Главная страница | Современная русская литература | Рой

Рой
Владимир Дараган


Роевой разум – что это такое? Опасен ли он для человечества? Два программиста создали такое чудовище, увидели возможные последствия и начали думать, как от него избавиться. Возможно ли это?





Рой



Владимир Дараган



© Владимир Дараган, 2024



ISBN 978-5-0062-4058-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Часть 1





Глава 1. Звонок


Меня разбудило жужжание телефона. Я посмотрел на экран – звонила Стефани.

– Пчёл, ты что, еще спишь?

– И тебе доброе утро.

– Объявили в одиннадцать совещание, требует тебя.

– Это кто без меня так соскучился?

– Шеф страдает. Рино сказал, что не будет разгребать дерьмо Викрама.

– Знаю об этом, но я здесь причем?

– Сам догадайся.

– Ладно, я успею.

– Обнимаю.

– И я тебя люблю.

Позже я переведу диалог на нормальный язык, но сначала расскажу о действующих лицах. Мы все работаем в корпорации, которая занимает большую часть самого высокого небоскреба в городе. В этом параграфе я буду несколько раз употреблять слово «самый» – нам постоянно вдалбливают, что мы самые-самые. Начиналась корпорация как самый первый онлайн-университет. Сначала мы ютились на трех этажах, но потом стали такими молодцами, что отхватили еще пять. Все-таки сотни тысяч студентов, пусть даже виртуальных, надо куда-то размещать. Сейчас наш онлайн-университет самый большой в мире. Но самое главное, мы одни из первых включились в гонку создания искусственного интеллекта и по словам руководства включились так удачно, что теперь на всех торжественных собраниях говорят о будущем сокращении персонала и возвращении корпорации на старые три этажа. Зачем нам тысяча сотрудников, если скоро вместо нас будут работать роботы? Это, конечно, красивые слова, но мы, которым и поручили этим заниматься, знали, что за этими словами пока мало что стоит.

Мы – это Викрам, Рино и я – работали аналитиками, по крайней мере так было записано в базе данных отдела кадров. Почему меня зовут Пчёл? Однажды кто-то сказал, что у меня два состояния: сон и работа. Сначала меня прозвали муравьем, ну Стефани сказала, что на муравья я не похож, и лучше звать меня Пчелой. Она немного знала русский язык, поэтому так и сказала – Пчела. Потом подумала и сказала, что Пчела – это женский род, а я буду Пчёлом. А что, мне даже нравится. Меня теперь так все зовут, даже руководитель нашей корпорации, которого все зовут Шефом. О том, что мое имя Майкл, все давно забыли.

Рино на самом деле зовут Питер. Носорогом (рино – это прозвище носорога) его прозвали, за уникальную способность идти напролом, не тратя время на поиск обходных, возможно более эффективных путей. Он выбирает первое, что придет ему в голову, и дальше его уже не остановить. Сам он коренастый, с крепкими мускулистыми руками, но добродушный, с тихим спокойным голосом.

Викрам приехал из солнечной Индии, привез с собой не сходящую с лица улыбку, желание поговорить на любую тему и странную манеру заваривать чай, доводя его в микроволновке до кипения. С ним было легко общаться и работать, да и математик он был неплохой. Неделю назад мы были ошарашены новостью – Викрам нашел работу в какой-то авиационной компании с большей зарплатой и возможностью ему и его родственникам бесплатно летать на самолетах. Шеф приказал Рино разобраться в проектах Викрама и дальше работать за двоих. Глядя на меня, он хитро прищурился и сказал, чтобы я не радовался, а готовился к такой нагрузке, что буду завидовать не только нагрузке Рино, но и ночным рабочим, укладывающим асфальт на улицах.

Перед своим уходом Викрам вчерне написал программу, которая оценивала качество работы профессоров. Там учитывались отзывы студентов, качество ответов на вопросы, успеваемость в группах и еще всякие мелочи. Если что-то неладно, то около имени профессора ставился красный флаг, программа кратко сообщала, почему этот флаг появился, и все это уходило к декану. А уж он решал, продлять контракт с профессором или нет. Вот с этой программой и еще с несколькими проектами, над которыми работал Викрам, теперь придется разбираться Рино.

– Я не буду этим заниматься, – сказал мне Рино, показывая не экран – посмотри сам.

Я посмотрел и увидел бесконечные строчки кодов программы без единого комментария и заголовка.

– Когда я работал разработчиком, – добавил Рино, – то нас заставляли описывать все переменные, вставлять тысячи комментариев, а потом еще писать почти книгу о том, как программа работает.

– У аналитиков программа не продукт, а рабочий инструмент, – сказал я. – От нас требуют анализ и рекомендации, а не программы, которые могут использовать другие.

– Ну да, – проворчал Рино, – у кошки четыре ноги, Париж – столица Франции, а аналитик не разработчик. А я дурак, – добавил он, – по старинке вставляю комментарии. А ты?

Моя способность много работать успешно сочеталась с ленью и жгучим нежеланием делать что-то лишнее, в том числе писать многочисленные комментарии в программах. Рино подошел к моему компьютеру, посмотрел на экран, где были строчки кодов, вздохнул и сказал, что если и я соберусь уходить, то он уволится и начнет работать развозчиком пиццы.

Наша тройка занималась контролем и модернизацией учебного процесса, чтобы студенты получали вместе с дипломами еще хоть какие-то знания. Кроме нас в корпорации работало еще два десятка аналитиков, которые непрерывно пытались улучшить стратегическое планирование, а также что-то оптимизировать в потоке финансов, проходящих через нашу корпорацию. Рино говорил, что этих аналитиков надо разогнать, но начальству было виднее. Я тоже подозревал, что все их рекомендации начальники отравляли в мусорные корзины, пребывая в уверенности, что считать деньги и мыслить стратегически они умеют лучше, чем все аналитики вместе взятые.

– Надо думать не только об экономии, но и о социальной нагрузке корпорации, – объясняли нам, когда мы спрашивали, зачем у нас столько бездельников.

Социальная нагрузка, вероятно, появилась под влиянием городских властей – она приводила к уменьшению безработицы. Иначе, я не понимал, зачем никому не нужным аналитикам нужны еще проект-менеджеры, работа которых заключалась только в ежедневных утренних звонках с вопросом: «Как дела?» с последующим занесением в таблицу каких-то процентов. Социальная нагрузка и планы замены сотрудников роботами находились в явном противоречии, но и тут нам объясняли, что начальству виднее, что нашей тройке платят за улучшение учебного процесса, а не за размышления о корпоративной политике.

Стефани работала двумя этажами выше, руководила группой, которая следила за работой кураторов. Кураторы – это промежуточные звенья между студентами и профессорами. Они контролировали успеваемость студентов и выясняли причины, если что-то идет не так. Качество работы кураторов оценивала программа, которую я написал год назад. Представьте, что студенты получили плохие оценки на экзамене. Тут могут быть две причины: плохо прочитанный курс или нерадивые студенты. Как различить? Очень просто. Если плохие оценки у каждого второго, то это скорее всего отвратительные лекции. Увидев это, я пересылал эту информацию к Викраму, и его программа решала: ставить красный флаг профессору или нет. Если плохие оценки у одного-двух студентов, то это проблема самих студентов. Я ставил красные флаги около имен студентов, отсылал эту информацию Стефани, чтобы она предупредила кураторов о возможной проблеме с этими ребятами. Каждый шаг кураторов фиксировался и заносился в базы данных. Если они что-то делали не так, делали медленно или вообще ничего не делали, то около их имен тоже появлялись красные флаги, а дальше уже была проблема декана и Стефани.

С кураторами вообще много проблем. Если на должность профессора у нас конкурс, то найти хорошего, нескандального куратора весьма непросто. Сделаешь ему замечание, он сразу лезет в бутылку, говорит, что знает своих студентов лучше, чем компьютер, и грозится уволиться. Не было проблем только с кураторами, которые работали из Индии или Индонезии. Те сразу брали под козырек, говорили, что дальше будут работать еще лучше, и продолжали работать, как умели. С американцами такое не прокатывало. Они возмущались и грозились уйти работать на стройку, где будут получать в полтора раз больше. В общем, работа у команды Стефани была непростая. Выдерживать разговоры с кураторами могли только женщины с мягкими голосами и крепкими нервами.

