Главная страница | Книги о приключениях | Все сады зацветают в июне

Все сады зацветают в июне
Светлана Жукова
Забавные и трогательные истории из детства, где не было интернета…

Когда летом зацветали липы, вся улица погружалась в какое-то золотистое сияние, которое окутывало тебя запахом меда и солнечными лучами. Это была настоящая магия, какая только возможна в детстве, потому что ты знай себе бегаешь от рассвета до заката, играешь с друзьями, гоняешь на велосипеде и прибегаешь домой, с грязными от дорожной пыли ногами, только чтобы быстро поесть и убежать обратно. Потому что твой детский ум всегда находил для тебя приключения.

Светлана Жукова
Все сады зацветают в июне

Вместо предисловия.

Итак, с чего начать. Начну все-таки с вступления. Зовут меня Светлана Жукова Я давно уже взрослый человек, который регулярно по будням ходит рано утром на работу, ворчит на погоду и пробки, делает с детьми уроки и радуется продуктам, купленным в магазине со скидкой. Я люблю путешествовать и если было бы возможным, делала это чаще, чем пару раз в год. Но моя история не об этом и не обо мне, а о девочке Свете, для которой когда-то деревья тоже были большими, и она носила теплую шапку не по погоде, а когда это скажет ее мама. Это история про детство, про друзей, родных и немного про приключения.

За Уваровским поворотом, где цветут липы.
Каждое свое лето в детстве я с младшим братом проводила в деревне, в доме бабушки и дедушки. Жили они в Воронежской области, километрах в 900 от города, где мы жили с родителями. Да, мы были городскими детьми. Теми, кого всякий здравомыслящий родитель старался на лето отвезти подальше – «С глаз долой и с сердца вон», шутка, конечно, потому что «Посмотри какие они синюшные все и худые». Подальше от городской пыли, огненных раскаленных асфальтов, поближе к витаминам и свежему воздуху.
Когда мы были совсем маленькими, то летали самолетами, я помню, как мама готовила суп пюре и наливала в термос, и мы с братом ели его, ожидая посадки самолета. Став постарше самолеты сменили поезда. В поезде мы впервые попробовали только появившуюся в магазине лапшу быстрого приготовления. Тогда помню, это была такая экзотика, как и недоспелые бананы. Да мы жили в те времена, когда страна потихоньку менялась, а продукты в магазинах прибавлялись. Потом, когда мне было лет десять, мой отец купил машину, и мы перебрались с поезда на трассу. Но этот период был недолгий, родители развелись, машина была продана. Хотя не будем о грустном.
А потом, потом в нашем городе появился автобусный маршрут до Воронежа и мы стали путешествовать до «бабушки» именно так. Путешествовать автобусом было утомительно и интересно одновременно, можно было посмотреть придорожные города, природу вдоль дорог. Тогда-то в историю и вошел Уваровский поворот. Уварово это был, хотя почему был, и есть населенный пункт в Воронежской области. После него шел поворот на дорогу, которая вела до деревни, где жили мои родные. Поэтому кодовая фраза «Мы проехали Уваровский поворот» означало только одно, скоро утомительное путешествие закончится и начнутся летние каникулы.
Чаще всего мы приезжали в деревню в конце мая, когда завершали свое цветение яблони и вот-вот должны были начать цвести липы. А липы в нашей деревни росли чуть ли не на каждой улице рядом с домами в палисаднике. Что такое палисадник, спросите Вы? А я расскажу. Это такой маленький сад у дома, где росли два три дерева, кусты малины или крыжовника, оранжевые лилии, которые всегда пачкали нос, розовые пионы и конечно, тюльпаны. Правда, ни в палисаднике, ни возле дома бабушки и дедушки липа не росла, зато росла совершенно прекрасная, яблоня сорта "Белый налив", которая служила нам шатром в жаркий летний зной. И кормила всю округу вкусными, сладкими яблоками. А напротив соседнего дома и возле других домов, липы росли. А еще росли каштаны, которые дети под крики местных бабушек «Не ломайте деревья», срывали зеленые, колючие шарики, оттирали их об асфальт, мыли под водой и у них получались такие пушистые, коричневые мячики.
Так вот, когда летом зацветали липы, вся улица погружалась в какое-то золотистое сияние, которое окутывало тебя запахом меда и солнечными лучами, а твои босые ноги щекотала холодная от росы зеленая трава. Это была настоящая магия, какая только возможна в детстве, потому что ты знай себе бегаешь от рассвета до заката, играешь с друзьями, гоняешь соседских гусей на велосипеде и прибегаешь домой с грязными от дорожной пыли ногами, только, чтобы быстро поесть и вновь убежать обратно.
В моем детстве не было фастфуда, колы, а на жвачку мы смотрели диковинными глазами. В мое время, когда ты испытывал жажду, то подбегал к ближайшей колонке у дома, наваливался на нее всем своим весом и пил ледяную воду, и снова куда-то бежал играть. Потому что твой детский ум всегда находил для тебя приключения.

Дом на Коммунальной 12.
Я чаще всего не помню адреса друзей, детского сада и школы своих детей. Но я отчетливо помню адрес «бабушкиного дома». Дом располагался в начале улицы, которая начиналась от железнодорожных путей, служивших для разворота поездов. Недалеко от этой улицы находился центральный Автовокзала, собственно он был один, а потому самый что ни на есть центральный. Мы когда ездили к бабушке автобусом, всегда выходили на этом вокзале, а после шли до дома пешком с чемоданами. На автовокзале нас встречал дедушка и дядя, и мы вместе шли домой, где нас ждала бабушка, хлопотавшая на кухне. На этот автовокзал приезжали автобусы с ближайших деревень и городов. Сидя на крыльце бабушкиного дома, я могла слышать, как диспетчер объявляет посадку или прибытие очередного автобуса «Автобус по маршруту Старая Тойда отправляется через пять минут».
Именно поэтому, не зная еще такого предмета, как география, я с детства знала названия всех деревень и поселков Воронежской области: Новохоперск, Борисоглебск, Старая Тойда, Старая Чигла и тд. Туда же на автовокзал мы с бабушкой ходили за продуктами, потому что там распологались магазины и разные продуктовые лотки. А еще там была большая столовая, куда любил захаживать мой дядя. И бабушка часто его за это ругала «Опять наелся в своей столовой». Про своего дядю я тоже непременно Вам расскажу.
Наш дом находился на ул. Коммунальной 12. Это был большой дом с белым фасадом и резными ставнями, крыльцом и ступеньками, зеленым забором и палисадником, где росла малина и яблоня-шатер. На заборе при входе во двор дома, было написано белой краской, большими буквами – «Осторожно, злая собака!». Хотя видели бы Вы, того добрейшего пса по кличке Букет, жившего под табличкой «Злая собака»…
У бабушки всех собак почему- то звали Букетом. И в действительности, я не могу точно рассказать, сколько за все мое детство было таких собак. Но службу свою они несли исправно: громко лая, почуяв чужака. Иногда дедушка отпускал Букетов погулять, и они, бывало, сбегали на улицу, где с ними иногда и приключались неприятные истории, после которых в доме появлялся новый Букет. Но не стоит огорчаться, в деревне все воспринималось, как естественное течение жизни.
С криком «Бабуля, мы приехали!», я и брат забегали на крыльцо, где нас встречала наша бабушка одетая в цветастый халатик и с платком на голове. А еще на ней почти всегда был одет фартук, которым она плача от радости вытирала глаза. «Мои миланьки приехали, да как Вы выросли, да как повзрослели», приговаривала она. С каждым годом моя бабуля становилась все меньше, ее походка все труднее, а мы с братом росли все выше. Вот так постепенно, деревья переставали быть высокими, улица и дом на Коммунальной 12 пустели, сменяясь новыми жильцами.
Постепенно: жители этого дома, соседи и все, что там проживалось на этой улице, переселялось за дверь моей памяти. Но это будет намного позже, а пока начинались наши летние каникулы, я обнимала моих родных и понимала, приехала домой, где живет мое сердце.


