Главная страница | Юмористическая проза | Одолжи мне жениха

Одолжи мне жениха
Дарья Александровна Волкова
Романтика с веселой приправой (АСТ)
«Лучше потерять годы на поиски мужа, чем потерять годы на неудачный брак», – гласит мудрая пословица. Антонина Карманова придерживалась такого же мнения. Тридцати ей еще нет, и принца на белом слоне она не ждет. Привыкла рассчитывать только на себя, знаете ли. И жизнь убедила Антонину, что это самая правильная позиция. Но тут же преподнесла ей сюрприз, да такой, что на ногах не устоишь! Если бы Тоне сказали, что такое бывает, не поверила ни за что на свете! Но что только в жизни не случается! Впрочем, началась эта история солнечным летним субботним утром…

Дарья Александровна Волкова
Одолжи мне жениха

© Д. Волкова, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024



Глава 1. По просёлочной дороге шёл я молча. Сказать было нечего
– Ыыыиии… еееааа… ааааееееыыыы…
Адские звуки продирались сквозь голову, набитую ватой. К ним присоединился стон. Звуки ада стали разборчивее.
– Быыиии… беееее… неееаааа…
Что может быть хуже похмелья? Только просыпаться с похмелья под звуки… Вот под такие звуки…
Я села на кровати. Ну как села – попыталась. Комната предательски качнулась. А если виски сжать – вращение прекратится.
Вертолёты, вертолёты… Эх, мама, а я лётчика люблю…
– Быыыылиии белеее снегааа сваааадебные цветыыыы. Мнеее ууууулыбалсяя тыыы…
На этом месте я, простите, сблевала. Ничего личного, чисто физиология.
Полегчало.
Потом по плану были душ, чайник с зелёным чаем и сигареты.
На последнем пункте вышел облом.
Я смяла пустую пачку. Какая сволочь вчера весь зелёный чай скурила? И все сигареты?
Может, на балконе что осталось?
Хмурясь на раннее, но яркое июньское солнце, я вышла на балкон. А оттуда грянуло бодро:
– Чистый букет надежды, свадебные цветы!
А не поблевать ли нам с шестнадцатого этажа?..
Представьте себе, что на часах десять утра субботы. И у вас с похмелья трещит голова. А голова трещит потому, что вчера вы самым свинским образом нажрались. А нажрались вы потому, что вчера отмечали с подружками свой развод. Ну как развод… без штампа, конечно, развод. Так и брак был такой же – гражданский. Но полтора года вместе прожили. Ярик даже электрический гриль купил, хозяйственный шо песец. Этим грилем я его вчера чуть не зашибла, когда выгоняла из своей квартиры.
Нет, тут сейчас не будет никакой душещипательной истории про мужскую подлость, и что я застукала его в постели со своей ближайшей подругой. Подруг у меня две, обе – огонь, и Ярика они на дух не выносили. Было за что, если рассудить здраво. Ни кожи, ни рожи, простите. Ни характера, ни денег – если уж совсем начистоту. Зачем я его пригрела, – а по версии подруг, именно так дело и обстояло, – сама не пойму. Наверное, чтобы было к кому приходить вечерами. И к кому прижиматься ночами. Да-да, тут можно вспомнить фразу про «стакан воды подать», но мне до этого далековато, я надеюсь. Всего двадцать семь, жить еще и жить до стакана. Но уже без Ярика.
Знаете, есть такая фраза: «Бойтесь тех, кто молчит. Когда у них кончается терпение, они сжигают не корабли, они уничтожают порты». Наверное, это про меня. Я не выясняла отношения – не люблю этого. Да и некогда, знаете ли, вджобывала я – мама не горюй, в нашем деле волка ноги кормят. И руки. Почему я терпела Ярика – его лень, растянутые треники и футболки, неспособность найти нормальную работу, «танчики» и пиво – ответов у меня теперь, хоть убей, не было. Но в один прекрасный день, – а он наступил вчера, – у терпеливого человека терпение кончилось.
Для Ярика это прозвучало громом среди ясного неба. Он попытался оправдаться. Полез обниматься. Выхватил леща и принялся оскорблять. А когда неосторожно помянул – всуе! – мою маму…
Во мне проснулся Халк. В девушке, которая даже до ста семидесяти сантиметров не доросла, но компенсировала это объёмами в области бёдер и груди. На лестничную площадку я Ярика выкинула в чем был – в трениках и танковой футболке. Гриль хотела вышвырнуть с балкона, но побоялась попасть в припаркованные машины. Зато веером вышвырнула все его трусы и с наслаждением наблюдала, как Ярик ползал по газону и их собирал. Одни повисли на дереве.
А потом во мне вдруг вместо Халка проснулась девочка. Какого-то хрена – брошенная. И я пошла звонить Фене. А Феня позвонила Гане.
И вот стою я перед вами, простая русская баба. На балконе. Внизу беснуется и волнуется, как море, свадьба – украшенные машины, гости, суета, вопли. Колонки орут на весь двор. И я смутно вспоминаю что-то из слов, сказанных тётей Галей – соседкой снизу. Вообще-то, при виде нее я сразу вспоминаю, что ходить пешком полезно. Особенно по лестницам, и шестнадцатый этаж – не так уж и высоко. Но как-то недавно, замученная особенно продуктивным днём, – с девяти до девяти на ногах, и три ложки супа в рот успела закинуть, – я потеряла бдительность. И тётя Галя зажала меня в лифте. И что-то вжовывала весь подъем про свадьбу своей ненаглядной дочурки Виолетты с каким-то невероятной чудесности принцем. Вот, это, похоже, оно.
У кого-то вчера личная жизнь, – ну уж какая есть, – медным тазом накрылась. Кого-то, – если что, – даже замуж всерьез в жизни ни разу не звали. Кто-то, – ну да, конечно, – взрослая эмансипированная женщина во взрослом эмансипированном мире. И коня на скаку, и в горящую избу, и грилем по хребту – это всё про нас.
А кто-то сегодня с шумом и помпой выходит замуж. За принца, так его растак.
Я еще раз глянула вниз, во двор. На берёзе сиротливо колыхались «семейники» Ярика. В такт песне про свадебные цветы.
Мысль поблевать с шестнадцатого этажа вернулась. Но уже, увы, нечем.
Как же хочется курить…
* * *
Страдания – вещь приятная, кто бы спорил. Но бесполезная. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. А мне теперь и стакан воды подать некому, и за сигаретами послать – тоже некого. Сама-сама-сама.
Ну что же, сама так сама. Скрутила волосы в гулю, натянула трикотажные штаны. Посмотрела в зеркало, вздохнула. Да и ладно, не у меня же сегодня свадьба. Не ко мне там, внизу, принц на белом коне, то есть, простите, лимузине приехал. Хотя вид у меня сейчас такой, что если и жду я кого-то в свою личную жизнь, то уж никак не принца. В лучшем случае – коня. Да и тот не факт что польстится. Ну да и черт с ними, сигареты продадут – и то хлеб.
И я пошла. Навстречу, как позже выяснилось, приключениям.
Дверь квартиры и двери лифта лязгнули одновременно. Квартирная дверь закрылась, но ключ я не успела повернуть, а двери лифта – раскрылись. И глазам моим предстал… конь.
Нет, ну натурально конь. Ростом конкретно за метр девяносто, плечи по ширине аккурат под двери лифта. Облачите все это великолепие в строгий серый костюм, добавьте сюда белую рубашку и белую бутоньерку, увенчайте безумными глазами дикой лошади, впервые оказавшейся на арене цирка, – и вы поймёте, какая картина передо мной нарисовалась. Мудрено ли, что дар речи я тут же мгновенно утратила? Зато конь оказался говорящим. Может быть, его зовут Юлий?
– Выход на крышу есть? – хриплым голосом поинтересовался «Юлий». И башкой мотнул вверх для большей ясности.
– Заперт, – автоматически ответила я. Не размышляя об уместности такого вопроса, просто констатируя факт.
Ибо не далее как позавчера, когда я возвращалась с работы, сурового вида дяденька по указанию управляющей компании вешал на эту дверь очередной замок. Наша крыша очень уж пришлась по душе местным руферам, и их борьба с эксплуатирующей организацией носила строго цикличный характер. Одни срезали замки, другие их вешали. Вчера вперёд снова вырвались «жилищники».
– Н-да? – нахмурился «Юлий». Зачем-то вздохнул. – Ну, значит, без вариантов.
Шагнул, оттёр меня в сторону плечом и открыл дверь.
В мою квартиру.
И вошёл.
В мою квартиру.
В этот момент во мне должен был проснуться, как минимум, вождь краснокожих. Но не проснулся никто. Я стояла и тупо смотрела, как чужой человек заходит ко мне домой. В мою квартиру!
