Главная страница | Современная зарубежная литература | Девять царств. Госпожа Жемчужина

Девять царств. Госпожа Жемчужина
Сяо Жусэ
Девять царств / Новоландия #1Хиты Китая. Фэнтези
Во времена правления династии Великой Чжэн в океанах мира Девяти Царств обитали русалки, чьи слезы превращались в чудесный жемчуг. Жители морского побережья облагались тяжелым налогом на жемчуг. Чтобы его уплатить, юная Хайши, жившая в прибрежной деревне Юй, лишилась отца и едва не погибла сама. Но в самый страшный момент своей жизни она встретила Фан Чжу, советника императора. Девочка стала его воспитанницей. Повзрослев, девушка влюбилась в советника императора – как думала Хайши, безответно.
После подавления восстания предателя Фан Чжу помог императору вывести царство из кризиса и воспитал из Хайши прекрасного воина. Однажды девушка оказалась во дворце, и ее жизнь навсегда изменилась…
Как сложатся судьбы этих людей и какую роль в этих событиях сыграют слезы русалок?

Сяо Жусэ
Девять царств. Госпожа Жемчужина





Лицо, что молнии подобно,
Весь вид теперь как будто смерч.
Траву покрыл искристый иней,
Сменяет день луна.
И вот уж осень, жизни миг
Пронесся ветром, вихрем.
Все мудрецы былых веков —
Ну где же ныне вы?
Великий человек – тот журавлем
Отправится на Небо.
А низкий человек
Червем уйдет под землю.
Величия Гуань-цзы ли достигнем?
И вознесет ли нас на Небеса
Гусь белокрылый, что впряжен
В святые облака?[1 - Ли Бо «Лицо, что молнии подобно» (из цикла «Дух старины»), перевод Ксении Назаровой.]

Глава 1
Лицо, что молнии подобно,
Весь вид теперь как будто смерч[2 - Ли Бо «Лицо, что молнии подобно» (из цикла «Дух старины»), перевод Ксении Назаровой.]
Ловцы жемчуга, следуя за попутным ветром, вышли на лодке из порта два дня назад. Была ранняя осень. Золотые лучи солнца ярко светили, ослепляя Хайши так, что она не могла открыть глаза.
Отец сидел на борту лодки, прижимая дочку к себе:
– Хайши, ты запомнила, чему я тебя учил?
– Да, отец.
Девочка по имени Хайши старательно закивала, похлопав по веревке, опоясывающей ее. Отец впервые взял дочь в море ловить жемчуг, и она накрепко запомнила все его наставления:
– Как только спущусь под воду и увижу красивую девушку, то возьму ее за руку и потяну наверх. Она даст нам так много жемчуга, что мы сможем оплатить налог императору за этот год.
Девочке было всего около семи или восьми. Сбросив куртку, она обнажила смуглое худенькое тельце. Кончики ее волос выгорели на солнце и затвердели от морской соли. Она была очень похожа на мальчика, и только по тоненькому голоску становилось понятно, что это была еще совсем маленькая девочка:
– Отец, дядюшка Цзинь, дядюшка Чжу, я спускаюсь!
Внезапно отец, опаленный жарким солнцем, нахмурился:
– Хайши, тебе страшно?
Девочка звонко рассмеялась. Она сделала глубокий вдох и нырнула в море, подняв множество сияющих, как расплавленное золото, брызг. Опоясывающая ее веревка скользнула в воду, словно рыбка.
Отец стоял на коленях у края лодки и крепко держал веревку, другой конец которой был обвязан вокруг талии Хайши. Спустя некоторое время девочка, как договаривались, схватилась за веревку и потянула ее, давая знак отцу опустить ее поглубже. Но мужчина, сомневаясь, продолжал натягивать. Дядюшка Цзинь, не говоря ни слова, присел рядом и, протянув руку, похлопал его по плечу. Какое-то время они помолчали, и он опять похлопал его, но уже сильнее. Сделав над собой усилие, отец ослабил хватку, и веревка тотчас же погрузилась глубже под воду. Он упал на дно лодки, будто все силы покинули его. Спустя какое-то время отец тихо пробормотал:
– Мать Хайши даже не знает, что я взял с собой дочь в Акулье море. Она точно возненавидит меня…
– Я не хотел говорить тебе раньше, но за день до того, как мы вышли в море, в деревню Сиюй пришли за жемчужным налогом. Жителям не хватало всего лишь полшена[3 - Шэн (кит. ?) – единица измерения объема для сыпучих и жидких тел, равная 1,04 литра. (Здесь и далее – прим. перев. и ред.; далее меры измерения длины и веса см. на стр. 734.)], но за это солдаты спалили дотла всю деревню. Они связали якорной цепью мужчин, женщин, стариков и детей… Сказали, что осенью продадут их в рабство варварам на рынке в царстве Хань… Этот жемчужный налог такой… такой тяжелый… Проклятье, в этом году жемчуга слишком мало. А иначе разве мы смогли б девчонку-то… – запинаясь пробормотал дядюшка Цзинь, не решаясь закончить фразу.
– Когда Хайши вместе с русалкой поднимутся на поверхность… давай это сделаю я? Ты не сможешь. Мать Хайши тебе этого не простит, – нерешительно произнес дядюшка Чжу.
– Кто бы из вас двоих это ни сделал, я буду ненавидеть его всю оставшуюся жизнь. Хайши – моя родная дочь. Я не хочу в будущем причинить вам вред… Я сам сделаю это, сам… – с застывшим взглядом проговорил отец и уткнулся лицом в колени. Его голос становился все тише, плавно переходя во всхлипывания.
Дядюшка Цзинь и дядюшка Чжу отвернулись, не осмеливаясь смотреть на мужчину, изможденного за много лет тяжелой жизни в морской деревне.
Над ними стремительно пролетела чернохвостая чайка. Водную гладь окутала пелена тумана. Безбрежное море уходило в бескрайнюю даль.
Несмотря на то что этот мир тысячи раз менялся, люди то умирали от голода, то наслаждались жизнью, вокруг этого материка всегда существовало равнодушное к мирской суете безбрежное море. Не имея границ, оно простиралось во все стороны света. Оно было намного долговечнее любого государства и любой правящей династии.
Маленькая, словно капля в море, лодка покачивала на волнах троих одетых в лохмотья ловцов жемчуга, которые были убиты горем. Может, когда-нибудь синее море высохнет и на его месте разобьют тутовые плантации, но эти трое, будучи лишь крошечными частичками во вселенной, уже никогда этого не увидят. Их страдания, как и печали всех простых людей в этом мире, бесследно исчезнут в тишине равнодушной морской пучины.

На востоке Царства Юэ, в водах безбрежного Южного океана, находилось Акулье море, которое простиралось на сотню ли. Там, будто рыбы в воде, жили русалки нага, слезы которых превращались в жемчуг. Русалок охраняли акулы. Почуяв запах крови, они становились беспощадны и с легкостью могли уничтожить небольшую лодку. Император Сюй любил жемчуг, поэтому провинциальные чины, стремясь польстить правителю, собирали драгоценные бусины с ловцов жемчуга. Когда же их количества не хватало для уплаты налога, ловцы брали своих детей в море и, опоясав их веревками, опускали на глубину, чтобы те нашли русалок и привели их за собой на поверхность. Тогда детей убивали прямо на глазах у морского народа. Их душили, чтобы запах детской крови не привлек акул. Русалки нага были очень добрыми и чувствительными. Они плакали, а их слезы на ветру превращались в жемчуг, даря лучик надежды в беспросветной тьме.
    «Книга Чжи[4 - Книга Чжи (кит. ??) – древнекитайская книга предсказаний бедствий и катастроф.] Жены и наложницы императора Мать императора Хуанъи»
Тысячи огоньков, сияющих изумрудным и лазурным цветом, сплетались между собой, бурля в темноте. Подняв голову, можно было увидеть, как тонкие лучи солнечного света причудливо и беспорядочно проникают сквозь водную рябь. Хайши нащупала кожаный мешочек на груди и, поднеся его ко рту, сделала вдох, медленно выдохнув пузырьки. Засверкав, они начали подниматься вверх, постепенно превращаясь в мерцающее сияние. А Хайши опустилась еще глубже в темноту.

Когда люди тонут, они обычно опускаются на самое дно, прижимаясь к камням. Хайши знала, что это происходило потому, что на морском дне был свет, вот несчастные и стремились к нему, крепко ухватившись за что-то и не желая отпускать. Постепенно тьма рассеялась, и Хайши поняла, что она почти на месте. Продолжая плыть к свету, девочка коснулась пальцами ног мягкого белого песка.
Девочка будто спустилась с небес, шагнув на землю в совсем другом мире. Морская бездна не пропускала никаких звуков извне, и вокруг был слышен лишь шепот океана. Таинственное сияние то отдалялось, то приближалось. Сновали косяки рыб, рыбы сновали между кораллов, а водоросли трепетали, словно ивы. Среди ослепительно-белых и агатово-красных ветвей кораллов Хайши заметила несколько веточек необыкновенного цвета и удивилась: неужели существуют кораллы темно-синего цвета?
Осторожно обогнув коралловые рифы, Хайши удивленно открыла рот и чуть не задохнулась.
То, что она приняла за трепещущие ветви коралла, оказалось длинными темно-синими волосами девушки. Она лежала среди кораллов и, томно подняв руки, сплетала шелковые нити лазурно-голубого цвета, которые вытаскивала кончиками пальцев из морской воды. Девушка вытягивала лазурные нити основы одну за другой и соединяла их с уточной нитью[5 - Уточная нить – это система нитей, которые в ткани располагаются поперек длины куска, проходя от одной кромки к другой.] голубого цвета, сплетая почти невидимое и невесомое узорчатое полотно. Она делала это так изящно и грациозно, будто ей это не стоило никаких усилий.
«Это та самая девушка, которая может дать нам жемчуг? Это о ней говорил отец?» – подумала Хайши.
Соединив ноги, девочка резко оттолкнулась от камня, поплыла к удивившейся девушке, и, радостно открывая рот, выпустила пузырьки, будто маленький морской зверек. Казалось, таинственная девушка очарована ею. Она протянула к ней прекрасные пальцы, между которыми виднелись полупрозрачные кристально-голубые перепонки, и погладила короткие волосы Хайши.
В кожаном мешочке, который висел на груди у девочки, оставалось совсем немного воздуха, поэтому она не мешкая схватила русалку за руку и, оттолкнувшись ногами ото дна, поплыла наверх. Девушка была изящной и гибкой, поэтому Хайши не представляло никакого труда потянуть ее за собой. Она кружилась вокруг девушки, с восхищением глядя на нее. Той же все это казалось очень забавным, поэтому она тоже начала кружиться вокруг Хайши. Так, с задором играя в игру, правила которой были понятны лишь им двоим, они продвигались к поверхности моря. Иногда веревка, которой была опоясана Хайши, пыталась опутать девушку, но та тотчас замечала это и, слегка покачивая талией, стремительно поднималась повыше, уворачиваясь от нее. Постепенно они покидали окутанную тяжелым, черным бархатом морскую пучину, в темноте которой иногда хаотично вспыхивали огоньки. Вдруг один из этих огоньков замерцал совсем рядом. Приблизившись к нему, Хайши с интересом пригляделась, пытаясь понять, что же это такое. Огонек оказался чудной рыбкой, над головой которой висел фонарик. Увидев девочку, рыбка испугалась, быстро развернулась и уплыла. Хайши уже хотела поймать диковинку, однако русалка остановила ее. Вероятно, чтобы успокоить, девушка подняла руки перед собой, показывая, что не хочет навредить девочке, и вдруг вокруг нее неспешно загорелся жемчужный ореол. Многочисленные чудные рыбки, мерцая, словно светлячки, большим косяком окружили их со всех сторон, очаровывая своим сиянием. В конце концов, Хайши была всего лишь ребенком. Она сразу же забыла о том, что хотела поймать рыбку, и, широко открыв глаза, с восхищением любовалась этим зрелищем.
Солнечный свет пронизал морские волны и окрасил окружающую их черную пучину в лазурный цвет. Одной рукой Хайши держала девушку, а другой, цепляясь за веревку, опоясывающую талию, помогала себе плыть наверх. Наконец, почувствовав легкость, она с плеском вынырнула на поверхность воды.
– Отец, отец! – закричала Хайши, махая рукой.
Мужчина, схватив ее за подмышки, поднял на лодку. Девочке стало щекотно, и, свернувшись калачиком в отцовских объятьях, она захихикала. Вдруг она почувствовала, как пара горячих капель упала ей на лицо. Не дожидаясь, пока Хайши повернется, отец внезапно схватил ее за тонкую шею. Девочке было больно, она снова закричала:
– Отец! Отец!
Но отец не отвечал, а лишь еще сильнее сжимал руки, почти приподнимая ее маленькое тельце над лодкой. Девочка уже не могла кричать и лишь слабо хрипела. Хайши вырывалась, пытаясь обеими руками оторвать от себя худые руки отца, но у нее не получалось. В ушах раздался слабый гул, напоминающий шум моря, который можно услышать, если приложить к уху морскую раковину. Тот гул смешался с нечеткими звуками отцовского голоса:
– Хайши, Хайши, ты умная девочка… Тебе не надо возвращаться в деревню… Каждый год я буду делать тебе подношения на Цинмин…[6 - Цинмин – традиционный китайский праздник поминовения усопших, отмечается на 104-й днь после зимнего солнцестояния (обычно выпадает в период с 4 по 6 апреля). В этот день принято оставлять на могилах подношения из еды, а также сжигать особые жертвенные деньги, чтобы умерший ни в чем не нуждался на том свете.] Я не оставлю тебя в том мире голодной…
«Я умираю?» – подумала девочка.
Отец, который всегда больше всех на свете любил ее, сейчас хочет ее смерти? Но если это правда, то почему он сам задыхается от слез?
Собрав все оставшиеся силы, Хайши вывернулась и сильно укусила отца за руку. Горячая и соленая, с привкусом железа, кровь брызнула ей в рот. Его руки вдруг ослабли, и Хайши, кашляя, упала на дно лодки. Она не заметила, как дядюшка Чжу и дядюшка Цзинь прыгнули в море, но сквозь слезы увидела, что они собирали что-то около таинственной девушки, то ныряя под воду, то поднимаясь на поверхность.
Девушка!
Она взволнованно смотрела на Хайши, то погружаясь с головой под воду, то вновь всплывая. Из ее темно-синих глаз текли слезы. Они ярко сияли на ветру и, превращаясь в жемчужины, падали в воду одна за другой, после чего тут же тонули. Но, даже погрузившись на глубину в один-два чи, они все равно распространяли драгоценное сияние. Хайши родилась в семье ловцов жемчуга, но никогда не видела жемчуг такого высокого качества. Дядюшка Чжу и дядюшка Цзинь с восторгом ныряли под воду, собирая крупные жемчужины, которые некогда были всего лишь слезинками.
Никто не обращал внимания на отца, который с безжизненным выражением лица замер на носу лодки, уставившись на какую-то точку в море. На его грубых и сильных худых руках виднелась темно-багровая рана от укуса Хайши, из которой сочилась кровь.
Кап, кап…
Он посмотрел на капли крови, которые, падая в море, бесследно растворялись в воде. С неизведанных морских глубин начал медленно распространяться слабый запах рыбы. Что-то темное заклокотало под спокойной гладью лазурной воды.
Шум привлек внимание дядюшки Цзиня. Он поднял голову и тотчас изменился в лице. Вдали, под чистым спокойным небом, ни с того ни с сего поднялись огромные волны. Вода клокотала уже повсюду. Белая бурлящая пена быстро окружала их со всех сторон, а в волнах смутно виднелись десятки серо-стальных плавников, которые нельзя было перепутать ни с чем другим.
Это море называлось Акульим.

Огромная волна стремительно приближалась к ним. Она была уже совсем рядом, как вдруг замедлилась. Поднявшись изумрудной стеной, волна начала расти прямо на глазах, закрывая собой солнце.
– Отец! Отец! – пронзительно закричала Хайши, бросившись к отцу, чье лицо посерело от испуга. Вздрогнув, мужчина пришел в себя. Его глаза опухли от слез. Он пошевелил сухими, потрескавшимися губами, будто хотел ей что-то сказать. В этот момент гигантская волна высотой в два-три человеческих роста обрушилась вниз, накрыв лодку. У девочки потемнело в глазах, а уши пронзил громкий резкий звук.
Хайши не знала, как долго она пролежала с закрытыми глазами, но, придя в себя, поняла, что волна унесла ее отца и дядюшек куда-то далеко в море. Запрокинув голову, девочка увидела мутно-зеленое море, похожее на небо из какой-то другой вселенной, и обломки их лодки, которые были разбросаны повсюду. Вдруг огромная тень начала подниматься прямо со дна моря. Вырвавшись на поверхность со множеством брызг, она снова ушла под воду и пронеслась совсем рядом с Хайши. А затем погрузилась в темную морскую пучину. Среди пены в воде девочка все-таки смогла разглядеть эту тень. По мелькнувшей гладкой коже серо-стального цвета Хайши поняла, что это была длинная – длиннее, чем лодка ловцов жемчуга, – акула.
Тут же что-то еще с плеском упало в воду, пролетев прямо перед лицом девочки.
Оно перевернулось. Хайши пронзительно закричала, чуть не упав в воду.
Это было тело ее отца, однако от него осталась лишь половина.
Маленькая девочка храбро бросилась в воду, изо всех сил стараясь поймать тонущее тело отца, за которым по воде растекался кровавый след. Позади нее вновь приглушенно заклокотало море. Должно быть, это акулы, почуяв запах крови, приплыли за новой жертвой. Хайши стиснула зубы и обернулась. Вдали действительно виднелось три акулы! Море заклокотало еще сильнее, кровожадные чудовища приближались. От испуга и отчаяния Хайши заплакала. Слезы брызнули из ее глаз, бесследно исчезая в морской воде. Ее бросило в дрожь.
Девочке наконец удалось выплыть на поверхность. Она тяжело дышала. Бежать было некуда. Повсюду было лишь бескрайнее море и недосягаемое небо. Ей не на кого было положиться и неоткуда было ждать спасения.
Крепко обняв тело отца, Хайши зажмурилась.
Клокочущее море постепенно успокоилось.
Спустя какое-то время девочка в недоумении открыла глаза и, собравшись с духом, опустила голову под воду. В темно-синей глубине мерцал белый свет. Прекрасная девушка, волосы которой развевались, словно морские водоросли, вытянула руку, преграждая путь пяти или шести акулам. Свирепые хищники, полностью подчинившись белому свету, исходящему из ее руки, уплыли прочь. Море постепенно успокаивалось, медленно забирая на дно оставшиеся обломки лодки и лоскуты одежды.
Только тогда Хайши поняла, что совсем выбилась из сил. Она дрожала, а левая рука, которой малышка цеплялась за тело отца, онемела. Девочка перестала бороться и снова закрыла глаза. Ее обмякшее тело пошло ко дну.

Хайши постепенно пришла в себя. Какое-то время ей казалось, что она все еще лежит в лодке ловцов жемчуга. Ее глаза были закрыты, но она все равно ясно слышала вздымающиеся волны и чувствовала теплые солнечные лучи, ласкающие ее лицо. Однако через мгновение Хайши пронзила тупая боль от ссадин и ушибов. Мышцы ломило от усталости, а голова раскалывалась.
Девочка нахмурилась и открыла глаза.
Ее взору предстало бескрайнее море и серо-стальной плавник, вздымающийся будто флаг. Хайши испугалась. Она поняла, что почему-то лежит на спине акулы, которая как раз собирается уйти под воду! Девочка хотела спрыгнуть с нее. Она вырывалась и кричала, захлебываясь водой, но кто-то крепко держал ее за талию. Вдруг акула снова вынырнула на поверхность. Девочка немного успокоилась и, опустив голову, посмотрела на руки, которые обхватили ее сзади. Между пальцами виднелись полупрозрачные, кристально-голубые перепонки.
Это была та девушка. Наконец Хайши смогла рассмотреть ее при солнечном свете. У нее были заостренные тонкие ушки, гладкая и влажная кожа, темно-синие вьющиеся волосы и такие же темно-синие глаза, в которых совсем не было белка, только зрачок. Тонкие красивые щиколотки выглядывали из-под легкой шелковой юбки. На них росли два крохотных плавника, задорно покачивающихся на воде! Хайши невольно испугалась. Эта девушка не была человеком. Так кого же она искала под водой?
Заметив взгляд Хайши, девушка указала пальцем куда-то вперед. Там, на горизонте, смутно виднелась серая тень. Это была суша.
Акула продолжала плыть, то опускаясь под воду, то выныривая на поверхность. На душе у Хайши было пусто. Она старалась ни о чем не думать и только плакала. Ее слезы капали на спину акулы и тотчас исчезали под водой, не оставляя никаких следов.
Так прошло больше двух часов. До берега оставалось совсем немного. Стало уже совсем мелко, поэтому акула не могла плыть дальше. Таинственная девушка вручила Хайши кожаный мешочек светлого лазурно-голубого цвета. Он оказался полон жемчужин – не меньше семи или восьми пригрошней, – которые сияли даже при дневном свете. Девушка взяла руку Хайши и принялась чертить что-то у нее на ладони. Там, где кончики ее пальцев соприкоснулись с кожей девочки, появилась сияющая белая надпись: «Лан Хуань».
«Эту девушку зовут Лан Хуань?» – подумала Хайши.
Лан Хуань легонько подтолкнула девочку, чтобы та слезла с акулы, и показала ей рукой на берег, словно веля возвращаться домой. Спрыгнув в воду, девочка заметила, что надпись на ладони ярко сияет. Хайши нырнула и немного проплыла под водой. Чувствуя себя хорошо, она решительно преодолела еще пол-ли, даже не выныривая, чтобы сделать вдох. Всплыв на поверхность, девочка обернулась. Лан Хуань сидела на спине акулы. Ее одежда развевалась на ветру среди голубых волн. Она ничего не говорила и, кажется, вообще не могла говорить. Девушка лишь спокойно смотрела на Хайши темно-синими глазами. Девочка крепко прижала к груди мешочек и, больше не оборачиваясь, поплыла к берегу.

– Это все? – спросил начальник стражи. Он взял деревянную коробочку для жемчуга и достал оттуда одну горсть.
– Это все, господин… – дрожащим голосом ответил глава деревни.
Пересыпав жемчуг обратно в коробку, начальник стражи вытащил из-под ногтя маленькую – словно рисовое зернышко – жемчужинку.
– И это вы называете жемчугом? Да он даже мельче песка!
Обведя взглядом окружающих, человек с курчавой бородой заорал:
– Ленивое отребье!
Глава деревни склонился:
– Господин, в этом году было много ураганов. Они потревожили жемчужниц, поэтому и жемчуг вырос небольшим. Наши мужчины день и ночь ходят в море. Это все, что они смогли собрать. В предыдущие годы наша деревня всегда платила налог только самым лучшим жемчугом. Можем ли мы надеяться?..
Начальник стражи пнул деревянную коробку прямо в лицо главы деревни. Жемчужины рассыпались по земле.
– Взять их!
Вдали, на холме, поскрипывая колесами, появилась повозка с синими занавесками.
Мужчина, который ехал в ней, приоткрыл занавеску и тихо спросил:
– Это собирают жемчужный налог?

Красивый юноша подбежал к окну повозки и почтительно ответил:
– Да. Стража собирается схватить всех жителей. Боюсь, они сожгут деревню.
– Поехали туда, посмотрим, – приказал мужчина, сидевший в повозке. Издалека было видно, что в той деревне у подножья горы началось какое-то движение. Рука мужчины, опускавшая занавеску, замерла.

Маленькая фигурка ворвалась в деревню. Зажатая между стражником и какой-то женщиной, она настойчиво закричала:
– Отпустите мою мать!
Внезапно из кучи песка и рыболовных сетей поднялась женщина и, не дожидаясь реакции стражи, закрыла ребенка собой:
– Хайши, беги! Найди дядю и не возвращайся!
Однако девочка даже не пошевелилась. Она сжала мешочек и достала горсть жемчуга, показала стражнику:
– Вот ваш жемчуг!
Вдруг все убегающие и преследующие, плачущие и кричащие – абсолютно все, – застыли в изумлении.
Эти жемчужины не были особо крупными, не имели какого-то диковинного окраса – будь то золотой, зеленый или черный, – но они оказались необычайно круглыми и гладкими. Когда лучи заходящего солнца озарили их, жемчужины ослепительно засияли, отбросив на землю маленькую тень Хайши. Светящийся жемчуг русалок нага был бесценен. Но если девочка держала целую пригорошню, то сколько же еще находилось в мешочке?
Начальник стражи вышел вперед и протянул раскрытую ладонь, куда Хайши высыпала целую горсть жемчуга. Яркое сияние осветило его застывшее лицо. Наконец он пришел в себя, моргнул и, громко рассмеявшись, сказал:
– Товарищи, вы видели что-нибудь?
– Мы ничего не видели, начальник.
Услышав эти слова, Хайши задрожала.
Скользкие глаза начальника стражи, напоминавшие слизняка, остановились на мешочке, который девочка прижимала к себе.
– Тогда скажите мне: заплатила ли эта деревня жемчужный налог?
– Никак нет, – едва сдерживая смех, нестройным хором ответили несколько солдат.
– Откуда в этой полуразрушенной деревне взяться жемчугу? – продолжил начальник стражи. Он оторвал подол своего одеяния и, спрятав в нем жемчуг, положил себе за пазуху.
– Так точно, начальник! Мы не нашли здесь никакого жемчуга! – подняв мечи, солдаты постепенно окружали Хайши со всех сторон. В их глазах сверкали злобные огоньки.
Девочка невольно еще крепче прижала к себе мешочек и попятилась, однако ей преградила дорогу еще не до конца связанная рыболовная сеть, висевшая между деревьями.
Хайши нашарила в ней что-то острое и холодное. Внезапно она почувствовала трудно объяснимую уверенность и сжала в ладошке холодный предмет, выжидая. Она не хотела умирать, она хотела жить.
Начальник стражи замахнулся мечом, целясь в запястье Хайши. В ту самую секунду, когда оружие сверкнуло, девочка бросилась на мужчину, потянув что-то за собой. Развешенная между деревьями рыболовная сеть тотчас порвалась. Девочка была маленькой и юркой. Она толкнула начальника стражи в грудь и быстро побежала. Меч в руке мужчины лишь рассек воздух за ее спиной.
– Чего же вы ждете? Убегайте быстрее! – подняв голову, закричала Хайши. Очнувшись, жители деревни поспешно бросились врассыпную, помогая друг другу.
Начальник стражи левой рукой схватил девчонку за воротник, уже собираясь убить ее, как вдруг почувствовал укол в живот и резкую боль.
Отпустив Хайши, он гневно уставился на рану и, недоверчиво зажав ее рукой, вытащил оттуда конопляную нить. Кровь на ней медленно загустела, собралась в каплю и упала на землю.
Заметив, что начальник стражи собирается с силами, чтобы вновь нанести удар, Хайши попятилась и, обмотав вокруг руки конопляную нить, со всей силы потянула. Капли крови брызнули на ее детское личико.
Начальник стражи медленно повалился на землю. Он так и не узнал, что пронзил его живот и в конечном счете привел к его гибели длинный деревянный челнок, которым мать Хайши каждый день плела рыболовные сети.
Хайши отшвырнула конопляную нить и побежала к горе.

Вдали, у подножия горы, раздались крики. Мужчина, ехавший в повозке, спросил:
– Что там происходит, Чжоин?
– Ребенок убил одного из стражников и сейчас бежит сюда, – неторопливо ответил юноша по имени Чжоин. Однако в его голосе слышались напряженные нотки.
– Ну что ж, испытаем его удачу: успеет ли он добежать до нас или нет. Если удача покинет его, то с этого дня ребенок последует за нами, а это смертельный путь, – по-прежнему спокойным голосом произнес мужчина.
Чжоин промолчал и слегка поклонился. Постепенно вокруг все потемнело. Тщательно прислушавшись, можно было услышать, как несколько человек поднимаются в гору, шурша травой. Спустя короткое время, за которое не выпить даже полчашки чая, голоса людей уже были всего лишь в нескольких чжанах от них. Послышался шум. Похоже, один из стражников догнал ребенка, но тот укусил его, и мужчина закричал от боли. Сразу же раздался порывистый звук ветра. Вероятно, стражники побежали, стремительно размахивая мечами. Послышался лязг. Должно быть, один из мечей достиг своей цели. В это мгновение кто-то упал. Звуки шагов стали хаотичными, но не прекратились.
Чжоин сжал рукоять меча, висевшего у него за поясом, так крепко, что вспотели ладони.

– Кажется, пора идти, – тихо сказал мужчина, сидевший в повозке.
– Слушаюсь! – Голос Чжоина еще витал в воздухе, когда он сам уже преодолел более двух чжанов. Прислушавшись, юноша без труда отыскал ребенка и, схватив его, потащил к повозке. Меч, со звоном извлеченный из ножен, переливался в сумерках холодным блеском. Раздался звук разрываемой одежды, полетели брызги крови. Стражники один за другим тяжело падали на землю. Нанеся последний удар, Чжоин подпрыгнул и, развернувшись в воздухе, взмахнул мечом, нанеся последний удар. Легко опустившись на землю, он перевел дыхание и отыскал глазами Хайши.
Она упала на землю. Мешочек, который девочка прижимала к груди, раскрылся, и все содержимое рассыпалось по земле. Чжоин не знал, что именно это было, но оно слепило глаза даже в темноте. Это сияние было будто живым. Оно напоминало мираж, очертания которого то поднимались, то опускались. Одна из жемчужин закатилась прямо под колесо. Дверца повозки распахнулась, и из нее вышел мужчина. Он сразу же протянул сильную худую руку к жемчужине и, подняв ее, поднес к лицу, чтобы внимательно рассмотреть. Яркое сияние жемчужины осветило лицо этого человека. У него были прекрасные миндалевидные глаза. Над правым уголком рта слегка приподнимался старый шрам длиной в полцуня, образуя на честном и ласковом лице подобие улыбки.
Хайши, лежавшая на земле, подняла голову и посмотрела на него. Почти не двигаясь, она медленно, но ловко собирала рассыпавшиеся жемчужины, одну за одной складывая их обратно в мешочек. Ее глаза, словно глаза дикого зверя, смотрели на мужчину с испугом, но кроме страха в них отражалась проницательность. Девочка оценивала ситуацию, дожидаясь подходящего случая. Только и нужно было, чтобы мужчина немного отвлекся, тогда Хайши сразу бы убежала, а может, и бросила бы в него горсть земли.
Мужчина медленно присел на корточки и, протянув палец, дотронулся до уворачивавшейся от него маленькой ручонки ребенка. Девочка задрожала от страха. Незнакомец притянул ее к себе и прижал к груди, но Хайши, сопротивляясь, смотрела на него почти с ненавистью. Мужчина не отвел взгляд, а лишь, протянув руку, нежно погладил ее по лицу. Сопротивляющиеся ручки вздрогнули, и девочка внезапно уткнулась головой в грудь мужчины, крепко обняв его за шею. На лице незнакомца появилась легкая улыбка. Он обнял Хайши и встал, позволив жемчужинам скатиться на землю.
– Как тебя зовут? – спокойно спросил мужчина.
– Хайши, – охрипшим от слез голоском ответила она.
– Хочешь поехать с нами на север?
– А на севере я смогу заработать денег, чтобы позаботиться о матери? – подумав, ответила вопросом на вопрос девочка, продолжая обнимать мужчину обеими руками.
Он помолчал немного и сказал:
– Если станешь моим сыном, то у тебя будет все, кроме беззаботной жизни; если же станешь моей дочерью, то у тебя будет только беззаботная жизнь, но ничего больше.
– Тогда я хочу стать твоим сыном.
Одежда на мужчине была мягкой и источала легкий аромат. Хайши снова уткнулась ему в грудь. Ноющая боль в мышцах ослабевала, звуки постепенно расплывались, и девочка погрузилась в глубокий сон.