Бабушка Наташа и дедушка Коля.
Я всегда как-то эфемерно говорю о своих родных – бабушка, дедушка. Как-то обобщенно, иногда просто говоря – «бабушкина деревня», «бабушкин дом»… Безыменно. Как будто, они были не люди с прожитой жизнью, а какое-то одухотворенное понятие. А между тем мои бабушка и дедушка люди с интересной жизнью.
Бабушка Наташа, сколько я себя помню, ходила в халатике и косыночке, занималась домом, заботилась о нас, вела хозяйство. Хотя, конечно, и она не всегда была бабушкой, а была очень даже красивой девушкой, а до этого была ребенком. Бабушка Наташа часто нам рассказывала про свое голодное детство, которое сначала пришлось на революционные годы, где многие лишились своих домов и отцов. Когда по любому доносу отправляли «на 10 лет без права переписки». Она рассказывала, как много скиталась по домам с маленькими сестрами и мамой. Как началась война, как они ели траву и ракушки. Как потом радовались Победе. И как она много работала, вместе с другими женщинами грузила торф на баржу. Может, помните, картину репина «Бурлаки на Волге». Моя бабушка так же работала. Тяжелое было время, что тут скажешь.
А потом бабушка Наташа встретила дедушку Колю. Молодого красивого, статного парня с голубыми глазами и кудрявым чубом. Бабушка после до самой старости, погладив по кудрям моего дедушку, говорила «Козлик ты мой кудрявый».
Как и многие советские люди, они трудились в колхозе, собственными руками строили свой дом, придя с работы, месили глину для фундамента. Как не было денег и вместо занавесок на окнах были заклеены газеты. Я, конечно, всего этого не видела. Мое детство пришлось на уютный, теплый дом, где всегда пахло оладушками, где в буфете лежали конфеты, а по вечерам возле дома собирались соседи – другие бабушки и дедушки нашей улицы. Которые до темноты обсуждали события в мире и, нахваливая друг перед другом своих внуков.
Дедушка Коля всегда был занят работой, и, наверное, не было такое занятия для него, которое он не мог бы осилить. И шахтер в угольной шахте, и бригадир в лесхозе, конюх на маслозаводе, столяр и даже кровельщик. Вот сколько занятий было у него. Он был очень вспыльчивым, я думаю, это ему его кудри не давали покоя. Но что удивительно, добрейший человек, желанный, как говорила бабушка Наташа. Я любила наблюдать, когда они вдвоем собирались в магазин. Моя бабушка не любила косметику и никогда не красилась, но крем для лица и одеколон для нее было святое. Она одевала, свой парадный халатик, повязывала белую косыночку и доставала глянцевый ридикюль из старого дубового шкафа. Как жаль, что мне не достался этот ридикюль. Потом она спорила с дедушкой, который норовил уйти «в центр» «в чем был». «Да, что ж ты не видишь, что рубашка грязная! На вон! Одень, я тебе приготовила» и доставала все из того же дубового шкафа чистую одежду. Это был целый ритуал похода в центральный магазин и на центральный базар. Да, что там целое событие. Вот так вот жили люди. Не как сейчас магазины на каждом углу. Потом они доставали из сарая старую зеленую коляску, в которой когда-то возили меня маленькую и ехали «в центр».
Что за центр такой? Центр, как и в любом городе – центральная часть, только в маленьких поселках и деревнях "Центр" играл особую роль. Ведь там можно было узнать новости про соседей с дальних улиц, собрать сплетни, поторговаться и достать то, что в обычном магазине достать невозможно. Все друг друга знали, поэтому выйти в центр было большим событием. Я любила ходить с ними в магазин – обратно эта старая зеленая коляска везла, поскрипывая, много вкусностей, забитая доверху.
И мои бабушка Наташа и дедушка Коля шли гордые, держа нас за руки и отвечая соседям «Да, внуки к нам приехали. И не говорите, подросли, красавцы все в маму» и я, отчего-то, тоже преисполнялась этой гордостью, выпрямлялась и чувствовала себя самым любимым ребенком на свете.

Про дядю Стасю.
Было бы совсем несправедливо говоря об обитателях дома на "Коммунальной 12" не рассказать про дядю Стасю.
Дядя Стася был родным братом моей мамы, сыном бабушки Наташи и дедушки Коли. Это был чудесный человек, но от рождения у него была болезнь, которая называлась – синдром Дауна. Это такая болезнь, если кто не знает, при которой человек, растет, растет, но взрослым не становится. Так и остается навсегда ребенком. Нет, он, безусловно, растет физически, но навсегда в мыслях остается, например, первоклассником. Хотя по своим поступкам дядя Стася, иногда, удивлял даже взрослых, насколько они были «взрослыми». Но тогда в детстве, мы не обращали внимания на болезнь. Дядя Стася уже был таким, другого дядю, мы и не знали. Поэтому все было естественным. Для нас с братом, он был обычным человеком с необычным характером. А еще он был меломаном, большим меломаном и каждое утро и вечер, слушал свою любимую музыку на маленьком магнитофоне. И в бабушкином доме музыкальных кассет и пластинок было видимо – не видимо. Надо сказать, хотя их была целая гора, дом можно было построить, хорошо не целый дом, но маленькую беседку так точно. И хотя этих музыкальных кассет была целая маленькая беседка, разнообразием музыки они не отличались. Дядя Стася был большим поклонником Добрынина, Талькова, группы Любе, Малежика и тд. Вы и исполнителей таких, наверное, не знаете. А я знаю, и даже могу многие песни спеть наизусть. Дядя Стася стал для меня примером безусловной любви, когда человека любят просто так, не за поступки. Он любил нас, любил свой дом, деревню в котором жил, а еще он любил плотно покушать и всякий раз отправляясь по бабушкиному поручению в магазин, непременно заглядывал к кому-нибудь в гости. Его знала вся деревня: от водителей автобуса, продавцов магазина, до жителей окраиных улиц.
Мое детство проходило под мелодии его любимых песен, которое звучали в нашем доме с утра до вечера, став для меня, как озвучка к фильму про жизнь в нашей деревне.
Поэтому, если Вы меня сейчас спросите об этих исполнителях, то я легко вспомню их репертуар, из раннего творчества так точно, настолько они засели в моей памяти. А строчки из тех песен теперь стали для меня родными и понятными… «Сам себя считаю городским теперь я. Здесь моя работа, здесь мои друзья. Но все так же ночью снится мне деревня. Отпустить меня не хочет родина моя»…

Все сады зацветают в июне.
Поскольку, я мало помню себя в деревне, когда мне было 5-6 лет. Расскажу свою историю с момента школы. Не знаю, как сейчас, но в мое время – начала и середины 90х годов. Звучит-то как страшно в «мое время», сразу представляется старушка с дрожащим голосом. Но мой голос достаточно крепок, а потому продолжу…
Так вот, в мое время детей школами не пугали, домашней работой и урока не «загружали», а за хорошее поведение могли и пораньше на целую неделю отпустить. Я отлично помню, как учительница в конце урока нам говорила: «Кто будет вести себя хорошо, отпущу раньше на каникулы». И ты сидишь такой весь вытянувшийся в струну, не дышишь, чтобы всем своим видом показать примерное поведение. А за окном зеленеет листва на деревьях, такая знаете еще не запыленная, молодая только-только пришедшая в этот мир. И ветер через это открытое окно доносит до тебя аромат цветущих яблонь и сирени, такой теплый, так и говорящий «Пойдем со мной гулять». Конечно, здесь каждому школьнику хотелось услышать заветные слова – «Иванов, ты молодец, иди домой». И ты тут же схватив свой портфель, выбежав из класса, с чувством окрыляющей свободы побежал бы домой. Так что в классе все дети сидели тихо, от нетерпения ерзая на стуле, и ждали начала самых лучших летних каникул.
Как только начинались каникулы, родители отвозили нас в деревню, и я ни дня не задерживалась в городе. Так уж получилось, что на улице, где жили наши «бабушки» всегда приезжали внуки из разных городов. К началу лета нас собиралась целая география городских внуков. Приезжали внуки из Москвы, Санкт-Петербурга, Харькова, Воронежа, Самары и я уже не упомню всех городов. Но представьте, как было интересно. Тогда мы заводили дружбу очень легко, достаточно было сказать идем играть в прядки, или, а у нас возле дома новый песок завезли. Я дружила со всеми внуками с нашей Коммунальной улицы, знала историю каждого. И только передохнув с дороги, мчалась узнавать, кто уже приехал на каникулы. Баб Женя, а Танька уже приехала на каникулы – кричала, я ей через забор. Нет, – отвечала мне она,– родителям еще отпуск не дали. Баб Зина, а Андрей приехал, – спрашивала я, дойдя до другого дома. «Да приехал, приехал, окаящий, на велосипеде уже гоняет». И так от дома к дому устраивали перекличку «приехавших внуков».
А вечерами наши бабушки собирались возле дома и хвастались своими внуками. И эти внуки и в космос летали, и отличниками с золотой медалью были, и петь и танцевать могли. В действительности, мы были самыми, что ни наесть обычными детьми, не хотели никуда летать, а хотели бегать, прыгать и целыми дня есть мороженное.
Так что зацветали сады, к концу подходил месяц май, начинался месяц июнь, мама готовила нам суп в термос, и приказывая «хорошо себя вести у бабушки», отправляла нас в деревню навстречу дням, которые начинались с крика петухов, запаха жареных блинов, и игр с понаехавшими внуками из городов. А как же иначе…

Романтичное слово «Пикник»
«Бабуля, собери нам поесть, мы отправляемся на пикник», влетая домой с порога, заявила я. Кушать дома скукотища, особенно летом, особенно в деревне. В городе, так и вовсе не о каком пикнике подумать нельзя было. Где там расстелить на траве плед, уединиться и придаваться радостям природной жизни. То ли дело пикник, устроенный в полях среди цветущего рапса, прилипающих к платью репейников, летающих возле тебя бабочек и прочей крылатой живности.
Пикник в деревне представлял собой, конечно, не романтичный променад богемной аристократии с булками, сырами и молоком. Там было все куда более фундаментально, пикник в деревне это была сборная солянку всего, что удавалось выпросить у бабушек на кухне.
Поскольку в детстве, я была чемпионом среди «голодающего Поволжья», то накормить меня хоть чем-то более или менее съестным, почти не представлялась возможным. Поэтому моя бабушка, всегда была рада поддержать любую идею с едой, если это грозило сделать меня сытой. Для этих целей она часто приглашала на обед за компанию моих друзей. Разрешая, есть на крыльце и в дождь. Считая, что запах сырой земли и разряженного воздуха способствует аппетиту. Выносила на всю нашу огалделую ораву, чего-нибудь вкусного. Но результат всегда был, скажем сомнительный, вся еда с энтузиазмом поглощались моими друзьями, когда я так и оставалась сидеть со скучающим видом. Наверное, поэтому в награду за бабушкины переживания, сейчас мне достались точно такие же дети – малоежки.
Так что, услышанные от меня слова «Бабуля, собери нам еды», ею встретились на ура. Она собрала мне корзинку всего, что только могли унести мои детские руки: сало, черный хлеб, вареные яйца, огурцы, помидоры, нарезанной колбасы, и даже конфет.
«Только не ходите далеко, за линию на поле и хватит с вас», кричала бабушка мне вдогонку. Поле за железнодорожной линией было в четырех домах за нашим домом, но то ж целое поле, а там как Вы уже знаете, можно и плед расстелить, и наблюдать летающую живность, и обсуждать мальчишек, а еще собрать букет из синих цветочков. Такие синие цветочки похожие на маленькие колокольчики. Если кто знает их название, обязательно мне расскажите. Так что пикник на поле – это получается целый поход.
Помню, однажды, был случай, когда я с деревенскими ребятами повела всех наших городских внуков на пикник далеко до самой речки. Ох, и влетело мне тогда за такую самовольную прогулку. Но если честно, то это «ох, влетело» не сильно останавливало нас, детей, от дальних походов.
В детстве ты ребенок, для которого весь мир это одна большая улица, по которой тебе непременно нужно дойти до конца, заглянуть в каждый уголок и узнать, что ждет там за следующим поворотом.