И лишь когда мы оказались по разные стороны от порога – он внутри квартиры, а я снаружи, – я отмерла. И ринулась отвоёвывать свою территорию.
Я что-то вопила из серии «Кто ты такой?!», «Что за дела, пошёл вон!» и «Я сейчас полицию вызову!». Вопила долго, громко. И безрезультатно.
Чужой тип в моей прихожей, не обращая на мои вопли ни малейшего внимания, отстранил меня и запер дверь. И принялся раздеваться.
Выдернул из петлицы и с отвращением отшвырнул в угол бутоньерку. Шипя и матерясь, развязал и туда же швырнул галстук. И, взявшись за пуговицу на пиджаке, спросил:
– У тебя мужик есть?
Батюшки, насиловать будут! Дождалась, слава тебе господи!
– Нет.
На самом деле, я должна была сказать: «Есть! Огромный, как Халк, и как раз сейчас он бреется в ванной топором». Я, собственно, так и сказала, но уже не вслух, а мысленно, и после того, как вслух было произнесено совсем другое слово. И я поспешно кое-что добавила. Нет, не про Халка.
– Еще вчера был.
Пальцы «Юлия» замерли. А потом он быстро расправился с последней пуговицей, бросил пиджак в компанию к бутоньерке и галстуку.
– Отлично. Тащи его шмотки.
Нормальный расклад, да? Я стояла и, раскрыв рот, смотрела за набирающим обороты мужским стриптизом, не выходя из прихожей моей квартиры.
Но это же подруга Феня просила на Новый год у Деда Мороза стриптизёра на дом! А не я!
Однако дело стремительно принимало необратимый оборот. Уже жилетка тоже поставлена в угол, а конь собрался скинуть последнюю попонку, тьфу ты, то есть рубашку. Осознав, что еще чуть-чуть – и окажусь наедине с полуголым незнакомым мужиком, я юркнула в спальню. Это все же хорошо, что я выкинула с балкона только трусы Ярика. Этот же… не до трусов он там собрался раздеваться?
Но вещи Ярика вынула из шкафа и на всякий случай протянула из-за угла. Их у меня споро выхватили. А я пошла курить. Потому что, роясь на полке с вещами бывшего, я обнаружила заначенный блок сигарет. Говорю же, хозяйственный шо песец. Ну хоть какой-то от него прок.
Я как раз прикурила вторую, когда за спиной раздался шорох. Я обернулась и поперхнулась дымом. Закашлялась. А потом согнулась пополам от приступа кашля и хохота.
Ярик у меня был, прямо скажем, не конь. Так, полудохлый ослик. И вещи, которые висели на Ярике весьма свободно, на «Юлии» сидели так, что вот-вот треснут. Треники с вытянутыми коленками превратились на нем в стильные суперсекси-лосины, которые обтягивали мощные бедра и атлетичные икры. Футболка на бицепсе натянулась так, что вот-вот лопнет. А на груди ткань футболки никоим образом не скрывала мощные пласты грудных мышц.
Вот вам и конь. Конь-огонь.
– Ну что там? – снова мотнул башкой «Юлий» в сторону балконных перил. – Как обстановка за окном?
Я посмотрела на это чудо в Яриковых перьях. Потом выглянула с балкона, полюбовалась на нездоровую суету внизу, у подъезда. И сложила два плюс два.
– Так это твоя свадьба?
– Угу. – Он сцапал из пачки сигарету, взял зажигалку, спокойно прикурил и с наслаждением затянулся. – Была моя.
– Была? А сейчас чья?
«Юлий» блаженно жмурился и курил. На мой вопрос лишь дёрнул плечом. Футболка таки треснула по рукаву. А потом это животное изволило задать самый, ну вот просто самый-самый дурацкий вопрос на сегодняшний день. Вопрос, который способен мгновенно взбесить любую нормальную теплокровную женщину.
– Есть чё пожрать?
* * *
Много что на это можно было ответить. Скажем прямо – бездна разных вариантов. А наш вот какой. Спустя некоторое время, – ну не засекала я секундомером, – «Юлий» в облегающей попонке сидел на моей кухне и точил гречку с сосисками. Разносолов для коней не приготовили, силоса не завезли, уж чем богаты. «Юлий» не жаловался. Гречку уминал большой ложкой, сосиски и вовсе не побрезговал брать рукой и смачно откусывать крупными белыми зубами, а потом облизывать устряпанные кетчупом пальцы.
А я что? А я сидела, курила и любовалась на жрущего коня. Такое впечатление, что мальчика не кормили неделю. Малыш между тем опустошил тарелку и выразительно на меня посмотрел. Никогда, слышите, никогда моя стряпня не пользовалась таким успехом! Я встала, чтобы пополнить тарелку, и именно в этот момент зазвонил телефон «Юлия». Вообще-то, мобильник звонил и до этого, но он с ним что-то сделал и тот замолк. Но вот теперь – снова подал голос. Конь «Юлий» напоследок смачно облизал пальцы и ответил:
– Да, мамуль?
Я чуть не обронила кастрюлю с гречкой. Интрига-то закручивается!
– Я где? Я… – «Юлий» вытянул длиннющие ноги в ничего не скрывающих «лосинах от Ярика» поперёк кухни.
Я некстати вдруг посмотрела на его пах. Конский, судя по всему. Как и всё остальное. Я раздражённо поставила кастрюлю на стол, а парень отложил ложку, вытер пальцы об Ярикову (!) футболку и мечтательно произнёс:
– Я в раю. Что значит – в каком? В самом обыкновенном. Мог бы, между прочим, ответить в рифму, но не стал. Мама, не кричи на меня. Мама! Я уже тридцать один год как Ярослав!
Тут у меня из рук выпала со звоном чистая ложка. Ярослав! Я его уже полчаса Юлием называю, а он Ярослав! Вот кто он после этого?! Проклял меня, что ли, кто-то на это имя?! Юлий-Ярослав и бровью, между прочим, не повел, не отреагировал на звук звякнувшей о плитку ложки. У него был важный разговор. С мамой.
– Свадьба? Да на … я вертел эту свадьбу!
Тут я ахнула и зажала рот ладонью. Нормально он с мамой разговаривает! Меня бы за такие слова… Даже не знаю, что со мной сделали. А невоспитанная личность между тем продолжала:
– Как могу в данный момент, так и выражаюсь! Мама, ты завкафедрой русского языка, я не верю, что ты не знаешь этого слова! Нет, я не ёрничаю. Именно поэтому. Именно потому, что ты кандидат филологических наук, ты найдёшь нужные слова, мама. Чтобы объяснить всё это. Мама, мне всё равно, что ты им скажешь, серьёзно. Я в своём уме. Именно как целиком и полностью здравомыслящий человек говорю тебе, что жениться не буду. Расходы все возьму на себя, оплачу всё – и машины, и ресторан, и чего там еще, пусть выставляют счет. А с остальным – не ко мне. Всё, мамуль. Целую нежно, покажусь перед твои очи светлые, когда ты остынешь. Ну, значит, в следующем году. Папе привет.
На кухне надолго воцарилась тишина. Потом я подняла ложку и положила ее в раковину, достала чистую. Телефон несостоявшегося Юлия по имени Ярослав издал прощальную песнь, отключаясь. А его владелец сцапал пакет от чипсов, вытряхнул остатки себе в горсть, а потом в рот и сунул телефон в пакет.
– Ты «Терминатора» не пересмотрел? – Я наконец отмерла и принялась снова накладывать коню гречки.
– Бережёного бог бережёт, – пожал тот великолепными плечами. – К тому же ты не знаешь, с кем я связался.
Я поставила тарелку со второй порцией перед конем, села напротив, потянулась к пачке и замерла. Вспомнила рассказ тёти Гали. И наконец сложила еще раз два плюс два. Снова, да. У меня еще со школы с математикой не всё ладно.
– Ой, спасибо, так вкусно, – с набитым ртом мычал тем временем Ярослав-Юлий.
Ну привыкла я уже к «Юлию», так просто не отвыкнуть!
– Со вчерашнего дня ничего не жрал!
Это что же, предсвадебный мандраж настиг тебя, мальчик? Что, аж кусок в горло не лез?
– Ты на Виолетке, что ли, собирался жениться? – озвучила я вслух свои подозрения.
Ярослав замер, не донеся ложку до рта.
– А ты с ней дружишь? – спросил он опасливо.
– Вот еще! – фыркнула я и снова потянулась за сигаретой.
– Не сдашь меня ей? – всё так же подозрительно поинтересовался Ярослав.
– Да мы даже в детстве в казаков-разбойников всегда за разные команды играли! – возмутилась я.
– Это хорошо, – вздохнул несостоявшийся жених и снова принялся за еду. Зачистил тарелку, закурил.
