Главная страница | Современные любовные романы | Притворись нашей мамой

Притворись нашей мамой
Регина Янтарная


Удальцовы #1
– Хочешь, чтобы я тебя отпустил? – небесные глаза мужчины охлаждают мой пыл.

– Но Вы же сами сказали, что есть оправдание моему поступку! – бормочу бессвязно.

Злой рок отнял у Златы всё! Теперь она боится любить и не верит мужчинам. Обстоятельства вынуждают её подписать невыгодный контракт с властным заносчивым майором.





Притворись нашей мамой

Регина Янтарная





Глава 1


– Откройте! Немедленно! – Барабанят в дверь.

Вздрагиваю. Три часа ночи! Что происходит?

Крадусь на цыпочках к двери. Замираю.

В глазке вижу нескольких полицейских с дубинками в руках.

Нерешительно открываю дверь и цепенею от ужаса, на меня набрасываются мужчины в форме. Они заламывают мне руки за спину, как преступнице!

– Пустите! – пытаюсь вырваться.

Один из полицейских достаёт из кармана серебристые металлические наручники.

Неужели он собирается застегнуть их на моих запястьях? Верится с трудом. Ошарашенно взираю, как клацают наручники на моих тонких запястьях.

– Это недоразумение! Отпустите! – скулю, от бессилия на глаза выступают слезы.

За ними врывается ещё один непрошеный гость. Он резко останавливается, хватает меня за грудки.

– Если ты с ней что-то сделала, я тебя линчую! – орёт мне в лицо.

Я вся трясусь, не понимая, что происходит.

– Алёна! Алёна! – взбудораженный мужик носится по квартире.




***


Злата Чайкина

В два часа ночи возвращаюсь с работы. У подъезда встаю, как вкопанная, прислушиваюсь к необычным звукам из кустов.

Открываю подъездную дверь, и снова слышу жалобный звук.

– Точно не котик!

Возвращаюсь, раздвигаю кусты… а там сидит маленькая девочка.

На вид лет пять, светлые волосики падают локонами на худенькие плечики, губки трясутся, маленькое личико с пухлыми щёчками зарёвано.

– Господи! – роняю сумки на землю.

Лупит на меня большие глазищи, цвет которых не могу рассмотреть в темноте, плаксиво подмечает:

– Я не «Госпади», я Алёна.

– Вылезай, – прошу, но моя «находка» не хочет.

– Кого ты боишься? Мы здесь одни!

– Собаку!

Пытаюсь схватить малышку за талию, но она выкручивается.

– Алёна, я тебя не обижу, – уговариваю, ухватившись за край джинсовой юбки, тяну девчушку на себя. Корябаю руки о кустарник, с трудом вытаскиваю подкидыша.

Скольжу взглядом по ребенку. На девочке желтая футболка и синяя джинсовая юбка.

– Мамочки! А почему ты без сандалий? – в шоке вижу, что девочка босая.

До меня начинает доходить, что случилось что-то страшное.

– У тебя что-нибудь болит? – осматриваю со всех сторон. Руки и ноги оцарапаны. Надо быстрее обработать…

– Алёнушка, послушай, – глажу пальцами перепачканное лицо с огромными глазищами, умолкаю.

Боюсь напугать ребенка.

Кусаю нижнюю губу, обдумывая тактику.

– Почему ты без обуви? – осторожно спрашиваю я.

– Я вышла в коридор посмотреть, кто пришёл, а дверь закрылась. Упс! – девочка театрально разводит руками, и тепло растекается в моей душе.

Давно я не общалась с детьми. Очень давно…

Два года убегала, боялась, что не выдержу смотреть в детские глаза, обнимать хрупкие плечики, трогать маленькие ручки, слушать их весёлое щебетание. Но сейчас другое дело! Ребёнок явно в беде, нуждается в помощи взрослого. Оглядываюсь, пустынный тёмный двор. Даже фонари кто-то повыбивал.

– Где твои родители? – с тревогой спрашиваю я.

– Галя с Витей целуются, папа с обезьянами в цирке, – шмыгает носом девчушка.

Так! Зоопарк какой-то, у них шведская семья? Наверное, цирковые так живут, откуда мне знать.

Всё равно нехорошо получается. Пока взрослые развлекаются, малышка гуляет ночью на улице одна, босиком.

– А мама знает, что ты ушла? – от напряжения сводит скулы. Похоже, я делаю ошибку, нужно сразу вызвать полицию. Правоохранители сами в опеку позвонят. Там и разберутся с любвеобильной семейкой.

– Мама? – голубые глазёнки удивлённо глядят на меня. – Мамы неть!

– Как так-то? У всех есть мамы, – мягко возражаю.

– Неть. Папа говорит, что неть.

Становится совсем не по себе. Продолжать допрос малявки хочется всё меньше и меньше. Она уже засыпает на ходу, трёт глазки…

Так кто такая Галя?

Фу ты! Встряхиваюсь, пытаясь снять морок и развидеть картины, представшие перед глазами.

– Из какого ты подъезда? – с гаснущей надеждой спрашиваю у неё.

Уже перестаю верить, что удастся вернуть малышку её родителям. Давно со мной не происходило непредвиденных ситуаций. Я их сторонюсь. Мой психотерапевт предупредил: – Милочка, во избежание эксцессов, избегайте шоковых ситуаций. -Легко сказать, особенно, учитывая мою работу – я врач.

– Там! – девочка тычет пальчиком в сторону многоэтажек.

– Кошмар! Значит, ты потерялась!

Подбираю сумки, беру её за руку.

– Алёнка, пойдём ко мне. Я тебя напою, накормлю, потом мы позвоним бравым ребятам, и они вернут тебя в твою странную семью. Меня зовут Злата.

– Золотая, – бормочет малышка, кидая на меня тёплые взгляды.

– Типа того, – невольно улыбаюсь.

Пока едем в лифте, не выдерживаю внутреннего напряжения, отпускаю руку Алёны.

На сердце слишком тяжело. А руку колет в тех местах, где наша кожа соприкасалась.

Нервно улыбаюсь, смотрю в голубые небесные глаза девочки. Мечтаю об одном – поскорее от неё избавиться, передать в руки правоохранителей, пока она не вырвала у меня из груди сердце.

Боже, они даже роста одного с Натой, и возраст тот же…

Заставляю себя переключиться, думать о реале.

– Яишенку с жаренными сосисками – осьминожками будешь?

Радостно кивает, и грязные светлые прядки падают на её милое личико.

Заходим в квартиру. Пока я раскладываю продукты на кухне, егоза носится по квартире.

Непривычно шумно. Вздрагиваю, в груди замирает чувство тревоги. Я привыкла жить в одиночестве, чтобы ничто не отвлекало меня от горя… В горле стоит ком из слёз. Хочу плакать, но не могу. Всё давно выплакано.

– Идём! – Алёна тянет меня за собой, послушно следую.

Останавливаемся в зале, где на стене висят два огромных портрета.

– Кто это? – Блондинка тычет в них пальчиком.

– Мои, – киваю я, смотрю на любимых пустыми глазами.

Присаживаюсь на корточки перед девочкой, шепчу:

– Ты очень хорошая, и Наташа бы тебя полюбила! – смахиваю длинную чёлку, чтобы открыть девочке правый глаз.

Да что за родители такие, даже подстричь ребёнка не могут!

– Пойдём, я тебе ранки обработаю, а потом будем жарить сосисочных крабиков.

– Ура!

Счастье по крупинке заполняет мою грудь, пока общаюсь с девочкой, забываю не только о себе, но и о том, откуда у меня в доме появилось это голубоглазое чудо.

В дверь барабанят, орут:

– Откройте!

– Сиди здесь тихо, – приказываю Алёнке, запахиваю короткий шёлковый халат, крадусь к двери на цыпочках.

Стоило открыть дверь, менты скручивают мне руки, надевают на меня наручники.

– Пустите! – делаю последнюю попытку освободиться, но не выходит.

В квартиру вихрем влетает четвёртый мужчина, высокий, сбитый, светлые русые волосы зачесаны назад, собраны в небольшой пучок, лицо перекошено. Одет по гражданке. Он проносится по комнатам, с истошными криками «Алёна», заканчивает маршрут на кухне.

– Доченька! Алёнушка! Как же ты меня напугала.

Через минуту мужчина выносит девчушку на руках в холл. Бросая на меня гневный взгляд, цедит:

– За похищение моей дочери закрою на десятку!

– Что здесь происходит? – шепчу я, глотая слёзы. – Я всё объясню. Я нашла девочку в кустах.

– Есть свидетели, утверждающие, что Вы похитили ребёнка, – сообщает один из полицейских, делая мне одолжение.

– Какие свидетели? – мотаю головой. – Я её нашла, просто не успела вызвать полицию.

– Ваш паспорт! – требует полицейский.

Спорить бесполезно, срочно нужен адвокат! На которого у меня нет денег. Обречённо киваю на сумочку. Мент достаёт оттуда документ.

– Чайкина Злата Дмитриевна, – зачитывает он, вцепляется грозным взглядом мне в лицо. – Вы арестованы по подозрению в похищении Алёны Демидовны Удальцовой.

– В тюрьме тебе и место, – цедит мужчина с такими же голубыми небесными глазами как у дочери. Только глаза у него не тёплые как у неё, а ледяные, как у Снежного Короля.

– В тюрьму, – подтверждает Алёна и хмурит светлые бровки как её отец.

– Алёнушка, девочка, скажи им, пожалуйста, что я нашла тебя в кустах, – умоляю ребёнка.

– В тюрьму, – твердит зазубрено малышка, – к обезьянам в цирк.

Вот что она имела в виду! Слова отца – мента повторяла. Видимо, он говорил «обезьянник», и называл его цинично цирком.

Это какой-то сюр! Нужно ущипнуть себя, тогда я проснусь. Щипаю, не помогает. Прошло два года с момента трагедии, а я до сих пор не могу прийти в себя, так и не просыпаюсь, так и не живу…

***




Глава 2




Демид Удальцов

– Ладно, две тысячи за ночь!

– У меня другие планы, – тянет молодая, набивая себе цену.

– Галя, – уговариваю соседскую девчонку, – меня срочно вызвали на службу, посиди с Алёной!

Знаю точно, что семнадцатилетней соседке эти деньги кажутся такими же баснословными, как и мне!

Вынужден платить двойной тариф, так как дневная няня Татьяна Ивановна отказывается работать по ночам. А нанимать вторую полноценную няню накладно. По возможности не беру ночные дежурства, и начальство избегает ставить меня в ночные смены, все знают, что Удальцов – отец – одиночка, мать – на половину ставки для пятилетней дочки-непоседы.

Мои родители живы и здоровы, живут в другой стране, и к огромному моему огорчению не собираются переезжать в Россию.

– Сынок, привези внучку, мы её сами вырастим.

– Сейчас, бегу, спотыкаюсь, визу оформляю! Я без дочки дня не могу прожить. А о моём переезде в чужую страну даже речи не может быть!

Москва устраивает. И работа тоже. Преступников стало меньше, они все переместились в интернет! Баба с возу, кобыле легче!

Целую спящую дочурку в щёчку, накрываю одеялом, укладываю рядом с ней потрёпанного слона, которого ей купила её непутёвая мать, укатившая с хоккеистом НХЛ.

Выхожу из комнаты, аккуратно прикрываю за собой дверь, боюсь разбудить Алёнку. Если бы она знала, что я иногда по ночам отлучаюсь из дома по делам службы, то перестала бы спать от страха. А так дочурка уверена, что папа, как верный пёс, всегда рядом на страже её спокойного сна.

Галя закрывает за мной дверь, и я с тяжёлым сердцем отправляюсь в дежурку. Боюсь, меня ждёт тяжёлый вечер…

К моему удивлению пойманный быстро колется, и в два часа ночи я уже свободен. К трём возвращаюсь домой.

Галя спит глубоким сном растущего организма, свернувшись в клубок на диване. Иду к дочке в спальню, поцеловать, уже соскучился, и … нахожу пустую кровать.

Наверное, пьёт на кухне водичку или в туалет отправилась?

Огромными шагами преодолеваю квартиру, оставленную мне родителями, влетаю в кухню. Пусто.

Твою ж мать!

Сердце бешено отбивает ритм. Несусь в туалет – дочки нет.

– Га-ля! – ору на всю квартиру, остервенело шагаю к девушке. Грубо хватаю её, поднимаю на ноги.

– А-а! Что? – пучит чёрные заспанные глазищи.

– Где моя дочь? – мечу в соседку яростные взгляды.

– Спит!

– Ты берега не попутала? Её нет в квартире.

– Не может быть! – трёт глаза, бегает по комнатам, возвращается.

Бессильно падаю на стул, склоняю голову к коленям, зажимаю виски руками:

– Что теперь будет? Неужели Серый осуществил угрозу? Отомстил! Всех убью, если с её головы упадёт хоть один волосок.

– Демид, – соседка тихонько стучит меня по спине, – вот водичка, выпей.

– Галя! – поднимаю глаза и сурово смотрю на девчонку. Неформалка, с чернильными, как смоль волосами, в черных джинсах и темной футболке с надписью «фак ю». – Если ты причастна к похищению моей дочери, тебе конец, – чиркаю рукой по шее.

– Клянусь мамой! Я не при чём, – мотает головой.

– Рассказывай, всё как было! – рычу.

Она опускает глаза в пол, нагло цедит:

– Ну… я спала, сквозь сон слышала шум… но не уверена.

– Пошла вон, и чтобы из дома ни шагу! Усекла? – не верю ни единому её слову. Коза малолетняя!

Осматриваю квартиру, замечаю в холле батарею из сандалий дочери, понимаю, что все на месте.

– Эти гады унесли её даже без сандаликов?!

Меня всего трясёт от злости. Замираю, закрываю глаза, пытаясь сконцентрироваться. Готов сейчас разорвать в клочья весь мир.

Вызываю наряд из ближайшего участка. Вчетвером осматриваем близлежащие дворы.

Из участка поступает звонок:

– Удальцов, нашлась твоя Алёнка! Камеры зафиксировали её у новостройки в ЖК Ласточка. Это там, рядом с тобой.

– Хоть что-то! – облегчённо выдыхаю. Зацепка – это всегда хорошо.

У элитной новостройки притормаживаем, но не выходим из машины, осматриваемся, выжидаем чего-то. Квартиры в доме ещё не сданы, фонари побиты, непонятно где искать…

***

– Рассредоточимся по подъездам? – предлагает старший наряда.

Неодобрительно мотаю головой.

– В доме шесть подъездов, пятнадцать этажей, более половины квартир не заселены. Камеры в трёх подъездах не рабочие! Информацию не получим из центра.

– Что предлагаешь? Волонтёров подключим?

Хочу думать, что дочку похитил не Серый, но не могу. Что если он снял квартиру в этой новостройке, там сидит его человечек, и дочурку мою он же похитил. Тяжело вздыхаю.

Стоим у дома минут пятнадцать, с включённым проблесковым маячком, будим людей. Где-то уже и свет загорелся в окнах.

– Смотри! – полицейский показывает в сторону бегущего к нам мужчины.

Резко распахиваю дверцу.

– Вы к нам? – хмуро уточняю.

– А то ж! Вы не девочку часом ищете? Малая, – запыхавшийся мужик показывает рукой рост моей Алёнки, – светленькая, в юбчонке и светлой майке?

Пульс набирает обороты, руки трясутся, не могу справиться с собой. Я – само спокойствие всегда теряю самообладание, когда речь заходит о дочери.

Если бы у неё была мать, то другое дело, а так должен защищать её от той боли, которую малышке может причинить мир.

– Спокойствие, – цедит старший наряда, обращаясь ко мне.

Видимо, боится, что могу учудить что-нибудь. Слышал легенды об Удальцове.

Выходит из машины.

– Где Вы её видели и во сколько? – спрашивает у свидетеля.

– Час назад, – бухтит мужик, хитро суживая глаза, – её эта странная женщина тащила за руку в подъезд! – он указывает пальцем на ближайшую дверь.

– Почему странная?

– Нелюдимая, ни с кем не разговаривает, на вопросы не отвечает. Неприятная такая! Брр! С рыжими кудряшками и пристальными ведьминскими глазами.

Вылетаю из машины, остальные следуют за мной. Хватаю мужика за шиворот, тащу к подъезду:

– Показывай, где эта ведьма живёт!

Через пять минут вламываемся в квартиру.

Нахожу дочку на кухне, вся исцарапанная, сидит тихо-мирно на стульчике, ест жаренную сосиску, смотрит на меня удивлённо огромными небесными глазищами.

– Папочка, – бросает сосиску, и перепачканными руками обнимает за шею.

– Солнышко моё! Алёнушка, – осматриваю своё сокровище. Кроме царапин вроде бы ничего серьёзного. Сейчас отвезу в больницу, там её осмотрят.

Яростным шагом выхожу в холл, где пытается освободиться от наручников та самая мерзавка, что посмела похитить моего ребёнка.

Осматриваю её внимательно. Хрупкая фигурка, высокая, метр семьдесят пять, не меньше, волосы рыжеватыми кудряшками спадают на острые плечи. Огромные светло-карие глаза смотрят на меня так жалобно, что сердце ёкает.

По миловидному личику бегут крупные слёзы.

– Это недоразумение, – шепчут красивые губы, – я нашла девочку в кустах.

Не могу без боли смотреть в эти глаза, останавливаю взгляд на декольте халата, там висит на серебряной цепочке странная безделушка. Будто ребёнок сделал.

Точно, чокнутая! Правильно о ней сосед сказал.

– В обезьянник её закройте в моём участке. Сам буду с ней разбираться, хочу удостовериться, что получит по заслугам. Не выскользнет от правосудия.

Ухожу, не оглядываясь, унося своё светловолосое сокровище.

– Пожалуйста, послушайте… – пищит бессильно, обращаясь к моей спине.

Но я не намерен слушать её ложь. Повидал на своём веку таких преступниц как она – заек снаружи, мегер – внутри.

***




Глава 3


Злата

– Вы меня в халате повезёте? Можно я переоденусь? – плакать перестала и почти смирилась.

Сухарей сушёных конечно не припасла на такой непредвиденный случай. Нужно хотя бы собрать сумку с самым необходимым… Еду, думаю, не стоит брать с собой, там… накормят.

Полицейские переглядываются.

– Ладно. По-быстрому! – с меня снимают наручники. Тру затекшие запястья. Дую на них…

Через двадцать минут спускаемся к полицейскому воронку.

Двери закрываются с гулким скрежетом, отделяя меня наивную от враждебного внешнего мира. Машина едет в раздражающем звуковом сопровождении мигалки. Оно проникает мне под кожу, разрывает мозг изнутри.

Ёжусь. Вжимаюсь в спинку сиденья.

Не верю, что этот кошмар происходит со мной. Наверное, я смотрела боевик и уснула.

Вижу себя, словно со стороны…

Полицейский бросает на меня злобный взгляд, поворачивает голову к товарищам:

– Умеют же бабы накосячить на срок, а затем изображать из себя невинных овечек.

Его напарник смотрит на меня в упор:

– Чайкина, не строй из себя жалкую, ничего-то непонимающую потеряшку! Бесполезно! Удальцов – лютый зверь, матёрый следак, он тебя будет пытать морально столько, сколько нужно. Вмиг расколешься!

