Главная страница | Современные любовные романы | Билет до счастья

Билет до счастья
Лана Фоксс
Если Вы любите книги про любовь , а также волшебство, магистров и исторические артефакты, то вам сюда.Все мы частицы каких-то проектов, уготованных нам высшими силами мироздания. Какие они эти силы? Космический разум или Бог? А может быть Время? Оно оправляет в небытие целые поколения, оставляя за собой право создавать историю.Автор мог бы написать целую сагу о жизни каждого из героев романа «Билет до счастья»: о прусской язычнице Гретте, Великом магистре Германе фон Зальца, Хельге -дочери фрейлины принцессы Луизы Баденской, Дирке – руководителе концерна БМВ, Отто Мейере – инженере-конструкторе заводов Люфтваффе, об их судьбе, проходящей на фоне 800-летней истории Тевтонского Ордена Святой Девы Марии. Однако, вместе с героиней романа автор направляет читателя в легкое и романтическое путешествие на Земланд, в сказочную страну современного Тридевятого царства, простирающегося вдоль песчаных берегов чудесной Балтики, бережно хранящей неразгаданные тайны янтарных скрижалей.

Лана Фоксс
Билет до счастья

«И пройдет век Отца, где правят закон и страх,
и пройдет век Сына, где правят милосердие и вера,
и наступит век Святого духа,
когда на земле воцарится любовь»

Монах Иоахим Фиорский

Предисловие
Все мы частицы каких-то проектов, уготованных нам высшими силами мироздания.
Какие они эти силы? Космический разум или Бог? А может быть Время?
Время – мерило, вселенский мерило, который гоняет по кругу планеты, звёзды и человеческие судьбы. Время – источник и хранитель информации. Оно царствует в нашей жизни и неподвластно нашим желаниям. Оно оправляет в небытие целые поколения, оставляя за собой право создавать историю. Именно время расставляет на шахматной доске фигуры, раздавая им статусы и значения, определяя, как и куда они могут ходить, кто и почему их может передвигать; а главное, оно точно знает когда, и поэтому создает гамбиты, дебюты, цейтноты и определяет правила игры с названием «жизнь».
А что такое эта жизнь? Надо ли заниматься самокопанием, поиском смысла или ответом на вопрос: в чём же истина? Как мы мыслим, и отчего наша память избирательна? Почему мы порой испытываем дежавю, ощущая свою причастность к прошлым событиям истории?
Всё это мучило меня до некоторых пор. Говорят, что любители порассуждать на эти темы, также, как и те, кто увлекается философией, плохо кончают, если не находят единомышленников. Куда как проще ни о чём не задумываться, проживая свою скучную, однообразную жизнь день за днём, превращаясь в серую, безликую массу с лозунгом «А мне всё равно». Именно равнодушное стадо бредёт в неизвестном направлении, а точнее, в направлении деградации как культурной, так и, в конечном счёте, физической. А что же неравнодушные? Продолжают искать! Искать истину, смыслы и ответы. И мне всегда казалось, что ответы на извечные философские вопросы существуют и хранятся в некотором Источнике, называемом в различных учениях «космосом» или «вселенским разумом», или «абсолютом», и добраться туда можно, передвигаясь по временной спирали от страха и неизвестности к вере и знанию, и далее, от веры и знания к любви и познанию. Однако, изучив множество философских и теологических концепций, я так и не нашла решение загадки мироздания, всё чаще приходя к выводу, что цель любой цивилизации – это сохранение эволюции. Другими словами, всё наше существование – это, по сути, борьба за выживание рода человеческого. И в тот момент, когда природные катаклизмы начинают угрожать физиологическому уничтожению человека, его мозг выполняет мнемонические функции, направленные на обеспечение планетарной безопасности и сохранения нашей, земной цивилизации. Поэтому все политические, экономические и научные институты занимаются проблемой транспортировки имеющихся, накопленных знаний на иные территории бесконечного космоса.
Но всё же, для чего и как образовалась наша земная жизнь? Или сама жизнь на земле – это искусственно созданный проект? Нужен ли вообще сперматозоид для оплодотворения клетки? Или всё это фикция? И в реальности только удобный способ контролировать уровень рождаемости человеческих особей и позволяющий управлять земной популяцией? Или истина в том, что Бог или Источник создал женщину, как прародительницу и хранительницу земного вида, а мужчина был создан только для защиты целостности великой космической тайны.
И что будет, если я права? Права в том, что наша жизнь – это иллюзия, и что существование всего – это просто время, это вечность, раскрашенная яркими вспышками фотонов.
Из-за буйства и смешения красок порой возникают видения, переносящее наши мысли в волшебство иллюзорных потоков, где мы определяем своё земное предназначение, как продолжение воспроизводства себе подобных. И вот мы, смотрим на нашу жизнь, наполненную разными деяниями, как на уникальный формат логических и спонтанных событий, полагая, что реальность существует только в наших ощущениях. А различие нашего иллюзорного существования лишь в том, что одни что-то делают, другие не делают ничего. Одни создают, творят и выполняют миссии, другие только потребляют. Но, возможно, самое отвратительное заключается в том, что ни в чём нет никакого смысла. При том, что наши чувства и эмоции: боль, радость, страх, дружба, благодарность, счастье черпают информацию из нашего подсознания, в котором априори находятся шифры всех последующих проектных решений космического абсолюта, определяющих дельнейший ход истории.

Кёнигсберг
Он стоял передо мной обнаженный, высокий и невероятно красивый. Сравнивать его с Аполлоном было бы банально и вообще не правдой, потому что он был лучше.
Его волнистые светлые волосы спускались мягкими прядями по лицу, которое светилось от счастья находиться рядом со мной.
Если бы не сумасшедшая разница в возрасте, я бы ни минуты не думая кинулась в его объятья, впиваясь, как пиявка в его мягкие, сочные, всегда полуоткрытые губы. Однако, осознавая, что мне два месяца назад стукнуло N лет, я себя ощущала не очень-то и комфортно, если не сказать, что совсем сконфузилась. Мне стало казаться, что я должна немедленно вскочить с кровати и начать читать нотации этому бельведерскому чуду, как мама, отчитывающая своего сына за то, что он нашкодил и ведет себя непристойно.
– Ты так хорош был сегодня в костюме крестоносца на рыцарском турнире, что все «придворные баронессы», о которых, кстати, ты мне так и не рассказал, завороженно смотрели в твою сторону, – съязвила я, скрывая страх и мучаясь от собственной беспомощности и неуверенности.
– Публике нужен герой. Почему ты считаешь, что таким героем не могу быть я? – уверенно сказал Пауль.
Я по-прежнему боролась со своими комплексами, съёжившись, как сублимированный фрукт, и отодвигая давно назревший момент обоюдного совокупления, крепко сжимая в руках покрывающее моё тело одеяло.
Но тут Пауль вдруг достал коричневую сигарету и глубоко затянувшись, раскурил ее. Передавая мне вкусно дымящееся Vogke, он произнес:
– Счастье мое, ну побудь немножко француженкой. Забудь обо всем и наслаждайся моментом.
От этих слов мне стало совсем не по себе. Вспоминая всплывшие в голове какие-то пошлые песенки про французский поцелуй, меня бросило в жар, потому что во мне вдруг проснулась моя двоюродная прабабушка, которая в последние годы жизни жила в монастыре и была набожной и целомудренной, и поэтому я себя чувствовала немножечко монашкой, и соответственно ни о какой француженке и речи быть не могло в связи с устоявшимися взглядами на жизнь, навязанными благопристойным воспитанием.
– Прости Пауль, но я не умею быть француженкой, – чуть слышно ответила я, выпуская из ноздрей струйки дыма.
– Я тебя научу. Ты даже не представляешь, как я счастлив. И я хочу сделать счастливой тебя, – воодушевлённо произнес Пауль, и начал медленно двигаться в мою сторону.
Откровенно говоря, я не знала, как себя вести. С одной стороны, я была уже великовозрастной дамой, и изображать из себя трепетную лань было бы глупо. А с другой стороны, переломить в себе мой взращённый годами и жизненными испытаниями внутренний ментальный стержень было мне не по силам. Но произнесенные Паулем слова о счастье сразу напомнили мне начало этого приключения, после чего я оказалась здесь, в очаровательном отеле Green Dorf, стоящем под кронами раскидистых сосен и каштанов, на берегу Балтики.
