Ноттингем
Лина Винчестер
Young Adult. Парни, что украдут твое сердце. Любовные романы Лины Винчестер
Райли Беннет надеялась, что выпускной класс будет самым важным и волнующим этапом в ее жизни. Звезда школы Ноттингем, чирлидерша, мечтающая стать капитаном группы поддержки, – она всегда получает то, чего хочет, не считая Сойера Вуда – лучшего друга, в которого Райли влюблена с самого детства. О ее чувствах знает лишь личный дневник, который попал не в те руки, и теперь самая страшная тайна Райли находится под угрозой…
Лина Винчестер
Ноттингем
© Лина Винчестер, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Как понять, что ты влюбилась в своего лучшего друга?
Держи десять признаков от Райли Беннет:
1. Ты отвлекаешься от прочтения интересной книги и без раздумий ставишь «Нетфликс» на паузу только для того, чтобы ответить на его сообщение.
2. Тебе не нравятся все его девушки, даже самые милые.
3. Ты смеешься над всеми его шутками, включая неудачные.
4. Его любимые песни автоматически попадают в твой плейлист.
5. Ты нервничаешь и волнуешься, когда он оказывается слишком близко.
6. Если ссоришься с ним и со своим парнем в один день, то больше переживаешь из-за ссоры с ним.
7. Ты не хочешь, чтобы ваши объятия заканчивались.
8. Ты умираешь каждый раз, когда видишь, как он целует другую.
9. Звук его голоса – твой любимый звук.
10. Тебе больно, когда он говорит: «Ты – мой лучший друг».
Если совпало хотя бы четыре пункта из десяти, поздравляю, подруга, ты попала.
Глава 1
«И они провели волшебную ночь вместе».
Перечитываю эту строчку снова и снова, переворачиваю страницу и с ужасом обнаруживаю, что в следующей главе уже наступило утро. Я целых два дня мучила эту книгу, чтобы не получить подробного описания постельной сцены?
Захлопнув книгу, смотрю на обложку, где парень с обнаженным торсом прижимает девушку к стене. Даже в этом рисунке эротики больше, чем внутри романа.
С кухни доносится звон посуды. От запаха выпечки с цитрусами у меня урчит в животе, а рот наполняется слюной. По рецепту из интернета мама готовит знаменитый манчестерский тарт, который можно будет попробовать только завтра, после приезда Фелисити. Да и все равно на часах уже десять вечера, а мне после шести нельзя сладкое. Если тренер Кинни узнает, что я вообще ем мучное, то меня ждут удвоенные изнуряющие тренировки.
Чтобы не думать о десерте, я сажусь за компьютер, включаю музыку и кликаю по иконке игры «Симс». Губы сами собой расплываются в улыбке, когда на экране появляется моя ожившая мечта: дом созданной мною семьи Вуд – Сойер и Райли недавно поженились и прямо сейчас я планирую завести им ребенка.
Раздается короткий стук, оконная рама за моей спиной со скрежетом поднимается, и я тут же сворачиваю игру.
– Опять создаешь людей и запираешь их в комнате без дверей, Гномик? – доносится низкий голос.
«Нет, всего лишь создаю наших с тобой детей» – проносится ответ в моей голове.
Оттолкнувшись ногой от пола, я поворачиваюсь на компьютерном кресле, и все слова застревают в горле, когда я вижу Сойера. Темные волосы влажные, будто он только вышел из душа, челка прилипла ко лбу. Белая футболка промокла, облепив рельефные мышцы и широкие плечи. Грудь пересекает темная полоса ремня от гитары, гриф которой торчит из-за спины, как джедайский меч. Под светло-серыми глазами разводы то ли от туши, то ли от теней, и это вызывает у меня смешок.
– У тебя накрашены глаза, и ты весь мокрый, хотя, – мельком смотрю за окно, – на улице нет дождя.
– Нико столкнул меня в бассейн. Кретин. – Отмахнувшись, Сойер снимает с плеча гитару и идет к моему шкафу.
– Эй-эй! – Указываю на его грязные конверсы. – Ты мне здесь все перепачкаешь!
– Прости, мамочка.
Сбросив кеды, Сойер открывает шкаф и, сдвинув в сторону вешалки с платьями, убирает гитару в самый угол.
За прошедшее лето это уже стало традицией. Когда миссис Вуд узнала, что Сойер вместе с друзьями из группы «Мерсер» играет каверы в местном баре, то просто вышла из себя. Вход в бар запрещен до двадцати одного года, и владельцу влетит, если полиция узнает, что там играют ребята, которым едва стукнуло восемнадцать. А миссис Вуд обязательно раздует из этого огромный скандал, как случилось в начале лета с выступлением парней в баре «Буллит».
– А смоки айс откуда?
– Айрис, новая девушка Нико, решила, что будет отлично смотреться. С ней легче согласиться, чем спорить. Поймешь, когда познакомлю вас.
Взгляд Сойера задерживается на книге с полуобнаженным футболистом на обложке.
– Опять читаешь порнушку?
– Ее там не было, меня обманули. Снова.
– Просто открой порносайт, Райли. Книги придуманы для того, чтобы читать, а не дрочить на них.
Он заходит в ванную и, взяв полотенце, небрежно вытирает влажные волосы.
– Как мало ты знаешь о современной литературе.
Если бы Сойер узнал, что я тайно хочу проделать с ним все, чем занимаются парочки в моих романах с горячими обложками, то, боюсь, нашей дружбе пришел бы конец. Секс на пляже, в трюме корабля, в мистическом лесу и даже в вампирском логове. Все, не считая оргий. Мне не нравится мысль о том, что придется делить с кем-то Сойера.
Отбросив полотенце на раковину, он включает воду и умывает лицо.
– Черт, не смывается. Что добавляют в косметику, сажу?
– Давай помогу. – Со вздохом поднявшись, я иду в ванную и, подхватив ватный шарик из вазочки, выливаю на него щедрую порцию мицеллярной воды.
– Сядь, – прошу я, опустив крышку унитаза, – иначе я не достану. Ты же ростом с Гамильтонскую водонапорную башню.
Сойер послушно садится. Я встаю между его коленей и ловлю пальцами подбородок, поднимая голову. Он заглядывает в мои глаза, и только в этот момент я понимаю, насколько близко мы находимся друг к другу.
В груди мгновенно вырастает ком, мешающий дышать. Мне становится жарко в собственном теле, и все, о чем я могу думать: как бы не выдать свои эмоции. Но боюсь, что музыкальный слух Сойера настолько острый, что он услышит, как взволнованно и часто бьется мое сердце.
– Что такое? – тихо спрашивает он. Намного тише, чем звучит стук моего сердца.
– С этим макияжем ты похож на гея, – отмахиваюсь я глупой шуткой.
– Скорее на пирата. – Он касается серьги-колечка в левом ухе.
– Смотри вверх, – командую я и, сжав ватный шарик, провожу под его глазами, стирая размазанные тени.
– Когда я пришел, ты сидела за компьютером, но разве ты не должна сейчас гладить британский флаг в честь приезда ученицы по обмену? Как там ее зовут?
– Фелисити. Фелисити Ларс. Мама уже выучила гимн Великобритании. Вчера весь вечер репетировала, из-за этого папа выпил пива больше, чем обычно. Если честно, после пятого «Боже, храни Королеву» я бы тоже не отказалась от пива.
Когда домохозяйке из среднего класса становится скучно, она записывается на пилатес, йогу или в читательский клуб. Именно в читательском клубе мама услышала о программе учеников по обмену – знакомые знакомых приняли в свою семью девочку из Германии на целых два семестра. Мама вдохновилась и зарегистрировала нашу семью в международной программе учеников по обмену «Свобода знаниям».
Фелисити Ларс прилетит к нам из Манчестера уже завтра утром, чтобы отучиться семестр в старшей школе «Ноттингем». Мама, кажется, считает, что Фелисити не восемнадцать лет, как мне, а двенадцать, потому что превратила гостевую комнату в вагину Барби – все стало розовым, включая новый пушистый плед.
– Прозвучит, конечно, эгоистично, но это выпускной класс, мне нужно поддерживать высокий балл, заниматься оргкомитетом, записаться на дополнительные занятия, писать вступительные эссе, отправлять заявления в колледж и постоянно быть на тренировках. У меня нет времени на то, чтобы вводить в социум новенькую и следить, чтобы ее, не дай бог, никто не обидел.
– Тренировками ты называешь прыжки в короткой юбке и размахивания блестящими помпонами?
– А то бренчание по струнам ты называешь игрой на гитаре? – Сжав подбородок Сойера крепче, я с усилием давлю на ватный шарик, протирая кожу под глазами. – Просто напоминаю, что в прошлом году наша команда взяла второе место на соревновании штата по чирлидингу.
– Знаю, как для тебя это важно. – Его ладони оказываются на моей талии и легонько сжимают ее. – Прости, Райлс, неудачная шутка.
Я снова теряю власть над собственными мышцами. Это жутко странно, потому что я могу сделать сальто в прыжке, могу удержать вес Шейлы Майлз, стоящей на моих плечах во время построения «пирамиды», но сейчас даже не могу привести руки в движение. Все мое внимание сосредоточилось на теплых ладонях Сойера. Исходящий от него аромат вишни и летнего дождя проникает в легкие, вызывая пьянящее головокружение.
А то, что Сойер так чертовски красив, совсем не облегчает мне задачу. Я с самого детства влюблена в каждый дюйм его лица. Над верхней губой едва заметен светлый шрам, который нисколько не портит красоту Сойера. Шрам, кстати, появился благодаря мне: однажды в детстве я раскачивалась на качелях и с размаху влепила кроссовками прямо в лицо Сойеру. Было много крови, слез и один потерянный молочный зуб.
Я влюблена в его длинные ресницы, ровный нос, а особенно в маленькую родинку на переносице. Эта крошечная темная точка словно мишень для меня, указывающая, чего именно я хочу больше всего на свете. А хочу я только Сойера. Но не могу его получить.
Кто там говорил, что зубная боль одна из худших? Любить парня, но притворяться, что он для тебя лишь лучший друг, и не больше, – вот где настоящая пытка.
– Можешь не переживать по поводу новенькой, познакомлю ее с Зоуи, она как раз с самого утра рыдала из-за того, что у нее нет ни подруг, ни парня.
Я не уверена, что это хорошая идея. Младшая сестра Сойера словно родилась от союза недовольства и угрюмости. Не припомню, чтобы она дружила хоть с кем-то дольше недели. Сама Зоуи об этом говорит, что ей просто быстро надоедают люди.
– А я думала, что Зоуи рыдала из-за тебя, судя по тому, что в сторис было написано, что ее старший брат – отстой.
– Я пририсовал члены к лицам парней с плаката на ее стене.
– Ты тотальный отстой, Сойер.
– Она сболтнула маме, что я запостил о концерте в баре. Мама снова начала сходить с ума. Не думаю, что она поверила, когда я сказал, что вечером иду не на концерт, а веду девушку в кино.
Эта фраза заставляет мой желудок скрутиться, и, чтобы не выдать горечь, я хмыкаю, покачивая головой.
– Эй. – Он чуть сильнее сжимает пальцы на моей талии. – Что смешного я сказал?
– Ты и свидание.
– Но я действительно собираюсь. Просто не сегодня.
Ну вот. Одним сказанным предложением Сойер только что испортил мне жизнь.
– Встретил сегодня Мишель, она предложила увидеться на днях.
– Мисс Королева драмы? – в буквальном смысле, потому что она блистает в драмкружке и на каждой школьной постановке заставляет зрителей плакать.
Сойер вскидывает брови.
– Слышу осуждение в голосе. Что не так? Она милая и красивая.
– Да, просто…
Что просто? Не могу придумать ни одного плохого аргумента в сторону Мишель, она действительно милая. Я тону в ревности так сильно, что зубы сводит.
– Просто удивлена, что Мишель обратила на тебя внимание.
– Потому что я тоже милый и красивый.
– От милого и красивого в тебе только прическа молодого Ди Каприо из «Титаника». – Я с притворной небрежностью провожу пальцами по его влажным волосам.
Губы Сойера медленно расплываются в улыбке. Тяжело сглотнув, я с трудом отвожу взгляд от его рта.
– Готово! Ты больше не похож на гея-пирата.
Отпрянув, выбрасываю ватный шарик в корзину. Сойер поднимается и, взглянув на свое отражение, кивает.
– Спасибо. – Протянув руку, он взъерошивает мои волосы.
– Ну сколько раз просила не делать так!
Усмехнувшись, Сойер притягивает меня к себе и обнимает. Его губы касаются моего уха, когда он тихо произносит:
– Не ревнуй, Райлс, ты у меня всегда стоишь на первом месте. – Он чмокает меня в щеку, а мне приходится приложить усилие, чтобы разыграть раздражение и с показной брезгливостью наморщить нос, вытирая щеку.
– Хорошо, что ты меня так ценишь, – говорю я, – потому что когда у меня снова появится парень, то я сразу отодвину тебя на второй план.
– Кстати, твой бывший вернулся с каникул, – небрежно бросает Сойер, возвращаясь в комнату, а мои внутренности мгновенно покрываются льдом. – Видел его сегодня в «Пинки-Милки».
– Он что-нибудь тебе сказал?
Пожав плечами, он надевает кеды:
– Обменялись любезностями, как обычно.
Я с облегчением выдыхаю. Больше всего на свете я боюсь, что Каллум расскажет Сойеру, из-за чего мы на самом деле расстались в начале лета.
– До завтра, Гномик.
– Погоди. Папа все еще не отдал мне ключи от машины после того инцидента. Возьмешь послезавтра машину у мамы? Не хочу ехать на школьном автобусе. Чтобы на него успеть, надо выходить из дома намного раньше.
– После инцидента? – переспрашивает он, поднимая оконную раму. – Ты снесла почтовый ящик Сандерсов, поцарапала бампер и чудом не сбила пожарный гидрант.
– Но ведь не сбила же! И я отвлеклась всего на секунду.
– Ты знаешь своего отца, Райли, пока ты оправдываешься, он ни за что не вернет тебе ключи. Просто признай, что была невнимательна, и, может, он передумает.
Как только оконная рама опускается за Сойером, я тут же беру телефон и нахожу в соцсети профиль Мишель, с которой он собрался на свидание. Судя по фотографиям, она все лето провела в лагере от киношколы. Вот и завела бы там себе парня. Зачем ей понадобился именно Сойер? У Мишель милые ямочки на щеках, длинные ноги, а каштановые волосы всегда собраны в пучок, как у балерины. Может, Сойеру нравится, когда девушка носит такую прическу?
Отложив телефон, я подхожу к зеркалу и собираю окрашенные светлые пряди на макушке: тут же открываются оттопыренные уши, которых я стесняюсь. Во время выступления нашей команды я всегда очень переживаю из-за того, что волосы должны быть завязаны в тугой пучок или хвост. Мама говорит, что я сама себе придумала комплекс, но я же не слепая.
Она милая и красивая.
Интересно, Сойер считает меня красивой? Саму себя я конечно же не считаю уродиной, хотя бывают плохие дни, когда мне хочется надеть пакет на голову, но такое случается редко. Щеки усыпаны веснушками из-за агрессивного летнего солнца, но они скоро заметно посветлеют. Зубы ровные благодаря брекетам, которые наконец-то сняли зимой. Грудью я особо похвастаться не могу, но у Мишель она тоже маленькая.
Может, дело в высоком росте? Мишель тонкая и вытянутая, как струна гитары. А Сойер называет меня Гномиком с тех самых пор, как нам стукнуло по четырнадцать и он начал вытягиваться в росте со скоростью взлетающего боинга.
Она милая и красивая.
Настроение испорчено.
Жаль, что в университетах нет факультета безответной любви, учитывая мой многолетний опыт, меня бы приняли сразу, выдав грант и пачку салфеток, чтобы вытереть слезы.
Глава 2
– Думаете, буквы достаточно хорошо видно? – Мама отходит в сторону, чтобы взглянуть на приветственную табличку в руках папы. «Добро пожаловать в Гамильтон-Тауншип, округ Мерсер, Фелисити!» Я все еще не понимаю, почему нельзя было обойтись простым «Гамильтон». – Боюсь, как бы мы не пропустили и не потеряли бедную девочку.
– Табличку видно даже из космоса, Кора. – Папа устало вздыхает. – Не мельтеши, стой спокойно.
– Райли, держи цветы аккуратнее. – Одного замечания недостаточно, и мама сама поправляет небольшой букет альстромерий в моей руке. – Вот так, не болтай ими из стороны в сторону, это не маятник.
– Как бы она не перегорела через пару дней, – тихо говорит мне папа.
Я усмехаюсь, молча соглашаясь. Мама всегда увлекается новым делом, хватаясь за него с ярым рвением, но ее пыл быстро угасает, и появляется другой интерес. Она записалась на аэробику, купив в придачу несколько дорогих спортивных костюмов, видеокурс от Джиллиан Майклс[1 - Джиллиан Майклс – американский эксперт по фитнесу, сертифицированный диетолог, бизнесвумен, медийная личность и писательница.] и даже велотренажер. Спустя две недели она забросила тренировки, а тренажер в гостиной мы уже давно используем как вешалку. Так же было и с кулинарными курсами, где мама набрала дорогой посуды и техники, которой почти не пользуется. Это буквально шопоголизм в мире хобби. Папа шутит, что у мамы синдром гиперактивности, но врач это не подтвердил. А недавно она сделала каре и покрасила светло-рыжие волосы в более насыщенный оттенок, отчего стала похожа на маленький факел, который теперь мельтешит по залу ожидания.
– Смотрите, это, наверное, она. – Мама указывает на эскалатор и взмахивает рукой. – Подними табличку выше, Итан!
С эскалатора нам неуверенно машет худощавая девушка. Русые волосы заплетены в две длинные косички, не по погоде теплая парка горчичного цвета, на плече – рюкзак из брезентовой ткани, а из-под длинной юбки виднеются грубые ботинки.
– Добро пожаловать, Фелисити! – Мама крепко обнимает ее, как только та останавливается напротив. – Как долетела?
– Спасибо, миссис Беннет, все хорошо, – отвечает девушка с приятным британским акцентом. – И можно просто Фелис.
– Где твой багаж?
Фелис подтягивает лямку рюкзака на плече:
– Это все.
– Если бы наша Райли поехала учиться на семестр за границу, то пришлось бы отправлять вещи грузовым судном, – со смехом говорит папа.
– И понадобился бы не один заход, – отвечаю я и протягиваю букет Фелисити, а затем коротко обнимаю ее. – Добро пожаловать в наш сумасшедший дом.
Тонкие губы расплываются в смущенной улыбке, Фелис явно стесняется. Оно и понятно. Да и вся она кажется какой-то хрупкой. То ли на ней сказалась усталость после перелета, то ли в Манчестере почти не бывает солнца, но ее кожа болезненно-бледная. Щеки впалые, с острыми скулами, отчего карие глаза кажутся слишком большими. Голова опущена.
Глядя под ноги, Фелисити тихо благодарит папу, когда тот забирает рюкзак с ее плеча. Она сжимает букет в пальцах, и я обращаю внимание на короткие ухоженные ногти без лака.
– Ну, – мама треплет девушку по плечу, – как там дела у королевской семьи?
В ответ Фелисити лишь растерянно пожимает плечами.
Всю дорогу до дома мама с энтузиазмом спрашивает об Англии, «Фиш-энд-чипс» и Дэвиде Бекхэме. И чем больше вопросов она задает, тем сильнее начинает казаться, что наша гостья не выдержит и сбежит из дома посреди ночи.
Наш двухэтажный светлый дом ничем не выделяется из ряда остальных по улице, но Фелисити осматривает все с восхищением. Мы идем по подъездной дорожке, и я мельком смотрю в сторону дома Сойера. Окно его комнаты расположено прямо напротив моего. Интересно, он уже проснулся?
Как только мы заходим в прохладный холл, я забираю рюкзак Фелис и иду наверх, чтобы показать ей комнату.
– Моя дверь соседняя, у нас будет общая ванная. – Я опускаю вещи на пушистый плед. – Там куча кремов и средств по уходу за волосами, бери все, что хочешь.
– Тут так красиво.
Застыв рядом с компьютерным столом, она рассматривает набор маркеров, ручек и большую стопку чистых тетрадей.
– Здесь все твое, мы с мамой ездили на днях в магазин, взяли все необходимое для учебы. Надеюсь, ты не против, что я отговорила ее от розовых тетрадей, потому что это, – я указываю на светильник в виде фламинго и плюшевый светло-розовый чехол на стуле, – уже слишком.
– Мне все очень нравится, правда, спасибо.
Присев на край кровати, она с восторгом оглядывает комнату, словно ее поселили в номер пятизвездочного отеля.
Внезапно мне становится сильно жаль Фелисити – оказаться на целый семестр вдали от дома, в месте, где ты никого не знаешь, и начинать все заново. Ужасно.
– Если захочешь выплакаться кому-то из-за того, что сильно скучаешь по дому, то я всегда готова выслушать и поработать жилеткой.
– По дому я скучать точно не буду, – впервые за короткое время нашего знакомства ее голос звучит не робко, а уверенно и твердо.
* * *
Мама настаивает на экскурсии, но смотреть в Гамильтоне особо нечего, поэтому мы ограничиваемся парком Ветеранов и главной площадью, на которой обычно проводят городские ярмарки.
Прогулявшись, мы планируем перекусить. Но в воскресный вечер все рестораны забиты, а заранее столик мы не бронировали, поэтому заказываем доставку из тайского ресторана. Хотя папа сильно расстраивается из-за того, что его лишили ребрышек в пивном соусе.
За столом я почти не слушаю разговор, потому что в общем чате вместе с Хлоей и Ви решаю, в чем пойти завтра в школу. В первый день хочется выглядеть не просто хорошо, а идеально.
– Райли, ради бога, отложи телефон хоть на пять минут!
Тон у папы строгий, поэтому я тут же ставлю телефон на блокировку, но перед этим успеваю увидеть на экране всплывшее сообщение от Сойера.
Сойер:
Как обстановка? Новая соседка хорошая или мы ее ненавидим?
– Ты позвонила маме? Все хорошо? Хочешь, я позвоню ей сама и мы поговорим, чтобы ей стало чуть спокойнее? – спрашивает мама, подливая в стакан апельсиновый сок. – Представляю, как она там с ума сходит.
– Позвонила, но не переживайте, беспокоиться она точно не будет. Отчим хотел, чтобы я не мешалась дома, поэтому дал два выбора: окончить школу в католической школе-интернате для девочек или же записаться в программу по обмену. Я выбрала второе.
Я перестаю жевать курицу и перевожу взгляд на Фелисити. Мама с папой растерянно переглядываются. Такое вообще возможно? Нет, конечно, я в курсе, что у родителей с детьми бывают сложные отношения, но у нас дома все иначе, поэтому подобное всегда казалось мне чем-то далеким и нереальным, то, о чем обычно рассказывают в сюжетах ток-шоу. Не представляю, насколько это обидно и страшно, когда тебя вынуждают уйти из дома, а ты еще даже школу не окончил.
– Погоди, а твоя мама? – спрашиваю я. – Она не сказала отчиму катиться к черту?
– Райли! – Папа стучит вилкой по столу. – Ты же знаешь правила: грубо выражаться можно только во время просмотра спортивных матчей.
– Мама во всем его слушается и потакает, – отвечает мне Фелисити. – У нее толком нет права выбора, но она не жалуется.
– Прости, что задаю этот вопрос, – осторожно начинает мама, толком не прожевав картофель. – Отчим никогда не поднимал руку на тебя или на твою маму?
– Нет, но он постоянно обвиняет маму в том, что она неряха, а когда мама красится и приводит себя в порядок, он говорит, что она похожа на ш…
– На шлюху, – помогаю я.
– Райли!
Мне остается лишь развести руки в стороны. Я просто произнесла вслух то, что и так все поняли.
– Да. – Сжав салфетку в бледных пальцах, Фелисити кивает. – Он унижает и оскорбляет, но руку не поднимает.
– По всем признакам, до этого момента осталось недолго, – бормочет папа, потирая нос. В тишине кухни его слова отчетливо слышны, и в глазах Фелисити отражается испуг.
– Итан совсем не это имел в виду, дорогая. – Мама посылает папе убийственный взгляд.
– Прости, я не…
– Не извиняйтесь, мистер Беннет, все хорошо. И, пожалуйста, только не смотрите на меня как на жертву. У меня все хорошо, правда. Плохой отчим – не конец света. Бывают и похуже.
Окажись я на месте Фелисити, я бы уже рыдала или со злости сожгла бы машину отчима, а она держится крепко, еще и нас убеждает в том, что в порядке. Хотя очевидно, что это не так. Судя по всем описаниям, в ее родном доме поселился абьюзер, который устанавливает свои правила и буквально выжил Фелисити из дома. У меня в голове не укладывается, как ее мама терпит такое отношение к себе и своему ребенку. Это страшно. Но в такой ловушке, к сожалению, находится множество женщин по всему миру.
После ужина мама включает воду, чтобы помыть посуду, и Фелис предлагает помощь.
– Вот видишь, Райли, другие дети сами вызываются помыть посуду и их не приходится упрашивать.
– Смотри, солнышко, это называется губка. – Глядя на меня, папа указывает на губку в руках Фелисити. – А это – моющее средство. Ими обычно пользуются для того, чтобы посуда была чистая.
Я тяжело вздыхаю.
– Вообще-то я вчера ее мыла, ребята.
– После моей третьей просьбы, – напоминает мама. – Завтра вся уборка по кухне на тебе, и не думай, что сможешь сесть на шею Фелис. Я серьезно, Райли, за все лето ты ничего толком по дому не делала, только прохлаждаешься целыми днями с друзьями, играешь в своих компьютерных человечков и читаешь книжки с голыми мальчиками на обложках.
