Главная страница | Современные любовные романы | Далеко и близко

Далеко и близко
Ольга Пойманова
Правильная песня помогает пережить всё, что угодно. Так говорят. Но кто бы мне объяснил, что делать, когда музыкант занимает в твоей жизни куда больше места, чем ему полагается? И не просто друг со двора с гитарой за плечом, а звезда, до которой не дотянуться? Честно вам скажу: такая любовь выжигает душу. Уж я-то знаю, я это на себе проверила. И вот вам моя занимательная история…

Ольга Пойманова
Далеко и близко

Глупая жизнь!.. Мечемся по земле в погоне за призраком, который носим в своем собственном сердце, и, только когда он оттуда исчезнет, видим, что это было безумием… Болеслав Прус "Кукла".

Часть первая
Тысяча бумажных журавликов

Глава 1. Песня обо мне
Говорят, если что есть силы кормить мечту своей энергией, она обязательно сбудется. Моя, наверное, уже похожа на толстого ленивого кота. Знаете, такого, которого хоть вдоль изменяй, хоть поперек – все едино. По неосторожности можно спутать с пуфиком. И если б в мире мечтаний водились ветеринары, мне бы точно от них попало. Ожирение вредит даже котикам.
Но на мою беду, таких ветеринаров, способных меня остановить, нет. Поэтому я все кормлю и кормлю…
Кстати, позвольте представиться! Меня зовут Рита. Рита Лагутина. Мне 16 лет. Я люблю стихи о любви, круассаны, гадать по книжным страницам, сидеть вечерами у окна, петь под душем и смотреть людям в глаза. В общем, как вы уже, наверное, догадались, я ужасный романтик.
А вот мечтать больше не люблю.
Как так получилось?
О, это очень грустная история.
Все началось в один холодный осенний вечер. Дома мне не сиделось, так что я, намотав шарф до самых глаз и надев куртку потолще, вышла на улицу. Во дворе пахло уже изрядно пожухлой травой, ветер тихонько поскуливал, небо повисло низкое, мутное. В душе заворочалась тоска. Бывает, знаете, порой такое чувство, что ты в этом мире какой-то лишний. Не то, чтобы ненужный, а неприкаянный какой-то. Бредешь себе по жизни, а куда не знаешь. Скажете, странные мысли для подростка, у которого все впереди? А я вам отвечу, что нет, самые что ни на есть обыкновенные. Нежный возраст, мечущаяся душа…
В растрёпанных чувствах бродила я по двору туда-сюда и все думала: дальше-то что? Ну вот вернусь я домой. Скину ботинки, размотаю шарф, налью себе чаю… И буду долго смотреть в потолок. На нем тоже, знаете ли, ответов не пишут. Но взгляд непременно утыкается именно туда. Мама спросит, что со мной. Я отвечу что-то неопределенное, например, "все нормально, мам!", и мы обе поймём, что я вру. Она вздохнет, я тоже вздохну, а после все по кругу.
Ветер принес откуда-то запах табака. Я успела подумать, что вечером, в темноте, идти туда, где кто-то курит, наверное, не стоит, мало ли, кто там. И это все, что я успела. Потому что следом за запахом ветер принес нечто другое и совершенно прекрасное. Звуки гитары.
Тихонько перебирая струны, неизвестный затянул незнакомую песню. Играл он здорово, а вот пел, в общем-то, плохо. Но я заслушалась. Вскоре слова подхватил второй голос, тоже мужской, и даже ещё хуже. Но так они старались, так душевно выводили… Я аккуратно, чтобы не привлекать к себе внимания, подошла поближе и спряталась за деревом.
На лавочке в глубине двора сидели двое парней постарше меня лет на пять. Выглядели они вроде вполне прилично, поэтому я осмелела и подошла ещё ближе, все так же оставаясь в тени.
Теперь я немного разбирала слова. Песня была о птице, которой кто-то обрезал крылья. И каждую ночь она смотрит в окно, мечтая, что однажды снова сможет летать.
В сердце словно заноза вошла.
– Я эта птица, слышите, я! – хотелось мне закричать, но горло словно рукой сдавили. И я слушала дальше.
В последний раз ударив по струнам, неизвестный отложил гитару и подул на ладони. Конечно, на улице такой холод…
"Сейчас или никогда! Надо узнать, что это за песня!", – набрав в лёгкие воздуха, а в душу вместе с ним смелости, я вышла из-за дерева и тихонько сказала:
– Простите…
Они повернулись ко мне.
Вся смелость тут же куда-то улетучилась, но отступать было некуда. Ещё раз вдохнув, я тряхнула головой и спросила уже громче:
– А чья это песня? Никогда такую не слышала…
– Ильи Ефимова, а что? – ответил мне тот, что грел руки.
– Понравилась. А кто такой Илья Ефимов?
– Группа "Чайка и дельтаплан", знаешь?
– Нет. Смешное название, – улыбнулась я.
– Твоя правда! – ответил мне второй. – Зато песни классные. Они недавно на радио стали появляться, но уже собирают клубы. Талант…
– У них все такое красивое?
– Ну да! Точнее, оно красивое, когда Ефимов поет. А не мы, – хмыкнул он.
– А можно ещё что-нибудь, пожалуйста… – робко попросила я и подошла к ним. Села рядом на лавочку.
Они спели. Про город с последней незапертой дверью. А потом о надежде.
– Илья Ефимов, – повторила я. И клятвенно пообещала себе, что дома непременно найду и послушаю.
– Тебя как зовут-то? – спросил гитарист.
– Рита.
– А я Валера. Это вот Антон.
– Рада познакомиться, – улыбнулась я. – Спасибо вам, ребята.
– Обращайся, – Антон вернул мне улыбку. – А ты чего так поздно одна ходишь?
– Да так… Воздухом дышу.
– Ты аккуратнее дыши, мало ли что!
– Да я уже собиралась возвращаться.
– Правильно! Куда тебе? – Валера жестом фокусника извлёк откуда-то чехол и убрал гитару. – Давай проводим.
И мы пошли. Скажете, глупо вот так запросто поздним холодным осенним вечером доверяться на улице двум совершенно незнакомым парням? Все так! К счастью, мне повезло. И вместе с кучей проблем, с которыми буду разбираться ещё долгие годы, я обрела двух замечательных друзей.

