Главная страница | Популярно об истории | Дневник Распутина

Дневник Распутина
Даниил А. Коцюбинский
И. В. Лукоянов
«Дневник Распутина» – загадочный и интереснейший источник по истории России начала XX века.
До сих пор неизвестно, кто именно и с какой целью составил этот документ, но в нём – масса не только на первый взгляд фантастического, но и вполне достоверного, причём такого, что в начале 1920-х гг., когда «Дневник» уже оказался в архиве, ещё не было широко известно.
Ясно одно: тот, кто составил этот текст, имел дело не только с мифическими, но и с вполне реальными свидетельствами о жизни «старца», хорошо знал особенности его речи, полной «простецких» и в то же время глубоких и точных метафор и оборотов.
Издание снабжено подробным комментарием, дополняющим и раскрывающим многие из биографических и событийных линий, упомянутых в «Дневнике».
Эта книга – настоящий подарок всем тем, кто не только интересуется историей России начала XX века, но кому небезразличны перипетии человеческих судеб, оказавшихся роковыми для целых исторических эпох.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

«Дневник Распутина»
Рукопись подготовлена к печати, предисловие и примечания составлены кандидатом исторических наук Д. А. Коцюбинским и доктором исторических наук И. В. Лукояновым
Мой отец сказывал когда-то: «Кажна жизня, кабы ее изо дня в день собрать, да умеючи разсказать, то лучше книги не надо!»
Г. Е. Распутин



Рукопись подготовлена к печати, предисловие и примечания составлены кандидатом исторических наук Д. А. Коцюбинским и доктором исторических наук И. В. Лукояновым

Послесловие подготовлено доктором исторических наук, профессором С. Л. Фирсовым


«Дневник Распутина» ? подг. к печати Д.А. Коцюбинским; И. В. Лукояновым. – СПб.: Алетейя, 2022

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ


© Д.А. Коцюбинский, И.В. Лукоянов, подготовка к печати, предисловие, примечания, 2022
© С. Л. Фирсов, послесловие, 2022
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022

