Маяк Свана
Маяк Свана
Фиби Роу
Жизнь как приключение
1913. Старик по имени Сильвестр Сван посвятил свою жизнь уходу за маяком, который долгие годы приносил кораблям, терпящим бедствие, свет надежды. Но скоро он погаснет: на содержание Маяка Свана нет денег, и ближайший шторм сотрет его с лица земли. Никто не слышит смотрителя, и он оказывается перед лицом бури в одиночестве. Кажется, спасения нет…
2014. Морской археолог Мари Адамс находит деньги для финансирования поисков печально известного парохода «Калифорниец», но для этого она должна поднять со дна останки Маяка Свана, который, по слухам, рухнул в море сто лет назад. Она объединяется с капитаном Джулианом Генри, и они обнаруживают совсем не то, что ожидали. К тому же их начинают преследовать охотники за сокровищами. Поиски правды о гибели маяка становятся опасными.
Когда прошлое и настоящее сталкиваются, тайны, похороненные на дне океана, начинают всплывать на поверхность. Сможет ли Мари найти ответы – и какой ценой?
Фиби Роу
Маяк Свана
Маме, моему маяку
Серия «Жизнь как приключение»
Phoebe Rowe
SWAN LIGHT
Публикуется с разрешения Amazon Publishing, www.apub.com (http://www.apub.com/), при содействии Литературного агентства «Синопсис»
Перевод с английского Ольги Павловской
© 2023 by Phoebe Rowe
© Павловская О., перевод, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Сван
1913 год
Самое раннее воспоминание Сильвестра Свана было о том, как океан отнял у него одну вещь.
Впоследствии разум восстановил всё, что могло тому предшествовать: обычное унылое весеннее утро, очередное плавание на рыбацкой шхуне за покупками в Сент-Джонс, скользкий от соли причал, порт, полнившийся скрипом снастей, криками моряков и плеском волн, стылый воздух гавани с горьковатым привкусом льдов. Там был темный широкоплечий силуэт Томаса Свана, тащившего ворох рыболовных сетей через улицу, к воде, и худенький, проворный силуэт Нико Свана, подбиравшего края неводов, чтобы те не волочились по земле. И он был там, Сильви Сван, крошечный, едва поспевавший за ними обоими. Сильви шлепал ногами по лужам, останавливался погладить полосатых портовых кошек, подбирал просоленные обрывки газет, в которые заворачивали треску, и пробовал их на вкус языком. Где-то по дороге он, должно быть, и нашел тот камень. Камень был оранжевый, с золотистыми прожилками, идеально круглый, и Сильви, наверное, долго, присев на корточки, с благоговейным трепетом, не моргая рассматривал его в грязи, пока не услышал окрик: «Сильви! Ты сам домой поплывешь или как?» – и не бросился, схватив находку, догонять отца и брата.
Но событие, которое запомнилось ему, случилось чуть позже – когда он уже сидел на носу «Покорителя морей», держал камень на ладони над вскипавшими белой пеной волнами залива, и у него захватывало дыхание от яркого, блестящего пятна на фоне черных вод. От камня исходило столько света, что казалось, он не может утонуть. Поэтому Сильви стиснул этот восхитительно оранжевый шарик в кулаке, перевернул руку и – разжал пальцы.
Не было даже кругов на воде. Только пригоршня брызг взметнулась. Горланили чайки, молчали скалы, и «Покоритель морей» так быстро проскользнул мимо них в гавань, что Сильви не успел понять, где именно сгинуло его сокровище. Он так и сидел с пустыми руками, не находя слов для того, что сделал.
Те же воды постоянно, ощутимо присутствовали и в его более поздних, отчетливых воспоминаниях. Океан был за кухонным окном их ветхого домишки, когда мать ласково гладила Сильви по руке ладонью, испачканной ягодным соком. Он был рядом, когда на исходе летних дней Сильви вместе с Нико превращал водоросли в змеек, а прибрежные пещеры – в королевские дворцы. Но сейчас, когда он смотрел на океан с нависавшей над водой высокой скалы, ему на память пришел именно тот оранжевый шарик. Воспоминание о камне всегда возвращалось в такие дни, как этот, подернутые особой предштормовой дымкой. В дни, когда ветер еще свеж и слаб, птицы гомонят без умолку, а волны уже обретают беспокойный, жадный, голодный черный цвет.
Сильвестр Сван стоял на галерее маяка, опираясь ладонями о железные перила, смотрел на океан и думал о том, как оранжевый камешек выскользнул у него из руки восемьдесят лет назад.
Тяжелое октябрьское небо где-то спрятало солнце, которое он не видел с понедельника. Когда было совсем пасмурно, Сван записал в вахтенном журнале: НАОВИ – ГАЕТОЯ ШТОРМ. Вчера он добавил к этим словам вопросительный знак. А сегодня решил еще подождать, прежде чем оставить комментарий о погоде.
Собственно, здесь всегда надвигался какой-нибудь шторм, едва лишь печально известные сент-джонсские зимы начинали подбираться по восточному побережью Ньюфаундленда к Норман-Клиффе – Нормановым скалам. Но в этот раз погода ощущалась как-то иначе: в воздухе витала угроза, и Свану было не по себе. Угроза звучала и в криках чаек, разлетавшихся по гнездам, и в грохоте волн далеко внизу, у него под ногами. По правую руку Свана, в Цветочной гавани, царила суета: рыбаки спешили отправиться на дневную ловлю и поскорее вернуться обратно, так что их суденышки едва ли не стукались мачтами у причалов. За гаванью мирно дремал на холме городок Норман-Клиффе: россыпь светлых домиков, обшитых вагонкой с пятнами от сажи из каминных труб, растянулась вдоль серого берега, испещренного черными точками плоскодонок, траченных непогодой, и рыболовных снастей. Слева от Свана местность была необжитой – нагромождение голых, истерзанных ветрами скал тянулось вдаль, насколько хватало глаз. А все остальное перед ним было океаном, бескрайним, пребывающим в вечном движении, рассеченным белопенной полосой там, где волны вскипали на подводной банке[1 - Подводная банка – отмель в океане, глубина на которой значительно меньше окружающих ее глубин.] – на отмели, что кривоватой дугой из песка, камней и рифов, словно рыболовным крюком, охватывала Норман-Клиффс-Бэй – залив Нормановых скал. Она затаилась, наблюдала и ждала, как и все обитатели побережья в этот день.
Определенно надвигался шторм. И ничего поделать с этим было нельзя – оставалось только ждать, когда он разразится.
Что-что, а такое положение дел в здешних краях никогда не менялось.
Сван отвернулся от океана и шагнул с галереи в теплый фонарный отсек маяка. Он протер все стекла – на дверной панели и в окнах, – добрался до самого верха, опираясь скрипучими коленями на скрипучие железные поручни. Начистил латунные детали и каждое из выпуклых увеличительных стекол составной маячной линзы. Надраил металлическое основание, на котором она стояла. Снял нагар с фитиля и вытер масляные брызги в резервуаре под ней. В помещении ярусом ниже, где находился часовой механизм, заставлявший линзу вращаться, Сван проверил все шестерни, затем привел в порядок свои инструменты. За работой он мурлыкал себе под нос, а башня ему подпевала – от белокаменных стен, железных балок потолка и покоробленного влажностью пола как будто разносились высокие ноты незнакомой мелодии.
Когда у него уже урчало в животе и нельзя было дольше тянуть время, откладывая выход из маячной башни, он наконец переключил свое внимание на банкира, который давно топтался внизу на клумбе с гиацинтами, посаженными женой Свана, и заглядывал в окно домика смотрителя.
Справедливости ради надо сказать, что банкир Корт Роланд наверняка и не подозревал, что сейчас он находится не где-нибудь, а в саду. За пять лет, прошедших после смерти Грейс, от сада ничего не осталось – домик смотрителя теперь окружала голая бурая площадка, несмотря на усилия, которые Сван время от времени прилагал, чтобы вернуть цветы к жизни. Некогда здесь повсюду розовели дикие гиацинты, их было так много, что скала сама превращалась в сигнальную цветовую башню, и это вдохновило жителей городка назвать свою гавань Цветочной – в честь гиацинтов, которые они обожали, но не могли запомнить столь замысловатое слово. Те цветы погибли много десятилетий назад, а потом жена Свана сумела вырастить новые на клочке каменистой почвы. С ее уходом из этого мира гиацинты исчезли со скалы окончательно.
И опять же справедливости ради надо отметить, что Сван сам позвал банкира в гости. Два дня назад это казалось хорошей идеей, и, охваченный энтузиазмом, он послал своего пса в город, засунув приглашение ему под ошейник. Однако теперь, всецело осознав перспективу беседы с Кортом лицом к лицу, Сван решил отыграть назад и, спускаясь по ступенькам маячной башни, обдумывал, как бы ему незаметно прошмыгнуть по лужайке между ней и домиком смотрителя. Маяк принялся тихо посмеиваться над ним, с присвистом и шипением, и от этого в узкий лестничный колодец сверху посыпалась сажа, так что Свану пришлось неодобрительно постучать по стене костяшками пальцев.
– Между прочим, я ради тебя стараюсь, – сказал он маяку. – Нечего тут хихикать.
У основания лестницы Сван остановился отдышаться в дверном проеме, все еще размышляя, успеет ли он добежать до черного хода в дом и запереться от банкира – тогда можно будет спокойно доесть остатки ягодного пирога, завалиться на кровать и мирно проспать до полудня. Но Корт Роланд его уже заприметил, обернувшись, и расплылся в зубастой улыбке.
– Мистер Сван! – сказал Корт, без тени смущения отойдя от его окна, когда старик обреченно зашагал к крыльцу. – Рад видеть, что вы в столь ранний час уже на ногах – я думал, в такую ужасную погоду позволите себе поспать подольше. Сдается мне, надвигается шторм.
– Да, – согласился Сван со второй частью его заявления, слегка обидевшись на первую. Он открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Корта Роланда в дом, а сам воспользовался этим, чтобы еще раз окинуть взглядом скалу.
Старый лабрадор Свана по кличке Стой развалился посреди двора. Судя по тому, под каким углом стоял экипаж Корта, его лошади пришлось обходить пса, чтобы попасть во двор. Сейчас она топталась, фыркая и перебирая копытами, слишком близко от головы неподвижно лежащего Стоя, но тот не обращал на нее внимания.
– Стой! – позвал Сван, и пес поднял голову, тихо гавкнув.
Он появился на скале тоже благодаря Грейс, которая придумала ему имя в их первую же встречу, когда грязный бродячий щенок бросился бежать за их повозкой, направлявшейся из города домой, на маяк. Он преследовал их настырно, как голодный медвежонок, не боясь попасть под колеса. «Пошел вон!» – бросил ему тогда Сван, и щенок, поймав его взгляд, плюхнулся задом в грязь. «Стой на месте», – добавил Сван, но при этих словах щенок вскочил и снова устремился за ними. «Он понял это как приглашение остаться с нами!» – засмеялась Грейс, дернув вожжи. Она слезла на дорогу, а щенок, не спуская с нее блестящих глаз, прилег на передние лапы и неистово замахал задранным хвостом. «Стой!» – сказала ему Грейс, и он с разбегу запрыгнул к ней на руки. Имя осталось с псом, а пес – с ними.
Сейчас старый Стой поднялся и потрусил в дом, по пути одарив Корта коротким неприветливым «вуф». У кухонного стола он разлегся на полу, явив на обозрение сероватое пузо. Сван переступил через него, проходя в теплый домик смотрителя, где было всего две комнаты. Угли весело потрескивали с тех пор, как он разжег очаг на рассвете. Ветер, ворвавшийся следом, качнул оранжевую занавеску, за которой стояла его кровать. Корт закрыл входную дверь и потер озябшие руки в перчатках.
Сван сделал глубокий вдох. Ужасная все-таки была идея пригласить сюда банкира. Теперь надо было поскорее со всем покончить.
– Спасибо, что пришли, – сухо сказал он. – Я хотел поговорить о маяке. Отправил в банк десяток писем, но ответа так и не получил…
– Не утруждайтесь, Сван, – взмахнул Корт одной рукой, а второй полез в сумку. – Я прочел ваши письма. – Он достал из сумки стопку бумаги – это были не письма, а какие-то бланки с логотипом «Банка Норманов» вверху, – затем еще одну, и еще.
Сван с тоской подумал о ягодном пироге и завтраке, который теперь откладывался на неопределенное время, но аппетит у него тотчас пропал, едва он увидел верхний документ в стопке Корта. Уверенной рукой черными чернилами поверх текста там было написано: «Отказать».
Сван шумно выдохнул, и башня отозвалась разочарованным эхом. Он устремил взгляд в кухонное окно – ему надо было увидеть ее надежный силуэт, почувствовать это успокаивающее присутствие, полюбоваться, как отражается небо в стекле и металле фонарного отсека на самом верху, как поблескивает белый камень на фоне океана.
Год за годом океан подступал все ближе.
Когда-то от башни до обрыва надо было идти минут пять. Теперь это расстояние можно было преодолеть в полшага, и маяк слегка кренился к поджидающим его внизу волнам.
Свану не нравилось об этом думать. Если он думал об этом слишком часто или слишком напряженно, маячная башня как будто читала его мысли, и потом целыми днями камни жалобно скрежетали и стены обиженно постанывали, а ему не хотелось слышать в этих звуках предвестье конца. «Ты кого-то зовешь, старый друг?» – мысленно обращался к маяку Сван. У башни менялось настроение, как у всех людей, с ней можно было вести беседы, если уметь ее слушать. Поэтому Сван знал, что время еще есть. Знал, что башня предупредит его о начале конца. Но ведь катастрофы можно было бы избежать, если передвинуть маяк подальше от края скалы. Это было обычное дело – вдоль всего Атлантического океана маячные башни через каждые несколько десятков лет обвязывали канатами, поднимали на колесные платформы и отвозили на безопасное расстояние от волн, за которыми они присматривали.
Однако до сих пор в ответ на все запросы о перемещении маяка Корт Роланд, самый богатый и влиятельный человек в Норман-Клиффе, внук последней из Норманов, жившей в этом городе, лишь выражал сожаление. А теперь вот этот документ с клеймом «Отказать»…
– «Банк Норманов» сочувствует вашей беде, – сказал Корт Роланд, и Сван переключил внимание со скалы обратно на банкира. Тот на него не смотрел – голубые глаза шарили внимательным взглядом по комнате, ни на чем надолго не останавливаясь. – Поверьте, нам хотелось бы помочь. Но боюсь, столь внушительные затраты на перемещение Маяка Свана попросту не окупятся.
Все аргументы, тщательно заготовленные Сваном, рассыпались в прах.
– Это меньше трети от суммы расходов на содержание гавани, – все же проговорил он. – Оно ведь определенно того стоит…
– Сожалею, – твердо отрезал Корт. Он по-прежнему не смотрел собеседнику в глаза, но теперь его взгляд замер на подоконнике, где Сван хранил письма от жены. Свану казалось, что от этих писем по-прежнему пахнет сент-джонсскими утрами, и перед его мысленным взором при виде их возникал образ Грейс, сидящей за своим желтым письменным столом у окна в дождевых каплях.
Он уже начинал испытывать раздражение, но тут Корт наконец повернулся к нему:
– Как я сказал, это будет слишком крупное вложение, которое не принесет никакой выгоды.
«Оно принесет безопасность твоему городу, – хотел сказать Сван, – яркий свет берегу, путеводный огонь каждому идущему в твою гавань кораблю, чьи деньги и товары ты счастлив будешь заполучить». Но прежде чем он успел раскрыть рот, Корт продолжил:
– Однако, – сказал банкир, побарабанив пальцами по стопке документов, – я рассказал о вашей проблеме моей бабушке. Она тоже загорелась желанием вам помочь, как вы можете догадаться, учитывая, сколь много у нее связано с этим маяком. И у нее есть интересное предложение.
За окном снова заскрежетали камни маячной башни, на этот раз громче, угрожающе. Но Сван пропустил это мимо ушей, потому что голубые глаза Корта в тот самый момент превратились в глаза его бабки – прозрачные, яркие, блестящие на фоне темной скалы в маленькой бухте, – и он как будто снова услышал ее насмешливый голос: «Я подумала, чашки тебе не нужны, если ты хотела отдать их Сильви…»
Столько времени прошло… Какое Абигайл Норман теперь дело до маяка?
– Что за предложение? – осторожно спросил Сван.
– Бабушка рассказала мне о дарственной, которую она когда-то вручила Нико, вашему брату, – ответил Корт. – Если дарственная на законных основаниях вернется в банк, мы еще раз рассмотрим вопрос о выделении денег на перемещение маяка.
Дерзость Абигайл вызвала у Свана приступ гнева. «…Она когда-то вручила Нико, вашему брату…»
Сейчас Абигайл не заслуживала ничего из того, что принадлежало Нико.
Когда-то на этой самой скале, задолго до появления здесь маяка, их было пятеро – Сильви, Нико, Софи, Питер и Абигайл. Они лежали на спинах в густой траве; над ними сквозь листву сочился тягучими каплями меда солнечный свет; на коже блестели кристаллики ньюфаундлендской соли. Каждое лето пятеро детей наблюдали отсюда за птицами – крачками, моевками, кайрами, которые резвились на побережье; за китами, чьи упругие лоснящиеся спины, словно отлитые из черного каучука, лениво высовывались над волнами. А каждую весну все пятеро приходили сюда смотреть на айсберги – белые плавучие льдины, такие огромные, что издалека казалось, будто это целые корабли, медленно идущие под парусами из замерзшей столетия назад воды, в блаженном неведении, что приближаются к гибели, которую неминуемо принесет им теплое течение.
Сван сомневался, что Абигайл все еще помнит те времена.
– Значит, деньги на маяк она предлагает в качестве платы? – уточнил Сван. – И если я не отдам вам дарственную, вы мне не поможете? Корт, у меня нет ничего из вещей Нико. Мой брат умер почти семьдесят лет назад.
– Тогда, может быть… – задумчиво начал Корт, устремив глаза на маяк поверх плеча Свана. Жадные голубые глаза. В точности как у его бабки. – Может быть, я сам поищу?
Но Сван достаточно от него выслушал. Он снова подумал о пятерых ребятишках на скале, смотревших на птиц, на китов и на льдины. Уже тогда ошибки Абигайл дорого им обходились, даже если сами они не придавали тому значения. И никто из них не подозревал, что ее самая страшная ошибка приведет к строительству этого маяка.
Все, что сейчас нужно было Свану, – это позавтракать ягодным пирогом.
– Думаю, наш разговор окончен, мистер Роланд, – спокойно сказал он, так стремительно шагнув к двери, что Стой всполошился. – Спасибо, что потратили время, но ваше предложение меня не заинтересовало. А теперь вам стоит заняться своими делами, пока не поздно, потому что, как вы верно заметили, надвигается шторм.
Мари
2014 год
В шестидесяти одной с половиной мили[2 - Около 100 км (1 миля =1,6 км).] от южной оконечности Греции лазурно-синее Средиземное море лениво шлепало волнами о покрытые пятнами ржавчины борта научно-исследовательского судна «Меркурий». Вокруг корпуса корабля, от которого тянулся вниз дрожащий от натяжения кабель-трос, простиралась сверкающая зыбь, колыхалась и мерцала, размеченная позолоченной солнцем морской пеной, плавниками шустрых дельфинов и неспешно идущими вдалеке круизными лайнерами. Июньский бриз скакал по гребешкам легких волн, обдавая судно запахом водорослей.
Но ничего этого не видела Мари Адамс – она сидела в пурпурном полумраке лаборатории «Меркурия», сжимая в руках рычаг управления глубоководным роботом, который поднимался с морского дна.
– Тим! – бросила Мари в сторону открытого люка, не отрывая глаз от мониторов. Справа от нее стоял экран гидролокатора, и желтая полоса ползла по плотному сине-зеленому скоплению пятен. На экране слева колыхалась илистая тьма в четырех тысячах футов[3 - Около 1200 м (1 фут = 30,48 см).] у нее под ногами. – Механизм в порядке?
– Если с ним что-то случится, уж поверь мне, ты сразу узнаешь, – отозвался с палубы Тим. – В основном по громкому всплеску и моим воплям.
Мари усмехнулась и бросила взгляд в проем люка – ее коллега стоял у лебедки, наблюдая, как на барабан фут за футом наматывается нескончаемый кабель-трос. Тим был в своей любимой винтажной рубашке с эмблемой Океанографического института Скриппса[4 - Институт был основан в 1903 г. в Сан-Диего, Калифорния. Является одним из старейших и крупнейших центров океанологии.] на спине – силуэтом корабля и трезубца. Эмблема была перечеркнута жирной черной полосой машинного масла – меткой, оставленной другим кабель-тросом много лет назад. Полоса пролегла по рисунку ватерлинией[5 - Ватерлиния – линия соприкосновения воды с корпусом плавающего судна.], как будто только самая верхушка корабля осталась над водой, и это всегда напоминало Мари о постере, который висел в ее детской спальне. На нем мультяшный галеон, весь в водорослях и причудливых наростах, стоял вертикально на морском дне, а его мачты торчали из воды. Иллюминаторы галеона были задраены, на пушках все еще горели фитили, и пират в плававшей рядом шлюпке торжествующе указывал на развевавшийся над галеоном флаг. Мари тысячу раз засыпала, глядя на него. Но впоследствии выяснилось, что затонувшие корабли редко выглядят так же, как на этой картинке, – гордыми, целыми, удобно расположившимися на дне. Обычно останки кораблекрушений выглядят, как останки: корпуса и мачты разбиты, разломаны, разметаны жестоко и безвозвратно.
Корабли, призванные покорять моря, вместо этого гниют в донном песке, разорванные морями в клочья.
На другом конце кабель-троса, который вытягивала лебедка Тима, был ТНПА – телеуправляемый необитаемый подводный аппарат, а попросту глубоководный робот, такой старый и своенравный, что Мари опасалась, что он однажды наплюет на ее команды и отправится самостоятельно исследовать морское дно где ему вздумается. В начале этой экспедиции, шесть недель назад, они уже лишились одного ТНПА – его кабель-трос зацепился за обломки на первом из мест кораблекрушений, которые они изучали, и лопнул, как зубная нить. Потеря первого робота была ударом под дых – показатель их финансовых резервов начал приближаться к критическому, сменив цвет воображаемого сигнала с бледно-зеленого на тревожно-красный. Потеря второго робота будет означать крах всего предприятия.
Мари нажала несколько клавиш на панели управления, пододвинув ее ближе к себе.
Рядом с экраном, на который передавал видео ТНПА, светился монитор гидролокатора, окрашивая ее руки неоново-зеленым. Густая россыпь огоньков неопровержимо свидетельствовала о том, что на песчаном дне лежит нечто созданное руками человека – искусственные объекты проявляются на экране четкими линиями и плотными формами, тогда как природные представляют собой переплетение размытых кривых. Эта россыпь имела форму ягоды – большое яркое пятно, из которого торчит хвостик-веточка. Так они и обозначили для себя затонувший корабль – «Вишня», чтобы не спугнуть удачу, поддавшись искушению признать его заранее тем, что команда Мари надеялась здесь найти, то есть останками парохода «Калифорниец».
«Калифорниец» был белым китом Мари, неуловимым Моби Диком, на протяжении всех двадцати лет ее профессиональной деятельности. Тот самый «Калифорниец», британский военный транспорт, подбитый во время Первой мировой войны. Солдат и команду матросов успело эвакуировать сторожевое судно, а пароход затонул, оставив за кормой и войну, и собственную дурную славу. Ибо за три года до того, как его погубила торпеда, «Калифорниец» погубил сам себя.
В апреле 1912 года, во время самого обычного торгового рейса, когда «Калифорниец» вез лесоматериалы из Ливерпуля в Бостон, капитан остановил его в Северной Атлантике, заметив ледяное поле впереди. Судовой радист Сирил Эванс передал предупреждение всем кораблям в этом районе океана, в том числе гигантскому пассажирскому лайнеру «Титаник» судоходной компании «Уайт Стар Лайн». Рабочая смена Эванса закончилась, и он отправился спать. Вскоре после этого члены команды «Калифорнийца» увидели неподалеку белые сигнальные огни. Они разбудили своего капитана, Стенли Лорда, и по его приказу попытались установить контакт с неизвестным судном при помощи ламп Морзе. Поскольку их радист спал, радиотелеграф молчал остаток ночи.
Световые сигналы «Калифорнийца» остались без ответа. А вскоре огни другого корабля и вовсе исчезли – команда «Калифорнийца» решила, что он тронулся в путь и покинул пределы видимости. Оставалось надеяться, что у него все в порядке. Однако на следующее утро стало известно, что случилось нечто немыслимое: таинственное судно оказалось «Титаником», и пока «Калифорниец» спал, оно затонуло. Его огни исчезли из виду не потому, что корабль благополучно продолжил путь, а потому, что вода затопила последний судовой котел огромного парохода.
Вскоре весь мир обвинил «Калифорнийца» в том, что он не пришел на помощь тонущим пассажирам «Титаника». Весь шквал ненависти принял на себя капитан Лорд, но до самой смерти он отрицал свою вину. Ведь «Титаник» был одним из судов, которых «Калифорниец» предупредил той ночью об айсбергах, дважды. И не его вина, если «Титаник» проигнорировал предупреждение. К тому же громкие заявления о непотопляемости этого гигантского лайнера заставили команду «Калифорнийца» потерять бдительность – ни одному моряку и в самом страшном кошмаре не привиделось бы, что случившееся с «Титаником» в принципе возможно.
Впервые эту историю Мари услышала однажды вечером, когда еще училась в начальной школе. Они с мамой смотрели документальный сериал о расследованиях катастроф, уютно устроившись перед телевизором на диване. Мари тогда испытала потрясение, и рассказ о «Калифорнийце», словно рыболовный крючок, застрял в ее памяти навсегда. Она не забывала о нем на протяжении трех морских археологических экспедиций и бесчисленных часов, проведенных под водой с преподавателями из Института Скриппса. «Калифорниец» маячил на ее мысленном горизонте, когда она изучала приливы, окисление металлов и премудрости подъема обломков кораблекрушений. И на каждый из десятков водолазных проектов, последовавших затем, куда более важных и значимых, падала тень парохода, терпеливо ждавшего ее и манившего.
Поначалу все шло как по маслу – найти инвесторов оказалось легко, ведь слава «Титаника» открывала перед искателями любые двери, хотя «Калифорниец» был уже совсем другим кораблем к тому времени, когда его подбила торпеда. Теперь было ясно, что везение долго не продлится, учитывая изношенное оборудование и взятое в аренду старенькое исследовательское судно. Но Мари это уже не беспокоило – она была намерена довести дело до конца, даже если ей придется вернуться сюда на гребной шлюпке.
Наконец ТНПА показался из воды, Тим с остальными пятью членами их команды подняли его на борт, и Мари завладела двумя пластиковыми контейнерами, наполненными обломками, которые робот собрал на месте кораблекрушения. Пока что «Вишня» вполне оправдывала ожидания. Четыре дня назад им удалось найти богатый «культурный слой» – видимо, в том месте, где были каюты экипажа. Робот принес пуговицы, кухонную утварь и даже сломанную фоторамку (снимок, конечно, не сохранился). С тех пор они несколько раз гоняли робота туда-обратно, очищали предметы в резервуарах с пресной водой в лаборатории и большинство уже отправили в Грецию и в Сан-Диего для более сложных исследований. Компьютерное сканирование, электролиз и анализ геохимического состава помогут точно определить, что именно они нашли. «Вишня» была вторым из четырех затонувших кораблей, которые Мари и ее команда наметили для изучения в этой экспедиции. Первый оказался пустышкой. Если и «Вишня» в итоге их подведет, Мари надеялась выяснить это побыстрее и перейти к следующему.
– Что ж, по крайней мере, это явно пароход, – пробормотала она, поставив контейнеры с новой добычей на стол в лаборатории под тусклым пурпурным светом. Грязь, покрывавшая их содержимое, была черной, и в придонном иле виднелись обломки какой-то горной породы. Каменного угля, конечно же. Многообещающий признак, но пока что он ничего важного не доказывал.
– Точно пароход. – Тим опрокинул первый контейнер в резервуар, и Мари понаблюдала, как угольная пыль, поднявшись со дна, затягивает пленкой поверхность воды. Тим собрал ее черпаком с сеткой.
Мари поворошила вещи с затонувшего корабля пластиковой линейкой. Пресной воде понадобится некоторое время, чтобы очистить обросшие ракушками металлические предметы, чей облик исказился до неузнаваемости. Но некоторые из них и так можно было опознать: половина керамического блюда, пряжка от ремня кителя, пригоршня пуговиц, серебряная запонка. Мари перешла к другому контейнеру – и охнула. Среди обломков дерева и металла на дне поблескивали два золотых полуорла[6 - Полуорёл – золотая монета номиналом 5 долларов, находившаяся в обращении в США с конца XVIII в. по 1929 г. Десятидолларовая монета называлась «орёл» (прим. пер.).]. Она видела их и раньше, на трансляции с камеры ТНПА, но надеялась, что ошиблась. Потому что это ставило крест на ее священном граале кораблекрушений. Потому что американскому золоту нечего было делать на британском военном транспорте. Потому что, если на «Вишне» есть хоть одна вещь, которой там быть не должно, это уменьшает шансы на то, что «Вишня» – «Калифорниец».
Тим перехватил ее взгляд и сочувственно улыбнулся. Официально он давно был на пенсии, лечил свой артрит, расползавшийся по суставам рук и позвоночнику, и пришел сюда с ней на «Меркурии» лишь в качестве одолжения, из доброго отношения к Мари. Так что ей вдвойне не хотелось, чтобы для него это стало пустой тратой времени. Она злилась на себя за то, что помешала совместной работе Тима и Гектора – его коллеги и своего преподавателя, а также добрейшего человека из тех, кого ей доводилось встречать в жизни. Оба они заверили Мари, что это будет приятная прогулка и развлечение для Тима, но она знала, что ничего приятного тут нет.
– Не делай преждевременных выводов, – посоветовал Тим. – Давай отправим все это Гектору. Мало ли что… Посмотрим, что он сможет сделать.
– Конечно. – Мари не сводила взгляд с золотых долларов. – Может, Гектор превратит их в фунты?
– Не говори так. В любом случае, у нас еще есть в запасе два затонувших корабля.
– Я помню. – Она покосилась на скопление пятен в форме вишни на экране, ниже которого были прикреплены к переборке три другие распечатки с гидролокатора. Их первый объект, под рабочим названием «Герой», судя по состоянию металла, затонул лет на двадцать раньше «Калифорнийца». После «Вишни» им предстояло обследовать «Урсулу» и «Горизонт». Каждый из двух последних подавал надежды – по разным причинам. Да и само по себе наличие в их списке четырех мест кораблекрушений было поразительной удачей, учитывая, что эти четыре финалиста определились в процессе многолетних исследований десятков других объектов на морском дне.
«Тим прав, – решила в конце концов Мари. – Да и время у нас еще есть».
– Доктор Адамс! – заглянул в лабораторию один из техников. – Стюарт Нобл на связи. Требует вас. Голос у него нерадостный…
– Ну отлично… – Мари отошла от резервуаров.
– Будь с ним полюбезнее, – напутствовал ее Тим. – И дай понять, мол, мы знаем, что делаем.
– Непременно, – кивнула Мари. Оставалось надеяться, что они действительно знают.
* * *
В детстве Мари Адамс часто снился один и тот же сон: обломки затонувшего корабля поднимались из глубин и проглатывали ее целиком. Сначала была только тьма, потом проломленные шпангоуты[7 - Шпангоут – поперечное ребро корпуса судна, придающее ему поперечную прочность.] корабельного корпуса расходились, как челюсти, и втягивали ее внутрь. Наверно, виновата была в этом картинка на постере. А может, тот факт, что ее мать была первой женщиной, получившей в Институте Скриппса должность водолазного инструктора. Мать, миниатюрный сгусток энергии, постоянно бросала вызов этому миру, который твердил ей, что она не так выглядит, не так ведет себя, не так думает, и упорно шла вперед, вернее, погружалась все глубже и глубже. Океаны хранили столько тайн для искателей, и Мари всегда была заложницей нескончаемой маминой охоты за открытиями.
А потом случилась дорожная авария – плохая погода, занос… Пустой дом, похороны, еда на поминках, вкус которой Мари не помнила. Сны о затонувшем корабле после этого стали еще мрачнее: пасть со сломанными бимсами[8 - Бимс – поперечная балка, поддерживающая палубу.] вместо клыков хватала ее, затем вдруг исчезала, и каждый раз ее тело опускалось все ниже, все дальше от неба.
Она так и уходила на глубину очертя голову во сне и наяву. Ну изранят ее обломки бимсов, ну скроют от нее солнечный свет – и что? «Будь осторожна, – предупреждали ее другие водолазы. – Сбавь обороты, не спеши». Но осторожность не гарантирует полной безопасности, а неспешность, как она усвоила, никогда не даст тебе заплыть настолько глубоко, насколько ты хочешь.
Впрочем, на инвесторов такой энтузиазм особого впечатления не производил, хотя Мари старалась не ради них – по крайней мере, не ставила себе это главной целью. А у данного, отдельно взятого инвестора, у Стюарта Нобла, и вовсе было слишком много собственных соображений по вопросам, относящимся к ее компетенции. Мари отвела подальше от уха трубку спутникового телефона, пока он громогласно выражал недоумение, почему она попросту не привинтит к своему ТНПА прожектор помощнее или не отправит на дно живого дайвера вместо робота, и советовал увеличить количество рабочих часов, чтобы лучше справляться с поставленными задачами. Мари, выслушивавшей это всё, хотелось одновременно смеяться и скрипеть зубами от злости. От первого она кое-как удержалась, от второго – нет. К счастью, Стюарт Нобл был из тех, кого легко поставить на место. Один раз ей уже удалось его успокоить: пару недель назад Мари рассказала ему о золотых монетах, которые она увидела тогда впервые на экране с видеотрансляцией от ТИПА, без зазрения совести преувеличив их ценность. Ей не казалось зазорным слегка покривить душей, чтобы выторговать себе немного времени.
Играть в правильные игры с миллионерами она никогда не умела. Научный интерес – это одно, а жажда славы – совсем другое. Поэтому ей очень нужны были такие люди, как Гектор, – люди, у которых мысли и чувства никогда не отражаются на лице. Гектор и мраморную глыбу уговорил бы стать спонсором любого проекта. Именно он убедил Стюарта Нобла вложить три миллиона в ее экспедицию. Привлекать Гектора снова к этому делу Мари казалось несправедливым – она и так уже отобрала у него близкого друга и лодку, но ей ужасно не хватало сейчас его врожденной магнетической харизмы, которая действовала на всех без исключения. Мари сама была свидетельницей того момента, когда она подействовало на Тима во время какого-то благотворительного мероприятия по сбору средств для городского аквариума. У Тима бокал чуть не выпал из рук. Он был убит наповал – Мари прочла это в его глазах. И с тех пор Гектор и Тим работали вместе – им как-то удавалось справляться с расстояниями и разницей в часовых поясах, когда они разъезжались в разные экспедиции. Мари это поражало.
