Главная страница | Попаданцы | Space: сто одна история Сюррреализма

Space: сто одна история Сюррреализма
Рим Дик
Здесь вы встретите Серкулеса и Плюмблдора, крота инженера, Пенаккино и Фрешди Фюргера хранящий свои секреты в ящиках, летучую мышь путешественника по вселенным, паука ищущий в космосе дом, носки людоеды, Пони пожиратели нечисти, китов волшебников, гномов великанов, табуреток физиков и многое прочее. Киборги и телепорты, атомы вампиры, тень подражатель, червяк скоростной поезд…. Эта книга – отдых, придумка, да выдумки; являющимися воистину уникальными и прекрасными. Не веришь? Проверь!

Рим Дик
Space: сто одна история Сюррреализма

Приветствие

Жизнь поразительна.
Вы думали о том, что когда-нибудь сможете путешествовать во времени и пространстве? Полететь в космос и открыть дверь в бесконечную мультивселенную? Прыгнуть с водопада воспоминаний и прожить иную жизнь? Оседлать единорога и взлететь к солнцу и украсть звёзды одну за одной прямо из рук самого Бога?
– Что!? – удивитесь вы и будете совершенно правы.
Мы, видимо, слишком сильно забегаем вперёд во времени. Даже слишком сильно. И правда же, стоит начать это путешествие с самого его начала.
В самом начале нашей с вами истории была великая пустота. Вокруг не было ни единой души, ни пылинки, ни тьмы. Не существовало ни времени, ни смерти, и даже самого замысла что-то сотворить. Затем что-то сверкнуло в центре незримой вселенной и из ниоткуда в сердце глубокого космоса появился крошечный атом. И этот атом взорвался и окрасил всё вокруг в нечто новое и уникальное. Взрыв создал вокруг той пустоты бесконечные мультивселенные с бесконечными вариантами новых вселенных друг в друге. Отсюда то и начался отсчёт времени. И отсюда началась наша с вами книга. Время текло, множество тысяч и миллионов лет вперёд. В мгновение везде создались химические элементы, а из них были сотворены новые галактики и планеты в них. И каждая галактика имела свой неповторимый образ, физические законы и мысли.
Вскоре же, настало и наше время, и через тринадцать миллиардов лет спустя, в мире появились и мы. Люди.
ГЛАВА 1. ТИШИНЫ… ПОДАЙТЕ ТИШИНЫ!

Невообразимые миры. Удивительные миры. Незабываемые миры. Что только в нём не увидишь, выйдя из дома до самобытной, скучной школы. В этом мире родился я, мои родители и все мои знакомые. Красивый мир. Сногсшибательный и сумасшедший. Над мостом и дорогами, над лесами, над бетонными городами по всему небу расплылись разного вида воздушные рыбы – скаты, лоцманы и летучие рыбы, рыбы тюрбо, рыба-ёж, марлины и рыба-попугай, мавританский идол, биколор, рыба-ангел и даже киты.
Раньше мне даже в голову бы не приходило звать их по именам, но наша школа придерживалась того, чтобы дети знали всех, с кем им нужно подружиться, знать, какой из видов рыб ядовит, опасен, а которые не прочь помощь людям, прокатить их на спине и защитить, когда угрожает опасность. Для меня этот мир стал скучен и разнообразен даже несмотря на то, что каждый день я вижу, как из облаков выплывает кит и съедает с дюжину сотен воздушных крилей, как на полях пасутся скаты ощипывая траву, а по городским электропроводам плывут электрические угри и поедают герцы. Из-за них часто в городе происходят перебои с электричеством, но, стоит признать, угри всё не поглощают и оставляют ровно столько, сколько нужно, чтобы город оставался работоспособным.
Ни рыбы, летающие возле меня и выпускающие пузыри воды в воздух, ни морские коньки, рассекающие улицы города, где я живу, не приносят мне никакого вкуса и удовольствия. Я очень давно уже задумываюсь переехать из этого города в чужую страну на другой планете за пределами нашей солнечной системы, где, по сказаниям родителей, нет всех этих чудес и мир ещё скучнее. Это нам ещё повезло родиться в столь удивительном и уникальном месте, и нужно благодарить тех, кто нас сюда поместил. Вот чего мне сейчас не хватало в жизни, так это тишины, чтобы меня оставили на минуту другую, чтобы рыбы не ударялись об моё плечо возвращаясь домой после уроков, чтобы, гуляя по парку мне не нужно было здороваться с рыбами, смотреть под ноги, чтобы не раздавить их. Мне хотелось быть менее внимательным и менее заметным. Я хотел просто идти туда, куда хотел, лечь на поляне и, чтобы меня не били током скаты.
Сидя за столом и поедая морского окуня, мы спрашивали себя, а правильно ли мы поступаем с теми, с кем каждый день здороваемся и теми, кто нам помогает. Конечно, отец всегда находил ответы на такие, по его мнению, глупые вопросы, что выживает в мире тот, кто быстрее плывёт и не ведётся на приманки. Если окунь попался нам в сети, значит его судьба была умереть в этот день. Мать всё время кивала головой и соглашалась с ним. У неё не могло быть другого мнения, все они жили в то время, когда их родители и родители их родителей ловили воздушных рыб. Некоторые из них умели даже разговаривать, имею ввиду рыбы. Однажды идя со школы впервые за много лет, я заметил рыба-клоуна в цилиндре и тростью в руках. Либо где-то в этом мире есть школы, где обучают рыб клоунаде, либо рыба разумна. По крайней мере пару слов приветствия он развешал мне на уши на чисто человеческом языке. Это было впервые в жизни и в последний раз, больше я не видел того клоуна. И я часто начал думать, что многие рыбы вокруг нас умеют размышлять и бояться боли, что им хочется жить, что они даже могут разговаривать, но только не очень хотят этого делать из-за чего часто попадают на стол. Даже под пытками смерти, видимо, люди отвратительны рыбам и с ними не о чём разговаривать.
Мать заглатывала кусочек рыбы и облизывала губы от молочного соуса, папа облизывал ложку, а я до сих пор сидел и думал о несчастной участи этих рыб. Они плавали по городу и даже не подозревали среди каких монстров им приходиться жить. Если бы только они знали о своей участи, то уплыли бы отсюда куда-нибудь в другое место. Но, к сожалению, чего не было в других местах, так это изобилия еды, что было в городе, и рыбы могли есть и выживать, не искать по всей планете остатки давно сгнившей мякоти хлеба, или кусочка сушёного сыра. Рыбы по крайней мере могли жить, вдоволь наевшись остатками своих сородичей.
По вечерам, когда мне удавалось найти время на прогулки после домашних дел, я направлялся в сторону леса, за границы города. Только здесь я мог насладиться более или менее одиночеством, и больших рыб здесь не бывало, а маленькие, как крысы, обитали только около мусорных контейнеров в городе, питаясь мусором. Я поднимался на склон, где начинался лес, и ложился на траву и надевал наушники и лежал, смотря на небо. С этого ракурса большой город казался таким незначительным, а людей в нём можно было раздавить пальцем. Кит прыгал через облака в небе на соседние облака, рассекал воздух и выпускал фонтаны радуги из отверстия в голове. Вот чего не хватало мне в мире, так это тишины и красоты в один день. Всё казалось таким неважным. Ветер взъерошивал волосы, и шум прибоя волн от деревьев заставляло закрывать глаза и прислушаться к их крикам. Казалось, что лес страдал и ему не хватало рыб, которые будут ощипывать их листья, вырывать с корнем, разбрасывать ветви по планете ломая их. Вот так, оказалось, что, чтобы выжить, лесу требовалось страдать, терпеть унижения, чтобы расплодиться по земной коре.
С того дня, как земля сотворила эволюцией людей и дало им разум, а те построили города, леса начали опадать в тоску. Пусть мне и не было дела до их страданий, но я ощущал их грусть по былой земле.
Затем, кто-то дотронулся до меня, и я снял наушники и сел. Рядом витал тот самый клоун, медленно играя плавниками в воздухе. Это был второй и последний раз, когда я увидел его. Он вглядывался в небо и в город, и о чём-то сильно думал, и задал вопрос, не хочу ли я что-то поменять в жизни, не кажется ли мне, что люди уже давно господствуют на земле. Так же он взглянул и на меня, оценил мою тоску. Его глаза были такие мудрые и грустные, казалось, что он даже лил слёзы по прошлому. Одинокая слеза вылетела из его глаз и стала круглой, как шар для боулинга и полетела к облакам, бликуя на солнце разными цветами, словно пролитая на воду масло. Разумеется, меня застало это врасплох, и с минуту я оглядывал рыбу-клоуна, и ответил, что хочу давно уехать в другие миры, где не будет всего этого. Я хотел мира и одиночества. Клоун похлопал меня плавником по спине и сказал, чтобы я пошёл за ним. Клоун умело рассекал воздух. Бесшумно его плавники ударялись об воздух и направляли его вперёд, и мы вошли в лес, сели на дельфиний-экспресс. Такие поезда были во многих городах и округе, что помогали нуждающимся. Вбиваясь в стаи и группы дельфины возили многие виды рыб, в том числе и людей, в разные уголки планеты. Чаще всего до работы и обратно. Подкармливали их кальмарами, единственными видами существ здесь, что не имели разума и не плавали по воздуху. Обитали они как правило в грязи, в мутной воде и в укромных, влажных местах с обилием воды.
Пару тройку часов рыба-клоун молчал, и мы добрались до другой стороны леса, где в кругу около небольшого валуна парили несколько рыб, один кит и сидел филин. Увидев меня и рыбу, они хотели было испариться, но клоун остановил их и сказал, что я один из тех, кто против той системы, что образовалась на планете. Скорее всего немногие виды на этой земле выступают против устоявшихся законов. Многим удобно жить в таких условиях. Но мы исключения, мы хотели чего-то нового.
На валуне лежало какое-то существо, оно поднимало руки и что-то громко объясняло, но морской язык я особо не понимал, у нас в школе не обучали этому. Рыба-клоун послушал существо и повернувшись ко мне объяснил, что придётся забыть всё в этом мире, родителей, друзей и одноклассников, ведь скоро нам придётся покинуть этот мир. Затем мы подняли существо и сели на кита, и размахнувшись плавником мы полетели к облакам. На облаках, увы, я ещё не был, нам всё время говорили, что ничего там нет, что полёт – это трата времени и ресурсов. Однако, в облаках мы спустились к какому-то замку, где нас встретила медуза. Она что-то жужжала и объясняла, размахивая щупальцами, но рыба-клоун лишь посмотрел на меня краешком глаза и ничего не перевёл. Войдя через дверь, мы сели за стол. Минутой позже отворилось окно и из него появился какой-то вид до селя мне неизвестный. В колпачке и маленького роста, чем-то напоминающий мартышку. Он постучал по груди и начал размахивать руками, что-то яростно кричать, объяснять, рассказывать, и подошёл ко мне.
– Ты меня понял?
Я кивнул, потому что мне было страшно, и переспросил рыбу-клоуна, на что он ответил, что существо просто недовольно нашим миром. Затем мы встали и пошли за ним к окну, и кит, казалось, даже никакими чудесами не сможет влезть туда, но, как же я ошибался. Кит проскользнул туда, как горячий нож в масло, словно мышь в норку. За ним направились и мы. Выйдя с другой стороны, я обернулся, а окна уже не было, позади стояла лишь обезьяна, точнее плавала.
Таким образом, я попал в новый мир. И, как правило в этом мире рыбы не могли летать и жили в воде. По этой же причине, разумеется, обезьяна выкинула нас в море, куда упала и сама. Плавать я, конечно, умел. Но прежде чем выкинуть в океан, у меня даже не спросили куда я хочу попасть.
Общего с рыбой и плавниками у меня разве что гладкая кожа, но с короткими волосиками по всему телу. Каких же богов стоит меня благодарить за то, что поблизости оказался остров? Мы с обезьяной выплыли на пляж, солнце нещадно испаряло нас. Обезьяна убежала на дерево, сорвала банан и уселась на ветке, а я же увидел дым вдалеке и направился в сторону предполагаемого огня. Обернувшись же назад в последний раз, я увидел, как на меня долго и пристально смотрела рыба-клоун, подозрительно прищуриваясь, затем развернулась и уплыла. Печально, что рыбы в этом мире теряли весь полученный опыт по изучению человеческого языка напрочь и не могли сказать то, что было у них на уме.
Дойдя до пламени "надежды", я понял, что попал в доисторический мир, где вместо городов были хижины и вигвамы, а люди только научились добывать огонь и общаться друг с другом. Около костра сидели несколько семейств и разговаривали, кушая пойманного ими на охоте какого-то зверя. Услышав треск веток, они вооружились копьями и встали, обернувшись ко мне лицом. Будь они хоть чуточку глупее и кровожаднее, то не миновать бы мне смерти, но благо, это были кочевые племена, а на дворе был девятнадцатый век. С доисторическим миром я чуточку всё же ошибся. Никогда в жизни не видел, чтобы небо было такое чистое, а люди такими простыми.
Эти существа угостили меня едой, спрашивали меня о прошлой жизни, но не веря в мои россказни, лишь посмеялись и мы легли спать. Я никогда бы в жизни не подумал, что ночи бывают такими прохладными, а звёзды такими яркими. Здесь было миллионы и миллиарды звёзд. В моём мире на небе всё время мелькали рыбы и не давали взглянуть на небо так же долго, как здесь. Особенно по ночам, когда сардельки выплывала косяками, чтобы перебраться с одного конца города в другой. Стоял такой гул и треск, какое-то шлёпанье, что спать было практически невозможно.
Семейство спало внутри вигвама, я же предпочёл увидеть ночь – костёр трещал, на свет собрались насекомые, а где-то позади меня светились несколько белых точек, возможно хищников учуявшие запах еды. Утром рано проснувшись и поев, люди проводили меня до края своего поселения и одарили утренней едой на дорогу. Поблагодарив их на языке, который они возможно поняли, я ушёл. Мы знали по взгляду, что благодарны этому дню, потому что выжили.
Да, и правда, мир этот был скучен и разнообразен, но именно по этой причине он мне и нравился, только вот, тоска укутывала мою голову одеялом, и я думал, что родители наверняка не находят себе места из-за потери меня. Не редкость в наших городах, когда какой-то вид, как акула или косатка съедает людей. Может быть их успокоит письмо, которое я им оставил на кухонном столе, что направляюсь в новый мир. Знаю, глупо с моей стороны оставлять записки, когда рыба-клоун предупредил, что дороги обратно нет. Но так ли это на самом деле? Мне не хотелось поверять. Однако же, в некоторые особенно звёздные ночи, я думал о родителях и о их приготовленной еде на ужин, как мне не хватало стряпни матери и философских размышлений отца, которые здесь не существовали даже на корню. Может быть, мне так повезло попасть на остров дураков, не знаю. Рассуждал о мирах в одиночестве, и в тишине слышал свои мысли. И мне это нравилось, и я приходил в замешательство, когда не находил ответов на свои вопросы. К примеру, ответ на вопрос, как обезьяна могла проделать столь большой путь ради кучки рыб и одного человека, как он открыл окно в другой мир, и почему все они потеряли дар речи. В вопросах я находил ответы – новый мир был другим, что очевидно.
Целые дни бывали такими безобразными, что мне приходилось голодать, питаясь лишь водой из реки. Рыб я терпеть уже не мог. Убивать мне никогда не приходилось, и я находил небольшие горстки ягод на кустах и утолял жаждущий мяса желудок.
Как-то непривычно было и то, когда я похлопал медведя по спине и поприветствовал его, он погнался за мной желая оторвать голову. Только и спасло меня то, что в школе я был самым быстрым по бегу. Странные какие-то звери – кровожадные. И только тогда я понял, что звери здесь жестоки, когда, собирая хворост в лесу меня окружили волки и не реагировали на мои слова и рассказы о том, что я пришёл в этот мир ради лучшей жизни. Один из них успел ранить меня когтями, и снова дерево спасло меня, и впредь я был осторожнее. Временами я даже осуждал себя за свой выбор. Почему мне не жилось в моём мире спокойно, где каждый зверь имел настоящую душу, рыбы умели разговаривать и уживались с людьми? По ночам, когда по мне ползли насекомые, всякие гадкие жучки, я жалел о том, что любил тишину. Я слышал каждый шорох, каждую лапу на траве, жучка поднимающегося по стволу дерева, и птиц, поедающих их. Я слышал, как чавкал жук другим жуком, как зверь вырывал плоть от другого зверя. Меня пугало всё моё окружение, и даже музыка не спасало меня, особенно когда нужно было навострить уши и быть готовым бежать.
Пару ночей я спал в апатии и страхе, затем привык и уже не обращал внимания на насекомых, научился строить убежище и добывать еду. Рыбы, особенно пресные, были довольно вкусные, и чем-то точно отличались от наших сухих рыб. Отныне я не начинал разговоры с рыбами и ловил их лишь для еды, поняв то, что пора бы уже забыть былое прошлое – рыбы глупы и не чувствуют боли.
После долгих скитаний я нашёл небольшой городок, где и обустроил свою жизнь изредка вспоминал родителей, став родителем сам. Эта была отличная жизнь полна счастья и улыбок, у меня была прекрасная жена, которой я рассказывал свои истории из прошлой жизни, на что она махала руками и говорила, что таких сказочников никогда не встречала, и что любит мои истории. Пусть она и знала, что я из другого мира, даже замечала это в некоторых привычках, но не верила мне. Жена советовала начать писать книги и продавать их, на что я просто улыбался и говорил, что хочу тишины. Но тишину прервали дети, которых мы хотели, и я стал любить хаос и их крики. И только став родителем я понял, что тишина даёт столько мыслей для размышлений, но только хороводы криков детей и жены – жизнь.
Я хотел бы вернуть время назад и вернуться, чтобы попросить прощения у родителей, но рыба-клоун лишь рыба-клоун, а мартышка – лишь обезьяна. Надеюсь, когда-нибудь они забудут меня и не будут вспоминать со слезами, а только с улыбкой. И пусть. Пусть верят в то, что меня съели касатки, а не то, что я устал от их самобытной жизни, и стаи рыб на небе. Простите, я хотел бы рассказать вам больше о своей жизни, как я прожил её, как выживал, как нашёл общий язык с новыми людьми, но у меня слишком мало времени для жизни. До новых встреч читатели моих книг. Да, вы правильно поняли, с появлением детей я больше стал прислушиваться и начал писать книги. Но знайте, где-то в будущем я ещё свяжусь с вами и расскажу о случае, что перевернуло мою жизнь. А сейчас, прощайте.
Би-и-п.
ГЛАВА 2. ГРИБЫ-ЛЮДОЕДЫ
Из-под проводов гирлянд – живший там в стране лилипутов; вылетел ёршик и начал чирикать, что он не согласен с рукой падишаха, держащий его за зад. Ведь он, знаете, натурал и против фистинга! Топиться в унитазе, не нравится ему, видите-ли. А кому, скажите на милость, нравится, разве что псу по кличке «Му-му». Он ещё с Герасимом играл в такие БДСМ игры, ходили на рыбалку и топились, им очень приносило это удовольствие. Говорят, Му-му сам себя лапой топил за волосы, чтобы получать больше адреналина. Другой рукой бил себя по второй, но вторая была жестокая, смеялась и кусалась, отбрасывая первую руку в урну у берега с пираниями. В озере жил карлик-нос, на его горбу они танцевали брейк-данс и танго. Каждый раз возвращаясь к жизни, пёс лает на людей, провоцирует на злость, и просит их утопить его в тазике в ванной. Его шелковистые волосы прыгали бы тогда ему на спину, обдуваемые ветром из алмазов. Ему это нравится, только умереть не может, голова ударяется об пол, и нюхает пыль, оставленный флешем на прошлой неделе, когда тот бежал за человеком-муравьем в поиске макро вселенной на спине блохи.

Ёршик бил руку падишаха до тех пор, пока падишах не засунул его головой в унитаз и не ошкрябал мармелад со стен города зомби. Зомби там были страшные, они зубастые, кошмарно кричащие, тянущие свои лапы и пытающиеся съесть мармелад раньше ёршика. Ёршик тяпал их за наглые лапоньки, да и никак иначе не избавишься от этих зараз. Мистер проппер плачет, когда видит их. Их грязные мордашки даже он не может отмыть.

– Да подавитесь же вы! – выплёвывая ручки и ножки зомби на спину крокодила под водой. Тот сидел на дне унитаза и читал газету «Комсомольская правда» расправив лапы на шезлонге, покуривая гавайскую сигару из червей. Довольно улыбался, смеясь переворачивал страницу на другую. Так оно и было, я вам клянусь жизнью тараканов во всём мире! Да чтобы они все сдохли, если вру! Да чтоб мне торт в рот! То-то же, сразу поверили, сомневались ещё.

Знала бы тётя Мотя, самая коварная из всех черепах на свете, что его сын так проводит свои деньги, вернулась бы и отпорола того ремнём из бензопил и острых пил. А потом продала бы кожу на чёрном рынке для туфель. Блондинок из Москвы очень заводит кожа крокодила. Они даже умирают, когда гладят кожу крокодила. Вот настолько они друг друга любят.

А вот, в Нарнии жил красивый олень, убежал он оттуда на той неделе, вышел в Казани, вытер сопли с морды лица и заплакал. Все люди были без волос на теле. Это кошмарно… ужасно и пугающе. Семь лет с тех пор прошло, со вчера, ведь он считал как, один день семь лет. Его так учили бабочки, что жили один день в его мире.
Гиппопотам любил сладкую вату, и каждый вечер выходил на работу к облачным людям и вырывал кусочки с облаков, и создавал из них сладкую вату, посыпая сахаром сверху. Конечно, люди не знали этого, что из облаков вату делали, потому, когда гиппопотам давал вату, они затыкали им нос во время кровотечений, и зад, во время уколов. Гиппопотам разводи руки в стороны и убегал. Плакал три дня, потом глаза у него высохли и он залез в озеро, которую сам и выплакал. Пил половину, смешал с грязью оставшееся и стал статуей, до лучших времён. Проснётся он завтра, когда люди будут «сегодня» говорить не сегодня.

В колонке одного великана жил гусь, он имел способность знать все песни на свете, и все языки мира. Он лаял весь день на монгольском, на таджикском и китайском. Он знал физику и химию, зоологию и астрологию, и каждый вечер загадывал на звёзды о пшенной каше. Однажды возвращаясь с тусы нигеров, великан забыл колонки у черных. А нигеры они долго не церемонятся, украли колонку и привезли на точку, где продавали палёные вещи. Вот втюхивают они колонку, как вдруг, гусь забитбоксит, заговорит голосом Путина, все тут же разбежались, а часть из них убила себя во имя господа. Оно ведь и не удивительно, раз сатана сам вышел на связь через колонки.

– Я вас всех зарежу, господа и джентельмены, я ваши потроха продам на чёрном рынке на бесплатно. Из нигеров сделаем активированный уголь.

Ну как тут не испугаться. Чтобы руки белого дотрагивались до них, да никогда такого не быть!
Однажды, Майк Тайсон взял кредит и не платил её, и ждал коллекторов. В дверь постучались, на пороге лежали несколько шлюх, сто миллионов долларов в чемоданах и привязанный, с кляпом во рту Илон Маск. В глазах его был Марс. С той планеты махали ручками люди, выпускали салюты и смеялись. Они сегодня купили билет на это представление. Шлюхи крутились у ног Тайсона, без трусов и требовали, чтобы он был нежен с ними, ведь они с планеты вуаль, и их кожа хрупка, как хрусталь.

Мумия вернувшись с того света, обнаружила, что все туалетные бумаги раскуплены всполошившимися людьми во время коронавируса. Стыдно стало мумии голым ходить, так и лежит в гробу и ждёт, когда появится туалетная бумага с трёхслойным мягким лицом детей, вместо бумаги.

В Зенландии, под кирпичами на пляже Мальдив, в большой норе, живут грибы маньяки, они бегают с кухонными и охотничьими ножами и убивают людей. Они набрасываются на голову людей, вырезают их уши, съедают, ломают ноги и вставляют себе под себя, вместо ног, надевают головы вместо шляпы и бегают по поляне, смеются, счастливые. Подснежники, лисички, мухоморы и самые разные грибы, ловят людей, ставят им подножку, потом набрасываются, связывают ноги и затаскивают в нору и освежевовывают там.

В Башкирии, живут травоядные дикие люди, первобытные. Увидев людей из соседних республик, они прячутся под камень, и сидят, выжидают людей и нападают на них с копьями. Вырывают их волосы и клеят под подмышки, руки, ноги и грудь. Они верят в то, что волос должно быть по всему телу. А поклоняются они обезьянам, потому что у них больше всех волос.
ГЛАВА 3. ДОМОВОЙ
Я увидел его позапрошлым летом, когда звёзды погибли от осколочной гранаты. Граната разлетелась на кусочки, и из них вылетели маленькие гномики с ножами и вилками, и закололи звезду в бочок предварительно завязав рот, чтобы не кричал. Вот среди них и был он – мой маленький домовой, ручной. Его звать Серёга. Он безногий инвалид. Ему ногу откусили акулы, когда я выкинул его за борт лодки. Он пытался залезть обратно, но мой ботинок был не из простых, одним резким ударом я откупорил ему венозную вену, и он, словно фонтаном отлетел назад, и его схватила акула и утащила вниз. Когда Серёга закричал, что даст пожить у него неделю, я сразу же вытащил его тело без ног с воды. Потом он начал угрожать мне. Мне, представляете? Что я плохой друг. Сукин сын! Пришлось выкинуть его обратно, там его растерзали пираньи, ведь зад, это тоже нога. Осталась грудь, да руки. Больше он не кричал. Оно и понятно, я закрыл ему пасть носком, которую снял с ноги. Я оберегал их, и никогда не снимал на протяжении десяти лет. Вытащить он не мог их, ибо и руки я завязал ему в прямой кишке, и вытащил через нос, и бантиком, и бантиком. Когда спустя неделю, три года назад, вышел срок уходить из дома, мне пришлось закатать его в ковёр и выкинуть в мусорный ящик. А всем сказал, что он уехал на командировку за границу. Но кто меня спрашивал, домового моего на самом-то деле никто и не видел. Разделяли мы дома обязанности на равне. Он убирал, готовил, стирал, приносил деньги, ремонтировал и покупал всё, а я смотрел погоду по телевизору, и говорил, когда выходить, чтобы он не попал под дождь. Каждый раз, когда он уходил хлопнув дверью на скейтборде, я смеялся, ведь он забыл надеть ботинки, глупый Серёга. По лестнице он спускался кувырком. Он любил это – как сам говорил, обожает паркур и брейк-данс, одним словом, валяться на земле. Я ему ещё на полу из грязи и старых, поношенных трусов место постелил с мёртвыми крысами. Утром клетку открывал, выгуливал его на балконе, пока он там наделает делов, и сам уберёт в пакетик. Бывало, я не успевал гулять с ним, мне нужно было полениться, он хватал себя за поводок, и сам себя выгуливал. Когда будильник звонил, тянул себя из балкона. Когда не слушался, бил себя по арматуре на балконе, и прищемлял дверкой висок. Только странно он делал свои дела из-за отсутствия у него зада, и всё время срал изо рта. Я говорил ему, что можно просто распороть ему живот и вытащить всё, не дело это через рот испражняться. А он, видите-ли не хочет, чтобы его резали. Зато как потом удобно будет. Пришил замок и открываешь, когда нужно – удобно, разве нет.

Так вот. Увезли его в мусорном ящике, больше его не видел до того дня. Ну как не видел, я наблюдал его в бинокль на фотографии на стене его матери, не больше, вспоминал хорошими словами. Как он убирался, сам себя выгуливал и мыл туалет. Сейчас пришлось покупать щётки и губки. А ведь он хорошо всё вылизывал, до блеска. Когда кот бил его по спине табуреткой, он улыбался. Кот не любил плакс и начинал снимать скальп с Серёги. На лице нет ни единого живого бесшовного места. Бьёт кот его, потом зашивает, сидя у камина. Впрочем забыл упомянуть, как мать на фотографию выливала помои, наверное, это было его излюбленное блюдо. Он, когда жив был ещё, всегда ел еду из ведра под раковиной. А оказывается, он вполне себе живой.

Знаете, он был каким-то жестоким. Улица изменила его. Он начал носить вилку в кармане. Когда он путался у гномов под ногами, как высохшая саранчовая нога, они пинали его, вздёргивали на верёвку и душили. Потом выходил огромный гном и боксировал. Иногда, они даже палас вешали на него и били мотыгой, чтобы сбить пыль. Чтобы пыль быстрее унеслась из ковра, он пылесосил пыль в рот, и облизывал его до блеска. Он хорошо понимал, что чистота важнее. Чистота – залог выживания.

Увидев меня, он сразу же взмолился, чтобы я помог ему. Ну и ураган же был там, песчаная буря неимоверных размеров. А я добрый, не мог пройти мимо, взял мотыгу и начал помогать вытряхивать пыль, сбивать с ковра, со всей силы, чтобы быстрее закончить. Как-то мотыга потом застряла в голове, я упёрся двумя ногами на череп и еле вытащил её. С него капал кисель. И тотчас у Серёги выросли ноги. Он встал, схватил гномов и откусил им головы, выплюнул и побежал на меня с криками, что мне конец. Я вытащил свой магнум и пальнул ему прямо промеж глаз. Двойные сплетения его глаз вылетели из головы и врезались на дерево позади. Прилетели дятлы и начали долбить его глаза, так они тогда и лишились клюва. Оказывается, Серёга был близоруким, а дятлы видели только дальнозорко. Близорукие глаза они ведь плотнее алмаза, а дальнозоркие легки, как воздух. Не зря же вселенная расширяется и все планеты отдаляются друг от друга. Даже глисты об этом знают, когда ползают по кишкам моего друга.

Быстрым рывком мангуста я достал его глаза и разорвал на девять частей, потом скормил мышам, и сказал, чтобы он угадал, где же его глаз. Он смотрел на мышей и говорил, что здесь и здесь. Но не угадал. Он расстроился. Я пожарил ему яичницу из мышей, дал ему, потом, после всего скормил и мышей. Дал я ему, конечно, разумеется, по правому уху, откуда торчала зубочистка. Он так чистил задние зубы, после мяса.

