25 оттенков личного. Избранная проза и поэзия о многогранности человеческого опыта
Антология
Мария Александрова
В мире, где каждый из нас стремится к пониманию и самовыражению, сборник «25 оттенков личного» предлагает уникальное путешествие через мозаику человеческих эмоций и опыта. Собранные в одном томе произведения современных писателей прозы и поэзии оживляют всю палитру чувств, от самых тонких нюансов грусти до ярких всплесков радости, погружая читателя в глубокий внутренний мир каждого автора.
Сборник призван вдохновить, утешить и мотивировать читателей к глубокому самопознанию и эмоциональному обогащению. Подарите себе и близким возможность прожить настоящие эмоции, открывая страницу за страницей, и позвольте этому сборнику стать источником вдохновения, открывающим двери в мир ваших собственных «25 оттенков личного».
М. Александрова
25 оттенков личного: избранная проза и поэзия о многогранности человеческого опыта
Оттенки чувств
В преддверии открытия страниц этого волнующего сборника мы приглашаем вас в путешествие по миру чувств, эмоций и глубинных раздумий, которое обещает быть не менее захватывающим, чем самые невероятные приключения. Этот уникальный литературный проект собрал воедино таланты современных авторов, чьи произведения являются искренними и откровенными попытками понять и передать многогранность человеческой души.
Каждый рассказ, каждое стихотворение в этом сборнике – это своего рода приглашение читателю разделить с автором моменты истинной эмоциональной связи, глубокого самопознания и откровения. «25 оттенков личного» не просто название, это манифест, обещание, что в процессе чтения вы столкнетесь с широким спектром человеческих переживаний, от самых тонких нюансов грусти и радости до мощных всплесков страха и любви, отображающих всю полноту жизни.
Произведения служат зеркалами, отражающими внутренний мир авторов, и в то же время они являются окнами, через которые читатель может заглянуть в далекие уголки собственной души. Любовь и потеря, надежда и отчаяние, поиски смысла и самопознания – все эти темы переплетаются в мозаике человеческого опыта, создавая полотно, на котором каждый найдет часть себя.
Природа в этих произведениях не просто фон или декорация; она становится живым, дышащим существом, способным отражать и усиливать человеческие эмоции, служа зеркалом для внутренних переживаний и состояний. Через взаимодействие с природой авторы исследуют глубины человеческого сердца, показывая, как внешний мир может стать ключом к пониманию внутреннего мира.
Сборник заставляет задуматься, почувствовать, возможно, даже измениться. Он призывает читателя не просто пролистывать страницы, а погрузиться в каждую историю, каждое стихотворение, открыв для себя новые горизонты мысли и чувств. Это приглашение в мир, где каждое слово и каждая строка имеют значение, мир, в котором каждый может найти отголоски собственных переживаний и эмоций.
Вступая в этот мир, помните: каждая история, каждое стихотворение – это дар. Дар, которым авторы этого сборника щедро делятся с нами, открывая двери в свои души. Давайте принимать эти дары с открытым сердцем и умом, позволяя «25 оттенкам личного» обогатить наш внутренний мир и расширить границы нашего понимания красоты человеческой души.
Владимир Аветисян
Закончил МГУ (факультет журналистики), учился в Московском институте культуры. Печатался в районных и областных изданиях. Автор книг о сельской культуре, о народных художественных промыслах: «Мастера», «Родина хохломы», «Славянский круг», «Гнездовье Жар-птицы» (нижегородские издательства «Литера», «Бегемот», «Земля Нижегородская»). Автор герба Ковернинского района. Почётный член общества «Нижегородский краевед». Один из авторов московского литературно-публицистического критического журнала «Клаузура». Член Российского союза профессиональных литераторов.
Глаз бури
(рассказ)
Сталкивались ли вы с атмосферным вихрем, двигающимся с огромной скоростью? Это ураган. Он налетает внезапно, а его последствия разрушительны. Физики объясняют, что это явление возникает из-за неоднородности атмосферного давления в разных местах; когда разница атмосферного давления очень большая, возникает сильный ветер – это путь к области низкого давления. Сильный ветер сопровождается выпадением ливневых осадков с грозой или градом, сносит дома, мосты, вырывает с корнем деревья, угрожая не только здоровью, но и самой жизни людей. Но в центре урагана есть спокойное место, которое называется «глаз бури». Это довольно обширная область прояснения и относительно тихой погоды. Находясь в нём, можно чувствовать себя в безопасности. Совершенно по-своему объясняют природу этого явления лирики. По их мнению, точка зрения физиков часто мешает увидеть правду. А правда в том, что во всём виновата… любовь! Да, любовь, как ураган, сносит голову. Это самая сильная из всех наших страстей, потому что она одновременно овладевает головою, сердцем и телом. И если ты встретишь её, то мчись хоть за ней на край света, хоть от неё – это уж как посмотреть! Как бы там ни было, итог не всегда бывает радужным. Вспомните: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Эту историю знают все, кто хоть раз влюблялся и любил. Говорят, история – это роман, в который верят, роман же – история, в которую не верят. Тем не менее все мы верим, что в городе Верона жили две враждующие между собою семьи – Монтекки и Капулетти, и они с остервенением били морды друг другу. И делали это вовсе не ради любви. Фишка была в том, что эти семьи принадлежали к разным политическим партиям. Ромео Монтекки состоял в партии гибеллинов; семья Джульетты Капулетти относилась к партии гвельфов, причём гвельфов белых, готовых на компромисс, иначе невозможно было бы сватовство герцога.
Впрочем, мы здесь не собираемся выяснять, кто за кого. У нас другая история. В ней нет и в помине двух враждующих семей. Зато фигурируют две школы в одном городе (назовём его NN): одна нагорная, другая подгорная. Стояли они недалеко друг от друга. И хотя богиня раздора Эрида не бросала между ними яблоко с надписью «Примерная во всех отношениях», желая поссорить их, но временами между ними всё же возникали разногласия. Скажем, в нагорной школе компания одноклассников начинала травить выкриками в спину, мелкими издёвками и обидными уколами тех, кто, возможно, имел лишний вес или учился хорошо и был любимчиком учителей, или просто красивая девочка, которая нравилась мальчикам, вызывала ревность у своих некрасивых подруг. Внезапно точно такой же вирус поражал и подгорную школу. Эту ситуацию, именуемую новомодным словом «буллинг», руководители обеих школ научились решать оперативно, как рокировку фигур на шахматной доске: пострадавшие из нагорной школы успешно переводились в подгорную, и наоборот. По крайней мере, такой выбор отражал их надежды, а не их страх.
Между тем буллинг, в отличие от обычного конфликта, был коллективным явлением и, главное, без корыстных мотивов. Но и это положение – нравится оно кому-то или нет – уже небезвыходное, поскольку рокировки производились в любом случае. Для современной школы одно дело – следовать в жизни определённому плану, другое – выбранной роли: она не знает, что с нею будет завтра, её дело – быть школой сегодня. Конечно, кто-то с пеной у рта не устаёт доказывать, что советская школа была лучше, а кто-то скептически ухмыляется, мол, времена изменились, теперь во главе угла – ЕГЭ, интернет и гаджеты, а потому надо жить настоящим, а не оглядываться назад. Впрочем, все споры о нынешнем состоянии школьного образования бесконечны не потому, что невозможно найти истину, а потому, что спорящие ищут не истину, а самоутверждение.
Итак, две городские школы мирно сосуществовали, как две относительно равные политические системы, соревнуясь между собой по уровню успеваемости учеников, по школьной дисциплине, по количеству проводимых спортивных и культурно-массовых мероприятий и даже по количеству посаженных деревьев на каждого ученика! Конечно, если провести опрос среди самих учеников, то можно обнаружить скрытые пласты «окопной правды». К примеру, пацанам нагорной школы нравились подгорненские девчонки: они казались им, что ли, привлекательнее своих… Зато подгорненские пацаны наводили страх. Ещё бы! Они были организованнее и сильнее. Судоверфь, где работали их отцы, имела тренировочные базы, свои спортивные секции, и, как следствие, все их парни на подбор были качками и не давали чужакам подходить к своим девчатам. К тому же, как назло, Дом культуры речников стоял именно у подгорной школы, и там частенько проходили молодёжные дискотеки. Ну и, конечно, туда нагорненским чужакам путь был заказан. А если кто-то из них осмеливался на танцах клеиться к подгорненским девчонкам, он рисковал огрести по полной программе. Впрочем, в жизни найдётся место и чуду! Под покровительством невидимых небесных сил двоим смельчакам из 9 «А» класса – Ваньке Вицину и Генке Карпоносову – судьба позволила рискованные походы в запретный для них Дом культуры речников и даже обеспечила им безнаказанное возвращение обратно. Как говорится, глупости совершаются случайно, а потом становятся лучшими моментами жизни. И вот эти два неугомонных болтуна, сидя на задней парте, на каждом уроке гордо делятся историями о своих геройских похождениях «в тылу врага». Естественно, в их сторону летят строгие замечания возмущённых учителей:
– Эй, на «камчатке», мы вам не мешаем? Может, нам прекратить урок и дать вам вдоволь наговориться?!
– Нет, нет, продолжайте… – слышалось в ответ наглое бурчание под нос.
Никто так не глух, как тот, кто не желает слушать. Признаться, 9 «А» в нагорной школе был на хорошем счету. Но даже в самом превосходном классе всегда найдутся двое-трое, чьи имена произносятся учителями с трагическим вздохом; эта категория, именуемая не иначе как «бич божий», подчас вносит в портрет класса особенно густые и режущие глаз мазки. Названные два индивида учились с трудом, можно сказать, насилуя свою природу. Ваню Вицина в классе прозвали Трусом – в честь одного из троих комических персонажей в фильмах Леонида Гайдая, там его играл Георгий Вицин. А Гена Карпоносов, соответственно, носил прозвище Аллигатор: у него форма лица выдавалась вперёд и надбровные дуги были сильно выражены – всё как у крокодила Гены из популярного мультфильма.
Этот крамольный тандем упивался своей наглостью, был пронырлив и производил именно то впечатление, которое хотел произвести. Каждый в отдельности бывал непристойно глуп и даже не скрывал этого. Например, у Аллигатора на внешней стороне четырёх пальцев правой руки красовалась побуквенная татуировка: «ГЕНА». Такое украшение было бы к лицу разве что бывшим зэкам. Но собственное пижонство ему казалось таким же естественным, как дышать воздухом. А Трус был несколько застенчив, зато порой, общаясь с Геной, мог даже переигрывать своего напарника в наглости. В тандеме они казались одними из самых отвратительных типов Достоевского. Однажды случилось так, что пронырливый Гена сумел проникнуть в Дом культуры речников, где ему удалось закадрить хорошенькую девятиклассницу из подгорной школы. Заметим, ему за это ничего не было. Девушку звали Анжеликой. А вот теперь нам следует оговориться. Если что-то случилось однажды, это может никогда больше не случиться. А если что-то случилось два раза, уж непременно случится и в третий. Словом, в том же Доме культуры и ту же Анжелику несколько раньше подцепил Ваня Вицин. И здесь нет ничего удивительного: Ромео Монтекки познакомился с Джульеттой Капулетти тоже на танцах. Эти два нагорненских чужака в разное время встречались с Анжеликой, ходили с нею в кино, сидели в кафе, гуляли по ночному городу. Это было поистине на грани фантастики: оба парня флиртовали с одной и той же девушкой, оставаясь в полном неведении о том, что у них была одна и та же избранница! Словом, через определённое время оба Ромео могли с уверенностью заявить, что крепость, называемая Джульеттой, ими успешно завоёвана! Как говорится, девушки порой могут делать всё, а мужчина – всё остальное. И вот пришёл «нежданчик»: опа-на – у юной Капулетти разболелся живот! Она пошла в женскую консультацию, где при осмотре оказалось, что девушка уже на 20-й неделе беременности! Для неё это был шок: в девятом классе с ребёнком… Оба её бойфренда не подозревали об этом, пока не начались схватки. Юная беременная могла получить медицинскую помощь, в частности прервать беременность, сохранив всё в тайне. Но в том учреждении работала женщина, которая дружила с директрисой подгорной школы Капитолиной Деяновной. Она мгновенно рассказала подруге про беременность её ученицы. А нрав этой директрисы достаточно был известен: эта «позорная весть» привела её в бешенство, и вместо помощи, поддержки, бережного отношения к бедной девушке, директор сама же возглавила её травлю. Вся школа принялась изводить юную Джульетту обидными насмешками и колкостями. Может, даже не со зла, просто всем было интересно, как она будет выкручиваться из этой истории…
Капитолина Деяновна срочно созвала педсовет. Страх учителей перед директрисой был закономерным: никто не рисковал перечить или навязывать ей свою волю – все ходили перед ней «по струнке». Могучий темперамент с пламенной верой в свою правоту рождает тиранов – и Капитолина Деяновна была ярким образчиком такого тирана в подгорной школе. Как человек, знающий «как надо», она одновременно и привлекала, и отталкивала. Педсовет начался с громкой сентенции директрисы:
– Хуже такого позора лучше нет! Я собрала вас, чтобы услышать, есть ли вам что сказать относительно несмываемого пятна, которое наложила на репутацию нашей образцовой школы эта «распутная курица»?!
