом.
– Очки! – сказала она тоном, не терпевшим возражений.
– Но, – отступил хранитель. – Вы же сделаете меня слепцом, Вера Павловна! Они показывают истину! Как я узнаю, кому мне помогать, а кому нет?
– Ты и так слепец! – рявкнула Вера.
Трудно было до этого предполагать, что в голосе этой женщины могло быть сосредоточенно так много власти.
– Но покровители наши это исправят. Приказываю тебе отдать очки! – с новой силой выдохнула Вера.
Профессор приблизился и вложил свой артефакт в ее ладонь.
– Только поймите, – прошипел он. – Вы отдаете могущественную вещь аномалии, которую стражи, быть может, растерзают на пороге больницы, как только поймут, что она больше не опасна.
После этого Вера осторожно надела на молодого человека очки и удовлетворенно произнесла:
– Не растерзают. Посмотрите сами, Михаил Петрович, это наш новый доктор.
– Доктор?! – задохнулся хранитель.
– Можешь открывать глаза, – ласково обратилась Вера к подопечному.
Тот, наконец, поднял голову, озираясь так, словно едва-едва обрел зрение.
– Ну как? – удовлетворенно произнесла Вера. – Лучше чем было, правда?
Молодой человек сосредоточился на ее лице. Глаза у него были чистые, голубые и взгляд осмысленный. Спустя пару мгновений он кивнул. Вера улыбнулась.
– Не бойся, ты человек, который чуть было не обратился чудовищем. Тебе повезло, что помощь пришла вовремя. Беда в том, что таких как ты много. Их тоже должен кто-то спасать, как я тебя. Поэтому ты призван на службу.
Молодой человек передернул плечами, и стало ясно, что ему тесно в смирительной рубашке.
– Да уж! – согласилась Вера. – Надо это снять, ведь рассудок к тебе вернулся.
Она обошла нового врача сзади и распустила ремни, стягивавшие его руки, и тот со вздохом облегчения опустил их.
– Больше ничего не мешает? – уточнила Вера, снова встав перед гостем.
Молодой человек нерешительно повел головой.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Вера. – Если войдешь в ворота, это будет значить, что я приняла тебя на службу. Отныне вся твоя жизнь будет посвящена помощи другим. Но это ради твоего же блага. В свою очередь я могу обещать, что в больнице с тобой больше никто и никогда дурно не поступит. Это не значит, что ты перестанешь испытывать боль. Но здесь о тебе станут заботиться. Придет время и все вернется на свои места.
Молодой человек колебался довольно долго, так что Вера стала заметно нервничать. Наконец он посмотрел в ту строну, откуда пришел, а потом в ту, куда направлялся. Создавалась впечатление, будто он осознавал, что застрял посередине между жизнью и смертью.
– Ты самоубийца, – вдруг неожиданно холодным тоном сказала Вера. – Но тебе дали редчайший шанс спасти свою душу, потому что ты не виноват в том, что с тобой сделали. Уйдешь – она обречена.
После этого молодой человек шагнул внутрь. Вера выдохнула.
– Ну, вот и славно! – улыбнулась она и подхватила под руку нового доктора.
– Какой хорошенькой на самом деле оказалась эта ваша аномалия, Михаил Петрович, не станете же вы теперь отрицать! – приговаривала Вера, провожая свое приобретение к парадной лестнице главного корпуса. – Прямо выпавший из гнезда вороненок!
С этими словами глава хранителей нежно потрепала молодого человека по голове. Профессор двинулся следом за странной парой.
– Только что мы с ним будем делать, Вера Павловна? – причитал он по пути. – Все врачебные должности заняты, да и разве он сумеет справляться с работой с такой-то историей?
Вера обернулась через плечо, помогая новобранцу взобраться вверх по лестнице.
– Он будет нашим психиатром, – объявила она.
– Господи Иисусе! – всплеснул руками профессор. – Зачем нам в этой больнице умалишенные, Вера Павловна?!
– Наша цель помогать. Каждый делает это в силу собственного разумения, – с этими словами хранительница запустила нового врача в корпус. – И хватит болтать попусту, Михаил Петрович, лучше принесите скорее ему чистое платье. Только смотрите, он подлиннее вас будет. Что-нибудь подходящее подберите. А мне еще нужно его отмыть. Очень скоро, уверяю вас, явятся стражи по его душу. Мне надо предъявить им настоящего доктора.
Профессор послушался, а Вера отвела своего гостя на третий этаж, где наполнила ванну теплой водой.
– Раздевайся, – сказала она новому врачу. – Раз уж ты остался человеком, надо чтобы ты больше походил на него. Я за ножницами. А то вон как волосы отросли, пока никто не следил за тобой!
Когда Вера вошла обратно, молодой человек пытался сложить свою грязную пижаму на стуле, стоявшем подле ванны. Но пальцы его плохо слушались. Вера всплеснула руками.
– До чего они тебя довели! Худой, как палка!
Тот обернулся к ней и еще раз неуклюже встряхнул измазанную кровью ткань.
– На славу вены распорол, да? Чтобы точно не спасли? – сказала Вера, глядя на его предплечья, на которых чернели глубокие полосы, испещренные кровоподтеками. – Того гляди, нервы повредил. Да брось ты уже этот саван, он тебе больше не нужен! Чувствуешь пальцы?
Молодой человек посмотрел на нее, так словно его все еще удивляло то, что с ним разговаривают. И, наконец, кивнул.
– Значит, сухожилия, – фыркнула Вера. – Крови-то сколько вытекло!
Молодой человек молча перевел взгляд на собственные ступни, которые были перемазаны бурой массой.
– Ты еще со спины себя не видел, – сообщила ему Вера.
После этого она похлопала по эмалированному бортику ванны и приказала:
– Сюда!
Психиатр без слов подчинился. И как только новый хранитель больницы очутился в воде, Вера начала намывать его. Все это время молодой человек никак не выдавал своего отношения к происходящему, словно, все еще не мог поверить, что очнулся. Наконец, Вера принудила его наклониться, чтобы лучше оттереть спину. Очки едва не соскользнули в воду. Вера поймала их указательным пальцем на его носу.
– Надо будет дужки связать, – пробормотала она.
– Никогда, слышишь, никогда их не снимай! – обратилась Вера к новому врачу. – Только если я не скажу. Понял? Следить за тем, чтобы это всегда было на тебе пока твоя главная работа.
Психиатр кивнул. Вера вздохнула.
– Вот ты так же безропотно сидел, когда эти люди тебя убивали? – произнесла она.
В ответ на это доктор дернулся и впился в нее взглядом.
– Прости, – поджала губы Вера. – Я предпочитаю говорить правду, иногда она звучит слишком резко. Я обещала быть осторожной с тобой, впредь буду. Ну все, голову намылили. Пора окунать. Держи свои очки крепко.
В этот миг в ванной показался профессор. Он положил стопку одежды на стул, сбросив с него пожитки пациента психиатрической лечебницы, а затем покосился на нового доктора.
– Вера, – наконец произнес профессор.
Та оторвалась от купания и посмотрела на подчиненного в упор. Михаил Петрович прочистил горло.
– Вера, я спросил привратника, – выдержав небольшую паузу, заговорил профессор. – Нам не присылали нового доктора. У него даже имени нет!
– Да, – спокойно согласилась та. – Потому, что это больше, чем просто врач.
С этими словами она, наконец, помогла подопечному окунуться в воду.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksandra-kuri/prizrachnaya-lubov-70944967/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Александра Курги
Вера попадает в больницу работать ординатором. Только вот она ничего не помнит ни о себе, ни о том, почему пришла в анестезиологию. И коллеги у нее странные. Каждый из них, кажется, работает не меньше полувека, но выглядят они еще совсем молодыми. Вскоре Вера узнает, что ее окружают хранители – души врачей, с которыми случилось что-то настолько нехорошее, что они попросту не смогли уйти в новую жизнь. И теперь Вера одна из них…
Александра Курги
Призрачная любовь
Все совпадения с реальными учреждениями или людьми являются совершенно случайными.
Она шла вперед с большим трудом. Дождь хлестал в лицо, так что было почти невозможно что-то различить перед собой. Она была уверена, что ей удалось избежать чего-то страшного. Но чего? Этот вопрос заставил ее остановиться. Сознание прояснялось, и место страха занимала мучительная пустота. "Чего?" – билось в висках.
Девушка оглянулась. По тротуару нещадно били капли. Вода падала на землю стеной. Сумерки. На улице было серо и пусто. Это было время, когда вечер еще полностью не перетек в ночь или же… наступало новое утро? Она снова сосредоточилась на мучительном чувстве пустоты, похожем на головную боль. Но ничего не отозвалось. Кто она, как сюда попала? Она сочла удивительным то, как тревожно оказалось остаться без памяти.
Девушка только обратила внимание на то, что на ее плече болталась промокшая сумка. Свободной рукой она ухватилась за молнию. Может быть тут будет ответ?!
Неожиданно громко скрипнули тормоза. Она стояла на проезжей части – слишком поздно сообразила девушка, и она не успела бы убежать, нога была странно вывернута. Прежде чем она обернулась к тормозящему автомобилю, в ее голове неожиданно ярко вспыхнуло: "Ретроградная амнезия".
Глава 1 Амнезия.
Удар был совсем безболезненным, по крайней мере, ей так показалось. Все произошло быстрее вспышки. Перед ней мелькнул красный бампер, затем небо и она осела на асфальт. Судя потому, что она так и осталась около машины, ее почти не зацепило. Не саднили даже ладони, которые она выставила назад, падая. Девушка подтянула их к себе. Грязные, но царапин не видно.
"Амнезия", – все еще крутилось в голове, словно заклинание. Откуда она знает это слово? – эта мысль показалась ей очень важной, словно она была ключом к чему-то большему. Позабытым паролем, открывавшим дверь к потерянной жизни. Она ощутила почти физическую боль от этой мысли, прежде чем четко различила торопливые шаги.
Это водитель – поняла она, приподнимаясь. Прежде чем он опустился рядом с ней на колени, девушка уже успела ощупать свои живот и грудь. Ничего не болело.
– Эй! – раздалось над ухом куда громче, чем ей хотелось бы.
Он встряхнул ее за плечи, и тогда девушка подняла голову. Это был высокий темноволосый и кареглазый человек лет тридцати. На его лице была написала неподдельная тревога.
– Как ты? – добавил он, встретившись с ней взглядом.
– Нормально, – ответила девушка, аккуратно снимая руку водителя со своего плеча.
– Поднимайся, – произнес он, подставив руку. – Я помогу.
И, в самом деле, помог ей встать. Девушка поняла, что не может распрямить левую ступню, поэтому пришлось прыгать на правой ноге, опершись на попутчика, но было по-прежнему не больно.
– Моя нога… – пробормотала она, глядя на неестественно деформировавшийся сустав.
– Садись, – он указал на стоявшую к ним боком машину, водительская дверь которой была распахнута настежь.
Только сейчас девушка заметила жирные черные полосы, оставшиеся на асфальтированной дороге, и содрогнулась. Только это был не страх, а словно бы призрак страха. Из-за потери памяти она чувствовала себя бесплотной, неживой. Есть ли смысл бояться смерти, когда ты уже…
– Я посмотрю, – сказал водитель, после того как помог ей сесть на сиденье.
Девушка несколько минут глядела на то, как капли дождя стекают по его кожаной куртке, затекают под воротник, прилизывают непослушно топорщащуюся челку. Ей почему-то с первого взгляда понравился этот врач. Врач?
Эта мысль, казалось бы, прорвалась сквозь глухую стену амнезии. Она точно была из той, настоящей жизни. Девушка жадно вгляделась в фигуру своего обидчика, но нет, весь его образ, в нем не было ничего знакомого. Ну да, она просто догадалась о профессии, потому что его взгляд и движения пальцев, когда он ощупывал ногу, в них были уверенность и точность, присущие лишь профессионалу.
– Нужно в приемный покой, – долетело до нее. – Наверное, сломана лодыжка.
Врач поднял голову, и они снова встретились взглядами.
– При таких травмах обычно от боли воют, – выдохнул он.
Повисла неприятная пауза, во время которой девушка почувствовала себя неудобно.
– Вы доктор? – озвучила она.
– Ага, – донеслось ответ. – Работаю тут, в больнице.
Он махнул себе за спину. Дождь чуть поредел, и беглянка сумела прочитать название очередной столичной ГКБ, выведенное коваными буквами над большими железными воротами. Рассвело, и теперь было ясно, что начинался новый день.
– Откуда ты только взялась тут в такое время? – озвучил врач, помогая беглянке обойти машину и забраться на пассажирское сидение. – У меня вся жизнь перед глазами пробежала…
– Извините, – она почувствовала, что обязана была повиниться.
– Как тебя зовут? – отчего-то вдруг поинтересовался он.
Девушка, уже забравшись на пассажирское сидение, уперлась взглядом в свою искалеченную ногу и на миг задумалась: "Почему она все еще не болит?". Вдруг из глубин памяти явился ответ: такое возможно в состоянии сильного аффекта. Так что же с ней этой ночью случилось?!
Собеседнику пришлось повторить свой вопрос.
– Это важно? – пробормотала она.
Врач захлопнул дверь.
– Ну хоть документы с собой? – продолжил он, уже заняв водительское сидение. – Иначе в приемном могут быть проблемы.
Девушка полезла в сумку, врач тем временем продолжал:
– Понадобятся полис и паспорт.
Девушка взглянула на собеседника. Он, что не испытывает раскаяния за то, что случилось, хоть это и произошло по общей вине? Не боится ответственности? Вдруг в голове пронеслось что-то отдаленно напоминающее воспоминание. Этот человек точно был связан с ее прошлым!
Машину тем временем пропустили на территорию после того как водитель продемонстрировал охране пропуск. Следом автомобиль подкатил к одному из корпусов, который девушке сразу же показался отвратительным. Серое, построенное еще в советские времена здание без толкового ремонта состарилось и обветшало. Постсоветское здравоохранение переживало не лучшие времена.
"Откуда такие мысли?" – подумала она, когда врач подхватил ее под руку и помог по пандусу для каталок зайти в корпус.
– Здрасьте! – бросил ему на входе охранник.
Доктор лишь кивнул и продолжил свой путь, проигнорировав корзину с бахилами у двери, которые были складированы в ней для посетителей.
– Идем, идем, – подбодрил девушку он.
Наконец показался приемный покой – это девушка прочитала на тускло светившейся надписи над входом. Приемник не изменял общему виду здания – он был таким же ветхим и ужасным. По сторонам были расставлены металлические лавки, некоторые из них заняты сонными и грустными больными, похожими на серые тени. У одной из стен стояла каталка, на которой лежал прикрытый белой простыней до шеи пациент, рядом с ним находился штатив для капельницы, по тонкой трубке, заканчивавшейся в вене у пожилого мужчины, из укрепленного на штативе мешка лениво сочилась жидкость. "Он же… не… мертв?" – мелькнуло в голове.
"Почему она только и думает о смерти с утра?" – удивилась девушка, занимая одно из неудобных сидений на эмалированной железной скамейке, к которой подвел ее врач. Она же дышит и чувствует себя хорошо. Очевидно, она жива. Ее взгляд почти против воли обратился к сломанной ноге. "Она-то, без сомнения, живет, но теперь как-то совсем иначе, чем еще вчера", – явилось откуда-то из глубин ее существа.
Тем временем отворилась дверь с выведенной облупившимися синими буквами надписью "Травматолог".
– А… Вить! – донеслось оттуда. – Какими судьбами?
Доктор лишь отмахнулся.
– Да вот, работу тебе нашел.
"Его зовут Виктор", – про себя произнесла беглянка.
Это имя, к ее огорчению, также ничем не отозвалось в памяти. На взгляд девушки, ее обидчику куда больше подошло бы другое имя. Бывает так, что человек как будто бы не соответствует своему имени. Сейчас у девушки возникло очень отчетливое такое чувство. Причина, быть может, была еще и в том, что он выглядел армянином.
Она думала об этом, пока Виктор не встал перед ней и не вытянул руку.
– Что? – отвлеклась от своих мыслей она.
– Документы, – пояснил врач. – Я схожу, оформлю тебя.
– Ясно, – она уже давно нащупала в сумке что-то по форме напоминавшее паспорт.
Девушка немного помедлила, перед тем как достать документ. Ей было трудно решить, готова ли она вот тут прямо встретиться со своим прошлым. Взгляд врача был полон нетерпения и девушка, решив, что была виновата перед ним за утреннее происшествие, протянула документы. Кто знает, если б не она, он уже был бы в операционной? Операционной?
Додумывая неожиданную мысль, девушка рассматривала Виктора, уже повернувшегося к ней спиной. Хирург вдруг замешкался. На пол упал вчетверо сложенный лист. Он сел на корточки, поднял и развернул бумагу. Беглянка, не отрываясь, смотрела на хирурга, понимая, что он только что приоткрыл для себя ее прошлое. Девушка сглотнула предательский ком. Что в этом листе? Беглянка не могла отделаться от становившегося все более тягостным чувства, что в ее прошлом была какая-то чудовищная ошибка, от которой она и бежала сломя голову сегодня утром, невзирая на дождь.
"Свидетельство о смерти", – влетело в голову, когда хирург обернулся к ней. На его лице было написано даже не удивление, он был ошеломлен. Девушка встала ему навстречу, когда врач двинулся к ней. Шаг, другой, и внутреннее потрясение на его лице сменилось благодушным вниманием. Он ведь, наверное, не раз сообщал больным и их родственникам неприятные новости.
Она совершенно точно знала, что произнесет ее новый знакомый, пока он не начал говорить.
– Ты наш новый ординатор! – вот, что она услышала.
Глава 2 Ординатор
I
Девушка молча опустилась на скамейку, ощущая себя так, словно в последний момент упустила из рук правду, которая была невыразимо близко.
Постепенно в сознание начали пробиваться другие мысли. Она тоже врач. Поэтому и вспомнила первым делом слова "ретроградная амнезия", поэтому Виктор показался ей знакомым. Она наверняка видела его, когда приносила документы в ординатуру. Видела и приемный покой, и он вызвал в ней знакомые неприятные чувства.
Медленно все становилось на свои места.
С ней точно случились неприятности. Упала, ударили по голове… Из-за травмы у нее ретроградная амнезия. Отсюда эти странные предчувствия смерти и отсутствие боли. Мозг все еще не может прийти в себя.
Виктор этим временем опустился рядом и протянул ей листок.
– Все хорошо? – спросил он.
Похоже, она, в самом деле, как-то с ним связана. Тогда настала пора признаться.
– По правде, я ничего о себе не помню с этого утра.
Виктор шумно вдохнул.
– Скажите, как меня зовут? – продолжила она, глядя на серую с белой крошкой плитку пола.
Хирург открыл паспорт и зачитал:
– Вознесенская Вера Павловна.
Она кивнула. Значит, она Вера. Опять противным комом в груди встало знакомое чувство, что имя ей не идет. Но имена не выбирают.
– Похоже, кто-то огрел меня по голове, – призналась спутнику Вера, – Я думаю, мне, наверное, стоит пройти КТ. Мало ли там… кровоизлияние. Ну а потом к психиатру, если ничего не изменится.
Виктор молча посмотрел на ее ногу.
– И наложить гипс, – продолжила Вера. – Если там, и правда, как вы думаете перелом.
Хирург встал и на какое-то время задержал руку на ее плече.
– Обследуйся, а я пойду расскажу… про тебя твоему куратору.
Вера посмотрела доктору в глаза.
– Я думаю, мне дадут больничный. У меня ретроградная амнезия. Зачем кому-либо такой ординатор?
– Судя по всему, медицину ты помнишь.
Виктор усмехнулся.
– Хочешь в психушку? – с этими словами он пролистал ее паспорт. – Ты не из Москвы. Отправишься туда и потеряешь общежитие. И что? Потом обратно в твой Тобольск?
Вера почувствовала себя загнанной в ловушку. Может, именно от Тобольска она сегодня утром пыталась сбежать, летела в свой первый день ординатуры в больницу и просто поскользнулась в луже? Это выглядело хорошим объяснением. Успокаивающе-правильным. И все же, оно им не было.
– А… что у меня за ординатура? – подала слабый голос она, глядя на хирурга.
Тот развернул бумагу.
– Анестезиология и реаниматология.
Вера точно знала, что в больнице больше всего не любила реанимацию, откуда как ей всегда казалось, тянуло удушливым запахом смерти. Не жаловала она и анестезиологов, холодной бледной тенью стоявших у изголовья операционного стола.
Знания о прошлой жизни появлялись в памяти как по волшебству. Теперь Вера была уверена в том, что, такая как она, не подала бы документы на АиР ни при каких условиях, если конечно, в тот момент она была в себе.
– Лучше в психушку.
Виктор встал перед ней.
– Ты никуда не пойдешь, – прозвучало до того ультимативно, что Вера даже вздрогнула. – Мне нужен анестезиолог.