Потом я соорудила нам чай, и под чай мне поведали крайне драматическую историю. Нет, серьёзно. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ярославе и Виолетте. Не, я помню, что это про кого-то другого. Просто удачненько в рифму.
* * *
– Поймали меня, в общем… – Ярослав смачно слизнул с пальца остаток кетчупа.
Так-то по манерам и не скажешь, что мама – завкафедрой русского языка. Или мама научную карьеру делала, а мальчика воспитывали двор и полиция?
– Меня поймали.
– Как «поймали»?
– Ну, а как обычно бабы мужиков ловят? – ухмыльнулся он.
Я, конечно, хотела фыркнуть, что не в курсе, как бабы мужиков ловят. Но не стала. Ибо, во-первых, не баба. А во-вторых, толку на этого коня фыркать?
– На блесну или на мормышку? – блеснула я невесть откуда взявшимися познаниями в рыбной ловле.
Ярослав хмыкнул, закинул в рот последний хвостик сосиски, а потом откинулся на спинку стула и молча на меня уставился.
– Знаешь, – протянул он медленно, – вот если от твоих волос отрезать локон да закрутить, то щука будет клевать как сумасшедшая. Клёвый цвет волос. В самый раз для клёва.
Вот только таких изысканных комплиментов мне не отвешивали!
– Оставь в покое мой цвет волос и рассказывай.
– На две полоски меня поймали, – хмуро буркнул Ярослав и уставился на пачку сигарет.
– На какие две полоски? – Я озадаченно покосилась на треники своего бывшего. Про полоски я помнила только то, что три полоски – это «адидас», но эти треники – китайский ноунейм, то есть торговой марки не имеют.
– Ты как с Луны свалилась, – печально посмотрел на меня незваный гость. – Две полоски, – проговорил медленно, как будто пытался донести мысль до умственно ущербного человека, – это тест на беременность.
Я вздрогнула. Именно в этот момент во мне проснулись все: Халк, вождь команчей и других прочих воинственных племён, а заодно все брошенные женщины разом.
– Так ты что… – прошипела я страшным утробным шёпотом. – Ты бросил беременную невесту?!
– Вот вы ба… женщины! – Ярослав взмахнул рукой. – Дослушала хоть бы сначала, прежде чем приговор выносить!
– Рассказывай! – тоном прокурора потребовала я.
Ярослав выудил очередную сигарету из пачки, закурил и начал свой рассказ. И скажу я вам, что от Ромео с Джульеттой в нем не было ни хрена.
* * *
Началась история женитьбы Ярослава Огарёва (да-да, у парня оказалась еще и очень литературная фамилия!), как ни странно, задолго до его рождения.
Давным-давно в одном классе учились две девочки, подружки Ната и Галя. Девочки сидели за одной партой, дружили. Но потом, как водится, жизнь развела – по разным учебным заведениям, по разным молодым людям, а там – семья, дети.
Но велика сила соцсетей. И снова, спустя десятилетия, на встрече выпускников встретились две школьные подружки. И у одной, по дивному совпадению – умница, красавица дочка Виолетта. А у другой – холостой чудо-сынок Ярослав. Закономерно был составлен заговор.
Ярослав сначала посмеялся, потом решил, что проще один раз сходить на свидание с этой Виолеттой, чем раз за разом отбивать подкаты матери. А Виолетта оказалась вполне ничего. Стройная, симпатичная, общительная, без заморочек. Закрутилось у них, в общем. Весёлый и необременительный роман с кино, ресторанами и хорошим сексом. Виолетта даже к нему вещи свои какие-то перевезла, часто оставалась ночевать, но Ярослава это не слишком беспокоило. Когда иногда тебе женщина с утра готовит завтрак и делает минет – это даже приятно.
А потом – две полоски. Как гром среди ясного неба. Ярослав вопрос контрацепции никогда не оставлял на самотёк, и презервативы были всегда под рукой, и с Виолеттой у них ни разу не было без предохранения.
– Ты же знаешь… Они не дают стопроцентной гарантии, – шмыгнула носом Виолетта, демонстрируя тест для определения беременности.
И не поспоришь. Раз в год и палка стреляет.
Вариантов не было, от слова «совсем». Порядочность в Ярослава вбивали с шестнадцати лет, с первой девочки, которую он не успел выпроводить до прихода матери. И были долгие лекции об ответственности. И была даже первая и единственная оплеуха от матери. Когда он ляпнул, что это, дескать, если что – не его проблема. В общем, внушили и объяснили Ярославу доходчиво, что генофондом разбрасываться нельзя. Он и не разбрасывался, все дисциплинированно доверял мусорному пакету.
Но тут оказался какой-то особо пронырливый генофонд – так Ярослав тогда решил. Ну и что теперь? А одно только – готовиться к свадьбе.
Ну и начали – в спешном темпе, чтобы соблюсти внешние приличия и невеста была в ЗАГСе без живота. Ярослав находился словно во сне и никак не мог поверить, что это всё с ним происходит. Еще два месяца назад был вольной птахой, а теперь вот – без пяти минут муж и отец.
Виолетта перебралась к нему домой уже с концами, с косметичкой и тапочками. Тошно было, но он мужественно давил в себе паникёра.
А потом вдруг случился казус. Пакет мусорный порвался прямо в двух шагах от мусорного бака, когда Ярослав утром его выносил. И среди мусора, который он спешно – на работу опаздывал! – закидывал в контейнер, Ярослав обнаружил аккуратно свёрнутый…
Вот черт его пойми, почему взгляд зацепился, но Ярослав это развернул. Копошащийся рядом бомж выдохнул: «Извращенец!» – и поспешно заковылял прочь. А Ярослав стоял и тупо пялился на развёрнутую в его руке прокладку. Всю в засохшей крови.
О женской физиологии Ярослав был осведомлён. И поэтому Виолетте вечером был устроен допрос.
– У меня был выкидыш, – рыдала она. – На раннем сроке! Я не хотела тебе говорить! Я не хотела тебя расстраивать!
Он не поверил. То есть Виолетте ничего не сказал и даже обнимал и какие-то утешительные слова сумел из себя выдавить. Но где-то внутри червяк сомнения поселился. Только вот маховик-то уже раскрутился, набрал обороты. Заявления поданы, дата назначена, платья, кольца и прочая лабуда – куплены. И всё покатилось дальше. Словно в пыльном мешке в этой предсвадебной кутерьме катился и Ярослав. И лишь сегодня, в день своей свадьбы, где-то между третьим и четвертым этажами, слушая условия очередного идиотского запроса на бесконечной процедуре выкупа, он вдруг словно проснулся. Скинул с себя пыльный мешок, нажал кнопку лифта и…
…И вот он тут.
* * *
– Понимаешь… – Мой гость выдохнул длинную струю дыма, поскрёб щеку. – Стою я на площадке между этажами весь обсыпанный рисом, какими-то конфетти, еще хрен знает чем! Чего-то мне орут в ухо: то спой им, то спляши, то анекдот расскажи. Ну, со стороны поглядеть: идиот идиотом. И ради чего это мне всё? Чтобы связать себя с женщиной, к которой я ничего не испытываю, кроме раздражения – она меня последнее время прямо бесила. Хотя перед свадьбой этой дурацкой меня всё бесило! И спросил я себя: «Огарёв… Это моя фамилия, кстати. Огарёв, какого хрена ты творишь?!» Ну ладно бы ребёнок был, так ведь нет же ребёнка! Хотя знаешь… – Тут господин Огарёв как-то вдруг невесело или даже недобро усмехнулся. – Чего-то подумал я крепко и рассудил так, что с двумя полосками меня просто как мальчика развели. Не была Виолетта беременна, нутром чую.
Возразить мне было нечего, да не больно и хотелось. Пакостный характер соседки снизу был известен мне еще с детства. Доскребаться до пацана битый час, таскаться за ним, лупить его исподтишка, а когда у него лопнет терпение, и он огреет со всей дури по спине – помчаться с рёвом жаловаться маме – это всё Виолеткино. Мне, по моей детской наивности, – мои подруги считали, что я это качество и сейчас не утратила, – такое поведение казалось верхом подлости и глупости. А оно вон чего – приносит, оказывается, плоды. И принцев приносит. Под дверь. Чужую.
Тут я не выдержала и прыснула.
– Извини. – Я увидела, как Огарёв нахмурился. – Я не над тобой смеюсь. Я так… детство вспомнила. Виолетка не очень-то изменилась, знаешь.
Темные брови разошлись, мой собеседник улыбнулся. И знаете что? Улыбка коню явно шла.
– Меня, кстати, Ярославом зовут, – вдруг соизволил он представиться. – Ярослав Огарёв. А тебя?
– А тебе зачем?
– Ну так, беседу поддержать, – ухмыльнулся Ярослав. – Ну, раз не хочешь говорить, буду звать тебя «мечта щуки».
