Главная страница | Публицистика | Саладин. Победитель крестоносцев

Саладин. Победитель крестоносцев
Александр Владимирович Владимирский


Всемирная история (Вече)
Султан Египта и Сирии Саладин (Салах ад-Дин) (1138–1193) был самым выдающимся мусульманским полководцем XII века. Курду из Тикрита удалось разбить войско крестоносцев и вновь захватить Иерусалим. Саладин прославился как настоящий рыцарь, мудрый и великодушный правитель. Он сумел создать великую империю, объединившую большую часть мусульманских земель, от Ливии до Йемена. Саладин был кумиром иракского диктатора Саддама Хусейна и президента Египта Гамаль Абделя Насера. В мусульманском мире его и сегодня почитают почти как святого. И в голливудском блокбастере «Царство небесное» Саладин представлен мудрым и благородным воином и правителем.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.





Александр Владимирский

Саладин – победитель крестоносцев



© Владимирский А.В., 2023

© ООО «Издательство «Вече», 2023


* * *




Предисловие


Султан Саладин, полное имя которого Салах ад-Дин Юсуф ибн Айюб, – это самый знаменитый султан Египта, основавший династию Айюбидов, по сей день считается одним из самых выдающихся правителей и полководцев мусульманского мира. В Европе его знают под именем Саладин, хотя, строго говоря, это не имя, а почетное прозвище (по-арабски Салах ад-Дин означает «Честь Веры»). А собственное имя султана – Юсуф ибн Айюб (Юсуф, сын Айюба) – отсюда пошло и название основанной им династии: Айюбиды.

И в Европе, и на Ближнем Востоке Саладина знают как победителя крестоносцев и освободителя Иерусалима. Благодаря этому он и остался в истории, поскольку мусульманских полководцев, которые смогли победить европейские армии, – в истории наперечет. Благодаря его военным подвигам, Саладина называют еще «Мечом Аллаха».

Главный биограф Саладина Абул-Махасин – Йусуф ибн Рафи' ибн Тамйм ал-Асади, более известен под именем Баха' ад-Дин, Светоч Религии. Он был воспитан дядями по материнской линии в племени бани шаддад, поэтому его иногда называют Ибн Шаддад. Баха ад-Дин был факихом (богословом-законоведом) шафиитского мазхаба и кади (судьей) города Алеппо. Он родился 5 марта 1145 года в Мосуле и там же изучил Коран под руководством известного хафиза (мусульманина, причисляемого к духовному сословию ввиду знания всего Корана наизусть) Абу Бакра Йахйи ибн Са'дуна ал-Куртуб. В конце 1170 года он перебрался в Багдад, а в 1174 году вернулся в Мосул и стал преподавателем в медресе.

В 1188 году Баха ад-Дин совершил паломничество в Мекку, а затем посетил святые места Иерусалима и Хеврона. Затем отправился в Дамаск и здесь встретился с Саладином, предложившим ему стать главным преподавателем в медресе Маназил ал-'Изз в Старом Каире. Однако Баха ад-Дин отказался. Позднее, когда султан стоял лагерем на равнине перед Хисн ал-Акрад (Замком Курдов), Баха ад-Дин вновь посетил его и подарил книгу о важности ведения войны с неверными.

Он был принят на службу и назначен кади ал-'аскар (кади армии) и хакимои (мировым судьей, обладающим всей полнотой власти) Иерусалима. Баха ад-Дин сопровождал Саладина во время его последних военных походов, а после смерти султана уехал в Алеппо, чтобы установить мир между его сыновьями. Сын Саладина ал-Малик аз-Захир назначил Баха ад-Дина кади Алеппо. Баха ад-Дин был личным советником аз-Захира, а затем регентом при малолетнем наследнике ал-Малике ал-Азизе – вплоть до отречения последнего. Отойдя от дел и не имея детей и близких родственников, Баха ад-Дин отдал свое состояние на основание и поддержку медресе в Алеппо. Умер Баха-ад Дин в Алеппо в 1234 году в возрасте 89 лет. Он лично знал султана и был в курсе многих дел последних лет его жизни. Разумеется, изображает только панегирически, но сообщает факты, которые, по крайней мере, на первый взгляд, не производят впечатления недостоверных.

Отмечая чрезвычайно привлекательные, на его взгляд, человеческие качества Саладина, Баха ад-Дин писал: «Наш султан также имел очень благородное сердце; его лицо выражало доброту, велика была его скромность, а его вежливость – безупречна. Ни один посетитель не уходил от него без того, чтобы быть накормленным и получить то, чего он желал. Он учтиво приветствовал всех, даже иноверцев. Например, после заключения мира в месяц шаввал в 588 г. х. (в октябре или ноябре 1192 г.) он уехал из Иерусалима в Дамаск и по пути встретил эмира Антиохии, который появился неожиданно и встал у входа в его шатер. Этот эмир явился с какой-то просьбой, и султан вернул ему ал-'Умк, территорию которой он заполучил в 584 г. (1188–1189 гг.) во время отвоевания прибрежных земель. И я также был в Назарете, когда к султану прибыл повелитель Сидона; он выказал ему все знаки уважения, обращался с ним с почетом и пригласил к собственному столу. Он даже предложил ему принять Ислам, раскрывая перед ним красоту нашей религии, и убеждал его стать мусульманином». Правда, в учтивом обхождении с мелкими феодалами-христианами в данном случае был явный дипломатический расчет привлечь их на свою сторону или хотя бы отколоть их от основных сил крестоносцев.

Но если о боевых подвигах Саладина написано много и подробно, особенно в ходе его борьбы с крестоносцами, то о его личной жизни, равно как и о его молодости, когда он еще не стал знаменитым правителем и полководцем, известно очень мало. И очень трудно ответить на вопрос, что это был за человек.

Мусульманские источники рассказывают о деяниях Саладина в духе христианской житийной литературы. Европейские же источники тоже изображают египетского султана порой исчадием ада и отдают должное его полководческому и организаторскому таланту, а также рыцарскому благородству.

Есть одна общая проблема при изучении как мусульманского, так и европейского раннего Средневековья. Документы от тех времен сохранились главным образом только в цитатах хронистов, так что проверить их аутентичность не представляется возможным. А сообщения хронистов, как европейских, так и мусульманских, нередко противоречат друг другу, причем в целом ряде случаев практически невозможно достоверно установить, кто из них ближе к истине. Поэтому в нашей биографии Саладина мы постараемся привести подробные сообщения из разных источников, не утверждая, что все они являются истинными.

Султан Саладин не уступал в храбрости своим противникам. Баха ад-Дин утверждает: «Султан был храбрейшим из храбрых; его отличали сила духа, мужественный характер и бесстрашие. Я видел, как он первым шел на бой с франками, к которым каждую минуту прибывали все новые и новые подкрепления, и это зрелище (вид этой опасности) лишь укрепляло его мужество и выдержку. Однажды вечером к берегу причалили более семидесяти вражеских кораблей; для того чтобы подсчитать их количество, мне потребовалось все время между молитвой 'аср 27 и молитвой магриб (время 'асра наступает, когда длина тени предмета сравнивается с его ростом плюс длина его тени в полдень. Молитвы магриб начинаются спустя несколько минут после захода солнца. – А.В.); однако их появление лишь укрепило его дух. Другой случай был тогда, когда с наступлением сезона дождей он распустил войско и с малочисленным отрядом оказался перед лицом крупного вражеского войска. В день, когда был заключен мир, Балиан ибн Барзан, один из главных прибрежных властителей, сидел напротив султана, и я спросил у него, какова была численность их войск. Переводчик передал мне такой ответ: “Когда повелитель Сидона (один из их предводителей и разумных среди них) и я покидали Тир, чтобы присоединиться к нашей армии (осаждавшей Акру), мы видели их с вершины холма и попытались приблизительно оценить их численность. Повелитель Сидона сказал, что их пятьсот тысяч; я сказал – шестьсот тысяч”. Тогда я спросил, каковы были их потери, и он ответил: “Почти сто тысяч на поле боя; и лишь Господу известно, сколько погибло от болезней и сколько утонуло”. И из всего этого великого множества лишь малое число вернулось на родину.

Когда мы постепенно окружали врага, султан настоял на том, чтобы один или два раза в день разведчики осматривали, что творится рядом с их армией. В разгар сражения он имел обыкновение проезжать между двумя линиями сражения, сопровождаемый молодым слугой, который вел его коня. Он проезжал вдоль линии своего войска от правого крыла до левого, проводя смотр своим отрядам, вдохновляя их на битву и расставляя их на тех позициях, которые он считал наиболее благоприятными, позволяющими господствовать на поле боя или же наступать на врага. Однажды, находясь между двумя армиями, он велел, чтобы ему прочли некоторые хадисы. Это – факт. Я говорил ему, что хадисы можно читать в любых имеющих почетное значение местах, однако не было случая, чтобы их читали между двумя армиями. Я добавил, что если моему покровителю угодно, чтобы про него рассказывали такое, то все в порядке. Он выслушал меня. Принесли фолиант, и кто-то из присутствовавших, знавший эту книгу, начал читать ему из нее. Мы же оставались в седлах, иногда проезжая то вперед, то назад, иногда останавливаясь, но при этом все время находились между двумя армиями.

Я ни разу не слышал, чтобы он выражал тревогу по поводу численности или силы врага. Занятый своими мыслями, он выслушивал все планы и бесстрастно обсуждал все их (потенциальные) преимущества, никогда не теряя самообладания. Даже тогда, когда мусульманская армия была почти разгромлена в великой битве на равнине Акры, когда даже войска центра обратились в бегство, побросав барабаны и знамена, он продолжал удерживать занятую позицию, хотя рядом с ним оставалась всего лишь горстка сторонников. Наконец ему удалось добраться до возвышенности, и там он собрал своих людей. Его упреки повергли их в такой стыд, что они вернулись вместе с ним, чтобы сражаться дальше. В конце концов победа досталась мусульманам, а враг потерял свыше семи тысяч убитыми, в том числе и пеших, и конных. Султан продолжал сражаться, но в конце концов, видя силу врага и слабость мусульман, он прислушался к предложениям своих противников и согласился на перемирие. Дело в том, что они очень устали и понесли большие потери, чем мы. Однако они ожидали прибытия подкрепления, тогда как нам не приходилось надеяться на него. Поэтому нам было выгодно заключить это перемирие. Это стало понятно, когда судьба явила то, что она приготовила для нас. В тот период султан очень часто болел, страдая от ужасной боли; однако, несмотря на это, он не покидал поле боя. Каждая армия видела костры армии противника; мы слышали звон их колоколов (накус), а они – наши призывы на молитву. Такое положение продолжалось в течение определенного времени, и все завершилось благополучно…

Все его мысли были поглощены тем, как проявить усердие на пути Аллаха; все помыслы были связаны с его воинами. Он выказывал всяческое почтение к тем, кто говорил об усердии на пути Аллаха и вдохновлял народ на это. Желание сражаться на пути Аллаха с иноземными захватчиками вынудило его расстаться с семьей, детьми, родиной, местом, где он жил, со всем, что у него было. Отказавшись от всех этих земных радостей, он довольствовался жизнью под сенью шатра, где сквозило из всех щелей. Однажды, когда он находился на равнине Акры, ночью подул очень сильный ветер, который обрушил на него шатер, и он бы неминуемо погиб, если бы при этом не находился в алькове».

Тут надо сказать, что не приходится сомневаться в личной храбрости Саладина. Но бросается в глаза, что ни один из источников, даже благоговейно настроенных к нему, не свидетельствует о том, что ему довелось когда-либо лично участвовать в рукопашных схватках и своей рукой убить или ранить кого-либо из врагов (собственноручное убийство взятого в плен Рено де Шатийона, разумеется, не в счет). Этим он принципиально отличался от своего главного противника среди крестоносцев, английского короля Ричарда Львиное Сердце, который лично убил десятки, если не сотни, врагов. Непосредственно в боях Саладин мог участвовать только в молодости, во время походов в Египет под началом своего дяди Ширкуха. Однако о такого рода фактах история умалчивает. Не исключено, что дядя берег племянника и не допускал его до непосредственных схваток с неприятелем. В последней войне с крестоносцами Саладин, судя по всему, несколько раз оказывался в первых рядах, ободряя воинов, дрогнувших под натиском неприятеля. Он также собирал вокруг себя воинов, чтобы вновь двинуть их в бой. Однако нет никаких свидетельств, что султан лично участвовал в схватках. В пользу того, что ему не доводилось рубиться с врагами или оказываться от них на расстоянии эффективного арбалетного выстрела, говорит и тот факт, что Саладин ни разу не был ранен. В целом его поведение соответствовало азиатской, а не европейской традиции поведения полководцев того времени. В Европе полководец был прежде всего первым рыцарем в своем войске. Он дрался в первых рядах своих воинов, ободряя их и увлекая за собой. В европейской тактике решающее значение имел тот боевой порядок, в которой выстраилось войско перед битвой. Полководец в любом случае не мог быстро изменить его, поскольку главная ударная сила – тяжелая рыцарская конница, была малоповоротлива. И в любом случае полководец, находясь за линией своих войск, где-нибудь на холме, имел мало средств повлиять на ход битвы. Его связным трудно было пробраться через плотные боевые порядки и найти полевых командиров, которые могли бы попытаться осуществить требуемый маневр. Гораздо больше толку было от полководца в качестве полевого командира, особенно если он был такой искусный воин, как Ричард Львиное Сердце. Непосредственно командуя отрядом рыцарей на поле сражения, полководец, так или иначе оценивая обстановку, мог со своим отрядом ударить в том пункте, который ему казался решающим, и попытаться склонить чашу весов в свою пользу.