Он не угрожал, но словно был уверен в том, что она не сможет уйти. Вера почувствовала, как по спине тонкой змейкой вновь ползет предчувствие беды. С ними обоими что-то не так, или наоборот, сегодня с утра из-за этой их встречи что-то сломанное в этой больнице снова прочно встало на место.
Виктор попробовал улыбнуться, смягчая свою реплику.
– Могу понять, ты сбита с толку, – сказал он. – Но знай, ты нас обоих выручишь, если согласишься.
С этими словами он опустился на колени и взял ее ладони в свои, успокаивая словно ребенка.
– Если уйдешь, – продолжил хирург, отводя взгляд. – Пожалеешь. Я знаю точно. Поверь, иногда… жизнь подсовывает нам очень странные вещи. Но это только потому, что они, в самом деле, нужны нам. Соглашайся. Я без анестезиолога с июня. Дольше так продолжаться не может. Тебя не случайно прислали сюда.
Вера крепко сжала его руки, чувствуя, как часто забилось ее сердце. "Он точно не врач!" – кровью стучало в сознании. "Не врач в привычном понимании". Ни один хирург не скажет такого малознакомому ординатору.
Вера сглотнула комок, не решившись озвучить вопрос о смерти, с утра вертевшийся в голове. Вместо этого она посмотрела на кисти хирурга и в этот миг они показались ей очень красивыми. Вера представила, как он вяжет ими узлы и в этот миг в ее голове ярко вспыхнуло воспоминание. Студенческий класс и она сама. Она хотела стать хирургом! Когда-то очень давно. Она видела такие же точно руки, восхищалась точностью движений и остротой ума.
Неожиданно слова Виктора показались ей, в самом деле, важными. Жизнь подсунула ей это, может быть потому, что она отказалась от своей мечты. Вера помнила, что с хирургией у нее было связано какое-то очень серьезное разочарование. "Хирургия не для женщин", – звучал в памяти едва различимый хор голосов.
– Хорошо, – согласилась Вера, еще толком не обдумав ничего. – Я буду вашим анестезиологом.
Виктор опустил голову, пытаясь скрыть по-детски счастливую улыбку. "Все-таки он, и вправду, хороший", – подумала Вера, глядя на хирурга.
Следом она посмотрела на двери приемного покоя. Еще по-летнему яркое солнце уже взошло, пока они беседовали и теперь, разогнав тучи, нещадно светило снаружи, так что вход, через который скорая доставляла больных, теперь выглядел словно конец темного тоннеля. Вере показалось, что на нее оттуда дохнуло холодом, и она запахнулась в мокрую кофту. Вера знала точно: это нужное ей место, которое она долго искала и, наконец, нашла.
– Точно не уйдешь? – все еще улыбаясь, встал на ноги Виктор.
Вера отрицательно помотала головой.
– Тогда дай мне пару мгновений. Скоро вернусь, – с этими словами хирург исчез в темном коридоре, в котором уныло мерцала неисправная лампа.
Вера откинулась на железную спинку сидения. Теперь ей некуда было спешить. В этот миг дверь кабинета травматолога открылась, и из-за нее показался дородный мужчина.
– Где эта… – обратился врач к залу, озираясь по сторонам.
Вера развела руками, так как не понимала, о ком идет речь.
– Я не вам, доктор, – рассерженно буркнул травматолог. – Была тут какая-то дама со сломанной ногой. Ушла. Странная.
С этими словами травматолог захлопнул дверь.
– У них там в реанимации совсем заняться нечем, похоже, – донеслось из-за двери.
Травматолог, видимо, сообщал это своей медсестре.
– Сидит у меня тут под кабинетом одна. А вот как я зайду в ОРИТ, все им некогда, говорить некогда, ничего некогда! Имитаторы деятельности!
Вера вздохнула. С чего этот мужик взял, что она из реанимации?
Додумать эту мысль она не успела. В коридоре показался Виктор. Хирург катил видавшее виды кресло для перевозки больных. Вскоре он остановил его около Веры, та поднялась и с трудом села.
– Поехали!
Хирург вывез ее на улицу, и девушка впервые с утра ощутила себя снова живой. Солнце пригревало. Неожиданно стала ныть нога. Вера поморщилась.
– Болит? – угадал ее мысли Виктор.
– Ага, – созналась Вера.
– Это хороший знак, – похвалил хирург, толкая кресло вперед. – Значит, точно остаешься с нами.
Вера подумала, что новый знакомый имел в виду ее психологическое состояние. Так было спокойней.
Когда хирург подкатил кресло к патолого-анатомическому корпусу, у Веры на то, чтобы удивляться не осталось ни возможности, ни сил. Нога болела до зуда в зубах, саднила шея, ныла голова. Лодыжка покраснела и опухла.
Едва живая от боли, Вера при помощи врача слезла с кресла, которое хирург установил перед распахнутыми дверями корпуса и пробралась внутрь. Пахнуло формалином, и Вера сощурилась. Знакомый по студенчеству запах теперь вызывал едва ли не рвотные спазмы.
Виктор постучал в одну из дверей и громко крикнул:
– Михаил Петрович, выходите!
С той стороны послышалась возня.
– Я же говорил, печальна участь того, кто разбудит меня до полудня после дежурства. Ну что ты, Вить? Что такого стряслось?
После этого распахнулась дверь. На пороге стоял дородный мужчина, на вид ему можно было дать лет пятьдесят. Накрахмаленный халат обтягивал его округлое брюшко. "Михаил Петрович Пособничий, патологоанатом, д.м.н." – прочитала Вера на его бейдже.
– А-а-а, – наконец протянул он. – Пополнение. Вера, проходи.
Та сглотнула. Откуда он узнал, как ее зовут?
Патологоанатом, не дав ей задуматься, подхватил Веру под локоток и вскоре уже усадил в уютное кожаное кресло. Комната, оборудованная за дверью, скорее походила на гостиную, чем на кабинет. "Наверное, какой-нибудь чудаковатый сотрудник кафедры", – попробовала объяснить себе это Вера: "Мы за советом, похоже, к нему. Но патологоанатом?"
Холодок снова пробежал по спине.
– Она пострадала, – объяснил Виктор, закрывая дверь. – Подлечить ее сможешь только ты. А потом нам надо в операционную.
Михаил Петрович кивнул и, достав из-под стола низенькую табуретку, поставил ее прямо напротив Веры. Хирург подпер спиной дверь, и девушка всерьез подумала, что они будут ее прямо тут резать.
– Ну чего ты, – неожиданно улыбнулся Михаил Петрович, занимая табурет. – Сбита с толку?
Вера кивнула.
– Я тоже в твои годы был таким. Расслабься и наслаждайся новейшими методами лечения, – с этими словами Михаил Петрович схватил своими огромными лапами ее ногу, и Вера не успела заметить, как он уже рассматривал ее ступню, освободив от обуви. – Перелом латеральной лодыжки и вывих ступни, ЗЧМТ и еще кое-что по мелочи. Ну, Вить, ничего себе, где ты ее нашел?
Вера с удивлением чувствовала, как боль в теле утихает. Эти руки. Прикосновения этого врача просто вымыли ее. Отек и покраснение исчезли.
– По правде, она меня порядком напугала, – послышался напряженный голос хирурга. – Подумал, что…
На этом врачи встретились взглядами и, дружно посмотрев на Веру, промолчали.
– Нет, – наконец заявил Михаил Петрович. – Видишь, вот я ее и исцелил.
Виктор улыбнулся Вере.
– Теперь у нас есть анестезиолог!
– Кто вы такие? – наконец, решилась озвучить она.
Михаил Петрович пожал плечами, обувая уже совершенно здоровую ногу Веры в ботинок.
– Пока… просто немного приди в себя. Ты же врач?
Вера вздрогнула под пронзительным взглядом голубых глаз и кивнула.
– И, готов поклясться, в медицину ты пришла, чтобы жизни спасать, помогать другим, так?
Вера снова кивнула, хотя и не была уверена.
– Мы все такие, – сказал ей Михаил Петрович. – Сейчас тебе жизнь дала именно то, чего ты хотела, когда становилась на путь служения человеку и человечеству, хоть так сразу и не покажется. А теперь иди! Больные не ждут, а наш хирург уже намучился с наркозным аппаратом. Вечером приходите. Познакомлю тебя с другими.
Вера молча встала и пошла, ничего больше не болело. Виктор открыл перед ней дверь. И только оказавшись на ступенях патологоанатомического корпуса, снова почувствовав прикосновения солнца к коже и ощутив себя живой, Вера осмелилась задать вопрос, крутившийся в голове:
– Что это было?
Виктор, уже схвативший кресло, энергично толкал его обратно к приемному отделению.
– Что именно? – хирург обернулся к ней через плечо.
– Моя нога, – абсурдность ситуации душила Веру.
– Это единственная странность? – донеслось из-за спины Виктора.
Вера посмотрела на корпус, где вскрывали трупы, и промолчала.
Они снова зашли в приемное и поднялись на третий этаж на лифте. Там была расположена дежурка, как Виктор объяснил Вере.
Дежурка оказалась небольшим помещением, полным старой разваливающейся мебели. Вера без энтузиазма взглянула на разложенный диван. Она знала, для чего была нужна дежурка – для хирургической бригады, остававшейся на ночь.
Виктор рылся в шкафу.
– Должно быть тут, – донесся из-за деревянной створки голос.
Следом на диван шлепнулся комок серой ткани.
– Форма, – пояснил хирург. – Твоя.
– Я это не надену!
Вера двумя пальцами ухватила ткань и брезгливо приподняла. Однако костюм оказался чистым, только что выстиранным, от него приятно тянуло кондиционером для белья.
– Переодевайся, – сказал ей Виктор. – Жду наверху. Ее должны были уже поднять.
– Кого? – не поняла Вера.
– Первого пациента, – объяснил ей хирург, роясь в тумбочке. – Точнее пациентку. Вот!
В Веру полетел фонендоскоп. Она чудом успела поймать в воздухе эластичную резиновую трубку, иначе раструб грозил ударить ей прямо в лоб.
– Пригодится, чтобы понять, правильно ли интубировала, – пояснил хирург. – И найди где-нибудь ручку.
Вера вздрогнула при слове "интубировала", однако Виктор уже успел выскочить в коридор, громко хлопнув дверью дежурки. Вздохнув, Вера посмотрела на свое орудие. "Литман" – прочитала она на головке. Ну, хоть на приличную вещь они не поскупились. Вдруг ее взгляд упал на бирку. "Вера" – было выведено аккуратным почерком.
Не задумываясь над этим, она развернула форму и, с радостью стянув мокрую одежду, облачилась в хирургический костюм. Форма была хоть и не новая, но чистая и глаженая, хранившая тонкий запах чьего-то тела. К груди был приколот железный бейдж.
"Вознесенская Вера Павловна. Врач анестезиолог-реаниматолог" – она почти не удивилась, прочитав это.
Вера выпрямилась перед висевшим у двери зеркалом и, завязав резинкой, что нашла в кармане формы свои уже успевшие просохнуть волосы, осталась довольна результатом. Русая, синеглазая, с крупными блестящими локонами и правильными чертами лица, Вера была красива. Она всегда умела этим пользоваться. И сейчас смутно вспоминала, что кокетство не довело ее до добра. В этот раз все будет не так, – пообещала себе Вера, засовывая ноги в белые медицинские сабо, которые стояли у входа. Они идеально сели на ее маленькую ногу. Безусловно, эту обувь тут оставили именно для нее.
Вера дождалась лифта и поехала на нем вверх. Еще во время своего путешествия в дежурку на панели управления она прочитала, что оперблок на последнем, пятом этаже корпуса.
Вера долго стояла на пороге предоперационной, потому что трусила. В голове билась мысль "Я не справлюсь". И если бы ее в этом состоянии не застал Виктор, она, быть может, и вовсе бы ушла. Хирург появился вовремя и, оценив ее взглядом, кивнул. Он улыбнулся. Вера это почувствовала, хоть и не смогла увидеть – лицо напарника было скрыто маской. Виктор уже надел стерильный халат.
– Завяжи, – попросил он, повернувшись к Вере спиной, и та протянула к нему руки, чтобы затянуть несколько завязок на спине.
Когда дело было сделано, Вера заглянула в операционную. Там лежала накрытая простыней пациентка и… больше никого. Вера знала, что если хирурги оперируют в одиночку, то это малые вмешательства и в таких случаях в анестезиологе нет надобности.
– Ну чего стоишь? Пошли! – отвлек ее голос Виктора.
Вера неуверенно прошагала в операционную за хирургом.
– Больше не будет никого? – спросила она, оглядываясь.
Хирург кивнул.
– Маска, – подсказал ей Виктор, покосившись на лоток с медицинскими принадлежностями. – И бахилы.
– А кто будет подавать инструменты, раздвигать края раны?
– Ты, если понадобится, – сказал Виктор. – Ну, или я сам. В любом случае, здесь стерильность не так уж и важна.
Какой-то бред, а не медицина!
– Скоро ты сама все поймешь, – вздохнул хирург. – Давай я расскажу, как дают наркоз. Готов поспорить, ты мало что в этом понимаешь.
Вера взглянула на пациентку. Та лежала смирно, накрытая простыней.
Виктор прошагал к наркозному аппарату и щелкнул тумблером, расположенным на подножке.
– Вот так, запоминай.
Машина ожила. Вера с ужасом покосилась на эту тумбочку, зашумевшую своими внутренними моторами. Только в страшном сне она могла представить себе, что станет анестезиологом. Виктор внимательно взглянул на нее, и Вера поняла, что уже довольно долго бессмысленно пялится в голубой монитор, на котором развернулось диалоговое окно.
– Знаешь, это довольно важная профессия, – вдруг произнес хирург. – Ты… забираешь боль. Я ничего не смог бы сделать без анестезиолога, какими бы искусными ни были бы мои руки.
Вера против воли улыбнулась и аккуратно тронула аппарат, словно заключая с ним своеобразный договор не вредить друг другу.
– Если захочешь, то сделаешься тут доброй феей, как прошлая Вера Павловна.
Вера рывком подняла голову и тут пациентка распахнула глаза. Виктор заметил это и погладил больную по плечу.
– Все будет хорошо, – сказал он и взглянул на Веру. – Делай все так, как я говорю и справимся быстро.
Следом хирург указал на стерильную простынку, расстеленную на железном столике для инструментов, стоявшем около пациентки. Вера разглядела несколько шприцов, ларингоскоп, интубационную трубку и тяжело вздохнула.
– Сначала индукция, – продолжил инструктировать Виктор.
– Но раз я ординатор, – перебила она. – Разве тут не должно быть другого анестезиолога? Более опытного…
Виктор тяжело вздохнул, и устало прикрыл глаза, затем он заговорил, спокойно, медленно, так, словно объяснял ребенку.
– Другого нет.
– Внизу целая реанимация! – не выдержала Вера. – Кто угодно из них куда чаще меня давал наркоз!
Виктор посмотрел с сочувствием, и Вера остановилась.
– Такого как нужно мне. Там. Нет, – еще медленнее произнес он. – Принимайся за дело, а то, в самом деле, допросишься, и мне придется ждать кого-нибудь другого.
В словах Виктора звучала угроза. Девушка безотчетно схватилась за шприцы. Тот, что побольше, содержал белое вещество.
– Пропофол, – взглянув на него, сказал хирург.
– Снотворное, – озвучила Вера мелькнувшую в голове мысль.
Виктор кивнул.
– После фентанила, – взглядом он указал на другой шприц. – Дозы рассчитаны. Сегодня это сделал я. Завтра сама, ладно?
Вера посмотрела на периферический внутривенный катетер, торчавший у пациентки из руки, и тяжело вздохнула. Она бы никогда раньше за такое не взялась! Вера чувствовала, что отступила где-то там, в оставленной за дверями больницы жизни.
– Давай, – едва слышно произнес Виктор.
Тогда Вера ввела фентанил, отстраненно задумавшись о том, что эта наркота сгубила, должно быть, не одну жизнь. Вера взяла в руки пропофол. "Ведь если я ошибусь, никто не простит меня", – мелькнуло в голове. Белая тягучая жидкость скользнула в катетер. Пациентку унесло в сон.
Виктор подошел сзади и протянул Вере маску. Хирург уже успел запустить наркозный аппарат. Теперь он подавал в дыхательный контур смесь, богатую кислородом.
– Плотно прижми к лицу, – с этими словами хирург продемонстрировал необходимое движение.
Вера послушалась. Промелькнуло воспоминание о занятиях по реанимации. Виктор тем временем уже оказался у простертой руки пациентки и добавил еще одну дозу в катетер.
– Рокуроний.
"Яд кураре", – всплыла в памяти непрошенная ассоциация. Вера плотнее прижала маску. Нужно как следует насытить кровь кислородом перед тем как мышцы девушки полностью выключатся и она перестанет дышать самостоятельно. Вера неуверенно посмотрела на ларингоскоп и поняла, что страх ее парализовал не хуже рокурония.
– Интубируй! – вернул ее в реальность голос хирурга.
– Я не смогу, – отпрянула от стола Вера.
Дыхательная маска, больше не удерживаемая руками анестезиолога, скользнула на пол.
– Вера! – в этом возгласе звенели разом и напряжение, и горечь разочарования. – Не ошибается только тот, кто ничего не делает! Если я примусь за твою работу, придется тебе идти обратно!
Пересилив себя, Вера схватилась за железную ручку и зажгла лампочку над основанием клинка. Вера неуверенно приоткрыла пациентке рот и вывела нижнюю челюсть, как ее когда-то учили на первой помощи. Виктор оказался рядом.
– Кистью не вращай, – вовремя предупредил хирург. – Просто тяни вверх.
Вера поняла, что подцепила клинком нижнюю челюсть. В этот миг хирург уже всунул в ее свободную руку интубационную трубку, и Вера пихнула ее девушке в горло, продолжая крепко держаться за ручку ларингоскопа.
Следом он поднял с пола маску и отсоединил ее от дыхательного контура. Вскоре гофрированные полупрозрачные трубки оказались у Веры в руке. Осталось только присоединить их к ингаляционной трубке, установленной в горле у пациентки, что Вера и сделала.
– Поздравляю, – похвалил хирург. – Твоя первая интубация.
Вера почувствовала, как пот струится по спине.
– Сейчас фиксируй трубку и следи за состоянием пациентки.
Сделав необходимое, Вера шлепнулась на стул и стала смотреть на аппарат. Мех качал, пульс ровно бился на мониторе, механические легкие вдували в обездвиженное тело воздух. Что угодно могло пойти не так, потому что Вера ничего в анестезиологии не понимала. Помнила только выдержки из студенческого курса.
Виктор что-то размеренно делал за ширмой. Не было слышно почти ничего и, в конце концов, Вера заинтересовалась тем, что было за этой тряпичной стеной. Она ведь согласилась на это безумное предприятие потому, что любила хирургию. Вера уже готова была оставить свой пост, как вдруг аппарат издал сигнал тревоги, и девушка поняла, что пациентка стремительно заваливает давление. Кровотечение? Пульс частил. Вера вскочила и огляделась по сторонам. Лить растворы? А если нужна кровь? Как это сделать? Где ее достать?
Смерть уже стояла у Веры за плечом, она дышала ей в ухо. Неожиданно девушка почувствовала ярость. Только не в ее смену! Неожиданно тяжелая рука хирурга легла Вере на плечо.
– Оставь, – над ухом произнес Виктор, и Вера резко обернулась.
Ей казалось, что еще мгновение назад за ее плечом стояло нечто жуткое, потустороннее.
– Что?! – воскликнула она, обернувшись. – Что ты такое говоришь…
Окровавленная рука хирурга слетела с ее плеча, когда Вера развернулась к Виктору.
– Так всегда, – заговорил хирург мирным тоном.
Воображение нарисовало Вере мясника, убивающего пациентов ради собственной потехи. Весь этот день был полон безумия и абсурда, почему бы этому еще не случиться? Вера не заметила, как в ее руке оказался ларингоскоп.
– Ты, в самом деле, собираешься на меня напасть?! – это прозвучало скорее удивленно, чем рассержено. – Ты что, так и не почувствовала, в чем твое предназначение?!
– Хоп! – раздалось позади, и Вера осознала, что кто-то ухватил ее сзади за руки.
Она попыталась вырваться, но держали уж слишком крепко. Вера зашипела:
– Пусти!
Однако невидимый обидчик ее проигнорировал. Вместо этого он обратился к Виктору:
– Я понял, что с ней будут проблемы, когда встретил Михаила Петровича сегодня, – прозвучало достаточно спокойно и уверенно для того, чтобы Вера еще больше испугалась.
Хирург сорвал маску с лица.
– Иннокентий! – произнес Виктор, выставив вперед окровавленную руку и будто бы стараясь остановить противника Веры. – Давай без твоих методов!
Тон хирурга не предвещал ничего хорошего. Поэтому Вера собрала силы и толкнула локтем назад и вверх. Противник ее выпустил, и Вера смогла обернуться. Позади согнулся невысокий мужчина, как палка худой и очень молодой с виду. Кровь алыми каплями капала на пол. Вера разбила в очках одно из стекол, его осколки сейчас лежали на кафеле. Человек был в белом халате, из-под которого выглядывали черные штанины брюк. Он не хирург, в операционную этот врач явился в уличных туфлях, явно демонстрируя презрение к стерильности.