Многолетняя профессиональная выучка позволяла директрисе говорить громко, складно и авторитетно, оставляя впечатление деловой строгости и высокомерия. Учителя стоически терпели её высокопарные монологи, дожидаясь, пока они иссякнут. Старая дева, не рожавшая ни разу, она будто находила удовольствие мстить всем родившим женщинам посредством унижения их детей. Зато высшее начальство ценило её за строгость и дисциплину в подвластном ей образцовом заведении. Чтобы смягчить гроздья гнева своей директрисы, учителя пытались заверить, что не видят достаточных оснований для травли этой девушки. Ей уже 16 лет, и она может прервать беременность. Но если не будет медицинских показаний и родители беременной не дадут согласия, аборта не будет. В этом случае беременность будут сохранять, невзирая на мнение самой будущей мамы.
– А если её родители будут настаивать на аборте? – не унималась директриса. – Давайте послушаем нашего школьного психолога Лидию Михайловну, может, она подскажет, как нам выйти из этой позорной ситуации.
– Коллеги, мы можем бесконечно критиковать школьницу с малышом на руках, – начала Лидия Михайловна. – Мне искренне жаль, что у неё так стремительно окончилось детство. Но давайте проявим милосердие и посмотрим на происшедшее с другой стороны: раз уж так вышло, родить в шестнадцать лет – это нормально и уж куда лучше, чем поддерживать современную тенденцию к абортам. Нам, педагогам, не остаётся ничего другого, как убедить родителей помочь своей дочери. Пусть новорождённый человек остаётся в семье, а не окажется в палате отказников.
– Надеюсь, вы шутите?! – с упрёком воскликнула Капитолина Деяновна. – Я понимаю шутки, но и шутить нужно в меру. Как от психолога, я ждала от вас большего!
– Сожалею, что разочаровала вас, – подавленная Лидия Михайловна села на место.
Учителя привыкли к тому, что каждое слово у директрисы выходило с насмешкой и подковыркой. Вроде бы не грубит, а вежливо издевается. Тогда директриса обратилась к учительнице литературы:
– А что вы скажете, дорогая Эльвира Модестовна? Чему научила эту девочку наша русская литература?
– Скажу вам честно, русская литература не делала трагедии из подобных историй. Она лишь призывала к мудрому равновесию. Не думайте, что в советское время не случались беременности у старшеклассниц. Были, возникали бури и ураганы! И таких девочек травили в школах, позорили, превращали их жизнь в сущий ад. А потом всё затихало. Что поделать, молодёжь имеет право на ошибки и учится на своих ошибках. Нельзя казнить её за это. Вы загляните в социальные сети: там подростки охотно рассказывают о предстоящих родах, ведут «беременные блоги», в которых селфи сменяются снимками УЗИ. Они с радостью приняли бы участие в шоу о ранних беременностях. Совсем недавно по телевидению была передача о том, как одна школьница из Капотни забеременела от девятнадцатилетнего гастарбайтера из Таджикистана. Тогда одни были уверены, что выходец из бывшей союзной республики растлил ребёнка и должен отбывать наказание в тюрьме. Другие советовали рожать, несмотря на все проблемы, которые ждут их в будущем. А сама девушка сказала так: «Мой малыш был мне дан свыше, сейчас я не представляю свою жизнь без него».
– Дорогая Эльвира Модестовна, вы же мудрый человек, что конкретно вы можете нам предложить? – надсадным тоном допытывалась Капитолина Деяновна.
– Уважаемые коллеги, мы с вами в разное время изучали такой школьный предмет, как природоведение. Он представлял собой интегрированный курс, включающий начальные сведения по биологии, географии, геологии, экологии, астрономии и отчасти физике и химии. Тогда темы по природоведению помогали школьникам расширить знания о разнообразии природных объектов. Но при этом программа по природоведению не дублировала материал начальных классов, где также изучаются компоненты природы. На уроках закладывалась суть взаимосвязи человека с природой. Человек рассматривался как часть этой самой природы. В процессе изучения программы по природоведению школьникам доступно открывалась взаимосвязь между организмами, неживой и живой природой. Жаль, что сегодня вместо этого в школьную программу с первого класса включён «Окружающий мир». По-моему, он даже не является предметом, разрушительно влияет на формирование мышления детей и их мотивацию к обучению. В этом учебнике под редакцией Плешакова предмет определяется так: «Окружающий мир – это то, что нас окружает». Вы только вслушайтесь, как это антинаучно, поскольку не отражает ничего конкретного. Будь я министром образования, я бы вернула в школу наше старое доброе природоведение…
– Милая Эльвира Модестовна, к чему эти ваши сентенции? Нам достаточно того, что вы пока не министр образования, прошу не уводить нас от главного – темы нравственного воспитания…
– А я как раз об этом и говорю…
– Нет, введение природоведения в школьную программу не актуально. В наших школах дети изучают предмет «Окружающий мир», который даёт им более широкую картину мира. И давайте не будем решать за министерство образования. Не тратьте наше время. Есть ли вам что сказать именно по поводу нашей проблемы?
– Позвольте мне всё же закончить свою мысль, – попросила Эльвира Модестовна. – В действиях природных стихий есть такое явление, как «глаз бури». Согласно японским легендам, это Повелитель бурь! Он имеет вид страшного одноглазого дракона, в своём полёте разрушающего всё, что попадается на его пути. Это чудовище своим единственным глазом высматривает очередные жертвы. Можно понять японцев, как никто другой, ощутивших на себе мощь чудовищных тропических циклонов – непрошеных и достаточно частых гостей, вторгающихся на Японские острова. И каждый из этих циклонов подобно легендарному чудищу имеет единственный глаз. Может, для кого-то это будет открытием, но тем не менее этот «глаз» подобно живому существу представляет собой относительно спокойную область внутри циклона, где скорость ветра значительно снижается, а погода может быть относительно ясной и без осадков. Даже сложно представить, что всего лишь несколько десятков километров отделяют этот «райский уголок» от настоящего кошмара!
– Милая Эльвира Модестовна, всё это, конечно, очень интересно. Но вы отвлекаете нас: к чему нам эти японские легенды? У нас беременная школьница, как нам быть с этой легендой?
– Если подумать, в нашей жизни всё происходит точно так, как в этой легенде! Всегда можно найти или создать точку, где вы можете перевести дух, даже если вокруг бушует житейский шторм, все заняты хлопотами и кажется, что времени ни на что категорически не хватает. И вот теперь о главном: как раз школа и должна быть тем самым «глазом бури», именно той точкой покоя посреди урагана! Школа – центр урагана, и, находясь здесь, дети должны чувствовать себя в безопасности. Когда вокруг бушуют вихри, мы, учителя, обязаны дать детям это тихое спасительное место! Это важно! На минуту, на час или два отключиться от кружения, погрузиться в себя, привести свои мысли в порядок. Здесь не дуют ветры, здесь тепло и уютно, и светит солнце, и все друг друга понимают и поддерживают. Вот почему я настаиваю на том, чтобы мы встали на сторону молодой матери!
Наступила многозначительная тишина, словно в одно мгновение весь педсовет превратился в тот легендарный «глаз бури». Но вдруг эту тишину грубо взорвал грозный окрик Капитолины Деяновны:
– Нет и ещё раз нет! Увольте нас от этой пораженческой психологии! Таких девиц не надо жалеть! Любое позорное явление среди школьников надо изживать, иначе завтра вокруг нас закрутятся такие ураганы и бури, что на них никаких «глаз» не хватит!
Наступила напряжённая и неловкая тишина. И снова послышался примирительный голос учительницы литературы:
– Коллеги, будем благоразумны; в самом деле: вправе ли мы судить эту девочку? Сказано: «Не судите, да не судимы будете»!
– Все мы судим, и все судимы! – резко закрыла тему Капитолина Деяновна с присущим ей чувством абсолютного умственного превосходства над собеседником. В характере этой женщины затейливо сочетались ханжество и эгоизм, трусливое желание сохранить честь мундира и одновременно мстительность, побуждающая к жестокой травле. Казалось, ей доставляет удовольствие изводить и терзать юную школьницу, полагая, что её позор надо представить в таком опасном и неприглядном виде, чтобы другим неповадно было. И этим она напоминала того римского полководца, который все свои речи в Сенате заканчивал фразой: «Карфаген должен быть разрушен».
Слухи расходятся быстро, и случай в подгорной школе получил широкий резонанс. Информация дошла до высокого начальника из министерства образования. Он спешно выехал в названную школу – наверняка чтобы замять дело и не допустить выноса сора из избы.
– На то мы и поставлены, чтобы вмешаться: что-то запретить, чего-то потребовать, кого-то вразумить! – сказал начальник. – Ну, Капитолина Деяновна, докладывайте, что тут у вас произошло?
Надо было видеть, как угодлива была мстительная директриса перед тем, кто стоял выше: она прямо не говорила, а пела, когда беседовала с начальником. Шаркая перед ним, она отрапортовала, мол, не стоит беспокоиться, всё под контролем.
Высокого гостя проводили в школьную столовую, где для него был спешно накрыт достойный стол. Начальник поблагодарил Капитолину Деяновну и был таков. А директриса вернулась в класс, не сходя с командирской лошадки. Заложив руки за спину, она принялась нервно кружить над головой несчастной ученицы.
– Какой позор! Какое пятно на репутации школы! Где была твоя голова? Где была твоя голова, я спрашиваю? Неужели ты не понимала, как безрассудно заниматься любовью с парнем, не думая о грядущих последствиях? Теперь, как я понимаю, придётся рожать. Господи! Как же ты будешь жить с малышом на руках, когда ты сама ещё ребёнок?!
Капитолина Деяновна задавала этот вопрос напрямик, перед всем классом, намеренно совершая «прилюдную порку». Несчастная Анжелика, зажав голову в дрожащие плечи, тихо рыдала, вслушиваясь в безжалостные порицания. Директриса стояла над головой. Как палач, который не убивает сразу, а отрубает по кусочкам тело жертвы, причиняя ей долгие мучения.
– И не смей мне заикаться, что это любовь! – громко отчитывала Капитолина Деяновна. – Я уверена, что это было всего лишь грязное увлечение, слишком глупое и безрассудное, чтобы заподозрить в нём хоть малую толику любви!
После унизительной «прилюдной порки» директриса повела Анжелику в свой кабинет. Старая тактика! Сама того не замечая, Капитолина Деяновна волей-неволей следовала мышлению и логике своего отца, следователя по уголовным делам: так он обрабатывал обвиняемого, принуждая его быть податливым и делать нужные признания. Посадив девушку перед собой, как преступницу на электрический стул, Капитолина Деяновна вперила в неё проникающий рысий взгляд:
– Скажи, милочка, тебе нравится наша школа?
– Да, очень, – робко призналась Анжелика.
– Так вот, если ты и дальше хочешь учиться в её стенах, тебе придётся честно и откровенно ответить на мои вопросы. Не думай, что чрезмерная честность граничит с глупостью. Если освободить проблему от эмоций, останется просто ситуация. Поверь, я тот человек, которому ты можешь рассказать абсолютно всё. Ты готова?
– Спрашивайте, – покорно согласилась Анжелика, уронив голову со спутанными редкими кудрями, сквозь которые просвечивала розовая девичья кожа, – видимо, именно так должны выглядеть все молодые роженицы.
– Итак, моя милочка, кто тот распутный паразит, который украл твою невинность? Фамилия, имя, адрес, телефон?! – властной скороговоркой процедила директриса.
Плечи поникшей девушки задрожали, как в ознобе. Она долго не могла найти нужных слов для признания.
– Ну-ка, посмотри мне в глаза, милочка… Уж не хочешь ли ты сказать, что это был какой-нибудь таджикский мигрант, продавец шавермы?!
– Нет-нет, что вы! – испуганно подняла голову Анжелика.
Глаза у неё были такие горькие, что Капитолина Деяновна из жалости отвернулась.
– Тогда кто же? – спросила она, не оборачиваясь.
И тут, к её большому изумлению, юная беременная, прямая до бесстыдства и ангельски чистая, выдала сразу два имени:
– Ваня Вицин и Гена Карпоносов…
На каменном лице Капитолины Деяновны не дрогнул ни один мускул. Чтобы не спугнуть внезапно открывшуюся истину, она медленно повернулась:
– Повтори ещё раз… Кто и кто?
– Это ребята из девятого класса нагорной школы.
– Господи боже милостивый! Час от часу не легче! – Директриса надолго замолкла, словно потеряла дар речи. Потом скупым доверительным тоном спросила: – Девочка моя, ты и вправду не знаешь, кто из них настоящий отец твоего ребёнка?