– Это называется «летние каникулы».
– Голых мальчиков на обложках мы еще обсудим. – Папа достает из холодильника пиво и идет в гостиную. – Но сначала посмотрю матч. Сойер зайдет?
– Не знаю.
Когда эти двое смотрят матч, можно даже не пытаться с ними говорить, они никого не видят, не слышат и лишь орут в экран телевизора.
Мы с Фелисити поднимаемся наверх, и я предлагаю ей заглянуть ко мне в комнату. Перешагнув порог, она тут же с восхищением ахает, хотя комната вполне обычная: обои фиалкового цвета, пара гирлянд над кроватью, большой книжный стеллаж, который папа собирал вместе с Сойером. Над рабочим столом – пробковая доска, усеянная фотографиями, на двери шкафа – постер с группой «One Direction», который висит там с тех самых пор, как мне исполнилось тринадцать.
– У тебя дома небольшая комната? – предполагаю я, удивляясь восхищению Фелисити. – Извини, если вопрос неуместный.
– Да, у нас совсем небольшая квартира. Моя комната хоть и крошечная, но потолки намного выше, чем здесь, правда, окна выходят прямо на соседские, из-за чего мы друг у друга как на ладони, поэтому шторы всегда плотно задернуты. Прямо напротив живет мой учитель английского, и это… немного неловко.
Она указывает на полку с медалями и статуэтками.
– Это все твои награды?
– Да, за соревнования команд по чирлидингу, не все за первые места, конечно. В последний раз «Северные звезды» Ноттингема занимали первое место по штату восемь лет назад, но я думаю, что в этом году мы одержим победу. Все лето готовили новую программу.
– Ты словно живешь в фильме.
– Скорее в фильме ужасов, потому что наш тренер – сущий кошмар.
Фелисити бережно проводит пальцами по висящим на ручке шкафа помпонам сине-золотого цвета, а затем останавливается у пробковой доски.
– Это твой парень? – указывает она на ленту снимков из фотобудки, где Сойер целует меня в щеку, а я смеюсь как сумасшедшая.
– Друг, – с тяжелым и даже слишком разочарованным вздохом отвечаю я. Заметив это, Фелис вскидывает бровь в немом вопросе, но я не готова травмировать ее рассказом о безответной влюбленности длиною в жизнь. – А у тебя в Манчестере есть парень?
– Нет, отчим не разрешал ни с кем видеться, как и пользоваться косметикой. Да и посмотри, – она указывает на себя рукой. На ней мешковатое платье темно-синего цвета с круглым вырезом у самого горла, которое полностью скрывает фигуру. – Кто захочет на свидание с такой, как я? В школе надо мной все только смеялись и считали чудачкой.
От этих слов у меня больно сжимается сердце.
– Брось, не говори глупости сама о себе и другим не позволяй. В детстве Каллум Брайт дразнил меня рыжей дурой до тех пор, пока я не разбила ему нос. Больше он меня не обзывал, а потом даже предложил стать его девушкой.
– Почему он называл тебя рыжей? – нахмурившись, Фелис разглядывает мои волосы.
– В детстве у меня были ярко-рыжие волосы, со временем посветлели до медового, – я указываю на фотографии, которые она не успела рассмотреть. – Я с детства мечтала перекраситься в блонд.
– Не говорить глупости о себе, – тихо повторяет она мои слова. – Тебе можно, только посмотри на себя, кому в голову придет назвать тебя чудачкой и замухрышкой? Даже если я воспользуюсь косметикой и надену красивую одежду – все равно буду смотреться смешно.
В ее голосе отчетливо чувствуется неприкрытое восхищение мной и пренебрежение к себе. И мне тяжело слышать это, потому что никто не должен относиться к себе так, как это делает Фелисити. С таким восхищением она должна говорить о себе.
Этому меня научила мама. Она всегда говорила, что люди чувствуют и видят твою любовь к себе, даже если ты не говоришь об этом вслух. Ты всегда транслируешь это невербально, такое не скрыть. И если ты сам относишься к себе плохо, то окружающие позволяют себе то же самое по отношению к тебе.
Но у меня похожая проблема, как у Фелис. Нет, я конечно же люблю себя, однако в школе я выстроила такой идеальный образ, который не во всем совпадает с действительностью. На людях я улыбчивая, приветливая и отзывчивая, у меня всегда можно попросить помощи. Никогда не устаю, даже если спала пару часов за двое суток. Это как во время выступления в чирлидинге – несмотря ни на что, ты должен улыбаться. Я никому не показываю свою настоящую версию, где я одержима желанием нравиться всем. Ту Райли Беннет, которая хочет жаловаться из-за пустяков, ныть, что ничего не успевает, и психовать, если не получается запланированное. Я не идеальная, но изо всех сил делаю вид, что это не так, и пока что этот обман работает, хоть и жутко выматывает.
Только один человек из близкого окружения знает меня настоящую. Сойер. Но проблема в том, что его я обманываю даже больше, чем остальных.
– Одежда и косметика играют второстепенную роль, самое главное то, как ты подаешь себя в обществе. Сначала нужно проработать и зафиксировать это здесь, – я стучу пальцем по виску. – Но знаешь что? Я, например, надевая новую вещь, всегда чувствую себя увереннее.
Я открываю шкаф.
– Одолжу тебе пару вещей.
– Нет, Райли, не нужно. Спасибо, у меня все есть.
– Все равно у меня места нет на полках, хоть освобожу.
Прохладная ладонь Фелисити мягко опускается на мое запястье и сжимает его.
– Не нужно, – тверже повторяет она. – Я приехала учиться, а остальное не важно. Меня устраивает моя одежда, ее купила мне мама.
Теперь мне становится стыдно за то, что я так нагло навязалась с этим предложением, молча признав, что эта одежда действительно делает Фелис чудачкой. Я сейчас ничем не отличаюсь от ее идиотов-одноклассников.
За моей спиной со скрежетом поднимается оконная рама, и Фелисити вздрагивает от испуга. Сойер опускает гитару на пол, а затем сам залезает в комнату. Учитывая его высокий рост и широкие плечи, боюсь, что однажды он просто застрянет в моем оконном проеме и останется здесь навсегда. К слову, я буду совсем не против.
– Какого черта игнорируешь мои сообщения, Гномик? – Взглянув на испуганную Фелисити, он подходит ближе и протягивает руку. – Привет, я твой сосед на ближайший семестр.
– Это Сойер, и он не умеет пользоваться дверью, – говорю я и, взяв гитару, отношу ее в шкаф.
– Фелис, – представляется она.
Ее бледные щеки покрываются румянцем, и я судорожно пытаюсь понять: это смущение от знакомства с новым человеком или этот румянец посвящен непосредственно красоте Сойера?
– Завтра первый день в школе и рано вставать. – Фелисити пятится к выходу. – Пойду спать. Приятно было познакомиться.
Неловко взмахнув рукой, она поспешно выходит, закрывая за собой дверь.
– Спать? – переспрашивает он, глядя в закрытую дверь. – Сейчас девять вечера.
– У нее был долгий перелет и тяжелый день. Плюс джетлаг[2 - Джетлаг – синдром смены часового пояса, когда естественные часы или циркадный ритм организма нарушаются.].
– Она, – Сойер водит ладонью у горла, повторяя форму воротника ее платья, – из амишей?[3 - Амиши – религиозное движение, зародившееся как самое консервативное направление в меннонитстве (разновидность анабаптизма) и затем ставшее отдельной протестантской религиозной деноминацией. Амиши отличаются простотой жизни и одежды, нежеланием принимать многие современные технологии и удобства.]
– Нет.
– Ты так и не ответила на сообщение. Мы ее любим или ненавидим?
– Любим.
Мне тяжело сдержать улыбку от мысли о том, что, говоря «мы», Сойер действительно на моей стороне настолько, что готов относиться к кому-то плохо просто потому, что мне не нравится этот человек. И мне жаль, что это не работает в обратную сторону, ведь если он влюбится в какую-нибудь девушку, у меня вряд ли получится искренне полюбить ее. Так было со Стефани, с которой мы ненавидели друг друга.
– Мистер Беннет дома?
– Да, внизу, разбрызгивает пиво, крича на бейсболистов в телевизоре. Чем займемся… Эй, ты куда? – зову я, когда Сойер раскрывает дверь.
– Смотреть игру с твоим папой. Идешь?
– Нет, в такие моменты вы двое похожи на дикарей. И зайди через входную дверь, папа сказал, что если еще раз узнает, что ты залезаешь через окно, то заколотит его гвоздями.
– Он уже какой год подряд этим угрожает.
Пожав плечами, я, не скрывая недовольства, заваливаюсь на кровать и подхватываю телефон. Сойер стоит у двери и сверлит меня долгим взглядом, от которого начинает гореть не только лицо, но даже кожа головы. Долго игнорировать его не получается, и я отрываю взгляд от экрана.
– Что?
– Опять манипулируешь мной своим молчанием? Ты обещала не отрабатывать на мне эти штучки.
Было дело. Сойер знает мою склонность к манипуляциям, и это совсем ему не нравится. Мне тоже, я пытаюсь работать над собой, но пока выходит плохо.
– Не припомню такого.
– Обиделась, что я выбрал вечер с твоим папой, а не тебя?
– Именно.
– Но твой папа веселее и иногда угощает пивом.
– А я единственная, кто смеется над твоими шутками.
– И ты намного сексуальнее.
– Уверена, в Гамильтоне найдется пара мужчин, готовых поспорить с тобой на этот счет, – говорю я, глядя в телефон.
Рассмеявшись, Сойер подходит ближе и наклоняется, упираясь руками в кровать по обе стороны от меня. В такие моменты моя душа всегда отходит от тела. Мышцы мгновенно напрягаются, ладони потеют, а большой палец, которым я листаю ленту соцсети, оставляет влажные следы на экране.
– Как прошла репетиция? – спрашиваю я, чтобы заглушить молчание, в котором можно отчетливо расслышать мой грохочущий пульс.
– Сегодня закончили пораньше, у мамы Нико разыгралась мигрень, и она выставила нас из гаража. Завтра начнем репетицию пораньше, придешь?
– У меня тренировка, – с сожалением отвечаю я. – Если пропущу, тренер оторвет мне голову.
– Знаю, что это самый важный год, но я не готов видеться реже. У нас осталось мало времени.
– Кто-то из нас умирает?
Я пытаюсь неудачно отшутиться, но понимаю, о чем говорит Сойер. Год пролетит быстро, и потом нам придется разъезжаться в разные стороны. Сойер никак не может выбрать между Академией современного искусства и Университетом механики в Сан-Франциско, а я мечтаю попасть в Университет спорта в Сан-Бернардино. Мы будем в семи часах езды друг от друга. И уже заранее понятно, что произойдет с нами потом: сначала будем стараться видеться чаще, постоянно поддерживать связь, но потом будем все больше погружаться каждый в свою жизнь и общаться все реже и реже…
Семь часов – чертова вечность по сравнению с тем, что мы имеем сейчас.
Сойер рядом всю мою сознательную жизнь. Родители уже не обращают внимания на то, что он влезает в окно моей комнаты и может торчать здесь часами. Мой папа любит его как сына, а миссис Вуд давно грезит тем, что однажды мы поженимся и я рожу кучу маленьких Сойеров. Я не против, только вот это не входит в планы Сойера. Даже не знаю, что больнее: то, что нам придется видеться редко, или то, что он никогда не посмотрит на меня как на девушку, которую захочет видеть рядом с собой в статусе второй половинки.
– Ты знаешь о чем я, Райлс.
– Знаю, но это не я меняю тебя на чужого отца.
– Я и не меняю. Ты идешь со мной смотреть матч.
Сойер даже не пытается сделать вид, что его волнует мое мнение. Он берет меня за руку и тянет на себя, заставляя подняться с кровати. Я со смехом поддаюсь, да и, если честно, не особо пытаюсь сопротивляться.
Глава 3
Проснувшись, я захожу в ванную и с удивлением смотрю на новые принадлежности у раковины. Средства, которыми пользуется Фелисити, больше напоминают набор для похода. На тумбе лишь зубная щетка в стакане, тюбик пасты, кусок белого мыла в мыльнице и расческа.
Это зрелище вызывает у меня яростное желание подарить Фелис набор с масками и бальзамами для волос. Просто для того, чтобы принести ей девчачью радость, но, боюсь, то, что приводит в восторг меня, для нее покажется глупостью.
Пока чищу зубы, пишу СМС Сойеру:
Райли:
Ты опаздываешь!
Ответ приходит мгновенно:
Сойер:
Выходить только через час.
Райли:
Вот именно! Ты всегда опаздываешь.
Сойер:
Чуть меньше года.
Райли:
Что ты имеешь в виду?
Сойер:
Ровно столько времени у тебя есть на то, чтобы уговорить меня жениться на тебе. Потому что не знаю, кто еще вытерпит такую зануду, как ты.
Не вынимая щетку изо рта, делаю селфи, показывая в камеру средний палец, и отправляю. Сойер присылает фото в ответ: он спросонья лежит в кровати и с соблазнительной ухмылкой смотрит в камеру, показывая в ответ средний палец. Этот чертов снимок вызывает у меня восторженный паралич, и я прихожу в себя, только когда сглатываю слюну вместе с зубной пастой.
Стучусь в комнату Фелисити и, не услышав ответа, приоткрываю дверь. Пустая кровать заправлена.
Я спускаюсь на первый этаж и чувствую запах блинчиков. Неужели в этом доме кто-то действительно решил приготовить завтрак? Мама всегда спит почти до полудня, потому что ложится очень поздно. Папа завтракает в закусочной по пути на работу в автомастерскую, а я по утрам обхожусь кофе и безглютеновым «Лаки Чармс».
Фелисити в выглаженном темно-синем платье амишей, как выразился Сойер, стоит у плиты и перекладывает панкейки на тарелку в высокую стопку.
– Доброе утро. – Она взмахивает лопаткой. – Надеюсь, ты не против, что я тут похозяйничала? Я вчера спросила у миссис Беннет, можно ли приготовить завтрак, но она лишь рассмеялась в ответ. Я подумала, что это значит «да».
– Ты в курсе, что тебя послал к нам Иисус? – говорю я, чем вызываю тихий смех. Налив из кофейника кофе, я сажусь за стол и тут же вскидываю ладони, когда передо мной опускается тарелка с блинчиками, щедро политыми кленовым сиропом. – Это выглядит прекрасно, но мне нельзя – в этом завтраке весь мой запас калорий на сегодня, а я даже на пробежку не выходила.
– Просто попробуй чуть-чуть, – просит она, присаживаясь напротив. – Я не могу есть одна.
Когда дело доходит до сладкого, то моя сила воли становится хрупкой, как у наркомана в завязке. Постоянные тренировки держат тело в тонусе, но от взвешивания меня каждый раз бросает в пот, я безумно боюсь увидеть, что цифра изменилась. Держать себя в форме очень важно, потому что в номерах мы работаем с весом каждого члена команды: броски, пирамида, поддержки – в идеальном исполнении трюка вес играет важную роль. Тренер Кинни заказывает нам костюмы по снятым меркам, и, если вдруг появится лишняя складка или бока станут чуть больше обычного, она устраивает настоящую травлю. То же самое работает и в обратную сторону – терять вес нельзя. Баланс и стабильность.
В конце прошлого учебного года Бренда Милкович – капитан нашей команды – сильно поправилась, и тренер Кинни заставляла нас называть ее коровой. Родители Бренды долго отказывались отдавать почти четыреста сотен за новую форму по размеру, но, как только та была готова, выяснилось, что Бренда располнела, потому что беременна.
Поэтому сегодня я ограничусь маленьким кусочком сладкого, и все. Отправляю вилку в рот и, как только чувствую нежный вкус блинчиков, буквально тающих на языке, то понимаю, что остановиться будет намного сложнее. Прикрыв веки, я невольно издаю стон:
– Черт возьми, в жизни ничего вкуснее не ела!
– Я с детства готовлю. Мама работала допоздна, отчим никуда не выпускал из дома, и как-то я наткнулась на кулинарное шоу и поняла, что готовка – одна из самых увлекательных вещей. Пока режешь, смешиваешь ингредиенты и находишь новые вкусы, экспериментируя со специями, – разум очищается.
– Когда я выпекаю шоколадные маффины, то все, о чем могу думать, так это о том, как съем их, – говорю я с набитым ртом. – У меня разум точно не очищается, разве что кричит: «Нужно еще больше шоколада!»
За окном раздается двойной автомобильный сигнал, и я с трудом отодвигаю от себя тарелку.
– Это Сойер, нам пора. – Сделав два больших глотка кофе, вытираю рот тыльной стороной ладони и встаю из-за стола.
Фелисити поднимается и проводит ладонями по подолу, расправляя невидимые складки. Взяв тарелки с почти нетронутой едой, она подходит к дверце, за которой прячется мусорное ведро.
– Подожди, это же преступление! – Забрав тарелку со своей порцией, я отправляю еще один блинчик в рот. И еще.
Мы выходим из дома только после того, как Фелисити убирает посуду и быстро протирает столешницу, стирая круглые следы от кружки. Если бы мама это увидела, то меня бы ждала долгая лекция на тему: «За собой всегда нужно убирать, Райли». Надо брать пример с Фелис, завтра же исправлюсь.
У подъездной дорожки стоит старенький «Понтиак», который миссис Вуд называет «любимый». Зоуи, как обычно, сидит на заднем сиденье насупившись – она стесняется приезжать в школу на этой машине.
Я открываю заднюю дверцу перед Фелис и сажусь вперед. В салоне стоит запах цветочных духов миссис Вуд и ванильного ароматизатора, болтающегося на зеркале заднего вида.
Ловлю пальцами ремень безопасности и вздрагиваю, когда Сойер оказывается совсем близко, а затем и вовсе целует меня в щеку, отчего я теряюсь.
– Это… – ремень безопасности выскакивает из моих пальцев и проскальзывает вверх по плечу, – в честь чего?
– Просто хорошее настроение. Доброе утро.
Доброе. Поистине доброе.
– У него всегда поднимается настроение после того, как он испортит мое, – бурчит Зоуи. – Если бы был университет по выведению младших сестер из себя, то его бы приняли без вступительных экзаменов.
– Как я тебя понимаю, – говорю я.
– От тебя пахнет кленовым сиропом, Гномик.
– Это новые духи.
– Ты ими в рот пшикала? – Сойер касается пальцем уголка своих губ. – У тебя тут остатки духов.
Он отстраняется так же внезапно, как и приблизился, а мне остается только тихо выдохнуть, потирая уголок рта подушечкой большого пальца. Не пойму: почему мне с каждым разом становится все труднее скрывать свои эмоции, когда он оказывается так близко?
– Фелис, познакомься, это Зоуи, моя младшая сестра, – говорит Сойер, выворачивая руль, и только после его слов я вспоминаю, что с нами в машине есть кто-то еще. – У нее сегодня первый день в старшей школе, поэтому она еще более недовольная, чем обычно. Но если ты любишь выводить людей из себя, плакать из-за вымышленных парней и слушать кей-поп, то вы подружитесь.
Зоуи пятнадцать, но выглядит она чуть младше своего возраста. Большие серые глаза оттеняет загорелая кожа, волнистые темные волосы пушатся, а на круглом лице почти не бывает улыбки, потому что Зоуи всегда чем-то недовольна, отчего похожа на грустную куклу. Миссис Вуд говорит, что это просто такой возраст – когда ненавидишь весь мир без причины.
– Они существуют вообще-то, и однажды я пойду на их концерт.
– И тебе лучше вести себя хорошо, потому что одну тебя туда мама не отпустит и сопровождать тебя придется мне.
Зоуи хмурится, но не произносит ни слова – знает, что брат прав и лучше не портить с ним отношения. Хотя с Сойером и правда удобно ходить на концерт, потому что, оказавшись в зоне танцпола, можно запросто сесть к нему на плечи. Он высокий, сильный и терпеливо стоит на протяжении всего концерта, даже если ему не нравится исполнитель. Так было, когда я уговорила его сходить со мной на Тейлор Свифт.
– И вообще, это Райли постоянно плачет из-за несуществующих парней из книг, – внезапно выдает Зоуи все еще обиженным тоном. – Мои парни хотя бы живут в одном мире со мной.
Хотела бы я сказать, что это неправда, но я только на прошлой неделе сидела на ужине в доме семьи Вуд и со слезами на глазах рассказывала о прочитанном цикле про вампира, которой решился распрощаться с вечной жизнью и стать человеком ради смертной девушки.
– Я плачу, потому что проживаю с ними их историю. Что поделать, я слишком быстро привязываюсь к персонажам.
– А я сейчас заплачу, потому что мы едем в школу на этой развалюхе.
– Ехала бы на автобусе, сама в машину запрыгнула.
– В автобусе Тэми и Джорджия, которые издеваются надо мной за то, что у меня на рюкзаке это, – Зоуи проводит пальцами по рюкзаку, усеянному значками с логотипом музыкальной группы. – Я не умею их игнорировать, а мама сказала, что, если еще раз ударю кого-нибудь, она лишит меня карманных денег и посадит под домашний арест до самого выпускного.
Господи, в этом они с братом похожи. Сойер начинает этот учебный год в Ноттингеме на испытательном сроке, а все из-за Нико – идиота-барабанщика из его группы. Нико невысокого роста, худощавый шумный парень и просто обожает конфликты, возможно, все потому, что он наполовину итальянец, не знаю. Он может вступить в драку из-за самой глупой мелочи, а Сойер каждый раз вступается за друга. Нико словно специально провоцирует драки, зная, что его лучший друг, чей отец, к слову, работает тренером по самообороне, всегда придет на помощь.
В прошлом году в Ноттингеме произошло такое зашкаливающее количество драк, в которых были замечены Нико с Сойером, что учителя и родители некоторых учеников потребовали отчисления парней. Директору Морроу удалось все уладить, но теперь сразу два участника группы «Мерсер» учатся до первого предупреждения. Хотя бы малейший намек на драку – и отчислены будут оба.
– Я поговорю с этими девочками, – говорит Сойер, глядя на сестру через зеркало заднего вида. – В прошлый раз они отстали.
– Нет. Не хочу, чтобы за меня кто-то заступался, я же теперь в старшей школе. И тем более не хочу, чтобы ты разговаривал с Тэми и Джорджией, а потом смотреть, как они снова радостно постят о том, что с ними поговорил сам Сойер Вуд. Нет уж, спасибо.
– Радостно? Я что, типа популярный? – Сойер медленно произносит последнее слово, словно пробует что-то новое на вкус. – Похоже на эхо в лучах славы Райли Беннет.
– Хватит притворяться. Сам знаешь, что многие девчонки в школе без ума от тебя, – констатирую я. И я в том числе. – Мы любим плохишей.
– Я смотрю с сестрой диснеевские мультики, иногда слушаю пересказ прочитанных ею фанфиков и не выхожу из дома, не поцеловав перед этим маму в щеку. Я – полная противоположность плохого парня.
– Поверь, если об этом узнают, то у тебя будет еще больше поклонниц, – говорю я и поворачиваюсь к Зоуи. – Поделишься со мной значком? Хочу повесить на сумку.
Впервые за утро хмурое выражение ее лица сменяется удивлением.
– Ты серьезно?
– Давай сюда. Вот увидишь, через пару дней все такие будут носить, включая тех девчонок, что издеваются над тобой.
Я подмигиваю, и уголки губ Зоуи ползут вверх. Она снимает ярко-розовый значок и протягивает мне. Я креплю его на внешний карман сумки, дважды хлопаю в ладоши и радостно выкрикиваю:
– Вперед кей-поп!
– Нет, Райли, так ты только опозоришь группу. – К Зоуи возвращается гримаса привычного недовольства. – Чирлидингу тут не место. Так будут издеваться не только надо мной, но и над тобой.
Сойер смеется, на что я корчу недовольную гримасу. Нужно будет расспросить Зоуи поподробнее о том, как же не опозорить этот фандом, потому что я ненавижу быть некомпетентной в чем-либо.
– Ты правда можешь надеть что-то и ввести это в моду? – спрашивает Фелисити.
– Райли введет в моду все что угодно, – с гордостью отзывается Зоуи. – Стоит ей или ее подругам надеть что-то, как девчонки массово бегут повторять это. Клянусь, если они захотят ввести в моду розовые колготки с принтом леопарда, то с легкостью это сделают. Они с подругами синоним слова «тренд».
– В моей школе тоже есть такие девушки, правда, они совсем не добрые, издеваются и высмеивают почти всех вокруг.
Заинтересовавшись, Зоуи тут же поворачивается к Фелис.
– А ты дралась с кем-нибудь из них?
– Нет. – Фелисити усмехается, будто услышала отличную шутку. – Только отбивалась. Девчонки очень жестокие, если им кто-то не нравится, то они травят, напирая толпой. Обливают помоями буквально.
– Черт. – Сойер сжимает челюсть и коротко качает головой.
– Ты говорила родителям, учителям? – спрашиваю я.
– Не хотела, но мама увидела синяки и пришла в школу. Директор вызвал родителей этих девочек, но вы сами понимаете, что бывает с теми, кто жалуется на одноклассников. Стало еще хуже, чем было до этого.
От короткой улыбки Фелисити у меня еще сильнее сжимается сердце. В детстве я пережила нелепые издевки из-за рыжего цвета волос. Сначала за меня заступался Сойер, а потом я попросила его научить меня удару, он показал, как держать кулак, чтобы я не сломала палец, и в тот же день я врезала по носу Каллуму Брайту. Рука болела, родители были в шоке, а Сойер мною гордился. Но эти издевки – ничто по сравнению с тем, что пережила Фелис. Ребята в школе, бесхребетная мать и отчим, который готов отправить ее даже на другой континент, лишь бы видеть как можно реже. Черт возьми, как Фелисити еще находит в себе силы улыбаться?