– Это ты зря, – прозвучал одновременно растерянный и расстроенный голос Виктора.
Незнакомец распрямился, и Вера не поняла, как лишилась сознания. Это было похоже на удар током, когда они с этим врачом встретились взглядами. Свет вдруг погасили, и Вера даже не успела подумать, что это все. Страх она ощутила уже когда начала потихоньку приходить в себя. Появились звуки и цвета, а потом она почувствовала запах нашатыря и отодвинулась. Над ней склонился Виктор, а сама она лежала на кафельном полу операционной. Хирург помог ей подняться и прислонил спиной к стене.
Когда Вера села и выпрямилась, то вновь разглядела странного доктора, из-за которого упала в обморок. Он занял ее стул, расположенный около наркозного аппарата. Теперь его рассеченная бровь была заклеена пластырем, который уже успел пропитаться кровью, а то место, где в очках стояло разбитое стекло, было замотано бинтом. Выглядел он сердито и строго. Черные как смоль волосы растрепаны. Он напомнил Вере большого грозного ворона, возможно, из-за черных строгих брюк и туфлей, выглядывавших из-под медицинской формы.
– Это наш психиатр, – пояснил со вздохом Виктор, проследив взгляд Веры. – Лучше бы вы познакомились вечером.
– Я никогда не одобрял вашу с Михаилом Петровичем толерантность, – вступил тот, о ком шла речь. – Попытки обходить острые углы приводят к еще большим проблемам.
Виктор вздохнул и поморщился.
– Иннокентий… – начал хирург, но психиатр встал и зашагал к выходу.
– Все ждали этого анестезиолога, как чуда господня, – произнес обидчик Веры на ходу. – Слухи про то, что больницу закроют, убивают в вас здравый смысл. Мы еще с ней вдоволь намучаемся! – донеслось уже из-за двери.
Психиатр скрылся в коридоре. Виктор встал на ноги и долго смотрел коллеге вслед, пока Вера не нашла в себе силы подняться. Схватившись за косяк, она тоже посмотрела в коридор, но там было пусто.
– Как он это сделал со мной? – слабым голосом произнесла Вера.
Виктор обернулся к ней и посмотрел с сожалением.
– Это… – после первого слова он шумно набрал воздуха в грудь. – Дар, который есть у каждого из нас. Никогда больше не смотри Иннокентию в глаза, если он без очков. Я не лез в эти его психиаторские штучки, просто запомни, это может быть небезопасно.
– Что? – скривилась Вера.
Виктор посмотрел на нее.
– У тебя есть причины сомневаться в моих словах после того, что случилось?
Вера вздрогнула и зябко обняла себя за плечи.
– Почему? – с трудом выдавила она.
Виктор еще раз глубоко вдохнул.
– Среди нас есть… не только врачи. У Иннокентия нюх на дурных личностей. Обычные сумасшедшие меняются после встречи с ним. А такие как мы, – Виктор посмотрел вперед. – Могут исчезнуть без следа.
Вера снова почувствовала, как хирург положил тяжелую руку ей на плечо.
– Но раз он оставил тебя в покое, это значит на самом деле он согласен со мной и Михаилом Петровичем.
– В чем? – Вера обернулась к хирургу.
– Ты наш новый анестезиолог, – улыбнулся он. – И ты первая за много лет, кто утер Иннокентию нос! Он думает, что опыт делает его кем-то вроде сверхчеловека, но нет.
С этими словами Виктор повернулся и шагнул обратно в операционную, но Вера понимала, что мир вокруг нее набрал уже достаточный градус безумия.
– А он не сверхчеловек?
Хирург остановился. Его плечи на миг поднялись и плавно опустились. Похоже, он вздыхал.
– Мужик, который одним взглядом может вырубить, – продолжила Вера. – Прозектор, лечащий наложением рук. Ты… кстати, не подскажешь, что именно делаешь ты?
На этих словах Виктор обернулся. Его лицо выглядело таким же безмятежным, как и в тогда, когда он объявил Вере, что она новый ординатор.
– Дело в том, что мы хранители, – произнес он.
– Чего? – Вера почувствовала, что изогнула бровь.
– Все мы когда-то стали врачами и… продолжаем ими оставаться, но в несколько ином качестве. Вера… при любой старой больнице неизбежно поселяются такие доктора, когда в ней накапливается достаточно страданий. Это происходит естественно.
– Что же мы делаем? – немеющими губами спросила Вера.
Тогда Виктор подвел ее к девушке, накрытой простыней, и указал на нее.
– Мы с тобой помогаем уйти тем, кому это слишком больно сделать самостоятельно. Это… криминальный аборт. Ей было семнадцать. Побоялась сказать родителям. Доехала домой с кровотечением и легла спать. Бригаду вызвали слишком поздно, тридцать минут реанимации в машине. Истекла кровью на пороге больницы. Я вернул ей то, без чего она не хотела уходить, а ты помогла заглушить боль от потери…
Вера вздрогнула и отошла.
– Если такие как мы перестанут работать, в этом месте накопится слишком много дурной энергии. Больные начнут хиреть, у докторов все станет валиться из рук, сотрудников и посетителей будут преследовать несчастья. Те места, где страдают люди без хранителей становятся проклятыми. Мы сейчас здесь делаем именно то зачем когда-то пришли в медицину – помогаем и смягчаем боль!
Вера сделала еще один шаг назад.
– Я не собираюсь отправлять людей на тот свет!
– Вера, смерть это часть жизни! Ты как врач должна лучше других это понимать!
Хирург протянул к ней руку.
– Я был как ты, когда меня взяли на работу. Поэтому я не решился сразу же сказать тебе правду.
Вера почувствовала, что ее губы дрожат. Она развернулась и вышла.
– Хорошо! Отдохни и как следует выспись! Завтра поговорим! – донеслось в спину.
Часть 2
Вера спустилась на первый этаж и, выйдя из дверей лифта, остановилась. Ее трясло. И было неясно, что делать дальше. Вера мучительно посмотрела в сторону приемного отделения – там были двери наружу – и очень четко ощутила, что это будет неверное решение.
Навстречу двигалась фигура. Доктор была в тошнотворной розовой хирургичке, на шею был закинут ярко-алый фонендоскоп. Шестым чувством Вера поняла, что это она, еще одна хранительница.
"Любовь Ивановна Мирская, врач-кардиолог". Вера уставилась на бейдж, гадая, что ей сулит встреча с еще одной необычной обитательницей больницы.
– Привет! – поздоровалась та.
Любовь была рыжая, полноватая, вся в веснушках, и Вере она не понравилась. Неприятное впечатление создавала то ли расслабленная полуулыбка, то ли блуждающий взгляд.
– В мертвяцкой команде наконец-то прибыло, – шире улыбнулась она, как будто закрепляя ощущения от знакомства.
Веру и так подташнивало от новой роли, но единственное, чем вновь прибывшая сумела ответить – такой же странноватой полуулыбкой.
– Теперь Витя передохнет, – продолжила кардиолог. – Ему трудно здесь было. Что ни говори, анестезиолог из него никакой. А вот хирург замечательный. Мы тебя заждались, Вера!
– Не уверена, – зачем-то буркнула Вера.
Но, как выяснилось, ее расслышала Любовь.
– Отчего?
– По-моему я не подхожу вам.
Любовь пожала плечами.
– Об этом не нам с тобой судить. Наша больница одна из старейших в Москве, именно поэтому здесь так много хранителей. Работать здесь честь.
Вера выдохнула. Она в этом сомневалась.
Новенькая сосредоточилась на ключах, которые Любовь за кольцо вращала у себя на пальце.
– Витя предупредил, что ты захочешь отдохнуть.
С этими словами Любовь повернулась к Вере спиной и указала вперед.
– Я провожу, – следующим делом кардиолог вынула из кармана смартфон и двумя быстрыми движениями активировала экран.
Вскоре она уже болтала с хирургом.
– Да. Встретила твою, – долетело до Веры. – Идем к флигелю… Иннокентию трудно помешать!
Вера расслабилась, услышав эти слова. Если бы еще выяснилось, что хранители владеют телепатией, это было бы слишком.
Любовь подвела ее к небольшому выкрашенному желтой краской зданию, выглядевшему так, словно его построили в прошлом веке. После этого кардиолог отперла ключами железную, покрытую серой, кое-где облупившейся краской дверь. Вера без энтузиазма посмотрела на ступени крыльца, вросшие в асфальт.
– Оно старое, – заметив этот взгляд, пояснила кардиолог. – Первоначально служило жилищем для врачей, потом какое-то время тут был терапевтический корпус, теперь первый этаж отдан под хозяйственные нужды. Второй наш. Он считается кафедральным.
В коридоре было темно. Над широкой лестницей, уходившей наверх, тускло светила лампа.
– Разувайся, – Любовь указала на стоявшую у входа банкетку, из-под которой выглядывали несколько пар мужской обуви.
Вера скинула сабо. Кардиолог указала в темный проход, уходивший направо.
– Там какой-то богом забытый архив. Так что на счет непрошенных гостей можешь не беспокоится. Психиатр не просто так здесь устроился, он понимает в таких вещах.
Любовь, надела женские тапочки, сиротливо стоявшие у стены, и зашагала к лестнице. Вере пришлось шлепать босыми ногами.
Наверху оказался такой же коридор. Большого занавешенного тюлем окна вполне хватало, чтобы придать помещению вид обжитого. По сторонам висели картины, довольно странные на Верин вкус.
Любовь довела ее до конца коридора и толкнула большие выкрашенные в белый цвет деревянные двери, расположенные слева перед окном.
– Иннокентий собирался устроить здесь кабинет для консультаций, – пояснила кардиолог. – Но Петрович продолжает настаивать на том, что психиатру нужно общество. Я же просто считаю, что прибрать себе целый этаж слишком жирно. Мы же не в дореволюционной России живем!
Вера зашла. Обстановка что-то смутно напоминала. Так, наверное, выглядели жилые комнаты до Великой Отечественной войны. Даже на круглый, стоявший посередине стол, для полного сходства была накинута вязаная крючком скатерть.
Любовь вроде бы собралась идти, но Веру смущало ощущение невидимого присутствия.
– Это все чье-то? – заговорила она, жестом обводя комнату.
Кардиолог кивнула.
– И ничего если я буду жить тут?
Любовь вздохнула.
– Не бойся, ей это уже не пригодится.
– А кто была эта она? – настаивала Вера.
Любовь закатила глаза, ухватившись за дверь.
– Прошлая Вара Павловна, – произнесла она скороговоркой. – Витя сказал не очень усердствовать с объяснениями. Но тебе, в самом деле, стоит знать. Мы получаем свои должности по наследству вместе с именем и фамилией.
– То есть, ты на самом деле не Любовь?
– Да, – кивнула кардиолог. – И тебя, и меня звали по-другому. Но все устроено так, что ты узнаешь свое настоящее имя, только когда придет время уволиться.
Вера глубоко вдохнула, чувствуя, что ей по-прежнему на редкость не по себе.
– Эту больницу с древних времен хранили Вера, Надежда и Любовь. Первой из нас была Вера, она забирала боль. Любовь открывает двери в этот мир, я… можно сказать, по сути своей акушер. Есть еще Надя, она, как ты сама, наверное, догадалась для тех, у кого нет шансов. Они с Михаилом Петровичем вроде вас с Витей, только наоборот. Команда жизни.
– А мы… – вырвалось у Веры. – Команда смерти?
Любовь кивнула.
– Но Верой быть почетно. Она была главная, по крайней мере, прошлая. Вокруг нее вращалась жизнь коллектива, пока в июне мы не обнаружили, что ее нигде нет. Все испугались, потому что не понимали, что это значит. Обычно перед тем, как уйдет старый хранитель, ему на смену приходит другой, чтобы принять дела. Но новой Веры два месяца не было.
Любовь тяжело вздохнула.
– Мы подумали, больнице пришел конец. Таким как мы непросто поменять место работы. И вот, – раскосые глаза Любови остановились на Верином лице. – Появляешься ты. Мы все состоявшиеся врачи и понимаем свою функцию при больнице. У нас еще никогда раньше не было ординатора, желторотого птенца. Иннокентий и Виктор сегодня поспорили. Психиатр сказал, что ты выродок, но раз он так и не сжег тебе мозги, значит, все в порядке.
Любовь еще раз схватилась за ручку двери.
– Уйдешь и подставишь всех нас, – как-то очень искренне сказала она. – То, что ты вернулась означает, что слухи врут и долбанная оптимизация нас не коснется… В общем, не закроют нас. А то, ты знаешь, земля в центре города дорогая…
С этими словами Любовь вышла, а Вера осталась стоять посреди прибранной комнаты, босая, в чужой хирургичке. "Сплошное безумие", – сказала себе она и, не придумав ничего лучше, уселась на диван. В комнате ничего не было, что могло бы помочь Вере отвлечься от душивших ее мыслей: ни телевизора, ни компьютера. Только книги. Огромный, старинный с виду стеллаж был доверху забит учебниками. Значит, теперь это все ее.
Интересно, как выглядела прошлая хозяйка? Прикрыв глаза, Вера почему-то представила себе крепкую женщину в накрахмаленном белом халате и колпаке, не старую еще и уже не молодую, сильную, с уверенным открытым взглядом, эдакого хирурга из советских времен. Сама Вера была не такая. Что она даст этой больнице? И когда девушка уже почти провалилась в сон, в дверь постучали.
– Это я, – раздался с той стороны голос Виктора.
– Да-да, входи.
Сейчас она чувствовала себя виноватой перед хирургом.
Хирург все еще был в форме, лишь накинул белый халат поверх хирургички.
– Вот, – с этими словами он поставил белую картонную коробку на стол.
– Что это?
– Торт, – улыбнулся Виктор. – Захватил из ординаторской. Сегодня был твой первый день и как бы странно он ни прошел, надо это отпраздновать…
– А нормальные врачи знают о том, что вы подворовываете их продукты? – Вера наконец смогла заговорить о хранителях.
– Нормальные врачи? – хирург изогнул бровь. – А! Вот ты, наверное, о чем! Я тоже врач отделения и, надо сказать, хороший. Торт я получил за успешную холецистэктомию.
Виктор рассмеялся и сел за стол.
– Я оперирую как обычный врач, пока мне не нужно выполнять основную работу.
– Так вот почему они с тобой здоровались, – сообразила Вера.
– Да, – улыбнулся Виктор. – Когда меняются хранители, никто этого не замечает в больнице. Ты будешь все та же старая Вера Павловна, когда вернешься в реанимацию. Они, наверное, решат, что ты была в отпуске. Но, как бы то ни было, они чувствуют нашу суть. Нас всех считают талисманами.
– И они разве не понимают, что вы проводник смерти?
Вера вгляделась в его бейдж, блестевший на груди. "Виктор Юрьевич Успенский, врач-хирург, к.м.н.". Фамилия очень подходила к его роду занятий.
– Только некоторые больные. Ладно! – хирург резко поднялся и прошагал к подоконнику. – Будешь чай?
Следом он без труда разыскал чайник и чашки в стоявшей рядом тумбочке.
Вскоре все было готово для застолья. Виктор отрезал Вере пышный кусок, девушка поняла, что не голодна.
– А хранители… – она запнулась.
Что-то в глубине души подсказывало, что хранители живые не в привычном смысле. Виктор поднял голову, отломав от торта ложкой внушительный кусок.
– У нас все те же чувства, что и у обычных людей?
Виктор потупился.
– Если ты об этом, то мы не так сильно нуждаемся в отдыхе и еде, как другие. Наша природа делает нас выносливей. Я например не очень хочу есть, потому что теперь это не так уж и важно для выживания. Но сладости от этого не становятся менее вкусными, – с этими словами хирург положил в рот ложку.
Вера тоже попробовала. Торт, в самом деле, был отличный.
– Я, кстати, здесь не только за этим, – вдруг очень серьезно произнес Виктор.
Он запустил руку в карман и выставил на стол белую пластиковую банку. В таких иногда хранят лекарства. Этикетка содрана.
– Я собирался оставить тебя до завтра в покое, как обещал, но ко мне зашел Иннокентий. Он настаивает, чтобы я дал тебе это.
– Что там?
Виктор открутил крышку и продемонстрировал округлые таблетки коричневого цвета.
– Лекарства. Трижды в день по одной.
Вера фыркнула.
– Нет!
Пить психотропные? В том, какого рода таблетки может дать психиатр, Вера не сомневалась.
– Он думает, я не в себе?
Виктор отвел взгляд.
– Он сказал, что первое время у тебя будут трудности с адаптацией. Иннокентий редко ошибается в таких вещах. Хоть я над ним иногда и подтруниваю, поверь, он много кого лечил и… вылечил. Иннокентий старший из нынешних психиатров Москвы, несмотря на то что выглядит как студент. Раз он дал тебе это, лучше будет послушаться.
Виктор еще раз заглянул в баночку.
– Это не колдовское зелье, – добавил он, посмотрев на Веру. – По-моему обычный хлорпротиксен.
Вера неуверенно приняла лекарство из рук хирурга. В это время у гостя зазвонил сотовый.
– Это из приемного, – сообщил Виктор, дослушав собеседника. – Нужно идти осмотреть больного.
– Мертвого? – буркнула Вера.
– Нет, – уголками губ улыбнулся Виктор. – Обычного. Отдыхай. Завтра все решим, как договаривались.
Хирург поднялся и прошагал к двери, оставив торт на столе.
– И не забудь принять лекарство. Трижды в день по одной.
Глава 3 Анестезия
Вера осталась одна. Психиатр выписал ей нейролептик – средство от галлюцинаций и бреда. Она встряхнула емкость и тут же ясно поняла, что не станет это пить. Она не сумасшедшая. И вообще, какого черта? Этот Иннокентий ей угрожал, едва ли он желает добра.
Вера убрала торт в невысокий холодильник – внутри было пусто. Прошлая хозяйка комнаты точно знала, что съедет. Захлопнув дверцу, Вера выпрямилась и задумалась, как быть дальше.
Мысли о прошлом и будущем сводили с ума. Вера схватила с полки одну из книжек по анестезиологии. Ей удалось закончить главу по истории профессии, когда девушку сморил сон – книга оказалась не такой уж и увлекательной.
Бесформенное забытье быстро сменилось странными ощущениями, Вере казалось, будто кто-то ее душил. Она переживала одну бесконечно длящуюся агонию, в глазах было темно. Вера сучила руками, пытаясь избавиться мучителя. Теперь она точно понимала, очень хочет жить. Вера натворила в своей жизни нечто такое, за что обречена была теперь расплачиваться. Она уже понимала, что совершила фатальную ошибку, не послушавшись Иннокентия, чувствуя, как проваливается сквозь диван. Ее засасывало в себя ничто.
В лицо плеснули холодной водой, и Вера вскочила.
Внутри все пылало. Она сидела на диване в той же комнате, где и уснула. Перед ней на коленях стоял Иннокентий. В бледном свете луны его черты казались еще более резкими. Блестели стекла очков. Вспомнились слова Виктора о том, что этому хранителю ни в коем случае нельзя было смотреть в глаза. Вера сосредоточилась на пуговицах его белой рубашки.
– Очнулась? – бросил психиатр. – Почему не приняла лекарство?
Следом Иннокентий встал и развернулся к девушке спиной. Звякнули, кажется, ампулы.
– Ты уже исчезла бы, если б я не услышал твоих криков из соседней комнаты, – с этими словами психиатр снова обернулся к пациентке. – Испугалась уходить?
Вера кивнула.
– Давай руку.
Иннокентий протер кожу холодной ватой, прежде чем поднести шприц.
– Что в нем? – спросила Вера, морщась от укола.
– До утра дотянешь без приключений.
Веки Веры вскоре действительно потяжелели, и ей стало легко.
Когда она распахнула глаза, за окном стоял по-осеннему серый день. Тело ломило. Сразу вспомнился кошмар и визит психиатра. Вера растерла веки ладонями. Это все было… странно и плохо, но у нее оставалось отчетливое чувство, что та жизнь, из которой она убежала была хуже во много раз.
Вера сбросила ноги на пол. Под диваном валялся скомканный плед. Психиатр даже не потрудился ее прикрыть. Или же Вера, ворочаясь, сама сбросила одеяло и проспала до утра, не чувствуя холода? Учитывая то, что рассказывал о природе хранителей Виктор, вполне могло быть и так.
Вера поднялась и мельком взглянула на стол. Там Иннокентий оставил шприц и ампулу аминазина – это был ответ на ночной вопрос. Рядом записка: "Больше не стану тебя спасать". На клочке бумаги открытая вчерашняя банка с таблетками. А это намек.
Вера взяла таблетку в горсть и недолго думая, запила вчерашним чаем.
Заглянув в зеркало, Вера пришла в отчаяние. Хирургичка измялась, под глазами залегли круги. Вера, привыкшая выглядеть опрятно, не хотела появляться так перед коллегами. Но в комнате не нашлось смены: ни вещей, ни шампуней, ни полотенец. Однако обнаружился сотовый, стоявший на зарядке на окне. Рядом была забыта дамская сумочка, в которой Вера нашла кошелек и банковскую карту на свое новое имя.
