Главная страница | Иронические детективы | Вечной дружбой связаны школьные товарищи?

ВЕЧНОЙ ДРУЖБОЙ СВЯЗАНЫ ШКОЛЬНЫЕ ТОВАРИЩИ?
Маргарита Сысоева
Казалось бы, что может связывать бывших одноклассников?Много лет назад они вместе учились в самом обычном классе самой обычной школы. Теперь каждый живет своей жизнью. Время от времени кто-то с кем-то встречается. Следует обмен новостями, обещания непременно созвониться. Всё как у всех.Но внезапно выясняется, что бывшие одноклассники связаны друг с другом куда теснее, чем полагали. И связывает их цепь следующих одно за другим трагических событий. Неизвестный злоумышленник демонстрирует редкостное трудолюбие и предприимчивость.Даже скептически настроенные представители мужской части бывшего школьного коллектива начинают испытывать нешуточную тревогу. Ведь напасти сыплются не только на бывших одноклассников, но и на их окружение. Даже соседям достается.

Маргарита Сысоева
ВЕЧНОЙ ДРУЖБОЙ СВЯЗАНЫ ШКОЛЬНЫЕ ТОВАРИЩИ?

Глава 1

– Раиска! Хорошо, что я тебя застала!
На пороге стояла Гулька Армасова, моя бывшая одноклассница. По окончании школы мы встречались не особенно часто, но из виду друг друга не теряли. Гулька с супругом приобрели квартиру неподалеку. Изредка наши пути пересекались. То в магазине, то в сберкассе, а то – на почте. Правда, на этот раз я узнала Гульку только по голосу. Потому что внешне она изменилась до неузнаваемости, превратившись в голубоглазую блондинку. Если бы не характерная, напористая и совершенно бесцеремонная манера разговора, я бы ее и на порог не пустила. А тут – вначале родной голос, а уж потом в прихожую ввалилась посторонняя крашеная блондинка масти «розовый жемчуг».
– Просто в голове не укладывается! – гостья с размаху швырнула на пуфик в прихожей внушительных размеров сумку и повернулась к зеркалу. – Человек три года не был в отпуске. Наконец, купил новую машину и покатил к морю…
– Гуля? – на всякий случай осторожно уточнила я.
– Что? Кто? Конечно, кто же еще, – блондинка отмахнулась от меня, недоуменно пожав плечами и прищурив необыкновенные голубые глаза. – Новая машина, живи и радуйся! Так ведь нет! Ой, Раиска, ты ж меня еще не видела! Ну, как тебе? Правда, здорово? Меня никто не узнает.
Гулька взъерошила белокурые локоны и ослепительно улыбнулась.
– Супер, – я кивнула. – Глазам не верю.
– А, на глаза не обращай внимания. Контактные линзы. У меня еще зеленые есть. Так вот, у тебя, случайно, не будет лишнего черного платка? Я подумала, что ты тоже захочешь участвовать, все-таки мы – одноклассники.
– Не хочу перекрашиваться, – я попятилась вглубь квартиры.
Может быть, еще смогу запереться в ванной.
– А тебе зачем? Лучше скажи, деньги есть?
Ага, наверное, можно будет откупиться. Уже легче.
– Сколько?
– Думаю, каждый даст, кто сколько может. Потом кто-нибудь из богатеньких добавит. А лишнего черного шарфа у тебя не найдется?
Сколько помню, Гулька всегда была такая заполошная. Большую часть своей неуемной энергии она направляла в русло общественной работы, вовлекая в возникающий водоворот всех, кто оказывался в зоне досягаемости. Ее папа изображал Деда Мороза на школьных утренниках и оформлял стенгазету. Мама выпекала горы печенья к классным «огонькам». Соседка по парте рисовала объявления о мероприятиях. Сама Гулька успевала заниматься в музыкальной школе и секции спортивной гимнастики. Потом она переключилась на аэробику и, в конце концов, стала фитнес-тренером. Конечно, она организовывала нам льготные абонементы в спортклуб. Ее даже просить не надо было. Она сама предлагала все, что было в ее власти, ничего не требуя взамен. А если Гуля и хотела о чём-то попросить, то делала это в неизменно краткой и безапелляционной форме, наверное, из-за вечного цейтнота. Так что догадаться, чего же она хочет, подчас бывало трудновато.
Но на этот раз Гуля превзошла себя. Я растерянно хлопала глазами, стоя посреди собственной прихожей. Почему-то у меня никак не получалось ухватить суть проблемы и мою во всем этом роль. И тут зазвонил телефон. Я бросилась к трубке, как будто это была рука помощи. Руку протянула другая моя одноклассница, Люба Баранова.
– Раиска? Чудо, что я тебя застала. Деньги есть?
Если учесть, что Любаша владела сетью хозяйственных магазинов, вопрос прозвучал несколько неожиданно.
– А черный шарф тебе не нужен? – я хотела съехидичать.
– У тебя есть? Слушай, ты меня очень выручишь. Сейчас к тебе забежит Гулька. Сдай, пожалуйста, за меня, сколько сможешь. Не поверишь, ни копейки наличности нет. Во всех точках учет устроила, все кассы опечатала. Послезавтра отдам. Ты меня знаешь. А шарфик с собой захвати. А то у меня, представь себе, нет ничего подходящего. Ты же знаешь, я черное вообще не ношу, не мой цвет. Спасибо, целую, – и Люба отключилась.
Ясное дело – деловая женщина. Некогда ей разговоры разговаривать. Я уставилась на нашу активистку. Соображала она, в общем-то, всегда неплохо. Во всяком случае, связно излагать мысли была способна. Надо было только подождать, что бы она успокоилась и еще раз изложила всё, что хотела сказать, только медленно. Надеюсь, перекись не разъела ей мозг.
– Раиска, не смотри на меня так. Я сама в шоке, – Гуля плюхнулась на пуфик, скинув на пол сумку.
И замолчала. По-моему, ее ярко-голубые контактные линзы подернулись влагой. Гулька шмыгнула носом. Потом еще раз, потом еще.
– Гуля, у тебя что-то случилось? – осторожно поинтересовалась я. – Может, чаю?
– Нет, спасибо, – Гулька быстро взяла себя в руки. – Так ты еще не в курсе?
– Наверное, нет.
– А кому же ты обещала черный шарф?
– Барановой. Еще я деньги пообещала за нее сдать. Только не знаю, на что.
– Ой, прости, Раиска. Я тебе звонить не стала, что бы время не тратить. Решила, что зайти будет скорее, – Гулькин звонкий голосок предательски задрожал.
Но она быстро справилась с предательски рвущимися наружу эмоциями. А как же иначе? Кто кроме нее сумеет организовать одноклассников? Кто добровольно возьмет на себя печальную миссию?
Наш Дима Моисеев, любимец всей школы, красавчик и записной юморист погиб в автокатастрофе. Это произошло на долгожданном отдыхе у моря, куда Димка покатил на своей новенькой машине. Конечно, Дмитрий уже давно не был тем смазливым чемпионом по бальным танцам. Он превратился в толстого, лысеющего и занудного старого холостяка, целью жизни которого была покупка автомобиля. Но масштабов трагедии это не умаляло. То, что от него осталось, привезли в закрытом гробу. Похороны состоятся послезавтра. Гулька решила, что надо заказать венок от одноклассников. Да и вообще, неплохо будет, если мы все придем проститься. Димке, конечно, все равно. А его родителям будет приятно. Ну, может, не то, что бы «приятно». Наверное, это не самое подходящее слово в сложившихся обстоятельствах. Навряд ли его родителей сейчас что-то сможет порадовать. Но я тоже согласилась с тем, что мы, бывшие школьные товарищи, не можем просто так проигнорировать случившееся. Подробностей происшествия Гулька пока не знала. Но, думаю, что очень скоро она этот пробел восполнит и будет информирована лучше всех.
Я не смогла наскрести необходимую наличность. Почти все деньги накануне отдала детям. Они отправились в трехдневную поездку по «Золотому кольцу». Запас продуктов дома был, и потому в банк я не торопилась. Гулька быстренько распрощалась, сославшись на занятость. Еще бы! Сколько народу ей предстоит обзвонить и обойти за оставшиеся неполные два дня!
Проводив Гулю, я немного погрустила, сидя в тишине на кухне. Потом решила, пока помню, найти черные шарфы для себя, Гульки и Любы Барановой. Заодно достала черные брюки и водолазку. Потому что завтра приедут дети, и дома сложно будет что-нибудь отыскать. На похороны я решила пойти непременно.
С Димкой мы всегда были в хороших отношениях. Особенно с его мамой. Она увлекалась фотографией, и большая часть моих школьных снимков – ее рук дело. Сам Димка увлекался в основном дискотеками, ну и еще бальными танцами. На танцы его определила мама. Она же строго контролировала процесс. С этим оболтусом по-другому было нельзя. На то, что бы жестко следить за учебой сына, маминых сил уже не хватало. Димка отличался поразительной ленью. Если бы не лень, он вполне мог бы хорошо учиться. Схватывал все на лету, особенно подсказки. Тем и жил. Впрочем, иногда Димуля честно зарабатывал свои оценки. Он, к примеру, мог добровольно вызваться декламировать стихи или живописать какое-нибудь историческое событие. Однажды он ухитрился получить «пятерку» в четверти, ни много ни мало, по математике. А все за то, что целый урок прочувствованно рассказывал о жизни Софьи Ковалевской. Математичка даже прослезилась. Да и мы слушали с разинутыми ртами. На физике этот номер не прошел. Наш физик, Аристарх Васильевич, не отличался сентиментальностью и быстро прервал попытку пересказать роман о судьбе четы Склодовских-Кюри. Хотя мы и требовали продолжения. Но наши просьбы только разожгли учительские подозрения, и все закончилось внеплановой проверочной работой.

Димку я давно потеряла из виду. Он почему-то поступил в политехнический. У меня вообще живое воображение, но представить себе Димулю, корпящего над чертежами, даже мне не удавалось. Не знаю, пережил ли он хоть одну сессию. Потом его забрали в армию. После дембеля он поступил уже на филфак. Работал в разных газетах. Виделись мы редко. Димка лысел, толстел и, лениво потягиваясь, говорил о том, что неплохо было бы создать семью.

Глава 2

Не суждено мне было попасть на похороны.
И это несмотря на то, что я так хорошо все спланировала. Приготовила подходящую одежду. Сняла с карточки деньги. Перезвонила Гульке, уточнила время и сказала, что она может рассчитывать на мой взнос. И за Любу тоже посулила заплатить. Гулька обрадовалась. Потому что многие обещались быть, но денег пока не сдали, так как почти со всеми удалось пообщаться только по телефону. И на венок ей пришлось одолжить из кассы на работе. Зная Гулькину щепетильность в денежных вопросах, можно было представить, чего ей это стоило.

Но на следующее утро принесли телеграмму от тети Маруси. Тетя сообщала, что приезжает и просила встретить.
Ясное дело, тетю необходимо встретить. Ей уже давно за семьдесят, а может, уже и за восемьдесят. В любом случае, возраст весьма почтенный. Но, невзирая на годы, старушка ведет весьма и весьма активный образ жизни. На здоровье тетя особенно не жаловалась. Если не считать того, что лет семь-восемь тому назад у тети Маруси выявили катаракту. То есть, выявили-то ее раньше. А семь-восемь лет назад ее, наконец, прооперировали. Тете Марусе вставили искусственные хрусталики и прописали очки с толстенными стеклами. По причине проблем со зрением тете Марусе пришлось уйти со службы. Тетка немного погрустила, но через некоторое время обнаружила, что вокруг и помимо работы много интересного. Первым делом она купила кисти, краски и пастельные мелки. И принялась отображать на бумаге окружающий мир, каким она его видела. Получалось немного необычно, но интересно. Потом она одолжила у меня несколько учебников по рисунку и живописи, и через некоторое время ее картины стали доступнее для понимания. Тетя Маруся давно хотела заняться музыкой. Но, к сожалению, из этого ничего не вышло – пальцы плохо слушались. Тогда тетя Маруся решила посмотреть мир и начала путешествовать. Хорошо еще, что это ее увлечение было ограничено финансовыми возможностями. А то еще неизвестно, куда бы могло занести прыткую старушку.
Два раза в год тетя Маруся не ленилась приезжать в наш город, что бы показаться оперировавшему ее доктору. Сейчас она наверняка опять притащит с собой этюдник и краски. А это – немалая тяжесть, в ее-то возрасте. Фотоаппаратом наша родственница не пользуется принципиально. Предпочитает зарисовывать впечатления. Конечно, ее надо будет встретить. Вопрос только в том, кто это сделает.

Я твердо решила пойти на похороны. Муж – до конца недели в командировке. Но вот дети вполне могли бы мне помочь. Они достаточно взрослые для того, что бы донести сумки до квартиры. Но дети, вернувшись домой, побросали вещи и побежали к бабушке. Она пообещала приготовить к их приезду домашнее мороженое. Они обожают эту приторно-сладкую гадость. Наевшись мороженого, оба отпрыска вернулись домой. Но только затем, что бы сообщить, что уезжают с бабушкой на дачу. Она пообещала, что там приготовит для них клубничное мороженое. Вот так. Семья большая, а ответственное дело доверить некому.

