Главная страница | Полицейские детективы | Тень олигарха

Тень олигарха
Ксения Васильевна Бахарева
Детективные истории (Четыре Четверти)
В центре Минска убит известный банкир, на месте преступления оставлено дорогостоящее оружие. Следственная группа во главе с капитаном Денисовым сбивается с ног, пытаясь вычислить зарвавшихся киллеров. Первоначально под подозрение попадают вдова, телохранитель и даже давний соратник жертвы. Однако о заказчиках и исполнителях самого громкого и дерзкого преступления на территории суверенной Беларуси станет известно только спустя годы. Возмездие неотвратимо, когда вдруг снова появляется знакомый силуэт. Кому лучше других известны повадки и приемы того, кто всегда в тени, под маской и под чужим именем? Тому, кто во имя непогасшей любви готов мстить до конца.

Ксения Бахарева
Тень олигарха
Документальный детектив

© Бахарева К. В., 2024
© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2024
* * *



Мелькнувшая тень
Ноябрь, 2007 год, Лас-Вегас
От вечерних блестящих нарядов с откровенными декольте слепило глаза. Длинное темно-синее вычурное платье с чрезвычайно открытой спиной, что продефилировало мимо, выглядело целомудренным спереди и откровенно сексуальным сзади. Рядом с очередным поклонником таланта из мира кино бледно-розовое изящное совершенство излучало невероятную элегантность, чистоту линий, как образец минимализма высшей пробы. Обладательница наряда в черно-белой графике с роскошным шлейфом и шокирующим боковым разрезом опьяненно шуршала вокруг, роняя бокалы из-под шампанского на пол, отчего шустрые официанты с накрахмаленными полотенцами на согнутых руках стремились в прыжке поймать хрупкое изысканное стекло, хотя получалось далеко не всегда уловить правильную расстановку сил. На круглых столиках на высоких ножках банкетная трапеза почти исчезла, оставив на дорогой фарфоровой посуде обглоданные хвосты тигровых креветок и недоеденные кусочки лимонов в миниатюрных тарталетках и пирожных. Пиршество киноиндустрии клонилось к исходу.
Вот потрясающая подтянутая красавица в преклонном и почтенном возрасте в нежно-зеленой драпировке в компании молодого кавалера взмахнула китайским веером так, что ударила спутника по уху, отчего оба разразились гомерическим хохотом. Рядом пухлая актриса, снискавшая популярность в последнее время в долгоиграющем мыльном сериале, в ретро-образе в стиле золотого века Голливуда, в нескромной позе присела на единственный в холле диванчик у выхода и заснула. Мимо пронеслись телевизионщики с камерой, в погоне за горячими новостями шоу-бизнеса и пока еще не охваченными персоналиями для коротких интервью.
И все же на традиционной ярмарке тщеславия минута славы не самое сладкое. Более всего радовались глаза известным и признанным талантам, которые на торжественном фуршете по случаю закрытия Международного кинофестиваля и сами старались подойти к победительнице в номинации «Лучший документальный фильм» с поздравлениями. Перед молодой женщиной с густой мальчишеской стрижкой под ежик, словно джин из лампы, предстал в дорогом черном смокинге с бабочкой высокий седовласый импозантный ведущий известной телевизионной программы «Без брони». И надо же: в тот самый момент, когда Энтони Бурдейн рассказывал о своеобразном личном опыте в многочисленных путешествиях по странам и континентам, Alex Fox заметила знакомый силуэт! Нет, она не могла ошибиться! Тот же нос с горбинкой, густая шевелюра и посеребренная внушительная борода промелькнула и исчезла. Далее мысли сбились и разговаривать с известным человеком, коего женщина много лет буквально боготворила, не было никакой возможности. И она упорхнула, извинившись, повернула за один угол, потом за другой, однако знакомый силуэт исчез безвозвратно. «Показалось?» – подумала Alex и на всякий случай принялась искать устроителей фестиваля.
Лауреат Международного кинофестиваля проснулась ночью от негромкого стука, будто состоявшего из неопознанного шифра азбуки Морзе.
– Кто там? Вы знаете, который час? – пробубнила кинематографистка в шелковой клетчатой пижаме, босиком нехотя подбираясь к двери гостиничного номера.
– Это я!
– Кто?
– Рита! – настойчивей прошептал женский голос, и от этого голоса забилось сердце и перехватило дыхание.
Саша изумленно открыла номер, посмотрела по сторонам, затащила подругу внутрь и тут же захлопнула дверь.
– Исчезаешь, появляешься?! Я практически тебя похоронила… Как ты могла?
– Прости, так надо было, иначе бы все кончилось весьма печально.
– Стало быть, тебя не убили!
– Можно я останусь здесь до утра?
Тускло светила настольная лампа, с восходом солнца свет от нее стал едва заметным. Справа на подушке разложила смоляные кудрявые локоны Рита, так и уснула не раздеваясь.
Глядя на исхудавшее гибкое тело подруги в чуть задранной цыганской юбке и щеголеватой белоснежной блузке с рюшами, Саша вспомнила, как они встретились в первые дни учебы в киношколе. Высокая, длинноногая и грациозная, с роскошными кучерявыми волосами и непослушной челкой над огромными выразительными карими глазами, девушка источала бешеный азарт и жажду творчества. Оказалось, Рита родилась в Бруклине в семье трудолюбивых ортодоксальных евреев, обосновавшихся в Америке в первую волну эмиграции в начале двадцатого века. Ее дед, сколотивший небольшое состояние на изготовлении стильных ботинок «джимми-шимми», занялся мелким ремонтом и основал артель, где работала дюжина подмастерьев. С годами у переселенцев из Западной Беларуси скопились большие суммы, благодаря которым они намеревались дать внукам приличное образование и вывести их в люди. А Рита, мечтавшая о кинокарьере, в пух и прах развеяла родительские планы о приличии, ибо в их понимании в Голливуде невозможно было отыскать хоть сколько-нибудь верующих иудеев, чтобы составить приличную партию. Как ни уговаривали они, как ни отбивались от навязчивой идеи дочери, как ни запирали ее в старом чулане, молодую, упрямую и напористую особу было не удержать, и однажды ночью Рита сбежала из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, прихватив с собой, помимо небольшого чемоданчика, наличную сумму, предназначенную как раз для учебы в приличном университете. Надо сказать, в киношколу девочка поступила без проблем: принимали всех, лишь бы были средства к оплате. Но к концу второго семестра стало ясно, что деньги кончились и взять их неоткуда.
И тогда на горизонте появился он. К тому времени Никола Кипиани, выходец из богатой грузинской семьи, учился в киношколе третий год. Познакомившись на вечеринке с Ритой, кавказец тут же потерял голову. Как умел он ухаживать красиво! Разве может с грузинами сравниться кто-то еще? Каждый день Никола одаривал Риту цветами, дорогими подарками, приглашая на роскошные ужины в фешенебельные рестораны. Но более всего покоряли в нем неподражаемая обходительность, ласковые слова, нежные руки и восхитительное обаяние. И Рита сдалась, более того, ответила взаимностью и через месяц переехала жить к нему в просторную квартиру недалеко от павильонов Warner Brothers.
Счастье длилось долго, около десяти лет. За это время Никола стал уважаемым звукорежиссером, что позволило ему приобрести дом на Беверли-Хиллз, имел постоянные крупные проекты и концерты с приглашением голливудских звезд. Не отставала от любимого и Рита, открыв мобильную продюсерскую фирму по производству документальных фильмов. Все разрушилось в одночасье. Какие-то бандиты взяли Кипиани в заложники, потребовали внушительную сумму, но, получив деньги, убили его и сбросили тело в озеро. Вскоре пропала и Рита, предварительно продав бизнес подруге. И вот теперь она тут, спит на кровати в отеле, появившись из ниоткуда, толком ничего не объяснив.

В полдень подруги с небольшим чемоданчиком, в дорогих широкополых шляпах, крупных солнцезащитных очках и стильных одеждах спустились в просторный, устеленный темно-красным ковролином холл отеля, в котором было на редкость многолюдно. На выходе у стеклянных дверей их настиг полицейский.
– Рита Пинкрат? – осведомился он.
– Да, сэр, а в чем дело? – равнодушно ответила дама, словно уже приготовилась к резкому повороту событий.
– Ваши руки, мэм! Вы арестованы! – кратко приказал полицейский в холле.
– Да, сэр, – согласилась Рита.
– Подождите, а в чем ее обвиняют? – попыталась опротестовать действия блюстителя порядка Саша.
– Мэм, в убийстве человека… Но вам лучше не вмешиваться. – Коп защелкнул наручники на запястьях Риты и стандартно проговорил, не глядя в ее глаза: – Вы имеете право хранить молчание…
Рита долго смотрела на Сашу не отрываясь, пока наконец не исчезла за темными стеклами салона автомобиля полиции.

Банковский счет
Апрель, 1993 год, Берлин
Тихое утро пробиралось неслышно сквозь маленькую щель на плотной волнистой шторе, повинуясь набежавшему времени, яркому обманчивому солнечному лучу, что обычно бывает ранней весной, и чарующему запаху только-только испеченного штруделя, исходящему из кофейни напротив через чуть приоткрытое окно тесной частной гостиницы. На белоснежной подушке еще царствовал Морфей, позволяя Александру вдоволь налюбоваться милыми чертами курносого создания, о существовании которого до недавнего времени он и не подозревал. Ему не встречались женщины очаровательнее Сашеньки. В меру сочные губы, уверенная озорная улыбка, возвращающая в беззаботное детство, когда мечталось и хотелось всего и вся, и в детстве том определенно была любовь. Как же так случилось, что отныне взамен постоянной тоски как неотвратимого чувства одиночества пришло удивительное познание, что ближе и дороже на свете нет никого? Мужчина от избытка нежности хотел было дотронуться до небольшого ежика по-мальчишески торчащих густых темных волос, как вдруг огромные зеленые глаза с веселыми крапинками распахнулись в удивлении, застав врасплох его поднятую руку буквально на излете.
– Что, – прошептала девушка, – нам пора?
– Время есть, не волнуйся, – откликнулся Александр и наконец все-таки дотронулся до забавного ежика ее волос, заботливо прочесав его своей крупной ладонью.
– Что тогда, не спится? – улыбнулась юная леди, и на пухлых безмятежных розовых щеках образовались смешные ямочки.
– Не представлял, что такое возможно. И как я все это время жил без тебя?
– Времени не терял, раз обзавелся женой и двумя детьми, – парировало, слегка потягиваясь, сонное создание, ненароком оголив маленькую грудь.
– Не то чтобы обзавелся (слово гнусное какое-то, словно паразитами оброс), но только сейчас я знаю, что чувствуешь, когда у тебя вырастают крылья.
– Мы успеем выпить кофе? Голова кружится от запахов из окна, – сменив тему, прекрасная возлюбленная Александра ясно дала понять, что не намерена обсуждать его семью, равно как и разбирать причины неуемного запоздалого счастья или привычного житейского быта – зависит от того, как посмотреть.
– Конечно, дорогая, все успеем… – Александр нагнулся к голове на подушке и ласково дотронулся до нежных губ.
– Тогда я в душ! – молодая женщина встрепенулась, ловко окутала себя белой простынею и, сверкая белыми пятками, скрылась за глухой дверью ванной комнаты.
Тем временем Александр отыскал в записной книжке нужный номер, неспешно подошел к черному аппарату на столе и созвонился с местным банком. Для осуществления некоторых важных операций он намеревался уточнить назначенное время прибытия в офис учреждения на чистом немецком языке, коим он вполне сносно овладел за год прилежных занятий с репетитором. Коричневый костюм и чуть ослабленный галстук на белоснежной рубашке с дорогими запонками вполне соответствовали задуманным планам.
Через каких-то полчаса влюбленная пара спустилась по витиеватой кованой лестнице, обрамленной темными полированными деревянными перилами, и прошлась, держась за руки, до стойки регистрации постояльцев по узкому, устланному мягким серым ковром коридору под неусыпным взором чопорной немки в круглых очках и длинном, застегнутом на все пуговки платье; и по молчаливому ее гневу было понятно, как всеми клеточками своей праведной натуры она осуждает внебрачные связи в подобных отелях, и только оплата дополнительной услуги благородно позволила фрау закрыть глаза на творящееся в ее владениях безобразие. Заметив нарочитую строгость хозяйки отеля, тут же что-то пометившую в толстом журнале регистрации, как если бы понадобился подробный рапорт о проделанной сыскной работе, Александр едва сдержался от накативших приступов смеха и, только оказавшись на прохладном ветреном пространстве, дал волю чувствам, расхохотавшись всласть.
– Ты представил меня своей дочерью? – карикатурная картина суровой фрау в черном платье, отороченном белым воротничком, стоявшей с журналом в руках с открытым ртом, развеселила и юную леди.
– Моей дочери всего двенадцать, и она вписана в паспорт как несовершеннолетняя! Бедной чистоплотной немке пришлось поверить в то, что и тебе столько же. Или, по крайней мере, сделать вид, что поверила. А что было делать, если она начала читать мне мораль?
– Как же тебе удалось ее уговорить? – недоумевала, смеясь, девушка.
– Я спросил: вы по-прежнему работаете на Штази? Теперь, когда рухнула Берлинская стена, у большинства немцев это звучит как оскорбление.
– Почему же она пошла на уступки?
– Я сделал то, что в таких случаях делают все коммерсанты на постсоветском пространстве, – вложил в паспорт немецкие марки, и когда фрау их обнаружила, предположила, что это плата за услугу предоставленной в номере дополнительной кровати. На том и порешили…
– Но ведь дополнительной кровати не было… Бедняжка, она, наверное, не спала всю ночь, мучаясь от угрызений совести…
Порыв холодного апрельского ветра лихо подтолкнул веселую пару в кофейню через дорогу. Несколько минут спустя принесли знаменитый десерт – не горячим, но теплым; пропитанное сиропом слоеное тесто было на редкость воздушным и казалось самой любимой закуской на все времена. Однако тут же наслаждение от свежего яблочного штруделя, усыпанного сахарной пудрой с корицей, и чарующего кофейного напитка в изысканных чашках оборвал оглушительный вой сирен пожарных машин и машин скорой медицинской помощи, вереницей проносившихся мимо большого витринного стекла. Редкие утренние посетители тотчас оторвались от чтения свежих газет и, с любопытством свернув шеи, прильнули к окнам уютного заведения берлинского общепита, заметив вдалеке возносящийся к небу черный клубок дыма на крыше Europa Center, где был расположен офис компании Mercedes. Последовала примеру немцев и молодая грешная чужестранка с яркими накрашенными губами, увидев, как огромный вращающийся отличительный значок немецкого автомобильного концерна объят пламенем настолько, что огонь вот-вот мог перекинуться с крыши на все остекленное строение.
– Отчего мог вспыхнуть пожар на крыше такого дома? – сочувственно то ли вопрошала, то ли содрогнулась Саша, вернувшись за столик.
– Сашенька, нам пора, нас ждут в банке! Что могло случиться… Скорей всего, электропроводка не в порядке была. Не поджог же, кому он нужен, этот значок, – усмехнулся Александр девичьей наивности прекрасной возлюбленной.
– А может, это поджог с целью угона дорогого «мерседеса», – пошутила Саша и добавила серьезней: – Там же работает множество людей, эвакуации не будет?
– Это в нашей стране не было бы, а здесь немецкая педантичность, порядок и осторожность прежде всего. Так что не волнуйся, они справятся. Пойдем. Пора.
Впрочем, пройти к зданию банка оказалось не так-то просто: вокруг здания с горящей крышей по всему периметру полиция моментально оцепила площадь, одновременно с локализацией и тушением возгорания началась организованная эвакуация, так что Александру с Сашенькой холодным ветреным утром, дабы не замерзнуть, пришлось возвратиться в кофейню и дожидаться свободного выхода к банку.
– Ты хорошо подумал? Может, не стоит торопиться? – Саша определенно вынужденную паузу для визита в банк восприняла как недобрый знак перед осуществлением задуманного важного дела.
– Не верю я в подобные приметы. Стечение обстоятельств не есть приметы. Все будет хорошо, поверь, Сашенька.
– «В этом мире случайностей нет, чуда нет и крайне редки совпаденья», – пел Андрей Макаревич, и я ему почему-то верю.
– Поплюй три раза через плечо, маленькая… Что может быть не так? Нас с тобой застрелят, как самых богатых клиентов, как несколько лет назад застрелили председателя правления «Дрезднер банка» Юргена Понто?
– Кто его застрелил? И за что? – удивилась Саша, оставив на кофейной чашке след от красной помады.
– Некто Сюзанна Альбрехт. С Юргеном она была знакома лично и летом 1977 года проникла в его загородный дом под Франкфуртом-на-Майне. Будучи активисткой террористического движения, дама не хотела убивать, вместе со своими сообщниками они намеревались только похитить банкира, но тот оказал сопротивление и тогда его убили. На следующий же день ответственность за убийство взяло на себя движение РАФ «Красный рассвет».
– Страсти-то какие… Что это за движение?
– Оппозиционное по отношению к государственной власти. Оно призвано осуществить мировую революцию путем вооруженной борьбы с американским империализмом.
– Странно, что движение родилось не где-нибудь, а в Германии. Надеюсь, нам это не грозит, лично у меня больших денег нет, и убивать меня не за что… Разве что бывшего председателя провинциального горисполкома за принадлежность к последнему поколению советской хозяйственной элиты.
Саша игриво перевернула вверх дном чашку Александра из-под кофе, дождалась, когда гуща осядет на блюдце, десертной вилкой нарисовала сердечко и вдруг вспомнила:
– Ты был похож на Пьера Ришара… Такой же смешной, немного неуклюжий, с большой копной вьющихся волос и грустными глазами, как у настоящего клоуна. Ты и сейчас на него похож, но тогда у меня был любимый фильм «Игрушка» с участием французской кинозвезды. Сто раз смотрела, и, когда впервые тебя увидела на школьной торжественной линейке (ты тогда ленточку перерезал, символические ключи знаний вручил Светке из параллельного класса в белом дурацком длинном переднике), я подумала: вот он, Пьер Ришар, моя «игрушка». Нет, я, разумеется, знала, что ты – успешный мэр города, большой начальник, столько всего для людей сделал, сумел решить вопрос о переподчинении города с районного на областной уровень… Но ты был таким важным и в то же самое время застенчивым и простым, не похожим на чопорного чиновника с толстым животом и неумной рожицей…
– Подумать только, школьница… Какой это был год?
– 1987-й…
– Да… Шесть лет прошло… В выпускном классе хоть училась? – засмущался Александр.
– Да, а в голове уже мысли были о любви… Но представить себе, что подобные мысли сбудутся, не могла…
– Я тем более. Нам пора. Идем?