В ее жизни всегда все было иначе. Мужчины вели себя с ней как спасители, будто водолазное дело было опасным хобби, которое она специально выбрала, чтобы произвести на них впечатление, и с радостью откажется от него, как только уловка сработает. Ее отношения с людьми заканчивались, когда ей прилетало обвинение: «Ты слишком много работаешь», – и она всякий раз не знала, что на это ответить. Как можно работать «слишком много» над тем, о чем ты мечтала еще до того, как смогла четко сформулировать эту мечту? Одно и то же обвинение звучало во время каждой ее водолазной экспедиции, не только когда она начала искать «Калифорнийца». Хотя «Калифорниец» уж точно не способствовал налаживанию новых связей с окружающими. Но Мари никогда ни о чем не жалела. Пусть все Гекторы и Тимы в мире наслаждаются интересной работой в аквариумах, ей, Мари, куда лучше всегда было здесь, в открытом море. Прямо здесь, в таких вот плавучих кастрюлях с электроникой. Море непредсказуемо, оборудование может в любую минуту выйти из строя, но ни в том, ни в другом нет ни грамма лицемерия, ничего иного они и не обещали, а ей не надо было ни за что оправдываться перед морскими течениями и рифами.
– Доктор Адамс! – рявкнул Стюарт, и Мари, очнувшись, снова приблизила трубку к уху. – Вы меня поняли?
– Да, – машинально ответила она, но решила уточнить: – Хотя лучше повторите еще раз. Спутниковая связь у нас тут не очень, простите. Сигнал плохо ловится.
Винить в том, что Стюарт произнес ей прямо в ухо следующие слова громко и отчетливо, Мари было некого, кроме себя самой:
– Я сказал: меня не радует тот факт, что я третий год предоставляю вам собственные деньги и оборудование, а взамен не получаю ровным счетом ничего! Я выполню свои обязательства по контракту до конца, но продлевать его не намерен.
У Мари потемнело в глазах. «Невозможно… Только не это… Не сейчас, когда я уже так близко к цели…»
– Если в течение следующих двух недель вы что-нибудь найдете, я, разумеется, пересмотрю свое решение, – бодро добавил Стюарт.
Две недели – мизерный срок. Мари рассчитывала на три месяца. Если подтвердится, что «Вишня» не «Калифорниец», у них не будет времени на исследование другого объекта. Если выяснится обратное, не будет времени это доказать.
– Стюарт, – проговорила Мари, – у нас действительно есть прогресс. Сегодня мы даже достали те золотые монеты. Я могу переслать вам видеозапись, тогда вы…
В трубке щелкнуло, и механический голос невозмутимо проинформировал ее, что сеанс связи прерван из-за слабого соединения.
* * *
В лабораторию Мари вернулась на автопилоте. «Всё глубже и глубже…» Эта экспедиция была ее личным проектом. Обеспечивать финансирование было только ее обязанностью. Значит, она найдет деньги. Так или иначе. Но сейчас, когда Мари смотрела в открытый люк на морской простор, ей на мгновение захотелось, чтобы не было здесь никаких затопленных кораблей, чтобы остались только она и море и чтобы море заполнило собой все пространство, которое она ему откроет, вытеснив мысли, не дающие ей покоя, вроде тех, о «Калифорнийце». Пусть исчезнет разница между спасательным кораблем и кораблем, спящим на дне. Пусть оба они тесно срастутся во мраке – один, сверкающий, под самыми звездами, и другой, медленно уходящий все глубже в пучину.
Сван
1913 год
Имя Абигайл Норман занозой сидело в мыслях Свана еще долго после того, как ее внук Корт Роланд удалился, вручив ему стопку документов – «Держите их у себя, хорошо? Почитайте повнимательнее, если будет время», – и после того, как Сван вышел из задумчивости, решив все-таки не упустить того, что ему осталось от утра.
Документы, конечно же, придется прочитать, он это понимал. Придется как-то продраться через весь этот ворох бумаг, чтобы понять, чего хочет Абигайл. Маяк нужно было спасти во что бы то ни стало. Но так неприятно было сегодня услышать ее имя, что Сван никак не мог заставить себя взяться за документы и вместо этого взялся за еду, хранившуюся в ящике со льдом. Даже ягодный пирог показался ему кислее, чем надо.
Теперь семейство Норман еще и завтрак ему испортило.
Не нравилось Свану такое нарушение однообразного хода вещей на скале. Однообразие давало ощущение безопасности, особенно здесь, где его так трудно было добиться. Однообразие было роскошью на острове, у которого океан то и дело что-нибудь забирал. Сван еще острее это чувствовал после того, как умерла Грейс, хотя океан в ее смерти не был повинен. Единственным свидетельством той ночи осталось одно из стекол в фонарном отсеке, отличавшееся по толщине от других. Первое стекло Сван разбил камнем, охваченный гневом от того, что башня с легкостью показывала ему океан на мили вокруг и не помогла рассмотреть, что происходит с близким человеком. Башня высвечивала для него подводные скалы и огромные волны, но скрыла крохотные сгустки крови в венах Грейс – они разбухли, скопились, застряли и убили ее. Стекло, которым пришлось заменить то, разбитое, было не таким прочным.
С потерей жены он давно смирился, и теперь ее смерть отзывалась в нем лишь тупой болью. Эта потеря аккуратно, почти уютно пристроилась где-то в районе сердца Свана и казалась безопасной. Но была и другая, давняя, память о которой разбередило имя Абигайл, и она заворочалась глубоко внутри, раня острыми углами. Сван постарался выбросить мысли об этом из головы. Он вычистил кухню и убрался в спальне. Сходил к лошади в стойло, проверил колеса повозки, отметил для себя, что нужно заменить проржавевший засов на дверях сарая, где хранилось масло для маяка. Потом они со Стоем сидели у окна, дремали и смотрели на океан, как всегда делали на излете утра.
Но в этот раз все было иначе. В этот раз рядом незримо присутствовала Абигайл Норман.
* * *
Долгими ленивыми летними днями пятеро детей каждый год проводили время, бегая наперегонки по хвойным лесам среди пестрых болот, поросших полевыми цветами и морошкой, догоняли пугливых кроликов и тонконогих оленей, а то и просто сломя голову мчались туда, куда подует ветер. Нико и Сильви Сваны, Питер и Софи Меттл, а с ними Абигайл Норман носились по берегу во всю прыть.
Уже тогда Абигайл была не такой, как остальные. Об этом позаботился тот самый человек, который столетием раньше основал Норман-Клиффе. Эндрю Норман был бизнесменом, он владел банком, корабельной мастерской, земельными угодьями. Владел, но не управлял. Однажды он переселился на одинокие скалы к югу от Сент-Джонса, бросив свои большие корабли, роскошный дом и громкое имя, а потом двинулся дальше, оставив позади усадьбу на холме и ничем не примечательный рыбацкий поселок у его подножия.
Какое-то время поселок жил сам по себе.
Но годы спустя после отъезда Эндрю Нормана местный рыбак вернулся с Большой Ньюфаундлендской банки и привез столько рыбы, сколько никто здесь еще не видел. Капитан Чарлз Меттл – а звали его именно так – объявил, что покончил с промыслом и уходит на покой. Этот человек занял усадьбу на холме, и поскольку он был в здешних краях героем, никто ему не помешал. В особняке Меттл открыл таверну и давал местным рыбакам за их улов лучшую цену в окрестностях. Незабвенную скалу он превратил в сад, вскипавший каждый год пурпурно-розовой пеной гиацинтов. Порт Норман-Клиффе быстро прославился и тем, и другим, Цветочная гавань, как и требовало ее название, начала процветать.
Тем временем на совсем другом побережье, на Ист-Ривер в городе Нью-Йорке, Эндрю Норман обзавелся женой и тремя детьми. Младший сынок оказался капризным ребенком – он не хотел есть, не хотел спать и все время плакал. «Ему нужен свежий воздух, – сказали врачи. – Это успокаивает нервы». В результате Норманы отправились в плавание обратно к Норман-Клиффе. Мальчик кричал без умолку всю дорогу. А в усадьбе семейство Норман было встречено изумленными взорами нескольких десятков незнакомцев, наслаждавшихся ланчем у них на заднем дворе.
Эндрю Норман собирался устроить скандал. Но кое-что его остановило. В тот самый момент, когда взгляд его младшего сына прошелся по рядам гиацинтов, малыш перестал кричать, засунул в рот большой палец и задумчиво уставился на океан. Все дальнейшие свои детские годы он был образцовым ребенком, тихим и уравновешенным.
А Эндрю Норман ничего не сказал захватчикам и построил вторую усадьбу на другом склоне холма. Но он не любил людей, посягающих на его собственность, и относился к капитану Меттлу настороженно. Капитан Меттл, в свою очередь, не любил людей, которые бросают свою собственность в негодном состоянии, а потом норовят прийти на все готовое, и настороженно относился к Эндрю Норману.
Обе усадьбы много лет благоденствовали, а Цветочная гавань у подножия их холма полнилась кораблями. В то время, когда родился Сильви Сван, второй особняк принадлежал уже Фрэнсису Норману, великану с суровыми глазами, который швырял камни в кроликов, слишком близко подбиравшихся к его саду, и души не чаял в своей единственной дочери Абигайл. До замужества она оставалась последней из Норманов, носивших эту фамилию.
У пятерых ребятишек были свои любимые места на берегу – каменоломня с отвесными стенами карьера, где добывали белый камень; густые заросли кустарника с красной листвой, где таились ручьи, овраги и звериные норы; пляж, где волны лениво шуршали галькой. Но самым любимым их местечком оставалась маленькая скальная бухта. Она находилась у подножия самой высокой скалы; вогнутую идеальным полукружием каменную стену обрамляла полоса песка, а море, проникавшее в бухту, образовывало внутри глубокий бассейн. В те времена там еще не было лестницы, только выемки и выступы в скале, идеально подходящие для детских пальцев рук и ног, – так пятерка друзей и спускалась в бухту.
Однажды летним днем Нико, как всегда, спустился первым – в свои одиннадцать он был самым старшим и уже мечтал стать капитаном. Нико плескался в воде, пока остальные еще ползли по камням. Второй финишировала десятилетняя Абигайл, затем Питер и Сильви – обоим было по семь. Пятилетняя бедняжка Софи как всегда отставала.
– Абига-а-а-айл! – донесся сверху ее голосок.
Абигайл Норман спряталась в глубине бухты под выступающим камнем так, чтобы Софи ее не видела, и давилась смехом, зажимая себе рот обеими ладонями.
– Эй, – покачал головой Питер Меттл, – ну чего ты? Она же маленькая.
– Я не виновата, что она маленькая, – зыркнула на него Абигайл.
Сверху послышался шорох, показались ноги Софи Меттл – последние несколько футов она, сорвавшись, проскользила по скале, поцарапалась и, плюхнувшись на песок, закусила губу, чтобы не расплакаться.
– Я хотела показать тебе цветочек, Абигайл, – неуверенно пояснила она.
– А это тебе, Соф. – Питер вынырнул с половинкой чашки в руке. Чашка была разрисована зелеными розочками. – Подарок от бухты.
Нахмуренный лоб его сестры тотчас разгладился.
Бухта была щедра на подарки. Она была расположена так, что приливные волны с отмели, ударявшиеся о скалы, создавали у берега течение, которое заносило внутрь и обломки кораблекрушений, и потерянные в заливе вещи. Норман-Клиффс-Бэй был настоящей ловушкой для несведущих мореходов. Некоторые капитаны так боялись налететь на отмель, что пытались обойти ее слишком близко к берегу и в результате налетали на скалы.
Но кораблекрушения здесь редко бывали гибельными – рыбакам из города Норман-Клиффе удавалось отбуксировать большинство судов в гавань, подлатать их и отправить в дальнейшее плавание. А вот грузу не так везло – большинство вещей оказывались за бортом и заканчивали свое плавание в скальной бухте. Все местные знали об этой ее особенности и после очередного кораблекрушения всегда устремлялись туда целыми толпами взглянуть, что там можно выловить и продать. Поживиться в бухте можно было чем угодно – от древесины и снастей до серебра и фарфора. Однако между кораблекрушениями она всецело принадлежала пятерым ребятишкам.
Нико прыгнул в воду, вынырнул возле природной арки над узким входом в бухту, за которой начиналось открытое море, и крикнул:
– Посчитай мне, Софи!
Его длинные мокрые волосы облепили шею, серые глаза сияли.
– Одна… – с энтузиазмом начала Софи считать волны – они вкатывались в бухту, а Нико подныривал под каждую. – Вторая… третья… давай!
И Нико, оседлав четвертую волну, самую большую, на одну захватывающую дух секунду завис, словно стоя на ее гребне, и дотянулся до уступа скалы – теперь в руках у него был камень, под ногами вода. Он ловко вскарабкался вверх, так, что его не достала пятая волна. Софи, Питер и Сильви восторженно орали и хлопали в ладоши; Абигайл лишь похмыкивала себе под нос. Когда Сильви впервые попробовал повторить за братом, он не смог даже уцепиться за камни, потому что его накрыла следующая волна, оторвала от скалы и стремительно понесла к океану в кипении пены, так что Нико пришлось прыгать за ним и вытаскивать на берег. Но сам Нико мог проделать акробатический бросок на скалу с закрытыми глазами.
– А это кусок от другой, Соф, – сказал Сильви, нырнув и достав еще одну половинку чашки.
Нико тем временем приплясывал на уступе, громогласно распевая мимо нот:
Жди меня, пока я в море,
На просоленном просторе,
Крепче леди свою обнимай,
Счастливые звезды считай!
– Наверно, посуду смыло с того торгового судна на прошлой неделе, – добавил Сильви.
– Отец говорил, оно пришло с пробоиной в днище, – сказал Питер. Его отец, Уильям Меттл, был в Норман-Клиффе лоцманом, специалистом по подводной банке – он ходил на своей посудине под названием «Как ей это понравится» вдоль побережья и помогал другим кораблям пройти через отмель в Цветочную гавань. Питер унаследовал его осторожность и внимательный, цепкий взгляд. – Команда сбросила груз, чтобы уменьшить осадку.
– Ремонт много времени не займет, – прервал песню Нико. – То судно пришвартовалось рядом с нашим «Покорителем морей» пару дней назад, я его видел.
Абигайл, до сих пор делавшая вид, что все происходящее в бухте ее не интересует, при этих словах перестала перебрасывать камушек из ладони в ладонь и взглянула вверх, на Нико.
– А мой отец сказал, что им не надо было сбрасывать груз, – заявила она. – Он сказал, им достаточно было дождаться, когда снова начнется прилив.
– «А мой отец сказал!» — передразнил ее Питер. – Когда твой отец в последний раз подходил хоть к одному из своих кораблей-то?
Остальные засмеялись – всем было известно, что Фрэнсис Норман предпочитает управлять своими кораблями из дома и брезгует мочить ножки.
– Вообще-то им правда стоило подождать, – примирительно сказал Нико, когда Абигайл сердито надула губы. – Но даже так они все равно не прошли бы над отмелью.
Они с Питером завели разговор об отцовских парусниках, а Сильви устремил взгляд на отмель. Подводная банка пугала его, хотя он ни за что не признался бы в этом Питеру и Нико. Ему не нравилось думать о камнях, таящихся под волнами так близко к поверхности океана, о темной незыблемой массе внутри того, что, наоборот, пребывает в вечном движении. Позднее он порой задавался вопросом, не там ли нашел приют его оранжевый камень, не для того ли океан забрал его, чтобы дать понять, что детская наивность Сильви – лишнее качество в здешних краях…
– Сильви! – крикнула Софи ему в ухо, внезапно навалившись сзади на плечи, и тут же отскочила.
Он обернулся – девочка смотрела на него огромными глазами, спрятав руки за спину.
– Угадай, в какой руке!
Сильви наморщил лоб на секунду, сделав вид, что задумался, и Софи захихикала. Тогда он хлопнул ее по правому плечу – и она с торжествующим визгом предъявила пустую ладошку. Абигайл наблюдала за ними прищурившись. Затем встала и подошла ближе, изобразив дружескую улыбку:
– Можно мне посмотреть на твои чашечки, Соф? Пожалуйста.
Софи замерла в нерешительности. Старшую девочку она боялась, но вместе с тем благоговела перед ней и в конце концов неохотно протянула Абигайл обе половинки чашек, которые были у нее в левой руке. А Абигайл стремительным ловким движением выхватила их и швырнула в скалу.
Каким-то чудом одна половинка уцелела – отскочила и упала на узкую полосу песка, а вторая разбилась, и обломки канули в воду. Глаза Софи заблестели от слез. Абигайл невинно развела руками:
– Я подумала, чашки тебе не нужны, раз ты хотела отдать их Сильви.
– Абигайл… – покачал головой Питер, взъерошив пятерней свои густые волосы – была у него такая привычка.
Софи решительно сжала зубы и шагнула к воде – собралась нырнуть за осколками. Она всегда норовила повторять за друзьями и делала это в полной уверенности, что у нее все получится. А у Сильви сжалось сердце, когда он увидел, как девочка карабкается на камни и встает, опасно покачиваясь, над водой. Но тут раздался голос Нико:
– Я достану их, Соф! – Он осторожно слез по скале ниже, и еще ниже, совсем близко к волнам.
Питер нервно ерошил себе волосы. У Абигайл глаза ехидно поблескивали. А Нико уже подобрался к тому месту, где упали осколки чашки. В следующий миг он внезапно отпустил скалу и нырнул в воду, а через несколько секунд вылетел стрелой на поверхность, торжествующе улыбаясь в солнечных лучах и держа над головой руку с кусочками фарфора. Его встретили три радостных вопля и один хмурый взгляд.
Впоследствии эта сцена в разных вариациях будет повторяться на протяжении многих лет: Абигайл разжигает страсти, Нико их гасит; буря разоряет сад, легкий ветер приносит новые семена; злые слова раскатываются громом, добрые звучат шепотом. И Сван впоследствии часто будет задумываться, не тогда ли у них все началось, не потому ли Абигайл и выбрала Нико в итоге. Но в ту пору в маленькой бухте среди скал Сильви замечал лишь солнечных зайчиков на волнах.
* * *
Остаток утра прошел как обычно – благословенный однообразный ход вещей был восстановлен. Сван и Стой неспешно обогнули скалу по кругу и вернулись посидеть на кухне. Стой задремал, от его храпа с деревянного настила поднимались облачка пыли. Башня за окном тоже погрузилась в сон, отчего белая каменная кладка как будто даже потускнела. Сван воспользовался этим, чтобы спокойно ее осмотреть, и обнаружил ржавчину на крыше, целые участки облупившейся краски, перекошенную ветром мемориальную табличку с названием маяка и наметившийся едва заметный крен башни в сторону океана. Затем он устремил взгляд к тучам, набухавшим влагой на горизонте, к серой массе, становившейся все темнее. Грядущий шторм не принесет с собой ничего хорошего, это было ясно. Главное, чтобы он ничего хорошего не унес.
Вскоре со двора донеслось пыхтение, и из леса, почти вплотную подступавшего к маяку, показался бредущий в гору Питер Меттл – он задыхался и держался за сердце.
– Господи, Сильви, – просипел Питер, отдуваясь, когда ввалился в домик смотрителя, – зачем ты каждый раз отодвигаешь маяк все дальше и дальше?
– Это чтобы поддерживать тебя в хорошей физической форме, вот зачем, – отозвался Сван.
– Нет уж, это чтобы довести меня до инфаркта. Привет, Стой.
Пес в ответ одарил гостя басовитым «вуф», и Питер со стоном опустился в кресло.
Теперь его череп был абсолютно лыс, выветрен океаном, иссушен солнцем, покрыт старческими пятнами и морщинами, но привычку проводить пятерней по макушке он сохранил и сейчас снова это проделал пальцами с вечной грязью под ногтями.
– Уилл вчера насобирал морошки и оставил у меня, – сказал Сван. – Предупредил, что ты сегодня заглянешь, и велел отдать тебе половину. Вон она, на подоконнике.
Питер потянулся к корзинке с ягодами, но не достал и досадливо крякнул:
– Слишком далеко.
– Стой, – окликнул Сван, и пес поднял голову. Хозяин указал ему подбородком на окно. Стой потрусил туда, встал на задние лапы, опершись передними на подоконник, взял в зубы ручку корзины и отнес ее к ногам Питера.
– Отличная работа, приятель! – засмеялся тот и сразу отправил целую горсть морошки в рот, задумчиво глядя на море. – Шторм надвигается, – сказал он, и Сван согласно хмыкнул. – Все успеют вернуться в гавань?
– Да. Некоторые еще в море, но время пока есть.
Два старика погрузились в уютное молчание – еще одна примета однообразного хода вещей, который так ценил Сван. Питер и его внук Уилл часто наведывались на скалу – приносили продукты и все необходимое. Таким образом город рассчитывался со Сваном за работу на маяке, иного жалованья он не получал. В других местах обеспечивалось регулярное снабжение смотрителей на лодках, но здесь и город был рядом, и правительство не содержало Свана на довольствии. Сам он обычно отправлялся за припасами на повозке, которую тащила единственная лошадь, сейчас отдыхавшая в стойле поодаль в лесу, но чаще, чтобы себя не утруждать, просто составлял на клочке бумаги список того, что ему нужно, привязывал его к ошейнику Стоя и посылал пса в город. Корта он точно так же сюда позвал, запиской. Лабрадор знал окрестные леса лучше, чем любой местный житель, и, несмотря на преклонный возраст, справлялся с дистанцией быстрее, чем лошадь.
– Сегодня здесь был Корт Роланд, – наконец нарушил молчание Сван, и Питер с удивлением взглянул на него. – Я подумал, что если обратиться к нему напрямую, а не через банк, он, возможно, изменит решение.
– И как, получилось?
– Не совсем. Он теперь еще и Абигайл в это втянул.
– Абигайл? – переспросил Питер. – Она ведь уже давно не работает в банке.
– Да, – кивнул Сван. – Но это же Абигайл. Ей нужен один документ, полученный в свое время Нико. Корт притащил мне целую кипу дурацких бумажек на эту тему. Я их еще не читал, но Абигайл наверняка пришлет его сюда снова, чтобы удостовериться, что я это сделаю.
Питер наклонился почесать Стоя за ухом.
– Норманы не единственные, кто может помочь, Сильви, – сказал он. – Полгорода с радостью согласится поучаствовать. Или напиши ван Горенам – их еще много в Сент-Джонсе.
– Не хочу их беспокоить, – отозвался Сван. – Ав городе обо мне едва ли кто теперь помнит. В любом случае эта забота не для горожан. У банкиров полно денег, пусть сами справляются, не вовлекая простых людей.
– Что ж, если уж ты вознамерился раскрутить на это дело банк, там есть кое-кто еще, с кем можно поговорить, – взглянул на него Питер. – Второй внук Абигайл, Лу. Он в банке работает не так давно, как Корт, и подобрее будет. На прошлой неделе Лу согласился заплатить Уиллу за доставку, не кочевряжился и даже не торговался.
– Ты думаешь, что привлечь третьего Нормана – хорошая идея? – спросил Сван. – И двоих-то уже много, даже при том, что один из них носит другую фамилию.
– Поверь мне, Сильви, если тебе так или иначе придется иметь дело с кем-то из Норманов, Лу будет наилучшим выбором. На твоем месте я бы сразу к нему обратился, минуя Корта и весь банк.
Остаток утра они скоротали за разговорами и блаженным молчанием. Солнце было уже высоко в небе, когда за окном загрохотала повозка – Уилл Меттл приехал забрать деда домой. Питер кряхтя поднялся с кресла и на пути к выходу похлопал Свана по плечу:
– Поговори с Лу хотя бы для того, чтобы Абигайл от тебя отвязалась. Потому что если ты этого не сделаешь, она сама сюда заявится, и тогда ты пожалеешь о тех днях, когда тебе докучал только Корт.
Мари
2014 год
Мари стояла на палубе «Меркурия», и у нее дрожали руки. Воздух вокруг как будто тоже дрожал – полнился плеском волн и скрежетом спускового механизма ТНПА, вместе создававших шумовой фон спасательной экспедиции, к которому давно пора было бы привыкнуть, но каждый раз в нем почему-то слышалось что-то новое, незнакомое. От этого шума Мари казалось, что она стоит не на корабле, а в оживленном городе. Легко было забыть, что они одни в открытом море.
Своей небольшой команде она ничего не сказала о том, что Стюарт Нобл намерен лишить их финансирования. Все члены экспедиции, за исключением Тима, просто выполняли здесь свою работу, их не особенно волновало, что лежит на дне – «Калифорниец» или другое судно. И оттого Мари почему-то было еще тяжелее. Целый корабль жалеющих ее чужаков – только этого и не хватало.
С Гектором она своей бедой все же поделилась. Наставник Мари тоже работал в Институте Скриппса – проводил научные анализы артефактов, которые присылали ему команды подводных археологов и спасателей. Услышав новость от Мари, он пообещал отложить все дела и разобраться с доступными ему материалами, поднятыми с «Вишни», в кратчайший срок.
В итоге она получила от Гектора отчет сверхъестественно быстро и теперь, на палубе, читала его, развернув телефон так, чтобы строчки занимали весь экран по максимуму. Анализ подтвердил, что железные детали, которые, как они предполагали, были частью судовой надстройки, произведены примерно в 1900 году, скорее всего в Ирландии, – это соответствовало времени и месту строительства «Калифорнийца». Столовые приборы и керамическая посуда также могли находиться у него на борту с большой долей вероятности. Однако по поводу всего остального выводы были разочаровывающе неубедительными. Их последние находки, включая те чертовы золотые доллары, доберутся до Гектора не раньше, чем через несколько недель. А тогда уже будет поздно.
– Привет.
Мари подняла голову – Тим подошел и облокотился рядом с ней на поручень.
– Ты как? В порядке? – спросил он.
– В полном, – отозвалась она.
– Угу. – Тим помолчал, взъерошив коротко стриженные седые волосы. – Ты же знаешь, что Гектор совсем не умеет врать?
Мари невольно улыбнулась – уж она-то знала.
– А что он тебе сказал? – на всякий случай спросила она.
– Ну, сначала он пытался меня убедить, что мы должны поскорее перебраться на новый объект, цитирую: «потому что его могут атаковать электрические скаты». Когда я попросил уточнить, какой именно вид электрических скатов готовит это вероломное нападение, ему пришлось рассказать мне все начистоту.
– Ясно, – кивнула Мари, и Тим слегка подтолкнул ее плечом:
– Знаешь, дело совсем не в тебе. Шансы на то, что Нобл решит слиться, с самого начала были велики. Все инвесторы – трусы.
– Я знаю. Но это не отменяет того факта, что нам придется бросить работу на полпути. Даже не на полпути, а еще раньше, потому что мы до сих пор ничего толком не выяснили о «Вишне».
– Выясним, – твердо сказал Тим. – Гектор этим займется, а мы тем временем смотаемся к «Урсуле» или к «Горизонту» и выудим со дна столько, сколько сможем.
Оптимизм его был заразителен, и у Мари снова затеплилась надежда, хотя неумолимый опыт подсказывал, что отойти отсюда всего на четыре морские мили и бросить якорь без помех не получится – обязательно случится какая-нибудь задержка. Впрочем, в глубине души она никогда не верила, что «Вишня» – «Калифорниец». Это место кораблекрушения было достаточно многообещающим на фоне десятков потенциальных целей, которые они засекли с помощью магнитометра и гидролокатора и которые оказались мусором, геологическими образованиями или судами меньшего размера. Ровно настолько многообещающим, чтобы взглянуть на него поближе, отправив на дно робота.
«Урсула» была не менее перспективной, чем «Вишня», а может, и более подходящей на роль «Калифорнийца», учитывая, что поле рассеяния обломков у нее оказалось шире, а это согласовывалось с фактом разрушения парохода торпедой у самой поверхности; кроме того, корпус «Урсулы» был лучше различим и по размерам точно соответствовал «Калифорнийцу». На экране магнитометра «Урсула» имела форму пухлого овала с двумя выпуклостями, похожими на кошачьи уши, поэтому затонувшее судно они назвали в честь кошки Тима. Если бы Мари была честна сама с собой, она бы признала, что отказ Стюарта Нобла в продолжении финансирования огорчил ее не столько потому, что им придется бросить «Вишню», сколько потому, что они не успеют исследовать «Урсулу». Последнему объекту в списке, «Горизонту», и вовсе придется ждать новой экспедиции.
Если эта новая экспедиция когда-нибудь состоится…
Все это Мари изложила Тиму, и тот с серьезным видом кивнул:
– Тогда не будем терять времени, – сказал он и направился к люку лаборатории, но вдруг замер и обернулся. – Ой, Гектор же висит на телефоне, он хочет с тобой поговорить! Прости, электрические скаты совершенно заморочили мне голову.
Когда Мари взяла трубку спутникового телефона, голос Гектора прозвучал деловито:
– Тебе нужны деньги.
– Я в курсе. С добрым утром, кстати.
– Я просто напомнил, чтобы ты не сильно злилась на меня за то, что я сделал.
– За то, что ты все выболтал Тиму?
– Нет, Тиму я все выболтал ради твоего же блага. Но еще я позвонил Зоуи и попросил ее поискать вакансии на других судоподъемных проектах поблизости. Хорошая новость: ты поможешь кому-нибудь в водолазных работах, а взамен тебе одолжат оборудование.
Зоуи была проектным координатором Института Скриппса – именно она планировала все водолазные экспедиции Мари.
– А плохая новость?
– Она пока ничего не нашла.
Мари закусила губу. Идея была хорошая, но неудивительно, что она не принесла результатов – здесь, в водах солнечной Греции, всегда хватало и водолазов, и больших денег.
– Спасибо за хлопоты, Гектор.
– Всегда пожалуйста… О, Зоуи легка на помине! Она только что скинула мне на почту заявку для тебя. Ну-ка, посмотрим… Так, это вообще не рядом с Грецией, к сожалению, но…
Он так резко замолчал, что Мари подумала, будто оборвалась связь.
– Гектор?..
– Да-да, – произнес он ровным тоном. – Я просто заглянул в конец заявки… Не знаю, как тебе такое… Короче, смотри сама, я пересылаю.
– Ты меня заинтриговал, – пробормотала Мари, открывая свою электронную почту. Во «Входящих» появилось новое письмо с выделенной жирным шрифтом темой, и Мари сразу прокрутила его на текстовый блок в самом низу.
МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: НОРМАН-КЛИФФС, НЬЮФАУНДЛЕНД И ЛАБРАДОР, КАНАДА
Она нахмурилась. «Вообще не рядом с Грецией» – это было точно сказано.
НИС[9 - НИС – научно-исследовательское судно (прим. пер.).]: ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ЗАКАЗЧИКОМ
«Ну, уже что-то», – подумала Мари. Если ей не придется платить за аренду судна, сэкономленные деньги потом тоже можно будет потратить на «Меркурий».
ТРЕБУЕТСЯ: ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ВОДОЛАЗ (МАРИ АДАМС, ИНСТИТУТ СКРИППСА)
ПРИСТУПИТЬ К РАБОТЕ: НЕМЕДЛЕННО
ГОНОРАР, вкл. оборудование…
Мари замерла.
Прищурилась.
Наклонилась ближе к экрану.
ГОНОРАР, вкл. оборудование: 3 000 000 USD ПРЕДОПЛАТА (нет/частичная/полная): ПОЛНАЯ
Три миллиона американских долларов. Именно в этой сумме ей собирался отказать Стюарт Нобл. Отчаявшееся сердце Мари неистово заколотилось. Насколько сложной будет эта работа и что из гонорара после ее выполнения останется на поиски «Калифорнийца»? Она прокрутила сообщение вверх, но под заголовком «Комментарий», который был над текстом стандартного бланка заявки, говорилось вот что:
ТРЕБУЕТСЯ ВОДОЛАЗ (МАРИ АДАМС) ДЛЯ ПОИСКА И ПОДЪЕМА ЗАТОНУВШЕГО ОБЪЕКТА В НЕОПРЕДЕЛЕННОМ (ВЕРОЯТНО, ПЛОХОМ) СОСТОЯНИИ. ОБОРУДОВАНИЕ И ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ГАРАНТИРУЮТСЯ. ПОМОЩЬ В ПОИСКАХ И ЖИЛЬЕ БУДУТ ОБЕСПЕЧЕНЫ. ПРОСЬБА СВЯЗАТЬСЯ С Э. ДЕВОН.
– Что за Э. Девон? – спросила в трубку Мари.
– Эванджелина Девон, – сразу ответил Гектор, и Мари напечатала это имя в поисковике Гугла. – Заявка оформлена как веб-форма с запросом на обратный звонок. Сейчас разберемся, как это сделать.
«Благотворительница Э. Девон открывает новое крыло Джексонвилской библиотеки», – прочитала Мари в первой же ссылке на странице результатов поиска. «Награждение обладателей грантов Девон, получивших первые премии по химии и биологии». «Леара Финансье Девон» спонсирует четвертую экспедицию по подъему систершипа[10 - Систершипы – корабли одного типа, разработанные по одному проекту, близкие по составу вооружения, техническим средствам и пр.] «Маллета». На нескольких фотографиях была запечатлена очень старая дама с белоснежными волосами, согбенной спиной и морщинистым лицом, в очках из бутылочно-зеленого стекла и с широкой улыбкой.
– Она живет во Флориде, – сказала Мари, которой стало все ясно: Эванджелина Девон – типичная благотворительница, от нее можно получить деньги, но не информацию. – Она указала, с кем связаться на Ньюфаундленде?
– Что?.. Извини, я не тебе. Подожди минутку. – В трубке воцарилась тишина.