Он так это произнёс… Не «щуки». А что-то среднее между «шчуки» и «сцуки». В общем, всё сделал, чтобы меня взбесить.
– Да называй как хочешь… Ярик, – сладко промурлыкала я.
– Я не Ярик!
Ой, прелесть какая, заводится с пол-оборота.
– Меня зовут Ярослав. Если тебе слишком сложно произнести это имя по причине дислалии – можешь называть меня Яр. Ну, на крайний случай – Слава. Но никак иначе, ясно?!
О-о, а вот и мама завкафедрой прорезалась.
– А можно, я тебя просто на хрен пошлю? Вот такими шагами? – Я развела руки в стороны.
Какое-то время мы сверлили друг друга взглядами. Сдался первым Ярослав Огарёв.
– Ладно, извини, – буркнул он, отвернувшись.
– Антонина, – соизволила принять извинения я. – Можно Тоня. Но никак иначе, ясно?
И он снова улыбнулся. А потом вдруг сладко зевнул, прикрыв кулаком рот.
– Слушай, можно я у тебя покемарю?
Ну, просто классика жанра. Люди добрые, дайте воды попить, а то так жрать хочется, что переночевать негде.
– Ну подумай сама! – тут же принялся, не откладывая дело в долгий ящик, оправдывать свое возмутительное предложение Ярослав. – Куда я сейчас пойду? Там же возня еще, в подъезде возьмут тёпленьким. А я не спал сегодня ночью ни хрена, сейчас просто срубает… – Он еще раз смачно зевнул. – Покемарю пару часиков, народ рассосётся, и я уйду, а? Ну что тебе, жалко, что ли?
Вот с этих слов все попадосы и начинаются. Что тебе, жалко, что ли? Тебе что, слабо? Ты стесняешься, что ли? И далее по списку.
– Ладно. – Я честно поизображала размышления секунд десять. – Сейчас бельё тебе дам, на диване в гостиной постелишь.
– Ага, спасибо! – обрадовался Ярослав.
По дороге за бельём я завернула в туалет – знаете, такое бывает даже с самыми прекрасными феями, не то что со мной, простой земной девочкой.
В общем, когда после завершения визита по линии туалет-ванная я вошла в спальню за бельём…
Ярослав Огарёв уже лежал. На моей кровати.
И спал!
Спал так мирно и безмятежно, что у меня не поднялась рука – и даже нога не поднялась – его будить. Видно было, что человек вымотан до предела и просто вырубился. Я сделала пару шагов, он даже не шевельнулся. Я подошла вплотную.
Огарёв лежал на спине, вытянув руки вдоль тела. Судя по всему, заснул, едва принял горизонтальное положение. Лежал ровно и недвижно, ну прямо как Ленин в Мавзолее, мне мама рассказывала, что она видела Ленина в гробу! Я хихикнула. Ярослав продолжал изображать Ленина в гробу, а я – разглядывала… Ленина.
Ну ты, Тоня, даёшь. В твоей постели снова мужик, снова Ярослав, и даже треники и футболка – те же самые. Тот да не тот. Скажу даже больше – отродясь в этой постели такого роскошного тела не бывало. Теперь-то, когда малыш уснул, его можно было разглядеть, не таясь. Ну, разглядела, чего уж.
У парня явно хорошая генетика, помноженная на отнюдь не сидячий образ жизни. Или в спортзал ходит регулярно. Плечи такие только от природы или от папы с мамой бывают, а он на них еще мясо нарастил. Мясо там везде было – и руки бугрятся, и на груди не плоско, и бедро мощное даже в расслабленном состоянии, и икры шикарные – «лосинки» Ярика кончались примерно на ладонь ниже колена. Весь, в общем, такой тестостероновый, шо песец. И, кстати, поскольку тонкий мягкий трикотаж мало что скрывал… В общем, первоначальные наблюдения полностью подтвердились. В паху у парня увесисто даже в расслабленном состоянии. А в боевом, наверное, совсем о-го-го.
Или и-го-го.
В общем, я еще полюбовалась прекрасным образчиком мужской породы, которого каким-то чудом занесло в мою постель, а потом достала из комода клетчатый плед и прикрыла тельце. Не Ленин же, замёрзнет.
Еще минут пятнадцать я побродила по квартире. Помыла посуду и убралась на кухне. Выкурила сигарету, глядя с балкона на то, как толпа у подъезда существенно поредела, но рассасываться не думала. Музыка, слава тебе боже, больше не гремела.
А я почувствовала, что меня тоже неудержимо клонит в сон. Ну, а что? Гудели мы вчера с девками до середины ночи, подняли меня ни свет ни заря сегодня. На неделе – хронический недосып. В общем, я хочу спать.
Ну глупо же спать на диване в своей собственной квартире, когда у тебя есть нормальная, удобная кровать?
Короче, достала я второй плед и устроилась с противоположной стороны кровати. Да, Тонечка, ушлая ты. Не прошло и суток – снова в постели с мужиком.
То ли я устала сильно, то ли Ярослав вокруг себя распространял какую-то особую сонную атмосферу – но на этой мысли я и отключилась.
* * *
Проснулась я в пять. Об этом мне услужливо сообщил поспешно поднесённый к глазам телефон. А потом я повернула голову. Юлия-Ленина-Ярослава в кровати не было.
Не обнаружила я его и во всей квартире.
Батюшки мои, ограбили!
Полчаса я потратила на метания по квартире. Проверила заначки – обе две! Проверила шкатулку с немудрящим золотишком и серебришком. Папку с документами проверила. Ключи тоже на месте.
Да всё было на месте.
Я наконец немного успокоилась, села на стул на кухне и закурила. А докурив, прошлась по квартире уже более внимательно.
О визите Ярослава Огарёва в мою скромную обитель кое-что всё же напоминало. А именно – сваленная в углу прихожей куча одежды. Это что же, получается, он вот в таком непотребном виде и ушёл – в старенькой футболке и трениках-тире-лосинах? Я подняла брошенную одежду.
Отличный итальянский костюм на шёлковой подкладке, свежая, явно первый раз надетая белая рубашка, галстук тоже, похоже, шёлковый. Чем тебе эти вещи не угодили, господин Огарёв, что ты предпочёл уйти в шмотках с чужого плеча, да еще конкретно тебе маловатых?
Я поискала взглядом его обувь. Нет, обуви чужой в прихожей не значилось, значит, ушёл в своих туфлях. А мог бы покуситься на шлёпанцы Ярика. Впрочем, наверное, нога не влезла, у Ярика нога была всего на два размера больше моей, тридцать девятый, а у этого коня ласта минимум сорок пятый.
Я еще постояла в прихожей, раздумывая над дальнейшей судьбой щедро оставленных мне вещей. Хотя чего тут думать, будет радость какому-нибудь бомжу. Я сложила вещи в пакет, туда же сунула для комплекта шлёпанцы Ярика и посчитала на сём инцидент исчерпанным.
Мои подружки дружно считали, что я до сих пор наивна как ребёнок. Хотя я уже об этом, кажется, говорила? Ну так вот, они, кажись, правы оказались.
Аттракцион под названием «Перевернём вверх тормашками Тонькину жизнь» только начал набирать обороты.

Глава 2. Но ейна мать сказала: «Ша, за всё уплачено». Однако ее никто уже не слушал
На следующий день, вечером, то бишь, в воскресенье, а у меня было рабочее воскресенье, между прочим, у меня вообще выходные почти всегда самые что ни на есть рабочие, состоялось явление Виолетты.
Надо сказать, что в детстве мы были не то чтобы дружны, но росли вместе, играли во дворе вместе, даже учились до какого-то класса вместе. Затем Виолетту определили в модную гимназию, а я так и осталась в школе по месту жительства. Но чужими незнакомыми людьми нас тоже назвать было нельзя. Всё же когда вы падаете в одну лужу и потом дружно и синхронно получаете от своих матерей по самое «не балуй» за то, что вымокли сами и испачкали одежду – это как-то, знаете ли, сближает. Потом мы выросли, конечно, в лужах совместно больше не валялись, но здоровались при встрече, иногда перебрасывались фразами.
Это я к тому, что когда в дверь позвонили, и за дверью обнаружилась Виолетта, я удивилась. Но не сильно.
– Привет.
– Привет.
Диалог на этом застопорился, а потом я сообразила пригласить соседку войти. Виолетка приглашение приняла, через порог шагнула. И я принялась ее разглядывать.
Ну, клюнуть коню Юлию было на что. И не только коню. Виолетка – деваха ухоженная. Волосы покрашены и уложены, реснички нарощены, сиськи сделаны у хорошего хирурга, фигура в фитнес-клубе отточена. В себя Виолетта вкладывалась, это видно невооружённым взглядом. И, разумеется, хотела эти инвестиции отбить. А инвестиции-то… Я спешно придала лицу заинтересованное выражение.