– Я ещё не решила… – мучительно выдавила девушка. Казалось, она страдала от этого почти физически, как, вероятно, страдал буриданов осёл между двумя охапками сена.
Её ответ показался Капитолине Деяновне экзистенциальным по самой своей изначальной сути. Она раздосадованно хлопнула себя по коленям:
– Ну и молодёжь у нас пошла! Хоть убейте – не понимаю!..
Далее события стали нарастать как снежный ком. С утра в 9 «А» класс вошёл грозный тандем директрис обеих городских школ – Ларисы Александровны и Капитолины Деяновны. Все встали, интуитивно усмотрев в этом явлении некую скрытую угрозу.
– Кто из вас Гена Карпоносов и Ваня Вицин? – с холодным и невозмутимым видом спросила Капитолина Деяновна тем тоном, который придавал ей сходство с прокуратором Иудеи Понтием Пилатом.
– Это мы, а чё? – робко отозвались двое с «камчатки».
– А ничё! – в один голос гаркнули обе директрисы. – Следуйте за нами!
Трус и Аллигатор в позе арестантов покорно вышли, а весь класс, объятый таинственной интригой, старался мысленно представить обеих директрис в облике прокуратора Иудеи Понтия Пилата, который обращается к Христу с вопросом: «Что есть Истина?»
Когда директриса завела обоих Ромео в свой кабинет, там уже сидела их заплаканная Джульетта. Всё её лицо было в синяках.
– Анжелика, ты как здесь? – сразу узнал её Гена Карпоносов.
– А что это у тебя с лицом? – участливо спросил Ваня Вицин.
Девушка стыдливо прикрыла ладонями свои синяки и опустила голову.
– Ну, разбойники, садитесь и слушайте! – приказала Лариса Александровна. – Между прочим, это по вашей вине её так изувечил родной отец. Не догадываетесь, за что?
Ребята робко пожали плечами.
– Вы только полюбуйтесь на них: такие большие мальчики, но пока не подают признаков вхождения в разум! – с витиеватой строгостью выразилась Капитолина Деяновна. – Так знайте: эта девочка беременна от одного из вас!
Обвиняемые вскочили как ужаленные:
– Не-е-т!
– Да! – с обидой в голосе наддала Анжелика.
Оба Ромео изменились в лице и посмотрели друг на друга в какой-то незлобной обиженности. Нет, это уже не было похоже на шутку. Конечно, обладание чувством юмора иногда позволяет пережить отсутствие всего остального, но помилуйте: беременная Анжелика нужна этим безусым Ромео как собаке пятая нога!
Постепенно выяснилось, что примерно полгода назад первым её парнем стал Ваня Вицин. Позже, опасаясь, как бы чего не вышло, он порвал с нею отношения. А свято место пусто не бывает: в этот раз на танцплощадке к Джульетте подкатил второй Ромео – Гена Карпоносов. Всё пошло по тому же кругу, если не считать, что Джульетта была уже беременна.
– Что ж, Вицин Иван, поздравляю, ты попал! – в ироничной манере вынесла судебный приговор Капитолина Деяновна. – Давай решать, как мы поступим с твоим ребёнком?
– А что я-то? – заартачился Ваня Вицин. – А может, это Генин ребёнок?!
– Это не обсуждается! Врачи определили, что девушка на двадцатой неделе беременности, то есть примерно полгода. А по срокам тогда именно ты был с нею. А Гена Карпоносов сошёлся с нею гораздо позже тебя… Так что зря упорствуешь: право первой ночи досталось именно тебе! Если надо, мы закажем тест ДНК!
– Пожалуйста! Заказывайте ваш тест! – запальчиво отрезал Ваня Вицин.
Правду говорят, что в судьбе нет случайностей; человек скорее сам создаёт, нежели встречает свою судьбу. И не нужно обвинять её в собственных неудачах, она тоже не виновата, что ей достались именно вы…
Вскоре у Анжелики рРодился мальчик. Поскольку учителя считали себя без вины виноватыми в случившемся, то решили принять активное участие в судьбе будущей мамы. Они сбросились и пригласили специалиста-медика. Проведённый тест ДНК выявил, что отцом ребёнка однозначно является Иван Вицин. Никто не ждал от скромняги Вани Вицина такой прыти. И классный виршеплёт Адам Дамочкин мгновенно выдал экспромт:
– Ай да Ваня Вицин, ай да молодец!
Не успел женицца, а уже отец!
Стараниями учителей удалось убедить родителей Анжелики и Вани, чтобы они не делали из случившегося трагедию, ведь, как бы там ни было, у них теперь есть родной внук, чему надо только радоваться. И, конечно, пообещали, что помогут молодой паре завершить учёбу в школе. Эта история лишний раз доказывает, что природа стремится к мудрому равновесию, поскольку в центре урагана всегда находится «глаз бури».
Наталья Бабочкина
Родилась в Грозном, живёт в Москве. По образованию журналист, литературный редактор. Член Союза писателей Москвы. Печаталась в журнале «Огонёк», поэтическом альманахе «Муза» и других печатных изданиях. Соавтор литературоведческой монографии «Милая сердцу Малеевка», автор поэтических книг «Всё лучшее – тебе», «Пока живёт на свете доброта», «Я дожидаюсь журавля», «Легко ли быть женщиной». Стихи размещает на сайте «Стихи. ру».
Одиночество
Одиночество – это дар
незаметными быть в толпе,
и уменье держать удар
в путешествии по судьбе,
и желанье идти одной
там, где всё по плечу двоим,
и возможность забыть давно
то, что в душах своих храним…
Одиночество – это крест.
Он не каждому по плечу.
Много в жизни прекрасных мест.
Много в жизни бесценных чувств.
Жаль, не каждому угадать,
чем томится твоя душа,
и не каждому надо знать,
что страшишься ты сделать
шаг…
Одиночество – это боль,
это яростная борьба,
и невстреченная любовь,
и разорванная судьба,
перекрёсток минувших встреч,
материк обманувших грёз…
Гаснет свет от сгоревших свеч,
тает след от забытых слёз…
Нет его ни в одном из мест…
Переполнена гаммой чувств…
Одиночество – это крест.
Он не каждому по плечу…
У всего есть своя цена
Нет, не наша эта вина —
поглощение речки морем…
У всего есть своя цена —
и у радости, и у горя.
Платим молодостью своей,
платим искренностью сердечной.
Душу нежную пожалей,
хоть она у нас и навечно.
Платим гордостью и стыдом,
платим наглостью и свободой,
не оглядываясь притом
на соседей под небосводом…
Не дай бог потерять себя —
непосильная это плата.
Платим, радуясь и любя,
бескорыстно и без возврата…
Не дай бог, забывшись в игре,
всё растратить, что Бог нам
роздал!
Не дай бог изменить себе
и понять, что всё уже поздно…
Говорят, порастёт быльём,
позабудется всё когда-то…
Всё оплачено, чем живём,
лишь была б соразмерной плата!
Пусть осталось жизни на треть,
туфли стоптаны по дороге,
лишь бы в старости не жалеть,
что не часто думал о Боге,
что порою доставил боль
тем, кто был вам когда-то предан,
и о том, что забыл любовь,
за минутой погнавшись слепо!..
Приближаются времена,
когда ждёт нас расплата злая…
У всего есть своя цена.
Не завидуй, её не зная!
Не обижайте понапрасну
Один лишь Бог над жизнью властен.
Текут недели и года.
Не обижайте понапрасну
вы никого и никогда!
Не обижайте злобным словом,
и недоверием своим,
и равнодушием суровым…
Порой, не ведая, творим.
Не обижайте недомолвкой
и пересудом средь друзей…
Не соберёшь судьбы осколки
на пепелище прежних дней…
Не обижайте злобным взглядом,
не оскорбляйте холодком!
Жалейте тех, кто с вами рядом,
и тех, кто вовсе незнаком!
Дымком сгоревшей сигареты
обида прежняя уйдёт…
Жизнь коротка, как ночка летом, —
и не заметишь, как пройдёт!
Не надо завидовать
Блики солнца, чуть видные,
на траве и воде…
Я прошу не завидовать
никому и нигде.
Чьих-то душ откровение
примерять на себе?
Но ведь счастье – мгновение
в многотрудной судьбе.
Своё сердце не мучайте,
зависть прочь надо гнать!
Сколько лет ждём мы случая,
чтоб счастливыми стать!
Разговоры ненужные,
пересуды молвы…
Сколько счастья заслуживал,
ведь не знаете вы!
Мчались годы сердитые,
были люди не те…
Сколько бед он испытывал
по дороге к мечте!
Ваша зависть бездумная
лишь мешает вам жить.
Лучше сами подумайте,
счастье как заслужить…
Огорченья обидные,
право, здесь ни к чему.
Счастье каждому выдано
по судьбе, по уму…
Пусть же мысли постыдные
утекут, как вода!..
Нет, не стоит завидовать
никому никогда!..
Равнодушие
Равнодушными стали мы,
в детстве чуткость оставив…
Дом с забитыми ставнями,
схоронивший хозяев,
весь листвой запорошенный
в ожидании вьюги,
просит всех нас встревоженно:
«Берегите друг друга».
Раздумья
Прошедших дней не выбросишь,
чужому не откроешься,
чужой судьбы не выпросишь,
а от своей не скроешься…
Что выпало, то прожито,
что прожито, то помнится, —
плохое и хорошее,
чему и не исполниться.
Нам с неба звёзды сыпало
заоблачными далями…
И не напрасно выпало,
а чтоб умнее стали мы…
Жизнь смолоду не выбросишь,
от горя не укроешься.
…Чужой судьбы не выпросишь,
а от своей не скроешься.
Мне казалось
Мне казалось, радоваться просто —
день за днём и за неделей год,
горечи отринув, как коросту,
веруя, что лучшее нас ждёт…
Радоваться каждому мгновенью,
верить в счастье, что к тебе спешит,
сочиняя всем стихотворенья,
изумясь движениям души…
И идти по улицам с улыбкой,
веря в то, что завтра унесёт
навсегда обидные ошибки
и от огорчений нас спасёт…
Перманентно находясь в мажоре,
радовалась я за годом год…
…Просто я тогда не знала горя,
А теперь оно в душе живёт.
Искренность
Нам часто искренность выходит боком.
Разоткровенничавшись ненароком,
приоткрываем души напоказ…
А как не верить, если сам ты веришь
и по себе другую жизнь ты меришь?
Не ошибиться бы в который раз…
Но сколько б мы с тобой ни ошибались,
когда дружили и когда влюблялись,
без этой веры не прожить ни дня.
Что за любовь без веры, что за дружба
и как измерить, сколько верить нужно?
Не загасить в душе своей огня…
Конечно, люди разные бывают.
Иные и про совесть забывают,
а у других совсем не тот устав.
Они, пока живут, всем людям верят,
они людей в душе порою делят
на тех, кто в своей искренности прав,
ещё на тех, кто мелочен и скрытен,
чей добрый свет вовек мы не увидим,
кто нас обманет просто ни за грош…
И всё же больше тех, кто доверяет,
кто искренне судьбу свою вверяет
тому, кого с собою в путь возьмёшь…
Боимся откровенничать с годами.
Мы многого боимся, между нами,
боимся ошибиться в сотый раз…
Нам часто искренность выходит боком.
Разоткровенничавшись ненароком,
приоткрываем души напоказ…
Кумир
Как неоправданность пунктира,
как увлечений парафраз…
Не сотвори себе кумира,
приняв стекляшку за алмаз.
Она блестит фальшивым блеском,
всех привлекающим на раз,
как солнце, что над перелеском
так ярко освещает нас…
И все мы, глядя раз за разом,
клянём бессмысленность потерь…
Но знай, что ей не стать алмазом,
как ни старайся, как ни верь…
На миг глазам своим не веря,
взгляни внимательней тотчас —
и на глазах алмаз тускнеет,
простой стекляшкой обратясь.
Артём Бернгардт
Родился в городе Барнауле Алтайского края 15 августа 1984 г. В 2010 году переехал в Санкт-Петербург.
На данный момент выпустил пять сборников стихотворений.
Первый сборник – «Море моих стихий».
Второй сборник – «Номер тридцать шесть».
Третий сборник – «Одиночество и смерть».
Четвёртый сборник – «Книга № 37».
Пятый сборник – «Скольжение».
* * *
Всегда не хватит дня,
Оборван в полуслове,
Как будто линия огня.
Чем выбор обусловлен?
Так ускользает быстро,
Как будто дым из печки.
А сколько надо вынести!
Я человечишка беспечный,
Всегда сражаюсь я с собой,
Сломав немало копий.
Пусть был всегда я рядовой,
Пролил немало крови,
Простейший день в кармане —
Всегда его не хватит.
Пусть буду я собою ранен
В дурном азарте.
Все дни бегут вагонами,
Не различить на полустанке,
К чему я больше склонен,
На что я делал свои ставки.
Сберечь не так-то просто,
С собой не прихватить,
Всю жизнь искал я способы,
Себя не видя впереди.