По щекам катятся жгучие слёзы обиды и страха. Ловлю их соль губами. Нервно сглатываю.

Не понимаю, откуда взялся свидетель, утверждающий, что я тащила девочку к себе? На улице никого не было! А если там был человек, почему он не подошёл к малышке?

Разве так можно? Быть таким безразличным.

Сижу на жёстком сидении, с ужасом смотрю на свои руки, закованные снова в наручники.

Ловлю обрывки судорожных рекомендаций моего врача:

– Злата Дмитриевна, избегайте тревожных ситуаций! Может быть повторный срыв.

Как я могу избежать, если весь мир против меня!

Не знала, что невинного человека можно обвинить в похищении живого человека! Сюр! Мотаю головой из стороны в сторону.

Страшно до одури. Как тогда два года назад.

В груди жжёт, нечем дышать. Открываю рот, делаю глоток воздуха.

Окидываю затравленным взглядом ментов.

– Приехали! Чайкина, на выход, – грубый толчок выводит меня из оцепенения.

Выбираюсь из машины. Осторожно спускаюсь на землю. Кружится голова, в глазах всё плывёт. Неожиданно пухлый взрослый полицейский поддерживает за локоть.

– Спасибо, – отвечаю на автомате.

Иду в участок на негнущихся ногах.

– Чайкина, сюда! – подводят к клетке в полицейском участке,– Посидишь тут до утра, подумаешь, там и Удальцов подъедет. Будь с ним милой и пушистой, расскажи всё как есть, сдай подельников, тогда он точно определит тебе хорошую койку в достойной хате!

Меня всю трясёт. Шмыгаю носом, глотаю слёзы.

– Можно один звонок, – сиплю еле слышно.

– Прости малышка, но майору это не понравится, – мужчины красноречиво переглядываются. – Все просьбы к Удальцову. Он теперь вершитель твоей судьбы.

– Разве я не имею права на звонок? Я видела в кино…

Полицейские громко расхохотались.

– Злата Дмитриевна, отдыхайте, – язвительно произнёс полицейский, протолкнув меня вглубь пустой клетки.

Со скрежетом за спиной лязгнул замок. Прижавшись щекой к железным прутьям, я с мольбой смотрю, как стражи удаляются…

Оглядываюсь вокруг. Я тут совершенно одна. Похоже, остальные ведут себя хорошо, не нарушают закон.

Темно сыро и очень страшно. Обнимаю себя руками. От реалистичности происходящего в венах стынет кровь. Падаю, как подкошенная на скамейку…

Не замечаю, как засыпаю… Мне снится сон. Мы с Наташей гуляем на причале в родном Сочи. На улице лето, полно приезжих, но мы никого не замечаем, мы так счастливы.

– Мамочка, купи мороженое!

Я отворачиваюсь от пятилетней дочери всего на минутку. Поворачиваюсь назад с мороженым в руках.

Наташа исчезла…




Глава 3.2


Бегу по набережной к дому, обвитому виноградной лозой. Поднимаюсь по винтовой лестнице. Врываюсь в комнату ребёнка.

– Нет! – кричу я, оседая на пол. Смотрю в огромные печальные глаза дочери на фотографии… с чёрной лентой в уголке.

Она как живая, смотрит на меня. – Мамочка! – эхом отдаётся в ушах.

Но моё сердечко знает наверняка, что всё…

– Нет!..

Сквозь сон слышу лязг отпираемых запоров, морщусь от неприятного звука, закрываю уши ладонями.

– Чего «нет»? Вставай! Разлеглась тут! – меня толкают в бок. – Сейчас Удальцову всё сообщишь и отоспишься в СИЗО.

Меня ведут к Удальцову на допрос.

Может, он выспался и сейчас в адеквате, выслушает спокойно?

Заводят в кабинет полный людей.

За рабочим столом сидит майор. Только сейчас он в кителе.

Под глазами пролегли тёмные мешки от бессонной ночи. Русые немного вьющиеся волосы всклокочены и собраны в небольшой пучок. Голубые неоновые глаза внимательно изучают бумаги на столе.

Демонстративно делает вид, что не замечает того, что я вошла.

Сбоку на приставных стульчиках сидят люди, одетые по гражданке. Девушка с чернильными волосами и седой мужчина. Его я узнала сразу! Неприятная особь.

У него жуткая собака, которая меня всегда пугает. А ещё я с соседом ругалась пару раз не только из-за отсутствия намордника на псине, но и из-за места на стоянке. Седовласый мужчина внаглую ставил своё авто на моё парковочное место.

– Можно сесть? – уточняю дрожащими губами.

– Снимите с подозреваемой наручники, – приказывает майор, смотрит мимо меня.

– Чайкина Злата Дмитриевна, садитесь, – скользит по мне ядовитым взглядом.

Послушно присаживаюсь на краешек стула. Жду, что будет дальше.

– Свидетельница, представьтесь.

– Галина Ерохина.

– Вы опознаёте эту женщину? Её вы видели вчера ночью в моей квартире?

Галина яростно кивает:

– Она!

– Простите, в чьей квартире? – шепчу я, пребывая в полнейшем шоке. Но мне делают знак молчать.

– Свидетель, Вы подтверждаете, что видели эту женщину ночью с ребёнком?

– Да, – мужик радостно подскочил, и бросил на меня взгляд победителя.

Вбираю побольше воздуха в грудь, пытаюсь бороться за себя:

– Это наговор! Всё было не так! Я не знаю, кто эти люди и зачем они топят меня, но всё было по-другому. Я расскажу.

– Не надо, – обрывает меня майор.

Протягивает мне бумагу, исписанную мелким почерком, говорит:

– Подписывай…те.

– Я не буду!

Поток свежего воздуха проникает через окно и даёт мне сил бороться. Вдыхаю.

– Могу сделать один звонок?

– Всё подпишешь, тогда звони!

– Разве не должна я написать признание своей рукой?

– Должна, – нагло утверждает майор, – но ты же отказываешься от чистосердечного, а твоё мерзкое враньё мне не нужно!

Ещё чуть-чуть и я просто сойду с ума от этого театра абсурда. Вот так запросто в двадцать первом веке признать человека виновным? Без единого доказательства.

От ужаса происходящего, страха перед жутким будущим, сознание начинает шалить.

От несправедливости, что творят со мной… перестаю контролировать себя вовсе.

Ломаюсь, как тогда, отключаясь от настоящего.

Голова как в тумане, перестаю видеть людей.

Плохо соображаю, где нахожусь.

Стою у двух свежих могил. В одной лежит мой муж, во второй…дочь.

– Наташенька! – падаю на свежие веночки, принесённые соседями, – не уходи, пожалуйста. Останься с мамой!

– Охрана! Позовите врача, – слышу женский истошный визг.

– Хороший спектакль! Браво! – майор хлопает в ладоши.

Плохо понимаю, что происходит.

Меня выводят на улицу, сажают в автозак…




Глава 4


Демид

После тяжёлого рабочего дня и жуткой ночи, откидываюсь на спинку рабочего кресла, прикрываю глаза. Представляю сексуальную женщину из глянца, с аппетитными щёчками, пышной грудью, пухлыми губками. Мысленно касаюсь её везде.

Крутая медитация. Трудности рабочего дня забываются моментально.

Также помогает, когда на меня наезжает на планёрке подполковник Лисицын.

Вместо его лысой головы представляю красивую женскую грудь. Дотрагиваюсь до неё, а когда открываю глаза и вижу перед собой злое лицо босса, плохое настроение как рукой снимает.

Вот и сейчас рассчитываю на бонус, закрываю глаза…

… и вместо грудастой блонды вижу эту – чокнутую, с рыжими кудряшками, миловидными заплаканными щёчками, задранным носиком, и огромными печальными ореховыми глазами.

Твою мать!

Впервые воображение даёт осечку.

Тяжело вздыхаю, пытаюсь вернуть себя в нормальную медитацию. На реальную женщину у меня сейчас нет ни времени, ни денег, ни желания.

Если честно, устал бороться с Алёнкой. Она ревнует меня ко всему женскому полу. Два раза пытался привести в дом жену, но оба раза мой чертёнок изгонял их из ада…то есть из дома.

Воображение рисует очертания блондинистой женщины с пышными формами. Касаюсь лица красотки:

– Смотри на меня! – шепчу ей.

Она вскидывает … свои испуганные карие глазёнки.

Пытаюсь её обнять, а она затравленно пятится назад, мотая головой с рыжими кудряшками бесноватыми кудряшками.

Льну к женщине. Касаюсь женских волос щекой. Мягкие пряди касаются моей шеи, становится щекотно и сладко.

Перестаю бороться с собой, целую «то», что подкинуло моё воображение.

Губы мягкие, влажные, податливые…

В рабочий чат падает сообщение. Дзинь.

– Какого ляда? – нехотя распахиваю глаза, смотрю на часы.

Время 17.59. До конца рабочего дня ровно одна минута.

В обычный день я бы открыл файл, не задумываясь. Но сегодня намерен провести вечер с дочуркой.

Выключаю компьютер, поднимаюсь из уютного кресла. Растягиваюсь. За день всё тело затекло. Сегодня провёл день за бумагами, отчётами, допросами.

Мобильный разрывается. Приходится ответить:

– Удальцов.

– Демид, я отправил тебе файлы по Злате Чайкиной. Сочинские ребята из УГРО раскопали в архивах двухлетней давности. Удивись! Бумаги-то под грифом Секретно. А это значит, что расценки за информацию другие.

– Сочтёмся, – глухо отвечаю я.

–Ты уже читаешь? Закачаешься, да. Вот это переплёт! Агата Кристи отдыхает.

– Уваров, я сегодня не в том состоянии, чтобы изучать эту Чайкину, мне к ребёнку надо, – остужаю пыл друга. Не буду же обсуждать с ним по телефону матёрую преступницу.

– Ладно! Передавай Алёнке от меня привет. Может, на следующих выходных вы к нам на дачу заглянете?

– Попробую вырваться! – кладу трубку. С жадностью смотрю на выключенный компьютер. Так и подмывает включить и почитать дело Чайкиной.

Вместо этого застёгиваю китель, двигаюсь на выход из управления.

По дороге заезжаю в цветочный магазин, покупаю малышке букет ярких оранжевых цветов.

Через тридцать минут уже вхожу в квартиру.

Запах исходящий из кухни – крышесносный. Мясной, как я люблю.

– Татьяна Ивановна, – пахнет волшебно. – Вы – богиня кухни.

– Так себе комплимент! Раздевайся, мой руки, – приказывает мне как ребёнку. – У меня котлетки.

– Где Алёна? – с тревогой спрашиваю у няни, когда она выходит в холл.




Глава 4.2


Обычно моя неугомонная обезьянка встречает меня у дверей, а сегодня я её даже не слышу. Тут же начинаю беспокоиться как мать-наседка.

– В спальне спряталась, весь день носа не показывает. Тревожно как-то, после того что случилось…

Осторожно приоткрываю дверь, наблюдаю, как моя девочка играет в куклы:

– Мамочка, ты не бойся. Мы с папой приедем и заберём тебя из цирка.

– Дочка, скажи папе, что я Вас жду.

Снова играет в дочки-матери. Опять накатило, скучает по блудной мамке.

Подхожу, тихонько зову:

– Алёнушка, – протягиваю букет ярких цветов.

Дочка радостно вскакивает, убирая упавшую светлую прядь волос с глаза.

А затем замирает, будто что вспомнила. Дует пухлые губки, ставит руки в боки:

– Мы должны забрать Золотце из цирка!

Удивлённо взираю на дочь. Такой обиженной я её давно не видел.

– Пойдём, – тяну малышку за собой на кухню.

– Тётя Таня пожарила котлетки с пюрешкой!

Есть хочу, аж слюнки текут от запахов, которыми пропиталась вся квартира.

Но знаю наверняка, пока не успокою малую, ужина не видать.

– Не хочу котлетки, – топает ножкой, кусает губы, щурит глазки, как взрослая.

От её потуг быть похожей на меня становится тепло на душе.

– А что ты хочешь? – стараюсь сохранять спокойствие.

– Жареных крабиков. Мы пойдём в цир, заберём Злату, она пожарит нам сосиски.

Хмурю брови, начинаю терять терпение.

Эта рыжая бестия с дурацкими кудряшками раздражает меня с каждой минутой всё больше и больше.

Вроде я должен радоваться, что закрыл её решением суда на два месяца.

А вот ни в моей жизни, ни в моём воображении покоя нет. Наоборот!

Кудряшка ворвалась в нашу с Алёнкой Вселенную и разорвала её пополам, на «До» и «После».

– Демид, – иди сюда, кричит меня тётя Таня.

– Да, – захожу на кухню.

Сжимая губы, женщина впивается озадаченным пристальным взглядом. Указывает на стул.

– Сядем. Поговорим серьёзно!

Сажусь. Смотрю на женщину, ей чуть за сорок, а строит из себя мою мать. Изумительно!

– То, что случилось сегодня ночью выходит за рамки нормального.

– Ну да, – соглашаюсь скрепя сердце. – Работа такая. Я должен служить людям.

– При чём здесь это? – она всплёскивает руками.

Замираю, всматриваюсь в её испуганные наполненные слезами глаза.

– Если бы у Алёнушки была мать! Она бы засудила этого козла Макарыча, заставила водить псину в наморднике. А эту Галю наказала бы так, что та забыла бы о мальчика навсегда!

Ух, ты! Столько агрессии в тёте Тане не замечал никогда. Обычно молчаливая, спокойная, исполнительная, сегодня как с цепи сорвалась, готова судить всех вокруг.

Нате! Получите майор Удальцов!

– При чём здесь псина? Макарыч? Галя? Её мальчики? – удивлённо взираю на женщину.

– Весь двор судачит, а ты – мент… прости, полицейский, не в курсе того, что случилось сегодня ночью?

– Я так понимаю, Вы хотите меня проинформировать. Конечно, в наше время соседи знают о нас больше, чем мы сами! – ехидно цежу я, задетый за живое.

Тяну руку, чтобы взять котлетку, тут же получаю лёгкий шлепок по руке.

Ого!

Няня явно не шутит.




Глава 5


Злата

Двери автозака закрываются, сотрясая воздух внутри пыльного фургона.

Жизнь второй раз делится на «До» и «После».

Лязг запираемых запоров проникает прямо под кожу.

Вжимаюсь в спинку сиденья. Вхожу в ступор…

Снова теряю связь с реальностью.

Что происходит? Почему меня везут в закрытом фургоне?

Где Наташенька? Слава с ней? Они не возвращаются с рыбалки уже два дня!

Почему полиция ничего не предпринимает?

Автозак трясёт на ухабе, и я ударяюсь плечом. Тут же прихожу в себя.

Меня! Злату Чайкину обвиняют в похищении живой девочки? Это полный бред!

В фургоне так душно и пыльно, что начинаю кашлять. Пытаюсь дышать, но вместо воздуха в лёгкие попадает пыль.

Стискиваю зубы. Лучше не дышать!

Затравленным взглядом осматриваю фургон. Это уже второй раз в жизни! Когда приходится прокатиться в подобном. Был и первый…

Толчок. Машина останавливается. Лязгает замок. Дверь распахивается.

– Чайкина! На выход! – прихожу в себя, поднимаюсь.

Послушно выбираюсь из фургона.

Июльское полуденное солнце припекает, и я успеваю насладиться его лучами, пока не получаю толчок в руку.

Дёргаюсь, будто электрошокером ударили. Нервы на пределе.

Плохо соображаю, но повинуюсь. Иду вперёд.

Проходим двор, входим в тусклое мрачное помещение. Меня догоняют окрики:

– Лицом к стене!

– Расставить ноги!

– Раздевайтесь!

Такого ещё в моей жизни не было!

Сначала чудовищный допрос… Теперь жуткий досмотр… Переодевание в тюремную одежду…

Я многое в жизни прошла. Но с унижениями встречаюсь впервые.

За спиной гулко захлопывается железная дверь. Понимаю, что этот звук не забуду никогда.

Замок запирают. И сердце ухает в бездну.

Это всё!

Потому что денег на адвоката у меня нет. А справиться с майором, повёрнутом на дочери, мне явно не удастся.

Хотя, стоп! Есть ещё право на звонок.

Неужели придётся просить помощи у главного врача моей больницы?

О звонке я подумаю завтра. Если есть возможность подать жалобу, и выйти под залог! То надо воспользоваться этим правом.

Решительно поднимаю глаза, осматриваю камеру на четверых в изоляторе временного содержания.

Вдоль стен стоят двухъярусные кровати, заправленные коричневыми байковыми одеялами. Почти под потолком небольшое окошко с решёткой.

Ёжусь. Внутренности стягивает жгутом.

Скольжу взглядом по серым некрасивым женским лицам. Три пары глаз нагло уставились на меня.

Встряхиваюсь, пытаясь прийти в норму. Меня трясёт так, будто озноб начался. Боюсь, что сегодняшний нервный срыв во время допроса у майора, не прошёл бесследно для моей покалеченной психики.




Глава 5.2


– Привет, подруга! Чо застыла? Иди к нам знакомиться! – щебечет одна из сокамерниц.

– Здравствуйте, – несмело бормочу я. И до меня доходит, что теперь это моя новая семья, с членами которой мне жить два месяца.

Иду к свободному спальному месту.

– Можно я займу эту койку?

Одна из них новых подруг кивает.

Наверное, она старшая… Вздыхаю, тяжело брякаюсь на нижнюю шконку.

– Я Катя, – произносит та, что разрешила занять койку.

– Злата. Чайкина.

– По какой статье? – со знанием дела цедит худощавая короткостриженная.

Молчу. Не знаю, по какой статье…

– За что загребли, спрашиваю? – усмехается она.

– Ни за что, просто так! – выпаливаю в сердцах, всплёскивая руками.

Женщины дружно ухмыляются.

– Мы все тут ни за что!

– Меня майор обвинил в похищении дочери Алёны. А я нашла её в кустах. Привела к себе, накормить, обогреть. Просто не успела позвонить в полицию.

Раздаётся потрясённый свист.

– Кудряшка! За что майор-то на тебя такую поганую статью вешает. Насолила ему где-то?

– Милашка, ты такая хорошенькая! Может, отказала мужику, вот он и отомстил! – встряла в разговор одна из сокамерниц.

– Я этого майора в первый раз в жизни вижу! – отнекиваюсь испуганно.

– Вывод! – Катя грозит пальчиком, – Чужой ребёнок – не собачка, нельзя тащить к себе в дом!

– Да я только крабиками хотела её накормить! Наташенька очень их любит…

Катя цыкает на расшумевшихся подруг. Они замолкают.

Раздумываю, следует ли рассказывать всё? Я ведь их совсем не знаю, а дело «моё» до сих пор не закрыто…

– Наташа – это кто?

– Сестра младшая. Она сейчас уже выросла, уехала в другую страну.

Больше вопросов ко мне нет. С облегчением вздыхаю, когда от меня отстают.

А то я чуть не проболталась!

