Школа
Школа
Андрей Владимирович Фёдоров
В сборнике рассказов поднимаются проблемы взросления, самореализации, выбора будущей профессии, а также многие изъяны современной системы образования. Весёлые и грустные истории, выходки и баловство, школьная травля и другие подростковые проблемы, а также их преодоление – вот, что ждёт вас на странице этой книги простым и понятным каждому языком.
Андрей Фёдоров
Школа
Уроки русского
Иногда порою удивляешься, как меняется со временем твоё отношение к некоторым учителям. Тем, кого ты считал в своё время хорошими, сейчас ни за что бы не отдал на обучение своих детей. А к тем, кого считал отвратительными и ужасными, кого боялся и презирал, перед кем трясся и чуть ли не выслуживался, лишь бы угодить и не получить двойку, начинаешь относиться с должным уважением, признавая, что именно с этим учителем ты добился в учёбе наилучших результатов, что именно этот учитель предопределил твоё будущее на всю оставшуюся жизнь, каким бы мрачным и безурожайным оно бы ни оказались в итоге. Такой учитель в школьные годы имелся, наверно, у всех. Был и у меня.
Её звали Лилия Александровна Поскупова – простой учитель русского языка и литературы из простой средней школы под номером десять, стоявшей в нашем небезызвестном захолустье за полярным кругом. Казалось бы, чего в ней особенного? Обычная училка из обычной средней школы, перебиравшая страницы книг путём облизывания пальцев, обладавшая неприятным, писклявым голосом, увядающая на глазах, наносившая мерзопакостный макияж, скверно одевавшаяся, а также не забывавшая перед каждым уроком зачесать образовавшуюся с возрастом залысину. Таких по всей стране завались, было бы о чём писать! Неужели стоит уделять внимание подобной посредственности, обыкновенной для каждого села?
Но нет! Училка эта не была обыкновенной, не была посредственной. Наоборот, обладала удивительным свойством заставлять своих учеников добиваться наилучших результатов и делала это куда эффективнее, нежели другие учителя, в результате чего ребята сдавали экзамены по русскому языку лучше, нежели по выбранным ими для поступления профильным предметам. И я вам это докажу на примере собственном, на примере моих одноклассников и на примере тех, кто никогда у неё не учился. Уверяю, что результаты будут поразительны!
***
Впервые нам довелось познакомиться с Лилией Александровной ещё в далёком мае 2005 года, когда над беззаботными временами старого-доброго советского образования по билетам начали сгущаться тучи в виде ЕГЭ – тогда ещё чего-то экспериментального, чего-то далёкого, чего-то немыслимого, того, что отменят через пару лет из-за провала эксперимента. Ну а правда, что может быть лучше всем привычного классического советского экзамена по билетам? Подробностей первого урока с ней я не помню, но о чём точно не забыл, было то, что занятие оказалось своего рода открытым уроком, на котором присутствовали то ли наши родители, то ли другие учителя, а также что решали мы задания из материалов ЕГЭ 2005 года. Чтобы вы понимали, единый госэкзамен тогда действительно наделал шуму в педагогической среде, изрядно всех взволновав. Кто-то говорил, что он сложный, другие утверждали, что он сделает детей тупыми. Тот урок, видимо, был призван доказать, что всё это неправда, и эксперимент, очевидно, удался: мы, ученики четвёртого класса сумели довольно успешно решить все представленные нам задания и не отупели. С другой стороны бояться ЕГЭ учителя так и не перестали. В том числе и сама Лилия Александровна. Просто им было легче по билетам, а тестовой системы они не понимали и не воспринимали всерьёз. Привыкли ведь к старой системе, из зоны комфорта выбираться не хотели, ибо сами сдавали в своё время экзамены по билетам тем учителям и преподавателям, кто в допотопные времена тоже сдавал экзамены по тем же самым билетам. Они, будто экипаж «Летучего голландца» из фильма «Пираты Карибского моря», буквально срослись с кораблём и уже не могли его покинуть, продав свою душу морскому дьяволу Дэйви Джонсу. И ладно бы, чёрт со всем этим, но страх перед ЕГЭ от учителей передавался ученикам. Так мы начали бояться экзаменов уже в то время, когда ужасаться им было ещё рано.
Лилия Александровна же аки сержант Хартманн из фильма Стэнли Кубрика «Цельнометаллическая оболочка» или любой другой суровый офицер из армейской учебки, видимо, решила, что в словах Суворова о том, что тяжело в учении – легко в бою, есть соль. Вот и начался у нас с ней весьма тяжёлый процесс обучения.
Первые уроки она нас щадила, понемногу подготавливая к своему скверному и суровому характеру, терпимо относилась к нашим выходкам и нарушениям дисциплины. Но в один прекрасный момент Лилия Александровна не выдержала и решила нас проучить. И поверьте: кто через это унижение проходил, никогда его не забудет.
Были у нас в классе два закадычных друга Ярик и Саша. Они всегда любили на уроках нарушить дисциплину, дай только повод. Другие учителя или сквозь пальцы смотрели на такое, стараясь лишь контролировать, чтобы те балагурили как можно реже и тише, или вообще старались не обращать на это внимания. Те, кому их предмет был нужен в дальнейшем, сами будут слушать то, что говорит учитель. Кому не надо по их мнению знать, например, историю, к своим тридцати годам будут охотно верить в то, что пирамиды построили инопланетяне, а учителя и учебники всё врали, но он сразу чувствовал фальшь, потому и не слушал ничего на уроках – всё равно на них ни слова правды не сказали. Лилия Александровна же к своему предмету относилась куда серьёзнее. Будь ты хоть слесарем, хоть профессором математики, хоть даже бомжом по профессии, но в России русский язык знать был обязан.
