Мелодия моего сердца
Мелодия моего сердца
Анна Дав
Мелисса: Борьба за возможность быть с ним имеет свои последствия, ведь мое состояние ухудшается с каждым днем. Он жаждет знать обо мне все, но я не могу раскрыть свой секрет.Мне нужен штиль. Умиротворение в каждом дне. А он – шторм, что уносит все дальше от суши. И я тону в пучине мнимой любви.Дэвид: Ее образ гуляет на задворках моего сознания, заставляя забыть обо всем. Что в ней такого?Я следую за ней по пятам, остро нуждаясь в чувствах, мыслях, движениях. Она становится центром моего буйного мира и приносит вместе с желаемым счастьем огромное горе. Вокруг столько тайн… Станут ли они концом наших отношений?
Анна Дав
Мелодия моего сердца
Пролог
Дэвид
Если бы я только знал, чем обернется тягостное ожидание в стенах больницы, то пережил бы его еще сотню раз. И каждый, как в первый, погружался в сладостное ощущение полного штиля.
Стойка регистрации в одной из частных клиник мистера Трейси пустует. Беспорядок, что устроил мой друг, еще долго будут устранять, поэтому мне остается только ждать.
Я разворачиваюсь на пятках и направляюсь в холл с кофейным аппаратом и снеками. Атмосфера клиники давит, но я стараюсь абстрагироваться от этого.
Одна из главных причин, по которой я не выношу больницы, – одержимость матери. После рождения сестры ее словно подменили, и она ушла с головой во все возможные обследования. Милли, конечно, досталось больше, но и мы с братом сухими из воды не вышли.
– Мистер Кроуфорд. – Администратор, темноволосая женщина в очках, останавливается напротив меня. – Могу предложить вам кофе, чай? Может быть, воду?
Я качаю головой и перевожу взгляд в конец коридора.
В мою сторону медленно движется девушка, невысокая и изящная. Ее огненно-рыжие кудри развеваются, легкое бежевое платье объемно струится, скрывая фигуру. Почему-то лицо кажется смутно знакомым.
И мне безумно хочется уловить ее взгляд, но вместо того, чтобы поднять глаза, она внезапно останавливается. Теперь на лице отражается слишком много эмоций. Печаль, сожаление и… Страх?
Девушка судорожно роется в рюкзаке, хмурясь все сильнее. Злость?
У нее очень бледная кожа. Тонкая, длинная, точеная шея. Причудливые веснушки на носу и щеках. Хрупкость удивляет и восхищает одновременно. Неужели действительно можно быть такой крошечной?
– Вот блин!
Девушка достает телефон и судорожно печатает. Я поднимаюсь и подхожу к ней. Но она так поглощена перепиской, что совершенно меня не замечает. Длинные изящные пальцы порхают над экраном. И я не могу оторваться.
Интересно, сколько ей лет? Шестнадцать? Семнадцать?
Спустя некоторое время она блокирует телефон и поднимает на меня глаза. Невероятные, огромные зеленые глаза.
– Прости?
Недоумение на ее лице сменяется настороженностью. А затем она закрывается, и я вижу абсолютно чистое полотно.
– Не хотел тебя пугать. Нужна какая-то помощь?
Крепче сжав рюкзак, она с недоверием изучает меня.
У девушки мягкие черты лица и заостренный подбородок. Очень пышные ресницы и неестественно красные губы. Из-за бледности кожи?
– Ты меня не напугал, – бросает она, но взгляд отводит. – Все в порядке.
Девушка кивает и закидывает рюкзак на плечо.
–Знаю, это покажется странным, но как насчет прогуляться по территории?
Она вновь сжимает лямку рюкзака до побелевших костяшек и устремляет на меня нечитаемый взгляд.
Могу ли я украсть ее время? Мне нужно лишь немного внимания, чтобы ощутить себя лучше.
– У моего друга синдром спасателя. Он подрался с парнями за девушку, и мне пришлось везти его сюда, – рассказываю, чтобы заслужить хотя бы каплю доверия. – Но, похоже, синдром спасателя не только у него.
Она молча смотрит на меня, и я продолжаю:
– Каждый раз думаю: почему так оберегаю его?
Девушка не отрывает взгляд, слегка прищуриваясь.
Не знаю, что еще сказать и как оправдать свое поведение, поэтому жестом приглашаю ее пойти со мной и начинаю удаляться в надежде, что это сработает.
Со мной такое впервые – набрасываться на незнакомых людей. Но что-то в ней есть такое, что притягивает словно магнит. Хрупкость? Потерянность?
– Любишь вытаскивать людей из передряг?
Я улыбаюсь, ликуя в душе.
Мой любимый вид деятельности – быть покровителем. Ощущения важности и значимости разрушают внутри меня все перегородки, оставляя чистым. Но тьма всегда подступает неожиданно, блокируя свет. И вот я снова увядаю в собственной ничтожности.
– Людям нравится, когда их защищают.
Девушка равняется со мной, и мы идем рука об руку.
– Меня зовут Дэвид.
– Мелисса.
Она больше не кажется напуганной пойманной пташкой. Скорее наоборот – уверенной.
Двери клиники разъезжаются, и мы выходим на улицу. Справа небольшой сквер с тремя ответвлениями. Повсюду каштаны и душисто пахнущие гортензии разных цветов.
– Почему ты обратил на меня внимание? – бросает Мелисса и останавливается.
Я молчу, не уверенный в своем ответе, и мы продолжаем идти вдоль ряда скамеек. Девушка трогает пальцами кусты. И в этом столько нежности, что хочется взять ее за руку. Дотронуться до кожи: такая же ли она мягкая, как мне представляется?
– Почему ты так смотришь?
Я фокусируюсь на ее обеспокоенном лице. Кулаки непроизвольно сжимаются, но я не чувствую боли.
– У тебя длинные пальцы. Мне это нравится.
Она перестает трогать кусты и смотрит на свои пальцы, словно видит их впервые. Мои губы растягиваются в широкой улыбке.
Не выдержав, беру Мелиссу за руку. Реакция незамедлительная – девушка отшатывается с широко раскрытыми глазами. Глубокий зеленый пронизывает меня насквозь.
Меньше всего мне хочется пугать ее и видеть затравленный взгляд.
Дикий лисенок.
Я сажусь на ближайшую скамейку и вытягиваю ноги.
– Расскажешь, почему ты здесь?
Мелисса съеживается и устремляет взгляд вдаль. Ее маленькое тело теряется на фоне раскидистых каштанов. Ветер треплет рыжие локоны и подол платья, оголяя острые колени. Черные конверсы насмехаются над женственным образом. Мне нравится.
– Меня привлекла твоя грустная потерянность, – продолжаю я, наконец формулируя достойный ответ, когда девушка продолжает молчать. – И огненные волосы.
– Ты первый человек, который обратил на меня внимание.
Наверное, недоумение, отразившееся на моем лице, подталкивает Мелиссу сдаться и сесть рядом. Она закидывает ногу на ногу и поворачивается ко мне, изучая подол платья.
– Обычно я сама по себе. Или, скорее, в себе.
Мелисса бросает на меня беглый взгляд и морщит нос.
– Должна быть причина, да?
Девушка кивает. Ее изумрудные глаза стекленеют, и она мысленно переносится куда-то очень далеко. Закусывает верхнюю губу и морщит брови.
Я подвигаюсь ближе и поднимаю руку. Для чего? Что ты творишь, Дэвид?
– Ты странный. – Она не отстраняется, но смотрит не разрывая зрительного контакта. Я буквально тону в зелени. Разве такое вообще возможно?
Звонок телефона развеивает магию момента. Мелисса бросается к рюкзаку и достает телефон. Я отодвигаюсь, ругая себя за необоснованный напор, и наблюдаю за спешностью действий: девушка отключает звук и запихивает мобильник обратно.
– Мне нужно идти, – она встает и направляется туда, откуда мы пришли.
– Мы еще встретимся?
Мелисса оборачивается, застывая на мгновение, а потом быстрым шагом уносится прочь. И все, что я вижу, – удаляющееся огненное пятно.
Глава 1
Мелисса
Впервые мы встретились там, откуда каждый раз с таким невероятным отчаянием мне хотелось сбежать. Он сидел в коридоре, разглядывая стены, а затем – меня. Наверное, он подумал, что я его не заметила.
Но я заметила.
Еще до того, как женщина-администратор ушла, и он посмотрел на меня.
Красивый профиль, волевой подбородок с ямочкой посередине, густые брови и полные до безобразия губы. О, и вздернутый нос.
Когда последний раз меня привлекал мужчина? Кажется, это было… никогда?
Мне удалось запечатлеть в памяти его образ – темно-русые волосы, удлиненные и кудрявые пряди спадающие на лоб, широкие плечи и узкие бедра, большие руки и добрый взгляд.
Я последовала за ним не раздумывая. Словно мы были знакомы. Когда-то давно. Но почему забыли друг друга?
– Что сейчас читаешь?
Линдси возвращает меня в реальность одной из самых животрепещущих тем. Медленно улыбаюсь, отмечая про себя ее вовлеченность.
Пожалуй, подруга единственный после мамы человек, который важен в моей жизни. Но я до сих пор задаюсь вопросом: как же у нее это получилось?
– Бронте.
Моя улыбка становится шире, когда Линдси закатывает глаза, и с большей энергичностью принимается подпиливать ноготь.
– Только не говори «Джейн Эйр».
– Джейн Эйр.
Она косится на меня, но быстро возвращает внимание рукам.
– И который это раз? Шестой?
– Или седьмой?
– Или седьмой?!
Линдси перестает заниматься ногтями и с недоумением прожигает во мне дыру. Я пытаюсь спрятать улыбку, закусив щеку.
– Тебе же только двадцать три. Боюсь представить, каким будет число к старости.
– На самом деле, десятый, – непринужденно кидаю я и беру апельсиновую палочку, делая вид, что ногти и вправду меня интересуют.
– Ты сумасшедшая!
Я поднимаю на нее взгляд и вижу направленную в мою сторону пилку. Линдси улыбается, не пытаясь скрыть как сильно ее забавляю.
– Ты говорила это вчера. И позавчера. И двумя днями ранее.
Думаю, я действительно так и выгляжу в ее глазах. И в глазах других. Мне нравится быть чудачкой. Отшельником, одиночкой. Читать книгу в десятый раз. Записывать тексты песен любимых исполнителей. Пропускать сквозь себя боль. И ненавидеть больницы.
– Напомни-ка. – Линдси усаживается удобнее, подкладывая подушку под спину. – Откуда такая любовь к книге?
Мысли уносятся вскачь, рисуя множество разных ответов. Я подбираю наиболее емкий, но отражающий суть, и с полной отстраненностью говорю:
– Она дает мне надежду…
Линдси делано кивает. Задумывается на несколько мгновений, накручивая локон на палец, и констатирует факт:
– Когда мы изучали ее в школе Сент-Маргарет (школа-пансион для девочек в Ванкувере), не помню, чтобы ты выделяла книгу на фоне остальных. Мне кажется, ты всегда ровно относилась к любым произведениям. Просто горела литературой.
Глупо отрицать очевидное. Да и к чему? Моя жизнь никогда не была похожа на розовое облако. И Линдси как никто об этом знает.
– Я нашла в ней пристанище после рецидива.
***
Перебирая книги на полке, я утопаю в сказочном голосе, разливающемся по комнате. Медленно закрыв глаза, пропускаю каждое слово сквозь сердце. И это именно то, что мне нужно.
– До-о-ом, – тяну в унисон с певицей.
Томик зависает у меня в руке, и я вновь закрываю глаза, потихоньку раскачиваясь из стороны в сторону.
Дом.
Отражение сияющих глаз – и разум напоминает мне:
Я стремлюсь
Быть равнодушной, но полной жизни для того, что вдохновляет меня.
Дом,
Быть свободной, просто дышать, меня видят лишь знакомые глаза.
Дом
Как недосягаемая мечта, я не вижу ее сквозь пленку.
(Birdy – Home)
Я раскрываю книгу и перелистываю страницы. Шелест проникает в меня, заставляя вспоминать дни, когда книги и бумага были повсюду. Я зарывалась в них с головой, вчитывалась в каждое слово, писала рецензии, смаковала. А потом мне пришлось отрезать все, что предполагало будущее. Каждую деталь, каждое занятие.
Все. Будущего нет. И я погружаюсь в это, как в болото. Утопая, утопая и утопая.
– Дом там, где мое сердце.
Песня заканчивается, и я захлопываю книгу. В ушах лишь звенящая тишина и редкий шорох тюля.
Мне было девятнадцать, когда та безоблачная жизнь, в которую позволила себе поверить, рухнула на меня, как огромная грозовая туча, налетевшая из ниоткуда.
Это то, чего я так сильно боялась, но отбросила в сторону. Быть счастливой – ведь это главное? Чувствовать покой и легкость – основное желание. И я упала в это с головой.
К хорошему привыкают быстро. Плохое же? Оно хватает в цепкие лапы и держит, не отпуская. Ты барахтаешься, как маленький жучок, желая вернуться в то хорошее, что было. Но это, к сожалению, невозможно.
Вот тогда я все и закончила. Ни шага вправо, ни шага влево. Накинув невидимые оковы, заставила себя смириться с неизбежным. Но этого как будто было недостаточно.
Тогда-то я и вычеркнула из жизни радость. И будущее.
– Ужин готов. – Мягкий голос мамы заставляет меня обернуться. – Паста с фрикадельками. Как ты любишь.
Я киваю, возвращая книгу на место. Взгляд задерживается на пальцах. Рука зависает в пространстве, и я вращаю кистью. «Длинные пальцы», – так сказал Дэвид. Отчего-то мои руки гипнотизировали его. Удивительно.
– У тебя все хорошо?
Поспешно опустив руку, оглядываюсь, ловя испытывающий взгляд мамы. Она всегда все чувствует. Не знаю как. Это тоже удивляет. Мама часто повторяет, что это главное оружие каждой матери. Я ей не верю.
– Словила меланхолию.
Мама кивает и неспешно подходит ко мне, перебрасывая полотенце через плечо. Я уныло улыбаюсь, понимая, что она не сможет остановить себя от дальнейшего разговора. А я не могу противостоять ей.
– Любое твое состояние – нормально. – Она касается рукой моих волос, заправляя за ухо. – Но ты слишком категорична к себе и к нему.
Мама касается рукой моей груди. Там, где гулко бьется сердце.
Я закрываю глаза, громко сглатывая. В ушах все та же звенящая тишина. И редкий шорох тюля.
– Все впереди, моя девочка.
Она гладит мою щеку. Но я не открываю глаза, лишь вздыхаю, теребя край футболки.
– Мелисса.
Я на автомате качаю головой и пытаюсь уйти в свой панцирь. Пытаюсь, но с ней это невозможно. Мама притягивает меня в объятия, и я утопаю в ее любви.
– Я люблю тебя, мама.
Глава 2
Дэвид
Сильное желание настучать по голове Джону никак не оставляет меня. Как можно быть таким идиотом и перепутать горчицу с хреном?! Из-за его невнимательности миссис Энн – наша постоянная клиентка – чуть не отправилась в больницу. У человека аллергия на хрен!
Дело официанта простое – уносить и приносить, а расхлебывать конфликты и неурядицы приходится мне. Должность управляющего не для меня: она горит, как клеймо, обжигая все сильнее. Я бы отдал многое, чтобы наконец избавиться от этой ноши и уйти в свободное плавание.
Опыт. Вот, что так мне необходимо. Изнанка красивой оболочки под названием – кафе. И деньги. Не маленькая сумма, которая поможет открыть собственное дело.
Но из-за таких, как Джон, все планы и поставленные цели сталкиваются вместе и сыплются горсткой пепла у ног. Я больше не могу давать себе отсрочки и не в силах работать на отца, наблюдая за его равнодушием и отрешенностью.
У меня осталось несколько месяцев для сбора денег. Нанятые мной подрядчики должны приступить к работе в августе. И если мы еще раз отодвинем сроки, боюсь мне придется искать новых. Пятилетний труд от низов к управляющему – немалый срок для обеспечения своего будущего. Конечно, я с легкостью мог бы взять деньги у отца, но такая перспектива совершенно не по мне. В этой жизни я должен добиться всего сам, без вмешательства посторонних лиц. Я должен доказать отцу, что во мне столько силы и желания, что открытие ресторана – достижимая реальность.
Моя жизнь давно поделилась на две части. Юный Дэвид, который никак не распрощается с тусовочной жизнью и алкоголем, забываясь в литрах пива и оглушающей музыке. В такие моменты жизнь становится одноцветной, без всяких вычурных полос. И есть взрослый Дэвид – улучшенная версия юного, более темная, сжирающая меня без остатка. Но работяга и целеустремленный до мозга костей.
Пять лет назад я покинул родительский дом, оставляя в нем все, включая юного Дэвида – так мне тогда казалось. И, переполненный амбициями, я полез выгрызать себе дорогу наверх. Ведь отец добился всего сам, и я хотел поступить также.
Он построил отличный бизнес – сеть ресторанов и кафе «Голубая вода». И в свои тридцать заработал на этом круглую сумму денег. Он мотивировал меня каждый день, сколько я себя вообще помню.
Именно так я и оказался в кафе недалеко от Сеймур-стрит в районе Йельнатауна. В детстве мама часто приводила меня сюда.
Я начал с должности официанта – все, как полагается. Мне принципиально хотелось начать с низов, самостоятельно подняться выше, и я совершенно не жалею об этом и безмерно горжусь.
– Эй, Дэвид, ты меня слышишь? – старшая официантка Мишель машет рукой у меня перед лицом. – Мистер Кроуфорд просит зайти к нему в кабинет.
Я внимательно смотрю на девчонку передо мной – красивая и смышленая не по годам. А ведь ей всего лишь двадцать. Всего-то на три года младше меня.
Иногда мне кажется, что она сходит по мне с ума. Мишель создает вокруг ореол постоянной услужливости и безграничной помощи – словно она моя вторая рука.
– Отец здесь? – не могу скрыть удивление.
– Сегодня понедельник. Он всегда в эти часы тут.
– Да, конечно. Ты права, – задумчиво произношу я, обдумывая возможные варианты оправдания вопиющей оплошности Джона.
Я подхожу к кабинету отца и без стука вхожу. Он сидит за столом с невероятно измученным видом, перебирая стопки накопившихся бумаг. Отдыхает ли он вообще? Ответ всегда повисает в воздухе: мы мало разговариваем, а мои редкие вопросы чаще остаются неотвеченными.
– Отец?
Я сажусь напротив и внимательно слежу за ним. Он всегда был примером для меня. Но чем старше я становился, тем отчетливей понимал, что мне просто необходимо превзойти его. Для удовлетворения моей темной стороны.
– А, Дэвид, привет… – рассеянно бурчит отец, даже не глядя на меня. – Сегодня приезжает Уэйн, поэтому мы с мамой ждем тебя на ужин.
Сухость его тона ранит куда меньше, чем известие о внезапном приезде старшего брата. Много лет назад он переехал в Такому, из-за чего мы виделись катастрофически редко. «Юный Дэвид» сильно переживал по этому поводу. Как-никак мы все детство и подростковые годы были не разлей вода. Иногда даже казалось, что Уэйн мне как брат-близнец – до того мы явно чувствовали эмоции друг друга.
Почти сразу после его переезда наша связь ослабла, и мы перестали рассказывать друг другу абсолютно каждую мелочь. Он занят работой, я ослеплен своей мечтой. С недавних пор его отстраненность стала переходить все границы. Думаю, что у него кто-то появился, иначе я не знаю, как объяснить образовавшуюся пропасть между нами. Как оказалось, расставаться с близкими нелегко.
– Я и Бет обязательно придем.
Я поднимаюсь с места, и отец внимательно смотрит на меня. На его лице залегли морщины, отчего он выглядит намного старше своих лет. В этом году ему уже стукнет пятьдесят четыре.
Наши отношения всегда походили на жалкую пародию «отец и сын». С самого детства я не ощущал от него ничего хорошего по отношению ко мне. А иногда казалось, что самым главным чувством было презрение.
Отец поднимается и тихо говорит:
– Дэвид, ты же знаешь, что мама на дух не переносит твою девушку.
– Мне все равно, – равнодушно заключаю я и направляюсь на выход. Уже в дверях говорю: – Мы придем.
– Кстати, – останавливает он меня. – Нужно уволить Джона. Этот вопиющий случай подпортит мою репутацию!
– Позволь мне самому разобраться!
Отец тяжело вздыхает и опускается в кресло.
Я выхожу за дверь, с шумом ее закрывая. Ударяю ладонью по стене и тут же сжимаю кулаки. Чистая злость застилает глаза, погружая меня в самую бездну. На протяжении двух лет при каждом удобном случае мама показывает мне, как я сильно не прав, продолжая оставаться в отношениях, которые ей чужды.
И этот чертов Джон!
Мое шумное равномерное дыхание громким эхом отскакивает от стен. В ушах звенит, и я еще больше сосредотачиваюсь на вдохах. Когда я был младше, только это и спасало.
Мне требуется чуть больше времени чем обычно, пока обретаю равновесие. Наконец-то снова слышу галдеж посетителей и звон тарелок с кухни. Я бросаю последний взгляд на дверь и направляюсь по коридору в зал. Нужно поговорить с Джоном.
Я окидываю кафе взглядом и замечаю Шона Блита.
– Дружище! – кричит он через весь зал. – Как на счет большой чашки латте?
Шон машет руками, привлекая к себе еще больше внимания посетителей. Я корчу недовольную гримасу, хотя в душе чертовски рад его появлению здесь, и двигаюсь к столику, за которым сидит друг.
– Ты чего такой кислый? Крошка Бетти мешала спать ночью?
Он игриво перебирает бровями и щелкает пальцами. Я закатываю глаза и сажусь напротив него.
– Не стоило говорить этого.
Я оглядываю кафе, мысленно прикидывая наказание для Джона. Отец создал просто потрясающее настроение для этого.
– Брат, что стряслось?
Блит придвигается ближе ко мне, складывая руки в замок. Его выражение меняется с шутливого на серьезное – редкое явление.
Я отворачиваюсь к окну, разглядывая улицу. Палящее полуденное солнце заглядывает в кафе, рисуя длинные лучи на деревянном полу. Прохожие снуют туда-сюда. Раздается звон колокольчика и молодая пара заходит к нам.
Я всегда стремлюсь к свободе выбора, но раз за разом натыкаюсь на мнение матери. Единственно верное. Навязанное. И как бы сильно ее не любил, ощущение удушья ни на миг не покидает меня.
– Сегодня семейный ужин, – кисло говорю – Приезжает Уэйн. Отец решил выступить посыльным у мамы. И единственное, что я ощущаю – гнев.
– Что-то насчет Бетти?
Я киваю.
– Это отвратительно, дружище. Но, быть может, нужно относиться к этому проще? Не все родители жалуют вторые половинки. Забей!
Шон смотрит на меня, совершенно не понимая, что я испытываю каждый раз, когда мама пытается диктовать условия. Он всегда был предоставлен сам себе. Это один из аспектов, которому я отчасти завидую.
– Ты не понимаешь…
Я качаю головой, откидываясь на спинку дивана. Иногда ловлю себя на мысли: каково жить, когда о тебе никто не думает, не заботится? Желал бы я материнской любви? Повышенной опеки?
Мимо проходит Мишель с полным подносом тарелок и мило приветствует друга. Шон тут же оживляется и натягивает свою самую очаровательную улыбку, на которую ведется абсолютно каждая представительница женского пола любого возраста.
И какого черта я тут распыляюсь? Это же Шон Блит! Стоит на горизонте появиться юбке, как он забывает обо всем на свете.
Я закатываю глаза и ухожу на кухню.
– Один латте, – кричу ребятам и, взяв блокнот, направляюсь обратно в зал.
Иногда мне нравится идти против системы. Примерять на себя разные роли. Например, вживаться в официанта. Или – что еще лучше – повара. Особенно в такие дни, как сегодня. Но прежде чем сделать это, нужно выловить Джона.
Он стоит около одного из столиков, принимая заказ. Я жду его у кухни, сложив руки на груди и обдумывая дальнейшие действия. Мне не хочется его увольнять. Каждый заслуживает второй шанс, верно? Но могу ли я дать его Джону?
– Дэвид? – обеспокоенно говорит парень, когда подходит ко мне.
– Отец хочет тебя уволить, – начинаю с конца и увлекаю его за собой на кухню. Джон напрягается, тяжело дыша. – Но я не хочу этого делать.
Нарочно делаю паузу, наблюдая за реакцией: он часто моргает и слегка расслабляется.
– Я нанял тебя не для того, чтобы выслушивать от отца. Так что советую собраться и думать исключительно о работе. Другого шанса больше не будет.
Джон сглатывает и кивает.
***
После смены я еду домой, чтобы освежиться и переодеться к ужину. Квартира встречает оглушающей тишиной. Я набираю номер Бетти несколько раз, но меня то и дело перебрасывает на автоответчик.
Почему всегда, когда она нужна, ее нет рядом?
Плюнув на все, иду в душ, смывая с себя сегодняшнюю рутину. Все мысли вертятся вокруг предстоящего ужина и довольного лица мамы, когда приду один. Мне бы хотелось выиграть эту битву, но чем чаще размышляю об этом, тем больше понимаю, что на кону стоит не самый желанный приз. В какой бы точке я был, не будь рядом Бетти? Маме все-таки удается проникнуть мне в голову?
За последнее время мы с Бет и вправду отдалились друг от друга. Я устал от нескончаемых скачков ее настроения. Каждый день она находит все больше поводов для недовольства. Поэтому время после долгих, порой изнуряющих смен, хочется провести где угодно, но только не дома.
Каждый день возвращаясь спрашиваю себя: что дают мне эти отношения? Нужны ли они мне? А в голове лишь пустота, которая эхом отдается в сердце. И тогда тьма начинает пожирать меня изнутри: что я делаю?
Закрутив кран, оборачиваю вокруг бедер полотенце и иду к шкафу, оставляя на полу мокрые следы. Дорожка из воды уже бы взбесила Бетти, будь она здесь.
Я надеваю чистую футболку-поло и голубые джинсы. Отражение в зеркале добивает меня – темные круги под глазами и чертовски уставший вид. Взъерошив непослушные волосы, я с шумом захлопываю дверцу шкафа, хватаю ключи, обуваю кроссовки и иду на парковку к машине. Попутно обещая себе отдохнуть, как только начнется работа подрядчиков.
Мой старенький «Форд Мондео» – подарок отца на шестнадцатилетие – мигает фарами в противоположной стороне, когда я спускаюсь на паркинг.
Жизнь в достатке вкупе с эмоционально недоступным отцом научила жить по собственным правилам, не надеясь ни на кого. Показать всем, но в большей степени отцу, собственный успех – мое жизненное кредо.
С ревом вылетаю с парковки – под стать моему состоянию. По дороге в особняк Кроуфордов я часто отключаюсь от мыслей, наслаждаясь длительной поездкой. Слушаю любимый плейлист, разгружаю голову. Но сегодня невольно возвращаюсь в день, когда встретил рыжеволосую девушку. Несколько недель назад она плотно поселилась в моей голове, как бы я не пытался заглушить воспоминания о ней.
О, Мелисса этого явно не хотела. Но ее закрытая отчужденность и чрезмерная хрупкость сотворили невероятный коктейль. И я, как умалишенный, возвращаюсь в сквер больницы, прокручивая в голове каждое действие и слово.