Я почесала в затылке. Потом потерла лоб. Потом внимательно осмотрела семейные фотографии на комоде. И увидела своего спасителя! Как хорошо, что свекровь подарила нам свой свадебный снимок в рамочке. На снимке она и ее четвертый муж стояли на фоне краеведческого музея, держась за руки, и нежно глядя друг на друга. Очень милая фотография. Вот только рамка безвкусная. Ядовито-розовое сердце, украшенное стразами, цветными камешками и, почему-то, птичьими перьями, никак не вписывалось в интерьер. У меня давно чесались руки убрать этот кич с глаз долой, да все боялась обидеть родственников. И очень хорошо, что я так и не решилась этого сделать. Иначе ни за что бы ни вспомнила о Николае Михайловиче. Мой новый свекор – добрейшей души человек. При этом он необыкновенно скромен и деликатен. Тихий такой и малозаметный. Короче говоря, без рамочки я бы о нем ни за что не вспомнила. Николай Михайлович до мозга костей – городской житель. Дачу он терпеть не может. И, несмотря на мягкость характера и покладистость практически по всем вопросам, здесь он непреклонен. Я совершенно уверена, что на дачу с супругой и внуками он не поедет. Тем более что кто-то должен оставаться дома и присматривать за котом, таким же убежденным горожанином, как его хозяин.
Наверное, Николай Михайлович не очень обрадовался моей просьбе. Но вида не показал. Что значит воспитание! Я подробно описала внешность тети Маруси, особенно напирая на висящий через плечо этюдник. Другие особые приметы как-то не приходили в голову. Николай Михайлович внимательнейшим образом выслушал меня, уточнил номер поезда и вагона, после чего отправился на вокзал. Я с облегчением вздохнула и принялась облачаться в траур. Это не заняло много времени и, через пятнадцать минут, прихватив все найденные в доме темные шарфы и платки, а также, на всякий случай, длинную черную юбку, я села в машину и выехала со двора. Но, добраться до морга, мне было не суждено. То есть, вначале все складывалось удачно. Несколько светофоров приветствовали меня зеленым светом. Потом я решила немного сократить расстояние. Мысль была неудачная. Кратчайший путь привел меня прямехонько к участку дороги, на котором шел ремонт. Пришлось искать объезд. Собственно, направление объезда было указано стрелками. Но крюк пришлось дать здоровый. Почему-то никак не удавалось свернуть в нужном направлении, попадались исключительно улицы с односторонним движением. Я обогнула порядочную зону частного сектора и принялась пробираться дворами через новый микрорайон. Дома там были расположены так странно, что выбраться на проспект удалось не сразу, да еще и не на тот, на который планировала. Зато я оказалась рядом с вокзалом. И надо же, как раз вовремя! По тротуару, навстречу мне, растерянно озираясь по сторонам, шел Николай Михайлович. Я притормозила.

– Что случилось? Где тетя Маруся?
– Как раз это я хотел спросить у вас, – Николай Михайлович запыхался, да и тревога в его в голосе слышалась нешуточная.
– У меня? – я здорово удивилась и разволновалась тоже.
– Ну да, ее нигде нет.
– Вы встретили поезд?
– Конечно, Раечка. Но с него сошли всего трое. Один юноша и две пожилые женщины.
– Ну, и?
– Одна из них – типичная сельская жительница с бидоном и сумкой на колесиках.
– Это точно был не этюдник?
– Совершенно точно, Раечка. Сумка была доверху набита овощами.
– А вы знаете, как выглядит этюдник?
– Не уверен. Поэтому я спросил ее имя. Она назвалась Нюрой.
– А вторая бабка?
– Вторую женщину встретил солидный мужчина. Он назвал ее мамулей. У вашей тетушки, если я правильно понял, детей не было?
– Правильно поняли. Хотя есть солидный мужчина, который называет ее мамулей.
– Незадача. Но у той, второй женщины багажа вовсе не было. Только дамская сумочка.
– Ясно, это была не она. Тетя Маруся последние годы без своего этюдника вообще из дому не выходит. Куда ее нелегкая занесла?
Я была озадачена не меньше Николая Михайловича.
– Я хотел к дежурному по вокзалу обратиться. Но не знаю ни отчества, ни фамилии вашей тетушки. Извините.
– Садитесь, – скомандовала я. – Едем на вокзал.
На вокзальную площадь мы прибыли своевременно. Тетя Маруся как раз вышла из высоких стеклянных дверей и теперь стояла на верхней ступени, уперев руки в боки и оглядывая окрестности.
Оказывается, на одной из предыдущих крупных станций ей захотелось выйти подышать воздухом и размять ноги. Потом ее поманил запах пирожков с лотка. Пирожки были с капустой, картошкой и яблоками. Перед тетей Марусей встала нелегкая проблема выбора. Пирожки с капустой и яблоками она любила одинаково. А пирожки с картошкой она не особенно жаловала, но они очень аппетитно пахли. Тетя Маруся стояла спиной к своему поезду и не услышала, как он тронулся. Когда тетя закончила торговаться и повернулась, что бы войти в свой вагон, к перрону подходил уже следующий «скорый». Тетя Маруся, крепко сжав в руке пакет с пирожками, ринулась к поезду. Она опасалась, что и этот экспресс может уйти без нее. Проводники не решились применить силу, а добровольно старушка покинуть вагон отказалась. В результате она прибыла на следующую станцию раньше своего багажа. Потому что поезд, на который она пересела, оказался гораздо более скорым, чем тот, на который у нее был куплен билет. Соседи по купе, уже начавшие волноваться, были приятно удивлены, узрев вскочившую в вагон тетю Марусю. Та забрала этюдник и сумку на колесиках и сердечно простилась с попутчиками. Она решила завершить путешествие на более скором поезде, уверенная, что на нем она прибудет на нужную станцию раньше. С проводниками тетя Маруся к тому времени уже успела подружиться. И, действительно, она прибыла на наш вокзал немного раньше, чем мы ожидали. Сэкономленное время тетка собиралась провести с пользой. Она планировала пройтись по магазинам на привокзальной площади и выбрать для нас подарки. Потому что приготовленные ею гостинцы, упакованные в нарядный пакет, так и остались лежать дома на кухонном столе. С некоторых пор у тети Маруси появились проблемы с памятью. Но теперь она надеялась исправить оплошность. Однако на этом теткины злоключения не закончились.
Одно из колесиков на сумке уже давно расшаталось и грозило отвалиться. Отлетело оно прямо на эскалаторе. Кроме сумки тетка была нагружена увесистым этюдником. Она не смогла справиться с потерявшей управление торбой и та застряла между ступеньками. На помощь тете Марусе бросилась женщина, спускавшаяся следом. Но у нее тоже был в руках чемодан на колесиках и сумка на плече. Женщина помогла тете Марусе сойти с забуксовавшего эскалатора и освободила, конечно, при помощи подоспевших рабочих, охромевшую теткину суму. Рабочие были доброжелательны и сочувствовали незадачливой пассажирке. Эскалатор на некоторое время пришлось остановить. Тетя Маруся сердечно поблагодарила спасительницу, и тут рабочие запустили эскалатор. Старушка бросилась к лестнице, которую почему-то запустили в обратном направлении. Оказывается, она оставила там этюдник. Он соскользнул с плеча, когда тетя Маруся пыталась справиться с сумкой. Теперь деревянный ящик в одиночестве поднимался наверх. Тетя Маруся поспешила за ним. Конечно, догнать свой этюдник она не смогла. Все-таки годы сказываются, что ни говори. Этюдник благополучно доехал до верха и там его потертые, но прочные лямки затянуло под гребенку. Эскалатор опять остановили. Рабочие, уже не столь доброжелательные, как в первый раз, исправили помеху и, яростно вращая глазами, стояли наверху у входа на эскалатор. Давешняя теткина спасительница в три прыжка преодолела расстояние, подхватила освобожденный этюдник, растерявшуюся тетю Марусю и доставила их вниз. Их-то она спустила благополучно. Но вот ее каблук не выдержал нагрузки и, с громким треском, сломался. Женщина от неожиданности охнула, покачнулась, и ремешок от ее туфли тут же был втянут в узкий просвет, в который уходили разглаживающиеся ступеньки. На этот раз тетя Маруся бросилась на помощь своей спасительнице, растянувшейся на каменном полу. Рабочие, уже не стесняясь в выражениях, в очередной раз занялись механизмом, а подоспевший фельдшер раскрыл свой чемоданчик и принялся смазывать ссадины пострадавшей йодом. От «зеленки» та категорически отказалась. Она не хотела вернуться с отдыха раскрашенная, как годовалый малыш, страдающий «асфальтовой болезнью».
Так что, когда на перроне Николай Михайлович в поисках тети Маруси разглядывал пассажиров, сошедших с нужного поезда, та как раз стыдила не очень вежливых рабочих у эскалатора в зале ожидания.
К нашему прибытию тетка успела собрать свой багаж и вышла на ступени центрального здания вокзала, не понимая, куда же запропастились встречающие. Набег на магазины она решила отложить. На сегодня впечатлений было уже достаточно.
У меня просто камень с души упал, когда я увидела тетю Марусю, живую и здоровую. Она тоже обрадовалась. Престарелой тетке уже давно хотелось вытянуть ноги на диване и, выпив чаю, вздремнуть в тишине и покое.
Мы обнялись, Николай Михайлович подхватил этюдник, а я – сумку. Наша троица, необыкновенно довольная, спустилась по ступеням. Нас обогнала прихрамывающая женщина в светлом брючном костюме, высокая, стройная и загорелая. Сразу видно – человек возвращается с отдыха на море. Тем более что через плечо у нее висела объемная и яркая пляжная сумка.
– Раечка! Вот же она, моя спасительница! – тетя Маруся устремилась к эффектной девушке.
Та, не оглядываясь, спешила к стоянке такси. Но тетя Маруся и не думала отступать.

– Дама! Дама! Прошу вас, вы же моя спасительница!
Тетя Маруся торопливо засеменила по привокзальной площади. Свою спасительницу она настигла, когда та уже садилась в машину. Наверное, тетушка очень не хотела, чтобы та укатила, так и не выслушав слов благодарности. Поэтому она уцепилась за то, что смогла ухватить. Это оказалась широкополая шляпа. Темные очки слетели сами, когда женщина от неожиданности резко повернулась. Тут и мы с Николаем Михайловичем подоспели. Тетя Маруся как раз рассыпалась в благодарностях, сжимая в руках шляпу. Таксист нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Николай Михайлович поднял отлетевшие в сторону очки. По-моему, они здорово пострадали, дужка как-то странно болталась.
– Извините нас, пожалуйста, – начала, было, я и замолчала почти на полуслове.
Женщина глянула на нас совсем недоброжелательно. Да что там, она злобно зыркнула исподлобья. Ну, везет мне последнее время на одноклассников! Конечно, короткая эффектная стрижка и пухлые ярко накрашенные губы могли ввести в заблуждение. Но этот взгляд! Именно так смотрела с задней парты Олимпиада Поленова, малозаметная тихоня, худющая и бесцветная. Волосы у нее были рыжеватые, но какие-то тусклые, голос тихий, даже веснушки какие-то блёклые. Лично я с ней практически не общалась. Но взгляд этот запомнила. Именно таким взглядом она одаривала тех, кто к ней обращался. Имя у нее было, конечно, дурацкое. С чего вдруг родителям захотелось именно так назвать единственную дочь? Можно подумать, они решили с самого начала испортить ей жизнь. Учителя представили новенькую «Липой». За ней тут же закрепилось прозвище «Дубина», которое очень хорошо сочеталось с фамилией. Училась Липа средненько, в общественной жизни и спорте тоже не блистала. Короче, столкнись я с ней случайно на улице, ни за что не признала бы в этой элегантной, эффектной женщине ту бледную моль с последней парты.
– Олимпиада! Вот так встреча! Сколько лет, сколько зим! – я распростерла объятия.
Но Липа отшатнулась от меня, как черт от ладана. Наверное, не узнала. А все говорят, что я практически не изменилась. Неужели врут?
– Это я, Рая. Узнаешь?
Может, это я обозналась? Но нет. Элегантная брюнетка кивнула.
– Узнаю. Просто не ожидала, извини, – в голосе не слышалось никакой радости от случайной встречи.
Впрочем, ничего особенного в этом не было. Мы с Липой никогда особенно не дружили.
– Девочки, вы знакомы? – тете Марусе, наконец, удалось вставить слово.
– Да, тетя, – подтвердила я. – Это моя одноклассница – Олимпиада, извини, фамилию не знаю. Наверное, ты ее сменила?
– Да, – Липа сдержанно улыбнулась.
– Отлично выглядишь, молодец.
– Как вас зовут? – опять встряла тетя. – Неужели Олимпиада? Какое прекрасное редкое имя!
– Спасибо, – Липа опять сдержанно улыбнулась. – Обычно меня зовут Олей.
– Ты тоже на похороны?
– Я? Нет. Какие похороны? Приехала к тете. Извините, мне пора.
– Подожди! – возможно, это было не очень-то вежливо, хватать бывшую одноклассницу за полу пиджака. – Ты же не знаешь! Погиб Димка Моисеев. Как раз успеешь на прощание. Наши собираются. Гулька венок организовала.
– Ох! – тетя Маруся внезапно схватилась за правый бок.
– Что с вами? – мы с Николаем Михайловичем одновременно обернулись к ней.
– Ох! – тетя Маруся согнулась от боли. – Наверное, камни. Эти прыжки по лестнице не прошли бесследно. Стара я для таких забегов.
Николай Михайлович подхватил нашу гостью и повел к машине. Липа-Оля садилась в свое такси. Я раздумывала о том, куда лучше отвезти тетку. Домой или в больницу? Нет, все-таки очередную одноклассницу мне послала судьба.
– Липа! – я замахала руками и бросилась наперерез отъезжающему такси. – Липа!
Пускай Поленова не выразила буйной радости при встрече. Может, я напомнила ей не самые приятные моменты школьной жизни. Но сейчас мне было не до ее душевных переживаний.
– Ты же поедешь в морг! Я обещала девчонкам черные платки и деньги на венок еще не сдала. Будь другом, передай! Извинись за меня. Сама видишь, надо тетку в больницу доставить.
Я передала Липе пакет с вещами и деньги после чего, с чувством выполненного долга, покатила в сторону больницы.