Друзья с улицы у дуба.
Какая же это улица – то была? Улица Морская, а может быть Красноармейская? Не помню, хоть ты тресни! Я же говорю, что за всю свою жизнь, абсолютно наизусть, запомнила только улицу, на которой жили бабушка и дедушка. Поэтому не буду Вас мучить названиями, а скажу проще – это была улица «у дуба». Дуб тот, между прочим, до сих пор растет. Большой такой, раскидистый… Я возле него в детстве собирала желуди. А еще рядом с этим дубом была железная дорога, где я наблюдала проходящие мимо поезда и электрички. А за железной дорогой росли посадки деревьев, нас бабушка пугала этими «посадками». Только не ходите в «посадки», – говорила она. Совсем, как в мультфильме про братца кролика «Только не в терновый куст!». Не смотрели такой? Нет? Ничего какие Ваши годы.
Так вот, за этими посадками была дорога, которая вела к речке, к той после которой нас отругали за самовольную отлучку на пикник. Но вернемся к нашей улице у дуба, а то опять, получается, забежала вперед истории. Недалеко от этого дома стоял маслозавод, на котором перерабатывали в масло семена подсолнечника, а еще делали разные вкусные штуки – халву, козинаки. Там же работал мой дедушка, так что халвы и козинак в буфете нашего дома всегда было вдоволь.
А еще возле маслозавода рос вишневый сад. Мы с друзьями в этот сад ходили за вишней и, однажды, я там повстречала козу, но это тоже пока другая история.
На улице «у дуба» жили дети, те самые с которыми я сдружилась. Они были обычными деревенскими детьми, не приехавшими с городов внуками. Звали их Димка, Ленка и Маринка. Бабушка не любила, когда я с ними водила дружбу. Потому что они жили далеко от дома, но самое главное, потому что с их легкой руки и даже ноги, я постоянно убегала то туда, то сюда и все это было «куда ходить нельзя».
Димка и Ленка были братом и сестрой. И жили на углу улицы, в доме вместе с родителями. А Маринка жила напротив того самого большого дуба, и была девочкой сиротой, которую воспитывала одна строгая бабушка. И мне было от всего этого очень жаль Маринку, потому что она была не как мы, а росла без мамы и папы. Именно поэтому Маринка для меня в детстве была той девочкой, на которой я старалась применить все свои мушкетерские способности.
Правда, выходило это не всегда умело, а все чаще вкривь да вкось. Потому как Дюма во мне, книги которого я зачитывала до дыр, был не просто романтичным, но и целеустремленным – видящим цель и не видящим преград. И получались из этого иногда не просто веселые, но все чаше травмоопасные приключения.

Клубничный детектив.
Раз уж я заговорила про Маринку, то давайте расскажу одну криминальную историю.
Однажды, придя к Маринке домой и, посмотрев на ее бледное и осиротевшее лицо. Нет, на самом деле лицо ее было отнюдь не бледное, а скорее розовое и упитанное. Но для моего внутреннего мушкетера это было совсем неважно. Сироты должны быть бледными, так говорил мой начитанный мозг. Так вот, я решила, во чтобы то ни было порадовать свою одинокую подругу. И принести ей в подарок клубнику. Казалось бы, чего проще собрать на огороде клубнику, принести и подарить. Но на огороде моей бабушки клубника не росла, а все остальные ягоды, по моему мнению, на роль подарка не годились. Поэтому Дюма во мне заговорил, – «Каналья, тысяча чертей, найти клубнику дело королевской важности!» И я решилась добыть клубнику на чужом огороде, затем перелезть через забор Маринкиного дома и тайно в комнате оставить ей эту раздобытою в «бою» клубнику. То – то обрадуется несчастный всеми забытый ребенок. Это ли не поступок достойный верной подруги и настоящего подвига.
Это сейчас, я понимаю, сколько разом нарушила законов и чем узнай про это взрослые, мне могло обернуться. Но тогда я действовала исключительно в романтичных, геройских порывах. Одной, конечно, такой подвиг было не осилить. И на дело решено было взять Ленку и Димку. В романтичных подвигах они ничего не понимали, зато отлично умели лазать через заборы и знали все соседние огороды. Так вот, раздобыв клубнику, вместо тарелки решено было нарвать ростущих в том же огороде лопухов. А что красиво, чувствуете, как во мне тогда уже просыпался кулинарный эстет.
Мы отважно залезли в Маринкин двор. Клубнику для подарка решено было искать там же, далеко не ходя, в огороде Маринкиной бабушки. А чего далеко ходить, вон ее сколько на огороде Маринкиной бабушки, всем хватит! – подтвердила стоявшая рядом Ленка,– К нам нельзя родители отругают, а у соседей собака злая. А Маринкина собака нас знает, и шум не поднимет.
Калитка, ведущая на огород со двора, была открыта, так что собрать клубнику не составило особого труда. Потом недолго думая, через маленькое окошкои о в спальне Маринки, которое как специально, было открытым, мы оставили на столе нашей прекрасной Дульсинеи, хотя, нет, это из другого произведения, у нас же Дюма. И оставив на столе прекрасной Констанции ворованную клубнику, скрылись в кустах крыжовника. Жаль я не видела лица Маринки, когда она обнаружила такой подарок, придя домой. Но думается, она была счастлива. Еще бы столько спелой, вкусной клубники, да еще считай даром, то есть просто так. А как была, счастлива ее бабушка, которая наверняка увидела на огороде ободранные кусты клубники, я даже представлять не хочу…
Но с той поры, я честно-пречестно больше никогда не лазила в чужие дворы и чужую клубнику с огородов не воровала. Я вообще, если хотите знать, крайне ответственный человек.

Кровавые макароны.
Нет, нет пусть моего читателя, не пугает столь трагичное название главы. Хотя без крови в ней все-таки не обошлось, но совсем чуть- чуть. Итак…
История приключилась со мной и все с той же Маринкой. Девочка, как ранее говорила, я была городская и домашних дел особо не знала. В то лето, когда приключилась эта история, мне было примерно 10 лет. И пора, наверное, было реализовать свои кулинарные способности, незнамо откуда нагрянувшие на меня. Я решила, все, Света, твой день настал, пора приобщить себя к высокой кухне и приготовить итальянскую пасту. Блюдо, это было тогда почти новое и потому всеми детьми, как все новое воспринималось на ура. Поэтому придя, как-то днем в гости к Маринке, которая как обычно была занята делами. Воспитавшая ее бабушка не давала посидеть ей без дела. Я с энтузиазмом повара звезд Мишлен заявила, – "А давай я тебе приготовлю итальянские макароны с соусом". Маринка, видя, такой боевой блеск в моих глазах, сразу вдохновилась. И мы принялись за дело. Поставили варить макароны. Почистили чистить морковь. Для соуса хоть и уровня «Мишлен», ничего другого особо экзотичного в доме не нашлось, потому сгодилась и морковь. И тут почему – то, все пошло не по плану. Сначала, как по волшебству, со стола улетела и разбилась банка, нет ни с огурцами или вареньем. А самая обычная пустая трехлитровая банка, которая там стояла, и, казалось бы, никому не мешала. Мы, напугавшись, начали быстро собирать разлетевшиеся по полу осколки. Потом, видимо, не желая быть в итальянском соусе главным ингредиентом, с Маринкиных рук ускакала и очищенная морковь, прямиком под старый, дубовый комод.
Ох и ах, мой дорогой читатель, что называется, случился роковой поворот в истории. Я приняла гениальное решение, из всех возможных решений, достать эту беглянку. Не глядя, пошарив под комодом босой ногой. Искала, я искала и нашла. Нет не морковь, а большой осколок стекла размером на пол моей детской ступни, который, надо сказать, отлично так в этой ступне и расположился. Больно, спросите Вы, конечно больно. Шутка ли сказать – целый осколок в ноге. Разбитую минутами раньше банку все ж помнят, ее осколки и улетели, под все тот же загадочный дубовый комод. Хроники Нарнии, как скажут, современные дети получаются. Конечно, высокая кухня, перестав быть «высокой», а став самой настоящей военно-полевой кухней, моментально перестала быть нам интересной. Интересовало только одно, как спасти мою израненную ногу. «Ногу нужно заморозить, чтобы не больно было стекло доставать», – резюмировала Маринка. Холодного в доме, кроме холодильника, ничего не оказалось, не в холодильнике же мне ногу было держать. И не придумав ничего лучше, мы с Маринкой поковыляли к ближайшей водяной колонке у дома. Вода там всегда шла ледяная, так еще и грязь не занесем, решили мы. Кто теперь скажет, что мы глупые дети, не глупые, а целые спасатели получаемся.
В общем, держа под струей холодной воды мою ступню, корчась и пыхтя, осколок был успешно извлечен. Прихрамывая, я поковыляла до дома бабушки и дедушки, оставив Маринку самой разбираться с итальянской и теперь уже разгромленной кухней. Так что, друзья мои, не суйте свои босые ноги, куда ни попадя, кухню содержите в чистоте, а готовьте, желательно по рецепту, потому что мало ли оно что.

