Главная страница | Стихи и поэзия | Тюремные записки в прозе и стихах

Тюремные записки в прозе и стихах
Александр Петрович Ведров
Александр Пекарский
В социально-психологическом произведении дано жизнеописание типичного представителя русской интеллигенции, самобытного и яркого поэта, волею случая оказавшегося в тюремной среде. Раскрыты условия содержания заключённых, их образы и переживания, беды и трудности, с которыми они сталкивались и преодолевали их. Приведены суждения о противостоянии добродетели и преступности, о борьбе добра и зла.
Особенность произведения – в сочетании жанров прозы и поэзии, которые, дополняя и усиливая друг друга, проникновенно и образно освещают тему произведения. Этот приём стал возможным благодаря тому, что соавторами романа являются прозаик и поэт.

Александр Ведров. Александр Пекарский
Тюремные записки в прозе и стихах

Все стихи в книге, авторство которых не указано, взяты из поэтических сборников Александра Пекарского и являются его интеллектуальной собственностью.


© Александр Ведров, Александр Пекарский, 2024
© Интернациональный Союз писателей, 2024

От Авторов
Идея книги родилась из случайной встречи двух писателей, представляющих разные литературные жанры – прозу и поэзию. Едва познакомившись, мы пришли к идее написать книгу о годах заключения, проведённых поэтом Александром Павловичем Пекарским в Иркутской исправительной колонии № 3. Таким образом, материал для книги подавался из «первоисточника», что является необходимым условием для создания правдивого и честного произведения. Важно также, что текст книги в части, касаемой ФКУ ИК-3 ГУФСИН России по Иркутской области, рассмотрен руководством и согласован врио начальника учреждения подполковником А. А. Копыловым. Исходный материал подвергнут художественной обработке и дополнен авторскими отступлениями.
Произведение отвечает критериям, предъявляемым к жанру социально-психологического романа. События реальной действительности, изложенные в прозе, сочетаются с элементами фантазии и мистики, которыми богаты поэтические страницы. Книга отмечает основные вехи жизненного пути типичного советского человека, его духовного развития и формирования независимого и сильного характера. Психологическая составляющая подчёркивается противопоставлением нравственных устоев общества и мира преступности, описанием борьбы осуждённых людей за выживание в условиях жёсткого ограничения прав и свобод личности. В произведении раскрываются внутренние переживания заключённых, уготованные им испытания: неволя и одиночество, разрыв с семьями и необходимость подчинения тюремным понятиям и правилам. Сюжетная линия романа ставит перед читателем проблему борьбы добра и зла. Тем не менее на его страницах приведены и любовные истории, в их числе – романтическая школьная любовь и сердечные увлечения взрослых людей, складывающиеся где-то счастливо, а где-то – драматично.
Общество, тюрьма и государство – это триединая и неразрывная система взаимосвязей, где общество стремится к правопорядку и добродетели, в уголовно-исправительной зоне концентрируется преступный мир, а государство выступает посредником и регулятором между ними. Тюрьма – это зеркало общественных явлений, это увеличительное стекло, в котором внешне благополучное и благопристойное общество видит и узнаёт свою потаённую и порочную суть. Общество и тюрьма – это сообщающиеся сосуды, по которым потоки противостоящих понятий и ценностей несутся навстречу и сталкиваются, порождая новые конфликты и противоречия. Часть осуждённых людей, настрадавшихся на зоне, ожесточается и, выйдя на свободу, мстит за неудавшуюся и сломанную жизнь. Если общество не меняется к лучшему, то тюрьма меняет его к худшему.
Тюремная жизнь – это противоположность свободному сосуществованию людей. За колючей проволокой всё наоборот, как в королевстве кривых зеркал, где не человек управляет своими действиями, а им управляют внешние силы. Отвлекаясь от принципа неотвратимости наказания за неправедные проступки, совершённые кем-то в силу бесчестия и порочности, а другими по наивности и неосмотрительности, государство обязано уделять должное внимание той сложной обстановке, в которой оказываются осуждённые люди. Надо исходить из того, что задача их изоляции состоит не только в наказании, но и в исправлении, в том, чтобы преступники осознали свою неправоту, а не вышли из зоны заматеревшими рецидивистами.
Итак, читатель впервые возьмёт в руки книгу, в которой примерно половина страниц написана в стихах, а остальные – в прозе, при этом стихи вытекают по ходу текста из темы отдельных абзацев, украшают, усиливают и дополняют их, составляя цельное художественное средство эмоционального воздействия на разум и чувствительную сферу человека. Так случилось потому, что авторский коллектив произведения составили писатели разных жанров – прозаик (Александр Ведров) и поэт (Александр Пекарский). Судьба впрягла в литературную колесницу «коня и трепетную лань», а что из того получилось, не нам судить.


Александр Ведров (слева) и Александр Пекарский (справа) за работой над книгой

Часть 1
Поэма «Земля забвения»

Вступительная часть книги, представленная поэтической феерией Александра Пекарского, призвана отразить противоестественность «загробной жизни», которая далее будет раскрыта в тюремных реалиях. Не случайно в начале поэмы автор вспоминает о темнице, где «в кандалах закона плоть», а в концовке упоминает о «клетке в зоне». В поэме иносказательно трактуются условия, правила и заповеди жизни в зоне, такие как попадание в вертеп, эгоцентризм, отрицание доброты, обречённость на общение с силами зла и безвыходное положение, словом, читателю откроется немало общего между мистическим потусторонним миром и реальной жизнью заключённых. Тема добра и зла тяготеет над душами и думами людей, оказавшихся в заточении, подвигает к вере; в их обращении к религии проявляются надежды на высшую справедливость.
Мистическая поэма «Земля забвения» переносит читателя в обстановку парадоксов и торжества тёмных сил, представители которых вызывающе бравируют на страницах романа Булгакова «Мастер и Маргарита». По наущению пособников Воланда Маргарита, уподобившись ведьмам на метле, мстит и учиняет разгром гонителям Мастера. На великом балу грешников у Сатаны на героиню булгаковского романа возлагалась миссия носителя любви к окружающему миру, но она попадает в холодную атмосферу зла и лицемерия. Маргариту подавляют сатанинские силы, и торжествующий Воланд, стоящий над миром и олицетворяющий языческие нравы, восклицает: «Что бы делало твоё Добро, если бы не было Зла?»
В поэме та же картина: «Всюду полное бездушье и пороков полный сад». В первых трёх главах герой поэмы оказывается «под могильными сводами», то бишь за тюремными стенами, и чёрт на входе «покупает души слабых». Если у Булгакова Пилат передал судьбу Иешуа (Иисуса) в руки фарисеев, то над нашим героем свершён неправедный суд, после чего его жизнь утратила былую ценность. В главах 4 и 5 поэт поясняет, как он ушёл от смерти в схватке с противником, за что судом объявлен мучителем, и Злодей пригласил его на кладбище, то есть в тюрьму.
В главе 6 даётся описание жизни «в гробовой неволе», где Нечистая сила склоняет новичка «совершить ужасный шаг» и сделку с совестью. Глава 7 раскрывает козни средневекового Вельзевула, дьявола в облике демона на паучьих лапах, и Гаргульи, демона-чудовища. Их аналог на зоне – предводители блатного мира, тюремные авторитеты. Демоны зазывают поэта, «инквизитора слова», душа которого ценится высоко, в мир Антихриста. Уговоры продолжаются во время поездки на немецкую гору Броккен, на которой ведьмы в Вальпургиеву ночь традиционно собираются на шабаш, где балом правит Сатана: «Зла пусть больше будет в людях!»
Как и Маргарита, автор поэмы оказывается на балу Сатаны. Кульминация произведения сосредоточена в 9 главе, в которой Сатана, повелитель душ, призывает участников бала, «стройных скелетов», к признанию Зла ведущей силой в мире: «.. а Добро – плохая штука». Заключительные строфы содержат рассуждения о Рае и Аде и завершаются предсказанием гибели земли, поскольку мир человеческий «зверский и конечный». Логика событий в романе и в поэме заключается в движении от гибели сущего к воскрешению, а после – к переходу в Пустоту как вечную форму существования. Сон, который пригрезился лирическому герою на земле забвения, – это всего лишь явившаяся ему тюремная жизнь.
Поэма печатается в сокращении.