Тревога оказалась ложной. Тетю Марусю осмотрел хирург, потом терапевт. Потом ей сделали пару уколов и велели ехать домой, сидеть на диете. Что мы и сделали. На прощание я, конечно, не успела. Явиться на поминки мне показалось не совсем удобным. Ну и ладно, зато тетка в порядке.

Глава 3

Гулька пришла на следующий день, принесла шарфы и новости. Явилась она как раз вовремя. Я только что отвезла тетю Марусю в глазную поликлинику и оставила ее там перед кабинетом врача. Она заверила, что дальше вполне справится самостоятельно. Договорились, что обратно я заеду и заберу ее в три часа. К этому времени она как раз успеет все закончить. А что не успеет – отложит на следующий раз, так как врачи к этому времени все равно завершат работу и разойдутся.
– Спасибо, Раиска, выручила, – Гулька протянула мне два черных шарфа и один темно-коричневый, в клетку, платок.
– Не на чем. К сожалению, сама не смогла присутствовать. Родственница свалилась, как снег на голову.
– Понимаю, – Гулька кивнула.
Мы с ней расположились на кухне за чаем. От того, что бы помянуть безвременно покинувшего нас Димку более крепким напитком, Гуля отказалась. Ясное дело, спортивный режим.
– И ты понимаешь, какое дело, – говорила Гулька, помешивая чай. – Это ведь точно, получилось, как в поговорке, «от судьбы не уйдешь». Я как все подробности узнала, так прямо дар речи потеряла. Представляешь?
Представлялось с трудом. Что же это за обстоятельства такие, что бы смогли Гульку дара речи лишить? Я приготовилась внимательно слушать, даже отодвинула подальше от Гульки вазочку с клубничным вареньем, что бы не отвлекалась. А как закончит излагать, так я еще вишневое выставлю.
– Всю историю нам Юрка Малышев рассказал. На родителей-то смотреть страшно было. Мать почернела вся, отец еле ноги передвигал.
Оказывается, несчастья начали преследовать Димку около двух месяцев назад. Тогда ему чуть не упал на голову кирпич. Димка шел своим привычным маршрутом из дома на работу. Этой дорогой он ходил многие годы в одно и тоже время. Вначале в школу, потом – в университет, а затем в расположенную неподалеку редакцию. Он запросто мог проделать этот путь с завязанными глазами, мог двигаться спиной вперед. Дорога была знакома ему до последней неровности на тротуаре, до малейшей выбоины в асфальте. И вот здесь-то, на самом безопасном участке Вселенной ему чуть не упал на голову кирпич. То есть, кирпич, конечно, упал, но не на голову. Он пролетел всего в нескольких миллиметрах от виска и раскололся о поребрик. Димка от неожиданности вздрогнул и отскочил в сторону. Отпрыгнул он неловко, плюхнулся на задницу, да так неудачно, что было даже подозрение на перелом копчика. Подозрение, к счастью, не подтвердилось. Но на Димку это произвело огромное впечатление. После того случая он стал добираться на работу исключительно на автомобиле. И вот только он, как будто бы, успокоился, как новая неприятность потрясла его нервную систему. У его старенькой «четверки» отказали тормоза. Конечно, машина уже отработала свое, и Димка не баловал ее новыми деталями. Но покупку более современного автомобиля все откладывал. И вот его «ласточка» отказалась подчиниться воле хозяина. Она с разгону съехала в кювет, потом выскочила оттуда и затормозила в стоге сена, удачно расположенном у самой дороги. Физически Димка не пострадал. Но состояние его нервной системы оставляло желать лучшего. Наш одноклассник был полностью деморализован. Слегка придя в себя, он тут же приобрел новый автомобиль, сказал домашним, что для него настала пора переосмыслить свое существование, потому как все случившееся с ним в последнее время недвусмысленно указывает на то, что живет он не так, как ему было предназначено. Кем предназначено, Димка не уточнил, сел в новенькую БМВ и покатил к морю. Видимо, что бы именно там заняться переосмыслением. А может и за тем, что бы сразу начать новую жизнь. Авария произошла на третий день по приезде. Димка занял одноместный номер в пансионате. Ни с кем из отдыхающих близко сойтись не успел. Его догорающую машину нашли ранним утром третьего дня. Он сорвался с серпантина. Автомобиль несколько раз перевернулся, проезжавшие по дороге слышали взрыв и заметили взметнувшееся затем пламя. Димка был в машине один. Хотя накануне он сидел в баре с эффектной блондинкой. Даму никто опознать не смог. Ее ни до, ни после случившегося не видели ни в самом пансионате, ни в его окрестностях. Возможно, просто случайная знакомая. Родители летали на место аварии. Их сопровождал Юрка Малышев, школьный друг покойного. Конечно, они постарались узнать хоть что-то о Димкиных последних днях. Но не больно-то им с этим повезло. Димка вел себя тихо, и соседи его едва помнили. В баре накануне трагедии он и блондинка тоже внимания не привлекали. Просто сидели и разговаривали, потягивая коктейли. Они покинули бар вскоре после полуночи. Посетителей было немного, и бармен вспомнил, что ушли они не вместе. Блондинка удалилась несколько раньше.

– Ты представляешь, она не снимала шляпы и темных очков, хотя солнце уже давно село! – Гулькины глазищи, сегодня обычные, карие, возбужденно сверкали.
Но, впрочем, и не такие гости бывают на курорте. Гулька в зловещую таинственную блондинку поначалу не верила. Она, Гулька, вообще-то реалистка. Мало ли, что бывает. Некоторые так обгорят на солнце, что вообще простынями прикрываются. А один мужик в прошлом году даже ходил в женской юбке до пят и рубахе с длинными рукавами. Гулька сама видела. Он откуда-то с Севера первый раз приехал к морю и не знал, что его кожа так чувствительна к солнцу. Откуда ему было знать? А женщины в шляпах или чалмах – довольно обычное дело. Может, у нее с прической непорядок. Расслабилась на отдыхе, голову помыть-уложить лень. А очки могли быть с диоптриями, тоже случается. Очки-«хамелеоны», очень удобно, Гулька сама когда-то такие носила, пока на линзы не перешла.

В следующий раз я столкнулась с Гулькой через неделю. Вот интересно, бывает, что человека годами не видишь, даже десятилетиями. И вдруг он начинает попадаться тебе на каждом шагу.
Я выскочила из дома ненадолго, только чтобы добежать до ближайшего магазина и купить хлеба. Тетя Маруся продолжала гостить у нас. А для нее обед без хлеба – не обед. Приближалось время приёма пищи, а в доме – ни одной корки. Пришлось бежать в магазин. И вот, прямо напротив своего дома, я стала свидетелем ДТП. Сначала я увидела, как автомобиль необыкновенного кремового цвета выписывает странные зигзаги на проезжей части. Приблизившись ко мне, авто остановилось, потому что уткнулось в фонарный столб. Вообще, аварии на нашей улице случаются редко. Практически последняя, она же – первая на моей памяти, это когда у меня штанина замоталась в велосипедную цепь. В тот раз, по-моему, я остановилась, вцепившись в тот же фонарный столб. Было мне тогда девять лет, или десять. Улица у нас тихая, с односторонним движением. Параллельно ей идут две магистрали. И под нашими окнами движение оживляется только тогда, когда те встают в пробках. Свидетельницей автомобильной аварии я стала впервые. И машину такого цвета я видела в первый раз. На что-то она походила, но даже название этого редкого оттенка я вспомнить не могла. Не то – миндальный крем, не то – топленое молоко с малиной, а может – малокровный лосось под белым соусом. Позор для художника! Я напрягла память. Ну, точно, Гулька! Моя бывшая одноклассница, собственной персоной, выкарабкалась из слегка помятого автомобиля и встала рядом с ним, растерянно озираясь.

– Гуля! – бросилась я к ней. – Ты в порядке? Что это было?
– Не знаю. Как будто в порядке. Ничего не понимаю. Моя Бэла вдруг перестала слушаться.
– Кто? – я заглянула в салон.
– Бэла. Это я машину так называю. – Гуля нежно погладила капот. – Девочка моя. Мы успели свернуть с проспекта на вашу улицу. Знаю, что тут обычно тихо. А потом стало совсем плохо. Девочка моя, – она опять нежно погладила свое авто.
– Ты как сама-то? Ничего не болит?
– Да вроде, нормально. Скорость я успела сбросить. Скорее, надо позвонить в ГАИ, в страховую компанию…
– Какой необычный тон. Ты волосы специально под цвет автомобиля покрасила?
– Да нет. Как-то само получилось. Я машину только на прошлой неделе купила. Пришла, увидела и сразу поняла – это она, родная, – Гулька всхлипнула.
Но быстро взяла себя в руки и принялась названивать. Первым на место происшествия прибыл Гулькин супруг. А я, убедившись в том, что пострадавшая теперь находится в надежных руках, продолжила путь в булочную.
Гулька и Толик поженились года через четыре после окончания школы. Если можно было представить себе двух человек, менее схожих друг с другом, то это – как раз тот самый случай. Если Гулька – это торнадо, Толик – штиль, в крайнем случае – мелкая рябь. Если Гулька – оживленная автострада, тогда Толик – сельский проселок. Если Гуля – знойный полдень, Толик – тихие сумерки. В школе эти двое не замечали друг друга. То есть Толик-то, конечно, Гулю замечал. Она никак не могла остаться незамеченной. А вот она разглядела Толика перед самым окончанием школы, когда они случайно оказались в паре на лабораторных работах по физике. Он покорил ее своей сдержанностью, компетентностью, может, и еще чем-нибудь. Эти двое неплохо ладили. Только вот детей у них до сих пор не было. Но Гульке и Толику вполне хватало забот друг о друге.
Я подошла поздороваться. Толик выглядел встревоженным гораздо больше, чем жена. Что было очень на него похоже.
Однако, тревога, похоже, начала передаваться и Гульке. Во всяком случае, ее глаза были полны ужаса, да и лицо побледнело. Когда я пятнадцать минут назад покидала место происшествия, Гуля выглядела значительно лучше. Сейчас же она вскинула на меня полные страха глазищи.
– Представляешь, как у Моисеева. Тормоза отказали!
– Ну и что? Глупости. Тебе же кирпич на голову не падал! – легкомысленно ответила я.
Зря я это сказала. Ох, зря! Гулькины глаза потемнели еще больше, если, конечно, такое возможно.
– Падал, – одними губами прошептала она.
– Падал, – подтвердил Толик.
– Бред какой-то. Что это у нас в городе кирпичи разлетались?
– Это не кирпич был, а канделябр.
– Чего-чего? – не поняла я.
Перед глазами встала бредовая картина, изображающая прицельно пикирующий канделябр.
– Да не канделябр, а капитель, – поправил Толик.
– Какая разница? – пожала плечами Гулька. – Это было какое-то архитектурное излишество.
– По большому счету, никакой, – согласился Толик. – У нее тогда еще машины не было.
– Да, недели две тому, – подхватила Гуля. – Ох!
Гулька внезапно согнулась от боли.
– Гуля! – вскрикнул Толик и обхватил супругу за плечи.
Гулька сделала попытку выпрямиться, но снова тихо охнула.
– Гуля, ты все-таки получила травму? – я огляделась в поисках «Скорой».
Но машины с красным крестом на месте происшествия не было.
– Нет, нет, – отмахнулась Гулька. – Это не травма.
Она закусила губу.
– Гуля, я сейчас отвезу тебя в больницу, – Толик шагнул к своей машине.
– Нет, нет, – опять отмахнулась Гулька. – Я сама. Оставайся. Сейчас автострахование подъедет.
– Раиска! – взмолился Толик.
– Конечно, я ее провожу. Только за ключами сбегаю.
Я занесла домой хлеб, вывела машину из гаража.
– Куда тебя отвезти? – спросила я, когда Гулька угнездилась на заднем сиденье.
– В первый роддом, – простонала Гулька.
– В роддом? Почему? – нетактично поинтересовалась я, послушно разворачиваясь в нужном направлении.
– Потому что… ох, потому что туда. Потому что я, наконец-то… ох!
– Ты!? Поздравляю!
– Спасибо, но теперь я уже сомневаюсь насчет поздравлений. Какая боль!
Гульку я сдала с рук на руки в приемное отделение. Немного подождала, но мне не сказали ничего определенного, кроме того, что Гульку положили под наблюдение, и состояние у нее стабильное. Толик постоянно был на связи. И судя по голосу, его моральное состояние было ничуть не лучше, чем у жены. Но она велела ему позаботиться о Бэле, и он заботился.