Стефани – не математик и не программист. Образование у нее гуманитарное, зато она умела отлично пользоваться готовыми программами и мягко разговаривать с кураторами в сложных, самых скандальных случаях. Половину рабочего времени она проводила на телефоне, стараясь быть с кураторами ласковой и заботливой. В пять вечера она выключала компьютер и бежала в детский сад, чтобы забрать дочку. Воспитывала она ее одна. Мы со Стефани любили друг друга, но наша любовь проявлялась только в виде невинных поцелуев при встрече и обязательных «я тебя люблю» при расставании. Ни на что другое времени у нас не было.

Стефани красива – стройная брюнетка с большими карими глазами. Раньше, когда носила длинные волосы, она вообще была неотразимой. Недавно остриглась под мальчика.

– Нет у меня времени ухаживать за волосами, – объяснила она. – А так – утром вымыла голову, вытерла полотенцем и опять красавица.

За красные флаги, которые расставляла наша команда, нас дружно ненавидели все профессора и кураторы. Стефани показывала нам их письма, где говорилось, что вычислять средние арифметические и строить графики могут даже школьники, что мы не учитываем обстоятельства непреодолимой силы и что наши рекомендации не стоят даже электроэнергии, потраченной на доставку наших писем. В чем-то они были правы. Как-то мы с Рино сидели в баре, пили пиво и сетовали на жизнь.

– Мы ругаем какого-то студента, – сказал Рино, – а может от него девушка ушла или любимая тетушка вычеркнула из списка наследников. Куратор об этом знает, а мы на него ушат помоев выливаем. Маловато у нас информации, чтобы стряпать рекомендации и делать выводы.

Я кивал и говорил, что хорошо бы найти работу в компании, которая занимается компьютерными играми. Гораздо приятнее заставлять монстров бегать по экрану, чем портить настроение неплохим, в общем-то, людям.

– Зато нас обожают деканы, – продолжал Рино. – Во-первых, мы делаем их работу, а во-вторых, им есть на кого сослаться, когда они сообщают своим подчиненным плохие для них новости.

Тут я тоже кивал, и говорил, что мы упростили работу деканов: им надо только получить от нас письмо и переслать его Стефани. Вы уже поняли, что наша четверка была крепко повязана и нам всегда было, о чем поговорить и о чем поспорить.

Я догадывался, какой работой хочет загрузить меня Шеф. Корпорация мечтала заменить профессоров роботами. Работа у профессоров простая: они записывали видеоролики с лекциями, после лекции отвечали на вопросы и готовили задания, которые студенты должны делать во время курса. Проверка заданий и оценки на экзаменах – это работа искусственного интеллекта, точнее, простейшей нейросети. Мы с Рино написали программу, которая могла оценить даже качество эссе, которые пишут студенты. Программа, кстати, классная. Мы сравнили оценки, которые выставляли профессора и которые поставила наша программа. Совпадение было лучше, чем девяносто три процента. Корпорация была счастлива, мы посчитали на сколько часов в неделю разгрузили профессоров, и им снизили зарплату. Профессора поворчали, но остались все равно довольны. Прекрасная у них работа! Записали лекции, подготовили задания и остается только отвечать на вопросы. Хотел бы я так работать! Зарплата у них в два раза больше моей, а работы меньше раз в десять.

– Лекции тоже может читать нейросеть, – сказал как-то Рино.

Мы взяли несколько учебников по анатомии, загрузили их в компьютер, и попросили нейросеть создать курс лекций по этому предмету. «Говорящая голова» у нас уже была – лысый мужчина лет шестидесяти, в очках, с седой бородкой. Быстро слепленная нейросеть, прочитала учебники, разбила их на тридцать лекций, подобрала нужные картинки, и в результате получился курс без всякого профессора. Говорящая голова бесстрастно рассказывала о скелете и внутренних органах, поясняла картинки и показывала, как это все называется на латыни.

Мы решили продемонстрировать одну лекцию Стефани. Она скривила губки и спросила, что мы будем делать, если наука откроет что-то новое. Рино ткнул пальцем в ее плечо и спросил, что это такое.

– Ключица, – сказала Стефани.

– А как она будет называться через двадцать лет? – спросил Рино.

– С костями понятно, – сказала Стефани. – А если вы запишете лекции по астрофизике? Ведь там надо вносить обновления каждый год. Концепции меняются, я в сети недавно статью про это прочитала.

– Нам это сделать проще, чем профессорам. Им лень менять содержание лекций, а компьютер сделает это без напряга.

Стефани согласилась. Мы показали лекции Шефу, но он сказал, что наша задумка интересная и он будет об этом думать.

– А как ваша программа будет отвечать на вопросы студентов? – спросил он. – Это уже совсем другой уровень интеллекта.

Я опрометчиво сказал, что нейросеть будет знать гораздо больше, чем любой профессор и лучше ответит на любой вопрос. Шеф хитро прищурился и сказал, чтобы я загрузил свое подсознание этой проблемой и был готов подумать еще о том, как мы можем заменить кураторов роботами.

– На очереди программа, которая заменит студентов, – сказал Рино.

– Ага, – сказал я, – потом напишем программу, которая заменит аналитиков, и в корпорации останутся только директора департаментов и деканы.

– Программу для замены деканов и директоров я напишу за неделю, – усмехнулся Рино.

– То есть, ты готов заменить всех. А что будут делать тысяча человек, которые сейчас работают в корпорации? – спросил я.

– Получать зарплату, писать стихи, играть в гольф и пить пиво, – объяснил Рино.

– Откуда корпорация возьмет на это деньги? – спросил я.

– Деньги, деньги, – протянул Рино. – Ты какой-то приземленный. Зато так мы совпадем с замыслом Вселенной.

Ну да, приземленный. Жена у Рино бизнесмен, зарабатывает в два раза больше чем он, и ему о деньгах думать не надо. Ладно, о деньгах я писать не буду. Пиши не пиши, их всегда не хватает – это и так все знают. Какой у Вселенной замысел, я не знал, но спрашивать не стал. Рино часто говорил загадками, ответы на которые он сам не знал.

Вот такая была у нас жизнь до утра, когда меня разбудил звонок Стефани.




Глава 2. Совещание


Я открыл в телефоне почтовый ящик и узнал, что совещание будет проходить на последнем этаже небоскреба. Ого! Этот этаж занимало начальство. Красивый пушистый ковер, мебель из темного дуба, на стенах картины, на окнах дорогие гардины. На этом этаже кофейня-буфет с дорогими деликатесами, комната отдыха с камином и огромными креслами для неторопливых бесед и даже медицинская комната со шкафчиками, где хранились лекарства, разные приборы и приспособления. В комнате для совещаний огромный стол, а по стенам ряд мягких кресел с красной обивкой для тех, кому за столом не хватило места. Там Шеф собирал своих непосредственных подчиненных, чтобы рассказать об изменении стратегии корпорации или сделать разнос провинившемуся декану или одному из директоров. Нас с Рино он опекал персонально. Промежуточного начальника у нас не было. Это и хорошо, и плохо. Кто-то нам завидовал – не всем удается так часто общаться с главным лицом корпорации. Другие нас жалели – малейший просчет и мы вылетаем на улицу. Жаловаться нам некуда, против решения Шефа никто бы не сказал ни слова.

Ходили по этому этажу мужчины с серьезными лицами, на их лицах отражалась непрерывная забота о процветании корпорации. Одеты они были в темные костюмы со светлыми рубашками и яркими галстуками. Женщины, работавшие на этом этаже, тоже носили темные пиджаки поверх брюк или юбок. Если заговорить с каким-либо обитателем этажа, то озабоченность с их лиц исчезала, появлялась улыбка, излучающая внимательность и понимание. Они даже шутили, громко смеясь над своими шутками. Но все равно в их голосах проскальзывало некое превосходство и удивление, почему собеседник не выказывает неописуемую радость только от того факта, что он работает в такой замечательной корпорации – ведь миллионы людей на земле только и мечтают трудиться в этом небоскребе. Факт, между нами говоря, сомнительный, но такая в корпорации была установка: мы лучшие в стране и в мире, мы счастливы сейчас и будем еще счастливее в ближайшем будущем.