Включаю музыку громче и ухожу в полное наслаждение треком Эда Ширана, выталкивая любую мысль о Мелиссе.
– «Я уже в пути», – повторю вслед за любимым исполнителем. – «Еду с максимальной скоростью по деревенским дорогам, подпевая песне “Маленькая танцовщица”» (Ed Shiran – Castle on the Hill).
Мимо проносятся дома. Скорость на спидометре превышает пятьдесят (скорость указывается в милях; 1 миля = 1,64 км). Ветер врывается в окно, взлохмачивая мои без того непослушные волосы. И я чувствую абсолютное счастье и силу, словно мне может покориться весь мир.
– «Я скучаю по тем чувствам, которые ты вызывала во мне», – пою я, барабаня пальцами по рулю в такт. – «И это искренне».
Мелисса снова врывается в мою голову, и я проклинаю ее за это.
Вдали появляется дом родителей – белокаменный особняк, увитый бесконечной зеленью. Сбавляю скорость, заезжая в кованые железные ворота, и оставляю машину на подъездной дорожке к гаражу, не забыв прихватить из багажника подарок для сестры.
Я спешу в дом, лишь мельком обращая внимание на внутренний двор. Он, как и прежде, выше всяких похвал. Мама целыми днями посвящает время растениям, находя в этом полную отдушину. Но отец без устали продолжает твердить о необходимости вернуть садовника.
Стоит войти, как на меня накидывается обворожительная двенадцатилетняя мини-версия мамы.
– Дэвид! – визжит сестра и обхватывает меня что есть силы. Кажется, мы не виделись целую вечность. Малышка здорово вымахала.
– Привет, солнышко.
Я целую ее в макушку и вдыхаю запах. Цитрусы с примесью дома – мое самое любимое сочетание.
– Что ты мне принес? – Милли отстраняется и заглядывает мне за спину.
Восторг на ее крошечном личике всегда убивает меня наповал. Это самая широкая улыбка во всем штате.
Я выхожу из прихожей, хватаю огромного зайца за уши и несу Милли. Она визжит от восхищения, оглушая, и скачет с ним в обнимку как трехлетка.
Счастливый вид сестры приклеивает ко мне не менее широкую улыбку и меня словно уносит в детство.
– Дэвид.
Звук голоса мамы заставляет меня отвести взгляд от Милли. Она стоит в дверном проеме и наблюдает за нами. Ее рыжие волосы аккуратно стянуты в хвост, а зеленые глаза светятся от счастья. Для пятидесяти она просто шикарна.
На маме обворожительный наряд, который возвращает еще глубже в детство, когда можно было бегать за ней по пятам и смеяться. Очень много смеяться. Белая блуза без рукавов и темно-зеленые брюки – такой она отпечаталась в памяти навсегда.
– Я так рада, что ты приехал, – она тепло улыбается. – Один.
Все детские воспоминания разбиваются об пол, стоит мне осознать, сколько радости испытывает мама при отсутствии Бетти. Это ужасно бьет по моему достоинству. Каждый гребаный раз! Неужели мой выбор настолько плох?
Подхожу к ней ближе и долго смотрю в ее прекрасное лицо. Мне нужно чуть больше усилий, чтобы не сорваться.
– Я пришел один не из-за того, что ты не переносишь Бет. А потому что она не смогла.
– Дэвид, ты очень упрям. Даже не знаю, в кого такой? – задумчиво произносит мама, растрепывая мои волосы.
– В себя.
Бросаю на нее последний взгляд и направляюсь в столовую в надежде, что вечер не закончится ужасно.
Мое появление дома стало редким с тех пор, как мама ополчилась на Бет. Выбирать между двумя женщинами, которыми дорожу, – худшее из возможных положений. Моя безмерная любовь к матери, тянущаяся из детства, не дает мне возможности выбрать Бетти. Но каждый раз, в разгар ссоры, вспоминаю неодобрение мамы и мне начинает казаться, что я делаю что-то не так.
Я вхожу в светлую столовую, которую боготворит мама. Витиеватые белые колонны украшены фонариками (наверняка дело рук Милли); повсюду множество кашпо с комнатными растениями и самая любимая часть мамы – лестница с зеленым ковром с золотыми узорами и бахромой. По центру расположился большой дубовый стол с резными ножками. Белая дорожка с зеленым орнаментом украшает стол вместе с букетом красных роз со двора.
Семейные посиделки – ее отдушина номер два. Когда мы выпорхнули из гнезда, маме было нелегко. Поэтому она всеми возможными способами пытается затащить нас обратно. Пусть даже и на короткий период.
Отец и Уэйн сидят друг напротив друга и оживленно разговаривают. Глаза отца сияют как никогда. Мне редко удается застать его в таком состоянии. Рядом с братом замечаю жгучую брюнетку. Уэйн держит ее за руку, нежно поглаживая большим пальцем. Девушка застенчиво переводит взгляд с брата на отца, затем на меня. Ее лицо красиво и утонченно. Под стать моему братцу.
– А вот и наш шкет! – Увидев меня, брат радостно хлопает в ладоши.
Я улыбаюсь во все тридцать два и направляюсь к нему. Уэйн поднимается из-за стола, по-медвежьи обнимая меня.
– Так рад тебя видеть.
Он теребит меня по волосам, как мама, и я снова ощущаю маленького мальчика внутри себя.
– Я тоже рад, Уэйн!
Он толкает меня в бок, и его глаза загораются, как два огонька. У Уэйна такой же серый цвет, как у меня, но волосы – абсолютная копия мамы. Мы с ним почти не похожи.
Когда мне было двенадцать, жизнь казалась сущим адом. Я смотрел на свою семью и не понимал, как же так получилось, что я совершенно другой. Абсолютный гадкий утенок в семье красивых белоснежных лебедей. Только спустя какое-то время мне удалось осознать, что я взял от каждого родителя по чуть-чуть. А брат и сестра – от мамы.
– Дэвид, хочу тебя познакомить кое с кем.
Я впервые вижу Уэйна таким смиренным, полным обожания. Он смотрит на девушку так, словно она целая вселенная, и он хочет спрятать ее ото всех. Включая нас. В каждом его движении прослеживается собственничество и огромная уверенность.
– Это Амелия, моя невеста. Амелия, это Дэвид, мой младший братишка.
Уэйн никогда не мог упустить момента, чтобы показать, кто старше. Это его излюбленная привычка. Он всегда хотел превосходить меня во всем. Быть первым. И до сих пор ничего не поменялось.
Я улыбаюсь.
– Привет.
Амелия неуверенно машет мне, растягивая губы в очаровательной улыбке.
Я смотрю на них и понимаю, что брат обрел свое счастье. То, о котором всегда мечтал: успешный бизнес и красавица жена. Уверен, что брату очень повезло повстречать Амелию на своем пути.
Мама и Милли заходят в обнимку. Тандем этих двоих всегда множил в голове вопросы. Но как бы мне не хотелось знать истину, я заглушал в себе все в зачатке. Милли – моя маленькая малышка, которую я холил с самого рождения. Только это всегда важно.
Мама просит всех сесть за стол, помогая сестре определиться с выбором стула.
Я всегда умилялся решениям и складу ума сестренки.
– Амелия, чем ты занимаешься? – начинает свой допрос отец, не успеваем мы приступить к первому блюду.
– Ничего особенного, – она пожимает плечами, лукаво улыбаясь моему брату. – Мне нравится теннис.
Оказывается, Амелия профессиональная теннисистка, участвующая в чемпионатах по всей Северной Америке. Она увлеченно, с горящими глазами, делится с родителями о своих достижениях, показывает различные фотки с соревнований. Уэйн горделиво кивает головой на каждое ее слово, рассказывая с ней наперебой их самые смешные моменты.
Когда мы приканчиваем лангустинов (у мамы особая болезнь по составлению меню) и переходим к запеченным овощам, Милли воодушевленно принимается рассказывать о миссис Морган – учительнице музыки. Сестренка восхваляет ее до небес, эмоционально жестикулируя руками. И даже демонстрирует забавную детскую песенку о козе.
Я давно так не смеялся, это точно.
Во время десерта Уэйн и Амелия сообщают, что их свадьба состоится в сентябре, и нам непременно придется перенести все важные дела на потом.
Мама украдкой вытирает скопившуюся влагу в уголках глаз. И выглядит совершенно трогательно. Лучики струятся вокруг них, выдавая возраст, хотя я бы не дал маме и тридцати пяти.
Отец с гордостью смотрит на Уэйна, расслабленно развалившись на стуле после пары бокалов вина. Мне всегда хотелось ощутить на себе такой взгляд.
Но несмотря на удивительно приятный семейный ужин и новость брата, я не перестаю мысленно возвращаться к рыжеволосой девушке. Она постоянно всплывает в моей голове, подобно чему-то выдуманному, нереальному. И это всегда неожиданно. Заставая меня врасплох. Ее огромные зеленые глаза стоят передо мной. Они чертовски манят. И мне хочется заглянуть в них, прочитать ее. Но ничего не выходит.
Мелисса ушла настолько быстро, что у меня даже появились мысли: а не придумал ли я ее? Может, она видение? Мог ли я допустить ее существование? Или она плод моего больного воображения?
– Шкет, как обстоят дела на личном фронте?
Я выныриваю из сладких грез и на пару секунд теряюсь в пространстве.
– Он все еще с той нахальной девицей! – фыркает мама.
– О, не драматизируй!
Я сверлю ее самым гневным взглядом из своего арсенала и бросаю салфетку в тарелку с недоеденным куском пирога.
– Ничего не меняется.
Уэйн усмехается и переводит взгляд на маму. На ее лице написан целый спектр эмоций, но взгляд обращен на меня. Он из детства – словно я только что разбил ее любимый сервиз.
– Мам, не вижу причин для паники, – спокойно произносит Уэйн и целует Амелию в губы.
Несомненно, братец ее боготворит. Он весь вечер сторожит и поедает Амелию взглядом. Возможно, родители и не замечают этого, но от меня он скрыть не может. Их любовь витает в воздухе. Уверен, что мама с отцом прониклись.
Уэйн утыкается Амелии в шею, что-то шепча, и та взвизгивает от восторга.
– Уэйн, пожалуйста, не при ребенке!
Кислое настроение мамы и злость в мою сторону вот-вот подойдут к краю, поэтому она подскакивает со стула и принимается убирать со стола.
– Эллен, давай я тебе помогу, – ласково предлагает отец, как и всегда сглаживая углы. Мама лишь кивает.
Иногда мне кажется, что мама глубоко несчастна, несмотря на все усилия убедить нас в другом. Ее странные перепады настроения с годами только учащаются. Отчасти и поэтому я мало времени провожу с родителями. Мне всегда больше нравилось общество Милли и Уэйна.
– Ты надолго к нам? – спрашиваю я, когда родители уходят в кухню.
– Думаю, на пару дней. Работа не ждет, ты же знаешь.
Брат пожимает плечами и сочувственно улыбается. Он прекрасно осознает, как мне его не хватает.
Уэйн работает в строительном бизнесе в Сиэтле. Мама всегда говорит, что это весьма прибыльное дело. Брат не пошел по стопам отца, за что в свое время получил хорошую взбучку.
Зато я уже пять лет пашу, отрабатывая надежды несостоявшегося старшего сына, и все никак не могу заработать на собственный ресторан. Но я надеюсь, что этот год станет последним. И я смогу сбросить с себя оковы отца. Как бы сильно он не старался, я вижу, что ему всегда был нужен умный, сообразительный и подкованный Уэйн.
– Расскажи мне, Дэвид, как ты?
Уэйн разворачивается ко мне всем телом, увлекая за собой Амелию, которую после ухода родителей усадил к себе на колени.
– Если бы ты звонил мне или отвечал на сообщения в мессенджерах, то узнавал бы все первым, – из вредности отвечаю я, скрещивая руки на груди для пущей убедительности.
Уэйн аккуратно пересаживает Амелию на соседний стул и в один прыжок подскакивает ко мне, сгребая в охапку.
– Ах ты мелкая задница!
Довольная рожа брата возникает передо мной, и я закатываю глаза. Он пытается со мной бороться. Только Уэйн не учитывает тот факт, что мне не шестнадцать и я давно уже не тот сопляк.
Приложив максимум усилий, я выворачиваюсь из захвата и обхватываю его со спины, удерживая руки в замке. Уэйн смеется в голос наперебой с Амелией. Любопытство берет верх, и я оборачиваюсь на нее. Но братец тут же выскакивает и валит меня с ног. Мы оба покатываемся со смеху и умолкаем только когда над нами нависает Амелия, подавая руки.
На часах уже переваливает за полночь, и я решаю остаться у родителей на ночь, чего не делал с момента переезда отсюда. Возня с братом и долгий разговор по душам окончательно вытянули из меня мальчишку.
Переступив порог своей детской комнаты, я набираю номер Бет, намереваясь узнать, куда она исчезла. Но было странно осознавать, что за все время ни разу о ней не вспомнил. И постоянно прокручивал в голове образ Мелиссы…
Проходит достаточно времени, прежде чем по ту сторону раздается радостный крик.
– Привет!
Я принимаюсь мерить шагами комнату, попутно отключая верхний свет. Необходимость держать себя в руках, дабы не вляпаться в очередную ссору, медленно, но верно, сводит меня с ума.
– Где тебя носит?
Мой тон сухой и грубый. Это происходит раз за разом. Держать себя в узде всегда давалось мне крайне тяжело. Я стараюсь контролировать это. Но с Бетти никогда не получается.
– Эй, остынь! У меня были срочные дела, – ощетинивается Бет. Она с минуту молчит, наверное, как и я, тормозя себя, а потом продолжает: – Кстати, мои родители хотят, чтобы мы пришли к ним на ужин на следующей неделе. В четверг. Ты сможешь?
Главная особенность Бет – профессионально уводить тему разговора совершенно в другую сторону.
– Почему бы и нет, – небрежно кидаю я.
Последнее время Бетти проявляет абсолютную отрешенность. Она перестала посвящать меня в свои дела. Кажется, словно меня не существует в ее уравнении. Безусловно, я тоже уделяю ей недостаточно внимания. Но ведь Бет прекрасно знает, к чему я стремлюсь. Из этого вытекает постоянная занятость.
Она хочет, чтобы я пошел на ужин к ее семье. В то время как сама даже не удосужилась ответить на сотню звонков, чтобы узнать, что нас, мать вашу, пригласила моя семья!
– А ты, собственно, где? – с ноткой недоверия произносит Бетти. Или, может, мне только кажется?
– Сегодня был ужин у родителей по случаю приезда Уэйна. Я решил остаться на ночь тут.
Сажусь на край кровати, закрывая глаза. Конечно, я был бы не прочь сейчас оказаться рядом с ней. Хотя, порой, мне начинает казаться, что мои чувства угасли. Или их и не было вовсе?
– Почему ты не сказал мне раньше? Я могла бы составить тебе компанию.
В ее голосе чувствуется обида, но она быстро маскирует это под непринужденностью.
– Тебя не было дома, и ты не отвечала на мои звонки.
Стянув через голову футболку, падаю на кровать. Злость поднимается по моим венам, подступая к горлу.
– Дэвид, о таких вещах нужно заранее предупреждать!
– Бет, я устал, – зевая. – Поговорим об этом в другой раз.
– Как скажешь, малыш. Спи крепко, – нежно шепчет она и отключается.
Быстро стянув с себя шорты, заваливаюсь на кровать и закрываю глаза.
Ещё пару месяцев назад я не мог подумать, что буду ночевать в родительском доме. Что между нами с Бет пронесется черная кошка и внесет раздор в наши отношения. Я думал, что она тот человек, который нужен мне, чтобы вместе идти по жизни, помогая друг другу, любя друг друга. Но у судьбы свои планы. И я не могу быть властен над ними.
Глава 3
Дэвид
Я подъезжаю к месту встречи с ребятами после очередного тяжелого дня в кафе. Сегодня среда, а я уже выжат, как лимон. С момента визита к родителям прошла неделя. Я вертелся, как белка в колесе, решая проблемы сразу в нескольких кафе. И нам с Бет даже не удавалось поговорить. Я чувствовал отчужденность и загружал себя еще большей работой. Оправданием были деньги и открытие собственного бизнеса. Но как бы не пытался себя в этом убедить, я медленно дистанцировался от своей девушки.
На заброшенной заправке собралась куча людей и машин. В толпе, ближе к зданию, замечаю Бетти, Шона и остальных ребят из нашей компании. Каждую среду друг собирает народ, чтобы погонять на скейтах и просто хорошо отдохнуть.
Шон Блит – мастер своего дела. Он умело стоит на скейтборде и выполняет множество трюков. Честно говоря, я не знаю, каково это – кататься на скейте. Шон с самого детства пытается заставить меня встать на доску, но у него ничего не выходит.
С трудом найдя место для машины, я все-таки паркуюсь и направляюсь к ребятам. Они оживленно болтают, но больше всех распыляется Шон. Я обнимаю Бет сзади и целую в висок, попутно всех приветствуя.
Такие привычные действия, ранее любимые мной, сейчас не вызывают внутри никакого отклика. Я словно выныриваю из своего тела и парю в небе, наблюдая за происходящим. Как посторонний.
– Не ожидал, что сегодня придет столько народа! – восторженно говорит Шон. Его глаза загораются, как два огонька, и чернеют от явного удовлетворения. Рядом с ним хохочут девушки, парни подготавливают скейты, лонгборды и прочую ерунду на колесах.
– О, Шон, ну когда ты уже расскажешь нам о скейтбординге?
Какие-то девушки около красного «Крайслера» хнычут, надувая накаченные губы.
Должен признать, когда друг занимается любимым делом, он не обращает внимания ни на кого, кто приходит поглазеть на него. Даже на открыто вешающихся красивеньких девушек. Стальная выдержка и заинтересованность в скейтборде.
– Прямо сейчас. – Он подмигивает им и берет в руки мегафон. – Вас приветствует Шон Блит!
Друг громко кричит, и собравшаяся толпа восторженно голосит.
– Я скучала. – Бет льнет ко мне, но я лишь загадочно улыбаюсь. Внутри ничего не екает, и мне хочется постучать по груди, чтобы сердце как следует разогрелось. Что со мной происходит?
– Сейчас быстро пройдемся по теории, ну а после приступим к практике. Бонусом будет небольшой мастер-класс!
Пока Шон распыляется, люди постепенно образуют полукруг.
Друг довольно подмигивает нам с Бет и уже в который раз принимается объяснять людям, что же за странная штука скейтборд, и из чего он состоит.
– Итак, начнём с основ, – громко говорит Блит и поднимает повыше скейт. – Доска скейтборда называется декой…
Шон с увлечением рассказывает и показывает всем детали его старых, уже разобранных скейтов.
Каждый раз наблюдая за уроками Шона, я испытываю неимоверную гордость. Хоть парень и не подает признаков надежды на лучшее будущее – университет, работа – его глаза всегда горят от скейта. А душа Шона – чистейшее озеро, в которое хочется прыгнуть с лихвой. К сожалению, мало кто может разглядеть это за фасадом нарцисса.
– Дэвид, я тут подумала, может, купим маленькую собачку?
Я перевожу на Бет взгляд, надеясь, что это такая шутка. Кому как не ей знать о моей антипатии к собакам.
Но она абсолютно серьезна. Ее лицо приобретает жалостливый вид, еще немного и сложит руки в молитвенном жесте.
Я хмурюсь и отрицательно качаю головой.
– Нет. И это не обсуждается!
– Что? – удивляется Бет. – Но почему?
Я игнорирую вопросы и внимательно прислушиваюсь к рассказам Шона, хоть и слышал все это тысячу раз.
– Немного о трюках. Я умею выполнять все трюки, – губы Шона трогает улыбка. – И это правда. Моя жизнь – это трюки и скейтборд. Ну и, конечно же, девочки, – смеясь, произносит он и продолжает уже более серьезно.
Шон рассказывает о базовом трюке и демонстрирует его с непринужденной грацией. Потом рассказывает о других, каждый из которых исполняет идеально, словно проделывал миллион раз. Наверное, так и есть.
Я перестаю слушать, когда друг переходит к стилям, и ныряю в свои мысли, отключаясь от реальности.
Последнее время мне часто приходится зависать в пространстве. И это связано с полным ощущением, что я живу не свою жизнь. В какой-то момент я словно сошел с дороги на тропу и заблудился.
Мои отношения с Бет больше не приносят удовольствие. Я все больше ощущаю подавленность. Мне не хочется возвращаться домой, делить с ней постель, элементарно – разговаривать. И я не могу перестать винить себя в этом. Мне кажется, что я подвожу Бетти. Растоптал наши чувства, убил в ней все хорошее, сам оттолкнул от себя.
Черная дыра, с каждым днем увеличивающаяся в размере, поглощает меня все сильнее. Мальчик, который стремился помогать и быть лучше всех, медленно погибает. Он зовет меня на помощь, но я безвольно барахтаюсь в ничтожности и жалости к себе, не имея сил подняться.
– Малыш. – Бетти гладит меня по щеке, заглядывая в глаза. – С тобой все хорошо?
Я рассеянно киваю и концентрируюсь на Шоне.
Он заканчивает теорию о скейтборде, хлопает в ладоши, и все приступают к практике. Новички усердно пытаются повторить базовые упражнения, а те ребята, которые занимаются давно, разбиваются на группы. Кто-то катается в свое удовольствие и делает трюки, а кто-то помогает остальным.
Спустя пару часов всем по очереди приходит уведомление о вечеринке в доме Линдси Талон – нашей с Шоном подруги детства. И мы тут же разбредаемся по разным машинам и выдвигаемся колонной на улицу.
***
– Ну же, Шон, до дна! – восторженно кричат подвыпившие девушки.
Я стою неподалеку от пивной бочки и наблюдаю за другом. Шон, сколько его знаю, всегда был душой компании. И на этот раз кучка девушек во главе с Линдси взяла его на слабо – мол, милый Шон, ты такой душка, а выпьешь ли ты бочонок с пивом? О, ну и где это видано, чтобы друг отказался!
Как говорят все парни, чьи девушки постоянно западают на него, – смазливое личико, но ни гроша за душой. Хотел бы я с этим поспорить, но иногда меня терзают сомнения. Словно Шон – это две личности, уживающиеся в одном теле.
Я делаю глоток пива из стаканчика, продолжая наблюдать за весельем. Правда, мне совсем не импонирует поведение Шона: он, широко расставив ноги, все больше и больше наклоняет бочонок. Пиво льется мимо рта, заливая футболку, рубашку и пол.
– О Боже, Шон! – Линдси громко визжит, но я не могу понять – это недовольство или восхищение?
Все до единой девушки пожирают его глазами. И зрелище действительно впечатляет. Один лишь вид кричит – ну, кто сегодня будет первая?
Волосы Шона отливают золотом, создавая вокруг золоченый ореол. Только вот этому засранцу до ангела очень далеко.
– Дэвид, приятель! – кричит Шон, выискивая меня взглядом. – Где ты? Я тебе в сотый раз повторяю – ты просто обязан научиться кататься. Это самое кайфовое дело, которое я только знаю!
Я же, стоя неподалеку от него, быстро прячусь за огромного парня, вовремя оказавшегося рядом. Встречаться с Шоном, когда он перепил, себе дороже. Достаточно того, что в очередной раз становлюсь свидетелем пьяного безумия друга.
Тихо выругавшись, направляюсь к стойке с выпивкой, где Бетти крутит в пальцах сигарету, наблюдая за всем со стороны. Сажусь около нее и подливаю в стакан еще пива.
– Смотрю, Шон опять вдрызг напился, – Бетти указывает на него рукой с сигаретой.
Я перевожу взгляд на друга и качаю головой. Он стоит в центре, а вокруг толпа девушек, которые так и хотят заполучить хоть кусочек внимания. Все это определенно переходит границу нормы. Или это я в двадцать три уже старею?
Разъяренные парни то и дело бросают на друга косые взгляды и медленно потягивают пиво в стороне. В такие моменты я задаюсь вопросом: в чем причина их бездействия? В безобидности поступков Шона? Все чаще думаю, что алкогольные сцены с девушками – лишь веселая картинка для отвода души. Но разве он не рассказал бы мне об этом?
– Черт с ним, – говорю я и принимаюсь разглядывать все вокруг.
Квартира родителей Линдси – изысканная, в стиле лаунж. Акцентная стена огромной гостиной состоит из состаренного рыжего кирпича, а в центре комнаты расположился громадных размеров серый диван с обилием подушек в цветную полоску. Повсюду растения в горшках, статуэтки, свечи. По-моему, тут ничего не изменилось со времен нашего безудержного детства. Даже неоновая подсветка красного цвета над камином.
Линдси с заядлой периодичностью превращает двухэтажное гнездышко семьи в центре Даунтауна в пьяную тусовку. Число приглашенных всегда превышает масштабы дома, а слоганом вечеринок служит: приходи и приводи друзей. Поэтому половина толпы мне вообще незнакома.
Абсолютно все присутствующие разделились на компании. Девочки помладше тусуются в зоне для отдыха. Парни напиваются и шутят до громких взрывов хохота. А самые запьяневшие и просто оторвы танцуют под зажигательную музыку чуть поодаль от дивана, где находится импровизированный танцпол.
У Линдси даже есть бар. И она каждый раз приглашает барменов. Еще ни разу я не попробовал отстойного пойла. Хвала Линдси!
Внезапно взгляд цепляется за ярко-огненные кудри в области дивана. Могу поклясться, еще пару минут назад на нем никого не было.
Привлекательная юная особа выделяется из общей толпы огромными изумрудными глазами на маленьком заостренном личике. Ее скучающий взгляд блуждает по комнате рассматривая все вокруг. Как, впрочем, и мой.
Лисенок.
– Ты не передашь мне зажигалку, м? – пытаясь перекричать гул и музыку, просит Бетти, указывая слева от меня.
– Пора бросать, – недовольно бурчу я, но протягиваю зажигалку.
– Ну-у, не будь букой. Я же тебя люблю. – Она целует меня в уголок губ и поджигает сигарету. Запах ментола пропитал уже всех и вся. Иногда мне кажется, что Бетти на пятьдесят процентов состоит из дыма.
Я вновь перевожу взгляд на Мелиссу. Поразительно, как в свете приглушенных ламп, она безумно похожа на мою мать. Но в довесок к этому – чистая и невинная. Такой она мне и запомнилась.
Среди всех присутствующих она особенно выделяется, производя неизгладимое впечатление. Мелисса словно из другого мира, по случайности залетевшая на свет. Ее тонкие длинные пальцы, так приглянувшиеся мне, интенсивно сжимают подол платья. Губы чуть подрагивают, привлекая к себе внимание. Интересно, я один все это замечаю?
Густое облако, словно пелена, повисает перед глазами, и я невольно поворачиваюсь к Бет – она выпускает клубы дыма прямо на меня, улыбаясь оскалом.
– Дэвид, так глазеть на незнакомую бедняжку… ну очень не про тебя.
Она произносит это с нескрываемой издевкой, совершенно не интересуясь причинами моей заинтересованности, и выпускает еще больше дыма.
– Перестань сейчас же! – гневно говорю я сквозь зубы, отмахиваясь от дыма, и тут же поворачиваю голову в сторону дивана.
Он пуст.