Глава 4
Дурацкую историю с летающими канделябрами я вспомнила дня через три. Люба Баранова занесла мне долг.
– Слыхала про Гульку? – с порога спросила Люба.
– Что?
Я была в курсе о том, что Гульку прооперировали по поводу внематочной беременности, но не знала, предназначена ли эта новость для всеобщего сведения. Оказалось, предназначена.
– Да…, – мы с Любой хором сокрушенно вздохнули.
– Столько лет они ждали ребенка, и вот, стоило ей забеременеть, как тут же посыпались несчастья.
Мы с Любой сидели на кухне за полуторалитровой бутылкой домашнего вина. Тетя Маруся привезла в подарок три бутылки самодельного яблочного сидра.
– Ужас. Но машина, по-моему, не особенно пострадала. И беременность была ненастоящая, в смысле – внематочная.
– Ты этому веришь?
– Да. А ты – нет?
– Не знаю. Но я бы не стала так безоговорочно верить всему, что говорят в роддоме. Они для статистики и не такое скажут.
– Машина – это что. Хотя, конечно, машину тоже жалко, – продолжила Люба. – Она к ней, как к младшей сестре относилась.
– Толик не ревновал?
– Он, когда узнал про беременность, совсем обезумел. Если бы Гуля захотела на ночь закатывать свою Бэлу в спальню, он бы не стал возражать. Он был готов исполнить любую Гулькину прихоть. Впрочем, как и всегда.
– Да. Толик – это сокровище. Не представляю, кто еще мог бы выносить Гульку столько времени и в таких количествах.
– Это точно.
Мы с Любой согласно помолчали.
– Кстати, я о беременности не знала.
– А они и не афишировались. Наверное, сглазить боялись. Тем более, после того случая, – Люба цедила вино, с тоской поглядывая на бутерброды.
Наверное, опять на диете, бедолага.
– Какого случая? – поинтересовалась я. – Тут я тоже не в курсе.
– Да когда нам на голову кирпичи посыпались, – Люба забылась, и ее рука сама потянулась к вазочке с конфетами.
– Кирпичи? Толик сказал, что этого не было.
– Толик? – Люба отдернула руку от вазочки и опять уставилась на бутерброды. – А говоришь, что не в курсе.
– Не в курсе. Знаю только, что не кирпичи.
– Ну да, не кирпичи. Но какая разница? Нам и гастарбайтерам было все равно. Они были тяжелые и упали сверху.
– Кто упали? – не поняла я.
Час от часу не легче! То на них канделябры пикируют, то толстые гастарбайтеры сверху валятся.
– Не кто, а что, – поправила меня Люба.
– Что? – переспросила я, вся превратившись в слух.
– Не помню, – Люба пожала плечами. – Ерунда какая-то архитектурная. Мы с Гулькой решили пообедать и зашли за Толиком на работу, что бы позвать его с нами в кафе.
– А где Толик сейчас трудится? – поинтересовалась я.
Совершенно вылетело из головы, что делает Гулькин муж в свободное от забот о драгоценной супруге время.
– Толик сейчас занимается электропроводкой в краеведческом музее. Так вот, идем мы с Гулькой к Толику. Сначала мы зашли в центральный вход, но там нам сказали, что электрики сейчас работают в доисторическом зале и пройти к ним можно через улицу. Надо только обогнуть здание со стороны моста. А там так кусты разрослись, что пройти можно было только вдоль стены, практически вплотную к ней. Мы и пошли. Стену как раз два узбека штукатурили. Мы свернули за угол, и тут сверху посыпались эти архитектурные излишества. Мы отскочили – я – в кусты, а Гулька и гастарбайтеры прижались к стене, и камни грохнулись между нами. Пренеприятнейшее ощущение, скажу я тебе.
– Могу себе представить.
Действительно, я очень живо представила себе беременную Гульку под грудой камней. Жуть. Аж мурашки по коже.
– Тогда все обошлось. Прибежал Толик, принялся нас успокаивать. Говорил, что здание – аварийное, нельзя ходить под стенами. Тут же организовал рабочих на крышу. Те все быстренько осмотрели, криминала не нашли.
– Какого криминала?
– Да никакого. Я даже подозреваю, что они никуда не лазили. Ты бы их видела! Опойки какие-то.
– А Толик?
– А что, Толик? Толик над Гулькой кудахтал. Да и здание, действительно, аварийное. Его надо было в леса одеть и ограждение поставить. Но у нас, как обычно, пока гром не грянет…
– Однако, судя по нашим одноклассникам, падения тяжелых предметов с высоты в последнее время здорово участились.
– И отказ тормозов, – мы с Любой заговорщицки захихикали.
Бутылка к тому времени почти опустела.
– Слушай, а здорово наши мужики изменились!
– И не говори, подруга. А еще говорят, что время безжалостно к женщинам. Какое хорошее вино.
– Ага, легкое и вкусненькое, как компотик. Да, по-моему, девчонки выглядят отлично. Я не имею в виду себя.
– Нет, нет, ты в порядке. Вот я себя запустила. Но, бизнес, сама понимаешь, времени нет.
– Не нарывайся на комплемент. Ты в отличной форме!
– Спасибо. Ох, ты же Липу не видела! Вот кто выглядит! Ее никто не узнал. Такая была серая мышка.
– А вот и нет! Я встретила Липу на вокзале и передала через нее черные платки, – язык у меня уже немного заплетался. – Я ее тоже не сразу узнала.
– Точно! – Люба неверной рукой стукнула себя по лбу. – Спасибо за экипировку.
Я разлила по бокалам остатки вина.
– О-бал-денно выглядит!
– Сногсшибательно! Но я ей не завидую.
– А чего завидовать? По-моему ходить на таких каблуках – сущее мученье. Не-е-ет, я тоже не завидую.
Мы с Любой опять довольно захихикали.
– Может, еще винца? – предложила я.
– Этого компота? Давай! – Люба с готовностью подставила стакан.
Во второй бутылке вино показалось кисловатым. Мы выпили еще грамм по двести, тут Люба вспомнила, что ей зачем-то надо быть дома, и засобиралась. Она нетвердыми шагами прошла в прихожую, уронила сумку и тяжело плюхнулась на пуфик.
– Хорошее вино, на вкус – компот компотом, а ноги не держат.
– Ага, по-моему, мы перебрали, – сказала я, тоже выходя в прихожую на неверных ногах.
– Мне надо идти, – Люба поднялась, держась за стену.
– Погоди, провожу, – я схватилась за плащ.
Плащ оторвался вместе с вешалкой. Нам с Любой это показалось жутко смешным. Мы резвились, спускаясь по лестнице, веселились, пока шли по нашей улице. Немного успокоились только на набережной, когда повеяло свежим ветерком.
– А оно быстро выветривается, – констатировала Люба.
– Как знала, с собой прихватила, – я показала горлышко бутылки, прикрытое плащом.
Интересно, зачем я вообще взяла плащ? Кругом – лето. Наверное, что бы бутылку прикрыть. Но вот бутылку-то я, с какой стати прихватила?
– Ух, ты! Молодец, Раиска! Давай присядем!
– Давай! Где?
– Где? – Люба огляделась по сторонам.
С одной стороны – река, с другой – здание краеведческого музея, окруженное разросшимся кустарником. Люба решительно свернула в сторону зарослей. Я – за ней.
– Здесь! – торжественно провозгласила Люба, остановившись у музейной стены. Стена была свежеоштукатурена до высоты человеческого роста. – А вот и кирпичи.
Действительно на газоне валялись какие-то останки, вполне возможно, что от той самой капители. Я подняла голову. Никаких обрушающихся колонн в этом месте на фасаде не было. Здесь вообще ничего не было. Стена была глухая и гладкая. Только под самой крышей какие-то кирпичные выступы, правда, без следов разрушения.
– Здесь на вас обрушилась капитель? – на всякий случай уточнила я.
– Что обрушилось? – Люба наморщила лоб.
– Капитель. Это такая часть колонны.
– Точно. Наверное, я не хочу здесь сидеть. Давай отойдем в сторону.
– Конечно, отойдем, – согласилась я.
Мы нашли между кустов уютную полянку и присели на мягкую траву.
– А знаешь, что интересно, – нахмурилась Люба, когда мы отхлебнули из бутылки. – Как на нас могла упасть часть колонны, если там никакой колонны вообще нет?
– И мне это тоже интересно. Ты место точно помнишь?
– Конечно. Вон там и камни до сих пор валяются.
– Камни могли перенести.
– Не смеши меня, – отмахнулась Люба. – Думаешь, кто-то стал перетаскивать камни с места на место? Здесь ни лесов не построили, ни ограждение не натянули. Кстати, и рабочих не видно.
– Действительно, время рабочее, а рабочих не видно, – согласно закивала я.
– Прямо каламбур какой-то! Или парадокс? – Люба озаботилась не на шутку. – Совсем распустились! Попробовали бы они у меня так филонить!
Люба погрозила кулаком в сторону музея. Я погрозила пальцем. Действительно, неподобающая трудовая дисциплина. И где? В очаге культуры.
– Как ты думаешь, куда все подевались? – спросила я.
– А вот пойдем сейчас и все выясним! – Люба встала с места и решительно шагнула в сторону музея.
– Пойдем! – я поднялась следом.
– Где тут у них вход? – Люба маршировала вдоль стены.
Вход мы нашли быстро. Он находился сразу за углом. Дверь была закрыта, но не заперта, хотя ни одной живой души поблизости не было ни видно, ни слышно. Сразу за дверью начиналась узкая темная лестница. Мы поднялись по ней почти на ощупь. Свет проникал откуда-то сверху. Двери на площадках второго и третьего этажей оказались заперты. Зато в потолке был приоткрыт люк. Оттуда и шел свет. Конечно, мы с Любой вылезли на крышу.
– А помнишь, тот случай в пятом классе? – Люба прыснула со смеху.
– Еще бы!
Мы с Любой переглянулись и, уже не таясь, громко расхохотались.
Как-то зимой, по-моему, это был четвертый или пятый класс, мы с Любой задержались после уроков, потому что ждали, когда начнутся занятия факультатива по географии. Мы стояли на площадке верхнего, третьего, этажа перед кабинетом и мечтали о том, как было бы здорово, если бы участников факультатива возили на занятия в те края, которые мы изучаем. Но мы были достаточно развиты интеллектуально, что бы понять всю фантастичность таких мечтаний.
– Вот если бы факультатив вел «волшебник в голубом вертолете»! – мечтательно закатывала глаза Люба.
– Хотя бы Карлсон! – весело смеясь, подхватывала я.
– Нет, лучше Нильс с дикими гусями! – заливалась Люба.
– Да кто угодно, только не Баба-Яга в ступе! – давясь от смеха, соглашалась я.
И тут над нашими головами раздался громкий стук. Стучали в потолок. От неожиданности мы с Любой заорали не своими голосами. Мы стояли на верхнем этаже. О том, что в потолок может стучать волшебник в голубом вертолете или Карлсон мы не подумали. Почему-то нам обеим пришла в голову Баба-Яга. И мы с громкими криками бросились вниз по лестнице. Замолчали, только оказавшись в битком набитом народом коридоре второго этажа. Мы с Любой стояли посреди коридора, взявшись за руки и озираясь вокруг полными ужаса глазами.
– Что с вами, девочки, привидение увидели? – участливо поинтересовалась какая-то старшеклассница.
Мы закивали головами. Наверное, вид у нас был очень испуганный. Потому что старшеклассница не отмахнулась и не стала над нами смеяться, она позвала стоявшего немного в стороне молодого человека. А, может, ей просто нужен был повод, что бы с ним заговорить. В любом случае школьному завхозу здорово повезло. Это он стучал снаружи в ведущий на крышу люк. Завхоз вылез на плоскую кровлю школьного здания, что бы почистить снег, а крышка люка упала и захлопнулась. Если учесть, что мы с Любой были единственные, пришедшие на тот факультатив, ведь даже учительница в этот день забыла о нем и не явилась, шансы завхоза попасть внутрь были очень невелики. Он ругательски ругал ветер, захлопнувший люк и глупых визгушек, от которых у него даже на крыше все уши заложило. На это старшеклассник авторитетно заявил, что завхоз должен быть по гроб жизни благодарен крикливым малявкам, потому как, если бы не они, то есть, если бы не мы с Любой, его окоченевшее тело, в лучшем случае через несколько дней смогли бы обнаружить с вертолета спасатели. Но это в лучшем случае. А могли и не обнаружить, если бы продолжился снегопад. Завхозу стало стыдно и на следующий день он принес нам с Любой по шоколадке. Мальчишки в классе долго смеялись над нами и даже изготовили две медали «За спасение замерзающих». Но мы не обижались, потому что понимали, что они нам просто завидуют. Ведь до сих пор никому в нашем классе, да и в других, наверное, тоже, завхоз шоколадок не дарил.
Мы с Любой похихикали, вспоминая давнюю историю, и прогулялись по плоской крыше. Собственно, гулять по крыше было не очень-то приятно. Она была черная и горячая. Чтобы не попасть в ситуацию, в которой оказался школьный завхоз, мы положили под дверцу люка бутылку. Прогулка по крыше никаких результатов не принесла. Мы обошли сложенные штабелями стройматериалы, видимо приготовленные для ремонта, перегнулись через парапет и сверху осмотрели место камнепада. Безрезультатно. Нигде никаких следов колонн или капителей.
– Не иначе нечистая сила, – пожала плечами Люба, и мы спустились на землю. То есть, не прямо на землю, конечно. Сначала мы спустились на лестницу. На лестнице сидел меланхоличный азиат и водил кисточкой по перилам.
– Здравствуйте, – сказала я.
– Почему не выставили ограждение и не обозначили опасную зону? – строго спросила Люба.
Рабочий посмотрел на нас, растерянно улыбнулся и пожал плечами.
– Где начальник? – опять сурово поинтересовалась Люба. – Начальник где?
– На-чаль-ни-ка! – просиял рабочий. – На-чаль-ни-ка не-ту! – радостно сказал он, кивая головой на манер китайского болванчика.
– Тьфу, – сказала Люба. – Морока одна. У меня сейчас бригада таких ремонт делает. Как чуть что, так сразу: «Моя твоя не понимать».
– Чего ж ты наших не наймешь?
– Наши еще хуже. Они только до аванса или до первой получки работают. А деньги получат – и поминай, как звали! Третью бригаду меняю! Сил моих нет!
Мы вышли на улицу. Под музейной стеной было по-прежнему пустынно. Никто ничего не штукатурил и лесов не строил.
– Мистика какая-то, – Люба с досадой пнула обломок капители. – Я, пожалуй, пройдусь пешком, а то, боюсь, хмель не выветрился. Надеюсь у тебя во дворе спокойно?
– В каком смысле?
– В смысле – машина до завтра постоит?
– Конечно.
Мы с Любой разошлись, каждая в свою сторону.