Глава 2. "Чайка и дельтаплан"
Стараясь не привлекать к себе внимания, я тихонько разделась и бочком-бочком прокралась к себе в комнату. Включила компьютер.
Мама на кухне грохотала посудой и, кажется, не заметила моего прихода.
Это было хорошо. Потому что я очень боялась отвлечься и забыть, как же называется группа. "Филин и самолёт"? "Цапля и катер"?
– "Чайка и дельтаплан", "Чайка и дельтаплан"! – бубнила я под нос. Вот понимала же, что во век не забуду, а все равно себе не доверяла.
Трясущимися руками, не попадая в нужные кнопки, набрала название в поисковике, сделав в каждом слове минимум по три ошибки. К счастью, современный интернет весьма расположен к людям на взводе. Разгадав глубокий смысл каракуль, он вывел меня на нужную дорожку.
Первым делом я отыскала ту самую песню про птицу. Потянулась включить и замерла. Отчего-то стало боязно. Вдруг мне сейчас откроется вся суть вселенной, а я, так сказать, в халате, и вообще не готова?
Осмелилась. Включила.
Илья Ефимов пел негромко, иногда полушепотом. Как будто стоял у меня за спиной и говорил все слова только мне. Посторонним такое слышать не полагалось.
Ох, правы были ребята… Красота неописуемая.
Я уселась в кресле, поджав под себя ноги, запустила альбом целиком, закрыла глаза и приготовилась понимать мироздание.
Ефимов говорил простым языком об очень сложных вещах. О том, что каждого в этом мире есть свое место, и как ни садись на чужое, хорошо не станет. О том, как важно верить в себя. О близких душах и далёких людях. И конечно же о любви. Я столько песен о ней слышала раньше, но все они теперь казались какими-то… Неправильными, что ли. Нет, не так. Не про мою любовь. Мне ещё не доводилось никому говорить этого слова, но очень хотелось, чтобы я сказала как-то вот так же, когда наконец доведётся.
– Хорошо сидишь! – мама тактично дождалась, пока Ефимов допоет очередную песню, и вклинилась в пересменок.
– Ой, даже не заметила, что ты тут! – я на время вышла из нирваны и посмотрела на родительницу.
– А я не слышала, как ты вернулась, так что 1:1. Но между прочим, могла бы и подойти. Я волновалась, хотела уже звонить, и вдруг слышу, что кто-то дома мурлычет мужским голосом. Захожу, а тут такая пастораль.
Слов у меня не нашлось, так что я просто пожала плечами.
Мамочка подошла ближе и взглянула на экран, читая название.
– Никогда о такой группе не слышала. Но хорошо играют, надо признать.
– Новая команда. Ребята рассказали.
– А чего раньше не рассказывали?
И пришлось мне все объяснить. И про двор, и про гитару, и про Антона с Валерой.
Мама слушала внимательно и молчала. По напряжённым плечам я поняла, что все это ей не очень нравится. Точнее, не нравится совсем. Нет, не то, что я знакомлюсь с людьми и слушаю хорошую музыку. А то, что шатаюсь по вечерам и сажусь с чужими на лавочку.
Вы, наверное, уже не раз задали себе вопрос, как она меня вообще отпустила осенью в темноту. Да просто время было только семь вечера, а смеркается в ноябре в наших краях рано. Свежий воздух после многочасовой учебы полезен, поэтому я им дышу.
Вы должны кое-что ещё знать про нашу семью в целом и мою маму в частности. Мы понятия не имеем, что такое подростковый бунт. Просто с ранних лет мои родители взяли себе принцип "если не можешь остановить революцию – возглавь". Поэтому, когда я прибегала домой взбудораженная от какого-нибудь нового интереса, они всегда спрашивали, что меня так зацепило. И никогда, слышите, никогда это не высмеивали, даже если влюблялась я в откровенную чушь. Чего против таких родителей бунтовать? Да я сама тащила им в клюве все новости.
А когда мне приспичило научиться кататься на экстремальных роликах, мама со вздохом купила мне надёжную защиту и взяла с меня слово, что перед тем, как в них обуться, я всегда буду проверять наличие в кармане копии своего медицинского полиса и ее визитки.
Соседка снизу, давняя мамина коллега, охала и возмущалась на такую вседозволенность.
– Если я ей запрещу, она напялит ролики абы как, не возьмёт даже шлем, и вероятность того, что меня замучаются разыскивать, резко возрастет, – спокойно парировала мама.
Говорю же: не можешь остановить революцию – возглавь.
Вот и сейчас она внимательно выслушала мой рассказ и протянула:
– Антон и Валера, значит… И что, хорошие ребята?
– Да вроде неплохие. Отругали меня за то, что одна по вечерам шатаюсь, и до дома проводили. Валера ещё и сообщение затребовал прислать, как в квартиру войду. А я специально, как поднялась, свет не стала зажигать, к окну подошла и отправила. Ты знаешь, действительно внизу ждали. Получили, прочитали, и только потом ушли.
– Ну надо же, заботливые какие.
– Они и старше. Им около двадцати что-то…
Мамины плечи опять напряглись на секунду. Потом она выдохнула и тихонько попросила:
– Дочь, ты всё-таки поаккуратнее.
И вышла из комнаты.
Я снова включила "Чайку и дельтаплан".
Спать мне совсем не хотелось. До полуночи летала и мечтала.
Оторвала себя усилием воли. Как-никак, завтра к первому уроку. И надо хоть как-то выспаться.
Уже в кровати подумала: интересно, а как он выглядит, этот вкрадчивый и мудрый Илья Ефимов?

Глава 3. Удав и жираф
– Ритка, подъем! – Алёна что есть мочи двинула мне локтем в бок. Я зашипела от боли, но она сделала круглые глаза и мотнула головой в сторону учительского стола. Я обернулась. Елена Семёновна, наша учительница по русскому и литературе, смотрела на меня поверх очков, и взгляд ее ничего хорошего не предвещал…
– Лагутина, тебе особое приглашение нужно? – вкрадчиво поинтересовалась она. За эту интонацию, от которой внутри все обмирало, Семёновну в школе прозвали Удавом. Дескать, подползет так элегантно к тебе поближе, а потом как окрутит, и не вырвешься… Думается мне, ее даже директор здраво опасался. Я же учительницу уважала и побаивалась. Нас с ней мирило только то, что я очень любила читать, и по поводу каждой книги имела мнение свое, а не официально дозволенное. Самостоятельность и умение мыслить Удав уважала.
Но сейчас я, кажется умудрилась проштрафиться…
– Иди давай! – опять пребольно пихнула меня в бок Алёнка. Вот как есть Щепка, говорящая фамилия! Тощая как та палочка, и локти как гвозди…
Удав все так же смотрела на меня, но температура в классе от ее взгляда уже повысилась на пару градусов. По крайней мере меня резко бросило в жар.
– Чего? – одними губами спросила я, но Щепка поняла.
– Стихи! – шепнула мне соседка. Надо сказать, что с Алёнкой мы не только парту делим, мы с ней одним совком в детсадовской песочнице копали и с одного балкона косточками от вишни летом плевали, а это вам не абы что. Это дружба на век.
Щепка поджала губы и посмотрела на меня как умалишенную. И тут дошло, наконец.
Удав задавала нам на дом учить стихи. Она вообще была непоколебимо уверена в том, что живое поэтическое слово рождает в неокрепших умах только лучшее. Поэтому каждого поэта мы проходили с обязательным устным экзаменом. В принципе, я с ней была согласна, и заучивала стихи с удовольствием. Особенно мне нравился Серебряный век.
Вот и сейчас полагалось читать про изысканного жирафа и озеро Чад. Гумилев грел мне душу и сердце, и я с большим удовольствием провела пару вечеров за этими строками. Встав из-за парты, вышла к доске, набрала в грудь побольше воздуха и начала:
– Как мы устали
В мире из стали
Искать где-нибудь тепла.
Кем же мы стали?
Раб и хозяин
Равно сгорят до тла.
Бейся в стекло,
Бедная птица,
Рваным взмахни крылом.
Что-то придет,
Что-то случится,
Ты посмотри в окно…

Когда закончила спустя несколько минут, в классе стояла мертвая тишина. Я поймала Алёнкин взгляд. Она подкрутила пальцем у виска.
– Прелестно… – раздался тихий вкрадчивый голос, и я поняла, что пропала. Все, Удав нашел свою жертву. Кажется, я не сказала ни слова о жирафе, и вообще не произнесла ничего из заявленного Гумилева. Обществу был явлен поэт века нынешнего господин Ефимов. Песня, которую я гоняла вчера вечером по кругу, въелась в мозг и вытеснила всех конкурентов.
– Значит, так… Выразительность пять, сообразительность пять, знание современной культуры – пять, домашнее задание – два. Лагутина, ты всерьез думала, что я приму это за Гумилева?
– Нет, – полушепотом ответила я, втянула голову в плечи и затянула:
– Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв…
– Довольно, – прервала меня Елена Семёновна. – Верю, что выучила. На первый раз сойдёмся на четверке, балл отниму за невнимательность. Второго раза быть не должно. Садись.
Стуча зубами, я вернулась за парту.
– Ну ты и везучая, – шепнула мне Щепка. – Мне бы за такое пару вкатила и не пожалела. А тебе целая четверка! Ты чего там рассказывала-то?
Я даже не пыталась отбрехаться, все равно Алёна не отстанет. Она настырная как комар и цепкая как клещ. Карандашом я быстро нацарапала в тетради "на перемене расскажу", показала ей и стёрла. Щепка кивнула. Но план сорвался. Меня вызвали к классному руководителю по поводу подготовки февральского концерта. Была у нас в школе такая традиция, раз в сезон устраивать выступления талантливых ребят, и не из списка учительских любимчиков и отличников, а из тех, кто действительно чего-то стоит. Я один раз случайно подвязалась на роль "подай-принеси-отойди-не мешайся", и с тех пор постоянно помогаю искать таланты. Так что всю перемену докладывала, кого мы выпустим на сцену в этот раз, и пришлось Щепке мариноваться в ожидании. Благо недолго, всего один урок.
Когда алгебра закончилась, Алёнка первой выскочила в коридор и там, схватив меня за локоть, защебетала:
– Ну давай, говори уже! Целый день с таким мечтательным видом ходишь, как будто тебе миллион на голову упал! Думаешь, я по твоему лицу не вижу, что ты во что-то интересное вляпалась? Я тоже хочу! Говори!
– А пойдем ко мне, чаю попьем с пряниками…
– Лагутина! Голову мне не дури!
– И не думала! Там и расскажу, и покажу, и послушать дам.
Подруга согласилась. Через полчаса мы вольготно уселись у меня в комнате, и я включила "Чайку и дельтаплан". Потом ещё и ещё.
На лице Щепки застыло благостное и счастливое выражение. Она прикрыла глаза и мерно покачивалась в такт музыке.
– Хорошо-то как… – протянула она, когда очередная песня закончилась. – Эй, а чего ты…
– Да не знала я про них! – говорю же, мы с Алёнкой уже давно не просто друзья. Мы умеем разговаривать одними предлогами, если надо.
– А…
– Оттуда. Слушай.
И пришлось мне заново рассказывать и про вечер, и про гитару, и Валеру с Антоном.
– Ну ты даёшь, Лагутина… – процедила сквозь зубы Щепка, когда я закончила. Толи от злости процедила, толи от зависти. С ней-то таких историй не случалось!
– Так, мораль мне уже мама прочитала, так что не повторяй. Лучше скажи, как тебе.
– Да говорю ж: хорошо очень. Душевно.
– Вот и я так думаю. Вчера весь вечер их гоняла по кругу. Итог ты знаешь…
– Хорошо, что Удав тетка справедливая, хоть и суровая. Одного я не пойму…
– Чего?
– А откуда она знает, что это современная культура?
– В смысле?
– Ну помнишь: бла-бла-бла пять, знание современной культуры пять…
– Ну не чуждо же ей что-то человеческое? Может, она их тоже любит?
– Может… Слушай, а давай их сайт посмотрим? Ну или соцсети?
Мы полезли в интернет. Странно, почему я раньше этого не сделала? Не знаю… Как будто чего-то боялась.
Поисковик выдал нам большой список ссылок, и мы, как вежливые гости, прошли в парадную. Открыли официальный сайт.
– Альбинос?! – выдохнула Щепка еле-еле, когда открылось заглавное фото сайта. Определить, кто в группе главный, было элементарно. Ефимова фотограф выдвинул на первый план.
– Вроде они не вырастают такими крупными, у них, как я читала, здоровье не очень…
Нет, он не был альбиносом. У них не бывает таких пронзительных зелёных глаз. Но то, что Илья Ефимов оказался до невероятного светлым, – факт. Пепельный блондин, широченный плечи, лицо рельефное, даже слегка суровое. Но самое главное – взгляд. Я сразу подумала, что такой бывает у просоленных морских волков или у бывалых альпинистов. Прямой, спокойный, мудрый…
– Да какая ж это чайка, это целый альбатрос! – пробормотала за моим плечом Щепка.
В принципе, я была с ней согласна.
Алёнка ушла, а я вновь включила музыку. Глядя прямо в глаза портрету Ефимова, я пыталась понять, что же такое происходит в его голове, почему он смотрит на мир настолько спокойными мудрыми глазами и пишет песни, от которых у меня в душе революция?

