Главная страница | Современная русская литература | Мой дом – СССР

Мой дом – СССР
Геннадий Петрович Волков
Автобиографический роман, который предоставляет широкий обзор жизнедеятельности советского общества и советского гражданина в отдельности на примере эпизодов жизни самого автора. Книга, хоть и затрагивает глобальные явления строительства советского человека, но написана в очень легком и доступном стиле приключенческого жанра.

Геннадий Волков
Мой дом – СССР

ПРЕДИСЛОВИЕ


«…СССР – Союз Советских Социалистических Республик…» – огромная страна, включающая в себя территорию всей бывшей царской России и населённая людьми многих и многих народностей, названными объединяющими словом – советские люди, своей культурой, уровнем образования, достигнутыми успехами в науке, своей политикой, основанной на доброте и справедливости по отношению к себе и другим странам мира, показала всему человечеству всю состоятельность Советского общества быть примером для других государств Мира в деле строительства гражданского общежития.
Вот эта «Радость» бытия человека, как результат, сотканный думами людей многих эпох о равенстве и справедливости, был отвергнут темными силами, внедрёнными в человечество и, к великому сожалению, до сих пор ведущими активную разрушительную деятельность против него, что и привело к разрушению СССР. И эта трагедия, иначе и не назовёшь, коснулась всех Советских людей, неся с собой огромные негативные последствия.
Для нового поколения молодых людей, живущих на территориях бывшего СССР, всё дальше и дальше отдаляются принципы жизнедеятельности Советского человека, унеся с собой в забытьё и само слово СССР, переходя, так себе, в тень прошлого или эфемерное пространство.
А для нас, Советской молодёжи семидесятых и восьмидесятых, воспоминания нашего времени вызывают в первую очередь улыбку, долгую добрую улыбку о нашей прекрасной беззаботной жизни, как что-то большое, огромное солнечное пятно, и тут же неминуемо наступает и грусть, как о большой безвозвратной утере, можно сказать – потере своего дома. Ведь мы все понимаем – СССР и был нам всем любимым Домом.
Вот об этом, и о многом другом, что составляло основу Советской молодёжи тех лет, я и постараюсь довести до вас очень доходчиво, что непременно вызовет и у вас большую добрую улыбку.

    С любовью и уважением из СССР:
    Волков Геннадий Петрович
Как быстро проходит время. Только что были совсем юными пацанами, остановился, осмотрелся, а ты уже взрослый дядя. Встряхнул головой: не беда, всё ещё впереди. И опять понесло дальше в круговорот событий – уже взрослой жизни. Сам себе говоришь: стой, не беги, подожди, оглянись. Наконец-то послушался: встал, оглянулся. Ой, батюшки, уже больше полжизни пролетело! И уже нет той уверенности, что все ещё впереди… У тебя от осознания этого постепенно начинают округляться глаза, ты не хочешь в это поверить – нет, не может быть, да это не со мной, да ведь как один день… Но, к сожалению, это я, и те годы, которые так быстро пролетели, тоже мои. С этими грустными мыслями я стал мысленно просматривать свои прошедшие годы и вдруг понял, что не такие уж они короткие и не так уж быстро пролетели. Сколько всего сделано, сколько всего пройдено, тяжким трудом с лёгкостью перелопачено, за что не брался бы сейчас ни в какую. И она, то есть жизнь моя, открылась мне всей своей полнотой тепла и радости, прекрасными очертаниями жизненных перипетий, которые мне издали кричали, что все это здорово. Жизнь – это здорово, жить – это здорово. И зародилась у меня идея: а расскажу-ка я всё это моим сыновьям, заодно и вам, дорогие мои читатели.
* * *
Полусонный, я ещё лежал в кровати, любуясь бликами от языков пламени, которые ярко отсвечивали из каменной печки. Большая печь постепенно разогревалась, и тепло от неё шло по всему дому, создавая неповторимый уют. Не верилось, что за стенами дома холодный зимний день. Я осторожно приоткрыл занавеску на окне. Было уже светло, и ослепительный белый цвет от снега ударил мне в глаза. Улица была ещё пустынна, только несколько прохожих шли по деревне по своим делам. И тут я вспомнил, что отец пообещал мне ещё вчера взять с собой на охоту за зайцами. Я быстренько вскочил с кровати и начал одеваться. Мои сёстры ещё досматривали свои последние сны, а я уже был готов к действиям.
– Мама, а папа где? – спросил я мать, осторожно вошедшую с полным ведром колодезной воды.
– Так он только что ушёл. Не хотел тебя будить.
Мама сочувственно посмотрела на меня со своими добрыми глазами, увидев, как меняется моё лицо.
– Впрочем, ты можешь его догнать.
Через несколько секунд я уже был во дворе нашего дома. Пристегнул ещё вчера приготовленные лыжи к своим ногам и, прихватив с собой большой кусок чёрного домашнего хлеба с намазанным на него маслом, рванул быстренько в сторону леса – через огород, через яблоневый сад, занесённый снегом, через небольшие сугробы, лишь бы догнать папу. Для меня было очень важно сходить на охоту. Ведь ни один из моих друзей не был вместе со взрослыми в лесу. Наверное, мы ещё были совсем маленькими. Шутка ли, ходить по лесу с ружьём, когда тебе всего-то десять лет. Значимость охоты от этого только увеличивалась.
На снегу ясно выделялся лыжный след, который тянулся к ближайшему оврагу. Я увеличил ход. Лыжи скользили легко и свободно. Я уже знал, что всё будет хорошо. Вот и овраг. Занесённый снегом, он не казался таким уж глубоким. На другой стороне оврага стоял мой папа и рукой мне показывал на дно оврага. По нему быстро, большими скачками бежал заяц. Я увидел, как мой папа быстро снял с плеча ружьё и начал прицеливаться. У меня заколотилось сердце от волнения. Тут же раздался выстрел, и я увидел, как заяц высоко подпрыгнул и исчез из виду. С обеих сторон мы разом скатились на дно оврага прямо на то место, где последний раз видели зайца. След прерывался, а зайца не было. Мы с папой переглянулись. У обоих на лицах застыл немой вопрос.
– Не понимаю, куда он делся! – с досадой вымолвил отец.
Мы не стали долго искать несостоявшуюся добычу. Отец, видя, что я немного расстроился, вдруг предложил:
– Гена, если хочешь научиться стрелять из ружья, то можешь попробовать сейчас, – и протянул мне своё ружьё.
Я с опаской взял в руки настоящее охотничье ружьё. Конечно, я был очень рад, что папа мне так доверяет. Мои расстроенные чувства мигом исчезли. Отец помог мне принять правильную стойку и направить ружьё на ближайший холмик. Я медленно взвёл курок и так же медленно нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, от чего прикладом довольно сильно толкнуло в плечо. Но я уже не замечал это. Я был вне себя от радости. Я стал маленьким взрослым человечком! Мы вернулись домой с охоты без добычи. Но видно было, как мы с папой оба были очень довольны.
Вот так прошла моя первая веха – веха в становлении мужчины. Не зря в народе говорят, что в деревне дети взрослеют быстрее. Видимо, так оно и есть.
* * *
Медленно зима сдавала свои права. Лютые морозы отступали. Дни становились всё ярче и светлее. Конец февраля месяца всегда приносил ощущение какой-то радости: что вот-вот что-то случится и всё изменится, что уйдут хмурые зимние дни с холодными зимними вьюгами, уйдут зимние ночи с трескучими морозами, исчезнут огромные завалы снега в округе. Эта радость уже висела в воздухе, проникала в душу, кричала и звала к себе. Это было ощущение приближения весны.
Утро. Я собрал все свои школьные принадлежности, уложил в ранец и быстро выскочил из дома, прихватив с собой деревянный макет автомата времён Великой Отечественной войны. Сегодня в нашей школе состоится долгожданное мероприятие – игра «Зарница». К нему готовилась вся школа. Мальчишки готовили себе из деревянных досок разного вида оружие, учителя наши составляли план будущего сражения, девчонки становились медсёстрами на один день, директор школы стал не иначе как командиром дивизии. Конечно, мы все воспринимали всё это как игру, но осознание серьёзности происходящего не покидало нас. По совету отца я из куска деревянной доски выпилил макет моего оружия – автомат ППШ, тщательно ошкурил его, а затем покрасил в чёрный цвет. Вышло очень даже красиво.
Я шёл быстрыми шагами по деревне. Наша школа находилась довольно далеко, в соседнем селе, и идти приходилось почти три километра. Деревня наша – чуть более двухсот домов – растянулась больше чем на километр. Приземистые деревянные дома стояли в ряд и в этот утренний час все разом дымили как по команде. Из всех труб валил густой белый дым и столбиками поднимался в яркое голубое небо. В домах нужно так растопить печки, чтобы прогрелся весь дом, порядком остывший за ночь, и хозяйки дров не жалели.
Я ускорил шаг. Вот уже и деревня осталась позади. Широкая утоптанная тропа, запорошенная за ночь чистым снегом, вела прямо через колхозный сад, который утопал в глубоких сугробах. Потом – мимо почты, где начальником работал мой родной дядя Дмитрий, и прямиком в школу.
Большой двухэтажный деревянный особняк уже много лет служил нам школой. Мальчишки и девчонки из семи близлежащих деревень каждое утро с завидным упорством продолжали ходить в школу. И так до самых летних каникул, которые начинались прямо в первый день лета, то есть первого июня, и заканчивались в последний день лета. Целых три месяца мы были предоставлены самим себе. Это было здорово! Но до лета было ещё далеко…
Когда я дошёл до школы, она уже начала заполняться детьми всех возрастов. Шум-гам раздавался со всех сторон.
– Генка, привет! – ко мне подошёл мой двоюродный брат Вовка Акимов и с интересом начал рассматривать мой деревянный автомат. – Сам сделал или помог кто? – с любопытством спросил он.
– Конечно сам, – ответил я, довольный тем, что мой ППШ понравился Вовке.
Мы с Вовкой учились в одном классе. Он был, наверное, моим самым лучшим другом. Между нами никогда не возникали споры или недомолвки, и мы всегда поддерживали друг друга.
Шумно разговаривая, мы вошли в наш 7 «Б» класс. Почти все были в сборе. Все уже расселись по своим партам. Я подошёл к своей, по ходу здороваясь за руку со всеми своими друзьями. Вот Петя Харитонов, незаменимый вратарь нашей футбольной команды; тут и Вовка Горбунов, активный участник всех наших затей, будь то футбольные или хоккейные баталии; Толик Ефимов, готовый идти за нами куда угодно; вот и Витя Васильев, уникум нашего класса да и всей школы. Витя в течение нескольких минут мог нарисовать на листке бумаги целую баталию, где шли танки, конные разъезды, располагались пулемётные гнёзда, пехота в атаке. Мы с ним сидели за одной партой с первого класса, и я был всегда в курсе его интересов. Все мы вместе составляли ядро нашего 7-го класса. Как всегда, мы занимали самые последние ряды в классе, и, наверное поэтому, с лёгкой руки нашего учителя по русскому языку и литературе, нас называли «камчаткой».
Вот и наш классный руководитель. Николай Григорьевич прямо с порога начал раздавать команды:
– Волков!
Я повернулся к нему.
– Ты назначен командиром разведывательного взвода, и вся ваша камчатка в твоём распоряжении.
Затем он повернулся ко всем остальным и продолжил:
– Через десять минут всем выйти на построение на школьный двор. А пока каждому проверить своё снаряжение, – и так же быстро вышел из класса, как и зашёл.
Мне надо было свыкнуться с мыслью о своей новой должности. А что надо делать-то? А если не справлюсь? Пока я раздумывал, все уже покинули класс.
Построения были недолгие, и вот мы нестройными колоннами вышли в ярко освещённое солнцем поле. Идти пришлось не так далеко. Вот и предполагаемое место сражения. В поле одиноко стояли три палатки. На одной из них большими буквами было написано «Штаб», на другой нарисован большой красный крест – нетрудно было догадаться о нахождении здесь санчасти, а на третьей палатке висел плакат с нарисованной картинкой дымящейся кружки чая – это, конечно же, была столовая. Я огляделся вокруг. Все наше «войско» состояло из не более двухсот мальчишек и девчонок, но мне казалось, что здесь целая армия.
Лица ребят раскраснелись от лёгкого морозца и от волнения за предстоящее «сражение». В рядах стоял нестройный гул: кто-то показывал своё оружие, кто-то уже рассказывал, как он пойдёт в атаку, а кто-то просто делился своей радостью от всего происходящего. Видно было, что всем весело. Мы находились не очень далеко от деревни: слева было огромное поле, а справа тянулись длинные овраги с мелколесьем, а за ними сразу же начинался лес.
Тем временем перед колоннами встал наш командир отряда.
– Стой! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! – скомандовал он нам и бодро зашагал к командиру дивизии, коим являлся директор нашей школы, Андрей Петрович, который уже стоял около импровизированного штаба в ожидании доклада.
– Товарищ командир дивизии, отряд в полном составе прибыл на военную игру «Зарница», все бойцы отряда чувствуют себя хорошо, больных нет, отставших нет.
По лицу директора видно было, что бойкий доклад командира отряда ему понравился:
– Товарищи ученики Туванской средней школы, – обратился он к нам, – сегодня мы проведём очень увлекательную военную игру «Зарница». Она проходит во всех школах республик Советского Союза. Максимально приближенная к военным условиям, игра «Зарница» даёт наилучшее представление о военной службе, о родах войск, об оружии, которое создаётся для защиты нашей великой Родины. Напоминает нам о великих сражениях Советской Армии на полях битв за Родину нашу, о великих исторических подвигах Русской армии и каждого солдата в отдельности.
Не так давно закончилась самая кровопролитная война в истории человечества, которую развязали немецкие нацисты против нашей Родины. Вторая Отечественная война унесла жизни двадцати восьми миллионов советских людей. Это были наши отцы и деды, наши матери и сёстры, сыновья и дочери, наши военные офицеры, солдаты и матросы. Поэтому, чтобы не допустить в будущем таких бесчеловечных войн против нашей страны, мы должны иметь сильную армию и флот. Скоро вы, сегодняшние мальчишки, пойдёте на военную службу, на службу своей Родине. И пусть наша игра «Зарница» поможет вам стать настоящими защитниками своей страны, Родины наших отцов и дедов, – так Андрей Петрович закончил своё слово.
В рядах стояла мёртвая тишина. Короткая, но пламенная речь директора нашей школы нам всем напомнила о недавней трагедии. Всего-то прошло чуть более двадцати лет, и во многих семьях раны, нанесённые войной, только что начали заживать.
Тем временем прозвучала команда командирам взводов собраться в штабе.
Я вспомнил, что меня назначили командиром взвода разведки, и пулей побежал в штаб.
Тут меня ждал сюрприз. Начальником штаба оказался мой отец.
– Ну что, Генка, воевать будем? – сказал он и хитро улыбнулся.
– Конечно будем, – бодро ответил я.
Мой папа был знаменитым на всю округу. Воевал на войне против немецких захватчиков целых три года. Получил тяжелое ранение и был комиссован. Ещё до войны окончил Казанский университет, а до этого получил полное образование в Свердловском пединституте. Поэтому он после войны работал директором нашей школы почти тридцать лет. А сейчас преподавал нам географию и историю. Все к нему относились с большим уважением: будь то учителя – коллеги по работе, будь то ученики или просто жители нашей и соседних деревень – за его доброту, за его готовность помочь в трудную минуту, за то, что он был просто умным человеком.
Начальник штаба разложил на небольшом столике лист ватмана, на котором от руки была нарисована карта местности, и начал объяснять пришедшим командирам, как будет проходить игра. Разведка должна была найти расположение огневых точек противника, которыми являлись небольшие кучи еловых веток, втоптанные в снег и слегка запорошенные сверху снегом. В то же время первый и второй взводы должны приступить к разминированию участка поля для атаки всей дивизией на противника. Атака должна была завершиться взятием всех огневых точек. Но для этого всем бойцам надо было проползти около ста метров по снежному полю, очищенному от мин, так как предполагалось, что оно простреливается снайперами. После этого ринуться в атаку под градом пуль и завладеть вражьими окопами с огневыми точками.
– Командиры, всем всё ясно? – обратился начальник штаба к присутствующим. – Если нет вопросов, приказываю немедленно приступить к выполнению заданий.
Я выскочил из палатки:
– Вовка, вы все готовы? Нам нужно найти все огневые точки в течение получаса.
Я быстро объяснил всем, что нужно делать, и мы ринулись в чащобу мелколесья. Я, быстро обернувшись назад, увидел, как «минёры» начали ползать по полю в поисках «мин», коими являлись пустые цветные пакеты из-под молока. Очень скоро мы добрались до примерного расположения огневых точек, но ещё надо было их найти. Конечно, мы все чувствовали большую ответственность, хоть это и была всего-навсего игра.
– Генка! – вдруг заорал Петя Харитонов из-за кустов. – Нашёл!
Я ринулся к нему. На снегу лежали аккуратно сложенные еловые ветки и длинная палка с синим флажком. Я поднял палку и воткнул его рядом. Яркий синий флажок затрепетал на ветру. Вскоре мы нашли все двадцать точек, и целый ряд синих флажочков, виднеющихся издали, говорили всем, что мы выполнили задание, что скоро начнётся атака на врага и мы победим. Мы, весёлые и довольные, смотрели, как к нам бегом приближается атакующая лавина с громким криком «Ур-р-а-а!»
* * *
Как всегда, в утренние часы наша школа заполнялась весёлыми детскими голосами. И сегодня не исключение: шум-гам раздавался со всех сторон. Тем более что сегодня понедельник, первый день недели после выходных. Дежурные по школе, с красными повязками на рукавах, уже пробежались по классам, предупреждая, что уже скоро начинается школьная линейка и надо всем собраться на построение в коридоре второго этажа. Один раз в неделю вся школа собиралась на линейку, где зачитывались все школьные новости, проходило награждение отличившихся в учёбе и спорте, принимали в пионеры, а учеников постарше, тех, кто был достоин, принимали в комсомол. Вот и сегодня, среди всего прочего, должны были принять в комсомол многих учеников нашей школы. В списочном составе, что был оглашён заранее, была почти половина нашего класса, и среди них – все ребята из нашей камчатки.
Дети выстроились в длинные линии вдоль коридора. Мальчишки и девчонки в красивых школьных формах в радостном возбуждении с любопытством озирались вокруг. Я вдруг отчётливо понял, что я – один из них и мне это нравится: быть школьником и хорошо учиться – это мне нравится, заниматься спортом или в разных кружках – это мне нравится, нравится быть полезным и нравится, что ребята ко мне тянутся.
– Ты чего застыл? – вдруг одернул меня за руку Вовка Акимов. – Скоро уже будет вынос знамени школы.
– Да что-то не по годам серьёзно задумался, – с юмором ответил я.
Тем временем группа старшеклассников приготовилась к выносу знамени. Стало тихо, даже шёпота не было слышно. Линии застыли. Часть школьников, как и мы, стояла в ярко-красных галстуках, показывая этим принадлежность к пионерской организации, а многие ученики, в основном старшеклассники, уже были комсомольцами и вместо галстука носили на груди красивые значки вишнёвого цвета с изображением Ленина. Тут на миг я вспомнил, как нас принимали в пионеры. С тех пор прошло уже почти четыре года. Мы так же стояли тогда на линейке. Был яркий, тёплый весенний день, и вся школа выстроилась на школьной площадке. Нас всех, кого принимали в пионеры, выстроили отдельной линией. Представитель городского комитета рассказал нам о пионерской организации в нашей стране и в конце речи громко воскликнул:
– Пионеры, для новых свершений в деле укрепления нашей Родины будьте готовы!
– Всегда готовы! – ответили мы все хором. При этом я отдал честь правой рукой, как нас учили. Но стоящий прямо напротив меня представитель зашептал:
– К пустой голове руку не прикладывают.
Я от стыда покраснел и стал похож на варёного рака, думая о том, что у меня совсем пустая голова и я просто глупый мальчик. Только потом мне объяснили, что так говорят, когда человек без фуражки, а без фуражки руку к голове не прикладывают.
Тут раздалась барабанная дробь и резкий и певучий звук пионерского горна: начался вынос знамени школы. Очень волнующее зрелище: впереди всей группы, которая была назначена для выноса знамени, шла очень красивая девчонка из параллельного класса с красным знаменем в руках. Её школьная форма с белым фартуком и алый пионерский галстук с пилоткой такого же цвета на голове смотрелись безукоризненно. За знаменосцем шла пара школьников в форме с пионерским салютом, а процессию замыкали горнист с барабанщиком. Группа в таком составе прошла вдоль всей линейки и остановилась посередине.