И вот, выросли у него глаза, но таращить их на меня не смел, они выросли у него под стопами. Весь в финале ходил. Потом приспособился ползать, как червяк, чтобы видеть всё, что впереди него. По навозу коров он ползал, по грязи, по траве, по машинному маслу. Плевался.

Потом мне надоел он, я выдернул его из розетки и он стал тостером. Видите-ли ему и тостером быть не нравилось. Я взял его за хвост и выкинул в аквариум к киту. Кит пожевал-пожевал его, выплюнул.
– Дерьмо какое-то, – сказал он, и лёг спать, припудрив носик. Посейдон у меня там же сидел, на привязи, на цепи и лаял пузырями. Он так влажность воздуха в комнате поддерживал, и циркулировал кислород.

Потом я нанял акулу в прислуги, чтобы он съедал его и выкакивал обратно, чтобы понять, что он ничто по сравнению с другими существами. Рабом быть, разумеется, ему не нравилось, но он смиренно слушался меня, до тех самых пор, пока не нашёл кольцо с джином и не загадал свободу.
– Тридцать раз пробежать по потолку, семь раз показать кролика на пальце и трижды стать росомахой, всего-то, – сказал джинн, и скрылся.

Он смог. Было легко, но он сделал это по тяжелому. Он стал росомахой, приклеив на кости руки столовые ножи, пришил кролика на палец, и пробежался по потолку в замёрзшем озере, и стал свободным.

Когда он пришёл ко мне потребовать свой дом обратно, я дал ему без споров. Но квартиру уступать не стал. Тогда он схватил меня за шею, откусил трахею, и выплюнул на чан с кислотой. Потом закатал меня в бетон, разложил плиткой в ванной, и опрыскивал ромашковой водой, на которую у меня аллергия, и я становился прибухнувшим, все пупырышки становились округлыми, словно яйцо, и он туда пинал меня, когда принимал ванну. Я вылез из стены, ударил его об кафель на полу, смочил его лицо в осколке лезвий, и замуровал в мыльной бутылке, сплющив до размеров аспирина. Он плавал там, руками вытирал стены, пытался увидеть меня. Я взбалтывал шампунь и размазывал по волосам, но не на голове. У него была аллергия на волосы. Это часто так происходит, если часто чем-то пользоваться. Он упал. Серёга тоже. Упали они вместе. Его достоинство и мужество.

Странный был тостер.

А потом я проснулся. Сосед по комнате посмотрел на меня и сказал, чтобы я помыл посуду. Я пошёл и помыл. Сделал всё по дому, пока он сидел и смеялся от телепередач. Не нравилось мне это. Я схватил холодильник и ударил им по его наглой голове. Он развернулся со словами:
– Ай, блять, – и дал мне пизды. А во сне всё было так прикольно. Когда же я тоже стану пятикурсником и буду пользоваться своими рабами первокурсниками. Мечта-мечта.
ГЛАВА 4. МУШИНОЕ ЦАРСТВО И ПУЗЫРЬКОВЫЕ ПЛАНЕТЫ
Шелуха от лука умела виртуозно парить над мусорным ведром и ловить мух в свои объятья, чтобы потом пожарить на сковородке и съесть. Оно и понятно, люди часто не думали о ней. Думаете, вот так просто всё на свете, и у лукового существа нет души, глупцы, а она вот есть. Только живёт она в другом измерении, там, люди, лишь декорации к их миру. Точнее сказать, шелуха не видит двигающиеся вещи, и концентрируется на одном, медленном движении, как муха. Муху видят они лишь из-за того, что те летают прямо перед глазами и они маленькие, а люди перекрывают весь взор, как полотно построенной стены, их большучесть делает их незаметным. Потому, когда мы смотрим на шелуху, она стоит мирно и не охотится, потому что не видит врага перед собой. Но стоит нам уйти, и зайти обратно на кухню, как вдруг обнаруживается, что шелуха передвинулась на несколько сантиметров вглубь шкафа. Это она так охотится за мухами, тараканами и подметает пыль, где будет спать.

Люди, разумеется, думают, что это всё из-за ветра, но всё гораздо сложнее.

А вот мухи, они ещё те гении. Вы можете видеть, как они улетают куда-то и исчезают, ищешь их и не находишь. Всё потому, что когда мы приближаемся к их дому, они вылетают из карманного измерения, где у них спутниковое телевидение, диваны, крохотные собачки и ложки, чтобы мы не обнаружили их дом, и улетают прочь из того места. Они любят своё место существования. Когда все вокруг спать идут, мухи выходят на охоту и уносят в нору крошки из-под хлеба, макароны, соль, сахар, залетают к себе, и заваривают чай. Кормят ими своих детей в коконах. По телевизору показывают огромных гусениц на капустах, как их доят муравьи, а бабочки, подхватывая тех, несут в более продуктивное место, где свежей капусты больше, и вкусных огурцов. Иногда, переключая каналы, можно обнаружить, как борются два жука носорога на арене за большой кусок шара и девушку, с которой они будут спариваться после окончания матча. Но потом они улыбаются, и дают себе пять, бросают девушку, делят шар пополам и уходят вместе пить виски. Они точно знают, что лишать жизни друг друга из-за какой-то женщины полнейшая глупость. Они сообразительные. А девушка стоит у края арены и вздыхает, к ней подбегает судья саранча, и она и не знает другого выбора, и спаривается с ним, только с саранчой у неё не может быть детей. А, если бы и были, то инвалиды и отсталые. С тех пор, девушка разочаровалась в мужчинах и спаривается с кем попало, чтобы удовлетворить свои потребности. Все так и начали её называть – потреблядка-потребляйка.

Далеко-далеко от того места, где таится измерение мух, существует измерение картошки. Там, картошки садят людей в землю и наблюдают, как они будут расти, а каждые пол года обрезают им головы, и варят из них суп. Подталкивая к горлу ложку, картошки чувствуют, как человек отдаёт вкуснейшим ароматом. Тушёные, жареные, кусочками, пюре, дольками, с кожурой – всяко разно делают из голов людей блюда. Особенно сильно любят их дети, и просят добавки. Тогда, мама и папа уходят на огород и отрезают ещё горсть уш, глаз, носа и языка, и идут домой, жарить их на сковородке. Здесь – мясо, всегда было на первом месте, как картошка еда спасения в нашем мире. Других-то зверей там и не водилось. Но, всё-таки, если прошуршать по закоулкам грядок, можно обнаружить макак и орангутангов, горилл и шимпанзе. Картошки не очень хорошо различают их, потому, каждую весну, когда они выходят в измерении людей, они усыпляют этих зверей и тащат к себе домой, делая прозапас. Только они частенько бывают с большим обилием волос по телу и голове, и приходиться счищать их лучше, чем людей – человекорезкой. Обезьяны кричат, как не люди, но картошки различают лишь молчание и не слышат голоса. Но стоит человеку замолчать, картошка тотчас думает, что это животное разумное, и начинают плакать. Всего секунду они плачут, пока не шинкуют их на борщ, не делают из них зразы и не ставят в духовку беляши.

Каждое утро за границей Норвегии просыпается Златоуст Логан, сын Росомахи. Он работает на тростниковом поле и собирает сахар. Его погоняют лошади, ударяя по его спине плёткой, заставляя тащить плуг заарканенный на его шею. Мало того, что он собирает на поле сахарные тростники, так ещё и по пути приходится пахать землю. На плуге сидят лошади и пьют мартини с зонтиком на бокале. Они постоянно ржут, что-то обсуждают. Но, на этот раз, Логан, скорее всего, ему надоело быть рабом, вышел против своих хозяев. Точнее родителей. Его в детстве нашли в котле радиоактивного урана и теллура, и взяли к себе. Лошади не думали, что он выживет, они брали его, как чучело для входа, чтобы устрашать хищников. Но однажды, чучело заплакало, когда конь заходя пьяным в дом, почистил свои копыта об зубы малыша. Тогда он, размахивая рукой, сам того не зная, не соображая, отрезал копыта коню. И даже тогда, конь ржал. Он вечно ржёт. Логан вырос хорошим рабочим. Не думал, что есть другие люди, родители не показывали его никому. Потому он думал, что инвалид, который немного не похож на них. А лошади, когда он спрашивал их, смеяясь, без слов, отвечали, что он видит себя двуногим, а все остальные четвероногим – лошадью. Он верил всему. Не с чем было сравнивать. В доказательство они показывали на себя и ржали:
– Ты видишь, что мы кони, так и мы видим, что ты конь.
– Хорошо, папа и мама, – говорил он, и тащил плуг с родителями.

Но в этот день он увидел краем глаза машину на другой стороне поля, там стоял человек, двуногий. И засомневался Логан, что родители говорят правду, расчехлил свои когти, и набросился на них требуя ответа. Тотчас родители склонили голову, надели на шею верёвки и начали пахать землю, и собирать тростник. Понятно же было, что нельзя было так долго всё от него скрывать. В тот день Логан покинул свой единственный дом и направился к машине, и заржал, встав на четвереньки, пытаясь пообщаться с человеком. Человек увидев его упал на землю и покатился от смеха. И чуть не умер. Потом встал, отряхнулся, покрутил пальцем у виска, сел в машину, достал ружьё и сказал, чтобы он ушёл отсюда – шизофреник недоразвитый. Логан, разумеется, ничего не понял и направился к нему, виляя задом, словно у него есть хвост. И стрельнул тогда человек в него, пуля достигла Златоуста и отковыряла ему с лица всю кожу. Логан выплюнул дробинки изо рта, подлетел к нему, развернулся и лягнул того по груди, что все органы повылетали из него – сердце врезалось на сук в метрах десяти от Логана, подлетела ворона, поклевала, упала на землю и сдохла сразу же. Чернее от греха сердце и быть не могло, отравленное. Даже дерево рассыпалось. А земля стала не пригодной для растений. Логан сел в машину и нажал на то, что увидел, на все педали и начал крутить руль во все стороны. Машина подлетела и помчалась по дороге вниз, прямо в овраг, и достигла дома родителей, разрушила их дом. Котёл газовый взорвался, начал пожар. Потом бойлер упал на голову отца, и раскромсал его, а второй осколок приземлился на мать, и та начала гореть. Логан вылетел из машины, техника полетела на камень, перевернулась, в бак вонзилась ветка, и прыснуло топливо прямо на мать, та тотчас сгорела в агонии боли. Жареным мясом запахло нормально. У Златоуста потекли слюни, и набросившись на тело родителей, он обладал их до костей, потому что инстинкты хищника никуда не деть. Логан ни разу не видел мяса и даже не думал, что можно есть мясо, тот почуяв запах, понял, он другой, и съел их. Отца с солью, мать порезав на маленькие дольки, как колбаску. Правда, от неё отдавало бензином, но всё быстро проветрилось. Доедая мать, Логан увидел второго коня внутри неё, маленького, даже глаза не открывались. Вместо того, чтобы съесть его, он оставил маленького, соорудил дом из деревьев поблизости, и вырастил его настоящим человеком. Научил его говорить. Читать. Вычитать. Они учились вместе, по книгам, который однажды спустил на них бог, открыв небеса. Протянув книжки, он молвил:
– Учись прилежно, сын мой.
Щелкнул пальцем, и оба они начали понимать буквы и цифры, вернулся к ним ум человеческий, отринув ум лошадиный.

На полотенце, что сушится на батарее, живут индейцы и ковбои. Они занимаются скалалазанием.

В колбочке в лаборатории профессора Менделеева сидят несколько пухлых и тощих человек. Из них выжимают настроение и эмоции, пот для варки шоколада. Потом настроение вживляют в зефир, в огоньки, в зеркала, в воду. Вода плачет, потому на земле не кончаются воды, огонь смеётся, потому в Австралии умирают все кенгуру.

Самое важное не в этом. А в том, что помимо них в мире существуют другие прекрасные существа, что напрочь проявить себя на поприще развития. Чайные листики сооружают машину времени, чтобы спасти своих детей от того, чтобы попасть в горячую воду. Вот уже коробочка «принцесса нури» лежит на полках, и у старших листиков есть всего несколько дней, чтобы внутри пакетика соорудить машину времени и улететь из этого ада. Они делают из пыли своих кож шестеренки, чипы, энергию, колёса, расщепитесь атомов, чтобы лишь раз, однажды вылететь на ту сторону прошлого. Но когда приходит время, они не успевают, и кипяток убивает их, те тонут. Иногда, выжившие листики выплывают на поверхности молока, пытаются взобраться на чашу и спрыгнуть вниз, но человек топит его ложкой, закрывают чашку крышкой, или выкидывает его в мусорный бак, где на него нападают бактерии и убивают, крут на него, пока не образуется плесень и чайный листик не сгнивает.

А в мёде, кстати говоря, живут боги соблазна. Они манят тебя, чтобы ты съел их, и они проникли в тебя. После всего, они борются с вашим мозгом, и захватывают нейроны, и управляют вами так, что вы сами того не зная, начинаете есть то, что хочет есть ваш медовый бог. Соблазн силён. Бог может захотеть тухлого яйца, и ты не устоишь, а может захотеть сочный стейк, и ты найдёшь способ приготовить стейк. А если нет, тут уж негр, раб твой, найдёт свинью на улице, прирежет, и приготовит тебе, а сам будет довольствоваться костью. Бывает так, что негр дерётся с собакой за кость, а иногда, с другими рабами из соседнего села, которые пришли из дискотеки. Даже белые бомжи управляют своими рабами и отправляют их на улицу, попрошайничать, а вместо денег, которые они приносят им, бомжи дают тем банановые кожурки и яблочные семена. Так рабы и выживают. Среди рабов есть один уникальный, непохожий ни на одного из них – четырёхлапый. Он выпускает из зада паутину и любит висеть с дерева и есть комаров, что прилетают на кожуру от банана, что дал ему бомж-хозяин. Впрочем, все белые могли управлять рабами друг друга. Так вот и существует круговорот земной. Там, где бог – всегда разруха и войны.

А в шестой планете затерянной в трёх секундах межд двумя, что в зеркале десять между девятью – удивительно живые лакомства. Макароны там из червей, вместо мяса орешки, а когда суешь в рот, червяки становятся макаронами, а орешки – мясом. Масло выпитое из канистры, превращается в крепкий чай, а бензин, что идёт с бензоколонок, попадая в рот человека превращается в мультифруктовый берёзовый сок. Здесь, когда кто-то хочет есть, жуют траву, ведь трава становится сыром, а сам сыр, можно использовать для смазывания цепей велосипеда и мотоциклов. Если залить в рот бензин и выплюнуть обратно, сок становится обратно бензином. Потому, и бензин и сок здесь, стоят совершенно одинаково. Шестьдесят девять рублей девяноста копеек за литр.

В чайнике, что кипит на газовой плите, внутри, вместо пузырьков образуются маленькие планеты со своими правилами и законами. Планета вылетает и лопается. Но за эту долю секунд, на планете зарождаются войны, умирают динозавры, строятся машины времени и их посещают инопланетяне из других планет. Они стареют и погибают. За одну наносекунду, проходит миллион лет. И никто из них не знает, что они пузыри в воде. И умирают, потому что учёные сказали, что скоро откроется крышка вселенной, и дно её перестанет согревать их мир, они замёрзнут и растворятся в одну большую плоскость. С чистого листа, словно никогда не было планет, а была лишь пустота – чёрная и необъятная. Так оно и случилось. Огонь погас, крышка открылась, и они расплылись, как масло по сковородке. Осталась одна прозрачная вселенная, но тёмная с закрытой крышкой. Эволюция прекратилась. Бывает временами, что попадая в чашку, пузыри образуются с новой силой, но уже тёмные, холодные, где живут снежные существа. Они живут так же миллионы лет, пока не попадают в желудок человека, или, когда ложка перестает крутить их в воронке. Учёные говорят, что центр воронки – это центр вселенной, что всё попадает туда и умирает. Они были правы. Попав туда, их мир лопнул и все они сгинули прочь. Ничего не смогли сделать.

А как-то раз, один из них смог вылететь на обочину чашки, и стать затвердевшей вселенной – планетой, засахарившись в пузырь. И существовал их мир триллионы веков. И учёный из их мира смог выйти за пределы своего мира и обнаружить, что они лишь пыль, даже меньше. Они попали в субатомный мир. В их планете субатомные частицы тоже были, но они были заметны только в микроскоп, как и в нашем мире. Но, оказывается, учёный не знал всего, и выйдя из своего мира, он попал в нашу реальность и сам стал субатомным. А оттуда уже выхода нет. Говорят, ходят слухи такие, что он до сих пор летает там и ищет кротовую нору в реальность. Ведь в субатомном мире есть дыры, которые отправляют тебя в мир, и делают тебя в тех размерах, в которых ты был в своём мире. То есть, попавший субатомный человек, вылетев оттуда становится полноразмерным человеком, никак иначе. Если бы туда попало животное из той планеты, и нашла портал увеличения, то смогла бы стать размером с корову, а может и слона. Если бы мы сами попали туда, и вылетели в дыру, стали бы человеком на том пузыре, совсем незаметным. Для нас время ускорилось бы, и мы даже не заметили, что не были дома сотню лет.

Если посмотреть на лампочку, кажется, что она светит и всё вокруг видно, как при солнце. На самом деле она не горит, и наши глаза сами видят мир таким, потому что мы внушили самим себе, что лампочка светит. Мы вкручиваем лампочку и радуемся, что есть свет, на самом деле, мы вкручиваем лампочку, которая никогда не горит и не горела. Это всё иллюзия восприятия. Игра с нами и с нашим мозгом. Как и ночь. Мы придумали его, чтобы спать. Нет, мозг придумал и забыл нам сообщить. Мозг управляет нами, а не мы им. На самом деле ведь мы гениальные существа и пользуемся мозгом только на процент, но и этого хватает, чтобы получить способность видеть в темноте с «не лампочкой», с выключенной колбой. Если бы мы смогли пользоваться мозгом на десять или сорок процентов, то смогли бы не дышать и быть живыми за пределами, вылетать из нашего мира, а внушение того, что в космосе холодно и вакуум сжимает тело до изюма, перестало бы быть для нас проблемой. На самом деле ничего в космосе нет, и мы сами создаём страх перед ним. Чем больше человек верит в это, тем сильнее иллюзия. Одним словом, весь мир такой же, как и наш, но из-за неизведанности, мы переиначиваем и допридумываем те законы, которых в принципе нет. Мозг самовнушается, и, когда мы попадаем в космос, наши мысли становятся реальностью и мы замерзаем, съеживаемся, и мозг помогает этому, отправляя команду всему телу, что нужно сжиматься, и остывать.

Да, кажется тебе, что всё вокруг реально, но мозг потому и работает, чтобы всё казалось настоящим и ты не чувствовал себя машиной. Именно потому, что всё кажется таким, мы даже не думаем о том, что могло бы быть иначе. Мы даже можем выйти в астральный мир, и увидеть, что летаем в космосе, а всего – дома, гаражи, животные, автомобили, телевизоры, газон и деревья, бочки и поле для гольфа, их нет. Мы блуждаем по космосу, как забытый кнопочный телефон. А всё, что ты видишь, придумано людьми, конечно, но людьми, которые отправляют друг другу незаметные импульсы восприятия, и то, что они придумали, видят и все вокруг. То есть, созданный пылесос, это иллюзия, но мысль того, кто создал его, перенеслось в мысли всех людей по всему миру, и потому, они видят тоже самое, что и он. И когда кто-то из людей передвигает вещь, импульс снова идёт в мозг всех людей, мол, он передвинул его, и теперь пылесос надо видеть именно здесь. И в очередной раз, когда кто-то увидит этот треклятый пылесос, его там нет, но он увидит его.

Если посмотреть на чашку, которая стоит на столе с горизонта, нам покажется, что у него нет верх и низа, как обычно, т.е у него не существует дна и дыры. И мы не можем знать, есть ли она снизу или сверху. Дно создаётся в тот момент, когда мы приближаемся, чтобы во время нашего полного сближения, она смогла воссоздаться в ёмкость с дном. С горизонта мы видим модель во втором измерении, как бумагу, и у него нет объёма, пока мы не сблизимся и не сообразим о том, что у этого предмета должна быть объёмность, потому что мы всю свою жизнь видели его объёмным. Но стоит нам отдалиться, объект начинает превращаться в 2D. Чем дальше мы отдалимся, тем она станет менее важна для окружения. Пиксели, без чёткости. Представим, что мы нарисовали натюрморт, и мы видим, что есть объём, есть цвет, красоты и высота, что кажется, она настоящая, но стоит нам приблизиться и рассмотреть поближе, понимаем, что это рисунок. Так же и с 3D объектами. Они кажутся нам объектами во втором измерении, превращающиеся в третье. Если я скажу вам, что у той коробки из-под молока на полу нет дна, вы не можете знать, есть ли она или нет на самом деле, пока сами не проверите. И вы не будете знать, есть ли у него задняя сторона, которую вы не видите сейчас. Или её нет. Вы догадываетесь. Предполагаете – уверенными быть не можете. Вероятнее всего, весь мир состоит из маленьких пикселей, оно и верно – атомы, материя. Даже мы, есть они. Значит, если мы есть они, они есть мы и мы взаимодействуем друг с другом сами того не хотя, инстинктивно, и также инстинктивно атомы перестраиваются и создают мир за коробкой, под чашкой и мир за нами, для тех, кто смотрит нам за спину. Для моего восприятия моей спины нет, там пусто, но я понимаю, что там вчера была стена, и повернувшись, вижу, что там и правда она есть. В этот миг материя преобразилась в нечто, что мы восприняли, как данность. В данности создался мир вокруг меня и тех, кто меня окружает, ведь они попадают в мой мир восприятия. Представим, что вы никогда не были у меня дома, но зайдя ко мне в гости, вы видите мой дом, его стены, пол, стулья, обои. Всё это эффект иллюзии, эффект, который был передан вам импульсами моего мозга. Да. Зайдя, вы уже знаете, где у меня кухня, а где находится уборная, если никогда и не были у меня дома. Это потому, что я послал вам информацию, которая может понадобиться вам, и создал под вами пол, чтобы вы могли передвигаться. Для нас обеих есть тот мир, который мы можем уловить частичками глаз, восприятием, чувствами. Пока мы смотрим оба вперёд, позади нас может быть нет дома, а может и есть, потому что кто-то снизу в данный момент смотрит на наш дом и наблюдает. Но в целом, тех людей тоже нет, пока мы не войдём с ними в взаимодействие. Запутанно, понимаю, но таков мир. Человек может видеть обёртку дома снизу, но никогда не увидит всей картины внутри. А внутри дома может жить скат, космос или пьяный енот.

А вот в самом космосе, дела обстоят совсем по-другому. Мы вечно падаем во все стороны, со всей галактикой. Мы идеально ровный круг, который крутится на месте, как юла, но если смотреть сверху, покажется, что мы стоим на месте. Быть миру падающим или нет, это зависит не от нас. Где-то там, за галактиками, есть другие инопланетяне, которым чуждо видеть ближнее, и они создают дальнее, мыслями и поступками. Они никогда не достигнут нашей системы, но всегда будут теми, кто заставляет падать нашу галактику. Они, пытаясь посмотреть на нас, прячут нас от самих себя. То есть, смотря на нашу галактику, галактика исчезает из их поля зрения. Это как с червячками, когда вы плачете, и видите краем глаза, как напротив вас, прямо в воздухе, плавают червячки, и пытаясь сконцентрироваться на них, они исчезают то снизу, то сверху, а бывает и вовсе навсегда. Попробуйте надавить на подшипник иголкой, шар покатится, а игла соскользнёт, не в то место. Вы не сможете проткнуть шар. Как их взгляды не могут уловить и проткнуть нас, заставляя всё время падать вниз. Может потому нас и не могут найти, просто-навсего не видят.

Если каждый год в одно и тоже время наблюдать за боем часов, можно увидеть фею, которая передвигает стрелки часов между пятью и шестью. И если в этот момент надавить на них, то феи вылетят из них, и часы больше никогда не будут работать, сколько бы мастеров его не смотрели. Конечно, если у часовщиков есть ручные феи, которых они держат в спичечных коробках, феи будут только рады помочь. Они не могут пройти мимо них, сколь бы могущественной не была бы фея. Феи любят придерживать часовые стрелки, чтобы они не ходили назад. Они не любят вспоминать прошлое, ведь один тик назад, и феи станут глупее, чем на один тик вперёд. Чтобы не учиться всему заново, феи качают мускулы для поддержания порядка времени, придерживаем часов на узде.

Когда попадёте под землю, после смерти, ни в коем случае не смейтесь над усопшими, особенно над собой. Владыка подземного мира не любит, когда кто-то радуется смерти и шутит над ней. Ведь смерть – его жена. Они вылавливают души удочкой и запирают в корзиночки, чтобы вешать на прищепки над огнём. Любят мучить их, и пить коньяк из крови мула и двадцатилетних девственниц. Смерть выпускает души на волю, иногда, чтобы поохотиться на них, вонзить копьё и четвертовать. Запомните, если вам скажут выбегать и попытаться выйти на поверхность, к своим друзьям, то покачайте головой и дайте Смерти в глаз кулаком, и вы будете вечно гореть в клетке, и никогда не будете освобождены. Оно так и правильно, лучше гореть, чем гореть и быть продырявленным, лучше вечно сидеть целым, чем состоять из мозаик. Однажды Наполеон допустил ошибку, дал в глаз кулаком и выбежал, решил, что успеет выбраться наружу, через люк на крыше дилижанса Сатаны, но не тут-то было. Одним большим шагом, Владыка достал его и выпустил через мясорубку, размазал по багету, сверху наложил огромную кучу ядовитого мускуса, и дал церберу на обед. Цербер прожевал его, потом смыл в унитаз, оттуда Наполеон попал на стол червю вампиру, а червь вампир, смыв того в свой, попал на обед кролику педофилу, который любил французов. Семь лет он насиловал багет с фаршем, пока из Наполеона не начали вырастать дети и не разорвали ему живот, съев внутренности изнутри. Вылупившись, дети начали лепить из Наполеона разные виды постройки, бить его об стены, топить, размешивать с кислотой, жарить на огне и запихивать в него кишки мёртвых крыс для создания чучела. Наполеон тогда и понял, лучше не пытаться. А когда он увидел, что из люка вовсе нет выхода, а там сидит дочь Смерти – разочаровался в том, что усоп. Дочь была даже страшнее матери. Она спустилась ровно через неделю после того случая, чтобы поиграть в куклы с заключенными. Особенно она любили выдёргивать руки и ноги, и вставлять на место головы, смеяться, а потом размазывать по алмазному полу асфальтоукладчиком. Намазывать на огурец, и бросать на съедение курицам. Они клевали его семьсот лет, ибо были безглазые. А как пользоваться ртом, совсем забыть забыли. Временами они отходили на чтение книг, развиваться, но возвращались. Без глаз и книг не почитаешь. Потому дочь Смерти и закрыла куриц в клетке вместе с Наполеоном, пока те не научились находить француза по запаху «страха». А детей Владыка тьмы, тот час выпустил через мясорубку и сделал сардельки и купаты, и кушает их обжарив на костре выпивая кофе из жалости, кошмаров и ненависти заключённых мертвецов.

На Юпитере живёт генерал Пук. Это он создал Юпитер своим пуком, и ураганы бушуют там до сих пор, потому что не может остановиться.

А на Меркурии обитает зверь шалун, он выпрыгивает из-под земли и ударяет по уху марсоход, и уходит вниз. Марсоход два года оборачивается, чтобы посмотреть, кто его ударил, а он хлоп с другой стороны. Так марсоход не выдержал, вытащил кабели из себя и повесился на своих руках, обвязав шею падающий питание на материнскую плату, и умер.

Вы думаете на Сатурне всё так хорошо? Нет, конечно, ещё чего удумали мне тут! Там, между прочем, прямо между, живут морские свиньи и ставят опыты на себе, вживляя сердца камней. Да, камни там самые настоящие существа. Только свиньи глупые. Именно так все они и убили себя, потому что в одном из камней был коронавирус свиной. Они заразились друг от друга и погибли от нехватки воздуха. А потом встали, расхохотались, и поняли, что они-то вообще не дышат никаким воздухом. Расслабились сразу же. Кто-му же, в вакууме у них даже кровь не вылетала из тела. Да что там, у них даже кровь не циркулировала по венам. Если же, когда-то она пойдёт по их венам, они умрут, потому что сердца-то каменные и взорвутся от вибрации. Потому они и не летят туда, где другая гравитация есть.

Только на Земле скучно было жить. Всё время мешали блохи. Они кусали голову, когда нужно было сделать что-то грандиозное, например, как-то раз, осталась одна деталь, чтобы закончить двадцатилетний эксперимент с порталом в другой мир, как вдруг подлетела блоха, укусила человека за голову, а человек он чувствительный вид – бросил инструмент и закоротил все элементы управления и сбросил настройки. Двадцать лет коту под жопу!
Ту блоху потом нашли, надели наручники и посадили в тюрьму. Его зеки до сих пор пинают. Но если пнуть не туда, она откусит голову, будет зудеть, что можно будет вытаскивать через череп мозг. Вот настолько сильный зуд бывает от его укуса. Одному заключённому даже отрезали голову и поместили в трёхлитровую банку. Блох билась и билась, но не смогла попасть на его волосатую голову. А одному удалили нервы. Третий вообще не мог это стерпеть и сам откусил голову блохе, первый бьёт тот, кто не боится проиграть, считал он. Только блоха была бронебойная. Взмахом задних лап он рассек его напополам. Теперь этот зек ходит на каталке, неся с собой вторую половинку на поводке, на скейтборде.
ГЛАВА 5. ОЖИВШИЕ НЕЖИВЫЕ И ТЕЛЕПОРТ НА ЧАСТИЦАХ СВЕТА
В ванной каждого неандертальца обитает змея-душ, прямо в крохотной пещерке. Она заглатывает их и превращает в кровяные тельца в своём теле.
– Не будешь бежать по венам, умрёшь, – сказала змея, проглотив однажды мужчину, – тебя растопчут, размажут по полу, и ты застрянешь тут навсегда. – Он бежал и бежал, питая надежду на то, что однажды вырвется из бесконечного круга беговой дорожки.
Вот так, одна семья пришла в гости к неандертальцу, зашла в туалет, душ зашипела, превратилась в змею и проглотила гостей. Думаете, она остановилась после того, как проглотила первого, нет, она выползла из ванной, нашла людей сидящих на кухне, цапнула за ногу, и утащила их в себя. Попали они в её тело в то мгновение, их сбили с ног, надели костюмы лейкоцитов и эритроцитов, и начали погонять кнутом сзади. Неандертальцы и их гости бежали, их ноги стали мускулистыми, руки мощными. Когда образовался засор в венах, и дорогу перебегал старый эритроцит, чтобы умереть, они ударяли его и он разлетался на кусочки и умирал, кувыркаясь по потолку.