Глава 4. Во сне и наяву
Медленно и задумчиво я брела вдоль берега моря. Оно сегодня было беспокойным. Гремело, ворчало и жаловалось. Как будто со всей силы призывало кого-то, кто способен прийти и решить всего его проблемы. Волны то и дело докатывалось до меня и покусывали кроссовки, ноги были уже насквозь. А я радовалась. Люблю шторм.
Над водой висели болтливые чайки, голосили истошно и занудно. Неподалеку кто-то бросал им хлеб, кусочки не успевали порой упасть на прибрежные камни, их тут же подхватывали и утаскивали прочь.
И вдруг все стихло. Испустив прощальный крик, чайки что есть силы ринулись к горизонту. Море вежливо отступило, кланяясь и целуя камни все дальше и дальше от моих ног. Вдалеке показалось что-то, оно приблизилось, и я смогла разобрать, что это огромная белая птица. Мощные крылья разрезали воздух подобно лезвиям. Она парила над морем как властелин, как древний могучий дух. Прошло ещё немного времени, птица подлетела ближе, и я поняла наконец, кто это.
Альбатрос.
Он летел молча. Ничто не нарушало величия момента.
– Альбатросы это души погибших моряков, – шепнул мне на ухо вкрадчивый голос. И этот звук в окружившей меня тишине прозвучал как выстрел.
Я резко обернулась. Позади стоял он.
Никогда бы не подумала, что Ефимов настолько высокий. Я, со своим скромным ростом в 165 сантиметров, оказалась ему едва по плечо. Одет он был во все белое, и только свитер, небрежно наброшенный на плечи наподобие плаща, имел серый цвет.
"Как крылья альбатросов", – подумала я.
Пронзительные зелёные глаза вглядывались в мое лицо.
– Ты зря боишься, – сказал вдруг он. – Моряки верили, что альбатрос, парящий высоко над кораблём, несёт добрые вести. Подними голову. Смотри, насколько я выше тебя. Не жди беды. Я пришел к тебе с добром.
Я подскочила в постели и взвизгнула от боли. Сколько раз обещала себе попросить отца перевесить книжную полку, да все забывала. И вот вам пожалуйста: вошла в нее лбом, да не куда-нибудь, а прямо в острый угол. Шипя, ощупала будущий грандиозный синяк. А в голове по-прежнему звучал голос Ефимова: "Не жди беды. Я пришел к тебе с добром".
Как же мне хотелось в это верить!
Я сама не заметила, как Илья Ефимов стал моим постоянным спутником. И дело не только в песнях "Чайки и дельтаплана", которые я без конца гоняла в плеере. Он сопровождал меня везде. В своей голове я вела продолжительные беседы с ним совершенно обо всем: о погоде, литературе, событиях, мыслях, мечтах, идеях. Я брала его с собой, куда бы ни шла. У людей бывают придуманные друзья. (Не знаю, кто и когда решил, что это неправильно, я лично всегда считала это нормальным. Неплохо иметь в своей голове ещё кого-то, кто, возможно, размышляет куда более здраво, чем ты сам. Может, это твое мудрое Альтер-эго, которому ты просто дал имя?). Так вот: у людей бывают друзья выдуманные. А у меня был Илья Ефимов.
Он выгодно отличался от моего окружения. Даже Щепке я не могла сказать всего, что говорила ему. Пожалуй, этот человек был единственным, кто видел меня насквозь, пусть лишь только в моей голове.
"Мы знаем друг друга по самые сны и мысли", – пел он. И теперь я понимала, о чем это.
Поневоле сравнивала с ним всех окружающих меня парней. И все они проигрывали. Кому-то не хватало вдумчивости, кому-то стати, кому-то внутренней силы…
– Ты понимаешь, что придумала его себе, и он может на самом деле оказаться совсем другими человеком? – допытывались у меня Алёнка, когда я рассказала ей об этом.
А я смотрела в его глаза на фотографии и понимала: не может. Знала, что подруга, вероятнее всего, права. Но верить в это никак не получалось.
И вот однажды, возвращаясь из школы, я свернула в берёзовую аллею. Вообще-то она была мне не по пути, но со мной, конечно же, был мой внутренний Ефимов, и мне страшно захотелось показать ему это место. Поэтому я сделала небольшой крюк и нырнула на узкую улочку, окружённую старыми деревьями. Это было очень красиво… Даже сейчас, накануне декабря, аллея выглядела каким-то волшебным местом, и тонкие ветви берез сплетались в причудливую паутину, опушенную лёгким снегом.
– Смотри, Илья, как сказочно… – прошептала я. Как же мне хотелось услышать, что он ответит!
"Лагутина, похоже, у тебя проблемы", – вдруг дал о себе знать внутренний голос. Не тот, который звался Ефимов, а мой собственный, тонкий подростковый голосок. Обычно суматошный, сбивчивый и неуверенный, сейчас он говорил весомо и конкретно: – "Поздравляю тебя, Ритка, ты влюбилась".
И я замерла. Влюбилась. Впервые.
Да, так уж вышло. До того дня ни разу в жизни я не могла сказать о ком-то, что этот парень задел в моей душе самое заповедное. Попадались, конечно, вполне симпатичные и приятные ребята, но вот чтоб дело дошло до любви… Нет, не было такого. Однако, как я уже говорила, все они напрочь проигрывали Ефимову. Пересмотрев и переслушав все его интервью, перечитав скупые посты в соцсетях, я была уверена, что он – идеален. Но ведь идеалов не бывает, так? Вот только мне очень хотелось в них верить.
С тех пор Илья Ефимов из статуса друга перешёл в высшую лигу. И на вопрос, а есть ли у меня любимый человек, я спокойно отвечала: да, есть.
Что во мне происходят какие-то изменения, замечали все. Мама сказала, что я стала излишне задумчивой. Щепка – что я перестала ее слушать. Учителя вообще клеймили позором. А мне было все равно. У меня был он.
Однажды Щепка, не выдержав, насела на меня как следует. Это она с виду маленькая и безобидная, а на деле танк.
– Ну чего там с тобой, Лагутина? Ой, только не ври, что ничего. Я по глазам твоим вижу, что у тебя в черепушке полный караул. Говори давай!
И я рассказала.
– Делаааа, – протянула Алёнка, услышав мою исповедь. – Ритка, но ведь он недосягаем.
– Я в курсе.
– И к тому же, откуда ты знаешь, может, он уже лет десять как женат, и у них там целый детский сад?
– Ты знаешь, мне так не кажется, – пожала я плечами. Ну не производит он впечатления почтенного отца семейства.
– Ой, а ты их много повидала-то?
– Не особо, – меня было не сбить с намеченного пути. – Но… Не может у него быть семьи, ну не может! Взгляд у него какой-то… Внутрь себя, что ли? Не верится, что он о ком-то заботится и кого-то воспитывает. И кольца на пальце опять же нет…
– Кольцо не показатель! Ох, Ритка… Мало тебе обычных парней. Надо, чтоб был такой вот, да?
И я кивнула: мало.