Чжоин собрал разбросанные по земле жемчужины нага, зажег шелковый фонарик и поднял занавеску. Мужчина, держа на руках Хайши, сел в повозку, Чжоин запрыгнул на облучок, и они беззвучно двинулись вперед. Горящий золотым светом фонарик покачивался, отражая черные как смоль волосы и темные глаза Чжоина.
– Чжоин, помнишь, когда я нашел тебя в толпе стотысячного войска мятежников на Алой равнине, твои глаза были такими же, как у дикого зверя?
– Да, – односложно ответил Чжоин.
– С тех пор пролетело четыре года.
– Да.
Они замолчали, укутанные темным покрывалом ночи.

Молодой человек сидел за шахматной доской, вертя в руках черную глазурованную фигурку. Он задумчиво смотрел в окно. Похоже, его мысли были где-то далеко.
Императорский дворец возвышался на самой вершине горы, и из этой шахматной комнаты открывался один из самых лучших видов на город Ванчэн. Приближался вечер. Очертания городских стен исчезали в сумраке, а на их месте один за другим загорались огоньки. В густом тумане улицы и переулки постепенно сливались и переливались разноцветными огнями.
– Неужели я так постарел? Раньше, когда ты был еще совсем ребенком и мы с тобой играли в шахматы, ты частенько даже плакал, перенервничав из-за игры.
Мужчина, сидевший напротив за шахматной доской, взял белую фигурку и беззвучно поставил ее. Он продолжил:
– Все же прошло уже десять лет. Ты весьма преуспел в шахматах, и теперь тебе даже скучно играть со мной.
Молодой человек по-прежнему смотрел в окно, а после будто не услышав его слов, печально вздохнул и сказал:
– Через несколько дней я больше не увижу всего этого.
– Ночной Ванчэн действительно прекрасен. Великая династия Чжэн правит миром вот уже как шестьсот шестьдесят первый год, а это невероятно долгий срок. Однако Ванчэн намного древнее – этот город на протяжении двух тысяч лет является императорской столицей восточного континента. Поколение за поколением здесь менялась власть, рождались и умирали люди. И все желали умереть за этот город…
Замолчав, мужчина взял медную палочку и поправил фитиль свечи. Пламя издало легкий треск, а затем разгорелось сильнее, источая сильный аромат амбры.
– Возможно, будет даже безопаснее держаться отсюда подальше.
Молодой человек неожиданно повернул голову и не задумываясь поставил черную фигурку на доску. Печальный стук, напоминавший звук забивания гвоздей в каменную стену, разнесся эхом в полной тишине. Черная фигурка, с силой задев белую, опрокинула ее с доски.
– В шахматы следует играть головой, а не силой, – сказал мужчина, опустив медную палочку.
Молодой человек, одетый в белое, поднял голову. На вид ему было не больше шестнадцати-семнадцати лет. Пшенично-золотистого оттенка кожа, густые черные брови – красивый юноша, похожий на очень мужественную девушку.
– Лучше пожертвовать несколькими фигурами, чем потерять главную. Разве не этому вы меня учили, отец? Зато сейчас вы не можете «съесть» меня и не можете пройти мимо. Каким же будет ваш следующий ход?
Мужчина, сидевший напротив, был совершенно спокоен. На его ясном лице появилась улыбка, которая обнаружила мелкие морщинки в уголках глаз, оставшиеся отпечатком прожитых лет. Он взял белую фигурку и не спеша опустил ее на доску.
Не задумываясь, юноша сделал свой ход. Мужчина легонько постучал по доске указательным пальцем. Поняв, на что именно он указывает, юноша невольно поморщился, но все еще продолжал упорствовать:
– Это еще не конец. Если я не атакую, то это не значит, что победа будет за вами.
Когда мужчина услышал эти слова, он слегка шевельнул губами, из-за чего старый шрам над правым уголком его рта приподнялся, образуя подобие улыбки.
– Получается, Хайши, как я и думал, ты все еще злишься из-за назначения на должность командующего дивизионом Загробной заставы. Но если тебе что-то не понравится, ты всегда можешь вернуться в столицу. Я все устрою и выдам тебя замуж за хорошего человека.
Хайши промолчала и повертела в руке шахматную фигурку.
В дверь почтительно постучали, раздался голос Чжоина:
– Хайши, готова одежда, которую ты заказывала. Тебя ждут в ткацкой мастерской.
Девушка аккуратно сложила шахматные фигуры в шкатулку и сказала:
– Отец, если я не выйду замуж за того, кого сама выберу, то лучше проведу всю жизнь в полном одиночестве за пределами столицы царства Чжун и никогда больше не вернусь в Ванчэн.
Мужчина едва заметно поморщился. Он все еще не поднимал взгляд, сжимая в ладони шахматную фигурку так, будто не хотел ее отпускать.
Хайши отодвинула стул, поднялась и, открыв дверь, вышла из кабинета. Чжоин ждал ее снаружи. Мужчина поднял голову и посмотрел на них двоих, идущих плечом к плечу. Он глубоко и беззвучно выдохнул и наконец разжал ладонь, на которой непонятно откуда образовалась рана. Глазурованная фигурка окрасилась свежей кровью.
Мужчина не стал перевязывать рану. Он лишь молча смотрел, как с нее капает кровь, пачкая зловещими темно-алыми пятнами его синее одеяние.

Хайши и Чжоин направились к внешнему дворику поместья Цзифэн.
Дворцовые служанки, прислуживавшие в других поместьях, пришли в Цзифэн, чтобы передать подарки. Издали увидев одетого в форму офицера шестого ранга Чжоина, они отошли, уступая дорогу, и поприветствовали его сложением рукавов. Это были простодушные девушки лет шестнадцати-семнадцати, которые тут же принялись сплетничать, как только молодые люди немного отошли от них.
– Офицеры из личной гвардии императора постоянно находятся под палящим солнцем или на сильном ветру. Откуда же среди них взялся такой белокожий красавчик?
– Тсс, не позорь себя неподобающим поведением. Это приемные сыновья управляющего двором Феникса Фан Чжу. Тот, что повыше, – старший. Их ждет блестящее будущее в личной гвардии императора, и, конечно же, они возьмут себе в жены скромных девушек из хороших семей. Да на тебя они даже не посмотрят!
На самом деле Чжоин и Хайши, обучавшиеся боевым искусствам, имели острый слух, поэтому отчетливо слышали каждое слово, произнесенное девушками. Хайши заметила, что Чжоин залился румянцем, и, подавив улыбку, ткнула его локтем. Они шли быстрым шагом, отдаляясь все дальше и дальше от болтовни служанок, однако еще пара едва разборчивых фраз все-таки донеслась до них:
– Ах, как жаль, что господин Фан Хайши был назначен на службу и скоро уедет на север. Неизвестно, когда еще удастся его увидеть…
Чжоин громко расхохотался, глядя на покрасневшую Хайши. Она схватила его за рукав и поспешно потянула за собой в ткацкую мастерскую.

Заметив их, управляющий мастерской Ши Линь поспешно поставил чашку с чаем, встал и вежливо поклонился. Он взял сверток из шелковой бумаги и, достав из него одеяние, с довольным видом развернул его.
– Ух ты, у дядюшки Ши, оказывается, есть любимчики! – не задумываясь выпалил Чжоин.
На пепельно-сером атласном верхнем одеянии с широкими рукавами, явно предназначенном для Хайши, был вышит зеленый сокол. Разноцветные нити вышивки обычно использовались только для украшения одежды высокопоставленных чиновников. Перья, когти, клюв – все в точности как у настоящей птицы, взлетевшей в небо. Глаза сокола были изумрудные, а вокруг них словно мерцало таинственное сияние.
У управляющего двором Феникса Фан Чжу было двое приемных сыновей. Старший восемь лет служил в личной гвардии императора. В двадцать три ему уже пожаловали титул офицера шестого ранга цяньци[7 - Цяньци (кит. ??) – офицерский чин эпохи Тан. Командует отрядом в тысячу человек.]. Младший сын в этом году получил степень таньхуа[8 - Степень таньхуа (кит. ??) – третье место на государственном экзамене (эпохи Мин – Цин).] по боевым искусствам. Его назначили командующим дивизионом Загробной заставы на севере. Учитывая высокое положение гостей, ткацкая мастерская всегда старалась угодить им, используя лучшие выкройки и вышивки.
Хайши смущенно сказала:
– Это одеяние действительно очень красиво. Но, дядюшка Ши, как же я, вырядившись, словно актер, приеду на Загробную заставу в качестве командира? Все же меня засмеют.
Однако Ши Линь все-таки настоял, чтобы Хайши примерила одеяние. Она направилась в отдельную комнату, чтобы переодеться.
Чжоин надел парадную форму цяньци. На иссиня-черной ткани фиолетовыми нитями было вышито мифическое животное фэйлянь[9 - Фэйлянь (кит.??) – существо китайской мифологии, изображается драконом с телом птицы, головой оленя, хвостом змеи и пятнами барса.], подол же был украшен сине-бело-зеленым изображением морских волн. На Чжоине было надето приталенное одеяние с широкими рукавами, а сверху накинуто церемониальное платье, которое действительно сидело на нем очень хорошо. Он не надел головной убор, а лишь дополнил форму пятицветными лентами, которые оттеняли его белоснежную кожу, тонкий нос и глубину глаз. Юноша выглядел великолепно.
Пока Чжоин любовался собой, Хайши вышла из другой комнаты. Ее укороченное одеяние ладно прилегало к тонкой талии, подчеркивая красивую фигуру. Цвет ее кожи был немного темнее, чем у Чжоина, но все-равно оставался гармоничным и притягательным. Зеленый сокол, вышитый на спине одеяния, казался живым, а его острый взгляд словно пронизывал насквозь.
– Недавно принц Чан приходил ко мне в мастерскую. Увидев набросок вышивки, которую делала Чжэлю, он заупрямился и заявил, что она сделала ее по образу его собственного сокола, поэтому и одеяние с этой вышивкой должно достаться именно ему. Эх, не нужно и говорить, что согласно древним традициям никому, кроме императора, нельзя носить одежду с вышивкой соколами да ястребами… Да и как же Чжэлю могла бы его там увидеть? Поразмыслив, я нашел выход: выбрал для вышивки тонкие медные нити с юго-запада царства Лэй, которые царство Лэй преподнесло нам в дар. У этих нитей благородное сияние, но при этом они еще очень тяжелые, прочные и колючие. Такая вышивка идеально подходит для одеяния воителя. И уж точно недостойна благородного облика принца Чана. Я сказал его высочеству, что стоит дождаться новых шелковых нитей, тогда Чжэлю сделает мягчайшую, прекраснейшую, восхитительную вышивку. Только тогда принц Чан успокоился. Ох уж этот принц… – без остановки болтал Ши Линь, поправляя складки одеяния.
Хайши не нашлась что ответить, поэтому она просто улыбалась на его слова. У императора Сюя еще не было наследников, а его единственный младший брат принц Чан вел разгульный образ жизни и не подходил для управления царством. Прошло не больше четырнадцати лет, как великая империя вновь объединилась после длительного периода восстаний. Если вдруг с императором Сюем что-то случится, некому будет продолжить династию…
Чжоин тоже ничего не сказал, только протянул руку, чтобы погладить зеленого сокола на спине Хайши. Казалось, что хищная птица, окутанная чудесным сиянием, собирается разорвать шелковую ткань, окружавшую ее, и улететь.
Ши Линь с улыбкой сказал:
– Не следует недооценивать обновки и старшего сына командующего. Фэйляня для вашего одеяния тоже вышивала Чжэлю. Эта девушка в полном одиночестве заперлась в темной-претемной комнате и, стараясь изо всех сил, вышивала одеяния для обоих сыновей командующего.
– Это же просто одежда. Не стоило так себя утруждать, – не подумав, ляпнул Чжоин.
Хайши повернулась и пристально посмотрела на него. Заметив, что Чжоин снова зарделся, она ничего не сказала и широко улыбнулась.
– Завтра молодой господин поедет вместе с войсками к Загробной заставе. Ваш покорный слуга не сможет вас проводить, поэтому заранее желает вам счастливого пути. Старший господин, прошу вас передать мои наилучшие пожелания командующему Фану. Разрешите откланяться. – Многословно попрощавшись, низкорослый, плотного телосложения мастер Ши Линь слегка поклонился, сложив руки в знак почтения, и вышел.

Плотная бирюзовая вода просачивалась сквозь ее пальцы и волосы. Множество мерцающих маленьких пузырьков, клокоча, поднимались наверх.
Она никак не могла достичь дна, бесконечно продолжая опускаться в вязкое и безмолвное сияние морской пучины, будто невидимая рука медленно тянула ее за собой в темную неизведанную глубину.
Не понимая, что происходит, Хайши запрокинула голову. Мутно-зеленая поверхность моря оставалась уже где-то совсем высоко, словно небо, до которого невозможно было дотянуться. Что-то огромное, светясь холодным металлически-серым блеском, бесшумно проплыло мимо нее, исчезнув во мраке морской пучины. Нечто багрово-красное тонкой струйкой растекалось повсюду, поднимая рябь. Коснувшись ее щеки, нечто оставило леденящее сальное прикосновение, отдававшее запахом рыбы.
Лан Хуань протянула к ней руки. Ее прекрасное лицо выражало беспокойство.
Она также изо всех сил пыталась дотянуться до Лан Хуань, но хватала только воду, продолжая все так же медленно опускаться. Она с отчаянием посмотрела на свои руки – те были детскими и мягкими. Хайши вдруг поняла, что она снова стала ребенком. Затем девочка увидела, как черточка за черточкой на ее ладони появляются два красивых иероглифа, светясь туманным белым светом в темноте…
Хайши резко открыла глаза. Ее руки и ноги были ледяными. Прохладный ночной ветерок коснулся щеки, напомнив прикосновение воды. Прошло уже десять лет, а этот ночной кошмар все еще преследовал ее.
Продолжая лежать, Хайши слегка повернула голову и увидела, что окна в спальне открыты. Многочисленные огоньки, озарявшие бескрайнюю темноту, очертили две основные дороги столицы: Вечного спокойствия и Вечной радости.
– Пора вставать. – Фан Чжу, одетый в церемониальный узорчатый наряд темно-зеленого цвета, отвернулся от окна.
Хайши помолчала, а затем прошептала:
– Снова этот сон.
– Ты уже большая, а все еще боишься кошмаров? – с легкой улыбкой спросил мужчина.
Хайши посмотрела на свои ладони. Не заметив ничего необычного, она встала, накинула на плечи верхнее одеяние и последовала за Фан Чжу. Каждые пять лет военные дивизионы Загробной заставы, Чэнчэн и Увэй, передислоцировали, и сейчас как раз пришло время. Кроме того, в этом году ситуация на границе стала достаточно напряженной, поэтому было принято решение увеличить численность войск на тридцать тысяч человек для каждого дивизиона.
На рассвете стовосьмидесятитысячное войско должно было выстроиться у ворот Чэнцзи. Столица, которая и так никогда не спала, должна была стать еще более шумной. В императорском дворце тоже было неспокойно.
По всей территории росло множество кленов. Сейчас, когда золотая осень вступала в свои права, под бескрайним ясным небом появлялось пурпурно-алое покрывало листьев, оттеняющее иссиня-черные и кристально-белоснежные дворцы и павильоны. Пылающая красота спустилась в безмятежный мир.
Стояла глубокая ночь. Огонь в расставленных по всей территории дворца стеклянных фонарях колыхался, словно знамена на ветру. Спокойно покачивались тени деревьев. Ярко подсвечивались багряные листья. Только Золотой дворец, резиденция императора Сюя, был погружен в тишину, хотя все придворные чины уже встали и оделись. Они понимали, что, скорее всего, император Сюй, как обычно, не поедет на военный парад. Однако он мог и передумать, поэтому все равно нужно было подготовить экипаж императора для поездки к воротам Чэнцзи. Таким образом, чтобы не ударить в грязь лицом, всю ночь напролет в огромной столице велись военные сборы, подготовка улиц и колесниц.
– Подняли такую суматоху ради императора, а ведь он наверняка не станет во всем этом участвовать. Однако и вправду красиво, – со вздохом сказала Хайши.
– Тебе нужно подготовиться. Ночь – лучшее время, чтобы отправить войска к воротам Чэнцзи занять свои позиции. Там, конечно, есть старые командиры, которые могут этим заняться, но лучше, чтобы ты сделала это сама. Не пренебрегай этим.
Церемониальная одежда Хайши была аккуратно сложена у изголовья кровати. Она состояла из верхнего одеяния офицера восьмого ранга и нижнего платья на выбор пяти оттенков синего. Хайши достала с самого низа дымчато-голубое платье и накинула на себя, стараясь завязать его на запах шелковой лентой за спиной. С шести лет она стала носить мужскую одежду и всегда одевалась самостоятельно. Однако церемониальная одежда была такой многослойной, что одеться без чьей-либо помощи было крайне сложно.
– Отец… – с трудом проговорила Хайши. Ночной ветер разлохматил ее длинные волосы, спадающие на поясницу. Обычно она больше походила на парня, одеваясь и ведя себя соответственно. Но сейчас перед Фан Чжу стояла молодая красивая девушка.
Он наклонил голову и сказал:
– Я позову Чжоина, чтобы он помог тебе.
– Рискну предположить, что он сейчас тоже пытается надеть на себя все это, – ответила Хайши с легкой улыбкой.
Фан Чжу покачал головой:
– Даже если ты уже десять лет притворяешься мужчиной, соперничая с Чжоином, тебе все равно не стоит забывать, что ты девушка и рано или поздно тебе придется выйти замуж.
Глаза Хайши наполнились слезами, однако она сдержалась и, не проронив ни слезинки, с улыбкой произнесла:
– Отец, разве во дворце вы никогда не прислуживали дамам, помогая им одеться? Как бы там ни было, старший брат Чжоин все-таки мужчина. Всем будет неловко, поэтому я все же попрошу вас помочь мне.
Все-таки он мужчина… Сложно подобрать другие слова, которые могли бы еще сильнее ранить евнуха. Взгляд Фан Чжу застыл. Однако, не подав виду, он подошел к Хайши и туго завязал ее одеяние.

Была глубокая ночь. Дул прохладный осенний ветер. Дворцовые служанки коротали где-то время, тихо играя на пипе[10 - Пипа (кит. ??) – китайский музыкальный инструмент, похожий на лютню.]. Хайши, словно хрупкая кукла, раскинула руки, позволяя Фан Чжу обматывать ее во множество слоев тонкой сетчатой ткани и парчовой нижней юбки. Он нежно коснулся ее щеки сильной и теплой рукой. Горячая слезинка разбилась о его кожу, заставив руки остановиться и перестать дрожать. Тщательно собрав ее сандалово-черные волосы в пучок, он покрыл его головным убором военных офицеров гуань из черного атласа и крепко завязал пятицветными лентами под подбородком. В завершение он повесил ей на пояс меч и инкрустированный золотом пропускной жетон с изображением суань-ни[11 - Суань-ни (кит. ??) – существо китайской мифологии, похожее на льва. Считалось, что суань-ни – восьмой из девяти сыновей дракона.]. К пропускному жетону были привязаны три крупные, размером с горошину, жемчужины, которые ярко сияли при тусклом свете лампы. Девушка узнала их. Это был тот самый жемчуг нага, который русалка подарила ей, когда она была еще совсем ребенком. Хайши поджала губы и развернулась. Перед Фан Чжу стояла уже не миловидная девушка, а храбрый и красивый молодой офицер с пронзительным взглядом.

Фан Чжу и Чжоин проводили Хайши и направились в Золотой дворец, чтобы подготовиться к аудиенции у императора Сюя.
Во дворце начали поговаривать, что прошлой ночью император много работал, изучая докладные записки, поэтому сегодня он не поедет на военный парад к воротам Чэнцзи.
Перед рассветом, когда небо и земля сливались воедино, напоминая брызги чернил, стовосьмидесятитысячное войско встало на колени и хором проскандировало имя императора. Лязг от их мечей раздавался на расстоянии десяти ли, горящие факелы зажглись по всей городской стене, а звон доспехов, словно нахлынувшая волна, пронзил ночную тишину. Подняв знамена, огромное войско покинуло Ванчэн и направилось в разные стороны, разделившись на три отряда. Дивизион Увэй держал путь к заставе Цзюнь через земли Хэси, дивизион Чэнчэн пошел к заставе Могэ, а дивизион Загробной заставы – на север, к Загробной заставе.
Добравшись до перевала Циюэ, Хайши остановила коня. К северу от Ванчэн тянулась горная цепь Минло, напоминающая по форме тугой лук. Горы стали естественным барьером, защищающим столицу империи. Лишь в самом центре горного хребта был широкий проход к далекой Загробной заставе, находившейся у моря.
– Скоро уже совсем не будет виден Ванчэн. Когда я впервые приехал на Загробную заставу, мне было всего пятнадцать. Тогда я был совсем юным, служил в пехоте. Помню, когда мы дошли до этого места, я разрыдался, – сказал Чжан Чэнцянь, который ехал рядом с Хайши. Его глаза были устремлены к небу. Он командовал основным дивизионом Загробной заставы и был послан к ним навстречу, чтобы принять провиант и фураж. На вид ему было около тридцати двух – тридцати трех лет.
– Почему? Сильно испугался? – спросила Хайши, растягивая слова.
Чжан Чэнцянь улыбнулся, показав белоснежные зубы:
– Нет, конечно. Я плакал от счастья, потому что наконец-то понял: больше не нужно учиться у отца, как убивать свиней. Я был счастлив, получив возможность сражаться и достойно нести свою службу.
Большой город все еще крепко спал. Первые лучи рассвета дымкой окутали кроны кленов, растущих у ворот Чэнцзи. Возможно, это был последний раз, когда она видела эти алые листья столицы.
Встретятся ли они вновь и какова будет их встреча? Хайши мысленно посмеялась над собой, развернула коня и направилась к перевалу, оставив Ванчэн за спиной.

Глава 2
Траву покрыл искристый иней,
Сменяет день луна
Огромное войско прибыло в портовый город Цюаньмин, пересекло море и, добравшись до порта в царстве Хань, направилось к городу Шуанхай.
Более трехсот лет назад, когда Шуанхай еще назывался Бэйдоу, сюда уже приезжали торговцы из царства Лэй торговать шелком. За большие деньги они нанимали мастеров из восточных земель, которые ткали парчовый атлас из шелковых нитей в течение всего июля – самого засушливого периода в году. Говорят, что даже на крайнем севере, в царстве Шан, где железные доспехи покрывались льдом, высоко ценилась одежда, сшитая из этого атласа, потому что он не пропускал холод. Так постепенно все стали называть этот город Шуанхай[12 - В переводе с китайского «шуанхай» (??) означает «холод отступает».]. Со временем династия Чжэн распространила свою власть на северные земли, заставив варваров отступить еще дальше. Тогда жители восточных земель просто переименовали Бэйдоу в Шуанхай, сделав его административным центром царства Хань, подчиняющимся династии.
Поскольку город Шуанхай располагался на западе, его ландшафт сильно отличался от каменистых и пустынных восточных земель. Здесь повсюду были реки и озера, обширные плодородные поля. Повсюду пасли скот. Сам город и его предместья процветали.
Климат на севере был очень суровым, поэтому каждую зиму кочевники народа хуку двигались на юг, к долине горы Пило, захватывая пастбища и скот. Поэтому каждые пять лет осенью основной дивизион из семидесяти тысяч опытных воинов и тридцати тысяч новобранцев располагался гарнизоном на Загробной заставе. Весной же новобранцев отправляли обратно на восточный материк.
Когда покойный император еще был у власти, самозванец Чу Фэнъи, провозгласивший себя императором, воспользовался сезонной сменой расположения войск и пошел войной против плохо защищенной столицы империи. Генералы Ван Яньнянь, Цао Гуан, Ло Сыюань и другие поддержали самозанца и приняли участие в мятеже. Восточные земли погрузились в хаос. Тогда семнадцатилетний принц Сюй, Чу Чжунсюй, возглавил отряд в окрестностях столицы. Он сражался с мятежниками восемь лет, чтобы вернуть власть династии и объединить все царство. Он взошел на престол как император Сюй под девизом правления «Тяньсян», что означало «Небесное благословение». С тех пор прошло уже тринадцать лет.
В этом году в три основных дивизиона, меняющих дислокацию осенью, решили отправить дополнительно еще тридцать тысяч новобранцев. Военный налог сильно увеличился. Далеко не все поддерживали это решение, и ситуация в столице стала напряженной: девяносто тысяч новобранцев рассчитывали, что пополнят ряды обеспеченной личной гвардии императора или же вступят в дивизион из двухсот тысяч солдат, расположенный в окрестностях города. Все опасались, что, если столичные войска ослабнут, снова может начаться мятеж. Восстание самозванца Чу Фэнъи, случившееся двадцать один год назад, оставило слишком тяжелый след в истории.

– Странно… – Чжан Чэнцянь слегка прищурился, когда ветер швырнул ему в глаза песок.
– Что? – спросила Хайши, догнав его.
– Наш путь лежит на запад. Обычно осенью здесь полно торговцев из царства Лэй. Они торопятся перевезти шафран, хлопок и мускус до того, как начнутся снегопады и дорога через горы будет завалена снегом. Более того, сейчас всем известно, что в этом году на Загробной заставе всю зиму будет стоять двенадцатитысячное войско – хуку ни за что не прорваться. Значит, путь в царство Хань стал безопаснее. – Командующий перевел взгляд на поводья и, то ли поясняя Хайши, то ли разговаривая сам с собой, пробурчал себе под нос: – Но за всю дорогу мы не встретили ни одного торговца. Так странно… Нет никого из Наньпи, царства Лэй или Нихуало… Мать моя, как же холодно!
– Хочешь сказать, хуку уже добрались до Загробной заставы?
Хайши взглянула на северо-запад. Пустыня казалась бескрайней. Всюду, куда ни глянь, – бесконечный песок. Сгущались тучи – погода стремительно менялась.
– Если варвары действительно напали на Загробную заставу, то мы узнаем об этом, как только доберемся до Шуанхая. В это время года все источники в пустыне, скорее всего, пересохли. Пожалуй, только на территориях, прилегающих к долине горы Пило, еще есть вода. Все остальные районы обезвожены. Куда еще им направиться, если не на Загробную заставу?
Дул сильный ветер. Что-то белое коснулось ресниц Хайши. Нечто похожее на перышко вдруг превратилось в ледяную и мутную каплю воды. Хайши удивленно подняла голову. Все небо покрылось свинцовыми тучами, из которых посыпались белоснежные хлопья. Ветер резко стал очень сухим и холодным.
В конце сентября уже выпал снег.
Снегопад постепенно усиливался. Еще мгновение – и дорогу уже не было видно на несколько ли вперед. Вскоре в строю солдат, напоминавшем длинную очередь, начались волнения. Хайши хотела отдать приказ цяньци каждого из отрядов успокоить своих солдат, и в этот момент Чжан Чэнцянь похлопал ее по плечу.
– Ледники! Они прошли через ледники!
– Какие ледники? Через ледники горы Фу? Да там же невозможно пройти! – Хайши сморщилась от боли в плече.
– Последние несколько лет сильно потеплело, ледники начали таять. Трещина между скалой и ледником постепенно заполнилась водой и песком. Как зимой похолодает – сразу замерзает, мягким становится все. Но ледник в любой момент может сойти, и тогда пройти там будет невозможно. Да и сильные толчки могут лавину вызвать… Поэтому у горы Фу в военном поселении Шуйцзин мы оставили меньше двух тысяч солдат. Но если в этом году здесь снег уже в конце сентября пошел, значит, у хуку в сентябре… нет, в конце августа у них наверняка все пастбища снегом замело!
Борода Чжан Чэнцяня была вся в снегу. Он потряс головой, отряхивая ее. Ледяные хлопья с шорохом упали на землю. Мужчина продолжил:
– Такой лютый холод только раз в несколько десятков лет бывает, все ледники должны были намертво замерзнуть. Значит, до Загробной заставы можно пройти не только через долину горы Пило, но и через ледники. К тому же крутые склоны позволяют с легкостью спрятать целую армию. Если бы я был хуку, точно пошел бы через ледники.
– Но они не смогли бы взять с собой много провианта. Получается, варвары обязательно нападут на местных жителей? – взволнованно спросила Хайши.
Чжан Чэнцянь стиснул зубы. На его лице отчетливо проступили острые скулы.
– Да. Военное поселение Шуйцзин находится в двадцати ли от горы Фу. Мирных жителей там около двух тысяч человек. Еще торговцы, которые едут на восточный материк… Сейчас мы где-то в пятистах пятидесяти ли от Загробной заставы и в двухстах десяти ли от Шуйцзина. У нас с собой провиант для зимовки ста двадцати тысяч человек. Нельзя действовать опрометчиво. Боюсь, что Шуйцзин уже…
– Брат Чжан[13 - В китайском языке зачастую обращаются к человеку не по имени, а используя слова «брат», «сестра», «тетя», «дядя», «бабушка», «дедушка», в соответствии с возрастом и полом собеседника. При этом вовсе не обязательно, чтобы человек являлся кровным родственником. В дополнение к этому обращению часто добавляют фамилию собеседника.], вези провиант, а я поеду в Шуйцзин! – прервала его Хайши.
Чжан Чэнцянь оценивающе посмотрел на молодого сослуживца. Он слышал, что новый командующий Фан Хайши получил степень таньхуа по боевым искусствам. Сам же Чжан Чэнцянь видел его всего пару раз, когда приезжал в столицу. У ворот Чэнцзи Фан Хайши был одет в парадную церемониальную одежду и выглядел очень незаурядно. Кожа медово-золотистого цвета, аккуратные, как у женщины, брови. Еще он слышал, что этот парень – приемный сын влиятельного дворцового евнуха. Чжан Чэнцянь растерялся. За свою жизнь он повидал немало таких же молодых господ, у которых не было никакого потенциала и которые надежд особых не подавали. Они лишь умоляли его научить их, как не умереть на военной заставе. Однако по дороге сюда Чжан Чэнцянь понял, что Фан Хайши был очень стойким и не боялся никаких трудностей. Он совсем не берег себя, словно это тело было вовсе не его. Поэтому, услышав слова Хайши, он забеспокоился.
– Это будет твое первое сражение, и ты отправишься без чьей-либо помощи. Как же…
– Брат Чжан, на тебе провиант на всю зиму на сто двадцать тысяч человек. Ты не можешь распыляться на какие-то другие задачи. Но и Шуйцзин мы не можем оставить без помощи. Ведь если мы им не поможем, то поползут слухи и все, кому не лень, будут нападать на наши военные поселения.
Чжан Чэнцянь понимал, что молодой командующий говорил правильно, однако он опасался, что тот еще слишком неопытен в военном деле. Но что еще оставалось делать? Он выбрал для сопровождения Хайши восемь самых умелых цяньци, каждый из которых возглавил тысячу хорошо обученных солдат. Посмотрев, как восьмитысячное войско под командованием Фан Хайши, не страшась снежной бури, умчалось быстрее ветра в Шуйцзин, Чжан Чэнцянь отряхнул от снега усы, обернулся, взглянув на свои войска, и закричал:
– Чего стоим? Поторапливайтесь! Завтра до полуночи мы должны добраться до дивизиона!