Я постараюсь сделать все, чтобы этот семестр в Ноттингеме она провела хорошо и улыбалась как можно чаще.
Глава 4
Выйдя из машины, Фелис рассматривает кирпичное двухэтажное здание школы, за которым виднеются верхушки прожекторных столбов стадиона.
Хлопнув дверцей, я оглядываюсь. На парковку со всех сторон въезжают машины, всюду звучат смех и радостные возгласы. Мне приветливо машет пара ребят, и я взмахиваю рукой в ответ. Мое настроение мгновенно взлетает, а вот Сойер, глядя на развевающийся на флагштоке флаг, тяжело вздыхает.
Он не любит ходить в школу и ненавидит рамки, в которых нужно сидеть на одном месте от звонка до звонка.
Когда мы были помладше, он часто сбегал с уроков и звал меня с собой. Я ненавидела прогуливать, но делала это, лишь бы провести с ним время. Но когда мои оценки покатились вниз, я отказалась сбегать с уроков. Сойеру всегда было легко учиться: стоит ему прочесть главу в учебнике, и он тут же все запоминает. Мне же требуется несколько вечеров и куча тренировочных карточек на то, чтобы информация закрепилась в голове. Поэтому я перестала сбегать с учебы. Замена мне нашлась быстро, и мой друг начал прогуливать занятия с Челси Салливан, у которой раньше всех в классе начала расти грудь. Я рыдала в подушку несколько вечеров подряд, пока Сойер не обмолвился, что терпеть не может Челси, но общается с ней потому, что она делится с ним сигаретами, которые ворует у дедушки. В итоге потом он бросил курить, как и водить дружбу с Челси.
– Меня напрягает сама мысль, что я учусь до первого замечания о плохом поведении. – Глядя на школу, Сойер покачивает головой. – Миссия невыполнима.
Я касаюсь его запястья:
– Пожалуйста, постарайся не влезать в неприятности. И Нико… Все проблемы вечно из-за него.
– Он обещал вести себя хорошо.
– Слабо верится. Сколько он продержится? День, два?
– У него на днях отец вышел из тюрьмы, Нико его боится, так что будет делать все, чтобы не разозлить его.
Фелисити выглядит напряженной, даже испуганной, и мне начинает казаться, что она в шаге от того, чтобы сбежать отсюда прямиком в Соединенное Королевство.
– Тебе здесь понравится, обещаю, – успокаиваю я, похлопывая ее по плечу.
– В любом случае помни, что первый день всегда дерьмо, – говорит Сойер. – Дальше будет легче. Добро пожаловать в Ноттингем, Манчестер. Если пользовалась «Нетфликс», то отключай подписку, она тебе больше не понадобится, тут случаются вещи покруче любого сериала.
Подмигнув на прощанье, Сойер подталкивает Зоуи в сторону входа, а я веду Фелисити к административному зданию, чтобы получить список учебников, номер локера и код.
– Мы будем вместе ходить на биологию и литературу, – говорю я, изучая на экране телефона электронное расписание Фелисити. – И у нас обеих ланч в первую смену. Я заберу тебя прямо у кабинета, и вместе пойдем в кафетерий.
Она не отвечает, и я поднимаю голову. Сцепив пальцы в замок, Фелис смотрит под ноги, пока группа девчонок в коридоре тихо переговаривается, окидывая ее насмешливыми взглядами.
– Не обращай ни на кого внимания, к новеньким всегда повышенный интерес.
Фелисити выдают список учебников, за которыми мы идем в библиотеку, а после наконец-то возвращаемся в главный корпус. Я нервно поглядываю на время и игнорирую вибрирующий от оповещений телефон – Хлоя и Ви наверняка потеряли меня.
Локер Фелис достается в другом конце школьного коридора, далековато от моего. Но я хочу довести новую ученицу до класса, ее первый день в Ноттингеме должен пройти гладко.
– Спасибо за помощь. – Убрав учебники на полку, она застегивает рюкзак. – Думаю, что дальше справлюсь сама.
– Знаю, что веду себя как назойливая мамаша. Я люблю все контролировать, поэтому меня иногда заносит…
Почувствовав на талии крепкую хватку рук, я замолкаю.
– Привет, Райли-Майли, – раздается низкий голос Каллума. Он сжимает руки сильнее, и моя спина врезается в его грудь. – Скучала?
Спроси Каллум об этом еще пару месяцев назад, я бы ответила «да», а мое тело отдалось бы приятным трепетом на его близость. Но сейчас я чувствую лишь раздражение и хорошенько щипаю его за тыльную сторону ладони, что заставляет парня ойкнуть и отстраниться.
Обернувшись, я едва сдерживаю недовольный стон. Почему бывшие не могут выглядеть плохо?
Каллум Брайт выглядит как парень с обложки подросткового романа, который я бы тут же купила, даже не читая аннотацию. Каштановые волосы, уложенные назад, голубые глаза, которые словно светятся на фоне загорелой кожи, ровные белые зубы с чуть заостренными клыками, отчего улыбка Каллума всегда смотрится соблазнительно-хитрой. Широкоплечий и накачанный, на животе восемь кубиков пресса, о которых знаю не только я, но и вся округа, потому что Брайт обожает постить однотипные фото, где он в одних шортах отражается в зеркале спортзала. Звезда школы и капитан футбольной команды, который принес «Северным звездам» не одну победу. На футбольных матчах весь Ноттингем скандирует имя Брайта, когда он в очередной раз спасает команду от провала, и Каллум обожает это.
– Да брось. – Разведя ладони в стороны, он смеется. – Неужели и правда ни капельки не соскучилась?
– За все лето я не ответила ни на одно твое сообщение. Это о чем-то должно говорить, разве нет?
– У тебя была пара грустных сторис, я подумал, что они посвящены мне. – Вытянув руку, Каллум упирается ладонью в дверцу локера и только сейчас замечает Фелисити. Осмотрев ее платье, он кивает и протягивает ладонь: – Ты, наверное, та самая ученица по обмену, о приезде которой Райли без остановки писала в сторис? Добро пожаловать.
– Спасибо. – Фелис коротко пожимает его руку и тут же хватается пальцами за лямку своего рюкзака.
Каллум еще раз бегло осматривает ее и, усмехнувшись, переводит взгляд на меня:
– Слышал, что из-за залета Бренды тренер Кинни скоро объявит нового капитана группы поддержки.
– И?
– И, – опустив ресницы, он разглядывает свои ногти, – ты знаешь, что я мог бы помочь тебе получить место. Все-таки тренер футбольной команды – мой отец, а он имеет большое влияние на Кинни. Только представь, мы с тобой – капитаны команд. Все, как мы мечтали, помнишь?
– Ты правда думаешь, что я буду спать с тобой ради места капитана? – Нервно рассмеявшись, я оглядываю коридор, проверяя нет ли поблизости учителей, потому что готовлюсь, как когда-то в детстве, разбить Каллуму нос.
– Обижаешь, Райли, я просто хочу, чтобы ты сходила со мной на свидание. Начнем все сначала. К тому же с кем тебе еще ходить на свидания, если я запретил всем парням в школе приближаться к тебе? Ну же, соглашайся.
– Прости, но одержимые бывшие больше не в моем вкусе.
– Думаю, статус капитана будет красиво смотреться в твоем заявлении в колледж. Что скажешь, это ведь в твоем вкусе?
– Я и так получу это место, – мой голос звучит почти уверенно, но все же немного обрывается, и улыбка Каллума говорит о том, что он это заметил.
Брайт раскрывает рот, чтобы ответить, но его перебивают.
– Все в порядке, Райлс? – спрашивает Сойер, проходя мимо вместе с Нико.
Хоть Нико тощий и едва достает до плеча Сойера, он сжимает кулаки и напрягается, словно в любую секунду готов устроить драку. Только этого не хватало!
Улыбнувшись, я киваю, молча говоря, что все в порядке. Сойер чуть замедляет шаг, задерживая взгляд на Каллуме.
– Когда девушка говорит «нет», это действительно то, что она имеет в виду на самом деле. В этом ответе нет скрытого смысла. Вдруг ты забыл.
– Тебя забыл спросить, – бросает Каллум ему вдогонку.
Не оборачиваясь, Сойер вскидывает руку, показывая средний палец.
Сжав челюсть, Каллум провожает его взглядом, а затем наклоняется ко мне, чтобы спросить на ухо:
– Рассказала ему о том, что тогда произошло?
От одного лишь упоминания того дня мои внутренности скручиваются в колючий узел.
– Нет.
– Бедняжка. – Горячее дыхание проскальзывает по моей щеке, когда он заправляет прядь волос мне за ухо. – Он тебя так и не трахнул, малышка Райли?
Стиснув зубы, я выбрасываю руки вперед и толкаю Каллума в грудь, но он не двигается с места и только тихо смеется. Добился, чего хотел, – вывел меня на эмоции. Только испуганный возглас Фелисити приводит меня в чувство.
Мы уже привлекли лишнее внимание людей вокруг. Поправив волосы, я делаю глубокий вздох и стараюсь снова вести себя непринужденно, хотя выходит плохо, потому что меня трясет от злости и страха. Страха, что Каллум начнет при всех вспоминать нашу последнюю ссору и причину, по которой мы расстались.
Звенит звонок, но я продолжаю неотрывно смотреть на бывшего парня. Во мне борется желание разбить ему нос, но при этом я готова молить, чтобы он не сказал вслух то, что уничтожит мою дружбу с Сойером.
– Остынешь, и поговорим, – бросает Каллум перед тем, как уйти.
– Ты в порядке? – спрашивает Фелис, касаясь моего запястья. Ее прохладная ладонь слегка подрагивает, и я понимаю, что эта стычка испугала Фелисити намного больше, чем могло показаться.
– Да, все отлично. – Я выдаю отработанную чирлидерскую улыбку. – Пора на урок, встретимся за ланчем.
* * *
На первом уроке я почти не слушаю преподавателя, думая о том, что может выкинуть Каллум. Вторым уроком идет испанский, где я тоже не могу взять себя в руки и сосредоточиться. Не получается связать и двух предложений, чтобы рассказать миссис Гонсалес и классу, как прошло мое лето. Я ведь знала, что каждого попросят об этом, выучила наизусть текст, но сейчас он напрочь вылетел из головы. Миссис Гонсалес недовольно хмурится, но не ругает. Не так я планировала начать учебу в выпускном классе. Хлоя, сидя за первой партой, оборачивается, молча спрашивая, что со мной происходит, на что я только растерянно пожимаю плечами. Когда вопрос о лете переходит к подруге, она быстро лепечет на испанском, путая слова, чем смешит учителя.
Хлоя имеет удивительный дар нравиться всем. У нее заразительный и даже слишком громкий смех для такой хрупкой девушки. Ростом она еще ниже меня, а выкрашенные в пепельный цвет волосы подстрижены под каре. Она умеет сочетать грубые ботинки с юбками и сарафанами из струящихся ярких тканей, а ее большие глаза всегда подведены серебристыми стрелками.
Мы с Хлоей подружились пару лет назад, стоя в очереди на запись на внеклассные занятия. Мы похожи тем, что хотим успеть все и сразу, не можем долго сидеть без дела, обожаем планировать и составлять расписание. Это раздражает Ви в нас больше всего, поэтому она часто в шутку повторяет: «И зачем я только дружу с вами?»
Перед концом занятия Фелисити пишет, что будет ждать меня у входа в кафетерий. Из-за испорченного настроения меня мутит от одной лишь мысли о еде, но нужно поесть, хоть через силу, иначе я быстро сломаюсь на тренировке.
– Я так рада с тобой познакомиться! – почти пропевает Хлоя, крепко обнимая Фелисити. – Миссис Беннет только и говорила, что о твоем приезде.
Подруга внимательно осматривает бесформенное платье амишей, но без осуждения, а с интересом, будто продумывает в голове, как можно перешить его в клубе по рукоделию. Она записалась туда в прошлом году, чтобы подшивать костюмы для школьного драмкружка, в котором поставила уже три пьесы.
– Как твой первый день? – спрашиваю я.
– Здесь все так… – Фелис замолкает, подбирая слово. – Расслабленно? На физике учитель разрешил свободно перемещаться по классу. В моей прошлой школе нас ругали, если горбишься, сидя за партой.
– Это где? – интересуется Хлоя.
– В католической школе Святого семейства и Англиканской церкви.
– Запишись на риторику, – предлагаю я, подхватывая поднос с раздачи. – Мистер Чалмер иногда выводит нас на задний двор школы и разрешает покричать.
– Или к нам в драмкружок, – говорит Хлоя, опуская на поднос сэндвич в пластиковой упаковке, – во время упражнения на эмоции можно материться, когда показываешь гнев и ярость.
Мы садимся за наш любимый стол у окна. Окружающие с интересом посматривают на Фелис, и я не знаю, что их интересует больше: новая ученица из Манчестера; тот факт, что она живет у меня дома; ее одежда или же то, что мы разрешили ей сесть с нами. В начале прошлого учебного года Ви завела свод правил для тех, кому позволительно сидеть за столом.
Допускаются: члены футбольной команды, чирлидерши, лучшие друзья, близкие и партнеры, которые обязательно проверены временем.
Вообще, эти правила появились после того, как Уилл – полузащитник «Северных звезд» – привел за стол новую девушку, спустя два дня после разрыва с Ви. Тогда же Ви вписала в список запрета неухоженных девушек, широкоплечих девушек и девчонок со слишком тонкой или толстой переносицей – кажется, она попыталась внести всех, лишь бы Уилл больше никогда не приводил никого к нам за стол.
«Место за нашим столом должно стать недосягаемой мечтой для каждого в Ноттингеме», – сказала она тогда. Но правило «только самые близкие» действительно сократило ссоры, хотя в отношениях между футболистами и чирлидершами и без того полно драмы. И сейчас будет очередная, судя по тому, как к нам поспешно идет Ви.
– Дело дрянь, – бормочет Хлоя, откусывая кусок сэндвича, – она снова идет своей злой походкой.
Когда Ви злится, а это происходит часто, то всегда очень быстро ходит, отчего тугой хвост темных волос подпрыгивает на плече при каждом шаге.
– Мы с Уиллом расстались, – хмурится подруга, присаживаясь напротив.
– Снова? – спрашиваю я без удивления. – Напомни, какое это по счету расставание за год, сороковое?
– Сейчас все серьезно. – Взяв мою бутылку воды, она делает несколько больших глотков и вытирает губы тыльной стороной ладони. – Он хочет, чтобы я взяла у него в рот.
Поперхнувшись соком, Фелисити кашляет, чем привлекает внимание Ви. Пытаясь помочь, я похлопываю ее по спине.
Постукивая по столу ногтями, накрашенными оранжевым лаком, Вивиан пробегается по Фелис оценивающим взглядом и недовольно поджимает губы.
– Только на первое время, – говорит она, явно имея в виду место Фелис за нашим столом. – Пока не найдет друзей.
– Обсудим это позже. И я хочу пригласить за наш стол сестру Сойера, – говорю я, нанизывая листья салата на вилку. – У Зоуи сегодня первый день в старшей школе, а ее задевают девчонки. Увидят здесь и сразу отстанут.
– Нет, никаких малолеток за нашим столом. Сколько ей там, пятнадцать? Ни за что.
– Может, ее брат захочет к нам присоединиться? – спрашивает Хлоя, оборачиваясь. – Почему он никогда не садится с нами?
Я поворачиваю голову и нахожу в нескольких столах от нас Сойера, они с Нико что-то серьезно обсуждают. Наверняка говорят о будущих выступлениях и спорят насчет сет-листа.
Мне не хочется говорить девочкам, что Сойер скорее будет есть свой ланч в школьном туалете, чем сядет за этот стол. У нас разный круг общения, Сойеру тяжело найти общий язык с моими друзьями, а мне трудно сидеть в компании парней из его группы, потому что они постоянно обсуждают музыку. Порой я просто не понимаю, как мы умудрились подружиться, учитывая, насколько у нас разные интересы.
Словно почувствовав наше внимание, Сойер поворачивается и, поймав мой взгляд, подмигивает, прежде чем снова вернуться к разговору.
– Черт, соглашусь, – усмехается Ви. – Зови его к нам за стол. Заодно взбесишь Каллума.
– Он за лето стал еще горячее. Просто шесть с лишним футов ходячего секса. – Хлоя с мечтательным видом подпирает щеку рукой. – Сойер все еще подрабатывает механиком в автомастерской твоего папы? Надо будет заехать и сказать, что что-то барахлит. Хочу увидеть этого парня, перепачканного машинным маслом.
– А я бы посмотрела на него в другой обстановке. В какой спортзал он ходит?
– «Деф», на углу Шейди-лэйн.
– Случаем, не та дыра напротив церкви? – Ви в ужасе округляет глаза. – Ладно, возможно, я схожу туда на пробное занятие. Чего не сделаешь ради красивого вида, – усмехается она, продолжая смотреть на Сойера.
– Этот парень хоть когда-нибудь улыбается? Готова поспорить, что при рождении он обменял у Иисуса улыбку на возможность быть горячим по умолчанию.
– Это называется мрачная сексуальность, – поясняет Ви.
Каждая секунда восхищения девочек заставляет мою кровь кипеть от ревности. Сжав вилку, я едва сдерживаюсь, чтобы не хлопнуть по столу, прося их прекратить.
– Так что там с Уиллом? – перевожу я тему, стараясь не выдавать раздражения в голосе.
– Он знал, что я не собираюсь спешить с сексом, и сказал, что готов ждать сколько угодно. А вчера вечером мы целовались в машине, он взял меня за затылок и начал наклонять мою голову. Когда я отказалась, Уилл заявил, что оральный секс не лишит меня девственности, поэтому пора бы дать ему хоть что-то. А моих нюдсов[4 - Нюдсы – откровенные фотографии.] ему мало.
– Сволочь. – Хлоя морщит нос. – Давно было пора порвать с ним.
– Но ведь с какой-то стороны он прав, – тут же оправдывает бывшего парня Ви. – Эй, Райли, вы с Каллумом занимались таким?
– Нет. Он предлагал, но я отказалась.
– Вот и я не смогла. Не смогу, даже если Уилл намажет свой член арахисовым маслом.
– Ну не знаю, – отвечаю я, пережевывая безвкусные листья салата. – Если бы Каллум намазал член арахисовым маслом или «Нутеллой», то я бы как минимум задумалась.
Девочки смеются, а вот щеки Фелисити мгновенно розовеют от смущения, и мне становится неловко за брошенную при ней шутку.
– В общем, учебный год начался хуже, чем я могла себе представить. – Ви опускает локти на стол и подается ближе: – Слышала, у тебя утро тоже не задалось. Стычка с Каллумом в коридоре, м-м-м?
Хлоя перестает жевать, а затем многозначительно кивает.
– Так вот почему ты не могла собраться на уроке испанского. Что между вами произошло?
– Даже не хочу говорить о нем. Сосредоточусь на учебе и тренировках. У меня расписан четкий план на этот год, и в него не входят любовные разборки. У меня просто нет на это времени.
Ви вскидывает брови.
– Подруга, у тебя последние несколько лет нет времени, но ты каждый раз умудряешься найти свободное окошко для драмы.
– На этот раз все серьезно. В начале октября и в ноябре я сдаю SAT[5 - SAT – стандартизированный американский тест, который необходим для поступления в колледжи и вузы США.] и собираю рекомендации от учителей, чтобы отправить заявление в университет.
– Дважды сдавать SAT? Ты уверена, что не мазохистка? – Ви смеется, а вот в глазах Хлои я вижу понимание, потому что она тоже будет использовать все попытки.
– Хочу отправить лучший результат, а если сдам дважды, то смогу выбрать. Возможно, еще попробую сдать ACT [6 - ACT – стандартизированный тест для поступления в колледжи и университеты США, а также при переводе из одного в другой. Впервые был проведен в ноябре 1959 года Эвереттом Линдквистом в качестве конкурента к SAT.]. Если все пойдет по плану, то ответы от университетов у меня будут уже в феврале, и тогда я смогу спокойно выдохнуть.
– Я смогу выдохнуть, когда наша команда снова обретет капитана. Чертова Бренда не могла подождать и залететь годом позже?
От мысли о тренировках и возможности побороться за звание капитана я внезапно чувствую прилив сил, а мышцы приятно ноют в ожидании нагрузки.
– Мне пора на урок. – Фелисити внезапно поднимается и забирает поднос. – Приятно было познакомиться. Увидимся после занятий, Райли.
Она уходит быстрее, чем я успеваю ответить. Я собиралась помочь ей, а вместо этого даже не попыталась вовлечь в разговор.
– Что на ней надето? – недоумевает Ви, глядя Фелис в спину. – В шторах меньше ткани, чем в этом платье.
– Будь с ней помягче. До приезда в Гамильтон ей пришлось очень нелегко.
– Не ей одной. Мне тоже пришлось нелегко, я рвала задницу, чтобы заполучить репутацию. Девчонке в хлопчатобумажном платье не место за этим столом. Не хочу быть стервой и знаю, что ты пытаешься помочь ей освоиться здесь, Райли, но либо сожги это платье и приодень ее, либо подумай, с кем еще она могла бы подружиться. Мы не должны менять правила ради нее или кого-либо еще.
Глава 5
Визг Клариссы разрезает стадион, и я крепче сжимаю ее щиколотку, а второй рукой придерживаю пятку. Ви держит с другой стороны, и по тому, как она стискивает зубы, становится ясно, что она очень злится, – Ви не любит работать в позиции базы[7 - База – спортсмен, который поднимает, удерживает или выбрасывает флайера.]. Впрочем, я тоже.
Размахивая руками в воздухе, Кларисса вновь визжит и шатается. Я расставляю ноги еще шире и напрягаю мышцы, чтобы не дать ей упасть. Она не может выполнить простой трюк уже шестой раз за сегодня, это никуда не годится.
– Перестань кричать, – цежу я сквозь сжатые зубы. – Соберись.
Вместо ответа Кларисса охает, нога дрожит от напряжения.
– К черту, давай вниз, – командует Ви.
Мы ловим ее за талию, цепкая ладонь Клариссы хватается за мое плечо, и подошвы ее кроссовок наконец-то касаются земли. Прижав ладонь к вздымающейся груди, она пытается отдышаться.
Тренер Кинни молча наблюдает за нами. Обычно чем дольше она молчит во время плохого исполнения программы, тем хуже придется, когда мы сдадимся и закончим. Когда я только вступила в группу поддержки, то жутко боялась Миранду Кинни. Она вызывала тревогу одним своим видом: худощавая женщина низкого роста, впалые щеки, короткие светлые волосы, а глаза всегда чуть прищурены, отчего морщин в уголках глаз больше, чем обычно бывает у сорокалетних женщин. И всегда опущенные уголки тонких губ. Увидеть улыбку миссис Кинни – большая редкость. Я никогда не видела, чтобы она носила женственную одежду, на ней чаще всего надет синий спортивный костюм с белыми вставками и вышитой на груди золотой звездой с буквой «N» – эмблемой Ноттингема.
– В чем дело? – наконец спрашивает тренер Клариссу.
– Простите, я слегка потеряла сноровку.
– Ты тренировалась летом?
– Я все лето провела в Канаде, ездила к отцу в Торонто, поэтому слегка отстала от девочек.
– Вопрос был в другом.
– Д-да, тренировалась пару раз в неделю. – Под пристальным взглядом тренера Кларисса опускает голову. – Может, раз в неделю.
– Растяжка никакая, дыхание слабое. Готова поспорить, что ты все лето развлекалась, пила, курила, бегала на свидания с мальчиками и вообще не занималась спортом.
– Звучит классно, – говорю я. Девочки тихо посмеиваются, но миссис Кинни, как обычно, не реагирует на шутку.
– Твои проблемы мы обсудим чуть позже, Луи Си Кей[8 - Луи Си Кей – американский стендап-комик, актер, сценарист, продюсер и режиссер, обладатель премий «Эмми» и «Грэмми».], – отвечает она мне. Оценивающий колючий взгляд пробегается по моему лицу, спускается ниже и задерживается прямо под спортивным топом – на моей талии. – Расскажешь нам всем смешную историю о том, как за это лето ты наела спасательный круг на животе.
Все мои внутренности тут же сжимаются, а во рту появляется привкус жирных блинчиков со сладким сиропом. К горлу подкатывает тошнота. Обняв себя ладонями за талию, я пытаюсь спрятаться, потому что все внимание девочек теперь сосредоточено на моем животе.
– Ты больше не в команде, Кларисса.
– Но…
– Ты вытянулась в росте, стала слабой и потеряла сноровку. Такие нам не нужны. Мы готовимся к участию в конкурсе штата, и ни у меня, ни у команды нет времени на то, чтобы делать очевидные замечания и заново учить тебя, как работать в позиции флайера[9 - Флайер – спортсмен, которого поднимает, удерживает или выбрасывает база.].
Глаза Клариссы наполняются слезами, раскрыв пересохшие губы, она моргает в растерянности.
– Пара тренировок, и она снова будет в форме, – заступаюсь я. Стоящая рядом Ви постукивает пальцем по моей спине, молча прося не спорить с тренером. Подруга права, это бесполезно, можно лишь отхватить лишний раз.
– Продолжаем тренировку. За эту паузу и за лишний круг пробежки по стадиону поблагодарите Клариссу. – Тренер Кинни хлопает в ладоши, призывая нас продолжать тренировку, но никто не двигается с места.
Чуть помедлив, Ви первой решается побежать трусцой в сторону дорожки, следом за ней постепенно подтягиваются остальные девочки.
– Для тебя нужно особенное приглашение, Беннет?
Качнув головой, я оглядываюсь на плачущую Клариссу и, тихо сказав: «Мне жаль», бегу на штрафной круг.