Глава 5
Дома я застала тетю Марусю. Она самостоятельно вернулась домой из поликлиники. Вернулась она не одна. Тетя Маруся накрывала стол на кухне. А за столом восседала старушка. Гостья была очень худая, очень прямая и с очень ярким макияжем. Кирпичного цвета румяна на желтоватых скулах, морковная помада на губах и вокруг них, так же неровно нанесенные тени голубого цвета. На голове – шляпка с вуалью! Из-под шляпки – туго завитые искусственные локоны каштанового цвета. Я бы не очень удивилась, если бы гостья оказалась одета в майку выше пупка и джинсы. Но, нет, ниже все выглядело вполне пристойно. Приличный брючный костюм и белая блузка.
– Вот хорошо, Раечка пришла, – кудахтала тетя Маруся вокруг своей гостьи. – А это, Раечка, не поверишь, моя школьная подруга.
Я, действительно, не поверила. Конечно, я всегда забывала точный возраст тети Маруси. Сколько себя помню, она всегда выглядела одинаково. Этакая классическая старушка. Невысокая, сутуловатая, глуховатая и суетливая, но при этом необыкновенно доброжелательная, милая, такая вся «бабуся», одним словом.
– Познакомьтесь, девочки. Это – Раиса, моя внучатая племянница. А это – Зинаида Ивановна Бредис.
– Очень приятно, – сказала я.
– Взаимно, – гостья церемонно наклонила голову.
– Представь себе, Раечка, – тетя Маруся перестала бегать по кухне и теперь всплескивала руками, стоя посреди помещения. – Сижу сегодня в очереди к врачу, жду, пока вызовут, как слышу: «Бредис Зинаида Ивановна». Вот я удивилась, так удивилась. Шестьдесят лет эти имя-фамилию не слышала, а тут – на тебе! Я скорей головой во все стороны вертеть. Думаю: «Где же эта Зинка Бредис?». Я ее не сразу признала. Здорово изменилась.
– Еще бы! – фыркнула я.
Тетя Маруся не обиделась. А у Зинаиды Бредис вообще никаких эмоций на лице не отражалось. Сидела, как кукла раскрашенная. Жутковатая картина – размалеванная морщинистая маска под черной шляпкой.
– Давайте, девочки, винца моего домашнего тяпнем за встречу, – предложила тетя Маруся.
Теперь она энергично открывала и закрывала все по очереди кухонные шкафы.
– Куда же подевался мой сидр? – бормотала тетя Маруся, закрывая очередную дверцу. – Точно помню, что поставила сюда. Или туда? Нет, не туда, сюда. Одну мы открывали, отпили совсем чуть-чуть и убрали в холодильник. Теперь ее там нет.
– Не ищи, тетя Маруся, мы ее выпили.
– А вторую? Неужели вы смогли выпить обе? Это вино, оно же такое пьяное!
– Нет, вторую мы не допили. Мы ее потеряли.
– Ага, значит, выпили вы все-таки достаточно, – подытожила тетя Маруся.
Я призадумалась. Действительно, выпили мы, наверное, хорошо, если подперли бутылкой люк на крышу и там ее и забыли.
– Ну, Зинок, тогда чайку! – тетя Маруся поставила на стол самые красивые чашки.
Зина вздрогнула и энергично замотала головой.
– Нет, нет, мне пора, – сказала она и сделала попытку подняться из-за стола. – Спасибо, Саша.
– Я – Маша, – тетя Маруся замерла с сахарницей в одной руке и заварочным чайником в другой.
– Вот видишь, с головой у меня нелады. Я лучше пойду.
– Как, пойдешь? А я-то думала, посидим, повспоминаем. Вот, например, как сейчас помню тот случай, когда мы на переменке пошли к реке, и ты провалилась в прорубь. Помнишь?
– Нет, – Зина пожала плечами.
– Как, «нет»? Сколько шуму после было. Ты тогда чуть не утонула. Нас же из школы хотели исключить. Разве такое можно забыть?
– Не знаю, не помню, – голос теткиной подруги звучал монотонно и ничего не выражал.
– Ничего не понимаю, – недоумевала тетя Маруся. – Но, как мы устроили футбольный матч с мальчишками, ты должна помнить?
– Не помню, – опять меланхолично отозвалась Зина. – Я пойду.
– Но, как же ты пойдешь, Зиночка? – тетя Маруся, наконец-то, поставила на стол чашки. – Ты же можешь не найти дороги!
– Дорогу я помню, – ответила Зина и поднялась из-за стола.
– Тогда ты должна помнить, как мы однажды пошли из школы, потом начали играть в войну с мальчишками и так заигрались, что забыли вернуться домой. Нас нашла в парке милиция, которую родители подключили к поискам.
– Не помню, – опять отозвалась Зина голосом еще более бесцветным, чем раньше.
– Как такое можно забыть? – в голосе тети Маруси сквозило возмущение.
– Не помню, – у Зины в голосе тоже угадывалось раздражение.
– Не ссорьтесь, девочки, – сказала я. – Зинаида Ивановна, мы вас проводим.
– Нет, что вы, не стоит беспокоиться, – попыталась отказаться гостья.
– Зиночка, ну, какое беспокойство? О чем ты говоришь? Мы с удовольствием прогуляемся. Правда, Рая? – тетя Маруся энергично подталкивала меня к выходу.
Зинаида Бредис обреченно вздохнула и поплелась к двери.
Конечно, тетя Маруся тут же ее догнала и заботливо взяла под руку. Мне ничего не оставалось, как последовать за старушками. Интересно, эта Зина помнит, где ее дом? Я предложила вызвать такси. Но Зинаида Ивановна решительно замотала головой.
– Но мы не можем отпустить тебя в таком состоянии, – настаивала тетя Маруся, цепко удерживая гостью под руку.
– У меня нормальное состояние, Саша, – Зинаида Ивановна пыталась высвободить руку.
– Я – Маша! Вот видишь, Раечка! Ее нельзя отпускать!
С тем, что пожилую женщину с потерей памяти нельзя отпускать одну, тем более на автобусе, я, конечно, была согласна. Но, не запихивать же ее в такси насильно?
– Может быть, все вместе поедем на автобусе? Какой у вас адрес?
Ответа не последовало. Ладно, в крайнем случае, пошарим у неё в сумочке. Должны же при Зинаиде Ивановне быть какие-то документы. Всё-таки из поликлиники идёт.
– Я вызову племянницу, – наконец отозвалась Зинаида Ивановна.
Мы с тетей Марусей облегченно вздохнули. Тетя Маруся даже ослабила хватку. Так что гостья смогла вытащить из кармана телефон. На время переговоров я тактично отошла в сторонку. Но у тети Маруси ушки были на макушке. Время до приезда племянницы престарелые подружки провели, прогуливаясь взад-вперед по тротуару перед домом. Я решила, что теперь они справятся сами и поднялась в квартиру, тем более что в спешке убежала оттуда в домашних тапочках. Тетка вернулась минут через двадцать очень довольная. Судя по всему, вопрос с доставкой склеротичной подруги по домашнему адресу был успешно решен, что тетя Маруся и подтвердила. Подробностей я не узнала. Как раз вернулись дети, потом муж пришел с работы, и в доме стало так шумно и суетливо, что Зинаида Бредис напрочь вылетела у меня из головы. Но, глядя на вполне довольную жизнью и совершенно спокойную тетю Марусю, можно было не сомневаться, что она передала подругу в надежные руки.
Тетя Маруся взялась нажарить оладушков двоюродным внукам. А потом, это ж надо, пообещала рассказать им на ночь сказку! И они послушно отправились в кроватки, даже не заикнувшись о своих сериалах! А ведь уже школьники, взращенные на высоких технологиях. Я не слышала, что за сказки рассказывала им тетя Маруся, но вышла она из детской ближе к полуночи, засыпая на ходу. Следующие три дня я дома отсутствовала. То есть физически-то я иногда находилась у себя в комнате за компьютером. Но фактически пребывала на территории строящегося спорткомплекса, который должен был быть срочно оформлен к торжественному открытию в соответствии со знаменательной датой – пятидесятилетием первого соревнования по пятиборью, проведенного как раз на том месте, где сейчас возводится новое спортивное сооружение. Тетя Маруся молча подносила мне чай и домашний супчик. И я, не глядя, поглощала еду, когда начинало сосать под ложечкой. Вообще, на эти дни тетя Маруся взвалила на себя заботы о семье. Она варила кашу по утрам, будила и кормила детей, а потом отправляла их в школьный лагерь, готовила обеды-ужины и рассказывала детям сказки на ночь. Ради этих сказок на ночь дети терпели все, даже утреннюю кашу. Ладно, Анюта, ей всего восемь. Но двенадцатилетний Ярослав теперь тоже не засыпал без сказки. Муж приносил продукты из магазина и говорил, что ему нравится, когда в доме живет бабушка. Потому что у нее всегда готова горячая еда, и посуду мыть она не заставляет.
На пятый день тетя Маруся попросила отвезти ее на вокзал. Я отвезла, благо, у меня как раз наметился перерыв в работе. Возмущению семейства не было предела. Они вернулись домой и не нашли на кухне ни тети Маруси, ни оладушков. Холодный суп стоял в холодильнике, а жареная рыба давно остыла и уже не пахла так аппетитно, как они привыкли.

– А что, у нас крепостное право, что ли? – оправдывалась я. – Имеет она право вернуться домой, когда захочет, или нет?
Все-таки мне пришлось, что бы как-то загладить свою вину, читать детям на ночь сказку. Маленькие негодники никак не хотели засыпать и требовали продолжения. Сжалились они только тогда, когда я окончательно охрипла. Я как раз дочитала «Золотой ключик».
– Спокойной ночи, мамочка, – зевнула Анюта. – Завтра будем читать «Малыша и Карлсона».
– Нет, завтра читаем «Зверобоя», – решительно возразил Ярослав.
– Я не поняла. Вы что рассчитываете прослушать весь летний список для внеклассного чтения? – смутные подозрения закрались в мою душу.
– Мы хотим послушать сказку. Но, если ты не можешь ее рассказать, тогда, так и быть, согласны на то, что по программе, – хмыкнул Ярослав.
– Ага, так и быть, согласны, – поддакнула хитрая сестренка.
На следующий день я прочла им порядочный кусок «Малыша и Карлсона». На третий день, когда голос пропал окончательно, я позвонила тете Марусе и поинтересовалась, что же такое она им рассказывала.
– Раечка, ты заболела? – не на шутку встревожилась тетка. – Соблюдай голосовой режим и выпей горячего молока! А я скоро приеду!
– Не стоит беспокоиться, тетя Маруся! – просипела я в трубку, но тетка уже отключилась.

Тетушка осчастливила нас своим посещением через три дня. На этот раз она, видимо приехала надолго, потому что, кроме этюдника и сумки на колесиках тащила корзину с котом.
– Дети, познакомьтесь, это – Феликс.
Мы познакомились. Дети, которые увязались со мной на вокзал встречать тетку, вежливо погладили животное по загривку. Животное посмотрело на них затравленным взглядом. Наверное, в жизни ему здорово досталось от детей. Вообще, Феликс был красавцем – такой рыжий и пушистый. Надеюсь, что он хорошо воспитан.

