Главная страница | Ужасы | Непрощённый

Непрощённый
Сергей Блейк


Нравятся ли вам страшные городские легенды? Маркус, герой этого рассказа, от них без ума. Раз за разом он старается претворить ту или иную страшилку в жизнь – увы, тщетно. Но вот однажды его загадочный новый приятель рассказывает о некой кошмарной городской байке, что берёт начало непосредственно в их городе.Когда ужас зарождается так близко от родного дома, игры с потусторонним перестают быть простой забавой. Чтобы доказать свою храбрость, Маркус решается призвать ту, кто, по словам приятеля, якобы ответственна за бесследные исчезновения местных детей и подростков. Ведь городские легенды – всего лишь легенды, не так ли?Или же на сей раз заигрывание со зловещим станет для Маркуса фатальным?..





Сергей Блейк

Непрощённый



Маркус с начальных классов любил разного рода мистические истории и страшные городские легенды, но сколько бы ни пытался связаться с загробным миром, все его попытки ограничивались испугом и разочарованием после очередной неудачи.

Наверное, почти каждая страна может похвастать наличием страшилок, пропитанных определённым духом присущей её родному народу культуры, и сегодня, в эпоху Интернета, можно ознакомиться если не со всеми ими, то как минимум с наиболее популярными. Маркус такой возможности не упускает и время от времени берёт на заметку что-нибудь интересное и применимое к реалиям его города, а потом, в одиночку или с друзьями, испытывает. Конечно, в первые разы заниматься этим было намного страшнее. Особенно когда вместе с подругой они вызывали Пиковую даму.

Тогда им было по двенадцать лет, в головах не было места атеизму или агностицизму, и каждый шорох в ночи или неправильной формы тень, падающая на стену, сподвигали их воображение нашёптывать о присутствии рядом чего-то сверхъестественного, пришедшего за ними со злобным умыслом. Закончился обряд вызова тем, что ребята заметили в зеркале какое-то движение (Маркус потом долго убеждал и себя, и подругу в том, что это было лишь отражение одного из них или какого-то предмета в окне), завопили, потушили свечи и включили свет во всей квартире. Девочка после этого зареклась больше никогда и ни за что не заниматься ничем подобным, а Маркус, хоть потом и боялся около месяца подходить к зеркалам, интереса не утратил.

«Кровавая Мэри», «Женщина с разрезанным ртом», «Лифт в другой мир» (правда, сценарий этой легенды он смог обыграть только в Санкт-Петербурге, когда был в гостях у родственников), «Тэк-тэк», «Кэндимэн» (пусть эта история была выдумана писателем и широкую известность получила благодаря экранизации, она настолько впечатлила Маркуса, что после просмотра он решил испытать себя: а вдруг?) – всё это и многое другое он испробовал на собственной шкуре (в случае с упомянутыми японскими страшилками – поздней ночью гулял по безлюдным проулкам, ожидая услышать сущностей за спиной). Однако, к сожалению или счастью, каждый раз оставался без внимания со стороны ужасающих персонажей.

Ещё около года назад Маркус, краем уха слушая по телевизору новость о похищениях людей с целью сбыта их внутренних органов на чёрный рынок, силился вспомнить какую-нибудь пугающую байку, зародившуюся в родных окрестностях, но, как ни напрягал извилины, ничего подобного припомнить не мог.

На прошлой же неделе приятель, с которым он познакомился не так давно, но уже успел заразить его тягой к увлечению паранормальным, по телефону сообщил о касающейся непосредственно их города жуткой истории. Однако все подробности пообещал раскрыть только по пути к месту, что являло собой эпицентр легенды.

Маркус охотно согласился. И сегодня вечером ему предстояло побывать в этом месте.



За их спинами закрылись двери тарахтящего автобуса, который, набрав в себя четырёх людей, укатил к следующей остановке, вскоре скрывшись за поворотом. Маркус со своим приятелем Виталием по диагонали пересекли поляну и вышли на узенькую глинистую (благо в такую погоду засохшую) дорогу, по обе стороны от которой росли сорняки, кусты да возвышались деревья. Далеко впереди виднелись деревянные частные дома с пристроенными к ним однотипными гаражами – по всей видимости, там начиналась жилая улица. И действительно, где-то через две-три сотни метров глинистая дорожка грязным ручьём влилась в дорогу пошире – асфальтированная, та в правую сторону простиралась куда-то вдаль, скрывая часть за плавным поворотом, левой же стороной обрываясь выходом в поле. Маркус подумал, что, пусть с трудом, по улице могли параллельно друг другу проехать два легковых автомобиля – правда, для этого водителям наверняка пришлось бы постараться, чтобы не съехать в кювет.

