Главная страница | Мистика | За стеной сна

За стеной сна
Дмитрий Девяностый
30-е годы ХХ века. СССР. Молодой московский следователь Вадим Рогов пытается честно служить стране. Однако в его жизни вдруг начинаются странности, начинаются с вещих снов. Не замечать их невозможно. А затем начинаются странные знакомства. И вот вокруг уже не чекисты, а писатели. Первый съезд союза писателей СССР – помпезный официоз и громкие речи. А странные знакомые всё добиваются чего-то от Вадима. Многое предстоит узнать – и это изменит его жизнь навсегда.

Дмитрий Девяностый
За стеной сна

Глава 1
Утро началось с щебетанья воробьёв за окном, да с лёгкого ветерка из раскрытой настежь форточки. Вадим Рогов зевнул, встал с кровати и подошёл к окну. Ещё не было даже восьми утра, но летнее солнце уже находилось высоко над деревьями, золотистый свет слегка слепил проснувшегося парня.
Хорошо постоять вот так, когда не надо никуда спешить – сегодня как–никак выходные. Но советская жизнь за окном все равно кипела. По московским проспектам туда–сюда мчались скрипящие узкими колёсами автомобили, сигналили друг другу грузовички, а в красные трамваи выстраивались очереди из пассажиров. Перед Вадимом раскрывалась улица Горького во всей своей красе. Молодому парню повезло – ему досталась здесь небольшая квартирка от одной из тётушек по материнской линии, доброй женщины Анны Николаевны Любановой. Она помогала Вадиму ещё тогда, когда племенник только приехал поступать в Высшую школу милиции, не хотела, чтобы тот жил в старом общежитии.
Вадим справился со сложными экзаменами, поступил на уголовно-розыскное отделение, его всегда привлекали вопросы криминалистики и сыска. Много пришлось переворошить толстых книг. Школьных знаний оказалось маловато. Но тётя бескорыстно помогала всё время, пока он жил у нее как у Христа за пазухой. И каждый день у Вадима начинался с библиотеки.
Потом, когда тётушка заболела, наступила его очередь расплачиваться, Пару курсов Вадим присматривал за ней. Из-за этого он не слишком много общался с другими студентами, и его считали замкнутым и нелюдимым. Иногда приезжали родители с братьями, Антоном и Петром. Оба были младше Вадима: Антон на четыре года, Пётр и вовсе на шесть. Потому на помощь от них рассчитывать не приходилось.
Затем тётя умерла, квартира досталась племяннику. И хотя жить стало свободней, Вадим ещё не раз вспоминал Анну Николаевну, ему не хватало её добрых советов.
Теперь Вадим работал следователем, и, надо сказать, пусть он всем сердцем поддерживал строящийся в стране социализм, сама работа не всегда нравилась ему. Это было не совсем то, чего он хотел, когда учился в академии. Молодому оперативнику редко доверяли вести собственные дела, порой приходилось заниматься чуть ли не секретарскими вопросами.
И вот сегодня он снова вспомнил тётушку. Странно, Анна Николаевна снилась ему нынче, нарядная, красивая, и что-то увлечённо доказывала. Только вот что именно, сейчас он никак припомнить не мог.
Помотав головой, Вадим решил отвлечься. Быстро позавтракал овсянкой да пошёл прогуляться на улицу в ближайший сквер. И прямо у подъезда чуть не налетел на сухонькую старушку в цветастом платке и домашнем синем халатике, перехваченном пояском. Та прикармливала голубей, бросая крошки хлеба на шероховатый асфальт.
– Ну что вы тут разводите антисанитарию? – недовольно пробурчал он, а затем прошёл дальше.
Старушка же сумрачно посмотрела ему вслед, что-то прошептала и прямо по воздуху узкой узловатой ладонью обрисовала некий невидимый круг. Голуби на асфальте внизу тут же захлопали крыльями, разбежались-разлетелись.
– Что же, вот каков ты…. Вот оно и пришло твое время… – теперь старушка говорила громче. Только Вадим её не слышал, он подходил к пешеходному переходу к скверу напротив.
Бывают такие непонятные встречи, слово за слово и зацепился, а потом настроение потерянное, как вчерашний день. Старушонка вздорная, никчёмная, жила в соседнем доме, а голубей приходила кормить к ним, якобы здесь удобней. Несомненно, у неё имелись психические отклонения. Целыми днями могла сидеть на скамейке и резать на кусочки горбушки хлеба, оставшегося несъеденным в соседских столовых да ресторанах. Просто удивительно, что на втором десятке существования советской власти остались такие странные старорежимные экземпляры. Попроси угостить тебя, якобы голодного, кусочком хлеба, зашипит и не даст, а вот голубям – пожалуйста. А голубь – птичка отнюдь не мирная. Сколько раз видел Вадим, как они до смерти заклёвывают своих же собратьев, а потом трапезничают их телами, хлопая погаными сизыми крыльями. И подобных каннибалов кормит старушенция!
От таких встреч на душе тревожно и пакостно – а тут ещё и сны странные. Взрослая жизнь, прежде такая манящая, оказалась набитой грязными и нечистоплотными вещами. Уже не раз приходилось Вадиму занимать чью-то сторону, принимать чужую мораль, своего же выбора жизнь ему не оставляла. Не принято это в том учреждении, где трудится Вадим. Нелегко, ох, как нелегко вести следствие и проводить допросы, встречаться с глазу на глаз с врагами советского строя и социалистической законности.
Молодой человек усмехнулся. Надо же, на ум лезут слова Филиппова, секретаря партийной организации. Тот любил загнуть подобное с этаким пафосом и подвываниями. Людям Филиппов не шибко нравился, уж слишком идейный. Такой и мать родную продаст, не поперхнётся, но, делать нечего, остальные сидели и хлопали ему в ладоши, словно дети на новогоднем утреннике таинственному и сказочному Деду Морозу, обещающему чудеса да распрекрасное время в наступающем году.
Сквер, где гулял Вадим, был довольно обширен, можно сказать настоящий парк. Много деревьев росло тут, а еще больше разных трав да цветов, названий которых парень подчас не знал, а спросить прохожих стеснялся. Хорошо узнавал только тысячелистник, выставивший навстречу солнцу белый зонтик соцветия да молочай с характерными острыми листьями. Из деревьев бросался в глаза татарский клён с его ярко—красными семенами. Тот словно впитал в себя кровь всех поколений, живших на этой земле и умерших насильственной смертью. Клён этот всегда ошеломлял и пугал Вадима своей страшной символикой. Ведь и он сейчас тоже стоял на изломе, на границе двух людских потоков, вершил справедливый, а, может, и несправедливый суд над своими согражданами.
С той поры, как провёл Вадим свой первый в жизни допрос над одним из вредителей, стали мучить его кошмары. Раньше он не придавал абсолютно никакого значения снам, но затем забеспокоился. Уж больно совпадать они начали с его реальностью. Не стопроцентно, нет, ни один к одному, просто Вадим поневоле начал свои сны расшифровывать, иначе бы и вовсе сошёл с ума. Мозг всё время заставлял возвращаться к пережитым в снах реалиям, и молодой человек поневоле стал вести их скудную, ненаучную классификацию.
Если дело происходило в старом доме, где жил раньше Вадим, можно вздохнуть с облегчением. Значит, сон касается прошлого, а его он уже не опасался. Если же такой привязки нет, а вокруг тебя вьются змеи, – пиши пропало, жди неприятностей на службе. И здесь уже непонятно, кто твой враг: вредитель, что сидит по другую сторону стола или твой непосредственный начальник, для которого ты лишь разменная монета в его карьерном продвижении.
В своих размышлениях Вадим и не заметил, что довольно сильно углубился в парк, вокруг стало заметно тише. Бурные улицы остались позади. Здесь же гуляли немногочисленные любители свежего воздуха и мамы с детишками. Вперёд и показался один из местных прудов, остался еще с дореволюционных времен. Круглый, с мраморным обрамлением. А посредине стоит девочка с изящной лейкой в руках и оттуда тихо капает вода.
Вадим замер у пруда, разглядывая легкую рябь на поверхности да тонкие ажурные нити редких водорослей в глубине. И тут вдруг вспомнил, о чём разговаривал с умершей тётушкой во сне. Речь шла о его работе и друзьях, она просила не трогать кого-то из них. Молодой следователь нахмурился, весь ушёл в свои мысли, пытаясь припомнить, как же звали того, о ком шла речь.
И тут раздались крики, а потом и звуки милицейского свистка. Вадим резко обернулся. По аллее неподалеку прямо к нему бежало несколько человек. Патруль кого-то преследовал. Поначалу Вадим вообще замер, ему не хотелось влезать в чужое дело. Но потом вспомнил, что всё-таки тоже служит, пусть сегодня и выходной. И он бросился наперерез убегающему.
Лёгкий удар и тот оказался на земле. Подбежавшие милиционеры скрутили жертву. Вадим достал удостоверение следователя, показал патрулю:
– В чем дело, товарищи?! Что происходит?
Милиционеры отдали честь, отдышались, заговорили:
– Все в порядке, товарищ следователь. Опознали одного из контриков! Требовали остановиться, а он, зараза, сдаваться не захотел. Вот и пришлось побегать, спасибо, что помогли, – старший из патрульных пожал молодому следователю руку.
Тем временем двое других подняли с земли убегавшего, повернули его лицом к разговаривающим. И Вадим замер на месте с поднятой рукой. Перед ним стоял Фёдор Колпачков, друг детства со двора, немало времени они провели вместе.
– Фёдор?! А что… Как…
– Так вы его знаете, товарищ следователь? Выходит, читали, справку на него?
Вадим кивнул, не зная, что ответить. Фёдор же вообще на него не смотрел, отвернулся.
– Ладно, отведём его. А то нас там, – патрульный указал в сторону проспекта, – машина заждалась.
И снова следователь лишь кивнул. Теперь он вспомнил, о ком говорила тётушка в сегодняшнем сне. Да, речь шла о Фёдоре. Но как так? Откуда он вообще мог взяться в Москве, да ещё и чтобы разыскивали как контрреволюционера? Вадим ничего не мог понять. Нормальный ведь был парень, может пил слегка – но так кто этим не балует? И главное – как вообще могло случиться это страшное совпадение со сном? Много вопросов без единого ответа. Зато Вадим теперь знал, чем займется помимо других дел на неделе. Надо выяснить, как Фёдор попал в Москву, и за что его всё-таки взяли. Ну и… Тут молодой человек слегка поперхнулся, такой неприятной, противоречащей его атеистическим взглядам, казалась эта мысль – надо выяснить, что же всё-таки стоит за этими снами, как можно их трактовать и почему это вообще началось с ним.

Глава 2
На следующее утро Вадим обратился к майору Алдонину, старшему офицеру в их отделении. Честно рассказал о произошедшем накануне событии, как участвовал в задержании одного подозреваемого и что теперь ему хотелось бы прояснить некоторые детали.
Майор скептически переспросил:
– Контрик, говоришь? Не наше это дело, Рогов. Сидел бы ты да не лез в чужие ворота.
– Но, товарищ майор, я ведь в любом случае хотя бы как свидетель иду… – пожал плечами Вадим.
И майор махнул рукой:
– Ладно, езжай, выясни, что там да как. Да только, думаю, всё там глухо будет, не с нашего поля эта крыса.
Парень поёжился, не понравилось ему сравнение. Но главное, что разрешение получено. И вскоре он уже подъехал к дежурному отделению, куда был приписан патруль, что брал Фёдора. Однако задержанного там уже, и правда, не оказалось.
– Так накануне его сразу и забрали, – объяснил участковый. – А что тянуть, пусть сами разбираются. Мы же если что, с вами свяжемся, товарищ следователь. Но не думаю, что они, – тут он многозначительно показал наверх, в потолок, – будут выяснять, кто и как его задержал. Им он для другого нужен.
Весь в мрачных думах, Вадим вышел из отделения. Огляделся. Что же делать? Он вспомнил о тех экзаменах, что сдавал при поступлении в академию в МВД, время, проведенное в библиотеках. У него до сих пор оставались читательские билеты, пусть и устаревшие. Но ничего, обновит. Решено, Вадим решил идти в Ленинку, главную библиотеку страны.
Давненько не бывал он здесь, не дышал торжественным и пыльным запахом высоких залов, по которым медленно, словно придавленные грузом знаний, ходили взад–вперёд будущие и нынешние доктора наук да кандидаты. Бог знает, что скрывали тайные архивы библиотеки, в дальние закоулки коей возможно никогда и не заглядывали бдительные очи книжных хранителей величественной сокровищницы. Конечно, времена изменились. Большую часть книг всех этих идеалистов–утопистов, начиная с Платона и кончая Гегелем с каким-нибудь Ларошфуко, можно безжалостно истребить. Зачем они, когда скоро на всей земле восторжествует единственно верное и правильное учение. Впрочем, Вадим допускал, что для исторического, так сказать, равновесия, надо сохранять и это. Более того, подобные мысли бороздили его чело пару недель назад, но с той поры, как в жизнь вторглись непонятные и даже мистические сны, всё изменилось. Молодой следователь понимал, что в традиционных партийных томах объяснение своим психическим аномалиям не найдет. Опять же тётушка, являвшаяся во сне, и вовсе была чистейшей дореволюционной древностью. Так что, подобное следовало лечить подобным.