Так во время очередного со стороны Саши и Ярика нарушения дисциплины, она вдруг резко прекратила урок, встала около стола и начала с нескрываемым раздражением пристально вглядываться в наши детские, наивные лица, мечтавшие не о постижениях новых знаний по русскому языку, а прохождения всяких разных стрелялок на компьютере. Смотрела она на нас долго, лицо её краснело, а мы всё ещё глупо хихикали, не понимая, чего она хочет этим добиться. Стоит глупенькая, молчит, пока мы сидим тут и ржём над ней как лошади. Даже сказать ничего не может, не ругается! И что дальше то?
Но потом чудесным образом все начали успокаиваться. Хихиканий и разговоров становилось всё меньше, но больше витало в воздухе некое напряжение от неловкости: мы вдруг почувствовали, что нам всем понемногу становилось стыдно. Всё-таки взрослый, уже пожилой человек тут стоял перед целым классом остолопов, неспособных заткнуться, когда их просят. Казалось, ещё чуть-чуть и пойдёт к директору на весь класс жаловаться, ну или доведём Лилию Александровну до сердечного приступа, ведь лицо её всё более краснело, а мышцы на нём выглядели перенапряжёнными.
И прямо в тот самый момент, когда весь класс быстро стих и наступила гробовая тишина, а мы смущённо уткнулись в парты, не желая сталкиваться с учительницей взглядами, Лилия Александровна пошла в наступление, окончательно расставив все точки над i. Но нет, она не истязала нас розгами, как было принято в далёкие времена. Наоборот, лупила глаголом. И голос её писклявый (представьте сейчас «политолога» Екатерину Шульман, и поймёте, о чём я), старческий и трясущийся казался циркулярной пилой, режущей живую плоть.
– Наговорились? Теперь я могу говорить? – спрашивает Лилия Александровна, окидывая нас презрительным взглядом, – или мне вам не мешать?! Так вы скажите, я уйду. Раз вы тут самые умные, чего мне у вас уроки вести? Будете сами ЕГЭ сдавать, а потом в результате никуда не поступите. И все пойдёте поголовно дворниками работать. Или всё-таки, может быть, позволите мне вести урок дальше? Я вас перекрикивать тут не собираюсь. Не усвоите материал, будете потом позориться в университетах, неспособные два слова друг с другом связать. А потом на работе… Да с вами связываться никто не станет, так как друг с другом два слова связать не сможете! Кому вы нужны будете? Во взрослой жизни требуется дисциплина, а вы и этого не можете сделать. Ну если вам так нравится, то без проблем. Вы вообще можете написать на меня коллективную жалобу и отказаться, мол, вам не нравится, как я вас учу. Никаких трудностей нет, было бы желание. А дальше, что и как у вас будет, это уже не моё дело! Не хотите учить русский язык – не надо! Вас никто не заставляет! Можете вообще на уроки не ходить. Зачем, если вы и так всё знаете, раз меня слушать не хотите? Только вот если я вызову сейчас к доске любого из вас, задам пару сложных вопросов, которые опускают на уроках другие учителя русского языка, так как у них времени вам разжёвывать материал нет, вы ответить не сможете. А это важно, это спрашивают на экзаменах, я знаю. И сейчас, распинаясь тут перед вами, даю вам знания, которых другие не дадут, разжёвываю и помогаю проглатывать – вам только переварить осталось! И вам по хорошему надо бы слушать, вникать, впитывать как губкам, чтобы потом после школы было хоть куда-нибудь и хоть с чем-то за спиной прийти. Но я сейчас вижу, что вы не хотите. А если сейчас ошибаюсь, то вам нужно на моих уроках молчать и слушать. Это мои требования. Ещё раз повторяю, если вам они не нравятся, лучше от меня отказаться. В ином случае мне на моих уроках нужна дисциплина. И я прошу вас мои требования неукоснительно исполнять. Так у вас будет то, чего не дадут вам другие.
Внезапно прозвенел звонок. Лилия Александровна продолжала:
– В итоге что у нас? Половину урока пропустили только потому, что вы не можете нормально сидеть и слушать. Когда этот материал наверстаем, не знаю. Будем стараться. Если вы, конечно, хотите. Я вас не уговариваю. А так идите сейчас на перемену и задумайтесь над моими словами. Все свободны.
Она потом ещё не раз повторяла такие методики давления на нас во имя поддержания дисциплины. Но с каждым разом мы вели себя всё смиреннее, дисциплина становилась твёрже. И, несмотря на то, что нам это не нравилось, но учились у Лилии Александровны скрипя зубами, думая, что она несправедливо строга, и в то же самое время будучи уверенными, что её слова про углублённые знания, не даваемые другими учителями, правдивы. Тогда, конечно, сравнить было не с кем и не с чем, но уже в десятом классе, когда ряды нашей старой гвардии пополнились новенькими, именно мы у неё, считай, ветераны, были самыми успевающими и дисциплинированными, что её очень радовало.