Пока Гектор отлучился, Мари продолжила поиск в интернете. Было очевидно, что Эванджелина Девон – дама при деньгах и с благими намерениями, но зачем ей понадобилась эта водолазная экспедиция? Хочет потешить свое тщеславие, передав артефакты какому-нибудь музею? Затонувшие корабли нередко становились игрушками для богатых людей – Стюарт Нобл и большинство других инвесторов Мари были тому примерами. Они тратили миллионы только ради того, чтобы увидеть свое имя на табличке рядом с пиратским золотом или в статье о научном открытии. Но сумма, которую Эванджелина Девон готова была отдать за какие-то обломки у побережья Ньюфаундленда, не поддавалась объяснению. Три миллиона можно было заплатить водолазам, которые придут со своим исследовательским судном и оборудованием, но тут спонсор фактически предлагает покрыть все расходы. Мари подсчитала в уме: погружение с оборудованием, предоставленным заказчиком, будет для нее фактически бесплатным. Это означает, что почти все три миллиона останутся в ее распоряжении. А именно столько ей нужно, чтобы продолжить поиски «Калифорнийца». Предложение было спасательным тросом в омуте. Она сможет выкупить «Меркурий», оплатить Гектору потраченное время, приобрести новый ТНПА взамен потерянного. Сможет полностью сосредоточиться на «Урсуле», работать без спешки, вместо того чтобы лихорадочно забрасывать робота в море и держать пальцы скрещенными – лишь бы повезло. Она целенаправленно исследует корпус затонувшего корабля и весь участок дна, на котором раскиданы обломки, и…
– Мари! – прозвучал из трубки голос Гектора.
– Да?
– Зоуи отправила голосовое сообщение Эванджелине Девон, и та сразу ей перезвонила. Она хочет поговорить с тобой.
– Переключай! – немедленно отозвалась Мари, схватив бумагу и ручку. В трубке раздались треск, щелчок, и послышался тихий голос:
– Здравствуйте. Это Мари Адамс?
– Добрый день! – Эхо ее восклицания прозвучало на октаву выше, чем нужно, и Мари понизила голос: – Да, это я.
– Доктор Адамс, как приятно вас наконец услышать. А то мне уж стало казаться, что я вас выдумала.
Мари вздрогнула: похоже, она произвела не лучшее первое впечатление на человека с тремя миллионами долларов в кармане.
– Простите, мисс Девон. Я в данный момент нахожусь в экспедиции, а Институт Скриппса обычно оставляет новые заявки у себя до нашего возвращения. Я получила ваш запрос только сегодня.
– Понятно. В любом случае я рада, что все-таки удалось с вами связаться. И пожалуйста, зовите меня Эванджелина. Надеюсь, вы не в обиде на то, что я навела о вас кое-какие справки? Вы ведь сейчас в Греции, так?
– Совершенно верно. – Мари грех было обижаться: перед ней прямо в этот момент была открыта поисковая страница Гугла с информацией о ее собеседнице. – Точнее, примерно в шестидесяти милях к югу. Эванджелина, у меня есть несколько вопросов по поводу вашего предложения.
Эванджелина Девон засмеялась:
– Думаю, у вас их до фига и больше, не стесняйтесь.
Молодежное выражение, произнесенное чопорным старческим голосом, почему-то прозвучало ужасно мило, и Мари улыбнулась, расписывая ручку на листке бумаги.
– В качестве местоположения у вас указан Ньюфаундленд. Может быть, есть более точные координаты? – спросила она.
– Это у самого берега около Норман-Клиффе, маленького городка в окрестностях Сент-Джонса. Координаты у меня есть, но надо их поискать.
Такой ответ мало что прояснил. «У самого берега», по опыту Мари, могло означать что угодно – от сотни футов до двух сотен миль. Тем не менее она сделала себе пометку на листе.
– А что именно вы хотите найти под водой?
– Маяк, – сказала Эванджелина. – Каменный маяк, построенный примерно в середине девятнадцатого века.
Мари вскинула голову. Значит, это действительно у самого берега. Три миллиона долларов – баснословная цена за поиск того, что течение не могло унести далеко. Закусив кончик ручки, она погуглила карту Ньюфаундленда. Маяки были разбросаны по всему восточному побережью острова, но близко к Сент-Джонсу находились только два: на Кейп-Спир и в форте Амхерст. Рядом с Норман-Клиффе не было ни одного, а сам городок и правда оказался таким маленьким, что ей пришлось увеличивать изображение, пока он не проявился на карте.
– Маяк ушел под воду? Вы знаете, когда это случилось? – спросила Мари.
– Лет сто назад, полагаю, – сказала Эванджелина. – Возможно, чуть больше.
– А вам известно что-нибудь о побережье в том районе? Насколько там глубоко? Это гавань?
– Маяк стоял на вершине очень высокой скалы и обрушился оттуда в воду.
Мари потерла глаза. Все, что могло оказаться в океане у скалистого берега, уже наверняка размолото в труху. Но прежде чем она успела что-либо сказать, Эванджелина продолжила:
– Я могу себе представить, что волны нанесли маяку изрядный ущерб, но дно там песчаное, мягкое, и мне кажется, что хотя бы фрагменты сооружения, погрузившиеся в мелкий песок, должны были уцелеть.
Мари выпрямилась от удивления:
– Звучит очень убедительно. Даже… по-научному. А почему вас так интересует именно этот маяк?
– Старческая прихоть, – весело отозвалась Эванджелина. – Считайте, что я так развлекаюсь. Я переехала на Ньюфаундленд из Флориды год назад. Маяк Свана – местная легенда, и она меня совершенно заворожила.
Это Мари могла понять. Ее мозг уже начал просчитывать вероятности. Если камень не уцелел, то металлические детали точно должны были сохраниться, а у большинства маяков тех времен железные оконные рамы, перила и ободы линз. Все это наверняка до сих пор лежит под водой. Она снова посмотрела на сумму гонорара. Три миллиона долларов – за прибрежное погружение. Сложной экипировки не потребуется. По первым прикидкам, разве что болотными сапогами надо обзавестись. Деньги ей были очень нужны, но Мари не могла отделаться от ощущения, что взять их – значит попросту ограбить старую женщину.
– Эванджелина, позвольте спросить: вы хорошо знакомы с водолазными работами?
– Я профинансировала несколько десятков судоподъемных проектов во Флориде. О некоторых из них вы наверняка слышали. Однако, полагаю, вы задали этот вопрос потому, что вас беспокоит сумма вознаграждения?
– Э-э… да, – призналась Мари. – Вы должны понимать, что с вашим маяком легко справится любая местная команда. Вам не нужен для этого сотрудник Института Скриппса. И сама работа даже близко не стоит тех денег, которые вы предлагаете.
– Не бойтесь, вы меня не обделите, если согласитесь на такой гонорар. – Веселый голос Эванджелины вдруг сделался серьезным. – Я прекрасно осведомлена о расценках на подобные работы. Можем обсудить это еще раз, если пожелаете, когда вы будете в Норман-Клиффе, но как мы уже выяснили, я собираюсь оторвать вас от увлекательного проекта в Греции, поэтому буду счастлива возместить вам моральный ущерб за потраченные время и силы, которые вы могли бы употребить на него, вместо того чтобы делать мне одолжение.
«Увлекательный проект в Греции… – мысленно повторила Мари. – Увлекательный?!»
– Вы указали в заявке мое имя, – медленно проговорила она. – Вам нужна была именно я для этой работы. Почему?
Последовала пауза, настолько долгая, что Мари даже сумела расслышать музыку, тихо игравшую на другом конце линии у Эванджелины.
– Вам ведь уже знаком наш Кейп-Рейс, полагаю? – спросила наконец пожилая дама.
– Да, – тотчас подтвердила Мари. Маяк на этом мысе смотрел на нее с карты на экране. Маяк в самой южной точке восточного побережья Ньюфаундленда. Маяк, оказавшийся ближе всего к «Титанику», когда тот тонул, и единственный в те времена оснащенный беспроволочным телеграфом Маркони. Именно с маяком на Кейп-Рейс «Титаник» поддерживал связь, когда «Калифорниец» повторно радировал ему предупреждение о льдах. Радист «Титаника» Джек Филлипс, которому нужно было передать массу сообщений на Кейп-Рейс, чтобы их оттуда отправили в Нью-Йорк, попросил Сирила Эванса, радиста «Калифорнийца», не мешать его работе. Эванс закончил сеанс и пошел спать.
Вскоре после этого «Титаник» столкнулся с айсбергом.
Именно маяк на Кейп-Рейс транслировал во тьму отчаянные сигналы о помощи, полученные с «Титаника». Транслировал полудюжине судов, которые тотчас поспешили к месту крушения издалека, и одному спящему судну, которое было рядом, но не двинулось с места.
– Расскажите, что вам известно об этом мысе, – попросила Эванджелина и, услышав рассказ Мари, заулыбалась – это было слышно по голосу. – Вот почему мне нужны именно вы. Ваше имя давно попалось мне на глаза, Мари, и с тех пор я слежу за вашей профессиональной деятельностью. Меня впечатлила проделанная вами работа по поиску «Калифорнийца». Это свидетельствует о вашей преданности делу и терпении. А также о внимании к мелочам, из которых складывается история предмета вашего исследования. Такой человек мне и нужен, чтобы найти Маяк Свана. Мне нужен тот, кому он будет не безразличен. Тот, кто увидит всю историю целиком, а не только ее обломки, оставшиеся под водой.
Мари, затаив дыхание, устремила взор к горизонту. Взяться за этот проект означало покинуть «Меркурий», бросить Тима и всю команду, чтобы они начали исследование «Урсулы» без нее.
Но это означало также, что она вернется к ним с деньгами, которые позволят продолжить начатое.
Мари отложила ручку. Времени на исследования в Средиземном море у нее будет достаточно.
– А у Маяка Свана есть целая история? – спросила она.
– О, милая моя! – воскликнула Эванджелина, и по ее голосу Мари поняла, что улыбка стала еще шире. – У вас только один способ это выяснить.
Сван
1913 год
Сван отправился в путь сразу после того, как уехали Питер и Уилл, пока у него окончательно не сдали нервы. Раз уж однообразный ход вещей сегодня и так нарушился, рассудил он, можно добавить к этому и конфронтацию со всем семейством Норман, а завтра уже начать новый день как полагается – тихо и мирно.
Сван ненавидел конфронтации. Грейс часто в шутку говорила, что он даже перед ветром извиняется за то, что встает у него на пути. А Сван в ответ поддразнивал ее, мол, она-то, наоборот, заставляет ветер извиняться за то, что он встает на пути у нее. Однако Питер все-таки подкинул хорошую идею. Если уж надо выбирать, с кем иметь дело, с Абигайл или ее внуками, он, Сван, конечно же, не задумываясь выберет внука и того, что подобрее, то есть Лу.
Старая лошадь неторопливо тащила повозку к городу; Стой довольно сопел, свернувшись у ног Свана. Они ехали вниз по ухабистому, изрезанному узловатыми корнями деревьев и изрытому кроличьими норами склону среди зарослей высокой, до пояса, желтеющей травы. Неприятно пахло гниющими лесными ягодами и застоявшейся дождевой водой. Показалась заброшенная каменоломня, теперь похожая на обычный холм, затем потянулся пустырь – полоса темной, более ровной земли, а вскоре они проехали мимо перевернутой желтой плоскодонки, отмечавшей городскую черту Норман-Клиффе. Сам городок ютился в чашеобразной низменности, накрененной к морю; домики были разбросаны по каменистой черной почве среди свернутых парусов и натянутых повсюду веревок с выстиранным бельем. Скалы высились слева от него, и на самой большой притулился маяк, издали совсем маленький и одинокий, опасно застывший над обрывом.
У Свана перехватило горло, когда они приблизились к дому его детства. Он остановил повозку и слез на дорогу.
В памяти у него этот дом до сих пор хранился таким, каким был когда-то. Сван помнил каждый его дюйм, теплый сырой воздух, пропитанный запахом хвои и морской воды, и свою мать, Изабель Сван, готовившую на кухне то треску, то бульон из говядины, то густую похлебку с солониной, и все, что она приносила домой из своей бакалейной лавки. В комнатах с выкрашенными желтой краской стенами всегда было шумно – здесь играли Нико и Сильви, часто приходили в гости Софи с Питером. Поиграть можно было и на переднем дворе, забравшись в рыбацкую плоскодонку; Нико машинально хватал Сильви за руку всякий раз, когда тот слишком низко перегибался через борт. Шло время, и вместо плоскодонки Нико и Питер стали ходить в море на настоящих кораблях, а Сильви и Софи – работать на пристани, в красных будках, где они потрошили, промывали и сушили рыбу для местных рыбаков, приходивших в гавань с уловом из океана. Софи нравилась портовая суета, а Сильви всегда больше занимала сама работа, подносы и треугольные сушилки для рыбы рядом с будками, где они развешивали тушки вялиться на солнце.
Но больше всего оба любили огромные шхуны – эти морские неповоротливые звери покидали гавань пустыми и шли за сотни миль от берега, к Большой Ньюфаундлендской банке, а возвращались с трюмами, битком набитыми рыбой, под дружные крики «Идут!», от которых весь порт начинал дрожать, едва лишь паруса огибавших скалы шхун показывались в поле зрения. И только поэтому Сильви никогда не хотел оказаться на месте морехода Нико – потому, что не океан он любил всей душой, а миг возвращения домой из океана.
– Ты пилигрим? – прозвучал снизу тонкий голосок.
Сван, опустив взгляд, увидел между прутьями изгороди своего старого дома любопытное личико и присел на корточки, несмотря на резкую боль в коленях, чтобы заглянуть крошечному созданию в глаза:
– Как-как ты меня назвала?
– Пилигрим, – вежливо повторило крошечное создание. – Странник и скиталец.
– Роуз-Олив Купер! – окликнула пожилая женщина с порога дома, и внучка, обернувшись, резво поскакала к бабушке. – Прости, Сильви, мы на этой неделе учим новые слова. – Прислонившись к притолоке, женщина оглядела его с головы до ног. – Давненько тебя не видно было в городе.
– Стой оказал мне любезность и сам сюда сгонял, – отозвался Сван; пес тотчас поднял голову, услышав свое имя. – Девчушка-то растет.
Роуз-Олив одарила его улыбкой, в которой не хватало молочного зуба, а Софи Меттл-Купер обняла внучку за плечи:
– Растет егоза. Мы скучаем по тебе, Сильви. Хорошо бы ты почаще к нам заглядывал.
– Как только маяк научится зажигать себя сам, так сразу, – отозвался Сван, и Софи улыбнулась. Это была их привычная шутка, но сейчас Свану стало грустно. Он залез обратно в повозку и, помахав на прощание Софи и Роуз-Олив, продолжил путь.
Следующей остановкой была «Бакалея Изабель», в которой за долгие годы ничего не изменилось – всё те же розовые стены, ряды пирожков и горы рыбы, как было в те времена, когда лавка принадлежала его матери.
– Доброе утро, мистер Сван! – пропела Гвенни за прилавком.
Он выбрал дюжину рыбин, прихватил кости для Стоя и положил все в ящик со льдом на повозке. С покупками было покончено – дело нехитрое.
Затем Сван отправился в банк.
Белокаменные стены «Банка Норманов» слегка обветшали за долгие годы, и все здание производило впечатление уютного вместилища мудрости, доброты и стабильности. Но Сван слишком хорошо знал его обитателей, чтобы в это верить. Из того же камня был построен и маяк, но в банке он смотрелся как-то иначе – более грубым, шершавым, что ли. Сван подошел к высокой дубовой двери, сделал глубокий вдох, обернулся бросить взгляд на скалы, чтобы набраться сил, и открыл створку.
В приемном помещении было пусто, за конторкой сидел один-единственный клерк. В высокие узкие окна с трудом протискивался свет, образуя причудливые тени. В дальнем конце был коридор, ведущий внутрь здания, но Сван устремил взгляд на дверь с табличкой: «КАБИНЕТ КОРТНИ И ЛУИСА РОЛАНДОВ», пересек приемную и постучал.
Он не ожидал, что дверь откроет Абигайл Норман, хотя, наверное, не стоило удивляться.
А она уж точно удивилась – светлые глаза расширились, затем сузились, потом лицо расслабилось. Но Абигайл не двинулась с места – так и стояла на пороге.
– Сильвестр. Чем могу быть полезна?
Сван растерялся. Он попытался припомнить, когда в последний раз видел ее так близко. Кажется, на похоронах, когда пепел корабля еще носили волны в гавани. При мысли об этом его ноги сделались тяжелыми и неуклюжими.
Абигайл, молча дожидаясь ответа, вскинула бровь.
– Мне нужен Лу, – произнес Сван. – Он здесь?
Абигайл заулыбалась:
– Лу здесь нет, но мы будем рады с тобой потолковать. – Она отступила в сторону, раскрыв дверь пошире – Сван увидел в кабинете Корта Роланда и какого-то незнакомого господина с соломенными волосами и мальчишеским лицом, веснушчатым и румяным, совсем не вязавшимся с телом взрослого мужчины. Блондин при виде Свана широко осклабился.
– Гейбл Штраус, – представила его Абигайл. – А это Сильвестр Сван, смотритель маяка.
– Мое почтение, мистер Сван, – сипловато и немного в нос произнес Гейбл Штраус с заметным акцентом американского Юга.
– Сван, если бы я утром знал, что вы собираетесь в город, непременно предложил бы вас подвезти, – сказал Корт Роланд.
У Свана противно взмокла шея. Только этой толпы ему здесь не хватало… Он мысленно представил себе свою кухню – с желтыми стенами, уютную, безопасную.
– Если не возражаете, я вернусь, когда здесь будет Лу. – Он знал, что не вернется. Пусть уж лучше мальчишка сам к нему заглянет. Так и надо было сразу поступить – послать Стоя в город с просьбой младшему Роланду наведаться на маяк, как раньше Сван позвал его брата. И пусть придет один.
Но не успел он сделать и пары шагов к выходу, как Абигайл снова заговорила:
– Мы все на одной стороне, Сильвестр. У тебя есть то, что нужно мне, и наоборот, так что я не вижу, почему бы нам не помочь друг другу.
«Можно мне посмотреть на твои чашечки, Софи? Пожалуйста».
– Что ты имеешь в виду? – спросил Сван. – Что именно тебе нужно?
Абигайл уселась за стол и подняла на него взгляд:
– Мне нужна дарственная Нико.
– Дарственная на земельный участок в Нью-Йорке, – пояснил Корт, обращаясь к Гейблу Штраусу. – Бабушкино приданое. Обстоятельства тогда были совсем иные. – Несмотря на непринужденный тон, чувствовалось, что сейчас он нервничает больше, чем утром в доме Свана. Более того, старик заметил, что они оба были напряжены – и Корт, и Абигайл, – как будто вместо Гейбла Штрауса в кабинете находилась гигантская змея. Американец, в свою очередь, выглядел так, как будто происходящее его забавляет, и внимательно следил за всеми участниками разговора.
– Утром я уже сказал, что понятия не имею о судьбе этой дарственной. – Сван устремил взгляд на банкира. – Вы у Софи Меттл не спрашивали? Она сейчас живет в нашем старом доме.
– Спрашивали, – кивнул Корт. – Она никаких документов там не находила.
– Что ж, на нет и суда нет, – пожал плечами Сван. – Мне жаль. Но должен ведь быть другой способ…
– Закавыка в том, – прервал его Корт, – что у Софи Меттл нет причин что-либо скрывать от нас.
Сван уставился на него с удивлением:
– А у меня, по-вашему, есть?
– Софи была настолько любезна, что позволила нам осмотреть ее вещи, чтобы окончательно удостовериться в отсутствии дарственной, – сказала Абигайл. – А ты подобной любезности не проявил.
– С какой стати я позволю кому-то рыться в моих вещах? – возмущенно бросил Сван. Как мог он кого-то допустить на маяк, к старым письмам от Грейс? Ему вспомнилось, как беспокойно Корт сегодня шарил взглядом по его дому, ни на чем долго не задерживаясь, но все подмечая. – Я сказал: у меня нет дарственной. Этого достаточно.
– Нет, не достаточно, – отрезал Корт.
Гейбл Штраус наслаждался происходящим.
– Сван, – опять вмешалась Абигайл, и ее внук прикусил язык. – Эта дарственная – единственное, что «Банк Норманов» готов принять в качестве платы за перемещение маяка. И последний ее владелец – ты. Если хочешь спасти маяк, тебе придется поискать пропажу поусерднее.
– Вот видите? – снова обратился Корт к Гейблу Штраусу. Тот кивнул, и Сван вдруг почувствовал себя марионеткой в детском кукольном спектакле, выполняющей роль, которую он не успел прочитать. – По закону нам даже не надо оформлять какие-то бумаги на возврат этой дарственной – я просто должен был унаследовать ее от деда, вот и все. Но как я уже сказал, обстоятельства тогда были совсем иные.
Абигайл все это время смотрела на Свана.
– Корт прав, – тихо сказала она ему, пока Гейбл Штраус что-то громко рассказывал ее внуку о правах собственности. – Дарственная принадлежит нам. Нико этого хотел бы. Корт – тоже его семья.
Свану показалось, что у него из легких выбили одним ударом весь воздух.
– Не смей говорить мне о том, чего хотел бы Нико, – процедил он. Остальные слова застряли у него в горле. Это были всего лишь слова, но он не мог их произнести. Не мог изречь неизреченное, ни разу не прозвучавшее вслух за последние шестьдесят пять лет: «И не говори мне, что твоя девочка была дочерью Нико, ведь мы оба знаем, что это неправда».
Абигайл все еще улыбалась, и Сван вдруг поразился, какими старыми они стали. Как много лет оба прожили и как мало за эти годы изменились.
А еще больше его поразило то, что им почти нечего сказать друг другу.
Мари
2014 год
Когда Мари наконец добралась до Норман-Клиффе, было темно, и она не сразу поняла, собирается ли солнце вставать или оно только что село. В водах Греции ей удалось «поймать попутку» – сесть на исследовательское судно, которое шло в Порто-Кайо на Пелопоннесе; оттуда она за четыре часа доехала на автомобиле до Афин, на самолете отправилась в Амстердам и дальше – в Нью-Йорк; шесть часов прождала в терминале рейс в Торонто, читая с экрана телефона последние отчеты Гектора; из Торонто на небольшом самолете добралась до Галифакса, а из Галифакса – на совсем уж крошечном до Сент-Джонса. Там в аэропорту ее встречал водитель, держа в руках картонку от коробки из-под рыбы с написанным большими буквами именем «МАРИ АДАМС». В его машине она заснула. Проснулась от того, что водитель тряс ее за плечо, вылезла на мощенную камнем улицу, прошлась немного и только тогда сообразила, что солнце все-таки не садится, а восходит. Норман-Клиффе на острове Ньюфаундленд просыпался, и даже сейчас, в полудреме, она не могла не заметить, что здесь очень красиво.
Мари стояла на вершине поросшего ежевикой холма, склон которого полого спускался к серой гавани, где не видно было причалов за стройными мачтами и корпусами судов. По склону было разбросано несколько дюжин домов, обшитых досками, чистеньких и просторных; в глазах пестрело от цветов, в которые они были выкрашены: там попадались и сдержанный синевато-серый, и мятежный алый, и ярко-желтый, и бирюзовый, без переходных тонов. Купы деревьев и пригорки между домами казались такими же суровыми, основательными и крепкими, как волны внизу; такой ландшафт тянулся вдаль от города до каменистого пляжа с одной стороны и до прибрежных скал с другой – диких, грозных, ощерившихся на океан, будто замерших перед броском.
Здание, возле которого водитель высадил Мари, было больше остальных на этой улице. Деревянная вывеска над дверью гласила: «Дом капитана Меттла». Переступив порог, Мари очутилась в помещении, оформленном в морском стиле и похожем на уютную гостиную. Стены здесь были обшиты деревянными панелями, повсюду лежали разномастные коврики и стояли удобные на вид кресла из разных гарнитуров. Женщина за деревянной конторкой протянула ей ключ с плюшевым брелоком в виде парусной шлюпки – от двери на втором этаже. Лишь когда ее несколько сумок и чемоданов с вещами оказались в номере, Мари обнаружила, что не хватает одного, серебристого, с теплой одеждой – видимо, потерялся где-то в процессе пяти перелетов. «Эту проблему будем решать потом», – успела подумать она и, не раздеваясь, рухнула на кровать.
Когда она проснулась, за окном щебетали птицы, и небо было уже не серое, а льдисто-голубое. Часы на тумбочке – циферблат, вмонтированный в кусок тусклой бронзы на подставке в форме большой ракушки – показывали 12:37 дня. Мари села на кровати и огляделась. В голове полностью прояснилось, мозг пришел в состояние боевой готовности.
Она уже так давно не спала на суше и так давно ее мысли не были заняты ничем, кроме «Калифорнийца», что на мгновение ей сделалось не по себе. Комната была маленькой и теплой; бежевые стены, кружевные занавески и деревянная мебель казались очень светлыми в солнечных лучах. На комоде стояла искусно выполненная модель черной шхуны с написанным золотыми буквами названием на борту: «Одела Блю». В двери ванной комнаты была декоративная панель из двух стекол с насыпанными между ними морским стеклом, галькой и песком. Мыло оказалось в форме штурвала. Окно выходило на гавань, на лениво-спокойные волны. И несмотря на столь внезапную перемену обстановки и усталость, Мари вдруг почувствовала себя как дома.
– Вот теперь вы выглядите в тысячу раз лучше! – воскликнула женщина за конторкой, когда Мари спустилась по лестнице. – Утром на вас страшно было смотреть. Долго к нам добирались, наверное? Надеюсь, все хорошо? Проголодались?
– Да, – ответила Мари одновременно на все три вопроса. Она совсем не помнила эту женщину, даже лица ее не рассмотрела, когда заселялась в гостиницу, но была уверена, что ключ утром получила именно от нее. Сейчас она отметила про себя, что этой женщине за шестьдесят; невысокая, крепко сбитая, с ясными светло-карими глазами. Темные волосы коротко стрижены, и в ушах видны серьги-чайки, скрученные из золотой проволоки.
– Можете питаться у нас, – сказала женщина, энергично увлекая Мари за собой из гостиной в обеденный зал, – но я не обижусь, если вам захочется попробовать местную кухню в городе и сравнить. Однако должна сказать вам, что даже те, кто не живет у нас в гостинице, потом, все перепробовав, приходят есть именно сюда. – Она подмигнула. – Меня зовут Джо Купер, и я продолжу хвастаться, если вы меня не остановите.
– Меня зовут Мари, – засмеялась она. – Рада с вами познакомиться. Я буду есть здесь. Чудесная у вас гостиница.
– Спасибо, – кивнула Джо. – Она принадлежала многим поколениям моей семьи. Мы стараемся о ней заботиться.
«Поколениям…» – отметила про себя Мари.
Обеденный зал оказался большим, со светло-синими стенами, белыми рамами окон и черными судовыми фонарями. Мари села за столик, откуда открывался тот же вид, что из ее номера, на океан, но сейчас, вместо того чтобы рассматривать гавань, она перевела взгляд на побережье. Городок назывался Норман-Клиффе – Нормановы скалы, во множественном числе, и скал тут действительно было много. На дальнем краю гавани они громоздились частоколом, образуя зигзагообразную линию, которая тянулась, судя по всему, на долгие мили вдоль берега. Одна из этих скал, ближайшая к городу, вздымалась выше других, и верхушка, нависавшая над волнами, у нее была плоская – будто к морю тянулась открытая ладонь, тогда как остальные утесы походили на устремленные в небо скрюченные узловатые пальцы с заостренными когтями. Мари почувствовала, как по позвоночнику пробежала дрожь. Если бы она собиралась построить здесь маяк, лучшего места для него, чем эта высокая скала, не нашла бы.
Джо поставила перед ней большую кружку кофе и опустилась на стул напротив.
– Так, стало быть… – начала хозяйка гостиницы, глядя на Мари с искренним дружеским интересом, – вы приехали к Эванджелине Девон?
– Совершенно верно.
– Мой сын подбросит вас к ней. Он как раз сейчас работает у нее в доме, латает крышу, пока у нас тут ливни не зарядили. А вы к ней по какому вопросу?
– Я водолаз, – сказала Мари. – Эванджелина наняла меня для спасательных работ. Вы слышали что-нибудь о маяке, который когда-то стоял на здешних скалах?
– На здешних скалах? – нахмурилась Джо. – Нет, сколько себя помню, маяк тут был только в Цветочной гавани. Да и от маяка там одно название – так, фонарь на палке, посмотреть не на что. Но я не историк. Эванджелина уже посоветовала вам обратиться в местную библиотеку?
– Пока нет, – сказала Мари. – Надеюсь, я узнаю о маяке больше, когда встречусь со своей нанимательницей.
Из кухни вышел молодой человек и поставил перед гостьей тарелку с едой, которую она не заказывала, но приняла с благодарностью, потому что жареная треска с зеленым горошком и пюре пахла превосходно.
– А вы хорошо знакомы с мисс Девон? – поинтересовалась Мари у Джо. – Что она за человек?
– О, я мало что о ней знаю. Она переехала сюда в прошлом году из Штатов и держится в городе особняком, что у нас тут не очень-то принято, но мы на нее не обижаемся. Эванджелина очень старая. Очень-очень. Но Реджи, моему сыну, она нравится. И она уже оплатила реставрацию нескольких старинных зданий в городе. Так что я думаю, человек она достойный. Если у вас с ней не назначена встреча прямо сейчас, как насчет экскурсии по Норман-Клиффе?
– Я бы с удовольствием, но, пожалуй, в другой раз. – Мари почти целый день не выходила на связь с «Меркурием», и сейчас ей не терпелось проверить электронную почту. – Мне сначала нужно разобраться с парой срочных дел.
Однако новостей ни от Тима, ни от Гектора не было. В отчетах, которые она прочитала в аэропорту, подтверждалось, что корпус и шлюпбалки[11 - Шлюпбалка – устройство для поднятия и спуска шлюпки на воду.] с «Вишни» изготовлены в одно время с «Калифорнийцем». И если допустить, что «Калифорниец» – это «Урсула», тогда «Вишня», судя по тому, как близко друг к другу расположены два места крушения, – это пароход «Свифт», корабль снабжения, затонувший в результате пожара в трюме. Теперь Мари еще отчаяннее хотелось поскорее забросить глубоководного робота к «Урсуле». Но как бы она ни была рада тому, что ее догадки подтверждаются, исследование «Урсулы» все равно будет проводиться без нее.
«Не всё сразу», – напомнила она себе. Если «Урсула» – действительно «Калифорниец», проект только начинается. А благодаря деньгам Эванджелины будет возможность довести его до конца. Она ничего не упустит.
* * *
Реджи Купер оказался круглолицым жизнерадостным молодым человеком. Сначала он сгреб Джо в медвежьи объятия, а затем распахнул перед Мари дверцу своего грузовика.
– Я покажу вам дорогу, а потом вы легко будете добираться до дома мисс Девон пешком или на велике, тут недалеко, – сказал он, выруливая на Цветочную улицу. – Просто она не хотела, чтобы вы у нас тут заблудились с самого начала.
Поездка и правда была короткой. По обе стороны улицы во дворах стояли морские бакены[12 - Бакен – плавучий знак, устанавливаемый на якоре (или грузе) для обозначения подводных опасностей на пути следования.], спали собаки, на бельевых веревках сушились носки и разноцветные куртки. Куртки напомнили Мари о пропавшем багаже, и она повернулась к Реджи, когда тот остановил машину:
– Я потеряла чемодан с одеждой. Здесь где-нибудь поблизости можно купить теплую куртку?
– Да забирайте мою! – И Реджи тотчас принялся расстегивать молнию.
Мари засмеялась, остановив его жестом:
– Нет, спасибо, я вам ее быстро приведу в негодность.
– Да она не то чтобы очень новая, – пожал плечами Реджи. – У нас тут продают водолазное снаряжение в «Айсколках», у них и теплые вещи есть – найдете все, что вам нужно.
– «Айс…» Что?
– «Айсколки». Владельцы, придумывая название, имели в виду «осколки айсберга». Вон там, видите, оранжевая дверь? – указал он направление. – Если вам понадобится еще куда-нибудь съездить, дайте мне знать, хорошо?
– Хорошо, – кивнула Мари. Либо она забыла, какие добрые люди живут в маленьких городках, либо в Норман-Клиффе жили особенно добрые люди.
Дом Эванджелины Девон оказался скромным белым коттеджем с садиком и буйной растительностью по обе стороны от крыльца, с кровлей, накрытой просмоленной парусиной, и с большим приземистым ангаром для лодок на заднем дворе. Хозяйка сидела за кухонным столом, рядом с ее стулом стояли ходунки, перед ней – блюдо с печеньем. Она выглядела в точности как на фотографиях: морщинистое лицо, белоснежные волосы, голубые ясные глаза за бутылочно-зеленым стеклом очков, но была выше, чем ожидала Мари. Эванджелина Девон сидела, выпрямив спину, и когда они здоровались, рукопожатие пожилой дамы было крепким. В одной статье, которую Мари нашла в интернете, упоминался ее возраст – Эванджелине было больше ста лет, но при виде ее трудно было в это поверить.
– Доктор Адамс, – прозвучал приятный, ласковый голос, – я очень рада с вами познакомиться.
– Взаимно, – сказала Мари.
Хозяйка дома пододвинула к ней блюдо с печеньем, которое оказалось восхитительным на вкус – овсяное с шоколадной крошкой и корицей. Пока Эванджелина размачивала свое печенье в стакане с молоком, Мари осмотрелась. Комната была небольшая, со скромным убранством, бежевыми обоями и одним окном в центре стены. Занавески с фестонами не скрывали вид на холм и гавань. Большую часть пола закрывал ковер с орнаментом из синих и белых квадратов. Кроме стола из мебели здесь были шкаф со стеклянной посудой и кружками, кресло, заваленное газетами, и полка с запыленной моделью рыбацкого баркаса. В общем, обстановка в коттедже была куда скромнее, чем Мари ожидала от жилища миллионерши, удалившейся на покой. И ей это понравилось.
Беседа началась со всяких пустяков – погоды, перелетов Мари, местной гостиницы – и была очень милой, но Мари знала, что им обеим не терпится перейти к делу, так что она лишь улыбнулась, когда во время первой же образовавшейся в разговоре паузы Эванджелина села еще ровнее и, поставив локти на стол, соединила подушечки пальцев. Кисти у нее были узловатые, увитые синеватыми венами, со старческими пятнами на коже – лишь они выдавали весьма и весьма преклонный возраст.
– Итак, – произнесла она, – что там с нашим маяком?
Мари открыла в своем ноутбуке файл, который начала заполнять еще на «Меркурии», пять дней и целую вечность назад.
– В самолете я провела кое-какие изыскания и ничего не нашла о Маяке Свана. – К некоторой досаде Мари, ее обычные методы сбора информации действительно не дали результатов, но она не собиралась в первые же пять минут знакомства обвинять своего спонсора в том, что ей предоставили весьма смутные сведения о цели задания.