Шеф выделялся на фоне этих разодетых личностей. Он, изображая демократизм, ходил в темно-серых брюках и в клетчатых рубашках. В холодную погоду его наряд дополняли жилетки в цвет брюк.

– Ты знаешь, что его рубашки стоят более двухсот долларов? – спросила как-то Стефани.

Я видел в магазинах похожие рубашки по пятнадцать долларов, но спорить не стал. Женщинам виднее, а мне было все равно, в чем ходил Шеф. Главное, что он относился к нам с Рино тепло, а остальное меня не должно касаться.

Я посмотрел список приглашенных: директора, деканы, мы с Рино и Стефани. Очень странно. Неужели проблема с программой Викрама такая важная, что нужно собирать все начальство? Ладно, решил я, не мое это дело думать за Шефа. Пусть Рино объяснит, почему не хочет заниматься кодами, которые написал Викрам, а я с умным видом покиваю головой. Надеюсь, что меня пронесет и не заставят разбираться в программе, которую написал улыбчивый индус.

Если идти пешком, то путь от двери квартиры до офиса занимает двадцать пять минут. Если на машине, то двадцать. Приходилось долго выезжать из гаража, что находился под нашим домом, потом стоять на светофорах, долго искать свободное место в гараже корпорации, потом ожидание лифта… В общем, я любил ходить на работу пешком, считая, что это полезно для здоровья, несмотря на выхлоп сотен машин, заполнявших улицы в часы пик.

Тот день выдался прекрасным. Сентябрь, березки у подъезда начали желтеть, их первые упавшие листья украшали тротуар, голубело небо, воздух был прохладным, дышалось необычно легко, особенно после жаркого душного лета. У входа в небоскреб я встретил Рино.

– И тебе не удалось поспать? – спросил я вместо приветствия.

– Ничего, я вчера вечером почти не работал, лег рано. Посмотрел на коды Викрама, так сразу в сон потянуло.

– Знаешь, зачем нас туда вызвали?

– Если насчет меня, то я буду краток и суров, – пробурчал Рино. – Путь нанимают нового аналитика. Я разбираться в этих дебрях не буду.

– И это причина, почему созвали все начальство?

– Шефу виднее. Деканы сразу захотят что-то изменить в программе, а вот хрен им!

– А директора зачем там?

Рино задумался.

– Да уж, – сказал он. – Тут дело посерьезнее, у меня никаких идей.

У двери в комнату для совещаний нас поджидала Стефани.

– Боюсь заходить одна, там все начальники собрались, – сказала она. – Их там полная комната.

Она была права. Я впервые видел столько директоров и деканов, собравшихся вместе. Все кресла, даже стоявшие у стен, были заняты. Свободны были только три, ближайшие к торцу стола, где сидел Шеф. Увидев нас, он махнул рукой, приглашая занять эти места.

– Ни хрена себе, – пошептал Рино. – Что-то сейчас будет.

Шеф встал и начал прохаживаться между столом и огромным экраном, висевшим на стене. Вот он оглядел собравшихся, чему-то удовлетворенно кивнул и сказал декану факультета теоретической физики:

– Кевин, вас не затруднит прикрыть плотнее дверь. Наше совещание весьма конфиденциальное, все, что тут будет сказано, не для посторонних ушей.

Декан, единственный из приглашенных начальников, кто был одет не в костюм, наклонил голову, подошел к двери прикрыл и сел на место. На нем была длинная темно-синяя блуза с черными пуговицами, но под блузой белела рубашка с черным галстуком. Декана все уважали. Он был единственным, кто еще работал профессором – читал курсы по теории поля и квантовой механике. Был он скромен, молчалив, улыбался редко, но умел внимательно слушать и делать точные замечания, если был не согласен с собеседником.

– Да, – начал Шеф, – у нас сегодня сложная повестка. Начну с простого. От нас ушел хороший, даже отличный аналитик и это может притормозить некоторые наши проекты.

– Викрам был очень ценным сотрудником, – встрял декан факультета городского хозяйства. – Любые наши просьбы он выполнял за один день.

Шеф кивнул.

– Вот эту проблему я и хотел обсудить. Я попросил Рино заняться проектами, в которых был задействован Викрам, но понимаю, что это не самый оптимальный вариант решения этой проблемы. Рино, вы можете описать сложившуюся ситуацию?

Рино встал, оперся руками в стол, потупил глаза и сказал, что ему проще написать программу заново, чем разбираться в чужих кодах.

– Открываю файл и вижу переменную ХМ21new, – сказал он. – Что это? Откуда взялось? Никаких комментариев. Понимаю, что это важная переменная, но она может означать все, что угодно.

– Если «new», – сказал декан математического факультета, – то это какая-то новая переменная.

– Знать бы, какая переменная была старой, – пробурчал Рино.

– Довольно, – сказал Шеф. – Мы тут все равно в этом не разберемся, но проблема ясна. Сколько времени вам потребуется, чтобы написать новую программу.

– Минимум месяц, – сказал Рино.

– У меня просьба, – сказал декан факультета городского хозяйства, – Викрам не учитывал, через какое время студент получал ответ на свой вопрос. А это очень важный параметр, для оценки деятельно профессуры.

– Так уж и важно? – спросил декан-физик. – Можно ответить быстро, но кратко и невразумительно. А можно через день обстоятельно и с простыми примерами. Не знаю, что важнее.

– Вот! – воскликнул Шеф. – Кевин сформулировал главное, о чем я хотел поговорить. Но об этом чуть позже. А сейчас мое решение. Программа Викрама, как я понимаю, пока работает. Пусть она не идеальна, но мы не будем загружать Рино такими пустяками. Придет новый аналитик, ему все это и поручим. А сейчас скажите – разве нормально, что уход одного сотрудника создал корпорации такие проблемы? Представьте муравейник. Вы подошли и растоптали сотню муравьев. И что, муравейник от этого пострадает? Ни в коем разе. Их работа мгновенно будет распределена между остальными муравьями, и муравейник будет жить и дальше своей жизнью. Это закон роя, потеря одного элемента никак не сказывается на работу этого роя. Наша корпорация должна стать таким роем.

– Это как, – спросил один из директоров, – на один проект сажать сразу трех аналитиков? У нас и так их как банок сардин в супермаркете.

– Ни в коем случае, – улыбнулся Шеф. – Есть у кого другие идеи?

Все замолчали, стали переглядываться.

– Пчёл, Рино, – зашептала Стефания, – вы же умные, давайте идею.

– Заказывать проекты в сторонних фирмах, – предложил кто-то из деканов. – Пусть у них голова болит. А наших аналитиков выгнать, по деньгам получится так на так.

– Вот-вот, – прошептал Рино, – гениальное решение. Все гениальное – просто.

– Ну уж нет, – сказал декан-физик. – Унижаться перед ними из-за малейшей ерунды. Надо что-то изменить – это будет проблемой. То у них программист заболел, то занят другим проектом. А другому потребуется месяц, чтобы разобраться. Увольте, лучше пусть программисты будут наши.

– Есть идея, – сказал декан факультета городского хозяйства. – Я, кажется, догадался, к чему вы клоните, – тут он осмотрел на Шефа. – Программы будет писать искусственный интеллект. Я прав? Рино и Пчёл написали программу, которая оценивает качество эссе студентов. И оценивает отлично! Я как-то посмотрел на оценки их нейросети и, знаете, я бы оценил так же.

– Уже ближе, – улыбнулся Шеф. – Тепло, как сказали бы в детской игре. Рино, расскажите, как вы оцениваете эссе?

Рино опять встал.

