Только вернись
Только вернись
Елена Левашова
– Я сделаю тебя своей, – его горячее дыхание обжигает висок. – Все мечтают быть со мной. Все, кроме тебя, Каролина.
«– Ты избавился от меня, как от использованной вещи… Бросил одинокую и беременную… А сейчас не узнаешь.»
– Просто… Сейчас меня не интересуют отношения. Вы не интересуете, Глеб Андреевич.
Он бросил меня. Втоптал в грязь и разорвал мое сердце на кусочки. Но спустя шесть лет я вернулась. У меня другое лицо, другое имя… Я уверена в себе и богата. А еще у меня есть дочь, о которой он ничего не должен знать.
Все, чего я хочу – отомстить ему. Лишить всего, что ему дорого и разрушить его жизнь.
Тогда почему план летит к чертям, когда я встречаю Глеба?
Только вернись
Елена Левашова
Глава 1.
Каролина.
Его горячая ладонь смыкается на моем запястье. Глеб оборачивается. Бросает на меня короткий взгляд и шепчет хриплым шепотом:
– Идем, Кара… Сюда…
Просторный мраморный коридор вмиг становится тесным. В глазах темнеет, мышцы наполняются предательской слабостью, а кожа… Она печет там, где он меня касается. Судорожно вдыхаю горячий вязкий воздух, но это не помогает – грудь щемит от досады… Я проиграла… Наступила на горло своим наполеоновским планам и растеклась патокой в его руках…
– Кара… Погоди, сейчас найду ключи, – он отпускает мою ладонь и нетерпеливо шарит в кармане.
Отпирает дверь кабинета и освобождает проход. Обнимаю себя за плечи и медленно вхожу, окунаясь в объятия ночи. На первом этаже гремит музыка, а в окна врываются звуки празднества – пьяные голоса, визги, шаги и звон бокалов… Им не до нас. Стекла дребезжат и поблескивают от всполохов салюта.
Закрываю глаза, когда руки Глеба опускаются на мои плечи. Он порывисто спускает тоненькие лямки платья с моих плеч и касается шеи губами.
– Сдохну, если не получу тебя… Каролина… – его дыхание опаляет кожу, пробуждая колкие болезненные мурашки. Они поднимают голову и зло впиваются, кажется, добираясь до самого сердца. Словно издеваются надо мной…
– Глеб, я…
– Потом…
Он накрывает мои губы своими и легко подталкивает к широкому лаковому столу. Его наглый язык исследует мой рот, а дрожащие в нетерпении пальцы накрывают чашки лифчика. Стону ему в рот и зарываюсь пальцами в густые волосы. Не могу больше сопротивляться, не могу… Подаюсь вперед, чувствуя, как горит его тело и стучит сердце… Срываю его пиджак и дергаю петлю галстука. Глеб на миг отрывается от меня и остервенело расстёгивает пуговицы сорочки, бросает ее на пол, открывая взору широкие плечи и крепкую мускулистую грудь.
– Хочу тебя, Кара… Все нервы ты мне вытрепала, – сипит он, дергая застежку бюстгальтера. Я вскидываю ладони, пытаясь его удержать, но Глеб рывком отбрасывает белье в сторону, выпуская на свободу тяжелые налитые груди.
– Какая ты… У меня от тебя едет крыша, блять…
Он целует мои плечи, ласкает шею, оставляя на коже влажные дорожки, а потом сминает груди в ладонях, захватывая соски в рот. Посасывает их, перекатывая на языке, как спелые ягоды.
Во рту пересыхает от возбуждения и страха. Перед глазами мелькают разноцветные круги, когда я бессильно опускаюсь на гладкую поверхность стола. Задеваю рукой стаканчики для ручек и рычаг настольной лампы… Черт… Только не это… Теперь он меня узнает… Тянусь рукой, чтобы поскорее выключить проклятый светильник, но Глеб мягко меня останавливает. Урчит как кот и впивается взглядом в мое тело.
– Так лучше, Кара… Хочу тебя видеть. Хочу тебя…
Обхватываю его шею ладонями и припадаю к губам. Пью влажное дыхание, словно проваливаясь в прошлое, туда, где Глеб был наивным мальчишкой, а я простушкой с тоненькими косичками. Прошлое, что я похоронила… От него остались не воспоминания – тлеющий в груди черный пепел…
– Дай мне себя, – требовательно шепчет Глеб, стягивая с меня платье. Поддевает тонкое кружево трусиков и медленно их снимает.
– Ты создана для любви, Кара… Для ласк и поцелуев, ты… Охуенная.
– Глеб… – судорожно вздыхаю и тянусь к пряжке его ремня.
– Погоди, малыш, черт…
Он спускает брюки вместе с боксерами. Обхватывает мои бедра ладонями и со стоном притягивает к себе. Погружается в меня пальцами, а потом склоняется и накрывает лоно губами. Вздрагиваю от его неожиданной ласки и цепляюсь пальцами за края столешницы.
– Не бойся, детка… Ты такая вкусная… Сладкая, как мандаринка…
Мандаринка… Он ведь называл так меня… Вернее, не меня, а Леру, которой больше нет…
Встречаю его возбужденный, расфокусированный взгляд и хватаюсь за сильные предплечья. Не знаю, сколько проходит времени – целая вечность или всего минута? Я бессвязно стону и подкидываю бедра навстречу его умелому рту. Как я жила без него? И как теперь буду с ним? Как забуду о предательстве и прощу? Кажется, еще немного и я коснусь дна… Умру, взорвавшись на мелкие кусочки… И все утратит смысл – моя ненависть и желание отомстить, съедающая душу обида и… наша дочь.
Может, мне не стоит бояться этого… дна? Глеб жадно ласкает меня, подталкивая к самому краю. Еще шажок, движение навстречу и… Я отпускаю себя, словно срываясь в пропасть. Громко кричу от прострелившего тело наслаждения. Бьюсь в его руках и замираю, цепляясь за ускользающие волны блаженства. Лениво поднимаю голову, встречая странный, совершенно чужой взгляд.
Его губы блестят, а из глаз, напротив, улетучивается тепло, сменяясь мертвенным холодом.
– Что это такое? – Глеб отпускает мои бедра и тычет пальцем на тонкий, прорезающий голень шрам.
Черт… Я ведь боялась, что это случится… Сглатываю и поднимаюсь на предплечьях, пытаясь встать со стола.
– Лера, это ты? Ты никуда не уйдешь, пока не объяснишь мне, что это такое? – цедит он сквозь зубы.
– Это… Это в детстве. Я с качелей упала, я… – лепечу, прижимая к груди невесомый шелк платья.
– Ложь! Гнусная ложь! Ну-ка, развернись.
Без капли нежности он разворачивает меня и видит еще одно доказательство, что я Лера… Не Каролина, а простушка Лера, которой заплатила его мать. Впихнула в ладони мятые купюры и прогнала прочь, как приблудного котенка. На плече виднеется розовая родинка в виде капли…
– Как ты могла? – судорожно выдыхает он. – Ты же… Ты…
– А я и умерла, Глеб. В чем дело? Ты привел сюда не Леру, а меня – Каролину и…
– Хватит. Что тебе нужно? Зачем ты снова появилась? А я-то дурак, обхаживал тебя! Дрянь… Я же все понимаю, я…
– Ненавижу тебя, Вяземский! Слышишь? Я желаю тебе смерти! Я…
– Так ненавидишь, что легла под меня? Хороша твоя ненависть. Уходи, Лера… Убирайся, пока я не вызвал охрану.
Убирайся? Он сейчас серьезно? Стыдливо поднимаю взгляд, продолжая сидеть на холодном столе. Отчего-то он сейчас напоминает могильную плиту – такой же ледяной и тёмный. Клацаю зубами от обхватившего меня холода и судорожно одеваюсь. Лифчик, трусики, длинное шёлковое платье…
– Чё-е-рт…
Глеб остервенело натягивает нижнее белье и брюки. Поднимает с пола сорочку и пиджак. Набрасывает пиджак на плечи и торопливо выходит из кабинета, оставляя меня одну.
Вспомнили о том, что вы джентельмен, Глеб Андреевич? Спасибо, что не вышвырнули голую на улицу! Ноги дрожат от пережитых эмоций, в горле саднит от застывших, спящих до поры рыданий… Погоди, Кара… Держись. Ты выплачешь свои слёзы позже. А сейчас надо торопиться домой, к дочери, о которой он не знает…
Хотя уже знает, наверное… Закрываю глаза, представляя нахмуренного Вяземского. Наверняка сейчас он звонит своей шавке Брыкалову и просит узнать обо мне все, что можно.
Надеваю туфли, выключаю дурацкую лампу и спешно покидаю кабинет Глеба. Ничего у меня не вышло… Раздавить его, заставить страдать и молить о прощении – я и не того хотела, а что получила взамен?
«Так ненавидишь, что легла под меня?», – в память врезаются его обидные слова… Так и есть – я все провалила. Теперь мне остается бежать от него подальше…
От него и его проклятой семьи. Если отец Глеба узнает, что я осталась жива – убьет. Не станет терпеть возле себя бомбу замедленного действия – ту, что знает его грязную тайну… И ту, от которой им так и не удалось избавиться…
Зябко потираю плечи и торопливо иду к своей машине. Воздух трещит от звуков праздника – смеха, голосов, звона бокалов, залпов салюта… Глеб Андреевич не пожалел средств на торжество в честь объединения наших компаний. Только никакого объединения не случилось – мой юрист подделал документы. Но Вяземский узнал бы об этом завтра, если не мой поступок… А послезавтра бы к нему пришли люди в масках. Опечатали офис и вытрясли всю документацию… Все это случилось бы, если не я…
Открываю машину и торопливо сажусь за руль. Я не пила за ужином, заменяя шампанское лимонадом. Запускаю двигатель и выезжаю с парковки, озираясь по сторонам. Ничего подозрительного нет… Тогда почему сердце тревожно сжимается? Судорожно вынимаю айфон из лежащей на переднем сидении сумочки и звоню няне. Надо собирать вещи и уезжать отсюда. Куда угодно – в Москву, Питер или за границу!
– Ольга Павловна, я буду дома через двадцать минут. И… Нам надо будет уехать. Соберите Милане вещи на первое время и… Я поднимусь, чтобы переодеться. А потом мы уедем.
– Хорошо, Каролина Дмитриевна, ждем вас. Я тогда Милочку не буду укладывать.
– Д-да… Еду, – отвечаю, придав голосу твердость.
Сердце щемит от предчувствия чего-то ужасного, а глаза застилают слезы… Сколько же времени я их носила в себе… Целую вечность… Я ведь даже поговорить с Глебом не успела… Его родители сделали все, чтобы меня не стало. Прямо в тот же день, когда я услышала проклятое признание его отца. Он просто не мог допустить, чтобы я осталась жива. Слишком многое стояло на кону.
Дрожащими пальцами сжимаю руль и съезжаю с трассы в переулок. Еще немного, и я увижу дочурку. Обниму ее и зароюсь в мягкие пшеничные волосики. И никому не позволю ей навредить. Скорее всего, никто не поверит Глебу. Точно, не поверят! Ну какая я Лера? У меня другое лицо – скроенное после аварии талантливым пластическим хирургом, другое имя. Андрей Максимович Вяземский слишком умен, чтобы верить в такую чушь… Лера умерла – именно так ему и сообщили те, кто аварию подстроил…
Проезжаю два квартала и паркуюсь возле подъезда новой элитной многоэтажки. Валерия Веснина не может жить в такой. Она была глупенькой простушкой, случайно подслушавшей разговор, не предназначенный для нее. А здесь живет Каролина Чацкая – роскошная брюнетка, владелица собственного инвестиционного фонда, светская львица и объект фантазий многих мужчин.
Немного успокоившись, выхожу из машины и поднимаюсь по ступенькам крыльца в подъезд. Здороваюсь с консьержкой и окунаюсь в грубоватые объятия лифта. Сердце гремит, как двигатель, когда я замечаю, что дверь в квартиру открыта… Сглатываю и тянусь дрожащей ладонью к металлической ручке…
– Ольга… Павловна… Милана…
В прихожей разгром: повсюду валяются вещи, игрушки, перевернутые стулья. Но больше всего меня пугает не беспорядок, а звенящая, вязкая как болото тишина.
Он забрал моего ребенка… Вяземский меня опередил.
– Ми… Милана, девочка моя, как же так? – не в силах справиться с чувствами, оседаю на пол. Меня трясет. Выворачивает наизнанку от непролитых слез и поднявшей голову боли… Он. Меня. Опередил.
Как же я ненавижу Вяземского… Проклинаю тот день, когда мы познакомились…
Мне бы успокоиться и что-то сделать, но я даже встать не могу. Сижу, прислонившись к холодной стене и вою, как зверь. Вытираю горькие, похожие на яд слезы, и шарю в сумочке. Помада, зеркальце, расческа – все высыпается от хаотичных движений пальцев. Где же телефон? Шорохи разрывают тишину опустевшей квартиры, царапают воздух и, кажется, мою душу… Вяземскому удалось меня растоптать.
Прищуриваюсь, чтобы разглядеть экран и, наконец, что-то предпринять. Давай же, Кара, нажми всего две циферки – ноль два… Или сто двенадцать… По спине прокатывается дрожь, когда я слышу шаги в подъезде. Дверь с треском распахивается, открывая взгляду Глеба…
– Где… Где моя дочь? – хриплю бессвязно, меряя взглядом его высокую фигуру.
– Откуда я знаю, Кара? Что, черт возьми, здесь происходит?
Он склоняется надо мной, согревая теплом и обдавая своим ароматом – дорогого табака, лемонграсса, пряных специй и чего-то другого, такого же приятного… Сжимает мои ледяные плечи и пытается поднять.
– Ты можешь мне помочь? Кара, ты можешь идти?
– Н-нет… Мне… Меня тошнит, мне плохо… Это ты ее забрал, да? Ты отнял у меня дочь?
– Я приехал поговорить. И… У тебя есть дочь?
Глава 2.
Каролина.
– Вяземский, верни мою дочь… Прошу тебя, – силуэт Глеба размывается от предательских, струящихся по лицу слез. – Ты хочешь так меня наказать, да? Считай, что наказал… Я раздавлена, уничтожена, я… Проси что хочешь, только верни…
– Я не знал о твоей дочери, Лера.
– Каролина! У меня теперь другое имя, а Лера… Она умерла… Шесть лет назад Лера попала в аварию и не выжила, а я… Я теперь другой человек, Вяземский, я…
– Вставай, Кара, – приказывает он мне. – Что толку впадать в ностальгию? Если ребенок пропал, надо что-то делать!
Вяземский протягивает мне руку и помогает подняться с пола – грубовато и спешно, словно я мешок с картошкой. Кажется, в его глазах мелькает что-то напоминающее брезгливость… Дрожащими руками расправляю складки на платье и оглядываюсь по сторонам: все те же перевернутые стулья, разбросанные вещи, игрушки Миланы на полу… Картинка намертво впивается в сознание, заставляя, наконец, осознать происшедшее – у меня похитили дочь… Кто-то украл моего ребенка. И это не Глеб…
– С кем ты связалась, Кара? – грозно произносит Глеб, возвышаясь надо мной. – Вспоминай, кто мог желать тебе вреда? И прекрати уже выть, раздражает.
Глеб прохаживается по моей разгромленной квартире, внимательно все осматривая. Неторопливо ступает из комнаты в комнату, включает и выключает свет, заглядывает в окна.
– Я думала это ты, Глеб, – блею я. – Так ненавидеть меня больше никто не может.
Вяземский оборачивается, словно вздрогнув от моих слов. Больно, да? Попала в точку или задела за живое? Сковырнула струп со старой гнойной раны? Мерзкой и зловонной? Или ты думал, что все забудешь, милый? Сунешь мне подачку и заживешь спокойно со своей женой Анечкой? Где, кстати, она? Конечно, я молчу, пряча мысли за панцирем благоразумия. Надо понимать, Вяземский единственный, кто может мне помочь. Придется терпеть и соглашаться на его условия, ведь так?
– Ты звонила няне или… С кем оставался ребенок, пока ты…
– Телефон няни недоступен. Сейчас я в полицию позвоню. Пусть осмотрят квартиру, снимут отпечатки пальцев и…
– Не вздумай, Кара! Разве ты не понимаешь, что навредишь себе этим? К нам и так приковано внимание всего города. Или ты хочешь, чтобы папарацци узнали, кто ты на самом деле? Следственный комитет будет копать и спрашивать о прошлом. Твоих врагах и…
– Мой враг только ты, Вяземский! Ты и твои родители! – выкрикиваю пылко.
– И в чем я провинился, Лера? В том, что предпочел тебе порядочную девушку из профессорской семьи? Ну извини, бывает! Я не из тех, кто прощает измену. Благодари бога, что я не начистил рыло твоему Харину, а просто… А просто отпустил вас на суд божий.
– Что?! Ты верно бредишь, Глеб? Какой Харин, о чем ты вообще…
Замолкаю, словно меня ударила молния… Так вот, что думает обо мне Вяземский… А я все эти годы гадала над причиной, по какой от меня избавились.
Зажмуриваюсь, словно проваливаясь в прошлое. Окунаюсь в колодец воспоминаний, заново переживая боль.
Под ногами шуршит гравий, когда я легко ступаю по дорожке. Заглядываю в маленький уютный пруд, любуясь японскими карпами, срываю веточку цветущего шиповника и иду дальше, услышав знакомые голоса из сада. Я специально не предупредила о визите – задумала сделать Нине Ильиничне сюрприз. Так и вижу ее распахнутые добрые глаза, устремленные на меня. И как наяву слышу голос:
«– Лерочка, ну зачем ты меня так пугаешь? Могла же ведь позвонить?». А потом она меня, конечно, обнимет и предложит чаю с печеньем. Обожаю печенье, что выпекает повар Вяземских. Дорожка сужается, открывая взору просторную каменную беседку. За столом сидят двое – Нина Ильнична и Глеб… Любимый мой, он тоже дома? Тогда почему не ответил на мой звонок? А в сообщении написал, что будет занят до вечера? Странно… Раскрываю губы, чтобы выпалить: «Сюрпри-и-из», но из горла вылетает лишь хриплый вздох… Я же словно врастаю в землю, сраженная жестокими словами Нины Ильиничны – они летят по воздуху, как невидимые иглы и вонзаются прямиком в сердце:
– Сынок, не нужна тебе эта провинциалка. Зачем портить себе репутацию и карьеру? Тебе нужно жениться на Ане Фоминой. А этой… Купи ей шмотки нормальные или сумку дорогую и… скатертью дорожка.
Кладу ладони на живот и глубоко дышу, усмиряя сердцебиение. И это говорит его мама? Милая женщина, охотно принимающая меня в доме? Точно обо мне? Может, я ослышалась? Пульс ревет в ушах, но я отчетливо слышу ответ «сыночка» – моего любимого Глеба:
– Ты права, мам. Лера весёлая, классная, но… Жена мне нужна такая, как Аня. Пригласи ее семью завтра на ужин. Я сделаю Ане предложение.
Закрываю рот ладонями, с трудом сдерживая крик… Судорожно сжимаю пальцы в кулаки, чувствуя, как шипы впиваются в нежную кожу, а белые лепестки шиповника становятся багрово-красными… Разворачиваюсь и на ватных ногах бреду к калитке. Мне бы вернуться и потребовать объяснений, но я не могу… Нет сил даже идти… Ноги волочатся по земле, а из груди вылетают бессвязные звуки. Металл холодит кожу, когда окровавленная ладонь сжимается вокруг ручки калитки. Толкаю дверь и оказываюсь на улице…
– А ты не думала позвонить Харину, Кара? Он отец твоей дочери, мало ли какие у него методы воздействия на тебя? Может, ты запрещаешь ему общаться с ней?
Молчи, Кара, не признавайся… Если Вяземский узнает, что Милана его дочь, он заберет ребенка.
– Я звонила, он не забирал Милану, – вру я. – Глеб, что ты предлагаешь делать?
– Собирай вещи. Ты едешь ко мне, – хрипловато произносит он. Воздух колышется от его твердого безэмоционального голоса. Нагревается и словно потрескивает от напряжения, исходящего от Глеба волнами… Хочется поежится или обнять себя за плечи… С ним невозможно по-другому, только так…
– У меня есть дом, ты же видишь. Я приберусь и переоденусь, а потом…
– У тебя пять минут, Кара. Я помогу тебе найти ребенка.
– Неужели бесплатно, Вяземский? Или заставишь меня отдать долю в фирме?
– Обсудим условия у меня дома, – Глеб наклоняется к моему лицу, обдавая висок горячим дыханием. – Жду тебя в машине. И не вздумай глупить.