К счастью, Эванджелина весело улыбнулась:
– Меня это не удивляет! Я знаю, что строительство маяка велось, так сказать, неофициально, а стало быть, какие-либо документы будет трудно найти. Кроме того, городок у нас маленький и очень старый, история у него долгая, и один-единственный маяк мог в ней затеряться. Так бывает – вещи теряются. Однако я знаю человека, который сумеет нам помочь. – Она достала из сумки, стоявшей рядом со стулом, визитную карточку и протянула ее Мари. Над телефонным номером значилось: КИЯ ТОЛЛИ. АРХИВ МЕМОРИАЛЬНОГО УНИВЕРСИТЕТА. – В Мемориальном университете Ньюфаундленда в Сент-Джонсе большой краеведческий библиотечный фонд, – пояснила Эванджелина, – там тщательно собирают источники по местной истории, и я уже убедилась, что это может нам очень пригодиться. Что касается водолазных работ, я арендовала корабль и оборудование у своего друга. Он владеет в Бостоне фирмой, которая занимается судоподъемным делом, и должен прибыть на остров сегодня вечером. Хотя, может статься, он уже здесь.
– Спасибо, – сказала Мари, открывая блокнот. – А какое именно оборудование?
– О, боюсь, я в этом плохо разбираюсь, – покачала головой Эванджелина. – Вам лучше расспросить капитана Генри.
– Окей, – кивнула Мари. – Но мне хотелось бы хоть что-то услышать о маяке уже сейчас. Как вы о нем узнали?
– В свой первый приезд на Ньюфаундленд я остановилась у женщины по имени Кэтрин Меттл. – Взгляд Эванджелины сделался задумчивым. – Мы стали добрыми друзьями. Она принадлежала к роду, целые поколения которого служили штурманами в гавани Норман-Клиффе, и потому знала об этом городе больше, чем кто-либо. От нее я услышала множество историй, в том числе о местном маяке. Многое забылось, но маяк я почему-то запомнила. Кэт сказала, что смотритель был добрым человеком, он и построил эту башню после того, как потерял свою семью. В результате ему удалось спасти множество жизней. – Эванджелина достала из сумки стопку листов бумаги. – Кэт не так давно умерла, тогда я и заинтересовалась маяком. Она сделала эти рисунки по рассказам своего дедушки. Я решила организовать выставку и дополнить ее работы реальными вещами, которые удастся найти, – всем, что имеет отношение к Маяку Свана.
Листы бумаги были старыми, пожелтевшими от времени и хрупкими. У Мари перехватило горло, когда она начала их перебирать. Все рисунки были выполнены карандашом, непрофессионально, но с усердием и множеством деталей. Загрубелые старческие руки с набухшими венами держат корабельный канат. Рыбацкая шхуна мчится по волнам, на борту написано «Покоритель морей». Ряд красных будок, в которых разделывают рыбу, на причале. Мальчик сидит на краю волнореза. Но особое внимание Мари привлек рисунок в самом верху стопки – тот единственный, который Эванджелина и хотела ей показать. На нем были запечатлены гавань и корабли, частокол мачт над волнами. Вид гавани почти не изменился с тех пор, за одним исключением: на рисунке скалу, возносящуюся над ней, венчал маяк. Мари подняла взгляд на Эванджелину:
– Вы говорили, для вас это всего лишь прихоть. Я думала, вы ищете маяк от скуки…
Эванджелина улыбнулась:
– Понимаю, этот проект не так важен в научном плане, как те, которыми вы раньше занимались. Но он важен для меня как дань памяти моей покойной подруге, вы правильно поняли.
– Для меня будет честью помочь вам, Эванджелина. – Мари сфотографировала рисунок с маяком, прежде чем вернуть ей всю стопку листов. – А вы уверены, что маяк упал в море? В большинстве случаев, если возникала такая угроза, маяк перемещали или сносили, предварительно сняв все оборудование, потому что линзы были недешевы.
– Я уверена, что он упал, – медленно проговорила Эванджелина и замолчала, глядя на рисунки Кэтрин Меттл.
Мари не стала настаивать на объяснениях. Что бы ни случилось с Маяком Свана, она все равно это скоро выяснит самостоятельно.
– Я вам верю, – кивнула она. – Остается надеяться, что он хотя бы частично уцелел и будет что поднять со Дна.
– Если он и правда уцелел, я не найду для такой работы лучших исполнителей, чем вы и мистер Генри, – сказала Эванджелина. – И это подводит нас к новой теме. Я решила выплатить вам обоим гонорар авансом, поскольку знаю, что вам, доктор Адамс, нужно вложить эти деньги в другой проект. Запишите мне сейчас, если не трудно, свои банковские данные – это ускорит процесс. Если вы, конечно, не предпочитаете другой способ оплаты.
– Вы… заплатите сегодня? – удивилась Мари. – Но мы даже еще не приступили к работе. А что, если мы не найдем маяк?
Эванджелина любезно улыбнулась, но ее ясные глаза оставались серьезными и проницательными.
– Деньги – ваши уже за то, что вы согласились на этот проект. Считайте меня своим новым инвестором.
– Эванджелина, мне бы не хотелось внушать вам ложные надежды, – все же сказала Мари. – За время, прошедшее с гибели маяка, многое могло случиться. Сотня лет под водой – долгий срок.
– Так же, как и на суше. Я ценю вашу честность, но все уже решено. Деньги – ваши за то, что вам не все равно. Но я прошу вас выполнить одно условие. Если вы все-таки не найдете маяк… если там уже нечего искать, я пойму. Однако прошу вас проверить все возможные зацепки, прежде чем прийти к окончательному выводу. Проведите исследование. Найдите людей, которые о нем что-нибудь знают. В дополнение к самому маяку – или вместо маяка, если его разыскать не удастся, – я прошу вас найти историю того, что с ним произошло.
У Мари снова перехватило горло – от обиды и одновременно сопереживания.
– Эванджелина, мне действительно нужны деньги на поиски «Калифорнийца», но я прежде всего ученый. Я не собираюсь выполнять работу спустя рукава только ради денег. Я бы никогда так с вами не поступила.
– Я знаю, – кивнула Эванджелина. – И я бы не позвонила вам, если бы не доверяла. Просто хочу сказать, что работа предстоит сложная. Даже в таких маленьких городках порой случаются запутанные истории, и чтобы добраться до истины, не всегда нужно искать лишь под водой. Постарайтесь узнать о людях, не только о руинах, которые они после себя оставили.
* * *
К тому времени, когда Мари покинула белый коттедж, уже стемнело, и голова у нее шла кругом. Она машинально, не глядя по сторонам, зашагала в том направлении, которое указал ей Реджи Купер, к магазину «Айсколки».
Эванджелина Девон уже вложила в поиски маяка гораздо больше сил и денег, чем хотела дать понять, – это было очевидно. Мари не сомневалась, что дружба с Кэтрин Меттл каким-то образом разожгла ее интерес, но… «Постарайтесь узнать о людях, не только о руинах, которые они после себя оставили…» Что это означает? О каких людях? Каких руинах? Почему Эванджелина так уверена, что здесь вообще есть что искать? Мари уже не понимала, что думать об этой старой женщине, но чувствовала некое сродство с ней.
То, как Эванджелина говорила о маяке, напомнило Мари ее собственное отношение к «Калифорнийцу», когда она впервые о нем услышала. «Калифорниец» словно зацепил ее якорем навсегда. Будь ей сейчас столько же лет, сколько Эванджелине, как бы она смогла смириться с неспособностью исследовать океанское дно самостоятельно, с необходимостью нанимать для этого других людей? Мари подумала о рисунках Кэтрин Меттл, о маяке, безмятежно застывшем над гаванью. Сейчас, глядя на скалу, никто бы не догадался, что там была башня. Но Эванджелина тоже смотрела на скалу и верила в это. Попробовать разобраться во всем имело смысл в любом случае, независимо от причин. И Мари собиралась сдержать обещание – восстановить историю маяка, какой бы она ни была, по крайней мере узнать, что от нее осталось.
Тем не менее она не замедлила написать Тиму о деньгах. Он сразу ответил целым частоколом восклицательных знаков, хотя на «Меркурии» была глубокая ночь. «Как тебе удалось???» – добавил он. Мари вкратце объяснила.
В «Айсколках» было пусто, только кассир сидел за прилавком – смуглый, серьезного вида мужчина в черной футболке. Он вскинул на Мари взгляд, когда та вошла, и снова принялся что-то печатать на компьютере. Она двинулась вдоль полок, перебирая носки и перчатки. Тренькнул телефон – пришла эсэмэска от Тима: «Закончили с «Вишней». Корпус почти расплющен. Пришлю тебе данные + загляни в отчет Г. Займемся «Урсулой» в среду».
«Передай привет моей героине, – написала в ответ Мари. – Здесь у меня работа на мелководье. Но интересная».
Она выбрала самую теплую куртку из того, что нашла, перекинула ее через локоть, добавила туда же рубашку с длинным рукавом, вязаную шапку и пару перчаток – всё с витрины распродаж. Прихватила несколько протеиновых батончиков и пузырек сиропа «Эдвил». У морозильной камеры с мороженым она остановилась, потому что телефон опять тренькнул. Тим прислал фотографию экрана гидролокатора с громоздким силуэтом «Урсулы» в центре и написал: «Работа на мелководье – хорошо, интересная – еще лучше. Сделай так, чтобы мы тобой гордились, детка».
Мари фыркнула от смеха и сунула телефон в карман, на этот раз решительно застегнув молнию – мысли о «Калифорнийце» будут ее только отвлекать, а чтобы вернуться к нему поскорее, нужно сосредоточиться на новой работе.
И словно в ответ на эти мысли она вдруг кое-что увидела… Морозильная камера с мороженым стояла у стены, увешанной газетными вырезками и снимками, помятыми и покоробившимися от времени фотокарточками в тонах сепии. Там, на самом верху, под вентиляционным отверстием, висело то, что привлекло ее внимание.
Фотография маяка.
Мари положила вещи, которые несла к кассе, на морозильник и встала на цыпочки, но снимок был слишком высоко. Тогда она влезла на стеклянную раздвижную крышку морозильника с мороженым и выпрямилась, осторожно балансируя на раздвижных панелях. Ей и сейчас пришлось тянуться вверх, вытягивая шею, но когда она все же рассмотрела фотографию, у нее упало сердце. Она ошиблась. Этот маяк стоял не на скале, а на холме, чей склон полого спускался к морю. «МАЯК ФЭРРИЛЕНД-ХЭД, 1940 г.» гласил текст, отпечатанный под фотографией. Мари вздохнула от разочарования.
– Могу я чем-нибудь помочь? – раздался мужской голос, и она чуть не навернулась с морозильника. Перед ней стоял кассир, скрестив руки на груди и приподняв бровь.
– Привет! – бодро отозвалась Мари, становясь на четвереньки, чтобы слезть с морозильника. – Прошу прощения. Я просто… смотрела.
Мужчина вскинул взгляд темных глаз к потолку, затем снова уставился на нее:
– Смотрели на вентиляцию?
– Э-э… нет. На картинки.
– Предполагалось, что ими нужно любоваться издалека.
Мари по выражению его лица не понимала, позабавил его проделанный ею эквилибр или разозлил. Она наконец сползла с морозильника на пол. Кассир выглядел на пару лет моложе ее, но в черных кудрявых волосах, особенно на висках, уже белела седина. Линия загара была отчетливо заметна на плечах под рукавами футболки и под черной щетиной на щеках. Он шагнул ближе к морозильнику и принялся рассматривать фотографии.
– Тоже вентиляцией интересуетесь? – хмыкнула Мари, но он отреагировал на ее шутку невозмутимым взглядом.
«Ясно, – решила Мари. – Значит, злится».
– Вы случайно не к Эванджелине Девон приехали? – спросил он вдруг.
– К ней, – с удивлением сказала Мари. – Как вы догадались?
Он указал на фотографию Фэрриленд-Хэд:
– Вы рассматривали единственный снимок с маяком.
Мари наконец заметила его бостонский выговор и тоже сложила два и два.
– Вы занимаетесь судоподъемным делом, – сказала она, и мужчина кивнул.
– Я Джулиан Генри.
– Мари Адамс. Значит, вы тут не работаете продавцом?
– Нет. Я снял гостевую комнату у хозяина магазина. Просто подумал, ему не понравится, что всякие водолазы топчут его мороженое.
– Ага, – смущенно пробормотала Мари. Капитан Генри произнес все это с таким серьезным лицом, что непонятно было, шутит он или нет. – Может, вы все-таки примите у меня плату за покупки? – Она сгребла вещи с морозильника и с надеждой протянула их Джулиану Генри, но тот покачал головой:
– Тут кассовый аппарат сложнее, чем гидролокатор. Берите свои покупки. Я заведу у хозяина магазина счет для нас обоих. Судя по прошлым проектам Эванджелины, он нам понадобится.
* * *
Когда Мари вернулась в гостиницу, ресторанный зал покидала после ужина развеселая компания. Из распахнутой двери вместе с ними на Мари выкатилась волна теплого воздуха, в которой смешались запахи кофе со сливками и рыбы – сейчас такое сочетание показалось ей не противным, а очень даже аппетитным.
– С возвращением, – поприветствовала ее Джо из зала. – Есть хотите?
– Еще как! – отозвалась Мари, снимая новую куртку. Она пробежала взглядом меню с логотипом заведения наверху: слова «Дом капитана Меттла» были расположены вокруг корабельного штурвала. – Скажите, а к вашей гостинице случайно не имела отношения некая Кэтрин Меттл? – спросила она. – Эванджелина дружила с ней.
– Возможно, – сказала Джо. – Меттлы и Куперы – очень большие семейства, я не со всеми своими родственниками знакома.
Сейчас в обеденном зале царил полумрак, корабельные фонари бросали дрожащий свет на стены, и здесь было так тихо, что Мари слышала плеск волн в гавани, долетавший через открытые окна. Единственными посетителями, кроме нее, были двое пожилых мужчин – они расположились на диванчике с большими чашками протертой похлебки в руках; один закинул ноги в ботинках на стоявшее напротив кресло.
– Джентльмены, позвольте представить вам Мари Адамс. – Джо подошла к креслу, не занятому ногами рыбака. – Мари, это Тео ван Горен и Билл Бакстер. Главные местные сплетники и истребители половины моего годового запаса алкоголя. Мари здесь работает над одним водолазным проектом Эванджелины Девон.
– Приятно познакомиться, – сказал Тео ван Горен с сильным ньюфаундлендским выговором, отчего слова звучали округло и певуче. Он был похож на идеальный портрет старого рыбака из детских книжек: потухшая трубка в зубах, длиннющая седая борода до груди, обветренное лицо с резкими морщинами и вытатуированный на тыльной стороне ладони якорь. – А что за проект-то?
– Мы ищем один маяк, – пояснила Мари. – Судя по всему, он стоял на скалах к югу от города и давным-давно упал в воду.
Тео с Биллом переглянулись и одновременно хмыкнули.
– Ну ясное дело, – покивал Тео. – В детстве мы о таком частенько слыхали: мол, если не приберешься в своей комнате прямо сейчас, ночью, как заснешь, свалишься в океан.
– А о маяке вы слыхали? – поинтересовалась Мари.
– Ну ясное дело, – повторил за другом Билл. – А еще о лесных фейри[13 - Фейри – в мифологии ирландцев, шотландцев, англичан и других кельтских и германских народов общее название волшебных существ (эльфов, фей, гномов и пр.) (прим. пер.).] и о призраке шхуны «Хейзел».
Мари, нахмурившись, перевела взгляд с одного рыбака на другого и обратно. Тео пожал плечами:
– Да мы шутим, конечно. Но вы кажетесь милой девушкой, поэтому я дам вам совет, который очень пригодится в ваших поисках.
– Что за совет?
– Бросьте это дело. Не было тут никакого маяка.
Его заявление эхом разнеслось по комнате, наполненной зыбким полумраком. Мари наклонилась к Тео:
– Почему вы так думаете?
– Потому что это всего лишь старая байка, вот почему, – ответил вместо него Билл. – В детстве мы облазили все скалы, искали тех фейри, всякий лесной народец. Там никогда не было ничего, кроме деревьев и пары заброшенных хижин.
– Было или не было, в любом случае уже не понять, – подхватил Тео. – Может, и стоял там маяк когда-то. Столько легенд о нем ходит, что поневоле призадумаешься. Но вас с расспросами кое-кто опередил, уж не обессудьте.
– Кто-то еще спрашивал о Маяке Свана? – насторожилась Мари.
Тео кивнул:
– Какие-то ребята крутились у нас в городке несколько лет назад. Их интересовали семейства Норман и Роланд, которые жили здесь с давних времен. Те ребята искали их потомков, тогда-то, помнится, и всплыла байка о маяке. – Он допил похлебку из чашки одним глотком (Мари удивилась, как ему это удалось с трубкой в зубах) и с довольным видом откинулся на спинку дивана. – Шустрые такие ребята были, на хороших посудинах, с новенькой техникой. Если что и можно было тут разнюхать о маяке, они точно разнюхали бы.
Мари открыла ноутбук:
– Значит, они думали, что семья Норман имела какое-то отношение к маяку?
– Этот городок называется Норман-Клиффе, девушка. Семья Норман имела тут отношение приблизительно ко всему. В свое время Норманы породнились с Роландами. Не помню уж, в связи с чем те ребята тогда завели речь о маяке, но точно говорю, что было такое.
– И чем же дело закончилось? – спросила Мари.
Тео опять пожал плечами:
– Ни Норманов, ни Роландов здесь давно уже нет. Никого из них не осталось. Ребята это выяснили и убрались восвояси.
Если это была правда, она не внушала оптимизма. Сто лет – долгий срок, однако 1914 год – все ж таки не темные века. В Норман-Клиффе не могли построить маяк так, чтобы об этом не осталось совсем никаких свидетельств. Должны быть вахтенные журналы, какие-то официальные документы. И тот факт, что кто-то уже искал сведения о маяке, но ничего не нашел, был недобрым знаком.
– Простите, что разочаровал, – сказал Тео, вставая. – Но если хотите, могу подкинуть вам другой водолазный проект. Я потерял мотор от своей старой лодки. Не исключено, что его украли те самые фейри, о которых вам тут Билл балаболил, – заговорщически подмигнул он. – Было это аж в тысяча девятьсот семьдесят первом году. Я тогда поймал во-о-от такую рыбу, больше, чем вы от макушки до пят. А фейри, должно быть, это не понравилось, представьте себе. И пока я с той рыбой сражался, пока затаскивал ее на борт, они трос-то на корме перегрызли и мотор уволокли. Так что назад мне пришлось грести этой рыбиной заместо весла, вот этими вот самыми руками.
Мари не нашлась что сказать.
Позднее, лежа в постели и слушая океан, успокаивающе плескавший волнами за окном, она думала о высокой скале. Действительно ли никто не потрудился отодвинуть маяк от обрыва и он упал в воду? Возможно ли, что маяк уцелел на дне за столько прошедших десятилетий? И существовал ли он вообще, или же рисунок Кэтрин Меттл был иллюстрацией к сказке, таким же плодом воображения, как байки старых рыбаков? Но все сказки с чего-то да начинаются, их отправные точки находятся в реальной жизни. Засыпая, Мари думала о фейри – хранителях рыб, и об одиноком луче маяка над черными водами. Как там сказал Тео? «Столько легенд о нем ходит, что поневоле призадумаешься…»
Сван
1913 год
Из города Сван вернулся как раз к тому часу, когда надо было зажигать маяк.
На скале было темнее, чем обычно, – сумерки, как туман, заволокли деревья, тучи застыли на горизонте черной массой, и на мгновение в холодной тишине фонаря Сван почувствовал себя кораблем, сорвавшимся с якоря и потерявшим ориентиры в пространстве. Но он тотчас воспрянул духом при виде мачтовых огней вдали от гавани, зажег фитиль, и когда стеклянный отсек наполнился мерцающим светом, ему показалось, что далекий корабль подмигнул ему в ответ сигнальными огнями.
Сван всего однажды видел свет своего маяка с моря. Это было лет пятьдесят назад, когда ему пришлось самому сходить в Сент-Джонс на лодке за припасами и в его отсутствие огонь на башне зажигала Грейс. На обратном пути он был занят подсчетом расходов и проверкой купленного по списку, так что даже не задумывался о том, как будет выглядеть маяк, а когда его плоскодонка обогнула скалы и вошла в Норман-Клиффс-Бэй, он увидел луч, устремленный в море, пронзающий тьму, башня высилась на скале – суровая, горделивая, живая, неколебимая, – и у Свана по спине побежали мурашки.
Внутри башня ощущалась совсем по-другому – шумной, скрежещущей, механической. Ничего в ней не было от того умиротворяющего чуда, каким она казалась с залива. Луч, столь удивительный и загадочный для того, кто смотрит на него издали, здесь был сложным продуктом взаимодействия стекла, латуни и масла, горящего в резервуаре, который тщательно спроектировали для того, чтобы усиливать свет, проходящий через гигантскую, высотой со Свана, линзу. И еще тот, кто любовался этим светом с моря, не чувствовал ни жара, ни прогорклого дыма, не слышал гудения вращавшего линзу часового механизма в отсеке под фонарем, такого мощного, что сотрясался пол. Среди глубокой ночи бодрствовали только смотритель, маячная башня и океан.
На этот раз Сван не стал задерживаться в фонаре – погладил линзу напоследок, спустился в свой домик и рухнул в кресло. Обратный путь из города он проделал будто во сне, ничего не замечая; грудь сдавило и не отпускало до тех пор, пока он не оказался в лесу. Теперь ему все чудилось, что с минуты на минуту сюда примчатся Абигайл или Корт. На выходе из банка он быстро проскочил мимо Лу Роланда, который как раз шел на работу и удивленно шарахнулся в сторону. И хотя это был тот самый Роланд, ради которого он сегодня и приехал в город, Сван сумел лишь взмахнуть рукой в ответ на его приветствие. И только сейчас, на своей уютной, безопасной кухне, он почувствовал, как сердце замедляет бешеный перестук, потихоньку успокаиваясь. На столе стояла корзинка с остатками морошки, как будто ничего не изменилось с сегодняшнего утра. «Ты еще пожалеешь о тех днях, когда тебе докучал только Корт…» Да уж, дружище Питер был прав.
Вахтенный журнал лежал рядом с морошкой – толстая тетрадь в кожаном растрескавшемся переплете, – и Сван вспомнил, что сегодня так ничего и не записал. Для него это было нехарактерно. Память давно стала его подводить, и он пришел к выводу, что фиксировать события лучше сразу после того, как они происходят, чтобы отчет был точным и подробным. Но сейчас он никак не мог заставить себя перенести на бумагу день, который начался с Корта Роланда и закончился Абигайл Норман. Поэтому он тянул время, рассеянно перелистывая в обратном порядке страницы за предыдущую неделю.
11 ОКТЯБРЯ, 1913
НАДВИГАЕТСЯ ШТОРМ? У МЕТТЛ НА МАЯКЕ. ПРОШЛИ ТРИ ПАРОХОДА ИЗ СЕНТ-ДЖОНСА. ВЫЧИСТИЛ ВОДОНАГРЕВАТЕЛЬ И ЗАМЕНИЛ ТРУБУ В КОКОВОЙ КОМНАТЕ НУЖЕН РЕМОНТ СИГНАЛ РАБОТАЕТ
10 ОКТЯБРЯ, 1913
НАДВИГАЕТСЯ ШТОРМ. ПРОИЗВЕЛ ТЕХОСМОТР И УСТРАНЕНИЕ НЕПОЛАДОК В ФОНАРНОМ ОТСЕКЕ. ПОЛНОСТЬЮ ВЫЧИСТИЛ ВСЮ ОПТИКУ И МЕХАНИЗМ ЛИНЗЫ. НУЖЕН РЕМОНТ В БОКОВОЙ КОМНАТЕ. СИГНАЛ РАБОТАЕТ.
Ремонт в боковой комнате домика смотрителя Сван откладывал месяцами. Раньше она служила гостевой, когда у них с Грейс еще бывали гости – приезжали ее родители и кузены, часто оставались с ночевкой Питер и Софи, и тогда на маяке становилось шумно и радостно. Теперь комната пустовала; это была единственная часть дома, куда Сван старался не заглядывать – косился на закрытую дверь и брел в свой закуток или на кухню.
9 ОКТЯБРЯ, 1913
ВСЮ НОЧЬ ШТОРМИЛО, СИЛЬНЫЙ ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ВЕТЕР И ДОЖДЬ СО СНЕГОМ. У МЕТТЛ ПРИВЕЗ ПРОДУКТЫ, ПЛОТНИЦКИЙ ИНСТРУМЕНТ И МАТЕРИАЛЫ. НУЖНО ПОЧИНИТЬ ДВЕРЬ В САРАЕ С МАСЛОМ. ПОДЛАТАТЬ ОКОННЫЕ РАМЫ В ДОМЕ. ШХУНА «НЭЛЛЕ» СЕЛА НА МЕЛЬ И ОТБУКСИРОВАНА В ГАВАНЬ. «ПОКОРИТЕЛЬ МОРЕЙ» НАЛЕТЕЛ НА РИФ РЯДОМ С БУХТОЙ И ТРЕБУЕТ РЕМОНТА. СИГНАЛ РАБОТАЕТ.
Сван поморщился. Эта запись была еще неприятнее, чем та, про ремонт в боковой комнате. Он давным-давно отдал «Покорителя морей» Уиллу Меттлу, после того как сам унаследовал его от Нико, а тот – от Томаса в свои шестнадцать. Томас, их отец, тогда угрюмо сказал: «Ты достаточно взрослый, чтобы жить в океане», а у Сильви мелькнула мысль: «Достаточно взрослый, чтобы там умереть». Но Нико оказался везунчиком – он неделями пропадал на Большой банке и возвращался с трюмами, под завязку набитыми треской. И был очень доволен «Покорителем морей». По крайней мере, Сильви так казалось до того летнего утра, когда Нико вернулся из плавания, завершив свой третий рыболовный сезон. Днем братья отправились в маленькую скальную бухту. Одному было пятнадцать, второму – девятнадцать. Сильви купался, Нико примостился на своем привычном месте на каменной приступке над волнами. Он окреп, возмужал и сильно загорел за время плавания, так что теперь Сильви все время приходилось поглядывать на брата, чтобы убедиться в его реальности.
Через узкий вход в бухту проскользнул бот и развернулся. На борту значилось: «Как ей это понравится». Это была местная лоцманская посудина, и за штурвалом радостно скалился Питер.
– Ого-го! – воскликнул он. – Мне передали, что в здешних краях завелись морские чудовища, но я и не думал, что они такие уродливые!
Нико в ответ растянул двумя пальцами рот, обнажив зубы, и высунул язык. Для этого ему пришлось отпустить скалу, и он, не удержавшись, плюхнулся в воду, обдав Сильви фонтаном брызг. Питер покачивался в боте у самой скалы.
– Вы как, вечером собираетесь на гулянку к Фрэнсису Норману? – поинтересовался он.
«Никакая это не гулянка, – подумал Сильви, – а целый званый ужин, торжество в честь открытия нового банка».
– Мне что-то не улыбается весь вечер слушать, как Фрэнсис Норман хвастается тремя новенькими кораблями, – отозвался Нико.
– Давайте вы пойдете, а? – взмолился Питер. – Отец говорит, нам надо там быть, а Соф будет повсюду таскаться по пятам за Каллумом Купером. Не оставляйте меня одного!
– Может, нам все-таки стоит сходить? – обратился Сильви к Нико, после того как Питер отчалил. – Когда ты в последний раз бывал в усадьбе? Я туда несколько лет не заглядывал.
Нико смотрел на море, и цвет его глаз менялся от серого до синего и обратно, как будто волны прокатывались прямо через него. Затем он перевел взгляд на Сильви:
– Я был там сегодня утром. Только маме не говори, что я не сразу примчался домой из гавани.
– Ты был в усадьбе? Зачем?
– Ладно, скажу. – Нико развернулся к нему и придвинулся ближе. – Только об этом маме тоже не говори. И отцу ни слова. Я в последнее время подрабатывал на Фрэнсиса Нормана. Копил деньги на корабль побольше.
– Нико! – просиял Сильви. – Но ведь отец на тебя ничуть не рассердится! Он будет тобой гордиться!
Нико ухмыльнулся – видно было, что тем самым он хочет скрыть смущение из-за пылких слов брата.
– Не хочу, чтобы отец думал, будто я считаю «Покорителя морей» недостаточно хорошим для себя. Это отличная шхуна, и она станет отличным лоцманским судном в гавани. Но для рыбной ловли на Большой банке наш «Покоритель» больше не годится, еще одного такого плавания он не выдержит. Я уже поговорил с Боуэном Смитом в Сент-Джонсе насчет нового корабля и заплатил ему задаток – половину суммы. Моя шхуна будет готова в январе.
– В январе?! – изумился Сильви.
– Я подумываю назвать ее «Счастливые звезды считай», – сказал Нико. Это была строчка из его любимой песни, и он тотчас просвистел пару тактов.
Так Сильви унаследовал «Покорителя морей», вышел на нем в море один-единственный раз и оставил его в сухом доке, а потом отдал Уиллу Меттлу, чтобы тот привел судно в порядок, и вот теперь оно опять требует ремонта. «Покоритель морей» давно не ходил дальше, чем лоцманские боты, но теперь Сван знал, что дни его окончательно сочтены. Печально будет смотреть на гавань и не видеть больше веселого кораблика с желтыми бортами. «Покоритель морей» был маленьким, но стойким и отважным. Более стойким и отважным, чем Сильви…
Сван вздохнул и взялся за перо.
12 ОКТЯБРЯ, 1913
К. РОЛАНО НА МАЯКЕ. ОБСУЖДАЛИ ЮРИДИЧЕСКИЕ ДЕЛА.
П. МЕТТЛ НА МАЯКЕ. ОБСУЖДАЛИ ЛИЧНЫЕ ДЕЛА.
ОТДРАИЛ КУХНЮ И ГОСТИНУЮ. БЫЛ 13 НОРМАН-КЛИФФС ПО ЛИЧНЫМ ДЕЛАМ. СИГНАЛ РАБОТАЕТ.
* * *
В тот вечер, когда Фрэнсис Норман устраивал торжество, Нико, Сильви, Питер и Софи собрались вокруг костра, который весело потрескивал в саду второй усадьбы на холме. Сильви сидел напротив брата, смотрел на пляшущие над огнем искры и чувствовал себя покойно и умиротворенно.
До тех пор, пока из особняка не пришла Абигайл.
В последние дни она так же, как и Нико, редко показывалась на публике – была занята в отцовском банке. Но в городе все внимание было приковано к ней, теперь уже восемнадцатилетней Абигайл Норман с глазами цвета утреннего неба и блестящими черными волосами. Абигайл на всех смотрела так, что люди чувствовали себя недостойными даже заговорить с ней и одновременно понимали, что не успокоятся, пока не заслужат ее взгляда.
Сейчас Абигайл направилась прямиком к Нико:
– Боуэн Смит сказал мне, что строит корабль для тебя.
– Не говори так громко… – Нико покосился в сторону отца.
– Смит, похоже, сам доволен своей работой. Наверное, корабль получится неплохой.
– Отличный, – тихо сказал Нико.
Абигайл смотрела на него некоторое время, покусывая губу, затем уселась между Нико и Каллумом Купером, и у обоих парней порозовели щеки. Софи, которая, как и предполагал Питер, весь вечер глаз не спускала с Каллума, тоже вспыхнула.
– Мой отец как раз ищет еще одно судно для торговых рейсов, – сказала Абигайл.
– Лучше не связывайся, Нико. Я слышала, последний груз Фрэнсиса проделал долгий путь в Америку и не нашел там покупателей, – предупредила Софи, отчего Сильви проникся к ней благодарностью.
Абигайл лишь презрительно фыркнула и встала:
– Так или иначе, обдумай предложение. Торговля прибыльнее рыболовства.
Нико задумчиво смотрел ей вслед, пока она шла к особняку, и впервые Сильви почувствовал, как между ним и братом разверзается пропасть. А потом хлынул Дождь.
Вся компания вскочила и бросилась к дому. По пути они потеряли друг друга в толпе спешивших в укрытие гостей. Сильви оказался в комнате с камином и огромным окном, выходящим на гавань, присел на подоконник, глядя сквозь залитое водой стекло на скалы, и подумал, что лучше бы они с Нико остались в скальной бухте, лучше бы не слышали о Фрэнсисе Нормане, его дурацких деньгах и дурацкой торговле. Он встал и пошел искать брата, чтобы попросить его уйти, но по дороге случайно наступил на ногу какому-то высокому парню.
– Эй! – возмутился тот. – Ты намочил мои новые ботинки!
– Извини, – смиренно развел руками Сильви.
Девушка впереди него обернулась:
– Не говори глупостей, Артур, на твои ботинки уже и так вылилась целая туча. – Она взглянула на Сильви светло-карими глазами; с ее мокрых волос текла дождевая вода. – Не обижайся на моего брата, – сказала она. – Меня зовут Грейс. Не знаешь, где тут раздобыть горячего сидра?
– Сидра у нас и дома хоть залейся, – фыркнул Артур. – Куда ты еще собралась? – Его взгляд вдруг устремился в сторону, и Сильви обнаружил, что парень завороженно смотрит на Абигайл, а та – на него.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70570528?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Подводная банка – отмель в океане, глубина на которой значительно меньше окружающих ее глубин.
2
Около 100 км (1 миля =1,6 км).
3
Около 1200 м (1 фут = 30,48 см).
4
Институт был основан в 1903 г. в Сан-Диего, Калифорния. Является одним из старейших и крупнейших центров океанологии.
5
Ватерлиния – линия соприкосновения воды с корпусом плавающего судна.
6
Полуорёл – золотая монета номиналом 5 долларов, находившаяся в обращении в США с конца XVIII в. по 1929 г. Десятидолларовая монета называлась «орёл» (прим. пер.).
7
Шпангоут – поперечное ребро корпуса судна, придающее ему поперечную прочность.
8
Бимс – поперечная балка, поддерживающая палубу.
9
НИС – научно-исследовательское судно (прим. пер.).
10
Систершипы – корабли одного типа, разработанные по одному проекту, близкие по составу вооружения, техническим средствам и пр.
11
Шлюпбалка – устройство для поднятия и спуска шлюпки на воду.
12
Бакен – плавучий знак, устанавливаемый на якоре (или грузе) для обозначения подводных опасностей на пути следования.
13
Фейри – в мифологии ирландцев, шотландцев, англичан и других кельтских и германских народов общее название волшебных существ (эльфов, фей, гномов и пр.) (прим. пер.).