Вера разблокировала экран мобильного. Куча пропущенных за второе, третье и четверное июня – хранители разыскивали своего анестезиолога. В СМС-уведомлениях сообщения от банка. На счету Веры Павловны оказалось около двухсот тысяч рублей. Теперь это все, очевидно, принадлежало новой Вере.
Удивительно, что у хранителей были нормальные деньги, переводы от банка обозначались как зарплата, отпускные и… стипендия.
Вера взглянула на время – десять утра. Рабочий день в больнице уже в полном разгаре. Наверное, хранители в курсе ночного происшествия и, скорее всего, дожидаются, пока она выспится.
Вера не собиралась появляться в стационаре в своем нынешнем виде. Она открыла мессенджер и набрала сообщение Виктору:
"Со мной все в порядке. Мне нужно немного собраться с мыслями. Если будет что-то срочное, звони, приду".
Через пару минут прилетел ответ:
"Ок".
Вера выдохнула. Теперь у нее было время сходить за формой.
Первым делом новая хранительница отправилась в дежурку за своей одеждой, но к ее удивлению вещи исчезли бесследно. Оставался небольшой шанс, что кто-то занес ее имущество в реанимацию. Вера спустилась вниз, постояла перед дверями отделения, разглядывая кодовый замок и поняла, что мечтает оттянуть встречу с новым местом работы.
Вера нашла на мобильных картах ближайший торговый центр, благо связь работала даже спустя три месяца после исчезновения прошлой хозяйки сотового и за время прогулки уполовинила сбережения предшественницы. Вера выдохнула, понимая, что в прошлом была неравнодушна к роскоши, разглядывая на экране сотового смс от банка. Это отдавалось неприятным вкусом во рту.
В голове промелькнуло что-то похожее на воспоминание. Как давно она не была так свободна в желаниях. Вся ее прошлая жизнь напоминала золотую клетку. Она долго не могла вот так вот сесть в ресторанном дворике и позволить себе простую чашку кофе. Вера сжала пластиковый стакан в руках и с наслаждением вдохнула запах, понимая, что сейчас счастлива.
И тут зазвонил телефон.
– Верочка, вы где? – долетел до нее взволнованный голос Михаила Петровича. – Я зашел вас проведать, и не могу нигде обнаружить. Вы ведь не выходили из больницы?
– Я… – Вера по тону коллеги поняла, что происходило что-то очень нехорошее. – Я тут недалеко.
– За оградой? – прозвучало еще более обеспокоенно.
– Тут минут двадцать ходьбы, – попробовала оправдаться Вера.
– Немедленно идите обратно! В каком направлении вы ушли?
– Э… – Вера замялась. – К центру.
– Я вас встречу, только выходите прямо сейчас же!
На обратном пути Вера спешила. Всплыли в памяти все нехорошие предчувствия из прошлого дня. Если она задержится снаружи ограды больницы, то что?
Наконец, на одном из перекрестков впереди показалась плотная фигура Михаила Петровича. Не дождавшись зеленого света, он перешел улицу и ухватил Веру за руку.
– Бейдж при вас? – в голосе патологоанатома звучало напряжение.
Вера проверила один из пакетов и вынула железный значок.
– Никогда, Вера, не оставляйте его, пока работаете у нас, – выдохнул патологоанатом. – Поняли?
Светофор для пешеходов как раз загорелся зеленым. После этого Михаил Петрович подтолкнул девушку на проезжую часть. Вера зашагала так быстро как могла.
– Почему это так важно? – отважилась спросить она, когда впереди уже показалась облупившаяся ограда больницы.
– Вам очень повезло, что вами никто не заинтересовался, – выдохнул коллега, несший теперь большую часть Вериных пакетов. – Это место нас защищает.
– От кого? – уточнила Вера, сбиваясь с дыхания.
Михаил Петрович с сомнением взглянул на нее и прошагал в ворота. Вера последовала.
– Таким как мы не положено ходить по земле, – на ходу произнес он. – Ваш бейдж свидетельство того, что высшие силы наняли вас на службу, однако вы все равно не имеете права пропускать покидать территорию больницы без разрешения.
Вера опустила голову, задумавшись о неприятной участи, которую снова чудом миновала.
– Теперь уже все в порядке, – патологоанатом попробовал подбодрить ее улыбкой. – Пойдемте, я вас угощу.
Так Вера и Михаил Петрович добрались до морга, где патологоанатом усадил Веру в кресло, а сам удалился в соседнюю комнату. Девушка огляделась. На противоположной стене висела табличка, где было выведено "Спешите творить добро", чуть ниже значилось имя автора цитаты: Федор Петрович Гааз. Главный врач московских тюрем – это она помнила. Кажется, его словам было самое место в рабочем кабинете хранителя.
Эта мысль приятно грела. Вера повернула голову, когда Михаил Петрович поставил на круглый стол, стоявший посередине комнаты две чашки. Приятно пахнуло кофе.
– Ирландский, – пояснил коллега.
– С виски? – приподняла бровь Вера.
Михаил Петрович занял место напротив.
– Наше положение дает нам некоторые преимущества, но при этом забирает кое-что человеческое. Для того, чтобы добиться опьянения понадобится изрядная настойчивость, – с этими словами собеседник прихлебнул свой кофе.
Вера тоже попробовала и, приподняв чашку, ощутила, что сердце все еще часто бьется после предпринятой гонки, а руки чуть-чуть подрагивают.
– Что случилось бы… если вы мне не позвонили? – это нужно было выяснить.
– Вас отправили бы туда, где вы неизбежно должны были оказаться, – взгляд патологоанатома сейчас словно бы отдавал чернотой той самой бездны, которую Вера уже однажды видела.
Михаил Петрович вздохнул.
– Думаете, в мире мало душ, которые не желают покидать эту жизнь?
– Так мы умерли?! – вырвалось у Веры.
– Скорее, мы перешли в иную форму существования, – собеседник постучал ложечкой по блюдцу, – Мы – оплот того света, на который вы, быть может, молились, когда сдавали, не подготовившись толком экзамен. Мы – те, кто помогает чужим жизням складываться правильно, если люди заслуживают этого. Существует и темная сторона. Именно стражи те, с кем я так боялся, что вы столкнетесь сегодня, оберегают нас от нее, а когда этого не требуется, блюдут порядок. Вы уже знаете про дар Иннокентия. Он сродни их способностям.
Вера перевела дыхание, вспомнив первую встречу с психиатром.
– Я не мог сразу же сказать вам все, вы бы меня не поняли.
Вера выдохнула.
– Всем новым хранителям приходится трудно, – ласково добавил Михаил Петрович. – Вас выбрали не просто так, вы заслужили свое место необычной жизнью.
– Я не думаю, что я прожила ее правильно, – сказала Вера.
– Мало кто из нас может таким похвастаться, – долетело в ответ. – Это значит, что ваша жизнь была полна страданий.
Вера вздернула голову.
– Если бы вы ушли сразу же, то утонули бы в водовороте собственных страстей. Вы обретете здесь то, чего вам не хватает. Плата за добрые дела – ваше собственное спасение. Это может немного пугать, но у вас теперь есть редкая возможность видеть, как идет время и не стареть, заботиться и защищать.
С этими словами патологоанатом приподнялся, и положил Вере руку на плечо. Взгляд девушки упал на оставленные у порога сумки и все сегодняшние дела показались ей вдруг смешными и мелочными.
– Вы имеете право на человеческие слабости, – добавил Михаил Петрович. – Не пытайтесь стать совершенством. Понимание того как правильно придет к вам само. Это то, о чем человечество мечтало столетиями – бессмертие. И вы в нем не одиноки.
Распахнулась входная дверь.
На пороге замерла девушка в белом халате, до того по-девичьи миниатюрная и стройная, что напомнила Вере пионервожатую из старых советских фильмов. Светлые волосы были забраны в две аккуратные косички, перетянутые серой лентой. Так уже, кажется, никто лет пятнадцать не причесывался. На ногах у нее были старомодные туфли. Серая юбка воланом выбивалась из-под медицинской формы. Это, должно быть, и была Надежда.
– Наденька, здравствуй! Это Вера.
– Не расспрашивайте ее, – продолжил Михаил Петрович, увидев, что Вера открыла было рот. – Наденька не говорит.
Надежда после этого подбежала к патологоанатому и вложила свои руки в его ладони.
– Что там случилось? – улыбнулся Михаил Петрович. – А! Теперь вижу. Хорошо, что ты меня позвала.
После этого он обернулся к Вере.
– Пойдете! Посмотрите на нашу работу.
Надежда выскочила за дверь, Вера успела только разглядеть на сверкнувшем на ее груди бейдже должность. Лаборант. Разве не все хранители врачи? Впрочем, расспрашивать она не решилась. Поднялись на второй этаж, где была расположена лаборатория.
Надежда молча указала на микроскоп, стоявший у окна. За ним сидел молодой мужчина.
– Проблемы, Юрий? – обратился к нему Михаил Петрович.
– А! Профессор! – тот вскочил, вытирая о халат вспотевшие руки. – Я, конечно, не уверен, но, по-моему, рак молочной железы. Я сказал, пусть кто-нибудь еще из докторов глянет, но Надя решила, что надо знать наверняка. Все-таки неприятный диагноз.
Вера заметила, что на бейдже Юрия было написано "ординатор" – понятно было, отчего он трепетал перед Михаилом Петровичем.
Грузный патологоанатом сел за стул и легким движением навел резкость.
– Нет, голубчик, вы все-таки неправы, – через какое-то время дал заключение профессор. – Я настроил вам препарат. Сами еще раз гляньте. Это обычная фиброма.
Ординатор побледнел.
– Ну, вот и хорошо. Испугали бы бедную женщину, – с этими словами Михаил Петрович вышел.
Вера последовала за ним, ожидая объяснений.
Патологоанатом спустился на первый этаж и заговорил только там.
– Надя моя помощница. Видит и слышит все, что творится в больнице. Она чувствует хороших людей и приносит мне в руках их добрые поступки. Это то, что я могу превратить для них в чудо.
– Вы ее исцелили, эту женщину? Она болела раком груди?
Михаил Петрович кивнул.
– Но не подозревала об этом. Эта была третья стадия, которую случайно обнаружили на профилактическом осмотре. Даже с современным протоколом химиотерапии у нее было бы не так много шансов. Она и ее дети сейчас порядком напуганы. Сегодня им скажут, что страшный диагноз всего лишь заблуждение рентгенолога и терапевта. Врачи неверно истолковали данные, а обследование в больнице это подтвердит.
Вера почувствовала волнение. Такое же, как и когда впервые ступила под своды мединститута. Вскоре она осознала, что выбрала медицину сердцем, сама и что как не любимая профессия могло ее спасти от пропасти саморазрушения?
Вера не могла отвести взгляда от рук патологоанатома, все еще мысленно переживая недавнее чудо. Михаил Петрович спрятал большие ладони в карманы.
– Ваш дар не менее важен, Вера, – заговорил он. – Вскоре он… придет.
В этот миг в кармане у Веры завибрировал телефон, и она вспомнила про Виктора. Однако пришло сообщение от Любови.
"Твой хирург вовсю оперирует, а ты сутра шляешься где-то, и никто не может тебя найти".
Вере стало не по себе. Бросив короткий взгляд на Михаила Петровича, она призналась:
– Виктор в операционной, я должна…
– Конечно, бегите, Вера, – сказал тот. – Переоденетесь у меня в кабинете, вещи я вам занесу.
– Спасибо!
Вера натянула новую форму и бросилась на выручку хирургу.
Теперь ей стало по-настоящему стыдно. Весь вчерашний и сегодняшний день она вела себя эгоистично. Вера помнила, что-то под конец прошлой жизни сделало ее такой, но она не хотела таковой оставаться. Давным-давно Вера думала посвятить себя служению жизни и человечеству, потому что чувствовала, что в ней достаточно сил. Но потом она почему-то в себе разуверилась.
Вера хотела вернуть прошлое, в котором была еще светлой и сильной, настоящей, правильной.
На пятом этаже Вера набросилась на сестер оперблока, коротавших время между операциями в подсобке с вопросом, где оперирует Успенский. Молоденькие девочки тут же сдали от ее напора и махнули в сторону двери под номером 3.
В комнате было полно народа. Бригада хирургов из трех человек стояла вокруг обложенного стерильным бельем операционного поля. До того как Вера явилась, хирурги сосредоточенно смотрели на висевший над пациентом монитор. Их лица были скрыты масками. Шла лапароскопическая операция. У головы пациента расположилась анестезиологическая бригада. Врач что-то сосредоточенно строчил на листке, анестезистка набирала лекарство в шприц. У кафельной стены сгрудились студенты.
И вся эта компания обернулась к Вере, когда та раскрасневшаяся и запыхавшаяся оказалась на пороге.
– Вер Павловна? – обратился к ней анестезиолог, тронув кончиком ручки бровь. – Игорь Михалыч зовет? Что-то срочное?
– Нет, – едва слышно выдохнула Вера, и тут Виктор взглянул на нее, оторвавшись от экрана.
– Это она ко мне, Дим, – заговорил хирург.
– Передай зав. кафедрой, что ведомости я положил ему на стол и можешь возвращаться в реанимацию. Правда совестно, что дергают из-за этого тебя.
Вера растерянно посмотрела на студентов и развернулась.
– Хорошо, что на этот год ты с нами! – долетело в спину, и девушка передернула плечами.
Было в словах Виктора что-то до боли знакомое, щемящее. Холодок пробежал по спине: это была память!
Вера сделала два коротких вдоха. Сейчас она ярко помнила, что уже бывала здесь, когда училась на врача. Вот почему при первой встрече хирург показался ей знакомым! Виктор ей преподавал! Но выглядел совершенно иначе – раз сотрудники больницы не удивляются смене хранителей, значит, с внешностью для живых у них примерно то же, что и с именем: одна на всех.
Вера с неприятным чувством, что хирург явно имел отношение к ее загадке. В голове все еще звучали слова патологоанатома: «Ваша жизнь была полна страданий», девушка не хотела вспоминать сейчас, когда она только начала думать, что ей тут место, не хотела в себе разочаровываться.
Передернув плечами, Вера вышла.
Ее бегство окончилось на пороге реанимации. Вера позвонила в звонок понимая, что сможет скрыться только в нелюбимом отделении.
– О, Вер Павловна! – произнесла медсестра, открывшая ей двери. – Как отдохнули?
Вера пожала плечами, проходя внутрь и разглядывая помещение. Воздух отделения показался удушливым и приторно-знакомым.
– Я так и знала, что вы попроситесь остаться у нас подольше! – в спину сказала медсестра. – Ведь с этого года вас должны были перевести в другую больницу?
Вера пожала плечами и зашагала вперед, пытаясь не выдавать того, насколько ей было не по себе. Наконец, перед ней появилась дверь с табличкой "ординаторская". Вера распахнула ее.
– О, Вера! Верочка! – загалдели врачи, увидев хранительницу и девушка перевела дыхание.
Похоже, это было именно то, о чем предупреждал Виктор – ее приняли за свою. Вера очень старалась сохранять приветливое выражение лица, но ей почему-то казалось, что ее улыбка просто обязана была смахивать на недружелюбный оскал. Интересно, как в свое отделение впервые ввалился сам хирург?
– Осталась у нас все-таки? – тем временем к хранительнице подскочил широкоплечий немолодой мужчина.
– Уже неделя прошла от начала сентября, Михалыч начал волноваться, – пояснила стройная женщина, кивнув на него. – Ты к нам надолго?
– Но ты же не в гости зашла, не расстраивай меня, Верка! – гундосил по всей видимости Михалыч, раскрывая объятия для той, кого тут все по всей видимости принимали за ординатора второго года.
– Нет, – обреченно выдохнула Вера, падая на диван и тем самым избегая реаниматолога. – Я теперь с вами надолго, если не навсегда.
– Дело говоришь, женщина! – хлопнул в ладоши Михалыч.
День в реанимации представлял собой Верин кошмар. Она мало что понимала и почти ничего не помнила. За каждым малым назначением ей приходилось лезть в интернет и пролистывать кучу изобиловавших неактуальной информацией сайтов.
Реаниматологи как будто не замечали ее идиотизма, не желая расстраивать «любимого ординатора». Вера же чувствовала себя отвратительно и за день едва не позабыла, что у нее на самом деле была за работа в больнице.
К счастью, в десять в реанимации оказался Виктор.
– А ты тут чего еще торчишь? – отвел ее в сторону хирург. – Рабочий день заканчивается в пять.
Вера на сей раз была счастлива его увидеть и с радостью отправилась с Виктором на перевязку, которую он собрался делать в их отделении.
– Закончен день в реанимации, но не твой рабочий, – между делом напомнил хирург, пока юная хранительница ему ассистировала.
Вера вздохнула, глядя их отражения в стекле. Больной спал и сейчас казалось, будто там не человеческие силуэты, а две серые тени – словом, окно отражало подлинную суть хранителей.
– Что еще?
Виктор с лукавой улыбкой полез в карман, и Вера увидела на его ладони знакомую коричневую таблетку.
– Иннокентий знал, что ты забудешь, – сказал хирург.
Вера проглотила таблетку, не запивая и фыркнула, вспомнив записку психиатра: он больше не станет ее спасать.
– Пошли учиться давать наркоз, – хирург махнул в сторону выхода из отделения.
– У нас пациент? – обреченно выдохнула Вера.
– Нет, – улыбнулся Виктор. – Но когда он появится, тебе лучше быть готовой.
На пятом этаже было пусто. Горел свет в четвертой операционной, но там мыли. Хирург шагнул прямо к стене и только когда он вытянул руку, там образовалась дверь.
– Живые ее не видят, – объяснил Виктор. – Сюда открываем вход только ты или я.
Вера бросила взгляд на табличку, укрепленную перед входом в операционную, на ней значилось «N». Кажется днем, когда оперировали обычного больного, хранительница тоже ее видела. Табличка просто висела на стене. Вера вздохнула: ведь, в сущности, все вещи имеют смысл.
Тем временем хирург принес куклу, имитировавшую пациента из студенческой аудитории и Вера узнала, что дело движется к полуночи, когда ее напарник уже не в первый раз тяжело вздохнул, бросив взгляд на часы, висевшие над входом. Как будто хирург не хотел того, чтобы наступал новый день и его беспокоили уходящие минуты.
Вере вдруг снова вспомнились слова патологоанатома о том, что жизнь хранителей была полна страданий.
Что если это касалось не только ее?
Виктор перехватил ее взгляд, Вера смутилась и начала изображать бурную деятельность.
– Как у хранителя появляется дар? – сказала она чтобы отвлечься. – Кто выбирает его?
– Я думаю, он связан с прожитой жизнью. Я был хирургом, – донеслось в ответ.
Вере приподняла голову, ей очень хотелось послушать историю Виктора, но она не смела просить об этом.
– Работал в Бурденко, – продолжил тот. – Я был и остаюсь отличником даже здесь. Может, слышала, что ко мне стоит очередь?
Вера покачала головой.
– Но ты ведь не это хотела спросить, – он криво улыбнулся и снова посмотрел на время.
Вера тоже красноречиво перевела взгляд на циферблат.
– А что у тебя к… часам?
Он хмыкнул.
– Я попал в аварию, – хирург чуть приподнял подбородок и посмотрел на Веру. – По моей вине погибли жена и дочь. Я до сих пор не могу… их забыть.
Его голос дрогнул, и Вера подумала, что обязана была как-то унять боль, но вместо этого снова почувствовала себя идиоткой, как накануне в реанимации. Она понятия не имела как вызвать дар.
– Разбился тут, на соседней улице, – продолжил Виктор, сделав вид, что занят приборами. – Поэтому каждый раз как я засыпаю в больнице, если, конечно, не дежурю, прихожу в себя там, в машине. Только их рядом нет. Они сразу же ушли – это я потом понял. Я бросился в приемное и понять не мог, почему меня никто не замечает, пока навстречу не вышла Вера.
Хранительница отвела глаза, представив себя на его месте.
– Знаешь, почему ты меня так напугала? Мне под колеса тогда бросилась девушка. Темные души иногда воспроизводят прошлое чтобы попасть с кем-то из нас за ограду, в стационар. Я позвонил Иннокентию, пока ты в приемном была и он примчался с консультации чтобы покопаться у тебя в голове.
– И что? – холодными губами произнесла Вера.
Неужели она сама могла оказаться темной душой?
Хирург усмехнулся.
– Я понял, что ты одна из нас раньше него, думаю поэтому он до сих пор бесится. Он ведь на всю Москву известный мастер защите по от темных искусств… – Виктор поднял бровь. – Прости меня и его.
Кажется, к собеседнику снова вернулась былая уверенность.
– Многие считают психиатра отличным парнем. Серьезно, Вер, он читает в душах и умеет людям нравиться, но в нашем стационаре в последнее время у него слишком много хлопот.