Сажусь на кровати по-турецки, смотрю на решётчатое окно и думаю:

Зачем сосед, и чернявая малолетка оклеветали меня? Чудовищная бессовестная ложь! Понятно, что у каждого была веская причина. Но какая?

Как же низко, подло, жестоко играть чужой жизнью!

О чём думал этот психанутый старик с одичалой собакой?

А эта девочка, только начинающая жизнь?

Не укладывается в голове. За гранью моего понимания…

Сцены допроса крутятся в мозгу. А перед глазами стоят холодные голубые глаза Демида Удальцова.

В его глазах ненависть, мгла, шторм. Он упрекает меня, обвиняя в том, чего я не совершала.

Судья под давлением майора выносит приговор:

– Два месяца лишения свободы.

ЗА ЧТО? Я НИ В ЧЁМ НЕ ВИНОВАТА!!

Кусаю губы, истерично пытаюсь вытянуть кудряшку пальцами, но она пружинит и вырывается из рук.

Чёртовы кудри! Такие же как у моей Наташки.

Когда доченька была жива, я выпрямляла свои волосы и осветляла их.

А после… (последние два) года вернулась к натуральным волосам.

Зачем? Хочу смотреть в зеркало, видеть рыжие кудри. Чтобы не забывать!

Когда острая боль пронзает мою душу, тогда сердце и память помнят!

Только в эти минуты я чувствую, что живу. И не ощущаю за это вину!

В десять вечера объявляют отбой. Ложимся спать. За день умаялась, моментально засыпаю.

Просыпаюсь утром по звонку, умываюсь. Смотрю в решётчатое окошко. Оно как ниточка связывает меня с волей и с жизнью.

– Завтрак! – разносится громогласный голос по коридору.

В камере оживление.

Через окошко, прорезанное в двери, нам подают тарелки с кашей, кружки с какао, хлеб с маслом и сыром.

Щедро!

С удовольствие ем. Я ведь вчера не успела съесть ни одного крабика.

Улыбаюсь, вспоминая Алёнку.

Затем жалею её. У этого милого создания такая чокнутая семья!

Сразу после завтрака дверь камеры распахивается:

– Чайкина на выход с вещами!

– Что случилось? – едва владею голосом.




Глава 6


Злата

Двери автозака закрываются, сотрясая воздух внутри пыльного фургона.

Жизнь второй раз делится на «До» и «После».

Лязг запираемых запоров проникает прямо под кожу.

Вжимаюсь в спинку сиденья. Вхожу в ступор…

Снова теряю связь с реальностью.

Что происходит? Почему меня везут в закрытом фургоне?

Где Наташенька? Слава с ней? Они не возвращаются с рыбалки уже два дня!

Почему полиция ничего не предпринимает?

Автозак трясёт на ухабе, и я ударяюсь плечом. Тут же прихожу в себя.

Меня! Злату Чайкину обвиняют в похищении живой девочки? Это полный бред!

В фургоне так душно и пыльно, что начинаю кашлять. Пытаюсь дышать, но вместо воздуха в лёгкие попадает пыль.

Стискиваю зубы. Лучше не дышать!

Затравленным взглядом осматриваю фургон. Это уже второй раз в жизни! Когда приходится прокатиться в подобном. Был и первый…

Толчок. Машина останавливается. Лязгает замок. Дверь распахивается.

– Чайкина! На выход! – прихожу в себя, поднимаюсь.

Послушно выбираюсь из фургона.

Июльское полуденное солнце припекает, и я успеваю насладиться его лучами, пока не получаю толчок в руку.

Дёргаюсь, будто электрошокером ударили. Нервы на пределе.

Плохо соображаю, но повинуюсь. Иду вперёд.

Проходим двор, входим в тусклое мрачное помещение. Меня догоняют окрики:

– Лицом к стене!

– Расставить ноги!

– Раздевайтесь!

Такого ещё в моей жизни не было!

Сначала чудовищный допрос… Теперь жуткий досмотр… Переодевание в тюремную одежду…

Я многое в жизни прошла. Но с унижениями встречаюсь впервые.

За спиной гулко захлопывается железная дверь. Понимаю, что этот звук не забуду никогда.

Замок запирают. И сердце ухает в бездну.

Это всё!

Потому что денег на адвоката у меня нет. А справиться с майором, повёрнутом на дочери, мне явно не удастся.

Хотя, стоп! Есть ещё право на звонок.

Неужели придётся просить помощи у главного врача моей больницы?

О звонке я подумаю завтра. Если есть возможность подать жалобу, и выйти под залог! То надо воспользоваться этим правом.

Решительно поднимаю глаза, осматриваю камеру на четверых в изоляторе временного содержания.

Вдоль стен стоят двухъярусные кровати, заправленные коричневыми байковыми одеялами. Почти под потолком небольшое окошко с решёткой.

Ёжусь. Внутренности стягивает жгутом.

Скольжу взглядом по серым некрасивым женским лицам. Три пары глаз нагло уставились на меня.

Встряхиваюсь, пытаясь прийти в норму. Меня трясёт так, будто озноб начался. Боюсь, что сегодняшний нервный срыв во время допроса у майора, не прошёл бесследно для моей покалеченной психики.




Глава 5.2


– Привет, подруга! Чо застыла? Иди к нам знакомиться! – щебечет одна из сокамерниц.

– Здравствуйте, – несмело бормочу я. И до меня доходит, что теперь это моя новая семья, с членами которой мне жить два месяца.

Иду к свободному спальному месту.

– Можно я займу эту койку?

Одна из них новых подруг кивает.

Наверное, она старшая… Вздыхаю, тяжело брякаюсь на нижнюю шконку.

– Я Катя, – произносит та, что разрешила занять койку.

– Злата. Чайкина.

– По какой статье? – со знанием дела цедит худощавая короткостриженная.

Молчу. Не знаю, по какой статье…

– За что загребли, спрашиваю? – усмехается она.

– Ни за что, просто так! – выпаливаю в сердцах, всплёскивая руками.

Женщины дружно ухмыляются.

– Мы все тут ни за что!

– Меня майор обвинил в похищении дочери Алёны. А я нашла её в кустах. Привела к себе, накормить, обогреть. Просто не успела позвонить в полицию.

Раздаётся потрясённый свист.

– Кудряшка! За что майор-то на тебя такую поганую статью вешает. Насолила ему где-то?

– Милашка, ты такая хорошенькая! Может, отказала мужику, вот он и отомстил! – встряла в разговор одна из сокамерниц.

– Я этого майора в первый раз в жизни вижу! – отнекиваюсь испуганно.

– Вывод! – Катя грозит пальчиком, – Чужой ребёнок – не собачка, нельзя тащить к себе в дом!

– Да я только крабиками хотела её накормить! Наташенька очень их любит…

Катя цыкает на расшумевшихся подруг. Они замолкают.

Раздумываю, следует ли рассказывать всё? Я ведь их совсем не знаю, а дело «моё» до сих пор не закрыто…

– Наташа – это кто?

– Сестра младшая. Она сейчас уже выросла, уехала в другую страну.

Больше вопросов ко мне нет. С облегчением вздыхаю, когда от меня отстают.

А то я чуть не проболталась!

Сажусь на кровати по-турецки, смотрю на решётчатое окно и думаю:

Зачем сосед, и чернявая малолетка оклеветали меня? Чудовищная бессовестная ложь! Понятно, что у каждого была веская причина. Но какая?

Как же низко, подло, жестоко играть чужой жизнью!

О чём думал этот психанутый старик с одичалой собакой?

А эта девочка, только начинающая жизнь?

Не укладывается в голове. За гранью моего понимания…

Сцены допроса крутятся в мозгу. А перед глазами стоят холодные голубые глаза Демида Удальцова.

В его глазах ненависть, мгла, шторм. Он упрекает меня, обвиняя в том, чего я не совершала.

Судья под давлением майора выносит приговор:

– Два месяца лишения свободы.

ЗА ЧТО? Я НИ В ЧЁМ НЕ ВИНОВАТА!!

Кусаю губы, истерично пытаюсь вытянуть кудряшку пальцами, но она пружинит и вырывается из рук.

Чёртовы кудри! Такие же как у моей Наташки.

Когда доченька была жива, я выпрямляла свои волосы и осветляла их.

А после… (последние два) года вернулась к натуральным волосам.

Зачем? Хочу смотреть в зеркало, видеть рыжие кудри. Чтобы не забывать!

Когда острая боль пронзает мою душу, тогда сердце и память помнят!

Только в эти минуты я чувствую, что живу. И не ощущаю за это вину!

В десять вечера объявляют отбой. Ложимся спать. За день умаялась, моментально засыпаю.

Просыпаюсь утром по звонку, умываюсь. Смотрю в решётчатое окошко. Оно как ниточка связывает меня с волей и с жизнью.

– Завтрак! – разносится громогласный голос по коридору.

В камере оживление.

Через окошко, прорезанное в двери, нам подают тарелки с кашей, кружки с какао, хлеб с маслом и сыром.

Щедро!

С удовольствие ем. Я ведь вчера не успела съесть ни одного крабика.

Улыбаюсь, вспоминая Алёнку.

Затем жалею её. У этого милого создания такая чокнутая семья!

Сразу после завтрака дверь камеры распахивается:

– Чайкина на выход с вещами!

– Что случилось? – едва владею голосом.

***

Демид

Свидетели не просто дали показания, в которых я заблудился.

Они сняли с себя ответственность, подставив невиновного человека. Всё как в плохом кино!

А меня выставили идиотом!

Галя – ещё тот хамелеон. Видно было по её глазам, что хочет рассказать правду. А потом вдруг решила поменять показания.

А сосед – гадёныш!

Заставлю его пса до конца дней ходить в наморднике по улице. Если надо будет, охрану приставлю.

Алёнка – маленькая вредина, могла же ночью рассказать, что случилось! А то всё несла какой-то бред, что тётя Злата хотела познакомить её с Наташей, поэтому привела к себе домой.

– Демид, не думала, что ты чёрствый сухарь! – выдаёт няня, раскладывая по тарелкам пюрешку с котлетками.

– Тёть Тань! Не лезь под кожу!

Непосвящённым в наши отношения подобное общение покажется фамильярным. Но мы-то знаем, что я заменяю ей сына, который живёт и служит на чужбине, она мне – мать.

Тяну руки за куском хлеба.

– Руки убери, – няня осуждающе смотрит на меня. – Златушка голодная там, небось.

С моих губ срывается вздох!

– Ну, ошибся! С любым следаком может случиться подобный казус.

Не привык слушать от Татьяны Ивановны упрёки в свой адрес. А тут нате! Выслушайте! Распишитесь, гражданин начальник!

– Слушай меня, плохого не подскажу. Езжай, забирай свою Злату Чайкину!

– Хорошо, – цежу я. Зная точно, что не поеду сам.

Как я посмотрю ей в глаза?

– Папочка, мы за Золотцем едем? – от дверного проёма отделяется хрупкая фигурка дочери в жёлтом платьице.

– Егоза! Давно здесь стоишь?

Прокручиваю в уме, что она услышала. Что могла запомнить.

– Едем…

–Сейчас? – голубые глаза задумчиво глядят.

– Завтра утром.

Отдаляю час расплаты. Завтра суббота. Обычно с утра мы идём в парк. К этому моменту дочь забудет про наше, скажем так, «необычное дело».

– Хорошо! Успею.

– Что успеешь?

– Нарисовать рисунок!

Твою дивизию! Теперь точно не забудет. Рисование для неё святое занятие.

И если дочка хочет посвятить рисунок Кудряшке, то пиши, пропало.

Может, поспорить с няней и дочерью. Объяснить им, что не могу ехать в СИЗО сам.

Бесполезно!

Прекрасно знаю, что есть у меня дурная привычка, идти наперекор чужим словам.

Но давно уяснил, что с женщинами лучше не спорить. Вроде победил в споре, а чувствуешь кожей, что особа вампирских кровей всю кровушку- то из тебя успела выпить, пока ты правду-матку отстаивал.

Игнорировать молчаливые женские знаки и перемигивания тоже не стоит.

Вступать в открытый бой также.

Обычно я молчу, наблюдаю, как победительницы сияют, и делаю по-своему.

Но в этот раз вижу, что выскользнуть не удастся. Придётся принимать удар на себя.

– Я поеду с тобой, – Алёнка сжимает губки, и суживает глаза. Чтобы казаться серьёзнее.

Ошарашила меня окончательно.

– Хорошо, дочь. – Проще согласиться.

– У меня будет новая мама, – роняет мимоходом Алёнка и уходит к себе в спальню.

– Алёна, кушать! – кричу бессильно в след маленькой барышне.

– Бррр! – жмёт плечами.

– Рисовать пошла. Для новой мамы, – уточняет няня.

Да слышал я! Не глухой! Давно осведомлён, что весь двор болтает о том, что нужно меня женить…

Даже отбор невест устраивали. Только этап собеседования с Алёнкой ни одна не прошла!

После того как мне стукнуло двадцать семь, а Алёнке пять, тема с моей женитьбой с целью привести в дом маму встала остро, одолев женские умы всех близких и не очень для меня женщин.

Свахи!

Заклятые невесты!

Как же они меня достали! Едва удалось увильнуть от … наказания в лице новой жены.

– Алёнке нужна мама… – тётя Таня сыплет аргументами, заряжая меня на подвиги.

Но делает она это профессионально.

На мой сытый желудок…Уплетаю за обе щеки котлетки.

Киваю послушно головой.

А в мыслях она. Кудряшка.




Глава 7


Злата

Меня выводят в мрачный коридор изолятора.

– Лицом к стене! Руки за спину, – окрик бьёт по нервам.

Неужели меня отпускают?

На запястьях снова застёгивают наручники.

Зачем? Если я выхожу.

– Направо. Пошла вперёд.

Послушно иду. С ужасом осознаю, что мы отдаляемся от выхода, углубляемся в лабиринты коридоров СИЗО.

Что происходит? Чувствую, что истерика на подходе.

– Стоять. Лицом к стене.

Охранница открывает дверь камеры.

– Пошла!

Вариантов нет, от предложения не отказаться. Вхожу в камеру.

Одиночка.

Одна кровать.

Одна тумба, стул. Раковина, туалет за ширмой.

– Что происходит? Вы же сказали на выход с вещами.

– Просили тебя перевести из камеры на четверых. Подальше от Кати. Очень она любит красивых девочек. Как ты.

Я поёжилась.

– До понедельника будешь сидеть одна. Твоему следователю так спокойнее.

– Что произойдет в понедельник?

Майор хочет убедиться в том, что моя шкура останется цела.

Всё ради того, чтобы самому вцепиться.

– У меня есть право на один звонок!

– Передам руководству, а ты пока располагайся. Будь как дома!

Остаюсь одна.

Я люблю одиночество в домашних стенах. Но тюремная камера наводит на меня смертельный ужас. Мне тяжело здесь одной.

Ложусь на кровать, сворачиваюсь калачиком.

Прикрываю глаза.

***

Два года назад

Муж снова пришёл с работы в растрёпанных чувствах.

Обвиваю его шею руками, целую в щёку.

– Стас, мы по тебе соскучились! Почему так поздно?

Мне двадцать три, я студентка медицинского, мать пятилетней девочки, счастливая домохозяйка. Живу в красивом белом доме у Черного моря, выращиваю цветы.

– Натуля спит?

– Час ночи! Она ждала до последнего, так и уснула сидя на диване в холле.

– Прости, родная. Ты же знаешь, что деньги легко не достаются! Рыба сама себя не ловит.

– Раньше всё было по-другому! – от обиды закусываю нижнюю губу. – А сейчас когда твой рыбный бизнес вырос, тебе не до нас! У тебя никогда нет времени!

– Милая, завтра суббота. Предлагаю провести семейный день на яхте. Натуля давно просилась на рыбалку.

– Ты нарочно предлагаешь субботу? Прекрасно знаешь, что я дежурю в больнице!

– Ты работаешь медсестрой! Для души! Попроси, чтобы заменили.

– Нет! Стас, мне не нравится как ты поступаешь со мной! Важен только ты. А мои планы, чаяния всегда идут к чёрту! Ты даже любимую дочь обманываешь!

Мы тебе не важны!

Из глаз катятся жгучие слёзы.

Я так сильно люблю мужа, что прощаю ему всё! Но он совсем обнаглел, и сел на шею. Пора дать ему отпор.

– Котёнок, прости! Хочешь, я завтра Наташу отвезу на рыбалку. Давно не проводил с дочерью целый день!

Я перестала плакать. Моя маленькая Кудряшка давно мечтает о дне с папой и рыбалке.

– Правда?

– Клянусь, – муж целует меня в носик.

Утром я ухожу на смену в больницу. Целую спящую дочь в щёчку.

Если бы я тогда знала, что больше никогда не увижу ни ее, ни мужа.

Они не вернулись с рыбалки ни в этот день.

Ни на следующий.

А через два дня яхту нашли в открытом море.

Пустую…

Следователи постановили, что мужа и дочь унесло течением…

Это был конец.

Но я не верила. Не сдавалась. Даже когда через полгода закрыли дело, продолжала поиски собственными силами.




***


Держу себя в руках до последнего. Пытаюсь сохранять здравый рассудок. Удаётся до тех пор, пока в мою жизнь не вмешивается «случай».

Всё началось с момента вступления в наследство. Ровно через шесть месяцев пришло время вступать в права.

Мужу принадлежало форелевое хозяйство в Сочи и Адлере, и крупный племенной форелеводческий завод под Адлером, куда я меня пригласили для подписания документов.

За мной заехал адвокат мужа.

– Злата Дмитриевна нас уже ждут.

– Нотариус?

– Не только! Ещё и кредиторы Вашего покойного мужа.

Я вздрогнула при упоминании Стаса и проблем.

– Ваш муж занял крупную сумму денег на покупку актива. Это случилось накануне несчастья.

– Какой актив? – безразлично интересуюсь. Не ради интереса, так по инерции.

Друг семьи трясёт рыжей головой, чешет рыжую бороду.

– Боюсь, что Станислав унёс эту информацию с собой.

Хмурю лоб.

– То есть муж занял большие деньги накануне несчастья? Купил актив и записал его на подставное лицо? Или вообще не успел совершить сделку. Тогда напрашивается вопрос, где деньги?

Мне это всё не нравится. Голова гудит от мыслительного процесса.

Адвокат пялится в окно.

– Что сказал следователь по данному факта?

– Ничего! – буркнул Антон. – Посчитал, что «данный» факт к делу не относится.

– Почему? – упрямо шиплю я.

– Потому что это был несчастный случай!

Не спорю. Нет сил.

Садимся в серебристый седан, едем в Адлер. Всего двадцать километров отделяет мой дом от того места, где сутки напролёт проводил на работе муж.

А я не была в этом районе сто лет.

Потому что там находится центр развлечений «Сочи Парк», который обожала Наташа.

Приезжаем на завод. Бреду туда, куда мне указывают.

Подписываю то, что дают.

– Вы понимаете, что сейчас своими руками отдаёте завод?

– Ну и что? Остаются оба форелевых хозяйства. Мне и они ни к чему, но родителям Стаса нужна материальная поддержка.

– Как хотите! – цедит адвокат. – Со мной Вы уже рассчитались.

Бросаю быстрый взгляд на мужчин с бандитской внешностью, с которыми подписываю договора.