– Болдырэва Элекзандра? – служащий банка, сверяя фото в паспорте, едва вымолвил фамилию и имя девушки с неподражаемым немецким акцентом.
– Я-я, гутен морген! – подтвердила Саша, практически выдав весь свой скудный немецкий словарный запас.
Банковский клерк в черном элегантном костюме неторопливо и по-деловому распечатал несколько документов, аккуратно собрал их в стопку, разделил экземпляры и ловко соединил нужные страницы степлером. Далее последовала вежливая улыбка и длинная речь, из которой девушка не поняла ровным счетом ничего.
– Что он сказал? – Юная спутница Александра непонимающе бросила на него взгляд.
– Прочитал лекцию о мерах предосторожности. Ты подписывай, я тебе все объясню потом. Wir k?nnen in den Tresor gehen? (Мы можем пройти в хранилище?) – тут же обратился к служащему Александр.
Все трое двинулись по нескончаемо длинному коридору, чтобы вскоре спуститься на лифте в темное хранилище, вход в которое служащий банка открыл одновременно несколькими длинными и короткими ключами. Когда массивные двери наконец поддались, он включил свет и пропустил клиентов внутрь, а сам остался дожидаться снаружи. Привыкнув к яркому свету, Саша огляделась, заметив по всему периметру помещения множество депозитных ячеек от пола до потолка.
– Мне как-то точно такое же зрелище приснилось, только в каждой ячейке миниатюрные, размером с младенца, люди, и в одной из них – я, и все мы как будто летели в звездном космосе, и так спокойно было на душе… Мне казалось, что именно так выглядел загробный мир… Что граждане хранят здесь? Ценности? Разве нельзя хранить их в сейфе дома за какой-нибудь картиной на стене? Стоило так далеко ехать?
– Хранить ценности в домашних сейфах тоже не слишком надежно: для профессиональных воров вскрытие стандартного несгораемого сейфа – дело нескольких минут. А после кризиса из-за распада СССР я могу доверять только иностранным банкам.
Александр отыскал нужную ячейку, открыл ее и извлек оттуда продолговатый ящик. На столе, специально оборудованном для клиентов депозитария, с должным пиететом пересчитал несколько десятков пачек со стодолларовыми купюрами, пересмотрел хранимые важные документы и с гордостью показал возлюбленной несколько золотых слитков. Однако, вопреки возбужденному состоянию Александра, к запаху чужих денег неискушенная Сашенька была совершенно равнодушна. Равно как и к своим, точнее, к их отсутствию.
– Запомнила?
– Зачем ты мне все это показываешь?
– Чтобы в крайнем случае ты могла это взять без меня…
– Не понимаю, зачем мне это делать без тебя?
– Всякое может случиться… – Александр аккуратно упаковал содержимое ячейки обратно, закрыл ее на все замки и на выходе из депозитария вернул ключи.
– Так, все дела на сегодня окончены. Гулять? – с решимостью воскликнул, слегка подпрыгнув, Александр, и копна его кудрявых выцветших волос игриво встрепенулась и улеглась на место.
Держась за руки, пара пробежалась по темным аллеям Тиргартена, как оголтелые великовозрастные детки, они попрыгали на ступеньках памятника Советской Армии, сокрушившей фашизм в 1945-м, и остановились у Бранденбургских ворот, ибо к полудню так устали, что двигались, как лунатики, на прямых ногах…
– Сфотографируемся? – предложил Александр и обратился к местному фотографу, который тут же снял парочку на Polaroid. – Теперь надо что-нибудь тебе купить. По магазинам?
– А где взять силы?
– Откроется второе дыхание, поверь!
Шопоголиком Саша никогда не была. То, что она увидела в немецких магазинах, повергло ее в настоящий шок: множество ярких платьев, костюмов, пуловеров и модных потертых джинсов меркло по сравнению с ломящимися от невиданных продуктов полками супермаркетов. Разноцветные макароны и спагетти, кустистые ананасы и зрелые бананы с помидорами, сорок с лишним видов шоколада в невероятных обертках, огромные головки сыра и свежие мясные нарезки без костей манили и звали: «Съешь меня». Простой симпатичной, не всегда сытой двадцатидвухлетней гражданке с постсоветского пространства по имени Саша, ежемесячно переживавшей талонную систему на сахар, муку, крупы и под Новый год – на шампанское, оставалось только смаковать яркую диковинную жевательную резинку и недоумевать, почему в стране, победившей фашизм, ничего подобного в помине нет.
– Саша, смотри, великолепное дополнение к твоему платью, – в витрине очередного бутика Александр обратил внимание на красную маленькую дамскую сумочку из тонкой, искусно выделанной кожи.
– Милый, ты и так уже столько всего накупил! Куда мне с ней ходить, разве что на районный рынок?
– И все-таки. Настаиваю. Может, я поведу тебя в музей?