– В чем его проблема? – Вере захотелось отомстить психиатру за нападение.
– Он не обрадуется, если ты услышишь это от меня, – прищурился Виктор и стал демонстративно собирать инструменты.
Потребность манипулировать была чем-то из прошлой жизни Веры. Ей было неприятно признаваться себе в низменных мотивах, поэтому хранительница выбросила эту мысль из головы.
– Он сумасшедший, – брякнула Вера наобум и тут же поняла, что ее голос прозвучал слишком уверенно.
– Люба проболталась? – брови хирурга сошлись на переносице.
Вера прикусила губу, придумывая оправдание, а Виктор в это время покачал головой.
– Все не то, чем кажется на первый взгляд.
Вера сглотнула, понимая, что в действительности не хотела этого слышать, но Виктор продолжил:
– Он был добрым и честным человеком, но женился на легкомысленной красавице. Эта то ли певица, то ли актриса изменяла ему, а когда надо было скрыть интрижки, лишила его честного имени. Иннокентию намекнули в чем дело, тогда эта безумно любимая супруга начала колоть мужу морфий и выставила сумасшедшим. Он вскрыл в лечебнице вены когда признал, что во всем виновата его вера в людей. И с ним случилось нечто.
– Черт.
– Старше психиатра была только прошлая Вера. Она и встретила его у ворот больницы в тысяча девятьсот девятом. Вера его стражам не отдала, продемонстрировав исцеление от безумия. Очки ее изобретение. В них Иннокентий видит, как обычные люди, без них может в голову залезать, но полностью снимать их ему нельзя. Не знаю, по какой причине.
Виктор перевел дыхание.
– Единственной, кого он слушался, была твоя предшественница. Когда я увидел, как ты с ним поступила, решил, что ты на свое место пришла.
– Почему?
– Все хранители приходят в больницу за своим чудом и уходят, как только будут готовы принять его. Они с Верой условились, что служба сделает его прежним, но он за сто лет, кажется, наплевал на этот договор. Сейчас он блестящий врач и самый известный из московских хранителей, да еще сражается как страж! Если больницу закроют, все московские стационары передерутся за то, чтобы Иннокентий у них остался.
Виктор вздохнул.
– Там он отхватит себе кабинет побольше, завесит своими картинами… – хирург сжал правую руку в кулак. – Только вот то, что твоя предшественница сделала, висит над больницей как проклятие!
– И что мне делать?
Хирург состроил несчастную мину.
– Тут еще есть Люба. Вера верила что…. они созданы друг для друга. Она отогреет его сердце, вернет веру в чудо и все в этом духе.
Вера вспомнила кардиолога, хмыкнула, и неожиданно произнесла вслух:
– Поделом.
– Что? – среагировал хирург.
– Он, по твоим словам, бездушный кукловод, которому в прошлом нравились красивые вертихвостки. Люба не из таких, – пожала плечами Вера. – Ирония. Или урок. Не суди по внешности. Что-то типа…
Хранительница замолчала, увидев, как изменилось лицо хирурга при последних ее словах. Он стал серьезным и даже каким-то немного злым.
– Он лучше нее, – отрезал Виктор. – Не знаю, как объяснить. У нас все разваливаться стало аккурат лет десять назад, когда пришла Люба, и Вера приказала Иннокентию ее вылечить. Он после первого же сеанса отказался. Что-то с ней не то!
Хранительница невольно передернула плечами.
– Он чувствует это острее нашего, поэтому и заперся в своем корпусе, – добавил хирург. – Надо было Вере оставить психиатра в покое…
– Люба в него… влюблена?
Виктор перевел взгляд на Веру. Странно у него блеснули глаза.
– Да. И тебе этот змеиный клубок перешел по наследству.
Потом хирург взглянул на часы, висевшие в операционной, и произнес:
– Нам пора.
Вера вздохнула и принялась собирать инструменты.
– А остальные? – теперь она была уверена, что ей стоит знать истории прочих хранителей, раз с одним-единственным Иннокентием была такая беда.
– С остальными проще, – ответил Виктор. – Михаил Петрович – репрессированный профессор, многое сделал для медицины, был главой кафедры, прекрасным врачом. Единственное, чего он больше не может это стоять у постели больного, но у него по-прежнему золотые руки. В шкуре патологоанатома ему тесно.
Виктор перевел дух.
– Надя – сестричка из медсанбата времен второй мировой, контуженная. Из-за этого о ней мало что известно. Ушла на войну в сорок первом, прямо со второго курса мединститута, попала в лагерь. Пришла сюда в сорок третьем прямо в военной форме. С тех пор не говорит. Иннокентий практикует психологическое консультирование и Надя его клиентка с сороковых годов. С ней никакого прогресса. Им обоим упорства не занимать в нежелании идти во врата.
Хирург хмыкнул.
– А Любовь?
– Про нее никто ничего не знает, – произнес Виктор, снимая со стола манекен. – Она избегает нас. Но Вера в нее очень верила.
– Почему?
Хирург красноречиво взглянул на часы.
– Давай постараемся не опоздать.
– Куда?
– Михаил Петрович обещал собрать хранителей сегодня.
– Но я вроде всех видела, – вздохнула Вера.
– Нет, – взглянул на нее хирург. – Ты еще не знаешь Иваныча.
Кто мог предположить, кем окажется очередной хранитель?
Холодная осенняя ночь дышала в лицо, и девушка вновь с полной силой ощутила, что стала призраком, навечно связанным с этими старыми и обшарпанными корпусами, где болели и умирали люди.
– Нам можно вот так всем вместе собираться, – объяснял хирург, когда хранители вышли из корпуса. – Только после полуночи. Мы ведь все духи. А Иваныч… он жил на этой земле еще до того, как тут построили больницу.
– Но разве не Вера была самая старшая?
Виктор покачал головой.
– Все знают, что он человек не до конца. А точнее, никогда им не был. Он это то, что высшие инстанции присылают на землю, когда решают, что у конкретного места будет особая миссия.
Вера удивленно взглянула на спутника.
– Он отвечает за двери в загробный мир, – кивнул ей Виктор. – Это в морге, а он вроде таможенника, который проверяет документы. То, как происходит переход для многих из нас тайна, но я думаю, что если в твоих проездных документах много хороших отметок, ты получаешь добрую участь, если нет – злую. Хранители в больнице помогают людям подправить то, что еще можно. Люди отправляются на тот свет довольно часто, и ему нельзя надолго оставлять дверь без присмотра.
– Он вообще разговаривает?
Виктор задумался.
– Иваныч очень странное существо.
Наконец, Виктор остановился перед тем корпусом, где поселилась юная хранительница, и пропустил девушку в железную дверь. Поднимаясь наверх, она подумала, что собрание, должно быть, у Иннокентия, но шагнув в коридор, поняла, что именно из ее комнаты исходил приглушенный свет и долетали голоса.
Кроме того, там было накурено, а Вера не любила запах табака. К счастью, психиатр догадался открыть окно. Именно он сейчас с наслаждением затягивался сигаретой, сидя на подоконнике. Как только Вера вошла, все обернулись к новой коллеге, гомон утих.
– Что-то вы задержались, – произнес Михаил Петрович.
Что-то вроде эха воспоминания билось в висках. Вера знала историю этого человека, слышала ее от одного из преподавателей. Возможно, смогла бы вспомнить его настоящее имя. Очередная встреча с прошлым практически выбила почву из-под ее ног, но тут Вера словно против воли перевела взгляд на Иваныча и поняла, что не может ничего произнести. Тайна настоящего имени неприкосновенна.
Вера, в самом деле, без труда узнала привратника, хоть Иваныч и был одет санитаром морга, и выглядел ему под стать – полноватый, с виду пропитый небритый мужчина неопределимого возраста. Похоже, привратник уже так долго обитал при больнице, что научился блестяще копировать ее обитателей. Тяжелый взгляд был единственным, что выдавало в нем принадлежность к потустороннему миру.
– Здравствуй, Вера, – поприветствовал ее Иваныч.
Девушка сделала шаг в комнату.
– Что-то случилось? – спросил патологоанатом.
– Не тревожьтесь попусту, профессор, – заговорил психиатр, глядя девушке за спину.
Сейчас Вера видела лишь то, как ярко блестели стекла его очков. При воспоминании о том, как хранительница в прошлый раз встретилась с психиатром взглядом, ей до сих пор было нехорошо. «А можно ли вообще разглядеть его глаза?» – вдруг пронеслось в голове.
– Витя трепло, – с этими словами психиатр затушил сигарету о блюдечко, оттолкнулся от подоконника и прошагал к незанятому стулу рядом с Любовью. – Напрасно вы переживали, Михаил Петрович. Вера уже все знает и о вас, и обо мне.
От этих слов у хранительницы неприятно засосало под ложечкой. Вера помнила, что психиатр был способен читать мысли только без очков. Как он узнал?
Тем временем Иннокентий сел, сложил на столе руки и приподнял голову. В его позе, жестах и голосе было столько уверенности, что Веру это разозлило. Он ведь озвучил удачную догадку. Просто из чувства противоречия захотелось доказать психиатру, что он не может знать о других все.
– Гусь, – кажется, хирург был с ней солидарен.
Виктор вышел из-за спины Веры, прошагал к столу и отодвинул новой коллеге стул. Остальные молчали, обдумывая, видимо то, что их тайны без разрешения попали к чужачке. И ведь Вере нечем было им отплатить – она ничего не знала про себя. Впрочем, оставался психиатр с его даром влезать в голову.
Иннокентий откинулся на спинку стула. В последний раз ослепительно блеснули стекла очков, и Вера разглядела его глаза. Голубые. Это показалось ей завораживающе красивым.
И Вера поняла вдруг, что не боится того, что скрыто за его очками. Ее предшественница ведь сумела с этим совладать. И все будет хорошо…
– Так и будете глазеть друг на друга? – вмешалась Любовь. – Ты же не собираешься мстить ей за сломанные очки?
Психиатр фыркнул и иронично взглянул на соседку, от чего та смутилась. Эти двое выглядели как пара, женатая по расчету. Обреченные жить вместе без уважения и любви, из последних сил терпящие друг друга. И это было неверно.
– Если не любишь кого-то, просто укажи ему на дверь, – адресовала Вера психиатру. – Это гораздо лучше, чем издеваться и доказывать другим, что ты все еще боишься женщин.
– С чего ты так взъелась на Иннокентия? – выдохнул, сидевший слева от Веры хирург.
Психиатр тем временем вскочил. Вера почувствовала, как в животе порхают бабочки, когда увидела, как побелели кончики пальцев, которыми хранитель впился в крышку стола.
– Ты чуть было не угодила во врата из-за ошибок, которые натворила при жизни, – голос Иннокентия дрожал от сдерживаемого напряжения. – И не позволяю себе говорить об этом на публику. А ты еще смеешь меня отчитывать?!
С этими словами психиатр покинул комнату.
– Клянусь, я впервые вижу его таким, – негромко заговорил Виктор, накрыв руку анестезиолога своей. – Вер, здесь тема его смерти запретная.
– Хватит о нем, – выдохнул Михаил Петрович.
Хирург послушался.
– Вот что, – произнес, сделав небольшую паузу, патологоанатом. – Нам надо закончить то, зачем я собрал вас, даже не смотря на отсутствие Иннокентия. Вера!
С этими словами Михаил Петрович посмотрел на нее.
– Среди нас ты главная и имеешь право приказывать каждому из нас, но… – холодно блеснули голубые глаза, – будь, пожалуйста, осторожной! Ты ведь знаешь о талантах психиатра?
Вера кивнула.
– Он защищает нас, – продолжил Михаил Петрович. – Не говоря уже о том, что тебе, Вера, без его лечения было бы трудно. Если он уйдет…
С этими словами профессор встал из-за стола.
– Я разыщу его, – сказал он, на ходу накидывая пальто, которое снял с вешалки при входе. – И поговорю.
Патологоанатом вышел. За ним комнату покинули другие. Моргнула лампа и Вера поняла, что Виктор все еще сидит за столом.
– А ты? – негромко спросила она.
– Мне некуда идти.
Вера вспомнила то, что он ей о себе рассказал.
– Иннокентий ведь снова оказался прав, чтоб его! – с этими словами хирург со всей силы стукнул кулаком о стол. – Я трепло!
– Михаил Петрович сказал, что хранители не могут напиться, но что вы делаете, когда плохо идут дела?
Виктор взглянул на нее исподлобья.
– Почему же не могут? Я пробовал пару раз, – и вышел.
Вскоре Виктор вернулся с несколькими бутылками коньяка и, выставив их рядком на стол, разлил содержимое первой по стаканам.
Содержания беседы Вера не запомнила. Она проснулась от будильника, который предусмотрительно завела вчера. На часах было семь. Уже светло. Тело затекло от пребывания в одной позе – Вера уснула за столом. Она поднялась и огляделась. Хирурга не было, только стоял недопитый им стакан.
Вера погляделась в зеркальную дверцу шкафа – выглядела она еще хуже, чем прошлым утром. Девушка разыскала вчерашние покупки и отправилась в ванную. Дверь плохо поддавалась и лишь когда с той стороны отодвинули задвижку, Вера поняла, что она была заперта.
Из клубов пара вышел психиатр. Он был в строгом, но явно дорогом черном костюме. Что если он шел договариваться на счет нового места работы? – от этой мысли Вере стало не по себе.
Психиатр молча прошагал мимо. В ванной было просторно и красиво, после картин Иннокентия и его манеры вести себя, Вера ожидала чего-то оформленного в стиле маньяка убийцы.
– Похмелье? – долетело в спину.
Она обернулась и тут же поняла, что психиатру скорее всего доставляет удовольствие видеть произведенный вчерашним демаршем эффект.
– Виктор опустошил мои запасы, – сообщил Иннокентий, двигаясь к лестнице. – Когда увидишься с ним, передай, что третья такая выходка за месяц, это уже слишком для квартиранта, с которого я даже ничего не прошу за постой!
Вера выдохнула и поджала губы. Он остается. И он еще припомнит вчерашнее.
В ванне, к счастью, мысли о психиатре смыло водой. Выйдя наружу, хранительница примерила новый костюм, причесалась, накрасилась – этих необходимых частей своего утра она никак не могла пропустить, даже рискуя опоздать на работу.
На улице пели птицы и светило солнце. Как же хорошо все-таки было оставаться живой, хоть Вера и не была жива в привычном смысле, двигаться, дышать, творить добро – было здорово.
По пути ей встретился Виктор. Хирург выглядел помятым. Он только что припарковал машину у корпуса, и Вера еще раз с удивлением рассмотрела ее. Это была сравнительно новая иномарка, пронзительно-красного цвета. На заднем стекле наклеена туфелька. Машина его жены? Но почему такая новая? Виктор швырнул ключи в мусорный бак.
– О! – произнес хирург, заметив Веру. – Опаздываешь. У меня-то отгул, но Иваныч уведомил, что у нас с тобой операция. Через пятнадцать минут наверху.
Вера кивнула, подумав о том, что вчерашний урок очень кстати.
Часть 4
Когда хранительница поднялась наверх, хирург уже успел надеть стерильный халат.
– Помочь с перчатками?
Самому это сделать не так-то просто.
Виктор ответил тяжелым взглядом исподлобья. Должно быть, еще переживал по поводу того, что без спроса выболтал чужие тайны или же настроение ему портило похмелье.
Виктор покосился на стопку листов, что оставил на тумбочке при вдохе.
– Вер, пока не забыл, – пояснил он. – Там твой график дежурств. Закончим, заберешь. Каждую ночь по стационару остается ответственным кто-то из нас. Пока не вышла ты, у каждого было по пять ночей в месяц. Теперь должно стать по четыре.
Виктор посмотрел на лист.
– А нет, – усмехнулся он. – У меня по-прежнему пять. Иваныч решил, что в первый месяц тебе понадобится помощь, будешь выходить не одна.
– Он составляет график? – обомлела Вера.
– Ага. Он вроде Минздрава.
– А Вера?
– Вроде главного врача. Она занимается тем, чтобы все шло правильно и не вызывало вопросов. В конце концов, Иваныч решает, кому становиться хранителем. Когда так сделала Вера, у нас появился психиатр.
С этими словами Виктор ухватил бумагу, лежавшую под графиком.
– Это путевка, – пояснил хирург. – Иваныч печатает их, если считает, что пора задействовать мертвяцкую бригаду. Это когда находится душа, которая ну вот прямо совсем не хочет во Врата. Мы должны ее убедить.
Вера приняла лист из его руки и вгляделась в строчки.
– Анамнез вите?
– Сделано так, чтобы нам с тобой было понятней, – хирург со вздохом забрал бумагу из рук помощницы. – Так, так, – причитал он, пробегаясь взглядом по строчкам. – Ясно. Ну… на сей раз не сложнее аппендектомии. Одинокая старушка. Всю жизнь прожила со своими кошками и так и не решилась сблизиться с кем-нибудь. Наша задача дать ей уверенность в том, что в этой жизни она была любима, поэтому сможет быть смелее в следующей. Пойдем!
– Следующей? – прошептала Вера.
– Ага.
После этого Виктор всунул ей в руки листок, в котором девушка прочитала: "Вова, сосед, подарил в детстве котенка"… Через пару строк "Евгений в институте звал в кино… Был беспартийным, боялась осуждения одногруппников и родителей".
Вера проглотила комок. Ей было трудно читать дальше. Виктор уже зашел в операционную, и анестезиолог поспешила за ним. На операционном столе лежала сухонькая старушка и явно очень нервничала.
– Не волнуйтесь, Маруся, – кивнул ей Виктор. – Тут делов на полчаса, мы попотеем, а вы пока поспите.
Слова хирурга женщину не успокоили. Тогда к ней приблизилась Вера и, погладив сухую руку, сказала как можно мягче:
– Все будет хорошо.
И тут по ее пальцам пробежало нечто вроде электрической искры. Старушка заерзала на столе, так, словно устраивалась в кресле перед телевизором, чтобы вздремнуть.
– Ну что ж, тогда начинайте, – прикрыв веки, разрешила она.
Вера поймала на себе напряженный взгляд Виктора. Это было оно. Сработал ее дар. До этого Вера и представить себе не могла, что в ней действительно дремал талант хранителя.
– Приступай, – едва слышно произнес Виктор, так, словно боялся разбудить пациентку.
Вера стала действовать по схеме, которую они с хирургом вчера тренировали. Все прошло как по маслу.
Мерно бились показатели жизнедеятельности на мониторе. Хирург что-то сосредоточенно делал за простыней.
– Давно у меня в операционной не было так тихо и спокойно, – донеслось из-за ширмы. – Спасибо тебе за работу, Вера.
Девушка приподнялась и обогнула капельницу, загораживавшую ей обзор. И в первый миг обомлела. Хирург оперировал на открытом сердце.
– Боже, – вырвалось у Веры, и Виктор взглянул на нее.
– А где, по-твоему, расположена храбрость? – прищурился хирург, не отрываясь от дела. – Подсажу ее, и в следующей жизни дела у старушки пойдут бодрей.
– Ты сам этому научился?
– Чему-то сам, что-то подсказали коллеги и твоя предшественница.
Угрожающе пискнул монитор, и Вера поспешила проверить состояние пациентки.
– Знаешь, – заговорила девушка. – Таланты Иннокентия явно переоценены. То, что делаешь ты удивительно.
Хирург поднял голову и на миг оторвался от операции.
– Возможно, ты поменяешь свое мнение, когда увидишь его в деле, – хмыкнул Виктор и снова сосредоточился на ране.
Вера оперлась о наркозный аппарат. Первый шок прошел, она убедилась в том, что все шло нормально и теперь ей хотелось поговорить.
– А ты, правда, живешь у психиатра?
– Я у него не живу, – донеслось в ответ. – Мне просто нужно где-то засыпать. И он любезно предоставляет для этого свой диван в гостиной. Это со мной еще с тех пор, как я попал сюда. Бессонница. Иннокентий практикует на мне гипноз. А вчера, когда он изображал истеричную барышню, мне пришлось обезболиться другим способом.
Вера перевела дыхание, когда хирург произнес "обезболиться" и ясно поняла, что с ним произошло что-то похуже аварии.
В это время пульс на мониторе снова зачастил, о чем Веру предупредил датчик, и она поспешила к пациентке. Шестое чувство подсказало юной хранительнице, что женщине больно. И вместо того, чтобы добавить фентанила, она, повинуясь внутреннему порыву, положила свои руки пациентке на виски. Вдруг совершенно ясно перед ней вспыхнула картина: чистый светлый холл, полный студентов и симпатичный кудрявый юноша в вязаном свитере.
– Марусь, пойдем со мной в кино, – сказал он. – Я билеты достал. Ничего что не позурибришь часок, все же знают, что ты отличница.
Это был тот самый Евгений из анамнеза вите.
– Скажи, что ты сожалеешь, что отказалась, – прошептала Вера.
– Я… – услышала она.
И в этот миг Веру выкинуло из сна. Вовсю орали датчики. Монитор рисовал прямую там, где должна была быть кривая дыхания и сердцебиения.