Предисловие
Кем был Григорий Распутин? «Святым чертом», накликавшим на Россию страшную революционную бурю? «Божьим человеком», посланным царской семье как живой талисман, призванный – наперекор всему и всем – уберечь ее от неминуемого? Или же чем-то «потусторонним», умом непостижимым, вроде слепого рока или природной стихии, несущей людям в едином вихревом потоке и жизнь, и гибель?
Текст, который публикуется ниже, необычный. Это рукописная тетрадь, состоящая из 192 листов, на ее обложке кем-то четким почерком написано: «’’Дневник Распутина” и 2 письма ”Мушки”». Здесь же – несколько пояснений. Одно из них сообщает о том, что это якобы – копия оригинала, надиктованного Распутиным его секретарше Акилине Никитичне Лаптинской – «Мушке». Другое уточняет, что текст «Дневника» «переписывался Крамер Л. П. с черновиков Гедымин[1 - О. А. Платонов, а вслед за ним «по инерции» и некоторые другие исследователи прочитали эту фамилию ошибочно как «Гедылин» (Платонов О. А. Жизнь за царя (правда о Григории Распутине). СПб.: Воскресеше, 1996. С. 220). «Гедымин» – один из вариантов написания литовской фамилии «Гедимин». Идентифицировать данную личность пока не удалось.] ”с сохранением старой орфографии”». Еще одна пометка представляет собой резолюцию о передаче данной рукописи 14/Ш (год не указан) в Центрархив «товарищу Максакову»[2 - ГАРФ. Ф. 612. Он. 1. Д. 36.]. Содержание тетради – якобы записанные со слов самого Распутина фрагментарные свидетельства о его жизни – начиная с детства и до конца 1916 года, а также комментарии «старца» к актуальным событиям и его рассуждения на общие темы.
Историки крайне не любят иметь дело с такими копиями. Сразу возникают вопросы: насколько добросовестно они сняты, нет ли пропусков, описок (особенно в названиях, фамилиях, датах), вставок «от себя» и т. и. Наконец, самое неприятное: за такими «копиями» зачастую скрываются фальшивки.
Конечно, было бы крайне заманчиво получить такой документ о жизни Распутина, да еще из первых (точнее, «почти первых») рук. Однако сразу вынуждены признать: очень многое заставляет отнестись к «Дневнику» Распутина весьма настороженно. Достаточно просто сопоставить два текста – «Дневника Распутина» и «Дневника Вырубовой». Последний, как известно, был впервые опубликован в ленинградском журнале «Минувшие дни» в 1927–1928 гг. и тут же разоблачен специалистами как подделка. Историки сразу обратили внимание, насколько журнальный текст по фактуре и, главное, стилю отличался от настоящих воспоминаний А. А. Вырубовой, напечатанных ею в 1923 г. в Париже, а также на то, насколько содержание «Дневника Вырубовой» было тесно связано с советскими историческими публикациями и исследованиями, вышедшими к тому моменту. По сравнению с ними «Дневник Вырубовой» нес не так уж и много новой информации. Важную роль в разоблачении сыграли и протесты самой Вырубовой, категорически отвергавшей факт существования «Дневника», а также фантастические обстоятельства его появления в редакции «Минувших дней», изложенные в вводной статье. Примечательно, однако, что некоторым хорошо осведомленным современникам «Дневник Вырубовой» показался в тот момент подлинным. Известный госдарственный деятель эпохи последнего царствования С. Е. Крыжановский, например, писал Вырубовой, что ее «Дневник», опубликованный в Ленинграде, представляется ему правдоподобным[3 - Николай II: Воспоминания. Дневники. СПб.: «Пушкинский фонд», 1994. С. 515.].
Фальшивость «Дневника Вырубовой» ставит под сомнение подлинность и «Дневника Распутина», поскольку оба текста в ряде существенных моментов весьма перекликаются друг с другом. Оба они имеют сходным образом оформленные титульные листы и схожую структуру: «Дневник Вырубовой» также состоит из отдельных и законченных сюжетов, зачастую с явно неточной датировкой и далеко не всегда связанных между собой – как бы картинок, сменяющих одна другую. Дублируются прозвища некоторых персонажей. Упоминаются одни и те же факты, отсутствующие в других источниках. И там, и там несколько раз встречаются описания «вещих» снов. Имеют место явные лексические «переклички». Отчасти схожа идейная матрица «дневников»: в обоих текстах Распутин предстает своего рода добровольным печальником за народ, Николай II – безвольным и слабым монархом, Александра Федоровна – волевой, умной, но чрезмерно мистически экзальтированной и в целом неудачливой царицей, а подавляющее большинство царского окружения – толпой морально ничтожных типов, алчущих личной выгоды любой ценой. Разоблачитель «Дневника Вырубовой» А. А. Сергеев отметил ряд характерных неточностей в его лексике. Так, например, в нем используется понятие «снять» в значении «отставить от должности», которое стало широкоупотребительным уже в советскую эпоху (прежде всего, в партийной среде) – до этого говорили: «уволить»[4 - Сергеев А. А. Об одной литературной подделке (Дневник А. А. Вырубовой) // Историк-марксист. 1928. № 8. С. 166.]. Понятие «снять» в значении «отставить от должности» дважды встречается и в «Дневнике Распутина».
Однако между текстами есть и некоторые существенные расхождения. Фактологической основой «Дневника Вырубовой» в значительной мере (хотя далеко не во всем) явились сведения, содержащиеся в семитомном «Падении царского режима» и в трехтомной переписке Николая II и Александры Федоровны[5 - Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 году в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. М. – Л., 1924–1927. T. 1–7 (в этом издании опубликованы стенограммы всех показаний, данных как обвиняемыми, так и свидетелями перед Чрезвычайной следственной комиссией, за исключением показаний В. Н. Коковцова, которые были обнаружены позднее и опубликованы в журнале «Вопросы истории» в 1964 году); Переписка Николая и Александры Романовых. М. – Л., 1923–1927. T. 3–5.], а также ряде других публикаций послереволюционных лет.
В «Дневнике» же Распутина значительно больший удельный вес принадлежит историям, не имеющим подтверждений в документальных публикациях. Перечислим лишь некоторые. Это рассказы о некоем Игнатии (Эрике) (кратко упоминаемом также в «Дневнике Вырубовой»), о фальшивом письме Ольги, о тайных пометах на царских письмах, о «псевдоотравлении» Николая в 1912 году, о попытке отравления Николая и Алексея, о демарше Гвардейского экипажа против Распутина в 1912 году, о фальшивом письме Б. В. Штюрмеру из Дании в 1916 году и т. д. При этом в ряде случаев упоминаются вполне конкретные имена и фамилии, а также события, с ними связанные, которые, в принципе, могут быть проверены по другим источникам. Если все это – выдумки фальсификаторов, то чересчур смелые и заведомо рискованные.
Отчасти «Дневник Распутина» даже предстает как более «естественный» документ, чем «Дневник Вырубовой». В «Дневнике Распутина» отсутствуют некоторые из наименее правдоподобных сюжетных линий «Дневника Вырубовой» – касающиеся, например, сексуально-садистских наклонностей Николая II, его любовных отношений с Вырубовой, истории убийства императором в припадке гнева некоего «Петруши» и др. Следует также учесть, что, в отличие от «Дневника Вырубовой», разительно контрастирующего по стилю с подлинными записками А. А. Вырубовой (стиль автора «Дневника Вырубовой» во многих местах скорее напоминает брутально-образную речь Г. Е. Распутина, нежели фрейлины Ее Величества), «Дневник Распутина» вполне соответствует речевой стилистике «старца», известной по другим источникам, а также практически ни в чем не противоречит его психологическому облику, который можно воссоздать на базе всей совокупности исторических свидетельств.
Однако даже если исходить из того, что данный документ – «апокриф», это ни в коей мере не означает, что содержащаяся в нем информация не имеет под собой достоверной исторической канвы. Как уже отмечалось, создавая «Дневник Вырубовой», его авторы старались использовать принцип фактологической достоверности. Логично предположить, что в таком же ключе изготовлялся ими и «Дневник Распутина» (если, конечно, он и вправду – подделка). А это значит – многим содержащимся в нем уникальным сюжетам, в том числе кажущимся на первый взгляд сомнительными, – были документальные подтверждения, впоследствии утраченные (либо пока не найденные).
Последнее вполне можно допустить, если вспомнить, что один из возможных сочинителей «Дневника Распутина» П. Е. Щеголев (его, наряду с писателем А. Н. Толстым, называют одним из создателей фальшивого «Дневника Вырубовой», хотя прямых свидетельств этого нет) входил в состав Чрезвычайной следственной комиссии (ЧСК) Временного правительства и имел возможность ознакомиться со всеми ее материалами, в том числе теми, которые оказались позднее утрачены. Некоторые из них были, к счастью, найдены – например, следственное дело ЧСК о Распутине, приобретенное М. Л. Ростроповичем. Копия этого дела была предоставлена Э. С. Радзинскому, построившему на нем свою книгу о Распутине[6 - Радзинский Э. С. Распутин: жизнь и смерть. М.: Вагриус, 2000.]. Но многое было утеряно безвозвратно – исчезла, к примеру, «тетрадь № 1» Вырубовой, которую ей предъявили на допросе[7 - Падение царского режима. Л., 1925. Т. 3. С. 238–240.]. Известны случаи, когда некоторые архивисты намеренно уничтожали документы, в том числе компрометировавшие царскую семью.
Помимо работы в ЧСК, Щеголев также являлся одним из руководителей Центрархива и возглавлял комиссию по разбору архивов Департамента полиции, то есть имел практически неограниченный доступ к материалам этого ведомства, личным бумагам, где также содержалась самая разнообразная информация о Распутине.
В пользу того, что содержание «Дневника Распутина», в основном, представляет собой не аляповатую мозаику из небылиц, «взятых с потолка» в пропагандистских либо коммерческих целях, но информацию, спаянную в весьма правдоподобное историко-психологическое целое, – свидетельствует целый ряд моментов.
Так, раскрывая секрет успеха лечения наследника, Распутин говорит: «.. такие, у которых так кровь бьет… очень они люди нервные, тревожные… и штобы кровь унять, надо их успокоить. А это я умел…» Однако в те годы, когда на свет появился «Дневник Распутина», медицина лишь подходила к пониманию того факта, что течение гемофилии напрямую связано с психическим состоянием больного. В то же время сам Распутин, регулярно общавшийся с цесаревичем Алексеем, разумеется, не мог не установить интуитивным путем эту закономерность. Таким образом, либо перед нами – фрагменты подлинных надиктовок «старца», либо текст, написанный людьми, осведомленными об этих распутинских наблюдениях в пересказе хорошо знавших его лиц.
Весьма близким к истинному – и идущим вразрез с бульварными домыслами, широко захватившими общественное воображение тех лет, – выглядит предлагаемая «Дневником Распутина» версия отношений «старца» с Александрой Федоровной. Так, в «Дневнике» Григорий пересказывает текст письма Александры Федоровны к нему, ставшего, благодаря Илиодору, общеизвестным: «Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руку и голову свою склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко, легко мне тогда бывает. Тогда я желаю мне одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятиях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня. Где ты есть? Куда ты улетел? А мне так тяжело, такая тоска на сердце… Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ани [Вырубовой] о моих страданиях без тебя. Аня добрая, она – хорошая, она мне [меня] любит, но ты не открывай ей моего горя. Скоро ли ты будешь опять около меня? Скорей приезжай. Я жду тебя, и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки. Вовеки любящая тебя М..(ама)» (Илиодор [С. Труфанов]. Святой чорт. (Записки о Распутине). Изд. 2-е. М.: Тип. Т-ва Рябушинских. 1917. С. 31–32). Это послание в те годы считалось очень многими едва ли не главным доказательством интимной близости «старца» и императрицы. Предстающий со страниц «Дневника» Григорий категорически отметает эти подозрения: «Ну хотя бы, безмозглые, додумались до такой простой вещи, что ежели мне нужна баба для… то возьму снизу, там свежее и слаще, и страху нет… вверху ничего не беру, а только даю… А когда подхожу к дверям детей Мамы, то, поистинно говорю, в мыслях и помышлениях: “Сохрани и Спаси их! ибо слепенькие и жаждущие!” Им несу только слово душевное, ибо они озябли… от одиночества и обмана…» Стоит отметить, что данный отрывок близко перекликается с рассуждениями Распутина, которые приводит в своих воспоминаниях хорошо его знавшая писательница В. А. Жуковская: «Вон которые ерники брешут, што я с царицей живу, а того, лешии, не знают, што ласки-то много по-боле этого есть (он сделал жест); ”Да ты сама хошь поразмысли про царицу?.. На черта ей мой..!”»[8 - Жуковская В. А. Мои воспоминания о Григории Распутине (1914–1916) // Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах. XVIII–XX вв. М.: ТРИТЭ, 1992. Т. II-III. С. 278.] Остается лишь добавить, что мемуары Жуковской впервые были опубликованы лишь в 1992 году. (Справедливости ради стоит отметить, что Распутин, предстающий со страниц «Дневника Вырубовой», также подается как сугубо духовный наставник императрицы, не имевший с ней плотских отношений.)