Невероятные приключения
Апрель, 1993 год, Белосток
Татьяна достала из новенькой, только вчера купленной в берлинском бутике красной сумочки из натуральной кожи дамские сигареты с ментолом, устроилась с ногами на подоконнике и затянулась с наслаждением, вглядываясь в темный двор за окном. Под тусклым светом фонарного столба стоял почти совсем новенький «мерседес» бизнес-класса с транзитными номерами, и его новоиспеченная владелица никак не могла наглядеться на такое невероятное приобретение, радуясь, словно ребенок.
Накануне, приехав в салон подержанных автомобилей с мужем и Юрой, его давним партнером по бизнесу, Татьяна не сразу обратила внимание на этого мощного турбодизельного темно-синего красавца с одним большим дворником на лобовом стекле. Подумалось: как он сможет чистить максимальную площадь? Но широкие молдинги, в верхних краях которых красовались тонкие декоративные накладки полированной стали, притягивали, как и хромированные накладки на ручках дверей. А потом и вовсе, заглянув в салон, потенциальная покупательница обратила внимание на горизонтальные деревянные планки, и Татьяна, всю жизнь стремящаяся к основательной и беспрекословной роскоши, разомлела, ибо поняла в одночасье, что это и есть настоящий признак богатства, как олицетворение ее железного характера, и уже иного мерина она более не желала. Оставалось недвусмысленно настоять на приобретении этого недешевого шедевра, впрочем, за долгие годы замужества женщина определенно научилась с неподражаемой легкостью вить веревки из преуспевающего мужа, по совместительству чиновника, затем мэра небольшого белорусского города, а уж потом преуспевающего банкира.
Выросшая в семье крупного министерского чиновника, Татьяна с рождения купалась в роскоши, по сравнению со многими ровесниками, мечтающими о новогодних мандаринах и говорящих куклах. Пухлый кошелек, выданный отцом на мелкие расходы, позволял всегда быть в центре внимания сверстников, с легкостью заменяя отсутствие выдающихся способностей и талантов. Девочка была единственным ребенком и тратилась не считая. Избалованной дочери родные твердили о чрезвычайной ее красоте, хотя, глядя в зеркало, она, повзрослев, видела в отражении лишь обыкновенную серую мышь. Да, она была некрасива, лицо ее, лишенное привычной привлекательности, по щекам и вокруг губ сплошь было усыпано веснушками, острый нос был подвижен, вздернут кверху неправильно и задорно. Однако девушка была сложена и ухоженна изумительно, в молодых линиях ее упругого тела жила весна, легкая и девственная.
При знакомстве с Лисовским на торжественном праздновании юбилея родителя Татьяна не питала иллюзий, принимая его вежливые ухаживания как трезвый расчет в удачной партии, что угадывалось сразу. И все же в медовый месяц на Кипре романтические отношения вдруг вспыхнули – то ли от яркого южного солнца, то ли от прекрасного вина, то ли от пьянящего экстравагантного зажигательного танца. Все утихло, как только молодая пара начала жить самостоятельно, недолгие бурные страсти переросли в дружбу. Впрочем, с годами и этот огонь погас, ибо холодное равнодушие едва ли походило на счастливый брак – скорее, это был союз соседей по коммунальной квартире с общим холодильником на кухне, с той лишь разницей, что законный муж выдавал на содержание семьи немалые суммы, тем самым позволив многие годы транжирить средства без ограничений.
После грандиозной покупки «мерседеса» Татьяна на несколько дней распрощалась со своей половиной, поскольку Александр настойчиво намеревался остаться в Берлине из-за незавершенных дел в местном банке. Она облегченно вздохнула, сбросив тяжелый груз взаимных претензий хотя бы на некоторое время, и отправилась в сторону белорусско-польской границы вместе с давними приятелями – бизнес-партнером мужа Юрием и его женой Еленой. Втроем они проехали по узким польским дорогам не одну сотню километров, пока наконец в беспросветной темноте не остановились на окраине Белостока у двухэтажного дома на ночлег. В третьем часу ночи сонная пани смогла предложить путешественникам только одну свободную комнату наверху, так что единственному мужчине доверили спать и охранять ценный автомобиль внутри салона.
Докурив сигарету, Татьяна с завистью посмотрела на умиротворенно спящую Елену, уснувшую моментально, как только голова ее коснулась высокой цветастой подушки. Она собралась было умыться, чтобы лечь в кровать и посчитать овец по обыкновению максимум до половины четвертого, как вдруг услышала внизу на постоялом дворе какую-то непонятную возню. Встревоженная женщина попыталась во мгле что-то разглядеть, но тщетно. Она выключила бра и прильнула к окну, только тогда заметив у колес машины несколько копошащихся фигур, при этом силуэт Юры попадал в тусклый свет фонаря и был неподвижен. Татьяну охватил ужас.
– Спит Юрик, спит и совсем не охраняет машинку! – догадалась Татьяна, недолго думая, правой рукой решительно открыла фрамугу пластикового окна, а левой нащупала в новенькой сумочке травматический пистолет и тут же выпалила вверх с истошным криком: – Пошли вон, холера ясна, стреляю на поражение и вызываю полицию!
Невыносимо высокий тон женского вопля, сопровождаемый выстрелом, возымел действие моментально: из-под «мерседеса» вылетели кубарем три силуэта в спортивных костюмах и бросились врассыпную наутек, от неожиданности и заснувший охранник, он же бизнесмен Юра, подпрыгнул до потолка, при этом руки его непроизвольно нажали на громогласную сигнальную клавишу на руле, так что минуту спустя во всем доме вспыхнул свет и наружу выскочили практически все постояльцы в пижамах во главе с разгневанной пани. Из уст ее далее последовала непереводимая игра слов, из которой понятно было лишь то и дело повторяющееся упоминание некой «курвы», при этом неясно было, разбуженная хозяйка обращалась к кому-то конкретно или просто употребляла слово для связки.
Лишь одна Елена спала крепким сном, укрывшись пестрым одеялом, и не услышала разборки пани с нарушительницей спокойствия, которую все присутствующие посчитали если не умалишенной, то по крайней мере чрезвычайно впечатлительной натурой от приснившегося кошмарного сна. И чем больше Татьяна пыталась доказать, что на ее автомобиль напали бандиты, тем больше участники стихийного собрания в ночных сорочках и пижамах требовали, не особо подбирая выражения, убираться вон. Кстати, с этим громко озвученным требованием была согласна и Татьяна, ибо ей казалось, что трое нападавших на колеса намедни купленного дорогого автомобиля могут повторить попытку кражи, и из этого следовал только один вывод: быстро убираться восвояси, поближе к дому.
Недовольную супружескую пару, мечтающую отдохнуть и выспаться перед дальней дорогой, удалось уговорить ехать сразу только тем, что за руль сядет сама Татьяна, к тому же на горизонте уже забрезжил ранний рассвет, обещающий показать все то, что еще час назад было скрыто в кромешной тьме.
По-прежнему в интуитивном ожидании повторной встречи с местными разбойниками, на мощном адреналине женщина за рулем «мерседеса» нервно в рваном темпе пересекла практически все расстояние до пограничной зоны и только по чистой случайности заметила у самой границы разложенные на всю ширину асфальта раскладные шипы, в народе более известные как ежи. Как правило, злоумышленники их выбрасывали на дорогу перед приближающейся машиной, чтобы она с пробитыми на большой скорости колесами стала неуправляемой. В метре от колючего препятствия Татьяна резко повернула влево на проселочную дорогу в темно-зеленый хвойный лес – как оказалось, именно туда, где их ждала засада. Выскочившие накачанные парни в спортивных костюмах с криками и ломами в руках кинулись догонять, но трехлитровый двигатель не подвел. Тихо дремавшие на заднем сиденье Юрий с Еленой подскочили от прохождения ухабов на рваной скорости, хватаясь друг за друга и проклиная тот час, когда они согласились сопровождать воинственную женщину в опасной поездке на машине с транзитными номерами. Уцепившись за руль, Татьяна бешено пронеслась по кочкам и оголенным корневищам, задевая сосновые ветки, не помня себя.
Очнулась она уже на контрольно-пропускном пункте «Кузница», вышла из машины под непрекращающийся нервный колотун от одной только мысли, что все трое путешественников запросто могли навечно остаться в хвойном польском лесу. Руки-ноги дрожали и подкашивались, голова трещала, и, если бы намедни ей удалось поесть досыта, все съеденное непременно попросилось бы обратно. Часовые очереди при прохождении границы, в конце концов, успокоили, нервное потрясение сменилось истерическим хохотом, при котором троица то и дело прокручивала в памяти прошлую сумасшедшую ночь.
– Ты – боец! – Елена, от усталости проспавшая практически все активные события, курила одну сигарету за другой.
– А я никак не мог понять спросонок: кто стрелял, почему сигналит «мерседес»… – вторил флегматичный Юрий.
– А соседи все у виска крутят и кричат мне: «Курва!» Так и польский язык изучить можно… – не унималась Татьяна. И заливалась бесконечным смехом.

Запас прочности
Апрель, 1993 год, Минск, город N
Пару дней спустя в холодном мраморно-бетонном здании Национального аэропорта Минск-2 Александр, не любивший прощаться мучительно долго, нежно поцеловал Сашеньку в щеку и, едва тронув ее за хрупкое плечо, немедля посадил в стоящее неподалеку такси, дабы остаться незамеченным для наемного водителя служебной черной «Ауди-100», поджидавшего у дальнего выхода из здания аэровокзала. Не то чтобы мужчина боялся афишировать свои трепетные амурные отношения, просто, как полагал Александр, еще не настало время открывать карты. К тому же личный водитель, он же телохранитель, симпатяга Дима и так слишком много знал о его семье, и хоть какие-то тайны оставлять, по мнению банкира, было более прагматично и интересно.
– Доброе утро, Александр Николаевич, как съездили? Все хорошо? – Дима в турецком вязаном свитере и вареных джинсах с готовностью распахнул перед работодателем заднюю дверцу машины.
– Привет, да, все отлично. Давай сначала в банк, а потом уже домой.
– Как скажете…
В столичном банке, офис которого располагался в двухэтажном особняке в самом центре белорусской столицы, Александра волновал лишь один вопрос: есть ли новости про экспортные операции в поставке сырьевых ресурсов. Прошло целых полгода с момента заключения контракта с компанией «Викинг» и перечисления ей двух миллиардов рублей под поставки в Беларусь нефтепродуктов, однако по непонятным причинам в страну нефть до сих пор не поступила.
Выяснилось, что и за неделю его отсутствия ничего не изменилось… Отрицательный ответ длинноногой красавицы Натальи и по совместительству секретаря председателя правления открытого акционерного общества в очередной раз расстроил и наконец побудил кучерявого банкира к решительным действиям.
– Закажи-ка, Наташенька, два билета на поезд, на «двойку». Надо выяснить, в чем там дело, – вымолвил вспотевший от волнения Александр и, не раздеваясь, плюхнулся на кожаный диван в приемной.
– СВ? Вы поедете с Дмитрием? На какое число? – отреагировала модельного вида секретарша с гладко зачесанными волосами, томно разглядывая свежий длинный яркий маникюр.
– Да, сегодня же едем в Москву. Надо расторгать сделку… И вот еще что: новых визиток дай на дорожку, похоже, у меня закончились.
– Сделаем, Александр Николаевич!
Наташенька изящно встала из-за стола, одернула узкую серую юбку – атрибут обязательного дресс-кода для всех без исключения служащих банка, на высоких красных каблуках продефилировала в кабинет непосредственного начальника, демонстрируя необычайно красивую стать, с легкостью отыскала на столе стопку с золочеными витиеватыми визитками и, аккуратно сложив их в визитницу, протянула Александру со словами:
– Что-нибудь нужно? Кофе будете?
– Нет, спасибо, домой заехать надо… – Обеспокоенный банкир нехотя поднялся с дивана и вышел.
– Теперь куда, Александр Николаевич? – Мускулистый охранник в модных джинсах завел двигатель иномарки. – Домой?
– Да, Дима, а вечером отправимся в Москву. Пора завершать сделку…
– Как скажете… Давненько там не был…
«Ауди» двинулась по длинному широкому проспекту прочь из города, оставляя позади вычурные сталинские строения и девятиэтажные новостройки, сменяющиеся послевоенными двухэтажными бараками и деревянными сараями на окраине. Александр на заднем сиденье закрыл глаза, окунувшись в полуденную дрему: поначалу в его голове промелькнула сцена прощания с Сашей, немецкий отель, банк, однако вскоре счастливые мгновенья в Берлине сменились лентой воспоминаний о незаметно пролетевшем времени.
…Первый год после неожиданного и неминуемого распада СССР, принесший бывшему советскому народу невероятные потрясения. Едва насытившись отпечатанными на черно-белом принтере тусклыми от нехватки краски купонами на продукты питания и ночными бдениями в бесконечных перекличках в очередях за коврами, мебелью и стиральными машинами с телевизорами, многие граждане, преимущественно лица еврейской национальности, рванули на Запад в поисках лучшей жизни. Неудивительно, что вскоре огромная приватизированная трехкомнатная квартира с трехметровыми потолками в доме сталинского типа в центре главного проспекта столицы могла уходить с молотка за каких-то пять тысяч долларов. Впрочем, иные терпеливые горожане стали лениво дожидаться сладкого времени на родине, довольствуясь средней заработной платой величиной в максимум пятнадцать долларов в эквиваленте. Справедливости ради стоит отметить, что на эти деньги вполне можно было прожить пару недель, и не на одном хлебе с водой.
И все же зародившийся во время хаоса и растерянности челночный, как и весьма серьезный бизнес находился на старте самых невероятных возможностей. Собственно, и начального капитала особенно не требовалось для осуществления своей материальной мечты. Деньги обесценивались быстрее ветра, инфляция стремительно переваливала за тысячу процентов, так что не удивительно, что ценники на все товары и услуги рванули в заоблачную высь, не говоря уже про введенные свободные цены на мясо. К тому же значительно подскочила плата за жилье и не Бог весть какие коммунальные услуги. Как результат – белорусские независимые профсоюзы тут же объявили бессрочную политическую стачку – яркое свидетельство того, что экономических проблем в стране с утопическим недостроенным коммунизмом хоть отбавляй. Плюс ко всему на первых полосах газет появились постыдные фотографии очередей за хлебом, дальше – больше – за топливом под яркими заголовками вроде: «Бензина в Беларуси как не было, так и нет. Виновных в этом безобразии – тоже!»
Вместе с тем в образовавшемся хаосе оставался один незыблемый рай: либерализация цен не коснулась только топливно-энергетического комплекса, нефти и газа – как и прежде, баррель нефти продавался за восемнадцать долларов. Нетрудно догадаться, что на этом везде делались огромные деньги и Беларусь не была исключением, с той лишь разницей, что сумасшедшая прибыль была несопоставима со сверхдоходами в России. Именно поэтому, оставив тихую номенклатурную должность начальника управления жилищно-коммунального хозяйства области, где Александр служил после мэрии города N, он перешел на работу в коммерческие структуры, в которых особенно ценились не только личные деловые качества, но и сохранившиеся с прежних времен нужные связи. Ходили слухи, что Александр Лисовский будучи в молодом возрасте женился по расчету, поскольку тесть был крупным чиновником Совета министров и всячески продвигал по карьерной лестнице зятя. Правда, наверняка это были досужие домыслы вездесущих лентяев и завистников.
Быстро освоившись в коммерции, в начале сентября 1992 года, немедля осуществив слияние четырех небольших коммерческих банков, трудолюбивый Лисовский возглавил новый банк, и вскоре для деятельности открытого акционерного общества «БелпрофБанк» и для новоиспеченного банкира с шикарной кучерявой копной светлых волос нефтяная тема стала основной. Впрочем, через год после развала СССР, при сокращении импорта сырья из России и других республик, запах больших денег серьезно обострил конкуренцию между мощными кланами, которые занимались реэкспортом черного золота на Запад. И это на самом деле сильно беспокоило умного и умудренного опытом Лисовского, умеющего быть жестким, в чем-то даже дерзким и нагловатым, вместе с тем оставаясь достаточно смелым и честолюбивым, о чем красноречиво свидетельствовала даже позолоченная визитка, изготовленная с фотографией, безусловно, обескураживающая серьезных людей при знакомстве.
Свернув с асфальтированной дороги на ухабистую проселочную, что вела к двухэтажному особняку из красного неоштукатуренного кирпича на окраине соснового леса, Дима сбавил ход «ауди», и Александр заметил знакомый силуэт с портфелем – двенадцатилетняя дочь, очевидно, возвращалась из школы.
– Привет, па! Ты вернулся! Здорово! Я соскучилась! – Пышущее радостью создание в ту же секунду повисло на шее у отца, упираясь острыми коленками в живот. – Что ты мне привез? Ты ведь привез мне что-нибудь? Ты в Германии был? В Берлине? Да? Мама тоже вчера приехала, только я уже все слопала… Есть хочу, такая голодная… – тараторила дочка, не давая отцу вставить и полслова.
– Все-все, идем домой. В школе не кормят, или ты, как всегда, носом воротишь? – Александр спустил на землю подростковые ноги, растущие как будто из-под мышек, обнял крепко и расцеловал Маришку, всю в белокурых кудряшках, соскучившись несказанно.
– В восемь заедешь, билеты возьми у Натальи. До встречи! – тихонько хлопнув дважды по крышке багажника, банкир попрощался с водителем и направился с девочкой к дому.