Глава 5. Слишком много новостей
Этой ночью я так не выспалась, что мелькнула даже шальная мысль: а не прогулять ли… Мама, сочувственно глядя на меня, молча пододвинула чашку кофе. Она и сама выглядела не лучше. Лицо серое, глаза опухшие, волосы кое-как скручены в хвост, но вряд ли их сегодня касалась расческа.
– Моя ты красавица, – улыбнулась я и взяла протянутую мне порцию. Уселась поудобней и принялась лечиться.
– Издеваешься? – родительница исподлобья посмотрела на меня.
– Мамуль, я плоть от плоти твоей. И признать вслух, что ты пока что выглядишь не очень, мне не позволяет самолюбие. Раз ты страшненькая, то и я тоже, а я так не хочу. Не ломай мою хрупкую подростковую самооценку!
– Как много слов… И зачем ты у меня такая умная? – проворчала мама, отпив из чашки. – Хорошо хоть отца дома не было…
Тут не поспоришь. Слушать, как пьяный дембель орет под гитару песни во все горло – удовольствия мало. Папины уши счастливо избегли этой пытки, отец как раз ушел на смену. Так что терпеть нам пришлось вдвоем. Мама пару раз попыталась постучаться к соседям и попросить прекратить выступление, но в конце концов махнули рукой. Домой из армии вернулся человек, чего ж ему не порадоваться, имеет право… Тем более что соседка, мать хмельного менестреля, клятвенно заверила, что это только сегодня. А завтра она самолично эту гитару или утопит, или сожжёт, или все струны пообрывает. Потому как саму уже достало, и петь ее кровиночка совершенно не умеет. Да его песнями, откровенно говоря, только врагов на войне глушить…
И мы вошли в положение. И потерпели. Там было ещё много всяких «И», которые мы с утра запивали крепким кофе. Мама даже разбавлять его не стала ни мне, ни себе. Иначе было просто не проснуться.
– Ефимов твой как плохая попса в девяностые: изо всех утюгов уже играет! – проворчала моя родная. Она уже успела подучить репертуар "Чайки и дельтаплана" настолько, чтобы в кривых аккордах и неясных завываниях разобрать концепцию песни. Среди обычных армейских действительно прозвучала пара-тройка творений Ефимова.
– Дембеля тоже люди, – пожала я плечами.
В полном молчании мы допили кофе, и я побрела одеваться.
А в школе все стояли на ушах.
Пока мы с мамой собирали свои организмы в единое целое, пытаясь доспать на ходу, менее замученные злой судьбой люди поглощали утренние новости. Поэтому знали то, чего пока не знала я.
Вчера вечером в нашем городе произошло страшное. Пьяный водитель потерял управление и врезался автобусную остановку. Перепрыгнул на большой скорости бордюр и снёс стоящий на нем павильон вместе с людьми. Трое погибли на месте, двое отделались испугом и ушибами, потому что стояли подальше и успели отпрыгнуть. За жизнь последней жертвы сейчас боролись врачи.
Эту жертву звали Соня, ей было всего 15 лет, и она училась в моей школе.
Соньку я знала весьма отдаленно. Она хорошо играла на флейте, и я все собиралась позвать ее выступать на нашем концерте. Как знать, может, уже не позову…
Щепка сидела кислая. Они с Соней были знакомы поближе, их мамы работали вместе в одном магазине.
– Как там? – без предисловий начала я, и подруга тяжело вздохнула. Понятно. Дело плохо.
День прошел в томительном ожидании новостей. Уроки тянулись медленно, учителя сидели смурные. Ученики, те, у кого сердце на месте и душа отзывчивая, тоже повесили головы. В нашем городке, конечно, разное случалось, но вот такого ещё не бывало. И ведь сам-то этот гад почти не пострадал… Во истину, пьяниц сверху берегут.
– Говорят, когда он протрезвел, вообще ничего не помнил, – зло шепнула мне Щепка. Она не вылезала с новостных сайтов.
– Во даёт, – искренне возмутилась я.
– Деньги на лечение будут собирать, – добавила подруга, и я по ее решительным глазам поняла, что наушники, о которых так мечтала, Щепка купит теперь не скоро.
У меня тоже имелись кое-какие сбережения.
– Как жаль, что мы больше ничем не можем помочь, только деньгами…
Подруга тоскливо кивнула. Как оказалось, мы были не правы.
Едва прозвенел звонок с последнего урока, в класс заглянула секретарша нашего директора.
– Лагутина, зайди. Тебя вызывают.
Я кивнула. Переглянулись со Щепкой. Та пожала коротко плечами: кто знает, почему, может, надо что…
Собрали учебники. Пошли.
В кабинете к огромной моей неожиданности директор был не один. У окна стояла Удав.
– Проходи, проходи, Рита! А, и Алёна тут! Садитесь, девочки, – Иван Борисович показал нам на стулья. Мы сели. Я с удивлением косилась на Елену Семёновну, что она-то тут забыла? Вроде ничего особенно страшного за нами не числилось. Ну перепутала я стихи, с кем не бывает? За это к директору не вызывали до сих пор…
– Девочки, есть дело, – прямо заявил директор, прервав поток моих мыслей. – Вы, конечно, в курсе, что с одной из наших учениц произошло несчастье.
Мы кивнули.
– Соня в очень тяжёлом состоянии. На лечение нужны деньги, семья у них небогатая, возможности собрать такую сумму нет. Поэтому наша школа решила помочь.
Щепка подняла голову и выжидательно уставилась на директора. Она так вцепилась в стул, что костяшки пальцев побелели. Понимала, что не с шапкой по классам ходить придется, тут что-то другое.
– Рита, твой запланированный концерт придется пока отменить, – обратился директор ко мне. – Объясни ребятам, что это не навсегда, просто перенесем его на другие даты, все выступят. Концерт будет, но другой. И не в школе. Ради такого дела Елена Семёновна обратилась к одному из своих бывших учеников. Он согласился предоставить площадку. Мероприятие пройдет в нашем местном Дворце культуры "Зевс".
Я успела заметить, как брови Щепки взлетели до небес от неожиданности. Да, тут было чему удивиться. Дворец наш был хоть и не самым богатым и престижным местом, а всё-таки играл в жизни города значительную роль. Мы с Алёнкой, например, туда на концерты разных музыкантов ходили, когда удавалось купить билеты и уговорить родителей отпустить.
– Директор ДК учился в нашей школе много лет назад, и у нас, особенно у Елены Семёновны, с ним до сих пор остались теплые дружеские отношения. Она с ним поговорила, через две недели зал наш, чтобы мы устроили там благотворительный концерт. Выступит на нем тоже наш добрый друг, внук вашей учительницы. Девочки, вы когда-нибудь слышали о группе "Чайка и дельтаплан"?
Тут настала моя очередь остолбенеть. Кто, простите? Внук? Впрочем, там же несколько человек… Это может быть…
– Да слышали они, – вмешалась Удав. – Эта вот мадмуазель мне Илюхины стихи вместо Гумилева у доски отвечала. Как будто можно сравнивать, в самом деле!
Я окаменела. Нет, ну такого был не может! Мозг отказывался верить тому, что услышали уши. Илья Ефимов, мой Альбатрос, моя мечта – внук Удава?! Мне до него – одно рукопожатие?!
Щепка пихнула меня локтем в бок и ответила за нас обеих:
– Да, конечно, мы знаем.
– Так вот, – продолжил директор. – Илья согласился выступить в нашем ДК, а все собранные деньги мы передадим семье Сони. Но ему нужны помощники. Нет, нет, оборудование и вот это вот все – это не ваша забота. У него есть какое-то задание.
"Все, что угодно!", – хотелось завопить мне. Но в горле пересохло, и я только кивнула.
– Так что вы обе поступаете в распоряжения товарища Ефимова, – вдруг проговорила Удав. – Я его предупредила, чтоб дурью не маялся и учиться вам не мешал. Понятия не имею, что он придумал, но если поймёте, что не тянете – сразу ко мне. Я или вас заменю, или дам ему по ушам, чтоб не заставлял вас делать что не надо.
Мои мысли и намерения Щепка, думаю, ощутила кожей. Заменить нас смогут только в случае внезапной смерти.
– Лагутина! – окликнула меня Удав. – Дай мне свой номер, я передам его Илюхе. Он позвонит и сам тебе все расскажет.
– Если вы, конечно, согласны, – уточнил директор.
Продиктовав цифры, мы выпали из кабинета совершенно оглушенные.
Не говоря ни слова вышли из школы.
– Ну Ритка… Плохо так говорить, но… Не было бы счастья, да несчастье помогло, – почти шепотом проговорила Щепка. – Будет тебе твой Ефимов.
А я и сама знала, что плохо. И ни за что бы не призналась подруге в том, что думала об этом же. Мне позвонит Илья. Я буду его помощницей на концерте.
Сонька, ты только живи! А уж мы расстараемся!

