Главная страница | Современная русская литература | Сирота земли. Жизнь на чужбине

Сирота земли. Жизнь на чужбине
Айлин
Главная героиня книги в детстве была спасена из города, подвергающегося бомбардировкам. Однако, испытания в ее жизни на этом не закончились. Ей предстояло научиться жить на чужбине. Как привыкнуть к тому, что больше нет твоего дома, родных пейзажей, вокруг новая страна, новый язык, новые нравы? Приезжая, не русская, чужая, это те новые статусы, которые теперь сопровождали ее по жизни.

Айлин
Сирота земли. Жизнь на чужбине

Глава 1
Россия, встретившая нас в августе пронизывающим холодным ветром и шквалистым дождем, стала для моей семьи домом на долгие годы. В одиннадцать мне пришлось адаптироваться к жизни в новой для себя реальности. В России я оказалась в условиях абсолютного вакуума: русского языка я не знала и, что говорили окружающие, совершенно не понимала.
Родители были вынуждены снимать малюсенькую однокомнатную квартиру, в которой даже не помещался холодильник, из-за чего все скоропортящиеся продукты мама старалась закупать на один день. Мне приходилось спать посреди комнаты на узенькой брезентовой лежанке, зажатой между диваном, на котором спали родители, и сервантом, забитым старой посудой хозяев квартиры.
То, что у семьи совсем нет денег на существование, стало понятно довольно быстро. Небольшую сумму, которую папа привез с собой, он был вынужден потратить на покупку практически заброшенного дома в глухом селе за двести километров от города для того, чтобы семья могла получить местную прописку и оформить свое пребывание в стране легально. Ведь без прописки можно было забыть о какой-либо нормальной работе, да и меня в школу вряд ли бы взяли учиться, а сентябрь был уже на носу. Отец очень надеялся на скорое получение работы, а с ней и стабильного заработка, ведь на родине он был отличным специалистом и занимал руководящую должность на заводе. Однако время тогда было смутное: в девяностые в России и местному населению приходилось туго с заработком, а уж для приезжих вообще не было вакансий. Дверь перед ними закрывалась, как только выяснялись их фамилия и страна, из которой они прибыли. Дальше никто даже не интересовался опытом работы или профессиональными навыками кандидата.
Меня отправили учиться в школу, но так как я совершенно не знала русского языка, мама просто договорилась с директором, чтобы я какое-то время посидела на последней парте вместе с учениками первого «Б» класса и попробовала приспособиться. Это было очень странное время: я приходила в класс, садилась за парту, доставала тетрадь, пенал и учебники и просто сидела. Я не понимала, о чем вокруг говорят, и была чем-то вроде зверька из живого уголка для своих одноклассников: они часто ко мне подходили – что-то говорили, трогали меня, трогали мои вещи, иногда злились непонятно на что и толкали меня.
Жизнь изменилась, приходилось меняться и мне. Но не всё легко давалось. Первое время любой шум пугал, я вздрагивала, оборачивалась. Недалеко от школы проходила трасса, где часто ездили большегрузы, и периодически оттуда доносились громкие звуки, хлопки. Я машинально пряталась под парту, чем очень веселила весь класс. Насмешки со стороны сверстников стали обыденными, повод находился всегда: начиная с моего абсолютного незнания русского языка и, как следствие, непонимания, что мне говорили, заканчивая моими страхами и внешним видом. У всех девочек были коричневое школьное платье и два фартука: белый, парадный, и черный, на каждый день. А мне отдали форму моей родственницы из гимназии, где платье было темно-бордовое, а фартука вовсе не было. Платье было очень красивым, но, к сожалению, висело на мне, как на вешалке, – я была слишком худенькой. В нем мне пришлось проходить весь первый учебный год.
Мне очень повезло с первой учительницей. Она была крайне мудрая женщина и смогла разъяснить детям, что я все-таки не зверек из красного уголка, а живой человек, и через пару недель дети потеряли ко мне интерес и только изредка обращали на меня внимание.