Земля забвения
поэма-феерия

– 1-
Молодая красавица Смерть
В путь последний готовит бойца,
Приоткрыла незримую дверь,
Там – всевышняя благодать:
«Спи спокойно, глаза потупи,
Смерть прекрасна для чистой души».
– 2-
Что привело меня в место зловещее?
Мёртвые листья укутали склеп,
Здесь, на пороге другой бесконечности,
Как я ничтожен и как я нелеп!
А за спиной беспощадные годы
И мотовство драгоценных минут,
Что-то влечёт под могильные своды,
И в нетерпении внутренний зуд.
– 3-
Страх, тревога, малодушье
Дружно выстроились в ряд,
Всюду полное бездушье
И пороков полный сад,
И один я воин в поле,
Где командуют ослы,
Честь моя кричит: «Доколе
Буду я в тисках хулы?»
Что ответить? Я в темнице,
В кандалах закона плоть.
Как на небо птицей взвиться?
Подскажи мне Ты, Господь!
Но молчание оттуда,
Не для нас святое Чудо!
Лоб в молитве расшибай
И получишь пропуск в рай.
Лоб разбит, но путь закрыт,
В ожиданье чёрт сидит,
Над рогами в стойке уши,
Покупает наши души,
А в глазах его козлиных
Омерзения поток,
Он в копытах держит свиток,
Утвердил который Бог.
Кровью подпись не спеша —
И в мешке моя душа.
Чем же так она ценна,
Знает только Сатана,
Непонятно только мне —
Не гореть ли там в огне?
В нетерпенье чёрт хвостом
Гонит пыль, и слышен стон,
Стало холодно и пусто,
Космос мне сияет люстрой.
– 4-
Никого не обманула
Смерть любимая моя,
В праздник Пасхи заглянула,
Поселилась у меня.
Мне-то что? Косу стальную
У красавицы отнял,
Опрокинул поцелуем
И над ней торжествовал.
И летели мне проклятья,
Я мучителем предстал,
Звали Смерть больные братья,
Я же с ней в обнимку спал.
Грянул гром! Во гневе Парки,
Проводил свою красу,
И теперь она в запарке
Точит ржавую косу.
– 5-
Прожил я бесполезно
Для Бога и для людей,
И вот из чёрной бездны
Позвал меня Злодей.
В его поверив силу
И в честную игру,
Покинуть мир постылый
Я загадал к утру.
И вот во сне он лично
Мой разум просветил,
К свиданию на кладби?ще
Меня он пригласил.
– 6-
Воет ветер. Жуткий мрак.
Шелест. Шорох. Шёпот.
Привидений лёгкий шаг,
Надмогильный ропот.
Смерти верные жнецы
День и ночь на поле,
Неспокойны мертвецы
В гробовой неволе.
Волки воют в эту ночь,
Плач летит собачий,
Улетает Ангел прочь
От могильной дачи.
Что за диво? Средь кустов
Гость Нечистой силы
Закрепить союз готов
Кровью над могилой.
Совершить ужасный шаг,
Невозвратный к свету,
Мне поможет чёрный Маг
Или блажь поэта.
Вянут в ужасе цветы,
Лист роняют мёртвый,
Надмогильные кусты
Ожидают чёрта.
– 7-
Молнии сверкнул клинок,
Гром сошёл трескучий,
И предстал у грешных ног
Вельзевул могучий.
Он подвижен, словно ртуть,
И в изящном фраке,
Украшает его грудь
Череп злой собаки.
Петушиное перо
Над высокой тульей,
Шпага бьётся о бедро
На ремне Гаргульи:
«Что ты хочешь от меня,
Инквизитор слова?
Хочешь, дам тебе коня
С пекла огневого?
Как Вергилия, промчит
Он тебя по Аду.
Или дать волшебный щит
От беды в награду?
Поэта ценится душа,
Хотя живёшь ты без гроша, —
Тебя сёстры обольстят,
Фортуна и Случайность,
По ночам они не спят,
Гарем необычайный!»
Правда, мир сошёл с ума!
Ближе стал Антихрист,
Приготовлена сума
Этим нигилистам.
– 8-
Я в раздумьях, я молчу,
Вновь позвал Лукавый:
«Вас на Броккен прокачу,
Где поют мне славу».
Лунною тропой летим
Мы на пир безумный,
Там собранье тёмных сил,
Опытных и юных.
Яркой молнии клинки
Над горой сверкнули,
Дьявол обнажил клыки
И летит как пуля.
– 9-
В царстве мёртвых шум и гам,
Стук костей о кости.
Полнолуние. Бедлам.
Ведьмы мчатся в гости.
К танцу приглашают дам
Стройные скелеты,
И несутся по рядам
Звонкие куплеты:
Всюду слышно: «Пей до дна» —
Правит балом Сатана.
– 10-
Вижу танец мертвецов,
Бешеную пляску,
Стук костей и лязг зубов
С музыкальной встряской.
Барабаны-черепа,
Флейты костяные,
Воет жуткая толпа,
Вихри огневые.
Из гнилых гробов-корыт
Выползает челядь,
Громы, молнии и треск,
Бесы как сороки —
Разыгрался политес
На горе, на Броккен.
Демон мрака, бед и зла
В чёрном адском фраке,
Все, кружась вокруг него,
Кланяются низко,
И горят глаза его,
Взгляд пронзает вилкой:
«Дети тьмы! Доволен вами
Я, великий Сатана!
С ядовитыми грибами
Поднесите мне вина!
Тост мой следующий будет:
Пусть цветёт обильно Зло!
Зла пусть больше будет в людях!
Выпьем же за то вино!
А Добро – плохая штука,
От него немало бед,
И от Бога будет мука —
И потоп, и дикий бред!»
– 11-
Заглянул я в зал мучений:
Там в кострах вожди сидели,
Их соратники в котлах,
А иные на углях.
Эти пытки бесконечны,
И они бесчеловечны,
Боря там на сковородке,
Но без водки и селёдки.
Тушу жирную коптят
Для кого-то пять чертят.
Лица мне в Аду знакомы,
Бесполезно рваться в Рай,
С входом там, в Раю, сурово,
Не пролезет негодяй.
Гид загробный мой смеётся
Над наивностью моей:
«Рай и Ад – суть два колодца,
Где захочешь, там и пей!
Но в одном вода живая,
Мёртвая вода в другом,
Ты, судьбой своей играя,
Поднимай ведро со льдом.
Но вообще-то, друг сердечный,
Мир ваш зверский и конечный,
Вы – аквариум для Бога,
Но порядком надоели,
И пройдёт совсем немного,
Он качнёт вас на качели,
Вряд ли кто там усидит,
Канет в Лету этот вид».
– 12-
Вдруг видения исчезли,
То ли сказка, то ли быль,
Но сижу я на постели,
И в руке моей костыль:
Череп – ручка, кость как трость,
Видно, был из Ада гость.
Снова что-то промелькнуло,
И сознание замкнуло.
– 13-
Вот гуляет взмах за взмахом,
Смерти движется коса,
Нет надежды, нет и страха —
Рвать напрасно волоса.
«Я хочу на вас жениться!» —
Прокричал я ей с угрозой.
В изумлении застыла
Незамужняя краса,
И на землю опустилась
Смертоносная коса.
То ли вспомнила Сизифа,
То ли смех в Декамероне,
Стало невозможно тихо,
Протянула мне ладони:
«Дай тебя я поцелую,
Обниму и приголублю!
Смерть весёлую, лихую
Зря боятся Божьи люди.
Право, я в смущенье, воин,
Жаль, меня ты недостоин:
Я бессмертная девица,
Ты проснись, а я – в светлицу,
Ту, что выделил мне Бог».
И шагнула за порог.
…Видимо, её сестру
Повстречал я поутру.
Кружит, вертится рулетка —
Водка, баба, в зоне клетка,
Что мне год или другой,
Коль дружу я с Сатаной!