Слова миссис Кинни о том, что я потолстела, стали выстрелом в голову моей самооценке. Я отказываюсь от ужина, несмотря на то что от запаха жареного стейка мой желудок призывно урчал. Открыв «Гугл», я изучаю статьи на тему правильного питания, содержание которых и так знаю дословно. В комментариях на форуме нахожу совет разнообразить рацион топинамбуром. Чем бы он ни был, он мне нужен.
Закрыв все вкладки, я встаю перед зеркалом и задираю футболку. Рельефный живот, который еще утром казался мне идеальным, теперь вызывает сомнения.
Чуть спустив резинку спортивных штанов, щипаю себя за бок – тренер Кинни права, нужно работать больше. А еще перестать тайком есть шоколадные батончики, которые я прячу под кроватью.
Как-то я сказала Ви, что если бы стала капитаном группы поддержки, то раз в три недели обязательно устраивала бы читмил[10 - Читмил – это загрузочный день, когда в самый разгар диеты можно побаловать себя любимыми продуктами.] и водила девчонок в закусочную «Пинки-Милки» втайне от тренера Кинни. Мы съедали бы по бургеру, брали на десерт мороженое и запивали бы все жирным молочным коктейлем. Это помогало бы не срываться и не поедать по ночам шоколадки, после которых ругаешь и винишь себя за слабость.
Почему во все сладости в мире не могут добавлять мед, на который у меня аллергия? Тогда шансы на срыв сократились бы в разы. И, черт возьми, какая же я слабовольная, потому что теперь могу думать лишь о том, как шоколад с нугой и взрывной карамелью тает у меня во рту.
– Слабачка и обжора! – Топнув ногой от безысходности и злости на саму себя, я выглядываю в окно. В комнате Сойера выключен свет, а значит, он еще в автомастерской.
Опустившись на колени, я достаю из-под кровати коробку с батончиками и спешно пересыпаю шоколад в шоппер. Натянув толстовку, спускаюсь на первый этаж.
– Я на вечернюю пробежку! – кричу я, надевая кроссовки.
– С шопером? – спрашивает мама, выглядывая из гостиной. – Я думала, что мы посмотрим вместе «Аббатство Даунтон». – И добавляет шепотом: – Думаю, Фелис будет приятно послушать речь с британским акцентом.
– Прости, сегодня без меня. На обратном пути хочу зайти в супермаркет и купить топинамбур. Ну и еще заскочу в мастерскую к Сойеру.
– Топинамбур? – переспрашивает она. – Что ты будешь делать с ним, милая?
– Честно говоря, понятия не имею. – Пожав плечами, наспех чмокаю маму в щеку и выхожу за дверь.
Дорога до мастерской обычно занимает десять минут пробежки, но в этот раз я управляюсь за пять, потому что бегу быстро, наслаждаясь тем, как горят мышцы. Поворачиваю и уже вижу вывеску «Беннетс фикс» на одноэтажном здании, обшитом красным сайдингом. Один из въездов закрыт металлическим роллетом, но из второго на улицу падает свет.
Тяжело дыша, я прохожу внутрь. Здесь, как обычно, пахнет бензином, машинным маслом и резиной, а из радио доносятся рок-хиты восьмидесятых. Еще ни разу не слышала, чтобы в папиной мастерской играла попса.
Сойер стоит спиной ко мне, согнувшись над двигателем машины со снятым капотом. Он крутит что-то гаечным ключом, а я не могу оторвать взгляда от напряженных мышц его спины. У меня пересыхает во рту то ли от бега, то ли от этой картинки, и приходится прочистить горло, привлекая внимание.
Не выпрямляясь, он поворачивает голову, и пряди темных волос падают на лоб.
– Пялишься на мою задницу, Гномик?
Только не смотри туда, Райли! Только не смотри на его задницу!
И все же я опускаю взгляд. Черт, никакой силы воли! Из заднего кармана черных джинсов Сойера свисает серая тряпка, перепачканная машинным маслом, а прямо за ней – самая сексуальная задница Нью-Джерси, а может, и всей Америки.
– Хотела лечь пораньше, но вспомнила, что не усну, пока не увижу ее, – сарказм спасает меня от неловкости, а смех Сойера говорит о том, что он не заметил в этой шутке долю правды.
В безответной любви к другу единственное оружие, которым ты можешь спокойно пользоваться, – это сарказм. Прибавьте к нему шутки с подкатами и восхищением – и это моментально отведет от вас любые подозрения.
Переведя дух, я подхожу ближе, рассматривая машину. «Додж» выглядит намного лучше, чем пару недель назад. Неотшлифованный корпус местами покрыт шпатлевкой, появились левое крыло и новая передняя дверца с пассажирской стороны. Пока нет бамперов, фар и консолей, но еще немного – и машина будет как новенькая.
Папа забрал этот убитый «Додж» за бесценок и отдал Сойеру для практики, сказав, что тот сможет забрать автомобиль себе, если приведет в чувство. Сойер занимается своей будущей машиной после закрытия мастерской, а заработанные деньги откладывает на запчасти, которые папа продает ему с большой скидкой.
Они с папой могут говорить об этой машине часами, даже не заметив, что все вокруг заскучали. Мне до безумия нравится, что они так близки. Когда нам было по двенадцать, родители Сойера и Зоуи развелись. Мой папа знал, что Сойер увлекается машинами, поэтому предложил ему прийти в мастерскую, чтобы помочь и немного отвлечься от семейных проблем. Мне казалось, это будет временное увлечение, но нет, Сойер загорелся починкой машин ровно столько же, сколько и музыкой, если не больше.
Хоть он и помирился со своим папой, а в прошлом году даже ездил вместе с Зоуи на День благодарения в Трентон, чтобы познакомиться с мачехой, Сойер говорит, что у него теперь два отца.
– Она выглядит намного лучше. Уже решил, какого она будет цвета?
– Черный, – отвечает друг, и я фыркаю.
– Что не так?
– Черный – это так скучно.
– А какой бы выбрала ты?
– Мой любимый.
– Я ни за что не покрашу машину в зеленый.
– Это не мой любимый цвет.
Цокнув языком, Сойер поднимает голову и демонстративно закатывает глаза.
– Я ни за что не покрашу машину в лаймовый цвет, Райлс. – Он делает акцент на слове «лаймовый», потому что абсолютно уверен, что все оттенки зеленого имеют только одно название. Не понимаю, как можно не видеть разницы? Ведь цвет лайма такой яркий, сочный, почти неоновый.
– Лаймовый «Додж», – произношу я с восхищением, которое Сойер совсем не спешит разделить со мной. – На самом деле я пришла не просто так.
– Знаю, – отвечает он, возвращаясь к работе. – Прибежала запыхавшаяся, ненакрашенная и пялишься на мой зад меньше обычного, на тебя это непохоже. В чем дело?
Сойер даже не подозревает, что часть шутки про задницу – чистая правда.
– Ты должен забрать это, – прошу я, похлопывая по висящему на плече шоперу.
Отложив гаечный ключ, Сойер выпрямляется и, достав тряпку из заднего кармана, вытирает руки. Он подходит, и мне приходится поднять голову, чтобы видеть его лицо. Я пытаюсь не задерживать взгляд на рельефных мышцах, проглядывающих сквозь прилипшую к животу футболку; стараюсь не смотреть на выглядывающую из-под воротника яремную ямку, поблескивающую от пота. Но выходит плохо.
Сойер вскидывает бровь:
– Так что у тебя там, Райлс?
– Кое-что, что я ни за что на свете не хочу отдавать, но нельзя, чтобы оно хранилось дома, потому что соблазн съесть слишком велик.
Он протягивает руку, но я не спешу расставаться с шоколадками. Стоит заявить официально: это самое болезненное расставание в моей жизни.
– Гномик? – В серых глазах отражается желание рассмеяться. – Черт возьми, да что там у тебя?
– То, что вредно и больше мне не нужно.
– Член Каллума?
Я срываю шоппер с плеча и хорошенько шлепаю им по его животу, но Сойер даже не морщится, а только смеется.
– Все, срочно забери это.
Он заглядывает внутрь сумки, и улыбка постепенно исчезает, а между бровей проступает хмурая складка. Я знаю, о чем он думает, поэтому тут же предупреждающе вскидываю ладони.
– Это просто способ не сорваться и не съесть все за ночь.
Положив сумку с шоколадками на крышу «Доджа», Сойер берет меня за руку и ведет к столу, заваленному кучей мелких запчастей. Надавив ладонями на мои плечи, мягко, но требовательно, он заставляет меня сесть на скрипучий стул, а затем опускается на корточки и сцепляет пальцы в замок.
На его ладонях темные разводы, а под ногтями собралась грязь от работы с машиной, но, несмотря на это, я, как и всегда, прихожу в восторг от красоты рук Сойера. Загорелые, сильные, с немного проступающими венами, и я совсем не буду против, если прямо сейчас он вдруг захочет коснуться моего лица или волос.
– Ты потерял лаймовую резинку, – говорю я, указывая на его запястье.
– Снимаю во время работы, чтобы не испачкать, – приподнявшись, Сойер достает из переднего кармана джинсов силиконовую резинку-пружинку для волос и тут же надевает на запястье.
Прошлым летом папа сделал маме подарок на годовщину свадьбы и снял домик на юге Тахо, недалеко от пляжа Риган. Мама была в восторге, а вот я не разделяла ее радость, потому что это означало, что мы с Сойером не увидимся две недели – для меня этот срок казался вечностью. Сойер сказал, что будет скучать, и стянул с моих волос резинку, пояснив, что она будет напоминать ему обо мне и не давать совершать глупости. Хотя самую главную глупость он тогда уже совершил – начал часто общаться со Стефани, которая липла к нему, как пыль на черную синтетику.
Когда я вернулась из поездки, Сойер разбил мне сердце, сказав, что серьезно влип в Стефани. Так что резинка не помогла, по крайней мере, мне.
В любом случае Сойер не вернул резинку. И, несмотря на то что прозрачный силикон уже заметно помутнел, он продолжает носить ее на руке как символ нашей дружбы.
– В чем дело, Райли?
– Говорю же, просто пытаюсь обезопасить себя от того, чтобы не съесть все за раз.
– Мне уже знакомы эти тревожные звоночки. Считай меня предателем, но я скажу твоим родителям, что, кажется, ты снова планируешь морить себя голодом до тех пор, пока не свалишься без сознания.
– Такое было всего один раз. Пожалуйста, не нужно делать из этого трагедию. – Ладони потеют, и я вытираю их о мягкую ткань спортивных штанов. – У меня просто выдался тяжелый день, а от стресса я всегда начинаю есть в два раза больше, особенно сладкое. Мне нельзя сейчас поправляться.
– Это выпускной класс, Райлс, весь год будет сплошным стрессом, как и следующий.
– Знаю. Я не забываю есть вообще, просто отказываюсь от сладкого. Будь я диабетиком, ты бы меня поддержал.
– Но ты не диабетик. Ты не знаешь меры, и я сейчас не про твою любовь к сладкому.
Сойер прав. Я не умею вовремя останавливаться. Если начинаю есть шоколад, то могу за раз съесть половину запаса. Если сажусь на диету, то на самую строгую, от которой появляется слабость в теле и болит желудок.
В прошлом году я грезила блистательным резюме для университета, поэтому сделала упор на учебу, дополнительные занятия и тренировки. Я чувствовала себя прекрасно, даже несмотря на то, что спала пару часов в сутки. Была так увлечена гонкой с самой собой за звание лучшей версии себя, что забывала поесть. Казалось, все идет хорошо, хотя близкие в один голос твердили, что я выгляжу как зомби.
Я сломалась в одну секунду. Прямо во время выступления на футбольном матче Ноттингема против школы Клифтона. Я была флайером, Ви и Бренда подняли меня, держа на вытянутых руках. Рядом взмыла Кларисса, и мы должны были взяться за руки, но ее ладонь вдруг начала рябить и уплывать все дальше. Лица зрителей на трибунах, свет прожекторов – все смешалось в смазанную картинку. Звон в ушах заглушил рев стадиона, в глазах потемнело, я прикрыла веки, а в следующую секунду проснулась в больничной палате.
Оказалось, я потеряла сознание, и только благодаря страховке девочек не сломала себе шею. Доктор сказал, что у меня физическое истощение организма, плюс авитаминоз. Тогда я наконец осознала, насколько далеко зашла. Меня до невозможности раздражает эта черта в самой себе. Я не знаю меры ни в чем, включая чувства к Сойеру. Надеюсь, нельзя получить истощение организма от безответной любви?
– Ты ведь понимаешь, что я не отчитываю тебя, Гномик? – Сойер спрашивает так осторожно, словно я буйный пациент психиатрической клиники. – Просто беспокоюсь. В чем дело на самом деле? Давай вместе поищем триггер.
Вздохнув, я сдаюсь.
– Клариссу выгнали из команды. А тренер Кинни сказала, что я потолстела. Совсем скоро выберут нового капитана команды, но Кинни ни за что не отдаст место кому-то со спасательным кругом на животе. Утром я ела блинчики с кленовым сиропом, да и летом налегала на шоколад и вишневую газировку больше обычного. Но я тренировалась, плюс утренние пробежки. Мне казалось, что фигура в порядке…
Сойер усмехается, и это заставляет меня нахмуриться.
– Ты в курсе, что нельзя с понимающим видом просить человека найти триггер и излить душу, а потом смеяться, как только он начинает говорить, придурок?
– Кинни – садистка и психопатка, если считает, что ты потолстела.
– Но она больше никому не сказала про спасательный круг на животе.
Сойер смеется уже в открытую, за что я толкаю его в плечо.
– Все знают ее манеру общения, Райлс, она либо мотивирует таким извращенным способом, либо ставит на место, когда кто-то перечит ей.
Я и правда получила замечание после неудачной шутки. Мне становится намного легче, но я вспоминаю свое отражение в зеркале, из-за чего сомнение все еще горит красной лампочкой в голове.
– Спасательный круг, – повторяет Сойер, качая головой.
– Знаю, что ты ненавидишь все эти девчачьи разговоры, но я сегодня смотрела в зеркало, и мне показалось, что бока появились.
В ответ он награждает меня скептическим взглядом. Раздраженно выдохнув, я подхватываю край толстовки и задираю ее, оголяя живот.
– Видишь?
Сойер с трудом отрывает взгляд от моего лица. Улыбка постепенно сходит с его губ, пока он медленно опускает ресницы. От его взгляда кожу начинает покалывать, а мышцы живота напрягаются сами собой.
– Ты серьезно? – Он протягивает ладонь, но пальцы вдруг замирают в дюйме от моей кожи. – Руки все еще грязные.
Сойер молча спрашивает разрешения прикоснуться. Мне остается только кивнуть, потому что если у него грязные лишь руки, то у меня абсолютно грязные мысли.
Теплая, чуть огрубевшая после работы в сервисе ладонь, касается моей кожи, и я изо всех сил сдерживаю резкий вдох, стараясь дышать как можно ровнее.
– Райлс, – едва слышно произносит Сойер, неспешно водя большим пальцем вверх-вниз вдоль моей талии, – ты права, у тебя невероятно толстые бока. Кошмар.
Рассмеявшись, я откидываюсь на спинку стула и опускаю толстовку. Сойер уже не касается меня, но кожа все еще горит в том месте, где только что была его ладонь.
– Прости за глупое нытье. Мне просто нужно было услышать, что все в порядке.
Сойер поднимается и тут же склоняется надо мной, в этот раз он уже не спрашивает разрешения перед тем, как обхватить ладонями мои щеки. Кончики пальцев невесомо касаются висков, забираются в волосы и скользят к затылку. Во взгляде нет и намека на улыбку, он даже как-то слишком серьезен.
Ох, боже. Обычно так начинаются все мои эротические сны.
– Хватит искать в себе минусы, – просит Сойер тихим, но строгим тоном. – К черту чужую критику, нельзя понравиться и угодить всем.
– Это прозвучит ужасно, но мне правда хочется нравиться всем. Абсолютно всем.
– Так не бывает, и ты это знаешь.
Из всего окружения только Сойер знает, что у меня проблемы с принятием настоящей себя. Люди думают, что я лучше, чем есть на самом деле, а я хочу соответствовать репутации, которую выстраивала годами.
– Перестань видеть собственные плюсы как минусы и убивать свою индивидуальность. – Он подхватывает прядь моих волос и легонько дергает, намекая, что я сменила цвет волос из-за того, что с самого детства ненавидела насмешки о рыжем цвете. – Ты красивая, смешная, сексуальная чирлидерша-отличница, которая читает дерьмовые книги.
– Ты сказал «красивая и сексуальная»? – с улыбкой повторяю я, пытаясь уйти от серьезной темы. – Мне нравится, когда ты говоришь мне комплименты.
– Я сказал, что ты читаешь дерьмовые книги. А еще у тебя бока толстые. И ты любишь самый уродливый цвет на свете.
– Покрасишь в него машину, чтобы я тоже могла считать тебя сексуальным?
– Хорошая попытка, но нет. – Поглаживая мою щеку большим пальцем, он приближается, собираясь чмокнуть меня в нос, и я едва сдерживаюсь, чтобы не приподняться на стуле. Тогда будет вероятность, что Сойер промахнется и попадет прямиком в мои губы.
Со стороны входа слышатся шаги.
– Сойер, ты здесь? – раздается голос Мишель.
Ну, конечно, они ведь собирались встретиться. У меня внутри словно гасят свет.
– Да, – отвечает он, не отводя от меня взгляд. – Я могу отменить все, если ты вдруг…
– Нет-нет, – я вскидываю ладони. – Я пришла только отдать шоколад, а в придачу еще и получила моральную поддержку. Так что я в плюсе.
– Райлс.
Ох, черт, наверняка Сойер думает, что я расстраиваюсь из-за слов Кинни, а не из-за того, что губы Мишель сегодня могут получить то, о чем я мечтаю уже очень давно.
– Мне пора, нужно заскочить в «Костко» и купить топинамбур.
– Топинамбур? – озадаченно повторяет он.
– Да. Почему все переспрашивают? Все в порядке, мне просто нужно было немного поныть. – Обхватив пальцами запястья, я отвожу его руки от своего лица и встаю со стула.
Мишель взмахивает в приветствии, и я машу в ответ. Под ее расстегнутым блейзером виднеется топ лаймового цвета, и от этого моя приветственная улыбка становится лишь шире.
– Отличный выбор. – Проходя мимо, я указываю на топ. – Это его любимый цвет.
– О, правда? – Она касается кончиками пальцев круглого выреза на груди.
– Да-да. – Оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Сойера, который лишь с улыбкой покачивает головой. – Его возбуждает лайм.
* * *
Несмотря на то что у Сойера свидание с Мишель, я возвращаюсь домой в хорошем настроении. Разговор с ним слегка отрезвил меня и пошел на пользу.
Зайдя в дом, я вижу, что папа в гостиной заснул прямо перед телевизором. Мама громко разговаривает по телефону в кухне, и я заглядываю на секунду, чтобы помахать рукой и отметиться, что пришла до начала комендантского часа, за нарушение которого меня еще ни разу не ругали.
Дом – самое безопасное место на земле, где у нас с родителями выстроено тотальное доверие. Хотя когда я начала встречаться с Каллумом, папа стал переживать. Каллум ему не нравился, хотя я вообще не уверена, что папа хоть когда-нибудь одобрит мой выбор.
Узнав о начале наших отношений, мама сразу отвела меня к гинекологу, где мне выписали противозачаточные. Учитывая то, сколько у Каллума было девушек, я хотела получить от него справку, что он чист и не подарит мне венерический букет, но он так и не дошел до врача, поэтому таблетки я не принимала, и мы всегда пользовались презервативами.
Заметив свет из-за приоткрытой двери в комнату Фелисити, я останавливаюсь и стучусь перед тем, как заглянуть внутрь.
Лежа в кровати, Фелис читает книгу под тусклым светом прикроватной лампы.
– Ты так зрение посадишь. – Я указываю на выключатель. – Включить?
Поджав губы, она качает головой.
– Тогда уют пропадет.
– Тебя сегодня точно никто не обижал? – спрашиваю я, присаживаясь на край кровати.
Фелис тут же трясет головой, и я почему-то не верю ей. Закрыв книгу, она молчит, потирая шею над воротником сорочки, материал которой мне кажется грубым. Таким, который слегка натрет кожу и ее будет щипать во время горячего душа.
– Я не нравлюсь твоим подругам, да?
– Это не так.
– Ви смотрела так, что мне стало стыдно просто от того, что я существую.
Раскрыв рот, я делаю глубокий вдох. Боже мой, пока я сегодня за столом болтала с подругами о намазанных «Нутеллой» членах, Фелисити молча переживала сущий кошмар. Становится стыдно, что я даже не заметила этого.
– Боюсь представить, как тебе сложно здесь. И то, что ты рассказала о буллинге в твоей школе… Это ненормально и страшно. Мне жаль, что ты прошла через издевки. Но ты не позволяй никому заставлять тебя думать о себе плохо. Понимаю, как это сложно, у меня у самой с этим проблемы.
– У тебя? – удивленно переспрашивает Фелис.
– Ну, конечно. Я постоянно переживаю, что обо мне подумают плохо.
– Ни за что не поверю, что кто-то может подумать о тебе плохо. Ты ведь красивая. Оглянись, у тебя же идеальная жизнь, как в кино.
Моргнув, я показываю на себя пальцем и усмехаюсь:
– Идеальная жизнь? Может, со стороны так кажется, но на деле все далеко не так.
– Сегодня одна девочка сказала мне перед уроком, что я живу в доме королевы школы. Ты в группе поддержки, твой парень – капитан футбольной команды, квотербек, да еще и красавец. Все как в кино.
– Бывший парень, – поправляю я.
– И твой бывший парень чуть ли не дерется из-за тебя с твоим другом. У тебя есть подруги, хорошие отношения с родителями, они доверяют тебе и отпускают вечером гулять…
– Стоп-стоп! – резко перебиваю я. – Что значит: он чуть ли не дерется с твоим другом? Каллум и Сойер?
– Мне в библиотеке по ошибке выдали учебник по углубленной органической химии вместо неорганической, и я пошла менять его прямо во время урока. Рядом с парковкой увидела, как ребята разговаривали на повышенных тонах. Сойер сказал, чтобы Каллум держался от тебя подальше, они начали толкаться, но их быстро разняли.
Прикрыв веки, я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться и перестать злиться. Сойер не продержался без конфликтов даже чертов день.
– Дерьмо. Учителей рядом не было?
– Нет.
– Спасибо, что рассказала.
По пути в комнату я пишу Сойеру СМС:
Райли:
Ты помнишь о том, что находишься на испытательном сроке у директора? Что произошло сегодня между тобой и Каллумом на парковке?
Упав на кровать, я постукиваю по покрывалу сжатым в ладони телефоном и смотрю в потолок, пересчитывая фосфорные звездочки, которые мама наклеила, когда мне было лет десять. Точно знаю, что на потолке их ровно тридцать две штуки, и успеваю убедиться в этом трижды перед тем, как приходит ответ.
Сойер:
?
– Серьезно? – спрашиваю я вслух и печатаю ответ.
Райли:
Я буду задавать этот вопрос снова и снова, пока не ответишь. А еще скажу Мишель, что ты общаешься с ней потому, что запал на ее подругу.
Он мгновенно читает и тут же отвечает.
Сойер:
В классе шептались о вашей стычке. Я решил предупредить Брайта, чтобы держался от тебя подальше.
Меня прошибает током: а вдруг Каллум рассказал Сойеру о нашей последней ссоре в день расставания? И если не сейчас, то он может сделать это в другой раз.
Райли:
Я ни за что на свете не хочу, чтобы ты вылетел из школы из-за меня.
Сойер:
Если вдруг вылечу из школы, то не из-за тебя, а из-за своих действий. Не надо брать на себя ответственность за мои поступки, Райлс.
Райли:
Но я первая вспылила, ты же меня знаешь. Не трать на Каллума время. Он того не стоит.
Он пишет дольше обычного, и я с волнением жду ответ.
Сойер:
Мне плевать, кто первый начал. Брайт – провокатор. И так уж случилось, что я всегда на твоей стороне, даже если ты будешь абсолютно не права. Я готов убить его просто за то, что он испортил тебе и без того паршивый день.
Сердце в груди тяжелеет, больно и гулко ударяясь о ребра.
Затаив дыхание, я дважды перечитываю сообщение.
Райли:
Сойер?
Сойер:
Райли?
Пальцы сами пишут ответ, прежде чем я успеваю подумать.
Райли:
Я люблю тебя.
Прикусив ноготь на большом пальце, я, не моргая, смотрю в экран телефона. Сообщение прочитано, но Сойер ничего не печатает в ответ. Эта пауза длиною в несколько секунд кажется мне вечностью.
Решаю обезопасить себя от нервов и использую прием «сарказма безответной любви», добавляя:
Райли:
Но твою сексуальную задницу все равно люблю больше.
Проходит около минуты, прежде чем прилетает новое сообщение.
Сойер:
Готов поспорить, если я покрашу ее в лаймовый цвет, у тебя напрочь снесет крышу.
Райли:
Уже!
Заблокировав телефон, я сжимаю горящие щеки прохладными ладонями. Идиотка! Ну какая же я идиотка! Мы с Сойером не раз говорили друг другу «люблю тебя», но именно сейчас мне стало до жути неловко. Сейчас это было настоящее «люблю», не в стиле: «спасибо за то, что помог мне с рефератом, я люблю тебя».
Телефон вибрирует снова, и я с опаской заглядываю в экран.
Сойер:
Эй, Райлс?
Райли:
М?
Сойер:
Как там топинамбур, купила?
Рассмеявшись, отправляю ему стикер с Гомером Симпсоном, который кричит: «Уходи!»
Сойер:
Кстати, и я тебя.