Опостылившая своей гнусностью и однообразностью жизнь разведенной, стареющей матроны и эскулапа цеха эстетической медицины, а проще говоря косметолога, закачивающего в красивые девичьи губки гиалуроновый гель и превращающего их в «утиный клюв», привела меня к решению, что надо что-то менять. Слово «перемены» у меня, в первую очередь, ассоциировались с перемещением в пространстве, то есть изменением географического места пребывая, другими словами, с поездкой куда-нибудь далеко от дома. Мысли о проведенных несколько лет подряд отпусках на дачном участке у мамы в Подмосковье вызывали тошноту. А поехать туда, куда непременно хотелось, не было возможности из-за всяких и разных событий мирового санкционного хаоса, происходящих по причинам от меня не зависящим. А хотелось переместиться на море, к примеру, в Испанию или Италию, и где непременно бы я себя чувствовала немножечко испанкой или итальянкой, поглощая вкуснейшие и разнообразные кулинарные шедевры заметиной тосканской или каталонской кухни. Но туда было нельзя, потому как мир сошел с ума, и все границы для простых смертных жителей нашей страны стали закрыты.
Просидев за компьютером несколько дней подряд и перелистывая интернет-сайты и прайс-листы многочисленных туроператоров я засияла электрической лампочкой наткнувшись на предложение отправиться в путешествие по городам бывшей Восточной Пруссии, которая славилась своей многовековой историей и была отвоевана у Германии Советской армией во времена Второй мировой войны.
А история той самой Пруссии началась давным-давно, так давно, что мы стали забывать, почему мы, собственно, русские. Кроме того, Отечественная история, которую мы изучали в школе, расставляя акценты на членах политбюро коммунистической партии СССР, отождествляя слово «русский» со словом «советский», умалчивала, почему мы «русские», и откуда мы произошли, и где находятся наши исторические корни.
Балтика. Это темно-синее чудо, бурное и ласково щекочущее, разбивающееся в сотни брызг и нежно целующее босые ноги, утопающие в мягком песке, зовущее и манящее в свою бушующую стихию, омывающее южные и северные берега меняющих исторические названия многочисленных государств, расположенных на прибалтийских территориях. И с этих территорий спускались на воду корабли, поднимали паруса и плыли в открытое море. Какие-то в поисках пропитания, какие-то в поисках приключений, кто-то взывая о помощи, кто-то с целью завоевания, а кто-то выполняя долг миссионеров. Здесь, на северных берегах в 6370 году, по ведическому летоисчислению, жили викинги, норманы и варяги-руси, плывущие к южным берегам на ясенях, где аборигены балты, сембы, курши и пруссы ловили рыбу и добывали янтарь.
Мне всегда казалось, что именно эта версия о приходящих на южные берега Балтики племен варягов-руси наиболее правдоподобна из всех существующих ныне попыток восстановить ход событий, сформировавших современную историю России. Однако, западные историки по-прежнему не воспринимают Россию, как единое государство, равно как и не отождествляют Русь, состоящую из раздробленных княжеств славян, проживавших в восточной Европе, и Россию, образовавшуюся в XVI веке со столицей в Москве. В смешении различных концепций можно утонуть, а у ж понять, кто какой национальности, практически не реально из-за бурно шагающей по планете ассимиляции всех мастей. Но, быть русской мне нравилось больше нежели россиянкой, а посему, относить себя к варягам или славянам дело личное.
До некоторых пор для меня этот исторический компот оставался непостижимой загадкой и возможной версией. Может быть, мне только хотелось принимать именно ту версию, где в русских больше варяг балтов, чем славян, а возможно, я в этом убеждена, и есть для этого историческая подоплека. Ведь, не зря же я училась в историческом классе в нашей, тогда еще советской, школе в прошлом ХХ веке. И нам повезло, что преподававший нам историю России учитель был человеком увлеченным и любящим свой предмет. Поэтому изучали мы исторические события не по учебнику, а по многочисленным томам Соловьева. Нам было невероятно интересно слушать нашего педагога, который как раз в то время писал диссертацию про славянские племена IX–X веков, населявшие Прибалтику.
В конце концов, окончательным фактором, склоняющим меня именно к этой версии, оказалось даже не историческое любопытство и не желание докопаться до правды, а эстетическое восприятие внешнего облика сильного и мужественного, светловолосого и голубоглазого воина в доспехах, которого я воображала себе в своих мечтах, как единственного моего спасителя от оков навязанных советской системой воспитания хороших девочек, жертвующих своим внутренним миром ради сохранения обывательских представлений о нормальности поведения.
К тому же мой экс-супруг Чесловас Кярпаускас, успешный владелец рекламного агентства и ныне проживающий в апартаментах Москва-Сити с молодой, но одаренной официанткой, которой я не так давно делала «утиные губки», по происхождению был балтом, а точнее литовцем по линии отца. При этом, моя свекровь прелестная Иоанна, урожденная пруссачка, до сих пор живет в Каунасе, по-прежнему преподает аэробику и пребывает в неведении о нашем разводе. Родная сестра моего бывшего мужа Марта, с которой мы были дружны, уже несколько лет назад переселилась в Светлогорск. Именно я на какой-то студенческой вечеринке познакомила ее с будущем мужем Сашей, в его бытность аспирантом братства Университета Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы. Теперь Александр был совладельцем развлекательного комплекса «Янтарь Холл» и отгрохал себе шикарную виллу на улице Штрауса в городе Раушене-Светлогорске, на балтийском побережье отечественного эксклава. Марта же организовала там спортивный клуб, следуя примеру своей матери, моей бывшей свекрови. По сестре моего бывшего мужа я действительно скучала. И если бы не ее вековая обида на меня за мое нежелание иметь детей, в отличии от накаченной филлерами официантки, готовой рожать ежегодно по тройне; и по сему разбитое сердце родного брата, то думаю, она была бы рада со мной повидаться.
Утвердившись в намерении отправиться в увлекательное путешествие на берга Балтийского моря и, все же, попытаться заехать в гости к Марте, я оформила семидневный тур с солнечным названием «Янтарная мозаика».
За окном стоял сентябрь, пора бархатного сезона. В воздухе витали запахи терпких духов и коньяка. Афиши музыкальных салонов наполнялись именами джазовых исполнителей и на культурных каналах соцсетей появлялись объявления о проведении джазовых фестивалей. В кабине моего бумера (сленг. машина БМВ), как всегда, играл джаз, переходящий в классику. Мне сразу захотелось посетить уютное джаз-кафе в Брюсовом переулке, сходить в дом Музыки на Космодамианской набережной или в филармонию на симфонический концерт. Но мысли упрямо сосредотачивались на хлебе насущном, и, в итоге, я направилась в супермаркет за продуктами. Мой архаизм производить покупки самостоятельно, прогуливаясь между бесконечными рядами с ненужными продуктами, хозяйственными товарами и предметами быта, никогда не одобрял мой экс-супруг, который уже давно пользовался услугами доставки. Но мне почему-то было неприятно, что мои помидоры или огурцы трогают немытыми руками посторонние личности, хотя, естественно, я понимала, что на прилавки маркетов и супермаркетов их раскладывают все те же посторонние личности с немытыми руками.
Я зашла в огромные двери гипермаркета «Ашан», проталкиваясь через вертушку, и направилась в первую секцию, решив присмотреть подарок для моей мамы по случаю приближающегося дня её рождения. Разгуливая между крутящимися стойками с открытками разных видов, я случайно наткнулась на поразившую меня надпись на одной из них «Билет до счастья? Пожалуйста». На открытке была изображена милая девушка, сидящая в кресле самолета и смотрящая в иллюминатор.
«Как интересно, – подумала я, – ведь накануне я как раз и купила билет на самолет в чудесный город Кёнигсберг, с какого-то перепуга названный Калининградом, потому что в 1946 году умер всероссийский староста Калинин. Вот чего никогда не могла понять, так это появившееся у наших чиновников пристрастие переименовывать исторические названия городов, населённых пунктов и улиц. Ну, называли ли бы себе именами выдающихся или не очень выдающихся личностей новые города и проспекты. Представляю себе, если бы Москву вдруг назвали, к примеру, Сталинка или, чего доброго, Горбачёвка. А вот история все равно рано или поздно вернет все на свои места. Как надеюсь и вернет первоначальное наименование манящему своим очарованием городу Кёнигсбергу, просуществовавшему с таким названием более семисот лет. В те времена, когда на побережье Балтики еще жили племена пруссов и славян, которым волею судьбы пришлось столкнуться с гонимыми в неизвестность переселенцами с запада, с земель немецких».
Рейс был утренним. Поэтому из дома я выезжала в темноте и тишине, когда широкие улицы и проспекты нашего многомилионного города еще пусты, и только изредка мелькают желтые такси со святящимися на крыше шашечками.
Добравшись до аэропорта и опустившись в небольшое кресло воздушного лайнера, находившееся около окна, я устроилась поудобнее, чтобы доспать то, что не доспала дома. Сразу после взлета мутная пелена перед глазами стала погружать меня в заслуженный сон, и так незаметно я оказалась в сказочном «Зазеркалье» или в «Тридевятом царстве», шутливо названном калининградцами так из-за регистрационного номера тридцать девять, присвоенного Госавтоинспекцией этому региону.