Часть 2
Родовая сила

Глава 1
Детство
Корни героя нашего повествования уходят в давнюю польскую родословную, предположительно, в период заката Речи Посполитой. В конце XVIII века польско-литовская элита нещадно эксплуатировала русских, а заодно и собственных крепостных, и в стране начались брожения и противостояния. Чтобы поддержать сторонников конфедерации, Екатерина Великая ввела в Польшу войска Суворова, но поляки не угомонились и подняли восстание под предводительством Костюшко. Поскольку Суворов оказался непобедимым полководцем, то восстание было подавлено, пленённый Костюшко водворён в Петропавловскую крепость, а многих восставших препроводили с пользой для дела в Сибирь на освоение тамошних бескрайних просторов. Среди них оказались и предки династии Пекарских. О судьбе одного из их потомков, Александра Павловича Пекарского, пойдёт речь в повествовании.
Понятие родословия, святой памяти о предках, было сметено революцией и безумием Гражданской войны, когда сын шёл на отца, а брат – на брата. В разгуле репрессий был положен запрет на благородство происхождения, предоставлялись привилегии выходцам из неграмотных семей эксплуатируемого класса, история поколений разрушилась до основания, расплодив в обществе Иванов, не помнящих родства. Отечественная война, сплотившая народ, уже уходила в прошлое, но опять всплывали, настораживая людей, то ленинградское дело заговорщиков, то дело московских врачей-вредителей, и строгое табу на родство поколений сохранялось даже в узких семейных кругах.
* * *
Дед Александра по матушке имел имя необычное и исключающее у людей равнодушное к нему отношение – Философий. Был он парень видный: высок, широкоплеч, необычайно силён, добродушен и серьёзен не по годам, соответствуя своему имени. Накануне Первой мировой войны Философий был выбран на сельском сходе авторитетных крестьян рекрутом из семьи Пекарских. Холодным зимним вечером рекрут возвращался домой из церкви, где батюшка Сергий прочёл охранную молитву для воинов, и вдруг услышал из закоулка чей-то мучительный стон. Подошёл и увидел на снегу замерзающего цыгана. Философий постоял, размышляя, как поступить, ведь соплеменников бедолаги на селе недолюбливали за конокрадство. Подумал Философий, да и припёр старика в избу на отогрев. Когда цыган отлежался и пришёл в себя, он подозвал рекрута, вручил ему столовую серебряную ложку и сказал такое напутствие:
– Держи оберег заговорённый. Ты спас меня, а эта ложка спасёт тебя за все три войны, что придутся на твою долгую службу.
Не понял Философий, о каких трёх войнах нагадал ему цыган, но приступил служить царю и Отечеству верой и правдой, а ложку-оберег носил за голенищем правого сапога, не расставаясь с ней ни днём, ни ночью. После боевой подготовки его направили в отделение пластунов-разведчиков. Эти команды царских пластунов и были первым русским спецназом.
Первый Георгиевский крест дед заслужил на Германской войне за взятие языка «под чином» в тылу противника. Потом – революция, Красная армия и звание младшего лейтенанта. А цыганская серебряная ложка не раз спасала его от верной смерти. Однажды в ночной разведке она выпала из сапога, звякнув о камень. Дед вернулся за ней, и разорвавшийся снаряд накрыл всю группу разведчиков. Дед был контужен и с кровью из ушей, но с ложкой за голенищем дополз до своих окопов. Страшно было вспоминать о боях Гражданской войны, где гибли миллионами лучшие люди России.
Будёновка. Полоски на груди.
Винтовка. Штык. Гремучая граната.
Кровавый стяг в атаке впереди,
Где русский брат пошёл на брата.
Так армию рабочих и крестьян
От красной крови Красной и назвали,
Она смела врагов, как ураган,
И был красноармеец крепче стали.
В Финскую войну Философий брал линию Маннергейма, а Отечественную закончил капитаном. «Прополз до Берлина на брюхе», – коротко рассказывал он о тех суровых годах. За пластунский поход дед заслужил орден Боевого Красного Знамени и полный бант солдатских орденов Славы. Хотя Философий был офицером, но солдатские награды ему присваивали за то, что он наравне с рядовыми разведчиками ползал на брюхе. Таков славный боевой путь деда, за который старая бабушка временами упрекала его: «Ты воевал в Гражданскую войну за большевиков, а они нас же растоптали и Россию кровью залили».
Силой неуёмной
Обладал мой дед,
Не дожил немного
Он до сотни лет.
Презирал он немощь,
Слабость на земле.
Капитаном Немо
Дед казался мне.
Он прошёл все войны,
Рядом смерть жила,
Умереть достойно
Деду помогла.
Гроб тихонько вынул
Втайне от старухи,
После баньки выпил
Кружку медовухи.
В чистое оделся,
Лёг, прочтя молитву,
И уснул спокойно
После жизни-битвы.
* * *
Александр Павлович, герой нашей книги, родился в Борисполе, на Украине, в семье служащих. Мама тайком от отца окрестила его в Киевской Лавре. Мальцом Шурик всегда с кем-то лопотал на незнакомом языке. В детской памяти осталось видение Ангела в небесном сиянии и постоянные полёты во сне, в которых он мог подскочить от земли и удерживаться в воздухе силой, скрытой в области пресса. А то подбегал к озеру или оврагу и легко перелетал через препятствие. В ночных полётах под ним мелькали города в незнакомой местности, однажды мчался на огромной скорости в метре от земли и боялся врезаться в движущиеся машины. Как-то Шурка оказался сидящим в нарядной постели и почему-то на другой планете.
К чему бы такие странные видения? Или они случались неспроста? В нас способна вселяться огромная энергия, передаваемая кем-то из предыдущих поколений. Человек, получающий эту родовую силу, должен быть стойким, неустрашимым, не отступающим перед препятствиями. Таким и подрастал Шурка, так почему бы ему не получить в наследство силу рода хотя бы от деда Философия? Иначе для чего ему даны полёты над оврагами и городами, а позже – необыкновенная способность видеть иные миры и образы на астральном уровне, ощущать и понимать то, что недоступно другим и что поэтическая натура щедро выплёскивала в лирических, философских и феерических стихотворениях?
Второй вопрос: как с этой силой управится обладатель? Принесёт ли она радость и благодушие или обернётся злом и проклятьем самому себе? Нашему герою пришлось испытать обе крайности. Вся его жизнь – на перепутье. Красивые полёты раскрепощённой души в светлых просторах воображения отягощались грузом суровых реалий исковерканной жизни, безжалостно сбрасывающей Александра с высоких небес на грешную землю.
* * *
Отец, Павел Иванович Пекарский, физически был очень силён, весь в деда. В молодости он присмотрел невесту Тасю в соседнем селе, куда приспособился добираться по реке на лодке, и его визиты местными парнями были восприняты в штыки. Однажды перед влюблённой парочкой, находившейся в состоянии сладостного волнения от взаимного сердечного влечения, за околицей села внезапно возникла группа крепких парней, устроивших засаду посягателю на чужих девчат. Остановились.
– Оставь её, – донёсся до Павла угрожающий голос.
– Ине появляйся здесь, пока ноги целы, – разъяснил другой голос.
Оставить задушевную подругу? Ввязаться в драку, где шансов на победу никаких, и остаться побитым псом? Ситуация! Как быть? А решение надо принимать быстро! Павел подхватил девицу на руки и ринулся бежать. Он нёсся по пересечённой местности, не чуя ног и не замечая препятствий, уподобившись сохатому лосю, уходящему от волчьей стаи. Ноша была не в тягость, а в радость, не зря же бабушка отзывалась о внуке одним словом: «шкаф». «Шкаф» бежал к реке, погоня не отставала, рассчитывая разделаться с ним на берегу, но просчиталась. Беглецы запрыгнули в припрятанную лодку, и двухместное гребное судно отчалило от берега. Так образовалась молодая счастливая семья.
На войне Павел Пекарский командовал взводом пулемётчиков, пока не получил тяжёлое ранение. Пуля снайпера вошла в плечо и прошла вдоль всего тела до бедра, что не мешало инвалиду войны быть метким охотником. Павел Иванович не утруждал себя заботами о воспитании сына, но учил его таёжной жизни, искусству охоты и чтения следов лесных обитателей, рыбной ловле и вязанию сетей. Учил разжигать костёр при любой погоде, ориентироваться на местности, выживать в сложной обстановке и защищаться. Дед в этом деле тоже не отставал, а ещё его наставлял дядя Илья Рудаев, до войны угодивший в заключение, оттуда штрафником на фронт, а вернулся орденоносцем. Эти наставления бывалых и сильных духом людей оказывали Александру добрую службу на протяжении всей жизни.
Принять решенье не спеши,
А выслушай наказ души,
Сначала оглядись вокруг,
С тем посоветуйся, кто друг.
Коль выбрал путь – не отступай!
Не отвечай на злобный лай,
Спокойным ты и твёрдым будь,
В спокойствии всей силы суть.
Оружье тайное – ум твой!
Его носи всегда с собой,
Не задирай нос перед волком —
Он снизу бьёт разящим толком.
Мальчишка рос холериком, за которым требовался глаз да глаз. До всего ему было дело, везде он норовил вмешаться – где надо, а больше там, где не надо. Как-то, уже на Алтае, мама недосмотрела за четырёхлетним подопечным, оставив его ненадолго дома. Санька тут же принялся за проведение опыта по добыванию огня. Достал коробку спичек, около кухонной печи набрал кучку щепок и отнёс их под кровать, чтобы огонь остался никем не замеченным. Чирк! И чудо! Появился огонёк, из которого разгорелся весёлый маленький костёр. Волшебные огоньки заплясали перед глазами, осветив мерцающим светом подкроватную тьму.
Пляшет, пляшет Саламандра
В разгоревшемся костре,
Свет янтарно-лучезарный
Отражается во тьме.
От костра потихоньку загорелся пол. Почуяв неладное, заорал кот. Завыла собака. Тревога животных передалась поджигателю, но тушить огонь он ещё не научился. Не помогла и Саламандра, дух огня, которая, по германской мифологии, не горит в огне, а гасит его. К счастью, соседка заметила дым, поваливший из форточки на улицу, и всех спасли, вышибив в избе дверь. Так у Александра началась долгая дружба с костром.
Дух Огня – как небесная ярость,
Мал огонь или слишком велик,
Это с детства надолго в нас вкралось,
Это каждый мальчишка постиг.
Будь мгновенным во всяком решенье,
Будь разящим в горячем бою,
Чуть заметны горящие тени
В этом диком и грозном краю.
Маманя учила сынка грамоте, которую тот схватывал на лету, как окунёк наживку. В четыре года, на пятом, он взялся за книгу о приключениях Робинзона Крузо и не оторвался от неё, пока не прочитал.
Не помню себя беззаботным мальчишкой,
Всё в каком-то напряге и мать, и отец,
Друзьями мне были взрослые книжки,
Где страдали, любили и шли под венец.