Но порой и она проявляла непонимание, тогда в моем дневнике появлялись записи. Почему-то я писала только про страшное и обидное, что со мной происходило, но никогда не описывала хорошие события, думая, что они в этом совершенно не нуждаются.
Вот одна из моих записей, сделанная в день, когда мне было особенно плохо:«Сегодня мне было очень обидно: одноклассники смеялись надо мной, а учительница выгнала из класса, сказав, что я сорвала ей урок. Я просто спряталась под партой, когда на трассе у школы у грузовика лопнуло колесо. Все побежали к окну, а я залезла под парту. Странный инстинкт укрыться срабатывал во мне постоянно: стоило чему-то где-то громко упасть, и я садилась на коленки или залезала под что-то рядом стоящее. Вот уже полгода я живу в России, здесь нет войны, но я никак не могу отпустить ее внутри себя. Это очень сильно мешает в адаптации, так как делает меня для окружающих странной и нелюдимой. Со мной не хотят дружить, меня воспринимают как объект для насмешек и издевательств. Мне очень плохо, а что делать с этим, я пока не знаю».
Я научилась читать, писать и считать на армянском языке еще в пять лет. Теперь же предстояло всё выучить заново на другом языке. Вероятно, языковая среда и детский возраст, позволяющий всё впитывать в себя как губка, позволили мне уже к новому году понимать, о чем говорят окружающие люди. Конечно, я не все слова понимала, но общий смысл уже улавливала.
К весне я уже более-менее сносно изъяснялась на русском языке и могла самостоятельно выполнять все домашние задания, но, как говорила мой учитель, у меня был душераздирающий акцент. Она мне посоветовала читать вслух и слушать себя – так я должна была пытаться избавиться от неправильного произношения слов. Я читала так много, что откровенно раздражала домашних, ведь мы жили тогда в однокомнатной квартире, и они были вынуждены слушать мою еще очень далекую от идеала русскую речь. Конечно, ребенком я не понимала еще всю необходимость говорить красиво и без акцента, просто старалась изо всех сил, чтобы надо мной не смеялись сверстники. Довольно долгое время книги были моими единственными друзьями: со временем я уже читала не для избавления от акцента, а для того, чтобы на время переместиться в мир героев произведений и отвлечься от трудностей, которые были в жизни моей семьи.
Переезд в другую страну, да еще и при условии фактического бегства от войны, потеря всех сбережений, невозможность нормально устроиться на работу – это лишь малая часть того, с чем нам пришлось столкнуться. Денег в семье катастрофически не хватало, и я уже ребенком прекрасно понимала, почему мама покупает черный хлеб, хотя мы все его не любим, а не белый; понимала, почему мне покупают одежду один раз в год перед началом учебного года, и только один комплект. К концу года пальцы в обуви откровенно просились наружу, а вещи были уже малы и имели сильно застиранный вид. Летом школьные штаны превращались в шорты и прекрасно доживали свой век в новом статусе.

Глава 2
Порой мне приходилось терпеть не только насмешки сверстников, но и откровенные издевательства со стороны ребят постарше. Самым страшным было понимание того, что справедливости просто не существовало тогда на свете, и либо ты мог выкарабкаться сам, либо тебя втаптывала в грязь сама жизнь.
В один из таких страшных жизненных моментов в моем дневнике появился рассказ «Мамины серьги».
«Я сегодня так сильно испугалась – думала, утону. Не знаю, как мне сил-то хватило выбраться из канала. Когда я шла из школы, за мной увязались двое парней из старших классов. Они всю дорогу подтрунивали и издевались надо мной. Сначала им не давал покоя мой внешний вид: всё смеялись, почему шуба больше меня в два раза, а сапоги явно носили до меня уже сто лет. Когда я сказала, что эти вещи мне отдали носить, так как своих теплых вещей у меня нет, они начали смеяться над моим акцентом и ошибкам в речи.