Но тогда уходили на перемену мы выжатыми до последней капли. Никто даже слова сказать не мог. Все только убедились в одном: на уроках Лилии Александровны дисциплину лучше не нарушать – себе дороже. Впрочем, как оказалось потом, это были не единственные её требования. Дальше только хуже…
Бывали моменты, когда, зная, что первым уроком у меня будет русский язык, я просто не хотел появляться в школе. Почему? Да потому что знал, что каждое утро у нас с Лилией Александровной будет разбор полётов по поводу домашних заданий. И не дай Бог, оно окажется написанным неаккуратным почерком, не по правилам ею установленным! Если что-то сделал не так – вешайся!
Когда шли что-то решать у доски, то молились всем богам всех религий, чтобы Лилия Александровна не вызвала именно нас. Почему? Да потому что в случае ошибки отчитает по полной, да ещё и взглядом окинет таким гневным и презрительным, будто в голове у неё маячила единственная мысль: лучше бы ты, сволочь, не рождался на свет Божий. Конечно, это заставляло работать над собой, но самооценку понижало серьёзно. Впрочем, и это была не самая жесть. Но до неё родимой мы ещё доберёмся.
В то же самое время и сказать, что Лилия Александровна была прямо тираном, нельзя. Ведь к тем, кто учился хорошо, русский язык постигал без проблем, правила и требования её соблюдал, уроки учил, домашние задания делал всегда и вовремя, она относилась чуть ли не с материнской любовью, отдавая в дар тёплую улыбку, милость и даже некоторые послабления в дисциплине. Всего у нас в классе было сначала две, а потом после перевода из других школ и четыре отличницы, которых она чуть ли на руках не носила за безупречное знание русского языка. Притом это самое «на руках носила» иногда смотрелось так, будто она их ещё и облизывала, чтобы блестели. Будто считала своей прелестью, каким для Голлума во «Властелине колец» Толкина было кольцо всевластья. Надо ли говорить о том, что именно по этой причине мы, остальной класс, отличников просто ненавидели, считая подлизами, заслуживающими похвалы от Лилии Александровны только за то, что те просто соблюдали правила и никак её методике обучения не противились? Да, именно поэтому и ненавидели…
***
А пока мы страдали, изнывая на уроках, наши родители, разумеется, о творившейся «жести» были прекрасно осведомлены, потому что не жаловаться мы, изнемогавшие от её суровых и строгих требований, не могли. Суровая дисциплина означала единственное: мы тратили на домашние задания по русскому больше всего времени в ущерб другим предметам. Притом проводили время за уроками порою до глубокой ночи, лишь бы успеть до завтра. А ведь у нас ещё история, английский, физика, математика и т. д., которыми мы жертвовали, лишь бы успеть сделать русский. Разумеется, многим родителям из-за этого казалось, что Лилия Александровна требует от нас сверх меры, будто думает, якобы других предметов в мире просто не существует. Если бы они ещё узнали, о том, что у нас было пять уроков русского в неделю и всего две или три математики, то окончательно бы убедились в том, что учитель явно перегибает палку со своими требованиями. Особенно это было актуально, если родители хотели, чтобы их дети стали программистами, инженерами или физиками-ядерщиками. Впрочем, и помимо этого к Лилии Александровне претензий хватало по поводу домашних заданий, сочинений и т. д. По этой причине наши папы и мамы, недовольные методикой учителя, приходили с ней разговаривать по этому поводу и высказывать своё однозначное возмущение.
И если вы думаете, что хоть один из этих серьёзных разговоров с ней у наших родителей увенчался успехом, то нет. На любой аргумент весом с молоток находился ответ Лилии Александровны с кувалду. По крайней мере моих точно она смогла убедить, что это не от меня требует невозможного, а, наоборот, я ни черта ни на что неспособен. Мои восприняли это как призыв к действию и заставили терпеть. Другие же родители хоть и приняли её аргументы к сведению, но сделали это скрипя зубами, потому что проблема по сути не решалась. Мы продолжали тратить на русский язык непропорционально много времени в сравнении с другими предметами.
Но в один момент терпению группы некоторых родителей на собрании пришёл конец. Обговорив всё с чадами, они поставили вопрос о том, что от Лилии Александровны пора отказываться. Классный руководитель с их доводами согласился и предложил проголосовать на следующем собрании, быть ли ей нашим учителем русского или нет? Как только об этом сообщили классу, радостные крики на весь кабинет были, в том числе и с моей стороны. Но больше всех были рады трое учеников: два мальчика и одна девочка. Один из пацанов Дима был моим лучшим другом, другой оказался как раз Ярик, а с той девчонкой Лерой мы очень тесно общались. Против же были отличницы, совершенно не радовавшиеся тому, что уровень их знаний с более слабым учителем упадёт, а Лилия Александровна объективно была лучшей во всей школе.
Родители отличников тоже, разумеется, были против того, чтобы знания их детей падали качеством только потому, что кто-то не успевает за остальными или кому-то учитель не нравится по личным причинам. Уж каким образом они в итоге сумели убедить остальных, что Лилию Александровну нужно оставить, я не знаю. Но факт остаётся фактом.