Глава 2
Тальменка
В Тальменке отец приобрёл собственный дом, в котором для подрастающего непоседы лучшими товарищами оказались домашние животные, все без исключения. Их был полный двор, куда Санька выходил рано поутру, вызывая гомон и оживление среди питомцев. Всполошившись, они неслись к благодетелю, в корзинке у которого имелись припасы для всех. Быстрее всех подбегали кудахтающие куры во главе с голосистым петухом Янычаром. Пёс Шарик получал косточки, из которых обожал те, что из холодца. Не забывал Санька и о подбитом граче Тюре и о чирке Уте. Но первым другом и товарищем был бычок Борька. Когда он в солнечную погоду укладывался подремать, Санька пристраивался под тёплым боком, и не надо было лучшего матраца. При поглаживании Борька вытягивал шею и от удовольствия закрывал глаза. Мало было Саньке домашних животных, так он однажды собрал по селу всех собак и увёл за косогор, а те и рады были коллективной экскурсии на пустынное побережье реки. Отца сердили Санькины «телячьи нежности»:
– Не сын, а девчонка какая-то! Вот подрастёт, вывезу его в тайгу, там быстро образумится.
– Настоящий хозяин будет, рачительный и заботливый, – заступалась за внука бабушка.
Пока что будущий рачительный хозяин бродил по окрестностям, присматриваясь к жизни всего, что растёт, двигается, бегает и плавает. Юного исследователя мучил вопрос: откуда весной появляются взрослые лягушки? Где и как они зимуют? И какова она, лягушачья жизнь?
Зелёный лягушонок
На кочке загрустил,
Зелёные подошвы
На воду опустил.
Он маму ждал лягушку
И папу – лягуша,
Те строили избушку
Из листьев камыша.
По небу плыли тучи,
И ночь была черна,
И становилась круче
Шипящая волна.
Пришла с дождями осень,
И в облаках луна,
И бьёт в болотный мостик
Холодная вода.
Готовит распашонки
Зелёная родня,
Чтоб дети-лягушонки
Не мёрзли среди дня.
Квакушки спят всю зиму,
Но оживут весной,
Заполнят все низины
Лягушечьей икрой.
А из икринок-бусин
Родится головастик,
Он квакушонком будет,
Теряя хвостик-хлястик.
Зелёный лягушонок
Заляжет на кровать,
Зимой, как медвежонок,
Он будет крепко спать.
Злых комаров лягушки
Отлавливают тучи,
Спасают нас квакушки
От их укусов жгучих.
Но вот ребёнок подрос, пришла пора отцу брать его с собой на утиную охоту, так сказать, на перевоспитание. Подбил охотник селезня и принёс добычу Саньке, чтобы тот гордился подстреленной птицей, как своей. Дитя смотрело в птичьи глаза, и сердечко его сжималось от жалости к пернатому красавцу, только что свободно рассекавшему водную гладь протоки. Крупный пернатый красавец, весом под пять килограммов, отходил в мир иной, в мир без полётов и без любимой водной стихии. Крылья свисали беспомощно, раскрывая веерные наборы из перьев разных размеров и расцветок. Общий окрас был светлый, по бокам белоснежный, выше с бежевыми оттенками, переходящими на спине в тёмную полосу. Шею окружали узкие длинные перья, образующие нарядный воротник, чтобы привлекать внимание уточки. На воде селезень всегда плывёт за подругой и чуть сбоку, охраняя и прикрывая её, как и в тот последний миг, когда принял на себя убойную дробь.
Но самое ужасное Санька видел в глазах умирающей птицы. Они были широко открыты в прощании со светлым, солнечным днём, но вдруг мгновенно побелели. Потух для селезня белый свет, и голова откинулась набок. Санька готов был разреветься над птичьей смертью, но было не до слёз. Он принялся лихорадочно рыться в отцовой котомке, выгребая из неё патроны, все до единого; собрал и зашвырнул их в водоём.
Грохнул выстрел. Пусть больше он не постреляет. Подошёл отец, порылся в поклаже, глянул на неподвижную фигурку сына, сидящего к нему спиной, и всё понял без лишних слов. Охотник подобрал добычу и, не сказав Саньке ни слова в осуждение, молча пошёл к дому, прихватив дичь. На том и кончилось перевоспитание маменькиного сыночка.
А зима несла с собой иные образы и развлечения.
Снежинки, как пушинки,
Зима с небес бросает.
В морозной паутинке
Берёз застыла стая.
Для снежной королевы
На речках зеркала,
Метелицы напевы
Гуляют вдоль села.
Павел Иванович, Санькин отец, в совершенстве владел технологией маслоделия, и руководство бросало его с одного объекта на другой, где не могло без него обойтись. Ходил на работе в ослепительно-белом халате и такой же шапочке. Профессор, да и только. А местечки для него подбирались вроде как наугад, как если бы человек с закрытыми глазами тыкал пальцем по карте необозримого Советского Союза, указывая на ней точку, куда предстоял очередной переезд. Этот человек поначалу истыкал карту Украины и Крыма, затем по его наводке семья Пекарских исколесила вдоль и поперёк Алтайский край, пока не оказалась в рабочем посёлке Тальменке. С юга посёлок омывала горная река Чумыш, в которую впадала речка Тальменка.
От частых и внезапных переездов в Санькиной голове зародились смутные подозрения. Для чего отец срывается с места на место, словно скрывается от кого-то? Или ему всюду надо что-то разузнать? Владеет приёмами борьбы самбо, ещё и его, Саньку, обучал, как защищаться без оружия от нападения. Переезды мальчишке давались нелегко: всегда новая школа, где приходилось приспосабливаться к учителям и ребятам, пока с ними не передерётся. Отцу, у которого правая рука была скрючена, как клешня, переезды тоже давались с трудом. И что тогда ему не сиделось на месте?
– Папа, а ты не шпион? – Детские глаза пытливо вскинулись на отца.
– С чего ты взял? – опешил Павел Иванович от неожиданного вопроса.
– А чего ты тогда ездишь да ездишь по всей стране?
Отец расхохотался, а успокоившись, сказал:
– Вот вырастешь, Александр, и станешь, к примеру, офицером, тогда поймёшь, что для Родины ты нужен там, где от тебя больше пользы. А меня начальство перебрасывает с одного завода на другой для налаживания технологии выработки масла.
Саньку ответ вполне устроил, как будто камень с души свалился. Он и сам видел старания отца-инвалида, окончившего после войны техникум по переработке сельскохозяйственного сырья, и его заботы в который раз перенеслись на освоение новой обстановки. Если украинские нравы и обычаи, природу и жизненный уклад Малороссии воспел бессмертный Гоголь, то первым рассказчиком об Алтае стал Шукшин. Мы же обойдёмся краткими алтайскими зарисовками. Поясним также, что загадку Руси, о которой идёт речь в стихотворении, оставил поэт Фёдор Тютчев («Умом Россию не понять…»).
Ангел дождя
Машет мокрыми крыльями,
Капли на землю летят,
Небо бросает молнии синие
В мой расцветающий сад.
Боль непонятная, лёгкая грусть
Сладко волнует, как бред,
Эту загадку с названием – Русь
Нам заповедал поэт.
«Тальменка» в переводе с тюркского означает «тальник», то бишь вид кустарниковой ивы, имеющей массу других названий: ветла, лоза, верба или ракита, если растение крупнее. Плакучие кроны ивы с поникшими гибкими ветвями, покрытыми узкими листочками, произрастают по пологим берегам речек, украшая их скромной и покорной красотой. Склонённые над тихими водами, они воспеты в народных песнях, привлекают глаза живописцев, просятся на пейзажный холст, наполняют души романтиков нежностью и светозарным теплом.
Ржавые капли на крышах жестяных,
Рыжие листья, рябинная боль,
Лишь одиноко в осеннем тумане
Бродит неслышимо месяц-король.
Древние сказки окутаны тайной,
Маленький принц постучится в окно…
Свечи погасли, и сумрак зелёный
Словно в волшебном беззвучном кино.
Детство моё! За какими горами
Тайны азартных мальчишек хранят?
Рыжие листья лежат под ногами,
Старые клёны о чём-то скрипят.
Горный Алтай – это жемчужина Сибири, красивейший и благословенный уголок России. Высокие горы и дивные утёсы, изрезанные речными долинами, нарядные леса и многочисленные синие озёра, древние пещеры и живописные луга альпийского типа – такого чарующего сочетания достопримечательностей природы уже не найти нигде, даже в знаменитых Альпах. Не случайно со времён палеолита первые люди охотились здесь на мамонтов и бизонов, а в железном веке обитали легендарные скифы и сарматы, воинственные кочевые племена. Богатый мир животных здесь легко уживается с человеком. Медведей расплодилось как людей. Особенно хорош Алтай осенью.
Осторожно осень вышла
Из опаловых туманов,
Замелькала жёлтой мышью
На полыневых бурьянах.
Значит, снова расставанье
И дождя унылый стук.
Увяданье, расцветанье —
Замкнутый и вечный круг.
Так и мы. Нас кружат чувства
Между грустью и весельем,
Многолистная капуста
Разноликих настроений.
Алтай – ещё и мощный духовный центр, где космический разум привходит в земную ноосферу. Этот удивительный край полон исцеляющей энергии, тайн и загадок, в нём раскрываются магические силы знахарей, ведуний и самой природы. Так вот, по западной окраине Тальменки проходит знаменитый Чуйский тракт, с которым связан малоизвестный эпизод из Гражданской войны. В то суматошное время отряд Красной гвардии гнал по Чуйскому тракту отступающих белогвардейцев, устанавливая по пути Советскую власть.
– Ты, бабка, вроде опиума для народа, – наставлял ведунью Марию Громову красный командир. – Вот откроем на селе медицинский пункт с фельдшером во главе и будем лечить людей, а ты свои наговоры, ворожбу и прочие ухищрения прекращай.
