Главная страница | Короткие любовные романы | Искушение любовью

Искушение любовью
Кортни Милан
Серенада – Harlequin
Молодой, красивый, состоятельный, сэр Марк Тёрнер – один из самых желанных холостяков в дамском обществе Лондона. К тому же он автор нашумевшей книги. Ему поклоняются, им восторгаются, его цитируют. И никто не догадывается, что за обликом безупречного джентльмена скрывается сильная страстная натура. И надо же было такому случиться, чтобы столь уважаемый человек влюбился в Джессику Фарли, даму полусвета, да еще увидел в ней женщину своей мечты. Откуда ему было знать, что прекрасная куртизанка намеревается разрушить его жизнь…

Кортни Милан
Искушение любовью
Роман

Courtney Milan
Unclaimed
A Novel
* * *
Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме.
Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.
Иллюстрация на обложке используется с разрешения Harlequin Enterprises limited. Все права защищены.
Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.
Эта книга является художественным произведением.
Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

Unclaimed
Copyright © 2011 by Courtney Milan
«Искушение любовью»
© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014
© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014
© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014

Глава 1
Лондон
Июнь, 1841 г.

Сэр Марк Тёрнер был совершенно не похож на девственника. Во всяком случае, Джессика представляла их абсолютно иначе.
Возможно, решила она, это из-за того, что его со всех сторон окружают женщины.
Окно харчевни было мутным, и Джессика не могла разглядеть то, что происходило по другую сторону улицы, во всех деталях. Да вряд ли ей это удалось бы, даже стой она прямо посреди дороги. Толпа набежала буквально за минуту. В то же мгновение, когда сэр Марк вышел из дверей, рядом с ним резко остановилась карета. Из нее выпорхнули две молодые девушки, сопровождаемые компаньонкой, причем у компаньонки вид был не менее оживленный. Две пожилые леди, неторопливо прогуливавшиеся по аллее, тоже заметили выходящего и с удивительной для своего возраста резвостью бросились через улицу, чудом не угодив под проезжавшую мимо повозку.
В данную минуту старшая из них одной скрюченной рукой сжимала рукав сюртука сэра Марка, а другой свою трость. Из всех почитательниц она, судя по всему, оказалась самой агрессивной. Итак, сэра Марка со всех сторон окружили женщины… и в толпу даже затесался мужчина с одной из этих дурацких голубых кокард на шляпе. Джессика смутно видела его – можно было разглядеть только серый сюртук и золотые волосы. Но она вполне представляла себе его белозубую улыбку – изображениями сэра Марка пестрели все газеты. Уверенную, победную, яркую, как будто он прекрасно осознавал, что является самым желанным холостяком Лондона.
У Джессики не было никакой охоты присоединяться к его поклонницам; у нее не было книжки – нечего было протянуть для автографа, а кроме того, женщины такого сорта, как она, не приветствовались нигде.
Сэр Марк вел себя безупречно. Он не наслаждался дамским вниманием, как наслаждались бы на его месте большинство мужчин, известных Джессике. Не шарахался от облеплявших его женщин. Достав из кармана карандаш, он подписывал книги, пожимал руки и осторожно, но непреклонно продвигался к карете, ожидавшей его на углу.
При мысли о девственниках перед внутренним взором Джессики возникали, как правило, краснеющие прыщавые юнцы или нелепые заикающиеся молодые люди в очках с толстыми стеклами. Но уж никак не светловолосые мужчины с правильными чертами лица и твердым, чисто выбритым подбородком; высокие красавцы с ослепительной улыбкой, от которой, казалось, становится ярче хмурый дождливый день. Судя по всему, о девственниках она не знала ничего.
И это было совершенно неудивительно. За все годы, проведенные в Лондоне, вряд ли ей встретился хотя бы один.
Джордж Уэстон презрительно фыркнул.
– Вы только посмотрите на него, – процедил он. – Настоящий фат. Устроил тут шествие. Как будто эта улица принадлежит ему.
Джессика задумчиво провела пальцем по стеклу. На самом деле половина домов на этой улице принадлежала брату сэра Марка, герцогу Парфордскому. Она знала, что Уэстон разозлится, если она укажет ему на этот незначительный факт, и на секунду задумалась, не стоит ли доставить себе маленькое удовольствие.
Но в конце концов, сэр Марк и сам по себе был достаточно раздражающим фактором. Каждый его чих упоминался в газетах – и в этом почти не было преувеличения.
Сколько раз Джессика лично наблюдала мальчишек-газетчиков, размахивающих бульварными листками с огромными, в полполосы, заголовками: «СЭР МАРК: ЗДОРОВЬЕ ПОД УГРОЗОЙ?»
– Видимо, он полагает, что если его брат – герцог, – Уэстон как будто выплюнул эти слова, – а королева оказала ему небольшую милость, то теперь он может выкидывать коленца посреди улицы и оттеснять более достойных людей. Ты знаешь, что его могут назначить в комиссию?
Джессика окинула Уэстона взглядом. Пожалуй, нет нужды трудиться, подумала она. У него и так вот-вот пойдет пена изо рта. Кроме того, Уэстон был ей еще нужен.
– Ему никогда не приходилось ничего добиваться, – пробурчал Уэстон. – Все блага падают ему с неба. А я выбиваюсь из сил, пытаясь обеспечить себе будущее. Место Лефевра уже практически было мне обещано! Но нет, теперь объявился Тёрнер.
Сэр Марк наконец добрался до кареты и в последний раз улыбнулся своим почитательницам. Когда лакей захлопнул дверцу, над толпой пронесся дружный разочарованный стон. Его было слышно даже в харчевне.
– Я не могу понять, почему он вдруг сделался всеобщим любимцем. Можно ли в это поверить – его кандидатуру предложили в комиссию не потому, что этот человек обладает достаточным опытом и навыками, а только лишь по той причине, что им важно общественное одобрение! Почему, ну почему он возбуждает такой интерес? Он даже не желает заниматься тем, чем должен заниматься настоящий джентльмен!
Под занятиями настоящего джентльмена Уэстон, очевидно, понимал пьянство и беготню по публичным девкам.
– Он написал книгу, – кротко заметила Джессика, разглаживая на коленях юбки. Невинное замечание окажет куда более мощный эффект, решила она. – И она имела некоторый успех в обществе.
– Даже не упоминай это проклятое «Пособие»! – прорычал Уэстон. – И я не желаю больше слышать об ОМД! Этот человек – чума на мой дом!
Толпа все еще не расходилась, и лакеям пришлось осторожно потеснить ее, чтобы лошади могли пройти. Карета была закрытой, но сквозь боковое окошко Джессике был виден силуэт сэра Марка. Он снял шляпу и устало склонил голову.
Вот как. Значит, ослепительные улыбки и дружелюбные рукопожатия – не более чем притворство. Это хорошо. Человек, который способен притворяться в этом, вполне возможно, притворяется и в другом. И если хваленая добродетель сэра Марка – всего лишь маска, работа Джессики будет совсем легкой. И к тому же если он такой лицемер, то так ему и надо, мстительно подумала она.
А труд сэра Марка и в самом деле был очень популярен. Его прочитала сама королева и пожаловала автору титул за его вклад в исправление нравственности нации. После этого книгу стали читать во всех великосветских салонах Лондона. В каждой воскресной проповеди цитировались избранные места из «Практического пособия по целомудрию для современного джентльмена». Да что там говорить, в прошлом месяце было выпущено миниатюрное издание специально для дам, чтобы его можно было носить в кармане юбки – или в маленьком потайном кармашке в нижней юбке, предназначенном именно для этого.
Джессика подумала, что в этом есть определенная ирония. Достойные молодые леди, держащие «Практическое пособие по целомудрию для современного джентльмена» в опасной близости от своей обнаженной плоти.
Но в числе поклонников сэра Марка были не только женщины. Едва ли не половина мужчин в Лондоне присоединилась к его невежественным последователям. Они буквально заполонили улицы, узнавая друг друга по голубым кокардам и особым тайным жестам – по крайней мере, сами они считали их тайными. Сэр Марк совершил невозможное. Он сделал целомудрие популярным.
Прищурив глаза, Уэстон наблюдал за каретой. Кучер щелкнул кнутом, и она осторожно тронулась с места, медленно прокладывая путь через толпу. Он проводил ее глазами, покачал головой и повернулся к Джессике. Иногда ей казалось, что от взгляда Уэстона ее кожа покрывается мерзкой жирной пленкой. У Джессики было слишком живое воображение.
– Не думаю, что ты назначила мне встречу только для того, чтобы поговорить об этом несносном Марке Тёрнере. – Глаза Уэстона задержались на ее груди. – Я же говорил тебе, Джесс, что будешь по мне скучать. Давай выкладывай мне свое предложение.
Он коснулся ее руки. Джессика сжала зубы и мысленно приказала себе не вздрогнуть.
Она ненавидела, когда он называл ее так: Джесс. Это было похоже на ремешок для сокола. Как будто он поймал ее, надел на нее колпачок и сделал своей собственностью. Джессика стала ненавидеть это обращение, когда поняла, что Уэстон действительно приручил ее, выдрессировал, обучил командам и успешно использует в тех случаях, когда ему это нужно. Но она никогда не возражала. Вряд ли она могла возражать в том положении, в котором находилась.
Когда-нибудь все изменится. Когда-нибудь… очень скоро. Это было не просто обещание, которое она дала самой себе, пока Уэстон вел ее к столику в задней комнате. Это была надежда. Последняя надежда.
Уэстон подвинул стул, и Джессика села.
Шесть месяцев назад она распрощалась с ним и думала, что больше они никогда не увидятся. Если сейчас ее план сработает, так оно и будет. Она будет свободна от Уэстона, от Лондона и от всей своей нынешней жизни.
Уэстон сел во главе стола. Джессика пристально посмотрела на него. Она никогда не любила его, но некоторое время он был вполне сносным. Не сказать, чтобы щедрым, но и не слишком требовательным. Он обеспечивал ей крышу над головой и одежду. Ей не было нужды притворяться; он не хотел от нее фальшивых проявлений любви.
– Итак, Джесс, – сказал Уэстон. – Позвонить, чтобы принесли чай?
Ее пальцы впились в липкую деревянную столешницу. Каждый вдох вдруг стал даваться Джессике с огромным трудом, словно она взбиралась на вершину высокой башни. На мгновение ей показалось, что она действительно находится где-то высоко-высоко. Мужчина напротив был совсем маленьким, даже крошечным, как будто бы она смотрела на него сверху. Реальность отодвинулась куда-то очень далеко.
– Не надо чая, – с трудом выдавила она.
– О! – Уэстон бросил на нее быстрый взгляд. – Вот как. Понятно. Мне даже в голову не пришло. Ты все еще не забыла о том случае, да?
Она всегда думала, что в конце концов привыкнет к жизни куртизанки. Что сможет потерпеть еще лет десять, до тех пор, пока ее красота постепенно не увянет с возрастом. Но нет, шесть месяцев назад ее жизнь стала невыносимой. Для этого понадобилась всего лишь одна чашка чая. Джессика промолчала. Уэстон вздохнул и откинулся на спинку стула.
– Ну хорошо. Что ты от меня хочешь? – спросил он.
На самом деле она хотела совсем немногого. Выйти на улицу и снова почувствовать, как солнечный луч ласкает ее лицо.
Джессика и не подозревала, что все так плохо, пока не наступил первый по-настоящему солнечный весенний день. Она вышла на прогулку в парк, то есть ее почти силой вывела приятельница. И ничего не почувствовала. Ей не было холодно. Не было жарко. А когда на лицо упали теплые лучи весеннего солнца, она подумала, что это просто неяркий свет. И ничего больше.
Этот человек превратил ее в серый холодный камень. Она застыла и омертвела, от кожи до самого нутра. Никаких ощущений. Никаких надежд. Никакого будущего.
– Я пришла сюда не затем, чтобы сообщить тебе, чего я хочу, – твердо сказала Джессика.
Она больше не желала лежать в постели очередного мужчины и лгать ему – до тех пор, пока не забудет о своих собственных желаниях. Она хотела выбраться из грязи и мрака, которые окружали ее и проникали внутрь. Жизнь связала ей крылья, словно соколу, и Джессика мечтала только об одном – освободиться.
Она сцепила пальцы.
– Ты предлагал денежное вознаграждение той женщине, которая сумеет соблазнить сэра Марка Тёрнера.
Уэстон резко втянул в себя воздух.
– Откуда тебе известно, что это был я? Я думал, что сумел сохранить все в тайне. – Он пронзил Джессику взглядом. – Это не должно выйти наружу. Мне не хотелось бы свалить Тёрнера за счет потери своей собственной репутации.
Джессика пожала плечами:
– Я всего-навсего провела небольшое расследование. Между куртизанками нет тайн.
– Все это пустая трата времени. Не помогла даже награда в три сотни фунтов. Лучшие шлюхи Лондона оказались бессильны. Уж не хочешь ли ты сказать, что сама возьмешься за дело, Джесс?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Значит, вот как? – Его губы искривились в улыбке. – Ну конечно. У тебя сейчас как раз нет покровителя. Но, Джесс, если ты так отчаянно нуждаешься в средствах, я могу принять тебя обратно.
Учитывая то, что он сделал с ней шесть месяцев назад, предложение Уэстона должно было заставить Джессику содрогнуться. Но она ощутила только небольшой холод, как будто на нее упала мрачная серая тень.
Она должна была бы жаждать справедливости. Мечтать отомстить. Или, по меньшей мере, мечтать отобрать у него что-нибудь, равное по значимости и величине той зияющей пустоте, которую он оставил у нее в душе.
Но Джессика давно усвоила, что для таких женщин, как она, справедливости не существует. Пути назад нет. Невозможно вернуться в прошлое; невозможно возместить тот ущерб, который ей причинили, забыть то зло, что ей пришлось пережить. Можно только надеяться отыскать узенькую, еле заметную тропинку в темном лесу и – если повезет – выбраться из чащи наружу.
– Дело в том, что у меня есть то, чего не было у всех этих женщин, – сказала она.
Уэстон потер подбородок.
– И что же это?
Отчаяние, подумала Джессика. Но вслух этого не сказала.
– Нужные сведения. Сэр Марк намерен провести лето в городке своего детства – небольшом поселении под названием Шептон-Маллет. Полагаю, ему хочется передохнуть от толп обожателей. Побыть немного подальше от дорогих поклонников. При этом он собирается остановиться не в поместье своего брата, где полным-полно слуг, а в небольшом уединенном доме, где о нем будет заботиться всего пара деревенских жителей.
– Ну, не такая уж это и тайна.
– Вдали от посторонних глаз у сэра Марка будет больше возможностей свернуть со своего праведного пути. Здесь, в Лондоне, он никогда не посмеет этого сделать – он же центр всеобщего внимания. Но там… – Джессика сделала многозначительную паузу. – Во всяком случае, я бы попыталась использовать шанс, – закончила она.
– Если ты знаешь о моем «конкурсе», то наверняка знаешь и об условиях. Соблазни его. И это должно быть достоверно – я уже пытался сбросить сэра Марка с пьедестала, но никакие инсинуации не помогли. Поэтому в доказательство ты должна будешь предъявить его перстень. И поведать о своем приключении всем – напечатать историю в бульварном листке, так чтобы раз и навсегда уничтожить его репутацию. Сделай все это – и ты получишь деньги.
Джессика задумчиво постучала пальцем по губам.
– Мне придется понести большие расходы. Дело займет больше, чем один вечер. Гораздо больше. Необходимо будет убедить его, что я – подходящая женщина. Недостаточно хорошая для того, чтобы жениться на мне, но достаточно благородная, чтобы приятно провести со мной время. Мне нужно будет снять дом в деревне. Нанять слуг. – На это уйдут все скопленные средства, подумала она. Если затея провалится, ей не останется другого выхода, кроме как искать нового покровителя. Она уперлась взглядом в стол. – Если я это сделаю, я хочу три тысячи.
Этого будет достаточно, чтобы купить маленький домик в крохотной деревушке, где никто не будет ее знать. Чтобы встречать каждое утро в одиночестве, принадлежать только себе самой, подставлять лицо солнечным лучам. Говорят, что время лечит все раны. Джессика надеялась, что это правда. Что однажды она сумеет заполнить эту невероятную пустоту в душе.
Уэстон сложил ладони.
– Ого. Значит, дочка викария научилась торговаться. Признай наконец, Джесс, это я сделал тебя тем, что ты есть. Ты очень и очень мне обязана.
Она действительно была ему обязана. Он в самом деле сотворил из нее то, чем она теперь являлась. Но что толку грезить о мести, которая никогда не состоится. В данный момент ее целью было выжить, и ничто больше.
– Три тысячи, – холодно повторила Джессика.
– Тысяча, – возразил Уэстон. – Погуби сэра Марка – и я сочту это выгодной сделкой.
Будь она проклята, если согласится. Но, впрочем, она уже проклята. Вопрос только в том, удастся ли ей выручить за свою душу подходящую цену.
– Полторы тысячи фунтов, – отрезала она. – И ни пенни меньше.
– Договорились. – Уэстон протянул руку. Неужели он и вправду надеялся, что Джессика ее пожмет?
Она вдруг вообразила, как хватает кочергу, стоящую у камина, – так соблазнительно близко – и обрушивает ее на ладонь Уэстона. Изо всех сил. Как он падает на колени… Видение было настолько ярким, что Джессика вздрогнула.
– Договорились, – сказала она и встала.
К руке Уэстона она так и не прикоснулась.