– Я что-то… видела, – пробормотала Вера, прижимая руку ко лбу.
Голова разрывалась от боли.
– Ты работает дар, – произнес оказавшийся рядом хирург. – Старушка ушла, а мы свое дело сделали. Вер, тебе надо отдохнуть. Я схожу за лекарством.
Вера опустилась на банкетку в предоперационной и согнулась пополам. Ей было плохо.
За дверями как назойливые мухи жужжали медсестры и их девичьи голоса, которые не вызвали бы у Веры раздражения, будь она в другом состоянии, казались анестезиологу теперь ужасно громкими.
– Рассказывают тут реаниматологи, – долетало до Веры. – Как будто в больнице по ночам ходят мертвые хирург и анестезиолог.
– Правда? – заговорила другая.
– Ага, стучатся в отделение, когда кому-нибудь время умереть. Не звонят, а именно стучатся. Вот ты идешь открывать, а на пороге пусто. Только дует ветер. А потом смотришь, больной, который еще недавно совсем без сил лежал с кем-то разговаривает. Если свет горит так, что можно разглядеть отражение в окне, то обязательно увидишь рядом с постелью две серые тени. Она с чемоданчиком для лекарств, а он в стерильном костюме. Такие больные всегда умирают тихо, когда меньше всего ждешь.
– Ого, – выдохнула другая медсестра.
Вера согнулась и, спрятав лицо в руках, не смогла совладать со смехом.
– Чего вы тут байки травите, девочки? Давайте лучше за работу. В операционной заждались! – это был голос Виктора.
Следом хирург показался в комнате.
– Ты чего, Вера? – произнес он, присаживаясь на колени подле нее.
Анестезиолог убрала от лица руки и поняла, что они были мокрые. Вера одновременно смеялась и плакала.
– Мы все когда-нибудь сможем выбраться отсюда? – спросила она.
Вместо ответа Виктор ее обнял.
– Вера, мы здесь затем, чтобы помочь не только другим, но и себе, – говорил хирург, гладя девушку по спине. – Как только решишь свою проблему, то сможешь отправиться дальше с чистой душой.
Вера хмыкнула, понимая, что ее проблемой была потеря памяти и что-то неприятной тяжестью отдавалось в груди при мысли о том, что придется все вспомнить.
– Спасибо, – произнесла она.
Виктор, показал ей шприц.
– Тут кетонал, кофеин и но-шпа. У прошлой Веры после операций тоже всегда болела голова. Ей становилось легче от этого. Я думаю, тебе пока не стоит спускаться в отделение. Займи моих студентов.
Хирург взглянул на наручные часы.
– Но я ведь ничего не знаю!
– Хорошо, – согласилась Вера, принимая в руки очередную документацию.
В это время мимо Веры пробежали две девицы в халатах. Анестезиолог тяжко вздохнула и поспешила в аудиторию, которую назвал ей Виктор. Там она сосредоточилась над методичкой по асептике и антисептике, оставленной хирургом. Вера ненавидела в себе разочаровываться и снова разочаровалась. Она отодвинула в сторону учебное пособие, когда в комнату завалились первые студенты.
– А мы пойдем смотреть операцию? – первым делом спросил тощий парень.
Стоять на операциях было частью обучения, когда она сама была студенткой. Схватив со стола сотовый, Вера вышла, набрала Виктору и договорилась о том чтобы привести студентов.
Виктор был в нужном месте. Вера разместила у дальней стены студентов, а сама встала посмотреть, как дают нормальный наркоз, после которого никто не уходит в мир иной. Ей было совестно за то, что она такая неумеха. Вера считала минуты до донца семинара и очень обрадовалась, когда поняла, что от нее больше не требуется преподавать сегодня. Вера распрощалась с подопечными и планирована уже спуститься в реанимацию, как ее поймал хирург.
– Ты дежуришь в среду, то есть уже завтра, – прищурился он.
– Мне нужно сделать что-то особенное? – подняла брови Вера.
– Нет, – пожал плечами хирург, – просто подготовься к бессонной ночи.
Вера явилась в свое отделение. К счастью, отработать там оставалось всего полтора часа, которые прошли совершенно обычно, и ровно в пять девушка выскочила за двери.
После этого Вера поднялась в хирургию для того, чтобы забрать у Виктора книги по анестезиологии, которые скопились у хирурга пока после ухода прошлой Веры работал за двоих. На столе Виктора кроме книг были выставлены несколько подарочных пакетов. В таких дарят бутылки. Видимо, благодарность за удачные операции. Вера приблизилась, и ей показалось, что хорошей идеей будет перенести спиртное Иннокентию.
Добравшись до своей комнаты, девушка замерла перед дверью психиатра. Идея пополнить запасы психиатра уже не казалась ей такой хорошей.
Вера тронула ручку двери. Что если этот странный хранитель за ней? Вера почувствовала как от этой мысли неприятно зачастило сердце.
Дверь была не заперта. Вера несколько раз спросила разрешения войти, но никто не ответил. Открывшаяся картина завораживала. Всюду стояла старинная мебель, о которой явно заботились. У Веры создалось впечатление, что она вдруг перенеслась в начало двадцатого столетия, в комнаты преуспевающего московского врача. Это много говорило об Иннокентии и подстегивало любопытство хранительницы. Вытерев ноги о половичок, Вера скользнула внутрь.
Девушка покосилась на шикарную кушетку, обтянутую явно дорогим расшитым бархатом. Да весь интерьер гостиной выглядел так, словно Иннокентий собирал его по антикварам. Стипендию хранителя пришлось бы копить на такое годами. Такое количество маленьких статуэток, безделушек она видела разве только на дореволюционных фотографиях жилищ аристократов.
Пора была заканчивать с миссией. Вера поставила пакеты на кушетку и обернулась в поисках клочка бумаги – нужно было оставить пояснения.
У одной из стен стоял комод, девушка наудачу полезла туда. В первом же ящике обнаружились шприцы, жгут, вата и немного хлоргексединового спирта. Второй был заперт. Внутри гулко стукнулось стекло. Вера дернула за ручку третьего, последнего ящика, и ей повезло. Там был набор наточенных грифельных карандашей и блокнот.
Вера открыла блокнот на середине и на миг замерла. Те картины, которые Иннокентий вывесил в коридоре были скорее предупреждением о том, что нечего соваться в логово монстра. В личном блокноте он, должно быть, по памяти изображал клиентов, детали их позы, одежды. В его личных рисунках чувствовалось внимание к человеческой природе и восхищение ее хрупкостью.
На последних листах была изображена девушка в балетной пачке и пуантах. Жена? Лица не было видно, но грация, с которой она танцевала, завораживала. Вере на миг захотелось стать такой же легкой нимфой, поглощенной танцем.
Девушка положила блокнот обратно. Что заставило этого человека так глубоко запрятать настоящего себя? «Если, конечно, это была единственная его скрытая сторона», – попробовала образумить себя Вера.
Следом хранительница нарисовала ручкой прямо на подарочной упаковке смайлик и отошла. Иннокентий упорно игнорировал то, что из начала двадцатого века он уже давно переселился в двадцать первый.
Психиатр разозлится – уже точно знала Вера, захлопывая за собой дверь его жилища. Но хранительница почему-то не могла отмотать назад. Ей надо было как-то сказать соседу о том, что она видела. Ей нужно было знать, что скрыто за его очками, это была тайна, которую ей оставила прошлая Вера.
Это было одновременно трепетно, немного безумно и страшно.
Хранительница поспешила забаррикадироваться у себя допоздна Вера штудировала книги, пока не заснула. Из нахлынувшего как волна забытья ее вырвали звуки электрогитары.
Девушка подскочила и выглянула на улицу, забыв, что жила при больнице. Снаружи было холодно и темно, и не видно было обезумевшей рок-группы.
"Это от психиатра!" – вскоре сообразила Вера.
Очень странная месть.
Вера как очарованная не могла не попытаться выяснить, что это значит.
Накинув поверх пижамы осеннее пальто, девушка постучала в дверь соседа.
Открыли почти сразу же. Иннокентий был в белой рубашке и черных штанах от сегодняшнего костюма. Под горлом у него была повязана бабочка. В гостиной за его спиной ярко горел свет. Звуки гитары так и не утихли, становилось очевидно, что производил их вовсе не психиатр.
– Что случилось, Вера?
Ярко сверкнули стекла очков. Да чем он их обрабатывает?
– Это… откуда? – пробормотала девушка, щурясь.
– А! – Иннокентий обернулся через плечо. – Это мой гость. Иногда приходится потакать его вкусам. Итак, у нас есть еще один противник этой музыки. Проходи, сама скажешь Виктору. Мои слова для него пустой звук.
Иннокентий развернулся, на ходу распутывая бабочку свободной рукой. В другой у него был стакан, судя по запаху, с виски. В янтарной жидкости плескались кубики льда. Вера вошла, не понимая еще, что все это значит. Психиатр не мог быть так прост!
В комнате на диване расположился Виктор. Он с чувством ударил по струнам, когда девушка вошла.
– Вера! – с этими словами хирург прервался на мгновение.
Иннокентий поставил стакан на комод и улыбнулся краешками губ. "Так он умеет улыбаться", – неожиданно для себя отметила Вера.
– Ей тоже не нравится громкая музыка, – начал психиатр, вальяжно облокачиваясь на предмет мебели.
Виктор удивленно взглянул на анестезиолога.
– Что значит тоже?
– Она напоминает вопли гибнущих котов, – на сей раз психиатр уже улыбался во всю ширину рта.
– Иннокентий непрошибаем, я уже десять лет пытаюсь приучить его к современности, но хоть ты будь на моей стороне, Вера! – воскликнул хирург.
– С тех пор как он купил гитару, – закатил глаза психиатр. – Мне нет спасения!
Эта сцена вызвала в Вере такую теплоту, какой она давно не испытывала.
Ей вдруг стало ясно почему Виктор именно в таком тоне говорил о психиатре – они приятели, которые накануне повздорили из-за нее. И это был примирительный жест. Психиатр позвал Веру к себе домой, признавая тем самым правоту своего жильца.
Иннокентий наполнил еще один бокал спиртным и протянул его гостье. Это разом был и ответ на ее вчерашние нападки: он не закомплексованный психопат.
Девушка села в кресло, на которое психиатр ей указал и какое-то время следила за непринужденным общением приятелей. Давно Вера не встречала тех, кто выбирает своим оружием ласку, а не агрессию.
Ответный выпад у психиатра вышел очаровательный. Это и было то, на что намекал хирург. Сто лет Иннокентий читал в душах, застать его врасплох можно было только неожиданностью, и Вера эти шансы уже исчерпала.
Несмотря на открытия, хранительница отлично провела время. Они с Виктором с радостью дуэтом проорали хиты восьмидесятых. Психиатр сидел в кресле и щурился как сытой кот. Временами Иннокентий критиковал лирику, но это было остроумно и смешно, а Виктор в шутку защищался, так что Вера хохотала, слушая их.
В четвертом часу хирург задремал в кресле. Тогда Иннокентий скрылся за одной из дверей и вынес оттуда плед. Им он укрыл гостя и обернулся к Вере:
– Пора расходиться, – это прозвучало мягко, но в то же время достаточно настойчиво.
Вера развернулась, ощущая себя странно.
Она помнила, что умела кружить головы при жизни, но с этим мужчиной все было не так. Это он дергал за ниточки, подсказывая ей что чувствовать, в то время как раньше так делала Вера.
– Спасибо за вечеринку, – сказала хранительница, думая о том, что очарованный ей мужчина сейчас коснулся бы ее руки, а вместо этого она хотела сделать это сама.
Ну что за глупости?
– Я представить себе не могла, что мертвяки вроде нас еще могут радоваться как нормальные люди.
Они стояли на пороге. Холодно блестели стекла его очков, и Вера вдруг ясно поняла: он с самого начала собирался оставить ее за дверью. Понравиться, втереться в доверие и не подпускать – обалденная тактика!
– Не за что, – спокойствие психиатра выводило.
Ложь побеждает только искренность. Вера положила пальцы поверх его ладони и произнесла:
– У тебя красивые глаза.
Иннокентий отдернул руку так, словно Вера плеснула в него кипятком.
Следом перед носом у хранительницы хлопнула дверь.
Сердце в груди отбивало явно сильно ускоренный ритм. Она чувствовала себя так, словно щелкнула по носу самому искусному манипулятору этого стационара, а может и всей столицы. Заставила Иннокентия показать настоящие эмоции.
И он этого так не оставит.
Но важным было не то, что Вера одержала верх в этой схватке, а то как она на это среагировала. По спине будто бы все еще пробегался электрический ток, сердце частило.
– Только не влюбись в него, дура, – прошептала хранительница себе под нос.
У нее было идиотское чувство, что та самая загадка, которая стоила сердца Иннокентию, встает во столько же любому, кто захочет разгадать ее.
Часть 5
Новый день начался как два предыдущих. Вера позавтракала остатками торта, потому что наконец-то ощутила аппетит. Психиатр на глаза не попадался. С утра на трезвую голову Вера решила, что ей ни к чему крутить роман со спятившим самоубийцей. Она собиралась нормально справляться с собственными обязанностями, если подумать, именно этого, должно быть, хотели от нее высшие силы.
Вера никогда не любила, потому что боялась любить – с этим откровением она вошла в корпус. Черт! Они ведь были похожи куда больше, чем Вере казалось.
Весь день в реанимации ей удавалось отлынивать от собственных обязанностей. Вера опять ничему не научилась, но никого и не убила. Стрелки часов медленно ползли к пяти вечера, и девушка отрешенно думала, что если так дальше пойдет, ей лучше переселиться из ординаторской, например, в подсобку, чтобы никому не мешать.
Наконец пробило пять. Вера покинула отделение и пошла принимать дежурство.
В комнате было холодно. Вера бросилась к окну и закрыла форточку. Отойдя от стекла, она какое-то время постояла, собираясь с мыслями. Почему же ее выбрали хранительницей? Ничего особенного, годного для медицинской службы Вера в себе не видела. Сплошные недостатки.
Хлопнула дверь и Вера обернулась. Там стоял Иннокентий в своем неизменном черном костюме, поверх которого был небрежно наброшен белый халат.
– Сдавать дежурство? – спросила она.
– Нет.
Иннокентий прошагал вперед и встал у противоположной стены. Вера неуверенно подняла на него взгляд. За сегодня она почти позабыла о психиатре, но сейчас черт его дери, становилось ясно, что он ей был небезразличен. Вера почему-то думала, что с ней поставят Виктора. Никак Иваныч оказался не таким уж отрешенным наблюдателем, как думала Вера.
Девушке стало неудобно. Она ведь оба раза намеренно пыталась вывести психиатра из равновесия. "Бездушная стерва", – вдруг вспомнила Вера чью-то характеристику себя и задохнулась. Похоже, в случае с ними обоими коса на камень нашла.
Психиатр в этот миг посмотрел Вере в глаза. Он совершенно точно был в курсе, кто она такая, но не позволил себе об этом распространяться. Вере захотелось выругаться на него за это благородство. Иннокентий защищал ее от самой себя.
– Прости, – пробормотала Вера.
Психиатр вскинул голову.
– Не в моих правилах отвечать жестокостью на жестокость.
– А Люба? – Вера не успела придержать эти слова.
– Ты ничего не знаешь об этом случае.
В этот миг в дверь вошел Михаил Петрович.
– Простите, со студентами задержался, – сказал он и со вздохом перевел взгляд с Веры на Иннокентия.
"Только не загрызите за ночь друг друга", – читалось на его лице. После этого Михаил Петрович положил на стол папку. В ней оказались отчетные документы по больнице.
– Ну все, я отсыпаться.
– Спасибо, профессор, – сказал Иннокентий, принимая у Михаила Петровича документы.
– Ничего не желаю, – махнул перед выходом патологоанатом.
Вера улыбнулась. Странно, что они, духи, верили в те же приметы, что и работавшие в стационаре врачи. Перед дежурством нельзя никому ничего желать, иначе сглазишь.
Иннокентий выскочил за дверь, и девушка отправилась за ним следом. Психиатр словно бы назло ей ускорился.
– Что дальше?! – девушка остановилась в середине коридора.
Иннокентий встал в конце и пояснил оттуда:
– Я иду в свой корпус, ты – в свой!
– Но мы же должны вместе дежурить!
– Я дежурный невролог, а ты – реаниматолог!
Этот диалог выглядел абсурдно. Вера развела руками и позволила Иннокентию удалиться.
Следом она вернулась в реанимацию. И тут все пошло наперекосяк. В ночь обычно оставались два реаниматолога. Но один из них заболел, а Михалычу, который был Вериным куратором, позвонила жена и сказала, что квартиру затопило. Сама она была с детьми на даче, и приехать не могла. Второй реаниматолог сорвался с места, произнеся:
– Ну, Верочка, не подведешь, я в тебе уверен! Через три часа буду на месте, а сейчас надо имущество спасать!
После этого он исчез за дверью отделения. Вера осталась одна в ординаторской.
"Только бы ничего не случилось за эти три часа!" – произнесла она как заклинание. И естественно оно не подействовало.
Сестры сообщили, что скорая везет политравму. Вера кинулась к компьютеру и принялась читать все, что ей удалось найти по теме. Но в этот миг в двери отделения стали ломиться родственники. Сестры настояли на том, чтобы Вера вышла. За дверями отделения была дочь Петровой, старушки, поступившей с запущенным раком и прооперированной недавно. Говорили, она еще в хирургии задала докторам жару, обещая всех засудить.
А тут… Петрова умирала и вовсе не от того, что где-то ошиблись врачи. Ее организм слишком долго боролся с онкологией и вот, выработав свой последний резерв на экстренной операции, стал расходиться по швам. То состояние, в котором находилась Петрова, называлось предагональным. Михалыч все суетился вокруг нее, настраивал инфузию кардиотоников и параметры ИВЛ, но как-то по его глазам становилось ясно, что он знал итог лечения наперед: врачи не боги.
Родственница Петровой действительно оказалась ого-го! Первое время Вера ей отвечала, но как только увидела подъезжающую скорую с обещанной политравмой, все вылетело из головы.
– Вы меня вообще слушаете? – визжала эта дочь. – Вы маму мою чем лечите?
– Отойдите, – пробормотала Вера. – Больного везут.
– Я сейчас буду звонить в Минздрав!
– Пошла ты к черту! – рассвирепела Вера, вспомнив про свою функцию при больнице. – У меня человек в критическом состоянии поступает!
Так Вера осталась один на один с реанимацией, что было еще хуже озверевшей дочери Петровой.
Врачи скорой вкатили больную, и ординатор машинально расписалась в сопроводке, который подсунула ей фельдшер.
– Жить будет? – поинтересовалась женщина в синей форме.
– Не знаю, – Вера не лукавила на счет прогноза.
Ординатор не понимала, что делать и благо часть работы взяли на себя опытные сестры. Вера только проверила, что есть дыхание и сердцебиение, как девушки покатили пострадавшую в палату и начали оперативно крепить датчики, скорая тем временем отчитывалась.
– Вер Пална! – раздался из палаты напряженный голос сестры.
Скоропомощная бригада ретировалась, хлопнув тяжелой железной дверью отделения и оставив Веру один на один со смертью. Хранительница так и не решилась просить помощи. Ей было бы невыносимо стыдно увидеть удивление на лицах этих людей, смешанное с брезгливостью. Вскоре девушка об этом пожалела. Реаниматологи не стеснялись звать друг друга, когда происходило что-то нехорошее.
Что это именно оно, предагональное состояние, Вера поняла, взглянув на пациентку. Дыхание редкое, поверхностное. По монитору давление держится едва-едва. Дрожащей рукой черкнув в листе назначений кардиотоники и обезболивающее, Вера уставилась на кушетку.
– Вера Павловна, ставить трубу? – подсказала медсестра, вопросительная интонация была тут только для вежливости.
– Да. Клинок! – решилась хранительница.
Интубация прошла на адреналине, который теперь в избытке плескался у Веры в крови. Но давление пациентки не поднималось, пульс едва бился на сонной артерии.
Сестра указала на странно раздувшуюся грудную клетку пациентки.
– Вер Пална…
Хранительница сорвала с шеи фонендоскоп и прижала раструб к груди больной. Справа слышно как дышит легкое, раздуваемое машиной. Слева глухо. Медленно в голову втекло: пневмоторакс! Если тут же не проткнуть грудную клетку и не поставить дренаж, женщина обречена.
– Набирай дежурного хирурга! – крикнула Вера сестре.
– Делайте рентген, – распорядились на том конце провода безразличным тоном. – Я не могу! У нас на столе дал остановку перитонит! Качаем!
На заднем фоне было слышно, как кто-то командовал реанимационными мероприятиями.
– Зови из приемного! – на этом звонок оборвался.
Вера набрала Виктору. Бесконечно долго тянулись гудки в трубке. И тут она поняла: хирург после дежурства. Вероятно, телефон на беззвучном или что-то вроде того.
Вера выбежала в приемное и пронеслась мимо родственницы Петровой так быстро, что та не успела открыть рта, как хранительница была уже за поворотом. В кабинете хирурга было пусто.