После того, как на следующем родительском собрании учителю вынесли вотум доверия, а предки доложили о результатах чадам, мне от Димы прилетело знатно, мол, я предатель, потому что мои родители проголосовали против замены учителя. Спорить с ним не стал. Предатель? Ну ладно, хорошо! Просто всё дело было в том, что Лилию Александровну я тоже тогда не любил, как и остальное большинство класса, но особо не жаловался родителям про её методы обучения, как и остальное большинство тоже не ябедничало, хоть на уроках и скрипело зубами. Более того меня отец бы наверняка одарил подзатыльником, начни я ему рассказывать, как плохо и тяжело с ней учиться. Наоборот, заставит в три раза усерднее сесть за учебники и получить в следующий раз четыре, а не три, нежели поведётся на моё нытьё о плохом учителе. Но что Диме и другим «оппозиционерам» рассказывать теперь, чего оправдываться, если теперь у тех, кому учительница не нравится, два выхода: или оставаться, терпеть, или уходить в другой класс, в другую школу? Поезд всё равно ушёл, и Лилии Александровне нужно было сделать нечто экстраординарно омерзительное, чтобы против неё выступили с новой силой даже те, кто решил высказать нейтралитет или молчаливое согласие. А она при всей строгости в целом учительской этики никогда не нарушала.
И да, это не опечатка. Я действительно написал «в целом». Почему? Потому что были свои нюансы. И понимаю, конечно, что вы уже сгораете от любопытства узнать, где она творила в отношении учеников реальную жесть, но попрошу ещё чуть-чуть подождать, чтобы дать вам цельную картину происходивших тогда событий.
***
С одной стороны ладно русский язык! Лично я стерпеть её требования по этому предмету был готов. Но вот ещё одна проблема заключалась в том, что она также являлась и учителем литературы. А с этим у меня тогда были большие неприятности…
Это сейчас я с удовольствием могу прочитать Булгакова, Толстого и Достоевского, но тогда в школьные годы меня более всего увлекали три вещи, во имя которых я был готов открыть книгу: фантастика и фэнтези, а также энциклопедии по военной истории и оружию. На моих книжных полках непременно стояли Жюль Верн и Джон Толкин, а также энциклопедии про танки, битвы и про великих полководцев. Я взахлёб прочитал «Айвенго» Вальтера Скотта и «Спартака» Рафаэлло Джовальони, был в восторге от «Тараса Бульбы» и третьего тома «Войны и мира» (а точнее от описания Бородинской, Аустерлицкой и Шенграбенской битв), но меня тошнило с «Дубровского», меня раздражали «Мёртвые души», я плевался с «Детства», «Отрочества» и «Юности», искренне ненавидел «Муму», «Отцов и детей». Такие у меня были вкусы. Я мечтал археологом и военным историком стать, а душевные терзания героинь книг Толстого меня совсем не интересовали. Как правильно мы подметили позже с двоюродной сестрой, она в «Войне и мире» молилась, чтобы побыстрее закончилась «война» и начался «мир», а я из всего эпоса Толстого прочитал только «войну» и вообще не притрагивался к «миру», до того он мне был скучен и уныл.
В итоге я находил тысячу причин не читать те же «Мёртвые души», соответственно и получал двойки. И тут я особенно выделяю это произведение, потому как именно оно, по всей видимости, было у Лилии Александровны любимым (Гоголя она просила «любить и жаловать»), посему и потребовала всем его прочитать от сих до сих, потому и мучила им нас в течение месяца, а может быть, и двух. Притом снимала ради литературы уроки русского, хотя до этого всегда было наоборот! И раз уж появилась такая возможность, дайте похвастаюсь своим антирекордом: я за этот срок получил по литературе подряд двоек пять или десять. Точно уже не помню. Притом две последних она поставила, не став принимать на проверку моё конечное сочинение, так как было очевидно, что по произведению, которого не читал, сам я написать ничего бы не смог. В конце четверти еле вышел на тройку, рассказывая стихи Тютчева и Фета наизусть, да найдётся им в раю за простые и запоминающиеся строчки особое место. Но с тех пор, клянусь вам, я Гоголя возненавидел. Не из-за того что он плох, а потому что получить несколько двоек подряд за одну четверть – в этом нет и не может быть никакого удовольствия, но только одно лишь страдание. Только разве что удовлетворение от героического самовыкапывания из могилы, как делала Беатрикс в «Убить Билла», в которую сам попал из-за лени и любви к военной истории.
Ой не возлюбила меня после этого Лилия Александровна. Теперь на каждом уроке литературы, когда начиналась очередная проверочная работа по новому произведению, будь то «Обломов», «Война и мир», либо «Преступление и наказание», спрос с меня был двойной. Тогда же открыл для себя краткие пересказы произведений и аудиокниги – много сил и нервов спасли. И да будет свят тот, кто их придумал.
С другой стороны Лилия Александровна всегда оценивала старание. И в этом она была большим молодцом. Так от большой любви к военной истории и особенно к эпохе Наполеоновских воин, клянусь, я раз пятьсот прочитал стихотворение Лермонтова «Бородино». Будучи уверенным в своих силах и в памяти, я один из всего класса вызвался выучить наизусть этот стих, ибо после пятисотого прочитанного раза строчки про недаром Москву, спалённую пожаром, внутри мозга были уже, считай, в граните выбиты. Но к своему стыду, выйдя к доске, гранит мой раскрошился на мелкие кусочки, словно был он на самом деле всегда мелом, и я половину строк совершенно забыл!
Лилия Александровна должна бы мне тройку поставить, но вместо этого рассмеялась, махнула рукой и поставила в дневнике пятёрку со словами:
– Всё, садись. Вымучил.
