Главная страница | Биографии и мемуары | Битва за успех. Как стать 6-кратным чемпионом мира по боевому самбо

Битва за успех. Как стать 6-кратным чемпионом мира по боевому самбо
Вячеслав Василевский
Иконы спорта
Автобиография Вячеслава Василевского, российского спортсмена, выступающего в соревнованиях по боевому самбо и смешанным единоборствам – это история о силе духа, упорстве и вере в свои силы.
В этой книге вы погрузитесь в невероятный жизненный путь спортсмена, его семью и узнаете, как, преодолевая различные испытания, которые подбрасывала судьба, обычный парень из Зеленогорска благодаря своей настойчивости и вере смог стать многократным чемпионом мира и Европы.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Вячеслав Василевский
Битва за успех. Как стать 6-кратным чемпионом мира по боевому самбо

© В оформлении обложки и вклейки использован личный архив Василевского В. Н.
© Василевский В. Н., текст, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *

Предисловие
Меня зовут Вячеслав Василевский. Я – профессиональный боец, боксер, телеведущий и даже немного актер. В этой книге я расскажу о том, как каждый может добиться если не всего, то многого, и о том, как этому помогают мотивация и правильное окружение.
Моя малая родина – небольшой сибирский городок, где, как и во многих других городах и поселках нашей огромной страны, на первый взгляд не так много перспектив.
Я рос в не самой благополучной среде, а большинство знакомых и друзей попросту не верили, что я смогу добиться успеха. Но если окружающие в тебя не верят, это вовсе не повод самому не верить в себя. И нет никакой разницы, где ты родился и в какой семье вырос, – все в твоей голове. Главное – сделать первый шаг и неуклонно идти к своей цели.
Нужно понимать, что путь не будет гладким, даже наоборот – любому большому успеху сопутствуют многочисленные неудачи. Легко не будет, это точно.
Но если не останавливаться и быть готовым совершать смелые поступки, все придет, вне зависимости от того, какой путь выбран – спортсмена, ученого или строителя.
Я добился успеха в спорте, но такие качества, как настойчивость, смелость и уверенность в своих силах, нужны в любой профессии. При этом важно не забывать радоваться жизни, ценить каждый прожитый день. Нужно отдавать все силы, чтобы стать лучшим в своем деле, но и не бояться пробовать что-то новое.
И конечно, нельзя забывать про семью – это самые важные люди на свете.
Надеюсь, моя история будет вам интересна и поможет пройти ваш собственный путь.
Шагайте смелее!

Глава 1. Улицы свинцовый цвет
Бам!
Железный прут должен разбить мне голову, но я успеваю уклониться, и металл лишь скользит по ней. Кожа на голове лопается, идет кровь, но я не падаю, и это главное. Мой друг, с которым мы вместе вышли из зала, сразу убегает, даже не пытаясь мне помочь. Меня продолжают бить прутами сразу четверо незнакомых парней; попадают, но я остаюсь на ногах, хотя и только чудом. Бросаю одного из них через бедро, второго сбиваю ударом и убегаю со всех ног через закоулки.
И мне не было стыдно оттого, что я бежал быстрее зайца. Я не собирался оставаться в этом дворе навсегда.
За что меня били? Вообще-то могли бы и просто так. Это же Зеленогорск, маленький городок в Красноярском крае, который жил по правилам девяностых годов, даже когда те давно закончились. Но тут был повод. Почти вся местная молодежь тогда условно делилась на «спортсменов» и «блатных», которые постоянно воевали между собой. Дрались, делили что-то, хотя по факту ничего не имели. А дележки того, чего нет, как правило, самые агрессивные.
Я оказался в группировке «спортсменов». И мы с этим другом, который впоследствии меня бросил, поймали на улице двух из так называемых блатных. Избили их среди белого дня. Но не просто так: это было лишь справедливым возмездием. Они, к счастью, не умерли – мой брат-милиционер рассказал, что одного из них отвезли в больницу.
Нападение на нас с железными прутами было ответной акцией. Избили меня от души: вся голова была в ссадинах, рука размолоченная. Но каким-то чудом не оказалось ни переломов, ни сотрясений, поэтому на следующий день я кое-как приполз на тренировку, хотя тренироваться, конечно, не мог. О чем я сразу же сказал тренеру Василию Ефимовичу, которого я всегда по-свойски называл Васей.
И тут я увидел в глазах тренера безразличие. Он наверняка подумал что-то вроде: «Очередной дурачок, который загубит свою жизнь». Сам Вася – человек общественный, уникальный: всю жизнь в пожарной части работал сутки через трое, и вот в эти трое он самозабвенно мучил людей на тренировках. Вася просто не понимал, как можно тратить время на, как он говорил, ерунду.