– Сколько у меня есть времени? – зябко потирая плечи, произношу я.
Не так я себе это представляла… Думала, размажу Вяземского, как мошку на ветровом стекле, заставлю страдать и хвататься за ускользающие возможности сохранить бизнес. Долгими ночами как наяву видела его перекошенное от гнева и бессилия лицо, а теперь стою посередине прихожей, потираю дрожащие плечи и глотаю слезы.
Жалкая, уничтоженная чьим-то вероломным вмешательством в мой план, ссутуленная…
– Пять минут, Кара… Пять минут и ни минутой больше. Я пришлю Брыкалова помочь тебе с сумками, – Глеб проходит мимо меня, как бы случайно задевая плечом.
– А мне нужно брать много вещей, Глеб? Я завтра же уеду домой и…
– Каролина… Дмитриевна, вероятно, вы не поняли с первого раза? – Глеб резко разворачивается и вскидывает ладонь. Сжимает пальцы на моем подбородке и прищуривается, словно пытаясь просверлить во мне дыру взглядом. – Теперь я командую парадом, Кара. Забудь о своих планах и фантазиях в отношении меня, поняла? Думаешь, я не знаю, что ты планировала? Не думай, что моя доброта безгранична. Я могу уничтожить тебя за одну минуту, Кара. Сделать пару звонков и… Ты лишишься всего, не только дочери. Всего-о-о… – Глеб наклоняется и шепчет мне в ухо. – Мои помощники уже собирают на тебя компромат. Один звонок и… Ты будешь сидеть за мошенничество и присвоение чужих документов. Советую поторопиться. Жду внизу.
Вяземский уходит, оставляя меня наедине с плотной, как пыльное облако тишиной. Он прав – у меня нет больше выхода… Никто не знает, кто такая Валерия Веснина, а вот Каролина Чацкая… Откуда Глеб узнал, что я присвоила чужое имя? И чужую судьбу… Я долгие годы ходила по краю обрыва, играла с судьбой, не ожидая возмездия… Оно, похоже, наступило…
На автомате переодеваюсь и бросаю в дорожную сумку одежду и нижнее белье. Собираю флакончики в косметичку, упаковываю несколько строгих костюмов в футляр. Вяземский не оставил времени, чтобы убрать квартиру. Переступаю через валяющиеся игрушки и выхожу из квартиры.
Толкаю дверь подъезда, чуть не столкнувшись нос к носу с Брыкаловым. Он молча кивает и забирает сумку из моих рук. Распахивает заднюю пассажирскую дверь, приглашая сесть.
Я помню, как пахнет в машине Вяземского… Кажется, все, что касается его, пахнет сексом… Даже воздухи в салоне… Вжимаюсь в мягкое кожаное сидение и тянусь в сумочку за телефоном. Мне ведь должны позвонить? Похитители всегда так делают, я точно знаю!
– Он не станет делать это сейчас, – произносит Глеб, будто угадывая мои мысли. – Он хочет заставить тебя страдать. И, поверь, Кара, ему ничего не нужно… У него и так все есть.
– Может, объяснишь, Вяземский? – взрываюсь я. – Какого черта ты говоришь? Ты его знаешь, да?
– Нет, поверь. Но его знаешь ты… Ты кому-то перешла дорогу, Кара. Кстати, если няню похитили, жди визита ее родственников. Ты знаешь ее адрес?
– Да, – сжимая айфон в руке, отвечаю я.
– Завтра съездим, попробуем уговорить их не писать заявления.
– Ты и няню будешь искать? Когда ты заделался Робин Гудом, Вяземский? – с ноткой раздражения в голосе произношу я.
– Кара, у меня есть меркантильный интерес, – ухмыляется он, лениво обернувшись. – Поговорим дома.
Я готова все ему отдать… Пусть подавится своими деньгами, только они и играли для него роль. С трудом сдерживаю эмоции и остаток пути пялюсь в окно, на поблескивающие в лунном свете верхушки сосен. Глеб живет за городом, в особняке из гладкого белого камня. Сколько раз он приглашал меня в гости, но я отказывалась… Всегда отказывалась… Отводила взгляд, боясь утонуть в темном омуте его глаз… Провалиться в него, как в пропасть…
– Приехали. Вот ты и у меня дома, Кара, – протяжно вздыхает Глеб. Помогает мне выбраться и забирает из рук Брыкалова сумку. – Проходи, есть разговор.
Разговор у него есть?! Даже если бы его не было, он есть у меня! Внутри все кипит от возмущения!
Ступаю вслед за Вяземским, погружаясь в атмосферу его жилища. Ступни согревает теплый пол, когда я сбрасываю в прихожей туфли. Ноздрей касается воздух… Его воздух – пахнущий лимоном и хвоей… Везде он нормальный, а тут… Кажется, я задыхаюсь или становлюсь управляемой им… Как наркоманка, зависящая от дозы…
– Глеб, я завтра оформлю необходимые документы. Ты говорил что-то про меркантильный интерес. Мне ничего не нужно, кроме дочери… Возможно, тебе не понять, но в мире есть другие чувства, кроме… – замираю посередине просторной гостиной. Здесь мало мебели – кожаный светло-серый диван, камин вдоль стены, стеклянный журнальный столик. Пустота… Такая же, как в душе у Вяземского.
– Кара, я помогу тебе отыскать дочь, – отрезает он. Расстегивает манжеты и закатывает рукава сорочки. – За это ты будешь меня благодарить. Долго и нежно. Когда я захочу. Неужели, ты наивно решила, что мне нужны твои деньги? – усмехается он. – У меня есть все. Все, что я пожелаю. Но сейчас я хочу тебя…
– Послушай, я правильно понимаю – ты хочешь провести со мной ночь или… Я буду твоей любовницей на постоянной основе?
Господи, ну и дура… Веду себя, как идиотка. С трудом выдавливаю слова, потому что подбородок дрожит. Я вся превращаюсь в дрожь… Обнимаю себя за плечи и смотрю на Вяземского, как побитая собачонка. Уверена, сейчас я, как никогда похожа на Леру…
– Я еще не решил. Возможно, я наиграюсь тобой через месяц. Может, раньше, – поджимая губы, отвечает Глеб. – Кара, я не собираюсь брать тебя сейчас. Душ на втором этаже, твоя комната тоже.
Глава 3.
Каролина.
Мне плевать на Вяземского, но его слова обжигают сердце горькой обидой… Куда же делись его чувства к Каролине? Поднимаюсь по ледяным мраморным ступенькам на второй этаж, издали замечая льющийся из спальни свет. Острожно отворяю дверь, оказываясь в просторной светлой комнате с двумя панорамными окнами. На застеленной чистым бельём кровати лежит банный халат и сложенное вдвое полотенце. Ну не сам же Глеб это делал? Тогда кто?
«– Располагайся, Каролина. Комнату для тебя приготовила домработница. Но завтра ее не будет. Не хочу, чтобы нам кто-то мешал. Спокойной ночи», – тотчас приходит сообщение от Вяземского.
Вероятно, он обладает телепатией? Иначе, как все это объяснить? Я и вправду чертовски устала… Раздеваюсь и принимаю горячий, обжигающий душ. Вяземский обо всем позаботился – на полочке красуются флаконы с разными гелями для душа, шампунем, бальзамом для волос, новая зубная щетка и паста. Не понимаю, как можно держать столько мелочей в голове? Выходит, он все планировал?
Аккуратно ступаю по теплому кафельному пол и набрасываю на плечи халат. В другой ситуации я бы сказала, что у Вяземского хорошо… Уютно, чисто, светло и отделано со вкусом. Но сейчас я не хочу ничего замечать… Вспоминаю про Миланочку и душу проклятые слезы. Мне надо быть сильной… Сжать в кулак волю и довериться Глебу. Он сам предложил помощь, я не тянула его за язык. И, пускай плата за спасение дочери – мое унижение, я готова на все…
Высушив волосы, прыгаю в постель и накрываюсь ароматным невесомым одеялом. Смыкаю глаза и ворочаюсь, пытаясь прогнать воспоминания. Они впиваются в сердце, как пиранья, возвращая спящую боль… Интересно, это когда-то кончится? Мысли, обида, желание отомстить… Зажмуриваюсь, словно на машине времени возвращаясь в прошлое… Я снова во дворе дома Вяземских. Вдыхаю аромат шиповника и костра, ступая по хрустящему гравию.
Толкаю калитку, чуть не столкнувшись с Андреем Максимовичем. С трудом стою на ногах, хватаю воздух ртом, пытаясь прогнать из памяти жестокие слова Глеба:
«– Пригласи на ужин Аню Фомину, мама. Я сделаю ей предложение…».
– Лера? Что случилось? Тебе плохо? – он легко сжимает мое плечо и заглядывает в глаза.
– Д-да… Немного, не волнуйтесь. Сейчас все пройдет. Я… Я пойду, – пытаюсь улизнуть, но Андрей Максимович меня останавливает.
– Погоди-ка, тебя обидели?
– Нет, вы что? – лгу я. – Просто мне… Мне в институт надо, вот и бегу.
Боже, только бы он не узнал… Прячу взгляд, чувствуя, как сильно стучит в груди сердце. Я шла сюда, чтобы рассказать Глебу не только о беременности… Неужели, Андрей Максимович догадался, что я услышала их с Ниной Ильиничной разговор?
Я буду молчать… Никогда не признаюсь, что узнала его страшную правду…
– Лера, я знаю, что ты слышала наш с Ниной разговор. Ты все не так поняла… Давай мы вернемся в дом и поговорим.
Его взгляд режет, как сталь… Кажется, кожа сейчас лопнет, а я превращусь в горстку пепла. Он убил своего брата-близнеца, не станет церемониться и со мной…
– Я ничего не слышала, вы ошибаетесь. Пустите меня, мне домой надо…
Вырываюсь из тисков его пальцев и что есть мочи бегу. Подальше от этой семьи… Плевать на Глеба и его отца – пусть живут, как хочется…
К остановке подъезжает автобус. Оглядевшись по сторонам, прыгаю на подножку и прячусь на заднем сидении. Только когда автобус отъезжает, я облегченно вздыхаю… Вынимаю из сумочки старенький телефон и звоню папуле. Раскрываю губы, чтобы рассказать о случившемся, но папа меня опережает:
– Лерочка, случилась беда, дочка. У нас теперь нет дома… Ты сейчас у Глеба?
– Пап, нет больше нас. Мы… расстались. А что с домом, пап?
– Горит. Соседи позвонили, я на работе был. Не знаю, что могло произойти? Я же проводку поменял.
«– Это поджог! И я даже знаю, кем он организован. Наверное, Андрей Максимович просмотрел записи камер и увидел, как я бегу к калитке. Такой рациональный человек не станет оставлять свидетелей».
– Пап, я знаю, кто это организовал. Собирай вещи, нам надо уезжать.
– Дочка, что случилось? Ты куда-то вляпалась?
– Да. Стала невольным свидетелем важного разговора. Не хочу говорить по телефону.
– А как работа? И твоя учеба?
– Нам надо где-то переждать, пап. А потом я пойду в полицию. Никто не сможет заткнуть мне рот.
В тот момент, когда я завершаю вызов, на экране вспыхивает индикатор входящего сообщения.
«– Не вздумай идти в полицию, Лера».
«– А что мне будет, если пойду?», – отвечаю Андрею Максимовичу дерзко.
«– Тебе лучше не знать».
Каролина.
Ненавижу Вяземского… Воспоминания заполняют душу, как вода из горького колодца… Почему-то дома я так не думаю о нем. Хотя нет, вру… Думаю. Постоянно, бесперебойно, мучительно… Смотрю в глаза Миланочки и вижу его. Сколько слез я пролила, воспитывая дочь в одиночку. И сколько вопросов оставила без ответа…
«– Мамоська, а где мой папа? Костя в садике сказал, что папы есть у всех. А где мой?»
Я отворачивалась, пряча боль за выстроенной стеной цинизма и желания отомстить. Я жила этим… Мечтала вернуться в родной город и уничтожить Вяземского. Ради этого изменила внешность и стала другим человеком. А папа помог с фирмой… Он всем помог мне, пока сам не заболел и не скончался скоропостижно…
Усталость прогоняет мысли. Кажется, я глубже дышу и ненавижу Глеба чуть меньше… А потом засыпаю…
Утро врывается в комнату ярким светом, льющимся из окна. Торопливо вынимаю айфон из-под подушки и прищуриваюсь: всего-то семь утра! Я бы еще немного вздремнула, но нежиться в чужом доме… Как-то это неприлично… Тем более, в доме Глеба.
Быстро принимаю душ и переодеваюсь в домашний костюм из трикотажа. Плевать, что подумает хозяин дома. Я ни дня не собираюсь у него оставаться. Во всяком случае, пока не услышу дельных предложений по спасению моей дочери. Тихонько спускаюсь в просторную кухню-столовую. На цыпочках подхожу к мраморной столешнице и провожу по ней ладонью. Холодная… И полы ледяные, как и кухонные блестящие фасады. Все безжизненное, как и сам Глеб… Интересно, в нем сохранилось хоть что-то человеческое?
Вынимаю из шкафа турку и пачку с молотым кофе. Там же обнаруживаю коробку с пшенными хлопьями. Надо же… Милочка тоже очень любит «цыплячью» кашу. И почему они такие одинаковые? Черт бы побрал Вяземского…
Любуясь медленно поднимающимся над городом солнцем, варю кашу и пью горячий крепкий кофе. Словно смываю горечь, вновь заполняющую горло… Похититель так мне и не позвонил. И ничего не написал. Никаких требований и никаких известий. Жива ли Милана? Нет, я не могу больше ждать… Что бы ни говорил Вяземский, я обращусь в полицию… Порывисто вскакиваю и разворачиваюсь, завидев Глеба… Интересно, он долго смотрел на меня? Плевать… У меня почти истерика… От неизвестности, боли, чудовищных переживаний за своего ребенка. Ему не понять…
– Кара, что с тобой? – хмурится он, подойдя ближе. Забирает дрожащую чашку из моих судорожно сжатых пальцев и прижимает к груди. – Тебе плохо?
– Тебе не понять. Я… Прошли почти сутки, а он не позвонил. Он ничего не сказал о моей малышке… Ничего… Может, ее нет в живых? Может… Я сейчас же позвоню в полицию. Плевать, что ты хочешь. Ты ничего не делаешь, ты…
– Успокойся, Каролина. Я делаю все, не плачь. Скоро она будет с тобой. Нельзя сейчас обращаться в полицию.
Глеб зарывается пальцами в мои длинные, струящиеся по спине волосы. Часто дышит, опаляя кожу мятным дыханием. Накупался, приоделся… Ненавижу его. Проклинаю тот день, когда мы встретились. Конечно, ему некуда спешить, а моя дочь… Где она сейчас? Как с ней обращаются?
– Не плачь, – повторяет он, касаясь губами моей щеки. Слизывает слезинки и гладит мои плечи, груди, спину…
– Глеб, не надо… Не сейчас, прошу тебя. Я… Я просто не могу.
– Я хочу… И ты обещала отблагодарить меня, – сухо бормочет он. Чувствую, как тяжелеет его дыхание и вспыхивает кожа. И моя пылает как факел там, где он меня касается. И себя я тоже ненавижу за реакцию на него. Голова кружится от его настойчивых ласк, ноги словно подкашиваются. Куда же делась твоя ненависть, Кара? Остановись, одумайся, не лети в этот огонь. Сгоришь дотла и следа не останется…
– Нет, Глеб, пожалуйста, – мычу я, уворачиваясь от его губ. Он не целует – пожирает мой рот, присваивает, выпивает до дна мое дыхание, впитывает вкус губ… Подчиняет себе, словно наказывая за все годы, что я от него пряталась. Или просто наказывая… Унижая, указывая на место, как провинившегося щенка.
– Вчера ты молила, чтобы я продолжал, Кара.
– Вчера ты не знал, что я Лера.
– Тем лучше, – рычит он, запуская ладони под мою футболку. – Теперь я знаю. Но ты же знала, кто я? И все равно пошла со мной, так?
– Ненавижу… – хриплю, понимая, что не могу его оттолкнуть. Господи, дай мне сил устоять…
– И мне есть за что ненавидеть тебя, Каролина, – цедит Глеб, на миг оторвавшись от моих губ. – Не волнуйся, я не собираюсь пускать тебя дальше постели.
– Отвали, Вяземский! – отталкиваю его, замечая пляшущие в его взгляде огоньки. – Ты можешь купить себе сотню шлюх. Зачем тебе я? Предательница, изменщица и… Мошенница, интриганка и…
– Не продолжай, – ухмыляется он, облизывая припухшие губы. Запускает пятерню в густую длинную челку и добавляет язвительно. – Мне доставляет удовольствие делать то, что ты не хочешь. Считай это моей местью за… – он сжимает челюсти, с трудом сдерживая эмоции. Ступает к столешнице и наливает кофе в чашку. Выпивает его залпом и продолжает, скривив рот в издевательской усмешке. – Кара, ты попала в мою игру. Есть те, кто ненавидит меня гораздо сильнее, чем ты. Не понимаю, почему они решили похитить твою дочь? Возможно, посчитали, что нас связывает нечто большее, чем деловые отношения? Но ты ни при чем, Кара… Это сделали мои враги.
– Что?! И ты говоришь это сейчас? Мерзавец! Делай что-нибудь! – преодолеваю расстояние и что есть силы бью Вяземского по груди. – Придурок! Урод!
– Я все сделал уже. Собирайся, у тебя полчаса. Мы поедем к частному детективу.
– Так я не должна тебе… э… Ты же решаешь свои проблемы?
Вяземский вкидывает на меня тяжелый взгляд неудовлетворенного человека. Подходит ближе и выдыхает мне в ухо:
– Ты хочешь меня, Лера. Хочешь… И скоро ты будешь умолять трахнуть тебя. А я еще подумаю, снизойти до тебя или нет.
Глава 4.
Глеб.
Я становлюсь другим человеком… Никогда бы не поверил, что за считаные часы можно так измениться. Так ненавидеть другого человека и… радоваться тому, что он жив. Именно это я и ощущаю – гребаное раздвоение личности, дезориентацию, беспомощность. Для такого, как я это равносильно смерти…
Каролина Чацкая появилась в моем офисе три месяца назад. Именно тогда тоненькие каблучки ее элегантных туфель застучали по блестящему полу моего коридора. И в мое сердце они вонзились тоже тогда… Не знаю, почему я так на ней зациклился? Красивая, да… Но в моей жизни тогда было бесчисленное количество женщин – умелых, доступных, богатых и не очень. Все они хотели быть со мной. Мечтали откусить от меня кусочек – моего влияния, денег, тела… Чего угодно. Липли, как жвачка к подошве ботинка. Все, но не она…
Сейчас я понимаю, что всколыхнулось в груди, когда я посмотрел в глаза Каролины – воспоминания о Лере… Той, кого так сильно любил и так и не сумел простить за предательство. На меня смотрели глаза Леры… А я дурак гадал, кого мне напоминает Кара? И почему меня к ней так безумно тянет? Ее запах, жесты, густые волосы, тонкие лодыжки и аппетитные сиськи – все напоминало мне о погибшей девчонке, но я до последнего не верил подозрениям, то и дело поднимающим голову.
Другое лицо – вот что меня останавливало. Никаких шрамов от пластики, другие, более пухлые губы и темные, а не светлые, как у Леры волосы… Долгие дни я считал себя обезумевшим от горя идиотом. Листал странички Кары в соцсетях и требовал от своих безопасников полного досье. Все крутили у виска и разводили руками – личность Каролины Чацкой была открытой и положительной. До тошноты правильной, чего не сказать о моей.
Однако, чем больше я подозревал ее в обмане, тем сильнее хотел. Стоило ей пройтись по коридорам офиса, пронзая тишину стуком каблучков, член поднимался, как радар и больно давил на молнию брюк. Я разрывался от желания ее поиметь. Мне хватило бы одного раза, чтобы охладеть.
Желание трахнуть Кару превратилось в наваждение. Я задаривал ее цветами и необычными подарками, приглашал на «деловые и суперважные переговоры» в ресторан, мы катались на лодке в городском парке и кормили лебедей. Я даже на пикник в лес ее приглашал, но маленькая строптивая сучка отказалась.
«– Все мечтают быть со мной, Каролина… Все, кроме тебя», – шептал я, сжимая ее хрупкие запястья. Смотрел в незнакомые и такие знакомые глаза, ища ответа. Кто она? Откуда взялась в нашем городе? И почему заинтересовалась именно моей фирмой? Верите, я даже провокационные вопросы ей задавал, чтобы посмотреть на реакцию, но Каролина лишь вскидывала холодный трезвый взгляд и никак не реагировала.