Всегда не хватит дня —
Всего один, так важен.
Зашёл за линию огня
И растворился в саже.
10:53 12.06.2023
* * *
Долгами тянет на самое дно,
И как бы теперь расквитаться,
Мне, в общем-то, всё равно —
Стандартная уже ситуация.
Некуда больше бежать,
И незачем звонить в колокола.
Кажется, не видно пожар,
Но почему-то накал добела.
Вытряхнуть из карманов остатки,
Чтобы там не остался повод,
Только с виду всегда всё в порядке,
Только с виду всегда всё в норме.
Но ничего не бывает без шума,
Что-то внутри у меня клокочет,
Выгляжу как профессор безумный,
Что не спит ни днём ни ночью.
Долгами разрывает голову —
Их сопоставить, как тетрис.
Вот бы не остаться голодным,
Но в такое уже не верится.
Вытягивать, как высокую ноту,
Из себя последние нервы,
Лицом не походить на енота
И не стучаться во все двери.
Долгами тянет на самое дно
И там прибивает камнем,
Может, среди кошмарных снов,
Но я обязательно справлюсь.
10:06 13.06.2023
* * *
Кто ценность придаёт деньгам,
Всю жизнь вращаясь вокруг них,
Минута каждая ему вот дорога,
А он не в силах это изменить.
Деньгами отравили воду,
Пусть там они и не плывут,
Но что-то ищет там голодный,
Запрыгнув, словно на батут.
Я не сгущаю краски ложно
В попытках что-то утаить,
Ведь деньги, словно вожжи,
Народом начали рулить.
На всё готовы сумасброды
И лезут в пламя нагишом,
Другие прыгают под воду,
Чтоб вызвать только шок.
Деньгами затуманены мозги,
Коль есть ещё остатки.
Страдать не стоит от тоски —
Все точки над И краткой
Расставлены, приоритеты
Сегодня больше, как силки,
Все ищут лишь монеты,
А заработать честно – не с руки.
Деньгами, словно беленой,
С ума свели всё человечество.
Людьми быть вовсе не дано,
А честность лишь мерещится.
16:17 14.06.2023
* * *
Я к тебе вполоборота,
Ты смотрела из-за плеча,
Нет искры и нет полёта,
Лучше бы не замечать.
Растворюсь в осколках будней,
Слов я верных не найду,
Каждый день сражаться с бурей,
Стоя насмерть на посту.
Я к тебе вполоборота,
Взгляд ловлю лишь твой.
Самого себя перебороть,
Погрузившись с головой…
10:57 15.06.2023
Виктор Булгаков
Родился 19 ноября 1935 года в Одессе. Окончил московскую среднюю школу № 545 в 1952 г. Поступил в Щукинское театральное училище и на факультет журналистики МГУ. Окончил вечернее отделение журфака МГУ в 1960 г. Окончил аспирантуру Всесоюзного института информации в 1970 г. Руководил литобъединением «Вагранка» (1960–1962 гг.).
Имеет публикации: около 60 научных статей и отчётов НИР, около 20 публицистических работ. Изданные книги: 2 научно-технические, 10 художественных. Сборник стихов «Пять оленей» выпущен в 1997 г. В 2005–2007 гг. написал автобиографические повести «Письма из юности» и «Песочные часы». Сборник стихов и прозы «Рассудку вопреки» выпущен в 2016 г. Восстановленная фантастическая повесть «Будущее знают дети» – в 2019 г. Повесть «Преодоление» – в 2023 г.
За солнцем
Когда я впервые оказался в Весьегонске, город переживал очередное изменение уровня воды в водохранилище.
Я увидел томительно медленно, гордо и обречённо уходящую под воду вершину колокольни. По неширокой, едва выступающей из воды косе я прошёл вперёд – и вдруг почувствовал, что вот – разлив, вот – верхушка храма, вот – я, и больше никого нет. Там, на дне, где подножие ушло в ил и маячат тени полуразрушенных провинциальных строений, стоит серо-коричневый полумрак.
Мне подумалось, что я для этого и шёл сюда, что надо рассказать об этом поглощённым повседневными своими заботами людям… И тут же понял, что уж кто-кто, а они-то всё это носят в себе.
Они строили этот город. Они молились в этом храме. Они, наверное, ждали, когда… И мне показалось, что кто-то уже идёт сюда, чтобы принести к подножию этого храма свои мысли, сомнения. Почему сюда? Наверное, потому, что всё однажды совершённое не может и не должно исчезнуть и в тяжёлый час восстаёт из прошлого, чтобы соединять мысли поколений.
Пролог
Осенний день моросил дождём:
Казалось – пепел из туч.
Просёлок хлюпал под сапогом
Версту – и другую версту.
Волной перекатывалась земля
С седою пеной лесов на хребте,
И «газик» выписывал вензеля
Вокруг колдобин по мокроте.
Тихий был,
тихий,
тихий день,
Дым озябающих деревень.
Шёл человек,
и пела вода,
Знал
куда —
и не знал куда.
Шёл человек,
Шёл.
Пах он дымком
Сёл,
Пах он бензином, дорогой, дождём.
Шёл человек,
Шёл.
Был он за этим на Землю рождён —
Чтобы идти.
Был бы так жаден до правды твой взгляд,
Так же вот прямо, не глядя назад,
Шёл бы и ты,
Шёл бы и шёл
Мимо плетней, мимо каменных школ,
Мимо заборов с рычаньем собак,
Мимо
Запахов тёплого хлеба и дыма.
Точно вот так,
Как он.
Как он, глубоко и спокойно дыша,
Зная в душе, как Земля хороша,
Зная, что нечего ночи отнять,
Зная, что утром в дорогу опять.
Тихий.
Тихий был,
тихий день.
Дома озябающих деревень
Сидели вдоль улицы, как старики,
Дымили кирпичными трубками труб,
И таяли жиденькие дымки,
И стыли морщины
у глаз и у губ.
Вечер осел,
голубея, серея.
Дождик без устали сеял и сеял.
Дом был знакомым, как сотни, в лицо.
Путник обтёр о траву каблуки
И осторожно взошёл на крыльцо.
Дверь проскрипела. В сенях – ни души.
Снял сапоги и пристроил в углу.
Дверь приоткрыл.
На дощатом полу
Коврик постелен от двери к столу.
Ходики тихо, как в детстве, стучат.
Дед со старухой сидят и молчат.
Узкою дужкой сквозь сумрак в глаза
Глянули под потолком образа.
То-то вот так, по углам в темноте,
Тёмная дума о светлом Христе
Тлеет под звон колокольный – и без,
Тысячи лет под припев про прогресс.
Помнят и то на Руси старики,
Как поснимали «господни звонки» —
Повырывали церквам языки…
Только опять, как година пришла,
Мерно ударили колокола
И разнесли по смятенной стране:
«Пусть вдохновляют вас в этой войне
Образы предков.
И шла издали
Тайная сила Российской земли».
Ходики тихо, как в детстве, стучат,
Только кукушки всё больше молчат.
Столько пришлось повидать на веку,
Смолоду всё им «ку-ку» да «ку-ку».
Нынче как время побудки придёт,
Ставенки вздрогнут, пружинка всхрапнёт —
Всех-то и песен.
Недолог завод…
Вечер как вечер. Ан глядь – на крыльце
Путник босой с тишиной на лице.
Молча распутал дорожный мешок —
Хлеба буханка да сала кусок.
Тихо часы, точно шепчут, стучат.
Дед со старухой жуют и молчат,
Словно бы знают:
только сейчас
Начинается
настоящий рассказ.
Часть первая
1.1
Сумерки взбирались под желобчатые крыши
Снизу, от нагретых мостовых – вдоль тёплых стен.
Крыши, как железные летучие мыши,
К ночи оживали,
готовые взлететь.
Мыши только ждали, чтобы где-то за окраиной
Тонущего солнца захлебнулись
огни,
Чтобы, враз сорвавшись с облысевших зданий, стаями
Небо закружить, железом звёзды заслонить.
Город замирал, и торопливо, перепуганно
Разбегались в улицы цепями фонари,
И над вечереющей, задымлённой округою
Жёлтым стогом зарево стояло до зари.
Мальчику было страшно,
Когда, становясь тусклым и розовым,
Падало солнце поникшее
Всё быстрей, быстрей и быстрей.
Ночь как чёрная пашня,
В которой зёрнами – звёзды,
День как поля пшеничные,
А вот на вечерней заре
Окон кровав блеск,
Быстро темнеет двор,
Каждый глухой подъезд
Притаился, как вор.
Плавит закат медь
У городской черты.
Силясь не онеметь,
Город ждёт темноты.
Ой, как страшно, когда солнце умирает!
Но наверное, если идти далеко-далеко,
За дома, за деревья, шагать через реки, овраги,
Никогда не закатится солнце.
И будет легко.
И вода будет булькать в дорожной приплюснутой фляге.
И идти, и идти,
Забывая о том, что на лысинах хмурых домов
Сторожат тишину предвечерья летучие мыши.
И закат так предательски тих,
И на улицах звуки шагов
Всё тише,
и тише,
и тише.
Но – сильна неизвестность,
Страшна неприютность дорог,
Так привычны в домах золотые квадраты уюта.
И становится тесным
горизонта убогий кружок,
И ненужной – дорога, к закату свернувшая круто.
И тревожная мама,
и взгляд беспокойный отца —
Ведь они никогда не узнают о том, как боится малыш
Ждать
солнечного конца
Под взглядами крылатых крыш.
1.2
По листьям жёстким золотым,
По снегу, серому, как дым,
По вешней каше снеговой
Из дома – в школу,
из школы – домой.
Дом – мама, двор – друзья, толпа,
А школа – это коллектив:
Учи уроки,
будь учтив,
Дорогу старшим уступай.
А летом – звонкий самокат,
Футбол на серой мостовой,
И снова —
каждый день – закат,
И сумерки над головой.
А если лагерь —
горны, синь,
Жара, ленивый шум лесной.
Но каждый вечер шар земной
Уходит в ночь.
И ты – один.
Уронит руки темнота
На замерший, тревожный мир.
Вся ночь с уснувшими людьми —
Как лабиринт.
И – Минотавр.
И долго смотришь в черноту,
Стараясь шорох подстеречь,
Привстань – и ступишь за черту
Пленительных и страшных встреч.
И только серый утра сок
Стечёт дремотой по стене,
Когда откатится клубок
Тревог и дум,
и ты – во сне.
И – резко – горн!
И блеск, и синь,
И шум, весёлый шум дневной.
Но каждый вечер шар земной
Уходит в ночь.
И ты – один.
Это страшно, когда солнце умирает.
Но, наверное, если идти далеко-далеко —
За дома, за деревню, шагать через реки, овраги,
Никогда не закатится солнце.
И станет легко.
И идти, и идти,
Забывая о том, что по свету ползёт темнота,
Что ревёт в лабиринте чудовищный зверь-минотавр,
Что по шорохам ночи
о судьбах гадают глаза,
Что об этом нельзя никому – и друзьям – рассказать,
Потому что сон
их
Предательски мирен и тих.
Но сильна неизведанность.
Но страшна непривычность путей.
И хоть нет золотого уюта,
Не бывает, чтоб мир зазвенел
под лёгким шагом детей.
Не бывает так почему-то.
1.3
Время круто.
Отец поседел и согнулся,
У матери выцвел взгляд.
Мальчик – на первом курсе,
Мальчик не виноват.
Он слушает лекторов толстых
И учится рассуждать.
Но всё как-то пресно и постно,
И к миру – глухая вражда.
Откуда берётся, откуда?
Ведь все говорили ему,
Что нету на свете чуда,
Что сказки в наш век ни к чему.
Но так
перед тем как проснуться,
Тревожнее спит человек —
На волос от безрассудства,
За миг до вскрытия рек.
День был обычный, серый
От тесно идущих туч.
В казённые жёлтые стены
Студентов вобрал институт.
Последние опоздавшие
Галопом неслись к дверям.
Весёлое и нестрашное
Утро в конце ноября.
На семинаре тридцать
Заспанных лиц на прицел
Взял молодой, полнолицый,
Холодноглазый доцент.
Двигая монументом,
Втиснутым в синий ратин,
Он толковал про ренту,
Он объяснял и шутил.
Был он собой доволен,
Слушателям радел.
Всё-таки тоже – давно ли —
Сам он вот так сидел.
Но вдруг, уже механически
Твердя про выплату в срок,
С усмешкою иронической
Двинулся наискосок
Мягкою поступью волка,
Губы вытянув вниз,
И над растрёпанной чёлкой
Насторожённо повис.
Девчонка совсем не слышит.
До этой ли ей чепухи!
Девчонка – плохие пишет,
Но всё-таки пишет стихи!
На лбу – полувзрослая складка.
Доцент прицелился —
раз!
Дрожа от стыда, тетрадка
Над головами взвилась.