Глава 2
Шептон-Маллет
Две недели спустя

Покой. Наконец-то.
Сэр Марк Тёрнер пешком дошел от своего небольшого домика на северной окраине Шептон-Маллет до самого центра городка и при этом обратил на себя не больше внимания, чем любой другой приезжий, вышедший на рыночную площадь рано утром. Пару раз ему дружелюбно кивнули, пара местных жителей одарила его долгим взглядом. Но ни толп поклонников, ни криков узнавания, к счастью, не было. Никто не следовал за ним по пятам, поражаясь и ужасаясь тому, что сэр Марк ходит по улицам без сопровождения почетного караула из двенадцати слуг.
Он хотел побыть вдали от всех, чтобы как следует обдумать предложение, которое он только что получил. Вступить в Королевскую комиссию по делам бедных. Ему нужны были тишина и покой. И здесь он их получил.
Он остановился посреди площади и огляделся. Завтра ее заполнят мясники и торговцы сыром. Сегодня на площади царило блаженное спокойствие; вокруг было всего несколько человек.
Марк вырос в Шептон-Маллет. Он прекрасно знал историю этой площади, представлявшей собой интересную смесь нового, старого и откровенно древнего. Трактир, стоявший несколько в стороне, был построен за несколько веков до рождения Марка. Возвышавшееся в самом центре сооружение, в эту минуту служившее прибежищем от солнца для какой-то пожилой леди, носило название Маркет-Кросс. Это было любопытное сочетание готических шпилей и шестиугольного каменного павильона. Самая высокая из башен была увенчана крестом. Маркет-Кросс напоминал заблудившегося, сбитого с толку, застрявшего посреди площади племянника каменной церкви, расположенной в углу.
За те два десятилетия, что Марк здесь не был, городок заметно изменился. Люди, которых он смутно помнил с детства, значительно постарели. Он миновал здание, в котором раньше была большая, всегда кипевшая работой валяльня. Теперь от дома остались только руины – здесь поработал сильный пожар. И тем не менее эти метаморфозы только подчеркивали, как медленно на самом деле в город приходили перемены. Шептон-Маллет находился очень далеко от суетного Лондона. Здесь никто никуда не торопился. Даже овцы, которые встречались на пути Марка, казалось, блеяли медленнее, чем лондонские.
Пара человек прохаживались по площади, беседуя. Он не мог разобрать слов, только напевный сомерсетский говор, и Марк вдруг подумал, что… вернулся домой.
Он не приезжал в Шептон-Маллет больше двадцати лет. Достаточно долго, чтобы забыть местный акцент – теперь ему казалось, что он говорит слишком быстро, слишком резко. Достаточно долго, чтобы почувствовать себя чужаком, непрошеным гостем в этой знакомой до боли обстановке. Лондон несся вперед на немыслимой скорости, гремя поршнями, выпуская клубы пара; Шептон-Маллет шествовал неторопливо, с достоинством, словно стадо коров, возвращающееся с поля после долгого жаркого летнего дня.
Если бы кто-то из жителей городка услышал его имя, они бы непременно припомнили его мать. Вполне вероятно, они бы даже вспомнили, как выглядел его отец, притом что воспоминания самого Марка об отце были смутными. Возможно, местные не забыли и самого Марка – бледного, худенького мальчика, который часто сопровождал мать, когда она обходила город по делам благотворительности. Никто бы не подумал о сэре Марке Тёрнере, человеке, которому королева Виктория пожаловала титул, авторе «Практического пособия по целомудрию для современного джентльмена», светоче чистоты и добродетели.
И слава Господу Богу. Ему удалось сбежать.
Марк не спеша огляделся. Был четверг, раннее утро, но рынок выглядел точно так же, как в его детстве. Без сомнения, эти столетней давности прилавки – грубые деревянные скамьи – по-прежнему используются по назначению. За те века, что они прослужили, никому и в голову не пришло заменить их на новые. Им не меньше лет, чем здешнему трактиру.
– Сэр Марк Тёрнер?
Марк обернулся. Человек, стоявший чуть поодаль, с нерешительно вскинутой в приветственном жесте рукой, был ему совершенно незнаком. Это был довольно полный мужчина в черном, с жестким белым воротничком одеянии священника.
Незнакомец опустил руку.
– Меня зовут Александр Льюис. Я настоятель церкви Святых Петра и Павла. Пожалуйста, не удивляйтесь так. Я ожидал вашего прибытия в родные края с тех самых пор, как стало известно, что ваш брат, герцог, приобрел старое поместье Тамишей.
На самом деле это было старое поместье Тёрнеров, а вовсе не Тамишей. Но вряд ли настоятель об этом знал. Скорее всего, он поселился в Шептон-Маллет не так давно. Все же в городе время от времени появлялось что-то новое. Ничего удивительного, что приходской священник интересуется теми, кто приезжает или, наоборот, покидает город, и его любопытство вполне естественно. Марк немного расслабился. Это не очередной почитатель.
– Я много слышал о вашей семье от своего предшественника, – сказал настоятель. – Добро пожаловать в Шептон-Маллет. Рады видеть вас снова.
Значит, он не более чем блудный сын, вернувшийся под отчий кров. Отлично. Так даже лучше.
– Город почти не изменился, – заметил Марк. – Все кажется таким же, как раньше. Но разумеется, вы осведомлены лучше. Каковы последние новости?
Как он и подозревал, Льюис не нуждался в дальнейшем поощрении. Из его уст полился нескончаемый поток слов, причем Марк обращал внимание едва ли на половину. В этом не было никакой необходимости. В конце концов, они оба знали, что единственные перемены, происходящие в Шептон-Маллет, касаются только состояния старых мельниц, с каждым годом все больше и больше ветшавших.
– Но мы понемногу поднимаем голову, – продолжал Льюис. Речь шла как раз о пресловутых мельницах. – Появилась новая обувная фабрика. И шелковые мануфактуры получают теперь в два раза больше заказов. После того как ее величество изволили заказать в Шептон-Миллс шелк для своего свадебного наряда, к нам проявляют гораздо больше внимания.
Типично для маленького провинциального городка. Бракосочетание королевы вряд ли можно было назвать недавним событием. Это лишний раз доказывало, как медленно движется жизнь в сонном Шептон-Маллет. Здесь свадьба ее величества по-прежнему оставалась новостью номер один, хотя произошла более года назад.
Да, он не ошибся, приехав сюда. Может быть, в городе и слышали что-то о его книге и пожалованном титуле, но здесь его не будут преследовать такие толпы поклонников, как в Лондоне. Здесь его наконец-то оставят в покое.
Возможно – о чудо! – местные жители даже будут считать его вполне земным человеком, а не святым. Человеком, который иногда совершает ошибки и грешит.
– И все мы испытываем к вам огромную благодарность, – неожиданно заключил священник.
Марк ощутил смутную тревогу. В его буколические видения ворвался первый тревожный сигнал.
– Благодарны? – изумленно переспросил он. – Мне? Но за что? С какой стати кто-то должен испытывать ко мне благодарность?
– Какая скромность! – просиял Льюис. – Но ведь все знают, что ее величество обратила на нас свое высочайшее внимание только благодаря вам! – Он чуть подался вперед и дотронулся до лацкана сюртука Марка.
Марка охватил ужас. Это был не дружеский жест, не простодушное похлопывание по плечу. Льюис коснулся его так осторожно и благоговейно, будто опускал палец в чашу со святой водой.
– О нет, – решительно возразил он. – Нет-нет. Уверяю вас, здесь нет никакой связи. Я…
– Мы, жители Шептон-Маллет, обязаны вам всем. Если бы шелковые мануфактуры потерпели неудачу… – Льюис развел руками. Марк снова огляделся. Несколько человек, позабыв о своих делах, таращились на него, и в их глазах читался живейший интерес.
Боже, нет! Только не это. Неужели все начинается снова? Он приехал сюда, чтобы скрыться от низкопоклонства и лести, а не подвергнуться… чествованию.
– Этот город в неоплатном долгу перед вами. Все с нетерпением ждали, когда я представлюсь вам и познакомлю вас с другими. И позвольте мне начать с этого молодого человека.
Льюис сделал широкий жест, и один из мужчин, прохаживавшихся возле Маркет-Кросс, вдруг поднял голову и заспешил к ним. Несмотря на внушительный рост, это был совсем еще юноша, неловкий и нескладный. Он так торопился, что даже несколько раз споткнулся. На вид ему было не более семнадцати. Кто бы он ни был, этот юноша хорошо одет, отметил Марк. На нем даже был цилиндр. Он то и дело поправлял его, словно еще не привык к этому головному убору. Ну конечно, он ведь столько лет носил картуз, как все мальчики.
– Сэр Марк Тёрнер, – высокопарно произнес Льюис, – разрешите представить вам мистера Джеймса Толливера. – По его тону можно было подумать, что говорит как минимум епископ.
К цилиндру Джеймса Толливера была прикреплена изящ ная голубая кокарда в форме розы. Надежды Марка на мир и покой, вознесшиеся было на высоту церковного шпиля – не меньше восьми этажей! – рухнули вниз и вдребезги разбились о вымощенную булыжником площадь. Пожалуйста, только не голубая роза. Все что угодно, но не голубая роза. Но может, это просто совпадение? Может, роза ничего не означает? Может, какой-нибудь заезжий торговец распродал партию таких кокард, не объяснив, что они символизируют? Потому что в ином случае всему конец. Значит, ему не удалось сбежать от шумихи, от почитателей, зевак и газетных сплетен. Эта мысль была такой страшной, что Марк постарался тут же ее прогнать. Он приехал в Шептон-Маллет, чтобы отдохнуть от суеты Лондона в этом относительном безвременье.
Но Толливер таращился на него широко раскрытыми, сияющими глазами. Марк знал этот восторженный взгляд слишком хорошо – в нем было абсолютное, чистое восхищение. Так ребенок смотрит на подаренного ему на Рождество пони, не в силах дождаться того момента, когда ему наконец разрешат в первый раз прокатиться. И в данном случае в качестве пони выступал Марк Тёрнер. Он не успел произнести ни одного слова, как Толливер пылко сжал его руку.
– Сорок семь, сэр! – пискнул он.
Марк озадаченно посмотрел на юношу. Кажется, эти слова имели какое-то особое значение.
– Сорок семь чего?
Еще сорок семь человек пристанут к нему на улице? Должно пройти сорок семь месяцев, прежде чем в обществе забудут, кто он такой?
Лицо молодого человека вытянулось.
– Сорок семь дней, – робко пояснил он.
Марк в замешательстве покачал головой:
– Сорок семь дней. Слишком долго для наводнения и слишком мало для осеннего триместра в университете.
– Сорок семь дней целомудрия, сэр. – Он удивленно нахмурился. – Я сделал что-то не так? Я думал, что члены ОМД приветствуют друг друга именно таким образом. Я являюсь основателем местного отделения и для меня очень важно знать все тонкости, чтобы делать все правильно.
Значит, кокарда настоящая. Марк подавил тяжелый вздох. Ну да, глупо было надеяться, что об ОМД знают только в Лондоне. Это общество очень его смущало. Кокарды, еженедельные собрания… Не говоря уже о тайных жестах – все постоянно пытались научить его каким-то тайным жестам.
Почему мужчинам обязательно нужно превращать любое благое начинание в некое подобие клуба? Почему нельзя делать что-то хорошее независимо от других? И как так вышло, что Марк впутался в эту затею и даже, против своего желания, стал кем-то вроде отца-основателя?
– Я не состою в Обществе мужчин-девственников, – сказал Марк, стараясь, чтобы его слова не прозвучали высокомерно. – Я просто написал книгу.
Несколько секунд Толливер изумленно смотрел на него, потом нашел в себе силы и улыбнулся.
– О, в этом нет ничего страшного, – сказал он. – В конце концов, Иисус тоже не принадлежал к англиканской церкви.
Священник удовлетворенно кивнул. Это было совершеннейшее безумие. Марк не знал, смеяться ему или плакать.
Он осторожно высвободил свою руку из ладоней Толливера.
– Я бы только хотел заметить… – осторожно начал он. – Сравнивать меня с Иисусом, пожалуй, несколько… – «Дико», – подумал он про себя, но огорчать бедного мальчика не хотелось. Конечно, это ложный логический вывод. Но юноша, хотя и несколько переусердствовал, все же не хотел сказать ничего плохого. И он действительно старался. Трудно сердиться на молодого человека, почти мальчика, всей душой стремящегося к целомудрию, в то время как многие его ровесники вовсю гоняются за юбками и плодят незаконнорожденных отпрысков.
Толливер вдруг побелел, хотя Марк не сделал ему никакого внушения.
– Богохульство! – прошептал он. – Я только что позволил себе богохульство в присутствии сэра Марка Тёрнера. О боже!
Марк не стал указывать юноше, что тот только что позволил себе второе богохульство, упомянув имя Божие всуе.
– В моем присутствии люди могут позволить себе ошибиться, – иронически заметил он.
Толливер поднял на него обожающие глаза.
– Да, конечно. Мне следовало знать, что вы необыкновенно добры и конечно же простите меня.
– Я не святой. И не праведник. Я всего лишь написал книгу.
– Ваша скромность, сэр… и добросердечие… Поистине вы пример для всех нас, – выпалил Толливер.
– Я тоже совершаю ошибки.
– В самом деле, сэр? Могу я поинтересоваться… как долго продержались вы? Сколько дней?
Вопрос был невежливым и слишком личным, и Марк поднял бровь.
Толливер сделал шаг назад и как будто съежился. Вероятно, он осознал свою бестактность.
– Я… я уверен, об этом пишут во всех газетах, – забормотал он, – но… к нам они попадают нечасто. Только если кто-нибудь едет в Лондон и привозит. Я… конечно же, я должен был бы это знать. П-пожалуйста… прошу извинить мое невежество.
Наверное, все же не осознал. И почему нужно скрывать эти сведения? В конце концов, Марк действительно написал книгу о целомудрии. Буквально. Он вздохнул и произвел в уме некоторые подсчеты.
– Десять тысяч. Хотите верьте, хотите нет.
Юноша восхищенно присвистнул.
Марк был гораздо менее счастлив. Если здесь существует отделение ОМД, то не хватает только…
– Разумеется, среди ваших почитателей есть не только мужчины, – сказал Льюис. – Я очень надеюсь, что в воскресенье, после службы, вы познакомитесь с моей дочерью Диной.
Не хватало только этого: постоянных попыток свести Марка с приличной девушкой. По правде говоря, он бы и вправду не возражал познакомиться с женщиной, которая бы ему подходила. Толливер нахмурился, потер подбородок и бросил на Марка неожиданно мрачный взгляд, как будто почуяв соперника. Так. Если незнакомая Дина интересует этого юношу, значит, все точно идет по установленному образцу. Ведь единственный тип девушек, который окружающие считают подходящим для такого благочестивого джентльмена, как Марк Тёрнер, это…
– Она чудесная девушка, – продолжил Льюис. – Послушная, целомудренная и приятной внешности. И очень покладистая. Уверенный в себе, сильный мужчина, вроде вас, был бы ей прекрасным мужем. И кроме того, ей еще не исполнилось шестнадцати, так что вы могли бы сформировать ее в точности так, как сочтете нужным.
Ну конечно, Марк в изнеможении закрыл глаза. Напиши книгу о целомудрии – и весь мир будет думать, что лучшей невестой для тебя станет неразвитая, покорная девочка.
– Мне двадцать восемь, – сухо заметил Марк.
– Значит, вы старше ее даже меньше, чем в два раза! – воскликнул священник. Его улыбка была абсолютно безмятежной. Он наклонился вперед и заговорщически прошептал: – Знаете, я бы очень не хотел видеть ее женой какого-нибудь старика. Или… – он покосился на Толливера, – несмышленого юнца, который и сам не знает, чего хочет. Итак, я знаю, что вы ведете холостяцкий образ жизни. Я предлагаю немедленно заняться расписанием ваших светских визитов. Если мы составим график, предполагающий ежедневное посещение вами самых достойных семейств, то в течение шести недель, я уверен…
– Нет. – У Марка не было другого выхода, кроме как проявить твердость и рискнуть прослыть невежливым. – Я приехал сюда, чтобы побыть в тишине и уединении, а не затем, чтобы ежедневно разъезжать с визитами. Тем более дважды в день.
Лицо Льюиса погрустнело. Толливер сморгнул. Марк почувствовал себя так, будто ударил беззащитного щенка. Почему, ну почему его книга не растворилась в море безвестных изданий, как все прочие?
– Возможно, раз в неделю, – сдался он. – Не чаще.
Священник испустил страдальческий вздох.
– Что ж поделаешь. Вероятно, если бы наши светские мероприятия были более многолюдными, более значительными… Может быть, устроить большой пикник среди прихожан? Да. Это вполне подойдет. А затем… О боже милостивый. – Льюис посмотрел куда-то через плечо Марка, и его тон вдруг стал ледяным. – По крайней мере, это оградит вас от неприятных знакомств.
Марк посмотрел в ту же сторону. Несколько лучей солнца, пробившихся сквозь тучи, весело играли на разложенных на рыночных прилавках товарах. Немногочисленные покупатели расположились так, чтобы удобнее было наблюдать за их разговором. Но взгляд священника был устремлен не на них, а на женщину, только что появившуюся на площади.
Сначала он обратил внимание только на ее волосы. Каскад иссиня-черных локонов и косичек, искусно уложенных в затейливую прическу, едва прикрытую крошечной кружевной шляпкой. Волосы достигали плеч. Марк всегда считал черный не цветом, а отсутствием цвета, но ее волосы, казалось, вобрали в себя все существующие оттенки. Они блестели и переливались на солнце. Наверное, если освободить их от шпилек и этого маленького кусочка кружев, то они тяжелой волной упадут почти до колен. Теплое шелковое облако, в которое так хочется погрузить руки.
Женщина двигалась легко и плавно, почти скользила по площади, и он подумал, что под пышными юбками должны прятаться длинные, стройные ноги. Это было ясно по ее походке. Она остановилась, не дойдя до трактира, и принялась разглядывать овощи, которые зеленщик, готовясь к рыночному дню, уже начинал понемногу выставлять на продажу. О том, как она рассматривала кочан капусты, можно было сочинить целую поэму.
Только потом Марк осознал, на что пялится священник. Платье незнакомки было бледно-розового оттенка, но опоясывала его вишнево-красная лента. Такие же ленты украшали корсаж, подчеркивая нежные округлости груди, хотя она отнюдь не нуждалась ни в каких дополнительных уловках. Ее фигура была потрясающей. Сногсшибательной. Она не была чрезмерно тонкой и хрупкой, и в то же время ее никак нельзя было назвать пышнотелой. Но рядом с этой женщиной любая другая показалась бы плохо сложенной.
Марк вдруг почувствовал острый укол сожаления.
Почему никто и никогда не пытается свести меня вот с такой женщиной?
В Лондоне она собрала бы немало взглядов – восхищенных и любопытствующих, а не презрительных. Но здесь? Несомненно, жители Шептон-Маллет не знали, что и думать о подобной женщине – или о таком вот смелом туалете. Зато Марк это прекрасно знал. Ее платье как будто приказывало: посмотри на меня.
Он всю жизнь терпеть не мог подчиняться приказаниям и поэтому отвернулся.
– Ах да, – сказал Льюис. – Это миссис Фарли. – По его тону можно было сделать вывод, что миссис Фарли не является желанной гостьей в этом городке, но лицо говорило совсем об ином. Он смотрел на нее скорее с жадностью, нежели с возмущением. – Вы только поглядите на нее.
Марку совсем не хотелось таращиться на миссис Фарли. Мысленно он как бы построил высокую стену из стеклянных кирпичей – прозрачную, но непроницаемую. С каждым вдохом он напоминал себе о том, кто он такой. Во что верит. Вдох за вдохом, кирпичик за кирпичиком он возвел крепость, в которую заключил свое желание – до того, как оно успеет овладеть сознанием и разрушить его жизнь. Он был хозяином собственного тела и своих инстинктов, и ничто не могло заставить его сдаться.
Ни желание. Ни вожделение. Ни похоть. В первую очередь – похоть. Обретя контроль над собой, Марк снова взглянул на миссис Фарли. Но все равно, даже с этим глупым чувством, запертым на замок, она показалась ему невероятно красивой.
– Она приехала почти две недели назад. Вдова. Но о своей семье или прошлом рассказывает очень мало и неохотно. Скорее всего, потому, что о таком прошлом, как у нее, лучше не распространяться. Достаточно одного взгляда – и можно тут же вообразить, чем ей приходилось заниматься.
Что ж, священники тоже обладают воображением, как и все прочие люди, подумал Марк. Однако сплетничать о поведении других им все же не следует. Миссис Фарли рассеянно оглядела рыночную площадь, и ее взгляд упал на него. Выражение ее лица нисколько не изменилось – на губах по-прежнему играла еле заметная загадочная улыбка.
Даже будучи защищенным стенами своей стеклянной крепости, Марк ощутил, как сгущается напряжение вокруг – словно где-то рядом ударила молния. Миссис Фарли секунду постояла и двинулась в их сторону.
Не дав ей приблизиться, Льюис бросился наперерез. Он проскочил сквозь каменные арки Маркет-Кросс, поравнялся с миссис Фарли и положил ладонь ей на плечо. Это не было похоже ни на ласковое, ободряющее прикосновение святого отца, ни на жест порицания. Рука Льюиса, затянутая в перчатку, приземлилась в опасной близости от груди прекрасной вдовы.
Светская улыбка миссис Фарли говорила о ее искушенности. Ее откровенный наряд свидетельствовал о том, что она привыкла соблазнять мужчин. Сплетни, пересказанные священником, намекали на то, что на самом деле она еще хуже. Но когда Льюис коснулся ее, она невольно напряглась. Это было почти незаметно – полшага назад, чуть сдвинутые брови, но тем не менее наблюдательному человеку этого было вполне достаточно. На долю секунды она стала похожа скорее на разъяренную кошку, чем на грациозного лебедя, ее многоопытность и чувственность вдруг испарились, и это мгновение выдало ее с головой. Миссис Фарли явно не была такой, какой хотела казаться.
Марк внезапно почувствовал интерес, который не смогли бы пробудить ни глубокое декольте, ни потрясающее телосложение.
Льюис и миссис Фарли находились в нескольких ярдах от него и, несомненно, не догадывались, что кто-то может слышать их разговор. Но они стояли прямо напротив арки Маркет-Кросс, и слышимость была на удивление хорошей, так что Марк мог разобрать каждое слово.
– Послушайте, миссис Фарли, – прошипел священник. – Сегодня не рыночный день, и вам нет нужды выставлять напоказ свой… товар. Подобное здесь спросом не пользуется.
Она вздрогнула от его прикосновения, отметил Марк, но намек на то, что она торгует своим телом, не смутил ее ни на секунду.
– А, преподобный, – небрежно бросила миссис Фарли. Она тоже говорила вполголоса. – Все, что продается на торгу…
Она многозначительно замолчала. Марк машинально закончил про себя фразу. Все, что продается на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести[1 - 1 Кор., 10: 25.]. Он тут же вернулся на двадцать лет назад, к одним из самых первых своих детский воспоминаний. Он читает матери заученные наизусть стихи из Библии, а она смотрит в стену за его спиной и слегка кивает, как будто в такт одной ей слышной музыке. Слова Священного Писания, четко и недвусмысленно определяющие, что есть добро и что есть зло, впечатались ему в память навсегда.
Льюис покачал головой:
– Я не понимаю, о чем вы. Здесь продается зерно. И скот.
Уголки ее губ дрогнули в улыбке, и интерес Марка возрос еще больше. Священник, почтенный, богобоязненный, выдающийся житель города, не заметил, что нечестивая миссис Фарли ответила ему цитатой из Библии. Вполне вероятно, он даже не сумел ее распознать. Аккуратно, двумя пальцами, как будто это был упавший с дерева лист, миссис Фарли сняла со своего плеча руку Льюиса.
– Не смею вас задерживать, пастор, – нежно пропела она. – Уверена, вам еще много чего нужно приобрести. Надеюсь, другие товары, на которые вы обратите внимание, вам действительно продадут.
Она развернулась и, не взглянув на Марка, пошла обратно. Льюис раздраженно сложил руки на груди и уставился ей вслед с несколько неподобающим священнослужителю интересом. Затем он повернулся к Марку и двинулся к нему.
– Ну вот, – громко сказал он, потирая ладони. – Не волнуйтесь, сэр Марк. Мы не допустим, чтобы женщины, подобные этой, снова вас побеспокоили.
Марк проводил миссис Фарли глазами. Она снова вернулась к лавке зеленщика. По сравнению с ее алым поясом выложенные на прилавок пучки редиски казались бледными и скучными. Вообще весь городок рядом с ней как будто выцвел и поблек, словно акварельная картинка.
Он был целомудренным, но не святым. И в конце концов, он всего лишь смотрел.
Но миссис Фарли только что удивила его контрастом не менее поразительным и интригующим, чем пронзительнояркая лента на фоне бледного цвета платья. Она в лицо назвала Льюиса лицемером, а тот этого даже не заметил. Что бы она сказала, если бы посмотрела в глаза ему, Марку?
Увидела бы в нем святого? Икону для поклонения?
Или его самого?
Вопрос повис в воздухе. Нет, ни к чему лгать себе. Он не просто смотрел. Он хотел знать больше.

Глава 3
Джессика не слишком задумывалась над причинами, побудившими сэра Марка провести лето в городе своего детства. Она жила в Лондоне – или в непосредственной близости от него – последние семь лет. Покровители порой брали ее с собой в путешествия по сельской местности, но, поскольку положение Джессики в обществе было далеко от приличного, соседям ее никогда не представляли. Деревня была для нее как бы уменьшенной версией города – более тихой, с меньшим количеством людей и без опер. Джессика на удивление быстро забыла собственное детство.
Здесь она действительно чувствовала себя в большем уединении. Ей удалось снять домик на окраине городка, примерно в полумиле от того места, где мощеные дороги переходили в тропинки, а дома сменялись полями. Иногда она проводила целые дни, не видя никого, кроме служанки, которую привезла с собой из Лондона.
И это было, в общем, неплохо. Но именно по той же самой причине вероятность случайно столкнуться с сэром Марком на тропинке, ведущей к ее укромному уголку, практически равнялась нулю.
А это означало, что встретиться они могли только в одном месте. Там, куда он наверняка заглядывал. В церкви.
Этим ранним летним утром было еще довольно прохладно, но внутри оказалось гораздо жарче, чем Джессика ожидала: в церкви собралось очень много людей. Здесь царила строгая иерархия. Самые зажиточные и почтенные горожане сидели впереди, на отведенных их семьям скамьях; более простой народ стоял позади.
Жители Шептон-Маллет еще не определились, к какому именно сословию отнести саму Джессику. Она была достаточно состоятельна для того, чтобы снимать дом и содержать служанку, но не отвечала на вопросы, касающиеся ее семьи или происхождения, а это было явным признаком сомнительного прошлого. Кроме того, она была красива, а красивым женщинам, как правило, не доверяли.
В Лондоне вообще никто никому не доверял, поэтому последнее беспокоило Джессику меньше всего. Немного подумав, она решила занять место посередине.
Сэр Марк, разумеется, сидел в первом ряду. Судя по лицам прихожан, его особа интересовала всех не меньше, чем церковная служба.
Джессика попыталась познакомиться с ним до начала службы, но потерпела неудачу, поскольку половина города желала сделать то же самое. Другая половина – та, что уже успела ему представиться, – твердо вознамерилась оградить сэра Марка от непонятной миссис Фарли. Однако Джессика не жалела о том, что создала себе сомнительную репутацию. В конце концов, она собиралась соблазнить его, а не заставить предложить руку и сердце. Ей нужно было выглядеть одной из тех женщин, на которых мужчины никогда не женятся. До сих пор это приносило ей только разочарование… но ведь они пока еще не познакомились.
Во время службы сэр Марк ни разу не отвлекся. Но когда Льюис стал подходить к концу, он вдруг обернулся – и не потому, что устал или захотел развеяться. Он посмотрел прямо на Джессику, словно знал, где она сидит. И знал, что она за ним наблюдает.
Их глаза встретились. Она не склонила голову и не отвела взгляда, как сделала бы скромная, застенчивая леди. Нисколько не смутившись, Джессика спокойно посмотрела на него в ответ.
Взгляд сэра Марка опустился ниже.
На секунду она пожалела, что по вошедшей в плоть и кровь привычке надела в церковь свой самый скромный наряд. Прошло столько лет, а ее рука все равно потянулась к закрытому платью с целомудренным вырезом.
Он снова поднял взгляд, посмотрел ей в глаза и неожиданно подмигнул.
Пораженная Джессика не успела среагировать – сэр Марк тут же отвернулся.
Он явно сделал это намеренно, но что означал этот жест? Что он пытался сказать? От волнения в животе у нее похолодело, как будто она снова превратилась в юную неопытную девочку, гадающую, почему на нее посмотрел симпатичный ей юноша. Но сейчас сердце Джессики сжималось не от девического волнения, а оттого, что на карту была поставлена ее судьба, ее будущее, сама ее жизнь! Это подмигивание должно было что-то значить!
Служба окончилась. Прихожане поднялись со своих мест и потянулись к выходу. В ту же секунду, как сэр Марк встал со скамьи, его окружила небольшая толпа. К тому моменту, как он добрался до выхода, вокруг было уже не протолкнуться.
Джессика решила подождать во дворе, возле кованой чугунной ограды. Она не собиралась прорываться к сэру Марку, расталкивая локтями юных особ, что добивались его внимания. В облаке исходящей от них невинности можно было буквально задохнуться. И тем не менее Джессика почти жалела, что не является одной из них. Как бы ей хотелось взглянуть на сэра Марка и увидеть в нем надежду на спасение!
Вместо этого ей приходилось полагаться лишь на холодный расчет. Джессика ненавидела обман и презирала притворство, но она преступила общепринятые понятия о морали много лет назад. И предала тем самым часть себя. И если сэр Марк не решится прийти к ней до того, как иссякнут ее скудные средства, ей придется прибегнуть к какой-нибудь уловке.
Он заметил ее и поднял руку. Словно по мановению волшебной палочки все голоса вокруг тут же стихли.
– Подождите здесь, – попросил сэр Марк, и толпа – пожилые матроны, молодые люди и полные надежд на будущее юные леди – разом задержала дыхание. Все расступились. Через церковный двор он направился прямо к Джессике. Их разделяли лишь несколько старых могильных плит. Трава была ярко-зеленой; солнце припекало. Его волосы казались слишком светлыми, слишком золотыми – они сияли, словно драгоценная корона.
Он остановился в нескольких футах от нее.
– Я просил, чтобы кто-нибудь представил меня вам как положено, – негромко произнес сэр Марк, – но отчего-то никто не захотел этого сделать. Очень странно.
– Это оттого, что я очень, очень порочная женщина, – пояснила Джессика. Она сделала шаг вперед, протянула затянутую в перчатку руку и внутренне приготовилась к тому, что сейчас он коснется ее. – Миссис Джессика Фарли, официальный позор этого города. К вашим услугам.
Он не склонился над рукой миссис Фарли, как сделал бы любой другой джентльмен, но взял ее в свою и крепко сжал – как будто бы заключал с ней какой-то тайный договор. Конечно, так делать не полагалось, но, в конце концов, и завязывать знакомство подобным образом тоже было против правил. Даже сквозь перчатку Джессика почувствовала, как его кольцо вдавилось ей в ладонь. Ее цель была так близка…
– Сэр Марк Тёрнер, – представился он. – Мой голос подобен пению тысячи ангелов. Бабочки следуют за мной по пятам, а птицы приветствуют каждое мое дыхание радостными трелями.
Он отпустил ее руку так же легко и непринужденно, как и взял, но Джессика все равно ощущала его твердое и уверенное прикосновение. Она молча смотрела на него, не зная, как ответить на столь странное приветствие. Если бы сэр Марк сошел с ума, об этом написали бы в газетах, ведь так?
– Я в замешательстве, – наконец выговорила она. – Кажется, вы где-то потеряли своих бабочек.
В его глазах загорелись веселые искорки.
– Предлагаю вам соглашение. Я не стану слушать сплетни о вас, а вы в свою очередь не будете верить всему, что говорят обо мне.
– Сэр Марк! – Один из наиболее смелых почитателей решился выступить вперед. Несомненно, они сочли, что их кумир провел уже достаточно времени в ее нелицеприятном обществе, и опасались, как бы его золотое сияние не потускнело.
У Джессики оставалось всего несколько секунд наедине с сэром Марком.
– Вы не совсем такой, как я ожидала… почитав лондонские газеты.
– Вы их читали? Забудьте обо всем, что видели там. Заклинаю вас.
Она слегка склонила голову и улыбнулась ему самой очаровательной своей улыбкой. И она действительно подействовала! Для Джессики это было ясно как день. Сэр Марк владел собой лучше, чем большинство мужчин, но она все же заметила, как дрогнули уголки его губ. Как он невольно расправил плечи. Как его тело чуть подалось к ней. Он был пленен; его влекло к ней – и очень сильно.
Он был у нее в руках. Оставалось только поманить его. Какая легкая победа!
Но их по-прежнему окружала толпа. Вряд ли можно довершить падение сэра Марка прямо здесь, во дворе церкви.
– Вы хотите сказать, что вы не святой? – поинтересовалась Джессика. – Сэр Марк, ваши читатели были бы в ужасе, если бы услышали это.
Их глаза снова встретились.
– Нет, – тихо ответил он. – Не нужно меня канонизировать. Я человек, миссис Фарли. Просто человек.
Он отвернулся от нее как раз за секунду до того, как пожилая леди в фиолетовом бомбазиновом платье осторожно дотронулась до его локтя. При этом дама бросила на Джессику злобный взгляд. Сэр Марк вошел в толпу; женщины расступились, чтобы пропустить его, – и снова сомкнули ряды.
Я просто человек.
Если Джессика и разбиралась в чем-нибудь по-настоящему, так это в мужчинах. Она знала, чего они хотят, и знала, как им это дать. Где-то в глубине души она почувствовала слабый укол совести, но… в конце концов, она не собиралась принуждать сэра Марка.
Этого не потребуется. Он все сделает сам.
Как и со всеми прочими мужчинами, ей нужно будет только намекнуть, что она доступна. А он охотно поучаствует в разрушении собственной репутации.
Надо лишь придумать нехитрый план, как его поторопить.

Свою первую неделю в Шептон-Маллет Марк провел в раздумьях. С тех пор как ему негласно предложили вступить в Комиссию по делам бедных, он никак не мог решить, как ему поступить. С одной стороны, комиссию, в задачи которой входил надзор за работными домами, ненавидели абсолютно все. Этот пост был предложен Марку только потому, что, будучи всенародным любимцем, он мог успокоить всеобщее недовольство последними просчетами в работе комиссии. Сам Марк подозревал, что эффект будет противоположным – новое назначение, скорее всего, подорвало бы его авторитет в глазах общества.
Вся система помощи бедным людям находилась в полном упадке. Вероятно, Марк смог бы помочь несчастным, если бы взялся за дело со всей присущей ему энергией. Кроме того, если уж судьбе было угодно даровать ему такую славу и почет, он был просто обязан использовать свое влияние на благо общества. Ко всему прочему, сама идея, лежавшая в основе законов о бедных, представлялась Марку в корне неверной. Он сомневался в том, что эту систему вообще можно было как-то исправить.
Все эти соображения он изложил несчастному заместителю секретаря, который нанес ему частный визит. Но кроме них, Марка беспокоила еще одна невысказанная вслух мысль, и именно здесь, в Шептон-Маллет, под родным кровом, она обрела новую силу. Здесь он вырос. Здесь едва не умер его брат. И все потому, что их мать сошла с ума.
Посвятить свою жизнь благотворительности было почетной, достойной уважения задачей. Но мать довела ее до абсурда, щедро раздавая беднякам скромное семейное состояние до тех пор, пока от него почти ничего не осталось. Из трех братьев Марк был единственным, кто более или менее понимал, почему она это сделала. И ему совсем не нравилось, что он так легко смог найти смысл в поступках безумной. Это означало, что он способен видеть мир ее глазами.
Возможно, именно поэтому он захотел искать убежища в знакомых краях. Политика вызывала у Марка отвращение. Даже если бы он и решился отдать себя служению бедным, то не стал бы заниматься управлением работными домами. И все же…
Ему часто приходило в голову, что единственной его задачей на этой земле является борьба с наследием собственной матери. Она держала планку так высоко, что признавала только совершенных людей – он написал практическое пособие по целомудрию, предназначенное для людей обыкновенных. Она впадала в ярость по малейшему поводу – он всю жизнь работал над тем, чтобы обуздать свой буйный темперамент. Она доводила до крайности любое благочестивое намерение – Марк выступал за умеренность.
Поэтому он не сказал «нет». Пока еще не сказал. Возможно, ему как раз предоставился шанс доказать, что он может послужить общему благу и помочь бедным и в то же время смирить свой нрав.
Возможно.
Он вернулся сюда, в дом своего детства, хранилище бесчисленных воспоминаний. Это место казалось ему вполне подходящим для принятия сложного решения; ничуть не хуже других. Нет, лучше. Он хотел уединенности и получил ее – хотя и в меньшем объеме.
Сегодня, когда дождь с самого утра барабанил по крыше, был лучший день из всех.
Приходящую служанку, убиравшую дом, он отослал еще в полдень, а мальчик, который присматривал за садом, приходил через день.
И что было лучше всего – при таком ливне дорожки развезло и грязи на улице было буквально по колено. Вряд ли кто-то в здравом уме осмелится навестить его сегодня. А если очень повезет, подумал Марк, ему удастся избежать любого общения вплоть до самого пикника, то есть еще два дня.
У него будет достаточно времени, чтобы все взвесить и обдумать.
Удобно устроившись в кресле с одним из старых дневников матери в руках, Марк вдруг услышал стук в дверь и еле сдержал стон.
Пару секунд он сидел неподвижно, смотрел на огонь в камине и раздумывал, что будет, если сделать вид, что он ничего не слышал. Это вполне мог быть преподобный – несомненно, со своей несчастной, забрызганной грязью дочерью.
Воображение внезапно нарисовало ему совсем другую картинку. А что, если это миссис Джессика Фарли, в промокшем платье, вся усеянная сверкающими каплями дождя? Может быть, она сбилась с дороги, промокла и нуждается… конечно нет. Какая глупость? Что за нелепые мальчишеские фантазии! Их время – глухая темная ночь; тогда он сумел бы справиться с неизбежно возникающим в таких случаях желанием.
Возможно, это прислуга, миссис Эштон. Решила проверить, как там сэр Марк. Конечно же. Она увидела, что начался дождь, натянула клеенчатый плащ и калоши и отправилась в путь, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Три мили, отделявшие ее дом от дома Марка, ничего не значили. Она стремилась сделать как лучше.
Как и все остальные.
Тяжело вздохнув, Марк встал и направился к двери. Он был практически уверен, что увидит на пороге скромную пухленькую миссис Эштон, может быть, с горшком свежего масла и только что испеченным хлебом, аккуратно завернутым в промасленную бумагу. Это просто не мог быть никто другой. Он еще раз вздохнул и распахнул дверь.
И замер, словно пораженный молнией. Нелепая мальчишеская фантазия вдруг воплотилась в жизнь. Перед ним стояла миссис Джессика Фарли в насквозь промокшем платье.
Руки Марка невольно сжались – так сильно ему захотелось положить ладони на ее грудь и вытереть поблескивающие дождевые капли. Корсет почти не прикрывал дерзко выступающие бусинки сосков; сквозь ставший прозрачным муслин просвечивали темные ареолы.
С таким же успехом она могла бы быть обнаженной. Он мог разглядеть все детали – мелкие ювелирные стежки и изящную вышивку на ее белье… нежно-зеленая виноградная лоза. Он видел каждый шов корсета, облегающего ее стройный стан. А когда его взгляд невольно скользнул ниже – да, да, он был всего лишь мужчиной, – он рассмотрел ее бедра и ноги, которых не скрывали облеплявшие их нижние юбки. Эти бедра были созданы для того, чтобы их ласкали мужские руки.
Мальчишеская фантазия? Нет, это была вполне оформившаяся мечта взрослого мужчины. Восхитительная. Потрясающая. Слишком доступная. Такая, какой нельзя доверять ни в коем случае.
Намеренно медленно Марк поднял глаза и посмотрел ей прямо в лицо. Да, приказал он себе. На лицо. Смотреть только на лицо и ни на что больше.
Уловка не сработала. Одна капелька скатилась на самый кончик ее аристократического носа, и он почувствовал непреодолимое желание протянуть руку и смахнуть ее. Попирая все законы физики, капля практически зависла в воздухе.
Что ж, миссис Фарли не единственная, кто может обмануть природу. Стеклянные кирпичи. Марк мысленно нашел груду стеклянных кирпичей и принялся быстро выстраивать стену. За ней он не будет чувствовать страсти. Вожделения. Обуздает порыв сделать один совсем маленький шаг вперед и слизать капли дождя с ее губ.
– Сэр Марк, – заговорила она. Ее голос был нежным и мягким, словно ласковое прикосновение, – мне крайне неловко нарушать ваше уединение, но, как вы сами видите, обстоятельства вынуждают меня воззвать к вашему гостеприимству. – Она сжала промокшую шляпку.
Он заглянул ей в глаза. Они были такими темными, что ему никак не удавалось разобрать их выражение, особенно в этом тусклом освещении. Миссис Фарли выдала свою ложь без малейшей запинки, даже не моргнув. Даже не потрудившись отвести взгляд.
– Видите ли, – продолжила она, – я отправилась на прогулку, не обратив внимания на время и на погоду…
– Без шали, без плаща и без зонтика, – закончил он. Собственный голос показался Марку бесцветным и каким-то затхлым, словно вода, которая слишком долго простояла в ведре. – С самого утра небо было затянуто тучами, миссис Фарли. Еще до того, как пошел дождь.
– О, разумеется. Мне следовало быть более предусмотрительной и захватить с собой хотя бы платок. – Она беззаботно рассмеялась. – Но мой ум был занят совсем иными вещами.
Ее волосы были влажными. Наверное, у другой женщины они бы растрепались и свисали некрасивыми унылыми прядями, растеряв свой роскошный блеск. Но только не у нее. Несколько упругих завитков выбилось из тугого узла на затылке – как раз таких, чтобы можно было накрутить их на палец во время поцелуя.
С вожделением ему удалось справиться довольно легко. На самом деле Марк был сильно разочарован.
Миссис Фарли намеренно сказала ужасную глупость. Как будто она была совсем безмозглой и не могла одеться в соответствии с погодой. Многие знакомые Марку мужчины, несомненно, поверили бы в эту чушь. В конце концов, они были твердо убеждены в том, что все женщины дурочки.
Но только не Марк. И только не в случае с миссис Фарли. Если бы кто-то спросил его мнение, он бы сказал, что она подбирала каждую деталь своего туалета с той же тщательностью, с какой часовщик подбирает нужную пружину.
Он подавил вздох.
– Миссис Фарли, если бы вы были настолько глупы, вы бы давным-давно погибли от несчастного случая или смертельной простуды. Поскольку вы до сих пор живы и обладаете цветущим здоровьем, боюсь, я должен признать вашу историю выдумкой от начала до конца.
Она недоуменно моргнула – радужные капли сверкнули на невероятно длинных ресницах – и чуть нахмурила лоб.
– Теперь вы видите? Я вовсе не настолько добр и великодушен, как утверждает молва. Иначе я ни за что не осмелился бы назвать вас лгуньей.
Она опустила ресницы и сцепила руки за спиной.
– Прекрасно. Что ж, я признаю – мне было любопытно. Вы заинтересовали меня, а учитывая мою дурную репутацию и вашу безупречную, у нас с вами вряд ли появилась бы возможность побеседовать в общественном месте.
Марк обязательно нашел бы такую возможность. Он уже думал об этом. Его заинтриговали остроумные замечания миссис Джессики Фарли и любопытное противоречие между ее откровенными нарядами и странной манерой поведения. Он не мог забыть ее улыбку – мудрую, грустную и усталую одновременно. Он бы сделал все, чтобы побеседовать с ней. Но теперь, когда она вот так объявилась на пороге его дома, он чувствовал только противный медный привкус разочарования. Разумеется, она думала, что достаточно предстать перед ним во всей своей красе и его разум мгновенно испарится.
– Если бы вам хотелось просто побеседовать, – сухо заметил Марк, – вы бы надели плащ. – Он взглянул на небо. – И не было нужды дожидаться дождя.
Она вскинула на него огромные темные глаза и глубоко вздохнула. Ее грудь соблазнительно приподнялась. Марка не интересовало знакомство с опытной искусительницей. Он хотел узнать ее с другой стороны – с той, которую она не показывала миру. Его занимала женщина, язвительно и умно отвечавшая настоятелю, думая, что ее никто не слышит.
И лично для него это являлось куда большей приманкой, чем пикантные формы и мокрое полупрозрачное платье. Он мечтал, чтобы кто-то увидел его самого – его, а не его репутацию.
– Миссис Фарли, кажется, вы женщина с большим опытом.
Она облизнула губы и чарующе улыбнулась.
На Марка тем не менее чары не подействовали.
– Как по-вашему, в чем разница между мужчиной-девственником и мраморами Элгина?[2 - Мраморы Элгина – непревзойденное собрание древнегреческого искусства, главным образом с Афинского акрополя, которое было привезено в Англию в начале XIX века лордом Эльджином и ныне хранится в Британском музее.]
Она нахмурилась и бросила на него нарочито озадаченный взгляд.
– О, это очень трудный вопрос. Они представляются мне весьма похожими и довольно… твердыми. Вы согласны? – Ее невинный тон только подчеркивал непристойный смысл ее слов.
Он покачал головой:
– На мужчину-девственника приходит посмотреть гораздо больше людей.
Она странновато посмотрела на него, но ничего не сказала. Ну-ну. Если бы она действительно хотела не «познать» его в библейском смысле, а просто узнать поближе, то по меньшей мере попросила бы пояснить, что он имеет в виду. Вместо этого миссис Фарли снова провела языком по губам.
Марк попробовал зайти с другой стороны.
– А какова разница между мужчиной-девственником и грудой камней?
– Опять же все они твердые.
– Камней намного больше. И они намного разумнее.
Ну засмейся же, мысленно попросил он. Разгляди меня.
Перестань видеть во мне препятствие, которое нужно преодолеть.
– О нет! – воскликнула она. – Этого не может быть. Вы очень умны.
Может быть, он сам убедил себя в том, что она остроумна? Марк знал за собой эту слабость. Ему слишком хотелось, чтобы это оказалось правдой. Чтобы его видели не безупречной статуей, а обычным человеком, со своими слабостями и ошибками.
– Очень хорошо, миссис Фарли, – сказал он. – Вы победили. Значит, вы вышли прогуляться в грозу, рискуя жизнью и здоровьем, чтобы просто посмотреть на меня. Вы решили сделать это во вторник вечером – по случайности именно в тот день, когда парень, который пропалывает мой огород, сидит у себя дома. И вот мы с вами здесь, и мы абсолютно одни. – Марк покачал головой. – Будучи в здравом уме, я не могу отправить вас восвояси. До деревни несколько миль. Вы конечно же замерзли, а у меня в доме горит камин. Не важно, какие причины побудили вас прийти, но вы в любом случае не заслуживаете смерти от жестокой простуды.
– Благодарю вас, сэр. И ценю ваше гостеприимство.
Проявленное гостеприимство, однако, ставило его в затруднительное положение. Марк вел холостяцкое хозяйство, а миссис Фарли явно промокла до нитки. Прежде чем он сумеет снова выставить ее за дверь, ей придется снять с себя мокрое платье и белье и высушить их у огня. И вряд ли будет уместно вручить ей пару штанов, чтобы она натянула их на себя, пока сушатся ее собственные вещи.
Он развернулся и пошел вперед по коридору, на ходу обдумывая ситуацию. Миссис Фарли последовала за ним – он слышал ее мягкие шаги. В туфлях у нее хлюпала вода. Он провел ее в гостиную, где был разожжен камин, и остановился. Она тоже остановилась и с любопытством огляделась по сторонам.
– Спасибо, – просто сказала она.
– Я сейчас вернусь. – Марк внимательно посмотрел ей в глаза. – Принесу халат и полотенца, чтобы вы могли вытереться.
Выражение ее лица нисколько не изменилось. Это отсутствие реакции показалось ему странным и неестественным – как будто она присутствовала здесь только наполовину. Чего же она хочет? Сначала она возникла на пороге его дома, промокшая и запачканная. Потом солгала про причину своего прихода. Теперь… теперь, видимо, все как раз должно проясниться.
– Две минуты, – сказал он. – Я вернусь через две минуты. И кроме меня, в доме и в самом деле никого нет, так что вернусь именно я, а не служанка. Мы понимаем друг друга, миссис Фарли?
Она кивнула.
Марк вышел. Ему отчаянно, страстно хотелось убедиться, что он в ней ошибся. Конечно, это было глупо – он ничего не знал об этой женщине, кроме деревенских сплетен и покроя ее платья. Но он так хотел поверить, что в ней было нечто большее.
Причудливая мечта взрослого мужчины, хмыкнул он. Вернуться и найти ее полностью одетой. Поговорить с ней, наконец, без свидетелей, без любопытных ушей, ловящих каждое слово. Он хотел… чтобы она ему понравилась. Хотел с самого начала. На рыночной площади его увлекли в сторону прежде, чем он успел хотя бы поздороваться с ней. Возле церкви им удалось поговорить всего пару минут. А между тем миссис Джессика Фарли возбудила его живейший интерес в тот самый момент, когда вздрогнула от прикосновения преподобного Льюиса. Словно наивный, неопытный юнец, он увидел в этом особый знак. В нас обоих есть что-то, что не дано заметить другим.
Но разумеется, он ошибся. Для нее он – не более чем трудная задача. Препятствие, которое нужно взять. Мужчина, которого необходимо соблазнить.
Марк покачал головой, взял полотенца и пошел обратно в гостиную, мысленно готовя себя к тому, что ему предстоит увидеть. Уходя, он оставил дверь гостиной открытой. Зрелище, которое предстало перед его взором, не стало для него сюрпризом.
Она успела сбросить платье и нижние юбки и, стоя спиной ко входу, пыталась справиться со шнуровкой корсета. Сквозь тонкую, липнувшую к телу ткань виднелись ее щиколотки, тонкие и изящные, и мраморно-белые икры. Он невольно обвел взглядом линии ее стройных длинных ног.
Она вдруг обернулась:
– О! Сэр Марк! Как неловко!
– О, умоляю вас, – холодно прервал ее он.
Она вспыхнула:
– Но…
Марк старался не отрывать глаз от ее лица. Он чувствовал себя так, будто стоял на краю скалы, а далеко внизу бушевали разъяренные волны. Один взгляд вниз – и дурнота овладеет им и увлечет туда, в пропасть.
– Прошу вас. Избавьте меня от объяснений. И сделайте огромное одолжение – попытайтесь услышать. Что, по-вашему, я должен был бы сделать в данных обстоятельствах? Предполагалось, видимо, что я буду так охвачен вожделением, что не смогу сдержаться и наброшусь на вас?
– Я… это… – Она глубоко вздохнула и сделала шаг вперед.
– Вы полагаете, что вид обнаженной груди и ягодиц способен настолько свести меня с ума, что я забуду о своих принципах? Я девственник, миссис Фарли, а не невинное дитя. Я не настолько наивен.
Она остановилась и невольно приоткрыла рот от изумления. Она была так близко, что он мог бы схватить ее – схватить и толкнуть в кресло, что стояло прямо у нее за спиной. И согреть ее все еще влажную и холодную кожу своими ладонями.
– Удивительно, что похоть не овладела мной целиком и я способен связно излагать свои мысли, не правда ли? – презрительно бросил он и уронил полотенца и халат на пол.
– Сэр Марк, простите мне мою прямоту. Я только подумала, что… – Она протянула вперед руку, и он непроизвольно, не успев подумать, что делает, схватил ее.
Не осторожно. Не нежно. Этот прием они с братом отработали в совершенстве еще много лет назад. Не важно, насколько силен стоящий перед тобой мужчина – он не сможет противостоять даже мальчишке, если заломить его большой палец назад. Марк и его брат упражнялись часами, днями напролет, пока не научились делать это механически, в ответ на угрозу.
Когда она потянулась к нему, он действовал так же – сжал ее руку в своей, чтобы можно было в любой момент вывернуть палец.
И она снова вздрогнула. Не от боли – он даже слегка не надавил на ее палец. Точно так же она дернулась, когда ее схватил за плечо Льюис. Просто потому, что к ней прикоснулись.
Если бы Марк умел чертыхаться, он бы непременно сделал это сейчас. Потому что хуже женщины, которая видела в нем лишь цель для соблазнения, была женщина, вознамерившаяся совратить его, не питая при этом ни малейших чувств к нему. Она была невероятно близко и, несмотря на свой испуг или отвращение, слегка запрокинула голову, чтобы ему было удобнее ее поцеловать.
– Большинство мужчин на моем месте не стали бы смотреть в зубы дареному коню, – процедил Марк. – Не в этой ситуации.
– А вы?
– Если бы я пожелал приобрести кобылу, я бы проверил каждый зуб. И если бы обнаружил хоть один изъян, то развернулся бы и ушел прочь. Не раздумывая и не сожалея.
Она подняла свободную руку и легко обвела пальцем его подбородок.
– Какая жалость! Я как раз считаю изъяны своей наиболее привлекательной стороной. – Она говорила низким, бархатным голосом, напоминавшим кошачье мурлыканье. – Из меня вышла бы плохая племенная кобыла, сэр Марк. Но не думаю, что мужчину вроде вас интересует именно это.
Она играла свою роль очень убедительно. Кто угодно поверил бы, что она его хочет. Но мягкие, обволакивающие интонации плохо вязались с ее лихорадочным пульсом – Марк чувствовал его, сжимая ее запястье. Ее тело было напряжено, и она почти дрожала, как туго натянутая струна, – и это не соответствовало голосу еще больше.
– Похоже, мне вообще не нужна кобыла. Никакая.
– Не нужна? – Она погладила его щеку. – Вы мужчина. У вас есть… потребности, как у любого другого. Что касается меня… я вдова, но я не умерла. Мне тоже нужно утешение, и, как и вы, я бы желала сохранить все в тайне. Я бы не хотела, чтобы кто-то осуждал меня. – Кончиками пальцев она осторожно и нежно коснулась его шеи, потом ее рука опустилась ниже, к плечу. – Наши интересы во многом совпадают. Вы можете получить удовольствие и сохранить свою безупречную репутацию.
Ее рука была все еще влажной и немного холодной. Но это не имело никакого значения – она трогала не плоть, а стекло. Не кожу, а гранит. Конечно, сегодня ночью он дюйм за дюймом припомнит тот путь, что прошли ее пальцы. Ночью какая-то греховная часть его существа пожалеет, что он не прижал ее к себе и не принял наслаждения, которое она предложила.
Марк постарался превратить себя в камень.
– Вы ничего не знаете о моих интересах. Это не то, чего я хочу.
– Если вы не хотите меня, – шепнула она, – почему до сих пор меня держите?
– Кажется, нужно внести ясность. – Он чуть нажал на основание ее большого пальца – не для того, чтобы причинить боль; он просто хотел дать ей понять, что легко может это сделать, если захочет. – Я всего лишь удерживаю вас на расстоянии. А это большая разница. А что касается остального, то дрожите как раз вы, а не я. В самом деле, миссис Фарли. Можно подумать, если я не знал никакой другой участи, то недоволен своей.
Он выпустил ее руку и отступил назад, к двери. Она осталась стоять на том же месте, с изумлением глядя на него.
– Итак, как мы выяснили, мне плевать на мою безупречную репутацию. Меня заботит целомудрие как таковое. И в любом случае если бы я вздумал изменить своим принципам, то уж точно не с женщиной, которую коробит от моих прикосновений. – Его голос стал резче. – Высушите свою одежду. Это может занять довольно много времени. Если вам станет скучно, то здесь есть книги для чтения. – Он показал на полки на стене.
Она шагнула вперед.
Был только один способ прекратить этот бессмысленный разговор, и Марк им воспользовался. Он просто закрыл дверь прямо у нее перед носом. Последним, что он успел увидеть, было лицо миссис Фарли. Не разъяренное, не страстное, но искаженное страхом.

Глава 4
Он захлопнул дверь прямо перед ее носом. И тут же, прежде чем Джессика успела осознать, что происходит, в замке щелкнул ключ.
Этот звук показался ей окончательным и бесповоротным признанием ее поражения. Она промокла до костей. И она проиграла.
Трясущимися руками Джессика расшнуровала корсет. Она дрожала не от холода – холод перестала чувствовать много месяцев назад. Она совершила не один, а сразу два грубых просчета и теперь боялась, что исправить ошибку невозможно.
Ее крошечный капитал исчислялся уже десятками фунтов. Можно было продержаться еще немного, если продать одежду, но, учитывая ее ремесло, это было все равно что отвезти на мельницу приготовленное для посева зерно. Кроме того, Джессика твердо усвоила, что куртизанка ни в коем случае не должна иметь такой вид, будто нуждается в покровителе. Мужчины, которых привлекали отчаявшиеся женщины, были, как правило, страшнее самого отчаяния.
Несомненно, сэр Марк решил, что ею движет страсть или что-нибудь в этом роде. Или, возможно, обыкновенное женское любопытство. Он и понятия не имел о том, насколько ужасно ее положение. Как необходимо ей завоевать его. Именно из-за нехватки времени и безысходности она неправильно оценила ситуацию.
Джессика убедила себя, что соблазнить его будет очень легко – он с радостью поддастся, будучи уверен, что никто ни о чем не узнает. Нет, даже хуже. Она опрометчиво решила, что после всего, что с ней произошло, сможет пережить прикосновение мужчины. Допустить, что кто-то снова будет владеть ее телом.
Она ошиблась. Ужасно, непоправимо ошиблась.
Чтобы оправиться после болезни, ей потребовалось много месяцев. Если бы не настойчивость доктора, она бы, наверное, не стала принимать лекарство и ежедневно через силу запихивать в себя пару ложек жидкой овсяной каши. Амалия, ее самая близкая, самая дорогая подруга, тоже каждый день заходила ее проведать и заставляла заботиться о себе. Даже теперь Джессика иногда напоминала себе, что необходимо есть.
И именно поэтому она решилась сделать то, что сделала.
Джессика знала, что случается с куртизанками, которые перестают за собой следить. За годы, проведенные в Лондоне, она наблюдала это печальное зрелище не один раз. Когда женщине становилось все безразлично, она забывала проявлять бдительность, выбирая покровителя. Достаточно было всего одной ошибки. Стоило только попасть в руки мужчины, любящего причинять боль своей любовнице или скрывающего дурную болезнь. Малейшая небрежность могла оказаться роковой, и очень скоро пустота в душе женщины начинала отражаться у нее на лице.
Джессика видела, как женщины за считаные месяцы после такой ошибки превращались в развалины. Они умудрялись пристраститься к джину или опиуму, а дальше дорога вела только в одну сторону – в могилу.
В первый год своей «новой» жизни, когда Джессика была еще юной и наивной, она решила, что быть куртизанкой совсем не так уж плохо.
Конечно, не об этом она мечтала, но все же с готовностью приняла предложенный ей выход. И обнаружила, что распутница Джесс Фарли может наслаждаться свободой, о которой невинная и строго воспитанная Джессика Карлайл даже не мечтала. Она могла позволить себе разбираться в коммерции, управлять своими собственными средствами, непринужденно разговаривать с товарками о том, что происходит между мужчиной и женщиной. А ночами… ночами ей хотелось забыть о том, что она потеряла, и поэтому Джессика с головой окунулась в кутежи. Сначала ей ка залось, что вся жизнь – это один большой веселый бал, где мужчины бросают к ее ногам все, чего ей только захочется.
Но в последующие годы она убедилась, что блеск и роскошь – это обман и что бал не бесконечен. Такое существование медленно разрушало душу, вынимая из нее кусочек за кусочком. Это была пародия на любовь и счастье, и в один прекрасный день обнаруживалось, что твое сердце распродано по частям – за шелковые ленты и золотые побрякушки. Поэтому о душе нужно было заботиться в первую очередь. Одна ошибка – и избалованная, изнеженная куртизанка превращалась в шлюху с пустыми глазами, готовую делать что угодно, лишь бы забыть о том, что сотворили с ней мужчины. Джессике приходилось видеть подобное слишком часто.
Успешная куртизанка, как поняла она позже, чем-то похожа на удачливого игрока. Хитрость здесь была одна – вовремя выйти из игры. Тот, кто пропускал нужный момент, терял все. И она потеряла все.
Джессика стянула корсет и разложила его сушиться перед огнем. Ковер у нее под ногами был толстым и мягким – и гораздо более теплым, чем ее чулки. Их она тоже сняла и повесила на спинку стула. Отблески пламени играли на ее коже; она знала, что от огня исходит тепло, но не ощущала его. Она не ощущала ничего.
Сэр Марк был ее последней ставкой. Она рискнула всем, что имела, – и ошиблась, потому что перестала размышлять и слепо доверилась своему циничному опыту. Ей и в голову не приходило, что его убеждения истинны, что он сможет отказаться от удобной возможности удовлетворить зов плоти. Для мужчин, с которыми она привыкла иметь дело, принципы и мораль ничего не значили.
Она совершила ошибку, которую не могла себе позволить.
Джессика боролась не за деньги. Вернее, не совсем за деньги, а за то, что они могли ей дать: возможность убежать от своего прошлого. Купить маленький домик в тихой деревеньке. Почувствовать солнце на лице – теплые лучи, а не холодный, бледный свет. Она не собиралась становиться одной из тех несчастных, что каждую ночь продают свою душу и тело незнакомцам прямо на улице, прижавшись спиной к холодной стене, чтобы на вырученные гроши купить порцию джина и забыть обо всем.
Нет, после всех этих лет она точно знала, что ей нужно делать. То, что получается у нее лучше всего. Она будет выживать.
И не важно, что он запер ее в этой комнате. Что смотрел на нее с недоверием и презрением. Что у нее не больше шансов заставить его снова улыбнуться ей, чем у шлюхи попасть в рай. Она собиралась соблазнить сэра Марка Тёрнера и получить полторы тысячи фунтов. И купить симпатичный домик в деревне, где они будут жить вместе с Амалией и где у них наконец появится шанс забыть о прошлом.
Ей придется в последний раз продать свое тело, но теперь она получит за него самую высокую цену, какую только можно. Она выкупит обратно свою душу. И никто и ничто – ни запертая дверь, ни высокие моральные принципы сэра Марка – не смогут ее остановить.
Она даже знала, как добиться желаемого. Она неправильно оценила сэра Марка, но больше она не ошибется.
На этот раз она скажет ему правду.

К тому времени, как он вернулся, дождь прекратился и одежда Джессики успела высохнуть. Он дважды постучал в дверь, и почему-то это прозвучало довольно зловеще.
– Войдите.
Молчание.
– Вам ничего не угрожает, – добавила Джессика. И это была правда. Сегодня ему действительно ничего не угрожало. Полностью одевшись, она села возле камина. Больше никаких ошибок. Она не могла позволить себе ошибиться.
В замке снова щелкнул ключ. Сэр Марк приоткрыл дверь на пару дюймов, но внутрь не зашел. Лицо его пряталось в тени.
– Дождь перестал, – сообщил он, глядя на окно рядом с Джессикой. – Вы сможете спокойно добраться до дома. Я бы предложил вам чаю, но… – Он замолчал и пожал плечами. Жест обозначал, что он не извиняется за свое негостеприимство, а скорее объясняет его.
От чая она бы отказалась при любых обстоятельствах.
– Позвольте мне проводить вас до дверей. – Он повернулся к ней спиной, и Джессика встала. Все ее тело болело, словно она пробежала несколько миль. Сидеть и напряженно ждать его прихода оказалось довольно трудной задачей. Плечи сэра Марка тоже были напряженно выпрямлены, и это странно не соответствовало его плавной походке. У парадной двери он замер, нащупывая дверную ручку.
Джессика предусмотрительно держалась на несколько шагов позади.
– Сэр Марк, думаю, я обязана сказать вам правду.
С тех пор как он захлопнул перед ней дверь гостиной, он не посмотрел на нее ни разу, но сейчас вдруг обернулся, бросил на нее быстрый взгляд через плечо и снова отвел глаза.
– Правда в данном случае достаточно проста. – Несмотря на некоторую резкость слов, его тон был необычно мягким. – Я был слишком груб с вами. Не затрудняйте себя неудобными объяснениями. Давайте не будем об этом говорить.
С таким же успехом он мог сказать «давайте больше вообще не будем говорить». Но Джессику такой исход категорически не устраивал.
– Но я чувствую, что должна рассказать вам, почему я это сделала.
Он не обернулся, но дверную ручку все же отпустил.
– Я сделала это потому, что ненавидела вас, – выпалила Джессика.
На сей раз он повернулся к ней по-настоящему и даже посмотрел в лицо. Большинство мужчин вряд ли улыбнулись бы, если бы женщина призналась им в подобном, но сэр Марк улыбался. Правда, это была не радостная, а скорее удивленная улыбка.
– Я возненавидела вас потому, что вы не сделали ничего особенного. Вы просто руководствуетесь правилами, которым каждая порядочная женщина следует каждый божий день. И тем не менее за такое естественное поведение вас почитают и славят, как будто вы герой. – Джессика не испытывала никаких эмоций, но ее голос почему-то дрожал. Руки, как ни странно, тоже тряслись. – Мне ненавистны эти законы. Если женщина оступается единожды, она проклята навеки. А ваши последователи после многих лет, проведенных в разврате, нацепляют на шляпу кусочек ленточки и тут же превращаются в праведников. Так что я признаю, сэр Марк: я пришла сюда, чтобы соблазнить вас. Я хотела доказать, что вы обыкновенный человек, а не святой. И не пример для подражания. Вы не заслуживаете такого поклонения.
Джессика заговорила громче. Если бы она не знала себя так хорошо, то решила бы, что переживает по-настоящему. Ее спокойствие как будто распускалось, петелька за петелькой, как край старого шарфа.
Но это была неправда. Она ничего не чувствовала. Только ладони вдруг покрылись холодным потом, и ее начала бить крупная дрожь. Кажется, ее тело ощущало то, чего не могло ощущать сердце. Эти слова были недалеки от истины – вернее, они были слишком близки к истине.
Наверное, сэр Марк тоже понял это, потому что его глаза удивленно расширились, а улыбка исчезла. Он посмотрел на нее пристальнее; Джессика задрала подбородок и смело встретила его взгляд.
– Вы абсолютно правы, – наконец выговорил он. – Я согласен с каждым вашим словом. – Тут он неожиданно улыбнулся – и не изумленно, как раньше, а совершенно ослепительно. – Прошу прощения. Я согласен почти с каждым вашим словом. – Он прислонился к дверному косяку. – За единственным исключением. Должен признаться, я очень нравлюсь самому себе.
Никогда раньше Джессика не встречала мужчину, который предпочитал бы правду лести. Сэр Марк как будто сошел со страниц детской сказки – настоящий герой, рыцарь в сияющих доспехах, чистый и непобедимый. И непогрешимый. Но какова же будет ее собственная роль в этой сказке?
– Вы были бы куда более приятным человеком, не будь столь положительны.
– Нет, миссис Фарли. Вы не должны так думать. До сих пор вам прекрасно удавалось не поддаваться всем этим иллюзиям. Я уже говорил вам: я не святой. Меня снедают грехи. Для других это должно послужить чудесным утешением.
– Грехи? Полагаю, это совсем не те широко известные грехи, которым предается большинство мужчин.
– Достаточно известные. – Он пожал плечами. – Например, меня терзает гордыня.
– О, в самом деле?
– В самом деле. – Он заглянул ей в глаза. – Видите ли, я не сверкающая подвеска на ожерелье, которую можно нацепить на шею и продемонстрировать всему миру. Я даже слишком горд для того, чтобы становиться чьей-то… победой.
Это было одновременно объяснение и предупреждение. Теперь Джессика действительно заметила, какой гордый у него подбородок. Ее топорный метод соблазнения не сработал бы даже в том случае, если бы сэр Марк имел большую склонность к греху. Этот человек хотел сам заслужить свою награду.
– Кроме того, – добавил он, – я слишком-слишком горд, чтобы воспылать страстью к женщине, которой не нравлюсь.
– Симпатия в данном случае не имеет значения. Как по-вашему, в чем разница между мужчиной-девственником и неприступной скалой?
Он покачал головой.
– Мужчину-девственника куда легче покорить, – заявила Джессика.
Сэр Марк расхохотался – громко и от души.
– Да, – заметил он. – Такой вы нравитесь мне больше. Гораздо больше. Признаюсь вам откровенно, миссис Фарли, я не испытываю к вам неприязни. Не могу даже сказать, что вы мне не нравитесь, несмотря на ваши бесчестные намерения, проявленные сегодня днем. Полагаю, ваше положение не из легких. – Он смерил ее быстрым взглядом. Сияние его глаз и золотых волос показалось Джессике совсем невыносимым. – Я готов многое простить умной женщине. Особенно такой, которая способна видеть больше, чем окружающий меня ореол святости.
Джессика не совсем понимала, что имеет в виду сэр Марк, но он улыбался, а это было главное. Он не выставил ее вон и не сказал, что впредь не желает с ней разговаривать. У нее снова появился шанс – последний шанс. Практически призрачный. И чтобы получить желаемое, нужно двигаться вперед медленно и осторожно. Очень осторожно.
– Ну, теперь и мне гораздо труднее вас ненавидеть, зная, что вы – нечто большее, чем сборник афоризмов о нравственности. Но я постараюсь. У меня извращенные вкусы.
– Будьте осторожны. – Он говорил серьезно, но его глаза озорно поблескивали. – Гордыня может овладеть мной настолько, что я решу переубедить вас и сделать так, чтобы вы меня полюбили.
– Нет, нет, нет. Так дело не пойдет. – Джессика решила подпустить в голос кокетства. – Если вы мне действительно понравитесь, я могу попытаться соблазнить вас снова. Не для того, чтобы что-то доказать, а просто ради удовольствия иметь вас в своей постели.
Сказав это, Джессика вдруг осознала, что это правда. Но она не ждала от сэра Марка никаких плотских удовольствий! Настоящее желание она перестала испытывать много лет назад.
И тем не менее ей этого захотелось – почти неодолимо. Несмотря на собственные возражения, сэр Марк казался хорошим человеком. Еще никогда у Джессики в постели не оказывался хороший человек.
Они стояли очень близко друг к другу, и она видела, как расширились его зрачки. Он не шарил глазами по ее телу, как пресыщенные развратники, с которыми обычно Джессика имела дело, но и не опускал стыдливо веки, как невинный юноша, который пытается отогнать от себя соблазнительное видение.
Вместо этого он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза, пристально и немного лукаво. Джессика судорожно сглотнула. Сэр Марк совершенно не соответствовал ее представлениям о девственниках. Он был слишком мужественным. Слишком уверенным в себе. Не отводя от нее взгляда, он открыл дверь. Возможно, это сигнал, подумала Джессика. Знак, что они подошли к определенной границе и разговор пора заканчивать.
– Миссис Фарли, – сказал сэр Марк, – вы интересная женщина. И вы сделали мне честь своей откровенностью. – Он отступил в сторону, и прохладный вечерний ветерок коснулся ее щеки. Висевшие над горизонтом тучи немного разошлись, и выглянувшее солнце заставило Джессику зажмуриться. – И поэтому я тоже буду с вами откровенен. – Он слегка улыбнулся. – Вы можете соблазнять меня сколько вам угодно, но у вас ничего не получится.
Конечно, она будет его соблазнять – а как же иначе? Но сейчас Джессика просто улыбнулась в ответ.
– Полагаю, вы высказались достаточно ясно.
Она сделал шаг к двери, но сэр Марк вдруг коснулся ее запястья – не придержал, а именно коснулся. Его рука была голой, ее – в перчатке. Джессика остановилась.
Его пальцы скользнули чуть выше – всего лишь на полдюйма сверх границы перчатки, не более. Разумеется, это была случайность, а не ласка. Сэр Марк был не из тех, кто позволяет себе нескромные прикосновения. На секунду Джессике показалось, что он колеблется. Но вот он повернулся, луч предзакатного солнца упал ему на лицо, окрасив щеки и лоб розовым, и оперся о дверной косяк. От неуверенности не осталось и следа. Он был совсем рядом, так что Джессика видела его глаза, голубые с коричневым ободком вокруг радужки, и чувствовала его запах, очень свежий и очень мужской, аромат мыла и немного морской соли. Он был так близко, что вполне мог бы ее поцеловать.
Но не поцеловал.
– Если уж быть совсем, до конца откровенным, то я должен признаться еще кое в чем. – Его теплое дыхание коснулось ее лба. – Если бы я действительно вам понравился и вы принялись бы меня соблазнять, я бы… не слишком возражал.
Как ни в чем не бывало сэр Марк отвесил ей церемонный поклон и закрыл дверь. Как будто это не он только что сказал совершенно неприличную, неподобающую вещь.

Глава 5
– Вам не стоило трудиться и приходить сюда лично, сэр Марк. – Миссис Тэтлок, супруга почтмейстера, стоявшая за прилавком новой почты, уперла руки в бока.
Сквозь мутные окна за ее спиной ярко светило солнце. В воздухе висели золотые пылинки, превращая обшарпанную, грязноватую комнату в сказочный сияющий дворец. Строго говоря, миссис Тэтлок являлась всего лишь женой разносчика писем. У нее не было никаких обязанностей или полномочий, и она не занималась денежными вопросами. Но все знали, что муж миссис Тэтлок имел склонность откладывать на потом доставку корреспонденции в дома, расположенные за чертой города, особенно летом и в хорошую погоду. В такие дни он предпочитал проводить время на рыбалке. Миссис Тэтлок завела особый порядок: письма придерживались на почте до тех пор, пока беззаботный письмоносец не находил время на выполнение своих прямых обязанностей – или пока адресат, не дождавшись, не решал забрать их сам. Все зависело от того, чье терпение кончалось первым.
День выдался поистине великолепный; все цвета казались особенно яркими и чистыми, словно драгоценные камни на витрине у ювелира. Мистер Тэтлок явно отправился порыбачить, и Марк решил сходить за почтой сам. Неторопливая прогулка до города получилась чудесной.
– Вот, пожалуйста, – проворчала миссис Тэтлок. – Человек, которому был пожалован титул, самая известная личность в городе, сам забирает свои письма, словно слуга. Это просто неприлично.
Марк подавил вздох.
– Уверяю вас, прогулка доставила мне удовольствие. – Кроме того, у него были серьезные подозрения, что миссис Эштон тайком просматривает его корреспонденцию. В последний раз, когда она подала ему письмо, конверт раскрылся прямо у него в руках. В ответ на вопрос Марка служанка заявила, что этому новомодному клею совершенно нельзя доверять, и она ничуть не удивлена. Марк тем не менее поверил ей не слишком. – К тому же моцион для меня полезен. Я бы не хотел превратиться в лентяя.
Лицо миссис Тэтлок расплылось в улыбке.
– Никто и никогда в жизни не обвинит вас в лени. – Она вытащила из ящика два письма и протянула их Марку. – Но мы и в самом деле обеспокоены. Вы не заботитесь о себе должным образом. Всего двое слуг, да и те не живут в доме. Сэр Марк, это подходило бы джентльмену, оказавшемуся в стесненных обстоятельствах. Но вы же имеете титул! Ваш брат – герцог. То, как вы живете, – это немыслимо. Если бы об этом прознали лондонские газеты, Шептон-Маллет никогда не сумел бы оправиться от позора. Прослыть настолько провинциальными! Как будто мы не в состоянии окружить вас заботой. – Она с траурным видом покачала головой.
Но они не окружили его заботой тогда, много лет назад. В этом было что-то декадентское, жить в доме матери теперь, в его новом положении, но Марк приехал сюда, чтобы вернуться в то время, а не потопить воспоминания в роскоши.
– Чепуха, – возразил он. – Газеты списали бы все на мою эксцентричность.
Миссис Тэтлок фыркнула:
– Эксцентричны? Вы? Что-то не похоже. Ваше появление здесь отнюдь не неуместно – во всяком случае, о вас нельзя сказать ничего плохого. В отличие от других. – Она снова фыркнула и многозначительно замолчала, но поскольку Марк не поддержал диалог, миссис Тэтлок не замедлила высказать собственное мнение. – В отличие от других недавно прибывших.
Марк положил руку на стол, ладонью вниз, и постарался придать себе самый незаинтересованный вид. В городке, кроме него, была только одна особа, прибывшая недавно. И вид этой особы, насквозь промокшей, с локонами, выбивающимися из прически, все еще стоял у него перед глазами.
Но нет, сплетничать о ней он не собирался. Он не позволял себе даже думать о ней. И совершенно незачем было о ней расспрашивать.
– А? – рассеянно переспросил Марк.
Сказать «а» – это не значит расспрашивать, решил он про себя.
Миссис Тэтлок схватывала все на лету.
– Миссис Фарли. – Она заговорщически понизила голос, и мягкий западный говор сразу стал заметнее. – Миссис Фарли… она пишет письма каждую неделю.
Марк почувствовал, как машинально кивнул.
– Она делает это регулярно. Словно петух кукарекает. Отсылает два или три каждый раз, как сюда заходит.
– Ага. – Односложное восклицание тоже вырвалось словно само собой.
– Но вот вопрос – пишет ли ей кто-нибудь в ответ?
Пальцы Марка сжались. Ему показалось, что его собственная почта, лежавшая в кармане, вдруг потяжелела. Он знал, что его обязательно будут ждать письма, что жена брата во что бы то ни стало настрочит длинный ответ, несмотря на свою занятость и многочисленные светские обязанности герцогини. И другой его брат тоже непременно напишет – хоть и не так пространно, но с не меньшей любовью. Без этих писем его жизнь была бы неполной.
Миссис Тэтлок мрачно улыбнулась.
– Вообще-то ей иногда отвечают. – Она решила ответить сама себе. – Ее поверенный.
– Возможно, другие письма адресованы инвалиду, – предположил Марк. – Человеку, который не может писать.
– Возможно. Вот на эти ответа не поступает. – Она порылась в сумке, висящей на стене у нее за спиной, и вытащила два конверта с наклеенными на них «красными пенни». Адрес был написан четким и твердым почерком, без завитушек и прочих «красивостей». Видимо, миссис Фарли не признавала глупостей. Одно предназначалось мистеру Элтону Карлайлу, в Уортфорд. Марк где-то слышал это название; кажется, городок располагался недалеко от Лондона, но он не был в этом уверен. Другое письмо было для Амалии Левек, в Лондон. – Она приносит их каждые несколько дней. И каждый раз спрашивает, нет ли чего для нее. – Миссис Тэтлок покачала головой. – Мне очень интересно, кому же она пишет. Судя по имени, какой-то француженке – а всем известно, какого сорта женщины эти француженки. Ни о каких моральных устоях там и речи быть не может. А второй, несомненно, ее любовник. И он не желает ее знать.
Марк вспомнил, как она дернулась от его прикосновения тогда, два дня назад, как в ее глазах блеснуло что-то… непонятное. Он словно наяву услышал ее голос. Я сделала это потому, что ненавидела вас.
– Нет, – тихо возразил он. – Не думаю, что она забрасывает письмами любовника.
Ему приходилось встречать женщин, жаждущих заарканить кавалера. На первый взгляд миссис Фарли производила именно такое впечатление. Эти зазывные взгляды, как по нотам разыгранная сцена с раздеванием… Но при этом в ней чувствовалась какая-то непонятная хрупкость, какой-то надрыв. Несмотря на то что она повела себя не очень-то красиво, сердце Марка сжималось, когда он представлял себе, как она пишет письма и не получает на них ответа. Ему невольно захотелось утешить ее.
Миссис Тэтлок усмехнулась:
– Значит, вы считаете, что у нее несколько любовников?
Марк выпрямился и бросил на почтмейстершу взгляд сверху вниз.
– Вы имеете точные сведения о ее личной жизни?
– Я… ну…
– С момента моего появления здесь я успел услышать уже много сплетен о миссис Фарли, но никто не может представить никаких конкретных доказательств.
По правде говоря, миссис Фарли сама представила ему более чем наглядное доказательство. И если бы Марк был из тех людей, что обожают разрушать чужие репутации, ему было бы достаточно просто рассказать о том, что произошло в его доме. Но такие развлечения были отнюдь не в его вкусе.
– Но… сэр Марк…
– Что «сэр Марк»? Я считаю, что очернять женщину словами не менее подло, чем оскорбить ее непристойными действиями. – Он оперся о прилавок, подался вперед и яростно уставился на миссис Тэтлок.
– Сэр Марк… Я не хотела… я подумала…
– Вы подумали? Вы подумали, что мне это понравится? Что я с удовольствием буду слушать, как поносят женщину, за которую некому заступиться, просто потому, что ей не повезло родиться красивой? – Он заговорил медленнее, чувствуя на языке давно забытый певучий сомерсетский выговор. – Или, может быть, вы подумали, что мне доставит удовольствие злословить о человеке, которого здесь нет и который не может сказать ничего в свою защиту? Не стоит губить чье-то доброе имя из-за глупых сплетен. Во всяком случае, не в моем присутствии.
Миссис Тэтлок распахнула глаза и сделала шаг назад. Ее руки затеребили серую юбку.
– О боже правый. Я не подумала… вернее, я решила, что… Нет. Я забыла. Позволила себе забыть. – Она чуть повысила тон. – В конце концов, вы ведь сын Элизабет Тёрнер.
Сын Элизабет Тёрнер. Марк покачал головой. Возразить было нечего. Он действительно был сыном Элизабет Тёрнер – и унаследовал как ее лучшие, так и худшие качества. Ее доброту. Ее рвение. Ее несдержанность и неистовость.
Брат. Воспоминания поднялись в нем, словно разрушительная черная волна.
Он тоже сделал шаг назад. Отступил от миссис Тэтлок. Отступил от самого себя. Он вдруг увидел собственный образ, отраженный в ее глазах: безжалостный, легкомысленный и одновременно добрый человек. Он невольно сжал кулаки, отказываясь принимать себя такого, и резко выдохнул.
– Что ж, – сухо заметил он. – Можете сплетничать об этом. По крайней мере, все, что говорят обо мне – чистая правда.

Миссис Тэтлок, видимо, решила не распространяться о том, как яростно Марк защищал миссис Фарли. Во всяком случае, в день пикника, устроенного прихожанками церкви Святых Петра и Павла, никто не намекнул ему об этом ни словом, ни чересчур любопытным взглядом. С той самой минуты, как Марк присоединился к обществу, он был окружен всеобщим вниманием и любовью. С поля, где проводился пикник, убрали весь скот, кроме выводка кур, оттесненных на самый край и оглашавших воздух возмущенным кудахтаньем. Не только овцы оказались нежеланными гостями на празднике. Устроителям пикника удалось удержать на расстоянии и менее удачливых членов общины – событие было назначено на утро среды. Простой народ в это время был на работе – на мануфактурах, в поле или просто дома, за прялкой. Единственными представителями низших слоев общества были слуги, разносившие еду и напитки.
Когда появилась миссис Фарли, по толпе пробежал возмущенный ропот. Сначала все разом вздохнули, затем зашептались. К тому моменту, как она преодолела половину расстояния, отделявшего ее от остальных, навстречу ей выдвинулась стайка взволнованных леди. Они окружили миссис Фарли и оживленно заговорили, жестикулируя при этом.
Марк не мог слышать ни единого слова, но он живо представил себе их разговор.
– На помощь! – возопила чрезвычайно скандальная миссис Льюис. – Привлекательная женщина! И у нее красивая грудь!
По крайней мере, он предполагал, что она говорила именно это. Иначе зачем еще было показывать на грудь миссис Фарли.
– О нет, – присоединилась миссис Финни, изящным движением руки взяв за локоть миссис Фарли. – Мы не можем подпус тить к сэру Марку настоящую женщину. Это слишком большой риск. Он может захотеть ее. Подойдите-ка сюда, миссис Фарли.
Группа дам, тесня кур, которые теперь кудахтали еще громче, двинулась дальше. Марк заметил, что рука миссис Фарли замерла на бедре.
Миссис Льюис улыбнулась – ослепительно и так фальшиво, что Марк видел это даже на расстоянии. Дамы дружно покивали, потом так же дружно все вместе отошли в сторону, оставив миссис Фарли в одиночестве и не менее чем в двадцати ярдах от общества. Теперь компанию ей составляли только куры.
Миссис Фарли невозмутимо проводила их взглядом. Она не вздохнула, не покачала головой и даже не пожала плечами. Она как ни в чем не бывало достала из своей корзинки плед и расстелила его на земле, не обращая внимания на кур, которые тут же принялись клевать края.
Подходя к остальным дамам, миссис Льюис на ходу потерла руки, как будто с успехом завершила важное дело.
Разговор, придуманный Марком, был не более чем шуткой, но, судя по выражениям лиц его участников – и по холодному безразличию миссис Фарли, – он вряд ли доставил ей удовольствие.
Женщины снова заняли свои места рядом с Марком, продолжая болтать, словно ничего особенного не произошло.
Нет, ну в самом деле. Неужели никто из них не читал его книгу? Может быть, они просто положили ее на алтарь, как драгоценную реликвию, которой нужно поклоняться?
Марк повернулся к миссис Льюис. Она поправляла чепец на голове своей дочери. Миссис Льюис представляла собой воплощенную супругу священника – добродетельную, степенную и уравновешенную. В данный момент она как раз читала дочери лекцию об отношениях леди и солнца и достойном поведении – юная особа осмелилась снять головной убор.
И он собирался попрать законы этого чистенького, аккуратного, благоустроенного общества.
– Миссис Льюис.
Она бросила возиться с завязками чепчика и с готовностью обернулась к Марку. Все немедленно стихли, прислушиваясь к тому, что он скажет.
– Почему миссис Фарли сидит с курами?
Двенадцать человек, как по команде, потрясенно уставились на Марка.
Юный Джеймс Толливер издал странный звук, как будто поперхнулся, и сделал отчаянный жест.
Миссис Льюис замялась:
– Она… э-э-э… разве вы не слышали, что говорят?
– До меня доходили некоторые намеки, – осторожно заметил он. – И я имел возможность видеть несколько нарядов, но в целом ничего, что выходило бы за рамки модных законов. – Миссис Фарли была одета прекрасно. Возможно, слишком вызывающе для провинции. Но если бы она прогуливалась в таком виде в лондонском парке, ее сочли бы чуточку экстравагантной, и только.
Все головы повернулись, чтобы взглянуть на миссис Фарли, а затем снова на Марка.
– Дело в том, что… сэр Марк… – Супруга священника покраснела. – Нет, ну в самом деле. Может быть, в Лондоне такое и допускается. Но здесь… мы знаем, что такое нравственность. И добродетель.
– Какие именно вещи вы имеете в виду?
Миссис Льюис снова вспыхнула. На помощь ей пришла мисс Льюис. Ее лица почти не было видно из-за чепца, наружу доносился лишь голос.
– Декольте, – просто пояснила она. – Если бы вырез был не здесь, а вот здесь… – Она провела линию у себя на груди.
– Дина!
– Что такое? Я заметила, все мужчины на нее смотрели. Если бы только мне было позволено убрать эти ужасные оборки…
– Пожалуйста, прекрати говорить такие вещи. – Миссис Льюис бросила панический взгляд на Марка и криво улыбнулась. – Боже правый. Люди могут решить, что ты на самом деле так думаешь.
– Значит, дело всего лишь в вырезе, – подытожил Марк. – Ну что же, я могу это уладить.
Не дожидаясь ответа, он встал и направился через поле. Разговоры постепенно затихли. Когда стало ясно, что сэр Марк Тёрнер, почетный гость, приближается к миссис Джессике Фарли, гостье незваной и вообще паршивой овце общества, воцарилось потрясенное молчание. Из-под ног Марка выпорхнула курица.
Он остановился у края пледа.
Она медленно подняла голову. Три дня назад он видел ее почти обнаженной, в корсете и нижней рубашке. Однако сейчас хотел ее гораздо больше.
Возможно, дело было в солнце, сиявшем у нее в волосах. Яркие лучи словно запутались в локонах, обрамлявших ее лицо. Может быть, во взгляде, который неторопливо прошелся снизу вверх по его брюкам. В том, как округлились ее глаза.
Когда их взгляды встретились, Марк вдруг четко осознал: его привело к ней не просто чувство справедливости. И не заурядное любопытство. И даже не обыкновенное вожделение. Он и сам не знал, как это назвать, но, судя по тому, как скрутило в узел внутренности, ясно было одно.
С ним что-то случилось.
И ему это нравилось.
– Сэр Марк, – произнесла она, – как мило, что вы решили ко мне присоединиться.
Ее тон был довольно холодным, словно она ожидала, что Марк пришел изгнать ее из этого сомнительного рая – с церковного пикника.
– Я подошел к вам не затем, чтобы поздороваться.
Она вздернула подбородок.
– Так, значит, вы пришли закончить то, что начали они?
Марк отстегнул одну запонку и сунул ее в карман жилета.
– Мисс Льюис сообщила мне, что все мужчины смотрят на вашу грудь.
– В самом деле? Все? – невозмутимо заметила она. Она даже не попыталась подтянуть край корсажа повыше.
Он отстегнул вторую запонку.
– Я не наблюдал за всеми мужчинами, поэтому не могу сказать.
– А вы? Вы тоже смотрели?
Вместо ответа, Марк стал расстегивать сюртук. Его руки двигались сверху вниз, и Джессика невольно затаила дыхание. Он стянул один рукав, и свежий ветерок тут же забрался под легкую ткань рубашки. Женщины у него за спиной возмущенно зашушукались, но ему было все равно. Марк снял сюртук и, глядя в глаза миссис Фарли, протянул его ей.
– Наденьте. – Это было не галантное предложение, а требование. Он почувствовал, что его голос почему-то осип.
Она посмотрела на сюртук, но не взяла его.
– Очень великодушно с вашей стороны, сэр Марк, но, право же, мне совсем не холодно.
Он нахмурился:
– Я полагал, что мы уже миновали ту стадию, когда вы притворялись дурочкой. – Он наклонился к ней чуть ближе. – Вы прекрасно знаете, почему я предлагаю вам прикрыться.
Миссис Фарли пожала плечами. Ее полуобнаженная грудь при этом пикантно приподнялась.
– А я в свою очередь полагала, что вы читали свою собственную книгу. Глава тринадцатая, не так ли? Там говорится, что мужчина должен нести полную ответственность за свои дурные мысли, а не возлагать ее на женщину, которая якобы вводит его в искушение. Это всего лишь платье, сэр Марк. И к тому же не самое смелое мое платье. А вы смотрите на него так, словно это ядовитая змея, готовая напасть на вашу добродетель. Видимо, я не так поняла ваши слова.
– Никто никогда не понимает мою книгу, – сухо заметил Марк. – Выясняется, что она меньше всего похожа на практическое пособие.
– Значит, я не искушаю вас? Ни в малейшей степени? – Она взглянула на него снизу вверх. Его снова поразило это ощущение двойственности: словно она сама не знала, какой ответ устроит ее больше. Словно она хотела, чтобы он желал ее, и в то же время хотела оттолкнуть его.
Она более чем искушала его. Но именно ее странная нерешительность побудила Марка положить сюртук на край пледа.
– Я прошу вас надеть это не для того, чтобы совладать со своим собственным искушением. Больше на вас одежды или меньше – это едва ли имеет значение. – Сам не зная почему, он вдруг понизил голос до шепота. – Я помню каждый изгиб вашего тела. И сегодня ночью, когда окажусь в кровати, я вряд ли смогу думать о чем-либо еще.
Рука миссис Фарли замерла на полпути к его сюртуку. Она застыла, широко открыв удивленные глаза.
– Так что причина совсем в другом, – продолжил Марк. – Я не собираюсь избегать греха, но, скорее, хочу в нем сознаться.
– Избегать греха? – повторила она.
– Мы с вами уже обсуждали мои грехи, миссис Фарли. Я жаден, ненасытен и себялюбив. И еще кое-что. – Он подался вперед. – Я терпеть не могу делиться.
– Я… Но ведь я не… мы… – До странности смутившись, она отвела взгляд.
– Несмотря на то что я девственник, не желаю делить свои ночные фантазии с кем-нибудь еще.
Она испустила длинный вздох.
– Знаете… в случае с любым другим мужчиной я бы решила, что кто-то только что пригрозил меня соблазнить.
– Хуже. – Он наклонился ниже. – Я только что пригрозил увлечься вами. Подозреваю, что «соблазнить» – понятие вам знакомое.
Легкая улыбка тронула кончики ее губ.
– Сэр Марк, нет нужды пугать мне такими громкими словами, как «увлечься». Обыкновенная человеческая симпатия уже потрясает меня.
Марк выпрямился.
– И еще кое-что, миссис Фарли. – Он вздохнул и подождал, когда она снова с любопытством поднимет на него взгляд. – Красный вам очень к лицу. – С этими словами он удалился.

Джессика подняла сюртук, который лежал рядом с ней, и встряхнула его. Провожая сэра Марка взглядом, она попыталась прийти в себя и привести мысли в порядок.
Ей казалось, что нет ничего легче, чем подтолкнуть нерешительного девственника к действиям. Но в нем не было нерешительности. Он не отрицал своих желаний, своего влечения к ней. И она не знала, как сокрушить такую непоколебимую уверенность в себе.
Да, я хочу тебя, словно бы говорил он, но не собираюсь поддаваться этому порыву.
И это была уже настоящая проблема.
Он смотрел на нее с ожиданием и интересом. Джессика вспомнила его смех и слова: я очень нравлюсь самому себе. Да, это было очевидно – он пребывал в ладу с самим собой. Он нравился себе – и пообещал распространить эту симпатию на нее.
Несмотря ни на что, Джессика не могла не испытывать к нему уважение. Как можно не уважать прямого, честного, открытого человека? Он не прятался за общепринятыми нормами морали и не обвинял в своих ошибках других. Его не пугали собственные желания.
Он был… практически совершенством.
В первый раз за все время Джессике вдруг захотелось, чтобы все это было правдой. Чтобы она действительно была вдовой с чуть скандальной репутацией, вынужденной искать убежища в маленьком провинциальном городке.
Как восхитительно было бы с легким сердцем отдаться флирту, не ощущая никакого гнета, не боясь нищеты, которая вот-вот наступит!
Сэр Марк снова вернулся в компанию дам, готовых защитить его от кого угодно.
Джессика встала, оправила юбки и подняла сюртук, который он так и оставил на пледе. Ткань была все еще теплой. Она встряхнула его и почувствовала уже немного знакомый запах – чистый, чуть-чуть морской мужской аромат. Она медленно набросила сюртук на плечи. Конечно, он был слишком большим для нее, и в нем было чересчур жарко, но это ощущение напоминало дружеское объятие. Как будто кто-то хотел просто утешить и при ободрить ее, не требуя, не ожидая ничего большего. Она не помнила ни одного мужчины, который обнимал бы ее вот так.
Женщины озабоченно закудахтали – явно хотели удостовериться, что сэра Марка не привлекла ее порочная красота.
Он чему-то засмеялся и развел руками. А потом, успокоив своих смятенных почитательниц, обернулся и посмотрел прямо на Джессику. Воротник сюртука шевельнулся от ветра и пощекотал ее шею.
Нет, она понятия не имела, как соблазнить такого мужчину. Льстить ему было бесполезно – он не обладал болезненным самолюбием. Своих желаний он не прятал – нельзя было вытащить наружу никакие скрытые пороки. Он хотел ее. Он думал о ней – и говорил об этом так открыто, что Джессика никак не смогла бы заставить его поддаться соблазну, совершить бесчестный поступок.
Более того, он сам искушал ее – искушал сказать правду, признаться в своих низких намерениях. Он вдруг улыбнулся ей – так чистосердечно и ослепительно, что сердце у нее в груди как будто взорвалось.
Когда Джессика думала о том, как к ней снова вернутся ощущения, то представляла себе что-то совсем иное. Легкое удовольствие от чего-то простого и невинного. Но это… это не было похоже на постепенное возвращение. Скорее на резкую боль, которая возникает в онемевшей после сна руке.
Она жаждала сказать ему правду. Отказаться от своих планов, забыть о том, что нужно его соблазнить, – и просто наслаждаться обществом мужчины, который не лжет. Ей хотелось нравиться ему. И оттого, что эта мечта никогда не смогла бы воплотиться в жизнь, у нее щемило сердце.
Она протянула руку и сорвала одуванчик. Воздушная, хрупкая сфера, состоящая из множества легких белых хохолков. Когда она переломила стебелек, от круглой головки отделилось несколько семян.
Он все смотрел на нее, она была похожа на дитя с улыбкой, сия ющей ярче, чем солнце.
Джессика поднесла одуванчик к губам и дунула. Белая стайка, подхваченная ветерком, полетела прямо в сторону сэра Марка. Может быть, ей всего лишь показалось – пушистая головка рассыпалась слишком быстро. И было бы очень странно, если бы ветер в самом деле перенес семена через весь двор, за двадцать ярдов.
И все же… Через несколько секунд он поднял руку, как будто собирался кого-то поприветствовать. И сжал пальцы, выхватывая из воздуха что-то невидимое.