– Спасибо! – я абсолютно довольный результатом улыбнулся. Такая её мягкость меня поразила в тот момент, но уже потом чуть всё обдумав и поразмыслив, я убедился, что пускай Лилия Александровна и была невероятно строгой и требовательной, но, повторюсь, она всегда готова хорошо оценить человека, если убеждалась, что тот старался. И это был лучший её профессиональный навык. Правда, пользовалась она им не всегда, в чём вы чуть позже сможете убедиться на примере моего лучшего сочинения, но тем не менее.
***
Но на самом деле детсадовской ерундой были все эти проверочные по литературе и задания у доски, контрольные и стихи наизусть, ведь особо сильно Лилия Александровна любила валить двойками за сочинения! Именно они были предметом наибольшего ужаса у всего класса, именно из-за них у неё с нашим ученическим коллективом возник самый большой и кровопролитный (если кровью называть высосанные нервы) конфликт.
И всё ничего, и всё терпимо. Не так страшна была её строгость и требовательность, если бы не любовь Лилии Александровны самые нелепые моменты из сочинений зачитывать всему остальному классу, потому что она всегда призывала учиться на чужих ошибках.
Как это выглядело со стороны? А вы представьте, что являетесь уважающим себя кинорежиссёром, не терпящим такого, чтобы кто-то высмеивал вас и ваш труд. И тут появляется BadComedian, поливающий нечистотами сделанный вами кинофильм, на создание которого угробили годы жизни и миллионы долларов, миллиарды нервных клеток, вкладывая в работу всю душу, жертвуя во имя прекрасного самым для вас драгоценным. И это не просто когда вас критикуют за дело, но и едко высмеивают; да так, что вся Россия во весь голос смеётся и над вами, и над вашим трудом. Вот так мы себя и чувствовали в те моменты, когда учительница читала вслух всему остальному классу наши сочинения. Она была Женей Баженовым, а мы внезапно для себя оказались Сариками Андресянами, Александрами Невскими, Жорами Крыжовниковыми и Максимами Воронковыми. И ладно были бы взрослые, но разум наш совершенно не окреп, а над рассудком преобладали эмоции и переживания.
Самое лучшее, что могло произойти, это если Лилия Александровна найдёт в сочинении, оценённом ею в целом хорошо, какой-то смешной отрывок и зачитает его. Учитывая, что сочинение вышло хорошим, не так и обидно посмеяться над собой. Так, например, сделав в целом отличную работу по одному из рассказов Джека Лондона, я написал в нём такой отрывок: «главный герой в припадке жажды бросается пить воду из грязной лужи». Смешно? Согласен, я тоже при прочтении посмеялся от души, хотя когда писал дома, даже не помню, почувствовал ли, что строчка выглядит со стороны смешной. А если осознал, но переписывать не захотел, то это просто был глупый и нелепый момент, где посмеялся сам над собой и над своей ленью, что заставила не сочинить что-то более вменяемое, а оставить всё как есть, следуя бессмертному совету Вовки из мультика про его приключения в Тридевятом царстве: «Ладно, и так сойдёт!»
Хуже было, когда учительница высмеивала не просто глупые моменты, а в целом изложенные в сочинениях мысли. Тут весь остальной класс хохотал, а тебе было больно, потому что смеялись над твоей глупостью, над твоим невежеством – а тут, сами понимаете, страдает эго. Больно на душе, когда выглядишь тупым в глазах других. И лучше уж пускай она прочитает всё серьёзно, а потом с возмущением заметит, что мозг у нас совсем не кашеварит, чем сделает то же самое, но перед этим и высмеет каждое написанное нами слово. И уж точно куда лучше получить двойку за списанное, но хорошее сочинение, но не быть высмеянным, чем краснеть на виду у всего класса, делая вид, что работа не твоя. А к чести Лилии Александровны, когда она жёстко высмеивала чьё-либо сочинение, то автора «шедевров» никогда не называла. Но от того менее обидно не становилось.
Хуже было тогда, когда она высмеивала не наши, а мысли наших родителей. Вы же не думали, что они могли бросить своих детей один на один на произвол судьбы, если видят, что их чада приносят из школы очередную двойку за сочинение? Конечно, тут иначе никак – только садиться писать magnum opus о том, как провёл лето, вместе с ребёнком. И когда получаешь двойку, да ещё и высмеивают за изложенные там мысли, становится вдвойне обидно, потому что унизили не только тебя, но и твоих родителей. А оскорбление последних для любого уважающего себя человека – это повод кинуть сопернику перчатку и сразу после биться насмерть, нежели терпеть унижения аки самая последняя тряпка.
Так и произошло у Лилии Александровны с моей одноклассницей Лерой Кабановой. Впрочем, раз уж заговорил про них, стоит сразу сказать, что она под началом нашей учительницы русского грызла гранит науки с самого начала. Ей не нужно было привыкать к характеру Лилии Александровны и её методике работы. Лера так же, как и остальные, терпела, мучилась и страдала, потому с одной стороны её неожиданное решение идти на конфликт с учителем выглядело необычным. Но всё сразу встанет на свои места, если взглянуть на развивавшуюся тогда ситуацию совершенно под другим углом, а не делая из учительницы, либо из ученицы виноватую.