У азиатских народов, особенно кочевых, к которым и принадлежал Саладин со своим тюркским войском, традиция была иная. Кочевники привыкли воевать на широких просторах, первоначально главный упор делая на легкую конницу, способную быстро перемещаться по степи. Поэтому полководцу в случае сражения выгоднее было находиться на холме в тылу своих войск, чтобы максимально широко обозревать поле битвы. С помощью конных связных полководец мог пытаться достаточно быстро повернуть те или иные отряды своего войска или подбросить им конные подкрепления. Кроме того, для европейских монархов почетна была рыцарская смерть в бою и особенно во время крестового похода. Им и в голову не могло прийти каким-то особым образом заботиться о сбережении собственной жизни, и они бы с гневом отвергли всякую попытку своих подданных оберегать их от опасности и пытаться увести их с поля боя, иначе бы их заподозрили в трусости. Наоборот, в восточных монархиях личность монарха была священна для их подданных, и они должны были всячески заботиться о сохранении их жизни. Поэтому для султана, хана или халифа не было ничего зазорного не принимать личного участия в сражении в качестве полевого командира и рубиться с врагом на мечах (саблях) или пытаться поразить его копьем. Султана-полководца старались поместить в таком месте, чтобы оттуда было хорошо видно поле сражения, но при этом монарх не подвергался бы непосредственной опасности. Поэтому-то Саладин и не участвовал в боях.

Что же касается рассуждения Саладина и его приближенных о численности и потерях крестоносцев, равно как и данных мусульманских и христианских хронистов на сей счет, то они носят чисто условный характер. Ясно, конечно, что 600 тысяч крестоносцев под Акрой в 1191 году быть никак не могло и 100 тыс. человек они потерять не могли, тем более в одной битве. Напомню, что Великая армия Наполеона, вторгшаяся в пределы Российской империи в 1812 году и включавшая в себя солдат из большинства стран Европы, насчитывала несколько менее 600 тыс. человек. Очевидно, что 600 годами ранее Европа выставить такое количество воинов в одном крестовом походе никак не могла. Дело в том, что в конце XII века большинство военных командиров и среди христиан, и среди мусульман были неграмотные. Естественно, они сами никаких документов не составляли, а содержание каких-либо поступавших к ним бумаг могли усваивать только из чтения специальных чтецов. Поэтому не было смысла составлять каких-то ведомостей о численности войск и их потерях, тем более что численность армий постоянно менялась не только из-за боевых и санитарных потерь, но и из-за дезертирства и подхода новых отрядов. Поэтому все цифры, приводимые в хрониках, взяты в большинстве с потолка. Численность своего войска и его потери обычно преуменьшали, как это было во все века, а неприятельского – преувеличивали. Но при этом часто сами полководцы не имели представления ни о численности и потерях как собственных войск, так и войск противника.

Саладин прославился прежде всего как первый мусульманский военачальник, победивший крестоносцев. Надо сказать, что в молодые годы Саладин не собирался стать военным. Он был чрезвычайно религиозен и думал о духовной карьере. Но не исключено, что это – всего лишь легенда, призванная подчеркнуть благочестие египетского султана. Потому что ни одного богословского труда Саладин так и не написал. Да и будучи правителем Египта, а потом и самой обширной мусульманской империи своего времени, Саладин не запомнился современникам и потомкам какими-либо реформами или новыми законами. Он известен только как великий воин и дипломат, сумевший объединить несколько мусульманских государств в одну империю, силы которой нанесли поражение крестоносцам и освободили Иерусалим. Однако и в военном деле он не создал каких-либо принципиально новых приемов и тактики ведения боевых действий, а лишь удачно использовал уже существующие.

А еще Саладин вошел и в европейскую, и в мусульманскую культуру в качестве благородного рыцаря, храброго, щедрого, милостивого к поверженному противнику. Именно в таком качестве Саладин представлен в романе Вальтера Скотта «Талисман, или Ричард Львиное Сердце в Палестине», где его противником является столь же благородный рыцарь – английский король Ричард Львиное Сердце. Конечно, западноевропейские рыцари – это совсем не то же самое, что мусульманские воины, но в Европе Саладина до сих пор считают единственным настоящим рыцарем Востока. Таким он представлен и в голливудском блокбастере «Царство небесное».

Разумеется, когда мы ближе познакомимся с историческими источниками, светлый образ Саладина, как это обычно бывает, немного померкнет. Выяснится, что он был сыном своего века, и пленных убивал сотнями и тысячами, и со своими соперниками жестоко расправлялся. Но точно так же поступали и его противники – крестоносцы и различные мусульманские эмиры и султаны. С другой стороны, столь неблаговидные поступки, если верить тем же источникам, Саладин совершал значительно реже, чем большинство его современников из числа правителей и полководцев, и без нужды никого не убивал.

Собственно, в жизни у Саладина была только одна настоящая цель – отбить у крестоносцев священный для мусульман город Иерусалим (Аль-Кудс), откуда, по преданию, пророк Мухаммед вознесся на небо. Собственно, создание империи было для него не целью, а только средством для выполнения этого священного долга. Саладин никогда не стремился создать всемирную империю, «дойти до последнего моря», как мечтал всего через каких-нибудь два десятилетия после его смерти Чингисхан, великий хан монголов, чья империя, как мы увидим дальше, впоследствии оказала существенное влияние на судьбу Иерусалима. Создание империи также было для Саладина средством обеспечить наследство своим многочисленным сыновьям. Он заранее знал, что его империя эфемерна и должна будет распасться с его смертью, когда сыновья получат в наследство ее отдельные части. Зато мусульманскому миру Саладин оставил в наследство свои победы над крестоносцами и взятие Иерусалима. Запомнились победы, а не поражения. Империя же Саладина не сохранилась в памяти потомков. Она оказалась столь же непрочной, как и арабский халифат. Первая и до сих пор единственная устойчивая империя мусульманского мира была создана только в XIV веке, в ходе экспансии в Малую Азию и на Балканы турок-османов. Она достигла наивысшего расцвета в XVI веке при Сулеймане Великолепном и просуществовала около 500 лет. Цементирующим основанием Османской империи было наличие большого числа тюрок-кочевников, кормившихся военной добычей. Лишь в XVII веке там начался переход к более правильному феодализму, что неуклонно ослабляло военную мощь Османской империи. Однако обширные территориальные завоевания позволили Османской империи просуществовать вплоть до конца Первой мировой войны.

Саладин в своей империи также преимущественно опирался на тюркских воинов (хотя немалую роль в его войске играли и курды, впрочем, в значительной мере тюркизированные). Но ядро его империи составляли богатые египетские и сирийские провинции, где развитые феодальные отношения и значительная торговля сохранились еще со времен византийского владычества. Командиры в армии Саладина воевали не столько за военную добычу, сколько за то, чтобы получить постоянный земельный надел с крестьянами-феллахами, где можно было бы безбедно существовать на получаемые доходы. Поэтому тенденция к дроблению была заложена в самой сути империи Саладина, и сам ее основатель не смотрел на свою империю как на что-то долговечное. Она должна была лишь дать достаточно воинов для победы над крестоносцами – здесь и сейчас.




Детство и юность


После распада Арабского халифата и раскола мусульман на суннитов и шиитов, в мусульманском мире появились сразу два халифа – наместника пророка Мухаммеда на земле. Первоначально династия суннитских халифов Аббасидов, основанная в середине VIII века, контролировала огромные территории в Северной Африке, Иране, Ираке и Сирии и возглавляла суннитское направление в исламе. Однако уже в IX веке, по мере дробления халифата, влияние правивших в Багдаде халифов стремительно уменьшалось. Реальную власть получили местные правители, после формирования державы турок-сельджуков именовавшиеся «султанами».

Шиитский халифат Фатимидов в X веке утвердился в Египте, Сирии, Йемене и некоторых других странах и объединял сторонников шиизма. К XII веку его влияние упало, так что халифы не располагали реальной властью даже в Египте, превратившись там в чисто номинальных государей.

Халифы непременно должны были быть из рода пророка Мухаммеда, но Саладин родился весной 1138 года в Тикрите, город на севере Ирака, на реке Тигр, в 140 км к северо-западу от Багдада. Этот город также знаменит тем, что почти через 800 лет, в 1937 году, там родился диктатор Ирака Саддам Хусейн. Отец Саладина был курдский феодал Наджм ад-Дин Айюб ибн Шад, который происходил из курдского племени хажанийа, а мать – арабка из Ирака. Недолгое время, во второй половине X и в XI веках, существовало независимое курдское государство. В 1085 году Мосул, столица курдской державы Марванидов, был захвачен турками-сельджуками, и с той поры курды начали служить разным правителям, преимущественно из тюрок-сельджуков. Надо сказать, что поскольку в войсках, где служили курдские воины, резко преобладали тюрки, то курды в значительной мере были отуречены, усвоив тюркские язык и культуру. Наверняка и Саладин, кроме родных курдского и арабского, также хорошо знал тюркский язык.

При рождении еще никто не знал, что мальчик станет Салах ад-Дином, то есть «спасителем веры», так что в западном мире его будут называть «Саладином». Мы тоже будем называть нашего героя Саладин, что привычнее для европейского уха, хотя в цитатах из мусульманских источников сохраним правильное Салах ад-Дин.

При рождении Саладина произошло несчастье. Брат Айюба Ширкух в припадке гнева убил знатного сельджука, и потому Айюб счел за лучшее вместе с братом и семьей уехать из Тикрита. Ширкуху, по его словам, пришлось убить человека, чтобы отомстить за поруганную честь женщины. Они отправились к Занги (Зенги), правителю Мосула.

Эта область в Ираке к тому времени уже полностью отделилась от государства сельджуков. Занги сумел в 1130—1140-е годы утвердить свою власть на территории Сирии и Ливана, а в 1144 году отбил у крестоносцев Эдессу. Вот как описал падение Эдессы французский историк Мишо: «Старый Жослен де Куртене, граф Эдесский, бесстрашный воин, до последнего своего часа бился с неверными. Сын его, Жослен-младший, не унаследовал доблести отца. Гульбу и пьянство предпочитал он ратным забавам. Вот и теперь, когда Зенги, вдруг обнаружив свои истинные замыслы, очутился с огромным войском под Эдессой, юного графа там не было: он пировал со своей дружиной на загородной вилле. Эдесса имела высокие стены, многочисленные башни, сильную цитадель; но отсутствие предводителя вселило растерянность в души защитников. Надежда на помощь со стороны других княжеств поддерживала их в какой-то мере; но помощи не пришло. Хотя Жослен, узнавший о положении своей столицы, воззвал к Раймонду Пуатье и правительнице Иерусалима, последствий это не имело: князь Антиохийский ненавидел графа Эдессы, а Мелисанда, занятая своими делами, не поспешила откликнуться на призыв. Зенги вел осаду по всем правилам искусства; семь деревянных башен нависли над стенами города, страшные машины колебали его ворота. Войска все прибывали, в их состав влились арабы, курды и тюрки. Землекопы, пригнанные из Алеппо, прорыли подкопы под башни. Прежде чем поджечь бревна, держащие подкопы, Зенги предложил городу сдаться и получил отказ. Тогда был дан сигнал, бревна подожгли, башни рухнули и сарацины ворвались в Эдессу. Это произошло на двадцать восьмой день осады. Нет нужды описывать избиение несчастных жителей: победитель не щадил ни старых, ни малых. Гарнизон цитадели сдался на условии сохранения жизни, но условие не было выполнено. Тех, кто избежал резни, согнали на площадь и продали в рабство. Победа завершилась кощунством и осквернением христианских храмов.

Зенги упивался своей победой. Багдадский халиф приказал поминать его имя в молитвах.

Но вскоре после этого жизнь победителя неожиданно оборвалась: он был убит обственными телохранителями».

Добавим, что в 1146 году Жослен-младший попробовал отбить Эдессу, но потерпел неудачу. Всего в Эдессе погибо до 30 тыс. христиан и 16 тыс. было продано в рабство. Это была первая большая победа мусульман над крестоносцами.

Но мы немного забежали вперед. Поэтому сейчас, наоборот, самое время сделать небольшой экскурс в прошлое и рассказать о родословной Саладина.

Предки Айюба ибн Шада происходили из города Давин в Западной Армении, откуда курды и армяне были вытеснены тюрками-сельджуками и обосновались в Арране (Западном Азербайджане) и Восточной Армении, где стали правящей династией Шеддадидов. Шад, отец Айюба, жил недалеко от Товина, вероятно, в деревне Аджданакан, где, по преданию, и родился Аййуб.

Баха ад-Дин так пишет о деде Саладина: «После рождения двоих сыновей, Аййуба и Ширкуха, он покинул Армянское нагорье и перебрался сначала в Багдад, а затем – в Тикрит, в котором обосновался и прожил до самой смерти. Его сыновья поступили на службу к Мужахид ад-Дину Бихрузу, греческому вольноотпущеннику, который управлял провинцией Ирак от лица сельджукского султана Мас'уда и получил Тикрит в качестве удела.