Один вопрос. Почему Стас имел дела с таким отребьем?

Они же страшные люди. От них исходит запах опасности.

Неужели он не мог получить кредит в банке как честный бизнесмен.

Всё! Хватит! Злата, даже не думай о них, – убеждаю себя. Поднимаюсь из-за стола. И медленно бреду на выход.

– Злата Дмитриевна. Вы куда? – адвокат зовёт в автомобиль мужа.

– Не хочу. Дойду пешком!

Сердце рвёт на куски и тянет туда, где была … она. Бреду по району. Не вижу куда.

Ни капли не удивляюсь когда оказываюсь у входа в «Сочи Парк».

– Злата, не стоит туда идти, – умоляю себя.

Но глупые непослушные ноги идут вперёд. Уже темнеет. Но сегодня тепло, поэтому народа в парке много. Прохожу американские горки, сворачиваю к пруду.

Вот она, наша карусель.

Приближаюсь. Смотрю в упор на «бегущих» белых коней, несущих вдаль седоков.

Взрослые визжат как малые дети.

Дети улыбаются, машут ручкой родителям, фотографирующим их.

Мой взгляд залипает на девочке. Рыжие кудряшки вырываются из-под красного берета. Полы алого плащика раздувает на ветру.

– Наташа! Наташа! – бегу по кругу вместе с лошадями.

На меня уже оборачиваются.

От быстрого бега кружится голова, в глазах рябит. Спотыкаюсь. Падаю на асфальт.

– Девушка, Вам плохо? – меня бьют по щекам.

– Я нашла дочь! – сиплю и медленно поднимаюсь. В недоумении смотрю на остановившуюся карусель. Все лошадиные сёдла пусты. «Седоки» уже спешились.

Бегу к выходу из Парка, бросаюсь к каждой девочке в красном плаще.

– Наташа!

Оборачивается. Не она.

– Простите, – шепчу я. Пячусь к выходу.

Наутро приезжаю к следователю.

– Вчера в Сочи Парке я видела дочь. Она жива! Понимаете? Жива! Немедленно откройте дело! Найдите её!

Рыдаю…

Дни и ночи превращаются в бесконечные рыдания и поиски Наташи.

Мне никто не верит…

Хожу по городу одна, как неприкаянная, пока родители Стаса не принимают решение спасти меня.

Выбирают хороший диспансер… где лечат расшатанные нервы.




Глава 8


Демид

Едва открываю глаза, как вижу дочку, стоящую у изголовья. Нарядилась в оранжевое любимое платье. Уже и заляпать его успела… Зубная паста растеклась по рюшкам.

Суёт мне под нос рисунок.

– Дочь, – открыв узкие щелочки глаз, протягиваю руку к сокровищу, глажу по светлой головке. – Время сколько?

– Папочка, маленькая стрелка там «где надо»!

Понятно! 9 утра.

Суббота!

А-а! Хочется закричать. Но молча улыбаюсь.

Затем внимательно смотрю на рисунок. На нём нарисован я. Типа, я, дочь и… доставучая Кудряшка. А рядом с нами деревья и солнце над головами.

Тут же вспоминаю, что сегодня необычная суббота.

Медленно, но верно возвращаюсь к действительности.

Вспоминаю о том, что как приличный человек должен вытащить бедную девушку из СИЗО.

Неприятно ёжусь, воскрешая в памяти некрасивые сцены задержания Чайкиной.

Мда!

На месте Златы, я бы держался подальше от такого как я. До сих пор вспоминаю, как она смотрит на меня карими блестящими глазами, полными слёз. Молит о пощаде.

– Мы поедем за Золотцем! – дочка требует, стискивает кулачки.

– Малыш, сегодня её не выпустят.

– Почему? – притопывает ножкой. – Ты там самый главный! Побей всех и выпусти её!

– Алёнушка, так дела не делаются. Судья должен подписать сначала бумажку. А для этого я должен заставить двух «редисок» подписать честные бумажки.

– Правда? – щурит голубые глазки.

– Клянусь! Не обидишься, если мы с тобой сегодня в парк не пойдём. Отпустишь папу на работу? Я отвезу тебя к няне Тане на пол пару-тройку часиков, – прикладываю два пальца к губам. Это наш опознавательный знак доверия.

Неприятно отказывать дочери в субботней прогулке. Пытаюсь объясниться перед маленьким человеком, чтобы он всё понимал уже сейчас.

Кажется, она даже не замечает той мелочи, что я лишил её любимой прогулки в парке, катания на качелях, мороженого. Её интересует одно! Когда мы заберём Кудряшку.

Смотрю на Алёну, и отцовское сердце щемит. Когда моя дочь успела повзрослеть? Может, это отпечаток того, что растёт без матери.

Чувство вины подгрызает мою плоть изнутри. Ланка просила, чтобы я отпустил с ней дочь в Америку.

Я отказал!

Алёна слишком несговорчива, и как объяснить этому маленькому придирчивому чуду, что суд в выходные не работает, не знаю.

– Малыш, мы в понедельник заберём Злату. Обещаю!

– Обещаешь? – небесные глаза смотрят в упор. Будто пытаются оставить след на моей душе.

– Обещаю!

Тяжело вздыхаю!

В понедельник весь город будет гудеть о моём провале.

Позорище! Майор Удальцов ошибся! Посадил невиновного… Как бы дурная репутация ко мне не приклеилась!

Разве это моя вина?

«Повезло» со свидетелями!

Отвожу дочь к Татьяне, еду на работу. Через час уже захожу в отделение. Прямиком направляюсь к обезьяннику. За решёткой сидят любимые соседи.

– Неплохо смотритесь!

– Да мы на тебя заявление напишем! Всю ночь продержал нас за решёткой!

– А мне кажется, что мы квиты! – нагло ухмыляюсь. Киваю охране головой. – По одному ко мне в кабинет.

Едва справился с эмоциями, не бросился на соседей-недоброхотов Чайкиной. Повезло им, что решётка защитила!

Своими руками бы наказал…

Обречённо вздыхаю. Нельзя! Я выбрал законные методы борьбы с подобными им.

– Галина, ты хоть понимаешь, тебя ждёт серьёзное наказание?

– А что? Оштрафуют и всё! Я же несовершенолетняя.

– Коза ты малолетняя! – шиплю гневно. – Молись, чтобы Чайкина на тебя заявление не накатала за дачу ложных показаний.

Ну ладно, эта хоть молодая дурында, а старик-то куда!

– Мужик, ты осознаёшь, что твой зверь чуть не загрыз мою дочь?

– Что ты майор! Он у меня добрый. Играл…

– Играл? Серьёзно? – я ударил кулаком по столу. Меня аж пот прошиб от человеческой наглости и подлости. – Последнее предупреждение! Если хоть одна человеческая душа увидит твою собаку без намордника, то …

– Что? Угрожаешь, товарищ начальник!

– … то оба будете ходить в намордниках. Клянусь! – цежу я.

– Я буду жаловаться!

– До свидания! Не прощаемся!

Как только свидетели исчезают с глаз долой, торопливо открываю секретный файл с делом семьи Чайкиной. Ровно два часа изучаю материалы.

Слов нет, одни эмоции. А на языке – маты.

Смотрю на часы. Время 16.00. Моя Конфетка уже извелась там. Выключаю компьютер и вылетаю стрелой за дверь.

Еду в машине за дочерью к няне, думаю о том, как наказать соседей так, чтобы запомнили на всю жизнь. И неповадно им было вредить обществу.

Жалею ли их?

Нет.

Если у них нет щепотки уважения к людям, почему я должен заботиться об их благополучии?

Зря они меня разозлили, задели за живое. Я человек негневливый, но бываю вспыльчивым.

Из-за этих гадов, влип в неприятности.

Чуть не получил инфаркт из-за дочери.

Перепутал личное со служебным.

Возможно, потерял репутацию хорошего следователя…






Глава 9


Демид

Воскресенье проносится незаметно, но сложновато для моей «истерзанной» плоти.

Хочу поваляться, но куда там!

Приходится весь день молить богов о том, чтобы поскорее наступило завтра.

Прилипчивая Алёнка весь день бродит за мной как хвостик.

– Папа, скоро завтра?

– Скоро.

Блондинка подходит, тычет пальцем в циферблат будильника.

– Вот через столько?

– Нет!

– Через столько? – снова крутит пальцем маленькую стрелку.

– Алёна! Не сбей стрелки! – бурчу недовольно.

Смотрю на дочурку обречённо. Затем выглядываю на улицу. Июль. Погода прекрасная. Не больно-то хочется выходить из берлоги, но может, прогулка остудит её пыл.

– В парк пойдём?

– Неть! – размашисто крутит головкой. Подходит к холодильнику, пытается открыть.

Помогаю, заглядываю в морозильного монстра. И душу затапливает счастьем. Пиво…

Домысливаю дальше – футбол, варёные креветки.

Достаю из морозилки мороженое.

– Это хотела?

– Угу.

– Подожди, согреется, – ставлю крем-брюле в стаканчик.

Понятное дело, что футбол дочь так и не даёт досмотреть. Снова притащила будильник.

– Скоро завтра?

– А-а! Давай милая, ляжем спать. Тогда завтра наступит быстрее.

Соглашается. Нехотя отрываю пятую точку от дивана, беру ребёнка на руки.

Хочется плакать, когда понимаю, что пропустил голевую передачу.

Тёплые маленькие ручки обвивают мою крепкую шею. И сразу всё вокруг становится неважным. Несу своё сокровище в кровать.

– Сказку? – уточняю, усаживаясь рядом. Поправляю заботливо тонкое летнее одеяльце.

–Да, про эльфов.

– Конечно! Только ты закрой глазки, иначе эльфийское благословение не придёт.

– Папочка, мы возьмём себе завтра новую мамочку?

– Алёнушка, Злата не живая кукла, она человек. Если не захочет, то не пойдёт к нам.

– А ты у неё не спрашивай, так бери!

Наутро просыпаюсь от громких причитаний няни Тани.

– Демид, ты чего спишь? Время 10.00 На службу не пора?

В ужасе продираю глаза, смотрю на будильник. Алёнка – стрекоза! Так и переставила стрелки будильника.

– Где она? В садик-то опоздали.

– Примеряет платья у себя.

– Куда наряжается? – рычу недовольно.

Перед уходом залетаю в спальню к дочери. Крутится перед зеркалом в ярко-жёлтом платьице.

– Принцесса! Я тороплюсь. Поцелуй папочку в щёку.

Дочка целует.

– Хочу кудряшки, – показывает на плойку.

Она желает быть похожа на Кудряшку? Этого ещё не хватало. Морщусь.

– Малыш, тетя Таня завьёт тебе кудри.

Стремительно покидаю квартиру.

Суд уже прошёл. Значит, Чайкину освободили. Нужно успеть в СИЗО, чтобы перехватить её на выходе.

Падаю на водительское сидение служебной тойоты. Давлю на газ, выруливаю из двора.

Через час подлетаю к воротам изолятора на своей ласточке. Паркуюсь, при этом чувствую, как капот въезжает во что-то мягкое. Резко останавливаюсь.

Вылетаю из автомобиля, и в недоумении наблюдаю за тем, как Злата Чайкина поднимается с асфальта, отряхивается.

– Вы издеваетесь да? Не смогли посадить, так решили задавить? – шипит на меня коброй.

Что за напасть такая!

– Я не нарочно хотел Вас убить…

Блин! Не то сказал.

– То есть Вы признаёте, что хотели лишить меня жизни. Что ж! Валяйте!

– Да что Вы несёте! Я приехал за Вами.

– За мной! Вы ведь не думаете, что после всего я сяду к Вам в автомобиль?

– Почему нет? – непонимающе жму плечами.

– Или Вы наглец или…

Она явно хочет сказать что-то очень плохое. Еле сдерживается, кусая губы.

Пока девушка подбирает слова, открываю дверцу пассажирского сидения, заталкиваю её в утробу авто. Пристёгиваю ремнём безопасности.

– Да как Вы смеете меня трогать после всего, что между нами было! – верещит девушка, при этом её кудряшки мило дёргаются, напоминая мне причёску Медузы Горгоны из мультика.

Непроизвольно протягиваю руку и зажимаю один локон в руке. Затем вытягиваю его и пытаюсь распрямить.

Отпускаю, и кудряшка вновь собирается в пушистую живую пружинку.

Злата озадаченно кружит по моему лицу ошалевшим взглядом. Я только сейчас замечаю насколько у неё красивые глаза – тёмно-ореховые с чаинками.

Хлопает на меня пушистыми ресничками.

Беззвучно открывает рот с пухлыми губками.

Нервно сглатываю застрявший в горле ком, и иду к водительскому месту.

Падаю на сидение, обнимаю руль. Стараюсь не смотреть на пассажирку. Еду по выбранному маршруту.

– Куда Вы меня везёте? – уточняет бывшая подозреваемая.

– К дочери.

– Зачем?

– Вы ей понравились!

– И-и? – округляет глаза.

– Она хочет, чтобы Вы стали её мамой!

– Вы здоровы? Как это себе представляете?

– Беру Вас на работу ночной няней.

– Кому?

– Себе!

– Вы ещё издеваетесь! Немедленно остановите!

Плавно останавливаю машину, смотрю на Чайкину. Думаю о дочери. Если вернусь без Золотца, меня дочь папой перестанет называть.

– Чайкина, давай так поступим! Подписываем контракт. Ты идёшь работать няней к моей дочери… а я нахожу убийц твоей дочери.

Злата роняет из рук сумку.

Смотрит на меня жалостливо.

– Ты, правда, сможешь?

– Я же майор Удальцов – лучшая ищейка Москвы.

Девушка недоверчиво морщит чуть вздёрнутый носик.

– Понимаю! Ты имеешь в виду себя? Вышла промашка. Кстати, впервые за всю практику. Когда понял, что дочери нет дома посреди ночи, то мозг напрочь отключился.

Злата нервно жуёт кончик волос.

– Ну как? По рукам?

– Хорошо. Только я – интерн. Работаю в больнице до пяти вечера. Смогу приступать к обязанностям с шести. Сразу предупреждаю, что не уволюсь.

– Подходит.

Жмём друг другу руки. Едем дальше.

И только сейчас до меня доходит, в какое дерьмовое дело я ввязался.

Но ради счастья Алёнки готов на всё!




Глава 10


Злата

Демид останавливает служебный автомобиль у моего подъезда.

– Злата Дмитриевна, ждём Вас в 17.45.

– Хорошо. – Смотрю на мужчину неотрывно. А он, оказывается, симпатичный, высокий, сбитый (наверное, занимается спортом). Светло-русые волосы собраны в низкий хвостик. Видно, что мужчина выпрямляет вьющиеся волосы с помощью резинки. Вот же засада, следователю ходить с кудряшками.

Несоответствие должности и внешности.

Ему бы в глянце в плавках сниматься, или на обложках женских романов красоваться.

Впервые широко улыбаюсь.

– Чайкина, что тебя улыбнуло? Моя причёска?

Мотаю головой.

– Давай, до свидания. Мне в отличие от тебя нужно на работу, – подгоняет меня.

Спасибо, что напомнил про работу. Я ведь до сих пор не позвонила на свою. Вытряхиваюсь из автомобиля, иду домой.

По иронии судьбы около подъезда напарываюсь на соседа с питбулем. Смотрит на меня своими глазками бусинками с ненавистью. Готов броситься и загрызть. Его отвислые щёки так и плющит от желания впиться в меня.

Ведёт носом, цыкает:

– Ну как, соседка? Спесь с тебя сбили? Вот понаедут в Москву такие как ты, лягут под богача, получат в подарок элитное жильё, – тычет в наш дом, – и ходят, строят из себя королев!

– Иди к чёрту! – шиплю я, пробираясь между старцем и его собакой в наморднике.

Сердце останавливается, когда моя нога касается груди пса. На миг показалось, что он готов освободиться от намордника лишь по щелчку хозяина.

Всё обходится лишь испугом.

Дома принимаю обжигающий душ, звоню начальнице Марие.

– Мария Ивановна, я приболела, поставьте мне сегодня отгул за свой счёт.

В трубке слышу гневное злопыхание.

– Безответственная молодёжь! Свалились интерны на мою голову. У меня без Вас уйма проблем.

– Мария Ивановна, если надо, то я могу помочь Вам в эти выходные на даче. Миленькая, прикройте!

– Ладно, Чайкина. Но чтобы последний раз. На заметку, Главный уже интересовался тобой.

– Да? – во рту тут же неприятно запершило, а по телу пробежала дрожь.

– Очень интересное кино! Зачем главврачу интересоваться интерном?

– Я… я честно не знаю.

Нажав отбой, нервно выдыхаю. Завариваю чашку ромашкового чая. Всегда так делаю, когда нужно успокоиться. Правда, в случае с Игорем Геннадьевичем, не всегда помогает.

Мотаю головой, вытряхивая из головы мысли о нём. Только его сейчас не хватало!

К вечеру надеваю лёгкое платье лимонного цвета, жёлтые танкетки. Долго смотрю на себя в зеркало.

– Мило!

С удивлением вспоминаю, какие взгляды на меня бросал майор. Флиртовал, чтобы расположить к себе?

– Наивно!

Он же, как открытая книга! Небесные глаза сами всё рассказывают за своего хозяина. Предатели в тылу!

Сдуваю кудряшку с глаза, наношу на губы розовый блеск.

Уже на улице вспоминаю про Алёнку.

– Девочке нужен подарок! Она же девочка, а девочкам всегда нужно что-то дарить.

В сумке пусто, на магазин времени не осталось. Обвожу изучающим взглядом двор. Вижу красивую клумбу.

– Никто же не обидится, если я возьму три цветочка?

Через пять минут уже звоню в квартиру Удальцова. Если бы ещё вчера кто-то сказал, что я приду к нему домой добровольно, я бы этого доброхота искусала.

Дверь открывается мгновенно. На пороге женщина, перед ней маленькая девочка, одетая как праздничный торт в оранжевое платье с рюшами и оборками.

Господи, этот Демид прививает дочери дурной вкус! Разве можно девочке в пять лет такое носить?

Он вообще с ней занимается, или она у него растёт как цветочек дворовый?

Злата, радуйся, теперь девочка твоя с шести вечера до двенадцати ночи. Можешь, с ней заниматься! – шепчет мне второй голос моего сердца.

Лучше не лезь в её воспитание, иначе будешь иметь дело с её отцом, – напоминает разум первого голоса.




Глава 10.2


– Злата Чайкина, – подаю руку сначала ребёнку.

Малышка не реагирует на руку, сразу бросается и обнимает за талию. Льнёт ко мне личиком, и мелкие светлые кудряшки прилипают к моему платью.

– Очень красиво! – подмечаю я, поддевая пальцем кудряшку, понимаю, что девчушка так старалась ради меня.

– Татьяна Ивановна, – женщина радостно протягивает крепкую руку. – Дневная няня Алёнки и Демида.

Вздрагиваю. Всё-таки Демиду тоже нужна няня? Так я и думала.

Нервно дёргаю бровью. Замираю в коридоре, передумав снимать обувь.

– Я шучу! – улыбается ласково няня.