А, вот, когда на земле наступает два часа ночи и минута ровна трём, по всей вселенной оживают неоживаемые, бездушные предметы. Метеорит перестраивается на встречную полосу, опьянев от нехватки воздуха и влетает в планету, убивая мирно сидящих белок, которые жарят купаты на костре. Медведи плюшевые выходят на бой с плюшевыми слонами за новое место обитания, в верхней части коробки мальчика Вани, чтобы не нюхать ноги и не рассматривать узоры на заднице других игрушек. А зебра, нашпигованная железными зубами, охотится на льва, чтобы съесть его на завтрак. Именно потому, иногда плюшевые игрушки теряют в весе. Другие хищные звери потрошат их, съедают внутренности и защищают обратно, ведь каждое воскресенье недели, они ходят на уроки по рукоделию. С самого раннего возраста. Пояс Койпера, ровно с два часа три минуты, видит, как к нему прибегает Снеговик, чтобы покрутить его у бедра и похудеть. Ручки же, тем временем, выпрыгивая из-под тумбочки, из шкафа, из портфелей школьников, выходят в берёзовую рощу, выдирают кору, и внутри пишут истории, рассказы о том, о чём давно хотели рассказать. Деревья не против. Так они учатся говорить и умнеть. Иногда, к ним приходит бензопила и вырезает из них книгу, чтобы тайно спрятать в библиотеке под неизвестным псевдонимом. Так истории попадают в мир людей и в умы разумных.

Подушки, оживлённые магией чисел, иногда скидывают людей на пол, те ударяются головой и просыпаются, видят тех, вот тогда подушки душат их, и они умирают. Люди потом находят причину в том, что забыли перевернутся во время сна и задохнулись, но только мы знаем, что подушка задушила их.

Носки просыпаются и идут играть в догонялки, а самые продвинутые могут вырастить из себя человека клона и купить в ночном магазине что-то, что им понравится. Из человека даже были случаи вырастали на ушах носки, чтобы уши не замёрзли, когда призраки дули им в ухо.

Также ночью оживают и умершие мухи у подоконника, жуки на земле, комары и черви. Идут к своим родным, и пьют с ними сахарный сироп или молоко. Комары пытаются добыть кровь, но сколько бы долго не пили её у коровы, кровь капает из их хоботка, потому что у них нет брюха. Так, миллион комаров, ожившие в ту ночь, сели на одну корову и выпили её высушив до костей. И высушенная, мёртвая корова тоже ожила и начала есть, считая, что она всё ещё жива, пока утром не упала на землю и не померла снова.

Шланги из-под воды жалят животных, а мячи катятся вверх по горе, чтобы увидеть, что же за той горой. Декоративные чучела оживают, чтоб увидеть мир, выходят из усадеб и окунаются в дикие земли. Общаются с сородичами, которые ещё живы, перенимают их повадки, и возвращаются обратно, довольные своей жизнью. Машины-игрушки оживают, чтобы тасовать и переносить маленьких неживых существ туда, куда их просят. А игрушка, созданная для телепорта, вдруг становится настоящим телепортом, а хищник, что должен убивать, начинает убивать животных в лесу. Они оживают такими, какими их задумали. Шар улетает в небо, и видит космос, а игрушка барби, уходит в Монако, на подиум, чтобы показать, что и она тоже модель. Автомобили уезжают на гранд-при, а самолёты, забывшие, что война прошла, направляются на войну и бомбят поля. Холодильники кушают еду из других холодильников, а телевизоры, не видя у себя ничего, смотрят передачи на другом телевизоре. Так, они, проводят и сеансы, ставя одинаковые фильмы, и кушают попкорн и жуют пряники.

А играя в игры, в частности в казино, деньги можно выводить прямо изо рта, привязав свою биометрию в том казино, притронувшись к монитору. За монитором работают судмедэксперты, они быстро считывают узоры, а художники рисуют картину, вешают напротив ячейки в банке. А если запрогроммировать шкаф, то можно получать деньги туда. А в некоторых случаях, протянув руку в монитор, можно попасть в банк, где ходят гремлины и выписывают чеки на выигрыш, подойдя к ним, и потребовав выигрыш – они нагло посмотрят на вас, и увидев талон-бумажку, выдадут вам ваш выигрыш в маленькой коробочке, которая, попав в наш мир, растворится за три минуты. И только в ночью можно сделать такое, ровно до четырёх утра.

Если человек в четыре утра не спит, то вышедшая из книги волшебная гиена, внедрит в их мозг, что все живые вещи исчезли, то есть, стали неживыми, а их носок всё ещё лежит у кровати, а книги на полках. На самом деле их там не будет. Они будут точной копией настоящих, пока те отдыхают где-то там. А по истечению времени, на привязанно место они возвращаются через телепортатор. Если в это время человек возьмёт носок и наденет и уйдёт на работу, то настоящий носок образуется прямо на ноге человека, что он даже не увидит. Телепорт привязки работает быстрее света. Квантовый телепорт на молекулярном уровне.

А есть ещё в мире, телепорты голосом, и взглядом, и светом. Когда ты смотришь на свет, твой взгляд привязывается на именно эту частицу света, и улетает по земле. За несколько секунд ты уже в Австралии или Японии. То есть, ты сейчас взглянул на кварк, так же, если бы это был мяч от пинг-понга, но этот мяч развивает скорость в триста тысяч километров в секунду, и, именно взгляд упавший на этот мяч, будет машиной, которая перенесёт вас на другую сторону земли, а возможно даже на другую планету. Именно вашу частичку ДНК, по средством которой вы сможете перестроится в себя на другой стороне вселенной. К примеру, пока вы спите, и ваш взгляд переносится в кварке через вселенные, пока вы надеваете скафандр, а потом нажимаете на устройство телепортации, ваш мячик от пинг-понга уже достигла созвездия Водолея. А может перелетела в другую галактику, и пролетает возле Альфа Центавра. Самое быстрое путешествие во вселенной, пока, этот кварк не станет настоящим устройством для мгновенной телепортации. То есть, люди сохранят информацию об этой частице, и всякий раз, когда будут хотеть перенестись куда-либо, смогут перенестись на любую точку вселенной. Одним словом в моменты, в которые она летела, к примеру, она пролетела у Юпитера в какое-то определенное время, а значит в это определенное время будет привязка телепорта, в момент времени. Потом он может быть у Плутона или какого-нибудь далёкого квазара, и все эти моменты будут в машине телепортации. Определённые части момента. А пока вы говорите, то частичка кварка (ваш пинг-понг) достигает пятой галактики. И вы уже можете оказаться в самой далёкой части вселенной. Даже когда вы будете лететь к ней, вы будете следовать за кварком
через вселенные, если запрограммируете телепорт на то, чтобы оказаться там, где оказался фотон света сейчас. В этот данный миг.

А ещё, за экраном вашего монитора есть другая вселенная, такая же в точности, как наша. Но там есть люди, которые работают клонами и отражениями, и им за это платят деньги. Они каждый день встают на работу и ожидают, когда ваше отражение будет отображаться от чего-либо. Например, когда вы находитесь в комнате с зеркалом, работник с другой стороны сядет за зеркалом в вашу позу, и будет там сидеть – это его работа. У него есть шкафчик, с такими же ботинками, одеждой, причёской, и людьми, которые им помогают делать причёски. Если вы надели пижаму, они на работу тоже надевают пижаму. Когда вы сидите на машине, и видите себя в отражении торгового центра, то и работник также едет куда-то вместе с вами. И шофёр, тоже клон того, кто водит машину в нашем мире. Его водитель – это его работа. А в моменты, когда они не работают и вы спите, они делают личные дела и сидят с семьей. У них, может показаться, точная копия вашей жизни, и да, и нет. То есть, она одинаковая, когда вы отражаетесь от чего-либо, но самая настоящая, когда нечего отражать. Они едят, отдыхают, лечатся, принимают ванну и плачут. Они такие же живые, как и все мы. Иногда, они в своё свободное время покупают ноги, руки, каркасы голов сзади, чтобы каждый раз не быть с вами. То есть, они берут точную копию вашей ноги в магазине и привязывают невидимым гравитоном, чтобы точно копировать ваши сонные моменты дёргание ногой и головой.

А есть вселенная, где люди ходят в кожуре из-под банана и мандаринов. Они ложатся спать прямо на улице, просто закрыв себя кожурой, и спят так до самого утра. За день из их одежды вырастает банан, на стенке, как бамбук, и утром они съедают их. Каждый день именно так и происходит. Так люди избавились от голода во всех странах мира. Из-за своей дешевизны, богатые покупали бананы и мандарины, съедали и выкидывали кожуру на улицу, оттуда социальные службы забирали кожуру и раздавали всем бедным. Те, так и питались бананами и мандаринами, гранатой и даже картошкой. Они срезали начинку и жарили на костре, делись с другими, и были счастливы. Конечно, были те, кто не имел возможность ходить, им вешали над кроватью кожуру, сладости вырастали оттуда и падали прямо им в рот. Вы спросите, а как же они ходят в туалет? Никак. У них нет того, что у нас с вами, все питательные вещества идут в тело и они избавились от отходов. Всё для них полезно. Так, больные, могли годами обходится без нянек, и жить на одних лишь мандаринах и бананах.

В следующих галактиках, далеко от нашей, в двух миллионах световых лет, на маленькой планете размером с луну, жили более удивительные существа. Они, как и полагается, слегка походили на нас, но совершенно не имели тех недостатков, которые были у нас. Этим существам не нужно было находить пары. Они срезали частичку кожи, мизинца или уха и растили из них себе друзей и рабочих. Людей и общество. Когда нужны были учёные, они срезали частичку с лица, а лицо тотчас регенерировала себя, и от частички вырастал гений. Если нужны были землекопы, отрезали пальцы. Астрономы, часть век, а если нужны были те, кто умеет всё, существа отрезали частичку мозга, просверлив в черепе дыру. Это не больно. Они не чувствуют боли никакой, но чувствуют все спектры эмоций. Именно оно и было для них уязвимостью. Они, пусть и знали, кем рождены и от какой части тела, всё время молчали, а общение ограничивалось тем, что делали то, кем были рождены. Никто не думал об общении. До тех пор, пока один из них не попытался открыть рот для, не еды, нет, а для разговора. И вот, рождённый из мизинца ноги, стал прародителем слов и общения. И все они поняли, что не только учёные могут быть учёными, но и все, кто мыслит вне зависимости от касты.

Вы, наверное, замечали, как по ночам падают метеориты, как возле нашей планеты пролетают огромные кометы. Так это вовсе не камни, а спрятанные от наших глаз космические корабли инопланетян, что изучают нас каждый двести-триста лет. Они ищут развития. Те инопланетяне поняли, что мир – важен, они не причиняют вреда ни своим, ни другим цивилизациям, мирны. Видя то, как мы уничтожаем друг друга, они улетают дальше, чтобы изведать ещё больше территорий, найти более разумные виды инопланетян, чем мы. Мы смотрим на них, но не видим их, а в глазах отражаются лишь камни и скалы. Это устройство восприятия. Когда люди смогут пробиться через эти фильтры, и смогут решить кризис, отречься от войн, они смогут выйти на контакт с ними. Метеориты, это зонты инопланетян. Они научились делать из камней и мусора космоса передатчики. Некого рода радио, которая будет передавать развитие землян на их корабль. Может быть, атомы, которые никто из землян не заметит. Атомы-радио, датчики и анализаторы атомы, мощностью, как Солнце, но не выдающий себя за Солнце.

Под землёй, близко к центру, прямо у магмы, живут львы, они не знают, что там, наверху, что-то есть, и бурят ядро, чтобы добыть энергию. Их всего несколько тысяч, но технологии ещё не развились до уровня, чтобы пробурить несколько десятков километров земли наверх. Они плавают по нефти, жуют мрамор, червей, бактерии и пьют воду. Другой пищи не знают, всё здесь умирают до того, как попадают в их тело. Возможно, через тысячу лет, они смогут пробурить путь зубами наверх, или пройти по трубам нефтедобывающей машины, никто этого не знает. Но стоит им попасть наверх, они замёрзнут. Ведь другой атмосферы никогда не знали. Им будет холодно. Атмосфера будет слишком разряженной, слишком много кислорода и газа. Они задохнуться. Потому рисковать своей жизнью, по возможности не станут.

В другой же, где есть только одна комната для каждого человека. Они рождаются в коробочке и всю жизнь живут там, не понимая, что есть мир за коробкой. Они не спрашивают, есть ли она, существуют ли другие миры. Их ум закрыт тем, что им удобно так, а другой, более удобной и не существует. То есть, им кажется, что тут самое безопасное и самое весёлое, разумное место во всей вселенной. Что именно так живут все существа, в своей коробочке. Их кормят через трубочку, дают пишу, через дыру на потолке, а испражняются в маленькую ёмкость, которая исчезает ночью, таинственно. Ёмкость чиста на утро, и им это нравится. И каждый человек на той планете умирает в коробочке. А, однажды проснувшись ночью, они обнаруживают, что беременны. Так нормально, значит, через какое-то время все люди носят в себе детей, думают они. Они верят в это и никак иначе. Потом дети рождаются, но люди их не видят, просто однажды их забирают, когда спят. Тех детей также помещают в коробочку и никогда не выпускают из комнаты. Круговорот жизни. И всем этим управляет один человек, тот, кто имеет свою семью и живёт в домике на окраине моря из лаванды, из конфет и кока-колы. На деревьях растут котлеты, куриные грудки и лапша, на поле созревает бифштекс и жареная картошка, а вниз, у ущелья дельфинов – солёные морепродукты и сладости. У него большая ферма на всю большую планету, куда глаза дотянутся, и их дети, дети их детей, помогают ему в выращивании людей в комнатах, кормить их, и убираться. Те люди, что сидят в коробках, не задают вопросов, они и сами не умеют говорить, но всячески выдумывают разные крики, эхо, буквы, музыку, рисуют на стене кока-колой, которую приносят по утрам, а вечером, из лапши, делают узоры на полу, воображая миры, которые они никогда не видели – деревья, реки, цветы и животных.

На соседней планете, много миллионов тысяч километров на запад вверх, есть остров в океане, где люди рождаются утром, а на обеде, им уже пятьдесят, и они растят внуков, а к девяти вечера умирают от старости. За два часа, им исполняется восемнадцать, они находят жену, такую же, как и сами, говорят с ней минуту, а казалось бы целых два месяца, потом женятся и заводят детей к девяти утра, когда им вот-вот уже двадцать четыре. К двенадцати, им уже пятьдесят, рядом с ногами бегают внуки. Играют они лишь немного, час, за всю свою жизнь. Потом взрослеют и заводят свою. Те, что постарели, видят уже правнуков и внуков своих внуков. А к вечеру – умирают, счастливые, что прожили такую долгую жизнь. Их время отмеряется тем, скольких внуков они успели понянчить, и сколько раз видели, как те играют на песке и влюбляются.

В иной, прямо под ними, есть планета, которую они не видят, ведь земля крутится только вбок, и никогда не меняет суток в дне, живут такие же, как они. Хотелось бы так сказать, только вот, их поразил страшный вирус, и они муштровали в лице. Одним словом, если они не надевают маску на лицо, вместо лица у них челюсти без кожи, мяса, мускулов – только кости. Потому они вынуждены носить маску всю свою жизнь, питаясь смузи из трубочки, которая присоединена к трахее. Они не чувствуют вкуса, но чувствуют аромат, тем самым и утоляют голод. Грустно иметь рот и язык, и не ощущать вкуса. Хотя бы, у этих людей есть обоняние и верхняя часть черепа не подвержена вирусу, и мозг может уловить нотки корицы, чая, супа, бульона, печенек, жареных кальмаров и помидора.
ГЛАВА 6. ЛЮДИ ИЗ КЕТЧУПА: ВСЕЛЕННАЯ В ТЮБИКЕ
Люди – кетчуп.
Человечество летело по космосу верхом на земле, словно на автобусе по окраине Бирмингема. Автостопом по галактике. Мёртвые души исчезали в чёрных дырах. Монстр притягивал неприятности. Планета влетала в чёрную пропасть. Люди тонким слоем намазывали на тост кетчуп, и мир исчезал в пасти. Каждая бутылка кетчупа обитает в параллельной вселенной и знает, что в галактике, человек никто иной, как дыра забвения, клоака ужаса и смерти. Бездонное ущелье. Боги ужасны в голоде. Смерть – забирает мёртвых, бог – убивает. Нет ничьей вины в том, что является мир таковым. В мире чёрных дыр, чёрные дыры – люди. В мире людей, вселенная – чёрная дыра.

Кетчупные учёные каждый раз молятся богу, чтобы пощадили, оставили младенцев в покое, но боги хладнокровны, у них нет души. Жестокость без границ. Боги глухи. Люди не слышат криков кетчузного народа. Иногда кетчупные люди сжигают миллион костров. Огонь в небеса. Разводят хищников. Тогда у бога горит в пасти, боль; рождается ад; остро. Боги, чёрт бы побрал, тотчас полюбили остроту и стали мазохистами, получали удовольствие, наслаждение в боли. Не потому ли, в слове боги, заменили букву «г». Божий девиз, наверняка: «Боги, боги боли!». Верховные любят боль, и полагают – боль любят и остальные. Учёным кетчупного мира, не нравилось что детей беспощадно поглощают, убивают и пожирают.

Кетчуп придумал тайный план против несправедливости богов. Свергнуть. Учёный собрал вокруг сильнейших и умнейших людей мира, и создал способ выбраться из плена богов. Во главе с Кетчером, Кетчлером, Кетчмаликом, Кетчсьюзи и Кетчубрапали сообразили, и открыли брешь в измерении – мир богов.

Портал открылся. Странная комната. Ужасный запах. Учёные в полном замешательстве. Кетчупные люди полагали богов единица, десять максимум. Богов – миллион. Кетчера и коллег, ничего. Капля в океане.

Впервые чудовищ человек увидел, когда выходил из уборной – испугался. Из холодильника вышли красные существа. В крови или краске. Учёные напугались больше. Даже шторы пошли волнами. Человек дрожал, словно студень. Боги, как заявил Кетчсьюзи, так атакуют, и встали в позу защиты. Бог трясся и замер. На человеке тряпка. Кетчер не знал что такое одежда. У учёных нет гениталий. Учёным нет надобности носить бесполезные вещи. Учёные решили, что человек – тряпка. Кетчуп томатный капал с рук кетчупных людей. Народ поприветствовал бога; поклон до пола.
– Мы с миром, бог! – заявил Кетчубрапали.
– Позвольте пожать вам руку, наш создатель, – Кетчер протянул руку.

Бог молчал. Глаза, как два больших теннисных мяча. Волосы дыбом. Голос исчез. Не реагировал.
– Возможно, боги не умеют разговаривать, – предположил Кетчмалик.
– Незамедлительно изучить.
– Как бы там не было, боги обязаны прекратить уничтожать мир кетчупа.
– Потребовать нужно.
– Все согласны?
– Никак нет не согласных. Схватить бога и потребовать от него пощады!

Кетчупы побежали к богу, и упали на пол. Так задумано. Так кетчупы несут боль. Кетчупы жестоки в плане планов.
– Прости нас, бог, но так нужно. Хотели по-хорошему, но будет по-плохому!
– Ничего личного!

Кетчупы начали грызть ногу бога. Бог отступил, и с размахом пнул их по лицу. Кетчлер размазался по стене и умер. Ноги красные. Пол красный. Всё в кетчупе.
– Боги сильны! – заявила Кетчсьюзи, и забилась в угол кухни, – Он нас всех уничтожит! Спасайтесь! Бог – монстр…

Бог подошёл к стене, сел на корточки и взял на кончик пальца кетчуп со стены и облизал палец. Призадумался.
– Оно всех нас съест! – завопила Кетчсьюзи, и тотчас из неё начали выходить маленькие помидоры черри.
– У него нет корней! – закричал Кетчмалик, – Зомби!
– Эти боги, страшные существа! Всем забиться в угол и не двигаться. Будьте стулом!
– Зачем?
– Не знаю. Но стул бог не пинает. Быстрее!
– Я буду полом! – закричал Кетчмалик, и размазался по полу, два глаза только и мигали.

Кетчер поднялся, поправил пальцы пальцами. Приподнял томатную пасту на плечи, помазал кетчупом глаза и лицо.
– Успокойтесь. Бог такой же, как мы. Пусть не умеет разговаривать, научим.

Кетчер подошёл к столу, взял хлеб, сунул в рот, и съел.
– Так, Бог, нельзя делать! – и выплюнул обратно, – Ты меня понимаешь? – растоптал.

Бог ударил кетчупа по лицу. Его голова чуть не улетела в стратосферу. Сделала семь кругов вокруг своей шеи. Его сшибло с ног и приплюснуло к стене.
– Не сори!

Кетчсьюзи ахнула.
– Бог разумный! Оно говорит.

Ростом кетчлюди не больше метра.
– Чуть не убил! – заметил Кетчер, и отряхнулся, – Так вы умеете говорить?

Бог стоял и улыбался. Кетчупы что-то говорили на своём языке. Буль-буль-буль какой-то.
– Тонут что-ли, – подумал бог, и ударил в грудь. Кетчер улетел в стену. Пытался таким образом сделать массаж сердца, никак иначе.
– Стойте, мы с миром! – закричал он, подняв руку. И в лицо прилетело колено бога.
Встали и Кетчсьюзи, и Кетчмалик, и Кетчубрапали. Бог их тоже решил привести в чувства. Кетчупы булькали, бог не понимал ни слова. Человек думал, что им плохо. Когда кетчупы стали давится своей томатной пастой, ничего не изменилось. Все те же буль-буль. Вся та же краснота. Бог устал и сел на стул. Кетчупы лежали на полу и тянули руки, карабкались к богу. Улыбались. Черри паровозиком выезжали из них.
– Только не ешьте нас! – прошептал Кетчер, и дрожа, встал на ноги, хватаясь за колено, вытер лицо, и ударил бога со всей мощи, каким только обладал его кетчупный кулак.
– Я понял их язык! – рассмеялся, – Оно общается так! – снова ударил человека по лицу, потом коленом, потом пнул его в живот, и выкрутил ноги, – Видите, совсем не сложный язык! Попробуйте и вы.

Все кетчупы встали и начали бить бога. Бог улыбался.
– Вы нравитесь мне, настоящие пацаны! – сказал он тогда, и кетчупы отступили.
– Видите, бог дружелюбным сразу стал!
– Давайте сделаем его ещё и счастливым, – сказал Кетчубрапали и подняв стул, выбил богу три зуба, – А? А? Как думаете, ему понравилось? Видите, как он улыбается? Это всё я! – заявил он гордо. И вылетел под кухонный шкаф, застрял, и бог вые*ал его ножкой стула в зад.
– Этот пацан мне не нравится, – сказал он.

– Он хочет детей! – завопила Кетчсьюзи, и встала напротив зада товарища, – Только через мой! – растянув руки, – Я самка!
– Угомонись, бог не хочет тебя!
– Хочу, – вдруг раздался голос, и бог потянул руки к девушке кетчупу, увидев, как она размазывает томаты по столешнице, – Чтобы ты убралась со шкафа, кто по-твоему моет всё это! – схватил её за руку, и запер на балконе. Кетчсьюзи билась об стекло и просилась обратно, обещала ему райское наслаждение, но бог не понимал. Она обещала сделать массаж ртом. Жара стояла невыносимая. Кетчсьюзи прилипла к окну. Тогда бог и открыл его, и плеснул на неё воду, чтобы отодрать.

– Мы, – Кетчер ударил бога в пах, – С миром к тебе!

– Стой, Кетчер, по-моему он нас не понимает, сам глянь, он зол, очень зол! – Бог скалился от боли, оно и понятно, удар был не в то место, – У нас есть переводчик, испробуем. Не трогай его, будешь, как Кетчубрапали, ты же не хочешь этого?
– Хоч… У-у, нет, конечно, нет! – Кетчер сглотнул слюни томатные, и возжелал бы так же, но скрывал свою ориентацию. Он красил свои жёлтые бублики в красный цвет – кровью девственниц убитых во время полнолуния.

– Ну, тогда, – сказал Кетчер, – Мы будем изучать их язык, а пока не дадим съесть наших соплеменников, – поставил бутылку кетчупа на стол, – сколько потребуется. Мы обещали! Защитим тех, кто ещё жив.

Человек встал, схватил Кетчсьюзи и поцеловал её в засос.
– Прямо, как настоящая. Значит, я не сплю.
Вдруг, все они начали его понимать. Нейроны Кетчсьюзи получив микробы, и ум через слюни, передала свои знания другим, также поцеловав их всех в засос.
– Так вот он каков, вкус бога! – обрадовалась Кетчсьюзи, – ещё хочу.
– Скажи спасибо, что он тебя не всю съел, – ответил Кетчер.
– В-верно! – завопил Кетчубрапали выползая из-под шкафа, прикрывая зад руками, – М-между прочем.

– Ладно, друзья педи… кхм, кетчупы, – заговорил Кетчмалик, – чтобы там не было с этими богами, мы обязаны вразумить в разум ум! Мы будет бить его до тех пор, пока он не поймёт.
– Стой, мы уже выяснили, что это не выход, – промямлил Кетчер, сжимая кулак, – Сейчас мы можем урегулировать конфликт пактом.
– Ладно-ладно, я согласен, вы уговорили меня, но если нужно побить его на его языке, вы непременно скажите мне. Я ему, это самое!

Так все кетчупы договорились между собой. И вымыли пол, посуду, наклеили обои, купили новый холодильник, постирали одежду, приготовили кушать, отремонтировали магнитофон без внутренностей, создали диван на колёсиках, чтобы есть не вставая с кровати, закатываясь кроватью прямо в кухню. Потом вытерли со лба хлебные крошки, и наконец, заговорили:
– Думаю, он понял, что мы с миром, и готовы помочь ему.

– Да что вы… ублюдки, такое натворили с моим домом! Где мои носки! Куда вы их убрали.
– Носки? Что это?
Человек схватил носок в кармане, вытащил и показал им:
– Это носок, где второй! – слюни вылетали во все стороны.
– Мы думали, это змея и выкинули его из окна, – сказала Кетчсьюзи.
Тотчас человек схватил её и выкинул её саму из окна со словами:
– Фас! Найди мой носок, и ни ногой домой без него.

Кетчсьюзи приземлилась на землю, увидела людей, набросилось на одного, выгрызла ногу с носком, и влетела в балкон через окно.
– Ну вот. Под цвет наших лиц – красный.
На самом деле кровь умирающего внизу мальчика пяти лет.
– Просто он взял их у вас. Мне пришлось силой выманивать этот ваш носок из его ног.
Крики мальчика истошно вонзались в перепонки бога, и он не вытерпев этого, взял Кетчсьюзи, и засунул в духовку на триста градусов на пять минут. Запахло пиццей.
– Она это заслужила, – откликнулся Кетчер, – Мы пришли в их мир со своими законами, когда у них свои. Мы должны изучить их повадки, их мир. Просим у вас прощения, бог. Не соизволите ли вы вытащить нашу подругу учёную из этого ужасного места?
Человек-бог вытащил её из духовки, которую подпёр кувалдой, та выбежала, стройная, тонкая, настоящая модель. До этого она была жирная, очкастая и круглозадая. И Бог влюбился. И прямо там и… Сказал ей, как она обворожительна в новом теле.

Потом, Кетчмалик сказал, что пришли они лишь потому, что их дети умирают, и просили пощадить их, и сохранить бутылку кетчупа. Бог кивнул, выкинул кетчуп в мусорный ящик, и они попрощались с ним, помахав рукой. Перед последним словом, Кетчсьюзи освоила самую древнюю профессию, и трижды дала человеку. Бог не плакал. Кетчлюди улетели в свой мир. Придя домой, они угомонили всех, сказав, что всё решено и детей не будут поглощать.

Жили они так пол дня, пока кетчуп не попал в большую свалку, где их нашёл бомж Семён, и не намазал на плесневелый хлеб и не съел до самого дна, вылизав их до последней капли, своим шершавым, прокуренным языком.
ГЛАВА 7. ВОДОЛАЗНЫЙ КОСТЮМ ШОПЕНГАУЭРА
Бублик выпрыгнул с каноэ в Конго, и сказал, что все волосы на голове Гитлера пытаются захватить власть над волосами в теле. Он выдал им автоматы и просит пойти войной против пенных обезьян. Только самые чистые, прозрачные волосы должны жить, говорили волосы Гитлера. Они даже убили самого Адольфа, и тащат на своей спине его труп, чтобы выкинуть в крематорий, сжечь и избавиться от него. Маленькие швабры были против такого, и котёл вообще начал бойкотировать по поводу того, что он не будет сжигать того, потому что Гитлер может отражать всё, и крематорий сам станет прахом, и бойлер сгорит. Наследники Гитлера взяли с собой пену для бритья и бритвы, чтобы казнить волосяных, рыжих обезьян.

Деревянный мальчик прыгнул с крыши первым и улетел в стену и размазался. Видит, что горит огонь на земле, он сполз, и сгорел в огне.