Фиби Роу
Жизнь как приключение
1913. Старик по имени Сильвестр Сван посвятил свою жизнь уходу за маяком, который долгие годы приносил кораблям, терпящим бедствие, свет надежды. Но скоро он погаснет: на содержание Маяка Свана нет денег, и ближайший шторм сотрет его с лица земли. Никто не слышит смотрителя, и он оказывается перед лицом бури в одиночестве. Кажется, спасения нет…
2014. Морской археолог Мари Адамс находит деньги для финансирования поисков печально известного парохода «Калифорниец», но для этого она должна поднять со дна останки Маяка Свана, который, по слухам, рухнул в море сто лет назад. Она объединяется с капитаном Джулианом Генри, и они обнаруживают совсем не то, что ожидали. К тому же их начинают преследовать охотники за сокровищами. Поиски правды о гибели маяка становятся опасными.
Когда прошлое и настоящее сталкиваются, тайны, похороненные на дне океана, начинают всплывать на поверхность. Сможет ли Мари найти ответы – и какой ценой?
Фиби Роу
Маяк Свана
Маме, моему маяку
Серия «Жизнь как приключение»
Phoebe Rowe
SWAN LIGHT
Публикуется с разрешения Amazon Publishing, www.apub.com (http://www.apub.com/), при содействии Литературного агентства «Синопсис»
Перевод с английского Ольги Павловской
© 2023 by Phoebe Rowe
© Павловская О., перевод, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Сван
1913 год
Самое раннее воспоминание Сильвестра Свана было о том, как океан отнял у него одну вещь.
Впоследствии разум восстановил всё, что могло тому предшествовать: обычное унылое весеннее утро, очередное плавание на рыбацкой шхуне за покупками в Сент-Джонс, скользкий от соли причал, порт, полнившийся скрипом снастей, криками моряков и плеском волн, стылый воздух гавани с горьковатым привкусом льдов. Там был темный широкоплечий силуэт Томаса Свана, тащившего ворох рыболовных сетей через улицу, к воде, и худенький, проворный силуэт Нико Свана, подбиравшего края неводов, чтобы те не волочились по земле. И он был там, Сильви Сван, крошечный, едва поспевавший за ними обоими. Сильви шлепал ногами по лужам, останавливался погладить полосатых портовых кошек, подбирал просоленные обрывки газет, в которые заворачивали треску, и пробовал их на вкус языком. Где-то по дороге он, должно быть, и нашел тот камень. Камень был оранжевый, с золотистыми прожилками, идеально круглый, и Сильви, наверное, долго, присев на корточки, с благоговейным трепетом, не моргая рассматривал его в грязи, пока не услышал окрик: «Сильви! Ты сам домой поплывешь или как?» – и не бросился, схватив находку, догонять отца и брата.
Но событие, которое запомнилось ему, случилось чуть позже – когда он уже сидел на носу «Покорителя морей», держал камень на ладони над вскипавшими белой пеной волнами залива, и у него захватывало дыхание от яркого, блестящего пятна на фоне черных вод. От камня исходило столько света, что казалось, он не может утонуть. Поэтому Сильви стиснул этот восхитительно оранжевый шарик в кулаке, перевернул руку и – разжал пальцы.
Не было даже кругов на воде. Только пригоршня брызг взметнулась. Горланили чайки, молчали скалы, и «Покоритель морей» так быстро проскользнул мимо них в гавань, что Сильви не успел понять, где именно сгинуло его сокровище. Он так и сидел с пустыми руками, не находя слов для того, что сделал.
Те же воды постоянно, ощутимо присутствовали и в его более поздних, отчетливых воспоминаниях. Океан был за кухонным окном их ветхого домишки, когда мать ласково гладила Сильви по руке ладонью, испачканной ягодным соком. Он был рядом, когда на исходе летних дней Сильви вместе с Нико превращал водоросли в змеек, а прибрежные пещеры – в королевские дворцы. Но сейчас, когда он смотрел на океан с нависавшей над водой высокой скалы, ему на память пришел именно тот оранжевый шарик. Воспоминание о камне всегда возвращалось в такие дни, как этот, подернутые особой предштормовой дымкой. В дни, когда ветер еще свеж и слаб, птицы гомонят без умолку, а волны уже обретают беспокойный, жадный, голодный черный цвет.
Сильвестр Сван стоял на галерее маяка, опираясь ладонями о железные перила, смотрел на океан и думал о том, как оранжевый камешек выскользнул у него из руки восемьдесят лет назад.
Тяжелое октябрьское небо где-то спрятало солнце, которое он не видел с понедельника. Когда было совсем пасмурно, Сван записал в вахтенном журнале: НАОВИ – ГАЕТОЯ ШТОРМ. Вчера он добавил к этим словам вопросительный знак. А сегодня решил еще подождать, прежде чем оставить комментарий о погоде.
Собственно, здесь всегда надвигался какой-нибудь шторм, едва лишь печально известные сент-джонсские зимы начинали подбираться по восточному побережью Ньюфаундленда к Норман-Клиффе – Нормановым скалам. Но в этот раз погода ощущалась как-то иначе: в воздухе витала угроза, и Свану было не по себе. Угроза звучала и в криках чаек, разлетавшихся по гнездам, и в грохоте волн далеко внизу, у него под ногами. По правую руку Свана, в Цветочной гавани, царила суета: рыбаки спешили отправиться на дневную ловлю и поскорее вернуться обратно, так что их суденышки едва ли не стукались мачтами у причалов. За гаванью мирно дремал на холме городок Норман-Клиффе: россыпь светлых домиков, обшитых вагонкой с пятнами от сажи из каминных труб, растянулась вдоль серого берега, испещренного черными точками плоскодонок, траченных непогодой, и рыболовных снастей. Слева от Свана местность была необжитой – нагромождение голых, истерзанных ветрами скал тянулось вдаль, насколько хватало глаз. А все остальное перед ним было океаном, бескрайним, пребывающим в вечном движении, рассеченным белопенной полосой там, где волны вскипали на подводной банке[1 - Подводная банка – отмель в океане, глубина на которой значительно меньше окружающих ее глубин.] – на отмели, что кривоватой дугой из песка, камней и рифов, словно рыболовным крюком, охватывала Норман-Клиффс-Бэй – залив Нормановых скал. Она затаилась, наблюдала и ждала, как и все обитатели побережья в этот день.
Определенно надвигался шторм. И ничего поделать с этим было нельзя – оставалось только ждать, когда он разразится.
Что-что, а такое положение дел в здешних краях никогда не менялось.
Сван отвернулся от океана и шагнул с галереи в теплый фонарный отсек маяка. Он протер все стекла – на дверной панели и в окнах, – добрался до самого верха, опираясь скрипучими коленями на скрипучие железные поручни. Начистил латунные детали и каждое из выпуклых увеличительных стекол составной маячной линзы. Надраил металлическое основание, на котором она стояла. Снял нагар с фитиля и вытер масляные брызги в резервуаре под ней. В помещении ярусом ниже, где находился часовой механизм, заставлявший линзу вращаться, Сван проверил все шестерни, затем привел в порядок свои инструменты. За работой он мурлыкал себе под нос, а башня ему подпевала – от белокаменных стен, железных балок потолка и покоробленного влажностью пола как будто разносились высокие ноты незнакомой мелодии.
Когда у него уже урчало в животе и нельзя было дольше тянуть время, откладывая выход из маячной башни, он наконец переключил свое внимание на банкира, который давно топтался внизу на клумбе с гиацинтами, посаженными женой Свана, и заглядывал в окно домика смотрителя.
Справедливости ради надо сказать, что банкир Корт Роланд наверняка и не подозревал, что сейчас он находится не где-нибудь, а в саду. За пять лет, прошедших после смерти Грейс, от сада ничего не осталось – домик смотрителя теперь окружала голая бурая площадка, несмотря на усилия, которые Сван время от времени прилагал, чтобы вернуть цветы к жизни. Некогда здесь повсюду розовели дикие гиацинты, их было так много, что скала сама превращалась в сигнальную цветовую башню, и это вдохновило жителей городка назвать свою гавань Цветочной – в честь гиацинтов, которые они обожали, но не могли запомнить столь замысловатое слово. Те цветы погибли много десятилетий назад, а потом жена Свана сумела вырастить новые на клочке каменистой почвы. С ее уходом из этого мира гиацинты исчезли со скалы окончательно.
И опять же справедливости ради надо отметить, что Сван сам позвал банкира в гости. Два дня назад это казалось хорошей идеей, и, охваченный энтузиазмом, он послал своего пса в город, засунув приглашение ему под ошейник. Однако теперь, всецело осознав перспективу беседы с Кортом лицом к лицу, Сван решил отыграть назад и, спускаясь по ступенькам маячной башни, обдумывал, как бы ему незаметно прошмыгнуть по лужайке между ней и домиком смотрителя. Маяк принялся тихо посмеиваться над ним, с присвистом и шипением, и от этого в узкий лестничный колодец сверху посыпалась сажа, так что Свану пришлось неодобрительно постучать по стене костяшками пальцев.
– Между прочим, я ради тебя стараюсь, – сказал он маяку. – Нечего тут хихикать.
У основания лестницы Сван остановился отдышаться в дверном проеме, все еще размышляя, успеет ли он добежать до черного хода в дом и запереться от банкира – тогда можно будет спокойно доесть остатки ягодного пирога, завалиться на кровать и мирно проспать до полудня. Но Корт Роланд его уже заприметил, обернувшись, и расплылся в зубастой улыбке.
– Мистер Сван! – сказал Корт, без тени смущения отойдя от его окна, когда старик обреченно зашагал к крыльцу. – Рад видеть, что вы в столь ранний час уже на ногах – я думал, в такую ужасную погоду позволите себе поспать подольше. Сдается мне, надвигается шторм.
– Да, – согласился Сван со второй частью его заявления, слегка обидевшись на первую. Он открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Корта Роланда в дом, а сам воспользовался этим, чтобы еще раз окинуть взглядом скалу.
Старый лабрадор Свана по кличке Стой развалился посреди двора. Судя по тому, под каким углом стоял экипаж Корта, его лошади пришлось обходить пса, чтобы попасть во двор. Сейчас она топталась, фыркая и перебирая копытами, слишком близко от головы неподвижно лежащего Стоя, но тот не обращал на нее внимания.
– Стой! – позвал Сван, и пес поднял голову, тихо гавкнув.
Он появился на скале тоже благодаря Грейс, которая придумала ему имя в их первую же встречу, когда грязный бродячий щенок бросился бежать за их повозкой, направлявшейся из города домой, на маяк. Он преследовал их настырно, как голодный медвежонок, не боясь попасть под колеса. «Пошел вон!» – бросил ему тогда Сван, и щенок, поймав его взгляд, плюхнулся задом в грязь. «Стой на месте», – добавил Сван, но при этих словах щенок вскочил и снова устремился за ними. «Он понял это как приглашение остаться с нами!» – засмеялась Грейс, дернув вожжи. Она слезла на дорогу, а щенок, не спуская с нее блестящих глаз, прилег на передние лапы и неистово замахал задранным хвостом. «Стой!» – сказала ему Грейс, и он с разбегу запрыгнул к ней на руки. Имя осталось с псом, а пес – с ними.
Сейчас старый Стой поднялся и потрусил в дом, по пути одарив Корта коротким неприветливым «вуф». У кухонного стола он разлегся на полу, явив на обозрение сероватое пузо. Сван переступил через него, проходя в теплый домик смотрителя, где было всего две комнаты. Угли весело потрескивали с тех пор, как он разжег очаг на рассвете. Ветер, ворвавшийся следом, качнул оранжевую занавеску, за которой стояла его кровать. Корт закрыл входную дверь и потер озябшие руки в перчатках.
Сван сделал глубокий вдох. Ужасная все-таки была идея пригласить сюда банкира. Теперь надо было поскорее со всем покончить.
– Спасибо, что пришли, – сухо сказал он. – Я хотел поговорить о маяке. Отправил в банк десяток писем, но ответа так и не получил…
– Не утруждайтесь, Сван, – взмахнул Корт одной рукой, а второй полез в сумку. – Я прочел ваши письма. – Он достал из сумки стопку бумаги – это были не письма, а какие-то бланки с логотипом «Банка Норманов» вверху, – затем еще одну, и еще.
Сван с тоской подумал о ягодном пироге и завтраке, который теперь откладывался на неопределенное время, но аппетит у него тотчас пропал, едва он увидел верхний документ в стопке Корта. Уверенной рукой черными чернилами поверх текста там было написано: «Отказать».
Сван шумно выдохнул, и башня отозвалась разочарованным эхом. Он устремил взгляд в кухонное окно – ему надо было увидеть ее надежный силуэт, почувствовать это успокаивающее присутствие, полюбоваться, как отражается небо в стекле и металле фонарного отсека на самом верху, как поблескивает белый камень на фоне океана.
Год за годом океан подступал все ближе.
Когда-то от башни до обрыва надо было идти минут пять. Теперь это расстояние можно было преодолеть в полшага, и маяк слегка кренился к поджидающим его внизу волнам.
Свану не нравилось об этом думать. Если он думал об этом слишком часто или слишком напряженно, маячная башня как будто читала его мысли, и потом целыми днями камни жалобно скрежетали и стены обиженно постанывали, а ему не хотелось слышать в этих звуках предвестье конца. «Ты кого-то зовешь, старый друг?» – мысленно обращался к маяку Сван. У башни менялось настроение, как у всех людей, с ней можно было вести беседы, если уметь ее слушать. Поэтому Сван знал, что время еще есть. Знал, что башня предупредит его о начале конца. Но ведь катастрофы можно было бы избежать, если передвинуть маяк подальше от края скалы. Это было обычное дело – вдоль всего Атлантического океана маячные башни через каждые несколько десятков лет обвязывали канатами, поднимали на колесные платформы и отвозили на безопасное расстояние от волн, за которыми они присматривали.
Однако до сих пор в ответ на все запросы о перемещении маяка Корт Роланд, самый богатый и влиятельный человек в Норман-Клиффе, внук последней из Норманов, жившей в этом городе, лишь выражал сожаление. А теперь вот этот документ с клеймом «Отказать»…
– «Банк Норманов» сочувствует вашей беде, – сказал Корт Роланд, и Сван переключил внимание со скалы обратно на банкира. Тот на него не смотрел – голубые глаза шарили внимательным взглядом по комнате, ни на чем надолго не останавливаясь. – Поверьте, нам хотелось бы помочь. Но боюсь, столь внушительные затраты на перемещение Маяка Свана попросту не окупятся.
Все аргументы, тщательно заготовленные Сваном, рассыпались в прах.
– Это меньше трети от суммы расходов на содержание гавани, – все же проговорил он. – Оно ведь определенно того стоит…
– Сожалею, – твердо отрезал Корт. Он по-прежнему не смотрел собеседнику в глаза, но теперь его взгляд замер на подоконнике, где Сван хранил письма от жены. Свану казалось, что от этих писем по-прежнему пахнет сент-джонсскими утрами, и перед его мысленным взором при виде их возникал образ Грейс, сидящей за своим желтым письменным столом у окна в дождевых каплях.
Он уже начинал испытывать раздражение, но тут Корт наконец повернулся к нему:
– Как я сказал, это будет слишком крупное вложение, которое не принесет никакой выгоды.
«Оно принесет безопасность твоему городу, – хотел сказать Сван, – яркий свет берегу, путеводный огонь каждому идущему в твою гавань кораблю, чьи деньги и товары ты счастлив будешь заполучить». Но прежде чем он успел раскрыть рот, Корт продолжил:
– Однако, – сказал банкир, побарабанив пальцами по стопке документов, – я рассказал о вашей проблеме моей бабушке. Она тоже загорелась желанием вам помочь, как вы можете догадаться, учитывая, сколь много у нее связано с этим маяком. И у нее есть интересное предложение.
За окном снова заскрежетали камни маячной башни, на этот раз громче, угрожающе. Но Сван пропустил это мимо ушей, потому что голубые глаза Корта в тот самый момент превратились в глаза его бабки – прозрачные, яркие, блестящие на фоне темной скалы в маленькой бухте, – и он как будто снова услышал ее насмешливый голос: «Я подумала, чашки тебе не нужны, если ты хотела отдать их Сильви…»
Столько времени прошло… Какое Абигайл Норман теперь дело до маяка?
– Что за предложение? – осторожно спросил Сван.
– Бабушка рассказала мне о дарственной, которую она когда-то вручила Нико, вашему брату, – ответил Корт. – Если дарственная на законных основаниях вернется в банк, мы еще раз рассмотрим вопрос о выделении денег на перемещение маяка.
Дерзость Абигайл вызвала у Свана приступ гнева. «…Она когда-то вручила Нико, вашему брату…»
Сейчас Абигайл не заслуживала ничего из того, что принадлежало Нико.
Когда-то на этой самой скале, задолго до появления здесь маяка, их было пятеро – Сильви, Нико, Софи, Питер и Абигайл. Они лежали на спинах в густой траве; над ними сквозь листву сочился тягучими каплями меда солнечный свет; на коже блестели кристаллики ньюфаундлендской соли. Каждое лето пятеро детей наблюдали отсюда за птицами – крачками, моевками, кайрами, которые резвились на побережье; за китами, чьи упругие лоснящиеся спины, словно отлитые из черного каучука, лениво высовывались над волнами. А каждую весну все пятеро приходили сюда смотреть на айсберги – белые плавучие льдины, такие огромные, что издалека казалось, будто это целые корабли, медленно идущие под парусами из замерзшей столетия назад воды, в блаженном неведении, что приближаются к гибели, которую неминуемо принесет им теплое течение.
Сван сомневался, что Абигайл все еще помнит те времена.
– Значит, деньги на маяк она предлагает в качестве платы? – уточнил Сван. – И если я не отдам вам дарственную, вы мне не поможете? Корт, у меня нет ничего из вещей Нико. Мой брат умер почти семьдесят лет назад.
– Тогда, может быть… – задумчиво начал Корт, устремив глаза на маяк поверх плеча Свана. Жадные голубые глаза. В точности как у его бабки. – Может быть, я сам поищу?
Но Сван достаточно от него выслушал. Он снова подумал о пятерых ребятишках на скале, смотревших на птиц, на китов и на льдины. Уже тогда ошибки Абигайл дорого им обходились, даже если сами они не придавали тому значения. И никто из них не подозревал, что ее самая страшная ошибка приведет к строительству этого маяка.
Все, что сейчас нужно было Свану, – это позавтракать ягодным пирогом.
– Думаю, наш разговор окончен, мистер Роланд, – спокойно сказал он, так стремительно шагнув к двери, что Стой всполошился. – Спасибо, что потратили время, но ваше предложение меня не заинтересовало. А теперь вам стоит заняться своими делами, пока не поздно, потому что, как вы верно заметили, надвигается шторм.
Мари
2014 год
В шестидесяти одной с половиной мили[2 - Около 100 км (1 миля =1,6 км).] от южной оконечности Греции лазурно-синее Средиземное море лениво шлепало волнами о покрытые пятнами ржавчины борта научно-исследовательского судна «Меркурий». Вокруг корпуса корабля, от которого тянулся вниз дрожащий от натяжения кабель-трос, простиралась сверкающая зыбь, колыхалась и мерцала, размеченная позолоченной солнцем морской пеной, плавниками шустрых дельфинов и неспешно идущими вдалеке круизными лайнерами. Июньский бриз скакал по гребешкам легких волн, обдавая судно запахом водорослей.
Но ничего этого не видела Мари Адамс – она сидела в пурпурном полумраке лаборатории «Меркурия», сжимая в руках рычаг управления глубоководным роботом, который поднимался с морского дна.
– Тим! – бросила Мари в сторону открытого люка, не отрывая глаз от мониторов. Справа от нее стоял экран гидролокатора, и желтая полоса ползла по плотному сине-зеленому скоплению пятен. На экране слева колыхалась илистая тьма в четырех тысячах футов[3 - Около 1200 м (1 фут = 30,48 см).] у нее под ногами. – Механизм в порядке?
– Если с ним что-то случится, уж поверь мне, ты сразу узнаешь, – отозвался с палубы Тим. – В основном по громкому всплеску и моим воплям.
Мари усмехнулась и бросила взгляд в проем люка – ее коллега стоял у лебедки, наблюдая, как на барабан фут за футом наматывается нескончаемый кабель-трос. Тим был в своей любимой винтажной рубашке с эмблемой Океанографического института Скриппса[4 - Институт был основан в 1903 г. в Сан-Диего, Калифорния. Является одним из старейших и крупнейших центров океанологии.] на спине – силуэтом корабля и трезубца. Эмблема была перечеркнута жирной черной полосой машинного масла – меткой, оставленной другим кабель-тросом много лет назад. Полоса пролегла по рисунку ватерлинией[5 - Ватерлиния – линия соприкосновения воды с корпусом плавающего судна.], как будто только самая верхушка корабля осталась над водой, и это всегда напоминало Мари о постере, который висел в ее детской спальне. На нем мультяшный галеон, весь в водорослях и причудливых наростах, стоял вертикально на морском дне, а его мачты торчали из воды. Иллюминаторы галеона были задраены, на пушках все еще горели фитили, и пират в плававшей рядом шлюпке торжествующе указывал на развевавшийся над галеоном флаг. Мари тысячу раз засыпала, глядя на него. Но впоследствии выяснилось, что затонувшие корабли редко выглядят так же, как на этой картинке, – гордыми, целыми, удобно расположившимися на дне. Обычно останки кораблекрушений выглядят, как останки: корпуса и мачты разбиты, разломаны, разметаны жестоко и безвозвратно.
Корабли, призванные покорять моря, вместо этого гниют в донном песке, разорванные морями в клочья.
На другом конце кабель-троса, который вытягивала лебедка Тима, был ТНПА – телеуправляемый необитаемый подводный аппарат, а попросту глубоководный робот, такой старый и своенравный, что Мари опасалась, что он однажды наплюет на ее команды и отправится самостоятельно исследовать морское дно где ему вздумается. В начале этой экспедиции, шесть недель назад, они уже лишились одного ТНПА – его кабель-трос зацепился за обломки на первом из мест кораблекрушений, которые они изучали, и лопнул, как зубная нить. Потеря первого робота была ударом под дых – показатель их финансовых резервов начал приближаться к критическому, сменив цвет воображаемого сигнала с бледно-зеленого на тревожно-красный. Потеря второго робота будет означать крах всего предприятия.
Мари нажала несколько клавиш на панели управления, пододвинув ее ближе к себе.
Рядом с экраном, на который передавал видео ТНПА, светился монитор гидролокатора, окрашивая ее руки неоново-зеленым. Густая россыпь огоньков неопровержимо свидетельствовала о том, что на песчаном дне лежит нечто созданное руками человека – искусственные объекты проявляются на экране четкими линиями и плотными формами, тогда как природные представляют собой переплетение размытых кривых. Эта россыпь имела форму ягоды – большое яркое пятно, из которого торчит хвостик-веточка. Так они и обозначили для себя затонувший корабль – «Вишня», чтобы не спугнуть удачу, поддавшись искушению признать его заранее тем, что команда Мари надеялась здесь найти, то есть останками парохода «Калифорниец».
«Калифорниец» был белым китом Мари, неуловимым Моби Диком, на протяжении всех двадцати лет ее профессиональной деятельности. Тот самый «Калифорниец», британский военный транспорт, подбитый во время Первой мировой войны. Солдат и команду матросов успело эвакуировать сторожевое судно, а пароход затонул, оставив за кормой и войну, и собственную дурную славу. Ибо за три года до того, как его погубила торпеда, «Калифорниец» погубил сам себя.
В апреле 1912 года, во время самого обычного торгового рейса, когда «Калифорниец» вез лесоматериалы из Ливерпуля в Бостон, капитан остановил его в Северной Атлантике, заметив ледяное поле впереди. Судовой радист Сирил Эванс передал предупреждение всем кораблям в этом районе океана, в том числе гигантскому пассажирскому лайнеру «Титаник» судоходной компании «Уайт Стар Лайн». Рабочая смена Эванса закончилась, и он отправился спать. Вскоре после этого члены команды «Калифорнийца» увидели неподалеку белые сигнальные огни. Они разбудили своего капитана, Стенли Лорда, и по его приказу попытались установить контакт с неизвестным судном при помощи ламп Морзе. Поскольку их радист спал, радиотелеграф молчал остаток ночи.
Световые сигналы «Калифорнийца» остались без ответа. А вскоре огни другого корабля и вовсе исчезли – команда «Калифорнийца» решила, что он тронулся в путь и покинул пределы видимости. Оставалось надеяться, что у него все в порядке. Однако на следующее утро стало известно, что случилось нечто немыслимое: таинственное судно оказалось «Титаником», и пока «Калифорниец» спал, оно затонуло. Его огни исчезли из виду не потому, что корабль благополучно продолжил путь, а потому, что вода затопила последний судовой котел огромного парохода.
Вскоре весь мир обвинил «Калифорнийца» в том, что он не пришел на помощь тонущим пассажирам «Титаника». Весь шквал ненависти принял на себя капитан Лорд, но до самой смерти он отрицал свою вину. Ведь «Титаник» был одним из судов, которых «Калифорниец» предупредил той ночью об айсбергах, дважды. И не его вина, если «Титаник» проигнорировал предупреждение. К тому же громкие заявления о непотопляемости этого гигантского лайнера заставили команду «Калифорнийца» потерять бдительность – ни одному моряку и в самом страшном кошмаре не привиделось бы, что случившееся с «Титаником» в принципе возможно.
Впервые эту историю Мари услышала однажды вечером, когда еще училась в начальной школе. Они с мамой смотрели документальный сериал о расследованиях катастроф, уютно устроившись перед телевизором на диване. Мари тогда испытала потрясение, и рассказ о «Калифорнийце», словно рыболовный крючок, застрял в ее памяти навсегда. Она не забывала о нем на протяжении трех морских археологических экспедиций и бесчисленных часов, проведенных под водой с преподавателями из Института Скриппса. «Калифорниец» маячил на ее мысленном горизонте, когда она изучала приливы, окисление металлов и премудрости подъема обломков кораблекрушений. И на каждый из десятков водолазных проектов, последовавших затем, куда более важных и значимых, падала тень парохода, терпеливо ждавшего ее и манившего.
Поначалу все шло как по маслу – найти инвесторов оказалось легко, ведь слава «Титаника» открывала перед искателями любые двери, хотя «Калифорниец» был уже совсем другим кораблем к тому времени, когда его подбила торпеда. Теперь было ясно, что везение долго не продлится, учитывая изношенное оборудование и взятое в аренду старенькое исследовательское судно. Но Мари это уже не беспокоило – она была намерена довести дело до конца, даже если ей придется вернуться сюда на гребной шлюпке.
Наконец ТНПА показался из воды, Тим с остальными пятью членами их команды подняли его на борт, и Мари завладела двумя пластиковыми контейнерами, наполненными обломками, которые робот собрал на месте кораблекрушения. Пока что «Вишня» вполне оправдывала ожидания. Четыре дня назад им удалось найти богатый «культурный слой» – видимо, в том месте, где были каюты экипажа. Робот принес пуговицы, кухонную утварь и даже сломанную фоторамку (снимок, конечно, не сохранился). С тех пор они несколько раз гоняли робота туда-обратно, очищали предметы в резервуарах с пресной водой в лаборатории и большинство уже отправили в Грецию и в Сан-Диего для более сложных исследований. Компьютерное сканирование, электролиз и анализ геохимического состава помогут точно определить, что именно они нашли. «Вишня» была вторым из четырех затонувших кораблей, которые Мари и ее команда наметили для изучения в этой экспедиции. Первый оказался пустышкой. Если и «Вишня» в итоге их подведет, Мари надеялась выяснить это побыстрее и перейти к следующему.
– Что ж, по крайней мере, это явно пароход, – пробормотала она, поставив контейнеры с новой добычей на стол в лаборатории под тусклым пурпурным светом. Грязь, покрывавшая их содержимое, была черной, и в придонном иле виднелись обломки какой-то горной породы. Каменного угля, конечно же. Многообещающий признак, но пока что он ничего важного не доказывал.
– Точно пароход. – Тим опрокинул первый контейнер в резервуар, и Мари понаблюдала, как угольная пыль, поднявшись со дна, затягивает пленкой поверхность воды. Тим собрал ее черпаком с сеткой.
Мари поворошила вещи с затонувшего корабля пластиковой линейкой. Пресной воде понадобится некоторое время, чтобы очистить обросшие ракушками металлические предметы, чей облик исказился до неузнаваемости. Но некоторые из них и так можно было опознать: половина керамического блюда, пряжка от ремня кителя, пригоршня пуговиц, серебряная запонка. Мари перешла к другому контейнеру – и охнула. Среди обломков дерева и металла на дне поблескивали два золотых полуорла[6 - Полуорёл – золотая монета номиналом 5 долларов, находившаяся в обращении в США с конца XVIII в. по 1929 г. Десятидолларовая монета называлась «орёл» (прим. пер.).]. Она видела их и раньше, на трансляции с камеры ТНПА, но надеялась, что ошиблась. Потому что это ставило крест на ее священном граале кораблекрушений. Потому что американскому золоту нечего было делать на британском военном транспорте. Потому что, если на «Вишне» есть хоть одна вещь, которой там быть не должно, это уменьшает шансы на то, что «Вишня» – «Калифорниец».
Тим перехватил ее взгляд и сочувственно улыбнулся. Официально он давно был на пенсии, лечил свой артрит, расползавшийся по суставам рук и позвоночнику, и пришел сюда с ней на «Меркурии» лишь в качестве одолжения, из доброго отношения к Мари. Так что ей вдвойне не хотелось, чтобы для него это стало пустой тратой времени. Она злилась на себя за то, что помешала совместной работе Тима и Гектора – его коллеги и своего преподавателя, а также добрейшего человека из тех, кого ей доводилось встречать в жизни. Оба они заверили Мари, что это будет приятная прогулка и развлечение для Тима, но она знала, что ничего приятного тут нет.
– Не делай преждевременных выводов, – посоветовал Тим. – Давай отправим все это Гектору. Мало ли что… Посмотрим, что он сможет сделать.
– Конечно. – Мари не сводила взгляд с золотых долларов. – Может, Гектор превратит их в фунты?
– Не говори так. В любом случае, у нас еще есть в запасе два затонувших корабля.
– Я помню. – Она покосилась на скопление пятен в форме вишни на экране, ниже которого были прикреплены к переборке три другие распечатки с гидролокатора. Их первый объект, под рабочим названием «Герой», судя по состоянию металла, затонул лет на двадцать раньше «Калифорнийца». После «Вишни» им предстояло обследовать «Урсулу» и «Горизонт». Каждый из двух последних подавал надежды – по разным причинам. Да и само по себе наличие в их списке четырех мест кораблекрушений было поразительной удачей, учитывая, что эти четыре финалиста определились в процессе многолетних исследований десятков других объектов на морском дне.
«Тим прав, – решила в конце концов Мари. – Да и время у нас еще есть».
– Доктор Адамс! – заглянул в лабораторию один из техников. – Стюарт Нобл на связи. Требует вас. Голос у него нерадостный…
– Ну отлично… – Мари отошла от резервуаров.
– Будь с ним полюбезнее, – напутствовал ее Тим. – И дай понять, мол, мы знаем, что делаем.
– Непременно, – кивнула Мари. Оставалось надеяться, что они действительно знают.
* * *
В детстве Мари Адамс часто снился один и тот же сон: обломки затонувшего корабля поднимались из глубин и проглатывали ее целиком. Сначала была только тьма, потом проломленные шпангоуты[7 - Шпангоут – поперечное ребро корпуса судна, придающее ему поперечную прочность.] корабельного корпуса расходились, как челюсти, и втягивали ее внутрь. Наверно, виновата была в этом картинка на постере. А может, тот факт, что ее мать была первой женщиной, получившей в Институте Скриппса должность водолазного инструктора. Мать, миниатюрный сгусток энергии, постоянно бросала вызов этому миру, который твердил ей, что она не так выглядит, не так ведет себя, не так думает, и упорно шла вперед, вернее, погружалась все глубже и глубже. Океаны хранили столько тайн для искателей, и Мари всегда была заложницей нескончаемой маминой охоты за открытиями.
А потом случилась дорожная авария – плохая погода, занос… Пустой дом, похороны, еда на поминках, вкус которой Мари не помнила. Сны о затонувшем корабле после этого стали еще мрачнее: пасть со сломанными бимсами[8 - Бимс – поперечная балка, поддерживающая палубу.] вместо клыков хватала ее, затем вдруг исчезала, и каждый раз ее тело опускалось все ниже, все дальше от неба.
Она так и уходила на глубину очертя голову во сне и наяву. Ну изранят ее обломки бимсов, ну скроют от нее солнечный свет – и что? «Будь осторожна, – предупреждали ее другие водолазы. – Сбавь обороты, не спеши». Но осторожность не гарантирует полной безопасности, а неспешность, как она усвоила, никогда не даст тебе заплыть настолько глубоко, насколько ты хочешь.
Впрочем, на инвесторов такой энтузиазм особого впечатления не производил, хотя Мари старалась не ради них – по крайней мере, не ставила себе это главной целью. А у данного, отдельно взятого инвестора, у Стюарта Нобла, и вовсе было слишком много собственных соображений по вопросам, относящимся к ее компетенции. Мари отвела подальше от уха трубку спутникового телефона, пока он громогласно выражал недоумение, почему она попросту не привинтит к своему ТНПА прожектор помощнее или не отправит на дно живого дайвера вместо робота, и советовал увеличить количество рабочих часов, чтобы лучше справляться с поставленными задачами. Мари, выслушивавшей это всё, хотелось одновременно смеяться и скрипеть зубами от злости. От первого она кое-как удержалась, от второго – нет. К счастью, Стюарт Нобл был из тех, кого легко поставить на место. Один раз ей уже удалось его успокоить: пару недель назад Мари рассказала ему о золотых монетах, которые она увидела тогда впервые на экране с видеотрансляцией от ТИПА, без зазрения совести преувеличив их ценность. Ей не казалось зазорным слегка покривить душей, чтобы выторговать себе немного времени.
Играть в правильные игры с миллионерами она никогда не умела. Научный интерес – это одно, а жажда славы – совсем другое. Поэтому ей очень нужны были такие люди, как Гектор, – люди, у которых мысли и чувства никогда не отражаются на лице. Гектор и мраморную глыбу уговорил бы стать спонсором любого проекта. Именно он убедил Стюарта Нобла вложить три миллиона в ее экспедицию. Привлекать Гектора снова к этому делу Мари казалось несправедливым – она и так уже отобрала у него близкого друга и лодку, но ей ужасно не хватало сейчас его врожденной магнетической харизмы, которая действовала на всех без исключения. Мари сама была свидетельницей того момента, когда она подействовало на Тима во время какого-то благотворительного мероприятия по сбору средств для городского аквариума. У Тима бокал чуть не выпал из рук. Он был убит наповал – Мари прочла это в его глазах. И с тех пор Гектор и Тим работали вместе – им как-то удавалось справляться с расстояниями и разницей в часовых поясах, когда они разъезжались в разные экспедиции. Мари это поражало.
