Главная страница | Современные любовные романы | Токсичная невестка

Токсичная невестка
Соня Дивицкая
Женские трагедии #9
Семейная драма. Позитивная свекровь и деструктивная невестка. Как разрушается брак, любовь и нервная система в законном союзе двух взрослых людей. Токсичные отношения – сегодня это топ-тема семейной психологии. На нашей планете скопилось слишком много яда, токсичность стала вирусом, и даже в семье от нее не спастись. Книга ¬– противоядие. Бесплатный тренинг по семейной дипломатии. Как быть счастливой и не искать врагов в собственной семье. Книга поможет понять, почему же мы сами своими руками вместо дома-мечты строим склеп? Спойлер: «Чтобы испортить жизнь близкому человеку, вовсе не нужно быть монстром, достаточно просто иметь другую систему ценностей». В книге рассматриваются основные женские ошибки, которые наиболее часто приводят к разводам.

Соня Дивицкая
Токсичная невестка



Палата реанимации, или Проблемы есть у всех.


Что бы ни случилось с нашим мальчиком, во всем виновата невестка.

Когда моя свекровь, легендарная Роз Михална, шагает по рынку, народ расступается. Провинциальная публика следит с любопытством, во что Роз Михална одеты-с, чего купили, с кем пришли-с.
Роз Михална может быть одета во что угодно, в душе она всегда блондинка в красном, даже когда на ней обычные джинсы и спортивная куртка. За покупками она пришла с помощником, за ней всегда какой-нибудь мужик таскает сумки. Купила фрукты, в то утро ей срочно потребовались сладкие испанские апельсины.
– Как барыня! – шепчутся тетки у нее за спиной.
Простите, но так оно и есть. Роз Михална у нас барыня, это у нее на лице от рожденья написано. Дежурная улыбочка, одними уголками, и строгое лицо – ее обычный макияж на выход. Продавщицы Розу слегка побаиваются, как всякое начальство. Правда, к городским нашим шишкам она никакого отношения не имеет, на службе никогда не состояла, у казны не паслась, на свой семейный бизнес никакие гранты из бюджета не тягала, поэтому обычного презрения, которое наши люди испытывают к местным чиновникам, Роз Михална не вызывает, только понятное простое человеческое любопытство.
И мешковатые тетки в цветастых платках, которые заходят на рынок после церкви, и суетливые пенсионеры, которые пришли в мясной павильон за костями на борщ, и молодые мужички с пивными животами, которые заехали на рынок взять мешок картошки – все смотрят на нее с уважением и легкой завистью. Совсем без зависти нельзя, люди у нас в городке добрые, но любят прибедняться, им вечно кажется, что вот у них всегда все плохо, а у Роз Михалны всегда все хорошо.
Продавщицы, которые обслуживают Розу много лет, при всем желании не смогли бы догадаться, что в корзинке у нее не царские червонцы, а белый медицинский халат, и прямо с рынка она поедет в больницу к своему старшему сыну, который этой ночью загудел в реанимацию. Тем более никому на рынке в голову не могло прийти, что с этим сыном она не виделась уже почти два года. Два или три?.. Не так уж важно. Три года Роз Михална не встречалась, не пила чайку, не угощала супчиком куриным, да с потрошками, своего старшего сына Левушку, хотя от ее Белой дачки до его избушки на Заводской всего минут десять езды. В чем дело, вы меня спросили? Да, к сожалению, все в том же… «Змея-невестка настраивает сына против матери» – такая проблема у нас в городке встречается довольно часто, и даже легендарная Роз Михална не смогла эти рифы обойти.
Буквально пару дней назад она звонила сыну, чтобы поздравить его с днем рожденья. На выходные к ней на Белую дачку приехали сестры, дочки отца от первого брака. Они тоже очень хотели увидеться с Левой, «Поздравить нашего мальчика!» А мальчику-то нашему, скажу вам сразу, чтобы вы не удивлялись, исполнился полтос. В честь такой красивой даты Роз Михална приготовила праздничный ужин, но в том и дело, что именинник на связь не выходил, на смс не отвечал, и к маме на ужин не явился.
– Что же это за день рождения без именинника? – расстроились тетки. – Как же мы без Левы за стол сядем?
– Садитесь, садитесь, – приглашала их Роза, – мы никого ждать не будем.
– Нет! – требовала Младшая. – Пятьдесят лет нашему мальчику! Это ж не шутки! Звони ему! Скажи, что мы приехали! Гостинцы привезли!
Звонила, последние два года Роз Михална регулярно звонила сыну, и пару раз он даже отвечал, и говорил, что все у него в порядке, что он заскочит как-нибудь, а сейчас ему некогда. В этот раз снова телефон схватила Левушкина жена Лидок и повторила свой обычный репертуар: «Лева занят, Лева вышел, он перезвонит».
– Так бы ей все руки и поотрывала! – рассердилась Младшая тетка. – Что она трубку хватает? Телефонистка!..
Экспрессивная Младшая тетка добавила задорное словцо к телефонистке и насупилась. Она не ожидала, что у Роз Михалны могут быть такие сложности со связью. С любой другой свекровью такие кренделя могли случиться, но Роз Михална, этот признанный мастер интриги и мелкой провокации, не смогла договориться со своей невесткой? К тому же с четвертой?..
Наш милый Левушка женился трижды, так что от первого сына у Розы было три невестки, и плюс еще я, жена ее младшего сына Антона. Роз Михална на невестках собаку съела, если кто не в курсе. Я не шучу, она же у нас кинолог, ведущий собаковод, как говорят в рекламе собачьего корма. Собаковод со стажем и педагог со стажем, кто-кто, а уж она умеет дрессировать. Даже свою собственную свекровь, нашу Бабулю, Мисс Тревожность, которая в былые времена перебила ей окна, Роза приучила к семейным обедам и звала ее мамой, не моргая. «Садитесь, мама». «Как вы себя чувствуете, мама?» Старушку подтрясывало после каждого «ма», но Роз Михална всегда умела держать паузу до конца мизансцены. И вдруг ее восточная дипломатия зашла в тупик. Оказалось, что в семейной жизни не играют роль заслуги, опыт, стаж… И будь у вас хоть сто невесток, пусть вы свекровь-эксперт, в любом случае у вас нет никаких гарантий, что отношения с сыном после его женитьбы на токсичной барышне не изменятся в худшую сторону. Когда твои пальцы прихлопнули крышкой рояля, становится совсем неважно, виртуоз ты или просто вытираешь пыль в консерватории.
– Нет, Роза!.. Я не понимаю! – возмущалась Младшая тетка. – Неужели ты не можешь ее… как-нибудь… отравить?
– Отравить? – не расслышала Роз Михална.
– Отравить?! – испугалась Младшая. – Я что, сказала «отравить»?
– Да, Муся! – засмеялась Старшая. – Ты сейчас сказала: «Лидку надо отравить»!
Старшая тетка была спокойная, худая, с длинным тонким носом, с таким же острым взглядом, как кончик ее спицы, которую она не выпускала из рук. Младшая тетка была крупная и пышная, как кукла на самоваре, она всегда энергично хохотала, и когда она смеялась, ее мягкие щеки и рюшки на платье ходили волнами.
– Я имела в виду приструнить! – поправилась Младшая. – Роза!.. Я хотела спросить, почему ты не можешь невестку свою приструнить?
– Против лома нет приема, – усмехнулась Роз Михална.
– Что у тебя в духовке? – беспокоилась Младшая. – Чем это пахнет? Я чувствую, это что-то ресторанное! Только не пойму, это рыба или мясо? Я голодная как волк…
В духовке зарумянился лосось, Роз Михална пекла его с розмарином, и с какими-то еще своими мелкими хитростями, которые она всегда хранит в секрете. Запах пряностей хлынул из кухни в белую столовую, когда она достала рыбу из духовки. Стейки она переложила на длинное блюдо и еще раз сказала сестрам, что Леву ждать не стоит, голодом морить себя с дороги ни к чему, так что пятидесятый день рожденья Левушки родители отметили без него.
Может быть, молоденьким девочкам покажется, что пятьдесят – это много? Дело в том, что когда начиналась эта история, когда я только выходила замуж за младшего брата, за своего мужа Антона, Леве, старшем брату, было всего тридцать. Двадцать лет пролетели так быстро, что мы и не заметили. Жизнь в принципе проект стремительный, поэтому вы можете использовать эту историю в целях экономии, я помогу вам сберечь ваше время, чтобы все-все-все свои лучшие годы вы потратили на любовь со своим мужем, а не на контры с его мамочкой.
Кстати, насчет Левы… Он у нас красавчик, девочки всегда летели в его объятья как безмозглые бабочки на фонарик, правда, до тех пор, пока на ворота не встала Лидок. Она как раз и позвонила Роз Михалне через пару дней после того дня рожденья и со слезами сообщила, что Лева сейчас в больнице, что ночью ему стало плохо, потому что он пил всю неделю, и когда он упал в коридоре, она перепугалась, что он убился насмерть, и вызвала скорую. Леву забрали в реанимацию, а что с ним точно, Лидок не знает, то ли инфаркт, то ли инсульт, может быть, он умер там у них, и ей никто не отвечает, на пост дежурной дозвониться невозможно…
– Подожди, – остановила ее Роз Михална и положила трубку.


Пронесло! Любовь прошла, но все остались живы.


Мы же все тут культурные люди, мы не можем говорить красивой девушке «змея», для этого есть модное словечко – токсичность.