С тем отряд пошёл дальше, но далеко не ушёл, так как у всех разом вдруг разболелись зубы, а у командира сильнее, чем у бойцов, спасу не было терпеть. Командир мигом смекнул, с чьей подачи пристала к ним нечистая сила, и развернул отряд к дому бабки Марии.
– Ты, мать, помоги нам, пока фельдшера здесь не назначили, что-то зубы у всех разболелись, – миролюбиво обратился он к ведунье.
Та указала на дубовую бочку с дождевой водой и подала ковшик:
– Зубы пополощите.
Пока последние бойцы полоскали зубы, у первых боль уже поутихла. Командир достал из планшетки лист бумаги и написал: «Распоряжение. Предъявитель сего документа, Громова Мария Степановна, до открытия на селе фельдшерского пункта имеет революционное право лечить больных людей своими способами и методами». Должность, подпись и печать.
Жрица провидения,
Раскованная сила,
Ловушка наслаждения,
Трясина с вязким илом.
Там дьявольского гула
Заманчивые кущи,
И многие тонули
В том омуте кликушьем
Однажды во двор Марии сбежались соседи, привлечённые громким волчьим воем. И что же они увидели? Нет, не волчью стаю, а мужиков, стоящих на коленях и воющих, задрав головы к небесам. Вокруг валялись брошенные ножи, ружья и наганы. Оказалось, на бабку напала группа бандитов, надумавшая поживиться её добром, а она им в назидание обратила их в волков, чтобы поняли, что следует оставаться людьми, а не быть зверями.
Странные силы во мраке Вселенной,
Не признающие ограничений,
Разум небесный настолько могучий,
Что упреждает случайность и случай.
* * *
В истории Тальменки, как в зеркале, отразились судьбы типичной российской глубинки. Река, поля и много леса – как тут не быть большому поселению? В 1724 году в нём было прописано двадцать три мужские души, при коих пребывали души женские и разная домашняя скотина. С тех давних лет в посёлке сохранился деревянный дом купца первой гильдии Бубнова, числящийся памятником старины, что видно с первого взгляда по его ветхости и аварийному состоянию.
Трактом сибирским шли каторжане,
Тропы медвежьи костьми устилая,
Но о Сибири они говорили:
– Нет ничего красивей Сибири!
Трактом сибирским шли каторжане,
Спали в снегу и в снегу умирали,
Но о народе они говорили:
– Лучшие люди сегодня в Сибири.
Трактом сибирским шли каторжане,
Цепи стальные им кожу срывали,
Но о России они говорили:
– Сила России таится в Сибири.
В 1915 году через Тальменку прошла Туркестано-Сибирская железная дорога, давшая отмашку бурному заселению посёлка. Советская власть тоже внесла в жизнь края крутые перемены. В Тальменке был организован колхоз «Крепость революции», обобществивший рабочий и домашний скот, телеги, семена и инвентарь «крепостных революционеров», взявшихся укреплять общее хозяйство, пахать на конях и сеять вручную из лукошка. Однако усилия колхоза не спасли людей от голода. Сколько ни выращивай, а продукция изымалась продотрядами. Всего, по заключению Комиссии при Госдуме РФ (2011), в основных житницах страны в разгаре коллективизации умерло от голода около семи миллионов человек.
С середины тридцатых годов тальменцев приобщили к сплаву леса «молем» из верховьев реки Чумыш. Для задержания сплавного леса перед речным мостом установили заградительные боны из тросов, вылавливали брёвна на берег и на лесопильном заводе распускали на брус и доски, которые отправляли в Среднюю Азию, где требовалось осуществить скачок братских республик от феодализма к коммунизму, минуя стадию загнивающего капитализма. О нуждах собственного народа власть тоже не забывала, сбывая отходы лесопильного завода на строительство жилья и социальных объектов. Молевой сплав леса иначе как варварским не назвать. Брёвна, особенно тяжёлая и плотная по структуре лиственница, тонули, выстилая ярусами дно реки. Рыба уходила из гиблых мест.
Мы стали Космосу негодны
Своей душевной нищетой,
Везде куём себе невзгоды,
И не создать нам рай земной.
Мы разобщаемся с природой,
С гармонией Вселенной всей,
Земля восплачет, и народы
Исчезнут полностью на ней.
Но смекалистые рационализаторы и здесь извлекали пользу из безалаберщины. Из листвяков, поднятых с речного дна, они приспособились вытачивать шестерни, бесшумно работающие в механизмах и не нуждающиеся в смазке.
Книгу мироздания
Нам не прочитать —
На её издании
Тайная печать.
Всё когда-то было,
Всё как было – есть,
Жаль, открыты силы
На погибель всех.
Мы идём куда-то,
Разум наш во мгле,
Словно мы солдаты
На чужой земле.
Режем и корёжим
Мы земную плоть,
Ту неосторожность
Не простит Господь.
И возница чёрный
Нас загонит в гроб,
И опять возникнут
Пламень и Потоп.
Взрослые трудились на рабочих местах, а у детей в школе забот было не меньше.
Мы шагаем в первый класс!
Радуются дети,
И букет цветов припас
Первоклассник Петя.
Школа нам вторая мать,
С ней к мечте шагаем,
Интересно ведь узнать
То, чего не знаем!
В послевоенный период Алтай был охвачен всесоюзным патриотическим порывом освоения целинных и залежных земель. В 1957 году за вскрытие залежавшихся земель более трёх тысяч тальменцев были награждены орденами и медалями СССР.
Народ простой и бесшабашный
Меня всё время восхищал,
Он был далёк от мелких шашней,
С душою чистой, как кристалл.
* * *
Освоившись в уличных переплетениях районного центра, Санька подался на Чумыш, красивейшую горную реку, хотя тальменцам оставалось любоваться только её берегами, поскольку воду из-за брёвен не разглядеть. Не река, а сплошной бревенчатый настил, по которому ребятня легко перебиралась с одного берега на другой.
Пускай мы вымрем!
Что произойдёт?
А ничего! Природа расцветёт!
На месте захламленья, пустоты
Взойдут цветы небесной красоты!
Вернутся феи, и вернутся гномы,
Далёкие от человечьей злобы.
А на том, незаселённом, берегу раскинулись несметные заросли красной смородины. Здесь и состоялось первое знакомство Саньки с местным ребячьим сообществом.
– Эй, шкет! Говорят, что ты самбист? – окликнул Саньку тот, что был выше и крупнее других.
– Ну говорят.
– Так давай, покажи, какой ты самбист, а ребята посмотрят. Вишь, собрались.
Ватага из пятерых противников полукольцом угрожающе двинулась на «шкета». Вожак – крайний справа. Столько же наблюдателей оставались на месте, ожидая, как будет проучен самбист, чтобы знал наперёд, кто здесь хозяин.
Быстренько прикинув, что к чему, Санька решил начать с вожака – слишком он грузный и неповоротливый. Видать, в драках давил противников весом, не иначе. «Шкет» кинулся на кодлу, в центр надвигающейся цепи. Группа нападения оторопела от неожиданности, замерев на месте. Как?! Один на пятерых? И кто кому преподаёт урок?
А Санька, сравнявшись с правым крайним, резко повернулся и в прыжке ринулся на него. Подсечкой стопы по ноге верзилы самбист выбил из-под него опору и толчком сбил на землю. Второго опрокинул зацепом голени изнутри за подколенный сгиб ноги остолбеневшего противника. Кто ещё на новенького?
Всего я про себя не знаю,
Зверёныш тот ещё порой,
Я даже в детстве был не заяц,
С такой же дрался детворой.
Тут-то братва почуяла неблагоприятное развитие событий и бросилась врассыпную – кто куда. Неплохой урок получили преподаватели. Наблюдатели остались на месте, поражённые результатом драки со «шкетом». Они и разнесли по Тальменке весть о том, что на селе появился непобедимый самбист, который один раскидал по поляне ватагу ребят вместе с вожаком, реноме которого сильно пошатнулось, хоть выбирай нового. А Санька, получивший кликуху Бешеный, был безоговорочно принят в компанию местных пацанов и даже проводил с ними занятия по самообороне без оружия.
Ниже Тальменки Чумыш был свободен от лесосплава и снова представал красивейшей алтайской рекой, широкой и привольной, но надо же было Саньке найти новое приключение… Река была не только привлекательной, но и настолько стремительной, что даже опытного пловца, переплывающего на другой берег, сносило по течению на тройное расстояние. Санька, надумавший переплыть своенравный Чумыш, завязал на голове одёжку и поплыл, но к середине заплыва его сковала усталость и охватил испуг, что смертельно опасно на воде. Он чувствовал, что река готова затащить его на стремнину и понести как щепку, а это полный швах. Обратно уже не выплыть, значит, только вперёд, но сил бороться с течением уже не оставалось.
Вдруг откуда ни возьмись налетела чайка и принялась долбить по голове, дёргать за одежду, пытаясь разобраться, что за существо качается на воде и нельзя ли им поживиться.
Только птичьей атаки ему не хватало! Смех и грех! Забыв об отчаянном положении, пловец принялся отбиваться от нападения сверху, откуда-то появилась злость и энергия, страха точно и не бывало. Отбивался и плыл, чайка уже улетела, а он плыл ещё быстрее – и вот оно, дно под ногами! Не зря же говорили, что он в рубашке родился! Спасибо Ангелу-хранителю, пославшему на спасение чайку! Едва поблагодарил, как послышался небесный голос: «Живи, нужен!» Ангел виделся Саньке высоким седым стариком, борода до пояса, глаза пронзительно-синие. Одет в римскую тогу, на левой руке янтарный перстень, на шее цепь, а на цепи камень с письменами. На голове что-то вроде нефритового обруча, а может, – светозарный нимб.