Вечером следующего дня шестидесятидвухтысячное войско вместе с провиантом и фуражом добралось до дивизиона Загробной заставы, находившегося у подножия горы Пило. После совещания было принято решение направить двух уцяньци[14 - Уцяньци (кит.???) – офицерский чин. Уцяньци руководит отрядом в пять тысяч человек.] вместе с подконтрольными им войсками на помощь в Шуйцзин.
Ночью с юго-запада донесся топот копыт и чьи-то крики. Чжан Чэнцянь выбежал из палатки. Вокруг была кромешная тьма. Посветив факелом, он увидел всадника, с ног до головы перепачканного кровью. Его лицо было мертвенно-бледным. Разглядев издали Чжан Чэнцяня, молодой человек направился прямо к нему.
Это была Хайши. Добравшись до места, она, пошатываясь, попыталась слезть с лошади. Чжан Чэнцянь протянул ей руку и спросил:
– Что случилось?
С трудом разлепив пересохшие губы, Хайши сглотнула и сказала:
– Мы опоздали. В Шуйцзине не осталось в живых и половины…
Мужчина стиснул зубы и спросил:
– Хуку?
На лице Хайши отразилась тень языков пламени. Ее глаза пылали.
– Их было три тысячи двести человек, около семисот сбежало, а остальные отказались сдаваться. У нас где-то двадцать военнопленных. Сейчас в Шуйцзине торопятся вырыть ров у ледника. На это бросили все силы, и людей на страже осталось слишком мало. Поэтому я приехал просить помощи. По дороге сюда я столкнулся с уцяньци Лу и Чэнь, убедил их идти в Шуйцзин без меня. Когда вернусь, отправлю вам донесение.
– Двух уцяньци с отрядами будет достаточно, – заговорил мужчина в темно-лиловом плаще, стоявший какое-то время за их спинами. – Тебе не обязательно возвращаться в Шуйцзин. Оставайся в лагере. Когда ров будет готов, дорога через ледник окажется заблокирована, поэтому нет нужды в большом количестве человек. Не стоит зря паниковать и отправлять всех людей туда.
Чжан Чэнцянь поклонился этому человеку, сложив руки в приветственном жесте:
– Генерал Тан.
Хайши поняла, что перед ней стоит главнокомандующий дивизиона Загробной заставы Тан Цяньцзы, и тоже поприветствовала его. Тан Цяньцзы было чуть больше тридцати. Он прослужил на Загробной заставе около шести лет и прославился как мужественный и талантливый воин. Большинство жителей пограничных военных поселений ненавидели хуку за бесчинства, которые они творили на протяжении многих лет: убийства, изнасилования, кража скота. Во время очередного нападения хуку у жителей не было возможности отступить, и они отчаянно сражались не на жизнь, а на смерть. Вот почему, когда шпионы хуку попадали в плен, Тан Цяньцзы отдавал их на растерзание местным жителям, а затем приказывал солдатам повесить у ворот их замученные до смерти тела. К удивлению, такой храбрый воин оказался человеком среднего роста с утонченными чертами лица. Он больше был похож на штабного советника, нежели на главнокомандующего.
Тан Цяньцзы кивнул и продолжил:
– Скажи повару, чтобы поскорее накормил солдат, вернувшихся из Шуйцзина. Позже к нам присоединится командующий Фан Чжу.

В Шуйцзине погибло около двух тысяч солдат. Тан Цяньцзы и другие командующие были не в духе, поэтому трапеза в лагере прошла в тишине. Еда была без каких-либо изысков. Командиры ели то же самое, что и простые солдаты, только их еда была чуть более тщательно приготовлена. Рацион обычно составляла пшеница грубого помола и мясо: баранина или говядина. Дежурный вынес большое блюдо с привычным для всех пограничных жителей жареным мясом. Разрезав его на большие куски, он раздал каждому по порции. Мясо было свежеприготовленным и еще шкварчало. Все, вооружившись ножами, приступили к трапезе. Вытащив поясной клинок, Хайши отрезала кусочек. Баранина была слегка недожаренной, и из нее сразу же засочилась кровь. В голове всплыла картина того, как она острым лезвием пронзала хуку, а из их тел сочилась кровь. Хайши побледнела, к горлу подступила тошнота.
Чжан Чэнцянь повернул голову и посмотрел на молодого сослуживца:
– Что такое? Тебе нехорошо?
Хайши выдавила улыбку. Она не хотела ничего объяснять, чтобы не показаться слабой.
Тан Цяньцзы сказал:
– Командующий Фан еще молод, а битва была очень жестокой. Понятно, что какое-то время ему будет нехорошо. Сначала все очень чувствительные, потом само пройдет. Если на душе неспокойно, то можно сходить в храм предков помолиться.
Внезапно Чжан Чэнцянь погладил Хайши по голове:
– Эх, как же я раньше-то не подумал? Надо было отвести тебя в наш воинский храм.
То, что называли воинским храмом, оказалось всего лишь небольшой пристройкой к казарме главнокомандующего. И днем и ночью там горел светильник, освещавший тусклым светом один-единственный свиток. По цвету бумаги было понятно, что свиток старый, но его явно очень бережно хранили. Вероятно, несчетное количество человек держали его в руках, оставляя на бумаге следы.
Как научил ее Чжан Чэнцянь, Хайши зажгла три палочки благовоний, поклонилась, преклонив колени, и поспешно поместила благовония в курильницу, находившуюся около свитка. Когда девушка подняла голову, ее взгляд упал на бездонные и прекрасные миндалевидные глаза, наполненные таинственным светом. Ее руки затряслись. Пепел и искры падали на изрезанные кисти рук, оставляя красные следы. Присмотревшись, она увидела, что на свитке был изображен молодой мужчина в военной форме и с длинным луком. Одной рукой он придерживал висящий на поясе меч из червонного золота с изображением мифического дракона чивэнь[15 - Чивэнь (кит. ??) – в китайской мифологии дракон с большими губами и коротким рыбьим телом. Считается поглотителем злых духов, поэтому статуэтки в виде этого существа часто размещаются на коньках крыш – чтобы дракон поглощал дурные поветрия.]. Он и еще несколько человек расположились полукругом, охраняя юношу, облаченного в императорские одеяния. Нет, она не могла обознаться. На правом уголке его рта слегка приподнимался старый шрам длиной в полцуня, образуя на честном и добром лице подобие улыбки.
– Это, это же… – пробормотала Хайши.
Чжан Чэнцянь кивнул и сказал:
– Ты не ошибся. Это те самые легендарные генералы, известные как «шесть крыльев императора». На протяжении восьми лет они следовали за принцем Сюем, подавляя войска мятежников от ворот Чэнцзи до Алой равнины.
Тан Цяньцзы пристально посмотрел на изображенных людей и продолжил:
– Гу Дачэн – в прошлом большой разбойник из уезда Ци; Го Чжисин – мелкий писарь в зернохранилище царства Юэ; Цзюй Цици – обычная служанка в борделе; Су Мин – второй сын известного генерала Су Цзинфэя, рожденный от наложницы; А Молань – о его прошлом известно лишь то, что он бежал через море из государства Чэньла. Что касается двух человек в центре картины, один из них – принц Сюй, ныне император Великой Чжэн. Второй же. – Тан Цяньцзы указал пальцем на молодого человека в военной форме и еле слышно произнес: – Старший сын покойного князя Цинхая – Фан Цзяньмин.
– Но шесть генералов, подавивших восстание, уже умерли, разве нет? – с дрожью в голосе спросила Хайши.
– Все верно… Го Чжисин сломал шею, когда его лошадь сошла с ума и сбросила его с себя. Цзюй Цици в возрасте около тридцати забеременела и умерла от тяжелых родов. Через полгода приговоренный к смерти заключенный донес, что А Молань, у которого всегда были напряженные отношения с Го Чжисином, организовал его убийство, смазав стремена спиртовым раствором и подложив под седло лошади особые металлические колючки, производством которых славится государство Чэньла. Тогда А Молань бежал, но погиб в пути от случайной стрелы. Фан Цзяньмин же скоропостижно скончался от какой-то болезни.
Тан Цяньцзы говорил просто, без прикрас, но его слова все равно внушали ужас. Колючий холод с каждым словом пронзал Хайши все сильнее и сильнее. По спине побежали мурашки, а конечности заледенели.
Как же так? Хайши точно знала, что это неправда. Как минимум один из шести генералов все еще был жив. Но почему «скоропостижно скончавшийся от болезни» Фан Цзяньмин скрыл свое настоящее имя и стал жить в одном из внутренних дворцов как управляющий двором Феникса Фан Чжу? Как выдающийся молодой генерал, сражавшийся более десяти лет, стал добрым и спокойным мужчиной, который носил самые обычные одежды и который воспитал ее?
– Гу Дачэн позволил своим подчиненным грабить поселения, за что был убит странствующим воином. Су Мин отправился с миссией в царство Шан, однако даже не успел выехать из Великой Чжэн. На юго-западе царства Хань, в пустыне между Цзюйцзы и Доумулань, он попал в песчаную бурю и исчез без следа. Так и прервались жизни шести генералов менее чем за пять лет после объединения Великой Чжэн. Жизнь действительно непредсказуема: то тучи, то дождь.
Хайши почувствовала, как мурашки побежали по спине от последней фразы. Она обернулась и посмотрела на стоявшего в тени главнокомандующего Хуанцюаня. Она вспомнила, как накануне отъезда стояла с Фан Чжу, любуясь великолепием предзакатного Ванчэна. В тот вечер он, как всегда, спокойным тоном, словно просил закрыть окно или подготовить чернила, велел ей: «Оберегай Тан Цяньцзы, как оберегала бы меня. Но как только ты получишь мое письмо из столицы, что бы в нем ни было написано, убей его».

Хайши кивнула и небрежно сказала генералу:
– От судьбы не уйдешь, верно?

Весна, лето и осень в Хуанцюане были очень короткие и особо не отличались друг от друга. Зима же была длинная и промозглая. Как только начинался зимний сезон, снег шел без остановки. Снежный покров на горных пиках постепенно разрастался, покрывая серо-голубые склоны. Издалека казалось, будто горная цепь была усыпана белыми цветами. В этом году зима наступила рано и была очень суровой. Кое-где еще даже не успел растаять прошлогодний снег.
– Боюсь, в этом году перелетные птицы с моря Необъятного тумана появятся тут только в апреле или в мае, – произнес Чжан Чэнцянь. Обычно каждую осень и весну перелетные птицы пролетали над Хуанцюанем.
Когда Чжан Чэнцянь вместе с Хайши направлялся из Шуанхая на Загробную заставу, он показал ей море Необъятного тумана. Жители восточных земель назвали его так потому, что ночью туман укрывал воду так, что ее совсем не было видно. Местных не особо волновало, пресная ли там вода или соленая. Любой водоем они называли морем. Отсюда и пошло название «море Необъятного тумана». Торговцы из Нихуало называли это озеро «цоэ Мубо», где слово «цоэ» обозначало озеро или море, а «мубо» – зеленый или синий. Хуку же называли его «Куку нор», что означало «Синее море».
В самом сердце пустыни можно было увидеть останки лошадей, которые когда-то бежали к воде. Казалось, что море Необъятного тумана находилось совсем рядом – всего в трех или пяти ли. Однако чтобы до него добраться, в лучшем случае нужно было скакать полдня галопом.
– Не люблю воду, – тихим голосом сказала Хайши. Поэтому они и не поехали ближе к морю. Лишь издали смотрели на темно-серую водную гладь, окутанную туманной завесой. Было даже непонятно, покрылась ли вода льдом или нет. С семи лет Хайши больше не видела море. Какими бы большими ни были водоемы на севере, их берега отчетливо видны. Море же казалось бескрайним. Горько-соленый вкус лазурной воды давил на Хайши тяжким грузом воспоминаний, заставляя просыпаться от кошмаров в холодном поту, вкус которого напоминал вкус моря.
Поговаривали, что в трех тысячах семистах ли к западу от горы Пило, за обледеневшими равнинами царства Шан, еще севернее замерзшего моря Вздымающегося пламени и даже севернее крайнего Севера, у подножья горы Тяньчи находилось озеро, которое было еще больше, чем море Необъятного тумана. Это озеро называли «море Бокар». Считалось, что в этом месте и жил в своем уединении мифический царь драконов Лун-ван, а летом там собирались все перелетные птицы. Легенда гласила, что в древние времена ураган подхватил девятнадцатилетнего жителя царства Лань и перенес его к морю Бокар. Вернуться же ему удалось только семидесятидвухлетним стариком. Его руки больше не были похожи на человеческие, скорее напоминали кукольные. Все пальцы отпали от обморожения, так что осталась лишь пара суставов… Жители восточных земель считали, что то место из легенды и есть Загробная застава.
В районе Загробной заставы гора Пило резко разделялась на Восточный и Западный хребты. У подножия Западного хребта находился незамерзающий источник, от которого брала свое начало река, протекающая вдоль горы Пило. Она текла на юг и впадала в море Необъятного тумана. Воды этой реки вымыли волнообразную узкую долину между двумя снежными горными вершинами, поднимавшимися до облаков. К северу же от того места, где начинался незамерзающий источник, находилась опасная горная долина, через которую можно было попасть на Алую равнину. Это была единственная дорога с севера на юг в горе Пило, которая протянулась на две тысячи ли. Хоть оба эти места и назывались долинами, они находились на высоте трехсот чжанов над уровнем моря. С хорошим сопровождающим можно было преодолеть это расстояние где-то за сутки. Там же, где река доходила до Восточного хребта, она меняла русло, уходя под землю, а затем вновь поднималась к подножию горы, оставляя на поверхности размытое и пересохшее еще миллионы лет назад русло, протянувшееся на сорок ли. Загробная застава как раз и располагалась на этом участке пересохшей реки, преграждая дальнейший путь. Она стала хорошо охраняемым пограничным пунктом на северо-западе Великой Чжэн.
За горой Пило находилось царство Хань с его бесчисленными равнинами. Чтобы достичь столицы, нужно было плыть на юг где-то две тысячи ли. Если бы Загробная застава пала, то путь к северо-западу царства Хань был бы полностью открыт, а все восточные земли оказались в опасности. Важность Загробной заставы понимали все.
Хайши стояла перед лагерем у подножия горы, глядя наверх. Ночью по всей извилистой речной долине разжигали несколько десятков ярких костров. Как рассказывал Чжан Чэнцянь, там в полной боевой готовности дежурили солдаты, сменяясь каждые три часа. Они также разбили несколько охранных пунктов со стороны северной дороги.
– Когда год выдается урожайным и хуку хватает пастбищ и водоемов, они не делают и шага на юг, даже если гнать их сюда поганой метлой. А вот если начинается засуха, холода или эпидемия у скота, они сбегаются сюда, как саранча, – часто повторял Чжан Чэнцянь, качая головой.
Дети, одетые в лохмотья, пробежали мимо Хайши. Они дрались и весело смеялись. Окружив часового, стоявшего у входа в лагерь, ребята принялись, играя, дергать и царапать его, толкая и пиная так, что он еле удерживался на ногах. С улыбкой на лице часовой прикрикнул на чумазых детей, слегка наподдав каждому из них. Хайши послышалось, что дети общались между собой на незнакомом ей языке варваров. Она с изумлением спросила:
– Откуда здесь дети варваров?
Чжан Чэнцянь лишь покачал головой:
– Эти черноглазые и черноволосые детишки из Цзяманя. Говорят, были сплошные снегопады. Они замерзали, живя впроголодь, поэтому решили, рискуя жизнью, бежать сюда. За последние дни здесь таких уже немало.
– И их вот так просто оставили в военном лагере?
– А что оставалось? Сейчас все в снегу. Как только кто-нибудь поедет в Шуйцзин, отправим их вместе с ним, чтоб они там зарабатывали себе на хлеб.
Внезапно их разговор был прерван криками. Кто-то с вершины горы замахал факелом. Чжан Чэнцянь, прищурившись, посмотрел туда:
– Вот видишь. Еще пришли. Посмотри на тот факел. Он был поднят первым, а значит, пришли не враги. Шесть опущенных горизонтально факелов означают, что прибыло около шестисот человек.
Хайши нахмурилась и замедлила шаг, пристально смотря на реку Пило, огибавшую их лагерь. Дежурный вместе с помощниками повара стояли на берегу, пробивая лед и черпая воду из реки. Вдруг непонятно откуда раздался какой-то шум.
– Что случилось? – Чжан Чэнцянь понял, что Хайши не последовала за ним. Обернувшись, он увидел, что его младший товарищ сидит на корточках рядом с помощниками повара.
Поднявшись, Хайши быстро подбежала к нему и протянула руку, показывая что-то. Это оказался обломок деревянной таблички. Ею явно долго пользовались, поскольку ее поверхность выглядела сильно потертой. На самой же табличке была какая-то надпись, но по обломку можно было понять лишь иероглиф «весна».
– Брат Чжан, это же…
Чжан Чэнцянь внезапно поменялся в лице:
– Это же пропускной жетон дежурного, стоявшего у источника!
– Путь к заставе только через незамерзающий источник?
– Да, это одна-единственная дорога…
Чжан Чэнцянь повернулся к солдатам, стоявшим у ворот, и приказал:
– Поднимите факелы. Сообщите всем, чтобы не открывали ворота и не пропускали никого.
– Я поднимусь с кем-нибудь наверх! – Хайши повернулась и быстро побежала к своей палатке.
– Погоди! – окрикнул ее Чжан Чэнцянь. – Возьми кого-нибудь прыткого и опытного. И соберите побольше стрел.
– Хорошо, – уже на бегу ответила Хайши. Ее голос разрезал ночную тишину.
«Глупо будет вот так умереть», – на ходу думал Чжан Чэнцянь, мчась к палаткам офицеров.
Хайши же старалась на бегу незаметно вытереть насухо о подол одежды правую ладонь, на которой все еще сияла, постепенно исчезая, жемчужная надпись.

Хайши вместе с остальными побежала к крепости. Она добралась туда за полчаса. Дежурным командующим оказался черноволосый поджарый воин лет сорока. Звали его Фу И. Услышав поспешный отчет Хайши о случившемся, он ничего не сказал и лишь нахмурился.
– Господин Фу? – Хайши слегка приподняла брови. Она пристально уставилась на мужчину.
– Господин Фан, посмотрите, пожалуйста, туда, – произнес Фу И. Несколько солдат отошли, пропустив их к бойнице.
Хайши посмотрела сквозь небольшое, размером с ладонь, отверстие в стене и невольно ахнула.
Крепость Загробной заставы по форме напоминала гору. Снаружи она казалась очень узкой и невероятно высокой. К ее воротам вела длинная извилистая дорога. К востоку от северных ворот находился Цзямань, к западу – Хуку. Но как ни смотри, граница между двумя царствами была совсем неразличима – сплошная пустошь. За шестьсот семьдесят четыре года с момента образования Великой Чжэн они ни разу не вторгались на эти северные земли. Изначально Загробная застава была построена для установления торговых отношений с пограничным населением. Вход же в нее был сделан достаточно широким, чтобы могли пройти сразу две лошади.
Государство Хуку было образовано более трехсот лет назад в годы правления двух императоров: Чжуан и У. Еще во время династии Дуань сильно испортился климат к северу от горы Багровых облаков, где проходила граница между царствами Хань и Нин, поэтому кочевники, называвшие себя хуку, были вынуждены покинуть свои родные края, в которых они обосновались много поколений назад, и выбрать кочевой образ жизни, занимаясь скотоводством на пастбищах царства Хань. Согласно их легенде, племя хуку было рождено от пегаса, который, в свою очередь, являлся дочерью дракона. Таким образом, слово «хуку» на их родном языке обозначало «внуки дракона». Другие же кочевые племена презрительно называли их «боболо», что в переводе означало «жеребята-грязнокровки». Хуку были выше ростом, чем другие варвары, светловолосые и голубоглазые. Все говорили, что в них течет смешанная кровь расы великанов куафу и расы Крылатых, поэтому они даже не были отдельным народом. Так или иначе, это кочевое племя продолжало существовать и развиваться вдали от всех, словно одинокий волк, сбежавший из стаи. Спустя четыреста лет после того, как они покинули свои родные земли, хуку под предводительством короля Баланя стали одним из самых сильных кочевых племен, которых было не так уж и много. Ходили слухи, что в венах короля Баланя текла бронзовая кровь клана Пасур[16 - Во вселенной «Девяти царств» о клане Пасур ходят легенды, будто в их крови течет бронзовая «сумасшедшая» кровь, которая дает им необыкновенную силу, но при этом затмевает разум, превращая их на поле боя в зверей.] и кровь Гу Сюаня[17 - Гу Сюань – во вселенной «Девяти царств» темный дух, олицетворяющий смерть и поглощающий жизненную и духовную силу.]. Говорили, что он спустился в мир людей, чтобы собрать человеческие жизни точно так же, как крестьяне с восточных земель собирали рис. Конечно, это были всего лишь слухи. Клан Пасур из Цинъяна уже давным-давно пришел в упадок – сразу после кончины принца Люй Гуйчэня. А во время династии Дуань он исчез совсем. В эпоху правления короля Баланя хуку продвинулись на юг, к территориям восточных земель Великой Чжэн, вплоть до горы Пило. Они разгромили север царства Хань, захватили часть Юцзиня и Чуньчжи, продолжив двигаться на юг. Несколько раз они даже пытались захватить Загробную заставу. С тех пор, чтобы усилить меры защиты, обычные ворота были заменены на подъемные, которые уменьшили так, чтобы смогла проехать только одна лошадь.
Сейчас же Хайши увидела, как на узкой заснеженной дороге, сгорбившись и дрожа от холода, стояла целая толпа грязно-серых силуэтов, смиренно прижимавшихся друг к другу. А за ними было огромное войско: шеренги исчезали на горизонте. Изредка пара человек из толпы поднимали головы, обращая бледные лица к крепостной башне, а затем, потеряв всякую надежду, опускали взгляд вниз, вновь сливаясь с остальными.
– Это действительно беженцы из Цзяманя. Видишь, они черноволосые и черноглазые. Хуку же светловолосые и голубоглазые, поэтому их легко отличить от других варварских племен. Если только они не использовали цзяманьцев в качестве живого щита, – сказал Фу И и встал, взяв в руки шлем.
С лестницы послышались чьи-то шаги, и в комнату вошли несколько полководцев, посланных главнокомандующим Таном с приказом:
– Откройте ворота и оттесните их на север. Заставьте их отступить.
– Открыть ворота и оттеснить их на север… – На загорелом лице Фу И не было ни единой эмоции. – Когда придет основное войско?
– Господин Фу, два четырехтысячных отряда направляются сюда под руководством цяньци Давана и Сяована. Они прибудут в течение сорока пяти минут.
Фу И тяжело вздохнул и похлопал себя рукой по пояснице. Его суставы заскрипели.
– Уже тринадцать лет как я не бывал на Алой равнине. Уже растерял былую форму…
С той стороны крепости монотонно повторялся какой-то унылый, еле-еле слышный звук. Хайши внимательно присмотрелась. Под крепостной башней стояла девушка из Цзяманя, а из-под ее разодранного войлочного одеяния торчала голова ягненка.
– Господин Фан, наслышан, что вы прекрасно владеете различными боевыми искусствами, а в особенности хороши в езде верхом и стрельбе из лука. В этом году на императорском экзамене вы получили степень таньхуа и поразили всех своим мастерством, затмив конкурентов, – сказал Фу И, сделав несколько шагов, и резко повернул голову.
– Вы преувеличиваете, господин Фу. Мне просто повезло, – ответила Хайши.
– Тогда позвольте поручить вам эркеры[18 - Эркер – фасадная часть здания в крепостях, откуда вели обстрел противника.], господин Фан. Возьмите с собой несколько хороших лучников и ступайте.
– Так точно. – Хайши поклонилась, сложив руки в знак почтения, и поспешно удалилась.
Оказалось, что эркеры не были выступами в стенах, а представляли собой природные пещеры на восточной стороне горного склона где-то в трех или четырех ли к северу от Загробной заставы. К ним вела только одна-единственная обрывистая дорога Ящериц, пролегавшая непосредственно через заставу. Обычно ее старались обходить стороной. Предполагалось, что эти пещеры будут использоваться в качестве стрелковых башен. В действительности же их вообще никогда не использовали. Более того, военных действий в крепости уже давно не велось. Сами же пещеры выглядели заброшенными. В них хранили стрелы, грубый войлок, тунговое масло и немного воды и провизии.
Хайши вместе с двадцатью лучниками поднялась к эркерам и затаилась в пещерах, заняв выжидательную позицию. Постепенно с южной стороны долины послышался какой-то слабый шум. Внезапно они увидели, как около ста пятидесяти всадников, полностью одетых в белое, почти беззвучно передвигались в их направлении по чистому, сверкающему снегу на белоснежных лошадях.
– Смотрите! Они отправили часть батальона Цилинь, – тихо произнес один из лежавших ничком лучников, протирая тетиву говяжьим жиром, – теперь и цзяманьцам некуда отступать.
– Ну а какой еще у нас был выбор? – покачал головой другой. – Скорее всего, этой зимой все хуку посходили с ума от голода. Если сейчас открыть ворота, то, боюсь, никто их потом уже не сможет закрыть. Военные трактаты учат только боевым хитростям, но точно не использованию живых людей в качестве щита. В конце концов, мы не виноваты. Это они совершили такой мерзкий поступок, чтобы пробраться к нам в лагерь и захватить продовольствие.
С эркеров было более или менее видно тень конницы хуку, в полной тишине направлявших своих лошадей на юг. Батальон Цилинь уже выстроил людей перед заставой. Затем более семи тысяч всадников отошли от основного отряда на восемь чжанов, расположившись более чем на пять ли вдоль узкой извилистой равнины. Зажатая спереди и сзади двумя находившимися в полной боевой готовности отрядами кучка цзяманьцев из шестисот человек молча съежилась в ожидании неминуемого.
– В этом году хуку сильно голодают. Зная, что у нас много продовольствия, они сбежались сюда, словно волки, почуявшие запах крови. Уничтожив поселение Шуйцзин, они осмелились на штурм Загробной заставы. Вероятно, они не захотели идти в обход лишние три тысячи ли, опасаясь вообще умереть с голоду в случае, если их действия не возымеют успеха.
– Судя по всему, они будут бороться до последнего воина.
Каждое сказанное слово в темной холодной пещере, словно невидимые руки, опутывало Хайши. Вдруг девушке стало трудно дышать, как будто серебряные доспехи слишком сильно сдавили ей грудь.

Шестнадцать кованых медных петель, каждая размером с тарелку риса, на массивных железных воротах Хуанцюаня беззвучно пришли в движение.
В толпе цзяманьцев поднялось легкое волнение. Неожиданно ягненок, сидевший у девушки за пазухой, вырвался и побежал по заснеженной дороге, стуча маленькими копытцами. Он был беленьким с черной блестящей полоской, тянувшейся от лба до носика. Черные глазки-бусинки сверкали. Вероятно, его собирались отправить на пастбище для размножения скота, поэтому и взяли с собой, пронеся всю дорогу за пазухой. Он с любопытством смотрел на ноги белых лошадей, вышедших большим табуном. Ворота постепенно поднимались. Доспехи сотен появившихся солдат ослепляли серебристым сиянием, отражаясь от переливающегося снега.
Ягненок вытянул тонкую шейку и заблеял. Вдруг что-то упавшее с неба от сильного порыва ветра проткнуло его маленькое тельце, окрасив белый снег кровавыми пятнами. Арбалетчики, стоявшие у стен и бойниц крепости Хуанцюаня, начали обстрел, выпуская быстрые, словно стаи саранчи, стрелы. Кто-то протянул к ягненку измазанную в крови руку, но пущенная стрела со свистом пронзила ее насквозь, воткнувшись в снег.
Появилось сто пятьдесят солдат кавалерии Цилиня, напоминавших собой серебряных водных драконов. С пронзительным свистом они, перескакивая через грязное месиво и трупы, бросились к мчавшимся в первой колонне всадникам хуку. В руках варвары держали сабли и щиты с выступавшими заостренными конусами. Они выглядели мощно и воинственно. Когда-то давно, во времена правления императоров Чжуан и У, Загробной заставе приходилось непросто от набегов хуку. Но затем департамент вооружения изобрел специально для воинов Хуанцюаня особое копье длиной в пять с половиной чи. Хотя оружие было размером с человека, его все равно было удобно использовать на узких горных дорогах из-за особой остроты и гибкости. Копье позволяло наносить точечные удары по воинам хуку, не задевая прикрывающий их «живой щит». Батальон Цилинь стремительно наступал, поднимая вокруг клубы снега. Издалека было видно, как серебристо-белое месиво продвигалось вперед на север, оставляя за собой на горных дорогах трупы людей и лошадей армии хуку. Не прошло и семи минут, как более десяти колонн варваров, стоявших в первом строю, оказались полностью разгромлены. Расположенная позади конница пронзительно закричала и бросилась вперед. Батальон Цилинь засвистел в ответ и слаженно выставил более ста окровавленных копий длиной в пять с половиной чи, поражая врагов вновь и вновь.