Ситуация тогда была в принципе накалённая. Именно в этот период наша учительница по русскому своей строгостью и придирчивостью успела надоесть большей части класса. Именно в этот же период так совпало, что Ленка успела поругаться и с одной из любимых учениц Лилии Александровны Юлей Паулаускас (её отец по национальности литовец). Конфликт на самом деле был обыденным и легко решаемым, если бы стороны решили помириться. Но кому это было нужно? Одна что-то обидное ляпнула другой, а та ответила, и пошло-поехало. Были разговоры даже про то, чтобы забить стрелку или устроить тёмную. А ещё у Леры буквально в заднице свербило от одной только мысли о том, чтобы на восьмое марта подарить Юле станок и пену для бритья, так как у той над верхней губой росли заметные усики, бороться с которыми означало только усилить рост волос, сделав пушок, таким образом, намного выразительнее.
А ещё Лера, как ни крути, мнения о себе была невероятно высокого. Уж не знаю, что тут сильнее повлияло – её воспитание, либо рождение под знаком зодиака льва, но она терпеть не могла, когда её высмеивали или выставляли откровенной дурой. Лилия Александровна же, как вы помните, отличалась тем, что легко могла унизить любого ученика, просто прочитав его сочинение вслух остальным. Юля же, как её любимица, не только была примером для других учеников, как писать работы правильно, но и всегда пользовалась возможностью ещё больше унизить одноклассника, чьё сочинение прочитали, фразами типа: «Что за идиот мог такие глупости накалякать…» – а Лилия Александровна её ещё и хвалила за едкий комментарий. Вот так, поддакивая учительнице и отличаясь крайней степенью надменности (считала, что те, кто не имеет высшего образования, должны быть нищебродами), Юля в глазах Леры стала объектом наиболее крайнего презрения. Любой комментарий от Паулаускас в свой адрес для неё был унизительным оскорблением, и в своей ненависти к Юле Леру было просто не остановить.
Кульминация всего этого водоворота ненависти в природе наступила, казалось бы, в самый обыденный день проверки сочинений, когда ничто не предвещало беды, ибо все уже знали, что Лилию Александровну, скорее всего, как всегда 60-70% работ не устроят. Так что сенсации или жесточайшего провала в тот день никто не ожидал.
Но именно тогда Лилия Александровна прочитала сочинение Леры, именно в тот момент каждая из вычитанных строчек заставляла класс взрываться от смеха, а Юля Паулаускас, надрываясь от хохота, оглядывалась вокруг и спрашивала:
– Да кто эту чушь написал?
– Вот так, Юль. Сама поражаюсь… – отвечала своей любимице Лилия Александровна.
Это и стало последней каплей. На следующий день в класс ворвалась мама Леры и начала отчитывать учительницу, мол, какого чёрта та поиздевалась над её дочуркой. Лилия Александровна изрядно удивилась самому факту претензий, потому как автора сочинения, разумеется, не называла. В итоге так и разошлись, не выяснив, кто прав, кто виноват. А на следующей неделе на первом же уроке русского учительница сама начала отчитывать уже Леру.
– Скажи пожалуйста, почему ты на меня клевещешь, что якобы я над тобой издевалась?
– Клевещу?! – удивилась Лера.
Лица обоих покраснели от ярости. Казалось, ещё чуть-чуть, и от перенапряжения, витавшего в помещении, во все стороны полетят молнии как в боевиках 80-х и убьют каждого из нас, находившихся там в момент спора.
– А что это, как не клевета?!
– Но вы же издевались!
– Как?
– Не так прочитали моё сочинение!
Лилия Александровна обратилась к классу:
– Ребята, я хоть раз, высмеивая чьё-либо сочинение, называла имя автора?
Отличники мигом и чуть ли не хором отвечали:
– Нет!
– А вот Лера Кабанова у нас говорит, что да. Вы представляете? За более чем тридцать лет учительской практики ни разу не было такого, чтобы меня так нагло клеветали…
– Лилия Александровна, если хотите, я могу уйти…
– Да не нужно мне, чтобы ты уходила! Я хочу, чтобы на меня перестали клеветать, потому что это уже всякие границы переходит!
Сразу после этих слов Лера собрала свои вещи и вышла из класса. Все находились в недоумении и даже не знали, как на это реагировать, ведь с одной стороны Лилия Александровна действительно автора сочинения не назвала. А с другой мы, двоечники и троечники (твёрдых хорошистов у нашей учительницы традиционно не было; если хорошист, то только на грани с троечником) знали, что Лилия Александровна с высмеиваниями перегибала палку. И даже не нужно было слышать своё имя, чтобы почувствовать себя униженным и оскорблённым, настолько остро и едко она проходилась порою по каждой нелепости в наших строчках. И это она делала на весь класс к тому же. По итогам все понимали, что наша учительница оболгана, но открыто поддержать её решались только отличники, ибо ненависть от страха перед ней не имела никаких границ. Тем не менее, открыто против учителя кроме Леры больше никто идти не осмелился.
На следующий же день классный руководитель поставил учеников перед фактом, что Лилия Александровна отказывается от нашего класса, и уроки следующие две недели с ней будут, возможно, последними. Но в этот раз даже интриги не получилось. Инициативная группа мам отличниц пришла к учительнице русского на поклон и сказала, мол, хотим, чтобы педагогом у наших детей были вы и только вы. Лера же, посоветовавшись с родителями, ввиду бесперспективности борьбы вследствие такого мощного лобби пришла к тяжёлому решению, что ей нужно переходить в другой класс. Вот так всё и закончилось.