Заведующий нашей местной кардиологией когда-то был учеником Роз Михалны. Она набрала его, и он объяснил, что Леве повезло, ему ничто уже не угрожает, и жить он будет долго, если перестанет пить. Да? Правда? Это же отличная новость для мамочки! «Ваш сын поживет еще долго, если перестанет пить»… А что, он у нас разве пил? Роз Михална не успела удивиться и сразу же заказала такси, на рынок и в больницу.
– Случилось че? – спросил таксист.
Это был ее старый знакомый, он возил Роз Михалну много лет, как вы можете догадаться, этот таксист тоже был когда-то ее учеником.
– Все хорошо, – она ответила. – Поехали.
– Сначала в больницу, а потом на рынок? – переспросил таксист.
– Нет, детка. Сначала на рынок, а потом в больницу.
На овощном прилавке под синим навесом Роз Михална отбирала апельсины и яблоки спокойно, внимательно, как будто листала тетрадку троечника, и продавщица с улыбкой, слегка виноватой, ждала, когда учительница поставит ей пятерку.
– Скидочку мою, пожалуйста, не забудьте посчитать, – напомнила ей Роза.
И сдачу она тоже пересчитала, что бы ни случилось, Роз Михална не забудет пересчитать сдачу, и в мясной павильон не забудет зайти. Ее постоянный мясник привез баранину, и это мясо надо было забрать обязательно, потому что баранину мясник привозит только для Роз Михалны, больше в нашем городе ее никто не умеет готовить. Баранину она освоила для зятя, для Русланчика, и какие бы катаклизмы ни случились, ферганский плов по воскресеньям никто не отменял.
При выходе с рынка под большой кирпичной аркой, которая рассыпается уже сто лет и все никак не рассыплется, Роз Михална остановилась на секунду, припоминая, не нужно ли чего еще, краем глаза она заметила мягкие полотенчики и на всякий случай решила парочку купить.
– Роз Михална! – обрадовалась продавщица. – Как у вас дела? Как Сончик с Антоном? Приезжают? Вы меня не узнали?..
Узнала. Веселая толстая баба в бейсболке была наша одноклассница Тимченко. Мы с моим мужем, с Антоном, учились в одном классе. Не смейтесь, но мы даже сидели некоторое время за одной партой.
– Ох, что ж я дура-то такая! – засмеялась Тимченко. – Что ж я не вышла замуж за вашего Антона?! Мы же с ним на выпускной танцевали! А я не сообразила, прозевала жениха… Понесло меня за Каплуновского! Я от него не знала, как сбежать потом, от него и от его маменьки…
Тимченко может рассказать вам посреди дороги всю свою жизнь, поэтому Роз Михална быстро купила у нее два полотенца и поспешила к машине. В такси она сразу надела белый халат, а самое главное – сделала непроницаемую морду, все посты в больнице пропускали ее, как будто она была министр здравоохранения.
Она зашла в палату к сыну и посмотрела сначала на него, потом на его кардиограмму в мониторе. Кардиограмма показалась красивой, как в учебнике математики, а Лева выглядел неважно, у него было серое лицо и бледные губы. Он спал, но врач сказал, что скоро проснется, и все у него будет хорошо, нужно только поменять образ жизни.
Роз Михална кивнула, насчет образа жизни она была абсолютно согласна. Образ жизни стоит поменять, и жену заодно, она об этом подумала, придвинула стул к кровати и взяла сына за руку. Нет-нет, не ожидайте сантимент от Роз Михалны, не представляйте детские ладошки и материнскую нежную улыбку, это песня не про нас. Не забывайте, мальчик безнадежно вырос, и лапа у него была такая широкая, что под ней легко можно спрятать консервную банку с балтийскими шпротами. Роз Михална не стала кидаться ни в слезы, ни в детские воспоминания, ее всегда интересовало только будущее.
– Ох, как ты меня, детуля, испугал… – говорила она спокойным, уверенным голосом. – Я же не знала, что ты у меня вытворяешь… Я же думала, ты у меня мальчик большой… Думала, мы с тобой поработаем летом… Баню хотела отремонтировать… Мне крыша новая нужна на баню… И двор хочу весь под навес закрыть, чтоб сухо было… А то зимой накапает, намерзнет, я в этот раз упала, думала костей не соберу. Кто же мне поможет, кроме тебя? И вольеры собакам хочу как у Русланчика, забетонировать, у меня же их всего пара осталась, старички уже Муся и Филя, им пол нужен теплый, в вольере, чтоб у них лапы не мерзли…
В трудотерапию Роз Михална верила как в единственное лекарство от всех напастей, список работ накидала быстро, но тут ее полет прервали. В палату заглянула наша милая Лидушка, третья Левушкина жена.
В этой книжке нам не так уж и важно, что жена она была третья, у нас история не про жену, а про невестку и свекровь, поэтому тут нам важнее, что невестка она была четвертая. Четвертая невестка звучит примерно так же, как десятая липосакция. Казалось бы, какие могут быть иллюзии? Откуда сложности в коммуникации опытных людей? Ведь и Роз Михална была у Лидушки не первая свекровь. Еще до свадьбы, до того, как Лева поставил новый штамп в свой великодушный паспорт, Лидок и Роза были в приятельских отношениях. Однако, как вы можете догадаться, хороший старт не гарантирует удачный финиш, особенно на длинной дистанции. За пятнадцать лет их теплое приятельство превратилось в едва скрываемую неприязнь, поэтому, столкнувшись у кровати больного, женщины не стали кидаться друг к другу в объятья.
Лидок была уставшей после бессонной ночи, она не успела навести свой стандартный марафет, глаза у нее были зареванные, темная помада, которую она мазнула на бегу, только подчеркивала бледность и мелкие морщинки.
– Вы до врача дозвонились? – застонала Лидок. – МРТ сделали? Что они говорят?
– Ч-ч-ч-ч… – показала ей пальчиком Роза и кивнула на Леву. – Пусть еще поспит.
Лидок предложила Розу подменить, но Роз Михална не спешила уходить домой, ей почему-то стало неприятно оставлять рядом с этой женщиной сына, и даже больше, ей захотелось свою невестку отправить куда-нибудь подальше. Она не выпустила Левушкину руку, не уступила стул у его кровати и сразу попросила, точнее, приказала:
– Не раздевайся, деточка. Если тебе не трудно, сходи, пожалуйста, в магазин. Я водички забыла купить…
Водичка была так себе идейка, воду продавали в магазине внизу, а Роз Михалне хотелось Лидушку отправить в самый дальний на планете магазин.
– Прости меня, деточка… Ты не можешь доехать до города? Нужно коньячку купить хорошего… Для доктора… И там медсестрам что-нибудь… Сама посмотри… Ты же у меня умница? Там мой таксист внизу… Он тебя быстро свозит.
Она достала кошелек, отсчитала Лидушке денег и улыбнулась своей официальной улыбочкой, только уголками губ.
Лидок ушла. Роз Михална потрогала пульс, у себя, у себя, не у Левы, и отметила, что сердце у нее запрыгало. Так случалось не раз после встречи с Лидком, эта милая женщина обладала талантом провоцировать аритмию даже у таких танков, как Роза.
Дома, на Белой дачке, Старшая сестра отсыпала ей своих сердечных таблеток и померила давление.
– Как ты ее там не прибила?! – ругалась Младшая. – Я б ее там придушила, телефонистку эту!.. Я б ей прямо в глаза все сказала!..
– Вот именно, – поддакивала Старшая, наблюдая за цифрами на дисплее тонометра. – Такого парня довести… Это надо еще постараться… Это не каждая сможет…
– Она его чуть не угробила! – кричала Младшая, и все ее воланы с рюшками тряслись от возмущенья.
– Ну, что там у меня? – спросила Роз Михална про свое давление.
– Все в норме, – улыбнулась Старшая.
– Не дождетесь! – Младшая кричала. – Так своей невестке и передай!
Роз Михална заварила чай, тетки сели доедать торт, который Роза покупала для Левушки. Торт был фруктовый с сочным ликерным бисквитом, Младшая тетка спохватилась, что нужно оставить кусочек и утром отвезти Левушке в больницу, но Роза сказала, что сладкое ему сейчас нельзя, и Младшая умяла весь бисквитик. То есть она не хотела, конечно, объедаться тортом, она говорила, что и ей тоже сладкое нельзя, но, разумеется, на нервной почве она так увлеклась… Кусочек торта на ее тарелке напоминал красивый островок, и она незаметно, слово за слово, маленькой ложечкой, как ковшом экскаватора, срезала берега, и только когда от ее бисквитного островка осталась одна вишенка, тетка очнулась.
– О, господи! Да что ж я делаю! Зачем я это ем? Остановите меня! Мне же сладкое нельзя! Это Лидок, зараза, во всем виновата! Она меня разволновала, это я из-за нее так нажралась!
Слава Богу, с Левушкой все было в порядке. Через пару дней он уже сам над собой шутил:
– Как говорится… пронесло.
– Да уж… Пронесло, – улыбнулась Роз Михална, от всей души, глазами, – но больше меня так пугать не стоит.
Она взяла с сына обещание, что бросать ее надолго он не будет, на Белую дачку непременно приедет, и попросила, чтобы он не забывал, что мама всегда ему рада, и маме нужна его помощь.


Штормовое предупреждение для тех, кто любит жениться.


Токсичная невестка – та самая коза с баяном, и сама не играет, и другим не дает.

Никто не помнит, как именно Лидок попала в Зеленый домик. То ли пришла с каталогом модной косметики, которую она по всему городу продавала, а может, Лева сам ее привел…
В те времена, когда Роз Михална развивала свой собачий питомник, возле нее крутилась куча самых разных девчонок. Они знакомились с Розой на выставках, а потом приезжали в наш городок на вязку или за щенками. Тусовка собачников – особый мирок, она демократично объединяет самых разных людей, на ринге может встретиться бедная студентка и жена какого-нибудь страшного бизнесмена, и Роз Михалну там, как говорится, знала каждая собака. В начале девяностых это было явление – на ринг выходит крепкая блондинка в красном платье, только не гламурная, не цок-цок-цок на каблучках, а топ-топ-топ в кроссовках, с шикарным черным ньюфом… Питомник ньюфаундлендов – это была жуткая экзотика для маленького городка, такая же примерно, как виноградники или конюшня.
В Зеленом домике, уютном, старом, с большим садом, с высокими грушами, всегда было весело, и всем соседям было интересно сунуть нос через забор и посмотреть, что там у них происходит. Я тоже иногда любила завернуть к Антону в школьные годы. Как ни зайдешь – у них все время стройка, или фуру разгружают, или собак готовят к выставке, «лохматят морды», как шутил Антон. Ремонт у Роз Михалны был постоянно, мужчины с ведрами, с лопатами, в очках и шапочках из газеты работали все лето, заскакивали журналисты, случалось, приезжали иностранцы… Окно из кухни открывается, и оттуда Высоцкий:
Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
К телевизиру рвалась…