«– Меня не интересуют отношения, Глеб Андреевич. Вы не интересуете», – холодно отвечала она.
Я? Не интересую? Такого просто не могло быть… Она опускала взгляд и торопливо облизывала губы, мяла ткань платья в ладони и переводила тему. Я понимал, что тоже ей нравлюсь и не понимал, почему Кара шарахается от меня, как от прокаженного.
Неизвестность заводила меня куда большее ее сухих отказов. Казалось, прошлое кануло в Лету, растворилось в литрах выпитого мной алкоголя… После смерти Леры его в моей жизни стало неподобающе много… Я тонул в нем, искренне желая сдохнуть. Мучился от ненависти и обиды, но и любви тоже!
Сминал ее фотографии в ладонях и кричал в темноту, спрашивая Вселенную, за что она так поступила? За что Лера изменила мне с Виталиком Хариным – моим другом?
Порой я желал ей смерти, а через минуту страстно желал увидеть ее живую… Теплую, улыбающуюся, мою… Харин и все остальное уплывало куда-то на второй план, пробуждая в памяти воспоминания о моей Лере – верной и чистой.
И сейчас я вижу ее – живую… Но вместо радости я испытываю чудовищные обиду и ненависть. Я ведь оплакивал ее… Губил себя добровольно, пока она прикидывалась мертвой. Жила где-то, меняла внешность, отращивала волосы, рожала… Почему тогда Харина нет с ней рядом? Не выдержал общества ее строгого папаши? Понимаю. Одно мне непонятно – почему Лера скрыла, что жива? Почему поменяла имя и столько лет жила под маской другого человека?
– Мерзавец! Придурок! Делай что-нибудь, – кричит она в ответ на мои подозрения. Я не уверен до конца, что к похищению девочки причастен мой враг Федор Сахно, но все же высказываю мысли вслух.
– Я все сделал, Кара. Собирайся, у тебя полчаса. Мы едем к частному детективу, он один из лучших в городе. Заодно обдумай, хочешь ли рассказать ему правду о себе. О новой себе – красавице Каролине Чацкой, ну и о Лере немного… Не расскажешь, как ты жила? Была так занята, что забыла сказать, что жива? Или ты…
– Мне угрожала опасность, Глеб. И я с удовольствием расскажу частному детективу об этом! – пылко отвечает она. – А тебя я хочу попросить об одолжении – не рассказывай своим родителям, что я жива. Во-первых, тебе никто не поверит, а во-вторых… Если ты хоть слово кому-то скажешь, меня не будет в городе уже через час. Я сбегу и…
– Я не собираюсь кому-то говорить, успокойся, – подхожу ближе и кладу ладони на ее плечи.
Желание… Неутоленное, безумное, иссушающее – вот что держит меня возле нее.
Каролина решительно отступает. Одаривает меня полным негодования взглядом и направляется в комнату, пообещав вернуться через пять минут. Ну-ну… Никогда не поверю, что такой женщине хватит пяти минут, чтобы собраться… Выливаю в чашку остатки кофе и сажусь за стол, цепляя взглядом кастрюлю, стоящую на плите. Любопытно, она что-то готовила?
Рот заполняет слюна при виде каши с кусочком растопленного сливочного масла на поверхности. Мммм… Достаю ложку и ем кашу прямо из кастрюли. Надо же, она сварила ее для меня… Или нет? Конечно, нет. Между нами давно нет отношений.
– Хм… – вздрагиваю от ее голоса за спиной. Так и стою возле плиты, согнувшись над кастрюлей. – У тебя, вероятно, нет тарелок?
– Спасибо за кашу, – облизывая губы, отвечаю я.
– Не обольщайся. Я готовила для себя. Поехали?
На ней белый брючный костюм. Волосы стянуты в тугой хвост на затылке, на лице нет косметики. Вместо ответа я беззастенчиво пялюсь на нее… Густые длинные ресницы отбрасывают тени на ее нежные щеки. Как я мог не узнать ее глаза – карие, с зеленоватыми крапинками на радужке? Таких глаз ведь больше нет ни у кого… Наблюдаю за медленно ползущим по ее шее румянцем и хочу орать во все горло, приказывая времени повернуться вспять: «Вернись! Верни мне Леру… Верни чистую любовь, в которую я тогда поверил».
– Да… Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашиваю для чего-то.
– Бледная, да? Неприметная моль или… – Кара поправляет выбившуюся из хвоста шоколадную прядь.
– Я не это имел в виду, Кара. Ты красивая женщина и знаешь об этом. Тебе не нужна медицинская или психологическая помощь?
– Вяземский, мне нужно вернуть дочь. Тогда все мои проблемы рассосутся сами собой. И все вернется… И румянец, и здоровая психика.
– Детектива зовут Всеволод Свирепый. Не пугайся, когда его увидишь. Он бывший мент, начинал в спецназе. Мужик умный и дотошный, – объясняю, выходя из дома и запирая за нами дверь. – Я успел немного посвятить его в курс дела.
– Ты рассказал ему, что у меня другое имя? – недоумевает она. Цокает своими тоненькими каблучками, обостряя мое напряжение до максимума. Единственное, что мне сейчас хочется – разложить ее на заднем сидении и трахать до черных мушек перед глазами. Вернее, не так – позволить ей меня оседлать… Хочу видеть ее лицо, пухлые от прилившей к ним крови губы, темные вытянутые соски, качающиеся перед моим лицом. Хочу… Как безумец или оголодавший нищий. Но, чтобы покорить добычу, мне нужно сначала потрудиться.
Незаметно поправляю брюки, вновь ставшими тесными, и сажусь за руль. Посмотрим, что Свирепому расскажет Кара… Мне и самому интересно послушать.
Офис Всеволода Ивановича находится на окраине города, вдали от заглушек сотовой связи и, очевидно, любопытных людей. Уж не знаю, какие методы он использует в работе, но Аркадий – мой близкий друг и партнер нахваливал его, как сваха невесту.
– Здравствуйте, я Глеб, а это Каролина, – жму руку мужику, встретившему нас на входе.
Свирепый выглядит, как блатной мужик из девяностых: бритый затылок, толстая золотая цепочка на шее, золотые огромные часы на левом запястье и бархатный, ярко-красный пиджак, облепляющий его широкие плечи. Каролина опасливо озирается, но быстро берет себя в руки. Улыбается в ответ на приветствие Свирепого и садится в красное кресло из кожзаменителя.
– Каролина Дмитриевна, я могу говорить откровенно? – начинает Всеволод, усаживаясь за стол.
– Да…
– Обычно похитители детей – бывшие супруги или партнеры. Вы точно знаете, что отец ребенка не похищал вашу дочь?
Она мнется… Кусает вмиг побледневшие губы и нервно вскидывает ладонь, растирая лоб.
– Глеб Андреевич обрисовал мне подробности дела и сказал, что отцом девочки является Виталий Харин. Вы с ним связывались?
– Он совершенно точно не похищал мою дочь, – теребя ручки сумки, произносит Кара. Бледная, испуганная, она выглядит так, словно боится Харина. – Мы расстались друзьями, и я никогда не чинила препятствий для их с Миланой общения.
– Не похищал, – победоносно выпаливает Свирепый. – У него нет причин ее похищать, потому что Виталий не отец девочки. Почему вы врете, Каролина? В ваших интересах говорить правду.
– А с чего вы взяли… Как это не отец? Он ведь… – сглатывает она и прилипает взглядом к носкам своих элегантных дорогущих туфелек.
– Мое дело расследовать. Мне за это платят. Утром я позвонил Виталию Харину. Он женат, а его супруга ждет малыша.
– Ну и что? У каждого из нас своя жизнь и…
– Виталий сказал, что у него никогда не было с вами интимных отношений. Его удивил мой звонок. Он сказал, что не видел вас шесть лет.
– А вот это ложь! – взрываюсь я. – Я сам видел фотографии, на которых они обнимались. От кого твоя дочь, Кара? Вспоминай своих многочисленных мужиков! Может, папаша запоздало вспомнил о дочери и…
– Я не помню, – бескровными губами шелестит Кара. – И… Я не знаю, от кого Милана. У меня было много мужчин. Я со многими спала, – добавляет, сверля меня уничтожающим взглядом. – Всех не упомнишь… Поэтому даже предположить не могу, от кого она. Но… Я никому не говорила, что родила. Никто из этих мужчин не знает о дочери.
– Но ведь кто-то из них мог узнать и отомстить вам? – наседает на Кару Свирепый.
Я же с трудом справляюсь с яростью… Хочется разнести к чертям собачьим кабинет и трясти ее плечи, пока не признается. Вот тебе чистая любовь – жри ее большой ложкой. Только смотри не подавись. Ложь, одна лишь ложь… Все ее слова тогда, признания и моя уверенность, что у нас будет по-другому, не так, как у всех…
– Хорошо. Давайте отложим эту версию. Но вам не помешает проверить всех потенциальных отцов девочки, вдруг они…
– Простите, Всеволод Иванович, мы можем поговорить наедине? – смахнув с щеки слезу, спрашивает Кара.
Глава 5.
Каролина.
Не помню, чтобы когда-то чувствовала такое жгучее, иссушающее душу унижение. Как будто я и есть та женщина, что спала со многими и забеременела неизвестно от кого… Взгляд намертво прилипает к полу, руки дрожат, а щеки пылают от тяжелого, направленного прямо на меня взгляда Глеба… Он ждет моих откровений? Черта с два Вяземский их услышит!
– Простите, Всеволод Иванович, мы можем поговорить наедине? – выдавливаю хрипло. От волнения горло становится сухим, как будто в него насыпали песка.
– Конечно. Глеб Андреевич, я позову вас. В коридоре есть удобный диванчик и аппарат с кофе, – натянуто улыбается Свирепый, встречая перекошенный взгляд Глеба.
Тот недовольно кивает и поднимается с места. Когда шаги Вяземского стихают за дверью, поднимаю стыдливый взгляд и медленно, почти по слогам произношу:
– Отец моей дочери известен… Он…
– Он угрожает вам, преследует? Вы боитесь, поэтому…
– Это Глеб… Глеб Вяземский. Но он не должен ничего знать, понимаете? – всхлипываю, не в силах подавить волнение. – Он не поверил мне тогда… Его мама преподнесла доказательства моей измены с Хариным, его другом. Какие-то отфотошопленные фотографии. Глеб легко вычеркнул нас из жизни, женился на Анне Фоминой. Я узнала позже, что они развелись… Кстати, она мне может мстить Глебу за развод? И еще… Я ведь не Каролина Чацкая, я…
– Подождите, пожалуйста. Давайте разберемся сначала с одним вопросом, – деловито предлагает Свирепый. Потирает ладони и подается вперед. – Вы не хотите говорить Глебу, что у него есть дочь? Я правильно понимаю?
– Нет, не хочу! Ребенок ему не нужен, как и я… К тому же… Всеволод Иванович, давайте я вкратце расскажу вам историю наших отношений. Я вынуждена скрываться от семьи Вяземских и тем более молчать о дочери. У меня есть подозрения, что отец Глеба может быть причастен к похищению.
Всеволод кивает, а я коротко рассказываю про подслушанный разговор, обвинения Глеба в измене, прозвучавшие немногим позже, поджог нашего с папой дома, подстроенную кем-то аварию и мою трагическую гибель… Липовую гибель, столь необходимую тогда для сохранения наших с дочкой жизней.
– Как Глеб узнал, что вы Валерия? Он же узнал, насколько я понял? – внимательно меня выслушав, спрашивает Свирепый.
– Не заставляйте меня отвечать на этот вопрос, – краснею я. – Достаточно того, что он узнал. Ребенка похитил кто-то из его врагов, потому что у меня их нет. Никто меня не знает… Мы с отцом выжили в аварии. Экспертиза тогда доказала, что тормозная система была испорчена. Приехавший на место происшествия следователь убедил нас скрыться для собственной безопасности. Всем сказали, что мы погибли… Папа не стал менять документы, а я… В общем, мне, как свидетельнице разговора Вяземских, посоветовали изменить внешность и личность. Незадолго до этого отец вступил в наследство моего деда. Я его не знала – дедушка рано ушел из семьи и не воспитывал папу. Видимо, сыграло чувства вины, и он завещал папе все имущество и бизнес – инсайдерскую компанию.
– Инсайдерскую? Я правильно думаю, ваш дедушка знал скрытую информацию об имуществе многих людей? Занимался торговлей ценными бумагами и проводил крупные сделки? – уточняет Свирепый. – Выступал посредником между государством и частными лицами.
– Именно так. У него сохранилась база богатейших людей области или тех, кто прикидывался ими. По документам я могла вычислить платежеспособность человека и предложить лакомую сделку. За пять лет я сделала свою фирму одной из самых процветающих в области.
– У вас могут быть враги, Каролина. Те, о ком вы не знаете. Давайте позовем Глеба, не хочу вызывать лишних подозрений? Вы можете быть спокойной – ваша тайна останется при мне. Я еще много раз вам позвоню или приглашу сюда.
– Я могу войти? – опережает Свирепого Глеб. Распахивает дверь без стука и смеряет нас подозрительным взглядом. – Или еще не всем любовникам Каролины кости перемыли?
– Входите, Глеб. Всем перемыли, можете быть уверены, – подмигивает мне Всеволод.
– Вы что-то узнали, Всеволод Иванович? – нетерпеливо спрашивает Глеб. – Кто-то из этих мужчин может быть причастным?
– Мне нужно время, чтобы все проверить. Вынужден попрощаться с вами, сами понимаете – работа не ждет. Но я буду звонить. Каролина Дмитриевна, если преступник попытается связаться с вами, сразу сообщите мне.
Я с трудом поспеваю за Вяземским… Цокаю каблуками по прохладному длинному коридору, не понимая, что делать? Скрываться или выходить на работу? Съезжать в свою квартиру или…
– Кара, я могу спросить? – резко разворачивается Глеб. Возвышается надо мной, как гора… Кажется, вот-вот прихлопнет, как мушку… Во всяком случае его взгляд кричит о желании убивать.
– Спрашивай, – отвожу глаза, не в силах выдерживать его взгляд.
– Кара, поедем в гостиницу? – выдыхает он. – Я, как дурак тебя обхаживал, а ты охотно трахалась со всеми этими… Вы полчаса обсуждали со Свирепым твоих… Может, тебя устроит фиксированная цена? Скажем, тысяча долларов за раз? Как тебе?
– Даже элитные проститутки берут больше, Вяземский.
Хочется согнуться от режущей боли в груди, но я держусь… Надежда умирает вполне ощутимо. Разбивается на осколки, а те впиваются в сердце, смыкаются вокруг горла и тисками сдавливают грудь. В глазах темнеет от жгучей, смертельной обиды… Никогда его не прощу за эти слова. Но и виду не подам, что они меня задели… Он не видит моих слез – облизывает губы и прищуривается, нетерпеливо ерошит челку, ожидая моего ответа. Он хочет знать цену? Цену моей разрушенной жизни, мук после операции по пересадке кожи, да и просто мук… Какую цену мне назвать? Какого он ждет ответа?
– Хорошо, – сглатывает Глеб. – Назови свою цену. Что мы как маленькие? А я дурак… На лодке тебя катал, цветочки дарил. Надо было сразу…
– Твоя фирма, Вяземский. Ночь со мной будет стоить тебе фирмы.
– Это нечестно, Кара. Вчера ты готова была дать мне бесплатно, – плотоядно улыбнувшись, произносит Глеб.
– Глеб, у нас слишком часто меняются условия, ты не находишь? Может, мне послать тебя, Вяземский? Я сама найду дочь, без твоей помощи, слышишь? Оплатить услуги Свирепого мне под силу. И… Скажи водителю, пусть привезет домой мои вещи.
Не знаю, откуда во мне берется смелость? Она заполняет нутро, вытравливая неуверенность и кратковременную слабость. Я снова могу дышать… Жить без Вяземского и не поддаваться его чарам. Глеб ошеломленно раскрывает губы, чтобы ответить, но я его не слушаю – разворачиваюсь и скрываюсь из вида, обогнув здание с торца. Приваливаюсь к прохладной кирпичной стене и вызываю такси. Чертов Вяземский… Ему удалось на время выбить меня из седла, не спорю… Заставить краснеть и плавиться в его руках. Господи, столько лет прошло, а он еще жив в моем сердце – тот мальчик из прошлого… Не Глеб – другой, тот, в кого я влюбилась и отдала себя. Подарила не только тело, но и сердце, что он бросил под ноги и растоптал подошвами ботинок.
Такси паркуется на площадке возле второго входа в здание. Сажусь на заднее сидение и называю адрес своей квартиры. Хватит с меня гостеприимства Глеба, до добра оно не доведет…
Земля плавится от солнца, воздух рвется от ароматов цветов, пыли и фруктов, из палатки. Прошу водителя остановиться возле ларька «Овощи-фрукты» и покупаю груши. Бросаю нервный взгляд на экран айфона и спешно кладу его в сумку – я дома подумаю, как убедить родственников Ольги Павловны подождать, да и со Свирепым придется встречаться еще раз. Уже без Вяземского… И работу никто не отменял. Пожалуй, стоит после обеда заехать в офис и проконтролировать работу моей команды. Да и юристу сообщить, что никакого слияния не будет… Я найду Милану и уеду в Америку, подальше от всего этого… Пока папа был жив, он убеждал меня отказаться от мести. До последнего дня он умолял смириться с прошлым и отпустить его… Простить во что бы то ни стало, вычеркнуть Глеба из жизни и памяти, уехать заграницу… Но я чувствовала себя живой только из-за желания отомстить. Кровь бежала по моим венам, сердце билось в груди, питаясь лишь этим желанием… Кажется, я утратила другие стремления – быть счастливой, любить и быть любимой, я жила войной – безжалостной, беспощадной, разрушающей… Не жила – существовала, потому что жизнью это сложно назвать… И что? Мои чаяния рассыпались как карточный домик, стоило Вяземскому поцеловать меня.
Какая же ты идиотка, Кара! Нет, надо срочно уезжать… Искать дочь и валить из страны куда подальше.
Тягостные мысли рождают тревогу. Бреду к подъезду, чувствуя необъяснимый страх. Останавливаюсь. Глубоко вздыхаю и резко оглядываюсь. Ничего… Ленивая полуденная тишина, пустая детская площадка, припаркованные тесными рядами машины… Ничего особенного. Успокойся, Кара… Ты зря себя накрутила. Дрожащими пальцами прикладываю ключ домофона к замку и окунаюсь в прохладные объятия подъезда. Тишину нарушает шорох пакета в моих руках и… чье-то тяжелое дыхание за спиной. Я не успеваю обернуться или вскрикнуть – страх словно щупальцами сковывает горло, парализуя мышцы. На затылок обрушивается удар… Падаю на колени, роняя сумку. Груши рассыпаются под ногами, в глазах темнеет. Пытаюсь встать, но меня сражает еще один удар… Все… Наверное, я умру, а Глеб никогда не узнает о дочери. И искать он ее не будет – зачем ему ребенок от неизвестного папаши?
Сожалея о бесцельно прожитых годах, закрываю глаза… Слезы жгут кожу, а затылок ноет от боли. Ссадины на ладонях кровоточат, мышцы будто наполняются сталью… Не могу пошевелиться – хрипло постанываю, а потом проваливаюсь в омут бессознательности.
– Кара… Господи, я так и знал, что тебя нельзя отпускать.
Похоже, я в аду… Умерла, но моим наказанием стал голос Вяземского. Он и после смерти меня преследует. Или он тоже умер?
– М-м-м… – мычу, не в силах вымолвить и слово.
– Кара, как это случилось? Открой глаза, ты меня видишь? Как голова?
Я все-таки разлепляю глаза… Зажмуриваюсь от слепящего света, ворвавшегося через приоткрытые веки.
– Глеб? Где я?
– На тебя кто-то напал. Хорошо, что я поехал за тобой следом. Меня Свирепый убедил подстраховать тебя. Черт… Так и знал, что нельзя тебя отпускать.
Вяземский прижимает меня к груди и поднимает. Потолок кружится над головой, когда он несет меня к выходу. Руки болтаются, как плети, затылок нестерпимо ноет.
– Поживешь у меня. Врача я уже вызвал домой, а там решим… – сглатывает он, переводя на меня взгляд.
Так близко… Нестерпимо близко… Чувствую его дыхание, щекочущее висок. Тепло сильного тела, крепкие руки… Господи, Вяземский, когда ты исчезнешь из моей жизни?
– Глеб, я настаиваю на полиции. Мы не справимся сами, мы…
– Свирепый напал на след. Он приедет к нам чуть позже, когда ты отдохнешь.