Эркеры располагались к северу от крепостных ворот. Вид же оттуда был как раз на спины головного отряда хуку. Таким образом лучники Хуанцюаня могли обстреливать противника с обеих сторон.
Хайши встала на одно колено у входа в пещеру и нащупала за поясом золотое кольцо для стрельбы из лука, покрытое светло-зеленой глазурью. Она внимательно осмотрела его и надела на большой палец. Это кольцо было мужским и, естественно, было ей велико, поэтому Хайши приходилось обматывать его зелеными шелковыми нитями.
– Бронебойные стрелы, – сказала Хайши, задев тетиву. Нащупав одной рукой три острые, словно перо ястреба, стрелы, она зажала их между четырьмя пальцами, а большим уверенно натянула тугой лук. Прицелившись в спину одного из хуку в третьем строю, она выпустила стрелу.
Стрелы, словно рой саранчи, внезапно атаковали варваров, ударив со спины. Они не ожидали нападения сзади, поэтому на какое-то время растерялись. Столпившись и давя друг друга, они оказались в ловушке своих же людей. Им просто некуда было отступать.
Второй строй хуку услышал какой-то шум позади себя и, заподозрив засаду, запаниковал. Два генерала отдали приказ перестроиться и направили войска в атаку на батальон Цилинь. Солдаты переднего фланга батальона перешли в наступление, длинные копья скрестились с изогнутыми лезвиями.
– Стреляем по пятому отряду. Поможем Цилиню расчистить путь. Пускаем по три стрелы. Не останавливаться без моего приказа, – произнесла Хайши тихим и спокойным голосом.
Все лучники молча натянули тетиву.
– Стреляйте!
Железный дождь из стрел с лязгом полетел к земле. Хуку оказались запертыми на горной дороге без какой-либо возможности к отступлению. Более сотни солдат, стоявших впереди на южных флангах третьего, четвертого и пятого отрядов, были отделены с северной стороны от головного войска стремительным потоком стрел. Батальон Цилинь продолжал наносить мощные удары, сметая противников, словно серебряный прилив. Войско хуку редело все сильнее и сильнее, а железный дождь, похоже, так и не собирался останавливаться.
Хайши приказала лучникам прекратить стрельбу, только когда на поле боя осталось лишь около сотни хуку, которых сразу же уничтожил головной отряд Цилиня, начисто скосив, словно урожай поздней осенью.
Вдруг Хайши обдало холодом. Стоявший рядом лучник дернул ее за плечо, увлекая в сторону. На пол упала стрела с перьями кречета, которые обычно использовали хуку. На наконечнике стрелы была кровь.
Дорога под эркерами была усеяна стрелами и трупами. Что касается северной дороги, она находилась вне видимости эркеров. Хайши рискнула выглянуть из пещеры, чтобы посмотреть на север, и увидела, что у основной части войска хуку было несколько лучников, которые целились в эркеры. Во главе строя тоже стояло около десятка лучников, которые потихоньку продвигались к батальону Цилинь, натягивая тетиву. Но войска Цилинь вели только дальние бои. Солдаты даже не были экипированы щитами и могли понести тяжелые потери.
– Вы двое, придержите меня за ноги, – велела Хайши двум лучникам, стоявшим рядом с ней, и, стиснув зубы, села спиной ко входу в пещеру, запрокинув голову.
Во рту она держала три стрелы. Правая рука сжимала еще три, а в левой руке девушка держала лук. Откинувшись назад, Хайши повисла на отвесном утесе. Она выпустила три стрелы подряд, целясь по основному отряду хуку. Каждая из стрел попала точно в цель. В этот момент среди варваров девушка разглядела высокого и крепкого лучника, чьи доспехи отличались от остальных и сразу бросались в глаза. Этот человек вполне мог быть главой лучников. Достав три стрелы, зажатые между зубами, Хайши выстрелила в него. Стрелы полетели вниз, словно падающий на землю метеорит. Однако то были не обычные стрелы. Первые две пробивали любую броню, а третья пускала кровь. Хайши хотела сначала пробить слабые места на соединениях брони, а затем сильно ранить врага кровопускающей стрелой, на наконечнике которой были особые борозды. Как только девушка спряталась в пещере, выпустив третью стрелу, – тотчас услышала снаружи свист. Несколько стрел хуку одна за другой ударили в каменную стену. Оглянувшись, Хайши увидела, как высокий лучник схватился за три стрелы, торчавшие у него из горла, и выдернул их. Из-за снега видимость из пещеры была плохой, но девушка все равно смогла разглядеть, как окружившие лучника люди отступили на несколько шагов, вытирая лица. Вероятно, на них попала кровь. Воспользовавшись суматохой, Хайши снова повисла вниз головой, не обращая внимания на тучу стрел, пролетавших мимо нее. Она принялась непрерывно стрелять, каждой стрелой попадая в очередного лучника в строю хуку.
– Господин Фан! – вдруг в панике закричал солдат с верхнего эркера.
Посмотрев наверх, Хайши увидела, как одна из стрел летит прямо в нее. Она была уже совсем близко – так близко, что можно было разглядеть даже специальный желобок для стекания крови на трехгранном наконечнике стрелы. Уже не увернуться.
Хайши широко распахнула блестящие глаза.
Находясь наверху, лучники могли лишь видеть острый подбородок Хайши, направленный в небо. Что касается стрелы, то было лишь понятно, что она вонзилась в лицо Хайши, а ее древко безостановочно гудело и вибрировало.

В это время головной отряд батальона Цилинь прорвался к основным позициям хуку. Следом за ними хлынула пехота. Она окружила врага смертельным кольцом, уничтожая все войско, расположившееся на широкой горной дороге. Молодой лучник, который попал в Хайши, приподнялся с седла и, оперевшись ногами о стремена, вытянулся в полный рост, внимательно вглядываясь в эркеры, а затем стремительно спрыгнул с лошади. Кто-то поднял тело командующего лучниками. Юный стрелок сорвал с головы покойного шлем. Крепко схватив мертвеца за белокурые волосы, он вынул меч и отрубил ему голову. Поднеся ее к себе, он принялся покрывать лицо покойного поцелуями, как вдруг услышал крик соратника, стоявшего рядом с ним. Подняв глаза, он увидел длинную стрелу. Выражение лица юноши резко изменилось. В этот самый момент находившийся рядом мужчина в белом одеянии поспешно встал перед юношей, раскинув руки и закрыв его своим телом. Наконечник длинной стрелы задел его ладонь и с металлическим звоном упал на землю. В строю хуку поднялся ропот. Однако мужчина, облаченный в белоснежное одеяние, совсем не пострадал. Он равнодушно сделал шаг назад, встав у коня рядом с молодым лучником. Юноша запрокинул голову и всмотрелся вдаль. Длинная стрела хуку, пущенная во вражеского лучника, который висел вниз головой на горной скале, пропала. Внимательно присмотревшись к стреле, которая только что упала рядом с ними на землю, он осознал, что это и была та самая стрела, которую он выпустил. Вероятно, тот лучник из Великой Чжэн зубами перехватил стрелу и выстрелил вновь, застав их врасплох.
Молодой лучник растянул окровавленные губы в улыбке и, презрительно посмотрев на горный обрыв, сцепил пальцы. Затем он повесил отрубленную голову позади своего седла и приказал солдатам прикрыть его. Развернув коня, юноша вместе со своим отрядом скрылся за изгибами горной дороги, ведущей на север.
Хайши облизала зубы, осторожно сплюнула собравшуюся во рту кровь и сказала:
– Этот мужчина не так прост. Похоже, он использовал какую-то секретную технику. Давайте побыстрее догоним их.
– Господин… господин Фан… – прерывисто произнес юный лучник, который был примерно того же возраста, что и она сама. Его губы дрожали.
– Что? – спросила Хайши, забрасывая изогнутый лук за спину.
– Хуку подняли черный флаг. Это означает, что их правитель пал в бою… Я слышал, что они не хоронят своих людей, а оставляют трупы на съедение гиенам и грифам. Если кто-то из правящего сословия умирает на поле боя, то его голову уносят с собой, чтобы похоронить ее, прикрепив к телу, сделанному из золота. – Юный стрелок не сдержал усмешки. На его бледных сухих губах показались кровавые трещины.
– Господин Фан, ваша стрела попала в короля! В короля!

Похоже, что хуку особо не любили драться. Они помпезно, с большим размахом шли в атаку, но, когда приходило время отступать, стремительно исчезали, словно вода во время отлива. Хайши быстро спустилась с эркера, запрыгнула на лошадь и поспешила на север, преследуя хуку. Вместе со своим отрядом она преодолела более двадцати ли, а потом дорога прервалась. Оставалось лишь перейти вброд против течения горной реки, пересечь у подножья восточный склон горы Пило, вскарабкаться на западный склон и пройти ровно тридцать два ли по горной долине к незамерзающему источнику, откуда брала свое начало река. Далее дорога шла к северу от источника по горной тропе. На следующий день к полудню Хайши наконец смогла догнать возглавлявший преследование отряд под командованием Фу И. Хотя хуку быстро отступали, они все равно какое-то время не могли оторваться от преследователей.
– Вы великий лучник, господин Фан. Хуку никогда не окружали короля Цзопудуня солдатами королевской гвардии. Он просто смешивался с толпой так, что его было не отличить от любого другого воина, – медленно произнес Фу И. – Король Цзопудуня был храбрым воином. Именно по его приказу трехтысячное войско хуку атаковало военное поселение Шуйцзин. Он отправил головной отряд, чтобы расчистить дорогу для остального войска. А сам возглавил отряд и пошел на Загробную заставу. Разгром Шуйцзина оказался отвлекающим маневром… Сейчас он мертв. Новым королем Цзопудуня стал его сводный младший брат. Как сообщили разведчики, они не очень ладили друг с другом, поэтому он сразу же отдал войскам приказ отступать.
Раньше каждый отряд хуку гордо нес сине-зеленый флаг, развевающийся на ветру. Сейчас же повсюду были видны лишь черные флаги из переливающегося шелковым блеском волокна рами[19 - Рами – натуральная нить из китайской крапивы, похожая на льняную.].
– Вон тот – новый король Цзопудуня. – Фу И указал на молодого человека, который шел в самом конце колонны хуку и которого тщательно охраняли. Его фигура была скрыта развевающимися траурными флагами, поэтому Хайши не могла как следует разглядеть его. Было хорошо видно только его светлые кудрявые волосы, спускавшиеся до самого седла. Они плавно покачивались с каждым шагом его лошади по грязному снегу.
Хайши поморщилась и подстегнула лошадь, ускорившись. К этому времени хуку уже дошли до конца горной долины, откуда смутно виднелись обширные снежные равнины крайнего севера. Вдруг поднялся сильный ветер. Он взметнул снег и песок, подхватив в небо траурные флаги. В этот момент молодой человек слегка повернулся и Хайши смогла рассмотреть его высокий благородный силуэт. Девушка взволнованно отшатнулась, словно большая горсть снега со всей силы ударила ей прямо в грудь. Это же был тот самый человек, чье лицо она видела в течение десяти лет. Нет, она не могла ошибиться.
– Чжоин, – еле слышно пробормотала она.
Вероятно услышав голос Хайши, юноша повернулся и, вызывающе улыбаясь, сцепил пальцы. Узкий нос, глубокий взгляд, густые брови – он был похож на Чжоина как две капли воды. Единственное отличие – глаза ярко-голубого цвета.
Голубоглазый юноша снял шлем, распустив пышные белокурые волосы, и громко отдал какой-то приказ на варварском языке. Солдаты в унисон ответили ему что-то, а затем внезапно, взмахнув плетьми, ударили лошадей и бросились к подножию горы.
Оставив позади долину, хуку выбрались к снежной равнине. Группа солдат расположила войска по обеим сторонам от ущелья – прохода, закрывая собой проход, остальные же, не оборачиваясь, устремились дальше на север. Когда основной отряд полностью покинул долину, оставшиеся для прикрытия отряды быстро изменили строй и присоединились к главным силам, после чего несколько тысяч лошадей, подстегиваемые всадниками, встали на дыбы, подняв вокруг себя снежную бурю, и стремительно помчались, быстро исчезнув за горизонтом.

– Это Алая равнина, – сказал Фу И, остановив лошадь, и начертил кнутом в воздухе круг, указывая на снежную равнину, лежавшую к северу от горной долины.
Зимой всю долину укрывал снег, летом же она была пустынной. Здесь не росло ни единого цветка примулины хунъяо. Свое название она получила в честь королевы Хунъяо. Королева родилась в семье правящей династии и была родной сестрой восставшего против императора самозванца Чу Фэнъи. Когда-то давно ее выдали замуж за кого-то из хуку, чтобы наладить с ними отношения. Но в возрасте тридцати двух лет она вышла замуж во второй раз за местного короля Го Саньмина и стала весьма могущественной королевой. Около четырнадцати лет назад, когда Чу Фэнъи потерпел поражение, он вместе со своей армией бежал к границам территорий Хуку, пройдя Загробную заставу. Тогда королева Хунъяо отправила к нему на подмогу свою армию. Император Сюй, который в то время еще не взошел на престол, лично возглавил войско, преследовавшее предателя. Они ожесточенно сражались четыре дня и пять ночей, уничтожив более пятидесяти тысяч врагов. Так восстание было подавлено, а армия хуку потерпела полное поражение. Один из шести генералов, Су Мин, отрубил голову Чу Фэнъи. А королева Хунъяо была насмерть затоптана во время сражения. На следующий день после окончания битвы вся долина на двадцать ли была чёрно-красной от крови, трупов и снежной каши. На следующий год погода в регионе была на удивление теплой, и на Алой равнине, вопреки прошлогоднему хаосу, расцвели весенние травы. Старики называли растения цветами-падальщиками, и даже животные не ели их.
Тот год беспощадно забрал бессчетное количество человеческих жизней, подобно мощнейшему шторму. По официальным данным, в то время погибло несколько десятков миллионов человек.
– Каждый год на праздник Цинмин сюда стекаются для совершения подношений толпы женщин и детей, так что тут, несмотря на обширность равнины, становится тесновато. – Фу И немного помолчал и продолжил: – Прошло четырнадцать лет. Женщины постарели, дети выросли. Все хотят мира.
Вернувшись обратно в лагерь, Хайши больше не увидела игравших там цзяманьских детей. В тот вечер находившиеся в лагере цзяманьцы так и не смогли объединиться со своими соплеменниками. Вскоре многочисленное войско достигло вершины горы, начался хаос, и все были убиты. Впрочем, у тех, кто находился в лагере, тоже не было никаких шансов.
– Мы не могли отпустить их на свободу. Они бы всем рассказали, что мы бросили безоружных цзяманьцев на произвол судьбы, – сказал Фу И. Его темное лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций.

Глава 3
И вот уж осень, жизни миг
Пронесся ветром, вихрем
Уже слишком долгое время император Сюй день ото дня постепенно сходил с ума. Каждую ночь в течение восьми лет он клал оружие рядом с кроватью и ждал утра, не смыкая глаз. За это время он утратил почти всю свою элегантность, благоразумие и даже, казалось, сильно постарел. С самого первого дня, когда он взошел на престол, на императорском троне сидел уже не человек, а бездушное существо, чье тело гнило каждый божий день.
Он знал, что именно так за его спиной говорили все подданные. Все его боялись и старались обходить стороной. Не потому, что он был императором, а потому, что он был очень жестоким императором. Все, абсолютно все, – от наложниц во внутреннем дворце до чиновников в императорском дворе – боялись попасться ему на глаза. Когда же это случалось, облако животного ужаса пронизывало каждый уголок императорского дворца. Прошло восемь лет с тех пор, как небо и земля поменялись местами; как бесчинствовал хаос бесконечных заговоров и предательств; как император Сюй направлял свои войска во все стороны света; как некогда белоснежная Алая равнина покраснела от пролитой человеческой крови. Сейчас когда-то расколовшаяся на кусочки царство было восстановлено, поэтому он имел полное право расслабиться и перестать решать все эти непростые задачи. Снова воцарился мир, поэтому народ мог сам о себе позаботиться. Император посмотрел на горшочек с небольшим и изящным бенгальским фикусом, который держал в руке, и с легкостью оторвал одну веточку, растущую не в том направлении. Когда нужно подрезать дерево, его мнения никто не спрашивает. Это бы усложнило все в разы.
Восстание началось двадцать один год назад, в конце лета, на двадцать седьмом году правления династии под девизом Линьтай[20 - Словосочетание «линьтай» (??) переводится как «спокойствие и удача».]. То лето выдалось невыносимо жарким, небо заволокло белой дымкой, и люди говорили, что все это – знамения хаоса. Ему было тогда семнадцать лет. И той весной, в день праздника принесения жерв духу земли, он только-только получил титул принца Сюй. Его отец, император Сю, скончался от болезни, а дядя Чу Фэнъи, титулованный как принц И, под предлогом подавления беспорядков под столицей возглавил войско и попытался захватить власть. Мятежники окружили крепостные стены столицы со всех сторон и устроили ночью за воротами Чэнцзи пожар, пламя от которого вздымалось высоко в небо. Солдат трех основных дивизионов из столицы отправили на помощь войскам пограничных застав месяц назад. А отряд, направлявшийся на заставы Цзюнь и Могэ, повернул обратно и объединился с мятежниками, окружив императорскую столицу. В Ванчэне остались лишь тридцатитысячный дивизион Цзиньцзи, расквартированный в окрестностях, и двадцатитысячная гвардия императора. Падение столицы было предрешено. Чжунсюй был единственным, кто смог поднять толпу на сопротивление повстанцам. Рискуя жизнью, будущий император оставил трехтысячную гвардию и, пытаясь защитить наследного принца Бояо, собирался помочь ему бежать из столицы, а потом планировал вернуться и посадить его на трон. Никто не мог подумать, что принц Сюй будет так ожесточенно сражаться. Собственноручно убив трех дезертиров и несколько десятков мятежников, пытавшихся взобраться на крепостные стены, он смог продержаться до возвращения трехтысячной гвардии к воротам Чэнцзи, но Бояо нигде не было. Наследный принц всегда был труслив и одержим смертью. Испугавшись опасности, Бояо повесился, сказав, что желает разделить судьбу со своим царством. У покойного императора было четыре сына. Третий сын Шуюнь умер еще в детстве, младший Цзичан в раннем возрасте был отправлен на западный материк в царство Лэй в качестве заложника. Бояо на тот момент уже тоже был мертв. Единственным наследником императорской семьи во всем мире остался только сам Сюй.
– Эх, Бояо, напрасно я рисковал жизнью, чтобы проложить тебе путь к спасению. – Чжунсюй с силой взмахнул мечом, обезглавив одного из мятежников, карабкавшегося по крепостной стене. – Ты просто трусливо убил себя.
Восставшие один за другим падали с крепостной стены, но на месте каждого упавшего тут же появлялся следующий. Трехтысячная гвардия вернулась буквально за час, но за это время на крепостной стене уже собралась целая гора трупов высотой примерно по пояс. Солдаты скидывали мертвые тела мятежников вниз на землю, словно это были обычные бревна или камни.
– Ваше высочество …То есть ваше величество! Позвольте вашим подданным сопроводить вас в царство Хань, чтобы собрать новые войска для борьбы с мятежниками! – встав на колени, звонко и ритмично отрапортовал цяньци императорской гвардии, одетый в тяжелую броню.
Чжунсюй повернул голову и внимательно посмотрел на молодого цяньци, лицо которого было скрыто шлемом, а затем слегка улыбнулся и указал на одно из знамен бунтующих под крепостной стеной мятежников, на котором был изображен оттененный пламенем большой иероглиф «Су».
– Кем ты приходишься Су Цзинфэю? – спросил негромко Чжунсюй, однако его голос разлетелся по округе, заставив всех замереть.
Молодой цяньци поднял голову и без колебаний ответил:
– Я сын его наложницы, Су Мин.
В свете сторожевого маяка городской стены его невозмутимое лицо было удивительно похоже на лицо мятежного руководителя округа Тулиня Су Цзинфэя.
– Су Мин, если ты последуешь за мной, тебе придется выступить против родного отца, – с улыбкой ответил Чжунсюй. На нем не было брони. Все его прекрасное лицо было измазано кровью. Он слегка наклонил голову и вытер лицо подолом своего роскошного одеяния.
– Император, ваш слуга до четырнадцати лет даже не знал, что у него есть отец, а после уже не хотел этого узнавать.
– Однако Драконовый меч с прямым и широким лезвием, который ты носишь, принадлежит семье Су.
– Он принадлежит моей матери. Ваш покорный слуга дал клятву сразиться этим мечом с Су Цзинфэем. Ваше величество, прошу вас, разрешите Су Мину исполнить его заветное желание. Разрешите встать на передовой и расчистить императору путь, – ответил ему Су Мин. Его голос дрожал, а в глазах вспыхнул огонь.
– Ты еще слишком молод, а мятежные генералы, пытающиеся захватить столицу, – опытные воины, которые сражались всю свою жизнь. Неужели ты хочешь повести солдат на верную гибель?
Су Мин упрямо поджал губы и ничего не ответил. Чжунсюй продолжил:
– В этом нет нужды. Пытаясь спасти Бояо, мы уже потеряли напрасно слишком много людей. Мы больше не можем себе этого позволить. – Чжунсюй посмотрел в небо. Была полночь. У ворот Чэнцзи поднялся сильный ветер. Принц Сюй взял свой роговой лук и выпустил вверх свистящую стрелу. Ее звук, напоминавший зов зеленого сокола, пронзил ночную мглу.
Как только свист стрелы замолк, растворившись в черном небе, в правом крыле лагеря мятежников внезапно началось какое-то волнение. Отряд, державший знамя с надписью «Цинхай», атаковал городские ворота. Это было войско Люшан, принадлежавшее князю Цинхаю. Все произошло слишком быстро. Мятежники, застигнутые врасплох, были отброшены армией Люшан. Но солдаты Хэюань, подконтрольные напрямую принцу И, стоявшие прямо перед городскими воротами, отреагировали быстро и сошлись в рукопашном бою с солдатами Люшан. А отряды принца Яньняня, Цао Гуана, Ло Сыюаня и Су Цзинфэя, собравшиеся с разных уголков царства, лишь стояли поодаль от боевых действий, выжидая удобный момент. Они не хотели безрассудно вторгаться в эту борьбу. Войско Хэюань заняло выгодную позицию по левому и правому флангам. Боевой строй Люшан растягивался все сильнее. Постепенно он стал похож на длинную очередь, протянувшуюся змейкой от городских ворот на один ли. Вдруг войско Люшан выпустило в небо свистящую стрелу. Она пронзила ночную мглу с тем же самым звуком, с которым летела стрела, выпущенная недавно Чу Чжунсюем, стоявшим на Чэнцзи. Городские ворота тотчас распахнулись, и оттуда появилась императорская конница.
Хоть строй солдат Люшан был достаточно узким, они были сильны и враги не могли их разделить. Продолжая ожесточенный бой с отрядом Хэюань, солдаты Люшан вновь выпустили свистящую стрелу. Сражавшиеся с левым и правым флангами Хэюаня мятежники начали оттеснять Люшан. В одно мгновение строй, напоминавший длинную очередь, разделился на два отряда, освободивших дорогу у городских ворот. Когда шеститысячная императорская конница пронеслась по освободившейся дороге, покинув город, солдаты Люшан вновь закрыли проход, вернувшись к первоначальному строю. Постепенно все стихло. Так в окружении шеститысячной конницы более сорока тысяч человек покинули столицу. Рядом с возглавлявшим войско юношей развевалось знамя с изображением золотого дракона, свернувшегося калачиком на черной земле. Солдаты отряда Хэюань сразу же поняли, что это было знамя первого императора правящей династии, которое всегда находилось в дворцовом храме императорских предков, и сообщили об этом Чу Фэнъи.
Для мятежников переход армии Люшан на сторону противника во время осады столицы оказался большой неожиданностью. А знамя, возвышавшееся над императорской гвардией и отрядом Люшан, означало, что наследник престола бежал. Хоть Чу Фэнъи и захватил императорскую столицу, на сердце у него было неспокойно. Узнав, что это не Бояо, а Чжунсюй спасся бегством, он затопал ногами от гнева, повторяя:
– Этот мальчишка опасен!

Таким образом сорокатысячное войско покинуло столицу и направилось на север. Отряд мятежников Ло Сыюаня потерпел большие потери от императорского войска, поэтому отправился по их следам, чтобы нанести ответный удар. Чу Чжунсюй и его армия с боем прошли перевал Циюэ к полудню следующего дня, постепенно пополняя свои ряды.
Подстегивая свою лошадь, Су Мин скакал рядом с Чжунсюем, периодически поглядывая на него. Он знал, что принцу Сюю было всего семнадцать лет, но видел, что на его лице уже не осталось и следа наивности, а в глазах сверкала решимость. Су Мину казалось, что юный принц выглядел как умудренным опытом воин.
Князь Цинхай из рода Фанов относился к редким князьям правящей династии, которые не принадлежали к императорскому роду. Ему были дарованы земли округа Люшан на полуострове Цинлян в царстве Лань и звание главнокомандующего отрядом Люшан. Сам же князь Цинхай считал, что его род находился в родстве с основателями династии, и их отношения с императором Сю всегда были немного напряженными. Поэтому было неудивительно, что, замыслив мятеж, принц И вступил в сговор с князем Цинхаем. Но отряд Люшан под руководством князя Цинхая уже давно пообещал принцу Сюю поддержать его в войне с мятежными войсками, обговорив способы ведения этой борьбы. План объединения войск они также продумали заранее. Именно это и имел в виду принц Сюй, говоря, что проложил путь к спасению для Бояо.
– Брат Сюй, брат Сюй!
Услышав, что его зовут, Чжунсюй поспешно замедлил своего коня, чтобы разглядеть, кто это скачет к нему на быстром скакуне через всю армию. Приблизившись, человек снял шлем, показав свое благородное белое лицо. Было очевидно, что он принадлежит к знатному роду. Юноша был высокого роста, плечист и на пару лет младше Чжунсюя.
Увидев неглубокий порез, рассекавший уголок рта молодого парня, Чжунсюй протянул к нему руку и вытер своим рукавом выступившую кровь, но она не останавливалась.
– Цзяньмин, что случилось? Ты ранен?
Юноша широко улыбнулся и ответил невпопад:
– Отец плохо себя чувствует, да и опасается снующих повсюду мятежников. Он оставил мне половину отряда Люшан, сказав только, что отряд теперь в моем распоряжении.
Чжунсюй повернулся к Су Мину и сказал:
– Это старший сын князя Цинхая Фан Цзяньмин. Это он возглавлял отряд Люшан в сражении у крепостной стены.
Су Мин сложил руки в знак приветствия и слегка поклонился. В глубине души он был поражен. Отряд Люшан в тридцать тысяч человек удерживал все войско мятежников, строго держа строй, а когда потребовалось, уверенно изменил тактику сражения и оттеснил врагов, пропуская императорскую гвардию. Этот мальчишка был действительно гениальным полководцем.

Остановившись на ночлег, Чжунсюй и Фан Цзяньмин заняли одну палатку. Ранка в уголке рта Фан Цзяньмина уже подсохла и покрылась красно-коричневой корочкой, образуя подобие улыбки.
– Брат Сюй, а кем этот Су Мин приходится Су Цзинфэю? – неожиданно прошептал Цзяньмин, наклонившись к уху Чжунсюя.
Принц Сюй, не открывая глаз, так же шепотом ответил:
– Он сам честно сказал, что Су Цзинфэй его отец. Однако он ненавидит его.
– И ты ему веришь?
– У Су Цзинфэя было много наложниц, но затем он встретил одну певичку, в которую по уши влюбился. Остальных же наложниц разогнал и продал, а детей просто выбросил на улицу. Да, похоже, что он правда не врет. Однако этот Су Мин не так уж прост. Совсем не прост. Узнав, что Бояо умер, он тотчас стал обращаться ко мне «ваше величество». Нужно присматривать за ним.
– Брат Сюй.
– Что?
– Уже два года как мы с тобой вдали друг от друга учились и практиковали боевые искусства. Вся моя семья считает, что, когда я жил в столице, со мной обращались словно с заложником. Никто из них и представить себе не может, что ты мой самый близкий друг. Когда я вернулся назад в Люшан, тетушки постоянно спрашивали, не обижал ли ты меня.
– Мятежники не отстают. Скорее всего, завтра нас вновь ждет тяжелый бой. Хватит болтать, спи.
– Ты просто хочешь побыстрее доехать до Шуанхая, чтобы повидаться с Цзыцзань, вот и волнуешься, – захихикал Цзяньмин.
Чжунсюй ничего не ответил. Он дотянулся рукой до Цзяньмина и дал ему легкую затрещину, после чего повернулся на другой бок, сделав вид, что собирается спать, однако на его губах невольно появилась счастливая улыбка.