Целый день дребедень.
Обычно мои летние каникулы были полны увлекательных во всех смыслах занятий. Смотрите сами, например, спасти осиротевшую Маринку, или построить шалаш с городскими внуками и придумать, кого туда можно пускать, а кого нет. Или устроить большой концерт для наших бабушек и дедушек под яблоней-шатром. Или вот, например, тоже важное во всех смыслах занятие, наблюдать за колонией жуков солдатиков у соседнего дома. Жуки солдатики, это такие маленькие красные жучки с черными точками, которые слепляются между собой, и получается целый жучий паровоз, вернее жуковский паровоз, тьфу ты, вообщем паровоз из жуков. Да хоть бы даже поболтать с соседкой бабой Катей. Интереснейшая женщина во всех смыслах этого слова. Я когда с ней вела беседы, чувствовала себя очень интеллигентной и умной девочкой. Так что сами понимаете, дел в деревне у меня было много, до вечера не управиться.
Но иногда случались такие дни, когда ты слонялась от нечего делать, и не знала, куда себя применить. Чаще всего это случалось в дождливые дни или в жару, особенно в обед, когда в доме царила полная тишина, потому что в доме моих бабушки и дедушки был закон – в середине дня все ложились отдыхать и спали часа два. Да и на улицу в плохую погоду никто из городских внуков не хотел выходить. А мой же растущий организм требовал кипучей деятельности, и спать не хотел. В такие минуты, я слонялась по дому в поисках занятия, которое никак не находилось. Интернета у нас не было, телефон только с реле, который, чтобы набрать нужный номер, приходилось прокрутить целую карусель циферблата, даже по телевизору было всего два канала и до бразильского сериала нужно было еще вечера дождаться. Наверное, в такие дни я и полюбила читать разные приключенческие романы, а если они были написаны про Францию и королей, то все тушите свет.
Вам, кажется удивительным, что мы дети были предоставлены сами себе и игрой с нами, никто из взрослых не занимался. Но я вам скажу, мы были разумными детьми, которые вполне в своих выходках справлялись без помощи взрослых. Поэтому смело придумывали для себя очередное занятие. А еще я любила залазить на крышу бани, она была не высокая – метра два с половиной, поэтому забраться на нее не представляло особого труда. Зато потом сидя на крыше можно было наблюдать, как плывут облака по небу, а ты сидишь себе такой, поджав колени к телу, и смотришь, как небо меняет свои цвета. И сидишь ты там, пока кто-нибудь из друзей не увидит тебя на крыше и не позовет играть, или в голову не придет идея для очередного приключения.
Хорошо, что такие скучные дни быстро сменялись кипучей деятельностью. Так что не зевайте, я сейчас расскажу Вам про большой концерт.

Большой концерт.
Я сидела в палисаднике и старательно заполняла анкету для девочек. Знаете, в моем детстве, любая уважающая себя девочка была обладательнице такой анкеты. Такая анкета написанная в обычной большой тетради, была вся красиво разрисована фломастерами и всякими, там лютиками-цветочками. В ней по порядку шли вопросы: как тебя зовут, сколько тебе лет, где ты учишься, какой твой любимый цвет, что ты любишь из еды, какое твое хобби и тд. И чем больше разных девочек заполнили тебе анкету, тем было лучше.
Вот я сидела в саду с Оксанкой, не городской внучкой, и выводила кренделя в этой анкете. Тут к нам в сад с полной стопкой каких-то журналов прибежала Танька. Танька среди нас была старшей девочкой, она была внучкой бабы Жени и жила в городе под названием Хабаровск. Это такой далекий город, дальше, чем Москва. У Тани папа был военный и их вместе с сестрами, и мамой постоянно отправляли жить в разные города. «Что это у тебя за журналы такие?»,– спросили мы дружно с Оксанкой. «Это журналы с текстами песен, концерт будем делать», – ответила нам Танька. Откуда она их взяла до сих пор остается неясным, но было в тех журналах много разных песен. Откровенно говоря, идея устроить концерт с первого раза мне не понравилась, петь я не любила. Нет, я, конечно, пела в детстве, когда ходила в детский сад, а еще пела на уроках музыки; песни про кавалеристов, про трех белых коней, и про колокольный звон в Бухенвальде, и даже пела вместе с мамой, когда к нам приходили гости. Тогда мама звала меня и говорила – «А давай споем с тобой песню»! И я садилась вместе с мамой, и затягивала песню «Ну Муромской дорожке». Это была очень заунывная песня, о тяжелой судьбе женщины, которую бросил муж и ушел к молодой жене, а бедная женщина у ворот стояла, когда он проходил и там еще три сосны стояли вместе с ней. В общем, репертуар моих познаний, скажем откровенно, был далек от концертного, и для детского концерта мой песенный опыт явно не годился.
«А можно я петь не буду, а станцую танец?» – спросила я. «И танцуй!», – ответила мне Танька. Ну, танцуй этот другое дело. Тогда в моем детстве очень была популярна ламбада, музыка у нее такая заводная и движения похожие на волны. Мама говорила, что я ее лучше всех умею танцевать.
И девочки взялись за репетицию концертных номеров. Бабженькина Танька и ее сестра Ирина, Оксанка, Ленка с дома возле проулка – пели песни, а я танцевала ламбаду. Мы всю неделю очень серьезно репетировали, и моя ламбада стала даже лучше чем лучше всех. Настала очередь пригласить всех на наш большой концерт. На белых тетрадных листочках нарисовали приглашения «Вечером, в субботу состоится Большой концерт! Адрес Коммунальная 12». Раздали их всем бабушкам и дедушкам на нашей улице. Потом каждая девочка принесла из дома табуретки и стулья. Расставили все это в нашем палисаднике под яблоней-шатром. Получилось, ничуть не хуже чем в концертном зале. И наконец-то, объявили начало концерта.
Пришла вся улица. Танька голосом концертмейстера объявляла номера. От волнения, видя, сколько глаз на нас смотрит, мы сбивались с ритма, путали строчки, но все равно пели и танцевали, как могли. Гости тактично улыбались и аплодировали, чтобы не смущать еще больше артистов. Бабушка и дедушка после концерта поздравили меня с великолепным выступлением, сказав, что я лучше всех исполняла свой номер. «Как ты говоришь, назывался твой танец?», – спросил меня дедушка. «Ламбада, дедуля», – шаркая по земле сандалией, ответила я ему. Он рассмеялся своим хрипловатым голосом, и как обычно, обнимая меня, потряс слегка за плечи.
Думается мне, в тот концертный вечер, так каждая бабушка и дедушка похвалили своих внучек. А знаете почему, а потому что они безоговорочно любили нас. Это очень важно знать, что тебя любят, тогда и самый обычный самодеятельный кружок, однажды, станет Большим концертом.

Бабка Холмачиха.
Была у меня еще одна подруга, которая жила возле дому у дуба. Только не у того дуба возле которого жила Маринка-Констанция-Дульсинея. А совсем рядом, в двух домах от бабушкиного дома. Звали ее Оксанка, и она не была городской внучкой, а была обычной местной девочкой, которая жила с бабушкой и дедушкой. И жила она там не как все мы только летом, но весной и осенью, и даже зимой. А где же Оксанкины родители спросите Вы? А представьте себе, Оксана была той девочкой, у которой были и мама, и папа, и даже младшие сестры-близняшки. Ох, и противные до жути рыжие пигалицы. Но как-то на то сложилось, видимо, это была семейная тайна и обстоятельства. Но Оксанка жила с бабушкой и дедушкой. Иногда родители все-таки приезжали к ним в гости, жили-то почти на соседней улице в отдельной трехкомнатной, между прочим, квартире, в единственном на тот момент, в нашем поселке многоэтажном доме. Я помню, как ее мама и папа, приезжали вместе с сестрами на оранжевом мотоцикле с люлькой. Оксанкина бабушка Надя, тогда кричала на рыжих пигалиц «Понаехали тут, заразы окаянные!» Их она почему-то меньше любила, чем Оксанку, думается мне, потому что они в свою очередь не любили саму Оксанку.
Бабушку Надю между собой за глаза, все в деревне называли Холмачиха. Что за слово такое загадочное, ни фамилия, ни имя. Но надо сказать, это прозвище ей очень подходило. Нас взрослые всегда учили не сквернословить и не слушать, если кто-то говорит плохие слова. Но бабка Холмачиха была исключением, как она красиво и громко, можно сказать вкусно и колоритно, ругалась так, что слышала вся деревня. Кто-то из Вас скажет, фу, как не красиво восхищаться ругательством и будет абсолютно не прав. Когда она шла по деревне, и на всю улицу материлась, то все местные куры переставали нестись, петухи, заслушавшись, сдавали свой утренний пост, кидая в воздух красные гребешки, собаки деревенские переставали лаять, затихали, притаившись в будках. Потому что рядом с такой женщиной тягаться в сквернословии и перечить было просто невозможно.
А между тем Холмачиха была маленькой, сухожилистой женщиной, сгорбившейся походкой идущей своей дорогой. И я Вам, скажу честно, не было в ее голосе злобы, а ругалась она от чувств. Я много раз играла возле Оксанкиного дома, под ветвями необъятного дуба, ствол был такой огромный, что мы бегали вокруг него, играя в догонялки. И всегда молча слушая бабушку Надю, получала удовольствие от такого деревенского фольклора. Оксанка та, кстати, выросла, вышла замуж и родила детей, и я надеюсь, в ее семье дети живут все вместе, в одном доме…
Вот такая получается нецензурная, матерная история приключилась в моем детстве. Но если, Вы не умеете, так красиво ругаться матом, то, пожалуйста, не повторяйте некрасивых слов, да и вообще не ругайтесь. Вы ж не бабка Холмачиха.