И вот, увидев меня, похожего на чудовище Франкенштейна, он покачал головой и сказал:
– Слава, ты молодой и талантливый парень, у тебя все впереди. Захочешь – сможешь сделать себе имя в спорте, деньги заработать. Так зачем тебе эта грязь, разборки нелепые? Хочешь во всей этой ерунде навсегда погрязнуть?
Я хотел было что-то сказать в свое оправдание, поднял голову и увидел в дверях Васину спину. Он ушел, не дожидаясь моего ответа. Поэтому продолжать разговор мне пришлось с самим собой. Я еще минут двадцать сидел и думал: «Что со мной происходит? Я же вроде хотел стать звездой спорта, куда-то уехать… Вместо этого, избитый какими-то уродами, тупо сижу в зале, не способный даже тренироваться».
Это был переломный момент в моей юной жизни. Если бы я тогда бросил все и вернулся к своим уличным «друзьям», я, возможно, лишил бы себя удовольствия пожить еще немного на белом свете. И уж наверняка лишил бы вас удовольствия читать эти строки, а такая перспектива мне совсем не по душе.
Я учился в ПТУ, но образование меня, конечно, не слишком интересовало. Я был просто неплохим дзюдоистом, только-только начинал свой путь в боевом самбо, был крупным и драчливым парнем, которого знал весь город. Кое-кто даже считал меня будущей звездой спорта, хотя сам я зачастую в этом сомневался. Однако спорт я любил искренне.
Вот только никак меня не отпускали уличные разборки, дискотеки, разного рода движухи…
Василий Ефимович давно ушел, я встал и побрел закрывать зал, располагавшийся в подвале. Кроме меня, там оставался мой друг, тоже лысый и малость неадекватный, тоже, как и я, из «спортсменов». Он начал предлагать мне куда-то пойти, потусоваться. Но я уже твердо решил: хватит страдать ерундой. Прав Вася. Я ведь давно хотел порвать с этой уличной историей, просто, наверное, не понимал этого.
Я бросил свою компанию лжеспортсменов, залечил раны, вернулся к полноценным тренировкам и вскоре поехал на чемпионат Сибири по боевому самбо. И выиграл его! Это было первым успехом на новом поприще. Победа в чемпионате Сибири давала право выступить в чемпионате России, где формировалась сборная страны для участия в чемпионатах мира и Европы. Чемпионат России проходил в Санкт-Петербурге, соревновались сильнейшие спортсмены, большинство из которых я раньше видел только на экране. И, к удивлению многих, (даже, наверное, и к моему удивлению) мне удалось завоевать серебро, а для дебюта на таком уровне это было очень престижно.
Моя карьера резко пошла на взлет. В составе сборной страны я отправился на чемпионат Европы, в Грузию, где в финале мне удалось победить действующего чемпиона мира, да еще и досрочно! И домой я уже возвращался чемпионом Европы и мастером спорта международного класса.

Когда я вернулся со сборов – весь такой крутой, в фирменной экипировке, – Вася смотрел на меня уже совсем другим взглядом. Пожал мне руку.
Вот только тогда я полностью вышел из всей этой истории.
Потом, спустя годы, я встречал старых знакомых, «блатных», с которыми когда-то конфликтовал, и они мне говорили:
– Ты красавчик, что вышел из всего этого, молодец. У тебя жизнь сложилась, а мог бы закончить как твой друг…
Что верно, то верно. Мог. Этот самый мой друг, отчаянный парень, загремел на двадцать один год. Одно время мы были с ним близки, в гости друг к другу много раз ходили.
Конечно, справедливость я понимал по-своему, оттого и постоянно дрался. Например, приходили какие-то новые люди на дискотеку с друзьями, подругами. Вроде спокойные ребята, но до них сразу кто-то начинает докапываться, провоцировать. Потом это все переходило в банальное избиение. Мимо такого я пройти не мог. Есть же правило: если ты видишь несправедливость, но не препятствуешь, значит, ты в ней участвуешь. И я ходил, старался разруливать. Я был как муравей, санитар леса. Ходил, смотрел, кто как себя ведет. Если видел что-то, что мне не нравилось и что я считал несправедливым, я подходил, пытался разрулить ситуацию… а там уже и до драки было недалеко.
Около нашего любимого заведения – дискотеки «Контакт» – находился пустырь. Ни покрытия, ни софитов, ни тем более телекамер, поясов и гонораров там не было, но он служил мне «рингом». Если кто-то становился агрессивен, я, когда уже понимал, что диалога не получится, предлагал выйти туда и на пустыре сразу делал сопернику заднюю подножку, а дальше – как пойдет. И так по нескольку раз, вплоть до рекордных четырех потасовок за одну ночь. Схватки я заканчивал очень быстро и никогда в них не проигрывал.
Лишь однажды «бой» на пустыре длился очень долго. Соперник, Егор, был бугай – то ли кандидат в мастера, то ли мастер спорта по греко-римской борьбе. Причем бились мы уже не первый раз. Мы были знакомы, и однажды вышло так, что мы, вроде бы нормально разговаривая, отчего-то повздорили. И он прогибом бросил меня головой прямо на плитку. Меня вообще впервые смогли на улице бросить! Я вывернулся, стал душить Егора приемом, он сдался. Тогда все быстро прошло, а вот на пустыре мы лупились так долго, что развести нас смогла только полиция.
Ножами или чем-то еще меня бить не пытались. Бутылками же атаковали постоянно, особенно любили кидаться ими в меня. Идешь, сталкиваешься плечами, начинаешь что-то говорить, а человек, например, уже знает, что я боец. Поворачиваюсь – бам! – уже бутылкой прилетает.
Это может звучать странно, но я считал все эти истории чем-то вроде расплаты за свое стремление к справедливости.

В моем представлении справедливости как будто бы и не могло быть просто так, она обязательно должна была сопровождаться для меня каким-то вызовом, стычкой.
И уж обязательно – тем или иным ущербом.
Не могу объяснить, почему я так считал. Одно могу сказать точно: справедливость живет во мне с детства. Наверное, она просто бродила по улицам нашего городка, заглядывала во дворы и на лестничные площадки в поисках души, готовой стоять за нее горой, – и почему-то выбрала для этой цели меня.
Странный выбор. Но я не жалею, что так вышло.
* * *
Мои детство и юность прошли в доме номер шесть на улице Строителей, в ничем не примечательной сорок первой квартире. А вот квартиру напротив нашей, сорок четвертую, в городе знали все – это был настоящий притон. На ее двери даже замка не было: любому и так было ясно, что соваться туда не стоит. Всех владельцев этой квартиры рано или поздно убивали. Сначала убили пожилых хозяев. Потом – их детей, уже взрослых. Кого-то в пьяной драке зарубили, кого-то на улице зарезали.
Вообще, странный был подъезд, очень опасный. Например, выше жил один душевнобольной. Он постоянно ходил к нам, потому что у нас был телефон – чуть ли не один на весь подъезд. Однажды приперся в костюме. А костюм насквозь мокрый. Похоже, он его постирал руками и сразу отправился к нам звонить, другой одежды не нашлось.
Тогда было смешно. Но однажды он пошел в эту сорок четвертую квартиру и убил сразу двух человек. За это его посадили, но почему-то только на восемь лет.
Еще один сосед убил своего отца, а потом сам повесился.
В общем, жутко было. Спишь ночью, а тебе – бух, бух в дверь. И слышно, что на лестничной площадке что-то происходит. Крики, ругань… Потом выходишь – на полу кровь. В подвале нашего подъезда обитали бомжи (конечно, неадекватные, и выкурить их из подвала не удавалось долго) и наркоманы постоянно тусили. Наш дом словно был местом, где всякая нечисть могла отдохнуть.
Я недавно ездил туда. Родители там давно уже не живут. Притона тоже нет, дверь сменили, ничто не напоминает о прошлом. На меня сразу нахлынуло чувство ностальгии, все вспомнилось. Маргиналы, драки, убийства. И когда что-то случалось, все бежали к нам, долбили в дверь – позвонить в милицию, еще куда-то позвонить. Я был маленький, не понимал, что происходит, но чувствовал, что творится неладное.
Спустя годы, когда я уже был взрослым, я как-то побывал там, около дома, где прошло мое детство, и на той самой лестничной площадке. И, несмотря на все страсти, которые там когда-то кипели, что-то в душе шевельнулось. Чувство былого счастья. Даже благодарности за то время, а кому или чему – не знаю…
Страсти кипели не только на лестничной площадке, но и в моей собственной юношеской жизни, и историй можно рассказать не на одну книгу.
Однажды я повздорил с мужиком в кафе «Глобус», и что-то более ерундовое трудно даже вообразить. Это кафе располагалось недалеко от моего дома, я там часто бывал. И вот как-то раз повстречался мне там подвыпивший мужичок. Он расхаживал по кафе и вел себя как самое настоящее быдло – хамил посетителям и персоналу, причем ну очень грубо. Мое понимание справедливости в тот момент заключалось в том, что, по представлениям нормальных людей, в таком месте так себя вести нельзя. И я ему сделал замечание, призвал его вести себя поскромнее.
На мою просьбу он отреагировал крайне болезненно, сказав, что вышвырнет меня из кафе и что я вообще никто, чтобы делать замечания ему, великому.
Я чего-то подобного и ожидал (ответный наезд – самое логичное, что может быть в такой ситуации) и предложил продолжить дискуссию на улице. Мы вышли, я по привычке сделал ему заднюю подножку, но этого оказалось недостаточно – дебошир не успокоился, пытался вырваться и встать, крыл меня отборным матом. И мне ничего не оставалось, кроме как врезать ему разок-другой по его хамской физиономии. Он ушел в аут, и я на секунду даже испугался – не отправил ли я его в такой аут, из которого не возвращаются? Приехала полиция, но мужик, к счастью, остался жив, даже не сильно пострадал.
И оказалось, что этот быдлан – отец моей бывшей одноклассницы. Она мне сразу написала: «Ты мразь, избил моего отца…»
Пришлось объяснять в ответ, что мразь тут вовсе не я.
Потом приходили полицейские, говорили с тренером, но каким-то чудом я вышел сухим из воды. На меня вообще, как правило, не писали заявлений, и почему так – не понимаю. Может, жалели, а может, не хотели шумихи… Но один раз все же настрочили. Причем прилетело откуда я вообще не ждал. Ситуация была безобидной: мне было шестнадцать, я поругался с какой-то теткой на лестничной площадке, а она нажаловалась в полицию, будто бы я ее избил, хотя этого не было и быть не могло: при всей своей юношеской отмороженности я никогда бы не поднял руку на женщину.
К счастью, все обошлось, хотя к детской колонии я тогда действительно был близок. Но вот стоило мне начать «месить людей в кашу» – и все полностью сходило с рук. Шли однажды в компании с дискотеки, забежали в подъезд погреться – и тут вышла какая-то дура, иначе не назовешь, и начала на нас орать.
– Да мы сейчас немножечко погреемся и дальше пойдем, – пытался я успокоить ее. – Мы даже не курим тут.
Она от этого почему-то взбесилась, ушла в квартиру, а вернулась с каким-то мужиком, вооруженным бейсбольной битой. Мужик сразу полез на нас. Выбора не оставалось – пришлось ему втащить. А биту мы на память прихватили с собой, в качестве трофея.
Вспоминаю сейчас такие эпизоды – и мне становится действительно страшно.

Ведь мы легко могли кого-то убить и даже не заметить этого. Бросил я человека, он ударился головой о ступеньку или камень – и все. Смерть.
Убил бы и до сих пор сидел бы в тюрьме. Разве мало бывает случайных встреч, после которых одна жизнь прерывается, а другая ломается?
И таких историй, в которых меня просто чудом проносило, было множество. Поэтому и считаю себя везунчиком – ведь все могло сложиться иначе.
Вспомните историю известного бойца Расула Мирзаева. Он парню буквально пощечину дал, один удар. Тот упал и умер: трагедия. А сколько у меня людей падало! Я даже на голове у кого-то прыгал, но с обладателями этих голов не случалось ничего трагичного.
Конечно, били и меня самого. Причем не только в юношеские годы, но и в детстве, что тоже сказалось на моем восприятии мира. Одну историю я запомнил навсегда. Мне было лет десять, я гулял с одним моим товарищем – вообще говоря, довольно странным пареньком. Гуляли мы далеко, на другой улице. Зашли на территорию детского садика посидеть – тогда все тусили на детских площадках, верандах садиков, качелях и тому подобном.
Тут появилась бабка, стала на нас орать, выгонять нас. А мы дети, нам весело, хиханьки да хаханьки. И тогда она нажаловалась компании каких-то откровенных ушлепков, бухавших у подъезда.
Они подорвались и погнались за нами. Мы, перепугавшись, побежали в разные стороны. Как-то нам удалось оторваться, я уже шел к своему дому. Мимо ехал на велике какой-то парень, остановился и спросил:
– Ты чего? Случилось что-то?
Я объяснил, что за нами гнались. Он мне посочувствовал.
– Знаешь что, – говорит, – давай-ка подвезу тебя до дома. Так безопаснее.
Я сел к нему на раму велосипеда, мы поехали. И смотрю я – куда-то не туда едем.
– Куда это мы? – спрашиваю.
– Все нормально, мы просто путь срежем, тут покороче…
Словом, привез он меня прямо к этим ушлепкам, от которых мы убегали, – он из их компании был. Самые настоящие дворовые отморозки, на голову отшибленные.
Их главный задал мне только один вопрос:
– Ну что, бабушку, значит, обидели?
– Да никого мы не обижали, мы просто пошути…
На этом разговор закончился – он со всей силы вмазал мне кулаком в лицо.
Били меня по-настоящему, зверски, всей компанией. Домой я приковылял весь синий.
Наверное, это тоже повлияло на мои дальнейшие поиски справедливости всегда и во всем. Ведь нельзя бить детей, даже если они шутят над кем-то. Вообще нельзя бить детей, никаких и ни за что. Так всегда было, и я всегда это знал. Но выяснилось, что этого не знали, да и не хотели знать отморозки, способные после жалоб какой-то выжившей из ума бабки не в шутку, а по-настоящему избивать ребенка.
Я, десятилетний, лежал на земле, голову заволокло туманом, из глаз сыпались искры от ударов этих козлов.
И одновременно я же как будто стоял рядом, и у меня словно не было ни возраста, ни боли. Какой-то другой я смотрел на них со стороны и безмолвно, отчаянно вопил:
– Вы что?! Это же неправильно! Как можно бить ребенка???
Но даже если бы это кричал тот я, что лежал на земле и тщетно пытался защититься от их ударов, они бы меня не услышали, потому что слишком уж громко орали:
– Это! Наша! Бабушка!!!
Как будто это что-то меняло.
Я вернулся домой, и родители, увидев меня, были шокированы. Потом повезли в больницу. Я так никому и не признался в том, что именно произошло.
Если сегодня случается что-то подобное, то это попадает на камеру, вызывает резонанс. Соцсети, блогеры, журналисты, телепередачи, возбуждение дела, постановка его на особый контроль…
А тогда это было в порядке вещей. И не только из-за отсутствия камер наблюдения.
Избили ребенка и избили.

Глава 2. Мои замечательные
Несмотря ни на что, детство у меня было неплохое. Во всяком случае, по меркам тех лет. Родился и вырос я в Зеленогорске, это маленький закрытый городок. Причем закрыт он до сих пор, из-за градообразующего предприятия – электрохимического завода. И все в Зеленогорске было какое-то одинаковое: улицы, дома, детские площадки. И люди. Кто-то работал на заводе и казался чуть покруче остальных – зарплаты побольше, какая-никакая стабильность. А кто-то работал в других местах, вроде рынков или тех же детских садиков, и жил попроще. Но на самом деле почти все существовали примерно одинаково небогато. У нас был «Москвич-412», зеленый такой, и по местным меркам это считалось весьма неплохо.
У нас были сады, выращивали картошку, огурцы, помидоры, ягоды разные…

Детство – оно везде детство, и мы, как и мальчишки и девчонки по всему миру, веселились, мяч гоняли, играли в прятки.
Ребенком я был весьма своеобразным: спокойно мог подраться, нагрубить кому-то, но при этом был абсолютно домашним мальчиком. Друзья собирались гулять, звали куда-то, а мне не хотелось: дома было хорошо. Мой старший сын сейчас, кстати, такой же. Ну а мама меня, конечно, постоянно на улицу выпроваживала, как и все мамы мира.
При этом у меня были друзья на улице, относились они ко мне хорошо, но выходить все равно не хотелось. Я как-то не любил новых людей, новые сборища. И на дзюдо я попал скорее случайно: это был один из тех редких эпизодов, когда меня удалось куда-то вытащить за компанию. Ребята из двора записались на дзюдо, рассказали мне – и я тоже решил ходить. Ведь все было рядом, удобно. К тому же мне нравилось то, что я всего семилетний – а уже сам хожу в спортивный зал.
Когда я впервые пришел туда, оказалось, что тренер Александр Степанович Трифонов уже набрал группу.
– Ты вот что, – подумав, сказал он. – Посиди пока, посмотри. Тут пацаны уже год почти занимаются, и ты как-то получаешься ни туда ни сюда.
Я сижу, смотрю. Потом на следующий день пришел и снова сижу, смотрю. Ходил так неделю, и тренеру это, видимо, надоело:
– Давай-ка в строй, будешь заниматься.
Всего через два месяца я уже участвовал в первых соревнованиях и сумел победить. Александр Степанович стал уделять мне больше внимания. Так дзюдо стало важной частью моей жизни.
Моя мама, Ирина Андреевна, долго работала на молокозаводе, потом на почте. Там я ей иногда помогал, газеты носил. Отец, Николай Николаевич, – водитель. Очень своеобразный человек с золотыми руками: все что хочешь может сделать. Надо – машину починит, кран отремонтирует, попросят – и кухню соберет. Я же вообще не такой, у меня руки из одного места растут.
Папа не самый активный человек, но на моих соревнованиях бывал и очень переживал за меня, даже знал моих основных конкурентов. Тем не менее мы с ним в то время не были так уж близки, общих хобби не находилось. В школу мою папа, например, никогда не заглядывал. Спортом он не занимался – работа, дом, работа. Но тогда так почти у всех было. Сейчас по-другому принято, отец в воспитании активно участвует: я, скажем, про своих детей знаю все, со всеми воспитателями знаком. Мой же отец ни разу не встречался с тренером, который работал со мной десять лет. Сегодня мы, конечно, намного ближе, чем в моем детстве.
Отец не был особо общительным, хотя изредка и приходил с нами пить чай. А вот мама – напротив: мы много разговаривали, я все ей рассказывал. Наверное, такая семья была даже в своем роде гармоничной. Все основное в моем детстве было связано с мамой: она переживала со мной все сложности, всем интересовалась, везде ходила.
Я очень не любил детский сад. Сменил их уйму, меня почему-то прикрепляли в разные места, но мне нигде не нравилось. Я все время ныл, просил забрать пораньше. Даже фотография есть, где я плачу, потому что думаю, что меня не заберут. В раннем детстве я вообще был плаксивый, но не всегда хныкал без повода.
Воспитательница Светлана Адвидовна запомнилась мне не только странным отчеством, но и своим кулаком. Мне на рисовании не давались крыши у домиков. Все получалось хорошо, а крыши выходили кривыми. Светлана Адвидовна мне объясняла, я пытался спорить, а она тюкала мне кулаком по лбу. Я был маленький и по незнанию вполне допускал, что художников именно так и принято воспитывать, но чувствовал себя не очень здорово.
В общем, с садиками связаны только неприятные воспоминания. Более неприятными для меня были только поездки. Шел первый год наших занятий дзюдо, летом всех нас повезли в лагерь «Жарки». Там я ныл каждый день, и в итоге родители забрали меня оттуда раньше срока. А потом мы должны были поехать на речку и жить в палатках. И я до последнего не мог определиться, хочу ехать или нет. Собрали вещи, что-то поесть в дорогу, пришли с мамой на остановку автобуса. И я все никак не мог решиться, начал канючить.
К тому времени, когда все уже уселись в автобус, наш спор был еще в самом разгаре. Подошел Александр Степанович:
– Ну ты чего? Тебя только ждем!
– Да вот, не хочет он ехать, – в отчаянии всплеснула руками мама.
Александр Степанович хмыкнул, выхватил у нас сумки – и шварк их в салон!
– Марш в автобус!
Я, конечно, проследовал в указанном направлении, но, как и положено совершенно домашнему ребенку, в лагере ныл каждый день, и в итоге меня с кем-то отправили с глаз долой.
И так было всегда. На сбор или в летний лагерь я просто не мог себя заставить поехать. Оставляйте меня дома, и все тут! А вот на соревнования – нормально, мне даже нравилось.
В поход я ходил один раз в жизни. Сейчас вспоминать это весело, а тогда было не до смеха. Родители мои походами не увлекались и не знали, что нужно собрать с собой. Положили какую-то еду, но мне никто не сказал, что нужно взять с собой спальный мешок или палатку. Мама только одеяло мне положила, маленькое-маленькое. Тренер, увидев все это, дар речи потерял. Повезло, что кто-то взял два спальных мешка и поделился со мной. Ну и представьте мои впечатления: я и так весь этот туризм на дух не выносил, а тут еще и без вещей, без самого необходимого…
Зато я всегда хотел выглядеть модно. То ли во втором, то ли в третьем классе решил проколоть себе левое ухо. Серьга ухе в то время была довольно смелым поступком: в Зеленогорске такие «выкрутасы» не приветствовались. Однако мама меня поддержала.

Она всегда меня поддерживала: решил волосы перекрасить – пожалуйста, ухо проколоть – да ради бога.
Мама нашла старое кольцо, мы пошли в ломбард, перекатали это кольцо в серьгу и поехали в поликлинику, чтобы проколоть ухо. Заходим в лифт, а там – Александр Степанович!
– О! Здрасьте! – удивился он. – А вы тут какими судьбами?
Мы с мамой переглянулись.
– Э-э… – начал я.
– Спина у него что-то болит, – почему-то выдумала мама.
– Спина? – забеспокоился тренер. – Ну-ка, повернись.
И начал меня ощупывать:
– Так болит? Нет? А так?
Я чувствовал себя полным дураком. Ну и мама, конечно, не рада была тренера обманывать.
На следующей тренировке, увидев меня с серьгой, тренер удивился, спросил про нее и про спину, конечно. Я что-то соврал. Надеюсь, он так и не понял, что мы его в поликлинике дурачили. А главное – смысла в этом совершенно не было. Но в те годы в людях всегда жила какая-то опаска чего-то.
Когда мне было примерно 15 лет, Александр Степанович между делом мне сказал:
– Ты чуть не сделал большую ошибку в своей жизни!
А история была вот какая. Мне, тогда – десятилетнему, показалось, что тренер других ребят дает им более интересные задания, и я попросил маму переписать меня к нему. Мама особо не разбиралась, пошла к новому тренеру, попросила меня взять, тот взял.
Проходил я дня три – тренер заболел, и я снова очутился на тренировке у Александра Степановича. Он, конечно, первым делом задал вопрос:
– А ты где был?
– Да я к другому тренеру переписался…
– Переписался? Отсюда только выписаться можно, а не переписаться.
Коротко и ясно. Я сразу все понял и к другому тренеру больше не ходил.
Ошибка заключалось в том, что у того тренера не было воспитанников с результатами, а Александр Степанович уже к тому времени вырастил не одного чемпиона и видел во мне перспективу, которую надо было развивать, чего тот тренер делать совсем не собирался.
Вот так бывает.
* * *
В отличие от садика и лагерей с походами, школу я искренне любил. Поначалу я был отличником, лучшим в классе. Зимой из-за морозов иногда школа была закрыта, и всем ребятам это очень даже нравилось, а я, наоборот, расстраивался. Уговаривал маму на всякий случай пойти со мной в школу – вдруг она открыта? Мы полностью одевались и шли до здания школы, лишь бы я убедился, что занятий действительно нет. Мне кажется, таких детей и тогда немного было, и сейчас не сыщешь. Старший мой, впрочем, тоже в школу с большим удовольствием ходит, но это наследственное, видимо.
Тем не менее отличником я был недолго. Кажется, класса до пятого старался, а потом окончательно решил, что стану великим дзюдоистом. Учебу я бросил, причем резко и насовсем. Геометрия, алгебра… Там ведь если пропускаешь одну тему, другую, то потом догнать уже почти невозможно.
И я быстро покатился по наклонной. Уже в шестом классе был не лучшим, а просто хорошистом, в седьмом стал приносить по несколько двоек за четверть. Я не прогуливал, ходил стабильно, но не учился и вел себя отвратительно. Постоянные замечания: подрался на перемене, не там выбросил мусор, нахамил учителю. Весь дневник был в красных росчерках – свидетельствах моего превращения из отличника в хулигана. И за такую «учебу» меня даже хотели выгнать из школы.
Нельзя сказать, что я стал каким-то отморозком, но сам себя таковым, пожалуй, считал. При этом искренне любил литературу – наверное, этот предмет был единственным из всей школьной программы, которым я интересовался. С удовольствием читал стихи, участвовал в конкурсах. Точные же науки попросту перестал понимать, да и не собирался прилагать к их пониманию никаких усилий.
Естественный вопрос: а что же с физрой? Спортивных успехов у меня немало, но в школе я никогда не сдавал на пятерку бег на шестьдесят и сто метров. У меня мышцы невзрывные, долго включаются, зато хороши на длинных дистанциях. Например, на километр я бегал за сборную школы, а на коротких дистанциях даже полные «обмороки» показывали лучшее время, чем у меня. Я не верил учителю, пробовал еще и еще, но никак не мог уложиться в пятерочный норматив.
В боях у меня точно так же: если поединок не закончился быстро, то я постепенно разгоняюсь и чувствую себя все лучше и лучше.
Зарабатывал отец немного, хотя и очень старался. С одной стороны, нам вроде бы и хватало, но, честно говоря, жили мы все-таки бедненько. Никуда не путешествовали, ничего особенно дорогого себе не покупали. Но тогда почти все так жили. Мои родители лезли вон из кожи: помню, мама покупает молоко, но сама не пьет. Я ей предлагаю, а она отказывается, лишь бы мне досталось больше. С колбасой то же самое было, с другими продуктами. Естественно, ни по каким кафе мы не ходили. Я пытался помогать родителям, чем мог, где-то зарабатывать. Газеты доставлял, был разнорабочим. Когда чуть подрос, летом подрабатывал на заводе.
Мне было очень приятно, когда у меня появились первые приличные деньги и я смог обеспечивать семью. Родители тогда получали десять-двадцать тысяч рублей, а я сразу заработал больше ста тысяч. Это был очень сильный контраст. Маме, например, тут же шубу купили.
У меня есть старший брат Валера, сводный, отцы у нас разные. Мы с ним тоже не были очень уж близки – он не интересовался спортом, не тусовался, потом в армию ушел. Разница в возрасте, разница в интересах, и, наверное, неудивительно, что мы нечасто общались. Валера так и живет в Зеленогорске, он в свое время вернулся из Москвы домой, после армии устроился в полицию. Кому-то может показаться, что зря вернулся: останься он в столице, может, жизнь немного поинтереснее бы у него сложилась.

Но все хотят жить по-разному, и спокойное семейное счастье в маленьком городке – это тоже жизнь, и уж конечно, ее не назовешь плохой, если самого человека и его семью все устраивает.
Сыты, обуты, одеты, здоровы – и отлично.
В детстве, несмотря на все ужасы вокруг и отсутствие денег, я в целом чувствовал себя счастливым. Да, мне, как и всем, хотелось одеваться красиво, а не на рынках, еще что-то хотелось… Но я не особо задумывался об этом, жил себе счастливо – и все. В нашей семье, пожалуй, не было того, чтобы все смотрели в одну сторону, – мы были как бы немного сами по себе. Например, родители очень долго не понимали, чего я хочу. Говорили штампованно:
– Нужно учиться, чтобы потом найти нормальную работу и стать человеком…
Они не понимали, что я хочу чего-то большего, что у меня есть настоящая мечта.
Впрочем, большинство родителей именно такие, и их вины в этом нет. Мой папа, например, из невероятно глухой деревни, мать тоже деревенская. В город попали по распределению. Откуда же им было знать, как надо правильно воспитывать детей, да и где им было взять время на то, чтобы лишний раз повозиться со мной? Хорошо еще, что бабушка помогала. Но я все равно считаю, что мне повезло с семьей. Они замечательные люди.
Я оглядываюсь назад, пытаюсь, основываясь на моем сегодняшнем мировоззрении, оценить свое детство и понимаю, что тогда мы жили, наверное, не совсем правильно. Вот только всегда нужно учитывать время и место. Сейчас даже в Зеленогорске родители зачастую могут дать своим детям больше, чем то, что мои родители могли дать мне. В этом смысле время вроде бы изменилось. Но если взглянуть на жизнь города в целом, то за тридцать лет никаких больших перемен не произошло.

Глава 3. Умные люди с кувалдами в руках
Удача вообще проходит красной нитью через всю мою жизнь. Повезло мне и с наставниками, просто невероятно повезло.
Мой первый тренер Александр Степанович Трифонов, который учил меня дзюдо, – мудрейший человек. Как-то в субботу мы с друзьями шли на дискотеку, я – с банкой пива в руке. Навстречу едет машина и вдруг останавливается. Из нее выходит Трифонов. У меня сердце в пятки ушло, я швырнул банку на обочину, в траву.
– Привет, – многозначительно поздоровался Александр Степанович.
– Здравствуйте, – промямлил я.
– Ты вроде как что-то выбросил? Вот туда, – пригляделся он к обочине.
– Да это… Ничего особенного. Это… Ну, мусор.
Тренер слушал внимательно.
– Он мне не нужен, и я…
Тут моя фантазия иссякла. Александр Степанович, помолчав еще немного, кивнул:
– Угу.
И, не сказав больше ни слова, сел в машину и уехал. Он ведь все понял, но не стал мне выговаривать. И это подействовало намного сильнее, чем если бы он просто наорал на меня.
Трифонов приложил руку и к моему чувству справедливости. Был у меня один товарищ по дзюдо, Ерванд. Хороший и добрый парень. Вот только мы с ним постоянно прикалывались над молодыми пацанами на тренировках – тапки прятали. Забирал их в основном Ерванд.
И вот как-то стоим мы в душе, моемся. Заходит Александр Степанович.
– Парни, вот что я вам скажу, – услышали мы сквозь шум льющейся воды. – Над мелкими издеваться – нехорошо.
Мы сразу все поняли и принялись было оправдываться:
– Александр Степанович, если вы про тапки, то…
– Гондонами быть не надо, – наставительно перебил Трифонов.
И ушел, оставив нас обтекать с разинутыми ртами. Александр Степанович был очень интеллигентным человеком, стихи писал, а тут вдруг так жестко высказался.

Тренер хотел дать понять, что нельзя обижать маленьких, слабых. И это на меня очень сильно подействовало.
Александр Степанович вообще жестко пресекал подобное, был внимателен, когда мы начинали какую-нибудь ерунду творить. И в нужный момент всегда спускал нас с небес на землю.
Мою маму, которая однажды зашла на тренировку, Александр Степанович грустно спросил:
– Ваш Слава что, совсем уже оборзел?
Не помню, что я там натворил, но очень испугался, когда она передала мне слова тренера. Мне всего лет двенадцать, а про меня уже так говорят. И кто говорит!
Без такого тренера неизвестно, кем бы я вообще стал.
Александр Степанович – невероятно сильная личность, все его уважали. На Ивана Купалу водой обливали всех, кроме него – не рисковали, обходили стороной. Если хотите представить Александра Степановича, отлично подойдет образ тренера Анатолия Тарасова в фильме «Легенда № 17» – его сыграл актер Олег Меньшиков. Я этот отрывок даже скидывал потом Трифонову, приписав, что вы, мол, одинаковые. «В этом что-то есть», – согласился тренер. Александр Степанович мог выгнать с тренировки без лишних слов, если ты начинал лениться или плохо себя вести. При этом не повышал голос, просто короткими фразами сразу ставил на место.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vyacheslav-vasilevsk/bitva-za-uspeh-kak-stat-6-kratnym-chempionom-mira-po-70524022/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.