– Что-то случилось?
– А ты не знаешь?
– Не, – я вежливо улыбнулась. – Я тётьГалю не видела уже неделю, наверное. Про ваши свежие новости не в курсе.
И тут Виолетта зарыдала. И – о, боги-боги, как она рыдала. Я понимаю, почему Огарёв поверил сразу и безоговорочно в две полоски. Удивительно, как он потом ложь умудрился распознать.
В общем, отрабатывала Виолетка на все деньги, сквозь рыдания излагая уже хорошо известную мне историю. Только… ну, скажем так, в режиссёрской версии. Рассказала, что ее, Виолетту, невинную и несчастную жертву, соблазнил, уговорил выйти замуж, а потом бросил практически у дверей ЗАГСа некий неназываемый подлец.
Ах, какому нехорошему человеку я подарила треники Ярика, осквернила, практически, светлую память об этом святом человеке.
В общем, Виолетта демонстративно рыдала, я демонстративно охала. Я ей не верила, она, похоже, догадывалась, что я ей не верю. Поэтому рыдала недолго.
– Я одного не пойму, Тонь, – Виолетка аккуратно убрала из-под глаза слезинку. – Куда он делся? Понимаешь, просто исчез! Заскочил в лифт – и всё! Парни с девчонками весь подъезд прочесали, его нигде нет. Лифт приехал пустой. Как растворился!
– Может, осознал всю подлость своего поступка и выбросился с балкона пожарной лестницы?
Виолетта хмуро глянула на меня из-под наращённых ресниц.
– Очень смешно.
Не смешно, согласна. Сейчас сделаем смешно.
– Слушай, а ты же его голым видела, да? Может, у него сзади пропеллер, ну, как у Карлсона. И он того… кнопочку на животе нажал – и фьють, улетел!
– Тоня, в тебе талант комедийный пропадает.
– Считаешь?
Виолетка поняла, что добровольно я на сотрудничество со следствием не пойду, и спросила в лоб:
– А вот тётьНюра говорит, что видела, как Ярослав из подъезда выходил, часов примерно в пять.
– ТётьНюра в честь твоей свадьбы на грудь не принимала часом?
Твою мать, Огарёв, ты не мог незаметно исчезнуть, да? Хотя у нашей дворничихи и мышь незамеченной не проскочит.
– Нет, не принимала. – Роль несчастной жертвы окончательно сползла с Виолетты, и теперь она смотрела цепко. – И она сказала, что у него была футболка с танками.
– Да ты что! – всплеснула руками я. – Это он такой красивый-нарядный жениться собрался? А у тебя же мама педагог…. А у тебя же папа пианист… – замурлыкала я. – Какой ты нафиг танкист!
Этой песней я доводила Ярика. А у Огарёва и правда же мама – педагог высшей школы. Может, и папа – пианист. Хотя в кого-то же он таким конём должен был уродиться? Среди пианистов коней вроде не водится.
– А где твой? – Виолетта не сводила с меня внимательного взгляда, не реагируя на мое пение.
– Мой кто?
– Мужик твой? Он же всё время дома сидит.
Ярик, Ярик, выгнала тебя, а ты мне всё равно жизнь портишь. Твоя упорная привычка днём в трениках и дурацкой футболке с танками за пивом ходить меня подвела.
– К маме своей поехал, – безмятежно соврала я.
– К маме? – недоверчиво уточнила Виолетта.
– К маме, – закивала я. – У всех есть мама. Даже у моего мужика.
Хотя об этой женщине мне ничего не было известно, Ярик как-то не распространялся про свою семью. А теперь уже неважно.
Разговор в прихожей явно застопорился. Виолетка меня чутко подозревала во всех смертных грехах, но прижать ей меня было нечем. И тут…
– А что это у тебя? – Виолетта шагнула в сторону и вперилась взглядом во что-то у меня за спиной.
– Где? – Я обернулась.
Тьфу ты, пропасть!
Из-под банкетки, незамеченный мной раньше, торчал край белой бутоньерки. От костюма нечаянного гостя.
Мы молча созерцали этот белый клочок. Что это цветок, вообще-то, еще нужно было догадаться. Потому обе дёрнулись. Но у меня реакция оказалась быстрее – я пять лет ходила на гандбол и стояла в воротах.
Я быстро ухватила белую улику и смяла в кулаке.
– Ничего. Просто бумажка какая-то.
– Покажи! – потребовала Виолетта.
– С какого …? – возмутилась я. И мяла, мяла в кулаке бутоньерку, в душе проклиная нежданного гостя всеми известными мне словами.
– Покажи!!! – нервно взвизгнула Виолетка и даже топнула ножкой.
Маменьке своей топай. И мужику – когда заведёшь.
– А если там список любовников? – Я попыталась как-то нейтрализовать ситуацию. – Или стишки любовные?
– Да какие у тебя любовники! – налилась яростью Виолетка. – На тебя только гопники могут позариться! Это бутоньерка Ярослава, я видела! Значит, он был у тебя! Ах ты…
Дальше слушать я не стала. И вытолкала Виолетту за дверь. Фитнес в зале – он, может, для красоты фигуры и полезен. Зато в потасовке победа достанется тому, кто пять лет стоял в гандбольных воротах.
Заперев дверь, я с наслаждением разодрала на мелкие клочки злосчастное украшение и выбросила ошмётки в унитаз. И воду спустила.
Всё. Теперь точно никаких следов присутствия Огарёва в моей квартире. Пакет завтра поставлю у мусорки. Только не у нашей, а по дороге к остановке.
Успокоенная этой мыслью, я пошла курить. И даже покурила. И поужинала. И даже по дому пошуршала чуть-чуть – стычка с Виолеткой меня как-то взбодрила. А потом наступила вторая часть марлезонского балета.
Звонок в дверь.
Я подумала, что это Виолетка за сдачей пришла, и дверь открыла в самом боевом настроении. Но я допустила ту же ошибку, что и Огарёв – недооценила подружку детства моего сурового. Виолетка в лучших традициях детства нажаловалась маменьке и подтянула тяжелую артиллерию. За дверью стояла тётьГаля.
В одной хорошей и смешной книжке – убей бог не помню в какой – про тётьГалю было очень здорово написано. То есть писали не про нее, но словно с нее. Там было что-то про арбузные груди и мощный затылок. Прибавьте к этому голос, как бензопила, и хватку, как у бульдога, – и вы получите полный портрет тётьГали. Я не считала себя робкой кисейной барышней, и за словом в карман не лезла никогда, и матом послать, если что не нравится – за мной не заржавеет. Но против тётьГали я – малявка. У нее еще и школа советской торговли за мощными плечами. В общем, я замерла аки кролик перед удавом.
– Шо же ты, Тонька, на чужого мужика-то покусилась? – ТётьГаля неумолимо шагнула через порог.
И я ничего не смогла ей противопоставить. Отступила.
– Разве ж тебя не учили, что чужое брать нельзя?
– А я и не брала… – вякнула я, пытаясь собраться с мыслями. Получилось не очень.
– А кто нашего жениха в свою квартиру пустил? – вкрадчиво поинтересовалась тётьГаля. В ее исполнении вкрадчивость звучала особенно страшно.
– А у него на лбу не было штампа, что он ваш! – Отпираться, в общем-то, было уже бесполезно.
– Ах, штампа не было… – нараспев произнесла соседка. – А штамп у него, девочка, в другом месте стоял. Уже почти стоял. Чужой жених – это же, считай, что чужой муж. Ты понимаешь это? Что чужого мужа увела?
Огарёву сейчас, наверное, икалось без перерыва. Свалился мне на голову!
– А если он у вас такой ненадёжный, что того и гляди – уйдет, так чего же вы его в наручниках в ЗАГС-то не вели?
Ой, зря я это сказала. Совершенно точно зря. У тёти Гали сузились глаза и расширились ноздри. Я почувствовала себя тореадором. Или – нет. Это выход один на один с вратарем. И сейчас мне всадят в девятку.
– Верно говорят – яблочко от яблоньки недалеко падает. – ТётьГаля сверлила меня мрачным взглядом темных глаз. – И дочь – вся в мать. На роду вашем поганом, видать, такое написано – чужих мужиков уводить.
А вот это уже – штрафной. Маму не трогать, ясно?! Не сметь трогать маму!
Весовые категории у нас, конечно, были несопоставимы. Но на моей стороне были внезапность натиска и злость. В общем, вытолкала я соседку на лестничную площадку и даже до начала лестницы дотолкала. А потом выдохлась. ТётьГаля что-то вопила, снизу подвывала Виолетка, а я, пнув напоследок в мощную икру обхватом как моя талия, вернулась домой. Отключила дверной звонок. И пошла курить. И заодно придумывать, как можно поизощреннее вломить господину Огарёву.
На следующий день он мне предоставил такой шанс.