Лидок, хотя собак не заводила, тоже всегда была поблизости, она частенько появлялась в стайке добровольных фрейлин Роз Михалны.
– Розалия Михайловна! – она всегда проговаривала четко, и Роза у нее почему-то была не Роза, а Розалия Михайловна.
– Возьмите красную помаду, «огненный барс». Розалия Михайловна, это ваш тон, «зимняя вишня» вам не пойдет…
Голосок ее сладкий звенел в Зеленом домике, все с Лидочкой мяукали, со всеми она чмокалась и обнималась, с сестрицей Танечкой всегда пошепчется, и свекру подмигнет, за Розой бегает с блокнотом.
– Розалия Михайловна! Какой у вас салат сегодня необыкновенный! Аж тает! Я рецептик запишу…
Мне, человеку с повышенной персональной дистанцией, всегда хотелось немножко отряхнуться после чужих поглаживаний, как будто шерсть кошачью снять с одежды. Меня всегда трясло от посторонних прикосновений и от сладких слов, и от непрошеного участия, я оказалась дикой и неподготовленной к большой семейной дипломатии. Глядючи, к примеру, на новый костюм Роз Михалны, я никогда не успевала рот открыть, а Лидок уже выстреливала комплименты:
– Ой, красота какая! Костюм великолепный! Чье производство? Франция? Италия? Розалия Михайловна! Вам этот цвет идет безумно!
Молодец, Лидок! Она работала за семейным столом, пока иные тупо жрали, Лидок создавала атмосферу, поставьте женщине плюсик, противные свекрови. И вот что странно, теперь я не могу понять: когда все было хорошо, казалось, что Лидок всегда тут и была, в Зеленом домике, а когда она со всеми разругалась, стало казаться, что ее никогда и не было, как будто пролетели мимо все пятнадцать лет и никаких следов не осталось, кроме ее американской косметики, на которую она нас всех подсадила.
Да, знаю, я должна себя одергивать, не поддаваться искушению, не кусать Лидушку за глаза, не опускаться на животный уровень. Это очень легко, в женской компании элементарно скатиться в грызню, как в собачьей своре. Стоит большой собаке куснуть какую-нибудь неуклюжую собачонку – и все, летят клочки по закоулочкам. Нет, нам в этой книжке гаремные интриги не нужны, у нас серьезная модная тема – токсичность, и я хочу понять: как, почему вдруг самый близкий человек становится опасным? Поэтому всех попрошу: уважаемые свекрови, золовки и прочие члены женской мафии, не надо смешивать невестку с грязью, точнее, не надо с этим слишком уж спешить.
Мои ручки чисты, я не собираюсь делать из Лидушки исчадие ада. Исходные данные у нее были отличные. Милашка, секси, симпатичная, женственная, с огоньком, и задницей покрутит, и бровями поведет… Все бабы в нашем городе тащили воз, все уставали, не успевали привести себя в порядок, а Лидочка благоухала. Детей у нее не было, поэтому она спокойненько вставала на часок пораньше, причесаться, сделать безупречный макияж, у нее был специальный столик с лампами для макияжа, как у артистки, и к людям она выходила во всей красе в любое время дня, в отличие от некоторых. Темные волосы уложены волной, глаза хитрющие, сережки, перстни, помада, помело – и вот она летит по городу, всем улыбается, всех знает, и со всеми у нее мур-мур…
– Розалия Михайловна! Как у вас дела? Отлично выглядите!
Лидушку обожал весь город. Ее духи струились вслед на целый квартал, и наши незатейливые мужички на этот ароматец оборачивались, догоняли, спрашивали, «как пройти в библиотеку», и тут же попадали под ее чары, как под гипнозом рассматривали бесконечные цепочки, камушки, которые на ней висели как гирлянда, прикрывая соблазнительно самые вкусные места. Конечно, Левушка на это счастье кинулся как кот на новогодние игрушки.
Мужчины любят все пушистое, блестящее, мы понимаем Левушку. Тем более что бывшая жена, Вторая Левушкина Экс, была не женщина, а женщина-коммандос. Художница и архитектор, она творила то самое современное искусство, от которого потом кричишь во сне. Мы все ее слегка боялись, она все время за собой таскала бойцовскую собаку, носила хаки, приемчики учила карате, знала как насадить мормышку и обо всем судила радикально. «Мужчина нужен только для продолжения рода!» – это было ее последнее заявление. Язычок у нее был как бритва, но жить с ней было интересно, к тому же в этом браке был ребенок, и Лева свою дочку обожал, поэтому никто не мог понять, как же он так легко согласился променять туризм и спорт на платья и браслеты?
– А он и не хотел с ней разводиться, со своей Коммандос! – напомнила мне Танечка, сестрица. – Она сама его разогнала! Ты что забыла?
Забыла, разумеется. Я про себя не помню ничего, куда я кошелек засунула, вспомнить не могу. Спешила, сунула куда-то… то ли в комод, то ли в карман… Ищу неделю, не могу найти, но точно чувствую, что где-то они рядом, мои денежки. У меня куча дел, трое детей, бестолковое творчество и требовательный муж. Как я могу запомнить в своей суете детали чужой личной жизни?
К тому же последние годы мы вообще живем за границей, я знать не знаю, что там происходит, в Зеленом домике, у меня своих проблем полно. А то вы еще подумаете, что я целыми днями гуляю с Роз Михалной под ручку. Нет, мы со свекровью очень редко видимся, к превеликому нашему счастью. Если бы мы жили поближе, думаю, вряд ли у меня бы возникла идея пригласить собственную свекровь в свою книжку. Поэтому иллюзии про наш чудесный союз оставьте, мы с Розой – две колючие елочки, которые зажигают свои огоньки только по великим праздникам.
Совершенно случайно в тот вечер, когда Левушка ушел от жены, я была в Зеленом домике. Он постучал в окошко поздно ночью, его не ждали, Роз Михална вышла открыть сыну калитку. За Левушкой в дом прошмыгнула Лидок. Роз Михална пустила неожиданную гостью без всякой задней мысли и даже выдала ей новую сорочку, ночную, черную, из тонкого трикотажа, с гипюровыми кружевами на груди. В тот вечер, как на грех, мы с Антоном тоже приехали на выходной в Зеленый домик, мне тоже нужно было в чем-то спать. Роз Михална выдала мне стандартный набор для своих – пижаму с мишками и мягкие тапки, а этот черный трикотаж с кружевами в шуршащем пакете пронесла у меня перед носом и выдала Лидушке вместе со стопкой чистого белья. С того дня Лидок стала жить вместе с Левушкой.
Первое время от этого щедрого вливания новой женской энергии настроение у всех было флиртовое. Сомнений не было, что Лева счастлив. Лидок его облизывала при любой возможности, они, в отличие от нас с Антоном, не стесняясь никого, из объятий не выныривали, и действительно, не разговаривали друг с другом, а мяукали.
– Котенок! – это Лидочка ему.
Он ей в ответ:
– Малышок!
И с первой своей женой, и со второй Лева мяукал точно так же. Первая звала его Пусиком, а он ее Мусиком, вторая звала его Кисиком, а он ее Мисиком, поэтому мы с Антоном над ним угорали в кустах, в малине за высокой грушей.
– Она ему… «Котенок!»… А он ей «Малышок!»…
– Она ему: Коте-е-е-нок!…
– А он ей: Малы-шо-о-о-оук!..
Что мы делали в малине? Ничего, мы туда по школьной привычке убегали курить втихаря от родителей, сейчас речь не про нас. Я просто начинаю потихоньку припоминать, что начиналась третья Левушкина любовь в пределах нормы, Лидок и Лева подходили друг другу прекрасно по каким хотите гороскопам, и эта страсть могла бы колоситься до сих пор, но… Нет, не спешите. Нам не нужна формулировка «что-то пошло не так», мы тут не сплетни собираем, мы проводим серьезное психологическое исследование, нам нужно знать конкретно: что и когда пошло не так.
Каким образом и почему Малышок начинает превращаться в «как я мог жить с этой женщиной»? Никто не помнит никогда момент, когда лягушка сбрасывает свою змеиную кожу, обычно говорят, что так и было, просто раньше мы не замечали. В случае с Лидушкой точная дата, когда ее политика поменялось, известна. Когда еврейские тетки спросили Розу:
– И когда же она показала себя настоящую?
Роз Михална ответила точно:
– Да сразу же. На следующий день после свадьбы.


Программа поменялась, или ЗАГС как самое опасное место.

Узнать токсичную персону легко: она все время защищает свои границы. Сначала провоцирует конфликты, а потом рассказывает, что на нее пытаются напасть.

Лидушка была немного старше Левы, лет на пять, все девичьи мечты про свадьбу у нее давно сбылись, и платье белое тоже было, и рожать она не собиралась, поэтому никто не ожидал, что Лидок снова захочет в наш убогонький ЗАГС. И вдруг сразу же после развода со Второй Экс Лева сообщил родителям, что они с Лидушкой подают заявление.
– Зачем спешить? – улыбнулась Роз Михална, как вы поняли, одними уголками.
Она была в принципе против любой свадьбы, кроме свадьбы своей дочери. Конечно, и такой вариант, как у нас с Антоном, свадьба по залету, Роза тоже одобряла, куда ж деваться. Но чтобы вот так?.. На ровном месте?.. Ее любимый мальчик снова сунул голову в хомут?
– Что-то ты в ЗАГС зачастил… – зевнул наш утомленный Папочка. – Я бы даже сказал… повадился…
– Я уколов не боюсь, – отшучивался Лева. – Как женился, так и разведусь.
– Сынок! Охолонись! – звонили перепуганные тетки. – Ты с ЗАГСом будь поосторожнее! Это место опасное! Не надо там лишний раз светиться!
Регистрация была назначена, но мы с Антоном даже и не собирались на Левушкину свадьбу, он нас предупредил, что это чистая формальность, что они с Лидушкой просто быстренько поставят штамп.
– А свадьбу мы не будем собирать. Зачем нам эта свадьба? – Лидок сама это сказала. – Мы посидим тихонько, по-семейному отметим…
– Вот и славненько, – подумала, а может, и сказала Роз Михална. – А то вы меня своими свадьбами разорите.
Она как раз готовилась выдать замуж дочку, вы же понимаете, для любой женщины интереснее стать в первый раз тещей, чем в пятый раз свекровью. Поэтому в день регистрации Роз Михална спокойно занималась своими делами, и, как договаривались, вечером родители пришли поздравить молодых в кафе, единственное на тот момент в нашем городке приличное кафе, где Лидок заказала столик.
И что вы думаете? Роз Михална там увидела не столик, а длинный стол гостей. Оказалось, что все Лидушкины родственники, вся деревня, были еще днем на регистрации в ЗАГСе.
– А что же вы нам не позвонили? – удивилась Роз Михална. – Мы же с Папой не знали, что у вас программа поменялась…
Левушка в ответ загадочно улыбнулся, иронично пожал плечами, намекая на свою вечную снисходительность к мелким женским слабостям. И вдруг Лидок, эта милая кошечка, с неожиданной важностью заявила:
– Кто хотел, тот пришел!
«Начинается…» – подумала Роз Михална и сделала дежурную улыбочку. Лидушкина маман и три ее сестры поджали губки. Все четверо пришли в одинаковых розовых платьях, пышных, как пенка с вишневого варенья. Эти платья явно были купены заблаговременно, значит, девчонки к Мендельсону готовились, не могли же у них заваляться случайно четыре одинаковых платья?
Дамские наряды слегка развеселили нашего Папочку, он улыбнулся и вручил всем женщинам цветочки из большого букета, который принес для Лидушки. Красавицы молчали, и маман, и сестры как будто вставили увеличительные стекла вместо глаз, внимательно разглядывали непонятную им, непривычную, пугающую Роз Михалну.
Мужчины потянулись к водке, налили Папочке штрафную с важным видом, немного бычась и раздувая ноздри. Лидок достала свидетельство о браке, показала, что теперь у них с Розой одна фамилия. В этот самый момент наш прародитель купец Федотов перевернулся в истлевшем гробу. Роз Михална посмотрела на своего сына, окруженного одинаковыми женщинами в одинаковых платьях, которые вдруг почему-то одинаково заулыбались, и эти улыбки напомнили ей плотоядные оскалы людоедов из африканских племен, которые она видела в передачах Сенкевича из фонда Гостелерадио СССР.
Она погладила Левушку по спине, и все, что маме нужно замечать, заметила. Плечи у него были слишком напряжены, улыбочка была излишне театральной, на его шуточки родня невесты не реагировала совершенно. Когда несли горячее, Любезный папочка пропел свое привычное, и как ему казалось, всем знакомое:
Потом еще была уха и заливные потроха,
Потом поймали жениха и долго били…
Женщины испуганно примолкли, вилочки у них в руках зависли. Мужская сторона тревожно переглянулась. Песню не узнали, деревня, из которой все приехали, не слушала Высоцкого. Гости невесты смотрели на родителей жениха с подозрением, как те сельские детишки, у которых мы однажды спросили дорогу, а они уставились на нас, открыли рты и не сказали нам ни слова.
– Ох, хорошо с вами, ребята… – улыбнулась Роз Михална и сняла свои клипсы.
Левушка знал этот ее тайный знак, если мама снимает клипсы и кладет их к отцу в карман, значит, хочет уехать. Он пошел проводить, у дверей она его поцеловала.
– Поздравляю тебя, детуля… – и достала салфетку, чтобы стереть с его щеки свою помаду. – Я что-то за тебя волнуюсь…
– Все хорошо, – ответил Левушка и снова пошутил. – Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… Не беспокойся, мама, ты же знаешь – для меня эти штампы ничего не значат.
Нет, Роз Михална не обиделась. Мы же все современные люди, мы давно не придаем значения старым традициям, это на Востоке где-то или на Кавказе, или у нашего зятя Русланчика на родине, в Фергане, невозможно представить, чтобы люди в здравом уме не позвали маму в ЗАГС. У нас все по-другому. Если уж на то пошло, нам некогда ходить по вашим регистрациям, в конце концов, это уже четвертая регистрация, и в нашем ЗАГСе ничего не поменялось. А жизнь, наоборот, меняется. Так неожиданно и быстро как настроение у очередной невестки.
Патриархат ваш драгоценный умирает, поскольку стал неэффективен. Я это уже где-то говорила, но с наслаждением еще раз повторю. Патриархат – неэффективен, он умирает. Может быть, мы вообще скоро будем жить как слоны. Вы слышали, что у слонов матриархат? И давно, еще с тех времен, когда слоны были мамонтами. У динозавров был патриархат, и в результате они вымерли, а у мамонтов был матриархат, и они сохранились, и почти совсем не изменились, как наша Роз Михална.
На следующее утро Лидок отправила своей новоиспеченной свекрови смс. Сообщение пришло к завтраку, никто не понял, когда Лидок его писала: ночью или утром рано? Ведь не в постели же рядом с мужем она строчила смс его маман! Может быть, закрылась в ванной, а может быть, даже в туалете села и давай сочинять. Сообщение было очень длинное, как пошутил наш Папочка любезный, в трех томах.
Роз Михална длинные смс не любила. Она заметила, что длинные смс всегда заканчиваются претензиями, а приятные вещи обычно помещаются в три слова. «Деньги перевел» – такие сообщения любила Роз Михална. «Поздравляю, целую, люблю» – это еще куда ни шло. И чтобы приписочка: «Подарочек отправил». «Приедем через два часа» – такое тоже можно. Но три абзаца?
– Где абзац – там капец! – шутил наш Папочка, ему хотелось прочитать послание, но Роз Михална не спешила отвлекаться, она готовила завтрак.
Сначала она сварила свои неизменные яйца в мешочек. «Четыре минуты, – я помню, я помню, – четыре минуты на таймер и голову не ломай». Потом смолола кофе.
– Я и так знаю, что там написано, – сказала она мужу. – Сколько я глупостей за свою жизнь перечитала… Не отвлекай меня, а то кофе убежит.
В своем послании Лидок решила извиниться за то, что забыла пригласить Роз Михалну в ЗАГС, но выражалась она в каком-то странном, нехарактерном для себя книжном стиле, при этом ее извинения переходили в упрек. Она обвиняла Розу в равнодушии к «детям», которое эти самые «дети» чувствуют, и потому стесняются просить даже о том, чтобы она пришла к ним в ЗАГС, ибо уверены, что это ей неинтересно. В принципе, и этого для смс было выше крыши, но Лидок увлеклась и решила дать Роз Михалне добрый совет. «Вы должны понимать, – написала Лидок, – что ваше личное мнение не всегда совпадает с мнением других людей. Это нужно принимать спокойно, так вам будет легче».
– Х-хе! – и еще раз – хе! – поперхнулся наш Любезный папочка. – Научила тебя девчонка!
Роз Михална была спокойна как скафандр. Она почистила яйцо, капнула на него майонезом и усмехнулась.
– Что ж они у него все одинаковые такие!.. Все на одно лицо! Только выйдет из ЗАГСа – и устраивает представление… А главное – все бегут ко мне! Я никого не трогаю, своими делами занимаюсь, что им всем от меня надо?
Наш Папочка любезный допил свой кофе и вздохнул, он был слегка разочарован. Каждый раз, когда красивая женщина теряла свое очарование, ему становилось скучно. Он чувствовал себя ребенком, который бежит под елку открывать подарки, а вместо пистолета и машинки под елочкой лежат носки.