– Да ну, так ты еще и голодранка приезжая! Вали к себе на родину! – крикнул один из парней и стащил с меня головной убор.
Копна черных волос разметалась по моим плечам. Мне было холодно, я попыталась отобрать свою шапку. Они смеялись и кидали ее друг другу, не давая мне шанса забрать ее.
– Да что я вам сделала-то? За что вы так со мной? – крикнула я от обиды.
– Понаехала сюда! Вали, сказано тебе, черножопая, к себе в горы!– закричал тот же парень и ударил меня шапкой наотмашь по лицу.
От неожиданности и обиды я упала на снег, слезы брызнули из глаз.
– Бог вас накажет, – сказала я и стала вставать.
Быстро надела шапку и постаралась убежать от них. Мне было тяжело, дорога была через поле, снег почти по колено. Тропка была уже до меня вытоптана людьми, но всё равно в объемной шубе, которая весила, наверно, больше меня, рюкзаком и сменкой особо быстро не получалось. Я чувствовала, что ребята идут за мной попятам. Они молчали, что сильно меня напрягало: я не знала, чего от них ожидать, и, как назло, впереди не было ни одного человека. Когда я подошла к мосту через небольшой канал, то у меня в голове промелькнула мысль – лишь бы не поскользнуться и быстро пройти через него. Ступив на мостик, я почувствовала, как сзади меня схватили за шубу и резко толкнули вниз, в канал. Я зажмурила глаза и выставила вперед руки. Вода в этом канале никогда не замерзала и периодически меняла свой окрас: становилась то розовой, то зеленой, то оранжевой. Говорили, что местный завод сливает туда свои отходы. Холодная вода моментально пропитала всю мою одежду. Попыталась встать и поняла, что канал неглубокий: воды было по пояс, но шуба и сапоги стали тяжелыми, и холод сковал все мои движения. Я так и замерла, мокрая, по пояс в холодной воде, а в руках держала рюкзак и сменку, боясь выронить, так как понимала, что купить сейчас мне родители ничего не смогут, – денег даже на еду толком не хватало.
– Сдохни, курица мокрая!– услышала я голос всё того же парня.
Эта мерзкая фраза вывела меня из оцепенения. Я повернулась и посмотрела ему в глаза.
– Я на войне не сдохла и тут не сдохну. А вот ты получишь свое, Бог тебя накажет, – практически прошипела я, стуча от холода зубами.
– Пошли отсюда, она ненормальная, – сказал второй парень.
Они сбежали, оставив меня в таком положении. Я медленно прошла к краю канала, берега его были земляными, и я смогла выкарабкаться наверх. До дома надо было пройти еще метров триста, я шла, стиснув зубы и думая, что должна дойти просто назло этим гадам. По дороге мне так и не встретился ни один взрослый, кто бы мог помочь. Когда мама открыла дверь квартиры, встречая меня, то ахнула и начала причитать.
– Ася, что случилось? Давай скорее снимать всё. Ой, как же так, как же так? Заболеешь ведь, – говорила мама.
Я приняла горячий душ, что помогло мне согреться, выпила чай, после рассказала, что со мной случилось.
– Ася, я буду тебя встречать и провожать теперь каждый день. Тут нет войны, но есть ненависть. Видишь, что делают эти подонки, – сказала мама.
Но на следующий день я в школу не пошла: ночью у меня начался сильный жар, меня рвало, и ужасно болели живот и голова. Врач из поликлиники, которого вызвала мама, прописал постельный режим и назначил кучу лекарств, сказав, что, наверное, у меня и переохлаждение, и отравление вместе, так как в канал что только не сбрасывают, и я могла наглотаться там всякой гадости.
Помню, как мама помрачнела, увидев список препаратов. Было понятно, что денег таких просто нет дома. Вечером, когда пришел папа, они долго что-то обсуждали на кухне, а после ушли вместе куда-то, сказав мне, что быстро вернутся.