Я судорожно шарю глазами по комнате, перескакивая с одного лица на другое. Огненно-рыжее пятно испарилось.
Куда она делась?
Мне отчаянно хочется еще раз увидеть Мелиссу. Все ее нутро притягивает меня, как магнит. И это странное необъяснимое чувство подмывает броситься на поиски.
Все вокруг остается неизменным – музыка, танцы, взрывы хохота и стойкий аромат алкоголя с примесью ментола. Но я ощущаю себя иначе, словно в замедленной съемке. И внезапно для себя поддаюсь внутреннему искушению. Этой разливающейся внутри меня черноте, которая все глубже и глубже засасывает.
– Я скоро, – безразлично кидаю Бетти и спешу на поиски девушки.
В ответ на меня обрушивается ехидный смех. И я все дальше проникаю в черноту. Вспышки ярости загораются перед глазами, вынуждая что есть мочи сжимать кулаки.
Не сейчас.
Нужно просто дышать.
Я расталкиваю толпу танцующих, чтобы пробраться к лифту, но все вокруг, как назло, сцепились поплотнее, не давая пройти. Мысленно пытаюсь понять, зачем бегу за той, которую едва знаю. Что кроется за внезапным желанием увидеть ее вновь? Ответ клубится где-то в черной дымке.
Заманивая меня.
Приглашая войти.
Я вхожу в лифт и мучительно долго спускаюсь, глубоко вдыхая и выдыхая. Двери открываются, и я вижу ее. Мелисса идет по вестибюлю в легком, струящемся темно-зеленом платье.
– Мелисса! – кричу ей в спину, непроизвольно поднимая руку вверх. – Постой!
Я быстро подбегаю к ней и дотрагиваюсь до руки. Она испуганно дергается, развернувшись, и несмело заглядывает мне в глаза.
Посмотрев в изумрудную гладь, я понимаю, что в этой прекрасной головке роится безумное множество мыслей. И, как и в прошлый раз, там присутствует страх.
– Я… – слова застревают в горле. Взгляд судорожно бегает по ее лицу, ища помощи. Ума не приложу, что хочу сказать.
Она молча наблюдает за мной. Совершенно неприступная и закрытая.
– Послушай, – собираюсь наконец. – Понимаю, как это выглядит. Бегу за тобой, как полоумный. Вторгаюсь в личное пространство. Дважды. И буду сейчас эгоистом. Но позволь мне…
Она не дает мне договорить, молча вырывая руку, и быстрым шагом направляется к выходу.
Я вновь смотрю Мелиссе вслед, улавливая бесшумность шагов на плитке.
Словно она парит.
Словно она вымысел.
Призрачная душа, заманивающая глубже в черноту.
Раздосадованный своим дурацким поведением, иду обратно к Бетти. Но внутри все клокочет от неописуемых и несвойственных мне чувств.
***
Мы чуть ли не кубарем заваливаемся в нашу с Бет однокомнатную квартиру на Мэйн-Стрит.
Вечеринка Линдси закончилась моим полным унынием вкупе с приконченным бочонком пива в одного. Потом мне стало весело. До чертиков. Чернота отступила и стены вновь были возведены на места.
После мы нашей компанией отправились в один из любимых клубов Бетти. Ей отчаянно хотелось веселиться, а роль трезвенника, который развозит всех по домам, только разозлила ее. Вот тогда уже она пошла в разнос.
Сначала это был «Секс на пляже». Три бокала. Затем «Кровавая Мэри». Два.
Спасибо, что Бетти хватило ума не мешать разный алкоголь и она обошлась только коктейлями с водкой.
А потом все вернулось. Уныние медленно пожирало меня, пока я разглядывал веселящихся парней и отдающуюся музыке Бет в толпе танцующих людей.
Каждый раз, оказываясь в разгаре веселья и алкоголя, я вспоминал рыжеволосую девушку с вечеринки Линдси. Она словно призрак появлялась передо мной, пристально наблюдая. Ее образ затуманивал разум, опьянял сильнее алкоголя. Внутри медленно разгорался пожар, воспламеняя каждую клеточку. И я больше не хотел пить и развлекаться с друзьями. Я хотел узнать, почему все еще думаю о ней.
– Дэ-эв, – весело тянет Бетти, криво улыбаясь. Она держится одной рукой за меня, а второй пытается снять не самые удобные туфли на шпильке.
Сомневаюсь, что Бетти настолько пьяна. По большей части ей нравится притворяться, словно она отвязная хмельная девчонка.
– Дай я тебе помогу.
Я наклоняюсь, пытаясь расстегнуть ремешки на щиколотках, но Бетти начинает измываться надо мной, отдергивая ногу.
– Дэв, мне так приятно, но не надо.
Ее язык заплетается, а руки в произвольной форме жестикулируют. Или она пытается держать равновесие? Выглядит нелепо.
Я выпрямляюсь, скрещивая руки на груди. Долбаные пьяные выходки Бет раздражают меня до чертиков.
– Почему бы тебе не пойти в спальню и там раздеться? – предлагаю, когда она начинает стягивать с себя топ.
– Я у себя дома и могу раздеваться там, где захочу! – недовольно бурчит Бет, путаясь в ткани.
Вздыхаю, покачивая головой, и иду на кухню. В горле ужасно саднит после нескольких литров пива, и я отчаянно желаю найти утешение в воде.
Свет на кухне загорается автоматически – одна из прихотей Бетти. И это тоже чертовски раздражает.
– Дэвид!
Бетти кричит, сопровождая вопль глухим ударом. Быстро набираю воду из-под крана, осушаю его одним глотком и спешу обратно.
В коридоре ее нет.
Заглядываю в спальню и вижу Бетти, завалившуюся на бок на кровати. Она вертит на указательном пальце туфлю, улыбаясь, как маньячка. Вторая туфля демонстративно валяется у порога.
– Перестань себя так вести. Ты выпила пять коктейлей, а не десять.
Подбираю туфлю и забрасываю в гардероб. Затем иду к Бетти, намереваясь ее раздеть и уложить в постель. Она стонет, перекатываясь на спину и смотрит на меня своим убийственным взглядом.
– Почему ты вечно такой холодный?
Ее лицо искажает гримаса обиды и злости.
Не понимаю, какого черта мы снова начинаем выяснять отношения. Я всего лишь хочу уложить ее спать и расслабиться.
– Пожалуйста, давай не будем? Я ужасно устал. Мне завтра работать, почему ты этого не понимаешь?
Я хватаюсь за голову, стараясь взять себя в руки и не распаляться еще больше.
– Ну уж нет. Мы определенно будем! – упрямо чеканит Бет, принимая сидячее положение. – Мне надоело ощущать себя ненужной! Ты постоянно работаешь. Я уже устала от твоей работы!
Я мерю комнату шагами, но, услышав последние слова, замираю как вкопанный, буравя ее взглядом. Единственное, что мне сейчас хочется, – это уйти.
– Она устала! – кричу я, отпуская крупицы контроля, безбожно падая в черноту. – Мне все равно, Бетти, от чего ты там устала. Мне нужны деньги на бизнес, кому, как ни тебе, это знать! Но тебя заботит только твоя персона.
Ее лицо покрывается красными пятнами, приобретая яростное выражение. Кажется, она совершенно протрезвела и готова наброситься на меня с кулаками.
– Не знаю, что ты хочешь, чтобы я сделал! – Развожу руки в стороны. – Я пытаюсь, но ты вечно всем недовольна.
– О, вот только не надо во всем обвинять меня!
Бетти вскакивает на ноги и принимается размахивать у меня перед носом туфлей.
– Я тебя совершенно не вижу! Ты целыми днями впахиваешь как прокаженный. Потом мы тусуемся по барам и клубам. Лучшая жизнь, Дэвид!
– А чего ты хотела? Я не предлагал тебе светских приемов и домашних посиделок!
Мы пожираем друг друга взглядом, яростно метая молнии. И так происходит каждый чертов раз.
– И раз уж на то пошло, я вообще тебе ничего не предлагал. Ты любила меня, и этого было достаточно!
Она захлебывается от собственного недовольства, отворачиваясь от меня.
Всем сердцем ненавижу наши перепалки, но не могу ничего поделать. Мы оба ужасно взрывные. И нас много что не устраивает. Я пытаюсь мириться со всем. Заглушить свое состояние. Бетти же не может.
– Мы каждый раз не можем ни к чему прийти. Ты постоянно осаждаешь меня своей правотой. Я так больше не могу. – Она поворачивается, в глазах стоят слезы. – Каждый раз ты одерживаешь победу, оставляя меня в еще худшем положении.
Она бросает туфлю в сторону гардероба, вкладывая в бросок всю злость, а затем раздевается и забирается под одеяло, натягивая до подбородка.
Я следую ее примеру и тоже ложусь.
Мы лежим по разные стороны кровати, каждый думая о своем. Пожалуй, мы с самого начала скрывали от самих себя, что нам не по пути. И у нас не жизнь, а гребаное существование. Оно забирает из меня все больше сил. И я все чаще утопаю в собственной ничтожности.
С Бетти я никогда не смогу ощутить жизнь.
Глава 4
Дэвид
Сегодня стоит самый жаркий летний день. Не самая подходящая температура для костюма управляющего. Но какой у меня есть выбор, когда приходится оставлять машину за несколько кварталов от работы?
Уже издалека я вижу здание кафе. Самые лучшие архитекторы города работали над сетью «Голубой воды». Внутри все идеально подобрано под популярный лофт. Посетители каждый раз с удовольствием наслаждаются атмосферой. Это было самым лучшим решением отца. Беспроигрышный мерзавец.
Несмотря на погоду, я бодро шагаю, напевая под нос знакомую до боли песню.
Почему она у меня в голове? Задаюсь этим вопросом с тех пор, как проснулся. Строки врезались в разум и, похоже, не собирались его покидать. Я помню их, но откуда?
До меня доносится воздушная мелодия, когда подхожу к заднему входу кафе.
Каждый день в утренние часы за углом по окрестностям разносится инструментальная музыка. Ее творец – Ларри Купер, владелец маленького магазина музыкальных инструментов. Этот мужчина превосходный знаток не только своего бизнеса, но и хороших песен.
Порой я слушаю его сонаты перед открытием кафе или во время небольшого перерыва. Музыка мистера Купера дает толчок моим действиям, заставляя идти дальше, развиваться, учиться и просто жить. Заставляет потеряться, пусть и на мгновение, забыть о разливающейся внутри черноте.
Музыка, как он любит говорить, – это искусство, вплетенное в тишину.
Иногда мелодии захватывают с такой силой, что вокруг не остается ничего. Но после всегда появляется желание поразмыслить о жизни. Кто я? Смогу ли добиться того, что хочу? Открою ли свой бизнес? Небольшой ресторанчик с видом на залив Беррард, где я смогу как главный шеф-повар воплотить свою детскую мечту в жизнь.
Но сейчас мне трудно сфокусироваться на этом. Внешняя составляющая моей жизни грозовой тучей висит надо мной, сдавливая в тиски.
Свадьба брата. Размолвка с Бетти. Мелисса, что буквально поселилась в голове…
Я никогда не чувствовал такой острой необходимости в другом человеке. Постороннем мне. Это чертовски сбивает с толку. И множит тысячу вопросов. Но самый главный – зачем она мне?
Заглянув за угол, вижу мистера Купера, размеренно покачивающегося у входа в кресло-качалке с сигарой. Я приветственно машу ему и захожу в кафе через задний ход, тут же попадая в кухню.
– Гэбриел!
У плиты стоит худощавый светловолосый мужчина в белом колпаке. Он разворачивается и почтенно кивает мне головой.
Гэбриел Пратл – шеф-повар папиного кафе. У нас давно зародились дружеские отношения, несмотря на большую разницу в возрасте. Гэб получил эту работу, когда я был еще совсем мальчишкой. Я частенько бывал в отцовском кафе, завтракал в обществе матери и брата, беззаботно бегал по всему залу и напевал ту самую песенку, которую знал только я.
Так вот оно!
Однажды в зимнее утро я и моя мать, как обычно, пришли к отцу. Я мало чего понимал, но могу сказать одно: мама была явно чем-то расстроена. И совсем позабыв про меня, она вошла в кабинет отца, а я оказался один в огромном зале. Недолго думая, направился в ту часть кафе, где находиться простым посетителям нельзя.
Как оказалось потом, это была самая огромная кухня, которую мне довелось увидеть. Официанты бегали с порциями вкусно пахнущей выпечки и разных блюд. Но меня это совершенно не волновало. Я смотрел на мужчину, который быстро нарезал овощи. Мне захотелось поближе рассмотреть то, как он умело выполнял свою работу (на тот момент я хотел стать настоящим кулинаром, мастером своего дела). Я не спеша подошел к нему и стал зачарованно смотреть на ловкость рук. Мужчина приметил меня и широко улыбнулся. Уже тогда я понял, что он надолго задержится у отца и многому научит меня.
Через некоторое время мать вбежала в кухню с дикими воплями, что ее ребенок потерялся. Стоило ей меня увидеть, и она подлетела, словно ангел на крыльях.
Тогда я еще безоговорочно восхищался ею и считал самой удивительной женщиной.
– Сегодня будет много работы, – сухо подмечает Гэб, прерывая мои мысли. Обычно он неразговорчив.
Бросаю взгляд в зал и замечаю, что он почти полон. Сейчас десять утра, а народу больше, чем в обеденное время. Наверняка это из-за приближающегося праздника города. Люди в предвкушении выползают из своих нор раньше, чем обычно, и с радостью заваливаются в «Голубую воду», весело проводя время, встречаясь с друзьями и родней.
– Сегодня кого-то ждут большие чаевые, – с ухмылкой сообщаю, не ожидая ответа.
Я оглядываю зал, проверяя официантов. Трое на месте. Где четвертый? Я оборачиваюсь назад – только кухонный персонал.
– Гэб, ты не видел Джона?
Тот молча качает головой, продолжая помешивать суп в кастрюле.
Почему этот придурок в очередной раз привлекает к себе внимание? Джон – моя личная головная боль, за которую я когда-то поручился по доброте душевной.
Злость медленно поднимается по венам, разливаясь яркими вспышками. Я зажмуриваюсь и дышу.
Вдох.
Выдох.
Достаю из кармана телефон и набираю номер официанта: бесконечные гудки отправляют меня на голосовую почту. Я делаю еще несколько попыток, прежде чем понимаю, что он мне не ответит. Крепко сжимаю руки в кулаки и рывком снимаю с себя пиджак, игнорируя многозначительный взгляд Гэба.
Рядом с дверью в зал надеваю фартук и выхожу в зал. Столики Джона – 2, 6, 10, 14.
Глубоко вдохнув, направляюсь ко второму столику, за которым сидит компания из подростков.
– Добрый день! Что будете заказывать? – В голосе сохраняется стоическое спокойствие, хотя внутри бушует раскаленная лава.
Светловолосый парнишка хихикает, играя в переглядки с друзьями. И мне до безумия хочется прикрикнуть на него и получить наконец-то ответ. Спустя долгую минуту один из них берет себя в руки и говорит:
– Пиццу «Пеперони», пиццу «Три сыра» и колу. – Я внимательно записываю корявым почерком, а затем перехожу к другому столику.
Краем глаза замечаю Мишель, лавирующую между своими столами. Она смотрит на меня и понимающе кивает. Хотя в глазах читается привычное неодобрение.
Я часто выхожу в зал, обслуживая людей. Иногда от обострившегося желания быть полезным. Иногда – как сегодня – вместо кого-то. Но Мишель считает, что я подаю не лучший пример коллективу. И слишком распыляюсь.
Она права. Вот только ничего не могу с собой сделать.
Еще два столика Джона находятся на стадии ожидания. Я закатываю глаза, понимая, что парень снова зарывает себя и теряет мое уважение. Его наглая беспечность переходит все границы. А я? Я чувствую себя еще хуже, зная, что подобрал некомпетентного сотрудника.
– Что вам? – грубо спрашиваю я.
Женщина в черном костюме поднимает на меня вопросительный взгляд, откладывая в сторону меню.
Чертов идиот.
Если не возьму себя в руки, то ад, который вот-вот разверзнется, дойдет до отца. И тогда в его глазах упаду уже я. Если там есть куда падать…
В подтверждении своих мыслей, натягиваю самую приветливую улыбку и извиняюсь.
Взгляд женщины смягчается. Она вновь смотрит в меню, пробегается глазами и говорит:
– Тройной капучино, пожалуйста.
Послушно киваю и возвращаюсь на кухню.
– Гэб, – зову я и через стол кидаю ему блокнот. Он машинально ловит его и распределяет заказы между остальными.
Я прислоняюсь к стене и закрываю глаза. Яркие вспышки застилают зрение. Кулаки непроизвольно сжимаются. И я пытаюсь сосчитать до десяти.
– Дэвид.
Распахнув глаза, вижу Гэба, наблюдающего за мной со своего места. Я качаю головой, пытаясь уверить его в собственной вменяемости. Он продолжает пристально смотреть еще несколько минут, пока на стойку заказов не ставят кофе.
Беру его и отношу заказ для дамы в черном.
– Благодарю, – деловым тоном отвечает та.
День продолжился крайне суматошным и к четырем часам я уже зашиваюсь ни на шутку. Злость на Джона по крупицам прибавляется, и я начинаю дико переживать за его жизнь. Пусть только попробует попасться мне на глаза!
Через некоторое время застаю его на кухне. Он болтает с одной из наших официанток и активно жестикулирует.
Внутри меня молниеносно вспыхивает ураган эмоций, где преобладает чистая ярость. Не выдержав ни минуты, чтобы прийти в норму, я подхожу к парню.
– Привет, Дэвид, – смущенно произносит Джон и нелепо улыбается. Джил, что стоит с ним, тотчас разворачивается и уходит в зал.
– Я звонил тебе кучу раз! Позволь узнать, где тебя носило? В кафе полный аншлаг, а тебя нет на месте! Ни ответа, ни жалкого сообщения. Ты отдаешь себе отчет, что это твоя работа, а не какое-то там развлечение? – яростно шиплю, приковывая его взглядом к стене. Парень съеживается, отступая на несколько шагов назад, и несмело отвечает:
– У меня были дела.
– Ты сейчас издеваешься?
Еле сдерживаюсь, чтобы не сказать какую-нибудь гадость.
– Моя мать тяжело больна. Я предупредил твоего отца, что задержусь, – тихо отвечает Джон и виновато пожимает плечами.
О, прекрасно! Конечно! Кто я такой, чтобы ставить меня в известность, почему мой подчиненный отсутствует на рабочем месте? И ко всему прочему, я должен чувствовать себя полным подонком! Что в очередной раз доказывает – мне следует научиться держать своих демонов в узде.
В отличии от Джона, меня никто и ничто не волнует, кроме треклятой работы и призрачной мечты – ресторана, который я до сих пор не открыл. Даже моя маленькая сестренка перестала интересовать меня так, как раньше.
– Приступай к работе, – безразлично кидаю напоследок и ухожу, пока чернота не перекрыла мне зрение.
***
Я долгое время сижу в своем кабинете, пряча внутренних демонов. Последнее время я взвинчен сильнее обычного. И это заставляет меня нервничать. Порой снова чувствую себя маленьким мальчиком, который не может самостоятельно разобраться со своей жизнью. Которому страшно и очень одиноко.
Мои отношения с матерью давно бесповоротно испортились, из-за чего я ушел из дома. Мне всегда казалось, что они с отцом что-то скрывали. Мать нервничала в моем присутствии, словно боялась сказать что-то не то. Отец смотрел на меня как на неопознанное существо, а иногда и вовсе не замечал или только делал вид. Поэтому, когда мама предложила сделать вклад в мой бизнес, я не принял деньги отца и решил доказать всем, что смогу сам себя обеспечить.
Но я не рассматривал предложения работы в других кафе, я сразу знал, что пойду именно в «Голубую воду», потому что там есть родная душа – Гэбриэл.
А сейчас мне все равно, что обо мне скажут окружающие, тем более, почему меня нет на рабочем месте. Все, что я хочу – это побыть хоть немного один. Рассеять темную дымку, застилающую нутро.
Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на чистоте.
Не знаю, сколько я так сижу, но часы над дверью показывают половину пятого: тридцать минут до окончания моего рабочего дня. Нехотя вылезаю из своего укрытия и направляюсь в зал, несмотря на остатки черноты, плещущейся на задворках сознания.
Никого из официантов не видно. И все столики свободны за исключением одного – около входа. Я делаю шаг в сторону кухни, но тут же замираю, когда понимаю, кто за ним сидит. Внутри разливается чувство теплоты. И я словно выдыхаю полной грудью, избавляясь от воздвигнутых перегородок.
Надо же.
Я разворачиваюсь и смотрю на нее. Она читает книгу, опершись щекой о руку. Ее лицо совершенно расслабленно, а на губах играет легкая улыбка.
Ничего не могу с собой сделать, когда понимаю, что приближаюсь к столику. Осознание, что вновь вижу ее, заставляет сердце в бешеном ритме колотиться в груди.
Прекрасное создание с огромными зелеными глазами поднимает на меня взгляд из-под ресниц. Удивление смешанное с неловкостью сбивает с ног. Но я продолжаю молча смотреть на нее, проходясь по мягким чертами лица, острой линии подбородка, пухлым губам, светлым ресницам.
Вот уже долгое время эта девушка не покидает моих мыслей, поэтому так трудно сейчас поверить в то, что она реальна. Вдруг ее присутствие здесь не больше, чем плод моего воспаленного сознания?
На этот раз на ней легкое хлопковое платье на бретелях. Ее маленькие хрупкие руки и плечи неестественно светлые. Огненно-рыжие волосы собраны в тугой пучок, как любит делать мама, а пальцы, невероятно красивые, нервно вцепились в книгу.
– Не хочешь ничего сказать? – внезапно бормочет она.
Зеленые глаза Мелиссы сцепляются с моими. И только сейчас понимаю, что на самом деле в них больше светло-коричневого и желтого.
Ее сходство с моей матерью просто феноменально. Но ведь это невозможно?
– Я больше ничего не буду заказывать.
Она прерывает нескончаемый поток моих мыслей и опускает глаза в книгу, продолжая читать.
Черт, я не должен тут стоять! Мне ясно дали понять – в моем обществе не нуждаются. Но ноги словно прирастают к полу. Я хочу стоять и наблюдать за Мелиссой.
Недолго думая, сажусь на диванчик, не отрываясь от ее лица. Она поднимает глаза и смотрит в мои серые. В ее взгляде читается: что тебе нужно?
Я улыбаюсь в надежде, что это сработает. Да что уж там, это всегда срабатывает.
Мелисса снова утыкается в книгу.
– Что читаешь? – осторожно интересуюсь я.
Какое-то время она не двигается. Лишь ее глаза. Она переворачивает страницу и поднимает книгу со стола, показывая обложку.
– «Джейн Эйр», Шарлотта Бронте, – читаю.
Книги никогда не интересовали меня, разве что с рецептами, но, пожалуй, это другое.
– Ты меня преследуешь? – Мелисса закрывает книгу и откладывает ее в сторону.
В своей голове – да. Но говорю другое:
– Я здесь работаю.
Впервые за все время она изучает меня взглядом, блуждая по лицу и одежде.
На этот раз я не чувствую от нее страха. Скорее, обеспокоенность. И любопытную уверенность.
– Я заметила.
Она указывает подбородком на мою одежду.
Я опускаю глаза и вижу на себе фартук, который так и не снял.
Мне безумно хочется, чтобы она как можно дольше была рядом. Ее аура спокойствия буквально обволакивает меня. Весь образ Мелиссы будоражит сознание. И я чувствую себя снова живым.
– Я не люблю читать книги.
Девушка в недоумении поднимает глаза. Взгляд забирается мне в душу, словно высмеивая. Впервые рядом с ней я чувствую прилив злости. Она медленно поднимается по венам, подступая все ближе к разуму.
Мелисса аккуратно кладет книгу в рюкзак и застегивает его. Она не смотрит на меня, разглаживая платье на коленях.
Нервничает? Что ж, не только мне испытывать тревожные эмоции.
Я не перестаю смотреть на нее. Плавный изгиб шеи. Острые ключицы. Выбившийся локон из пучка, мягко касающийся кожи. Она такая светлая, с голубыми ниточками вен.
Внутри потихоньку разливается тепло, стирая злость. Мое дыхание замедляется, и я продолжаю свое путешествие.
Нос Мелиссы морщится, а ресницы подрагивают.
У меня чешутся руки – так хочется дотронуться до нее. Я сжимаю их в кулаки и отвожу взгляд. Злость медленно поднимается обратно.
Я считаю до десяти. Но ничего не выходит. Мне хочется так много, но я не могу. Это чертовски неправильно. Но манит.
Я ударяю кулаком по столу, отчего девушка подпрыгивает на месте, испуганно вжимаясь в спинку дивана.
Идиот.
Мелисса молча хватает рюкзак и пулей вылетает из кафе.
– Твою же мать! – выкрикиваю я и выскакиваю вслед за ней.
Девушка торопливо идет по направлению к Ист-Вану, где живет Шон. Подол бежевого платья, достающий до щиколоток, развевается на ветру, отчего складывалось ощущение, что она парит.
Я прибавляю шаг и быстро настигаю ее. Мелисса резко замирает на месте, и я чуть не налетаю на нее, вовремя останавливаясь.
Она поворачивается, одаривая хмурым взглядом, и, задыхаясь, выдает:
– Оставь меня в покое! – С этими словами Мелисса разворачивается на пятках и удаляется еще быстрее.
Я замираю, ощущая себя преследователем. Кем и являюсь. Желание рвать на себе волосы появляется из ниоткуда. И чернота вновь начинает окутывать разум.
Никчемность. Ничтожность.
Почему она живет в моей голове? И зачем я хочу знать, что скрывается у нее на душе? Мне бы свою привести в порядок. Но я не могу вот так просто отпустить Мелиссу. Вдруг мне больше не суждено встретиться с ней? Увидеть веселые кудряшки, изящную худобу, бежевые платья.
Я подрываюсь с места и спешу за ней. Поравнявшись, засовываю руки глубоко в карманы и устремляю взгляд на лицо с россыпью веснушек, которые определенно подчеркивают красоту.
Долгое время мы идем молча. Магазинчики и кафе сменяются домами, и неожиданно для меня Мелисса начинает разговор первая.
– Дэвид, я ни с кем не знакомлюсь.
В голосе – сухость. Она даже не взглянула в мою сторону. Но запомнила имя.
– Так мы уже знакомы, – с улыбкой на губах отвечаю я и теперь точно получаю ее внимание.
Она останавливается и смотрит на меня в непонимании. В голове всплывает встреча в больнице, а затем образ вечеринки у Линдси.
– Как тебя зовут?
Мелисса хмурится. Видно, как крутятся шестеренки в ее светлой голове. Мне приходится приложить массу усилий, чтобы не рассмеяться.
– Это такая шутка?
Ни один мускул не дергается на моем лице, и я продолжаю смотреть в недоумении.
Не может же только она меня осаждать?
– Встреча в больнице. Ты еще вел себя как придурок, – подсказывает она.
– Видишь, мы точно знакомы, – довольно подытоживаю я.
Мелисса прищуривается, но через мгновение выдавливает улыбку, а вскоре и вовсе хохочет, мило прикрывая рот ладошкой.