– Что он узнал?
– Каролина, тебе надо отдохнуть. Все потом.
– Глеб, тебе не понять, каково это – переживать за ребенка. Сейчас же скажи, что он накопал! Или я встану и пешком пойду в полицию! Если не смогу идти, поползу…
– Похитители попали в камеры видеонаблюдения, ребята Свирепого работают с записью, пытаются увеличить кадры и разглядеть лица. Если они есть в судебной базе, мы легко на них выйдем. Пока это все, что я знаю.
– Хорошо.
– Брыкалов, застели заднее сидение и положи подушку, – командует Глеб, крепко прижимая меня к груди. – Ничего, Кара… Мы ее найдем.
Глава 6.
Глеб.
Руки трясутся, как у обдолбанного наркомана, а сердце гулко ухает в груди. Наверное, она слышит его стук… Точно слышит, потому что ее щека плотно прижимается к моей тяжело вздымающейся груди. Каролина даже уйти не успела… Стоило ей скрыться за поворотом, душу скрутил вязкий страх. Тревога, подозрение, предчувствие – называйте это как угодно – я поверил своей интуиции и не прогадал. И Свирепый здесь ни при чем. Я сам решил следить за ней. И уговорил Брыкалова ехать за такси. Не понимаю, разве такое бывает? Эта маленькая лживая дрянь не отпускает меня… Тянет невидимыми нитями, не позволяя освободиться.
– Как ты себя чувствуешь? – шепчу хрипло, опуская на нее взгляд.
Кожу предплечья обжигает липкая кровь. Кажется, место, где голова Каролины меня касается, выжигают клеймом…
– У меня кровь на затылке… Может, правда, в больницу? Я не знаю, как лучше, Глеб. Давай спросим Свирепого, я так боюсь, что готова слушаться кого угодно, – вымученно протягивает она.
– Поживешь пока у меня, Кара. Свирепый скоро подъедет. Поделится своими находками. Одно мне понятно – тебе опасно оставаться одной. Будешь под моей защитой – никто не посмеет тебя тронуть.
– А… А тебя? Тебя они посмеют… – мнется она, пытаясь увернуться из моих рук.
Возвращаюсь в реальность, осознавая, что сижу на заднем сидении с ней в руках. Ловлю ее нежное, как дуновение летнего ветра дыхание. Жадно впитываю все – касания, запах, блеск глаз… Всю ее хочу сожрать, как желанную добычу. А Брыкалов делает вид, что не замечает этого. Молчит, хотя мог бы предложить мне просто уложить раненую на покрывало.
– А тебе что же, не все равно? Ты радоваться должна, если меня прихлопнут. Или ты изменила мнение, Каролина?
– Нет, не изменила. Если следовать твоей логике, с тобой мне тоже угрожает опасность. Ты сам опасность, Вяземский… Ходячая и… горячая…
Стоп! Разве она бы так сказала? Конечно, нет. Кара меня терпеть не может. Значит, ей гораздо хуже, чем она хочет показать.
– Боже мой, Кара… Голова кружится? – прикладываю ладонь к ее прохладному липкому лбу.
Предательница… Лживая и похотливая девка, перепробовавшая десяток мужиков и родившая неизвестно от кого – ярость совсем недавно кипела внутри, затмевая разум. А что сейчас? Я захлёбываюсь от волнения за эту… За некогда любимую девушку, странным образом вернувшуюся в мою жизнь…
– Нет, просто я устала. Хочу закрыть глаза, можно?
Каролина засыпает, пока Брыкалов везет нас домой. Звоню знакомому врачу и требую срочного приезда. Не знаю, что убеждает его выехать немедленно – тон моего голоса и обещанный гонорар? Скорее второе, потому что Семен Аркадьевич обещает приехать через десять минут.
– Шеф, вы ее разбудите, еще в кому впадет, прости господи… – бурчит Брыкалов, паркуясь перед воротами. – Не сносить вам тогда головы.
– Захлопни пасть, Брыкалов! Твое дело рулить, вот и рули.
– Простите, шеф, не хотел вас накручивать, случайно получилось.
– Случайно…
Остервенело толкаю дверь и осторожно выбираюсь из машины. Кара медленно разлепляет глаза и осматривается, пока я несу ее к входу в дом. Жмурится от ярких солнечных лучей и плотнее прижимается ко мне. Невесомая как пушинка… Ничего не изменилось за эти шесть лет – они и грамма не набрала, разве что в нужных местах «подросла» – грудь и попа стали аппетитнее… При мысли о ее прелестях перед глазами красными вспышками мелькают кадры со всеми ее мужиками. Представляю, как они трахали ее… Мяли груди, выкручивали соски, брали ее, толкаясь внутрь по самые яйца. Сука… Правильно тогда мать сказала – провинциальная голодная девчонка мне не пара. Она уже тогда легла под Харина… У того папаша богаче и влияния больше. Предпочла мне другого, наплевав на мои чувства и…
– Глеб, мне лучше. Я очень долго не спала нормально. Забыла, каково это – высыпаться, – грустно улыбается она, возвращая меня в реальность.
Я нехотя оставляю ревущих в душе демонов и отвечаю, тупо уставившись на нее:
– Так это был не обморок? Я вызывал врача, он приедет с минуты на минуту. Завтра мы съездим в клинику на обследование, – произношу, поймав ее благодарный взгляд. – Не думай, что ты так уж важна для меня. Я заинтересован в бизнесе. Не хочу отбиваться от твоих юристов, если ты помрешь.
– Понимаю, – бесцветно протягивает она. – Я и не жду другого отношения. Но все равно… спасибо. За ночлег и врача.
Укладываю Кару на постель и спускаюсь. Может, стоит отменить все визиты? Забить на Свирепого и просто лечь с ней рядом? Слушать дыхание, смотреть на подрагивающие веки и биться в агонии воспоминаний?
Семен Аркадьевич обнаруживает признаки черепно-мозговой травмы. Водит жирными лапами по ее голове, стучит молоточком по коленкам, заставляет достать пальцем до кончика носа. Проводит какие-то пробы, назначает лечение. Берет с меня обещание завтра же сделать компьютерную томографию головного мозга.
Неповоротливо ходит по комнате, монотонно рассказывая о последствиях нелеченной травмы. Каролина слезно обещает выполнить все необходимые процедуры и снова проваливается в короткий, болезненный сон.
– Успокоительное будет действовать пару часов, – шепчет Семен, облизывая губы в предвкушении гонорара.
– Спасибо. Я буду наблюдать за ней. Постараюсь не ложиться сегодня ночью.
Уже в дверях замечаю подъехавшую машину Свирепого. Он здоровается с врачом и нетерпеливо стаскивает с ног обувь. Проходит в гостиную, коротко поинтересовавшись самочувствием Кары – я успел рассказать ему о нападении – и раскладывает на журнальном столе бумаги.
– Мои ребятки увеличили морды похитителей девочки. Оба есть в судебной базе. Фамилии их я тоже выяснил, но вы должны понимать, что эти люди, исполнители. За похищением стоит кто-то другой.
– Я это понимаю. Вы можете узнать их местоположение?
– Сложно, но я постараюсь. Хочу дождаться, когда Каролина проснётся. Может, она кого-то из них знает или видела раньше?
– Она получила серьезную травму. Сейчас спит. Предлагаю перенести визит на завтра.
Свирепый недовольно качает головой. Вскидывает на меня пристальный взгляд и отвечает:
– Ситуация не терпит отлагательства, Глеб Андреевич. Родственники няни обратились в полицию. Уже завтра информация о похищении девочки просочится в прессу. Ваши с Каролиной имена будут полоскать везде, где только можно. Чацкая рассказала мне о своем прошлом, я уверен, ей бы не хотелось, чтобы все узнали…
– Что она Лера? И я уверен. Она меня водила за нос и не собиралась открываться.
Сжимаю челюсти так, что напрягаются желваки. Дрянь… Маленькая и лживая… Интересно, когда она собиралась обчистить меня? Или уже это сделала? Не удивлюсь, если завтра ее юристы выгонят меня из офиса, как постороннего.
– Это ее право, Глеб. Я понимаю ее. И вам советую отнестись с пониманием к ее поступку, – парирует Всеволод Иванович. – Я должен заниматься расследованием. Вынужден просить вас разбудить Каролину.
– Хорошо, – нехотя соглашаюсь и поднимаюсь в комнату.
Она безмятежно спит. Беззащитная, маленькая, знакомая незнакомка… Потираю руки и осторожно сажусь на край постели, пьянея от ощущения власти над ней. Приближаю лицо, жадно вдыхая ее частое тихое дыхание, наблюдая за подрагивающими веками в опушке длинных темных ресниц. Я сейчас все могу… Смотреть на нее, касаться пальцами гладкой тонкой кожи щек, гладить ее шею, плечи, трогать волосы… А могу и задушить эту лживую сучку… Исполнить давнее, спящее в душе желание отомстить за измену… Она ведь не дала мне возможности отомстить… Уехала, скрылась из виду, а потом погибла…
– Кара… – зову ее, изгоняя страшные мысли. Сейчас не время мстить.
– Ах… – вскакивает она, морщась от боли в затылке. – Что случилось?
– Свирепый приехал. Они раздобыли записи с камер возле твоего дома. Увеличили лица преступников и установили их личности.
– Так он знает, где моя малышка? – Каролина приподнимается на предплечьях. Спускает ноги, собираясь встать. Порывисто встает с постели и тотчас валится на нее, не в силах совладать со слабостью. – Ох…
– Иди сюда, Кара, – подхватываю ее на руки и прижимаю к груди. – Так и быть – поработаю сегодня твоим личным носильщиком.
– Спасибо, Глеб. Обещаю совсем скоро исчезнуть из твоей жизни. Я найду свою дочь и уеду… Подальше отсюда. Я давно хотела, только…
– Только сначала хотела обчистить меня? Думаешь, я бы сильно расстроился? Ты плохо меня знаешь, Кара. У человека можно забрать все – отнять деньги, бизнес, сжечь машину или дом, но невозможно отнять талант, – рассуждаю, неторопливо ступая по коридору.
– А ты, значит, талантлив? Считаешь, что способен все вернуть?
– Я могу считать твои слова признанием? Твои юристы уже успели все…
– Нет, конечно. Я слишком умна, чтобы действовать так мелко. Ты скоро будешь позади меня, Вяземский. Я лучше… И моя команда профессиональней.
– Ах так?
Вхожу в гостиную и кладу Кару на холодный кожаный диван. Она морщится и вжимается в подушку, ощущая неприкрытое стеснение.
– Простите, Каролина Дмитриевна. Как вы себя чувствуете? – интересуется Свирепый.
– Неважно, но это не имеет значения.
– Мне так жаль, что приходится вас беспокоить, но… Дело не терпит промедления. Взгляните на фотографии этих людей, – Свирепый протягивает Каре распечатанные на бумаге кадры. Мои ребята пробили этих мордоворотов. Они есть в судебной базе. Вот этого зовут Сергей Пупков, а этого Вадим Федоровский. Вспомните, может, вы знаете этих людей?
Кара прищуривается и внимательно смотрит на фотографии. Неуверенно качает головой и вздыхает:
– Нет, Всеволод Иванович. Я никого из них не знаю. Никогда не видела эти лица. Вы можете пробить их местоположение по номеру телефона?
– Конечно. Этим уже занимаются. Предположу, что заказчик преступления непрофессионал. Он нанял людей, пользующихся своими телефонными номерами. Не номерами, оформленными на кого-то другого или левыми симкартами, а своими! Это… на голову не оденешь!
– То есть они такие… тупые? – недоумевает Каролина. – Или самоуверенные?
– Скорее, второе. Пробить телефонный номер без судебного решения трудно, – вздыхает Свирепый. – Похитители случайно попали в камеры маленького магазинчика на углу улицы. Это сыграло нам на руку, позволив выяснить их личности.
– Они прописаны здесь? Есть их адреса? – спрашиваю я, поглядывая на Кару. Она выглядит измученной и бледной.
– Да, прописаны в городе, но по месту прописки не живут. Мои ребятки под видом сотрудников газовой службы постучались в их квартиры – Пупков и Федоровский сдают жилье. Где они фактически обитают, нам пока неизвестно. Простите, я должен ответить на звонок, – произносит Свирепый, нашаривая в кармане звонящий смартфон. – Да, Миша… Точно? Понял, принял.
– Всеволод Иванович, не молчите, – надломленно произносит Кара.
– Ребятки пробили местоположение похитителей. Не буду грузить вас подробностями, но было сложно… Сыграли роль мои давние связи и хорошая репутация у коллег по цеху. Похитители находятся на Старомарьевском шоссе, в трех километрах от выезда из города. Предположу, что они прячутся в одном из помещений производственной базы по этому адресу.
– Там еще есть старый пряничный завод, – дрожащим шепотом говорит Кара. – Значит, надо ехать прямо сейчас?
– Ты остаешься дома, Каролина, – решительно отрезаю я. – Или у твоей дочери есть вторая мать, кроме тебя? Врач ясно сказал, чтобы ты лежала…
– Мне плевать на него! Я сейчас же хочу поехать на чертов завод пряников и спасти Милану.
– А если случится кровоизлияние в мозг? Всеволод Иванович сделает это лучше, чем ты. Если позволишь, я поеду с ними. Буду все контролировать и…
– Я знаю, чего ты добиваешься, Вяземский! Хочешь получить свою плату, так? Я же обещала тебе за спасение моей девочки дать… – пылко бросает она.
– Помолчи, Кара… Или ты хочешь выяснить отношения? Ты серьезно?
– Ладно… Ты оставляешь меня одну?
– Погодите, не спорьте, – вмешивается Свирепый. Поправляет толстую золотую цепь на шее и чуть помедлив, добавляет, – Глеб поедет с нами, а Каролина остается. Простите, я не могу подвергать мать ребенка опасности.
Глава 7.
Глеб.
Каролина мгновенно сникает. Сдувается, как шарик и потирает хрупкие плечи. Вскидывает на Свирепого страдальческий взгляд и покорно кивает, смирившись со своей участью. А я ни черта не понимаю своего порыва? Нахуя все это мне надо? Жертвовать жизнью, чтобы спасти ее дочь. Дочь от Харина…
Почему она считает, что может вот так возвращаться? Врываться вихрем в мою жизнь и ломать… все… И почему я так рьяно стремлюсь ей помочь?
Ненавижу и… дышу полной грудью, когда вижу ее. Ловлю себя на мысли, что с появлением Каролины в моей фирме, я начал забывать Леру… Меня даже ночные кошмары отпустили… Но теперь все вернулось… Кара манит меня, как маяк в море… И дело не в сексе, который она мне обещала. Я хочу ее понять… Узнать, что тогда случилось? Почему она была вынуждена прятаться? Почему не вышла за Харина? Почему предпочла его мне? Сотни вопросов, на которые я жажду получить ответ. И каждый раз, видя Каролину, я понимаю, что никаких ответов не будет… В ней только ненависть – неприкрытая, черная, непонятная. Самоедство, строгость к себе… Она все себе запрещает, ежу понятно! Не отпускает прошлое и винит меня в несуществующих грехах.
И ее слова о любви теперь кажутся мне иллюзией… Разве она говорила их мне? Шептала, когда я впервые сделал ее своей? Боже, я ведь у нее первый… Куда делась моя девочка – милая, светловолосая, нежная? Покорная, ласковая, преданная?
Она здесь… Истрепанная жизнью, другая… Каролина Чацкая – другой человек с душой моей Леры. Так стоит ли мне впрягаться во все это дерьмо?
Раскрываю губы, чтобы поддержать ее, потому что не могу по-другому… Раз уж все так вышло, я обязан помочь.
– Я привезу твою малышку, Кара. Обещаю. Ты можешь мне верить, ведь…
– Тебе я верю меньше всего, Вяземский. Я слишком хорошо тебя знаю… И твои мотивы мне тоже известны.
Сжимаю зубы так сильно, что сводит челюсть. Ну и сучка… И это вместо спасибо?
– Успокойтесь, Каролина. Я отвечаю за операцию, а Глеб поедет, как ваш представитель. Я хочу, чтобы он поехал, – включается в разговор Свирепый.
– Хорошо, я останусь здесь одна? – выдавливает она, с сомнением взирая на нас.
– Нет, Кара. Сейчас приедет врач, так что одна ты не останешься.
Набрасываю на плечи ветровку и выхожу на улицу, глубоко вдыхая ароматы ночных фиалок и костра. Свирепый плетется сзади, непрерывно командуя по телефону.
Нажимаю на брелок и открываю машину. Жестом приглашаю Всеволода сесть. Он неуклюже устраивается на переднем сидении и многозначительно вздыхает.
– Я сообщил полиции о похитителях. Но они… Они… Черт бы побрал их бюрократию! – негодует Свирепый.
– Не поверили? Или не захотели шевелиться без заявления потерпевшей матери? – запуская двигатель, спрашиваю я.
– Заявление есть от родственников похищенной няни. Следком не любит признавать чужие успехи, вот в чем дело. У них свой план и свое расследование, которого… Я больше чем уверен, что его нет.
– Значит, мы поедем на захват без оружия и помощи со стороны? – выруливаю на проспект, ведущий к нужной нам улице.
– Не беспокойтесь, Глеб Андреевич, – важно протягивает Свирепый. – Я вызвал ребят из СОБРа, у меня заключен с ними договор. И мои ребята хорошо владеют оружием и мастерством переговорщиков.
У нас есть точный адрес, команда тренированных парней, моя готовность порвать любого, кто встанет на пути… Не понимаю, откуда во мне берется это желание? Убивать, рвать, выплескивать ярость и накопившийся за все годы адреналин.
– Мы на месте, – произношу, тихонько паркуясь в ста метрах от заброшенного пряничного завода. Последние полкилометра я вел машину с выключенными фарами.
– Отлично. Наверное, вам стоит посидеть в машине? – неуверенно произносит Всеволод.
– Я пойду с вами. Вы же понимаете, что сидеть в машине я не стану? Есть бронежилет?
Свирепый кивает. Нос щекочут ароматы скошенной травы, а воздух полнится разными звуками. Взмах птичьих крыльев, шорох травы, скрип металлических ворот обостряют напряжение до предела.
– Девочку и няню содержат в крайнем бараке. Мы запросили план здания у владельца, свет есть только там. Как и вода, – шепчет Свирепый.
На подходе к зданию замечаю темную фигуру, прячущуюся в кустах. При виде нас он вынимает бронежилеты и на цыпочках подходит ближе.
– Через пять минут штурмуем, – произносит незнакомец. – Они ничего не заподозрили. Ребята приехали минуту назад.
– А СОБР на месте? – спрашиваю я.
– Нет, на подъезде. Мы застанем похитителей врасплох, – усмехается парнишка.
– Дай-то бог, – с сомнением в голосе отвечаю я.
Ну не идиоты же они? Неужели вокруг барака нет охраны, а внутри сидят только двое – Пупков и Федоровский? На что они в таком случае рассчитывают?
Надеваю жилет и отхожу в сторону, поближе к торцу барака. Вынимаю из кармана бинокль и пытаюсь разглядеть похитителей. Свирепый что-то бурчит мне в ухо, но я не слышу его – сосредоточенно наблюдаю за мелькающими в полумраке фигурами.
Оставляю Всеволода встречать СОБР, а сам осторожно, почти не дыша крадусь к другому концу здания, туда, где шаги слышатся лучше всего.
– Что будем делать с ребенком и теткой? – произносит один из преступников. Разжигает костер и гремит металлической посудой.
– Убьем, что же еще. Возвращать их команды не было, – отвечает другой, чиркая зажигалкой. Его лицо на миг озаряется. Лицо как лицо – обычное, непримечательное, таких мы видим каждый день сотнями…
Перевожу взгляд на Свирепого и подъехавших солдат. Они бегут к зданию и кидают в окно дымовую завесу. Только не в то окно, где сидят преступники… Они с другой стороны – жгут костер и курят. Рассуждают о судьбе маленькой девочки и пожилой женщины. Я кричу что есть силы, привлекая к себе внимание солдат. Свирепый хмурится и металлическим голосом приказывает сузить радиус захвата.
– Сюда! Они здесь! А там заложники.
Бегу в другую сторону, пробираясь сквозь дым. Под ногами хрустит битое стекло, ноздри забивает черная копоть. Откашливаюсь и прислушиваюсь к голосам, доносящимся из помещения. Плач, стенания, стоны… Господи, только бы успеть.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70878137?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Елена Левашова
– Я сделаю тебя своей, – его горячее дыхание обжигает висок. – Все мечтают быть со мной. Все, кроме тебя, Каролина.