Ещё и происшествие со старым товарищем Фёдором Колпачковым. Изменился человечек. Выходит, только притворялся деревенским мужичком. А оказался вовсе не простой, и вовсе не такой уж крестьянин. Закончил физический факультет университета. Будущее светило науки. А в школе, получается, ничем не выделялся. Это Вадим хорошо помнил. На истории да литературе Фёдор высказывался вяло и бессодержательно, но вот учителя математики и физики его откровенно побаивались. Сидит Колпачков на последней парте и в уме все задачи решает. Худая истеричная физичка, ни за что ни про что, порой его даже из класса выгоняла. Фёдор и не спорил, возьмёт еще не раскрытый портфель и медленно уходит, слегка улыбаясь. А потом на физический факультет поступил. Там его из аудитории, вроде, не гнали, напротив, приметили и повышенную стипендию даже платить стали. Светлая голова, значит, пользу родине принести может. А он вон что на народные деньги вытворять начал. Листовки запрещенные распространять решил. Надо ещё выяснить, что за содержимое в этих прокламациях.
Рогов всерьёз недоумевал. Как же так, мы строим первое в мире социалистическое государство, наукой доказано, что советский строй самый прогрессивный в мире. Так откуда же берутся такие фрукты, как Колпачков?! Уму непостижимо. Тут он усмехнулся. Сейчас он сам пришёл в библиотеку не изучать труды марксизма–ленинизма–сталинизма, а за какими–то постыдными материалами деревенских мистиков да шарлатанов. Только больно сильно начали доставать его мутные тревожные сны. Не избавиться от них самому. Смутно Вадим понимал для себя: болит живот – выпей таблетку, кровит рука – зажми марлей или, на худой конец, подорожником. А вот что с душевными проблемами делать? Тут он своего ума никуда приложить не мог, как не пытался.
Он поднялся по который раз отремонтированным ступенькам лестницы старинного здания, открыл тяжелую дверь. Восстановить читательский билет оказалось действительно не трудно – у Вадима была и нормальная московская прописка, и более чем серьезная работа.
Затем следователь не спеша отыскал научно–исследовательский отдел и пристроился в небольшую очередь к библиотекарю – девушке типично казённого вида, словно администрация подбирала персонал под стать пафосному статусу вверенного ей здания.
Суровая девушка в больших очках с чёрной роговой оправой затребовала у него удостоверение и протянула руку за бланком, по которому посетитель должен был запросить соответствующий трактат. Но Рогов не знал, где и что искать. Поэтому состроил просительно–заискивающую мину, ни дать ни взять, мелкий уголовник, пойманный на уличной краже, и быстро затараторил:
– Мне бы, девушка, что-нибудь про сны. Объяснения там и научное обоснование…
Библиотекарь нахмурилась:
– Простите?! Вам какие-то конкретные диссертации?
Вадим с чуть виноватым лицом пожал плечами.
– Мне для начала хотя бы просто понять, как наша наука трактует сны.
Девушка критически осмотрела стоящего перед ней парня:
– Так получается вам нужно нечто из сомнологии? Насколько знаю, в конце девятнадцатого века и начале двадцатого в России имелись кое-какие интересные достижения в этом направлении. А насчёт снов – может, вас вообще интересует что-нибудь из онейрологии?
Молодой следователь замер, не понимая, о чем идет речь. Тут молодая библиотекарь, наконец, улыбнулась.
– Да вы не волнуйтесь. С онейрологией вообще много вопросов у современной науки. Сам термин существует уже чуть ли не две тысячи лет, а вот разобраться в том, что же такое сон это не слишком помогло. Онейрология изучает именно сновидения, а сомнология в этом отношении более общая наука, изучает технику сна. Как раз сейчас наши ученые разрабатывают методики, где с помощью электроэнцефалограммы хотят изучить, как и зачем человек вообще спит…
Девушка, похоже, вошла в настоящий кураж, объясняя специфические термины растерявшемуся следователю, и очередь за его спиной начала разрастаться. Библиотекарь заметила это, мягко улыбнулась. Взяла и быстро набросала на небольшом листочке несколько названий.
– Вот здесь некоторые книги и журналы на подобные темы. Можете взять их в читальном зале. На руки, к сожалению, мы такие книги не даем.
Ошарашенный Вадим двинулся в сторону читального зала. Прошёл высокие прямоугольные каменные колонны с портретами писателей, мимо длинных тёмно-коричневых деревянных столов, где посередине возвышался специальный разграничительный барьер, и у каждого читательского места находилась лампа в зелёном плафоне. Подошёл к месту выдачи книг. Там сидела и что-то читала ещё одна библиотекарша. Эта оказалась женщина в годах. За её плечами чувствовался опыт, а с лица не сходила дежурная улыбка. Она быстро осмотрела протянутый ей листок.
– Вы хотите все эти книги?
Вадим опять замер, пытаясь собраться с мыслями. Ему хотелось знать и в то же время ему не хотелось выглядеть наивным и глупым.
– Да нет, что вы, – наконец, заговорил он. – Мне бы просто для начала понять, что такое вообще сомнология.
– Тогда рекомендую вам эту. Автор – известная учёная, Мария Коркунова. Фактически, эту женщину можно назвать родоначальницей данной науки. Книга называется «Сон как треть жизни, или физиология, патология, гигиена и психология сна». Ещё есть интересные статьи Павлова по этому поводу, но он больше рассматривал медленный, ортодоксальный сон… – тут библиотекарь снова улыбнулась и замолчала. – Если честно, я и сама про это почти ничего не знаю. Вот вы почитайте, может, позже и нам расскажете.
Ещё через несколько минут книга оказалась на руках у следователя, и он двинулся к одному из свободных мест. Народу в Ленинке сегодня вообще было не так уж и много, тишина словно заливала собой всё просторное помещение.
Прошла пара часов. Парадоксальный сон, ортодоксальный сон… Термины из психологии, физиологии. Намёки на Фрейда (которого, как помнил Рогов, в СССР не слишком жаловали). Во многом тут раскрывалась природа сна с медицинской точки зрения. Но ведь Вадиму всё это было не так уж и важно. Но подумаешь, человек шевелит глазами, когда видит сон. Парня интересовало, почему он вообще видел сон, да ещё такой, который оказался настолько связан с реальностью. Пока ответа он не нашёл. Уставший, обезвожённый, словно выжатый лимон, он покинул библиотеку. Надо было ещё до вечера сходить в отделение, отчитаться перед майором. А продолжить свои чтения Рогов решил уже на выходных. Правда, он всё-таки не понимал, что и где искать.
В субботу он опять был в Ленинке. Уже без всяких задержек он сразу пошёл в читальный зал. Там была всё та же пожилая библиотекарь, и она снова что–то читала – ведь людей в этом зале по-прежнему почти не наблюдалось.
Заметив Рогова, она отложила книгу и кивнула в ответ на приветствие.
– Опять за снами? – стало ясно, что она узнала молодого человека. – Вот, я даже не убирала далеко вашу книгу.
Библиотекарь придвинула лежащую на столе монографию Коркуновой.
– А вот здесь – она показала какой-то журнал, – есть статья по этому поводу нашего знаменитого советского ученого, Ивана Петровича Павлова. Почитайте, там есть интересные моменты.
И действительно, в статье Вадим увидел более чёткое определение сна и механизмов его проявления. Но это снова было не то, что он искал. Подперев руками голову, он сидел над текстом, даже не читая, а просто теребя пальцами волосы. Ему хотелось понять, что же делать дальше, но на ум не шло ничего толкового.
Послышался шорох платья, кто-то уселся на место рядом. Вадим оглянулся. Это оказалась худощавая женщина лет пятидесяти в тёмной одежде такого вида, будто та хранилась в сундуках ещё с начала века.
– Здравствуйте. Я же вам не помешаю? – спросила читательница.
Вадим быстро покачал головой:
– Нет, нет, конечно, не помешаете. Усаживайтесь.
Потом он снова повернулся к тексту перед собой. Сложные термины, медицинские выводы…
– О, а я вижу, вас интересуют сны, – раздался вдруг голос новой соседки по столу. – Меня тоже всегда интриговала эта тематика.
Вадим с интересом повернулся, а женщина продолжила речь:
– В своё время мне довелось почитать и научные труды, и даже кое-какую мистическую литературу на эту тему. Особенно привлекали вещие сны.
– Но ведь атеизм отрицает их возможность, – Вадим пытался выглядеть хладнокровным, чтобы не показывать всё сильнее разгорающийся интерес.
– Ну, что только люди в своё время не отрицали, – странная собеседница улыбнулась. – Да и вдобавок я же говорю, мне довелось пообщаться на эту тему с настоящими знатоками. Я и сегодня поддерживаю связи с одним очень интересным человеком, он реальный сновидец.
– Да разве же такое бывает? – Вадим всё ещё хотел казаться критичным.
Женщина просто пожала плечами.
– А вы сходите, пообщайтесь. Вдруг что-то и правда узнаете новое. Я вам дам его адрес. Скажите, что Любовь Николаевна порекомендовала, он поймёт, о ком идёт речь.
Через десять минут Вадим вышел из библиотеки.
Странным образом, в те несколько дней, который он посвятил изучению снов, они его перестали тревожить. Молодой человек уже обрадовался, решив, что нелепая напасть оставила его так же неожиданно, как и появилась. Не тут-то было. У природы свои, неведомые ему законы, абсолютно шедшие вразрез с его личными желаниями и устремлениями. В эту ночь сон посетил особенно чудовищный, такой, что Вадим проснулся в ужасе с мокрыми простынями и одеялом, насквозь пропитанными его собственным потом.
А день начался, как обычно. Хмурое утро, затянутое неторопливыми тучами, занятыми тем, чтобы скрыть от горожан весёлое солнце, ибо нельзя сейчас очень уж радоваться жизни. Опять старушка, копошащаяся с голубями. Те, усевшись на карнизе, ожидали, когда она разбросает хлебные кубики, тщательно порезанные, на удивление ровные, словно старая ведьма готовилась к опыту физики на приборе, требующем особой точности. Голуби недовольно косились на ненавистную фигуру Вадима, не разделявшего такой страстной любви соседки к пернатым. Однако дети природы, похоже, прекрасно разбирались в психологии своего врага и понимали, что сейчас ему явно не до них. Вадим и в самом деле торопился. Однако далеко уйти ему не удалось. Старушка выпрямилась, выпростала из сумки с бережным своим пшеничным товаром худую костлявую руку и простерла её по направлению к следователю НКВД.
Голуби, как будто ожидали наполеоновского движения рукой, и, соблюдая ведомую только им иерархию, молча и яростно атаковали Вадима. Нападение оказалось для него неожиданным и нелепым. Когда это было, чтобы серые прожорливые исчадия мусорок бросались, как бешеные псы, на свою жертву?!
В первую секунду он опешил, но затем спохватился и выбросил навстречу им свои руки, по которым тут же ожесточенно захлопали многочисленные крылья. Посыпались перья. Особенно хитрые хищники примащивались к его спине и больно клевали, разрывая в клочья хлипкую рубашку представителя советской власти.
Ведьма же науськивала летучее войско. Её седые волосы выбились из-под простенького ситцевого платочка, и то ли ветер, то ли взмахи крыльев бешеных подопечных трепали их, что придавало старухе сходство с Горгоной Медузой.
Вадим нисколько бы не удивился, если бы сотни змеек стекли с головы врага и поползли в его сторону со сладострастным намерением покарать нечестивца, каковым он безусловно являлся и в глазах старушенции, и в глазах пернатых любителей хлебных крошек.
Не время было об этом думать, но мысли о том, как же нелепо он сейчас выглядит, терзали его. Выставить себя на посмешище перед всеми прохожими! Это уметь надо. Однако странно, что никого поблизости не наблюдалось. Дети не спешили в школу, даже извечные мамаши, прогуливающие малолетних чад, не дефилировали по тротуару. Как будто мир вымер на одно мгновение, и в нём остались только он, безумная старуха и её крылатые дьяволята.
– Уйми своих тварей, – громко крикнул следователь Горгоне, но та лишь ядовито захохотала.
Вадим ещё раз внимательно посмотрел на неё и поразился. Где дряблые щеки, где седые спутанные космы? Лицо посвежело, глаза заблестели, да и волосы вовсе не седые, а светлые, как и подобает блондинкам. Сочная, красивая девушка в коротеньком платьице стояла напротив него и протягивала к нему белоснежные руки. И голуби перестали наконец бить его неугомонными крылами. Её лицо показалось ему смутно знакомым. Но не словесного общения с ней хотелось ему. Странное тягучее желание охватило Вадимом. Он, не колеблясь, двинулся навстречу к ней, но вдруг из-за угла дома выросла огромная фигура дворника с растрёпанной метлой под мышкой.
– Шалишь, барин, – шепнул он Вадиму и со всего размаха зарядил немудрёным инструментом по голове.
И тут Вадим побежал. Бежал и от девушки, и от голубей, и особенно от страшного дворника. Бежал до тех пор, пока всё одеяло, подушка и простыня не пропитались его потом. В такой момент он обычно и просыпался.