А в перерыве трое,
Хоть каждый немного сник,
Слушали, рядом стоя,
Как, двигая нижней губою,
Доцент
смаковал дневник.
И многозначительный палец
Вставал над строкою там,
Где явственно наблюдались
Аморальность и пустота.
Собрание было тихим.
Декан надоедно скрипел,
Что вот – аморальные типы,
Что это нельзя терпеть.
Потом доцент процитировал
Места такие, что смех!
Но в зале так было тихо,
Как в крепко уснувшей тюрьме.
Молчанье – сухо, как порох.
И вдруг ворвалось в тишину:
– Скажите, а может быть, скоро
Обыскивать нас начнут?
Короткий гул одобренья —
И снова одни глаза.
Глазами в органы зренья
Доценту уставился зал.
А тот, улыбочку выскалив,
Цедил, зрачками сверля:
– Надо – будем обыскивать…
(И про себя:
«Сопля!..»)
Высказаться желаете?
Прошу, поднимайтесь сюда.
Может быть, вы жалеете,
Мол, это всё ерунда?
Такие, как эта, – развязные,
Ни капли стыда у них нет!
А мы —
осудить их обязаны,
Так требует долг наш
и век.
И снова – недоброе, веское
Затишье.
И в тишине
Ты встал и качнулся резко:
– Позвольте
мне?
Зал сквозь тебя глазами
И вспышками ламп прошёл.
Вот он – как на экзамене,
Важно налёгший на стол.
От ярости губы смерзались,
Когда ты тихо сказал:
– Вы мещанин и мерзавец.
И медленно вышел в зал.
………………………. Лизал
Метели язык у домов подошвы,
Вымаливал,
Чтобы они
Забыли о прошлом,
Нелепом прошлом
И снова зажгли
в окнах огни.
Качаясь, метались вокруг переулки
В бесцветной, белёсой мгле.
Шаги одиноко, промёрзло и гулко
Стучали по оглушённой земле.
И солнце плясало перед глазами —
Закатное солнце в предсмертном огне,
И самое страшное наказанье
Было в том, что забвенья-то —
нет.
Человек, до сегодня знакомый и важный,
Исчезал, уходил во тьму,
Становился разменной деньгою бумажной,
Уплывал в грязноватую муть.
Это страшно, когда лица умирают!
И зачем-то хотелось идти далеко-далеко,
По заснеженным далям,
брести через реки, овраги,
Чтобы стало легко,
Чтобы думалось просто о людях,
о каждом из них,
Чтобы было у каждого
неповторимое «я».
Он не помнил, когда
из серого сумрака утра возник
Дом, в котором ждала
мама,
отец —
семья.
Был звонок тревожен и резок
В непривычной тиши утра.
…Запах камфары в ноздри лезет,
И у мамы щека мокра…
И зачем-то проносят мимо
Равнодушное тело отца.
Изменённый неуловимо,
Проплывает абрис лица.
Да, так сразу беда бывает —
Та, которая не одна.
За холодным стеклом трамвая
Ночь сиренева и бледна.
Возвращаются двое молча,
Так молчат, что – сойти с ума.
Легче б, кажется, выть по-волчьи
На мелькающие дома.
Скрип колёс по морозным рельсам,
Гул железный, качка и дрожь.
Человек – и кладбищенский крестик.
Как такое в одно соберёшь?
Ни религией, ни масонством
Этой дикости не оправдать.
Светофор умирающим солнцем
Провисает на проводах.
Что ж – квартира?
Пустая квартира,
Но – такая же, как была.
Человеческое Светило
Проглотила безмолвная мгла.
Задыхается ночь от мороза.
Мама плачет.
Лампа горит.
Стать взрослей никогда не поздно,
Стать беспечнее жизнь не велит.
Очень страшно, когда люди умирают.
Если б можно брести, и брести далеко-далеко,
Пробираясь в снегу через мёртвые реки,
крутые овраги —
Может, станет легко?
Но нельзя от людей оторваться,
Мама плачет слышно едва,
И тонюсенькой ниточкой вальса
Репродуктор плетёт кружева…
1.4
Прошлое набегает
Словно сквозь жаркую дрёму.
С лодки глядишь, не мигая,
В солнцем пронизанный омут.
Чёрное и золотое.
Тени зелёные. Блики.
Помнишь, вон тот листочек
Силился быть великим?
Он догнивает в иле.
Рыбы скользнули рядом.
Помнишь, на жёлтых крыльях
С неба он гордо падал?
Падал, как вестник счастья,
Садящегося в ладони.
Его расшалившийся Мастер
Чеканил из лучшей латуни.
Время ли изменило?
Или не смог иначе?
Горько лежать под илом,
Только листья не плачут.
Вверх по лучистым стрелам
Нынешнего поднебесья
Счастье сегодня делать
Стало тебе интересней?
Ты уже умный и взрослый.
Скоро аспирантура…
А сейчас – только лодка,
вёсла
И в лодке – девичья фигура.
Грусть под слепящим солнцем —
Радости признак тайный.
Колкостей милых бесовство,
Руки, как гибкий тальник.
Дали сереют от жара.
Солнце сползает ниже.
Сон неотступный и старый
Снова и снова снится.
Грустно звенит цепь:
Очередь дай другим.
В лодку садятся петь
Подвыпившие пацаны.
И в сердце расходится грусть,
Как по воде круги,
И вечер прощален и пуст
Молчанием тишины.
Шёпот
шагов.
Дымен закат,
Как много веков
Назад.
Детская боль
Тихо растёт,
Что ночь, словно тролль,
Придёт.
Будут считать
Шёпот минут
Милая – там,
Ты —
тут.
Неужели даже встречи умирают?
Неужели нельзя так вот рядом идти и идти, далеко-далеко,
через быстрые реки, извилистые овраги —
Чтобы было всегда
золотисто-светло и легко?
Почему-то по белому свету
Не бродят за солнцем влюблённые,
Почему-то в улицы сонные
Ускользают они до рассвета.
Что же, сердце, труби тревогу —
Ты почти готово в дорогу.
У меня за плечами – ветер,
Ничего, что один я на свете,
Ничего, что оставлено много.
Только, может быть, что-то не пустит?
Нам осталась капелька грусти.
Погрустим – и пора в дорогу.
1.5
Ах, грустить мы умеем – до стона,
До зелёного самогона
Или – если позволят карманы —
До вечернего ресторана.
А вот радуемся – неловко,
Словно мышь колбасе в мышеловке,
Словно царь – своей чаше заздравной,
Может – с брагою, может – с отравой.
Если смеху ответить нечем,
Если мозг – при деле, а сердце
Стосковалось тоской человечьей,
Заменяем мы радость – перцем,
Заменяем улыбку – ржаньем:
Наполняем жизнь содержаньем.
Это надо или не очень —
Чтобы пить и плясать до полночи?
Но, когда друзья уезжают,
Как умеют – их провожают.
Вот и ты провожанья ради
Входишь в комнату.
Взрослые дяди,
Незнакомые умные тёти,
На столе очень вкусные блюда.
Вы усердно и шумно пьёте.
На буфете звенит посуда.
В кухне высятся горы тарелок,
Прибывают огрызков горы…
Веселится грешное тело,
И грустят привычные взоры,
Отошедшие от жеманства,
Не дошедшие до фламандства.
Люстры,
речи
и рока гром…
Тихий вечер.
Аэродром.
Трезвый рёв самолётных сердец.
Вот и точка.
Смеху конец.
Час прощанья – вот он, пришёл.
Отчего же так хорошо?
– Остаёшься, тебе везёт!
– Да.
– Весной защищаешься?
– Да.
Высоко над землёй, как звезда,
Догоняет зарю самолёт.
Можно просто глядеть и молчать.
– Твой маршрут.
– Ну что же, пошли.
– Ну, давай…
И прошлого часть
Отрывается от земли.
Снова ласковая близость умирает.
Тихо.
Слышно, как дышит земля.
Далеко-далеко
Проливаются реки,
глотают туманы овраги.
Звёзды сверху звенят.
Медуницею пахнет легко.
Что же? Снова закат?
Труден первый рывок:
Он не шаг, а падение в ночь,
Если б смог —
Ты б не мог остального не смочь.
В горле – ком
Незабытых земных, дорогих мелочей.
Ну – рывком!
Понимаешь – рывком!
Всего лишь шаг, и ты ничей,
Решайся, солнышко не ждёт,
И пыль дорожная легка.
Закат в глазах твоих цветёт,
Пугает и зовёт – закат.
Неужели
опять в закат
Глядеть и молча тосковать,
Как колокол без языка,
Несуществующие слова
Шептать?
Всего лишь шаг —
И не найдёшь дороги вспять.
Дыханье чаще, сух язык,
И губы шепчут:
«Только шаг»,
Не ведая, что сделан шаг,
Что он шагает напрямик,
Уверенно и не спеша,
Как будто веками привычен шагать,
И, падая к его ногам,
Земли травянистая влажная гладь
Качает далёких лесов берега.
Часть вторая
2.1
Мимо ристалищ, капищ, мимо храмов и баров,
Мимо шикарных кладбищ, мимо больших базаров,
Мира и горя мимо…
Иосиф Бродский
Слава всем, кто не дошёл до цели,
Шёл вперёд – и канул в никуда,
Всем, о ком не вспомнили, не спели,
Словно и не знали никогда.
Кто виденьем, страстью ли обманной
В глушь и бездорожье уведён,
Не открыл страны обетованной,
Жизнь не досмотрел, как странный сон.
Слава вам, стяжатели иллюзий!
Вам, искатели небес земных!
Вас не зная, вечно рвутся люди
В путь, которым вы
ведёте их.
2.2
Ах, базар,
Кружит пестрятина
По рытвинам,
По вмятинам
Избитой мостовой.
Шумно движется,
шатается,
толкается, сплетается
Толкучая толпа.
Телогреек пена серая,
капусты зелень серная
И красные платки,
Да степенные, всесильные
плывут мундиры синие
С морковками петлиц.
Над рядами-теремами
Валит пар,
валит пар.
Как в проулках, в них вскипает
Серотелая толпа.
– Ярки яблочки как солнушки!
– Лускатые подсолнушки!
Стаканчик на пятак.
Оттопырь карман, хорошая,
иди себе, задёшево,
И плюйся шелухой!
Вот бокастые молочницы
Ожившими матрёшками,
Как гвардия, прямы.
– На, хозяюшка, покушай!
Ты, хозяюшка, не слушай!
Хорошее молочко!
Мясники неторопливые,
как боги, терпеливые,
В крови, как палачи,
Вертят красные и сочные
куски с жирком и с косточкой,
Мусолят карандаш…
А здесь вот – тихая толпа,
Тихая, как в синагоге.
Здесь только медленно сопят
И ноги чистят на пороге.
– Вы думаете покупать
Или вы себе не думаете?
А на полке
и в витринке
И под стёклами
исцарапанными —
Бюстгальтеры и косынки,
Игрушки и колбасы штапеля…
– А если вам не нравится, так идите, где лучше!
Ах,
хвост,
хвост,
хвост —
Как у анаконды.
Привезли
воблы воз —
Всю Москву накормят!
Ах,
хвост,
хвост,
хвост —
Очередь,
очередь.
Посылают псу под хвост,
К матери,
к дочери.
Тут того гляди убьют!
И, только в хвост втиснувшись,
Спрашивают:
– Что дают? —
И потеют истово.
А в углу, раскрыв на толпы
Грустных стёкол синий лоск,
Современней изотопа
Пригорюнился киоск.
Он такой нелепый в мире
Потных лиц и пёстрых лент —
Как аквариум в сортире,
Как в пивной интеллигент.
И нутро его стеклянное журналами полно.
– Вон какие…
– Что там? Глянь-ка!
Там разборка в овощном!
Вора,
вора,
вора поймали!
Морда – топориком,
и лопухи торчат.
Вытащил у бабушки
у старой
из валенка
Вытащил последние —
скопила для внучат!
Лица перекошены – потные, красные,
Пальцы растопырены:
– Лови его, лови!
Палку ему под ноги – раз!
Вот так хряснулся!
Вскакивает —
Весь в грязи, а рожа – в крови!
Бабы как шарахнутся —
словно куры в стороны.
Помидоры покатились —
«По рублю брала!»
– Мать их, помидоры!
Соком помидоровым
Сапоги уляпали,
а жулик – драла!
Подскочили, сцапали,
с забора стянули.
Как заяц под собакой
заайкал.
– А ну!..
Ух его да ах его!
Как сверху саданули,
Как снизу наподдали!
– Сколько стянул?!
Старуха подскочила —
юбку за кончики —
Да старенькой
туфелькой
топ его! Топ!
– Дай ему, бабка!
Сделай упокойничка!
– Сделай с него клоуна,
бей ему в лоб!
– Чтобы его в милиции и мама не узнала… —
И кровью, как закатом,
застлало всё вокруг…
«Зверьё! Остановитесь!» —
а им ещё мало!