Меня рвало, жар не отступал. Я не хотела, чтобы они уходили, но не стала этого говорить. Я вообще по жизни редко говорила, что на самом деле хочу, всегда держала в себе и старалась не доставлять лишних хлопот окружающим.
Родители вернулись быстро, с собой у них было два пакета – с едой и лекарствами.
Мама быстро всё разложила на тумбочке и начала смотреть по записям врача, что и как мне надо давать.
Я удивилась, как же им удалось всё так быстро купить. Хотела спросить и заметила, что мама вернулась без сережек. Это были серьги ее мамы, которые в семье передавались из поколения в поколение по женской линии.
– Мама, ты что, продала серьги? – вдруг вырвалось у меня.
Мама посмотрела на меня внимательно и сказала:
– Серьги тебя не вылечат, а мне нужна здоровая дочка. Садись пей лекарство.
Я промолчала, но подумала, что надо маме обязательно их вернуть. Не знаю как, но надо…»
В те годы тяжело было не только нашей семьей. Это были девяностые – время безработицы и бандитизма, так что жаловаться на эту тему и мысли не возникало. Родители старались заботиться обо мне хорошо, а я старалась не ныть и учиться как можно лучше. Ко времени обучения в средних классах мой акцент пропал, я стала одной из лучших учениц в классе.

Глава 3
Когда я почти привыкла к своей жизни в России, стабильность и относительное спокойствие вновь выбили из-под моих ног.
В связи с переездом в другой район города мне в шестом классе пришлось сменить учебное заведение. Родители выбрали из двух школ, которые были рядом с домом, ту, в которой был политехнический класс, так как считали, что у меня технический склад ума и мне данный класс хорошо подходил. Вот только мне пришлось долгих шесть лет вести борьбу с системой школы.
Мои первые приятные впечатления о данном учебном заведении закончились созерцанием ухоженных цветочных клумб во дворе школы. Помню, как хотелось присесть и потрогать яркие бордовые бархатцы, которые ковром были высажены по всему периметру школьного двора. Территория была очень ухоженной, чистой, все бордюры были целыми и недавно побеленными, даже кустарники все до единого были ухоженными, ровно выстриженными. В те времена это было просто удивительно: как правило, забот по школе и так предостаточно, а с финансированием проблемы, поэтому руководство учебных заведений на благоустройство территории обращало внимание в самую последнюю очередь. А тут просто царил другой мир – чистоты и порядка. В самой школе также всё было оформлено – полы только что выкрашены, окна в красивых занавесках, парты и стулья в достойном состоянии. Даже мел для учителей был не просто большим куском, который надо раздолбить на мелкие, чтобы в руке помещался, а купленный именно для школьных досок.
На линейке все мои новые одноклассники отнеслись ко мне нейтрально. Можно сказать, это меня вполне устроило, я не любила особенного внимания, старалась быть незаметной. Я уже было выдохнула, что, может быть, мне повезло и тут всё будет спокойно, без лишних приключений, как к моему новому классу после линейки подбежал мальчик, явно запыхавшийся и весь мокрый.
– Алеша, что за вид у тебя? Почему на линейку не пришел? – строго спросила его учительница.
– А зачем? Каждый год одно и то же, мне надоело. Я, вон, с ребятами в футбик сыграл, вот это было весело! – дерзко ответил Алеша учительнице.
– Опять ты за свое, Алеша, ничему-то ты не научился за лето. У нас, вон, новенькая в классе, поздоровайся. Ее зовут Ася, – пренебрежительным тоном сказала учительница.
Тогда я ее тон отнесла на счет Алеши, а вовсе не на свой. Я еще не знала, что все обращения со стороны учителей в этой школе ко мне будут только в двух вариантах: лучший – это пренебрежительный, худший – тон с явными нотками национальной нетерпимости.