Стоит упомянуть содержащееся в «Дневнике» описание Распутиным его «половой практики», противоречащее бульварным стереотипам тех лет. В начале прошлого века Распутина было принято (эта традиция, впрочем, жива по сей день) описывать как «сексуального сверхчеловека» – «с сумасшедшими глазами и могучей мужской силой»[9 - Толстой А. Н. Хождение по мукам. // Собрание сочинений: В 10 тт. М.: ГИХЛ, 1959. Т. 5. С. 11.], поведение которого знаменовали «ничем не ограниченные половые излишества», «садизм»[10 - Евреинов Н. Н. Тайна Распутина. Л.: «Былое», 1924. С. 60, 62.], «грубая чувственность, животное, звериное сладострастие»[11 - Пругавин А. Старец Распутин и его поклонницы. Самара: Книжное издательство, 1993. С. 46.]; «Распутин представлял собой человека, который делал себе карьеру в жизни исключительно своей половой аномалией, тем, что врачи называют приапизмом»[12 - Бостунич Г. Отчего Распутин должен был появиться. Обоснования психологической неизбежности. Пг., 1917. С. 11–12.; приапизм – стойкая патологическая, часто болезненная эрекция полового члена, не связанная с половым возбуждением и не исчезающая после полового акта, который не заканчивается ни семяизвержением, ни оргазмом.] и т. д. А вот как – нарочито «смазанно» – описывает себя сам Распутин на страницах «Дневника»: «И никогда я об этом не думаю. Пришло – закружило… прошло – стошнило… – Придет, закружит и отпустит, и нет в этом для меня ни греха, ни радости…» Данное описание оказывается весьма близким к исторической реальности. Дело в том, что «детальный анализ сохранившихся свидетельств не оставляет сомнений: реальный Григорий Распутин был человеком с резко сниженной сексуальной потенцией, вся модель поведения которого была построена так, чтобы максимально закамуфлировать этот изъян, тем более нетерпимый для истероида, жаждущего тотальной и немедленной любви к себе со стороны всех и вся»[13 - Коцюбинский А. П., Коцюбинский Д. А. Григорий Распутин: тайный и явный. СПб.: Издательство «Лимбус Пресс», 2003. С. 55.].
Сказанное выше, разумеется, ни в коей мере не доказывает факт подлинности «Дневника Распутина», однако все же говорит в пользу достоверности содержащейся в нем информации.
О том, что «Дневник Распутина» вряд ли следует считать «грубой подделкой», не имеющей никакой достоверной источниковой основы, косвенным образом свидетельствует и обозначенное на титульном листе и подтверждаемое в тексте имя технического автора «Дневника Распутина» – «Мушки» (А. Н. Лаптинской). Если предположить, что задача гипотетических фальсификаторов заключалась в том, чтобы создать документ, вызывающий как можно меньше подозрений, то указание на Лаптинскую как на его непосредственного создателя выглядит отнюдь не самым удачным.
Как известно, «проповеди» и различные назидания «старца» записывали несколько его высокообразованных сторонниц (например, А. А. Вырубова, X. М. Берладская, О. В. Лохтина[14 - Дневник О. Лохтиной в 200–250 листов оказался в руках у Илиодора, который использовал его для сочинения памфлета «Святой чорт». Одну из страниц этого дневника монах-расстрига воспроизвел как иллюстрацию в своих американских воспоминаниях (Mad Monk of Russia, Iliodor: Life, Memoirs and Confessions of Sergei Michailovich Trufanoff, Iliodor. N.Y., 1918. P. 247).], Е. Патушинская, даже сама Александра Федоровна). Одним из наиболее известных литературных помощников Распутина была М. Е. Головина («Муня»), познакомившаяся с Распутиным в 1910 году и подготовившая к печати изречения «старца», изданные еще при его жизни. Можно было, наконец, пойти по пути создания фальшивой копии собственноручных записей «старца», тем более что он в реальности пытался вести что-то вроде «дневника», одна из тетрадей которого хранится ныне в Российском государственном историческом архиве (РГИА)[15 - Раскин Д. И. Дневник «Святого Чорта» // Родина. 1993. № 10. С. 56–57.].
Тем не менее в качестве технического автора «Дневника Распутина» на титульном листе рукописи обозначена именно А. Н. Лаптинская – далеко не самая грамотная среди распутинских «секретарей» и «литературных редакторов», крестьянка по происхождению, бывшая монастырская послушница, якобы излеченная Распутиным[16 - В тексте «Дневника» Распутин называет женщину, ведущую запись, «Мушкой». Предполагаемым создателям «Дневника» логично было бы расшифровать это прозвище как еще один вариант прозвища «Муня», которое «старец» даровал М. Е. Головиной. Вместо этого, однако, «Мушка» идентифицирована как А. Н. Лаптинская.]. (О надиктовке Распутиным своих «записок» «Мушке» упоминает и «Дневник Вырубовой».)
Сведения о ее жизни по сей день крайне скудны. Согласно данным все того же «Падения царского режима», Акилина (Акулина) Никитична Лаптинская (1886 г. р.) – крестьянка Святошецкой волости Городецкого уезда Могилевской губернии – познакомилась с Распутиным в 1907 году[17 - Падение царского режима. М.-Л., 1927. T. 7. С. 365–366.]. В показаниях ЧСК, которые цитирует Радзинский, Лаптинская сообщает, что ее знакомство со «старцем» произошло в 1905 году в Петербурге в период, когда она в качестве сестры милосердия помогала О. В. Лохтиной во время ее болезни[18 - Радзинский Э. С. Распутин… С. 182.]. Радзинский подозревает, правда, что встреча Распутина и Лаптинской могла состояться еще до русско-японской войны – в Верхотурском монастыре (в котором Распутин бывал неоднократно), где Лаптинская, согласно показаниям М. Е. Головиной, жила и откуда была вынуждена удалиться из-за какой-то темной истории.
Как бы то ни было, но в Петербурге «старец» якобы исцелил Лаптинскую от падучей (скорее всего, речь идет об истерических припадках, внешне напоминающих эпилепсию), когда она была послушницей женского монастыря на Охте. Вскоре после счастливого избавления от недуга Лаптинская ушла из монастыря, чтобы посвятить жизнь заботам о больных. Однако истинным смыслом жизни Лаптинской с этого момента стало служение исцелившему ее «старцу» и обретение его полного доверия. Дочь Распутина Матрена в своих воспоминаниях приводит рассказ Вырубовой о Лаптинской: «Акулина сидела у ног отца, не слушая его протестов. Часами могла стоять перед ним на коленях, буквально переползая за ним из комнаты в комнату, не желая сесть на стул даже для того, чтобы поесть. Акулина целовала руки отца, но не со смирением, как можно было ждать от ученицы, а со сладострастием Магдалины. Акулина выхватывала у отца стакан с водой – допить. И не просто допить, а непременно с той самой стороны, с какой пил отец. Таскала потихоньку из бельевой корзины ношеные вещи отца и т. и.»[19 - Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. М.: Захаров, 2000. С. 185–187, 190–191.]Такой, сидящей у ног «идола», Лаптинская запечатлена на известном фото Распутина со своими почитателями.
В итоге бывшая сестра милосердия заняла в окружении «старца» совершенно особое положение, став, по словам В. Искуль фон Гильденбандт, «церемониймейстером», впускающим к Распутину гостей: «Живущая у него и ведающая его хозяйством, полуинтеллигентная, невоспитанная, довольно грубая и переполненная важностью своих обязанностей, она оберегала интересы своего кумира и ревниво блюла за теми, которых впускала за порог только после того, что узнавала фамилии и цель посещения. Не помеченных на списке тех, кому были назначены аудиенции, она бесцеремонно выпроваживала, других пускала ко всем в столовую, а третьих, пошушукавшись с ним, быстро и ловко прятала в отдельных комнатах, где они и ждали своей очереди»[20 - Искуль-Гильденбандт В. Что такое был Григорий Распутин? // РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Д. 22. Л. 52.]. Мажордомско-секретарские обязанности Лаптинской органично вплетались в сексуальный контекст. Из-за отсутствия штор в квартире Распутина (на Гороховой, 64) его «эротические упражнения» с Лаптинской иногда делались достоянием улицы[21 - Последний временщик последнего царя // Вопросы истории. 1964. № 10. С. 124.].
О том, что духовно-телесная близость Лаптинской к «старцу» в последние годы его жизни действительно носила исключительный характер, косвенно свидетельствует тот факт, что именно Акилине было доверено подготовить тело Распутина к погребению и стать единственной из окружения «старца», кому дозволили, вместе с императрицей, ее дочерьми и Вырубовой, участвовать в его похоронах[22 - Показания А. Д. Протопопова 6 сентября 1917 г.// Падение царского режима. Л., 1925. T. 4. С. 107.].
Если к этому добавить, что, по наблюдениям жандармских чинов, Лаптинская была очень умной женщиной и к тому же умеющей хранить тайны, то очевидно, что она, знавшая «многое из прошлой и настоящей» жизни «старца» и имевшая сильное влияние на Г. Е. Распутина[23 - Показания С. П. Белецкого 24 июня 1917 года // Падение царского режима. Л., 1925. T. 4. С. 357.], была исключительно хорошо информирована о его жизни.
Есть еще один важный вопрос, на который необходимо ответить, коль скоро мы ставим вопрос о достоверности сведений, содержащихся в «Дневнике Распутина». Мог ли в принципе появиться документ, содержащий автобиографические надиктовки «старца», в последний период его жизни? Зачем, собственно, Распутину было рассказывать кому бы то ни было сокровенное о себе и своих близких, в том числе о членах императорской семьи? Не надежнее ли было сохранить все это в тайниках своей памяти, не перенося на бумагу эту потенциально взрывоопасную информацию – в частности, касавшуюся таких острых тем, как глубокие интриги внутри царской фамилии или отношение Александры Федоровны к перспективе сепаратного мира с Германией?
Отвечая на этот вопрос, прежде всего необходимо учесть особенности как характера Григория Распутина, так и того психологического состояния, в котором он находился в период 1914–1916 гг.
Если говорить языком медицинской психологии, то характер Г Е. Распутина следует определить как истероидный, притом заостренный до гротеска, до уровня психопатии.
Для такого человека похвала, аплодисменты, слава – суть воздух, без которого невозможно обойтись ни секунды, а хвастовство, бесконечный разговор о себе и «вокруг себя» – единственный приемлемый способ общения. Короче и точнее всех характер Распутина определил английский посол в России Джордж Бьюкенен: «Его основным принципом жизни было себялюбие»[24 - Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата: Пер с англ. М.: Международные отношения, 1991. С. 158.]. «И я, и он, кажный хочет первым быть, а “первый” только один бывает»[25 - Коцюбинский А. П., Коцюбинский Д. А. Григорий Распутин: тайный и явный… С. 379.], – по-своему подтверждает ту же мысль сам Григорий, рассказывая о своих отношениях с еще одним патологическим себялюбцем – монахом Илиодором.
Вот лишь несколько зарисовок поведения Распутина в компаниях, где он чувствовал себя свободно.
«Прежде у меня была хатенка, – возбужденно рассказывал Григорий приехавшему к нему в гости Илиодору, бывшему в ту пору его ближайшим другом, – а теперь какой дом-то, домина настоящий… Вот этот ковер стоит 600 рублей, его мне прислала жена вел. кн. Н.[26 - Великая княгиня Анастасия Николаевна (Стана) (1867–1935) – урожденная принцесса Черногорская, дочь черногорского князя Николая Негоша, с 1889 г. – жена герцога Г. М. Лейхтенбергского, с 1906 г. – в разводе, с 1907 г. – жена в. кн. Николая Николаевича (младшего).] за то, что я благословил их на брак… А видишь на мне крест золотой? Вот, смотри, написано ”Н”. Это мне царь дал, чтобы отличить… Вот этот портрет сами цари заказывали для меня; вот эти иконы, пасхальные яйца, писанки, фонарики – царица мне в разное время давала… Эту сорочку шила мне государыня. И еще у меня есть сорочки, шитые ею»[27 - Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт (записки о Распутине): Изд. 2-е. М.: Тип. Т-ва Рябушинских, 1917. С. 30, 31, 28, 39.].
Духовная власть над царской четой являлась особо сокровенным предметом гордости Распутина. Когда в присутствии Илиодора фрейлина царицы Анна Вырубова упала перед Распутиным на колени, тот с удовлетворением пояснил: «Это – Аннушка так. А цари-то, цари-то…», «Папа-то (Николай II. -Д. К., И. Л.) с трудом меня слушается, волнуется, ему стыдно, а мама (Александра Федоровна. – Д. К., И. Л.) говорит, что “без тебя, Григорий, я ни одного дела не решу; обо всем тебя буду спрашивать… Если все люди на земле восстанут на тебя, то я не оставлю тебя, и никого не послушаюсь”. А царь, тоже поднявши руки, закричал: “Григорий! Ты Христос!”»[28 - Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт (записки о Распутине): Изд. 2-е. М.: Тип. T-ва Рябушинских, 1917. С. 50, 94, 25.].
Не упускал Распутин случая прихвастнуть и своим влиянием на «большие дела». Показывая все тому же Илиодору присланный от царицы проект какого-то манифеста, он заметил: «Это мама прислала мне проверить, хорошо ли написан, или нет; прислали одобрить, и я одобрил; тогда они его обнародовали»[29 - Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт (записки о Распутине): Изд. 2-е. М.: Тип. T-ва Рябушинских, 1917. С. 33.]; «Меня царским лампадником зовут. Лампадник маленькая шишка, а какие большие дела делает!»[30 - [А.М.] Темные силы у трона. Фабрика администраторов Распутина и Комп. // Петроградский листок. 1917. 30 марта.]; «Мне ничего не стоит любого министра сместить! Кого захочу, того и поставлю!»[31 - Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт… С. 94.]; «Захочу, так пестрого кобеля губернатором сделаю. Вот какой Григорий Ефимович»[32 - [А.М.] Темные силы у трона… Фабрика администраторов Распутина и Комп. // Петроградский листок. 1917. 30 марта.]; «Все могу!»[33 - Жуковская В. А. Мои воспоминания о Григории Распутине… С. 290.]