– Отошел перекурить, – сообщила сестра.
– Звони ему! Сейчас же! – рявкнула Вера.
Женщина смерила хранительницу недоверчивым взглядом и медленно, неохотно стала нажимать кнопки на телефоне. Вера чувствовала, как кровь у нее стучит в висках, пока медсестра смотрела перед собой в пространство.
– Не отвечает.
Тут только медики обратили внимание на звук вибрации, доносившийся из кармана белого халата, оставленного у входа на крючке.
– А! Ясно. Забыл сотовый, – вздохнула медсестра.
Вера вылетела за дверь. Оставалось последнее средство – Иннокентий.
– Мне нужна помощь! – заорала в трубку хранительница, когда услышала в ответ спокойное "Да?".
Ей с трудом верилось в то, что кто-то из врачей, наконец, отозвался на ее просьбу. Вере было уже все равно кого задействовать, лишь бы не оставаться один на один со своей беспомощностью.
– Я же не реаниматолог, Вера… – ответил психиатр.
Тут девушку понесло:
– У нее пневмоторакс и я не знаю, что делать! Я одна, хирурги заняты!
Звонок оборвался. Вера побрела из приемного обратно к себе, чувствуя себя истощенной. Что если пациентка ухудшилась? А если она умерла, пока Вера носилась и паниковала?
У дверей реанимации на Веру снова напала родственница Петровой. На сей раз она подготовилась и, видимо, поджидала выскочившую за дверь реаниматолога.
Грузная тетка перегородила вход, выглядела она так, что убрать ее с дороги помогла бы только бригада санитаров.
– Вы сейчас же пропустите меня к маме и отчитаетесь за лечение! – заявила она.
Вера вспылила.
– У меня там умирающий пациент!
– Видела я вашу реанимацию, – хмыкнула Петрова-младшая. – Вы только что бегали курить.
Вера готова была завыть, но тут из приемного появился психиатр. Поравнявшись с коллегой, он внимательно посмотрел на Петрову, и когда та с неприязнью покосилась на Иннокентия, легонько сдвинул очки на нос и заглянул скандалистке в глаза. Та промолчала. А потом села на лавочку у двери, сложив на коленях руки. Вид у нее был потрясенный и трогательно-растерянный.
– Мама будет любить вас даже там, хоть она никогда такого и не говорила. Зная это вы, наконец, сможете заняться своей семьей, – проговорил психиатр, между делом набирая код на замке отделения.
Следом он распахнул перед коллегой дверь.
– Как ты это сделал?
– По-моему, тебе требовалась помощь, – скороговоркой произнес психиатр. – Так что там? Пневмоторакс?
Вера указала в зал и пошла следом, надеясь, что пациентка еще жива и выдержала эту постыдную неразбериху.
– Действительно, – обернулся к Вере психиатр. – Дела плохи, судя по монитору.
Хранительница сглотнула.
Она приплела дежурного невролога только для того, чтобы не так строго отвечать перед собственной совестью. Словно она сделала все, что могла. Если бы Вера действительно хотела оказаться полезной сейчас, она не просиживала бы предыдущие дни в ординаторской, прячась от прямых обязанностей.
– Я не смогу спунктировать, – проглотив гордость, призналась Вера. – А хирурги… У них остановка на операции.
Иннокентий кивнул и стал командовать медсестрами. Маленькое реанимационное отделение объединилось вокруг единственного врача, который знал, что надо делать, не сомневался в надежности своего ума и рук. Вера и сама не заметила, как тоже подключилась, забыв про стыд. Психиатр был настоящим именно сейчас. Его руки были руками врача, работающего по призванию.
– Ты, правда, не знала, как это делается? – спросил Иннокентий, когда все было готово.
Вера отрицательно покачала головой.
– Читала в учебниках, – сказала она. – Я бы сделала больной хуже…
– Когда я начинал, врач должен был уметь делать все, – Иннокентий махнул рукой. – Пойдем!
Пациентку уже перевезли в палату и снова подсоединили к датчикам. Шумел насос, откачивая из легких воздух. Женщине становилось лучше. Вера, чувствуя себя обессиленной, опустилась на свободную кушетку.
– Я чуть было не убила ее своей беспомощностью, – это была исповедь.
Психиатр стоял в двух шагах и молча смотрел в монитор.
Вера не ощутила привычного раздражения – она не любила, когда ее жалели, но видеть, что Иннокентий умеет заботиться о других, ей было на редкость приятно. И тогда она снова наступила на горло гордости:
– Останься тут пока не вернется Михалыч, – едва слышно сказала Вера.
Иннокентий сел рядом и покосился на мужчину, лежавшего на ближайшей кушетке.
– Не нравится мне, как он двигает руками. Что за диагноз?
Вера посмотрела на листок, приклеенный к торцу кровати:
– Алкогольная интоксикация.
– Надеюсь, фиксирован прочно.
Снова стало неприятно тихо.
– Как у тебя получилось урезонить дочь Петровой? – заговорила Вера.
Иннокентий довольно долго молчал, словно раздумывая, стоит ли ей слышать ответ.
– Это мой дар. Ты должна была слышать о нем.
Мимолетный взгляд психиатра выглядел лукавым, и Вера поняла: последует очередная манипуляция.
– Да, – вера убрала за ухо прядь удивляясь, как ему удается все время угадывать. – Но я думала, ты используешь его для сумасшедших.
– С психически больными другое. Я забираю себе их чудовищ.
Вера уставилась вперед.
– Себе?
– Виктор успел рассказать о том, как я сюда пришел? – в голосе Иннокентия звучал холод.
Было видно, как в отделении укладывались медсестры. Больные и так спали. Это был разговор для двух хранителей.
– Да.
– Та самая лечебница исчезла, – Иннокентий тоже смотрел в противоположную стену. – Когда я впервые снял очки, то понял: они ушли со мной.
Вере казалось, что из-под дверей отделения тянет уже знакомым потусторонним холодком. Уж лучше бы она не спрашивала.
– Чудовищам, которых годами растили те покалеченные души, я показался очень привлекательным, – Иннокентий развернулся и посмотрел на Веру, – но я научился с ними жить.
– Исцелился от безумия? – произнесла Вера.
Психиатр хмыкнул.
– С тех пор я забираю у сумасшедших бред, когда они, конечно, готовы от него избавиться.
Девушка почему-то вспомнила про его картины и почувствовала, как кровь отливает от щек.
– Родственница Петровой не шизофреничка.
– Я известен среди хранителей как лучший психотерапевт, – с этими словами Иннокентий поправил очки. – То, что я делаю не для сумасшедших, хранители называют гипнозом. Я могу внушить любую мысль. Когда я только открыл в себе этот дар, то думал, что он дает исцеление. Но оказалось, что это нечто вроде морфия. Потом им нужны все новые дозы любви, признания, добра. И я не хочу на это растрачиваться. Исцелиться можно только долгим и мучительным трудом души. Поэтому я и стал практиковать психотерапию. Уверен, что об этом Виктор тоже не промолчал.
Психиатр улыбнулся краешками губ, и Вера поняла, что неуместная откровенность хирурга его по-прежнему злила.
– Еще он сказал, что нельзя смотреть тебе в глаза.
Иннокентий поднялся и прямо взглянул на нее.
– Это потому что я могу уничтожить бессмертного. Но можешь не бояться. Мне запрещено снимать очки без приказа.
Страх – поняла Вера. Он ведь специально ее пугал.
Психиатр развернулся.
– Буду в ординаторской.
И тут больной с алкогольным отравлением неожиданно рванулся, порвав вязки и еще до того Вера успела что-либо предпринять, и со всей силы ударил психиатра.
– Сатана! – во всю глотку заорал мужик. – Здесь Сатана!
Иннокентий от удара такой силы отступил на два шага назад, но все-таки удержался на ногах.
Вера бросилась к коллеге. Психиатр прижимал руку к лицу, обезумевший мужик продолжал бесноваться, а анестезиолог с неприятным чувством заметила, что очков у Иннокентия больше не было. Она уже видела в ремзале, где они с психиатром вместе ставили дренаж, что дужки сзади были стянуты леской.
Больной ударил Иннокентия снизу в подбородок, заставив психиатра запрокинуть голову, так что дужки соскочили с ушей. Теперь очки, судя по звуку, закатились под одну из коек.
Психиатр со злостью взглянул на разбушевавшегося пациента.
– Лежать! Нет никого в палате! Спи! – в голосе Иннокентия слышались неприятные нотки, и Вере стало не по себе.
Если этот, еще недавно такой уверенный в себе врач испугался, значит, произошло что-то по-настоящему плохое.
Тем временем мужик послушно опустился на койку и захрапел.
Вера обернулась к коллеге. Психиатр жмурился. Веки его подрагивали так, словно готовы были вот-вот распахнуться.
– Где они? – прозвенело еще более напряженно. – Мои очки?
– Упали на пол! – сказала Вера, становясь на колени и подсвечивая себе сотовым. – Только я их не вижу.
– Звони Михаилу Петровичу! – приказал психиатр.
– Что? – приподнялась Вера.
– Скажи ему о том, что произошло! Немедленно!
Вера выхватила из кармана сотовый и набрала номер патологоанатома, понимая, что сегодня их с Иннокентием поджидало что-то похуже реанимации. Пока в трубке невыносимо долго тянулись гудки, из темных углов палаты медленно ползли тени. Шепот, доносившийся из тьмы, неотчетливый вначале, становился все громче и жутче.
«Те самые чудовища из бреда?» – подумала Вера, чувствуя как холодеют ее пальцы.
И тут в ее ухо ворвался живой и потому приятный голос:
– Вера?
– Иннокентий потерял в реанимации очки, – на одном дыхании произнесла анестезиолог.
– О нет! Только не дай этому вырваться наружу! – звонок оборвался.
Вера вложила руку в ладонь Иннокентия и почувствовала, как психиатр крепко стиснул ее запястье.
– Единственный способ избежать проблем – постоянно напоминать мне о том, что я человек, – произнес коллега. – Дар заработает в обратном направлении, а ты уж постарайся удерживать нас в гипнозе как можно дольше.
– Но как? – выдохнула Вера.
– Заставляй меня вспоминать. Что-нибудь о клиентах, работе, больнице. Если тебе не удастся, по стационару разбегутся все те чудовища, которых я годами забирал у других. Это место поглотит шизофренический бред и без стражей мы вряд ли выберемся наружу.
Вера перевела дыхание.
– Ты же хотела знать какого они на самом деле цвета, – прошипел психиатр. – Сейчас смотри мне в глаза, Вера!
Хранительнице показалось, что ее сердце пропустило удар, когда психиатр взглянул на нее. Глаза без очков у него были карие. Следом Вере показалось, что ее подхватило невероятной силой течением и повлекло в неизвестную ей реальность. Так уже было когда-то, когда психиатр залез ей в голову. Теперь Вера знала, что он способен заставить свой талант работать в обратном направлении.
Часть 6
Вдруг стало светло. Вера увидела себя в старом переулке.
– Скажите, за что вы злитесь на меня, Лиля? – донеслось из переулка. – Я всегда старался для вас.
– Гриша, вы растратили наше имущество, и практики у вас больше нету, – ответил мелодичный голос. – Я не могу жить так.
Действующих лиц Вера не видела, они были за стеной дома, где-то там, глубоко в воспоминаниях, но чувствовала, что все самое важное должно было произойти в том месте, где она стояла.
– Это чей-то злой умысел, Лиля, меня подставили! Я обязательно разберусь. Мне нужно, чтобы вы были рядом. Я… люблю вас.
– Гриша, вы же говорили, что у вас все друзья, – прозвучало насмешливо. – И плохих людей вы себе в спутники не выбираете.
– Значит, это не так.
– И как вы думаете, кто бы это мог быть?
– Не знаю, Лиля, но обязательно это выясню. Я верну свое честное имя, чтобы доказать вам… – дальнейшего Вера не слышала.
Хлопнула входная дверь, и из подъезда показался мужчина в длинном черном пальто старинного кроя. Он поднял воротник, защищаясь от дождя, и шагнул на улицу. Вера узнала Иннокентия и с удивлением поняла, что слышала его настоящее имя. В действительности его звали Григорием.
За нынешним хранителем из глубины двора двинулись несколько серых теней. Произошел короткий разговор, которого Вера толком не расслышала. То, что это уличные грабители она поняла, когда тени набросились на доктора. Вера выдохнула. Он умер так? Слишком просто для того, кто сошел от горя с ума.
Доктор пришел в себя на квартире у Лили. Выглядел он неважно – весь в кровопотеках, перевязана рука, нога в гипсе.
– Я вас спасла, – прошептала Лиля, склоняясь к изголовью кровати. – Хоть вы и поставили меня в неприятное положение своим банкротством.
Лиля была высокая худая и очень красивая блондинка. Русые волнистые волосы были уложены в аккуратную прическу, одета она была скромно. Вера содрогнулась оттого, что с Лилей они были очень походили друг на друга внешне.
Лиля схватила с прикроватного столика шприц и поднесла его к руке мужа.
– Заходил ваш друг профессор, – проговорила она. – И сказал, как мне о вас позаботиться.
Доктор попытался отодвинуться.
– Лилечка, мне надо в клинику. Вы не умеете делать инъекции и ни к чему вам такая морока.
– На что? – холодно сверкнули голубые глаза. – Я сама могу позаботиться о своем муже, и я рада, что нам пока помогают ваши друзья. Доверьтесь мне, ваш профессор дал мне это.
Лиля продемонстрировала шприц.
– Что это?
– Морфий, – ни одна мышца на хорошеньком личике Лили не дрогнула.
– Нет.
– У вас сломаны кости, – возразила Лиля. – Это облегчит боль.
Она довольно умело ввела вещество, и доктор на какое-то время выключился.
Он долго не приходил в себя. Кто-то что-то говорил в другой комнате. Временами спорил. "Иногда мне кажется, что ты настоящее чудовище, Лилечка", – долетало до него. Одни дни сменялись другими, наконец, за окном начал падать снег, а нога перестала болеть.
Он помнил, как выпрямился у треснувшего с одного угла зеркала. Скелет. Синие тени под глазами. Сухие растрескавшиеся губы. Он закатал рукав и тогда не испугался. Обе руки в следах от инъекций. Проклятый морфий. Лиля ничего не понимает в лечении! Она переусердствовала…
Он сделал шаг и повалился на пол. Нога срослась, да как-то не так. Если бы его лечили друзья, то никогда не допустили бы такого.
На звук вбежала Лиля и всплеснула руками.
– Как тебя угораздило? – причитала она, помогая мужу лечь обратно в постель. – Гриша, от вас только одни проблемы!
Вскоре она вернулась с очередным наполненным шприцем и села на постель.
– Не надо! – произнес больной, удерживая ее руку. – Морфий убивает. Прошу вас, больше не надо его колоть!
Лиля нахмурилась.
– Но так сказал ваш профессор.
– Который? – ему в голову уже давно закрались подозрения, но раньше, до того как попал на квартиру к жене, он не решался их озвучить.
– Какая разница? Дайте мне вылечить вас! – Лиля снова потянулась к руке.
Он не успел ничего возразить. В дверь постучали. Раздались смутно знакомые голоса. Лиля вскочила с кровати, и скорее чем обессиленный доктор сумел среагировать, выбежала из комнаты. Прогремел ключ в замке. Для чего она его запирала?
Издалека доносились голоса друзей. Доктор не мог их сейчас четко вспомнить. Но это были его коллеги, во главе с тем самым профессором, на которого ссылалась Лиля. Речь шла о нем. Поначалу он обрадовался тому, что все недоразумения решились. Но разговор в глубине квартиры принимал все более странный оборот. Лиля отнекивалась, заявляя, будто ничего уже довольно давно не слышала о муже. Она заявила, что та комната, в которой спал Григорий, была кладовой и заперта.
Он выпрямился перед дверью. Страшные мысли медленно оформлялись в расстроенном наркотиком сознании. Хлопнула входная дверь. Друзья уходили. Он упустил свой шанс остаться в живых. А хотел ли он дальше существовать, когда с ним вот так без жалости расправилось самое дорогое существо?
Какое-то время Григорий еще приходил в себя, пока страх смерти почти полностью не завладел им. Доктор рванулся к единственному маленькому окну, что было в его комнате, и сорвал занавеску. Окно смотрело в стену. Ручка была снята. Снаружи доносились голоса друзей. Они удалялись по переулку.
Григорий ударил в окно, предварительно обмотав предплечье занавеской. Так его и застала Лиля. Стекло посыпалось градом. Жена набросилась сзади и повисла на спине. За время болезни доктор так ослабел, что хрупкая девушка была для него уже внушительной ношей, и повалился назад.
– Сбежать задумал? – Лиля вцепилась ему в волосы, которые уже порядком успели отрасти.
Григорий отпихнул ее, но не посмел сделать большего, хоть в голове у него уже и прояснились истинные намерения жены. Он не смог бы ударить столь дорогое, столь любимое существо, женщину, которой посвятил последние шесть лет своей жизни, пусть даже и она…
Глаза Лили горели злобой.
– К друзьям захотел, да? – с этими словами жена снова бросилась на него.
На сей раз она сорвала рубашку, и Григорий с удивлением уставился на свое худое тело. Торчали ребра. Так вот почему он так ослаб! Лиля морит его голодом. Тем временем она швырнула одежду в окно.
– Голый пойдешь? По январскому морозу? – все с той же злобой выдохнула жена. – Я позову их к тебе, как только вылечишься. Ах, ты настоящее несчастье!
Лиля смотрела на предплечье мужа, на котором алела кровавая полоса – порезался, когда бил стекло. Девушка обмотала его собственным фартуком, сорвав его с себя.
– Не так, – отчего-то поправил Григорий.
Ему были приятны даже такие прикосновения жены. Она отступила, прочитав это в его глазах, затем встала и подошла к двери. Лиля пару мгновений стояла, не решаясь взяться за ручку. Ее, должно быть, терзало раскаяние.
– Ты… сумасшедший, Гриша, – сорвалось с ее губ. – Если бы ты не был таким хорошим, если бы не твои советчики…
– Ты хочешь убить меня? – спросил доктор.
Лиля резко выдохнула. Губы ее дрогнули, а щеки побледнели.
– Все потому, что ты погубишь нас! – с этими словами она выскочила за дверь.
Снова загремел ключ.
Григорий вернулся в кровать. В голове было пусто. Из треснувшего окна нещадно тянуло холодом. Он надеялся, что заболеет пневмонией и погибнет до того, как его начнет мучить морфинизм.
Вечером в комнате появился незнакомый мужчина. Он приподнял доктора за грудки и швырнул на пол, Григорий заскрипел зубами, он был так слаб, что не мог дать отпор обидчику. Повязка на предплечье потяжелела от крови.
– Чертов морфинист! – у мужчины был приятный бас, от него пахло дорогим одеколоном и сигарами.
Доктор его точно уже где-то видел, но не мог вспомнить, где.
– Он обижал тебя, Лили?
Лиля стояла в дверях. Из квартиры в темную коморку падал яркий свет. Ее силуэт казался Григорию вырезанным из черной бумаги. Девушка покачала головой.
– Нет, он только отказывается принимать морфий.
– Каков хитрец!
Доктор собрал последние силы, поднялся и попробовал ударить мужчину в живот. Но это не вышло. Григорий снова оказался на полу. Потом противник избил его ногами, без жалости, не опасаясь нанести вред, причинить боль… пока Лиля не закричала:
– Хватит! Не надо только убийства!
– А ты разве не это задумала, Лилечка?
Дальнейшего разговора он не помнил. Только распоряжение мужчины: "Ну раз не хочет морфия, не давай ему". Ярко вспыхнуло воспоминание. В театре, вот где доктор видел этого бугая! Это был холеный и явно знавший себе цену мужчина. Он восхищался тем, как играла Лиля, и подошел сказать об этом ей самой и ее мужу.
– А это мой супруг, – сказала жена, с нежностью обхватив ладонь Григория. – Он доктор. Работает акушером. У него своя практика. Мне приятно думать, что каждый день он помогает женщинам в самом важном их труде…
Григорий смотрел вслед странному господину тогда, припоминая, что про него ходили крайне неприятные слухи. Это было словно в другой жизни, а сейчас…
Вскоре началась ломка. Обостренный слух доносил до врача то, что творилось в соседней комнате. Лиля и этот господин, безусловно, были любовниками. На фоне физических страданий и душевной боли, что Григорий испытывал, рассудок его начал мутиться. Пережив неделю мучений, его ум, наконец, сдался животным порывам.
Вскоре доктор уже скребся в дверь, умоляя Лилю дать ему морфия. Спустя полдня уговоров она показалась на пороге и с отвращением посмотрела на тело, простертое на полу.
– Гриша, ты мне противен, – вдруг произнесла жена, но все же ввела дозу.
Так доктор продержался до тепла. Эти двое издевались над ним, отыгрываясь, должно быть, за решение уничтожить человека, никому в жизни не сделавшего зла. Лиля заставляла его целовать себе туфли и ползать в ногах за морфий, а ее сожитель время от времени избивал пленника. Они сводили доктора с ума, но тот уже не понимал этого. Зависимость от наркотика нарастала. И вот однажды Лиля передозировала средство. Доктор довольно долго провалялся без памяти и очнулся в луже рвоты.