И если для Леры всё выглядело легко и просто, то нам, то есть всем остальным ученикам было решительно непонятно, почему она так поступила. Для нас это выглядело не иначе как слабость, потому что не только Лилию Александровну она называла причиной своего перевода, а ещё и Юлю Паулаускас. Лера всегда казалась мне крепким духом человеком, чтобы обращать внимание на четырёхглазую зазнайку не с усиками, а с пропуском в трусики, грозящими вырасти с возрастом в усищи как у Микитко сына Алексеева. Но она почему-то её подколов за свой ограниченный интеллект не стерпела. Притом Лера не сказать что и физически слабой была. Могла стрелку забить, могла тёмную сделать – всё как и мечтала. Да что угодно можно было сотворить, чтобы Юлю наказать! Но просто так взять и сдаться… Я был о ней лучшего мнения, несмотря на то, что относился сдержанно и прохладно. Но тем не менее!
Что касается Лилии Александровны, то уйти из-за неё – весомая причина, раз она не покинула нас. Но, хочу заметить, доставалось от неё большей части класса, а не только Лене, и никто не жаловался: все хотели получать знания и хорошо владеть своим родным русским языком. Неужели это был не повод её стерпеть? Моему школьному другу Димону порою доставалось от Лилии Александровны больше, но он не бежал аки крыса с корабля, притом, что этот самый корабль даже не тонул. Наоборот, к девятому классу он собрался с силами и поднял свой уровень знаний по русскому настолько, что меня обошёл!
В конце концов, я сам в своё время из десятой школы не перешёл в шестую только из-за того, что не хотел менять знакомых и привычных учителей, а также хоть и порядком надоевших, но простых и понятных как три копейки одноклассников. Адаптация к новым – всегда стресс, а за год до экзаменов переходить – вообще мука. Впрочем, это ещё раз подтверждает, что Лера была на грани, поэтому и решилась перевестись. Я был терпеливее и смиреннее, поэтому остался.
***
К слову о профессиональных навыках, о которых я обещал вам рассказать. Однажды мне удалось Лилию Александровну таки интеллектуально и морально одолеть. И не премину возможностью похвастаться своим подвигом!
Однажды мы писали сочинения на специальную тему. Нам нужно было применить в тексте приём перехода от настоящего времени к воспоминаниям, как раз изучаемый нами в ту неделю. Притом, главная сложность состояла в том, что нужно было опросить родственников и написать реальную историю, дабы исключить возможность списывания.
Задачка, скажу вам честно, братцы, оказалась не из лёгких. Мать с отцом ничего интересного придумать не могли, двоюродную сестру свою донимать хотелками Лилии Александровны как-то тоже не хотелось: она и так в тот год училась то ли на третьем, то ли на четвёртом курсе кафедры математической лингвистики в СПбГУ, а ей ещё на сочинение младшего брата отвлекаться?
В итоге плюнул на всё и решил сочинить сам. Придумал историю про дедушку, бравшего Берлин и попавшего в засаду на танке за пару-другую километров до Рейхстага. По сюжету он с экипажем зашёл немцам во фланг, в ходе боя овладел вражеской пушкой, и из неё прямой наводкой вдарил по немецкой засаде, таким образом, решив исход боя в свою пользу. А учитывая, что военную историю я знал в свои пятнадцать лет отменно, то и описание батальных сцен получилось особенно удивительно сочным.
Как оказалось во время проверки, задача оказалась сложной опять же для большинства моих одноклассников. Кто-то так и не понял, о чём вообще нужно было писать, а кому-то приём этот оказался непомерно сложным, нежели их интеллектуальная сила, посему ребята в основном не справились.
Тут Лилия Александровна берёт мою тетрадку. Я сразу понимаю, что, скорее всего, тоже пролечу или потому что история выдумана, или из-за неправильного применения приёма. Короче, ожидал худшего.
Но к моему удивлению она начинает зачитывать отрывок сочинения и неожиданно спрашивает:
– Откуда списал?
Вопрос, признаюсь, поверг меня в шок. Что ответить, не знаю. Точно помню, что весь вечер вчера сам корпел над каждой строчкой, надеясь хотя бы на тройку, в лучшем случае на четыре. Но уверен, что не списывал. Вопрос застал меня врасплох, посему растерялся.
– Я сам всё сделал…
– Не ври. Я вчера сама взяла калькулятор и посчитала. Твоему дедушке сейчас не может быть девяносто два. Откуда списал?
– Я не списывал!
Лилия Александровна не унималась.
– Слушай, я принципиальная. Специально буду шерстить литературу, искать источник. Не дай Бог найду, завалю в конце года. После этого даже на тройку за год не рассчитывай.
Предложение было таким, от которого отказаться сложно. Почти невозможно, как иногда нельзя сказать «нет» требованиям мафии, если утром просыпаешься в постели и видишь отрубленную голову любимой лошади у своих ног. Можно просто сказать, что откуда-то списал, получить две двойки, переписать потом, и заработать в конце две тройки – хоть отстанет. А так Лилия Александровна при желании и сову на глобус натянет, дабы доказать, что сочинение списано: уж я то знаю! Будет у какого-нибудь Астафьева (у которого я читал всего один рассказ про Сибирь) хоть мало-мальски отдалённое описание того или иного боя с заходом противнику в тыл или во фланг, как написано в моём сочинении, так прыгать же будет, что нашла оригинальный источник, а я потом уже от звания лжеца и вора не отмажусь. Не может быть такого? Да может. Мало что ли историй таких на войне? Да они тут и там, стандартные для любых конфликтов и сражений! Поэтому и вероятность того, что сходство с каким-либо другим произведением найдётся, оставалась. А потом её переубеждать будет сродни попытке доказать европейцу, что радио изобрёл Попов, а не Маркони.