Жареные караси.
Сейчас будет очень вкусная глава этой истории. Потому что я столько всего Вам рассказала, что откровенно говоря, проголодалась. Итак, история про жареных карасей…
Время было уже ближе к вечеру, я сидела возле дома и от нечего делать собирала букет из травы. Мимо меня, тарахтя мотором своего старого мопеда, проехал наш сосед – дед Цыбункин. К багажнику заднего колеса, его мопеда, была привязана удочка и полный садок пойманной рыбы. Я сразу догадалась, что сегодня в нашем доме будут жареные караси.
Бабка и дед Цыбункины, жили в доме по соседству. Дом был примечательный, в нем раскинувшись на окна и фасад, рос виноград, который своими ветвями оплетал построенный над скамейкой навес. Получалась такая естественная, живая беседка, которая в жаркий день защищала от солнца. Я никогда не была внутри этого дома, и внуков возле этого дома видела крайне редко. Бабушка говорила, это от того что Цыбункины были очень жадными людьми, – «Любую ягодку везли на базар, и лишней рыбки соседям, запросто так не давали». Я частенько видела, как бабка Цыбункина выходила со двора, толкая за собой старую тележку с ведрами, доверху заполненными абрикосами, помидорами или чем еще поспевшим на огороде, и везла все это продавать на базар. Дед же Цыбункин был хорошим рыбаком, и почти каждый вечер, ездил на рыбалку. Жадный, правда, был рыбак, но рыбу ловил вкусную.
Вот и сейчас, бабушка, взяв кошелек и сумку авоську, поспешила к нему домой, чтобы купить самых лучших карасей.Рыбы она всегда покупала много. Побольше оставляла на жарку и уху, а ту, что поменьше солила и засушивала. Соленая рыба потом весела во дворе дома, под солнцем на бельевых веревках, чем смущала и не давала покоя нашему рыжему коту.
Карасей бабушка готовила вкусно. Сначала, она, почистив и промыв в трех водах, обваливала рыбу в подсоленной муке, а затем жарила на раскаленной сковороде в растительном масле. Рыба шкварчала и шипела, поджариваясь до хрустящих хвостиков. Иногда, нам несказанно везло, и караси были полны икрой. Тогда она смешивала икру с яйцами, нарезанными перышками зеленного лука, и запекала все это омлетом. Вкуснотища получалась неописуемая.
А бывало в конце июля, начале августа, когда на огороде созревали овощи, бабушка готовила сладкие перцы по своему фирменному рецепту. Сначала она отбирала перец правильного размера: не сильно большой, но и не очень маленький. Обжаривала его целиком вместе с зеленым хвостиком на сковороде, так чтобы было легко снять шкурку перца. Потом выкладывала перец красиво на большой тарелке и отдельно тушила нарезанные розовые помидоры, молодой чеснок, лук, морковь и зелень. Дожидалась, когда все овощи давали ароматный сок, и этим соусом сверху заливала жареные перцы. Запах стоял в это время в кухне просто безумный. Дразнящий твой нос ароматами огородной симфонии. А если к этим перцам отварить молодой картошечки, да сверху посыпать жаренным на масле луком, то твой рот взрывался на миллионы разных потрясающих вкусов. Но это еще не все, к столу обязательно подавался белый квас из ржаной муки и свежей мяты. Такой кислый и прохладный. Я такой квас больше нигде никогда не пила, как в нашей деревне.
Но сегодня, сегодня нас ждали жареные караси, и бабушка, вытирая руки о свой цветастый фартучек, звала нас ужинать, а сама шла на огород. «Только не оставляете кухню открытой! Рыжик уже хвостом крутит у дверей, чует охотник рыбу. А я пойду на огород, картошку прополю, солнце как раз садится, не жарко будет…»
Вот такая была наша бабушка, ни минуты не сидела без дела, да и как могло быть иначе, если в деревне всегда были дела – с рассвета и до самого заката, недодавшие покоя.

Любовь моя велосипед.
Если вас спросят, с чем у вас ассоциируется лето, какую игру Вы быстрей всего вспомните. Я уверена, что велосипед. В детстве я обожала кататься на велосипеде. В городе из боязни, что мы попадем под машину, мама ничего такого не разрешала, зато приехав в деревню, мы катались на велосипеде сколько душе угодно.
У моего дедушки во дворе стоял старенький двухколесный велосипед с рамой, машины у него никогда не было, бабушка любила повторять, что вместо машины и новых домов они помогают нам. В общем, дедушка всю жизнь так и проездил на стареньком велосипеде: в магазин, на работу, на дальний огород. Я когда была поменьше, любила его просить покатать меня на раме. Тогда он выгонял свой велосипед со двора, я садилась на эту тоненькую раму, и дедушка катал меня по деревне, поскрипывая старенькими педалями. Было не очень удобно сидеть на жесткой раме, но мне все равно нравилось, потому что тогда мы с моим дедушкой болтали обо всем на свете. Мы делали один круг, затем другой проезжая мимо домов, и чем дольше мы катались, тем моя нога сильнее начинала колоть иголками, становилась похожа на деревянную кеглю, которую я совсем не чувствовала. К концу такой поездки я спрыгивала с велосипеда, еле волоча ногу-кеглю, и хромая ковыляла к дому.
Когда я стала постарше, нам с братом Сашей один на двоих купили велосипед «школьник», и мы по очереди рассекали на нем по деревне. Ох, какие я выкидывала на этом велосипеде пируэты. Не было никого в округе лучше меня, кто бы так лихо разгонялся и входил в повороты. В такие минуты я была самым счастливым ребенком, чувствуя себя настоящим героем. Как бы Вам объяснить это окрыляющие чувство… Когда ты крутишь педали, чувствуешь, как ноги твои становятся все сильнее, а скорость все быстрее. Ты весело летишь по асфальту, ветер в лицо и что называется, волосы развиваются назад, а за тобой пытаясь успеть, едут твои друзья. Целая банда велосипедистов получается.
В отличие от моего брата, который всегда гонял на велике на самых дальних улицах нашей деревни, и постоянно попадал в неприятные ситуации, чем немало пугал бабушку и дедушку. Я старалась кататься на велосипеде исключительно по своей улице. Но такое благоразумие и послушание не всегда спасало меня от асфальтной болезни.
Среди нашей городской детворы, да и не городской детворы тоже, считалось высшим пилотажем разогнаться на велосипеде и, не снижая скорости развернуться в конце улицы там, где уже начиналась линия и поле. Дорога на нашей улице везде была асфальтирована, и разогнаться на ней не составляло особого труда, но вот поворот у линии был весь засыпан мелкой щебенкой и дорожной крошкой. Получался, прям опасный маневр, где новички и маленькие дети легко могли слететь со своих велосипедов. Бывало, даже мне не всегда везло вписаться в этот поворот, и я летела на грунтовую дорогу, обивая себе все колени. Но однажды, со мной произошел совсем драматичный случай, который я запомнила навсегда.
Был обычный летний денек, ничем не примечательный и мы как обычно с друзьями каталась по улице. В нашей банде были дети разных возрастов и велосипеды разных размеров. Мы катались наперегонки, весело смеясь, когда оглядывались назад, поддразнивая отстающих детей. За мной пытаясь успеть ехала маленькая Юлька, девочка, которая была меня младше на несколько лет, они с братом гостили у бабушки и дедушки на соседней улице, и жили с мамой в городе под названием Санкт – Петербург. Юлька только училась кататься на четырех колесном велосипеде, но ей все равно хотелось угнаться за старшими. Я же летела на своем велосипеде, разгоняясь, насколько хватало сил.
Вдруг мой велосипед резко остановился, и я полетела со скоростью космической ракеты на асфальт. Это было фееричное падение, скажу я вам! Руки, ноги, живот и даже лицо, все было счесано об асфальт. Оказалось маленькая Юлька, потеряв управление, своим рулем попала в спицы, моего большого колеса и силой из вне, так сказать мой велосипед остановился. Я встала на ноги, и еле сдерживая слезы, чтобы не показаться плаксой, пошла, искать бабушку. Моя бабушка была закаленным на травмы человеком, потому что мой брат Сашка частенько приходил домой, как будто с поля сражения. Увидев бабушку, я расплакалась, плакать дома не стыдно, особенно, когда тебя жалеет родной человек. «Ничего, до свадьбы заживет», подбодрила она меня и стала обрабатывать мои многочисленные раны.
Стоит ли говорить, что неделю я ходила похожая на мумию забинтованная с ног до головы, и думала, что больше никогда в жизни не сяду на этот дурацки велосипед, пусть вон мальчишки на нем гоняют. Но как только первые раны начали заживать, все стало забываться. И вот я снова мчусь, как угорелая ракета, мои волосы и сарафан развивается на ветру. Наперегонки с лучшими днями в моей жизни. А асфальтная болезнь, и счесанные до крови коленки, у кого их в детстве не бывало. Ерунда, до свадьбы заживет…