– Ну… – начал он, немного запинаясь. – Сначала робот по ключевым словам определяет тему эссе. Потом просматривает книги и статьи на эту тему – этого добра у нас в базе данных полно. А дальше просто. Робот смотрит, правильно ли использована терминология, оценивает выводы, сравнивая их с выводами статей. Ну и еще по мелочи.

– Вот! – перебил его Шеф. – Все уловили ключевое слово «сравнивает»?

– Уловили, но какое отношение это слово имеет к написанию программ? – спросил декан факультета городского хозяйства.

– А вот какое, – Шеф явно был доволен, дискуссия шла именно так, как он рассчитывал. – Вернемся к проблеме: что более ценно: качество ответа или время, через которое он был получен. Какое ваше мнение?

– Все важно, – раздались голоса.

– Это компьютер не понимает, ему надо знать, что важнее. Какой коэффициент поставить перед этими параметрами.

– Устроим мозговой штурм? – предложил кто-то из деканов.

– Это чушь, – сказал Шеф. – Вы будете что-то говорить, пытаясь, уж меня извините, угадать мое мнение. Вы еще голосование предложите. Это хоть какой-то имеет смысл.

– Студентов надо опросить, – сказал декан медицинского факультета. – Их мнение важнее нашего.

– Прошлый век, – отмахнулся Шеф. – У студентов головы заняты другими проблемами. Их опрашивать все равно, что включить генератор случайных чисел.

– И какой правильный ответ? – спросил декан-математик.

Шеф улыбнулся и сказал, что сейчас покажет парочку интересных видео. Он подошел к компьютеру, нажал пару клавиш и на экране появилось изображение салона автомобиля. Мы увидели руль, на нем две руки в перчатках, за ветровым стеклом мелькали дома, ближайшие к нашему зданию. На экране быстро мелькнул наш парадный вход, мне даже показалось, что я вижу себя и Рино, стоявших у двери. Хотя нет, этого не могло быть. Ведь мы стояли тут за пять минут до начала совещания. Вот показались ворота нашего гаража, они открылись, замелькали припаркованные автомобили. Экран потух. Все сидели молча. Качество видео было плохим, если это снимала камера, то ее объектив непрерывно гулял из стороны в сторону, часто останавливался на спидометре, поворачивался в сторону, показывая боковые зеркала заднего вида.

– А сейчас еще одно видео, – сказал Шеф.

На экране появились страницы какого-то научного журнала, камера останавливалась на формулах и таблицах, увеличивала их, страницы кто-то перелистывал, мы даже слышали шуршание бумаги и чье-то тяжелое дыхание.

– Ну как? – спросил Шеф. – Что мы сейчас смотрели?

– Мой семилетний сын на телефон и то лучше снимает, – сказал декан-медик.

Шеф опять довольно улыбнулся. Его настроение улучшалось с каждой минутой.

– Не сомневаюсь, – сказал он. – Но это снято не камерой. Вы помните, – обратился он к директорам, сидевшим за столом напротив нас, – с каким трудом я уговорил вас купить фирму «Нейродинамикс»?

– А то, – недовольно буркнул финансовый директор. – Прибыль за два года ушла на эту покупку. А результат? Вы говорили, что это сейчас в теме, нужно понять что-то в этих нейронах. И что, они поняли что-нибудь? Хорошо, что они свое здание продали, хоть шерсти клок с этих ученых.

– А давайте послушаем директора этого отдела, – предложил Шеф. – Доктор Шейгин, вы можете прокомментировать эти видео?

Шейгин встал, зачем-то откашлялся, посмотрел на Шефа, сел. Был он щуплым, с невзрачным, лицом и манерами походил на декана-физика.

– Это снимала не камера, – сказал он. – Вы видели воспоминания одного из наших сотрудников. Мы сумели их извлечь из его памяти. Наш мозг запоминает картинки, мы определенным способом стимулируем некоторые группы нейронов, воспоминания проецируются на сетчатку глаза с внутренней стороны, мы считываем эти изображения и записываем в компьютер. Вот так, это довольно просто.

В комнате стало тихо. Наше начальство переглядывалось, но никто не решался высказаться первым.

– Потрясающе! – первым воскликнул декан-физик. – Я сплю или перенесся на сто лет вперед?

– Интересно, – подтвердил декан-медик. – Это тянет на Нобелевскую премию. Но какое отношение эти прекрасные результаты имеют к нашей проблеме?

– А вот какое, – сказал декан и нажал несколько клавиш на компьютере.

На экране появилось число 13. Мутное, расплывчатое. Черное на каком-то сером фоне. Потом мы увидел число 11, качество его изображения было еще хуже. Затем оба числа появились одновременно между ними появился знак умножения. Числа исчезли, на экране быстро мелькнуло число 130, под ним появилось 11 и, наконец засияло, именно засияло число 141. Черные четкие цифры на блестящем, с золотистым переливом фоне.

– Мы попросили нашего сотрудника умножить в уме 13 на 11, – сказал Шейгин. – И записали то, что появлялось на сетчатке его глаза.

Я посмотрел на Рино, он посмотрел на меня. Потом мы оба посмотрели на Стефани. Она округлила глаза и повертела головой, показывая высшую степень изумления.

В комнате опять воцарилась тишина. Теперь ее нарушил финансовый директор.

– Два миллиарда, – сказал он. – А лучше три. ФБР легко выложит нам эту сумму за такие возможности. Все засекретят, и, доктор Шейгин, вы уж простите, но про Нобелевскую премию вам придется забыть.

– Не зря мы их купили, – сказал декан факультета городского хозяйства. – О проблеме с программой Викрама можно на какое-то время забыть.

Все загалдели. Шеф выглядел победителем, стоял и сиял от удовольствия. Но по его усмешке я понял, что спектакль еще не закончился. Так и оказалось. Он поднял руку, все притихли.

– Я уже упомянул о роевом разуме, – сказал он. – Вы слушали о таком?

– Конечно, – кивнул декан-математик. – Роевой разум пчел, муравьев, светляков, серых волков, капель дождевой воды. Это известные алгоритмы для решения математических задач.

– В ваших знаниях я не сомневался, – сказал Шеф. – Но я о другом разуме.

– Рой микро-роботов, которые захватывают мир, – сказал кто-то их директоров. – Читали такое в книгах. Фантастика интересная, особенно для военных.

– И это не то, – сказал Шеф. – В этих роях каждый элемент глуп. Он действует в соответствии с поведением своего соседа. Да, в сумме получается здорово и эффективно, потеря одного элемента никак не сказывается на результате миссии, но представьте другое. Каждый элемент роя не глупая пчела или муравей, способные выполнять простейшие операции, а нечто разумное, например, человеческое сознание. Представьте, что все сидящие в этой комнате – это рой. И нам поставлена некая задача. Каждый решает ее по-своему, а результат выводится на этом экране. У каждого из нас свой уникальный опыт, свой подход. Мы дискутируем, сравниваем результаты, а потом, например, усредняем и получаем ответ. В книге Френсиса Гальтона описан эксперимент. На ярмарке восемьсот человек на глаз пытались определить вес быка. Каждый называл некое число. Потом все числа усреднили и получили, что это среднее с точностью менее одной десятой процента соответствует правильному весу. Вот что такое коллективный или роевой разум.

– Это мало чем отличается от голосования, которое мы предлагали, – сказал кто-то из деканов.

– Отличается, – сказал Шеф. – Наши решения были бы скоропалительными, без глубокого анализа, основанными больше на эмоциях, чем на рассуждениях. Они мало бы чем отличались от результата, если бы мы попросили проголосовать студентов, занятых более интересными вещами.

Минутную тишину нарушил голос декана-математика.

– Я, кажется, догадался, – сказал он. – Не зря вы пригласили к нам Пчёла и Рино. Вы им поручите разработать искусственный интеллект для написания программ или для других целей. Они сделают несколько копий с разными алгоритмами, но с общей базой данных. Потом они начнут работать, каждый решит задачу по-своему, какая-то другая программа проведет усреднение или что-нибудь в этом роде, результат появится на экране и нам останется только аплодировать и идти в кафе отмечать успех.