Близился конец августа, однако жара не торопилась сдавать обороты, поэтому даже в семь вечера температура на улице не опустилась ниже двадцати трёх градусов.

– Надо было взять с собой воду. Или в магазин заскочить, – захныкал Виталий, прочистив горло. На его однотонной светло-синей футболке в зоне подмышек виднелись пятна пота. Потрёпанный низ синих джинсов гармонично перетекал в столь же потрёпанный верх бело-синих кроссовок.

– Поздно метаться, – ответил Маркус, выпивший перед выходом два стакана воды и потому, к своему счастью, в этот момент совсем не ощущающий жажды. Даже несмотря на то, что был одет во всё чёрное: футболку, джинсы и кеды. Он осматривал дома, пронумерованные первыми числами, но старался не вглядываться внутрь сквозь окна. – Чем жаловаться, лучше бы рассказал, куда мы идём. К кому-то в гости?

– Не жалуюсь я! – возмутился Виталий. – Ладно, теперь можно рассказать. Только знай: всё это я услышал от других людей, и если в этой истории тебе что-то покажется глупым, смешным или неправдоподобным – все вопросы не ко мне. Я, конечно, могу где-то что-то перепутать, упустить какую-нибудь деталь или…

– Ладно, ладно. Рассказывай уже давай.

– Вечно ты такой нетерпеливый, – буркнул Виталий, но Маркус на его замечание лишь пожал плечами. – И нет, мы не в гости идём. Там, за поворотом, – вытянул он руку с выставленным вперёд указательным пальцем, – мы свернём на другую улицу. Она коротенькая и, в общем-то, нам не нужна. Но она выведет на тропу. Та тропа разделится на две – вторая свернёт к озеру в паре километрах от развилки, но мы продолжим идти по основной. А что до того, о чём хочу рассказать… В общем, слышал же, как в последнее время в нашем городе пропадает ребятня? Или, может, в газетах читал?

Маркус ненадолго задумался, приподняв голову и смотря в небо, сильно жмурясь от лучей ещё не скрывшегося за линией горизонта солнца. Да, он вспомнил, как в школе, во время одной из перемен, двое учительниц с озабоченностью на физиономиях обсуждали исчезновение какого-то младшеклассника, который, как Маркус понял из разговора (однако не подавая виду, что разбирает буквально каждое слово), приходился племянником одной из них. А позднее, через несколько месяцев, прочитал в газете о пропаже подростка, ранее проживавшего в двух кварталах от его дома.

– Допустим, слышал. Было два случая.

– Не два, а целых пять, – поправил его Виталий, и одна бровь Маркуса поползла кверху. – Но не суть. Значит, слушай дальше. Было это совсем недавно, полгода назад или около того. То есть началось-то всё раньше, больше года назад, но… как бы сказать…

– То, что положило начало самой легенде, произошло полгода назад?

– Да, точно. Так вот, начну с самого начала. – Подросток, звучно хлопнув в ладони, откашлялся. – Какая-то мамаша, в погоне за счастливой и красивой жизнью, спихнула в детский дом осточертевшую ей дочь-инвалидку и со своим любовником свинтила куда-то за границу. Штука в том, что у девочки был дэ-цэ-пэ нижней половины тела – или что-то в этом духе, – да ещё и сильное искривление позвоночника, поэтому она практически всегда передвигалась на старой инвалидной коляске. Вдобавок к этому ещё и глухонемой была, представляешь? Уж не знаю, как и на каких основаниях её приняли. В общем-то, если верить слухам, мамаша её терпеть не могла, постоянно оскорбляла и мучила.

– Даже так?

– Но и в детском доме ей легче не стало. Даже наоборот. Зная, что она, подобно остальным в доме, никому за пределам его стен не нужна, над ней издевались как хотели. Все издевались. Дети – потому что она не могла дать сдачи или пожаловаться, воспитатели – потому что для них она была обузой и отличной мишенью для выплеска усталости и злобы. Такое вот у нас поганое общество.

– Это нормально. Так было всегда.

Вскоре они свернули на улицу, которую упомянул Виталий, и первое, что пришло в голову Маркусу при виде её: она действительно коротенькая. «Наверное, её проложили просто для того, чтобы позволить здешним людям пройти к озеру по-быстрому, не наворачивая лишних километров. Потому что длина из пяти или шести небольших изб – совсем несерьёзно. Да и дорога, – он посмотрел под ноги, – опять – сплошная глина».