В саду поспели вишни.
Недалеко от Маринкиного дома, та, которая жила возле дуба, можно сказать совсем рядом был маслозавод, где изготавливали подсолнечное масло, а еще там делали всякие вкусные штуки: козинаки и халву. Мой дедушка одно время тоже работал на этом заводе, поэтому в нашем доме всегда было много подсолнечного масла, козинак и халвы.
Мы детьми от нечего делать нет- нет, да пробирались на этот завод, к тому же пройти туда не составляла особого труда, ворота почти всегда были открыты, а охрана была весьма посредственная. Нам нравились большие серебристые цистерны, где вероятно хранилось подсолнечное масло. И ведомые жаждой острых ощущений, поднимались повыше на лестницы, которые были сбоку этих цистерн. Высота подъема зависела от смелости ребенка и от того, как быстро нас заметит заводской сторож или кто-то из взрослых. А как только нас заметят и погонят, мы бежали до дома с визгом и криком напуганных шимпанзе. Вообще, справедливости ради стоит заметить, что все дети немного обезьяны, потому что их всегда влекут то заборы, то деревья. Так что Дарвин со своей теорией, если смотреть на детей точно был прав. Кстати, о деревьях…
Возле маслозавода рос большой вишневый сад, этот сад был никем и ничем не огорожен, а потому нами воспринимался, как совершенно, ничейный. Жаль, что в деревню я приезжала всегда позже цветения вишен, а то думается мне, зрелище цветущего вишневого сада было прекрасным, не хуже чем цветение сакуры в Японии.
Плоды этого «ничейного» сада нами поглощались незамедлительно, не успев созреть. Я любила и люблю разные ягоды: малину, вишню, черешню, клубнику, смородину. Все люблю без исключения и выбора самого любимого. Но вернемся же к нашему вишневому саду. На дворе лето в самом разгаре, все ягоды поспевали и отправлялись на варенье и компоты, в доме почти каждой деревенской бабушки в это время стоял сладкий фруктово-ягодный аромат, а внуки толпились на кухне с приготовленными ложками, чтобы попробовать пенку от варенья. Вот в один из таких дней, надев свой любимый сарафан с сине-белыми, морскими волнами, я отправилась играть к Маринке. Набегавшись вволю и изрядно проголодавшись, мы решили отправиться есть поспевшую вишню в ничейном саде. Никому из нашей компании не хотелось идти домой обедать и снова возвращаться на улицу. Вдруг бабушки найдут нам занятие во дворе и вовсе не выпустят снова играть. Поэтому домой ради такого пустяка, как голод возвращаться было нельзя.
Вишни в тот год было очень много, а самая вкусная, конечно же, росла на верхушках деревьев. Такая, знаете уже полностью созревшая, крупная, темно – бордового цвета, с терпким сладким вкусом, когда от легкого прикосновения кожица ягоды лопается и брызгает на тебя розовым соком. Я, Маринка и Ленка, залезли на деревья повыше, насколько каждому из нас хватало сноровки. Сидели, ели вишню, болтали и, кидались в друг друга вишневыми косточками. От этого мой морской сарафан покрывался розовыми, красивыми пятнами и совсем уже не походил на морской, а превращался в вишневый.
Мы с девчонками наелись так, что наши лица, одежда и руки все было липким от вишни. Животы урчали от ягод, и почему-то есть хотелось еще больше. Замечательное, вкусное чувство свободы, скажу я вам, сидеть так на ветках деревьев, подставлять свои липкие грязные лица солнцу и ни о чем больше не думать. Но даже такую вишневую идиллию было суждено прервать суровой реальностью. Нас увидел выгуливающий стадо коз старый дед, и погнал палкой с этого эдемского сада. Маринка, Ленка быстро спрыгнув с деревьев, умчались в сторону дома. А я менее расторопная слазила с высоких веток, под дружное блеянье дедовских коз. Они почему-то окружили дерево, и всячески пытались ухватить меня за подол сарафана. Что сказать, испугавшись такого внимания, я сначала запуталась ногами в ветках вишни, потом упала и неуклюже приземлилась на землю. Не дав шанса моему новому сарафану, хоть когда-то стать снова морским, а так и остаться серобуровишневым.
Потирая от боли свою ушибленную попу, я хромая поковыляла до дома. Так что, получается, вновь вернулась израненная, как с поля боя. Грязный, перемазанный хромающий боец садового сражения. Но скажу так, какие же все-таки в том саду были вкусные вишни, никаких сарафанов и ушибленных поп ради такой вкусноты не жалко.

Варфоломеевская ночь.
В жаркие дни до обеда я, как правило, загорала лежа на раскладушке, поставленной во дворе между кустами малины и созревающими помидорами. Бабушка наливала мне холодной воды с толченой малиной, мятой и сахаром. Получался своего рода домашний лимонад. Который я потягивала лежа на своем импровизированном шезлонге. Так я проводила время, пока солнце еще не сильно припекало. А после обеда, когда становилось совсем жарко, а до вечера было еще далеко, маялась полным бездельем. Мои друзья кто убегал на речку, кто просто прятался в доме. Нам же с братом строго настрого запрещалось ходить одним на речку, дедушка днем чаще всего работал, а бабушка бесконечно хлопотала по хозяйству. Поэтому я от нечего делать слонялась по двору.
От изнуряющей жары не спасало ничего, даже стены бабушкиного срубового дома, которые обычно сохраняли прохладу. Наша собака Букет высунув язык, лежала в тени своей будки, мы обливали ее водой, чтобы хоть как-то спасти от жары. Куры попрятались в курятнике, и тоже не хотели нас развлекать своей птичьей жизнью. Жарко было всем…
В один из таких дней мы с братом Сашкой решили устроить себе летний походный лагерь и ночевать во дворе дома. Это казалось просто отличной идеей. Ночью будет прохладно и ничего не помешает нам спать. Для этих целей, бабушка принесла из сарая раскладушки, постелила чистое постельное белье и даже раскатала коврики на землю, чтобы мы не измазали ног. Пока шли приготовления к ночевке, мы весело играли в детский лагерь, кувыркались на наших новых кроватях и с нетерпением ждали наступления ночи.
Наступила ночь. Все отправились спать домой, а мы с братом остались ночевать на улице. Но сон все не приходил. Мы ворочались с бока на бок, а засыпать не получалось. Оно и понятно, какой тут сон, когда тебя атакует целое полчище комаров, во всю разгулявшихся с приходом ночи. Они кусали нас за все видимые места, а если не видели за что кусать, то противно пищали над головой. Сон не шел и темнота уже совсем не была такой интересной и дружелюбной, все деревенские звуки, окружаемые нас днем, вмиг превратились в ужасные и пугающие. Сразу вспомнились все страшилки, которые мы рассказывали между друзьями. А яркие звезды и луна создавали вокруг тени, которые пугали наше разыгравшееся воображение еще больше. Поэтому вместо сна, мы стали поочередно бегать домой с просьбами посмотреть, что это там стучит, что это там такое жужжит и скребется. Первой от бойскаутской ночевки ретировалась я, решив, что лучше уж жара, чем быть съеденной комарами и кем – то тем, кто постоянно цокает по крыше сарая. Бабушке ничего не оставалось, как разбудить дедушку и отправить его спать на улицу в компанию, пока еще насдававшегося брата. Присутствие дедушки на улице, конечно, от комаров не спасало, но придавало смелости в защите от ночных обитателей. Следом за мной, часа через два спать домой отправился и мой брат. А дедушка так и проспал до утра, вот что значит усталость трудящегося человека. Наша бабушка потом, смеясь, рассказывая историю родителям, назвала эту ночь «Варфоломеевской». Потому что благодаря нам в ту ночь сна не было почти ни у кого из обитателей нашего деревенского дома.
С той поры, я откровенно не люблю ходить в ночные походы, но жизнь, тем не менее, все равно нет – нет да подкидывает мне ситуации, когда в мою историю входят рассказы: про ночевку на пляже, или ночевку в зале ожидания, или ночевку на трассе в машине. Но знайте, начало такой кочевой жизни положено там, в далеком деревенском детстве, когда на улице стояла ужасная жара.

Письма от мамы
Напротив бабушкиного дома, жила тетя Катя. И хотя она и была возраста моей бабушки, никто не мог применить к ней приставку «Баба Катя». Это была статная, высокая особа, которая держалась с достоинством советских женщин политбюро. Она дружила с моей бабушкой и в неделю по несколько раз приходила к нам в гости. А когда в ее саду поспевали абрикосы, непременно приносила их нам большими ведрами. Потом мы с братом объедались этими сладкими абрикосами, сколько душе влезет и пока не «треснут животы». А как треснут, бабушка варила золотистое варение, из оставшихся ягод абрикос.
А еще возле дома тети Кати стояли сине-зеленые почтовые ящики, куда почтальон каждый день приносил письма и газеты для всех домов, которые были в проулке нашей улицы. Таких ящиков похожих на узкие ячейки было ровно шестнадцать, и на каждой ячейке, белой краской, была нарисована цифра дома. Мы каждый день с братом подбегали к этим ящикам и смотрели, не пришло ли нам письмо от мамы или на крайней случай местная газета «Аннинские вести». В моем детстве не было сотовых телефонов, планшетов и про интернет мы никогда не слышали. Что говорить, обычный телефон с дисковым набором, в котором нужно было пальцем крутить целый круг, и тот был не в каждом доме. Например, чтобы позвонить в другой город, многие люди шли на почту, покупали там "время" и ждали, когда подойдет их очередь позвонить родным или по работе. В доме тети Кати был телефон и он считался роскошью. Когда мама изредка звонила тете Кате, та бежала до дома нашей бабушки, чтобы пригласить ее к телефону. И мы тогда спешили из своего дома к ней домой и ждали, когда перезвонит наша мама, чтобы сообщить ей все новости.
В доме тети Кати было все как в музее: чисто и всегда холодно. Бабушка нам рассказывала, что хозяева дома даже на диванах, которые были в их комнатах никогда не сидели, чтобы не повредить обивку, а сидели на стульях. Телевизор стоящей в большой комнате был закрыт белой салфеткой, чтобы пыль не могла на него осесть, а все окна в доме были заклеены бумагой или фольгой, и прикрыты занавеской, дабы не один лучик солнца не мог упасть на мебель и забрать ее цвет. А может тетя Катя и ее муж просто не хотели, чтобы лишние взгляды увидели их дом. Кто теперь скажет точно. Детей и внуков тоже никогда не видел этот дом, поэтому в нем всегда было тихо, никто не шумел, не смеялся, не бегал из комнаты в комнату, не раскидывал фантики от конфет и не надоедал. Словом, не дом, а музей образцового порядка. Но что – то я опять отступила от почты и увлеклась описанием дома.
Каждое, значит, утро, а иногда в обед, когда почтальон скрывалась из вида, мы бежали к почтовым ящикам надеясь увидеть письмо от мамы. Мама любила писать письма, и каждую неделю мы исправно получали от нее послание, пока гостили у бабушки в деревне. Читать письма было очень увлекательно, в них она, как правило, рассказывала, как живет в городе без нас, что опять натворил наш попугай Кеша. Но больше всего мне нравилось, когда бабушка или дедушка читали нам ту часть, где мама описывала, какие гостинцы и подарки накупила к нашему приезду. В августе получать письма от мамы было еще интереснее. Подходили к концу летние каникулы, впереди ожидалась школа. А это значит, что мама нам обязательно покупала обновки: тетради, пеналы, интересные ручки, новую одежду и новые рюкзаки. Мы потом, когда возвращали домой, с особым удовольствием все это рассматривали, а больше всего мне нравилось вдыхать запах новых учебников и тетрадей. Дааа…
Мы очень любили получать письма, но от обратного ответа старались всячески улизнуть и не писать. Писать письма мы с братом не любили. За нас, как правило, все писала в ответных письмах бабушка. Как мы тут без нее бегаем с утра до ночи по полям, как едим всякие вкусности, что нового в хозяйстве и тд. Но, что интересно, она никогда не жаловалась на наши проказы и старалась по-больше хвалить. Потом эти письма, отправляясь утром в магазин за хлебом и молоком, дядя Стася заносил на почту, которая располагалась в здании автовокзала.
Так происходило каждую неделю, пока в нашу жизнь уверенно не вошел сотовый телефон. И письма, сами собой сошли на нет. Уйдя в прошлое, вместе с романтикой почтового ожидания. Но это случилось когда, мы совсем повзрослели, а пока сидя на крыльце бабушкиного дома, я ждала, когда же в проулке улицы появится почтальон и принесет нам письма от мамы.