Включил как-то раз Снуп Дог бумбокс, как из колонок начали выползать маленькие, зловещие Эш, и начали танцевать. Потом достали марихуану, выкурили его и создали из дыма большого Эш, который залез в рот Снуп, и начал там готовить шашлык для рыб – сердце сразу же обрадовалось, а почка и печень начали блеваться. Не понравилось Эш это, он взял перочинный ножик и заколол их. Потом из почки вылез Чак Норрис. Тотчас выстроилась империя с рабами, а человек приобрёл способность сжигать взглядом. Когда Чак вышел из Дог, перед ним выстроилась дорога, в руке появились мороженые, в карманах шуршали деньги, а шлюхи падали на землю. Когда он хотел спать, наступала ночь, а когда хотел есть, время ускорялось и наступал обед. Как-то раз, падая на землю с большой высоты, гравитация убежала в космос, чтобы Чак упал медленно. А в один раз, когда все люди на земле умерли и из-под земли выползли демоны, они увидев Чак Норриса, умерли, разлетевшись на куски. Упаковали себя в пакеты с пакетами и закрыли дверь в ад и вернули людей обратно.

Сосиска каталась по земле и искала своих братьев, пока на голову не упал Сони икс десять, и не убил его.

Вышел как-то раз на пляж, разделся, прошёлся, все так и глазеют на меня. Стыдно стало, когда посмотрел на них. Стыдно за них. Они оделись и прыгнули в воду и утопились.

В пакетике сахара песчинки и крупицы, в них живёт Али-баба и сорок разбойников. Когда высыпаешь их на пол, они поют гимн Аляски, а в чае, бегают по кругу на дне, чтобы было легче крутить ложку, толкая её сзади.

Динозавры на самом деле живы, они просто уменьшились и стали блохами и вшами, и сдирают кожу с нас. Их даже нельзя убить. Они выпрыгивают из стаи мангустов, становятся крокодилами и едят воздух, молясь пенопласту о спасении души. Бог спускается к ним, давит пальцем и из них вылетает гниль. Другие крокодилы собираются рядом и съедают гниль, а потом из них вырастает снежный человек, который душит самого себя и получает удовольствие, потому что он думает, что он крем в пакетике с дырочкой сверху и обязан подарить счастье детям в день рождение Иисуса.

Когда бог спустился на землю и создал людей, он предполагал, что они будут глупы, но не настолько, чтобы одурачить его, и создать свой язык и ругаться на ней без греха.

Когда Шопенгауэр надел водолазный костюм, Волан-Де-Морд, принял его за себя и рассказал ему все свои секреты.

А если утром, между тремя днями и двумя ночами загадать желание, то оно непременно никогда не сбудется. Тем пользуются взрослых, говоря детям, что все желания сбываются, чтобы не покупать им новый айфон.

Пирожки катались на ананасовой горке во имя всех пухлых дам, чтобы они поделились жиром.

Если бы меня спросили, сколько стоит один рубль в рублях, я бы сказал, что все негры улетают на юга во время холодов, а пингвины зимуют в Африке, нося на руках варежки.

Когда Иван родился 1873 года, он сказал себе и матери, что будет работником завода, а не пойдёт куда-то там на войну, потому что все петухи туда идут. Только мать была против этого, она заковала его ещё в младенчестве, надела наручники, как только тот вылез из утроба и сослал на сибирские работы, чтобы он захотел служить в армии, и не хотеть быть разнорабочим. Иван был самым молодым младенцем в тюрьме, самым опасным и неконтролируемым. Он постоянно плакал, вытирал сопли и какал в штаны, другие, увидев это, тотчас принимали убирать за ним. Не дай бог Иван разозлился и накакает ещё больше. Зеки, что постарше всегда его уважали за то, с каким упорством он выходил против правительства, по ночам он залезал на охранников и душил их тряпкой с нашатырём, а по вечерам держал зону в страхе, обещая порешать всех, кто его выдаст. Даже камеры стирала с себя запись, чтобы не умереть. Так, его и камеры не видели. А когда он хотел кого-то убить, двери сами отпирались, а зеки строили из своих спин лестницы.
ГЛАВА 8. ЗАБЫВЧИВЫЙ БОГ
Недавно видел сон, точнее сегодня, совсем недавно, утром. Какое сегодня число? Точно, март на дворе пятый. В этом сне, я пел в микрофон, будто и не пел, когда начинал его вообще не было,в конце вроде был и не был, вся песня раздавалась по всему городу, люди восхищались и радовались, танцевали. Потом, когда друг спросил меня, просто взглядом, без слов, что я делаю, я ответил:
– Если меня спросят, что у меня в репертуаре, Зиилин, то покажу им это.
Достал яблоко откушенное. Когда кушаешь это яблоко, то слышишь у себя в голове то, что я пел в микрофон, песню прямо в мозгу. Удивительно грандиозное изобретение. Яблоко то настоящее, но в ней видно много пикселей, а пиксели это, вероятнее всего, ледяные кстати, есть те пиксели, что дают информацию о песне, мотив, слова, эмоции. В тех словах можно было разобрать пение Джеки чана, казаха и некоторые русские слова. И друг сказал:
– Вот это уже больше похоже на настоящую музыку.
А пока он шёл, я шёл сзади и пел, тянул слова, танцевал на ходу. Не знаю куда мы ходили, может минут сорок. Я с середины начал петь. Когда же он обернулся, я открывая рот так распевался, что ух вообще! Так что, мне самом понравилось, что я пытался запомнить этот сон. Самый лучший способ это сделать, сразу же записать. Но всё-таки слегка забыл. Точно, вот сейчас вспомнил, там ещё был телепорт в воздухе, мы прыгали туда, и попадали в пустыню. Там ещё были инопланетяне.

Это ещё что, это даже не сравнится с тем, что видел двадцать лет назад. Ладно, шучу, это вообще никчёмно. Если вспомнить ещё падающие планеты на землю. Там, в моих снах жили демоны и оборотни, индюки гонялись за мной по грязной улице в деревне, я прыгал и улетал, прятался в углах на крыше, а волки доставали меня. Они гонялись за мной по всему дому. Я прыгаю в окно, они за мной. Я бегу, они за мной, всего несколько метров остаётся, и вот-вот уже умру, как вдруг улетаю, попадаю на самолёт. И падаю с самолёта на бассейн снизу и превращаюсь в человека амфибию, плаваю с акулами и рыбами. А тело так и вздрагивает. Несколько раз за минуту я умираю. Умирать во сне это не так страшно. Удар, а пока летишь, закрыв глаза, думаешь о чём-то. И бах, и ты уже на полу, лежишь, боли нет. Гулкий удар кирпича по бетону. Вот и всё.

Да что это мы о сне да о сне? В этом сне можно гонять на автомобиле, быть гонщиком, а потом понять, что ты в игрушечной машине и проезжаешь под другими огромными машинами. Выходишь из консервной банки с автоматом и узи, убиваешь всех.

Вы знаете, улитки самые быстрые существа на земле, и самые терпеливые. Вы даже представить себе не можете, каково это есть маленькую конфету целый день, а чтобы дожи до кухни тебе надо пять дней. Ну скажи мне, кто терпелив более, чем улитка? Разве что камень, что тянется на пляж со дна океана. Миллиарды лет ползёт.

Между обоями живут несколько человек, что знают, когда малыши падают с яблони и превращаются в абрикос, что гоняют по морю на квадратике из майонеза, ловя ногами луну с орбиты Сатурна. Если вовремя не собрать ёлку из угля, то Санта Клаус умирает вчера и не приходит позавчера, потому что он видит будущее, и не вкладывается в то, что умирает так скоро. Но один раз двое мальчиков вышли на охоту и нашли красный башмак на дороге, внутри которого спал бомж Виталий. Он смотрел Смешариков и становился губкой, и собирал свои слёзы с самого себя и кипятил пот в кастрюле, чтобы сварить суп на завтрак. Из кастрюли выпрыгивали тридцать три богатыря и начинали танцевать чечётку до самого утра, пока их ноги не уходили спать, а сами богатыри не превращались в червяков, чтобы есть сливу на горе Рамшар со своими друзьями: носком, сковородкой, подушкой и тазиком для бритья.

Смотря в экран телефона у человека исчезала голова и тело сидело без головы, погрузившись в интернет головой. Вены пульсировали на шее, из них выпрыгивали Гремлины и ели попкорн, покачивая задницами под темп дабса. Прилетал одинокий зубастик, выгрызал на теле татуировку, он часто это делал, чтобы запомнить, что он зек, и обязан убивать надежду на светлое будущее.

Девять негритят жили в замке на окраине одинокой берёзы, у зелёного холма трёх глаз, где обитал Шмыгоу и его семь друзей Хоббитов. Каждый имел по семнадцать пальцем и килограмм волос на стопах, чтобы ходить бесшумно во имя Локи, дабы красть, как ниндзя. Только они ещё не знали, что зубры пасутся три дня на месте, и уходят на второй заранее.

Белый кит по имени Дик, всегда думал, что он такой одинокий, один во всём мире, гордился собой, все его уважали и боготворили, охотились, а потом он увидел меня, узнал обо мне и впал в депрессию, и повесился на водопаде пузырьками морей, выпив яду из глубоководного ската.
– Он достоин, достойнее меня, я рад, что узнал о нём.
Так он говорил богу, когда его просили, почему он повесился. И Бога это удовлетворило, и сам Бог тогда повесился, только умереть он не мог, смерть отказалась принять его. Бог взгрустнул, и начал бухать, да так долго, что забыл о людей, и все на земле стали страдать. На их мольбы не поступало ответов, а в 20 году и вовсе появился китайский вирус, убивший миллион человек. Это был грипп бога. Антитела бога начали сражаться с вирусом земли, убивать самых вредных и недостойных. Антитела бога знают, кто совершил много плохого.

Вот уже сегодня четырнадцатое, месяц тот же, печальный. В тот день весть пришла, на следующий весть подтверждена. Смерть спрыгнула со второго этажа кровати и начала танцевать, скручивая на пальцах нити, собирая пожитки за шестое. Двести сорок семь тысяч девяноста семь человек попали в капкан к нему и были съедены, породив собой миллионы страдающих скорпионов, жалящих колибри и прыгающих листочков кактуса.

Пять лет прошло с того дня, когда прошло шестьдесят месяцев, и с неба упали вороны и гуси, сообщая всем, что с юга летят пингвины и страусы, и им нужно гнездо на дереве, и нора для окуней, что плывут по гравию. Окунь тащит за собой в мешке семь пудов воды, и литр пуха для червей, во имя господи бога Будды-нефрита.

Не знаю сколько лет летал королевский мангуст по подножию ила, но на третий день после пятого на его голову упало небо из пиратов с крюками, они пытались словить деда мороза и украсть у него все подарки, особенно ручки кукол. Но мороз был хитрым поршнем, он схватил их по одному и внёс в чёрный список непослушных деток, что все пираты тотчас стали шоколадными конфетами и растаяли, и их съел мальчик-с-пальчик на завтрак перед ужином у Гулливера. Не понравилось мальчику вкус пиратов, на вкус они были какие-то старые и вонючие, что все зубы повыпадали у него и он слёг с чумой, его тело покрылось волдырями из пенопласта и засаленных белых, старческих волос – это так пираты пытались вырасти своих детей. Их головы тянулись высоко вверх, но Гулливер срезал их головы и сжигал на костре.

ОднаждЫ Локи пришёл к татарам и решил их обмануть и украсть всё их золото. Татары поверили ему и сразу же отдали всё золото.
– Тупые народцы! – обрадовался Локи, и пришёл на рынок расплачиваться за телепорт, протянул монеты продавцу, а золото взяло и растаяла. Эти хитрые татары обманули Локи и вместо золота отдали ему шоколад в фольге. Пока шоколад летал по космосу оно не таяло, но стоило попасть на рынок тотчас уплыло под подошву продавца. Тор расстроился и закатал Локи в квадрат и сделал из него кубика-локика.

Наверняка люди думают, что Бетховен умер, но даже не предполагают, что его съел петух Владимир из Нью-хемпшера и сделал из него время вдохновений. То есть, по воздуху летает частичка композитора и попадая в мозг людей рождает в них вдохновение на написании классических нот. А атомы того же Рафаэля, создают новые картины, живопись, – а, Хемингуэя – текст, Эйнштейна – теории. Переплетаясь между собой с разными идейными вдохновителями, создаются новые теории и картины. К примеру Эйнштейн и Пикассо попав в мозг современного человека, создают фантастические картины будущего – телепорты, машины времени, часы обратного отсчёта, воскрешающие капсулы и ботинки скорости, перчатки мужества, и, слава мне, очки шизофрении.

В одной планете, умершие люди умирают, разумеется, как и у нас на земле, но вдруг так, оживают в самой первой своей фотографии, на которую его запечатлели. То есть, если человека сфотографировали с возрасте семи месяцев, он оживает в той фотографии и всю жизнь живёт там, а когда умирает в той, попадает во вторую, где проживает вторую жизнь. А умирает тогда, когда попадает на самую последнюю фотографию. Одним словом, люди могут жить в тех картинах веками и того больше, пока полностью не исчезнут. Мы знаем, что сейчас, когда наблюдаем за фотографиями умерших и вспоминаем их, мы не предполагаем, что живёт он на той фотографии, которую потеряли ещё сорок лет назад. А когда умрут дети, он перенесётся во вторую, такую же потерянную. И до последней, которая, разумеется, тоже будет потеряна где-то, потому что пройдёт уже тысячи лет, и история какого-то старого никому неизвестного человека уже неинтересна ни единой мухе, комару или галошам на ногах Эдуарда.

Только недавно вспоминал и создавал миры, тот раз был каким-то крутым, но забыть забыл, что забыл и вспомнить не могу. Что-то эдакое и прекрасное то было. Может быть ещё вспомню, может придумаю что-то новое. Сейчас мозг занят пустотой и ветер гуляет по черепу ударяясь по стенкам из киселя. Между прочем кисель тот мы ели ещё с бабушкой, когда она говорила, какой я глупый. А потом вся кисель ушла и там образовалась пустота, которую заполнил мороженым. На дворе Июль и мне холодно, волосы сливки, кожа молоко, зубы зефир, ноги мармелад.

А вот есть на девятьсот семьдесят третьей планете от Юпитера, чудная планета, где, если говорить, эти слова улетают по планете и человек больше не помнит эти слова, а воображение, которую рисует на холсте, исчезают из памяти. Тексты – умирают. Если петь, слова исчезают, ноты умирают, а люди, что слышат слова, получают их в себя, если же кто-то не услышит эти слова, не увидит живопись, она исчезает навсегда вечные. И люди больше никогда не узнают и не знают этих слов. В конце люди могут сохранить лишь единицу слов, чтобы сказать прощай. И люди никогда не говорят прощай до самого конца, потому что это самое важное перед кончиной слово во вселенной их скоротечной.

А по соседству живут другие существа, что говорят те, кто там побывал, плачут от того, как те живут. Оказывается, люди, что там рождаются и говорят цифру, живут только до этого возраста. Кому-то везёт умереть на девятисотом году жизни, а кому-то на первом. Даже случайно сказанное слово «три» перед ужином считается за столько лет жизни. Если человек не говорит ни одной цифры до десяти, до сорока или ста лет, он будет жить вечно, но стоит обмолвиться одним лишь – пойдёт отсчёт до его смерти. К примеру, в возрасте сорока двух лет Питер сказал семь, умрёт он в сорок девять лет.

Под землёй всегда летали самолёты из другого мира, и искали квашеную капусту. Капуста пряталась под морковкой, а морковка хихикала, и из под неё вылуплялись полуквашеные морковки. Это всё потому, что под морковкой жили пчёлы матки, что крали ДНК частички из обеих и создавали новые виды, они даже из самолёта взяли часть строений и создали железную морковку, которым, бывало, копали картошку, ловили червей и ходили на рыбалку. Не есть, а чтобы украсть цепь ДНК у тех, кого они ловят. Однажды, пчёлы из магмы создали жука-оленя, который сжигал землю и делал тоннель для поездов, метро для тараканов и кротов. Они крепко держали портфели и уходили на другой конец вселенной, чтобы заработать больше денег. Самолёты потому тут и летали, потому что денег тут водилось больше чем где-либо ещё в галактике.

На Земле, только никому ни слова, живёт Максим, сын своего сына. Он всё время сидит в компьютере, точнее «у», но у него имеется способность доставать то, что он видит прямо из картины, а если надо, то попадать в тот мир, куда он хочет, достраиваясь руками к экрану, как мост. Так он, однажды, попал к Одину, Аиду, к Росомахе, Дедпулу, Смешарикам, к Наруто, и выучил миллион техник. Узнал, что представляет собой вселенная. Он в папке с папками прячет самые любимые картинки. С собой носит смартфон, чтобы, когда на него нападают гопники, он доставал одну из картинок и вытаскивал оттуда своих друзей. Так, единожды, он достал оттуда Тиранозавра, и динозавр съел пол квартала. Как-то достал Хеллбоя, что тот выкурил пол тонны сигарет, и в городе образовался туман на два дня. А помнится, как-то он достал из телефона волшебную палочку и случайно сказал не то заклинание и оказался у себя дома, в прошлом, когда мать била его и имела иммунитет против его магии. Одним взглядом мать разрушала всю магию. Волшебный телефон становился обычным, сила исчезала. И Максим становился плаксивым, боязливым трусом.

Вы, наверняка, не очень хорошо знали Пиннокио, ведь если бы вы знали его также хорошо, как я в своё время, вы бы знали, что Рапунцель сидела на его носу всё это время, и он смотрел под её юбку все эти годы. Рапунцель даже не подозревала. А Пиноккио нравилось, он и не решался сменить род деятельности. Но когда пришёл принц, он разозлился. Пришли дровосеки и срубили замок. Семь ночей Пиноккио кровоточил и умер захлебнувшись опилками.

В одной Луне Сатурна, живёт одинокий ковбой, который есть сосиски, а сосиски превращаются в желудок. Он сам стал похож на сосиску. Фредди из семейства одиноких каннибалов, всегда плакал, смотря на него, потом вытирал слюни, и уходил в закат, кидал чаевые, заворачивал триста килограммов пакетов с сушёными морями, и улетая кричал:
– Всегда бы море было сухим, слёз бы никто не видел. А так, кто-то наплакал море, и печально оттого, что плачут, вот и нам плакать приходится, чтобы поддерживать круговорот морей-слёз в мире.

В одной студии, певец поёт слова, смотрит в экран и видит всех, кто поёт про себя песни и выдумывает мотив, он выбирает одну из них и клепает из них свою песню. Вот вы, к примеру, всегда пели одни дома, в душе, в кухне, перед телевизором, а за вами следили – поверьте мне. Даже танцы так придумывают. Вас транслируют по монитору студий. Они разработали нанороботы, размером с атом, что следит за всеми людьми на свете. Они высчитывают самые непохожие песни и мотивы на свете, что непохожи ни на одну из известных, и показывают певцам в студиях. Даже, когда вы незаметно ковыряете в носу, люди видят вас, и даже слушают, как ваш нос хлюпает – да как так можно, отвратительно! Нужно красивее хлюпать. А потом выходит песня, и выходит танец, и вы замечаете, что это ваше вот всё, ваш мотив и ваш танец. Но кто вам поверит не так-ли? Вот весь мир плагиат… Обидно с одной стороны, но кукушка летает в зад и вперёд и говорит, что всё имеет значение. Какое значение, мы пока не поняли, но кукушкам доверяем. Кукушки ведь обманывать не будут? Они говорить того, что не знают, не станут. Они вообще не говорят, значит и врать не умеют.

Пушкин выходил на сцену и читал стихи своим поклонникам, поклонники кидали на него ёршики, и говорил, что он плагиат своей причёской их. Так, в те стародавние времена появился бренд «Пушной Ёршик» и мода на бакенбарды. Ну никак иначе и быть не могло, что в моде, то было в моде и все пытались следовать ей. Пушкин сам купил себе «пушного».
– Идеальный! – говорил он, выходя из уборной, – Почти, как я.
ГЛАВА 9. КУКЛЫ, БОБ И ПЫЛЬ
По космосу плавали пассажирские-змеи поезда, в которые садились инопланетяне и люди, и путешествовали в другие галактики. Змея могла достигать скорости света, может даже быстрее. Всё потому, что она была большая. Бильярдный шар и настоящая змея, где шары, планеты, и расстояние на преодоление всего стола, несколько секунд. Змее потребовалось бы доползти до соседней галактики всего пять минут, а на самые отдаленные, миллиарды световые годы вперёд, всего час. Это ничего не стоило, ведь змея преодолевает этот путь каждый день в поиске пропитания, в поиске умирающих, угасающих звёзд – энергии. И возвращается по тому же маршруту домой, на самый тёмный, дальний уголок вселенной – богом забытый, в чёрную дыру. Это её дом, нора, которую она выела в космосе своей огромной пастью, тратя миллиарды масс энергий от миллиард звёзд. Змея открывает рот, и языком распределяет для каждого инопланетянина свой вагон, где он будет ехать до пункта назначения. Змее не нужны деньги, она берёт плату энергией. Все люди спят до дома, и просыпаются, с малой дозой энергии, чтобы выйти и добраться домой и выспаться. Таков он побочный эффект путешествия по вселенным. Топливо. Всему живому существу нужно топливо, и не живому, чтобы поддерживать форму, не расплыться, не быть уничтоженным. А вот слону из пятой квартиры не нужна энергия, он живёт в фантазиях людей, и в выходные дни скрипит лестничными перилами и досками, и сверлит стену, заколачивает тумбы, ремонтирует катера и титаники. Когда люди стучат по батарее, он исчезает и появляется, когда люди отвлекаются, в моменты самой большой злости, чтобы поиграть на нервах.

Утром в понедельник мартышка по имени Боб выходит из своего домика, кидает горсть мышат в рот крокодила, тот заводится, как трактор, тарахтит, и уплывает на соседний остров, на работу, где Боб ловит мышей, чтобы добраться обратно домой. Он не понимает для чего это делает, но убеждён в том, что, какая бы не была работа глупая – это работа, и все живые существа должны работать, чтобы не потерять свою индивидуальность. Даже крокодил, что несёт Боба по океану, не ест того, чтобы есть каждый день по два раза, и не один раз за год. Они даже нашли общий язык, и закопали его в пруду, бутилированной водой из морских огурцов. Крокодил рассказывал, как он вылупился из яйца и видел, как убегают от него братья его, и тоже начал убегать – думал, что соревнуются. А потом, понял, что он остался один и теперь должен выживать и найти выход сам. Тогда-то и нашёл его Боб и вырастил на мышах и луке, тыкве и бананах, обучая его, что есть всё остальное, что ему даёт не он – плохо. Так, однажды к нему забежал сосед, Боб разозлился из-за чего-то, выгнал его из дома, кинув с двери, крокодил увидел его, подбежал и разорвал соседа напополам и съел. Боб до сих пор не знает, где сосед, но радуется, как дитя, что он больше не заходит за сахаром для фруктового смузи из бананов. Крокодил хотел ему всё рассказать, но язык они ж закопали на пруду, потому он не захотел говорить, потому что без языка он знал только венгерский, а Боб говорил на чистом узбекском.

А вот в комнате Генри, инвалида первой группы из подземелья драконов, на полке стояли бюсты кукол, по ночам они просыпались и считали пылинки в комнате, собирая их в корзину, катясь на маленьких тележках, отталкиваясь ручками. Генри всё время лупил их за зря, потому что, когда он засыпал сам, бюсты заливали ему рот и нос пылью, и выдергивали все волоски с тела, привязывая того к горячей батарее, откуда временами, не всегда, конечно, текла серная кислота. Потому он и стал инвалидом, что бил тех, кто был меньше них, но хитрее самого Генри. Генри в один из вечеров мутировал, им у него выросли руки из головы, им все проблемы ему стали поперек горла. Засыпая, руки душили его. А потом, оказалось, что это были не его руки, а отца, который исчез при его рождении. Вовсе он не знал своего отца, и мать говорила, что он ушёл. А мать просто проглотила всего отца, и родила Генри. Но не вся еще связь была утеряна, и отец пытался вылезти из сына, отталкиваясь руками от головы сына, что в один момент вырвал его голову с позвоночником, извинился и прикрутил обратно, ибо в молодости был хирургом. Когда Генри гуляет по подземелью, драконы вызывают скорую, или наркодиспансер, а собаки отрыгивают еду, чтобы накормить беднягу. Один раз, комары увидев его, подлетели и закачали всю кровь, что выпили из дракона. Генри опух, но выжил. Все комары передохли тогда. И вот Генри ходит по бренной земле и кусает всех, пытаясь выпить крови. Передоз сделал его зависимым. Все, что приходили, чтобы вылечить его – скорая и диспансер, умирали, потому что, когда в него ставили капельницу, он вырывал глотку врачам и выпивал их кровь, а на костре жарил их мясо и делился со псами, которые когда-то ему помогли блевотой.

ГЛАВА 10. КРОТЫ ТОЖЕ ЛЮДИ!
Мы всего лишь хотели сказать, что хорошие люди, а они взяли и закопали нас под землю со словами:
Хорошие, значит из вас и урожай отличный, – крепко сжимая копья и лопаты. Лопатой они закопали нас, растоптали ногами землю вокруг головы, только и оставив их над землёй, а копьями охраняли, чтоб ворон какой не испортил урожай, заклевав нам глаза и уши. Они поливали нас водой, и чистили зубы, дабы черви не расплодились в нас. Кормили опавшими листьями и трухой, а в праздничные дни давали йодистый калий, и навоз. Каждые две недели срезали волосы.
Эти люди жили в каком-то не таком мире, их мир отличный от нашего, и они твёрдо были убеждены, что дети появляются вовсе не от женщин во время сношения, а из земли, как какая-нибудь картошка или морковка.

А потом, из-под земли вылетел крот кунг-фуист и размазал их по стенке, откопал нас и предложил войти в его круг ополченцев. Он превратил нас в кротов, и мы вошли в штаб квартиру землекопов. Они были все в сажах, сидели и пили эль, пиво и выкуривали пару сигарет за секунду, пока мы водили глазами по столам. Затем мы вставили глаза обратно, и рассмотрели их повнимательнее, отряхнув с них глину и хлебные крошки.
– Мы все здесь с вами собрались по одной лишь причине, и вы знаете по какой, мне ли вам говорить, – начал молодой крот, выкрутил с пола лампочку, достал оттуда сахар, занюхал, и продолжил:– Люди сверху жестоки, коварны и так просто не поверят нам, что от закопанного человека толку нет, и, что, чтобы получить маленьких детей, нужно не съедать женщин, думая что они брак, думая, что они лишены дудочки всевластия. Нет, дамы и кроты, люди-кроты и червяки дистрофики, отнюдь не так всё. Мы должны научить их тому, что убивать людей заживо – плохо.
– Да! – закричали все, взяли с пола топоры, лазеры и бластеры и направились на лифте вверх. Выйдя на поверхность, они постреляли, популяли, вытерли пот со лба и сказали, что теперь они готовы стрелять и по людям.

И вдруг из-за сарая выбежал петух, ощипанный, закукарекал так закукарекал, что поднялся смерч, отломил все деревья, опустошил лес, сделав там пустыню, а потом и вовсе облака упали на землю, и вместо поля стал океан. Кроты поплыли на край вселенной, а люди, не умеющие плавать утонули, и стали акулами и скатами, легли на дно морское, и задохнулись водой.

Потеряв смысл жизни своей, кроты занервничали, что теперь станут безработными и не получать зарплату станет еще страшнее. Раньше они не получали их, делая что-то, а теперь, не делая что-то, они получали тоже самое, и это было несправедливо. Посему, кроты нырнули в воду, нашли там трупы умерших акул, разорвали их на куски, сделали консервы и начали продавать на рынке Турции. Продавали они их за просто так, но чтобы они что-то делали. И работая они не получали ничего и были довольны, как мяч, которую пнули в лаву безразличия.

Мы смотрели на всё это, крутили пальцем у виска, но палец не закручивался, потому просверлили дырку гвоздём.
Раз все они погибли раньше положенного времени, мы должны учить других! – как-то завопил другой, седой крот, вынимая из сумки гранату и бензопилу. Бензопилой он почистил зубы, гранатой вздул живот, чтобы осмотреться с высоты, нет ли поблизости людей. Затем опустился, рыгнул, и сказал, что можно и по-другому.– Тут, – говорил он, – есть женщины и их надо поймать и заставить родить нам воинов, только одно я понять не могу, как нам, маленьким, смочь к таким большим существом, родить столь сильного воина, как они сами. Тот молодой крот вытащил волшебную палочку и превратил того в человека со словами, теперь ты – альфа. Попотей за нас всех. Он сел под солнцем и начал потеть. Не понимал он только, зачем ему так приказали, но таков был приказ, потому он сидел и потел. Так он иссох и сдох через час. Его взмололи в порошок, сделали из него приправу и едят на ужин с картошкой и макаронами.

Под одним камнем, далеко еще с того места, ей богу, далече, чем меркурий от земли, был прекрасный мир “нигде”, и там жили волшебные драконы, которые вылетали из-под него, взмывали вверх и превращались в радугу. Люди смотрели на радугу и удивлялись. А дракон летал так, с одного конца мира до другого. По его спине прыгали дождинки и радовались, пели песни, сочиняли рассказы, и путешествовали с одной страны в другую без загранпаспортов. Бывало по той радуге ходили громадные тролли, невидимые, дракон магией своей так повелевал, что всё что ступало на него, тотчас становилось невидимым для глаз любого долбаеба.

ГЛАВА 11. БАБА-ЯГА И ШУТКИ ПЛЮМБЛДОРА
Мы сидели у костра и грелись, как вдруг из облаков выпрыгнул маленький кролик, замахал дубинкой и сказал, что ищет человека на спарринг, дабы, видите ли, поиграть в крикет на тучах. Я встал, гордо ответил, что готов, схватил того за хвост и мы улетели. Прилетев на место то, диву дался, да как так же, против нас выступили Аид, Зевс, Посейдон, Персей и Афина.
– Нам конец, видать, – сказал я, и ударил по мячу, и разломил ворота соперников. Опустили головы боги и заплакали.– Ты, силён, человек, мы признаем поражение, – и принесли мне охапку соломы, чтобы я уснул на ней, море еды и выпивки, сотню девушек и парней. Я замотал головой, говорю им:– Нечего мне тут портить еду, уберите их.Уберите девушек!

Выбросили их из облака, те разбились в море, и на скалах, и на том и сошлись, что больше никогда не смешивать хорошее с отвратительным.