В большой прохладной гостиной через нелепые ярко-фиолетовые шторы с диковинным рубчиком по краям пробивался дневной свет, сильно пахло сыростью, словно на несколько дней отключали отопление, а на темно-сером с синими разводами велюровом диване в длинном стеганом халате спала Татьяна. Рот ее был широко открыт, темные круги под глазами с остатками вчерашней декоративной косметики красноречиво свидетельствовали о бурно проведенной ночи в компании двух давних подруг, что, вытянув ноги на ковре и чуть похрапывая, расположились тут же, с двух сторон в креслах мягкого пузатого гарнитура. По двум опустошенным бутылкам дорогого виски, грязным бокалам и разбросанным вокруг стеклянной пепельницы окуркам на журнальном столике было понятно, сколь долго длилось это дивное суточное застолье, вырубившее слабых женщин вконец.
Александр, обозревая хмельную картину, видимо, не удивился, однако, нахмурив брови, сдержался от каких-либо комментариев, ибо в данный момент вряд ли любые речи могли что-то исправить. К тому же проглотить что-нибудь съестное и в самом деле сильно хотелось.
– Маришка, переодевайся, вымой руки и дуй на кухню. Сейчас что-нибудь сообразим…
Из открытого холодильника, набитого доверху пакетиками, разнокалиберными баночками, кастрюлями и круглыми глубокими тарелками, внезапно повеяло такой вонючей гнилью и плесенью, как если бы внутрь промерзшего металлического шкафа, не ровен час, пробралась случайная голодная мышь. Однако вешаться она бы точно не стала – сбежала бы однозначно.
– Вот что, дочь, пока нас с тобой не вывернуло наизнанку со всеми потрохами, тащи-ка мешки, будем весь этот хлам выбрасывать…
– Фу, я не буду этого делать, – скривилась Маришка, демонстративно закрыв пальцами нос.
– Как это не будешь? А кто будет, Пушкин? Давай тащи, надо же что-то делать, раз больше некому…
– Спасибо, я есть уже не хочу, – по-прежнему упрямилась кучерявая Маришка.
Александр, и сам уже теряющий терпение из-за вони, исходящей из холодильника, а еще больше – из-за возмутительной ленивой бесхозяйственности и безалаберности супруги, нахмурил брови и сорвался на грубый командный голос:
– Быстро неси мешки, убирать будем вместе, и без разговоров! И впредь, если мать не успевает следить за съестными припасами, будешь делать это сама, ты же считаешь себя взрослой?!
И правда, девочка, поначалу недовольно нахмурив брови, сделалась вдруг послушной, в два прыжка заглянула в хозяйственную комнату, отыскала там несколько мешков и прибежала с ними к отцу, все же не отнимая пальцев от чувствительного к запахам носа.
С каждым мешком, с каждой банкой некогда дефицитного продукта, отправленного в мусорный бак, Александр багровел и багровел, понимая, сколь много денег, а главное – труда стоило все это изготовить, купить, точнее, достать. Когда он расправился с запасами на двери холодильной камеры, в ход пошли кастрюли и тарелки с засохшими кусками месива, которое дней двадцать назад являлось салатом, с бурной неблагородной плесенью, что поселилась в бурде под названием «щи из квашеной капусты», с позеленевшей колбасой, притаившейся в застенках еще в канун Международного женского праздника. Все это действо, разумеется, сопровождалось громким отзвуком: от соприкосновения кастрюль со стеклом и фарфором что-то разбивалось, звенело, бренчало и выливалось, отчего две заблудшие подружки в креслах вмиг проснулись, незаметно похватали свои сумки и с испуганными глазами выскочили вон. Пробудилась и хозяйка, в едва запахнутом халате она появилась на кухне, не вполне протрезвевшая и всклокоченная:
– Что за гром, а драки нет?
– Сейчас будет… Дочь, вытри пол, из мешка пролилось, пока я мусор выброшу…
– А мы с девчонками вчера немного посидели, отметили, так сказать, покупку «мерседеса»… Ой, а как мы домой ехали, нас чуть не убили! – Не обращая внимания на слизкую лужу, разлитую из бренчащих полиэтиленовых мешков, доверху наполненных испорченной снедью, Татьяна присела на стул со вздохом: – А пивка нет? А чем это так несет?
– Нет пива, ничего нет… Чем несет? Не святым духом…
– Хоть бы водички… Или водочки… Голова раскалывается, не пойму, что эти иностранцы находят в виски? – пробормотала Татьяна и на шатких ногах двинулась к плите, пытаясь налить из чайника стакан воды.
Маришка молча вытерла линолеумный пол в том месте, где несколько мгновений назад звенела в пакетах разбитая посуда, с жалостью посмотрела на тощую фигуру матери в длинном халате, потом – на возвратившегося с улицы хмурого отца и, дабы избежать личного присутствия при родительских разборках, вымолвила:
– Я к себе…
Вопреки ожиданиям дочери, Александр тотчас последовал за ней, догнал ее у лестницы и, взяв за руку, произнес:
– Маришка, пойдем прогуляемся, в кафе посидим…
Обрадованная девочка встрепенулась кудряшками, словно пес, выбежавший из воды, чем определенно подтвердила, чья она дочь, и в одно мгновенье повисла на шее у отца со словами:
– Я мигом, переоденусь только!
Всю недолгую дорогу Маришке хотелось поделиться последними новостями, однако ей не удавалось договорить хотя бы одну фразу полностью – то и дело их останавливали местные горожане или просто здоровались на ходу с вопросом: «Николаич, как дела?» Девочку от всеобщего уважительного внимания охватывала гордость и в то же самое время обида за то, что ее папа, бывший мэр этого города, больше принадлежал им: бурчащему лохматому старику на тихоходной телеге, крупной тетке с большими сетчатыми сумками, очкастому чиновнику, остановившемуся поодаль на дорогой иномарке, и прочему простому люду – нежели родной дочери, которой отцовского внимания всегда было мало. Наверстать упущенное Маришке можно было бы перед поставленной тарелкой с картошкой да котлетой под чудным названием «папараць-кветка», но уж очень хотелось поскорее закинуть в себя невероятно вкусную снедь, а потом и тетка Валя, хозяйка кафе, не преминула присесть за столик, чтобы на короткой ноге (когда еще такое случится!) поболтать с большим человеком.
– Александр Николаевич, миленький, ты скажи только: когда это безобразие закончится? Когда в магазинах что-то появится? Ей-Богу, не понимаю: как дальше жить? И кому он нужен был, этот распад Союза?
И в недавнем прошлом руководитель районного города, получившего статус областного, убеждал тетку Валентину, что надо немного потерпеть и вскоре все заживут долго и счастливо…
Маришке очень хотелось рассказать отцу, как ее ни за что отругала училка белорусского языка и как на днях она с подружкой освободила от живодера бедную собачонку, прикованную к цепи, но, глядя на отца, который пустился в рассуждения о сложном экономическом положении в стране, отвернулась тоскливо и бессмысленно-отрешенно уставилась в окно. Александр, заметив кислую физиономию дочери, спохватился:
– Дочка, мороженое будешь?
– Извини, Александр Николаевич, кончилось еще на прошлой неделе… – тут же отчеканила тетка Валя.
– Тогда пирожное принеси, будь добра, – зачем-то попросил банкир…

Объятья минотавра
Апрель, 1993 год, Москва
Белорусский вокзал, куда фирменным утренним поездом прибыл Александр в сопровождении молодого мускулистого охранника, словно улей, кишел спешащими пассажирами, нерасторопными гражданами встречающими, громогласными таксистами и хмельными грузчиками с тачками. Тут же, на перроне, пузатые торговки в замусоленных передниках поверх старых тулупов с призывными криками «ножки Буша!» продавали из ящиков, брошенных на грязном асфальте, огромные замороженные куриные окорочка, что вполне могло спасти от голода тех, кто не готов был часами лазить по магазинным очередям. Дальше, на полукруглой привокзальной площади, загородив собой треть троллейбусной остановки, несколько находчивых коммерсантов торговало брендовым спиртом «Роял» в пластиковых бутылках. С левой и правой стороны вокзала стихийные торговые ряды с ящиками на земле, складными металлическими столами, казалось бы, заполонили всю территорию: кто-то торговал сникерсами, кто-то – жевательными резинками, сигаретами, а кто-то – антикварной утварью, ботинками, халатами, куртками…
– Смотрите, как указ Бориса Николаевича легализовал предпринимательство! – умозаключил от невиданной прежде диковинной картинки охранник Дмитрий, продираясь сквозь толпу зевак, продавцов и прохожих.
– А что ты думал: как-то надо выживать в тяжелых экономических условиях! Вот множество людей и занялось мелкой уличной торговлей, – парировал Александр.
– Но вы же не стоите на тротуаре с какими-нибудь безделушками!
– Я тоже выживаю…
– И как же? – Дмитрий поднял руку, чтобы остановить такси.
– По-своему, после введенных рыночных реформ. Нос по ветру, как говорится…

Такси неслось по запыленным московским проспектам, торчало в бесконечных пробках на светофорах, и, казалось, весь столичный и приезжий народ переквалифицировался в мелких торговцев дешевого тряпья и антиквариата, пытаясь свести концы с концами. Глядя на новую эру эпохи постсоветского пространства, Александр вдруг вспомнил, как полгода назад познакомился с богатейшим человеком кавказского происхождения, живущим в последнее время все больше в северной части Лондона. Респектабельный Саид Омаров со жгучими усами (так звали нового знакомого) был немного тучным, умиротворенным, похожим на откормленного на Таити пушистого кота, а еще необычайно улыбчивым и веселым, тем самым располагая к себе моментально, – очевидно, именно в этом и крылась его история успеха.
– Что привело господина Омарова в Минск? – спросил тогда при знакомстве Александр, протягивая руку.
– Я частенько наведываюсь сюда по делам бизнеса, у меня несколько авиатранспортных предприятий в Санкт-Петербурге и Москве, – гость с радостью широко обнажил белоснежный зубной ряд, – а в белорусской столице намерен получить кредит, не исключено, что в вашем банке…
– И о какой сумме идет речь?
– Пяти миллиардов рублей будет достаточно.
– Ого! Надеюсь, вы гарантируете возврат…
Лисовский пригласил гостя в свой кабинет, и они долго разговаривали о перспективных делах и устоявшихся привычках, при этом у обоих сложилось впечатление, будто знакомы они сто лет. Невзирая на столь внушительную сумму, Александр принял вызов с горящими глазами. Отчего Омаров намеревался получить кредит именно в Беларуси, для сведущего в финансовых потоках банкира было понятно сразу. Во-первых, кавказец слыл преуспевающим предпринимателем, что позволило ему довольно быстро сколотить весьма приличное состояние. Во-вторых, уже через год после распада советской державы крупные государственные предприятия в Беларуси ощущали острую нехватку оборотных денежных средств, и Национальный банк начал проводить широкомасштабную эмиссию рублей. Эдакий путь был самым простым, но к шоковой терапии и без того потерянное бывшее советское население было еще не готово. Правда, эмиссия не стала чисто белорусским изобретением, во всех бывших союзных республиках национальные банки занимались тем же самым. Как результат, к концу года на финансовом рынке сложилась уникальная ситуация: из-за единого рубля в России и Беларуси, оставшегося с советских времен, ставки по кредитам отличались в рекордные пять раз! Стоит ли удивляться, что очень скоро предприимчивые бизнесмены, получив кредит в одной стране под тридцать процентов годовых, тут же переправляли денежки в другую… под сто пятьдесят процентов.
Впрочем, как выяснилось тут же, весельчак Омаров вовсе не собирался искать легких денег на простой разнице в процентах. Преуспевающий бизнесмен контролировал тему главного товара человечества – черного золота. Однако с недавних пор и для белорусского банкира слово «нефть» звучало как мантра, ибо он частенько задумывался над основой энергетики и транспорта. Все потому, что в нефтяной отрасли образовался острый дефицит нефтепродуктов, вскоре и добыча резко упала по причине низких цен на внутреннем рынке, стало быть, нефть стало выгоднее поставлять по мировым ценам в дальние страны. И поскольку никакого свободного нефтяного бизнеса ни в России, ни в Беларуси не случилось, а в России в поставках нефти до сих пор существовал институт спецэкспортеров, топливный кризис был вполне предсказуем. Об этом, кстати, прямо не раз говорил Александру Лисовскому и его давний приятель, а по совместительству председатель белорусского правительства Вячеслав Кебич, понимая, что российские переработчики нефти, оставаясь по факту государственными предприятиями, контролировались конкретными людьми. Как раз с такими конкретными людьми нужно было уметь договариваться. И, надо полагать, договорились, раз после письменного обращения в Национальный банк Беларуси российскому бизнесмену выделили аж два миллиарда целевого кредита на закупку топлива в России. Так что не было ничего удивительного в том, что вскоре после знакомства к сделке подключился и Александр Лисовский, выдав кредит на недостающую сумму в размере двух миллиардов под максимально низкий процент – тридцать пять процентов годовых. Для ноября 1992 года, когда ставки в банках доходили уже до двухсот процентов годовых и спрос на кредиты был ажиотажный, выданный кредит стал поистине коммерческим подарком со стороны белорусского банкира.

Остановившись возле обшарпанного кирпичного дома с изогнутыми металлическими решетками на окнах первого этажа, таксист с удивлением повертел в потных натруженных руках долларовую двадцатку, хмыкнул, но все-таки взял. Не то чтобы он не видел прежде заморских зеленых денег, просто по обыкновению клиенты расплачивались местными деревянными купюрами, а диковинная валюта все еще считалась на вес золота. Вопреки ожиданиям, в богатом и хаотичном офисе, усеянном широкоплечими качками в модных синтетических блестящих спортивных костюмах а-ля «Адидас», выглядевших покруче смокингов, Омарова не оказалось. Однако прехорошенькая секретарь-референт приветливо угостила Александра свежезаваренным кофе и по секрету сообщила, что хозяин днем намеревался прилететь из Лондона, а к вечеру непременно будет на концерте в Малом зале консерватории.
– Саид Фарисович так любит классическую музыку? – из обыкновенной учтивости поинтересовался Александр.
– Там будут Ростропович с Вишневской! Саид Фарисович со знаменитой супружеской парой сдружился в Лондоне во времена их диссидентской изоляции. У меня есть лишний билет, если хотите! Я, к сожалению, никак не смогу пойти.
– Что ж, премного благодарен! – Под неусыпным взглядом наблюдателей в модных спортивных костюмах, в которых с недавних пор стало приличным ходить в школу, на дискотеку и даже в гости, Александр отправился в гостиницу.