Бихруз назначил Аййуба правителем Тикрита, где и родился Салах ад-Дин. То, что Аййуб помог Занги переправиться через Тигр, когда тот шел на Багдад, вызвало великое неудовольствие Бихруза, и некоторое время спустя оба брата были изгнаны из города.

Они тотчас же поступили на службу к Занги, тогда – повелителю Мосула, а после захвата Баальбека Аййуб был назначен в нем наместником».

В 1130 году армия Айюб ибн Шада была разбита сельджуками, и отец Саладина бежал в Багдад, а потом был назначен комендантом Тикритской крепости.

Баха ад-Дин свидетельствует: «Айюб был благородным, великодушным и славным человеком. Он родился в Давине. Впоследствии обстоятельства вынудили его покинуть Тикрит, и он перебрался в Мосул, взяв с собой и своего сына. Там он оставался, пока его сын не вырос. Аййуб и его брат, Асад ад-Дин Ширкух, высоко ценились атабеком Занги (повелителем Мосула). Перебравшись затем в Сирию, Аййуб стал правителем Баальбека и некоторое время жил в этом городе».

В 1132 году армия сельджукского атабека (губернатора) Мосула Имада ад-Дин Занги, воевавшего с багдадским халифом и его союзником князем Боэмундом II Антиохийским, была прижата войсками халифа и крестоносцами к Тигру напротив Тикрита. Отряды Зенги были разбиты наголову превосходящими силами противника, и сам атабег чуть было не угодил в руки своих врагов. Комендантом Тикритской крепости в то время был Наджм ад-Дин Айюб ибн-Шад, отец Саладина. Он обеспечил армии Имад ад-Дина переправу через Тигр и дал ей укрыться в Тикритской крепости.

В конце того же 1132 года новый правитель Дамаска, молодой атабег Исмаил, сын Бури, овладел в результате внезапной атаки крепостью Баниас, которую ассасины передали франкам (крестоносцам) тремя годами ранее. Но это был единичный успех. Хотя созданные крестоносцами латинские государства сотрясали раздоры, то же самое происходило и у сельджукских правителей Сирии, особенно в отсутствие там Зенги, который воевал с багдадским халифом аль-Мустаршидом.

Зенги никогда не забывал этого рыцарского поступка Айюба ибн-Шада. Он поклялся хранить нерушимую дружбу со своим спасителем и его семьей, что в дальнейшем обеспечило успешную карьеру Саладина.

В 1137 году губернатором северной Месопотамии был назначен Муштасид ал-Дин Бихруз, который враждовал с Имадом ад-Дин Занги. В 1138 году брат Айюба ибн Шада Ассад ад-Дин Ширкух знатного сельджука, друга Бихруза, и за это отец Саладина был смещен с должности. По словам историка Баха ад-Дин ибн Шаддата, Саладин родился в ту ночь, когда его семья покидала Тикрит.

В 1139 году Айюб перебрался в Мосул, где Имад ад-Дин Занги назначил его комендантом (эмиром) крепости в Баальбеке, недавно завоеванном городе на ливанском высокогорье.

После убийства Занги в 1146 году на Аййуба напал сельджук Мужар ад-Дин Абек, правивший в то время Дамаском, и, поскольку помощи из Мосула оказано не было, ему пришлось капитулировать.

Ширкух после смерти Занги поступил на службу к его сыну Нур ад-Дину, правителю Алеппо, который назначил его командующим армией и дал ему Эмессу и другие города в качестве удела. Айюб перебрался к брату. Когда Нур ад-Дин взял Дамаск, по словам Баха ад-Дина, «Айюб и Салах ад-Дин привязались к нему, и последний остался служить ему, многому научившись от своего полководца, а затем отправился в Египет, сопровождая своего дядю Ширкуха в его первом походе в Египет».

В 1146 году Имад ад-Дин Занги был убит собственным рабом. Отец Саладина стал служить при дворе его наследника Нур ад-Дина в Дамаске.

После смерти отца Нур ад-Дину удалось обосноваться в Алеппо. Зенги почти всю жизнь воевал с калифами, султанами и эмирами. Его сын не стал продолжать эти войны. Оставив Мосул и окружающие его земли своему старшему брату Сайф ад-Дину и сохранив с ним таким образом хорошие отношения, он целиком посвятил себя сирийским делам.

Нур ад-Дин прибыл в Алеппо в сентябре 1146 года в сопровождении своего доверенного лица, курдского эмира Ширкуха, дяди Саладина. В конце октября он узнал, что Жослену удалось вновь захватить Эдессу при помощи местных армян. Тогда Нур ад-Дин, двигаясь верхом день и ночь, молниеносным броском достиг Эдессы еще до того, как Жослен успел организовать оборону. Не отличавшийся храбростью граф успел бежать, а его сторонники были выловлены и перебиты всадниками Нур ад-Дина.

С 14-летнего возраста дети у тюрок и курдов считались воинами, и потому в 1152 году Саладин поехал в Алеппо. Благодаря покровительству своего дяди Ширкуха Саладин получил икту – земельное владение, за которое необходимо было нести военную службу. Так уже в 14 лет Саладин стал воином. Но вплоть до 1164 года ничего не известно о его подвигах. По всей видимости, до этого в боевых действиях он участия не принимал.

18 апреля 1154 года Нуреддин появился у Дамаска со своими войсками, чтобы покарать его мятежного правителя Абака. Тот обратился за помощью к Бодуэну. Но король Иерусалима прибыть не успел.

25 апреля начался штурм города.

«На стенах не было никого, – рассказывает хронист Дамаска, – ни солдат, ни горожан, за исключением горстки тюрок, приставленных к охране башни. Один из солдат Нуреддина бросился к стене, наверху которой находилась еврейская женщина, бросившая ему веревку. Он воспользовался ею, чтобы вскарабкаться наверх, и поднялся на стену никем не замеченный, а за ним последовало несколько его товарищей, которые развернули знамя, установили его на стене и стали кричать: “Я мансур” (“О победоносный!”). Армия Дамаска и его население отказались от всякого сопротивления ввиду симпатии, которую они испытывали к Нуреддину, его справедливости и доброй репутации. Один землекоп побежал к Восточным воротам, Баб-Шарки, с своей мотыгой и сбил задвижку. Солдаты проникли внутрь и растеклись по главным улицам, не встречая отпора. Также были открыты для войск и ворота Фомы, Баб-Тума. Наконец в город въехал Нуреддин, сопровождаемый свитой, к большой радости жителей и солдат, которые были до этого одержимы страхом испытать голод и осаду со стороны неверных франков».

Великодушный в своей победе, Нуреддин предложил Абаку и его близким уделы в районе Хомса и позволил им уйти со всем их имуществом.

В 1154 году после смерти правителя Дамаска Муина ад-Дина Айюб ибн Шад и его брат Ширкух сохранили верность Нур ад-Дину, а в награду за верность Айюб стал правителем Дамаска.

Чем занимался Саладин до того, как поступить на военную службу, – достоверно не известно. Не вызывает сомнений только то, что первоначально он не проявлял никакой склонности к военному делу, а скорее был погружен в мир религии. Баха ад-Дин писал, что Саладин «истово верил в религиозные доктрины и часто возносил молитвы во славу Господа. Он воспринял религиозное учение под влиянием красноречивых доказательств, в результате его бесед с ученейшими шейхами и наиболее выдающимися правоведами. В этих беседах он обрел знания, позволившие ему говорить по существу, когда при нем возникала дискуссия, хотя он и не пользовался специальной терминологией законников. Эти беседы утвердили его в истинной вере, которая осталась не омраченной никакими сомнениями и, в его случае, не позволила стреле размышлений отклониться от цели и вонзиться в конце концов в сомнение и неверие».

Шейх Кутб ад-Дин ан-Найсабури составил для Саладина описание веры (акида). Этот труд Саладину чрезвычайно понравился, и он заставил своих младших сыновей выучить его наизусть, чтобы «это благодатное учение укоренилось в их сердцах в самом нежном возрасте». Баха ад-Дин свидетельствует: «Я лично видел, как он брал эту книгу и читал ее вслух своим детям, после чего они воспроизводили содержание по памяти».

По утверждению арабского историка аль-Вахрами, Саладин получил вполне приличное образование, поскольку был знаком с «Началами» Евклида и «Альмагестом» Клавдия Птолемея, т. е. владел основами математических и астрономических знаний того времени. Замечу, что знание сочинений Евклида и Птолемея важно не столько для богослова, сколько для воина.

Саладин знал арифметику и исламское право. Саладин также знал арабскую грамоту и владел основами стихосложения. Но в то время Саладина больше привлекала не наука, а религия. Он разбирался в генеалогии, биографии и истории арабов и знал даже родословные наиболее знаменитых арабских скакунов. Особенно неравнодушен был Саладин к арабской поэзии. Его биографы утверждают, будто будущий великий завоеватель наизусть знал десятитомник арабской поэзии «Хамаса», составленный поэтом IX века Абу Таммамом.

Баха ад-Дин утверждал: «Султан был мягкого нрава, приветливым, прекрасным собеседником. Он хорошо разбирался в генеалогии арабов, прекрасно знал подробности битв, в которых те участвовали; как свои пять пальцев знал родословную своих лошадей, помнил великое множество любопытных и удивительных историй. Поэтому, беседуя с ним, люди всегда узнавали такие вещи, которые не могли бы узнать ни от кого другого. В его обществе все чувствовали себя непринужденно. Он утешал тех, кто оказался в беде, больных расспрашивал об их болезни, о том, как они лечатся, как питаются, о переменах, которые происходят в их организме. Он строго придерживался приличий во время разговоров, никогда не позволяя себе неуважительно отзываться о ком бы то ни было; он соблюдал чистоту приемов – в его присутствии говорили только благое, так что беседа не оскорбляла ничей слух; он соблюдал чистоту своей речи – контролируя свой язык, он никогда не позволял себе произносить оскорбления; он также контролировал свою письменную речь и, когда писал письмо мусульманину, никогда не позволял себе употреблять резкие слова. Он был предельно точен в исполнении своих обещаний. Когда к нему приводили сироту, он всегда восклицал: “Аллах, да смилостивится над парой (родителями), которая оставила по себе этого ребенка!” Затем он осыпал ребенка ласками и дарами, которые прежде доставались его отцу. Если среди родственников сироты оказывался опытный и достойный доверия человек, он назначал его опекуном мальчика; если нет, то он выделял достаточные средства из даров, причитавшихся отцу ребенка, чтобы содержать сироту, а затем определял его к тому, кто должен был следить за его обучением и воспитанием. Он никогда не встречался со стариком без того, чтобы не проявить к нему любезных знаков уважения и доброжелательства, не оставить его без подарка».

Баха ад-Дин так писал о воспитании юного Саладина: «Воспитанный под неусыпным присмотром отца, впитавший в себя те высокие принципы, пример которых являл ему отец, он вскоре стал проявлять признаки того счастья, которое впоследствии всегда сопутствовало ему, а также наклонности прирожденного повелителя. Справедливый правитель Нур ад-Дин Махмуд, сын Занги, способствовал его возвышению и, в знак того, что уверен в нем и высоко ценит его, взял его на службу к себе и ввел в круг своих друзей. Чем выше поднимался Солах ад-Дин, тем более явственно проявлялись качества, которые позволили ему подняться еще выше».

Саладин неуклонно исполнял все предписания ислама. Баха ад-Дин свидетельствует: «Что касается молитв, он всегда неукоснительно читал намазы жама'атом (сообща с другими людьми) и как-то сказал, что в течение нескольких лет совершал все обязательные молитвы жама'атом. Если он болел, то посылал за кем-нибудь и, заставляя себя подняться на ноги, под его руководством совершал молитву жама'атом. Он регулярно читал раватибы обязательных молитв, кроме того, совершал намаз [тахажуд], если просыпался ночью. Если он не просыпался, то этот намаз он совершал до наступления утренней молитвы. До тех пор пока он оставался в сознании, он никогда не оставлял совершения молитв. Я видел, как он неукоснительно выполнял долг во время последней болезни, и прекратил выполнять его только в последние три дня жизни, когда впал в беспамятство. Когда он находился в пути, в отведенные для молитвы часы он сходил с коня…

Ему пришлось пропустить несколько дней поста, которые он не смог соблюсти во время своих частых болезней. В обязанности ал-Кади ал-Фадиля (Достойнейший судья) (визирь Саладина Абд ар-Рахйм ибн 'Али ал-Лахмй ал-Байсанй ал-'Аскалани (1135–1200), знаменитый своим красноречием и дипломатическим талантом. – А.В.) входило вести счет таким дням. Правитель начал возмещать пропущенные им дни поста в Иерусалиме, в том году, в котором умер – и ему надо было еще поститься за два рамадана, пропущенные по причине телесной немощи и постоянных тягот подвигов на пути Аллаха, все остальные посты к тому времени он уже возместил.