Глава 6
Кот вел себя вполне пристойно. Он хорошо ел, громко мурлыкал, и мылся все свободное от сна время.
– Мамуль, – через пару дней обратилась ко мне Анюта. – Тебе тетя Люба Баранова звонила. Сказала, что бы ты подошла завещание подписать.
– Не говори с набитым ртом! – цыкнула я на дочь.
– Не могу, вкусно! – ответила она, протянув руку за очередной булочкой.
– Что за ерунду ты несёшь, невозможно понять!
– Ничего не ерунду, – Анюта, наконец, прожевала и теперь обижено сопела. – Это она ерунду говорила, да еще умирающим голосом.
Час от часу не легче!
– Когда это было?
– Когда мы поехали на вокзал встречать тетю Марусю.
– И ты столько времени молчала?!
– Я забыла.
– Как ты могла?
– Сначала я думала о том, как уговорить тебя, что бы мы тоже поехали на вокзал. Потом мы встретили Феликса. А я так мечтала о котенке…
Понятно. Моя одноклассница могла уже скончаться. Надеюсь, дочь все-таки что-то перепутала. Назвала же она котенком дородного и далеко не юного Феликса.
Я схватилась за телефон. Люба отозвалась почти сразу.
– Ты жива? – лучшего вопроса мне в голову не пришло.
– Да, по-моему, – неуверенно ответила Люба.
– Что случилось? Ты прости, мне дочь только сегодня передала, что ты звонила два, а может, три дня назад!
– Да? Я плохо помню тот день, может, и звонила.
– Ты где?
– В больнице, в инфекционном отделении.
– Сейчас приеду!
– Не стоит, – бесцветным голосом отозвалась Люба. – Сюда все равно не пускают. А к окну я не могу подойти, потому что привязана к капельнице.
– А как же ты думала, я смогу подписать завещание?
– Завещание? Наверное, я бредила. Вообще-то мне только сейчас телефон отдали. И сразу же ты позвонила. Спасибо. Звони еще.
И Люба отключилась. Я осталась с телефонной трубкой в руках в состоянии полнейшего недоумения.

С Любой мы встретились только через неделю. Ее выписали домой. Но на работу она пока не ходила, была слишком слаба. Делами занимался наш с ней бывший одноклассник, Андрей Разумовский. До этого он время от времени консультировал Любу по юридическим вопросам. И сейчас, по старой дружбе, взял на себя общий присмотр за бизнесом. Никому из своих сотрудников Люба на сто процентов не доверяла. А Андрей вовремя подвернулся. Именно в тот момент, когда ей, бедняге, схудилось. Он как раз зашел к ней домой, занес какие-то договора. А у Любы уже холодели руки и ноги. Любина мама причитала на кухне, Любина дочка рыдала, обняв мать. Андрей быстро взял все в свои руки, поторопил «Скорую», проводил Любу до больницы и вырвал телефон из ее коченеющих пальцев. Наверное, что бы она могла умереть спокойно.
– А я уж думала, что тебе кирпич на голову упал, или тормоза у машины отказали.
– Нет, кирпичи мне один раз уже мимо головы падали, – отмахнулась Люба, – А машина… машина не знаю, последние дни я почти не ездила. Но, спасибо, что напомнила, надо проверить тормоза. Попрошу Андрея.
– В этот раз я просто банально отравилась, – продолжила Люба, потягивая рисовый отвар.
– Ничего себе, «банально»! Да ты чуть на тот свет не отправилась, – проворчала Любина мать, как раз вошедшая в комнату с очередным стаканом отвара и белыми сухариками на блюдце.
– Сальмонеллез, – пожала плечами Люба. – Любой мог отравиться. Эта инфекция живет в куриных яйцах.
– Так уж и любой, – я с сомнением покачала головой. – Почему-то Сальмонеллез поразил только тебя. А члены твоей семьи остались живы и здоровы. Или ты ела эту яичницу на работе? А, может, в кафе? Уверяю тебя, что в этом случае газеты, радио и телевидение подняли бы такой шум! У них сейчас как раз затишье. Они жаждут сенсации. Массовое отравление как раз подходит.
– Интересные мысли ты высказываешь, – Люба призадумалась.
Вообще-то задумалась она надолго. К реальности ее вернул Андрей Разумовский, явившийся с отчетом.
– Любань, ты в порядке? – участливо поинтересовался он.
– Теперь уже и не знаю, – отозвалась Люба. – Раиска думает, что меня отравили.
– Яйцами? Это возможно? – нахмурился Андрей.
– Почему бы нет? Яйца я покупала только для себя. У дочери – аллергия, у матери – холестерин. А я каждое утро съедаю на завтрак яичницу-глазунью из двух яиц. Так что если яйцо было отравлено, то отрава попала бы прямиком ко мне. Только, как можно отравить яйцо?
– Элементарно, – тут уж я была в курсе дела. – Ты разве не знаешь, что нельзя употреблять яйца, если они побитые, или даже если на скорлупе видны трещинки, пусть и не сквозные?
– Слышала, конечно. Несколько лет назад все только об этом и говорили. Потом как-то затихли. Но до сих пор все обходилось. Никогда ничего подобного со мной не случалось. Но яйца точно не были разбитыми. Такие я бы есть не стала. А трещинки… возможно, были, на это я внимания не обращала. Я же говорю, всегда так завтракаю, а тут…
– Где ты купила эти яйца? – строго спросил Андрей.
– В супермаркете, на первом этаже. Как всегда.
– Ты смотрела на дату, на срок годности?
– Нет, как всегда. Я просто беру ближайшую ко мне упаковку и иду пробивать. Беру всегда по одному десятку, так что подолгу они у меня не хранятся. Говорю же, до сих пор все было нормально. А сроки разглядывать мне недосуг. Я даже не проверяю, как другие, целые они там, в упаковке, или нет.
– Ясно. А другие женщины стоят у витрины с яйцами раскрывают упаковки, осматривают…
– Ну, да, всё так. Там постоянно тетки толпятся. Меня это раздражает. Поэтому всегда беру первую сверху упаковку и иду на кассу.
– Все ясно, – подытожил Андрей. – Подсунуть тебе отравленные яйца было проще простого. Для этого злоумышленница должна была всего-навсего дождаться, когда ты войдешь в супермаркет. Кстати, ты ходишь туда в одно и тоже время?
– Разумеется. У меня каждый день по минутам расписан, – Люба указала на пухлый ежедневник, покоившийся на журнальном столике.
– Что и требовалось доказать. Твоя страсть к порядку здорово облегчила жизнь злоумышленнице. Все, что ей было нужно, вовремя прийти в супермаркет, занять место у нужной витрины, якобы перебирая яйца. А при твоем приближении выложить сверху упаковку с отравленным продуктом.
– Действительно, элементарно. А почему ты говоришь о злоумышленнице в женском роде? Ты что-то знаешь?
– А ты можешь представить себе мужика, перебирающего яйца у прилавка?
– Пожалуй, нет. Андрей, ты такой умный.
– Это есть, – польщено улыбнулся Андрей.
– Послушай, умник, – мне захотелось немного сбить спесь с нашего товарища. – А тебе не кажется, что травить человека яйцами – это как-то глупо и не надежно.
– А вот и нет! – вступилась Люба. – Очень даже надежно. Я выжила случайно. В то утро, я, как обычно собралась сделать себе глазунью. В упаковке оставались два последних яйца. Я разбила одно, оно оказалось тухлым и жутко воняло. Пришлось упаковывать мусор и мыть сковороду. Потом я пожарила уже на другой сковородке глазунью из одного яйца. Поела и пошла на работу, там почувствовала себя плохо. Температура подскочила, озноб жуткий заколотил, голова разболелась страшно. Я попросила нашего водителя отвезти меня домой, думала, что где-то простудилась, отлежусь, и все будет в порядке. А дома мне уже совсем плохо стало. Я временами сознание теряла, и, говорят, бредила. Потом руки-ноги холодеть начали, но этого я уже не помню, очнулась ночью в больнице. Так вот, это все – с одного яйца! А если бы второе так не воняло, и я его тоже съела? Как пить дать, окочурилась бы!
– Точно. Идеальное убийство! Ни следов, ни орудия. Может помочь только мотив!
– У кого был мотив убрать тебя? – Мы с Андреем подступили к Любе с двух сторон.
– Понятия не имею. Может, кто и имел на меня зуб, но не припомню, что бы угрожали или пугали, – Люба задумалась. – Нет, точно не было.
– Андрей, ты сейчас занимался ее делами, может, что-нибудь заметил? Подозрительные партнеры? Странные звонки? Пропавшие документы?
– Нет, ничего такого. Конечно, кое-какие трения и раньше имели место. Не без этого. Я сам помогал их улаживать. Но что бы кто-то решил вот так радикально убрать Любу с дороги, такого точно не было. Зуб даю. Лучше зайдем с другого конца. Скорее, тут замешаны наследники. Насчет квартирки у вас как?
– Никак, – отрезала Люба. – Квартира мамина. Я ее единственная дочь и единственная наследница. Пустой номер. После меня квартиру наследует моя дочь. Но об этом еще рано говорить, она малолетняя.
– Отец дочери?
– Он не знает о ее существовании, и, надеюсь, никогда не узнает.
– Тогда давайте еще раз подумаем, кто мог организовать такое покушение. Кто знал о твоей привычке завтракать этой чертовой глазуньей?
– Да все знали!
– В каком смысле, «все»?
– В прямом. Все мои знакомые знали, начиная со школьных лет.
– Точно, – согласилась я. – Точно помню, как на немецком, описывая свой день, ты рассказывала о том, что утром ешь цвай…
– Умоляю, не надо! Я уже и так с трудом сдерживаюсь. Меня теперь тошнит от одного упоминания о яйцах!
– Ясное дело! Кстати, я изучал английский, но о твоем завтраке тоже знаю. Помнишь, по анатомии нам надо было составить меню? Так что, если кто не уловил с немецкого, на анатомии свои знания все-таки пополнил.
– Ну вот, видите. На работе – тоже все знали. Все с кем я когда-нибудь куда-нибудь ездила отдыхать, тоже в курсе. Так что даже не представляю, как вам помочь.
– Зато я знаю, как помочь тебе. Андрюша, ее машину, – я кивнула на Любу, – надо срочно проверить на предмет исправности тормозной системы, прочности прикрученности колес, и что там еще может быть причиной внезапной аварии? Что-то слишком часто у наших одноклассников тормоза стали отказывать.
Андрей нахмурился.
– Знаете, девчонки, что-то в этом есть. Знаю! Вызовем Леху Морозова. У него почти свой автосервис. Пускай проверит всех наших. Лично я вообще с сегодняшнего дня буду ездить на такси.
– Так ты и до этого на такси ездил. Разумовский, ты же машину и не водил никогда, – подозрительно сказала Люба.
– Верно. Но я был постоянным клиентом «Алло, Такси». А теперь буду пользоваться услугами разных фирм, что бы меня было сложнее вычислить и что-нибудь подстроить. А то, вдруг это все же твои конкуренты? Еще подумают, что у нас с тобой общий бизнес. Греха не оберешься, – Андрей прыснул. – Расслабьтесь, девчонки. Давайте о чем-нибудь другом поговорим, а то я с вами невроз заработаю.
– Давайте, – согласилась Люба. – Какие новости?
– Да, вроде, никаких, – я пожала плечами. – Ко мне опять тетка приехала. Печет булочки, варит суп и рассказывает детям сказки.
– У меня тоже никаких, – согласно кивнул Андрей. – На работе сейчас затишье. Вот, за твоими делами присматриваю. Но там тоже спокойно.
– А как Гулька? – поинтересовалась Люба.
– Да никак, – я покосилась на Андрея, но какие могут быть секреты между одноклассниками. – Полгода будут воздерживаться, потом можно опять попробовать. Может, повезет.
– Все-таки дети – смысл жизни, – вздохнула Люба.
– Тоже мне, смысл, – хмыкнул Андрей. – Одни убытки от них и беспокойство. Нет, увольте, я не хочу быть родителем.
– Ты еще не созрел, – отмахнулась Люба. – Вы, мальчишки, в умственном развитии здорово от нас отстаете.
– Отстаем в умственном развитии?! – возмутился Андрей. – А кто у меня алгебру и физику списывал? Самые, между прочим, умственные предметы!
– Это разный ум. Шизофреники бывают очень способны к математике. А у тебя весь класс списывал. Потому что, зачем самим напрягаться, когда можно все спокойно у тебя срисовать. Это такая практичная разновидность ума.
– Ох, Любка, не путай божий дар с яичницей!
– Разумовский, ты дебил! – Люба зажала рот рукой и выскочила из комнаты.
Вернулась она через несколько минут бледная, на лбу блестела испарина.
– Извини, Любань, я не думал, что ты так реагируешь, – сказал притихший Андрей.
– Я же просила, – слабым голосом произнесла Люба. – Я просила не упоминать при мне… этот продукт. Кстати, это относится к кексам, лапше, и «Киндер-Сюрпризам».
– Ну, я же извинился, – примирительно сказал Андрей. – Хочешь, я тебе из магазина сок принесу или еще что-нибудь?
– Нет, я пока ничего не хочу. Но вот, когда у меня восстановится аппетит, тогда держись! Ловлю на слове. Сведешь меня поесть, куда захочу!
– Заметано! – согласился Андрей.
На том и порешили. Любе надо было отдохнуть. А, так как разговаривать на посторонние легкомысленные темы у нас все равно не получалось, решили разойтись по домам.