Глава 3
Первая любовь
В Тальменке Пекарские задержались на три года. Здесь Павел Иванович купил хороший дом с садом, а Санька доучивался в старших классах. Учёба давалась ему легко, оценки в табелях и аттестате только четыре и пять.
На окраине Тальменки проживала семья Томашовых. Огород их дома упирался в старицу реки Чумыш, а вода в ней была чистейшая, тёплая и с зелёным отливом – то ли от чистоты, то ли от окружающей пышной растительности. В её зеркальной поверхности, не тронутой и малейшей рябью, отражались белые кучевые облака, спокойно и задумчиво проплывающие по воде. Райское местечко, в котором подрастала Наташа Томашова, пылающий цветок неземной красоты. Нежный румянец лица в обрамлении густых каштановых волос, заплетённых в две тугие косы с янтарными бантами, – это чудное видение сводило с ума мальчишек всей школы.
Девчонка ясноглазая,
Бутончики грудей,
И вся своеобразная,
Весёлый воробей.
Чудесница-проказница,
Открытая душа,
Язык покажет – дразнится,
Собою хороша!
Каштановые волосы
И банты на плечах,
Воркует нежным голосом
Милее певчих птах.
Словами, словно листьями,
Играючи шуршит,
Её устами истина,
Наверно, говорит.
Одевалась первая школьная красавица с непревзойдённым вкусом. Удивительно, но отъявленные хулиганы перед хрупкой девушкой, хотя и наделённой всеми женскими достоинствами, смущались, стеснялись сами себя, краснели и мямлили что-то невразумительное, словно дети. Любой ученик, и не только одноклассник, считал за честь разрешение донести до дома её портфель, а у Сашки при виде объекта его обожания отчего-то лезли в голову глупые строчки деревенского шуточного стишка:
Все тёлки хором голосили,
Когда она являла лик,
В ней столько внешности красивой,
Что без сознанья рухнул бык.
Такая была Наташа Томашова, властительница дум и мечтаний мальчишеского школьного сословия. Участь рокового пленения души разделял и Сашка Пекарский, способный сполна оценить диво природного творения. От неразделённой влюблённости он ещё более похудел и потерял покой и сон.
Отец её, Сергей Владимирович, работал лесником и имел удостоверение охотоведа. Он был наделён высоким ростом и могучим телом. Однажды силач потехи ради взвалил на плечи коня и пронёс его по улице несколько десятков метров. Мать утонула в реке, упав с плота, когда девочке было всего-то пять лет, и без материнской ласки у неё сформировался независимый и сильный характер. Вскоре подвернулась оказия, благодаря которой Пекарский-старший познакомился с отцом Томашовой, охотоведом, и у Александра появилась возможность приблизиться к Наташе. Отцы видели состояние очередного воздыхателя по красавице и посмеивались над его удручённым состоянием:
– Ну что, жених? Хороша Наташа, да не наша?
Но вот знакомство состоялось. Александр был одет опрятно, в любимую синюю рубашку и приличные брюки. На ногах лёгкие кожаные сандалии, на левой руке его гордость, командирские часы, подаренные отцом. Наташа спокойно разглядывала нового поклонника, расслабленная и в приподнятом настроении. Постепенно молодые люди разговорились. Сашке импонировала её раскованность, свобода общения и увлечённость при обсуждении его любимой книги «Робинзон Крузо». Он почувствовал в ней родную душу, а она, лукаво поглядывая, перевела разговор на «Барона Мюнхгаузена». Отцы той порой распивали пиво, закусывая огромным язем, добычей Павла Ивановича.
– Давай искупаемся, у нас за огородом вода чистая и тёплая, – предложила Наташа. Похоже было, что Саша пришёлся ей по душе.
– Я не в плавках, – растерянно произнёс смутившийся паренёк.
– Что, я в семейных трусах мужчин не видела? – поддела затейница собеседника, явно забавляясь, и заразительно рассмеялась, словно прозвенел серебряный колокольчик.
Сашка поспешно и неловко распрощался, услышав напоследок наказ насмешницы:
– В следующий раз одевайся как положено!
Пекарские возвращались в полном молчании, обдумывая прошедшие смотрины. Где-то на полпути отец сказал:
– Не переживай. Ты ей приглянулся.
– Что-то непохоже.
– Поверь моему опыту. Цветы ей не дари, эта девица не того пошиба, да и в огороде у неё полный цветник, даже розы есть. Вообще-то, не обижайся, сын, но ты ей не пара, не достиг ты её уровня, и она это прекрасно понимает.
– И что тогда, если не пара?
– Стань лучшим! Стань самым сильным! Она своего отца за бога почитает. Понимаешь, какого мужчину она полюбит? Вот и думай. Будь самодостаточным, будь умным, заимей твёрдый доход. Такую королеву надо и содержать по-королевски. Пока дружите, а там видно будет.
И снова бессонная ночь, чтобы обдумать всё случившееся и всё услышанное от отца. Ощущение бессилия, собственной ничтожности давило, хоть плачь. Он и плакал.
А встречи продолжались. Наташа вела себя покладисто и доверительно. Хотя и сознавала своё преимущество, но шалунья была ещё та. Купались теперь без стеснения. Она в красном купальнике. Крупные сосцы выпячивали ткань. Сашка боялся только вылезать при купальщице из воды, сторонился её. Пока барахтались в воде весёлой и беспечной парой, подныривали и обдавали друг друга блёстками брызг, у него тоже вспучивались плавки. Она быстро поняла, в чём дело, и выходила первой, удаляясь в беседку.
Но идиллия несостоявшейся любви, когда лишь проклёвывались её слабые и робкие ростки, оборвалась на этапе дружеских отношений. Павел Иванович сообщил сыну, что надо готовиться к отъезду на новое место работы, опять на маслозавод, куда-то в Тюменскую область. Не в первый раз рвались нежные отношения с подругами, западавшими в молодое сердечко, но на этот раз трагедия переносилась особенно тяжело и мучительно.
Я часто вас во сне встречаю
И с нежностью дарю цветы,
И мы стоим у края рая,
У основанья пустоты.
Потом летим, держась за руки,
Над задремавшею землёй,
Волшебные слышны нам звуки,
И так чудесно нам вдвоём.
Мы прибываем в сад цветущий,
Там ждёт нас белоснежный трон,
Я ощущаю взгляд влекущий
И в вас божественно влюблён.
Но сон ушёл, как всё уходит,
Занялся серый, грустный день,
Сегодня вечер новогодний
И двое нас – лишь я и тень.
А сердце болью вдруг сдавило,
Молчит бездушный телефон,
Опять вы мне не позвонили,
Как жаль, что оборвался сон.
Отцы опять заседали за столом, а Александр вручил любимой девушке сборник О. Генри, в котором был напечатан любимый рассказ «Вождь краснокожих», и дополнил его собственными стихами, исходящими из глубины души и полными переживаний:
Я столько нежности скопил
И столько теплоты сердечной,
Что все задатки светлых сил
На вас польются бесконечно.
Вам стану крепкою стеной,
От всех забот отгорожу,
Вас счастье полонит со мной,
Любовь я вашу заслужу.
Прощай, Тальменка, чудесная и волшебная! Прощай, Наташа, любимая и очаровательная! Где, в каких местах герой нашего повествования найдёт то, что он утратил в этом замечательном поселении Алтайского края?
Сегодня в Тальменке более ста пятидесяти улиц, красивая центральная площадь и современные строения. В ней появился ряд новых предприятий промышленности и сельскохозяйственной переработки. Пробудилась культурная жизнь. Живёт и хорошеет Тальменка вместе с Россией.