Аэропорт Храброво оказался совсем крошечным по сравнению с монстрами нашего мегаполиса. Неожиданно быстро разгрузили багаж, и я вышла в стеклянный коридор, где меня поджидал большой человек с маленькой табличкой. Когда я подошла к нему, он явно суетился и нервничал.
– Я уж, думал, Вы не прилетели. Почему так долго не выходили? – выхватывая мой чемодан заявил человек и направился к выходу огромными шагами.
– Я ждала багаж, – ответила я, удивившись его нетерпению, и засеменила за ним.
– У нас открыт сезон охоты. Я спешу. Извините, – скороговоркой сообщил в свое оправдание большой человек и добавил, – меня зовут Юрий.
– Татьяна, – представилась я и впрыгнула с налета в открытую водителем дверь.
Он быстро закинул мой чемодан с эмблемой БМВ в багажник и с визгом стартанул с места.
Уже не новый, но комфортный и ухоженный мерседес несся с сумасшедшей скоростью по трассе от Храброво до Калининграда. Я напряглась и какое-то время смотрела вперед, разглядывая крупный затылок водителя и его огромные руки, обхватившие толстыми пальцами всю окружность руля. Удостоверившись в том, что он уверенно давит на педаль, я успокоилась и стала смотреть в боковое окно. Наблюдая за мелькающими редкими малоэтажными строениями, я поразилась такому скудному однообразию и отсутствию многоэтажных зданий. Кругом были ровные поля, а попадавшиеся по пути строения находились на значительном расстоянии от трассы. В целом картина напоминала европейскую и существенно отличалась от наших подмосковных дорог, плотно застроенных чем попало вплотную к проезжей части. Решив поддержать разговор об охоте, я спросила:
– Юрий, а Вы на кого охотитесь?
– На всех, – уклончиво ответил он и засмеялся.
Я про себя подумала, что продолжать разговор, видимо, не стоит и на всякий случай засмеялась, вспомнив чей-то афоризм: «Последним смеется тот, кто ничего не понял».
Тем временем мы въехали в город Кёнигсберг, который называть Калининградом у меня никак не получалось. И эта цитадель истории вызывала такую жалость потрепанным видом своих окраин, напомнивших мне провинциальную Каширу времен моего детства или какое-нибудь село Смирновское, состоящее из десяти пятиэтажных блочных домов. А Юрий продолжал гнать свой Мерс с бешеной скоростью, ловко вписываясь в повороты узких однополосных улиц и игнорируя красные сигналы светофоров.
– А у вас в городе камер наблюдения нет? – спросила я, удивившись его смелости при нарушении правил дорожного движения.
– Нет. Это у вас в Москве все ходят строем, а у нас тут свобода, – гордо ответил он.
В этот момент такой же свободный джигит на своем Мерсе «подрезал» нам так, что Юрий не удержался и выругался нецензурно, а потом добавил.
– Извините. Это только русские так ездят.
Вот тут я уже ничего не поняла. Что он имел в виду под словом «русские»? Хорошо это или плохо? Но уточнять не стала, чтобы не навлечь на себя лишнего негатива, и приняла решение оставшуюся часть времени помолчать.
До места мы добрались за двадцать минут. Юрий также бегом донес мой чемодан до дверей отеля и махнув мне рукой, опять же со свистом умчался на охоту.
Поднявшись по ступеням и пройдя в фойе отеля через вертушку со стеклянными дверями, я быстро забрала электронный ключ и поднялась на последний этаж, где находились люксы и два одноместных номера комфорт-класса. Как оказалось мне повезло, потому что другие одноместные номера заняли гости из Мурманска, прибывшие чуть раньше меня. Надо признаться, что комфорт оказался действительно комфортом, номер был просторным, с большой двухместной кроватью, большим столом и огромной ванной в туалетной комнате.
Бросив чемодан, я решила немного прогуляться и освоиться на новом месте, загрузив в интернете карту достопримечательностей Калининграда.
Во время прогулок по улицам центральной части древнего города Кёнигсберга мне все больше казалось, что я начинаю парить над землей от захватившего меня чувства необычайной свободы и раздирающей мою душу красоты сохранившихся строений Восточной Пруссии. Привыкшая к опостылившим своей безликостью прямоугольным, многоэтажным изваяниям столицы, а также к многолюдным башням-муравейникам, набитым никому уже не нужными товарами, офисами и постоянной сутолокой, здесь я любовалась мягким линиям барочной архитектуры, доставшейся нам в наследство от бюргеров и курфюрстов, проживавших в этих краях до войны. И с каждой минутой мне всё больше нравился в этот средневековый город с чудом уцелевшими после бомбардировок Второй мировой войны готическими кирхами.
Заглянув по дороге в марципановую лавку и купив марципановый кофе, марципаново-шоколадный батончик и круассан с марципаном я вернулась в отель, где, завалившись на кровать, я машинально нажала пульт от телевизора и сходу попала на спортивный канал, что указывало на то, что до меня в номере проживал явно командировочный мужского пола. Впрочем, я и сама любила посмотреть футбол, особенно Лигу чемпионов, когда играла моя любимая команда «Челси». И к моему удовольствию, именно матч Лиги чемпионов начинался сейчас в прямой трансляции.
– Урааа! – крикнула я от охватившего меня чувства наступившей свободы и стала смотреть на бегающих по зеленому полю футболистов.
Первая экскурсия моего путешествия в «Зазеркалье» начиналась через два часа и поэтому я могла себе позволить принять душ и поваляться, наслаждаясь высоким футболом.
Изучив попутно программу моего пребывания на землях балтийских, я набросала небольшой план тех мест, куда я должна непременно попасть помимо экскурсионной программы. И в первую очередь это было посещение Марты в прусском Раушене, переименованном в Светлогорск. Поездка туда должна была состояться в третий день экскурсионного тура, и я сказала себе словами известной героини Скарлет:
– Об этом я подумаю завтра.
За окном начал накрапывать мелкий осенний дождик. Я прихватила с собой зонт и вышла к припаркованному на стоянке у отеля экскурсионному автобусу.
– Добрый день, меня зовут Агне, – поприветствовала меня приятная круглолицая девушка с вьющимися мелкими кудряшками рыжих волос, – проходите пожалуйста и занимайте любое место.
Я поздоровалась и заняла любое, свое любимое место в самом конце автобуса, на которое обычно никто не претендует, потому что сиденья там не откидываются. Здесь я сидела, как королева, одна на длинном диване соединенных между собой автобусных кресел последнего ряда.
Девушка оказалась славной и очень начитанной. По мере того, как автобус двигался по заданному маршруту, мы с интересом слушали разные истории про Кёнигсберг, город, который был возведен во времена расцвета Тевтонского Ордена в окрестностях одноименного замка.
На первой остановке мы посетили район Амалиенау, где красовались между соснами и дубами восхитительные виллы респектабельных жителей этого региона. Но самым восхитительным строением, поразившим меня с первого взгляда, была кирха памяти королевы Луизы, горячо любимой всеми пруссами и их потомками.
Гуляя по плавным линиям улиц я любовалась завораживающими своим разнообразием виллами, построенным вначале ХХ века, и в то же время выдержанным в едином югендстиле, украшенными башенками и флюгерами, и мне почему-то очень захотелось остаться здесь навсегда. Меня поражала изящная красота некоторых строений, отреставрированных современными отделочными материалами, отчего они походили на домики из сказки, тем самым создавая неповторимую атмосферу тридевятого царства.
Осень здесь еще не вступила в свои права, поэтому несмотря на накрапывающий мелкий дождь, сквозь плотную листву вековых деревьев пригородного парка Амалиенау, начало проглядывать солнышко и стало совсем тепло. Уходить отсюда вовсе не хотелось, и я дала себе слово, что обязательно вернусь и поброжу еще несколько часов по этому фешенебельному кварталу.
Экскурсионная группа выдвинулась по маршруту в сторону бывшего Кнайпхофа, а ныне острова Иммануила Канта, фанатично почитаемого философа и почетного жителя Кёнигсберга, покоившегося у стен центрального Кафедрального собора.
Величественное здание темно-коричневого цвета поражало совей средневековой строгостью и в то же время притягивало как магнитом, предлагая переступить очерченные границы веков и погрузиться в эпоху расцвета государства Прусского.
– Иммануил Кант учился в Кёнигсбергском университете и позже стал его профессором и преподавателем, – рассказывала биографию философа рыжеволосая экскурсовод, стоя около металлической ограды захоронения, – и существует поверие, что Кафедральный собор не пострадал во время Второй мировой войны благодаря тому, что здесь покоится великий ученый.
Группа что-то бурно обсуждала, задавая вопросы и получая ответы от гида. А я была счастлива от сопричастности ко всему происходящему, от этой долгожданной возможности и не покидающего меня ощущения парящей в воздухе свободы.
– Великая заслуга Канта в том, что он не покинул родной Кёнигсбергский университет и способствовал его процветанию, несмотря на приглашение Императрицы Елизаветы приехать в Москву, – продолжила Агне.