Армия Люшан и императорская гвардия под руководством принца Сюя сражались в течение ста дней и наконец к началу золотой осени добрались до Шуанхая, административного центра царства Хань. Попутно пополняя армию солдатами из числа добровольцев народного ополчения и военными отрядами со всего царства, присягнувшими на верность наследнику правящей династии, они увеличили численность своей армии с сорока до семидесяти тысяч человек. К ним присоединился и дивизион в шестьдесят тысяч человек, расквартированный на Загробной заставе.
На восточном материке было неспокойно. Морской порт в Цюаньмине оккупировали войска принца И, поэтому транспортировка припасов была сложной. Морской путь к востоку от Миньчжуна также был заблокирован. Канал Ингэ на западной стороне был опасен из-за регулярных приливных течений. Из всех имевшихся морских путей больше половины сейчас были опасны. А оставшийся путь мог обеспечить поставки всего необходимого с западного материка в царство лишь на тридцать-сорок процентов. На море Чулао остались только торговцы из царства Лэй, которые поклонялись Великому Дракону. Полагаясь на свои крепкие лодки, сделанные из дерева магнолии, и большой опыт в море, они были единственными, кто перевозил товар, соединяя западные и северные земли. Города Шуанхай и Ци стали торговыми центрами на севере. Все чаще и чаще туда прибывали сильные, словно куафу, торговцы из царства Лань, которые продавали коней, доспехи, зерно и промасленный войлок. А вместе с ними туда стекались и самые разные люди: целители, буддийские и даосские монахи и местные мудрецы, которые хотели нажиться на этой войне. Лэй, Тухолу и другие царства даже отправляли туда своих гонцов, предлагая военную помощь в подавлении мятежа. Однако Чжунсюй понимал, что западные царства могли одновременно отправлять гонцов с аналогичными посланиями и торговцев с теми же товарами в Ванчэн. Он знал, что на территории всех Девяти царств золотые рудники находились только в царстве Чжун. Два самых процветающих сейчас царства на западном материке, Лэй и Нихуало, хоть и подписали договор о дружбе и взаимопомощи и номинально поддерживали Чжунсюя, их правители все равно не упустили бы удобного случая заполучить золото с восточного материка по низкой цене. Им нельзя было полностью доверять.
Еще задолго до восстания принца И между царством Чжун и царством Лэй был подписан союзный договор. Младший брат Чжунсюя, Цзичан, еще в детстве был отправлен в царство Лэй в качестве заложника, где изучал язык и обычаи царства Лэй. В свою очередь царство Лэй отправило на воспитание в царство Чжун принцессу, планируя в дальнейшем выдать ее замуж за члена императорской семьи. Принцессе не нравился климат на восточном материке, поэтому полгода она проводила в Шуанхае. Это была та самая Цзыцзань, в которую был влюблен Чжунсюй. Она была очень красива и одним своим взглядом могла покорить любого мужчину. С рождения Цзыцзань имела мягкий и покладистый характер. Принцесса никогда не носила украшений, кроме необычной подвески с изображением русалки, которая была символом их правящего рода. Жители царства Лэй были превосходными мореплавателями и торговцами. Они почитали русалок нага, считая их олицетворением Великого Дракона. Цзыцзань тоже глубоко почитала их, поэтому каждый день носила эту подвеску на своей прекрасной белой шее.
Добравшись до Шуанхая, Чжунсюй издали увидел маленькую фигурку в белом одеянии, которое развевалось на ветру. Казалось, сильный ветер вот-вот сдует ее с крепостной стены, но она продолжала стоять, вглядываясь в поднявшееся облако пыли на дороге.
Чжунсюй спрыгнул с лошади и побежал наверх к башне на городской стене. Цзыцзань лишь улыбалась, глядя на него, а затем сказала:
– Мы не виделись полгода. Ты постарел.
Все говорили, что за сто дней ожесточенных боев принц Сюй и его молодые командующие сильно повзрослели, набрались опыта и стали походить на бывалых генералов. Цзыцзань, как это свойственно обычным юным девушкам, с жалостью смотрела на его истощенное тело и осунувшееся лицо.
Смерть отца и брата, падение столицы – он столько пережил за последнее время, но ни разу не показал своих эмоций. Однако сейчас, после этих слов Цзыцзань, у него потекли слезы. Он – принц Сюй, будущий император, верховный главнокомандующий, подавляющий мятежные войска. Он может все. Единственное, что было ему запрещено, – это проявление своих эмоций, будь то радость или гнев, слабости, старость или болезнь. Во всем этом бренном мире только она заботилась о нем и относилась к нему как к самому обычному человеку из плоти и крови.
В царство Хань пришла зима. Преследующий их отряд Ло Сыюаня осаждал город уже почти два месяца. С наступлением холодов, приходом сильного ветра и снега мятежникам стало сложно продолжать осаду города. Им уже не хватало провианта и фуража, поэтому они приняли решение отступать по морю. С октября по апрель семидесятитысячное войско находилось в царстве Хань и восстанавливало силы, продолжая обучаться и тренироваться. Так прошла зима и началась весна. Все это время Чжунсюй не соглашался провозглашать себя императором, оставив свой титул принц Сюй. Его молодая жена Цзыцзань получила новый титул принцесса Сюй.
Для царства Чжун настали смутные времена. Несколько лет, с двадцать восьмого по тридцать первый год правления под девизом Линьтай, прошли в полном хаосе. Боевые действия не прекращались. Народ уже позабыл, что значит жить в мире. Во многих поселениях не осталось ни одного взрослого мужчины. Поля опустели. Продовольствие, фураж, ткани – все было в дефиците. Люди ходили в лохмотьях, им нечего было есть. Поговаривали, что кто-то даже опустился до людоедства. Находившийся в царстве Лэй принц Цзичан уже вырос и стал юношей. Благодаря его стараниям в проведении многочисленных дипломатических переговоров, войска царства Лэй неохотно поддержали царство Чжун. Их расчет был понятен. Если Чжунсюй вернет себе трон, то принцесса царства Лэй Цзыцзань станет законной императрицей царства Чжун.
Весной, на тридцать второй год правления под девизом Линьтай, из четырнадцати округов, находившихся под Ванчэном, лишь непосредственно столичный округ и три округа на самом востоке у моря еще оставались в руках мятежника Чу Фэнъи. В остальных же округах уже была восстановлена центральная власть. Шуанхай был провозглашен второй столицей царства Чжун. Чжунсюй и шесть генералов собрали внушительное войско в триста тысяч человек. Помимо этого, по всей территории царства Чжун было расквартировано около ста тысяч человек народного ополчения. Все думали, что к зиме этого года получится отвоевать столицу и совсем скоро во всем царстве наконец-то снова воцарится мир. Однако летом этого же года обстановка в царстве Чжун, которая только начала налаживаться, ухудшилась вновь. Варвары хуку с северо-западных земель решили воспользоваться нестабильным положением соседнего государства. Обойдя Загробную заставу с запада, они прошли больше трех тысяч ли и вторглись на территорию царства Чжун со стороны Балиньдо. Хуку дошли уже до Шуанхая, но отступили сразу после первого боя, грабя и разрушая все на своем пути. Они не захотели связываться с армией императора, чья конница была мощной и ловкой. Князь Цинхай Фан Чжии возглавил императорские войска северо-восточных округов Хэань и Чишань, чтобы окружить и уничтожить армию мятежников в Тулине, но, получив неожиданный отпор, был вынужден отступить. Чу Фэнъи лично возглавил семидесятипятитысячное войско и направился к югу от столицы. За два месяца ему удалось отвоевать обратно три юго-западных округа: Цоэ, Цзюнь и Лилань. Внезапно в Ваньнане и Юэси были подняты повстанческие флаги. Мятежники из столицы Гуанлу и Тулиня, объединившись в одно большое войско, отправились на запад.
В том году Фан Цзяньмину уже было почти двадцать лет. Из юноши он превратился в статного и красивого мужчину. Несмотря на свой юный возраст, а Фан Цзяньмин был самым младшим из шести генералов, которые, словно шесть крыльев, следовали за принцем Сюем, он имел обширный пятилетний опыт в военном деле. Чу Чжунсюй был старше его на три года. Принц Сюй обладал военной выдержкой и острым чутьем, которые были свойственны настоящему императору. Что бы ни происходило во время сражений, какая бы помощь ни потребовалась, какой бы тактический ход ни осуществлялся, Фан Цзяньмин и Чу Чжунсюй понимали друг друга без слов, словно один из них был продолжением рук или ног другого. В окружении принца Сюя было много молодых выдающихся командиров. За эти несколько лет беспрерывной войны они стали настоящими братьями по оружию, каждый из двоих был готов прийти на помощь другому. Но все они понимали, что в мире существовал лишь один человек, которому будущий император готов был доверить свою жизнь. И этим человеком был сын князя Цинхая Фан Цзяньмин.
В июле того же года известие о смерти на поле боя князя Цинхая Фан Чжии долетело до Шуанхая. Разведчики приносили одну плохую весть за другой. Сначала пал Люшан, следом – Хэань. Род Фанов был полностью уничтожен. Войско в восемьдесят тысяч человек уже было готово отправляться в поход в недавно вновь оккупированный мятежниками Тунпин – административный центр округа Лилань в царстве Вань, – когда пришли эти печальные известия. Фан Цзяньмин впал в ступор, застыв на месте. Чжунсюй, уже оседлавший коня, окликнул его. Молодой генерал поднял голову, пустыми глазами посмотрел на своего брата и повелителя, открыл рот, попытавшись что-то сказать, но тщетно. Он не смог издать ни звука и просто молча покинул строй. Спустя какое-то время Фан Цзяньмин вернулся. Было заметно, что под его доспехами появилось траурное платье, но больше в его внешности ничего не изменилось. Он по-прежнему спокойно сидел на своем коне. Лицо его было, как обычно, умиротворенным, только глаза слегка покраснели.
Спустя одиннадцать дней войско добралось до Тунпина, остановившись в пятидесяти километрах от западных ворот. Сначала они отправили к стенам города небольшой отряд солдат, которые в течение нескольких дней громко ругались, оскорбляли и всячески донимали мятежников. Чтобы навести порядок, те открыли ворота и выпустили свои войска. Тогда солдаты сделали вид, что отступают, но вскоре вновь оказались у городской стены. Эта ситуация повторялась три раза. После этого Чу Фэнъи, поддавшись на провокацию, лично возглавил свое основное войско для преследования надоедливых солдат на узкой вытянутой равнине вдоль берега реки Лилань.
Река Лилань была притоком Цзяньшуя, протекала от Байшуя до Люнаня и впадала в море. Часть города Тунпина находилась на равнине у южного берега реки шириной не более пяти – шести ли. Дальше же на юг тянулась горная цепь. Утром на рассвете небо было дымчато-белым, а на зеленых лесистых холмах проявлялись очертания деревьев. Острый меч столкнулся в схватке с железной броней, и спокойный утренний воздух задрожал. Ярко-алое знамя войска Люшан темным пятном закрыло серое небо. Фан Цзяньмин был провозглашен пятьдесят третьим в своем роду князем Цинхаем. Вот он, новый правитель округа Люшан. Вот он, последний наследник рода Фанов. Герой без полутонов в этом черно-белом мире.
Чжунсюй поднял голову и посмотрел на молодого мужчину, сидевшего на боевом коне. На нем по-прежнему было надето траурное платье из черного шелка. Сосредоточенный взгляд черных глаз был скрыт шлемом. Чжунсюй лишь мог видеть его тонкие белые губы, крепко сжатые в ниточку. Он повернул голову, и Чжунсюй почувствовал, что юноша смотрит прямо на него. Холодный пронзающий взгляд рассек умиротворенную прохладу раннего утра. Хоть его глаза и были скрыты, но этот давящий, леденящий огонь в его взгляде проникал в самую глубь, сжигая все вокруг своим черным пламенем. В нем клокотало кровожадное желание сражаться, сражаться до последнего вздоха. Все или ничего. Другого пути не было.
– Цзяньмин, – еле слышно произнес Чжунсюй, – мы атакуем их завтра на рассвете. Они никуда не денутся.
Цзяньмин едва заметно кивнул, и, развернув свою лошадь к югу, безмолвно поскакал в направлении горной цепи, и скоро исчез в дымке утреннего тумана, затерявшись среди зеленой листвы. Огромный отряд, растянувшись бесконечной колонной, последовал за ним, ступая по летней утренней росе.
Молодой князь Цинхай во главе двухтысячной элитной конницы и тридцатитысячной пехоты преодолел более шестидесяти ли, обойдя кружным путем горы с востока, и в этот же день, ближе к вечеру, пробрался к плохо охраняемым восточным воротам Тунпина. Вдруг все небо заволокло черными тучами и стеной полил сильный дождь. Раскаты грома сотрясли воздух. Началась паника.
С южной равнины реки Лилань на десять ли вперед разносился звук капель дождя, падавших на металл доспехов. Началась схватка между императорским войском, возглавляемым Чжунсюем, и армией мятежников под руководством самозванца Чу Фэнъи. Небо и земля слились в одно тусклое пятно, побагровевшее от крови. Отступать было некуда. Все пути были завалены трупами. А ливень все продолжался. Узкая равнина превратилась в одну большую могилу. Доспехи императорской армии были прочнее и мощнее, но под проливным дождем они очень сильно сковывали движения. Мятежные войска во главе с самозванцем Чу Фэнъи воевали на всех юго-западных фронтах уже несколько лет и давно привыкли к таким тропическим ливням, поэтому двигались легко, а мечи их крушили все, что попадалось на пути. Прошло два часа. Императорские войска терпели поражение и были отодвинуты на три ли к лагерю. Рев военных барабанов сотрясал землю, пронизывая насквозь – прямо до позвоночника. Мятежники постепенно обступали их со всех сторон, продолжая непрерывно атаковать. Главный отряд императорской армии был зажат в кольцо, продолжая сражаться спина к спине. Он был готов сопротивляться до самого конца.
Внезапно барабанная дробь прекратилась. Не считая яростного рева реки Лилань, звука ливня, стучавшего по доспехам и мечам, долина погрузилась в тишину. Мертвые не могли издавать звуков, а живые просто не решались на это. Мужчины молча переводили дыхание. Они все были перепачканы кроваво-грязными подтеками, стекавшими по их лицам мутными струйками дождя и закрывавшими им обзор. После очередного боя в грязной речной воде оказалось множество холодных человеческих тел, позволявших каплям дождя тщательно промывать их смертельные раны.
Вдруг с востока на запад в рядах мятежников поднялось волнение.
– Смотрите, крепостная стена! – крик пронзил бескрайнюю дождевую завесу.
Несколько боевых сигналов, запущенных с востока, озарили красным светом небесное пространство, пронзив плотную стену ливня. Тунпин объявил общую боевую тревогу.
– Это восточный отряд. Они штурмуют город! – Императорская армия разразилась радостными криками.
Тунпин был атакован войсками принца Сюя с востока и запада. Ситуация была критической. В строю мятежников началось какое-то движение. Было видно, что отряд, над которым развевался флаг принца И, направился на восток. Чу Фэнъи решил вернуться назад, чтобы прорвать кольцо осады города. На длинной узкой равнине остался лишь мятежный генерал Ло Цзихань со своим двадцатипятитысячным отрядом, продолжив борьбу.
Чу Чжунсюй во вглаве западного отряда императорского войска продвигался на восток. Они медленно оттесняли войско Ло Цзиханя к Тунпину, оставляя после себя трупы в грязном красно-желтом месиве.
Наступила ночь. Восточные ворота Тунпина загорелись. Войска мятежников были атакованы со всех сторон. Через южные и северные ворота они попытались бежать из города, но попали в засаду врагов и понесли тяжелые потери. Армии повстанцев был нанесен серьезный ущерб, но они не хотели сдаваться и продолжили отчаянно сопротивляться не на жизнь, а на смерть. Главный отряд войска Чу Фэнъи добрался до западных ворот Тунпина. К этому времени половина солдат восточного отряда императорских войск, во главе с Фан Цзяньмином, вошли в город через южные и северные ворота. Они успели объединиться и были полностью готовы к бою. Несмотря на непрекращающийся ливень, восточные ворота продолжали пылать, озаряя ночное небо. Языки пламени трепетали, величественно вздымаясь вверх за спинами императорского войска, словно распахнувшиеся врата ада, из которых вырывался бушующий огонь.
Городские ворота сгорели дотла. Снопы искр поднялись в небо, жженое дерево и расплавленный металл согнулись и, наконец, с грохотом рухнули на землю. Больше сотни солдат конницы, прикрыв голову щитами, ворвались в город. Темные силуэты всадников на фоне пожара выглядели ужасающе. Несколько солдат, державших знамя, последовали за ними на лошадях, перепрыгивая через трупы мятежников. От этих прыжков знамя взмыло вверх и, полностью раскрывшись в свете пламени, приобрело кровавый оттенок. Черные спины коней, освещенные языками пламени, переливались, словно атлас. Молодой мужчина, сидевший на одной из тех лошадей, был облачен в блестящие доспехи и черное платье, а в руках он держал тяжелое серебряное копье. Серебряный шлем скрывал его взгляд, но было видно, как по горделиво поднятому подбородку стекают струйки дождевой воды, перемешанные с кровью и потом. Мужчина поднял голову и посмотрел на разрушенные ворота за своей спиной. Ремень на его шлеме разболтался, и тот звонко упал на землю, обнажив благородное утонченное лицо этого юноши. Знамена мятежников на зубчатых стенах городской крепости продолжали пылать.
В правом уголке рта молодого мужчины слегка приподнимался старый шрам, образуя подобие улыбки. Он направил свое копье, с наконечника которого стекала кровь врагов, на знамя возглавлявшего мятежников Чу Фэнъи. Пламя ненависти охватило его. Мужчина уничтожал все на своем пути, словно в него вселился бог убийства.
– Убейте их! Всех до одного!
Солдаты восточного войска ответили на приказ своего командира воинственным криком и бросились в атаку.

Натянув свои луки и оголив лезвия мечей, они яростно освобождали все царство. На тридцать второй год правления под девизом Линьтай четырнадцатого числа седьмого месяца Тунпин пал, а более пятнадцати тысяч врагов было уничтожено.
    «Книга Чжи Книга князей сто сорок два Князь Цзинъи[21 - Князь Цзинъи – посмертный титул Фан Цзяньмина.]»
Ближе к полуночи дождь прекратился. Тучи разошлись, открыв ясное небо, усыпанное звездами. Ночной прохладный летний воздух пах кровью. Запах поднимался вверх, заполняя собой все пространство, словно лианы ядовитого растения, опутавшие ноги человека и тянущиеся все выше и выше.
Западный фланг императорского войска постепенно сдавал свои позиции под мощным давлением с востока. Основные силы мятежных войск, вернувшихся в Тунпин, были вновь оттеснены за пределы города. После объединения с армией Ло Цзиханя их численность по-прежнему насчитывала около пятидесяти тысяч человек. Город был захвачен. Разъяренный, словно стая волков, восточный фланг императорской армии преследовал отступавших мятежников. Те, чтобы спастись, бежали на запад, убивая всех на своем пути.
– Восточное войско слишком рано взяло город! Куда вы прете, ублюдки? – громко ругались солдаты западного фланга, изо всех сил орудуя мечами и стараясь подольше выдержать этот натиск. Только на следующий день они узнали, что той ночью командующий восточной армией и заместитель главнокомандующего императорских войск Фан Цзяньмин отдал приказ о том, что тот, кто убьет принца И, получит сто тысяч золотых. К сожалению, далеко не все из них дожили до следующего дня.
Чу Чжунсюй стоял на вершине холма и успокаивал своего коня, окидывая взглядом поле боя. С тех пор как два войска сошлись в бою на узкой равнине, прошло четырнадцать часов. В начале битвы с обеих сторон насчитывалось около двухсот тысяч человек, сейчас осталось меньше девяноста тысяч. Мятежники продолжали прорываться через императорские войска, оттесняя их на запад.
А Молань, один из шести генералов, повесив лук за спину, встал рядом с принцем Сюем и с тревогой в голосе сказал:
– Ваше высочество, если ситуация не изменится, нам придется вскоре отступить к самому узкому проходу на равнине. Там у нас не будет достаточно места для маневров, и мы потеряем как минимум еще несколько тысяч солдат. Объединиться с восточным отрядом по-прежнему достаточно сложно.
Чжунсюй кивнул и еще сильнее нахмурил брови.
«Неужели этот поход на юг округа Лилань был зря? Неужели я напрасно потерял несколько десятков тысяч солдат?» – подумал он.
Они уже едва держались. Вдруг Чжунсюй услышал какой-то звук, напоминавший шепот. Сначала он был тихим, но постепенно становился все громче и громче. Вскоре он уже был повсюду, словно ветер проносил его сквозь сражавшуюся толпу. Это были мысли людей. Они отделились от их тел и сознания и собрались в единый молящий шепот. Кисти рук, державшие мечи, уже потеряли чувствительность. Предплечья онемели. Кожа между большим и указательным пальцем давно порвалась, оголив кость. А мужчины все не останавливались. Они сражались… сражались… сражались…
Внезапно перед глазами Чжунсюя стремительно промелькнул какой-то свет, а затем в его памяти начали всплывать одна за другой картины из его прошлого.
Отец. Ладонь на его мертвенной сине-зеленой руке то сжималась, то разжималась в воздухе, второй же рукой император яростно расчесывал свое собственное горло. Это была не диагностируемая и не поддававшаяся лечению болезнь. Она развивалась с бешеной скоростью и в одну ночь сломила его.
Разгром столицы огромным войском.
Беспорядочные нападения на солдат, перевозивших зерно, по дороге в царство Хань. Больше половины провианта и фуража, старательно приобретенных его младшим братом Цзичаном в царстве Лэй, было разграблено.
Выкидыш Цзыцзань на втором месяце беременности после того, как убийца, подосланный мятежниками, пробрался в их покои в Шуанхае.
Покрасневшие от слез глаза Фан Цзяньмина.

Чжунсюй крепко сжал рукоять меча и сделал глубокий вдох.
– О небо, зачем ты так глумишься надо мной? Зачем? – Молодой мужчина потер ладонью щеку, размазав слегка подсохшее пятно крови, и высоко поднял голову, посмотрев прямо на бездонное звездное небо, окутанное облаками. Этот полный укора холодный взгляд не искал ответов. Он будто вызывающе вопрошал: «Почему я должен подчиняться тебе?»
Фигура принца Сюя, стоявшего под бескрайним небом, усыпанным звездами, казалась совсем крохотной и ничтожной.
Чжунсюй вскинул меч к уху и отбил пущенную кем-то небольшую арбалетную стрелу. Затем он подстегнул своего коня и бросился вперед на передовую линию, раскалывая ряды мятежных войск, словно молния раскалывает мглу.
– В атаку! Все, кто хочет жить, за мной! – Его громкий голос пронесся высоко в небе над полем битвы. Каждый солдат императорской армии услышал призыв своего главнокомандующего и принца. Но впервые в его голосе они почувствовали тон императора.
Внезапно металлический звук от ударов обнаженных клинков усилился и толпа разразилась поистине величественным ревом. Это был восторженный крик сорока тысяч человек, который шел от самого сердца. Сначала он был спутанным и хаотичным, но затем потихоньку нарастал и становился все более отчетливым, превратившись в сносящий горы и опрокидывающий моря победоносный клич:
– Ура! Ура! Ура-а-а!
Голоса за спиной Чжунсюя, словно морской прилив, нарастали все сильнее и сильнее, но он будто ничего не замечал. Ворвавшись в толпу мятежного войска, принц Сюй мужественно и яростно размахивал свистящим клинком, словно хотел перерезать горло всем своим падениям и неудачам.
Теплая свежая кровь забрызгала все его лицо. А Молань пронзительно закричал, но принц по-прежнему ничего не слышал.

Западному и восточному флангам императорской армии наконец удалось объединиться и взять врага в кольцо. К тому времени до запланированной атаки оставалось меньше часа. Восточное войско начало бой раньше положенного времени. Оно яростно ворвалось в толпу врага и принялось уничтожать всех, кто попадался им на пути. Увидев знамя главнокомандующего восточного фланга, появившееся в ночном тумане на другом конце равнины, солдаты западного войска поняли, что ход битвы наконец-то изменился и вздохнули с облегчением. Солдаты восточного фланга убивали яростно и беспощадно. Они отказывались брать пленников. Оставшиеся в живых менее тридцати тысяч солдат мятежников бросились к западному войску, бросив оружие и моля о пощаде. Только после того, как сигнал о прекращении боевых действий эхом прозвучал три раза подряд, солдаты восточного войска наконец-то успокоились.
Находясь рядом со знаменем Чжунсюя, с золотым драконом, свернувшимся калачиком на черной земле, А Молань прищурился и посмотрел на восток. Красное знамя главнокомандующего отряда Цинхая высоко развевалось над толпой и двигалось прямо на него. Несколько пленников, изо всех сил передвигая своими ранеными ногами, трусливо разбежались в разные стороны, открыв его взору породистого черного жеребца. На нем сидел молодой генерал, а рядом развевалось знамя отряда Цинхая. По мере того как они приближались, А Молань видел все отчетливее, что длинное копье генерала исчезло, по вискам ползли подсохшие кровавые следы, а на теле было как минимум двадцать ран и ссадин, оставшихся после ожесточенного боя. Но глаза молодого мужчины были словно только что отлиты из расплавленного железа и извергали брызги искр. Беспокойное пламя ненависти, казалось, могло сжечь его тело дотла.
– Чу Фэнъи? – произнес он белыми губами, из трещин которых тут же засочилась кровь. Он провел языком по губам и проглотил ее. Свежая кровь имела металлический привкус.
Он спросил:
– Вы нашли Чу Фэнъи?
А Молань молча покачал головой в знак отрицания.
В одно мгновение глаза молодого мужчины вспыхнули. Он тотчас молча развернул своего коня и уже взмахнул плетью, собираясь поскакать обратно на восток, как А Молань схватил его за плечо. Юноша постарался оттолкнуть его, но у него не получилось, и А Молань потянул его к себе. Его лицо было хмурым, а правая рука уже сжимала рукоять меча, находившегося за поясом.
– Его высочество принц Сюй… – А Молань на мгновенье замолчал, словно обдумывая свои слова, а затем указал пальцем на запад и продолжил: – Находится там, в основном лагере.
Юный князь Цинхай недоверчиво посмотрел на него. Мужчина так же, как и Фан Цзяньмин, являлся одним из шести генералов. Ему было чуть за тридцать. Внешностью он походил на иностранца с Южного моря. Его лицо имело красноватый оттенок, брови были широкие и густые, а коричневые зрачки напоминали кошачьи. Даже Чжунсюй знал о нем только то, что он родом из государства Чэньла в Южном море. Также было известно, что он хорош в азартных играх, умеет дрессировать лошадей и прекрасно стреляет из лука, сидя верхом. Кроме того, он прекрасно говорил на китайском языке. Но ни его настоящего имени, ни его места рождения, ни причины, почему он бежал на восток, никто не знал, да и желавших узнать было не особо много. Во время правления императора Сю А Молань поступил на службу в императорскую армию, где служил около семи-восьми лет и особо не выделялся. В позапрошлом году принц Сюй взял его командиром своей личной гвардии.
А Молань окинул величественным взглядом солдат личной стражи Фан Цзяньмина, окружавших его по обеим сторонам, и те наконец немного отошли назад. Затем он подъехал к молодому мужчине и раскрыл ладонь. Фан Цзяньмин резко перестал дышать, а шрам в уголке его губ разгладился. Лицо, до этого настолько искаженное ненавистью и кровожадностью, что никто не решался на него смотреть, внезапно утратило все эмоции. Теперь оно стало похожим на маску, испачканную кровью и сажей. Эта маска была очень красивой, но холодной и абсолютно безжизненной.
В руке А Моланя лежала фигурка размером с игральную кость, мастерски вырезанная из кипарисового дерева. Она была расколота на две части. На груди мелким шрифтом в несколько рядов были написаны иероглифы. Из-под потрескавшегося свежего желто-белого покрытия виднелось что-то красное. А на покрытых лаком ручках и ножках повсюду были полузасохшие бордовые отпечатки пальцев. Следы были такими липкими и вязкими, словно пальцы, которые их оставили, недавно окунали в целую лужу крови. Фан Цзяньмин узнал эту вещь. Многие солдаты, отправляясь на войну, клали подобных кукол себе за пазуху. Считалось, что так называемые «байси» защищали человека от бед и проклятий. Если с ее владельцем случалось несчастье, он заболевал или получал тяжелое ранение, куклу нужно было расколоть и сжечь, тогда байси должна была взять на себя все беды. Эта фигурка была своеобразным амулетом, защищавшим от несчастий. Как-то Цзыцзань случайно увидела эту куклу и сделала своими руками больше десяти фигурок байси для генералов, у которых не было семей. На каждой из них она написала их имена и даты рождения. У Фан Цзяньмина и А Моланя тоже были такие куклы. Они взяли их с собой на войну, спрятав за нагрудником доспехов.
Но та кукла, что теперь лежала в ладонях А Моланя, была хорошо известна обоим мужчинам: это была байси Чжунсюя.
– Два часа назад в его высочество попала шальная стрела. Наконечник вонзился прямо в куклу и расколол ее на две части. Для того чтобы сохранить боевой дух солдат, его высочество с трудом сломал древко стрелы, решив оставить воткнутый в нагрудник наконечник до тех пор, пока ситуация не наладится. Он разрешил мне лишь проводить его обратно в основной лагерь. Лекарь сказал…
А Молань вдруг резко замолчал, словно боясь произнести это вслух. Он молча положил обломки куклы на ладонь Цзяньмина, обернулся и тихонько свистнул. Знаменосец, державший флаг Чжунсюя с изображением золотого дракона, свернувшегося калачиком на черной земле, подошел к нему, и они направились в самую глубь равнины, усеянной трупами. У него еще оставалось слишком много дел: разместить пленных, очистить поле боя и выстроить войска.
Неожиданно Фан Цзяньмин почувствовал, что доспехи на его плечах стали невыносимо тяжелыми. Он вытянул руку, склонил голову и пристально посмотрел на окровавленные обломки деревянной куклы, лежавшие у него на ладони. Затем он резко вскинул голову и с силой пришпорил своего коня. Черный как смоль скакун хрипло заржал и понесся на запад к основному лагерю.
Солдаты, стоявшие в карауле, не успели преградить им путь. Конь просто перепрыгнул возведенный вокруг лагеря защитный барьер. А всадник, сидевший на нем, обнажил свой меч и, выбив подряд несколько мечей из рук стражников, стоявших у палатки, попытался ворваться внутрь. Он резко натянул поводья и остановил коня, который яростно заржал и встал на дыбы. Всадник с легкостью спрыгнул на землю и быстро, словно ураган, ворвался в палатку. Стража уже схватилась за луки, собираясь стрелять на поражение, как кто-то зоркий наконец узнал его и громко закричал:
– Погодите! Свои!
Выбросив на ходу уже ненужный меч, который до этого держал в правой руке, он еще крепче сжал в левой обломки деревянной фигурки. Левая рука была вся покрыта потом и грязью, а кожа в тех местах, где застряли деревянные занозы, покраснела и сильно саднила.
В пустой палатке горел костер. Фан Цзяньмин подошел к нему и почувствовал, как по окоченевшим рукам и ногам приятно растеклось тепло. Кожа горела, словно он опустил руки в холодную воду. Юноша простоял так долгое время. Он не двигался и не моргал, а лишь пристально смотрел на длинный кровавый след, тянувшийся ко внутренней палатке. Было видно, что там горел свет и несколько человек суетливо бегали туда-сюда.
Крупные капли пота, размером с горошину, свисали с носа главного военного лекаря. Он не пытался их вытереть, а все продолжал качать головой и тихим голосом что-то говорить лежавшему там человеку.
В ответ раздался безжизненный, но в то же время мелодичный голос Чжунсюя. Он был слабым, но непреклонным:
– Ну сколько раз можно повторять? Вытаскивай.
Голос главного военного лекаря дрожал от волнения:
– Ваше высочество, нельзя его сейчас доставать! Наконечник находится прямо посередине легких. Если его достать, то кровь уже будет не остановить и тогда вы… вы…
– Если нельзя его сейчас доставать, то неужто завтра или послезавтра, – осипшим голосом пробормотал Чжунсюй, его дыхание было прерывистым, – будет можно?
Лекарь не нашелся что ответить и лишь продолжил нервно потирать себе руки. В палатку заглянул человек и доложил:
– Ваше высочество, прибыл князь Цинхай.
Чжунсюй собирался что-то сказать, но, словно подавившись, разразился сильным кашлем. Воздух просачивался из поврежденных легких, поэтому на каждом вздохе его кашель превращался в протяжный свист. Во внутренней палатке началась паника, несколько голосов закричали:
– Ваше высочество, ваше высочество!
В шуме человеческих голосов Цзяньмин смог отчетливо различить какой-то равномерный хлопающий звук, напоминавший звук капель дождя, падавших на клеенчатую ткань палатки. Вдруг все голоса стихли. Из-под тяжелой занавески медленно поползла тоненькая красная струйка. Она тянулась по всей ее поверхности и постепенно просачивалась наружу.
Цзяньмин сильно испугался и громко закричал:
– Брат Сюй! – Недолго думая, он открыл занавеску и вбежал во внутреннюю палатку.
Главный военный лекарь стоял около Чжунсюя и крепко прижимал к его груди целую стопку салфеток. Мужчине было около пятидесяти лет. Он весь трясся от волнения. Напрочь забыв про все нормы приличия, он без остановки повторял:
– Ваше высочество, ну что ж вы так?! Ну что ж вы?!
Фан Цзяньмин сделал шаг назад.
Чу Чжунсюй был белым как мел. Он очень осунулся и казался намного меньше, чем обычно. Все его туловище от шеи до пупка было полностью в крови, которая шла и шла без остановки. Рана уже покрылась почерневшим струпом, а сверху новым слоем его покрывала алая свежая кровь. Чжунсюй зашевелил губами, но все те, кто стояли хотя бы даже в паре шагов от него, уже не могли расслышать ни единого слова.
Цзяньмин бросился к изголовью его кровати. Он был так испуган, что не мог вымолвить ни слова.
Чжунсюй слабо улыбнулся ему и глазами показал подойти поближе. Цзяньмин подчинился и, видя, что Чжунсюй собирается что-то сказать, наклонился к нему. Фан Цзяньмин едва мог различить почти беззвучно, из последних сил сказанные слова своего друга:
– Видишь… умираю. Даже кукла не помогла.
Пораженный, Цзяньмин разжал правую руку Чжунсюя. В ней лежал окровавленный железный наконечник стрелы с совсем небольшим – в один цунь – отломленным древком.
В этот момент кто-то вновь заглянул во внутреннюю палатку и доложил, что князю Цинхаю прибыло письмо из округа Люшан. Услышав эти слова, Цзяньмин ощутил комок в горле. Формально он возглавлял округ Люшан, а его родной отец и братья были мертвы. Чу Фэнъи приказал полностью истребить род Фанов, а округ Люшан был захвачен мятежными войсками. Кто же тогда мог отправить ему это письмо?
У входа в лагерь, едва держась на ногах, стоял гонец и ждал его. Тело его было покрыто гнойными ранами, которые уже издавали неприятный запах. Увидев выходившего из палатки Фан Цзяньмина, гонец дрожащими руками взволнованно нащупал конверт у себя за пазухой. Вероятно, от пропитавшего его дождя и пота конверт стал слишком грязным, гнилым и мокрым. Он преодолел долгий путь в один месяц, проехав с северо-востока до юго-запада – от Люшана до Лиланя. Фан Цзяньмин вскрыл его. Внутри лежал тонкий лист бумаги.