Часть 3
Наш адрес Советский Союз

Глава 1
Ишим
Пекарские продолжали осваивать новые российские территории, словно им не было других забот. Из Барнаула они перебрались в Ишим, старинный город Западной Сибири, который в 1921 году стал эпицентром крупнейшего в Советской России антиправительственного восстания. Ещё не окончилась Гражданская война, когда вольнолюбивые сибирские крестьяне, не знавшие над собой помещичьего гнёта, вдруг увидели, что на свою голову установили не ту власть, за которую боролись. Откуда-то на них ополчились отряды продразвёрстки, выгребавшие во дворах все имеющиеся запасы, и не только зерна. В перечень развёрстки входили десятки видов сельской продукции. Пришлось крестьянам снова браться за оружие, отстаивая «настоящую Советскую власть без коммунистов». Народная армия насчитывала не менее семидесяти тысяч человек, вела ожесточённые бои на протяжении почти двух лет, но восстание было жестоко подавлено. В память о тех трагических событиях уже в постсоветское время на братской могиле жертв восстания под Ишимом был установлен памятник.
В Ишиме Александр поступил в Педагогический институт имени Петра Ершова, автора «Конька-горбунка», размещавшийся в старинном здании духовной семинарии по улице Ленина, дом один. Поражали сводчатые потолки, могучая кладка стен, по всему видать, что наши предшественники ещё не постигли науку сопротивления материалов и возводили здания на века, не жалея строительных материалов. Подвалы здания, имеющие стены толщиной в полтора метра, были приспособлены под студенческое общежитие. Пекарский значился в числе успешных студентов литературного факультета. Теоретические занятия в институте он дополнял практикой внештатного корреспондента молодёжной газеты «Тюменский комсомолец».
Студенческая жизнь, яркая и незабываемая! Впечатления о ней слегка омрачались скромным размером стипендии, на которую сводить в ресторан девчонок не представлялось возможным, да и за обед в студенческой столовой надо было выложить полтинник. Поправить финансовое состояние студенты могли на разгрузке вагонов по тарифу один рубль за тонну груза. Раз в неделю они ходили бригадой на разгрузку, а однажды их угораздило исколоться о ящики с гвоздями. Зато по выходным «грузчики» отрывались в ресторане или на танцах, сочетающих культуру, моду и, конечно, любовь. Танцы были основным досугом молодёжи. Они притягивали выступлениями вживую доморощенных вокально-инструментальных ансамблей, исполнявших популярные песни и мелодии. Девушки выходили на площадку в юбках в обтяжку и с завитыми кудряшками, парни облачались в брюки клёш. Некоторые щеголяли в джинсах, но таких стиляг на танцплощадку могли и не допустить.
Быстрые танцы, рок-н-ролл, фокстрот и твист – апофеоз танцевального вечера. В них царила полная свобода движений, жажда самовыражения, где торжествовали отменное веселье, отрицание всяческих забот и протест против нудной и докучливой жизни. Танцоры буквально погружались в мир танцевального рока, легко и свободно вписываясь в мир быстрых мелодий, когда не оставалось времени на размышления и надо было не отставать от музыкальных порывов, дёргаться с ними в унисон одновременно в разные стороны.
В репертуар обязательно включали белый танец, предоставляя девушкам законное право пригласить понравившихся парней. В медленном танце пара сливалась воедино, подчиняясь томному звучанию задушевной мелодии. Щемящие чувства будоражили молодых людей, вселяли надежду на продолжение, какое следует за объятиями и волнующими соприкосновениями с гибкой талией и подвижными бёдрами партнёрши.
* * *
Другим занятием Пекарского стало обучение уличных мальчишек искусству бокса. Сам он ещё в Барнауле, будучи школьником старших классов, получил в секции бокса общества «Динамо» второй спортивный разряд. Александр собрал таких же отчаянных и драчливых хулиганов и прочих сорванцов, каким был недавно сам, и предложил им всей кучей напасть на него. В начавшейся кутерьме боксёр, он же самбист, раскидал нападавших пацанов и спросил, есть ли у них желание научиться искусству ближнего боя. Оказалось, что побеждать в драках хотели все. По его призыву набралось двадцать семь бойцов, и институт предоставил им часы занятий в спортивном зале. Начались тренировки.
Тренер пытался разбудить в спортсменах добрые чувства. По мере возможностей они помогали старикам. Когда подо льдом замёрзшей реки Ишим стала задыхаться рыба, секция бокса выходила пробивать во льду лунки. Рыбу надо было спасать, ведь не зря она начертана на историческом гербе Ишима, высочайше пожалованном городу 17 марта 1785 года: «В синем поле золотой карась в знак того, что в окрестности оного города находится множество озёр, которые изобилуют сею рыбою и отменною величиной оных».
Гербом города родного
Золотой карась на блюде,
Что из камня голубого,
Эту рыбу хвалят люди.
Царским карася назвали,
Он из озера Мергень,
В город рыбу доставляли
Из окрестных деревень.
До Москвы летели сани,
Карася везли в сметане,
Ишим, карась и чешуя —
Это родина моя.
Мергень-озеро тянется идеальной овальной формой, разливаясь на десяток километров вдоль реки Ишим. Берега покрыты смешанным лесом. Из рыб в почёте карась золотой, самый что ни на есть натуральный, а не только выдуманный, с городского герба.
Зима – это сущность Сибири, её суровая и великолепная пора. При одном лишь упоминании о Сибири в нашем воображении встают картины могучих хвойных деревьев с заснеженными лапами.
Зима, лебёдушка России,
Роняет лёгкий белый пух,
Земля становится красивей,
Крепчает с ней морозный дух.
Она накрыла покрывалом
Необозримые места,
И с новогодним карнавалом
Кругом ликует красота!
К окончанию института молодой тренер не успел подготовить известных чемпионов, но все его ученики стали достойными людьми, что намного важнее. Со временем один из них, Николай Ворохобов, организовал в городе военно-патриотический клуб «Дзержинец», снискавший заслуженную славу по всей области.
Известно, что творчество и студенчество неразрывны. Молодые умы всегда рвутся к новому, неизведанному, ведь им открывается весь мир, и не так важно, что в нём известно и освоено цивилизацией, а что ещё предстоит познать. Александр много материалов направлял в молодёжную газету «Тюменский комсомолец». Его очерки и рассказы, критические статьи и стихотворения охотно публиковались, и начинающего автора несколько раз направляли в Тюмень на слёт молодых писателей. Дадут ли плоды его литературные задатки, покажет время, но начало было положено.
Вместе с сокурсником, Анатолием Тучным, Александр рьяно принялся за выпуск институтской стенной газеты «Институточка», настраивающей студентов на весёлое и легкомысленное отношение к её содержанию. Стенгазета – это форма самодеятельной публикации, не подпадавшей под цензуру. Редколлегия «Институточки» видела свою миссию в самореализации и развитии творческих способностей коллег, не задумываясь о задачах газеты как «коллективного организатора и агитатора». Выпуски газеты пестрели разоблачительными заметками, карикатурами, высвечивая недостатки и создавая впечатление полного негатива, за что редакторы регулярно получали разносы от декана:
– Что за название вы дали газете, словно девице лёгкого поведения? – начинал он очередную проповедь.
– Нет же, что вы! – оправдывались редакторы. – Так в ласкательной форме газета названа как родная дочка института. А как её по-другому назвать?
* * *
Пекарский получил диплом журналиста и направление на важнейший участок воспитания подрастающего поколения в пионерском лагере. Работа сверхответственная. Взять хотя бы историю с комарами, каких хватало в Западно-Сибирской низменности. Как-то заботливые родители привезли сыночку средство от комаров и уехали, а он выпил жидкость из склянки с красивой этикеткой, сколько мог. Ребята прибежали к воспитателям: «Коле плохо! У него пена изо рта!» Что делать? Лагерный врач затребовал срочную доставку в больницу, и Колю доставили в село Сладково, районный центр, а это за пятнадцать километров. В больнице Колю откачали и промыли ему нутро, а воспитатели получили нагоняй – не внушили они пионеру простую истину, что комары не в желудке летают.
Ещё ужаснее, что случай с Колиным отравлением из единичного обратился в массовый, на весь пионерский лагерь, и устроили его (кто бы подумал!) сами воспитатели, строго проинструктированные по вопросам охраны здоровья детей. Во время очередной закупки продуктов питания в том же Сладково они надумали порадовать детишек соком и приобрели пару ящиков «Вишнёвого напитка», опять с красочными этикетками. В столовой разлили напиток по стаканам, но что тут началось через какое-то время!
Начался сущий бедлам! Всегда дисциплинированные пионеры, подрастающая смена комсомола, устроили такой содом, что воспитатели и работники столовой хватались за головы, не понимая, что случилось во Вселенной! Столовая как по команде наполнилась гвалтом и галдежом, забренчали ложки и кружки, в тарелки с супом к соседям полетели куски хлеба. Кавалеры дёргали девчонок за косы и банты, а те не возмущались, как всегда, а весело похохатывали, получая необъяснимое удовольствие. Другие ходили по залу с пустыми стаканами и просили добавки. В небольших группах мальчишки и девчонки вели беседы на «взрослые темы». Вызванный начальник лагеря пришёл в ужас от творившегося хаоса и потребовал объяснений. Воспитатели, испробовавшие чудесный напиток, признались, что в бутылках оказался вовсе не сок, а настоящее кубанское вино крепостью в пятнадцать градусов!