Радисточка и морячок. Безусловная любовь с одним условием.


Если вас бесит ваша семья – радуйтесь, что она у вас вообще есть.

Сейчас я вас немножко развеселю. Забудьте Лидочку на некоторое время, у меня есть история гораздо интереснее. И жизненная, и до слез, и про любовь.
Представьте ситуацию… Вам двадцать лет, рожать через месяц, отца ребенка обожаете, но он женат, зараза, и уезжает. У вас родилась дочка, красивая и здоровая, вы спокойно живете, занимаетесь своими делами, получаете образование, начинаете работать… «Дочка в школу пошла», – вы пишете отцу ребенка, и никаких претензий. У него тоже все хорошо, у них с женой вторая дочка через год после вашей рождается, он называет ее вашим именем и пишет иногда «люблю, скучаю». Десять лет пролетело – вы замуж не вышли, ждете его, и никто другой вам не нужен.
Представили? Не получилось, понимаю. Сегодня такую ситуацию невозможно представить, и женщины умные стали, и мужчин уже нет таких, которых интересно ждать.
Чему нас учат все психологи? Любовь – зависимость, от зависимости нужно освободиться. Ушел – значит, не ценит, не готов, не хочет выходить из зоны комфорта. Что там еще?.. Не стоит циклиться на первом встречном, глупо ждать, пока он там дозреет до развода. Правильно! Сегодня ждать нельзя, потому что современный мужчина доказать свою уникальность не может. Он не единственный и далеко не самый лучший, его можно заменить, и следующий будет лучше, намного лучше, потому что сегодня приличные мужчины не заставляют себя ждать.
Какие могут быть у нас причины для опоздания на десять лет? Расстояний нет, бери билет, лети куда угодно. Препятствий нет, ни дети, ни больная мать, ни жены, ни работа, ни квартира сегодня не проблема, все решаемо. Людей разделяет только решение, быть им вдвоем или нет. Если сейчас вы не вместе, скорее всего, один из вас просто не хочет. Но я не об этом, я же не психолог, мы просто рисуем сюжет.
Расставанье, о котором я говорю, случилось не сейчас, а в тысяча девятьсот сорок пятом году в начале апреля. И эта девочка, которой было двадцать лет, вернулась с животом не из отпуска в Анталии, а с войны. После войны, после конца света, ждать и любить было гораздо проще. Когда ты видела, как люди умирают от ран или в бою, или просто от голода валятся замертво в снег на ленинградской улице, тогда намного легче смотреть сквозь пальцы на мелкие грешки, на пьянство, нерешительность и непрактичность своих мужчин. Любить и ждать в те времена было проще, а быстренько забыть, наоборот, не получалось, может быть, это в принципе невозможно, забыть мужчину, с которым у тебя ребенок и военно-полевой роман. Так что не представляйте ничего, у нас с вами все равно не получится. Это не наша история, это история Роз Михалны, точнее, ее родителей, нашей боевой старушки Марь Иванны и ее мужа, деда Михаила.
Они познакомились на войне, Марь Иванна ушла на фронт в семнадцать лет, сразу после школы. В семнадцать лет только на митинги нельзя, беременеть нельзя, голосовать нельзя, за руль нельзя, а на войну можно.
Тетка Раиса, которая воспитывала нашу Марь Иванну, была, конечно, против. Она говорила, что фальшивая советская агитация заманивает в окопы детей, что на войну должны идти мужчины, а девушкам на фронте делать нечего. Тетка Раиса надеялась, что Марь Иванну как дочь врага народа не мобилизуют, но ее взяли.
Нашу старушку могли сто раз убить еще под Курском, куда ее привезли с другими молодыми копать окопы. Немцы сбрасывали бомбы на укрепления, но ей повезло, ее отправили в школу радисток и оттуда закинули на Балтийский флот, в морскую артиллерию, защищать Ленинград.
На флоте нашей боевой старушке еще раз повезло, ей встретился какой-то сказочный комбат. Марь Иванна его вспоминала часто.
– О-о-о! Это был такой культурный, интеллигентный человек!.. – рассказывала она Антону. – Со всеми уважительно! Ни слова матом! За всю войну ни слова матом! Это надо понимать. И все солдаты у него по струнке, и в батальоне к девчонкам никогда никто не приставал. Если кто-то чужой, из новеньких, наглел, я только крикну: «Стой! Сейчас все комбату расскажу!» – и он по стойке смирно сразу.
«Как отец, – она все время это повторяла, – он, правда, был нам как отец». Марь Иванна была уверена, что этого комбата ей судьба прислала вместо родного, расстрелянного отца.
Слава Богу, в батальоне у комбата потери были минимальными, он почти всех своих сберег, хотя, конечно, на войне не лезть под пули не получалось.
Артиллерию под немецкие танки прислали тоже без прикрытия, прикрывать их уже было некому. Командира у орудия убило, на замену встал молодой лейтенант, а наша Марь Иванна кинулась носить ему снаряды, под огнем ей пришлось побегать. Я рассказывала, что этот лейтенант у орудия и был наш дед, тот самый Миша Зильберштейн, отец Роз Михалны, его полюбила наша Марь Иванна. «Медаль за отвагу» и ребенок – вот такие были у нее военные трофеи. Весной сорок пятого они вдвоем нарисовались у калитки Зеленого домика.
Я не могу представить этот бой, который свел их вместе, и слава богу, я ненавижу реставрации, ад реставрировать страшно, и потом у нас история не про войну, а про семейные разборки. Но я прекрасно вижу эту сцену на пороге Зеленого домика.
Приходит девочка с войны, живая и здоровая, строгая тетя дверь открывает, глядит на шинель, на живот, на морячка, который тут же рядом у калитки, здоровается, улыбнулся… И тетенька ему такая:
– Простите, Михаил, у нас тут тесно. У вас семья, ребенок… Поезжайте, вас там ждут. А мы уж сами как-нибудь…
И он такой, поцеловал свою старушку боевую, тогда ей шел двадцать первый год, не забывайте, только двадцать первый, и говорит:
– Пиши.
Она на тетку покосилась и побежала провожать его на поезд. Мне почему-то кажется, что я их видела на нашей улице, где тротуаров до сих пор не положили, я вижу в нашей черной вековой пыли следы его сапог, они ведут по направлению к вокзалу от Зеленого домика. Дед Михаил уезжал обратно в Питер, в часть.
Марь Иванна хотела взять у тетеньки чего-нибудь в дорогу для него перекусить, ведь неизвестно, сколько ждать состав, и как они вообще ходили в сорок пятом, поезда, возможно, до Москвы, несчастные пятьсот километров, он ехал целую неделю. Но взять в дорогу было нечего, у нас был голод в городке после войны, в буфете на станции в алюминиевый чайник наливали пустой кипяток, погреться.
К сожалению, молодых фото у Марь Иванны почти не осталось. Мы запомнили ее уже бабулькой, толстухой в стиле Фрекен Бок, задиристая тетка с плюшками – такой ее все знают. Но я ее отлично вижу той весной сорок пятого года, рядом с морячком у нашего вокзала, построенного еще до революции по австрийскому проекту, на солнечном перроне в расстегнутой шинели, с короткой стрижкой, с грустными глазами, таких грустных глаз не бывает у девочек, которые играют в куклы.
В общем, уехал он, но не с концами. Комбат… Он ведь действительно был как отец, комбат их собирал два раза в год, на День Победы у себя в Москве и в Питере на снятие блокады. Тогда еще не было никаких государственных парадов, и ветераны не были ветеранами, все были молодые и веселые, они вообще не собирались ни на какой парад, им нравилось гулять по ресторанам, комбат водил их в «Прагу» на Арбат.
Вскоре наша старушка поступила в МГУ, ее отец и дядя учились в МГУ, и Марь Иванна тоже переехала в Москву, конечно же, и там она встречалась с дедом, то есть со своим морячком. Он был женат, родил вторую дочку, а наша Марь Иванна нет, ни за кого не собралась, хотя вокруг было много интересных парней.
– Замуж – хлопотное дело, – повторяла она вслед за своей незамужней теткой и ждала.
Ждала?.. Или просто жила своей жизнью? Какая разница, главное, что через десять лет он к ней приехал. Да, морячок приехал к нашей Марь Иванне, они поженились и стали жить в Зеленом домике, как будто так всегда и было.
Правда, все это случилось давно, в прошлом веке, такие истории сегодня смотрятся не совсем реально, как древнегреческие трагедии. В любовь сегодня верят только истерички, но истеричная любовь совсем не то, о чем я хочу сказать. Этих нервных я знаю, они имеют обыкновение повиснуть на брючине и визжать на всю ивановскую, что у них любовь и бешеная страсть, «один лишь раз сады цветут…» В современном мире женского счастья нет, потому что женщины сегодня стали умными, а для счастья, для счастья с мужчиной нужно быть… нет, не дурой, нужно быть легкой.
– Однова живем! – так говорила наша боевая Марь Иванна. – Пришел он пьяный, весь в помаде? Не было его три дня? А ты молчи и улыбайся! – так она шутила на нашей свадьбе.
Мир нашей старухи был прост, ей все там было ясно. Муж – чтоб любить. Дети – в угол. Пирожков – так ведро. Сталин – маньяк. Отец – святое. Мать – спасибо, что была. Скучаешь – позови гостей. Евреи – самые умные. Дружить – значит, делиться. Любовь – навсегда.
К чему я вспомнила про нашу Марь Иванну? Да просто… Дело в том, что эта бабушка воспитывала Леву, когда он был ребенком. И потом, мне надоела Лидка, извините. Захотелось приподняться немножко над суетой.