* * *
Наученная горьким опытом, в дверной глазок я теперь посмотрела. А там, за дверью, радостно улыбался мне Ярослав Огарёв. Весело тебе, коняра подлая? Сейчас умерю восторги! И, повернув защёлку, я гостеприимно распахнула дверь.
Судя по тому, как поспешно шагнул через порог Огарёв и как быстро закрыл за собой дверь, встречи с несостоявшимися родственниками он побаивался. И плотно пообщавшись с ними накануне, я могла его понять.
– За костюмом пришёл? – сразу пошла я в наступление.
– Чего? – Он свёл великолепные брови.
Ну, правда, шикарные у него брови! У меня подружка, Феня, она «бровист», она бы тут от восторга померла.
– А-а, не… – вздохнул он и рассмеялся.
Зубы у него… Тут бы померла от зависти Ганя – она ассистент стоматолога.
– Выкинь.
– Хорошо, – удивляясь самой себе и своему приличному поведению, спокойно кивнула я. – С чем пожаловал?
– Вещи вернуть!
Только тут я заметила, что в руках у него пакет. Глазам своим не верю. Костюм шикарный из натуральной шерсти на шёлковой подкладке, значит, выкинь. А заношенные треники и драную футболку – вернул.
– Спасибо! – Я выдернула пакет из его рук. План мести куда-то улетучился. И сейчас я больше всего хотела, чтобы он свалил в закат из моей квартиры. Не дай бог опять засекут, что он ко мне приходил – мне же тогда не жить.
– А ты чего такая злая, зая?
– Какая я тебе зая?! – заорала я. Но тут же спохватилась, даже рот себе зажала. Звукоизоляция у нас так себе. ТётьГалю, когда она своего мужа воспитывает, мне, например, прекрасно всегда слышно.
– И правда, какая же ты зая, – ухмыльнулся этот подлец. – Ты… малиновка.
– Огарёв, ты дальтоник! У меня волосы красные.
– Малиновые, – так же упрямо повторил он. – Слушай, у меня к тебе разговор есть.
– Говори.
– Не пригласишь войти? – вкрадчиво поинтересовался он. Везёт мне на вкрадчивых людей в последнее время. Одни неприятности от них.
– Тебя пригласишь войти, а ты потом холодильник обчистишь и спать ляжешь.
Он как-то странно посмотрел на меня. А потом полез в карман джинсовой куртки.
– Могу компенсировать ущерб.
– Лучше выкладывай честно, зачем пришёл, – проявила неуступчивость я.
Огарёв еще немного помолчал, явно собираясь с мыслями, а потом озвучил мне свое предложение:
– Слушай, тут дело такое. Виолетта мне прохода не даёт. Объяснение «передумал» ее не устраивает. Вдаваться в подробности не хочу. А она мне названивает, трубку брать перестал – так она уже два раза ко мне приезжала – то домой, то в офис. Тёщенька несостоявшаяся… – Огарёв нервно дёрнул щекой, – тоже звонила пару раз. Не пойму, какого хрена им от меня всем надо! Я за всё заплатил, что там было приготовлено для свадьбы. Но им всё неймется!
– Сочувствую, – без тени сочувствия произнесла я. – Но ничем помочь не могу.
Вот это я сказала зря.
– Можешь! – обрадовался Огарёв. – Еще как можешь! – Он шагнул, приблизившись ко мне вплотную, навис надо мной всем своим богатырским ростом. – Давай всем скажем, что у нас с тобой… ну… это… ну, шпили-вили и все дела. Типа, я из-за тебя Виолетту бросил. Ну, типа разыграем их. А?
Я молча смотрела на этот образчик идиотизма перед собой. Может, мне показалось, что он разумен, а? Может, правда, конь? Скотинка красивая, на пашню и для скачек годная, но не более.
– Назови мне хоть одну причину… – начала я медленно. – По которой я буду это делать…
Он моргнул несколько раз, что-то соображая.
– А если так?.. – Он снова полез во внутренний карман куртки. За бумажником, надо полагать. О-о, меня собираются купить. Впервые в жизни. Не за услуги заплатить, а всю тушку целиком взять. Оптом, так сказать. Какая прелесть! Какая щедрость!
– Кретин! – Я шлёпнула его по руке. – Засунь свои деньги знаешь куда!
– Ты же даже не знаешь, сколько я тебе собирался предложить, – обиделся господин Огарёв.
– Надеюсь, что много. И мелкими купюрами. И в жопу себе их засунь!
Мы снова – традиционно уже – сверлили друг друга взглядами.
– Не хочешь? – зачем-то уточнил он.
– Не хочу!
– А у меня есть еще один аргумент.
– И какой?
Он показал.
Знаете что сделал этот подлец? Он меня поцеловал!
Он же стоял рядом, так ему и пришлось всего-то – голову наклонить. И меня к себе прижать.
А я что сделала? А ничего. А-а, нет, пардон – рот от изумления открыла. Огарёв это воспринял как приглашение. И тут же засунул мне в рот язык.
Знаете, что самое пакостное во всем этом? Что мне всё это понравилось!
И его тяжёлая горячая лапа на моей пояснице, и другая – которая нагло стянула с волос резинку и зарылась в волосы. И язык… В общем, он у Огарёва умелый. И мой язык тоже всё это оценил и радостно вступил в увлекательную игру. И ой… ох… словом, можно понять Виолетку, которая так за ним бегает, несмотря ни на что.
Мысль о соседке отрезвила. Какого черта я так себя веду, будто меня в жизни не целовали? Но процесс зашёл слишком далеко, и, если честно, прекращать процесс мне никак не хотелось, а руки Ярослава уже поползли по моему телу – одна по плечу, другая на задницу.
Ничего лучше, чем укусить его за язык, я не придумала. И не кокетливо куснуть для подогрева градуса. А со всей дури.
Меня тут же выпустили, Огарёв зажал рот рукой и замычал что-то в ладонь.
– Этот аргумент тоже не годится, – не очень внятно, но, как могла, твёрдо проговорила я.
Огарёв смотрела на меня поверх ладони совершенно чумовыми глазами. Потом отнял руку от лица. В уголке рта что-то краснело. Матушка моя, я что же, его до крови укусила?
– Ну ты и стерва! – прошипел Огарёв… и был таков.
Только дверь хлопнула.
Вот и хорошо. Вот и славно. Буду стервой. Нечего тут мне язык почём зря в рот засовывать. Я отправилась в ванную и со всей тщательностью почистила зубы. Принесённые вещи Ярика запихнула в пакет к свадебному костюму господина Огарёва. И вообще, сделала так, чтобы забыть всё произошедшее. Все, квиты. В расчёте.
Но почему-то перед сном мне вспомнился вкус его губ. Упругих, настойчивых и ласковых. Горячих, нетерпеливых. Но я запретила себе об этом думать. И, как послушная девочка, заснула.
* * *
А в доме Огарёвых между тем назревал скандал. Локальный по местности, но не уступающий международному по накалу.
– Нет, я не утрирую! И не гиперболизирую! – Наталья Ивановна раздражённо перекинула полотенце с одного плеча на другое. – Я просто не иг-но-ри-ру-ю! В отличие от тебя, Михаил!
Глава семьи Огарёвых, Михаил Константинович, с тоской посмотрел на плиту. Ужин, судя по всему, если не отменялся, то откладывался.
– Наташа, послушай…
– Нет, это ты меня послушай! И хотя бы раз в жизни прояви себя как отец!
– Ты преувеличиваешь!
– Нет, дорогой мой! – Наталья Ивановна подбоченилась. – И этого я тоже не делаю. Суди сам! – Она принялась загибать пальцы. – Кандидатскую диссертацию я защищала с огромным животом, а потом, сразу после защиты, поехала в роддом. Рожать! Где был в это время ты? Подсказываю, если забыл – ты был в Германии, закупал оборудование. Когда Ярослав упал с горки, сломал руку и выбил два передних зуба и я мчалась с ним в травмпункт, ты где был? Ты запускал линию в цеху и никак не мог отлучиться. Когда твой сын раскокал три окна в школе и меня вызвали к директору, ставя вопрос об исключении, – где ты был? Ты встречал новых собственников и водил экскурсию по заводу. Когда твой сын получал диплом, где ты был? Ты был в Москве, в министерстве! Где ты был во все самые важные моменты жизни твоего сына, Огарёв?
– Таточка, ну я же…
– Ты же! – передразнила его жена. – Ты же то, ты же это! Господи, мне кажется, я замужем не за тобой, а за твоим чёртовым заводом. Вся моя жизнь отравлена им, все разговоры – про металл, про трубы, про прокат, про сорта стали.
– Милая моя, что же поделать, если я металлург.