– Уже горячо, – сказал Шеф. – Но, как говорят, есть нюансы. Вот вы знаете, что такое проекция Меркатора?

– Что-то из географии, не помню точно, – сказал математик.

– А вы знаете, что такое уравнения Лагранжа? – спросил он декана факультета городского хозяйства?

– Свят, свят, – перекрестился декан.

– А представьте, – сказал Шеф, – что нам нужно решить задачу, где нужно знать и то, и другое. И мыслить в одном случае как географ, а другом, как математик. И знать уравнение Лагранжа не как набор символов и греческих букв, а понимать связь этого уравнения с другими проблемами. Именно так, как учили в университете. А это может только живой человек. Вернее, его сознание.

– То есть, – начал математик и задумался. – Вы предлагаете считать память разных специалистов, дополнить ее информацией из книг и статей, и это будет служить базой для разных искусственных интеллектов, объединенных в одну сеть?

– Бинго! – хлопнул в ладоши Шеф. – Теперь в точку. Вот это я и предлагаю!

Все зашумели, стали переговариваться. «Обалдеть!» – сказал Рино. «Что сейчас будет!» – ойкнула Стефания. Вдруг встал декан юридического факультета и его громкий бас перекрыл шум.

– Не пойдет! – сказал он, медленно и веско выговаривая каждое слово. – Это противозаконно. Нельзя вторгаться в личную жизнь. Даже то, что мы видели на экране, уже противозаконно. ФБР – это сколько угодно. Им закон не писан. Но нам нельзя.

– Мы не будем считывать личную, интимную информацию, – сказал Шеф. – Доктор Шейгин сказал, что возможно поставить фильтры и считывать только профессиональную информацию. Доктор, – он обратился к Шейгину, – я вас правильно понял?

Шейгин кивнул, хотел рассказать, как именно это можно сделать, но Шеф попросил его прерваться.

– В общем, – сказал он. – эту проблему можно решить. И правильно было замечено, что я специально пригласил сюда Пчёла и Рино, они прямо сегодня начнут работать вместе с лабораторией «Нейродинамикс», чтобы разобраться с этой проблемой и создать в нашей корпорации первый в мире роевой интеллект. Им двоим придется тяжело, и я прошу руководителя наших айтишников выделить им в помощь трех хороших программистов. Марк, ты слышишь?

Марк, гроза всех глупых пользователей, поднялся и заявил, что сейчас они всем отделом запускают новый суперкомпьютер и лишних людей у него нет.

– Тогда выдели двух, но не самых плохих. Твой компьютер можно запустить неделей позже, корпорация это переживет. Считай, что это приказ, который не обсуждается. Я лично прослежу за его исполнением. И еще главное. Прошу всех ни с кем не обсуждать, о чем мы сегодня говорили. Даже с самыми близкими людьми. Считайте, что вы были посвящены в самый большой корпоративный секрет.

Все поняли, что совещание окончено и стали расходиться.

– Я не поняла, – шепнула мне Стефания. – А меня зачем сюда позвали?

Шеф, кажется, услышал ее, усмехнулся, поманил нас рукой и попросил нас троих задержаться.




Глава 3. У Шейгина


Шеф сел напротив нас, сцепил пальцы, секунду подумал, потом начал говорить. Медленно, четко выговаривая каждое слово.

– Вы, молодые люди, – тут он посмотрел на часы, – сейчас идите в кафе, плотно перекусите, потом выпейте крепкого кофе и в час дня идите в отдел Шейгина. Я предупредил, вас там будут ждать. Шейгин покажет вам свою аппаратуру, расскажет о методах и своих проблемах. Вам надо будет обсудить с ним план дальнейшей работы и прямо сегодня начинать. Все свои старые проекты забудьте. Я посмотрел, у вас нет ничего срочного. Если кто-то будет звонить и чего-то требовать, говорите, что работаете со мной и без моего разрешения вам нельзя отвлекаться.

Он перевел взгляд на Стефани.

– Стефани, вас я позвал не случайно. Вам следует сегодня вернуться в свой отдел, сесть за стол и подумать, кого назначить своим заместителем. Затем, начиная прямо сегодня, начать перекладывать часть своей работы на зама. Обещайте ему, что с завтрашнего дня я повышу ему зарплату на двадцать процентов. Вам следует передать не менее пятидесяти процентов своих обязанностей. Пусть качество работу несколько ухудшится, не беспокойтесь, это сейчас не так важно. Через месяц у вас появятся новые обязанности. Вы будете тестировать продукт, который ваши друзья сделают вместе с Шейгиным. С момента начала этой работы я вам также увеличу заплату. Почему я выбрал вас? Я долго думал, консультировался с вашими коллегами и подчиненными. У вас быстрый ум, вы смело принимаете решения, обладаете цепкой памятью и не боитесь говорить правду. Вы женщина, у вас более критическое восприятие действительности, а это то, что нужно тестировщику. Вопросы есть?

Вопросов у нас не было. В час дня мы с Рино открыли дверь на восемнадцатом этаже, где располагалось хозяйство Шейгина. Он вышел к нам, пожал руки, сказал, что знаком с нашими работами, очень высокого о нас мнения и что он лично, просил Шефа, чтобы именно мы участвовали в его проекте.

Мы самодовольно кивнули, потом опомнились, покраснели, сказали, что всегда готовы помочь и хотим ознакомиться с деталями. Шейгин улыбнулся и пригласил пройти в комнату, где стояла его аппаратура. Посреди мы увидели кресло, над которым круглилось нечто огромное, похожее на морскую мину. Внизу этого шара чернело отверстие, туда, как мы догадались надо было вставлять голову. Рядом стояло нечто не менее большое, с огромным объективом, прикрепленным к массивному металлическому ящику с множеством приборов, ручек и тумблеров.

– Вот наше изобретение, – сказал Шейгин. – То, что над креслом – это излучатели. Мы генерируем четыре пучка электромагнитного излучения большой частоты, в нужной точке мозга происходит интерференция, я имею в виду локализованный максимум от сложения четырех пучков. Он возбуждает определенные нейроны головного мозга, активируется память, затем происходит передача информации на сетчатку глаза, которые мы считываем снаружи с помощью вот этого прибора.

– Высокочастотное излучение? – спросил Рино. – Так это же вредно, отсюда прямой путь в онкологическое отделение нашей клиники.

– Ничего страшного, – спокойно сказал Шейгин. – Пучки очень низкой мощности, облучения длится менее одной тысячной секунды. Для здоровья никакого заметного вреда. Мы проводили много опытов с животными, ничего аномального не обнаружили.

Если честно, то я мало что понял.

– У нас в голове хранятся триллионы картинок, вы возбуждаете какие-то нейроны, извлекаете из памяти картинки, но как выбрать то, что нам нужно. Шеф говорил о профессиональной информации, каких-то фильтрах, отсекающих картинки из личной жизни…

Шейгин улыбнулся.

– Шеф не совсем меня понял. Никаких фильтров нет и быть не может. Но мы умеем вызывать только нужные нам картинки. Помните видео с листанием научного журнала? Это из мозга нашего сотрудника. Перед началом работы мы попросили представить, что он в библиотеке, подходит к полке, находит нужный журнал, садится за стол и начинает читать. Испытуемый сидит до тех пор, пока не скажет, что в его памяти, вернее, перед его глазами, уже появились картинки из библиотеки. Тут главное – зацепиться за первую. Дальше идет по накатанной, мозг по ассоциации при нашей стимуляции определенных нейронов сам стимулирует генерацию нужного нам видео. Ну а считать его с сетчатки – это уже дело техники.

– А если испытуемый в процессе чтения вдруг вспомнил картинки, как он вчера вечером развлекался со своей девушкой?

– Обязательно вспомнит что-нибудь такое. Обычно, такие воспоминания занимают не более пяти процентов от того, что нам нужно. Сейчас мы удаляем эти куски вручную, но вы, вероятно, сможете написать программу, которая сделает этот процесс автоматическим.

– Это легко, – согласился Рино. – А что дальше делать с этими видео? Гораздо проще получать информацию из статей и книг, чем разбираться с такими мутными воспоминаниями.