Алеша резко обернулся ко мне и спросил:
– Ася, а ты что, не русская?
– Я армянка, – спокойно ответила я.
– А, ну понятно, значит, ненадолго к нам. Ну, если что, зови меня. Алеша всегда за справедливость, тебя в обиду не даст, – сказал он, многозначительно подмигнул мне и куда-то снова убежал.
Я не успела даже проанализировать его слова, как учительница скомандовала:
– Марш в класс! Сегодня у нас еще входное тестирование. Посмотрим, что там у вас в головах после лета осталось.
После так называемого входного тестирования, которое проводилось только по двум предметам – по русскому и математике, все ждали в коридоре, когда нам раздадут листочки с результатами и наконец-то отпустят домой. После длинных летних каникул всем было довольно утомительно такое долгое нахождение в школе в первый же день.
Получив свои листки на руки, я удивилась и расстроилась одновременно – оба листка были без единой ошибки, но с неудовлетворительными оценками в конце.
Я решила уточнить причину выставления оценки «неудовлетворительно» и подошла к классному руководителю с вопросом, на который мне моментально был дан ответ:
– Привыкай. Двойки будешь получать регулярно. Скажи спасибо, что конкретно эти в журнал не будут выставлены. Твои пятерки из прошлой школы для нас не имеют никакого значения, так что мы сами будем решать, как тебя оценивать.
– Но ведь двойку ставят за ошибки. Тогда покажите мне где я ошиблась, пожалуйста, чтобы я знала, – обратилась я снова к классному руководителю.
– В этом нет никакой необходимости. Если стоит двойка, значит, именно ее ты сейчас и заслуживаешь. А еще ты сегодня назначаешься дежурной по классу. Ведро и швабра в туалете, тряпки в шкафу: вымой полы, протри парты и доску. Я лично проверю, как ты сделаешь всё. Учти, если мне не понравится, будешь перемывать, – строго, не терпящим возражения тоном сказала классный руководитель.
Это потом у меня к таким вещам появился иммунитет, а в тот момент обида захлестнула так сильно, что слезы выступили на глазах. Чтобы не разреветься прямо в классе, я выбежала в коридор и пошла в сторону туалета. Тут меня перехватил Алеша и сказал:
– Ну-ну, Аська, держись, не кисни. Мало ли что несет эта мымра, главное, что ты знаешь о себе правду. Я помогу тебе, пошли.
Алеша поднял все стулья, принес воды, показал, как на их школьной швабре крепится тряпка для мытья полов. Учительница недовольно ворчала:
– Алешка, опять ты путаешься у меня под ногами. Иди уже домой, она сама прекрасно справится!
– Если я вас раздражаю, сходите прогуляйтесь, потом придете работу принимать, – бодро ответил ей Алеша.
– Ну смотри у меня! Огребешь ты в этом году, дождешься! – погрозила она пальцем Алешке и ушла.
– Иди лучше домой, я и правда сама справлюсь. Не хочу, чтобы у тебя из-за меня были проблемы, – сказала я Алешке.
– Забей! Ничего эта мымра мне не сделает. Образование у нас в стране до девятого класса обязательное, так что выгнать она меня из школы не сможет, даже если захочет. А двойки свои пусть сколько хочет ставит, если ей от этого легче станет. Мне на это реально плевать, – ответил Алешка.
– Почему ты так относишься ко мне? Другие явно сделали вид, что меня вообще не существует, – спросила я у Алешки.
– Нравишься ты мне, Аська, – смеясь, ответил Алешка.
Он меня сильно смутил своим ответом, поэтому дальше мы с ним убирались молча, и только в конце я его поблагодарила за помощь.