Глава 6. Журавлиный клин
Целые сутки я не выпускала телефон из рук. Каждую секунду проверяла. Ну а вдруг там выключен звук, он уже звонил, а я не ответила? Это же позор какой!
Мысли разбегались как тараканы. Мне никак не удавалось собрать их в кучу и заставить себя сделать хоть что-нибудь адекватно и с должным усердием. Единственное, что осилила – это русский и литература. Удав мне безалаберности не простит. А я не прощу сама себе, если она меня отодвинет в сторону и отправит помогать Ефимову кого-то, кому на Илью и его творчество глубоко до лампочки.
Вспомнила, с каким пренебрежением Елена Семёновна отозвалась о его стихах. Получается, она не считает внука поэтом? В лучшем случае рифмоплетом? Как жаль… Может, она не вчитывалась? Хотя нет, Удав въедливая и вредная. Она наверняка изучила все от корки до корки… И нашла, к чему придраться. Жуткая она все-таки. Как у такой тяжёлой и суровой тетки мог появиться такой глубокий и тонко чувствующий внук?
И тут стрелой в мозг вонзилась мысль. Вспомнились слова нашего директора: дружеские отношения, она с ним поговорила… Я вдруг поняла то, что за пеленой внезапно обрушившихся новостей осталось незамеченным. Это ведь все Удав! Это она устроила шухер, подняла на уши всех, кого могла, наверняка долго и трудно выпрашивала зал, вытащила внука с гастролей, чтобы Соньке собрать на лечение. А теперь отошла в сторону, чтобы никто не знал об ее участии, но как серый кардинал контролирует и направляет ситуацию. И меня в эту кутерьму затащила именно она. Но не потому, что у меня есть опыт помощи музыкантам. А потому что поняла, что "Чайку и дельтаплан" я люблю, и мне будет важно там оказаться. Никакая она не суровая тетка, а добрый, отзывчивый и чуткий человек. Просто не каждому готовый эту свою сторону показать.
И с этой минуты я смотрела на Елену Семёновну совершенно другими глазами. Мой уровень уважения к ней возрос до немыслимых высот.
Телефон зазвонил около семи вечера.
– Рита, здравствуйте. Это…
Он мог бы не представляться. Этот глубокий голос с лёгкой хрипотцой я бы ни с чьим не перепутала.
– Здравствуйте, Илья, – ответила я. И сама себя похвалила. Ну надо же, какая молодец! Все буквы выговорила, голос твердый, бодрый… Прям как будто мне почти все равно. Почти.
Мама, роди меня обратно, как страшно! Ладно. Собралась и слушай!
– Бабушка сказала, что ты очень ответственная, и я могу тебе полностью доверять… Прости, ничего, что я на ты?
Да как угодно! Хоть на ты, хоть на вы! Вообще все равно! Но я вежливо согласилась, что это ничего, можно.
– Рита, я хотел тебя попросить вот о чем. Я хочу устроить флешмоб. Не могу сказать, что мне очень нравятся такие акции, но сейчас она просто необходима. Сама проситься, так сказать. Ты когда-нибудь слышала о тысяче бумажных журавликов?
Я не слышала ничего. И он рассказал.
Маленькая японка Садако Сасаки была жертвой обстоятельств, как и наша Сонька. Когда малышке исполнилось два года, неподалеку от ее дома упала в Хиросиме ядерная бомба. Девочку взрывной волной выбросило из окна. И вроде бы обошлось, ребенка нашли совершенно здоровым. А через девять лет аукнулось: лейкемия. Сказали, жить осталось год.
В больницу к Садако приходили друзья, и один из них напомнил древнюю легенду. Если сложить тысячу бумажных журавлей, самое заветное желание исполнится, а самый больной человек поправится. Девочка поверила. Она складывала, складывала. И не успела. Получилось только 644, а потом Садако умерла. Остальных доделали ее друзья.
– Хотя есть легенда, что она всё-таки успела. Во всяком случае, на ее похоронах журавлей было куда как больше тысячи, – закончил рассказ Ефимов.
Я вздохнула.
– Красивая история…
– Скажи мне, ты веришь в чудо? – вдруг спросил он.
Конечно верю. Как не верить, когда одно из них происходит со мной прямо сейчас?
– Тогда я прошу тебя вот о чем. Обратись к ребятам из школы. Пусть все, кто захочет прийти на концерт, сложат таких журавликов, напишут на их крыльях доброе пожелание Соне и принесут их с собой. А когда она поправится, мы подарим ей этих журавлей. Тому, кто выздоравливает, очень важно знать, что его ждут, в него верят, о нем беспокоятся. Расскажи ребятам эту историю. Кстати, а ты сама умеешь их складывать? Если нет, я тебе на почту пришлю видеоурок, хорошо?
Я понятия не имела, как нужно делать журавликов. Но была готова научиться ещё и не такому.
– Тогда дай мне свою электронную почту, я все тебе объясню. А через неделю созвонимся, и ты расскажешь, как идут дела. Договорились?
Продиктовав адрес в сети, я попрощалась и положила трубку. Тупо уставилась на экран: мне не приснилось? Но нет. В списке контактов значились незнакомые цифры, и я знала, кому они на самом деле принадлежат. Чтобы не забыть и не потерять, в спешке стала заносить их в телефонную книжку, да застопорилась на том, как записать. А потом набрала: Альбатрос.
Ефимов не просил меня держать его номер в тайне, но почему-то это было чем-то само собой разумеющимся. Да я бы под угрозой расстрела ни с кем не поделилась такой ценностью! Вот ещё! Думаю, он как-то об этом догадался, раз не попросил молчать. А кто такой Альбатрос, пойди догадайся! Это только Щепка поймет, но она не сдаст!
А через полчаса на почту пришло письмо. В нем лежало видео. Вместо того чтобы отправить мне ссылку на любой из уроков, коих в сети было великое множество, Илья снял сам. Взял лист бумаги, и подробно объяснил, что и как складывать. Даже с комментариями, где он сам тормозил, пока учился, и как это делать надо.
Я смотрела и смотрела урок по кругу, просто наслаждаясь фактом существования этого видео. Мой Альбатрос сам, по доброй воле, что-то сделал для меня. Потратил свое время и записал. И ему нужна моя помощь.
Соне она, конечно, тоже нужна. И мы оба постараемся, чтобы она могла поправиться.
Тысяча бумажных журавликов, ну надо же… Ровно тысяча, чтобы мечта сбылась.
Вдохнув поглубже, я набрала Щепку.
– Аленка, у нас есть дело!