– Мне сейчас не до шуток, – стараюсь казаться вежливой.

– Златушка, прости! Пойдём пить чай. Знакомиться с режимом этих двоих.

– Всё-таки двоих?

– Ну а как ещё? Если ты не присмотришь за майором, то найдётся сотня других желающих. А Алёнушке и так несладко, нужно поберечь её детскую психику.

– Когда их мама сбе.. – женщина бросила невинный взгляд на девочку, которая так и осталась приклеенная ко мне, и сейчас во все глаза смотрела на няню, внимая каждому её слову. – … уехала в очень важную командировку, тогда возле Демида материализовались десятки охочих девиц. Алёнка подросла и вымела их поганой метлой из дома.

Девочка широко улыбнулась и изобразила рукой, как выметает мусор из дома.

Я рассмеялась от души.

А затем мне стало неприятно. Чувство вины тяжёлым грузом навалилось на меня. Как я смею улыбаться, радоваться?!

– Алёнчик, давай я цветочки твои поставлю в вазу? – предложила няня Таня, пытаясь вырвать у девочки три маленьких оранжевых цветочка…с клумбы

– Неть! – Алёнушка потрясла головой. И её длинная чёлка закрыла от нас её красивые огромные как два озера глаза.

– Они же засохнут! – сожалеет няня.

– Пусть! Они мои.

Достаю из сумки две красивые невидимки с маленькими бриллиантиками. Обе заколки когда-то принадлежали моей родной девочке.

– Иди сюда, – подтянула Алёнушку к себе. – Смотри, одна мне, – я закалываю невидимкой прядь своих волос, – а вторая тебе – пытаюсь убрать чёлку девочки назад и заколоть.

– Неть! – визжит малышка.

– Ой, Злата, не трогала бы ты её! – причитает няня. – Пожалуется ведь отцу.

– Ничего. Я упрямая. – Демонстративно закалываю вторую невидимку себе.

– Я пойду. Ужин на плите. Отец её приходит обычно в девять вечера. Но бывает по-разному.

– Хорошо, справлюсь, – неуверенно произношу я.

Едва няня закрывает за собой дверь, как в кухню влетает Алёнка с двумя голыми стеблями от цветов.

– Где лепестки? – морщу нос. Маленькая вандалка с корнем вырвала оранжевые бархатные шапочки цветков.

– Там, – тычет пальцем по направлению комнаты. – Идём, – тянет меня за руку.

Едва тёплая ладошка касается моей холодной руки, как я вся начинаю трепетать, будто загнанная лань.

Злата! Прекрати! – приказываю себе, и следую в детскую.

– Вот! – Алёнка берёт со стола последний цветочек и начинает вырывать лепестки.

– Любит..

– Не любит…

– Любит…

– Не любит…

Я цепенею…

– Алёнушка, что ты делаешь?

– Гадаю!

– О боги! Откуда такие слова-то знаешь?

Малышка притопнула пухлой ножкой и ткнула пальцем в телевизор.

Смотрю и не верю своим глазам. Онлайн идёт передача про ведьм на двадцать четвёртом канале.

– Думала, что эту чушь никто не смотрит. Ошибалась!

– Милая им нельзя верить! Они шарлатаны, – пытаюсь отнять еле живой цветок.

– Неть! – девочка прячет потерпевший экзекуцию цветочек на спину. – Я должна знать, что мама меня любит!

Сердце пропускает удар.

– Иди ко мне милая! – обнимаю малышку, выставившую колючки, крепко-крепко. – Конечно, мама тебя любит.

В голове промелькнуло, что нужно срочно найти телефон мамы, и позвонить ей в США. Надо же! Муж у неё, видите ли, в НХЛ.

А как же дочь? Она же не кукла?

Ровно в девять Удальцов не пришёл. Впрочем, как в десять.

Делать нечего, легли спать.

Просыпаюсь я посреди ночи. Тревожное чувство колет мою грудь. Не сразу осознаю, где нахожусь.

Встаю. Включаю свет, смотрю на будильник – три ночи.

Если бы хозяин пришёл, то разбудил бы меня!

Бросаюсь к телефону. Три пропущенных вызова от Удальцова. Четыре эсэмэски.

Отвечаю: « У нас всё в порядке. Алёна спит». Лучше поздно, чем никогда.

На носочках вхожу в комнату к малышке. У неё душно и нечем дышать. Надо было дольше проветривать перед сном.

Алёнушка мечется в кровати. Одеяльце давно сползло на пол.

Присаживаюсь возле девочки, зову её:

– Алёнушка, девочка моя.

Она вскидывается, замирает. Открывает глазки. Они темные и блестящие в чернильной темноте.

– Мама?

В ночной комнате мой силуэт напомнил ей мамин. Или спросонья забыла, что мамы – нет рядом.

– Малыш, это я – Злата. – Протягиваю руку, щупаю лоб и щёки.

– Горячая как кипяток! Детка, скажи честно, сколько мороженого ты сегодня съела? Только одно, вечером со мной?

– Нет. Ещё с тётей Таней.

– Ну, Алёна! Как ты могла так со мной поступить? Я же тебе поверила! – из глаз текут жгучие слёзы. Понимаю, что нужно срочно вызывать скорую.

Удальцов будет несказанно «рад»! А мне нельзя его злить.

– Мамочка не плачь, – шепчет хрипло Алёна. – Я больше так не буду.

– Конфетка, у тебя уже есть мама, я не могу занять её место. Это нечестно, – глажу девочку по горячему лицу.

– Тогда поиграй со мной?

– Что? – ошалело смотрю на ребёнка.

– Притворись моей мамой!

– Иди ко мне, – ложусь рядом, обнимаю не (свою) малышку.




Глава 11


Демид

– Уваров, ты? – беру трубку внутреннего телефона. С удивлением обнаруживаю на проводе друга.

– Я, – сообщает радостно.

– Ты в холле?

– Да, спускайся. Посидим где-нибудь.

– Э-э, – тяну, обдумывая сложную ситуацию. Время 19.00. Планировал сегодняшний вечер провести с новой няней.

Ну! Не с ней, конечно. А так, хотелось бы проконтролировать её, посмотреть, как она общается с ребёнком.

Немного неспокойно на душе. Всё-таки женщина травмированная.

Может, зря я её к своей малышке допустил?

Что за?.. Снова сомнения раздирают мою душу. Вслед за ними поднимает голову совесть, и насвистывает мне – коль обидел женщину, нужно вылечить её душу.

А то она и так обижена жизнью.

– Я так понимаю, у тебя ко мне разговор?

– Да. Тебе понравится его содержание!

– Надеюсь, ты не собрался свести меня с очередной фифой?

– Расслабься!

– Хорошо, – неуверенно соглашаюсь.

Надеваю поверх лёгкой рубашки с коротким рукавом китель. Ругаю, на чём свет стоит, того, кто заставляет меня носить его в жару. Если бы не совещание, я бы избежал этого наказания. Но сегодня вызывали на ковёр к генералу с отчётом по делу Серого.

Приходится краснеть, давать несбыточные обещания. Обливаться потом и злостью.

В итоге удаётся отсрочить неизбежное.

Начальник обещает отобрать дело, если не раскрою его в течение месяца.

Не слишком ли много у меня в последнее время промахов по работе? Может, я мало времени уделяю службе? Вместо того чтобы заниматься ловлей преступников, круглосуточно отлавливаю тени, окружающие мою дочь.

Похоже, все правы. Давно пора найти Бусинке маму. Забыть о Светлане. В глубине души, всегда думал, что она бросит хоккеиста и вернётся к нам.

Мы её простим… со временем. Лишь бы она у нас была.

Но недавно Света родила своему ледовому энхаэловцу сына. Удалось парню забить шайбу. Снайпер, блин!

И наши с Бусинкой надежды рухнули в бездну чужого счастья.

Придётся строить своё. Понять бы как?..

Неожиданно представляю образ Кудряшки. Лёгкое ажурное бельё. Чуть пухлые губы и мокрые волнистые волосы. Она лежит на золотистом песке и ласково зовёт меня: – Демчик, – манит изящным пальчиком.

– Твою за ногу! Срочно нужна баба!

Через двадцать минут мы с другом уже заходили в пивной бар.

– Как дела? Отпустил свою Чайкину?

– Почти. Она у меня теперь ночной няней работает!

– Ничёси! Ты прыткий. Как она в постели?

– Спятил! – я покрутил у виска. – Алёнкина няня.

– А-а! – разочарованно протянул друг. – Не стоит тебе держать её рядом со своим ребёнком!

– Чего так? – я рухнул в кресло.

– Нам четыре нефильтрованных и креветки, – друг протянул бармену карту.

– Рассказывай, что узнал! – сгораю от нетерпения.

– Дело Чайкиной такое мутное. Я бы на твоём месте отказался от его возобновления и нового расследования.

– Ты не на моём месте, – сжав зубы, цежу я.

Друг тяжело вздыхает, и продолжает уплетать креветки.

– Я тебе не враг. Близкий друг, крёстный Алёны. Подумай о дочери. Из-за чужой бабы рисковать своей кровинушкой, я бы не стал! – отвечает неохотно, но правдиво через время.

– Жалко её, – цежу я. – Молодая красивая баба, а не живёт. Существует. Если я найду убийц и… тела, тогда ей станет легче. Понимаешь? Она сможет поставить жирную точку на прошлом.

– Я-то понимаю, только и ты пойми, что за всей этой историей стоят очень большие деньги и люди. Не мне тебе объяснять, чем это пахнет!

– Имеешь в виду форелевый завод? Так его уже отжали! Форелевые хозяйства она тоже продала, на половину денег купила квартиру в Москве, вторую половину отдала родителям мужа. Нет у неё больше ничего. Понимаешь? Нечего с неё взять!

– А тут ты не прав, – Уваров хитро щурится. – Будем, – протягивает мне свой бокал с янтарной жидкостью.

– Будем, – чокаюсь бокалами, отпиваю прохладный напиток. – Так о чём ты?

– Поговаривают, что муж её, перед тем как исчезнуть заключил очень выгодный контракт. Видимо, что-то подозревал. Потому что все документы за день до исчезновения оформил на пятилетнюю дочь. Чайкину Наталью.

Я поперхнулся пивом.

Если эта информация правдива, то похитителям или убийцам, девчонка-наследница нужна живая.

Шансы найти Наташеньку вырастали на глазах.

– Я берусь за это дело! – выдыхаю после второго бокала пива.

– Ладно! Буду помогать тебе. Для начала поклянись, не возобновлять дело официально. Возьми отпуск на пару недель. Езжай в Сочи. У меня есть там свои люди. Они помогут.

– Спасибо, – хлопаю друга по плечу.

– Ещё по бокальчику?

– Нет! Вернусь на службу. Перечитаю материалы по Чайкиной. Может, встречу зацепку.

Через час уже сижу в рабочем кресле, листаю электронные страницы, думаю о том, как непредсказуема жизнь.

Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Не предполагаешь заранее, какое влияние на тебя окажет случайный сосед или соседка.

В полночь набираю Злату. Её телефон молчит. Звоню тёте Тане.

– Чайкина пришла?

– Демидка, ты, что не дома? Снова работаешь по ночам. Прекращай!

– Татьяна Ивановна, служба не интересуется у меня, хочу ли я сегодня работать? Вынуждает и всё!

– Спят девчонки. Время-то не детское.

– Успокоили, – нажимаю отбой. И только сейчас понимаю, что разбудил няню. Ладно, завтра извинюсь.

Под утро отключаюсь. Просыпаюсь ровно в 6.00. Еду домой, переодеться, принять душ.

Вхожу в комнату к Алёнке и замираю. На полу разбросаны оранжевые лепестки. Снова моя Ромашка гадала на мамину любовь.

– Девочка моя, – присаживаюсь на кровати, целую в лоб.

Морщится, кривит губки. Что ей снится? Хочу заглянуть в её тревожный сон.

Скидываю с себя одежду, в одних плавках вхожу в ванную комнату. Закрываю за собой дверь и не верю своим глазам.

Чайкина в моём душе… абсолютно голая.

Испытание не для слабонервного.

Я должен выйти, но вместо этого делаю шаг вперёд и открываю настежь кабинку…




Глава 12


Злата

Такой длиной ночи в моей жизни давно не было. Скорая приехала быстро. Температуру сбили моментально.

Ни ангины, ни гриппа у Алёнушки не обнаружили.

Почему она затемпературила? Не ясно.

Но к моей величайшей радости к утру она полностью поправилась.

Мне же спать не пришлось совсем. Я сидела около кровати девочки и молилась сразу всем богам.

Первому – за здоровье малышки, второму – богу ментов, чтобы майор приехал только вечером, когда его дочь полностью поправится, а все следы трудной ночи будут мною уничтожены.

Я очень боялась майора. Почему? Наверное потому что он обещал поехать со мной в Сочи, и раскрыть тайну произошедшего!

Первым делом я поменяла постельное белье, и поставила стирку на быстрый режим.

Взглянув на часы, поняла, что уже не успею принять душ дома. Почему бы не воспользоваться душем майора, пока его нет?

Кинув на спящую девочку быстрый взгляд, направилась в ванную.

Раскрутила вентили с горячей водой, и живительная обжигающая влага потекла по телу.

В тех местах, где вода касалась кожи, меня обжигало. И мне это нравилось.

Зажав мочалку с малиновым гелем в руке, я вела ею по плоскому животу, втирая субстанцию в кожу.

Когда мочалка коснулась налитой груди, я вздрогнула.

Внезапно вспомнила как на меня смотрел Удальцов в машине. Не как на человека, а как на женщину…

Женщину, которая ему нравится.

Не любила я подобных взглядов. Внезапно ледяной порыв ударил струёй в низ живота, горячий взгляд облизал мою грудь.

Я открыла глаза и замерла.

Дверца душевой кабинки была открыта настежь. В шаге от меня замер полуголый Демид.

Хорошо хоть в плавках.

Правда эта маленькая деталь гардероба не скрывала, а наоборот подчеркивала намерения хозяина. Он был возбужден.

Вместо того, чтобы кричать, просить его удалиться вон, я лишь прикрылась мочалкой, и рукой закрыла грудь.

Горячая вода стекала по волосам и по лицу, мешая мне смотреть на захватчика.

Но я увидела больше, чем должна была. Высокая статная фигура с крепким прессом, накаченными в меру руками и упругими бедрами. Грудь тяжело вздымалась в такт отрывистому дыханию мужчины.

Голубые глаза смотрят пронзительно, гипнотизируют, не дают времени на обдумывание плачевной ситуации.

Не понимая, что творю, кусаю губы.

Демид воспринимает это как знак, делает ещё один шаг вперед, и вторгается в кабинку.

Наша кожа касается в нескольких точках, и мурашки табуном бросаются врассыпную по телу – по груди, шее, низу живота, по бедрам.

– Меня ждала? – хрипло интересуется Демид.

Убирает мою руку с груди. – Очень красивая, – цыкает, показывая мне кончик розового языка.

Открываю рот, чтобы объявить ему, что он циничный нахал, и это хэрасмент, так как я сейчас при исполнении служебных обязанностей, и тут же получаю глубокий горячий поцелуй с языком.

Я задыхаюсь от желания. Ненавижу себя за это.

Кроме мужа у меня не было мужчин. И ближайшие годы я не собиралась изменять… ему и памяти о нём.

Но сейчас я не владею телом и мозгом, не могу дышать, но не вырываюсь.

Мне нравится быть заложницей неги.

Крепкие руки обнимают за талию, и моя грудь тут же прижимается к широкой мужской груди.

Мои пальцы путаются в намокших вьющихся волосах Демида.

Боже как стыдно! Я его хочу!

Внезапно вспоминаю, что не убрала таблетки с тумбы Алёны.

Дёргаю Демида за длинную прядь волос.

– Пусти! Я не твоя ночная няня. Мы так не договаривались!

Он смотрит на меня яростно. Возбуждён настолько, что уже не соображает.

Цедит мне в губы:

– Больше не провоцируй меня. Могу не сдержаться.

Загорелая рука открывает кабинку:

– Иди отсюда.

Вылезаю из кабинки, и боюсь повернуться к мужчине спиной. По – прежнему прикрываюсь мочалкой и рукой. Двигаюсь к стене с полотенцем.

Демид неотрывно смотрим мне в глаза… а затем демонстративно снимает плавки, и, ухмыляясь, бросает мне под ноги.

– А-а! – неожиданно для себя вскрикиваю, будто мне змею под ноги бросили. Хватаю с вешалки халат, и голая выбегаю из ванной.

В холле сталкиваюсь нос к носу с Татьяной Ивановной. Краснею до самой макушки.

– Это не то, что Вы подумали!

– Ничего я не думаю. Ты мне лучше объясни, что это такое, – тычет мне в нос пачкой от жаропонижающего.

– Я всё объясню. Только не выдавайте меня. Пожалуйста!

В комнате Алёнушки раздаются торопливые шажочки.

– Одевайся скорее! Солнце наше встало.

Не дожидаясь выхода майора из душа, выбегаю из квартиры.

Через пять минут уже захожу домой. Переодеваюсь, и еду в больницу, где прохожу интернатуру. Недавно сдала успешно государственные экзамены. После двенадцати месяцев интернатуры стану специалистом – пластическим хирургом. Обожаю свою работу…

Только вот с местом прохождения интернатуры не повезло!




Глава 13


Злата

Я решила стать врачом в пятнадцать. Специализация не имела для меня никакого значения. Готова была лечить зубы, делать операции, назначать пилюли, учить нерациональных людей рациональному питанию. Меня бы устроил любой расклад, нравилось помогать людям. Я хотела быть нужной и полезной. Только так я не ощущала одиночества и грусти.

Закончив медицинское училище с красным дипломом, поступила в медицинский университет.

Пять лет отучилась на факультете Лечебное дело, по специализации хирургия. Впереди маячил год интернатуры в больнице и ещё два года ординатуры по специальности – пластический хирург.

Сейчас мне двадцать пять. Впереди три трудных года, и наконец-то я стану самостоятельной и независимой в профессии.

Перепрыгиваю через широкую лужу, убеждаю себя в том, что тридцать пять месяцев, это недолгий срок, когда накануне стоит мечта. Смысл всей моей жизни.

Я уже решила для себя, что кроме работы, мне в жизни ничего не нужно. Всё хорошее осталось в прошлом.

Иногда мне говорят: «Милая, ты ещё такая молодая. Не переживай, не отчаивайся. Выйдешь замуж, родишь ребёнка, какие твои годы».

А я в этот момент думаю: «Ни за что! Я не предам память мужа и Наташи».

А вот сегодня что-то пошло не так. В моей стройной системе сломался мелкий механизм, вывалилась пружинка, скрепляющая установку.

Когда ночью Алёнка назвала меня мамой, впервые за последние месяцы мне захотелось стать настоящей мамой.

Разве это справедливо? Есть женщина, готовая по моральным качествам быть матерью. Но у неё нет дочери.

И есть дочь, готовая любить реальную маму. Но у неё нет этой возможности, потому что мама укатила в другую страну. Предпочла единственной дочери – любимого мужчину.

Я не пожелала себе нового ребёнка, а захотела этого – готового и никому не нужного.

Самое страшное произошло позже в душе.