Каштановый вечер.
У наших деревенских бабушек в моем детстве было два любимых развлечения играть в карты с соседями и смотреть только- только появившиеся на телевидение бразильские и аргентинские сериалы. Помню, в одно лето по телевизору показывали сериал «Дикий ангел». Ох, и интересный сериал, скажу я Вам. Там такая милая девушка была героиней, и вечно с ней происходили разные беды да несчастья. А герой ее постоянно спасал, был богатым и естественно красивым, потому что кому интересно смотреть про некрасивого героя. Наши бабушки и дедушки, когда его показывали, бросали все свои дела и садились смотреть этот сериал, переживали за героиню, как за свою любимую внучку. И нам детям в это время категорически запрещалось шуметь в доме и отвлекать их по всяким пустякам. Поэтому можно сказать, что жизнь на улице, когда начинался сериал, вымирала.
Но вот вечер близился к своему началу, сериал был просмотрен, дела в доме и на огороде переделаны и бабушка, одев свой чистый халатик и повязав на голову белый платок, засобиралась на вечерние посиделки, к дому который стоял в самом начале улицы. Там тоже жила бабушка и у нее был маленький внук по имене Миша, и у этого внука была трагичная история, но я Вам про нее рассказывать не стану, очень она грустная. Возле этого дома рос большой каштан, который раскинул свои длинные ветви, как широкий зонт над лавочками и столом, специально сделанными для таких вечерних посиделок. Сейчас под этим каштаном собрались все бабушки нашего проулка: баба Женя (Танькина бабушка), бабка Холмачиха (бабушка Оксанки), тетя Катя (которая бабушка, но не бабушка), баба Дюня (она тоже бабушка, без внуков) и много других бабушек и даже дедушек. В общем, весь совет деревенской дружины был в тот вечер в сборе. И только смелый и совсем отчаявшийся человек, мог в такое время пройти возле сбора этого совета. Потому что тогда на повестке дня у наших бабушек появлялся не только аргентинский сериал или непослушный внук Андрюшка, но и удачно прошедший мимо «счастливчик». Будьте уверены, наши бабушки про этого "счастливчика", знавали все до самого седьмого колена не забыв обсудить всех его дальних родственников, если такие и были. Это Вам не шутки – бабушки, сидящие на лавочке!
Мы с детьми любили слушать эти деревенские сплетни, про таких детей, говорили, что мы «греем уши». И если на вечер ничего более интересного не намечалось, мы крутились возле наших бабушек и грели наши уши. А еще мы срывали с веток выросшие каштаны и делали из них пушистые шарики, похожие на мячи, которые потом кидали на спор. Коричневые мячики катились по асфальту, и выигрывал тот, кто дальше всех закинет свой шарик.
«Ну, все, Катя, обыграла я тебя!» – услышали мы звонкий голос бабы Жени, которая победоносно обращалась к тете Кати, – «Снова, ты в дураках осталась, козыри все у меня». Тетя Катя обижено поджала губы, и приготовилась спорить. А я и Таня переглянулись между собой, попрятали в карманы свои шершавые мячи и придвинулись поближе к нашим играющим бабушкам. Каштановый вечер обещал быть интересным…

Бабушка Шура.
Петухи пропели утренею песню, и солнце давно встало, наполнив наш дом светом. Я лежала в своей кровати, почти проснувшись, дремала и сквозь дрему слышала голоса, которые доносились из гостиной дома. Один из них был голос моей бабушки, более тихий, а другой голос был громкий, звонкий даже немного резкий. Не оставалось никаких сомнений – этот голос принадлежал моей второй бабушке. Бабушка Шура, так звали мою вторую бабушку, была родной сестрой моей бабушки Наташи. Она жила в соседней деревне, под названием Старая Чигла. Я это название хорошо запомнила, потому что его часто объявляли на автовокзале. А однажды, когда я стала взрослой и вышла замуж, то ездила в эту деревню вместе с дедушкой, и смогла увидеть, где и как жила бабушка Шура.
Баба Шура жила в доме одна, вернее почти одна. С ней за компанию жила кошка по имени, и не как иначе, кошка по имени Рябинка. Это была очень умная кошка, не какая-нибудь там гуляющая сама по себе. Больше у бабы Шуры никого и не было, дочка ее давно уехали в город, там обосновалась и приезжала редко, поэтому, получается, из всех родных кто остался в ее доме, была кошка Рябинка. Она к этой кошке относилась, как другу, кормила ее вареной картошкой, хлебом со сливочным маслом и поила молоком. Бабушка Шура любила поговорить с Рябинкой, потому что телевизора в доме не было, а из всех радостей кроме кошки было только старое радио, где она узнавала все новости в мире.
Летом баба Шура, просыпаясь с петухами и садясь на первый рейсовый автобус, ехала к нам в гости, так было почти каждые выходные. Уже утром, мы слышали в доме ее звонкий голос. «Наташа, ты слышала, что творится в мире?». Доносилось до спящей меня. И далее следовал целый выпуск новостей о событиях в мире. Кстати сказать, у моих бабушки и дедушки тоже в доме было старенькое радио, но новости мы по нему особо не слушали, а смотрели телевизор. А вот баба Шура знала все новости, она была как новостное политбюро. Так что когда я, проснувшись, услышала ее голос, внутри меня поднялось радостное волнение от предвкушения, что сейчас буду слушать взрослые разговоры. Все дети, чего скрывать любят суетиться вокруг взрослых, когда они ведут свои беседы.
Я выбежала из спальни с криком «баба Шура приехала!», она обняла меня в ответ, рассмеялась своим грубоватым голосом и угостила привезенными сливовыми пышками. Вкусные пышки, скажу я вам, были, как она их делала до сих пор загадка, но такие кисло-сладкие, сушеные пышки, похожие на пастилу из магазина. Потом позавтракав, мы садились на крыльце, и слушала ее рассказы о кошке Рябинке. Я никогда не видела эту кошку в жизни, но почему-то представляла себе такой: рыже-бело-черные пятна, немного худой, от беготни по деревне, со слегка вытянутой мордочкой и янтарными глазами. Из рассказов бабы Шуры получались целые увлекательные истории. Про Рябинку и мышку, которую она поймала и притащила на постель к бабушке, про то, как однажды, она окотилась под крыльцом и бабушка никак не могла понять, куда она спрятала новорожденных котят. Про то, с каким аппетитом, та кошка ела черный хлеб с маслом. Про то, как они вместе с ней ходили в лес. А еще баба Шура рассказывала нам жизни деревенских детей, я представляла, как они бегают по полю на пригорке, спускаются к речке Битюг и удят рыбу на сделанную из длинного прута удочку. Представляла себе, как баба Шура просыпается рано, включает свое старенькое радио и слушает новости, а после идет с Рябинкой заниматься своим скромным хозяйством. И мне становилось радостно от таких рассказов, и я просила – «Бабушка Шура, расскажи еще». И конечно, ни один приезд не обходился без споров на политические темы, в этом никто не мог бабу Шуру удержать, моя бабушка на это устав спорить махала рукой и говорила «Да, ну тебя честное слово, пойдем лучше я тебя покормлю и соберу с собой припасов.
Так за рассказами и новостными спорами проходил целый день, а вечером баба Шура собрав сумку с гостинцами, шла на автовокзал и возвращалась в деревню к своему домику с радио и кошке Рябинке, которая ждала ее у порога.

Августовские костры.
Близился к своему завершению месяц август, по всей деревне разносился запах жженой ботвы после сбора картошки, и то тут, то там, виднелся над крышами домов дым от костра – устремляющийся тонким столбом в пока еще летнее небо. Я любила запах, сожженной травы, это означало, что скоро приедет наша мама, по которой, мы с братом, несомненно, скучали и привезет нам много гостинцев, и заберет нас домой.
На огороде возле бабушкиного дома вся картошка уже была собрана, и мой дедушка развел большой костер. Я сидела, спрятавшись, за времянкой и наблюдала, как дым играет на ветру. Тут на огород зашла моя бабушка и объявила, что надо бы успеть до начала дождей и пора ехать собирать картошку с дальнего огорода. Дело в том, что в деревне, как известно, питались тем, что за лето вырастит на огороде. А в деревне картошка – главная еда. Поэтому огороды сажали большие, а кому не хватало огородов возле дома, сажали огороды еще и от колхоза или работы. Как-то так, если не вдаваться в детали и говорить простым языком. Поэтому на следующее утро дедушка взяв с работы лошадь и телегу, бабушка, собрав еды и разбудив нас рано, отправились на дальний огород, копать картошку. Ехать на телеге было в диковинку, и первые минуты мы с братом веселились и восхищались поездкой, лошадь в такт цокала копытами, хвост ее покачивался из стороны в сторону, и мы подпрыгивали на кочках. Правда, с непривычки, мы все же к концу поездки набили себе детские зады, но кого это могло испугать.
Большой огород находился в самом начале деревни, это место за удаленность бабушка всегда называла «Целенной». И вот мы приехали на поле, где было много разных огородов, включая и наш огород. Повсюду над землей летали мухи, пчелы и разноцветные стрекозы: синие, красные, зеленные… Дедушка слез с лошади, покидал мешки и ведра на землю и торжественно произнес, – «Ну, что начнем, пожалуй, баб Наташ?!».
Пока наши бабушка и дедушка копали картошку, мы с братом бегали по земле, от чего наши сандалии становились с каждым бегом все грязнее, ловили стрекоз, кормило травой лошадь, а еще поглощали взятую бабушкой еду: ели вареную картошку с хлебом и созревшие большие розовые помидоры, которые кое-как умещались в детских ладонях. Сок от помидор стекал по нашим успевшим, к тому моменту стать грязным рукам, от чего они становились еще грязнее. Но было вкусно так, что можно было «ум отъесть», насколько те помидоры были сладкими, мясистыми и ароматными. Бабушка смотрела на нашу босоногую, перемазанную команду и посмеивалась, – «Дед, да ты глянь, какие чушки. Еще и ведра не успели собрать, а уже грязнее ночи». Конечно, когда настала пора собирать выкопанную картошку, мы как могли, помогали, но справедливости ради, хочу сказать, что больше бегали и играли. Потом, мы сидели на земле, на разосланной старой дедовой фуфайке, считали количество собранных ведер, рассуждали, какой в этом году уродилась картошка. А после, погрузив урожай и свои пожитки на телегу, возвращались под вечер домой.
Бабушка растапливала на кухне титан, наполняла ванную теплой водой, сыпала хвойный концентрат, от чего все вокруг наполнялось запахом елового леса. И отмывала нас от огородной пыли. Что сказать, день выдался исключительно плодотворным, богатым на впечатления. Такой, что до сих пор помню вкус, запах тех розовых помидор, и запах лошади, и запах земли прогретой на солнце и ту радость от жизни, где никто и ничего не запрещает, и то летнее небо в нашем беззаботном деревенском детстве.