Первой выступила завуч школы Зоя Александровна, очень добрая и отзывчивая женщина. Она была нам как родная мать – так тепло Зоя Александровна относилась к нам. Завуч рассказала, что сделано школой в плане учебной части, что предстоит сделать в ближайшее время, а также сообщила последние новости школы. После её недолгого выступления слово взяла учительница физкультуры, которая с гордостью сообщила, что на турнире по хоккею с мячом среди мужских команд Шумерлинского района команда нашей школы заняла второе место. И всех участников она попросила выйти для награждения.
Мы с Вовкой многозначительно переглянулись, и наконец до нашего сознания дошло, что это сказали про нас. Мы вышли из строя. Получилось так, что вся камчатка и есть наша команда. Нам вручили от имени районной администрации почётные грамоты, и мы с радостными лицами встали в строй.
На этой линейке мне ещё два раза пришлось выходить перед строем для получения наград: грамоты за первое место на последних соревнованиях по лыжным гонкам школы и грамоты за первое место на районном турнире по шахматам. И тут директор школы не выдержал:
– Волков, может, тебе и не надо обратно в строй, оставайся здесь, – с улыбкой сказал он, обращаясь ко мне.
Тем временем начала своё выступление секретарь комсомольской организации, которая зачитала список пионеров, вступающих в ряды комсомола:
– Наш школьный комитет комсомола ходатайствует перед вышестоящей организацией о принятии всех пионеров этого списка в члены ВЛКСМ, – бодро закончила она.
– Витька, – обратился я к Вите Васильеву, – это уже всё, нас приняли?
– Ну, почти всё. Окончательное решение примет районный комитет комсомола.
– Ясно, – с пониманием кивнул я.
В это время объявили об окончании линейки, и мы все потянулись в свои учебные классы.
* * *
Яркий солнечный свет, проникающий через окна, касался наших лиц, дотрагивался до рук, отдавая своё тепло, и нашёптывал, нашёптывал, что уже пришла весна, что на улице тепло и радостно и можно ходить раздетым, что уже скоро можно будет купаться, загорать, играть в футбол. Этот шёпот незаметно завладел моими мыслями. А ведь можно будет просто ничего не делать и наслаждаться жизнью. Скоро длинные каникулы, целых три месяца! От этих мыслей я зажмурился, ещё не веря, что всё это очень близко. Но при воспоминании о том, что оставался ещё целый месяц учёбы в школе, эта близость уносилась в непроглядную даль. Я склонился над своей тетрадкой, перепроверяя свои ответы на задачи по математике. Сегодня у нас контрольная работа за весь год учёбы. Я уже решил все задачи по алгебре и геометрии и, довольный собой, слегка расслабился.
Тихо было в классе. Слышен был только шелест бумаги и шуршание пишущих ручек. Все понимали, что какую оценку получишь по контрольной, такая тебе и цена за твою учёбу в течение года. Конечно, трудно приходилось в последний месяц всем, ведь почти по всем предметам надо было сдавать контрольные работы. Тяжелей всего обычно даются точные науки: математика, физика, химия, ну а рядом с ними – биология, зоология, ботаника. А гуманитарные предметы: история, география, русский язык и литература – казалось бы, намного легче было сдавать, но по ним тоже надо было учить и знать столько, сколько задано в учебной программе.
Вывод напрашивался сам собой: кто хорошо учился и прошёл школьную программу, тот был уже очень образованным человеком. И каждый уже имел большую и прочную базу знаний для дальнейшей учёбы в профессиональных училищах, техникумах, институтах и университетах для приобретения специальных знаний. Огромная наша социалистическая страна, Союз Советских Социалистических Республик, нуждалась в профессионалах своего дела: в каменщиках и плотниках, механиках и сварщиках, мастерах и организаторах производства, бухгалтерах и финансистах, инженерах и научных работниках. И страна наша всё делала для того, чтобы дети и подростки учились, занимались спортом и культурно развивались.
Знал ли я всё это, сидя в классе, погрузившись в свою контрольную работу? Конечно нет. Но мы чувствовали, что нам очень приятно жить и учиться в такой стране, играть в футбол и хоккей, бегать на лыжах, просто находиться среди дружелюбных людей, где нет агрессии, криминала, войн.
Вот и зазвенел звонок, извещая нас о конце урока.
– Всем сдать свои работы, – громко заявила наша математичка Галина Романовна. – Все успели? – спросила она. И, услышав утвердительный ответ, продолжила, собираясь уходить из класса: – Результаты получите через несколько дней.
Началась большая перемена, и школьники засобирались в столовую:
– Ты пойдёшь кушать? – спросил меня, выходя из-за парты, мой друг Витька.
– Конечно, – ответил я, и мы быстренько вышли из класса.
Школьная столовая находилась в отдельном приземистом здании. Мы торопливо семенили ногами: надо было успеть и покушать, и поиграть в волейбол, и позаниматься на турникетах или просто погулять по школьной территории, ведь большая перемена длится всего-то сорок пять минут.
Мне очень нравилось кушать в нашей столовой. Попробовать горячий суп, съесть изумительно вкусные котлеты или антрекоты, а в конце ещё и попить сладкий компот было просто блаженством, от чего нельзя было отказываться никак. Горячая пища для детей очень важна. Стране нужны здоровые дети, это все понимали. И, может быть, поэтому стоимость обеда была мизерная – можно сказать, обедали мы почти бесплатно. Тарелочка супа, например, стоила три копейки, котлетка с картофельным пюре – пять копеек, стакан компота – всего две копейки. Итого весь обед стоил десять копеек. А во многих школах, говорили, вообще бесплатно кормили.
Вот и столовая. Подходя ближе, мы уже чувствовали вкусные-превкусные запахи. Внутри было многолюдно, но в очереди никто не стоял. Дело в том, что мы заранее покупали талончики на обед и, приходя в столовую, сразу шли на раздачу. Это здорово экономило время.
– Гена, из Ходарской школы звонили, приглашают нас провести матч по футболу, – сказал торопливо проходивший мимо Вовка Акимов.
Эта новость заинтересовала меня:
– А когда надо ехать?
– В эту субботу.
Я уже понял. Надо срочно известить всю команду, приготовить форму, бутсы, мячик футбольный. Дело в том, что у нас не было специальных спортивных секций, поэтому все организационные вопросы: по подбору команд – будь то по футболу, хоккею, волейболу или даже баскетболу, по организации встреч, по покупке спортивной формы – решались только энтузиастами. Вот этими энтузиастами мы и были: я с Вовкой Акимовым и Петей Харитоновым, вратарём нашей команды.
– Петя, свои вратарские перчатки не забудь, – сказал я другу, который стоял рядом и слышал наш разговор.
Он кивнул. Недавно брат Пети привёз из города специальные футбольные вратарские перчатки и подарил их ему, чем мой друг очень гордился.
Так, попутно решая вопросы о предстоящей встрече, мы вместе и пообедали. А пообедали мы, как всегда, очень вкусно. Тут Витька Васильев заторопился обратно в класс:
– Я пойду, мне нужно закончить стенгазету, – сказал он и быстро вышел из столовой.
В оформлении стенгазет Витьке не было равных во всей школе. Он настолько хорошо писал статьи, притом на любую тему, и так здорово оформлял газету своими рисунками, что многие диву давались. Мне нравилось дружить с Витей, может, поэтому мы сидели в классе за одной партой с первого класса. Мы оба учились очень хорошо, но у нас были совершенно разные интересы. Я мог всё своё свободное время заниматься разными видами спорта: футболом, хоккеем, бегом на лыжах, шахматами и шашками. Ну а Витька больше любил заниматься тем, что писал стихи, сочинял сказки, готовил разные статьи для газет и журналов. Но при этом мы довольно хорошо дополняли друг друга. Частые занятия спортом дали свои результаты: я был довольно крепким юношей в свои четырнадцать лет. Ну а Витьке это не грозило, он по-своему смотрел на мир. Приходилось даже иногда заступаться за своего друга, когда пацаны из других деревень начинали задирать его. Я это делал с удовольствием. Нет, я не был драчливым, но никогда не уклонялся от покачивания мускулами, когда надо было защищать слабого. Так получилось, что это осталось моей привычкой на всю жизнь.
Мы не торопясь вышли из столовой. Нам не надо было спешить, как Витьке. Так же, не торопясь, смешались с резвящейся толпой учащихся.
* * *
Ур-р-а-а-а!!! Наконец-то начались каникулы! Месяц был очень трудным, но мы прошли его, так сказать, с честью. Все контрольные были сданы на «хорошо» и «отлично». Некоторые из класса нахватали троечек тоже, но это уже не имело значения.
Радость от нахлынувшего счастья не имела границ. Наконец-то наступил тот день, когда не надо было бежать в школу, и наконец-то наступило настоящее лето! В такое время в городах школьники едут в пионерские лагеря, ну а мы полностью были предоставлены самим себе.
С утра пораньше приехал на велосипеде Вовка Акимов:
– Генка, в деревне у нас поселились студенты из чебоксарского университета. Это студенческий строительный отряд. Они хотели бы устроить с нами футбольную встречу. Как на это смотришь?
– Конечно да! – я засиял от радостного возбуждения.
Мы быстро собрались, сели на велосипеды и рванули вниз по деревне. Около месяца назад у нас уже был футбольный матч с командой Ходарской средней школы. Тогда мы проиграли, несмотря на все старания. Нам никто не рассказывал, что у соперника есть настоящая футбольная секция и настоящий тренер. Для нас было большим и неприятным сюрпризом видеть, как легко проходили их атакующие линии наших защитников. Уже потом, на нашем футбольном поле, по памяти продублировав все их передвижения, мы многое перенимали у соперников и добавляли в наш скудный арсенал. Так и возрастало наше мальчишеское мастерство.
Найти студентов и договориться с ними о проведении матча не составило труда. И вот на следующий день в назначенный час вся наша команда в полном составе собралась на футбольном поле. Вокруг собралась внушительная толпа болельщиков. Дело в том, что мы ещё вчера расклеили объявления по деревне о предстоящей игре, и это помогло: людей собралось много.
Вот и студенты. Одетые в форму студенческого строительного отряда песочного цвета с красивыми нашивками «ССО», они мне казались пришедшими из космоса. Уже почти взрослые юноши и девчата, в такой красивой одежде очень приятно отличались от всех остальных собравшихся болельщиков. Я думаю, не только у меня одного зародилась мысль в недалёком будущем стать таким же, как и они.
Просвистел свисток арбитра и началась игра. Студенты были на голову выше нас, ведь им было уже восемнадцать-девятнадцать лет, ну а нам исполнилось всего четырнадцать-пятнадцать. Они стали довольно агрессивно атаковать, но мы были изворотливее. Сказывалась наша командная сыгранность и частые футбольные баталии с командами из соседних деревень и разных школ в нашем районе. Одна из наших атак завершилась назначением углового штрафного удара.
– Вовка! – крикнул я Акимову. – Подай угловой!
Я знал, что у Вовки сильный, поставленный удар и он может, когда нужно, точно пробить мяч куда надо. Много игроков с обеих команд собрались на штрафной площадке у ворот студентов. Я жестом показал Вовке, что буду идти на мяч. Это был мой излюбленный приём. Вовка понял меня правильно, разбежался и ударил по мячу и точно выложил мяч на середину штрафной площадки. Я видел, как многие игроки стояли и ждали прилёта мяча, а я, используя это время, быстро рванул на то место, куда он должен был прилететь. Приём удался: я первым успел к мячу и точным ударом головой отправил его в ворота противника. Один ноль. Мы повели в счёте.
Но студенты и не думали сдаваться и в атаке за атакой наваливалась на наши ворота. Несколько ударов по воротам изрядно поволновали нас, но наш незаменимый вратарь Петя Харитонов, как всегда, спасал наши ворота от неминуемого гола. Но вот ещё удар, ещё – и мяч влетел в наши ворота. Один один. Счёт стал равным.
Мы начали играть на контратаках, и одна из них закончилась назначением штрафного в ворота команды студентов. Разыграть его предстояло почти рядом со штрафной площадкой в центральной ее части. Так как я был центральным нападающим, команда доверила пробить штрафной именно мне. Я долго устанавливал мяч на место удара, попутно продумывая, как я буду бить. Решение пришло довольно быстро: сделаю кручёный удар. И вот я разбежался и довольно сильно ударил правой стороной ступни по левому краю мяча. Мяч сильно закрутился и полетел сначала в левый угол ворот. Я видел, как вратарь кинулся влево, но мяч плавно начал уходить в другую сторону и, обогнув жидкую стенку из трёх игроков, влетел в правый угол ворот. Наши болельщики от удивления все замолчали, и только одобрительный шум пронёсся между ними.
Два один. Мы повели в счёте и начали наседать на противника, устраивая атаку за атакой. Вот и Вовка Акимов отличился: он получил пас, легко и технично обработал верховой мяч недалеко от ворот студентов и, развернувшись, отправил мяч в ворота точным ударом ноги.
Это был интереснейший матч. Со счётом три один наша команда выиграла. Ещё долго потом мы обсуждали эту игру, выуживая из памяти всё новые и новые обстоятельства нашей победной игры, и, довольные, шумно причмокивали.
* * *
С наступлением лета для жителей деревни приходит хлопотная пора. Работы прибавляется настолько, что только успевай. Как правило, родители утром встают уже в четыре утра и целый день на ногах, аж до девяти вечера. Рано утром надо подоить корову и отправить с пастухом пастись в ближайший лес, покормить скотину, убраться в хлеву и на подворье, приготовить завтрак для всей семьи и выйти в огород, где работа не заканчивается до глубокой осени. По закону советской власти каждое подворье в деревне имело участок земли на пожизненное пользование размером почти в половину гектара – 0,4 гектара. Сказать, что это был очень хороший закон, – это ничего не сказать. Это было грандиозное законодательное творение Совета народных депутатов и правительства в деле социального устройства жизни и быта сельских жителей страны, ведь деревни давали Родине огромный потенциал людских ресурсов, действительно свободных и образованных людей.
Всё, что выращивалось на этих участках, уходило на семью, а всё лишнее сдавали государству или продавали на рынках, создавая при этом ещё один дополнительный приток съестных припасов для страны. Люди напрочь забыли о тех послевоенных голодных годах, когда приходилось просто выживать физически. Естественно, жители деревни уделяли много времени и внимания своему участку земли как основному источнику своего благополучия. Вовремя посеять траву для заготовки корма для скотины, вовремя посадить картошку, разбить грядки для овощей, постоянно приводить в порядок фруктовый сад было делом неукоснительным, и, как правило, вся семья принимала в этом активное участие. Мы, детвора, уже с малых лет знали, как окучивать картошку, как сажать лук, помидоры или морковь, как пасти коров и овец, как ухаживать за лошадьми, как доить корову, и многое, многое другое.
Наша помощь, оказанная родителям, возвращалась нам в виде достаточного урожая овощей и фруктов, молока и мяса, в виде испечённого дома хлеба и так далее. А как всё это на самом деле происходило, расскажу-ка я вам, дорогие мои читатели, на примере нашей семьи.
Семья наша, как и многие другие семьи в деревне, была довольно большой – восемь детей: три брата и пять сестёр. Папа много лет работал в нашей школе директором, а теперь просто преподавал географию и историю. Мама была домохозяйкой, потому что ухаживать за детьми, работать по домашнему хозяйству и после этого ещё работать где-то и кем-то просто не было возможности. В семье я был самым младшим, но тем не менее мне доставалось больше всех. Это отчасти оттого, что я был самым активным.
Подоить корову, подремонтировать ограду, покрасить крышу дома, разбить грядки на участке было делом обычным. Конечно, такая помощь очень облегчала жизнь нашим родителям. Помимо домашних работ, все жители деревни, по мере необходимости, обязаны были выходить на колхозные работы. В основном это были сезонные работы: посадка картофеля, овощей, сенокос, а ближе к осени – уборка овощей на полях, фруктов в колхозном саду, работа на току и много других разовых работ.
Колхоз – это коллективное хозяйство. Наша деревня и ещё три ближайшие были объединены в один колхоз, и назывался он «Вперёд». Все земельные участки, поля, угодья, озёра и пруды, все животноводческие фермы принадлежали, в определённых границах, нашему колхозу, то есть нам, жителям этого колхоза. Государство давало землю в бессрочное пользование, ну а колхоз брал на себя обязательства по правильному и своевременному возделыванию этих угодий и долевому возврату государству результата своей работы в виде зерновых запасов, овощей и фруктов, молока и мяса, яиц и многого другого.
Конечно, мы, дети тех времён, не всё понимали, как это всё обустроено, а сейчас, по прошествии многих лет, я считаю, что создание колхозов в деревнях было выдающейся идеей государства, воплощённой на практике.
На колхозные работы выходила в основном молодёжь. Бригадиры заранее оповещали людей, на какие работы выходить и сколько человек потребуется. Ну а пока лето только начиналось, поэтому на полевые работы и на сенокос ещё рановато было выходить. А люди, не теряя времени, в основном трудились на своих участках с утра и до вечера. А на полях работали только механизаторы – шла весенняя пахота.
Ещё вчера мама попросила меня выкопать грядки, а сегодня я, уже вооружённый лопатой и граблей, стоял на участке, примеряясь к предстоящей работе. Весенние запахи и жужжание пчёл в саду просто сводили меня с ума. Сразу после войны отец посадил большой сад, который занимал ровно половину приусадебного участка. Теперь яблони, которых было не менее пятидесяти, выросли так, что мы могли свободно лазить по ним. В саду много было и других плодовых деревьев: груши, вишни, смородины. Между деревьями стояло пятнадцать пчелиных ульев – папина гордость. Мы собирали с них очень много мёда каждое лето.
Тихо переговариваясь, подошли с лопатами две мои старшие сестры, Лиза и Галина:
– Ну что, братишка, в команду возьмёшь? – спросила Лиза, одарив меня своей красивой улыбкой.
– Конечно возьму. Я тебя ещё и командиром назначу на время своего отсутствия.
Шутка моя понравилась сёстрам, и они разом захохотали. Начинать работу с хорошим настроением всегда приятно, так и дело ладится. До полудня мы успели выкопать все шесть грядок, сделали между ними межи, прочесали граблями готовые грядки и, довольные своей работой, потянулись к дому.
Становилось жарко. Наш дом, построенный из деревянного сруба, был довольно просторным и располагался прямо в середине деревни на возвышении. Папа, может быть, каким-то чудом догадался, что у него будет много детей, и, когда собрался построить дом, решил поставить пятистенок. Ну, чтобы понятней было: использовал сразу два сруба на дом. Получалось, что у дома есть ещё и пятая стена – перегородка между двумя срубами, разделяющая дом на две просторные половинки.
Мама уже приготовила обед и ждала нас. Мы заранее попросили её сварить наши любимые вареники с творогом. Мама делала их бесподобно вкусно. Вареники – это такие небольшие пирожки с начинкой из творога и с зелёным луком, сваренные в кипящей воде.
– Ай какие молодцы, так быстро справились, давайте мойте руки и за стол. Люблю я вкусно кормить тех, кто хорошо работает.
Так, быстро поговаривая, так же быстро она накрыла на стол, разложила по тарелочкам наши вареники.
– Мама, а можно я съем все вареники, я такой голодный, – пошутил я.
– Ты начни с одного, а там видно будет. Голодный глазами ест, – смеялась мама.
Наша мама была уникальная: у неё, казалось, никогда не сходила с лица добрая улыбка. Она родила десять детей. Двое умерли в младенчестве, а восьмерых нас вырастили. Надо было восстанавливать в стране огромные людские потери, происшедшие за годы кровопролитной войны. Это было одной из основных линий правительства в послевоенные годы. Власти как могли поддерживали многодетные семьи. У мамы было много орденов и медалей от советского правительства, и среди них – орден «Мать-героиня».
Уверен, что вырастить такое количество детей в городских условиях вряд ли возможно. Продуктами питания из магазина трудно накормить такую большую семью, да и, в общем-то, в деревне мало кто ходит в магазин. В основном пользуются едой домашнего производства и домашнего приготовления. Помимо того что у каждой семьи был приусадебный участок, держали ещё и скотину. Обычно это корова, одна или несколько свиней, пара овец или коз, десяток куриц и дюжина гусей или уток.