Его здоровье не способствовало посту, однако, вдохновленный Аллахом, в тот год он решил возместить пропущенное. Мне довелось вести счет этим дням, поскольку тот кади (судья) отсутствовал. Все доводы, которые употреблял врач, чтобы отговорить его от поста, не имели ни малейшего успеха. Правитель не желал слушать его и говорил: “Я не знаю, что может произойти”. Складывается впечатление, что Господь вдохновлял Салах ад-Дина исполнить его долг, возместив пропущенное, и он продолжал поститься до тех пор, пока не возместил все дни поста».

Глубокая набожность Саладина не вызывает сомнений. Всю жизнь он мечтал совершить хадж – паломничество в Мекку, что входит в обязанность каждого правоверного мусульманина. По словам Баха ад-Дина, в последний год своей жизни Саладин «принял решение и отдал приказы о подготовке к путешествию, и все уже было готово, чтобы пуститься в путь, но он решил отложить паломничество на следующий год, так как ему требовалось время и у него не было средств, необходимых для человека его ранга».

Еще Саладин очень любил слушать, как ему читают Коран и хадисы, и Коран и многие хадисы знал наизусть, хотя до хафиза ему было далеко. По свидетелству Баха ад-Дина, «когда правитель проводил ночь в алькове (своего шатра), он часто просил стражника прочитать ему два-три, а то и четыре джуз'а. Когда он был на публичных приемах (мажлисах), он просил осведомленных о его обычае людей прочитывать от одного до двадцати, а то и более аятов (стихов Корана). Однажды, проходя мимо маленького мальчика, который сидел рядом с отцом и очень хорошо читал Коран, он отдал ему еду, которая была приготовлена для него самого. Он также подарил ему и его отцу часть урожая с некоего поля.

Сердце у него было исполнено смирения и сострадания; слезы легко наворачивались ему на глаза. Когда он слушал чтение Корана, его сердце таяло, а по щекам обычно струились слезы…

Он сам очень любил читать хадисы, поэтому часто приглашал меня в свои покои, и там, окруженный книгами хадисов, которые собрал, он начинал читать; и всякий раз, когда доходил до хадиса, содержащего назидательный фрагмент, он становился таким растроганным, что на глаза его наворачивались слезы.

Он проявлял величайшее почтение ко всему религиозному, открыто утверждая, что верит в воскресение и восстание из могил телами [т. е. не только духовное, но и телесное Воскрешение, как это принято у христиан] и в то, что добродетельные будут в раю, а злодеятели в аду. Он твердо верил во все, что ниспослано из учения Божественного закона, всем сердцем принимая его положения. Он терпеть не мог философов (приверженцев античной философии. – А.В.), еретиков (тех, кто отвергал личностные атрибуты Божества, настаивая, что сущность Бога безличностна и абстрактна. – А.В.), материалистов, всех противников правоверия. Он даже приказал своему сыну ал-Малику аз-Захиру, правителю Алеппо, да усилит Аллах его помощников, казнить молодого человека, известного как ас-Сухраварди, который пренебрегал требованиями Божественного закона, считая ложными случившемся отцу, и по приказанию Салах ад-Дина тот был казнен.

Глубоко веря в Бога, он… рассматривал Его как величайшую опору и всегда уповал на Него».




Первые войны


В XII веке Арабский халифат, где правила династия Абассидов, был раздроблен на несколько фактически независимых государств. Слабость арабов позволила крестоносцам во время Первого крестового похода захватить в 1099 году Иерусалим – город, священный для представителей трех мировых религий – иудеев, христиан и мусульман.

Арабский историк XIII века Ибн аль-Асир оставил нам такое свидетельство о взятии Иерусалима крестоносцами в 1099 году, сопровождавшемся массовым истреблением мусульманского населения: «После тщетных попыток взять Акру франки пошли на Иерусалим и более сорока дней осаждали его. Они построили две башни, одну из которых, со стороны Сиона, мусульмане тут же сожгли, перебив тех, кто был внутри нее. Но не успела она догореть, как прибыл гонец, просящий помощь, так как город был взят с другой стороны. Действительно, город был взят с северной стороны, утром в пятницу (22 дня месяца шаабан 492 года (15 июля 1099 года). Жителей Иерусалима перерезали. Целую неделю франки истребляли мусульман. Небольшой горстке удалось укрыться в часовне Давида, где они продержались несколько дней. Франки пообещали сохранить им жизнь и, сдержав свое слово, дозволили ночью уйти в Аскалон, где те и поселились. В мечети Аль-Акса франки, напротив, убили более 70 000 человек (!), среди которых было большое число имамов, мусульманских священников, богомольцев и отшельников, покинувших свою землю для того, чтобы найти пристанище в этих святых местах. Из мечети Омара они украли больше 49 канделябров из серебра, каждый весом в 3600 драхм (вес драхмы колеблется от 1,8 до 7 г. – А.В.), большой светильник из серебра, весом в 40 сирийских фунтов, и другие канделябры поменьше (150 из серебра и больше 20 из золота), и многие другие ценные вещи. Сумевшие сбежать сирийцы вместе с кади Абу Саид аль-Харави пришли в Багдад. Они обратились к халифу с рассказом, от которого на глаза наворачивались слезы и сердце сжималось в груди. В пятницу они пришли в Большую Мечеть и просили о помощи, плача и заставляя плакать других, рассказывая, что мусульманам пришлось пережить в Святом городе: грабежи, убитые мужчины, плененные женщины и дети. По причине тяжких испытаний, которые им довелось пережить, они прервали пост».

Возможно, цифра в 70 тыс. погибших значительно преувеличена. Однако не вызывает сомнения, что крестоносцы устроили в Иерусалиме массовую резню, уничтожив не только большинство защитников города, но и тысячи мирных жителей, а остальных обратили в рабство. По контрасту с этим поведение Саладина после взятия Иерусалима в 1187 году выглядит просто благородным.

Причина крестовых походов была в том, что с конца X века действовал принцип майората, все земельное владение доставалось только старшему сыну. Кроме того, постоянные неурожаи в Западной Европе в 80—90-е годы XI века, вызванные засухами и наводнениями, вызывали голод и массовое разорение крестьян, а вслед за ними – и их владельцев, мелких феодалов, пополнявших ряды странствующего рыцарства, жившего за счет либо службы у магнатов, либо самого настоящего разбоя. Идея крестовых походов с целью освобождения Гроба Господня должна была выбросить всю эту беспокойную массу на Ближний Восток, где рыцари рассчитывали обзавестись поместьями и богатой военной добычей. Примерно по той же причине царь Иван Грозный отправил атамана волжских казаков Ермака покорять Сибирь, чтобы избавить от их разбоев волжский торговый путь, ставший русским после завоевания Казанского и Астраханского ханств.

Государства крестоносцев простирались от Малой Азии до Синайского полуострова, но ограничивались лишь узкой прибрежной полосой, только в районе Иерусалима вдаваясь в глубь Палестины. Они полностью охватывали территорию, через которую шла в то время торговля Европы с Индией и Китаем, никакой лишней территории не занимая. Тем самым крестоносцы обладали монополией на торговлю Европы со странами Востока.

Британский историк и писатель Робери Ирвин так характеризует взаимоотношения мусульман и крестоносцев (франков): «Представители мусульманской и франкской военной аристократии не только воевали друг с другом, но и поддерживали дипломатические и светские отношения. Им иногда случалось приятно проводить время в обществе друг друга и даже вместе охотиться. Мусульмане и христиане торговали друг с другом, купцы постоянно курсировали между Дамаском и христианской Акрой. Путешественник Ибн Джубайр отмечал, что “солдаты занимались своей войной, а люди жили мирно”. Однако, несмотря на подчас тесные связи мусульман с христианами, культурообмен был невелик. Близость совсем не обязательно подразумевает понимание. Согласно трактату “Море драгоценных добродетелей”, книги чужеземцев не заслуживали того, чтобы их читали; к тому же “любой, кто верит в рождение Бога из чрева женщины, совершенно безумен; с ним не следует разговаривать, у него нет ни разума, ни веры”…

Райнальд де Шатийон, правитель Керака, знал арабский и находился в тесных сношениях с бедуинами Трансиордании. Райнальд Сидонский не только говорил по-арабски, но и взял к себе на службу арабского ученого для составления комментариев к книгам на этом языке. Однако на Латинском Востоке ни одна арабская книга не была переведена ни на латинский, ни на французский, да и арабы со своей стороны не проявляли никакого интереса к западной литературе. В 1160-х годах иерусалимский король Амальрик привез из Египта арабского врача Абу Сулеймана Давуда для лечения своего сына Балдуина, больного проказой. Но чаще случалось, что мусульмане обращались к врачам-христианам. Мусульманские и христианские аристократы на Ближнем Востоке восхищались религиозным фанатизмом и военным искусством друг друга, но не интересовались чужой культурой. Культурный обмен происходил в другом месте и в другое время – арабская ученость проникла в христианский мир через Испанию, Сицилию и Византию».

Действительно, ведь в Палестине собрались воины, а не книжники, да и мусульман крестоносцы интересовали прежде всего как опасные и жестокие враги, а не как носители иной культуры, из которой неплохо бы что-нибудь заимствовать.

Выстроив в удобных для обороны местах замки, крестоносцы обложили различными повинностями крестьян как переселенцев из Европы, так и местных арабов, греков и сирийцев. Формально их владения подчинялись королю Иерусалима, но фактически были независимы. Их правители сами вершили суд и расправу, устанавливали законы, объявляли друг другу войны и заключали мир. Многие из них не брезговали разбоем, нападая на купеческие караваны и торговые корабли. Торговля приносила крестоносцам значительные доходы. По подсчетам французского историка Фернана Броделя, торговый оборот между Западом и Востоком за XII век увеличился в 30–40 раз. Большую роль в государствах крестоносцев играли военно-рыцарские ордена – тамплиеры и иоанниты (госпитальеры). Их члены принимали монашеские обеты целомудрия, бедности и послушания начальству. Помимо этого, они клялись сражаться против иноверцев и защищать христиан. Во главе каждого ордена стоял великий магистр, которому подчинялись несколько сотен рыцарей. В действительности духовно-рыцарские ордена были богатейшими корпорациями своего времени. Основные доходы приносили рыцарям финансовые операции, торговля и пиратство.

Враждуя с одними мусульманскими правителями, крестоносцы заключали с другими союзы и обменивались подарками. Единства среди мусульман не было. Ближний Восток, как и Европа, находился в состоянии феодальной раздробленности: сторонники багдадского халифа враждовали с шиитской династией Фатимидов в Египте, а тюркская империя Сельджукидов раскололась на части, контроль над которыми перешел к губернаторам – атабекам. Среди них были и Зенгиды, которые сделали своей целью изгнание «франков» из Палестины, и особенно из Иерусалима. Кроме христианских и иудейских святынь там находились и исламские, включая мечеть Куббат ас Сахр (Купол скалы), откуда пророк Мухаммед, по преданию, поднялся на небо на крылатом коне Бораке. После завоевания города крестоносцами все они были превращены в христианские храмы, и Нур ад-Дин Зенги поклялся их вернуть. Его помощником в этом деле стал Саладин.

Династия Фатимидов правила в Египте. Фатимиды происходили из Северной Африки и правили Египтом с 966 по 1171 год. Они основали Каир, аль-Кахира, «победоносный» – нынешнюю столицу страны. Фатимидские халифы вели свое происхождение от Фатимы, дочери Пророка и жены халифа Али, вдохновителя шиизма и первого имама в учении шиитов. Суннит Нур ад-Дин Занги контролировал Сирию и значительную часть Месопотамии. Под властью суннитских халифов Абассидов оставалась лишь часть Месопотамии, прилегающая к Багдаду, и Аравийский полуостров. Арабские властители Северной Африки и Кордобского эмирата также не признавали власть багдадского халифа.

В эти времена был куда больший спрос на воинов, чем на богословов. И, следуя традициям семьи, Саладин был принужден выбрать военную карьеру. Он служил командиром отряда конных воинов под началом своего дяди Асад ад-Дин Ширкуха, который тогда был эмиром (правителем-военачальником) Дамаска и Алеппо.

В 1163 году 26-летний Саладин неожиданно получил приказ отправиться в поход на Египет вместе со своим дядей Ширкухом. Будущего египетского властителя это не обрадовало. Впоследствии он вспоминал: «Мой дядя Ширкух повернулся ко мне и сказал: «Юсуф, оставь все дела и отправляйся туда!» Этот приказ прозвучал для меня как удар кинжала в сердце, и я ответил: «Клянусь Аллахом, даже если бы мне отдали все египетское царство, я бы не поехал туда!» Чувствовалось, что у молодого человека предстоящий поход большого энтузиазма не вызывал. Тем более что предстояло идти в страну еретиков-шиитов.

Саладин не ставил египетский поход себе в заслугу: «Я начал с того, что сопровождал моего дядю. Он завоевал Египет и потом умер. И тогда Аллах дал мне в руки власть, которую я совсем не ожидал». Действительно, хотя Саладин получил огромную выгоду от египетской экспедиции, он сам не сыграл в ней главной роли. Не больше преуспел в этом и Нур ад-Дин, хотя Египет покорили его войска.