Про ковры на стене.
Бабушка бережно раскатывала для просушки свернутые в большой, длинный рулон шерстяные ковры и приговаривала; – «Вот внученька, ты у нас бедной невестой не будешь, смотри, какие мы для тебя с дедом ковры купили, полдня за ними в очереди универмага отстояли». Ковры пахли мылом и слегка похрустывали от новизны, когда по ним проводили рукой. Каждый год приезжая в деревню на каникулы, я была свидетелем одного и того же действа: бабушка доставала ковры из большого дубового сундука, просушивала, чтобы моль раньше времени не съела мое приданное и рассказывала про то, какой богатой невестой буду.
Тогда в моем далеком детстве в каждом доме обязательно должен был висеть на стене ковер. Помню взрослые, приходя из гостей, всегда начинали рассказ не про хозяев дома, а про то, сколько ковров в том доме они увидели. Ковры и хрустальный сервиз, стоящий в шведской стенке был главным признаком богатства. Так что я взрослела с убеждением, что однажды, все это бережно хранящиеся в доме станет моим. И было как-то спокойно от этой мысли – мое светлое будущее, как минимум обеспеченно сервизом и ковром.
А пока было настоящее, и маленькая Света гладила шерстяные ворсинки, повторяя узоры красно- белых нитей и представляла себя невестой, в белом платье завернутой в приданный ковер.
В гостиной моей бабушки на стене висел большой бордовый ковер. Под ним стоял диван с оранжевым, щелковым покрывалом, кресла и лакированный стол-тумба, на котором всегда лежала свежая газета и стояла ваза с искусственными цветами. В нашей с братом спальне тоже висел ковер, на котором была изображена картина Шишкина «Мишки в лесу». Сосновый лес и маленькие, бурые медведи лазают по дереву. Я каждый вечер, засыпая, смотрела на тех медведей, и кажется, сотни раз, вместе с ними лазила по тому лесу.
А еще в спальне моего дяди висел плюшевый ковер с сюжетом из восточной истории «Похищенная невеста». Всадники на резвых конях уносили принцессу все дальше от дворца, скрывая ее в ночи восточных улиц. Такой ковер, мне кажется, был почти в каждом доме и любой советский, и постсоветский ребенок знал эту загадочную историю. Да и, не зная художника Шишкина, почти каждый человек был знаком с его творчеством. Вот такая получалась культура в массах посредством одного ковра.
Со временем мода на ковры в доме прошла, уступив место простым лаконичным стенам. А бережно собранное и хранившееся годами приданное, стало обычным денежным переводом или подарком в конверте. И, наверное, можно порадоваться за теперь уже сытую моль, которую больше никто не отгоняет от старых ковров, но все-таки немного грустно…
Время не стоит на месте, время идет вперед, все безвозвратно меняется и уходит в прошлое: отцветают сады в июне, а в след, догоняя тебя, летят по улице желтые листья сентября.
Дети, вырастая – становятся взрослыми. Взрослые, постарев, становятся – бабушками и дедушками. И быть может, однажды, наши дети напишут уже свою историю из детства. Потому что вся наша жизнь – это одно большое приключение, в котором, мы становимся героями на страницах собственных книг.

Станция конечная. (Вместо послесловия)
В доме моей бабушки и дедушки было холодно, дрова в печи тихонечко потрескивали и прогорали – еще не успев прогреть весь дом, за окном было морозно и, несмотря, на утренние часы темно. Это было зимнее утро. Я проснулась, и показала свой нос из-под одеяла, вылезать из прогретой постели совершенно не хотелось, но звуки, доносившиеся с кухни, и запахи оладий заставляли мой голодный желудок урчать. Поэтому, откинув одеяло, я поспешила на кухню. Свет горел только в кухне, где во всю уже хлопотала моя бабушка, и разве что огонь из печи отсвечивал на темные комнаты. Бабушка налила мне горячего чаю и положила на тарелку оладья. Они были пышные, большие щедро смазанные маслом и сахаром. Сядь поближе к печи и не стой босыми ногами на холодном полу, скомандовала она. Был февраль месяц, я гостила в деревне, наверное, в первый и последний раз, приехав туда именно зимой. Мне было шесть лет, и в тот год я сильно заболела коклюшем, это такая неприятная болезнь, которая не дает тебе покоя многие месяцы. Поэтому решено было отправить меня на выздоровление в деревню, чтобы я там набиралась сил.
Все мои зимние дни, в деревне проходили одинаково: я просыпалась рано утром, шла на кухню, немного болтала с моей бабушкой, ела оладья или блины, которые неизменно подавались на завтрак. А после садилась возле теплой печи, доставала из бабушкиного шкафа большую круглую шкатулку, в которой лежало множество, разноцветных пуговиц и не спеша рассматривала свои сокровища. От печи шел жар, и так вкусно пахло дровами. На печной плите стояли чугунки с томившейся кашей и картошкой для домашних животных, которые жили во дворе. Наш рыжий кот, свернувшись клубом, спал неподалеку, не проявляя ни малейшего желания выходить на улицу. Все мои деревенские друзья разъехались по своим городам и на нашей Коммунальной улице в домах остались жить только бабушки и дедушки. Дядя Стася с утра до вечера крутил свои пластинки, наполняя наш дом музыкой. Так что все дни текли однообразно спокойно.
В обед, часиков так в двенадцать с работы приходил мой дедушка, ел сваренными бабушкой щи из кислой капусты, потом пил чай из большой стеклянной кружки, в которой сахара было больше чем самого чая, немного отдыхал и снова возвращался до вечера на работу. А мы с бабушкой оставались дома. В такие дни она садилась у окна доставала все свое рукоделье и что-то начинала шить. Чаще всего это была пряжа, которую она сама лично соткала из купленной на базаре шерсти, на старой прялке, которая стояла в углу дома. Вязала носки, варежки, или свитера со сложными узорами. А еще она умела вышивать гобелены, стегать одеяла. Ее руки всегда были заняты.
Но в ту зима бабушка задумала пошить мне шубу, из искусственного теплого меха. Шуба в моем детстве была роскошью, которую не всегда можно было найти в магазине. Она разложила все свое шитье на столе, поставила швейную машинку и стала снимать с меня мерки. Я же крутилась рядом, мне интересно было наблюдать за ее работой, как ловко она управлялась, рассматривала нитки, иголки, наперстки, но особый мой интерес представляли большие, тяжелые ножницы, которые всегда были острыми и могли отрезать любую ткань. Этим ножницам, кажется, было, лет сто не меньше, насколько они выглядели старыми. Так проходил день до вечера, а вечером мы выходили на улицу прогуляться и встретить дедушку возвращавшегося с работы. На улице было холодно, темно и очень тихо, только кое- где был слышен лай дворовых собак. В окнах соседних домов горел свет, а из трубы на крыши клубился дым от печей.
Один такой вечер я запомнила очень хорошо, бабушка, наконец-то, дошила мою шубку и одела мне ее на прогулку. Она была мягкой, коричного цвета с большими помпонами возле капюшона. Я когда ее одела, то почувствовала себя настоящей принцессой, как из сказки о снежной королеве.
«Пойдем деда встречать» – сказала мне бабушка, и я, от нетерпения подпрыгивая на месте, пошла за ней. И вот, за поворотом показался мой дедушка. «Дедуля, посмотри, какая на мне новая шубка» – воскликнула я, подбегая к нему. А мой дедушка идет, как не в чем ни бывало, и даже не смотрит на меня. «Дедуля! Ты что меня не видишь? Это же я внучка твоя!» – кричу я ему. А он мне отвечает – «Нет, ты не моя внучка, у моей внучки нет такой шубки»,– и продолжает идти до дома. Я уже с обидой: – «Да, что ты, дедушка, не видишь, это же я твоя внучка Света!». Тогда он разворачивается, смеется своим добрым смехом и подхватывает меня на руки, – «Правда, моя внучка Светочка, а я иду и думаю, чья это такая красивая девочка!» – смеется, делает удивленное лицо мой дедушка, продолжая нести меня на руках. И я смеюсь вместе с ним и чувствую себя самой любимой девочкой в мире.
Уже позже, все тем же вечером к нам в дом приходят соседи, пьют с нами чай, ведут беседы и играют за столом в карты. А за окном все так же идет снег и до лета еще очень далеко…