Сны варьировали свои темы. Иногда в них появлялась старушенция, иногда голуби, иногда все вместе. Страшный дворник, как правило, возникал в самом конце и его функцией было доводить Вадима до истерики, до последней стадии испуга, когда все защитные силы организма выбрасывают белый флаг, а ноги сами пускаются вскачь. Кто этот дворник? Этот вопрос занимал Вадима, но ответа на него он не находил.
Он пытался отвлечься от происходящего. На работе весь зарылся в документы, уже не посягая на какие-либо расследования. Знакомые и, в первую очередь, майор Алдонин стали смотреть на него с некоторым удивлением и даже напряжением.
А дома, перед сном, он вечером выходил во двор. Играл в волейбол с подростками, благо те собирались каждый день и были не против появления сильного игрока.
Но и такая физическая нагрузка не давала ему спокойного сна. Странные кошмары снова снились ему. Потому не прошло и нескольких дней, как Вадим достал ту бумагу с адресом, что дала непонятная собеседница из библиотеки. Мистика или нет, а пора было идти проверить, что же там такое.

Глава 3
Это была одна из московских улиц, что находятся в стороне от проспектов. Тихая, приятная – и в тоже время пройдёшь переулок–другой и вот ты уже в самой круговерти столичной жизни.
Дом, куда он направлялся, построили ещё до революции. Впрочем, это не мешало ему оставаться вполне удобным и даже респектабельным – ремонты здесь проводились регулярно.
С некоторым напряжением Вадим, перед тем, как зайти во двор, оглянулся по сторонам, словно нырял в неизвестность. А затем решительно шагнул туда. Там оказалось довольно тенисто, раскидистые липы закрывали все детские площадки под собой. Медленно прошёлся от подъезда к подъезду, читая номера квартир. Вокруг никого не было, даже вездесущих птиц. Затем Вадим вошёл внутрь, к счастью, дверь оказалась не заперта.
Следователю требовалась квартира под номером пятнадцать. Она была во втором подъезде на первом этаже. Тёмная деревянная дверь, чуть скособоченный белый жестяной номерок посередине. И дверной звонок сбоку, на уровне роста среднего человека. Вадим, чуть помедлив, нажал кнопку. Послышался звук колокольчика. Рогов нажал ещё и ещё. Слегка наклонил голову, прислушиваясь. И в этот момент дверь раскрылась.
На пороге стоял худощавый мужчина в длинном халате. Тёмные волосы с легкой сединой, небольшие морщины – по лицу ему можно было дать лет пятьдесят, не больше. Дружелюбные серые глаза. Хозяин квартиры приветливо смотрел на стоящего перед ним человека.
Вадим же замер. Всё, что он хотел сказать, как-то разом вылетело у него из головы, хотя ничего особого вроде бы не происходило.
Потому хозяин начал первый:
– Здравствуйте. Вы ко мне? Что-то искали?
И тут молодой следователь, наконец, спохватился.
– Да, да. Я по правильному адресу? – он достал бумагу, по которой пришёл сюда. – Мне посоветовала к вам обратиться Любовь Николаевна, посетительница библиотеки. Может быть, вы помните…
Мужчина перестал улыбаться и чуть нахмурился, взял бумагу с ладони Вадима.
– Хм, это действительно в её духе, – он, и правда, словно что-то припоминал. – Так, а в чём проблема-то была?
Вадим снова замялся, впрочем, теперь лишь на мгновение:
– Да дело в том, что меня в последнее время интересует вопрос сновидений, и она сказала, что вы можете мне помочь в этом деле…
Хозяин квартиры слегка усмехнулся:
– Любит она преувеличивать мои возможности. Только давайте не обсуждать всё это на пороге. Проходите, проходите… – он отошёл в сторону, широким жестом приглашая гостя в дом. – Переобувайтесь, – в прихожей имелся целый набор разных тапочек и на вопросительный взгляд Вадима, хозяин махнул рукой. – Какие удобнее кажутся.
Вскоре они прошли в гостиную.
– И ещё, – снова заговорил хозяин квартиры. – Что-то мы не познакомились. Меня зовут Илья. Так и зовите, не люблю все эти сантименты и формальности с фамилией и отчеством. Ну а вы…?
– Вадим, Вадим Рогов (тут Илья укоризненно улыбнулся, дескать, ну ведь только что договаривались). Я работаю следователем.
– О, блюститель закона. Рад, рад, что и вы интересуетесь нашими простыми делами, снами. А я вот всего лишь литератор, да немного науками занимаюсь.
Вадим огляделся. Вокруг, действительно, имелось много книг. Старинные шкафы со стеклянными дверцами, за которыми скрывались целые ряды разных книг, от художественных вплоть до научных монографий, названия которых были явно не на русском языке.
– Вот и приходится иногда читать, да писать. В том числе и о сновидениях.
Когда они выходили из темноты прихожей, Вадим понял, что Илья не совсем европеец. В чертах его лица проглядывали какие-то азиатские корни, но слабые, почти скрытые и потому трудно было сказать, откуда родом этот учёный.
Илья подошёл к письменному столу, ломящемуся от книг и бумаг. Можно понять, что он работал там до появления гостя. Илья взял парочку бумаг:
– Вот, я как раз немного размышлял о снах и о том, как это отражается в нашей реальности.
Он заметил немного удивленный взгляд Вадима и кивнул:
– Да-да, именно отражается. Причём такое происходит у очень многих людей. Другое дело, что большинство из нас просто не запоминают это. А если обратное и случается, то приравнивают к обычным совпадениям. Мне доводилось общаться на тему снов со многими людьми. Например, с Максимом Горьким…
Услышав громкое имя, Вадим не смог скрыть недоверия, а Илья опять усмехнулся:
– Именно так. Казалось бы. Основоположник социалистического реализма. Но вы думаете, откуда у него пошли все эти мысли о людях с особыми способностями?
Вадим пожал плечами. Он о таких вещах и вовсе никогда не задумывался. А Илья прошёл к одному шкафчику, достал небольшую книгу.
– Вот, помните этот его рассказ, «Сон»? Он написал его ещё в прошлом веке.
Тут он вытащил старую фотографию. Там на палубе белоснежного парохода стояла группа людей. Среди них и правда стоял Илья, а чуть неподалёку возвышался Горький.
– Неплохо мы тогда пообщались с Алексеем Максимовичем, поплавали по Волге.
У Вадима же слегка похолодело в душе. Что-то в этом было не то. Странно, прошло ведь уже лет тридцать, а Илья на этой фотографии выглядел не намного моложе.
– Говорят, что Горький до ужаса богатый человек был, не знаете? – внезапно для самого себя спросил Вадим.
Илья аккуратно поставил книгу на место. Похоже, что в книжном царстве у него каждый фолиант располагался сообразно иерархии, известной лишь хозяину. Он не обращал внимания ни на размер, ни на цвет обложки. Могучие тома соседствовали с небольшими книжечками, а сверкающие новизной переплёты перемежались с ветхими выцветшими изданиями. Шкаф выглядел внушительно, но у Рогова не было ни малейшего сомнения в том, что Илья прочитал каждую книгу, а некоторые из них, возможно, дважды или трижды.
– Если бы я расценивал писателей по уровню их заработка, то ты прав, Вадим, Горький занял бы самое почетное место. Огромные тиражи, слава, почёт! Мечта любого обывателя! Но всё дело в том, что Буревестник кормился революцией. Умом понимал, что роет сам себе могилу, но плыл в фарватере своих заблуждений. Все ждали революцию, готовили её, а как она случилась, поспешили эмигрировать. Кровь, гной, жестокость, страдания настолько потрясли мастеров пера и виртуозов слова, что они сочли за благо спрятаться от них в тёплой Италии да нежной Швейцарии.
Вадиму было внове слушать такие слова. Уж очень Илья с ним откровенен. Неужели ничего не боится? Однако, чувствовалось, что говорит хозяин странной квартиры с ним явно со знанием дела.
– Но ведь всё-таки вернулся Алексей Максимович, потянуло на родину? – задал он напрашивающийся вопрос, стараясь, хоть немного, но поставить на место прыткого на суждения Илью.
– Выковыряли, – кратко отозвался тот.
– Как это, выковыряли? – поразился ответу Вадим. Неожиданное сравнение великого пролетарского писателя с древесным жучком, гнездящимся в коре дерева, смущало. Похоже, для этого человека не существует ни одного авторитета!
– Нашли подход, – продолжил Илья. – Ты правильно говорил про огромные тиражи. Привык человек к роскоши, вкусно есть да сладко спать. К хорошему быстро прилипаешь. А у нас ресурс неограниченный, да и особняков бывших барских ещё хватает. Сам не поняв как, он уже оказался в Красной России, правда, почти ничего путного так пока и не написал. Да и зачем? И так всё есть. Особняк, довольствие, лучшие врачи…Вы, Вадим, молодой ещё человек, а я, кхе-кхе, и до революции пожил. Тоже, как и Горький, могу сравнивать: что было, а что стало.
Вадима страшно заинтриговал рассказ хозяина. То, что Илья старше и опытней, а по-видимому, ещё и намного умней его, придавало особенный вес словам.
– Ну и как? – спросил он.
– Что как? – не понял Илья, в задумчивости оглядывая пыльные фолианты.
– В чью пользу сравнение?
Хозяин улыбнулся. Похоже то, что его гость работает в могущественной организации, нисколько его не смущало.
– По-разному, Вадим, по-разному. А всё думаю, хорошо, что Лев Николаевич не дожил. Увидел бы, что с крестьянами сделали, второй раз бы из дома ушёл, а с ним бы теперь вы бы не чикались, не так ли? Граф? Граф. Дворянин? Дворянин. Богатый? Ещё как. К стенке графа. Такая вот вышла бы некрасивая история. А ведь Алексей Максимович и с ним хорошо дружил. Но обо всём так быстро не расскажешь. Скажу только, что разрушал Максимович царскую Россию, хорошо разрушал. Да и как не разрушать. Всякое царствование – подобно фурункулу. Нарывает, нарывает. Тут лекарствами не пособишь. Нужна операция, то бишь революция. Должны найтись и люди, которые не побрезгуют крови и гноя. Тут чистеньким не выйти. Потом уже Горький приехал на место преступления, посмотреть, что же наворотили хирурги. Так ему тошно стало, что начал у себя в особняке непотребные вещи писать. Глядишь, и второй Толстой появится?
Молодой человек слушал с выпученными глазами. Илья выкладывал подробности, о которых не каждый высокопоставленный член ОГПУ знает. Откуда у этого странного человека такая информация?
Впрочем, гостеприимный хозяин не дал ему долго задумываться над этим и пригласил гостя к столу:
– Может, чайку? А там и расскажете, что, собственно, заинтересовало вас в сомнологии.
Уже через полчаса Вадим чувствовал себя вполне комфортно и рассказывал Илье о тех кошмарах, что преследовали его в последние дни, да о странных совпадениях, что начали у него происходить в это же время.



Глава 4
– Вот оно значит как, – покачал головой Илья, выслушав рассказ о последних снах Вадима, где мелькала эта страшная старуха-ведьма. – Ну, бывает и такое. Нередко подобное значит, что сны чего-то хотят от вас.
Вадим нахмурился, даже слегка отшатнулся. Илья же в ответ мягко улыбнулся:
– Да нет же, вы неправильно меня поняли. Я не говорю, что вы там должны бороться с ведьмами и прочее, нет, конечно. Просто вы должны выпустить из себя эту энергию, этот пар, который сейчас накапливается в вас как в котле у парохода. Вы же знаете, что происходит с судном, когда такое случается?
– Знаю, – немного растерянно ответил Вадим. – Всё взрывается. Но я же не машинист, что я могу?
Он поставил чашку с чаем на блюдце, опустил голову, рассматривая то чай, то печенье, что любезно предложил ему Илья.
– Вот это уже более правильный подход. Надо искать выход и самый простой я опять могу предложить из своего опыта общения с тем же Горьким и другими писателями. Напишите об этом. Сделайте из тех снов, которые больше всего вас тревожат, рассказы. А я позже почитаю их, выдам кое-какую критику, может, даже помогу с изданием. Как вам такая идея? – и снова Илья улыбнулся своей мягкой, обволакивающей улыбкой.
Вадим же был по-прежнему растерян:
– Да я как-то и перо раньше для таких целей в руки толком не брал. Всё документы, документы, документы…
– Ну, вот и отвлечётесь! Не всё же на уголовную арифметику свои способности растрачивать. Значит, договорились?
И молодой следователь пожал протянутую ладонь. Ещё спустя минут двадцать он уже шёл по московской улице, почти не обращая внимания на прохожих вокруг, всё прокручивая в голове детали недавнего разговора. Потом вдруг увидел канцелярский магазин. Остановился, огляделся и зашёл внутрь. Там он купил несколько тетрадей и перьевую ручку с чернилами. Теперь у него было всё для того, чтобы, как сказал Илья, «спускать пар».
Но всерьёз что-то попробовать он решился только через неделю, к очередным выходным. Знакомые приглашали его присоединиться к их компании – они «спускали пар» по своему: много алкоголя и податливые девушки. Но Вадим сослался на недомогание и остался дома.
Потом он снова стал вспоминать подробности того сна про Фёдора Колпачкова, как тётушка просила не трогать его. Почему? И почему именно Фёдора, если он зловредный «контрик»? Ответа не было. И тогда Вадим просто описал сам сон, а потом и странное дневное происшествие. Почему такое произошло с ним и почему за бывшего друга заступалась умершая.