Главнее всего иметь корову. Сразу решаются все вопросы снабжения семьи основными продуктами питания. Это и молоко, и кефир, и творог, и сметана, и масло, и сыр домашний. Всё это натуральные продукты высочайшего качества – домашнего. Даже в слове этом чувствуется что-то тёплое и надёжное.
Хлеб мы пекли дома, ну а что греха таить, даже водку, коньяк и разные настойки были домашнего приготовления. Все съестные припасы хранили в подполе. Чтобы было понятно: когда строят дом, пол внутри дома стелют на уровне полтора–два метра выше от основания, и под полом получается большое тёмное и прохладное помещение, в котором и хранят продукты. Очень интересно было бы заглянуть туда осенью, после уборки урожая. Я с удовольствием расскажу вам сейчас, что там хранится.
Самое главное – это картофель, второй хлеб. Его так много, что хватает до следующего урожая. Около сорока ящиков яблок – сад-то у нас большой. Далее: кадушки с мочёными яблоками, квашеной капустой, солёными огурцами, кадушки с грибами – обязательно с опятами и груздями, и моё любимое – кадушка с мёдом. Вот и большие банки с разными вареньями: вишнёвым, яблочным, сливовым, смородиновым, крыжовниковым. Всего этого нам хватало аж до следующего лета. Возникает вопрос: а у всех ли был такой разносол в подполе? Конечно у всех. Потому что всё это рукотворное: делай, твори, только не ленись. Лень убивает в человеке изначально созданное Богом, творца себе подобного. Поэтому, вспоминая наш дом, большую семью нашу, я очень благодарен нашим родителям, что они создали для нас такую вот полную жизнь в достатке и воспитали в нас трудолюбие. Конечно, мысли быстро текут дальше, и ты переключаешься на более масштабные вопросы: а как там страна, как власть, что в мире творится? Хочу сказать – нет, не сказать, а кричать, кричать на весь мир, что советская власть была лучшей в мире и в истории человечества властью, созданной народом и для народа, где человек действительно свободен, свободен от денежной власти, свободен в выборе профессии и работы, свободен от ханжества чиновников, разросшихся по всему миру, от кабалы банковской системы, от коррупции неимоверных размеров. Да, нам действительно очень легко дышалось, и мы знали, что наше будущее находится за семью замками и строго охраняется советской властью от всех любителей жить за чужой счёт, от внедрения капиталистического миропорядка, абсолютно чуждого самой природе духовного развития человека и общества, в котором он обитает.
* * *
Утро летнего дня только разгоралось, когда возле нашего дома остановилась запряжённая в повозку лошадь. Ярко разукрашенная ленточками сбруя и дужка с колокольчиками да небольшая группа молодых парней, сидящих на повозке, говорили о том, что опять кого-то провожают в армию. Мама с любопытством взглянула в окно: кого же на этот раз забирают служить?
Тут в сенях послышались быстрые шаги, и в дом буквально ввалились двое парней. Я узнал их. Мой двоюродный брат Юрка и его друг Василий. Прямо с порога начали скороговоркой объяснять происходящее:
– Генка, послушай, Василий получил повестку явиться в военкомат для отправки в армию, – Юрка кивком головы показал на Васю, – надо будет проводить как положено. Мы всё уже организовали, только вот у нас гармониста нету. Мы знаем, как хорошо ты играешь на гармошке, и очень просим помочь нам.
Парни немного сконфуженно смотрели на меня. Тут вмешалась мама:
– Но он ведь ещё маленький для таких серьёзных дел, это даже неприлично ездить со взрослыми парнями по гостям.
Но Юрка не сдавался.
– Полина Семёновна, Вы посмотрите на своего сына, он уже нас догнал по росту, а в физическом развитии даже обогнал. Да и на гармошке играть больше некому.
Видимо, эти доводы убедили маму:
– Ну, что, сынок, поможешь ребятам, сам-то как думаешь?
– Конечно помогу, – утвердительно махнул головой, – ты же знаешь, я не пью, и тебе незачем беспокоиться.
В свои пятнадцать лет я даже и не думал пить вино или что покрепче, мама об этом знала, но, видимо, побаивалась, что я не устою перед обильными угощениями, которыми обычно потчуют на проводах в армию.
– Тогда ладно, поезжайте.
Я быстро собрался, прихватил папину гармошку, и мы все трое расселись на повозке. Лошадь медленно двинулась с места и, управляемая крепкими руками ездока, ускорилась в сторону дома, где жил Вася.
В деревенской жизни традиции сохраняются гораздо дольше. У разных национальностей они разные, но все вместе составляют объёмный колорит жизненно важных процессов такой многонациональной страны, как СССР. Одну из таких традиций, которая сохранилась в наших деревнях, я подробно вам, дорогие мои читатели, и опишу.
Многие, наверное, знают, что в СССР все молодые парни, достигшие восемнадцатилетнего возраста, призывались в армию. С того самого момента, когда молодой человек получал повестку и в назначенный час приходил в военкомат, и начиналась его служба в Советской Армии. И он уже не мог вольно распоряжаться своим временем. Теперь юноша уже солдат срочной службы на целых два года. Все понимают: служба солдатская не мёдом мазана, она довольно трудная даже в мирное время, не говоря уже про военное, когда не знает никто, провожая в армию своего друга или сына, мужа или отца, своего любимого, придётся ли увидеться ещё раз в этой жизни. Поэтому проводы в армию воспринимаются близкими людьми очень серьёзно и исполняются с соблюдением всех традиций.
Уже к полудню все приготовления к проводам были закончены. Запряжённая в лёгкую повозку тройка лошадей нервно топталась во дворе, ожидая нас. Наконец-то, после напутствия родителей, группа близких друзей Василия уселась на повозке, на которую специально наложили побольше сена для удобства. На задней части повозки была встроена удобная для сидения мягкая скамейка, куда сели Вася – посередине – и два ближайших друга – по разные его стороны. Посередине повозки поудобней уселся и я с гармошкой. Тут большие дубовые ворота распахнулись, и мы выехали со двора. Колокольчики на дужке, разноцветные ленты на сбруях, Василий с белыми широкими полотенцами с вышитыми широкими орнаментами на концах и пританцовывающей походкой стремительно движущаяся тройка создавали впечатляющее и волнующее зрелище. Чувство радости и какого-то праздника, смешанное с осознанием серьёзности проводимого мероприятия, некоторое сожаление проскакивающей галопом юности и вонзающееся во взрослую жизнь через порог служения Отечеству, наверное, испытывали не только мы, юноши, но и все жители нашей деревни, провожающие нас добрым, тёплым взглядом. Я заиграл переливисто на гармошке, и тут же вся группа парней подхватила начатую мною традиционную для таких случаев песню. Песня, похожая на слегка замедленную русскую частушку, залихватски поплыла перед нами, зазывая на улицу всё больше и больше людей:
Эх, прощай, папа, прощай мама,
Я уеду далеко,
Где советские ракеты
Роют землю глубоко.
Эх, из приёмной вышел мальчик,
Сел на серого коня,
Шапку скинул, сам заплакал:
«Прощай, родина моя».
По традиции в тех домах, где жили родственники призывника, или просто близкие друзья, или люди, которые хотели проводить солдата у себя, широко раскрывали большие ворота, приглашая войти в дом. И вот, когда мы уже с громкими песнями под гармошку с бубенцами проехались по всей деревне и повернули обратно, начали распахиваться ворота одни за другими. Наш ездовой тут же направил коней в ближайшие распахнутые ворота и залихватски заехал во двор. Хозяева чинно пригласили нас в дом и посадили за стол, уже накрытый к нашему приходу. Начались тосты и угощения, потом, как всегда, пляски народные под гармошку и прощальная песня, где все присутствующие обнявшись поют душевную, грустную песню о прощании солдата с родными.
Так мы за день объехали всю деревню и только к вечеру вернулись обратно к Василию домой. Конечно, угощений за день было много, но ребята выдержали и пьяных даже не было.
На следующий день, в день отъезда Васи, наверно полдеревни собралось у околицы. Накрытые столы, празднично одетые женщины и молодёжь, песни и пляски под гармошку, задушевные песни, льющиеся из магнитофона, – всё это передавало праздничный настрой немножко с грустинкой.
Я стоял и смотрел, охватывая разом собравшихся людей. Все они были мне очень близкими и родными, как моя родная семья, и я знал, что мне тоже когда-то, и очень скоро, так же придётся попрощаться со всеми и, как выросший птенец, вылететь из родного гнезда. К сожалению, законы жизни диктуют нам свои условия, не я первый, не я последний.
* * *
Лето было в самом разгаре. Тёплые солнечные дни давали свои плоды, и всё кругом зацвело, зазеленело, благоухало. Колхозные луга и пастбища проросли травой так, что были взрослому человеку по пояс. Мы понимали, что приходит очень волнующая и ответственная пора в деревне – пора сенокоса. Ведь в какое время покосишь траву, такую сочность и получишь, что очень важно при кормёжке коров в зимнее время. От этого зависят надои молока. Если с сенокосом опоздать на пару недель, то трава будет более грубой и горькой, из-за чего и сено получится не очень высокого качества.
Конечно, колхозное начальство понимало, что опаздывать с сенокосом нельзя. Ещё вчера наш бригадир, Александр Быков, проехался верхом на лошади по всей деревне, предупреждая жителей, что завтра начинается сенокос и всем надо собраться рано утром на околице.
Услышав эту новость, я тут же побежал к своему самому ближайшему другу Гере, чтобы вдвоём подготовиться к завтрашнему дню:
– Герка, доставай косу, завтра пойдём на луга, сенокос начинается! – прямо с порога заорал я.
– Неужели дождались, радость-то какая! – съехидничал Герка, идя мне навстречу. Но видно было, что он всё же рад этой новости. – Коса-то готовая, но отбивать некому.
– А я на что? Свою я уже отбил, показал папе, и он даже похвалил. Давай бери косу и пойдём ко мне, там у меня есть все инструменты.
Сказано – сделано, через час я уже протягивал Герке отбитую косу.
– И где ты только успел научиться? – удивлённо рассматривая косу, промолвил он, всё ещё недоверчиво приподнимая свои плечи.
Герка был годом старше меня и уже закончил восьмой класс и собирался поступать в училище торгового флота. Наши дома в деревне стояли прямо напротив. Может, поэтому мы были с ним друзьями с самого малолетства. Ещё три года назад, когда мне было двенадцать лет, мы с Геркой первый раз пошли на сенокос на колхозные луга. Очень тогда удивлялись взрослые: «Сами вроде малявки, а покос у них шире, чем у взрослых женщин». Эти замечания нам очень нравились, и мы старались ещё больше.
Нам уже тогда было известно, что хорошо отбитая коса – это половина успеха. Но в деревне было всего-то несколько мастеров в этом деле. Просить каждый раз кого-то отбить косу было неудобно, и я решил однажды научиться этому сам.
Хорошо, что мой папа был очень рукастый и мог довольно ловко и мастерски отбить косу. Нужен был специально заострённый молоток, которым отбиваешь лезвие косы по всей длине на глубину не более двух миллиметров, надо хорошо рассчитывать – чисто интуитивно – силу удара и, многократно стуча по одному и тому же месту, распластать металл в тоненькую острую пластину. Если неправильно отбить, он пойдёт волнами и лезвие будет с зазубринами. Ох и намучаешься тогда с такой косой. Всё тело будет болеть после косьбы.
Ранним утром много людей собралось за околицей, где и начинались колхозные луга. В основном была молодёжь. Парни и девчата не скрывали радости от возможности собираться вместе. То и дело слышался чей-то заливистый смех, кто-то пробовал пропеть куплетик частушки, многие просто оживлённо-радостно разговаривали. Мы все были в восторге от того, что будем работать вместе почти целый месяц, пока не скосим всю траву и не уберём высушенное сено. Сенокос – это кульминация состояния души деревенской жизни. Поэтому, наверное, мы с Геркой ещё в подростковом возрасте влились в этот восторженный мир, мир добра и радости с запахами скошенной травы, сухого сена, с колосящимися полями, с пением птиц и жужжанием пчёл, со взглядами девчат, украдкой брошенными, как бы невзначай.
Вот и бригадир появился. Привёз с собой на повозке флягу в целых пятьдесят литров прохладной колодезной воды. Люди тут же потянулись за водой – кружка воды лишней не будет.
– Кто с похмелья, тому без очереди, – пошутил наш бригадир. – Пейте, пейте, я потом ещё привезу.
Так, шутками-прибаутками народ постепенно начал становиться друг за другом на покосы, и пошло раздолье. Мигом стихли все разговоры, только слышен был синхронный звук железных кос, режущих луговую траву, ещё мокрую от утренней росы. Вжи-и-ик, вжи-и-ик! – ох как приятно слушать эту музыку лета, наполняющую душу какой-то непонятной радостью и в то же время некоторой грустью от понимания соединения настоящего времени с долгим прошлым, что из года в год веками повторяется.
– Генка, не отставай! – крикнул мне Герка.
Мы оба шли двумя широкими покосами друг за другом. Эх, удаль молодецкая – посторонись! Наши косы в привыкших к ним руках то взлетали, то вонзались в густую массу зелёной травы, вовремя огибая небольшие муравейники, встречающиеся на пути.
– Я-то не отстану, ну а всё-таки пора бы и передохнуть, – я стёр с лица крупные капли пота.
– Перерыв! – громко объявил своим задорным голосом бригадир.
Это объявление было вовремя. Все как подкошенные попадали на свежескошенную траву. Ох, как же это здорово – поваляться на душистой травке! Я лёг на спину и растянулся во весь рост, давая расслабиться мышцам и всему телу.
– Как же хочется послушать разные истории!.. – вдруг прервала всеобщее молчание Галина, моя двоюродная сестра, своими красивыми глазами обводя сидящих рядом. Галина была кумиром нашей деревенской молодёжи. Прекрасная певица, танцовщица, с изумительным станом и красивым лицом, она была необыкновенно очаровательной девушкой.
– Игнат, начни первым, у тебя хорошо получается, – продолжила она, обращаясь к моему соседу по дому Игнату. Мы все знали, какой он сказочник и весельчак, и народ тут же с интересом засуетился.
– Давай, давай, Игнат, вспоминай, пока молодой да красивый, – подшучивали женщины.
Игната не надо было просить дважды. Симпатичный коренастый парень, с твёрдыми рабочими руками, а лицом похожий на знаменитого киноактёра Никулина, мог часами рассказывать разные байки и небылицы, от серьёзных и даже страшных до таких весёлых, что люди смеялись до икоты.
– Это было давно, – начал Игнат. – Женщины из нашей деревни пошли на сенокос довольно далеко на лесные луговые поляны, ну, вы знаете, где за песчаными холмами вдоль речки тянется заросшая во многих местах ивняком долина…
Все знающе закивали головами.
– И среди них были моя бабушка и Генкина бабушка, которые и рассказали эту историю. Косили они до самой темноты и остались ночевать в двух шалашиках, построенных ещё днём. Поужинали уже в лунных сумерках и улеглись спать. Вдруг из темноты послышался звук лязгающего металла. Звук постепенно приближался и уже был почти рядом, и это заставило некоторых выглянуть наружу. Недалеко от испуганных женщин по лесной дороге ехал всадник. Одет он был в кольчугу, а на голове был железный остроконечный шлем. Ноги в невысоких кожаных сапогах прочно держались в стременах. Всадник был вооружён луком со стрелами, которые были в колчане за спиной, и кривым мечом, висевшим на боку. Он медленно покачивался в такт лошадиному шагу и не проявлял никакого интереса к окружающему миру. Так и постепенно исчез в темноте. Испуганные женщины долго ещё слышали удаляющийся металлический звук и до утра не сомкнули глаз.
Так Игнат закончил свой рассказ, а все слушатели сидели, затаив дыхание и переваривая услышанное, вновь и вновь возвращаясь к рассказу.
– Подъём! – резкий окрик бригадира вернул нас к действительности. Все засуетились, вновь принимаясь за работу. Надо было быстрей забыть пугающий немного рассказ Игната. Так вот, то работая до пота, то слушая разные байки, мы и закончили первый день сенокоса. Перед уходом домой, когда солнышко шло к закату, я оглянулся на наши луга со скошенной травой, которые заполнялись новым, вечерним ароматом, и вспомнилась мне красивая песня, которую я недавно пробовал сыграть на гармошке:
Месяц спрятался за рощу,
Спят речные берега.
Хороши июньской ночью
Сенокосные луга.
* * *
Если сказать, что школьные годы пролетают быстро, как обычно говорят все, то это ничего не сказать: они просто проносятся, как снежная лавина с высоких гор, напористо, в бешеном темпе, увлекая с собой тебя, твоих друзей в ритм приобретения новых познаний, в круговорот новых событий, к новым свершениям. Только что начал ходить в школу, а теперь уже и заканчиваю.
Правда, оглядываясь назад, начинаешь ощущать длительность этого полёта. «Нет, наверное, всё-таки не как снежная лавина, – подкрадывается в сознание, – а чуть помедленнее, ну, как табун лошадей, идущих на водопой медленной рысью». Начиная просматривать в своих воспоминаниях школьные годы, с удивлением обнаруживаешь огромное количество уже порядком забытых, когда-то казавшихся обыденными, разных маленьких и больших происшествий.
Очень хорошо помню, как родители собирали меня в первый класс. Одели в костюмчик чёрного цвета, белую рубашку, небольшого размера соломенную шляпу, а в довесок к этому наряду вложили блестящую папину авторучку в нагрудный наружный карман костюма. Тогда ещё в школах ученики не носили школьную форму, ставшую обязательной позже, и мой наряд, естественно, вызвал живой интерес. Меня тут же обозвали Профессором, и это прозвище держалось аж до четвёртого класса, пока я не спел со сцены клуба на одном из школьных концертов песню «Орлёнок», после чего мне дали новое прозвище – Орлёнок.
А вот ещё, уже во втором классе, на перемене заигрались в партизаны: в занесённом снегом школьном саду выкопали пещерку в снежном сугробе и просидели там почти половину следующего урока. Естественно, следующую половину пришлось простоять у классной доски за такую провинность. Такая же участь постигла нас, когда в третьем классе на большой перемене сходили искупаться на ближайший пруд и пропустили почти весь урок. Казалось, гнев нашей учительницы, Анастасии Михайловны, не будет иметь границ, но всё как-то и это пережили.
Начальная школа, с первого по четвёртый класс, находилась в нашей деревне и занимала небольшое старое здание. Вокруг школы, на участке почти в гектар, был настоящий дремучий фруктовый сад, в котором мы чувствовали себя очень привольно. Поиграть ли в войнушку, прятки, или просто собирать фрукты и ягоды – всё это нам позволялось.
С переходом в пятый класс многое изменилось. Туванская средняя школа находилась в соседнем селе, и нам приходилось каждый день совершать довольно длинные пешие переходы длиной в три километра и столько же обратно. Всё стало гораздо серьёзнее. Мы повзрослели и стали активными участниками разных мероприятий, проводимых в школе.
К концу учебы в пятом классе мы довольно успешно освоились в новой для нас Туванской средней школе. Только что прошли майские праздники, 1 Мая – День солидарности трудящихся и 9 Мая – День Победы. Если на праздник 1 Мая вся школа собиралась на торжественную линейку с выносом флага школы, концертной программой школьной самодеятельности, а после на всеобщее чаепитие с разными сладостями, то День Победы праздновался более грандиозно. На митинг в честь Победы над фашизмом, самым бесчеловечной идеологией в истории человечества, были приглашены все ветераны-фронтовики наших деревень, все родители учеников, представители местных и районных администраций.