«– Ты избавился от меня, как от использованной вещи… Бросил одинокую и беременную… А сейчас не узнаешь.»
– Просто… Сейчас меня не интересуют отношения. Вы не интересуете, Глеб Андреевич.
Он бросил меня. Втоптал в грязь и разорвал мое сердце на кусочки. Но спустя шесть лет я вернулась. У меня другое лицо, другое имя… Я уверена в себе и богата. А еще у меня есть дочь, о которой он ничего не должен знать.
Все, чего я хочу – отомстить ему. Лишить всего, что ему дорого и разрушить его жизнь.
Тогда почему план летит к чертям, когда я встречаю Глеба?
Только вернись
Елена Левашова
Глава 1.
Каролина.
Его горячая ладонь смыкается на моем запястье. Глеб оборачивается. Бросает на меня короткий взгляд и шепчет хриплым шепотом:
– Идем, Кара… Сюда…
Просторный мраморный коридор вмиг становится тесным. В глазах темнеет, мышцы наполняются предательской слабостью, а кожа… Она печет там, где он меня касается. Судорожно вдыхаю горячий вязкий воздух, но это не помогает – грудь щемит от досады… Я проиграла… Наступила на горло своим наполеоновским планам и растеклась патокой в его руках…
– Кара… Погоди, сейчас найду ключи, – он отпускает мою ладонь и нетерпеливо шарит в кармане.
Отпирает дверь кабинета и освобождает проход. Обнимаю себя за плечи и медленно вхожу, окунаясь в объятия ночи. На первом этаже гремит музыка, а в окна врываются звуки празднества – пьяные голоса, визги, шаги и звон бокалов… Им не до нас. Стекла дребезжат и поблескивают от всполохов салюта.
Закрываю глаза, когда руки Глеба опускаются на мои плечи. Он порывисто спускает тоненькие лямки платья с моих плеч и касается шеи губами.
– Сдохну, если не получу тебя… Каролина… – его дыхание опаляет кожу, пробуждая колкие болезненные мурашки. Они поднимают голову и зло впиваются, кажется, добираясь до самого сердца. Словно издеваются надо мной…
– Глеб, я…
– Потом…
Он накрывает мои губы своими и легко подталкивает к широкому лаковому столу. Его наглый язык исследует мой рот, а дрожащие в нетерпении пальцы накрывают чашки лифчика. Стону ему в рот и зарываюсь пальцами в густые волосы. Не могу больше сопротивляться, не могу… Подаюсь вперед, чувствуя, как горит его тело и стучит сердце… Срываю его пиджак и дергаю петлю галстука. Глеб на миг отрывается от меня и остервенело расстёгивает пуговицы сорочки, бросает ее на пол, открывая взору широкие плечи и крепкую мускулистую грудь.
– Хочу тебя, Кара… Все нервы ты мне вытрепала, – сипит он, дергая застежку бюстгальтера. Я вскидываю ладони, пытаясь его удержать, но Глеб рывком отбрасывает белье в сторону, выпуская на свободу тяжелые налитые груди.
– Какая ты… У меня от тебя едет крыша, блять…
Он целует мои плечи, ласкает шею, оставляя на коже влажные дорожки, а потом сминает груди в ладонях, захватывая соски в рот. Посасывает их, перекатывая на языке, как спелые ягоды.
Во рту пересыхает от возбуждения и страха. Перед глазами мелькают разноцветные круги, когда я бессильно опускаюсь на гладкую поверхность стола. Задеваю рукой стаканчики для ручек и рычаг настольной лампы… Черт… Только не это… Теперь он меня узнает… Тянусь рукой, чтобы поскорее выключить проклятый светильник, но Глеб мягко меня останавливает. Урчит как кот и впивается взглядом в мое тело.
– Так лучше, Кара… Хочу тебя видеть. Хочу тебя…
Обхватываю его шею ладонями и припадаю к губам. Пью влажное дыхание, словно проваливаясь в прошлое, туда, где Глеб был наивным мальчишкой, а я простушкой с тоненькими косичками. Прошлое, что я похоронила… От него остались не воспоминания – тлеющий в груди черный пепел…
– Дай мне себя, – требовательно шепчет Глеб, стягивая с меня платье. Поддевает тонкое кружево трусиков и медленно их снимает.
– Ты создана для любви, Кара… Для ласк и поцелуев, ты… Охуенная.
– Глеб… – судорожно вздыхаю и тянусь к пряжке его ремня.
– Погоди, малыш, черт…
Он спускает брюки вместе с боксерами. Обхватывает мои бедра ладонями и со стоном притягивает к себе. Погружается в меня пальцами, а потом склоняется и накрывает лоно губами. Вздрагиваю от его неожиданной ласки и цепляюсь пальцами за края столешницы.
– Не бойся, детка… Ты такая вкусная… Сладкая, как мандаринка…
Мандаринка… Он ведь называл так меня… Вернее, не меня, а Леру, которой больше нет…
Встречаю его возбужденный, расфокусированный взгляд и хватаюсь за сильные предплечья. Не знаю, сколько проходит времени – целая вечность или всего минута? Я бессвязно стону и подкидываю бедра навстречу его умелому рту. Как я жила без него? И как теперь буду с ним? Как забуду о предательстве и прощу? Кажется, еще немного и я коснусь дна… Умру, взорвавшись на мелкие кусочки… И все утратит смысл – моя ненависть и желание отомстить, съедающая душу обида и… наша дочь.
Может, мне не стоит бояться этого… дна? Глеб жадно ласкает меня, подталкивая к самому краю. Еще шажок, движение навстречу и… Я отпускаю себя, словно срываясь в пропасть. Громко кричу от прострелившего тело наслаждения. Бьюсь в его руках и замираю, цепляясь за ускользающие волны блаженства. Лениво поднимаю голову, встречая странный, совершенно чужой взгляд.
Его губы блестят, а из глаз, напротив, улетучивается тепло, сменяясь мертвенным холодом.
– Что это такое? – Глеб отпускает мои бедра и тычет пальцем на тонкий, прорезающий голень шрам.
Черт… Я ведь боялась, что это случится… Сглатываю и поднимаюсь на предплечьях, пытаясь встать со стола.
– Лера, это ты? Ты никуда не уйдешь, пока не объяснишь мне, что это такое? – цедит он сквозь зубы.
– Это… Это в детстве. Я с качелей упала, я… – лепечу, прижимая к груди невесомый шелк платья.
– Ложь! Гнусная ложь! Ну-ка, развернись.
Без капли нежности он разворачивает меня и видит еще одно доказательство, что я Лера… Не Каролина, а простушка Лера, которой заплатила его мать. Впихнула в ладони мятые купюры и прогнала прочь, как приблудного котенка. На плече виднеется розовая родинка в виде капли…
– Как ты могла? – судорожно выдыхает он. – Ты же… Ты…
– А я и умерла, Глеб. В чем дело? Ты привел сюда не Леру, а меня – Каролину и…
– Хватит. Что тебе нужно? Зачем ты снова появилась? А я-то дурак, обхаживал тебя! Дрянь… Я же все понимаю, я…
– Ненавижу тебя, Вяземский! Слышишь? Я желаю тебе смерти! Я…
– Так ненавидишь, что легла под меня? Хороша твоя ненависть. Уходи, Лера… Убирайся, пока я не вызвал охрану.
Убирайся? Он сейчас серьезно? Стыдливо поднимаю взгляд, продолжая сидеть на холодном столе. Отчего-то он сейчас напоминает могильную плиту – такой же ледяной и тёмный. Клацаю зубами от обхватившего меня холода и судорожно одеваюсь. Лифчик, трусики, длинное шёлковое платье…
– Чё-е-рт…
Глеб остервенело натягивает нижнее белье и брюки. Поднимает с пола сорочку и пиджак. Набрасывает пиджак на плечи и торопливо выходит из кабинета, оставляя меня одну.
Вспомнили о том, что вы джентельмен, Глеб Андреевич? Спасибо, что не вышвырнули голую на улицу! Ноги дрожат от пережитых эмоций, в горле саднит от застывших, спящих до поры рыданий… Погоди, Кара… Держись. Ты выплачешь свои слёзы позже. А сейчас надо торопиться домой, к дочери, о которой он не знает…
Хотя уже знает, наверное… Закрываю глаза, представляя нахмуренного Вяземского. Наверняка сейчас он звонит своей шавке Брыкалову и просит узнать обо мне все, что можно.
Надеваю туфли, выключаю дурацкую лампу и спешно покидаю кабинет Глеба. Ничего у меня не вышло… Раздавить его, заставить страдать и молить о прощении – я и не того хотела, а что получила взамен?
«Так ненавидишь, что легла под меня?», – в память врезаются его обидные слова… Так и есть – я все провалила. Теперь мне остается бежать от него подальше…
От него и его проклятой семьи. Если отец Глеба узнает, что я осталась жива – убьет. Не станет терпеть возле себя бомбу замедленного действия – ту, что знает его грязную тайну… И ту, от которой им так и не удалось избавиться…
Зябко потираю плечи и торопливо иду к своей машине. Воздух трещит от звуков праздника – смеха, голосов, звона бокалов, залпов салюта… Глеб Андреевич не пожалел средств на торжество в честь объединения наших компаний. Только никакого объединения не случилось – мой юрист подделал документы. Но Вяземский узнал бы об этом завтра, если не мой поступок… А послезавтра бы к нему пришли люди в масках. Опечатали офис и вытрясли всю документацию… Все это случилось бы, если не я…
Открываю машину и торопливо сажусь за руль. Я не пила за ужином, заменяя шампанское лимонадом. Запускаю двигатель и выезжаю с парковки, озираясь по сторонам. Ничего подозрительного нет… Тогда почему сердце тревожно сжимается? Судорожно вынимаю айфон из лежащей на переднем сидении сумочки и звоню няне. Надо собирать вещи и уезжать отсюда. Куда угодно – в Москву, Питер или за границу!
– Ольга Павловна, я буду дома через двадцать минут. И… Нам надо будет уехать. Соберите Милане вещи на первое время и… Я поднимусь, чтобы переодеться. А потом мы уедем.
– Хорошо, Каролина Дмитриевна, ждем вас. Я тогда Милочку не буду укладывать.
– Д-да… Еду, – отвечаю, придав голосу твердость.
Сердце щемит от предчувствия чего-то ужасного, а глаза застилают слезы… Сколько же времени я их носила в себе… Целую вечность… Я ведь даже поговорить с Глебом не успела… Его родители сделали все, чтобы меня не стало. Прямо в тот же день, когда я услышала проклятое признание его отца. Он просто не мог допустить, чтобы я осталась жива. Слишком многое стояло на кону.
Дрожащими пальцами сжимаю руль и съезжаю с трассы в переулок. Еще немного, и я увижу дочурку. Обниму ее и зароюсь в мягкие пшеничные волосики. И никому не позволю ей навредить. Скорее всего, никто не поверит Глебу. Точно, не поверят! Ну какая я Лера? У меня другое лицо – скроенное после аварии талантливым пластическим хирургом, другое имя. Андрей Максимович Вяземский слишком умен, чтобы верить в такую чушь… Лера умерла – именно так ему и сообщили те, кто аварию подстроил…
Проезжаю два квартала и паркуюсь возле подъезда новой элитной многоэтажки. Валерия Веснина не может жить в такой. Она была глупенькой простушкой, случайно подслушавшей разговор, не предназначенный для нее. А здесь живет Каролина Чацкая – роскошная брюнетка, владелица собственного инвестиционного фонда, светская львица и объект фантазий многих мужчин.
Немного успокоившись, выхожу из машины и поднимаюсь по ступенькам крыльца в подъезд. Здороваюсь с консьержкой и окунаюсь в грубоватые объятия лифта. Сердце гремит, как двигатель, когда я замечаю, что дверь в квартиру открыта… Сглатываю и тянусь дрожащей ладонью к металлической ручке…
– Ольга… Павловна… Милана…
В прихожей разгром: повсюду валяются вещи, игрушки, перевернутые стулья. Но больше всего меня пугает не беспорядок, а звенящая, вязкая как болото тишина.
Он забрал моего ребенка… Вяземский меня опередил.
– Ми… Милана, девочка моя, как же так? – не в силах справиться с чувствами, оседаю на пол. Меня трясет. Выворачивает наизнанку от непролитых слез и поднявшей голову боли… Он. Меня. Опередил.
Как же я ненавижу Вяземского… Проклинаю тот день, когда мы познакомились…
Мне бы успокоиться и что-то сделать, но я даже встать не могу. Сижу, прислонившись к холодной стене и вою, как зверь. Вытираю горькие, похожие на яд слезы, и шарю в сумочке. Помада, зеркальце, расческа – все высыпается от хаотичных движений пальцев. Где же телефон? Шорохи разрывают тишину опустевшей квартиры, царапают воздух и, кажется, мою душу… Вяземскому удалось меня растоптать.
Прищуриваюсь, чтобы разглядеть экран и, наконец, что-то предпринять. Давай же, Кара, нажми всего две циферки – ноль два… Или сто двенадцать… По спине прокатывается дрожь, когда я слышу шаги в подъезде. Дверь с треском распахивается, открывая взгляду Глеба…
– Где… Где моя дочь? – хриплю бессвязно, меряя взглядом его высокую фигуру.
– Откуда я знаю, Кара? Что, черт возьми, здесь происходит?
Он склоняется надо мной, согревая теплом и обдавая своим ароматом – дорогого табака, лемонграсса, пряных специй и чего-то другого, такого же приятного… Сжимает мои ледяные плечи и пытается поднять.
– Ты можешь мне помочь? Кара, ты можешь идти?
– Н-нет… Мне… Меня тошнит, мне плохо… Это ты ее забрал, да? Ты отнял у меня дочь?
– Я приехал поговорить. И… У тебя есть дочь?
Глава 2.
Каролина.
– Вяземский, верни мою дочь… Прошу тебя, – силуэт Глеба размывается от предательских, струящихся по лицу слез. – Ты хочешь так меня наказать, да? Считай, что наказал… Я раздавлена, уничтожена, я… Проси что хочешь, только верни…
– Я не знал о твоей дочери, Лера.
– Каролина! У меня теперь другое имя, а Лера… Она умерла… Шесть лет назад Лера попала в аварию и не выжила, а я… Я теперь другой человек, Вяземский, я…
– Вставай, Кара, – приказывает он мне. – Что толку впадать в ностальгию? Если ребенок пропал, надо что-то делать!
Вяземский протягивает мне руку и помогает подняться с пола – грубовато и спешно, словно я мешок с картошкой. Кажется, в его глазах мелькает что-то напоминающее брезгливость… Дрожащими руками расправляю складки на платье и оглядываюсь по сторонам: все те же перевернутые стулья, разбросанные вещи, игрушки Миланы на полу… Картинка намертво впивается в сознание, заставляя, наконец, осознать происшедшее – у меня похитили дочь… Кто-то украл моего ребенка. И это не Глеб…
– С кем ты связалась, Кара? – грозно произносит Глеб, возвышаясь надо мной. – Вспоминай, кто мог желать тебе вреда? И прекрати уже выть, раздражает.
Глеб прохаживается по моей разгромленной квартире, внимательно все осматривая. Неторопливо ступает из комнаты в комнату, включает и выключает свет, заглядывает в окна.
– Я думала это ты, Глеб, – блею я. – Так ненавидеть меня больше никто не может.
Вяземский оборачивается, словно вздрогнув от моих слов. Больно, да? Попала в точку или задела за живое? Сковырнула струп со старой гнойной раны? Мерзкой и зловонной? Или ты думал, что все забудешь, милый? Сунешь мне подачку и заживешь спокойно со своей женой Анечкой? Где, кстати, она? Конечно, я молчу, пряча мысли за панцирем благоразумия. Надо понимать, Вяземский единственный, кто может мне помочь. Придется терпеть и соглашаться на его условия, ведь так?
– Ты звонила няне или… С кем оставался ребенок, пока ты…
– Телефон няни недоступен. Сейчас я в полицию позвоню. Пусть осмотрят квартиру, снимут отпечатки пальцев и…
– Не вздумай, Кара! Разве ты не понимаешь, что навредишь себе этим? К нам и так приковано внимание всего города. Или ты хочешь, чтобы папарацци узнали, кто ты на самом деле? Следственный комитет будет копать и спрашивать о прошлом. Твоих врагах и…
– Мой враг только ты, Вяземский! Ты и твои родители! – выкрикиваю пылко.
– И в чем я провинился, Лера? В том, что предпочел тебе порядочную девушку из профессорской семьи? Ну извини, бывает! Я не из тех, кто прощает измену. Благодари бога, что я не начистил рыло твоему Харину, а просто… А просто отпустил вас на суд божий.
– Что?! Ты верно бредишь, Глеб? Какой Харин, о чем ты вообще…
Замолкаю, словно меня ударила молния… Так вот, что думает обо мне Вяземский… А я все эти годы гадала над причиной, по какой от меня избавились.
Зажмуриваюсь, словно проваливаясь в прошлое. Окунаюсь в колодец воспоминаний, заново переживая боль.
Под ногами шуршит гравий, когда я легко ступаю по дорожке. Заглядываю в маленький уютный пруд, любуясь японскими карпами, срываю веточку цветущего шиповника и иду дальше, услышав знакомые голоса из сада. Я специально не предупредила о визите – задумала сделать Нине Ильиничне сюрприз. Так и вижу ее распахнутые добрые глаза, устремленные на меня. И как наяву слышу голос:
«– Лерочка, ну зачем ты меня так пугаешь? Могла же ведь позвонить?». А потом она меня, конечно, обнимет и предложит чаю с печеньем. Обожаю печенье, что выпекает повар Вяземских. Дорожка сужается, открывая взору просторную каменную беседку. За столом сидят двое – Нина Ильнична и Глеб… Любимый мой, он тоже дома? Тогда почему не ответил на мой звонок? А в сообщении написал, что будет занят до вечера? Странно… Раскрываю губы, чтобы выпалить: «Сюрпри-и-из», но из горла вылетает лишь хриплый вздох… Я же словно врастаю в землю, сраженная жестокими словами Нины Ильиничны – они летят по воздуху, как невидимые иглы и вонзаются прямиком в сердце:
– Сынок, не нужна тебе эта провинциалка. Зачем портить себе репутацию и карьеру? Тебе нужно жениться на Ане Фоминой. А этой… Купи ей шмотки нормальные или сумку дорогую и… скатертью дорожка.
Кладу ладони на живот и глубоко дышу, усмиряя сердцебиение. И это говорит его мама? Милая женщина, охотно принимающая меня в доме? Точно обо мне? Может, я ослышалась? Пульс ревет в ушах, но я отчетливо слышу ответ «сыночка» – моего любимого Глеба:
– Ты права, мам. Лера весёлая, классная, но… Жена мне нужна такая, как Аня. Пригласи ее семью завтра на ужин. Я сделаю Ане предложение.
Закрываю рот ладонями, с трудом сдерживая крик… Судорожно сжимаю пальцы в кулаки, чувствуя, как шипы впиваются в нежную кожу, а белые лепестки шиповника становятся багрово-красными… Разворачиваюсь и на ватных ногах бреду к калитке. Мне бы вернуться и потребовать объяснений, но я не могу… Нет сил даже идти… Ноги волочатся по земле, а из груди вылетают бессвязные звуки. Металл холодит кожу, когда окровавленная ладонь сжимается вокруг ручки калитки. Толкаю дверь и оказываюсь на улице…
– А ты не думала позвонить Харину, Кара? Он отец твоей дочери, мало ли какие у него методы воздействия на тебя? Может, ты запрещаешь ему общаться с ней?
Молчи, Кара, не признавайся… Если Вяземский узнает, что Милана его дочь, он заберет ребенка.
– Я звонила, он не забирал Милану, – вру я. – Глеб, что ты предлагаешь делать?
– Собирай вещи. Ты едешь ко мне, – хрипловато произносит он. Воздух колышется от его твердого безэмоционального голоса. Нагревается и словно потрескивает от напряжения, исходящего от Глеба волнами… Хочется поежится или обнять себя за плечи… С ним невозможно по-другому, только так…
– У меня есть дом, ты же видишь. Я приберусь и переоденусь, а потом…
– У тебя пять минут, Кара. Я помогу тебе найти ребенка.
– Неужели бесплатно, Вяземский? Или заставишь меня отдать долю в фирме?
– Обсудим условия у меня дома, – Глеб наклоняется к моему лицу, обдавая висок горячим дыханием. – Жду тебя в машине. И не вздумай глупить.
– Сколько у меня есть времени? – зябко потирая плечи, произношу я.