В ее жизни всегда все было иначе. Мужчины вели себя с ней как спасители, будто водолазное дело было опасным хобби, которое она специально выбрала, чтобы произвести на них впечатление, и с радостью откажется от него, как только уловка сработает. Ее отношения с людьми заканчивались, когда ей прилетало обвинение: «Ты слишком много работаешь», – и она всякий раз не знала, что на это ответить. Как можно работать «слишком много» над тем, о чем ты мечтала еще до того, как смогла четко сформулировать эту мечту? Одно и то же обвинение звучало во время каждой ее водолазной экспедиции, не только когда она начала искать «Калифорнийца». Хотя «Калифорниец» уж точно не способствовал налаживанию новых связей с окружающими. Но Мари никогда ни о чем не жалела. Пусть все Гекторы и Тимы в мире наслаждаются интересной работой в аквариумах, ей, Мари, куда лучше всегда было здесь, в открытом море. Прямо здесь, в таких вот плавучих кастрюлях с электроникой. Море непредсказуемо, оборудование может в любую минуту выйти из строя, но ни в том, ни в другом нет ни грамма лицемерия, ничего иного они и не обещали, а ей не надо было ни за что оправдываться перед морскими течениями и рифами.
– Доктор Адамс! – рявкнул Стюарт, и Мари, очнувшись, снова приблизила трубку к уху. – Вы меня поняли?
– Да, – машинально ответила она, но решила уточнить: – Хотя лучше повторите еще раз. Спутниковая связь у нас тут не очень, простите. Сигнал плохо ловится.
Винить в том, что Стюарт произнес ей прямо в ухо следующие слова громко и отчетливо, Мари было некого, кроме себя самой:
– Я сказал: меня не радует тот факт, что я третий год предоставляю вам собственные деньги и оборудование, а взамен не получаю ровным счетом ничего! Я выполню свои обязательства по контракту до конца, но продлевать его не намерен.
У Мари потемнело в глазах. «Невозможно… Только не это… Не сейчас, когда я уже так близко к цели…»
– Если в течение следующих двух недель вы что-нибудь найдете, я, разумеется, пересмотрю свое решение, – бодро добавил Стюарт.
Две недели – мизерный срок. Мари рассчитывала на три месяца. Если подтвердится, что «Вишня» не «Калифорниец», у них не будет времени на исследование другого объекта. Если выяснится обратное, не будет времени это доказать.
– Стюарт, – проговорила Мари, – у нас действительно есть прогресс. Сегодня мы даже достали те золотые монеты. Я могу переслать вам видеозапись, тогда вы…
В трубке щелкнуло, и механический голос невозмутимо проинформировал ее, что сеанс связи прерван из-за слабого соединения.
* * *
В лабораторию Мари вернулась на автопилоте. «Всё глубже и глубже…» Эта экспедиция была ее личным проектом. Обеспечивать финансирование было только ее обязанностью. Значит, она найдет деньги. Так или иначе. Но сейчас, когда Мари смотрела в открытый люк на морской простор, ей на мгновение захотелось, чтобы не было здесь никаких затопленных кораблей, чтобы остались только она и море и чтобы море заполнило собой все пространство, которое она ему откроет, вытеснив мысли, не дающие ей покоя, вроде тех, о «Калифорнийце». Пусть исчезнет разница между спасательным кораблем и кораблем, спящим на дне. Пусть оба они тесно срастутся во мраке – один, сверкающий, под самыми звездами, и другой, медленно уходящий все глубже в пучину.
Сван
1913 год
Имя Абигайл Норман занозой сидело в мыслях Свана еще долго после того, как ее внук Корт Роланд удалился, вручив ему стопку документов – «Держите их у себя, хорошо? Почитайте повнимательнее, если будет время», – и после того, как Сван вышел из задумчивости, решив все-таки не упустить того, что ему осталось от утра.
Документы, конечно же, придется прочитать, он это понимал. Придется как-то продраться через весь этот ворох бумаг, чтобы понять, чего хочет Абигайл. Маяк нужно было спасти во что бы то ни стало. Но так неприятно было сегодня услышать ее имя, что Сван никак не мог заставить себя взяться за документы и вместо этого взялся за еду, хранившуюся в ящике со льдом. Даже ягодный пирог показался ему кислее, чем надо.
Теперь семейство Норман еще и завтрак ему испортило.
Не нравилось Свану такое нарушение однообразного хода вещей на скале. Однообразие давало ощущение безопасности, особенно здесь, где его так трудно было добиться. Однообразие было роскошью на острове, у которого океан то и дело что-нибудь забирал. Сван еще острее это чувствовал после того, как умерла Грейс, хотя океан в ее смерти не был повинен. Единственным свидетельством той ночи осталось одно из стекол в фонарном отсеке, отличавшееся по толщине от других. Первое стекло Сван разбил камнем, охваченный гневом от того, что башня с легкостью показывала ему океан на мили вокруг и не помогла рассмотреть, что происходит с близким человеком. Башня высвечивала для него подводные скалы и огромные волны, но скрыла крохотные сгустки крови в венах Грейс – они разбухли, скопились, застряли и убили ее. Стекло, которым пришлось заменить то, разбитое, было не таким прочным.
С потерей жены он давно смирился, и теперь ее смерть отзывалась в нем лишь тупой болью. Эта потеря аккуратно, почти уютно пристроилась где-то в районе сердца Свана и казалась безопасной. Но была и другая, давняя, память о которой разбередило имя Абигайл, и она заворочалась глубоко внутри, раня острыми углами. Сван постарался выбросить мысли об этом из головы. Он вычистил кухню и убрался в спальне. Сходил к лошади в стойло, проверил колеса повозки, отметил для себя, что нужно заменить проржавевший засов на дверях сарая, где хранилось масло для маяка. Потом они со Стоем сидели у окна, дремали и смотрели на океан, как всегда делали на излете утра.
Но в этот раз все было иначе. В этот раз рядом незримо присутствовала Абигайл Норман.
* * *
Долгими ленивыми летними днями пятеро детей каждый год проводили время, бегая наперегонки по хвойным лесам среди пестрых болот, поросших полевыми цветами и морошкой, догоняли пугливых кроликов и тонконогих оленей, а то и просто сломя голову мчались туда, куда подует ветер. Нико и Сильви Сваны, Питер и Софи Меттл, а с ними Абигайл Норман носились по берегу во всю прыть.
Уже тогда Абигайл была не такой, как остальные. Об этом позаботился тот самый человек, который столетием раньше основал Норман-Клиффе. Эндрю Норман был бизнесменом, он владел банком, корабельной мастерской, земельными угодьями. Владел, но не управлял. Однажды он переселился на одинокие скалы к югу от Сент-Джонса, бросив свои большие корабли, роскошный дом и громкое имя, а потом двинулся дальше, оставив позади усадьбу на холме и ничем не примечательный рыбацкий поселок у его подножия.
Какое-то время поселок жил сам по себе.
Но годы спустя после отъезда Эндрю Нормана местный рыбак вернулся с Большой Ньюфаундлендской банки и привез столько рыбы, сколько никто здесь еще не видел. Капитан Чарлз Меттл – а звали его именно так – объявил, что покончил с промыслом и уходит на покой. Этот человек занял усадьбу на холме, и поскольку он был в здешних краях героем, никто ему не помешал. В особняке Меттл открыл таверну и давал местным рыбакам за их улов лучшую цену в окрестностях. Незабвенную скалу он превратил в сад, вскипавший каждый год пурпурно-розовой пеной гиацинтов. Порт Норман-Клиффе быстро прославился и тем, и другим, Цветочная гавань, как и требовало ее название, начала процветать.
Тем временем на совсем другом побережье, на Ист-Ривер в городе Нью-Йорке, Эндрю Норман обзавелся женой и тремя детьми. Младший сынок оказался капризным ребенком – он не хотел есть, не хотел спать и все время плакал. «Ему нужен свежий воздух, – сказали врачи. – Это успокаивает нервы». В результате Норманы отправились в плавание обратно к Норман-Клиффе. Мальчик кричал без умолку всю дорогу. А в усадьбе семейство Норман было встречено изумленными взорами нескольких десятков незнакомцев, наслаждавшихся ланчем у них на заднем дворе.
Эндрю Норман собирался устроить скандал. Но кое-что его остановило. В тот самый момент, когда взгляд его младшего сына прошелся по рядам гиацинтов, малыш перестал кричать, засунул в рот большой палец и задумчиво уставился на океан. Все дальнейшие свои детские годы он был образцовым ребенком, тихим и уравновешенным.
А Эндрю Норман ничего не сказал захватчикам и построил вторую усадьбу на другом склоне холма. Но он не любил людей, посягающих на его собственность, и относился к капитану Меттлу настороженно. Капитан Меттл, в свою очередь, не любил людей, которые бросают свою собственность в негодном состоянии, а потом норовят прийти на все готовое, и настороженно относился к Эндрю Норману.
Обе усадьбы много лет благоденствовали, а Цветочная гавань у подножия их холма полнилась кораблями. В то время, когда родился Сильви Сван, второй особняк принадлежал уже Фрэнсису Норману, великану с суровыми глазами, который швырял камни в кроликов, слишком близко подбиравшихся к его саду, и души не чаял в своей единственной дочери Абигайл. До замужества она оставалась последней из Норманов, носивших эту фамилию.
У пятерых ребятишек были свои любимые места на берегу – каменоломня с отвесными стенами карьера, где добывали белый камень; густые заросли кустарника с красной листвой, где таились ручьи, овраги и звериные норы; пляж, где волны лениво шуршали галькой. Но самым любимым их местечком оставалась маленькая скальная бухта. Она находилась у подножия самой высокой скалы; вогнутую идеальным полукружием каменную стену обрамляла полоса песка, а море, проникавшее в бухту, образовывало внутри глубокий бассейн. В те времена там еще не было лестницы, только выемки и выступы в скале, идеально подходящие для детских пальцев рук и ног, – так пятерка друзей и спускалась в бухту.
Однажды летним днем Нико, как всегда, спустился первым – в свои одиннадцать он был самым старшим и уже мечтал стать капитаном. Нико плескался в воде, пока остальные еще ползли по камням. Второй финишировала десятилетняя Абигайл, затем Питер и Сильви – обоим было по семь. Пятилетняя бедняжка Софи как всегда отставала.
– Абига-а-а-айл! – донесся сверху ее голосок.
Абигайл Норман спряталась в глубине бухты под выступающим камнем так, чтобы Софи ее не видела, и давилась смехом, зажимая себе рот обеими ладонями.
– Эй, – покачал головой Питер Меттл, – ну чего ты? Она же маленькая.
– Я не виновата, что она маленькая, – зыркнула на него Абигайл.
Сверху послышался шорох, показались ноги Софи Меттл – последние несколько футов она, сорвавшись, проскользила по скале, поцарапалась и, плюхнувшись на песок, закусила губу, чтобы не расплакаться.
– Я хотела показать тебе цветочек, Абигайл, – неуверенно пояснила она.
– А это тебе, Соф. – Питер вынырнул с половинкой чашки в руке. Чашка была разрисована зелеными розочками. – Подарок от бухты.
Нахмуренный лоб его сестры тотчас разгладился.
Бухта была щедра на подарки. Она была расположена так, что приливные волны с отмели, ударявшиеся о скалы, создавали у берега течение, которое заносило внутрь и обломки кораблекрушений, и потерянные в заливе вещи. Норман-Клиффс-Бэй был настоящей ловушкой для несведущих мореходов. Некоторые капитаны так боялись налететь на отмель, что пытались обойти ее слишком близко к берегу и в результате налетали на скалы.
Но кораблекрушения здесь редко бывали гибельными – рыбакам из города Норман-Клиффе удавалось отбуксировать большинство судов в гавань, подлатать их и отправить в дальнейшее плавание. А вот грузу не так везло – большинство вещей оказывались за бортом и заканчивали свое плавание в скальной бухте. Все местные знали об этой ее особенности и после очередного кораблекрушения всегда устремлялись туда целыми толпами взглянуть, что там можно выловить и продать. Поживиться в бухте можно было чем угодно – от древесины и снастей до серебра и фарфора. Однако между кораблекрушениями она всецело принадлежала пятерым ребятишкам.
Нико прыгнул в воду, вынырнул возле природной арки над узким входом в бухту, за которой начиналось открытое море, и крикнул:
– Посчитай мне, Софи!
Его длинные мокрые волосы облепили шею, серые глаза сияли.
– Одна… – с энтузиазмом начала Софи считать волны – они вкатывались в бухту, а Нико подныривал под каждую. – Вторая… третья… давай!
И Нико, оседлав четвертую волну, самую большую, на одну захватывающую дух секунду завис, словно стоя на ее гребне, и дотянулся до уступа скалы – теперь в руках у него был камень, под ногами вода. Он ловко вскарабкался вверх, так, что его не достала пятая волна. Софи, Питер и Сильви восторженно орали и хлопали в ладоши; Абигайл лишь похмыкивала себе под нос. Когда Сильви впервые попробовал повторить за братом, он не смог даже уцепиться за камни, потому что его накрыла следующая волна, оторвала от скалы и стремительно понесла к океану в кипении пены, так что Нико пришлось прыгать за ним и вытаскивать на берег. Но сам Нико мог проделать акробатический бросок на скалу с закрытыми глазами.
– А это кусок от другой, Соф, – сказал Сильви, нырнув и достав еще одну половинку чашки.
Нико тем временем приплясывал на уступе, громогласно распевая мимо нот:
Жди меня, пока я в море,
На просоленном просторе,
Крепче леди свою обнимай,
Счастливые звезды считай!
– Наверно, посуду смыло с того торгового судна на прошлой неделе, – добавил Сильви.
– Отец говорил, оно пришло с пробоиной в днище, – сказал Питер. Его отец, Уильям Меттл, был в Норман-Клиффе лоцманом, специалистом по подводной банке – он ходил на своей посудине под названием «Как ей это понравится» вдоль побережья и помогал другим кораблям пройти через отмель в Цветочную гавань. Питер унаследовал его осторожность и внимательный, цепкий взгляд. – Команда сбросила груз, чтобы уменьшить осадку.
– Ремонт много времени не займет, – прервал песню Нико. – То судно пришвартовалось рядом с нашим «Покорителем морей» пару дней назад, я его видел.
Абигайл, до сих пор делавшая вид, что все происходящее в бухте ее не интересует, при этих словах перестала перебрасывать камушек из ладони в ладонь и взглянула вверх, на Нико.
– А мой отец сказал, что им не надо было сбрасывать груз, – заявила она. – Он сказал, им достаточно было дождаться, когда снова начнется прилив.
– «А мой отец сказал!» — передразнил ее Питер. – Когда твой отец в последний раз подходил хоть к одному из своих кораблей-то?
Остальные засмеялись – всем было известно, что Фрэнсис Норман предпочитает управлять своими кораблями из дома и брезгует мочить ножки.
– Вообще-то им правда стоило подождать, – примирительно сказал Нико, когда Абигайл сердито надула губы. – Но даже так они все равно не прошли бы над отмелью.
Они с Питером завели разговор об отцовских парусниках, а Сильви устремил взгляд на отмель. Подводная банка пугала его, хотя он ни за что не признался бы в этом Питеру и Нико. Ему не нравилось думать о камнях, таящихся под волнами так близко к поверхности океана, о темной незыблемой массе внутри того, что, наоборот, пребывает в вечном движении. Позднее он порой задавался вопросом, не там ли нашел приют его оранжевый камень, не для того ли океан забрал его, чтобы дать понять, что детская наивность Сильви – лишнее качество в здешних краях…
– Сильви! – крикнула Софи ему в ухо, внезапно навалившись сзади на плечи, и тут же отскочила.
Он обернулся – девочка смотрела на него огромными глазами, спрятав руки за спину.
– Угадай, в какой руке!
Сильви наморщил лоб на секунду, сделав вид, что задумался, и Софи захихикала. Тогда он хлопнул ее по правому плечу – и она с торжествующим визгом предъявила пустую ладошку. Абигайл наблюдала за ними прищурившись. Затем встала и подошла ближе, изобразив дружескую улыбку:
– Можно мне посмотреть на твои чашечки, Соф? Пожалуйста.
Софи замерла в нерешительности. Старшую девочку она боялась, но вместе с тем благоговела перед ней и в конце концов неохотно протянула Абигайл обе половинки чашек, которые были у нее в левой руке. А Абигайл стремительным ловким движением выхватила их и швырнула в скалу.
Каким-то чудом одна половинка уцелела – отскочила и упала на узкую полосу песка, а вторая разбилась, и обломки канули в воду. Глаза Софи заблестели от слез. Абигайл невинно развела руками:
– Я подумала, чашки тебе не нужны, раз ты хотела отдать их Сильви.
– Абигайл… – покачал головой Питер, взъерошив пятерней свои густые волосы – была у него такая привычка.
Софи решительно сжала зубы и шагнула к воде – собралась нырнуть за осколками. Она всегда норовила повторять за друзьями и делала это в полной уверенности, что у нее все получится. А у Сильви сжалось сердце, когда он увидел, как девочка карабкается на камни и встает, опасно покачиваясь, над водой. Но тут раздался голос Нико:
– Я достану их, Соф! – Он осторожно слез по скале ниже, и еще ниже, совсем близко к волнам.
Питер нервно ерошил себе волосы. У Абигайл глаза ехидно поблескивали. А Нико уже подобрался к тому месту, где упали осколки чашки. В следующий миг он внезапно отпустил скалу и нырнул в воду, а через несколько секунд вылетел стрелой на поверхность, торжествующе улыбаясь в солнечных лучах и держа над головой руку с кусочками фарфора. Его встретили три радостных вопля и один хмурый взгляд.
Впоследствии эта сцена в разных вариациях будет повторяться на протяжении многих лет: Абигайл разжигает страсти, Нико их гасит; буря разоряет сад, легкий ветер приносит новые семена; злые слова раскатываются громом, добрые звучат шепотом. И Сван впоследствии часто будет задумываться, не тогда ли у них все началось, не потому ли Абигайл и выбрала Нико в итоге. Но в ту пору в маленькой бухте среди скал Сильви замечал лишь солнечных зайчиков на волнах.
* * *
Остаток утра прошел как обычно – благословенный однообразный ход вещей был восстановлен. Сван и Стой неспешно обогнули скалу по кругу и вернулись посидеть на кухне. Стой задремал, от его храпа с деревянного настила поднимались облачка пыли. Башня за окном тоже погрузилась в сон, отчего белая каменная кладка как будто даже потускнела. Сван воспользовался этим, чтобы спокойно ее осмотреть, и обнаружил ржавчину на крыше, целые участки облупившейся краски, перекошенную ветром мемориальную табличку с названием маяка и наметившийся едва заметный крен башни в сторону океана. Затем он устремил взгляд к тучам, набухавшим влагой на горизонте, к серой массе, становившейся все темнее. Грядущий шторм не принесет с собой ничего хорошего, это было ясно. Главное, чтобы он ничего хорошего не унес.
Вскоре со двора донеслось пыхтение, и из леса, почти вплотную подступавшего к маяку, показался бредущий в гору Питер Меттл – он задыхался и держался за сердце.
– Господи, Сильви, – просипел Питер, отдуваясь, когда ввалился в домик смотрителя, – зачем ты каждый раз отодвигаешь маяк все дальше и дальше?
– Это чтобы поддерживать тебя в хорошей физической форме, вот зачем, – отозвался Сван.
– Нет уж, это чтобы довести меня до инфаркта. Привет, Стой.
Пес в ответ одарил гостя басовитым «вуф», и Питер со стоном опустился в кресло.
Теперь его череп был абсолютно лыс, выветрен океаном, иссушен солнцем, покрыт старческими пятнами и морщинами, но привычку проводить пятерней по макушке он сохранил и сейчас снова это проделал пальцами с вечной грязью под ногтями.
– Уилл вчера насобирал морошки и оставил у меня, – сказал Сван. – Предупредил, что ты сегодня заглянешь, и велел отдать тебе половину. Вон она, на подоконнике.
Питер потянулся к корзинке с ягодами, но не достал и досадливо крякнул:
– Слишком далеко.
– Стой, – окликнул Сван, и пес поднял голову. Хозяин указал ему подбородком на окно. Стой потрусил туда, встал на задние лапы, опершись передними на подоконник, взял в зубы ручку корзины и отнес ее к ногам Питера.
– Отличная работа, приятель! – засмеялся тот и сразу отправил целую горсть морошки в рот, задумчиво глядя на море. – Шторм надвигается, – сказал он, и Сван согласно хмыкнул. – Все успеют вернуться в гавань?
– Да. Некоторые еще в море, но время пока есть.
Два старика погрузились в уютное молчание – еще одна примета однообразного хода вещей, который так ценил Сван. Питер и его внук Уилл часто наведывались на скалу – приносили продукты и все необходимое. Таким образом город рассчитывался со Сваном за работу на маяке, иного жалованья он не получал. В других местах обеспечивалось регулярное снабжение смотрителей на лодках, но здесь и город был рядом, и правительство не содержало Свана на довольствии. Сам он обычно отправлялся за припасами на повозке, которую тащила единственная лошадь, сейчас отдыхавшая в стойле поодаль в лесу, но чаще, чтобы себя не утруждать, просто составлял на клочке бумаги список того, что ему нужно, привязывал его к ошейнику Стоя и посылал пса в город. Корта он точно так же сюда позвал, запиской. Лабрадор знал окрестные леса лучше, чем любой местный житель, и, несмотря на преклонный возраст, справлялся с дистанцией быстрее, чем лошадь.
– Сегодня здесь был Корт Роланд, – наконец нарушил молчание Сван, и Питер с удивлением взглянул на него. – Я подумал, что если обратиться к нему напрямую, а не через банк, он, возможно, изменит решение.
– И как, получилось?
– Не совсем. Он теперь еще и Абигайл в это втянул.
– Абигайл? – переспросил Питер. – Она ведь уже давно не работает в банке.
– Да, – кивнул Сван. – Но это же Абигайл. Ей нужен один документ, полученный в свое время Нико. Корт притащил мне целую кипу дурацких бумажек на эту тему. Я их еще не читал, но Абигайл наверняка пришлет его сюда снова, чтобы удостовериться, что я это сделаю.
Питер наклонился почесать Стоя за ухом.
– Норманы не единственные, кто может помочь, Сильви, – сказал он. – Полгорода с радостью согласится поучаствовать. Или напиши ван Горенам – их еще много в Сент-Джонсе.
– Не хочу их беспокоить, – отозвался Сван. – Ав городе обо мне едва ли кто теперь помнит. В любом случае эта забота не для горожан. У банкиров полно денег, пусть сами справляются, не вовлекая простых людей.
– Что ж, если уж ты вознамерился раскрутить на это дело банк, там есть кое-кто еще, с кем можно поговорить, – взглянул на него Питер. – Второй внук Абигайл, Лу. Он в банке работает не так давно, как Корт, и подобрее будет. На прошлой неделе Лу согласился заплатить Уиллу за доставку, не кочевряжился и даже не торговался.
– Ты думаешь, что привлечь третьего Нормана – хорошая идея? – спросил Сван. – И двоих-то уже много, даже при том, что один из них носит другую фамилию.
– Поверь мне, Сильви, если тебе так или иначе придется иметь дело с кем-то из Норманов, Лу будет наилучшим выбором. На твоем месте я бы сразу к нему обратился, минуя Корта и весь банк.
Остаток утра они скоротали за разговорами и блаженным молчанием. Солнце было уже высоко в небе, когда за окном загрохотала повозка – Уилл Меттл приехал забрать деда домой. Питер кряхтя поднялся с кресла и на пути к выходу похлопал Свана по плечу:
– Поговори с Лу хотя бы для того, чтобы Абигайл от тебя отвязалась. Потому что если ты этого не сделаешь, она сама сюда заявится, и тогда ты пожалеешь о тех днях, когда тебе докучал только Корт.
Мари
2014 год
Мари стояла на палубе «Меркурия», и у нее дрожали руки. Воздух вокруг как будто тоже дрожал – полнился плеском волн и скрежетом спускового механизма ТНПА, вместе создававших шумовой фон спасательной экспедиции, к которому давно пора было бы привыкнуть, но каждый раз в нем почему-то слышалось что-то новое, незнакомое. От этого шума Мари казалось, что она стоит не на корабле, а в оживленном городе. Легко было забыть, что они одни в открытом море.
Своей небольшой команде она ничего не сказала о том, что Стюарт Нобл намерен лишить их финансирования. Все члены экспедиции, за исключением Тима, просто выполняли здесь свою работу, их не особенно волновало, что лежит на дне – «Калифорниец» или другое судно. И оттого Мари почему-то было еще тяжелее. Целый корабль жалеющих ее чужаков – только этого и не хватало.
С Гектором она своей бедой все же поделилась. Наставник Мари тоже работал в Институте Скриппса – проводил научные анализы артефактов, которые присылали ему команды подводных археологов и спасателей. Услышав новость от Мари, он пообещал отложить все дела и разобраться с доступными ему материалами, поднятыми с «Вишни», в кратчайший срок.
В итоге она получила от Гектора отчет сверхъестественно быстро и теперь, на палубе, читала его, развернув телефон так, чтобы строчки занимали весь экран по максимуму. Анализ подтвердил, что железные детали, которые, как они предполагали, были частью судовой надстройки, произведены примерно в 1900 году, скорее всего в Ирландии, – это соответствовало времени и месту строительства «Калифорнийца». Столовые приборы и керамическая посуда также могли находиться у него на борту с большой долей вероятности. Однако по поводу всего остального выводы были разочаровывающе неубедительными. Их последние находки, включая те чертовы золотые доллары, доберутся до Гектора не раньше, чем через несколько недель. А тогда уже будет поздно.
– Привет.
Мари подняла голову – Тим подошел и облокотился рядом с ней на поручень.
– Ты как? В порядке? – спросил он.
– В полном, – отозвалась она.
– Угу. – Тим помолчал, взъерошив коротко стриженные седые волосы. – Ты же знаешь, что Гектор совсем не умеет врать?
Мари невольно улыбнулась – уж она-то знала.
– А что он тебе сказал? – на всякий случай спросила она.
– Ну, сначала он пытался меня убедить, что мы должны поскорее перебраться на новый объект, цитирую: «потому что его могут атаковать электрические скаты». Когда я попросил уточнить, какой именно вид электрических скатов готовит это вероломное нападение, ему пришлось рассказать мне все начистоту.
– Ясно, – кивнула Мари, и Тим слегка подтолкнул ее плечом:
– Знаешь, дело совсем не в тебе. Шансы на то, что Нобл решит слиться, с самого начала были велики. Все инвесторы – трусы.
– Я знаю. Но это не отменяет того факта, что нам придется бросить работу на полпути. Даже не на полпути, а еще раньше, потому что мы до сих пор ничего толком не выяснили о «Вишне».
– Выясним, – твердо сказал Тим. – Гектор этим займется, а мы тем временем смотаемся к «Урсуле» или к «Горизонту» и выудим со дна столько, сколько сможем.
Оптимизм его был заразителен, и у Мари снова затеплилась надежда, хотя неумолимый опыт подсказывал, что отойти отсюда всего на четыре морские мили и бросить якорь без помех не получится – обязательно случится какая-нибудь задержка. Впрочем, в глубине души она никогда не верила, что «Вишня» – «Калифорниец». Это место кораблекрушения было достаточно многообещающим на фоне десятков потенциальных целей, которые они засекли с помощью магнитометра и гидролокатора и которые оказались мусором, геологическими образованиями или судами меньшего размера. Ровно настолько многообещающим, чтобы взглянуть на него поближе, отправив на дно робота.
«Урсула» была не менее перспективной, чем «Вишня», а может, и более подходящей на роль «Калифорнийца», учитывая, что поле рассеяния обломков у нее оказалось шире, а это согласовывалось с фактом разрушения парохода торпедой у самой поверхности; кроме того, корпус «Урсулы» был лучше различим и по размерам точно соответствовал «Калифорнийцу». На экране магнитометра «Урсула» имела форму пухлого овала с двумя выпуклостями, похожими на кошачьи уши, поэтому затонувшее судно они назвали в честь кошки Тима. Если бы Мари была честна сама с собой, она бы признала, что отказ Стюарта Нобла в продолжении финансирования огорчил ее не столько потому, что им придется бросить «Вишню», сколько потому, что они не успеют исследовать «Урсулу». Последнему объекту в списке, «Горизонту», и вовсе придется ждать новой экспедиции.
Если эта новая экспедиция когда-нибудь состоится…
Все это Мари изложила Тиму, и тот с серьезным видом кивнул:
– Тогда не будем терять времени, – сказал он и направился к люку лаборатории, но вдруг замер и обернулся. – Ой, Гектор же висит на телефоне, он хочет с тобой поговорить! Прости, электрические скаты совершенно заморочили мне голову.
Когда Мари взяла трубку спутникового телефона, голос Гектора прозвучал деловито:
– Тебе нужны деньги.
– Я в курсе. С добрым утром, кстати.
– Я просто напомнил, чтобы ты не сильно злилась на меня за то, что я сделал.
– За то, что ты все выболтал Тиму?
– Нет, Тиму я все выболтал ради твоего же блага. Но еще я позвонил Зоуи и попросил ее поискать вакансии на других судоподъемных проектах поблизости. Хорошая новость: ты поможешь кому-нибудь в водолазных работах, а взамен тебе одолжат оборудование.
Зоуи была проектным координатором Института Скриппса – именно она планировала все водолазные экспедиции Мари.
– А плохая новость?
– Она пока ничего не нашла.
Мари закусила губу. Идея была хорошая, но неудивительно, что она не принесла результатов – здесь, в водах солнечной Греции, всегда хватало и водолазов, и больших денег.
– Спасибо за хлопоты, Гектор.
– Всегда пожалуйста… О, Зоуи легка на помине! Она только что скинула мне на почту заявку для тебя. Ну-ка, посмотрим… Так, это вообще не рядом с Грецией, к сожалению, но…
Он так резко замолчал, что Мари подумала, будто оборвалась связь.
– Гектор?..
– Да-да, – произнес он ровным тоном. – Я просто заглянул в конец заявки… Не знаю, как тебе такое… Короче, смотри сама, я пересылаю.
– Ты меня заинтриговал, – пробормотала Мари, открывая свою электронную почту. Во «Входящих» появилось новое письмо с выделенной жирным шрифтом темой, и Мари сразу прокрутила его на текстовый блок в самом низу.
МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: НОРМАН-КЛИФФС, НЬЮФАУНДЛЕНД И ЛАБРАДОР, КАНАДА
Она нахмурилась. «Вообще не рядом с Грецией» – это было точно сказано.
НИС[9 - НИС – научно-исследовательское судно (прим. пер.).]: ПРЕДОСТАВЛЯЕТСЯ ЗАКАЗЧИКОМ
«Ну, уже что-то», – подумала Мари. Если ей не придется платить за аренду судна, сэкономленные деньги потом тоже можно будет потратить на «Меркурий».
ТРЕБУЕТСЯ: ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ВОДОЛАЗ (МАРИ АДАМС, ИНСТИТУТ СКРИППСА)
ПРИСТУПИТЬ К РАБОТЕ: НЕМЕДЛЕННО
ГОНОРАР, вкл. оборудование…
Мари замерла.
Прищурилась.
Наклонилась ближе к экрану.
ГОНОРАР, вкл. оборудование: 3 000 000 USD ПРЕДОПЛАТА (нет/частичная/полная): ПОЛНАЯ
Три миллиона американских долларов. Именно в этой сумме ей собирался отказать Стюарт Нобл. Отчаявшееся сердце Мари неистово заколотилось. Насколько сложной будет эта работа и что из гонорара после ее выполнения останется на поиски «Калифорнийца»? Она прокрутила сообщение вверх, но под заголовком «Комментарий», который был над текстом стандартного бланка заявки, говорилось вот что:
ТРЕБУЕТСЯ ВОДОЛАЗ (МАРИ АДАМС) ДЛЯ ПОИСКА И ПОДЪЕМА ЗАТОНУВШЕГО ОБЪЕКТА В НЕОПРЕДЕЛЕННОМ (ВЕРОЯТНО, ПЛОХОМ) СОСТОЯНИИ. ОБОРУДОВАНИЕ И ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ГАРАНТИРУЮТСЯ. ПОМОЩЬ В ПОИСКАХ И ЖИЛЬЕ БУДУТ ОБЕСПЕЧЕНЫ. ПРОСЬБА СВЯЗАТЬСЯ С Э. ДЕВОН.
– Что за Э. Девон? – спросила в трубку Мари.
– Эванджелина Девон, – сразу ответил Гектор, и Мари напечатала это имя в поисковике Гугла. – Заявка оформлена как веб-форма с запросом на обратный звонок. Сейчас разберемся, как это сделать.
«Благотворительница Э. Девон открывает новое крыло Джексонвилской библиотеки», – прочитала Мари в первой же ссылке на странице результатов поиска. «Награждение обладателей грантов Девон, получивших первые премии по химии и биологии». «Леара Финансье Девон» спонсирует четвертую экспедицию по подъему систершипа[10 - Систершипы – корабли одного типа, разработанные по одному проекту, близкие по составу вооружения, техническим средствам и пр.] «Маллета». На нескольких фотографиях была запечатлена очень старая дама с белоснежными волосами, согбенной спиной и морщинистым лицом, в очках из бутылочно-зеленого стекла и с широкой улыбкой.
– Она живет во Флориде, – сказала Мари, которой стало все ясно: Эванджелина Девон – типичная благотворительница, от нее можно получить деньги, но не информацию. – Она указала, с кем связаться на Ньюфаундленде?
– Что?.. Извини, я не тебе. Подожди минутку. – В трубке воцарилась тишина.
Пока Гектор отлучился, Мари продолжила поиск в интернете. Было очевидно, что Эванджелина Девон – дама при деньгах и с благими намерениями, но зачем ей понадобилась эта водолазная экспедиция? Хочет потешить свое тщеславие, передав артефакты какому-нибудь музею? Затонувшие корабли нередко становились игрушками для богатых людей – Стюарт Нобл и большинство других инвесторов Мари были тому примерами. Они тратили миллионы только ради того, чтобы увидеть свое имя на табличке рядом с пиратским золотом или в статье о научном открытии. Но сумма, которую Эванджелина Девон готова была отдать за какие-то обломки у побережья Ньюфаундленда, не поддавалась объяснению. Три миллиона можно было заплатить водолазам, которые придут со своим исследовательским судном и оборудованием, но тут спонсор фактически предлагает покрыть все расходы. Мари подсчитала в уме: погружение с оборудованием, предоставленным заказчиком, будет для нее фактически бесплатным. Это означает, что почти все три миллиона останутся в ее распоряжении. А именно столько ей нужно, чтобы продолжить поиски «Калифорнийца». Предложение было спасательным тросом в омуте. Она сможет выкупить «Меркурий», оплатить Гектору потраченное время, приобрести новый ТНПА взамен потерянного. Сможет полностью сосредоточиться на «Урсуле», работать без спешки, вместо того чтобы лихорадочно забрасывать робота в море и держать пальцы скрещенными – лишь бы повезло. Она целенаправленно исследует корпус затонувшего корабля и весь участок дна, на котором раскиданы обломки, и…
– Мари! – прозвучал из трубки голос Гектора.