– Согласен, – кивнул Шейгин. – Вот тут и начинается самое интересное и сложное. Безусловно, решение уравнений Лагранжа, о которых говорил Шеф, проще и надежнее найти в учебниках и занести в базу данных. От наших доноров, мы так их называем, требуется другое: стиль мышления. Как мы это определим? Теоретически, очень просто. Представьте, что мы получили видео, как донор пишет конспект или эссе. Какие части текста или формул он пишет быстро, а над какими задумывается. Что зачеркивает, что пишет небрежно, а что красивым почерком и обводит написанное в рамочку. Как быстро он читает книги, на что обращает внимание, что выписывает в блокнот, а что пролистывает. Какие рисунки и каляки-маляки он выводит на полях тетрадей. Если он сидит перед экраном компьютера, то тут возможностей меньше, но и тут можно многое узнать. Что он печатает быстро, что стирает, что исправляет, что отправляет в корзину, а какой файл он с любовью заносит в специально созданную папку на жестком диске. Какую информацию он считает ценной и дублирует файлы на внешний диск или в облако, чтобы, не дай бог, не потерять. В общем, наблюдая за процессом работы или учебы можно многое сказать о человеке, его характере, способностях, способе мышления и тому подобное. Вот этим вам и придется заняться.

– Сложно, – сказал Рино. – Пока никаких идей нет.

– Начните и идеи появятся, – Шейгин похлопал Рино по плечу.

– Хорошо, – сказал я. – Допустим, мы определили характер донора и стиль его мышления. Мы можем даже оцифровать его, создав карту неких параметров. А что дальше?

– Никакой карты, – замахал руками Шейгин. – Никаких цифр не надо. Вам надо создать образ характера, изучить привычки и методы подхода к решению проблем. Человек может ничего не знать об уравнениях Лагранжа, работать, например, уборщиком, но у него, возможно, генетически определенное математическое мышление – логика, специфическая память, способность к систематизации, уметь связывать разные события, различать причины и следствия. Это обязательно отразиться в коротких видео из его памяти. Любая параметризация всегда будет неточной. Это вам не средний балл успеваемости студентов. А дальше просто – вы загружаете образ характера донора в нейронную сеть и параллельно запускаете решение какой-либо задачи. Нейронная сеть сама решит, что делать с образом мышления донора, как его использовать. Научите ее на каких-нибудь простых примерах, а дальше отойдите подальше и смотрите, что у нее получится. Что она будет делать – это никто толком понять не может, но если нейросеть достаточно мощная, то сможет она очень многое.

– Вы сами это пробовали? – спросил я.

Шейгин развел руками.

– Увы, только умозрительно. Поэтому вы и здесь. Если я в чем-то заблуждаюсь – смело выводите меня на чистую воду и предлагайте свое решение. Я открыт для дискуссии и готов признать свои ошибки и заблуждения.

– Нам надо подумать, – сказал Рино.

Мы распрощались и ушли.




Глава 4. Начало


Мы с Рино вернулись в офис. Это место будет не раз появляться в моем повествовании, и я, чтобы вы лучше представляли, где произойдут исторические события, опишу его подробно. Представьте узкую длинную комнату с окном в торце. Справа три стола с компьютерами и принтерами. Мой стол у окна, дальше стол Рино, у двери стол, где работал Викрам. У левой стены шкаф для верхней одежды, которым никто не пользовался – куртки мы вешали на крючки, вбитые в стену около двери. В шкафу лежат гантели – их принес Рино, объявив, что в здоровом теле мысли в голову приходят чаще. Наверное, на гантелях пыль, но это неточно – шкаф не открывался несколько лет. Дальше у стены стоит обеденный стол и три стула. На столе сахарница, солонка и три чашки. Кофе и чай мы завариваем в буфете – это пять метров по коридору от нашей двери. У окна стоят два кресла и маленький столик. Это место для важных бесед, но я не помню, чтобы мы с Рино когда-либо там беседовали. Мы вполне обходились нашими рабочими креслами. На окне всегда поднятые жалюзи. Мы все любили подойти к окну и задумчиво смотреть на улицу.

– Как погода? – спрашивали сидящие на рабочих местах.

Можно подумать, что это кого-то интересовало, но о погоде спрашивали всегда.

Когда мы вошли в офис и сели в свои рабочие кресла, то зачем-то включили компьютеры и уставились в экраны, разглядывая иконки на рабочем столе. Привычное занятие – это помогает сосредоточиться. Тишину нарушил Рино.

– Пока мало что понятно, – сказал он. – Характер донора, стиль его мышления… Как это определит поведение нейронной сети. Вот простой пример. Допустим, у нас два донора читают книгу. Один, который помоложе, внимательно читает описание секса, пролистывая описания природы. Второй, лет так под девяносто, секс пропускает, зато наслаждается словоблудием о красоте затухающего заката над синим морем. А теперь представим, что мы учим нейросеть управлять автомобилем. И вот типичная ситуация: впереди идущий автомобиль резко затормозил. Тут возможны два решения. Первое – резко затормозить самому. Второе – повернуть руль и уйти на соседнюю свободную полосу. С точки зрения безопасности оба эти решения правильные. А теперь вопрос: как способ чтения книг повлияет на решение автопилота?

– Это как раз просто, – сказал я. – Молодой, пропускающий описание природы, примет более динамичное решение – повернуть руль и уйти в соседний ряд. Но старичок, которому не нравится описание секса, решит не напрягаться и обязательно затормозит.

– Да… – сказал Рино. – В этом что-то есть. Давай я усложню задачу. Пусть эти два донора оценивают работу профессора. Ну, скажем, его манеру отвечать на вопросы. Ты скажешь, что молодой и горячий выберет случай, когда профессор быстро отвечает на вопрос. Пусть даже коротко и не очень внятно. А второй, с потухшими эмоциями, выберет вариант, когда профессор через пару дней пришлет длинную простыню с подробным ответом, да еще с примерами. Я прав?

– Как-то так – сказал я. – Нам останется только научить сеть принимать решения в зависимости от характера и темперамента донора. С этим, я думаю, мы легко справимся.

– С этим-то справимся, – Рино постучал пальцами по лбу. – Это если один параметр, темперамент. Но у нас будет куча всего: сколько раз он зачеркивал написанное, сколько раз исправлял ошибки, сколько раз стирал файлы, сколько раз он рисовал в конспектах голых баб или морских звезд. И что нам с этим делать?

– Да, это проблема, – согласился я. – Но пусть нейросеть сама решит, что для нее важно, а что нет.

– Но ведь нам придется ее учить.

– Учить самим – это самый тупой способ. Мы все равно ее всему не научим. Пусть она сама учится.

– Это как, сама? – спросил Рино.

– Пока не знаю, – сказал я. – Надо думать.

– Думай, – сказал Рино. – А я пока быстренько напишу программку, которая будет удалять порнуху из видео про чтение научных статей.

Он сел за компьютер и начал барабанить по клавишам. Я сидел за столом и рисовал рожицы в блокноте. И тут меня осенило.

– Слушай – сказал я. – Все элементарно. Мы составим образ донора, как именно – я пока не знаю, а потом, заставим донора решить пару задачек, написать небольшие тексты, выбрать картинки, которые ему понравятся, ну и что-нибудь еще в этом роде. Нейросеть запомнит, что донор с данной характеристикой идет по определенному пути. Так наши нейросети обретут некий характер. Как тебе идея?

– Пока туманна, – сказал Рино, – но что-то в этом есть. Думай дальше, не отвлекай меня.



Я не буду утомлять вас описанием нашей работы. Это будет скучно, мне придется использовать термины, которые понимают только профессиональных программистов. Скажу только, что мы уходили из офиса поздно вечером, а появлялись там почти в семь утра. На наших столах стояли двухлитровые термосы с кофе, рядом высились стопки бутербродов из нашего буфета, блокноты с желтыми страницами были исчирканы каракулями и рисунками, смысл которых мы сами переставали понимать через несколько дней. Наша дверь была всегда заперта на ключ, на стук в нее мы не реагировали и отвечали на телефонные звонки только Шефа, Марка и Шейгина.