Перечитав созданное, молодой следователь нахмурился. Не сказать, что рассказ блистал слогом. Ну уж – что получилось. И надо сказать, Вадим даже увлекся самим процессом. Он решил описать сон и про старуху—горгону с её чудовищными голубями, хоть ему было и не слишком приятно.
Вскоре всё было готово. Вадим позвонил Илье. Тот любезно пригласил его подходить в любой удобный момент.
И, решив не оттягивать происходящее, Вадим в эти же выходные и отправился к странному сомнологу.
Его снова ждала эта тихая московская улица и запрятанный дворик. Двери квартиры открылись практически сразу, словно Илья ждал своего собеседника прямо в прихожей.
Они обменялись приветствиями, а затем Вадим прошёл внутрь. Он действительно волновался. Для него подобный опыт был впервые. И это совсем не походило на то, с чем ему приходилось встречаться на службе.
– Может быть, вам будет не всё понятно, – чуть ли не заискивающе сказал Вадим, – вы тогда спрашивайте, постараюсь разъяснить.
Илья улыбнулся:
– Не бойтесь, и не такое приходилось читать. У того же Горького почерк, думаете, много лучше? Но да ладно о титанах литературы. Вы пока чайку выпейте, с сахарком, если хотите. А я погляжу, как и что у вас вышло.
Дальше было около получаса тишины, которую нарушали только лишь большие тикающие часы на стене. Становилось душновато и Вадим подошёл к окну, приоткрыл форточку. Теперь стали слышны и голоса детей – правда, их в этих дворах не так уж много было.
Вадим уже не мог сидеть, он просто встал у окна, разглядывая зелёную листву густых деревьев.
И, наконец, в комнату вошёл Илья.
– Ну что я могу сказать. Не так уж и плохо для первого опыта. Конечно, есть и ошибки, и стилистика хромает. Но суть не в этом – сам сюжет вы передали в обоих рассказах. И я, в принципе, уже могу сказать, о чём были сны и почему они вообще вам приснились…
Вадим настороженно молчал. Илья же продолжил:
– Первый сон – попытка защиты. Вы не должны были вмешиваться, и это еще всплывет в вашей жизни с самой неожиданной стороны. Во втором говорит совесть. Но тоже не впустую, это не просто муки. Здесь есть и намёк как преодолеть это – и литература, в частности, рассказы могут вам помочь. Давайте я подредактирую, чтобы вы лучше поняли, как работать с языком. Заодно выделю слабые места текста.
Спустя несколько дней Вадим с удивлением смотрел так называемые отредактированные рассказы. Это читалось уже и правда увлекательно. Неужели подобное могло иметь какое-то отношение к нему?
Илья же спросил:
– Как у вас в последнее время с кошмарами?
– К счастью, не было.
– Вот видите. Немного пара мы спустили. Но это, конечно, пока только начало. Останавливаться на достигнутом не стоит. Надо прорабатывать дальше, иначе всё может вернуться в куда более неожиданных формах.
Илья чуток помедлил, затем полистав страницы рукописи, произнес:
– Очень странно, Вадим, вот что. Ты ведь работник специфической, так сказать, службы, но в текстах проскальзывают такие странные мотивы, что порой оторопь берет. Почему у вас постоянно возникает образ страшной старухи в рассказах? И в «Проруби», и в «Детских снах»? Какой-то реальный прототип или воображаемый персонаж, в который вы вкладываете потайной смысл?
Чекист усмехнулся.
– Что вы, Илья, никакого абсолютно двойного дна. Представляете, эта старуха живет со мной по соседству, в доме напротив. И кормит расплодившихся голубей. Никакого сладу с ней нет. Вот даже в сны мои проникла. То глаза расцарапает, то кляузу напишет. И во сне, и в жизни от неё нет спасения.
Илья помолчал и тихо сказал:
– С этим я, конечно, тебе помочь не могу.
Затем хитро улыбнулся:
– Ты же такой пост занимаешь. Неужто не можешь бабку припугнуть просто, ну, корочкой там помахать или еще что. Не мне тебя учить. Не повесткой вызвать, а профилактически, так сказать. Ведь при одном названии вашего учреждения, что у несознательных, что у сознательных граждан, душеньки в пятки уходят…
Вадим мрачно взглянул на своего учителя, пытаясь понять, шутит тот или говорит правду.
– Эх, знали бы вы, что это за работа. Головы у нас холодные, сердца горячие, а вот руки в чистоте сберечь трудно. Врагов всё больше и больше. Вроде одну вражескую башку срубили, так у контрреволюционной гидры их много. Всех зараз не отсечёшь. А с этой бабульки что взять? Просто несознательный элемент.
Лицо Ильи слегка посерело. Он словно заранее знал, что чекист начнет рассказывать о своих арестантах и методах воздействия на них.
– Да нет, я не к тому веду, – сказал молодому человеку философ. – Я просто хотел сказать, что многие люди, работая в такой организации, как ваша, ничего не опасаются и начинают соответствующе себя вести. Хотя вот ты такие дореволюционные вещи вспоминаешь, что невольно вступаешь на скользкую поверхность, где и поскользнуться можно, а то и вовсе под воду уйти. Да и про мысли нашего вождя упоминаешь. Такими вещями много кто интересуется, не только цензура…, – Илья вздохнул и продолжил – Но да ладно, ты не переживай. Я отредактирую твои рассказы. Пока наше дело это литература.


Глава 5
С тех пор тихий московский дворик стал для Вадима Рогова почти святым местом – хотя как истинный коммунист он, казалось бы, не должен верить в подобные вещи. Но всякий раз, когда у него выдавалось свободное время, он шёл сюда, к этому старинному дому, шёл с трепетом в душе, ожидая новой встречи со странным человеком, который хотел казаться столь простым. Илья…
Это создавало некую раздвоенность в жизни Вадима. Его стали замечать на работе и начали поручать вполне реальные дела, расследования. В какой-то степени это даже подчеркивало значимость Вадима в собственных глазах. Он и правда стал помогать людям вокруг, он стал помогать стране!
Но с другой стороны, как только заканчивалось рабочее время, он спешил домой, брался за бумаги и писал, писал, писал. А потом шёл на заветную улицу, и его пальцы дрожали, когда Вадим нажимал на выцветшую кнопку старого звонка.
Его встречал Илья, и молодой следователь словно погружался в живую воду жизни. Он забывал обо всём, что оставалось снаружи. Здесь были только он, Илья и тексты, которые писал Вадим, а учитель превращал их в нечто иное. И, слушая их в новом обрамлении, юноша никак не мог поверить, что и он имеет к этим интересным рассказам хоть какое-то отношение.
Он словно приходил читать молитву в церковь – и получал совершенно неожиданный отклик. А покидая квартиру Ильи, он взмахивал головой, словно стряхивая брызги этого недавнего общения, пытаясь хоть так прийти в себя.
И теперь даже днем случайно встречаясь со священниками, с разными попами – хотя тех осталось в столице мало – он порой замирал на месте, оборачивался, смотря им вслед.
Это замечали сослуживцы, но трактовали по-своему:
– Действительно. Вот ведь ходят чернорясые, зря не добили мы их в революцию!
Вадим же в ответ на это отмалчивался. Он сам не понимал, что же происходит с ним.
Однажды он даже пошёл за одним из монахов. Тот обернулся и заметил служивого, насторожился. Молодой следователь подошёл, показал удостоверение и спросил:
– Из какого вы монастыря?! – в голосе у него звучала строгость, хотя Вадим вовсе не собирался запугивать монаха, он вообще не знал, зачем затеял разговор.
Монах, впрочем, не слишком испугался. Он лишь чуть наклонил голову:
– У нас больше нет своего монастыря. Лишь небольшая община. Купить надо кое-что для огорода, – предугадал он и следующий вопрос.
Вадим отступил. Не признаваться же, что ему хотелось посетить монастырь – и при этом забыл, что все монастыри в столице давно забрали под рабочие общежития да под музеи.
– Хорошо. Идите, – буркнул он, и монах спокойно пошёл дальше по своим делам.
А ночью Вадима посетил сон, где он снова общался с этим монахом, только дальше они пошли вместе. Но пришли не на рынок, а в церковь. Внутри царила тишина, на высоких, чуть закопчённых сводах виднелись лики святых и самого Иисуса Христа. Здесь монах оставил Вадима, и тот в растерянности обернулся. Вокруг – никого. Только иконы смотрели на молодого следователя, а перед ними на высоких подсвечниках горели свечи. Пламя чуть колыхалось. И казалось, что иконы за этим лёгким пламенем тоже колышутся, словно лики, изображённые там, дышали.
Вадим проснулся. Он понял, что больше так не может. Все эти странные молитвы и свечи…. Когда пришло время, он буквально побежал на работу. И буквально в дверях отделения столкнулся с майором Алдониным.
– О, Вадим, – улыбнулся тот. – Здравствуй, здравствуй. А я ведь как раз о тебе тут думал.
– Здравствуйте, товарищ майор, – Вадим пытался соблюдать правила, но майор словно и не заметил, как собеседник вытянулся по струнке.
– Тут кое-что о твоём Фёдоре-контрике пришло. Посмотри, – он дал в руки молодого следователя бумагу.
Вадим прочитал и побледнел.
– В чем дело, Вадим? – майор не понял реакции. – Ведь всего лишь уточняют о задержании, ты вроде сам говорил, что свидетелем идёшь.
Вадим кивнул. Ведь побледнел он на самом деле не из-за содержания бумаги. Юноша замер из-за того, что это совпало с поправками, что внёс Илья в его рассказ о сне про Фёдора и про тётушку. Как такое могло произойти?
– Да ты не волнуйся, Вадим, – продолжал Алдонин. – Это всё формальности. Ладно, шагай, у тебя ведь там ещё дела висят.
Вадим вяло отдал честь и прошёл внутрь комнаты. Следователь не слушал, о чём говорят вокруг. Он пытался вспомнить, а какие ещё поправки добавил Илья к рассказу.
Но к субботе, когда Вадим снова пришёл к порогу квартиры учителя, вся эта история вылетела у него из головы. Его снова волновало только лишь одно – почему с ним происходит вся эта раздвоенность?! Он даже написал об этом очередной пробный рассказ. Вышло так себе, сюжет потерялся, предложения выходили обрывистые и словно надёрганные из советских листовок о светлом будущем.
Илья же с удовольствием прочитал рассказ.
– Я чувствую в тебе прогресс, Вадим, это хорошо.
– Но…
– Нет, конечно же. У тебя всё ещё имеются ошибки, нестыковки и прочие мелочи. Главное другое. Ты всё-таки смог обозначить тут свой вопрос. До этого у тебя получались лишь просто описания.
Илья улыбнулся и дружески похлопал молодого человека по плечу:
– Пойдём на кухню, выпьем чайку. Я тебе кое-что расскажу.
И вот они устроились за небольшим столом. Клетчатая скатерть, небольшие чашки на блюдцах, конфеты в вазочке посредине стола. Стол находился у большого окна, через которое виднелись густые тёмно-зеленые кроны вязов.
– Я понимаю твой вопрос, – говорил Илья. – Сон ведь такая вещь, где трудно понять реальность и настоящее бытие. И сдвинь в описании один лишь символ, как всё может повернуться совсем не тем боком. Начинаешь думать, а не сошёл ли с ума. Но ты держишься и даже формулируешь вопросы. Прямо, как Анна Николаевна, тётушка твоя, ведь она учила тебя.
Илья замолчал, отхлебнул чайку. Вадим нахмурился. Конечно, тётушка ему помогала немало, но чтобы учила быть следователем? В такие дела она, вроде бы, никогда не вмешивалась. И тут Вадим кое-что вспомнил. Один заметный сон был у него ещё тогда, когда даже школу не закончил и жил совсем не в Москве. Анна Николаевна звала племянника в том сне к себе, рассказывала, что же это такое – быть следователем. Только Вадим ещё никому не рассказывал тот старый сон и не писал никаких рассказов по нему. Откуда мог Илья узнать детали? Молодой человек попытался сосредоточиться, может быть, просто совпадение. Слишком уж мистичным всё начинало казаться. И это в советское время. Он решил сменить тему:
– Да, детали наш мозг должен видеть. Вы вот слышали об экспериментах доктора Павлова на собаках?
Илья кивнул:
– Конечно. Даже журналы выписываю кое-какие, читать такое всегда интересно.
Илья снова отхлебнул чайку. Медленно улыбнулся. Вадим почувствовал – их разговор переходит куда-то в новую область.

Глава 6
Вадим задумался. Поймал себя на мысли, что странным образом хочет рассказать еще практически незнакомому ему человеку то тайное и сокровенное, что давно томит его, не даёт спокойно спать, ворошит душу. Еще эта странная старуха с голубями, ставшими ему ненавистными. Одно к одному. Кажется, одно к одному…
Философ молчал, внимательно глядя на гостя холодными голубыми глазами.
– Вы же знаете, Илья, характер моей работы. Так вот, – полетел словно с горки Вадим. – В последнее время нас заставляют прибегать, говоря эвфемизмом, к неординарным методам воздействия.
– К пыткам? – быстро спросил Илья.