Не так я себе это представляла… Думала, размажу Вяземского, как мошку на ветровом стекле, заставлю страдать и хвататься за ускользающие возможности сохранить бизнес. Долгими ночами как наяву видела его перекошенное от гнева и бессилия лицо, а теперь стою посередине прихожей, потираю дрожащие плечи и глотаю слезы.
Жалкая, уничтоженная чьим-то вероломным вмешательством в мой план, ссутуленная…
– Пять минут, Кара… Пять минут и ни минутой больше. Я пришлю Брыкалова помочь тебе с сумками, – Глеб проходит мимо меня, как бы случайно задевая плечом.
– А мне нужно брать много вещей, Глеб? Я завтра же уеду домой и…
– Каролина… Дмитриевна, вероятно, вы не поняли с первого раза? – Глеб резко разворачивается и вскидывает ладонь. Сжимает пальцы на моем подбородке и прищуривается, словно пытаясь просверлить во мне дыру взглядом. – Теперь я командую парадом, Кара. Забудь о своих планах и фантазиях в отношении меня, поняла? Думаешь, я не знаю, что ты планировала? Не думай, что моя доброта безгранична. Я могу уничтожить тебя за одну минуту, Кара. Сделать пару звонков и… Ты лишишься всего, не только дочери. Всего-о-о… – Глеб наклоняется и шепчет мне в ухо. – Мои помощники уже собирают на тебя компромат. Один звонок и… Ты будешь сидеть за мошенничество и присвоение чужих документов. Советую поторопиться. Жду внизу.
Вяземский уходит, оставляя меня наедине с плотной, как пыльное облако тишиной. Он прав – у меня нет больше выхода… Никто не знает, кто такая Валерия Веснина, а вот Каролина Чацкая… Откуда Глеб узнал, что я присвоила чужое имя? И чужую судьбу… Я долгие годы ходила по краю обрыва, играла с судьбой, не ожидая возмездия… Оно, похоже, наступило…
На автомате переодеваюсь и бросаю в дорожную сумку одежду и нижнее белье. Собираю флакончики в косметичку, упаковываю несколько строгих костюмов в футляр. Вяземский не оставил времени, чтобы убрать квартиру. Переступаю через валяющиеся игрушки и выхожу из квартиры.
Толкаю дверь подъезда, чуть не столкнувшись нос к носу с Брыкаловым. Он молча кивает и забирает сумку из моих рук. Распахивает заднюю пассажирскую дверь, приглашая сесть.
Я помню, как пахнет в машине Вяземского… Кажется, все, что касается его, пахнет сексом… Даже воздухи в салоне… Вжимаюсь в мягкое кожаное сидение и тянусь в сумочку за телефоном. Мне ведь должны позвонить? Похитители всегда так делают, я точно знаю!
– Он не станет делать это сейчас, – произносит Глеб, будто угадывая мои мысли. – Он хочет заставить тебя страдать. И, поверь, Кара, ему ничего не нужно… У него и так все есть.
– Может, объяснишь, Вяземский? – взрываюсь я. – Какого черта ты говоришь? Ты его знаешь, да?
– Нет, поверь. Но его знаешь ты… Ты кому-то перешла дорогу, Кара. Кстати, если няню похитили, жди визита ее родственников. Ты знаешь ее адрес?
– Да, – сжимая айфон в руке, отвечаю я.
– Завтра съездим, попробуем уговорить их не писать заявления.
– Ты и няню будешь искать? Когда ты заделался Робин Гудом, Вяземский? – с ноткой раздражения в голосе произношу я.
– Кара, у меня есть меркантильный интерес, – ухмыляется он, лениво обернувшись. – Поговорим дома.
Я готова все ему отдать… Пусть подавится своими деньгами, только они и играли для него роль. С трудом сдерживаю эмоции и остаток пути пялюсь в окно, на поблескивающие в лунном свете верхушки сосен. Глеб живет за городом, в особняке из гладкого белого камня. Сколько раз он приглашал меня в гости, но я отказывалась… Всегда отказывалась… Отводила взгляд, боясь утонуть в темном омуте его глаз… Провалиться в него, как в пропасть…
– Приехали. Вот ты и у меня дома, Кара, – протяжно вздыхает Глеб. Помогает мне выбраться и забирает из рук Брыкалова сумку. – Проходи, есть разговор.
Разговор у него есть?! Даже если бы его не было, он есть у меня! Внутри все кипит от возмущения!
Ступаю вслед за Вяземским, погружаясь в атмосферу его жилища. Ступни согревает теплый пол, когда я сбрасываю в прихожей туфли. Ноздрей касается воздух… Его воздух – пахнущий лимоном и хвоей… Везде он нормальный, а тут… Кажется, я задыхаюсь или становлюсь управляемой им… Как наркоманка, зависящая от дозы…
– Глеб, я завтра оформлю необходимые документы. Ты говорил что-то про меркантильный интерес. Мне ничего не нужно, кроме дочери… Возможно, тебе не понять, но в мире есть другие чувства, кроме… – замираю посередине просторной гостиной. Здесь мало мебели – кожаный светло-серый диван, камин вдоль стены, стеклянный журнальный столик. Пустота… Такая же, как в душе у Вяземского.
– Кара, я помогу тебе отыскать дочь, – отрезает он. Расстегивает манжеты и закатывает рукава сорочки. – За это ты будешь меня благодарить. Долго и нежно. Когда я захочу. Неужели, ты наивно решила, что мне нужны твои деньги? – усмехается он. – У меня есть все. Все, что я пожелаю. Но сейчас я хочу тебя…
– Послушай, я правильно понимаю – ты хочешь провести со мной ночь или… Я буду твоей любовницей на постоянной основе?
Господи, ну и дура… Веду себя, как идиотка. С трудом выдавливаю слова, потому что подбородок дрожит. Я вся превращаюсь в дрожь… Обнимаю себя за плечи и смотрю на Вяземского, как побитая собачонка. Уверена, сейчас я, как никогда похожа на Леру…
– Я еще не решил. Возможно, я наиграюсь тобой через месяц. Может, раньше, – поджимая губы, отвечает Глеб. – Кара, я не собираюсь брать тебя сейчас. Душ на втором этаже, твоя комната тоже.
Глава 3.
Каролина.
Мне плевать на Вяземского, но его слова обжигают сердце горькой обидой… Куда же делись его чувства к Каролине? Поднимаюсь по ледяным мраморным ступенькам на второй этаж, издали замечая льющийся из спальни свет. Острожно отворяю дверь, оказываясь в просторной светлой комнате с двумя панорамными окнами. На застеленной чистым бельём кровати лежит банный халат и сложенное вдвое полотенце. Ну не сам же Глеб это делал? Тогда кто?
«– Располагайся, Каролина. Комнату для тебя приготовила домработница. Но завтра ее не будет. Не хочу, чтобы нам кто-то мешал. Спокойной ночи», – тотчас приходит сообщение от Вяземского.
Вероятно, он обладает телепатией? Иначе, как все это объяснить? Я и вправду чертовски устала… Раздеваюсь и принимаю горячий, обжигающий душ. Вяземский обо всем позаботился – на полочке красуются флаконы с разными гелями для душа, шампунем, бальзамом для волос, новая зубная щетка и паста. Не понимаю, как можно держать столько мелочей в голове? Выходит, он все планировал?
Аккуратно ступаю по теплому кафельному пол и набрасываю на плечи халат. В другой ситуации я бы сказала, что у Вяземского хорошо… Уютно, чисто, светло и отделано со вкусом. Но сейчас я не хочу ничего замечать… Вспоминаю про Миланочку и душу проклятые слезы. Мне надо быть сильной… Сжать в кулак волю и довериться Глебу. Он сам предложил помощь, я не тянула его за язык. И, пускай плата за спасение дочери – мое унижение, я готова на все…
Высушив волосы, прыгаю в постель и накрываюсь ароматным невесомым одеялом. Смыкаю глаза и ворочаюсь, пытаясь прогнать воспоминания. Они впиваются в сердце, как пиранья, возвращая спящую боль… Интересно, это когда-то кончится? Мысли, обида, желание отомстить… Зажмуриваюсь, словно на машине времени возвращаясь в прошлое… Я снова во дворе дома Вяземских. Вдыхаю аромат шиповника и костра, ступая по хрустящему гравию.
Толкаю калитку, чуть не столкнувшись с Андреем Максимовичем. С трудом стою на ногах, хватаю воздух ртом, пытаясь прогнать из памяти жестокие слова Глеба:
«– Пригласи на ужин Аню Фомину, мама. Я сделаю ей предложение…».
– Лера? Что случилось? Тебе плохо? – он легко сжимает мое плечо и заглядывает в глаза.
– Д-да… Немного, не волнуйтесь. Сейчас все пройдет. Я… Я пойду, – пытаюсь улизнуть, но Андрей Максимович меня останавливает.
– Погоди-ка, тебя обидели?
– Нет, вы что? – лгу я. – Просто мне… Мне в институт надо, вот и бегу.
Боже, только бы он не узнал… Прячу взгляд, чувствуя, как сильно стучит в груди сердце. Я шла сюда, чтобы рассказать Глебу не только о беременности… Неужели, Андрей Максимович догадался, что я услышала их с Ниной Ильиничной разговор?
Я буду молчать… Никогда не признаюсь, что узнала его страшную правду…
– Лера, я знаю, что ты слышала наш с Ниной разговор. Ты все не так поняла… Давай мы вернемся в дом и поговорим.
Его взгляд режет, как сталь… Кажется, кожа сейчас лопнет, а я превращусь в горстку пепла. Он убил своего брата-близнеца, не станет церемониться и со мной…
– Я ничего не слышала, вы ошибаетесь. Пустите меня, мне домой надо…
Вырываюсь из тисков его пальцев и что есть мочи бегу. Подальше от этой семьи… Плевать на Глеба и его отца – пусть живут, как хочется…
К остановке подъезжает автобус. Оглядевшись по сторонам, прыгаю на подножку и прячусь на заднем сидении. Только когда автобус отъезжает, я облегченно вздыхаю… Вынимаю из сумочки старенький телефон и звоню папуле. Раскрываю губы, чтобы рассказать о случившемся, но папа меня опережает:
– Лерочка, случилась беда, дочка. У нас теперь нет дома… Ты сейчас у Глеба?
– Пап, нет больше нас. Мы… расстались. А что с домом, пап?
– Горит. Соседи позвонили, я на работе был. Не знаю, что могло произойти? Я же проводку поменял.
«– Это поджог! И я даже знаю, кем он организован. Наверное, Андрей Максимович просмотрел записи камер и увидел, как я бегу к калитке. Такой рациональный человек не станет оставлять свидетелей».
– Пап, я знаю, кто это организовал. Собирай вещи, нам надо уезжать.
– Дочка, что случилось? Ты куда-то вляпалась?
– Да. Стала невольным свидетелем важного разговора. Не хочу говорить по телефону.
– А как работа? И твоя учеба?
– Нам надо где-то переждать, пап. А потом я пойду в полицию. Никто не сможет заткнуть мне рот.
В тот момент, когда я завершаю вызов, на экране вспыхивает индикатор входящего сообщения.
«– Не вздумай идти в полицию, Лера».
«– А что мне будет, если пойду?», – отвечаю Андрею Максимовичу дерзко.
«– Тебе лучше не знать».
Каролина.
Ненавижу Вяземского… Воспоминания заполняют душу, как вода из горького колодца… Почему-то дома я так не думаю о нем. Хотя нет, вру… Думаю. Постоянно, бесперебойно, мучительно… Смотрю в глаза Миланочки и вижу его. Сколько слез я пролила, воспитывая дочь в одиночку. И сколько вопросов оставила без ответа…
«– Мамоська, а где мой папа? Костя в садике сказал, что папы есть у всех. А где мой?»
Я отворачивалась, пряча боль за выстроенной стеной цинизма и желания отомстить. Я жила этим… Мечтала вернуться в родной город и уничтожить Вяземского. Ради этого изменила внешность и стала другим человеком. А папа помог с фирмой… Он всем помог мне, пока сам не заболел и не скончался скоропостижно…
Усталость прогоняет мысли. Кажется, я глубже дышу и ненавижу Глеба чуть меньше… А потом засыпаю…
Утро врывается в комнату ярким светом, льющимся из окна. Торопливо вынимаю айфон из-под подушки и прищуриваюсь: всего-то семь утра! Я бы еще немного вздремнула, но нежиться в чужом доме… Как-то это неприлично… Тем более, в доме Глеба.
Быстро принимаю душ и переодеваюсь в домашний костюм из трикотажа. Плевать, что подумает хозяин дома. Я ни дня не собираюсь у него оставаться. Во всяком случае, пока не услышу дельных предложений по спасению моей дочери. Тихонько спускаюсь в просторную кухню-столовую. На цыпочках подхожу к мраморной столешнице и провожу по ней ладонью. Холодная… И полы ледяные, как и кухонные блестящие фасады. Все безжизненное, как и сам Глеб… Интересно, в нем сохранилось хоть что-то человеческое?
Вынимаю из шкафа турку и пачку с молотым кофе. Там же обнаруживаю коробку с пшенными хлопьями. Надо же… Милочка тоже очень любит «цыплячью» кашу. И почему они такие одинаковые? Черт бы побрал Вяземского…
Любуясь медленно поднимающимся над городом солнцем, варю кашу и пью горячий крепкий кофе. Словно смываю горечь, вновь заполняющую горло… Похититель так мне и не позвонил. И ничего не написал. Никаких требований и никаких известий. Жива ли Милана? Нет, я не могу больше ждать… Что бы ни говорил Вяземский, я обращусь в полицию… Порывисто вскакиваю и разворачиваюсь, завидев Глеба… Интересно, он долго смотрел на меня? Плевать… У меня почти истерика… От неизвестности, боли, чудовищных переживаний за своего ребенка. Ему не понять…
– Кара, что с тобой? – хмурится он, подойдя ближе. Забирает дрожащую чашку из моих судорожно сжатых пальцев и прижимает к груди. – Тебе плохо?
– Тебе не понять. Я… Прошли почти сутки, а он не позвонил. Он ничего не сказал о моей малышке… Ничего… Может, ее нет в живых? Может… Я сейчас же позвоню в полицию. Плевать, что ты хочешь. Ты ничего не делаешь, ты…
– Успокойся, Каролина. Я делаю все, не плачь. Скоро она будет с тобой. Нельзя сейчас обращаться в полицию.
Глеб зарывается пальцами в мои длинные, струящиеся по спине волосы. Часто дышит, опаляя кожу мятным дыханием. Накупался, приоделся… Ненавижу его. Проклинаю тот день, когда мы встретились. Конечно, ему некуда спешить, а моя дочь… Где она сейчас? Как с ней обращаются?
– Не плачь, – повторяет он, касаясь губами моей щеки. Слизывает слезинки и гладит мои плечи, груди, спину…
– Глеб, не надо… Не сейчас, прошу тебя. Я… Я просто не могу.
– Я хочу… И ты обещала отблагодарить меня, – сухо бормочет он. Чувствую, как тяжелеет его дыхание и вспыхивает кожа. И моя пылает как факел там, где он меня касается. И себя я тоже ненавижу за реакцию на него. Голова кружится от его настойчивых ласк, ноги словно подкашиваются. Куда же делась твоя ненависть, Кара? Остановись, одумайся, не лети в этот огонь. Сгоришь дотла и следа не останется…
– Нет, Глеб, пожалуйста, – мычу я, уворачиваясь от его губ. Он не целует – пожирает мой рот, присваивает, выпивает до дна мое дыхание, впитывает вкус губ… Подчиняет себе, словно наказывая за все годы, что я от него пряталась. Или просто наказывая… Унижая, указывая на место, как провинившегося щенка.
– Вчера ты молила, чтобы я продолжал, Кара.
– Вчера ты не знал, что я Лера.
– Тем лучше, – рычит он, запуская ладони под мою футболку. – Теперь я знаю. Но ты же знала, кто я? И все равно пошла со мной, так?
– Ненавижу… – хриплю, понимая, что не могу его оттолкнуть. Господи, дай мне сил устоять…
– И мне есть за что ненавидеть тебя, Каролина, – цедит Глеб, на миг оторвавшись от моих губ. – Не волнуйся, я не собираюсь пускать тебя дальше постели.
– Отвали, Вяземский! – отталкиваю его, замечая пляшущие в его взгляде огоньки. – Ты можешь купить себе сотню шлюх. Зачем тебе я? Предательница, изменщица и… Мошенница, интриганка и…
– Не продолжай, – ухмыляется он, облизывая припухшие губы. Запускает пятерню в густую длинную челку и добавляет язвительно. – Мне доставляет удовольствие делать то, что ты не хочешь. Считай это моей местью за… – он сжимает челюсти, с трудом сдерживая эмоции. Ступает к столешнице и наливает кофе в чашку. Выпивает его залпом и продолжает, скривив рот в издевательской усмешке. – Кара, ты попала в мою игру. Есть те, кто ненавидит меня гораздо сильнее, чем ты. Не понимаю, почему они решили похитить твою дочь? Возможно, посчитали, что нас связывает нечто большее, чем деловые отношения? Но ты ни при чем, Кара… Это сделали мои враги.
– Что?! И ты говоришь это сейчас? Мерзавец! Делай что-нибудь! – преодолеваю расстояние и что есть силы бью Вяземского по груди. – Придурок! Урод!
– Я все сделал уже. Собирайся, у тебя полчаса. Мы поедем к частному детективу.
– Так я не должна тебе… э… Ты же решаешь свои проблемы?
Вяземский вкидывает на меня тяжелый взгляд неудовлетворенного человека. Подходит ближе и выдыхает мне в ухо:
– Ты хочешь меня, Лера. Хочешь… И скоро ты будешь умолять трахнуть тебя. А я еще подумаю, снизойти до тебя или нет.
Глава 4.
Глеб.
Я становлюсь другим человеком… Никогда бы не поверил, что за считаные часы можно так измениться. Так ненавидеть другого человека и… радоваться тому, что он жив. Именно это я и ощущаю – гребаное раздвоение личности, дезориентацию, беспомощность. Для такого, как я это равносильно смерти…
Каролина Чацкая появилась в моем офисе три месяца назад. Именно тогда тоненькие каблучки ее элегантных туфель застучали по блестящему полу моего коридора. И в мое сердце они вонзились тоже тогда… Не знаю, почему я так на ней зациклился? Красивая, да… Но в моей жизни тогда было бесчисленное количество женщин – умелых, доступных, богатых и не очень. Все они хотели быть со мной. Мечтали откусить от меня кусочек – моего влияния, денег, тела… Чего угодно. Липли, как жвачка к подошве ботинка. Все, но не она…
Сейчас я понимаю, что всколыхнулось в груди, когда я посмотрел в глаза Каролины – воспоминания о Лере… Той, кого так сильно любил и так и не сумел простить за предательство. На меня смотрели глаза Леры… А я дурак гадал, кого мне напоминает Кара? И почему меня к ней так безумно тянет? Ее запах, жесты, густые волосы, тонкие лодыжки и аппетитные сиськи – все напоминало мне о погибшей девчонке, но я до последнего не верил подозрениям, то и дело поднимающим голову.
Другое лицо – вот что меня останавливало. Никаких шрамов от пластики, другие, более пухлые губы и темные, а не светлые, как у Леры волосы… Долгие дни я считал себя обезумевшим от горя идиотом. Листал странички Кары в соцсетях и требовал от своих безопасников полного досье. Все крутили у виска и разводили руками – личность Каролины Чацкой была открытой и положительной. До тошноты правильной, чего не сказать о моей.
Однако, чем больше я подозревал ее в обмане, тем сильнее хотел. Стоило ей пройтись по коридорам офиса, пронзая тишину стуком каблучков, член поднимался, как радар и больно давил на молнию брюк. Я разрывался от желания ее поиметь. Мне хватило бы одного раза, чтобы охладеть.
Желание трахнуть Кару превратилось в наваждение. Я задаривал ее цветами и необычными подарками, приглашал на «деловые и суперважные переговоры» в ресторан, мы катались на лодке в городском парке и кормили лебедей. Я даже на пикник в лес ее приглашал, но маленькая строптивая сучка отказалась.
«– Все мечтают быть со мной, Каролина… Все, кроме тебя», – шептал я, сжимая ее хрупкие запястья. Смотрел в незнакомые и такие знакомые глаза, ища ответа. Кто она? Откуда взялась в нашем городе? И почему заинтересовалась именно моей фирмой? Верите, я даже провокационные вопросы ей задавал, чтобы посмотреть на реакцию, но Каролина лишь вскидывала холодный трезвый взгляд и никак не реагировала.
«– Меня не интересуют отношения, Глеб Андреевич. Вы не интересуете», – холодно отвечала она.