Следом они вышли на тропу, уже пошире той, по которой шагали, как только выпрыгнули из автобуса. Развилка, вопреки опасениям Маркуса, оказалась не так далеко.

– Значит, нам продолжать топать по прямой? – спросил он, смотря вправо – туда, где по идее должно располагаться озеро, которого за холмами и высокими елями совершенно не было видно.

– Именно, – выдохнул Виталий, явно уже задыхаясь от духоты и достаточно долгого пути.

Маркус посмотрел на него с сочувствием. Хотел было как-нибудь подбодрить, но одёрнул себя: всё-таки тот не только знал, в какую даль тащиться, да ещё и не предупредил его самого.

Но вот где-то через полкилометра тропа пошла на подъём, примерно через сотню метров за которым по левую руку показался встречающий своей боковой стеной двухэтажный тёмно-зелёный дом с плоской крышей. Старинный с виду, он был обшит деревянной вагонкой, краска поверх которой, похоже, давно выцвела. Молочно-белые прямоугольные оконные рамы обветшали, стёкла в них – что было заметно даже издали – словно годами не знали чистой воды и моющего средства. Окон на боковой стене, кстати, было шесть – по три на этаж. Пройдя ещё немного вперёд, ребята могли обозреть парадную часть дома: тот же бедненький вид, только окон – в два раза больше, а снизу по центру – широкое четырёх- или пятиступенчатое крыльцо с треугольным навесом, обложенным светло-коричневой черепицей, и двойные двери.

Здание было ограждено высоким забором из сетки-рабицы, по внешнему периметру рядом с которым в радиусе около полуметра резко обрывалась любая растительность и живность, будь то трава, деревья или птицы – только голая земля. Будто бы странным образом всё равномерно выгорело. Во дворе, однако, дело обстояло ещё хуже: лишённая всякой растительности земля охватывала всю площадь.

Вот и вход у ворот, напротив которого и остановились двое юношей. Тропа же, по которой они пришли, немногим дальше сливалась с далеко простирающимся полем, поросшим высоким пыреем.

– Мы на месте, – провозгласил Виталий. Глаза его заблестели, а внешних проявлений усталости как не бывало.

– Это тот самый детдом?

– Да. Только прежде чем входить, давай дорасскажу. – Маркус согласно кивнул, и тот заговорил, стараясь придать голосу загадочности и волнения. – Девочке всего двенадцать лет было – тот возраст, когда им хочется по-настоящему любить, гулять с подругами, путешествовать, мечтать, балдеть от кумиров. Но вместо любви – над ней издевались и морили голодом, вместо путешествий у неё были кровать да инвалидная коляска. На самом деле до поры до времени ходить она умела. С большим трудом, на совсем малые расстояния, но умела. А в детдоме ей, говорят, раздробили кости на обеих ногах, чтобы она не сбежала оттуда. В неё бросались камнями, обливали кипятком, сталкивали с лестницы второго этажа, привязывали на дни и даже недели к кровати, били кулаками и ногами. А чтобы продлить мучения и не позволить совсем уж быстро скончаться, раз в сутки подкармливали остатками пищи, давали немного воды и пичкали лекарствами. Одна из воспитательниц отличалась крайним садизмом и однажды для своих воспитанников придумала такую игру: кто с другого конца комнаты попадёт дротиком для дартса девочке в глаз, тот получит несколько сотен рублей и сможет накупить себе вкусностей. Из двадцати шести воспитанников только семеро отказались в этом участвовать. Каждому из согласившихся была дана одна попытка, и первые несколько человек промахивались – кто в стену попадал, кто – в плечо, шею, грудь, щеку. И всё это время девочка только постанывала. Когда же острие дротика таки пробило ей глазное яблоко, она закричала так, что одному, самому младшему, стало плохо, и он чуть не потерял сознание. Позже я прочитал, что проколоть глаз совсем не больно. Но она кричала.

– Ну, знаешь, – Маркус, посмотрев на ровесника, нахмурился, – когда осознаёшь, что тебя, скорее всего, лишили глаза… Тем более когда ты ещё ребёнок… И после всех издевательств…

Не моргая, молча смотря тому прямо в глаза, Виталий сглотнул. Пожал плечами.