Поход в Египет начался после того, как египетский визирь Шавар, проиграв в декабре 1162 года борьбу своему политическому сопернику, бежал в Сирию и попросил у Нураддина военной поддержки. Интересно, что из пятнадцати визирей, правивших Египтом до Шавара, только один умер своей смертью. Остальных либо повесили, либо обезглавили, либо зарезали, либо распяли, либо они были просто растерзаны толпой. Одного визиря убил его приемный сын, другого – родной отец. Шавар тоже поспешил уничтожить своего предшественника и всю его семью и прибрал к рукам его золото, драгоценности и дворцы.

В 1163 году изгнанный из Египта по приказу фатимидского шиитского халифа Аль-Адида опальный визирь Шавар ибн Муджир попросил военной поддержки у Нур ад-Дина. Шавар обещал оплатить все расходы на экспедицию, признать правителя Алеппо и Дамаска своим сюзереном и выплачивать ему ежегодно треть государственных доходов. У Шавара была довольно бурная биография. Будучи правителем Верхнего Египта, он убил визиря фатимидского халифа Египта аль-Адида и захватил пост визиря. Однако затем он был изгнан с этого поста Абу-л-Ашбалем Даргамом, дворцовым префектом, и бежал к Нур ад-Дину, надеясь получить у него помощь. В происшедшем в 1164 году сражении Даргам был убит.

После того как западные рыцари овладели Аскалоном, последним оплотом Фатимидов в Палестине, путь в Египет оказался открыт. Чехарда визирей не способствовала организации отпора крестоносцам, которым Фатимиды начиная с 1160 года платили ежегодную дань. Сразу после свержения Шавара король Иерусалимский Амори (Амальрик) I вторгся под тем простым предлогом, что причитавшаяся ему по договору сумма дани в 65 тыс. динаров не была выплачена вовремя. Пройдя через Синай, он попытался начать осаду города Бильбис, расположенного на одном из нильских рукавов. Однако защитники города, воспользовавшись, что уже наступил сентябрь и в Ниле начался приток воды, разрушили несколько дамб, и крестоносцам пришлось ретироваться в Палестину. Правда, по другой версии, египтяне откупились от Амори, выплатив ему требуемую дань.

Нур ад-Дин был полон решимости не допустить захвата Египта крестоносцами, что создало бы серьезную угрозу Сирии.

Халифат Фатимидов в Египте представлял собой исламское шиитское государство, и Нур ад-Дин понимал, что утвердить там власть суннита будет сложно. Однако сирийский владыка знал, что крестоносцы, владевшие Иерусалимом, стремятся покорить Египет, и решил воспрепятствовать этому.

Ширкух повел сирийское войско в Египет и быстро вернул Шавара к власти. Однако визирь и не думал выполнять данные ранее обещания подчиниться Нур ад-Дину, а вместо этого потребовал, чтобы сирийские войска покинули Египет, и пошел на союз с крестоносцами. Во время первого похода в Египет Саладин не совершил ничего выдающегося, хотя и показал себя неплохим воином.

Посмотрим, какой военной силой располагали Нур ад-Дин, Ширкух и Саладин. В бою тюркское войско султана Нур ад-Дина применяло следующие приемы.

Если битва происходила на открытой местности, то считалось, что необходимо иметь в составе войска достаточно пехотинцев. Чтобы не оказаться неожиданно в окружении, следовало организовать заслон из разведчиков и дозорных. Следовало избегать боя на такой местности, где нельзя было оценить силы противника, т. е. с местности, которая не просматривается полностью с позиций своих войск. Часть войска следовало держать в резерве и выделить достаточно сил для охраны флангов, а также для тылового прикрытия. Место для сражения нужно выбрать заранее и с таким расчетом, чтобы солнце светило неприятелю в лицо и ветер дул в его сторону.

Части, находящиеся в тылу, следовало размещать за такими природными преградами, как река, болото или обрывистый берег, чтобы избежать окружения. Лагерь должен быть хорошо укреплен. Не следовало кавалерии поспешно пускаться в погоню за отступающим неприятелем, оставляя свою пехоту в одиночестве. Ведь неприятельское наступление может быть уловкой. Все части армии должны иметь возможность взаимодействовать на поле боя.

Нур ад-Дин очень любил отделить кавалерию противника от его пехоты и изматывать неприятеля беспрерывными атаками. Всадники его армии, вооруженные луками и стрелами, демонстрировали чудеса джигитовки. Они кружились вокруг вражеской колонны, стараясь атаковать ее с флангов, совершали налеты на арьергард, они выпускали тучу стрел, после чего скрывались из виду.

Если удавалось раздробить вражеский отряд и ослабить его кавалерию за счет обстрела ее из луков, тюркская конница перестраивалась в лаву и стремительно атаковала противника, громя его по частям.

Эта манера ведения боя была незнакома крестоносцам, чья тяжелая конница не могла действовать издали. Чтобы противостоять тактике преследования, которую с успехом применяли Нур ад-Дин и другие тюркские военачальники, крестоносцы стали также использовать легкую кавалерию, а которую они нанимали тех же тюрок-сельджуков. Однако в борьбе против соотечественников эта кавалерия была не очень надежна.

Если битва происходила в развернутом строю, то, как считал военный теоретик Аль-Туртуси, современник Нур ад-Дина, войско следует делить на центр и два крыла. Он предлагал строить бойцов в три шеренги. В первом ряду находились пехотинцы с большими щитами. Они опускались на левое колено, выставляя впереди себя щиты и держа в руках длинные пики, воткнутые в землю под углом в сорок пять градусов. В запасе они имели остроконечные дротики. Второй ряд составляли лучники со стрелами. Они должны были засыпать противника стрелками. А если неприятель под градом стрел сумеет приблизиться к первой шеренге, то лошади натыкались на пики, а всадники попадали под удары дротиков.

В третьем ряду находилась конница. А за ней располагались самые отборные войска, которые должны были прикрыть отход в случае поражения или составить ударный отряд, который в случае успеха должен ворваться в лагерь противника. Хороший полководец должен был точно определить момент перехода в наступление. С началом битвы главная проблема состояла в том, чтобы сохранить управление войсками. В идеале пехота, располагавшаяся в центре, сдержав натиск врага, затем отходила на фланги и освобождала поле битвы для конницы, которая должна была атаковать врага, затем сымитировать отступление и подставить неприятельскую конницу под атаку ударного отряда, а затем преследовать врага до самого лагеря.

Во время проведения ложного отступления надо было успеть развернуть конницу для проведения контратаки, пока войска на флангах скуют отряды противника, не участвовавшие в погоне. При успехе этого противника преследующая конница попадала в клещи.

Приемы ведения боя сильно зависели от рельефа местности. Для легкой кавалерии удобней было действовать на равнинной местности, тогда как пересеченная местность и горы ограничивали ее маневр. На такой местности тюркской коннице было трудно уйти от удара тяжелой рыцарской кавалерии.

Крестоносцы противопоставляли мусульманским войскам свою тактику. Атаке тяжеловооруженной рыцарской коннице мусульманские пехота и кавалерия не могли противостоять. Но тут возникала проблема сохранения боевого строя в ходе атаки. На марше войско крестоносцев передвигалось в колоннах, а в бою применяли сплоченный боевой порядок. Чтобы противостоять тюркской коннице, надо было не допустить боевого порядка на части. Рыцари неизменно смыкали свои ряды, какие бы тяжелые потери они ни несли.

Умение сохранять боевой порядок было еще более важно для крестоносцев, если им предстояло сражаться не на заранее выбранном поле битвы, а прямо на марше. Любая брешь в колонне давала противнику возможность разбить армию на части. Поэтому движение колонны организовывалось с авангардом, арьергардом, с отрядами охранения на флангах. Главную роль в боевом охранении играли конные лучники.

В столкновениях с армиями различных сельджукских эмиров армии Нур ад-Дина, Ширкуха, а потом и Саладина одерживали победы благодаря численному превосходству своей конницы. Ведь их противники следовали той же тактике, что и они сами. Пехота же мусульманских армий состояла из подневольных арабских крестьян.

Успех атаки армады рыцарей зависел от того, удастся ли завязать с противником рукопошный бой и подавить его своим тяжелым вооружением. Но после первой же атаки строй рыцарей нарушался и становился уязвимым для неприятельских контратак. Поэтому атака обязательно должна была быть успешной, чтобы враг был непременно разбит и не имел возможности увернуться от удара.

А вот что писал о тактике сторон Вальтер Скотт в своем романе «Талисман»: «Саладин, величайшее имя, самый прославленный из полководцев в истории Востока, узнал по горькому опыту, что его легковооруженные всадники не были способны в рукопашном бою противостоять закованным в латы франкам; в то же время ему внушал ужас отважный характер его противника Ричарда. Но если его армии и были не раз разбиты в больших сражениях, численность его войск давала сарацину преимущество в мелких схватках, столь частых в этой войне.

По мере того как уменьшалась наступающая армия, численность войск султана увеличивалась; они становились смелее, все чаще прибегая к партизанской войне. Лагерь крестоносцев был окружен и почти осажден лавинами легкой кавалерии, напоминающими осиные рои, – их легко уничтожить, когда они пойманы, но у каждой осы есть крылья, чтобы ускользнуть от более сильного противника, и жало, чтобы причинить ему боль. Происходили постоянные безрезультатные стычки передовых постов и фуражиров, которые стоили жизни не одному храброму воину, перехватывались обозы, перерезывались пути сообщения.

Средства для поддержания жизни крестоносцам приходилось покупать ценой самой жизни. А вода, подобно воде Вифлеемского источника, предмету вожделения одного из древних вифлеемских монархов – царя Давида, как и раньше, покупалась лишь ценою крови.

В большинстве случаев непреклонная решимость и неутомимая энергия короля Ричарда спасали крестоносцев от поражения. Вместе со своими лучшими рыцарями он всегда был на коне, готовый ринуться туда, где была наибольшая опасность. Он не только часто оказывал неожиданную помощь христианам, но и наносил поражения и расстраивал ряды мусульман в тот момент, когда они уже были уверены в победе. Но даже железное здоровье Львиного Сердца не могло безнаказанно выдержать перемен этого губительного климата при таком умственном и физическом напряжении. Его поразила одна из изнурительных и ползучих лихорадок, столь характерных для азиатских стран. Несмотря на большую силу и еще большее мужество, он уже не мог сесть на коня. Позднее он уже не мог и посещать военные советы, временами созываемые крестоносцами».

Таким образом, на стороне мусульман было как значительное численное превосходство, так и гораздо большая, чем у европейцев, устойчивость к местным болезням, что давало им существенные преимущества, частично компенсирующие превосходство крестоносцев в вооружении и в уровне обученности военному делу. Но основных успехов мусульмане достигли в ведении партизанской войны – в нападении на небольшие группы и обозы крестоносцев.

Но вернемся к египетским делам. Главным препятствием для крестоносцев на пути к Нилу была обширная полупустыня Синая. Пришлось грузить на верблюдов несколько сотен бурдюков с водой. А вот сирийской армии, чтобы дойти до Египта, надо было идти через Палестину, рискуя подвергнуться атакам со стороны крестоносцев.

Поэтому, когда Ширкух двинулся на Каир в апреле 1164 года, армия Нур ад-Дина совершала отвлекающий маневр, чтобы увести Амори и его рыцарей на север Палестины. Ширкух в сопровождении двух тысяч всадников направился на восток, прошел по восточному берегу Иордана, а на южном побережье Мертвого моря повернул на запад, переправился через Иордан и двинулся к Синаю. Армия шла в удалении от побережья, чтобы ее не обнаружили. 24 апреля Ширкух овладел Бильбисом, важным египетским портом, и 1 мая разбил свой лагерь около Каира. Застигнутый врасплох Дирхам не успел организовать оборону. Всеми покинутый, он был убит при попытке бежать, и его тело бросили на растерзание уличным собакам.

Как только Шавар возвратился к власти, он забыл об обещаниях и потребовал, чтобы Ширкух немедленно покинул Египет. Последний ответил, что останется в Египте, невзирая ни на что.

Вот как описывает обстоятельства первого египетского похода Баха ад-Дин: «Некий человек по имени ад-Даргам поднял восстание против Шавира, визиря египтян, намереваясь сместить его с поста визиря. Шавир собрал против него великое множество воинов, но не мог одержать победу над ним, даже при поддержке такой армии.

Соперник заставил его покинуть Каир, а его старший сын был убит в ходе восстания. После этого визирем стал ад-Даргам. Существовал обычай, согласно которому тот, кто возглавил успешное восстание против визиря (халифов-Фатимидов), полноправно занимал пост, за который боролся. Разумеется, вся полнота власти основывалась на армии визиря, а визирь носил титул султана. Халифы старались не вникать в детали и следовали этой политике с момента создания своего доминиона. Потерпевший поражение и изгнанный из Каира Шавир немедленно направился в Сирию и, явившись ко двору Нур ад-Дина ибн Занги, попросил у него войска, чтобы сражаться со своими врагами. Нур ад-Дин приказал Асад ад-Дину идти на укрепленный Миср и восстановить права человека, обратившегося к нему за помощью, а также оценить состояние и ресурсы страны. Это случилось в 557 г. (1163 г.). Асад ад-Дин немедленно начал готовиться к походу, а когда он отправился в Египет, то взял с собой племянника (Салах ад-Дина).