Я? Не интересую? Такого просто не могло быть… Она опускала взгляд и торопливо облизывала губы, мяла ткань платья в ладони и переводила тему. Я понимал, что тоже ей нравлюсь и не понимал, почему Кара шарахается от меня, как от прокаженного.
Неизвестность заводила меня куда большее ее сухих отказов. Казалось, прошлое кануло в Лету, растворилось в литрах выпитого мной алкоголя… После смерти Леры его в моей жизни стало неподобающе много… Я тонул в нем, искренне желая сдохнуть. Мучился от ненависти и обиды, но и любви тоже!
Сминал ее фотографии в ладонях и кричал в темноту, спрашивая Вселенную, за что она так поступила? За что Лера изменила мне с Виталиком Хариным – моим другом?
Порой я желал ей смерти, а через минуту страстно желал увидеть ее живую… Теплую, улыбающуюся, мою… Харин и все остальное уплывало куда-то на второй план, пробуждая в памяти воспоминания о моей Лере – верной и чистой.
И сейчас я вижу ее – живую… Но вместо радости я испытываю чудовищные обиду и ненависть. Я ведь оплакивал ее… Губил себя добровольно, пока она прикидывалась мертвой. Жила где-то, меняла внешность, отращивала волосы, рожала… Почему тогда Харина нет с ней рядом? Не выдержал общества ее строгого папаши? Понимаю. Одно мне непонятно – почему Лера скрыла, что жива? Почему поменяла имя и столько лет жила под маской другого человека?
– Мерзавец! Придурок! Делай что-нибудь, – кричит она в ответ на мои подозрения. Я не уверен до конца, что к похищению девочки причастен мой враг Федор Сахно, но все же высказываю мысли вслух.
– Я все сделал, Кара. Собирайся, у тебя полчаса. Мы едем к частному детективу, он один из лучших в городе. Заодно обдумай, хочешь ли рассказать ему правду о себе. О новой себе – красавице Каролине Чацкой, ну и о Лере немного… Не расскажешь, как ты жила? Была так занята, что забыла сказать, что жива? Или ты…
– Мне угрожала опасность, Глеб. И я с удовольствием расскажу частному детективу об этом! – пылко отвечает она. – А тебя я хочу попросить об одолжении – не рассказывай своим родителям, что я жива. Во-первых, тебе никто не поверит, а во-вторых… Если ты хоть слово кому-то скажешь, меня не будет в городе уже через час. Я сбегу и…
– Я не собираюсь кому-то говорить, успокойся, – подхожу ближе и кладу ладони на ее плечи.
Желание… Неутоленное, безумное, иссушающее – вот что держит меня возле нее.
Каролина решительно отступает. Одаривает меня полным негодования взглядом и направляется в комнату, пообещав вернуться через пять минут. Ну-ну… Никогда не поверю, что такой женщине хватит пяти минут, чтобы собраться… Выливаю в чашку остатки кофе и сажусь за стол, цепляя взглядом кастрюлю, стоящую на плите. Любопытно, она что-то готовила?
Рот заполняет слюна при виде каши с кусочком растопленного сливочного масла на поверхности. Мммм… Достаю ложку и ем кашу прямо из кастрюли. Надо же, она сварила ее для меня… Или нет? Конечно, нет. Между нами давно нет отношений.
– Хм… – вздрагиваю от ее голоса за спиной. Так и стою возле плиты, согнувшись над кастрюлей. – У тебя, вероятно, нет тарелок?
– Спасибо за кашу, – облизывая губы, отвечаю я.
– Не обольщайся. Я готовила для себя. Поехали?
На ней белый брючный костюм. Волосы стянуты в тугой хвост на затылке, на лице нет косметики. Вместо ответа я беззастенчиво пялюсь на нее… Густые длинные ресницы отбрасывают тени на ее нежные щеки. Как я мог не узнать ее глаза – карие, с зеленоватыми крапинками на радужке? Таких глаз ведь больше нет ни у кого… Наблюдаю за медленно ползущим по ее шее румянцем и хочу орать во все горло, приказывая времени повернуться вспять: «Вернись! Верни мне Леру… Верни чистую любовь, в которую я тогда поверил».
– Да… Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашиваю для чего-то.
– Бледная, да? Неприметная моль или… – Кара поправляет выбившуюся из хвоста шоколадную прядь.
– Я не это имел в виду, Кара. Ты красивая женщина и знаешь об этом. Тебе не нужна медицинская или психологическая помощь?
– Вяземский, мне нужно вернуть дочь. Тогда все мои проблемы рассосутся сами собой. И все вернется… И румянец, и здоровая психика.
– Детектива зовут Всеволод Свирепый. Не пугайся, когда его увидишь. Он бывший мент, начинал в спецназе. Мужик умный и дотошный, – объясняю, выходя из дома и запирая за нами дверь. – Я успел немного посвятить его в курс дела.
– Ты рассказал ему, что у меня другое имя? – недоумевает она. Цокает своими тоненькими каблучками, обостряя мое напряжение до максимума. Единственное, что мне сейчас хочется – разложить ее на заднем сидении и трахать до черных мушек перед глазами. Вернее, не так – позволить ей меня оседлать… Хочу видеть ее лицо, пухлые от прилившей к ним крови губы, темные вытянутые соски, качающиеся перед моим лицом. Хочу… Как безумец или оголодавший нищий. Но, чтобы покорить добычу, мне нужно сначала потрудиться.
Незаметно поправляю брюки, вновь ставшими тесными, и сажусь за руль. Посмотрим, что Свирепому расскажет Кара… Мне и самому интересно послушать.
Офис Всеволода Ивановича находится на окраине города, вдали от заглушек сотовой связи и, очевидно, любопытных людей. Уж не знаю, какие методы он использует в работе, но Аркадий – мой близкий друг и партнер нахваливал его, как сваха невесту.
– Здравствуйте, я Глеб, а это Каролина, – жму руку мужику, встретившему нас на входе.
Свирепый выглядит, как блатной мужик из девяностых: бритый затылок, толстая золотая цепочка на шее, золотые огромные часы на левом запястье и бархатный, ярко-красный пиджак, облепляющий его широкие плечи. Каролина опасливо озирается, но быстро берет себя в руки. Улыбается в ответ на приветствие Свирепого и садится в красное кресло из кожзаменителя.
– Каролина Дмитриевна, я могу говорить откровенно? – начинает Всеволод, усаживаясь за стол.
– Да…
– Обычно похитители детей – бывшие супруги или партнеры. Вы точно знаете, что отец ребенка не похищал вашу дочь?
Она мнется… Кусает вмиг побледневшие губы и нервно вскидывает ладонь, растирая лоб.
– Глеб Андреевич обрисовал мне подробности дела и сказал, что отцом девочки является Виталий Харин. Вы с ним связывались?
– Он совершенно точно не похищал мою дочь, – теребя ручки сумки, произносит Кара. Бледная, испуганная, она выглядит так, словно боится Харина. – Мы расстались друзьями, и я никогда не чинила препятствий для их с Миланой общения.
– Не похищал, – победоносно выпаливает Свирепый. – У него нет причин ее похищать, потому что Виталий не отец девочки. Почему вы врете, Каролина? В ваших интересах говорить правду.
– А с чего вы взяли… Как это не отец? Он ведь… – сглатывает она и прилипает взглядом к носкам своих элегантных дорогущих туфелек.
– Мое дело расследовать. Мне за это платят. Утром я позвонил Виталию Харину. Он женат, а его супруга ждет малыша.
– Ну и что? У каждого из нас своя жизнь и…
– Виталий сказал, что у него никогда не было с вами интимных отношений. Его удивил мой звонок. Он сказал, что не видел вас шесть лет.
– А вот это ложь! – взрываюсь я. – Я сам видел фотографии, на которых они обнимались. От кого твоя дочь, Кара? Вспоминай своих многочисленных мужиков! Может, папаша запоздало вспомнил о дочери и…
– Я не помню, – бескровными губами шелестит Кара. – И… Я не знаю, от кого Милана. У меня было много мужчин. Я со многими спала, – добавляет, сверля меня уничтожающим взглядом. – Всех не упомнишь… Поэтому даже предположить не могу, от кого она. Но… Я никому не говорила, что родила. Никто из этих мужчин не знает о дочери.
– Но ведь кто-то из них мог узнать и отомстить вам? – наседает на Кару Свирепый.
Я же с трудом справляюсь с яростью… Хочется разнести к чертям собачьим кабинет и трясти ее плечи, пока не признается. Вот тебе чистая любовь – жри ее большой ложкой. Только смотри не подавись. Ложь, одна лишь ложь… Все ее слова тогда, признания и моя уверенность, что у нас будет по-другому, не так, как у всех…
– Хорошо. Давайте отложим эту версию. Но вам не помешает проверить всех потенциальных отцов девочки, вдруг они…
– Простите, Всеволод Иванович, мы можем поговорить наедине? – смахнув с щеки слезу, спрашивает Кара.
Глава 5.
Каролина.
Не помню, чтобы когда-то чувствовала такое жгучее, иссушающее душу унижение. Как будто я и есть та женщина, что спала со многими и забеременела неизвестно от кого… Взгляд намертво прилипает к полу, руки дрожат, а щеки пылают от тяжелого, направленного прямо на меня взгляда Глеба… Он ждет моих откровений? Черта с два Вяземский их услышит!
– Простите, Всеволод Иванович, мы можем поговорить наедине? – выдавливаю хрипло. От волнения горло становится сухим, как будто в него насыпали песка.
– Конечно. Глеб Андреевич, я позову вас. В коридоре есть удобный диванчик и аппарат с кофе, – натянуто улыбается Свирепый, встречая перекошенный взгляд Глеба.
Тот недовольно кивает и поднимается с места. Когда шаги Вяземского стихают за дверью, поднимаю стыдливый взгляд и медленно, почти по слогам произношу:
– Отец моей дочери известен… Он…
– Он угрожает вам, преследует? Вы боитесь, поэтому…
– Это Глеб… Глеб Вяземский. Но он не должен ничего знать, понимаете? – всхлипываю, не в силах подавить волнение. – Он не поверил мне тогда… Его мама преподнесла доказательства моей измены с Хариным, его другом. Какие-то отфотошопленные фотографии. Глеб легко вычеркнул нас из жизни, женился на Анне Фоминой. Я узнала позже, что они развелись… Кстати, она мне может мстить Глебу за развод? И еще… Я ведь не Каролина Чацкая, я…
– Подождите, пожалуйста. Давайте разберемся сначала с одним вопросом, – деловито предлагает Свирепый. Потирает ладони и подается вперед. – Вы не хотите говорить Глебу, что у него есть дочь? Я правильно понимаю?
– Нет, не хочу! Ребенок ему не нужен, как и я… К тому же… Всеволод Иванович, давайте я вкратце расскажу вам историю наших отношений. Я вынуждена скрываться от семьи Вяземских и тем более молчать о дочери. У меня есть подозрения, что отец Глеба может быть причастен к похищению.
Всеволод кивает, а я коротко рассказываю про подслушанный разговор, обвинения Глеба в измене, прозвучавшие немногим позже, поджог нашего с папой дома, подстроенную кем-то аварию и мою трагическую гибель… Липовую гибель, столь необходимую тогда для сохранения наших с дочкой жизней.
– Как Глеб узнал, что вы Валерия? Он же узнал, насколько я понял? – внимательно меня выслушав, спрашивает Свирепый.
– Не заставляйте меня отвечать на этот вопрос, – краснею я. – Достаточно того, что он узнал. Ребенка похитил кто-то из его врагов, потому что у меня их нет. Никто меня не знает… Мы с отцом выжили в аварии. Экспертиза тогда доказала, что тормозная система была испорчена. Приехавший на место происшествия следователь убедил нас скрыться для собственной безопасности. Всем сказали, что мы погибли… Папа не стал менять документы, а я… В общем, мне, как свидетельнице разговора Вяземских, посоветовали изменить внешность и личность. Незадолго до этого отец вступил в наследство моего деда. Я его не знала – дедушка рано ушел из семьи и не воспитывал папу. Видимо, сыграло чувства вины, и он завещал папе все имущество и бизнес – инсайдерскую компанию.
– Инсайдерскую? Я правильно думаю, ваш дедушка знал скрытую информацию об имуществе многих людей? Занимался торговлей ценными бумагами и проводил крупные сделки? – уточняет Свирепый. – Выступал посредником между государством и частными лицами.
– Именно так. У него сохранилась база богатейших людей области или тех, кто прикидывался ими. По документам я могла вычислить платежеспособность человека и предложить лакомую сделку. За пять лет я сделала свою фирму одной из самых процветающих в области.
– У вас могут быть враги, Каролина. Те, о ком вы не знаете. Давайте позовем Глеба, не хочу вызывать лишних подозрений? Вы можете быть спокойной – ваша тайна останется при мне. Я еще много раз вам позвоню или приглашу сюда.
– Я могу войти? – опережает Свирепого Глеб. Распахивает дверь без стука и смеряет нас подозрительным взглядом. – Или еще не всем любовникам Каролины кости перемыли?
– Входите, Глеб. Всем перемыли, можете быть уверены, – подмигивает мне Всеволод.
– Вы что-то узнали, Всеволод Иванович? – нетерпеливо спрашивает Глеб. – Кто-то из этих мужчин может быть причастным?
– Мне нужно время, чтобы все проверить. Вынужден попрощаться с вами, сами понимаете – работа не ждет. Но я буду звонить. Каролина Дмитриевна, если преступник попытается связаться с вами, сразу сообщите мне.
Я с трудом поспеваю за Вяземским… Цокаю каблуками по прохладному длинному коридору, не понимая, что делать? Скрываться или выходить на работу? Съезжать в свою квартиру или…
– Кара, я могу спросить? – резко разворачивается Глеб. Возвышается надо мной, как гора… Кажется, вот-вот прихлопнет, как мушку… Во всяком случае его взгляд кричит о желании убивать.
– Спрашивай, – отвожу глаза, не в силах выдерживать его взгляд.
– Кара, поедем в гостиницу? – выдыхает он. – Я, как дурак тебя обхаживал, а ты охотно трахалась со всеми этими… Вы полчаса обсуждали со Свирепым твоих… Может, тебя устроит фиксированная цена? Скажем, тысяча долларов за раз? Как тебе?
– Даже элитные проститутки берут больше, Вяземский.
Хочется согнуться от режущей боли в груди, но я держусь… Надежда умирает вполне ощутимо. Разбивается на осколки, а те впиваются в сердце, смыкаются вокруг горла и тисками сдавливают грудь. В глазах темнеет от жгучей, смертельной обиды… Никогда его не прощу за эти слова. Но и виду не подам, что они меня задели… Он не видит моих слез – облизывает губы и прищуривается, нетерпеливо ерошит челку, ожидая моего ответа. Он хочет знать цену? Цену моей разрушенной жизни, мук после операции по пересадке кожи, да и просто мук… Какую цену мне назвать? Какого он ждет ответа?
– Хорошо, – сглатывает Глеб. – Назови свою цену. Что мы как маленькие? А я дурак… На лодке тебя катал, цветочки дарил. Надо было сразу…
– Твоя фирма, Вяземский. Ночь со мной будет стоить тебе фирмы.
– Это нечестно, Кара. Вчера ты готова была дать мне бесплатно, – плотоядно улыбнувшись, произносит Глеб.
– Глеб, у нас слишком часто меняются условия, ты не находишь? Может, мне послать тебя, Вяземский? Я сама найду дочь, без твоей помощи, слышишь? Оплатить услуги Свирепого мне под силу. И… Скажи водителю, пусть привезет домой мои вещи.
Не знаю, откуда во мне берется смелость? Она заполняет нутро, вытравливая неуверенность и кратковременную слабость. Я снова могу дышать… Жить без Вяземского и не поддаваться его чарам. Глеб ошеломленно раскрывает губы, чтобы ответить, но я его не слушаю – разворачиваюсь и скрываюсь из вида, обогнув здание с торца. Приваливаюсь к прохладной кирпичной стене и вызываю такси. Чертов Вяземский… Ему удалось на время выбить меня из седла, не спорю… Заставить краснеть и плавиться в его руках. Господи, столько лет прошло, а он еще жив в моем сердце – тот мальчик из прошлого… Не Глеб – другой, тот, в кого я влюбилась и отдала себя. Подарила не только тело, но и сердце, что он бросил под ноги и растоптал подошвами ботинок.
Такси паркуется на площадке возле второго входа в здание. Сажусь на заднее сидение и называю адрес своей квартиры. Хватит с меня гостеприимства Глеба, до добра оно не доведет…
Земля плавится от солнца, воздух рвется от ароматов цветов, пыли и фруктов, из палатки. Прошу водителя остановиться возле ларька «Овощи-фрукты» и покупаю груши. Бросаю нервный взгляд на экран айфона и спешно кладу его в сумку – я дома подумаю, как убедить родственников Ольги Павловны подождать, да и со Свирепым придется встречаться еще раз. Уже без Вяземского… И работу никто не отменял. Пожалуй, стоит после обеда заехать в офис и проконтролировать работу моей команды. Да и юристу сообщить, что никакого слияния не будет… Я найду Милану и уеду в Америку, подальше от всего этого… Пока папа был жив, он убеждал меня отказаться от мести. До последнего дня он умолял смириться с прошлым и отпустить его… Простить во что бы то ни стало, вычеркнуть Глеба из жизни и памяти, уехать заграницу… Но я чувствовала себя живой только из-за желания отомстить. Кровь бежала по моим венам, сердце билось в груди, питаясь лишь этим желанием… Кажется, я утратила другие стремления – быть счастливой, любить и быть любимой, я жила войной – безжалостной, беспощадной, разрушающей… Не жила – существовала, потому что жизнью это сложно назвать… И что? Мои чаяния рассыпались как карточный домик, стоило Вяземскому поцеловать меня.
Какая же ты идиотка, Кара! Нет, надо срочно уезжать… Искать дочь и валить из страны куда подальше.
Тягостные мысли рождают тревогу. Бреду к подъезду, чувствуя необъяснимый страх. Останавливаюсь. Глубоко вздыхаю и резко оглядываюсь. Ничего… Ленивая полуденная тишина, пустая детская площадка, припаркованные тесными рядами машины… Ничего особенного. Успокойся, Кара… Ты зря себя накрутила. Дрожащими пальцами прикладываю ключ домофона к замку и окунаюсь в прохладные объятия подъезда. Тишину нарушает шорох пакета в моих руках и… чье-то тяжелое дыхание за спиной. Я не успеваю обернуться или вскрикнуть – страх словно щупальцами сковывает горло, парализуя мышцы. На затылок обрушивается удар… Падаю на колени, роняя сумку. Груши рассыпаются под ногами, в глазах темнеет. Пытаюсь встать, но меня сражает еще один удар… Все… Наверное, я умру, а Глеб никогда не узнает о дочери. И искать он ее не будет – зачем ему ребенок от неизвестного папаши?
Сожалея о бесцельно прожитых годах, закрываю глаза… Слезы жгут кожу, а затылок ноет от боли. Ссадины на ладонях кровоточат, мышцы будто наполняются сталью… Не могу пошевелиться – хрипло постанываю, а потом проваливаюсь в омут бессознательности.
– Кара… Господи, я так и знал, что тебя нельзя отпускать.
Похоже, я в аду… Умерла, но моим наказанием стал голос Вяземского. Он и после смерти меня преследует. Или он тоже умер?
– М-м-м… – мычу, не в силах вымолвить и слово.
– Кара, как это случилось? Открой глаза, ты меня видишь? Как голова?
Я все-таки разлепляю глаза… Зажмуриваюсь от слепящего света, ворвавшегося через приоткрытые веки.
– Глеб? Где я?
– На тебя кто-то напал. Хорошо, что я поехал за тобой следом. Меня Свирепый убедил подстраховать тебя. Черт… Так и знал, что нельзя тебя отпускать.
Вяземский прижимает меня к груди и поднимает. Потолок кружится над головой, когда он несет меня к выходу. Руки болтаются, как плети, затылок нестерпимо ноет.
– Поживешь у меня. Врача я уже вызвал домой, а там решим… – сглатывает он, переводя на меня взгляд.
Так близко… Нестерпимо близко… Чувствую его дыхание, щекочущее висок. Тепло сильного тела, крепкие руки… Господи, Вяземский, когда ты исчезнешь из моей жизни?
– Глеб, я настаиваю на полиции. Мы не справимся сами, мы…
– Свирепый напал на след. Он приедет к нам чуть позже, когда ты отдохнешь.
– Что он узнал?
– Каролина, тебе надо отдохнуть. Все потом.