Глава 6
– Вы меня не заметили, сэр Марк? – воскликнул Джеймс Толливер.
Марк с трудом оторвал взгляд от миссис Фарли и сосредоточил его на худеньком юноше, стоящем рядом.
– Прошу прощения, Толливер. Вы хотели мне что-то сказать? Я немного… – Он замолчал, думая о ярко-алых юбках миссис Фарли, похожих на распустившийся на пледе цветок. Этот оттенок красного выгодно оттенял ее чудесную алебастровую кожу. Но Марка влекло не ее холодное мраморное совершенство, а глубоко скрытый под ним огонь. Он видел отблески этого пламени в ее глазах. Она была переменчива, опасна и невероятно притягательна. В ушах у него стоял легкий звон, словно в воздухе носились сотни мелких насекомых. Марк потряс головой и сделал еще одну попытку вступить в диалог. – Я несколько отвлекся. Мысли никак не желают мне подчиняться.
– Я имею в виду, не сейчас. Еще раньше, до того, как вы отошли поговорить с миссис Фарли. Я подал вам сигнал. – Толливер вытянул руку, сложил большой, средний и указательный пальцы в колечко и слегка повернул ладонь.
– Сигнал?
– Сигнал, – с нажимом повторил Толливер.
Марк в недоумении уставился на его руку. Ладонь Толливера, с отставленным в сторону мизинцем, напоминала голову маленькой настороженной собачки с торчащим ухом.
Толливер дотронулся до голубой розы на шляпе, обвел подозрительным взглядом толпу дам и заговорщически понизил голос:
– Ну, вы же понимаете. Сигнал.
– Боюсь, я плохо разбираюсь в сигналах, – в полный голос ответил Марк.
Толливер покраснел и снова оглянулся:
– Ш-ш-ш! Вы же не хотите, чтобы они услышали?
– Я и не подозревал, что мы находимся на вражеской территории. Кто эти «они», которых мы должны опасаться?
Толливер снова повторил жест и показал на свою руку:
– Я сделал что-то неправильно? Это же сигнал: «Осторожно! Впереди опасная женщина!»
Марк принялся медленно считать до десяти. Один, два, три…
– Толливер, – наконец не выдержал он. – Где вы научились этому сигналу?
– Во вводной брошюре «Руководство для вступающих в ОМД». Автор Иедидиа Прюэтт. Я…
– Есть такая брошюра?
– Да, конечно! Ее рекламируют в газетах! Нужно послать один шиллинг… – Толливер вдруг осекся, заметив, как сжались кулаки Марка и окаменело его лицо. – Это… эта брошюра не имеет отношения к вам?
– Нет.
Когда Марк продавал права на книгу издателю, он не думал ни о какой возможной выгоде. Философские труды, даже написанные популярным языком и рассчитанные на широкого читателя, обычно расходились с трудом. И кроме того, он не нуждался в деньгах. Издатель заплатил ему двадцать фунтов за исключительные и полные права на книгу и уверил Марка, что дает такую высокую цену только потому, что его брат герцог. Упомянутый брат убеждал его потребовать отчислений с продаж, но Марку было важно всего лишь увидеть свое сочинение в напечатанном виде. Поэтому он с легким сердцем пожаловал свои двадцать фунтов на благотворительность и больше о деньгах не думал.
Он не возражал, когда книга была переиздана в третий раз. Или в девятый. Или в двенадцатый. Но потом появилось иллюстрированное издание. Потом – особое королевское издание, предназначенное специально для королевы Виктории, в кожаном переплете ее любимого цвета. Цветочное издание. Издание с примечаниями, включавшее в себя гравюры, изображающие поместье Парфорд-Мэнор, комнату Марка в Оксфорде и дом его брата в Лондоне. И ужасающее карманное издание.
Марк подозревал, что издатель готовит к выпуску лесное издание, с изображениями очаровательных говорящих оленей. И без сомнения, олени на картинках будут напоминать его самого.
Нет, он совсем не жалел об упущенных деньгах. Дело было в контроле над положением. И Марк понимал, что потерял его навсегда – даже если лесное издание, с божьей помощью, никогда не увидит свет. Благодаря газетам, следившим за каждым его шагом, и Обществу мужчин-девственников, основанному Иедидиа Прюэттом, у него не было ни минуты покоя.
– Не говорите мне, куда вы послали деньги. – Марк побарабанил пальцами по боковому шву брюк. – Я бы предпочел этого не знать.
Толливер в замешательстве покачал головой:
– Так или иначе… сигнал я узнал оттуда. И я использовал его сегодня, потому что она опасна. Еще как опасна.
– Так, значит, вот чему учат в Обществе мужчин-девственников? Избегать опасностей вроде этой?
Толливер огляделся по сторонам и нервно сглотнул. Последние слова Марк произнес слишком громко. Мисс Льюис на полуслове прервала разговор с матерью и теперь смотрела на них, как и большинство других дам.
Он ненавидел находиться в центре внимания. И это было особенно неприятно здесь, в Шептон-Маллет, среди знакомых зеленых холмов, окружавших городок. Марк словно снова очутился в детстве, рядом с матерью. Все настороженно наблюдали за ней, будто за взбесившимся животным, которое может броситься на них в любой момент, боясь спровоцировать ее неосторожным словом или действием.
Конечно, никто не думал так сейчас. Никто, кроме самого Марка. И в любом случае его личные предпочтения не имели значения, когда речь шла о правильном и неправильном. Он глубоко вздохнул. В отличие от матери ему не нужно было кричать, потрясать руками или угрожать. Люди любили его. И это налагало на него определенную ответственность.
– Уверяю вас, я никогда не одобрял такого общественного порицания, – уже спокойнее сказал он.
– Но, сэр Марк! Она же в красном! Она заставила вас снять сюртук! Не можете же вы в самом деле считать, что она невинный ангел. Она… вполне возможно, она падшая женщина!
– Нет такого понятия, как падшая женщина. Виноват мужчина, который толкнул ее на этот путь.
Не стоило говорить этого – во всяком случае здесь. Очень многие могли бы вспомнить, чьи это слова. Но тем не менее никто не поморщился, услышав любимое изречение матери Марка. Более того, жена священника взглянула на миссис Фарли и понимающе покачала головой.
– Толливер, – продолжил Марк, – я придерживаюсь целомудрия потому, что не хочу принуждать женщин к пороку. Это и означает быть мужчиной. Я не причиняю страданий другим только лишь затем, чтобы почувствовать собственное превосходство. Сплетни могут погубить женщину точно так же, как непристойные действия. Настоящие мужчины не занимаются ни тем ни другим. Нам это не нужно.
Толливер бросил на него потрясенный взгляд:
– Я… это никогда не приходило мне в голову.
Это не приходило в голову большинству людей.
Миссис Фарли накинула его сюртук. Даже скучный, не шедший ей темно-синий оттенок не мог затмить ее потрясающую красоту.
– Когда человек падает, мы ведь не толкаем его обратно в грязь? Мы предлагаем ему руку помощи и помогаем подняться. Это действительно христианский поступок. – При мысли о том, что рука миссис Фарли может оказаться в его руке, Марком овладевали отнюдь не христианские настроения. Он снова вспомнил тот самый вечер, но не ее великолепные формы, обтянутые мокрой тканью, а странный огонь, полыхнувший в ее глазах, когда она признавалась в своей к нему ненависти. От этого видения по его телу до сих пор пробегала необъяснимая дрожь. Марк не понимал, что с ним происходит.
К своей чести, Толливер не промедлил с ответом:
– Но что… что же мне делать?
Мисс Льюис встала.
– Мы сейчас же пойдем и приведем ее сюда, – решительно заявила она и вызывающе взглянула на мать. Марк затаил дыхание. Дина и Толливер направились к тому месту, где сидела миссис Фарли, и никто не попытался их остановить.
* * *
Джессика не знала, что было на уме у сэра Марка, когда он оказался рядом с ней час спустя. Пикник подходил к концу. Все сворачивали пледы и складывали в корзинки остатки провизии, чтобы доесть их дома.
Они не разговаривали после того, как он отдал ей свой сюртук, но Джессика была уверена, что до этого беседа шла именно о ней. Дочь священника вдруг подошла к ней и сделала комплимент ее платью и прическе. Девушка даже обошла вместе с ней дам, которые неделю назад во время службы едва поворачивали в ее сторону голову, и представила им миссис Фарли. Джессика шла рядом с мисс Льюис, не зная, что ей и думать об этом необыкновенном дружелюбии, и чувствуя, как усиливается ее смятение.
Теперь перед ней стоял сэр Марк. Должна ли она испытывать к нему благодарность? До этого дня Джессика являлась практически изгоем. Он сумел без видимого труда остановить поток злых сплетен, словно Геракл, который повернул вспять реку.
Дело было не только в его безупречной репутации. Другой мужчина чувствовал бы себя глупо и неловко, если бы был вынужден находиться на людях в одной рубашке. Но сэр Марк держался так непринужденно и уверенно, словно это было совершенно обычным делом. Он выглядел так, словно был одет по последней моде, – и любой, кто указал бы ему на несовершенство туалета, казался бы неуклюжим деревенщиной.
Он молча наблюдал за ней. Джессика подняла плед и встряхнула его. Он ловко подхватил один конец и помог ей свернуть его сначала один раз, затем второй.
Он проделал все так осторожно и аккуратно, что их руки даже не соприкоснулись. При этом он по-прежнему не произнес ни слова.
Джессика нарушила молчание первой:
– Большое спасибо за помощь. Должно быть, вы хотите забрать… вашу одежду.
Она принялась стягивать рукав, но сэр Марк покачал головой.
– Вы ошибаетесь. Я хочу проводить вас домой. Вы ведь живете за старой лесопилкой, не так ли? Вверх по дороге?
Джессика сунула плед в корзинку для пикника.
– Что вы имеете в виду – проводить меня домой?
– Проводить. Прогуляться. Пройтись пешком. – Он пошевелил двумя пальцами, изображая идущего человечка. – Большинство людей постигают значение этого слова в сравнительно юном возрасте. Примерно тогда же, когда учатся ходить. Судя по моим наблюдениям, вы обладаете достаточным опытом в этом виде деятельности.
– Мой вопрос состоял не в этом, – фыркнула Джессика.
– В таком случае, вероятно, вы не знакомы со словом «домой»? Хотя должен вас предупредить, я действительно хочу выбрать не самый короткий путь – разумеется, если вы не возражаете против того, чтобы выдерживать мое общество в течение получаса. Я предлагаю пройти вдоль Доултинг-Уотер, а затем через рощу.
– Но…
– А! Видимо, вас смущает среднее слово.
– Среднее слово?
Их взгляды встретились. Его глаза показались ей необыкновенно, отчаянно голубыми. Джессика нервно сглотнула. Внутри у нее странно похолодело.
– Слово «вас».
Каким-то образом он произнес это слово так, будто во всем мире не существовало никого, кроме нее. Словно вокруг не было ни единой души.
Джессика, не найдя что ответить, повесила корзинку на согнутый локоть и беспомощно огляделась. Удивительно, но на этот раз никто не пытался прервать их беседу, спасти сэра Марка от общения с ужасной женщиной вроде нее. Что же он все-таки им сказал? И зачем он все это проделывает?
Она расправила плечи, пытаясь скрыть смущение.
– Насколько я понимаю, вы собираетесь дать определение и этому слову тоже?
– Даже если бы я был достаточно самонадеян, чтобы охарактеризовать вас, мне явно не хватает сведений. Я слишком мало о вас знаю. Собственно говоря, именно поэтому я и приглашаю вас на прогулку. – Он предложил ей опереться на его руку. Как будто бы она могла просто взять и сделать это. Как будто они были добрыми знакомыми, которые собираются совершить променад.
Решительно в этом человеке было непонятно абсолютно все.
– Но… но… едва ли это…
– Прилично? – Он пожал плечами. – Меня уверяли, что вполне. Мы же в деревне. Я знаю достоверно из самого надежного источника, что правила приличия вполне допускают небольшую прогулку – пока мы будем придерживаться тропинки.
Он твердо взял ее руку и положил на свое предплечье. Даже сквозь перчатку Джессика чувствовала тепло его тела под тонкой льняной рубашкой. Между его и ее плотью был только легкий слой ткани – ведь его сюртук был на ней! Но сэр Марк, казалось, не обращал на это никакого внимания, в то время как Джессика не могла думать ни о чем другом.
– Самый надежный источник? Хотела бы я почитать эту книгу по этикету!
– Я взял это не из книги. – Он беззаботно помахал рукой стоявшей у ворот церкви миссис Льюис. Жена священника с подозрением сузила глаза, но ничего не сказала. Сэр Марк легкомысленно улыбнулся. – Я написал герцогине Парфордской и спросил совета у нее.
Джессика закусила губу и свободной рукой сжала юбку. Слова сэра Марка поразили ее настолько, что она даже не сразу осознала, как сконфужена.
– Герцогиня Парфордская? Вы писали обо мне герцогине Парфордской?
– Уже два раза.
Джессика замолчала, не зная, что сказать. Он упомянул об этом так запросто, словно строчил письма герцогиням едва ли не каждый день. Хотя… ведь брат сэра Марка – герцог. Так что вполне возможно, так и есть. Непонятно, почему она так удивилась. Видимо, просто забыла, что он происходит из знатной семьи. Нет, не совсем так. Она не забыла. Но сэр Марк вел себя так естественно и непринужденно, что мысль о его аристократических родственниках даже не приходила в голову. В его манерах не было и намека на высокомерие.
Притихнув, она без сопротивления позволила ему вывести себя на мощенную булыжником улицу. Только когда они оказались под сенью деревьев, обрамлявших берега реки, Джессика решилась заговорить снова.
– И что вы сказали герцогине?
– Видите ли, она моя сестра. То есть она жена моего брата. И очень славная – совсем не такая, как можно вообразить, услышав ее громкий титул. Я не хотел, чтобы по городу поползло еще больше сплетен, и поэтому счел нужным сначала спросить ее мнение. После моего первого письма Маргарет буквально забросала меня вопросами.
– Вопросами?
Высокие берега поросли густой сочной травой. Через рукав реки, устремлявшийся к плотине, был перекинут узкий деревянный мостик; справа от Джессики шумно неслись воды основного русла. Течение в этом месте было довольно сильным.
– Она спросила, как давно я вас знаю. И хороши ли вы собой. И умны ли. – Он бросил на нее коварный взгляд. – На первый вопрос я ответил, что недавно, на два следующих – что очень.
Если бы ей было пятнадцать лет, она бы непременно покраснела. Даже теперь Джессика почувствовала, как горячо стало щекам и как тепло распространилось по всей груди.
– Если бы я не знала, с кем имею дело, я бы подумала, что вы со мной флиртуете.
Сэр Марк непроницаемо посмотрел на нее:
– Что ж, если следовать логике, вы должны быть правы. И тем не менее я не стану ничего подтверждать.
Его ответ привел ее в еще большее замешательство.
– Но вы же… вы же…
– Девственник? – В его голосе прозвучала явная насмешка. – Да, это так. Но если я не признаю браконьерства, это не означает, что я не могу охотиться тогда, когда это разрешено.
В горле у Джессики вдруг пересохло.
– Кроме того, я полагал, что мы уже оставили вежливые экивоки позади. Вы мне нравитесь, миссис Фарли. Все очень просто.
– Я… я…
– А вы меня ненавидите. – Теперь он уже откровенно забавлялся. – Так что видите сами – мы с вами оба вне опасности. Вам известно, что я никогда не перейду, так сказать, в наступление. А я в свою очередь могу не опасаться, что вы решите вывести нашу дружбу на новую стадию. Если только вы не вздумаете перестать меня ненавидеть. Мы можем не ожидать друг от друга ничего плохого.
– Значит, я вне опасности? – Джессика пронзила его яростным взглядом. Он выглядел вполне нормальным. Никаких признаков помешательства, если не считать этих отвратительных слов. – Позвольте вам напомнить, что я пыталась вас соблазнить.
– Да, правда. – Он пожал плечами. – Но меня это не пугает. Позвольте вам напомнить, что вы не слишком преуспели. Кажется, такие вещи вам не удаются.
– Да вы… – Она в бешенстве выдернула у него свою руку.
– Да ничего страшного. – Сэр Марк добродушно взмахнул рукой. – Забудем об этом несчастном происшествии.
– Я сделаю все, чтобы вы о нем не забыли! – Джессика остановилась. – И если бы на вашем месте был любой другой мужчина, я добилась бы успеха. А вы бы…
– Вы бы потеряли голову. Оробели. – Его лицо было абсолютно серьезным, только уголки губ слегка подрагивали.
– Что, собственно, вы имеете в виду, говоря, что такие вещи мне не удаются? Да я была неотразима. – Она вздернула подбородок. – Я вообще неотразима. Я могла бы заполучить вас в любую минуту, вы, самонадеянный невежа! Прямо сейчас. Если бы захотела.
– Понятно. Но вы меня ненавидите. – Его глаза блеснули.
– Да. – Джессика сложила руки на груди. – Только поэтому я ничего не предпринимаю.
Некоторое время они шли молча. Если бы она сказала кому-нибудь другому, что может соблазнить его в любой момент, но не делает этого лишь потому, что ненавидит, он был бы в ярости. Сэр Марк, насвистывая песенку, поднял с земли камешек и, как мальчишка, бросил его в воду.
– Я узнаю о вас все больше и больше, – заметил он. – Например, что в вас очень силен соревновательный дух. Вы забавное создание. Бьюсь об заклад, в детстве вы могли сделать все что угодно на спор.
– Ничего подобного. Я кротка, как овечка.
– Вы, наверное, хотели сказать, как огромный разъяренный бык. Который роет рогами землю.
– Если вы это называете охотой, должна вам сказать, такие вещи вам не удаются, – не удержалась Джессика.
Выпад, судя по всему, в цель не попал. Сэр Марк безмятежно улыбнулся:
– Не думайте, что это отобьет у меня желание флиртовать. Как раз это нравится мне в вас больше всего. То, что вы не боитесь прямо говорить мне нелицеприятные вещи. Мне в вас вообще многое нравится – и боюсь, это дает вам неоспоримое и несправедливое преимущество. Учитывая, что вы меня так презираете.
– О, вот как?
– Видите ли, вы напоминаете мне моего брата.
Джессика подняла бровь.
– Я напоминаю вам вашего брата? Сэр Марк, со мной флиртовали сотни мужчин. Ни секунды не колеблясь, я заявляю вам, что вы – худший из них. Вам нужно серьезно поработать над своим умением делать комплименты. Ни одной женщине на свете не понравится, что она напоминает мужчину. Даже если этот мужчина – герцог.
– Нет, не этого брата. Не герцога. Моего среднего брата. Дело в том, что слова и поступки Смайта полностью противоречат друг другу. Чтобы понять, что он действительно имеет в виду, нужно наблюдать за тем, что он делает, а не слушать, что он говорит.
– Теперь вы еще и назвали меня лгуньей. – Она покачала головой. – Сэр Марк, вы безнадежны. Поистине безнадежны.
Он проигнорировал и это.
– Вы постоянно утверждаете, что могли бы меня соблазнить.
– Я могла бы поставить вас на колени.
Сэр Марк остановился прямо посреди дороги и медленно повернулся к ней.
– Должно быть, это уже очевидно, – тихо сказал он.
Дорожка, на которую они свернули, была совершенно безлюдна. Ближайший дом скрывался за зарослями ежевики, покрытой белоснежной пеной цветов. Пыльная тропинка вдруг показалась обоим слишком узкой – настолько, что поместиться на ней вдвоем было просто невозможно. Не сводя с Джессики глаз, он шагнул к ней – и ей показалось, что ее грудь наполнилась обжигающей расплавленной лавой. Она приказала своим ногам стоять на месте, а спине – не сгибаться, распрямила плечи и смело, не дрогнув, встретила его взгляд.
Очень медленно Марк поднял руку. Сейчас он коснется ее. Ее кожа горела от предвкушения, и все равно где-то глубоко внутри затаилась эта холодная дрожь, этот молчаливый протест. Нет. Нет. Вокруг не было ни души, только он и она. Если она хочет добиться своей цели, то должна поддаться. Позволить ему дотронуться до нее там, где он пожелает, без всяких возражений. Джессика представила себе, что она – статуя из холодного, твердого металла. Статуя не отстранится, когда его рука прикоснется к ней. У нее нет чувств и нет сердца.
И нет страхов.
Сэр Марк поднял бровь.
– Миссис Фарли, – негромко заметил он, – вы собираетесь с силами, чтобы не отступить.
– Нет. Нет, это не так. Я не понимаю, о чем вы.
– Да. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вы застыли на месте, словно ледяная скульптура.
– Неправда.
Он протянул руку к ее лицу. Джессика затаила дыхание, пытаясь побороть панику.
– Правда. – Кончиками пальцев он слегка погладил ее щеку.
Она все же не выдержала. Это едва заметное прикосновение оказалось невыносимым. Джессика отпрянула на шаг. Ее сердце бешено колотилось; во рту было горько от отчаяния и противного чувства поражения. Она не могла произнести ни слова – голос выдал бы ее с головой.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70563583?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
1 Кор., 10: 25.

2
Мраморы Элгина – непревзойденное собрание древнегреческого искусства, главным образом с Афинского акрополя, которое было привезено в Англию в начале XIX века лордом Эльджином и ныне хранится в Британском музее.