До сих пор не могу поверить, что там была я. Вместо того, чтобы ударить, закричать, я растеклась лужицей перед хамоватым майором.

Надо же решил, что утехи в душе прилагаются к услугам няни!

Или он считает, что из-за нашего дела, я пойду на всё?

– Упырь! – взвизгнула я вслух, отскакивая от вертушки, которая чуть не шлёпнула меня по бедру.

– Вот как? – грозный рык за спиной. Поворачиваю голову – Игорь – главврач больницы.

Моя головная боль…

– Я не Вам, – лепечу, злясь на себя. Не хотела с самого утра нарываться на него. В принципе стараюсь избегать этого мужчину со звериным оскалом, чтобы не портить день ни ему, ни себе.

Идём вдвоём к лифту, коллеги обтекают нас, обходят, стараются не попасть на глаза главному. Зря они переживают, он не сводит глаз с меня.

Мне не по себе всегда, когда он смотрит, а сегодня почему-то особенно. Он будто намекает мне, что сегодня я – другая, не такая как всегда, а ещё лучше. (Я сама это чувствую, но не хочу верить в метаморфозу).

Ёжусь. Готова обнять себя руками, чтобы закрыть открытые плечи. Но понимаю, что это будет смотреться глупо и по-детски. Взрослые женщины себя так не ведут.

Зелёный блеск извещает меня о том, что я снова заложница бурных мужских фантазий.

Родиться сексуальной и красивой. Повезло, так повезло. Другая на моём месте была бы счастлива, что мужчины с неё глаз не спускают.

А я жутко переживала и комплексовала.

Конечно, если бы моё сердце было свободно, то возможно я бы ответила взаимностью тридцатипятилетнему обворожительному и супер нахальному главврачу Игорю Геннадьевичу.

Он в разводе, внешне вполне себе ничего. Высокий, поджарый, занимается борьбой. У него короткий ёжик светло-русых волос, прямой нос с горбинкой, красивые губы, и тёмно-зелёные глаза, полные любви и вожделения. И руки у него большие и сильные, как у классного хирурга.

Но мне на него фиолетово! По-другому быть не может в моей ситуации.

Зато всем незамужним женщинам сносит крышу сразу, едва Игорь входит в помещение. Они перестают соображать от слова совсем, и летят не него как мотыльки на огонёк.

Он лишь морщит нос, и бросает на них взгляд сверху – вниз, извещающий всех «меня никто не достоин». Ну, кроме неё, добавочный заискивающий взгляд ловит моё лицо, кружит по груди и останавливается на голых коленках.

Ничего! С сегодняшнего дня меня переведут ассистировать хирургу Аксёнову, а это значит, что моё рабство закончилось, больше не буду замещать уволенную медсестру из перевязочной.

Сегодня надену новые синие брючки, и свободный синий верх. Так что никто больше не сможет меня разглядывать.

– Чайкина, желаю тебе удачно ассистировать на первой твоей операции, – улыбнулся главный, не обращая внимания на коллег.

Зато они вперили в меня удивлённые взгляды. Не каждый день Игорь Геннадьевич удостаивает интерна напутствием.

– Спасибо, – выдохнула я, и быстрым шагом направилась к отделению.

Никто больше не будет меня раздевать взглядами! Прежде всего, я – хирург, человек, а не женщина!

В памяти вновь всплывает лицо майора…и его плавки, летящие к моим трясущимся ногам.

Кажется, майор увидел в душе красивую женщину, но никак не человека!

Странные мужчины! Я должна доказать одному, что я врач, хирург, второму – что няня. Надо делом доказать, отбить у них охоту бросать прыткие взгляды.

Ловлю себя на том, что не знаю, как смотреть ему сегодня вечером в глаза. Тут же вспомнила про историю с Алёнкой.

Ещё и обманула, не рассказала о происшествии.

Надо после операции позвонить Татьяне Ивановне, узнать, как они сходили к педиатру.

Тяжело вздыхаю, вхожу в ординаторскую. Обвожу взглядом мужчин – коллег, и говорю себе:

– Я хирург.

Аксёнов поворачивает ко мне голову, карие глаза щурятся, изучая меня. Мужчина встряхивает шоколадной чёлкой, хлопает длинными ресницами.

– Сегодня и посмотрим, кто ты! А сейчас ты больше похожа на принцессу из диснеевского мультика.

Старшие коллеги улыбаются. И мне снова становится не по себе.

Бросаю быстрый взгляд в зеркало и ужасаюсь. На мне яркий открытый сарафан, оголяющий колени, плечи, низкое декольте, подчёркивает красивую грудь. Волосы карамельными кудряшками падают на изящные плечи.

На ногах яркие балетки.

Чего это я так вырядилась?

Дальше хуже – губы расплылись в улыбке…

Блин! Как нехорошо вышло. Игорь же не подумал, что я ради него…




Глава 14


Демид

Выкручиваю вентиль с холодной водой до упора. Лёд обжигает. Холод касается каждой клеточки моей кожи. Покрываюсь гусиными пупырышками. Дрожу.

Голова начинает остывать, тело, собранное в одну огромную пружину, постепенно расслабляется.

Что это было?

Вместо того, чтобы выйти из ванной, как порядочный человек, я наоборот сделал шаг к ней.

Перед глазами по-прежнему стоит хрупкая фарфоровая фигурка Златы, и тёмные мокрые волосы, волнами падают на молочное лицо. Огромные карие глаза с чёрными чаинками блестят и в них будто черти пляшут, а пухлые губы сложились в призывный влажный бантик.

Ладно, я потерял голову от увиденного. А что случилось с ней? Почему она растерялась.

Она такая вся мягкая, нежная, пластилиновая. Будто вовсе не колючка, а сладкая девочка, ждущая в душе своего мужчину.

Не надо было ей себя так вести! Я неправильно истолковал её растерянность. Какого ляда она полезла в мой душ? Надо будет объяснить ей, что нельзя трогать мои вещи своими загребущими ручками.

Думает, я впустил её в свой дом, значит, впущу и в сердце? Вот значит, чего она задумала!

Вмиг всё встало на свои места. Мне-то не знать, как ведут себя девчонки, жаждущие заполучить мужика в мужья.

Злость на новую няню нарастала. Надо быть аккуратнее с этой Кудряшкой, а то хлопает пушистыми ресничками, бросает умильные взгляды, пахнет как Богиня, а в это время обманывает тебя Демидушку-дурачка.

– Золотая ты наша! Ну, погоди!

Заворачиваюсь в махровый халат, иду на кухню.

– Где Золотце наше? Уже дёру дала? – жутко злюсь на себя и на неё. Нам бы поговорить сейчас, обсудить голую ситуацию.

– Златушка на работу опаздывала. Улетела.

– Вижу, что улетела, Ведьма!

– Что-то произошло? – дневная няня делает вид, что не понимает ситуацию.

В кухню вбегает Алёнка в майке и в шортиках.

– Папочка, – тянет ко мне ручки. – А где мамочка?

–Э-э, – в недоумении смотрю на няню, прошу помощи.

Татьяна гладит Алёну по головке, шепчет:

– Ромашка, мама в командировке. Приедет на Новый год.

– Да нет! – Алёна бьёт няню по руке. – Вторая мама. Понарошку.

Только сейчас понимаю, какая перемена случилась с дочерью. Её длинная чёлка заколота огромной невидимкой. Моему недоумению нет предела – невидимка сделана из чистого белого золота, и на ней красуется приличный бриллиант.

Это шутка такая? Она прививает моей дочери правильный вкус? Как я обеспечу подобные запросы в будущем. Ведь понятно, девочка растёт, хочет быть красивой.

Придётся искать ей богатого жениха… – тяжело вздыхаю. – Птьфу на Злату.

– Золотце – моя мама понарошку. Мы играем, – объясняет мне дочь. А я стою в шоке, и не знаю радоваться мне или плакать.

Сам бы сыграл с этой Златой в какую-нибудь игру.

Ну, Злата! Всю мою жизнь перевернула вверх тормашками. Безумно хочу открутить события последних дней, и вернуться к прежней жизни.

Смотрю в чистые небесные счастливые глаза дочери, и понимаю, что это уже невозможно. Она искала себе маму, она её нашла.

Нервно сжимаю в руках стакан с горячим кофе, смотрю, как дочь уплетает за две щеки сосисочных крабиков с яишенкой.

Вредно есть по утрам сосиски. Но, уже ничего не исправить.

Всё изменилось!

Если бы я мог что-то изменить! Но ситуация неразрешимая. Света с мужем и сыном живут в Америке. Мои родители там же.

Мы с дочерью – россияне, не готовые покинуть Родину.

Нас разделяют километры, и никто, ни Света, ни я не готовы идти на уступки. Бывшая умоляет отдать ей дочь.

Я не против. Если она переедет в соседний дом, тогда отдам. Чтобы у меня была возможность каждый божий день видеть свою любимицу.

Память снова откатывает прошлое на три года назад.

***

Прихожу с работы под утро. Скидываю ботинки, куртку, умываю руки, навостряюсь в спальню к Алёнушке.

Не успеваю дойти до детской. Тёмный силуэт Светы отделяется от стены.

– Стоять, – её ледяная рука ложится мне на грудь. Холод проникает под рубашку.

– Снова будем ругаться? – шепчу я, – пусти к дочери.

– Не пущу! Она и моя дочь. Такой отец ей не нужен!

– Какой? – рычу приглушённо. – Любящий, работающий двадцать четыре на семь?

– Давай сядем и поговорим.

Иду послушным телком в спальню. Жена встаёт у окна, пытаюсь её обнять, но она уворачивается.

– На надо. Сядь.

– Ладно, – мне не нравится её командный тон, но я терплю.

– Меня достала твоя работа, – шипит жена, пытаясь не переходить на крик. – Ни денег, ни тебя.

– Ты снова начинаешь?! – гневно хриплю я. – Ты же всё знала, когда выходила замуж.

– Нет! Не знала! Я-то думала, что ты женишься на мне ради карьеры. Хочешь, чтобы мой папа протолкнул тебя повыше. А ты?

– Что я? Мне нравится служить Родине. Выполнять долг.

– Хватит! – заверещала Света, – давай поговорим нормально, без высокопарных слов о родине, долге. – В конце концов, ты должен мне и дочери, а не гипотетическим чужим людям!

Медленно поднимаюсь, подхожу к женщине, которую ещё вчера любил и боготворил. Сегодня впервые понял, что передо мной другой человек.

Беру её за волосы на затылке, накручиваю себе на руку мягкую прядь. Оттягиваю голову назад, любуюсь красивым перекошенным лицо. Наклоняюсь, впиваюсь в её жаркий рот грубым поцелуем. Раньше ей это нравилось.

Отстраняюсь и с интересом смотрю, как она вытирает рот рукой.

– Противно?

– Да. Мерзко!

– Как давно ты мне изменяешь? – спрашиваю и падаю на кровать. Лежу, смотрю на женщину, которая ещё сегодня утром казалась мне символом женственности и красоты.

Теперь всё это испарилось куда-то.

Сердце разбилось пополам, и я больше ничего не чувствую к ней. Кроме презрения.

Тупит красивые серые глаза, молчит.

– Говори, – мягко прошу я. – А то ещё раз поцелую.

– Мы с тобой разводимся, – смотрит в упор на меня.

Громко смеюсь.

– Ты сошёл с ума? Слышал меня? Мы разводимся.

– Нет вопросов. Но свою дочь я тебе не отдам. Она не будет называть чужого мужика папой, – шиплю яростно.

– Ты не посмеешь…

– Попробуй.

Дочка, разбуженная нашими криками, плачет в детской.

Жена делает шаг к двери, но не успевает. Я её опережаю.

– Не надо. Я сам!

– Тебе надо выспаться, – пищит изменщица.

– Это больше не твоя забота. Кстати, какой он твой любовник? – смеюсь ей в глаза. – Красивый, богатый, и не мент? Верно?

Смотрит на меня с ненавистью. Выплёвывает слова, как будто хочет убить меня:

– Хоккеист!

– О-о! – выхожу за дверь, оставляя жену один на один со своими мыслями.

Зря она так со мной.




***


Два года назад

Демид

– Света, ты предлагаешь мне встретиться с твоим любовником? Совсем охамела?

– Дёмочка, пожалуйста, просто выслушай, – красивая бестия вытирает платком слёзы с напудренной щеки.

Трындец! Даже в патовой для неё ситуации думает о красоте. Впрочем, когда-то я её полюбил именно за это! Гордился, что рядом со мной самая офигительная девушка в мире.

Ничего не мог поделать с собой. Для меня всегда внешняя красота женщины, грация, гармония с интеллектом были важны.

– Во-первых, не называй меня Дёмочкой. Во-вторых, я сказал последнее слово.

– Ты мне мстишь? – плачет бывшая жена, и делает это нарочито громко. Посетители кафе уже оборачиваются на нас.

– О чём ты? Мы говорим о моей дочери.

Светка вскидывает на меня заплаканные серые глаза и шепчет:

– А что если Алёна не твоя дочь? Тогда ты её отпустишь?

Замираю на мгновение. Сердце неприятно колет в груди. Кровь от мозга приливает к кулакам. Медленно цежу:

– Тогда я тебя убью, а Алёну всё равно оставлю себе.

– Зачем тебе чужой ребёнок? Нагулянный? Она ведь только внешне похожа на тебя.

Света долго роется в сумочке, затем достаёт из неё конверт.

– Что это?

– Результат экспертизы ДНК на отцовство.

Беру конверт в руки, долго кручу его. Спокойно вздыхаю, разрывая бумагу на мелкие кусочки. Бросаю Светке в лицо.

– Я подам в суд на лишение тебя отцовских прав, – шепчет блондинистая тварь и отпивает воды из бокала.

Смотрю на чужого мне человека и не понимаю одного, как я мог любить, боготворить эту дрянь.

Клянусь себе, что больше никогда не позволю влюбиться в красивую женщину. От них одни беды. Самовлюблённые эгоистки! Королевы – самозванки, мечтающие о том, чтобы мужики валялись у них в ногах.

– Наклонись, – требую у Светы. Она послушно выполняет мою команду.

Шепчу ей в ухо:

– Если сделаешь это – подашь в суд, и попытаешься отобрать у меня дочь, я подложу наркоту твоему Волкову. Он же у тебя контракт с НХЛ подписал? Думаю, новым хозяевам не понравится этот факт в его биографии. Или у него в крови найдут запрещённый допинг. Как тебе?

– Ты не посмеешь! – шипит красивыми губами мне в лицо.

– Тогда давай так. Ты уезжаешь в свою Америку, дочь переезжает ко мне. И точка.

– Я не смогу уехать без своего Зайчика! Ты рвёшь мне сердце.

Протягиваю руку, касаюсь шелковой кожи лица молодой женщины.

Она вздрагивает, будто ей неприятно. Омерзительно.

– Раньше надо было думать, когда прыгала в койку к этому рыжему Волку.

Плачет, молчит. Смахиваю пальцем слезинки с идеального лица.

На этот раз не дёргается, сидит как статуя.

– Мы договорились?

– Как часто я могу приезжать? – выдавливает из себя.

– Не надо тревожить ребёнка. Она привыкнет жить без тебя. Как можно реже!

Экс-жена снова не сдерживается, рыдает громко на всё заведение.

– Ты найдёшь ей новую маму?

– Возможно! – шиплю в ответ. Но сам про себя думаю, что точно нет. Найму няней нормальную женщину, которой можно доверить самое ценное.

– Демид, Алёнушка – не игрушка. Она живой маленький человек. Ей надо, чтобы мама всегда была рядом.

– Такая как ты? Гулящая? – выплёвываю зло.

– Для ребёнка это не важно! – цедит Светка.

Зря она задела эту тему. Я резко поднимаюсь из кресла. С меня хватит! Слушать этот бред не намерен.

– Разговор закончен. Давай по-хорошему. Мы сейчас едем, ты собираешь дочь. И всё!

***

Так и поступили. Я перевёз трёхлетнюю Алёнушку к себе со всеми игрушками, вещами. Света Волкова уехала с новым мужем в США.

Я получал от неё посылки, но не передавал их дочери, прятал в гараже. Не вскрывая. Алёнке говорил, что мама в командировке. А когда дочка совсем раскисла, давал ей общаться с матерью по вайберу.

Но год назад Алёна подхватила воспаление лёгких, месяц лежала в больнице с сестрой Светы – Мией. Тогда я сильно понервничал, не спал ночами, в конце концов, сломался, набрал бывшую.

– Пожалуйста, вернись. Я всё прощу. Алёнке нужна ты!

– Демид, я беременна от Волкова. Мы ждём мальчика. Смирись.

– Ладно!

Я смирился. Под руководством няни начал подбирать Алёнке маму.

Девушки-соискательницы на вакансию мамы, которые нравились мне, выбешивали моего чертёнка. Она тут же устраивала им проверку, и изгоняла из своей маленькой Преисподней.

В результате всё закончилось двумя короткими романами. И я осознал, что маму нам не найти! Дерзкий характер дочери не выдерживала ни одна женщина.

А ломать своего бесёнка я запрещал!

Моя дочь. Поэтому воспитывать её можно только мне. И Татьяне. И Мие…

Мия – дерзкая блондинистая бестия. Родная младшая сестрёнка Светы. Сейчас ей двадцать три. Она не замужем. И очень часто приходит в наш дом. Скучает по племяшке и по её отцу…

Даже не знаю по кому больше!

Воспоминание о Мие вызвало во мне непонятный приступ. Она всегда нравилась мне внешне, но заводить шашни с тётей своей дочери я не решался.

Алёнка Мию любила как подругу не больше. Плюс она её очень ревновала ко мне.

Едва Мия появлялась в нашем доме, в аккурат, когда я приходил с работы, как она занимала всё пространство вокруг меня, не давая Алёне просочиться в замкнутое кольцо.

И вот теперь в воспитание моей дочери вклинивается новый человек. Чайкина.

Не понимаю себя. Во мне бурлит коктейль эмоций. С одной стороны, мне безумно нравится Злата внешне, но меня напрягает тот факт, что едва она появилась в моей жизни, как внесла в неё полную сумятицу и неразбериху.

Не люблю, когда одной женщины слишком много в твоей жизни. Это слишком опасно!

Я пообещал ей раскрыть дело, только поэтому она подписалась на Алёнкину игру.

Что будет после? Дочь привяжется к ней.

А она фыркнет и уйдёт. Видно, что еле терпит меня с моими закидонами.

Выход один, выполнить работу быстро. И выкинуть Кудряшку из своего дома.

Решено, со следующей недели беру две недели отпуска. Уезжаю в Сочи.




Глава 15


Злата

Полостная операция на брюшной полости пациента закончилась два часа назад, а руки до сих пор трясутся. И эту дрожь не унять ничем. Успокоительное не помогает.

Не понимаю, что произошло со мной. Почему эта напасть снова свалилась на меня.

Два года назад, когда случился первый приступ, и руки впервые затряслись ни с того ни с сего, я подумала, что ничего страшного – само собой пройдёт.

Но не прошло. Проснувшись на следующее утро, обнаружила, что организм отказывается работать, не подчиняться мне. Только тогда я согласилась на интенсивный курс лечения, предложенный родственниками мужа. До этого упиралась ногами и руками, не хотела терять драгоценное время, которое можно было потратить на поиски любимых.