«Не смейте! —
и ворвался
в копошащийся круг. —
Ведь вы же её сами
обсчитали перед этим,
А вы ей подложили вместо яблок гнильё!
Ведь вас же не лупят, потому что не заметили!
И потому же самому
не лупят её!»
– Чиво?!
– А ну, поди сюда! —
за шиворот стянули.
– Защитничек нашёлся?
– Сам такой, небось!
– А ну…
Как снизу наподдали, как сверху саданули —
Как будто в воду чёрную, сорвавшись, нырнул.
2.3
…Отчего это – в ручье голова?
Отчего это вокруг – не трава?
Отчего это – на грязной руке
Пятна крови
и в огне голова?
Ах, как
кружится, кружится, кружится
Мир…
Вспышками…
Магния…
Ах, как рушится, рушится, рушится
Боль
На спину
И на голову…
– Охнуть – не сдохнуть:
повой, повой! —
Окает голос над головой.
Окает чей-то чужой басок.
Больно глазам, словно в них – песок.
Надо бы вспомнить, зачем он здесь,
А в голове громыхает жесть.
Надо бы встать и идти, но ступни
Словно булыжники в летний зной…
– Ладно, кончай ночевать! Очнись!
Ну – выкладывай: кто такой?
Стены качнулись – и встали в рост.
Хлынул в затылок тяжёлый огонь.
Синяя форма и пара звёзд
На серебре потёртых погон,
А под фуражкой – бровей черта,
Палочка носа и прорезь рта,
Складки устало легли вдоль щёк
От водки, бессонницы и забот,
От тёмной тревоги ночных трущоб —
Да мало ли от чего ещё,
Чем жизнь, не спросясь,
в оборот берёт.
– Вспомнил, что ли?
– Я просто шёл…
Встретил шабашников… Повезло…
А на базар – чтоб поесть… И – с собой…
– Ну, и откуда тебя занесло?
– С Москвы…
– Москва – большая. А там?..
…Правильно, паспорт, похоже, твой.
Ну а сюда-то забрёл на черта?
Молча задержанный поднял глаза,
Пальцами прядь отодвинул с лица.
«Чем-то дежурный похож на отца.
Может быть, просто про всё рассказать?
Вряд ли поймёт. Ему не до чувств.
А рассказать почему-то хочу —
С отчаянья
или
вот просто так».
И, как больной на приёме врачу,
Начал
про изо дня в день,
Про солнце в огне,
Про чёрную тень
на белой стене,
Про важничающих менторов,
И про наивность и стыд,
И как за аплодисментами
Костяк жестокости скрыт.
И как старики уходят,
Не в силах осилить жизнь.
И как дороги разводят
Тех, кто всю жизнь дружил.
Как в суетне озабоченной
Радость уходит в запой,
И на карьеру заточенный
Друг твой – такой деловой.
Прежней мечте несказанной,
В сторону сдвинув наив,
Мы отвечаем: «Я занят»,
Клятвы свои позабыв.
Глушат казённые речи
Вслух, вранью не переча.
Живём – как смотрим картинки,
Мешая чужих и своих!
И, как вчера на рынке,
Лупим себя самих.
И шёл я – чтоб всё увидеть
Не в книжке, а наяву.
Я не хочу ненавидеть —
Хочу знать,
для чего живу.
А после – когда разберёмся,
Мы множество мирных лет
Тогда, провожая солнце,
Будем знать, что заутра – рассвет.
А сейчас перекроем
пару крыш —
В Петухово, в Жарках потом,
И пойду я опять
Посмотреть на жизнь,
Разбираться в житье простом.
А иначе – никак:
я понять хочу,
Я глядел – словно сквозь
стекло.
– Так, – поднялся хозяин. —
Щас чайник включу,
Чтобы – немножко тепло…
2.4
– Ты хочешь по полкам раскладывать
Всё, что случится за жизнь,
Но с вот такими раскладами
Тебе добра не нажить!
Пешком или автостопами,
Морозит или зноит,
А кто или что – но застопорит
Похожденья твои.
Ты же потом не удержишься,
Станешь учить, как жить.
А всем ли в листа твои дерзости?
Как это предположить?
Лес не видать за деревом,
Да и не в этом суть!
И от тебя не от первого
Слышат крамольную муть.
Как это «не крамольную»?
Кто вчера наболтал,
Мол, не воры затем, что не пойманы?
А это – статья: клевета!
А ежели за деревьями
Ты и найдёшь пробел —
Стрельнут, как Ленина стрельнули,
Как сам он стрелять велел.
Я тебя понимаю:
Каждый – в своей судьбе.
Но ты только жизнь поломаешь,
И не только себе.
Ладно. Держи свой паспорт.
Не суй его в рваный карман!
Прощай! Да чтоб снова не «здравствуй».
Рюкзак не забудь, пацан!
Ступай в своё Петухово,
А то вон уже рассвет…
И поглядел
сурово
и сочувственно вслед.
………………………..
И так вот – то дело, то слово,
А прошло тому —
пять
лет…
2.5
В раскатах грома и в дождях косых
Тяжёлое откатывалось лето.
Точила осень золото косы
На жёлтые податливые ветви.
Сквозила чаще серебром лучей
Незримо холодеющая проседь.
На сотни вёрст кругом
землёй ничьей
Ты окружён —
с тебя никто не спросит.
Не спросит, если атомной войной
Расколется безудержное небо,
Не спросит, если чёрный вихрь степной
Оставит полстраны без крошки хлеба.
Не спросит, потому что ты ушёл
Тропой крутой и праведной как будто.
Не спросит, потому что хорошо,
Что не во зло и не в угоду труд твой.
А вечера…
Как вечера тихи
На брёвнах, золотых ещё и свежих!
И как легко ложатся в синь стихи
И пробуждают голубую нежность!
В лучах луны качается туман
На чёрных сучьях полуспящих елей.
И тёпел мир, и мир в награду дан
В преддверии морозов и метелей.
Но даже там, сквозь зверий вой пурги,
Пронизывающей сквозь хвою чащу,
Легки твои неспешные шаги,
И весь ты переполнен настоящим.
Так почему —
и снега ком с сосны,
И солнца луч сквозь золото осины
Как будто в чём-то упрекнуть должны,
Как будто промолчали,
не спросили.
Не виноват.
А кто же виноват?
А лучше ль быть ни в чём не виноватым,
Покоя на вершинах леса взгляд
И зная – зная! – много дней назад
Про города,
предательство,
про атом,
Про тех пижонов в куцых пиджаках
(Или опять уже сменилась мода?)
С перстнями на балованных руках,
С ухмылками на озверелых мордах?
Нет, не уйти —
ни в лес, ни в монастырь
От тусклых взглядов, загубивших душу.
И ты среди спокойной теплоты
Как рыба, вытащенная на сушу.
И ловит воздух судорога рта,
И от видений никуда не деться:
Кругом – толпа,
и вся она – не та,
Не та, которая мечталась в детстве!
А ведь мечталась —
синий океан,
Потоки солнца – и людские толпы.
И каждый взгляд любовью к людям пьян,
И каждый миг мелодией затоплен.
И каждый вздох един на миллион,
На миллиард, на всех людей на свете —
На тех, которые чисты, как дети,
Прекрасны и мудры, как Аполлон.
Опять ушёл неторопливый дождь
Будить грибы по непробудным чащам.
Ты настоящим только ли живёшь?
А может, это было настоящим?
А может, это прошлое теперь?
И взгляд твой сух, блуждающ и тревожен —
Не потому ли, что побег за дверь,
Мир отсекающую,
невозможен?
И невозможно мысли отогнать,
И нету сил о будущем не думать,
И оттого суровость и угрюмость
С закатом возвращаются опять.
– Скорее, утро!
Только никогда
Ни шорох листьев,
ни повадка зверя
Не станет для тебя твоим
«Я верю!»,
Не поведёт, как дальняя звезда.
И снова собран узелок тугой,
И вновь привычно оценила спешка,
Что надо человеку брать с собой
В далёкий путь, неведомый и пеший.
Закат. Опять закат. Опять гроза
Растёт в тебе, как ярость, как тревога.
Ты знаешь всё —
и путь, и имя Бога,
Которому не послужить – нельзя!
2.6
Минуты медленные
текут,
Как по стёклам
слёзы дождя,
И ни одну – ни одну! – из минут
На миг задержать нельзя.
Недаром клепсидрой меряли день
В давние времена:
Из всех моделей эта модель
Родства с натурой полна.
Усталые ноги ведут назад,
Времени поперёк.
В строгость разума втиснут азарт,
А под ногами – вода-егоза —
Вертится ручеёк.
С ним веселее, и он всё живей
Ищет куда-то сток.
Справа – деревья манят ручей,
Слева – небес простор.
Небо закатное шлёт на восход
Перистые облака.
А на закате – раздолье вод:
Как разлилась река.
А за разливом – туман или дым,
Тот берег видать едва,
А ближе – тянется из-под воды
Колокольни глава…
«Как там ещё проберёшься ты
Лесом сквозь темноту?
А тут – и водица есть, и кусты,
И – поклониться Кресту…»
И в наползающей полутьме
Свой узелок развязал,
Кружкой черпнул – показалось мне:
Булькает рядом вода-егоза —
Вертится ручеёк.
С ним веселее, он входит в азарт,
Ищет куда-то сток.
Всё устремлённей его напор,
И прибывает вода.
И скоро по ней поплывут на простор
С людьми и с грузом суда.
И, если сроки стройки – в обрез,
Оставят
на самом дне
И корпуса, и затопленный лес,
И кое-что
Поважней…
2.7
…А на опушке
не видно щитов,
Крашенных в яркий тон:
Все здесь и так
знают про то,
Что
«К городу спуск запрещён!»
И только, за корень зацепленный,
Мокнет в воде узелок…
И снова спрашивать некому,
Выплыл – или в свой срок
Под затопленной церковью
В ил отсыпаться лёг?
Или – сидел до последнего,
Взятый водой в кольцо,
И было из мрамора слеплено
Молодое лицо?..
Но к этому всё
не сводится:
Сплетеньем дорог пыля,
Как безымянным воинством,
Вытоптана Земля.
И, открывая истины,
В Путь сливая пути,
Вплоть до последней пристани
Путники будут идти.
А там, где прошёл он,
волне всё равно,
И купол в воде исчез,
И только высится над волной
Осьмиконечный крест.
Денис Васильев
Родился во Владивостоке, вырос в древлеправославной семье поморского согласия. Будучи уже взрослым, принял крещение в православной церкви. В свободное время занимается рисованием и «письмом». В 12 лет, находясь под впечатлением «Звёздных дневников Йона Тихого» Станислава Лема, стал писать фантастические рассказы. Позже сочинял мистические сказки и юмористические рассказы и стихи. В 16 лет стал писать духовные строфы.
Стихи Денис пишет лишь в моменты вдохновения; иногда они приходят по ночам, что заставляет прокручивать строки у себя в голове, дабы не забыть.
Увлекается канонической православной литературой.
Участник литературных проектов издательства «Четыре»: «Наполненные смыслом», «География современной литературы», «Слово» и др.
Заветная тропка
В далёкой и никому не известной стране на краю мира жил бедный рыбак по имени Сальгуст. И всего-то было у него богатства, что три сына: старший Руспул, средний Свейё и младший Абдулдомок.
Целые дни Сальгуст проводил на реке. Порой улов был настолько скуден, что едва хватало, чтобы обменять его у пекаря на хлеб, а порой сети так изобиловали, что хватало на новую одежду, которую можно было купить у портного. Сыновья помогали Сальгусту по хозяйству: и дров наколют, и печь истопят, и приготовят наваристый рыбный суп.
От незваных гостей дом сторожила собака, и вот однажды, когда сыновья Сальгуста были во дворе и каждый занимался своим делом, она громко залаяла. Руспул поднял вверх голову, воткнул в колодку топор, которым колол дрова, и увидел за изгородью странного человека, одетого во всё чёрное.
– Не ждали мы гостей! Что вам нужно у нас? – молвил Руспул.
Незнакомец, не ответив ни слова, прошёл сквозь калитку и направился к дому. Братья попытались было его остановить, но их руки проходили сквозь незнакомца.
– Это злой дух! – выкрикнул Свейё и схватился за талисман, висящий на шее. По местным поверьям, талисман помогал от нечистых духов.
Незнакомец, однако, и не думал исчезать. Наоборот, подойдя к испуганному юноше, он сорвал с него талисман, подбросил в воздух и испепелил взглядом. Амулет пропал, словно не было. После этого странный прохожий вошёл в дом. Когда Руспул, Свейё и Абдулдомок вбежали вслед за ним, то увидели, что незнакомец в чёрном разлёгся на ложе главы семейства – Сальгуста. Но в ту же секунду вдруг вспыхнул огнём и захохотал, глядя на изумлённых братьев. Он хохотал, пока не сгорел, а затем отразился в зеркале прихожей, улыбнулся, снял головной убор, напоминающий узбекскую тюбетейку, в мгновенье ока обернулся чёрным лебедем, выпорхнул из зеркала, залетел в горящую печь и, загудев вместе с пламенем, через дымоход вылетел прочь.