Он поднялся, ощущая жажду и дернул за ручку. Дверь была не заперта, ни комнаты, ни входная. В квартире никого не было, и Григорий убежал, но на улице с ним стали твориться странные вещи. Реальность мешалась с бредом. Временами ему казалось, что он все еще уважаемый врач и идет из клиники домой к любимой жене. А потом Григорий вспоминал, что потерял ее. Он бросался на прохожих с вопросом, где его Лилечка. Его схватили.
Последнее из того дня, что доктор отчетливо помнил, это то как ехал в экипаже с Лилей и впервые за долгое время вдыхал не застоявшийся воздух собственной тюрьмы, а свежий ветер. Она везла его на кладбище – Григорий знал точно, но даже так он все еще не мог разозлиться на нее. Об этом он и сказал Лиле. Ее губы дрогнули, она отвернулась.
Потом он оказался за городом и с удивлением обнаружил, что его доставили в клинику. Сознание прояснялось, и доктор услышал, как все представила Лиля. Разорившись, ее муж бросил все и уехал к двоюродной сестре, которая жила у него в Казани. В действительности, Григорий не видел родственницу с десяти лет. Лиля сообщила, что там на работе он пристрастился к морфию. Она, как верная жена, вернулась за ним, но нашла почти обезумившим от наркотика.
После этого Григорий остался в приюте для душевнобольных. Какое-то время он вел себя тихо, снося те процедуры, что предписывала официальная медицина. Но вот услышал, что Лиля решила развестись. Она казалась ему одновременно и ангелом, и исчадием ада. Внешне спокойно приняв новости, он той же ночью придумал, как уйти из жизни. Вспоров себе вены, лег спать, и сознание стало кристально чистым впервые за все одиннадцать месяцев пристрастия к морфину.
Он искренне проклял себя за добродушие и слепоту, что вместе сыграли с ним такую жестокую шутку. Он верил женщине, которая погубила его. И даже умирая, он все еще любил ее.
– Вера! Очнитесь, Верочка! – ворвалось в сознание.
Кто-то тряс хранительницу за плечи. Вера все еще мучительно переживала то, что видела, но мир перед ее глазами уже становился нормальным. Прошлое отлепляло от нее свою паутину, скрываясь за гранью бытия.
Вера шумно вдохнула и разглядела перед собой патологоанатома. Потом она перевела взгляд на психиатра. Тот лежал на полу, очки на нем.
– На силу отыскал их, – пояснил Михаил Петрович. – Насколько я знаю, другой пары не было и нет. Хорошо, что вы все-таки сумели удержать его безумие под контролем!
Хранительница вырвалась и выскочила из палаты. Вера остановилась в туалете перед раковиной.
Ломка была такой реальной, словно Вера ощущала ее сама. Кто в здравом уме станет так издеваться над живым человеком? Она склонилась над раковиной, пустила холодную воду и с яростью несколько раз плеснула ей себе в лицо. "Интересно, насколько страшна ее собственная история?" – подумала Вера, растирая щеки.
Михаил Петрович не спешил узнать как у нее дела, и хранительница испугалась, что с Иннокентием что-то не то. Вера вернулась обратно и увидела, что психиатр свернулся на полу, притянув руками ноги к груди. Иннокентий выглядел так словно переживал приступ сильной боли.
Патологоанатом сидел рядом.
– Что вы там видели, Вера? – заговорил Михаил Петрович.
– Лилю… – Вера поперхнулась. – Его жену…
– Это очень плохо, Верочка, – нахмурился патологоанатом. – Теперь мы Иннокентия надолго потеряем.
Вера отпрянула и нечаянно задела ногой свободную кушетку. Мебель громко сдвинулась с места.
– Он не покинет нас в физическом смысле, – взглянул на нее профессор. – Иннокентий очень тяжело переживает столкновение со своим прошлым. Вы, быть может, слышали, что его сюда приняла прошлая Вера? Она превратила его душевную боль в физическую. Потому, что ее проще заглушить. Именно это с ним сейчас и творится!
– Черт! – Вера прижала руку ко рту.
– Насколько я понял, вас заинтриговали его тайны, – сказал профессор. – В некоторых вещах любопытство, ей богу, ни к чему! Теперь понадобится много обезболивающего и, пожалуй, снотворное.
Вера рванулась было, но патологоанатом остановил ее жестом.
– Лекарства я введу сам. Подготовьте свободную койку.
Михаил Петрович и Вера уложили психиатра в одиночной палате для инфекционных больных. Тем временем на шум сбежались проснувшиеся медсестры.
Путешествие в память Иннокентия заняло не больше пятнадцати минут. Хранители просто смотрели в глаза друг другу все то время пока патологоанатом добежал до реанимации и отыскал очки. Все прочие все это время спали.
Михаил Петрович и сейчас приказал им идти по кроватям. Патологоанатом уложил Иннокентия, Вера тем временем принесла все необходимое для лечения, засучила психиатру рукав и ужаснулась. Предплечье было изрезано шрамами, она попробовала другую руку – то же самое. Вены ему похоже зашили.
Михаил Петрович взглянул на Веру с осуждением. Словно она и сама должна была понимать. Вера перевела дыхание, стараясь совладать со стучавшим в висках пульсом.
Патологоанатом тем временем стянул с ноги больного ботинок, снял носок, обработал кожу и с легкостью установил катетер в вену ступни. Вскоре Иннокентий уже получил лекарство, его поза стала более расслабленной. Через пять минут его пульс уже не частил.
Михаил Петрович строго взглянул на Веру.
– Оставайся с ним. А я в обход, – сказал он хранительнице. – Больница ведь теперь осталась на произвол судьбы.
Вера кивнула. Она чувствовала себя нашкодившей девчонкой. Всем было очевидно ее противостояние с психиатром, происходившее из безотчетной симпатии. Уютный больничный мирок хранителей десятилетиями вращался по незыблемым правилам, защищавшим их всех от боли воспоминаний и жестокости жизни. "Но ведь если не рисковать, ничего не изменится", – могла бы сказать Вера, но знала, что ей ответят: некоторым перемены не нужны.
Хранительница сходила в ординаторскую за стулом и уселась на свой личный пост около психиатра. В любой момент ее внимания мог потребовать кто-то из пациентов отделения, и Вера мучительно вглядывалась в лицо Иннокентия, как ей понять, когда ему хоть немного полегчает, и можно будет отойти, не рискуя его благополучием? И что делать, если станет хуже?
Этот вопрос Вера решила задать Михаилу Петровичу, но побоявшись отвлекать патологоанатома от чего-то важного, открыла мессенджер, чтобы и набрала сообщение там.
"Если станет хуже, что ввести?" – отправила Вера и только тут обратила внимание на то, что у профессора и ее предшественницы была длинная переписка.
Вера мотнула назад. В глаза ей бросилось имя "Иннокентий".
"Когда я уйду, больница останется на тебя, профессор", – писала предшественница: – "Неопытная душа не управится со всей той болью, с которой мы ежедневно имеем дело. И я говорю не только о пациентах. Ты будешь ей опорой, я уверена в этом. Поэтому я должна именно тебе передать дела".
Сообщение было датировано 3 июня 2015 3:00. Это в тот день ведь прошлая глава хранителей, видимо, ушла. Вера принялась читать дальше. Как бы то ни было, это были те инструкции, которые должна была бы получить она сама, не случись все так странно.
"Первое и главное, про что я должна рассказать тебе, это Иннокентий", – продолжала прошлая Вера: – "История того как он здесь появился, даст тебе многие ответы на вопрос, как с ним дальше быть".
Далее следовал аудиофайл. Вера вернулась в ординаторскую и разыскала там наушники, которые один из докторов подсоединял к компьютеру, чтобы слушать музыку, когда заполнял дневники.
С замиранием сердца девушка щелкнула по файлу, и с ней ровным убаюкивающим голосом заговорила прошлая Вера. Была ли это особая магия, или просто талант прошлой главы хранителей – девушка не поняла, но она и отметить не успела, как ее мягкими лапами обнял сон. Вера провалилась в события более чем столетней давности.
Все было коричнево-желтым словно на потемневшей от времени фотографии. Вера видела свою предшественницу. Одета она была сестрой милосердия. Прошлая Вера действительно была довольно крепкой немолодой дамой. Темный с проседью локон падал из-под головного убора ей на лоб.
Вера стояла в воротах больницы. Еще и в помине не было новых корпусов, а самый старый из них, построенный в начале позапрошлого века, выглядел рабочим и обжитым. Перед больницей пестрело поле, пресеченное исхоженной дорогой.
Рядом с Верой стоял сухонький пожилой мужчина в белом халате, в его позе чувствовалось напряжение. Он сложил руки на груди и нервно теребил пальцами рукав халата на локтевом сгибе. Оба хранителя вглядывались вдаль.
– Пойдемте, Вера Павловна, – наконец сказал профессор. – Если вы, в самом деле, дождетесь тут чудовища, никому от этого не будет хорошо. Стражи велели вас предупредить.
Вера ответила взглядом, полным собственного достоинства и уверенности. Мужчина тяжело вздохнул.
– Сдается мне, вы знали еще до того как я отправился сообщить вам.
Вера кивнула.
– Чего вы добиваетесь? – всплеснул руками хранитель.
Вера лишь улыбнулась и не сочла нужным отвечать. Тогда мужчина с досадой развернулся.
– А вы что же, побежите, профессор, не попытавшись защитить место, которое подарило вам успокоение и кров? – насмешливо произнесла она. – Учтите только, что если мы его не защитим прямо сейчас, то бежать нам будет некуда!
Профессор развернулся. Ярко сверкнули стекла очков.
– Вы слишком большого мнения о себе, Вера…
– Я просто умею доверять своему сердцу.
– Что у вас в руке?
Вера снова загадочно улыбнулась.
– Это аномалия, которую не смогли остановить лучше из лучших, – сдавленно произнес он, глядя хранительнице в глаза. – Я боюсь представить, какой силы зло сосредоточено в этом существе.
– Это врач, – произнесла Вера, все так же напряженно глядя вперед.
– Ну и что? – всплеснул руками профессор. – Погодите, откуда вы знаете?
– Поговорила с привратником, – прежним менторским тоном сказала Вера.
– Зачем? – вздернул брови собеседник.
– Просто я, Михаил Петрович, решила, что раз целая орава таких искусных стражей ничего не может поделать с одной-единственной душой, значит, они в чем-то ошибаются, верно?
– Боже мой, Верочка, не хотите же вы сказать… – побледнел профессор.
На этом хранительница обернулась к нему.
– Именно это и хочу. Он уничтожил лишь тех, кто на него напал. Он защищался. Всех, кто хотел уйти, он отпустил невредимыми. Он здесь не затем чтобы приносить горе и боль, как другие. Но чем больше ему стараются навредить, тем сильнее он становится, так?
– Это же ужасно! – вновь взмахнул руками хранитель.
– Неверно! – прищурилась Вера. – Мы можем и дальше смотреть, как он бродит по Москве и до чертиков пугает бессмертных, можем дождаться, пока он превратится во что-то поистине могущественное. Или же можем попробовать другую тактику…
– Кто-нибудь найдет способ уничтожить это!
– И сколькие пострадают, пока вы будете его искать? – хмыкнула Вера. – Я предпочитаю довериться своему женскому сердцу, которое вы считаете беспечным. Пусть высшие силы рассудят нас.
Горизонт потемнел, и Вера шагнула за ограду.
– Вера! – крикнул ей вслед хранитель, но так и не решился ступить на улицу.
Та обернулась через плечо.
– Оставайтесь внутри, Михаил Петрович, если, как и сейчас вы не отважитесь на него нападать, вас он не тронет! – ее голос звучал насмешливо.
Вера уверенно пошла вперед и вскоре ее крепко сбитая фигура исчезла за порывами дождя и ветра. Надвигался ураган, каких в Москве отродясь не видели. Деревья клонило в земле, а в завываниях ветра слышались проклятия. Профессор крепко ухватился на прутья ограды, но так и не решился уйти с улицы.
– Ну и чертовщина! – сказал он сам себе, придерживая очки.
Наконец стало так темно, словно случилось затмение. Послышался треск, и профессор обернулся. Он был окружен черными тенями, которые явились за ним, должно быть, из преисподней. Странные демонические очертания переминались с ноги на ногу – становилось ясно отчего лучших из стражей бросили на то, чтобы покончить с этой аномалией. Выглядела она жутко.
– Что же ты, господи Иисусе, такое? – обратился хранитель к темноте, но тут, словно в ответ ему, клочья тумана разорвал ясный солнечный луч.
Удушливый дым оседал, и становилось ясно, что в воротах больницы стояла Вера. Профессор сорвался со своего места и бросился к коллеге. Добежав до нее, он отпрянул.
Вера прижимала к своей груди щуплого молодого человека, по виду еще юношу. Черные как смоль волосы торчали во все стороны. Вера нежно гладила его по голове. Рукава за спиной странного гостя были стянуты ремнями. Смирительная рубашка?
– Не надо тебе ее видеть, – проговорила Вера. – Это уничтожит в тебе то, что осталось человеческого. А пока небеса еще заступаются за тебя. Видишь, вот ты меня послушался и кошмар пропал. Не открывай глаз, пока я не скажу. В темноте, конечно, страшно, но я тебе скоро помогу.
Вера решительно протянула руку, словно знала, что профессор по-прежнему стоял рядом.
– Очки! – сказала она тоном, не терпевшим возражений.
– Но, – отступил хранитель. – Вы же сделаете меня слепцом, Вера Павловна! Они показывают истину! Как я узнаю, кому мне помогать, а кому нет?
– Ты и так слепец! – рявкнула Вера.
Трудно было до этого предполагать, что в голосе этой женщины могло быть сосредоточенно так много власти.
– Но покровители наши это исправят. Приказываю тебе отдать очки! – с новой силой выдохнула Вера.
Профессор приблизился и вложил свой артефакт в ее ладонь.
– Только поймите, – прошипел он. – Вы отдаете могущественную вещь аномалии, которую стражи, быть может, растерзают на пороге больницы, как только поймут, что она больше не опасна.
После этого Вера осторожно надела на молодого человека очки и удовлетворенно произнесла:
– Не растерзают. Посмотрите сами, Михаил Петрович, это наш новый доктор.
– Доктор?! – задохнулся хранитель.
– Можешь открывать глаза, – ласково обратилась Вера к подопечному.
Тот, наконец, поднял голову, озираясь так, словно едва-едва обрел зрение.
– Ну как? – удовлетворенно произнесла Вера. – Лучше чем было, правда?
Молодой человек сосредоточился на ее лице. Глаза у него были чистые, голубые и взгляд осмысленный. Спустя пару мгновений он кивнул. Вера улыбнулась.
– Не бойся, ты человек, который чуть было не обратился чудовищем. Тебе повезло, что помощь пришла вовремя. Беда в том, что таких как ты много. Их тоже должен кто-то спасать, как я тебя. Поэтому ты призван на службу.
Молодой человек передернул плечами, и стало ясно, что ему тесно в смирительной рубашке.
– Да уж! – согласилась Вера. – Надо это снять, ведь рассудок к тебе вернулся.
Она обошла нового врача сзади и распустила ремни, стягивавшие его руки, и тот со вздохом облегчения опустил их.
– Больше ничего не мешает? – уточнила Вера, снова встав перед гостем.
Молодой человек нерешительно повел головой.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Вера. – Если войдешь в ворота, это будет значить, что я приняла тебя на службу. Отныне вся твоя жизнь будет посвящена помощи другим. Но это ради твоего же блага. В свою очередь я могу обещать, что в больнице с тобой больше никто и никогда дурно не поступит. Это не значит, что ты перестанешь испытывать боль. Но здесь о тебе станут заботиться. Придет время и все вернется на свои места.
Молодой человек колебался довольно долго, так что Вера стала заметно нервничать. Наконец он посмотрел в ту строну, откуда пришел, а потом в ту, куда направлялся. Создавалась впечатление, будто он осознавал, что застрял посередине между жизнью и смертью.
– Ты самоубийца, – вдруг неожиданно холодным тоном сказала Вера. – Но тебе дали редчайший шанс спасти свою душу, потому что ты не виноват в том, что с тобой сделали. Уйдешь – она обречена.
После этого молодой человек шагнул внутрь. Вера выдохнула.
– Ну, вот и славно! – улыбнулась она и подхватила под руку нового доктора.
– Какой хорошенькой на самом деле оказалась эта ваша аномалия, Михаил Петрович, не станете же вы теперь отрицать! – приговаривала Вера, провожая свое приобретение к парадной лестнице главного корпуса. – Прямо выпавший из гнезда вороненок!
С этими словами глава хранителей нежно потрепала молодого человека по голове. Профессор двинулся следом за странной парой.
– Только что мы с ним будем делать, Вера Павловна? – причитал он по пути. – Все врачебные должности заняты, да и разве он сумеет справляться с работой с такой-то историей?
Вера обернулась через плечо, помогая новобранцу взобраться вверх по лестнице.
– Он будет нашим психиатром, – объявила она.
– Господи Иисусе! – всплеснул руками профессор. – Зачем нам в этой больнице умалишенные, Вера Павловна?!
– Наша цель помогать. Каждый делает это в силу собственного разумения, – с этими словами хранительница запустила нового врача в корпус. – И хватит болтать попусту, Михаил Петрович, лучше принесите скорее ему чистое платье. Только смотрите, он подлиннее вас будет. Что-нибудь подходящее подберите. А мне еще нужно его отмыть. Очень скоро, уверяю вас, явятся стражи по его душу. Мне надо предъявить им настоящего доктора.
Профессор послушался, а Вера отвела своего гостя на третий этаж, где наполнила ванну теплой водой.
– Раздевайся, – сказала она новому врачу. – Раз уж ты остался человеком, надо чтобы ты больше походил на него. Я за ножницами. А то вон как волосы отросли, пока никто не следил за тобой!
Когда Вера вошла обратно, молодой человек пытался сложить свою грязную пижаму на стуле, стоявшем подле ванны. Но пальцы его плохо слушались. Вера всплеснула руками.
– До чего они тебя довели! Худой, как палка!
Тот обернулся к ней и еще раз неуклюже встряхнул измазанную кровью ткань.
– На славу вены распорол, да? Чтобы точно не спасли? – сказала Вера, глядя на его предплечья, на которых чернели глубокие полосы, испещренные кровоподтеками. – Того гляди, нервы повредил. Да брось ты уже этот саван, он тебе больше не нужен! Чувствуешь пальцы?
Молодой человек посмотрел на нее, так словно его все еще удивляло то, что с ним разговаривают. И, наконец, кивнул.
– Значит, сухожилия, – фыркнула Вера. – Крови-то сколько вытекло!
Молодой человек молча перевел взгляд на собственные ступни, которые были перемазаны бурой массой.
– Ты еще со спины себя не видел, – сообщила ему Вера.
После этого она похлопала по эмалированному бортику ванны и приказала:
– Сюда!
Психиатр без слов подчинился. И как только новый хранитель больницы очутился в воде, Вера начала намывать его. Все это время молодой человек никак не выдавал своего отношения к происходящему, словно, все еще не мог поверить, что очнулся. Наконец, Вера принудила его наклониться, чтобы лучше оттереть спину. Очки едва не соскользнули в воду. Вера поймала их указательным пальцем на его носу.
– Надо будет дужки связать, – пробормотала она.
– Никогда, слышишь, никогда их не снимай! – обратилась Вера к новому врачу. – Только если я не скажу. Понял? Следить за тем, чтобы это всегда было на тебе пока твоя главная работа.
Психиатр кивнул. Вера вздохнула.
– Вот ты так же безропотно сидел, когда эти люди тебя убивали? – произнесла она.
В ответ на это доктор дернулся и впился в нее взглядом.
– Прости, – поджала губы Вера. – Я предпочитаю говорить правду, иногда она звучит слишком резко. Я обещала быть осторожной с тобой, впредь буду. Ну все, голову намылили. Пора окунать. Держи свои очки крепко.
В этот миг в ванной показался профессор. Он положил стопку одежды на стул, сбросив с него пожитки пациента психиатрической лечебницы, а затем покосился на нового доктора.
– Вера, – наконец произнес профессор.
Та оторвалась от купания и посмотрела на подчиненного в упор. Михаил Петрович прочистил горло.
– Вера, я спросил привратника, – выдержав небольшую паузу, заговорил профессор. – Нам не присылали нового доктора. У него даже имени нет!
– Да, – спокойно согласилась та. – Потому, что это больше, чем просто врач.
С этими словами она, наконец, помогла подопечному окунуться в воду.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksandra-kuri/prizrachnaya-lubov-70944967/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Александра Кури
Тип: электронная книга
Жанр: Мистика
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 03.08.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Вера попадает в больницу работать ординатором. Только вот она ничего не помнит ни о себе, ни о том, почему пришла в анестезиологию.