Глава 7. Кручу-верчу, запутать хочу
– Мдааа… – Щепка поскребла пятерней в затылке, задумчиво глядя на лист бумаги. Уже час мы с ней сидели на кухне, испортили альбом и тонкую тетрадку, затерли урок Ефимова до дыр, но красивые журавлики все равно не получались. Вроде все было таким понятным, когда ловкие пальцы Ефимова сгибали лист в правильных местах и выворачивали в нужные стороны. А мы раз за разом тормозили на одном и том же моменте.
– Алён, стыдно-то как… И ладно бы мы с тобой с роду ничего руками не делали, но ведь это не так!
– Не так, – поправив бесчисленные фенечки на руках, которые мы с ней плели из ниток на досуге, отозвалась Щепка. – Но оригами, это, похоже, не наше.
– Должно стать нашим! – зло рванула я. – Нельзя подвести!
– Слушай, Лагутина, не суетись. Разберемся. Пошли на воздух! Подышим, подумаем.
Не суетиться я не могла. Во-первых, я обещала Илье, что помогу. Для меня данное ему слово было свято. Во-вторых, обходя классы с агитационными речами, мы со Щепкой столкнулись с тем, чего никак не ожидали.
– Девчонки, да легко! Только устройте мастер-класс, покажите, как надо складывать. Ну, чтоб нам самим не тормозить, – внезапно попросили нас ребята. И мы понеслись к директору. Он вошёл в положение, выделил кабинет, назначил время. Пришлось нам обходить классы по второму кругу – с объявлением о предстоящем сборище.
Весьма довольные собой и тем, как идут дела, мы со Щепкой переглянулись, и тут до нас дошла одна простая истина. Ни я, ни она складывать журавлей пока не умели. И даже видео Альбатроса пересматривали для чистого удовольствия, ни разу не применив полученные знания в деле.
Так что теперь мы просто горели. Или завтра мы поможем всем (я даже не знала, кому больше – ребятам из школы, Соньке, Илье или себе), справившись с этой задачей, или опозоримся по полной программе. Ефимов разочаруется, скажет, что ему в помощницы досталась бесполезная бестолочь, отвернется, и я больше никогда-никогда с ним не заговорю. И прости-прощай, мечта.
А тут ещё директор ДК поднял ставки и пообещал добавить сто рублей спонсорских денег за каждого принесенного журавлика. Выходило, что на лечение Сони мы можем помощь собрать весьма приличную сумму. Если не будем такими бестолковыми.
Собрались, вышли на улицу. Я комкала в пальцах одного из несостоявшихся журавлей. Крепкий тетрадный лист превратился в застиранную измочаленную тряпочку. Нервы были на пределе.
Алёнка тоже брела, повесив нос. Она переживала и за меня, и за Соньку, оттого чувствовала себя совсем несчастной.
– Федул, чего губы надул? Кафтан протерся? – раздался совсем рядом насмешливый голос. Я подняла глаза и не сдержала довольного возгласа:
– Валера!
Рядом с нами стоял мой недавний знакомый, тот самый, кто привел Ефимова в мою жизнь. Довольная широкая улыбка, гитара за спиной. Все как я помнила.
– Привет, Рит! – кивнул он.
– Не ожидала!
– Ну а я тут. Чего вид-то такой кислый?
С тяжёлым вздохом я достала из кармана помятый листок и потянула его Валерке.
– Вот…
– Прекрасно! А что это? В школе что-то запорола?
– Ну почти…
И я в который уже раз пересказала историю про Соньку, журавликов, срочный сбор. Потом добавила подробностей: как меня вызвали к директору и Удаву, как мне позвонил Ефимов, а самое главное – какие мы со Щепкой бесполезные и никчемные… Подруга, что примечательно, молчала.
– Так это вы журавля, что ли, мучили? Дай сюда!
Через минуту мне на ладонь уселся симпатичный журавлик в клеточку.
– Круто… – протянули мы со Щепкой в один голос, а потом заканючили: – Научи, а?
Валерка хмыкнул, развернул птичку и протянул мне:
– Давай показывай, что уже умеешь.
Особо показывать было нечего, тормозили мы с Алёнкой чуть ли не в самом начале.
Дойдя до непонятной фазы, я с отчаяньем посмотрела на Валеру.
– Все…
– Ну ясно! – коротко ответил он. Взял у меня бумагу. А потом ухватился за кончик листа и подвернул его. – Тянешь сюда, а потом с другой стороны вот так. Опять не поняла? Видишь эту линию, которая идёт от угла до угла квадрата? Соединяй эти углы, ага, треугольник выходит. Теперь углы треугольника подгибай и закладывай внутрь…
– Поняла! – вдруг завопила Щепка и протянула руку. – Дай мне!
Валерка с улыбкой протянул ей квадрат, и подруга тут же загнула все куда нужно.
– Светлая голова! – похвалил ее мой знакомый. – Меня, кстати, Валера зовут.
Пока они там знакомились и морально обнюхивались, я отобрала у подруги лист и принялась крутить. И вдруг тоже смогла! Не верящими, но совершенно счастливыми глазами смотрела на квадратик и понимала: все. Отечество спасено. Я не опозорюсь.
– Спасибо тебе, Валерка!
– Да ладно, чего там! – он довольно ухмыльнулся. – В таком деле как не помочь. А вы молодцы!
– Ты на концерт пойдешь? – вдруг спросила Щепка. Я аж вздрогнула: чего это мы только сейчас опомнились? Давно надо было узнать. Просто, наверное, я и мысли себе не допускала, что Валера с Антоном могут пропустить столь значимое событие.
А он вдруг потемнел лицом и опустил глаза.
– К сожалению, нет.
Я вскинулась: как так? Валера, так любящий "Чайку и дельтаплан", знающий наизусть все песни, и вдруг не придет? Невероятно!
– Почему?! – набросились мы со Щепкой на него.
– Ну скажем так: в данный момент это невозможно по финансовым обстоятельствам.
– Валер, но это же неправильно! А хочешь, я подарю тебе билет? – вырвалось у меня. И плевать, что всю копилку я вытрясла в помощь Соне. Придумаю что-нибудь! Но он серьезно и внимательно посмотрел мне в глаза и ровным тоном произнес.
– Рита, я благодарен тебе за желание мне помочь. Но я очень прошу не унижать меня подобным предложением. Это парням полагается душек на концерты водить, а не наоборот.
– Это я тебя прошу меня не обижать! Да если бы не ты, этой группы в моей жизни вообще бы не было! Считай, долг отдаю! Ну пусть это будет подарок на новый год, день рождения, 23 февраля, да на что угодно, выбирай любой праздник!
– Рит. Нет. Спасибо, но нет.
Я скисла. Щепка, как ни странно, тоже.
– Ладно, девчонки. Счастлив был повидаться, познакомиться и помочь! Мне пора бежать! Антоха заждался.
– Привет ему.
– Непременно, – и он ушел.
– Да уж… Дела.
– Прикольный парень, – Щепка задумчиво склонила голову в бок. Я внимательно посмотрела на нее.
– Он тебе…
– Что? А… Да. Нет. Не знаю. Не решила пока. Но прикольный.
– Ну он хороший человек, да. Блин, да как так-то… Валерка не придет на Ефимова…
– Это мы ещё посмотрим, – в глазах у Щепки плясали черти. А это могло означать только одно: у нее созрела какая-то идея.