Последний отправился в поход против воли, но дядя нуждался в нем, чтобы он командовал армией и помогал ему советами. Они с Шавиром прибыли в Миср во второй день месяца жумада II того же года. Их прибытие стало великой неожиданностью и вселило страх в местных жителей. Шавир, получив подержку [Асад ад-Дина], одержал победу над своим соперником и вернулся на свой пост. [Асад ад-Дин] навязал договор на своих условиях и, восстановив власть (Шавира), собрал точные сведения о состоянии и ресурсах страны, после чего отправился в обратный путь (в Сирию). В его сердце зародилась мечта самому стать правителем Египта, ибо он видел, что этой стране определяют случай и слабость власти. Он отправился в Сирию 7 дня месяца зу-л-хижжа вышеупомянутого года (6 ноября 1164 г.). Он не принял окончательного решения и не решил ни единого вопроса, не посоветовавшись предварительно с Салах ад-Дином, такого высокого мнения он был об удачливости и везучести, которые, казалось, сопутствовали ему во всем, и так высоко он ценил здравый смысл своего племянника и успехи, которых он достигал во всех своих начинаниях. По возвращении в Сирию он стал составлять планы и размышлять, каким бы образом он мог оправдать свой новый поход в Египет. Его мысли были полностью заняты этим проектом, и вплоть до 562 г. (1166 г.) он продолжал обсуждать и составлять свои планы совместно (со своим господином) со справедливым правителем Нур ад-Дином ибн Занги».

Шавир, не надеявшийся на верность египетской армии, попросил у Амори помощи против Ширкуха. Ширкух немедленно решил покинуть окрестности Каира, где он стоял лагерем, и занял Бильбис. Там он оборонялся несколько недель.

Ибн аль-Асир утверждает: «Когда Нуреддин увидел, как развиваются дела в Бильбисе, он решил начать большое наступление против франков, чтобы заставить их покинуть Египет. Он написал всем мусульманским эмирам, требуя от них присоединиться к джихаду, и подверг атаке сильную крепость Харим, около Антиохии. Все франки, оставшиеся в Сирии, собрались, чтобы дать ему отпор, среди них был князь Боэмонд, властитель Антиохии, и граф Триполи. В ходе сражения франки были разбиты. Они потеряли две тысячи убитыми, а их князь и граф попали в плен. Сразу после победы Нуреддин велел собрать знамена крестоносцев, а также снять белокурые шевелюры некоторых франков, убитых в бою. Потом, поместив все это в мешок, он отдал его одному из самых осмотрительных своих людей и сказал ему: “Ты без промедления отправишься в Бильбис, сделаешь все, чтобы проникнуть в город, и отдашь эти трофеи Ширкуху, сообщив ему, что Аллах даровал нам победу. Он выставит трофеи на стенах, и это представление посеет ужас среди неверных”».

Победа Нур ад-Дина у Харима заставила франков вернуться в Палестину. Пленение молодого Боэмонда III, преемника Рено во главе княжества Антиохии, которому Амори во время своего отсутствия поручил заниматься делами Иерусалимского королевства, а также гибель его людей заставили короля искать компромисс с Ширкухом. После нескольких встреч, они оба согласились одновременно покинуть Египет. Начавшаяся война длилась недолго и кончилась боевой ничьей: и крестоносцы, и сирийцы покинули Египет. Пока что Нур ад-Дину не удалось взять Египет под свой контроль. В выигрыше остался только Шавир.

Продолжая долгий марш, начатый в Алеппо, Ширкух обогнул египетскую столицу с юга, сумел форсировать Нил, погрузив войско в небольшие баржи, и направился на север. Он расположился к западу от Каира около пирамид Гизы, отделенный от своих врагов громадным естественным препятствием, которое в этом месте представлял собой Нил. Из этого хорошо укрепленного лагеря он послал Шавиру письмо: «Враги-франки у наших ворот. Они отрезаны от своих городов. Это удобный случай, он может больше не представиться». Но Шавир приказал казнить посланника и отправил письмо Ширкуха Амори, чтобы доказать ему свою преданность.

Но крестоносцы продолжали остерегаться своего союзника и надеялись установить в Египте свою власть: Амори потребовал, чтобы между Каиром и Иерусалимом был заключен официальный союз, подтвержденный самим фатимидским калифом.

Как только был заключен этот уникальный договор, союзники разработали план переправы через Нил, чтобы уничтожить армию Ширкуха. В погоню за ней устремился отряд под командованием Амори. Дядя Саладина, отойдя на расстояние более чем недельного марша от Каира, приказал своим войскам остановиться и обратился к ним с торжественной речью, сказав, что наступил день победы.

Действительно, сражение произошло 18 марта у местечка Эль-Бабин на западном берегу Нила. Две армии, изнуренные нескончаемой гонкой, бросились в битву с желанием решить дело одним ударом. Ширкух доверил Саладину командование центром и велел ему отступить, когда враг начнет атаку. В самом деле, Амори и его рыцари обрушились на Саладина всей своей мощью. Когда Саладин обратился в притворное бегство, они бросились преследовать его, тогда как правое и левое крыло сирийской армии отрезали им путь к отступлению. Однако крестоносцы вырвались из окружения. Амори возвратился в Каир. Ширкух же овладел Александрией, самым большим городом Египта, расположенным на берегу Средиземного моря.

Шавиру и Амори пришлось осадить Александрию. Запасы продовольствия в городе быстро подошли к концу. Перед Александрией встал на якорь флот крестоносцев. Ширкух, оставивший в Александрии небольшой гарнизон во главе с Саладином, послал Амори письмо. «Мы оба теряем здесь время. Если бы король пожелал взглянуть на вещи спокойно, он бы ясно увидел, что, изгнав меня из этой страны, он только послужил бы интересам Шавира». Амори и так уже надоело таскать каштаны из огня для египетского визиря. Осада Александрии была снята, и Саладин покинул город с почетным караулом, а войска крестоносцев и Ширкуха в августе 1167 года, как и три года назад, вернулись в свои страны.

Вот что рассказывает Баха ад-Дин о втором походе в Египет: «Асад ад-Дин (Ширкух) очень часто публично говорил о своих намерениях относительно Египта. Шавир слышал о них, и боясь, как бы страна не попала в руки тюрков, и зная почти наверняка, что Асад ад-Дин вторгнется в страну, чтобы взять над ней власть, написал франкам и заключил с ними соглашение. По этому договору они должны были войти в Египет, полностью переходивший в их руки, и оказывать всяческую помощь визирю, который благодаря этому сумел бы сокрушить своих врагов и избавиться от всяких мрачных предчувствий. Асад ад-Дин и Нур ад-Дин были сильно встревожены этим известием, ибо опасались, что если неверные чужестранцы оккупируют Миср, то подчинят себе и всю страну. Асад ад-Дин начал готовиться к военному походу; Нур ад-Дин прислал ему войско и велел Салах ад-Дину, вопреки его желанию, сопровождать дядю. Они выступили в поход 12-го дня месяца раби' 1562 г. (6 января 1167 г.) и вступили на землю Египта одновременно с франками. Шавир и все его сторонники-египтяне присоединились к франкам, чтобы дать бой Асад ад-Дину. Между двумя армиями произошло множество стычек и сражений; затем и франки, и Асад ад-Дин ушли из Египта. Франки решили уйти из Египта из-за того, что им стало известно о том, что Нур ад-Дин со своими войсками вторгся на их собственную территорию и захватил ал-Мунейзиру. Опасаясь за свои владения (в Сирии), они покинули Египет. Асад ад-Дин решил вернуться из-за того, что его войско было слишком мало по сравнению с объединенными силами франков и египтян, а также потому, что его армия была измотана и прошла через множество серьезных испытаний. Он не ушел до тех пор, пока не заключил с франками договор об уходе из страны. Он отправился в Сирию лишь в конце (мусульманского) года. Его горячее желание сделать себя властелином Египта теперь подкреплялось страхом, что эту страну займут франки. Он знал, что после его ухода они узнали о состоянии Египта и были не хуже него осведомлены обо всем, что его касалось.

Поэтому он беспокойно ожидал в Сирии, терзаясь честолюбивыми помыслами, уверенный, что судьба ведет его к тому (обладанию Египтом), что было предназначено другому».

Хронист Иерусалимского королевства, Канцлер короля Иерусалимского Амальрика, архиепископ Вильгельм Тирский так писал о войне крестоносцев с войском Ширкуха, подвергая сомнению версию о безоговорочной победе мусульман под аль-Бабейном: «После того (то есть когда крестоносцы нагнали турок в пустыне), не имея много времени думать, они совещались поспешно, что делать в такую решительную минуту, требовавшую всякого благоразумия и отваги, и по всеобщему согласию определили отважиться на бой с неприятелем.

Но численность с обеих сторон была неодинакова, ибо Сиракон (Ширкух) имел с собой 12 тысяч турок, из которых 9 тысяч имели шлемы и панцири, остальные же три были вооружены только луками и стрелами, и сверх того у него было 10 или 11 тысяч арабов, снабженных своим обычным оружием – копьем. Наша же конница состояла всего из 374 человек, не считая египтян, людей слабых и ничтожных, которые более мешали, нежели приносили пользу.

Сверх того, у наших были легковооруженные всадники, называемые туркополами, но сколько их было, не знаем; слышали же мы от многих, что они в день той великой битвы большей частью оставались бесполезны. Когда наши узнали о близости неприятеля и неприятель проведал о прибытии наших, полки были расставлены в надлежащий порядок, люди, более опытные в военном деле, увещевали других, давали наставления новичкам и старались, напоминая о победе и бессмертной славе, разжечь сердца своих сподвижников. Место, где должно было произойти сражение, находилось на границе степей и обработанной земли и было весьма неровно: песчаные холмы и долины перерезывали его, так что нельзя было заметить ни наступавших, ни отступавших. Называлось же оно Бебен, что означает: ворота, ибо те холмы затрудняли проход, и отстояло на 10 миль от Ламонии, по ее названию некоторые обозначают сражение того дня. Между тем и неприятель не терял времени, и, расставив войско в боевой порядок, занял холмы справа и слева, нашим же трудно было напасть на них, ибо те холмы были круты и состояли из рассыпавшегося песка. Отряд Сиракона стоял в середине, а другие – по сторонам его. Дело пришло к тому, что вступили врукопашную, и наши, составлявшие королевское войско, бросились единодушно на отряд Сиракона, опрокинули неприятеля и разбили его. Сиракон же, преследуемый нашими, обратился в бегство. Вместе с тем Гуго Цезарейский напал на отряд, предводительствуемый племянником Сиракона, Саладином (Salahadinus); но его не поддержали свои, и он попался в плен вместе со многими другими; еще больше было убитых. При этом пал благородный и отважный муж Евстафий Шоми из Понта. Воодушевленные счастьем такой победы, другие турецкие полки соединились вместе и, напав на ту часть наших, которой было вверено охранение обоза, рассеяли ее и побили. При этом пал юноша, государь Гуго из Креоны, родом сицилиец. Когда этот отряд был рассеян и большей частью погиб, спасшиеся от меча искали спасения в бегстве. Неприятель же беспрепятственно овладел обозом и увез его с собой. Между тем разделенные отряды рассыпались там и сям по небольшим долинам, где борьба продолжалась отдельными схватками, в которых то наши, то враги одерживали верх. Таким образом, только сами принимавшие лично участие в сражении знали, как идет дело, и, кроме них, никто не мог ничего видеть. Битва оставалась долго нерешительной, и побеждали то одни, то другие, не зная, что происходит в других местах. Среди такого боя был тяжело ранен и наш достопочтенный брат, государь епископ Вифлеемский Радульф, занимавший место королевского канцлера, которое позже я наследовал; он потерял при этом весь свой обоз. Таким образом, битва оставалась долго нерешительной, и нельзя было сказать с точностью, кто победитель. Когда день склонился к вечеру и наступившая ночь призывала рассеявшихся к отступлению, все остававшиеся на свободе поспешили к своим, и наши, отыскивая ревностно короля, сошлись с разных сторон вместе.

Государь король остался победителем на том месте, где он сам сражался; другие же в различных пунктах, где они пытали свое военное счастье, имели одни удачу, другие неудачу; и никто с обеих сторон не одержал решительной победы. Король с немногими из своих отступил на одну возвышенность и, водрузив свое знамя, чтобы тем собрать рассеявшихся, ожидал их прибытия. Когда они соединились, то увидели, что неприятель, побивший и взявший в плен ту часть нашего войска, которая защищала обоз, стоял в беспорядке на двух холмах, и нашим не было другой дороги к отступлению, как между этих холмов. Построившись, они и пошли тихим шагом посреди неприятелей, стоявших справа и слева, и враги, видя такую решимость, не осмелились ничего предпринять. Так проходили они сомкнутыми рядами: храбрейшие и лучше вооруженные окружали со всех сторон остальных; наконец они прибыли к реке и благополучно перешли вброд. Всю эту ночь наши отступали по той же дороге, по которой пришли. Явившись в Ламонию, они нашли там Гергарда из Пути и Магаду, сына султана, которые занимали с 50 всадниками и сотней туркополов противоположный берег, чтобы встретить неприятеля, если он захочет переправиться через реку. Встреча с ними была особенно приятна государю королю, ибо он опасался, что неприятель найдя их разделенными, может напасть на них на том или другом берегу. Он заботился также и о пехоте, которая оставалась позади, и боялся, чтобы неприятель не напал на нее врасплох. Таким образом, он прождал прибытия армии у вышеупомянутого города три дня, а ею начальствовал мудрый и благородный Иосцелин Самосатский. Наконец, в четвертый день наши мало-помалу собрались, и пехота соединилась с остальными; тогда, продолжая свой путь, они прибыли в Каир (Cahere), где и разбили свой лагерь у моста, перед Вавилоном. Сделав там смотр, они увидели, что им недостает ста человек; у неприятеля же, говорят, пало до 1500 человек.