Несколько часов спустя на сцене Малого зала Московской консерватории известный виолончелист рассказывал смешные байки про великого русского композитора Сергея Прокофьева. Как и положено, в первом ряду величественно восседала оперная дива Галина Вишневская, словно царица, одаривая идолопоклоннических студентов еле уловимым кивком головы. Пару лет назад Ростропович с Вишневской вернулись из вынужденной эмиграции, от возвращенного гражданства отказались, заявив, что не просили ни отбирать у себя ничего, ни возвращать себе оного. Вскоре по возвращении оба стали почетными профессорами Московской консерватории, и время от времени Мстислав Леопольдович давал удивительные концерты, куда стекались не только его многочисленные студенты, но и искренние ценители искусства.
Приодетый для такого случая в отглаженный гостиничной горничной модный пиджак малинового цвета, Александр, протиснувшись к свободному креслу в глубине зала, жадно наслаждался музыкой Прокофьева, в то же самое время отыскивая глазами тучную фигуру Омарова. Влиятельный бизнесмен явился лишь к самому финалу, торжественно вынес на сцену увесистую корзину ярких цветов, заставив знаменитого музыканта троекратно кланяться под бурные аплодисменты, и как только Омаров скрылся за большой бордовой кулисой, Александр спешно последовал за ним.
– Александр! И ты здесь! Безумно рад тебя видеть! – Тучный человек в черном одеянии широко расставил мягкие руки, чтобы обнять белорусского партнера, щедро прижался щекой и ласково пролепетал: – Как же я рад тебя видеть! Давно в Москве? Отдыхать или по делам?
Александр сердито набрал воздуха, но обаятельный кавказец, не дав ответить, тут же продолжил:
– Кстати, познакомься с моими давними друзьями. – Омаров быстро крепко обнял виолончелиста, выглянувшего из гримерки в окружении знаменитой супруги, прежде умудрившись элегантно поцеловать даме руку, а затем галантно и красиво представил музыкальной чете белорусского банкира, отчего радостный Мстислав Леопольдович тут же скомандовал:
– Едемте в «Метрополь»!
– О! Я знаю, это ваше излюбленное место, помнится, вы там и познакомились! – расхохотался Омаров.
– С тех пор как я стал знаменит, об этом знают все, но тогда, в 1955-м, я действительно поднял глаза и увидел, как ко мне с лестницы ступает настоящая богиня. Конечно же, я дар речи потерял. И в ту же минуту понял, что эта женщина будет моей.
Александр неловко переминался с ноги на ногу, слегка расстроившись: в его планы не входили увеселительные мероприятия, и решение громадного финансового вопроса надолго повисло в воздухе. Однако делать нечего, надо подчиниться влиятельному олигарху, к тому же не каждый день приглашают отужинать со знаменитыми на весь мир музыкантами, и он понуро последовал за ними.
Построенный в начале двадцатого века по последнему слову техники ресторан не претерпел особых изменений и десятилетия спустя. Еда всегда была в популярном заведении на любой вкус, рафинированная, лаконичная, впечатляющая своей простотой и виртуозностью, что неизменно притягивало иностранцев и богатых людей столицы. Впрочем, даже если бы в меню ресторана не было французского хлеба, приготовленного в собственной печи, изумительного расстегая и потрясающего мороженого, для Александра это было бы пустым звуком, ибо перед ним сидела роскошная Галина Вишневская. Высокий лоб, чуть вздернутые брови, упрямый взгляд выдавали ее непростой властный и горделивый характер, из которого многочисленные представители советской партократии по капле выдавливали свободу, да не выдавили.
– Люди, что не прижились в Большом: их отторгла рутина, устраивающая очень многих в оперном театре. А такие люди мешают, и не только мешают – они непонятны остальным. И не потому, что все такие злодеи – вот они всех нас выгнали! Нет, они совершенно искренне не понимают, что гений им просто не нужен! – принялась рассуждать оперная дива после вежливого и вполне дежурного вопроса Александра о ее прежней жизни в Большом театре.
К разговору моментально подключился хлебосольный Омаров:
– Конечно, им нужна посредственность – знаете, когда газон стригут, все должно быть идеально ровно, чтобы ни одна травинка не возвысилась…
– Ну что делать, это жизнь. Это ограниченность и зазнайство, очень присущие оперным артистам. У него есть голос, какие-нибудь две красивые верхние ноты – и вот он уже думает о себе: царь природы! Это же глупость ужасная, и в оперном театре такое часто встречается…
– Но вы же, Галочка, похоже, только выиграли от того, что вас выжили! – Омаров приблизился к даме и любезно еще раз поцеловал руку.
– Вот именно: выжили! Вы знаете, Александр, когда я уехала из страны в 1974 году, это был крайне неожиданный отъезд, нас просто вытолкнули. Это была настоящая творческая трагедия! Совершенный переворот всей творческой жизни! Я никогда не готовилась стать эмигранткой! Никогда в жизни сама не уехала бы отсюда! Так и не смогла перестроиться на другой лад, встать на другие рельсы. Вот Саид Фарисович, напротив, он в Лондоне как рыба. Впрочем, наверное, этот веселый человек везде приживается!
– Дорогуша, не надо так распаляться! – пытался сгладить яркий монолог Мстислав Леопольдович, жадно поедая салат.
Александр украдкой то и дело выводил Омарова на свой щекотливый разговор, но тщетно: бизнесмен всецело был поглощен Вишневской.
– Вы знаете, может быть, это плохое качество характера – максимализм. Если я прихожу в жизни к чему-то высокому, не могу опуститься вниз. Так и сольные концерты ни с кем после Ростроповича не могла петь. Кроме того, всегда была на его концертах, это моя жизнь. Заниматься с ним – никогда не занималась, так же как все сольные концерты никогда с ним не готовила, даже не репетировала! Просто выходила на сцену, и он мне играл…
– Как же это возможно без репетиций, Галочка? – Кавказец игриво постучал по столу, словно по клавишам фортепиано.
– Готовила репертуар с пианистом, потому что репетировать со мной у мужа никогда и времени-то не было: у него студентов в консерватории двадцать человек да свои концерты.
– Простите, – деликатно попробовал вступить в диалог Александр, – в СССР как будто исчезла подлинная внутренняя свобода и высочайшая культура. И многие талантливейшие люди целыми пластами уходили, не проявив себя до конца, не сделав всего для своего народа.
– Вот это самая большая трагедия! Вот причина того, чему мы свидетели сегодня, что мы видим на улицах, и эти лица-то – отсюда! Физически был изничтожен самый сильный пласт общества: ведь пьянь-то не уничтожали, а истребляли лучшего работника, умнейшего, честнейшего… Они ушли из жизни, часто не отдав свое семя, женщины так и не выносили их детей! А пьянь породила пьянь. И должно пройти очень много времени, пока народ опять обретет свою силу – и моральную, и физическую. Это трагедия страны, трагедия народа.
Поговорить с Омаровым о делах в итоге Александру удалось только после сытного ужина при расставании у вызванного к ресторану такси. Конечно же, разговор получился коротким, ибо далеко за полночь не лучшее время решать глобальные вопросы. Один и другой спешили по своим норам, и Александр только обозначил позицию:
– Саид Фарисович, если через неделю не исполнишь договор, плачу четыреста миллионов рублей за поставленное в Беларусь топливо и выхожу из сделки.
– Дорогой Александр, зачем так говоришь, не доверять мне у тебя нет никаких оснований.
Олигарх прислонился к банкиру, улыбнувшись безмятежно, после чего на прозвучавшую угрозу выйти из темы последовали самые искренние обещания в ближайшее время доставить нефтепродукты и закрыть сделку.
– Дорогой, не волнуйся ты так, все сделаем в лучшем виде, – уверил Омаров на прощанье и укатил в аэропорт.

После праздника
9 мая, 1993 год, город N, Минск
По возвращении домой тревожные предчувствия не покидали Александра все следующее утро. На протяжении долгой телевизионной трансляции торжественного парада по случаю Дня Победы, в перерывах которой с упрямой периодичностью появлялась реклама всевозможного алкоголя с неоспоримым слоганом «Водка “Зверь” – похмелья не будет», он украдкой, пока Татьяна мылась в душе или хлопотала на кухне, набирал номер телефона Сашеньки и слышал только длинные гудки. Накануне они с возлюбленной договорились о встрече, такой томительной и желанной, а телефон молчал. Сашенька, всегда обязательная и пунктуальная, прежде не позволяла себе исчезать в неизвестном направлении. Что могло случиться? В ответ в рекламном блоке только подмигивал «Распутин» и ухмылялся «Петроff». Александр, как деревянный, выпил чаю, потом ушел к себе, сел за письменный стол, взял что-то почитать, но не понял ни слова и вернулся к телевизору. В зале было пусто и светло от яркого солнца, пробивающегося сквозь шторы, во всем доме – одиноко и как-то страшно пустынно. В конце концов Александр устал теряться в догадках, схватил с вешалки плащ и выскочил.
– Мне надо встретиться кое с кем… – буркнул он в дверях на немой вопрос жены.
– Кушать-то подано! – съязвила в ответ Татьяна, памятуя о вчерашней семейной склоке, возникшей чуть ли не с порога, и сердито исчезла в коридоре.
– Спасибо, сыт по горло… – огрызнулся Александр.
Он, в свою очередь, прекрасно помнил, какими высокопарными словами изъяснялась благоверная жена на его тонкие замечания при толстых обстоятельствах в виде очередной тонны испорченных продуктов да гламурных подружек в дорогих тряпках, осушивших чуть ли не месячный запас бара за пару дней отсутствия хозяина, и направился в Минск на крыльях, серьезно превышая допустимую скорость. Впрочем, бояться было нечего, ибо сотрудники Госавтоинспекции в этот праздничный день в накрахмаленных белоснежных рубашках предпочитали осуществлять доходный дозор в самом центре города, куда обычно стекалось большинство автомобильного транспорта.
Так что, быстро долетев до пятиэтажной хрущевки на окраине столицы, Александр нетерпеливо, словно застоявшийся боевой кабанчик, взбежал на четвертый этаж, предвкушая долгожданную встречу и представляя коротко стриженный ежик густых волос и красивое молодое упругое тело возлюбленной, однако на протяжный громкий звонок дверь не открылась. Ревнивые кошки коварными когтями уже царапали на душе, воображение тут же нарисовало крепкого рьяного соперника, но потом ноздри раздулись в непонимании и тревоге: что-то случилось? Куда могла пропасть Сашенька в выходной день? Постояв на лестничной площадке минут десять, переминаясь с ноги на ногу, Александр, отбросив привычную осторожность, позвонил в соседнюю дверь. Впрочем, и оторванная от очередной серии «Санта-Барбары» глуховатая бабуля в цветастом халате и дурацком чепце не добавила ровным счетом никакой ясности – дескать, ничего не видела и не знает, потому что на скамейке с соседскими наседками судачить не в правилах ее жизни. Сбежав вниз, Лисовский в надежде застать у подъезда местных пенсионных вершителей судеб и агентов последних новостей обнаружил лишь пустую надломанную скамейку, обескураженно присел на нее, оглянулся вокруг, заметив у металлических гаражей лишь парочку выпивох, отметивших великий праздник с самого раннего утра…
– Ну что! «Время пить “Херши”»! – гулко донеслось, как хриплым голосом молвил один из них, жадно прикладываясь к бутылке.
Упомянутый напиток, правда, алкоголя не содержал, однако прочно и окончательно запал в душу пьющей аудитории. Собутыльник тут же повторил рекламный слоган, гогоча и улыбаясь:
– «Время пить “Херши”».

День казался бесконечным. За битых два часа томительного бдения уважаемому главе банка на глаза попалось лишь несколько бродячих собак, с криками «пошло все на хрен» вылетевший с последнего этажа не новый телевизор, одна мамаша с коляской и авоськой да все те же выпивохи, сновавшие от подъезда к гаражам и обратно, каждый раз цитируя популярный рекламный слоган. Александр со страхом несколько раз поднимался на четвертый этаж, звонил в дверь, прислушивался, что там, за ней, спускался, вглядываясь в окна и пытаясь понять, заметно ли там какое-то движение, однако Сашенька не появилась. Он быстро сделал несколько шагов со жгучей мыслью: «А вдруг она меня больше не любит?» Теперь казалось, что вся жизнь зависит от того, любит она его или нет. Уловив порыв свежего весеннего ветра и запах недавно пробудившейся молодой травы, Лисовский остановился, обернулся на мгновенье и, измучившись от незнания и бессмысленного ожидания, наконец, уехал.
Настроение было испорчено. Возвращаться домой, где надолго поселилась терзающая ругань, совсем не хотелось. И он не придумал ничего лучше, чем отправиться к взрослому сыну, живущему с некоторых пор вполне самостоятельной жизнью в подаренной отцом квартире. Впрочем, и того дома не оказалось.
Намаявшись, Александр напросился к давнему соседу, дабы вместе душевно истопить баньку да попариться в удовольствие. По случаю праздника к легкому пару присоединился третий сосед с пивом, так что мужская троица расслабилась на несколько часов кряду, позабыв о всем на свете, умиротворенно разговаривая по-мужски под дивный пенный напиток.
– Как тебе там, в столице, Александр Николаевич, – полегче, чем тут, с земляками? – расспрашивал Федор Константинович.
– Небось, денег куры не клюют, – предполагал Владимир Петрович.
– Сложно все, намного сложнее. Здесь все на виду, всех знаешь. А там куда ни глянешь – все трясина, шаг влево, шаг вправо – и провалишься… – вздыхал Александр. – Еще недельку потерпеть и будет все хорошо. Петрович, послезавтра где-то в районе семи утра мне на работу, могу на машине подвезти…
– Спасибо, дружище, но мне лучше на электричке.
– Тогда вечером встретимся, уезжаю в Вильнюс. Перед отъездом загляну…
– По делам или в отпуск?
– Какой отпуск, все дела…