– Да, – кивнул следователь. – И иногда к очень жестоким. Всё зависит от того, кто к тебе попал. Если, допустим, женщина, то сложней. Не из-за какого-то гуманизма нашего, нет, они боль от природы выдерживают легче. Мужчин сломать можно очень быстро. Опытный следователь, только взглянув на «пациента», скажет, от какой меры воздействия тот даст нужные показания. На одного достаточно прикрикнуть, другого оставить без сна пару дней, а третьего приходится тяжко избивать, до слёз, до помутнения в глазах, до кровавой рвоты.
Вадим замолчал. В первый раз делился он сокровенным. Никому не рассказывал раньше о своих ночных бдениях. А вот Илье рассказал. Слишком близко тот коснулся его души и так точно расшифровал сны.
– Я знаю, что тебя мучит, Вадим, – наконец, промолвил философ. – Думаешь, как же так, мы самое передовое в мире государство, социалистическое, строим коммунизм. И сочетаем марксистско-ленинское учение с дикой средневековой жестокостью. Я имею в виду избиения ни в чем не повинных людей.
– Они во всех своих грехах, между прочим, признаются.
– Роют туннели в Японию или Англию? – прищурился Илья. – Так от боли, милый мой, и не в таком признаешься. Жестока она, Софья Власьевна, то бишь, власть советская, и спорить здесь не приходится. Вы думаете, я не знаю о вашей ситуации? У нас же каждый второй чекист, я уж по-простому вас называю, то самоубийством кончает, то с ума сходит. Это как водится. Отец-то далеко сидит, в крови особо не марается, а вот сынкам его ручками надо орудовать, в говне и мясе чужом ковыряться…
– Старуха эта, с голубями, во снах ко мне приходит, – пожаловался Вадим, как будто исповедовался, – в пот меня вгоняет. Вроде ничего особенного не вижу во сне, а такая жуть от неё идет. Самое удивительное то, что ни один подследственный в снах не является, а от неё спасу нет. Как же это так? Почему? Это ведь ни в какие научные теории не влезает…
– Если что-то не соответствует научной теории, это значит только то, что теорию надо менять, – усмехнулся философ.
Вадим похолодел. Незаметно для себя он поделился с совершенно посторонним, чужим человеком самыми сокровенными тайнами, и не только своими, а, можно сказать, государственными. То, что человек из органов должен держать язык за зубами, подразумевалось само собой, но, кроме того, было закреплено и соответствующими бумагами. Узнай кто, что он так разоткровенничался с доморощенным философом…
Он пристально взглянул на Илью. Во взгляде Вадима сверкнула злость и гнев, скорее не на слушателя, а на самого себя. На мгновение появилась мысль расправиться с неожиданным выведывателем чужих тайн.
Илья улыбнулся, успокаивающие поднял руки.
– Ну что за реакция. Как будто это уже я вас здесь допрашиваю. Чувствую, нам надо сделать перерыв. Выйдите на улицу, развейтесь. Глядишь и на работе вам что интересное предложат. А потом возвращайтесь дня через три-четыре, я вам кое-что любопытное покажу, напишу по вашим словам.
Вадим снова нахмурился. О каких таких словах шла речь, неужели признания обо всех этих допросах? Но вслух вопрос не прозвучал. Чувствуя себя нашкодившим мальчишкой, молодой следователь потупил взор и сказал:
– Хорошо, так и быть. Я тоже подумаю, может, тоже что-нибудь ещё напишу.
Однако заниматься литературой Вадиму не дали. Уже на следующий день майор Алдонин вызвал Рогова к себе.
– Говорят, ты у нас книжками увлекаешься?
Вопрос прозвучал неожиданно, словно проверялась подноготная следователя. Вадим напряженно выпрямился:
– Так и есть, товарищ майор. В меру сил занимаюсь самообразованием.
– Ну вот и отлично, – Алдонин, несмотря на строгий голос, оказался вдруг довольным. – Дело небольшое у нас тут образовалось. Занудное… И с этим твоим контриком, как его, Фёдором, что ли, связь какую-то имеет. Придётся тебе съездить в одно местечко за городом, где он оседал в последнее время, проверить там пару вещей.
Удивлённый Вадим не знал, что сказать. Алдонин же окончательно расслабился:
– Какие-то книги краденые были распроданы на черном рынке не так давно. И возникло подозрение, что твой Колпачков тоже мог кое-чем закупиться. Вот и поедешь в этот домик да посмотришь, глядишь, что и правда попадётся. Список краденых книг тебе выдадут. Ну что, литератор, – Алдонин посмотрел следователю прямо в глаза, – готов?
Вадима смутило такое обращение, но он постарался не показать виду, выпрямился и отчеканил:
– Так точно, товарищ майор!
Спустя сутки он ехал в старой тарантайке где-то за городом. Село называлось Покровка, добираться туда было часа четыре. Раздолбанная грунтовая дорога, густые леса вокруг, поющие птички да жужжащие насекомые – кипящая городская жизнь осталась где-то позади, словно её нигде и не было. Старый водитель не был больно разговорчивым, все бормотал больше себе под нос, в бороду что-то непонятное. Лишь на коротких остановках перекинулись они парой слов о рыбалке в местных краях. Неплохой карась здесь водился. А кое-где в тенистых заводях попадались и очень немаленькие налимы да сомы. Дед-водитель похвастался, что умеет доставать последних руками за жабры. Но проверять это времени не было – дорога ждала людей.
Потом вперёд и показалась и сама Покровка. Раскидистые поля, немного коровок у обочины, да стая собачек непонятного происхождения. Они с громким лаем бросились встречать редких здесь гостей. Дом, где когда-то отсиживался Колпачков, стоял у самой околицы. Деревянный, чуть покорёженный от времени. Перед ним небольшой палисадник да калитка. Вадим поправил фуражку и сбрую ремня с пистолетом – надо всё-таки показать, что он здесь на службе. А то вон, пара полных женщин у колодца уже поглядывали в его сторону – дескать, кто это здесь шастает? Потом следователь прошёл в дом, ключ у него имелся.
Тихо скрипели под сапогами половицы. Наверху, по углам виднелась паутина. Да и на шкафах со столами скопилась пыль. Давненько сюда никто не заглядывал. Из нормальных комнат тут имелись только что печная с кухней, гостиная, да спальня. Следы прошлого обыска заметны – где на пол скинуты вещи, а где веером рассыпаны медные ложки со старого сервиза, сверху же небрежно брошен деревянный черпак. Вадим огляделся, книг пока он вообще никаких не видел. Даже в гостиной. Следователь почесал затылок. Вот, называется, и приехал. Но тут его внимание привлёк большой деревянный ящик в коридоре. Он был приоткрыт, а навесной замок сбит. Что-то искали и тут. Вадим откинул крышку. Отсюда явно многое забрали. Но зато внизу валялась пара десятков книг. «Наконец-то!» – подумалось Вадиму с неким удовлетворением как от первой поклёвки у рыбака.
Больше половины книг оказались детскими сказками. Но вот дальше… Две книги были и правда из тех, украденных да перепроданных. Их отличал более качественный переплёт да иллюстрации. «Зачем они Фёдору понадобились-то?» – подумалось Вадиму. И тут же сам нашёл ответ, это ведь художественная классика девятнадцатого века. Скучно, видать, было здесь. Вот и купил, вечера коротать. А потом вдруг внимание Вадима привлекла ещё одна книга. Её переплет был сорван, и потому ни автора, ни названия толком не разобрать. Вадим раскрыл книгу. Старая печать и еще дореволюционный алфавит со всеми этими «азь» и прочим. Вглядевшись, Вадим прочитал на первой странице: «Лунный календарь».
– Ну что еще за суеверия, – пробормотал он вслух, но, тем не менее, книгу не отбросил. Что-то тянуло его к ней. И он взял её с собой, вместе с первыми двумя, хотя она и не входила в список.
Острастки ради пробежался он и по остальным частям дома, даже в амбар заглянул. Нигде больше и намёка на книги не было. Еще спустя минут десять он уже возвращался в Москву, покачиваясь на жёстком сиденье старого автомобиля.
Майор Алдонин успеху молодого следователя обрадовался, даже выпить приглашал. Но куда больше Вадима сейчас волновала та, третья книга. Ему было очень интересно, что скажет о ней Илья.
И вот настали следующие выходные, Рогов поспешил к заветной улице. Звонок, открывающаяся дверь…
– Вадим, рад тебя видеть! – Илья действительно выглядел очень дружелюбным.
Он искоса взглянул на коричневый бумажный пакет, в который Вадим завернул книгу, но ничего не сказал, будто всё так и надо.
– Переобувайся, проходи.
И вот они снова сидели на кухне у Ильи, пили чай. Вадим положил пакет на стол, но никак не решался сказать, что это такое. Как он воспримет старый «Лунный календарь»? Ведь это такое суеверие! Но с другой стороны, кто как не Илья мог бы лучше всех разъяснить ему, почему его вообще так заинтересовала эта книга?
А опытный литератор-сомнолог будто и не замечал колебаний Вадима. Он спокойно достал свою тетрадку, где было что-то написано.
– Я взял смелость на себя, Вадим, перевести в литературную форму то, что ты мне рассказывал в прошлые разы.
Молодой человек нахмурился:
– Это про то, как порой ведётся наше следствие? – ему совсем не хотелось читать подобные вещи.
А Илья лишь рассмеялся:
– Что ты, что ты… Ты ведь рассказывал не только это, ты ведь рассказывал и свои сны. Почитай, – и он передал раскрытую тетрадку Вадиму.
Это снова был рассказ и очень хорошо написанный рассказ. Однако поражённый Вадим узнавал в его героях себя и, как ни странно, свою тётю Анну Николаевну. Это снова был тот старый сон, где она звала его к себе жить и учиться быть следователем. И если в прошлый раз упоминание об этом сне можно было назвать совпадением, то теперь, в форме рассказа, такого просто не могло быть!
– Но ведь я сам почти забыл этот сон! – наконец выдохнул из себя Вадим. – Я не мог рассказывать вам все эти детали!
– В том-то и дело, Вадим. Это ведь сны. А они порой дают очень интересные зацепки. Для раскрытия которых имеются очень своеобразные инструменты, – Илья стал очень серьёзен. – Ты ведь принёс мне его, Вадим?
– Что? – парень словно отказывался понимать происходящее сейчас.
– Лунный календарь…
И взгляд обоих упал на коричневый пакет со старой книгой.
– Тебе не кажется странным, что у Фёдора Колпачкова, талантливого физика, ты отыскал мистическую, оккультную книгу?
Если бы Вадима спросили об этом еще неделю назад, он, несомненно, нашёл бы сей факт странным и списал все на простое совпадение. Мало ли, что может заваляться среди книг: от букваря первоклассника до кулинарных советов для домохозяек. Теперь в вопросе Ильи молодой человек различил едва заметный, завуалированный подвох. Словно философ раскрывал перед ним не все карты, а исподволь приобщал к своим, неведомым тайнам, одно обладание которыми может сулить…Что может сулить их обладание? Смерть? Смерть, как хорошо знал следователь НКВД, иногда вещь исключительно приятная и приносит облегчение, избавляя от излишних страданий. А в загробный мир Вадим никогда не верил, хотя всегда ходил по кромке его в своих многочасовых бдениях с подследственными. Он физически ощущал, как душа, существованию которой он отказывал, с каждым днем, с каждой ночью грубеет, покрываясь невидимой коростой, а отодрать ее не представлялось возможным.
Неделю назад прямо за столом в его кабинете умер пожилой рабочий, обыкновенный токарь с черными мозолистыми руками. На указательном пальце левой руки старика виднелся багровый, кровоточащий порез. «Неужто от станка, где тот вытачивал очередную болванку или, что там делают, оторвали?»– еще подумал Вадим, но не стал заморачиваться на эту тему. Оторвали и оторвали. Капитан Евсеев на это дело смотрел просто. Одним врагом меньше, одним больше. Капитан был руководителем третьего отдела, где служил Вадим, на летучках всегда доводил до своих подчиненных простую, но тугую, как затвор маузера, диспозицию: враги, они, как тараканы, одного пожалеешь, не раздавишь, так он, гнида, не успеешь оглянуться, – размножится и будут они хитиновыми зубцами обои твои грызть да остатки еды подъедать… Нет, надо на корню изводить всю эту сволочь.
Вадим глядел на токаря и думал, как же хитро замаскировался враг, личину пролетариата надел, притаился и незаметно подтачивает социалистический строй. Схема работы с подследственными уже была отработана, может, и подлежала шлифовке, как та же токарная деталь, но чисто в мелочах. Общим же являлся тот факт, что арестованных нещадно избивали. Ну здесь уже, кто во что горазд. От мужчин-следователей не отставали и женщины. Оперуполномоченная Окунева из соседнего отделения специально заказала себе резиновую палку, вырезанную из шины обычной конной пролетки. В пылу ярости и негодования могла сорвать с себя ремень и избивать особо дерзких широкой латунной пряжкой. Физически сильные следаки и вовсе не прибегали к посторонним предметам, обходясь исключительно кулаками. Про то, что арестованным не давали спать, всячески унижали и оскорбляли, уже и говорить не приходилось.