Цзяньмин, сын! Ты единственный, в ком течет кровь семьи Фанов. Береги себя.
Это был почерк покойного князя Цинхая Фан Чжии. Скорее всего, письмо было написано в спешке. Строчки с иероглифами были неровные, но оно по-прежнему было оформлено в благородном стиле по их семейным традициям.
Сначала Фан Цзяньмин подумал, что конверт был сделан из красной бумаги, которая просто поблекла за время пути. Но затем он увидел, что на письме было несколько кровавых отпечатков пальцев и само оно тоже наполовину было терракотового цвета. Тогда он понял, что и конверт, и письмо были пропитаны кровью.
Фан Цзяньмин знал, что его отец уже был мертв. Он принадлежал к знатному роду и с детства жил во дворце, где учился вместе с наследниками престола. Когда же отец приезжал в столицу на торжественные церемонии, он часто навещал его, но Цзяньмин все равно чувствовал себя чужим. Отец никогда не ругался на него. Он всегда спокойно улыбался, дарил одну-две игрушки и мог погладить по голове, если сын не уворачивался от отцовской ласки. Той осенью, когда ему исполнилось шесть лет, мальчик начал обучаться стрельбе из лука. Тогда отец подарил ему золотое кольцо на большой палец, покрытое светло-зеленой глазурью. Это было особое кольцо для стрельбы, чтобы при натягивании лука тетива не могла порезать палец. Оно было большого размера – на взрослого мужчину, – поэтому мама обмотала его изнутри зелеными шелковыми нитям, и кольцо стало как раз впору.
Сегодня, во время сражения, Фан Цзяньмин был полон решимости отомстить Чу Фэнъи и убить его, однако в глубине души он всегда понимал, что во многом все будет зависеть от удачи. Он знал своего отца как ласкового и доброго человека, но все говорили, что в юности он имел выдающийся талант к боевым искусствам. Кроме того, у рода Фанов было много потомков, которые противостояли мятежникам. Разве возможно, чтобы они просто так взяли и дали убить себя? Однако сейчас, держа это письмо в руках и собственными глазами видя белый лист бумаги, насквозь пропитанный кровью отца, Фан Цзяньмин наконец осознал, что все это было правдой.
Они все умерли. Их больше нет. Даже если он собственными руками отрубит голову Чу Фэнъи и принесет ее в жертву, это ничего не изменит. «Ничего не изменит», – он прокручивал эти слова в голове, и с каждым разом они все сильнее и сильнее отзывались тупой болью в душе.
Часть раненых уже перенесли в лагерь для оказания медицинской помощи. Повсюду был слышен их плач и крики. Эти звуки напоминали вой волков, потерявших своих детенышей; шум воздуха, выходивший из кузнечных мехов, – они напоминали все что угодно, но только не звуки человеческих голосов. Фан Цзяньмин приказал отнести гонца, который привез письмо, к лекарю. Взяв его под руки, солдат тихонько пробурчал себе под нос:
– Он не может защитить даже своих. Если бы эта проклятая восточная армия не начала атаку раньше срока, не погибло бы так много людей.
Солнце еще не взошло, но на востоке уже виднелись его первые лучи. Издалека было видно, что над Тунпином по-прежнему вздымается пламя. Фан Цзяньмин посмотрел на равнину, где недавно прошел бой. Он увидел, как его раненые солдаты заставляют пленников рыть ямы, чтобы похоронить своих соратников. Он увидел пленного мятежника, чья левая рука была привязана к руке другого пленного. Он копал землю этой самой рукой, в то время как его правая рука была сломана и висела без движения. Он увидел десятки тысяч человек, крепко спавших на грязной земле. Они все смертельно устали от бесконечного боя, длившегося почти сутки. Они были измождены от голода и холода и с ног до головы покрыты своей и чужой кровью. Он увидел двух покойников, которые были врагами при жизни и отчаянно сражались друг с другом. Лезвие меча одного все еще пронзало грудь другого. Они были похоронены вместе, став вечными соседями друг другу в этой холодной земле. Возможно, кого-то из них дома ждали родители, жена и дети. Но даже если они приедут сюда, чтобы найти хотя бы тело, то увидят лишь горы трупов, среди которых будет почти невозможно опознать своего папу, мужа или сына.
Фан Цзяньмин ни о чем не жалел. Он был еще молод, но уже имел большой опыт в военном деле, поэтому прекрасно понимал, что если бы проиграли они, то враг вряд ли проявил бы милосердие. Первые лучи солнца осветили кровавые воды реки Лилань. Десятки тысяч человек прищурили глаза от яркого света утренней зари. Большая равнина в десять ли засверкала красным. Это зрелище угнетало и вызывало скорбь.
Однако пролитой крови могло быть меньше, если бы не его роковая ошибка. Осознав это, Фан Цзяньмин внезапно пришел в себя, словно очнувшись ото сна. Он отвернулся, засунул письмо, которое держал в руке, под подол одежды и быстро побежал к основному лагерю.
Фан Цзяньмин остановился у костра и бросил в огонь деревянные обломки байси, которые все еще сжимал в своей ладони. Языки пламени мгновенно охватили куклу и поглотили полностью, превратив в безликую головешку.
Снаружи уже светало, но в палатке по-прежнему была глубокая ночь. Лицо Чжунсюя было мертвенно-бледным, салфетки на его груди меняли уже много раз, но кровотечение не останавливалось. Все это – его роковая ошибка. Если бы не он, то Чжунсюй не был бы сейчас в таком состоянии. Не случилось бы так, что в его венах почти не осталось крови.
Увидев, что Цзяньмин вернулся, Чжунсюй широко раскрыл глаза и еле заметно приподнял уголки рта, пытаясь улыбнуться.
Цзяньмин встал на одно колено у его кровати и сложил руки в приветственном жесте, крепко обхватив кончики своих холодных, словно сделанных из металла, длинных пальцев. Эта мрачная комната вызывала у него неприятные воспоминания из детства.
Собрав все силы, Чжунсюй еле слышно произнес:
– Цзяньмин, тебе лучше?
Молодой заместитель главнокомандующего удивленно поднял глаза и столкнулся взглядом с Чжунсюем. Его глаза были уставшими и мрачными, но на лице по-прежнему играла слабая улыбка.
Они оба потеряли отцов и оба остались единственными представителями рода. С детства они всегда были друзьями не разлей вода, сейчас же стали братьями, готовыми отдать жизнь друг за друга. Во всем мире остался только он. Только с ним не нужны были ни слова, ни оправдания.
Внезапно он все понял…
Из глаз Фан Цзяньмина потекли слезы, и он с трудом произнес:
– Брат Сюй…
– Ты должен стать главнокомандующим, а то я совсем плох, – произнес Чжунсюй и прикрыл глаза. Он выглядел очень уставшим. Он был еще жив, но сильно ослаб. Скорее всего, Чжунсюю оставалось не больше двух дней.
Юный Цзяньмин громко зарыдал.

Наступило утро. Князь Цинхай приказал главному военному лекарю и всем остальным покинуть палатку, оставив лишь двадцать человек из личной гвардии стоять на страже у входа. Он также велел принести ему сосуд с ледяной водой, полцзиня магнитных камней, лекарственное растение дудник, киноварь и некоторые другие лекарственные средства.
Прошло полдня. Главный военный лекарь пришел осмотреть раны принца Сюя. Охрана, стоявшая у входа, преградила ему путь, сказав, что князь Цинхай велел никого не впускать. Даже если сама принцесса лично появилась бы здесь, вход ей также был бы воспрещен. Он сказал, что принцу не нужен ни чай, ни вода, ни лечебный отвар – вообще ничего не нужно. А все, кто ослушаются его приказа, будут немедленно казнены.
Главный военный лекарь был в ярости. Он начал спорить, вспыхнул скандал. В этот момент, с шелестом открыв занавеску, из палатки вышел князь Цинхай. Главный лекарь повернулся к нему и только собрался разразиться своей гневной тирадой, как тут же осекся.
Перед ним стоял не тот юный князь Цинхай, которого он видел раньше, а как будто совсем другой человек. Внешность, поступь, одежда – все осталось неизменным. Но за полдня привычное ребяческое выражение лица молодого человека бесследно исчезло. В глазах появилась твердая решимость и какая-то особая сила. Он возмужал и повзрослел.
Фан Цзяньмин отправил небольшой отряд для того, чтобы сопроводить главного лекаря и остальных восемь лекарей, которые пытались вылечить рану принца Сюя, обратно в Шуанхай. Он также приказал послать в лагерь нового человека на должность главного военного лекаря. Что касается остальных тридцати пяти лекарей, которые оказывали медицинскую помощь раненым, они остались в лагере и продолжили выполнять свои обязанности. Армии в восемьдесят тысяч человек потребовалось больше месяца, чтобы преодолеть дорогу от царства Хань до Лиланя. Но даже налегке дорога туда-обратно должна была занять около двадцати пяти – двадцати шести дней. С большой вероятностью принц Сюй мог и не дождаться приезда в лагерь нового военного лекаря. Однако на этот раз не нашлось никого, кто осмелился бы обсуждать этот приказ. Раз уж верховный главнокомандующий был не в состоянии исполнять свои служебные обязанности, вся полнота власти естественным образом переходила в руки его заместителя. Все были обязаны повиноваться ему и могли лишь тайком обсуждать справедливость его приказов.
Фан Цзяньмин приказал А Моланю взять на себя все вопросы по восстановлению порядка после сражения. А Молань кивнул и направился к выходу, но, не удержавшись, оглянулся назад и вновь взглянул на него. В этот момент юный князь Цинхай отодвинул занавеску и зашел обратно в палатку. На грязной земле, где он только что стоял, появилась небольшая лужица крови.
Отряд, который был отправлен для того, чтобы сопроводить старого военного лекаря в царство Хань и привезти обратно в Лилань нового, мчался изо всех сил. До смерти загнав более сорока лошадей, они смогли завершить свою поездку всего за девятнадцать дней и уже вернулись обратно. Принцесса Цзыцзань передала новую байси, которую она сделала своими руками. Однако ее пока что нельзя было приносить в палатку к Чжунсюю, поэтому куклу отдали А Моланю на временное хранение.
Вот уже девятнадцатый день в палатке принца Сюя круглые сутки горел свет лампы. Сначала оттуда доносились звуки капель воды и дребезжание посуды, но последние два-три дня было совсем тихо. Казалось, в палатке не было ни единой живой души. Лишь изредка стража могла случайно расслышать какие-то звуки, словно кто-то бредил от сильного жара. Все опасались, что его высочество принц Сюй и князь Цинхай, находившиеся в палатке, уже были мертвы. Несколько нетерпеливых уцяньци хотели ворваться в палатку, чтобы проверить их, но А Молань обнажил свой меч и преградил им дорогу.
В лагерь прибыл новый военный лекарь. Узнав обо всем том, что здесь происходило, он решил в первую очередь заняться осмотром раненых солдат. В том момент, когда он выписывал рецепты для наружного лечения покрытой язвами раны одного из офицеров, снаружи внезапно послышался какой-то шум. Несколько молодых солдат пехоты без разрешения вломились в его палатку и, ничего не объяснив, потащили за собой.
Оказалось, что во внутренней палатке принца Сюя началось какое-то движение. Тысячи солдат побросали свои точильные камни и миски и со всех ног побежали туда, столпившись перед входом в палатку. Затаив дыхание, они внимательно прислушивались, пытаясь понять, что происходит. Было так тихо, что на расстоянии трех-четырех ли можно было даже услышать шум реки Лилань.
Из палатки отчетливо доносился лязг застегивающихся доспехов. Затем послышался характерный звук меча, который вытаскивали из ножен. Вероятно, человек, который это делал, хотел проверить свое оружие и затем вновь вложил его обратно в ножны. Потом раздались звуки шагов. Человек вышел из внутренней палатки и уже подошел к входной занавеске. Это была походка юноши. Возможно, слегка нетвердая, но все еще плавная и степенная. Вероятно, это был князь Цинхай, кто же еще? Человек в палатке казался полностью измотанным, но это было неудивительно, ведь он находился там без еды и отдыха уже девятнадцать дней. Что касается Чу Чжунсюя, то все понимали, что вряд ли это был он, ведь принц Сюй, скорее всего, уже был мертв.
Вся робость и страх, которые так усердно подавлял в себе военный лекарь, моментально выплеснулись наружу. Он уже был наслышан о том, что князь Цинхай приказал отправить обратно в царство Хань предыдущего главного военного лекаря и запретил кому-либо видеться с ним, поэтому в глубине души он чувствовал, что эта поездка в царство Вань не предвещала ему ничего хорошего. Но у него не было выбора. Его жена и дети находились в Шуанхае, поэтому ему пришлось последовать за отрядом. Если принц Сюй действительно умер, то князь Цинхай должен был стать верховным главнокомандующим императорской армии, то есть самым главным человеком в царстве. Затем, восстановив мир в Поднебесной, он направился бы в царство Лэй за принцем Чаном и стал его регентом, генералом и тайным советником. Все это было лишь делом времени. Принц Сюй был членом императорской семьи. Очевидно, что его труп должен быть осмотрен главным военным лекарем. Но если он хочет сохранить свою голову, то ему придется притворяться и врать. Однако, судя по всему, если он поступит против своей совести, то его просто-напросто не выпустят живым из этого военного лагеря. Он прислушивался к постепенно приближавшимся шагам и дрожал от страха.
Послышалось шуршание, и входная занавеска поднялась. Главный военный лекарь вздрогнул. Все его тело покрылось мурашками, волосы встали дыбом, а мышцы напряглись.
Со всех сторон разразился шквал криков. Он казался таким мощным, будто был способен подбросить человека в небо. Находясь среди огромной толпы в несколько тысяч человек, главный лекарь просто не мог различить, какими были эти крики: гнева, разочарования или радости. Он просто продолжал стоять и тупо смотреть на молодого человека, вышедшего из палатки.
Лицо юноши было таким бледным, что он был даже не похож на живого человека. Он скорее походил на тень, отбрасываемую солнечными лучами в пасмурный день, которая могла просто исчезнуть, если бы на нее подул ветер. Несмотря на то что его рука, которая держала занавеску, все еще дрожала, гордо поднятые брови по-прежнему выглядели властно и величественно.
Он заговорил:
– Это ты лекарь? – Он не разговаривал много дней, поэтому его некогда звонкий и чистый, как лезвие ножа, голос осип.
Главный военный лекарь услышал стук собственных зубов. Он попытался выдохнуть и расслабиться, но у него ничего не получилось. Это было уму непостижимо. За все свои тридцать лет медицинской практики он никогда не видел такого. Спустя девятнадцать дней с таким тяжелым ранением… как он вообще мог ходить?
Принц Сюй все еще продолжал одной рукой держать входную занавеску. Он прищурился, пристально посмотрел на лекаря и медленно произнес:
– Зайди посмотри. – Тщательно выговаривая каждое слово, он указал головой в сторону внутренней палатки, ни на секунду не отводя свой суровый взгляд от лица главного военного лекаря.
Тот взволнованно ответил:
– Слушаюсь, ваше высочество, – и, пригнувшись, вошел во внутреннюю палатку. Краем уха он услышал, как А Молань докладывал принцу Сюю, что они прочесали весь город Тунпин сразу же после пожара, но самозванца Чу Фэнъи уже нигде не было. Ему удалось спастись. Притворившись, что направляется на восток, он приказал своим людям взять его знамя главнокомандующего армией и сделать вид, что войска возвращаются в город. Сам же Чу Фэнъи вместе с несколькими десятками приближенных пошел прямо на север. Стремительно преодолев несколько ли, он добрался до побережья и, найдя себе лодку, переплыл на другую сторону, высадившись на берегу города Байшуй, откуда бежал обратно в Ванчэн.
Главный военный лекарь обернулся. В этот момент А Молань как раз подал принцу Сюю крохотную деревянную куклу. Он взял ее в руки и очень долго внимательно рассматривал. Затем молча открыл свой нагрудник и спрятал ее там за пазухой.
Все эти девятнадцать дней Фан Цзяньмин в одиночку, без чьей-либо помощи, без сна и отдыха выхаживал принца Сюя. В итоге он обессилел, страшно заболел и совсем не мог двигаться. Три месяца он находился в Тунпине, был прикован к кровати, а затем поехал обратно в царство Хань на реабилитацию. Только в начале следующего года князь Цинхай вновь смог вернуться к службе.

Судьба держит в руках весы, где на одной чаше лежит человеческая душа. Но какую же гирю она положит на вторую чашу? Будет ли это злой рок, который перевесит душу и станет концом жизни человека? Этого никому не суждено узнать. Так называемый роковой случай лежит на ладонях великого духа пустоты и разрушений и может даже случайно просочиться между его пальцами, словно одна из миллиарда песчинок, и упасть, предопределив чью-то судьбу.

Спустя год, накануне сражения на Алой равнине, которое произошло на второй месяц тридцать четвертого года правления под девизом Линьтай, из Шуанхая пришли новости о том, что пособники Чу Фэнъи тайно пробрались в город и отравили основной источник воды. Погибло около десятка тысяч человек. Цзыцзань и ее нерожденный ребенок также скончались. Когда пришло известие об их смерти, Фан Цзяньмин находился рядом с Чу Чжунсюем. Он видел, как Чжунсюй открыл рот, но не смог произнести ни слова. Он только молча прикрыл нагрудник своей ладонью, как будто хотел дотронуться до красивых нежных рук, которые когда-то касались этого холодного металла. Под нагрудником лежала крошечная кукла байси. Чжунсюй поднял голову и посмотрел на свинцовые тучи, закрывшие собой голубое небо. Это был взгляд хищника, который отправлялся на охоту.
– Думаешь, ты победил меня?
Большие хлопья снега падали на Алую равнину. Фан Цзяньмину показалось, что он услышал голос Чжунсюя, но, возможно, это было просто его воображение.
Там, на Алой равнине, войска мятежников были полностью уничтожены. Чжунсюй, возглавляя стодвадцатитысячную императорскую армию, вновь вернулся в Ванчэн. Прошло ровно восемь лет с тех пор, как он покинул императорскую столицу, тогда ему было всего семнадцать.

Выбив ногой дверь тронного зала, которая долгое время была заперта, он сильно раскашлялся от скопившейся там пыли. Стойкий запах благовоний, оставшийся с прошлых лет и развеянный повсюду свежим летним ветром, витал везде, словно призрак, душа которого не могла покинуть этот свет. В глубине тускло освещенного зала стоял императорский трон, мерцавший слабым светом жемчуга, нефрита и золота. Чжунсюй сделал шаг вперед. Он ступал очень медленно, как будто путь к трону ему преграждала бездонная река. Казалось, что он хотел перейти ее вброд, но боялся сделать неверный шаг. Дорога к трону была устлана трупами. Сколько людей, стоявших у него на пути, он убил? Сколько людей, защищавших его, было убито? А сколько беззащитных, безоружных женщин, стариков и детей по обеим сторонам баррикад погибло ни за что в этой страшной войне за власть? Звук шагов отзывался глухим эхом. Ему уже было двадцать пять лет. Первые семнадцать лет жизни были ярким отражением приливов и отливов чудесного сияния волны. Но последние восемь лет стали уродливым, страшным шрамом на его жизни, в течение которых удар за ударом было на кусочки разбито его человеческое сердце. Когда Чжунсюй вновь вернулся в тронный зал, ему было всего двадцать пять лет. Но в уголках его глаз уже появились глубокие морщины, а волосы на висках были покрыты белым инеем.
Чжунсюй протянул руку и провел пальцем по трону, стерев лежавшую на нем пыль. Он очень долго и внимательно смотрел на него, а затем повернулся, отряхнул рукава своего одеяния и сел. Облако пыли с трона стремительно поднялось вверх.
Толпы людей, будто накрытые морской волной, упали ниц. От тронного зала до многочисленных красных ступенек, ведущих к нему, во всех уголках императорского дворца раздавались громкие крики, сотрясавшие ночное небо столицы: «Ура! Слава императору! Долгих лет императору!» С того дня Чу Чжунсюй официально вступил на престол и был провозглашен императором Сюем, правящим под девизом Тяньсян. А принцесса Цзыцзань была посмертно провозглашена императрицей. Рядом с императорским троном на месте, принадлежавшем императрице, стояла мемориальная табличка с ее именем, завернутая в ритуальную накидку с изображением фениксов и окруженная драгоценными камнями, переливавшимися разными цветами, и золотом.
Фан Цзяньмин стоял среди чиновников в первом ряду и смотрел на императора Сюя.
Внезапно среди шума ревущей толпы молодой император почувствовал во всем теле смертельную усталость. Он молча посмотрел на всех своих самых близких людей, которые в свое время сражались с ним плечом к плечу. В этот момент дворцовые служанки наконец смогли протиснуться сквозь толпу и одну за другой зажгли все лампы. Прекрасный и величественный дворец, словно крупная сияющая жемчужина, украсил всю территорию дворцового комплекса, возвысившись над императорской столицей. В тот момент никто не мог себе даже представить, что совсем недавно здесь в полумраке молодой император сидел на троне и беззвучно плакал.
Царство Лэй быстро подсуетилось и отправило императору еще одну принцессу. Весь путь до Ванчэна она не снимала с себя восемнадцатислойную черную вуаль, окутывавшую ее с головы до ног. Но, встретившись с императором, она открыла свое лицо, и весь тронный зал потерял дар речи. Принцесса была одета в красивое платье цвета индиго с красно-золотыми отливами. На ее шее висела подвеска с изображением русалки, которая олицетворяла Великого Дракона и была символом их правящего рода. А ее лицо… Она была словно перерождением Цзыцзань. Принцессу звали Тилань. Она была племянницей Цзыцзань. Увидев ее в первый раз, император Сюй на какое-то время потерял дар речи. Он сразу же невзлюбил ее и, казалось, относился к ней хуже, чем к другим наложницам. Место же, которое занимала Цзыцзань в его сердце, по-прежнему оставалось пустым. Одновременно вместе с Тилань вернулся из царства Лэй его младший брат Чу Цзичан, которому на тот момент уже исполнился двадцать один год.
В одном из уголков рта Фан Цзяньмина так и остался шрам, который появился на двадцать седьмой год правления под девизом Линьтай. Этот шрам создавал на его лице подобие улыбки, даже когда он не улыбался. В то время он еще был общительным, резвым, лучезарным, словно яркое весеннее солнце, юношей. Но теперь, даже когда он был облачен в роскошные княжеские одеяния, его лицо всегда выражало только непоколебимое спокойствие и настороженность.
– Это выражение лица убийцы, – как-то сказала Тилань. Услышав ее слова, император Сюй усмехнулся. Он и сам был таким же.
Вскоре после этого один за другим умерли так называемые шесть крыльев императора.