Только сейчас я понимаю, что внутри чисто. И светло. Это она озаряет мою тьму светом. Невероятно.
– Ты странный тип, – добавляет девушка, заметив мою озадаченность.
– Повторяешься.
Моя очередь прищуриваться. Но довольно. Ведь я нашел источник своего умиротворения.
– Да, – сдержанно кивает Мелисса, но в глазах продолжают плясать веселые искорки.
Мы молча разглядываем друг друга, словно впервые.
Интересно, о чем она думает? Есть ли у нее ко мне интерес? Или я для нее только странный, преследующий тип?
– Могу я проводить тебя? – спрашиваю, когда игра в гляделки переходит все грани.
Ее глаза начинают бегать из стороны в сторону, а выражение лица вмиг приобретает маску недоверия.
Могу ли так бесцеремонно вторгнуться в ее жизнь? Позволит ли она сделать мне это? Или страх возьмет верх?
– А как же твоя работа? – она кивает в ту сторону, откуда мы пришли.
– Не переживай, – я смотрю на часы на руке. – Мой рабочий день только что закончился.
Она наклоняется и тоже смотрит на руку. Пять часов.
Я улыбаюсь и терпеливо жду ответа Мелиссы. Она колеблется, я вижу ее смятение. Не каждый день странные типы провожают до дома.
– Ну так что, ты не против? – мягко уточняю я и подхожу ближе. Чуть помедлив, тихо говорю: – Не бойся меня.
– Вот еще! Я тебя не боюсь, – недовольно фыркает она и начинает шагать вдоль по улице.
Я смотрю ей вслед, улыбаясь как идиот. Манера поведения Мелиссы невероятно будоражит. Это нечто новое и неизведанное для меня. И оно притягивает все сильнее. Притягивает, как никогда.
Она разворачивается и кричит:
– Ну и что ты там стоишь?
Я довольный иду к ней, замечая ровный фон моего сознания. И я благодарен лисенку за это.
Глава 5
Дэвид
Путь до дома Мелиссы мы проводим в молчании, каждый думая о своем. Просто шагаем рядом, как старые добрые знакомые. Невероятная легкость. Словно мы две родственные души, когда-то потерявшие друг друга.
Мелисса неожиданно останавливается, и я концентрирую на ней взгляд. А затем замечаю позади нее дом. Маленький зеленый дом, крайний в этом квартале. Кое-где облупилась краска, отсутствуют несколько деревянных наличников на окнах и столбиков на крошечной террасе. Запущенность его вида буквально переворачивает все внутри меня.
Рядом с домом виднеется небольшой участок с порослью мелкой сочно-зеленой травы. Но прелесть виду добавляет не это. А плодовые деревья и край виднеющейся широкой качели, словно скамья на цепях. И множество кустовых роз разного цвета. Мама бы пришла в восторг.
Я бросаю взгляд на застывшую Лиссу около невысокого, хилого с виду, забора с крошечной калиткой. Она изучает мое лицо, словно не верит, что я здесь.
Как же так получилось, что столь нежное создание – а Мелисса как раз таки была им – выросло здесь?
Я в недоумении вскидываю брови и гляжу на Мелиссу. На ее губах играет легкая улыбка. Я прищуриваюсь из-за солнечных лучей, и она тихо смеется, заправляя выбившуюся прядь за ухо. Ее курчавые волосы напоминают мне о морских волнах. Жаль, сегодня Мелисса собрала волосы.
– Ну… спасибо, что проводил, – неуверенно произносит она, пряча обворожительную улыбку.
Мелисса еще мгновение, словно раздумывает как поступить, а потом, отворив калитку, направляется к веранде.
Мне необходимо что-то предпринять, иначе она вновь растворится, будто ее и не было вовсе. Я отчаянно хочу ворваться в жизнь Лиссы. Стать хоть малой ее частью. Но я искренне не понимаю, почему она игнорирует любые попытки сблизиться с ней. Меня тянет к Мелиссе с невероятной силой. Неужели, она не чувствует того же?
– Лисса, – кричу я вслед.
Она тут же оборачивается. На лице целый спектр эмоций – неприкрытое удивление, детский восторг и нерешительность. Мы не прерываем зрительного контакта и, кажется, проходит целая вечность, прежде чем Мелисса возвращается, встав напротив меня.
– Меня еще никто так не называл.
Красный румянец застилает ее щеки. Она теребит лямки рюкзака, пряча от меня глаза.
– А как же друзья? Или родные?
– Друзей как таковых нет. А мама называет Мелиссой, – она пожимает плечами и слегка улыбается, глядя на носки своих конверсов.
У нее нет друзей?
Это так удивительно и необычно – слышать подобное. Искренне не понимаю, как у человека не может быть друзей. Это ведь на грани фантастики. С кем же тогда она делится переживаниями? Все девушки нуждаются в этом. С кем проводит время? Походы в кино, по магазинам, кафе… Неужели она так одинока? Не думаю, что это нормально.
Хотя, что я знаю о нормальности?
– Ну что ты на меня так смотришь, – раздраженно бурчит она, крепче прижимая к себе рюкзак, словно выстраивает между нами барьер.
– Потому что ты для меня – закрытая книга! – настойчиво и упрямо восклицаю я, начиная терять спокойствие. И рассудок. – Полная тайн и невероятных открытий.
Мелисса открывает рот, но тут же закрывает его. Она не двигается с места, но и ничего не говорит.
Почему ее поведение поднимает внутри меня волны злости? Зачем она так усложняет? Хотя о чем это я? Мы знакомы всего ничего, а я хочу, чтобы она открылась мне.
Я оглядываюсь вокруг. По обеим сторонам улицы стоят старые дома, на одном из них черепица так прохудилась, что валялась мертвым грузом на земле. Никакого тебе газона, лишь высокие заросли травы. Этот район слишком грязный и неухоженный: и острая боль за всех жителей домов затапливает мой разум.
На другой стороне, около коричневого дома, дерутся двое мальчишек: они падают на землю и бьют друг друга по лицу. Мимо них прошло уже несколько человек, но никто не остановился разнять.
В этом и была проблема. Всегда говорят, будто бы богачи бесчеловечные люди, которые не подадут руки больному или нищему, которые не разнимут двух парней, что мутузят друг друга в подворотне. Но это чушь! Моя семья не такая. Мать никогда не даст в обиду чужого ребенка, который потерялся на улице. Она приютит его в нашем доме и обязательно найдет родных. Она никогда не пройдет мимо бедных, нуждающихся в деньгах, стариков и детей. Отец ежемесячно перечисляет крупную сумму денег в благотворительный фонд, а Уэйн помогает бездомным животным – его слабость. Но тут, в этом районе, словно другой мир, не такой, как в центре города. Здесь живут странные, порой агрессивные люди. И именно среди них живет Мелисса. Что с этой жизнью не так? Лучше бы я был на ее месте, а она жила в доме моих богатых родителей и совершенно ни в чем не нуждалась.
Я быстро пересекаю дорогу к дому напротив, прямиком к мальчикам. Открыв калитку, подхожу к парням и хватаю обоих за шкирку. Они вопят, как резаные, и я их отпускаю.
– Ведете себя как придурки! – грубо выкрикиваю.
Внутри разливается пожар. Я зажмуриваюсь, напоминая себе, что сейчас не место и не время.
– Лучше бы вам перестать разукрашивать друг друга, какой бы ни была причина драки. Контроль. Вот что важно.
Рыжий паренек сурово косится на меня, скрещивая руки на груди, а второй пятится назад, показывая мне непристойные комбинации на пальцах. Кажется, им совершенно все равно на свою побитую физиономию, на одежду, испачканную землей, и уж тем более на мои слова.
Я качаю головой и возвращаюсь к Лиссе. Она стоит около крохотного дома и во все глаза смотрит на меня.
Маленькое хрупкое создание, подобное этому дому, притягивает к себе взгляды прохожих.
Закрыв глаза, я отправляюсь к океану и воспроизвожу шум волн. Серая картинка смешивается с оранжевым, переплетая воду и пряди. Я запускаю в них руки, но не чувствую ничего. Открыв глаза, сталкиваюсь с невероятной зеленью, заманивающей глубже в себя.
– Лисса, – нежно произношу я, лаская языком имя. – Я испытываю сильное притяжение, которое не могу объяснить. Еще в больнице ты безоговорочно поселилась в моей голове, – мягче, чем в первый раз, доношу свои мысли.
Мелисса вздрагивает.
Я засовываю руки в карманы: иначе не выдержу и потянусь к ней. Один лишь вид ее недоумения вкупе с интересом вызывает во мне смесь жгучих эмоций.
У Лиссы такой потерянный и грустный взгляд. И я тону в печали вместе с ней.
– Пойдем, – неожиданно говорит Лисса и манит за собой в дом.
Мысленно благодарю Бога за столь бесценный подарок и иду вслед за ней.
Когда она открывает дверь и впускает меня, я буквально теряю дар речи. Все представлялось совсем иначе. Даже не знаю… Старые, потертые обои, мебель древних времен. Но обстановка очень приятная. Пусть здесь нет излишнего шика и дороговизны, зато все обставлено со вкусом и явной любовью.
Прихожая длинная и узкая, с выкрашенными стенами в цвет топленого молока. Но уют создают мелочи: слева от входа небольшой комод, слитый воедино с мягкой сидушкой алого цвета. Над ним висит красивое кованое зеркало, а на нем парочка бейджиков, на одном из которых написано: «Мелисса Рэббит – литературный критик».
Я перевожу взгляд на Лиссу.
Она вопросительно смотрит в ответ, а затем на зеркало. В глазах вспыхивает испуг.
– Это не то, о чем ты думаешь. – Неловкая улыбка Мелиссы заставляет мое сердце биться быстрее. – Это со времен обучения на курсах. Когда-то литература была моей страстью.
– Что изменилось?
Она вздыхает, покусывая верхнюю губу, и смотрит в пустоту.
Ее потерянный вид должен остудить меня, но то, как Лисса безжалостно кусает губу, отдается в каждой клетке моего тела.
Тру рукой глаза, прогоняя ее из своего сознания. Получается плохо. Вновь смотрю на нее, и она начинает говорить:
– Я поняла, что не смогу заниматься этим всю жизнь, и бросила любые попытки.
Вижу, как тщательно она подбирает каждое слово, боясь сказать что-то лишнее. Но от этого мое желание узнать Лиссу только усиливается. Я хочу разгадать ее. Понять, почему она такая, и что стало причиной ее одиночества.
Мелисса открывает дверь справа, приглашая жестом в крошечную комнату. Я вхожу и окидываю ее взглядом, подмечая хороший вкус, – больше всего хочется найти детали, которые характеризуют девушку.
Мебели по минимуму, но отчего-то здесь дышится очень легко. Белая кровать с железным изголовьем около левой стены. Невзрачный шкаф, которому явно подарили вторую жизнь, – на противоположной стене. Но больше всего интерес вызывает письменный стол возле небольшого окна с воздушным на вид белым тюлем. Только там присутствует своеобразный хаос из всевозможных блокнотов и листов. Мне очень хочется подойти и взглянуть поближе.
Почувствовав на себе взгляд, я отрываю глаза от стола.
– Мне очень нравится твоя комната. – Я внимательно смотрю на Лиссу, считывая ее реакцию.
Брови девушки взлетают вверх. Ее изумленные – больше желтые сейчас, чем зеленые – глаза блуждают по моему лицу и телу, и я тут же замечаю, что она вспыхивает, как свечка. Щечки заливаются густым румянцем, когда она понимает, как бурно отреагировала.
– Располагайся, я сейчас вернусь, – с этими словами она выскакивает из комнаты.
Я подхожу к столу, подмечая как можно больше деталей: подстаканник для ручек, ноутбук с веселой наклейкой панды, плюшевое сердце, а рядом красивый цветок в вязаном горшке с бусинами. Над столом висит книжная полка. Я дотрагиваюсь до корешков, читая названия: «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» Томас Гарди, «Одиннадцать минут» Пауло Коэльо, «Джейн Эйр» Шарлотта Бронте.
– Несколько изданий «Джейн Эйр»?
До меня доносится смешок, и я оборачиваюсь. Лисса стоит в дверном проеме и улыбается от уха до уха. Я тоже растягиваю губы в улыбке, зачесывая непослушные волосы назад.
Лисса садится на кровать, хлопая по ней рукой, приглашая. Я сажусь рядом, подгибая под себя ногу.
– Расскажешь мне, что делала на той вечеринке? – с интересом спрашиваю и смотрю в огромные глаза. Невозможно не тонуть в них.
Мелисса пожимает плечами, теребя подол платья.
– Вечеринка проходила в доме Линдси, моей подруги. Но мы редко видимся. У нас разный круг общения.
– Линдси Талон – твоя подруга? – удивляюсь я. – Где вы познакомились?
Я и Линдси были одноклассниками в одной частной школе до четырнадцати лет. После родители перевели ее в школу-пансион. Я знаю всех ее друзей.
Или мне только так кажется…
– Мы учились в одном классе, там и познакомились.
На мгновение я застываю. Все это время Мелисса дружила с Линдси? И они учились в одной школе-пансионе?
Я вглядываюсь в лицо Лиссы, пытаясь понять, как же так получилось. Она лишь хлопает глазами, с увядающей улыбкой на губах.
Подождите…
– Сколько тебе лет? – Я хмурюсь и сокращаю между нами дистанцию.
– Двадцать три, – не сразу отвечает она и тут же судорожно глотает воздух.
Дыхание Лиссы становится шумным. Каждый выдох сопровождается свистом. Недоумение и страх сковывают мои движения. И я словно наблюдаю за всем со стороны: лицо Мелиссы застывает, словно она уходит, оставляя меня.
В этот момент шквал эмоций прорывается, и меня затапливает темнота. Она липкими лапами утаскивает все глубже и глубже, не давая привычной форы. Состояние Мелиссы выбивает меня из колеи. Я судорожно ищу ответ в голове, борясь с тьмой. Но разум лишь еще больше сковывает паника.
Соберись! Возьми себя в руки, чертов придурок! Ты нужен ей!
Это стоит мне титанических усилий, но я рушу стены внутри себя и отмираю.
– Лисса, что с тобой? – почти кричу, слегка тряся ее за плечи.
Кожа девушки с каждой минутой приобретает синюшный оттенок.
– Черт возьми! Лисса, скажи, что мне сделать?
Я вижу, как нарастает беспокойство в ее прекрасных бездонных глазах. Она всеми силами пытается вздохнуть, но все тщетно.
По лбу катятся крупные капли пота. Ненависть к себе и незнанию захлестывает меня. И я вновь ощущаю темноту.
Что, черт возьми, мне сделать?
Из горла вырывается рык, и я прижимаю к себе Мелиссу.
Неожиданно раздается голос из прихожей:
– Мелисса, детка, ты дома? – голос женщины заставляет встать и броситься к ней за помощью.
Я выскакиваю из комнаты, оглядываясь на Лиссу.
При виде меня женщина хватается за сумочку, пытаясь что-то оттуда вытащить, но я хватаю ее в охапку и тащу в комнату. Мелисса полулежа сидит на кровати и держится за горло, все так же свистя при выдохе.
– Боже, детка!
Женщина кидается к ней, подкладывая подушку под голову. В то же мгновенье выбегает из комнаты и скрывается за дверью. Я ошарашено смотрю на Лиссу, не зная чем помочь.
Мать Лиссы входит с пластинкой каких-то таблеток и сует одну под язык. Затем распахивает окно, впуская больше свежего воздуха. Она подсаживается к Лиссе и принимается гладить ее по руке, мягко приговаривая утешительные слова.
Я стою, как истукан, не зная куда себя деть. Внутри роится чернота, подступая к горлу. Я закрываю глаза и размеренно дышу. Разум тут же переносит меня к океану, шуму волн, а затем я скатываюсь в глубокую зелень.
Спустя некоторое время Лисса очень тяжело, но дышит. Цвет кожи потихоньку восстанавливается и приобретает естественный оттенок.
Я обессилено присаживаюсь на стул, несильно дергая за волосы от пережитого стресса.
Что, черт возьми, это было? Я никогда не испытывал такого страха. Вкупе со своими проблемами.
– Парень, кто ты и как тебя зовут? – голос женщины заставляет сфокусироваться на ней.
Она сидит вполоборота и внимательно на меня смотрит.
– Дэвид Кроуфорд, – выдавливаю я, упираясь локтями в ноги. – Что это было?
– Приступ удушья, – глухо произносит она, оценивающе меня разглядывая. В ее взгляде читается беспокойство. И странно, но также я вижу шок. Сомневаюсь, что мать Лиссы испугалась за дочь. Женщина знала, что делать, и это помогло. Этот приступ был не впервые?
– Что вы ей дали?
Я обеспокоенно шарю глазами по лицу Лиссы, вновь находя ту девушку, которую встретил впервые. Ей явно становится лучше, но в глазах застыла огромная боль и печаль.
Приступ удушья похож на то, что испытываю я?
– Нитроглицерин, – отвечает она. – Он нейтрализует приступ.
Я киваю, запоминая длинное название, но надеюсь, оно никогда мне не пригодится.
В голове проносится первое воспоминание о Лиссе. Ее потерянность и отрешенность. Я ни разу не задумался: почему она была в больнице? Сам факт Мелиссы вытеснил эти мысли из головы. Она как дурман, окутавший мой разум.
Дурман и темнота. Дэвид, ты сходишь с ума.
– Кроуфорд… – словно пробуя на вкус мою фамилию, повторяет мать Мелиссы. – Кто твои родители?
Я выныриваю из своих мыслей, понимая, что сейчас ее интересую только я. Это разумно. Незнакомый парень сидит с ее дочерью. Одиночкой, как я понимаю.
Что мне нужно? Зачем я здесь? Кто я? Я бы тоже хотел знать ответы на эти вопросы.
– Элен и Николас Кроуфорд. – Я прищуриваюсь, внимательно наблюдая за реакцией. Она кажется весьма спокойной и невозмутимой, но на один миг мне кажется, что на лице вспыхивает тревога. – Вы знаете моих родителей?
– Нет, – спокойно произносит она и направляется к двери.
Перевожу взгляд на Мелиссу: она лежит на кровати и смотрит в потолок. После всего пережитого я должен бежать от неё, но почему мне хочется быть рядом?
Я встаю и подхожу к ней, дотрагиваясь до руки и поглаживая большим пальцем.
– Не надо, – еле слышно хрипит Лисса. Она слегка поворачивает голову и смотрит мне в глаза. – Не надо привязываться.
Какая же она упрямая! Но если бы все было так просто… Когда я рядом с ней, то ощущаю свет. И чувствую внутри такую огромную энергию, и она переполняет меня. Пожалуй, мне действительно не стоит привязываться, но… Внутри все раздирает от интереса.
– Лисса… – я хочу возразить, но ее пальцы касаются моих губ, останавливая.
Ее пальцы обжигают и мне нестерпимо хочется поцеловать их. В нос ударяет запах мыла, чистоты и чего-то еще притягательного.
– Дэвид, нет привязанностей – нет страданий.
Я не собираюсь молчать. Я не собираюсь оставлять ее. Мне хочется просто побыть рядом и проявить заботу. Черт возьми, так вообще возможно? У меня есть Бет, но сейчас это не кажется таким уж важным. Господи… Мне хочется, чтобы у меня была Лисса. Мне хочется постоянно чувствовать разливающийся внутри свет.
– Послушай, как бы не было больно, я хочу попробовать. Я хочу быть рядом. Знаю, что веду себя странно, мы почти не знакомы, но я хочу узнавать тебя. Быть частью твоей жизни. Просто дай мне шанс, – на одном дыхании произношу я.
– Нет, Дэвид, ты не понимаешь! Ты не знаешь, что говоришь. Ты будешь жалеть об этом. Я не хочу, чтобы ты привязывался и что-то чувствовал ко мне. Мне это не нужно, – с горечью в голосе выдавливает она и отворачивается к стене.
– Ты можешь закрыть глаза на то, что не хочешь видеть, но ты не сможешь закрыть сердце на то, что не хочешь чувствовать.
Я тяжело вздыхаю и поднимаюсь с кровати.
Лисса не говорит больше ни слова. Я выхожу в прихожую, прикрывая за собой дверь, и сталкиваюсь с ее матерью. Не желая с ней разговаривать, молча иду к выходу.
– Дэвид, дай ей время, – негромко говорит мать Лиссы. – Мелисса живет совершенно иной жизнью. Для девочки нестерпимо больно привязываться к людям. На ее столь короткую жизнь свалилось слишком много трудностей, и если ты готов быть опорой, то просто будь ей.
Слова женщины оглушают меня. Я не хочу оставлять Лиссу, но почему ее мать, ничего обо мне не зная, говорит все это?
В память неожиданно врезаются слова из песни:
«Она – все для меня: мечта,
Та мечта, что ждать не смел,
Песня, что никто не спел,
Она недосягаема…
Я себя верить в мифы заставлю,
Если это нужно, чтобы она стала явью.
Все, что мне нужно для осуществления мечты – это ещё одно оправдание».
Slipknot – Vermilon Pt.2
Я ударяю кулаком о дверь и разворачиваюсь. Женщина смотрит на меня с нежностью. Ее глаза блестят, и она утирает рукой непрошенные слезы.
– Как вас зовут? – любопытство распирает меня.
Почему она кажется мне знакомой?
– Елена Рэббит, – шепотом произносит она и с ужасом смотрит на меня.
Я пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь связанное с ней, но все тщетно. Я не знаю мать Лиссы. Возможно, я все придумываю…
– Миссис Рэббит, мне, пожалуй, пора, – я разворачиваюсь, открываю дверь и ухожу.
– Можно просто Елена, – доносится вслед.
Ноги несут меня прочь, а в груди разливается нестерпимая тяжесть. Я дотрагиваюсь до сердца, сжимая рубашку в кулаке. И только сейчас замечаю, что на мне до сих пор фартук. Срываю его одним движением и кидаю на землю. Руки взлетают к волосам, и я тяну их со всей силы.
– Наваждение какое-то!
Я перехожу на бег и несусь, что есть силы.
Глава 6
Мелисса
Приглушенные голоса мамы и Дэвида вызывают ворох мурашек.
Я аккуратно поднимаюсь на ноги, чувствуя привычные шумы в голове. Застыв на мгновение и вдохнув полной грудью, иду к окну. Теплый ветерок нежно ласкает лицо, успокаивая.
Он стал свидетелем приступа. Его испуганный взгляд до сих пор стоит перед глазами. Мне было страшно. Но его паника буквально смешалась с моей собственной.
Я качаю головой, пытаясь унять жестокие мысли.
Из прихожей доносится стук, и я вздрагиваю, закрывая глаза. Вдох-выдох.
Почему он нуждается во мне? Почему хочет быть рядом? Он не знает меня… Я – последнее, что ему нужно. Я…
Яростно распахнув глаза, стягиваю резинку и распускаю волосы. Мое бешеное сердце колотится, причиняя боль. Я накрываю его рукой и кружусь по комнате.
Мне хорошо. Это ничего, что больно. Это ничего, что хочется окунуться туда, где ты еще не была.
Но это не для тебя, Мелисса…
Я останавливаюсь и подхожу к ноутбуку. Экран загорается от прикосновения к тачпаду. Я нахожу плейлист с песнями Берди (Birdy – британская певица). Пролистав вниз, нахожу песню, которая так похожа на меня сейчас.
Дверь хлопает, и я понимаю, что он ушел. Рука зависает над кнопкой плей.
Это ничего, что ты отвергла его.
Медленнно киваю себе и нажимаю на кнопку. Комнату заполняет мелодия, и я отхожу в центр.
Ветер усиливается, терзая тюль.
Обхватываю себя руками и раскачиваюсь. Мягкий голос девушки проникает в сознание и душу. И я подпеваю.
Не хочу, чтобы мои слова тебя сломали,
Но больше мне не с кем поговорить.
Не могу понять, ты ли тот, в ком вся моя жизнь.
Не знаю, та ли я, кто тебе нужен?
Я не желаю ничего находить, я все потеряла.
Мне слишком страшно, что некого будет позвать.
Так нельзя ли нам притвориться,
Будто мы не скользим в бездну?
Birdy – Deep end
Одинокая слеза скатывается по щеке, и я позволяю ей упасть.
Это ничего, что с ним тебе легко.
Но это совершенно ничего не значит.
***
– Как думаешь, Миранда сдержит свое слово?
Мысли витают по всей комнате, и я не могу удержаться конкретно на одной. Мама ест мороженое ложкой прямиком из ведерка, сидя по-турецки на диване и рассуждая о работе.
Прошло несколько дней с тех пор, как Дэвид ушел. Мне хочется внушить себе, что так правильно – оттолкнуть его. Но я не могу заставить себя не думать о нем.
– Я так редко беру отгулы. Наверное, поэтому она ворчит. Привыкла к стабильности.
Мне нравится интерес Дэвида. Это невероятно манит. Роит множество вопросов: почему, что именно цепляет, как он на это реагирует? Но самый главный – разве во мне есть загадка?
– Дорогая. – Мама кладет руку на мою ногу и слегка сжимает. – Как ты? Последние дни ты много блуждаешь в себе. Дело в том парне, да?
Я концентрируюсь на ней, обдумывая ответ.
Мама – мой самый близкий человек. Мой друг. Пусть иногда мы вступаем в словесные баталии на тему моего здоровья, но я люблю ее от макушки до кончиков пальцев.
Я могу рассказать ей обо всем. Но Дэвид… это словно нечто иное…
– Ты в смятении, – начинает мама, отставляя мороженое на кофейный столик и придвигаясь ко мне ближе. – Дорогая, это нормально. Твоя жизнь особенная, как и ты сама. Но порой необходимо выбираться из скорлупы. Как бы не было страшно.
Она обнимает меня, поглаживая по волосам. Я растворяюсь в ее объятьях и запахе.
Дэвид свалился как снежный ком на голову. А я ненавижу зиму. Но его аура притягивает меня. Это необъяснимо. И похоже на шутку. Зачем ему сломанная вещь?
– Мелисса.
Мама обхватывает мой подбородок рукой и заставляет на нее посмотреть. Я знаю, что она прочтет в моих глазах. От мамы невозможно спрятаться.
– Дорогая, я бесконечно люблю тебя. – В ее глазах пылает огонь, он опаляет мои нервы, и я невольно поджимаю пальцы на ногах. – Но только тебе решать, как поступить с Дэвидом.
Имя на ее губах заполоняет меня, раздувается внутри, как воздушный шарик. Переизбыток эмоций – это тяжело. Я живу в спокойном, размеренном ритме. А Дэвид – цунами. Буквально накрывающий с головой. Боюсь, это разрушит мою тонко выстроенную жизнь. Не могу позволить себе этого.
– Однажды я сильно оступилась.
Я разворачиваюсь всем телом, внимательно глядя на маму.
– О чем ты?
Она смотрит вперед, но словно находится в другом месте. Я плотнее прижимаюсь к ней, чувствуя ускоряющееся сердцебиение. И начинаю считать. Это всегда успокаивает меня.