Под прицелом
11 мая, 1993 год, город N, Минск
День выдался солнечным и по-весеннему теплым. Почки на деревьях стремительно набухли, еще неделя – и молодая листва распустится во всей своей первозданной нежной ярко-зеленой красе. Казалось, даже сосны, что гурьбой окружили особняк Лисовского, готовы были к новой жизни: на длинных иголках еле-еле пробивалась юная салатовая поросль, так похожая на маленькие мягкие еловые шишки.
Пробудившись от навязчивого жгучего света сквозь не задернутую штору с несуразными сиреневыми рюшами, Александр отрешенно посидел на кровати несколько минут, стараясь отогнать нарастающую тревогу, ибо он по-прежнему не знал, куда подевалась Сашенька, и все же заставил себя подумать об этом позже, решив заехать к ней еще раз после трудового дня. Кругом было поразительно тихо, не потому ли и слышалось только собственное непривычно учащенное биение сердца. Вот за стеклом оживилась крупная черно-зеленая муха, словно пробудилась от весеннего солнца, однако и она ползла вверх по стеклу совершенно бесшумно, деревья вокруг дома стояли неподвижно, точно защищая домочадцев двухэтажного особняка от случайного порыва ветра, где-то вдалеке еле слышно прокукарекал одинокий петух, раздались редкие звуки топора, и снова все стихло. В соседней комнате безмятежно сопела Маришка, высунув длинную ногу из-под одеяла, до звонка будильника ей оставался целый час. В комнату жены, с которой в последнее время разделяла пропасть, заглядывать не было никакой нужды.
Весь путь от дома до офиса к проспекту Машерова через затемненные стекла роскошной черной «Ауди-100» пробивался яркий свет, ослепляя и радуя. За окном то и дело мелькали наводнившие город иномарки, все больше вытесняя советские жигуленки, как следствие появления в стране новой популярной профессии перегонщика авто. Водитель и по совместительству телохранитель Дмитрий насвистывал какую-то простую мелодию, Александр просил не свистеть, потому как денег не будет, и охранник на несколько минут замолкал, но вскоре, как будто забывая, вновь начинал свистеть прилипший надоедливый примитивный мотив.
– Александр Николаевич, заедем на заправку? Простите, не успел: очередь была большая с раннего утра.
– Валяй! – Александр откинулся в кресле, на мгновенье закрыв глаза.
На финской заправке, куда подъехала черная «ауди», скопилось с десяток машин, и к каждой из них гурьбой подбегали чумазые мальчишки от восьми до десяти лет от роду, вооруженные перчатками, моющими средствами, тряпками и полными ведрами воды. Как только Дмитрий заглушил мотор, худощавый смуглый сорванец подбежал к сияющей абсолютной чистотой машине и начал усиленно драить лобовое стекло. Водитель в ответ покачал головой и жестами показал убираться прочь со словами:
– Вот еще один признак перехода к рынку! Детский труд у нас теперь в почете!
Александр встрепенулся, открыл боковое окно, и тут же в салон ворвалось мощное «Грянул майский гром» голосом Юрия Шевчука. Банкир подозвал мальчугана и сунул ему несколько бумажных зайчиков.
– Из этих пацанов скоро вырастут настоящие бизнесмены! – вымолвил Александр после того, как закрыл боковое окно.
– Вы думаете? Скорее, уголовники беспризорные…
– Эх, Дима, тем, кто с раннего возраста познал трудовую копейку, не грозит воровать…

Автомобиль, сверкая зеркалами на утреннем солнце, въехал во двор пятиэтажного дома, где располагался главный офис банкира. Несмотря на столь ранний час, перед кабинетом Александра уже топтался давний партнер и соратник со времен студенчества Юрий, настроение которого отнюдь не совпадало с весенними красотами вокруг.
– Чего хмурый такой? – Александр пожал ему руку и пригласил в большой кабинет, обставленный громоздким темно-зеленым кожаным диваном и такими же креслами.
– Удивлен, что ты такой радостный! Может, оттого что нефтепродукты получил или, не ровен час, деньги вернулись?
– Омаров искренне обещал в течение недели завершить сделку, или я выхожу из проекта. Кофе будешь? – крикнул Лисовский, желая перевести в шутку тяготивший неприятный разговор.
– Нет. Не до этого. Слушай, доблестный председатель правления концерна «Коронинвест» и председатель совета директоров «БелпрофБанка», сколько лет живешь, а все в сказки веришь?!
– Что ты имеешь в виду? – тихо буркнул Александр и отвернулся, заваривая чашку крепкого растворимого напитка.
– Вероятнее всего, взятые кредиты под топливо кто-то решил использовать совсем для других целей.
Александр поставил чашку на подоконник. В кабинете, что располагался на первом этаже, из-за плотных (от ненужных любопытных глаз) рольштор было необычайно тускло. Невероятно высокий, спортивный, с большими ступнями и светлыми кудрями, свежевыбритый, с сосредоточенным лицом, не выпуская длинных рук из карманов, Лисовский долго молча стоял у закрытого наглухо окна, затем спокойно спросил:
– И для каких же?
– Для скупки акций банка, который и выдал эти кредиты, – продолжил Юрий, нервно теребя на массивном столе, уставленном респектабельными канцелярскими наборами, ручку с золотым пером.
– Что ты говоришь?
Обувь, широкие брюки, дорогой пиджак Александра говорили о том, что носятся они давно, бессменно и во всякую погоду. Он все еще не мог настроиться на рабочий лад, вспоминая про необычное исчезновение Сашеньки.
– Да! А тебя самого просто используют вслепую. – Юрий закрыл глаза, потирая лоб.
– Что за чушь? Разве ты не знаешь, что данный вопрос курируется правительством? – заметил Лисовский в сумрачном раздумье. – Или не слышал, что во время посевной и уборочной кампании солярка и бензин в белорусском Совмине делятся по литрам? И что это меняет?
– До бунтов работяг всего ничего! Ситуация усугубляется тем, что практически все ТЭЦ в Беларуси работают на мазуте!
– Как все это относится к Омарову?
– Это объясняет крайне щадящие и слишком выгодные условия по выдаче кредитов для закупки в России топлива. Только это вершина айсберга.
– И что же под ней?
– По сути, ты подумай: если челночник приобретает и перепродает модные тряпки по спекулятивной цене, валютчик скупает валюту, чтобы, дождавшись крутого роста курса, сдать ее с большой прибылью, то бизнесмен мыслит масштабно.
– Покупает все оптом?
– Почти! За банковские кредиты в банке скупает акции в надежде вскоре стать его акционером, а еще лучше – хозяином. Разумеется, крупные кредитные средства, выделяемые под тот или иной договор, привлекают пристальное внимание многих сведущих в теме.
– Кого-то конкретно имеешь в виду?
– Конечно… Ты не дождешься от Омарова ни денег, ни нефтепродуктов…
Лисовский угрюмо молчал. А затем неприязненно заметил:
– Юра, послушай: для осуществления этого проекта Омаров создал посредническую фирму «Профон», дабы нерезидент мог иметь основание для получения кредита, к тому же сама сделка была согласована с Национальным банком Беларуси!
– Однако после перечисления денег фирме нефтепродукты в страну так и не поступили! – Юрий почти перешел на крик. – Зато, добившись одной поставленной цели в виде настоящего подарка – кредита под сногсшибательный процент, напористый Омаров взялся за другую, не менее дерзкую.
– И какую же?
– Он быстро разузнал, что некто Лисовский является председателем совета банка и по некоторым оценкам владеет тридцатью процентами акций.
– И что же дальше?
– Дальше для реализации поставленной цели была придумана нехитрая схема с привлечением множества небольших кредитов, выдаваемых мелким фирмам, с их помощью будущий потенциальный владелец банка, всегда оставаясь в тени, через пару надежных фирм, в которых финансовые потоки от не засвеченных кредитов и осели, из маленьких ручейков сотворил полноводную реку, чтобы в скорости при проведении эмиссии скупить акции банка.
– Разве такое возможно? Не верю! Я же… Я же с ним как товарищ, как друг, он меня с такими людьми знакомил!
– Ничего личного, только бизнес… – взволнованный Юрий наконец успокоился, убедившись, что старый партнер и товарищ начал его слышать.
– И есть доказательства?
– Есть… Одного ты точно знаешь, это мой сын. Нужно ли говорить, что нанимаемые для таких целей двадцатилетние студенты, а по совместительству так называемые важные директора и главные бухгалтеры мелких производственно-коммерческих предприятий порой не догадываются, каким бизнесом они занимаются и на какие цели им понадобились кредиты. Однако, поверь, им льстит получить стодолларовую прибавку к копеечной стипендии за простую подпись в договоре на фоне оскудевшей среднестатистической заработной платы простого служащего, равной пятнадцати долларам в эквиваленте.
– Но наш город маленький и этот бизнес-проект не мог оставаться секретом.
– Вот именно! Я и представить себе не мог, что кто-то в Минске так быстро на разные юридические лица будет скупать практически все эмитируемые банком акции…
– И что же? Очень скоро их доля преодолеет рубеж блокирующего пакета?
– Дошло? Твой же, как и мой, пакет акций начнет стремительно уменьшаться.
– Что же делать?
– Бороться! Ты думал, так все просто? Забыл, что нефтяная тема время от времени становится причиной смертельных схваток? Разве ты не догадывался, что в среде причастных к нефтяному бизнесу царят крутые нравы, которые без труда переносятся в нашу страну?
– Но я-то не все четыре миллиарда рублей зачислял на счет «Викинга». Подстраховался, хранил деньги на корсчете и производил оплату по факту поставки топлива в Беларусь. Но теперь надо выходить из темы… Поеду к премьеру… Посоветуюсь…
– Держи меня в курсе, – на ходу, вытирая пот со лба, добавил разгоряченный Юрий и скрылся в коридоре.
Через несколько минут взъерошенный Александр в сопровождении телохранителя решительно вышел из офиса, приблизился к распахнутой двери автомобиля, и в этот момент раздался короткий глухой хлопок, похожий на звук лопнувшего шара. Александр не понял, что произошло, и только через мгновение, почувствовав резкую боль в области грудины, машинально приложил руку к пиджаку, с изумлением посмотрел на простреленное в ткани небольшое отверстие с проступившей каплей крови и медленно опустился на асфальт. Дмитрий обернулся и бросился на помощь, подложил под голову раненого дипломат.
– Убили! – истошно закричала оказавшаяся рядом женщина с собакой, как только банкир упал и на запыленном асфальте у колеса образовалось небольшое густое багровое пятно.
Тут же налетели немногочисленные зеваки, из офиса на крик выскочили Юрий да сторож (больше в этот ранний час никого не было), они отогнали случайных наблюдателей подальше, вызвали скорую помощь и милицию. Через минут пятнадцать прибыли медики, погрузили Александра на носилки и с включенной сиреной умчались в больницу скорой помощи.

Исполненный заказ
11 мая, 1993 год, Минск
Не успел старший оперуполномоченный по особо важным делам Игорь Денисов прибыть на место преступления, как во двор офиса банка с мигалками въехали два служебных автомобиля – начальника криминальной милиции и заместителя министра внутренних дел в одном лице генерала Рухлядова да начальника городского управления милицейского ведомства Бориса Федоровича Зорина…
– Капитан Денисов, – высокий худощавый светловолосый милиционер с длинным острым носом машинально приложил руку к форменной фуражке, представившись.
– Что тут? Доложите, капитан, по горячим следам! – скомандовал замминистра.
– Слушаюсь! Сегодня примерно в восемь утра во дворе дома, в котором на первом этаже расположен офис коммерческой фирмы, совершено покушение на убийство ее руководителя Александра Лисовского. Первое, по всей вероятности, или одно из первых заказных убийств, совершенных на территории Беларуси.
– Как заказное? Откуда? – недоумевал генерал Рухлядов, которому за полгода до выхода на заслуженный отдых совсем не улыбалось погрязнуть в громком нераскрытом уголовном процессе.
– Нет никаких сомнений, убийство относится к разряду классических заказных. Причем, судя по почерку, оно было совершено профессионалом. На месте преступления не оставлено никаких следов, кроме брошенной киллером снайперской винтовки. Как правило, оружие оставляется при заказе. Это называется классическим приемом исполнения заказного убийства.
– И до нас дошло… Заказ, значит… Люди напрягаются, больше заботятся о своей безопасности где-нибудь в глуши, а здесь центр города, начало дня. Это человека расслабляет… – вздохнул пухлый генерал и сразу обмяк, прислонившись к капоту служебного автомобиля.
– Так точно! Видимо, киллер именно это использовал для того, чтобы успешно решить вопрос.
– Что можете добавить? – Замминистра в один миг представил, что ждет его в ближайшем будущем на ковре у министра внутренних дел. И без того обвисшие бульдожьи щеки уныло сползли вниз, прикрывая немолодую шею.
– Пока это все. Работаем, товарищ генерал.
– Работаете… – вяло повторил начальник, но продолжил: – Сам-то что думаешь?
– Напротив офиса – трехэтажное здание, на верхнем этаже которого кафе сейчас на ремонте. Преступник подпилил замок на решетке. Идеальный вариант для киллера, из окон – отличный обзор, еще неделя и будет поздно – распустится листва. Один точный выстрел – и в считанные мгновенья снайпер на мотоцикле уносится из города по проспекту Машерова.
– Кто-то видел мотоцикл?
– Бармен из другого кафе напротив.
– Приметы?
– Нет. Весь в черном.
– Что-то еще?
– На месте преступления, как я уже говорил, оставлено дорогостоящее оружие… На черном рынке оно оценивается в пять тысяч долларов США. Место для стрельбы оборудовано тщательно. По всей вероятности, проводилась разведка в отношении жертвы, чтобы совершить преступление именно в этом месте и в это время. Очевидно, киллер готовился один…
– Или в составе группы. – Генерал снял очки, толстыми пальцами неторопливо достал из кармана носовой платок и продолжил размышления вслух, протирая стекла: – Киллер – это профессиональный исполнитель. Так кто же заказчик преступления? Кому была выгодна эта смерть?
Капитан Денисов почесал затылок и проговорил то, о чем размышлял последние тридцать минут:
– У нас таких киллеров, по-моему, не было и нет. Возможно, существуют, но, скорей всего, это заезжие гастролеры.
– Похоже на то… В Беларуси второго такого преступления по своей дерзости, форме исполнения в центре города в дневное время на своей памяти не припомню. Что с пострадавшим? Жив?
– В тяжелом состоянии увезли в БСМП…
– Быстро в больницу!
– Слушаюсь…