Оборотной стороной патологического себялюбия оказывалась острейшая нетерпимость Распутина к «недостаточно внимательному» отношению окружающих к его особе. «Он всегда требует к себе исключительного внимания и очень мнителен», – вспоминала о Распутине одна из его близких знакомых[34 - Джанумова Е. Мои встречи с Григорием Распутиным // Приложение к журналу «Огонек». 1992. № 47–49. С. 4.]. Из-за того, что «московские барыньки не любят его», Распутин однажды начал что есть силы бить посуду и при этом «был страшен»: «Лоб бороздили крестообразные морщины. Глаза пылали. Было что-то дикое в лице. Казалось, всякую минуту может наступить взрыв и разразиться необузданный гнев, все сметая на своем пути». Но лишь только «барыньки» окружили его, Распутин «тут же при всех стал переодеваться. Дамы помогали ему, подавали сапоги… Он весело напевал и прищелкивал пальцами»[35 - Джанумова Е. Мои встречи с Григорием Распутиным… С. 13.]. Во время проповеди епископа Гермогена, заметив, что все взоры окружающих сосредоточились на колоритной фигуре проповедника, Распутин забрался на какой-то приступок, «как-то неестественно вытянулся, положил свои грязные руки на головы впереди стоящих женщин, голову свою высоко задрал, так что борода стала почти перпендикулярно к лицу в его естественном положении, а мутными глазами он водил во все стороны и, казалось, своим взглядом он выговаривал: “Что вы слушаете Гермогена, епископа; вот посмотрите на грязного мужичка; он ваш благодетель; он возвратил вам батюшку (незадолго до этого Распутин успешно ходатайствовал перед царем за опального Илиодора. – Д. К., И. Л.); он может миловать и карать ваших духовных отцов”…»[36 - Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт… С. 19.]
Эгоцентризм «старца», разумеется, не исчерпывался чисто ситуативным лицедейством и куражом. Как человек с цельным мировоззрением и духовно сильный, Распутин нуждался в идеологически убедительном осмыслении самого себя и своего жизненного пути, в конструировании некой стройной «метафизики» своего эгоцентризма.
Попытки создания серьезных духовных наставлений, имеющих форму автобиографического повествования, предпринимались Распутиным в предшествовавшие годы неоднократно. Тем логичнее предположить, что рано или поздно у него должна была сформироваться потребность в создании полновесных мемуаров, помимо всего прочего могущих служить в дальнейшем своего рода исходным сырьем для написания канонического жития. В том, что поклонники Григория Распутина, убежденные в его святости, не могли не задумываться всерьез о последующей канонизации своего кумира, сомневаться вряд ли стоит. В этом плане мысль Распутина о создании своего подробного жизнеописания, раскрывающего суть его духовной избранности и исторического величия, вероятно, могла дополнительно подпитываться встречным стремлением его ближайших адептов получить непосредственно из уст «старца» его автобиографическое «откровение».
Наконец, важнейшим фактором, который не мог не побуждать Распутина к «собиранию биографических камней», являлась ситуация начавшейся войны. По образному выражению Матрены Распутиной, в эти годы ее отец вступил в полосу «темной ночи души»[37 - Rasputin: The Man behind the Myth. A personal Memoir by Maria Rasputin & Patte Barham. L.: W.H. Allen, 1977. P. 203.].
В момент, когда разразился сараевский кризис, ставший поводом к началу Первой мировой войны, Григорий Распутин, как известно, находился в больнице после покушения на него Хионии Гусевой. Ясно понимавший, что война чревата для России революцией и непосредственно угрожает царской семье, а значит, и ему лично, «старец» буквально забросал Николая II телеграммами, умоляющими не отдавать приказ о мобилизации, означавший неминуемое начало войны. «Отвращение моего отца к войне было результатом нескольких причин: во-первых, страх войны и ее жестокости, жалость к ее неисчислимым жертвам и сомнения относительно результата такой бессмысленной резни… Во-вторых, его ненависть к войне исходила из дара ясновидения… Он предвидел внутренний переворот, который будет неизбежным результатом ряда перемен, влекущих за собой коллапс..»[38 - Rasputin Marie. My father. In Memoriam Gregory Rasputin his daughter Marie Rasputin Tolivief. New Foreword by Leslie Shepard. -University Books. New Hyde Park, New York, 1970. P. 81–82.]
Пацифистская активность Григория вызвала неудовольствие императора, повлекшее за собой его серьезное охлаждение к «старцу»: «Николай упивался народной любовью, не понимая, что не его личная популярность, а военная лихорадка покончила с внутриполитическими неурядицами. Он был совершенно убежден в правильности своей позиции»; «Николай был опьянен даже не столько победами на фронте, сколько самим собой в образе воителя, исполненного силы»; «Насколько я помню, то был единственный период, когда царь по-настоящему холодно относился к отцу»[39 - Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери… С. 253–254.].
Для Распутина размолвка с царем стала настоящей катастрофой, многократно усилившей стресс, пережитый в результате покушения: «Папа был уже не тот, что прежде… Его выздоровление от раны затянулось – я уверена, что виной тут был удар, нанесенный Царем. Иногда чувствовалось, что Отец не хочет выздоравливать. Я также уверена, что рана от слов Царя оказалась глубже, чем от ножа». Григорий мерил комнату шагами, мучился, ожидая, что царь вот-вот сменит гнев на милость[40 - Rasputin: The Man behind the Myth. A personal Memoir by Maria Rasputin & Patte Barham. L.: W.H. Allen, 1977. P. 203.].
Впрочем, отчуждение Николая II от Распутина не было роковым – они продолжали регулярно встречаться, а спустя полгода, когда общественная эйфория начального периода войны сменилась первыми признаками нарастающего оппозиционного раздражения, влияние Распутина на царскую семью в целом не только восстановилось в прежнем объеме, но начало неудержимо расти.
Однако было и другое, куда более фатальное и тяжелое психологическое испытание, которое обрушилось на Григория Распутина в эти годы, – явственное ощущение сжимающегося кольца всеобщей ненависти и все более ясное предощущение неминуемости собственной гибели. Это чувство, входившее в плотный резонанс с «предчувствием гражданской войны», действовало на Распутина разрушающе: «К несчастью, нескончаемые ненависть и противостояние врагов, окружавшие моего отца, в конце концов, оставили след в его характере. Он стал нервным, раздражительным, его стала мучить бессонница, и для того, чтобы забыться, и расслабиться хотя бы на несколько минут, он начал пить»[41 - Rasputin Marie. Му father. In Memoriam Gregory Rasputin his daughter Marie Rasputin Tolivief. New Foreword by Leslie Shepard. -University Books. New Hyde Park, New York, 1970. P. 88.]; «Мой отец чувствовал этот агрессивный настрой, ненависть, которая не остановится ни перед чем, чтобы его уничтожить..»[42 - Ibid, P. 109.]Распутину прямо угрожали, его неоднократно пытались убить. «Я еще раз… вытолкал смерть… Но она придет снова… Как голодная девка пристает…», – сокрушался Григорий после провала очередного покушения на его жизнь[43 - Из протокола допроса И. Ф. Манасевича-Мануйлова следователем Александровым 11 июня 1917 г. // Красный архив. Исторический журнал. М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1936. Т. 4 (77). С. 207.].
Сознание собственной ненавистности для большинства окружающих и – в силу этого – обреченности, особенно нестерпимое для человека, всегда стремившегося к всеобщему поклонению и восхищению, толкало Григория не только в омут пьяного забытья и разгула, но и к тому, чтобы как можно полнее и откровеннее выговориться, утвердить себя словом – вопреки роковому стечению обстоятельств. Из медицинской психологии известно, что последней защитой человека против стресса, причины которого неустранимы, служит «откровенный разговор» – зачастую неважно с кем, лишь бы быть услышанным.
«Болтливость» и хвастовство Распутина в этот период достигли форм и масштабов, небывалых по степени гротеска (в предшествующие годы он всегда вел себя строго сообразно обстоятельствам[44 - «Он был редко (то есть, "на редкость". – Д. К., И. Л.) внимателен, осторожен, когда того хотел, и "не спадал с тона", как говорят артисты, ни в какие моменты своего пребывания в разных обществах и обстановках» ([Б/а] Я встречалась с Распутиным. Репринтное издание. М.: Кедр, 1993. С.9)]), что порой вызывало скандалы. Самым громким из них стала история, приключившаяся 26 марта 1915 года в московском ресторане «Яр», где «старец», напившись, стал в непристойных выражениях бравировать своей близостью к царской семье: «Этот кафтан подарила мне “старуха” (так называл Распутин Александру Федоровну), она его и сшила»[45 - Платонов О. А. Жизнь за царя… С. 203.]. «Я делаю с ней все, что хочу»[46 - Палеолог М. Распутин. Воспоминания. М.: Девятое января, 1923. С. 31.], – прибавил он, вероятно, неожиданно для самого себя и тряхнул бородой: «Эх, что бы “сама” сказала, если бы меня сейчас здесь увидела?»[47 - Платонов О. А. Жизнь за царя… С. 203–204.]. Затем Григорий «заинтересовался смазливыми хористками»[48 - Василевский М. Григорий Распутин. М.: Издание T-ва Н. В. Васильева, 1917. С. 4.] и «сделал непристойный жест»[49 - Палеолог М. Распутин. Воспоминания… С. 31.], после чего «обнажил половые органы и в таком виде продолжал вести беседу с певичками, раздавая некоторым из них собственноручные записки с надписями вроде: ”люби бескорыстно”»[50 - Платонов О. А. Жизнь за царя… С. 204.]. «Записывал своими страшными каракулями их адреса. Обещал каждой небесную благодать»[51 - Василевский М. Григорий Распутин… С. 4.]. Эта история, ставшая достоянием гласности, в очередной раз чуть было не стоила Распутину царского расположения, и лишь экстренное вмешательство Александры Федоровны помогло «Нашему Другу» политически уцелеть.
Потребность Григория взять явочным порядком «словесный реванш» у судьбы особенно ярко проявлялась в общении со «своими». По наблюдению начальника царской охраны генерала А. И. Спиридовича, «старец» во время войны в разговорах осмелел «как никогда»: в круге своего общения «он высказывался авторитетно по всем вопросам, волновавшим тогда общество… он не только слушал, а спорил и указывал»[52 - Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция 1914–1917 гг. Нью-Йорк, 1960. Кн. 2. С. 123–124.].
Все сказанное выше позволяет сделать вывод о том, что потребность в надиктовке внутренне раскрепощенных откровений «житийного толка»[53 - Сам автор «Дневника» указывает на это прямо: «…ежели бы мне свою жизню, всю свою дорогу от волостной избы, где розгой драли – до царских хоромов, где мужицку руку Царевы губы целуют, то была б сия книга многим, как Евангелие, как житие, ежели и не святого, то много в своей жизни осенившаго».] близкому человеку – прямо вытекала из тех обстоятельств и того душевного состояния, в которых оказался Григорий Распутин в последние два года жизни. Существовали ли такие записи в реальности, и если да, то имеют ли они какое-либо отношение к «Дневнику Распутина» – на эти вопросы ответа пока нет. Однако известно, что в последние годы жизни Распутин требовал, чтобы его устные рассуждения фиксировались письменно. Одна из его «поклонниц», некая Шейла Лунц, свидетельствовала, что однажды «старец» явился к ней на квартиру, посадил за письменный стол и «стал мне диктовать какую-то ерунду на церковно-славянском языке. Я исписала целый лист»[54 - Радзинский Э. С. Распутин… С. 422.]. В конце 1915 г. таким спонтанным «диктантам» был придан регулярный характер: И. Ф. Манасевич-Мануйлов доставил на Гороховую, в квартиру Распутина, «переписчицу» с пишущей машинкой. После этого в Царское Село отправлялся уже печатный текст, который «старец» заверял подписью[55 - Там же, С. 422.].
Подводя итог всему вышесказанному, следует признать, что спор о том, является ли «Дневник Распутина» подлинным документом или подделкой, на сегодня не закончен. Однако, чем бы ни завершился этот диспут, ясно одно: «Дневник Распутина» в любом случае вызывает бесспорный интерес – в первую очередь благодаря обилию фактов и сюжетов, не имеющих аналогов в известных на сегодня литературе и документах. Предположить, что этот документ в основном состоит из выдумок – значит как минимум игнорировать творческий метод создателей «Дневника Вырубовой» (если, конечно, «Дневник Распутина» – также их рук дело).
Одно то, что возможные мистификаторы создали едва ли не наиболее достоверный и целостный из имеющихся на сегодня в исторической литературе психологический портрет Распутина, – позволяет дать высокую оценку степени их погруженности в тему, а также отдать должное их таланту Чтобы составить такой текст, надо было обладать не только обширными знаниями множества конкретных, зачастую очень частных деталей той эпохи, но и весьма тонким пониманием психологии упоминаемых в «Дневнике» людей, их интересов и мотивов поведения.
Если же рассказы (или хотя бы часть их) содержат в себе достоверную фактологическую основу, – это заставляет рассматривать «Дневник Распутина» не просто как возможный опыт исторической мистификации, но как своеобразный исторический источник, требующий тщательной перепроверки.
И пусть читатель сам попробует поучаствовать в расшифровке этого исторического ребуса!
* * *
Выражаем глубокую признательность директору Государственного архива Российской Федерации доктору исторических наук С. Мироненко за любезно оказанное содействие в подготовке настоящей рукописи к печати, а также А. Коцюбинскому, Д. Крутикову и Е. Семыкиной, помощь которых сыграла решающую роль в успешном завершении данного труда.

Д. А. Коцюбинский, кандидат исторических наук
И. В. Лукоянов, кандидат исторических наук

Дневник Распутина

Архивное дело № 36

Переписывался Крамер Л. П. с черновиков Гедымин «с сохранением старой орфографии»
«Дневник» Распутина и 2 письма «Мушки» (писанный, якобы, под диктовку Распутина]. – «Мушкой» – Акилиной Никитишной Лаптинской, монашкой, у которой изгнали «беса», и проживавшей у Р. в качестве секретаря)

Девки тоже хочут править
Я с Катей
вожусь потому, что мне уж очень она по ндраву пришлась, и я постоянно думал, что телом за тело платить.
А вчера она меня удивила: «Вот, – говорит Катя, – надо мне одно дельцо сделать, а за это мне посулили боле пяти тысяч дать». Стал спрашивать, какое дельцо. Оказалось, что одного купчика-голубчика, он тоже к Кате вхож, надо от войны спасать. Не хочет, шельмец, воевать. А как он родня Филипповых
, то они за него согласны выкуп дать. Оно бы все ничего, да он еще прапорщик. Сунулся кой куды, а мне такую прапорцию задали, что я плюнул.
«Вот, – говорю Кате, – ты боле в это дело не вмешивайся. Получай от меня свое и довольно». А она в амбицию: «С тобой водиться – надо деньги нажить». Ушла надутая.

Леличка – как моя душа
Когда мне приходится каку-нибудь работу делать с Леличкой
, ежели она записывает всякие мои мысли, то я чувствую, что она не токмо мои слова пишет, но и от своей души добавляет. Точно одно мы с ней думаем. Вот… А когда записывает Варюша
, то вижу, што ей в моей работе ничего нет. Ее рука пишет, а голова не думает.
Вот велел записать Леличке: «Приходила Аннушка
, принесла письмо от Папы
».
Было это 8-го марта 16-го года
. Уж очень Дума наскакивает на Папу, што под мою дудку пляшет. А вот Папа пишет:
«Обрати внимание Мамы
на то обстоятельство, что мое положение становится невозможным, – так как все назначения идут от Старца (от меня значит) и выходит, что я не властелин, а только исполнитель воли подозрительного Старца. Об этом говорят открыто, а вчера Старик
, несмотря на свою немецкую щепетильность, сказал мне: «Мы находимся под угрозой дворцового переворота, т. к. новое назначение вызвало бурю! Назначить теперь Штюрмера
– мог только враг Отечества, человек, добивающийся внутренних раздоров». Дальше Папа жалуется на то, что при таких разговорах голова кругом идет. А посему он требует от Аннушки, штоб меня убрать – «хочь в пирог, хочь в кашу». Токо бы меня не было, а того не понимает дурень, што без меня и яму крышка.
Вот…
Написала все Леличка, а вижу, што в ей душа болит.
Когда Аннушка прочла мне письмо Папы, то я послал яво к черту. Одначе подумал: надо чаво-нибудь ответить – и сказал Аннушке: «Вот пойдешь к Маме и скажи, что надо нам совет держать о том, как рты закрыть». Старому черту Ф[редерик]су и В[оейко]ву
, потому от них скверно пахнет.
А Папе велел сказать: «Што Ш[тюрме]ра надо сохранить, потому что он один только есть «душой царский и церковный», а што, впрочем, Мама полагает сама обо всем написать. Вот.

Ежиха
И до чего всех подлость заела. Приходила ко мне Ежиха
– хатит взять подряд на белье. Рассчитала окаянная баба, што с такого подряду может она нажить не мене 100 000 р. Врет стерва, почитай, все 500 000 наживет… А ко мне сунулась с десятью тысячами.
Послухал я и плюнул. «Не хочу для тебя огород городить. Дам подряд, – говорю, – только с уговором – работать пополам, потому и у самого на плечах не тыква, а голова».
Так что, ведь, придумала, клятая – «ежели», грит, «доходы пополам, так и расходы…»
«А это как же?» – говорю. «А очень, – грит, – просто – окромя тебя (меня, значит) надо заведующего, это барона Н[ейдгард]та, благодарить, потому все идет через Т[атьянински]й К[омите]т»
.
Ах, прохвост!
Мать ты родимая, пока солдату портки скроишь, трех генералов одень. Ловко!
Солдату сорочку из дерма, а генеральше из батистов и ленточек, да еще пяти полюбовницам.
Дорого солдатская рубашка обойдется.
На 50 000 руб. с ней сговорился. Не велел борону Н[ейдгард]ту сказывать… Посмотрим, как без яво обойтись. Думаю провести через к[омите]т Мамы
.

Отец Мартиан
Ежели прохвост идет к прохвосту, так для чего шапку ломать? А ежели в прохвостах состоит поп, то он без пакости не может никак.
Приехал ко мне Мар[тиа]н
. Надо яму благочинного
съесть и на яво место сесть. Так ты так и скажи, так нет. Стал плести про девку, што с благочинным путается. «Очень, – мол, – она озорная: про всяки пакости, што у их деется, в кабаках рассказывает».
«Так, – говорю я М[артиа]ну, – я тебе благо за душу, только ты мне сию девку дай!». А он и смутился. «Откуль, – мол, – ее достану?»
А попадья его и ляпни: «Ен за эту девку готов косы лишиться»
.
Вот оно што! Вся то ссора из-за девки. Ее от попа благочинный по вдовьему положению отбил.
И заварилась каша.
А девка-то монахиня.
Об ей в монастыре забеспокоились. Мать игуменья (тоже в сердцах на отца благочинного – он ране с ей крутил) прошение отцу архирею. Дошло дело до Москвы, до Мам[ино]й С[естри]цы
. (Она всем пакостницам защитница).
Когда я весь этот клубок распутал, то потрепал «батю».
Ни за пакости, а за брехню.
Вот.
«Кабы, – говорю, – по совести сказать, чего тебе надо-ть, я бы и слова не сказал. Быть бы тебе и с камил[авко]й
, и с девкой! А за брехню попрыгаешь».
«А все ж, – грит, – надо девку выручить, потому ее теперь монастырь съест за такое позорище».
Обещал подумать.
Да…

[неразборчиво] – салась
Пока окаянный поп М[артиа]н веревочку вил, вилял хвостом, копал яму на благочиннаго – случилась беда. Агриппина, в монашестве Евлампия, попалась под пьяную руку озорному попу М[артиа]ну… тот ее и споганил… Обещал, штоб грех прикрыть, наградить…
Ну и наградил… Как пошли у девки сыпи, она к лекарке, та их и пуще разбередила!..
То да се… дошло до благочинного, тот давно на М[артиа]на зуб имел. Приманил девку.
Тот подластился, «оставайся по вдовьему делу у меня».
Девоньке деваться некуда. В монастыре тошно. Думала подлечиться, собрать денженок и податься в Москву.
А как стал благочинный приставать – убежала.
Ее монашки подобрали, обманом притащили в монастырь. Мать игуменья, говорят, на «строгое» наказание поставила.
Чем и как наказывали, уже неизвестно. Только в ночь под Параскевею-пятницу девоньку мертвую из петли вынули… А у ей на всем теле рубцы от плетки.
Кто бил? Кто истязал?
У… ястребцы поганые… довели-таки девку.
Быть бы М[артиа]ну далече… да велел дело похерить…
Што уж там?

Тетрадь III

Как я стал исцелять
Говорю – всегда почет любил. (Почитай мою первую тетрадь).
И много я думал о том, откуль почет придет? Знал, что пока мне его ожидать неоткуль. И после большого расположения постиг, что почет, сила большая, чрез три двери входит: чрез большое богатство родовитое, чрез удаль разбойную… и чрез бабу.
Вот.
Роду я – малого, бедности – большой. Одним словом, жук навозный… На разбойное дело – не гожусь. Не пойду на злое: у меня завсегда к человеку – жалость большая… Да и что – человек? – Клоп. Раздавишь – вонять будет. И порешил: моя дорога к почести – через бабу. Как решил, так и действовать по плану стал.
Русский мужичок, хоча и в бедности и в убожестве, а все ж – побубнить любит… Мужик умишко свое завсегда щекочет. Мы – духом бунтари. Яму мало сходить в церковь – лбом пол морочить. Яму – особого Бога дай… и то… он, Бог-то, туманный и заковыристый… Тело – оно ему милее. А через кого мужик Бога ищет? – всего больше через бабу. Потому в бабе – дух живее. Шуму она боле делает. А без шуму – ни Бога, ни почести – не сделать!
А уже пошуметь бабы всегда могут. Только свистни, она, враз, откликнется… За собой – деревню поведет.
И вера в ней мягкая… ветром носится… Как я до этой мысли дошел, – так и стал действовать через женщин.
Вот.

Соня-Вековуша
Было такое. У отца – купца Лавренова – дочь Соня росла. Дурочкой, Вековушей – прозвали.
Отец богатый. Живи – в добре… а в ей дух томится.
Об ей – вся округа знала. Родители говорили: «Ничего не пожалеем – только бы вылечить»… Потому – отцу с матерью горе: одно дитя и такой конфуз. То сиднем сидит, то на все горло орет: мужику, ежели подвернется… проходу нет. И смех и грех.
Пришел это я к матери ейной и говорю: «Покажи болящую-то – может помогу!»
Мать в сомнении… Еще обо мне мало знали… А болящая вышла, идет, зверем ревет… Я ее тихо так за руку взял, посадил… по голове погладил… В глаза ей гляжу, глаз не спускаю… А она тихо так, со слезами, говорит: «Мамонька, это мой спаситель пришел…»
Мать от ее голоса задрожала. – Она от нее уже много годов человечьего голоса не слыхала… А тут – такое… Стал это я ее лечить, через три недели девонька здорова была… Веселая, – ягода-малина. В скорости и замуж, по моему приказу, выдали. С того дня обо мне большой разговор пошел. Стали звать – целителем, да молитвенником…
Стали все приставать: чем лечить? Какой травой али водой?.. А я уже и тогда понял, что человеку – чем непонятней, – тем дороже… И на все вопросы у меня ответ: «Ни травой, ни водой, – а словом лечу».
Вот.

Как я полетел
И понял я, что во мне сила большая… Что в силе той – я не властен. Укрыть ее я не смог…
И случилось это раз. В ночь под Вознесение Господне. Три дня и три ночи в посту и молитве провел. В лесу. Подале от жилья…
И молил в слезах Господа: «Уподоби, Господи, Вознесение Твое узреть с чистым сердцем».
Стою я это… Молюсь, простер руки ввысь. Молюсь… слезы лицо моют… И вдруг… восчувствовал, будто над землей поднимаюсь. – Легкий такой стал, как пушинка. Ветерок тихий – волосья мне треплет… и така сладость… тако сияние, что глаза слезой заливает… И ничего-то я не понимаю, только шепчу: «Спаси и помилуй, спаси и помилуй!»
Где я был… долго ли, не знаю… Только в полдень очутился на другом берегу реки… А реку ту не переплыть, не могу…
И лежал-то я на высоком суку, меж двух ветвей: как не свалился, как не расшиб голову – не понимаю… Лежу это я, а солнышко в глаза огнем палит, а в руке крест у меня; крест небольшой, деревянный, будто только что из свежей бересты сделан.
Поглядел вниз и думаю: «О, Господи, как на землю спущусь?» Прижал крест к устам и легко, как птица, на землю спустился…
Что сие было?
С той поры с этим крестиком не расстаюсь.
Господи, Спаситель мой, ты избрал меня милостью своею… аки хлебом насытил.
Тебе едину поклоняюся!

Куда идти мне?
После того, как я неведомой силой был поднят на небо, я стал помышлять о том, что меня избрал Господь не для игрищ бесовских; а для какого-то неведомого дела… И стал мыслить о том, кому свою силу отдать? Во что и для чего?
Шел это я утром рано улицей – вижу у дверей церковной паперти сидит женщина с младенцем на руках и горько плачет.
Я к ней: «Об чем плачешь?» – «Горе, – грит, – у меня – муж помирает… Ходила к доктору – без денег лекарствия нету. Просила батюшку – причастить, тоже грит, платить надо. А кака я плательщица? – Коли одни руки на шесть работают. Четверо ребят, да нас двое… а он – третий месяц не встает». – «Веди, – говорю – к болящему, помогу, чем смогу».
Привела. Лежит это он, только по глазам видать, что живой, а то мертвец мертвецом. Спрашиваю: «Чем болен?» – Узнал, что он два месяца на ноги не становится. «Не могу уже стать – ногам больно». – Я ему ноги растер, спину растер. Дал крест, сказал: «Приложись к кресту и вставай, и – иди с Богом. Тебе работать надо, – детей кормить». Встал – и пошел…
С этого дня стал мне народ в ноги кланяться. – Христовым сыном величать. И пошла обо мне слава большая. Всюду только и разговору, что про мои чудодеяния.
Особенно обо мне много говорили женщины. Их всего сильнее нужда бьет – и потому они всего скорее верят в божественное.
И имя Григория – разнеслось повсюду: куда дует ветер, куда залетает птица, куда несется волна – туда неслась сказка про нового пророка Григория.
И отовсюду шли ко мне и несли, как пчелы в улей, свои подаяния – бери и дай свою молитву…
И ничего я не брал от людей. Ничего не просил. Ибо – чист был в то время душой. «Накормите, прикройте, – прошу, – и больше мне ничего не надо!» Так я дошел до горы Афонской. И был, недавно еще, – до моего свидания с Великими… и там… в чистом забытьи, – душа моя возносилась в небеса… И был я тогда чист, как младенец, ибо город со своими соблюдениями, – еще не опасное место.
И там, на Афоне, – впервые червь зашевелился у моего сердца. И было это так: однажды после вечерней зари, – сидел я у подножия горы и рядом со мной сидели две женщины. Мать и дочь… Молитвенницы.
Сидел я это и думал свое…
Откуль у человека божественная сила берется? И не глядел я на женщин и не думал о них, ибо был сыт лаской. И никогда я об этом не думаю. Пришло – закружило… прошло – стошнило… – Придет, закружит и отпустит, и нет в этом для меня ни греха, ни радости. Ибо сие не от меня исходит… и не волен я против этого бороться.
Вот.
И подходит это ко мне отец Афанасий
. Лицо, как сапог вычищенный, лоснится, из глаз слеза каплет.
«Отдыхаешь, – говорит, – брате?», а сам на женщин так и налегает.
Не любил я его, хоча знал, что он питерский, что кружило большой…
«Отдыхаю», – говорю, а сам и не гляжу, а он так и впивается в женщин… точно раскрывает… и шепчет: «Уступи, братец, молодую… а?»
А меня зло взяло: «Пакостник ты, батя, – говорю, – не мои оне, не хозяин я им… а только зачем обижать и их, и меня?!» А он заливается так, смеется… Потом спрашивает шепотом: «Правду ль про тебя говорят, што ты из хлыстов будешь?..»
А я яму, – откуль такая смелость взялась, не знаю, – а говорю: «Вот, что: сие запомни, – я сам от себя… А потом от меня будут. И не от хлыстов, а от Григория!»
И он испугался. Даже в лице переменился: «Значит, – говорит, – новое затевается?» – «Новое… новое… свое…» Он отшел…
Потом поздно ночью пришел, сел со мной рядом… Я в углу дремал… «Вот, – говорит, – слушай. Из головы это у меня не отходит, как ты сказал: "Я – сам от себя!” Вижу сила большая в тебе». Я молчу. «Ну… сила, говорю, большая. А большому кораблю – большое плавание». Я молчу, а чувствую, как в жилах у меня кровь переливается. «Что это, – думаю, – дьявол-искуситель, или сама судьба ко мне пришла?» Гляжу на него… и – шепчу: «Да… сила большая. Решился так, что мне в столицу надо». – «Куда?» – «Туда, где большие бояре царские, где царь-батюшка и царица-матушка», а… у меня в ушах звон. «Повезу тебя в Санкт-Петербург, – говорит, – повезу – будешь в золоте ходить. Помни тогда своего благодетеля». А я молчу. «Что, егумен, что ли?..» – говорит. – Я ему в ноги поклонился. «Коли, – говорю, – ты моя судьба, – то как я тебя забыть могу?! Куда поведешь – туда и пойду за тобой, только теперь, – дай одумать судьбу свою». – «Думай, – говорит, – благословляю… А уже утром разговор писать будешь». И ушел… А утром он мне сказал: «Теперь ты мне ближе брата, точно мною рожден. Скажу тебе, что поведу тебя к архимандриту Феофану – святой он старец…
Духовник царицын – титулярный. С тем – ты в его душу войдешь, как в мою вошел… что судьба твоя великая… дорога перед тобой – широкая… Понравишься ему – перед тобой – великий путь. А уж он об тебе – наслышан».
Было это не то в 1903, не то в 1904 году. Нет, в 1902. Потому, что года за 2 до войны с Японией
.
Позвал это меня архимандрит и говорит: «Получил письмо из Санкт-Петербурга, пишут, чтобы тебя привезти. Крепко тобой интересуются… Не токмо архимандрит Феофан, а барыня одна… из великих княгинь
которая… – едем». «Твоя, – говорю, – воля. Велишь ехать – так поедем».
Оглядел это он меня и говорит: «Приодеть тебя надо, а как таким поедешь в столицу». А я и говорю: «А по-што одевать меня – хоть в пяти водах мой, – сразу барином не сделаешь, и не надо… чай-от не барина, а мужика ждут».
«Мужика-то – мужика, – говорит, – а все же дух от тебя нехороший». «А, пущай, – понюхают мужицкий дух».
Так он и свез меня…
И было это под Зимняго Николу
… – Помню это… никогда мне этого дня не забыть… Потому с этого дня моя судьба повернулась… как поворачивается подсолнух к солнышку. Повели это меня к отцу Феофану. Подошел я к нему под благословение. Впилися в глаза мы: я – в него, он – в меня… И так-то у меня на душе легко стало. Будто не я к нему за ключами, а он ко мне… «Гляди, – думаю, – меня не переглядишь… Моим будешь! Будешь, будешь!» И стал он моим.
Не то благодействую, не то уживаюсь… не то скучаю…
Потому, хоча и возил он меня и показывал, как райскую птицу, – и восчувствовал я, что хотя и позолотилась моя судьба, но что-то в моем сердце подломилась. И так мне было и сладостно и грустно… Понял я, что моей мужицкой свободе – конец пришел. Что будут они все со мной в мужичка играть, а что мне их, господ, их хитрости постигнуть надо, а не то мне скоро – крышка, капут…
Тут-то и разбилась моя дорога в два конца.

Ущемлю Аркадьевича

Хитер Петруша
, а мужик – хитрее. Вот он каналия, что сделал: собрал бумажки, чтобы меня – пугнуть… И страшного-то в бумажках этих немного: поп
, дьявол, послал бумажку о радениях… Будто хлыстовали.
Экий дурак… нешто не понимает, што кто мово меду попробовал тот – навек мой друг… и никаким сахаром вкус не отшибешь. Еще поганая бумажка: енеральская дочь Леночка
… мной будто… а того не знают, скоты поганые, что Павловичи, обе – и матка и дочка
– дырявые были… Нешто такое докажешь? Печати моей нету и надписи тож. Экие дураки!
Ну, позвал это меня Петруша и говорит. (Это, почитай, в 1910 году было – за год што ли до его гибели…)
Вошел в кабинет. А он грозности этой напустил. Сидит, как петух на воротах, и, будто, не видит меня… и, будто, не видит меня. А я в него вглядываюсь и шепчу: «Сдайся, сдайся, сдайся!»
Вижу – затрепетал, того и гляди закричит, а я еще глубже глазами колю. А он: «Ты што колдуешь?!. Захочу, выгоню вон… в тюрьме сгною!..»
А у самого – руки дрожат и в глазах муть.
А я ему: «Руки, барин, коротки, – ты меня – в тюрьму, а я тебя подале… Из тюрьмы – вернешься, а оттуль – нет пути…»
Он как заорет: «Ты как смеешь со мной разговаривать… Вот, штобы в столице и духу твоего – не было!» А я ему: «Вот што, барин, из Питера-то я уеду… дело есть; только уеду – обласканный, а вернусь еще более желанный… а, сдается, ты – за могилой едешь!..»
Он – ну топать ногами, кричать: «Да, знаешь ли, каки у меня документы об тебе имеются?!.»
А я ему: «Снеси, бумага – мягка – пригодится!»

Вот…
Через три дня я уехал. А Аннушке наказал, чтобы Павловича, особо сынка в полковниках, подают от ворот… Отца в Ташкент – пущай погреется, а сынка в Вологду – поотвлечет…

А как приехала ко мне Аннушка – и показывает… Што он в Киев едет… Я сказал: «Не судьба ему в родном доме помереть». Не иди, барин, на мужика.
Вот…
Еще, вот, о Петербурге вспомнил. Сказывал мне Витя
, што Петруша решил мужика – купить… Землицей рот замазать. Наделы за мужиком закрепил. А закрепа сия – что керосин по сену – такой пожар в деревне разгорелся! Брат на брата, сын на отца – с топором полез. Один кричит: «Хочу на земле спать», а другой: «Хочу надел пропить!»
Мужицкая кость – трещит, а кулачек, что клоп, насосался кровушки…
Вот…
В церкви поют царю – славие, а кое-где ружьишко заготовляют.
А Петруше любо-дорого. Растюмякал мне все Витя и решил матушке-царице сказать, што Петруша мужицкий бунт готовит… А прохвост
такую бумажку заготовил… А князюшка
в своей газете «Гражданин» статью пустил… А пока эту газету читают – ею и подтираются… а окромя ее ничего не знают… Дело и готово.
В деревне – Григорий Богу молится… А в столице прохвост через газету нож точит.
Вот тебе, барин, мужицкое спасибо! Помни, дурак, за моей спиной Мама… Не тронь!
Вот.
Еще ему, дураку, вздумалось – на свою голову новую беду накликать: стал свои порядки в Литве и Польше наводить. А князюшка пустил статью, как он на нас Украйну подымает…
Потеха! Измором возьмем!.. Так-то, барин… могилка твоя забудется… а кто ее копал, так тех долго помнить будут!..

Толстопузый лезет
Еще к тому времени, как Петруша на меня атаку повел, Толстопузый
тоже прислужиться захотел…
Очень уж, видно, я им не по душе пришелся, потому они зашевелились. Разрой кучу говна – черви зашевелятся. Один про меня книгу пустил. Новоселов ему фамилия.
Так вот, православные, ежели скажете, церковь погибает? – А погибает от мужика, охальника, что Распутиным зовется.
Как пошла эта книжка потаскушкой по рукам гулять…
– Все зашевелились! И Гневная
в раж пришла, стала свово полюбовника
посылать: «узнай, дескать, што, да как, откуль ветер дует?». Ну, и позвала Она Толстопузого, стала обо мне допрашивать. А тот и скажи: «Царица, мол, Матушка, мужик этот во все вхож… гнать его надо, а то большое будет бедствие». И что об этом самом (обо мне) Григории в Думе буде разговор большой. Что уже очень бунтуют супротив меня…
А я к тому времени велел Аннушке, штоб прохвост таку статью написал в княжеской газете, што в Думе говорят про мужика Г. Распутина, а мыслят о том, как бы настоящую революцию сделать, то есть мужичка на барина напустить. Аннушка таку линию повела. А они с переполоху забушевали. Всяк кричит, а друг дружку не слышит… А штоб еще лучше всех перепутать, я через барина слушок пустил, што и Петруша и Толстопузый все под Тучковскую


Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70618054?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
О. А. Платонов, а вслед за ним «по инерции» и некоторые другие исследователи прочитали эту фамилию ошибочно как «Гедылин» (Платонов О. А. Жизнь за царя (правда о Григории Распутине). СПб.: Воскресеше, 1996. С. 220). «Гедымин» – один из вариантов написания литовской фамилии «Гедимин». Идентифицировать данную личность пока не удалось.

2
ГАРФ. Ф. 612. Он. 1. Д. 36.

3
Николай II: Воспоминания. Дневники. СПб.: «Пушкинский фонд», 1994. С. 515.

4
Сергеев А. А. Об одной литературной подделке (Дневник А. А. Вырубовой) // Историк-марксист. 1928. № 8. С. 166.

5
Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 году в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. М. – Л., 1924–1927. T. 1–7 (в этом издании опубликованы стенограммы всех показаний, данных как обвиняемыми, так и свидетелями перед Чрезвычайной следственной комиссией, за исключением показаний В. Н. Коковцова, которые были обнаружены позднее и опубликованы в журнале «Вопросы истории» в 1964 году); Переписка Николая и Александры Романовых. М. – Л., 1923–1927. T. 3–5.

6
Радзинский Э. С. Распутин: жизнь и смерть. М.: Вагриус, 2000.

7
Падение царского режима. Л., 1925. Т. 3. С. 238–240.

8
Жуковская В. А. Мои воспоминания о Григории Распутине (1914–1916) // Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах. XVIII–XX вв. М.: ТРИТЭ, 1992. Т. II-III. С. 278.

9
Толстой А. Н. Хождение по мукам. // Собрание сочинений: В 10 тт. М.: ГИХЛ, 1959. Т. 5. С. 11.

10
Евреинов Н. Н. Тайна Распутина. Л.: «Былое», 1924. С. 60, 62.

11
Пругавин А. Старец Распутин и его поклонницы. Самара: Книжное издательство, 1993. С. 46.

12
Бостунич Г. Отчего Распутин должен был появиться. Обоснования психологической неизбежности. Пг., 1917. С. 11–12.; приапизм – стойкая патологическая, часто болезненная эрекция полового члена, не связанная с половым возбуждением и не исчезающая после полового акта, который не заканчивается ни семяизвержением, ни оргазмом.

13
Коцюбинский А. П., Коцюбинский Д. А. Григорий Распутин: тайный и явный. СПб.: Издательство «Лимбус Пресс», 2003. С. 55.

14
Дневник О. Лохтиной в 200–250 листов оказался в руках у Илиодора, который использовал его для сочинения памфлета «Святой чорт». Одну из страниц этого дневника монах-расстрига воспроизвел как иллюстрацию в своих американских воспоминаниях (Mad Monk of Russia, Iliodor: Life, Memoirs and Confessions of Sergei Michailovich Trufanoff, Iliodor. N.Y., 1918. P. 247).

15
Раскин Д. И. Дневник «Святого Чорта» // Родина. 1993. № 10. С. 56–57.

16
В тексте «Дневника» Распутин называет женщину, ведущую запись, «Мушкой». Предполагаемым создателям «Дневника» логично было бы расшифровать это прозвище как еще один вариант прозвища «Муня», которое «старец» даровал М. Е. Головиной. Вместо этого, однако, «Мушка» идентифицирована как А. Н. Лаптинская.

17
Падение царского режима. М.-Л., 1927. T. 7. С. 365–366.

18
Радзинский Э. С. Распутин… С. 182.

19
Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери. М.: Захаров, 2000. С. 185–187, 190–191.

20
Искуль-Гильденбандт В. Что такое был Григорий Распутин? // РГАЛИ. Ф. 1208. Оп. 1. Д. 22. Л. 52.

21
Последний временщик последнего царя // Вопросы истории. 1964. № 10. С. 124.

22
Показания А. Д. Протопопова 6 сентября 1917 г.// Падение царского режима. Л., 1925. T. 4. С. 107.

23
Показания С. П. Белецкого 24 июня 1917 года // Падение царского режима. Л., 1925. T. 4. С. 357.

24
Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата: Пер с англ. М.: Международные отношения, 1991. С. 158.

25
Коцюбинский А. П., Коцюбинский Д. А. Григорий Распутин: тайный и явный… С. 379.

26
Великая княгиня Анастасия Николаевна (Стана) (1867–1935) – урожденная принцесса Черногорская, дочь черногорского князя Николая Негоша, с 1889 г. – жена герцога Г. М. Лейхтенбергского, с 1906 г. – в разводе, с 1907 г. – жена в. кн. Николая Николаевича (младшего).

27
Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт (записки о Распутине): Изд. 2-е. М.: Тип. Т-ва Рябушинских, 1917. С. 30, 31, 28, 39.

28
Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт (записки о Распутине): Изд. 2-е. М.: Тип. T-ва Рябушинских, 1917. С. 50, 94, 25.

29
Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт (записки о Распутине): Изд. 2-е. М.: Тип. T-ва Рябушинских, 1917. С. 33.

30
[А.М.] Темные силы у трона. Фабрика администраторов Распутина и Комп. // Петроградский листок. 1917. 30 марта.

31
Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт… С. 94.

32
[А.М.] Темные силы у трона… Фабрика администраторов Распутина и Комп. // Петроградский листок. 1917. 30 марта.

33
Жуковская В. А. Мои воспоминания о Григории Распутине… С. 290.

34
Джанумова Е. Мои встречи с Григорием Распутиным // Приложение к журналу «Огонек». 1992. № 47–49. С. 4.

35
Джанумова Е. Мои встречи с Григорием Распутиным… С. 13.

36
Илиодор [Сергей Труфанов]. Святой чорт… С. 19.

37
Rasputin: The Man behind the Myth. A personal Memoir by Maria Rasputin & Patte Barham. L.: W.H. Allen, 1977. P. 203.

38
Rasputin Marie. My father. In Memoriam Gregory Rasputin his daughter Marie Rasputin Tolivief. New Foreword by Leslie Shepard. -University Books. New Hyde Park, New York, 1970. P. 81–82.

39
Распутина М. Распутин. Почему? Воспоминания дочери… С. 253–254.

40
Rasputin: The Man behind the Myth. A personal Memoir by Maria Rasputin & Patte Barham. L.: W.H. Allen, 1977. P. 203.

41
Rasputin Marie. Му father. In Memoriam Gregory Rasputin his daughter Marie Rasputin Tolivief. New Foreword by Leslie Shepard. -University Books. New Hyde Park, New York, 1970. P. 88.

42
Ibid, P. 109.

43
Из протокола допроса И. Ф. Манасевича-Мануйлова следователем Александровым 11 июня 1917 г. // Красный архив. Исторический журнал. М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1936. Т. 4 (77). С. 207.

44
«Он был редко (то есть, "на редкость". – Д. К., И. Л.) внимателен, осторожен, когда того хотел, и "не спадал с тона", как говорят артисты, ни в какие моменты своего пребывания в разных обществах и обстановках» ([Б/а] Я встречалась с Распутиным. Репринтное издание. М.: Кедр, 1993. С.9)

45
Платонов О. А. Жизнь за царя… С. 203.

46
Палеолог М. Распутин. Воспоминания. М.: Девятое января, 1923. С. 31.

47
Платонов О. А. Жизнь за царя… С. 203–204.

48
Василевский М. Григорий Распутин. М.: Издание T-ва Н. В. Васильева, 1917. С. 4.

49
Палеолог М. Распутин. Воспоминания… С. 31.

50
Платонов О. А. Жизнь за царя… С. 204.

51
Василевский М. Григорий Распутин… С. 4.

52
Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция 1914–1917 гг. Нью-Йорк, 1960. Кн. 2. С. 123–124.

53
Сам автор «Дневника» указывает на это прямо: «…ежели бы мне свою жизню, всю свою дорогу от волостной избы, где розгой драли – до царских хоромов, где мужицку руку Царевы губы целуют, то была б сия книга многим, как Евангелие, как житие, ежели и не святого, то много в своей жизни осенившаго».

54
Радзинский Э. С. Распутин… С. 422.

55
Там же, С. 422.