Вадима Бог миловал. Ему не разу пока не пришлось прибегать к физическим мерам воздействия. Он часто задавался вопросом: до каких пор это будет продолжаться? Ведь не признайся подследственный в содеянном, Евсеев не отстанет, – лично придет в твой кабинет, мол, давно, младший лейтенант Рогов, о вас слухи нехорошие ходят. Уж слишком терпимы к врагам, чикаетесь с ними да возитесь.
До поры до времени Вадиму везло. Все подследственные, запуганные одним попаданием в грозное, от одного имени которого по телу кровавые мурашки, учреждение, были психологически надломлены. Стоны, крики раздавались из всех уголков Управления, из маленьких и больших помещений. В случае же отказа от показаний Рогов шёл на уловку: отправлял подследственного в Лефортовскую тюрьму. Тем и успокаивал свою уже основательно потрепанную и измаравшуюся совесть: лично я не истязаю человека, а не хочешь признаваться в своих грехах, – отправляйся на особый режим. Оттого часто и ловил на себе косые взгляды не только Евсеева, но и коллег по цеху. Отговорка, естественно, выглядела сомнительной даже для самого Вадима, но как выйти из этого тупика он не знал. Уйти же из органов не представлялось возможным. Случай был с одним лейтенантом, написавшим рапорт по собственному желанию. Так тот и сам не рад был потом: замучали расспросами, проверками, а потом и вовсе погнали по этапу. Не зря сами следователи говорили про свою Контору: здесь вход – рубль, а выход – два.
Токарь видом походил на доброго дядюшку со всепрощающими глазами. Лицо крупное, волосы редкие, лоб большой, с морщинами, фигура, хоть и не богатырская, да осанистая. Но самым главным в его теле, конечно, были руки. Именно ими сидевший перед ним на деревянном желтом стуле с потертой обивкой подследственный зарабатывал себе на жизнь. В них сосредоточил все свои знания, навыки и сноровку.
Звали его тоже по-простому: Иван Воронин. Да и отчество было такое, что не подкопаешься, Сергеевич. Вадим глядел на Ивана Сергеевича Воронина и думал, каким это таким макаром прилепили на тебя эти грозные три буквы «КРД»? Контрреволюционная деятельность. Хорошо еще без «Т». Тогда, вообще, пиши пропало. За троцкизм по головке не гладили, эта буквочка прямиком вела на самые тяжелые работы в лагерях, откуда возврата практически не было. Вождь мирового пролетариата противоречил сам себе. То заявит, что сын за отца не отвечает, то, наоборот, провозгласит: «Мы не только уничтожим всех врагов, но и семьи их уничтожим, весь их род до последнего колена».
Так что не долго думал Вадим Рогов, заглянул в папочку, а на второй же странице и ответ сыскал. Имелся у Ивана Сергеевича сын, шедший как раз по аббревиатуре «КТРД». Ну, понятно, вполне возможно и изменник Родины, тем более, жена у него латышка, а тут соседка бдительность проявляет. Мол, возмущался прилюдно этот самый Иван Сергеевич, критиковал власть нашу советскую, так что, вполне возможно, не только сын, а и евонный папаша никто иной, как агент латвийской разведки.
– Вы подтверждаете слова из заявления вашей соседки? – как-то даже иронично спросил Вадим.
Добряк улыбнулся, кротко взглянул на следователя желтыми от сигаретного дыма и тусклого заводского освещения глазами, и ответил:
– Нет.
Рогов улыбнулся.
– Иван Сергеевич, зачем вы так?
Токарь осторожно положил заскорузлые руки на письменный стол, как бы опасаясь, не воспримет ли гражданин начальник его действия за некую агрессию. Однако Рогов даже не пошевелился. Любой следователь мгновенно вычисляет человечка, притащенного к нему на допрос: агрессивен или нет, склонен ли к резким действиям или тише аквариумной рыбки. Да и процедурные правила конвой выполнял четко.
– Гражданин начальник, – Воронин уже успел подхватить от других арестованных устоявшийся этикет обращения к следователю, – тут такое дело…
Арестованный, казалось, вовсе не был запуган. Он смотрел на Рогова бесхитростным взглядом, из которого можно было прочесть все, что угодно, но не признание тяжкой вины.
Нет, так не пойдет, подумал Рогов. Шалишь. Клеветал на советскую власть? Клеветал. Обижал товарища Сталина нехорошими словами? Обижал. Говоришь, некая гражданка Сазонова Вера Петровна, соседка твоя, написала донос только по причине соседства по коммунальной квартире? Мол, удобное дело, не так ли? Сын – в лагере, осталось спровадить отца, и вот имеются все шансы на свалившееся с неба наследство. Тем более, у Веры Петровны обширное семейство, и всех надо бы пристроить…
Вадим задумался. Своя логика в словах токаря имелась, да и случаи такие происходили сплошь и рядом. Воронин, рассчитывая на то, что сбивчивый рассказ его дошёл до цели, тепло улыбался и глядел на следователя лучистыми глазами, и каждая чёрточка его физиономии буквально противоречила нелестной характеристике, прописанной в доносе ушлой соседки.
Внезапно дверь кабинета широко распахнулась. Так входят начальники, облечённые право входить без стука и когда им вздумается. Рогов вздрогнул. Никогда еще капитан Евсеев не тревожил его своими визитами. То ли занят был, то ли чего-то выжидал, то ли просто бездельничал, отдыхая от бесконечных ночных и дневных бдений. Даже не поздоровался, а проследовал к стене, где приютилась пара таких же стандартных стульев, на одном из которых ёрзал добродушный токарь.
Воронин с таким же лукавым и простодушным взглядом глянул на пришедшее начальство. Теперь ему будет еще проще доказать свою невиновность. И он опять принялся за своё. По-мужицки пытался хитрить, не рассказывая про заблудшего сына, смывающего вину в сибирском лагере, упирал на корыстную стерву соседку, имеющую нрав зловредный, а руки загребущие.
Евсеев между тем лениво поднялся, подошёл к столу и взял папку с делом. Пару минут поизучал, послушал, как Воронин неуклюже пытается выгородить себя, а затем неожиданно для Рогова встал и, не говоря ни слова, ударом толстой ноги в кожаном сапоге ударил по спинке стула подследственного.
Мощный Евсеев свою силу знал прекрасно, и видно по всему, метод опрокидывания контрика отшлифовал. Несмотря на дородность тела, токарь вместе со стулом полетел вниз, не успев даже вскрикнуть и вытянуть руки. Раздался чудовищный грохот от удара тела о пол, еще недавно покрашенный уродливой красной охрой. Токарь закряхтел, пытаясь встать, однако Евсеев не позволил ему это сделать. Он искоса зыркнул на подчиненного, мол, хватит миндальничать, Рогов, не то время, вот смотри на меня и учись, вот так надо делать. На беззащитную голову Воронина полетели страшные удары ногами, при этом капитан норовил ударить именно носком сапога, что было особенно болезненно.
Вадим остолбенел, он не знал, что и предпринять. О том, чтобы броситься и оттащить начальника не было и речи. Какое-то оцепенение овладело им. Евсеев и сам кряхтел, сопел, багровое лицо его стало еще краснее. Молодой человек знал, что тот страдает бронхитом, оттого и цвет лица такой. Но капитану болезнь вовсе не мешала впадать в сладострастное неистовство, он распалялся всё больше и больше.
Наконец Рогов не выдержал, заметив, что токарь уже не поднимает руки, не пытается защититься. Он бросился к начальнику и обнял его за спину, ласково, как обнимают женщину и оттащил от уже не дышащего тела.
Евсеев тяжело дышал, со лба его текли капельки пота, и он постоянно вытирал глаза. Толкнул Вадима, и тот ослабил объятия. Затем подошёл к стулу, смахнул папку с делом на пол и рухнул на сиденье.
– Вот так…надо…с ними…– прохрипел он, – иначе нельзя. Вызывай врача, пусть заключение пишет…
Потрясённый Рогов поспешил выбежать из кабинета и долго рыгал в кабинке туалета, стоя на коленях перед фаянсовой дырой продолговатого унитаза, время от времени поднимаясь и дёргая цепочку сливного бачка…
Этот случай и вовсе подорвал психику Вадима. Так что в общении с Ильёй он находил некоторое успокоение, а в его словах искал какую-то зацепку. После случая с токарем он заболел и три дня провалялся дома, врач без всяких слов выписал справку с диагнозом «переутомление». Теперь же он не знал, как ему вернуться на привычное место работы, понимая, что Евсеев не отстанет, заставит и его причаститься великим тайнам чекистской инквизиции.
Вадим все надеялся на Илью, но пока не посвящал его в проблемы. «Какой лунный календарь, какая мистика?», – хотелось крикнуть ему прямо в водянистые голубые глаза философа, но тайная надежда на то, что тот поможет ему, отыщет какой-то неведомый путь из жизненного лабиринта, не отпускала.
– Да, «Лунный календарь», – повторил он еще раз. – Но причем тут физика?
Илья хитро сощурился. И опять Рогову почудилось, что тому известно про него всё, даже то, что он никому никогда не рассказывал и не расскажет…

Глава 7
Весь следующий день Вадима мучили сомнения. Он не знал, как быть и что делать. И это заметили сослуживцы, даже спрашивали с усмешкой в столовой, дескать, что с тобой, излишне дерябнул что ли накануне?
«Что со мной… Что со мной…» – в ответ сам для себя шептал Вадим. А потом вдруг воспрянул. Так это и есть подсказка. Он пошёл к майору и попросил у него ещё отгул на следующий день, ссылаясь на то, что до сих пор не оправился и опять надо сходить к врачу. Алдонин был на удивление благожелателен:
– Ты и правда как-то не очень смотришься. Нам нужны люди крепкие, без всякой «инфлюэнции», – он дружески похлопал парню по плечу.
Илья звонок Вадима воспринял спокойно, будто ждал этого.
– Нам сейчас нужно время, а чуток отдохнуть тебе от службы никогда вредно не будет. Есть у меня хороший знакомый врач-терапевт. Пообщаюсь, думаю, он не откажется нам помочь.
Вадима удивило поведение Ильи. Он вёл себя так, будто давно знал о таком повороте событий.
– А потом нам надо будет кое-куда съездить вдвоем. Ты же сам хотел узнать, зачем нам «Лунный календарь» и причем тут твои старые сны?
Вадиму ничего не оставалось, кроме как согласиться.
На следующий день к девяти утра Рогов прибыл во двор дома Ильи. Тот его уже поджидал там. Серый сюртук и брюки, на голове шляпа. Одежда скромная, но со своим стилем. Тут парень вдруг понял, что он никогда и не видел философа вне квартиры. А теперь, под тенистыми деревьями, в таком костюме – это было нечто совсем иное. Каким-то новым духом от этого веяло, и Вадим слегка поёжился, ведь это сделано ради него.
В руках у Ильи был всё тот же бумажный свёрток с книгой, с тем самым «Лунным календарём». Заметив взгляд парня, Илья улыбнулся, кивнул и чуть приподнял груз:
– Да, как раз сегодня, как говорит эта книга, у нас есть неплохой шанс кое-что найти.
Вадим чуть отпрянул:
– Вы гадали, что ли?
Илья засмеялся:
– Зачем? Просто кое-какие подсказки, анализ твоих снов и небольшая работа с логикой. Ну, впрочем, сам увидишь. Нам пора выезжать.
Они вышли на улицу. Молодой следователь думал пройти к ближайшей автобусной остановке. Но Илья вдруг остановил его, мягко потянул за рукав. Вадим обернулся. Философ показывал на стоящий у обочины неподалёку черный автомобиль. Газ М-1, или просто «Эмка». Округлые формы, позади запаска.
– Ваш? – удивился Вадим.
Илья улыбнулся и отрицательно качнул головой:
– Что ты. Так, одолжил на денек у знакомого.
– А кто же будет за рулем… – растерянно протянул Рогов.
– Ну это-то я смогу, ты не бойся, – последовал смех старшего.
И спустя минуту они оба уселись в автомобиль.
– Для начала кое-куда к Москве-реке, – выдал первую цель их поездки Илья.
Двигатель заурчал, и эмка плавно повезла людей по городским улицам. От проспектов к тихим проулкам и затем снова к проспектам. Вскоре впереди показалась Москва-река и её мощенные набережные. Но сосредоточенный на вождении философ не стал там останавливаться, а не понимающий в чем дело Вадим просто молчал, глядя на дорогу. Вот ещё один поворот, и они, наконец, остановились у одного из старых мостов.
– Пошли, – коротко сказал Илья, и оба выбрались из машины. Здесь вниз к реке вела тропинка. Мужчины спустились по ней и остановились в тени моста. Илья огляделся:
– Да, это место подойдет.
Вадим чуть поёжился, всё происходящее казалось слишком непонятным.
– Сегодня двадцать седьмой лунный день, убывающая луна, – продолжил говорить Илья. – Подойди, Вадим, к воде, дотронься до неё, посмотри на волну…
Молодой следователь медленно подошёл к реке. Не слишком ему это нравилось, уж больно начинало напоминать магию. Но возражать не стал. Присел над песчаным берегом, протянул руки к воде, почувствовал её прохладу, посмотрел на тёмные небольшие волны.
– А теперь вспомни тот старый сон с тётушкой, – звучал голос Ильи за спиной.