Для «опытов» Шейгин выделил двух техников. Оба они были молоды, жизнерадостны, и очень похожи друг на друга – мы даже прозвали их близнецами. Один был ответственен за «морскую мину», второй налаживал установку, которая считывала картинки с сетчатки глаза. Доноры носили одинаковые прически всегда были одеты в джинсы и футболки с надписями, что жизнь становится лучше, если она украшена виски и женщинами. Мы заставили доноров прочитать по десять страниц одного из романов Скотта Фицджеральда, сыграть с компьютером в шахматы, выбрать понравившиеся пять картинок из ста, решить пару логических задач, поработать над кроссвордами, написать эссе об уличном движении в нашем городе, и рассказать о самом интересном дне в их жизни. Рино посмотрел полученные из их памяти видео, почистил от картинок танцев, выпивки в ночных клубах и тому подобный мусор, причесал оставшиеся куски и передал мне. Я ввел видео в компьютер, и попросил нейросеть нарисовать картинку с женщиной, идущей по лесной тропинке.

Помню, с каким волнением мы ждали результат. Сначала он нас разочаровал. Обе картинки были похожи друг на друга, как сами доноры. На обеих картинках женщины были с большими попами, одеты в красные платья, шли по сосновом лесу, держа в руках раскрытый белый зонт.

– Почему зонт? – спросил Рино.

Мы пересмотрели видео обоих доноров.

– Понятно, – сказал Рино. – Когда они выбирали картинки, то оба выбрали фото блондинки с аппетитными формами, лежащую на пляже под раскрытым белым зонтом.

– Примитивный результат, – сказал я. – Что будем делать дальше?

– Есть небольшая разница, – сказал Рено, показывая на небо, изображенное на картинках. – Смотри, на одной картинке небо голубое, а на второй – серое, тут даже тучи проглядываются.

Мы бросились пересматривать видео, но понять, почему сеть изобразила разные небеса, мы не смогли.

– Один из них, – сказал Рино, – настроен более оптимистично. Хотя оба проиграли компьютеру в шахматы на двадцатом ходу, в эссе написали полную чушь, и ни один из них не смог решить кроссворды до конца. Хотя… – он задумался. – Знаешь, есть существенная разница между этими близнецами. У одного я удалил семь процентов мусора из видео, а у второго почти пятнадцать.

– Ты имеешь в виду куски с ночными клубами? – спросил я.

– Ну да, – ответил Рино, – у кого больше клубов, у того небо голубое. Оптимизма в нем больше. Давай еще что-нибудь придумаем.

Я быстро написал программу, которая оценивала качество учебы студентов по их оценкам за три года. Ввел полученные числа в компьютер, и стал ждать, что скажут нейросети о студенте, успехи которого были весьма ниже среднего.

– Ну? – спросил Рино, дыша мне затылок.

– Один в один, – сказал я. – Оба донора решили, что студент неплохой, университет он закончит, и дальше будет счастлив в семейный и личной жизни. Я хотел сказать в работе, но ты меня понял.

– Нам нужны другие доноры, – сказал Рино. – Я готов подставить свою голову. В ночные клубы я не хожу, хоть чем-то буду от них отличаться.

– Окей, – сказал я. – Не буду от тебя отставать.

Мы пошли к Шейгину, и сказали, что готовы рискнуть ради науки. Он усадил меня в кресло, опустил морскую мину на голову, и начал просить меня представить, как я программирую, как я читаю книгу, ну и так далее и тому подобное. Процедура заняла часа два, потом он проделал те же операции с Рино, дал флешку с результатами, и мы пошли к себе.

– Начнем с картинки, – предложил Рино. – Пусть рисует ту же женщину в лесу.

Результаты нас порадовали. У меня получилось женщина весьма похожая на Стефани: одета она была в белое платье, никакого зонтика, в руках букет ромашек, лес был березовым, небо голубое с белыми облаками. Женщина Рино была в синих джинсах, белой футболке, весьма упитанная, и даже со спиной было видно, что женщина гуляет не просто так, а куда-то торопится по очень важному делу.

– Ура! —воскликнул Рино. – Мы на правильном пути. Давай попробуем со студентом.

Мой двойник, сообщил, что если куратор и профессор не займутся этим студентом вплотную, то ему грозит неминуемое отчисление. Двойник Рено был более категоричен, профессора и кураторы могут не беспокоиться, студент будет точно отчислен в следующем семестре, и все его попытки восстановиться и продолжить учебу будут без результата. Будущего у этого бедолаги было мрачным, и никакого счастья в семейной и личной жизни у него не просматривалось.

– Ну и ну, – сказал Рино. – И что нам с этим делать? Посчитать среднее арифметическое, и что мы получим?

– Мы получаем, что парню надо очень постараться, чтобы его будущее, не было таким катастрофичным, как предсказал твой двойник.

– Как-то так, – сказал Рино. – Но с этим к Шефу не пойдешь, давай покажем результаты Шейгину, а то он мне всю плешь проел, каждый день звонит, спрашивает, что нового.

Мы пошли к Шейгину, он посмотрел на рисунки, прочитал о будущем нашего студента и пришел в полный восторг.

– Прекрасно, – почти закричала он, – прекрасное начало, вы на верном пути, я в вас не ошибся. Еще немного, и продукт будет готов. Теперь думайте, как использовать полученные результаты.

– Мы думаем, – сказал Рино. – Если взять среднее арифметическое по рисункам, то получится женщина в джинсах, одетых под платье, она несет зонт, но не над собой, а под мышкой. А студенту надо сделать хороший втык, пусть куратор его припугнет, а профессор пригрозит написать докладную декана, что этого бедолагу надо отчислить, если он не возьмется за ум.

– Ни в коем случае, – вплеснул руками Шейгин. – Так бы убьете бедного парня. Надо написать, что он молодец, старается, и если он будет продолжать стараться дальше, то все у него получится. Надо подбадривать людей, сеять в них оптимизм и веру в светлое будущее.

– Хорошо, – сказал Рино. – Радует, что такой вывод можно сделать без вашей аппаратуры и наших программ.

На этом мы расстались и вернулись в свой офис.

– Нам нужно больше доноров, – сказал Рино. – Попросим Шефа, чтобы он выдавал хорошую премию добровольцем. Наберем человек сорок, тогда можно поработать в полную силу. А это так, детские забавы, чтобы запудрить мозги неспециалистам.

– Уже, – сказал я. – И нам и донорам выписали хорошие премии. Шейгин постарался, большой ему земной поклон.

– Все равно с этим Шефу идти рано, – сказал Рино. – У нас пока что-то невнятное, развлечение для утренника в детском саду.

И тут у Рино зазвонил телефон. Он посмотрел на экран.

– Легок на помине, это Шеф.

Он включил громкую связь.

– Шейгин мне сказал, – раздалось из трубки, – что у вас первые прекрасные результаты. Звоню, чтобы поздравить и сообщить, что с завтрашнего дня, ваши зарплаты увеличены на тридцать процентов. Корпорация ценит хороших сотрудников, надеюсь, что это новость вас порадует.

Отбой. Мы одновременно подняли большие пальцы. И тут зазвонил телефон у меня.

– Это Марк, – сказали в трубке. – Хочу вас, бездельников, порадовать. Программистов я вам не дам, но завтра мы запускаем суперкомпьютер. Адреса и пароли пришлю по почте. Через неделю мы перекачаем со старого компьютера всю базу данных. Потом включим считывания научной и прочей полезной информации из интернета. Надеюсь, что через месяц у нас будет самый большая и самая лучшая база данных в мире. Вам будет где разгуляться, но при этом не забывайте приходить ко мне каждое утро, целовать мои ботинки, а после этого прыгать от радости и восхвалять мое имя в своих молитвах.

Отбой.

– Теперь заживем, – сказал Рино на следующий день. – Видео обрабатываются за сотые доли секунды. Все летит, работаю прямо под звуки победного марша. Теперь можно идти к Шефу и просить премию для потенциальных доноров. Пусть Шейгин постарается и найдет для нас человек тридцать или сорок. Вот тогда мы и поработаем.