Глава 7
Дома тетя Маруся укладывала в плетеную корзинку какое-то печенье. Она заботливо перестилала хрупкие гостинцы бумажными салфетками. Потом тетя Маруся надела очень милую соломенную шляпку с красным бантом. Ну, ни дать, ни взять, Красная Шапочка, только в возрасте.
– Поеду, проведаю Зиночку. Нехорошо в прошлый раз получилось. Мы отправили ее домой в таком состоянии, – тетя Маруся сокрушенно покачала головой. – Я волнуюсь.
– Езжай, – сказала я. – Где она живет?
Тетя Маруся назвала адрес.
– Как добраться, знаешь? – уточнила я.
– Нет, – ответила тетя Маруся. – Как раз жду, когда ты придешь и все мне объяснишь.
– Я не очень хорошо знаю тот район. Что же ты у своей подруги не спросила?
– Ты же помнишь, в каком она была состоянии! Она ничего не смогла бы пояснить.
– Адрес-то она тебе продиктовала!
– Ошибаешься, Раечка. Адрес я добыла самостоятельно. Я же говорю, Зиночка мне ничего не сказала. Она в тот раз была вся такая потерянная.
– Как же ты смогла добыть адрес? – тетка не переставала меня удивлять.
– Очень просто. Пошла в поликлинику, помнишь, в которой мы с ней встретились? Там и спросила.
– И что, в поликлинике тебе вот так, запросто, выдали адрес?
– Ну почему «запросто»? Я им все рассказала. Как случайно столкнулась со своей школьной подругой, с которой десять лет проучилась в одном классе. Как мы были рады встрече. Но Зиночка почувствовала себя неважно, и ее пришлось отправить домой. Как я места себе не нахожу от переживаний за нее.
Да, история действительно способна вызвать сочувствие.
Детские годы тети Маруси, тогда еще Маняши, прошли в другом городе, даже в другой области. Они с Зиночкой Бредис десять лет проучились в одном классе и были подругами. В этот свой приезд тетя Маруся взяла из дома альбом со школьными фотографиями. Трогательные юные лица, не знавшие косметики, косы и милые кудряшки, выбивающиеся из строгих причесок, форменные платья и фартуки. Слезы наворачивались на глаза от умиления. И Зиночка в первом ряду на снимке выпускного класса. Этакое хрупкое существо с большущими глазами и задорной улыбкой. После школы Зиночка поступила на педагогический, а Маняша уехала очень далеко. Почему-то ей сильно захотелось получить одну редкую специальность. Наша Маруся решила стать охотоведом, специалистом по пушному зверю. Единственный техникум, готовивший таких специалистов, находился где-то на Алтае. Но это не могло остановить мою юную тетушку. Она купила билет на самолет и отправилась за мечтой. После окончания учебы тетя Маруся много путешествовала по богатым пушниной краям, а по выходе на пенсию вернулась в родной город. За это время она трижды побывала замужем, но своих детей у нее не было. Тетю Марусю называл «мамой» младший сын ее второго мужа, который после развода остался с ней, так как его родная мать к тому времени умерла, а родной отец ребенком мало интересовался. Третий муж тети Маруси долго не верил, что Вовчик ей не родной, так они были похожи. Но тетя Маруся всегда свято чтила память Вовкиной родной матери и приемного сына приучала ходить на кладбище. Сейчас Вовчик – офицер Российской армии. Служит где-то на Севере. Семьей, кажется, пока не обзавелся.
Тетя Маруся давным-давно потеряла всякую связь со своими школьными подругами. Бог знает, каким ветром занесло в наш город Зину Бредис. Ясно, что тетя Маруся очень обрадовалась, когда повстречала свою Зиночку. Хотя её пробелы в памяти, конечно, обескураживали. Но тетя Маруся не потеряла надежды воскресить милые сердцу воспоминания о далекой юности.
Подготовилась Маруся основательно.
– Посмотри, Раиска, – тетя Маруся продемонстрировала мне уложенное в корзину печенье. – Именно это мы готовили на домоводстве. Ваниль и корица! Божественно! Знаешь, как сложно было в то время достать корицу? Не может быть, что бы Зиночка не вспомнила этот запах! Я слышала, что запахи воздействуют сразу на подкорку или на подсознание. И, вот еще что, ты уже видела, альбом с нашими школьными фотографиями! Возможно, Зиночка утратила его в процессе жизни. Так я знаю, что снимки можно и увеличить, и размножить.
Тетя Маруся отбыла по адресу школьной подруги. Вернулась она часа через четыре «не солоно хлебавши». То есть, чаю с печеньем они, конечно, выпили. Но вот в плане общения… Зинаида не помнила почти ничего. Она вкратце рассказала о себе и своей семье. Сообщила, что после окончания школы поступила в педагогический институт. Потом работала в разных школах. Замужем не была. Зато вырастила племянницу – дочь своей младшей сестры Изольды. Родители малышки погибли в автомобильной аварии, когда девочке было всего несколько месяцев от роду. Родителей Зины и Изольды в то время уже не было на этом свете, и Зина взяла девочку себе. Она тогда как раз переезжала в наш город, и ей выделили место в детских яслях, как перспективному специалисту.
Все это Зина вполне связно, хотя и очень коротко изложила тете Марусе. Но в том, что касалось школьных лет, Зиночкина память оставляла желать лучшего. Кое-что она, конечно, помнила, но многие вещи вызывали у нее удивление и недоверие.
– Я, думаю, не все потеряно, – говорила тетя Маруся за вечерним чаем. – Она помнит некоторых учителей и кое-кого из девочек. Думаю, ей могли бы помочь старые фотографии. Но у Зиночки почему-то не сохранилось ни одного школьного снимка. Или она просто не помнит, где они лежат. Завтра же пойду в фотоателье. Закажу для Зиночки увеличенные копии.
За время последующих двух визитов тете Марусе не удалось особенно продвинуться. Подруги обсуждали цветоводство, лечение глазных болезней и прочие общие темы. Судя по всему, Зинаида очень гордилась своей племянницей, умницей и красавицей. Но даже о ней высказывалась достаточно сдержанно.
– Представляешь, считает она отлично. При мне квитанции по квартплате сверяла. Программу передач позавчерашнюю помнит. А как мы в «Зарнице» соседнюю школу победили – не помнит! А ведь после той игры она слегла с пневмонией. Потому что мы несколько часов просидели в сугробе. У нас там была засада.
– Засада?
– Ну, да. Только наши противники пошли другим путем. Так что мы зря там мерзли. Потом нам это надоело, и мы решили посмотреть, почему на нас никто не нападает. И видим, битва уже в разгаре, наших здорово потеснили. Тут мы, о-го-го, ударили с тыла! Как сейчас помню, – тетя Маруся погрозила кулаком, наверное, давним противникам. – Победа была за нами!
– Здорово! – дети захлопали в ладоши.
– Еще бы! – гордо ответила тетя Маруся. – А Зинка ничего не помнит. Хотя я точно знаю, что это именно она предложила зайти с тыла.
– Ты помнишь такие подробности? – удивилась я.
– Конечно. Я в то время вела дневник и всё-всё записывала. Сейчас иногда перечитываю. Так что, можешь мне поверить, эту информацию я сохранила. Но, уверена, и без дневника я бы ни за что не забыла ту «Зарницу», не то, что Зинка.
– А своих родителей и сестру она не забыла?
– Наверное, нет. Но это тяжелые воспоминания. Зиночка сразу дала понять, что ей не хочется затрагивать эту тему. В некоторых вопросах она очень даже тверда.
– Понятно.
– Ох, Раечка, как это тяжело, когда вот так воочию ощущаешь ход времени! Конечно, мы все меняемся. Но сам в себе этих перемен не замечаешь. А со стороны больно смотреть, как от человека остается одна только внешняя оболочка. А внутри – пустота. Раечка, скажи мне честно, неужели со мной тоже такое происходит?
– Да ты что, тетя Маруся! Ничего похожего! Да ты… нет, у меня просто нет слов. Не забивай себе голову всякой ерундой! В конце концов, у твоей Зины может быть просто плохая наследственность. У нее рано умерли родители?
– Довольно рано. Но она не говорит, от чего.
– Вот видишь! Возможно, они впали в маразм, и она стесняется об этом говорить.
– А ты не думаешь, что если у нее вот это вот самое, то ей наплевать, что о ней будут говорить?
– Не знаю, я не сильна в психиатрии.
– Точно, психиатрия! – тетя Маруся так стукнула по столу, что чашки подпрыгнули. – Ее надо показать врачу!
– Какому врачу? Не выдумывай, врачи тут не помогут.
– Откуда ты знаешь, Раиска? Ты же не сильна в психиатрии.
– Зато я точно знаю, что лекарство от старости еще не изобрели.
– Что же делать?
– Да ничего. Общайся с теми, кто тебя понимает.
– Но я так хотела отвести душу с Зиночкой, все-таки – школьная подруга, нас связывает столько общих воспоминаний.
– Ну, раз она ничего не помнит, значит, ничего вас теперь и не связывает. А что касается всего остального, то есть, телесной оболочки, она, судя по всему, прекрасно может о себе позаботиться. Даже коммунальным службам ее не обмануть.
– Да, пожалуй, ты права.

Тетя Маруся все же решила навестить свою подругу еще раз. Она, с помощью Ярослава, записала диск со старыми песнями. Под эти песни во времена их юности танцевали на школьных вечерах. Песни они нашли в интернете. Сборник «Старая пластинка». Для обложки Ярослав сделал коллаж из теткиных школьных снимков. Получилось – любо-дорого посмотреть.
– Зиночка замечательно пела, – тетя Маруся мечтательно прикрыла глаза. – Она всегда выступала в самодеятельности. А уж на школьных вечерах…
– Могу себе представить! Сейчас бы её назвали «зажигалкой».
– Да! У нее отбоя не было от поклонников! Изка, ее сестренка передавала записочки и здорово злилась.
– Почему она злилась?
– Просто завидовала. У них было всего два года разницы. Зина с Изой были очень похожи, одно лицо. Только Зиночка всегда такая, ну, как солнышко. А Изка – злюка, вечно всем недовольная, взгляд исподлобья, сутулится. В общем, несимпатичная она была какая-то. Но училась хорошо и перед Зиночкой этим хвасталась. Все-таки, хоть в чем-то превосходство. Для нее это было важно. Еще она Зиночкины вещи носила. Но сестер все равно никто не путал, такие они были разные. Да, что время с людьми делает… Пусть земля ей будет пухом. Я имею в виду Изу. Хотела бы я взглянуть на Зиночкину племянницу. Интересно, похожа она на Изольду или нет?
– А в тот раз ты ее не разглядела? – удивилась я.
– В какой раз?
– Когда твоя Зиночка гостила у нас, и ты обнаружила, что ей отшибло память.
– Она была у нас одна, без племянницы. Или я тоже что-то позабыла? – встревожилась тетя Маруся.
– Нет, не пугайся ты так. Племянницу она вызвала после, что бы та отвезла ее домой.
– Ах, вот ты о чем! Да, так и было. Но племянница не приехала.
– Как, не приехала?
Куда же тогда отправилась беспамятная теткина подружка?
– Не приехала. Что в этом такого? Она прислала такси. Таксист сказал, кто его прислал и за кем. Помог Зиночке сесть в машину. Наверное, ему хорошо заплатили. Он был отменно вежлив, – тетка пожала плечами. – Ты считаешь, не стоило ее отпускать с незнакомым человеком?
– Да нет, почему же. Все обошлось благополучно. Просто я была уверена, что ты в тот раз познакомилась с племянницей.
– Да, да, – согласно закивала головой тетя Маруся. – Конечно, мне надо было тоже сесть в такси и проводить Зиночку до квартиры. О чем я только думала! Ты права, Рая, совершенно права!
– Успокойся, Маруся! И не обращай внимания на мои слова. Это так, просто мысли вслух. Все обошлось благополучно и не надо больше об этом думать.
– Как же не думать, Раечка, – тетя Маруся всплеснула руками. – Я же тогда и не подозревала, как далеко зашло дело. Думала это так, просто плохое самочувствие, временное затмение. А теперь вижу все больше и больше. То есть, наоборот, все меньше и меньше у Зины в голове осталось. Все-таки, безжалостная это вещь, время.
И, сокрушенно вздыхая, тетя Маруся отбыла по своим делам.