ЧуВСТва. Брачная стратегия примитивных собственников.

«В тесноте, да не в обиде» – такой у нас культурный код. Но почему-то чаще всего теснота нравится людям с широкой задницей.

Лева с Лидушкой поселились на старой семейной квартире, которая предназначалась сестрице Танечке в приданое, о чем сто раз на каждом перекрестке было сказано: «Квартира Танькина».
Неплохая квартирка, по нашим скромным меркам, трешечка в центре микрорайона, ее получил от завода наш Любезный папочка еще в СССР. Потом, когда дети выросли, родители окончательно переселилась в Зеленый домик, там у Роз Михалны был ее зоомагазин и склад, и офис, и собаки, а квартира пустовала, поэтому Роз Михална отдала ее Леве. «Временно! – это она подчеркнула жирным три раза – Временно! До Танькиной свадьбы».
Но что такое «временно»? В нашем тихом провинциальном городке время течет в своем особенном темпе. У нас вообще никто не помнит сроки, обещания, договора… Мы помним только Новый год и День Победы, а все остальное у нас как Пасха, по скользящему графику. За пару лет Лидок привыкла к месту, как кошка к дому, и ее можно понять – уютное получилось гнездышко.
Мы с Антоном тоже любили эту квартиру, там было интересно, атмосферненько. Раньше в этом помещении был детский сад, поэтому окна были огромные, их не меняли, и рамы деревянные казенные оставили, только содрали краску и покрыли темным лаком. Запах дерева остался, и к нему примешалось что-то особенное, какая-то милая вонь из мешков с собачьим кормом, духи прохладные от прибалтийской «Дзинтерс», дым сигарет и растворимый кофе… Югославская стенка была забита книжками, на стенах в зале висели фотографии собак. Это были черные ньюфы, чемпионы из питомника Роз Михалны, ее лучшие кобели и суки, их призовые кубки занимали отдельный стеллаж.
Огромный пес – предел мечтаний советского ребенка. В этой квартирке всегда крутились какие-то собаки, которых Роз Михална на некоторое время переводила из вольера, обычно это были молодые сука со щенками. Я различала их по именам, по мордам, и собаки лениво улыбались на мои приветствия, обнажая синие губы, как будто говорили: «А-а-а… Это ты…». Щенки, совсем еще крошки, пушистые клубки, вставали на маленькие крепенькие лапки и тыкались мне в руки мокрыми носами…
Да… Мне тут нравилось, в Танькиной квартире, в гостях у Антона я всегда отдыхала, с книжками, с собаками и рюмкой «Амаретто», которое мы тибрили немножко из родительского бара. Антон?.. Мы почему-то с ним не волновались, что друг от друга никуда не денемся, как коробка конфет, которая полежит до праздника, дождется своего часа, и совсем не обязательно кидаться на нее и потрошить раньше времени. Так что его развратные подружки и мои брутальные друзья нас ничуть не раздражали.
В гости к Антону приходили красивые девочки, все поголовно отличницы. И умные мальчики, тоже отличники, и даже, не побоюсь этого слова, шахматисты. Никаких гулянок, от которых стонет подъезд, мы не устраивали. Мальчики играли в комп, тогда их было всего штук пять на весь город, девочки смотрели какой-нибудь фильм с тем самым переводчиком, который надевал на нос прищепку. Водка… Водку не помню, водки, вероятно, не было. Помню кофейный ликер и миндальное печенье, какие все-таки милые мы были дети. Чуть позже фигурировал пирог, медовый яблочный пирог еще горячим приносила Вероника, благо ее дом был всего в двух шагах.
Со своим пирогом она скрывалась на кухне, вроде бы чтобы порезать, и там о чем-то очень важном шепталась, шепталась, шепталась с Антоном, почему-то непременно с грустным лицом. А я валялась на диване, листала альбом с фотографиями и слушала Высоцкого…
Я любил и женщин, и проказы,
Что ни день, то новая была,
И ходили устные рассказы
Про мои любовные дела.
Антон мне подпевал, игриво прикрывая глазки, и снова убегал на кухню к Веронике, я улыбалась:
– Иди, иди, заваривай чаек…
Родительский альбом из путешествия по Англии я залистала наизусть. Как только в Союзе открылись границы, Роз Михална с мужем мотанули в Лондон купить племенного щенка. Это случилось сразу после визита Маргарет Тэтчер, Маргарет прилетела в Союз к Горбачеву. Железный занавес был снят, но я еще сомневалась, что Англия и вообще весь мир действительно существуют. Мне казалось, что планета не шар, а скорее поезд, который на нашем маленьком вокзале не останавливается. А с другой стороны, вот вам фото, вот Роз Михална на фоне того самого Биг Бена, как в учебнике английского, вот вам буржуйский гастроном, где Роз Михална сняла мясной отдел, которого в те голодные времена я не могла представить.
– Они там думают, что мясо солить не надо, – подбегала к нам сестрица Танечка, тогда она была еще маленькая. – Они думают, что для стейков выводят специальных соленых свиней!
Так что, как видите, в этой милой квартирке мы вели себя более чем прилично. Где-то уже часов в восемь, когда большие окна в зале становились темными и лампочки отсвечивали в стеклах, мы расходились по домам. А в девять приходил брат Лева, приводил пару девчонок, и это были уже не отличницы.
– Что мне делать? – хныкала Вероника. – Я же собираюсь за него замуж!
Смешно, конечно, разговаривать в семнадцать лет про замуж, но дело в том, что в нашем городке все до сих пор помешаны на «замуже» и вообще на теме выгодного брака. Родители в нашем городке до сих пор рассуждают как старички: «Приглядывай, – какое неприятное колхозное словцо, – приглядывай себе невесту. Чтоб из хорошей семьи… чтобы побогаче… и с квартирой». Квартира – это у нас в городке второй пунктик после замужа. Замуж и чтоб квартира – вот и все наши эротические мечты.
По всем стандартам позднего рабовладельческого строя Вероника считалась выгодной невестой: отец начальник местного газпрома, мать в поликлинике заведующая, квартира есть, и связи, то, что в нашем городишке называлось блат… Блат, кстати, знаете как переводится со старославянского? Грязь, всего лишь грязь, болото.
Вероника начала готовиться к свадьбе. Она регулярно пекла пироги и таскалась к Антону якобы меняться видеокассетами в эту самую квартирку на чаек. Родители Вероники тоже подключились, начали подруживать с родителями Антона… В принципе, ее отец был очень даже ничего, Роз Михалне он нравился, и Вероника нравилась Антону, девочка она была симпатичная, маман купила ей ротвейлера, создала детишкам общий интерес…
– Что-то я не помню пирогов? Про какие пироги ты говоришь?
Антон такие важные детали упускает, его арканили по всем провинциальным правилам, а он уже ничего не помнит. Впрочем, и тогда он тоже тормозил.
Вероника приставала к нему каждый раз: «Что ты молчишь, что ты молчишь»? Она хотела вытянуть из Антона три банальных словечка: «Вероника, я тебя люблю», чтобы на основании этого заявления вцепиться ему в горло и через пару годиков затянуть в наш любимый городской ЗАГС. Бедный мальчик не мог понять, что она от него хочет. Пирог поели, чайку попили, «Крепкий орешек» посмотрели, с собаками погуляли… Он провожал Веронику до подъезда, и там у почтовых ящиков она начинала.
– Почему ты никогда не говоришь со мной о своих чувствах?
Вах! О чуВСТвах он не говорит! Минус двадцать на улице! Февраль! Какие чувства? Короче, слава богу, нашелся добрый человек, и вскоре Вероника вышла замуж с опережением собственного графика. Кажется, на первом курсе или на втором.
Я заболталась!.. Извините! Вероника тут вообще ни при чем, мы говорили про квартиру. На чем я там остановилась?.. Дети подросли… Да! Дети подросли, и вот уже была назначена свадьба сестрицы Танечки, которой и была отписана в приданое эта самая квартира.
Если рассуждать без эмоций, то никакой особенной ценности эта недвижимость не представляла. Выкинуть книжки из шкафа, выдрать дерево, снять фото со стен, вышвырнуть на улицу всех собак – и все, никакой атмосферы не останется, будет обычная трешка в серой коробке с унылым видом на березу, лавку и сарай. Квартиру в нашем микрорайоне можно и сегодня снять за копейки. Поэтому никто не мог понять, чего она уперлась, Лидка? Почему не съезжает?


Квартирный вопрос… Что, опять?!


Высекать огонь из собственного мужа куда труднее, чем плести интриги с его мамочкой.