Я только через год узнала, что его старшего брата убили скинхеды, просто в их больную башку пришла мысль, что он приезжий, и они избили его сильно. Алешка нашел его у подъезда без сознания, вызвал скорую, но было слишком поздно – по дороге в больницу от полученных травм он умер. Этих тварей поймали, но ввиду малолетнего возраста реальный срок из них никто не получил. А Алешка на могиле брата поклялся, что никогда не будет делить людей на хороших и плохих, только основываясь на их национальной принадлежности. И слово Алешка держал крепко: каждый раз, когда он видел проявление нетерпимости или несправедливости, основанное на национальной неприязни, он заступался и старался помочь чем мог.
В девяностые годы тема национализма и нетерпимости к приезжим была очень острой, что я имела возможность прочувствовать на своей шкуре в полной мере. Как оказалось, директор школы придерживалась четко очерченных неонацистских взглядов и подбирала соответствующий персонал, поэтому численность детей в этой школе по сравнению с соседней была в разы меньше, хотя здание и возможности учебных заведений были аналогичными. На протяжении шести лет учебы я была единственным учеником другой национальности. Периодически по незнанию в школу для обучения приводили детей другой национальности, так же, как и мои родители поступили в свое время, но дети выдерживали не более трех месяцев, и их просто переводили в соседнее учебное заведение, где в каждом классе было по два-три ученика-иностранца.
Если честно, то сначала я откровенно не понимала причину подобного отношения ко мне со стороны педагогов, эти их специфические взгляды. Думала, что действительно мои знания, полученные в другой школе, дают мне недостаточно крепкий фундамент для того, чтобы также успешно справляться с заданиями в новой школе, тем более была существенная разница в программе обучения. Например, иностранный язык дети в моем классе начали изучать во втором классе, а я в пятом; математику в этой школе преподавали по более сложному учебнику, и ряд тем мне был не известен. Я поставила себе цель дотянуть свои знания до необходимого уровня: дома самостоятельно учила слова по английскому языку, составляла диалоги, выполняла упражнения по грамматике, изучала новые темы по математике. Раньше не было интернета, а у родителей не было возможности нанять мне репетитора, так что я пропадала в библиотеке в поисках нужного материала и упорно занималась.
Мой усердный труд давал результаты, и, надо сказать, это заметили и учителя. Но, к моему удивлению, вместо поддержки и похвалы я получила более жесткий прессинг с их стороны: меня вызывали на самые сложные задания к доске, если были индивидуальные работы, то моя карточка всегда была на пару заданий длиннее, чем у моих одноклассников. Меня спрашивали на всех уроках практически каждый день и оценивали по-особенному: чтобы получить оценку «отлично», мне нужно было разобраться в теме на уровне, приближенном к уровню учителя.
Я уже привыкла вечно впахивать и по-другому просто себе уже не представляла учебу. Школа держала меня в тонусе, не давая ни секунды, чтобы расслабиться.

Глава 4
Однако я могла выдохнуть, выходя за пределы школы. Как я говорила тогда самой себе, «выбираясь на волю». Общество в России в целом вполне адекватно относилось к детям приезжих: у меня не было особых проблем с прогулками на улице, походами в магазин или поликлинику. Всегда и везде находились люди, готовые прийти на помощь, подсказать или показать что-то, если я обращалась к ним с просьбой. Поэтому у меня было два мира – «мир школы» и «мир на воле».
К моему великому сожалению, в моей жизни был такой период, когда оба мира сошлись под единым флагом нацизма. Связано это было с участившимися терактами на территории России: взрывали жилые дома, брали людей в заложники, и везде говорили о том, что это дело рук кавказцев. Вот тогда мой «мир на воле» перестал быть для меня местом покоя, а стал еще более опасным и непредсказуемым местом, нежели мой «мир школы». В школе гнобили, унижали, проявляли несправедливость, но никогда не доходило до рукоприкладства. А люди в «мире на воле» могли позволить себе не только оскорбить словом, но и пнуть, толкнуть, плюнуть, ударить.
В этот период я максимально сократила свои прогулки, в магазин старалась ходить с мамой, но вот в школу и в библиотеку приходилось идти одной. Было реально страшно оказаться жертвой неадеквата или толпы.