После такого сообщения я должна воспарить над землей от счастья, но настроение портят мысли о Каллуме. Я слишком сильно боюсь, что, разозлившись, он мог сболтнуть лишнего. И затянутый ответ Сойера на мое «люблю» только сильнее подпитывает страх. Надо будет поговорить завтра с Каллумом.
Глава 6
Следующие два дня я не видела Каллума в школе. Пару раз порывалась позвонить ему, но в последний момент сбрасывала вызов. Мне слишком страшно узнать, сказал ли он что-нибудь Сойеру или нет. Но как спросить об этом бывшего?
Фелисити все так же сидит за ланчем вместе с нами, что жутко не нравится Ви. Зная прямолинейность подруги, она запросто может сказать, что Фелис тут не место, но сейчас она слишком занята, прожигая Уилла ненавидящим взглядом.
Уилл делает вид, что Ви нет за столом, и пропускает все едкие комментарии в свою сторону.
– Отгадайте, кто принес хорошие новости? – На стол опускается поднос, и напротив меня садится Каллум. Не помню, когда у меня в последний раз так екало сердце при виде этого парня. – Капитан «Торнадо» из школы Трентона сломал ногу.
Парни за столом бурно аплодируют и присвистывают.
– Им конец, – делает вывод Уилл. – Они в прошлый раз попали в полуфинал только благодаря капитану.
– Как будто у нас иначе, – как бы невзначай бросает Ви, уставившись на свои ногти.
Сжав челюсть, Уилл расправляет плечи. Вообще, Уилл – добряк, но Ви во время ссор частенько умудряется разбудить в этом парне Халка.
– Хочешь сказать, что наша команда плохо играет?
– Хочешь сказать, что в прошлом году «Северных звезд» из раза в раз вытягивал не Каллум? Черт, да вы и одной игры без него не продержитесь.
– Еще чуть-чуть, Ви, – отзывается Каллум, широко улыбаясь, – и я сделаю тебя президентом своего фан-клуба.
– Ого! – Разыграв на лице притворное удивление, я с хрустом откусываю морковную палочку. – Сместишь с поста свою маму?
– Райли-Майли, шутки про маму? – Цокнув языком, Брайт драматично вздыхает. – Как же это плоско.
– Какая грудь, такие и шутки, – бросает Лайнел, который на всех матчах вечно сидит в запасе.
Услышав это, Каллум громко смеется, а я лишь закатываю глаза.
Меня просто поражает, как парни каждый раз готовы смеяться над пошлыми темами. А еще они искренне считают, что если добавить в предложение слово «член», то оно автоматически становится смешной шуткой. Вот что по-настоящему плоско. Придурки.
– Срывайтесь на нас сколько угодно, девочки. – Каллум прикладывает ладонь к груди. – Мы все понимаем: у вас стресс, остались без капитана, а тренер Кинни в ужасе, потому что ей не из кого выбирать нового лидера.
– Простите, что вмешиваюсь, – подает голос Фелисити и тут же краснеет, потому что все взоры за столом устремляются на нее. Кажется, половина ребят только сейчас заметили, что она вообще сидит здесь. – Группа поддержки работает вместе со спортсменами? Вы в одной команде?
– Конечно, – тут же отвечаю я. – У нас ведь даже названия команд одинаковые.
– Тогда почему вы обзываете и обижаете друг друга?
Вопрос ставит меня в тупик. Что тут ответишь? Что мы здесь живем, как в сериале «Сплетница», где все друг с другом спят, выясняют отношения и просто не могут жить без абьюза?
Ноттингем – боевая арена или симулятор реалити-шоу. Мы зарабатываем очки славы и популярности, а в роли зрителей и судей выступают остальные ученики. Если ты популярен в школе, то у тебя есть влияние: ты задаешь моду, тренды, ходишь на лучшие вечеринки и сидишь за привилегированным столиком с такими же популярными людьми. Все хотят с тобой дружить и встречаться, ты нравишься людям по умолчанию. Главное – не оступиться, потому что публика всегда с жадностью ждет провала, чтобы накинуться на слабого и съесть его с потрохами.
Но вопрос Фелис имеет смысл. Да, мы поддерживаем друг друга на игровом поле, но за его пределами часто ведем себя как враги. Стоит одной из пар поругаться, как компания тут же строго делится по половому признаку. Неудивительно, что Сойер не садится за наш стол – он терпеть не может глупые реалити-шоу, в одно из которых превратилась моя школьная жизнь.
– Потому что все парни – идиоты, которые готовы расстаться с тобой из-за того, что ты отказываешься с ними спать или пихать их необрезанный член в свою глотку. – Взяв поднос, Ви поднимается и быстро уходит.
– Мы расстались не из-за этого! – кричит ей вслед Уилл. – Я вообще с тобой не расставался, это ты меня бросила! – Откинувшись на спинку стула, он смотрит на друзей. – Это ведь не из-за того, что я необрезанный?
И почему я решила, что последний год в старшей школе будет особенным и наполненным светлой грустью? Все как и прежде.
– Надо поговорить, – бросаю я Каллуму перед тем, как встать. – За трибунами перед тренировкой.
Он кивает и даже не язвит в ответ.
* * *
В раздевалке перед тренировкой девочки бурно обсуждают новые фото Тимоти Шаламе и то, какие парни идиоты. Все, кроме Тимоти, разумеется. Я участвую в разговоре вполсилы, вытаскивая вещи из локера, потому что большая часть моих мыслей петляет вокруг предстоящего разговора с Каллумом.
На улице сегодня прохладно, поэтому я выбираю лосины и накидываю бомбер поверх спортивного топа. Завязываю волосы в низкий хвост, пряча за прядями оттопыренные уши. Захлопнув локер, застегиваю кнопки на бомбере и выхожу на улицу.
Стадион наполняется учениками. Футбольная команда потихоньку собирается на поле для тренировки, а на старте беговых дорожек разминаются марафонцы. Думаю, если бы не чирлидинг, я бы выбрала бег. Мне до жути нравится, как во время нагрузок мышцы горят от напряжения, и легкие плавятся, а потом открывается второе дыхание и новый прилив сил берется из ниоткуда, словно ты обрел суперспособность.
Я подхожу к трибунам сбоку и, нагнув голову, переступаю через один из металлических прутьев, удерживающих конструкцию. Воздух здесь, как и всегда, пахнет железом и пылью. Солнечные лучи падают сквозь ряды сидений над головой, разбрасывая пятна света по земле.
Каллум уже ждет меня на нашем месте в глубине трибун. На нем сине-белая форма с номером «04» и защитная экипировка. Меня злит, что одетый в форму Каллум Брайт все еще находится в моем списке привлекательных картин. Он объективно слишком хорош собой. Конечно, не так хорош, как Сойер. К тому же Каллум ниже Сойера на полфута, хотя плечи у него шире.
– Как всегда, заставляешь себя ждать.
Остановившись в шаге от парня, я скрещиваю руки на груди. Мой серьезный вид заставляет Каллума улыбнуться. Подняв руку, он обхватывает ладонью железную перекладину и оглядывает меня с головы до ног, задерживая внимание на прилегающих к бедрам лосинах.
– Перейдем сразу к делу, – говорю я. – Ты рассказал Сойеру о том, из-за чего мы расстались?
Сжав челюсть, Брайт коротко качает головой.
– Мне казалось, что ты хочешь поговорить о месте капитана.
– Так сказал или нет?
На его лицо возвращается наглая ухмылка.
– Чтобы дать этому кретину шанс трахнуть тебя? Нет, не сказал.
– Перестань использовать это слово.
– Разве не этим мы занимались здесь не раз? – Каллум подается ближе, заставляя меня отступить и врезаться спиной в балку. – Хватит уже мучить и меня, и себя, Райли. Давай встретимся вечером, сходим в ресторан «У Дафны», вспомним, как все начиналось, наше первое свидание.
– Терпеть не могу этот ресторан.
– Значит, выберем другое место. Я же знаю, что ты скучаешь по мне. Давай просто вернем все на свои места, нам ведь было хорошо вместе.
Раньше мое тело отзывалось на близость Каллума, мне хотелось поддаваться его прикосновениям, слушать, как он низким голосом говорит мне на ухо нежные слова. Я была влюблена в него легко и непринужденно, не ревновала, не устраивала истерик, а просто хорошо проводила с ним время.
Ви говорит, что это и зацепило во мне Каллума – я не бегала за ним, не навязывалась. Он был заинтересован во мне, хотел добиться и не сдавался. Именно это и привлекло меня в нем – его желание добиться своего. Мне нравилось, что кто-то нуждается во мне так же сильно, как я в Сойере, которого я на тот момент пыталась выкинуть из головы из-за его частых свиданий со Стефани.
Черт возьми, я даже потеряла девственность и переспала с Каллумом на одной из вечеринок из-за Сойера. Когда он разбил мне сердце, сказав, что, кажется, серьезно влип и влюбляется в Стефани. Я напилась и сама потащила Каллума наверх. Он был влюблен в меня и старался быть со мной нежным и аккуратным, а я сделала это из эгоистичного желания доказать, что тоже кому-то нужна.
Эмоции и алкоголь сыграли со мной злую шутку. Глупее поступка я еще в жизни не совершала. Потом проплакала две недели, а Каллум даже подумал, что все из-за того, что он сделал мне больно.
В отношениях Брайт был собственником и излишне ревнивым, особенно к Сойеру. Каллуму всегда нужно было знать, где я, с кем и что делаю. Из-за его желания контролировать каждый мой шаг мы часто ругались. Но я не хотела, чтобы мы разошлись именно так, как это произошло в начале лета перед его отъездом в Испанию к дяде.
Мы должны были провести весь день вместе. Я вела запись в личном дневнике, расписывая планы на лето, и решила сравнить с тем, что вела в прошлом году, чтобы понять, насколько сильно изменились мои цели и планы. Я уже достала старый дневник, когда мама попросила меня отвезти папе на работу холодный чай.
В мастерской я чуть задержалась, разговаривая с папой и Сойером, а когда вернулась домой, мама сказала, что Каллум ждет меня наверху. За то время, что меня не было, он успел прочитать несколько страниц моего прошлогоднего дневника. Пару страниц, которых хватило, чтобы понять, насколько сильно я влюблена в Сойера и что отношения с Каллумом были лишь попыткой залатать дыру в сердце.
14 ИЮНЯ 2021 ГОДА
Я стою, застыв в дверях своей комнаты. Каллум неподвижно сидит на кровати и смотрит на меня, в его взгляде читается разочарование. Рядом лежит раскрытый дневник, и я понятия не имею, сколько и что именно он успел прочесть. Только знаю, что это прошлогодний дневник. Все написанное в нем никто и никогда не должен был увидеть.
– Райли, я дойду до Эллен, а потом в магазин! – кричит мама. – Тебе что-нибудь взять?
Удавку, пожалуйста.
– Нет, спасибо.
Хлопает входная дверь, и я остаюсь один на один с Каллумом. Он молчит, отчего я нервничаю еще сильнее.
– Скажи, что это неправда, Райли. Скажи, что была не в себе, когда писала это?
– Ты же в курсе, что это личное и ты не имел права читать?
– Так это я теперь плохой? – Рассмеявшись, Каллум потирает лоб. – Ты трахалась со мной, а думала о нем.
– Это не так.
– Правда?
Он берет дневник и начинает читать:
– Девственность перестала иметь важность, как только Сойер обрушил на меня новость о том, что серьезно влип в Стефани. Я вернулась из отпуска с родителями в прекрасном настроении. Я скучала по Сойеру, а он с самого моего приезда все время злился и вел себя так, будто я его раздражаю. Я еле уговорила его пойти искупаться на озеро, где он только и делал, что огрызался, словно само мое существование мешало ему. А потом Сойер просто сказал про чувства к Стефани и убил все живое во мне.
Все перестало иметь смысл. Мне всегда казалось, что Сойер будет моим первым и последним – поцелуем, сексом, мужем, отцом моих детей. Но мой первый поцелуй украл Джереми Дженкинс во время игры в бутылочку, а первый сексуальный опыт случился с Каллумом. В тот день, после купания в озере, была вечеринка, где я впервые серьезно напилась и решилась переспать с Каллумом. Все потому, что мне хотелось того же, что Сойер испытывал к Стефани, – хотелось проводить время с кем-то и больше не думать о нем.
Мы встречаемся с Брайтом уже полтора месяца, но я всем сердцем люблю другого парня. Получается, я шлюха?
Каллум поднимает голову:
– Тебе все еще нужен ответ на этот вопрос?
– Хватит, – прошу я, но он не планирует останавливаться, выставляет указательный палец, прося помолчать, и возвращается к дневнику.
– Прошло два дня с тех пор, как я сделала это с Каллумом. И что в этом сексе такого особенного? Это немного больно, но терпимо, потом даже приятно. В книгах все иначе. В каждой чертовой книге секс описан идеально, и теперь я хочу найти ту, в которой все будет описано хоть немного похоже на правду. Гребаные книжные девственницы, кончающие по семь раз в первую ночь. Вранье. Может, все дело в том, что я не люблю Каллума? Возможно, с Сойером все было бы иначе? Как минимум мои чувства были другими. А возможно, я просто поторопилась. Чем я вообще думала, когда пыталась заткнуть дыру в сердце членом Каллума в своей вагине? Кажется, я перепутала отверстия.
Хмыкнув, Каллум закрывает дневник и поднимает взгляд, а вот я опускаю голову, уставившись на свои босоножки. Никто из нас не произносит ни слова, хотя, может, Брайт и кричит, а я просто ничего не слышу из-за грохочущего пульса в ушах.
– Черт возьми, может, уже скажешь хоть что-нибудь, Райли?
Тяжело сглотнув, я вскидываю подбородок. На его лице не прочесть эмоции, в синих глазах отражается такой холод, что у меня по телу бегут мурашки.
– Я начиталась книг и была немного расстроена тем, что ожидание картинки из романа не совпало с реальностью. Но, знаешь, это не твое дело. Я не собираюсь отчитываться за записи в дневнике годовалой давности после первого секса, да еще и по пьяни.
Подхожу к кровати, чтобы забрать дневник, но Каллум демонстративно роняет его на пол и наступает кроссовкой.
– Что дальше, плюнешь в меня?
– Мы вместе уже давно. – Протянув руку, он ловит мою ладонь. – Пожалуйста, просто скажи, что больше не любишь его, Райли. Плевать на причину, по которой случился наш первый раз, но скажи, что сейчас все иначе.
– Я люблю Сойера только как друга, не больше.
Эта ложь дается слишком легко, потому что у меня годы тренировок.
Как можно любить одного и встречаться с другим? Достаточно ли легкой влюбленности и симпатии? Видимо, да. Каллум Брайт был обаятелен, красив, популярен и нуждался во мне. А я нуждалась в ком-то, кто будет во мне нуждаться. Это ненормально и эгоистично, но я устала сгорать в безответной любви к Сойеру, это выматывало на всех уровнях. То, что мы начали встречаться с другими людьми, слегка отдалило нас, мы перестали проводить вечера вместе, лежа в обнимку на кровати. Мы никогда не обсуждали это, просто знали, что так нельзя, будто эти объятия уже являются фактом измены. Я смирилась, что мы с Сойером не будем вместе.
Услышав мой ответ, Каллум с облегчением выдыхает, а затем сжимает мою руку крепче и тянет на себя. Я сажусь на кровать, а через секунду оказываюсь прижата спиной к матрасу под весом Каллума. Обхватив мои запястья, он поднимает их к изголовью кровати. Пальцами второй руки Каллум обхватывает мои щеки и впивается в губы требовательным поцелуем.
– Пообещай, – просит он сквозь поцелуй, – что больше не будешь общаться с ним.
– Нет.
Ответ с такой легкостью вылетает из моего рта, что я сама удивлена не меньше Каллума. Чуть отстранившись, он долго вглядывается в мое лицо.
– Что?
– Мы с Сойером дружим с детства, я не могу дать тебе такое обещание, потому что не выполню его.
– В наших отношениях будут проблемы, если Вуд останется в твоей жизни. Выбирай: либо он, либо я.
Выбор очевиден. Не то чтобы я с легкостью отказалась от Каллума в другой ситуации, но не когда он ставит мне такие условия. Мне не нужно отвечать, Каллум понимает все по одному взгляду, и его совсем не устраивает такой ответ. Он хочет переубедить меня.
Сжав пальцы на моих щеках так, что становится больно, он снова целует, но я не отвечаю. Поерзав, пытаюсь освободить руки, но хватка на моих сведенных запястьях становится только сильнее. Вжавшись бедрами в мои, Каллум отрывает пальцы от моего лица и проводит ладонью по оголенному бедру, поднимая еще выше край задравшейся юбки.
– Нет, хватит, – твердо говорю я, чувствуя, как внутри стремительно нарастает паника. – Перестань, я не хочу.
В ответ слышу, как Каллум расстегивает ремень на джинсах.
– Отпусти меня! – кричу я, брыкаясь. – Не трогай! Пошел к черту!
Словно протрезвев, он останавливается. Затуманенный взгляд потихоньку яснеет, но в глазах горит немой вопрос.
– Слезь с меня! Слезь! – Я без остановки дергаюсь, пока парень не перекатывается на вторую половину кровати. В ту же секунду я скатываюсь с нее и, спотыкаясь, пячусь до тех пор, пока не врезаюсь спиной в книжный стеллаж.
– Брось, Райли. – Каллум вскидывает ладони. – Ты же не думаешь, что я собирался… Черт. – Обхватив пальцами переносицу, он усмехается: – Даже вслух произнести этого не могу.
– Пошел вон. – Сжав кулаки, я дрожу всем телом то ли от злости, то ли от страха.
– Детка…
– Я сказала: проваливай из моего дома!
Каллум не двигается. Я хватаю с полки книгу и швыряю в него, но парень ловко уклоняется.
– Райли, я бы никогда не сделал этого против твоей воли.
– Четыре, – выдыхаю я.
– Что?
– Ровно столько раз я просила тебя остановиться. Сказала: перестань, нет, – я загибаю пальцы, – хватит и не хочу.
– Я отпустил тебя сразу же, как только ты закричала.
– Оу, так мне надо было всего лишь закричать, чтобы ты понял, что я не хочу заниматься сексом? – Невесело рассмеявшись, я хватаю с полки следующую книгу и бросаю в него. – Клянусь богом, если ты сейчас не уйдешь, я позвоню отцу, и ты даже не успеешь договорить свои извинения, потому что он ко всем чертям снесет твою голову монтировкой.
После ухода Каллум еще много раз звонил и писал, извинялся. Говорил, что не расслышал меня. Но нашим отношениям пришел конец еще в тот момент, когда он прочел мой личный дневник.
Каллум влез в мое личное пространство, и с того момента я живу в постоянном ожидании, что он расскажет о прочитанном Сойеру.
– Не думаю, что возвращать наши отношения – хорошая идея, Каллум. Ничего не выйдет, ты ведь сам это понимаешь.
– Как мы узнаем, если не попытаемся?
– Потому что ты злопамятный. Будешь ревновать, злиться и припоминать мне о произошедшем, а еще запретишь общаться с лучшим другом.
– В которого ты влюблена.
Шикнув, я быстро накрываю ладонью его рот и оборачиваюсь по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет.
– Раз ты так хорошо меня знаешь, – говорит он, скользя губами по моим пальцам, и я отвожу руку, – то скажи, какова вероятность, что я дам тебе спокойно жить в выпускном классе?
– Полагаю, шансов ноль.
– Ты не сможешь спокойно спать по ночам, раздумывая: а не звоню ли я в эту самую минуту твоему лучшему другу, чтобы рассказать обо всем? Будешь бояться, потому что не знаешь, успел ли я сделать фото страниц твоего дневника.
От этих слов меня бросает в холодный пот.
– Я могу разрушить вашу дружбу в одну секунду. Могу обратить твоих подруг против тебя. Мне ничего не стоит уничтожить твою репутацию. Выпускной класс превратится в ад, Райли.
Скрестив руки на груди, я усмехаюсь:
– Настроишь моих подруг против меня и уничтожишь репутацию? Ты много на себя берешь.
Наглая ухмылка на его губах превращается в подобие оскала. Каллум протягивает руку, упираясь ладонью в перекладину над моей головой.
– Уверена, что хочешь проверить?
Тяжело сглотнув, я из последних сил пытаюсь сохранять безразличное выражение лица. Потому что Каллум Брайт действительно может уничтожить мою репутацию, которую я выстраивала годами, но ему ни за что на свете не удастся обратить против меня моих же подруг.
– Ты шантажируешь меня и думаешь, что после этого я буду с тобой. – Протянув руку, я постукиваю указательным пальцем по его виску. – Ты в порядке, малыш?
– Я хочу, чтобы ты была со мной, потому что люблю тебя, Райли. Люблю, даже несмотря на то, что ты сделала мне больно. Со мной ты можешь стать капитаном группы поддержки, мы станем королем и королевой выпускного бала. И больше всего мне нравится в тебе то, что ты любишь славу и признание. Ты ведь уже расписала план кампании по голосованию за королеву зимнего бала, я прав? Как и выпускного бала, полагаю.
Чертов Каллум прав. Хотя все вокруг и так знают, что я расписала этот план еще в младшей школе. Мне хочется получить корону, и я совсем не стыжусь этого желания.
– Мы канон, Беннет. И мы похожи больше, чем ты думаешь.
Эти слова заставляют меня рассмеяться.
– Первое, – я загибаю палец, – мы не будем вместе после шантажа. Второе, ты – псих. Ну и третье, пошел к черту.
Развернувшись на пятках, я направляюсь к выходу, слыша за спиной его смех.
– Это одна из самых больших ошибок в твоей жизни, Райли Беннет. Игра начинается!
Я лишь отмахиваюсь, продолжая идти, но земля под ногами уже не кажется твердой, а мир вокруг словно беззвучно гремит и трясется.
На тренировке я слишком рассеянна, что нервирует тренера Кинни. Это непохоже на меня. Спорт и романы о любви – единственные вещи, во время которых я могу отдохнуть головой и не думать о проблемах. Но сегодняшний день – исключение.
Каллум – игрок, и он с жадным азартом обожает бросать и принимать вызовы. Ему нравится спорить на слабо, на деньги, играть в покер и конечно же вытягивать команду из полной задницы во время финальных минут игры. И он прав, мы похожи. Я люблю планировать и составлять расписание дел, а ему нравится выстраивать тактику игры с соперником. Его отец, Трэвор Брайт, – тренер «Северных звезд», и Каллум часто спорит с ним по поводу тактики, навязывая свое мнение. После собраний у тренера он собирает парней и предлагает им свой план игры. Каллум всегда делает то, что хочет. И сейчас он хочет сломить меня, увидев перед этим, как я приползу к нему с извинениями, прося принять обратно.
Каллум как-то сказал, что в детстве дразнил меня только потому, что был влюблен. Может, я что-то повредила у него в голове, когда ударила кулаком в нос?
Он буквально олицетворяет собой образец популярного плохого парня из романов, которые мне так нравится читать. Что ж, оказывается, это романтично только в книгах, но куда спрятаться от такого в реальности?
Глава 7
Всю неделю я была как на иголках. Казалось, что Каллум выбросит в сеть фото из моего дневника, где я, как одержимая фанатка, пишу о том, как люблю Сойера Вуда и хочу когда-нибудь родить ему детей.
Но Каллум бездействовал. Либо у него нет фото, либо он выжидает. Никак не пойму – блефовал ли он?
Чтобы думать об этом меньше, я решила добавить к утренним пробежкам еще и вечерние. Но сегодня погода явно оказалась не в настроении, и буквально через десять минут бега начался ливень. Я успела промокнуть и продрогнуть, пока бежала до дома.
Этим вечером родители взяли Фелис в наш любимый семейный ресторан, где подают лучшие в мире ребрышки в пивном соусе. А я, несмотря на уговоры, осталась дома. У меня апатия и слабость в теле, а еще я жутко боюсь, что от нервов могу сорваться и съесть слишком много, а потом винить себя за это.
Я заканчиваю домашнее задание, сверяюсь с расписанием дел на неделю и, созвонившись с Хлоей и Ви в Зуме, принимаюсь за уборку.
– Уилл пишет, что скучает, – говорит Ви.
– Как он сделал это, если ты добавила его в черный список? – спрашивает Хлоя, отвлекаясь от рисования в альбоме.
– Уже вытащила. Но это ненадолго, просто хотела проверить, пишет он вообще или нет. Может, я и правда поспешила с нашим расставанием?
– Ты это слышала, Райли?
– Мхм.
– Эй! – Ви щелкает пальцами. – Да что с тобой? Разве ты не должна сейчас отговаривать меня, поливая Уилла дерьмом?
– Он полный отстой, – отвечаю я, собирая на столе тетради в ровную стопку.
– Ты уже пару дней сама не своя. – Хлоя откладывает альбом в сторону. – Говори уже, что стряслось.
У меня внутри все ноет от желания рассказать девочкам правду, но, чтобы передать всю суть ссоры с Каллумом, мне придется выдать свои чувства к Сойеру. Это мое, то, что никто на свете не должен был узнать. Но Каллум, прочитав дневник, словно вырвал меня из безопасного места и заставил идти без страховки по канату под куполом цирка.
И если я и дальше буду молчать и не попрошу помощи, то просто сойду с ума.
Сев на стул, я делаю глубокий вздох, набираясь смелости, и рассказываю Хлое и Ви абсолютно все. Они не перебивают, но я даже не знаю, насколько подруги шокированы, потому что все это время смотрю на свои сцепленные в замок пальцы.
– Этот идиот правда думает, что настроит нас против тебя? – удивленно спрашивает Хлоя, как только я завершаю рассказ. – Пусть поест дерьма!
– Каллум не понимает, с кем связался, – поддерживает Ви. – Пусть только попробует, и мы переиграем его, настроим команду и всю школу против него же.