– Ненавижу металлургов! – выкрикнула Наталья Ивановна. – И металл. Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
На пол полетели половник, ножи, вилки и ложки. До посуды дело не дошло, она же не из металла. В итоге Наталья Ивановна Огарёва, заведующая кафедрой русского языка филологического факультета, стояла посреди разбросанного по всей кухне так ненавистного ей металла и тяжело дышала.
– Наташа… – Муж примирительно протянул руку и опасливо коснулся ее локтя. – Скажи толком, чего ты от меня хочешь?
Наталья Ивановна тяжело опустилась на табурет, поставила локти на стол, утёрла лицо полотенцем.
– Миша, мальчик сбежал с собственной свадьбы. Как ты думаешь, это нормально?
– Нет. – Михаил Константинович сел напротив. – Это он напортачил.
– У него что-то случилось! Он не говорит со мной. Весь разговор сводит к каким-то глупостям: «передумал, оплатил, ребёнка всё равно не будет, ко мне какие претензии?». А мне как в глаза Гале смотреть? Дочке ее? Кого я воспитала, если он со свадьбы исчез без объяснений? Там нечисто что-то, Миш. Поговори с ним. Как мужчина с мужчиной. Что-то его гложет, явно. Не мог мой мальчик просто так, на пустом месте, так поступить.
– Хорошо, – кивнул Михаил Константинович. – Поговорю. Завтра же, – вздохнул он, покосился снова на плиту. – Матушка, покорми, а? Маковой росинки после завтрака во рту не было.
– Угробит тебя этот твой завод, – вздохнула Наталья Ивановна, вставая. – Иди, руки мой. Я пока тут уберу и стол накрою. – Нагнулась за половником и себе под нос пробормотала: – Хорошо, что Ярослав в металлургию не пошёл, будь она неладна.
* * *
– Михаил Константинович, я вам точно больше не нужен?
– Точно! – отмахнулся от водителя Огарёв-старший. – Поезжай, меня сын подберёт, вон его машина.
– А завтра…
– Завтра как обычно!
Михаил Константинович Огарёв посмотрел вслед отъезжающей служебной машине. А потом перевёл взгляд на здание почти достроенной заправочной станции.
Как вчера Наташа сказала? Думала, что он не слышит. «Хорошо, что Ярослав в металлургию не пошёл». А Михаил Константинович иначе рассуждал. Хорошо, что филологом не стал. Огарёв усмехнулся, вспомнив, как жена трагическим голосом восклицала: «Господи, ну в кого он такой безграмотный!», по три раза перепроверяя и исправляя сочинения сына, за которые он всё равно больше тройки никогда не получал. «Ни намёка на врождённую грамотность!» – сокрушалась кандидат филологических наук Наталья Ивановна Огарёва. А у мальчика просто технический склад ума. Да, не пошёл в металлурги. Но в Политех же поступил! Окончил автодор, а нашёл себя вон в чем. Ярославу тридцать один, а у него уже своя собственная фирма. Заправки строит. А что? Дело нужное, дело важное, без заправок в нынешнее время никуда. Правда, постоянно в разъездах, дома не сидит, но это понятно – заправки-то большей частью не в городе, а вдоль трасс. Это сейчас Огарёв-старший чудом застал Огарёва-младшего на объекте в пригороде.
И Михаил Константинович направился к зданию.
Сквозь приоткрытую дверь слышались громкие голоса. Сильнее всех орал его собственный сын. Хорошо, что Наташа не слышит, как ее мальчик умеет выражаться. Это врождённой грамотности у него нет, а врождённое умение материться – имеется.
Дверь распахнулась, и, щурясь на солнце, на пороге появился Ярослав Михайлович – всклокоченный и красный. Увидев отца, он остановился, словно налетел на невидимую стену.
– О, батя…
Он тряхнул головой и быстрым шагом направился к отцу. По привычке протянул руку как для делового рукопожатия, потом рассмеялся. И шагнул в отцовы объятья.
– На кого серчаешь? – Отец кивнул в сторону здания, из которого вышел сын.
– Да на работничков своих, на кого же еще, – поморщился Ярослав. – Уж и не знаю, что хуже – трудолюбивые как муравьи гости из Средней Азии, которые фазу и ноль путают, или наши, которые всё про фазу знают, но делают работу только из-под палки.
– Это задачка, – согласно кивнул Михаил Константинович. – Лучше всего, наверное, китайцы.
– Но лучше без них, – хохотнул Огарёв-младший и засунул телефон, который держал в руке, в карман куртки. – А ты какими судьбами тут, отче?
– Да так, проезжал мимо, решил заскочить.
– Да? – Сын недоверчиво оглядел невзрачные домики частного сектора и виднеющиеся неподалёку трубы ТЭЦ. – Завод же вроде в противоположной стороне?
– Ну так… вот… – Михаил Константинович замялся.
– Ясно, – вздохнул Огарёв-младший. – Мама прислала для перевоспитания непутёвого сына.
– Совсем не для перевоспитания! – не согласился Огарёв-старший. – Толку тебя воспитывать… Поздно уже. А поговорить надо, – добавил отец твёрдо.
– Вы, часом, не разводиться ли собрались? – подозрительно уставился на отца сын.
– Тьфу на тебя! – вытаращился на сына Михаил Константинович. – Тебе напомнить, сколько нам лет? Какой, к чертям собачьим, развод?
– Да мода такая пошла… – буркнул Ярослав. – Ну я рад, если не так. Где говорить будем?
– Думал, ты меня в гости пригласишь.
– Это можно, – кивнул Ярослав. А потом замер, не дойдя пару метров до машины. – А может, нам пивка дерябнуть, а, Михаил Константинович?
– Это можно, – согласился Огарёв-старший. – Поддерживаю. Но только по чуть-чуть, ты же помнишь, что мне много нельзя.
– Так кто про много говорит? – Ярослав открыл дверцу машины. – По паре бокалов. Я же помню, что ты единственный в своем роде непьющий металлург.
Он завёл мотор, и белый джип тронулся с места.
* * *
– Ты прости меня, Славка, если чего не так… – Огарёв-старший пригубил второй бокал и блаженно зажмурил глаза. Спиртное оказывало на него очень сильное действие, именно поэтому Михаил Огарёв почти не пил. Плюс еще и язва. Но пару бокалов он себе твёрдо разрешил, и если первый ушёл как в песок, то со вторым он решил растянуть удовольствие.
– Что я тебе простить должен?
Сын, закатав рукава рубашки, деловито раскладывал на столе закуски. Хозяйственный, весь в мать. Михаил Константинович смаковал маленькими глотками ледяное пиво и любовался сыном. Лучшее от обоих родителей взял. Огарёвскую крепкую стать и Наташину красоту – на лицо парень яркий, от девок отбою лет с шестнадцати не было. А вот жил до недавних пор один. Да и со свадьбой как-то вышло… нехорошо. Как бы на эту тему разговор-то перевести? Но думалось после пива не очень.
– Ну, если я чего в воспитании твоём… это… упустил.
Ярослав с весёлым изумлением посмотрел на отца. Даже кальмара сушёного отложил. А потом заговорил:
– Мне как-то один человек, бухгалтерша моя, кстати, одну умную вещь сказала. Что есть единственная воспитательная система, которая стопроцентно работает. Называется – личный пример. Так ты мне этим самым личным примером всё показал, батя. Как надо жить, что делать можно, а что нельзя. Я всё прекрасно понял. А что с лишними нотациями не лез – так за это тебе отдельное сыновнее спасибо.
Михаил Константинович довольно крякнул, пригубил еще пива и блаженно зажмурился. А потом сообразил, что в исполнении поставленной задачи он так и не продвинулся.
– Славка…
– Ась? – Ярослав вернулся к прерванному занятию и увлечённо грыз крупными белыми зубами сушёного кальмара.
– А что все же со свадьбой-то было, а?
Ярослав вздохнул. И снова отложил так и недогрызенного кальмара. Почесал коротко стриженный затылок. И неожиданно перевёл тему:
– Пап, а ты маму любишь?
– А как иначе-то? – Огарёв-старший едва пивом не поперхнулся.
– А как вы познакомились?
– Как-как… – мечтательно вздохнул Михаил Константинович. То, что сын ушёл от ответа на вопрос, его странным образом нисколько не задело. – В студенческой компании познакомились. Я влюбился намертво, от красоты ее задыхался, двух слов связать не мог. Да и что я ей мог сказать, с политеха-то? В голове один термех да сопромат. Не поверишь – полгода страдал молча. А потом не выдержал. Как в той песне: галстук новый купил и пошёл объясняться. Стихи выучил про любовь, три штуки аж. Она же с филологического, стихи должна любить – я так рассуждал. А у самого сердце в пятках, язык к нёбу прилип. Ну, кое-как одно прочёл, половину слов позабывал, запинался. Молчит Татка моя. Щёку рукой подпёрла и молчит. «Миша, – говорит потом, – ты сколько стихов выучил?» – «Три», – говорю я. А она…
– Что она? – поторопил отца Ярослав.