И как утихомирить опьяневшую детскую ораву? Не было такой инструкции в правилах поведения пионерских лагерей, но начальник не подкачал. Он распорядился собрать в столовой весь персонал лагеря, вплоть до последней уборщицы, и под усиленным конвоем развести пьянчужек по палаткам. К выходу палаток приставили охрану и объявили «мёртвый час».
Пекарский, инструктор по плаванию, ходил с красным галстуком на шее. Вечерами он рассказывал юным пионерам «жуткие» истории. Чаще они просили рассказать про синюю руку, которая везде наводила свои ужасные порядки. Однажды рука схватила мужика за горло, затем стащила у него со стола котлету и спряталась с ней под кроватью; заглянули туда и увидели, как она ест котлету, а рядом лежит распотрошённая человечья нога. Кошмар, да и только, и таких кошмаров детям перед сном хватало.
Я уселся у камина,
На ночь сладко задремал,
И во сне кинокартина —
Дикий шабаш-карнавал.
Кто-то есть, кого-то нету…
Лунный свет ковром по полу…
Где-то слышны кастаньеты,
Бродит Дух, по пояс голый.
Шаг неслышный невидимок,
Привидения вокруг,
Подскочили вдруг ботинки,
Полтергейста слышен стук.
Выпучился в угол кот,
Видит там ночной народ,
Домовой с Чур-Чуром шумно
Вдруг затеяли возню,
Неизвестный в козьей шубе
Засвистел в трубу-ноздрю.
Танцы бабушки Яги,
Старика Кащея,
Скороходы-сапоги
В пляске сатанеют.
Сатана – красавец гибкий,
Петушиное перо
Меж рогов торчит со скрипкой,
Шпага бьётся о бедро.
В окнах – братия лесная,
В двери лезет Снеговик,
Ворвалась лихая стая —
Шорох, шелест, шум и крик.
Домовой и колобок
Ускакали за порог,
Вдруг из лампы Алладина
Показались уши Джинна.
Голос петуха-кретина
Разогнал всех у камина,
Ведьма на метле мелькнула,
Отозвалось небо гулом.
Был ещё случай, о котором можно было рассказывать пионерам без выдумок и без прикрас, настолько он оказался жутким. Чёрт дёрнул инструктора по плаванию пройтись по лесу, что раскинулся вокруг лагеря. Лесные заповедные места были ему вторым домом, близким, понятным и своим, как тут не поддаться искушению, не побродить по обиталищу дикой живности? Александр хорошо ориентировался в лесу и легко передвигался пологим подъёмом, углубляясь в зелёные кущи, пока не вышел на опушку, остолбенев перед стаей серых волков. Их было семь, крупных и поменьше, тоже заинтересовавшихся одиноким путником.
Что делать?! Бежать? – Догонят вмиг и разорвут. Стоять и ждать? – Будет тот же результат. И опять раздался голос, что на Чумыше, то и здесь, на Ишиме: «Уйми свой страх! Иди сквозь них!» Пошёл на стаю, как на ватагу пацанов в драке на Тальменке. И что за диво? Волки двинулись в сторону от человека, оглядывались, но ушли.
* * *
В жаркий полдень Александр выводил ребят на купание. Для бесенят это было любимое занятие, а для инструктора головная боль, хотя купались на мелководье озера. Воспитательницы и пионервожатые тоже были из педагогического института, мечтательные студентки старших курсов, и тоже с красными галстуками. Весёлые девичьи стайки волновали молодого и пылкого человека, рождённого под огненным знаком и влюбчивого. Но всё-таки от него не уходил образ первой любви, унесённый с собой из Тальменки.
Жил, живу мечтой одной —
Встретиться с тобой, родной,
В том и ценность вся твоя,
Что в любви витаю я.
В частых снах твой образ милый
Ангелом летал ко мне,
Восстанавливая силы
На затерянной земле.
Милая моя Наташа,
Непохожая, иная,
Никого нет чище, краше,
Грация моя святая!
Голубые небеса
Светятся в глазах весёлых,
Гордая моя краса,
О тебе сказать – нет слова!
Где ты, верная удача,
Где лишь ты и я вдвоём?
Вспоминаю нашу дачу,
Наш заветный водоём…
Как душой желаю слиться
Во взаимопониманье,
Ты – восход мой, и зарница,
И богиня обожанья.
Как же всё неповторимо,
Как же всё неуловимо,
Время неостановимо,
Счастье несопоставимо!
Но Наташи не было рядом, и вряд она могла появиться, и тогда инструктор по плаванию взялся обучать искусству поведения на воде одну из воспитательниц юных пионеров, Инну Барлевич. Стрельцы забывают недосягаемый объект обожания, едва на горизонте появляется другой, не менее достойный образ. Уроки плавания, уже на глубокой воде, проходили успешно, но проявления сердечного расположения со стороны Александра оставались без ответа. Повторялась история безответной любви, до боли знакомая по Тальменке.
Вы женщина-загадка,
Лукавые глаза,
Волнующая прядка,
Во взгляде бирюза.
Вы женщина порыва,
Вулкан противоречий,
От внутреннего взрыва
Язвительные речи.
Распутать вас непросто,
Вы с узелками нить,
Таинственный вы остров,
На нём не скучно жить.
Отец его сердечной зазнобы, Иван Степанович, работал главным бухгалтером солидного предприятия и был известен далеко по округе. Однажды у него в финансовом отчёте не сошёлся баланс на одну копейку, так профессиональный специалист своего дела три ночи искал оплошность, пока не свёл концы с концами. Финансовая катавасия не давала Ивану Степановичу покоя, но в душевные хитросплетения дочери он не вникал, предоставляя ей свободу выбора любого из поклонников, коих было немало. Александр – самый настойчивый из них.
Нежной и весёлой вижу вас во сне,
Ах, как сердце тает, как приятно мне!
Тонкая и стройная, с блеском умных глаз,
Ах, краса-красавица, как люблю я вас!
Широко видение и мечта светла,
Есть же наваждение, что вам жизнь дала,
Радуюсь при встрече и теряю речь,
А один тоскую – счастье как сберечь?
Улетел бы с вами в дальние края,
Сколько спел бы песен – только вы и я!
Красотою нежной вы одарены,
Ангелом небесным вы сотворены.
Долгими ночами вам стихи пишу
И ваш образ светлый я в груди ношу.
Шёлковая кожа, аромат волос,
А очнусь, всё то же – горестный погост.
Но грустный опыт школьной любви был не напрасным. Александр неустанно и радушно, с приветливым взглядом и улыбкой на устах, проявляя такт, упорство и сердечное расположение, добивался желанной цели. Три долгих года Инна держала оборону, но всё-таки любовь победила, крепость пала и была взята. На свадьбе гуляла вся деревня. Маслозавод поставил на брачный обряд двухсотлитровую бочку пива, которую гуляющие люди опустошили только на третий день.
Как молния тело любимой,
Оно обжигает меня
Своим сочетаньем красивым
Мелодии и огня.
Ласкает рука осторожно
Сокровище в бархатной коже,
Ликуют душа и желание
От этого обладания.
В молодой семье родилась Наташа, названная по имени первой любви Александра. Счастливый отец с великим удовольствием водил её, ангела, спустившегося с чистых небес, в детский садик. Водил, трепетно ощущая маленькую нежную ладошку в своей руке. Девочка без устали щебетала по дороге, а ему слышался тихий шёпот любимой жены:
Во мне бездна любви, хоть я кроха,
Ты поверь, ты пойми – я от Бога.
Не такая, как все, не такая!
Я одна на земле – неземная!
Лаской нежной укутаю, милый,
Одарю я покорностью кроткой,
Напою жизнерадостной силой,
Не потонет семейная лодка!
Каждый день, возрождаясь из пепла,
Буду в радость тебе я, мой рыцарь!
За тобою пойду даже в пекло,
Я тебе – золотая жар-птица.
Никогда я не сделаю худо,
Обовью наслаждением жгучим,
Разгоню заклинанием тучи
И рожу я кудрявое чудо!
* * *
Но вот для Пекарского началась профессиональная жизнь газетчика и журналиста. Он устроился в отдел писем газеты «Ишимская правда», органа городского партийного комитета КПСС и горисполкома Совета народных депутатов. Редакция газеты размещалась на первом этаже здания партийного и советского руководства города. Работа для Александра выдалась хлопотливая, муторная, а главное – не приносила ровно никакого удовлетворения. В газету потоком шли жалобы от трудящихся, которые по замысловатому маршруту переправлялись тем же официальным лицам, на которых поступали жалобы. Александра глодало чувство вины за бюрократическую круговерть, в которой он невольно участвовал. Анонимные письма пересылали в «компетентные органы».
Оживление случилось после экскурсии сотрудников газеты на местный ликёро-водочный завод, где экскурсантам подарили по бутылке спирта, элитной продукции завода. На очередной планёрке главный редактор газеты «Ишимская правда» товарищ Широков, человек воспитанный и даже интеллигентный, подводил итоги недели и ставил задачи на предстоящий период. Настал момент, когда оратору потребовалось смочить водой пересохший источник красноречия. На столе, как обычно, стояли графин и гранёный стакан. Редактор налил в стакан содержимое графина и опрокинул в глотку. Знал бы он, что два шутника наполнили графин спиртом, поделившись подарком ликёро-водочного завода, конечно бы, остерёгся, но откуда ему было знать? Той порой устроители весёлого представления недоумевали – редактор как ни в чём не бывало продолжал свою содержательную речь, даже глазом не моргнул.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksandr-vedrov/turemnye-zapiski-v-proze-i-stihah-70598485/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.