Глава 8. Хитрый план с перспективой на будущее
Это был длинный-длинный день… У меня до ужаса болели пальцы, казалось, я стёрла их до крови. Щепка выглядела не лучше. Раз за разом мы с ней заглаживали, расправляли, растягивали, объясняли, показывали и перепоказывали, как складывать журавлей. История о несчастной японской девочке уже срывалась с языка без какого-либо осознанного участия мозга, столько раз была рассказана и пересказана всем желающим ее услышать.
Помочь Соньке пришли почти все старшеклассники. Щепка даже сгоняла к Удаву за моральной и тактической поддержкой, та доверила нам свой кабинет. Когда не хватило и его, вместе они выпросили у директора ещё один, где разместились желающие сложить птичек. Те, кто уже умел или под нашим руководством освоили эту хитрую науку, показывали тем, кто только пробовал согнуть как положено. И все равно мы сбивались с ног, пытаясь успеть ко всем желающим.
– Елена Семёновна, SOS! – Щепка разнесчастным колобком подкатилась к Удаву.
– Чем помочь, Алён? – как это ни странно, но наша учительница задержалась, чтобы тоже сложить птиц. Она как раз корпела над бумагой, когда моя шальная подруга рухнула на стул рядом с ней.
– Мы с Риткой не успеваем всем помочь. Ну вы посмотрите, сколько тут народу! Даже пятиклашки пришли!
– Младше.
– Что?
– Вон те, они из третьего. С учительницей пришли. Человек 10, если я не ошиблась.
– Ну вот! Лагутина уже ногу стёрла, пока туда-сюда гоняла!
Удав глубоко вздохнула, отодвинула от себя готового журавлика и подняла на Щепку глаза.
– Ты мне предлагаешь побегать?
– Нет, ну что вы… Знаете, есть один парень, если бы не он…
Мы как раз осилили первого журавлика с одной очень нервной девочкой из средних классов, когда к столу подлетела взлохмаченная, но крайне довольная Щепка.
– Ритка, бросай все, звони Валерке! Пусть идёт сюда!
Я непонимающе уставилась на неё.
В общем, пока я мучилась с девчонкой, это ходячее цунами всё-таки успело кое-что провернуть. Разжалобив Удава, она рассказала ей о Валерке и "о той неоценимой помощи, а главное отзывчивости и терпении к нам, бестолковым", и убедила ее разрешить ему прийти в школу. В качестве укрепления наших позиций, так сказать.
– Короче, звони и зови его сюда! А потом, – она загадочно понизила голос, – не забудь напеть про него Ефимову! Про то, как Валерка его песни любит, какой он замечательный, бла-бла-бла, и выпросить для него билет! Поняла?
Я смотрела на всклокоченное существо перед собой и улыбалась. В этом она вся, моя Алёнка. Миллион идей, три ведра затей, парочка махинаций и непоколебимая вера в то, что хорошим людям всегда везёт. Она похожа на танк, торнадо, ядерный взрыв и разнесчастного котенка одновременно. И я ее очень люблю. Но бедный ее будущий муж… Я-то могу от нее спрятаться, когда уже невтерпёж. А вот ему придется обрасти очень толстой шкурой и пустить корни глубоко под землю. А иначе его просто снесет…
Валерка шел по коридору школы уверенной походкой знающего человека. Следом за ним, ехидно ухмыляясь, топал Антон.
– Кавалерия прибыла! – во все горло заорала Щепка, и бросилась встречать ребят.
– Демидов, какая встреча… – раздался негромкий голос. Я дернулась. Удав стояла за моей спиной и сверлила Валерку взглядом....
– Елена Семёновна, мое почтение! – склонил он голову в приветствии.
– И Петров тут… Конечно, а как иначе. Щепка, Лагутина, подойдите-ка ко мне…
Мы втянули головы в плечи. Уж очень нехороший, а главное непонятный тон был у Удава. Ох, не к добру.
– То есть вы хотите сказать, что вот эти два лоботряса и есть ваши помощники? – Елена Семёновна проглядела на нас. Мы кивнули. – Вот эти самые Петров и Демидов, которые разбили мне в классе два окна, оборвали канат в спортзале, взорвали кабинет химии, усадили скелет за учительский стол в биологии, да ещё и очки с париком на него нацепили, и это только то, что я вспоминаю в первую очередь?
Мы с Алёной стояли, открыв рты. Валера и Антон скромно опустили глаза в пол, но плечи их тряслись от еле сдерживаемого хохота…
– А ещё мы вам доску свечкой натерли, чтоб на ней мел не писал, – тихо-тихо проговорил Антон, и тут уж они не сдержались. Парни ржали как жеребцы на выпасе. Я уже готова было зарыться в землю и добровольно закрыться крышкой гроба, пока Удав меня не прикончила за таких вот помощников, как вдруг увидела, что уголки губ у нее дрожат, и явно не от слез. Секунда, и она тоже покатилась со смеху…
– Мдааа, девочки, из всех парней города вы умудрились выловить именно этих охламонов, – простонала учительница.
– Мы не знали, что вы знакомы, – Щепка пыталась совладать с собой. Все явно шло не по плану, а вот куда шло, она пока не поняла.
– Да вы что, деточки, их тут вся школа знала! – Удав кое-как выдохнула и хлопнула Валерку по спине. – А мне говорили, придут приличные ребята, помогут… Точнее, говорили-то только про одного.
– Ну как же я мог Вас не проведать? – Антон уже открыто улыбался во все зубы.
– Ладно, вечер воспоминаний устроим потом. Тут вон девчонок журавлиным клином придавило! Идите спасайте, коли можете, – отпустила нас с миром Удав, и пошла пить чай в учительскую.
Мы тут же набросились на парней с расспросами.
– Ну да, мы тут тоже учились! – Валерка был страшно доволен. – Пять лет назад закончили. Удав у нас классной была.
Я смутно припомнила свой шестой класс. Ну да, ходили тут разговоры про двух хулиганов… Школа периодически вздрагивала от их проделок, но мы с Щепкой были слишком мелкими, чтобы нас хоть как-то волновали тогда выпускники. А жизнь вон как повернулась.
– А почему ты мне сразу про это не рассказал, когда я тебе на улице всю эту историю выложила? – набросилась я на Валеру.
– Так ты про Удава ни разу не вспомнила. Учительница, учительница… Откуда ж мне знать, о ком речь? – здраво возразил он.
– А хочешь, я тебя вообще добью? Ефимов ее внук! Что, съел?
Валера съел. И не подавился.
С приходом ребят дело пошло веселей. Антоха складывать журавлей не умел, поэтому следил за тем, чтобы всем хватило бумаги. А мы разделились, втроем бегать по четырем кабинетам стало попроще.
Когда пачки бумаги опустели, все волонтеры разошлись по домам, а мы снесли журавликов в один кабинет, оказалось, что под ними не видно пола. Напряглись и пересчитали. Их оказалось 1200 с небольшим хвостиком.
– Вот это даааа… – Щепка была в восторге. – Ребята, а давайте Ефимову видео снимем? Пусть Ритка на камеру свернёт журавля, сделаем крупный кадр, а потом отъезд, чтобы было видно, как же их много на самом деле!
Меня усадили за стол, Щепка изображала из себя режиссера, Валерка снимал, Антон стоял на шухере, чтобы никто не сорвал съемки…
Вечером я зашла в почту, загрузила видео и отправила его Ефимову. Ответ пришел немедленно. Штук двадцать, не меньше, восклицательных знаков и два абзаца полного восторга.
И тут меня понесло. Я писала и писала, как мы с Щепкой сперва старались сами, как позвали ребят, как его бабушка корпела над бумагой, как ребята сочиняли для Соньки послания и оставляли их на крыльях журавлей…
Мы переписывались несколько часов. Я рассказала ему про парней, попросила для них билеты за неоценимую помощь, и он их дал, даже рассказал, какие песни будет петь…
В животе у меня не то, что бабочки порхали, там носился целый рой обалдевших от варенья ос, я сидела как на иголках и была запредельно счастлива. Он говорил со мной! Он, Илья Ефимов, мой кумир, человек, в которого я по уши влюблена, писал мне письма! Не строгие и офисные, а душевные, дружеские, живые!
"Ты знаешь, Рит, я думаю, что мы спасём Соню. Столько людей душу вложили в это, что мечта не может не сбыться. Она обязательно сбудется, тысяча (да куда там, больше!) бумажных журавликов сделают свое дело!", – написал он мне, а потом извинился и ушел спать. А я поняла, что у меня тоже есть мечта, уже моя собственная. Я хочу, чтобы Илья Ефимов вошёл в мою жизнь не только как любимый музыкант. Хочу стать ему близким человеком. Важным, нужным, дорогим. Я хочу… Я… Я мечтаю…
Рука сама собой схватила белый лист. Журавлик, первый в моем личном зачёте, уселся на край стола.

Глава 9. Скелет в шкафу
Родителей на выходные позвали в гости, и они укатили с ночёвкой. Я по опыту знала, что раньше вечера воскресенья ждать их не стоит. А потому без зазрения совести позвонила Щепке:
– Алёнка, дуй ко мне!
– Опять Ефимова слушать будем? – мне показалось по голосу, что она напряглась.
– У нас с собой куча фильмов, которое надо посмотреть! А в морозилке пельмени… – я пошла с козырей. Пельмешки моя подруга готова наворачивать сутками. Конечно, через час она стояла на моем пороге в полной боевой готовности, только что вилкой не размахивала.
Со Щепкой работает одно очень простое правило: хочешь от нее чего-то добиться, сначала накорми. Так что я пододвинула полную тарелку, над которой поднимался ароматный пар, дождалась, пока она доест, и приступила к делу.
– Помоги мне выбрать наряд на концерт! Я что-то определиться не могу.
– Да чего там думать. Джинсы и футболка, – пожала она плечами.
– Нет, я хочу как-то по-особенному… Ну понимаешь, он же меня в первый раз по-настоящему увидит, тот ролик с журавликами не в счёт… Надо произвести впечатление!
Алёнка отставила тарелку и внимательно посмотрела на меня.
– Рит, ты же помнишь, да, что этот концерт не для тебя и не про тебя? Мы все это делаем ради Сони.
– Конечно, ради Сони! Но можно ведь совместить!
– Можно, конечно… А нужно ли? Ритка, ты что-то темнишь.
Говорю же, один совок в песочнице, косточки от вишни с балкона… Даже если захочу, все равно от нее ничего не спрячу.
Я подошла к шкафу и молча открыла дверцу.
Белым водопадом на пол обрушились спрятанные на всех полках бумажные журавлики. Они все летели и летели вниз, под ноги мне и изумлённой Щепке.
– Сколько их тут, – ошеломленно спросила она.
– 653, – сказала я. И разревелась.
Алёнка подняла с пола одну из птиц. На крыле было написано Илья.
Щепка молча взяла с полки футболку, протянула мне, и я шумно высморкалась. Растирая слезы по щекам, посмотрела на подругу, но не видела ее – все расплывалось. Глаза третий день болели от недосыпа и концентрации.
Подруга обняла меня, дождалась, пока истерика немного пройдет, сгоняла на кухню за водой, заставила меня ее выпить маленькими глотками, принесла ещё, сбегала за рулоном туалетной бумаги, чтобы я перестала пачкать соплями несчастную футболку и сморкалась туда. И только после всего этого уставилась на меня:
– Рассказывай.
Все, что я ей говорила, можно было бы рассказать про любого мальчишку из школы, или со двора… Я могла бы говорить ей о Валерке, или про Антона. Но говорила про Ефимова. О том, что уже три дня, с той самой ночи переписки, я как дурная складываю журавликов, и каждому из них шепчу: "Хочу, чтобы Лагутин в меня влюбился!". Что я могу свернуть этих журавлей с закрытыми глазами. Что понимаю теперь, почему так верится в легенду о тысяче таких птиц – это очень нудно, трудно, руки устают. Что чистой бумаги в моем доме почти не осталось, а исписанную я не беру, не хочу осквернять мечту. Что я не вижу себя рядом ни с кем другим. Что ночами он приходит ко мне во снах. Что я не могу есть, меня тошнит от еды, но и от голода тоже тошнит, и вчера рвало в туалете. Что я перевернула свой гардероб сверху донизу, и чувствую себя нескладной и некрасивой. Что я слишком сильно влюбилась, или того хуже – люблю…
– Ритка, стоп! – Алёна вцепилась в мои плечи и встряхнула так, что у меня голова дернулась из стороны в сторону. – Ты что творишь? Ты ж так рядом с Соней в больничку ляжешь!
– И он устроит для меня концерт… – грустно улыбнулась я.
– Ага, мечтай! Рит, он… Ну не то, чтобы не живой и не реальный, просто…
– Ты уже говорила, что недосягаемый, а в итоге?
– Ну пусть досягаемый, пусть! Лагутина, ну это же как в киноактера влюбиться! На экране одно, а что там в жизни пойди разбери!
– Ты знаешь, мы с ним когда переписывались, он… Ну вот каким я его себе представляла, таким и оказался, понимаешь! Я так хочу его увидеть…
– Рит, – Щепка обхватила руками свои тощие коленки, посидела так, поджав ноги, помолчала, и продолжила, – Мы выберем наряд. Чтобы красиво и просто, не теряя смысла мероприятия. Я в любом случае тебя поддержу. Думаю, да, мы с ним увидимся. Ты с ним познакомишься. Понятия не имею, что из этого выйдет. Но я очень тебя прошу: обещай мне, что если не выйдет ничего, ты примешь это. Значит, не судьба. И ещё: ты немедленно поешь! Черт, а я-то думала, почему это ты меня кормишь, а себя нет! А ты тут…
Она поежилась.
Я смотрела на подругу и понимала, что она права. Вот только не знала, смогу ли что-нибудь с этим сделать.
Мы заварили чай. Щепка отрезала мне кусок хлеба и проследила, чтобы я съела все до крошки. Потом мы снова поили меня водой, когда к горлу подкатило. Через час Алёнка затолкала в меня ещё кусок хлеба.
Вместе выбрали наряд. Как и договорились: просто, но красиво и в тему. Джинсы, черная футболка с большим якорем, пара металлических браслетов… Уселись смотреть фильм. Я снова схватила со стола бумагу и принялась сворачивать журавликов. Щепка хотела было отобрать, но глянула мне в глаза и оставила все как есть.
Этой ночью я свернула ещё сто. До концерта оставалось четыре дня.