Между тем и Сиракон, собрав также своих, прошел тайно от наших через степи в Александрию, которую ему сдали жители. Едва дошли о том первые слухи до короля, он созвал своих князей, равно султана, его сыновей и благородных египтян для поспешного совещания, как должно действовать. После долгих споров, как то водится в подобных случаях, наконец, определили, так как Александрия снабжается съестными припасами только на кораблях из верхних стран Египта и сама не производит хлеба, то поставить на реке сторожевой флот, чтобы не было в Александрию никакого подвоза. Вслед за тем король потянулся со всей армией в ту сторону и раскинул лагерь между Торговой и Деменегутом, местечком, отстоявшим от Александрии на 8 миль. Оттуда он разослал лазутчиков по окрестным и даже по отдаленным странам высматривать и разведывать в пустыне, чтобы никто не проник в город для помощи осажденным или не вышел из города для призвания войск. В то же время флот преграждал всякому дорогу или, по крайней мере, не пропускал никого без тщательного осмотра. По прошествии месяца, как город не получал подвоза съестных припасов, народ стал жаловаться на недостаток пищи. Сиракон, видя это и опасаясь погубить голодом своих вместе с прочими, оставил в городе Саладина, дав ему около 1000 всадников, а сам ночными переходами прошел по пустыне, мимо лагеря наших, и появился в верхних частях Египта, откуда незадолго перед тем пришел.

Когда король узнал о том, он деятельно начал преследовать его и, таким образом, дошел до Вавилона. Уже все войско было готово пуститься в дальнейший путь, как к королю явился неожиданно благородный и могущественный египтянин Бенекарселле и объявил ему, что Александрия находится в крайности и что у него в городе есть влиятельные родственники, управляющие гражданами; народ же, мучимый голодом, легко согласится на все, и потому город можно без всякого труда сдать вместе с башнями во власть короля. Король, узнав о том, спросил князей, что они думают о всем этом, и, наконец, все вместе с султаном согласились возвратиться к Александрии и с обоими войсками осадить город. Жители, считая турецкий отряд Саладина, запершийся в городе, виновником своих бедствий, решились сдаться; почему Саладин, опасаясь измены, просил своего дядю поспешить с помощью».

Тогда Ширкух направил к королю своего пленника Гуго Цезарейского с предложением мира на условиях размена пленных, снятия осады Александрии и свободного пропуска его армии в Сирию.

Как сообщает Вильгельм Тирский, «когда государь Гуго выслушал все это (мирные предложения Сиракона), он, как человек умный и осторожный, обдумал дело со всех сторон, чтобы нисколько не сомневаться относительно пользы такого договора для наших; но при всем том, чтобы не иметь вида человека, который предпочитает свою личную свободу общественному благу, он нашел более приличным начать переговоры о том через кого-нибудь другого; он сам рассказывал мне все это позже в дружеской беседе. Таким образом, был отправлен с этим предложением один из товарищей по плену, стоявший близко к королю, некто Арнульф из Турбесселя, который попался в плен в одно время с государем Гуго. Он спешит со своим поручением к королю, объясняет ему причину своего отправления и в собрании князей, на котором присутствовал султан и его дети, излагает условия мирного договора. Предложение было одобрено всеми, и все полагали, что нисколько не будет противоречить славе короля и союзу, заключенному им с калифом (фатимидским), то, если город сдастся во власть короля, осажденный неприятель и войско Сиракона, рассеянное по Египту, удалятся из страны, а наши пленные будут разменяны на неприятельских пленных. Султан Савар (Шавир) вместе с египетскими вельможами одобрил условия мира и был ими совершенно доволен, ибо он ничего и не желал, как чтобы его соперник и враг очистил государство. В заключение явился и государь Гуго, чтобы утвердить договор и покончить дело.

После того глашатаи возвестили всему войску, что война окончена и Александрия не должна быть более тревожима. Тогда жители, истощенные продолжительной осадой и радуясь заключению мира, вышли из города и ходили на свободе, после того как столь долгое время находились взаперти, чтобы рассеяться от скуки. Имея теперь открытое сообщение, они старались также подкрепить свое истощенное тело пищей, которую находили, и восстановить погасавшие в них жизненные силы. Их радовало дружеское обращение с ними того войска, которое еще недавно выражало к ним ненависть и наводило ужас, и они весело беседовали с теми, которые накануне угрожали им смертью и погибелью. И наши не замедлили отправиться в город, исходили все, осмотрели улицы, ворота и стены, чтобы, возвратившись домой, рассказать что-нибудь своим и занять их чудесными историями. Над этим знаменитым городом возвышается башня изумительной высоты, называемая Pharas (фар, маяк) и служащая при помощи зажигаемых на ней огней руководной звездой для незнающих местности во время ночного плавания. Александрия лежит не у открытого моря; подход к ней весьма опасен и путь неверен; вот почему на башне всегда содержится огонь на общественный счет, чтобы подходящие корабли могли избежать угрожающих им опасностей и избрать надлежащий путь. На этой-то башне было водружено в знак победы знамя государя короля, и то, что сначала было известно немногим, узнали все.

Те, которые остерегались при первых переговорах доверять нашим, видя этот верный знак мира, не боялись более наших и были вполне убеждены, что наши не имеют враждебных замыслов. Они удивлялись в особенности тому, что такое множество жителей и чужеземных войск, с верностью защищавших город, были заключены в стенах столь небольшим войском и столь постыдно принуждены к сдаче. Наши имели едва 500 конных и 4 или 5 тысяч пеших людей, между тем как у осажденных было более 50 тысяч способных носить оружие.

Таким образом, Саладин оставил город и перед своим удалением провел некоторое время в лагере у государя короля, давшего ему стражу для почета и ограждения от обид, которые могут быть нанесены ему дерзкими людьми. Между тем султан при пении и звуках труб, тимпанов и других музыкальных инструментов, сопровождаемый кликами войска, вместе со свитой и бесчисленной прислугой прошел в триумфе через городские ворота, навел великий страх на граждан, одних осудил, других оправдал, исследовал проступки всех и воздал каждому по его заслугам. Наконец, приговорив жителей к известному денежному штрафу, он поставил людей, которые должны были заведовать сбором податей и налогов и наблюдать, чтобы жители не уклонялись от своих обязанностей. Собрав, таким образом, огромную сумму, он передал управление городом доверенным людям и со славой возвратился в лагерь. Наши же изготовились в обратный путь, а те, которые пришли на кораблях, запаслись в дорогу и радостно отправились домой. Король сжег машины, приказал привести в порядок обоз и направился к Вавилону. Там он соединился с оставшимися и, после утверждения колебавшегося трона султана, изгнания неприятеля и возвращения своих пленных, прибыл в Аскалон 20 августа, в четвертый год своего правления, в год же от воплощения Господня 1167-й».

В сообщении Вильгельма Тирсколго вызывают большие сомнения данные о составе войск. Утверждение, что вся тяжелая кавалерия крестоносцев состояла только из 374 всадников, тогда как кавалерия Саладина насчитывала 12 тыс. человек, равно как и то, что сражавшиеся на стороне крестоносцев конные лучники-туркополы никакой роли в битве не сыграли, доверия не вызывает. При таком огромном перевесе Ширкуха в кавалерии король Иерусалимский вряд ли бы вообще отважился на то, чтобы дать сражение. Можно предположить, что в действительности численность армии Амори, особенно кавалерии, была больше, а численность сирийской армии – меньше, чем говорит Вильгельм Тирский, хотя мусульмане все-таки имели численный перевес. Также можно предположить, что данные о потерях крестоносцев хронистом занижены, а о потерях мусульман – завышены. Эта традиция, занижать собственные потери и завышать потери неприятеля. Кстати сказать, хотя исход битвы при Эль-Бабейне был неопределен, как это признают и христианские, и мусульманские источники, но все-таки сирийской армии удалось захватить обоз крестоносцев, значит, успех в большей мере был на стороне мусульман, и только последующая ошибка Ширкуха, увлекшегося преследованием основных сил крестоносцев, поставила гарнизон Александрии, возглавляемый Саладином, в тяжелое положение. В тот момент пехота ни одной из сторон серьезной боевой ценности не представляла. Она не умела совершать сложные перестроения на поле боя и не могла выдержать натиск конницы. Сражения, как видно из повествования Вильгельма Тирского, распадались на поединки отдельных бойцов. Здесь преимущество было на стороне крестоносцев, поскольку рыцари и их воины были более искусны в военном деле.

Шавир потребовал вывода войск Ширкуха из Египта за 30 тыс. динаров, но Ширкух это требование отверг. визирь не без основания заподозрил, что Ширкух имеет приказ Нур ад-Дина завоевать Египет. Тогда Шавир ибн Муджир обратился за помощью к королю Иерусалима Амори I. Объединенные силы египтян и крестоносцев осадили Бильбейс, где стояла армия Ширкуха. Но уже через три дня осады произошла решающая битва на границе пустыни и Нила, к западу от Гизы. В этой первой своей битве правым крылом армии Зангидов, состоящую из тюрков, командовал Саладин. В центре стоял Ширкух с наиболее сильными отрядами из числа арабских войск, а на левом фланге – курдские отряды. Притворным отступлением Саладин заманил крестоносцев в пустынную местность, где их лошади вязли в песке. Армия Ширкуха одержала победу, но из-за больших потерь не смогла развить успех.

Крестоносцы отступили к Каиру, а Ширкух занял Александрию. Между сторонами начались переговоры и было заключено соглашение, согласно которому из Египта ушли как крестоносцы, так и армия Ширкуха. Но последний вскоре вернулся.

Вдохновленный прибытием на Восток большого числа западных рыцарей, король Иерусалимский решил в октябре 1168 года в четвертый раз вести свою армию походом в Египет.

Крестоносцам удалось захватить город Бильбис, где они без всякого повода перебили жителей: мужчин, женщин и детей, как мусульман, так и коптов-христиан. Как справедливо замечал Ибн аль-Асир, «если бы франки вели себя лучше в Бильбисе, они бы с легкостью смогли захватить и Каир, ибо знать города была готова отдать его. Но видя бойню, учиненную в Бильбисе, люди решили защищаться до конца». Действительно, по приближении захватчиков, Шавир приказал поджечь старый Каир. Двадцать тысяч кувшинов нефти были вылиты на лавки, дома, дворцы и мечети. Жители были эвакуированы в новый город, основанный Фатимидами в X веке и состоявший главным образом из дворцов, административных зданий, казарм, мечетей и религиозного университета аль-Азхар. Пожар бушевал 54 дня.

Визирь пытался убедить короля отказаться от войны. Ему не хотелось вновь звать на помощь сирийскую армию. Но халиф аль-Адид потребовал послать письмо Нур ад-Дину с просьбой прийти на помощь Египту.

Ибн аль-Асир приводит слова Саладина: «Когда от аль-Адида пришли призывы о помощи, Нуреддин позвал меня и рассказал о том, что произошло. Потом он сказал мне: “Скачи к своему дяде Ширкуху в Хомс и убеди его приехать сюда как можно скорее, ибо это дело не терпит отлагательства”. Я покинул Алеппо и недалеко от города встретил моего дядю, который ехал как раз по тому же делу. Нуреддин велел ему готовиться к походу на Египет. Я сказал, что не могу забыть лишений, перенесенных в Александрии. Тогда мой дядя сказал Нуреддину: “Совершенно необходимо, чтобы Юсуф поехал со мной!” И Нуреддин повторил свой приказ. Я напрасно старался объяснить ему мое неловкое состояние, но он велел добавить мне денег, и я был вынужден отправиться в путь как человек, которого ведут на смерть».

Боев между Ширкухом и Амори не было. Опасаясь, что сирийская армия окажется у него в тылу, король вернулся в Палестину 2 января 1169 года. Через шесть дней Ширкух прибыл в Каир.

Вот что рассказывает о третьем походе Саладина в Египет Баха ад-Дин: «В месяц ражаб (в апреле-мае 1167 г.), после того как Асад ад-Дин направился (в Египет), Нур ад-Дин захватил замок ал-Мунейзира и разрушил крепость Акаф в Баррийе. В месяц рамадан (в июне-июле) в Хаме он встретился со своим братом Кутб ад-Дином (правителем Мосула) и Зайн ад-Дином (правителем Арбелы), намереваясь вторгнуться на вражескую территорию.

Вторгшись в область, захваченную франками, они стерли с лица земли их замок Хунин в месяц шаввал (в июле-августе) того же года. В месяц зу-л-ка'да (в августе-сентябре) Асад ад-Дин возвратился из Египта. Поводом (третьего похода в Египет) были действия франков, да падет на них проклятие Аллаха! Они собрали своих пеших и конных воинов и пошли на Египет, тем самым нарушив все обещания, данные египтянам и Асад ад-Дину, когда они договорились о мире; и сделали они это в надежде захватить Египет.