– Погодите. – Посмотрев в экран, я вскидываю ладони. – Вы вообще собираетесь удивляться тому, что я с пеленок влюблена в своего лучшего друга?
– Зачем? – Ви пожимает плечами. – Это же очевидно.
– Неправда!
– Ты вечно пялишься на Сойера голодным взглядом, стоит ему пройти мимо. Но тебя можно понять, он секси.
– Еще ты часто говоришь о нем, – соглашается Хлоя. – Сойер то, Сойер это, Сойер встречается с шлюхой.
– Я никогда не говорила так о его девушках, – отвечаю я с обидой в голосе.
– Однажды ты сказала, что лучше бы он был геем, чем встречался со Стефани. И добавила, что ее смех похож на крик вороны.
– Но у нее правда был ужасный смех. Это объективная оценка.
Хлоя подается ближе к камере, и по ее серьезному выражению лица я сразу понимаю, что сейчас она скажет что-то, что мне совсем не понравится.
– Почему ты просто не признаешься ему, Райли? Это мигом решит все твои проблемы.
– Потому что не могу. Он воспринимает меня только как друга.
– Это ты так за него решила. – Глядя в зеркало, Ви намазывает губы блеском и звонко чмокает. – Может, он тоже хочет тебя.
– Мне нужно, чтобы он хотел меня не только физически, но и вообще хотел быть со мной. – Запустив пальцы в волосы, я крепко зажмуриваюсь. – Я боюсь все испортить. Если Сойер вдруг не чувствует того же, что и я, то наша дружба развалится и тогда я совсем его потеряю. У меня начинается паника, как только думаю о признании.
Я хватаюсь за сжавшийся в спазме живот и начинаю ловить ртом воздух.
– Ну вот, меня уже тошнит. Без шуток.
– Ты и так потеряешь его после того, как вы разъедетесь по университетам, – говорит Ви. – Выпей успокоительное, и вперед.
– Я уже несколько раз пыталась сказать ему, но потом отступала. Вдруг Сойер вообще воспринимает меня только как сестру. – От этого предположения я невольно вздрагиваю. – Мне легче поменять веру, чем признаться ему.
– Поменяй психотерапевта.
– Молодец, Ви. – Хлоя показывает большие пальцы. – Просто отличная поддержка.
Не успеваю я сказать Хлое спасибо, как она продолжает:
– Но Ви права. Сделай это, скажи, что чувствуешь. И если он не захочет быть с тобой, то к черту его, ты это переживешь, ведь у тебя есть мы.
– Или просто соблазни его.
– Ну да, – рассмеявшись, я откидываюсь на спинку кресла.
Соблазнить Сойера Вуда. Надо же такое ляпнуть.
– Ни за что не поверю, что тебя нужно этому учить. Ты отлично флиртуешь.
– Да, с парнями, над которыми чувствую превосходство. Рядом с Сойером я всегда теряюсь. Черт, да я краснею, когда он просто оказывается слишком близко. С ним… С ним все иначе.
– Я не говорю тебе отыметь его здесь и сейчас. Просто пофлиртуй, надень майку с глубоким вырезом. И, бога ради, сними с себя жопу Халка.
Опустив подбородок, я с грустью смотрю на футболку лаймового цвета, которую стащила у папы.
– Посмотришь, как он будет реагировать. Так мы по крайней мере будем знать, относится он к тебе как к сестре или нет. Флиртуй и забирай себе парня. Ты из команды «Северных звезд» в конце концов, мы не спрашиваем разрешения, а приходим и забираем победу.
Раздается стук, а затем поднимается оконная рама, и я тут же прикладываю палец к губам, прося девочек не говорить лишнего.
– Привет, Гномик. – Сойер останавливается позади меня и, сжав мои плечи, чмокает в макушку. – И вам привет, девочки. Опять собираете сплетни Ноттингема?
– Ты даже представить себе не можешь, на какую тему эти сплетни сегодня, – отвечает Ви с загадочной улыбкой.
О боже. Именно из-за таких многозначительных улыбок, взглядов и брошенных вскользь фраз я и не хотела делиться секретом с подругами.
– Вообще-то могу, учитывая то, что у моей сестры почти нет подруг и поэтому она докладывает мне все против моей воли.
Сойер отходит к шкафу, чтобы спрятать гитару, а Вивиан, подпиливая ногти, начинает напевать песню Нелли Фуртадо «Say it right». Я тут же завершаю звонок и мысленно добавляю в расписание дел пункт «Зайти в «Гугл» и найти киллера, который незаметно устранит мою лучшую подругу».
Но девочки правы, чтобы избавиться от страха перед Каллумом, нужно либо признаться в чувствах, либо сделать первый шаг к соблазнению и посмотреть на реакцию Сойера. Оба варианта кажутся мне до жути пугающими. Я никогда не флиртовала с ним всерьез, только в виде шуток и сарказма.
Ладно, флирт так флирт. Аминь.
Судорожно выдохнув, я потираю вспотевшими ладонями о бедра.
– Ты мог бы зайти в дверь, дома все равно никого.
Первый намек брошен: мы в доме одни, мистер.
– Твое окно – моя вредная привычка.
Сойер заваливается на кровать и берет с тумбочки книгу, на которой изображена девушка в объятиях полуобнаженного демона.
– Что читаешь на этот раз?
– Положи на место.
– Похоть гнева, – зачитывает он название. – Звучит как одна звезда на «Гудридс».
Вообще-то две с половиной, но ему необязательно об этом знать. Как и то, что я перечитываю «Похоть гнева» уже во второй раз, а на «Гудридс» оставила пять звезд и писала автору в «Твиттере», слезно прося продолжение дилогии.
Игнорируя мои просьбы не трогать книгу, Сойер открывает ее там, где я оставила закладку, и начинает смеяться уже через пару секунд.
– Ну что?
– Его холодный твердый член вонзился в ее разгоряченное естество, – читает он вслух. – Либретта стонала и молила о большем своего самого заклятого врага.
– Ничего смешного, между прочим, это переломный момент всей дилогии.
– Боже правый, еще и дилогия. Холодный член? Либретта спит с трупом? И почему вонзился? Это секс или поножовщина?
А ведь мы могли бы разобрать этот текст на практике, не держи ты меня во френдзоне с самого детства, идиот. И чтобы выйти из нее, я судорожно думаю над тем, какой следующий шаг применить из моей личной библии флирта. И, к слову, в случае с Сойером эта библия очень тонкая.
– Он не труп, а демон.
– И как его зовут?
– Вео.
Сойер щурится.
– Нет, после Либретты это слишком просто. – Он переворачивает книгу, чтобы прочитать аннотацию. – Тут явно есть какой-то подвох.
– Не надо, прошу, не смотри!
– Его зовут Бульвеонит? Серьезно? Знаешь, это настолько плохо, что даже восхитительно в каком-то извращенном смысле.
– Зря ты так, на самом деле это очень трогательная и глубокая история.
– Ну, судя по тому, что я только что успел прочесть, глубокая не только история, но и глотка Либретты.
– Убери руки от книги и заткнись.
Пора приступать к шагу номер два, назовем его «Покажи формы» – я видела этот трюк в фильме «Блондинка в законе». Пока Сойер возвращается к чтению, я медленно веду ладонью по столу и сбрасываю карандаш на пол.
– Оу, надо же, укатился.
Встаю со стула и медленно наклоняюсь, чтобы продемонстрировать свой обтянутый в шорты зад. Подхватив карандаш, я резко выпрямляюсь, чтобы эффектно взмахнуть волосами, но перебарщиваю, и меня чуть заносит в сторону.
Опустив раскрытую книгу на грудь, Сойер награждает меня долгим взглядом.
– Ты в порядке, Райлс?
Нет, не в порядке, потому что ты, черт возьми, не видишь мои сигналы!
Хорошо, шаг номер три. Я видела этот совет у одного блогера-сексолога: нужно соблазнительно показать предмет фаллической формы рядом с губами. Тогда у мужчины на подсознательном уровне должны возникнуть ассоциации и пробудиться инстинкты.
– В порядке, просто вот уронила. – Я прикусываю зубами кончик карандаша.
Сойер вскидывает бровь:
– Он только что был на полу, Гномик.
Отбросив карандаш, я хватаюсь за воротник своей футболки и вытираю рот. Ладно, шаг три официально провален.
В моей библии флирта осталась последняя глава.
Сажусь на кровать рядом с вытянутыми ногами Сойера, он смотрит на меня с недоверием, словно я прячу за спиной пистолет. Мои щеки горят, в горле пересохло, а голова становится ватной. Тело ломит, будто оно сопротивляется тому, что я собираюсь сделать.
– Здесь так жарко, тебе не кажется? – Подхватив край футболки цвета задницы Халка, я медленно тяну ее вверх.
Сойер откладывает книгу и, сев, подается ближе ко мне. Он касается прохладной рукой моего лица, и я едва сдерживаюсь, чтобы не прикрыть веки от наслаждения.
– Ты горячая.
– Знаю, спасибо, – протягиваю я с довольной улыбкой. Наконец-то заметил.
– Черт возьми, ты вся горишь. – Он проводит по моему лбу тыльной стороной ладони. – У тебя температура. А я все думаю, почему ты ведешь себя так, будто обдолбалась.
– Нет-нет, ты не понимаешь, это совсем другой вид горения…
Но Сойер уже не слушает и, поднявшись с кровати, идет в ванную. Возвращается он с градусником, который, несмотря на мои протесты, заставляет зажать между губ. Когда тот пищит, я с ужасом смотрю на цифры на крошечном экране – 100.4?F[11 - 100.4?F = 38?C.].
Я официально проиграла этому дню. И проиграла в игре во флирт – как только я выпиваю жаропонижающее, Сойер накрывает меня одеялом и целует в лоб, как покойника.
* * *
К утру я чувствую себя так, будто меня переехал трак. Голова тяжелая, нос заложен, мышцы не хотят слушаться, и даже мысли в голове шевелятся заторможенно.
Я заболела во время пробежки под ливнем. Не удивлюсь, если это долбаный Каллум сходил к ведьме, чтобы вызвать ледяной дождь в Гамильтоне.
Сойер оставался рядом со мной, пока родители с Фелисити не вернулись из ресторана. Мама начала без остановки охать и ахать, а потом и вовсе заставила меня выпить ненавистное горячее молоко.
Измерив температуру, я издаю недовольный стон – те же цифры, что и вчера. Только теперь мне не жарко, а жутко холодно. Хочется надеть теплые носки и свитер, залезть под одеяло и не вылезать оттуда до конца дня, но я не могу пропустить тренировку. Для тренера Кинни единственное приемлемое оправдание пропуска – смерть. Мне ни за что не дадут место капитана, если я не приду.
Выпив жаропонижающее, я умываюсь и наношу макияж, пытаясь замаскировать покрасневший нос и залегшие под глазами тени. Влезаю в джинсы, надеваю футболку, а поверх нее теплый свитер, но меня все равно чертовски знобит. Нахожу в шкафу шапку и зимнюю куртку – пусть не по сезону, зато поможет согреться.
Нужно уйти из дома до того, как проснутся родители, иначе они не выпустят меня. Осторожно стучусь в комнату к Фелис, но застеленная кровать говорит о том, что она уже проснулась.
Спускаюсь на первый этаж и вижу, как Фелисити открывает входную дверь.
– Эй, – зову я, – подожди, я тоже иду.
– Бог мой, Райли, ты уверена? – Она смотрит на меня с сочувствием, и я стараюсь отогнать мысли о том, насколько плохо, по всей видимости, выгляжу. – Тебе лучше отдохнуть.
– Не могу. – Отмахнувшись, застегиваю молнию на куртке до самого подбородка. – Идем, нужно успеть на школьный автобус и уехать до того, как Сойер начнет играть в мамашу и отчитывать меня, загоняя домой.
Фелис стоит на месте, продолжая сжимать дверную ручку, и я боюсь, что она сейчас позовет родителей. Раскрыв губы, она опускает взгляд, но так ничего и не произносит.
– Что такое?
С улицы раздается двойной автомобильный сигнал, и щеки Фелисити мгновенно краснеют.
– Да в чем дело?
Отодвинув ее, выхожу на крыльцо и вижу у подъездной дорожки красный «Мустанг».
– Не может, на хрен, быть.
Стекло с водительской стороны опускается, и из-за него появляется сияющее красотой и здоровьем лицо Каллума Брайта.
– Доброе утро, Райли! – Обнажив зубы в улыбке, он взмахивает рукой, но не в приветствии, а прося меня отойти в сторону и не загораживать Фелисити. – Ну ты как там, малышка, идешь?
– Малышка? – повторяю я.
– Прости. – Рука Фелис опускается на мое предплечье. – Каллум написал вчера вечером, предложил поехать в школу вместе, а заодно обсудить занятия по физической анатомии.
– У меня что, слуховые галлюцинации от температуры?
– Он хочет, чтобы я с ним позанималась. Стала репетитором.
– Но у него все в порядке с оценками. – Глянув на довольное лицо Брайта, я закатываю глаза. – Не делай этого, Фелис, он дьявол. Точнее, стал им пару дней назад. Он одержим местью мне и…
– Хочешь сказать, – между ее бровями ложится складка, – он придумал, что его могут выгнать из команды за плохие оценки?
– Выгнать и правда могут, но у него точно все нормально с оценками. Каллум что-то задумал, он явно хочет сблизиться с тобой назло мне.
– Он пообещал хорошо заплатить за репетиторство. Прости, Райли, но я не буду отказываться от возможности заработать. И сама подумай, – пожав плечами, Фелис приподнимает уголки губ в короткой улыбке, – какой ему от меня прок в ваших ссорах?
Сжав лямки рюкзака, она спускается с крыльца, а Каллум выходит из салона и играет в гребаного джентльмена, открывая перед ней дверцу. Черт, да он даже мне никогда дверцу не открывал! Блестящий спектакль.
Красный «Мустанг» дважды сигналит мне на прощанье перед тем, как сорваться с места, а я бреду в конец улицы к остановке школьного автобуса.
На риторике я стараюсь вникнуть в тему занятия, но сосредоточиться слишком сложно. Виски пульсируют от боли, а насморк такой сильный, что я уже трижды брала у мистера Чалмера пропуск, чтобы сходить в уборную и высморкаться.
Путь до стадиона кажется мне вечным. В раздевалке девчонки бурно обсуждают Каллума Брайта, который привез в школу новенькую, прямо как Эдвард Каллен в «Сумерках». Все сочувствующе посматривают на меня, что жутко нервирует.
– Хватит уже, мне плевать на Каллума, – огрызаюсь я, но вряд ли это звучит убедительно из-за слезящихся от простуды глаз.
– Черт, подруга, тебе лучше пойти домой, – обеспокоенно произносит Ви, оглядывая меня с головы до ног. – Выглядишь отстойно.
– Я чувствую себя намного лучше, чем выгляжу.
Шмыгнув носом, я захожусь в кашле, и Ви предусмотрительно отходит на шаг.
– Вперед, «Северные звезды»! – выкрикиваю я, выбрасывая вверх сжатую в кулак руку. – Видишь?
– Вижу, что ты где-то подцепила черную чуму.
Разминка начинается с пробежки по стадиону, и уже через сто пятьдесят футов я готова выплюнуть легкие. При очередном приступе кашля я останавливаюсь.
– Беннет, на сегодня свободна! – слышу я за спиной крик тренера Кинни.
– Я в норме! – Показав большой палец, возобновляю бег.
– Не хватало, чтобы ты всю команду заразила. Домой!
Я думала, что намного сильнее, была уверена, что выдержу тренировку, но у меня нет сил даже на то, чтобы спорить с тренером, поэтому сдаюсь и плетусь к раздевалке. Что ж, по крайней мере, я попыталась.
С радостью влезаю в теплый свитер и куртку. Натянув шапку, выхожу на улицу и тут же замираю, когда вижу Сойера, прислонившегося плечом к стене рядом с дверью.
– Ты чего тут делаешь?
– Подрабатываю твоим сталкером по найму. Ждал, когда тебя выгонят с тренировки и отправят домой.
– Мама с папой прислали?
– Да. – Протянув руку, он снимает рюкзак с моего плеча. – Ты все утро не берешь трубку, твои родители с ума сходят.
– Я забыла телефон дома.
– Поверить не могу, чтобы Райли Беннет забыла телефон. Ты точно не в себе.
– Заткнись.
– Как себя чувствуешь? – Закинув рюкзак на плечо, Сойер поправляет мою съехавшую набок шапку. – Хотя можешь не отвечать, и так вижу. Какого черта?
– Я думала, что справлюсь. Меня ведь не зря называют Райли «все, везде и сразу» Беннет.
Склонив голову набок, он цокает языком.
– Никто тебя так не называет.
– Правда? Ты уверен?
– Я абсолютно точно уверен в этом, Райлс.
– Ну, значит, меня могли бы так называть, надо просто пустить слух о новом прозвище. – Шмыгнув носом, я потираю слезящиеся глаза. – Меня выгнали с тренировки, но я рада, потому что у меня гудит в ушах и ломит все тело. А еще я хочу плакать и спать. – Всхлипнув, я быстро вытираю слезы тыльной стороной ладони. – Хотя я уже плачу.
– Иди сюда.
Тихо усмехнувшись, Сойер притягивает меня к себе и крепко обнимает, отчего я окончательно расклеиваюсь.
– Пореви немного, – говорит он, покачивая меня в объятиях, – и я отвезу тебя домой. Идет? Будешь весь день спать, ну или читать свои любимые книги про холодные члены.
Рассмеявшись сквозь слезы, я прижимаюсь щекой к его груди. Почему-то, когда Сойер рядом, я разрешаю себе быть слабой и часто веду себя как нытик. Может, все дело в том, что в школе никто не должен видеть меня такой: жалкой, слабой и ноющей из-за пустяков. Все знают Райли Беннет из Ноттингема как позитивную девушку, которая никогда не устает, с легкостью везде все успевает и мотивирует других на победу.
А Сойер знает меня с другой стороны: настоящую, вредную и плаксивую. И в этом мы похожи, потому что тем, кто с ним близко не знаком, может показаться, что он суровый, немногословный и замкнутый. Когда мы вместе, то Сойер много смеется и шутит, а моментами может вести себя как ребенок, потащив меня на улицу, чтобы пройтись под летним дождем.
Наши настоящие версии словно секрет, который знаем только мы, и мне больше ни с кем не хочется делиться этим.
Глава 8
Родители ворчат на меня с присущей им родительской заботой. Мама заставляет поесть, хотя аппетита совсем нет. Она приносит мне куриный суп прямо в постель, и это значит, что уровень ее переживания дошел до отметки «критический».
Мама поддерживает меня во всем, разрешает ходить на свидания, знает, что я уже начала вести половую жизнь, поэтому время от времени напоминает о защите, но если я ем в постели – она превращается в злую мачеху и кричит до тех пор, пока тарелка с едой не окажется на обеденном столе. Страшно сосчитать, сколько раз мне прилетало за то, что я ела злаковое печенье в кровати и оставляла после себя крошки. Еда в постели в этом доме – привилегия для заболевших.
Выпив лекарство, я кутаюсь в одеяло и почти мгновенно засыпаю.
Просыпаюсь ближе к вечеру. Состояние паршивое, грудная клетка болит от кашля, влажная от пота пижама липнет к телу, но, несмотря на это, я чувствую себя намного лучше, чем днем.
Взяв телефон, заглядываю в соцсети. Хлоя с Ви, как обычно, написали в общем чате уйму сообщений.
Хлоя:
Каллум и Фелисити? Какого черта?! Весь Ноттингем сегодня только и говорил об этом.
Ви:
Кретин выбрал самую идиотскую тактику. Чего он добивается, ревности? К манчестерской мышке в похоронном платье? Не смешите меня.
Хлоя:
Райли, ты как? С Сойером получилось?
Вздохнув, я пишу, что ничего не вышло и, не дочитав переписку, отбрасываю телефон.
Переодевшись в чистую пижаму, спускаюсь на первый этаж. Папа в гостиной, потягивая пиво, смотрит «Крутой тюнинг». Я готова поспорить, что он уже видел все выпуски с десяток раз, но собирается посмотреть еще столько же.
– Можно составить компанию? – Не дожидаясь ответа, сажусь рядом, забираясь с ногами на диван.
– Солнышко, как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спрашивает он и, отставив пиво на журнальный столик, прикладывает ладонь к моему лбу. Так, если папа отставил пиво – значит, уровень его волнения намного больше, чем я могла себе представить.
– Уже готова к новой пробежке под дождем. Где мама и Фелисити?
– Мама ушла в винно-книжный клуб. Хотела остаться дома, вдруг у тебя снова сильно поднимется температура, но она так много и долго причитала, что я без сожаления выставил ее за порог и отправил к подругам.
Рассмеявшись, я опускаю голову на его плечо. От фланелевой рубашки пахнет бензином и машинным маслом. Похоже, папа не переодевался после работы и, поужинав, сразу сел к телевизору, чтобы не пропустить ни одной минуты «Крутого тюнинга».
– А Фелисити?
Папа молчит, и я похлопываю его по предплечью, требуя ответа.
– Она отпросилась на вечер, чтобы позаниматься с Каллумом. Он заехал и даже подарил цветы. А час назад Фелис позвонила и сказала, что после занятия они решили погулять.
Я поднимаю голову и смотрю на комод, где стоит ваза с белыми фрезиями.
– Это же мои любимые цветы.
Прочистив горло, папа с неловкостью потирает щеку, но при этом в его зеленых глазах не отражается ни капли сожаления.
– Хочешь знать, почему я отпустил ее с твоим бывшим, да еще и после того, как он подарил ей цветы?
– Вероятнее всего, потому, что я приемная и ты хочешь, чтобы я чувствовала себя униженной.
– Мне никогда не нравился этот парень. Я хочу, чтобы ты поняла, на какого идиота тратила свое время.
– Я это уже и так поняла. Необязательно для этого бросать под поезд Фелис. А если он воспользуется ею?
– Фелис умная и скромная девушка, мне знаком такой типаж еще по молодости. Так что твой бывший качок не получит от нее то, что планирует.
Как же мало отцы знают о том, насколько сильно меняются и на что готовы пойти влюбленные девушки, даже самые стеснительные.
– А я, по-твоему, не умная и не скромная?
– Я не это имел в виду. Ты умная, но любишь авантюры и открыта ко всему новому. Но насчет своей скромности ты явно погорячилась.
Папа тянется за пивом и делает долгий глоток.
– Я даже не стал предлагать ему пятьдесят баксов, чтобы отстал.
– Хочешь сказать, когда мы с Каллумом ходили на свидания, ты предлагал ему деньги, чтобы он отстал от меня?
– Да, я все время повышал ставки, дошел до трех сотен, а потом мама застукала и отругала. Пришлось прекратить.
– Это… даже не знаю, что сказать. – Я издаю смешок. – Браво.
– Вот станешь родителем и поймешь меня.
– А Сойеру ты тоже предлагаешь деньги за то, чтобы он пользовался дверью, а не окном?
– Я даю ему подзатыльники. А еще знаю, что он не тронет тебя, если не хочет стать трупом.
Меня вдруг осеняет. От этой догадки я чувствую внезапный прилив бодрости и сил. Губы сами собой расплываются в довольной улыбке.
– Хочешь сказать, что когда-то ты пригрозил Сойеру, чтобы он не приближался ко мне и все такое?
– И все такое?
– Ну, в стиле рейтинга восемнадцать плюс.
– Нет. – Рассмеявшись, папа отмахивается, а моя секундная радость исчезает так же быстро, как и появилась. – Я же его с детства знаю, Сойер мне как сын. Он хороший парень и ни за что не обидит тебя, так что в этой просьбе нет необходимости.
– А может быть, ты все же пригрозил ему, но просто забыл об этом?
Папа качает головой, лишая меня последней надежды.
– Вернешь мне ключи от машины в качестве извинения за то, что пытался купить у моего бывшего парня расставание со мной?
– Они спрятаны в моем комоде, прямо под свитерами. Если снова будешь игнорировать дорожные знаки или врежешься во что-нибудь, то оплачивать ремонт будешь сама.
– Для этого нужна работа, а для работы – время. А у меня всего пара свободных часов в неделю.
– Значит, продашь свои книжки с голыми мальчиками на обложке. Уверен, что порнография все еще пользуется спросом.
Мы досматриваем выпуск «Крутого тюнинга», и сразу после него начинается сериал о копах, которые в конце серии всегда находят преступника.
Примерно на середине серии открывается входная дверь и в дом заходит Фелис, держа в руках большого плюшевого медведя, к лапе которого привязан фольгированный шарик в виде лайма.
– Да ты, черт возьми, издеваешься, – бормочу я и, не удержавшись, закатываю глаза.
Точно с таким же набором подарков я вернулась с нашего первого свидания с Каллумом. И шарик в виде лайма я выбирала сама.
– Как погуляла? – спрашивает папа.
– Спасибо, мистер Беннет, было весело. – Сжав медведя крепче, Фелис замечает меня. – Как ты себя чувствуешь, Райли?
– Ошеломительно. Просто крышесносно.
– Я рада, что тебе лучше. – Коротко улыбнувшись, Фелисити утаскивает игрушку к себе в комнату.
Я чувствую раздражение. Какого черта добивается Каллум? Повторить с Фелис наше первое свидание, чтобы вызвать у меня ревность? Глупая затея. Я не ревную, но это не мешает мне злиться.
Оставив папу наедине с полицейскими из телевизора, я поднимаюсь на второй этаж и, постучавшись, заглядываю в комнату Фелис.