Вадим напрягся. Вспоминался скорее уже тот рассказ, что сотворил Илья из того сна. Вода же гладила, ласкала ладони.
– Вот, хорошо, – говорил Илья. – И теперь ответь мне, там же была не только тётушка, не только её квартира?
И Вадим вдруг вспомнил. Сначала большое старинное здание с мощёнными стенами да куполом на крыше. А потом уже и простой старый сельский дом – и рядом с ним еще одного человека. Он отдёрнул ладони:
– Нет, не может быть. Она от меня сбежала!
Он резко встал и повернулся лицом к Илье. Философ мягко улыбнулся:
– Раз ты вспомнил, значит, ты видел это в том сне.
– Но что это такое?!
– А вот для этого мы и пользуемся нашим календарём, – Илья поднял старую книгу вверх. – Тот старый сон ведь не просто так приглашал тебя в Москву. Это было не только твоё будущее, но твои долги… Карма…
Илья сказал последнее слово так, будто смаковал его как некое яство.
– Я не верю во всё это! – громко сказал Вадим. – И не хочу вспоминать о ней. Ведь это она от меня ушла!
Но образ той девушки опять встал перед его глазами. Девушки, которую он считал своей невестой…
– Я и не заставляю тебя в это верить. Но опиши подробней мне те места, что ты вспомнил. Думаю, теперь мы можем уезжать от реки.
Вадим повторил свои воспоминания, уже не задумываясь о том, что говорит, почти механически. Однако Илья опять довольно улыбнулся. Оба мужчины поднялись наверх к машине. Мотор заурчал, «Эмка» сдвинулась с места, чуть скрипя рессорами. Снова вокруг замелькали улицы, люди, дома. И вот опять остановка.
– Взгляни, – указал Илья направо.
Вадим медленно повернул голову и замер, поражённый. Они стояли неподалёку от Дома Союзов. И он очень походил на то здание из сна. Странно, очень странно. Характерные стены, колонны – и тот самый купол наверху. Не то чтобы молодой следователь никогда раньше не видел этого здания. Доводилось проходить здесь. Просто Вадим не связывал это здание со сном. А вот теперь…
– Оно? – спросил Илья.
И Вадим кивнул в ответ.
– Хорошо. Но сон, похоже, говорил о растущей луне, здесь твоё будущее. А теперь давай-ка опять вернемся к прошлому и съездим за город. Сны ведь уже давно рассказали тебе, где живёт она. Да, Вадим?
Поведение Ильи стало пугать молодого человека. Факт передвижения философа на дорогой машине, на которой не побрезговал бы передвигаться сам товарищ Сталин, ещё можно объяснить. Может, авто вовсе не мифического друга, а его собственный. Возможно, Илья давал частные консультации по психологии и восстановлению душевного здоровья недобитым буржуям и прочей контре, хранящих под подушками и в дореволюционных матрасах награбленные у трудового народа драгоценности. Но почему этот загадочный человек не боится напоказ демонстрировать своё богатство? Вопрос. Неужели фининспектор не приходил по его душу? А, может, приходил, а тот взял и загипнотизировал его, подобно знаменитому Мессингу?
А вот тот факт, что философ, психолог и даже сомнолог каким-то образом вызнал о существовании бывшей невесты, очень и очень смущал. Это была одной из тех тайн, делиться с которыми Вадим не желал и даже боялся.
Наталья происходила из древнего дворянского рода. Она рассказала об этом Вадиму слишком поздно, а ведь он, остолоп, мог бы догадаться сам. Откуда у простой девушки может быть такая гордая осанка, благородство манер, наконец, знание английского и французского языков? Только у отпрысков из богатых именитых родов, из века в век улучшающих свою породу хорошим питанием, образованием, музыкальными экзерсисами, – что там ещё входит в их ежедневный рацион?
Встретились они случайно, романтично. Никто их не знакомил: ни родственники, ни школьные друзья, ни доморощенные свахи. То есть это был стопроцентный акт судьбы во всём её великолепии.
Тогда Вадим только поступил на первый курс Высшей школы милиции и ездил на громыхающем трамвае на занятия по узенькой Новоподмосковной улице.
Десять лет как кончилась Гражданская война, красные знамёна безраздельно царствовали на одной шестой суши, всех, кто сопротивлялся учению Маркса-Ленина-Сталина, уничтожили или благополучно выдавили из страны. Остались лишь социально близкие люди, требующие простой перековки и воспитания.
Но не все поддавались влиянию единственно правильного учения. Отдельные несознательные элементы вставали утром не с целью дать Отчизне стали в два раза больше плана, а потискаться в трамвайной толпе спешащих тружеников и отжать у самых беспечных кошелёк с сотней, а то и больше советских рублей.
Сентябрь ещё баловал москвичей теплом, только-только начиная собирать свою осеннюю жатву из листьев тополей, вязов да ясеней. В синем небе курлыкали прощальную песню гуси и журавли. Девушки ещё носили коротенькие платьица, выставляя напоказ загорелые за лето коленки. Мужчины ходили в рубашках, с рукавами, закатанными по локоть, и в полюбившихся за лето щегольских широких штанах из белого парусинового материала.
Вадим ничем не отличался от остальных москвичей мужского пола. Кто сказал бы, глядя на щегольски одетого парня в блестящих лакированных туфлях, что он еще пару недель топтал пыльные улицы провинциального городка? В левой руке он держал шикарный кожаный портфель гранатового цвета, извлечённый из дальнего угла шкафа тётушкой. Книги и тетради отлично помещались в нём, а ещё имелось отделение для линейки, циркуля, карандашей и прочих атрибутов студенческого быта. В школе милиции требовались и навыки черчения, как ни странно это звучало. Портфель раньше принадлежал мужу тёти Ани, погибшему в Гражданскую. Родословная Леонида Любанова не подкачала, настоящая, пролетарская. Рабочий на Механическом и литейном заводе инженеров братьев Струве, затем участие в революции, где он сражался в рядах красных. Погиб на Врангелевском фронте в 1920 году в сорокалетнем возрасте. Детишек им Бог не дал, остался тёте Любе от мужа лишь трофейный портфель, который тот привёз ей однажды прямо с фронта.
Так что, открывая портфель, Вадиму чудилось, что он явственно ощущает невыветрившийся за столько лет запах гари, пороха и дыма.
Правой же рукой молодой человек держался за стойку, и хватка должна быть очень крепкой, поскольку напирали изрядно со всех сторон. Уже на первых занятиях в милицейской школе лектора и преподаватели психологически подготавливали своих студентов к будущей профессии. Худощавый седой профессор, из бывших, читал лекции по криминалистике, но делал часто лирические отступления. «Вы, – повторял он, – молодые люди, должны постоянно шлифовать навыки сыщиков, криминалистов и даже прокуроров, овладевать всеми смежными профессиями. Научитесь подмечать любые мелочи. Только посмотрев на случайного прохожего, вы должны мысленно раздеть его догола, почувствовать, чем он дышит, что ел сегодня на завтрак, каково семейное положение. Поверьте, на первый взгляд, это кажется сложным, но постепенно вы привыкнете и даже войдете во вкус. Очень скоро будете понимать в первое же мгновение знакомства, что можно ожидать от вашего визави, честный ли это человек или же имеет, так сказать, криминальные интенции».
Профессора Зверева, несмотря на сомнительное прошлое, все в милицейской школе уважали. В своё время ещё в дореволюционной России он раскрыл немало громких преступлений, а теперь же полностью перешёл на преподавательскую работу.
Рогов старался следовать советам умудрённого светила полицейской ранее, а теперь уже милицейской науки. Даже при поездках в трамвае шлифовал свои интуитивные способности, пытаясь определить, что за человек стоит рядом с ним, нет ли у него, и впрямь, криминальных интенций.
Случилось так, что в то сентябрьское утро, никакой такой интуиции не понадобилось. Вадим бросил взгляд на суетящегося парня, энергично пробивающего себе дорогу среди напряжённо застывших горожан, готовящихся к очередным трудовым будням. Внимание будущего следователя привлекли руки молодого человека, а вернее, его левая ладонь, которая молниеносно открыла коричневый ридикюль рядом стоящей девушки, скользнула внутрь и извлекла наружу чёрный кошелёк с блестящими застёжками. Не успел Рогов хлопнуть ресницами, как тот уже исчез в заднем кармане широченных брюк трамвайного воришки. Более того, он почёл за нужное замести следы преступления и захлопнул ридикюль. Теперь уже жертва долго не обнаружит свою пропажу.
Кража среди бела дня настолько потрясла Вадима, что на мгновение он опешил и потерял дар речи. Конечно, он знал о существовании воров и даже грабителей в Белокаменной, но наяву столкнулся с этим впервые. Через мгновение он уже, сжав покрепче портфель, пробивался через ту же толпу, за преступником. На ходу сказал красивой девушке, то сих пор беспечно держащейся за стойку, о том, что её обворовали и побежал на выход. Трамвай в это время, дребезжа, останавливался. Всё – согласно планам хитроумного вора, рассчитывавшего улизнуть с добычей и раствориться в многочисленных переулках северо-запада столицы.
Трофейный портфель ужасно мешал передвижению юного следователя, который ещё не закончив милицейской школы, уже приступил к своим обязанностям. Секунда и портфель вознесся над головами, так молодой человек и продрался на выход. За ним, как в фарватере огромного теплохода, следовала и ограбленная красавица. Мысли Рогова занимал сбегающий ворюга, но он не мог не отметить стройности талии, пышности каштановых волос и лучезарных глаз случайной попутчицы. Он потерял пару драгоценных мгновений, дожидаясь, пока девушка спрыгнет с подножки трамвая. Ещё раз поразился её красоте, попросил подождать его тут, не сходя никуда с этого места, вручил объемистый портфель, а сам ринулся за улепётывающим вором.
Тот не бежал, а просто стелился по земле. Роста среднего, лица незапоминающегося. Именно такое должно быть у воров и у сыскарей. И те, и другие просто обязаны влачить неприметное существование, не вызывая особых эмоций в первых встречных. Вор иногда оглядывался и бросал на преследователя насмешливый взгляд, мол, вряд ли ты догонишь меня, паря, и не от таких удирали. Но тут он ошибся и ошибся очень серьёзно.
В милицейскую школу слабаков не берут. Это первое. А во-вторых, Рогов являлся чемпионом своей школы в беге на все дистанции. Ни в спринте, не в стайерских дистанциях никому пальмы первенства не отдавал. Мешали бежать только эти модные узкие штиблеты, но постепенно Вадим приноровился и к ним, хотя мозоли в результате сумасшедшего бега всё-таки натёр. Расстояние стало неумолимо сокращаться. Вор уже не насмехался над ним, а молча добавил скорости. Но силы его иссякали с каждым шагом. Видать, бедолага, ещё не завтракал, рассчитывал подкрепиться после удачной поездки на трамвае, но не тут-то было. Преступник оглянулся, смерил дистанцию, затем приняв трудное решение, запустил руку в карман, вытащил бумажник и, плюнув, сбросил его, словно ящерица – хвост.
Рогов решил довольствоваться достигнутым. Кошелёк взял, а беглеца оставил в покое. Всё-таки не те туфли, не та одежда, да и на занятия уже опаздывал.
Красивая незнакомка ходила взад-вперёд с его тяжёлым портфелем.
– У вас что, там кирпичи, что ли? – недоуменно спросила она Вадима, когда тот, задыхаясь, весь потный, вернулся с утренней пробежки за чужим кошельком.
– Книжные кирпичи, точнее если выразиться, – ответил он, улыбаясь.
К такой красавице он ни за что бы не решился подойти. А вот судьба сама вручила такой великолепный шанс. Он с удовольствием продемонстрировал ей отнятую у вора добычу.
– Даже не знаю, как вас благодарить, – сказала девушка. – Меня зовут Наталья.
– Вадим, – представился и молодой человек.
Так благодаря трамвайному вору и произошло их знакомство.
Юноше в ней всё казалось очаровательным: и печальные глаза, и ласковая улыбка, и потрясающие знания в музыке и литературе, то, как она одевалась, скромно, а вместе с тем, изысканно.
Они встречались по вечерам и бродили в полюбившемся им парке «Сокольники», недалеко от дома Наташи, где она жила вместе с мамой.
Вели, как водится разговоры. Как-то речь зашла о теории Дарвина, и Вадим заявил: люди были глупцами, что верили в сотворение человека некой мистической силой.
– А как же, по-твоему, появились люди? – спросила девушка.
– От обезьян, Дарвин доказал, – как нечто само собой разумеющееся, произнёс молодой человек. – Все наши предки произошли от приматов.
– Твои, может, и произошли от обезьян, а мои – нет, – лукаво улыбнувшись, парировала Наталья.
Вадим промолчал, только тоже засмеялся в ответ. Ведь он не мог даже на миг предположить, что девушка, с которой он вместе сейчас гуляет, может даже гипотетически верить в Бога. Разве не знает каждый советский школьник, что религия опиум народа, и её придумали богачи и попы, чтобы держать в страхе и подчинении бедняков?
Однако дальше случилось и вовсе невероятная история. Как-то в воскресный день, Наташа, как будто случайно, затащила его в церковь. Сам он никогда в жизни не посетил бы храм, а тут какая-то волна подхватила и втолкнула прямо в логово фанатиков и мракобесов, как в школе называла верующих классная учительница.