Разразилась гроза, и хлынул ливень. Пришёл продрогший отец, еле неся богатый на сей раз улов, который тут же спустили в погреб, чтобы чуть позже засолить. Вскоре всё семейство сидело за обеденным столом, но прежде чем приступить к трапезе, Руспул поведал отцу о приходе чужака и всех тех жутких обстоятельствах, свидетелями которых они невольно стали.
– Что ж, – промолвил отец, – видно, пришло моё время. Именно этого человека я видел во сне две ночи назад.
– Будет тебе, отец! – небрежно отмахнулся средний сын, спокойно принялся за суп и, отправляя в рот ложку за ложкой, добавил: – Злые духи шутят над нами, я не думаю, что это предвещает беду.
Сразу после его слов дом сотрясло, как от раската грома, и далее хозяева дома ели уже молча. Лишь собака на кого-то залаяла за окном.
Ночь прошла спокойно, только наутро Руспул был чем-то весьма озадачен и не сказал ни слова ни братьям, ни отцу. Лишь под вечер он поведал, что собирается в город Вирфацистел – искать счастье, потому что именно так ему было сказано в ночном видении. Кем сказано, Руспул никому так и не признался, а на следующее утро попрощался с отцом и братьями и отправился в путь.
Через некоторое время то же самое произошло и со средним сыном, а после и с младшим. И остался Сальгуст совсем один. Однажды, закинув сеть в реку, он почувствовал, что улов его слишком тяжёл. Превозмогая себя, Сальгуст всё же затащил сеть в лодку.
Сегодня он промышлял на середине реки, и то, что Сальгуст обнаружил в своих снастях, заставило его резво грести к берегу. Рыбак с трудом вытянул свою находку из лодки. Находка оказалась большим ящиком. Сальгуст изрядно попотел, прежде чем сумел открыть его. Внутри оказался человеческий скелет и вырезанная корявыми буквами на внутренней стороне крышки надпись: «О рыбак Сальгуст, это твой старший сын».
Опечалился старик такой утрате и похоронил кости на местном кладбище.
Хоронили в этой стране (называлась она Визория) лицом вниз, считая, что так в тело не войдёт злой дух и не заставит покойника выйти ночью из могилы. Погоревал старый рыбак, да делать нечего – дальше надо жить.
Он вновь принялся за своё ремесло, но через некоторое время снова выловил ящик, который побоялся открыть, предполагая, что там окажется ещё один из его сыновей. Однако любопытство взяло своё, и чего он боялся, то и произошло. Во втором ящике тоже оказался скелет, а внутри надпись: «О рыбак Сальгуст, это твой средний сын».
Ещё больше опечалился рыбак, а наутро совершил погребальный обряд над костями своего второго сына, захоронив их подле старшего.
Визорийцы были язычниками, и страна их нахРодилась в бескрайней тайге Сибири, но никто из русского люда не знал об этой стране, потому что не было туда дороги. Жители Визории, в свою очередь, не могли отыскать другие земли, потому что их отгораживала неведомая преграда, заставлявшая искателей и первопроходцев бродить вокруг да около. Старцы утверждали, что заветная тропка есть, да никто ещё из нашедших её домой не возвращался.
Сальгуст совсем забросил рыболовство и питался старыми запасами, опасаясь выловить останки младшего сына, но чему быть, того не миновать, и вот он снова в лодке, закидывает сеть… И вновь страшная находка, которую несчастный рыбак открыл лишь для того, чтобы перевернуть кости сына лицом вниз и похоронить.
На следующее утро чуть свет Сальгуст уже сидел в лодке и грёб на середину реки, но не для ловли рыбы, а для того, чтобы свести счёты с жизнью. Для этого он приготовил верёвку и привязал к ней камень, другой конец верёвки привязал к своей шее и, наклонившись через корму, бросил камень в реку.
Каково же было горе его сыновей, вернувшихся через некоторое время разбогатевшими и в полном здравии, когда они узнали, что их отец утопился!
Об этом братьям поведал сосед-мельник и шёпотом рассказал о том, что привело бедного рыбака к такой ужасной кончине.
Опечалились братья. А вечером, ужиная за столом, Руспул увидел отца в зеркале, висящем на стене. Сальгуста держал обеими руками за горло злой дух, прежде являвшийся всему семейству воочию. Руспул окликнул братьев, но видение тут же исчезло. После рассказа Руспула братья примолкли. А наутро средний брат поведал остальным о своём ночном видении, в котором прежний злой дух спросил его: «Хочешь вернуть отца?» На что тот ответил: «Конечно хочу». И дух, злорадно усмехаясь, сказал: «Я могу повернуть время вспять, но тогда вы не отправитесь искать счастья и не разбогатеете, а будете продолжать жить с отцом как прежде, но в нищете. Подумай, посоветуйся с братьями, а ночью, когда уснёшь, дашь мне ответ».
– А стоит ли ему верить? – усомнился старший брат Руспул. – Ведь, по-моему, именно он так пошутил с отцом, убедив его в том, что мы мертвы.
– И то верно, – согласился младший брат, и все трое решили ни о чём не договариваться со злым духом, а оставить всё как есть.
На следующее утро средний брат Свейё выглядел понуро и ни с кем из братьев не разговаривал. Лишь ближе к обеду, поддавшись уговорам встревоженных братьев, поведал, что злой дух опять явился к нему ночью и сказал, что не оставит семью в покое, пока всех братьев не постигнет участь Сальгуста.
Не успел Свейё договорить, как дом затрясся, а в оконное стекло ударилась птица.
Посоветовавшись, братья решили взять из дома самое ценное и отправиться искать заветную тропку из Визории, о которой вещали старцы.
– Кто знает, – сказал Руспул, – может, там дух оставит нас в покое.
Братья оседлали коней и покинули отчий дом. Путь их лежал через густой лес, где, согласно поверьям, должна была отыскаться заветная тропинка, ведущая во внешний мир. Весь день они ехали, тревожно поглядывая по сторонам. Лес был тёмный, солнце почти не проглядывало сквозь переплетение крон.
Стало вечереть. Свейё и Руспул решили было остановиться на ночлег, но Абдулдомок продолжал ехать дальше и отмахнулся от братьев, когда они окликнули его. Он не захотел говорить им, что его увлекла за собой красивая девушка на коне, которую он увидел вдалеке, в сумрачной чаще. Девушка то и дело поглядывала на Абдулдомока и призывно махала ему рукой. Долго ли, коротко ли следовал он за ней, только набрёл на болото. В эту же минуту девушка на коне превратилась в уже знакомого чужака в чёрном, конь юноши заржал и вместе с седоком стал погружаться в трясину. Когда же на поверхности осталась лишь голова человека, чужак спешился, шагнул к бедняге в трясину и, обняв его за плечи, погрузился в болотную жижу, из которой всплыл большой пузырь. Громкое клокотание – и вскоре всё стихло.
Оставшиеся в живых братья, не дождавшись младшего, спешились, натаскали хвороста и развели костёр. По очереди спали, поддерживая огонь до утра, чтобы не погас. Лишь только рассвело, братья позавтракали тем, что припасли из дома, и, вскочив на коней, отправились далее.
И вдруг перед ними возник тигр. Вернее, видел его один лишь Свейё, конь под ним фыркнул и попятился, а тигр совершил прыжок. Потеряв равновесие, скакун рухнул наземь. Руспул, глядя на происходящее, не знал, что и думать. Тигр не был виден ему, и конь под ним оставался спокоен. Но младший брат Свейё почему-то испуганно закричал и бросился наутёк, пока не свалился в огромный овраг.
Хотя Руспул и не видел этого, но в овраг вслед за Свейё прыгнул и тигр, в полёте приняв облик человека в чёрном. Он вырвал из гибнущего тела душу и ринулся с нею подобно молнии в преисподнюю. Когда Руспул подскакал к оврагу и увидел на дне окровавленное тело брата, он не решился спускаться за ним – слишком верной казалась смерть.
Погоревав на краю пропасти, он развернул коня и двинулся дальше в надежде отыскать всё-таки заветную тропку.
Злой дух, избавившись от двух братьев, был полон решимости расправиться и с третьим, всячески пугая его по дороге и то и дело пытаясь погубить. Кем только он ни прикидывался на пути Руспула, но тот превозмогал свой страх и ехал дальше, пока не наткнулся на поселение незнакомого ему народа. Путника приютили, накормили и дали отдохнуть с дороги. Руспул не мог рассказать этим славным людям, что с ним приключилось, потому что говорили они на неизвестном ему языке. И всё же по улыбкам и гостеприимным жестам он понял, что произвёл на людей хорошее впечатление, что ему предлагают остаться в посёлке и стать членом этой большой семьи. Юноша кивнул в знак согласия и в последний раз взглянул в сторону тёмной чащи, погубившей его братьев.
Несколько лет Руспул прожил в селении, выучил язык местных, принял крещение с именем Никита и узнал, что заветная тропка из его мира выводит к поселению старообрядцев.
Николай Винников
Родился 27 марта 1956 года в с. Ганусовка Марковского р-на Луганской области. Ещё в школе самоучкой пытался писать стихи. Очевидно, детство – лучшая пора для формирования слога, особенно когда автор оказывается на стыке двух литературно богатых языков – украинского и русского.
Детское увлечение постепенно вылилось в первые публикации стихов в вузовской газете «Кадры стройкам» Сибстрина (Новосибирский архитектурно-строительный институт), где Николай получил диплом архитектора. Позже в Новосибирском книжном издательстве вышли три его книги стихов: «Шаги» (1994), «К/рай без к/рая» (2001), «Полёт одинокой чайки» (2009). Выйдя в 2016 году на пенсию, Николай Иванович продолжил писать стихи. После принятия им крещения в общине Всемирной Церкви Христиан-Адвентистов Седьмого Дня творчество автора в большей степени обрело духовно-философско-гражданственную направленность.
Ну, и какая же поэзия без любви?!
Жаждет сердце
Музе КСАНночке-КОХАНночке (кажецца, я написал шедевр)
Как Маяковский, я не застрелюсь,
Хоть ты той Лили Брик куда красивей.
Высокою любовью я люблю,
Желая, чтоб она нас возносила.
Но побеждают прибыльность и быт —
Хвала тебе, что ты стоишь так прочно!
Не льстивых дифирамбов ради быть —
Любви красивой… Сердце кровоточит.
Не хочешь, не умеешь ты ценить
К ногам твоим положенное сердце.
Оно пока действительно болит —
Со временем забудется и стерпит.
Как глупо и нелепо всё пошло.
Из гордости рассказывать не стану,
Как без тебя теперь мне тяжело…
Что ж, не герой я твоего романа,
Но помню я пленительный тот миг
(Пока не замещу, всё буду помнить),
Как я к тебе, как к роднику, приник,
А ты была прекрасна, как Мадонна!
Увы, не остановишь, не вернёшь,
Ко мне ты холодна и безучастна,
Меж нами – море осени и дождь,
Любви же жаждет сердце, ласки, счастья.
Кто так ещё напишет о любви,
Кто вечности поведает о нас?
Немедленно меня останови —
Я жду тебя всегда, вчера, сейчас!
Мольба
Двух народов языков, культур
Душу, дух – меня образовали.
Нелегко былое моих дум,
Легче станет вскорости едва ли.
Но мудрее всех нас вместе жизнь,
Разум в ней, над этим всем – Создатель.
Душу очищай добром, молись,
Даже если не все люди братья.
Грянул гром перед пришествием вторым
Или то весны грядущей глас?
Мы не знаем, что будет за ним,
За той гранью, где не будет нас.
Но всегда, когда кругом беда,
Вместе люди в горе собирались,
Из огня вставали города,
К небу души, взоры устремлялись!
Заповеди Божии блюди,
В ясности храни рассудок, душу —
Впереди спасительные дни
Тем, кто главный принцип не нарушил.
БОГ ЛЮБОВЬ ЕСТЬ, к ней Он и зовёт,
К разуму взывая, всепрощенью.
Кровь во мне двух страждущих народов
И мольба к всеобщему спасенью!
Отец, и Сын, и Дух Святой
(исповедальное)
Каков бы ни был повод для стихов,
Они всегда о БОГЕ и ЛЮБВИ,
БОГ и ЛЮБОВЬ слились у нас в крови,
Созвучны не случайно… кровь и кров!
Взошёл на крест СПАСИТЕЛЬ за всех нас,
И пролил кровь, и жизнь Свою отдал.
Жить по ЛЮБВИ ОН нам заповеДАл,
От самоистребленья мир наш спас.
Мир без ХРИСТА – паноптикум зверей,
Охота друг на друга и война.
Жизнь по заветам – мир и тишина,
Веди нас в БОЖЬЕ ЦАРСТВО, Назорей!
Суди по сердцу, у кого оно,
По жизни и делам среди людей,
СОЗДАТЕЛЯ просил простить ТЫ фарисеев,
А им ТЕБЯ постичь… не суждеНО!