Она, кажется, не услышала стука. Стоя посреди комнаты, Фелисити с восхищением рассматривает сидящего на кровати медведя. В эту самую секунду во мне внезапно просыпается к ней жалость, потому что мне знаком этот взгляд. Я также была очарована поведением Каллума, тем, каким он может быть галантным и внимательным. В такие моменты мне легче удавалось не думать о Сойере.
– Кажется, у тебя и правда был хороший вечер, – говорю я, заставляя ее вздрогнуть от неожиданности.
– Это была дружеская встреча. Каллум сказал, что хочет отблагодарить меня ужином, потому что он понял тему. Говорит, я все понятно объясняю. Я с детства мечтаю стать учителем, поэтому знание, что кто-то легко усвоил материал, – приносит двойное удовольствие.
Интересно, она правда настолько наивна?
– Просто будь с ним осторожна.
Я разворачиваюсь к двери, но Фелисити окликает меня:
– Райли, я знаю, что он делает все это из-за тебя. Подарки, цветы… Я не настолько наивна. Но со мной такого никогда не было. Никогда. Чтобы такой парень, как Каллум, подошел при всех и заговорил со мной, отвез в школу. Сегодня я впервые гуляла с парнем, который не издевался надо мной, задавал вопросы и даже делал комплименты. Мне просто хотелось почувствовать, каково это – быть нормальной. По крайней мере, притвориться, что я не предмет насмешек или мести. Что парню действительно может быть интересно общаться со мной.
От ее слов во рту появляется горький привкус, и в этот момент я ненавижу Каллума, потому что он обязательно разобьет Фелис сердце. Тут не нужно быть экспертом, чтобы понять – всего лишь за одно свидание Фелисити умудрилась влипнуть в Каллума Брайта.
– Запомни и зафиксируй здесь, – я касаюсь своего виска указательным пальцем. – Во-первых, нормальность переоценена. Во-вторых, перестань думать, что кто-то не может быть с тобой просто потому, что ты ему на самом деле интересна. Это не так. Но, прошу, постарайся вычеркнуть Каллума из головы, потому что разбивание женских сердец – его хобби.
– Звучит как клише.
– Поверь, он и есть ходячее клише.
– Но тем не менее твое сердце он не разбил.
Натянуто улыбнувшись, я киваю:
– Просто это уже сделали до него. В Ноттингеме полно хороших парней, присмотрись к кому-то, кто не одержим местью.
Вернувшись в комнату, я закутываюсь в одеяло и беру телефон. Хлоя и Ви успели написать еще больше сообщений, а еще появилось оповещение из чата с Сойером.
Сойер:
У меня дежавю.
Райли:
Видел машину Каллума, Фелис, медведя и лайм?
Сойер:
Что это было?
Райли:
Каллум мстит мне за то, что мы не вместе.
Сойер:
Сколько раз мне переехать его на машине, чтобы ты не расстраивалась? Пятидесяти будет достаточно?
Райли:
Хорошая идея, но мне нравится, когда ты на свободе, а не сидишь в тюрьме за убийство.
Сойер:
Смерть под колесами маминого «Понтиака». Только представь насколько это унизительно. Господи, никто не сможет прочесть некролог без смеха.
Рассмеявшись, я накрываюсь одеялом с головой.
Сойер:
Как ты себя чувствуешь, Гномик? Принести что-нибудь вкусное? Что там обычно едят чирлидерши, сельдерей с блестками?
От его заботы у меня, кажется, снова поднимается температура, потому что я плавлюсь от таких простых мелочей.
Райли:
Да, и розовые цукини. Спасибо, но я ничего не хочу, чувствую себя как выжатый лайм.
Сойер:
Ты ведь знаешь, что в этом выражении используют слово «лимон»?
Райли:
Да, просто хотелось, чтобы ты лишний раз закатил глаза. Получилось?
Сойер:
Райлс?
Райли:
М?
Сойер:
Я все никак не могу выбросить из головы твою книгу. Если он демон, какого черта у него холодный член?
Райли:
Иногда ты не помнишь, какую сплетню я рассказала тебе пару дней назад, зато вторые сутки не можешь забыть член демона. Это впечатляет.
Сойер:
Ничего не могу с собой поделать. Я теперь одержим этой книгой. И демоническим членом, по всей видимости.
Райли:
Честно говоря, я понятия не имею, у этого нет причины. Вео просто описан как парень с большим холодным сердцем и таким же причиндалом.
Сойер:
Боюсь представить, какие после этих книг у тебя требования к парням.
Райли:
Завышенные, большие и холодные.
Сойер:
Тогда почему ты встречалась с Каллумом?
Райли:
Он красил член в лаймовый цвет. Живи с этой информацией и спокойной ночи.
Через пару дней я чувствую себя гораздо лучше, и тренер Кинни позволяет вернуться к тренировкам. Фелисити больше не ходила на свидания с Каллумом и вообще внезапно стала еще тише, чем была. Хлоя и Ви сказали, что те несколько дней, когда я пропускала ланч, Фелис тоже не появлялась в кафетерии, как и Каллум. И сегодня этих двоих не было за столом. Все указывает на то, что Фелис с Брайтом видятся во время ланча в укромном месте.
– Нет, эту девчонку нужно поставить на место. – Скрестив руки на груди, Ви ходит вдоль ряда раковин в женском туалете. – Монашка должна понимать, что бывший твоей подруги, даже если он последняя сволочь, пожизненно под запретом.
– Но они не подруги, – напоминает Хлоя, проводя кисточкой блеска по губам.
– Она живет с Райли под одной крышей, нельзя портить отношения с тем, у кого живешь. Так ведь, Райлс?
Сидя на широком подоконнике, я сортирую карточки с вопросами, готовясь к скорой сдаче SAT. И мне совершенно не хочется тратить время и нервы на разговоры о Каллуме. По крайней мере до тех пор, пока не сдам экзамен.
– Думаю, что Фелис просто не знает этих правил. Насколько я поняла, у нее никогда не было друзей…
– Их и не будет, – перебивает меня Ви, – если она продолжит проводить время с Брайтом. Перестань защищать ее.
– Во-первых, мы не знаем наверняка, с ним ли она во время ланча. Во-вторых, я не защищаю, но ищу оправдание ее поведению, потому что, как ты правильно заметила, мне еще жить с ней в одном доме до конца семестра.
– В твоем доме. А это значит, что она будет существовать там по твоим правилам или ей конец. Если она прыгнула на шею к твоему бывшему, то под угрозой и наши. А наши парни в том самом возрасте, когда готовы иметь все, что движется. Уилл, например, даже танцует так, будто пытается отыметь воздух.
– Кстати, насчет этого. – Хлоя прислоняется поясницей к раковине и тоже скрещивает руки на груди. – Почему ты написала, что с Сойером не вышло?
– Тут точно никого? – спрашиваю я, хотя прекрасно знаю, что, перед тем как говорить о Фелис, мы проверили все кабинки. Просто тяну время.
– Никого, рассказывай.
Я быстро пересказываю им все шаги флирта того вечера, за исключением карандаша, который подняла с пола и тут же засунула в рот как фаллический символ. Этот секрет должен умереть вместе со мной.
– И до того, как он понял, что у тебя температура, никак не отреагировал? – На лице Ви отражается такое искреннее недоверие, что мне самой начинает казаться, будто я ошибаюсь. – Ты уверена, что Сойер не гей?
– Уверена.
– Тогда что с ним не так?
– Погодите. – Хлоя вскидывает ладони. – Он не пристает, не пытается затащить тебя в постель, но при этом забирает заболевшую из школы, спрашивает, что вкусного тебе принести и готов убить Каллума просто за то, что тот стоит рядом с тобой. А еще он постоянно носит твою резинку на руке.
– Да.
– Тогда это то самое слово, которое напрочь забыло все наше поколение. Как же его там… когда парень не пытается переспать с девушкой при любой возможности… – Щелкая пальцами, Хлоя делает вид, словно усердно вспоминает что-то. – А, точно, это называется уважение.
– Даже не знаю, что значит это слово, – отмахивается Ви.
– Вероятно, что-то из жанра фэнтези, – предполагаю я. – Магический артефакт.
– Он любит тебя, Райли. Это же очевидно.
Слова Хлои отдаются эхом не только в стенах школьного туалета, они гремят в голове громом, а потом падают к самому сердцу и пинают его.
– Я сейчас боюсь верить твоим словам просто потому, что если это не так, то мне будет очень больно.
– Может, он сам еще не понял, что любит, или боится себе признаться. Или думает, что ты слишком классная для него, ты же звезда школы. Тебе нужно сделать первый шаг.
– Я тоже так думала, – говорит Ви. – Но он не отреагировал на ее флирт, это напрягает.
– Ну, – поморщив нос, я пожимаю плечами, – справедливости ради, должна признаться, что и флирт выглядел так себе. Я слишком сильно нервничала и была заболевшей.
– Он должен начать ревновать. Давай я попрошу Тоби забрать тебя после школы на глазах у Сойера?
– Тоби? – неуверенно переспрашиваю я. – Твой кузен Тоби, от которого всегда пахнет карри?
– Просто он живет прямо над забегаловкой с индийской кухней. Да какая разница! Тоби не из нашей школы и выглядит потрясно. Это все, что нужно, чтобы вызвать у Сойера ревность и вопросы.
Несколько секунд я раздумываю над предложением Ви. Мне нравится мысль, что Сойер может ревновать меня, но здравый смысл берет верх, и я возвращаюсь к карточкам.
– Нет. У меня и так много лишних забот, я не хочу впутываться в новую драму. Лучше признаюсь Сойеру. Просто нужно время, чтобы набраться смелости.
– У тебя его почти не осталось, – напоминает подруга. – Не успеешь оглянуться, как мы уже будем стоять в мантиях и подбрасывать вверх академические шапочки.
Я ненавижу откладывать дела на потом и чувствую настоящее наслаждение, когда вычеркиваю из ежедневника очередную выполненную задачу.
Мысленно вношу в список пункт «Признаться в любви Сойеру», только не могу выбрать дату, даже не удается определиться с месяцем.
* * *
Вернувшись к тренировкам, я чувствую себя счастливой и даже не испытываю раздражения, когда тренер Кинни просит меня пробежать лишний круг по стадиону за пропуски после простуды.
Настроение портится, когда на беговой дорожке со мной равняется Каллум.
– Как жизнь, Райли? Корона сидит крепко или уже начала сваливаться?
– Ты пудришь мозги бедной Фелис, – отвечаю я, глядя перед собой. – Что именно должно было расстроить меня? Плюшевый мишка и шарик? План сработал бы, будь мне восемь лет.
– Это ведь только разминка.
– Перед чем?
– Перед свержением королевы Ноттингема. Наслаждайся последними деньками правления.
Разговор во время бега сбивает дыхание, но я зачем-то продолжаю отвечать:
– Брось, и как свидание с Фелис вписывается в этот план?
– Я сделаю из нее новую тебя, только улучшенную версию.
Рассмеявшись, я чуть замедляю ход.
– Что, считаешь себя незаменимой?
– Знаешь, вообще-то да, считаю.
– Как же больно тебе будет падать с Олимпа, Райли Беннет. И еще больнее будет от осознания, что тебя может заменить буквально любая, даже самая заурядная серая мышка.
Я останавливаюсь и, утерев пот со лба, внимательно смотрю на Каллума. Никогда не понимала людей, которые мстят бывшим после разрыва. Мне всегда казалось, что нет ничего лучше, чем бывшие, оставшиеся в дружеских отношениях, как родители Сойера, например. Но, как показывает практика, в подростковом возрасте такое просто невозможно: после расставания вы либо делаете вид, что никогда не были знакомы, либо пытаетесь испортить друг другу жизнь.
– Если хочешь, чтобы я извинилась, то я это сделаю, просто оставь меня в покое. И Фелис тоже.
– Фелисити – мой проект.
– Что, прости?
– Проект по журналистике о силе самооценки. Мне нужны баллы, а развернутая статья с презентацией на тему «Из зажатой мышки в королеву школы» прибавит мне дополнительные плюсы в резюме. Люди просто обожают такие истории. Фелис дала согласие и поддерживает мою тягу к хорошим оценкам. Ну а еще я поспорил с Уиллом, что к концу семестра Фелис станет королевой зимнего бала.
– Ты ведь понимаешь, что я расскажу ей про ваш спор? В условиях ведь не только корона, но и постель, я права? Ты просто не мог отойти от клише.
Услышав свисток, я оборачиваюсь. Тренер Кинни пристально смотрит в мою сторону, и я точно знаю, что мне влетит, если не продолжу тренировку, поэтому снова возвращаюсь к бегу.
– История об этом умалчивает, – бодро говорит Каллум, продолжая бежать рядом. – Можешь попытаться переубедить Фелис, только кому она поверит? Стервозной бывшей или парню с разбитым сердцем, который так сильно сочувствует ей, жалеет и понимает?
– У тебя команда облажалась в прошлом сезоне, может, лучше направишь энергию на них? То, как ты поступаешь с Фелис, – низко и мерзко.
– Низко и мерзко, – повторяет он. – Именно так могут сказать люди, если в сеть случайно попадут нюдсы, которые ты мне присылала. Пересматривал буквально на днях, ностальгия взяла за сердце.
Мои внутренности словно ошпаривает кипятком. В порыве гнева я сама не замечаю, как двигаю ногой в сторону и ставлю Каллуму подножку. В одну секунду он бежит рядом, в другую – с глухим звуком шлепается на землю.
Засранец умеет падать, защищая лицо от удара, но я надеюсь, что он хотя бы содрал локти.
– Беннет! – грозным тоном зовет Кинни.
Не обращая внимания на тренера, я присаживаюсь на корточки рядом с Каллумом.
– Сольешь в сеть хоть одну фотографию, и я тут же заявлюсь на порог к твоему папе и все расскажу. Если тренер Брайт не отреагирует, то я пойду прямо к директору и к копам. Сделаю все, чтобы ты вылетел не только из команды, но и из школы. Не с той связался, кретин.
Каллум поворачивает голову. И по довольному выражению лица мне становится понятно, чего он на самом деле добивался, начав этот разговор, – отвлечь и вывести меня из себя на глазах у тренера, чтобы повлиять на ее мнение в скором выборе нового капитана.
Из-за стычки с Каллумом тренер не дает мне занять позицию флайера и оставляет на подстраховке. С тренировки я выхожу в плохом настроении.
– Крепко ты задела его самолюбие, – говорит Ви, пока мы идем по школьному коридору к локерам. – Каллум еще ни разу в своей жизни не влюблялся и не получал отказ, а ты выдала ему весь комплект.
– Если он так проявляет любовь, то я бы предпочла цветы и записки с признаниями, а не угрозы публикации нюдсов и записей из личного дневника.
– Если не можешь набраться смелости признаться Сойеру, то, может быть, дашь ему прочесть пару страниц из дневника, чтобы он все понял? Заодно переиграешь Каллума с шантажом.
– Во-первых, эти записи заставят Сойера думать, что я – одержимая им психопатка. Во-вторых, все дневники, к счастью, уничтожены.
В тот же вечер, когда Каллум прочел мой дневник, я вырвала страницы и сожгла их на заднем дворе в печи для барбекю. Позже сожгла и остальные. Ранние дневники были хуже всего, с зашкаливающим количеством сердечек и целых страниц, исписанных фразой «Райли плюс Сойер». Кошмар наяву для любого парня.
Ви толкает меня в плечо, как только мы заворачиваем за угол. Проследив за ее взглядом, я вижу Сойера, а рядом с его открытым локером уже крутится Мишель. Опустив ладонь на его предплечье, она запрокидывает голову и звонко смеется. Сойер не убирает ее руку и даже улыбается ей в ответ.
В этот момент я понимаю Каллума, потому что ощущаю жгучую ревность. Она словно пропитывает кровь ядом, заставляя все внутри гореть в агонии. И ревности не важно, целуется он с другой девушкой или просто улыбается ей, это всегда одинаково неприятно видеть. Мне хочется подойти к Мишель и заставить ее убрать ладони от Сойера, но я, как и всегда, беру себя в руки и, улыбнувшись, машу в приветствии.
Глава 9
За семейным ужином я едва сдерживаюсь, чтобы не рассказать Фелис о словах Каллума. Возя по тарелке приготовленную на пару курицу с брокколи, я нервно трясу ногой, ожидая конца ужина.
– Сегодня особенный десерт. – Хлопнув в ладоши, мама буквально светится от счастья, словно находится в кадре рекламы майонеза. – Мы с Фелисити приготовили английский шоколадный пудинг. Готовить вместе так весело, правда, дорогая?
Мама сжимает плечо Фелис и добродушно улыбается.
– А меня ты выгоняешь из кухни, когда готовишь.
– Потому что ты оставляешь после себя бардак и вечно отвлекаешься на телефон, Райли.
Фелис опускает передо мной керамическую форму, и я качаю головой, вежливо отказываясь.
– Он с ванильным соусом. Попробуй, это очень вкусно.
– Мне правда нельзя. Скоро будет готова новая форма, сшитая по меркам, если я прибавлю в талии хотя бы полдюйма, тренер Кинни это заметит и устроит разнос.
– Разнос будет моему кошельку, если снова придется отдать почти четыреста долларов за юбку и топик, – говорит папа, опуская ложку в пудинг. – И это не считая ежемесячных взносов в спортивный фонд школы.
– Форма и должна стоить дорого – это лицо группы поддержки, – вмешивается мама. – И поверь, я знаю, о чем говорю. Когда я была капитаном, то выгоняла из группы за помятую или испачканную форму. К ней нужно относиться с таким же уважением, как и к себе.
Папа кивает, хотя явно не понимает нашего благоговейного трепета перед кусками цветной ткани – как он часто называет форму. Но если начать спорить с мамой, она погрузится в воспоминания, как была капитаном и привела команду к победе на соревнованиях штата. Папа говорит, что от этих историй у него начинается изжога.
– В следующий раз я приготовлю тебе что-нибудь вкусное с сахарозаменителем, Райли. Как вам десерт, мистер Беннет?
– Спасибо, очень вкусно. – Прочистив горло, папа расправляет плечи, а это значит, что он хочет задать серьезный вопрос. – Как проходит репетиторство с Каллумом?
– Договорились заниматься несколько раз в неделю. Но я не хочу, чтобы вы подумали что-то не то, я здесь, чтобы сосредоточиться на учебе, а не на мальчиках.
Так-так-так, мисс маленькая врушка. Неужели в школе при церкви ее не учили, что врать нехорошо?
– Молодец. Бери пример, Райли. Сначала школа и университет, а потом уже парни.
– Не припомню, чтобы в наши годы тебя интересовала учеба, Итан, – вспоминает мама. – В старших классах ты не раз пытался залезть ко мне в трусы и в итоге победил.
– Фу, мам! – Бросив вилку, я закрываю уши ладонями. – Больше никогда не объединяй в одном предложении себя, папу и трусы!
– Это совершенно естественные вещи, – с укором в голосе отвечает она. – А как, думаешь, ты появилась на свет?
– Предпочитаю думать, что меня к вам по бартеру принесла Дева Мария.
Взяв телефон, пишу Сойеру:
Райли:
Родители говорят о моем зачатии за ужином.
Сойер:
Хватит делать вид, что в этом мире есть хоть одна история, которая может быть хуже, чем «Похоть гнева».
– Мистер и миссис Беннет, – зовет Фелис, включая воду в кране, чтобы помыть посуду. – Я хотела спросить, можно ли мне после ужина пойти в гости к Зоуи?
– Вы поладили?
– Да, сегодня разговорились после школы, она пригласила меня, чтобы вместе посмотреть дораму. Я толком не поняла, что это, но звучит интересно.
– Конечно, иди, дорогая, – соглашается мама. – И оставь посуду, пусть Райли хоть раз сделает что-то по дому. Боюсь представить, во что превратится ее комната в общежитии, когда она переедет в кампус.
Вздохнув, я встаю из-за стола и, прихватив тарелку с остатками курицы, иду к раковине. Спорить бесполезно – мама права, по дому я делаю меньше, чем следовало бы.
Фелис уже собирается уходить и, бросив мытье посуды, я иду за ней.
– Райли!
– Сейчас вернусь и домою, мам! – кричу я из холла.
Фелисити быстро спускается с крыльца, словно чувствует, что за разговор предстоит.
– Постой, – зову я, захлопывая дверь.
Замерев, она оборачивается. Кутаясь в шерстяной кардиган, Фелис вжимает голову в плечи и в этот момент кажется еще более хрупкой и беззащитной, чем обычно.
– Во время ланча ты видишься с Каллумом, так ведь? И речь не о дополнительных занятиях.
Тяжело сглотнув, она не отвечает.
– Слушай, я знаю, каким он может быть обаятельным и с легкостью вскружить голову. Но сегодня я разговаривала с ним, и Каллум шантажировал меня интимными фото, а еще назвал тебя своим «проектом». Он говорит, что поспорил на то, что ты получишь корону, но я уверена, что в споре есть еще и постель.
– Слово «проект» в данном случае хорошее. Мы поладили, и я рассказала ему, как надо мной издевались в школе. Каллум пообещал мне помочь найти место в обществе, а заодно написать об этом статью, которая поможет ему набрать баллы. Каллум добрый и понимающий, а еще он предупредил, что ты попытаешься опорочить его из-за… Из-за ревности. А насчет спора на постель. – Фелис усмехается. – Ну зачем я такому парню, как он? Это же смешно.
– Фелисити. – Вскинув руку, я дважды щелкаю пальцами перед ее лицом. – Ты откуда к нам прилетела? Из книги Николаса Спаркса «Спеши любить»? Очнись, Каллум – мстительный манипулятор, который начал общаться с тобой, чтобы насолить мне. Он разобьет тебе сердце, а я разобью ему нос, если он воплотит свои угрозы в жизнь.
– Мы подружились, занимаемся вместе, но не больше. Как он может разбить мне сердце, если я просто пытаюсь найти друзей и место в обществе, в котором мне жить до конца семестра?
– Для этого у тебя есть я.
– Я не нравлюсь твоим друзьям, Райли, и не хочу быть для тебя обузой.
– Какая-то глупость, у нас с Каллумом одни и те же друзья.
Прочистив горло, Фелисити перетаптывается с ноги на ногу.
– И он от них не в восторге.
Это вызывает у меня смешок.
– Чушь.
Ее аргументы убивают мои нервные клетки. Фелис могла бы попросить о помощи меня, только вот ей нужно не это, она хочет проводить время с Каллумом. Как много времени нужно девушке, обделенной мужским вниманием и родительской заботой, чтобы запасть на красивого парня, говорящего то, что она хочет услышать?
– Надеюсь, ты помнишь, что Каллум мой бывший? И то, что он дарит тебе цветы и плюшевых мишек, – это как минимум неправильно.
– Ты его любишь?
– Что?
– Ты любишь Каллума?
– Н-нет, – отвечаю я, слегка запнувшись. Но не потому, что сомневаюсь, а потому, что разговор с Фелис удивляет меня все больше с каждой ее брошенной фразой.
– Если ты его не любишь и не хочешь быть с ним, что плохого в том, что я буду с ним дружить?
– Вопрос, конечно, логичный. Но как насчет женской солидарности?
– Но если Каллум тебе не нужен, а нам нравится проводить время вместе, то, может, тебе тоже стоит проявить женскую солидарность и позволить нам общаться? Что плохого в том, что он поможет мне стать лучше и полюбить себя? Мне всю жизнь указывают, что делать. И вот когда я приехала сюда и подумала, что могу сама принимать решения, ты указываешь мне, что делать.
– Фелисити. – Прикрыв веки, я складываю ладони вместе и делаю глубокий вдох, изо всех сил стараясь не сорваться, чтобы не накричать на нее. – С тобой очень сложно вести диалог. Скажем так: если не хочешь конфликтовать со мной, тебе лучше держаться от Каллума подальше. И ради бога, что бы ни произошло, ни за что и ни при каких обстоятельствах не шли ему интимные фото.
Фелис долго смотрит на меня. Постепенно ее большие карие глаза наполняются слезами, и мне становится стыдно. Сама не знаю за что. Возможно, все дело в жалости к Фелисити и ее истории, к тому, что она впервые почувствовала свободу и возможность быть обычной школьницей, не находящейся под гнетом непрерывной травли. Наверняка сейчас в глазах Фелис я выгляжу как злобная Реджина Джордж из «Дрянных девчонок». Господи, я что, действительно чей-то антагонист?
– Ты ведешь себя прямо как мой отчим! – внезапно выпаливает она и драматично убегает в сторону крыльца дома Сойера.
А я пытаюсь понять, по каким параметрам Фелис сравнила меня с абьюзивным козлом, который много лет отравляет жизнь ей и ее матери. И это звучит намного хуже, чем Реджина Джордж.
– Райли, – зовет мама, выйдя на крыльцо. – Посуда ждет.
Убираясь на кухне, я снова и снова прокручиваю в голове разговор с Фелисити. Неужели Каллум ее настолько обработал? Так быстро? А он хорош.
Угрозы о том, что он сделает из Фелис новую версию меня, совсем не пугают. Меня больше волнует, что ослепленный азартом Каллум действительно может перейти черту и разрушить что-то по-настоящему важное для меня. А еще он разобьет сердце Фелис, у которой наверняка психологическая травма из-за отчима и идиотов-одноклассников. Скорее всего, она отчаянно нуждается в защите и заботе. Жаль, что для этого Фелисити выбрала не того парня.
Закончив с уборкой, снова выхожу за дверь и иду к дому Сойера. Постучавшись и не дожидаясь ответа, я захожу внутрь. В доме пахнет яблоками с корицей – миссис Вуд явно пекла сегодня. Прохожу вдоль светлого холла. На стенах с пожелтевшими от времени обоями висят семейные фотографии, а у подъема на второй этаж даже есть наша с Сойером детская фотография: он качается на качелях, а я реву, потому что он не уступает мне место. Ничего не изменилось, только теперь я готова реветь, потому что он никак не уступает мне место своей девушки.