В дневное время мракобесов оказалось немного. Храм пустовал, лишь пара старушек да какой-то пожилой седовласый мужчина молились, стоя возле зажжённых ими же свечек. В темноте Вадим не сразу заметил маленькую старушку, сидящую за столиком, где лежали свечки в узеньких коробочках. Наташа подошла к ней и приобрела парочку. Вдвоём они подошли к иконам с изображением Иисуса Христа и Богородицы, как позже объяснила ему Наталья, и тоже зажгли свои свечки. Наталья пробормотала что-то про себя. «Неужели молится?» – с ужасом подумал Вадим.
«Надо же, в четырёхмиллионной Москве встретить девушку, которая ходит в церковь, а ещё и молится!» Словом, Наталья всё время чем-то его поражала. Но с ней ему всегда было легко, девушка привлекала его остроумием, живостью характера и ясным взглядом на вещи, который тоже часто ставил в тупик обыкновенного советского парня-комсомольца.
Некоторые идеологические разногласия до поры до времени не мешали развиваться романтическим настроениям. Напротив, страсть Вадима разгоралась всё сильнее, и всё закончилось тем, что однажды вечером молодой человек остался в её квартире. Мама Наташи уехала в Торжок, к сестре на свадьбу сына. Звали и Наталью, но та отказалась. Потом Вадим думал, стараясь понять, не спланировала ли она всё заранее. Но это свидание оказалось для него роковым. Девушка забеременела, а когда он узнал об этом, приехал и хотел сделать предложение, она начала его избегать. А затем и вовсе куда-то исчезла… Мать Натальи, строгая женщина, которую Вадим откровенно побаивался, не захотела с ним даже разговаривать, и куда уехала Наталья, не сказала. Видимо, во всех злоключениях дочери, винила именно его. Хотя в чём его вина? Он искренне любил Наталью, и хотел на ней жениться. А теперь её нет. В чём причина бегства? Ну, допустим, он привлечёт на помощь всю милицию города Москвы и даже Советского Союза, и что? Вдруг она по какой-то причине не хочет его видеть? Но почему? Такие мысли терзали его всё время. Он гнал их от себя, но они возвращались к нему австралийским бумерангом.
И вот теперь странный человек, словно ясновидец, вытаскивает откуда-то то знание, которое он сам от себя хотел спрятать. И в то же самое время в нём вдруг затеплилась слабая надежда…
Илья улыбнулся, посмотрев на растерявшегося Вадима. Потом снова взглянул на дорогу, дотронулся до руля.
– Скоро всё сам поймешь, – негромко сказал философ.
Прошло минут сорок, и вот они уже оказались за городом. Здесь Илья опять остановился и огляделся. Взглянул и на лунный календарь, эту книгу, что лежала неподалёку.
– Да, северо–запад. Только это направление подходит, иначе сон был бы в другие лунные сутки, – сделал вывод Илья. – Думаю, ещё полчаса и скоро ты всё увидишь.
Снова загудел мотор. Вскоре асфальт сменился на грунтовку. В летнюю сухую походу тут машина шла довольно плавно, хотя на ухабах порой и потряхивало. Да и пыли поднималось немало.
Впереди показалось кладбище, и Вадим вдруг почувствовал тревогу. Нет, он не боялся привидений и мертвецов. Но странное чувство вдруг возникло в нём – будто он уже видел когда–то это место.
Илья же рядом опять улыбался, глядя на молодого человека.
– Значит, узнаешь, – сделал он вывод.
Неподалёку красовался и чуть покосившийся дорожный знак с надписью «Отрадное».
– Здесь есть река, Синичкой, кажется, зовётся. Думается, именно здесь есть связь воды с твоим сном. Теперь будь внимательней, Вадим. Сейчас проедемся тут, смотри по сторонам, не зевай.
И эмка въехала в деревню. Несколько крестьян занимались сеном чуть вдали. Все разом замерли, увидев автомобиль. Один из них медленно вытер пот со лба. А вот пара детишек лет пяти–шести отроду, игравших рядом с палисадником старого дома неподалеку, увидев авто, вдруг оба хором загалдели, засмеялись. Залаяла и собака рядом с ними.
Мужчины ехали медленно. Вадим смотрел то влево, то вправо. Следователь тоже вспотел, он действительно узнавал эти места. Потом же он вообще застыл, напрягся, схватился обеими руками за кресло авто. Да, чуть в стороне от улицы стоял тот самый дом из сна. Илья посмотрел на друга и притормозил.
– Вот мы и нашли её, – тихо сказал странный философ. – Что же, значит, вот оно и твоё прошлое.
Вадим тихо сидел на месте. Илья же вышел из машины и прошёл к невысокому забору около дома, окружённого густыми зарослями вишни. Высокая женщина со строгим лицом в длинном чёрном платье вышла навстречу философу. Это не была Наталья, женщина была куда старше. Но как она была похожа на его невесту…. Женщина взглянула в сторону машины, покачала головой. Вадим не слышал, о чём она говорит. Старые воспоминания роились в нем так, будто открылась некая рана – Вадиму было больно. Наконец, Илья что–то достал из внутреннего кармана своего сюртука, передал женщине. А затем вернулся к машине, сел обратно.
– Да, я подозревал это… – сказал философ, глядя на друга.
Тот по–прежнему молчал.
– Она приезжала сюда. И её бабушка знает, где внучка сейчас. Так же, как и где правнук…
Тут Вадим не выдержал:
– У Натальи есть ребенок?!
– Да, – спокойно кивнул Илья. – Только вряд ли она готова простить тебя и принять обратно. И ты сам знаешь почему…
Вадим понурил голову. Он помнил те аресты, в которых ему пришлось принять тогда участие.
– Это были диссиденты!
Молодой следователь прекрасно помнил те обыски в общежитиях, аресты некоторых студентов. Кое–кого из них знала и Наташа… Нет, она не дружила с ними. Но когда он рассказал ей об этом, тогда и начались их первые споры.
– Может быть, – пожал плечами Илья. – Но она не хочет тебя бояться. Поэтому и не хочет встречаться. Ну да ладно. Теперь ты знаешь это. Думаю, на сегодня хватит. Тебе есть о чём поразмыслить. А пока давай вернемся в город. Там тебя ждет твоё настоящее и будущее.
Илья повернул ключ зажигания, двигатель машины заурчал.
Вадим же посмотрел ещё раз на этот дом. Начинался закат, окрасив крышу в особые тона. Багровое солнце, растущие тени…

Глава 8
После этой поездки Вадим чувствовал себя нехорошо. Ему не нравились все выплывшие воспоминания, чувства. В тот вечер он быстро ушел от Ильи, а на следующей день буквально с головой окунулся в работу. Правда, сейчас, к середине лета, дел особых не было. Вокруг царила жара, пыльной зной буквально пропитывал собой всё вокруг. Даже в самой глубине зданий порой трудно было найти прохладу.
Молодой следователь возился с бумагами, просто приводя в порядок всё то, что у него набралось за время службы. Наступило время обеда. Вдруг в кабинет заглянул майор Алдонин.
– Вадим, чего ты тут завис? – добродушно спросил он. – Ты не бойся, когда надо будет, ты у меня поедешь и будешь всё, что надо расследовать. А пока расслабься, да пошли, перекусим.
Рогов отодвинул папку с документами, да пошёл вслед за майором. Оба спустились на первый этаж, туда, где располагалась столовая. Там привыкли обедать как вся местная милиция, так и разные бюрократы из близлежащих контор. Большой зал с высокими квадратными колоннами, всё выкрашено в сине–голубые цвета. Милиционеры расположились за столом у окна. Улицу снаружи было почти не видно, всё закрывали разросшиеся клёны.
Для начала взяли просто борща две тарелки да хлеба. И здесь Вадим заметил, что майор принес с собой и газету. Алдонин увидел интерес Рогова, подмигнул ему:
– Свежий выпуск «Известий». Про нас почти ничего пишут, будто и нет НКВД в стране. Зато погляди – планируют первый съезд союза писателей организовать скоро. А ведь ты у нас литературой, говорят, увлекаешься? Да, Вадим?
Молодой следователь чуть понурил голову. Ему не хотелось говорить о таких вещах с начальством.
– Да, в последнее время кое–что даже писал.
Алдонин усмехнулся:
– Ты не стесняйся. Мне тоже нравится почитать разные вещи на досуге. Правда, чтобы вот писать самому… До этого ещё не доходило.
Тут он передал газету Вадиму.
– Ты почитай, кого они только туда не зовут. Там и Горький будет, и Маршак, и Пастернак… А ты, значит, в этом уже кое–что понимаешь. Это хорошо. Чувствуется мне, безопасность съезда будет лежать на нас…
Потом разговор переключился на другие темы. Вслед за борщом милиционеры взяли макароны с котлетами, а потом и черный чай в стаканах. Но при этом Вадим невольно снова и снова посмотрел на газету, что лежала на краю стола. Она была свёрнута, и статья о будущем съезде писателей оказалась снаружи. Молодой следователь опять вспомнил всё то, что ему рассказывал Илья.
И вечером он позвонил философу.
– Рад тебя слышать, Вадим, – сказал Илья. – Подходи завтра, нам есть о чём поговорить. Этот съезд писателей и мне тоже очень интересен.
Хорошо, когда дома есть телефон. В работе следователя имелись свои несомненные плюсы. То, что Илья тоже обзавёлся атрибутом прогресса, Вадима нисколько не удивляло. Такой уж человек, странный, могущественный даже, владеет тайнами потустороннего мира. Вот откуда, например, узнал о существовании Наташи? Загадка, но только для непосвящённого. Мистический философ и сновидец лучше его знает о смысле существования самого Вадима на земном шаре, возможно, придёт время, и тогда он снова встретит Наталью. Только что для этого нужно совершить?
Наташа, Наташа, как ты теперь живёшь? Он уже давно не видел снов с ней, как будто и сновидения должны подпитываться реалиями прошедшего дня. Так, обрывки воспоминаний, лёгкое присутствие в ночных миражах, в которые он погружался после трудного дня. Но всегда, когда видел её во сне, утром просыпался с улыбкой, словно счастье на миг, хотя бы ночью, вновь его посетило. Кто виноват в их размолвке, разлуке, разладе? Как ни крути, наверное, он сам. Да только выбора особенного в жизни у него не было. Родился, учился, захотел ловить преступников. Кто же знал, что люди, переступающие грани закона, порой такие разные, не обязательно бандиты с большой дороги или воры, как тот паренёк из трамвая, сбросивший кошелёк.
Однажды Вадим видел особенно страшный сон, бросивший его в пот. Проснувшись, он не мог долго отдышаться и лежал, уставив глаза в свежевыбеленный потолок. Снилось ему, что привели к нему на допрос в его кабинет на третьем этаже бывшую невесту. Наташа была почему-то в белом подвенечном платье, с венком полевых цветов, ромашек и васильков, на голове, но босая. Глаза заплаканы, от этого лицо ему показалось ещё более красивым. Но он жестоко с ней обращается, как с настоящей преступницей, грозится кинуть в камеру с уголовниками, лишить сна и воды, короче говоря, включает по полной методику капитана Евсеева. Тот же стоит рядом, одышливый, красный от застарелого бронхита и излишнего веса, смотрит похотливыми глазами на попавшую в лапы правосудия девушку и как будто ждёт часа, когда очередь допрашивать дойдёт до него.
Наталья молчит, только смотрит измученными глазами на следователей, порывается уйти, но руки и ноги привязаны к спинке и ножкам стула, – никуда ей не деться. Евсеев подходит к ней и носком тяжёлого сапога сваливает девушку вместе со стулом на пол. И вдруг нет девушки, вместо неё вдруг появляется токарь Иван Сергеевич Воронин, замученный этим самым Евсеевым. Воронин лежит на полу, почерневший, весь в крови, рубаха синяя разорвана по швам. Рогову жаль его, он тяжело дышит, совсем так как Евсеев, но по другой причине, по всему телу катится пот, и тут наступает спасительное пробуждение.
Надо обязательно спросить Илью, о чём этот сон, лихорадочно думает Вадим, что-то, несомненно, за ним скрывается. Сон не проходной, яркий, в нём оказались прописаны все черты внешности как Наташи, так и несчастного токаря, особенно узловатые мозолистые ладони, через которые прошли тысячи деталей за его нелёгкую трудовую жизнь.
Воронин мёртв. Интересно, мучают ли кошмары Евсеева: ведь тот, как ни крути, прямая причина безвременного ухода из жизни старого токаря. Да и не старик тот вовсе, просто казался старше своих лет, – тяжёлая работа пагубно отражается на здоровье и внешности человека.
Как-то не вписывались художества Евсеева в то, что провозглашалось товарищем Сталиным на партийных встречах. Говорили про гуманизм, самый свободный и светлый строй. А вот таких Ворониных забивали десятками в подвалах. А если так нужно? Враг не дремлет, он хитёр и коварен. Даже в простом токаре может скрываться подколодная змея, мечтающая вернуть власть попов и богатеев.
Надо спросить Илью. Человек, так хорошо говорящий о снах, знает и явь. Вадим уже не представлял своей жизни без философа.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/dmitriy-devyanostyy/za-stenoy-sna-70493239/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.