В длинном больничном коридоре на скользком сером цементном полу в искрящуюся крапинку в наскоро накинутом белом халате худощавый капитан Денисов столкнулся с мечущимся взволнованным парнем, который тут же путано спросил, вероятно, приняв сыщика за доктора, как отыскать то ли операционное, то ли реанимационное отделение.
– Голубчик, вас туда точно не пустят, впрочем, и меня тоже… Что-то случилось? – спокойно отреагировал Денисов, наобум стремясь вглубь коридора, и без того острый нос его обострился пуще прежнего.
– Мой отец тяжело ранен, мне надо к нему! Александр Лисовский его зовут, может, слышали?
Вдруг короткостриженый парень отпрянул назад, потому как только теперь при близком рассмотрении заметил под халатом Денисова милицейскую форму.
– Пойдем… Как зовут?
– Александр Лисовский.
– Да не отца, тебя как зовут?
– Володей…
– А что с отцом?
– В него стреляли! Он тяжело ранен! – Юноша выглядел чрезвычайно ранимым, возбужденным и выбитым из колеи.
– А ты откуда узнал?
– Мне позвонил дядя Юра, его давний приятель и партнер…
– Идем…
У поста хирургического отделения строгая медицинская сестра в белоснежном халате, очках и шапочке наотрез отказалась сообщать что-либо, сославшись на то, что полной информацией владеет только доктор:
– Он сейчас оперирует, как освободится – спросите у него.
Оба присели на кушетку неподалеку, помолчали, пока наконец Денисов сочувственно не произнес:
– Как думаешь, кому это было выгодно? Были у отца враги?
– Почему вы говорите «были»? Он жив! Он обязательно выкарабкается!
– Конечно, конечно, извини, дружище… Не хотел тебя обидеть. Матери сообщил?
– Дядя Юра позвонил. Она едет…
Казалось, прошла целая вечность, пока в конце коридора не приоткрылась дверь и из нее не вышли несколько медиков в ярко-синих одеждах, какие бывают только в операционных отделениях, тихо растворились в пространстве разных выходов, и только один из них подошел к двоим на кушетке со словами:
– Мы сделали все, что могли. – Хирург снял медицинский головной убор, помолчал некоторое время и продолжил: – Ранение было не в сердце. Прямого попадания нет. Пуля прошла на пять-семь сантиметров выше сердца, и он умер от острой кровопотери. Мы не смогли остановить кровотечение… Прошу прощения, мне очень жаль…
Капитан Денисов положил крепкую руку на плечо сына погибшего, тот закрыл лицо руками, скрючился так, словно вот-вот упадет, и молча зарыдал, а когда не стало хватать воздуха, вздохнул полной грудью и издал такой невероятный крик, что, повинуясь громкому звуковому сопротивлению, как будто случайно упала на пол папка с врачебными назначениями с сестринского поста и задрожали стены.
Татьяна вошла в помещение медленно, непонимающе оглядываясь по сторонам. Наскоро выбранное платье выглядело слишком длинным, нелепым и помятым, волосы растрепались, мокрая прядь прилипла ко лбу, а на лице застыла то ли вымученная гримаса, то ли трагическое недоумение от незнания как жить дальше.
– Сочувствую вашему горю и все же вынужден спросить, – капитан Денисов, за свою службу премного видавший смерть при расследовании самых громких преступлений, не имел права на сантименты, чтобы как можно быстрее развязать узел и найти преступника или преступников. – У вашего мужа есть или были враги? Кому понадобилась его смерть?
– Что вы такое говорите, какие враги? Правда, он человек известный, банкир, бывший мэр небольшого областного города… Я не знаю…
– Спасибо… Держитесь, еще раз извините… Служба…
Татьяна подошла к сыну и обняла его, чтобы успокоиться. Леденящий холод пробирался все глубже и глубже, от сердца к низу живота, и когда, наконец, он добрался до самых кончиков ног, женщину затрясло так, что все семейные скандалы, недоразумения и подозрения последнего времени тут же растворились в ничтожном сумраке. И женщина заплакала горькими слезами от страха и от своей беспомощности.

Афганский вариант
Май, 1993 год, Минск
Пока окончательно не распустилась листва на деревьях, капитан Денисов в сопровождении начальника городского управления милицейского ведомства Бориса Федоровича Зорина выехал на место дерзкого преступления. Для проведения необходимого в таких случаях следственного эксперимента капитан развернул грубую ткань, в которой лежала снайперская винтовка, и поднялся на третий этаж здания, пребывавшего в состоянии пыльной разрухи из-за ремонта. Обзор открывался великолепный, так что опытный сыщик еще раз убедился в том, что время и место для выстрела киллер выбрал профессионально. Денисов прицелился, закрыв один глаз, отчего непроизвольно раздулись ноздри, поморщился и произвел пробный выстрел.
– Оружие было пристреляно на двести метров, товарищ генерал, а расстояние от точки, с которой стреляли, до коммерсанта всего метров сто двадцать, – отрапортовал капитан, продолжая всматриваться в оптический прицел.
– При этом по заключению эксперта-криминалиста пуля была с отпиленным концом, так называемый афганский вариант. Такая пуля, попадая в препятствие, раскрывается, поэтому площадь поражения увеличивается в несколько раз.
Генерал, чья боевая молодость как раз пришлась на вывод советских войск из Афганистана, не любил вспоминать, сколько товарищей по оружию довелось перевозить на родину в цинковом гробу, и потому только глубоко и тяжело вздохнул, отвернулся, и было видно лишь, как рыхлые плечи его округлились и опустились, голова повисла на подставленных сморщенных кулаках, а силуэт как будто превратился в сгорбленную старушку.
– Значит, если бы пулю не обрезали, получилась бы сквозная дыра, ее оперативно еще можно было бы зашить и остановить кровотечение… – не унимался капитан Денисов, для которого расследование заказного убийства случилось впервые.
– Верно! Однако пуля раскрылась и вырвала большой участок верхней части тела. Если бы убитый стоял на точном расстоянии, равном пристрелянным двумстам метрам, ранение пришлось бы точно в сердце, а в силу того, что Лисовский находился на восемьдесят метров ближе, пуля прошла выше, – прошептал генерал, отгоняя картинки военного прошлого.
– Кому-то этот коммерсант сильно помешал. Слышал, он в последнее время занимался нефтяной темой. Как думаете, Борис Федорович?
– Посредничество в этих вопросах дает неплохие дивиденды, и многие пытаются выступить посредниками. Например, между Беларусью и Литвой, Польшей и Россией, именно в цепочке реализации нефтепродуктов. И, естественно, уголовные группировки контролируют такие процессы. Понять, почему так происходит, несложно: или кто-то кому-то должен крупную сумму «нефтедолларов», или какая-то преступная группировка просто «убирает» нежелательного конкурента на нефтяном рынке. Такая, брат, получается война… Иных мотивов в подобных преступлениях, как правило, не бывает. Однако эти рассуждения к делу, как говорится, не пришьешь, так что давай, Денисов, за работу!
– Слушаюсь…

Известие о совершенном первом заказном убийстве на территории суверенной Беларуси моментально расползлось, пополнилось слухами и привело к огромному общественному резонансу. Ведущие обозреватели газет и телевидения страны начали смаковать и обгладывать с придыханием и великим удовольствием лакомую косточку горячей новости, накидывая всевозможные версии, как будто именно они в силу своих прямых обязанностей занялись собственным расследованием. И все же в этих пространных рассуждениях воды было больше, нежели непосредственного профессионального разбора, ибо конкретной и достоверной информации журналисты не могли иметь априори.
Несмотря на неоспоримый факт, что на раскрытие преступления брошены были лучшие силы оперативных служб Министерства внутренних дел страны, Городского управления внутренних дел и работников прокуратуры, все расследование сосредоточилось в руках опытного капитана Денисова (разумеется, не в единственном числе, в помощники ему было назначено несколько специалистов из вышеупомянутых ведомств). Как начальник оперативно-следственной группы капитан собрал экстренное совещание, дабы представить тех и познакомиться с теми, с кем отныне придется распутывать клубок, и распределить роли в предстоящем расследовании.
– Лисовский был застрелен из винтовки «Крико-матч-600». Она изготовлена баварской фирмой «Кригенскортефюрт», а оптический прицел – концерном «Шмидт и Бендер». Данный тип оружия делают на заказ малыми партиями, ружье попало из Мюнхена через Таллин в Минск, – первый делом сообщил Денисов итоги проведенной криминалистом Дедуком экспертизы и тут же уточнил: – По некоторым оценкам снайперская винтовка не из дешевых. Каким же образом охотничий спортивный карабин, произведенный в Германии, попал в Таллин?
– Из Штутгарта его отправили в Финляндию в охотничье общество, а далее продали в Эстонию в полувоенизированную эстонскую организацию… – тут же торопливо добавил Макаров.
– Занятно, – неожиданно перебил оперативника темноволосый человек среднего роста, периодически легкими поглаживаниями тщательно скрывавший зияющую лысину. – Ведь можно было убийство совершить безо всякого выстрела. Александр Лисовский жил в доме на окраине леса. Охраной пользовался не всегда, с легкостью можно было организовать там несчастный случай. Или отравление… ядом… Никто бы и не понял, что человек умер насильственной смертью…
– Вы, наверное, лейтенант Фадеев? – догадался капитан Денисов, глядя на вверенный ему список недавно образованной следственно-оперативной группы.
– Старший лейтенант Фадеев. – Человек в неуклюжем костюме с трепетом подскочил со стула, машинально приклеивая ладонь к взмокшему виску.
– В этом случае заказное убийство совершено в центре города как устрашающий фактор: мол, имеем дело с серьезными людьми. Сам факт того, что намеренно было оставлено редкое для Беларуси дорогостоящее оружие, говорит о том, что исполнители тщательно готовились и в это преступление кто-то вложил серьезные деньги, – продолжил размышления вслух Денисов, пристально вглядываясь в лица вверенных ему помощников в расследовании, и подытожил: – Итак, на поверхности несколько версий. Прежде всего, личная жизнь жертвы. Это вам, старший лейтенант Фадеев. Изучить взаимоотношения в семье, достаточно ли прочные, конфликтные ситуации…
– Есть! Поговаривали, что у Александра Лисовского была любовница, которой он уделял очень много внимания, – замирая от восторга, безо всякой робости и подобострастия тут же заметил Фадеев.
– Однако, вы подготовились… – Денисов непроизвольно брезгливо поморщился, ибо ненавидел, когда кто-то влезает в грязное белье со своими тараканами, и продолжил: – Уделить внимание гражданской панихиде, похоронам. Поскольку убийство носит заказной характер, мало вероятности, что там можно выйти на след заказчика, и все же… отработать надо. Впрочем, я бы приоритет отдал версии, связанной с коммерческой деятельностью жертвы и его работой в должности председателя правления «БелпрофБанка». Макаров, это на твоей совести. И стажера возьми в помощники.
Макаров утвердительно кивнул.
– Александр Лисовский был деятельным человеком, умел наладить связи, прошел серьезный путь от руководителя автоколонны до мэра города N. Умел поддерживать отношения с высокопоставленными лицами – как в правительстве, так и в других сферах. Поэтому личность известная. – Добившись, что публика внемлет озвученной эксклюзивной информации, старший лейтенант Фадеев оставил в своей манере рабское подражание и, вальяжно развалившись на мягком стуле с подлокотниками и загадочно подняв указательный палец вверх, закурил.
– Если вы так хорошо осведомлены, вам и карты в руки… Пообщайтесь с семьей, коллегами убитого – посмотрим, куда ниточка приведет. И не медлите!
– Уж будьте уверены, доведу дело до суда! – медлительно сказал Фадеев, на что все присутствующие в зале заседаний коллеги многозначительно посмотрели друг на друга.