В царстве Чжун осталось очень мало молодых представителей знати. За долгий период смуты и раздробленности, который длился восемь лет, многие погибли и пропали без вести. Еще весной, во второй год правления под девизом Тяньсян, император Сюй приказал разыскать всех оставшихся в живых младших членов знатных семей, относящихся к правящей династии. Результаты были плачевными, а большинство и вовсе оказались самозванцами.
Вскоре после того, как был издан указ о поиске членов правящего дома, у государственного учреждения округа Байяня появилась целая толпа юношей и девушек, тянувшаяся оттуда на тысячу ли. Они все называли себя зятем императора Ю Чжан Иннянем и принцессой Яньлина Чу Линьлан. В те времена, когда земли летнего дворца были оккупированы мятежными войсками, принцессе Яньлина было всего тринадцать лет, а фумадувэю – два года. За восемь лет во дворце не осталось ни одной служанки, которая бы лично прислуживала им и знала их в лицо. Очевидно, что за эти годы принцесса выросла. К тому же у нее была непростая судьба. Она претерпела множество тягот и невзгод, поэтому никто и представить себе не мог, как на самом деле принцесса Яньлина теперь выглядела. А все члены семьи фумадувэя Чжан Инняня бежали на юг, но в пути были убиты разбойниками. Таким образом, никто не осмеливался утверждать наверняка, кто был настоящим членом знатной семьи, а кто – самозванцем, поэтому императору пришлось лично заняться этим вопросом.
Император Сюй и принц Чан вызвали возможных членов правящего дома в Золотой дворец. Они увидели тень двух человек, которые спокойным шагом поднимались по вымощенной дорожке, направляясь в главный зал. На данный момент их личности еще не были окончательно установлены, поэтому во избежание нарушения этикета они были облачены в обычные одежды, но их походка была благородной и элегантной, что внушало надежду. В это время лето как раз сменяло весну. Погода была теплой. Подул легкий ветерок, заставив монотонно постукивать металлический карниз. Внезапно император, похоже, вновь увидел того юного принца из уже начавшего ослабевать рода Чжанов. Вот он снова вернулся в отчий дом. Рядом с ним шла, мелодично звеня яшмовыми украшениями, уже замужняя принцесса, одетая в атласные одежды из девяти видов нитей. В руках у нее была корзинка с белыми пионами[22 - Му Дань (кит. ??) – китайское название пиона древовидного.]. В этом мире все сильно поменялось, но так ничего и не смогло их разлучить. На по-детски белоснежных лицах все еще не появилось никаких следов времени.
Принц Чан резко подскочил и выкрикнул ее детское имя.
– Сестрица Му Дань, – только и смог выговорить он, как тут же горько разрыдался и бросился к ней, словно ребенок.
Чу Линьлан засмеялась и заплакала одновременно, говоря:
– Малыш Циэр, ты уже совсем большой.
Из глубины тронного зала раздался веселый голос императора Сюя:
– Му Дань, помнишь те времена, когда мы играли в шахматы? Я так и остался тебе должен шпильку. Прошло уже много лет. Мой долг сильно вырос. Позволь мне с лихвой рассчитаться с тобой.
На следующий же день новость о возвращении принцессы Яньлина Чу Линьлан разлетелась по всей Поднебесной. Из пяти дочерей покойного императора на тот момент в живых осталась только одна Чу Линьлан, поэтому император Сюй души в ней не чаял. Он даровал ей дворец Феникса, находившийся на территории императорского дворца, в качестве ее резиденции, содержание в один миллион восемьсот тысяч ши[23 - Ши – единица исчисления жалования чиновников.], пятьсот человек в услужение, а также преподнес несметное количество разнообразных редких камней и драгоценностей.
Уже в то время император Сюй все чаще игнорировал государственные дела. Если раньше он каждое утро начинал с императорских аудиенций и подношений в тронном зале, то со временем вообще перестал там появляться. У него не было особо глубоких чувств к какой-либо из наложниц. Ничто не приносило ему радости и не интересовало его. Чиновники часто прибегали к уговорам, но все было безуспешно. В последнее время император стал получать новости о гибели служивших офицеров. На второй год правления под девизом Тяньсян трое из шести генералов, которые, словно шесть крыльев, следовали за Чжунсюем, один за другим погибли по разным причинам. У одного из них лошадь сошла с ума, женщина-генерал скончалась от тяжелых родов, еще один погиб после обвинения в убийстве и побеге.
Седьмого числа первого месяца на третий год правления под девизом Тяньсян князь Цинхай Фан Цзяньмин на рассвете появился во дворце для утренней аудиенции у императора Сюя. Дежуривший там ночью евнух доложил, что император Сюй сейчас находится в резиденции Драгоценной наложницы принцессы Тилань – во дворце Спокойствия.
– Ну что тебе? Подожди, пока я встану. Мне все равно… Что ты сказал? Кто пришел?
– Ваше величество, к вам прибыл князь Цинхай, как вы и велели вчера, – звонким голосом сообщил дежурный евнух, еще сильнее склонившись к полу.
Внутри и снаружи дворца Спокойствия воцарилась мертвая тишина.
– Пусть заходит.
Фан Цзяньмин вошел во внутренний зал дворца Спокойствия. Ему показалось, что на широкой, роскошно украшенной в традиционном стиле государства Чжун кровати никого не было и там лежали только многослойные тонкие одеяла из парчового атласа и благоухающие подушки, которых было так много, что они даже свисали с кровати.
– Цзяньмин, ты тоже считаешь, что я неправ? – Из кучи парчового атласа медленно поднялся император Сюй. На нем было только белоснежное одеяние.
Фан Цзяньмин все еще по старой привычке обратился к нему:
– Брат Сюй, на данный момент ситуация еще полностью не стабилизировалась. Я беспокоюсь, когда ты находишься один во дворце.
Император Сюй долго и пристально смотрел на него, а затем тихим голосом сказал:
– Дурачок, как ты не понимаешь, что ты единственный во всем мире, кому я полностью доверяю. Вся военная мощь Поднебесной находится в наших с тобой руках. Лучше позаботься о себе и своих обязанностях, князь Цинхай. И помни, что если умрешь ты, то и я без тебя долго не проживу.
Молодой генерал, стоявший рядом с императором, внимательно посмотрел ему в глаза. Шрам в уголке губ образовывал на его ясном и открытом лице подобие улыбки, даже когда он не улыбался.
– Я лишь хочу, чтобы император был в безопасности.
Император устало закрыл глаза, словно больше не мог смотреть на это до боли знакомое родное лицо. Какое-то время он просидел так, а затем тихо пробормотал:
– Тилань, поднимайся.
Парчовое одеяло позади императора Сюя зашевелилось, и оттуда постепенно показалась грациозная обнаженная женская спина, на которую изящно спадали длинные черные волосы. Она повернулась и в недоумении посмотрела на своего повелителя.
– Давай, развернись к нему. Вставай. – Император Сюй указал на Фан Цзяньмина. Тилань помедлила, но затем повернулась и встала. Парчовое одеяло соскользнуло с ее стройных гладких ног и упало на пол.
Фан Цзяньмин не отводил взгляд.
Император Сюй сказал:
– Посмотри на нее внимательно. Я подарю ее тебе. Или другую девушку, которая будет еще красивее, чем она. Тебе нужно только пожелать, и я дам тебе все, что есть в этом мире. Ты совсем не жаждешь любви? Тебе уже двадцать четыре года, а наследников все еще нет.
Фан Цзяньмин улыбнулся и ответил:
– Насколько я осведомлен, в нашем благородном роду Фанов не было ни одного мужчины, который бы умер своей смертью. Кто-то погиб на поле боя, а кто-то был убит в своем кабинете. Зачем же приводить ребенка в этот мир, если он все равно покинет его, скончавшись в муках?
Император Сюй злобно усмехнулся:
– Ну хорошо, хорошо. Поступай как знаешь. Можешь идти.
Евнух, дежуривший у входа, увидел, что князь Цинхай собирается покинуть дворец Спокойствия, и склонился перед ним. Ему стало любопытно, почему Фан Цзяньмин так долго находился в покоях, поэтому евнух украдкой взглянул на него. В этот самый момент юный князь Цинхай высоко поднял голову и посмотрел на предрассветное зимнее облачное небо.
– Сяо Лоцзы.
– Да? – Евнух вопросительно приподнял свои типичные для всех евнухов редкие брови.
– Ты непоколебимо предан императору. Молодец.
Сяо Лоцзы вежливо склонил голову и ответил с заискивающей улыбкой:
– Это естественно, господин. Такие, как мы, кастратами попадаем во дворец для того, чтобы служить императору. Мы не можем сражаться на поле боя и разделить заботы его величества, как это делают высшие чиновники или лекари. Все, что мы можем, – это верно служить и заботиться о нем.
– Это точно… Ты не возглавляешь войска и не занимаешься политикой. Можно считать тебя самым бескорыстным и не претендующим на власть человеком. – Князь Цинхай слегка улыбнулся. Он казался очень радостным.
Вскоре Фан Цзяньмин вернулся в Люшан, чтобы привести в порядок все дела на своих землях и усадьбах. Приехав обратно в Ванчэн, он больше не встречался с императором Сюем.
Четвертого числа второго месяца на високосный год правления под девизом Тяньсян князь Цинхай Фан Цзяньмин скоропостижно скончался от острого сердечного приступа. Посмертно ему была дарована императорская фамилия и титул князь Цзинъи, который обозначал, что он был добродетельным человеком и храбрым воином.
Прошло две недели. В один из самых холодных и мрачных зимних дней во дворце появился командующий тайной стражей императора – евнух Фан Чжу. Император Сюй сел в свою колесницу и направился проведать его. Дул сильный ветер. Просторный дворцовый сад был полностью занесен рыхлым снегом.
В той тусклой комнате было сожжено очень много древесного угля. Так много, что, когда открывалась дверь, чувствовалось только, как лицо обдавало обжигающим воздухом. Император Сюй тотчас снял свою тяжелую шубу, отдал ее в руки слуге и огляделся по сторонам. Комната была почти пустой, лишь в центре стояла одна низкая кушетка. Красный свет тусклого огня отражался от мертвенно-синей руки, свисавшей с кровати. Император Сюй поспешно подошел к ней, и резко поднял занавеску, и тотчас отшатнулся. Старший дворцовый евнух подбежал к императору и посмотрел ему в лицо, но не решился ничего сказать.
На мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина. Было слышно только тихое потрескивание углей.
Старший евнух уже начал думать, что император Сюй лишился дара речи.
Человек, лежавший на низкой кушетке, был весь в крови. Он нахмурился и попытался повернуться на другой бок, однако действие лекарства было еще очень сильным, мужчина едва мог шевелиться. Лишь неизменный шрам в уголке его губ продолжал создавать подобие улыбки. Сшитые из хлопка простыни, на которых он лежал, были все пропитаны кровью и уже приобрели красно-бордовый цвет. А свежая кровь все продолжала течь на кушетку, размазываясь по ней, засыхая и превращаясь в одно большое красное пятно.
– Цзяньмин… ты… зачем ты пошел на это? – слабо, почти беззвучно спросил Сюй и громко вздохнул.
Старший дворцовый евнух посмотрел императору Сюю в глаза. Ему показалось, что в его зрачках вспыхнул яркий свет, который был готов вырваться наружу. Эти глаза выражали те самые чувства, которые были в нем одиннадцать лет назад, когда юный принц Сюй стоял против ветра на воротах Чэнцзи и натягивал свой лук. Однако лицо императора все так же оставалось безмолвным и холодным, словно у каменной статуи.
Спустя какое-то время император Сюй обернулся и сказал людям, стоявшим позади него:
– Подготовьте экипаж, мы возвращаемся во дворец.
В этот момент он вновь стал таким же, каким и был все эти несколько последних лет правления, – равнодушным и надменным. Ему было все безразлично, или так просто казалось. Огонь божественного света, который на мгновение озарил его глаза, тут же стал горсткой пепла. А может, его никогда там и не было.
С тех пор ходили слухи, что во дворце появилась тайная стража, которая занималась секретными делами императора. Возглавил эту тайную стражу евнух. У них были свои люди в военном дивизионе Цзиньцзи, находившемся в окрестностях столицы, и во всех остальных основных дивизионах, расквартированных по царству. Когда один из шести генералов, Гу Дачэн, был убит странствующим рыцарем за то, что позволял своим подчиненным грабить поселения, в народе стали поговаривать, что его смерть была организована именно тайной стражей.
Тридцатого числа десятого месяца на третий год правления под девизом Тяньсян принцесса Яньлина попыталась отравить императора Сюя, но ее попытка не увенчалась успехом, и она бежала. Личная гвардия императора преследовала ее до угловой башни внешней городской стены. Когда ее тело пронзили две точно пущенные стрелы, она воскликнула:
– Я дочь наложницы князя округа Фэньян. Этот император – самозванец. Он убил моих родителей и братьев. Если в этой жизни я собственноручно не убью его, то пусть я вообще больше не буду перерождаться в человеческом обличье. Я стану злым духом и буду вечно скитаться по этому свету из поколения в поколение!
Она выдернула стрелу, пронзившую ее грудь, и упала спиной назад с угловой башни высотой в пять чжанов, разбившись насмерть о дорогу Вечной радости. В год, когда Чу Фэнъи начал восстание, князь округа Фэньян Не Цзинвэнь встал на его сторону. Он был младшим братом наложницы покойного императора из рода Не и дядей принцессы Яньлина и принца Чана. Оказалось, что эта девушка была двоюродной сестрой принцессы Яньлина, поэтому не удивительно, что они были так похожи, что их даже перепутали. А фумадувэй Чжан Иннянь всегда мечтал о богатстве и власти, поэтому он помог девушке притвориться принцессой. Суд завершился на следующий день, и фумадувэй был публично казнен – разорван колесницами на части. В народе ходила молва, что это была настоящая принцесса Яньлина. Она хотела помочь принцу Чану захватить власть, поэтому решила собственноручно отравить императора Сюя, но потерпела неудачу. Чтобы защитить принца Чана, она притворилась дочерью наложницы князя округа Фэньян и сбросилась с башни. Многие не воспринимали эти слухи всерьез. Даже в народе всем было хорошо известно, что принц Чан, который провел большую часть жизни за пределами государства, не был честолюбив, поэтому ни к чему было пятнать его доброе имя.
Одиннадцатого числа четвертого месяца на четвертый год правления под девизом Тяньсян умер последний из шести генералов, оставшийся в живых, – Су Мин. Он отправился с заданием в царство Шан, но, даже не успев выехать из царства Чжун, попал в песчанную бурю и бесследно исчез в пустыне между Цзюйцзы и Доумулань. Весть об этой трагедии пришла пятнадцатого числа шестого месяца, в тот самый день, когда в царстве был введен налог на жемчуг.
Император Сюй взял в руки горшочек с бенгальским фикусом и долгое время, нахмурившись, смотрел на него. Боковые побеги растения уже были прищипнуты так, как нужно, поэтому он взял чайник со свежезаваренным чаем и обильно полил корни, одновременно задав вопрос:
– Какой сейчас месяц и год?
Евнух почтительно ответил:
– Ваше величество, сегодня пятнадцатое число шестого месяца. Вы сегодня утром смотрели налоговые документы этого года на жемчуг.
– Я спрашиваю тебя, какой конкретно сейчас год?
– Под девизом Тяньсян… эээ… четырнадцатый год, – ответил евнух, а про себя подумал, что император не в себе.

Горячий ветер с юго-восточного моря прошел тысячу ли через все царство и, добравшись до столицы, стал сухим и обжигающим. На улице сильно палило солнце и не было никакого намека на дождь. Жители столицы и окрестностей называли этот ветер фёном. Вместе с приходом фёна в Ванчэне началось чрезвычайно жаркое лето.
Хайши со своим отрядом направилась на юг и пересекла горную цепь Минло. Прежде чем они успели разглядеть туманные очертания городских стен Ванчэна, на перевале Циюэ разбушевался сильный ветер.
– Погода в этом году очень странная. Даже чувствуется пар в воздухе. – Хайши непроизвольно сделала глубокий вдох, одновременно удерживая своего нетерпеливо ржущего коня.
Фу И с улыбкой сказал:
– Где уж там. Это просто обычный фён. Боюсь, что в этом году он будет даже более сухим, чем прежде.
– Но… – Хайши состроила недоверчивую гримасу. Этот ветер действительно нельзя было назвать освежающим, но он точно был влажным. Он обдувал их обветренную кожу так, что можно было почувствовать, как она разглаживается.
– Мы же едем с Загробной заставы. Откуда на восточных землях взяться фёну? Здесь всегда ощущается приятная влажность. Господин Фан, вы же родились в столице? Вам еще нормально. Солдаты, которые впервые приезжают к нам на заставу из всех приморских округов, мучаются оттого, что у них течет кровь из носа и сильно трескается кожа. Обычно требуется полгода-год для полной акклиматизации, – сказал Тан Цяньцзы, повернувшись к Хайши, и вопросительно приподнял брови.
– Я родился в приморском округе Линьцзе, но вырос в столице, – почтительно ответила Хайши.
Так за разговорами они обогнули перевал и, дойдя до склона, бодро поскакали вниз. Хайши чутко контролировала лошадь и вдруг удивленно воскликнула. Перевал находился где-то в двадцати ли от ворот Чэнцзи. С высоты птичьего полета можно было увидеть огромный, медленно огибавший городские стены поток из солдат, лошадей и знамен. Он направлялся к воротам Чэнцзи, где как раз прошлым летом три основных дивизиона устраивали парад перед тем, как отправиться в путь. Солдаты, облаченные в красные доспехи, держали красные знамена. Войско было прекрасно обучено. Каждый раз, когда на место прибывало две с половиной тысячи солдат, они формировали строй в пятьдесят рядов по вертикали и горизонтали. Сохраняя между каждым таким строем расстояние в три чжана и синхронно вставая по приказу командира, войска четко соблюдали строй. На площади выстроилось уже больше десяти таких построений, но нескончаемый поток солдат, двигавшихся с юга, продолжал стекаться к воротам. Зрелище было впечатляющим.
Рядом с городским знаменем, на котором был изображен дракон, развевался флаг дивизиона Цзиньцзи. Там же было поднято и ярко-красное треугольное знамя дивизиона Чэнчэн, который служил на заставе Цзюнь.
– Надо же, эти обезьяны с заставы Цзюнь нас опередили. – Тан Цяньцзы покачал головой и обратился к полковникам, скачущим позади него: – Стойте. Давайте остановимся и приведем в порядок наш строй, чтобы не опозориться перед этими обезьянами.
Хайши обернулась назад. Подул фён. Вся ярко-зеленая растительность, покрывавшая горы, заметно высохла и стала по-осеннему золотистой. Строй солдат в доспехах цвета индиго продолжал двигаться по извилистой горной дороге, напоминая стремительный поток реки. После того как командирский корпус передал приказ, в ответ раздался могучий и раскатистый, словно звук прибоя, рев. Он шел все дальше и дальше на север, отзываясь эхом на три-пять ли. Следом за ними двигался сорокатысячный отряд. Летом каждого года на заставах сменялись войска. Военные покидали свои дивизионы, в которых находились все это время, и возвращались обратно в столицу для проведения смотра. Согласно правилам, этот парад проходил на площади перед воротами Чэнцзи, а командующий каждого дивизиона должен был отправиться на аудиенцию к императору для предоставления ему отчета о своей службе.
У подножия горы поднимался туман, полностью окутывая собой скачущего по извилистой дороге человека. Постепенно она смогла разглядеть его лицо и фигуру. Хайши быстро покинула свой строй и поскакала к нему, размахивая руками и крича:
– Чжоин, Чжоин!
Когда Хайши окликнула его, Чжоин уже был совсем рядом. Он был одет в легкое черное одеяние, без головного убора, а на плечо был накинут длинный лук. Вероятно, узнав, что войска, отправленные в три главных дивизиона, вернулись обратно и уже прибыли к воротам Чэнцзи, он покинул императорскую гвардию и поскакал прямо к перевалу. На лице Чжоина сияла широкая улыбка. Окинув взглядом Хайши, он сказал:
– Плохо дело. Мало того, что ты не подрос, так еще и кожа на лице обветрилась и покрылась морщинами.
Черты лица у Чжоина были вытянутыми и прямыми. Если бы еще у него были голубые глаза и светлые волосы, то его вообще нельзя было бы отличить от варвара. Но его глаза и брови были иссиня-черного цвета. Он всю свою жизнь прожил здесь, на восточных землях, где все его считали обворожительно-красивым мужчиной. Хайши не нашлась что ответить и лишь смерила его презрительным взглядом, а затем хитрым голосом спросила:
– А с каких это пор тебя повысили с цяньци до кавалериста? – и показала пальцем на пропускной жетон, висевший на поясе Чжоина. С инкрустированного золотом пропускного жетона с изображением цзоуюя[24 - Цзоуюй (кит. ??) – в китайской мифологии существо, похожее на белого тигра. Не питается ничем живущим, символ гуманности и доброты.] свисали фиолетовые кисточки. Это была эмблема военного офицера кавалерии. Статус военного офицера императорской гвардии был на два уровня выше рядового офицера того же ранга. Непосредственно же в самой императорской гвардии звание кавалериста было третьим по величине и уступало только званию главнокомандующего и четырех командиров кавалерии, то есть получалось, что Чжоин был одного уровня с главнокомандующим дивизиона Загробной заставы Тан Цяньцзы.
Чжоин лишь улыбнулся, ничего не сказав в ответ. Он расстегнул защелку на левом плече, отвязав серебряную фляжку в форме полумесяца, и передал ей. Фляга была тоненькой и идеально прилегала к телу, скрываясь в зоне подмышек. А если надеть теплое одеяние или доспехи, то ее вообще было невозможно увидеть. Хайши взяла флягу и сделала глоток. Она вытерла рот, засмеялась и сказала:
– Ну да, вставляет. С такой замечательной фляжкой, которую легко незаметно носить с собой, можно пить хорошее вино где угодно.
– Отец спрятал у себя кувшин с вином «три цветка» и не разрешал его открывать до твоего возвращения. Вот сейчас у него и появится повод. – Чжоин ласково посмотрел на Хайши своими блестящими черными глазами.
Хайши незаметно вздохнула. Ее отец, на лице которого всегда было подобие улыбки, все время воспринимал ее только как мужчину. Вспомнив об этом, она невольно почувствовала себя одинокой.
Чжоин подвел свою лошадь поближе к Хайши и, протянув руку, потрепал девушку по голове:
– Я попросил Чжэлю из ткацкой мастерской сшить для тебя новую одежду и оставил ее на твоей кровати. Примерь, как вернешься домой.
– Я уже не ребенок, – натянуто улыбнулась Хайши. Она опустила глаза, а выражение лица стало печальным.
Чжоин весело ответил:
– Сегодня мы вдвоем с отцом дежурим в Золотом дворце. Отвертеться никак не получится. А ты возвращайся в поместье Цзифэн, передохни, а завтра я тебе устрою настоящий праздник. – Договорив, Чжоин пришпорил своего коня и поскакал вниз.
Хайши с досадой смотрела на постепенно скрывавшуюся в густой растительности спину Чжоина. Внезапно у нее появилось странное чувство. Оглянувшись по сторонам, Хайши заметила Фу И, который повернул голову и очень внимательно посмотрел на быстро проскакавшего мимо него Чжоина. Она знала этот взгляд. Так карп у них в поместье Цзифэн, который плавал в водоеме у павильона, прячась за листьями лотоса, неотрывно следил за стрекозой, обитавшей на мелководье.
Хайши отвела взгляд, скрыв свое удивление. Там, на горной дороге в Пило, Фу И тоже видел нового короля хуку Цзопудуня. Вскоре хищный взгляд Фу И бесследно исчез, а его темное лицо, как и прежде, перестало выражать какие-либо эмоции.
Меньше чем за час все солдаты дивизиона Загробной заставы добрались до ворот Чэнцзи. Дивизион Чэнчэн также вернулся с заставы Могэ, и три основных дивизиона собрались на парад у входа в город. В соответствии с установленными правилами из сорока тысяч солдат каждого дивизиона выбирали одного командующего и двадцать тысяч лучших воинов, которые должны были остаться в столице и пополнить ряды дивизиона Цзиньцзи. Остальные после демобилизации должны были вернуться в родные края. Из дивизиона Загробной заставы для Цзиньцзи командующим был выбран Фу И, которому было под пятьдесят лет.
Из дворца пришло известие о том, что утром следующего дня главнокомандующие трех основных дивизионов должны были отправиться во дворец на аудиенцию к императору с докладами. Командующий дивизиона Загробной заставы Фан Хайши был также вызван к императору.

Ночью Хайши освободилась и вернулась в поместье Цзифэн.
На третий год правления под девизом Тяньсян император Сюй даровал управляющему двором Феникса дворец Блестящей славы, который ранее принадлежал третьему сыну покойного императора Сю Шуюню. Для того чтобы обозначить, что Фан Чжу не относился к императорскому роду, дворец Блестящей славы был переименован в поместье Цзифэн. Приемные сыновья Фан Чжу и его слуги – всего около тысячи человек – также проживали там и даже имели особое разрешение въезжать на территорию дворца верхом.
До восстания принца И во дворце не было никакого Фан Чжу. За восемь лет беспрерывных войн также никто ни разу не слышал о его достижениях. Фан Чжу был евнухом неизвестного происхождения. Но откуда тогда у него появились власть и величие? В народе и во дворце его сразу же невзлюбили. Император Сюй перестал уделять достаточно внимания политическим вопросам, и на это должна была быть причина. Он был таким дальновидным и мудрым правителем. Император восемь лет сражался, защищая свое царство, и победил. Он так скрупулезно занимался государственными делами. А ещё сильно и искренне любил императрицу, которая совсем немного не дожила до победы и скончалась. Почему же император Сюй так изменился? Все члены тайной стражи занимались восстановлением империи и преследованием оставшихся мятежников. Хоть они действовали в полной секретности, все равно начали появляться слухи. Поговаривали, что эти солдаты, которые действовали в тени, были всего лишь марионетками, чьи нити находились в руках одного евнуха. Естественно, волна негодования сразу же обрушилась на управляющего двором Феникса Фан Чжу. В свою очередь он никак не пытался опровергнуть эти слухи. Со всех уголков империи, словно снежинки, полетели докладные с жалобами. Императору Сюю было лень их читать, поэтому он звал Фан Чжу читать их для него вслух. Тот удобно усаживался рядом с ложем императора и без какого-либо стеснения, не пытаясь ничего скрыть, читал вслух все жалобы, где его называли коварным евнухом и другими подобными словами. Одни говорили, что Фан Чжу был уродливым и жестоким, другие же считали, что он был обворожительным, словно красивая девушка, что и вводило в заблуждение императора. Тем не менее за четырнадцать лет никто не узнал, покидал ли вообще Фан Чжу внутренний дворец. Он даже редко бывал на территории основного, только если его туда не вызывал император Сюй. Будь то придворные чины или генералы, за пределами дворца никто и никогда не видел управляющего двором Феникса.
Фан Чжу жил в поместье Цзифэн, которое, по слухам, стало логовом тайной стражи. Все лошади и экипажи, приезжавшие в поместье Цзифэн и выезжавшие из него, не подвергались досмотру. Ночью, когда ворота императорского дворца закрывались, только ворота Чуйхуа поместья Цзифэн могли быть открыты в любое время. Во всех уголках мира в завуалированной форме обсуждалось, что Фан Чжу не был человеком. Он был нечистым духом, прилипшим к императору Сюю.
Хайши дала караульному у запретных ворот свое разрешение на вход. Увидев на нем выгравированный иероглиф «Цзи», первый иероглиф от «поместья Цзифэн», он сразу же пришел в смятение и вежливо, двумя руками, вернул его ей.
Хайши холодно и надменно посмотрела на караульного и, не сказав ни слова, быстро поскакала в направлении поместья Цзифэн. Караульный не осмелился ей ничего сказать.
Даже с особым разрешением люди из поместья Цзифэн редко заезжали на лошадях в императорский дворец, а еще реже они пользовались правом открывать ворота Чуйхуа ночью. Хайши жила в поместье Цзифэн уже десять лет. Как правило, она въезжала на территорию императорского дворца только с отцом или Чжоином. Но девушка прекрасно знала, что любой человек из поместья Цзифэн всегда имел такое право.
С момента отъезда Хайши ее комната совсем не изменилась. Она была обставлена точно так же, как и любые другие комнаты юношей, принадлежавших к знатному роду. На кровати, сделанной из светло-желтого палисандра, аккуратно лежал зеленый шелковый сверток с одеждой. Хайши открыла его и развернула комплект, который был внутри. Взглянув на него, девушка удивленно приподняла брови. Ей стало немного не по себе. Комплект был действительно очень красивым. Он был сшит из прохладного, гладкого и утонченного непромокаемого полотна бирюзового цвета, которое ткали русалки нага. Казалось, что эта одежда была выкроена из лазурных волн, на которых маленькими точками сидели белые чайки. От ворота до пояса полотно все было вручную расшито замысловатыми узорами из белых водорослей. Это была по-настоящему искусная работа. Подобного рода вышивки обычно не использовались на летней одежде, поскольку были массивными и тяжелыми. В таких случаях обычно брали окрашенное полотно и наносили на него печатный рисунок, иначе ткань могла начать сильно провисать, а человеку, носившему эту одежду, было бы в ней душно и неуютно. Если делать редкие стежки, то рукава и подол стали бы изящнее, но тогда вышивка потеряла бы рельеф и всю свою изысканность. Однако вышивка на этом платье была совсем иной. Стежки были тонкими, но плотными и совсем не создавали громоздкий эффект. Даже, наоборот, казались очень естественными. Кроме того, поскольку шелковая нить основного цвета, на которую затем наносилась вышивка, была совсем свежей, она придавала всему изделию струящийся глянцевый вид, а вышивка выглядела более объемной. При всем при этом ткань была такой воздушной и гладкой, что проскальзывала сквозь пальцы, словно легкий ветерок. Что же за девушка эта Чжэлю? Если даже в ткацкой мастерской при императорском дворце ее работам вообще нет равных, какая же она сама? Насколько она должна быть изящной и утонченной?
Хайши набросила рубашку на левое плечо и попыталась дотянуться до правой стороны, но что-то пошло не так, и в конце концов, полностью отчаявшись, она села на кровать. С шести лет девушка постоянно носила мужскую одежду и всегда одевалась сама, чтобы никто не мог ее увидеть. Но как надеть этот женский комплект одежды жуцюнь, состоявший из рубашки и длинной юбки, она не знала. Припомнив, как выглядят дворцовые служанки, девушка кое-как оделась и, вытянув руки по сторонам, опустила голову, чтобы посмотреть на себя. Затем, резко поднявшись с кровати, она подбежала к столу, налила себе кружку чая, подумала еще немного, перелила чай в блюдце, сделанное в императорской гончарной мастерской, и, опустив голову, посмотрела на свое отражение. В комнате у Хайши никогда не было зеркал. Взглянув на блюдце, она вновь вздохнула. Раз уж она надела жуцюнь, то нужно было поменять ее мужскую прическу, которая представляла собой аккуратно завязанный на макушке пучок. Хайши распустила его и просто кое-как наспех пригладила руками свои длинные волосы.
Раздался легкий стук в дверь. Поскольку Хайши только что сама отпустила всех слуг, она решила, что это Чжоину удалось улучить момент, чтобы успеть вернуться домой. Хайши кое-как подняла длинную юбку и побежала открывать дверь со счастливой улыбкой на лице. Ее комната как раз выходила на усыпанное цветущими лотосами Заиндевелое озеро, находившееся внутри павильона. Когда Хайши открыла дверь, в комнату ворвался сильный ветер и погасил пламя свечи. С неба полился лунный свет, окутывая с ног до головы стоявшего перед ней человека серебряным сиянием. Хайши почувствовала, как тут же вокруг все стихло. Даже стрекотание сверчков словно на какое-то мгновение прекратилось.
След улыбки застыл на ее лице пшенично-золотого цвета. Рукава рубашки надулись, а черные шелковые волосы раздул ветер.
Человек, стоявший в дверном проеме, вероятно, тоже был немного ошарашен. Его лицо выглядело удивленным, и даже шрам в уголке губ вытянулся в прямую линию.
Хайши всегда одевалась в мужскую одежду, которая фактически полностью скрывала ее женственную красоту. Но сейчас, впервые увидев эту невинную девушку, облаченную в прекрасный наряд, даже несмотря на то, что рубашка была криво застегнута, а пояс на талии был повязан неровно, он не смог сдержать удивления. Эта искренняя, чистая красота полностью захватывала дух. Неужели в юности его собственные иссиня-черные глаза были такими же глубокими, когда в них отражалось сверкающее сияние серо-голубой стали?
– Отец? – тихим голосом произнесла Хайши.
Особый свет, озарявший глаза Фан Чжу, исчез. Они вновь стали не просто тусклыми, а полностью безжизненными, словно окутанные беспросветной тьмой, неотделимой от первозданного хаоса. Время к нему было всегда милостиво. В возрасте тридцати шести лет он выглядел не больше чем на двадцать семь – двадцать восемь. Его внешность – все было безупречным. Все, кроме выражения глаз, которое было уже никогда не вернуть. Нет, оно не было пугающим, но всегда каким-то отстраненным или даже пустым. Далекое прошлое, где он некогда был лучезарным юным генералом, осталось просто сном, словно это уже был не он. Голос Хайши привел его в чувство.
– Ты действительно выросла. – Он тяжело вздохнул, а затем тихим голосом сказал в шутку: – Я вижу, что ты уже собралась замуж. Ну что ж, это определенно лучше, чем сражаться с утра до ночи.
Хайши внимательно посмотрела на него. На ее лице отразилось сомнение. Казалось, она не понимала его, словно он говорил на иностранном языке.
– Если у тебя уже есть кто-то в сердце, то мы вычеркнем тебя из списка офицеров и переоденем в девушку. Ты пробудешь тут, в поместье Цзифэн, полгода-год, пока отец все не устроит, – с улыбкой сказал он.
Фан Чжу и сам понимал, что его слова были жестокими, но продолжал свою насмешливую речь, глядя на чистое и светлое лицо Хайши, которое с каждым словом становилось все печальнее и печальнее. Казалось, он будто снова – как раньше, в юности, – оказался на поле боя. Проткнув своим мечом грудь врага, он вонзал его все глубже и глубже, отчетливо чувствуя, как разрывается изнутри его живая плоть. Стоило только вытащить меч, как тут же кровавый туман заполнил бы собой все вокруг. А он по-прежнему продолжал говорить с усмешкой:
– Даже сыновья из знатных семей станут для нас легкой добычей.
Между бровями Хайши прорезалась глубокая морщина, на губах застыла натянутая улыбка. Она произнесла:
– Ты же сам все знаешь, зачем так? – и замолчала, словно оставшаяся часть фразы застряла у нее в горле.
– Иди спать. Мне нужно возвращаться во дворец. Ты становишься очень раздражительной, когда долго находишься в одиночестве, – бросил он и, развернувшись, пошел обратно. Он уходил не спеша, но шаги его были большими.
Хайши резко закрыла лицо руками. Спустя время она подняла голову. На ее ладонях мерцали маленькие слезинки, отражая сияющую жемчужную надпись «Лан Хуань».