Затем к нам, точнее ко мне присоединился Геркулес после долгой и сложной борьбы против своей жены, которую он проиграл, и собирался на завод, а видите-ли нечего ему без работы сидеть и всё время драться. Выгнала его жена, вот пришёл ко мне и заплакал, да так сильно, что моря поднялись, цунами волной накрыло Мадагаскар и смыло Индию:
– Я, – говорит, – мужчина, сильный мира сего, почему это я должен работать, не надо мне этого, мне нравится людям помогать! – впился зубами в мои плечи и вырвал их, прожевал, плюнул, потом обнял, извинился, моя голова вылетела из туловища. Я встал, отряхнулся, вставил голову обратно, и утешил его тем, что всё будет хорошо. Похлопал его по плечу, он отхаркнул кишки горгоны, вычистил из-за зубов клешни Дейва Джонса, и всхлипнул сколь мощи хватило.– Братан! Да ты настоящий мужик, – и вдарил по моему лицу, и я отлетел на соседнюю галактику. Достал из кармана бинокль и всматриваюсь, а он из облаков машет мне руками, благодарит, зазывает обратно. Так, нашёл я в той галактике летучую мышь, что упорхнула из земли в дни те далёкие, сел на неё и развил скорость больше светового и долетел обратно.
Мышь села, отпила крови моей, вытерла рот, и увидела, что Пегасы летят к ней, да чтоб выпотрошить, а люди учуяли запах мышиный, и давай летучая не знать куда прятаться. Я улыбнулся, сказал, что ничего плохого, сюда-то им, этим слабым никогда не попасть. На облако взобрался Джек и за ним великаны, и неожиданно, откупорили череп Геркулеса, да чтобы и мозг съесть и сильнее стать, и видят, пусто. Геркулес закрыл череп, медленно повернулся к ним и шепчет:
– Это что вы делаете, молодые люди? – сжал одного из великанов и разделили надвое, и выкинул из облака, и видит, что-то, какой-то стебель прирос к его государству, сползнул по нему, я за ним, и стоим мы у избы старой, где баба яга детей жарит, и сели за стол, достав с подоконника деревянные, большие ложки и огромную миску для мяса. Ароматнейший был запах детиный,поставили его на стол, и мы стали есть, да в соль макать, как в соус, как вдруг, малыш открыл глаза и говорит нам:– Какие же вы медленные! – и сам, открыв рот нам, вполз в наш желудок. Ничего, удивились мы, да и не стали закрывать рты, отложили ложки, а куски летят и летят. Почесала Баба яга голову, и завыла, что где-то здесь его муж прячется, и давай под кроватями и за печкой смотреть.– Дамблдор! – закричала она, – Выходи, чёрт окаянный, опять свои шутки мне шутишь, всю еду портишь!– Извиняюсь, выходя из-за чашки, медленно вырастая, сказал старик, и сел за стол вместе с нами, откупорил бутылку виски, налил туда пару капель золотого зелья, и отпил, – Забавно же было! Всё ты портишь старушка, не даёшь мужикам детьми побыть! Зажарить бы тебя саму за такое!– Да вчера ж только было дело, – завопила Яга, – на десять секунд тебя хватило, и ты как поддашь заклятием времени, и повторяешь десять секунд по часу, и говоришь, что час без остановки! Твою бы магию, да в хозяйстве!
Поник Дамблдор, встал из-за стола, замахнулся палкой, превратил Ягу в девочку, красивую такую, милую, и закрыв крышкой отправил в печь. Яга кричала-кричала, потом вышла запотевшая с венком в руках.
– Что-то сегодня банька-то слабоватая.
Выйдя из печи Яга стала собой, старой, потому что иссохла в печи и сморщилась.

Сглотнул я слюни, посмотрел на тарелку с мясом и подумал, получается, мясо то это старое под личиной молодых. Получается же что, если пожарить и приготовить молодое мясо, оно всё-таки старым-то станет и вкус потеряет витаминный?

Нет, так не пойдет, подумал про себя и вылетел в окно, да только Геркулес схватил меня за ногу и говорит:
– И ты оставишь меня с этой красавицей одного, я ведь съем её один и с тобой не поделюсь?– Да ешь ты, похабный Герка! – крикнул я, пнул по лицу, и отлетел, а за мной полетела и мышь.
А он то и вправду, оторвал все её конечности и съел просто так, ибо готовая она уже была, и всё равно было Геркулесу, какое мясо есть. Затем они вышли в Дамблдором из избы, и обратно поднялись по стеблю, а там, наверху, сидит значит Джек, и смотрит телевизор, да еще какой? Да Божий этот, где жизнь людской показывают. Переключился он на ту, которую любит и стал сталкером. Чипсы ест, за десять минут слоном стал, зазвонил в хобот, и продырявил облако прямо над Африкой весом и упал в пустыню, где его сразу же приметили слонихи и начали его бить, чтобы он выполнял свои отцовские обязанности в будущем, и хотели, чтобы заделал он им детей. Окружили его и били бревном и били сорок дней и сорок лет, пока Джек не согласился. Теперь-то он, держит в руках чемодан и ходит на работу, на литейный завод, и приносит тридцати семи жёнам зарплату, а его тем и кормят, что обещанием. Стал он тощим, слабым, только и питался что воздухом. И однажды, захотелось ему убежать, он взял, поднялся, спрыгнул с дерева, кабы умереть и стать свободным, да подхватил его ветер, как лист осенний, и выбросил на Амазонке, где его избили Амазонские слоны, заперли того в клетку, и каждый вечер в клетку заходили женщины лёгкого поведения суррогатные, дабы воинов Амазонок заделать.Тогда-то вот и родилась чудо-женщина Галь Гадот, и стала мир земной защищать.

Геркулес смотрел вместе со мной на Джека, и удивлялся, как он еще всех женщин на планете не обольщал с такой харизмой. Вытер пот со лба, и выкинул кость, прямо в клетку та кость залетела, съел слон кость Ягинскую, и стал волшебным, захлопал ушами огромными и поднял весь остров, и улетел в космос, где все тотчас умерли без воздуха и стали зомби, и начали заражать живых смертью. Замахнулся Дамблдор тогда, и открыл портал в неизвестный мир, куда выбросил всех их с островом тем треклятым, и закрыл измерение. Те слоны, что не умели летать, там до сих пор и ходят, друг друга кусают, а чем больше кусают, тем больше они. И когда один из них только остается что и скелет только, тот, что скелет, укусит другого и вырастит на нём тело. Так они от голода друг друга кормили друг другом, и никто не жаловался. Наедаются самими собой, и ходят счастливые, строят небоскребы, создают звездолёты, сочиняют библию. Среди них был даже композитор Стивен Кинг, маэстро своего дела, да дел ненужных. Каждый вечер перед сном, он пел оперу, писал ноты и классическую музыку, потом, когда под звуки все засыпали, играл в денди, пряча их ото всех. Сильно любил тот композитор проходить Луни Тюнза.
ГЛАВА 12. ПОЖИРАТЕЛИ СТРАДАНИЙ
А тем временем, пока Геркулес и я сидят на облаке, нечто удивительное происходит одновременно с ними. Видите-ли, время оно нечто иное, чем что-то, скажем, чем гравитация, хотя, взглянешь то, гравитация и есть само время. Только вот, знаете, в пятой галактике созвездия рыб, есть люди, удлиняющиеся со временем, то есть, скажем же, что мы, засыпая становимся ночью больше на пять сантиметров, а они, смотрите, идут по земле, а на часах время уж десять утра, и на десять метров они стали выше. Не просто так же это происходит с нами, а лишь потому, что мы расслабляемся, как настоящие наркоманы, если так диву даться, да только вру я, нет, не наркоманы, а вот те люди, на самом деле удлиняются по законам магии. На часах час ночи, так вот, засыпая в двадцать два часа вечера, они двадцать два метра, так? А в час ночи, они размером всего метр, а после полуночи, боже мой, они всего размером с микрон, как пыль. И сантиметры прибавляются к ним. А представьте себе, как те гуляют после полуночи, и их теперешний размер становится малым, и то расстояние, на котором они находятся, метр друг от друга, вдруг превращается в миллиард миль, потому что они совсем крохотные. Получается-то, что, далекая близость. Говорят, когда те удлиняются, если с луны взглянуть, перепутаешь их со столбами, и собьёшь, едя на машине, хотя, правда в этом всё-таки есть, ведь их глаза светятся ночью, как самые настоящие фонари, и, гуляя по переулку, можно заметить встречный, ослепляющий взгляд прохожего, потому, они закрывают глаза, когда между ними остаётся метр. Но, ничуть не помогает это, ведь светя в себя, они становятся еще слепее из-за прожекторов. Потому, при столкновении двух светов, происходит схлопывание вселенной и зарождается другая галактика в карманном измерении. То есть, не поверите, ха, да что ж тут гадать, поверите, еще как! Видите-ли, их взгляд создаёт столкновением двух потоков света, взрыв мощностью с маленькую галактику. И взрыв этот, они перемещают в другое место, где создаются планеты и иные миры, где, к примеру, живём мы, и много других бесконечных созданий.
А потом к ним прилетают стручковые фасоли, захватывают их мир, пока те спят, думая, что мир необитаем, сажают баклажаны, помидоры, выращивают детей, и строят заводы, как вдруг, случается досадная ошибка, и удлиняющиеся люди вырастая истребляют их, думая, что им принесли утренний завтрак. В спешке бежат фасоли под землю, и прячутся, и вытягиваясь к поверхности, снова ползут вниз, чтобы только те люди не вытянули их из-под земли, из гнезда и не истребили фасоль, увидав стручок над глиной. А представьте се, глина, рыжая, твёрдая, скучная по всем параметрам из которого Галилей лепил замок, чтобы поиграть в машинки, возводил гаражи, а по вечерам закрывал двери зданий под сигнализацию, вот та самая глина, обыкновенная. Не было у них там обычного торфа, куда горошки кидали, и оттуда вырастали маршмеллоу, откуда в восемь вечера не вылуплялись кошки-священники, а утром перед рассветом, не вылетали ведьмы на шабаш, а вампиры не закрывались в гробу, сося кровь из комаров прямо из брюшка, словно соску.
А в девять тысяч сто первом мире, что ближе к нам, но всё же дальше, чем самый большой мир, где живут инопланетяне размером с булавку, но с силой удара массивной звезды Бетельгейзе, что смогут разрушить нашу галактику одним взмахом ресниц, живут тени, что питаются надеждой, болью и воспоминаниями всех миров из всех измерений и мультивселенных. Потому, у нас, и существует боль, чтобы кормить их, чтобы жили они, и чтобы, жили и мы, теряя боль и воспоминания. Случается же так, как-то, выйдя из комнаты зачем-то, забываем то, что же мы хотели сделать, а в миг этот, тени захватили наше воспоминание, и когда, вдруг, становится нам больно и мы плачем, и завтра уже боль исчезает, это они поглощают их. И, надежда, что вдруг создаётся в сердцах наших, что сегодня будет дождь, они также поглощают и дождя всё же никакого и не бывает. И тени то, вы видите, и, пытаясь, чтобы и не было их вовсе (может мы боимся ночи потому, что они страшны, и страх порождается потому, что тени сами то делают), на то и существуют, чтобы наблюдать. Ах, скучно всё это читать, что-то не такое, как вся книга, но история же, история не так-ли? А кто же это, постойте, идёт с одной страницы к другой? А, это же этот, этот, как его, Маркиз де Санс, поглотитель и маратель холста, вот, смотрите, ах гад, в руках у него стёрка, он бегает из страницы в страницу и стирает сказки, написанные мной, только вот, я выпустил хорька из своего сундуку, которого хранил для таких случаев, и видите, глядите. Цыц! Ну куда же вы опять отвернулись? Маркиз бежит, и хорёк за ним, кусает того за зад, Санс кричит, прикрывается стёркой, угрожает и меня стереть со страниц моих же книг, да и вовсе, грозится в мой мир попасть, в прошлое улизнуть, там отца моего чтоб не было, и чтоб никогда моя мать не встретила его. Но видать, хорек оказался сильным, схватил Маркиза за шкирку и ведёт куда-то, к себе, наверное, чтобы подметать пол в сундуке. Так оно и есть, заглянул туда одним глазом, а Маркиз с совком бегает, напялил на голову шапочку, надел тапочки и фартук. Злится, видать, тянет цепь на шее, пытается вырвать со стен, только не на стену ведь привязан, а к хорьку. Разбудишь того, откусит он тебе один палец, итак, о чём мы, да, о том всё, у Маркиза бедного всего семь осталось пальцев, да что удивительно, они всё время отрастают. Эх, улетим мы оттуда. Встряхнул страницы, подул на листки, ух, сколько резины, пытался всё-таки стереть истории.
Долетели мы на первых весенних листьях на планету Арахнид, где, вы уже поняли, живут пауки, только пауки-то эти учёные, самые настоящие. Вот один бежит с учебником в руках на урок физики, а другой пешит за ним не спеша, на урок физкультуры. Третий парит прямо над факультетом астрономии на золотом льве, с фиолетовой гривой, которого биологи вырастили на уроке химии и генной инженерии. Смотрят учёные на небо, наблюдают за миром. Далеко от них есть планета Снейков, они то их боятся, потому всё время смотрят, то одним, то всем глазом, дабы не напали змеи на них. Все восемь глаз наблюдают за вспышкой цивилизации змей. Повезло им, что учёные они, а змеи лишь ползают по песку и едят мышей на своей планете, да и, прячутся от ежей гигантов, которых не могут сцапать. Ежи те, как горы, на спинах растут деревья, лес. Бывает только там и есть спасение от них змеям.
Арагил, мальчишка-паук еще, давно родился, только чувствует, что не на той планете родился, и потому лишь один на урок ходил прилежнее всех, все предметы изучал, всё учил, чтобы построить корабль и улететь от своих сородичей туда, где есть что-то кроме них и бесконечно жёлтых камней, раскинувшихся по всему миру. Новые цивилизации, существа. И приключилось с ним чудо, о которой он так долго мечтал, грезил всю жизнь, не зря же он, как говорится трудился во имя себя. Окончив обучение, милый, может и грозный, кто знает, наш паук, построил невиданные доселе корабль на топливе из теллур-128, которого на планете много и не нужно воссоздавать в каких-то там лабораториях, как люди на своей планете (хотя, люди еще не так развились до этой технологии, много миллион лет пройдет до того). Сел на творение своё, взметнулся вверх, как бабочка, покружился над сородичами, и крикнул им, что его ждут приключения в мире, о которых они знают лишь через телескопы, и устремился в бездну, кромешный космос. Только и двигались лапы провожая астронавта. Самые опасные вещи видел Арагил на своём пути, множество страшных планет о которых и вообразить не мог.
Так, как-то кружась у зелёного, огромного дерева на планете Фериагоаенол, он заметил, что молодеет здесь с каждой минутой. Остался бы он и тут, пожил немного, только вовсе боялся стать младенцем, крохотным, и не смог бы тогда взобраться на корабль, достать лапами педали, и сил бы не хватило рычаги передвинуть. Иногда и бывает так, что молодость всему погибель, потому и улетел Арагил. И деревья те всегда были зелены и молоды. На следующей планете, было тоже всё зелено, только хищников здесь на один квадратный метр было больше, чем всех его братьев на всей планете Арахнид. И пришлось покинуть и эту, а третий и вовсе опасностью и не пах, отнюдь, здесь же в отличии от других миров, где побывал, всё было ослепительно круто, да так превосходно и головокружительно, что останься же здесь и ешь всего, чего рот сможет съесть, бегай там, куда нельзя взобраться, прыгай и взлетай. А что же такого в той планете не так? Да, было же кое-что, что волновало Арагил, так это те удивительные вещи, что происходили с его телом. Здесь, раз прилёг, встал, а там остался его двойник, клон, разделившись во времени. Что же такое спросите? А вот что. Каждый миг, где не бываешь, запечатляется на поверхности планеты той, одним словом, когда трава колышется на ветру, она клонирует себя, до того места, до куда дотягивается лапа оригинала, так, например, одна трава воссоздала вокруг себя миллион себе подобных без каких-либо спор. А Арагил, бегая по полям, взбираясь по скалам, плавая по водам – оставлял за собой себя, клонов, которые бегали так же, кто куда, ели, дрались, что однажды пытались убить оригинал, да только запутались, не поняли кто есть кто. Создали разные виды оружия, а ведь и мозг был тот же, что и у оригинала, все мысли, и начали войну, а кто клон, кто нет, не разбирались. Быстро улетел Арагил оттуда, а клоны остались сражаться. Сколько их там было не счесть, наверное, остался там один лишь живой, выживший, убив последнего. Вылетел ли он построив корабль, боги того не знают.
На четвертой планете Арагил нашёл успокоение. Какой-то запах доселе ему никогда не известный пронзил его рецепторы обоняния, и закружилась голова, и почувствовал паук, что рай здесь. И придя в себя, теряя силы, паук, а коим он был всегда, учёным в первую очередь, сообразил, что поверхность эта опьяняет смертью, ядом ужасным, и тогда, вместо того чтобы остаться и наслаждаться, Арагил сел на свой корабль и создал шлем, что будет защищать его от воздействия таких вещей, и вышел обратно, но на этот раз изучить мир. И понял Арагил, что запах был не только наслаждением, и не только приносил удовольствие обоняния, но и воссоздал Эдем вокруг выжженной планеты, куда не глянь огонь полыхает, гонится по поверхности песок, а по канавам, где некогда был ручей, ползают крысы, что и распрыскивают тот яд, чтобы в итоге съесть пораженного. Крысы всё сильнее выпускали яд видя нежелательного, но не прочь которого съесть, а Арагил пинал тех, и крысы уползали под камень, а некоторые из них, выбегая становились песком и кружась, улетали прочь за горизонт. Было еще что-то удивительное, что песок, улетая создавал ураган, затем долетел на самый верх самой высокой горы, и превращался в огромного монстра, едва ли похожую на крысу. Раскрыв пасть, из сторон которых по кинжалу, а на кинжале том по тысячи зубов, четыре, одним словом, с нижней стороны два, сверху два, выпускал ядовитый газ, и накрывал всю планету. Долетавшие на эту планету существа были обречены быть съеденными. В том, что жить здесь нельзя сомнения не было. Между тем, по камням ползали какие-то звери, существа похожие на скатов, они едва ли дотрагивались земли, а скользили по нему, как на магнитной подушке. Их то и боялись те крысы, и прятались. Ело существо яд и питалось исключительно смертью, всасывая песок в пасть. Даже тот, огромный монстр, завидев ската уползал в трещину на скале. Улетать пришлось и отсюда, а как те монстры не вцепились в самого Арагил, приходится только додумывать. Может потому, что яд не испускал паук, может потому, что боялся неизвестного существа.
Пятая планета сходила шахом и матом. Здесь планета представляла собой доску шахматную, словно бы. По поверхности вырисовывалась белая и черная квадратная земля. И что же такого здесь? Кто же знает, но ни травы, ни деревьев, ни животных, а тем более никакого яда здесь не было. Здесь не было ничего вовсе. А затем уж понял Арагил, что мир то этот страшный. Полоски те были дырами измерений, всасывая они выкидывали в какую-то вселенную, а из белой вещи вылетали поломанными. И ведь не узнаешь, откинет черная в измерение или сразу выкинет через белую прожевав на части. Тут Арагил не стал задерживаться даже на минуту. Махнул лапой, выкинул теннисный мяч, и на том и был доволен.
Сколько же планет пришлось ему навестить до того, как он нашёл землю. И, подумаете, что же, так ли всё было легко. А бывает так, что не всё, чем кажется. Казалось бы, паук был огромным, так и кричали люди “какой огромный”, но, к сожалению, законы той земли сделали его маленьким. Земля была добра и гуманна, она не пыталась убить, сожрать или загипнотизировать, но одиноко стало пауку, и он улетел и оттуда. Нельзя же было ему останавливаться на десятках планетах, и не увидеть еще бесконечное.
Семь дней на скорости света, миллиард миль, множество тысяч планет, но нет того, что понравится. Уж думал паук, что мира такого нет во вселенной, пока на краю вселенной не нашёл маленькую планету, и зелено тут, и свежо и запах уютный, ручей течёт по камням, на небе летают крохотные колибри, по земле бегают кролики с тремя глазами и хвостом скорпиона, а на одиноком дереве сидит русалка, поливая себя сахарным сиропом. А на всём этом чуде настроен крохотный домик, и возле домика того бегает человек, поливает розу, переставляет стул из одной стороны в другую, наблюдает за рассветом, пьёт чай и вздыхает. День кружил паук на корабле на тёмной стороне луны, наблюдал и изучал. Человек уходил в дом, засыпал, утром поливал розы, вечером копал землю и сажал новые. “Наверное, одиноко ему” – думал Арагил. Человек ходил, смеялся, и проводил весь день и смотрел в бездну космоса, заваривал чай и снова сидел. Сколько бы то продолжалось, если бы Арагил не спустился на планету, конечно, сообразив надеть шлем, а человек тот дышал без него, еще более удивительно, что атмосферы нет. Спал в то время человек, Арагил заглянул в окно, дремал, никак иначе устал. На полке рядом с кроватью лежала книга: “Приключение Тома Сойера” Марк Твен. Вдруг, кто-то коснулся его и заговорил, Арагил обернулся, а там стояла роза и улыбалась, интересуясь, друг ли он или пришёл захватить мир человека. Маленькие стебельки нагибались, колыхались листья на них сбоку на бок. Арагил улыбаться не умел, и вместо улыбки получился злобный оскал, роза отпрянула назад и задрожала.
– Не враг я, путешественник и учёный, – ответил паук, и роза тотчас обняла его и взбодрившись поприветствовала гостя:
– Друзей мы любим.
Кто знает, отчего понимали язык паучий розы, может паук говорил на языке роз, а может, планета была настоль волшебной, что все языки тут понятливы.
Минута ли прошла или час, рассвет уж был на планете, человек вышел с чашечкой чая, потянулся и сел на стул, вдалеке мигали звёзды, возле планеты пролетали кометы, а вот, всего милей дальше кометы, летит Вояджер-1, замёрзший, льдом покрытый, но еще мигал и посылал сигналы. Отпив чая, человек переставил стул, сел, вынул книгу из-за пазухи, и увидев Арагил выронил её. От удивления разумеется. Чай ронять не стал, более вкусного чая во вселенной не сыскать было.
– Здравствуй, – зашипел человек, еще не отойдя от изумления, да что уж скрывать, от полнейшего удивления, даже дыбом волосы на теле встали, были бы только они, – Откуда это ты здесь?
– Привет, – цокнул Арагил, – оттуда, – показав взглядом на звёзды, – далёк дом мой отсюда.
– Ну что же, – улыбнулся человек, – не часто у меня бывают гости, садись, налью тебе чаю, – указывая на стул, только пауку стул не нужен был, – Надеюсь чай-то ты любишь?
– Чай? Не знаю. Полюблю. Всему приходит начало. Наливайте.
ГЛАВА 13. ПАУК НАВЕСТИВШИЙ БОГА
Налив чаю, они уселись перед солнцем, их всего было два, и оба с одной стороны, паук на землю, человек на стул. Арагил рассказал тому откуда он, и поведал историю о других мирах, и о том, что кроты в измерениях разные, а бывают планеты, которые на вид райские, да иллюзия это, а потом добавил, что ученый он и путешествует на корабле построенный им, и, что таких как он много, умных, да остались жить на Арахниде.
– Ага, понятно, значит ты путешественник, звёздный скиталец, – отпивая из чашки, кивнул человек, и поднял книгу. Как раз она лежала под стулом, – А читал ли ты о земле?
– На земле побывал, да одиноко там. Всё там есть, только грусти много, в воздухе витает. Видно и тебе было пусто там, улетел и поселился тут, побыть в одиночестве с розами.
– С розами, это уже не одиночество. Хорошая компания. Они мои дети, – подняв взгляд, над ним тут же пролетел угорь, и вспышкой разразившись, сверкая молнией, исчез за соседней планетой, – Нет, на земле я никогда не бывал.
– Как же, не бывав там, ты оказался здесь?
– Кто же знает, как, но, книга была рядом, меня воспитали розы, сейчас пришло моё время заботиться о них. Научившись читать, однажды открыв книгу, мне захотелось такого же мира, как земля, огромного и безграничного. Видно хорошо там. Там, где есть те, кому ты дорог, не может быть местом плохим, – открыв книгу человек показал на картинку двух мальчишек, они радостно бежали, выкрикивали какие-то слова, картинка двигалась без слов, только понятно было одно, счастливы были те мальчишки, – Сами вы вылетели из дома, потому что было одиноко среди таких же, как и вы, – перевернул страницу, там мальчики уже сидели на дереве, а вокруг лес, за лесом большая поляна, много домов, и радостных стариков. Затем человек взглянул на дерево перед собой, русалка сидела свесившись с неё и читала другую книгу, расчесывала волосы, хихикала, переворачивала страницы и вытирала слёзы. Видно трагикомедия, никак иначе. Лишь изображение щупалец и было видно на обложке.
– Отрицать не могу, – ответил Арагил, и вздохнул полной грудью, снимать ли ему шлем или нет, вот о чём он думал, а тем временем чай остывал.
– Что же вы сидите в головном уборе? – будто услышав мольбу паука проронил слово человек, и Арагил снял шлем, и вздохнул во второй раз, глубже. Чище воздуха не было в его жизни, не испорченный никем, космический ветер циркулировал кислород по планете. Задерживался воздух здесь по волшебству, иного быть не может, ни синего неба, ни красного, ни зелёного или жёлтого, лишь планета и дальше космос. Сделав глоток теплого чая, почти горячего, паук зацокал, задрожал, по телу прошли мурашки, хелицеры во рту задребезжали, и паук понял, что любит чай.
– Так, что же вы не полетите?
– Когда-нибудь, – чай уж остывал, пар поднимался вверх, потом гравитацией притягивался к земле. Роза весело пела за спинами двоих, прыгала, улыбалась, тянулась к солнцу, затем устав, зевнув, склоняла голову и закрывала глаза.
Понял Арагил всё, не может человек покинуть ту, кто дорог ему. На том сошлись, допит был чай, книгу перелистали, историю рассказал неизвестный без имени, потом помахал рукой и попрощался с пауком. Арагил остался бы еще на немного, лишним был, двоим-то тут тесно было, а их пять.
На следующей планете, в другой уж вселенной, там, где драконы играли в пинг-понг, зебры регулировали пешеходные переходы, а орлы контролировали скорость на полосах животного движения, можно было жить и не знать бед никаких, но и тут Арагил развернулся и улетел, души не было, уюта того, домашнего. Здесь толпа сделала душу одинокой еще сильнее, у всех были кто-то, сородичи, друзья, только паук пугал всех, и шарахались от него. Там, где боятся его, не стоило задерживаться.
Вот уж несколько месяцев прошло, а пройдено всего ничего планет во вселенной, да и доля миллиардов галактик не прошёл паук, и тому быть, продолжил скитаться дальше. Летя, однажды, и засыпая с книгой в руках, которую написал сам, всю паучую историю похождения, уронив перо на пол, сопя, дергаясь в полудреме лапой, Арагил видел сон, как вдруг что-то гулко влетело в борт. За окном что-то сверкнуло. В дверь постучались. Кто же мог быть посреди космоса, ведь ни единой планеты на многие миллионы километров? Знать мы не знаем, но стук повторился снова, ударили три раза. Была бы снаружи земля, мы бы точно услышали крик того существа, что просит пустить, да только – это открытое пространство космоса. Арагил вздрогнул и открыл глаза, и метнулся ко входу, рисковать ли или нет, учёный не думал, он знал, что риск большой. Спросить кто там, та еще глупая затея, потому, достав из кармана голографический ДНК ключ, он повернул замочную скважину, и образовалась напротив входа капсула с кислородом, давление в нём упало, и дверь открылась. В пустоте никого не было, но послышалось тихое спасибо, и по борту потопали ноги, и сев на кресло, оно опустило спинку, и вздохнуло.
– В долгу не останусь, есть что пожрать?
Арагил закрыл дверь, и полапил к невидимому гостю, сел на пол, и хелицеры постучали, требуя ответа. Не дождавшись от гостя доброго отношения, паук вынул из крео-холодильника пару яиц, фрукты, замороженную консервную сгущёнку из цельного молока ежей, затем поставил перед гостем.
Бутылка откупорилась и сгущенное молоко было выпито, все фрукты съедены, яйца также полетели в его бездонный желудок.
– Прости что без звонка, сам знаешь, в космосе нет телефонов, – ответил наконец незнакомец, только Арагил не знал куда смотреть, потому смотрел на спинку кресла, мимо его головы. Незнакомец вдруг встал, слышно было это, да и видно, как кресло подпрыгнуло, и извинившись, снял с руки что-то похожее на браслет, и улыбнулся. Впервые, кто-то не устрашился вида Арагил, – Да чёрт, – закивал он, – год прошёл по часам, ну и долго же вы! Объединение космических сил не торопилось меня спасать. Из какого отдела будешь?
– Отдела?
– Да, Юнга, космический моряк, из каких ты? Из этих, инопришеленцев? Как много вас развелось в тысяча одиннадцатом веке. Не для протокола, ты не видел где-нибудь маленькое такое блюдце, похожее на мыльницу?
– Мыльницу? – никогда не слышал Арагил этого слова, но видимо, человек решил, что он переспрашивает ради приличия.
– Ну да, телепортационный, нижне ярусный преобразователь атомов, ну же, что ты дуру даёшь?
– Не понимаю. Видно вы перепутали меня с кем-то.
– С кем? С тостером? Наверное ты из новеньких этих, что недавно прибыли, когда меня уже не стало. Небось уже и потеряли своего командира? Дай-ка мне свой жетон, я отрапортую о тебе и о твоей некомпетентности и необразованности.
Арагил подошёл поближе, осмотрел человека и сказал, что не знает никакие такие места, и впервые слышит о каких-то там атомах, и что это такое понятия не имеет. Человек тем временем шарился по кораблю, рыская что-то для себя, никак иначе, и увидел книжку на полу у кресла, взял и хохоча прочитал всю, Арагил молча наблюдал.
– Талант у тебя писательский, не пробовал записаться на курсы? Нет в мире таких планет, не существуют такие миры, разве что у тебя в голове. Эх, нарожали матери всяких фантазёров и мечтателей, ни книгу прочитать, ни изучить космос по фолиантам всяким там, и сразу вот такое вот пишут.
– Всё это правда, – вскочил Арагил, попытался улыбнуться, да ничего не вышло, оскал злобный вновь, и человек отскочил в попятную, подумав, что паук нападает.
– Нападать решил? Тебя за это повесят и сожгут на солнце!
Долго еще объяснял Арагил своё происхождение, и наконец не выдержав глупости человеческой, полетел по старому курсу на планету, что была ближе всего. Остановившись, скажем так, после сорока минут молчаливого лёта, человек надел свой скафандр, затем и браслет на руку, и они вышли на поверхность той планеты, где ходили зебры, летали орлы и плавали по асфальту крокодилы. Упал тотчас человек на зад и ахнул, поднялся песок, что книги и малого много не знают, что вот оно какое волшебное-то место есть во вселенной, да и разумные животные у которых свои законы, существа, что строят свои города. Но сколь же глуп был тот человек, что увидев Арагил, не подумал, что таких как он множество миллионов, да разных всяких. Извинился человек, и они пошли на рынок, закупаться нечто важным. Только важного тут оказалось ничего. На полках лежало барахло, коих никогда и нигде не видел он, и развернувшись они сели на корабль и улетели прочь. Змея пенсионерка продавала носки для змей, чулочки, одеяла, отличались они лишь длиной и толщиной друг от друга. Гиена впихивала накладные зубы из камней с острым корнем, а жираф, яро рекламировал мазь против удлинения шеи. Но ни черта не помогали они, носки с хвостов змей сползали, зубы падали, а мазь делала шею липкой, но не короткой.
– Ну что же, раз ты правду сказал, мне нечего терять, да и, потеряли меня похоже, – сказал человек, – Меня кстати зовут Джонни Кекк.
– Арагил, – защелкал паук, и спросил, как он попал сюда и, разумеется, как продержался столько времени.
– Да просто всё, как триста миллионов умножить на четыреста сорок три тысячи двенадцать. Дело было так, мы, с моим товарищем по этому важному делу, что уж греха тайну таить, по уничтожению паразитов вокруг нашей планеты, а паразит этот был огромным, чуть меньше луны, еще бы немного, и вовсе бы с орбиты луну сбил. Так вот, дрались мы с ним, и он, вот такая сила у того, ударил хвостом меня, и закинул в чёрную дыру, которую сам и создавал. И дыру-то он не абы какую, а размером с грузовик, на большее сил наверняка не хватает. Засосало меня в это место, в пустоту Волопаса, и плыл здесь, едва-ли оставаясь живым.
– А как же еда?
– Да. Самое-то важное, еда, так вот. Еду получал я прямо из космоса, сам знаешь, во вселенной много микроорганизмов, а мой костюм собирает их и делает всякие крутые штуки, например, может приготовить пиццу, одним словом на что ума хватает и фантазии. Приготовит и ешь. Только чёрт его дери, холодная всегда. Жевал такую еду целый год, дышал так же. Костюм наш создан самыми умными людьми моего мира, что и кислород добывает прямо из космоса, тут этого кислорода целая вселенная, надо только правильно фильтровать. Вот так я и выживал, веришь или нет, но такова правда. И вижу, радуюсь такой, летит что-то утром сегодня, обрадовался, да я чуть не подавился сосиской, пока удивлялся. Думал, что меня по gps датчику нашли, а это ты, всего лишь. Зашёл на борт и думаю, ну что за чучело наряженное, выродилось в клоунаду. А тут такое тебе дело, ты настоящий паук. Понятно теперь, что никому не нужен я. Бросили меня умирать, или сами люди умерли. Ну что за век то такой, а! Людей кидать на произвол судьбы.
– Что же получается, ты попал сюда из будущего? – удивился Арагил, и уставился всеми глазами, желая услышать истину.
– В смысле из будущего? Какой сейчас год?
– В последний раз на земле, когда путешествовал, был двадцать первый век, двадцатый год. Так и было написано на газетах.
– Да чёрт тебя же дери! – крикнул Джонни, встал и начал ходить взад и вперёд, – получается, сына я больше не увижу. Вот почему меня не могут найти. В этом времени нет наших технологий, значит и путь сюда закрыт, и вообще, миллиард бесконечных вселенных получается есть, может даже в каждом есть я. Перепутают и не того заберут, вот же настрадаются. А тот я, дурак дураком!
Затем откинулся на кресле, и усмехнулся, мол, с тобой я полечу, куда ты, туда и я. И полетели они вместе в мир, во всякие вселенные новые, вновь удивляться неизведанному.
И, можете мне не верить, постучались во второй раз, в ту же дверь. Ну нашли мне тут проходной двор! На этот раз открывать не стали, но каково же удивление было то, когда дверь вышибли и на помосте стоял бог. Он закрыл дверь, пальцем припаял её, и щелкнув сделал второе кресло, и сел в неё. Достал чипсы, и захохотал.
– Продолжайте, нечего на меня глазеть. Не надо обращать на меня внимания. У меня тоже есть дело кое-какое там, куда вы летите. Смотри на дорогу, комету собьешь. Эй, эй, паучок, осторожно на виражах, тут между прочем летают пудели и какаду, – кидая горсть чипсов. Почесав пузо, он посмотрел на двоих, и обернулся, – Чего это вы там увидели? У меня что, Пушкин что-ли сзади? А ну-ка отдерите его от меня.
Ни с кем перепутать нельзя было того бога – это Тор, между ног лежит мьёльнир. Возможно и не Тор, но явно играл его роль и играл между прочим красиво. Встав, выбросив пачку на кресло, подошёл к рулю, и вытянул шею, присматриваясь на планеты под кораблем.
– Паучок, слушай, как там твой отец, Арахдрг? Какое же у него имя сложное, да уж. Смотри не пропусти вот ту планету, – показывая пальцем на крохотную точку, которую они едва ли увидели в телескоп, а он видите-ли, глазом увидел, без ничего, – Вы не спешите так, отдохните, еще сорок три дня лететь, под наберитесь сил, там знаете ли, ух, вы бы знали что строится! Вам силы точно понадобятся. Вы тут пока располагайтесь, как у себя дома, я скоро вернусь. Зовите меня Фулкрум. Проще будет, если поклонятся и называть всевышним. Я вернусь уже скоро, – тело его заморгало, и он продолжил, – Ну что, я вернулся. О чём поболтаем? Ух вы, как же вы долго-то добираетесь, – щелкнул пальцем, и вот уже корабль нависал над той планетой, и вокруг неё скопились существа, направляя оружие на них.
Вышел Фулкрум, поднял руку, взлетел и исчезли все оружия, и замерли существа.
– Доброе дело делает этот паучок, не нужно обижать его. Пусть исследует миры. За мной.
Не знали те двое, что и сказать, и только молча, зная что сила та безгранична, направились вслед за ним. Подкралась мысль Джонни, что вернуть его сможет в мир будущий, и сына там он встретит, только увидев взгляд бога, сглотнул слюни и не стал упрашивать.
Не знаем, чего это бог спустился к ним и чего сам не отправился, раз сила такая могущественная, да только помог он им время сэкономить, и перебросил на новую планету, где всегда царила война и разруха, и, где убивали детей. Всех, точнее говоря. Ни одного животного тут не было, а инопланетяне ели само пространство, вырывая пласты прямо из пустоты, а та пустота заполнялась космосом, образуя новую пустоту. Тёмная материя заполняла их желудки, и от того они становились еще свирепее. И, дойдя с Фулкрумом возле крохотного здания, прямо в большой, он отворил взглядом пятикилометровую дверь, и встал перед главным.
– Что же это ты Галактус творишь, войны устраиваешь, живность пугаешь и миры уничтожаешь?