Свадьбу Танечки назначили на лето, Роз Михална попросила Леву освободить помещение сразу после Нового года, чтобы она успела спокойно сделать в «Танькиной квартире» ремонт, и вдруг Лидок устроила ей саботаж.
С ней произошло примерно то же самое, что с красоткой Милли, известной сукой из питомника Роз Михалны. Когда в Зеленом домике проводили газ, тротуар перекопали, вдоль улицы тянулась траншея, не очень глубокая и не очень широкая, через такую траншею собака вполне могла бы перепрыгнуть, но Милли остановилась. Собаку тянули за поводок, ее подпирали в толстый зад, ее заманивали колбасой с другого берега – бесполезно. Милли уперлась лапами в землю, как коза, ее трясло от страха. Доска, вот чего она испугалась, доска через траншею – это было новое явление в ее собачьей жизни, она отдергивала лапы от этой доски как от горячего утюга. «Ужас! – говорила Милли всем своим видом. – Я отказываюсь это понимать!» Пришлось нашему Любезному папочке подхватить эту корову и нести через траншею на руках. То, что переживала собака, как раз и называется самый настоящий культурный шок, и Лидок, конечно, ни в коем случае не собиралась выгонять зайца из лубяной избушки. Бедная Лидушка, она просто не знала, как реагировать на новые правила.
Лидок никогда не была монстром, я не хочу, чтобы вы, как наши две еврейские тетки, все время подозревали ее в коварных замыслах. Конечно же, Лидок не монстр, она самая обычная женщина, такая же как многие в нашем городке. Никаких черных замыслов не было в ее голове, там было… Что там было? Я могу только догадываться по отдельным обрывкам ее собственных реплик, которые до меня иногда долетали: «Помада цвета спелой вишни, соседке занести, и скидочку она просила десять процентов, хватит с нее и пяти… Спасибо деду за победу!.. Тон пудры “персиковый бриз”… Розалия Михайловна! Я же вам все время говорю: “миндальный лепесток” оставьте, вам нужен “персиковый бриз”!.. Котенок, что тебе на ужин приготовить? Давай пожарим курочку, Котенок? Шилак, шилак, шилак, шилак… Котенок, не забудь заехать к маме, мама нам огурцов закрутила, надо к маме заскочить, ей банки мешают… Ой, как я хочу померить эту кофточку! Что-то в животе прям все заныло… Шестерка пентаклей – карта счастья и крепкой любви… У Светки новые сережки, с изумрудом… Забери меня скорей, увози за сто морей»… Ух! И где, скажите, в этой косметичке может поместиться какой-нибудь, пусть даже самый жалкий коварный умысел? Лидок ни в чем не виновата, она не хотела никому доставлять неприятности, она всего лишь рассуждала как большинство в нашем маленьком городке.
Рассчитывать на кусок родительского пирога в провинции до сих пор норма. Не имеет значения, сколько детишкам лет, неважно, какой доход у мамы с папой, до сих пор наши древние бабки кормят внуков из своей пенсии, и это принимается как должное. Вышвыривать детей на квартиру? В нашем городе это почти преступление. «Свекровь такая сволочь! Выгнала нас на квартиру!» – так говорят в подобны случаях. «Ушли на квартиру» – это как хлопнули дверью, для наших людей звучит подозрительно, тут сразу подразумевается конфликт, просто так снимать квартиры при живых родителях у нас не принято, и все как бегемоты давятся в одном болотце, и далеко не каждый готов покинуть родное гнездо и отлепиться от родительского холодильника. Почему? Это вопрос к Герцену и декабристам. Я просто привожу контекст, который объясняет, почему Лидок тянула с переездом.
Прошел январь, и вроде двадцать третье февраля не за горами, Роз Михална ездила по строительным магазинам, а мастеров пригласить все еще не могла.
– Не затягивайте с переездом, – она сто раз напоминала, – а то я не успею сделать Танечке ремонт…
И тут Лидок не выдержала и начала возмущаться.
– А как же мы? Нам что, идти на улицу?
Лидок слегка лукавила, смерть под мостом ей не грозила, как раз под Новый год она получила небольшое наследство, избушку от какой-то бабушки, не очень новую, конечно, но зато в центре города, в тихом переулке, с приличным двориком.
– Там нет воды! – паниковала Лидок. – Нам тоже нужен ремонт! Полы гнилые, крыша старая!
– Ничего страшного… – гладила ее по плечику Роза, слегка подталкивая к двери. – Все потихоньку, потихоньку…
– Там холодно! – Лидушка упиралась. – Зимой нельзя переезжать! Мы с Левушкой замерзнем!
– В чем проблема, деточка? – натягивала Роза свою улыбочку. – Снимите что-нибудь на время. Я бы вас подождала, но ты же знаешь, как у нас мастера работают… Мне ремонт нужно к свадьбе закончить.
Лидок на эту ситуацию смотрела совершенно по-другому.
– А почему это мы должны что-то снимать? – это возмущало Лидушку. – Почему Лева должен снимать квартиру? Пусть Русланчик снимает! Они могут пожить с вами, у вас в Зеленом домике две спальни!
Две спальни… Две спальни… Да хоть четыре! Объяснять невестке свои обстоятельства Роз Михална не собиралась. Мать троих детей и бездетная женщина никогда друг друга до конца не поймут. Почему снимать жилье должен родной сын Лева, а не зять Русланчик? Если кому-то не очень понятно, можно вопрос уточнить. Кто, как вы думаете, должен жить на съемной квартире: старший сын или младшая дочка?
– А вот у нас в деревне, – приставала Лидок, – Все делили поровну!
– И где она теперь, ваша деревня? – улыбалась невозмутимая Роз Михална, – Иди, детка, работай. Не отвлекай меня, у меня сука нечесаная…
– У нас нет денег! – не отступала Лидок. – Квартира Танькина, а Левушке тогда что? Где наша доля?
Не удивляйтесь. Такой вопрос, «где наша доля?», у нас в городке звучал вполне прилично, куча народа у нас погрязла в спорах за наследство, братья и сестры судятся годами, и мне совсем не хочется вникать во все эти разборки с недвижимостью, это скучно, это тлен…. Я только хочу поставить в этом месте красный флажок. Этот вопрос – «Где наша доля?» – нужно обвести в кружок и зачеркнуть, чтобы ни одна невестка никогда его больше не повторяла.
«На кого записано», «кому достанется», «что мне положено» и наше детское родное «дайте мне!» – эти слова невесткам произносить категорически запрещено. Зятьям, кстати, разрешено, хотя и не рекомендуется. Но если глупость брякнет зять, ему простят, зятьям обычно все прощается, а невесткам нет. Невестка только заикнулась про деньги или про свою «долю», а ее акции уже с грохотом рухнули. Даже если она на собственной свадьбе сядет на праздничный торт – забавный инцидент забудут, а как она затребовала долю, будут помнить вечно. Почему? Потому что имущественные и финансовые претензии невестки нарушают сразу несколько законов джунглей.
1. Вы перешли границы. Такому ни один лев не обрадуется, и скунсы этого просто так не оставляют.
2. Вы угрожаете чужим детенышам. В джунглях за такое убивают.
3. И самое главное – вы уронили свой королевский статус. Настоящая принцесса спит на горошине и не спрашивает у свекрови, где моя доля. Такие вопросы задают обычно ткачиха, повариха и сватья баба Бабариха.
Это я сейчас для начинающих, для молоденьких невесток напечатала инструкцию, простите мое занудство. Лидушке было тридцать пять, и Роз Михална воспитывать взрослых людей не собиралась. Лидушке она не отвечала ничего, а только гладила ее по плечику, по плечику, по плечику, и потихоньку разворачивала девушку на выход.
Могу представить, как она себя корила весь февраль за ту ночную сорочку, черную, с кружевами на груди, которую как пропуск вручила Лидушке. «Отдыхайте, – говорит, – ребята. Я вам постелила у себя…» Им она постелила у себя! А нас с Антоном запихнули в кабинет, и мы там приютились под одним одеяльцем на жестком диванчике. Наша зона комфорта была минимальной, поэтому оставлять ее было легко. Мы всегда очень быстро собирали свой чемоданчик и легко приживались в чужих городах, все дальше удаляясь от Зеленого домика и от нашего старого городского парка, который Роза упорно по-старинному называла «сад».
Сколько квартир нам пришлось поменять, точно не помню, зато я помню нашу первую кровать, я сама ее купила, у меня была тогда идея фикс найти деревянную, но дешевую кровать. Все приличные кровати из массива были жутко дорогие, с армянским вычурным дизайном, с дорогими матрасами, а мне нужна была простая, но из дерева, как в журнале «Бурда» из зимнего номера за 1989 год. Идеализм и детские мечты в то время меня еще не оставили, наверное, поэтому я обошла весь город, миллионный чужой холодный город, и где-то на отшибе в старом, немодном, совсем совковом мебельном магазине нашла нашу первую кровать, дешевую сосновую кроватку я нашла, покрытую чудесным золотистым лаком, на которой лежал веселенький сатиновый матрас. Предел мечтаний! Только без доставки, доставку мы не заказали, мы экономили. Кровать нам вез из магазина Левушка на какой-то тогдашней своей легковушке, матрас был прикручен на крышу. К подъезду подвезти не удалось, дорога во дворе панельной семиэтажки была совершенно убита, лужи стояли такие глубокие, что рисковать машиной было страшно. Поэтому деревянные рамы нес Антон, а ситцевый матрас в железной раме с пружинами наш добрый Лева тащил на себе. Он растопырил руки, чуть согнулся и балансировал над лужами… Это была лучшая кровать в моей жизни.
На радостях я сшила себе пеньюар. Мне не досталась черная сорочка, она так плотно засела у меня в памяти, что я купила пару метров синего крепдешина и быстренько скроила себе нечто прозрачное. Сижу, жду мужа, в дверь звонят. Я побежала открывать, взмахнула крыльями, а на пороге не Антон, а наш Любезный папочка. Видимо, мой пылающий вид его немного насмешил, он улыбнулся и затащил в прихожую мешок картошки. Это был гостинчик от Бабули с Дедом.
Я завернулась в какой-то халат, заварила чай и чем-то накормила свекра, он с удивлением заметил, что это мое что-то оказалось вкусным. Откушавши, он обнаружил, что в доме есть ребенок, и, между прочим, это его внук, он вытащил ему машинку из кармана. И все, и никаких вопросов мы друг другу не задавали, никаких претензий у нас друг к другу не было. Пришел Антон с работы, они поговорили о своих делах, и когда дверь закрылась, я скинула халат и была жутко счастлива, что нам в нашей норе никто не мешает, и я могу гулять свободно хоть в прозрачном пеньюаре, хоть в простыне, хоть голышом. Мне было все равно, своя квартира или съемная, в те времена мне было в принципе все равно, где жить, лишь бы в этом месте была теплая вода и ванна.
Я не помню эти квартиры, однотипные, в серых микрорайонах, и даже города уже не очень помню, детали, здания, какие-то памятники – все вылетело из головы… А кровать помню, сосновая, золотистый лак, пахнет деревом, сатиновый матрас с железными пружинами, метр шестьдесят на метр восемьдесят.


Молодым везде у нас дорога, скатертью.

Если не хочешь, чтобы твоя карета превратилась в тыкву, паркуйся дальше от королевского дворца.