Глава 10. Ну а пока – играем!
Дворец культуры гудел как улей. Мне кажется, на концерт Ильи собрался весь район. Мне уже доводилось наблюдать, как зрители подобно ручьям, что сливаются в реки, стягивались и единым потоком шли сюда на какое-нибудь мероприятие, но сегодня происходило нечто особенное. Людей было так много, что я сомневалась, способен ли зал вместить такое количество народа.
На входе образовалась очередь.
Мы со Щепкой наблюдали за этим из окна директорского кабинета.
За три часа до концерта мой телефон завибрировал, и на экране высветилось "Альбатрос". Я сглотнула. Сердце билось о ребра как сумасшедшее. Рука дрогнула, но всё-таки палец нажал на зелёный кружок с нарисованной трубкой, и слова приветствия сорвались с моих губ.
– Здравствуй, Рит! – ох уж этот тихий хриплый голос… Слушала бы и слушала… – Хотел тебя попросить кое о чем.
– Да, конечно!
– Приходите с ребятами во дворец культуры пораньше! – Ефимов на том конце улыбался, это было слышно. – Мне интересно познакомиться с вами. Я, когда рассказывал тебе свою идею, даже не ожидал, что ты сделаешь столько, да ещё и ребят подобьешь! В общем, хочу видеть героев! Придёте?
Я судорожно закивала, но потом сообразила, что он меня не видит. И прохрипела "да".
– Отлично! Я уже на месте. Как сможете, так и приходите!
Он положил трубку. А я постояла минуту, пытаясь понять, не снится ли мне все это. Потом принялась скакать на месте и орать от счастья. И только после этого нашла в себе силы свистать всех наверх.
В общем, в ДК мы вчетвером были уже через час.
Охрана пропустила нас, показав дорогу к кабинету директора.
Я поскреблась в дверь. Если б она открывалась наружу, непременно получила бы в лоб, так резко ее открыли. На пороге стоял глава нашего славного культурного учреждения, а в кабинете за длинным столом сидел Ефимов и наворачивал чай с баранками.
Даже сидя он казался высоким, а уж когда встал… Метра два, не меньше. Илья действительно не был альбиносом, но красок природа на него потратила немного.
Бледная кожа, очень светлые, льняные волосы, губы почти бесцветные, хотя не могу сказать, чтобы тонкие. Разве что глаза… Зелёные как молодая трава. И очень спокойные. Такие бывают у хорошо проживших стариков, которые всякого повидали на своем пути, и теперь их ничем не удивить и ничем не испугать.
– Привет, – поздоровался он.
Щепка пихнула меня в спину, чего мол, стоишь, иди! А меня как гвоздями прибили.
– Ты Рита, да? – уточнил он, хотя уже давно прекрасно поняла, кто я. Сил хватило только кивнуть.
– Это Рита, Вы правы! – моя подруга устала ждать. – А меня зовут Алёна. Это Валера и Антон.
Ефимов стал из-за стола и подошёл к нам. Ну да, метра два… Я смотрела на него снизу вверх.
Через пять минут мы все сидели за столом и пили чай. Директор извинился и вышел, оставив нас знакомиться.
Я оттаяла очень быстро и теперь восторженно любовалась своим кумиром. Ефимов ни в чем не подвёл. Открытый, добрый, простой, приветливый, прекрасный рассказчик. Он травил байки с гастролей, обсуждал с Валерой струны, подливал нам со Щепкой чаю, хохотал над Антохиным анекдотом… Казалось, что мы знакомы всю жизнь.
– О, а Вы же…
– Валер, я прошу, давай на ты? Ребят, правда, сил моих нет!
– Легко! – Валерка тут же поправился, – Ты ж не знаешь, как мы с Ритой познакомились! Все из-за тебя, между прочим!
Едва он дошел до того места, где я вынырнула из вечернего сумрака прямо к лавочке, дверь с шумом отворилась, и в кабинет ворвался директор.
– Илья, беда! Твоя гитара!
Ефимов вскочил со стула, несчастная мебель с грохотом опрокинулась. Через секунду Ефимов уже несся по коридору, а мы – следом за ним.
Сцена была пуста. Мы с Алёнкой рот раскрыли, глядя на то, как она переменилась. Нанизанные на нитки как бусины, с потолка спускались журавлики. Все было завешено ими. Это выглядело величественно и красиво. Посреди сцены стояли стул, микрофон и стойка для гитары. Инструмента на ней не было.
Илья долго непонимающим взглядом смотрел перед собой, потом перевел взгляд на директора.
– Мы смотрим камеры, – зачастил тот, – но ни на одной не видно, кто ее унес. Ищем!
Ефимов побледнел ещё сильней.
– Она наверно жутко дорогая, – прошептала я.
– Ну, не дешёвая, но не в этом дело, – голос Ильи дрожал. – Не в этом дело…
– Давайте обойдем весь ДК! – предложила Щепка. – Вдруг ее кто-то для сохранности спрятал.
– Обошли уже, – с горечью произнес директор. – Идут по второму кругу. Давайте вернёмся в кабинет, подождем там новостей.
До концерта оставалось меньше часа. Подтянулись первые слушатели. Полчаса. На входе образовалась очередь. Двадцать минут. Новостей не было.
Уже ехала во дворец культуры милиция. Носились по всем закоулкам уборщицы и охрана. Я глядела в окно директорского кабинета и понимала: провал.
На Ефимова страшно было смотреть. Он сидел за столом, закрыв лицо руками, и, казалось, не дышал.
– Валер, дуй домой, – в мертвенной тишине кабинета голос Антона прозвучал как из громкоговорителя.
– Что? – не понял мой друг.
– Дуй домой. Неси гитару. Илья, инструмент будет.
Ефимов поднял голову и посмотрел на Антона. Я тоже с удивлением взглянула на него. Всегда расслабленный, похожий на плюшевого медведя Антоха подобрался, и теперь стоял перед нами решительный, несгибаемый и уверенный в своих идеях.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70621219?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.