– Да?
– Зоуи отправила голосовое сообщение Эванджелине Девон, и та сразу ей перезвонила. Она хочет поговорить с тобой.
– Переключай! – немедленно отозвалась Мари, схватив бумагу и ручку. В трубке раздались треск, щелчок, и послышался тихий голос:
– Здравствуйте. Это Мари Адамс?
– Добрый день! – Эхо ее восклицания прозвучало на октаву выше, чем нужно, и Мари понизила голос: – Да, это я.
– Доктор Адамс, как приятно вас наконец услышать. А то мне уж стало казаться, что я вас выдумала.
Мари вздрогнула: похоже, она произвела не лучшее первое впечатление на человека с тремя миллионами долларов в кармане.
– Простите, мисс Девон. Я в данный момент нахожусь в экспедиции, а Институт Скриппса обычно оставляет новые заявки у себя до нашего возвращения. Я получила ваш запрос только сегодня.
– Понятно. В любом случае я рада, что все-таки удалось с вами связаться. И пожалуйста, зовите меня Эванджелина. Надеюсь, вы не в обиде на то, что я навела о вас кое-какие справки? Вы ведь сейчас в Греции, так?
– Совершенно верно. – Мари грех было обижаться: перед ней прямо в этот момент была открыта поисковая страница Гугла с информацией о ее собеседнице. – Точнее, примерно в шестидесяти милях к югу. Эванджелина, у меня есть несколько вопросов по поводу вашего предложения.
Эванджелина Девон засмеялась:
– Думаю, у вас их до фига и больше, не стесняйтесь.
Молодежное выражение, произнесенное чопорным старческим голосом, почему-то прозвучало ужасно мило, и Мари улыбнулась, расписывая ручку на листке бумаги.
– В качестве местоположения у вас указан Ньюфаундленд. Может быть, есть более точные координаты? – спросила она.
– Это у самого берега около Норман-Клиффе, маленького городка в окрестностях Сент-Джонса. Координаты у меня есть, но надо их поискать.
Такой ответ мало что прояснил. «У самого берега», по опыту Мари, могло означать что угодно – от сотни футов до двух сотен миль. Тем не менее она сделала себе пометку на листе.
– А что именно вы хотите найти под водой?
– Маяк, – сказала Эванджелина. – Каменный маяк, построенный примерно в середине девятнадцатого века.
Мари вскинула голову. Значит, это действительно у самого берега. Три миллиона долларов – баснословная цена за поиск того, что течение не могло унести далеко. Закусив кончик ручки, она погуглила карту Ньюфаундленда. Маяки были разбросаны по всему восточному побережью острова, но близко к Сент-Джонсу находились только два: на Кейп-Спир и в форте Амхерст. Рядом с Норман-Клиффе не было ни одного, а сам городок и правда оказался таким маленьким, что ей пришлось увеличивать изображение, пока он не проявился на карте.
– Маяк ушел под воду? Вы знаете, когда это случилось? – спросила Мари.
– Лет сто назад, полагаю, – сказала Эванджелина. – Возможно, чуть больше.
– А вам известно что-нибудь о побережье в том районе? Насколько там глубоко? Это гавань?
– Маяк стоял на вершине очень высокой скалы и обрушился оттуда в воду.
Мари потерла глаза. Все, что могло оказаться в океане у скалистого берега, уже наверняка размолото в труху. Но прежде чем она успела что-либо сказать, Эванджелина продолжила:
– Я могу себе представить, что волны нанесли маяку изрядный ущерб, но дно там песчаное, мягкое, и мне кажется, что хотя бы фрагменты сооружения, погрузившиеся в мелкий песок, должны были уцелеть.
Мари выпрямилась от удивления:
– Звучит очень убедительно. Даже… по-научному. А почему вас так интересует именно этот маяк?
– Старческая прихоть, – весело отозвалась Эванджелина. – Считайте, что я так развлекаюсь. Я переехала на Ньюфаундленд из Флориды год назад. Маяк Свана – местная легенда, и она меня совершенно заворожила.
Это Мари могла понять. Ее мозг уже начал просчитывать вероятности. Если камень не уцелел, то металлические детали точно должны были сохраниться, а у большинства маяков тех времен железные оконные рамы, перила и ободы линз. Все это наверняка до сих пор лежит под водой. Она снова посмотрела на сумму гонорара. Три миллиона долларов – за прибрежное погружение. Сложной экипировки не потребуется. По первым прикидкам, разве что болотными сапогами надо обзавестись. Деньги ей были очень нужны, но Мари не могла отделаться от ощущения, что взять их – значит попросту ограбить старую женщину.
– Эванджелина, позвольте спросить: вы хорошо знакомы с водолазными работами?
– Я профинансировала несколько десятков судоподъемных проектов во Флориде. О некоторых из них вы наверняка слышали. Однако, полагаю, вы задали этот вопрос потому, что вас беспокоит сумма вознаграждения?
– Э-э… да, – призналась Мари. – Вы должны понимать, что с вашим маяком легко справится любая местная команда. Вам не нужен для этого сотрудник Института Скриппса. И сама работа даже близко не стоит тех денег, которые вы предлагаете.
– Не бойтесь, вы меня не обделите, если согласитесь на такой гонорар. – Веселый голос Эванджелины вдруг сделался серьезным. – Я прекрасно осведомлена о расценках на подобные работы. Можем обсудить это еще раз, если пожелаете, когда вы будете в Норман-Клиффе, но как мы уже выяснили, я собираюсь оторвать вас от увлекательного проекта в Греции, поэтому буду счастлива возместить вам моральный ущерб за потраченные время и силы, которые вы могли бы употребить на него, вместо того чтобы делать мне одолжение.
«Увлекательный проект в Греции… – мысленно повторила Мари. – Увлекательный?!»
– Вы указали в заявке мое имя, – медленно проговорила она. – Вам нужна была именно я для этой работы. Почему?
Последовала пауза, настолько долгая, что Мари даже сумела расслышать музыку, тихо игравшую на другом конце линии у Эванджелины.
– Вам ведь уже знаком наш Кейп-Рейс, полагаю? – спросила наконец пожилая дама.
– Да, – тотчас подтвердила Мари. Маяк на этом мысе смотрел на нее с карты на экране. Маяк в самой южной точке восточного побережья Ньюфаундленда. Маяк, оказавшийся ближе всего к «Титанику», когда тот тонул, и единственный в те времена оснащенный беспроволочным телеграфом Маркони. Именно с маяком на Кейп-Рейс «Титаник» поддерживал связь, когда «Калифорниец» повторно радировал ему предупреждение о льдах. Радист «Титаника» Джек Филлипс, которому нужно было передать массу сообщений на Кейп-Рейс, чтобы их оттуда отправили в Нью-Йорк, попросил Сирила Эванса, радиста «Калифорнийца», не мешать его работе. Эванс закончил сеанс и пошел спать.
Вскоре после этого «Титаник» столкнулся с айсбергом.
Именно маяк на Кейп-Рейс транслировал во тьму отчаянные сигналы о помощи, полученные с «Титаника». Транслировал полудюжине судов, которые тотчас поспешили к месту крушения издалека, и одному спящему судну, которое было рядом, но не двинулось с места.
– Расскажите, что вам известно об этом мысе, – попросила Эванджелина и, услышав рассказ Мари, заулыбалась – это было слышно по голосу. – Вот почему мне нужны именно вы. Ваше имя давно попалось мне на глаза, Мари, и с тех пор я слежу за вашей профессиональной деятельностью. Меня впечатлила проделанная вами работа по поиску «Калифорнийца». Это свидетельствует о вашей преданности делу и терпении. А также о внимании к мелочам, из которых складывается история предмета вашего исследования. Такой человек мне и нужен, чтобы найти Маяк Свана. Мне нужен тот, кому он будет не безразличен. Тот, кто увидит всю историю целиком, а не только ее обломки, оставшиеся под водой.
Мари, затаив дыхание, устремила взор к горизонту. Взяться за этот проект означало покинуть «Меркурий», бросить Тима и всю команду, чтобы они начали исследование «Урсулы» без нее.
Но это означало также, что она вернется к ним с деньгами, которые позволят продолжить начатое.
Мари отложила ручку. Времени на исследования в Средиземном море у нее будет достаточно.
– А у Маяка Свана есть целая история? – спросила она.
– О, милая моя! – воскликнула Эванджелина, и по ее голосу Мари поняла, что улыбка стала еще шире. – У вас только один способ это выяснить.
Сван
1913 год
Сван отправился в путь сразу после того, как уехали Питер и Уилл, пока у него окончательно не сдали нервы. Раз уж однообразный ход вещей сегодня и так нарушился, рассудил он, можно добавить к этому и конфронтацию со всем семейством Норман, а завтра уже начать новый день как полагается – тихо и мирно.
Сван ненавидел конфронтации. Грейс часто в шутку говорила, что он даже перед ветром извиняется за то, что встает у него на пути. А Сван в ответ поддразнивал ее, мол, она-то, наоборот, заставляет ветер извиняться за то, что он встает на пути у нее. Однако Питер все-таки подкинул хорошую идею. Если уж надо выбирать, с кем иметь дело, с Абигайл или ее внуками, он, Сван, конечно же, не задумываясь выберет внука и того, что подобрее, то есть Лу.
Старая лошадь неторопливо тащила повозку к городу; Стой довольно сопел, свернувшись у ног Свана. Они ехали вниз по ухабистому, изрезанному узловатыми корнями деревьев и изрытому кроличьими норами склону среди зарослей высокой, до пояса, желтеющей травы. Неприятно пахло гниющими лесными ягодами и застоявшейся дождевой водой. Показалась заброшенная каменоломня, теперь похожая на обычный холм, затем потянулся пустырь – полоса темной, более ровной земли, а вскоре они проехали мимо перевернутой желтой плоскодонки, отмечавшей городскую черту Норман-Клиффе. Сам городок ютился в чашеобразной низменности, накрененной к морю; домики были разбросаны по каменистой черной почве среди свернутых парусов и натянутых повсюду веревок с выстиранным бельем. Скалы высились слева от него, и на самой большой притулился маяк, издали совсем маленький и одинокий, опасно застывший над обрывом.
У Свана перехватило горло, когда они приблизились к дому его детства. Он остановил повозку и слез на дорогу.
В памяти у него этот дом до сих пор хранился таким, каким был когда-то. Сван помнил каждый его дюйм, теплый сырой воздух, пропитанный запахом хвои и морской воды, и свою мать, Изабель Сван, готовившую на кухне то треску, то бульон из говядины, то густую похлебку с солониной, и все, что она приносила домой из своей бакалейной лавки. В комнатах с выкрашенными желтой краской стенами всегда было шумно – здесь играли Нико и Сильви, часто приходили в гости Софи с Питером. Поиграть можно было и на переднем дворе, забравшись в рыбацкую плоскодонку; Нико машинально хватал Сильви за руку всякий раз, когда тот слишком низко перегибался через борт. Шло время, и вместо плоскодонки Нико и Питер стали ходить в море на настоящих кораблях, а Сильви и Софи – работать на пристани, в красных будках, где они потрошили, промывали и сушили рыбу для местных рыбаков, приходивших в гавань с уловом из океана. Софи нравилась портовая суета, а Сильви всегда больше занимала сама работа, подносы и треугольные сушилки для рыбы рядом с будками, где они развешивали тушки вялиться на солнце.
Но больше всего оба любили огромные шхуны – эти морские неповоротливые звери покидали гавань пустыми и шли за сотни миль от берега, к Большой Ньюфаундлендской банке, а возвращались с трюмами, битком набитыми рыбой, под дружные крики «Идут!», от которых весь порт начинал дрожать, едва лишь паруса огибавших скалы шхун показывались в поле зрения. И только поэтому Сильви никогда не хотел оказаться на месте морехода Нико – потому, что не океан он любил всей душой, а миг возвращения домой из океана.
– Ты пилигрим? – прозвучал снизу тонкий голосок.
Сван, опустив взгляд, увидел между прутьями изгороди своего старого дома любопытное личико и присел на корточки, несмотря на резкую боль в коленях, чтобы заглянуть крошечному созданию в глаза:
– Как-как ты меня назвала?
– Пилигрим, – вежливо повторило крошечное создание. – Странник и скиталец.
– Роуз-Олив Купер! – окликнула пожилая женщина с порога дома, и внучка, обернувшись, резво поскакала к бабушке. – Прости, Сильви, мы на этой неделе учим новые слова. – Прислонившись к притолоке, женщина оглядела его с головы до ног. – Давненько тебя не видно было в городе.
– Стой оказал мне любезность и сам сюда сгонял, – отозвался Сван; пес тотчас поднял голову, услышав свое имя. – Девчушка-то растет.
Роуз-Олив одарила его улыбкой, в которой не хватало молочного зуба, а Софи Меттл-Купер обняла внучку за плечи:
– Растет егоза. Мы скучаем по тебе, Сильви. Хорошо бы ты почаще к нам заглядывал.
– Как только маяк научится зажигать себя сам, так сразу, – отозвался Сван, и Софи улыбнулась. Это была их привычная шутка, но сейчас Свану стало грустно. Он залез обратно в повозку и, помахав на прощание Софи и Роуз-Олив, продолжил путь.
Следующей остановкой была «Бакалея Изабель», в которой за долгие годы ничего не изменилось – всё те же розовые стены, ряды пирожков и горы рыбы, как было в те времена, когда лавка принадлежала его матери.
– Доброе утро, мистер Сван! – пропела Гвенни за прилавком.
Он выбрал дюжину рыбин, прихватил кости для Стоя и положил все в ящик со льдом на повозке. С покупками было покончено – дело нехитрое.
Затем Сван отправился в банк.
Белокаменные стены «Банка Норманов» слегка обветшали за долгие годы, и все здание производило впечатление уютного вместилища мудрости, доброты и стабильности. Но Сван слишком хорошо знал его обитателей, чтобы в это верить. Из того же камня был построен и маяк, но в банке он смотрелся как-то иначе – более грубым, шершавым, что ли. Сван подошел к высокой дубовой двери, сделал глубокий вдох, обернулся бросить взгляд на скалы, чтобы набраться сил, и открыл створку.
В приемном помещении было пусто, за конторкой сидел один-единственный клерк. В высокие узкие окна с трудом протискивался свет, образуя причудливые тени. В дальнем конце был коридор, ведущий внутрь здания, но Сван устремил взгляд на дверь с табличкой: «КАБИНЕТ КОРТНИ И ЛУИСА РОЛАНДОВ», пересек приемную и постучал.
Он не ожидал, что дверь откроет Абигайл Норман, хотя, наверное, не стоило удивляться.
А она уж точно удивилась – светлые глаза расширились, затем сузились, потом лицо расслабилось. Но Абигайл не двинулась с места – так и стояла на пороге.
– Сильвестр. Чем могу быть полезна?
Сван растерялся. Он попытался припомнить, когда в последний раз видел ее так близко. Кажется, на похоронах, когда пепел корабля еще носили волны в гавани. При мысли об этом его ноги сделались тяжелыми и неуклюжими.
Абигайл, молча дожидаясь ответа, вскинула бровь.
– Мне нужен Лу, – произнес Сван. – Он здесь?
Абигайл заулыбалась:
– Лу здесь нет, но мы будем рады с тобой потолковать. – Она отступила в сторону, раскрыв дверь пошире – Сван увидел в кабинете Корта Роланда и какого-то незнакомого господина с соломенными волосами и мальчишеским лицом, веснушчатым и румяным, совсем не вязавшимся с телом взрослого мужчины. Блондин при виде Свана широко осклабился.
– Гейбл Штраус, – представила его Абигайл. – А это Сильвестр Сван, смотритель маяка.
– Мое почтение, мистер Сван, – сипловато и немного в нос произнес Гейбл Штраус с заметным акцентом американского Юга.
– Сван, если бы я утром знал, что вы собираетесь в город, непременно предложил бы вас подвезти, – сказал Корт Роланд.
У Свана противно взмокла шея. Только этой толпы ему здесь не хватало… Он мысленно представил себе свою кухню – с желтыми стенами, уютную, безопасную.
– Если не возражаете, я вернусь, когда здесь будет Лу. – Он знал, что не вернется. Пусть уж лучше мальчишка сам к нему заглянет. Так и надо было сразу поступить – послать Стоя в город с просьбой младшему Роланду наведаться на маяк, как раньше Сван позвал его брата. И пусть придет один.
Но не успел он сделать и пары шагов к выходу, как Абигайл снова заговорила:
– Мы все на одной стороне, Сильвестр. У тебя есть то, что нужно мне, и наоборот, так что я не вижу, почему бы нам не помочь друг другу.
«Можно мне посмотреть на твои чашечки, Софи? Пожалуйста».
– Что ты имеешь в виду? – спросил Сван. – Что именно тебе нужно?
Абигайл уселась за стол и подняла на него взгляд:
– Мне нужна дарственная Нико.
– Дарственная на земельный участок в Нью-Йорке, – пояснил Корт, обращаясь к Гейблу Штраусу. – Бабушкино приданое. Обстоятельства тогда были совсем иные. – Несмотря на непринужденный тон, чувствовалось, что сейчас он нервничает больше, чем утром в доме Свана. Более того, старик заметил, что они оба были напряжены – и Корт, и Абигайл, – как будто вместо Гейбла Штрауса в кабинете находилась гигантская змея. Американец, в свою очередь, выглядел так, как будто происходящее его забавляет, и внимательно следил за всеми участниками разговора.
– Утром я уже сказал, что понятия не имею о судьбе этой дарственной. – Сван устремил взгляд на банкира. – Вы у Софи Меттл не спрашивали? Она сейчас живет в нашем старом доме.
– Спрашивали, – кивнул Корт. – Она никаких документов там не находила.
– Что ж, на нет и суда нет, – пожал плечами Сван. – Мне жаль. Но должен ведь быть другой способ…
– Закавыка в том, – прервал его Корт, – что у Софи Меттл нет причин что-либо скрывать от нас.
Сван уставился на него с удивлением:
– А у меня, по-вашему, есть?
– Софи была настолько любезна, что позволила нам осмотреть ее вещи, чтобы окончательно удостовериться в отсутствии дарственной, – сказала Абигайл. – А ты подобной любезности не проявил.
– С какой стати я позволю кому-то рыться в моих вещах? – возмущенно бросил Сван. Как мог он кого-то допустить на маяк, к старым письмам от Грейс? Ему вспомнилось, как беспокойно Корт сегодня шарил взглядом по его дому, ни на чем долго не задерживаясь, но все подмечая. – Я сказал: у меня нет дарственной. Этого достаточно.
– Нет, не достаточно, – отрезал Корт.
Гейбл Штраус наслаждался происходящим.
– Сван, – опять вмешалась Абигайл, и ее внук прикусил язык. – Эта дарственная – единственное, что «Банк Норманов» готов принять в качестве платы за перемещение маяка. И последний ее владелец – ты. Если хочешь спасти маяк, тебе придется поискать пропажу поусерднее.
– Вот видите? – снова обратился Корт к Гейблу Штраусу. Тот кивнул, и Сван вдруг почувствовал себя марионеткой в детском кукольном спектакле, выполняющей роль, которую он не успел прочитать. – По закону нам даже не надо оформлять какие-то бумаги на возврат этой дарственной – я просто должен был унаследовать ее от деда, вот и все. Но как я уже сказал, обстоятельства тогда были совсем иные.
Абигайл все это время смотрела на Свана.
– Корт прав, – тихо сказала она ему, пока Гейбл Штраус что-то громко рассказывал ее внуку о правах собственности. – Дарственная принадлежит нам. Нико этого хотел бы. Корт – тоже его семья.
Свану показалось, что у него из легких выбили одним ударом весь воздух.
– Не смей говорить мне о том, чего хотел бы Нико, – процедил он. Остальные слова застряли у него в горле. Это были всего лишь слова, но он не мог их произнести. Не мог изречь неизреченное, ни разу не прозвучавшее вслух за последние шестьдесят пять лет: «И не говори мне, что твоя девочка была дочерью Нико, ведь мы оба знаем, что это неправда».
Абигайл все еще улыбалась, и Сван вдруг поразился, какими старыми они стали. Как много лет оба прожили и как мало за эти годы изменились.
А еще больше его поразило то, что им почти нечего сказать друг другу.
Мари
2014 год
Когда Мари наконец добралась до Норман-Клиффе, было темно, и она не сразу поняла, собирается ли солнце вставать или оно только что село. В водах Греции ей удалось «поймать попутку» – сесть на исследовательское судно, которое шло в Порто-Кайо на Пелопоннесе; оттуда она за четыре часа доехала на автомобиле до Афин, на самолете отправилась в Амстердам и дальше – в Нью-Йорк; шесть часов прождала в терминале рейс в Торонто, читая с экрана телефона последние отчеты Гектора; из Торонто на небольшом самолете добралась до Галифакса, а из Галифакса – на совсем уж крошечном до Сент-Джонса. Там в аэропорту ее встречал водитель, держа в руках картонку от коробки из-под рыбы с написанным большими буквами именем «МАРИ АДАМС». В его машине она заснула. Проснулась от того, что водитель тряс ее за плечо, вылезла на мощенную камнем улицу, прошлась немного и только тогда сообразила, что солнце все-таки не садится, а восходит. Норман-Клиффе на острове Ньюфаундленд просыпался, и даже сейчас, в полудреме, она не могла не заметить, что здесь очень красиво.
Мари стояла на вершине поросшего ежевикой холма, склон которого полого спускался к серой гавани, где не видно было причалов за стройными мачтами и корпусами судов. По склону было разбросано несколько дюжин домов, обшитых досками, чистеньких и просторных; в глазах пестрело от цветов, в которые они были выкрашены: там попадались и сдержанный синевато-серый, и мятежный алый, и ярко-желтый, и бирюзовый, без переходных тонов. Купы деревьев и пригорки между домами казались такими же суровыми, основательными и крепкими, как волны внизу; такой ландшафт тянулся вдаль от города до каменистого пляжа с одной стороны и до прибрежных скал с другой – диких, грозных, ощерившихся на океан, будто замерших перед броском.
Здание, возле которого водитель высадил Мари, было больше остальных на этой улице. Деревянная вывеска над дверью гласила: «Дом капитана Меттла». Переступив порог, Мари очутилась в помещении, оформленном в морском стиле и похожем на уютную гостиную. Стены здесь были обшиты деревянными панелями, повсюду лежали разномастные коврики и стояли удобные на вид кресла из разных гарнитуров. Женщина за деревянной конторкой протянула ей ключ с плюшевым брелоком в виде парусной шлюпки – от двери на втором этаже. Лишь когда ее несколько сумок и чемоданов с вещами оказались в номере, Мари обнаружила, что не хватает одного, серебристого, с теплой одеждой – видимо, потерялся где-то в процессе пяти перелетов. «Эту проблему будем решать потом», – успела подумать она и, не раздеваясь, рухнула на кровать.
Когда она проснулась, за окном щебетали птицы, и небо было уже не серое, а льдисто-голубое. Часы на тумбочке – циферблат, вмонтированный в кусок тусклой бронзы на подставке в форме большой ракушки – показывали 12:37 дня. Мари села на кровати и огляделась. В голове полностью прояснилось, мозг пришел в состояние боевой готовности.
Она уже так давно не спала на суше и так давно ее мысли не были заняты ничем, кроме «Калифорнийца», что на мгновение ей сделалось не по себе. Комната была маленькой и теплой; бежевые стены, кружевные занавески и деревянная мебель казались очень светлыми в солнечных лучах. На комоде стояла искусно выполненная модель черной шхуны с написанным золотыми буквами названием на борту: «Одела Блю». В двери ванной комнаты была декоративная панель из двух стекол с насыпанными между ними морским стеклом, галькой и песком. Мыло оказалось в форме штурвала. Окно выходило на гавань, на лениво-спокойные волны. И несмотря на столь внезапную перемену обстановки и усталость, Мари вдруг почувствовала себя как дома.
– Вот теперь вы выглядите в тысячу раз лучше! – воскликнула женщина за конторкой, когда Мари спустилась по лестнице. – Утром на вас страшно было смотреть. Долго к нам добирались, наверное? Надеюсь, все хорошо? Проголодались?
– Да, – ответила Мари одновременно на все три вопроса. Она совсем не помнила эту женщину, даже лица ее не рассмотрела, когда заселялась в гостиницу, но была уверена, что ключ утром получила именно от нее. Сейчас она отметила про себя, что этой женщине за шестьдесят; невысокая, крепко сбитая, с ясными светло-карими глазами. Темные волосы коротко стрижены, и в ушах видны серьги-чайки, скрученные из золотой проволоки.
– Можете питаться у нас, – сказала женщина, энергично увлекая Мари за собой из гостиной в обеденный зал, – но я не обижусь, если вам захочется попробовать местную кухню в городе и сравнить. Однако должна сказать вам, что даже те, кто не живет у нас в гостинице, потом, все перепробовав, приходят есть именно сюда. – Она подмигнула. – Меня зовут Джо Купер, и я продолжу хвастаться, если вы меня не остановите.
– Меня зовут Мари, – засмеялась она. – Рада с вами познакомиться. Я буду есть здесь. Чудесная у вас гостиница.
– Спасибо, – кивнула Джо. – Она принадлежала многим поколениям моей семьи. Мы стараемся о ней заботиться.
«Поколениям…» – отметила про себя Мари.
Обеденный зал оказался большим, со светло-синими стенами, белыми рамами окон и черными судовыми фонарями. Мари села за столик, откуда открывался тот же вид, что из ее номера, на океан, но сейчас, вместо того чтобы рассматривать гавань, она перевела взгляд на побережье. Городок назывался Норман-Клиффе – Нормановы скалы, во множественном числе, и скал тут действительно было много. На дальнем краю гавани они громоздились частоколом, образуя зигзагообразную линию, которая тянулась, судя по всему, на долгие мили вдоль берега. Одна из этих скал, ближайшая к городу, вздымалась выше других, и верхушка, нависавшая над волнами, у нее была плоская – будто к морю тянулась открытая ладонь, тогда как остальные утесы походили на устремленные в небо скрюченные узловатые пальцы с заостренными когтями. Мари почувствовала, как по позвоночнику пробежала дрожь. Если бы она собиралась построить здесь маяк, лучшего места для него, чем эта высокая скала, не нашла бы.
Джо поставила перед ней большую кружку кофе и опустилась на стул напротив.
– Так, стало быть… – начала хозяйка гостиницы, глядя на Мари с искренним дружеским интересом, – вы приехали к Эванджелине Девон?
– Совершенно верно.
– Мой сын подбросит вас к ней. Он как раз сейчас работает у нее в доме, латает крышу, пока у нас тут ливни не зарядили. А вы к ней по какому вопросу?
– Я водолаз, – сказала Мари. – Эванджелина наняла меня для спасательных работ. Вы слышали что-нибудь о маяке, который когда-то стоял на здешних скалах?
– На здешних скалах? – нахмурилась Джо. – Нет, сколько себя помню, маяк тут был только в Цветочной гавани. Да и от маяка там одно название – так, фонарь на палке, посмотреть не на что. Но я не историк. Эванджелина уже посоветовала вам обратиться в местную библиотеку?
– Пока нет, – сказала Мари. – Надеюсь, я узнаю о маяке больше, когда встречусь со своей нанимательницей.
Из кухни вышел молодой человек и поставил перед гостьей тарелку с едой, которую она не заказывала, но приняла с благодарностью, потому что жареная треска с зеленым горошком и пюре пахла превосходно.
– А вы хорошо знакомы с мисс Девон? – поинтересовалась Мари у Джо. – Что она за человек?
– О, я мало что о ней знаю. Она переехала сюда в прошлом году из Штатов и держится в городе особняком, что у нас тут не очень-то принято, но мы на нее не обижаемся. Эванджелина очень старая. Очень-очень. Но Реджи, моему сыну, она нравится. И она уже оплатила реставрацию нескольких старинных зданий в городе. Так что я думаю, человек она достойный. Если у вас с ней не назначена встреча прямо сейчас, как насчет экскурсии по Норман-Клиффе?
– Я бы с удовольствием, но, пожалуй, в другой раз. – Мари почти целый день не выходила на связь с «Меркурием», и сейчас ей не терпелось проверить электронную почту. – Мне сначала нужно разобраться с парой срочных дел.
Однако новостей ни от Тима, ни от Гектора не было. В отчетах, которые она прочитала в аэропорту, подтверждалось, что корпус и шлюпбалки[11 - Шлюпбалка – устройство для поднятия и спуска шлюпки на воду.] с «Вишни» изготовлены в одно время с «Калифорнийцем». И если допустить, что «Калифорниец» – это «Урсула», тогда «Вишня», судя по тому, как близко друг к другу расположены два места крушения, – это пароход «Свифт», корабль снабжения, затонувший в результате пожара в трюме. Теперь Мари еще отчаяннее хотелось поскорее забросить глубоководного робота к «Урсуле». Но как бы она ни была рада тому, что ее догадки подтверждаются, исследование «Урсулы» все равно будет проводиться без нее.
«Не всё сразу», – напомнила она себе. Если «Урсула» – действительно «Калифорниец», проект только начинается. А благодаря деньгам Эванджелины будет возможность довести его до конца. Она ничего не упустит.
* * *
Реджи Купер оказался круглолицым жизнерадостным молодым человеком. Сначала он сгреб Джо в медвежьи объятия, а затем распахнул перед Мари дверцу своего грузовика.
– Я покажу вам дорогу, а потом вы легко будете добираться до дома мисс Девон пешком или на велике, тут недалеко, – сказал он, выруливая на Цветочную улицу. – Просто она не хотела, чтобы вы у нас тут заблудились с самого начала.
Поездка и правда была короткой. По обе стороны улицы во дворах стояли морские бакены[12 - Бакен – плавучий знак, устанавливаемый на якоре (или грузе) для обозначения подводных опасностей на пути следования.], спали собаки, на бельевых веревках сушились носки и разноцветные куртки. Куртки напомнили Мари о пропавшем багаже, и она повернулась к Реджи, когда тот остановил машину:
– Я потеряла чемодан с одеждой. Здесь где-нибудь поблизости можно купить теплую куртку?
– Да забирайте мою! – И Реджи тотчас принялся расстегивать молнию.
Мари засмеялась, остановив его жестом:
– Нет, спасибо, я вам ее быстро приведу в негодность.
– Да она не то чтобы очень новая, – пожал плечами Реджи. – У нас тут продают водолазное снаряжение в «Айсколках», у них и теплые вещи есть – найдете все, что вам нужно.
– «Айс…» Что?
– «Айсколки». Владельцы, придумывая название, имели в виду «осколки айсберга». Вон там, видите, оранжевая дверь? – указал он направление. – Если вам понадобится еще куда-нибудь съездить, дайте мне знать, хорошо?
– Хорошо, – кивнула Мари. Либо она забыла, какие добрые люди живут в маленьких городках, либо в Норман-Клиффе жили особенно добрые люди.
Дом Эванджелины Девон оказался скромным белым коттеджем с садиком и буйной растительностью по обе стороны от крыльца, с кровлей, накрытой просмоленной парусиной, и с большим приземистым ангаром для лодок на заднем дворе. Хозяйка сидела за кухонным столом, рядом с ее стулом стояли ходунки, перед ней – блюдо с печеньем. Она выглядела в точности как на фотографиях: морщинистое лицо, белоснежные волосы, голубые ясные глаза за бутылочно-зеленым стеклом очков, но была выше, чем ожидала Мари. Эванджелина Девон сидела, выпрямив спину, и когда они здоровались, рукопожатие пожилой дамы было крепким. В одной статье, которую Мари нашла в интернете, упоминался ее возраст – Эванджелине было больше ста лет, но при виде ее трудно было в это поверить.
– Доктор Адамс, – прозвучал приятный, ласковый голос, – я очень рада с вами познакомиться.
– Взаимно, – сказала Мари.
Хозяйка дома пододвинула к ней блюдо с печеньем, которое оказалось восхитительным на вкус – овсяное с шоколадной крошкой и корицей. Пока Эванджелина размачивала свое печенье в стакане с молоком, Мари осмотрелась. Комната была небольшая, со скромным убранством, бежевыми обоями и одним окном в центре стены. Занавески с фестонами не скрывали вид на холм и гавань. Большую часть пола закрывал ковер с орнаментом из синих и белых квадратов. Кроме стола из мебели здесь были шкаф со стеклянной посудой и кружками, кресло, заваленное газетами, и полка с запыленной моделью рыбацкого баркаса. В общем, обстановка в коттедже была куда скромнее, чем Мари ожидала от жилища миллионерши, удалившейся на покой. И ей это понравилось.
Беседа началась со всяких пустяков – погоды, перелетов Мари, местной гостиницы – и была очень милой, но Мари знала, что им обеим не терпится перейти к делу, так что она лишь улыбнулась, когда во время первой же образовавшейся в разговоре паузы Эванджелина села еще ровнее и, поставив локти на стол, соединила подушечки пальцев. Кисти у нее были узловатые, увитые синеватыми венами, со старческими пятнами на коже – лишь они выдавали весьма и весьма преклонный возраст.
– Итак, – произнесла она, – что там с нашим маяком?
Мари открыла в своем ноутбуке файл, который начала заполнять еще на «Меркурии», пять дней и целую вечность назад.
– В самолете я провела кое-какие изыскания и ничего не нашла о Маяке Свана. – К некоторой досаде Мари, ее обычные методы сбора информации действительно не дали результатов, но она не собиралась в первые же пять минут знакомства обвинять своего спонсора в том, что ей предоставили весьма смутные сведения о цели задания.