– Великая заслуга Канта в том, что он сказал: «Платон мне друг, но истина дороже», – ляпнул кто-то из толпы.
– Кант этого не говорил. Зато он говорил: «Имей мужество пользоваться собственным умом», – начал разгораться неожиданный диспут.
– Великая заслуга Канта состоит в том, что он был сторонником Вечного мира, который может быть достигнут путем всеобщей демократии и международного сотрудничества, – вдруг услышала я раздавшийся за моей спиной мужской голос одного из стоящих рядом многочисленных слушателей, присоединившегося к нашей группе.
– Возможно, – сказала, улыбнувшись, наша кучерявая девушка.
А я подумала: «Надо же, как он прав. Будто бы уловил мои мысли о свободе и вечном мире во благо всего человечества».
Закончив экскурсию, Агне предложила посетить органный зал Кафедрального собора, где начинался концерт.
Я выдвинулась в сторону больших металлических ворот, ведущих внутрь собора, заметив в бежавшей за мной толпе экскурсантов того молодого мужчину, который так взбудоражил мой мозг своим высказыванием о концептуальных предпочтениях великого философа. Мы улыбнулись друг другу и последовали на свободные места, расположенные под сводами готического строения.
Слушая огранную музыку, я стала вспоминать прочитанные мною в запой лекции моей мамы, которая много лет преподавала философию. То ли от того, что территория, на которой я сейчас находилась, была пропитана многовековыми знаниями, то ли от того, что все же я воспитывалась в высокодуховной среде людей интеллектуальных, но мне приходили на ум теории из теологических воззрений античных философов о морали. Ведь Золотое правило морали, сформулированное Сенекой, звучит так: «Обходись со стоящим ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобой обходились стоящие выше».
И тут же всплывали теологические концепты истоков христианства, Римской империи и фарисеях – толкователей ветхозаветных иудейских законов.
В сущности, в основу ветхозаветных законов легли учения античных философов: Платона, Сенеки, Филона Александрийского. А само христианство зародилось в Иудее, которая тогда находилась под протекторатом Священной Римской империи.
Думая обо всем этом, я понимала, что мне ещё предстоит увидеть Тевтонские замки, посетив места распространения христианства миссионерами католиками, фанатично верившими в Хилиазм и второе пришествие Христа.

Путники
Время. Эпохи. Этапы. Хронос закручивает временную спираль, остужая и раскаляя планеты, меняя события и цивилизации, порождая расы и племена народов, создавая их традиции и обряды. Много веков прошло с тех пор, как в 1189 году Саладин отнял у христиан святыню – гроб Господень. И тогда Средневековая Европа объединилась под знамена рыцарей Крестоносцев.
Рыцари Тевтонского Ордена Святой Марии, воодушевленные первыми крестовыми походами в Святую землю и построившие в Акре резиденцию Великого Гроссмейстера Ордена – замок Штаркенберг, продолжали активно распространять христианство под покровительством Священной Римской империи и с одобрения Папы Римского Григория IX, бывшего кардинала-протектора Ордена францисканцев. В благодарность за свои миссионерские подвиги тевтонцы получили от Римской католической церкви земельные феоды и владения в Бари, Палермо и Праге, чем закрепили свое влияние в Европе.
Сентябрьское утро 1227 года было теплым и солнечным. В прорези оконных проемов Капитолия светили длинные лучи, красиво играя разноцветным спектром.
Папа Григорий IX вышел из темного коридора палаццо и двигался в просторное помещение с высокими сводами, где стоял длинный темный стол, за которым собрались ландмейстеры Тевтонского ордена во главе с Великим Магистром Германом фон Зальца на соборе Великого капитула Gro?gebietiger в Риме.

– Pater noster, qui es in caelis,
sanctificetur nomen tuum,
adveniat regnum tuum,
fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra.
Panem nostrum quotidianum da nobis hodie,
et dimitte nobis debita nostra,
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris,
et ne nos inducas in tentationem,
sed libera nos a malo. Amen.
(Лат.Отче наш, сущий на небесах!
да святится имя Твое;
да придет Царствие Твое;
да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
хлеб наш насущный дай нам на сей день;
и прости нам долги наши,
как и мы прощаем должникам нашим;
и не введи нас в искушение,
но избавь нас от лукавого. Аминь.)

– прочитал молитву Папа, когда присутствующие встали в знак приветствия Главы Католической церкви, – Adiuvare, Sanare, Defendere (Лат.Помогать, Исцелять. Защищать), Господь с нами, братья.
Герман понял руку и капитульеры расположились на своих местах.
– Марта месяца, 23 числа в году 1227 от Рождества Христова я направлял послания в Ригу и Любек, в Швецию, на Готланд и в Мемель, – начал свою речь после ритуального приветствия Папа Григорий IX, – и результаты мы имеем. Теперь и вся Финляндия имеет веру католическую христианскую во славу Господа и укрепления престола нашего. А ландмейстеры Ордена Меченосцев обратили в католиков большую часть населения Ливонии.
После этих слов Великий Магистр посмотрел исподлобья на теребившего четки Папу, заподозрив его в явной предилекции Ливонскому Ордену, что задевало его как лидера тевтонцев и удачливого советника Главы католической церкви. Папа заметил искромётный взгляд своего приближенного и решил переключиться на дальние перспективы крестовых походов.
– Но беспокоят русичи, – продолжил свою речь Георгий IX, – Племена их насаждают и по сей день финнам на длинных торговых путях через свои территории для балтийских купцов. А по сему теперь нам необходимо начать торговую блокаду Руси до тех пор, пока не прекратят все враждебные действия против ново-крещённых финнов.
Герман фон Зальца понимал, как далеки сейчас присутствующие за столом от амбициозных планов папского престола, и положив на спинку резного кресла свой белый плащ сказал:
– Наши силы распределены по территории империи и основные воинские гарнизоны находятся в Акре. Наши рыцари контролируют большую часть западной Европы, и значит, наши возможности ограничены сейчас. К тому же русичи так далеки, между нами целая пропасть нехоженых лесов с варварами балтийскими, литовскими и прусскими. Не время нам до княжества Новгородского добираться, к Руси, где с русичами сейчас войны ведет Ливония.
– Не столь важны сейчас дела наши на ближних территория, сколь необходимо не давать дикарям и язычникам сломить веру в Христа там, где мы её с таким трудом установили, – продолжал настаивать Папа. – Я воспретил поставлять на Русь оружие, железо, медь, свинец, лошадей и продовольствие всем купцам нормандам, немецким и любецким. Но есть у меня опасение в непослушании. Надо послать гонца до Юрьева (прим. ныне город Тарту), где находится гарнизон рыцарей воинов креста. Теперь тевтонцам есть чем заняться на востоке и после доложить мне о недоглядах ливонцев на торговых путях через Русь варяжью.
– Ливонцы захватили большие земли балтов жемайтов и земгалов. Нам не престало отставать, и мы можем также забрать берега балтов на Земланде, как и Орден меченосцев в Ливонии. И если собрать западный гарнизон на границе с Фландрией, мы можем двинуться в сторону топей Пруссии, вблизи морского побережья Балты (прим. Балтийское море), чтобы обеспечить надежный оплот для распространения христианства на восток, и укрепить армию Священной Римской империи новыми воинами для походов на землю Новгородскую, – сказал Герман, обеспокоенный преждевременными решениями Папы.
– Северные крестовые походы уже показали, как сильна вера наша. И Господь поможет вам окрестить земли восточные прусские. Прогнать с земель поморских ересь и невежественное язычество и идти дальше на восток, к Пскову и Руси. На сим за усердия и преданность Великой Римской империи вверяем с одобрения Церкви католической Пруссию Ордену Святой Марии и благословляем походы ваши во имя Христа. Да, поможет вам Бог. Аминь, – сказал в заключении Григорий IX, передал Золотую Буллу Римини императора Фридриха II (прим. законодательный акт), перекрестил склонившего голову Великого Магистра и поднялся по лестнице, скрывшись за кафедрой собора.
***
Наступил 1228 год. Вдохновившись известиями цистерцианских монахов, обеспечивших успех христианской миссии, организованной епископом Риги, участники Великого Капитула Gro?gebietiger, приняли окончательное решение направить рыцарей крестоносцев дальше на восток. Несмотря на это Герман фон Зальца, будучи не только Гроссмейстером, но и одновременно доверенным лицом германского императора Фридриха II, с одной стороны, понимал, что походы на языческие прусские земли могут серьезно ослабить влияние Тевтонского ордена на территориях западных границ Германии; при этом, с другой стороны, он опасался действий других орденов Добринского, Тамплиеров и госпитальеров, которые стремились к экспансии земель балтов в Земланде, Натангии и Судавии. Поэтому, дабы закрепить влияние и главенствующее положение Тевтонского ордена на прусских территориях, он решается выдвинуть в сторону западной Пруссии отряд Ордена Святой Марии, возглавляемый хиндейсхальским каноником Гером фон Бальке и состоящий из семи братьев-рыцарей монахов, двух капелланов, ста кнаппенов (прим.оруженосцы) в сопровождении кнехтов (прим. слуги) и немецких лекарей.