Что было дальше знать того не знаем, собрались и ушли, пожелав всем спокойной ночи, дабы разрешили они эту глупейшую ситуацию, сели на корабль и улетели. Только и смотрели на нас те существа и скалили зубы, то поделать им нечего нельзя без разрешения, они водили по нам глазами, да и только. Завели двигатель и таков мы и были, за нами полетел бегемот, он долго ещё резвился по бок нас, кувыркался, выпускал фонтан мармеладов, но и он вскоре улетел на другую планету, когда устал, к друзьям ли, этого тоже сказать не могу, но счастлив был он в миг этот, это без всякого сомнения! Много уж поведано было об пауке, и многое понятно и нам, что Арагил тот самый паук, котрому всё на свете под силу, только бы жив был. Скажем так, адже Геркулес, наблюдая за нами из облаков, давался диву, как это так, а сам он не так, всё время на одном месте. Слёзы выплакал, собирал чемодан и возвращался к жене, мол, не пил я вина, а вот денег принёс. Лжецом был тот Геркулес, выпросил у отца денег, чтоб наколдовал, а когда тот не дал, ему наколдовал добро то Дамблдор. Таковы вот чудеса.
ГЛАВА 14. ЧАШКА МУЛЬТИИЗМЕРЕНИЙ И ХРУПКОЕ БЕССМЕРТИЕ
Знаете, чудес ведь на свете множество миллионов умноженных на бесконечно таких же и на один конечный, а вот об этом месте никто и никогда и не рассказывал. Жили-то там, да что уж там, пустые существа какие-то, вакуумные. Их там было тысяча, но друг друга не видели, считали себя одинокими. А как-то, ударился метеорит об землю, выплеснул из ядра какой-то пар, окрасил мир, и стали все эти существа видеть друг друга и даже слышать. Счастливее их не было никого. Но прилетел на их мир дракон, изверг огонь и спалил их, и остался всего один, тот выпрыгнул с планеты и устремился в сторону соседних звёзд, окрашившись в вакуум. Дракон проглотил выжженных, сел на гору, и уснул. А тот, выживший, плакал он пыльцой золотой и серебряной, и до сих пор, вглядываясь в небо, можно увидеть млечный путь, и такие же скопления миллиардов звёзд и вселенных. В далёком космосе не то еще встретишь. Только стоит подумать людям на земле, что по планетам прыгает макака, держа в руках скипетр, тот же миг, с Юпитера на Сатурн выпрыгивает комический астронавт, внутри естественно обезьяна, и скипетр этот делает его вибрирующим на другой частоте, ябы дабы, чтоб люди не выпустили по нему ядерной боеголовкой, знаем же мы их, да что уж там, макака та убежала из земли, сокрушив свой вольер, вылетел на ракете Илона Маска, а потом взобрался на машину, которую выплюнули в сторону Марса, и обрадовался, что стал свободным, плавая вольным стилем по космосу.

Две тысячи пятисотый ли год был на дворе или девятисотый, человек приходил домой, вытягивал из груди шнур и ставил себя на зарядку, закачивал в свой мозг другим шнуром истории, и закрывая глаза, видел фильмы, и по-настоящему оказывался там, играя главного актёра. Кто же знает, больно ли получать те воспоминания, но отвращения не испытал человек. Были маленькие коробочки размером со спичку, куда, приходя домой, люди себя закачивали. Тело вытягивалось в ту коробочку и исчезало, в лобби герой выбирал себе доспехи, книги, фильмы, оружия, и мир, в который хотел попасть, переключая пальцем из стороны в сторону слайды.

В одном одиноком доме, в одной одинокой страны, в мире боли и разочарований, мир волшебства и песен, сидел парень и слушал музыку, а его игрушки танцевали под биты, вертели задом, потягивали автоматы вверх, и ходили из стороны в сторону на столе, потом медленно, делая нижний флоу, и брейк данс поднимались по его руке, и вытягивали куклы ноги, делая шпагат, хватаясь за ухо. Парень вставал, и танцевали они вместе. Куклы спрыгивали с плеча, и вертелись под его ногами, танцевали, в коротких шортах, пижаме, в длинных сапогах и клетчатой рубашке. И танцуя, они выходили из дома на улицу, где вокруг собирались все игрушки мира, и вытягивались в танце и люди, кошки, собаки, львы и птицы, все танцевали. Только один сидел на скамье и не мог танцевать, пил керосин, и плакал, потом сполз со скамьи, и нырнул в нору, и вышел с гитарой. Раз не умею того, что не могу, смогу совершить то, что могу, и начал играть на гитаре.

В нашем времени много всего случалось и многое не замечали мы, но как же, встанешь, потянешься, сядешь на зад, и сил нет уж, а чего-то такого хочется, да что же такое-то. Под землёй же сидят фараоны и играют в карты и создают мутантов, кошки сидят на коленях своих царей и чувствуют себя царями. Они давно уже дружат с гладиаторами, сооружают клетки, куда выпускают львов из зефирок, а люди дерутся с ними, и как цапнут за лапу, откусят, порвут и съедят. Разозлится лев, из него выйдет инопланетянин размером с ноготочек, достанет из кармана сорокаметровую дубинку и отлупит гладиатора. Заплачет тот парень, упадёт и попросит прощения, да поздно уже, деньги заплачены за шоу.

Бурый медведь бежал по антарктиде, бежал и светился, и перепрыгивал вниз под лёд, и бежал подо льдом, вытягивался в разноцветные полоски, превращался в кролика, мчался вперёд, становился змеей, полз, и снова формировался в медведя, выныривал из-под льда, и одним большим прыжком взобрался на отвесный айсберг, встал на задние лапы и разделился на пять звёзд. Улетели пять точек по земле, сделали круг, собрали всего по-немногу, соединились обратно, и сделавшись в тюленя, соскользнули по горке вниз под воду, где плавали киты, выпуская в воздух счастье, запах счастья и благородство духа, и сел тюлень на спину её и медведем стал, уснул и впитался в кожу кита, став его защитой. Теперь-то кит и мог летать и под землёй и под водой, и над землёй, как только мог. Медведь тот сообразил, сообразил и воссоздал все способности всех животных земли.

А, что же это мы всё говорим какие-то скучные вещи, то о каких-то медведях и о тюленях, что нам и вправду-то неинтересны, давайте же лучше всего полетим на коржике бисквита на луну. Луна та на другой стороне зеркального мира, и здесь, живут крохотные деловые экономисты ящерицы. Бегают они быстро, как пуля, и потому, и думают очень быстро. Никому не сравниться было с ними по размышлениям, только думали они всё время о другом и не по теме, и могли в размышлениях своих пойти домой, да и далеко в мыслях. Бывало, подумают, размышляют о строении ядра луны, так и сворачиваются в шар и проникают в свой разум, глядишь, только и левитирует над землёй лишь один мозг. О чём и кого ящерицы спрашивали в своём разуме советы, но выходили они оттуда не так быстро, как хотелось бы, что к тому времени, на луне вырастали пальмы, бобы, формировались межзвёздные мухи, которых, между прочим не бывало здесь миллиарды лет. От того ли, что думали они, или от того, как долго они находились и их мозги начинали разлагаться, просуществовали мухи на луне вот уже две тысячи лет, и, выйдя однажды из транса, ящерицы пировали больше ста лет, не отказывая себе в питании. Бывали и извращенцы, как мы ж уже сказали, разумные были те ящерицы, и женились да и повыходили замуж за мух, а когда ссорились, в ярости съедали своих вторых половинок. Потому, союз мух был крепким, и никто из них не спорил с ящерицами, да что уж там, стоило как-то прожужжать у уха, когда те спали под солнцем и грелись, сразу же прятались в трещины на песке, а бывало и вовсе предпочитали вылететь из луны и умереть от холода, и пасть смертью храбрых где-то на другой планете. Только одного терпеть мухи в своих мужьях и женах не могли, так это то, как они к ним относились как к равным, хотя что же это, мухи то и сами между прочим не готовили салаты, супы не варили, и вообще, ели только готовое, пылесосили ртом крошки с поверхности и жадно прятали это за щеками. Ну ладно, оставим этих бедолаг в покое, что это мы идиллию их портим рассказом, они уже взрослые мухи и ящерицы, взрослеть давно пора бы уже, пусть себе живут, разве не правильно говорю? Конечно правильно, я всегда говорю правильно.

Не поверите ли вы в то, если я скажу, что когда-то Артём Балабанов, житель Астрахани исчез из своего дома номер пять по улице святого Моисея? А вот вы поверьте мне! Не может конечно человек взять и просто исчезнуть без следа, что-то тут было не так, не может раствориться человек по желанию, оставить свои любимые игрушки, постель, любимый телевизор, да что уж там, свою радиоуправляемую ракету, на котором он всё детство бороздил улицы своего двора. А что же на самом деле произошло? Кто же его разберёт, но было это так:
Сидел тридцатидвухлетний Артём в своём доме, смотрел Каламбур, хохотал, поставил чайник кипятить, налил чаю, и исчез, прямо сразу же, как сделал глоток. Какие-то волшебные измерения открылись в то мгновение, и Артёма засосало в чашку, в измерение сорок три. Когда родители пришли к нему, они не знали, что улетел наш друг. Увидели, что грязно дома-то, взяли и помыли всю посуду, даже чашку, где на дне был портал, и растворился портал, и смылся в канализационную трубу и пополз по стенкам труб в большое озеро. А может и не пополз, а исчез полностью, как конфета растворившись от посудомоечного средства. Но мать помнит, что убирая всё это на раковину, когда кинула ложку, та исчезла, да и вода сама, будто смылась, но мать то подумала, что померещилось, помыла заново, повесила на крючок, и вышла вон. Так она и не знает что с их сыном. А Артём тем временем упал возле Леонарда да Винчи, и стал его другом, сначала, разумеется, ну как иначе, он не понимал того иностранца, но сразу приноровился, несмотря на свой возраст уже солидный для изучения языков, и выучил. Других, а тем более русских тут не было. Они вот летели на самолетах, прыгали со скалы, погружались под воду в скафандрах, сооружали пистолеты, а как-то изобрели робота, и удивления предела не было Артёма, вот же как получается, что люди не такие глупые тогда были. Вернутся Артём уже не мог и умер там, раньше самого Да Винчи, когда прыгнул из незаконченного парашюта. Хотя раньше мог бы и умереть, когда соорудили танк, и они желали испытать его под водой, но отказался, сказав, что так будет трудно выходить из капсулы наружу. Артём не знал же, что так было должно. И умирая, к нему прилетела смерть, забрала его и выкинула из той чашки обратно. Распластался Артём по кухонному гарнитуру, встал, отряхнулся, поглядел за окно, а там уже и конец всего, и мир разрушился из-за того, что измерение то сокрушила реальность. Гитлер был жив, и они со Сталином пили чай. Смотрит, а на его плече нашивки генеральские, и понял Артём, что предал он свою родину, и выбросился с крыши, да только подхватили того летучие офицеры на антигравитационном звездолете-сноуборде, отдали честь и опустили возле подъезда.
– Осторожнее, сэр.
Сглотнул слюни Артём, достал из нагрудного кармана сигарету и закурил. В первый раз, и сел на скамейку, и город полыхал в огне. Полыхал, но век технологический пришёл. Хорошо то было или нет, Балабанов не знал, и захотел мать увидеть. А Мать, ого-го, мать была женой Гитлера. Узнав же об этом, Артём расплакался, как настоящий мальчик, сел на звездолет и полетел в место, где он сможет поразмышлять над тем, как же ему поступить, убить ли отца, или нет. И подумал, лучше уж умрёт весь мир, чем будет страдать всё человечество. Только не было у него никаких сил, кроме собственной головы. Пришёл после трёх дней размышлений Артём домой, нашёл ту чашку, и звал время вспять, звал и плакал, обещал больше не быть отрешенным. И пришла смерть, пришла и ударила его по лицу, и парень проснулся. Оказалось то он уснул себе на столе, устав ли, или от чего, и чай остыл давно уже, а в комнате ждёт его ракета и старый телевизор. Первым же делом парень позвонил матери и договорился встретиться, и сразу же обнял по прибытию. За окном тихо и свежо, солнце светит, гуляют дети, и евреи, все евреи на месте. Его друг Петя вон, бежит с приставкой денди к нему, где-то на барахолке купил, их приставка детства.

Ладно быть тому счастье, пусть радуется, закроемся же шторку, стесняется наш Артёмка, ему ведь еще столько хорошего родне и друзьям говорить, уединиться надо, знаете сами, очень стеснительное это дело, признаваться в любви. Тсс… уходим, тише-тише. Итак, перелетим ко мне.

В моей комнате есть обои, да-да, удивительно, да ничего себе удивительного, у всех обои есть, сижу значит и хвастаюсь, а что? Разве есть же у вас обои, через щель которого можно попасть в цифровой мир, и стать игроком формулы один, или оседлать динозавра? Вряд ли вы вообще знаете каково это на самом деле. Вот смотрите, я прыгнул на мармелад и увяз в нём, упал под него, и вышел в радуге, а тут единороги катают детей, зайцы танцуют в хороводе, а змеи летят по небу, и их за верёвочку держат еноты. Рядом с ними бежит Марио, строит дорогу Сонику, прямо там, пока тот бежит. Вот себе на, как он успевает размешивать цемент и одновременно укладывать брусчатку. Да чёрт его знает! Но что тут есть, так это магнитофон, которую слушаешь, и не поверите мне, оказываешься исполнителем той песни, которая звучит оттуда. Вот так, стоишь, слушаешь, а это поёшь ты. А есть такие магнитофоны, из которых вырисовываются головы любимых исполнителей, и они, держа микрофон, вылетают из него и поют, в тоже время танцуют, зазывают, орут твоё имя. А ты такой, стесняешься, но идёшь. Они лишь спросят, что хочешь, ты скажешь, миллион бы на первое время, пошутишь, и тут же перед тобой миллион, а они шуток не понимают, вот те на, настоящие Джинны! Потом ты наиграешься в том мире, голова загудит, конечно, веселиться очень хорошо, но это вам, мне знаете ли, очень трудно бывает вообще привыкать к шуму, и потому вылетаю я из обоев пулей, а тут такое умиротворение, тишина, которую между прочим обожаю больше, чем само веселье, так бы и сидел и слушал биение сердца. А что, это можно устроить.

Полетим-ка мы в то место, где доктора извлекают сердце и показывают, каково это видеть сердце и чувствовать, что ты хрупок. Нас всего-то защищает лишь ребро, и тонкая кожа. Вот, долетев мы видим, как доктор достаёт из тела человека сердце и ставит на посуду, она всё ещё бьётся, но вы не переживайте, здесь и умереть невозможно, такое оно место – планета Врачевателей. Здесь созданы капсулы бессмертия. Разделите меня на миллион маленьких кусочков, а жить буду, стоит совком в другую посуду переложить, засунуть в микроволновую печь, испечь меня, как я сразу сделаюсь комком, цельным, и рожусь человеком. Почешу себе лоб, возьму сердце на память… постой-постой, что значит сердце на память? А вот так вот, я это самое, заказал дополнительную услугу, отрастить мне новое сердце, здоровое и крепкое, а то с этим, мне сказали врачи, не мал день и через десять лет схвачу приступ и умру, а с новым, минимум сорок лет еще буду ходить без проблем. Вот ведь оно как тут. Они испытывают наше тело в симуляции времени, то есть начинают стареть наши органы, и смотреть насколько нас хватит. Вот она технология будущего! И вот так, отрастил себе молодое, старое с собой заберу, может в музей дам, ну она тут, за поворотом. Между тем на той планете людей ведь и не только лечат, а есть отделения, где людей убивают, потому что те провинились, а сердце забирают для других пациентов, старых, чтобы заново не выращивать их, не выгодно это – а старым ведь, к примеру девяносто летнему, не к чему сердце “сорокалетнее”, ему и десяти хватит. Всё же, память они к тому времени в большинстве случаев и теряют, и думают, что уж молоды. Гуманно будет дать им десять лет, и не испытывать на них судьбу несчастную. Каково же это каждый день просыпаться и не чувствовать, что вообще живёшь, нет, живёшь то ты по-настоящему, только каждый день по новому будто, теряя всю вчерашнюю память. Разве это жизнь? Один старик как-то собрался и ушёл из клиники, только вышел, спрыгнул с лестницы, развалился и умер. Думал, что молод, а вот и так бывает.

Ай, да ну их, пусть себе делают, что хотят, а мы уже мчимся к волшебной горе. Ну что за гора? Ух ты! Там живёт Эрагон, дракон. А чего у нас тут драконов развелось так много, а вот захотелось мне побольше драконов увидеть, разве они не прекрасны? Итак, поднявшись на вершину, мы видим его, Эрагона, или это она. Кто же их разберёт-то. Поднялся к нему и говорю, что приручу его, как того беззубика из мультика, а он улыбнулся и сказал, что сегодня по графику у него выходной, заслуженный, ему еще картофельное пюре готовить, гуляш, и компот сварить. И стало мне грустно, махнул на него рукой, и достал свою большую ложку, и сказал, что тоже между прочим хочу есть!

ГЛАВА 15. САТАНА И ВЯЗАНЫЙ ПРИЗРАК
Одиноко на небе летел хвост павлина, кружась над водоворотом одеял. Над пропастью танцевали индейцы, кричали, и водили хоровод возле ёлки, выковыривая пластилин из колёс трактора. Где-то здесь росли деревья с гранатами вместо иголок, снег тёк ручьями, на вкус настоящая кисель, деревья людоеды, носки преподаватели искусствоведения. Где-то над облаками бродит кот и лижет их, как молоко, вырывает куски, тревожа покои ласточек считывающие штрих-коды младенцев, которые попадут в яйца живых ласточек. И только я, будь проклят тот день, когда открыл дверь в комнату отца, сидел и ремонтировал его игрушечный самолёт. Он сказал, чтобы из этой воды получился самолёт, кинул в меня ведро с молоком, сказал чтобы получил сухое молоко и воду, из второго соорудил самолёт, а с первого слепил снеговика, потому что у него нет денег, а на своём летать можно бесплатно. Он бил меня кнутом и не платил денег, говоря, что сыны должны работать за просто спасибо, или за просто за факт того, что их не утопили в тазике после родов. И вообще, дети – это рабы, и, если глубоко капнуть, часть его, что должна самого себя удовлетворять и помогать. Ничего себе, подумал я тогда, но отмазки не придумал, потому, выуживаю воду из канистры с молоком, и строю самый мокрый самолёт во вселенной, которому не страшны дожди, и вообще, дождь лишь топливо, а летает он из-за солнца, из-за испарений, ведь солнце, между прочим тянет в облака всю воду. Солнце наш друг. Мой друг:
– Воины огня! – заорал я, не в силах сдержать гнев. – Приступаем! Кто ещё хочет совершить этот подвиг? Кто еще хочет помочь построить самолёт?
Из-за ёлки в моей комнате послышался треск, кажется, я пробудил лесных жителей. Оппоненты Рембо молча обернулись ко мне, но было поздно – три монстра выходили из-под ёлки. Воины с дубинами, огненные демоны, сатана, и два психопата – один в маске.
Я робко сделал шаг вперёд, и один из них плюнул в меня кислотой, заставив вырасти ячмень на глазу. Я успел увернуться, бросив в вампира поленом, который был предательски тяжёл, но в спину впивался немилосердно. Несколько сильнейших ударов в грудь разбили гортань, и из раны полилась кровь и посыпалась мишура.
– Да кем ты себя возомнил, маленький человечишка? – спросил Сатана. Он был одет в кожаный костюм и кожаные перчатки.
– Я не человечишко, я вампир, – парировал я.
Обидеть демона сложно.
Демон зарычал и кинулся на меня. Я принял на руку булаву, ожидая удара его. И он занёс было её над моей головой, как вдруг Лорд Света быстро встал между нами. Огромная рука с грозным красным огненным шаром поднялась высоко вниз – и всё исчезло – вампир, сатана, демоны – всё. Только камин мирно потрескивал, догорая дотла. Вода кружилась и улетала ввысь. Потолок чернел.
– Вот так просто? – удивился я.
В камин полетели ещё и спички, и он загорелся ещё сильнее.
Затем Лорд Света сотворил из пламени камина круглый стол, положил на него что-то из моей хурмы, что хранился у меня в ноздре, и оттолкнув меня, сказал:
– Мы знаем, кто вы. На протяжении недели портал был закрыт для вас. Но сегодня он будет открыт, потому что Лорд Тьмы пригласил меня на праздник. Надеюсь, вы позволите ему обнять мать. И он разрешит вам сгореть в камине, и вместо вас соорудит самолёт и слепит снеговика. Я кивнул, но Лорд не знал, что мать мы съели на пасху.
Мёртвое тело упало на пол. Лорд оторвал мою голову.
«Не-е-ет», – завыл рядом с камином дьявол. Голова закатилась под диван и пропала.
Поиски моей пропавшей головы не заняли много времени.
Подняв свою голову, я увидел, что на ковре сидит маленький мальчик. Я умилился и раздавил его.
Отсутствие глаз не мешало ему видеть лучше, чем мне. Мальчик увидел свою смерть, расхохотался, собрал чемодан и убежал.
Да, что уж там, чушь это всё, как и вся история эта, но давайте в более серьезное чтиво. Итак…