Заглядываю на кухню. Скарлетт сидит за столом в окружении счетов, а рядом лежат смятые купюры, и я точно знаю, что их оставил Сойер, – это его небрежный почерк и отсутствие бумажника. Темные густые волосы миссис Вуд собраны в небрежный хвост, а джинсовый жилет, надетый поверх футболки, перепачкан следами муки. Не замечая меня, она вглядывается в бумаги и устало проводит ладонью по худощавому лицу.
– Привет, миссис Вуд, – говорю я, прислонившись плечом к арочному проему. – Тяжелый день?
Она поднимает голову, и в карих глазах тут же отражается привычная теплота.
– Ненавижу разбирать счета! Клянусь, именно это занятие и забирает молодость.
– Папа каждый раз выпивает виски перед тем, как сесть за бумаги.
Лицо Скарлетт принимает страдальческий и почти болезненный вид, и мне становится стыдно, что я задела острую тему. После развода у матери Сойера случился нервный срыв и появились проблемы с алкоголем, хоть это и продлилось пару недель. Второй срыв произошел в прошлом году после встречи выпускников, когда Скарлетт почувствовала, что ничего не добилась в жизни по сравнению с бывшими одноклассниками. Мать-одиночка, воспитывающая двоих детей и работающая поваром в местной закусочной. Этот срыв заставил отца Сойера вернуться в Гамильтон и отправить бывшую жену в реабилитационный центр. Пробыв там месяц, миссис Вуд вернулась домой и вступила в сообщество АА[12 - Анонимные алкоголики (АА) – содружество, объединяющее людей, которые делятся друг с другом своим опытом, силами и надеждами, чтобы решить свою общую проблему и помочь другим избавиться от алкоголизма.]. У нее уже есть красная монета трезвости[13 - Монета трезвости – специальный жетон (фишка), который выдается членам общества АА, чтобы отмечать количество времени, которое участник воздерживался от спиртного.], означающая, что она не притрагивалась к алкоголю восемь месяцев, а в октябре получит фиолетовую фишку – за девять месяцев трезвости.
– Хочешь кусочек пирога?
Я качаю головой, и, скорее всего, на моем лице отражается такое же страдальческое выражение, как и у нее. Клянусь, выпечка Скарлетт Вуд самая вкусная в мире.
– Спасибо, но я только поужинала. Сойер у себя?
Кивнув, она легонько похлопывает ладонью по столу.
– Райли, погоди, присядь на минутку.
Отодвинув стул, я сажусь напротив. Мама Сойера сцепляет пальцы в замок, а выражение ее лица вдруг становится серьезным, словно она вот-вот скажет: «Я знаю, что ты без ума от моего сына. Не будь дурой, это слишком очевидно. Отстань уже от него наконец».
– Сколько заявок на поступление ты планируешь подавать в университеты?
– Пять. Хочу перестраховаться, но надеюсь, что меня без вопросов возьмут в Сан-Бернардино. Больше всего я боюсь попасть в лист ожидания.
– И все подают столько же?
– В основном да, где-то от трех до пяти заявлений. Хотя Люси Маллиган подает сразу в девять университетов, но у нее это связано с ОКР[14 - Обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), или невроз навязчивых состояний, – это расстройство психического здоровья, во время которого у людей появляются повторяющиеся нежелательные мысли, идеи или ощущения (навязчивые идеи), которые заставляют их чувствовать, что они вынуждены делать что-то с определенной периодичностью.] и зацикленностью на цифре девять. А что такое?
– У Сойера ведь все хорошо с учебой? Как думаешь, он сдаст экзамены на высший балл?
Мне отчего-то становится не по себе.
– К чему вы клоните, миссис Вуд?
– К этому, – вздохнув, она указывает на счета. – Скоро сдача SAT, нужно внести регистрационный сбор. За каждую заявку в вуз придется заплатить еще по сотне и выше. Плюс пора оплатить страховку. А потом найти деньги на обучение. Еще и Зоуи без остановки требует новый телефон, наушники, одежду и косметику.
Опустив локти на стол, миссис Вуд сжимает ладонями виски.
– Знаю, что говорю сейчас, как самая ужасная мать на свете, но боюсь, я просто не потяну все и сразу. Может, Сойеру стоит выбрать только один университет? Или хотя бы одно направление, а не метаться между колледжем искусства и механикой, это ведь совсем разные полюса. Нужно сделать упор на механику, и после окончания университета для него будут открыты двери крупных компаний.
– Сойер собирается отправлять оба заявления вместе с заявкой на грант. И он выберет тот университет, который предоставит ему грант или стипендию, но для этого нужно увеличить шансы, то есть отправить больше заявлений на поступление. И вы прекрасно знаете, что он умный парень, у него все получится. А мистер Вуд не поможет?
– Обещал, но он буквально недавно жаловался, что аренду зала повысили в два раза, они с семьей едва справляются и живут на остатки сбережений. Боюсь, ему скоро придется закрыть зал, потому что нечем будет платить тренерам.
Печальные новости. Отец Сойера, тренер по рукопашному бою, открыл в Трентоне клуб самообороны для детей. Когда зал был здесь, в Гамильтоне, дела шли хорошо. Но Трентон – столица, уровень конкуренции выше и никакой стабильности: дела идут то вверх, то вниз.
– Поэтому на помощь Джейсона я не рассчитываю. Сойер помогает мне с оплатой счетов, и я боюсь представить, что будет, когда он уедет в университет.
– Он будет помогать. А потом вам останется потерпеть еще немного, когда Зоуи тоже уедет учиться, и вы наконец-то начнете отрываться.
Усмехнувшись, миссис Вуд запрокидывает голову и смотрит в потолок.
– Видит бог, Райли, я очень хочу оторваться и отдохнуть. Иногда забываю, что я не только работающая мать двоих детей, но еще и женщина.
– Мама моей подруги Хлои работает в салоне эротического массажа. Хотите, выбью вам подарочный сертификат на посещение?
– Райли!
– Я серьезно, – отвечаю я, поигрывая бровями. – С клиентками женского пола работают красивые испанцы. Где еще почувствовать себя женщиной, если не там? Мама уже ходит туда, правда втайне от папы.
– Иди уже к Сойеру, – рассмеявшись, Скарлетт отмахивается, а затем неловко потирает внезапно порозовевшие щеки. – Ладно, от подарочного сертификата я все же не откажусь.
Кивнув, я встаю из-за стола и, ободряюще сжав ее плечо, возвращаюсь в холл, чтобы подняться к Сойеру. Дверь в комнату Зоуи с розовой табличкой «Не беспокоить!» закрыта. И на секунду мне жутко хочется прижаться к ней ухом и подслушать, о чем они с Фелис разговаривают, но я сдерживаюсь.
Дверь в комнату Сойера приоткрыта, и я стучусь, заглядывая внутрь. В его спальне беспорядок: на спинке стула висит целая груда футболок, а стол завален ворохом листов, тетрадей и учебников. На стене, выкрашенной в глубокий темно-зеленый цвет, висит полка со скучными книгами, в которых нет ни одного сексуального вампира, падшего ангела или горячего демона. Под полкой – ящик, наполненный отцовскими виниловыми пластинками, разноцветные конверты которых я любила рассматривать в детстве.
Свет в комнате приглушен, включена лишь настольная лампа над рабочим столом. Прислонившись к спинке кровати, Сойер сидит в наушниках и совсем не замечает меня, печатая что-то в ноутбуке. Сосредоточенно глядя в экран, он облизывает губы, а я думаю, что самое время заводить фанатский аккаунт в «Твиттере» в честь этого жеста. Горящий экран ноутбука отражается в серых глазах Сойера, а между бровей лежит складка – сосредоточен и серьезен больше обычного.
Я присаживаюсь на край кровати. Сойер с трудом отрывает взгляд от ноутбука и, увидев меня, не скрывает удивления. Его губы тут же расплываются в улыбке, отчего лицо словно светлеет. Ненавижу, когда Сойер так улыбается, потому что в такие моменты я часто отключаюсь от восторга и едва могу контролировать свой восхищенный взгляд, способный выдать меня с потрохами.
– Чем обязан? – спрашивает он, снимая наушники.
Пожав плечами, я разглядываю лежащую на покрывале книгу со схемами деталей машины, которую когда-то отдал мой папа.
– Я что, не могу зайти в гости к другу?
– Можешь, но уже вечер, разве ты не должна сейчас мастурбировать на холодные члены или вроде того?
– У меня сексуальная травма после разговора с родителями. – Вздохнув, я забираюсь с ногами на кровать.
Сойер отставляет ноутбук на прикроватную тумбочку и вытягивает руку, опуская ее на соседнюю подушку, потому что знает: моя цель – его плечо.
– Уверен, что ты их даже не дослушала. Может, там все как в твоих книжках.
Поморщив нос, я невольно вздрагиваю.
– В жизни не бывает как в книжках, поэтому я их и читаю. Мне нравится проживать чужие истории любви, которых у меня никогда не будет.
– Тебе просто нравится читать порно, Гномик.
Как только я кладу голову на плечо Сойера и он обнимает меня, я чувствую, как в районе сердца от волнения разливается уже привычное тепло. В такие моменты легко представить, что мы самая настоящая пара, и от одной лишь только мысли об этом мне хочется улыбаться.
– И это тоже. Но секс мне нравится только в книгах. Он там чувственный и страстный, никто не боится залететь или подхватить генитальный герпес. И клянусь: прилагательное «красивый» можно отнести к члену только в книгах, потому что в жизни – так себе картина.
Сойер смеется, и его глубокий смех отдается вибрацией в моей груди.
– Рано делать выводы, Райлс, тебя впереди ждет еще очень много членов. Где-то там найдется и твой.
Cкорее всего, он намного ближе, чем ты думаешь. Прямо в этой самой комнате. Просто опусти голову и посмотри вниз, глупый Сойер.
– Впереди еще несколько лет учебы, у меня совсем нет времени на то, чтобы заглядывать каждому парню в штаны в поисках красоты.
Поерзав, я устраиваюсь поудобнее. Моя ладонь проскальзывает по твердому животу Сойера, и я чувствую, как вспыхивают щеки. От простого прикосновения. Да что со мной не так? Только вчера я читала сцену с демонической оргией, сидя при этом в гостиной рядом с родителями, и даже виду не подала. Мне нет равных в чтении постельных сцен с каменным выражением лица. И во что меня превращает простая близость Сойера Вуда?
– Ты в курсе, что у твоей сестры в гостях Фелис?
– Неудивительно, Зоуи все утро болтала о том, что Манчестер теперь общается с Каллумом. Всегда поражался тому, как девчонки могут подружиться на фоне общей симпатии к парню.
– Хочешь сказать, что мы странные?
– Нет, хочу сказать, что вы чокнутые.
– Как думаешь, я злой человек? – спрашиваю я, прокручивая в голове слова Фелисити о том, что я похожа на ее отчима.
Сойер молчит какое-то время, неспешно выводя большим пальцем невидимые круги на моем предплечье.
– Скорее требовательный.
– Хотелось бы услышать более мягкое прилагательное.
– О чем я и говорил. Соврать?
– Да, пожалуйста.
– Ты совсем не требовательная. И ребята из оргкомитета не разбегаются врассыпную, как только ты начинаешь планировать организацию очередного мероприятия.
Оргкомитет – единственная территория, где я не могу быть дружелюбной и милой, потому что, если позволить ребятам расслабиться, они будут вкладываться вполсилы и мой выстроенный заранее план начнет рушиться. У меня от одной мысли об этом зубы сводит.
– Думаешь, мне стоит быть с ними помягче на собраниях оргкомитета?
– Думаю, тебе просто нужно продолжать оставаться собой. – Сойер коротко целует меня в макушку. – Даже если своей одержимостью все контролировать ты напоминаешь Таноса.
Мне становится чуть легче, хотя я точно знаю, что перед сном еще раз задам себе вопрос: стоит ли попытаться быть более лояльной в комитете, чтобы ребята прониклись ко мне симпатией, а не страхом и желанием закатить глаза?
– Над чем работаешь? – спрашиваю я, глянув в сторону открытого ноутбука.
– Вступительное эссе в Калифорнийский университет механики.
– Все еще не знаешь, куда хочешь больше?
– Мне нравится сводить музыку и играть на гитаре, но так же сильно нравится возиться с машинами и оживлять то, что уже давно умерло. Мне всегда казалось, что я знаю, чего хочу, а тут… Черт возьми, я правда запутался, Райлс.
Я приподнимаюсь, чтобы взглянуть на него. Внешне Сойер совершенно не выглядит взволнованным или растерянным, скорее уставшим.
– Хочешь знать мнение чирлидерши?
– Всегда, – отвечает он, чуть крепче сжимая мое предплечье и притягивая меня ближе к себе. Между нашими лицами остается всего пара дюймов.
Милостивый боже, дай мне самообладания!
Мне приходится приложить титанические усилия, чтобы сохранять дыхание ровным и не выдать дрожащий голос. Но я справляюсь, потому что у меня за спиной годы тренировок в притворстве.
– Музыкой ты начал увлекаться, когда пытался избежать чрезмерной опеки Скарлетт. Музыка была твоим протестом маме и способом убежать от реальности. А когда в мастерской вы с папой чините машину, у вас двоих загораются глаза, как у бешеного Виктора Франкенштейна. Когда там следующий запрещенный концерт в пабе?
– Хочешь пойти? – Сойер не скрывает удивления в голосе.
Я люблю ходить на вечеринки, но ненавижу бары и клубы, куда пускают школьников по фальшивым правам. И я сейчас не про те уютные места с приятной атмосферой и ненавязчивой музыкой. А про подвальные бары, из которых выходишь насквозь пропахший сигаретным дымом и потом, потому что там не работает вентиляция. Да и предупреждение Сойера о том, чтобы в таких местах я не пила ничего, потому что могут что-то подсыпать, – говорит само за себя.
Поэтому обычно я просто прошу Сойера переслать мне музыку, которую он сводит, и каверы, потому что видео с выступлений практически нет. В конце весны в их кавер-группе осталось всего три человека. За все лето я была на их репетициях лишь пару раз: у матери Нико частые мигрени, и иногда она заходит в гараж, чтобы выдернуть все провода усилителей. Митч живет в трейлерном парке – у него негде репетировать. А миссис Вуд вообще запрещает Сойеру состоять в группе и говорит, что если он хочет заняться музыкой, то пусть играет на скрипке.
– Да, хочу прийти на выступление и узнать, горят ли у тебя глаза во время игры так же сильно, как когда ты завершаешь работу над машиной.
Взгляд Сойера скользит по моему лицу и задерживается на губах. Я перестаю дышать. Костяшки его пальцев касаются моей щеки и проходятся по виску, чтобы заправить волосы за ухо.
– Спасибо, Райлс, – его голос звучит глубже, чем обычно.
Большим пальцем он поглаживает мою щеку, но, словно решив, что пальцы задержались дольше нужного, отводит ладонь, и я неосознанно ловлю его запястье, чтобы удержать на месте. Это даже была не я, моя рука сама сделала это, без разрешения мозга.
Никто из нас не произносит ни слова, и я уверена – если это произойдет, мы навсегда разорвем этот момент. А я хочу, чтобы он длился вечно.
Раздается звонок телефона Сойера, и я едва сдерживаю недовольный стон. Он берет лежащий рядом мобильник, я замечаю, что на экране горит имя «Мишель» и откидываюсь на соседнюю подушку, уставившись в потолок.
Сойер приподнимается на локте и появляется в поле моего зрения, нависая сверху.
– Привет, – говорит он в трубку. – Да, немного занят, Райли зашла в гости.
Мишель говорит что-то в ответ. Я не могу расслышать что, но для меня это звучит: «Ты мой! Ты никому не достанешься! Я – безупречная дылда, похожая на Киру Найтли! И у группы «Битлз» есть песня с моим именем!» Конечно, зная милый характер Мишель, она бы никогда такого не сказала, но мне же нужно как-то убедить себя в том, что она стерва. Иначе становится слишком сложно ненавидеть ее.
– Райли тоже передает тебе привет, – любезно врет Сойер. – Я позвоню позже, идет?
Он завершает вызов, но магия нашего момента не возвращается. Может, ее и вовсе не было и я сама себе все придумала.
– Вы встречаетесь?
– Нет, но… – Сойер морщит нос, – кажется, она думает иначе. Зачем-то зовет меня «маффин». Я сказал, что мне это не нравится, но Мишель будто не слышит.
– Маффин? Ты? – Рассмеявшись, я касаюсь указательным пальцем его груди. – Ты больше похож на черствую печеньку из морозилки.
– Сказала девушка, которая любит холодные члены.
Сойер отвлекается на пришедшее сообщение и, взглянув на экран, удивленно вскидывает брови.
– Что там у тебя, нюдсы от Мишель?
– Мхм.
Он не шутит.
– Дашь посмотреть?
Нет, я что, правда сказала это вслух?
Сойер демонстративно ставит телефон на блокировку и отбрасывает в сторону.
В данную секунду ревность убивает меня, и из-за этого я уже веду себя глупо. Какого черта я попросила посмотреть чужие нюдсы, которые ни за что на свете не хочу видеть? Главное, не зайти в своей глупости дальше. Я буду вести себя нормально. Я взрослый человек, почти студентка, и буду вести себя соответствующе.
– А я, возможно, скоро пойду на свидание, – выпаливаю я и тут же мысленно даю себе подзатыльник. Взрослый человек, как же.
На лице Сойера нет и намека на удивление или грусть. Он непроницаем. Прям не парень, а долбаный Бэтмен на задании.
– С кем?
– С кузеном Ви.
– Я его знаю?
– Нет, не думаю. Но мы могли бы устроить парное свидание, например.
– У меня пока нет времени на свидания, Райлс. – Он мимолетно касается пальцем кончика моего носа. – Я хочу дописать вступительные эссе и как можно скорее закончить работу над «Доджем». Уже есть пара потенциальных покупателей, но, боюсь, если затяну с ремонтом, то все сорвется.
Удивленно моргнув, я тут же приподнимаюсь на локтях.
– Ты хочешь продать его? Но ты не можешь, Сойер, ты так много сил вложил в эту машину!
– Знаю. Но нужны деньги, чтобы разобраться с поступлением. Денег с продажи «Доджа» как раз хватит на то, чтобы перекрыть счета за дом и оставить маме на первое время. Она даже не ругалась, когда я признался, что соврал и не продал гитару. Теперь я собираюсь немного заработать и на том, что буду давать уроки игры.
– Мы что-нибудь придумаем, и тебе не придется продавать машину.
Его губы трогает грустная улыбка. Сойер не верит, что есть другой выход. Я пока тоже понятия не имею, что делать, лишь знаю, что ни в коем случае нельзя продавать «Додж».
Из соседней комнаты доносится приглушенный звук знакомого рингтона. Телефон Фелисити. Слышно, как дверь в комнату Зоуи открывается, и звонок становится громче. Соскочив с кровати, я задеваю книгу по механике, роняя ее на пол, и несусь к двери. Как можно бесшумнее прикрыв, я тут же припадаю к ней ухом.
Фелисити говорит тихо, разобрать слова не получается. Сойер останавливается рядом и, прислонившись плечом к стене возле двери, посылает мне вопросительный взгляд.
Как только он раскрывает рот, я прижимаю палец к своим губам.
– Тише, печенька, – шепчу я, на что Сойер закатывает глаза.
Кажется, Фелис прогуливается по коридору туда-обратно, потому что в какой-то момент ее голос становится более четким.
– Все, как ты и говорил, она пыталась настроить меня против тебя. Но еще Райли сказала, что ты шантажировал ее фотографиями. Это правда?
Я буквально срастаюсь с дверью, превращаясь с ней в одно целое, лишь бы услышать больше.
– Так и думала, что она соврала от обиды.
– Вот же сукин сын, – шепчу я, отходя от двери.
По крайней мере, Фелис задала этот вопрос, поставив ангельскую репутацию Каллума под сомнение. Это уже дарит надежду, что я смогу вытащить ее из цепких лап Брайта.
– В чем дело, Гномик?
Я рассказываю Сойеру лишь часть истории о том, что Каллум перетягивает Фелис на сторону зла. Ему не стоит знать, почему бывший так сильно злится на меня и хочет отомстить. А если рассказать о том, что мне сегодня угрожали опубликованными в сеть нюдсами, то Сойер просто изобьет Каллума, и тогда его выгонят из Ноттингема и занесут это в личное дело, которое обязательно попадет в руки приемной комиссии университета.
Глава 10
– Ви, ты новый капитан «Северных звезд».
Слова тренера Кинни отдаются в моей голове набатом. Подпрыгивая посреди раздевалки, Ви радостно визжит. Я обнимаю подругу, поздравляя и улыбаясь. Она заслужила. Но это не отменяет желания разреветься от обиды прямо при всей команде.
Я начинаю злиться на саму себя за то, что работала недостаточно, что могла сделать намного больше для того, чтобы во мне увидели лидера, способного организовать командную работу.
Можно вычеркивать пункт с капитанской повязкой из планов на год, но не потому, что он выполнен.
Я облажалась.
Нужно уметь проигрывать, Райли. Делать выводы и работать дальше. А еще мне нужно прийти домой и хорошенько порыдать. Но это произойдет только после собрания команды, которое Ви предложила устроить после занятий.
На математике мне никак не удается решить простейшие уравнения, поэтому я открываю ежедневник, чтобы записать список шагов, благодаря которым я быстрее стану лучшей версией себя:
1. Увеличить время утренней пробежки на 10 минут.
2. Взять еще одно внеклассное занятие.
3. Добавить к уроку испанского еще 15 минут.
4. С болью в сердце сократить время компьютерных игр.
5. Признаться Ему в своих чувствах.
Учитывая мой печальный опыт с личным дневником, я решила больше никогда не писать имен, как и не вести сами дневники, собственно.
В голове всплывает вчерашний разговор с Сойером. Я не хочу, чтобы он продавал машину, в которую вложил столько сил, времени и денег. И я точно знаю, что чинил он ее для себя, а не для того, чтобы продать. Выпускной класс и поступление в университет – одна из самых тяжелых финансовых ступеней в жизни любого родителя, и я действительно не представляю, как миссис Вуд справится с этим.
На собрание оргкомитета я иду уже в боевом и приподнятом настроении. Урока математики мне хватило, чтобы пожалеть себя, теперь время действовать.
В начале собрания я расписываю ближайшие мероприятия и общий бюджет, ребята слушают очень внимательно, отчего у меня еще больше поднимается настроение. Как же я люблю собрания! Мы все вместе продумываем детали, даже самые незначительные, а потом смотрим, как план медленно, но верно приходит в действие, работая как часы. Настоящая эйфория.
Однажды я затащила на собрание Сойера, хотела, чтобы членство в комитете попало в его резюме при выпуске, но ему хватило одного посещения, чтобы отказаться. Он сказал, что за всю историю существования человечества было всего два одержимых властью человека – я и Адольф Гитлер.
Но что поделать, если я люблю исполнительность и дисциплину, поэтому не даю поблажек никому, даже лучшему другу и по совместительству любви всей моей жизни.
– К Хэллоуину начнем готовиться уже скоро, но сейчас важнее всего книжная ярмарка. – Я дважды подчеркиваю слово «ярмарка» на маркерной доске. – В этом году у нас крупная рыба, спонсорами стали «Барнс энд Ноубл». Вы все будете задействованы как волонтеры. Элисон, свяжись с родительским комитетом, пусть разошлют письма, нужно как можно больше родителей-волонтеров для продаж.
Поправив очки, Элис тут же записывает задание в свой планшет.
– Еще привезут костюм «Красного пса Клиффорда», кто-то должен поработать аниматором, малыши будут в восторге. – Постукивая маркером по ладони, я оглядываю собравшихся ребят. Все тут же опускают головы. – Тедди.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/lina-vinchester/nottingem-70779760/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Джиллиан Майклс – американский эксперт по фитнесу, сертифицированный диетолог, бизнесвумен, медийная личность и писательница.
2
Джетлаг – синдром смены часового пояса, когда естественные часы или циркадный ритм организма нарушаются.
3
Амиши – религиозное движение, зародившееся как самое консервативное направление в меннонитстве (разновидность анабаптизма) и затем ставшее отдельной протестантской религиозной деноминацией. Амиши отличаются простотой жизни и одежды, нежеланием принимать многие современные технологии и удобства.
4
Нюдсы – откровенные фотографии.
5
SAT – стандартизированный американский тест, который необходим для поступления в колледжи и вузы США.
6
ACT – стандартизированный тест для поступления в колледжи и университеты США, а также при переводе из одного в другой. Впервые был проведен в ноябре 1959 года Эвереттом Линдквистом в качестве конкурента к SAT.
7
База – спортсмен, который поднимает, удерживает или выбрасывает флайера.
8
Луи Си Кей – американский стендап-комик, актер, сценарист, продюсер и режиссер, обладатель премий «Эмми» и «Грэмми».
9
Флайер – спортсмен, которого поднимает, удерживает или выбрасывает база.
10
Читмил – это загрузочный день, когда в самый разгар диеты можно побаловать себя любимыми продуктами.
11
100.4?F = 38?C.
12
Анонимные алкоголики (АА) – содружество, объединяющее людей, которые делятся друг с другом своим опытом, силами и надеждами, чтобы решить свою общую проблему и помочь другим избавиться от алкоголизма.
13
Монета трезвости – специальный жетон (фишка), который выдается членам общества АА, чтобы отмечать количество времени, которое участник воздерживался от спиртного.
14
Обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), или невроз навязчивых состояний, – это расстройство психического здоровья, во время которого у людей появляются повторяющиеся нежелательные мысли, идеи или ощущения (навязчивые идеи), которые заставляют их чувствовать, что они вынуждены делать что-то с определенной периодичностью.