Суровый пеший переход колонны обозов, возглавляемой тевтонским ландмейстером Гером фон Бальке, из Германии в земли пруссов, занявший несколько месяцев, и постоянные набеги местных кланов, сильно измотали тевтонских рыцарей, монахов и их свиту. Гер фон Бальке был уверен, что настало время обосноваться и закрепиться на новых землях, а также построить госпиталь для раненых воинов, многие из которых уже источали зловонные запахи, а другие и вовсе умирали на ходу.
Приказав остановить запряженную лошадьми большую крытую телегу около бурно бегущего по холмам ручья, ландмейстер крикнул, обратившись к сидевшему на вороном скакуне рыцарю с грозным лицом; мечом, свисающим у ноги и в накинутом на плечи белом плаще с черным крестом:
– Зегман, спешиваемся.
Командор Зегман Гилберт хлестнул коня и поскакал во главу длинной колонны, медленно ползущей по холмистой местности, поросшей камышом.
– Стойте, разбиваем лагерь! – громогласно гаркнул он и протрубил в горн.
Процессия стала разбирать полу-сломанные обозы и размещаться на ночлег.
– Разузнай, где здесь есть дома местных пруссов. Нам нужен хороший кров, чтобы разместить раненых, – скомандовал фон Бальке командору.
Тот взял с собой десять оруженосцев и прошел с отрядом по окрестностям, где обнаружил небольшое селение, состоящее из нескольких хуторов, расположенных рядом с текущим по болотистой местности широким ручьем. Открыв незапертую дверь первой попавшейся хибары, Зегман не увидел в ней людей, однако, в небольшом углублении, вырытом в земляном полу, еще светились отгорающие угли. Быстро сориентировавшись, Зегман приказал рыцарям уложить раненых в соседствующем с домом сарае, а сам вместе с каноником, капелланами и лекарями разместился в хижине. В то время как остальная свита, разожгла костры и обустраивалась в сооруженных наспех шалашах.
Некоторое время спустя, после нехитрой трапезы, фон Бальке присел на лавку из дерева, стоящую в глубине низкой хижины на земляном полу, устланном звериными шкурами, и задумчиво заговорил со своим командором:
– Гилберт, меня поражает наслышанное невежество и необустроенность местных пруссов. В то время, как на нормандских землях и в Трансильвании, давно процветает вера и культура, здесь люди живут, как дикари. Что-то не верится мне, что эти земли на столько варварские, ведь и швед давно промышляет в этих местах, идут по этим местам их пути торговые. Исхожены эти земли и варягами, готландами, и войска Конрада Мазовецкого здесь побывали не раз. Поискать нам надо бы у Вислы кланы прусские, что прогоняют отсюда обученных воинов польских, да ливонских. Не верю я этой пустоте.
– Как бы ночью снова не напали на лагерь наш, – обеспокоенно начал Зегман, – мал отряд рыцарей-воинов наших, и раненных много. Лошади истощены. Запасы снеди кончились. Собрать бы войско из мужиков пруссов наемных, да крепость построить.
– Миссия наша Господом благословенна, веру на земли сии принесли мы христианскую. Крестить надо язычников. Не можем иноверцев в ряды свои брать по уставу, – ответил ландмейстер и посмотрел исподлобья на командора.
– Так пусть монахи и крестят неверных, а мы сгонять дикарей будем к ручью. Не то время потеряем, и разобьют нас кланы прусские, иль ятвяги суровые и псовые головы варяжьи.
– Не мило мне начало такое. Вера наша милосердна. Но, видно, прав ты Гилберт. Пока эти земли варварские, без силы не обойтись нам. Во имя Господа благословляю тебя. Собирай отряды наемные, но помни, что заповеди наши должны свято сохраняться. Поэтому не крещеных язычников в ряды кнехтов наших не возьмём. В начале пусть идут на молебны, да головы склоняют перед Христом.
И стали кнаппены сгонять непослушных язычников на ежедневные молитвы, а монахи крестили всех водой из ручья, троекратным возлиянием на голову. Христову веру народ не понимал, как и язык пришельцев, но кресты, надетые на шею капелланами, не аборигены сразу не снимали, воспринимая их, как обереги языческие. Однако, украдкой от тевтонцев, пруссы разводили в лесах костры и сжигали ненавистные кресты в жертву богу Окопирмсу, как символ обновления и освобождения от чуждой веры, в надежде на то, что боги языческие помогут им изгнать с земель родных ненавистных тевтонов, заставляющих служить им и делиться снедью. И, хотя, воды, мяса и рыбы было в достатке, хлеб местные пруссы отдавать тевтонцам не желали, уж слишком много времени занимала обработка зерен выращенной ржи ручным способом. Ведь пруссам приходилось собирать и молоть колосья, отделяя зерна от плевел руками, после чего жены перемалывали очищенные плоды в небольших ступках, и муки получалось так мало, что еле хватало до следующего урожая.
Ландмейстер Гер фон Бальке был предусмотрительным политиком, умело сохраняя и расширяя границы Тевтонского Ордена. Ему удавалось не только отражать набеги воинствующих соседних государств, но и своевременно замечать нарастающее недовольство пруссов и предпринимать своевременные решения, способствующие подавлению конфликтов и назревших проблем внутри Пруссии.
– Во славу Господа всемогущего и всевидящего должны мы помогать братьям нашим во Христе. Тяжел труд их в заботах о хлебе насущном. Нам необходимо строить здесь мельницы по образу наших немецких водяных. Будем перекрывать платиной ручей и соорудим M?hlenteich (нем. мельничий пруд), а на нем водяные мельницы. Посылайте гонца за ремесленниками нашими и мастерами в Вюрцбург, – приказал ландмейстер, собрав капелланов и монахов после утренней молитвы.
С трудом и упорством несли тевтонцы свою миссию. Особенно тяжелые испытания пришлись на их долю в зимнее время. Несмотря на быстро идущее строительство мельниц, плохо устроенный быт заставил большую часть рыцарей воинов вернуться в Нормандию. Жилья явно не хватало, и тогда всех кнаппенов приходилось размещать в хижинах пруссов вместе с монахами.
Наблюдая за тем, как нарастает беспокойство в орденских рядах, фон Бальке догадывался, что их совместное проживание может в итоге разобщить миссионеров и привести к серьезным конфликтам, поэтому он принял неотложное решение о скорейшем возведении замков-крепостей, где рыцари-монахи, кнаппены, капелланы, лекари и кнехты могли бы находиться под защитой рыцарей-воинов.
«Великий Магистр, данной мне возможностью Золотой Буллы короля нашего Фридриха II, основал я замки Тевтонского ордена Святой Марии в Мариенвердере, Эльбинге, Торне и Бальге. В окрестностях замков возвели новые прусские города, что дает возможность купцам немецким и любецким возить товары в этих землях. Построил также мосты и торговые пути по западной Пруссии. Обучил языку немецкому упрямых невежд прусских. Во славу божию возвели наши монахи кирхи, в коих крестят и обращают язычников в веру христианскую. Однако, рыцари наши постов не соблюдают. Обеты целомудрия блюсти перестали. По сему нужны нам новые отряды рыцарские для походов на земли балтийские, а также право и законы для наказания непослушных, дабы не вершить кровопролитий не нужных и междоусобиц неоправданных. Прошу величайшего разрешения применять созданный мной свод нового права, дающего правителям комтуреев (прим. комтурей – адм. территориальная единица; окрестности, принадлежащие замку) вершить правосудие, а всем истинно верующим – справедливые возможности и благословение Господа нашего», – писал ландмейстер послание Великому Магистру Герману фон Зальце в канун Рождества в декабре 1230 года, обосновавшись в своем замке в Кульме.
И время, как всемогущий лекарь затягивало раны, сеяло доброе и вечное, принося плоды миссионерские на земли язычников, где-то по воле их, где-то минуя волю, в наказание за непослушание. Но сила Ордена Святой Марии распространялась на прусские территории, текла по жилам новой крови, крови смешавшей и стирающей в будущем границы существующих когда-то племен. На месте бывших прусских селений начали образовываться новые крепости-города, по проложенным дорогам шли груженые товарами обозы. Перед замками горели зажжённые факелы, а в кирхах проходили службы во имя веры христовой.