На следующий день Хайши вместе с главнокомандующим дивизиона Тан Цяньцзы отправилась на аудиенцию к императору Сюю. Поскольку Хайши застрелила короля хуку Цзопудуня, ей было даровано денежное вознаграждение, прекрасный роговой лук с железным корпусом и сотня стрел из пера кречета. Хайши поблагодарила его величество и уже собралась уходить, когда император вдруг заговорил с ней:
– Подожди. Подними голову. – Благозвучный, чистый и ясный, словно сама молодость, голос стал похожим на звуки расстроенных в течение долгого времени струн: такой же болезненно-глубокий и устало-дрожавший. Именно так звучал голос императора Сюя.
Хайши нерешительно подняла голову. В самой глубине тронного зала возвышался императорский трон. Он был роскошно украшен драгоценными камнями и портьерами и напоминал алтарь храма. На трон в конце зала никогда не падал свет. Лица императоров, скрытые в тени, никто никогда не мог увидеть. За слоями парчового атласа был виден лишь их силуэт.
Хайши узнала человека, облаченного в синие одежды, который стоял за полупрозрачным занавесом у императорского трона. Сначала он не входил в свиту императора, но благодаря его осторожности и предусмотрительности в течение стольких лет все жители поместья Цзифэн были его верными слугами. Тайная стража императора имела глаза и уши по всему свету, а придворные не решались распускать сплетни за его спиной. Сегодня императора посетило более сотни гражданских и военных чиновников, но ни один из них не видел лицо человека, который был рядом с императором. Единственное, что было всем о нем известно, – это был тот самый силуэт, что всегда стоял в тени у императорского трона.
Однако Хайши знала его. Ей не нужно было подходить ближе, не нужно было никаких доказательств. Если перед тобой стоит человек, по которому тоскует сердце, нет нужды видеть его лицо или пытаться уловить знакомые черты. Ты просто знаешь, что это он, узнаешь его даже по мимолетным движениям, которые сможешь увидеть издалека. Ты узнаешь его даже из десятка миллионов человек.
Мужчина, сидевший на троне, обратился к стоявшему около него силуэту:
– Это тот самый мальчишка, которого тогда спасла русалка нага?
– Да, – тихим голосом ответил Фан Чжу.
– Он действительно очень красивый парень. – Уголки губ мужчины, сидевшего на императорском троне, приподнялись. Он говорил очень тихо – почти шепотом, – словно не хотел, чтобы другие люди услышали его.
Стоявший рядом с ним евнух почтительно склонил голову, словно никогда не слышал ничего подобного. Широкие рукава его синего одеяния тяжелой, идеально прямой тенью свисали вниз.
Внезапно в тишине главного зала раздался слабый треск. Все чиновники, сидевшие в несколько длинных рядов, скосили свои глаза в сторону звука. Принц Чан с несчастным лицом выковыривал из-за пазухи промокшую, грязную и вязкую желто-белую шелковую вату. Он держал вату в руках, не понимая, что с ней делать. С нее все продолжал стекать на пол полупрозрачной струйкой яичный белок, перемешанный с разбитой скорлупой. Слуга подбежал к нему, принес влажные полотенца и быстро убрал все. Увидев эту картину, чиновники едва сдержали смех. Больше всего на свете принц Чан любил смотреть на выступления боевых соколов, поэтому часто приглашал к себе во дворец дрессировщиков из Цзянху. На обучение каждого сокола требовалось несколько лет. Рано утром во всех уголках его резиденции птицы поднимались в небо, исполняя всевозможные трюки. Это зрелище впечатляло даже больше, чем выступления городских музыкантов и певцов. В последнее время ходили слухи, что принц Чан узнал новый способ, как приручить зеленого сокола. Говорили, что, если хозяин лично сможет высидеть яйцо, тогда новорожденный птенец станет считать его своей мамой и будет понимать без слов. Принц Чан был вне себя от радости, когда услышал об этом, и действительно начал высиживать яйцо. Слушал ли он музыку, выезжал ли на природу, ложился ли спать, он всегда носил у себя за пазухой соколиное яйцо. Принц даже не разрешал любимой наложнице приближаться к нему, опасаясь, что она раздавит яйцо. В столице уже все начали посмеиваться над ним.
Принцу Чану была дарована непыльная должность управляющего окрестностями столицы, поэтому, согласно обычаям, ему нужно было принимать участие в императорских церемониях. Однако принц обычно до полуночи слушал музыку и пел песни, а затем ленился просыпаться рано утром, поэтому, как правило, два дня из трех он придумывал себе какие-нибудь отговорки и не являлся на встречи. Сейчас же он, вероятно, задремал во время церемонии и случайно раздавил соколиное яйцо, которое носил у себя за пазухой.
Хайши, стоявшая на коленях за главнокомандующим дивизионом Тан Цяньцзы, покосилась на него и не удержалась от легкой улыбки. В ее образе мужественного воина начинало смутно проявляться очарование юной девушки.
Принц Чан сконфуженно улыбнулся и огляделся по сторонам. Его взгляд упал на Хайши. Девушка осознала, что нарушила этикет, и тут же поспешно опустила глаза вниз, уставившись на лежавший на полу ковер. По длинной тени Тан Цяньцзы было понятно, что он обернулся и бросил на нее косой взгляд. Правила этикета для генералов и гражданских чинов отличались. Когда генерал заходил в тронный зал, ему достаточно было только преклонить правое колено. Хайши отчетливо увидела, как тень подняла палец и три раза уверенно постучала по левому колену, словно посылала кому-то сигнал. Все внимание гражданских и военных чинов было обращено к принцу Чану, поэтому, скорее всего, никто не обратил внимание на едва заметные движения Тан Цяньцзы. Губы Хайши растянулись в улыбке.
Глядя на нее из самой глубины тронного зала, было невозможно увидеть всю женственность этой улыбки. Можно было лишь почувствовать естественную жизнерадостность и обаяние юноши.
Человек, сидевший на троне, смотрел прямо на нее, а на его губах плясала слабая улыбка.

После аудиенции у императора Хайши и Чжоин вместе возвращались домой. Хайши специально ускользнула от императорского экипажа и служанок, свернув на небольшую улочку, ведущую к внутреннему дворцу. Пройдя ворота Умиротворения, они обогнули по западной стороне дворец Человеколюбия и дворец Спокойствия и добрались до Бэйсяоюаня, где жила дворцовая прислуга.
– Как дальше идти? – с улыбкой сказала Хайши, обернувшись к Чжоину.
На лице Чжоина появилось сомнение, и он, немного смутившись, сказал:
– Нам нужно вернуться обратно, чтобы дойти до поместья Цзифэн.
– А кто сказал, что мы собираемся в поместье Цзифэн? Я иду в ткацкую мастерскую, чтобы лично поблагодарить вышивальщицу Чжэлю. – Хайши хитро прищурилась и широко улыбнулась, показав белые зубы.
В ткацкой мастерской было несколько боковых дворов, а двор, в котором жила Чжэлю, было особенно легко найти. Все его стены были усыпаны огненно-красными цветами граната, дрожащими на ветру, подобно пламени. Утром было свежо, поэтому Чжэлю вынесла пяльцы для вышивания на улицу и поставила их в тенек под гранатовым деревом. На небольшую табуретку рядом с собой она положила иголки, ножницы, книгу, в страницах которой раздельно лежали шелковые нити разных цветов, и другие необходимые ей вещи. Подготовив все, что нужно, Чжэлю ушла с головой в работу.
Хайши незаметно подошла к ней и увидела, как Чжэлю вышивает длинный жемчужный пояс, используя скрученную в два слоя нить из четырех видов золота, которая, сверкая, спадала на землю. Ее работа была такой нежной и искусной, что Хайши не удержалась и восхищенно охнула.
– Что тебе нужно, девушка? – Чжэлю положила иголку и с улыбкой подняла голову, посмотрев на Хайши своими блестящими янтарными глазами.
Хайши не знала, как реагировать. На ней была надета парадная форма военного офицера, а грудь была забинтована. Она действительно выглядела как самый настоящий молодой командующий. Как же эта девушка так быстро раскусила ее?
Чжэлю склонила голову набок и смущенно поприветствовала человека, стоявшего за спиной Хайши:
– Здравствуйте, господин Фан.
Чжоин ответил:
– Это моя младшая сестра. Она захотела прийти, чтобы лично поблагодарить тебя за костюм, что ты вышила для нее.
Лицо Чжэлю озарилось улыбкой, и она сказала:
– Я рада, что вашей сестре понравилось.
Подул свежий ветерок, и с гранатового дерева быстро посыпались, словно капли дождя или градины, красные цветы, отражая румянец на белоснежном лице Чжэлю. Страницы книги перевернулись, и две-три шелковые нити упали на землю. Хайши торопливо подобрала их, отряхнула от пыли и отдала в руки Чжэлю. Вышивальщица коснулась книги, внимательно ощупав страницу за страницей, и задумалась. После чего, держа двумя руками выпавшие нити, Чжэлю поднесла их к глазам Хайши.
– Девушка, подскажи, пожалуйста, какая нить цвета голубого нефрита, а какая – фиолетового лотоса? – Чжэлю неотрывно смотрела на Хайши. Но её взгляд был направлен не в глаза Хайши, а остановился где-то в районе правой щеки.
Хайши обернулась и изумленно посмотрела на Чжоина. Он ничего не сказал и лишь кивнул головой.
– Это фиолетовая, а это синяя… – поколебавшись, ответила Хайши и ткнула пальцем.
Чжэлю проворно спрятала шелковые нити обратно между страницами книги и сказала:
– Так, получается, последняя нить была светло-зеленого цвета. Спасибо тебе большое. Мне очень повезло, что вы оба оказались здесь. Я бы сама не смогла отличить их.
Хайши была в полной растерянности и даже не нашлась что ответить.
Возвращаясь в поместье Цзифэн, Хайши молча шла, погрузившись в себя, и лишь изредка поглядывала на Чжоина. Он видел, что она хочет что-то сказать, но не решается, и невольно горько усмехнулся:
– Тебе не стоит тревожиться. Даже так я все равно очень счастлив.
– Но глаза Чжэлю… Ее глаза…
Чжоин тихим голос ответил:
– Она… Она была ослеплена ядом.
Хайши удивленно вытаращила глаза.
Выражение лица Чжоина стало мрачным. Он нахмурился и еще тише сказал:
– Ты слышала историю о главной слепой вышивальщице?
Еще во времена правления императора Сю мастерской руководила главная вышивальщица, которая была родом из округа Тулинь. Ее работы были по-настоящему искусны и неповторимы. Сначала она была обычной вышивальщицей. Но в двадцать шесть лет девушка тяжело заболела и потеряла зрение. Работа вышивальщиц была очень тяжелой. Все они к тридцати годам уже становились полуслепыми, а их глаза сильно слезились на ветру. Кто бы мог подумать, что та девушка не станет мириться со своей судьбой. Расставив цвета по памяти, она попросила свою дочку передавать ей нити. Дотрагиваясь до них лишь кончиками пальцев, она мысленно представляла всевозможные пейзажи, растения и цветы, которые встречала, пока еще могла видеть. Так она придумала множество необычных идей для своих округлых и глянцевых вышивок, которые словно оживали на ткани. А ее работы стали цениться в десятки раз выше, чем работы других вышивальщиц. Слухи о слепой вышивальщице поползли по империи, и тогда ее вызвали в мастерскую при императорском дворце, чтобы она обучала своему искусству других девушек. Во дворце ее прозвали главной вышивальщицей. Когда началось восстание принца И, главная вышивальщица сбежала, скрывшись где-то в толпе. На пятый год правления под девизом Тяньсян император Сюй разыскал ее и пригласил во дворец, приказав купить для нее в помощницы несколько девочек-сирот, чтобы главная вышивальщица обучала их своему мастерству. На двенадцатый год правления под девизом Тяньсян главная вышивальщица заболела и умерла. Некоторые ее ученицы ослепли от горьких слез, а некоторые собственными руками ослепили себя. Большинство из них были отправлены на заслуженный отдых обратно на родину. Однако среди учениц главной вышивальщицы оказалось и несколько незаурядно-талантливых девушек, которые остались во дворце. Их вышивки были тонкими и искусными. Чжэлю была одной из таких девушек.
– Это… слишком невероятно… – пробормотала себе под нос Хайши.
– На следующее утро после смерти главной вышивальщицы абсолютно все ее ученицы ослепли. Несколько девушек покончили жизнь самоубийством, утопившись в колодце. Другие же, которые не могли вышивать вслепую, были отправлены обратно к себе на родину. Однако они все были сиротами. Можно представить, как сложились их жизни по возвращении домой. А Чжэлю… еще, считай, повезло.
– Чья это была идея? Не может быть… – Хайши изумленно запнулась. – Не может быть, чтобы это была идея дядюшки Ши!
– Когда главная вышивальщица умерла, дядюшка Ши был в Жоужане и покупал новый шелк. Когда он вернулся, все девушки уже были отосланы. – Черные глаза Чжоина печально заблестели. – Накануне трагедии прибыли люди из Золотого дворца и привезли специально для учениц главной вышивальщицы особый миндальный чай.
– Золотой дворец? – Не понимая, как это возможно, Хайши остановилась и ошеломленно произнесла: – Это был император?

Лето в Ванчэне выдалось очень жарким. В западной части столицы, в резиденции принца Чана, у лотосового пруда и озера Шилипин находился водный павильон Бегущие волны, известный как Кристальная обитель. Луна, отражавшаяся в воде у павильона Бегущие волны, была прекрасна. В воздухе звенел протяжный голос певицы, которая пела а капелла.
Подошел управляющий и доложил, что торговцы соколами уже прибыли. Принц Чан приказал певице покинуть зал. Служанки, которые давным-давно опустили во всем павильоне тончайшие бамбуковые занавески, тоже удалились одна за другой.
Управляющий пригласил в зал трех торговцев соколами. Даже в такую жаркую ночь они были полностью закутаны в черную шаль, которая закрывала голову, лицо, шею и тело. Доходя до талии, она была обмотана вокруг нее дважды, а ниже свисала к коленям. Два торговца, стоявшие слева и справа, поклонились, вежливо поприветствовав принца Чана. Третий торговец, стоявший в центре, продолжил стоять прямо. Принц Чан ничуть не удивился, лишь вяло спросил:
– Где соколы?
Главный торговец соколами слегка обернулся, но ничего не ответил.
Принц Чан с улыбкой продолжил:
– Покажи мне свой товар.
Склонившиеся в поклоне торговцы соколами внезапно распахнули свои шали. Принц Чан слегка прищурился:
– Ух ты! Какое блестящее оперенье.
За пазухой у них не было никаких соколов. Распахнув шали, они показали свои головы, покрытые блестящими золотистыми волосами, и глаза, которые были почти прозрачного холодно-голубого цвета.
– Это самые лучшие соколы?
– Лучше не бывает, – ответил главный торговец на местном языке царства Лэй. В его голосе слышался легкий столичный акцент.
– Если они не будут стоить своих денег, то я не заплачу ни гроша, – сказал принц Чан, продолжая веселиться.
Было безветренно, однако бамбуковые занавески, висевшие повсюду, внезапно качнулись. С крыши водного павильона упала черная тень. Вдруг в этой тени сверкнула яркая вспышка. Она хотела убивать. Стремительно, словно раскат грома, тень внезапно обрушилась прямо на голову главного торговца соколами. Светловолосые мужчины, стоявшие по обе стороны от него, ничего не сказали и даже не переглянулись. Один из них быстро встал, но было неясно, что он собирается делать. Яркая вспышка со звоном отлетела и, загудев, вонзилась прямо в пол совсем рядом со вторым торговцем. Оказалось, что это был длинный меч, окутанный зеленоватым светом. Воздух задрожал, и внезапно поднялся вихрь, с силой прижав всех к полу без возможности поднять головы и оглядеться. Бамбуковые занавески, прикрепленные к колоннам по всему водному павильону, поднялись вверх от мощных порывов ветра. Несколько десятков шелковых лент развязались и упали, а тяжелые гардины заколыхались с шелестом, напоминавшим звуки мощного ливня.
– Заклинатель ветра, – пробурчал принц Чан себе под нос. В глубине его глаз зажглись искры радости.
Согласно легендам, в мире существовало несколько магов, которые могли подчинять себе ветер. Однако и на восточном материке, и на севере их было очень мало, словно небожителей. Если за сотню лет кто-то встречал хотя бы одного, это считалось великой удачей. Внезапно напавшая на них черная тень бесследно исчезла. Принц Чан хоть сам и не владел боевыми искусствами, понимал, что все случилось по воле светловолосого торговца, призвавшего ветер. Удар тени был слишком внезапным: она ворвалась, словно молния, в одно мгновение разбившая камень. Но по сравнению с такой могучей, сильной бурей это было маленькой искрой, разлетевшейся от удара о камень. Буквально за несколько секунд две тени, находившиеся на расстоянии шести-семи чи друг от друга, опустились вниз. Это был смерч, который полностью окутал собой черную тень, удерживая ее. Порывы сильного ветра, будто невидимые острые лезвия, сковывали черную тень, не давая ей пошевелиться. Все это время второй светловолосый торговец продолжал склоняться в поклоне. Он был неподвижен, словно скала. Только что совсем рядом с ним, глубоко вонзившись в землю, упал меч, но он даже не отшатнулся. Его холодные голубые глаза не выражали никаких эмоций. Присмотревшись, можно было увидеть на его лице белый шрам. Это был след от клинка меча.
Глава торговцев соколами спокойно вздохнул и, глухо засмеявшись, сказал:
– Это была хорошая работа с максимальной отдачей и полной уверенностью в своих идеях. Если в вашем распоряжении есть такие способные люди, тогда достижение Великой цели не затруднит вас. К чему же покупать соколов в других местах, да еще и так далеко?
– Он пытался. – На лице принца Чана появилась свойственная ему легкая улыбка. – Когда он был в самом расцвете сил, он действовал вместе с другим человеком, чье мастерство было сравнимо с его собственным, но проиграл.
– Вот как? Я недооценил личную гвардию императора царства Чжун. – Главный торговец перевел взгляд на двух человек, находившихся в зале вместе с ним, и, неожиданно рассмеявшись, сказал: – Так это был ты.
Услышав его слова, человек, схваченный светловолосым мужчиной в оковы ветра, поднял свое темное лицо, но оно по-прежнему не выражало никаких эмоций.
– Отпусти его. Это генерал восточных земель. Только осторожно. – Услышав приказ, светловолосый мужчина убрал свои руки. Ветер постепенно стихал. Фу И расправил плечи и посмотрел на главного торговца соколами.
Принц Чан, улыбнувшись, сказал:
– Неплохо, неплохо. Оперенье красивое, а когти острые. Надеюсь, они справятся с первого раза.
– Я надеюсь, что, если Великая цель будет достигнута, ваше высочество пожалует мне обещанное вознаграждение.
– Если это случится, наше царство не будет вмешиваться в вашу войну и завоевание Цзяманя. Даю слово. Однако вы не хотите показать свое настоящее лицо. В будущем мне нужно будет заплатить вам за услугу, но я даже не знаю, кому должен платить.
Из-под шали раздался глухой смех. Главный торговец соколами поднял руку и скинул с головы шаль, которая спала прямо до талии, открыв его необычайно красивое лицо.
Принц Чан тихонько ахнул.
– Ты… король Цзопудуня! – В глазах Фу И вспыхнула искра.
– Генерал хорошо запомнил нашу короткую встречу в долине Пило, – произнес высокий светловолосый юноша. Его блестящие голубые глаза оживленно горели.
– Это тот самый гвардеец, который тогда в горах руками остановил стрелу прямо перед тобой? – Фу И холодно покосился на мужчину, который по-прежнему невозмутимо стоял, преклонив колено.
Король Цзопудуня ничего не ответил и лишь уклончиво усмехнулся.
– В нашей гвардии есть один кавалерист, который в точности похож на короля Цзопудуня. Это просто поразительно, – сказал принц Чан.
Король Цзопудуня удивленно приподнял свои золотистые брови:
– Прямо один в один? И сколько лет тому парню?
– Где-то двадцать четыре – двадцать пять, – ответил Фу И.
– По правде говоря, у меня действительно есть младший брат Дохань, который пропал без вести во время битвы на Алой равнине. Внешностью Дохань в точности походил на меня, словно брат-близнец. Было лишь одно отличие: он унаследовал черные волосы и глаза нашей матери – королевы Хунъяо. Когда началось сражение, он сидел на одной лошади со своим дядей – принцем Подоной. Когда армия царства Чжун отступила, мы пошли на поле боя искать его. Мы искали четыре дня и четыре ночи, но смогли найти лишь труп дядюшки. Ваши войска отрубили ему голову. Но Доханя нигде не было.
– Того парня, кавалериста императорской гвардии, зовут Чжоин, – сказал Фу И.
– Чжоин… – повторил молодой король Цзопудуня.
Обычно он очень бегло говорил на языке жителей восточных земель. Но сейчас в его голосе отчетливо слышался сильный акцент хуку. Казалось, на одно мгновение он подумал о чем-то родном. В его кристально-голубых глазах промелькнуло множество воспоминаний. Он с улыбкой посмотрел на принца Чана и сказал:
– Это точно Дохань. Тогда ему было как раз десять лет.

В том году Доханю исполнилось десять лет. Мужчины племени хуку брили волосы на голове дважды в жизни. Первый раз – когда им исполнялось десять лет, а второй – перед смертью. Будучи скотоводами-кочевниками, хуку жили там, где была чистая вода и зеленая трава. Их женщинам было непросто забеременеть, а новорожденные часто умирали в младенчестве. Поэтому детьми здесь очень дорожили. До десяти лет хуку считали мальчиков детьми и заплетали их волосы, нетронутые с самого рождения, в косички. Но в тот день, когда ребенку исполнялось десять лет, члены семьи сбривали его волосы и окропляли голову кровавым вином. С того момента мальчик становился взрослым мужчиной и уже мог принимать участие в битвах. Если же кто-то из кочевого народа хуку отправлял на войну мальчика, волосы которого еще не были сбриты, и тот умирал или был ранен, это считалось бесчеловечным преступлением, и в наказание хуку истребляли весь род ребенка.
– Тогда ты был еще совсем маленьким, бритым налысо мальчишкой. Это произошло всего через пару дней после твоего дня рождения, – проговорил Фан Чжу, неторопливо раскручивая свой округлый веер. Ночной ветер развевал его белые одежды. Вокруг царила полная тишина.
Чжоин уже не помнил, что произошло на его десятый день рождения. Однако он навсегда запомнил тот момент, когда впервые увидел Фан Чжу.
Он был совсем ребенком. Неизвестно, по какой причине его бросили одного на Алой равнине среди многотысячного войска. Он потерял сознание. Когда Чжоин очнулся, сражение уже завершилось, а большинство людей с восточных земель покинули поле боя. Один за другим, проходя мимо него, военные становились в строй. Никто даже внимания не обращал на маленького ребенка. Он сел на землю и крепко сжал свой спрятанный за поясом крошечный, словно игрушечный, кинжальчик. Мальчик не понимал, стоит ли ему заплакать или нет. В этот момент рядом с ним остановилась лошадь с рыжей гривой. Сидевший в седле юноша родом из восточных земель наклонился и пристально посмотрел на него.
Молодой человек снял свои доспехи. Под ними было вышитое одеяние, все перепачканное грязью и свежей кровью. Красочные, искусно вышитые узоры были насквозь пропитаны красным. Это была устрашающая красота. Хуку всегда смотрели свысока на узорчатые шелковые одежды, которые так любили жители восточных земель. Они не защищали от холода, не были прочными и очень часто рвались. Хуку считали, что их одежда была такой же хрупкой и хилой, как и сами люди, которые ее носили. Но как оказалось, среди жителей восточных земель можно было найти и того, кто спокойно улыбался, даже когда был весь в крови.
Глубокие и красивые иссиня-черные глаза мальчика проницательно смотрели на молодого мужчину. Его взгляд выражал детскую решимость и волю, словно у дикого зверя.
– Я спросил, как тебя зовут. Но ты ответил мне что-то неразборчивое. Тогда я понял, что ты не умеешь говорить на нашем языке. – Фан Чжу отложил округлый веер и протянул руку, чтобы подлить чай Чжоину.
Чжоин беспечно засмеялся и сказал:
– А что именно я тогда ответил? Я почти не помню никаких слов на языке хуку.
Фан Чжу тоже улыбнулся:
– Ты произнес несколько непонятных слов подряд. Когда я их услышал, мне показалось, что они созвучны с именем Чжоин, поэтому я и назвал тебя именно так.
Чжоин молчал. Тень луны, отражавшаяся в его чайной чашке, то появлялась, то исчезала, а он все продолжал смотреть на нее, как завороженный.
– Прошло пятнадцать лет. Ты никогда не думал снова вернуться в царство Хань?
В одно мгновение в груди Чжоина словно появилась черная дыра. Царство Хань… Место, в которое, как он думал, он больше никогда не сможет вернуться.
На равнинах за пределами царства Чжун зима и лето беспрерывно сменяли друг друга. Почти на протяжении всего года там бушевали сильные ветра. Лишь в короткое лето за три-четыре месяца погода налаживалась, а на пастбищах в изобилии росла кормовая трава. Все остальное время степной народ был вынужден скакать на своих лошадях: скакать быстрее волков, времени, холодной снежной бури и неминуемой смерти без права остановиться. Даруя степному народу пастбища на такой короткий срок, небо, кажется, было к ним слишком жестоким. Но даже в тяжелые времена они по-прежнему продолжали сохранять в своем сердце желание петь и веселиться. Они храбро жили, относясь к своей жизни как к состязанию по стрельбе из лука, где за любую ошибку приходилось платить. Помедлил – смерть. Засомневался – смерть. Стал слабым – смерть. Хуже другого – смерть. Их все устраивало. Они не жаловались на такую жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70629034?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Сноски

1
Ли Бо «Лицо, что молнии подобно» (из цикла «Дух старины»), перевод Ксении Назаровой.

2
Ли Бо «Лицо, что молнии подобно» (из цикла «Дух старины»), перевод Ксении Назаровой.

3
Шэн (кит. ?) – единица измерения объема для сыпучих и жидких тел, равная 1,04 литра. (Здесь и далее – прим. перев. и ред.; далее меры измерения длины и веса см. на стр. 734.)

4
Книга Чжи (кит. ??) – древнекитайская книга предсказаний бедствий и катастроф.

5
Уточная нить – это система нитей, которые в ткани располагаются поперек длины куска, проходя от одной кромки к другой.

6
Цинмин – традиционный китайский праздник поминовения усопших, отмечается на 104-й днь после зимнего солнцестояния (обычно выпадает в период с 4 по 6 апреля). В этот день принято оставлять на могилах подношения из еды, а также сжигать особые жертвенные деньги, чтобы умерший ни в чем не нуждался на том свете.

7
Цяньци (кит. ??) – офицерский чин эпохи Тан. Командует отрядом в тысячу человек.

8
Степень таньхуа (кит. ??) – третье место на государственном экзамене (эпохи Мин – Цин).

9
Фэйлянь (кит.??) – существо китайской мифологии, изображается драконом с телом птицы, головой оленя, хвостом змеи и пятнами барса.

10
Пипа (кит. ??) – китайский музыкальный инструмент, похожий на лютню.

11
Суань-ни (кит. ??) – существо китайской мифологии, похожее на льва. Считалось, что суань-ни – восьмой из девяти сыновей дракона.

12
В переводе с китайского «шуанхай» (??) означает «холод отступает».

13
В китайском языке зачастую обращаются к человеку не по имени, а используя слова «брат», «сестра», «тетя», «дядя», «бабушка», «дедушка», в соответствии с возрастом и полом собеседника. При этом вовсе не обязательно, чтобы человек являлся кровным родственником. В дополнение к этому обращению часто добавляют фамилию собеседника.

14
Уцяньци (кит.???) – офицерский чин. Уцяньци руководит отрядом в пять тысяч человек.

15
Чивэнь (кит. ??) – в китайской мифологии дракон с большими губами и коротким рыбьим телом. Считается поглотителем злых духов, поэтому статуэтки в виде этого существа часто размещаются на коньках крыш – чтобы дракон поглощал дурные поветрия.

16
Во вселенной «Девяти царств» о клане Пасур ходят легенды, будто в их крови течет бронзовая «сумасшедшая» кровь, которая дает им необыкновенную силу, но при этом затмевает разум, превращая их на поле боя в зверей.

17
Гу Сюань – во вселенной «Девяти царств» темный дух, олицетворяющий смерть и поглощающий жизненную и духовную силу.

18
Эркер – фасадная часть здания в крепостях, откуда вели обстрел противника.

19
Рами – натуральная нить из китайской крапивы, похожая на льняную.

20
Словосочетание «линьтай» (??) переводится как «спокойствие и удача».

21
Князь Цзинъи – посмертный титул Фан Цзяньмина.

22
Му Дань (кит. ??) – китайское название пиона древовидного.

23
Ши – единица исчисления жалования чиновников.

24
Цзоуюй (кит. ??) – в китайской мифологии существо, похожее на белого тигра. Не питается ничем живущим, символ гуманности и доброты.