Лидок была прелестна, когда заходила в гости, нечасто, ненадолго, на чаек, немножко поболтать, продать свою косметику или помочь чего-нибудь, салатом новым похвалиться, кабачки по-венгерски, какая прелесть, как изумительно хрустят… Ведь умела же она когда-то элегантно отчалить, виляя юбкой, оставляя за собой свои бодрящие духи, только духи. Тогда она была блистательна во всех своих бесконечных нарядах. И что потом произошло? Как только Лидок легализовалась на ПМЖ, да еще и засела продавщицей в магазине у Роз Михалны, ее красота как-то сразу померкла, и даже Папочка любезный перестал с ней кокетничать.
Внешне ничего не поменялось. Каждое утро Лидок наводила марафет и выглядела безупречно. Черные локоны она все так же падали волной по плечам, помада красная лежала идеально, и золото блестело, глаза посмеивались, и соблазнительный Лидушкин зад, пикантно низковатый, был как всегда подчеркнут узкой юбкой… Но почему-то вдруг все эти прелести погасли. Лидушка стала напоминать новогоднюю елку, которая загостилась до весны.
Свой магазин Роз Михална построила во дворе Зеленого домика, оттуда до кухни можно дойти в три прыжка. В свободную минуту Лидок прибегала заварить кофейку, намазать бутербродик, проверить, что это там такое интересное у Роз Михалны завалялось в холодильнике.
– Манго-маракуйя! Мой любимый йогурт! Розалия Михайловна! Как вы угадали?
Она не знала, что Роз Михална и близко не собиралась угадывать чей-то там любимый йогурт. Роз Михална сама любила манго, и последний стаканчик в этом доме всегда оставался для мамы. Нет, я не мелочусь. А, впрочем, как угодно. Я привыкла, что мне предъявляют такие претензии. Я, может быть, и мелочусь, а последний стаканчик из чужого холодильника хватают другие – нормально? Не надо говорить, что мелочная Соньчик смешала с грязью человека за стаканчик йогурта. Наоборот! Я пытаюсь защитить Лидушку, объяснить ее позицию. Она невестка, и я невестка, и все мы тут невестки, и нас, невесток, представьте себе, иногда тоже нужно кормить.
Конечно, Роз Михална могла бы позаботиться, чтоб йогуртов в ее холодильнике хватало на всех. Да, теоретически она могла запомнить, что ее невестка, а заодно и ценный сотрудник, тоже любит манго-маракуйю, и в следующий раз в супермаркете она могла бы это вспомнить и купить еще один, а лучше пару-тройку йогуртов, для Лидочки. Что тут сложного? Она же эту операцию не раз проделывала, когда в доме были гости. Она же помнила, что Старшая тетка любит клубничный творожок, а Младшая ванильный. Она прекрасно помнила, а может, и не поленилась записать, что любят татарские родственники ее зятя Русланчика. Разве сложно ей было запомнить, что невестка любит йогурт манго-маракуйя? Несложно. Разумеется, несложно, но… с какой стати Роз Михална будет перегружать свой системник? И потом… Бесцеремонно совать свой нос к маме в холодильник разрешается только зятю, зять может в тещин холодильник залезть в сапогах и танцевать там без всяких комплексов, на невестку такие льготы не распространяются.
– А вот моя бывшая свекровь, – припомнила Лидок, – всегда покупала мне что-нибудь вкусненькое. И звала меня дочкой…
Ах, милая Лидушка… Она все время забывала, что у Роз Михалны есть родная дочка, Танечка, и этой дочки ей вполне достаточно. Где дочка – там расходы, а где невестка – там «затяните пояса», тем более когда невестке тридцать пять, а дочке только двадцать. Едва закончились лихие девяностые, до тучного две тысячи восьмого нужно было еще доползти.
– Нет, нет… – крестилась Роз Михална. – Вторую дочку я не потяну.
Голова у Розы всегда была забита личными проблемами: заказы на товар, накладные расходы, декларация для налоговой, счета за свет пришли, прораб наглеет, в понедельник ехать в Сочи выставку судить, щенкам прививки… В ее плотный график протиснуться постороннему человеку было практически невозможно.
В те времена и Роза, и мы с Антоном, и даже зять ее Русланчик – все были заняты своей работой. Раз в две недели, не чаще мы встречались с родителями, и за чаем Роз Михална спрашивала меня «как дела». Первое время я отвечала ей по-русски, то есть начинала излагать обстоятельства с того момента, когда белый голубь принес Ною оливковую ветвь. Роз Михална кивала, обычно совмещая прослушивание или с бельем, она любила гладить, когда люди изливали ей душу, или с какой-нибудь работой на кухне… Нет… Слушала! Конечно, Роз Михална меня слушала, кивала, и даже задавала какие-то вопросы, но все, что я говорила, тут же вылетало в форточку, и спросите ее через час, какие у меня проблемы – она не вспомнит, как святой отец не помнит исповедь. Все время, пока я вещала, она в уме перебирала список личных дел. Личные дела – самые важные дела на свете, на чужие заботы королева-мать не отвлекается. И это правильно! С ее стороны, разумеется. Ведь вы же не пойдете сейчас к своей свекрови и не возьмете ее список дел на себя. Поэтому все ваши разговоры – белый шум, вы можете звенеть бубенцами у нее перед носом, она в это время будет чистить картошку, и вам предложит нож, чтоб вы без дела не сидели, и обязательно напомнит, в десятый раз напомнит, что лук для оливье нужно резать тоньше, еще немножко тоньше, а после его нужно обязательно обдать кипятком и откинуть в дуршлаг, чтобы не горчил.
Сразу же после свадьбы мы с Антоном уехали на юг, времени мотаться к родителям не было, Интернет еще захватил весь белый свет, и по телефону мы с Роз Михалной разговаривали буквально по великим праздникам.
– Ну, как у вас погодка? – спрашивала Роза.
Я начинала про погодку, потом хотела рассказать про внука, про новый детский сад, она кивала с легким нетерпением и просила позвать Антона, он обещал помочь ей с дешевым кредитом для бизнесочка. Я отдавала Антону трубку, и она обстоятельно с ним обсуждала вопрос. Кредит на хороших условиях – это тема, интересная для Роз Михалны. А детский сад? Ну что тут может быть интересного для человека, у которого в жизни было как минимум три детских сада?
Возможно, если бы мы жили к родителям так близко, как Лидок с Левушкой, я тоже начала бы обижаться на свекровь. От этой заразы не застрахован никто. Молодые женщины, невестки, ведут себя не так как хочется, а так как принято. Мы все немножко обезьяны и начинаем неосознанно повторять за своим курятником манеры и слова. В нашем городке принято по каждой ерунде обижаться на свекровь, поэтому все и обижаются. Невестки на свекровей, свекрови на невесток. Мы просто не очень правильно воспитанные люди, у нас душа по большому счету добрая, но этой добротой мы не умеем пользоваться, не знаем, как ее показать. Хотим любви, а любить не умеем – вот наша мировая проблема номер один. Мы не умеем генерировать позитив, а силы девать нам некуда, поэтому нам так приятно изваляться в корчах. Я могла бы тоже пойти по этому стандартному пути, у меня был повод. Как же! Всем наплевать на моего ребенка! Роз Михална не настоящая бабушка! Она ни разу не спросила, не нужно ли чего ее маленькому внуку! Я уже почти, почти собралась на нее обидеться, но тут нашлись другие развлечения.
Под окном на детской площадке бойкие южные бабки выгуливали внуков. Отпускать ребенка одного во двор под окно было страшно, у нас же повсюду маньяки, поэтому в футбол приходилось играть мамам и бабушкам. Одна проворная армянская бабуля все время норовила захватить футбольную площадку и отгоняла от ворот других детей. В пестром халате, она как курица, раскрылившись, закрывала ворота и кричала с чудесным акцентом:
– Отойдите, дэти! Пуст Каренчик паиграэт!
Это было ужасно смешно. «Отойдите, дети! Пусть Каренчик поиграет!..» – я хотела рассказать про это Роз Михалне, но мне показалось, что ей такая ерунда совсем неинтересна, поэтому я никогда ей не звонила.
В наших суровых краях не было такой традиции, общаться без повода. Наши люди в большинстве своем были зажаты как отутюженные брючки, главная цель – не помяться, не сказать лишнего. И я, само собой, такое же бревно, как все, я вылезла из того же самого чемодана, поэтому не задавала в свою очередь вопросов, «как у вас настроеньице? как поживает Танечка? как новые щенки?», я просто передавала Антону трубку.
Нас с Роз Михалной разделяла тысяча километров. Мы с Антоном приезжали в Зеленый домик редко и ненадолго. Обычно мы выруливали утром на машине, нам всегда хотелось пролететь скорее эту тысячу верст по трассе до маленького нашего городишки, и как бы не просил наш сын пустить его побегать у заправки, Антон не разрешал. И я уже привыкла на скаку запихивать мужу бутерброды, чтобы он жевал и не зевал за рулем. А когда родилась дочка, когда она была совсем еще грудной младенец, я как больная тоже на скаку переползала с переднего на заднее, кормить, потому что нам жалко было времени на остановки. Так пролетело лет восемь, и каждый раз, проезжая по трассе Дон, я просила Антона остановиться у подсолнухов, сфотографироваться, а он говорил, что некогда, сфотографируемся в другой раз. Однажды он дозрел, мы вышли у подсолнухов, и что вы думаете? Все подсолнухи от нас отвернулись. Огромное поле подсолнухов развернуло свои золотые шляпки в другую сторону. Так что фото в подсолнухах у меня нет.


Опасная дистанция. Что бывает с теми, кто не спрятался от мамочки.


Все, что творится днем на кухне, аукнется ночью. Увы, не получается любить мужчину, если ты терпеть не можешь его маменьку.