– Я была чуть моложе тебя, когда в мою дверь постучалась трагедия. – Она переводит на меня обеспокоенный взгляд, но я молчу. – Как видишь, сейчас все хорошо, но огромный пласт моей жизни буквально вырвали у меня из рук.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anna-dav/melodiya-moego-serdca-70748458/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Анна Дав
Мелисса: Борьба за возможность быть с ним имеет свои последствия, ведь мое состояние ухудшается с каждым днем. Он жаждет знать обо мне все, но я не могу раскрыть свой секрет.Мне нужен штиль. Умиротворение в каждом дне. А он – шторм, что уносит все дальше от суши. И я тону в пучине мнимой любви.Дэвид: Ее образ гуляет на задворках моего сознания, заставляя забыть обо всем. Что в ней такого?Я следую за ней по пятам, остро нуждаясь в чувствах, мыслях, движениях. Она становится центром моего буйного мира и приносит вместе с желаемым счастьем огромное горе. Вокруг столько тайн… Станут ли они концом наших отношений?
Анна Дав
Мелодия моего сердца
Пролог
Дэвид
Если бы я только знал, чем обернется тягостное ожидание в стенах больницы, то пережил бы его еще сотню раз. И каждый, как в первый, погружался в сладостное ощущение полного штиля.
Стойка регистрации в одной из частных клиник мистера Трейси пустует. Беспорядок, что устроил мой друг, еще долго будут устранять, поэтому мне остается только ждать.
Я разворачиваюсь на пятках и направляюсь в холл с кофейным аппаратом и снеками. Атмосфера клиники давит, но я стараюсь абстрагироваться от этого.
Одна из главных причин, по которой я не выношу больницы, – одержимость матери. После рождения сестры ее словно подменили, и она ушла с головой во все возможные обследования. Милли, конечно, досталось больше, но и мы с братом сухими из воды не вышли.
– Мистер Кроуфорд. – Администратор, темноволосая женщина в очках, останавливается напротив меня. – Могу предложить вам кофе, чай? Может быть, воду?
Я качаю головой и перевожу взгляд в конец коридора.
В мою сторону медленно движется девушка, невысокая и изящная. Ее огненно-рыжие кудри развеваются, легкое бежевое платье объемно струится, скрывая фигуру. Почему-то лицо кажется смутно знакомым.
И мне безумно хочется уловить ее взгляд, но вместо того, чтобы поднять глаза, она внезапно останавливается. Теперь на лице отражается слишком много эмоций. Печаль, сожаление и… Страх?
Девушка судорожно роется в рюкзаке, хмурясь все сильнее. Злость?
У нее очень бледная кожа. Тонкая, длинная, точеная шея. Причудливые веснушки на носу и щеках. Хрупкость удивляет и восхищает одновременно. Неужели действительно можно быть такой крошечной?
– Вот блин!
Девушка достает телефон и судорожно печатает. Я поднимаюсь и подхожу к ней. Но она так поглощена перепиской, что совершенно меня не замечает. Длинные изящные пальцы порхают над экраном. И я не могу оторваться.
Интересно, сколько ей лет? Шестнадцать? Семнадцать?
Спустя некоторое время она блокирует телефон и поднимает на меня глаза. Невероятные, огромные зеленые глаза.
– Прости?
Недоумение на ее лице сменяется настороженностью. А затем она закрывается, и я вижу абсолютно чистое полотно.
– Не хотел тебя пугать. Нужна какая-то помощь?
Крепче сжав рюкзак, она с недоверием изучает меня.
У девушки мягкие черты лица и заостренный подбородок. Очень пышные ресницы и неестественно красные губы. Из-за бледности кожи?
– Ты меня не напугал, – бросает она, но взгляд отводит. – Все в порядке.
Девушка кивает и закидывает рюкзак на плечо.
–Знаю, это покажется странным, но как насчет прогуляться по территории?
Она вновь сжимает лямку рюкзака до побелевших костяшек и устремляет на меня нечитаемый взгляд.
Могу ли я украсть ее время? Мне нужно лишь немного внимания, чтобы ощутить себя лучше.
– У моего друга синдром спасателя. Он подрался с парнями за девушку, и мне пришлось везти его сюда, – рассказываю, чтобы заслужить хотя бы каплю доверия. – Но, похоже, синдром спасателя не только у него.
Она молча смотрит на меня, и я продолжаю:
– Каждый раз думаю: почему так оберегаю его?
Девушка не отрывает взгляд, слегка прищуриваясь.
Не знаю, что еще сказать и как оправдать свое поведение, поэтому жестом приглашаю ее пойти со мной и начинаю удаляться в надежде, что это сработает.
Со мной такое впервые – набрасываться на незнакомых людей. Но что-то в ней есть такое, что притягивает словно магнит. Хрупкость? Потерянность?
– Любишь вытаскивать людей из передряг?
Я улыбаюсь, ликуя в душе.
Мой любимый вид деятельности – быть покровителем. Ощущения важности и значимости разрушают внутри меня все перегородки, оставляя чистым. Но тьма всегда подступает неожиданно, блокируя свет. И вот я снова увядаю в собственной ничтожности.
– Людям нравится, когда их защищают.
Девушка равняется со мной, и мы идем рука об руку.
– Меня зовут Дэвид.
– Мелисса.
Она больше не кажется напуганной пойманной пташкой. Скорее наоборот – уверенной.
Двери клиники разъезжаются, и мы выходим на улицу. Справа небольшой сквер с тремя ответвлениями. Повсюду каштаны и душисто пахнущие гортензии разных цветов.
– Почему ты обратил на меня внимание? – бросает Мелисса и останавливается.
Я молчу, не уверенный в своем ответе, и мы продолжаем идти вдоль ряда скамеек. Девушка трогает пальцами кусты. И в этом столько нежности, что хочется взять ее за руку. Дотронуться до кожи: такая же ли она мягкая, как мне представляется?
– Почему ты так смотришь?
Я фокусируюсь на ее обеспокоенном лице. Кулаки непроизвольно сжимаются, но я не чувствую боли.
– У тебя длинные пальцы. Мне это нравится.
Она перестает трогать кусты и смотрит на свои пальцы, словно видит их впервые. Мои губы растягиваются в широкой улыбке.
Не выдержав, беру Мелиссу за руку. Реакция незамедлительная – девушка отшатывается с широко раскрытыми глазами. Глубокий зеленый пронизывает меня насквозь.
Меньше всего мне хочется пугать ее и видеть затравленный взгляд.
Дикий лисенок.
Я сажусь на ближайшую скамейку и вытягиваю ноги.
– Расскажешь, почему ты здесь?
Мелисса съеживается и устремляет взгляд вдаль. Ее маленькое тело теряется на фоне раскидистых каштанов. Ветер треплет рыжие локоны и подол платья, оголяя острые колени. Черные конверсы насмехаются над женственным образом. Мне нравится.
– Меня привлекла твоя грустная потерянность, – продолжаю я, наконец формулируя достойный ответ, когда девушка продолжает молчать. – И огненные волосы.
– Ты первый человек, который обратил на меня внимание.
Наверное, недоумение, отразившееся на моем лице, подталкивает Мелиссу сдаться и сесть рядом. Она закидывает ногу на ногу и поворачивается ко мне, изучая подол платья.
– Обычно я сама по себе. Или, скорее, в себе.
Мелисса бросает на меня беглый взгляд и морщит нос.
– Должна быть причина, да?
Девушка кивает. Ее изумрудные глаза стекленеют, и она мысленно переносится куда-то очень далеко. Закусывает верхнюю губу и морщит брови.
Я подвигаюсь ближе и поднимаю руку. Для чего? Что ты творишь, Дэвид?
– Ты странный. – Она не отстраняется, но смотрит не разрывая зрительного контакта. Я буквально тону в зелени. Разве такое вообще возможно?
Звонок телефона развеивает магию момента. Мелисса бросается к рюкзаку и достает телефон. Я отодвигаюсь, ругая себя за необоснованный напор, и наблюдаю за спешностью действий: девушка отключает звук и запихивает мобильник обратно.
– Мне нужно идти, – она встает и направляется туда, откуда мы пришли.
– Мы еще встретимся?
Мелисса оборачивается, застывая на мгновение, а потом быстрым шагом уносится прочь. И все, что я вижу, – удаляющееся огненное пятно.
Глава 1
Мелисса
Впервые мы встретились там, откуда каждый раз с таким невероятным отчаянием мне хотелось сбежать. Он сидел в коридоре, разглядывая стены, а затем – меня. Наверное, он подумал, что я его не заметила.
Но я заметила.
Еще до того, как женщина-администратор ушла, и он посмотрел на меня.
Красивый профиль, волевой подбородок с ямочкой посередине, густые брови и полные до безобразия губы. О, и вздернутый нос.
Когда последний раз меня привлекал мужчина? Кажется, это было… никогда?
Мне удалось запечатлеть в памяти его образ – темно-русые волосы, удлиненные и кудрявые пряди спадающие на лоб, широкие плечи и узкие бедра, большие руки и добрый взгляд.
Я последовала за ним не раздумывая. Словно мы были знакомы. Когда-то давно. Но почему забыли друг друга?
– Что сейчас читаешь?
Линдси возвращает меня в реальность одной из самых животрепещущих тем. Медленно улыбаюсь, отмечая про себя ее вовлеченность.
Пожалуй, подруга единственный после мамы человек, который важен в моей жизни. Но я до сих пор задаюсь вопросом: как же у нее это получилось?
– Бронте.
Моя улыбка становится шире, когда Линдси закатывает глаза, и с большей энергичностью принимается подпиливать ноготь.
– Только не говори «Джейн Эйр».
– Джейн Эйр.
Она косится на меня, но быстро возвращает внимание рукам.
– И который это раз? Шестой?
– Или седьмой?
– Или седьмой?!
Линдси перестает заниматься ногтями и с недоумением прожигает во мне дыру. Я пытаюсь спрятать улыбку, закусив щеку.
– Тебе же только двадцать три. Боюсь представить, каким будет число к старости.
– На самом деле, десятый, – непринужденно кидаю я и беру апельсиновую палочку, делая вид, что ногти и вправду меня интересуют.
– Ты сумасшедшая!
Я поднимаю на нее взгляд и вижу направленную в мою сторону пилку. Линдси улыбается, не пытаясь скрыть как сильно ее забавляю.
– Ты говорила это вчера. И позавчера. И двумя днями ранее.
Думаю, я действительно так и выгляжу в ее глазах. И в глазах других. Мне нравится быть чудачкой. Отшельником, одиночкой. Читать книгу в десятый раз. Записывать тексты песен любимых исполнителей. Пропускать сквозь себя боль. И ненавидеть больницы.
– Напомни-ка. – Линдси усаживается удобнее, подкладывая подушку под спину. – Откуда такая любовь к книге?
Мысли уносятся вскачь, рисуя множество разных ответов. Я подбираю наиболее емкий, но отражающий суть, и с полной отстраненностью говорю:
– Она дает мне надежду…
Линдси делано кивает. Задумывается на несколько мгновений, накручивая локон на палец, и констатирует факт:
– Когда мы изучали ее в школе Сент-Маргарет (школа-пансион для девочек в Ванкувере), не помню, чтобы ты выделяла книгу на фоне остальных. Мне кажется, ты всегда ровно относилась к любым произведениям. Просто горела литературой.
Глупо отрицать очевидное. Да и к чему? Моя жизнь никогда не была похожа на розовое облако. И Линдси как никто об этом знает.
– Я нашла в ней пристанище после рецидива.
***
Перебирая книги на полке, я утопаю в сказочном голосе, разливающемся по комнате. Медленно закрыв глаза, пропускаю каждое слово сквозь сердце. И это именно то, что мне нужно.
– До-о-ом, – тяну в унисон с певицей.
Томик зависает у меня в руке, и я вновь закрываю глаза, потихоньку раскачиваясь из стороны в сторону.
Дом.
Отражение сияющих глаз – и разум напоминает мне:
Я стремлюсь
Быть равнодушной, но полной жизни для того, что вдохновляет меня.
Дом,
Быть свободной, просто дышать, меня видят лишь знакомые глаза.
Дом
Как недосягаемая мечта, я не вижу ее сквозь пленку.
(Birdy – Home)
Я раскрываю книгу и перелистываю страницы. Шелест проникает в меня, заставляя вспоминать дни, когда книги и бумага были повсюду. Я зарывалась в них с головой, вчитывалась в каждое слово, писала рецензии, смаковала. А потом мне пришлось отрезать все, что предполагало будущее. Каждую деталь, каждое занятие.
Все. Будущего нет. И я погружаюсь в это, как в болото. Утопая, утопая и утопая.
– Дом там, где мое сердце.
Песня заканчивается, и я захлопываю книгу. В ушах лишь звенящая тишина и редкий шорох тюля.
Мне было девятнадцать, когда та безоблачная жизнь, в которую позволила себе поверить, рухнула на меня, как огромная грозовая туча, налетевшая из ниоткуда.
Это то, чего я так сильно боялась, но отбросила в сторону. Быть счастливой – ведь это главное? Чувствовать покой и легкость – основное желание. И я упала в это с головой.
К хорошему привыкают быстро. Плохое же? Оно хватает в цепкие лапы и держит, не отпуская. Ты барахтаешься, как маленький жучок, желая вернуться в то хорошее, что было. Но это, к сожалению, невозможно.
Вот тогда я все и закончила. Ни шага вправо, ни шага влево. Накинув невидимые оковы, заставила себя смириться с неизбежным. Но этого как будто было недостаточно.
Тогда-то я и вычеркнула из жизни радость. И будущее.
– Ужин готов. – Мягкий голос мамы заставляет меня обернуться. – Паста с фрикадельками. Как ты любишь.
Я киваю, возвращая книгу на место. Взгляд задерживается на пальцах. Рука зависает в пространстве, и я вращаю кистью. «Длинные пальцы», – так сказал Дэвид. Отчего-то мои руки гипнотизировали его. Удивительно.
– У тебя все хорошо?
Поспешно опустив руку, оглядываюсь, ловя испытывающий взгляд мамы. Она всегда все чувствует. Не знаю как. Это тоже удивляет. Мама часто повторяет, что это главное оружие каждой матери. Я ей не верю.
– Словила меланхолию.
Мама кивает и неспешно подходит ко мне, перебрасывая полотенце через плечо. Я уныло улыбаюсь, понимая, что она не сможет остановить себя от дальнейшего разговора. А я не могу противостоять ей.
– Любое твое состояние – нормально. – Она касается рукой моих волос, заправляя за ухо. – Но ты слишком категорична к себе и к нему.
Мама касается рукой моей груди. Там, где гулко бьется сердце.
Я закрываю глаза, громко сглатывая. В ушах все та же звенящая тишина. И редкий шорох тюля.
– Все впереди, моя девочка.
Она гладит мою щеку. Но я не открываю глаза, лишь вздыхаю, теребя край футболки.
– Мелисса.
Я на автомате качаю головой и пытаюсь уйти в свой панцирь. Пытаюсь, но с ней это невозможно. Мама притягивает меня в объятия, и я утопаю в ее любви.
– Я люблю тебя, мама.
Глава 2
Дэвид
Сильное желание настучать по голове Джону никак не оставляет меня. Как можно быть таким идиотом и перепутать горчицу с хреном?! Из-за его невнимательности миссис Энн – наша постоянная клиентка – чуть не отправилась в больницу. У человека аллергия на хрен!
Дело официанта простое – уносить и приносить, а расхлебывать конфликты и неурядицы приходится мне. Должность управляющего не для меня: она горит, как клеймо, обжигая все сильнее. Я бы отдал многое, чтобы наконец избавиться от этой ноши и уйти в свободное плавание.
Опыт. Вот, что так мне необходимо. Изнанка красивой оболочки под названием – кафе. И деньги. Не маленькая сумма, которая поможет открыть собственное дело.
Но из-за таких, как Джон, все планы и поставленные цели сталкиваются вместе и сыплются горсткой пепла у ног. Я больше не могу давать себе отсрочки и не в силах работать на отца, наблюдая за его равнодушием и отрешенностью.
У меня осталось несколько месяцев для сбора денег. Нанятые мной подрядчики должны приступить к работе в августе. И если мы еще раз отодвинем сроки, боюсь мне придется искать новых. Пятилетний труд от низов к управляющему – немалый срок для обеспечения своего будущего. Конечно, я с легкостью мог бы взять деньги у отца, но такая перспектива совершенно не по мне. В этой жизни я должен добиться всего сам, без вмешательства посторонних лиц. Я должен доказать отцу, что во мне столько силы и желания, что открытие ресторана – достижимая реальность.
Моя жизнь давно поделилась на две части. Юный Дэвид, который никак не распрощается с тусовочной жизнью и алкоголем, забываясь в литрах пива и оглушающей музыке. В такие моменты жизнь становится одноцветной, без всяких вычурных полос. И есть взрослый Дэвид – улучшенная версия юного, более темная, сжирающая меня без остатка. Но работяга и целеустремленный до мозга костей.
Пять лет назад я покинул родительский дом, оставляя в нем все, включая юного Дэвида – так мне тогда казалось. И, переполненный амбициями, я полез выгрызать себе дорогу наверх. Ведь отец добился всего сам, и я хотел поступить также.
Он построил отличный бизнес – сеть ресторанов и кафе «Голубая вода». И в свои тридцать заработал на этом круглую сумму денег. Он мотивировал меня каждый день, сколько я себя вообще помню.
Именно так я и оказался в кафе недалеко от Сеймур-стрит в районе Йельнатауна. В детстве мама часто приводила меня сюда.
Я начал с должности официанта – все, как полагается. Мне принципиально хотелось начать с низов, самостоятельно подняться выше, и я совершенно не жалею об этом и безмерно горжусь.
– Эй, Дэвид, ты меня слышишь? – старшая официантка Мишель машет рукой у меня перед лицом. – Мистер Кроуфорд просит зайти к нему в кабинет.
Я внимательно смотрю на девчонку передо мной – красивая и смышленая не по годам. А ведь ей всего лишь двадцать. Всего-то на три года младше меня.
Иногда мне кажется, что она сходит по мне с ума. Мишель создает вокруг ореол постоянной услужливости и безграничной помощи – словно она моя вторая рука.
– Отец здесь? – не могу скрыть удивление.
– Сегодня понедельник. Он всегда в эти часы тут.
– Да, конечно. Ты права, – задумчиво произношу я, обдумывая возможные варианты оправдания вопиющей оплошности Джона.
Я подхожу к кабинету отца и без стука вхожу. Он сидит за столом с невероятно измученным видом, перебирая стопки накопившихся бумаг. Отдыхает ли он вообще? Ответ всегда повисает в воздухе: мы мало разговариваем, а мои редкие вопросы чаще остаются неотвеченными.
– Отец?
Я сажусь напротив и внимательно слежу за ним. Он всегда был примером для меня. Но чем старше я становился, тем отчетливей понимал, что мне просто необходимо превзойти его. Для удовлетворения моей темной стороны.
– А, Дэвид, привет… – рассеянно бурчит отец, даже не глядя на меня. – Сегодня приезжает Уэйн, поэтому мы с мамой ждем тебя на ужин.
Сухость его тона ранит куда меньше, чем известие о внезапном приезде старшего брата. Много лет назад он переехал в Такому, из-за чего мы виделись катастрофически редко. «Юный Дэвид» сильно переживал по этому поводу. Как-никак мы все детство и подростковые годы были не разлей вода. Иногда даже казалось, что Уэйн мне как брат-близнец – до того мы явно чувствовали эмоции друг друга.
Почти сразу после его переезда наша связь ослабла, и мы перестали рассказывать друг другу абсолютно каждую мелочь. Он занят работой, я ослеплен своей мечтой. С недавних пор его отстраненность стала переходить все границы. Думаю, что у него кто-то появился, иначе я не знаю, как объяснить образовавшуюся пропасть между нами. Как оказалось, расставаться с близкими нелегко.
– Я и Бет обязательно придем.
Я поднимаюсь с места, и отец внимательно смотрит на меня. На его лице залегли морщины, отчего он выглядит намного старше своих лет. В этом году ему уже стукнет пятьдесят четыре.
Наши отношения всегда походили на жалкую пародию «отец и сын». С самого детства я не ощущал от него ничего хорошего по отношению ко мне. А иногда казалось, что самым главным чувством было презрение.
Отец поднимается и тихо говорит:
– Дэвид, ты же знаешь, что мама на дух не переносит твою девушку.
– Мне все равно, – равнодушно заключаю я и направляюсь на выход. Уже в дверях говорю: – Мы придем.
– Кстати, – останавливает он меня. – Нужно уволить Джона. Этот вопиющий случай подпортит мою репутацию!
– Позволь мне самому разобраться!
Отец тяжело вздыхает и опускается в кресло.
Я выхожу за дверь, с шумом ее закрывая. Ударяю ладонью по стене и тут же сжимаю кулаки. Чистая злость застилает глаза, погружая меня в самую бездну. На протяжении двух лет при каждом удобном случае мама показывает мне, как я сильно не прав, продолжая оставаться в отношениях, которые ей чужды.
И этот чертов Джон!
Мое шумное равномерное дыхание громким эхом отскакивает от стен. В ушах звенит, и я еще больше сосредотачиваюсь на вдохах. Когда я был младше, только это и спасало.
Мне требуется чуть больше времени чем обычно, пока обретаю равновесие. Наконец-то снова слышу галдеж посетителей и звон тарелок с кухни. Я бросаю последний взгляд на дверь и направляюсь по коридору в зал. Нужно поговорить с Джоном.
Я окидываю кафе взглядом и замечаю Шона Блита.
– Дружище! – кричит он через весь зал. – Как на счет большой чашки латте?
Шон машет руками, привлекая к себе еще больше внимания посетителей. Я корчу недовольную гримасу, хотя в душе чертовски рад его появлению здесь, и двигаюсь к столику, за которым сидит друг.
– Ты чего такой кислый? Крошка Бетти мешала спать ночью?
Он игриво перебирает бровями и щелкает пальцами. Я закатываю глаза и сажусь напротив него.
– Не стоило говорить этого.
Я оглядываю кафе, мысленно прикидывая наказание для Джона. Отец создал просто потрясающее настроение для этого.
– Брат, что стряслось?
Блит придвигается ближе ко мне, складывая руки в замок. Его выражение меняется с шутливого на серьезное – редкое явление.
Я отворачиваюсь к окну, разглядывая улицу. Палящее полуденное солнце заглядывает в кафе, рисуя длинные лучи на деревянном полу. Прохожие снуют туда-сюда. Раздается звон колокольчика и молодая пара заходит к нам.
Я всегда стремлюсь к свободе выбора, но раз за разом натыкаюсь на мнение матери. Единственно верное. Навязанное. И как бы сильно ее не любил, ощущение удушья ни на миг не покидает меня.
– Сегодня семейный ужин, – кисло говорю – Приезжает Уэйн. Отец решил выступить посыльным у мамы. И единственное, что я ощущаю – гнев.
– Что-то насчет Бетти?
Я киваю.
– Это отвратительно, дружище. Но, быть может, нужно относиться к этому проще? Не все родители жалуют вторые половинки. Забей!
Шон смотрит на меня, совершенно не понимая, что я испытываю каждый раз, когда мама пытается диктовать условия. Он всегда был предоставлен сам себе. Это один из аспектов, которому я отчасти завидую.
– Ты не понимаешь…
Я качаю головой, откидываясь на спинку дивана. Иногда ловлю себя на мысли: каково жить, когда о тебе никто не думает, не заботится? Желал бы я материнской любви? Повышенной опеки?
Мимо проходит Мишель с полным подносом тарелок и мило приветствует друга. Шон тут же оживляется и натягивает свою самую очаровательную улыбку, на которую ведется абсолютно каждая представительница женского пола любого возраста.
И какого черта я тут распыляюсь? Это же Шон Блит! Стоит на горизонте появиться юбке, как он забывает обо всем на свете.
Я закатываю глаза и ухожу на кухню.
– Один латте, – кричу ребятам и, взяв блокнот, направляюсь обратно в зал.
Иногда мне нравится идти против системы. Примерять на себя разные роли. Например, вживаться в официанта. Или – что еще лучше – повара. Особенно в такие дни, как сегодня. Но прежде чем сделать это, нужно выловить Джона.
Он стоит около одного из столиков, принимая заказ. Я жду его у кухни, сложив руки на груди и обдумывая дальнейшие действия. Мне не хочется его увольнять. Каждый заслуживает второй шанс, верно? Но могу ли я дать его Джону?
– Дэвид? – обеспокоенно говорит парень, когда подходит ко мне.
– Отец хочет тебя уволить, – начинаю с конца и увлекаю его за собой на кухню. Джон напрягается, тяжело дыша. – Но я не хочу этого делать.
Нарочно делаю паузу, наблюдая за реакцией: он часто моргает и слегка расслабляется.
– Я нанял тебя не для того, чтобы выслушивать от отца. Так что советую собраться и думать исключительно о работе. Другого шанса больше не будет.
Джон сглатывает и кивает.
***
После смены я еду домой, чтобы освежиться и переодеться к ужину. Квартира встречает оглушающей тишиной. Я набираю номер Бетти несколько раз, но меня то и дело перебрасывает на автоответчик.
Почему всегда, когда она нужна, ее нет рядом?
Плюнув на все, иду в душ, смывая с себя сегодняшнюю рутину. Все мысли вертятся вокруг предстоящего ужина и довольного лица мамы, когда приду один. Мне бы хотелось выиграть эту битву, но чем чаще размышляю об этом, тем больше понимаю, что на кону стоит не самый желанный приз. В какой бы точке я был, не будь рядом Бетти? Маме все-таки удается проникнуть мне в голову?
За последнее время мы с Бет и вправду отдалились друг от друга. Я устал от нескончаемых скачков ее настроения. Каждый день она находит все больше поводов для недовольства. Поэтому время после долгих, порой изнуряющих смен, хочется провести где угодно, но только не дома.
Каждый день возвращаясь спрашиваю себя: что дают мне эти отношения? Нужны ли они мне? А в голове лишь пустота, которая эхом отдается в сердце. И тогда тьма начинает пожирать меня изнутри: что я делаю?
Закрутив кран, оборачиваю вокруг бедер полотенце и иду к шкафу, оставляя на полу мокрые следы. Дорожка из воды уже бы взбесила Бетти, будь она здесь.
Я надеваю чистую футболку-поло и голубые джинсы. Отражение в зеркале добивает меня – темные круги под глазами и чертовски уставший вид. Взъерошив непослушные волосы, я с шумом захлопываю дверцу шкафа, хватаю ключи, обуваю кроссовки и иду на парковку к машине. Попутно обещая себе отдохнуть, как только начнется работа подрядчиков.
Мой старенький «Форд Мондео» – подарок отца на шестнадцатилетие – мигает фарами в противоположной стороне, когда я спускаюсь на паркинг.
Жизнь в достатке вкупе с эмоционально недоступным отцом научила жить по собственным правилам, не надеясь ни на кого. Показать всем, но в большей степени отцу, собственный успех – мое жизненное кредо.
С ревом вылетаю с парковки – под стать моему состоянию. По дороге в особняк Кроуфордов я часто отключаюсь от мыслей, наслаждаясь длительной поездкой. Слушаю любимый плейлист, разгружаю голову. Но сегодня невольно возвращаюсь в день, когда встретил рыжеволосую девушку. Несколько недель назад она плотно поселилась в моей голове, как бы я не пытался заглушить воспоминания о ней.
О, Мелисса этого явно не хотела. Но ее закрытая отчужденность и чрезмерная хрупкость сотворили невероятный коктейль. И я, как умалишенный, возвращаюсь в сквер больницы, прокручивая в голове каждое действие и слово.