Близился ноябрь 1231 года, когда ландмейстер прусский Гер фон Бальке получил от Великого Магистра Тевтонского Ордена ответ на свое письмо, в котором тот передал решение Великого капитула, одобренное католической церковью и скреплённое печатью Папы римского Григория IX, на применение нового городского Кульмского права и свода законов на территории прусских земель. А в помощь братьям-миссионерам направлял каноника Людовика Лейбензелле, как преданного Ордену Святой Марии духовника, в служение вере, восстановлении дисциплины в монастырях и походах на земли восточных прусских балтов.
Сын благородного бюргера Людовик Лейбензелле, имел когда-то в Любеке плохую репутацию из-за накопившихся долгов, от которых был освобожден Великим Магистром, и в благодарность примкнул к рыцарскому братству, закрепив клятвой, приняв обеты бедности, целомудрия и послушания.
– Я обещаю блюсти целомудрие своего тела, бедность и смирение перед Богом, святой Марией и перед тобой Магистр. Обещаю послушание до самой смерти, – сказал Лейбензелле, пав на колени и поцеловал перстень Германа фон Зальце в знак преданности и послушания.
– Я верю тебе, Людовик. Волею и властью, мне данной, посвящаю тебя в рыцари Ордена Пресвятой Девы Марии с саном каноника. Путь твой отныне предрешен. Живи и действуй во имя Христа, нести веру христианскую и защищай братьев наших в их добрых и богоугодных делах. Пусть твои помыслы будут чисты. Теперь тебе предстоит совершить поход на земли варварские, где сильны еще пороки неверных. Собирай обозы. Готовь кнехтов для нужд ваших. Вверяю тебе лучших братьев-монахов, с которыми ты пойдешь в Кульм, к достойному ландмейстеру прусскому Геру фон Бальке, а оттуда в новые земли языческие, где возведешь форты и крепости тевтонские для прославления и укрепления христианской веры и скрепления границ Священной Римской империи.
Встретив в Кульме долгожданного посланника Великого капитула Людовика Лейбензелле, прибывшего из Любека, Гер фон Бальке, наслышанный о его надежности и набожности, проникся к смиренному и фанатичному канонику, задумав наделить его полномочиями комтура (прим. управляющий) земель Земланда. Одновременно, понимая, как велико значение моря для завоеваний Орденом балтийских земель в противостояние шведским и датским воинами, совершавшим постоянные набеги на южных балтов, а также для создания благоприятных условий развития захваченных тевтонцами прусских территорий, он принимает скорое решение направить в сторону Балтики двух преданных вере рыцарей из семей знатных немецких бюргеров: каноника – Людовика Лейбензелле и грозного воина, командора Зегмана Гильберта.
Ранним утром весеннего пригожего дня, фон Бальке пригласил каноника в свой замок. Сидя в широком, дорогом кресле он поприветствовал входящего и сообщил:
– Любезный Людовик, известны мне твои подвиги в рядах братьев–сериантов, слышал я про твою духовную силу и истовую веру, поэтому, с милостивого соизволения Великого Магистра орденского, даю тебе благоволение на походы балтийские, дальше на восток. Цели наши истины и пути наши Господом благословенные.
Благочестивый Людовик был воодушевлен доверием, и, приклонив голову, встал на колено перед Магистром Прусским, тогда как тот, положив руку на плечо Людовика, продолжил:
– По вере нашей идем дальше во славу Христа и Священной Римской Империи, и решением Великого капитула надежный бастион должен стоять в части восточной от Вислы земель прусских, ближе к южным берегам Balltis Sund (прим. Балтийское море), где проходят торговые пути к Погезании и западным границам Пруссии, близ Немана и территорий ливонцев. Даем тебе право быть комтуром на Земланде. Иди туда! Там промыслы янтарные. Исполни волю Императора нашего, дабы восстановить утерянный в древности янтарный путь в Акру и пополнить наши реликвии чудодейственным камнем.
– Но, я посланник веры христовой, а не воин завоеватель. Мне Господом дана миссия прославлять веру милосердную Христа, а не искать янтарные промыслы. Позволь мне идти одному и блюсти законы канонические? – просил Людовик, не поднимая глаз и сложив руки в молитве.
Ландмейстер прусский поднялся и, подойдя к стоящей в нише статуе Девы Марии, перекрестился, осознавая весомость и неоднозначность произносимых им слов:
– Приветствуя твою набожную просьбу, мы даем разрешение тебе проповедовать Евангелие и действовать, как посланнику Божьему, взывая к Господу, дабы обратить народ земландский ко Христу. Но урожай сей велик будет, и мало будет одного работника, чтобы возводить города, да по Кульмскому праву вершить суды. А посему данной мне властью мы позволяем тебе взять с собой братьев-монахов орденских и прочих, что пожелают присоединиться к тебе в служении Господу, и крестить тех, кто примет слово Божие.
Людовик сомневался в своих способностях завоевателя и управленца, принимая всю ответственность вершителя судеб человеческих.
– Не думаю, что моих знаний достаточно для организации крестовых походов и управления рыцарями-воинами, – сказал он откровенно, посмотрев в глаза Магистру.
– Известно мне это, – спокойно произнес фон Бальке и подойдя к статуе Девы Марии снова перекрестился, – В защиту твою за тобой пойдёт отряд крестоносцев, воинов Священной Римской империи преданного брата нашего командора Зегмана Гильберта, который и будет оберегать границы Ордена и пополнять его реликвии.
Кем был благочестивый каноник Людовик, нам знать достоверно не дано. Но уверовав в Христа, он самозабвенно следовал уготованной ему миссии, прославляя веру и действуя согласно принятому уставу и девизу Ордена Святой Девы Марии «Помогать. Исцелять. Защищать», стараясь сберечь для истории и человечества дух балтийских племен, не позволяя бездумно уничтожать те знания, которые были собраны веками прусскими аборигенами и предназначались для будущих поколений и всемогущего космоса.
А пока, путники шли вперед, преодолевая канавы и рвы, перешагивая наполненные дождевой водой колеи от обозов, перемещающихся с запада на восток по прусской земле. В сопровождении рыцарей-воинов летом 1232 года каноник Людовик добрался до Земланда. Расположившись рядом с небольшой речкой, протекающей по болотистой местности, покрытой густым лесом, Людовик приказал разбить лагерь. Здесь неподалеку, в непосредственной близости от берегов Балтики, находились поселения местных куршей, наслышанных о жестоких завоевателях крестоносцах.
– Зегман, – крикнул Людовик, – позови всех братьев-монахов.
Не прошло и получаса, как монахи собрались у крытого шатра бывшего любекского бюргера, а теперь комтура земландского Людовика.
– Братья, – начал свою речь Лейбензелле, окруженный двумя капелланами, – Мне сегодня явилась Пресвятая Дева Мария, и указала место, пригожее для возведения первого замка тевтонского на этой земле. Теперь нам нужно достать из сундуков чертежи бастиона, да искать мастеров, чтобы возводить на месте том крепость орденскую. Магистр прусский Герман фон Бальке передал в дар нам планы бункеров, стен и башен Кульма, которые пригодятся нам здесь. И думаю я, что пора пригнать из местных селений мужиков, кои будут рубить лес и таскать камни для строительства.
– Потребуется еще хорошая глина для фундамента и подвалов, – уточнил один из присутствующих монахов.
– Это верно. Идите, братья, разузнать, есть ли поблизости глинистая земля. А ты, Зегман, езжай к жилищам племен местных. Да разузнай, что за кланы на земле этой обретаются, мирные они или враждебные. А коли мирные, то пусть мужиков собирают нам в помощь, да и еды какой пускай пришлют.
Зегман не стал брать с собой кнаппенов, а решил предварительно осмотреться. Он быстро впрыгнул в седло и поскакал в сторону леса.
У кромки леса появились какие-то люди, медленно влачащие деревянную телегу.
***
– Изольда, у нас осталась еще вода? – спросил бородатый, усталый от многодневного лова в море мужчина, придерживающий связку острых гарпунов, чтобы не поранить спящих на телеге детей. Он был уже не молод, но еще крепок. На его теле была надета льняная длинно рукавная рубаха, перевязанная кожаным поясом, на котором был прикреплен нож. К голове плотно прилегала мягкая серая шапочка с болтающимся на плетеной веревке лисьим хвостом, что свидетельствовало о его принадлежности к клану куршей-лисов.
– Нет, – коротко ответила явно напряженная Изольда, заметив у ручья вереницу стоящих друг за другом по кругу обозов.
Навстречу им по узкой, вязкой тропе, пролегающей между камышей, выехал на коне всадник, экипированный в облегченную металлическую кольчугу, закрытый шлем и белый плащ с черным крестом.
– Остановитесь! – крикнул всадник издалека и поднял руку.
– Юрген, посмотри на его плащ. На нем черный крест, такой же, как и на флаге вон там, на шатре у реки. Видишь? – шепотом сказала обеспокоенная женщина, закрывая собой двух малолетних детей, свернувшихся от холода калачиком.
– Изольда, это крестоносцы. Ничего не говори. Будем молчать, будто ничего не понимаем, – успокаивал ее Юрген.