Глава 8
Я убиралась на кухне, когда раздался тревожный телефонный звонок. Почему-то он сразу показался мне тревожным.
– Да? – я схватила трубку, ожидая услышать неприятные известия.
И, точно! Предчувствия меня не обманули.
– Раиска! Андрей Разумовский.… Представляешь! Нет, это просто уму непостижимо! – возмущалась трубка голосом Любы Барановой. – Какой ужас! Ты себе не представляешь! Просто в голове не укладывается!
– Да что случилось-то? Ему, что кирпич на голову свалился? – я не очень ловко постаралась разрядить обстановку.
А что? Своей машины у него не было, так что порча тормозов исключалась.
– Да нет, наоборот! – трубка зашлась от возмущения.
– Что «наоборот»? Неужели все-таки тормоза? – я почувствовала, как твердая поверхность уходит у меня из-под ног, и ухватилась свободной рукой за дверной косяк.
– Какие еще тормоза? – неслось из трубки. – Наоборот, с крыши! Только не ему на голову, а он сам!
– Он сам упал с крыши кому-то на голову?
– Ну, наконец-то! Дошло!
– Ничего не дошло! – обиделась я. – Разумовский упал с крыши кому-то на голову? Что за бред ты несешь?
– Это ты несешь бред! Кому он мог упасть на голову? Он на свою собственную голову свалился!
– В каком смысле?
– В самом прямом! Не тупи! Упал с крыши, повредил голову, позвоночник, руки и ноги!
– Ты это серьезно?
– Раиска, думаешь, я могу шутить такими вещами?
– Нет, конечно, не думаю, но где-то в глубине души надеюсь.
– Понимаю, – примирительно ответила Люба. – У меня тоже в голове не укладывается. Но, шутки в сторону. Я говорю из больницы.
– Из какой? Я сейчас приеду!
– Не стоит. Он без сознания и к нему никого не пускают, – устало отозвалась Люба.
– Давай, я за тобой приеду. У тебя странный голос.
– За мной? За мной можно, – согласилась Люба. – Мне и в самом деле хреново.
Она назвала адрес. Больница находилась на другом конце города, на самой окраине.
Люба ждала меня в холле. Она находилась в состоянии оцепенения. Первый раз видела ее такой. Люба неподвижно сидела в кресле, устремив прямо перед собой невидящий взгляд. Я поднялась наверх, переговорила с врачами. Ничего нового мне не сказали. Разумовский в коме. Кроме черепно-мозговой травмы у него вывих плеча, перелом предплечья, повреждение позвоночника. Состояние тяжелое, но стабильное.
По дороге домой Люба немного пришла в себя и потребовала отвезти ее на работу.
– Может, расскажешь, что случилось? – осторожно поинтересовалась я.
Люба пожала плечами. У них с Андреем была запланирована деловая встреча на три часа дня. Но он не явился ни в три, ни в половине четвертого. Люба разозлилась и около четырех позвонила к нему на работу. Там отозвалась плачущая секретарша, которая и рассказала, что Андрей Евгеньевич попал в больницу с множественными травмами. О том, что он упал с крыши, рассказала медсестра в приемном покое, куда Люба примчалась, услышав новость. Врачи же молчали, и кроме того, что состояние тяжелое, но стабильное, никакой другой информации от них добиться не удалось.
Работа быстро привела Любу в чувство. Стоило ей на заднем дворе столкнуться с двумя грузчиками, мирно потягивающими пиво, как от ее былого оцепенения не осталось и следа. Возможно, в какой-нибудь другой ситуации, я бы не обрадовалась, услышав из уст своей одноклассницы такие отборные ругательства. Но сейчас получила истинное наслаждение. Еще бы! Так ругаться может только человек, полный жизненных сил до краев. Теперь за Любу можно было не опасаться.

Что же это, в конце-то концов, за полоса такая? И когда она закончится? И закончится ли вообще?
Интересно, если взять бывших одноклассников какого-нибудь, любого, класса, и посмотреть, что происходит в их жизни, картина будет похожей? Наверное, да. Чем наш класс лучше или хуже, чем другие? По-моему, ничем. И в самом деле, года три назад была похожая ситуация в параллельном классе. То есть в бывшем параллельном классе. Они за год похоронили сразу двоих своих товарищей. Один скончался от внезапной остановки сердца, другой, находясь в «белой горячке», вышел в окно девятого этажа и, вопреки всеобщему мнению о том, что пьяные падают, как кошки, разбился насмерть. Но после второго случая несчастья прекратились. А если бы у нас все несчастные случаи закончились летальным исходом? Брр, страшно подумать. Наверное, я все преувеличиваю. Нет, то, что случилось с Димкой Моисеевым – это факт. Только еще не известно, случайность это была или нет. А вот все остальное – тяжести мимо головы падают, тормоза отказывают, что это – случайное стечение обстоятельств или спланированные акции? А если спланированные акции, то зачем? И почему они так неудачно спланированы? То есть, для жертв все как раз обошлось удачно. А может быть, так и было задумано? Кто-то не хотел брать грех на душу, собирался просто попугать. И можно ли сюда отнести Любино отравление? А как же Димка Моисеев? Перестарались? Наверное, все же несчастный случай. Ведь все события произошли здесь, а Димка погиб так далеко от дома. А сегодняшний случай? Что занесло Разумовского на ту крышу? И что это была за крыша? Паркуром, что ли решил заняться? Так не с его физической подготовкой. А больше ничего в голову не приходило. Точнее, Разумовский на крыше вообще в голове не укладывался. Неподходящее это было для него место. Вот пивной ресторан, или диван перед телевизором – это да, тут я легко могу его представить. Или в офисе, на мягком вращающемся кресле с телефоном в одной руке и чашкой кофе в другой. Но Разумовский на крыше – чушь собачья! Я поежилась. Что его могло занести туда среди бела дня? А если ночью? Нет, Разумовский ночью на крыше – это звучит еще глупее. Кстати, с кем он живет? По-моему, до сих пор с мамой.
Что объединяет жертвы? Димка жил с мамой, Разумовский до сих пор проживает с мамой, Люба – тоже с мамой. Ну и что? Гулька с Толиком сразу, как поженились, сняли квартиру. Нет, здесь что-то другое. Пол? Нет. Социальный статус? Не похоже. Может, какому-то маньяку попала в руки наша фотография, и теперь он будет мочить всех подряд? Или запугивать? Точно! Это кто-то из параллельных классов, кого мы в чем-то обошли! Вот только вспомнить бы, в чем? Спортивными успехами наш коллектив никогда не блистал. Разве что Гулька. Так она занималась индивидуальным видом спорта. Мы даже за нее и не болели-то никогда. Потому что соревнования всегда проходили во время уроков. Гульку отпускали, а мы оставались учиться. Потом она хвасталась победами или не хвасталась, смотря по результатам. Нет, не то. По-моему, Гулька так и не достигла спортивных высот. Хотя, похвастаться она любила. И на виду любила быть. Не в спорте, так в общественной работе.
Дмитрий Моисеев – бальные танцы. Его соревнования обычно бывали по воскресеньям и мы иногда ходили смотреть. Конечно, только девчонки. Ребята этот вид спорта глубоко презирали. Потом мы обсуждали платья и фигуры участниц. Так что позавидовать могли только его партнерше. Она и в самом деле была симпатичная, да только даже не из нашей школы. Насколько я помню, Димке так обрыдли эти занятия, что классе в десятом он резко бросил, чем глубоко расстроил маму и очень обидел свою партнершу. Ее имя совершенно вылетело у меня из головы.
Люба Баранова? Что-то такое было.… Только что? Не спорт, это точно. Олимпиады по предметам? Только не это. По-моему, у Любиной предпринимательской жилки не было возможности проявиться в школьные годы. Но девочкой она всегда была яркой, заметной. Кстати, и одевалась она хорошо. Точно, такая всегда была модная. Ее мама и бабушка постоянно носились по магазинам и стояли в очередях за обновками для Любочки. В свободное от стояния в очередях время они сами шили-вязали. Да еще какой-то дядя ходил в загранку и постоянно что-то подкидывал. Иногда она что-нибудь продавала из тех вещей, что не подошли. Любке точно завидовали.
А Разумовский? Учился хорошо, даже отлично, по всем предметам ровно. По окончании школы ему выдали кучу грамот за успехи в изучении разных предметов. Да только, как раз в тот год их перестали учитывать при приеме в ВУЗы. Андрюха тогда страшно разозлился. Он долго ругался, называл их бесполезными бумажками, ради которых он гробил свое здоровье над учебниками, и грозился пустить их на растопку. При этом выражался Разумовский крайне нелитературно. Вот в спорте Андрюха точно успехов не имел. Он всегда был малость неуклюжим увальнем.
Нет, ничего общего найти не удается. А может, все наши жертвы насолили кому из учителей? Люба вполне могла. Она всегда была дерзкой, невзирая на лица, и своевольной. А уж ради того, что бы покрасоваться перед коллективом могла многое себе позволить, не думая о последствиях. Андрюха с Димкой тоже любили повыпендриваться, но только перед молоденькими учительницами, особенно перед практикантками, могли исподтишка какую-нибудь пакость сделать. Особенно радовались, если удавалось довести юную училку до слёз. С авторитетами они субординацию соблюдали, пожалуй, даже подхалимажем не брезговали. Но вот про Гульку я бы такого не сказала. Она была достаточно независима, но хорошо воспитана и никогда не хамила. Но у кого-то из учителей Гуля вполне могла быть, как бельмо на глазу, из-за своих постоянных пропусков. Есть ведь такие учителя-маньяки, которые считают, что в жизни нет ничего, важнее их предмета. И окружающих они оценивают исходя из их отношения к этому самому предмету. Кто бы это мог быть? Совершенно точно, именно таким маньяком был физик. Но это пустой номер. Физик скончался от второго инфаркта вскоре после того, как мы закончили школу. Вот, незадача. Англичанка! Та еще была террористка. Ее все боялись. Да, но она и тогда была не молода. А теперь… Правда Анна Андреевна продолжает работать в школе. Только повредить тормоза ей не под силу. Но у нее могут быть дети, готовые отомстить за обиды, нанесенные матери нерадивыми учениками. Хотя, какие там дети? У нее никогда не было семьи. Она жила только работой. А вот у физика дети были. Что, если они маньяки, и считают, что должны отомстить тем, кто довел их родителя до инфарктов! Только не совсем понятно, почему они начали с нашего класса. Кажется, первый инфаркт у него случился уже после того, как мы покинули школьные стены. Да, но почему я думаю, что все началось именно с нашего класса? Возможно, что подобные вещи происходят давно, просто мы о них не слышали. А если бы и узнали о чем-то, то у нас все равно не было возможности связать эти события воедино. Ну, в самом деле: один скончался от внезапной остановки сердца, другой спустя полгода выпал из окна. Какая связь? Я встряхнула головой. В самом деле, какая может быть связь, между всеми этими событиями? Придет же такая чушь в голову! Я даже хихикнула, про себя конечно. Анна Андреевна перерезает тормозные тросики, прямо мультфильм про старуху Шапокляк. Я в курсе, конечно, что у меня слишком бурное воображение, и почти научилась его контролировать. Но, что поделаешь, иногда ему удается вырваться на свободу! Кстати, представить Анну Андреевну, прицельно скидывающую камни с крыши, это даже у меня не получилось.
Я постаралась выбросить из головы дурацкие мысли и заняться работой. В самом деле, заказчики ждать не будут. А катавасия с одноклассниками – возможно плод моего воображения, не больше.

Глава 9
Тетя Маруся, по обыкновению, хлопотала на кухне.
– Рая, какао с булочкой, – она вошла ко мне с подносом. – Думаю, тебе это не повредит.
– Раиска, у тебя что-то случилось? – спросила тетя Маруся через некоторое время. – Когда ты вернулась домой, на тебе лица не было. Надеюсь, с родственниками все в порядке?
– С родственниками да, полный порядок, – я постучала по столу. – Вот с одноклассниками – проруха какая-то. Не поверишь, то одно, то другое. Как будто сглазили нас. С вашими такого не было?
– С нашими? С кем?
– Ну, с твоими одноклассниками?
– Не знаю, я ведь, как тогда на Алтай уехала, так и все, никого, почитай и не видела. Пока здесь, у вас с Зиночкой не столкнулась. Да теперь думаю, что лучше бы мне ее не встречать, расстройство одно, – тетя Маруся безнадежно махнула рукой. – Неужели все так плохи?
Тетя Маруся тихонько вздохнула.
– Не расстраивайся ты так, – попыталась я утешить старушку. – Хочешь, мы твоих в «Одноклассниках» поищем.
– Как это? – вяло отозвалась тетя Маруся.
– Обыкновенно, в «Интернете». Сайт такой есть, называется «Одноклассники». Не может быть, что бы ты не слышала.
Тетя Маруся ненадолго задумалась. Потом отрицательно помотала головой.
– Слыхала, слыхала. Да только нет, не надо. Боюсь я за вас.
– Почему? – не поняла я.
– Так я слыхала, что через эту сеть как раз всякие жулики и мошенники проникают, втираются в доверие. Потом оберут, как липку, и ищи-свищи!
– Ну, ты, тетя Маруся, даешь! Кто ж тебя так запугал?
– Как кто? По телевизору показывают. Да, вот, случай был, у моей соседки внучка через «Интернет» этот ваш с парнем познакомилась. Они уже к свадьбе готовились, как он за две недели до регистрации смылся и все денежки с собой прихватил!
– Ох, тетя Маруся! – сказала я, отсмеявшись. – Если ты не будешь искать себе женихов в сети, безопасность, можно сказать, гарантирована!
– Какие женихи, Раиска! Типун тебе на язык!
– Вот и договорились. Давай, называй годы учебы и название школы. И снимки свои школьные неси. Я так понимаю, ты их отсканировала? Сейчас что-нибудь выберем.
Недоверчиво покачивая головой, тетя Маруся пошла за фотографиями. Она предоставила в мое распоряжение и школьный альбом, и диск. Мы вместе подобрали несколько особенно удачных снимков. Честно говоря, я не особенно рассчитывала найти Марусиных одноклассников. Все-таки возраст у них весьма почтенный. Представители этого поколения, как правило, не дружат с компьютером. Но тут я не угадала. Ее выпуск был в наличии. Правда, присутствовал всего один представитель. Некий Лев Зильберштейн. Худощавый пожилой мужчина в очках с толстыми стеклами и с гривой седых волос.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70906732?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.