Включаю музыку громче и ухожу в полное наслаждение треком Эда Ширана, выталкивая любую мысль о Мелиссе.
– «Я уже в пути», – повторю вслед за любимым исполнителем. – «Еду с максимальной скоростью по деревенским дорогам, подпевая песне “Маленькая танцовщица”» (Ed Shiran – Castle on the Hill).
Мимо проносятся дома. Скорость на спидометре превышает пятьдесят (скорость указывается в милях; 1 миля = 1,64 км). Ветер врывается в окно, взлохмачивая мои без того непослушные волосы. И я чувствую абсолютное счастье и силу, словно мне может покориться весь мир.
– «Я скучаю по тем чувствам, которые ты вызывала во мне», – пою я, барабаня пальцами по рулю в такт. – «И это искренне».
Мелисса снова врывается в мою голову, и я проклинаю ее за это.
Вдали появляется дом родителей – белокаменный особняк, увитый бесконечной зеленью. Сбавляю скорость, заезжая в кованые железные ворота, и оставляю машину на подъездной дорожке к гаражу, не забыв прихватить из багажника подарок для сестры.
Я спешу в дом, лишь мельком обращая внимание на внутренний двор. Он, как и прежде, выше всяких похвал. Мама целыми днями посвящает время растениям, находя в этом полную отдушину. Но отец без устали продолжает твердить о необходимости вернуть садовника.
Стоит войти, как на меня накидывается обворожительная двенадцатилетняя мини-версия мамы.
– Дэвид! – визжит сестра и обхватывает меня что есть силы. Кажется, мы не виделись целую вечность. Малышка здорово вымахала.
– Привет, солнышко.
Я целую ее в макушку и вдыхаю запах. Цитрусы с примесью дома – мое самое любимое сочетание.
– Что ты мне принес? – Милли отстраняется и заглядывает мне за спину.
Восторг на ее крошечном личике всегда убивает меня наповал. Это самая широкая улыбка во всем штате.
Я выхожу из прихожей, хватаю огромного зайца за уши и несу Милли. Она визжит от восхищения, оглушая, и скачет с ним в обнимку как трехлетка.
Счастливый вид сестры приклеивает ко мне не менее широкую улыбку и меня словно уносит в детство.
– Дэвид.
Звук голоса мамы заставляет меня отвести взгляд от Милли. Она стоит в дверном проеме и наблюдает за нами. Ее рыжие волосы аккуратно стянуты в хвост, а зеленые глаза светятся от счастья. Для пятидесяти она просто шикарна.
На маме обворожительный наряд, который возвращает еще глубже в детство, когда можно было бегать за ней по пятам и смеяться. Очень много смеяться. Белая блуза без рукавов и темно-зеленые брюки – такой она отпечаталась в памяти навсегда.
– Я так рада, что ты приехал, – она тепло улыбается. – Один.
Все детские воспоминания разбиваются об пол, стоит мне осознать, сколько радости испытывает мама при отсутствии Бетти. Это ужасно бьет по моему достоинству. Каждый гребаный раз! Неужели мой выбор настолько плох?
Подхожу к ней ближе и долго смотрю в ее прекрасное лицо. Мне нужно чуть больше усилий, чтобы не сорваться.
– Я пришел один не из-за того, что ты не переносишь Бет. А потому что она не смогла.
– Дэвид, ты очень упрям. Даже не знаю, в кого такой? – задумчиво произносит мама, растрепывая мои волосы.
– В себя.
Бросаю на нее последний взгляд и направляюсь в столовую в надежде, что вечер не закончится ужасно.
Мое появление дома стало редким с тех пор, как мама ополчилась на Бет. Выбирать между двумя женщинами, которыми дорожу, – худшее из возможных положений. Моя безмерная любовь к матери, тянущаяся из детства, не дает мне возможности выбрать Бетти. Но каждый раз, в разгар ссоры, вспоминаю неодобрение мамы и мне начинает казаться, что я делаю что-то не так.
Я вхожу в светлую столовую, которую боготворит мама. Витиеватые белые колонны украшены фонариками (наверняка дело рук Милли); повсюду множество кашпо с комнатными растениями и самая любимая часть мамы – лестница с зеленым ковром с золотыми узорами и бахромой. По центру расположился большой дубовый стол с резными ножками. Белая дорожка с зеленым орнаментом украшает стол вместе с букетом красных роз со двора.
Семейные посиделки – ее отдушина номер два. Когда мы выпорхнули из гнезда, маме было нелегко. Поэтому она всеми возможными способами пытается затащить нас обратно. Пусть даже и на короткий период.
Отец и Уэйн сидят друг напротив друга и оживленно разговаривают. Глаза отца сияют как никогда. Мне редко удается застать его в таком состоянии. Рядом с братом замечаю жгучую брюнетку. Уэйн держит ее за руку, нежно поглаживая большим пальцем. Девушка застенчиво переводит взгляд с брата на отца, затем на меня. Ее лицо красиво и утонченно. Под стать моему братцу.
– А вот и наш шкет! – Увидев меня, брат радостно хлопает в ладоши.
Я улыбаюсь во все тридцать два и направляюсь к нему. Уэйн поднимается из-за стола, по-медвежьи обнимая меня.
– Так рад тебя видеть.
Он теребит меня по волосам, как мама, и я снова ощущаю маленького мальчика внутри себя.
– Я тоже рад, Уэйн!
Он толкает меня в бок, и его глаза загораются, как два огонька. У Уэйна такой же серый цвет, как у меня, но волосы – абсолютная копия мамы. Мы с ним почти не похожи.
Когда мне было двенадцать, жизнь казалась сущим адом. Я смотрел на свою семью и не понимал, как же так получилось, что я совершенно другой. Абсолютный гадкий утенок в семье красивых белоснежных лебедей. Только спустя какое-то время мне удалось осознать, что я взял от каждого родителя по чуть-чуть. А брат и сестра – от мамы.
– Дэвид, хочу тебя познакомить кое с кем.
Я впервые вижу Уэйна таким смиренным, полным обожания. Он смотрит на девушку так, словно она целая вселенная, и он хочет спрятать ее ото всех. Включая нас. В каждом его движении прослеживается собственничество и огромная уверенность.
– Это Амелия, моя невеста. Амелия, это Дэвид, мой младший братишка.
Уэйн никогда не мог упустить момента, чтобы показать, кто старше. Это его излюбленная привычка. Он всегда хотел превосходить меня во всем. Быть первым. И до сих пор ничего не поменялось.
Я улыбаюсь.
– Привет.
Амелия неуверенно машет мне, растягивая губы в очаровательной улыбке.
Я смотрю на них и понимаю, что брат обрел свое счастье. То, о котором всегда мечтал: успешный бизнес и красавица жена. Уверен, что брату очень повезло повстречать Амелию на своем пути.
Мама и Милли заходят в обнимку. Тандем этих двоих всегда множил в голове вопросы. Но как бы мне не хотелось знать истину, я заглушал в себе все в зачатке. Милли – моя маленькая малышка, которую я холил с самого рождения. Только это всегда важно.
Мама просит всех сесть за стол, помогая сестре определиться с выбором стула.
Я всегда умилялся решениям и складу ума сестренки.
– Амелия, чем ты занимаешься? – начинает свой допрос отец, не успеваем мы приступить к первому блюду.
– Ничего особенного, – она пожимает плечами, лукаво улыбаясь моему брату. – Мне нравится теннис.
Оказывается, Амелия профессиональная теннисистка, участвующая в чемпионатах по всей Северной Америке. Она увлеченно, с горящими глазами, делится с родителями о своих достижениях, показывает различные фотки с соревнований. Уэйн горделиво кивает головой на каждое ее слово, рассказывая с ней наперебой их самые смешные моменты.
Когда мы приканчиваем лангустинов (у мамы особая болезнь по составлению меню) и переходим к запеченным овощам, Милли воодушевленно принимается рассказывать о миссис Морган – учительнице музыки. Сестренка восхваляет ее до небес, эмоционально жестикулируя руками. И даже демонстрирует забавную детскую песенку о козе.
Я давно так не смеялся, это точно.
Во время десерта Уэйн и Амелия сообщают, что их свадьба состоится в сентябре, и нам непременно придется перенести все важные дела на потом.
Мама украдкой вытирает скопившуюся влагу в уголках глаз. И выглядит совершенно трогательно. Лучики струятся вокруг них, выдавая возраст, хотя я бы не дал маме и тридцати пяти.
Отец с гордостью смотрит на Уэйна, расслабленно развалившись на стуле после пары бокалов вина. Мне всегда хотелось ощутить на себе такой взгляд.
Но несмотря на удивительно приятный семейный ужин и новость брата, я не перестаю мысленно возвращаться к рыжеволосой девушке. Она постоянно всплывает в моей голове, подобно чему-то выдуманному, нереальному. И это всегда неожиданно. Заставая меня врасплох. Ее огромные зеленые глаза стоят передо мной. Они чертовски манят. И мне хочется заглянуть в них, прочитать ее. Но ничего не выходит.
Мелисса ушла настолько быстро, что у меня даже появились мысли: а не придумал ли я ее? Может, она видение? Мог ли я допустить ее существование? Или она плод моего больного воображения?
– Шкет, как обстоят дела на личном фронте?
Я выныриваю из сладких грез и на пару секунд теряюсь в пространстве.
– Он все еще с той нахальной девицей! – фыркает мама.
– О, не драматизируй!
Я сверлю ее самым гневным взглядом из своего арсенала и бросаю салфетку в тарелку с недоеденным куском пирога.
– Ничего не меняется.
Уэйн усмехается и переводит взгляд на маму. На ее лице написан целый спектр эмоций, но взгляд обращен на меня. Он из детства – словно я только что разбил ее любимый сервиз.
– Мам, не вижу причин для паники, – спокойно произносит Уэйн и целует Амелию в губы.
Несомненно, братец ее боготворит. Он весь вечер сторожит и поедает Амелию взглядом. Возможно, родители и не замечают этого, но от меня он скрыть не может. Их любовь витает в воздухе. Уверен, что мама с отцом прониклись.
Уэйн утыкается Амелии в шею, что-то шепча, и та взвизгивает от восторга.
– Уэйн, пожалуйста, не при ребенке!
Кислое настроение мамы и злость в мою сторону вот-вот подойдут к краю, поэтому она подскакивает со стула и принимается убирать со стола.
– Эллен, давай я тебе помогу, – ласково предлагает отец, как и всегда сглаживая углы. Мама лишь кивает.
Иногда мне кажется, что мама глубоко несчастна, несмотря на все усилия убедить нас в другом. Ее странные перепады настроения с годами только учащаются. Отчасти и поэтому я мало времени провожу с родителями. Мне всегда больше нравилось общество Милли и Уэйна.
– Ты надолго к нам? – спрашиваю я, когда родители уходят в кухню.
– Думаю, на пару дней. Работа не ждет, ты же знаешь.
Брат пожимает плечами и сочувственно улыбается. Он прекрасно осознает, как мне его не хватает.
Уэйн работает в строительном бизнесе в Сиэтле. Мама всегда говорит, что это весьма прибыльное дело. Брат не пошел по стопам отца, за что в свое время получил хорошую взбучку.
Зато я уже пять лет пашу, отрабатывая надежды несостоявшегося старшего сына, и все никак не могу заработать на собственный ресторан. Но я надеюсь, что этот год станет последним. И я смогу сбросить с себя оковы отца. Как бы сильно он не старался, я вижу, что ему всегда был нужен умный, сообразительный и подкованный Уэйн.
– Расскажи мне, Дэвид, как ты?
Уэйн разворачивается ко мне всем телом, увлекая за собой Амелию, которую после ухода родителей усадил к себе на колени.
– Если бы ты звонил мне или отвечал на сообщения в мессенджерах, то узнавал бы все первым, – из вредности отвечаю я, скрещивая руки на груди для пущей убедительности.
Уэйн аккуратно пересаживает Амелию на соседний стул и в один прыжок подскакивает ко мне, сгребая в охапку.
– Ах ты мелкая задница!
Довольная рожа брата возникает передо мной, и я закатываю глаза. Он пытается со мной бороться. Только Уэйн не учитывает тот факт, что мне не шестнадцать и я давно уже не тот сопляк.
Приложив максимум усилий, я выворачиваюсь из захвата и обхватываю его со спины, удерживая руки в замке. Уэйн смеется в голос наперебой с Амелией. Любопытство берет верх, и я оборачиваюсь на нее. Но братец тут же выскакивает и валит меня с ног. Мы оба покатываемся со смеху и умолкаем только когда над нами нависает Амелия, подавая руки.
На часах уже переваливает за полночь, и я решаю остаться у родителей на ночь, чего не делал с момента переезда отсюда. Возня с братом и долгий разговор по душам окончательно вытянули из меня мальчишку.
Переступив порог своей детской комнаты, я набираю номер Бет, намереваясь узнать, куда она исчезла. Но было странно осознавать, что за все время ни разу о ней не вспомнил. И постоянно прокручивал в голове образ Мелиссы…
Проходит достаточно времени, прежде чем по ту сторону раздается радостный крик.
– Привет!
Я принимаюсь мерить шагами комнату, попутно отключая верхний свет. Необходимость держать себя в руках, дабы не вляпаться в очередную ссору, медленно, но верно, сводит меня с ума.
– Где тебя носит?
Мой тон сухой и грубый. Это происходит раз за разом. Держать себя в узде всегда давалось мне крайне тяжело. Я стараюсь контролировать это. Но с Бетти никогда не получается.
– Эй, остынь! У меня были срочные дела, – ощетинивается Бет. Она с минуту молчит, наверное, как и я, тормозя себя, а потом продолжает: – Кстати, мои родители хотят, чтобы мы пришли к ним на ужин на следующей неделе. В четверг. Ты сможешь?
Главная особенность Бет – профессионально уводить тему разговора совершенно в другую сторону.
– Почему бы и нет, – небрежно кидаю я.
Последнее время Бетти проявляет абсолютную отрешенность. Она перестала посвящать меня в свои дела. Кажется, словно меня не существует в ее уравнении. Безусловно, я тоже уделяю ей недостаточно внимания. Но ведь Бет прекрасно знает, к чему я стремлюсь. Из этого вытекает постоянная занятость.
Она хочет, чтобы я пошел на ужин к ее семье. В то время как сама даже не удосужилась ответить на сотню звонков, чтобы узнать, что нас, мать вашу, пригласила моя семья!
– А ты, собственно, где? – с ноткой недоверия произносит Бетти. Или, может, мне только кажется?
– Сегодня был ужин у родителей по случаю приезда Уэйна. Я решил остаться на ночь тут.
Сажусь на край кровати, закрывая глаза. Конечно, я был бы не прочь сейчас оказаться рядом с ней. Хотя, порой, мне начинает казаться, что мои чувства угасли. Или их и не было вовсе?
– Почему ты не сказал мне раньше? Я могла бы составить тебе компанию.
В ее голосе чувствуется обида, но она быстро маскирует это под непринужденностью.
– Тебя не было дома, и ты не отвечала на мои звонки.
Стянув через голову футболку, падаю на кровать. Злость поднимается по моим венам, подступая к горлу.
– Дэвид, о таких вещах нужно заранее предупреждать!
– Бет, я устал, – зевая. – Поговорим об этом в другой раз.
– Как скажешь, малыш. Спи крепко, – нежно шепчет она и отключается.
Быстро стянув с себя шорты, заваливаюсь на кровать и закрываю глаза.
Ещё пару месяцев назад я не мог подумать, что буду ночевать в родительском доме. Что между нами с Бет пронесется черная кошка и внесет раздор в наши отношения. Я думал, что она тот человек, который нужен мне, чтобы вместе идти по жизни, помогая друг другу, любя друг друга. Но у судьбы свои планы. И я не могу быть властен над ними.
Глава 3
Дэвид
Я подъезжаю к месту встречи с ребятами после очередного тяжелого дня в кафе. Сегодня среда, а я уже выжат, как лимон. С момента визита к родителям прошла неделя. Я вертелся, как белка в колесе, решая проблемы сразу в нескольких кафе. И нам с Бет даже не удавалось поговорить. Я чувствовал отчужденность и загружал себя еще большей работой. Оправданием были деньги и открытие собственного бизнеса. Но как бы не пытался себя в этом убедить, я медленно дистанцировался от своей девушки.
На заброшенной заправке собралась куча людей и машин. В толпе, ближе к зданию, замечаю Бетти, Шона и остальных ребят из нашей компании. Каждую среду друг собирает народ, чтобы погонять на скейтах и просто хорошо отдохнуть.
Шон Блит – мастер своего дела. Он умело стоит на скейтборде и выполняет множество трюков. Честно говоря, я не знаю, каково это – кататься на скейте. Шон с самого детства пытается заставить меня встать на доску, но у него ничего не выходит.
С трудом найдя место для машины, я все-таки паркуюсь и направляюсь к ребятам. Они оживленно болтают, но больше всех распыляется Шон. Я обнимаю Бет сзади и целую в висок, попутно всех приветствуя.
Такие привычные действия, ранее любимые мной, сейчас не вызывают внутри никакого отклика. Я словно выныриваю из своего тела и парю в небе, наблюдая за происходящим. Как посторонний.
– Не ожидал, что сегодня придет столько народа! – восторженно говорит Шон. Его глаза загораются, как два огонька, и чернеют от явного удовлетворения. Рядом с ним хохочут девушки, парни подготавливают скейты, лонгборды и прочую ерунду на колесах.
– О, Шон, ну когда ты уже расскажешь нам о скейтбординге?
Какие-то девушки около красного «Крайслера» хнычут, надувая накаченные губы.
Должен признать, когда друг занимается любимым делом, он не обращает внимания ни на кого, кто приходит поглазеть на него. Даже на открыто вешающихся красивеньких девушек. Стальная выдержка и заинтересованность в скейтборде.
– Прямо сейчас. – Он подмигивает им и берет в руки мегафон. – Вас приветствует Шон Блит!
Друг громко кричит, и собравшаяся толпа восторженно голосит.
– Я скучала. – Бет льнет ко мне, но я лишь загадочно улыбаюсь. Внутри ничего не екает, и мне хочется постучать по груди, чтобы сердце как следует разогрелось. Что со мной происходит?
– Сейчас быстро пройдемся по теории, ну а после приступим к практике. Бонусом будет небольшой мастер-класс!
Пока Шон распыляется, люди постепенно образуют полукруг.
Друг довольно подмигивает нам с Бет и уже в который раз принимается объяснять людям, что же за странная штука скейтборд, и из чего он состоит.
– Итак, начнём с основ, – громко говорит Блит и поднимает повыше скейт. – Доска скейтборда называется декой…
Шон с увлечением рассказывает и показывает всем детали его старых, уже разобранных скейтов.
Каждый раз наблюдая за уроками Шона, я испытываю неимоверную гордость. Хоть парень и не подает признаков надежды на лучшее будущее – университет, работа – его глаза всегда горят от скейта. А душа Шона – чистейшее озеро, в которое хочется прыгнуть с лихвой. К сожалению, мало кто может разглядеть это за фасадом нарцисса.
– Дэвид, я тут подумала, может, купим маленькую собачку?
Я перевожу на Бет взгляд, надеясь, что это такая шутка. Кому как не ей знать о моей антипатии к собакам.
Но она абсолютно серьезна. Ее лицо приобретает жалостливый вид, еще немного и сложит руки в молитвенном жесте.
Я хмурюсь и отрицательно качаю головой.
– Нет. И это не обсуждается!
– Что? – удивляется Бет. – Но почему?
Я игнорирую вопросы и внимательно прислушиваюсь к рассказам Шона, хоть и слышал все это тысячу раз.
– Немного о трюках. Я умею выполнять все трюки, – губы Шона трогает улыбка. – И это правда. Моя жизнь – это трюки и скейтборд. Ну и, конечно же, девочки, – смеясь, произносит он и продолжает уже более серьезно.
Шон рассказывает о базовом трюке и демонстрирует его с непринужденной грацией. Потом рассказывает о других, каждый из которых исполняет идеально, словно проделывал миллион раз. Наверное, так и есть.
Я перестаю слушать, когда друг переходит к стилям, и ныряю в свои мысли, отключаясь от реальности.
Последнее время мне часто приходится зависать в пространстве. И это связано с полным ощущением, что я живу не свою жизнь. В какой-то момент я словно сошел с дороги на тропу и заблудился.
Мои отношения с Бет больше не приносят удовольствие. Я все больше ощущаю подавленность. Мне не хочется возвращаться домой, делить с ней постель, элементарно – разговаривать. И я не могу перестать винить себя в этом. Мне кажется, что я подвожу Бетти. Растоптал наши чувства, убил в ней все хорошее, сам оттолкнул от себя.
Черная дыра, с каждым днем увеличивающаяся в размере, поглощает меня все сильнее. Мальчик, который стремился помогать и быть лучше всех, медленно погибает. Он зовет меня на помощь, но я безвольно барахтаюсь в ничтожности и жалости к себе, не имея сил подняться.
– Малыш. – Бетти гладит меня по щеке, заглядывая в глаза. – С тобой все хорошо?
Я рассеянно киваю и концентрируюсь на Шоне.
Он заканчивает теорию о скейтборде, хлопает в ладоши, и все приступают к практике. Новички усердно пытаются повторить базовые упражнения, а те ребята, которые занимаются давно, разбиваются на группы. Кто-то катается в свое удовольствие и делает трюки, а кто-то помогает остальным.
Спустя пару часов всем по очереди приходит уведомление о вечеринке в доме Линдси Талон – нашей с Шоном подруги детства. И мы тут же разбредаемся по разным машинам и выдвигаемся колонной на улицу.
***
– Ну же, Шон, до дна! – восторженно кричат подвыпившие девушки.
Я стою неподалеку от пивной бочки и наблюдаю за другом. Шон, сколько его знаю, всегда был душой компании. И на этот раз кучка девушек во главе с Линдси взяла его на слабо – мол, милый Шон, ты такой душка, а выпьешь ли ты бочонок с пивом? О, ну и где это видано, чтобы друг отказался!
Как говорят все парни, чьи девушки постоянно западают на него, – смазливое личико, но ни гроша за душой. Хотел бы я с этим поспорить, но иногда меня терзают сомнения. Словно Шон – это две личности, уживающиеся в одном теле.
Я делаю глоток пива из стаканчика, продолжая наблюдать за весельем. Правда, мне совсем не импонирует поведение Шона: он, широко расставив ноги, все больше и больше наклоняет бочонок. Пиво льется мимо рта, заливая футболку, рубашку и пол.
– О Боже, Шон! – Линдси громко визжит, но я не могу понять – это недовольство или восхищение?
Все до единой девушки пожирают его глазами. И зрелище действительно впечатляет. Один лишь вид кричит – ну, кто сегодня будет первая?
Волосы Шона отливают золотом, создавая вокруг золоченый ореол. Только вот этому засранцу до ангела очень далеко.
– Дэвид, приятель! – кричит Шон, выискивая меня взглядом. – Где ты? Я тебе в сотый раз повторяю – ты просто обязан научиться кататься. Это самое кайфовое дело, которое я только знаю!
Я же, стоя неподалеку от него, быстро прячусь за огромного парня, вовремя оказавшегося рядом. Встречаться с Шоном, когда он перепил, себе дороже. Достаточно того, что в очередной раз становлюсь свидетелем пьяного безумия друга.
Тихо выругавшись, направляюсь к стойке с выпивкой, где Бетти крутит в пальцах сигарету, наблюдая за всем со стороны. Сажусь около нее и подливаю в стакан еще пива.
– Смотрю, Шон опять вдрызг напился, – Бетти указывает на него рукой с сигаретой.
Я перевожу взгляд на друга и качаю головой. Он стоит в центре, а вокруг толпа девушек, которые так и хотят заполучить хоть кусочек внимания. Все это определенно переходит границу нормы. Или это я в двадцать три уже старею?
Разъяренные парни то и дело бросают на друга косые взгляды и медленно потягивают пиво в стороне. В такие моменты я задаюсь вопросом: в чем причина их бездействия? В безобидности поступков Шона? Все чаще думаю, что алкогольные сцены с девушками – лишь веселая картинка для отвода души. Но разве он не рассказал бы мне об этом?
– Черт с ним, – говорю я и принимаюсь разглядывать все вокруг.
Квартира родителей Линдси – изысканная, в стиле лаунж. Акцентная стена огромной гостиной состоит из состаренного рыжего кирпича, а в центре комнаты расположился громадных размеров серый диван с обилием подушек в цветную полоску. Повсюду растения в горшках, статуэтки, свечи. По-моему, тут ничего не изменилось со времен нашего безудержного детства. Даже неоновая подсветка красного цвета над камином.
Линдси с заядлой периодичностью превращает двухэтажное гнездышко семьи в центре Даунтауна в пьяную тусовку. Число приглашенных всегда превышает масштабы дома, а слоганом вечеринок служит: приходи и приводи друзей. Поэтому половина толпы мне вообще незнакома.
Абсолютно все присутствующие разделились на компании. Девочки помладше тусуются в зоне для отдыха. Парни напиваются и шутят до громких взрывов хохота. А самые запьяневшие и просто оторвы танцуют под зажигательную музыку чуть поодаль от дивана, где находится импровизированный танцпол.
У Линдси даже есть бар. И она каждый раз приглашает барменов. Еще ни разу я не попробовал отстойного пойла. Хвала Линдси!
Внезапно взгляд цепляется за ярко-огненные кудри в области дивана. Могу поклясться, еще пару минут назад на нем никого не было.
Привлекательная юная особа выделяется из общей толпы огромными изумрудными глазами на маленьком заостренном личике. Ее скучающий взгляд блуждает по комнате рассматривая все вокруг. Как, впрочем, и мой.
Лисенок.
– Ты не передашь мне зажигалку, м? – пытаясь перекричать гул и музыку, просит Бетти, указывая слева от меня.
– Пора бросать, – недовольно бурчу я, но протягиваю зажигалку.
– Ну-у, не будь букой. Я же тебя люблю. – Она целует меня в уголок губ и поджигает сигарету. Запах ментола пропитал уже всех и вся. Иногда мне кажется, что Бетти на пятьдесят процентов состоит из дыма.
Я вновь перевожу взгляд на Мелиссу. Поразительно, как в свете приглушенных ламп, она безумно похожа на мою мать. Но в довесок к этому – чистая и невинная. Такой она мне и запомнилась.
Среди всех присутствующих она особенно выделяется, производя неизгладимое впечатление. Мелисса словно из другого мира, по случайности залетевшая на свет. Ее тонкие длинные пальцы, так приглянувшиеся мне, интенсивно сжимают подол платья. Губы чуть подрагивают, привлекая к себе внимание. Интересно, я один все это замечаю?
Густое облако, словно пелена, повисает перед глазами, и я невольно поворачиваюсь к Бет – она выпускает клубы дыма прямо на меня, улыбаясь оскалом.
– Дэвид, так глазеть на незнакомую бедняжку… ну очень не про тебя.
Она произносит это с нескрываемой издевкой, совершенно не интересуясь причинами моей заинтересованности, и выпускает еще больше дыма.
– Перестань сейчас же! – гневно говорю я сквозь зубы, отмахиваясь от дыма, и тут же поворачиваю голову в сторону дивана.
Он пуст.
Я судорожно шарю глазами по комнате, перескакивая с одного лица на другое. Огненно-рыжее пятно испарилось.