После лечения нервной системы, реабилитации в санатории всё восстановилось. И я была уверена, что победила недуг.

А сейчас опять вернулось! Если так продолжится, то не быть мне хирургом. Я профессионально не пригодна.

Меня с такой тряской Витта не возьмут даже в терапевты. Кому нужен врач, пугающий пациентов?

Ответ очевиден. Никому!

В ординаторскую заходит Аксёнов. Бросает на меня суровый взгляд.

– Выйдем.

Послушно следую за ним в курилку. Мужчина с широкой мускулатурой и аккуратной рыжей бородкой смотрит мимо меня, прикуривает. Выдыхает кольца мне в лицо, молчит.

Я пытаюсь сохранить спокойствие, но не получается. Руки дрожат ещё сильнее. Прячу их за спину.

Виктор Викторович хмурится, и рыжие брови заползают на переносицу.

Кусаю губы, нетерпеливо жду вердикт.

– Давно у тебя трясутся руки? – хирург смотрит на меня в упор.

– После смерти мужа и дочери, – признаюсь честно. Не хочу юлить. – Но Виктор, честное слово, два года этого не было. Почему случилось сейчас, не знаю!

– Понятно… проблемы с сосудами есть? – гремит на всю курилку.

Оборачиваюсь, вздыхаю с облегчением, обнаружив, что никто не греет уши. Мы абсолютно одни.

– Нет у меня проблем. Я здорова, – защищаюсь. Бросаю на мужчину молящие взгляды.

Но, кажется, он не умолим.

– Я не хочу, чтобы ты работала под моим руководством… – выносит мне вердикт.

Ком застревает в горле. Неужели Аксёнов хочет отказаться от меня.

– Но у тебя слишком высокий покровитель, – врач бросает хищный взгляд на окно главного. – Он не даст мне скинуть тебя как балласт.

Округляю в ужасе глаза, о каком покровителе сейчас идёт речь?

Виктор не обращает внимания на мои знаки, продолжает:

– Поэтому сделаем так, возьмёшь больничный у невропатолога, отдохнёшь пару-тройку недель. Лучше на море, в родных пенатах. Пойдёт на пользу. А после возвращаешься… в перевязочную.

Слёзы заполняют глаза. Моя мечта рушится на глазах. Я не стану хирургом , потому что нервы расшатаны, а руки не слушаются.

Виктор тушит сигарету о мусорное ведро, закусывает верхнюю губу.

Гулко стучит в ушах. Кровь несётся по артериям. И сердце колотится как сумасшедшее. До меня доходит главное, что я получила официальное разрешение на поездку в Сочи.

– Ты пока отдыхай. А мы решим, куда тебя определить. Может, посадим на консультации с опытными ребятами.

– Спасибо, – бормочу, пряча слёзы за улыбкой. То есть я снова стану чьей-то подсобной удобной сестричкой.

– Так чтобы и ты, и мои пациенты были в безопасности, – добивает меня Виктор. – Слушай, Чайкина, а давай я тебя отправлю к своему другу в городскую поликлинику в хирургический кабинет. Отсидишься на перевязках годик.

Я отчаянно мотаю головой.

Возвращаюсь в кабинет, собираю вещи.

– Ты куда, Чайкина? – бросает на ходу Аня, старшая медсестра.

– Приболела!

– Не заражай моих больных! Брысь отсюда домой, – Аня указывает на дверь.

Выбегаю из отделения. Готова разрыдаться. Но тут же вспоминаю про Сочи, и сердечко ускоряет обороты.

Неужели я скоро увижу Наташеньку? Мы её обязательно найдём!

Выхожу на улицу. Июльское солнышко припекает. Бросаю взгляд на часы. 17.20. Нужно сразу ехать к Удальцову, чтобы не опоздать.

Где-то рядом сигналит автомобиль, и я на автомате поднимаю глаза.




***


Полицейская тойота Удальцова. Что за странности?

Подхожу, сажусь на пассажирское сидение.

– Вы за мной?

– Вот мимо ехал, решил забрать, – мямлит первое, что приходит ему на ум.

Смотрю на него и замираю.

Он выглядит сегодня как-то по-другому. Может потому, что одет по гражданке – джинсы обтягивают крепкие ноги с мощными бёдрами, светлая футболка облепляет кубики пресса и рельефную грудь. На ногах белые модные кроссовки.

На загорелом лице улыбаются огромные глаза, цвета чистого неба.

Хорош, чертяга!

Если бы я не знала, какой он на самом деле, то поверила бы в картинку.

А так мне намного легче сопротивляться.

– Мне удалось сегодня закончить дела пораньше. Вот я решил, почему бы нам троим не погулять в парке? А? Покатаемся на лодке, поедим мороженое, покрутимся на каруселях?

Пытаюсь совладать с собой. Не думала, что когда-нибудь ещё буду кататься на каруселях.

Открываю рот, чтобы отказаться. Демид опережает меня:

– Мне подписали отпуск. Вылетаю в Сочи в пятницу вечером.

Вздрагиваю. Выпускаю сумку из рук. Вцепляюсь когтями в бедро мужчины.

– Ничего себе, – смотрит, куда я положила руку. – Однако ты прыткая. Мне нравится, – улыбается довольно.

– Что значит «вылетаю»? А я?

– Злата, ты не можешь меня сопровождать. Кто-то должен сидеть с Алёной.

– Мы найдём кого-нибудь. Ты рассказывал, что у неё есть родная тётя! – дымлюсь от злости.

– Во-первых, эта тётя – дурная молодая вертихвостка! Во-вторых, если мои догадки верны, то тебе опасно возвращаться в Сочи!

– Плевать, – вцепляюсь в татуировку Демида на руке.

– Ты решила нас угробить?

Он резко останавливает машину у обочины. Снимает с себя обе мои руки, но не отдаёт их мне. Разворачивает ладошки к себе, подносит к губам. Целует каждую.

Наклоняется ко мне, тянет меня за шею. Пытаясь достичь губ.

– Что ты делаешь?

– Один поцелуй, и я обещаю подумать?

– Я не буду твоей дорожной любовницей, – шепчу, тяжёло дыша.

Горячие руки тянут меня к себе.

– Один поцелуй..

Тянусь губами и обжигаюсь об горячие влажные губы.




Глава 16


Злата

Опускаю глаза, и всю оставшуюся дорогу до дома Удальцова еду молча.

Злюсь на себя. Снова это сделала! Не дала отпора наглецу, когда он меня поцеловал. Может быть, я сама провоцирую его на близость. Привлекаю мужчину неподобающим скользким поведением?

Прикинулась лапушкой, молчу, не сопротивляюсь. Нечестно это? Надо рвать, кричать, биться за свою честь. Так что ли?

Вот и главный врач решил, что я легкодоступная. Как Аксёнов сказал: – я бы тебя выпер, но у тебя слишком сильный покровитель.

Противно. Веду плечами.

Демид косится, но ничего не говорит. Делает вид, что между нами ничего не произошло.

Подъезжаем к подъезду. Пока майор паркуется, выхожу из машины, выглядываю у каруселей белокурую головку, джинсовую юбку. Заметив, застываю около детской площадки.

Алёнка сидит на качелях, болтает ножками, общается с «коллегами по песочнице».

Неожиданно спрыгивает.

И кровь стынет в жилах. Кажется, что металлическая сидушка сейчас шибанёт её по заднице.

– Ах! – подпрыгиваю на месте.

Металл проходит в сантиметре от мягкого места малышки. И мой взгляд перемещается на толпу маленьких девчонок с хвостиками- антеннами, хвостиками-локаторами и другими приспособлениями, сооружёнными из рыжих, тёмных, светлых волос, видимо для связи с космосом.

Моя подопечная горячо спорит, машет пухлыми ручками, делит какое-то имущество. Перевожу взгляд на тётю Таню – сидит мирно на скамейке, играет в телефоне. Меня безумно поразил тот факт, почему она не следит за девочкой каждую секунду?

Надо будет ей сказать…

– Алёнушка, – зову девочку. – Иди сюда!

– Мамочка! – громко отзывается малышка, смотрит в мою сторону, бежит к машине.

Болтающиеся недалеко взрослые мамашки, следящие издали за спиногрызами, собранные в неугомонные стайки, перестают клевать косточки невидимым врагам, и тут же переключают своё внимание на меня, майора и Алёнку.

Ладно бы они! Те, что сидят на лавочках, приклеенные одной рукой к мобильному, второй – к коляске, также теряют интерес к электронному миру. И устремляют своё внимание на меня.

Повисает гремящая тишина.

Я в растерянности, не ожидала вот так в одну секунду стать эпицентром дворовых новостей.

Встряхиваюсь. Не смотрю по сторонам, протягиваю руки для объятий своей девочке.

Но она проносится вихрем мимо меня и обнимает папу.

Острое чувство ревности пронзает моё сердце. Ругаю себя: – Злата, это не твой ребёнок. Не смей привязываться к девчонке!

– Злата, возьми пакет, – майор протягивает мне пакет с продуктами. Сам берёт за руку дочь.

Послушно беру тяжёлый объёмный пакет. Идём к подъезду.

Оборачиваюсь, смотрю назад, тётя Таня как играла, так и осталась играть в телефоне на детской площадке. Мило. А главное, очень надёжно. Думаю, может позвать? Решаю, что не стоит. Пусть осознает, что была не права!

Заходим в квартиру, и ароматы обалденного ужина тут же берут наше обоняние в плен. Злость на дневную няню тут же улетучивается. Она заботливо приготовила нам ужин.

– Поужинаем, потом в парк, – уточняет Демид, бросая косой взгляд на меня.

– Не поздно? Разве Алёнушке не нужно вовремя лечь спать?

– Нормально. Мы же не расскажем Тане, что нарушили регламент. Верно?

Две пары голубых глаз смотрят на меня выжидательно.

– Хорошо, – нехотя соглашаюсь.

Едва садимся за стол, как в дверь звонят. Вздрагиваю.




***


– Сам открою, – Демид поднимается, идёт к дверям. Слышу молодой женский голос в холле.

– Иди сюда милая, – подзываю малышку к себе. – Давай, я тебе хвостик на макушке сооружу. Это очень модно. – На ходу сметаю порыв блондинки перечить мне. Подмечаю, что она сегодня какая-то хмурая. – Ты не устала? – на всякий случай проверяю лоб.

Холодный.

Да и педиатр сказал няне, что беспокоиться не о чем, девочка здорова.

– Грустиночка моя, улыбнись, – прошу я. И тут слышу за спиной громкий звонкий голос:

– Ромашка, смотри, что принесла тебе тётя Мия!

Поворачиваюсь назад и столбенею. Передо мной настоящая модель из глянца.

Высокая, метр семьдесят восемь, не меньше. С тонкой голой талией, пышной грудью, облепленной малюсеньким топиком, и аккуратными бёдрами, обтянутыми короткими джинсовыми шортами. На бархатной загорелой коже бедра красуется татуировка дракона.

Платиновые пряди волос падают красотке почти на поясницу.

На меня недружелюбно смотрят огромные серые пронзительные глаза.

В руках у сногсшибательной бестии огромный букет крупных ромашек. Жёлтые глазки, которых смотрят только на Алёнку.

И пахнет от заразы умопомрачительно.

Кроха спрыгивает со стула, и бежит обнимать букет.

Бросаю злой взгляд на непрошенную гостью. Пришла, вторглась в чужую жизнь. Никто её не звал.

Малышка целует тётю в щёку, и бежит с букетом к себе в комнату.

– Алёна, – кричу ей в след, – сначала кушать!

Блондинка падает на ближайший стул, бросает мне неприветливо:

– Да, ладно. Чо ты. Пусть племяшка поиграется.

– Во-первых, не тыкайте мне. Во-вторых, не чокайте. В-третьих, девочке нужен строгий режим. В-четвёртых, не надо ей играть в эту дурную игру «Любит, не любит». Зачем Вы травите ребёнка?

Меня несёт. Не могу остановиться. Почему эта крашенная особа так много себе позволяет. Даже не понимаю, что меня так сильно взбесило.

То, что она бросает на майора неоднозначные взгляды?

Или то, что неправильно воспитывает ребёнка?

Может, это тупая ревность?

Нет! Мотаю головой, сбрасывая с себя наваждение.

– Какого ляда, эта, – Мия тычет в меня пальцем, – здесь себе позволяет?!

Поднимаю глаза на Демида. Такого взгляда от него я ещё не ловила. В нём коктейль эмоций – от злости до недоумения.

Модель человека продолжает давить на майора:

– Кто она?

Демид встряхивается, отводит от меня взгляд.

– Злата Чайкина. Вторая няня моей дочери.

– Почему она разговаривает так, будто право имеет командовать тобой и Алёной? – настаивает на честном ответе Мия. – Кто она тебе?

В комнате висит напряжение.

Демид, щурится, смотрит мне в глаза, будто ищет ответ.

– Никто! Просто няня.

Мужчина поднимается со стула, бросает на меня тяжёлый взгляд.

– Запомните обе, Алёна только моя дочь! Никто её у меня не отнимет. Я в душ. Когда вернусь, чтобы Вы обе уже подружились…




Глава 17


Демид

Мне совсем хреново! Не ожидал, что сегодняшний вечер закончится настолько печально.

Настроение было на взлёте, когда удалось сбежать с работы пораньше. Думал, возьму девчонок, погуляем в парке, покатаемся на каруселях, повеселимся.

А получилось вон как! Накладка вышла в лице Мии. Не стоило её приглашать в дом. Кто же знал, что такой грандиозный скандал получится?

Сам мог заехать к родственнице, но не решился.

Неожиданно вспоминаю, почему. Мия жила одна в четырёхкомнатной квартире на Старом Арбате. Окна её дорогой квартиры выглядывают на уютную кафешку, где собираются стайками иностранцы.

Я боялся оставаться с девушкой наедине. Она всегда ставит меня в неловкие ситуации. То дарит дорогие подарки, то приглашает на чай с коньяком, то пытается раздеть, предварительно облив горячим кофе. Под предлогом, давай постираю, высохнет быстро.

Нехорошо это всё. Во-первых, она – родная сестрёнка бывшей жены. Во-вторых, боюсь её расстроить, отвергнув. А связываться со второй Ардовой я точно не хочу.

Смотрю на себя в зеркало в ванной, и сильно удивляюсь.

Осознаю, что больше всего меня взбесила Чайкина. Какого хрена она полезла в воспитание моей дочери? Кем себя возомнила? Правильно сделал, что поставил на место.

Приняв душ на скорую руку, выхожу из ванной, злой как чёрт.

Мия уже испарилась. Понимаю это по ускользающему шлейфу приторных духов.

Переодеваюсь у себя в спальной. Надеваю белую футболку и светло-синие джинсы. Иду в комнату к дочери.

Алёнка лежит на кровати, отвернулась к стенке.

Злата ползает на четвереньках по полу, собирает белые лепестки.

Обхожу няню, стараясь не задеть её выпуклые части, присаживаюсь к дочери на кровать. Трогаю осторожно за плечо.

– Стебелёк, что случилось? – бросаю гневный взгляд на Злату. Может, эта ведьма чего сказала.

Девушка упёрлась взглядом в пол, делает вид, что меня нет.

Игноришь, значит? Золотце ты наше. А может ты не той пробы, что прикидываешься?!

– Лепесточек мой, поехали в парк. Покатаемся на пони, на каруселях, на лодке. Поедим сладкой розовой ваты.

Хрупкая фигурка дочери зашевелилась, реагируя на ласковые прикосновения моей руки.

– Папочка, она меня не любит, – малышка повернула ко мне зарёванное лицо.

Похоже, ведьма-то была права, не надо больше позволять дочери играть в Ромашку.

Беру на руки своё чудо.

– Идём, умоемся.

Прохожу мимо няни, кидаю ей поручение:

– Достань из шкафа синие джинсы, белую футболку, белые кроссовки. Едем в парк.

Встала послушно, как марионетка, выполняющая команды, направилась к шкафу-купе.

Молчишь, значит? Обижаешься? А кто просил тебя лезть в мою маленькую семью? Ты всего лишь няня! Чужая нам. Не родная.

Через пять минут, моя умытая козочка скачет в комнату с криками:

– Лошадки! Лошадки!

Злата сидит на кухне, обняв себя за плечи. Смотрит мечтательно в одну точку на стекле.

– Поехали!

Идёт за нами послушно.

– Так и будешь молчать? – поворачиваюсь к молодой женщине, пытаюсь заглянуть ей в глаза.

Но она спряталась, закрылась.

– Ты в парк хочешь?

– Как скажете, – мямлит себе под нос.

Ненавижу когда бабы сами накосячат, а потом строят из себя обиженных леди. Ты самый чистый и прекрасный человек на свете ощущаешь себя полным *овном.

Ладно, чёрт с ней. Впрочем, он видимо сопровождает каждую из них по жизни.

Падаем в машину. Через пятнадцать минут уже выгружаемся у парка. Чудесный июльский вечер. Народу в парке тьма.

– Сначала покатаемся на пони или на лошадке? – уточняю у дочери.

Кудряшка плетётся за нами, раздражает меня до жути. Будто я её насильно сюда привёл.

– Лошадки, – пищит Алёнка, и хватает Злату за руку. Тащит её к карусели.

Едва ярко-красная карусель появилась из-за пышных зелёных кустов, как девушка вздрогнула и стопорнулась.

– Я не пойду!

– Как это не пойдёшь? Ты должна.

Из огромных карих глаз текут слёзы, и мне становится не по себе.

Ещё один женский трюк, который не люблю. Не знаю, что говорить и делать, когда они давят на жалость.

– Что не так? – беру хрупкую руку девушки в свою.

– Я не могу! Это очень больно.

Наклоняюсь к красивому лицу, убираю кудрявую прядь за ухо.

Меня сносит от тепла и запаха женщины. Но я не должен думать об этом. Шепчу ей:

– Бартер. Ты идёшь с нами, и я даю тебе командовать у себя в доме ровно один день.

– Что?

– Золотце, там лошадки! – Алёнка вырывается из наших рук и бежит вперёд к карусели.

Стою, смотрю, как глаза девушки расширяются в ужасе.

Морщу нос, хмурюсь. Алёнка почти затерялась в огромной людской массе, составляющей очередь на карусель.

Я почти не вижу белокурой головки, только догадываюсь где она. Меня уже трясёт, а эта особа всё стоит, выжидает чего-то.

– Злата, какого ляда! – рычу на неё. – Ты мне так дочь потеряешь. Беги за ней.

– Я не могу. Наташенька…карусель…

– Беги за Алёной! – подталкиваю девушку вперёд. Делает два шага и бежит вперёд к карусели с криком:

– Алёнушка, где ты?

– Мамочка? – наша блондинка выныривает из-за Пузанчика. – Я очередь заняла!

Злата хватает мою дочку и крепко прижимает к себе. Иду к ним, в очередь. Думаю об одном, прав ли я, пытаясь вернуть её к жизни жёсткими методами.

Она такая нежная, милая, сладкая. Может, с ней надо с помощью мягкой силы.