Доноры нашлись быстро. Все сотрудники корпорации получили письма, что в отделе Шейгина проводятся эксперименты по изучению головного мозга, целью которых является определение участков головной коры, ответственных за хранение кратковременной и долгосрочной памяти. Донорам обещали премию в размере месячного оклада. Мы пошли к Шейгину и разработали системы тестов. К тому, что делали наши первые доноры, мы просили новых доноров умножить на бумаге трехзначные числа, разложить сложный пасьянс на компьютере, написать по памяти любимое короткое стихотворение и решить больше логических задач.

Когда число доноров превысило пятьдесят, мы остановили эксперимент и начали обрабатывать результаты. Марк нам выделил на суперкомпьютере огромный объем памяти, поставил крепкую стену от других пользователей и сказал, что он сам туда заглядывать не будет. Ему позвонил Шеф и приказал засекретить нашу деятельность. До нас дошли слухи, что у Шефа был неприятный разговор с деканом-юристом. Декан шипел, брызгал слюной, говорил, что мы совершаем противозаконные действия и если что-то выползет наружу, то он не будет ничего покрывать. Вторжение в личную жизнь – это серьезно. Любой донор может подать в суд и корпорации придется выплатить миллионные штрафы. Шеф обещал, что никакая информация не выйдет наружу, что все файлы будут уничтожены, когда продукт будет готов. Декан немного успокоился, но ушел недовольным.




Глава 5. Рой появился!


В один день Рино распечатал рисунки двойников доноров и разложил их на полу. Все они должны были изобразить гуляющую по лесу женщину. Каких только женщин мы не увидели! В платьях, брюках, шортах, купальниках. Что особенно нас поразило – одна была даже обнажена.

– Странно, – сказал Рино, просматривая видео донора, у которого голая женщина шла среди дремучего леса с грозовым небом над деревьями. – Не пойму, что у него не так.

– Какой у него самый счастливый день? – спросил я.

– Первый поцелуй.

– А что в мусоре?

– Ест яичницу с беконом, кормит воробьев в парке. Все безобидное, неинтересное.

– А как шахматы и пасьянс?

– В шахматы выиграл, с пасьянсом справился быстрее всех. Короче, нейросеть умнее нас, – констатировал Рино. – Она видит то, чего мы не замечаем.

Не успели мы закончить разговор, как открылась дверь и к нам вошла Стефани.

– Черт! – вместо приветствия сказал Рино, обратившись ко мне. – Ты заходил последним и не закрыл дверь на ключ!

Мне пришлось извиниться. Со Стефани никто даже не поздоровался. Она остановилась у рисунков, долго их разглядывала, потом спросила:

– Догадываюсь, что это такое. А где мой?

Ого! Значит Стефани тоже была донором! К каждому файлу донора прилагалась фотография, но ни я, ни Рино не обратили на Стефани внимания.

– Один момент, – сказал Рино и сел за стол. – Сорок третий, – сказал он через минуту.

Двойник Стефани изобразил женщину в длинном белом платье, идущую по сосновому лесу, освещенному солнцем. На ее вытянутой обнаженной руке спокойно сидели два ярко-красных кардинала.

– У меня самая красивая картинка, – сказала Стефани. – Я так понимаю, что я теперь в Рое и мое сознание растворяется среди толпы наших сотрудников?

Мы с Рино переглянулись.

– Стефани, – еле выдавил из себя Рино. – Ты умница, мы тебя обожаем, но нам надо поработать.

– Не поняла, – подняла брови Стефани. – Мы работаем вместе. Прошел месяц, я готова начать тестирование.

– Считай, что уже начала. А сейчас прошу тебя, уйди.

– Как хотите. Когда мне прийти?

– Давай через неделю, если нас спросят, то я скажу, что ты блестяще провела первое тестирование.

– Ничего не поняла, но раз вы такие занятые…

Пожала плечами, ушла. Я проводил ее, закрыл дверь на ключ и сказал:

– Что скажешь? Это девушка только что показала, что мы забыли о главном. Рой! У нас должен быть Рой, а не набор случайных людей, не взаимодействующих друг с другом. Шефу нужен Рой для принятия решений. Всех наших виртуальных двойников надо объединить, пусть они познакомятся, начнут разговаривать, что-то обсуждать. И только потом мы можем подкинуть им задачу. И в результате у нас будет не пятьдесят рисунков, а один, который удовлетворит всех в этом Рое. Памяти на пятьдесят нейросетей в суперкомпьютере у нас хватит.

И мы снова начали работать по четырнадцать часов в день.



– Пусть первый спросит остальных, есть ли жизнь на Марсе.

Настал день, когда двойники в Рое могли задавать друг другу вопросы и получать от них ответы.

– Глупый вопрос, – сказал я.

– Печатай, печатай, – настаивал Рино.

Я напечатал. Экран мигнул, и мы увидели сорок девять ответов. Рино провел пальцем по экрану.

– Примерно половина считает, что наука этого не знает, другие настаивают, что возможно была, но исчезла.

– Это мало отличается от наших предыдущих опытов, – вздохнул я. – Разница только в том, что вопрос задал один из двойников, да и то с нашей помощью. Надо бы дискуссию запустить.

– А спроси первого, что он думает по поводу полученных ответов. Какие выводы можно сделать?

Первый ответил мгновенно: «Большинство из нас считает, что науке ничего не известно о жизни на Марсе».

– Не густо, – сказал Рино. – Первый у нас – это техник, любитель ночных клубов. А вот сам Шейгин, он в списке под номером семь. Спроси Седьмого о том же.

Ответ Седьмого был точнее: «На основании используемой базы данных, большинство из нас считает, что науке ничего не известно о прошлой или настоящей жизни на Марсе. Возможно, в других источниках, к которым у нас нет доступа, есть новые данные».

– Вот, – сказал Рино. – сразу видна разница между техником и начальником отдела. Давай превратим наш Рой в стаю серых волков и пусть Седьмой будет у них вожаком, альфа самцом. Попробуем без демократии, без всякого голосования.

– Это как, учитывать его голос с большим весом? – мне эта идея не понравилась. Я вообще был против любого вождизма.

– Есть другие варианты? – поинтересовался Рино.

И тут мне в голову пришла мысль. Я включил у компьютера микрофон и сказал:

– Седьмой, сейчас я пришлю тебе таблицу с оценками одного студента. Вычисли вероятность, что его отчислят в следующем семестре. Перешли этот вопрос другим членам Роя, получи от них результаты, и пусть они обоснуют свои решения. Пусть они также ознакомят свои решения всех в Рое. Затем пусть все заново проведут оценки вероятности с учетом всех мнений. Процесс повторять до тех пор, пока вы все не придете к одному решению.

Рино захлопал в ладоши.

– Прекрасно, думаешь они смогут все согласовать?

Не успел я ответить, как на экране появилась сообщение от Седьмого: «Все считают, что полученной таблицы недостаточно, чтобы сделать надежные выводы. Разрешите войти в общую базу данных для дальнейшей работы».

– Разрешаю, – сказал я. – Оптимизируй вычисления сам, добейся наибольшей эффективности. Делай это постоянно.

Если бы я знал, к чему приведут последние три слова!

Через несколько секунд мы читали: «Мы учли всю историю учебы студента, отзывы профессоров и его кураторов, проанализировали его эссе и его блоги, добавили данные об изменении его семейного положения, сравнили с историями восьмидесяти трех тысяч других студентов. Когда число коммуникаций между членами группы достигло двух миллионов, мы остановили дискуссию, согласившись, что вероятность отчисления данного студента в следующем семестре не превышает двадцати процентов».

Мы молчали, наверное, минут пять. Нам полагалось прыгать от счастья, но мы сидели и тупо смотрели в экран. Что-то страшное было в написанных строчках. Нет, мы не испугались, что сделали монстра, который уже завтра сможет заменить всех аналитиков в корпорации. Тут было что-то другое, о чем даже не хотелось думать.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70374292?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.