Куда она делась?
Мне отчаянно хочется еще раз увидеть Мелиссу. Все ее нутро притягивает меня, как магнит. И это странное необъяснимое чувство подмывает броситься на поиски.
Все вокруг остается неизменным – музыка, танцы, взрывы хохота и стойкий аромат алкоголя с примесью ментола. Но я ощущаю себя иначе, словно в замедленной съемке. И внезапно для себя поддаюсь внутреннему искушению. Этой разливающейся внутри меня черноте, которая все глубже и глубже засасывает.
– Я скоро, – безразлично кидаю Бетти и спешу на поиски девушки.
В ответ на меня обрушивается ехидный смех. И я все дальше проникаю в черноту. Вспышки ярости загораются перед глазами, вынуждая что есть мочи сжимать кулаки.
Не сейчас.
Нужно просто дышать.
Я расталкиваю толпу танцующих, чтобы пробраться к лифту, но все вокруг, как назло, сцепились поплотнее, не давая пройти. Мысленно пытаюсь понять, зачем бегу за той, которую едва знаю. Что кроется за внезапным желанием увидеть ее вновь? Ответ клубится где-то в черной дымке.
Заманивая меня.
Приглашая войти.
Я вхожу в лифт и мучительно долго спускаюсь, глубоко вдыхая и выдыхая. Двери открываются, и я вижу ее. Мелисса идет по вестибюлю в легком, струящемся темно-зеленом платье.
– Мелисса! – кричу ей в спину, непроизвольно поднимая руку вверх. – Постой!
Я быстро подбегаю к ней и дотрагиваюсь до руки. Она испуганно дергается, развернувшись, и несмело заглядывает мне в глаза.
Посмотрев в изумрудную гладь, я понимаю, что в этой прекрасной головке роится безумное множество мыслей. И, как и в прошлый раз, там присутствует страх.
– Я… – слова застревают в горле. Взгляд судорожно бегает по ее лицу, ища помощи. Ума не приложу, что хочу сказать.
Она молча наблюдает за мной. Совершенно неприступная и закрытая.
– Послушай, – собираюсь наконец. – Понимаю, как это выглядит. Бегу за тобой, как полоумный. Вторгаюсь в личное пространство. Дважды. И буду сейчас эгоистом. Но позволь мне…
Она не дает мне договорить, молча вырывая руку, и быстрым шагом направляется к выходу.
Я вновь смотрю Мелиссе вслед, улавливая бесшумность шагов на плитке.
Словно она парит.
Словно она вымысел.
Призрачная душа, заманивающая глубже в черноту.
Раздосадованный своим дурацким поведением, иду обратно к Бетти. Но внутри все клокочет от неописуемых и несвойственных мне чувств.
***
Мы чуть ли не кубарем заваливаемся в нашу с Бет однокомнатную квартиру на Мэйн-Стрит.
Вечеринка Линдси закончилась моим полным унынием вкупе с приконченным бочонком пива в одного. Потом мне стало весело. До чертиков. Чернота отступила и стены вновь были возведены на места.
После мы нашей компанией отправились в один из любимых клубов Бетти. Ей отчаянно хотелось веселиться, а роль трезвенника, который развозит всех по домам, только разозлила ее. Вот тогда уже она пошла в разнос.
Сначала это был «Секс на пляже». Три бокала. Затем «Кровавая Мэри». Два.
Спасибо, что Бетти хватило ума не мешать разный алкоголь и она обошлась только коктейлями с водкой.
А потом все вернулось. Уныние медленно пожирало меня, пока я разглядывал веселящихся парней и отдающуюся музыке Бет в толпе танцующих людей.
Каждый раз, оказываясь в разгаре веселья и алкоголя, я вспоминал рыжеволосую девушку с вечеринки Линдси. Она словно призрак появлялась передо мной, пристально наблюдая. Ее образ затуманивал разум, опьянял сильнее алкоголя. Внутри медленно разгорался пожар, воспламеняя каждую клеточку. И я больше не хотел пить и развлекаться с друзьями. Я хотел узнать, почему все еще думаю о ней.
– Дэ-эв, – весело тянет Бетти, криво улыбаясь. Она держится одной рукой за меня, а второй пытается снять не самые удобные туфли на шпильке.
Сомневаюсь, что Бетти настолько пьяна. По большей части ей нравится притворяться, словно она отвязная хмельная девчонка.
– Дай я тебе помогу.
Я наклоняюсь, пытаясь расстегнуть ремешки на щиколотках, но Бетти начинает измываться надо мной, отдергивая ногу.
– Дэв, мне так приятно, но не надо.
Ее язык заплетается, а руки в произвольной форме жестикулируют. Или она пытается держать равновесие? Выглядит нелепо.
Я выпрямляюсь, скрещивая руки на груди. Долбаные пьяные выходки Бет раздражают меня до чертиков.
– Почему бы тебе не пойти в спальню и там раздеться? – предлагаю, когда она начинает стягивать с себя топ.
– Я у себя дома и могу раздеваться там, где захочу! – недовольно бурчит Бет, путаясь в ткани.
Вздыхаю, покачивая головой, и иду на кухню. В горле ужасно саднит после нескольких литров пива, и я отчаянно желаю найти утешение в воде.
Свет на кухне загорается автоматически – одна из прихотей Бетти. И это тоже чертовски раздражает.
– Дэвид!
Бетти кричит, сопровождая вопль глухим ударом. Быстро набираю воду из-под крана, осушаю его одним глотком и спешу обратно.
В коридоре ее нет.
Заглядываю в спальню и вижу Бетти, завалившуюся на бок на кровати. Она вертит на указательном пальце туфлю, улыбаясь, как маньячка. Вторая туфля демонстративно валяется у порога.
– Перестань себя так вести. Ты выпила пять коктейлей, а не десять.
Подбираю туфлю и забрасываю в гардероб. Затем иду к Бетти, намереваясь ее раздеть и уложить в постель. Она стонет, перекатываясь на спину и смотрит на меня своим убийственным взглядом.
– Почему ты вечно такой холодный?
Ее лицо искажает гримаса обиды и злости.
Не понимаю, какого черта мы снова начинаем выяснять отношения. Я всего лишь хочу уложить ее спать и расслабиться.
– Пожалуйста, давай не будем? Я ужасно устал. Мне завтра работать, почему ты этого не понимаешь?
Я хватаюсь за голову, стараясь взять себя в руки и не распаляться еще больше.
– Ну уж нет. Мы определенно будем! – упрямо чеканит Бет, принимая сидячее положение. – Мне надоело ощущать себя ненужной! Ты постоянно работаешь. Я уже устала от твоей работы!
Я мерю комнату шагами, но, услышав последние слова, замираю как вкопанный, буравя ее взглядом. Единственное, что мне сейчас хочется, – это уйти.
– Она устала! – кричу я, отпуская крупицы контроля, безбожно падая в черноту. – Мне все равно, Бетти, от чего ты там устала. Мне нужны деньги на бизнес, кому, как ни тебе, это знать! Но тебя заботит только твоя персона.
Ее лицо покрывается красными пятнами, приобретая яростное выражение. Кажется, она совершенно протрезвела и готова наброситься на меня с кулаками.
– Не знаю, что ты хочешь, чтобы я сделал! – Развожу руки в стороны. – Я пытаюсь, но ты вечно всем недовольна.
– О, вот только не надо во всем обвинять меня!
Бетти вскакивает на ноги и принимается размахивать у меня перед носом туфлей.
– Я тебя совершенно не вижу! Ты целыми днями впахиваешь как прокаженный. Потом мы тусуемся по барам и клубам. Лучшая жизнь, Дэвид!
– А чего ты хотела? Я не предлагал тебе светских приемов и домашних посиделок!
Мы пожираем друг друга взглядом, яростно метая молнии. И так происходит каждый чертов раз.
– И раз уж на то пошло, я вообще тебе ничего не предлагал. Ты любила меня, и этого было достаточно!
Она захлебывается от собственного недовольства, отворачиваясь от меня.
Всем сердцем ненавижу наши перепалки, но не могу ничего поделать. Мы оба ужасно взрывные. И нас много что не устраивает. Я пытаюсь мириться со всем. Заглушить свое состояние. Бетти же не может.
– Мы каждый раз не можем ни к чему прийти. Ты постоянно осаждаешь меня своей правотой. Я так больше не могу. – Она поворачивается, в глазах стоят слезы. – Каждый раз ты одерживаешь победу, оставляя меня в еще худшем положении.
Она бросает туфлю в сторону гардероба, вкладывая в бросок всю злость, а затем раздевается и забирается под одеяло, натягивая до подбородка.
Я следую ее примеру и тоже ложусь.
Мы лежим по разные стороны кровати, каждый думая о своем. Пожалуй, мы с самого начала скрывали от самих себя, что нам не по пути. И у нас не жизнь, а гребаное существование. Оно забирает из меня все больше сил. И я все чаще утопаю в собственной ничтожности.
С Бетти я никогда не смогу ощутить жизнь.
Глава 4
Дэвид
Сегодня стоит самый жаркий летний день. Не самая подходящая температура для костюма управляющего. Но какой у меня есть выбор, когда приходится оставлять машину за несколько кварталов от работы?
Уже издалека я вижу здание кафе. Самые лучшие архитекторы города работали над сетью «Голубой воды». Внутри все идеально подобрано под популярный лофт. Посетители каждый раз с удовольствием наслаждаются атмосферой. Это было самым лучшим решением отца. Беспроигрышный мерзавец.
Несмотря на погоду, я бодро шагаю, напевая под нос знакомую до боли песню.
Почему она у меня в голове? Задаюсь этим вопросом с тех пор, как проснулся. Строки врезались в разум и, похоже, не собирались его покидать. Я помню их, но откуда?
До меня доносится воздушная мелодия, когда подхожу к заднему входу кафе.
Каждый день в утренние часы за углом по окрестностям разносится инструментальная музыка. Ее творец – Ларри Купер, владелец маленького магазина музыкальных инструментов. Этот мужчина превосходный знаток не только своего бизнеса, но и хороших песен.
Порой я слушаю его сонаты перед открытием кафе или во время небольшого перерыва. Музыка мистера Купера дает толчок моим действиям, заставляя идти дальше, развиваться, учиться и просто жить. Заставляет потеряться, пусть и на мгновение, забыть о разливающейся внутри черноте.
Музыка, как он любит говорить, – это искусство, вплетенное в тишину.
Иногда мелодии захватывают с такой силой, что вокруг не остается ничего. Но после всегда появляется желание поразмыслить о жизни. Кто я? Смогу ли добиться того, что хочу? Открою ли свой бизнес? Небольшой ресторанчик с видом на залив Беррард, где я смогу как главный шеф-повар воплотить свою детскую мечту в жизнь.
Но сейчас мне трудно сфокусироваться на этом. Внешняя составляющая моей жизни грозовой тучей висит надо мной, сдавливая в тиски.
Свадьба брата. Размолвка с Бетти. Мелисса, что буквально поселилась в голове…
Я никогда не чувствовал такой острой необходимости в другом человеке. Постороннем мне. Это чертовски сбивает с толку. И множит тысячу вопросов. Но самый главный – зачем она мне?
Заглянув за угол, вижу мистера Купера, размеренно покачивающегося у входа в кресло-качалке с сигарой. Я приветственно машу ему и захожу в кафе через задний ход, тут же попадая в кухню.
– Гэбриел!
У плиты стоит худощавый светловолосый мужчина в белом колпаке. Он разворачивается и почтенно кивает мне головой.
Гэбриел Пратл – шеф-повар папиного кафе. У нас давно зародились дружеские отношения, несмотря на большую разницу в возрасте. Гэб получил эту работу, когда я был еще совсем мальчишкой. Я частенько бывал в отцовском кафе, завтракал в обществе матери и брата, беззаботно бегал по всему залу и напевал ту самую песенку, которую знал только я.
Так вот оно!
Однажды в зимнее утро я и моя мать, как обычно, пришли к отцу. Я мало чего понимал, но могу сказать одно: мама была явно чем-то расстроена. И совсем позабыв про меня, она вошла в кабинет отца, а я оказался один в огромном зале. Недолго думая, направился в ту часть кафе, где находиться простым посетителям нельзя.
Как оказалось потом, это была самая огромная кухня, которую мне довелось увидеть. Официанты бегали с порциями вкусно пахнущей выпечки и разных блюд. Но меня это совершенно не волновало. Я смотрел на мужчину, который быстро нарезал овощи. Мне захотелось поближе рассмотреть то, как он умело выполнял свою работу (на тот момент я хотел стать настоящим кулинаром, мастером своего дела). Я не спеша подошел к нему и стал зачарованно смотреть на ловкость рук. Мужчина приметил меня и широко улыбнулся. Уже тогда я понял, что он надолго задержится у отца и многому научит меня.
Через некоторое время мать вбежала в кухню с дикими воплями, что ее ребенок потерялся. Стоило ей меня увидеть, и она подлетела, словно ангел на крыльях.
Тогда я еще безоговорочно восхищался ею и считал самой удивительной женщиной.
– Сегодня будет много работы, – сухо подмечает Гэб, прерывая мои мысли. Обычно он неразговорчив.
Бросаю взгляд в зал и замечаю, что он почти полон. Сейчас десять утра, а народу больше, чем в обеденное время. Наверняка это из-за приближающегося праздника города. Люди в предвкушении выползают из своих нор раньше, чем обычно, и с радостью заваливаются в «Голубую воду», весело проводя время, встречаясь с друзьями и родней.
– Сегодня кого-то ждут большие чаевые, – с ухмылкой сообщаю, не ожидая ответа.
Я оглядываю зал, проверяя официантов. Трое на месте. Где четвертый? Я оборачиваюсь назад – только кухонный персонал.
– Гэб, ты не видел Джона?
Тот молча качает головой, продолжая помешивать суп в кастрюле.
Почему этот придурок в очередной раз привлекает к себе внимание? Джон – моя личная головная боль, за которую я когда-то поручился по доброте душевной.
Злость медленно поднимается по венам, разливаясь яркими вспышками. Я зажмуриваюсь и дышу.
Вдох.
Выдох.
Достаю из кармана телефон и набираю номер официанта: бесконечные гудки отправляют меня на голосовую почту. Я делаю еще несколько попыток, прежде чем понимаю, что он мне не ответит. Крепко сжимаю руки в кулаки и рывком снимаю с себя пиджак, игнорируя многозначительный взгляд Гэба.
Рядом с дверью в зал надеваю фартук и выхожу в зал. Столики Джона – 2, 6, 10, 14.
Глубоко вдохнув, направляюсь ко второму столику, за которым сидит компания из подростков.
– Добрый день! Что будете заказывать? – В голосе сохраняется стоическое спокойствие, хотя внутри бушует раскаленная лава.
Светловолосый парнишка хихикает, играя в переглядки с друзьями. И мне до безумия хочется прикрикнуть на него и получить наконец-то ответ. Спустя долгую минуту один из них берет себя в руки и говорит:
– Пиццу «Пеперони», пиццу «Три сыра» и колу. – Я внимательно записываю корявым почерком, а затем перехожу к другому столику.
Краем глаза замечаю Мишель, лавирующую между своими столами. Она смотрит на меня и понимающе кивает. Хотя в глазах читается привычное неодобрение.
Я часто выхожу в зал, обслуживая людей. Иногда от обострившегося желания быть полезным. Иногда – как сегодня – вместо кого-то. Но Мишель считает, что я подаю не лучший пример коллективу. И слишком распыляюсь.
Она права. Вот только ничего не могу с собой сделать.
Еще два столика Джона находятся на стадии ожидания. Я закатываю глаза, понимая, что парень снова зарывает себя и теряет мое уважение. Его наглая беспечность переходит все границы. А я? Я чувствую себя еще хуже, зная, что подобрал некомпетентного сотрудника.
– Что вам? – грубо спрашиваю я.
Женщина в черном костюме поднимает на меня вопросительный взгляд, откладывая в сторону меню.
Чертов идиот.
Если не возьму себя в руки, то ад, который вот-вот разверзнется, дойдет до отца. И тогда в его глазах упаду уже я. Если там есть куда падать…
В подтверждении своих мыслей, натягиваю самую приветливую улыбку и извиняюсь.
Взгляд женщины смягчается. Она вновь смотрит в меню, пробегается глазами и говорит:
– Тройной капучино, пожалуйста.
Послушно киваю и возвращаюсь на кухню.
– Гэб, – зову я и через стол кидаю ему блокнот. Он машинально ловит его и распределяет заказы между остальными.
Я прислоняюсь к стене и закрываю глаза. Яркие вспышки застилают зрение. Кулаки непроизвольно сжимаются. И я пытаюсь сосчитать до десяти.
– Дэвид.
Распахнув глаза, вижу Гэба, наблюдающего за мной со своего места. Я качаю головой, пытаясь уверить его в собственной вменяемости. Он продолжает пристально смотреть еще несколько минут, пока на стойку заказов не ставят кофе.
Беру его и отношу заказ для дамы в черном.
– Благодарю, – деловым тоном отвечает та.
День продолжился крайне суматошным и к четырем часам я уже зашиваюсь ни на шутку. Злость на Джона по крупицам прибавляется, и я начинаю дико переживать за его жизнь. Пусть только попробует попасться мне на глаза!
Через некоторое время застаю его на кухне. Он болтает с одной из наших официанток и активно жестикулирует.
Внутри меня молниеносно вспыхивает ураган эмоций, где преобладает чистая ярость. Не выдержав ни минуты, чтобы прийти в норму, я подхожу к парню.
– Привет, Дэвид, – смущенно произносит Джон и нелепо улыбается. Джил, что стоит с ним, тотчас разворачивается и уходит в зал.
– Я звонил тебе кучу раз! Позволь узнать, где тебя носило? В кафе полный аншлаг, а тебя нет на месте! Ни ответа, ни жалкого сообщения. Ты отдаешь себе отчет, что это твоя работа, а не какое-то там развлечение? – яростно шиплю, приковывая его взглядом к стене. Парень съеживается, отступая на несколько шагов назад, и несмело отвечает:
– У меня были дела.
– Ты сейчас издеваешься?
Еле сдерживаюсь, чтобы не сказать какую-нибудь гадость.
– Моя мать тяжело больна. Я предупредил твоего отца, что задержусь, – тихо отвечает Джон и виновато пожимает плечами.
О, прекрасно! Конечно! Кто я такой, чтобы ставить меня в известность, почему мой подчиненный отсутствует на рабочем месте? И ко всему прочему, я должен чувствовать себя полным подонком! Что в очередной раз доказывает – мне следует научиться держать своих демонов в узде.
В отличии от Джона, меня никто и ничто не волнует, кроме треклятой работы и призрачной мечты – ресторана, который я до сих пор не открыл. Даже моя маленькая сестренка перестала интересовать меня так, как раньше.
– Приступай к работе, – безразлично кидаю напоследок и ухожу, пока чернота не перекрыла мне зрение.
***
Я долгое время сижу в своем кабинете, пряча внутренних демонов. Последнее время я взвинчен сильнее обычного. И это заставляет меня нервничать. Порой снова чувствую себя маленьким мальчиком, который не может самостоятельно разобраться со своей жизнью. Которому страшно и очень одиноко.
Мои отношения с матерью давно бесповоротно испортились, из-за чего я ушел из дома. Мне всегда казалось, что они с отцом что-то скрывали. Мать нервничала в моем присутствии, словно боялась сказать что-то не то. Отец смотрел на меня как на неопознанное существо, а иногда и вовсе не замечал или только делал вид. Поэтому, когда мама предложила сделать вклад в мой бизнес, я не принял деньги отца и решил доказать всем, что смогу сам себя обеспечить.
Но я не рассматривал предложения работы в других кафе, я сразу знал, что пойду именно в «Голубую воду», потому что там есть родная душа – Гэбриэл.
А сейчас мне все равно, что обо мне скажут окружающие, тем более, почему меня нет на рабочем месте. Все, что я хочу – это побыть хоть немного один. Рассеять темную дымку, застилающую нутро.
Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на чистоте.
Не знаю, сколько я так сижу, но часы над дверью показывают половину пятого: тридцать минут до окончания моего рабочего дня. Нехотя вылезаю из своего укрытия и направляюсь в зал, несмотря на остатки черноты, плещущейся на задворках сознания.
Никого из официантов не видно. И все столики свободны за исключением одного – около входа. Я делаю шаг в сторону кухни, но тут же замираю, когда понимаю, кто за ним сидит. Внутри разливается чувство теплоты. И я словно выдыхаю полной грудью, избавляясь от воздвигнутых перегородок.
Надо же.
Я разворачиваюсь и смотрю на нее. Она читает книгу, опершись щекой о руку. Ее лицо совершенно расслабленно, а на губах играет легкая улыбка.
Ничего не могу с собой сделать, когда понимаю, что приближаюсь к столику. Осознание, что вновь вижу ее, заставляет сердце в бешеном ритме колотиться в груди.
Прекрасное создание с огромными зелеными глазами поднимает на меня взгляд из-под ресниц. Удивление смешанное с неловкостью сбивает с ног. Но я продолжаю молча смотреть на нее, проходясь по мягким чертами лица, острой линии подбородка, пухлым губам, светлым ресницам.
Вот уже долгое время эта девушка не покидает моих мыслей, поэтому так трудно сейчас поверить в то, что она реальна. Вдруг ее присутствие здесь не больше, чем плод моего воспаленного сознания?
На этот раз на ней легкое хлопковое платье на бретелях. Ее маленькие хрупкие руки и плечи неестественно светлые. Огненно-рыжие волосы собраны в тугой пучок, как любит делать мама, а пальцы, невероятно красивые, нервно вцепились в книгу.
– Не хочешь ничего сказать? – внезапно бормочет она.
Зеленые глаза Мелиссы сцепляются с моими. И только сейчас понимаю, что на самом деле в них больше светло-коричневого и желтого.
Ее сходство с моей матерью просто феноменально. Но ведь это невозможно?
– Я больше ничего не буду заказывать.
Она прерывает нескончаемый поток моих мыслей и опускает глаза в книгу, продолжая читать.
Черт, я не должен тут стоять! Мне ясно дали понять – в моем обществе не нуждаются. Но ноги словно прирастают к полу. Я хочу стоять и наблюдать за Мелиссой.
Недолго думая, сажусь на диванчик, не отрываясь от ее лица. Она поднимает глаза и смотрит в мои серые. В ее взгляде читается: что тебе нужно?
Я улыбаюсь в надежде, что это сработает. Да что уж там, это всегда срабатывает.
Мелисса снова утыкается в книгу.
– Что читаешь? – осторожно интересуюсь я.
Какое-то время она не двигается. Лишь ее глаза. Она переворачивает страницу и поднимает книгу со стола, показывая обложку.
– «Джейн Эйр», Шарлотта Бронте, – читаю.
Книги никогда не интересовали меня, разве что с рецептами, но, пожалуй, это другое.
– Ты меня преследуешь? – Мелисса закрывает книгу и откладывает ее в сторону.
В своей голове – да. Но говорю другое:
– Я здесь работаю.
Впервые за все время она изучает меня взглядом, блуждая по лицу и одежде.
На этот раз я не чувствую от нее страха. Скорее, обеспокоенность. И любопытную уверенность.
– Я заметила.
Она указывает подбородком на мою одежду.
Я опускаю глаза и вижу на себе фартук, который так и не снял.
Мне безумно хочется, чтобы она как можно дольше была рядом. Ее аура спокойствия буквально обволакивает меня. Весь образ Мелиссы будоражит сознание. И я чувствую себя снова живым.
– Я не люблю читать книги.
Девушка в недоумении поднимает глаза. Взгляд забирается мне в душу, словно высмеивая. Впервые рядом с ней я чувствую прилив злости. Она медленно поднимается по венам, подступая все ближе к разуму.
Мелисса аккуратно кладет книгу в рюкзак и застегивает его. Она не смотрит на меня, разглаживая платье на коленях.
Нервничает? Что ж, не только мне испытывать тревожные эмоции.
Я не перестаю смотреть на нее. Плавный изгиб шеи. Острые ключицы. Выбившийся локон из пучка, мягко касающийся кожи. Она такая светлая, с голубыми ниточками вен.
Внутри потихоньку разливается тепло, стирая злость. Мое дыхание замедляется, и я продолжаю свое путешествие.
Нос Мелиссы морщится, а ресницы подрагивают.
У меня чешутся руки – так хочется дотронуться до нее. Я сжимаю их в кулаки и отвожу взгляд. Злость медленно поднимается обратно.
Я считаю до десяти. Но ничего не выходит. Мне хочется так много, но я не могу. Это чертовски неправильно. Но манит.
Я ударяю кулаком по столу, отчего девушка подпрыгивает на месте, испуганно вжимаясь в спинку дивана.
Идиот.
Мелисса молча хватает рюкзак и пулей вылетает из кафе.
– Твою же мать! – выкрикиваю я и выскакиваю вслед за ней.
Девушка торопливо идет по направлению к Ист-Вану, где живет Шон. Подол бежевого платья, достающий до щиколоток, развевается на ветру, отчего складывалось ощущение, что она парит.
Я прибавляю шаг и быстро настигаю ее. Мелисса резко замирает на месте, и я чуть не налетаю на нее, вовремя останавливаясь.
Она поворачивается, одаривая хмурым взглядом, и, задыхаясь, выдает:
– Оставь меня в покое! – С этими словами Мелисса разворачивается на пятках и удаляется еще быстрее.
Я замираю, ощущая себя преследователем. Кем и являюсь. Желание рвать на себе волосы появляется из ниоткуда. И чернота вновь начинает окутывать разум.
Никчемность. Ничтожность.
Почему она живет в моей голове? И зачем я хочу знать, что скрывается у нее на душе? Мне бы свою привести в порядок. Но я не могу вот так просто отпустить Мелиссу. Вдруг мне больше не суждено встретиться с ней? Увидеть веселые кудряшки, изящную худобу, бежевые платья.
Я подрываюсь с места и спешу за ней. Поравнявшись, засовываю руки глубоко в карманы и устремляю взгляд на лицо с россыпью веснушек, которые определенно подчеркивают красоту.
Долгое время мы идем молча. Магазинчики и кафе сменяются домами, и неожиданно для меня Мелисса начинает разговор первая.
– Дэвид, я ни с кем не знакомлюсь.
В голосе – сухость. Она даже не взглянула в мою сторону. Но запомнила имя.
– Так мы уже знакомы, – с улыбкой на губах отвечаю я и теперь точно получаю ее внимание.
Она останавливается и смотрит на меня в непонимании. В голове всплывает встреча в больнице, а затем образ вечеринки у Линдси.
– Как тебя зовут?
Мелисса хмурится. Видно, как крутятся шестеренки в ее светлой голове. Мне приходится приложить массу усилий, чтобы не рассмеяться.
– Это такая шутка?
Ни один мускул не дергается на моем лице, и я продолжаю смотреть в недоумении.
Не может же только она меня осаждать?
– Встреча в больнице. Ты еще вел себя как придурок, – подсказывает она.
– Видишь, мы точно знакомы, – довольно подытоживаю я.
Мелисса прищуривается, но через мгновение выдавливает улыбку, а вскоре и вовсе хохочет, мило прикрывая рот ладошкой.
Только сейчас я понимаю, что внутри чисто. И светло. Это она озаряет мою тьму светом. Невероятно.