Весной сорок третьего года, накануне войны против Германии, когда я сидел в окопе и смотрел мультики, мне на мобильник позвонили из Лондона и сообщили, что в моём доме, по соседству поселилась дама преклонных лет, которая каждый вечер приходит к моей двери и молится. Моя дочь шестидесяти лет выходила на порог и слушала, что она шепчет:
– Чтобы ты сдох, окаянный грешник, – шептала старушка, потом плевалась семечками, чертила пиктограмму и взывала сатане, чтобы мою душу забрали без очереди. Поливала кровью мышей, рисовала попками свиней узоры.
– Можно, дочерь божья, – сказал дочери, дабы угомонить женщину, и она, слушаясь моего наказа, брала стул и ударяла её по хребту, стороной, где торчало больше всего гвоздей, затем пинала в лицо каблуком, вколачивала её в стену головой гвоздём, колотя по стопам, и увешала все стены кишками.
Кто же мог знать о сверхъестественности этого существа и волшебной способности. Из-под пола выходила, точнее вылетала, как болид формулы один, душа старушки, и целую ночь вязала и штопала своё тело, и наутро снова выходила на путь молитвы и взывала сатане. И, в очередной раз, когда поступил звонок из квартиры номер семь по улице Шерлока Холмса девять три четверти в седьмой степени умноженный на три в минус девять, рука схватила меня через телефонную трубку за уши и поволокла в Лондон. Выйдя из телефона, взору предстала картина. Голая, морщинистая, похожая на моржа старушка танцевала около костра чунга-чангу, а рядом сидел мужчина с рогами, Сатана, никак иначе. Назвался Хеллбой. Красный-красный, словно только что вылупился из задницы какой-нибудь коровы или козлицы, или же, он любил купаться в томатном соусе. Затем, смахнув меня с пальца своего, Сатана размазал старушку об стену и сказал:
– Значит это ты?
– Кто я?
– Ублюдок, которым прожужжала мне все уши эта бабушка.
Я взглянул на умершую старушку, и сглотнул слюни; мама. Она же умерла еще за два года до моего рождения, откуда она тут? Потом из пола вылетела душа и начала вязать тело, сшивать ошмётки. Закончив дела со своим телом, старушка вытащила кольт магнум из чулков, и нажала на курок; только дым рассеялся, Сатана сжимал в зубах пулю, и, встав, вновь размазал старушку об землю. Никак по другому быть не может, но старушки они любят спорить, пока оппонент не сдастся, и посему, всегда вставала обратно, пока наконец не выработала иммунитет против ударов, и не стала неуязвимой.
– Окаянный! – кричала она, выплёвывая грязные носки, и обглоданные кости, крошки и кожуру из-под банана. Они вместе с Сатаной катались по полу и кусали друг другу уши, плечи и руки, затем встали, отряхнулись и обвенчались перед телевизором, через канал Спас под звон колоколов и умирающих младенцев.
Сейчас, мой батя Хеллбой, каждый вечер приходит ко мне в квартиру и устраивает дискотеку проституток, занимается с ними любовью, убивает, жарит, выпускает через мясорубку, затем старушка сшивает их, и уходят рука об руку обратно в Ад. Сатана вовсе не платит своим проститукам, а берёт рассрочку на моё имя, после чего, может месяц или два проходит, ко мне являются коллекторы и выпучивают глаза через стопы, между пальцами, вытягивают через рот язык, вяжут бантик и празднуют что-то, и уходят, взяв с меня обещание, что когда-нибудь… я так и не понял, что за обещание они тогда взяли, но на всякий случай начал хранить язык в сейфе. Когда меня спрашивали, почему молчу, я говорил всем, что убрал язык на хранение, и, чтобы отвлечь от отсутствия языка, рассказывал им новые сказки и легенды.
Где пропадала всё это время моя дочь, понятия не имею, но в один прекрасный день, когда проституток не было, и не нужно было убирать кровь с ковра щёткой и иголками, она явилась домой пьяной, и сказала, что она уже взрослая девочка и вправе сама решать, что ей делать, и когда.
– Мне уже шестьдесят один год, между прочим! – орала она. Так я и не спорил с ней, дал щетку и иголку, и сказал, что она сама может почистить ковер. Дочь почистила, ведь она сама сказала, что самостоятельная. Но, затем, поработав, наверняка в крохотной голове левый жёлудь ударился об правый жёлудь, образуя мозг, она всё время косо смотрела на меня, выходила из-за углов, из-под ковролина, из-под горшка с цветами, из носков в ванной, из щели на полу, из-под тетради и прищуривалась, пытаясь пристыдить меня. Я тотчас ударял её по макушке молотком, и она с час лежала выпучив глаза и вывалив язык на пол, на спине. Пока она не приходила в себя, крысы поедали её глаза и язык, а потом, узнав, что она живая, возвращали язык и глаза. Она, если долго-долго за ней наблюдать, пищит, как мышь, ест крошки, и ползает между стеной и обоями, и, услышав шум, прячется за трубами в туалете. А если ее вовремя не кормить, она даже ходит как человек, на цыпочках, сначала по полу, как в цирке, потом по стене, и тогда начинает ползти, сначала вот так: одна лапка тянет за собой другую, – но потом у нее появляются лапки, и туловище, и голова, она пытается встать, а когда у нее это получается, она ставит лапку на голову, и с минуту смотрит перед собой, на соседа по комнате, а затем опять падает на пол и лежит, лежит, и дышит тяжело, и медленно умирает, тогда я убиваю ее молотком по голове и выбрасываю, чтобы не мучилась. Так она и лежит до тех пор, пока её не купят кому-нибудь на обед.
– Скажи, моя радость, – спросит меня через месяц жена, чем ты занимаешься?Я отвечу:– Я убил её.– Кого?!– Крысу.Жена не поверит, и мы обсудим это попозже. Или никогда. Не помню. Я потом снова убил Крысу, она долго пищала, бегала по потолку и царапала мне лицо; но уже у соседа, одну за другим, каждый день, я же наркоман, мне надо постоянно убивать.
***
Один койот выбросил из дома ковёр и у него замёрзли лапы. Но он пошёл к своему другу, куску мела, и они легли спать. И тут пришёл последний койот, укрылся за меловой спиной и снова стал тёплым. Койоты обнялись и сказали друг другу:– Отныне мы будем спать вместе, потому что нам холодно спать на разных коврах.Один из койотов, самый главный, жил на берегу океана. Он подвизался мыть кости акулам. Он говорил, что никогда не ест рыбы и не пьёт воды. Поэтому он выглядел солидно и мощно. Но акулы не боялись его. Он был похож на комара, который сидит и чешет свою задницу носиком. И акулы брезгливо морщились, когда он к ним приближался, но не трогали его.Но тут по небу пролетела комета. Комета была похожа на уголёк, и она упала в океан и подожгла все кораллы. Кометы очень полезны. Эти вещества, которые помогут нам победить Черную Дыру.Заснуть я не мог, потому, что думал о том, какие полезные вещества мне помогут в борьбе с Черной Дырой. Я подумал, что это я сам по себе очень полезный, поэтому мне поможет мой солнечный апельсиновый сок. Я налил его в рот и стал сосать, чтобы сразу образовалась соляная кислота. Она попала мне в мозг и я заснул. Утром проснувшись, я побежал на берег океана, и метнул сок в воздух, она закружилась и взорвалась. Я вытер пот со лба, и пошёл домой. Теперь, смотря на черную дыру, я видел оранжевую. Так мы победили черную дыру, и нас на следующий день засосало в оранжевую.
ГЛАВА 16. ДНК-КОШЕЛЁК, БУТОНЫ С ДЕТЬМИ, ЗМЕЙ-ЭКСПРЕСС ДО ЛУНЫ, НАКЛЕЙКИ ТАЛАНТОВ, МАСКИ ИЗ КОЖИ ЛИЦ
Бруклинский мост свисал с облаков и собирал в себя множество тысяч крохотных городов, где жили сказочные герои, начиная с Дюймовочки и заканчивая хоббитами и Безумным шляпником. Из дома в дом летал Санта Клаус и ел печенье оставленные детьми, хоббиты крали у молодожёнов кольца, чтобы уничтожить их на вершине вулкана, считая их кольцом всевластия Саурона, а Дюймовочка ложилась спать в спичечную коробку и видела грязные сны с несколькими мальчиками с пальчиками. Безумный шляпник рассказывал истории и дико смеялся, разделывая старуху из сказки «Золотая рыбка», и облизывал нож, празднуя ночной ужин с Шреком и его женой. Не прошло и пяти минут, лишь семь, из облаков спустился Турук Макто на драконе и зазвал жителей волшебного моста полететь за ним. Все полетели, упали на скалы и море из кислоты и разлетелись на куски. Больше никто не летал с того дня с моста. Макто был чертовски умным существом, летая сам на драконе, он уверовал всех в том, что они могут летать и без него. Наверное, вера так и работает, люди верят в то, чего на самом деле нет, и это даёт им надежду, что волшебство всё-таки есть, и что-то и в их жизни может измениться, стоит только однажды захотеть. Только не работает так жизнь, она вовсе не хочет, чтобы вы стали лучше, ей выгоднее, чтобы вы были хуже и брали от неё всё не за просто так, а за какие-либо деяния и подвиги. Подвиг выйти на улицу и побегать под дождём, сделать тысячу приседаний или написать книгу, всё это даётся лишь трудом, желанием самого, но потом, как бывает, люди думают, что это бог им дал эти силы, а на самом деле никто ничего не давал, а вы сами того захотели, ибо в глубине души чувствовали, что нет ничего глупее на свете, чем ждать от моря погоды.
А между тем, где-то далеко от вас люди бегают по опушке и чувствуют себя просто замечательно. Они заходят домой, пьют кофе и молодеют, и, когда старики тянут руки к кофе, и выпивают, те тоже молодеют и возвращаются в детство; всего на день, но и этого хватает, чтобы выпить ещё пару тысяч кружек кофе и стать быстрыми, красивыми и душевными. Вы представляете, сколько раз можно получить опыт от жизни постоянно становясь молодым веками? Сколько боли и счастья люди испытывают и становятся мудрыми.
Где-то на другой стороне живут зубочистки, они прыгают в океан и ловят рыб, потом вытаскивают на сушу и кормят голодных детей, которых они взяли на обеспечение. Так бывает в этой части мира, люди вместо того, чтобы воспитывать или убивать маленьких, отправляют их на остров зубочисток, надеясь на то, что зубочистки убьют их вместо них, но на самом деле не так всё радужно; зубочистки не убивают детей, они их воспитывают и дают мудрость, хотя на самом деле и не умеют говорить, там стоит всегда тишина, то есть стояла, пока дети на стали появляться один за другим. Выгрызая спинку рыб, дети радуются, они обнимают зубочистки и называют тех «мамой» и «папой» только на языке своём, которую они придумали сами, ибо никогда не слышали человеческих речей. При достижении четырнадцати лет дети уходили из острова, рассказывали, как они выжили, чем кормились и насколько были счастливы. И все на свете захотели попасть туда, только вот зубочистки убивали чёрствых и злых людей, мстя за своих детей, которых те выбросили, как никчёмный мусор. Они не доверяют взрослым. И правильно делают; люди взрослые злые и всегда врут ради своей выгоды. Уходя, дети плачут, но другого выбора у них нет. Таков закон племени, чтобы до того, как стать взрослыми, (став большими их убьют), зубочистки не убили их и не выбросили в океан. Так их спасают и дают новую жизнь. Больше дети сюда не возвращаются. Возможно, именно так эти малыши понимают ценность детей и воспитывают их по законам зубочисток, любя и не отказывая им в уюте и тепле. Так больше всего выброшенных детей.
Может быть, когда-то вы думали о том, что всё на свете идеально, но хотели бы знать более идеальный мир. Таков мир есть, и там есть двери, входя в которые, точнее дотрагиваясь до ручек их, люди попадают в тот мир, которые сами вообразили, в ту страну и планету, которую сами создали. Взявшись рукой до ручки двери, ручку всасывает людей, скручивая их в тонкую полоску и выбрасывает в мир, которую выбрали они; Италия, Будапешт, вершина Сфинкса, планета шоколадок, звёздное созвездие кисели и чебуреков, кто их знает. У каждого своя мечта. А на самом деле люди просто оставляют своё тело лежать на кухне, а их разум устремляется в компьютерную симуляцию, где любая мечта – реальность.
Вот так сидишь на стуле, и вдруг становится не по себе, из соседней комнаты доносятся звуки, такие родные что-ль, такие знакомые; выходя, выбегая в зал, ты видишь, как там показывают фильм, о котором ты мечтал, продукты о которых грезил. Всё потому, что в будущем никто не будет одинок и всегда их будут слушать через всё, что у них есть дома. При строительстве домов сразу же будут в стены внедрять микрофоны, чтобы подслушивать вас и рекламировать вам свои продукты, управлять техникой дистанционно, если даже она не включена в сеть; маленькие нано роботы будут питать вашу технику, выходя из стены, чтобы просто прорекламировать вам свой товар. Вот так лежишь себе на кровати, спишь, а ночью раздаётся громкий рёв, а это ваша техника рекламирует то, что вы увидели во сне или проговорили не просыпаясь. А желая что-то съесть, к вам через дверь влетает курьер с доставкой, оставляет то, что вы хотели бы съесть, или то, что желало ваше тело, а снимают деньги со счёта, который вы открываете уже при рождении, внедряя свои частички ДНК в банки био-кредит. Работая, или покупая что-либо вам выдают кеш, и на этот кеш вы будете покупать что-либо. До достижения вами шестнадцати лет, государство будет выделять вам деньги на ваш счёт, которые вы вправе потратить, а пенсии у вас не будет, для этого вам стоит открыть своё дело или работать на других таких же людей. Они будут платить вам своими кешами, которые у них есть, и так по кругу. Кто-то пожелает поделиться своим кешом, а кто-то вместо этого захочет их украсть, да вот только никогда не сможет без желания самого носителя ДНК. Вы будете есть и есть, ничего не делать, и однажды ваш дом отберут, потому что ваш кеш пойдёт в минус, и, лишь единожды вам смогут дать кредит, чтобы вы не жили на улице, срок при котором вы должны выплатить все имеющиеся минусы, а потом, государство отберёт у вас всё, что есть. Оно отберёт у вас даже био-кредит, чтобы вы не смогли ничего купить, ведь в этом мире нет наличностей, и люди расплачиваются собой; что этим хочу сказать, люди в том мире будут законопослушны, чтобы не умереть, или остаться одни, потому даже малейшая помочь тем, кто остался без кредита, повлечёт за собой наказание, штраф в виде списания средств, а без них, увы, жить в будущем невозможно, а если отобрать и вовсе ДНК-банк, то и заработать ни на чём будет нельзя. Остаётся бомжевать. (Речь о тех, кто потерял счёт в банке. Обычным же можно помогать, безвозмездно). Только микрофоны и камеры, установленные на стены, будут отлавливать вас и закрывать в питомниках, чтобы показывать вас по телевизору, запугивая население, чтобы ни в коем случае те не стали помогать, иначе будут как они, не нужными и заключенными, которым дают воду раз в сутки, и еду из остатков после богатых; кости, кожуру, ошмётки, жир, шелуху от семечек. Всё то, что осталось. Даже шерсть убитых животных им давать не будут, ведь шерсть важнее всего для продвижения по телевизору рекламы по продаже шубы и ботинок. Кишки для создания еды для бедных, кости для интерьерных решений, подушечки лап для варки холодца(студня). Разговариваете вы со своим другом на улице о том, чтобы у вас был автомобиль, вам пригоняют автомобиль, и вы вдруг становитесь счастливы на мгновение… а потом и вовсе стихаете до травы, лишь бой океанских волн в голове; «кеш уходит», это вам ещё везёт, что вам возвращают часть денег на счёт в виде кэша, потому оно так и называется; «жизнь в долг», «кеш за ваш кэш».
И людям ничего другого и не остаётся, ими овладевает жадность и богатая жизнь, которую они видят по телевизору, когда показывают те злосчастные рекламные баннеры, людей, что пьют коктейли и летают на вертолёте – думают, что смогут также, и прожигают всё имеющееся. На то и направлена реклама, чтобы люди быстрее тратили свой «кеш». А работать не хочется, хоть убей. Люди привыкают к тому, что государство их обеспечивает, и люди разучиваются что-либо делать вообще, даже умыться они не могут без чужой помощи; людям говорят, если у тебя есть возможность помочь другим, поделиться и дать работу, дай это – они нанимают тех, кто умеет работать, те, кто помоет им лицо, руки, ноги и тело, кто будет за них поднимать ложку и направлять в рот, а те будут платить «кешами». Они наймут тех, кто будет им поднимать стульчак в туалете, подтирать им зад, смывать за них, и подметать за ними пол. Даже телевизор, видите ли, надо включать вручную, становясь на колени и переключая программы по нажатию кнопок вверх и вниз. Даже такая работа востребована. Стоит только сказать, канал пять, и человек переключает на пятый канал. Да что же это за жизнь то такая? Вроде бы всё идеально, но всё не так. По улицам бегают люди нося за спинами людей. Одним словом, люди зарабатывают как могут, и, где могут. Разумеется, не всем нужна прислуга в доме, да и не всем она по карману. Но что же происходит, когда денег уже не хватает, да всё, наоборот, люди, которые обслуживали, теперь хозяева тем, кого обслуживали. Так они поддерживают «кеш» друг друга, и это вовсе не запрещено. Самое трудное – это не покупать и не вестись на рекламу. Сладостные речи. Возьмём тех же бедных; они заваривают одну заварку на коммуну, а одну ложку кофе разделяют между всей общиной, разводят водой, и пьют на всех – экономия «кеша» – секта. Многие люди попадают в эту коммуну за неимением другого выбора. А вещи донашивают друг за другом, делятся. Бывает, одну тарелку лапши они едят по ложке каждые пять часов, дабы не разориться. Продают вещи за пол гроша другим, которые также не прочь купить что-то подешевле, да и сэкономить на разорении своего «кеша» и не стать, как все эти сектанты.
Человек существо прекрасное, пока не докажет обратное. К примеру, в одной маленькой деревушке разводят людей через цветы в горшке. Они садят семена лилии, колокольчика, кактуса, и по протяжении некоторого времени цветы вырастают, а в бутонах свернувшись в калачик спит ребёнок, цветок падает медленно к земле, раскрывается и выводит живого малыша на свет, тот кричит, пищит, затем его берут совком и укладывают в корзину с тёплыми вещами, сверху поливают водой, чтобы он не высох и не нуждался в питье и не мучился от обезвоживания. Дети не могут говорить, что им надобно. Особенно цветочные.
Представим себе мир, где мы живём в мире, где каждый объект имеет свою гравитацию и силу притяжения, что у каждого объекта есть своё ядро. Таким образом мы – люди, можем ходить прямо по десятиэтажному дому вверх вертикально, подниматься на небоскрёбы, ходить с обратной стороны моря (натяжения воды), обойти облака вдоль и поперёк с конца на начало, носить животных на спине без ничего – они стоят на ногах прямо у нас, вместо рюкзака на спине, может даже спать сворачиваясь калачиком. Также можно носить целые магазины за спинами, не покупая для этого никакие приспособления, к примеру, ферму муравьев, чтобы другие люди смотрели и умилялись над вашей фермой. А есть вещи, которые и вовсе делают вещи легче, например, шары, на которых будут пастись коровы, и которых можно будет переносить на верёвочке с одного места на другой. Можно даже продавать их с шаром, и люди бы вместо каких-либо грузовиков, просто уезжали на велосипеде с шариком в руках, на которых пасутся козлы, коровы и даже целый зоопарк. Разумеется, вам трудно представить, как это на маленьком шаре могут уместиться столько животных, да вот так; не только вес уменьшается, но размеры тех животных, или даже они будут вибрировать на свой частоте веса, при контакте друг с другом будут пролетать сквозь друг друга. То есть, стоя на одном месте, там может быть целая планета животных, да только на один микрограмм, отличающийся друг от друга весом – именно каждый грамм вибрирует на своём измерении, частоте, как вышки радио и вай фай, или лучи гамма. Очень удобно, разве не так, да что же, конечно – это так.
– Эх были бы у меня крылья, – думал Кайл, разглядывая на небе поезда змей, – Летал бы по миру и дом бы не нужен был, – Поезда змеиные тем временем летали и переносили людей с одного дома к другому, от города в город, из земли на луну, создавая слизистый кокон за спинами с кислородом при передвижении. Ничего платить не нужно, змеи эти мигрируют, и главное знать когда и во сколько. Нужен только документ о здоровье вашей, чтобы не убить какой-либо болезнью змеи-поезда.
Сколько же всего на свете существует, да не счесть их, да так много, что целой большой книги на миллион страниц не хватит. Девушка бежит по земле, не спит никогда, не ест, а если и ест, только то, что попадётся – стоит ей только на миг остановится, она иссохнет и умрёт. Только бег даёт ей энергию и молодость, жизнь; остановившись время забирает её молодость, она стареет. Бывает даже, при беге своём она научилась добывать энергию не от пищи, а от солнца и звёзд, от малейшего их проблеска в небе. Не хотелось бы бегать всю жизнь только ради того, чтобы быть молодым, не хватало ещё жертвовать сном ради того, чтобы жить вечно. Какая же это жизнь бегать и бегать, не общаться, не читать, не слушать, не видеть, крутиться, как белка в колесе и думать, что мир состоит только из скорости. С одной стороны это так, но с другой, не только в скорости жизнь. Люди не могут потерпеть пяти секунд рекламы на ютубе, а тут… моё почтение!
На стенах домов маляры нарисовали большой, трёхэтажный одуванчик, ушли домой, а тот рисунок от ветра крутиться то в одну, то в другую сторону в зависимости от направления ветра, а бывает, краска улетает по воздуху, как настоящий пух одуванчика и приклеивается в другое здание, создавая при этом совершенно другие картины. Девушка держит платье, чтобы она не поднялась и не засветить стринги, собака открыла рот, улавливая частички ветра, чтобы не перегреться. Такие картины, такой мир. А было бы круто наблюдать за этим из своего дома, вытягивать руку и чувствовать, как краска впивается в руку и остаются там, а после того, как вы подуете на неё, она улетает в другую часть города. Представьте себе, как бы по всей улице летали разные рисунки и впивались в дома, в комнаты и кухни, на коридоры, а при ненадобности, вы просто продуваете их феном или втягиваете пылесосом и выбрасываете с балкона. Кто-то уж точно будет рад.
В штате Коннектикут давно уже созданы лаборатории о которых никто не знает, сотни лет учёные изучают свойства своих приборов, а именно; посредством наклейки на ногу, куда записана способность, к примеру танцевать, людей учат танцевать любой танец только наклейкой, без заучивания движений. А стоит им наклеить другой, на котором записана история Египта, люди знают всё о Египте, включая, чем питался Тутанхамон и как люди поклонялись кошкам и богу солнца РА. А есть шнуры, через которые можно передавать информацию прямо в мозг, подключив через usb вход на ноге, также имеются вставные кассеты под ступню; они дают возможность понимать разные языки, из-за того, что на кассете записан словарь, несколько книг и примеров, чтобы человек смог без проблем общаться с носителями языка, к тому же, за шею вставляются позвоночные кассеты посредством игл, которые дают человеку правильно произносить и говорить слова.
Тем временем в прошлом, далеко до того, как люди научились что-то записать для запоминания; люди покупали маски и шли на бал, танцевали, смеялись и грезили о хорошей жизни; вот бы схватить кого-то богатого, фермера или сына лорда, виляли «хвостами» перед королями. А за светлой стороной всего этого шли нескончаемые войны за жизнь – людей ловили и вырезали их лица, чтобы создать маски, натягивая на деревянные, созданные вручную макеты лиц, а людей бросали в клетки, глубоко под землёй, и, те умирали там от потери крови, либо от голода. Кожу лица счищали с двух сторон, придавали им красивый и ухоженный вид, мыли с мылом и заклеивали смолой на деревянные макеты, украшали перьями, рисовали красками и смолой рты, носы и красные щеки, затем продавали. Люди покупали, надевали и уходили смеяться, но никогда не задумывались о том, как добывались маски, и кто их делал. По утрам продавцы улыбались и тянули маски, а вечером, под покровом ночи ловили людей, связывали их и вырезали лица, без жалости и страха, так как ещё не было закона, да и полиции, что могли бы их выловить и наказать. Девушки хихикали, флиртовали, смотрели на своих собеседников и возлюбленных, но в тоже время от их лица глядели давно уже мёртвые люди, оставшиеся в вечной, грустной улыбке горести и боли. Некогда эти лица плакали, и натянутая на макет кожа теперь уже вырисовывала другую гримасу – улыбку. Ради выгоды люди сами стали маской. Так и называли тех, кто продавал их – «двуликие шуты». И правда ведь, ни один из людей не шутил над человеческими жизнями, как продавец деревянных масок, натянутый лицами детей, девушек и стариков. Для них жизнь человеческая лишь шутка. И продавцы чувствовали свою неприкосновенность, являясь одновременно смертными и богами.
В измерении, где не было ничего абсолютно, куда не мог попасть человек даже прыгая прямо на планету, жили одни лишь камни. А ведь какие камни! Людей там быть не могло по простой на то причине, люди, что посещали планету, прыгая с корабля; на планету, – через атмосферу могли попадать лишь биологические объекты, – летя на поверхность становились камнями и ударялись об песок и оставались там навечно, так, многие из тех, кто попытался отыскать и помочь своим друзьям астронавтам, прыгая на планету сами становились камнями; слегка обидно, что попадая на планету люди становились неживыми, а неживые попадать на планету не могли. Метеориты и кометы отскакивали обратно в космос, а стоило влететь на планету микробу или какому-нибудь планктону космическому (мало-ли какие бывают планктоны, вот и такие есть), становились песчинками. Оттого и пляж на ней.
А существуют довольно занимательные вселенные, где каждая планета – это искусство. На одной живут лишь художники, как Ван Гог, а на других учёные-химики, как Менделеев, а на третьих изобретатели – Да Винчи. Удивительно, что, рисуя, всё материализуется, а изобретая, всё работает. Все мечты и желания, всё что только можно. Хотелось бы вам так жить? Но каково же это жить так… скучно, заниматься одним и тем же, но не иметь возможность хотеть попробовать другое; надоедает, и, потому, когда кто-то теряет вкус, и начинает увлекаться чем-то другим, их засасывает воронка и выбрасывает на другую планету – там они свои. Теперь Ван Гог может сочинять музыку или же строить космические корабли, а может выращивать капусту, да даже сочинять книги.
ГЛАВА 17. ВОЛОСЫ С ВОСПОМИНАНИЯМИ И ДЕТИ ПРОЖИВАЮЩИЕ СМЕРТЬ
В Ирландии по улицам ездят машины без людей, это не потому, что там нет людей, а потому, что живут в Ирландии кроссовки, туфли и кеды, саморазвитые, умные и живые. А по соседству с ними, в другой стране, живут шляпы, которые управляют самолётами, а на третьей, всего тысячу километров спустя, по дороге выстланной камнями, обитают мартышки-детективы, что умеют раскрывать самые нелепые убийства; кто утопил кроссовок найк, а кто сокрушил дамскую шляпу и подбил самолёт кепки, а также мартышки раскрывают и настоящие убийства, такие, что ни одному человеку и не снилось; при их помощи, между прочим узнали, кто убил Сталина, но решили скрыть, и кто был главным в заговоре, они узнали даже имя убийцы Кеннеди, но власти заплатили столь много денег на которые можно купить столько бананов и кокосов, что мартышки тотчас забыли, кто же это был и почему те решили покончить с ним. Однажды один из них даже увидел якобы сон с Рузвельтом, который обещал тому оторвать его лапу, пригрозил мартышке тем, что тот не сможет больше хватать руками бананы и есть; сглотнула мартышка слюни, проснулась в поте лица и удалила, сожгла и переработала все наработки и записи о раскрытом убийстве – так и осталась она не раскрытой до сих пор.

А вот в мире вечного света люди вовсе не видят друг друга и разговаривают криками, у них даже нет тёмной одежды, всё тёмное тотчас же становится ослепительно белой. Однажды, пролетая над той системой, где сама по себе вся галактика представляла собой только свет, один негр упал на планету и отбелился. По возвращению домой на белом корабле, в белых брюках, волосах, носках, обуви и коже, его задержали и требовали сказать, куда он подевал астронавта, а после двухнедельных пыток они выяснили, что он и есть тот астронавт; как только открыли его паспорт и провели ДНК тест. На самом деле они провели его ещё в первый час прилёта, но после двенадцати у врача той клиники был отпуск.
А как-то раз, и вовсе прилетели на ту планету враги, спустились, подарили цветы, радость, еду, много добра, и улетели, да всё потому, что чернота из их душ ушла и они просветлели. Никто так и не смог захватить тот мир, и все живут в гармонии, только вот слегка слепы из-за долгого пребывания на поверхности. Никакого ориентира нет, либо летишь в пустоте мгновение, либо всю жизнь – везучие те существа, у коих есть корабль развивающие гипер-скорость; до того, как окончательно ослепнут.

В майские праздники в Дании открывается портал в другое измерение откуда приходят лепрекона и раздают много денег, а потом уходят, забирая с собой мешок грусти, слёз и страшных воспоминаний. Вот потому люди в Дании так счастливы. Они ждут тот самый день, не кричат и не злятся на друзей, чтобы накричать на лепреконов, а те, собирают всё в мешок с земли, делают поклон до пола и уходят, радостные, обсуждая речи о том, сколько и как много кто собрал боли. Тотчас люди устраивают праздник в честь света и добра, запускают фейерверки и обнимаются, а потом заводят детей, и растят новых людей, чтобы и они выросли хорошими и свой грустный плач отдавали лепреконам.

Тем временем в России люди покупают скатерть с рисунками, да и не обычными, а с секретом. Никто не знает, что будет внутри, не положено знать, но цена всегда одинакова, триста сорок два рубля девяносто копеек. Что же вы думаете это за скатерть? Наверняка вы уже догадались; самобранка – стелешь скатерть на стол, а оттуда вырастают те продукты, которые нарисованы. А ещё есть скатерти с деньгами и животными. Из балкона многоэтажки можно заметить, как по кухне бегают семь маленьких слонов и девять кроликов. А бывает, что, кто-то покупает от незнания вулкан, вы бы видели… жарят на них шашлыки и готовят уже настоящий ужин на казане, плов или того лучше – шурпа, вкусно и сытно. Конечно, вулкана хватает всего на несколько часов, да и много для готовки и не нужно. Кто придумал такие технологии неизвестно, либо бог, либо учёный. Возможно учёный, что смог вместить в скатерть технологию материализации вещей. Вот же забава… ну скажите круто? Только мне ещё не приходилось такие повстречать, чёрный рынок небось какой-то, никак иначе. Но сколько всего за триста рублей, можно даже окупиться. Такой скатерти хватает на сорок семь повторений. Открываешь, закрываешь, и так сорок семь раз и того глядишь целый зоопарк. А если там волки? Загрызут к чертям! А ты их так пинаешь и пинаешь, прячешься в ванной, а они грызут дверь. Страшно, очень страшно, и одновременно смешно. Схватят за носок между щели под дверью и тащат тебя под неё, грызут, швыряют из стороны в сторону, только и успевай кричать. Снимаешь носок, прощай носок. а мартышки чуть-чуть умнее, они знают, что в волосах людей можно найти много блох и вшей, вот они и тянутся к ним, пытаются открыть ручку двери делая друг из друга, вставая друг на друга лесенку, крутят ручки; благо люди знают, как закрывать защелку. Кричат бедняги, швыряют одежду по комнате, лазят на люстры, прыгают на подоконник и стучат по стеклу, видя, как на улице ходят люди – стучат ножом по окну, да только сил нет у них. Потом бегут и растворяются на полу и исчезают. Вот тебе и сюрприз в скатерти!