– Ты, – указал крестоносец на мужчину, – иди и приведи в наш лагерь к обозам мужиков крепких и сильных, которые умеют строить. А ты, – теперь он уже смотрел пристально на испуганную таким напором женщину, – собери снедь и воду для нас. Пока будем ждать до утра, а если не вернетесь ко времени, то сами возьмем. И благодарите Бога и нашего миролюбивого каноника, что силой забрать не дает то, что теперь и без того наше.
Всадник развернулся и ускакал обратно.
– Он даже не стал слушать наш ответ. А вдруг мы его не поняли! – плюнул на землю Юрген с досады, – пришли гады тевтонские. Мало нам своих хозяев, так теперь еще и эти грабить будут.
– А тебе не одно, что ливонцы, что тевтонцы. Двое моих братьев погибли от мечей ливонских в долине Абавы. Теперь мы сюда пришли, так здесь те же убийцы хозяйничать хотят. Покоя куршам не стало от этих бестий. Говорила тебе, что надо было селиться на Готланде или Элане. На островах кланы свободно живут, не то, что здесь.
– Надо быстрее возвращаться в хибару. Я пойду соберу мужиков, а ты иди домой и готовь телегу. Снеди, да воды с женами наложите. Утром отвезем, чтоб силой не забрали. А потом посмотрим, с чем они пришли. Там и решим, что дальше делать.
***
– Я сказал им, чтоб мужиков пригнали, да еды нам прислали, – отрапортовал всадник, вернувшись к Людовику.
– Благодарю тебя, Зегман. Бог с нами. Всем расседлать коней, разместиться на обозах. Завтра пойдем в дома заселяться, а сейчас отбой труби, – произнес изнеможденный долгими скитаниями по лесам и болотам Людовик и приказал разжечь костры вокруг обозов.
– Нам бы коней еще добыть, устали братья от пешего похода, да животины изношены, подковы стертые, – сказал Зегман, поглаживая своего исхудавшего вороного коня.
– Ты прав. Подумаем утром, – ответил каноник Людовик и взметнув руки к небу прокричал, – Братья, пора молиться Пресвятой Деве Марии и Господу нашему. Славить имя его и веру христианскую!
И обессилившие, покрытые дорожной пылью путники, встав на колени, сложили руки перед собой и стали осенять себя крестовым знамением.
– Слава тебе, Отче наш. Молимся за царствие твое. Да светится имя твое. Аминь.
***
Изольда, спотыкаясь, почти бежала до хибары, и стонала от безысходности, осознавая, что приход незваных гостей, крестоносцев может кардинально изменить устоявшуюся жизнь её и детей, и всех жителей поселения Лиске, где обитали сбежавшие от ливонцев через залив курши.
Она положила детей на застеленную льняной тряпицей, теплую солому и накрыла овечьей шкурой, вручив им скомканные шарики ржаных мякишей. Сама отправилась созывать жен рыбаков куршей на сбор снеди.
– Мужики, настал час и нам встретиться с иноверцами крестоносцами, пришедшими с земель нормандских. Видал сегодня всадника в плаще с крестом, и велел он собрать мужиков наших , да пригнать в лагерь к обозам тевтонским. Хотят они строить на наших землях замки свои. Не то, думаю, они, как и звери ливонцы, разрушат наши хибары, да отродий наших угонят. Надо идти, чтобы сберечь жен и детей наших, – с горечью сказал Юрген на сходе мужиков куршей клана Лисов.
– А промысел наш кто потянет, если все строить пойдут? Кто в море будет ходить за рыбой, да в лес за дичью? С голоду помрем все. Может уничтожить нечисть иноземную. Сколько их в обозах пришлых? – стали шуметь мужики.
– Пока не сладим мы с ними. Оружейные они, с рыцарями воинами, мечами, да арбалетами. А потом поглядим. К братьям в леса сходим в Надрувию и Скаловию. Вместе одолеем небось.
– А ты Гретте сказал? Она же глава клана нашего. Ты Гретту попроси в лагерь к ним пойти с Изольдой. Она язык-то их знает от братьев своих ятвягов и считать умеет лучше всех. Надо бы знать сколько их там, тевтонцев.
К юго-западу от залива Куришес Хаф, омывающего с восточной стороны землю Земланда, а с севера, прилегающего к узкой песчаной косе с густым сосновым лесом, стояли неказистые хибары, где хозяйничали кланы местных аборигенов куршей, живущих в основном рыбным промыслом и охотой. Они частенько встречались в море с лодками таких же рыболовов соседней Надрувии и Скаловии, которые занимались к тому же добычей янтаря, торговали им успешно и жили на широких хуторах. В одном из таких селений обитала девушка Гретта, братья которой относились к знати – воинам ятвягам, устраивавшим набеги на пытающихся их поработить крестоносцев, а также на торговых купцов, переправляющих в Европу не только хлеб и продовольствие, но и ценный солнечный камень.
Гретта была молода и умна не по годам, ей хватало смелости и знаний, а также внутренней уверенности, чтобы управляться с небольшим кланом простых и неграмотных, слабовольных язычников куршей-лисов, поселившихся около небольшой речки, в получасе ходьбы от берегов славной Балтики.
Утро следующего дня было солнечным. Рыбаки вышли в море рано. Балтика синела, очерчивая растворяющийся в тумане горизонт, а небывалый штиль предвещал жаркий день.
Изольда запрягла лошадь в телегу со снедью, собранной женами рыбаков, и побежала к Гретте на соседний хутор. Та стояла у светлой, огороженной плетеным забором хаты босиком на траве. Она только что выгнала из сарая корову и приготовилась ее доить. Возле дома пахло скисшим молоком, а под раскидистой ивой висели тряпичные мешки с сыром.
– Гретта, Гретта! – сдавленным голосом прохрипела Изольда, запыхавшаяся от быстрого бега, – пойдем со мной везти норманам телеги с водой и снедью. Пришли гады тевтонские в наши края. Страшно мне одной. Шлемы у них с рогами. Быки сущие. А еще кресты черные на плащах. Юрген еще в море. Словит рыбы для них. А потом мужиков наших к ним поведет.
– А мне что за радость идти к тевтонам? – с подозрением спросила Гретта.
– Ты знаешь их язык от братьев своих. Мне не сладить с ними. Приказали снедь им привезти. А никто из жен не соглашается. Понять бы чего хотят. Ты бы поговорила с ними.
Изольда была рослая и худая. Ее длинные волосы белесого цвета сильно кудрявились, мелкими завитками вырастали из головы и были по обыкновению растрепаны, а глаза серого цвета на солнце казались выгоревшими в обрамлении почти незаметных редких ресниц. Сильные руки с рельефно выступающими мышцами довершали облик местных женщин, проживающих на прибалтийских землях Земланда. Она вытирала выступающие на глазах слезы льняной рубахой, наскоро надетой на голое тело, и казалась совершенно беззащитной, даже перед миниатюрной Греттой, которая почти на голову была ниже.
– Ну, прекрати уже плакать, – обняла Изольду за плечи Гретта. – Я пойду с тобой. Посмотрим с чем пришли рогатые.
Свернув в тряпицу несколько круглых шариков сыра Гретта надела деревянные сабо на босые ноги и отправилась к тевтонцам вслед за Изольдой, ведущей повозку, куда пришедший с моря Юрген уже успел бросить несколько корзин со свежей рыбой.
Вскоре у тевтонских обозов вяло толпились курши, окруженные кнаппенами в серых плащах. Пригнанные Юргеном босые мужики были неграмотными и не понимали, что от них хотят. Тогда воодушевленный сдержанным отношением и не воинственным настроем местных жителей комтур Земландский, достопочтенный каноник Людовик показал им место для будущего строительства и нарисовал на широком листе желтой бумаги очертания будущего замка.
Юрген начал мотать головой, притаптывать ногой и быстро повторять:
– Нее, нее, шокин, шокин (прусс. Топь, болото).
– Что он говорит? – поинтересовался каноник.
Миниатюрная, светловолосая, голубоглазая Гретта, стоящая неподалеку, помогала Изольде разгружать телегу и привлекла внимание не только командора Зегмана Гилберта, готового уже принять в свой замкнутый мир, далекий от поэтических настроений, прекрасную даму сердца, но и Людовика. Девушка сначала посмотрела в сторону ужасающего своим грозным видом Гилберта, и поймав его завороженный взгляд удостоверилась в своей безопасности. Выпрямив спину и поправив волосы, она сделала несколько шагов от телеги и готова была уже ответить канонику, но услышала голос стоявшего неподалеку юноши:
– Видимо здесь строить нельзя, потому что здесь топь и болото, – догадался молодой парень Петер, который в этот момент привязывал нового коня, переданного Людовику в подарок куршскими мужиками.