– Ты странный тип, – добавляет девушка, заметив мою озадаченность.
– Повторяешься.
Моя очередь прищуриваться. Но довольно. Ведь я нашел источник своего умиротворения.
– Да, – сдержанно кивает Мелисса, но в глазах продолжают плясать веселые искорки.
Мы молча разглядываем друг друга, словно впервые.
Интересно, о чем она думает? Есть ли у нее ко мне интерес? Или я для нее только странный, преследующий тип?
– Могу я проводить тебя? – спрашиваю, когда игра в гляделки переходит все грани.
Ее глаза начинают бегать из стороны в сторону, а выражение лица вмиг приобретает маску недоверия.
Могу ли так бесцеремонно вторгнуться в ее жизнь? Позволит ли она сделать мне это? Или страх возьмет верх?
– А как же твоя работа? – она кивает в ту сторону, откуда мы пришли.
– Не переживай, – я смотрю на часы на руке. – Мой рабочий день только что закончился.
Она наклоняется и тоже смотрит на руку. Пять часов.
Я улыбаюсь и терпеливо жду ответа Мелиссы. Она колеблется, я вижу ее смятение. Не каждый день странные типы провожают до дома.
– Ну так что, ты не против? – мягко уточняю я и подхожу ближе. Чуть помедлив, тихо говорю: – Не бойся меня.
– Вот еще! Я тебя не боюсь, – недовольно фыркает она и начинает шагать вдоль по улице.
Я смотрю ей вслед, улыбаясь как идиот. Манера поведения Мелиссы невероятно будоражит. Это нечто новое и неизведанное для меня. И оно притягивает все сильнее. Притягивает, как никогда.
Она разворачивается и кричит:
– Ну и что ты там стоишь?
Я довольный иду к ней, замечая ровный фон моего сознания. И я благодарен лисенку за это.
Глава 5
Дэвид
Путь до дома Мелиссы мы проводим в молчании, каждый думая о своем. Просто шагаем рядом, как старые добрые знакомые. Невероятная легкость. Словно мы две родственные души, когда-то потерявшие друг друга.
Мелисса неожиданно останавливается, и я концентрирую на ней взгляд. А затем замечаю позади нее дом. Маленький зеленый дом, крайний в этом квартале. Кое-где облупилась краска, отсутствуют несколько деревянных наличников на окнах и столбиков на крошечной террасе. Запущенность его вида буквально переворачивает все внутри меня.
Рядом с домом виднеется небольшой участок с порослью мелкой сочно-зеленой травы. Но прелесть виду добавляет не это. А плодовые деревья и край виднеющейся широкой качели, словно скамья на цепях. И множество кустовых роз разного цвета. Мама бы пришла в восторг.
Я бросаю взгляд на застывшую Лиссу около невысокого, хилого с виду, забора с крошечной калиткой. Она изучает мое лицо, словно не верит, что я здесь.
Как же так получилось, что столь нежное создание – а Мелисса как раз таки была им – выросло здесь?
Я в недоумении вскидываю брови и гляжу на Мелиссу. На ее губах играет легкая улыбка. Я прищуриваюсь из-за солнечных лучей, и она тихо смеется, заправляя выбившуюся прядь за ухо. Ее курчавые волосы напоминают мне о морских волнах. Жаль, сегодня Мелисса собрала волосы.
– Ну… спасибо, что проводил, – неуверенно произносит она, пряча обворожительную улыбку.
Мелисса еще мгновение, словно раздумывает как поступить, а потом, отворив калитку, направляется к веранде.
Мне необходимо что-то предпринять, иначе она вновь растворится, будто ее и не было вовсе. Я отчаянно хочу ворваться в жизнь Лиссы. Стать хоть малой ее частью. Но я искренне не понимаю, почему она игнорирует любые попытки сблизиться с ней. Меня тянет к Мелиссе с невероятной силой. Неужели, она не чувствует того же?
– Лисса, – кричу я вслед.
Она тут же оборачивается. На лице целый спектр эмоций – неприкрытое удивление, детский восторг и нерешительность. Мы не прерываем зрительного контакта и, кажется, проходит целая вечность, прежде чем Мелисса возвращается, встав напротив меня.
– Меня еще никто так не называл.
Красный румянец застилает ее щеки. Она теребит лямки рюкзака, пряча от меня глаза.
– А как же друзья? Или родные?
– Друзей как таковых нет. А мама называет Мелиссой, – она пожимает плечами и слегка улыбается, глядя на носки своих конверсов.
У нее нет друзей?
Это так удивительно и необычно – слышать подобное. Искренне не понимаю, как у человека не может быть друзей. Это ведь на грани фантастики. С кем же тогда она делится переживаниями? Все девушки нуждаются в этом. С кем проводит время? Походы в кино, по магазинам, кафе… Неужели она так одинока? Не думаю, что это нормально.
Хотя, что я знаю о нормальности?
– Ну что ты на меня так смотришь, – раздраженно бурчит она, крепче прижимая к себе рюкзак, словно выстраивает между нами барьер.
– Потому что ты для меня – закрытая книга! – настойчиво и упрямо восклицаю я, начиная терять спокойствие. И рассудок. – Полная тайн и невероятных открытий.
Мелисса открывает рот, но тут же закрывает его. Она не двигается с места, но и ничего не говорит.
Почему ее поведение поднимает внутри меня волны злости? Зачем она так усложняет? Хотя о чем это я? Мы знакомы всего ничего, а я хочу, чтобы она открылась мне.
Я оглядываюсь вокруг. По обеим сторонам улицы стоят старые дома, на одном из них черепица так прохудилась, что валялась мертвым грузом на земле. Никакого тебе газона, лишь высокие заросли травы. Этот район слишком грязный и неухоженный: и острая боль за всех жителей домов затапливает мой разум.
На другой стороне, около коричневого дома, дерутся двое мальчишек: они падают на землю и бьют друг друга по лицу. Мимо них прошло уже несколько человек, но никто не остановился разнять.
В этом и была проблема. Всегда говорят, будто бы богачи бесчеловечные люди, которые не подадут руки больному или нищему, которые не разнимут двух парней, что мутузят друг друга в подворотне. Но это чушь! Моя семья не такая. Мать никогда не даст в обиду чужого ребенка, который потерялся на улице. Она приютит его в нашем доме и обязательно найдет родных. Она никогда не пройдет мимо бедных, нуждающихся в деньгах, стариков и детей. Отец ежемесячно перечисляет крупную сумму денег в благотворительный фонд, а Уэйн помогает бездомным животным – его слабость. Но тут, в этом районе, словно другой мир, не такой, как в центре города. Здесь живут странные, порой агрессивные люди. И именно среди них живет Мелисса. Что с этой жизнью не так? Лучше бы я был на ее месте, а она жила в доме моих богатых родителей и совершенно ни в чем не нуждалась.
Я быстро пересекаю дорогу к дому напротив, прямиком к мальчикам. Открыв калитку, подхожу к парням и хватаю обоих за шкирку. Они вопят, как резаные, и я их отпускаю.
– Ведете себя как придурки! – грубо выкрикиваю.
Внутри разливается пожар. Я зажмуриваюсь, напоминая себе, что сейчас не место и не время.
– Лучше бы вам перестать разукрашивать друг друга, какой бы ни была причина драки. Контроль. Вот что важно.
Рыжий паренек сурово косится на меня, скрещивая руки на груди, а второй пятится назад, показывая мне непристойные комбинации на пальцах. Кажется, им совершенно все равно на свою побитую физиономию, на одежду, испачканную землей, и уж тем более на мои слова.
Я качаю головой и возвращаюсь к Лиссе. Она стоит около крохотного дома и во все глаза смотрит на меня.
Маленькое хрупкое создание, подобное этому дому, притягивает к себе взгляды прохожих.
Закрыв глаза, я отправляюсь к океану и воспроизвожу шум волн. Серая картинка смешивается с оранжевым, переплетая воду и пряди. Я запускаю в них руки, но не чувствую ничего. Открыв глаза, сталкиваюсь с невероятной зеленью, заманивающей глубже в себя.
– Лисса, – нежно произношу я, лаская языком имя. – Я испытываю сильное притяжение, которое не могу объяснить. Еще в больнице ты безоговорочно поселилась в моей голове, – мягче, чем в первый раз, доношу свои мысли.
Мелисса вздрагивает.
Я засовываю руки в карманы: иначе не выдержу и потянусь к ней. Один лишь вид ее недоумения вкупе с интересом вызывает во мне смесь жгучих эмоций.
У Лиссы такой потерянный и грустный взгляд. И я тону в печали вместе с ней.
– Пойдем, – неожиданно говорит Лисса и манит за собой в дом.
Мысленно благодарю Бога за столь бесценный подарок и иду вслед за ней.
Когда она открывает дверь и впускает меня, я буквально теряю дар речи. Все представлялось совсем иначе. Даже не знаю… Старые, потертые обои, мебель древних времен. Но обстановка очень приятная. Пусть здесь нет излишнего шика и дороговизны, зато все обставлено со вкусом и явной любовью.
Прихожая длинная и узкая, с выкрашенными стенами в цвет топленого молока. Но уют создают мелочи: слева от входа небольшой комод, слитый воедино с мягкой сидушкой алого цвета. Над ним висит красивое кованое зеркало, а на нем парочка бейджиков, на одном из которых написано: «Мелисса Рэббит – литературный критик».
Я перевожу взгляд на Лиссу.
Она вопросительно смотрит в ответ, а затем на зеркало. В глазах вспыхивает испуг.
– Это не то, о чем ты думаешь. – Неловкая улыбка Мелиссы заставляет мое сердце биться быстрее. – Это со времен обучения на курсах. Когда-то литература была моей страстью.
– Что изменилось?
Она вздыхает, покусывая верхнюю губу, и смотрит в пустоту.
Ее потерянный вид должен остудить меня, но то, как Лисса безжалостно кусает губу, отдается в каждой клетке моего тела.
Тру рукой глаза, прогоняя ее из своего сознания. Получается плохо. Вновь смотрю на нее, и она начинает говорить:
– Я поняла, что не смогу заниматься этим всю жизнь, и бросила любые попытки.
Вижу, как тщательно она подбирает каждое слово, боясь сказать что-то лишнее. Но от этого мое желание узнать Лиссу только усиливается. Я хочу разгадать ее. Понять, почему она такая, и что стало причиной ее одиночества.
Мелисса открывает дверь справа, приглашая жестом в крошечную комнату. Я вхожу и окидываю ее взглядом, подмечая хороший вкус, – больше всего хочется найти детали, которые характеризуют девушку.
Мебели по минимуму, но отчего-то здесь дышится очень легко. Белая кровать с железным изголовьем около левой стены. Невзрачный шкаф, которому явно подарили вторую жизнь, – на противоположной стене. Но больше всего интерес вызывает письменный стол возле небольшого окна с воздушным на вид белым тюлем. Только там присутствует своеобразный хаос из всевозможных блокнотов и листов. Мне очень хочется подойти и взглянуть поближе.
Почувствовав на себе взгляд, я отрываю глаза от стола.
– Мне очень нравится твоя комната. – Я внимательно смотрю на Лиссу, считывая ее реакцию.
Брови девушки взлетают вверх. Ее изумленные – больше желтые сейчас, чем зеленые – глаза блуждают по моему лицу и телу, и я тут же замечаю, что она вспыхивает, как свечка. Щечки заливаются густым румянцем, когда она понимает, как бурно отреагировала.
– Располагайся, я сейчас вернусь, – с этими словами она выскакивает из комнаты.
Я подхожу к столу, подмечая как можно больше деталей: подстаканник для ручек, ноутбук с веселой наклейкой панды, плюшевое сердце, а рядом красивый цветок в вязаном горшке с бусинами. Над столом висит книжная полка. Я дотрагиваюсь до корешков, читая названия: «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» Томас Гарди, «Одиннадцать минут» Пауло Коэльо, «Джейн Эйр» Шарлотта Бронте.
– Несколько изданий «Джейн Эйр»?
До меня доносится смешок, и я оборачиваюсь. Лисса стоит в дверном проеме и улыбается от уха до уха. Я тоже растягиваю губы в улыбке, зачесывая непослушные волосы назад.
Лисса садится на кровать, хлопая по ней рукой, приглашая. Я сажусь рядом, подгибая под себя ногу.
– Расскажешь мне, что делала на той вечеринке? – с интересом спрашиваю и смотрю в огромные глаза. Невозможно не тонуть в них.
Мелисса пожимает плечами, теребя подол платья.
– Вечеринка проходила в доме Линдси, моей подруги. Но мы редко видимся. У нас разный круг общения.
– Линдси Талон – твоя подруга? – удивляюсь я. – Где вы познакомились?
Я и Линдси были одноклассниками в одной частной школе до четырнадцати лет. После родители перевели ее в школу-пансион. Я знаю всех ее друзей.
Или мне только так кажется…
– Мы учились в одном классе, там и познакомились.
На мгновение я застываю. Все это время Мелисса дружила с Линдси? И они учились в одной школе-пансионе?
Я вглядываюсь в лицо Лиссы, пытаясь понять, как же так получилось. Она лишь хлопает глазами, с увядающей улыбкой на губах.
Подождите…
– Сколько тебе лет? – Я хмурюсь и сокращаю между нами дистанцию.
– Двадцать три, – не сразу отвечает она и тут же судорожно глотает воздух.
Дыхание Лиссы становится шумным. Каждый выдох сопровождается свистом. Недоумение и страх сковывают мои движения. И я словно наблюдаю за всем со стороны: лицо Мелиссы застывает, словно она уходит, оставляя меня.
В этот момент шквал эмоций прорывается, и меня затапливает темнота. Она липкими лапами утаскивает все глубже и глубже, не давая привычной форы. Состояние Мелиссы выбивает меня из колеи. Я судорожно ищу ответ в голове, борясь с тьмой. Но разум лишь еще больше сковывает паника.
Соберись! Возьми себя в руки, чертов придурок! Ты нужен ей!
Это стоит мне титанических усилий, но я рушу стены внутри себя и отмираю.
– Лисса, что с тобой? – почти кричу, слегка тряся ее за плечи.
Кожа девушки с каждой минутой приобретает синюшный оттенок.
– Черт возьми! Лисса, скажи, что мне сделать?
Я вижу, как нарастает беспокойство в ее прекрасных бездонных глазах. Она всеми силами пытается вздохнуть, но все тщетно.
По лбу катятся крупные капли пота. Ненависть к себе и незнанию захлестывает меня. И я вновь ощущаю темноту.
Что, черт возьми, мне сделать?
Из горла вырывается рык, и я прижимаю к себе Мелиссу.
Неожиданно раздается голос из прихожей:
– Мелисса, детка, ты дома? – голос женщины заставляет встать и броситься к ней за помощью.
Я выскакиваю из комнаты, оглядываясь на Лиссу.
При виде меня женщина хватается за сумочку, пытаясь что-то оттуда вытащить, но я хватаю ее в охапку и тащу в комнату. Мелисса полулежа сидит на кровати и держится за горло, все так же свистя при выдохе.
– Боже, детка!
Женщина кидается к ней, подкладывая подушку под голову. В то же мгновенье выбегает из комнаты и скрывается за дверью. Я ошарашено смотрю на Лиссу, не зная чем помочь.
Мать Лиссы входит с пластинкой каких-то таблеток и сует одну под язык. Затем распахивает окно, впуская больше свежего воздуха. Она подсаживается к Лиссе и принимается гладить ее по руке, мягко приговаривая утешительные слова.
Я стою, как истукан, не зная куда себя деть. Внутри роится чернота, подступая к горлу. Я закрываю глаза и размеренно дышу. Разум тут же переносит меня к океану, шуму волн, а затем я скатываюсь в глубокую зелень.
Спустя некоторое время Лисса очень тяжело, но дышит. Цвет кожи потихоньку восстанавливается и приобретает естественный оттенок.
Я обессилено присаживаюсь на стул, несильно дергая за волосы от пережитого стресса.
Что, черт возьми, это было? Я никогда не испытывал такого страха. Вкупе со своими проблемами.
– Парень, кто ты и как тебя зовут? – голос женщины заставляет сфокусироваться на ней.
Она сидит вполоборота и внимательно на меня смотрит.
– Дэвид Кроуфорд, – выдавливаю я, упираясь локтями в ноги. – Что это было?
– Приступ удушья, – глухо произносит она, оценивающе меня разглядывая. В ее взгляде читается беспокойство. И странно, но также я вижу шок. Сомневаюсь, что мать Лиссы испугалась за дочь. Женщина знала, что делать, и это помогло. Этот приступ был не впервые?
– Что вы ей дали?
Я обеспокоенно шарю глазами по лицу Лиссы, вновь находя ту девушку, которую встретил впервые. Ей явно становится лучше, но в глазах застыла огромная боль и печаль.
Приступ удушья похож на то, что испытываю я?
– Нитроглицерин, – отвечает она. – Он нейтрализует приступ.
Я киваю, запоминая длинное название, но надеюсь, оно никогда мне не пригодится.
В голове проносится первое воспоминание о Лиссе. Ее потерянность и отрешенность. Я ни разу не задумался: почему она была в больнице? Сам факт Мелиссы вытеснил эти мысли из головы. Она как дурман, окутавший мой разум.
Дурман и темнота. Дэвид, ты сходишь с ума.
– Кроуфорд… – словно пробуя на вкус мою фамилию, повторяет мать Мелиссы. – Кто твои родители?
Я выныриваю из своих мыслей, понимая, что сейчас ее интересую только я. Это разумно. Незнакомый парень сидит с ее дочерью. Одиночкой, как я понимаю.
Что мне нужно? Зачем я здесь? Кто я? Я бы тоже хотел знать ответы на эти вопросы.
– Элен и Николас Кроуфорд. – Я прищуриваюсь, внимательно наблюдая за реакцией. Она кажется весьма спокойной и невозмутимой, но на один миг мне кажется, что на лице вспыхивает тревога. – Вы знаете моих родителей?
– Нет, – спокойно произносит она и направляется к двери.
Перевожу взгляд на Мелиссу: она лежит на кровати и смотрит в потолок. После всего пережитого я должен бежать от неё, но почему мне хочется быть рядом?
Я встаю и подхожу к ней, дотрагиваясь до руки и поглаживая большим пальцем.
– Не надо, – еле слышно хрипит Лисса. Она слегка поворачивает голову и смотрит мне в глаза. – Не надо привязываться.
Какая же она упрямая! Но если бы все было так просто… Когда я рядом с ней, то ощущаю свет. И чувствую внутри такую огромную энергию, и она переполняет меня. Пожалуй, мне действительно не стоит привязываться, но… Внутри все раздирает от интереса.
– Лисса… – я хочу возразить, но ее пальцы касаются моих губ, останавливая.
Ее пальцы обжигают и мне нестерпимо хочется поцеловать их. В нос ударяет запах мыла, чистоты и чего-то еще притягательного.
– Дэвид, нет привязанностей – нет страданий.
Я не собираюсь молчать. Я не собираюсь оставлять ее. Мне хочется просто побыть рядом и проявить заботу. Черт возьми, так вообще возможно? У меня есть Бет, но сейчас это не кажется таким уж важным. Господи… Мне хочется, чтобы у меня была Лисса. Мне хочется постоянно чувствовать разливающийся внутри свет.
– Послушай, как бы не было больно, я хочу попробовать. Я хочу быть рядом. Знаю, что веду себя странно, мы почти не знакомы, но я хочу узнавать тебя. Быть частью твоей жизни. Просто дай мне шанс, – на одном дыхании произношу я.
– Нет, Дэвид, ты не понимаешь! Ты не знаешь, что говоришь. Ты будешь жалеть об этом. Я не хочу, чтобы ты привязывался и что-то чувствовал ко мне. Мне это не нужно, – с горечью в голосе выдавливает она и отворачивается к стене.
– Ты можешь закрыть глаза на то, что не хочешь видеть, но ты не сможешь закрыть сердце на то, что не хочешь чувствовать.
Я тяжело вздыхаю и поднимаюсь с кровати.
Лисса не говорит больше ни слова. Я выхожу в прихожую, прикрывая за собой дверь, и сталкиваюсь с ее матерью. Не желая с ней разговаривать, молча иду к выходу.
– Дэвид, дай ей время, – негромко говорит мать Лиссы. – Мелисса живет совершенно иной жизнью. Для девочки нестерпимо больно привязываться к людям. На ее столь короткую жизнь свалилось слишком много трудностей, и если ты готов быть опорой, то просто будь ей.
Слова женщины оглушают меня. Я не хочу оставлять Лиссу, но почему ее мать, ничего обо мне не зная, говорит все это?
В память неожиданно врезаются слова из песни:
«Она – все для меня: мечта,
Та мечта, что ждать не смел,
Песня, что никто не спел,
Она недосягаема…
Я себя верить в мифы заставлю,
Если это нужно, чтобы она стала явью.
Все, что мне нужно для осуществления мечты – это ещё одно оправдание».
Slipknot – Vermilon Pt.2
Я ударяю кулаком о дверь и разворачиваюсь. Женщина смотрит на меня с нежностью. Ее глаза блестят, и она утирает рукой непрошенные слезы.
– Как вас зовут? – любопытство распирает меня.
Почему она кажется мне знакомой?
– Елена Рэббит, – шепотом произносит она и с ужасом смотрит на меня.
Я пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь связанное с ней, но все тщетно. Я не знаю мать Лиссы. Возможно, я все придумываю…
– Миссис Рэббит, мне, пожалуй, пора, – я разворачиваюсь, открываю дверь и ухожу.
– Можно просто Елена, – доносится вслед.
Ноги несут меня прочь, а в груди разливается нестерпимая тяжесть. Я дотрагиваюсь до сердца, сжимая рубашку в кулаке. И только сейчас замечаю, что на мне до сих пор фартук. Срываю его одним движением и кидаю на землю. Руки взлетают к волосам, и я тяну их со всей силы.
– Наваждение какое-то!
Я перехожу на бег и несусь, что есть силы.
Глава 6
Мелисса
Приглушенные голоса мамы и Дэвида вызывают ворох мурашек.
Я аккуратно поднимаюсь на ноги, чувствуя привычные шумы в голове. Застыв на мгновение и вдохнув полной грудью, иду к окну. Теплый ветерок нежно ласкает лицо, успокаивая.
Он стал свидетелем приступа. Его испуганный взгляд до сих пор стоит перед глазами. Мне было страшно. Но его паника буквально смешалась с моей собственной.
Я качаю головой, пытаясь унять жестокие мысли.
Из прихожей доносится стук, и я вздрагиваю, закрывая глаза. Вдох-выдох.
Почему он нуждается во мне? Почему хочет быть рядом? Он не знает меня… Я – последнее, что ему нужно. Я…
Яростно распахнув глаза, стягиваю резинку и распускаю волосы. Мое бешеное сердце колотится, причиняя боль. Я накрываю его рукой и кружусь по комнате.
Мне хорошо. Это ничего, что больно. Это ничего, что хочется окунуться туда, где ты еще не была.
Но это не для тебя, Мелисса…
Я останавливаюсь и подхожу к ноутбуку. Экран загорается от прикосновения к тачпаду. Я нахожу плейлист с песнями Берди (Birdy – британская певица). Пролистав вниз, нахожу песню, которая так похожа на меня сейчас.
Дверь хлопает, и я понимаю, что он ушел. Рука зависает над кнопкой плей.
Это ничего, что ты отвергла его.
Медленнно киваю себе и нажимаю на кнопку. Комнату заполняет мелодия, и я отхожу в центр.
Ветер усиливается, терзая тюль.
Обхватываю себя руками и раскачиваюсь. Мягкий голос девушки проникает в сознание и душу. И я подпеваю.
Не хочу, чтобы мои слова тебя сломали,
Но больше мне не с кем поговорить.
Не могу понять, ты ли тот, в ком вся моя жизнь.
Не знаю, та ли я, кто тебе нужен?
Я не желаю ничего находить, я все потеряла.
Мне слишком страшно, что некого будет позвать.
Так нельзя ли нам притвориться,
Будто мы не скользим в бездну?
Birdy – Deep end
Одинокая слеза скатывается по щеке, и я позволяю ей упасть.
Это ничего, что с ним тебе легко.
Но это совершенно ничего не значит.
***
– Как думаешь, Миранда сдержит свое слово?
Мысли витают по всей комнате, и я не могу удержаться конкретно на одной. Мама ест мороженое ложкой прямиком из ведерка, сидя по-турецки на диване и рассуждая о работе.
Прошло несколько дней с тех пор, как Дэвид ушел. Мне хочется внушить себе, что так правильно – оттолкнуть его. Но я не могу заставить себя не думать о нем.
– Я так редко беру отгулы. Наверное, поэтому она ворчит. Привыкла к стабильности.
Мне нравится интерес Дэвида. Это невероятно манит. Роит множество вопросов: почему, что именно цепляет, как он на это реагирует? Но самый главный – разве во мне есть загадка?
– Дорогая. – Мама кладет руку на мою ногу и слегка сжимает. – Как ты? Последние дни ты много блуждаешь в себе. Дело в том парне, да?
Я концентрируюсь на ней, обдумывая ответ.
Мама – мой самый близкий человек. Мой друг. Пусть иногда мы вступаем в словесные баталии на тему моего здоровья, но я люблю ее от макушки до кончиков пальцев.
Я могу рассказать ей обо всем. Но Дэвид… это словно нечто иное…
– Ты в смятении, – начинает мама, отставляя мороженое на кофейный столик и придвигаясь ко мне ближе. – Дорогая, это нормально. Твоя жизнь особенная, как и ты сама. Но порой необходимо выбираться из скорлупы. Как бы не было страшно.
Она обнимает меня, поглаживая по волосам. Я растворяюсь в ее объятьях и запахе.
Дэвид свалился как снежный ком на голову. А я ненавижу зиму. Но его аура притягивает меня. Это необъяснимо. И похоже на шутку. Зачем ему сломанная вещь?
– Мелисса.
Мама обхватывает мой подбородок рукой и заставляет на нее посмотреть. Я знаю, что она прочтет в моих глазах. От мамы невозможно спрятаться.
– Дорогая, я бесконечно люблю тебя. – В ее глазах пылает огонь, он опаляет мои нервы, и я невольно поджимаю пальцы на ногах. – Но только тебе решать, как поступить с Дэвидом.
Имя на ее губах заполоняет меня, раздувается внутри, как воздушный шарик. Переизбыток эмоций – это тяжело. Я живу в спокойном, размеренном ритме. А Дэвид – цунами. Буквально накрывающий с головой. Боюсь, это разрушит мою тонко выстроенную жизнь. Не могу позволить себе этого.
– Однажды я сильно оступилась.
Я разворачиваюсь всем телом, внимательно глядя на маму.
– О чем ты?
Она смотрит вперед, но словно находится в другом месте. Я плотнее прижимаюсь к ней, чувствуя ускоряющееся сердцебиение. И начинаю считать. Это всегда успокаивает меня.
– Я была чуть моложе тебя, когда в мою дверь постучалась трагедия. – Она переводит на меня обеспокоенный взгляд, но я молчу. – Как видишь, сейчас все хорошо, но огромный пласт моей жизни буквально вырвали у меня из рук.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/anna-dav/melodiya-moego-serdca-70748458/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Анна Дав
Тип: электронная книга
Жанр: Современные любовные романы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 26.06.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Мелисса: