Солдаты далеких гор

Солдаты далеких гор
Александр Александрович Тамоников
Спецназ Берии. Герои секретной войны
Роман о военном времени, о сложных судьбах и опасной работе неизвестных героев, вошедших в ударный состав «спецназа Берии».
Советской контрразведке становится известно, что фашисты готовят покушение на лидера Югославии Иосипа Броз Тито. Югославия – наш союзник, и помочь ей необходимо любой ценой. Группе подполковника Максима Шелестова приказано вылететь в район боевых действий и предотвратить теракт. Однако самолет терпит аварию, и «спецназ Берии» попадает в руки румынских партизан, подозрительно настроенных к непрошеным гостям. Румыны организуют проверку, но оперативники не могут им открыться. Время для спасения Тито катастрофически тает. В этой ситуации Шелестов вынужден принять смелое и неожиданное решение…
«Эта серия хороша тем, что в ней проведена верная главная мысль: в НКВД Лаврентия Берии умели верить людям, потому что им умел верить сам нарком. История группы майора Шелестова сходна с реальной историей крупного агента абвера, бывшего штабс-капитана царской армии Нелидова, попавшего на Лубянку в сентябре 1939 года. Тем более вероятными выглядят на фоне истории Нелидова приключения Максима Шелестова и его товарищей, описанные в этом романе». – С. Кремлев

Александр Тамоников
Солдаты далеких гор

© Тамоников А. А., 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *

Эта серия хороша тем, что в ней проведена верная главная мысль: в НКВД Лаврентия Берии умели верить людям, потому что им умел верить сам нарком. История группы майора Шелестова сходна с реальной историей крупного агента абвера, бывшего штаб-капитана царской армии Нелидова, попавшего на Лубянку в сентябре 1939 года. Тем более вероятными выглядят на фоне истории Нелидова приключения Максима Шелестова и его товарищей, описанные в этом романе.
    С. Кремлев

Глава 1
Лейтенант Кирхнер был родом из Таллина. Он с детства привык к размеренной жизни, какой жила его семья. «Все нужно делать не торопясь и сначала хорошо подготовиться. Рабочее место, инструмент, все обдумать и только потом приступать к работе» – так с детства учил отец, известный в Таллине мастер по ремонту обуви. Но сын не пошел по стопам отца. И когда в 1939 году началась репатриация немцев из Прибалтики, Отто Кирхнер понял, что теперь перед ним открываются перспективы более радужные и ему не придется всю жизнь сидеть рядом с отцом, согнувшись над чужими старыми ботинками.
И здесь, в Югославии, он тоже видел блестящие перспективы, когда ему приказали собрать группу из состава наиболее подходящих бойцов дивизии «Бранденбург», вести разведывательную деятельность и подобраться вплотную к лидеру югославского сопротивления Иосипу Броз Тито. Целью было устранение Тито. Югослав был великим организатором и хорошим стратегом. Он сумел создать на Балканах одно из сильнейших движений сопротивления Германии. Руководство вермахта и СД прекрасно понимало, что все движение держится на личных лидерских качествах Тито и с его устранением фронт развалится, к власти начнут лезть его помощники, мелкие сошки. И выбор на Кирхнера пал не случайно. Командование ценило его мышление, методику его работы. Лейтенант все делал основательно. К Тито ему удалось подобраться, как он считал, очень близко. И если получится договориться с девушкой из отряда Тито, то скоро операция закончится. Нужно просто ее убедить, запугать. Не важно как, главное, чтобы она согласилась работать.
Через своего человека, которого в штабе Тито сумели закрепить четники[1 - Че?тники – собирательное наименование членов нелегальных военизированных отрядов (чет) балканских партизан, повстанцев и ополченцев на Балканах во время Второй мировой войны, как правило, ирредентистского, патриотического, монархического толка. Открыто враждовали с Народно-освободительной армией Югославии.], Кирхнеру удалось убедить девушку встретиться с ним в горах у моста. Он играл роль антифашиста, патриота, который не доверяет никому, потому что важные сведения, которыми он располагает, могут повредить ему самому. Он должен передать их только человеку, которому доверяет. Главное, побольше нужных и правильных слов, а смысл этих фраз патриот сам себе придумает. Иначе говорить было нельзя, потому что Кирхнер не владел информацией, он мог изображать, что владеет информацией.
Одетый в старый, но опрятный костюм, со шляпой на голове, Кирхнер покуривал у старой сосны, притопывая ногой. Все, как и принято в этих местах: горные ботинки на толстой рифленой подошве, ручной вязки деревенские шерстяные носки закрывали его ноги до колен. Серьезный человек, солидный. Например, сельский доктор.
Тропа, усыпанная прошлогодней хвоей, вилась между камнями и упиралась в висячий деревянный мостик на железных тросах. Внизу между валунами шумно металась река. Она то билась и пенилась, то вырывалась на открытое пространство и неслась дальше, до следующего каменного порога. На той стороне обрыва тропа снова уходила в хвойный лес. Не такой густой, но огромные лапы редко растущих елей скрывали все, что было на земле.
Девушку Кирхнер увидел сразу и совсем не с той стороны, откуда он ее ждал. Она оказалась на этом же берегу, где ее ждал лейтенант, хотя, по его предположениям, она должна была прийти с другого берега. И там ее ждала засада на случай попытки убежать. Но главным было не это, главным было то, что девушка пришла, и это обнадеживало. Кирхнер смотрел на стройную ловкую фигуру девушки, которая шла быстрым шагом, перепрыгивала с камня на камень. Спортивные шерстяные брюки, безрукавка с меховой оторочкой. Под безрукавкой белая рубашка с вышивкой. Темные вьющиеся волосы коротко острижены.
– Я вас жду! – громко сказал Кирхнер по-русски и, оторвавшись от дерева, шагнул на тропу и произнес слова пароля, которые должна была знать эта девушка. – Сегодня на рынке в деревне продавали говядину. Странно, кто же забивает скот в начале лета?
– Скот забивают в разное время, – ответила девушка, пристально глядя на незнакомого мужчину. – Цены на мясо в это время высокие. Вы хотите купить мясо? Я могу помочь вам с большой партией.
– Здравствуйте, – улыбнулся лейтенант и шагнул к девушке, намереваясь протянуть ладонь для рукопожатия.
Но девушка сделала еле заметное движение назад. Она была до предела насторожена, и это чувствовалось. Кирхнер решил не пугать партизанку и остановился, оглядываясь по сторонам. Девушка могла прийти не одна. И если партизаны заметили засаду, то вполне возможна схватка, перестрелка.
– Я вас слушаю, – твердым ровным голосом сказала девушка. – Что вы мне хотели сказать?
– Спасибо, что прислушались к моему совету и не привели с собой товарищей, – изображая волнение, торопливо заговорил немец. – Это очень важно. Я не знаю, кому там у вас можно верить, а кому нет. Нацисты часто засылают к партизанам провокаторов и своих агентов. А дело, с которым я пришел, оно… важно для меня и этой женщины. И для вашей страны…
– Югославии? – тут же спросила девушка.
– Советского Союза, – покачал головой Кирхнер. – Я ведь узнал вас, Мария. Вы Мария Викторовна Плотникова. И там, откуда я пришел, лежит больная женщина. Она умирает. Она утверждает, что вы ее знаете. Она хочет передать вам какие-то документы, сведения. Я точно не знаю, какие именно, я только курьер, посыльный. Это важно для вашей страны, Мария, для вашего отца. Но передать она сведения хочет только вам. И нужно торопиться, потому что ее дни сочтены.
– Грубо, – резко ответила Мария. – Я не стану больше с вами разговаривать. Вы либо говорите мне, кто эта женщина и какого рода материалы она хочет передать, и тогда мы говорим дальше и решаем, как действовать, либо я ухожу и впредь на попытки войти со мной в контакт буду считать вас нацистским провокатором. Это понятно?
Мария говорила таким резким тоном, что лейтенант понял. Обсуждений не будет. Его план не сработал, и девушка оказалась крепким орешком. Значит, остается только вариант ее захвата и обработки. Потом будет видно, как ее использовать. Что ей эта страна, что из того, что здесь работал ее отец. Наверняка у нее есть другие цели и привязанности. Не захочет она умирать за чужую страну. И Кирхнер шагнул к девушке и испуганно заговорил:
– Нет, Мария, не говорите так! Вы не понимаете, как это важно! Если бы вы знали…
Немец не успел взять девушку за руку, она отшатнулась, блеснула глазами, полными гнева. Одним быстрым движением Мария выхватила из-под безрукавки «вальтер». Кирхнер видел всю решимость этой русской. На миг он даже испугался, что она начнет стрелять, не задумываясь, а он стоял в одном шаге от нее. Смерть? Дура! Фанатичка! Коммунистка! Кирхнер не смог удержать себя в руках. Он отскочил назад к дереву и закричал, срываясь на фальцет: «Zu mir! Alles zu mir!»[2 - Ко мне! Все ко мне! (нем.)]
Его помощники выскочили из своих укрытий и бросились на помощь командиру. Мария обернулась, не глядя, дважды выстрелила в сторону Кирхнера и бросилась назад, по тому пути, по которому пришла. Но увидев немцев и на этой тропе, она остановилась как вкопанная, крутя головой. Ситуация была безвыходной. Лейтенант оценил это со злорадством. Девушка приняла решение буквально за доли секунды и бросилась на мост. С противоположного берега речки бежали немцы, она выстрелила в них еще дважды, а потом пролезла под канат, державший легкий мост над пучиной и, не задумываясь, прыгнула вниз.
Ругаясь последними словами, Кирхнер взбежал на мост и уставился вниз. Несколько его солдат подбежали и остановились рядом. В бешеном круговороте воды Марии видно не было. Вода неслась от груды камней и с силой ударялась в следующий пенный порог. В таком потоке не выжить никому.
– Что встали?! – закричал лейтенант на подчиненных. – Быстро по обоим берегам вниз по течению. Найти тело!

Самолет шел над сплошной пеленой облаков. Шелестов смотрел в иллюминатор, видел, как светлеет небо, как наливается красным цветом восток, но это зрелище его совсем не радовало. Грозовой фронт замедлил скорость, отбросил самолет с курса немного южнее. И теперь выйти к точке десантирования удастся не сразу. Пилоты это понимали и уже высказали Шелестову свое мнение. Обернувшись, Максим Андреевич посмотрел на группу. Оперативники безмятежно спали. Сосновский откинул назад голову, и его тонкие черты лица казались расслабленными и какими-то мягкими. Буторин положил на руки голову, и его седой ежик волос покачивался в такт движению самолета, когда тот чуть бросало из стороны в сторону. А вот Коган мог и не спать. Он мог просто сидеть с закрытыми глазами. По Борису никогда не поймешь, какое у него настроение, о чем он думает. Всегда непроницаемое носатое лицо, немного в беспорядке темные жесткие волосы. И в любой момент он мог открыть глаза и задать какой-то неожиданный вопрос, касающийся предстоящей операции. Но, наверное, Коган тоже сейчас спал.
В сплошной пелене облаков вдруг стали появляться разрывы. Шелестов различил внизу гористую местность, покрытую лесами. Промелькнула лента реки с блестками отражающихся лучей восходящего солнца. Открылась дверь кабины, и к Шелестову, придерживаясь за натянутые под потолком грузовые тали, подошел штурман.
– Товарищ подполковник, через пятнадцать минут мы окажемся в районе выброски. Приготовьтесь. Мы потом сразу постараемся уйти в облака. Если их воздушное наблюдение не засечет нас, то и ваша высадка останется в тайне.
– Вы уверены, что не ошиблись с координатами? Есть гарантия, что мы в нужном квадрате?
– Пятьдесят на пятьдесят, – покачал штурман головой. – У меня приказ вас сбросить в том районе, но вы можете сами принять решение. И тогда будем возвращаться.
– Нет, будем прыгать!
Штурман вернулся в кабину, а оперативники зашевелились на своих сиденьях, разбуженные голосами. В самолете приходилось говорить очень громко, чтобы перекричать гул моторов.
– Ребята! – приказал Шелестов. – Готовность пятнадцать минут!
Оперативники стали проверять парашюты, привязанное снаряжение, и тут самолет резко дал крен на левый борт, пол ушел из-под ног, а моторы взревели так, что, казалось, вот-вот оторвутся крылья. Все вцепились в спинки кресел и сиденья. Транспортник кидало из стороны в сторону. Он то проваливался вниз, то с натугой взбирался все выше и выше. Никто не разговаривал. Обсуждать было нечего, оставалось только догадываться, что происходит, и надеяться на лучшее. Первая пулеметная очередь вражеского самолета прошила борт в полуметре от Шелестова.
– Надо прыгать! – крикнул Буторин. – Еще немного, и самолет собьют. Или высоту потеряем!
– Не дури! – заорал в ответ Сосновский. – Его мотает, как… цветок в проруби. Воздушным потоком кинет на фюзеляж или сомнет купол. Или под винт затянет!
Шелестов хотел сказать, что согласен с Сосновским, но тут со стороны кабины послышался какой-то шум. Там что-то гудело и свистело. Поднявшись из своего кресла, Шелестов с трудом добрался до кабины пилотов. Он падал и снова вставал, обдирал руки, но все же добрался до двери. И когда он распахнул ее, то в лицо ему ударил поток холодного воздуха. Ухватившись за дверной проем, Шелестов с трудом удерживал равновесие. Пилот склонился на штурвал. По штурвалу на пол стекала кровь. Штурман с залитым кровью лицом держал ручку управления, пытаясь снизить высоту. Он повернул голову к Шелестову и простонал: «Помогай… сил нет».
Оперативник отстегнул ремни и стащил убитого пилота с кресла на пол. Заняв его место, он ухватился за штурвал. Самолет шел на снижение, но внизу были только горы и лес. Шелестов несколько раз пытался докричаться до раненого штурмана, но тот то терял сознание, то поднимал голову и снова тянул руль на себя, выдерживая угол посадки. И тут впереди по курсу вдруг показался разрыв в сплошном лесном океане. Это был какой-то луг или выпас. Сплошная зеленая трава и небольшой уклон. Хватит или не хватит поля для посадки, Шелестов не знал. Штурман, стиснув зубы, стал выводить самолет на поляну. Он только подсказывал Шелестову, чтобы тот помогал… тяни или отпусти немного.
Земля быстро приближалась, она неслась навстречу, покрытая густой травой, камнями. Камни очень беспокоили Шелестова, но он понимал, что ничего с этим поделать не может. И выхода у них иного нет, кроме как садиться сейчас и здесь. Первый удар пришелся на правое шасси. Машина подпрыгнула и тут же коснулась земли левым шасси. Штурман сбросил обороты, или это Шелестову только показалось. Он вцепился в штурвал, хотя понимал, что от штурвала и его действий ничего не зависит. «Тормози», – прохрипел летчик. Тормоза скрипели и хрипели, самолет подскакивал. На него и неслись деревья, которые росли на краю этой огромной поляны. А дальше, насколько видел Шелестов, был крутой спуск вниз, почти обрыв. Очередной сильный удар под днищем, и Шелестов с силой ударился грудной клеткой в штурвал. Он поперхнулся, закашлялся, упираясь руками в приборную панель. Но тут сквозь боль он вдруг понял, что машина стоит, чуть покачиваясь, и больше никуда не катится.
Прокашлявшись, потирая грудную клетку, Шелестов откинулся на спинку пилотского сиденья и закрыл глаза. Но так перед его глазами по-прежнему все прыгало и плясало. «Нет, – подумал он, – глаза лучше открыть». Сзади послышались голоса, и Шелестов с трудом повернул голову.
– Ну, из тебя пилот, как из Когана балерина, – покачал Буторин головой. – Что с летунами?
– Пилот погиб, а штурман нас вот спас…
Шелестов замолчал на полуслове, повернувшись к штурману. Тот сидел, свесив голову набок и с закрытыми глазами. Оперативник поднялся, поправил голову летчика, положив ее на спинку сиденья прямо, потом проверил пульс на шее и облегченно вздохнул.
– Он просто сознание потерял, – сказал Шелестов. – Тащите, ребята, аптечку. Они нам жизнь спасли. Так что доложить надо будет по возвращении, как и что было. Поняли, кто вернется, тот и доложит. Штурмана надо перевязать. Он потерял много крови, пока сажал самолет.
– Ну-ну, – хмуро остановил командира Коган. – Все вернемся, и все доложим. Рапорта напишем, чтобы к орденам представили, пусть кого и посмертно, дети гордиться будут.
– Эмоции выражать заканчивайте, – сказал Сосновский. – Война. И перед нами задача стоит. Уходить надо. Тот летчик, что нас сбил, сообщит своим, и через полчаса тут будет рота автоматчиков с собаками. Полетную карту заберите.
Штурман пришел в себя, когда его вытащили из самолета и уложили на траву под деревьями. Кровь остановили. Из серьезных ранений было только пулевое в бедро. Кожу на голове рассекло осколком, но рана была неопасная. Шелестов присел рядом с летчиком, когда оперативники посадили того у дерева и налили в кружку крепкого горячего чая.
– Как тебя зовут, капитан?
– Валентин Осипов, товарищ подполковник, – держа кружку двумя руками, ответил штурман. – Что с командиром? Погиб?
– Да, погиб, – хмуро кивнул Шелестов. – И нам не удастся его похоронить.
– Я понимаю, – согласился штурман. – Здесь вообще скоро будут фрицы с собаками, а тут я еще со своей ногой. Вы вот что, товарищ подполковник, вы оставьте мне автомат…
– Не дури, капитан, – перебил летчика Шелестов.
– Я с командиром останусь, вы потом передайте координаты нашим, может, партизаны или местные жители…
– Я сказал, не дури! – повысил голос Шелестов. – Это приказ! Ты нас вытащил, раненый! И мы тебя вытащим. Командиру уже не поможешь, а тебя вытащим. И все на этом!
Оставив Осипова отдыхать, Шелестов отошел к своим товарищам, которые собирали вещмешки с самым необходимым. Аптечки, НЗ, воду, патроны. Оперативники вопросительно посмотрели на командира.
– Идем следующим порядком. Двое ведут летчика. Один во главе – головной дозор, другой замыкает, прикрывает сзади. Когда двое устают, меняемся. Пока есть силы, надо уйти подальше от самолета и желательно по воде, чтобы сбить со следа собак. Собаки могут быть.
– А как с заданием? – спросил Буторин, замерев с автоматным магазином в руке.
– Задание никто не отменял! – проворчал Шелестов. – Выберемся из опасной зоны, определимся с местом своего положения и наметим маршрут к этой разведшколе. Связи с руководством у нас не будет еще долго. Значит, выполняем приказ.
– Только разведшкола к тому времени эвакуируется, – хмыкнул Коган. – У нас и так из-за этого времени на подготовку было в обрез, а тут уже каждый день на счету. У них эвакуация через два дня начнется, если планы не изменились.
– Борис, а что ты предлагаешь? – осведомился Сосновский, пожевывая травинку и глядя на солнце. – Снова завести наш самолет, развернуть его на руках и взлететь?
Они шли уже два часа, но за это время так и не удалось определиться с координатами места по карте. Горы, долины, небольшие реки. Все очень похоже друг на друга. Чтобы точно понять, где находится группа, нужны какие-то характерные ориентиры. Лучше всего железнодорожная станция и табличка с названием на здании. Или населенный пункт, желательно побольше, и указатель с ясным и понятным названием. На крайний случай подошла бы мельница, завод, другой объект, встречающийся не часто, но обозначенный на топографической карте соответствующим значком. Но если не знаешь, куда идти, то надо просто уходить подальше от самолета.
– Уф. – Буторин опустил летчика на траву и повалился рядом. – Единственная надежда, что если появятся немцы, значит, рядом населенный пункт, в котором есть гарнизон. Иначе нам никогда не определиться, где мы находимся.
– Типун тебе на язык, – проворчал Коган, падая рядом на траву.
Шелестов достал из планшета летную карту и расстелил на траве. Штурман сразу же подвинулся ближе и стал бросать взгляды то на карту, то на местность. Через пару минут летчик заговорил. Его лицо иногда искажала страдальческая гримаса из-за боли в раненой ноге, но он мужественно терпел.
– Смотрите, вот наш курс, – провел он пальцем прямую линию по карте. Грозовой фронт был встречным и немного смещал нас с северо-запада на юго-восток. Болтанка была сильная, часть пути мы прошли по приборам без привязки к наземным ориентирам. Восстановить координаты положения не удалось из-за «мессеров», которые нас в результате и сбили. Значит, мы еще часть пути шли не по маршруту, а мотались, уходя от огня. Я прикинул нашу скорость во время прохождения грозового фронта, ну и расстояние, которое мы прошли. Получается, что место нашего падения – вот здесь, в предгорьях вот этого массива. Населенных пунктов почти нет, в чем мы и убедились. И судя по местности, по которой мы шли сейчас, то все вроде совпадает.
– Значит, мы еще в Румынии, – сказал Шелестов. – И отклонились от цели мы километров на триста. Есть какие-либо соображения, ребята?
– Есть, – тут же ответил Буторин. – Если передвигаться пешком, если постараться, да по ровной местности – это шесть дней пути. С раненым все двенадцать. Мы можем потерять сутки и выйти вот сюда, к ближайшему шоссе. Захватываем машину, немецкую форму, документы и двигаемся к цели своего задания – к разведшколе. На машине мы туда доберемся за сутки.
– Вы вот что, разведчики, – мрачно произнес штурман. – Вы обо мне не думайте. Костыль я сам себе из ветки сделаю, еды только чуток оставьте. А так я сам доковыляю до ближайшей деревушки, присмотрюсь, глядишь, кто и возьмет на постой раненого, не станет гитлеровцам сдавать меня.
– Исключено, – отрезал Коган. – Я лично против. Мы далеко отошли от места падения самолета. Можно потратить час и сделать носилки. Два шеста, четыре куртки, и все. Скорость передвижения увеличится…
– Тихо! – вдруг произнес Сосновский и замер, держась за лямки вещмешка, который он собирался снять с плеч.
Вокруг было тихо. На полянке жужжали шмели да тихо шелестели листочки на осинке. Еловый лес поднимался дальше по склону, а справа, где-то внизу, журчала речушка. По ней оперативники шли около получаса. Все не чувствовали ног от ледяной воды и скользких камней, то и дело подворачивающихся в неподходящий момент. Самое время снять сапоги, просушить портянки, но Сосновский стоял, повернув голову налево. Его рука медленно спустила с плеча ремень «шмайсера», и это движение заставило всех насторожиться еще больше.
– Где? – тихо спросил Шелестов.
Сосновский подумал, потом уверенно указал назад на склон, откуда они только что пришли. Кто это? Животные, местные крестьяне, собирающие лечебные травы или хворост, или немцы, идущие по следу людей из самолета?
– Наследили, – проворчал Коган и стал поднимать пилота.
Буторин, закинув автомат за спину, помогал ему. Через несколько секунд группа двинулась дальше. Сосновский только махнул рукой, показывая, чтобы все уходили, а он прикроет, задержит преследователей, если это немцы. Шелестов поспешил вперед. Обогнал своих товарищей с раненым штурманом. Его очень беспокоило то, что немцы могли оказаться и спереди. Вычислить, предположить путь беглецов несложно. На месте падения самолета не составит труда понять, что в группе пассажиров есть раненый летчик. А может быть, этот раненый не единственный. И раз транспортный самолет забрался так далеко за линию фронта, значит, на нем летели люди с каким-то важным заданием. Ждать засады стоило.
Но это все же была не засада, это были преследователи. Группа человек в двадцать гитлеровцев появилась среди редкого леса на склоне. Сосновский хорошо видел их. Немцы двигались быстро, но осторожно. Они осматривались по сторонам, часто замирали на месте, приглядываясь к густым ветвям деревьев, к валунам, за которыми могли прятаться русские. Но самое главное, что помогало преследователям, это две овчарки, которые с хрипом рвались с поводков и вели группу по следу летчиков и тех, кто был в самолете.
«Идут двумя группами, – привычно оценил позиции врага Сосновский, встав за толстой елью, раскинувшей широкие массивные лапы до земли. – Одна группа с собаками, вторая следом, чуть поодаль. Правильно, если первая нас нагонит и начнется перестрелка, то вторая группа будет охватывать нас с фланга или попытается зайти в тыл. – Оглянувшись на своих товарищей, он прикинул расстояние. – Нет, пусть отойдут еще дальше». Выждав две минуты, Михаил спокойно откинул приклад автомата, прижал его к плечу и прицелился.
Сухой треск автоматной очереди заставил Буторина и Когана остановиться. Они оглянулись и, не увидев Сосновского, поняли, что произошло. Вторая очередь, и тут же в ответ целый хор очередей «шмайсеров». Сквозь треск очередей был слышен хриплый злобный лай собак. Шелестов прибежал и, крикнув «уводите летчика!», поспешил на помощь Сосновскому. А Сосновский первой же очередью свалил немца, который вел на поводке овчарку. Тот упал, и собака стала рваться с поводка, петля которого была накинута на его руку. Она металась и никак не могла сорваться. Второй фашист, раненный в бедро, пытался отползти за валун, но ему мешала собака, которая, злобно лая и скаля зубы, тоже рвалась с поводка. Пули свистели над головой, с гулким стуком били в ствол дерева. Это было неприятно ощущать, зная, что пули летят точно в тебя, но между ними и тобой дерево. Всего лишь дерево.
Сосновский присел и, прикрываясь лапником, бросился на несколько метров в сторону и залег за камнями. Он не успел открыть ответный огонь по немцам, которые пытались обойти его справа и двигались осторожно, перебежками, чтобы понять, сколько бойцов им противостоит. И тут раненый немец все же спустил собаку с поводка. Черная овчарка огромными прыжками понеслась вверх по склону к камням, за которыми прятался Сосновский. Немцы отреагировали мгновенно, поняв, что собака учуяла русского. «Хороший расчет, – со злостью подумал Михаил. – Теперь они знают, где я, теперь они отвлекут меня на собаку, а сами подберутся совсем близко. А на расстояние броска гранаты их подпускать нельзя. У них наверняка есть гранаты, а у меня нет».
Автоматная очередь слева заставила Сосновского вздрогнуть от неожиданности. Собака на всем бегу с визгом грохнулась на бок и стала сучить лапами, пытаясь подняться. Зачем? Сосновский досадливо покачал головой. Немцы сразу перенесли огонь влево, туда, где прятался кто-то из группы, придя на помощь Сосновскому. Надо использовать этот момент, усмехнулся Михаил и, приподнявшись над камнями, дал три короткие прицельные очереди. Один немец опрокинулся на спину, когда пуля угодила ему точно в лоб, второй свалился на бок и в нелепой позе замер между камнями. Третий юркнул за камни и пополз в сторону. Немцы сразу залегли, разделились на две группы, ведя прицельный огонь теперь по двум позициям русских.
Сосновский осмотрелся и пополз влево. Там были нагромождения камней. Оттуда можно долго не давать немцам подняться. Хотя «долго» зависело от количества патронов. А у Сосновского к его «шмайсеру» было четыре магазина в подсумке на ремне и еще восемь в вещмешке за спиной. С таким арсеналом не больно повоюешь, но при определенном мастерстве кое-что сделать можно, лишь бы ребята поспешили подальше уйти с раненым. И кто этот, кто сейчас стреляет слева экономно, но часто? Отвлекает!
И тут среди немцев вдруг стал раздаваться властный голос. Сосновский не разбирал на таком расстоянии слов, но явно это был командир, который что-то приказывал. Михаил сразу же осмотрелся, прикидывая, как он будет менять позицию, чтобы не дать немцам пристреляться. Хорошо бы иметь штуки три запасных, тогда можно маневрировать. На камни обрушился шквал свинца. Сосновский на пару секунд выставил над камнями ствол автомата и дал очередь в сторону немцев. Он тут же упал и быстро пополз вправо. Быстрее, еще быстрее. Заняв новую позицию, он осмотрел поле боя в щель между двумя валунами. Так и есть, немцы решительно бросились в атаку. Одна часть прикрывала огнем, вторая перебежками шла вперед, занимала позицию и прикрывала других, чья очередь была идти вперед.
«А ведь мы с напарником человек восемь уложили», – подумал с удовольствием Сосновский. Он прицелился и дал очередь. Один из немцев схватился за руку и упал. Слева снова бил очередями кто-то из группы, кого Сосновский не видел. И кажется, у напарника дела обстояли хуже. Очереди звучали очень часто. Значит, немцы наседали, подошли очень близко. Рискуя получить пулю, Сосновский приподнялся и дал две длинные очереди в немцев, которые атаковали его товарища. Упав, он откатился в сторону, снова высунулся и дал еще две очереди, но теперь уже в тех, кто атаковал его. Тут же несколько пуль ударились в камни возле его головы и с визгом улетели в сторону. Сосновский снова пригнулся, и тут что-то стукнуло совсем рядом, подпрыгнуло.
Повернув голову, Михаил похолодел. Подскакивая на камнях, к его ногам свалилась немецкая граната на длинной ручке. Он знал, что у немецких «колотушек», как эти противопехотные гранаты наши солдаты называли на фронте, запал горит дольше, чем у советских. До шести секунд. Но если гранату бросал опытный солдат, то он мог и придержать ее. Все эти мысли пронеслись в голове за доли секунды. Сосновский зарычал и бросился перекатом за камни, надеясь, что там есть ниша, которая укроет его от осколков. Грохот взрыва раздался рядом почти одновременно с моментом падения. Сосновский стукнулся головой о камень, по ушам ударила взрывная волна. Его бросило в сторону, и на какое-то время сознание помутилось. Михаил ворочался между камнями, не находя точки опоры. Он пытался подняться. Надо подняться, потому что немцы совсем рядом. Они стреляют… нет, это уже не они. Неужели ребята вернулись? Но надо спасать пилота.
Когда в голове немного прояснилось, Сосновский приподнялся на руках, потом встал на колени и посмотрел между камнями на немцев. В той стороне бежали какие-то люди. И одеты они были странно. Кто в свитере, кто в пиджаке, подпоясанном армейским ремнем, а кто и в военном френче. Немцев не было. Эти люди стреляли в кого-то, находившегося среди камней, и бежали дальше.
– Миша! Живой? – раздался крик Шелестова, больно отдавшийся в голове.
Сосновский снова опустился на камни, сжал голову руками. Кто бы ни были эти люди, но это помощь. Значит, поживем еще.
– Не кричи, – тихо сказал Сосновский и посмотрел на Шелестова. – Кто это? Партизаны?
– Кажется, партизаны. И они что-то кричат по-румынски. Ты не ранен? Оглушило тебя? Ты посиди, я сейчас поговорю с братишками.
Когда Сосновский доковылял, опираясь на плечо Шелестова, до своей группы и раненого летчика, они уже познакомились с партизанами. Оказывается, те возвращались из рейда, когда увидели падавший советский самолет. К месту катастрофы они успели позже немцев, поняли, что остались живые и они ушли и что немцы будут преследовать русский экипаж. И тогда румыны поспешили следом, чтобы помочь. Правда, благодарить пришлось больше троих из группы партизан – бывших советских военнопленных, чем остальных румын, поскольку именно советским людям была обязана своим спасением группа Шелестова.
Плечистый здоровяк, пожимая руки разведчиков, как-то неумело улыбался и густым басом представился: «Старшина Букин, Василий Иванович, артиллерист!» Двое других были рядовыми, но оказались в одном лагере и при перевозке по железной дороге удачно бежали. Невысокий, щуплый, улыбчивый Митя Пряхин, связист и пехотинец Федор Крылов – степенный основательный мужчина лет сорока. Они убедили румын идти на помощь своим соотечественникам, пригрозив, что сами пойдут, отколовшись от группы.
– И пошли бы? – осведомился Коган, глядя на бойцов.
– Пошли бы, – уверенно ответил Крылов. – Что нам с ними идти? Провизия есть, переночевать есть где, а воевать они не горазды. Думаете, рейд был боевой, думаете, мы там станцию с цистернами рванули или мост? Хрен! Разведка, расположение гитлеровских гарнизонов. И не боже мой шуметь! Готовятся они, видите ли, к серьезной борьбе. Полгода уже готовятся!
Подошел высокий румын с длинными седыми усами. Он задал несколько вопросов, выслушал перевод Пряхина, который бойчей других бывших пленных говорил по-румынски. Выслушав, он кивнул, похлопал по плечу раненого штурмана и махнул рукой – «выдвигаться». Место боя надо было покинуть очень быстро, потому что на шум стрельбы могли прибыть и другие подразделения гитлеровцев. Румыны быстро изготовили из жердей носилки, переложили на них раненого летчика, и группа двинулась к партизанскому лагерю. По пути Митя шепнул Шелестову, что у румын есть коротковолновая станция. Они связываются со своим начальством раз в несколько дней.

Маршал Тито сидел за сбитым из досок столом под навесом и быстро писал что-то на разложенных листках бумаги. Адъютант, увидев Марию, кивнул.
– Он ждал вас. Проходите.
Тито услышал разговор и поднял голову. Задумчивый взгляд, сильное волевое лицо вдруг стали мягче, когда Тито увидел русскую девушку.
– Мария Викторовна, – старательно произнося русские фразы, заговорил Тито, – проходите. Я ждал вас. Ну-ка, расскажите, что это за история с рекой?
– Я уже рассказала вашим помощникам, начальнику разведки, – ответила Мария, усаживаясь на лавку напротив маршала. – Глупая история, и виновата прежде всего я сама.
– Так что произошло, что за записка?
– Я не знаю, через кого мне передали эту записку. Но я уверена, что писал ее тот, кто знал моего отца, его работу. И тот, кто писал, очень убедительно объяснил, что боится всех вокруг и не доверяет никому, потому что сведения, документы, которые хранятся у какой-то женщины, имеют огромную важность. И женщина может скоро умереть.
– И все-таки нужно было посоветоваться. Я старше, у меня больше опыта, Мария. И я отношусь к вам как к своей дочери. Я хочу заменить вам, хоть на время, вашего отца, защитить вас, помочь вам.
– Спасибо, Иосип, – улыбнулась девушка, кутаясь в кожаную крутку. – Я ценю это. Постараюсь больше не быть такой легкомысленной.
– Маша, – Тито положил свою широкую ладонь на маленькую кисть девушки, – я все-таки хочу еще раз предложить тебе. Ты только дай согласие и уже через час будешь сидеть в самолете, и он доставит тебя за линию фронта к своим в Советский Союз.
– Зачем? – Девушка вопросительно посмотрела на мужчину. – Разве я плохо вам помогаю, плохо воюю? Иосип, простите меня за мою неосмотрительность, за эту наивную выходку. Но я ведь рисковала только собой, я бы не причинила вам вреда. Я обещаю, что подобного не повторится. Я скорее умру, чем предам вас, чем предам кого-то из ваших товарищей. Ведь вы мужественно сражаетесь с врагом, который напал и на мою Родину.
– Маша, я предлагаю отправить тебя домой не потому, что не доверяю тебе или опасаюсь твоих необдуманных поступков. Ты умная девушка и уже опытная партизанка. Я просто хочу, чтобы ты была дома, среди родных.
Девушка молчала, глядя в сторону на горы. «А что я могу ответить командиру, что я могу ответить, чтобы не соврать, – думала она. – Я не хочу, чтобы Тито перестал мне верить, и не могу рассказать ему правды. Я совсем завралась, со всех сторон завралась, и как мне выпутываться из этого положения?» Она посмотрела на мужчину, улыбнулась одними губами и ответила:
– Я знаю, что мне там поверят, поверят вашим рекомендациям, но все же, скорее всего, меня на фронт уже не пустят, оставят в тылу. А я хочу сражаться. С оружием в руках, как вот сейчас с вами. У меня есть возможность стрелять, убивать ненавистного врага, и я это делаю! И я здесь помогаю своей Родине больше, чем я смогу это делать дома. Понимаю, что вы сейчас скажете. Вы скажете, что для победы можно работать всюду. И на фабрике, и в школе. Но я хочу сражаться. И я останусь с вами, пока вы меня не отправите домой силой. Но вы же не отправите?
Маршал улыбнулся в ответ на обезоруживающую улыбку девушки и похлопал ее ладонью по руке.
– Насильно не отправлю. Патриоты нужны, и патриотам нельзя мешать сражаться. Хорошо, Маша, не буду больше тебя уговаривать.

Глава 2
Командир отряда поверил Шелестову после того, что рассказали его люди и о самолете, и бое с немцами. В отряде оказался квалифицированный врач, и за жизнь штурмана можно было не опасаться. Правда, приходилось оставлять его у румын, но с этим приходилось мириться. Шелестов обещал при первой же возможности сообщить руководству обо всех обстоятельствах потери самолета и месте нахождения штурмана. Оба понимали, что оставаться здесь летчику придется до прихода Красной Армии. Учитывая темпы наступления на этом направлении, ждать не так уж и долго.
Шелестов не особенно на это рассчитывал, но командир отряда разрешил ему воспользоваться рацией для связи с Москвой. Единственным условием было только то, что передавать будет радист отряда. Текст шифровки и частоту Шелестов должен будет назвать. Иного выхода не было, и Максим согласился. Собственно, информация, которую он передавал в Москву, была мизерной. Кодовыми словами, которые Шелестов зашифровал, он обозначил срыв перелета в точку назначения и свое решение к переходу к плану Б. План он оговаривал с Платовым заранее, и это означало, что группа продолжает добираться к точке назначения доступными ей способами. И по своему усмотрению.
Когда румынский радист закончил свою короткую передачу и вернул Шелестову бумажку с цифрами, тот поспешил к своей группе. Русским выделили сарай, в котором до войны пастухи собирали просушенное сено. Сейчас от сена остался только запах. Оперативники сидели на сбитых из досок лежанках. Все сразу повернулись в сторону вошедшего командира.
– Передали, – ответил Шелестов на молчаливый вопрос, доставая из кармана зажигалку. Он поднес огонек к записке с текстом шифровки, а потом растоптал остатки пепла сапогом на земле. – Я написал, что ответ ждем сегодня в семнадцать часов по московскому времени, завтра в девять утра и снова в семнадцать. Если ответа не будет, в ночь уходим. Без лишнего шума. Доверять на сто процентов румынам я не склонен.
– Ну, теперь мы хоть точно знаем, где находимся, и можем проложить двигаться по маршруту, – согласился Буторин. – Посоветоваться бы с партизанами, они ведь знают обстановку здесь. Да, я думаю, что ты прав, Максим. Верить им на все сто нельзя.
Шелестов разложил на небольшом, грубо сколоченном столе карту. Оперативники собрались вокруг стола и стали рассматривать карту. Все понимали, что такое большое расстояние в двести восемьдесят километров по прямой быстро преодолеть нелегко. Сложная местность, горы, ограниченное количество дорог. Дороги, указанные как второстепенные, местного значения и без покрытия, надо было просто хорошо знать, прежде чем по ним двигаться. И если измерить расстояние по дорогам от партизанского лагеря до городка на северо-западе Румынии, где находилась разведшкола абвера, то получалось, что проехать надо вдвое больше – почти четыреста километров. Сосновский снова вернулся к варианту захвата машины и немецкой формы и попытке проскочить это расстояние с шиком и скоростью.
– Поймите, что у нас просто нет других вариантов, как этот. Мы уже отстаем от графика на сутки. Школу вместе с архивом могут эвакуировать в любой день. Может быть, уже сегодня вывозят архивы.
– До шоссе полдня пути, потом еще надо дождаться подходящей машины, которую мы сможем взять без шума и которую за сутки никто не хватится в немецких частях. Может быть, такую и завтра придется ждать, – задумчиво стал перечислять Шелестов.
– Аэродромов поблизости нет, так что снова рассчитывать на самолет глупо, – пожал плечами Коган. – И пилотов у нас нет. Мы не успеваем однозначно: хоть на машине, хоть на поезде. Единственная надежда, что нам удастся выполнить задание, – получить сведения о новом месте дислокации школы. Там ее и накроем. Думаю, надо изложить руководству наш план.
– Ждем приказа завтра до семнадцати ноль-ноль, а потом действуем на свое усмотрение, – подвел итог Шелестов. – Иного выхода у нас просто нет. Пока приказ не отменен или не изменен, мы обязаны его выполнять.
В дверь постучали, и Шелестов поспешно свернул карту. Вошли те самые русские партизаны, которые помогли уничтожить немцев во время рейда. Букин помялся у входа и тихо пробасил: «Можно?» Следом мимо его массивной фигуры протиснулись Крылов и Пряхин.
– Дверь закройте, – посоветовал Шелестов и добавил: – А что это, товарищи, вы какие-то робкие и обращаться к старшему по званию разучились? Разве вас демобилизовали из армии? Или комиссовали по состоянию здоровья? Мне кажется, вы все еще военнослужащие и обязаны чтить устав.
– Так точно, товарищ подполковник. Виноват! – вытянулся старшина.
В глазах артиллериста Шелестов увидел удовлетворенное выражение. Теперь старшине понятно, что разведчики относятся к нему и его товарищам не как к предателям Родины, которые попали в фашистский плен. Они видят в них товарищей, военнослужащих. Значит, все в порядке. Родина не забыла о своих солдатах, не списала их со счетов. Несмотря на обстоятельства, сложность положения и секретность операции, Шелестов почему-то был склонен верить этим бойцам. Была в них и искренность, и ненависть к врагу, был и немалый опыт. И на фронте повоевали, и в плену побывали, умудрились сбежать, а это чего-то, да стоит. Ну и больше полугода воюют в партизанском отряде.
– Садитесь, товарищи, – предложил Шелестов бойцам. – Давайте поговорим конкретнее. А то там в горах как-то времени не было для душевного разговора. А теперь и время есть. Расскажите, как вы из поезда сбежали?
За всех начал рассказывать Букин. Крылов с видом солидного человека молчал, а Митя Пряхин, наоборот, не мог усидеть на месте, все пытался вставить в рассказ товарища свои замечания. В основном эмоционального характера. Чувствовалось, что молодой связист считает счастьем, что его судьба свела с этими серьезными, умелыми и основательными мужчинами. С такими не пропадешь. И не пропал. Оказывается, найдя песчаную почву позади бараков в лагере, пленные уже там начали рыть подкоп под ограждение из колючей проволоки. Лагерь был временный, толкового освещения периметра, да и всей территории там еще не было. Периметр просто патрулировался солдатами. Пленные высчитали поминутно маршрут патруля. Получалось, что нужное им место немцы проходили каждые двадцать пять минут. Рыли ночами по двадцать минут, а потом пять минут до появления патруля маскировали яму. Потом все повторялось.
Докопать не удалось. Неожиданно поздно вечером на территорию загнали грузовики, погрузили пленных и вывезли на станцию. Каким-то чудом Крылову удалось прихватить и спрятать под одеждой старую ржавую скобу, которой скрепляют бревна во время постройки. Этой скобой они отодрали колючую проволоку, которой было забито окно-отдушина в вагоне. Бежали втроем. Бежал ли еще кто-то из их вагона после, ребята не знали. Повезло почти сразу столкнуться с румынскими партизанами.
– И они просто так вот вам и поверили, что вы беглые советские военнопленные, а не провокаторы гестапо? – удивился Коган.
– Ну, вообще-то мы там такой фейерверк устроили, – снова вмешался в рассказ товарища Пряхин.
– Да, так получилось, – подтвердил Букин. – Мы сначала увидели, как в машину сажают троих румын, избитых на железнодорожной станции. Маленькая станция. Мы туда забрели в поисках питания. Сначала у нас мыслей не было кого-то освобождать. Могло быть и провокацией. Но так получилось, что мы под пустой цистерной лежали. Посовещались. Что нам и жратва нужна, и оружием неплохо было бы разжиться. А немцев многовато-то для нас троих безоружных. Человек двадцать. Вечер, воздух чистый горный, а у немцев в легковушке хлеб и свежая ветчина. Запах такой, что живот сводит. Мы с ребятами озверели так, что готовы были всех перебить за еду. Ну и устроили. Когда цистерна загорелась, немцы всполошились. Мы в суматохе за задние цистерны успели убежать. А когда бензиновые пары взорвались, тут на миг всё как солнечным днем стало. Двое солдат на углу опешили, глаза начали тереть, мы их и прикончили, автоматы схватили, а тут стрельба поднялась. Смотрим, румыны бегут, из автоматов строчат, своих отбивают. А немцы укрылись за пакгаузом. Было бы румынам плохо, но мы тут с двумя своими автоматами с тылу по немцам ударили. На этом все и закончилось. Румыны видели, как мы поджигали, и ждали удобного момента своих освободить. Так вот и поверили.
– Как вообще обстановка в Румынии? – спросил Буторин. – Вы говорили, что партизаны активно не воюют, больше сидят по базам?
– Сложный народ, – ответил Крылов. – Антонеску, конечно, не любят. Своего короля Михая I вспоминают, но умереть за него и за восстановление прежнего режима не бросаются. Нам показалось, что все живут так, как им удобно. Как будто и страна не их, а чужая. Выжидают в основном, хотя коммунисты есть в подполье, это точно. По-русски многие говорят. Это те, кто с нами работал еще до войны, да те, кто в плену побывал. До революции еще или уже в эту войну.
– Вы, если что, нас зовите, – влез с предложением Пряхин, но старшина еле заметно толкнул его локтем.
Этот жест Шелестов заметил. «Почему Букин остановил парня? – подумал он. – Не хочет с нами связываться, не хочет раньше времени заводить разговор? Боится что-то иметь с НКВД? Неудивительно, что, побывав в плену и наслушавшись страшилок, он мог настороженно относиться так к наркомату». Поговорив больше на общие темы, Шелестов намекнул солдатам, что им не стоит раздражать своего командира и лучше не афишировать их визит к разведчикам. Оказалось, что сделал он это вовремя, потому что через полчаса к ним в сарай пришел командир отряда Эуджен Константинеску.
Войдя, низко нагнувшись в дверном проеме, где он при его росте мог задеть головой притолоку, командир уселся за стол напротив Шелестова и снял армейскую фуражку. Румын обвел сарай взглядом, кивнул другим русским, а потом не спеша полез в карман френча и достал оттуда лист бумаги, исписанный колонками цифр.
– Москва выходила на связь, мы приняли шифрованное сообщение, – сказал Константинеску, произнося слова с сильным акцентом. – Я не требую от вас раскрыть все ваши секреты. Я понимаю, что приказ есть приказ, вы армия и мы на войне. Но в целом о ваших намерениях мне хотелось бы знать. Здесь я командую.
Расспросив о том, обеспечены ли русские горячим питанием, командир наконец ушел. Оперативникам не очень понравился этот визит и подозрительные взгляды румынского командира. Не доверять русским оснований у румын, кажется, не было. Бой в горах все сказал сам за себя. Но бывшие советские военнопленные рассказали, что в отряде народ разный и обстановка неоднозначная. Идут споры и о тактике, и по политическим вопросам тоже есть разногласия. Как рассказал Букин, коммунистов в этом отряде почти нет. Есть сторонники монархии, но бо?льшая часть выступает просто за независимость Румынии и против гитлеровцев. Артиллерист предположил, что они просто чего-то ждут, ждут, когда кто-то сделает за них всю кровавую работу, а они потом придут на готовенькое брать власть в свои руки.
Шелестов уселся за стол и стал расшифровывать послание. Оперативники напряженно ждали, что ответил Платов. Наконец он закончил расшифровку, еще раз пробежал глазами весь текст и, подняв голову, посмотрел на своих ребят.
– Нам сменили задание. Выдвигаемся в городок Гешти. Послезавтра у нас там встреча со связником.
Сосновский присвистнул и откинулся на стенку сарая, заложив руки за голову. Оперативники хмуро переглянулись. Каждый понимал, что продолжение операции, связанной с захватом документов разведшколы, уже трудновыполнимо, потому что кардинально изменились условия и количество неизвестных в этом уравнении стало больше. Но новое задание – это сплошь неизвестные плюс никакой подготовки, полное незнание обстановки и надежда только на связника, который то ли придет, то ли нет. То ли он настоящий, то ли перевербованный. Или вообще роль связника играет гестаповец.
Но если связник передаст информацию и она окажется верной, то выход на новый объект без разработанного и выверенного маршрута – это угроза провала группы. Работа на месте без подготовки, без длительного изучения обстановки – угроза провала. Успешные операции готовятся неделями и месяцами. Просчитываются все варианты развития событий, варианты прикрытия и выведения группы с места проведения операции. Сейчас, видимо, о таких роскошных условиях при выполнении задания придется забыть. Даже неизвестно, куда придется направиться. Хорошо, если на территорию Советского Союза, но она почти вся освобождена, части Красной Армии повсеместно уже переходят государственную границу и гонят врага.
Шелестов снова развернул на столе карту, нашел на ней городок Гешти. Сравнив спичку с масштабом карты, он несколько раз приложил ее к карте, измеряя расстояние по прямой.
– Пятьдесят километров отсюда, – сказал он. – Это если по прямой. По дорогам будет семьдесят или восемьдесят.
– Вон две неплохие речные долины между гор, – показал пальцем Буторин. – Если двигаться по ним, то по любой из них относительно прямой путь. Да и не такой сложный. А дальше в низине уже проще идти напрямик к Гешти.
– Предлагаю уходить тихо и без свидетелей, – подсказал Коган. – Учитывая, что тут такие сложности и распри, не удивлюсь, что среди партизан есть парочка агентов-провокаторов. И они доложат немцам о загадочных русских, которые могут быть теми, с самолета.
– Согласен, – кивнул Шелестов. – Уходим завтра в ночь. Задача – собрать продукты любым способом. Со старшиной и его ребятами я поговорю сам.
– Риск, – покачал Коган головой. – Мы их не знаем.
– Оправданный риск, – возразил Сосновский, поднимаясь с лежанки и снимая с гвоздя кепку. – Ребята доказали, что они не предатели. Они сражались при нас с немцами. Никто же не возразит? А та группа, с которой они ходили в рейд? Румыны сразу бросились нас спасать, значит, группа, с которой наши ребята близки, с которыми ходят на задания, лояльна к русским. Это второе! А третье и немаловажное то, что бойцы изучили местность, знают, где на немцев можно натолкнуться, а где есть возможность обойти. Они тут полгода, а это что-то да значит. Я за них. А сейчас я на кухню.

Старшина Букин присел у холмика и стащил сапог. Теплый летний воздух коснулся натруженной вспотевшей ноги. Перематывать портянки и сразу натягивать сапог не хотелось, и старшина снял второй. Он сидел, чуть шевеля пальцами, и солнце пригревало лицо, босые ноги. «Надо портянки на кусты развесить, – лениво подумал артиллерист. – Пусть немного просохнут». Он полез в карман за кисетом, но тут же вспомнил, что второпях недавно сунул его в вещмешок. Курить хотелось, особенно на таком вот незапланированном отдыхе. Вставать и идти к мешку, который лежал в трех метрах от него, старшине тоже не очень хотелось. Но желание покурить победило.
Усмехнувшись своей накатившей лени, Букин лег на бок и потянулся к мешку, потом чуть подвинулся, сползая по мягкой траве, чтобы дотянуться до него, и тут же услышал голоса. Старшина сначала не понял, откуда эти голоса раздаются, но вдруг сообразил, что холмик, у которого он присел – это землянка. И рядом с ним отдушина. Землянка на окраине партизанской базы, не командирская, а временная. Ее используют, когда в отряд прибывают гости из штаба, связники, новые бойцы. И сейчас там кто-то был. Двое или даже трое, и они уселись у самой стены и негромко разговаривали. Но здесь отдушина, и они забыли о ней.
Говорили по-румынски, и Букин понимал не все. Он не узнавал голосов, но насторожило то, что говорили о русских. Сначала старшина подумал, что говорят о нем и его товарищах, с которыми они бежали из плена. Но потом он понял, что речь идет о русских разведчиках, которые летели на самолете и которых они спасли во время перестрелки с фашистами.
– Ты говоришь глупости, – утверждал низкий глубокий голос. – Хочешь сказать, что немцы перебили своих солдат, чтобы поставить нам провокаторов?
– Я не знаю, что там на уме у главного фашиста, может быть, он ненормальный, – проворчал хрипловатый голос и кашлянул. – А объяснений может быть много. Выбирай любое!
– Ты говори, что думаешь, что ты все намеками изъясняешься, – поторопил третий недовольный голос.
– Я и говорю, что мы же не знаем, кто был в немецкой форме, – начал раздражаться хриплый. – Может, это были вовсе и не немецкие солдаты. Мог провокатор их подговорить, чтобы партизаны переоделись в немецкую форму? Мог! Мог сказать, что за важными немцами гонятся? Мог! А эти теперь сидят у нас и руки потирают оттого, что в доверие к нам вошли.
– Предлагаешь проверку им устроить?
– Предлагаю! – твердо заявил хриплый. – К командиру идти надо, к Константиносу, и настаивать. А не пройдут, сомнения будут, так проще расстрелять их потихоньку, не поднимая шума.
– Нельзя расстреливать, – возразил мужчина с недовольным голосом. У нас и так в отряде согласия нет. Того и гляди, что он развалится на несколько групп и будем сами по себе. Штаб не одобрит! Если уж на что-то решаться, так на то, чтобы эти русские ушли, а надежные люди их там подальше встретили и перестреляли. Вроде на немцев они наткнулись!

Тихий стук в дверь заставил оперативников замолчать. Они разговаривали очень тихо, чтобы не выдавать своих планов, и понимали, что за ними приглядывают и могут подслушивать. Шелестов сделал знак приготовить оружие, а сам подошел к двери и спросил, имитируя сонный голос.
– Ну, кто там?
– Это я, старшина Букин, – раздался глухой голос.
Шелестов убрал толстый деревянный кол, которым они подпирали дверь изнутри на случай, если придется держать круговую оборону. Дверь без скрипа приоткрылась, пропуская темную фигуру артиллериста. Оперативники собрались у стола и склонили головы, едва не касаясь друг друга лбами.
– Дело такое, товарищ подполковник, – зашептал старшина. – Есть в отряде люди, которые хотят от вас избавиться. Не верят они вам, не доверяют и считают, что было бы проще, если бы вы исчезли.
– Ну, вот этого я и ждал, – ответил Шелестов. – А что же, командир ваш совсем ничего не решает?
– За его спиной кое-кто предлагает с вами разделаться. Есть, конечно, и те, кто хочет убедить командира, чтобы он принял решение, но есть и такие, что готовы сами все провернуть. Я, когда подслушивал их беседу, все пытался по голосам понять, кто же там внутри, в землянке этой. А потом вечером за ужином понял, что один из троих Михай. Это заместитель командира. То-то я слышал, что он покашливает, а за ужином увидел его, голос услышал с хрипотцой да с покашливанием, то сразу и понял все про него.
– Тебя никто за этим занятием не заметил? – спросил Буторин. – А то могли и специально спектакль разыграть, зная, что ты нам об этом разговоре доложишь.
– Нет, – помотал артиллерист головой с густыми, давно не стриженными волосами. – Голову на отсечение даю, что никто меня не видел.
– Голову побереги, – посоветовал Коган и повернулся к Шелестову: – Ну, надо решать. Старшине, конечно, спасибо…
– Подождите! – взволнованно заговорил Букин, перебивая Когана. Он стащил с головы берет и посмотрел в глаза каждому разведчику. – Товарищи, я, конечно, понимаю, что вам не до нас, но я вас прошу от имени всех нас троих – возьмите с собой! Ей-богу, не пожалеете. Мы и местность знаем, и по-румынски худо-бедно балакать научились. Да с боевой точки зрения. То ли дело четыре ствола в бою, а то ли дело семь. Ежели что, прикроем, на себя огонь примем.
– Что так-то, старшина? – остановил словесный поток Сосновский и насмешливо посмотрел на артиллериста. – Полгода хорошо было и вдруг стало тошнить?
– Всегда тошно было, – хмуро возразил Букин, – бить немчуру не позволяли, без толку сидели. Мы не для того из лагеря бежали, чтобы на курорте здесь сидеть. Вы вот появились, значит, серьезное дело у вас. Помочь хотим, имя свое обелить. А то ведь, знаете, как многие там считают. Если в плен попал, то трус, Родину предал.
– Отставить, старшина! – коротко приказал Шелестов. – Слушайте приказ. Сутки вам троим на отдых, почистить оружие, запастись тайком провизией и продумать маршрут выхода из лагеря, чтобы незаметно и быстро уйти на большое расстояние. Понятно?

В два часа ночи группа неслышно собралась на краю лагеря в кустарнике. Весь день русские делали вид, будто ходят как сонные мухи, а вечером, едва стало смеркаться, завалились спать. Уходили из своего сарая через лаз в нижней части стены. Крылов, который ждал разведчиков у лаза, сообщил, что удалось узнать пароль для выхода из лагеря через посты. Под утро должна выходить группа румын. Еще он сказал, что Букин предлагает не рисковать. Все-таки и у румын есть представление о дисциплине. На посту могут знать о том, что группа выйдет из лагеря в пять утра. И все, кто появятся раньше, могут вызвать подозрение. Да и специальное предупреждение о русских могли дать на постах по охране периметра лагеря.
– Разумно, – согласился Шелестов, лежа на земле и глядя, как его товарищи по одному ящерицами выползают из сарая. – Ну, а выход какой?
– Через минное поле, которое перед склоном с юго-запада.
– Ну ты действительно баснописец Крылов, – усмехнулся Сосновский, услышав предложение солдата. – И куда мы потом пойдем: кто без ног, у кого кишки на сосне.
– Нормально все. – Солдат улыбнулся скупой улыбкой. – Я эти мины с румынами там ставил.
– Ты же пехотинец, ты не сапер?
– А у нас в пехоте на «передке» знаете как? Пехотинец на «передке», он и сапер, и пулеметчик, и истребитель танков. Если надо, и разведчик, и повар. Все приходилось делать. А у румын здесь саперов нет почти совсем. Есть пара человек, кто когда-то пробовал установкой мин заниматься, вот и вся подготовочка. Так что я у них за старшего был, учил их. У меня там пометочки сделаны. Да и так на память помню, где что и как установлено. Не сомневайтесь, проведу.
Букин и Митя Пряхин ждали на краю лощины. Разведчики в темноте по одному, низко пригибаясь, подходили и ложились рядом. Наконец вся группа была в сборе. Имелось оружие, патроны и немного провизии, чтобы можно было продержаться пару дней и не думать о еде.
– Что в лагере? Тихо? – спросил Шелестов на всякий случай.
– Все как обычно, – отозвался Букин. – Мы ушли тихо. До утра не хватятся.
– Ну, давай, Сусанин, – шепнул Сосновский Крылову, – веди наше войско только тебе знакомыми тропами.
– Ну, тропа-то здесь одна, – непонимающе глянул на разведчика боец.
Договорившись, как идти, на что обращать внимание, первым двинулся Крылов. Он останавливался у каждой своей метки и ждал следующего за ним. Так, цепочкой они в течение получаса преодолевали минное поле, ступая след в след, не делая ни лишних шагов, ни лишних движений. Шелестов с беспокойством посматривал на небо. Не начинает ли оно предательски светлеть. Но черная безлунная ночь, казалось, и не собиралась уступать свои права утру.
Наконец минное поле закончилось, и Крылов, улыбаясь, присел на корточки и махнул рукой. Все, прошли!
– Черт, таких прогулок у меня даже весной на бульваре не было, – притворно простонал Сосновский, падая на траву.
– Что, наступить было некуда в вашей деревне? – еле слышно хохотнул Коган. – Под ноги приходилось смотреть? Не до девок…
– Какая деревня, Борис? О чем ты? – вздохнул Сосновский. – Я же говорю о волнении в груди, о чувствах. А ты о коровьем дерьме.
– Тихо вы! – присев рядом, сказал Шелестов. – Позубоскалить захотелось? Как гимназисты впечатлительные, ей-богу. Так, отсюда начинается стайерская гонка. Старшина, ты наш головной дозор и проводник. Пока темно, больше чем на двадцать метров не отрывайся, а то потеряемся тут. Мы идем группой: я, за мной Коган, потом Сосновский, и замыкает Буторин. Крылов и Пряхин прикрывают сзади. Дистанция тоже не больше двадцати метров. Все понятно? Букин, вперед!
Вытянувшись змейкой, группа бежала по редколесью. Бежать было бы совсем легко, потому что местность постепенно понижалась. Но валуны часто заставляли менять направление, перепрыгивать через них. А в полной темноте это было не очень приятно. Наконец небо на востоке стало светлеть, и Шелестов приказал сбавить шаг. По его предположениям, насколько он помнил карту, они прошли километров десять.
– Все, теперь идем плотнее, – приказал Шелестов, доставая из планшета карту. – Мы сейчас примерно вот в этой точке, где большой ручей впадает в реку. Спускаемся к реке и бегом к долине. Дальше краем лесного массива напрямик к Гешти.
– На карте правильно нарисовано, – вдруг подсказал Букин. – Только нам здесь будет не пройти. Там обвал произошел, оползень. Стена отвесная метров в пятнадцать. Обходить придется вот здесь по кряжу, а потом километрах в пяти южнее и в долину выйдем.
– Хорошо, меняем маршрут, – согласился Шелестов, вытирая лоб. – Где можем нарваться на немцев?
– Здесь вряд ли. У них небольшой гарнизон в Гешти, в тридцати километрах на юго-запад военный аэродром и на железнодорожной станции вот здесь севернее усиленная команда. Стрелки охраняют, за путями следят. Сюда они могут забрести только во время какой-то операции.
Свернув влево, разведчики снова побежали, но уже более плотной группой. Здесь места открытые, растягиваться на сотню метров не стоит. Выходя к кряжу, Шелестов на бегу бросил взгляд влево и тут же поднял руку со сжатым кулаком вверх, приказывая всем остановиться. Группа замерла, но Букин, который шел впереди, не видел ни знака, поданного командиром, ни людей наверху, пересекавших кряж.
– Кто это? – спросил Буторин, когда разведчики укрылись под старыми елями. – Немцы?
– Нет, – покачал Максим головой, вглядываясь в прогал между деревьями и с удовлетворением отметив, что Букин остановился и тоже укрылся за деревьями. – Мне кажется, что это наши друзья-партизаны, которые бросились за нами вдогонку. Боюсь, что это как раз те, которые нас опасались и мечтали от нас избавиться.
Румыны исчезли за камнями. Шелестов насчитал отряд человек в десять. Не так и много, если они только не устроят засаду. Из хорошо подготовленной засады десять автоматов положат всю группу за минуту. Глядя вверх и перебегая от дерева к дереву, вернулся Букин. Он кивнул на верх и хмуро сказал:
– Кажется, это как раз те. И Михая я там видел. Ничего хорошего.
– Есть другой путь? – спросил Шелестов, доставая карту.
Но он и сам понимал, что в горах, пусть и небольших, но сильно залесенных, с изрезанным ландшафтом, путей не так много. Кроме речной долины, в которую группа может спуститься, да пары мест, где можно пересечь кряж, других путей нет. Кроме пути назад. Но возвращаться и искать другой проход тоже было нельзя, потому что времени до встречи со связником оставалось мало. Было, конечно, указано в шифровке и другое место для встречи. Но каждый день отсрочки усложнит выполнение приказа. А задание и так предстояло нелегким, учитывая, что группу бросают туда абсолютно без подготовки, надеясь только на опыт оперативников.
– Только впереди и только назад, – ответил старшина. – Через кряж мимо своих постов они шли быстрее и обгонят нас, раньше выйдут к спуску в долину. Возвращаться тоже опасно. Я думаю, румыны догадались, что мы прошли через минное поле. Многие из командиров помнят, что Пряхин там ставил мины. Скорее всего, там тоже засада.
– Есть одно местечко, – вдруг хмыкнул Пряхин и задумчиво почесал в затылке.
– Ты про пещеру, что ли? – внимательно посмотрел Букин на своего товарища. – А это мысль!
– Ну-ка подробнее! – потребовал Шелестов.
– С детства не люблю пещер, – усмехнулся Сосновский, и оперативники собрались возле карты, которую командир расстелил на траве.
– Вот здесь, не доходя до спуска в долину, – показал на карте Букин, – есть промоина в виде пещеры, там вода пробила проход. Не очень отвесный, так что по нему подняться будет можно, и окажемся за спиной у румын. Может, и проскочим дальше, ко второму спуску, если они попытаются нам здесь дорогу перекрыть.
– А в чем проблема? – прищурился Коган. – Чувствуется, что вас что-то беспокоит в этом варианте.
– Да нижняя часть, где вода стекала, где щебень намыло, там, может, и не пролезет человек. Бывает, осыпается. Весной мы проходили там разок, а потом дожди были. Что там сейчас, я не знаю.
– Надо рисковать, – предложил Буторин. – Мы сейчас как в мышеловке! Одно дело, если румыны нас бросились догонять, чтобы арестовать и допросить, проверить на предмет сотрудничества с фашистами. А другое, если они нас просто перестреляют, как Букин вон слышал.
Шелестов был с ним согласен. Он сложил карту и сунул в планшет. Теперь вперед в передовое охранение ушли двое: Букин и Буторин. Не прошло и пятнадцати минут, как старшина остановился и указал на скалу, изъеденную ветрами и потоками воды. Глубокие продольные трещины тянулись сверху до самой тропы. Да и тропа наполовину была засыпана обломками скалы. Разведчики осмотрели нижнюю часть скалы, где трещина была самой глубокой. Отвалив несколько больших обломков и отбросив несколько валунов, они обнажили лаз, в который вполне мог пролезть человек. Букин попросил разрешения Шелестова отправить на разведку Пряхина. Самый щуплый из всей группы, он бывал в этих местах с товарищами и проходил по этому проходу.
Митя с готовностью кивнул, сбросил рюкзак, куртку и в одном свитере с автоматом в руках полез в дыру. Разведчики ждали, прислушиваясь. Вокруг было все спокойно. Самой большой неприятностью было бы услышать звуки выстрелов из пещеры. Но спустя минут десять оттуда посыпались мелкие камни, а потом показались ноги Пряхина. Пятясь, как рак, он выбрался из лаза, довольный и счастливый. Только немного запыхавшийся.
– Все в порядке, товарищ подполковник! Дорога чистая, как проспект. Внизу чуть ногу не сломал, пока пробирался, а выше все нормально, даже местами уступы, как ступеньки. До самого верха добрался, наружу голову высунул. Тишина. Никого.
Решение напрашивалось само собой. Если есть шанс обойти румын, за их спинами пройти ко второму спуску в долину, то это спасение. Почти единственное. Лаз в пещеру был не очень большой, но пролезть в него могли все, даже массивный Букин. Группа поднималась, подсвечивая себе фонариками из снаряжения разведчиков. Оступались, падали, даже камни скатывались вниз, но обошлось без серьезных травм. Несколько ушибов на войне не в счет. И когда группа поднялась на самый верх, наружу выбрались только Коган и Буторин. Они осмотрелись, прошли в обе стороны от пещеры на несколько десятков метров. И только убедившись, что здесь у пещеры никакой засады нет, все остальные стали выбираться наружу.
Шелестов еще раз развернул карту. Вся группа, включая бывших военнопленных, собралась вокруг него.
– Дело серьезное, и ошибиться нам никак нельзя, – заговорил Максим, посмотрев в глаза каждого. – Запомните, в зависимости от роли каждого, не важно, как мы сейчас разделимся, но кто-то из группы должен пройти и быть на месте встречи со связником. Это приказ. Поэтому моим заместителем назначаю, как обычно, Буторина. Я и старшина Букин идем первыми. В нескольких шагах за нами Пряхин. После того как мы определим позицию румын, Пряхин возвращается и передает информацию. Ты, Виктор, ведешь группу в обход. И только после того как пройдете, присылаешь ко мне Пряхина. И мы тихо отходим и догоняем вас в пределах десяти километров. Повторяю, ждать нас не нужно!
Разведчики выслушали приказ спокойно. Сколько уже было таких ситуаций, а то и пострашнее и поопаснее. И схема всегда работала. Кто-то прикрывает, кто-то готовится принять удар на себя, чтобы остальные выполнили задачу. Обычное дело, иначе никак. Бывшие партизаны хотели что-то возразить, но офицеры посмотрели на них так холодно, что Букин и его товарищи послушно опустили головы. Это был не партизанский отряд, здесь все серьезнее. Это стало понятно по тому, как эти странные люди, наверняка сотрудники НКВД, отнеслись к приказу. Как к обыденным делам. Как к решению, кто сегодня чистит картошку, кто моет котел, а кто лежит в боевом охранении и кормит комаров.
Увидев, как Букин со своими товарищами делит магазины к «шмайсерам», Коган покачал головой. Бойцы удивленно посмотрели на него.
– Большого боя не будет, – пояснил Коган. – Вы думаете, что держать оборону придется, как в окопе посреди чистого поля, когда на тебя враг рядом идет, да еще и с танками? Патроны нужны группе, потому что неизвестно с чем и когда они столкнутся. Вдруг им придется прорываться с боем или, наоборот, отходить? Букину и командиру нужны гранаты. Вот самое эффективное оружие в обороне в горах. Тут очередями поливать не придется. Только прицельная стрельба и только короткими очередями. Ни ты, ни на тебя в полный рост никто в атаку не пойдет. Скорее будут стараться обойти сзади, сбоку.
Хуже всего, что пространство впереди было относительно открытым. Шелестов и старшина присели на корточки у последней скалы, перед которой лежала открытая местность, изредка прикрытая лапами невысоких елей. Судя по карте, впереди за выступом скалы вправо местность постепенно понижалась, а потом уступами спускалась к реке, прорезавшей эти скалы еще в незапамятные времена.
– Я могу подняться вон туда на карниз, – указал Букин вверх. – Если осторожно, то они меня не увидят, я от них буду скрыт. А вот я румын, может, и увижу. Разрешите, товарищ подполковник?
– Тихо! – Шелестов схватил старшину за рукав и оттащил за скалу.
Букин сразу замолчал и закрутил головой, вжимаясь спиной в скалы. Немцы шли тихо. Они часто останавливались и прислушивались. Вот где-то впереди покатились камешки, и автоматчики сразу замерли. Их было человек двадцать при двух ручных пулеметах. Эмблемы горных егерей Шелестов заметил сразу. Серьезные ребята, только почему они идут со стороны лагеря партизан? Егеря заблудились? Такого не бывает. Значит, объяснение одно – они выследили группу румын, которая прошла здесь недавно. И если бы Шелестов со своими ребятами вышел из пещеры хотя бы на десять минут раньше, все они попали бы под плотный огонь. Спрятаться здесь негде, отступать некуда. Назад в пещеру, так немцы сразу забросают ее гранатами. Спина похолодела. Шелестов ощутил, что только что они избежали смертельной опасности. А ведь точно у румын в лагере предатель. Неслучайная эта встреча с егерями.
Когда немцы прошли, а спустя пару минут прошли еще двое автоматчиков из замыкающего боевого охранения, Шелестов отправил Букина следить за группой егерей, а сам вернулся к пещере. Буторин подтвердил, что видел группу немцев. И он был согласен, что немцы выслеживали румынских партизан.
– Что будем делать? – спросил Виктор.
– Дадим фашистам перебить партизан? Пусть румыны шли за нами не с добрыми намерениями, но там не все гады, там есть те, кто просто добросовестно исполняет приказы, и те, кто просто сражаются за свою Родину. От ошибок никто не застрахован, а карать смертью за ошибки – некрасиво.
– Выходим все наружу, – хмурясь, приказал Шелестов.
Хмурился он от того, что все эти события совсем не имеют никакого отношения к их заданию, но он должен идти на поводу у этих событий, да еще и воевать за чужие цели. Хотя если разобраться, если смотреть глубже, то помощь румынским партизанам – это все равно борьба с гитлеровцами. Какая разница, где их уничтожать. Но у него был приказ, и исполнять он в первую очередь должен свой приказ. Все остальное – просто эмоции. Но перешагнуть через себя, через свою совесть он тоже не мог.
– Крылов, остаетесь здесь! Найдите себе позицию, постарайтесь задержать немцев, если они снова появятся в нашем тылу. Главное, свяжите их боем. Остальные за мной. Я послал Букина вперед. В зависимости от его сведений и примем решение, как действовать дальше.
Федор Крылов, снимая с плеча автомат, понимающе кивнул, коротко ответил «есть» и пошел назад по тропе. Остальным Шелестов махнул рукой и быстрым шагом двинулся за немцами. Но отойти от пещеры далеко они не успели. Впереди вдруг разразилась страшная перестрелка. Почти сразу в работу включились немецкие пулеметы. Им вторили короткие сухие автоматные очереди. Букин, лежа за камнями, отчаянно махал рукой, призывая пригнуться. Приказав всем залечь, Шелестов побежал вперед, у самых камней упал и пополз к старшине.
– Конец румынам! – потыкав пальцем вниз на склон, сказал Букин, пытаясь перекричать звуки стрельбы. – Они нас снизу ждали и свою спину немцам подставили! У них потери уже, им прятаться негде. Сейчас всех положат!
Шелестов обернулся и махнул рукой своим бойцам. Когда группа подбежала и разведчики упали рядом, прислушиваясь к шуму боя, Максим приказал:
– Растягиваемся на три точки, открываем огонь одновременно. Выбиваем пулеметчиков, потом остальных.
– Ты все учел? – с сомнением спросил Коган, доставая из кармана гранаты. – А если потом румыны на нас кинутся?
– А ты понимаешь, что нам не пройти вперед и назад пути нет, потому что немцы назад потом пойдут? – резко спросил Шелестов. – А если все же проскочим, ты спать потом спокойно сможешь?
– Опять эмоции, – проворчал Коган и повернулся к Буторину: – Пошли, Виктор! Сделаем фрицам неприятность.
Шелестов и Букин расположились за камнями в нескольких метрах друг от друга. Коган и Буторин отошли влево и сейчас находились почти на фланге у немцев. Сосновский и Митя Пряхин поднялись на скалу, на высоту нескольких метров над тропой, и устроились на карнизе, откуда им было видно все поле боя. Хороший обзор, но вести огонь не очень удобно. Стрелять придется «с руки» или «с колена». Шелестов взмахнул рукой, и граната полетела в сторону немецких пулеметчиков. От взрыва разлетелись в разные стороны обломки камня, свалился пулемет. Пулеметчик упал на бок. Его второй номер пополз в сторону, оставляя на камнях кровавый след, и тут же сверху на немцев обрушился огонь из автоматов. Еще две гранаты со стороны Буторина полетели вниз. Замолчал второй пулемет. Немцы падали один за другим, пытаясь найти укрытие, пытаясь отстреливаться. Но укрыться от огня, который по ним велся сверху, было негде. Егеря были перед русскими как на ладони. Они сейчас сами оказались в таком же беззащитном положении, в каком совсем недавно были партизаны.
Бой был скоротечным. Сосновский и Пряхин сверху короткими очередями добили тех немцев, которые пытались уйти на нижнюю тропу, спасаясь от огня. Через пару минут все стихло. Остались только распростертые на камнях трупы да притихшие румыны, которые так и не поняли, что произошло. Сосновскому сверху было видно, что партизаны потеряли больше половины своих людей. Если бы не помощь русских, меньше чем через минуту они все были бы мертвы.
Букин поднялся, держа автомат над головой и делая покачивающие движения. Он кричал по-румынски, что это свои, что немцы уничтожены. На карнизе сверху поднялся в полный рост Пряхин. Своим бойцам Шелестов запретил пока показываться. Не исключено, что румыны посчитают все это ловушкой, а ужас неминуемой смерти может затмить рассудок. Они могут решить, что сейчас уничтожат и их самих вместе с немцами. Наконец со стороны партизан поднялся мужчина. Автомат он держал в опущенной руке, по щеке у него стекала струйка крови. Шелестов не понимал, о чем партизан говорил с Букиным. Наконец, румыны поверили и стали подниматься наверх, проходя между трупами немцев. Увидев Шелестова и других русских, румын нахмурился.
– Это Петру Кодряну, – представил румына Букин. – Он командир группы в отряде, и я с ним однажды ходил на операцию, была стычка с немцами, и он меня в бою тогда видел. Хорошо, что это он. Другой мог бы и не поверить.
Румын заговорил. И когда он закончил, Букин перевел:
– Он удивлен, что вы спасли их. Он считает, что мы знали, что группа послана за нами, чтобы вернуть нас, а если откажемся выполнить их приказ, перестрелять.
– Переведи ему, старшина, что мы не враги друг другу, что мы братские народы и его Родина и моя находятся под пятой ненавистного врага. И наша цель уничтожить гитлеровцев. И мы можем и обязательно будем вместе, плечом к плечу сражаться против немцев. Переведи это!
Румын снова заговорил, кивая. Автомат он повесил на плечо и вытер лоб рукавом. Букин перевел его слова.
– Петру говорит, что мы, русские, всегда его удивляли. Он помнит рассказы своего отца, который воевал в шестнадцатом году и сталкивался с нашими солдатами. Он говорит, что теперь понял сам и передаст детям, что с русскими надо дружить. Нет друга великодушнее и надежнее, чем русские.
– Правильные слова, – кивнул Шелестов и протянул руку партизану.

Глава 3
Лейтенант Кирхнер почти на ходу выпрыгнул из коляски мотоцикла и побежал к деревянному дому, где его ждал представитель дивизии «Бранденбург» оберст Герхард. Взбежав по ступеням, которые под его ногой издавали ужасный скрип, лейтенант вошел в дом. Герхард стоял у окна и, поддернув белоснежную манжету в рукаве форменного кителя, курил. Незнакомый гауптман что-то ему объяснял, но, увидев вошедшего Кирхнера, сразу замолчал. Лейтенант вскинул руку к фуражке, но Герхард не дал ему возможности доложить, как положено, и кивнул в сторону карты, прибитой к деревянной стене.
– Подойдите к карте, лейтенант. Не будем терять время. Я жду вашего доклада о проделанной работе и достигнутых вами успехах.
Фраза о «достигнутых успехах» прозвучала с заметным сарказмом. Кирхнера торопили, торопили чуть ли не каждый день. А он объяснял, что торопиться нельзя. Возможен только один хорошо подготовленный удар, и тогда вся партизанская армия Тито посыплется, развалится. И вермахту останется лишь разгромить в горах ее разрозненные подразделения.
Кирхнер, стараясь придать голосу уверенности и бодрости, стал рассказывать. Несколько месяцев назад была создана группа Кирхнера, целью которой было устранение лидера югославского движения Сопротивления и главы штаба югославских партизан Тито. Сам командир группы понимал, что шанс у него будет лишь один. Если кто-то из его агентов в окружении Тито провалится, то внедрить другого в ближайшее время вряд ли удастся. А Красная Армия уже близко. И если при ее приближении к Балканам части Тито ударят вермахту в спину, то это будет катастрофа.
– Мне приходится действовать очень осторожно, – рассказывал Кирхнер. – У меня было два канала, которые я создавал по месяцу или даже два. Я использовал направление четников, чтобы цепочка не привела к нам, если ее раскроют. К сожалению, оба агента провалились.
– Вы хотя бы имеете представление о расположении частей Тито, их складов, какие у них имеются средства связи, какие контакты с местным населением?
– Тито хитер, – с новой энергией продолжил рассказывать лейтенант. – Он прекрасно осведомлен о настроении местного населения, о его тайных и явных симпатиях. Он не располагает свои части в местах, где население не поддерживает коммунистов.
– Мне все ясно, – вдруг перебил Кирхнера гауптман.
Заложив руки за спину, он принялся мерить длинными ногами комнату из угла в угол. Полковник сидел в кресле с выражением крайнего неудовольствия на лице. Гауптман заговорил, не поворачивая голову к Кирхнеру, и лишь на каждой фразе тыкал в его сторону длинным пальцем:
– Вы несколько месяцев работаете по направлению югославского движения Сопротивления и не подготовили ни одного агента, вы не провели ни одной диверсии, вы не подготовили плана устранения Иосипа Тито. Вас ничему не научили в абвере. Это полный провал, лейтенант, полный провал. Столько времени потратить впустую!
– Прошу прощения, господин гауптман, – начал было ледяным тоном Кирхнер, но его перебил Герхард:
– Перестаньте, лейтенант! Это же очевидно, что вы не оправдали надежд командования. У нас больше нет времени на тщательное изучение обстановки. Время осталось только для того, чтобы бросать в бой все, что есть. Командование разрабатывает масштабную операцию по уничтожению сил Сопротивления в Югославии и нейтрализации самого Тито. Командование рассчитывало на сведения, которые предоставите вы.
– Если обо мне сложилось такое мнение, – холодно отозвался Кирхнер, – то прошу перевести меня в полевую часть и направить на фронт.
– На фронт? – неожиданно вспылил Герхард. – Так легко? А кто будет воевать здесь? Здесь вам не фронт? Нет, голубчик, вы останетесь и доведете до конца то дело, которое вам поручено. Вот только самостоятельной работы я вам больше не доверю! Гауптман Бекль! Принимайте командование обеими группами, присоедините группу Кирхнера к своей группе и продолжайте выполнять задачу. С этой минуты вы отвечаете за реализацию операции «Ход конем» на своем участке. Все свободны!

Городок Гешти стоял на берегу одноименной речушки, среди пышных лугов и лесочков. С востока к долине подступали горы, на юго-западе за холмами находилось море, хотя увидеть его отсюда было еще нельзя. Странно, но на Балканах море чувствуется на расстоянии. То ли из-за вкуса воздуха, обилия зелени, а может, потому что морские чайки долетают даже в эти места.
В городке было всего с десяток улиц, но зато свой католический храм и мельница, которую давно взорвали. Место выглядело заброшенным, заросло бурьяном. Хорошо видно, что сюда никто не ходит, да и незачем. Оставив группу в развалинах мельницы, Шелестов отряхнул костюм и вышел на улицу осмотреться. Без документов в чужом городе, где еще и стоит пусть небольшой, но гарнизон немцев, гулять опасно. Но разведчики, наблюдая за городом с самой высокой точки, не заметили патрулей. Букин рассказал, что гарнизон располагается на старой ферме на южной окраине городка. Там какое-то подразделение связи. Костел, в котором назначена встреча со связником, находится в центре на площади. Там же, на площади, скорее всего, когда-то упала бомба, и теперь на месте засыпанной ямы красовалась рыхлая земля. Два дома развалились, у них не было крыш. Остались лишь стены и пустынные оконные проемы. Трудно представить, сколько людей живут в этом городке сейчас. На улицах были прохожие. Кто-то шел с сумкой из магазина или с рынка, плотник вез тачку со стругаными досками. Женщина вела двух детей за руки, пара пожилых людей не спеша прошла мимо костела. Из магазина вышел мужчина в белой куртке и стал протирать стекло витрины. Мужчин в городе было мало. Тем более на улицах. Если они и были, то сейчас заняты своими делами, на службе или в хозяйстве. Идти по улице мужчине средних лет в костюме, пусть пыльном и мятом, – означало сразу привлечь к себе внимание. Но вот через перекресток прошел мужчина с костылем. А на соседней улице еще один увечный, у которого пустой рукав пиджака был засунут в боковой карман. А вот женщина ведет под руку слепого, который постукивает перед собой по дороге палочкой. Война, и увечьем никого не удивишь. Скорее удивительно, что в городе появился здоровый незнакомый мужчина.
Шелестов вернулся на мельницу.
– Ну что? – спросил его Буторин и посмотрел на город. – Так и пойдешь без прикрытия?
– Если нас накроют немцы, то всех сразу. Зачем рисковать? Одному легче скрыться. Планировка города простая, развалины есть, так что через них можно с одной улицы попасть на другую, не перебегая через перекрестки. Да и времени мы уже потеряли много. Первый контакт должен состояться сегодня в семнадцать часов.
– Ну вот что, Виктор, – заговорил Шелестов. – Давай с тобой прикинем вот такой план действий. Судя по местности, в город можно войти с любой стороны, а не только по двум дорогам. На дорогах посты. Они в основном нужны, чтобы проверять грузовой и гужевой транспорт. У нас есть три маршрута отхода от костела. Это на случай нападения на меня. Через разрушенный дом сразу за костелом, слева через развалины и через заброшенный парк к карьеру с третьей стороны.
– Я делю группу на три пары и рассредоточиваю людей в этих местах. Если возникнет опасность, мы тебя прикрываем, – понял мысль Буторин. – Только тебе все равно нужно изменить внешность и стать немного похожим на… одним словом, не бросаться в глаза.
– Наоборот, бросаться, – усмехнулся Шелестов. – Вызывать жалость, а не подозрение. Совсем без ног я бы вызвал максимум жалости, а то и подаяние получил бы, но это уже перебор. Поэтому костыль, перевязанная рука и перевязанное горло, чтобы не возникало сомнений, что я не могу говорить.
Через сорок минут Шелестов вышел на площадь, одетый в старые солдатские бриджи. Завязки мотались на обычных кирзовых башмаках. Пиджак, располосованный надвое на спине, был надет на одну руку. Вторая рука, забинтованная, находилась под пиджаком. Где, собственно, прятался и автомат с двумя запасными обоймами. Он шел, опираясь на костыль, и сильно хромал. Одна щека была в саже, горло перехватывал грязный бинт. Православные церкви почти повсюду в Румынии были закрыты, но процентов пять населения исповедовали католицизм, и этот костел немцы не тронули, он продолжал действовать.
Шелестов подошел к костелу. Кто-то еще не ушел, кто-то пришел на вечернюю службу пораньше. Покрутившись у костела, Шелестов понял, что на него никто особого внимания не обращает. Пара калек сидела у входа, и им подавали милостыню. Правда, не деньги, а кусок хлеба, вареное яйцо, кусок сахара. Войдя в церковь, Максим остановился слева у стены. Прошло около десяти минут. Входили и выходили люди, пару раз мелькнул священник. И тут за спиной раздался мужской голос, произнесший пароль, перевиравший Священное Писание, как и было условлено:
– Да простятся нам грехи наши, кроме грехов, от которых мы не хотим избавляться.
– Нет людей безгрешных, – ответил условной фразой Шелестов, неумело перекрестившись. – Есть люди, которые сами себя считают безгрешными.
– Слева от вас за толстой портьерой низкая дверь, – снова заговорил человек. – Через три минуты войдете в нее, я буду вас там ждать.
Выждав условленное время, Шелестов отошел от стены, шагнул за колонну, приподнял портьеру и, пригнувшись, прошел в дверь. В комнате он увидел того самого плотника, который недавно проходил по улице с тачкой досок. Мужчина улыбнулся, пожал ему руку и сказал: «Идите за мной». Темным низким переходом они прошли через подвал церкви и в укромном месте вышли на улицу. Между забором и стеной мужчина провел Шелестова до следующего дома, своим ключом он открыл дверь черного хода, усмехнувшись, посмотрел, как Шелестов иногда пытается хромать, и кивнул на дверь, на которой виднелся след от таблички. Наверняка здесь когда-то жил врач со своей практикой или юрист.
– Привел, знакомьтесь, – сказал кому-то мужчина и исчез.
Отодвинулась занавеска, и в комнату вошел человек в форме вермахта и с погонами гауптмана. Он улыбнулся и протянул руку.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70608454?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Че?тники – собирательное наименование членов нелегальных военизированных отрядов (чет) балканских партизан, повстанцев и ополченцев на Балканах во время Второй мировой войны, как правило, ирредентистского, патриотического, монархического толка. Открыто враждовали с Народно-освободительной армией Югославии.

2
Ко мне! Все ко мне! (нем.)
Солдаты далеких гор Александр Тамоников
Солдаты далеких гор

Александр Тамоников

Тип: электронная книга

Жанр: Шпионские детективы

Язык: на русском языке

Издательство: Эксмо

Дата публикации: 03.05.2024

Отзывы: Пока нет Добавить отзыв

О книге: Роман о военном времени, о сложных судьбах и опасной работе неизвестных героев, вошедших в ударный состав «спецназа Берии».

  • Добавить отзыв