Гретта порадовалась сообразительности юноши, но, чтобы немного подбодрить растерявшихся соплеменников, решила все же вступить в диалог с пришедшими на территорию клана чужаками.
– Мое имя Гретта, – представилась она и, смекнув, что силы явно неравны, потому лучше не проявлять ненужной агрессивности, а попытаться получить расположение незваных гостей, продолжила, – этот юноша прав. Здесь действительно болото. Я понимаю ваш язык. А эти люди доверяют мне. Если вам потребуется моя помощь, то можете рассчитывать на меня.
После этих слов все повернули головы в сторону смелой Гретты, и воцарилось всеобщее молчание, которое нарушил улыбающийся какой-то младенческой улыбкой каноник:
– А меня зовут Людовик. И мне действительно может потребоваться твоя помощь. А за доверие благодарю тебя, чудесное дитя. Пусть Господь хранит твой прозорливый ум.
– Благодарю тебя, Людовик. Я тоже ценю прежде всего доверие. Думаю, мы будем жить в мире, – мягко ответила с надеждой Гретта понравившемуся ей своим спокойным нравом канонику. И подойдя к нему приклонила голову в знак уважения.
Людовик перекрестил юную Гретту и приказал угостить всех пришедших мужиков пенным пивом. Те сразу повеселели, и, под зорким взором юной главы клана куршей, работа закипела.
Мудрый Людовик, посоветовавшись с прибывшими из Любека мастерами, приказал запрудить местную речку, в результате чего образовался круглый островок, где на топком грунте был заложен каменный фундамент и первые деревянные строения будущего орденского бастиона Священной Римской империи на Земланде. Этот бастион, с легкой подачи Юргена, каноник назвал «Шокин», отдавая дань языку и трудолюбию местных аборигенов, благодаря которым на указанном святой Марией месте языческой земли появилась частица христианского мира.
Как далеки были земли прусские и балтийские от Рима и папского престола. Как крепка была вера Христова, оберегаемая рыцарями Тевтонского ордена, что вела Священную Римскую империю к новым завоеваниям.
А Балтика шумела волной, выбрасывая на песчаный берег кусочки янтаря, не задумываясь о том, как человечество упрямо борется за возможности обладать и превращать в культовые реликвии созданные природой смоляные капельки.
К лету 1233 года на небольшом холме уже возвышались бревенчатые стены тевтонского замка Шокин, огороженные глубоким рвом, и обрамленные деревянным забором. Монахи Тевтонского ордена свято хранили чертежи крепостных сооружений, в которых типовые постройки, необходимые для длительного существования служителей веры Христовой, строились по утвержденным Великим капитулом схемам. Самую главную часть замка составляли покои комтура и духовников капелланов, больше половины замка занимали воины рыцари во главе с командором, в оставшейся части располагались хозяйственные постройки, подвалы, хранилища для продовольствия и конюшни.
Наделенный властью Великого капитула Gro?gebietiger Земландский комтур, каноник Людовик Лейбензелле постепенно завоевал уважение местных жителей в окрестностях замка Шокин. Он благословил братьев монахов на возведение духовного храма, красивой часовни во славу Пресвятой Девы Марии рядом с замком, где бы каждый, вновь обращенный христианин, мог помолиться и покаяться в грехах. Рыцари несли духовную службу восемь раз в день и были истово верующими монахами, потому нуждались в постоянной защите, которую обеспечивали рыцари воины командора Зегмана Гилберта, охраняя вновь обретенные прусские земли от постоянных набегов соседних племен язычников.
Спускался вечер. В замке зажгли масляные факелы. Рыцари сидели за длинным столом, поедая выращенный на огородах комтурея лук и чеснок, запивая каштановым темным пивом, хранящимся в подвалах крепости.
– Эгей! Эгей! – прокричал всадник, размахивая желтым флагом с гербом Великого Магистра и приближаясь к замку на скачущей галопом лошади, – со стороны с холма из Норувии идут вооруженные пруссы, скоро здесь будут!
Командор Зегман Гилберт быстро выбежал во двор бастиона и приказал кнаппенам и рыцарям-воинам снаряжаться для защиты замка и боя с прусскими повстанцами.
– Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen. (лат. О, милосердный Иисус! Прости нам наши прегрешения, избавь нас от огня адского, и приведи на небо все души, особенно те, кто больше всего нуждаются в Твоём милосердии. Аминь.) Бог с нами! – благословил Людовик собравшихся на внутреннем дворе воинов.
Арбалетчики первыми вышли из главных ворот крепости, следом шли кнаппены в кольчугах и бармицах (головной убор) с мечами и щитами с изображением черного креста для рукопашного боя. На своем вороном коне выехал Зегман в белом плаще с черным крестом, зажимая в руках белый флаг с таким же крестом. За командором следовала конница из двенадцати рыцарей воинов в шлемах, ламеллярных белых доспехах с черными крестами, вооруженная копьями и клинками.
Как только последний всадник прошел по деревянному мосту через широкий ров, обводящий крепостные стены, Людовик приказал поднять цепи и закрыть ворота.
Проследовав в келью и опустившись на колени перед образом Святой Девы Марии, каноник закрыл глаза, проводя рукой по покрытому мелкими морщинами лицу, будто закрываясь от нависшей опасности потерять преданных воинов и с таким трудом восстановленную мирскую жизнь Земландского комтурея. Отложив в сторону янтарные четки и сложив руки он еле слышно начал читать молитву в защиту храбрых воинов Христа:
– Sub tuum praesidium confugimus,
sancta Dei Genetrix!
nostras deprecationes ne despicias in necessitatibus,
sed a periculis cunctis libera nos semper.
Virgo gloriosa et benedicta!
Domina nostra, mediatrix nostra, advocata nostra!
(Примечание автора. Лат.
– Под Твою защиту прибегаем,
Святая Богородица!
Не презри молений наших в скорбях наших,
но от всех опасностей избавляй нас всегда.
Дева преславная и благословенная!
Владычица наша, Защитница наша, Заступница наша!)

Спустя три часа Гилберт держа под уздцы своего коня медленно шел между телами погибших в схватке с пруссами рыцарей и раненными, которые стонали от боли и не могли подняться, от того, что были прикованы к земле копьями взбунтовавшихся племён язычников.
– Покойся с миром. Господь примет тебя в рай за верность вере его и братству нашему, – сказал он, вонзив мизерикорд (прим. кинжал милосердия) в источающего кровью тевтонца.
«Июля месяца числа 27 года 1233 от рождества Христова рыцари Ордена Пресвятой девы Марии бились с неверными пруссами в защиту земель тевтонских Священной Римской империи, в комтурее Земланда, одолев племя языческое, и пало двадцать братьев наших», – писал орденский монах Иоахим в массивных кожаных, украшенных янтарем, книгах, что хранились в нишах нижнего уровня подвалов замка Шокин.
Жаркий летний день июля наступал своим зноем по полям с высаженным рапсом, раскинувшимся по округе. Птицы летали высоко, а солнце уже нагревало металлические доспехи, аккуратно сложенные во внутреннем дворе замка, возле сарая на соломе.
В краевой башне замка, соединяющей данцкер (нем. туалет) со стеной крепости трехсводным пролетом, стоял Гилберт, устремив взгляд на пасущихся за водяном рвом коз. Впервые за много дней он снял свои доспехи и ощущал, как его сильное и ноющее от постоянных схваток с местными кланами тело, впитывало ласковые лучи восходящего солнца. Увидев, как кнехт Петер снимает сбрую с его вороного коня, вымотанного вчерашней битвой с норувцами, Зегман окликнул его:
– Петер, надо искупать моего коня. Бери в конюшне гнедого мерина и запрягай в телегу, поедем к морю.
– Хорошо командор, – ответил Петер и, хлопнув рукой вороного по спине, повел его в сторону деревянного моста, перекинутого через ров и ведущего к воротам замка.
К полудню командор и Петер ехали через дубовые, платановые и каштановые леса в сторону моря. На открытых песчаных берегах росли игольчатые сосны, и аромат их распространялся по воздуху. Петер собирал по дороге колючие шарики каштановых плодов, чтобы вечером вытащить из них орехи и зажарить на костре. Он полюбил это лакомство, напоминающее ему детство, когда он вместе с семьей собирал их в Любеке.
Подъехав к крутому берегу, поросшему огромными хвойниками и заваленному валунами Зегман и Петер не решались спускаться к морю, пока не увидели, как по узкой тропинке, пролегающей среди мелкого можжевельника, идет мужик с мешком, а из зарослей неподалеку струится дым с запахом копченой рыбы.
– Ну-ка, пойдем рыбёшки копченой поедим, там и спустимся, – сказал Гилберт, сглатывая слюну.
Добравшись до тропинки, Петер распряг телегу и взяв за удила двух коней направился к можжевельнику, откуда шел дым. Зегман накинул на голый торс льняную рубаху, взял меч и пошел следом.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70458628?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.