Смотрю на её просветлённое лицо, и понимаю, что прав.

– Иди с ней, – подталкиваю Злату к карусели.

В изумлении смотрит на меня.

– Дочка боится кататься одна, постоишь рядом.

– Хорошо, – лепечет. Трясётся вся, но идёт на подиум с лошадками. Усаживает Алёнку в седло, сама встаёт рядом. Карусель раскручивается. Лошади бегут вперёд. Алёнка визжит от радости.

Перекошенное лицо Златы постепенно сменятся широкой улыбкой.

Смотрю в объектив камеры телефона, снимаю видео. И странная мысль закрадывается в мой мозг…




Глава 18


Демид

Странная мысль окружает в кольцо все разумные мысли, вытесняет их к чёртовой матери из моего мозга. Нет моральных сил бороться с самим собой.

Смотрю на карусель, понимаю, что они обе счастливы. И маленькая девочка… и большая. Им нравится быть вместе.

Зачем же разлучать их? Не стоит…

Пытаюсь разобраться в себе. Почему мне так тяжело на душе. Нахожу целых две причины.

Жутко ревную малую к мнимой маме…

А старшую ревную к младшей. Хочу, чтобы всё внимание было уделено мне одному.

Но это невозможно! Во-первых, между нами сугубо рабочие деловые отношения. Во-вторых, она не в моём вкусе. Я поклялся себе не связываться с красивыми!

Мои девочки идут ко мне, хохочут. Замираю, обуреваемый страстями. Неземная по красоте улыбка Златы накрывает меня с головой.

Аж руки трясутся как у неврастеника.

Маленькая Улыбашка протягивает мне кусок розовой ваты на палке.

– Надо же и обо мне подумали, – удивляюсь вслух.

Алёнка смотрит на меня изумлённо, морщит чуть вздёрнутый носик. Ловлю себя на том, что сморозил полную фигню. Уж о ком дочь думает ежеминутно, так это обо мне.

Когда в холодильнике остаётся последнее мороженое, то она его не берёт. Отдаёт любимому папе. Когда на сковороде греет бока последняя сосиска, предлагает разрезать её пополам.

Вот и сейчас лупит на меня голубые глазёнки, не понимает, в чём я её обвиняю.

А во всём снова виновата наша фейковая мама! Чтоб её черти унесли в их общий дом!

– Маленькие лошадки! – кричит Алёнка, тащит меня на окраину парка.

За что люблю характер дочери, она через секунды забывает все обиды, которые я ей наношу по неосторожности.

Вижу, что Злата смотрит на маленькие наручные часы. Только сейчас заметил, что это неприлично дорогая Швейцария.

Надо же, девчонка до сих пор носит атрибуты той – дорогой жизни. Не хочет с ней расставаться!

Красотка улавливает мой скептический взгляд и тут же отвечает.

– Последний подарок мужа. Не хочу с ним расставаться. Память.

– А-а! – понимающе киваю, и тут же ловлю себя на том, что неравнодушен.

Обалдеть! Я что ревную её к памяти? Только этого не хватало.

– Уже девятый час, нужно скорее возвращаться домой. Алёнушке скоро спать ложиться. Она перевозбудится от радостей и не сможет заснуть. Это плохо для детской психики.

– Нормально, – спорю с няней. – Мы подобный подход к вечерним прогулкам уже практиковали не единожды. Умается физически, уснёт как милая. Увидишь, даже до дома не довезём чертёнка, в машине уснёт.

– Хорошо, – девушка делает над собой усилие, чтобы не спорить со мной.

Между нами снова виснет напряжение. Не обращаю внимания, иду вперёд.

– Грустняшка, – дочка замечает свободного пони. Бежит, сломя голову к белой мини-лошади с широкой шеей и короткими ногами.

Догоняю своё чадо. Няня как хвостик едва поспевает за нами.

Через двадцать минут, подмечаю, что дочка уже не такая прыткая, какой была. Личико сонное, едва держится в седле.

– Ладно, – беру дочь на руки. – Пора домой.

Оборачиваюсь к няне, её лицо такое же сонное и измученное прогулкой.

Покорно кивает, и локоны падают на её милое личико. Непроизвольно улыбаюсь.

Падаем в машину, едем домой.

– Твою мать, – ругаюсь, на чём свет стоит. – Кажется, колесо пробило. – Останавливаю автомобиль, выхожу, чтобы оценить масштаб трагедии.

–Что? – интересуется Чайкина, выглядывая из окна.

– Заедем в гараж, здесь недалеко. Поменяю колесо, чтобы завтрашний день не начинать с ремонта.

– Хорошо.

Через десять минут подъезжаем к металлическому строению, похожему на домик.

Бросаю влюблённый взгляд на спящую дочь. Уснула в детском креслице, обнимая китайского плюшевого утёнка.

Захожу в гараж, включаю свет, вожусь с колёсами. Слышу, что уже не один. Шаги приближаются. Вскидываю голову, смотрю, как Злата крадётся ко мне, покачивая аккуратными бёдрами.

Перевожу взгляд на тонкие щиколотки. Нервно сглатываю.

Девушка не доходит до меня, резко останавливается у полок. Морщит носик, хмурит брови, протягивает руку к одной из коробок. Берёт её в руки, читает надпись. Переводит на меня изумлённый взгляд.

Хватает вторую коробку, изучает адресата.

– Не смей, – шиплю я. – Положи обратно!

Медленно подхожу к молодой женщине.

Хочу забрать коробку, но боюсь прикосновения наших пальцев.

Здесь так тепло и темно. Вся атмосфера настолько располагает к тактильности, что боюсь перейти красную линию.

Девушка бросает потемневший взгляд. Чувствую кожей, как она давит меня, осуждает.

– Как ты мог… – её губы дрожат.

***

– Как ты мог так поступить с собственной дочерью?

Наступаю на Злату, пытаюсь вырвать из её загребущих ручек коробку. Не получается.

Я безумно зол, что посторонний человек лезет ко мне под кожу. Давит на самое больное место, пытается разворошить рану. Еле сдерживаюсь, чтобы не причинить девчонке физический вред, вырывая посылку.

Злата так и пышет яростью.

– Почему ты не отдал Алёне посылки от матери? Сколько их здесь? Пятьдесят, сто? Это ты заставляешь её верить в то, что мама не любит. Ты манипулируешь дочерью, наказывая бывшую! Да как ты смеешь?

Хватаю Злату грубо за плечо.

– Выметайся отсюда, – рычу гневно.

Взгляд ведьмы темнеет. Она вздрагивает. Затем замирает, обдумывая тактику.

– Сегодня мой день! Ты заставил меня кататься на карусели, взамен обещал день, когда буду рулить я. Верно?

– Мы так не договаривались…

– Именно так! Выбираю сегодняшний день! Ты отдашь дочери все посылки! – кричит она, почти срываясь на хрип. Кидает на меня уничижительный взгляд.

Чем дольше смотрю на женщину, тем глубиннее понимаю, насколько сильно её хочу. Ведьма в гневе ещё охренительнее, чем в шкуре покладистой овечки.

Медленно прихожу в себя. Разглядывание вздымающейся пышной груди оппонента, запах исходящий от него, приводят меня в чувства. Правда, не совсем в те, в которые бы хотелось.

Теперь я движим лишь звериным инстинктом.

Подцепляю лямку яркого сарафана Златы, стягиваю её с плеча Играю пальцами на голой шёлковой коже.

– Что ты делаешь? – шипит по-змеиному.

– Я тебе нравлюсь…как мужчина?

– Что тебе надо? – прищуривается, пытается понять, какую игру я затеял.

– Один полноценный поцелуй…

– Это шантаж? – наконец-то доходит до неё. – После этого ты отдашь посылки дочери?

– Да, – выдыхаю едва слышно. Не хочу идти на поводу ведьмы, но выбора она мне не оставила.

Ощущать её тело в своих руках, целовать эти губы. Для меня сейчас это в приоритете. Если не получу, то свихнусь! Бог с неё – с местью Светке.

Стою совсем близко к девушке, ощущаю, как тяжело она дышит, вижу, как её упругая грудь – троечка – высоко вздымается в такт принимаемому решению.

– Майор, какой же ты тяжёлый человек!

– Кудряшка, не льсти себе. Ты тоже не ангел!

Теряю терпение, касаюсь пальцами тонкой ключицы.

– Странные отношения. Не находишь? Дашь на дашь? – продолжает тянуть резину Чайкина.

– Меня заводит!

– Зато меня нет! – фыркает злобно.

Я почти теряю сознание от вожделения. Зачем Золотая родилась такой сексуально соблазнительной, если судьба приготовила ей другой жизненный путь, по которому она сейчас марширует в одиночестве.

– Не хочешь, как хочешь, – отстраняюсь от объекта дикого возбуждения. Убираю посылку в груду других. Отхожу от Златы подальше.

Бросает испуганные взгляды то на уплывающие от неё коробочки, то на меня. Шепчет:

– Согласна.

Маню её пальцем к себе.

Подходит на цыпочках, прикрывает глаза.

– Только быстро, – командует мне.

Ну да! Дурака нашла. Оторвусь по полной!

Касаюсь гладкой кожи на тонком плече, веду подушечкой пальца от ключицы к кромке сарафана, той самой, что отделяет грудь от меня. Не выдерживаю, целую острое плечо.

Девушка вздрагивает. Венка на её шее истерично бьётся.

Будто ей пятнадцать и она боится лишиться девственности.

И тут до меня доходит, что я первый мужчина, который прикасается к ней после мужа.

Понятно, почему она нервничает.

А меня это заводит дико. Точно знаю, что буду у неё вторым.

Сердцебиение учащается в предвкушении. Мои губы обхватывают её влажные мягкие губы.

Карие глаза изумлённо смотрят на меня.

Мысль пронзает меня, если Златка держит глаза открытыми, значит, ей не нравится!

Плохо стараюсь…

Подтягиваю девушку к себе, обнимаю за талию. Прижимаюсь не только губами, но и впечатываюсь языком.

Сам закатываю глаза от наслаждения. Пульс отдаётся в висках, а тело перегревается от желания. От напряжения сводит мышцы.

Ещё секунда, и уже не смогу скрыть от напарницы по сделке безумное желание.

Злата трепещется в моих руках как мотылёк, и наконец, вырывается.

– Хватит! – касается пальцами горящих припухших губ. – Я заплатила! Складывай посылки в машину!

– Ладно, так и быть, – послушно собираю все подарки Светы, и бросаю их в багажник.

На душе паршиво.

А перевозбуждённое тело горит распалённым желанием.




Глава 19


Злата

Демид останавливает машину около моего подъезда. Обнимает руль руками, избегает смотреть мне в глаза.

– Ладно, Чайкина, до завтра.

Разглядываю майора внаглую. Не понимаю его абсолютно. Он так странно ведёт себя. Взрослый самостоятельный сильный красивый мужчина, а складывается ощущение, что не уверен в себе.

Одни наши взаимоотношения с ним чего стоят! Как мальчишка выменивает у меня поцелуи. Мог бы как созревший одинокий мужчина пригласить на настоящее свидание с цветами и шампанским.

Задумчиво-мечтательно разглядываю странного ухажёра.

– Злата, чего ждём? Поцелуев не будет. Иди домой!

Подскакиваю как ужаленная, смотрю на ненавистного босса. Всё-таки он не в себе! Выменивать любовь женщины на правильные мужские поступки!

– До свидания, – шиплю я, покидая автомобиль. Не ухожу дальше дороги, стою, провожая машину глазами.

Поднимаюсь в квартиру, и только сейчас вспоминаю, что с завтрашнего дня в отпуске.

Завтра четверг, займусь приготовлениями к пятничному отъезду. Майор сказал, что не возьмёт меня, но я всё равно поеду. Хоть в его багаже.

Нервно дёргаюсь, смотрю на своё голое отражение в зеркале. Стройная женская фигура в форме гитары, аккуратные бёдра, плоский живот длинные ноги, пышная для моих габаритов грудь.

Кудрявые локоны падают на острые плечи.

Прикрываю глаза, веду пальцами по ключицам. Касаюсь губ, вспоминаю долгий влажный поцелуй. Мелкая дрожь рассыпается по всему телу. Шальная мысль пронзает мой мозг.

Что если майор, снова попросит услугу за услугу. Секс в обмен на разрешение поехать с ним.

Перейду ли я запретную границу? Мозг говорит «нет». Но тело, и набухшая грудь предательски кричат о другом.

– Злата! Не смей! – ору на себя, и ударяю кулаком по животу. От боли искры сыпятся из глаз.

Принимаю прохладный душ, и ложусь в комнате, где на стене висят огромные портреты мужа и дочери, перетянутые в углу траурной лентой. Прикрываю глаза, сосредотачиваюсь.

Как раньше пытаюсь вызвать духов близких.

Год назад, когда у меня капитально текла крыша, я прошла все существующие курсы по изучению эзотерики. Меня научили вызывать духов усопших, настраиваться на их волну.

Я даже посещала того самого великого гуру воскрешения, но он мне отказал. Так и ответил, нет тела, нет дела. Может, посчитал, что я не достаточно сдвинутая, чтобы поверить ему и продать всё имущество.

– Наташенька, приди…

– Любимый приди…

Быстро-быстро дышу, чтобы кровь отравилась огромным количеством кислорода, и мозг также (практика холотропа).

В комнате темно, пахнет моим страхом.

Молюсь самому Дьяволу и знаю, что прибегаю к услугам черной магии. Мне муторно. Безумно жалко свою пропащую душу, но я не вижу другого выхода.

У меня отобрали самое ценное, значит, я тоже могу перейти границу дозволенного? Ведь так?

Каждый раз после своих спиритических сеансов задаю себе этот вопрос морали. Знаю ответ наверняка.

Я иду по острию. За мной руины. Впереди выжженная земля.

Чем больше я молюсь странной молитвой, полученной от настоящей ведьмы из глухой деревни (то ли марийской, то ли мордовской, я объехала все) за очень крупную сумму, тем явственнее ощущаю каждой клеточкой тела, что я здесь не одна.

Тьма над моей душой сгущается.

– Злата, – слышу глухой голос. Поворачиваюсь на зов. Муж. Стоит в одной окровавленной рубахе.




Глава 19.2


Дёргаюсь, хочу подойти, обнять.

Но он показывает «Не надо».

Знакомый шаман объяснял, что нельзя заниматься практикой холотропа без наставника. Нельзя подходить к мёртвым.

Я и не нарушаю второе правило. Но лишь потому, что мне ни разу в изменённом состоянии сознания не удавалось увидеть Наташеньку.

Муж удаляется, идёт к горе. Ещё мгновение, и он скроется за снежным перевалом.

– Скажи где Наташа! – кричу ему.

Он отвечает. Но я не слышу. Мы сейчас состоим из разных субстанций, он – дух, я – плоть. Мы резонируем во Вселенную по-разному.

Падаю на колени, бессильно плачу. Я снова ничего не узнала!

Меня аккуратно хлопают по плечу. Вскидываю перепуганные глаза. Не ожидала встретить здесь посторонних.

– Демид?

Мужчина кивает и показывает на фигурки двух девочек, они удаляются от нас в направлении моря.

Вижу два грустных затылка. Светленький и рыженький кудрявый.

– Беги за ними, пока не поздно, – приказывает Демид.

Я тут же прихожу в себя. Руки и ноги трясутся. Видимо, тонкое тело не сразу заняло верное положение.

Голова кружится. Еле дышу.

Встаю с трудом, иду к окну на шатающихся ногах.

– Она жива! Она жива! – твержу, убеждая себя.

Распахиваю настежь окно, но горячий июльский воздух не даёт мне свежести. Ползу на четвереньках в ванную.

Наутро просыпаюсь счастливая, с огромной верой и надеждой.

Весь день собираю вещи, убираюсь, переделываю сотню дел. И к 18.00 уже стою у дверей Удальцова.

– Привет, Злата, – дверь открывает няня. Весь её вид кричит о том, что она жутко расстроена.

– Что стряслось? – врываюсь вихрем в квартиру. Скидываю танкетки, бегу к комнате Алёны.

Приплыли. Дверь закрыта. Перед ней сиди на полу Демид. В одних плавках, и в расстёгнутой рубашке. Волосы растрёпаны, в руках вертит мягкую игрушку.

По всему полу разбросаны платья, коробки, яркие обёртки, открытки.

Что за?.. Где Алёна?

Переступаю через мужчину с невменяемым взглядом, вхожу к девочке. Сидит в одних шортиках посередине комнаты, усыпанная коробками, игрушками, яркими свитерками.

– Зайчонок, – делаю шаг в утробу комнаты. И тут же получаю оплеуху.

– Уйди!

– Это же я, твоё Золотце. Мама понарошку.

Девочка поднимается с пола, бежит ко мне. Больно бьёт меня по бедру. Визжит:

– Ты не моя мама! – маленький живой Ёжик с невидимыми колючками продолжает лупасить меня.

Что здесь произошло? Неужели я ошиблась, когда заставила Демида напомнить девочке о матери.

– Хорошо, – пячусь назад. Выбегаю из комнаты как ошпаренная.

– Что случилось? – наклоняюсь к майору, смотрю ему в пустые глаза.

– Она меня теперь ненавидит. Спасибо, Золотце.

– За что?

– Я виновата, – тяжело вздыхает няня Таня. Ругала Демидку на кухне за то, что он прятал подарки от матери, а Алёнка, оказывается, под столом сидела. В прятки играла. Мы не заметили.

– Блин! Моя вина, – бросаю взгляд на майора. – Он что даже на службу не пошёл?

– Куда там! Утром всё случилось. Она весь день ревела, под вечер слёзы закончились.

– Может, ей поговорить с мамой по вайберу? Дайте её номер!

Няня Таня смотрит на меня как на полоумную.

– Лапушка, не хочу я в это лезть. Ты ведь не знаешь всего. Там всё сложно!

– Ничего сложного, дайте немедленно номер! – наступаю на женщину.




Глава 20


Злата

Беру трубку телефона, набираю в вайбере незнакомый номер.

– Алло. Слушаю.

– Светлана?

–Да, – слышу красивый грудной голос, немного удивлённый.

– Меня зовут Злата Чайкина. Я – няня Вашей дочери.

В трубке тяжёлое дыхание. Виснет долгая пауза.

– Что-то случилось? – истеричный голос.

Так. Уже что-то. Значит, матери-кукушке не безразлична дочь.

– Случилось, – выпаливаю я. – Но давно. В тот день, когда Вы бросили дочь одну в Москве, сами укатили в Америку.

– Я не бросала! У меня её отняли! – дерзко отвечает молодая женщина.

Разглядываю её на экране. Идеально вылепленное красивое лицо, длинные светлые пряди волос. Огромные серые глаза разглядывают меня в ответ.

– Бред! – шиплю. – Если бы Вы хотели, то остались бы с дочерью.

– Он не дал мне этой возможности.

– Кто? Демид?

– Да.

– Я его понимаю, он любящий отец, – лепечу я.

– Любящий, но не отец.

– В смысле?

– Демид – не биологический отец Алёны.

– Как это? Они же, как две капли воды похожи, – теряю почву под ногами. Этого просто не может быть. Наверное, Светлана говорит это нарочно.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70878683?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.