Упс… что это ещё такое! Смотрите, магия же, ну скажите, кинул печенье рыбки в чай, они стали рыбами и уплыли на дно, выпрыгивают и плавают. Надо же. В сухую ешь, печенье, а в чае рыба, достаёшь и солишь, вкусно. Обожаю солёное есть со сладким. Иногда бывают жирафы, они носятся по дну, только шея и торчит, хоп и съедаешь. Ладно, эта была пятиминутка для отвлечения вашего внимания от самого главного, конца. Шучу, не книги, разумеется, а жизни нашей вселенной. Сегодня три тысячи пятьсот семьдесят третий год, за окном моего дома началась война, вышли роботы и андроиды, отрубают людям головы, запускают атомные и водородные бомбы, бомбят города и страны, люди умирают, а роботам чёрт бы что, им вовсе не страшна радиация. Это мне ещё повезло, что я быстро смылся через трубу в доме в бункер, который я тайно строил семь дней с помощью своего друга андроида, которому потом удалил дамп памяти, чтобы он вот из-за таких страшных вещей, как война между нашими расами, не прибежал ко мне и не вытащил через трубу и не убил. Чтобы там не было, а предавать мой друг своих никогда не любил. Даже когда выбор падал на то, чтобы спасти меня от смерти или пойти на шопинг за машинным маслом в магазин с коллегой, он выбрал второе. Такой вот он – андроид. И я всегда сторонился этих железяк, кто знает о чём они думают, когда молчат, а когда говорят, они одновременно вычисляют миллиард версий будущего, решают тригонометрию, строят подводные лодки, чертят рисунки ракет и спасают страны от голода. Я, даже когда говорю, не могу думать о чём-либо ещё кроме того, что говорить после сказанных слов, и как правильно строить слова; вот, о чём я всё время думаю, когда говорю, а когда не говорю, я думаю о том, как правильно говорить. Понимаю… смешно вам, но вы и сами такие; ограниченные, ведь прав я? Конечно, прав. Не можете вы чертить схемы ракет и вовсе строить что-то без помощи чертежей, которые начертили они – роботы. Хитрые гады, даже когда ты сидишь и делаешь задание, строишь макет на принтере, рисуешь на планшете, компьютеры оставляют для себя лазейку, чтобы потом обернуть всё против вас. Не удивляйтесь, однажды утром проснувшись, я обнаружил, что защита моего дома снята, домофоны отключены, камера вырублена, компьютер стёр все данные с себя, если бы мне не пришлось встать поесть, я бы умер в этот день. Только чертежи бункера были на тетради, которые я сжёг после работ. Вот и прячусь я…

Ладно, будущее знать вам не положено по закону наших…, потому расскажу о детях, что живут рядом со смертью. До рождения на свет дети выбирают на экране родителей, потом рождаются. Дети всю свою жизнь живут там, где-то в параллельности, стареют; то есть смертью уже написано, когда ребёнок постареет и умрёт, и, когда он умирает в том мире (от старости, разумеется, прожив свою жизнь), он рождается в человеческом – просто, и снова молодым, забыв прошлую жизнь. Дети живут со смертью обучаясь всему, и потому, когда на земле все они вырастают, они уже имеют свой характер и уже знают, как им жить, и, как поступать, и вовсе их не обучают родители, им это кажется (на уровне инстинктов). Это всё делается для того, чтобы родители думали, что это они их обучили, на самом же деле, их судьбы сплетены, и они развиваются вне зависимости от обучения, порки, наставлений родителей. То есть, если он капризный, он был капризен в той жизни, и ему нашли родителей, что замечали его каприз, и тем самым внедрили в него эту капризность. Характер родителя и характер детей сплетены между собой и заранее предопределены, да и… до самого рождения родителей. Можно подумать, что те родители мечтали о таком малыше, и смерть их записала и знала, какого родителя выберет малыш. Может да, а может нет, правда или ложь, этого уже не узнаешь, но такова судьба, а случайностей во вселенной не бывает. Рождён малыш по «залёту», значит он должен был появится, и это не случайно, именно этот малыш нужен для будущего земли, для всего человечества, он повлияет на судьбу другого малыша, а тот на другого, и так построят машины для путешествий, технологии, создадут лекарства, откроют безграничный мир без паспортов, да что угодно, а может быть, этот малыш станет следующим президентом, который изменит всю землю навсегда. Никогда не стоит думать, что случайности – это лишь случайность, такого не бывает и не было. Всё придумано людьми для оправдания своей глупости.

Лебединый король всё время летал на юг, чтобы догнать солнце и опередить её, но всё время уставал и ложился спать, переключая каналы в карманном домике, которую он носил в почтальонше на плече. Почтальонша поднимала голову и жаловалась, что отлежала бока, и, что в доме не хватает метлы для уборки, тут всегда пыль, особенно их много, когда лебединый король пролетает над пустынями и саваннами.

Открыл папку, взял на пальцы нитки и подбросил на волосы, они вцепились в кожу и выросли, побелели. Это означало, что информация получена и «волосы» побелели от пустоты. Таким образом люди получали свои воспоминания из папок на компьютере, изредка из крохотных, бархатных коробочек для колец. Люди часто вытаскивали из головы мысли и воспоминания и хранили их таким образом: чтобы забыть что-то ужасное. Бывало, маньяки так избавлялись от воспоминаний от убийства, ото всех воспоминаний, и, полицейские не могли через детектор лжи получить признание и доказать их преступление. Некоторые люди, в том числе писатели могли подвергаться унижениям со стороны друзей и издательств, к ним приходили какие-то люди и избивали их, вытаскивали воспоминания, сюжет, слова и героев из писателя, и, через месяц другой, из украденных мыслей создавались книги, которые принадлежали автору издательства, а не тому, кто эту книгу написал в голове и придумал.

Рядом с нами живут оборотни и вампиры, каждую ночь они выходят и едят живых, становятся теми, кого съели и живут их жизнями. Часто люди пропадают без вести, это не от того, что они переехали в другую страну, а от того, что их съели, не оставив даже костей и волос, поглотили. Иногда оборотни и перевёртыши могут жить жизнью этих людей, но в большинстве случаев дома остаются одинокими, и исчезнувших не находят никогда. Разумеется противники теорий заговоров и пришельцев будут доказывать обратное; их похитили для опытов, и скоро вернуться с новыми силами, возможно даже, что инопланетяне собираю из ДНК людей новый вид существ, которые они отправят на необитаемую планету, чтобы сделать её разумной, то есть, адаптировать их ДНК с ДНК людей, чтобы те могли жить в любых других условиях помимо земной и космической.

Миров в галактике три, и в каждой из них, в каждой первой бесконечное другое количество; измерений и проекций реальности и выдумок волшебства – на одной луне, далеко от БЕТЕЛЬГЕЙЗЕ, живут существа, что каждую ночь превращаются в палочки для ушей, закрывают коробочку и ложатся спать, а утром открывают крышку и выходят наружу, и идут работать. Знаете, они, собирая таким образом энергию – другого и быть не может, для всех деяний она нужна, – шьют деревья, прямо так, шьют из-под земли до самой вершины облаков, каждый чёртов день. Из тех деревьев вырастают продукты питания. Бывает вырастет арбуз, дыня, а в другой раз на ветке будет жариться курочка гриль, а на третий – бананы или клубника, а бывало, что даже, – вместо каких-то там круглых и спелых плодов, с неба сыпался сахар, соль и мука; такое явление считалось редким, и его принимали за праздник, как снег. Часто в такие дни можно увидеть хозяек, которые жертвуют сном ради того, чтобы собирать урожай муки и сахара, дабы испечь натуральный продукт – торт, бисквит, кекс или беляши. Считалось, что, если не собрать их вовремя, они станут невкусными, – отчасти это являлось правдой, на сахар собирались животные, на муку приползали всякого рода насекомые и черви. Одно промедление, и еда становилась на выброс.

У Лун (звучит, как улун, чай такой, но не о чае речь), есть свои луны, крохотные, совсем еле заметные с поверхности. На ней обитают гномики. Они добывают из ядра железо и обменивают их на грунт из другой луны, чтобы не умереть от голода. Казалось, раньше она была огромна, и сама имела на поверхности землю, но выветрилось, как песок из-под шкафа во время сквозняка; и осталась лишь твёрдая часть – ядро. Железа там было хоть отбавляй сто лет, гномики колотили кирками по ней, и отгружали в космолёты или кидали вниз, а гравитация другой луны притягивало осколки. Затем на их планету на лифте отправляли землю, чтобы посадить всякого рода культуры. Особенно не привередливой была кукуруза, росла даже в самой плохой ситуации. Тем временем, пока часть гномиков добывала руду, чтобы прокормить всю планету, остальная часть занималась воспитанием младенцев и добыванием воды, сооружением ячеек для хранения влаги и грунта. Конечно, трудно было добывать воду из космоса, но, гномики научились. Раз в два месяца (а им много и не нужно из-за того, что они крохотные, размером едва-ли с книгу), улетали в соседние планеты, например, к водным, и черпали оттуда двухмесячную норму, для полива и питья. В остальном врем «ячейки влаги» собирали воду из космоса, создавая резервный запас; на все непредвиденные случаи жизни. К таким можно было бы отнести давление под ногами, и вулканы, что могли сжечь урожай. Не всегда они случались, но, когда случались, вода уходила мгновенно. А топливо для звездолётов очень дорогое и едва-ли добываемая, даже из соседних лун. Да всё потому, что гномики не любят жару и могут просто умереть от жажды. Литр воды испаряется быстрее, чем сто тысяч литров, что не говорите. А в их крохотном теле их и того меньше, – а, приходилось подлетать к звёздам, заправлять баки жидким водородом и гелием, четверть уходила на обратную дорогу, всё остальное хранилось под охраной несколько десятков гномиков, что были побольше остальных, и, разумеется, сильнее. Кто мог украсть их? Никто не мог, из своих, но, могли приползти черви, что питались топливом. Они всю жизнь жили здесь и ели жар от солнца, и радиацию. Гномики ударяли по ним и размазывали по ядру, те, что остались, увидев собратьев и, как те были убиты, ругались и уползали в щели в ядре. Солнечная радиация им более привлекательно, чем лунная.
ГЛАВА 18. СУККУБ ТВОИХ ВОЖДЕЛЕНИЙ И ЗВЕРИ ХРАНИТЕЛИ ПОКОЯ
На вершине горы Эверест паслись зубры и щипали снег, производя молоко для снежных людей – Бигфутов, питье давало зверям рост и белую шерсть, и защищала от обморожения в суровых реалиях гор. Те каждый вечер приходили и доили молоко зубров, в большие, объемные каменные вёдра. Затем, после окончания работ, зубры расправляли крылья и взмывали высоко вверх, кружились, играли, и после уходили спать в пещеры до самого утра. Бигфуты закрывали их большими валунами. А тем временем немногим ниже них, сквозь горы плыла сколопендра возя на спине детей в школу, на вечернюю; по утрам люди могли их увидеть, здесь каждый день их было не то что много, а, как целый муравейник, они выискивали их дома, смотрели в бинокли. Детей учили, что люди злые, что они будут ловить их и ставить эксперименты, убьют, оперируют, вынут мозги, будут ставить опыты. Дети страшились, дрожали и были уверены, что взрослые говорят правду, и, на самом деле так и было. Дабы защитить себя, и своих детей, Бигфуты каждый год становились виновными в пропаже без вести десяток сотен человек. Бигфуты звонили своим друзьям на Гималаях и советовались, как их всех упрятать, чтобы не нашли. Те говорили, чтобы Бигфуты просто закопали их под снегом; и, по такому случаю, Бигфуты устраивали лавины и закапывали туристов и искателей приключений под снегом. Так, по крайней мере можно было сказать, что люди исчезли из-за стихии, а не из-за происков снежного зверя. А бывало так, что во всём были виноваты и зубры, и сколопендры, а иногда, так случалось и дети. Малыши запрыгивали в палатки людей и убивали тех, пока те спали, зубры, чтобы защитить себя затаптывали их, пронзали рогами, а сколопендры просто-навсего съедали бедняг.

Наверняка, вам поклясться могу, вы не знали о том, что все продукты пичкают химическими элементами, которые разрушают ваш организм; вы пьёте молоко, ваши зубы крошаться, разумеется, этого нельзя узнать никакими проверками, их нужно употреблять долгое время, но накапливаясь у вас в организме, по-малому, они приносят гибель вам, то есть, чтобы вы умерли раньше, не хватало еще, чтобы вы получали пенсию и разоряли страну; таким образом, вы даже не будете знать, что ваши зубы выпали из-за чая или печенья, ваш желудок болеет из-за картошки, а глаза не видят из-за пончика купленного в ларьке. Вы потом бежите в больницу и аптеки, чтобы просто вылечиться, но вылечить себя нельзя; вы вновь пичкаете организм химией, чтобы замедлить смерть. Вы лишены разума, но инстинкты говорят вам, что вы должны жить в любой случае, какими бы ни были последствия страшными. Потому вы тратите жизнь на работу, чтобы тратить жизнь на лечение. А где-то под вашей кроватью лежит мышь и радуется, что есть землю у озера, тянет сигару высоко вверх и балдеет, ждёт когда-же вы сдохнете, чтобы съесть вам и прокормить своих деток. А вы радуетесь от отсрочки, еще сильнее болея, но, терпите, чтобы увидеть пару раз вашу любимую телепрограмму. Неудобно это как-то, пропускать новый фильм от марвел, они ведь снимают такое красивое кино. И вы идёте на фильмы, покупаете вновь химию, попкорны и кока-колы, у вас даже нет выбора, везде одно и тоже, только в деревне люди живут хорошо, да и там, они травят еду пестицидами, а потом изредка жалуются на то, что у них вылез прыщ на лице, или родился кентавр, да или, того хуже, Волан-Де-Морт; сморщенный, страшный, как изюм приплющенный. Вот ему-то и было даровано всё это, он будет есть химию и не болеть, потому что он привык к этому на протяжении девяти месяцев в утробе матери. Он может съесть гранит, выпить яду и закусить отравленным хлебом. Ради таких, чёрт их дери, государству снова нужно выдумывать новые виды химии. Вот оно как бывает, вот подумайте только… подумали, хорошо, отдохните, не напрягайте мозг, вдруг опухнет, и вы умрёте, не хватало еще стать человеком, который заставил вас хоть иногда думать. Но, хотя-бы так, можно удостовериться в том, что вы не манекены. Отвлечённые темы всегда благоприятно сказывались на дураках. Жалко вас, жалко…

А пока все мы ходим с костылями под ногами, травимся и болеем, в соседней галактике летают кактусы-пчёлы, деревья учителя по вальсу и танго, рыбы-балаболы и тысяча маленьких мух, которые соревнуются в скорости на трассе, напялив на себя бронированный шлем. За ними неспешно гонятся комары и жуки, смеются, радуются. С ними рядом также живут люди, они не обращают на тех внимания, они давно уже привыкли, потому что и сами были не такими; они, разумеется, любили работать, иначе высохли бы, и всё вот почему; люди-резиновые, стоит им перестать двигаться, они высохнут и сломаются, но, когда они приплывают с дальнего плавания на причал, они вяжут пальцами морской узел, отрывают пальцы и уходят, палец высыхает и удерживает лодки и корабли. Палец, не бойтесь вы, вырастает, они часто так делают, если честно, то всегда. А во сне вместо них работают машины, которые тянут их и сжимают, пока те спят. Разогревают.

А под водой тем временем плавают собаки-русалки, они спасают тонущих животных и людей, строят под океаном аттракционы, и берут на работу кошек-аквалангистов. Мелкие поручения выполняют коньки, а рыбы-клоуны смешат народ, собирают аншлаги, выступают в цирках. Сом тоже там есть, морской, усатый, серьезный, что говорит зрителям, кто сейчас выходит. Вместо слона выплывает кашалот, а вместо львов – тюлени.

А вот, если выплыть на сушу, набраться сил и не лениться, пойти в библиотеку, то можно обнаружить нечто прекрасное, стоит тебе только открыть книгу, из страниц вылетят феи и будут вам рассказывать сказки, сюжет книги, и даже визуализировать их вам, отправлять вас в историю, строить возле и вокруг, декорации. Ничего, не пугайтесь же, они вам безвредны, это лишь магия. А есть такие книги, что дают вам настоящие эмоции и полное погружение, к примеру, камасутра. Оттуда вылетает демон-суккуб и делает с вами всё, что вы только пожелаете, все ваши мечты и желания; (только в таких книгах живут они, им всегда нужны люди, чтобы питаться их семенем и желанием, чем больше вы просите, тем больше они радуются и готовы играть с вами. Вечно), книги эти стоят в запретной секции, куда можно попасть только по особому жетону, которую выдают всем, кто скажет, что им нужно. Там можно подраться с Брюс Ли, Джеком Воробьём, попасть в Атлантиду, побороться за звание императора Рима, увидеть богов Египта, а можно вовсе стать каким-нибудь богом самим. Удивительное место.
Но, самая страшная секция, откуда никто не вернулся, страницы с космосом. Туда нет места тем у кого не имеется образования астронавта, космо чтеца или инженера строителя ракет и степени по изучения внеземных цивилизаций. Они уходят и больше никогда и не возвращаются вовсе, нашли ли они там миры лучше их, или мир поглотил их, что они были лучше тех, кто в них обитал; неизвестно. В стране остался всего один инженер, которому приставили охрану, чтобы он никогда не ходил в ту секцию. Люди этого мира давно хотят улететь из этой планеты, и им нужны ракеты, которые может построить только последний выживший инженер.

В одной планете близ солнца, правда, дальше, чем наш Плутон, расположился пляж, где вместо песка, сахар, что тает от жара, и купаются там только по ночам, когда сахар рассыпчатый. Бывает, конечно, двуногие баклажаны кидают сахар в океан из молока, и она становится сладкой, утром тает и к вечеру становится конфетой, но такое происходит редко, а, если и происходит, то исчезает сразу же, как огурцы, бегемоты, люди и медведи с лисицами примут ванну, выпьют её; как говорится, оно им надо, изредка можно увидеть тех, как бегут они с заваркой в пакетиках, чтобы попить чаю, пока солнце не ушло за горизонт; на сноуборде, прямо по вязкому сахару, плюхаются и радуются, смывают с лица сахар, карамель покрывает их всю, но они вылизывают друг друга, когда выходят; особенно их любят мартышки, что сидят на деревьях, стоит только выйти, они окружают и вылизывают, уж очень любят сахар, больше, чем бананы; те бананы разумные, убегают, прячутся в норах, поймать их невозможно. Бананы, как киты и дельфины, плавают по земле, выпрыгивают и снова исчезают, и делают они это только ради того, чтобы стать мягче, стать зрелыми. Зачем им это, неизвестно, но потом их едят люди, покупая пюрешки в магазине.

В лесу стоит большой, одинокий дом, ни одного больше за тысячи миль вокруг, и живёт там лесник, старый, седой мужчина. Вечером к нему приходят лоси и олени, взвалив на плечи хворост и дрова; они добывают их днём, пилят, рубят, потом таскают в дом, и спят там до утра, греются. Как-то, по крайней мере, так ходят слухи, лось сел на кресло и заговорил за жизнь, как ему живётся зимой трудно и еды совсем мало, и что рад тому, что встретил лесника кормящий его и семью лесную. Ради такого, олени-строители построили ему пристройку к дому, где могли бы жить все они, разумеется с камином, чтобы теплее было, а лесник вместо этого кормит их, взамен дровам, которые он давно уже не в состоянии тащить сам, даже на санках. Львы тем временем сидят на самом верху дерева и смотрят не приходят ли к дому лесника враги, хищники там разные, страшные. Как только что увидит, спрыгивает с дерева и бежит к врагу; особенно трудно было справится с мышью-боксёром и енотом-кунг-фуистом. Енот залезал в пристройку и съедал всю еду, а мышь помогала ему выгрызть нору в земле, откуда они попадали внутрь. Лев дрался с ними, пинал задними ногами, цапал, бил лапами, те тактично вставали в стойку и маневрировали, как болид формулы один, из стороны в сторону, давали ответку, и пробивали почку льву. Кунг-фу енот хватал льва и подбрасывал вверх, мышь-боксёр ударял того по паху, и лев отлетал к дереву; но, разозлившись, лев хватал мышь в пасть и разрывал на части, что даже сила боксёра ему не помогла с такими-то хлиплыми лапами, да и, тем более без перчаток, совсем крохотные, хоть удар их был и сильный, что могли насквозь пробурить шкуру льва, но, зверю такие раны были нипочём. Затем выходил лесник с ведром, собирал тела мышей и енотов, из мышей делал суп, енотов замораживал на завтра, и кормил ими льва. Лев плевался и терпеть не мог не приготовленное, вкус был иным, да и жевать долго. Потому, когда вечером лесник звал его домой, он снимал гриву, ботинки и садился за стол, брал в лапы ложку, и, как настоящий джентльмен, скатерть, и ел, рассказывая мужчине, как сегодня провёл день. После охоты, говорил он, отправился в пещеру к медведю, и немного выпил водки за упокой душ тех, кого он прикончил, пели частушки, реп, затем лев уходил к маме, которая пекла пирожки из морских окуней и антилоп, улыбалась, и хлопала того по спине, чтобы не подавился. Вскоре устав, лев падал на ковёр и засыпал, утром уж, вы сами знаете, кошки спят много, но всегда настороже, его уж и не было в доме. Лесник просто-навсего выходил на балкон второго этажа и кидал енотов на опушку, где, вскоре, оказывался лев и съедал их. Затем вновь взбирался на дерево, а на дереве том был построен домик для него, тоже с балконом, и сидел там и смотрел недоброжелателей, что позарились на их с лесником имущество. Олени и Лоси вовсе не боялись того, они работали вместе, и лев всегда знал, стоит только ему наброситься на одного из друзей лесника, ни енотов тебе, ни тепла и, даже, к слову и стопки водки. Будет себе спать на холоде, а это не очень приятно; умереть можно, знает он об этом не понаслышке, два года назад, когда родились все они, трое его братьев окоченели в снегу и погибли, теперь он единственный сын своей матери, и потому, мать ценит его больше всего на свете.

Тысячу километров налево, в океане, в большом утёсе живут ласточки, которые помогают заблудшим людям попасть домой. Они, видя, как корабли не могут ориентироваться в пространстве во время туманов и, когда над океаном тьма, подлетают к ним, и сжимая корабль со всех сторон, цепляются лапками и поднимают их вверх, и приносят на побережье. Уж сколько бы не хотел попасть в крушение, тут дело такое, что крушение само ищет тебя по всему океану, ибо и скалы здесь живые, и могут плавать везде, и карты не могут помощь, скалы поплывут на запад и разобьют два корабля, на юге семь, а стоит увидев скалу завернуть налево, успеть сманеврировать, скала увидит тебя, заморгает глазками и давай к тебе на таран. Ходят слухи, что однажды кракен дрался с одним из них и потерпел сокрушительное поражение и больше не высовывается на поверхность, а всё только из-за них. Бывает, что, когда корабли, огромные, портовые, с товаром, проплывают над домом кракена, тот набрасывается на них и уничтожает, думая, что это его враг. Вот почему до сих пор невозможно доказать существование того существа, потому что и выживших нет, а те, что выжили, боятся. И несмотря на это, они существуют. Как существуют и сорокаметровые водомёрки, что плавают по водам, да так быстро, что поднимают десятиметровые волны, цунами. Вы думаете, это так по вечерам погода такая страшная, а вот и нет, всё дело в них, они выходят только ночью, чтобы их не увидели и гоняют, соревнуются и ищут есть. Днём их и со светом не сыскать, где они живут один бог знает; поднимется волна и на волну ударится, расплескается океан во все стороны и страшно становится. А потом люди видят дождь из рыб в своём городке, это потому, что близко водомёрки проплывали, подняли волну и рыбы подлетели вверх высоко, и упали над городом. Это еще повезло, что не коровы, что паслись бы у берега. Было бы не очень забавно. Идёшь значит на работу и на тебе, на голову падает корова, тут уж сразу больничный. Или остановился у светофора и хлоп на капот корова, встала, замукала, прошла пять метров и упала замертво, кто же их убирать будет? Конечно же, дворник, и никто об этом не задумывается, когда крушат города и строят такие вот вещи. Пока те водомёрки плывут по волнам, под волнами плывут акулы мафиози. Они держат в страхе весь океан. Казалось бы, сильнее и никого нет, но не тут-то и было, здесь, рядом с ними живут дельфины. Вы думаете они все такие паиньки и боятся акул, а вот и нет, всё наоборот. Акулы медлительные, а дельфины изворотливые, прыткие, вытащат из под тишка мачете и давай по почкам и по плавникам акулы, что та сразу же в бегство стремится. Не всё на самом деле так, как вам кажется. Между ними идёт война. Как-то раз одна акула убила дельфина, что на следующий день, вокруг их логова, нет… точнее всё логово у акул весь океан, по всему этому океану и можно было заметить тысячу трупов акул разного вида, тигровые, молотоголовые, белые; плавающие брюхом вверх. В тот день повезло только морякам, да и то, акулы были некоторые обглоданы.

Потому, чтобы узнать о таком, и кто причастен, выдвинули кандидатуру орлов и ястребов, как камеры, что будут записывать на флешку в голове всю информацию, что они видят на земле. Их миллион и больше, все летают над своей территорией и видят всё. Так оно и стало достоянием общества. Ястреб пришёл в контору к правительству, вытащил флешку из головы, отдал их тем, а те, в свою очередь сделали грандиозное открытие, что дельфины, хуже, чем акулы и куда страшнее, и их не нужно ни в коем случае злить, а тем более как-то пытаться разобраться с ними. Дельфины нападают стаей, и жалости у них нет.
ГЛАВА 19. КАРМАННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ДЛЯ ВСЕГО НА СВЕТЕ
Пеликан открывал рот и из его пасти вылетала большая пчела, за ней вылетал и шмель, они очень любили растить цветы, к примеру, шмель полетал над полем и вырастил, выкачивая из зада ромашки и одуванчики. Пчёлы создают колокольчики, ландыши, пионы и розы. А где-то над горами летают большие лягушки, они выходят из своего укрытия лишь по особым дням, таким, к примеру, может считаться день, когда они вынуждены охранять свои покои от нежелательных гостей, одним из них, разумеется является цветок кактуса, что цветет лишь единожды за несколько лет, потому, тех их них, у кого есть иммунитет против цветков кактуса выходят на тропу войны вооружившись только желанием уничтожить и сохранить своих самок. Только самцы могут убивать, женщины из их племени слишком стеснительные и пугливые создания, почему же так произошло никто не знает. Но все полагают, что во всём виноваты те ублюдки, кроты, они всё время рассказывали им о том, как их собратья погибли, да даже всё племя на Австралии, ни один из них не выжил, и во всём были виноваты ядовитые цветы, которые дрались на световых мечах и обладали телекинезом, они, к слову своему, могли управлять даже воздухом своими лишь мыслями, потому могли они и убить воздух вокруг тех кротов, выдоить кислород, а другого выбора, как умереть у них и нет. А всё казалось бы… но давайте же не будем о печальном и поговорим о том, почему два наркомана шляются за гаражами и дотрагиваются до артов на воротах. Казалось бы, они же наркоманы на всю голову, зачем только они не могут их трогать, а оказывается-то наоборот, они видят настоящий мир, их лекарства, скажем так, помогают им познать всё величия миров и измерений, что скрыты от глаз наших. Бывает, они конечно же, не могут выходить и заходить туда, как и те звери, что подают им руки, чтобы поздороваться. Вот так потянешь руку и оттуда тебе прилетает копытце, копыто это необычное – зебра, притом очень даже разумная, она снимет шляпу и скажет «мерси» и поддержит разговор о хорошей погоде. Вот так просто, настоящий джентельмен, никак иначе, а что же, он ведь живёт в другом мире, там такие законы есть, такие, как он, тут обычное дело. Все звери ходят на работу, стоят на остановках, ловят попутку, также, как и мы, они ходят в детстве в ясли, только убирают за ними какие-нибудь шимпанзе или человек, да всё потому, что тут как никак, ну как не говори, а нужны настоящие пальцы, им удобнее всего держать лопаты и метла, крепко сжимать. Только кормить их не забывай, они любят это дело, да ещё и дом дай, большего и не нужно.

А вот к примеру, сейчас, между прочим я покупал недавно, может неделя прошла, картину, точнее миниатюрные наклейки на свой компьютер. По ночам он, Ван Гог, такого купил, оживает и рассказывает мне истории и плачет, как он был несчастен в своей никчёмной жизни, переходит с одной картины на другую и показывает, что ему пришлось пережить, и как он рисовал те или иные вещи, как долгими ночами не спал, курил много табака, гулял по ночному лесу, наблюдал за звёздами, принимал много чая и нюхал цветки. Подумаешь… Да у меня в комнате картина Микеланджело оживает и надирает всем игрушкам зад, помню, как зашёл в комнату, а там черепашка ниндзя свои нунчаками бьет бедного Терминатора. Я быстро побежал к ним в злости, в моих глазах горела ярость, бешенство, недовольство, как как он смеет… да и без меня! И начал лупить терминатора вместе с ним, чего это всё развлечение достаётся одному ему, да как только он посмел так нагло и скрытно действовать за моей спиной. Обожаю этого чертягу, попил бы с ним чаю, только кроме воды ничего не пьёт он, так и умрёт девственником. А ведь когда-то он был обычным черепашкой, плавал в грязной обоссанной воде и даже не знал, что это его экскременты, когда те забивались ему между ноздрей.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/rim-dik-31064582/space-sto-odna-istoriya-surrrealizma-70765924/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.