К счастью, Эванджелина весело улыбнулась:
– Меня это не удивляет! Я знаю, что строительство маяка велось, так сказать, неофициально, а стало быть, какие-либо документы будет трудно найти. Кроме того, городок у нас маленький и очень старый, история у него долгая, и один-единственный маяк мог в ней затеряться. Так бывает – вещи теряются. Однако я знаю человека, который сумеет нам помочь. – Она достала из сумки, стоявшей рядом со стулом, визитную карточку и протянула ее Мари. Над телефонным номером значилось: КИЯ ТОЛЛИ. АРХИВ МЕМОРИАЛЬНОГО УНИВЕРСИТЕТА. – В Мемориальном университете Ньюфаундленда в Сент-Джонсе большой краеведческий библиотечный фонд, – пояснила Эванджелина, – там тщательно собирают источники по местной истории, и я уже убедилась, что это может нам очень пригодиться. Что касается водолазных работ, я арендовала корабль и оборудование у своего друга. Он владеет в Бостоне фирмой, которая занимается судоподъемным делом, и должен прибыть на остров сегодня вечером. Хотя, может статься, он уже здесь.
– Спасибо, – сказала Мари, открывая блокнот. – А какое именно оборудование?
– О, боюсь, я в этом плохо разбираюсь, – покачала головой Эванджелина. – Вам лучше расспросить капитана Генри.
– Окей, – кивнула Мари. – Но мне хотелось бы хоть что-то услышать о маяке уже сейчас. Как вы о нем узнали?
– В свой первый приезд на Ньюфаундленд я остановилась у женщины по имени Кэтрин Меттл. – Взгляд Эванджелины сделался задумчивым. – Мы стали добрыми друзьями. Она принадлежала к роду, целые поколения которого служили штурманами в гавани Норман-Клиффе, и потому знала об этом городе больше, чем кто-либо. От нее я услышала множество историй, в том числе о местном маяке. Многое забылось, но маяк я почему-то запомнила. Кэт сказала, что смотритель был добрым человеком, он и построил эту башню после того, как потерял свою семью. В результате ему удалось спасти множество жизней. – Эванджелина достала из сумки стопку листов бумаги. – Кэт не так давно умерла, тогда я и заинтересовалась маяком. Она сделала эти рисунки по рассказам своего дедушки. Я решила организовать выставку и дополнить ее работы реальными вещами, которые удастся найти, – всем, что имеет отношение к Маяку Свана.
Листы бумаги были старыми, пожелтевшими от времени и хрупкими. У Мари перехватило горло, когда она начала их перебирать. Все рисунки были выполнены карандашом, непрофессионально, но с усердием и множеством деталей. Загрубелые старческие руки с набухшими венами держат корабельный канат. Рыбацкая шхуна мчится по волнам, на борту написано «Покоритель морей». Ряд красных будок, в которых разделывают рыбу, на причале. Мальчик сидит на краю волнореза. Но особое внимание Мари привлек рисунок в самом верху стопки – тот единственный, который Эванджелина и хотела ей показать. На нем были запечатлены гавань и корабли, частокол мачт над волнами. Вид гавани почти не изменился с тех пор, за одним исключением: на рисунке скалу, возносящуюся над ней, венчал маяк. Мари подняла взгляд на Эванджелину:
– Вы говорили, для вас это всего лишь прихоть. Я думала, вы ищете маяк от скуки…
Эванджелина улыбнулась:
– Понимаю, этот проект не так важен в научном плане, как те, которыми вы раньше занимались. Но он важен для меня как дань памяти моей покойной подруге, вы правильно поняли.
– Для меня будет честью помочь вам, Эванджелина. – Мари сфотографировала рисунок с маяком, прежде чем вернуть ей всю стопку листов. – А вы уверены, что маяк упал в море? В большинстве случаев, если возникала такая угроза, маяк перемещали или сносили, предварительно сняв все оборудование, потому что линзы были недешевы.
– Я уверена, что он упал, – медленно проговорила Эванджелина и замолчала, глядя на рисунки Кэтрин Меттл.
Мари не стала настаивать на объяснениях. Что бы ни случилось с Маяком Свана, она все равно это скоро выяснит самостоятельно.
– Я вам верю, – кивнула она. – Остается надеяться, что он хотя бы частично уцелел и будет что поднять со Дна.
– Если он и правда уцелел, я не найду для такой работы лучших исполнителей, чем вы и мистер Генри, – сказала Эванджелина. – И это подводит нас к новой теме. Я решила выплатить вам обоим гонорар авансом, поскольку знаю, что вам, доктор Адамс, нужно вложить эти деньги в другой проект. Запишите мне сейчас, если не трудно, свои банковские данные – это ускорит процесс. Если вы, конечно, не предпочитаете другой способ оплаты.
– Вы… заплатите сегодня? – удивилась Мари. – Но мы даже еще не приступили к работе. А что, если мы не найдем маяк?
Эванджелина любезно улыбнулась, но ее ясные глаза оставались серьезными и проницательными.
– Деньги – ваши уже за то, что вы согласились на этот проект. Считайте меня своим новым инвестором.
– Эванджелина, мне бы не хотелось внушать вам ложные надежды, – все же сказала Мари. – За время, прошедшее с гибели маяка, многое могло случиться. Сотня лет под водой – долгий срок.
– Так же, как и на суше. Я ценю вашу честность, но все уже решено. Деньги – ваши за то, что вам не все равно. Но я прошу вас выполнить одно условие. Если вы все-таки не найдете маяк… если там уже нечего искать, я пойму. Однако прошу вас проверить все возможные зацепки, прежде чем прийти к окончательному выводу. Проведите исследование. Найдите людей, которые о нем что-нибудь знают. В дополнение к самому маяку – или вместо маяка, если его разыскать не удастся, – я прошу вас найти историю того, что с ним произошло.
У Мари снова перехватило горло – от обиды и одновременно сопереживания.
– Эванджелина, мне действительно нужны деньги на поиски «Калифорнийца», но я прежде всего ученый. Я не собираюсь выполнять работу спустя рукава только ради денег. Я бы никогда так с вами не поступила.
– Я знаю, – кивнула Эванджелина. – И я бы не позвонила вам, если бы не доверяла. Просто хочу сказать, что работа предстоит сложная. Даже в таких маленьких городках порой случаются запутанные истории, и чтобы добраться до истины, не всегда нужно искать лишь под водой. Постарайтесь узнать о людях, не только о руинах, которые они после себя оставили.
* * *
К тому времени, когда Мари покинула белый коттедж, уже стемнело, и голова у нее шла кругом. Она машинально, не глядя по сторонам, зашагала в том направлении, которое указал ей Реджи Купер, к магазину «Айсколки».
Эванджелина Девон уже вложила в поиски маяка гораздо больше сил и денег, чем хотела дать понять, – это было очевидно. Мари не сомневалась, что дружба с Кэтрин Меттл каким-то образом разожгла ее интерес, но… «Постарайтесь узнать о людях, не только о руинах, которые они после себя оставили…» Что это означает? О каких людях? Каких руинах? Почему Эванджелина так уверена, что здесь вообще есть что искать? Мари уже не понимала, что думать об этой старой женщине, но чувствовала некое сродство с ней.
То, как Эванджелина говорила о маяке, напомнило Мари ее собственное отношение к «Калифорнийцу», когда она впервые о нем услышала. «Калифорниец» словно зацепил ее якорем навсегда. Будь ей сейчас столько же лет, сколько Эванджелине, как бы она смогла смириться с неспособностью исследовать океанское дно самостоятельно, с необходимостью нанимать для этого других людей? Мари подумала о рисунках Кэтрин Меттл, о маяке, безмятежно застывшем над гаванью. Сейчас, глядя на скалу, никто бы не догадался, что там была башня. Но Эванджелина тоже смотрела на скалу и верила в это. Попробовать разобраться во всем имело смысл в любом случае, независимо от причин. И Мари собиралась сдержать обещание – восстановить историю маяка, какой бы она ни была, по крайней мере узнать, что от нее осталось.
Тем не менее она не замедлила написать Тиму о деньгах. Он сразу ответил целым частоколом восклицательных знаков, хотя на «Меркурии» была глубокая ночь. «Как тебе удалось???» – добавил он. Мари вкратце объяснила.
В «Айсколках» было пусто, только кассир сидел за прилавком – смуглый, серьезного вида мужчина в черной футболке. Он вскинул на Мари взгляд, когда та вошла, и снова принялся что-то печатать на компьютере. Она двинулась вдоль полок, перебирая носки и перчатки. Тренькнул телефон – пришла эсэмэска от Тима: «Закончили с «Вишней». Корпус почти расплющен. Пришлю тебе данные + загляни в отчет Г. Займемся «Урсулой» в среду».
«Передай привет моей героине, – написала в ответ Мари. – Здесь у меня работа на мелководье. Но интересная».
Она выбрала самую теплую куртку из того, что нашла, перекинула ее через локоть, добавила туда же рубашку с длинным рукавом, вязаную шапку и пару перчаток – всё с витрины распродаж. Прихватила несколько протеиновых батончиков и пузырек сиропа «Эдвил». У морозильной камеры с мороженым она остановилась, потому что телефон опять тренькнул. Тим прислал фотографию экрана гидролокатора с громоздким силуэтом «Урсулы» в центре и написал: «Работа на мелководье – хорошо, интересная – еще лучше. Сделай так, чтобы мы тобой гордились, детка».
Мари фыркнула от смеха и сунула телефон в карман, на этот раз решительно застегнув молнию – мысли о «Калифорнийце» будут ее только отвлекать, а чтобы вернуться к нему поскорее, нужно сосредоточиться на новой работе.
И словно в ответ на эти мысли она вдруг кое-что увидела… Морозильная камера с мороженым стояла у стены, увешанной газетными вырезками и снимками, помятыми и покоробившимися от времени фотокарточками в тонах сепии. Там, на самом верху, под вентиляционным отверстием, висело то, что привлекло ее внимание.
Фотография маяка.
Мари положила вещи, которые несла к кассе, на морозильник и встала на цыпочки, но снимок был слишком высоко. Тогда она влезла на стеклянную раздвижную крышку морозильника с мороженым и выпрямилась, осторожно балансируя на раздвижных панелях. Ей и сейчас пришлось тянуться вверх, вытягивая шею, но когда она все же рассмотрела фотографию, у нее упало сердце. Она ошиблась. Этот маяк стоял не на скале, а на холме, чей склон полого спускался к морю. «МАЯК ФЭРРИЛЕНД-ХЭД, 1940 г.» гласил текст, отпечатанный под фотографией. Мари вздохнула от разочарования.
– Могу я чем-нибудь помочь? – раздался мужской голос, и она чуть не навернулась с морозильника. Перед ней стоял кассир, скрестив руки на груди и приподняв бровь.
– Привет! – бодро отозвалась Мари, становясь на четвереньки, чтобы слезть с морозильника. – Прошу прощения. Я просто… смотрела.
Мужчина вскинул взгляд темных глаз к потолку, затем снова уставился на нее:
– Смотрели на вентиляцию?
– Э-э… нет. На картинки.
– Предполагалось, что ими нужно любоваться издалека.
Мари по выражению его лица не понимала, позабавил его проделанный ею эквилибр или разозлил. Она наконец сползла с морозильника на пол. Кассир выглядел на пару лет моложе ее, но в черных кудрявых волосах, особенно на висках, уже белела седина. Линия загара была отчетливо заметна на плечах под рукавами футболки и под черной щетиной на щеках. Он шагнул ближе к морозильнику и принялся рассматривать фотографии.
– Тоже вентиляцией интересуетесь? – хмыкнула Мари, но он отреагировал на ее шутку невозмутимым взглядом.
«Ясно, – решила Мари. – Значит, злится».
– Вы случайно не к Эванджелине Девон приехали? – спросил он вдруг.
– К ней, – с удивлением сказала Мари. – Как вы догадались?
Он указал на фотографию Фэрриленд-Хэд:
– Вы рассматривали единственный снимок с маяком.
Мари наконец заметила его бостонский выговор и тоже сложила два и два.
– Вы занимаетесь судоподъемным делом, – сказала она, и мужчина кивнул.
– Я Джулиан Генри.
– Мари Адамс. Значит, вы тут не работаете продавцом?
– Нет. Я снял гостевую комнату у хозяина магазина. Просто подумал, ему не понравится, что всякие водолазы топчут его мороженое.
– Ага, – смущенно пробормотала Мари. Капитан Генри произнес все это с таким серьезным лицом, что непонятно было, шутит он или нет. – Может, вы все-таки примите у меня плату за покупки? – Она сгребла вещи с морозильника и с надеждой протянула их Джулиану Генри, но тот покачал головой:
– Тут кассовый аппарат сложнее, чем гидролокатор. Берите свои покупки. Я заведу у хозяина магазина счет для нас обоих. Судя по прошлым проектам Эванджелины, он нам понадобится.
* * *
Когда Мари вернулась в гостиницу, ресторанный зал покидала после ужина развеселая компания. Из распахнутой двери вместе с ними на Мари выкатилась волна теплого воздуха, в которой смешались запахи кофе со сливками и рыбы – сейчас такое сочетание показалось ей не противным, а очень даже аппетитным.
– С возвращением, – поприветствовала ее Джо из зала. – Есть хотите?
– Еще как! – отозвалась Мари, снимая новую куртку. Она пробежала взглядом меню с логотипом заведения наверху: слова «Дом капитана Меттла» были расположены вокруг корабельного штурвала. – Скажите, а к вашей гостинице случайно не имела отношения некая Кэтрин Меттл? – спросила она. – Эванджелина дружила с ней.
– Возможно, – сказала Джо. – Меттлы и Куперы – очень большие семейства, я не со всеми своими родственниками знакома.
Сейчас в обеденном зале царил полумрак, корабельные фонари бросали дрожащий свет на стены, и здесь было так тихо, что Мари слышала плеск волн в гавани, долетавший через открытые окна. Единственными посетителями, кроме нее, были двое пожилых мужчин – они расположились на диванчике с большими чашками протертой похлебки в руках; один закинул ноги в ботинках на стоявшее напротив кресло.
– Джентльмены, позвольте представить вам Мари Адамс. – Джо подошла к креслу, не занятому ногами рыбака. – Мари, это Тео ван Горен и Билл Бакстер. Главные местные сплетники и истребители половины моего годового запаса алкоголя. Мари здесь работает над одним водолазным проектом Эванджелины Девон.
– Приятно познакомиться, – сказал Тео ван Горен с сильным ньюфаундлендским выговором, отчего слова звучали округло и певуче. Он был похож на идеальный портрет старого рыбака из детских книжек: потухшая трубка в зубах, длиннющая седая борода до груди, обветренное лицо с резкими морщинами и вытатуированный на тыльной стороне ладони якорь. – А что за проект-то?
– Мы ищем один маяк, – пояснила Мари. – Судя по всему, он стоял на скалах к югу от города и давным-давно упал в воду.
Тео с Биллом переглянулись и одновременно хмыкнули.
– Ну ясное дело, – покивал Тео. – В детстве мы о таком частенько слыхали: мол, если не приберешься в своей комнате прямо сейчас, ночью, как заснешь, свалишься в океан.
– А о маяке вы слыхали? – поинтересовалась Мари.
– Ну ясное дело, – повторил за другом Билл. – А еще о лесных фейри[13 - Фейри – в мифологии ирландцев, шотландцев, англичан и других кельтских и германских народов общее название волшебных существ (эльфов, фей, гномов и пр.) (прим. пер.).] и о призраке шхуны «Хейзел».
Мари, нахмурившись, перевела взгляд с одного рыбака на другого и обратно. Тео пожал плечами:
– Да мы шутим, конечно. Но вы кажетесь милой девушкой, поэтому я дам вам совет, который очень пригодится в ваших поисках.
– Что за совет?
– Бросьте это дело. Не было тут никакого маяка.
Его заявление эхом разнеслось по комнате, наполненной зыбким полумраком. Мари наклонилась к Тео:
– Почему вы так думаете?
– Потому что это всего лишь старая байка, вот почему, – ответил вместо него Билл. – В детстве мы облазили все скалы, искали тех фейри, всякий лесной народец. Там никогда не было ничего, кроме деревьев и пары заброшенных хижин.
– Было или не было, в любом случае уже не понять, – подхватил Тео. – Может, и стоял там маяк когда-то. Столько легенд о нем ходит, что поневоле призадумаешься. Но вас с расспросами кое-кто опередил, уж не обессудьте.
– Кто-то еще спрашивал о Маяке Свана? – насторожилась Мари.
Тео кивнул:
– Какие-то ребята крутились у нас в городке несколько лет назад. Их интересовали семейства Норман и Роланд, которые жили здесь с давних времен. Те ребята искали их потомков, тогда-то, помнится, и всплыла байка о маяке. – Он допил похлебку из чашки одним глотком (Мари удивилась, как ему это удалось с трубкой в зубах) и с довольным видом откинулся на спинку дивана. – Шустрые такие ребята были, на хороших посудинах, с новенькой техникой. Если что и можно было тут разнюхать о маяке, они точно разнюхали бы.
Мари открыла ноутбук:
– Значит, они думали, что семья Норман имела какое-то отношение к маяку?
– Этот городок называется Норман-Клиффе, девушка. Семья Норман имела тут отношение приблизительно ко всему. В свое время Норманы породнились с Роландами. Не помню уж, в связи с чем те ребята тогда завели речь о маяке, но точно говорю, что было такое.
– И чем же дело закончилось? – спросила Мари.
Тео опять пожал плечами:
– Ни Норманов, ни Роландов здесь давно уже нет. Никого из них не осталось. Ребята это выяснили и убрались восвояси.
Если это была правда, она не внушала оптимизма. Сто лет – долгий срок, однако 1914 год – все ж таки не темные века. В Норман-Клиффе не могли построить маяк так, чтобы об этом не осталось совсем никаких свидетельств. Должны быть вахтенные журналы, какие-то официальные документы. И тот факт, что кто-то уже искал сведения о маяке, но ничего не нашел, был недобрым знаком.
– Простите, что разочаровал, – сказал Тео, вставая. – Но если хотите, могу подкинуть вам другой водолазный проект. Я потерял мотор от своей старой лодки. Не исключено, что его украли те самые фейри, о которых вам тут Билл балаболил, – заговорщически подмигнул он. – Было это аж в тысяча девятьсот семьдесят первом году. Я тогда поймал во-о-от такую рыбу, больше, чем вы от макушки до пят. А фейри, должно быть, это не понравилось, представьте себе. И пока я с той рыбой сражался, пока затаскивал ее на борт, они трос-то на корме перегрызли и мотор уволокли. Так что назад мне пришлось грести этой рыбиной заместо весла, вот этими вот самыми руками.
Мари не нашлась что сказать.
Позднее, лежа в постели и слушая океан, успокаивающе плескавший волнами за окном, она думала о высокой скале. Действительно ли никто не потрудился отодвинуть маяк от обрыва и он упал в воду? Возможно ли, что маяк уцелел на дне за столько прошедших десятилетий? И существовал ли он вообще, или же рисунок Кэтрин Меттл был иллюстрацией к сказке, таким же плодом воображения, как байки старых рыбаков? Но все сказки с чего-то да начинаются, их отправные точки находятся в реальной жизни. Засыпая, Мари думала о фейри – хранителях рыб, и об одиноком луче маяка над черными водами. Как там сказал Тео? «Столько легенд о нем ходит, что поневоле призадумаешься…»
Сван
1913 год
Из города Сван вернулся как раз к тому часу, когда надо было зажигать маяк.
На скале было темнее, чем обычно, – сумерки, как туман, заволокли деревья, тучи застыли на горизонте черной массой, и на мгновение в холодной тишине фонаря Сван почувствовал себя кораблем, сорвавшимся с якоря и потерявшим ориентиры в пространстве. Но он тотчас воспрянул духом при виде мачтовых огней вдали от гавани, зажег фитиль, и когда стеклянный отсек наполнился мерцающим светом, ему показалось, что далекий корабль подмигнул ему в ответ сигнальными огнями.
Сван всего однажды видел свет своего маяка с моря. Это было лет пятьдесят назад, когда ему пришлось самому сходить в Сент-Джонс на лодке за припасами и в его отсутствие огонь на башне зажигала Грейс. На обратном пути он был занят подсчетом расходов и проверкой купленного по списку, так что даже не задумывался о том, как будет выглядеть маяк, а когда его плоскодонка обогнула скалы и вошла в Норман-Клиффс-Бэй, он увидел луч, устремленный в море, пронзающий тьму, башня высилась на скале – суровая, горделивая, живая, неколебимая, – и у Свана по спине побежали мурашки.
Внутри башня ощущалась совсем по-другому – шумной, скрежещущей, механической. Ничего в ней не было от того умиротворяющего чуда, каким она казалась с залива. Луч, столь удивительный и загадочный для того, кто смотрит на него издали, здесь был сложным продуктом взаимодействия стекла, латуни и масла, горящего в резервуаре, который тщательно спроектировали для того, чтобы усиливать свет, проходящий через гигантскую, высотой со Свана, линзу. И еще тот, кто любовался этим светом с моря, не чувствовал ни жара, ни прогорклого дыма, не слышал гудения вращавшего линзу часового механизма в отсеке под фонарем, такого мощного, что сотрясался пол. Среди глубокой ночи бодрствовали только смотритель, маячная башня и океан.
На этот раз Сван не стал задерживаться в фонаре – погладил линзу напоследок, спустился в свой домик и рухнул в кресло. Обратный путь из города он проделал будто во сне, ничего не замечая; грудь сдавило и не отпускало до тех пор, пока он не оказался в лесу. Теперь ему все чудилось, что с минуты на минуту сюда примчатся Абигайл или Корт. На выходе из банка он быстро проскочил мимо Лу Роланда, который как раз шел на работу и удивленно шарахнулся в сторону. И хотя это был тот самый Роланд, ради которого он сегодня и приехал в город, Сван сумел лишь взмахнуть рукой в ответ на его приветствие. И только сейчас, на своей уютной, безопасной кухне, он почувствовал, как сердце замедляет бешеный перестук, потихоньку успокаиваясь. На столе стояла корзинка с остатками морошки, как будто ничего не изменилось с сегодняшнего утра. «Ты еще пожалеешь о тех днях, когда тебе докучал только Корт…» Да уж, дружище Питер был прав.
Вахтенный журнал лежал рядом с морошкой – толстая тетрадь в кожаном растрескавшемся переплете, – и Сван вспомнил, что сегодня так ничего и не записал. Для него это было нехарактерно. Память давно стала его подводить, и он пришел к выводу, что фиксировать события лучше сразу после того, как они происходят, чтобы отчет был точным и подробным. Но сейчас он никак не мог заставить себя перенести на бумагу день, который начался с Корта Роланда и закончился Абигайл Норман. Поэтому он тянул время, рассеянно перелистывая в обратном порядке страницы за предыдущую неделю.
11 ОКТЯБРЯ, 1913
НАДВИГАЕТСЯ ШТОРМ? У МЕТТЛ НА МАЯКЕ. ПРОШЛИ ТРИ ПАРОХОДА ИЗ СЕНТ-ДЖОНСА. ВЫЧИСТИЛ ВОДОНАГРЕВАТЕЛЬ И ЗАМЕНИЛ ТРУБУ В КОКОВОЙ КОМНАТЕ НУЖЕН РЕМОНТ СИГНАЛ РАБОТАЕТ
10 ОКТЯБРЯ, 1913
НАДВИГАЕТСЯ ШТОРМ. ПРОИЗВЕЛ ТЕХОСМОТР И УСТРАНЕНИЕ НЕПОЛАДОК В ФОНАРНОМ ОТСЕКЕ. ПОЛНОСТЬЮ ВЫЧИСТИЛ ВСЮ ОПТИКУ И МЕХАНИЗМ ЛИНЗЫ. НУЖЕН РЕМОНТ В БОКОВОЙ КОМНАТЕ. СИГНАЛ РАБОТАЕТ.
Ремонт в боковой комнате домика смотрителя Сван откладывал месяцами. Раньше она служила гостевой, когда у них с Грейс еще бывали гости – приезжали ее родители и кузены, часто оставались с ночевкой Питер и Софи, и тогда на маяке становилось шумно и радостно. Теперь комната пустовала; это была единственная часть дома, куда Сван старался не заглядывать – косился на закрытую дверь и брел в свой закуток или на кухню.
9 ОКТЯБРЯ, 1913
ВСЮ НОЧЬ ШТОРМИЛО, СИЛЬНЫЙ ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ВЕТЕР И ДОЖДЬ СО СНЕГОМ. У МЕТТЛ ПРИВЕЗ ПРОДУКТЫ, ПЛОТНИЦКИЙ ИНСТРУМЕНТ И МАТЕРИАЛЫ. НУЖНО ПОЧИНИТЬ ДВЕРЬ В САРАЕ С МАСЛОМ. ПОДЛАТАТЬ ОКОННЫЕ РАМЫ В ДОМЕ. ШХУНА «НЭЛЛЕ» СЕЛА НА МЕЛЬ И ОТБУКСИРОВАНА В ГАВАНЬ. «ПОКОРИТЕЛЬ МОРЕЙ» НАЛЕТЕЛ НА РИФ РЯДОМ С БУХТОЙ И ТРЕБУЕТ РЕМОНТА. СИГНАЛ РАБОТАЕТ.
Сван поморщился. Эта запись была еще неприятнее, чем та, про ремонт в боковой комнате. Он давным-давно отдал «Покорителя морей» Уиллу Меттлу, после того как сам унаследовал его от Нико, а тот – от Томаса в свои шестнадцать. Томас, их отец, тогда угрюмо сказал: «Ты достаточно взрослый, чтобы жить в океане», а у Сильви мелькнула мысль: «Достаточно взрослый, чтобы там умереть». Но Нико оказался везунчиком – он неделями пропадал на Большой банке и возвращался с трюмами, под завязку набитыми треской. И был очень доволен «Покорителем морей». По крайней мере, Сильви так казалось до того летнего утра, когда Нико вернулся из плавания, завершив свой третий рыболовный сезон. Днем братья отправились в маленькую скальную бухту. Одному было пятнадцать, второму – девятнадцать. Сильви купался, Нико примостился на своем привычном месте на каменной приступке над волнами. Он окреп, возмужал и сильно загорел за время плавания, так что теперь Сильви все время приходилось поглядывать на брата, чтобы убедиться в его реальности.
Через узкий вход в бухту проскользнул бот и развернулся. На борту значилось: «Как ей это понравится». Это была местная лоцманская посудина, и за штурвалом радостно скалился Питер.
– Ого-го! – воскликнул он. – Мне передали, что в здешних краях завелись морские чудовища, но я и не думал, что они такие уродливые!
Нико в ответ растянул двумя пальцами рот, обнажив зубы, и высунул язык. Для этого ему пришлось отпустить скалу, и он, не удержавшись, плюхнулся в воду, обдав Сильви фонтаном брызг. Питер покачивался в боте у самой скалы.
– Вы как, вечером собираетесь на гулянку к Фрэнсису Норману? – поинтересовался он.
«Никакая это не гулянка, – подумал Сильви, – а целый званый ужин, торжество в честь открытия нового банка».
– Мне что-то не улыбается весь вечер слушать, как Фрэнсис Норман хвастается тремя новенькими кораблями, – отозвался Нико.
– Давайте вы пойдете, а? – взмолился Питер. – Отец говорит, нам надо там быть, а Соф будет повсюду таскаться по пятам за Каллумом Купером. Не оставляйте меня одного!
– Может, нам все-таки стоит сходить? – обратился Сильви к Нико, после того как Питер отчалил. – Когда ты в последний раз бывал в усадьбе? Я туда несколько лет не заглядывал.
Нико смотрел на море, и цвет его глаз менялся от серого до синего и обратно, как будто волны прокатывались прямо через него. Затем он перевел взгляд на Сильви:
– Я был там сегодня утром. Только маме не говори, что я не сразу примчался домой из гавани.
– Ты был в усадьбе? Зачем?
– Ладно, скажу. – Нико развернулся к нему и придвинулся ближе. – Только об этом маме тоже не говори. И отцу ни слова. Я в последнее время подрабатывал на Фрэнсиса Нормана. Копил деньги на корабль побольше.
– Нико! – просиял Сильви. – Но ведь отец на тебя ничуть не рассердится! Он будет тобой гордиться!
Нико ухмыльнулся – видно было, что тем самым он хочет скрыть смущение из-за пылких слов брата.
– Не хочу, чтобы отец думал, будто я считаю «Покорителя морей» недостаточно хорошим для себя. Это отличная шхуна, и она станет отличным лоцманским судном в гавани. Но для рыбной ловли на Большой банке наш «Покоритель» больше не годится, еще одного такого плавания он не выдержит. Я уже поговорил с Боуэном Смитом в Сент-Джонсе насчет нового корабля и заплатил ему задаток – половину суммы. Моя шхуна будет готова в январе.
– В январе?! – изумился Сильви.
– Я подумываю назвать ее «Счастливые звезды считай», – сказал Нико. Это была строчка из его любимой песни, и он тотчас просвистел пару тактов.
Так Сильви унаследовал «Покорителя морей», вышел на нем в море один-единственный раз и оставил его в сухом доке, а потом отдал Уиллу Меттлу, чтобы тот привел судно в порядок, и вот теперь оно опять требует ремонта. «Покоритель морей» давно не ходил дальше, чем лоцманские боты, но теперь Сван знал, что дни его окончательно сочтены. Печально будет смотреть на гавань и не видеть больше веселого кораблика с желтыми бортами. «Покоритель морей» был маленьким, но стойким и отважным. Более стойким и отважным, чем Сильви…
Сван вздохнул и взялся за перо.
12 ОКТЯБРЯ, 1913
К. РОЛАНО НА МАЯКЕ. ОБСУЖДАЛИ ЮРИДИЧЕСКИЕ ДЕЛА.
П. МЕТТЛ НА МАЯКЕ. ОБСУЖДАЛИ ЛИЧНЫЕ ДЕЛА.
ОТДРАИЛ КУХНЮ И ГОСТИНУЮ. БЫЛ 13 НОРМАН-КЛИФФС ПО ЛИЧНЫМ ДЕЛАМ. СИГНАЛ РАБОТАЕТ.
* * *
В тот вечер, когда Фрэнсис Норман устраивал торжество, Нико, Сильви, Питер и Софи собрались вокруг костра, который весело потрескивал в саду второй усадьбы на холме. Сильви сидел напротив брата, смотрел на пляшущие над огнем искры и чувствовал себя покойно и умиротворенно.
До тех пор, пока из особняка не пришла Абигайл.
В последние дни она так же, как и Нико, редко показывалась на публике – была занята в отцовском банке. Но в городе все внимание было приковано к ней, теперь уже восемнадцатилетней Абигайл Норман с глазами цвета утреннего неба и блестящими черными волосами. Абигайл на всех смотрела так, что люди чувствовали себя недостойными даже заговорить с ней и одновременно понимали, что не успокоятся, пока не заслужат ее взгляда.
Сейчас Абигайл направилась прямиком к Нико:
– Боуэн Смит сказал мне, что строит корабль для тебя.
– Не говори так громко… – Нико покосился в сторону отца.
– Смит, похоже, сам доволен своей работой. Наверное, корабль получится неплохой.
– Отличный, – тихо сказал Нико.
Абигайл смотрела на него некоторое время, покусывая губу, затем уселась между Нико и Каллумом Купером, и у обоих парней порозовели щеки. Софи, которая, как и предполагал Питер, весь вечер глаз не спускала с Каллума, тоже вспыхнула.
– Мой отец как раз ищет еще одно судно для торговых рейсов, – сказала Абигайл.
– Лучше не связывайся, Нико. Я слышала, последний груз Фрэнсиса проделал долгий путь в Америку и не нашел там покупателей, – предупредила Софи, отчего Сильви проникся к ней благодарностью.
Абигайл лишь презрительно фыркнула и встала:
– Так или иначе, обдумай предложение. Торговля прибыльнее рыболовства.
Нико задумчиво смотрел ей вслед, пока она шла к особняку, и впервые Сильви почувствовал, как между ним и братом разверзается пропасть. А потом хлынул Дождь.
Вся компания вскочила и бросилась к дому. По пути они потеряли друг друга в толпе спешивших в укрытие гостей. Сильви оказался в комнате с камином и огромным окном, выходящим на гавань, присел на подоконник, глядя сквозь залитое водой стекло на скалы, и подумал, что лучше бы они с Нико остались в скальной бухте, лучше бы не слышали о Фрэнсисе Нормане, его дурацких деньгах и дурацкой торговле. Он встал и пошел искать брата, чтобы попросить его уйти, но по дороге случайно наступил на ногу какому-то высокому парню.
– Эй! – возмутился тот. – Ты намочил мои новые ботинки!
– Извини, – смиренно развел руками Сильви.
Девушка впереди него обернулась:
– Не говори глупостей, Артур, на твои ботинки уже и так вылилась целая туча. – Она взглянула на Сильви светло-карими глазами; с ее мокрых волос текла дождевая вода. – Не обижайся на моего брата, – сказала она. – Меня зовут Грейс. Не знаешь, где тут раздобыть горячего сидра?
– Сидра у нас и дома хоть залейся, – фыркнул Артур. – Куда ты еще собралась? – Его взгляд вдруг устремился в сторону, и Сильви обнаружил, что парень завороженно смотрит на Абигайл, а та – на него.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70570528?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Подводная банка – отмель в океане, глубина на которой значительно меньше окружающих ее глубин.
2
Около 100 км (1 миля =1,6 км).
3
Около 1200 м (1 фут = 30,48 см).
4
Институт был основан в 1903 г. в Сан-Диего, Калифорния. Является одним из старейших и крупнейших центров океанологии.
5
Ватерлиния – линия соприкосновения воды с корпусом плавающего судна.
6
Полуорёл – золотая монета номиналом 5 долларов, находившаяся в обращении в США с конца XVIII в. по 1929 г. Десятидолларовая монета называлась «орёл» (прим. пер.).
7
Шпангоут – поперечное ребро корпуса судна, придающее ему поперечную прочность.
8
Бимс – поперечная балка, поддерживающая палубу.
9
НИС – научно-исследовательское судно (прим. пер.).
10
Систершипы – корабли одного типа, разработанные по одному проекту, близкие по составу вооружения, техническим средствам и пр.
11
Шлюпбалка – устройство для поднятия и спуска шлюпки на воду.
12
Бакен – плавучий знак, устанавливаемый на якоре (или грузе) для обозначения подводных опасностей на пути следования.
13
Фейри – в мифологии ирландцев, шотландцев, англичан и других кельтских и германских народов общее название волшебных существ (эльфов, фей, гномов и пр.) (прим. пер.).
Фиби Роу
Тип: электронная книга
Жанр: Триллеры
Язык: на русском языке
Издательство: АСТ
Дата публикации: 24.04.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: 1913. Старик по имени Сильвестр Сван посвятил свою жизнь уходу за маяком, который долгие годы приносил кораблям, терпящим бедствие, свет надежды. Но скоро он погаснет: на содержание Маяка Свана нет денег, и ближайший шторм сотрет его с лица земли. Никто не слышит смотрителя, и он оказывается перед лицом бури в одиночестве. Кажется, спасения нет…