Служебный долг
Май, 1993 год, город N
Степан Фадеев, разумеется, на допрос мог вызвать свидетелей по порученному ему делу повесткой, но уж хотелось выслужиться перед новым начальством, показать себя во всей красе с точки зрения оперативности и анализа, и потому он первым делом отправился к вдове убитого. За свои неполные сорок лет Фадеев так и не смог преуспеть в карьере. За что только ни брался он в правоохранительной системе, но каждый раз натыкался на непреодолимую стену, о чем размышлял многократно, то и дело мучаясь от бессонницы, однако понять, в чем причина его неудач, не мог определенно. Каждый раз ему казалось: вот он, шанс показать себя, выслужиться, чтобы его заметили, наградили, продвинули и, наконец, поручили ему какое-нибудь непростое глобальное дело или, наоборот, вначале поручили, продвинули, да и заметили потом. Впрочем, неважно, в какой последовательности – главное, чтоб наградили. Почему Фадееву было важно именно последнее, понять можно.
С детских лет, обделенный вниманием отца, коего он в глаза не видел, и вечно работающей матери, будущий милиционер в душе оставался недолюбленным озлобленным мальчиком и сильно страдал оттого, что никому не был нужен. Нет, мать его по-своему, разумеется, любила, но выказывать свои чувства не умела, поскольку в бытность главенствования коммунистической партии в стране было принято эти чувства скрывать напрочь, а женщине, которая невесть откуда и от кого принесла в подоле, и подавно. В небольшой белорусской деревне, где провел свое непростое детство Степан, его иначе как байстрюком не называли, дружить с ним никто не спешил, отмахиваясь каждый раз, как от назойливой навозной мухи. Слегка повзрослев, парень выспросил у родительницы историю про родного отца и где его искать, но тут оказалось, что тот молдаванин исчез сразу, как только узнал, что обрюхатил несчастную, и поминай как звали.
В конце концов жажда мести невидимому отцу и всем односельчанам огулом двинула бедолагу в город, поначалу в школу милиции, ведь больше никуда не брали, а затем и в академию по случайно выбранному профилю. Звезд с неба там Фадеев не хватал, старательно кропал заметки в «Милицейский вестник», в котором после многочисленных редакторских правок нет-нет, да и появлялась его фамилия в самом конце небольшой публикации. Вскоре, вопреки ожиданиям, его упорная настойчивость дала первый результат: он осмелел, нахватавшись популистских лозунгов о том, как легко можно побороть преступность там, где ее отродясь не бывало. Таким образом, воодушевленному активному сельскому парню дорога открылась везде, ибо с давних времен в этих местах интеллигенцию не ценили, продвигая в руководящие массы истинного колхозника или зомбированного гегемона.
Дверь большого дома из слегка потрескавшегося красного кирпича на окраине провинциального городка отворила, наспех завязывая черный траурный платок, исхудавшая женщина средних лет.
– Вам кого?
– Татьяна Лисовская?
– Да, а в чем дело?
– Я по поводу убийства…
– Я уже все сказала. Мне нечего добавить, и не до вас.
– Скажите, а кому была выгодна смерть вашего мужа? – не обращая внимания на скупое замечание хозяйки, с исключительно важным чувством необходимости исполнения наделенных на него обязанностей, Фадеев сильно нажал кулаком на внушительную входную дверь и вошел внутрь без приглашения. В наглухо завешанном сиреневыми шторами зале царил полумрак, и дотошный милиционер не сразу приметил темную фигуру, вальяжно развалившуюся на диване.
– Здравствуйте, не ждали? Извините, служба… – Фадеев успел оценить, как застигнутый врасплох человек моментально принял более подходящую для чужих глаз скромную позу и потупил взгляд. – С кем имею честь?
– Дмитрий…
– Вы родственник?
– Да, то есть нет. Охрана и водитель Лисовского. Бывший… – Дмитрий наконец взял себя в руки, как будто уговорил, что отныне бояться нечего, встал, подавая руку незваному милиционеру, и пристально посмотрел в упор, словно пытаясь понять, что тот успел заметить.
Фадеев, в свою очередь, хоть и не был прирожденным сыщиком, но оттого, что практически в каждом человеке, который встречался на его пути, видел не друга, а подозрительного врага народа, подумал, что охранник, скорей всего, на диване так свободно пристроился далеко не в первый раз, разве что теперь уже нет надобности остерегаться законного супруга любовницы, и прищурился со словами:
– То есть вы вдову поддерживаете? Похвально… – Фадеев бросил взгляд на пол, заметив у дивана пару скомканных черных мужских носков.
– Да, тяжело ей… Похороны сегодня.
– Понимаю… Стало быть, поддерживаете… Крепко. И давно это у вас?
– Не понял?
– Давно ли, говорю, крепко поддерживаете? Не вам ли первому была выгодна смерть банкира, дом и денежки поделить с бедной женщиной…
– Да как вы смеете? – пошел в наступление Дмитрий. – Я буду жаловаться в прокуратуру! – Впрочем, запал возмущения иссяк так же быстро, как и появился.
– Не кипятись, охрана, я же вижу, давно ее трахаешь… Понятно, что не ты сам стрелял, а нанял профессионального киллера, который исполнил заказ в лучшем виде. Сколько ты ему заплатил, говори, гнида?! – Фадеев ткнул недавнего охранника так, что тот от неожиданности вновь оказался на диване, и тогда милиционер наклонился, придавил коленом горло и отпустил только тогда, когда Дмитрий стал задыхаться.
– Я ничего не буду говорить без адвоката, – откашлявшись, проговорил Дмитрий. – И тебя, старший лейтенант, прошу удалиться, если, конечно, нет ордера на обыск, а его у тебя, по всей вероятности, нет. – В накачанном красивом теле бывшего охранника не дрогнул ни один натренированный мускул…
Татьяна, стоя в дверном проеме, с тихой злостью схватила швабру и без промедления замахнулась на непрошеного гостя:
– Я в дом не приглашала. И жалобу настрочу, уж будьте уверены. Прошу вас уйти.
Хозяйка кирпичного дома и давний друг семьи были возбуждены до крайности, и только Фадеев сохранял невозмутимую ухмылку:
– Не надо нервничать, женщина! Я бы не советовал угрожать милиционеру при исполнении. Не то подпадете под уголовную статью…
– Вот и исполняйте, а не вынюхивайте! – съязвила Татьяна.
Но, прежде чем удалиться, Фадеев многозначительно поправил галстук, почесал облысевшую макушку, еще раз медленно с прищуром осмотрел помещение, вышел, огляделся и понял, что легче всего убрать неугодного банкира можно было именно здесь – из-за густых, окруживших дом сосен. «Значит, киллеру и заказчику на самом деле нужно было все исполнить как можно громче, чтоб отвести подозрения от семьи…» – убедился Фадеев и засеменил в сторону автобусной остановки.

Удары разочарования
Май, 1993 год, Минск, город N, Москва
Поручив каждому сотруднику оперативно-следственной группы определенный участок работы, Игорь Денисов, не привыкший руководить из кабинета, отправился к ближайшему соратнику Лисовского, который в ранний час рокового дня был в офисе компании и первым пытался оказать помощь получившему смертельное ранение банкиру.
– Давно знакомы с Лисовским?
– Пожалуй. Может, пройдемся? На дворе, несмотря на страшные события, все еще прекрасная весна… – Юрий попросил следователя поговорить на улице, и не только потому, что нервишки сильно пошаливали, отчего лихорадочно дрожали руки, но и из-за противной неуверенности, что телефоны в офисе не стоят на прослушке. – Александр до этого был мэром небольшого города под Минском, а перед этим – руководителем автоколонны… А еще раньше мы работали в стройотряде, будучи студентами… Там и познакомились… Так что да, знакомы давно.
Двое мужчин неторопливо двинулись по проспекту Машерова в сторону площади Свободы в Верхнем городе, пройдя мимо отделения ГАИ, перед зданием которого припарковалась серая милицейская «буханка».
– Историческая… площадь Свободы, со времен Великого Княжества Литовского нам досталась. Как и Магдебургское право.
– Литовского? – удивился капитан. Как человек, который всю свою сознательную жизнь боролся с преступностью, он не был силен в истории. – А при чем здесь белорусы?
– Белорусами нас назвала Екатерина II во время своего правления, а по-настоящему мы – литвины. За пару лет после развала СССР такое возрождение нации чувствуется…
Вдалеке за глубиной сквера показался типичный киоск Союзпечати, а за ним – павильон кафе-мороженого «Пингвин» с фирменной вывеской.
– Мы с Сашей часто здесь ели мороженое, молодыми, сразу после стройотряда. Оно было мягким, таяло моментально, в таких розовых пластмассовых креманках… По двенадцать копеек… Бог мой, не верится…
– В банке как вас свела жизнь? – не обращая внимания на лирические отступления собеседника, продолжил основную тему Денисов.
– Основой создания банка послужило образование в прошлом году Белорусского акционерного банка реконструкции и развития «БелпрофБанк». Это произошло путем слияния четырех небольших коммерческих банков. У Лисовкого был один из них, главной специализацией его «Коронинвеста» были экспортные операции, в том числе с сырьевыми ресурсами. У меня тоже был банк, один из четырех…
– Что думаете, кому была выгодна эта смерть?
– Определенные коммерческие структуры, связи которых в белорусском правительстве оказались менее прочными, чем у конкурентов, решили поправить свои дела путем физического уничтожения соперников… Это мое мнение, разумеется, частное… – Юрий помолчал, вздохнул, оглядевшись, и продолжил: – По характеру Александр был замкнут даже с близкими друзьями, несмотря на внешнюю доступность. Поэтому могу судить только по тем обстоятельствам, что мне известны: Александр Николаевич заключил с подконтрольной господину Омарову компанией договор на поставку в Беларусь нефтепродуктов. Но, оплатив контракт, товара так и не дождался, поэтому решил расторгнуть сделку.
– А каким образом он вышел на этот канал?
– Осенью минувшего года нашему общему знакомому позвонил предприниматель Саид Омаров, у которого в Санкт-Петербурге есть фирма. Кстати, наш банк является одним из ее учредителей. В разговоре по телефону звонивший пояснил, что теперь работает в «Викинге» и они могут предложить Беларуси нефтепродукты. Александр Лисовский встречался с руководителями этой авиатранспортной компании и заключил договор на поставку мазута. Для его закупки нами был выдан «Коронинвесту» кредит на семьсот пятьдесят миллионов рублей. Ссуду же в два миллиарда рублей банк предоставил «Викингу» за счет ресурсов Национального банка.
– А почему минский банк вошел в состав учредителей фирмы Саида Омарова?
– Этот человек еще на закате СССР был не просто предпринимателем, а очень крупным бизнесменом, уровня Артема Тарасова или Германа Стерлигова. Был человеком непубличным, интервью не раздавал, но слыл рукопожатным во властной элите. Один факт его дружбы с Галиной Вишневской чего стоит. Он имел отношение к контрактам фонда «Вечная память солдатам», пользовавшегося неограниченными возможностями по экспорту сырья, закупке любых товаров в Европе и даже конвертации советских рублей по единому тогда курсу. Многие и не догадываются, что есть такое бизнес-счастье.
Мужчины медленно пересекли сквер и свернули к ресторану «Потсдам», где на Юрия нахлынули не менее трогательные воспоминания, ибо в этом заведении он с Лисовским частенько вкушал фирменный «Сан-Суси»…
– Как фамилия общего знакомого? – не выдержал долгой паузы Денисов.
– Какого?
– Кому звонил Омаров?
– Турсунов Кирилл Александрович.
– Чем он занимается? Банкир?
– Скорее, антикризисный управляющий, под его руководством банк не процветает, а скорее наоборот, потому как банкиры всегда просчитывают всевозможные риски, а Турсунов никогда. Вы меня простите, я посижу тут, в скверике, надо немного прийти в себя…
– Разумеется… Понимаю…

Разговор с Турсуновым мог немного подождать, и Игорь Денисов отправился в Городское управление внутренних дел, чтобы вскоре на служебном автомобиле отправиться на городское кладбище в город N. По тому факту, что от железнодорожной станции до дома бывшего мэра города машины стояли в три ряда изо всех регионов Содружества Независимых Государств, он понял, сколь безоговорочной и уважительной была любовь народа к погибшему. Казалось, людскому потоку не было конца. Множество цветов, слез и траурных лент. Такую картину Игорь Денисов мог видеть разве только по телевизору лет десять назад, когда в Кремле хоронили Генерального секретаря КПСС.
Как и полагается, в первых рядах за гробом в окружении двоих детей шла вдова, облаченная в черное, и капитан не сразу узнал юношу по имени Володя, с которым виделся в тот роковой день в больнице. Далее семенила кучерявая девочка-подросток с каменным лицом, периодически отрывая руку от родительницы. Денисов отошел к большим соснам вглубь кладбища, подальше от желающих попрощаться с известным человеком, чтобы понаблюдать: быть может, здесь проявится преступник. Однако ничего подозрительного капитан не заметил.

– Турсунов Кирилл Александрович?
– Он самый… С чем пожаловали? – Щуплый немолодой мужчина в темно-синем спортивном костюме снял очки, предварительно тщательно рассмотрев на предъявленном служебном удостоверении фотографию и прочитав фамилию пожаловавшего на порог сотрудника милиции.
– Дело о расследовании убийства Лисовского.
– Это точно не я, знаете… Проходите! Чаю?
– Спасибо, не откажусь… Вы же были знакомы с убитым?
– Разумеется. Или кофе? – Турсунов последовал на кухню, жестом зазывая последовать за ним.
– Можно и кофе. Ваша версия? – Денисов остановился в коридоре.
– Я, как вы подозреваете, не следователь, это ваш хлеб – версии толкать. Впрочем, к гадалке не ходи, нефтяная тема на поверхности лежит…
Игорь направился за Турсуновым вглубь коридора, по обе стороны обставленного книжными стеллажами из яркой вагонки, отчего при солнечном отблеске в глазах стало необычайно желто, словно долго смотрел на горящую электрическую лампочку. Завернув за угол, уперся в две небольшие двери санузла и ванной, обнаружил еще один поворот, на этот раз на кухню, про себя подумав: «Кто-то же проектирует такие квартиры? Комнаты у самого входа, а до кухни, как до сокровищ, добраться еще постараться надо!»
– У меня растворимый кофе. Правда, хороший. Будете? – Владелец квартиры в солидном возрасте прищурился, изучая и одновременно просвечивая того, кто и сам был горазд в вопросах физиогномики и психологии.
– Почему такая уверенность в нефтяном вопросе? – непринужденно утвердительно кивнул капитан, задача которого состояла в том, чтобы произвести хорошее впечатление и разговорить собеседника.
– Анализировать люблю… Видите ли, два года тому назад здесь начал появляться некто Саид Омаров.
– Два года присматривался?
– Не совсем. Причины его визитов в «Минскпрофбанк», который в прошлом году вошел в состав «БелпрофБанка», были финансовые – он брал кредиты под свои сделки.
– Как может взять кредит нерезидент Беларуси?
– Возможно, по этой причине банк и вошел в состав учредителей, чтобы у контролирующих органов не было вопросов, почему выдан кредит за пределы республики. Угощайтесь! – Антикризисный финансист налил в чашку ароматный напиток.
– А если возникали вопросы?
– Тогда проблема решалась просто – кредит выдавался на белорусскую фирму-прокладку за небольшой гешефт ее руководителям.
– Вы посредником выступали?
– Нет, что вы! Мы как-то на одном деловом форуме познакомились. В прошлом году он позвонил мне. Надо сказать, что и тогда Саид Омаров был уже сложившимся олигархом, большую часть времени проводившим в Лондоне. Он реально контролировал банк «Кредит-Петербург», который создали, если не ошибаюсь, в сентябре 1991 года, а номинальным руководителем был один из бывших секретарей Ленинградского обкома КПСС. В Москве его двоюродный брат Рашид Сафаров держал банк «Русский капитал». Омаров тогда очень быстро навел справки о банке Лисовского, спросил моего совета, я не отговорил… Вот в чем моя вина… Но кто ж мог знать?

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70880711?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.