– А она говорит: «Нет, три я не выдержу». И поцеловала.
– А дальше?
– А дальше ты маленький еще, чтобы тебе рассказывать, – усмехнулся отец. – Ну так и что же всё-таки с твоей свадьбой?
– А мне, бать… – Ярослав стал медленно распускать кальмара на полоски. – Мне стихов ни для кого учить не хочется. Не люблю я ее. Совсем. Как морок какой-то, сам не пойму, как я дал себя во всё втянуть. Мама со своим нытьём про внуков, да и Виолетта вроде ничего так, симпатичная, в постели… Ну… гхм… стихи тоже любит. И черт его знает как… – Ярослав махнул кальмаром. – А потом, знаешь, как пелена с глаз пала. Стою как идиот, какие-то коленца выделываю, мать ее меня своими потными руками за шею обнимает, кто-то сверху какие-то ленты привязывает, будто я лошадь свадебная. И всё. Перемкнуло что-то, я в лифт и…
– А куда делся-то потом? – проявил инженерное любопытство Огарёв-старший.
– Не поверишь, – улыбнулся Ярослав. – Мир не без добрых людей. Соседи приютили.
– Нда-а-а, – многозначительно произнёс Михаил Константинович. Может быть, это неправильно – особенно в свете негодования супруги, но сына он понял. И упрекнуть его не мог при всем желании. Он посмотрел на сына. – Может, и хорошо, что не женился. Сватья моя несостоявшаяся своим тракторным напором даже меня пугала.
Ярослав дёрнул плечом.
– Ой, не напоминай! Они до сих пор не могут успокоиться.
– Вот как?
– Да! Названивают обе, и Виолетта, и мамаша ее: «Ярослав, что случилось? Ярослав, давай поговорим и всё обсудим». А что тут обсуждать? Что непонятного?
– Помощь нужна? – обеспокоенно спросил Огарёв-старший. О том, что он должен был занять совсем иную позицию по данному вопросу, он благополучно забыл.
– Справлюсь, – беспечно отмахнулся Огарёв-младший. – Ты давай-ка лучше закусывай, язвенник.
Отец стал закусывать, а Ярослав отправился на балкон – покурить. Там его настигло сообщение от матери.

Мама: Ярослав, отец с тобой?
Сын: Так точно.
Мама: Выпиваете?
Сын: И откуда ты всё знаешь?
Мама: У меня чуйка! Ты помнишь, что ему нельзя?
Сын: Помню. Я слежу. Два бокала пива и спать положу.
Мама: У себя?
Сын: Ага. Ты сегодня свободная женщина. Пригласи подружек, устройте шабаш.
Мама: Не хами. Ярослав…
Сын: Да, мамуль?
Мама: За желудок отца отвечаешь головой!
Сын: Отвечаю.

Отца Ярослав уложил спать на своей кровати, сам устроился на диване. Не мог отчего-то заснуть долго. Неудобно. Непривычно. Думал. Он сказал отцу, что сам справится. Но пока в этой идиотской постсвадебной нелепице он завяз прочно.

Глава 3. Чужая свадьба, чужая свадьба, случайный взгляд… Нет, какие, к чёрту, случайности…
Весь ужас постигшего меня… нет, даже не несчастья… катастрофы, так точнее! – я осознала через день. Когда, придя с работы, обнаружила, что дверную ручку мне намазали дерьмом. То есть обнаружила я это не сразу, а когда за ручку взялась. Что это дерьмо – когда поднесла руку к носу. То, что надо, после тяжёлого рабочего дня, вы понимаете? И вместо душа и ужина я оттирала руки, ручку и дверь – ей тоже немного досталось.
Потом даже сил не было на ужин. Да и аппетита после возни с дерьмом – тоже. Ну и ладно, авось схудну. А то у меня весь корм – в коня, то бишь в Тоню. В общем, вместо ужина я курила на балконе и вслух возмущалась. Потом позвонила Феня, напомнила, что мне завтра на окрас моей красной шевелюры. После чего Фене пришлось выслушивать мои стенания по поводу воспитания современной школоты. Феня мне посочувствовала. Полегчало. И даже аппетит проснулся, и я пошла шуршать в холодильнике, смотреть-разглядывать, что бог послал. А то вдруг жопа похудеет. А без жопы Тоня Карманова – ну совсем не то.
Через день выяснились две вещи. Во-первых, система воспитания современной школоты ни при чем. Во-вторых, дерьмо собачье. Точнее, дерьмо тире собачье. Ибо теперь оно было навалено у порога. А на самой двери красной баллонной краской начертаны были письмена огненные. Точнее, одно… ШЛЮХА.
В общем, я снова вместо ужина убирала дерьмо – в этот раз получилось быстрее, оно же не было размазано. А вот с надписью пришлось повозиться. Хорошо, что в ванной нашлась оставшаяся с годичной давности ремонта бутылка с уайт-спиритом. Надышавшись растворителем, но не оттерев до конца краску – теперь моя дверь выглядела так, словно на ней кого-то убивали – вся в красных разводах, – я мрачно курила на балконе. И пыталась как-то уложить в голове факт, что люди, которых я знаю практически всю жизнь, способны на такие… мерзопакостные поступки. Ситуацию усугубляло то, что вины моей не было совершенно никакой. Прямо классика жанра: «Не виноватая я, он сам пришёл!» Но шанс всё толком объяснить я упустила, теперь слушать меня однозначно не станут. Соседи вышли на тропу войны. Кроме шуток, ничего хорошего в этом нет. Но когда я представила, как тётя Галя или Виолетка ползают по земле, добывая собачье дерьмо, мне стало смешно.
На следующий день смеяться мне расхотелось. Потому что мне в замок напихали, как позже выяснилось, спичек. Выяснили это сотрудники службы спасения, которых мне пришлось вызвать, когда я не смогла открыть замок. Парни довольно быстро и умело справились с абсолютно невыполнимой, на мой взгляд, задачей – просто выжгли спички из замка с помощью какой-то железной раскалённой фиговины. Замок при этом не пострадал. Парни посмеялись, поинтересовались, кому же насолила такая красивая девушка, взяли деньги и отбыли дальше по своим спасательным делам. Да уж, девушка красивая от слова «красная». Волосы свежепокрашены, морда от натуги и злости красная.
«Нет, – думала я уже перед сном, – это не может продолжаться долго. Они же взрослые люди, и этот детский сад им надоест».
А через день в моем многострадальном замке была уже жвачка, а перед дверью – гора шелухи от семечек высотой почти мне до колена. Вот вам и детский сад. Вот вам и «надоест».
Приехавшие спасатели – как родные уже! – посоветовали подать заявление в полицию. «Девушка, это же намеренное нанесение материального ущерба», – посоветовал мне худой чернявый парень с рябыми щеками, вливая шприцем в замок какую-то жидкость, судя по запаху – ацетон. «После третьего раза надо будет менять замок», – добавил он.
Да какое там заявление! При мысли о том, чтобы иметь дело с Виолеттой и ее мамашей, мне становилось дурно. Да, струсила, признаю. Пообещав сделать мне в следующий раз, как постоянной клиентке, скидку, парни удалились. А я села на диванчик и пригорюнилась. Конкретно так пригорюнилась, что аж плакать захотелось. Нет, серьёзно. Представила, что завтра, после полного под завязку рабочего дня, – а у меня завтра плотненько, – я приду домой… И застыну перед дверью. Чёрт его знает, куда завтра завезёт двух шизанутых мадам их фантазия.
В общем, сидела я, как Алёнушка у пруда на какой-то известной картине, жалела себя. Дожалела до того, что уже начала вспоминать Ярика. А что? Не выгони я тогда Ярика, ничего бы этого не было. Не явился бы ко мне на порог конь породы «Огарёвский рысак», а если бы и явился – так Ярик бы его… Тут я некстати прыснула, представив противостояние двух Ярославов – с очень предсказуемым результатом, надо сказать. Но вовремя спохватилась – нашла время ржать, Тоня! – и принялась себя снова жалеть. Так обстоятельно к этому делу подошла, что даже носом начала пошмыгивать. И тут меня отвлёк от мыслей скорбных дверной звонок.
Не надо лишний раз напоминать, да? К двери я подошла осторожно. И опасливо заглянула в дверной глазок. После чего гостеприимно распахнула дверь. Чтобы услышать до боли знакомое:
– Привет. Как дела? Есть чё пожрать?
Я стала медленно набирать в лёгкие воздуха. Чтобы заорать.
– Тихо-тихо-тихо… – верно расценил мои намерения Огарёв. И жестом фокусника протянул мне левую руку, которая до того была скрыта дверью. А в руке красовались три коробки с пиццей.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70628815?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.