– Глеб, тебе не понять, каково это – переживать за ребенка. Сейчас же скажи, что он накопал! Или я встану и пешком пойду в полицию! Если не смогу идти, поползу…
– Похитители попали в камеры видеонаблюдения, ребята Свирепого работают с записью, пытаются увеличить кадры и разглядеть лица. Если они есть в судебной базе, мы легко на них выйдем. Пока это все, что я знаю.
– Хорошо.
– Брыкалов, застели заднее сидение и положи подушку, – командует Глеб, крепко прижимая меня к груди. – Ничего, Кара… Мы ее найдем.
Глава 6.
Глеб.
Руки трясутся, как у обдолбанного наркомана, а сердце гулко ухает в груди. Наверное, она слышит его стук… Точно слышит, потому что ее щека плотно прижимается к моей тяжело вздымающейся груди. Каролина даже уйти не успела… Стоило ей скрыться за поворотом, душу скрутил вязкий страх. Тревога, подозрение, предчувствие – называйте это как угодно – я поверил своей интуиции и не прогадал. И Свирепый здесь ни при чем. Я сам решил следить за ней. И уговорил Брыкалова ехать за такси. Не понимаю, разве такое бывает? Эта маленькая лживая дрянь не отпускает меня… Тянет невидимыми нитями, не позволяя освободиться.
– Как ты себя чувствуешь? – шепчу хрипло, опуская на нее взгляд.
Кожу предплечья обжигает липкая кровь. Кажется, место, где голова Каролины меня касается, выжигают клеймом…
– У меня кровь на затылке… Может, правда, в больницу? Я не знаю, как лучше, Глеб. Давай спросим Свирепого, я так боюсь, что готова слушаться кого угодно, – вымученно протягивает она.
– Поживешь пока у меня, Кара. Свирепый скоро подъедет. Поделится своими находками. Одно мне понятно – тебе опасно оставаться одной. Будешь под моей защитой – никто не посмеет тебя тронуть.
– А… А тебя? Тебя они посмеют… – мнется она, пытаясь увернуться из моих рук.
Возвращаюсь в реальность, осознавая, что сижу на заднем сидении с ней в руках. Ловлю ее нежное, как дуновение летнего ветра дыхание. Жадно впитываю все – касания, запах, блеск глаз… Всю ее хочу сожрать, как желанную добычу. А Брыкалов делает вид, что не замечает этого. Молчит, хотя мог бы предложить мне просто уложить раненую на покрывало.
– А тебе что же, не все равно? Ты радоваться должна, если меня прихлопнут. Или ты изменила мнение, Каролина?
– Нет, не изменила. Если следовать твоей логике, с тобой мне тоже угрожает опасность. Ты сам опасность, Вяземский… Ходячая и… горячая…
Стоп! Разве она бы так сказала? Конечно, нет. Кара меня терпеть не может. Значит, ей гораздо хуже, чем она хочет показать.
– Боже мой, Кара… Голова кружится? – прикладываю ладонь к ее прохладному липкому лбу.
Предательница… Лживая и похотливая девка, перепробовавшая десяток мужиков и родившая неизвестно от кого – ярость совсем недавно кипела внутри, затмевая разум. А что сейчас? Я захлёбываюсь от волнения за эту… За некогда любимую девушку, странным образом вернувшуюся в мою жизнь…
– Нет, просто я устала. Хочу закрыть глаза, можно?
Каролина засыпает, пока Брыкалов везет нас домой. Звоню знакомому врачу и требую срочного приезда. Не знаю, что убеждает его выехать немедленно – тон моего голоса и обещанный гонорар? Скорее второе, потому что Семен Аркадьевич обещает приехать через десять минут.
– Шеф, вы ее разбудите, еще в кому впадет, прости господи… – бурчит Брыкалов, паркуясь перед воротами. – Не сносить вам тогда головы.
– Захлопни пасть, Брыкалов! Твое дело рулить, вот и рули.
– Простите, шеф, не хотел вас накручивать, случайно получилось.
– Случайно…
Остервенело толкаю дверь и осторожно выбираюсь из машины. Кара медленно разлепляет глаза и осматривается, пока я несу ее к входу в дом. Жмурится от ярких солнечных лучей и плотнее прижимается ко мне. Невесомая как пушинка… Ничего не изменилось за эти шесть лет – они и грамма не набрала, разве что в нужных местах «подросла» – грудь и попа стали аппетитнее… При мысли о ее прелестях перед глазами красными вспышками мелькают кадры со всеми ее мужиками. Представляю, как они трахали ее… Мяли груди, выкручивали соски, брали ее, толкаясь внутрь по самые яйца. Сука… Правильно тогда мать сказала – провинциальная голодная девчонка мне не пара. Она уже тогда легла под Харина… У того папаша богаче и влияния больше. Предпочла мне другого, наплевав на мои чувства и…
– Глеб, мне лучше. Я очень долго не спала нормально. Забыла, каково это – высыпаться, – грустно улыбается она, возвращая меня в реальность.
Я нехотя оставляю ревущих в душе демонов и отвечаю, тупо уставившись на нее:
– Так это был не обморок? Я вызывал врача, он приедет с минуты на минуту. Завтра мы съездим в клинику на обследование, – произношу, поймав ее благодарный взгляд. – Не думай, что ты так уж важна для меня. Я заинтересован в бизнесе. Не хочу отбиваться от твоих юристов, если ты помрешь.
– Понимаю, – бесцветно протягивает она. – Я и не жду другого отношения. Но все равно… спасибо. За ночлег и врача.
Укладываю Кару на постель и спускаюсь. Может, стоит отменить все визиты? Забить на Свирепого и просто лечь с ней рядом? Слушать дыхание, смотреть на подрагивающие веки и биться в агонии воспоминаний?
Семен Аркадьевич обнаруживает признаки черепно-мозговой травмы. Водит жирными лапами по ее голове, стучит молоточком по коленкам, заставляет достать пальцем до кончика носа. Проводит какие-то пробы, назначает лечение. Берет с меня обещание завтра же сделать компьютерную томографию головного мозга.
Неповоротливо ходит по комнате, монотонно рассказывая о последствиях нелеченной травмы. Каролина слезно обещает выполнить все необходимые процедуры и снова проваливается в короткий, болезненный сон.
– Успокоительное будет действовать пару часов, – шепчет Семен, облизывая губы в предвкушении гонорара.
– Спасибо. Я буду наблюдать за ней. Постараюсь не ложиться сегодня ночью.
Уже в дверях замечаю подъехавшую машину Свирепого. Он здоровается с врачом и нетерпеливо стаскивает с ног обувь. Проходит в гостиную, коротко поинтересовавшись самочувствием Кары – я успел рассказать ему о нападении – и раскладывает на журнальном столе бумаги.
– Мои ребятки увеличили морды похитителей девочки. Оба есть в судебной базе. Фамилии их я тоже выяснил, но вы должны понимать, что эти люди, исполнители. За похищением стоит кто-то другой.
– Я это понимаю. Вы можете узнать их местоположение?
– Сложно, но я постараюсь. Хочу дождаться, когда Каролина проснётся. Может, она кого-то из них знает или видела раньше?
– Она получила серьезную травму. Сейчас спит. Предлагаю перенести визит на завтра.
Свирепый недовольно качает головой. Вскидывает на меня пристальный взгляд и отвечает:
– Ситуация не терпит отлагательства, Глеб Андреевич. Родственники няни обратились в полицию. Уже завтра информация о похищении девочки просочится в прессу. Ваши с Каролиной имена будут полоскать везде, где только можно. Чацкая рассказала мне о своем прошлом, я уверен, ей бы не хотелось, чтобы все узнали…
– Что она Лера? И я уверен. Она меня водила за нос и не собиралась открываться.
Сжимаю челюсти так, что напрягаются желваки. Дрянь… Маленькая и лживая… Интересно, когда она собиралась обчистить меня? Или уже это сделала? Не удивлюсь, если завтра ее юристы выгонят меня из офиса, как постороннего.
– Это ее право, Глеб. Я понимаю ее. И вам советую отнестись с пониманием к ее поступку, – парирует Всеволод Иванович. – Я должен заниматься расследованием. Вынужден просить вас разбудить Каролину.
– Хорошо, – нехотя соглашаюсь и поднимаюсь в комнату.
Она безмятежно спит. Беззащитная, маленькая, знакомая незнакомка… Потираю руки и осторожно сажусь на край постели, пьянея от ощущения власти над ней. Приближаю лицо, жадно вдыхая ее частое тихое дыхание, наблюдая за подрагивающими веками в опушке длинных темных ресниц. Я сейчас все могу… Смотреть на нее, касаться пальцами гладкой тонкой кожи щек, гладить ее шею, плечи, трогать волосы… А могу и задушить эту лживую сучку… Исполнить давнее, спящее в душе желание отомстить за измену… Она ведь не дала мне возможности отомстить… Уехала, скрылась из виду, а потом погибла…
– Кара… – зову ее, изгоняя страшные мысли. Сейчас не время мстить.
– Ах… – вскакивает она, морщась от боли в затылке. – Что случилось?
– Свирепый приехал. Они раздобыли записи с камер возле твоего дома. Увеличили лица преступников и установили их личности.
– Так он знает, где моя малышка? – Каролина приподнимается на предплечьях. Спускает ноги, собираясь встать. Порывисто встает с постели и тотчас валится на нее, не в силах совладать со слабостью. – Ох…
– Иди сюда, Кара, – подхватываю ее на руки и прижимаю к груди. – Так и быть – поработаю сегодня твоим личным носильщиком.
– Спасибо, Глеб. Обещаю совсем скоро исчезнуть из твоей жизни. Я найду свою дочь и уеду… Подальше отсюда. Я давно хотела, только…
– Только сначала хотела обчистить меня? Думаешь, я бы сильно расстроился? Ты плохо меня знаешь, Кара. У человека можно забрать все – отнять деньги, бизнес, сжечь машину или дом, но невозможно отнять талант, – рассуждаю, неторопливо ступая по коридору.
– А ты, значит, талантлив? Считаешь, что способен все вернуть?
– Я могу считать твои слова признанием? Твои юристы уже успели все…
– Нет, конечно. Я слишком умна, чтобы действовать так мелко. Ты скоро будешь позади меня, Вяземский. Я лучше… И моя команда профессиональней.
– Ах так?
Вхожу в гостиную и кладу Кару на холодный кожаный диван. Она морщится и вжимается в подушку, ощущая неприкрытое стеснение.
– Простите, Каролина Дмитриевна. Как вы себя чувствуете? – интересуется Свирепый.
– Неважно, но это не имеет значения.
– Мне так жаль, что приходится вас беспокоить, но… Дело не терпит промедления. Взгляните на фотографии этих людей, – Свирепый протягивает Каре распечатанные на бумаге кадры. Мои ребята пробили этих мордоворотов. Они есть в судебной базе. Вот этого зовут Сергей Пупков, а этого Вадим Федоровский. Вспомните, может, вы знаете этих людей?
Кара прищуривается и внимательно смотрит на фотографии. Неуверенно качает головой и вздыхает:
– Нет, Всеволод Иванович. Я никого из них не знаю. Никогда не видела эти лица. Вы можете пробить их местоположение по номеру телефона?
– Конечно. Этим уже занимаются. Предположу, что заказчик преступления непрофессионал. Он нанял людей, пользующихся своими телефонными номерами. Не номерами, оформленными на кого-то другого или левыми симкартами, а своими! Это… на голову не оденешь!
– То есть они такие… тупые? – недоумевает Каролина. – Или самоуверенные?
– Скорее, второе. Пробить телефонный номер без судебного решения трудно, – вздыхает Свирепый. – Похитители случайно попали в камеры маленького магазинчика на углу улицы. Это сыграло нам на руку, позволив выяснить их личности.
– Они прописаны здесь? Есть их адреса? – спрашиваю я, поглядывая на Кару. Она выглядит измученной и бледной.
– Да, прописаны в городе, но по месту прописки не живут. Мои ребятки под видом сотрудников газовой службы постучались в их квартиры – Пупков и Федоровский сдают жилье. Где они фактически обитают, нам пока неизвестно. Простите, я должен ответить на звонок, – произносит Свирепый, нашаривая в кармане звонящий смартфон. – Да, Миша… Точно? Понял, принял.
– Всеволод Иванович, не молчите, – надломленно произносит Кара.
– Ребятки пробили местоположение похитителей. Не буду грузить вас подробностями, но было сложно… Сыграли роль мои давние связи и хорошая репутация у коллег по цеху. Похитители находятся на Старомарьевском шоссе, в трех километрах от выезда из города. Предположу, что они прячутся в одном из помещений производственной базы по этому адресу.
– Там еще есть старый пряничный завод, – дрожащим шепотом говорит Кара. – Значит, надо ехать прямо сейчас?
– Ты остаешься дома, Каролина, – решительно отрезаю я. – Или у твоей дочери есть вторая мать, кроме тебя? Врач ясно сказал, чтобы ты лежала…
– Мне плевать на него! Я сейчас же хочу поехать на чертов завод пряников и спасти Милану.
– А если случится кровоизлияние в мозг? Всеволод Иванович сделает это лучше, чем ты. Если позволишь, я поеду с ними. Буду все контролировать и…
– Я знаю, чего ты добиваешься, Вяземский! Хочешь получить свою плату, так? Я же обещала тебе за спасение моей девочки дать… – пылко бросает она.
– Помолчи, Кара… Или ты хочешь выяснить отношения? Ты серьезно?
– Ладно… Ты оставляешь меня одну?
– Погодите, не спорьте, – вмешивается Свирепый. Поправляет толстую золотую цепь на шее и чуть помедлив, добавляет, – Глеб поедет с нами, а Каролина остается. Простите, я не могу подвергать мать ребенка опасности.
Глава 7.
Глеб.
Каролина мгновенно сникает. Сдувается, как шарик и потирает хрупкие плечи. Вскидывает на Свирепого страдальческий взгляд и покорно кивает, смирившись со своей участью. А я ни черта не понимаю своего порыва? Нахуя все это мне надо? Жертвовать жизнью, чтобы спасти ее дочь. Дочь от Харина…
Почему она считает, что может вот так возвращаться? Врываться вихрем в мою жизнь и ломать… все… И почему я так рьяно стремлюсь ей помочь?
Ненавижу и… дышу полной грудью, когда вижу ее. Ловлю себя на мысли, что с появлением Каролины в моей фирме, я начал забывать Леру… Меня даже ночные кошмары отпустили… Но теперь все вернулось… Кара манит меня, как маяк в море… И дело не в сексе, который она мне обещала. Я хочу ее понять… Узнать, что тогда случилось? Почему она была вынуждена прятаться? Почему не вышла за Харина? Почему предпочла его мне? Сотни вопросов, на которые я жажду получить ответ. И каждый раз, видя Каролину, я понимаю, что никаких ответов не будет… В ней только ненависть – неприкрытая, черная, непонятная. Самоедство, строгость к себе… Она все себе запрещает, ежу понятно! Не отпускает прошлое и винит меня в несуществующих грехах.
И ее слова о любви теперь кажутся мне иллюзией… Разве она говорила их мне? Шептала, когда я впервые сделал ее своей? Боже, я ведь у нее первый… Куда делась моя девочка – милая, светловолосая, нежная? Покорная, ласковая, преданная?
Она здесь… Истрепанная жизнью, другая… Каролина Чацкая – другой человек с душой моей Леры. Так стоит ли мне впрягаться во все это дерьмо?
Раскрываю губы, чтобы поддержать ее, потому что не могу по-другому… Раз уж все так вышло, я обязан помочь.
– Я привезу твою малышку, Кара. Обещаю. Ты можешь мне верить, ведь…
– Тебе я верю меньше всего, Вяземский. Я слишком хорошо тебя знаю… И твои мотивы мне тоже известны.
Сжимаю зубы так сильно, что сводит челюсть. Ну и сучка… И это вместо спасибо?
– Успокойтесь, Каролина. Я отвечаю за операцию, а Глеб поедет, как ваш представитель. Я хочу, чтобы он поехал, – включается в разговор Свирепый.
– Хорошо, я останусь здесь одна? – выдавливает она, с сомнением взирая на нас.
– Нет, Кара. Сейчас приедет врач, так что одна ты не останешься.
Набрасываю на плечи ветровку и выхожу на улицу, глубоко вдыхая ароматы ночных фиалок и костра. Свирепый плетется сзади, непрерывно командуя по телефону.
Нажимаю на брелок и открываю машину. Жестом приглашаю Всеволода сесть. Он неуклюже устраивается на переднем сидении и многозначительно вздыхает.
– Я сообщил полиции о похитителях. Но они… Они… Черт бы побрал их бюрократию! – негодует Свирепый.
– Не поверили? Или не захотели шевелиться без заявления потерпевшей матери? – запуская двигатель, спрашиваю я.
– Заявление есть от родственников похищенной няни. Следком не любит признавать чужие успехи, вот в чем дело. У них свой план и свое расследование, которого… Я больше чем уверен, что его нет.
– Значит, мы поедем на захват без оружия и помощи со стороны? – выруливаю на проспект, ведущий к нужной нам улице.
– Не беспокойтесь, Глеб Андреевич, – важно протягивает Свирепый. – Я вызвал ребят из СОБРа, у меня заключен с ними договор. И мои ребята хорошо владеют оружием и мастерством переговорщиков.
У нас есть точный адрес, команда тренированных парней, моя готовность порвать любого, кто встанет на пути… Не понимаю, откуда во мне берется это желание? Убивать, рвать, выплескивать ярость и накопившийся за все годы адреналин.
– Мы на месте, – произношу, тихонько паркуясь в ста метрах от заброшенного пряничного завода. Последние полкилометра я вел машину с выключенными фарами.
– Отлично. Наверное, вам стоит посидеть в машине? – неуверенно произносит Всеволод.
– Я пойду с вами. Вы же понимаете, что сидеть в машине я не стану? Есть бронежилет?
Свирепый кивает. Нос щекочут ароматы скошенной травы, а воздух полнится разными звуками. Взмах птичьих крыльев, шорох травы, скрип металлических ворот обостряют напряжение до предела.
– Девочку и няню содержат в крайнем бараке. Мы запросили план здания у владельца, свет есть только там. Как и вода, – шепчет Свирепый.
На подходе к зданию замечаю темную фигуру, прячущуюся в кустах. При виде нас он вынимает бронежилеты и на цыпочках подходит ближе.
– Через пять минут штурмуем, – произносит незнакомец. – Они ничего не заподозрили. Ребята приехали минуту назад.
– А СОБР на месте? – спрашиваю я.
– Нет, на подъезде. Мы застанем похитителей врасплох, – усмехается парнишка.
– Дай-то бог, – с сомнением в голосе отвечаю я.
Ну не идиоты же они? Неужели вокруг барака нет охраны, а внутри сидят только двое – Пупков и Федоровский? На что они в таком случае рассчитывают?
Надеваю жилет и отхожу в сторону, поближе к торцу барака. Вынимаю из кармана бинокль и пытаюсь разглядеть похитителей. Свирепый что-то бурчит мне в ухо, но я не слышу его – сосредоточенно наблюдаю за мелькающими в полумраке фигурами.
Оставляю Всеволода встречать СОБР, а сам осторожно, почти не дыша крадусь к другому концу здания, туда, где шаги слышатся лучше всего.
– Что будем делать с ребенком и теткой? – произносит один из преступников. Разжигает костер и гремит металлической посудой.
– Убьем, что же еще. Возвращать их команды не было, – отвечает другой, чиркая зажигалкой. Его лицо на миг озаряется. Лицо как лицо – обычное, непримечательное, таких мы видим каждый день сотнями…
Перевожу взгляд на Свирепого и подъехавших солдат. Они бегут к зданию и кидают в окно дымовую завесу. Только не в то окно, где сидят преступники… Они с другой стороны – жгут костер и курят. Рассуждают о судьбе маленькой девочки и пожилой женщины. Я кричу что есть силы, привлекая к себе внимание солдат. Свирепый хмурится и металлическим голосом приказывает сузить радиус захвата.
– Сюда! Они здесь! А там заложники.
Бегу в другую сторону, пробираясь сквозь дым. Под ногами хрустит битое стекло, ноздри забивает черная копоть. Откашливаюсь и прислушиваюсь к голосам, доносящимся из помещения. Плач, стенания, стоны… Господи, только бы успеть.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70878137?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Елена Левашова
Тип: электронная книга
Жанр: Эротические романы
Язык: на русском языке
Издательство: Литнет
Дата публикации: 14.07.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: – Я сделаю тебя своей, – его горячее дыхание обжигает висок. – Все мечтают быть со мной. Все, кроме тебя, Каролина.