Наш Папочка любезный был очень рад, когда Лева стал с ним работать, он развозил заказы клиентам и следил, чтобы автомобиль был в идеальном состоянии всегда. В девяностые это было жизненно необходимо, когда тебе по шинам стреляют из кустов, очень важно уверенно ударить по газам. Именно так и случилось в последнем рейсе. На московской трассе засела банда, машину свекра догоняли, хотели прижать к обочине, пробили одно колесо, махали в окно пистолетом и орали «Стоять!», но Лева нажал, и они долетели до безопасной заправки. Отец был рад, что у него такой помощник. Все думали, что и с Лидушкой в магазине проблем не будет.
Скажу вам по секрету, работать с Роз Михалной – испытание еще то. Ее цепкий взгляд мгновенно замечал, какой в хозяйстве непорядок, и она методично, монотонно, по пунктам объясняла, что нужно исправить. О! Как они это умеют, педагоги со стажем…
– Деточка… Я тебе вчера ценники отпечатала, ты их приклеила? Нет еще? А почему? Где они? Доставай сейчас же. Сию минуту прилепи все ценники, у нас приличный магазин.
– Да-да, Розалия Михайловна, – мяукала Лидок. – Сейчас все исправим!
– Секунду… – диктовала Роза. – Ты сегодня продавала попугая. Скидку сделала десять процентов. Почему десять? Я разрешила только пять…
– Ой! – улыбалась Лидочка. – Я перепутала! Розалия Михайловна! Мне тут всю голову забили! Народ идет, я закрутилась. Вы что же думаете, я сижу и отдыхаю? Чай некогда попить…
К слову, это был не первый магазин, в котором работала Лидок, она успела обойти многие магазины нашего города, из каждого ее через некоторое время увольняли. Роз Михална эту статистику заметила, она понимала, что ей нужны серьезные сотрудники, опытные продавцы. «Сидит за прилавком» – так у нас говорили про женщину, которая устроилась в семейный магазин. Роз Михалне нужно было, чтобы ее продавец не сидел, а крутился как белка, и все же увольнять Лидушку она не спешила.
Роз Михална рассуждала как Кутузов, она всегда старалась избегать прямых конфликтов и ждала, когда всю грязную работу сделает за нее генерал Мороз.
Лидушка в принципе не понимала, что ее хотят уволить. Она же родственница, дочка практически! Она привыкла к этой роли, для своей мамы, для бабушки она оставалась дочкой. Каждый раз, когда Роза с мужем возвращались из рабочей поездки, например, из Москвы, Лидок встречала их у двери и хлопала в ладоши как пятилетняя малышка, которой не терпится поскорее заглянуть в сумочку к маме.
– Вы привезли мне подарок? – спрашивала Лидок.
Бедная, бедная, девочка… К ее огорчению, в сумке у Розы не было никакого аленького цветочка.
– Нет подарка? – искренне удивлялась Лидок. – А вот моя первая свекровь…
Она частенько вспоминала свою первую свекровь, мать ее бывшего мужа, который, к сожалению, покончил жизнь самоубийством. Та свекровь любила Лидушку как родную дочь, и после смерти сына продолжала ей помогать, то есть подшвыривать деньжонки.
– Они со свекром, когда ездили в Москву, – говорила Лидок Роз Михалне, – всегда мне покупали подарки. Как едут в Москву – так обязательно мне что-нибудь привозят.
И что, вы думаете, отвечала Роз Михална на такие запросы? Нет, она не брала селедку и ейной мордой в харю невестке не тыкала. Уставшая, голодная с дороги, Роза металась между туалетом, бутербродом и мужем, у которого спина болела после утомительной дороги, он искал таблетку… Роза ставила чайник, намазавши на булку масло, она с размаху шлепала кусок сыра, садилась к столу, и откусивши широко, запивая горячим чаем, давала объяснительную Лидушке, почему вернулась из Москвы без подснежников.
– Детка… – хмурилась голодная Роз Михална. – Ты пойми… Для нас Москва не отдых, для нас это работа. У нас две базы, в разных концах, и клуб… Кинологический клуб, не ночной. Да плюс дорога, пятьсот туда, пятьсот обратно, да там еще… Ты уж меня, деточка, извини, но времени, как видишь, нет совсем. Некогда нам про подарки думать. Дело сделали – и домой. Ты понимаешь?
Лидок не очень понимала, судя по ее распахнутым глазам, поэтому Роза повторяла еще раз как на уроке:
– Мы в Москве ра-бо-та-ем! Мы там по магазинам не хо-о-о-дим!
К концу бутерброда Роз Михална добрела, но несмотря на все ее улыбки, было ясно, что многократно опускаться до подобных объяснений она не будет.
Лидок не замечала, что ее мяукающая фамильярность Розу раздражает. Она просто не знала, никогда не задумывалась о том, что неприязнь начинается с мелочей, и потому не придавала значения всякой ерунде, не видела, как Роз Михална каждый раз сдвигает брови, когда Лидок ныряет в ее сумки. А что такого? Интересно же, что там мама Роза на рынке купила.
Лидок крутилась возле пакетов, которые занес мальчик, как молодые львята крутятся возле добычи в надежде откусить кусочек от убитой зебры. Ах… даже в стае, даже в стае у животных дележ добычи происходит строго по иерархии, и в этой животной иерархии, уж вы меня простите, всякие там невестки, которые к тому же не рожают и не охотятся, стоят на самом последнем месте.
Как-то раз Лидок подсекла на кухне кусок баранины… Не смейтесь! Я не мелочусь! Не говорите мне опять, что я сейчас начинаю мелочиться. Я только пересказываю ваши любимые жизненные ситуации, я говорю как было, объясняю, из какого сора растут международные конфликты.
Так вот, Роз Михална затеяла плов. Лидок надула губки, она была в курсе, что вечером на ужин в Зеленом домике ждут родителей Русланчика, а Лидку с Левой не позвали. Почему? Да просто… Это же не Лидушкина планировалась свадьба, а Танюшкина. Роз Михална хотела обсудить все вопросы в интимной обстановке. В общем, Лидок поняла, что плов уплывает к татарам.
Ах, этот плов! Роз Михална научилась его делать лучше, чем носители культуры, ее плов был достоин любого кулинарного шоу, она выведала все ферганские тонкости у родителей Русланчика, и, как всегда, добавила туда свои секретные хитрости. Готовить Роза начинала в обед, чтобы к ужину казан упарился и настоялся в полотенцах, и никто, никто не смел поднять крышку раньше времени, даже Лева!.. Голодный и замерзший Лева пришел в обед из гаража, взял два яйца вкрутую, отрезал колбасы кусочек и не роптал. А Лидок обижалась:
– Все Русланчику! Все Таньке и Русланчику! А мы как будто ей не дети!
Вот именно! Какое безобразие! Холодная, невнимательная Роз Михална! Да, понимаю, сейчас я должна сказать, что человек воспитанный умеет не заметить лишнее, умеет не заглядывать в чужой карман, в чужой казан, в чужую морозилку нос не сует интеллигентный человек, мы все, конечно, это знаем… Но извините! Когда у вас мимо носа проплывает кастрюля ферганского плова, такие ароматы не заметить невозможно. Защита может выставить эту кастрюлю в пользу Лидушки и в пользу любой другой невестки. Какой был запах! Какое отборное мясо выжаривала Роза, в курдючном, будь оно проклято, сале, с зирой, с чесноком, с черным перцем… Хмели-сунели и сушеные овощи Роз Михална всегда добавляла… Бедная Лидок все это нюхала, в обеденный к тому же перерыв, высовывая нос из магазина, и ей ведь было ясно, что татары прискачут с толпой детей и родственников и сожрут весь казан. Тут не у каждой невестки выдержат нервы. Поэтому Лидушку я прекрасно понимаю, она ни в чем не виновата, причиной всех конфликтов была неверно выбранная дислокация. Если бы она находилась подальше от кухни, километров хотя бы за десять, а лучше за сто, ей жилось бы спокойнее. Но бедная Лидок пришла на кухню, надрывать буквально свое сердце, отрезала кусочек хлебушка, намазала горчичкой…
– Да-да, конечно, – вздохнула она, – Розалия Михайловна, я вас прекрасно понимаю. Зятю нужно угодить. До свадьбы тем более. Все правильно вы делаете. Надо дочку замуж выдавать. А то так в девках и останется. Факультет вы ей выбрали неудачный, одни девчонки… Все ломятся на этот РГФ, такие деньги платят, а что там делать? За кого там замуж выходить? Хорошо хоть, Русланчик приехал…
В такие минуты Роз Михална хотела превратиться в рекламный баннер на московской трассе, и чтобы Лидка проезжала мимо на огромной скорости и даже краем глаза не успевала ее заметить. Только наша Лидок как хороший гаишник не уставала помахивать палочкой.
– А что это у вас красивое такое? – увидела она новую кофточку, еще с этикеткой, которую Роз Михална в спешке кинула на диван. – Какая красота! Это вы на ужин Танечке купили?
Если вы возьмете пусть даже самую спокойную и самую воспитанную собаку, как например, старушка Милли, ту самую, которая испугалась перейти по мостику через траншею, если вы возьмете добрую пугливую старушку Милли и полезете к ней в морду веником, даже она вас укусит, во всяком случае, захочет укусить.
Роз Михална не кусалась, но на часы посматривала. Она ждала, когда уже к чертям собачьим закончится рабочий день, и Лидка уйдет наконец-то домой. Чтобы смягчить свое раздражение, хитрая Роз Михална смотрела на нее слегка прищурившись, как в подзорную трубу, но только с обратной стороны, чтобы подзорная труба не увеличивала, а наоборот, уменьшала Лидушку. Маленькая Лидок что-то говорила, взмахивая ручками, а Роз Михална методично, аккуратно, мелко резала на деревянной доске кинзу, петрушку и укроп. Закончив с зеленью, Роза убегала от маленькой далекой Лидочки под каким-нибудь веселым предлогом, который у нее всегда в кармане: «Прости, детка, у меня там ванна перельется» или «Минутку, детка, мне срочно нужно позвонить, а то потом забуду»…
Простите, девушки, если кому-то сейчас стало плохо… Да мне самой противно! Боже мой, зачем же я так мелочусь? Зачем перебираю интимные подробности? Теперь все свекрови скажут, что я такая же злопамятная, как все противные невестки. И плов унюхала за тысячу километров, и черную сорочку засекла… Ту самую, до пола, с кружевами на груди, которую Роз Михална вручила Лидушке.
Да, сдаюсь, я плохая. И потому призываю всех вас тоже сдаться. Дорогие невестки и свекрови, давайте не будем делиться на плохих и хороших. Мы все примерно одинаковые, мы все один и тот же материал. Конечно же, у нас, у женщин, есть различия. Одни английский учили в школе, а другие немецкий. У одних грудь большая, а у других бедра широкие. Кому-то один раз достаточно объяснить, а другим нужно три повтора. Но если собрать всех невесток и всех свекровей нашего городка на площадь перед новой церковью, потом залезть на колокольню пятьдесят три метра высотой и посмотреть на них оттуда с высоты – все окажутся одинаковыми, юбка на ножках, конструктивно одна женщина от другой ничем не отличается. И это значит, что в отношениях «свекровь – невестка» на личные особенные качества надеяться не стоит. Культура, воспитание, такт, юмор – это хорошо, но нестабильно, это как червонцы золотые, всегда в цене, но не у каждого они есть. Поэтому нам остается один-единственный выход, скучный, но надежный – соблюдать законы.
Сейчас я вам попробую сформулировать самый главный семейный закон. Его обязательно нужно запомнить. Закон семейного счастья номер один —
Не надо вешать свои бусики на чужую шею!


Зимнее пальто, или Мечтайте о высоком.

В жизни очень важно правильно составить расписание. Пока ты молодая и красивая – занимайся любовью, не бухгалтерией, когда будешь противной старухой, тогда садись, подсчитывай деньжонки.

Мы иногда сворачивали в гости к Левушке с Лидушкой, в ту самую квартиру, Танькину, где они жили, временно. Простите, у меня осталась глупая привычка постоянно это уточнять.
– Брат! Брат приехал! – Лидок звенела в тесной как пенал прихожей, открывая нам дверь. – Левушка аж весь изволновался! «Что-то брат не позвонил, вдруг не приедет?» Брата ждет как маленький!
В этой квартирке, Танькиной, еще некоторое время сохранялась энергетика Розы, постепенно испаряясь, как духи. Незаметно пропало ее английское фото, то, где она вместе с мужем стояла на фоне Биг Бена, и фотографии собак Роз Михална тоже перевезла к себе на Белую дачку. Старую кухню сменили на что-то глянцевое, заблестела металликом новая техника, большие окна затемнили высокие подставки для цветочных горшков, там росло что-то зеленое, мрачное, длинное. И запах дерева, который сохранялся в квартире с тех пор, как Папочка любезный делал там своими ручками столярные работы, забили сладкие ароматы косметики и бытовой химии.
Лидок обычно хлопотала на кухне, а я первым делом убегала купаться. В то время мы жили, кажется, еще в студенческой общаге, у нас не было ванны, в нашей комнате был маленький душ, поэтому я как кочевница спешила отмыться, погружалась в теплую пенку и балдела, мне ужасно нравился этот магазинный запах в Лидушкиной ванной, как в парфюмерном отделе.
Лидок обожала пеномоющие средства, она любила чистить, стирать, отмывать, выводить пятна. Она пыталась и меня кое-чему научить, объясняла, как отмыть пригоревшую кастрюльку. «Наливаешь белизну… Ставишь на огонь…» – дальше я не запомнила.
Когда Лидок рассказывала, как она героически отмывала старую чугунную ванну, каким-то чудо-средством ее намазала, скребла, скребла, я зевала, извинялась и зевала. Я и сейчас усну, если вы мне начнете рассказывать, как вывести пятно с ковра. Ничего не могу с собой поделать, «химия в быту» – не моя тема. Я не знаю, как отчистить пригоревшую кастрюльку и знать не хочу. У меня фобия, я боюсь женщин с пылесосом, со шваброй, с чудо-тряпками, я всегда от них шарахалась, как наша Молли от веника.
Ну, прибралась маленечко – и хватит! Пропылесосила – гуляй. Меня всегда пугало это фанатичное вылизывание поверхностей. Моя бабушка начинала мыть пол перед тем, как устроить скандал. Моя мама двигала мебель накануне нервного срыва. Поэтому я с детства не доверяю людям, которые все время убирают. А впрочем, это мои субъективные бабские придирки, я на своих гипотезах психологических ни в коем случае не настаиваю. Главное, что Левушка был счастлив, творческого беспорядка ему хватило со Второй Экс, теперь он наслаждался порядком и уютом.
Лидушку, третью свою жену, он вдохновенно обожал. Как всегда, в начале своих любовей Лева был нежен, игрив и беспечен. Он был похож на пальму – у него все время лето. Антон чего-то там такое интересное ему пытался объяснить, про диджитальный маркетинг, про импортную технику для сельского хозяйства, а Лева наслаждался жизнью, его правая рука держала вилку или рюмку, а левая все время искала Лидушкину задницу, и до него не долетали гениальные бизнес-идеи, которые выкладывал младший брат.
Антон, друг Зильберштейн, как я его звала, когда он приносил домой зарплату, только что подписал договор с приличным заводом, который выпускал все эти милые железные агрегаты для фермеров. Его назначили директором в южный филиал, и он, конечно, согласился с радостью. Только никакого южного филиала еще в помине не было, его нужно было открыть, так что мы с Антоном собрались на юг, работать. Конечно, он позвал с собой и Леву.
– В чисто поле? – усмехнулась Лидок.
Да, поначалу мы ехали в чисто поле. Антон нашел ангар, пригодный для аренды склада, на пустыре у трассы, по пути на море. Он пытался Левушке объяснить, что папина оптовка, «оптовочка», тесна как рукавичка, из семейной фирмы надо уходить, потому что возможности ее расширения ограничены, в зообизнес приходят серьезные сети, в перспективе отцу придется самому переходить к ним в дистрибьюторы…

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/sonya-divickaya-32831620/toksichnaya-nevestka-70318438/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.