Однажды после перенесенного нападения по дороге домой из школы в моем дневнике появился рассказ «Жалость к врагу».
«Ребята шли за мной от самой школы, смеялись в голос, что-то обсуждали. Я не вникала, все мысли были заняты тем, как добраться побыстрее до дома. Что-то мне эта парочка не нравилась, ассоциировалась с теми мальчиками, которые когда-то толкнули меня в канал. Я шла и повторяла в голове: “Лишь бы не цеплялись, лишь бы не цеплялись?. Но не помогло. Уже во дворе дома, где я живу, один из них окликнул меня:
– Эй, чернозадая, куда спешишь? Давай поболтаем! Расскажешь, как там у тебя в ауле дела? Чего в горы к себе не возвращаешься?
Я прибавила шаг. Уже видела дверь подъезда, ключ от домофона был в руках. Еще полминуточки, и я дома.
Но это не устраивало ребят. У них был настрой достать меня.
Один из них плюнул мне в спину и, догнав, дал пинка. Я упала на коленки, ладони ободрала об асфальт. Слышала, как они подбежали ко мне и стали сыпать оскорблениями, соревнуясь, кто обзывалку покруче придумает. Я начала вставать, молча отряхивая поцарапанными руками разорванные джинсы. В этот момент один из ребят схватил мою школьную сумку и начал тянуть ее в свою сторону.
– Ну нет, это я вам не отдам! Там мои вещи! Мои, поняли! – закричала я на них.
Это их только раззадорило. Они вдвоем выдрали у меня сумку и стали кидать ее друг другу. Тут у меня перед глазами встала картина из детства, как мою шапку бросали те сволочи, а потом наотмашь дали мне ею по лицу. Я разозлилась, сжала кулаки и со всей силы, практически не глядя, ударила по голове того из ребят, кто стоял ближе. На мое удивление он упал, как мешок с картошкой, просто свалился на землю. Я так испугалась, что моментально забыла, как он меня обижал, села рядом с ним и пыталась его привести в чувство, но он никак не реагировал.
Его дружок, увидев, что парень упал без сознания, кинул мою сумку на землю и бросился бежать без оглядки. Я посмотрела по сторонам – никого не было. Побежала домой. На мое счастье, папа приехал на обеденный перерыв домой, и я сходу начала ему говорить эмоционально и сбивчиво:
– Пап, помоги! Я там парня убила, кажется! Он лежит, не шевелится. Я его кулаком по голове ударила.
Отец вылетел пулей во двор, но парня уже не было. Мы осмотрели соседние дворы, и там его тоже не нашли. Когда вернулись, соседка по лестничной клетке сказала, что видела, как ребята меня обижали, видела, как я ударила одного из них, а второй сбежал. Когда я побежала домой, она хотела выйти на помощь парню, но он практически сразу пришел в себя, огляделся и тоже сбежал.
Я была очень благодарна соседке, что она не поленилась, вышла и рассказала нам это, иначе я всю жизнь бы мучилась, что же стало с парнем».
Жизнь шла, и эта волна ненависти постепенно сходила на нет. Потихоньку ко мне стал возвращаться мой «мир на воле», но я уже отвыкла от него, привыкла проводить время сама с собой за домашними делами, чтением книг и подготовкой к школьным урокам.

Глава 5
Я по жизни обладаю невероятной упертостью и, если ставлю цель, то буду добиваться ее несмотря на сложности, обиды, отчаяние и слезы. Конечно, были периоды, когда руки опускались и ничего уже не хотелось, когда обида от несправедливости застилала глаза и лились слезы, когда я говорила учителям прямо на уроке о том, что у них двойные стандарты, и меня выгоняли из класса к директору. Всё было, но я ни разу не подумала о том, чтобы перевестись в другую школу.