– Может быть, – тихо ответил он после долгой паузы. – А ещё я знаю, что зрачок – это отверстие в глазу, и сужается и расширяется оно за счёт сокращения мышц радужной оболочки. Наверное, тому, кому не было больно при пробивании глаза, инородное тело попало в зрачок. А девочке дротик мог воткнуться именно в радужку.

Разодетый во всё чёрное юноша недоверчиво скривил физиономию.

– Зрачок – отверстие? Ты уверен?

– Вполне.

– Ого… – Маркус присвистнул. – Кажется, мне ещё предстоит это осознать. Но… Почему же девочка оставалась на одном месте, когда в неё кидались дротиками? Почему она не могла выехать из комнаты? Или её сняли с коляски и просто посадили на пол?

– Да нет, – помотал головой Виталий. – Перед экзекуцией воспитательница ей что-то нашептала. Наверное, запугала.

– Хм…

Обожатель городских баек снова повернулся лицом к дому.

– Так вот, – продолжил Виталий. – Выигравший – тот, кто пробил девочке глаз – купил несколько килограммов леденцов и поделил на девятнадцатерых. А девочке-инвалидке, когда та уже лежала на кровати, засунул леденец в глазное отверстие. Прямо в кашицу под верхним веком, оставшуюся вместо глаза. И абсолютно никакого сопротивления не получил, потому что она была связана по рукам. Правда, даже больная на голову воспитательница этого не одобрила и вынула конфету. Но наказывать выродка не стала.

– Был её любимчиком?

– Кто ж знает?

Маркус попытался представить: каково этого, когда стальная игла пробивает глазное яблоко и остаётся в нём, и, невольно зажмурившись, кончиками пальцев потёр веко правого глаза. А когда вообразил, как маленькая конфета проникает в глазницу, его замутило.

– А ты не преувеличиваешь? – спросил он настороженно.

– Звучит дико, понимаю, – ответил Виталий, теперь осматривая окна. – Но пересказываю то, что услышал. Самому не хочется верить, что люди, тем более наши ровесники и дети могут быть настолько жестокими. Но ты ведь понимаешь: только дай нам волю…

Маркус о чём-то задумался, повернув голову и смотря в ту сторону, откуда они пришли. Увидел вдалеке силуэт человека – судя по фигуре, длинным волосам и походке, женщину, по тропинке взбирающуюся на холм. Но только спустя несколько секунд сообразил, что было в этом нечто странное.

– Слушай…

– А? – Виталий перевёл взгляд с одного из окон второго этажа на ровесника.

– Здесь, поблизости, ведь нет жилых домов, магазинов или ещё чего, помимо этого детдома?

– Нет. А чего спрашиваешь?

– Тогда куда идёт эта женщина? – Маркус кивнул в её сторону.

– Какая ещё женщина? – Виталий проследил за его взглядом и, увидев её, на не шутку перепугался. – Твою ж… как думаешь, она видит нас?

– Если не слепая, то конечно видит! Сваливаем отсюда скорее!

Виталий рванул вдоль забора, Маркус – за ним. Обогнули его и по диагонали – так, чтобы их не увидели, – побежали в поле.

– Ложись в траву, – через плечо шикнул Виталий.

– Что?

– В траву ложись! – повторил он громче, сам плюхнулся пластом и, перебирая руками, неуклюже развернулся к дому лицом.

Маркус, чуть не споткнувшись о его ногу, свалился сначала на колени и только затем – плашмя. После чего, плечом встретившись с кроссовкой Виталия, так же поменял положение на сто восемьдесят градусов.

– Слушай, а может, стоило подальше отбежать? – шёпотом спросил он.

– Нет. В самый раз, – ответил Виталий. – Давай отползём левее, чтобы видеть тётку.

– Давай, – согласился тот.

И, приминая траву к земле, они переместились туда, откуда им открывался обзор на тропу и вход во двор детского дома.

– Идёт, – прошептал Маркус.

Расстояние и сгущающиеся сумерки не позволяли им рассмотреть лицо – только общие черты. Женщина выглядела болезненно худощавой, в длинном чёрном безрукавном платье свободного кроя, подол которого касался носков чёрных же туфель (балеток, как можно было догадаться по её свободной походке). Кожа бледная, а пышные, свисающие на плечи каштановые волосы дотягивались примерно до низа грудной клетки. В руке – небольшая сумка, на вид – из натуральной кожи либо кожзаменителя.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/sergey-bleyk-33048433/neproschennyy-70747348/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.