Так было и на этот раз. Вот внушительная колонна с красными флагами, где ядром колонны были пионеры в ярко-красных галстуках и отдельные группы старшеклассников в военной форме, под барабанную дробь и песни военных лет двинулась к парку Победы. Много, много людей, помимо приглашённых, собралось в парке Победы на митинг. Невозможно передать те волнительные чувства от всего происходящего, ту радость людей от Победы в той кровопролитной войне и вместе с тем и большую скорбь от тяжёлых утрат. Лица мальчишек и девчонок то радостно сияли от восторга в лучах весеннего солнца, то грустно тускнели от слов выступающих. А кульминацией всего праздничного митинга был оружейный салют в честь Победы. Бывшие фронтовики выстраивались перед памятником погибшим на войне и давали залп из охотничьих ружей несколько раз, приводя в восторг всех собравшихся, особенно нас, мальчишек. А потом было праздничное гуляние с накрытыми столами, песнями и танцами под гармошку. То чувство патриотизма, та спаянность общества и дружба народов, людей всех национальностей в огромной нашей стране, в СССР, складывались именно на таких мероприятиях, как наши весенние майские праздники. И даже через многие годы, уже во взрослой жизни, мы с большой теплотой вспоминаем наше советское время и испытываем чувство благодарности за то, что принадлежали той благородной, в прямом смысле этого слова, эпохе, эпохе социализма, которая рождала знаменитых ученых, докторов, писателей и поэтов, деятелей искусства, героев труда во многих областях науки и в освоении космоса, эпохе, где ценилось стремление быть полезным обществу, стремление учиться и достигать совершенства, где получение грамоты за отличие, этого кусочка бумажки, ценилось гораздо больше, чем денежное вознаграждение, где небольшой значок “Ударник коммунистического труда”, закреплённый на лацкане твоего пиджака, возносил тебя до небес чувством гордости за себя. А что касается нас, детей того советского общества, мы как губка впитывали в себя все достоинства народа: быть верным и правдивым, добрым и отзывчивым, храбрым и справедливым. И эти слова никогда не были для нас пустыми. Быть октябрёнком, пионером и затем комсомольцем – вот это и есть базовая поддержка нашей страны в деле воспитания молодого поколения. И это работало, работало с великим достоинством. Спасибо тебе, СССР.
Майские праздники всё ещё продолжались. 19 мая – День пионерии. Как правило, в нашей школе этот день отмечали с большим размахом. Вся пионерская организация школы, а это большая часть учеников, организованно выходила на опушку леса, который начинался неподалёку, для празднования этого дня. Специальная команда из старшеклассников заранее приезжала на определённое место, собирала валежник и сухостой и складывала в одну кучу для большущего костра. А костёр этот так и назывался – пионерский. Некоторые люди говорят, что в этом есть что-то магическое, связанное с историей развития славян и язычеством, а другие кивают на спиритизм, но, так или иначе, нам всё это очень нравилось, и мы, пионеры тех лет, уже с наступлением весны знали и с нетерпением ждали, когда же будет пионерский костёр.
Ещё неделей раньше дежурный по классу Вовка Горбунов подошёл ко мне:
– Ген, завуч школы зовёт нас с тобой к себе в учительскую комнату.
– Что, прямо сейчас? – спросил я настороженно, зная, что в учительскую просто так не зовут.
– Если готов, пойдём сейчас.
В голове у меня пронеслись мысли: если что-то натворил, то лучше узнать раньше.
Мы быстро поднялись на второй этаж в учительскую комнату.
Зоя Александровна встретила нас, как всегда, с доброй улыбкой, и мой страх тут же исчез.
– Ребята, – обратилась она к нам, – скоро будет пионерский костёр, и нам нужны барабанщик и горнист. Мы знаем, что вы смелые и боевые мальчишки, поэтому наш выбор пал на вас.
После таких слов отказаться было уже невозможно, и мы оба кивнули:
– Да, мы согласны.
– Вот и прекрасно, – Зоя Александровна открыла шкафчик и достала оттуда неимоверно красивые музыкальные инструменты: золотом поблёскивающий пионерский горн и красного цвета перламутровый барабан. Мои глаза расширились при виде такой красоты, потому что я всегда любил музыкальные инструменты и относился к ним с восхищением и бережно.
– Волков, вот тебе горн, будешь горнистом, а тебе, Горбунов, барабан – будешь барабанщиком. Можете взять инструменты к себе домой, чтобы порепетировать, – и с этими словами она проводила нас до дверей.
Мы, счастливые и довольные таким доверием, вернулись в класс, твёрдо уверенные, что не подведём.
Вот и наступил долгожданный день. На довольно большой поляне у леса выстроилась вся пионерская дружина нашей школы. Пионерские отряды, руководимые своими лидерами, построились и стояли раздельно друг от друга, с развёрнутыми знамёнами, дополненными разными флажками, и были похожи на римские военные отряды – когорты.
Отдельно от всех стояла группа пионервожатых и учителей, в основном классных руководителей, с представителями дирекции школы. У всех собравшихся, включая взрослых, на шее были завязаны отутюженные яркие красные галстуки. Командиры пионерских отрядов – лидеры каждого класса начали церемониальные доклады, похожие на чёткие рапорты командиров военных подразделений, о том, что их отряд для разведения пионерского костра построен. Как только закончился последний доклад, прозвучала команда о выносе знамени школы.
И тут я заволновался: нелёгкое это дело – играть на горне, да ещё и на ходу, но недельная подготовка дала свои плоды, и я заиграл на горне пионерский марш с такой силой, что многие заулыбались, восторженно переглядываясь. Группа знаменосцев шла торжественно под аккомпанемент моего горна и под барабанную дробь Вовки Горбунова, идущего рядом со мной, печатая шаг.
И вдруг произошло неожиданное: на пути возник небольшой муравейник, и Вовка споткнулся. Все ахнули. Но Вовка, перелетев через голову, быстро встал на ноги, как натренированный боец, – сказалось наше частое участие в футбольных баталиях, – и, как ни в чём не бывало, продолжил движение, барабаня изо всех сил.
Потом были традиционные выступления докладчиков о целях и задачах пионерского движения советской молодёжи. И вот наконец-то наступила кульминация – момент, когда надо было зажечь пионерский костёр, который возвышался в центре наших построений.
Приготовленная куча веток для костра была такой огромной, что поставили целую группу старшеклассников с факелами для розжига. И вот по команде ведущего все они встали вокруг гигантской кучи, зажгли свои факелы и так же, по команде «Пионерский костёр зажечь!» со всех сторон разожгли костёр. Видно было, как быстро разгорелся огонь, и уже через минуту огромное пламя бушевало над костром. Мы стояли и безмолвно смотрели на огонь, дивясь безмерной его силе, внутренне радуясь тому, что мы – пионеры и мы – участники этого события. Потом начались разные спортивные состязания между пионерскими отрядами, которые закончились только к концу дня. Было очень здорово.
Так, вспоминая свои прошедшие школьные годы, я, ученик десятого класса, всё чаще мыслями возвращался к тем ярким событиям нашей повседневной школьной жизни, и мне становилось всё теплее и радостнее. Вот они, наши хоккейные будни, когда на улице тридцать шесть градусов мороза и школа закрыта, а мы, с сосульками у рта и с раскрасневшимися лицами, ведём настоящую битву на замёрзшем пруду. А вот наша футбольная команда, кто на велосипедах, а кто верхом на коне, несущаяся в соседнюю деревню, в Кумашкино, через лесную дорогу в пятнадцать километров, чтобы провести футбольный матч. Вот они, бесконечные лыжные соревнования на пять, на десять, на пятнадцать километров, в которых я неизменно участвовал и, как правило, занимал первые места. А вот и шахматные баталии, которые часто проводились у нас в школе, как между классами, так и между школами района, а там – и республиканские…
Игра в шахматы – это не просто игра, а настоящая черта характера нашего народа. В эту интеллектуальную игру играли все, от мала до велика, и где угодно – в классе на перемене, в вагоне поезда, в парке на прогулке, на пляже и даже в бане. Я научился играть в шахматы уже в первом классе и через год выигрывал у своего учителя, моего отца; в седьмом обыграл известного шахматиста в нашем округе, учителя физики и математики нашей школы Анатолия Николаевича, на сеансе одновременной игры на шестнадцати досках, которую он проводил; в восьмом классе выиграл районные соревнования и стал участником шахматного турнира среди школьников республики, где и выполнил норматив второго разряда среди взрослых, показав результат в шесть выигранных партий из восьми. Только на моем примере можно судить о том, насколько популярна была игра в шахматы в СССР.
Мои мысли в ускоренном темпе проносились в голове, извлекая все новые и новые эпизоды из моей школьной жизни. Однажды, ещё в начале девятого класса, на большой перемене я зашёл в кабинет директора школы, чтобы обновить список комсомольцев школы. Мне это разрешалось, потому что в это время я был секретарём комсомольской организации школы, а если сказать попроще, то комсоргом, и мне то и дело приходилось бывать в дирекции школы. Андрей Петрович, наш директор, добрейший человек в учительской среде, сидел за своим столом и что-то писал. Я обратил внимание на новый расчехленный баян, который стоял на соседнем столике и призывно сверкал своими перламутровыми зелеными боками:
– Андрей Петрович, откуда такое сокровище? – с неподдельным интересом я подошёл к музыкальному инструменту.
– Да вот новый купили для уроков по пению, ещё и школьные концерты на носу. А что, ты умеешь играть на баяне? – спросил он, видя мой интерес к этому чудо-творению.
– Можно? – спросил я и, не дожидаясь ответа, бережно взял в руки баян. Пальцы привычно пробежались по клавишам, извлекая разные мелодии, потом плавно пошла мелодия песни «Мама, милая мама», которую исполняла всем известная певица Людмила Зыкина.
Я всегда вспоминаю
Домик наш за рекой.
Как живёшь ты, родная?
Ты мне сердце открой.
К нежной, ласковой самой
Письмецо своё шлю:
Мама, милая мама,
Как тебя я люблю.
Я немножко оторвался мысленно от музыки и осторожно бросил взгляд на Андрея Петровича. Он сидел неподвижно, слушая мою музыку и глядя в окно куда-то далеко, и по его щеке медленно скатывалась одинокая слеза. Осторожно поставив инструмент на место, я, смущённый, извинился и медленно вышел из директорского кабинета.
Да, очень трудно нащупать те невидимые струны душевного равновесия человека: иногда хочется передать радость, а передаётся грусть, хочешь поведать о счастливых волнениях, а передаётся что-то неизмеримо больше, только ему известное.
* * *
Ярко голубое небо, уже по-летнему палящее солнце, быстро зеленеющий школьный сад с распухшими плодовыми почками на ветках, всеми цветами радуги цветущие россыпи весенних цветов на клумбах нашего школьного двора – и в один миг погрустневшее здание школы, которое величаво возвышалось над соседними домами, и лица, лица одноклассников, друзей, мальчишек и девчонок, то сияющих от счастья, то грустно озирающихся вокруг, – так мне запомнился последний звонок, церемония, организованная в честь нас, десятиклассников, которые провели сегодня последний день в родной школе. Позади десять лет упорного труда обучения всему тому, что нас ожидает в будущем: от, казалось бы, самых простых умений, как читать, писать, петь и рисовать, и до обладания знаниями высшей математики, физики, химии и биологии.
Последняя для нас школьная линейка и последний звонок. Мы выстроились как на параде на школьном дворе и внимательно слушали наших учителей, обращающихся к нам с напутственными речами. Много душевного тепла и добрых пожеланий было в них, в речах наших учителей, ставших нам за эти годы поистине самыми близкими и родными людьми. Вот вышел к трибуне с заключительной речью и директор школы, наш уважаемый и любимый Андрей Петрович:
– Сегодня я обращаюсь к нашим ученикам, для которых прозвучит последний звонок. Дорогие мои юноши и девушки, мы, весь учительский состав нашей школы, были очень рады быть вместе с вами все эти долгие десять лет и передавать вам знания, которые у нас накоплены, с большим старанием. Я вижу, я чувствую, что наши старания не прошли даром. Многие из вас пойдут учиться дальше и поступят в университеты и институты, чтобы стать инженерами, учёными, врачами, а многие пойдут осваивать разные рабочие специальности. У всех есть большой выбор возможностей, чтобы стать человеком с большой буквы и чтобы не уронить честь и не потерять совесть на вашем долгом пути жизни. Наша великая Родина ждёт вас. Живите, радуйтесь, творите всё хорошее на нашей прекрасной земле. А теперь для вас прозвучит ваш последний звонок в вашей родной школе.
Андрей Петрович закончил свою короткую, но содержательную речь, и тут вышла вперёд, к трибуне похожая на картинку в журнале маленькая девочка-первоклашка с голубенькими глазами и вьющимися золотистыми волосами в белом школьном фартуке со значком октябрят и подняла над собой бронзовый колокольчик. Андрей Петрович, видя, что даже с поднятой рукой она ниже трибуны, быстренько поднял её на руки. И тут громко зазвенел наш последний звонок, звонок уходящего детства, звонок перехода во взрослую жизнь. И так они и стояли вдвоём, девочка-первоклашка и директор, будто символизируя этот переход. А колокольчик всё звенел и звенел, напутствуя нас и открывая нам двери в будущее.
Шёл 1972 год, год великих перемен для всех нас, для бывших уже школяров, зазывая нас в длинное и увлекательное путешествие под названием «жизнь».
* * *
Мерный стук колёс вагонов фирменного поезда Москва – Чебоксары то убаюкивал мои разрозненные мысли, непринужденно отдаляя их, то воспалял опять, терзая моё сознание и не давая спать. Я лежал на верхней полке спального вагона, не обращая внимания на попутчиков. «У них, наверное, всё хорошо, и они счастливы, а мне вот очень горестно», – думал я. Казалось, весь мир отвернулся от меня, и я очень и очень одинок в своей печали. Мне было так стыдно и больно осознавать то, что я, один из лучших учеников нашей школы, не смог поступить в институт. А ведь было всё хорошо и безоблачно. Школьные выпускные экзамены сдал легко и свободно, и в аттестате, которые выдаются каждому ученику после сдачи экзаменов, красовались почти одни пятёрки, за исключением четвёрок по рисованию и черчению. Такие именитые предметы, как математика, геометрия, физика, химия, были для меня как наш родной домашний яблоневый сад, где я знал каждое деревце, и гулял я между разными формулами этих наук довольно свободно, как между этими деревцами. Многие мои друзья из нашего выпуска решили продолжить учёбу в высших учебных заведениях: Витя Васильев в ЧГУ – Чувашском государственном университете, Вовка Акимов – в КГУ, Казанском авиационном институте, Вовка Горбунов в ЧСХИ – Чебоксарском сельскохозяйственном институте… Я решил поступать в МЭИ – Московский энергетический институт на специальность “атомные электростанции и установки”. Хорошо сдал все четыре экзамена: получил в актив две пятёрки и две четверки, в сумме – восемнадцать баллов. Но проходной балл оказался ещё выше, аж девятнадцать. А конкурс из-за наплыва абитуриентов – пять человек на одно место. Вот как стремились молодые люди СССР к инженерным знаниям. Страна наша делала всё возможное, чтобы любой молодой человек мог совершенствовать свои знания. Огромная сеть профессиональных училищ, техникумов, институтов и университетов раскинулась по всей стране, где обучение было полностью бесплатным, а студенты получали ежемесячную стипендию и бесплатное жильё в прекрасно организованных общежитиях. Также государство давало молодому студенту гарантию – трудоустройство после окончания учебного заведения. Поэтому получить среднеспециальное или высшее образование стремилось огромное количество юношей и девушек по всему СССР. Фаворитами, конечно, были инженерные специальности. Вот отчего говорят, что СССР был самой грамотной страной в мире, и это было абсолютной правдой.
А мой поезд всё нёсся вперёд под аккомпанемент железных колёс – тук-тук, тук-тук, – увозя меня обратно из Москвы. Медленно засыпая, я понял одно: что я не стану студентом в ближайшее время и, скорее всего, меня призовут в армию. И тут я вспомнил слова моей мамы, брошенные мельком однажды, но запавшие глубоко в душу: «Гена, знай: кто не служил в армии, тот не человек». Конечно, такое бесхитростное понимание моей мамой, деревенской женщиной, службы по призыву можно оспаривать, но то, что юноши уходили в армию ещё мальчишками, а возвращались обратно крепкими мужчинами с особым пониманием и отношением к жизни и готовыми к любым трудностям, – это чистая правда. И тут меня осенило: у меня появилась новая дорога в жизни, новые планы и новые встречи. Как-то легко стало на душе, и я наконец-то заснул – с едва уловимой улыбкой на губах.
* * *
Последние дни апреля. Незачем описывать всё то прекрасное состояние природы в это время года, которое называется «весна», но так хочется передать те нахлынувшие чувства, возникающие от пробуждения всего окружающего от долгого зимнего сна. Жгучее, яркое солнце на прозрачном голубом небе, сжигающее последние снежные и ледовые остатки в глубоких оврагах, поблёскивающие серебром малые и большие весенние ручейки в лесистых местах и холмистых лугах, шёпотом переговаривающиеся меж собой, и пьянящий своими ароматами воздух – вот оно, пробуждение природы, вот оно, обновление, от которого захватывает дух и сердце наполняется безмерной радостью.
С утра пораньше, взяв с собой небольшой рюкзачок, приготовленный заранее, я сел на свой спортивный, специально сделанный для гонок велосипед «Старт-шоссе» и не торопясь выехал со двора, успев попрощаться с моей любимой сестрой Зиной, которая все ещё стояла у своего подъезда и махала мне рукой, пока я не скрылся за поворотом. Мне предстоял долгий путь. Я решил проехать на своём, уже привычном для меня велосипеде из города Канаш, где я сейчас проживал у своей сестры Зинаиды, до столицы Чувашской Республики – города Чебоксары, который находился на расстоянии около девяноста километров, переночевать там у другой сестры, Тамары, а на следующий день отправиться из Чебоксар в свою родную деревню – Малые Туваны в ста километрах от города. Для семнадцатилетнего парня эта затея, конечно, выглядит довольно авантюрной, и связана она с большим риском, но так уж создан человек, склонный к принятию быстрых решений, не всегда типичных, склонный созидать что-то новое, пробовать, иногда с большим риском для жизни, – в общем, авантюрист в хорошем смысле этого слова и очень похожий на меня. Я неторопливо покатил по улицам города к выезду на шоссейную дорогу: мимо городского парка, мимо железнодорожного и автомобильного вокзалов – навстречу неизвестности.
Почти уже год прошёл, как я приехал в город Канаш после неудачной попытки поступить учиться в Московский энергетический институт. Мне было действительно так стыдно возвращаться в родную деревню, что я решил остаться у Зинаиды. Она с радостью восприняла такое решение, и, посоветовавшись с мужем, предложила мне до призыва в армию поработать на заводе автомобильных запасных частей, который находился неподалёку. Так я стал слесарем по ремонту оборудования. Видя, что я тянусь к разным видам спорта, мой наставник дядя Вася однажды заявил:
– Геннадий, у нас на заводе есть лыжная секция, ты зайди туда в обеденное время.
– Дядя Вася, так у меня лыж хороших нет, – скромно ответил я.
– А ты зайди, зайди, – хитро улыбнулся он.
– Ну хорошо.
Сказано – сделано. В тот же день я уже стоял в небольшом зале лыжной секции. Тренер Георгий Иванович, мужчина лет тридцати спортивного телосложения, после нашей небольшой беседы, быстро поняв, что я не новичок в лыжном спорте, зачислил меня в свою секцию и повёл, как он выразился, на склад, который находился тут же, за большой двухстворчатой дверью. О том, что я там увидел, можно часами рассказывать, захлёбываясь, – чего только не было в этом чудесном хранилище! Такое нельзя было увидеть даже в крупных спортивных магазинах Москвы, и для меня, деревенского мальчугана, это было что-то из сказки, в которую невозможно поверить, и я, затаив дыхание и разинув рот, начал рассматривать эти драгоценности. Вдоль всей стенки рядами стояли в специальных креплениях изогнутые лёгкие беговые лыжи, переливаясь разными цветами, и пристёгнутые к ним палки, сделанные из прочного блестящего металла – титана, в больших сетчатых корзинах хранились волейбольные, футбольные и баскетбольные мячи, на чистых полочках стеллажей лежали боксёрские перчатки, груши и разный спортивный инвентарь, красивые командные спортивные формы, и вот оно – чудо, при виде которого сердечко моё стало колотиться ещё быстрее: это стоящие на специальных подставках гоночные велосипеды «Старт-шоссе» и «Чемпион». Я стал дотрагиваться до них, тут же «примеряя» на себя:
– Если я правильно понимаю, весной сядешь на велосипед? – Георгий Иванович вопросительно посмотрел на меня.
– А можно? Хоть у меня и был в деревне спортивный велосипед, но опыта гонок у меня нет.
– Ничего, опыт – дело наживное, приобретается в бою. У тебя ноги крепкие. А сейчас давай-ка подберём тебе лыжи, а велосипед выбери себе сам.
Так я стал обладателем невиданно шикарных беговых лыж и не менее чудесной гоночной машины под названием «велосипед «Старт-шоссе».
В моё молодое время в нашей социалистической стране правительство и местные власти в лице Советов уделяли огромное внимание развитию спорта в стране, выделяя для этого из бюджета значительные суммы денег многим организациям и обществам, особенно профсоюзным организациям заводов и фабрик. Поэтому занятия любыми видами спорта, даже такими дорогостоящими, как яхтенный или горнолыжный, стоили ни-че-го, то есть были бесплатными, как и бесплатный инвентарь, бесплатное питание, бесплатные поездки на соревнования, бесплатное жильё во время поездок, бесплатные посещения тренировочных баз и лагерей и так далее. Нужно было только желание молодого человека заниматься спортом и участвовать в различных соревнованиях, укрепляя своё здоровье и мышцы. Стране нужны были здоровые, образованные, адекватные люди, и мы такими и были. Спасибо тебе, СССР, Союз добрых людей, Союз прекрасных специалистов и учёных, Союз великолепных артистов, художников, поэтов, Союз известных и неизвестных спортсменов, здоровый и крепкий Союз всех наций и народностей в стране!
Закончились улицы города, и я выехал на нужную мне шоссейную дорогу, которая чёрной ниткой протянулась далеко за горизонт. Ноги сами взяли привычный темп, и я покатил в радостном возбуждении в своё первое «далёкое далёко». За прошедшую зиму мне пришлось участвовать в десятках малых и больших соревнованиях по лыжным гонкам, где на первой же гонке я показал результат, превосходящий норматив первого разряда для взрослых мужчин, а потом, уже весной, в апреле, когда пересел на велосипед, так же, на первой же гонке с раздельным стартом, выполнил первый разряд для мужчин. Несомненно, это был большой успех в личном зачёте для юноши в семнадцать лет. За это время я из юнца превратился в почти опытного бойца, крепкого физически и с выносливым характером.
А чёрная асфальтированная дорога всё бежала и бежала под колёсами моего «Старт-шоссе», превращаясь в километры проезженных дорог. Весенний мир, царящий кругом, улыбки красивых девушек из проносящихся мимо машин, приветственные помахивания водителей автобусов дальних маршрутов настолько меня окрыляли, что я даже не думал об усталости. Натренированный организм работал чётко и ритмично. Я постепенно привык к тому состоянию, когда осознаёшь, что ты участник транспортного движения магистральной шоссейной дороги и надо придерживаться всех имеющихся правил. Меня уже не пугали неожиданные, громкие звуки клаксонов обгоняющих машин, которые раздавались то ли для приветствия, то ли для предупреждения. Так я ехал довольно долго, почти четыре часа, останавливаясь иногда на короткое время, чтобы попить водички и перекусить, и вдруг увидел дорожный знак, где было написано, что до города Чебоксары осталось десять километров. Я настолько был удивлён от неожиданности, что вначале даже не поверил указателю, но тут увидел городские маршрутные автобусы и понял, что я доехал, чему был очень рад. Сестра Тамара не могла поверить в то, что я приехал на велосипеде, и с округлившимися глазами бегала вокруг меня и без остановки щебетала и щебетала, а когда узнала, что я завтра так же, на велосипеде, поеду к нам в деревню, которая находилась на расстоянии в сто километров, то потеряла дар речи, а потом немножко нелепо пыталась уговорить не делать этого. На следующий день, с утра пораньше, я уже был готов к своему скоростному путешествию. Недолгие проводы родных, и я опять на трассе. Правда, по сравнению с той, вчерашней шоссейной дорогой, эта была намного спокойней и пролегала через живописные места, богатые фруктовыми садами, бескрайними полями и чередующимися лесными массивами, соединяя близлежащие сёла и деревни. Я полной грудью дышал этими, ещё совсем недалёкими запахами детства и гнал, гнал свой велосипед навстречу своему детству, в свою родную деревню, на встречу с моими любимыми родителями, с папой и мамой, которых, мне казалось, я уже не видел целую вечность. Два дня интенсивной гонки дали о себе знать: я почувствовал, как начал постепенно уставать. Нужно было передохнуть, и я, увидев подходящее место, решил сделать себе привал.
Довольно большой пруд с зеркальной гладью воды, с большущими ивами по краям, ветки которых свисали аж до земли, придавали полное умиротворение окружающему пейзажу, и я, присев, незаметно для себя заснул. Разбудил меня резкий звук тормозов, и я увидел, как из кабины остановившегося грузовика неторопливо вышел водитель и направился ко мне.
– Эй, парнишка, с тобой всё нормально? Может, помощь нужна? – спросил он дружелюбно;
– Спасибо, всё хорошо, подустал немножко, вот и присел отдохнуть.
– Откуда едешь-то? – он посмотрел на меня сочувственно.
Когда узнал, что я еду из Чебоксар, водитель протяжно присвистнул:
– Знаешь что, я еду до Калинино, забирайся ко мне в кузов.
Я охотно согласился и мигом запрыгнул в кузов машины, где, к моему счастью, был постелен толстый слой соломы, подхватил у водителя поданный им велосипед и, бережно положив его на солому, тут же растянулся на ней во весь рост и сам. До посёлка Калинино оставалось всего-то три километра, но дорога постоянно шла вверх, и такой длинный тягун изнурил бы меня основательно. Такими мыслями я успокаивал себя за своё согласие проехаться на машине и, незаметно для себя, заснул опять.
Проснулся я от лёгкого свиста:
– Эй, спортсмен, давай уж вставай, пора обедать.
Я мгновенно вскочил, думая, что проспал уже полдня, и уставился на водителя машины, который широко улыбался и, смотря на меня снизу вверх, уже протягивал мне поднос с разной снедью и расставленными стаканами. Я заметил, что наш грузовичок стоит у небольшого кафе с оборудованными на уличной площадке деревянными столиками с приделанными скамейками, с большим рисунком на крыше с изображением повара в белом колпаке и фартуке с надписью «Пирожковая». Я легко соскочил с кузова машины.
– Меня зовут Анатолий, – представился наконец мой спаситель, приглашая жестом присесть за стол. Я не стал отказываться.
– А меня Геннадий, – отозвался я.
Немногословно переговариваясь, мы быстро уплетали неимоверно вкусные пирожки – с мясом, с картошкой, с капустой, с вареными яйцами и зелёным луком, запивая всё это сладким свежим компотом. Уже прощаясь, после нашего изумительного по своему вкусу обеда на открытом воздухе, Анатолий вымолвил:
– Уважаю, очень уважаю, настоящий мужчина, – и с такими словами протянул мне руку.
Мы тепло обнялись, как старые друзья, и я, стащив с кузова свой велосипед, приготовился к дальнейшему путешествию.
– Анатолий, большое спасибо за самый вкусный обед в моей жизни. Ты бы знал, как это было вовремя. Дело в том, что я в спешке, когда выезжал, забыл у сестры свой кошелёк. Ты мне очень помог.
– Бог тебе помог, он всегда приходит на помощь вовремя, – сказал Анатолий и, улыбаясь, начал мне махать рукой, видя, что я собрался уезжать.
Отдохнувший, я снова покатил по чёрной змейке асфальта, в радостном предвкушении предстоящей встречи с родителями. До родной деревни осталось всего-то десять километров. Но вот снова незадача: впереди закончился асфальт, и дальше шла засыпанная белым гравием дорога, по которой точно нельзя ехать на спортивном велосипеде. Моментом проколешь облегчённые шины. Делать было нечего, я тут же поудобней повесил на плечо велосипед и пешком отправился дальше, покорять последние три километра, оставшиеся до деревни Ходары. А там уже по грунтовым дорожкам, по тропинкам, мимо нашей родной школы, колхозного сада – всё ближе и ближе к родному дому.
Я с лёгким трепетом открыл ворота и зашёл во двор. Отец и мать были во дворе и с немым изумлением смотрели на меня, видимо не понимая, откуда я такой свалился. Одетый в нарядную спортивную форму и с голубым перламутровым велосипедом я, видимо, смотрелся очень эффектно. Папа заговорил первым.
– Неужели на велосипеде приехал, ведь от Шумерли целых двадцать пять километров, довольно далеко.
– Папа, да я из Канаша через Чебоксары почти двести километров отмахал. Сёстры вот привет вам передавали.
Папа в изумлении уставился на меня.
– Гена, зачем ты себя так изнуряешь? – как всегда сочувственно, спросила мама. – Это ведь очень далеко и опасно.
Так и переговариваясь, я довольно коротко изложил, как я жил эту половину года, как работал на заводе, и про новых друзей, и про то, что я уже получил повестку о призыве в армию и 7 мая должен с вещами явиться в военкомат. Папа и мама слушали меня молча, только изредка прерывая. Только потом, уже сидя за накрытым столом, полным мамиными кулинарными изобретениями, папа по-военному коротко выразился:
– Гена, когда входишь во взрослую жизнь, нужно узнавать эту самую жизнь изнутри, где можно её и потрогать, и попробовать на зуб, никто тебя не торопит, где не надо сдавать экзамены на знание жизни. Не надо нестись галопом, а надо медленно набираться опыта, чтобы случайно не навредить себе и близким, друзьям и знакомым. Поэтому я считаю, что ты делаешь сейчас всё правильно. Слесарь по ремонту оборудования – это очень рукастый человек, и для будущей взрослой жизни это очень уместно, а служба в армии для молодого человека – очень сильная школа жизни. А что в МЭИ не поступил учиться, так это оттого, что, может быть, это не твоя специальность – быть атомщиком-ядерщиком. А за спортивные достижения спасибо. Молодец.
После папиных слов все сомнения мои исчезли. Впереди опять было безоблачно, и я уже был готов начать служить Отчизне.
* * *
Утренний свет только начал просачиваться сквозь окна вагонов, а народ уже зашевелился и под неторопливый стук колёс поезда медленно начал просыпаться. Наш военный эшелон подъезжал к последнему на нашем пути городу – Калининграду. Главный по нашему вагону, сопровождающий армейский капитан, объявил, что стоянка будет всего десять минут и выходить на перрон запрещено. Поезд устало выдохнул в свой гудок и остановился, чтобы набраться сил и поехать дальше, увезти нас, молодых, новоиспечённых солдат Советской Армии за границу Союза – в Германскую Демократическую Республику для прохождения службы в военных частях ГСВГ – Группы советских войск в Германии. Мы всю дорогу гадали, куда же нас повезут служить, ведь страна наша огромная. Знали только, что эшелон движется на запад. А наш капитан всё отмалчивался, бубня иногда на наш вопрос, что узнаем, когда нужно. Как только проехали Вильнюс, стало ясно, что наш пункт назначения – ГСВГ.
Солдаты, и я в том числе, столпились у открытых окошек вагонов, с любопытством оглядывая вокзал, привокзальную площадь и близлежащие улицы. У некоторых в глазах была неподдельная тоска и грусть от таких великих перемен в их жизни, которые, увеличиваясь в размерах, как снежный ком, заполняли всё пространство вокруг них, каждодневно меняя картины и краски на всё новые и новые. А другие, как я, как мой друг Вовка Иванов из соседней деревни, как мои новые друзья – Мишка и Сашка из города Алатыря, смотрели на все изменения, происходящие вокруг нас, с каким-то юмором, с вызовом глядя в ближайшее будущее. В вагоне вокруг нас уже в первый же день пути собралась целая команда весельчаков и разных авантюристов, смотрящих на мир так, что этому миру без них неинтересно. Когда я первый раз заиграл на гитаре, ниоткуда взявшейся у нас в вагоне, перебором русские романсы, а мои новые друзья меня поддержали, уже стало ясно, кто будет править балом и на кого будут равняться, и это была наша маленькая группа.
Однажды, ещё в десятом классе, когда я первый раз получил повестку явиться в военкомат и прибыл в назначенное время в районный город по указанному адресу, военный комиссар прочитал большую лекцию для всех собравшихся юношей, которые в основном были из деревень района. После лекции и всяческих инструктажей все разошлись по своим домам, а мы, маленькой группой человек в пять-шесть, всё ещё стояли и разговаривали на разные темы об армии около военкомата, и в это время на нас вдруг напали какие-то городские хулиганы. Завязалась настоящая драка, и, видя, что нам не удастся разойтись мирным соглашением, дрались молча. Мы с Вовкой Ивановым, моим новым знакомым, наверное, были самыми крепкими, и вокруг нас собрался целый круг противников. Пришлось приложить максимум усилий и, наверное, храбрости, чтобы устоять. Видя, что мы не собираемся сдаваться, городские быстро собрались и свалили от нас. После этого случая мы с Вовкой стали хорошими друзьями, но потом как-то потеряли друг друга из виду.
А другой случай, когда я познакомился с Мишкой и Сашкой из Алатыря, – уже смешнее.
Как и было предписано в повестке из военкомата явиться в десять часов утра 7 мая для отправки в место службы, я был уже на месте на час раньше. Канаш является узловым городом железных дорог, и поэтому в военкомат города прибывали все призывники из всех окрестных сёл и городов – Шумерли, Алатыря, Чебоксар – для отправки дальше по предписанию. Уже вечер наступил, а молодые люди всё прибывали и прибывали. А тем временем те, кто пришёл пораньше, как и я, довольно подустали, слоняясь в ожидании. Редко, но начали возникать разные подтасовки между группами призывников по землячеству. Вот приехала целая группа из Алатыря. Сразу было видно: тёртые ребята, себя в обиду не дадут, зато обидеть могут любого. Так и получилось: то тут то там начали возникать небольшие стычки. В одной из них оказался и я. Не знаю почему, но вокруг меня образовалась целая группа парней, недовольных действиями алатырцев. Они, чувствуя, что против них собирается сила, моментально пошли в психологическую атаку: шли на нас всей толпой молча и быстро. Назревал большой скандал в военкомате, нужно было срочно что-то предпринять, иначе вместо службы в армии многие окажутся в тюрьме.
Я быстро определил, кто главный у алатырцев, – их было двое, – и вышел из ощетинившихся рядов нашей группы и почти бегом подскочил к ним. Видно было, что они не ожидали такого поворота.
– Стойте! – заорал я надтреснутым голосом от волнения. – Если случится драка, то многие могут попасть в тюрьму вместо армии. Скандал никому не нужен, а вы нам не враги, а будущие земляки в армии.
Не знаю, слова мои подействовали или сирена, которая вдруг завыла, извещая нас о построении, но все вдруг всё побросали и кинулись на плац. Перед строем объявили список призывников, которые прямо сейчас должны загрузиться в вагоны. В списке оказались только алатырцы, и они все уехали.
Стало как-то тише, спокойнее. Но не надолго: примерно через час зачитали ещё один, дополнительный список к бывшему, куда попал и я, и нас быстро погрузили на автобус и отправили догонять эшелон, с которым мы должны были пересечься в Ульяновске. Так и случилось: к подходу поезда к перрону мы уже стояли в его ожидании и, как только поезд остановился, по команде сопровождающего офицера быстренько юркнули в нужный вагон. Я протиснулся к более свободному месту, проталкиваясь между спящими призывниками, присел и, измотанный за день, быстро вырубился прямо в сидячем положении, положив голову на столик.
Настало утро. Все начали просыпаться, и я вдруг обнаружил, что сидящие напротив меня два здоровых парня и есть те самые вчерашние лидеры группы алатырцев. Была немая сцена: видно было, что они хорошо запомнили меня, но не понимали, как я здесь очутился.
Я вежливо поздоровался:
– Доброе утро, земляки, – как можно приветливее сказал я. – Прошу прощения за вчерашний инцидент, – и протянул им обоим по очереди руку, назвав своё имя.
– Обиды нет, бывало и похуже, – дружелюбно улыбнулся, назвавшийся Сашей высокий парень.
– Видимо, вместе будем служить. Михаилом зовут, – дружески потряс мою руку широкоплечий увалень.
– Ты нам показался вчера похожим на Александра Матросова: как на амбразуру кинулся, – пошутил Сашка.
– А я даже немного струхнул, как всё быстро начало происходить, – добавил Миша, и мы все втроём дружно захохотали, понимая, что стали хорошими друзьями.
Но приключения и новые встречи этим не кончились. В тот же день наш поезд прибыл в город Куйбышев (ныне – Самара), и нас на целый день поместили в полуподвальное помещение для ожидания следующего поезда. Как всегда, там, где много молодых людей болтаются без дела, начинаются разные небольшие столкновения, вот и здесь некоторые группы, как петухи, начинали выяснять свои отношения, но, по правде сказать, без излишней агрессивности и злобы. Наконец всё стихло, видимо, все признали верховенство одной-единственной группы, недавно возникшей в поле зрения и при появлении которой по группам пацанов пронёсся шорох то ли восхищения, то ли удивления, а может, просто уважения силы и безропотного подчинения. Мы с моими новыми друзьями – с Сашей и Мишкой – сидели немного в сторонке, спокойно наблюдая за происходящим и, конечно, тут же заметили сильно выделяющуюся из разношёрстной публики группу молодых ребят, одетых как на подбор, в одинаковые кожаные куртки, одинаково постриженных коротко под полубокс и ведущих себя очень организованно и самоуверенно. Нет, от них не исходила агрессивность, но то, что они излучали бойцовскую силу, видимо, почувствовали все. Они прошлись вдоль всей толпы больших и маленьких групп призывников, как бы показывая себя и принимая своё верховенство. При встрече с ними кто-то отводил глаза в сторонку, кто-то просто уступал дорогу. И вот они, без боя победившие в сражении, медленно приближались к нам. Сашка с Мишкой немножко напряглись. Видно было, что этой, небольшой по численности, человек в двадцать командой, руководил широкоплечий крепыш в кожанке и с надвинутой на лоб чёрной беретке. Я пристально посмотрел на него и аж вздрогнул от неожиданности – ко мне приближался мой затерявшийся друг Вовка Иванов! Мы оба узнали друг друга в одно и то же время и кинулись в объятия один к другому. Мы кружились, скакали вдвоём как полоумные, орали какие-то сумасшедшие слова, засыпая друг друга разными вопросами: кто, да откуда, а зачем, да почему?! Многие, видя такую неподдельную радость, тоже начали улыбаться, как и мои Сашка с Мишкой. Наконец-то мы успокоились, и Вовка Иванов рассказал, что он поступил учиться в спортивный техникум в городе Альметьевске Татарской Республики, занимается боксом уже второй год там же и имеет спортивную классификацию кандидата в мастера спорта и что все эти ребята с ним, из его же секции бокса. Я ему, так же быстро и коротко, рассказал о своей неудачной попытке поступить учиться в МЭИ, о своих достижениях в лыжном и велосипедном спорте, о том, как работал на заводе. Тут же я представил ему моих друзей, Сашку и Мишку, а он познакомил нас со всей своей ватагой. Вот такие интересные и неожиданные встречи бывают в жизни, дорогие мои читатели, – прямо как в кино. И если вы сами начнёте вспоминать случаи из своей жизни, уверен, что вы тоже найдёте там не менее интересные и не менее неожиданные встречи.
Отведённые на стоянку десять минут прошли быстро, и наш поезд медленно тронулся, предупредив трёхразовым пронзительным гудком весь привокзальный мир, увозя нас, бывших школьных мальчишек из родного дома в чужую страну, в чужой мир. А мы всё ещё стояли возле окошек вагонов, высматривая наш пролегающий в неизвестность путь, одетые в непривычные солдатские гимнастёрки, длинные шинели, пилотки и солдатские сапоги, от чего приходила ясная осознанность: мы уже не мальчишки, мы – солдаты Советской Армии.
* * *
Светлое, уютное помещение с отполированными специальной мастикой до блеска полами и с чистыми, окрашенными в белый цвет стенами, рядами стоящие солдатские койки с заправленными под стрелочку постелями, матово белые отполированные тумбочки и льющиеся из казарменного репродуктора наши советские песни – вот в таком виде мне запомнилась наша, ставшая уже родным домом за прошедшие полгода казарма.
Я сегодня дежурный по роте, а это значит, что за всё, что происходит в роте, ответственным являюсь я, включая ответственность за сохранность имущества роты, сохранность оружейной комнаты, чистоту и порядок в казарме и на прилегающей территории, встречу и сопровождение по казарме вышестоящих офицеров нашей воинской части и многое другое согласно Уставу внутренней службы ВС СССР.
В казарме было тихо, наша вторая рота только что под командованием старшины роты чётким строевым шагом отправилась на обед. Только дневальный, как и положено, стоял, почти в положении «смирно», у тумбочки дежурного, который располагался в коридоре перед входом в казарменные помещения. Я быстро прошёлся по всем комнатам, проверяя, в порядке ли всё, и, довольный увиденным, убедившийся, что всё в норме, вышел на уличную площадку роты. Окинув взглядом прилегающую к казарме нашу территорию, территорию второй роты, и не увидев ничего подозрительного, присел на скамеечку передохнуть. Я поймал себя на мысли, что всё это мне нравится: нравится расположение нашей части, где наши ротные казармы утопали в деревьях, как в саду, нравится наша спортивная площадка с разными спортивными снарядами, наше современное ухоженное футбольное поле, раскинувшееся прямо за нашей казармой, нравится уважительное отношение ко мне моих сослуживцев, которое, видимо, я уже заслужил, нравится просто служить в Советской Армии со своими строгими уставными правилами, с бесхитростной прямотой, с частыми регулярными учениями с выездами военной техникой на стрельбища. И тут вдруг понял, что, сидя на скамейке у ротной казармы, я широко улыбаюсь своим мыслям, скачущим галопом в эти немногие минуты тишины.
К вечеру того же дня, когда мы приехали в город Куйбышев, наконец-то дождались литерного военного эшелона, куда нас всех погрузили как довесок к уже едущим сотням и сотням призывников, и к утру следующего дня мы уже были в маленьком городке в Оренбургской области. Расположенная на сравнительно большой территории воинская часть, видимо, занималась только тем, что размещала в казармах призывников на короткое время для проживания, чтобы они могли хорошо помыться в бане, постричься – почти наголо, пройти последний медосмотр, получить военную форму и ждать своей отправки по предписанию. Как только мы, побросав всю свою гражданскую одежду, переоделись в военную форму, случился неожиданный конфуз: вся наша призывная публика, разодетая в пух и прах, с длинными волосами до плеч, в широких клёшах, как матросы на палубе, или в модных спортивных штанах и кожаных куртках, все наши друзья и знакомые Васи, Вани, Пети, Саши – вдруг все разом стали похожи друг на друга, как на одно лицо, и мы в прямом смысле чисто физически потеряли друг друга. Одинаковая солдатская форма скрыла все особенные черты лица молодых парней, и мы часами искали своих друзей в этой огромной, ещё не устроенной по-военному толпе молодых солдат.
После нескольких часов поиска наконец-то нашёл Вовку Иванова. Для поиска я применил очень простой способ. Подходил ближе к какой-нибудь группе ребят и громко звал: «Вовка Иванов!» – и если кто-то поворачивался на зов, то я подходил ближе, чтобы удостовериться, он или не он. Потом сообща мы нашли и Сашу, и Мишку по такой же методике, чему были очень рады, так как вскоре уже начали загружаться в наш воинский эшелон для отправки на запад.
Как и ожидалось, поезд наш прямиком отправили в Восточную Германию, и через два дня мы благополучно прибыли в город Франкфурт-на-Одере. К нашему приезду представители всех воинских частей ГСВГ уже были собраны в пункте распределения и в течение нескольких часов весь наш эшелон разобрали на небольшие группы, и, загрузившись в разные транспортные средства, мы разъехались по всей Восточной Германии. К сожалению, наши мечты служить вместе с друзьями, а если повезёт, с Вовкой Ивановым вместе попасть в спортроту, не сбылись, и мы успели только обнять друг друга на прощание и разойтись по разным частям на долгие два года. По приезде в часть весь наш призыв, а это более ста человек, разместили в спортивном зале на карантин сроком на месяц, и по прошествии этого времени наконец-то распределили по ротам и началась настоящая служба в армии.
В первый же день по приказу командира роты нас, молодых солдат, собрали в красном уголке. Старшина роты, симпатичный парень из Белоруссии Александр Прудников, обстоятельно рассказал о нашей военной части, о ГСВГ, детально ознакомил с расположением ставшей уже нашей второй роты и в заключение сказал очень нужные для нас, молодых солдат, в данное время слова, которые я запомнил надолго:
– Товарищи солдаты, служба в армии – это не пребывание в пионерском лагере или отдых в санатории, это прежде всего тяжёлый труд, ежечасный, ежедневный, где нет место словам «могу» или «не могу», «буду» или «не буду», а есть только такие понятия, как «должен», «обязан», «готов выполнить». И кто из вас раньше поймёт это и войдёт в быстрый и организованный темп солдатской службы, тому будет легко переносить все тяготы воинской службы.
В это время открылась дверь, и в зал вошёл молодой капитан и лёгкой спортивной походкой подошёл к столу, у которого стоял наш старшина.
– Встать, смирно! Товарищ капитан, новое пополнение роты по вашему приказанию собрано. Ознакомительную беседу провёл я, старшина роты Прудников, – отчеканил громко старшина.
– Вольно, – скомандовал капитан.
И тут же старшина повторил команду:
– Вольно! Всем сесть.
После небольшой паузы капитан продолжил:
– Товарищи, уже с сегодняшнего дня вы являетесь солдатами срочной службы второй роты, которая, как и остальные роты нашей части, выполняет свою определенную задачу по служению и защите нашей Родины вдали от родных границ. Я являюсь непосредственным командиром второй роты, и зовут меня Поздняков Александр Васильевич. Служба в ГСВГ почётна, потому что вы находитесь на переднем крае наших Вооружённых Сил за рубежом, и требовательна, так как любые необдуманные поступки негативного характера расцениваются здесь, в Германии, во много раз выше и серьёзнее, особенно в отношении местного населения, когда вы находитесь в увольнении.
(Потом, в течение службы много раз я вспоминал эти слова, которые в действительности помогали мне быть более обдуманным в решении разных вопросов, когда находился не на территории части.)
– Надеюсь, – продолжил командир роты, – мы вместе будем прилагать много усилий, чтобы сделать нашу роту отличником боевой и политической подготовки, где оценками служат знание матчасти вооружения, боевые стрельбы на практических учениях, строевая подготовка и отсутствие негативных происшествий, – на этом командир роты закончил и собрался уходить.
– Встать, смирно! – скомандовал старшина и, когда капитан вышел, добавил: – Вольно, садитесь. Сейчас вам будут представлены командиры отделений, после чего огласим списки распределения по военным отделениям.
Я попал в отделение, где командиром оказался отслуживший уже один год немного мешковатый парень из Воронежа сержант Корнюшин Владимир. Его всегда с хитрецой улыбающееся доброе лицо никак не походило на лицо строгого командира. И я, видимо, не ошибся.
На первой же физподготовке, когда вся наша вторая рота по отделениям построилась около разных спортивных турникетов на вместительной спортивной площадке, сержант Корнюшин встал перед строем в позе доброго дядюшки и со своей хитрой улыбкой отчеканил:
– Ну, что, сосиски, покажу вам на турнике упражнения молодого бойца. Кто из новичков сделает за мной, получит мою благосклонность.
С этими словами он запрыгнул на железный турник и легко подтянулся несколько раз, потом, не слезая с турника, сделал подъём с переворотом, ещё и ещё, вышел на спину и сделал полусолнце – вращение назад лёжа на перекладине спиной, и так же легко соскочил с турника на землю. Ребята стали немного посерьёзнее. Потом ещё несколько человек, из числа уже служивших, повторили разные упражнения, а вот из наших молодых бойцов ни один не смог сделать более-менее подходящие по чистоте исполнения или по количеству упражнения. Теперь нам стало понятно выражение «сосиски»: это когда боец болтается на турнике беспомощно.
Очередь дошла до меня.
В нашей школе было несколько турников, и мы, пацаны, каждый день на переменах проводили много времени за обучением разным гимнастическим упражнениям, которые показывал нам школьный физрук Герман Иванович, а потом сами шлифовали их до идеала.
Я легко запрыгнул на турник и, чуть подтянувшись, без труда вышел на перекладину двумя руками, что является бесспорным лидирующим упражнением, потом на вытянутых руках сделал большой мах сверху турника вниз и, подтянув ноги к перекладине, на обратном ходу опять взлетел на перекладину, что тоже является одним из красивых упражнений в гимнастике. Потом сделал несколько простых упражнений, повторяя сержанта Корнюшина, и так же, как он, легко соскочил на землю. Наш командир отделения стоял и медленно хлопал в ладоши:
– Рядовой Волков, тебя ставлю в пример другим, – сказал он мне и, обращаясь ко всем остальным, добавил: – Учитесь, вояки.
Так начались мои солдатские будни во второй роте.
* * *
Всё дневное время казарменной жизни солдатских подразделений было расписано строго по часам. Конечно, тем парням, кто служил в армии, нет большого интереса читать про это разные повествования, но тем, кто не служил, довольно приятно было бы послушать, я думаю.
Ровно в шесть утра дежурный по роте заходил в мирно спящую казарму и подавал команду: «Рота, подъём!» Невозможно даже представить себе, что происходит после этой команды, если сам не участвовал в этом: разом сто человек вскакивают с постели как ошпаренные и через две минуты уже стоят в строю, готовые к утренней зарядке. Это как налетевший шквал ветра на обвисшие в штиль паруса, это как стадо мирно пасущихся оленей, вдруг почувствовавших присутствие хищника, или ещё что-то другое, в большом движении, возникшем ниоткуда, молчаливое, с характерными звуками растягивания одежды, хлопками солдатских сапог и топотом множества ног. Всё доведено до автоматизма; и вот мы уже в строю, радуемся, что успели. Но рано. Вот они, двое, не успели, и тут же старшина роты громогласно объявляет отбой, и вся эта лавина несётся обратно, каждый к своей, ещё тёплой постели, на ходу раздеваясь и уложив на свой стул одежду, юркает под одеяло, успев молча обругать тех опоздавших и пожелать им все небесные кары. И так несколько раз. (На этом месте, признаюсь, я хохотал до слёз, вспоминая свою молодость.) Наконец мы в строю, готовые к зарядке и уже без зарядки вспотевшие.
Полуодетые, с голым торсом, это значит – без гимнастёрки, в колонне по шесть отправляемся бегом по круговой дорожке вокруг части, потом – гимнастические упражнения на спортивной площадке, с использованием брусьев и перекладины, наконец, утренняя зарядка окончена, десять минут на умывание, и вот уже звучит команда на построение на завтрак, и следом рота строевым шагом и с песней отправляется в столовую. На всё про всё ушёл ровно один час. Столовая находилась недалеко, поэтому отведённые сорок пять минут на сам завтрак, дорогу туда и обратно, на то, чтобы оправиться и привести себя в порядок в казарме, а затем, по команде дежурного по роте на построение, бежать сломя голову в строй и быть готовым к дальнейшим действиям, вполне хватало. И вот старшина роты перед строем, в присутствии командира роты, зачитывает приказ – развод на занятия на сегодняшний день:
– Слушайте приказ командира роты: второе отделение первого взвода заступает в гарнизонный караул, первое отделение первого взвода заступает в местный караул, остальные продолжают занятия по изучению матчасти закреплённого вооружения, за исключением ремонтной бригады. Всем всё ясно? Командиры отделений, вопросы есть? Вопросов нет. Разойдись.
Естественно, в мирное время вооружение применяется редко, поэтому командный состав части больше всего уделял внимание обучению солдат знанию материальной части вооружения, навыкам правильного применения оружия в конкретном бою, включая личное стрелковое оружие, такой как автомат Калашникова (АКМ), закреплённое за каждым солдатом. Далее практическое закрепление теоретических знаний происходило на нередких учениях с выездом всей части на полигон с использованием всего имеющегося вооружения части.
К двум часам дня рота возвращалась с занятий и после некоторой паузы уже стояла в строю, готовая отправиться на обед. С трех часов до пяти – личное время, когда можно почитать книжку, написать письмо к родным, далее, до ужина – спортивные занятия и хозяйственные работы. Ну а после ужина, уже ближе к восьми часам и до отбоя – свободное время. Молодые солдаты быстро привыкали к ограничениям по времени, и у всех вырабатывались внутренние часы, что очень помогало нести солдатскую службу, но были и такие, которым было очень трудно привыкать. Они всегда и везде опаздывали, имели неряшливый вид, были очень несчастны, испытывали большой стресс, при этом зарабатывая наряд за нарядом вне очереди. Хорошо, что таких было в нашей роте единицы. Нельзя забывать и о дедовщине, многим же интересно услышать, как у нас обходились с этим явлением. Во все времена существования военизированных формирований и армий были в солдатской среде старослужащие и молодые солдаты. Естественно, старослужащие более опытны и знают больше, чем молодые. Отсюда и возникает дань уважения к ним со стороны молодых и некая неуставная подчинённость. Вот если перебор с одной или другой стороны, как, например, если молодой воин явно проявляет неуважение к деду или дед начал слишком гонять молодого салагу, как «пойди и постирай мои портки» или ещё что-то похожее, то это приводит к крайностям и криминалу.
Хороший старшина роты всегда следит за этой гранью отношений солдат и вовремя пресекает их. Поэтому командиры рот ценят таких старшин, да и мы, рядовые солдаты, уважаем и почитаем их. Нам повезло: наш старшина Прудников Александр казался нам почти как отец родной, хоть и был всего-то на полтора года старше нас.
С первых дней службы в роте я каким-то врождённым чувством понял и принял солдатскую дедовщину, и считаю, что в армии она нужна, но в определённых рамках. Ведь не зря у нас бытует поговорка: для чего щука в пруду, а чтобы карась не дремал.
Как-то незаметно пролетел месяц службы в роте, и вот он настал, этот знаменитый день для каждого военного – день принятия присяги. К этому готовилась вся наша военная часть. В этот торжественный день отменили все занятия, все хозяйственные работы, кругом навели красоту и порядок, в который раз были глажены-переглажены парадные костюмы, начищены пуговицы, сапоги. И вот в назначенный час вся часть, включая офицеров и командира части, построилась на плацу поротно, сверкая парадным обмундированием, для принятия присяги. Торжественность сквозила во всём, и это передавалась нам, молодым воинам, вызывая и радость таким внимательным отношением к нам, и гордость за такую вот страну, которой присягаем, и некий страх – не уронить бы честь во время присяги и больше всего после присяги, во время службы. Мы, молодые воины, этой присягой брали на себя огромные обязательства, достойные Советского воина, перед достойной Советской страной, страной, какой мечтала быть половина мира.
И вот начали выходить строевым шагом ещё не оперившиеся молодые солдаты к небольшим трибунам, установленным перед каждой ротой, и зазвучали первые слова, волнующие любого гражданина СССР, вставшего на путь защиты Родины. «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников…» – каждое слово присяги впечатывалось в наше молодое сознание, делая из нас, вчерашних мальчишек, взрослых воинов для защиты Родины.
Вот и до меня дошла очередь, когда командир роты своим звонким голосом огласил моё имя:
– Рядовой Волков, для принятия присяги выйти из строя.
Я был довольно спокойным молодым человеком, но даже меня сильно взволновал весь процесс принятия присяги и сам текст присяги, и я произносил последние слова текста как в тумане, пробираясь на ощупь:
– Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся, – закончил я текст присяги и тут же доложил: – Рядовой Волков присягу принял, – и окинул просветлённым взглядом весь наш строй.
Так прошёл для меня ещё один знаменательный день в моей жизни, жизни молодого советского гражданина, воина и защитника Отечества.
Армейская служба пошла своим чередом, день за днём повторяясь, и вдруг пришла в роту весть, что скоро начнутся полевые учения и одним из самых серьёзных проверок будет прохождение марш-броска в полной экипировке. Все роты нашей части должны будут пробежать расстояние в шесть километров. На первый взгляд, не очень большое расстояние, но в полной экипировке, что означает: со скатом шинели на спине, с сумкой противогаза на боку, с автоматом Калашникова наперевес, со штатным вещмешком с запасом сухого пайка, да и в сапогах в придачу, это не такая уж лёгкая прогулка. Не зря солдаты назвали этот марш-бросок «дорогой жизни». Ребята со старшего призыва, которые уже прошли в его прошлый раз, так и норовили поддеть молодых, говоря, вот, мол, когда придёт время пробежать «дорогу жизни», посмотрим, кто на что годится.
И вот этот день настал. Без излишней суеты, гружёные военные машины начали выезжать за ворота части. Уже в дороге командир нашего отделения Корнюшин, как имеющий опыт прохождения «дороги жизни», начал давать короткие наставления:
– Бойцы, первым делом знайте, что не надо бояться того, что необходимо сделать, иначе будет как в бою: проиграл, ещё не начав. Самый первый враг бойца – это малодушие, боязнь, трусость, – и, посмотрев на нас внимательно, продолжил: – Перед стартом укоротите ремень сумки противогаза и ремень автомата, чтобы не болтались, и скатайте шинель тщательно, не то раскатается обратно и вы потеряете много времени. И ещё: не рвите сразу после старта, иначе задохнётесь потом.
Я был внутренне спокоен, но слова командира и меня немного задели, увеличивая понимание серьёзности происходящего. Вскоре доехали до полигона, и вот мы уже на старте. Перед строем прошлись командир роты и старшина, проверяя экипировку каждого солдата, и, довольные проверкой, отошли в сторону. То же самое происходило и в других ротах, которые расположились совсем рядом с нами. В это время от командного пункта взмыла вверх зелёная ракета, и все наши четыре роты с громким нестройным топотом солдатских сапог, в быстром темпе двинулись по заданному маршруту. Мне бежалось легко, натренированные мышцы напряглись и, как у гончей собаки, почувствовавшей свободу и расстояния, неутомимо понесли вперёд. Я оглянулся мельком и увидел, что вся рота ещё держится, но появились первые ласточки: рядовой Палховский, маленького росточка щупленький парень, начал отставать. Немного уменьшив бег, я приблизился к нему и забрал у него автомат, но даже без оружия ему становилось всё хуже и хуже. Пробежав около километра, я понял, что ему лучше сойти с трассы:
– Палховский, оставайся здесь, тебя подберут, – и, вернув ему оружие, уже как бы налегке, рванул вперёд.
Пробежав почти пять километров и понимая, что сил ещё достаточно, я ещё увеличил свой размеренный бег, обгоняя одного за другим бойцов разных рот, смешавшихся во время марш-броска, пока впереди не остался всего-то один, последний боец. Мы оба понимали, что впереди осталась только финишная прямая и, не жалея сил, сжигали последнюю энергию. Так и финишировали – он первым, и я вторым – под громкую музыку духового оркестра и аплодисменты наших командиров. Ко мне подошёл чемпион трассы, им оказался боец с нашей роты, рядовой Середин Володя, и дружески пожал мне руку, поздравляя с победой:
– Молодец, теперь победа нашей роте обеспечена. Не думал, что одним из первых окажется кто-то из молодых солдат, да ещё и с нашей роты. Ну, теперь знай, что и деды будут относиться к тебе с уважением. Поздравляю.
Уже в части, перед строем, командир роты, подводя итоги марш-броска, среди отличившихся особо отметил меня и Володю Середина, и после своей короткой речи скомандовал:
– Младший сержант Середин, рядовой Волков, выйти из строя.
Мы немедленно выполнили приказ, точно исполнив строевые приёмы.
– Младшему сержанту Середину за настойчивость в достижении цели и за первое место в марш-броске от лица командира части объявляю благодарность.
– Служу Советскому Союзу! – бодро ответил Середин.
– Рядовому Волкову за проявленную твёрдость в военном деле и за второе место в марш-броске, а также за оказанную своевременную помощь рядовому Палховскому от лица командира части объявляю благодарность с занесением в личную карточку воина.
– Служу Советскому Союзу! – отчеканил я, переборов нахлынувшее волнение.
Вот так я получил свою первую благодарность за военную службу.
На следующий день меня вызвали к командиру роты, который расположился в красном уголке, и я как был с книжкой, так с книжкой и направился быстро в ленинскую комнату.
– Присядьте, рядовой Волков, – любезно, как-то не по-военному предложил мне капитан Поздняков. – Сразу перейду к делу: мне нужен командир отделения в военно-техническую лабораторию, выбор пал на тебя. Но вначале хотел переговорить с тобой. Как, сдюжишь? – командир роты вопросительно посмотрел на меня.
– Думаю, что да, – коротко и твёрдо ответил я.
Мой ответ ему явно понравился:
– Вот на этом мы и порешили, приказ будет в ближайшее время. А что за книга у тебя на руках? – поинтересовался командир роты.
– Математика для поступающих в вузы, – ответил я и протянул ему толстенную книгу. Это была очень масштабная книга по математике, где было приведено огромное количество задач и примеров по алгебре, геометрии и тригонометрии для подготовки к экзаменам при поступлении в институты и университеты.
Зная, что после службы в армии буду поступать в самый престижный технический вуз, я решил подготовиться более тщательно за эти два года и захватил с собой в армию эту книгу. Капитан Поздняков, немного пролистав, углубился в чтение и через некоторое время вернул мне обратно мою книгу со словами:
– Изумительная книга. А ты, Волков, не перестаёшь меня удивлять, и теперь я тем более уверен, что не ошибся в выборе командира отделения.
На следующий день был объявлен приказ по роте о моём назначении в командиры отделения с присвоением звания младшего сержанта.
Вот так закончилось моё становление как солдата Советской Армии, когда я превратился из молодого, неопытного юнца в зрелого и опытного солдата.
* * *
Наконец-то мои мысли перестали скакать галопом в моих воспоминаниях, и я стал возвращаться к действительности. Мне почудилось, что я просидел на скамеечке уже целую вечность, хотя по времени я пробыл тут всего около пяти минут. Я заторопился к ротной тумбочке, рядом с которой возвышалось красное знамя, возвеличивая пост номер один нашей роты.
Скоро должен вернуться с обеда дневальный, а до его прихода я не должен покидать этот пост. Тут послышались шаркающие шаги, и на пороге появился замполит части, подполковник Зорин. Я никак не ожидал появления в такое время в роте командира такого ранга, так что, быстро подскочив к нему и приложив правую руку к козырьку фуражки по-уставному, отрапортовал:
– Товарищ замполит части, вторая рота в сопровождении старшины роты в полном составе находится на обеде, в роте происшествий нет, больных нет. Докладывает дежурный по роте младший сержант Волков.
– Вольно. Хорошо доложил. Ну, теперь показывай мне казарму, – произнёс замполит, хитро улыбаясь и жестом приглашая меня следовать за собой.
Конечно, я почувствовал какой-то подвох, но присутствие такого ранга начальника мне просто затуманило мозги, и я, как привязанный, потянулся за ним в помещение казармы, оставляя при этом пост номер один без присмотра, что по уставу категорически запрещено. Я как в воду глядел: только отошли с замполитом в помещение казармы, как из коридора послышался громогласный голос:
– Почему у тумбочки никого нет?! Кто оставил пост номер один?!
Как ошпаренный, я вылетел в коридор казармы и увидел стоящего у тумбочки командира нашей воинской части, знаменитого на всю ГСВГ, – бывшего фронтовика и героя Великой Отечественной войны полковника Бушкова. Я, сгорая от стыда, что допустил такую оплошность, тем не менее, быстро подскочив к нему, отрапортовал:
– Товарищ командир части, за время моего дежурства в роте никаких происшествий не случилось, рота в полном составе, в сопровождении старшины роты находится на обеде. Дежурный по роте младший сержант Волков.
– Дежурный, а почему пост номер один пустой? – по-стариковски растягивая и при этом явно с хитрецой спросил меня полковник Бушков.
На ум пришло первое, что я должен сказать: что замполит попросил сопровождать его при проверке состояния казармы и в общем-то, это его вина, что он дал мне такое неправильное приказание, ведь приказы не обсуждают, – но я тут же отбросил такую мысль, мне показалось, что я сваливаю свою ошибку на плечи друга и тем самым предаю его, и я ничего не нашёл лучшего, как сказать:
– Виноват, товарищ полковник, я допустил оплошность, и это моя вина, – немножко запинаясь от волнения, произнёс я.
– Что устав нарушил – это плохо, а вот что друга не предал – это хорошо, – сказал по-отечески полковник Бушков. И как пришли с хитрыми искорками в глазах, так же и ушли командир части и замполит, два друга, два фронтовика. И меня тут осенило: так они меня просто развели, развели как молодого воина.
И скоро грянул гром: на следующий день, на утреннем разводе роты на занятия, командир роты капитан Поздняков доложил об этом инциденте и приказал старшине объявить мне три наряда вне очереди. Так я залетел на целую неделю дежурным по роте, так сказать, через день на ремень. Только спустя много времени, когда служить-то осталось немного и когда мы с командиром роты стали почти друзьями, он признался, что ничего такого тогда не было, просто среди офицеров полковник Бушков посмеялся, как они посетили вторую роту и легонечко поставили дежурного в неудобное положение, то есть развели. Да, командиры наши тоже любят иногда подшутить.
* * *
Тихий шелест страниц, негромкие разговоры солдат на повседневные темы, бюст Ленина на постаменте и много разных книг, журналов и подшивок газет на стеллажах и столах, разноцветные брошюры и буклеты на военные темы, красное знамя в углу – так выглядела наша ленинская комната в ротной казарме, или проще – красный уголок. Здесь можно было легко уединиться в личное время от повседневной суеты армейской службы и углубиться в чтение любимых книг, что и делали многие солдаты и даже ротные офицеры, или поиграть в шашки и шахматы и выигрывать, невзирая на должности и звания.
Сегодня было даже тише, чем обычно, потому что мы уже битый час играли в шахматы со своим командиром роты, и никто не собирался сдаваться. Большая команда любителей собралась вокруг нас и молча наблюдала за нашей игрой, обыгрывая каждую новую ситуацию и переживая за тот или этот ход, издавая лёгкий шум.
Не так давно прошли два шахматных турнира: первый – между командами военных частей гарнизона, где мы заняли первое место, и второй – между сборной командой гарнизона и командой города Фюрстенвальде, где базировался наш гарнизон. Трое из четверых шахматистов нашей сборной, выставленной против немецкой команды, были из нашей части, и я в том числе. Так получилось, что самая длинная партия оказалась моя, и обе команды, включая болельщиков, сгрудились вокруг нас – меня и моего соперника, импозантного немца старше средних лет Ганса Дитриха. Счёт между командами был равный, и всё зависело от результата нашей партии. Минимальное преимущество, как сдвоенная пешка у соперника, давало мне шанс на выигрыш, и я его использовал. Я стал героем дня, и хоть на короткое время, но это было очень приятно.
С удовольствием вспоминая недавнее прошлое, я старался не отвлекаться от текущей игры. Наша партия с командиром роты затягивалась, и я, чтобы быстрее закончить игру, начал делать более острые атаки, одна из которых предполагала жертву тяжёлой фигурой – ладьей, на что и кинулся мой соперник и забрал её, не особо беспокоясь за исход партии. Но это была ловушка для него, очень глубоко спрятанная, результатом которой стали потеря им ферзя и в конечном итоге проигрыш всей партии. Наши болельщики зашумели, иногда цокая языками:
– Не надо было брать ладью, – убеждал один.
– Можно, только надо было убрать ферзя с опасного места, – говорил другой.
Тем временем капитан Поздняков встал из-за стола и произнёс:
– Это была лучшая партия, которую я помню. Жаль, что проиграл, но не стыдно проиграть чемпиону гарнизона, – сконфуженно улыбаясь, произнёс он и, видя, что солдаты уже вышли из ленинской комнаты, добавил: – В нашей части появился новый офицер, старший лейтенант Дубцов. Очень хорошо играет в шахматы. Я знаю, что через несколько дней он будет дежурить начальником караула части, и я хочу назначить тебя в его караул разводящим. У тебя будут целые сутки, чтобы проверить его мастерство. Согласен?
Я тут же кивнул ему в знак согласия:
– Так точно, товарищ капитан, согласен.
– На том и порешили, – сказал утвердительно капитан и вышел из зала.
Тут прозвучала команда дневального о построении роты на спортивные занятия, и я, собрав быстренько шахматные фигуры в коробочку, бегом вылетел из ленинской комнаты.
Наша служба солдатская шла своим чередом. Командование, согласно директивам правительства, много внимания уделяло всеобщей физической подготовке и, наряду с проведением военными занятиями по новейшему оружию, которое поступало в часть, и разными учениями на полигонах, такими как стрельба из личного оружия, улучшение навыков применения закреплённого за частью тяжёлого вооружения, учения по химической защите и многое другое, делало всё возможное для улучшения физической подготовки солдат. Не было ни одного дня в неделю, когда бы солдаты в той или иной мере не занимались физподготовкой. Часто проводились различные соревнования между ротами по лёгкой атлетике, военному троеборью, настольному теннису, футболу и волейболу, по гимнастическим упражнениям. Военная часть жила по своему графику мирного времени, и многие нашли себя в разных видах спорта и с удовольствием занимались кто гимнастикой, кто футболом, кто волейболом, кто настольным теннисом, а кто и шахматами, и это нисколько не мешало несению военной службы. Совсем не правы были на гражданке те, которые обрисовывали службу в армии как что-то непонятное, сложное, строгое, как оснащённую оружием и пронизанную дедовщиной массу людей. А на самом деле это прекрасно организованное мужское общество для защиты Отечества, со строгими понятиями чести и совести, прививаемыми ежедневно высокообразованными офицерами. Только здоровое общество могло родить такую Армию и содержать её в достатке. Спасибо тебе, СССР, за заботу о Советской Армии от рядового солдата до генерала. Военные части Советской Армии включая и нашу, поддерживали тесные контакты с местным населением в мирном обустройстве жизни. У советских людей всё ещё живы были воспоминания о гитлеровской Германии, которая вероломно напала на Советский Союз в 1941 году и изуверски уничтожила огромное количество народа в нашей стране. Поэтому отношение русских людей, украинцев, белорусов и многих других народов к немцам было резко негативное. Да, мы понимали, что не все немцы поддерживали войну и многие боролись против фашизма, не щадя своей жизни, но столько людей загубили нацисты, что у нормального человека слово «немец» уже вызывало отчуждение и ненависть. Только благодаря природной душевной доброте русских людей к 70-м годам было восстановлено некоторое взаимное доверие наших народов и немцев. Частые совместно проводимые спортивные соревнования с немецкими военнослужащими или концерты групп солдатской самодеятельности в клубах городка, совместные работы по уборке фруктов и овощей на полях или шефская помощь на местных предприятиях – всё это способствовало развитию дружеских отношений с местным населением, а в большом понимании – между СССР и ГДР.
В эти времена ГДР стала одной из лучших стран социалистического строя.
* * *
– Караул, равняйсь! Смирно! – как всегда зычно, скомандовал наш новый старшина роты Валерий Зимин. Недавно, всего-то пару месяцев назад, произошла очередная демобилизация солдат срочной службы. Все наши деды разъехались по своим домам, в их числе уехал и наш любимый старшина, Александр Прудников, в свой родной город Минск. В тот же день приступил к службе новый старшина роты – из числа недавно прибывших из учебки в роту сержантов – Валерий Зимин.
Видно было, что человек попал на своё место: всегда подтянутый, спортивного телосложения, с хорошими знаниями устава военной службы, со строгими чертами лица и с таким же характером, старшина Валерий Зимин всем пришёлся по душе. В роте его стали уважать как солдаты, так и офицеры. Вот и сейчас, подготовив команду для несения службы в карауле и перепроверив всё до мелочей, начиная с получения оружия и боевых патронов и кончая внешним видом бойцов, старшина построил нас для представления и передачи караула в подчинение начальнику караула старшему лейтенанту Дубцову. По команде старшины мы встали в положение «смирно».
– Равнение на середину! – старшина Зимин чётким шагом подошёл к старшему лейтенанту Дубцову. – Товарищ старший лейтенант, караул в полном составе, в количестве тридцати двух человек, для несения караульной службы построен. Больных нет, отсутствующих нет. Предварительный инструктаж провёл я, старшина роты Зимин.
– Товарищи солдаты, сегодня мы заступаем на несение караульной службы по периметру нашей части на целые сутки. Начальником караула являюсь я, старший лейтенант Дубцов, помощник начальника караула – сержант Корницкий, разводящие – командир второго отделения младший сержант Волков и командир второго отделения младший сержант Ляхов. Вы должны знать главное: что несение караульной службы – это боевое задание, поэтому вы получили оружие с боевыми патронами. Не так редки случаи нападения на часовых, особенно здесь, в Германии. Поэтому будьте бдительны и не забывайте, что мы находимся на передних рубежах защиты нашего Отечества.
Мы внимательно слушали каждое слово начальника караула. Многие из нас не один раз ходили на караул и знали все тонкости караульной службы, но были и такие бойцы, которые первый раз шли на такое задание и не очень представляли серьёзность происходящего. Я уже понимал, что буду инструктировать новеньких при каждом удобном случае, доведя до автоматизма их действия при возникновении нештатных ситуаций.
– Взвод, равняйсь! Смирно! Слушайте приказ! Я, как начальник караула, приказываю: взвод, заступить на караул!
– Есть заступить на караул! – эхом отозвался наш ответ.
Караульное помещение находилось не так далеко, и вскоре мы уже были там. Небольшое отдельно стоящее здание, полностью оборудованное для несения караульной службы, несколько БТРов и БМП на специальной стоянке, парочка грозных танков, готовых приступить к бою в любую минуту для защиты от разных провокаций, – всё это, включая и нас, составляло ту боевую единицу немедленного реагирования в любое время дня и ночи, которая, в случае серьёзного вооружённого нападения, ценой собственной жизни, если необходимо, должна защитить родную военную часть и всё, что в ней находится. Видимо, это начало доходить до молодых солдат, когда они увидели готовность к бою тяжёлого вооружения, расположенного вблизи. Скоро первая смена часовых, и тогда мы заступим в караул. Используя последние минуты, я, как разводящий, который отвечает за правильную смену часовых, вновь и вновь переспрашивал у солдат, особенно у молодых, их действия в разных ситуациях в карауле:
– Рядовой Махов, ты стоишь в карауле в тёмное время суток, и приближаются к тебе несколько человек, каковы твои действия?
– Я должен крикнуть: «Стой, кто идёт?»
– Они встали, и один из них отвечает: «Я, разводящий младший сержант Волков, и трое часовых со мной». Твои действия?
– Затребовать осветить лицо, если темно, и, когда удостоверился, что это именно вы, товарищ командир, сказать: «Разводящий, ко мне, остальные – на месте».
– Молодец, рядовой Махов.
Махов был из Воронежа, и ему было уже двадцать шесть лет. Призывался в армию после окончания университета, всего-то два месяца назад, а службу уже освоил. Видимо, сказывались годы. По сравнению с нами, он был очень взрослым мужиком, в прямом смысле слова. А служить ему надо было только один год. Таков был закон: если окончил университет или институт, то срок службы в армии сокращался на один год.
– Рядовой Константинов, твои действия, когда ты видишь, что к тебе приближается небольшая группа людей или один человек?
– «Стой, кто идёт?»
– Но они не останавливаются и идут к тебе.
– «Стой, стрелять буду!» Быстро снимаю автомат с предохранителя и передёргиваю затвор, засылая патрон в ствол.
– Они продолжают движение.
– Один выстрел вверх; если не останавливаются – стрелять на поражение.
– Правильно всё, рядовой Константинов, – похвалил я рядового. – Слушайте все, – продолжил я, – если человек или группа людей идут на вооружённого часового, не слушая его требования остановиться, то их намерения ясны: они хотят или завладеть оружием, или уничтожить часового. Всем ясно?
– Так точно! – дружно ответили солдаты.
Медленно тянулось время. Часовые на посту стоят два часа, и поэтому каждые два часа разводящие производят смену караула. В дневное время намного легче выполнять все служебные дела, а вот ночью гораздо сложнее. Причиной является, конечно, борьба со сном. Чтобы как-то скоротать время, отдыхающей смене разрешалось играть в настольные игры. Вот и вызвал меня к себе начальник караула:
– Играешь в шахматы? – с порога поинтересовался начкар, и, услышав утвердительный ответ, со словами «Давай расставляй» сунул мне шахматную доску с фигурами, разливая попутно кофе в приготовленные заранее стаканы.
Довольно много партий мы сыграли с ним в свободное от проверки и от развода часовых время. Уже ближе к утру, когда начало рассветать, вдруг громко зазвенел звонок, соединённый с тревожными кнопками постов. Начальник караула быстро взял объёмистую трубку, откуда послышался прерывистый доклад часового с поста номер четыре:
– Товарищ начальник караула, совершено нападение на пост. Неизвестные произвели два выстрела в мою сторону. Пули попали в фонарный столб.
Я не выдержал, прокричал в трубку:
– Махов, спрячься за шпалами и следи за обстановкой, сейчас прибудет тревожная группа!
Мигом в караулке всё зашевелилось: бойцы с оружием занимали места, отведённые для отпора в случае нападения, а мы с начальником караула, собрав тревожную группу, мигом выдвинулись в сторону поста номер четыре, попутно дав команду водителям БТРов занять свои места в машинах и оставив сержанта Корницкого быть на связи. До поста номер четыре идти было не далеко, всего-то около километра, которые мы пробежали за считаные минуты, на ходу проверяя обстановку. Справа по периметру тянулись обнесённые сверху колючей проволокой бетонные заборы нашей части, слева по периметру – колючая проволока и деревянные столбы, а за ними уже белела в утренних сумерках река Шпрее.
Издали увидев нас, Махов вышел из укрытия:
– Стой, кто идёт? – привычно окликнул нас часовой.
– Разводящий младший сержант Волков, со мной начальник караула старший лейтенант Дубцов с тревожной группой из пяти человек.
Разобравшись, кто есть кто, мы начали выяснять происшедшее.
Рядовой Махов коротко доложил, что по реке двое мужчин проплывали на небольшой моторной рыбацкой лодке, и вдруг один из них начал целиться в его сторону из ружья, как ему показалось:
– Я только отскочил за столбик, услышав выстрелы, как две пули, одна за другой, вонзились в дерево, а мужчины прибавили газу и быстро уплыли. Я тут же взял штык-нож от «калаша» и попробовал выковырнуть свинцовые ошмётки, но меня остановил старший лейтенант Дубцов, сказав, что это пусть останется для следователей.
Утром в части уже все знали о ночном нападении. В караульное помещение прибыло много начальства. Все сошлись во мнении: караул действовал абсолютно верно и все действия были точными.
Наконец-то, уже в конце дня, мы сдали наше дежурство и только к ужину вернулись в роту, очень уставшие, но довольные, что всё вот так закончилось. В казарме нас дожидался командир роты капитан Поздняков. После краткого доклада Дубцова о прохождении караула и обо всех происшествиях на дежурстве, он сказал, что такие провокации были и будут, и хорошо, что часового не задели, а потом вдруг спросил: «А счёт-то у вас какой?» Тут старлей замялся и я, не дожидаясь его, громче, чем нужно, заявил:
– Товарищ капитан, мы успели сыграть десять партий. Счёт десять ноль в мою пользу.
Тут командир роты задорно, как-то по-дружески, захохотал. Видно было, что он доволен тем, что его соперника положили на лопатки.
* * *
Осень медленно, но верно начала вступать в свои права. Всё чаще дули прохладные ветры, то собирая в кучи жёлтую опавшую листву и разбрасывая их обратно, то неистово вращая и расстилая вдоль бордюров многочисленных дорожек и площадок нашей части, то собирая облака в чёрные грозовые тучи, то разгоняя их.
В один из таких дней вся наша военная часть построилась на плацу для слушания итогов проведённой командованием осенней поверки. Так уж заведено, что все военные части ВС СССР должны проходить весенне-осенние поверки, то есть два раза в год, весной и осенью, приезжала специальная комиссия и проводила комплексную проверку всей деятельности военной части, куда входили: результаты по учебным занятиям армейцев в наборе знаний по военной технике и вооружениям, результаты проведённых стрельб и учений на полигонах, военная физическая подготовка с проведением марш-броска, строевая подготовка с прохождением рот парадным строем и с песней перед трибунами, знание бойцами устава воинской службы, общая хозяйственная деятельность, питание солдат и многое другое касательно воинской службы. Всё командование части очень серьёзно готовилось к каждой поверке, подгоняя военнослужащих всех рангов. И вот сегодня, дождавшись итогов уже прошедшей поверки, командование части решило объявить результаты смотра на всеобщем построении части.
Но почти на месяц раньше командир роты дал указание: что начинаем готовиться к строевому смотру, кульминацией которого будет являться прохождение всей ротой с песней и строевым шагом колонной по шесть человек перед трибунами. Для этого необходимо найти несколько хороших строевых песен, выучить их и натренироваться пению со строевым шагом. Также выявить в роте более-менее певучих солдат, чтобы они могли тянуть всех, вытягивая на нужную ноту. Вначале, как он советовал, лучше всего пробовать петь всей ротой вне строя, а потом постепенно привыкать к пению уже в строю. Всё это выходило от командира роты не как приказ, а как наставление более опытного товарища. Мы только потом поняли, как он был прав, когда первый раз запели всей ротой. Вышло как всегда, как обычно: на одной ноте и не в такт. Более чем половины роты не умели слушать соседа и пели песню как молитву читали, одной нотой. Вот тут-то и пригодились мои врождённые по-деревенски голосовые связки и пение вечерами в деревенском клубе разных песен, особенно армейских, под наигрыши баяна или гармошки. Мы со старшиной роты Зиминым выбрали более певучих бойцов – около тридцати человек, раздали текст уже выбранной песни, посадили в красном уголке и начали разучивать песню. Вскоре многие солдаты и офицеры начали оглядываться в сторону нашей казармы, откуда довольно гармонично лилась любимая многими казацкая песня «Казаки в Берлине»:
По берлинской мостовой
Кони шли на водопой,
Шли, потряхивая гривой,
Кони-дончаки.
Распевает верховой:
«Эй, ребята, не впервой
Нам поить коней казацких
Из чужой реки…»
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Выбор песни не был случаен. Командир нашей роты, капитан Поздняков, сам был из казаков, да и пел он казацкие песни довольно здорово, как недавно выяснилось. Наш план, составленный по его совету, удался, и мы очень хорошо подготовились к строевому смотру.
Помимо строевых занятий, по ходу осенней проверки, прошёл наш незабываемый марш-бросок на шесть километров, где опять отличилась наша рота, заняв первое место, а следом были стрельбы из именного оружия – автомата АКМ.
С раннего утра наша рота выдвинулась на стрельбище. Этот охраняемый по периметру полигон представлял собой обширное поле, огороженное естественной защитной оградой – густым лесом. Здесь были и командные пункты, и автоматически поднимающиеся мишени для стрельбы из автомата или пулемёта и даже из танковых орудий, и пункты питания и врачебной помощи.
Рота выстроилась для проведения стрельб.
– Первое отделение, на огневой рубеж шагом марш! – чётко скомандовал капитан Поздняков. – Первая тройка: рядовые Быков, Палховский, Егоров – занять огневые позиции!
И, когда бойцы заняли свои места, продолжил как по уставу:
– К бою!
Солдаты передёрнули затворы автоматов, засылая патроны в стволы, и, как только прозвучала команда «Одиночными огонь!», начали падать мишени. Ребята стреляли хорошо, только Палховский, как всегда, учудил. Он был настолько маленький и худенький, что при стрельбе отдача от автомата поднимала его от земли, прогнув до пояса. Это не прошло незамеченным.
После стрельбы каждый поочередно доложил, что стрельбу закончил.
– Первая тройка, занять строй! Рядовой Палховский, ко мне! – прозвучала команда капитана.
– Рядовой Палховский по вашему приказанию прибыл, – доложил подошедший солдат.
– Палховский, сколько ты весишь?
– Сорок восемь килограмм, товарищ капитан.
– Как ты попал в армию с таким весом?
– Случайно, товарищ капитан, передо мной весы сломались.
Тут рота не выдержала и громогласно захохотала. Смеялись все, даже представители комиссии, просто до слёз.
– Но ведь ты отстрелялся хорошо, все мишени положил, – недоумевал капитан.
– Одиночными я попадаю, а когда очередями, то идут веером.
Тут уже попадали все. Смеялись до икоты, больше всего, наверное, от его голоса, очень похожего на детский. Долго рота не могла успокоиться. То тут, то там слышался веселый смех. Наконец все успокоились и на серьёзной ноте, успешно закончив стрельбу, всей ротой мы вернулись в часть.
Отдыхать долго не пришлось. Уже на следующий день во всех ротах начались строевые смотры. Поверку проходили по отделениям, и я, конечно, как и все командиры отделений, переживал за своё отделение. В бойцах я был уверен. За год научил их выполнять строевые приёмы, доведя это до автоматизма, и моё отделение по результатам предыдущих проверок неизменно являлось лучшим в роте. За это и за многое другое, за то, наверное, что служил в ВС с удовольствием, меня даже наградили. Как чаще всего бывает в мирное время, наградой послужило «письмо на Родину». И вот это письмо, всего-то один листок казённой бумаги, настолько взволновало бывшего фронтовика – моего отца, что долго потом в деревне вспоминали, как он показывал многим и прочитывал вновь и вновь с гордостью это письмо, подписанное командованием ГСВГ, где большими буквами было написано: «Благодарим Вас за вашего сына, который своей доблестной службой в рядах ВС СССР получил звание отличника боевой и политической подготовки и является примером для других солдат ГСВГ, проходящих службу в данное время».
Мама рассказывала, что отец даже плакал от радости. Вот такое воспитание духа, любви к Родине, граничащее с самопожертвованием, если нужно, было в наших людях – людях СССР. Этому даже не учат, оно само приходит, приходит с рождением, как новому поколению от древних славян-русичей, от полков Петра Первого, от победных корабельных рейдов адмирала Ушакова, от армии Кутузова, от побед маршала Жукова, от тех овеянных славой битв России против подонков мира.
Заканчивался строевой смотр нашей роты. На плацу осталось только моё отделение. Мы уже знали, что остальные отделения сдали проверку на «хорошо» и «отлично», и, чтобы не портить общую картину, необходимо было сильно постараться. Проверяющий, среднего роста крепко сбитый майор из комиссии, не жалея нас, давал всё новые и новые команды: «В одну шеренгу становись! Разойдись, в колонну по два становись! Равняйсь! Смирно! Правое плечо вперёд шагом марш! Прямо! Отделение, смирно! Равнение налево!» – и так далее.
Может быть, оттого, что я занимался спортом, где многие движения должны быть выверенными, строевые упражнения давались мне легко и я любил их выполнять. Всё это, как можно глубже, до понимания красоты движений, я передал своему отделению и сейчас, вместе со всеми, с удовольствием выполнял все команды майора. Наконец-то глаза майора просветлели, ему явно понравилось, как мы выполнили его команды:
– Товарищи солдаты, я доволен. Скажу больше: я очень доволен. Остался последний штрих: строевой шаг с песней. Младший сержант Волков, командуйте.
Я тут же вышел из строя:
– Отделение, равняйсь! Смирно! Шагом марш! Запе-евай!
Ну, мы тут и выдали одну из ротных песен, что учили в последнее время:
У солдата выходной, пуговицы в ряд
Ярче солнечного дня золотом горят.
Часовые на посту, в городе весна.
Проводи нас до ворот,
Товарищ старшина, товарищ старшина.
Это была наша вторая ротная песня. Человек шесть из ротных запевал были из нашего отделения, поэтому мы легко справились с последним заданием и получили от майора необходимую для роты оценку «отлично». Но этим ещё не всё закончилось. Многие ждали финального дня строевого смотра, когда все пять рот нашей части должны были пройти каждая по отдельности парадным строем мимо трибун, отдавая честь командованию части и членам комиссии. И вот этот день настал. Перед выходом к смотру старшина построил роту, где командир роты решил самолично проверить весь состав.
И вот рота на время замерла в строю. Под ярким солнцем ослепительно блестели кокарды фуражек и начищенные до зеркального блеска пуговицы новеньких кителей и целые ряды отличительных значков на груди. Старательно отутюженные брюки и начищенные кожаные ботинки прекрасно дополняли весь этот парадный строй. Командир роты, глядя на это великолепие, заулыбался, заняв своё место в строю – ведущим колонны. Поступила команда, и рота двинулась на исходную позицию.
Издали было видно, что вокруг трибуны собралось очень много зрителей. Среди них оказалось довольно большое количество немцев, причем среди них были даже прошедшие войну военные. Волнение немного нарастало. Вот пошла первая рота. Хорошо шли, чеканя шаг и под строевую песню. «Наша песня лучше, и поём мы лучше», – тут же подумал я, опытным слухом выискивая запевал. Наконец на том конце плаца всё стихло, и тут же наш командир роты скомандовал:
– Ро-та! С пес-ней ша-гом ма-арш! – чётко разделяя слова, громко, что есть мочи, выкрикнул капитан Поздняков.
Рота, как единый организм, точно, без ошибок начала движение, и запевалы сразу подхватили с большим удовольствием нашу ротную казацкую песню. Очень хотелось показать, что мы умеем и как мы умеем, да ещё при зрителях. Зря, что ли, тренировались. И поплыла, нет – поскакала казацкая песня, вернувшись из степей, с полевых сражений, через собравшихся зрителей, прямо в окрестности немецкого города под сопровождающий гул сотен армейских ботинок русских парней – трам-трам-трам-трам:
По берлинской мостовой
Кони шли на водопой,
Шли, потряхивая гривой,
Кони-дончаки.
Распевает верховой:
«Эй, ребята, не впервой
Нам поить коней казацких
Из чужой реки…»
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Казаки, казаки,
Едут, едут по Берлину
Наши казаки.
Как только мы приблизились к трибунам, командир роты, бодро шагающий впереди колонны, громко дал команду:
– Рота!
Рота тут же замолчала, перешла на строевой шаг и подошла к трибунам, чеканя каждое движение:
– Смирно! Равнение налево!
Мгновенно все, за исключением первой колонны, повернули головы к трибунам. Краем глаза я увидел, что рота хорошо держит строй, только широкие груди солдат то подымались, то опускались в такт движения. Так мы и прошли, уже под громкие аплодисменты зрителей, которые, не сдержав восхищения от увиденного, от слаженности строевого порядка роты, от красивой казацкой песни, начали громко хлопать в ладоши и выкрикивать разные приветствия, немного нарушая военный этикет. Я мельком увидел, как блестели глаза у нашего командира части полковника Бушкова: наш знаменитый на всю ГСВГ фронтовик улыбался, стоя на трибуне, и вытирал выступившие слёзы.
А сегодня, в этот осенний, немного пасмурный день, на слушании итогов проверки, замполит всё ещё говорил и говорил, обращаясь ко всем солдатам и офицерам части. Весь строй внимательно слушал уже изрядно поседевшего заместителя командира части, вытянувшись поротно вдоль плаца:
– Товарищи солдаты и офицеры, мы находимся на переднем рубеже защиты нашей Родины, поэтому любые политические изменения в мире или агрессивные действия недружественных к нам стран и их союзов в первую очередь коснутся нас с вами. Мы должны быть всегда сильными, готовыми дать отпор любому врагу; выносливыми, чтобы одолеть любые тяготы военной службы; крепкими и здоровыми на зависть нашим противникам. Всё это достигается ежедневными занятиями и обучением мастерству воина. В войска приходят всё новые и новые вооружения, управление которыми подвластно только умелым, обученным воинам с хорошими знаниями, особенно инженерными. Прошедшая только что осенняя проверка показала отличную подготовку наших солдат и офицеров в деле совершенствования воинского мастерства. По итогам проверки наша военная часть засчитана одной из лучших в ГСВГ. Поздравительную телеграмму от командования уже получили. По этому поводу от имени командования части и от себя лично хочу всем вам выразить свою благодарность. Спасибо, товарищи.
И тут же грянуло троекратное «ура» всех, кто был на плацу. Каждое слово замполита западало в наши души, оставляя большой след в наших молодых сердцах. Мы все гордились тем, что принадлежим Вооружённым Силам самой огромной, самой сильной, самой лучшей страны в мире, страны-героя, страны Славы, Почёта и Уважения. Мы – русские, с нами Бог.
– По результатам проверки внутри нашей части, – продолжил замполит, – первое место заняла вторая рота под командованием капитана Позднякова. Лучшими отделениями стали отделения младшего сержанта Быкова и младшего сержанта Волкова из той же роты.
При этих словах Сергей Быков, стоящий со мной рядом, дёрнул меня за рукав шинели:
– Генка, в отпуск поедем, – зашептал он многозначительно.
– Откуда знаешь? – не поверил я.
– Старшина Зимин сказал, он случайно услышал от комроты.
Я настолько разволновался, что уже не слушал и не слышал никого. Сердце заходило ходуном, меня бросало в жар, а мысли уже полетели в родные края, к папе с мамой, к родным сёстрам и братьям. «А может быть, это неправда или ошибка какая», – спрашивал сам себя, умеряя пыл. Тут до моего сознания дошло, что замполит уже закончил перечислять отличившихся и сейчас читает список награждённых, в том числе краткосрочным отпуском на Родину. И тут – о Боже мой – прочёл и мою фамилию. Я мигом успокоился: «Всё, дали, теперь не отберут». Так закончилась ещё одна глава в моей армейской службе.
* * *
Вот и наступила последняя для нашего призыва весна в Германии. Уже в марте месяце по-летнему тепло и начинают распускаться листья на деревьях и кустах, наполняя местную природу радостным возбуждением. Неизменно яркое солнце после зимней спячки торопится отдавать своё тепло, день за днём разогревая землю. Крики гусей и журавлей, возвращающихся с тёплых краёв, заполняют всё пространство, пробуждая весенний, бурный ажиотаж. Душа просится наружу, твердя постоянно: «Успеть и не опоздать, успеть и не опоздать», сама не зная, куда и зачем и что надо успеть. Вот такое ощущение нами овладевало в последние месяцы службы в армии, ощущение того, что вот-вот случится что-то грандиозное, придут большие изменения, и вот оно рядом, совсем рядом, что-то родное, близкое, уже дышит в затылок, в неизменном своём присутствии, радуя и волнуя нас. Каждый солдат из нашего призыва, конечно, догадывался, что это за чувство. Это можно было назвать одним словом: «дембель», демобилизация.
Осталось всего-то пару месяцев служить, а ещё многое надо было успеть сделать, на первый взгляд совсем мелочное и ненужное, но в то же время что-то подсказывало, что это нужно, необходимо, важно. Вот так же в голове засело: дембельский альбом. Думал, быстро соберу фотографии, наклею в альбом, вот тебе и дембельский альбом. В действительности оказалось, что это большая творческая работа, которая отнимала много времени и сил. К каждой фотографии нужно было подобрать соответствующие рисунки, стихи, напутственные речи сослуживцев, разные надписи и подписи друзей и многое, многое другое. Вот и сейчас, сидя в красном уголке, я битый час корпел над своим альбомом. Кипа фотографий, собранных за два года службы, лежала передо мной и ждала своей участи. Вот тут сестра моя, Лиза, провожает меня с отпуска обратно в Германию. Я в шинели и шапке-ушанке, с чемоданом в руке, держу под руку Лизу, а кругом в поле метель и вьюга. Кто служил в ГСВГ, тот знает, что получить краткосрочный отпуск почти нереально. Тем не менее какое-то мизерное количество отпусков, видимо для самых заслуженных, закладывалось в поощрительные списки командования, и я туда попал. Всего-то десять дней, которые отпущены солдату, и несколько дней, необходимых на дорогу туда и обратно, были почти несбыточной мечтой каждого, кто служил в армии. На другой фотографии я и старшина Зимин, с автоматами наперевес, сразу после марш-броска. Зимин четыре месяца назад демобилизовался и уехал домой, в Ленинград. Целый год он был старшиной роты, и мы так привыкли к нему, что солдаты до сих пор вспоминали его, немножко с жалостью приговаривая: «Да-а, вот был раньше Зимин…» Ну а сейчас в нашей роте другой старшина, очень неуживчивый, неотёсанный, грубый в разговорах, завистливый, далёкий от спорта уроженец Западной Украины Стасько. Конечно, он мне лично ничего плохого не сделал, просто я собрал те эпитеты, которыми отзывались про него сослуживцы. Видимо, зная, что допустил оплошность, поставив его старшиной, командир роты Поздняков собрал нас, командиров отделений, и прямо спросил о его соответствии этой должности. Почти все высказались против Стасько, но, видя, что командиру роты такая ситуация в роте не нравится, я всё же высказался за старшину:
– Товарищ капитан, есть пословица: коня на переправе не меняют. Служить осталось всего-то три месяца. Я понимаю, что он никому не нравится, и даже вам, но менять сейчас нельзя. Толк будет мизерный, а ненужные разговоры пойдут и дойдут наверно до командира части. Мы-то скоро демобилизуемся и разойдёмся по домам, а вам ещё служить да служить. А со Стасько мы поговорим сами, если надо, где-то поможем, – закончил я.
– На том и порешили, – сказал свою любимую фразу капитан Поздняков. – Все свободны. Сержант Волков, задержитесь.
И когда все ушли, продолжил:
– Сержант Волков, спасибо за правильное понимание ситуации и за поддержку, я действительно не знал, что с ним надо делать, уставных явных нарушений нет, а объяснить командованию части, за что снят с должности, – проблема. А вы знаете, сержант, я же хотел вас поставить старшиной, но не сделал, и знаете почему?
– Нет, не знаю, товарищ капитан.
– Потому что вы слишком добрый, а роте нужен более строгий старшина.
Конечно, в своих выводах капитан, может быть, и прав, но в итоге получили проникновение зла в коллектив и, как следствие, нервозность в роте.
А вот ещё фотография, где мы всей ротой на обеде, сидим за накрытыми столами в солдатской столовой. В начале стола, как всегда, сидит командир отделения, а рядом располагаются деды и «черпак», а далее – всё отделение. «Черпак» – это тот, кто прослужил год, и только он имеет право за столом орудовать черпаком и разливать суп в миски.
К приходу в столовую дневальный по роте заранее накрывает столы. На обед, как правило, ставится большая кастрюля с супом, кастрюля поменьше – со вторым: это могут быть разнообразные каши, макароны, лапша, картошка жареная, варёная или картофельное пюре, большая тарелка с жареной рыбой, а ещё чайник с компотом, хлеб. Конечно, на каждую еду есть свои гурманы, но я, даже после многих лет, до сих пор вспоминаю супы в нашей солдатской столовой: знаменитое острое, перчёное харчо, красный свекольный борщ, кислые щи из зелёных листьев капусты или простой молочный суп. Настолько были вкусны приготовленные с душой поваром супы, что даже офицеры части очень часто заглядывали в солдатскую столовую, в шутку приговаривая, что наши повара больше любят солдат, чем офицеров. Ну а рыбу жарить так, как наши повара-умельцы, я так и не научился. Они их поджаривали таким образом, что под зубами мягко хрустели даже кости, легко перемалываясь. Ну а компот? Я такой душистый густой компот так нигде больше и не попробовал в своей жизни. Может быть, кто-то, читая эти строки, подумает, что я приукрашиваю. Нет, нисколько. Я думаю, весь секрет был в том, что сам командир части, полковник Бушков, очень часто самолично проверял качество еды, не говоря уже о том, что в обязанности дежурного офицера по части входило тестирование еды и проверка качества, что делалось ежедневно перед приёмом пищи солдатами. Видимо, русскую поговорку «Как солдата покормишь, так он и служит» многие понимали правильно.
А на этой фотографии, снятой в самом начале службы, я стою в саду с полным ведром груш и яблок, и моё улыбающееся лицо говорит, что я попал в райские кущи. Мои мысли быстро перенеслись на года-полтора назад. Я ещё не начал служить в роте, как попал в гарнизонный караул, где пришлось охранять гарнизонный госпиталь. Дело в том, что охраной важных объектов занимаются специальные войсковые части или роты, но иногда, как бы в помощь, ставили и нас, чтобы дать передохнуть ребятам. И вот, когда мы в первый раз приехали в гарнизонный госпиталь и увидели, что госпиталь находится прямо на территории огромного, бесконечного в прямом смысле слова фруктового сада, нашему удивлению не было границ. Груши и яблоки уже созрели и падали на землю, устилая в неимоверном количестве всю площадь сада. И никто их не собирал, так и оставались они лежать, постепенно превращаясь в саму землю. Первой моей мыслью было как можно больше фруктов собрать, хотя бы для своего отделения, что я и сделал после окончания смены. Расстелил шинель, собрал туда яблоки и груши, завязал туго концы, и получился у меня довольно объёмистый «мешок», который я забросил на подъехавший за нами военный грузовик. И уже в казарме, пока не было никого из роты, аккуратно разложил под подушки всем бойцам нашего отделения все принесённые из далёкого сада вкусности. Было очень приятно смотреть потом на реакцию ребят наших, когда сюрприз уже открылся. Все были очень довольны неожиданным подарком, особенно командир отделения сержант Корнюшин, который то и дело повторял: «Ну, рядовой Волков, не ожидал, сразу видно, что из деревни».
Так, просматривая свои армейские фотки, я понял, как будет выглядеть мой дембельский альбом, который, видимо, будет храниться у меня до скончания века. А сделаю я свой альбом как историю молодого человека, под названием «От призыва до дембеля». А в мыслях уже легли на первую страницу альбома прекрасные слова стихотворения, написанного моим другом и сослуживцем, командиром четвёртого отделения Сергеем Быковым:

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/gennadiy-petrovich-volkov/moy-dom-sssr-70901995/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.