Со временем учителя откровенно стали не любить меня уже не только за национальную принадлежность, но и за несгибаемый и бунтарский характер. У нас была настоящая холодная война, в которой пока побеждали они, но уже чувствовали во мне не самого легкого противника. Еще их раздражало, что за меня стали заступаться мои одноклассники: как бы их ни науськивали против меня, они, уже немного повзрослев, сами могли анализировать, делать выводы и принимать решения, тем более училась я хорошо и никогда никому не отказывала в том, чтобы не просто дать списать, а подробно разобрать и объяснить тему. Мой домашний номер телефона у многих одноклассников был подписан «SOS», и вечером телефон практически не замолкал. Я помогала, и делала это не для хорошего отношения к себе, а потому, что мне нравилось помогать. И эта черта осталась со мной всю жизнь: после и на работе я была вечным обучающим наставником для вновь принятых.
Мои родители понятия не имели, что я оказалась в подобной ситуации в школе: дома я не делилась проблемами, на родительских собраниях обо мне учителя просто предпочитали не говорить и ограничивались моей успеваемостью по предметам. Тем более они видели хорошие оценки и много грамот за победы на олимпиадах, как школьных, так и городских; видели хорошее отношение одноклассников, и у них не было оснований для переживаний. А я, видя, как им и так непросто пережить изменения в жизни, которые произошли из-за войны, старалась им не давать таких оснований.
До десятого класса по всем предметам, кроме русского языка, у меня итоговые оценки были «отлично». По русскому языку я проигрывала холодную войну учительнице вчистую: как бы я ни старалась, всё было бесполезно против ее лозунга «нерусский человек не может знать русский язык на пятерку». Как же я обрадовалась, когда в десятом классе нам дали нового учителя в связи с уходом предыдущего в декрет. Новый учитель означал для меня новые возможности, но мне не просто повезло, а очень повезло: педагог была без специфических взглядов и оценивала знания без всяких «но». Таким образом, в одиннадцатом классе я была одним из трех кандидатов на получение золотой медали за особые успехи в учении.
В начале весны меня пригласила к себе в кабинет директор школы и спросила, понимаю ли я, что с моей фамилией получение золотой медали – абсурд, и она не станет даже подавать документы на меня к рассмотрению в управление образования. Также она рекомендовала мне оставаться благоразумной и без истерик забрать свой аттестат с отличием, поступить в вуз и строить свою жизнь дальше, с благодарностью этой школе, что она воспитала из меня человека. Я, конечно, ожидала, что меня будут пытаться завалить на выпускных экзаменах, и поэтому очень усердно готовилась к ним.И морально даже была готова к тому, что мне могут поставить четверку и дать не золотую, а серебряную медаль. Но такого я не ждала: у меня на время даже речь отключилась и улетучился весь мой характер. Мое молчание директор школы восприняла как знак принятия с моей стороны и просто выпроводила меня под локоть из кабинета.
Я стояла в коридоре школы и думала, что всё зря: столько сил вложено, а цель у меня просто отобрали, даже не дав возможности бороться за нее. Я пришла в класс, собрала учебники со стола в сумку и, не дождавшись окончания уроков, ушла домой, никого не предупредив. Мама удивилась, почему я пришла так рано, и начла спрашивать, не заболела ли я, что случилось… И тут меня прорвало! Я начала плакать взахлеб и сквозь слезы пыталась объяснять ей, что же произошло. В тот момент я просто изливала душу и не ждала никакой помощи от нее. Когда я немного успокоилась, она сказала, что если это правда и я действительно столько времени боролась и шла к своей цели, то как же я могу позволить себе обнулить свои труды и сдаться. Она отправила меня умыться и хорошенько подумать: готова ли я бороться дальше – и тогда она мне поможет в этом, но не будет гарантии, что мне не влепят тройку за открытую войну; или мне хватит аттестата с отличием, и я не стану ничего более делать.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aylin-32114210/sirota-zemli-zhizn-na-chuzhbine-70569232/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.