Получив это известие, Нур ад-Дин и Асад ад-Дин почувствовали, что они больше не могут пребывать в бездействии, они начали готовить новый поход в эту страну. Нур ад-Дин внес свою долю деньгами и воинами, но лично не принял в нем участия, опасаясь, что франки вторгнутся в его собственные владения, а также потому, что он только что получил из Мосула очень важное сообщение о смерти Зайн ад-Дина 'Али, сына Йактикийна, скончавшегося в месяц зу-л-хижжа 563 г. (в сентябре-октябре 1168 г.). Этот вождь даровал атабеку Кутб ад-Дину все крепости, которыми он обладал, за исключением Арбелы, города, который он получил от атабека Занги. Поэтому Нур ад-Дин устремил свои амбиции в этом направлении и позволил армии отправиться (в Египет). Асад ад-Дин, со своей стороны, усилил войско своим личным присутствием, деньгами и тем, что взял с собой своих братьев, свиту и слуг.

Султан (Салах ад-Дин) как-то сказал мне: “Из всех я меньше всего желал отправляться в этот поход и сопровождал дядю против собственной воли”. Об этом говорится в словах Всевышнего: Но бывает и так, что ненавистно вам то, что благо для вас (Коран, 2: 216). Когда Шавир узнал, что франки намеренно идут на Египет (мы уже сказали об их цели), он послал просить Асад ад-Дина о незамедлительной помощи. Асад ад-Дин выступил со всей возможной скоростью и прибыл в Миср в течение месяца раби' I 564 г. (декабре 1168 г. – январе 1169 г.).

Когда франки узнали, что Асад ад-Дин прибыл в Египет, они заключили договор с правительством этой страны, развернулись и были вынуждены отказаться от своего намерения. Асад ад-Дин остался там, и Шавир часто навещал его. Этот министр обещал компенсировать ему затраты на поход, но ничего ему не дал. Тогда когти Льва Веры (Асад ад-Дина) вцепились в Египет. Он знал, что франки захватили бы эту страну, если бы им представилась благоприятная возможность сделать это; он понимал, что неразумно постоянно отправляться в военные походы для того, чтобы изгонять их оттуда. Он ясно видел, что Шавир заигрывает то с ним, то с франками; и он был убежден, что пока остается визирь, он не сможет заполучить Египет. Поэтому он решил арестовать его, когда он в очередной раз явится к нему. Дело в том, что все, кроме Асад ад-Дина, ходили к Шавиру и выражали ему свое почтение, но Шавир сам ходил к Асад ад-Дину. В таких случаях он приезжал верхом на коне, с барабанами, трубами и знаменами, как подобало визирю этой страны, но никто из офицеров не отваживался выступить против него. Это Салах ад-Дин лично арестовал его и сделал это следующим образом: Шавир направился к ним в гости, а (Салах ад-Дин) оседлав коня, выехал встречать его. Затем он поехал рядом с ним, словно им было по пути, схватил его за шиворот и приказал своим людям напасть на свиту визиря, которая обратилась в бегство и была раздета и разоружена этими воинами. Шавира как пленника отвели в отдельный шатер. Вскоре египтяне прислали дворцового евнуха с письмом, в котором они требовали выдать им голову пленника. Шавир был обезглавлен, а голову его отправили египтянам. Тогда египтяне прислали одежды визиря Асад ад-Дину, который надел их и отправился в крепость, где его встречали и приняли как визиря. В этом отношении египтяне действовали согласно своему обычаю, когда визирем становился тот, кто победил своего соперника. Асад ад-Дин был провозглашен визирем в месяц раби' II 564 г. (18 января 1169 г.). С тех пор Асад ад-Дину принадлежала верховная власть, и он поручил общее управление делами Салах ад-Дину, потому что тот обладал выдающимися способностями, большими познаниями, рассудительностью и административными талантами».

Чувствуется, что в ходе египетских походов Саладин занимал второе по значимости положение в сирийском войске после своего дяди Ширкуха. А организовав казнь предателя Шавира, заигрывавшего с крестоносцами, он проложил дорогу к посту правителя Египта для своего дяди, который в управлении Египтом всецело полагался на его помощь.

Американский историк Джеймс Брандедж писал: «Египетский визирь Шавар желал сохранить независимость от Нур ад-Дина, как, собственно говоря, и от любых других пришельцев. Он сначала пригласил короля Амальрика прийти ему на помощь против Ширкуха. Амальрик согласился, объединил свои силы с армией Шавара, и они совместно осадили армию Нур ад-Дина в Бильбейсе. После трехмесячной осады была достигнута договоренность, согласно которой всем прибывшим лидерам предстояло удалиться, а Шивар должен был компенсировать Амальрику все затраты. Латинский король поспешно удалился из Египта, поскольку как раз в это время его собственное королевство подверглось нападению Нур ад-Дина.

Но Египту было не так просто избавиться от врагов. В 1167 году король Амальрик Иерусалимский заключил союз с фатимидским халифом Египта, но затем, женившись на Марии, внучатой племяннице Мануила Комнина, он сговорился с византийским императором вероломно завоевать Египет. Рыцари-госпитальеры поддержали его, но храмовники отказались нарушать договор с Египтом. 3 ноября 1167 года король Иерусалимский вынужден был отступить, когда узнал, что Нур ад-Дин вновь направил в Египет Ширкуха с большим войском.

После кровопролитных боев и сокрушительного поражения латинской армии в районе Миньи Шивар обещал платить латинскому королю ежегодную дань в размере 100 тысяч золотых слитков.

Обещать заплатить дань королю Амальрику и собрать обещанную сумму – вовсе не одно и то же. И в 1168 году Амальрик вновь вторгся в Египет, на этот раз, чтобы получить причитающиеся ему деньги. Теперь визирь обратился к Ширкуху за помощью против христиан. На эту просьбу Ширкух откликнулся с готовностью. Его вмешательство привело в начале 1169 года к желанному выводу латинских войск. Зато Ширкух теперь не имел никакого желания выводить свои войска. И в январе 1169 года произошла дворцовая революция».




Султан Египта


Баха ад-Дин писал: «В месяц жумада II, в году 565 (в феврале-марте 1170 г.), случилось так, что его отец, Нажм ад-Дин Аййуб, прибыл, чтобы соединиться с ним. Побуждаемый тем уважением, которое он неизменно испытывал по отношению к отцу, он предложил уступить ему всю ту власть, которую обрел; однако Аййуб ответил: “Мой дорогой сын, помни, что Господь не избрал бы тебя на это место, если бы решил, что ты недостоин его. Когда судьба улыбается нам, мы не должны пытаться изменить ее предопределение”. Затем султан возложил на него управление казной всего царства. Салах ад-Дин продолжал пользоваться абсолютной властью в качестве визиря до смерти ал-'Адйда Абу Мухаммада 'Абд Аллаха, последнего из египетских халифов (Фатимидов)».

Нур ад-Дин тем временем старался упрочить свою власть в Сирии, приведя к покорности своевольных эмиров. Как сообщает Баха ад-Дин, «в месяц мухаррам 566 г. (в сентябре-октябре 1170 г.) Нур ад-Дин освободил город ар-Ракку, а затем, в конце того же месяца, он взял Насибин. В месяц раби' II (в декабре 1170 г. – январе 1171 г.) он отвоевал Синжар, а затем двинулся на Мосул, не имея, впрочем, враждебных намерений. Переправившись со своим войском через реку (Тигр) по броду Балад, он разбил лагерь на холме с видом на Мосул, который назвал Крепостью (ал-Хисн). Затем он отправил послание своему племяннику 'Изз ад-Дину Гази, властителю этого города, уведомляя того о своих дружественных намерениях. Он заключил с ним мирный договор, и 13 дня месяца жумада I (22 января 1171 г.) въехал в Мосул, утвердил племянника в качестве правителя города и выдал за него собственную дочь. Другому своему племяннику, 'Имад ад-Дину, он отдал город Синжар. Затем, покинув Мосул, пустился в обратный путь в Сирию и вступил в Алеппо в месяце ша'бан (апреле-мае) того же года».

Как сообщает хронист епископ Вильгельм Тирский, «Ширкух видел, что теперь подходящее время, чтобы выполнить свои клятвы, поскольку без короля некому будет препятствовать его желаниям. И он приказал, чтобы запланированное им раньше было исполнено.

Он расположил свой лагерь перед Каиром и, как будто планировал мирный вход в город, терпеливо оставался там в течение нескольких дней. Как человек предусмотрительный, он никак не демонстрировал своей ненависти. Он тщательно маскировал свои намерения с проницательностью, в которой был мастером. Султан Шавир ежедневно приходил к нему в лагерь в сопровождении обширной свиты и с большой пышностью. После завершения визита и вручения подарков султан, дружелюбно распрощавшись, возвращался в город.

Безопасность этих неоднократно повторявшихся посещений, казалось, обещала благоприятное развитие событий, а тот факт, что султана неизменно принимали с большими почестями, укрепил его уверенность. Он чувствовал себя в полной безопасности и полностью доверял Ширкуху, который замыслил его убить. Ширкух отдал тайный приказ своим людям на следующий день, когда он на рассвете покинет лагерь, якобы чтобы погулять у воды, разделаться с султаном, явившимся с ежедневным визитом. Шавир на следующий день, как обычно, пожаловал в лагерь. На него набросились убийцы и казнили, как и было приказано. Они бросили его на землю, зарубили мечами и отсекли голову. Когда сыновья Шавира увидели, что произошло, они вскочили на коней и ускакали в Каир. Насмерть перепуганные, они пали на колени перед калифом, моля его спасти их жизни. Говорят, калиф ответил, что они могут надеяться сохранить жизнь, если не заключали никаких тайных соглашений с турками. Они тотчас нарушили эту договоренность, отправив гонцов к Ширкуху с предложением мира. Когда калиф об этом узнал, он приказал казнить обоих мечами.

Таким образом Шавар был устранен со сцены и Ширкух выполнил свои намерения. Он оккупировал царство и отправился к калифу, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Он был принят с большими почестями и получил должность султана. Так он завоевал власть силой меча и захватил весь Египет. Но эйфория от головокружительного успеха продлилась недолго. Ширкух не пробыл у власти и года, когда простился с земной жизнью.

Ему на смену пришел Саладин, сын его брата Нажм ад-Дина. Саладин был очень умным человеком. Он был отличным воином, необычайно благородным и великодушным. Но рассказывают, что однажды, когда он прибыл к своему господину, калифу, чтобы воздать ему обычные почести, войдя в помещение, он сбил калифа палкой наземь и убил его. Затем он предал мечу всех детей калифа, чтобы ему не пришлось никому подчиняться и смог править как калиф и султан одновременно. Он боялся, что, поскольку люди ненавидят турок, однажды калиф прикажет перерезать ему горло. Поэтому он опередил калифа и предал его смерти, которую, как считали, калиф наметил для него.

Когда калиф умер, Саладин завладел королевским богатством, сокровищами и всем имуществом его дома. Будучи человеком слишком благородным, он отдал все солдатам, так что через несколько дней кладовые опустели и он был вынужден одалживать деньги и оказался в долгу перед своим окружением.

Отношения между Саладином и его номинальным господином постоянно ухудшались в течение первых пяти лет после прихода Саладина к власти в Египте. Создавалось впечатление, что Саладин и Нур ад-Дин вот-вот вцепятся друг другу в глотки, тем самым ликвидировав угрозу нападения для латинских государств Востока. Но, прежде чем произошел окончательный разрыв между двумя мусульманскими лидерами, Нур ад-Дин в 1174 году умер.

Это событие изменило общую ситуацию. Более того, создалось впечатление, что империя, созданная Нур ад-Дином, в ближайшем будущем распадется на ряд конфликтующих между собой государств. Но король Амальрик не успел воспользоваться ситуацией и умер, оставив латинское королевство своему сыну Балдуину».

Только через два года после прихода к власти Саладин основал суннитскую школу права в Каире и заменил судей-шиитов судьями-суннитами. Нур ад-Дин призывал Саладина просто уничтожить халифат Фатимидов и запретить шиизм, но тот ответил отказом, опасаясь, что такое решение вызовет массовые беспорядки.

Заметим, что существуют версии о том, что халиф аль-Адид не был убит Саладином, а умер от тяжелей болезни 13 сентября 1171 года. Через пять дней после его смерти Салах ад-Дин приказал улему провозгласить перед пятничной молитвой имя аль-Мустади, халифа багдадского. Есть также версия, будто последний Фатимид был отравлен. На насильственный характер смерти халифа наводило современников и потомков то обстоятельство, что аль-Адид умер очень молодым – ему было лишь 24 года. Тем не менее прямых доказательств, что последний халиф из династии Фатимидов был убит по приказу Саладина или даже лично им самим, нет. Хотя детей халифа он действительно мог распорядиться истребить, чтобы не возникло движения за реставрацию Фатимидов. Это была жестокость и бесчеловечность, но она была вполне в духе своего времени.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/a-v-vladimirskiy/saladin-pobeditel-krestonoscev-70388215/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.