ЛЮБОВЬ ХРИСТА – Вселенная Вселенных,
Грядущего ОН поросль и росток,
Зарёю воспылал уже восток —
То мы идём из дьявольского плена!
Не в этой жизни, так за смертным сном,
Что помогает вынести невзгоды,
ЛЮБВИ сердечной прорастают всходы,
Друзья мы во ХРИСТЕ и со ХРИСТОМ!
Явился к нам ОН в облике людском
И считаные годы проповедал,
Но сколько истин вечных нам поведал,
Звучащих из глубин тёмных веков!
От сердца к сердцу и из уст в уста,
Но искренне, с ЛЮБОВЬЮ и открыто
Звучат ХРИСТУ-СПАСИТЕЛЮ молитвы,
ХОДАТАЮ пред волею ОТЦА!
И ДУХ СВЯТОЙ над каждым, кто не лжёт,
Покров небесной Благодати раскрывает,
ЛЮБОВЬЮ прозорливой наделяет
И к ЦАРСТВИЮ НЕБЕСНОМУ ведёт!
Божий Суд
Между БОГОМ и небогом
Нас, с разбитою душой,
Опасаюсь, слишком много,
Что совсем нехорошо!
В оголтелости безбожной,
Безсердечии[1 - Здесь и далее авторская орфография при написании приставки.] своём
Поощряем всё, что ложно,
Божий Суд не признаём!
Божий Суд в душе с рожденья,
Но семья, среда, толпа…
Дух приводит к вырожденью:
Человек – был, но пропал.
Зависть, алчность, святотатство,
Страх казаться не таким —
Вот уже и нету братства,
Был огонь – остался дым!
На ветру свеча качнулась
В память канувшей любви.
Вот бы счастье улыбнулось!
Господи, благослови!
Алаверды Л. Филатову
В русле общей парадигмы
Мы живём какой-то срок,
Вызревают в жизни сдвиги,
Большинству и невдомёк.
Меньшинство сим миром правит,
Улыбаясь напоказ,
И публично Бога славит,
Всё сгребая про запас.
А поссорившись друг с другом,
Прибыля не поделя,
Босота тут к их услугам,
Города, леса, поля…
Есть где злобе разгуляться,
Совершенствовать убой,
Так бы делом заниматься,
Поразмыслив головой!
Но ни сами, ни их дети
Не участвуют в боях,
Им другое солнце светит,
Кто при власти – в прибылях!
Лихо рубятся солдаты,
В героизме заходясь,
Города горят и хаты —
Мир придёт… на костылях.
Двадцать первый век – прогресса! —
От рождения ХРИСТА,
Но пещерные процессы
Не проходят ни черта!
Где гуманность, где наука?
Мракобесие кругом.
Смерть летит быстрее звука,
А прогресс идёт пешком?!
С БОГОМ как не согласиться,
Конец света Кто предрёк,
Ему впору торопиться,
Чтоб помочь кому-то смог!
Но даёт ОН самым буйным
Пострелять и умереть,
Чтобы властным сесть на стулья,
Над бумагами корпеть,
Всех потерь свести балансы,
Примириться, подписать,
Удалиться в Эмираты,
Стрессы нервные снимать.
Слава – павшим, труд – живущим,
Разбомблённое поднять,
Поколениям грядущим
Ни за что не разгадать,
Бойни в чём была причина,
Кто кого за что карал…
Где-то в банке кто-то чинно
Капиталец в сейф прибрал.
Иерархия Вселенной
От ХРИСТА в нас ЛЮБВИ потребность,
ЕЮ создан, пронизан мир,
Потому сердце тянет в небо,
Всё иное – пустой кумир!
Так по роду идёт эстафета,
Где успешнее, а где нет,
Души наши меж тьмой и Светом —
Быть тому до скончанья лет.
Выбор есть, но нужна решимость —
С БОГОМ ты или с сатаной?
Даже если без вечной жизни,
А довольствуясь лишь одной.
Дал ГОСПОДЬ, всем на муку, выбор —
Как непросто его блюсти!
А без выбора все могли бы
К БОГУ в рай со ХРИСТОМ пойти!
Вот ведь мука – блюсти заветы,
Как бы ни были они просты,
Зыбки грани меж тьмой и Светом,
Не все помыслы так чисты.
Чистить душу и разум в БОГЕ,
Сердце пламенное ЕМУ отдать,
ОН и любящий, НО и строгий —
БОГ-ОТЕЦ, тут ни дать ни взять!
Иерархию чтим Вселенной,
За нас отданную жизнь и кровь,
Кто-то должен быть в ней нетленным —
Это наш ХРИСТОС-БОГ – ЛЮБОВЬ!!!
Откровения Христовы
И не сказать, что жизнь меня бросала.
Когда Союз убили, сам в никуда пошёл,
До Крыма от Сибири прошагал я
И не скажу, что было хорошо.
Скорей скажу, могло быть много хуже:
Тут архитекторов своих – хоть пруд пруди,
Любовь… в своём лишь сердце обнаружил,
Теперь лишь вижу счастье впереди!
ХРИСТОС, спасавший меня с детства,
Евангелия мудрость мне открыл,
Добрей и жарче делает мне сердце,
Но рушится всё дальше грешный мир!
И час грядёт пришествия второго,
Желанен мне он очищеньем душ,
СПАСИТЕЛЬ искупил мир своей кровью,
Но Свет ЕГО жестоким мраком глушат!
Бал сатаны всё шире, изощрённей,
ЗАВЕТЫ попираются людьми,
Властители развязывают войны,
Дерзая небеса ими затмить!
Долготерпелив БОГ, план осуществляя,
Что с братьями и сёстрами всегда
В молельном доме вместе постигаем —
Так истина нам БОЖЬЯ дорога!
БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ – что проще и понятней,
Но власть и мир упорствуют, греша,
ХРИСТОВЫ ОТКРОВЕНИЯ нам святы,
Судьбы миров лишь ГОСПОДУ решать!
Любовь земная
Навеяно прошлым, настоящим и будущим
Любовь, домашняя, земная,
Проходит, как весенний цвет.
Родятся дети, вырастают,
Уходят в свой любви рассвет!
Так миллионы поколений —
И всякий раз весна нова
В цветущей кипени и пене.
От счастья кругом голова.
И седина лишь оттеняет
Листвы и неба колорит,
Любовь ни возраста не знает,
Ни счастья жизни не таит!
Любовь – основа мирозданья,
Его Божественная суть!
Задел к взаимопониманью,
Но как непрост порой тот путь…
Кого-то наделил Создатель,
Кого-то дьявол обокрал,
Проси у БОГА Благодати,
Когда вдруг счастье потерял.
За доброту тебе воздаст Он,
Коли заветы соблюдал,
Любови к ближним не утратил,
Не лгал, не крал, не убивал!
А если нет, проси прощенья,
Себя от горечи очисть,
Чтобы пролился дождь весенний
И обновилась в сердце жизнь!
Любовь, обычная, земная,
Желанна душам и сердцам,
Опять весна кругом шальная,
Чисты и святы небеса!
Выбор
С сердечной благодарностью Братьям и Сёстрам ХАСД г. Евпатории
Всесилен БОГ и терпелив не меньше.
Из нескольких попыток знает ОН,
Что человек становится всё мельче,
В материальное всецело погружён!
Евангелие – путь к души спасенью.
С ним заповеди ГОСПОДА принять —
И светлым станет каждое мгновенье,
И снизойдёт на сердце Благодать!
Но суетны и скаредны мы, люди,
Из Света погружаемся во тьму,
Тщеславия и злобы безпробудной
Идём к неосвящаемому дну.
Там корабли и судьбы пребывают,
В безвестности надежды никакой,
Там души безвозвратно погибают,
До смерти не дотронуться рукой.
Но даже если… в миг самый последний
Взмолишься и попросишь у ХРИСТА,
И в этой жизни обретёшь спасенье,
И встанешь у небесного моста,
С которого видны безсмертья дали,
Утраченный Адамом с Евой рай, —
Оставишь на земле свои печали.
Что лучше для тебя – сам выбирай!
БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ – давно и всем известно,
Любовь земная – то совместный труд.
ХРИСТА ж прихода ждать неинтересно,
Когда соблазны нарасхват зовут.
Печаль иль радость – разница безспорна,
К любви Христовой сердцем устремись,
И распахнётся вечность перед взором,
Осмысленность наполнит Светом жизнь!
Да будет так! Я сделал этот выбор —
Душа светла, и сердце горячо!
А вы со мною взмыть в любовь могли бы?
Или терзаться будете ещё?
Мой путь
(май вэй адвентус)
Как БОГА неразумное дитя,
Лишь к старости нашёл к НЕМУ дорогу,
ХРИСТОС, как СЫН, пришёл мне на подмогу,
ДУХ очищал, до помыслов святя!
Но то не боль, что проживаем мы, —
СПАСИТЕЛЬ на кресте изведал муки,
Железо ЕМУ вбили в ноги, в руки,
И дьявол хохотал над НИМ из тьмы.
ГОСПОДЬ ВОЗНЁССЯ, смертью смерть поправ,
БОГ даровал нам чудо воскрешенья,
Над муками и грязью возвышенья,
СВОЕГО СЫНА за весь мир отдав!
«БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ! – ХРИСТОС провозгласил,
Запечатлел во всех частях Вселенной. —
ЛЮБОВЬ воздвигнув, станете нетленны!»
И этим Суд пришествия открыл…
И Суд идёт, и читка жизни книг,
Все чувствуют грядущие событья,
Где слуги сатаны будут разбиты,
ОГОНЬ НЕБЕСНЫЙ их испепелит!
И дьявол сам, как порожденье тьмы,
И зависти, и подлых вожделений,
Сожжённым также будет, без сомнений,
Очищенный, взойдёт на небо мир!
Не будет в БОЖЬЕМ ЦАРСТВЕ суеты,
Тщеславия, желания убийства,
Словесного лукавства и витийства —
То будет Царство Вечной Красоты!
ДА, будет так, как заповедал БОГ, —
ДА сгинет тьма, а Свет очистит скверны,
Ведёт ГОСПОДЬ к спасенью своих верных!
Мой путь к НЕМУ и мне найти помог.
Утренняя молитва
Благодарность Творцу, Братьям и Сёстрам истинной веры
Как все, иду ногами по земле,
Но сердце выше неба, к звёздам рвётся,
В стихах дарованных то плачет, то смеётся,
Мир заплутал в безбожной чёрной мгле!
Да будет Свет, СОЗДАТЕЛЬ нам сказал
И воды наделил земною твердью,
В любви заветах ниспослал нам Веру,
Надежду на безсмертье даровал!
Но смертны мы… зачаты от греха:
Кто кается, кто властью упоён.
И жизнь и смерти – лишь недолгий сон,
Любовь ХРИСТА несёт нас на руках!
Как СУЩЕГО любви той нет границ,
Непостижима БОГА доброта,
Верных сердец святая чистота,
Одухотворённость ясных глаз и лиц!
Обратный отсчёт
Часы, пока что не песочные,
Годам обратный счёт ведут,
Сдаём тихонько полномочия,
На небе ангелы нас ждут!
Все будем там, пока ж стараемся,
Чтоб не ударить в грязь лицом,
Жизнь в детях, внуках продолжается,
А мы уйдём… в конце концов!
В мечтах своих евангелических
Хотим мы души сохранить
От сожалений истерических,
Достойно жизнь свою дожить!
Письмо любимым
ХРИСТОС во мне и надо мною,
Я не дитя – отец и дед…
С распятья мир объят войною —
Тьму изгоняет Божий Свет!
Свет Слова Божия, служенья,
Что нам ГОСПОДЬ определил,
Любви своей прикосновенья,
В крещеньях души исцелив!
Не падай впредь – упав, не бойся,
БОГ руку помощи подаст,
Умножь собой ХРИСТОВО воинство,
Как призовёт к себе ОН нас!
ХРИСТОС во мне и надо мною,
Во тьме я вижу БОЖИЙ СВЕТ —
Из мрака злобного выводит
Людей ОН много тысяч лет!
Хочу, чтоб дети мои, внуки
И дальше, сколько хватит глаз,
Росли в Евангельской науке,
ХРИСТА боготворя и вспоминая нас.
Подарок Бога
Когда умирает любовь (письмо самому себе)
Эмпатия – загадочное слово,
Основа человечности и суть,
В апофеозе может стать любовью,
Когда у двух навстречу этот путь!
Когда чисты намеренья, открыты,
Желание быть вместе навсегда…
Но всё это извне будет убито,
Когда другому вера не тверда!
Всё рушится, нагромоздя завалы,
Которые напрасно разбирать.
Любовь лишь, не эмпатия, спасает,
Не стоит об ушедшем горевать…
А нужно, извлеча свои уроки,
Простить и без претензии уйти.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70584220?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Здесь и далее авторская орфография при написании приставки.