Так что сдаться было бы проще. Но вместо этого во мне воспылал праведный гнев. Я ведь не списывал, каждую строчку вымучил! А если плагиат есть, бремя доказывания лежит на Лилии Александровне, коль она это утверждает. А там, если надо, через суд проверим на антиплагиат! Но отнимать у меня созданное своими руками эта тиран в юбке не посмеет! Короче говоря, я решил идти до конца.
– Делайте что хотите, но я не списывал.
– Ещё раз повторяю, я всё посчитала. Этого не может быть, чтобы твой дедушка столько прожил.
– Не знаю, что вы там считали, но сочинение моё! Я его написал! Так что делайте, что хотите… – и развёл руками.
Двойку она мне так и не поставила, так как не нашла «оригинала», ибо он был записан в моей тетради в единственном экземпляре. Но и хорошую оценку тоже ставить не стала. Я вообще ничего за это сочинение не получил, так как продолжал настаивать на своём, а она убеждала себя в том, что строчки были у кого-то сворованы, так как не может патологический троечник так хорошо написать, как якобы не мог и Шолохов «Тихий Дон» написать. Вышло ни нашим, ни вашим. И не сказать, мол, я остался недоволен. Наоборот, хорошо, что не получил сразу две двойки, а ведь вполне мог: со списанными сочинениями Лилия Александровна не церемонилась. Но раз уж так всё обошлось, то и требовать чего-то, доказывать кому-то… Это глупо так корячиться из-за какого-то сочинения. В итоге будем считать, что в этом матче я одержал победу со счётом 3:2. Но, главное, ей не уступил, слабости воли не проявил. В споре с Лилией Александровной нужно всегда было иметь или железные аргументы, или (извиняюсь за вульгарность) железные яйца. Так что я могу собой гордиться.
И это, знаете ли, не пустой звук. Она, например, всегда говорила: «Если решил критиковать за что-то русскую классику, то будь добр предоставить железобетонные аргументы, иначе получишь двойку!» Почему? Русская классика же непререкаема, Пушкин – гений, а ты ученик 9Д класса среднеобразовательной школы номер десять из одного маленького, пусть и небезызвестного захолустья, который к тому же учится еле вытягивая себя аки Мюнгхаузен из болота за косичку на четыре, и так каждую четверть. У кого авторитет больше? Вот то-то же! Так что если тебе не нравится в русской литературе образ маленького человека типа станционного смотрителя за бесхребетность, ибо лучше застрелить обидчика и отправиться на каторгу, чем терпеть унижения, то будь добр идти к чёрту! И не важно, что, например, того же Пушкина за «Дубровского» критиковали современники и потомки типа Ахматовой (признававшей несомненный поэтический талант Александра Сергеевича) как пример написавшего довольно посредственное бульварное чтиво для широких масс. Ты ж ученик небольшой школы маленького шахтёрского городка на краю света, ни одного сочинения на твёрдую пятёрку не написавший. Какие там мудрые мысли тебе могут прийти, мальчик? Примерно так же рассуждала Лилия Александровна, оценив критический взгляд из сочинения её любимицы Юли Паулаускас всего раз за семь лет, пока мы у неё учились. Вдумайтесь только! Одно сочинение от одного человека за семь лет, с критическими аргументами которой Лилия Александровна согласилась! При всей строгости учительницы Юля действительно заслужила в её глазах звание любимицы. Для нас же она так и осталась подлизой, но тем не менее…
Надеюсь, теперь понимаете, как мне повезло не получить двойку тогда за тот художественный вымысел в сочинении. И к слову именно этот момент в моей жизни, как считаю, дал старт моей литературной карьере, чем я активно занимаюсь и по сей день. Вдумайтесь только, что столь строгая и требовательная учительница как Лилия Александровна писанину ученика девятого класса приняла за серьёзное, а главное изданное произведение неведомого писателя! Это ли не факт признания литераторского таланта уже в возрасте, когда Пушкин написал свой первый стих? И прошу прощения, если слишком сильно себя хвалю. В следующий раз советую читать мои произведения в солнечных очках, чтобы не потерять зрение от моей чарующей ослепительности!
***
Но терпение сквозь оскал ненависти было тогда. Осознание, как мне на самом деле повезло с учителем, пришло только в момент объявления результатов ЕГЭ по русскому языку.
Примечательно было то, что по устоявшейся традиции моими профильными предметами в школе были история и география. Знал я их отменно и всегда получал пятёрки. Нужно назвать дату Трафальгарского сражения? Я тут как тут! Нужно показать на карте, где находится Эверест? Без проблем! По этим предметам я был непревзойдённым, и даже наши четыре отличницы, традиционно имевшие самый высокий уровень знаний, уступали мне по истории и географии главным образом потому, что я эти предметы знал углублённо, а не на уровне школьной программы. Ну и, разумеется, собирался сдавать ЕГЭ по этим предметам, рассчитывая на сто баллов по каждому.
Каково же было моё удивление, когда я получил результаты экзаменов! История – 64 балла, география – 69 баллов, и это притом, что географию я знал хуже истории.
Был ли у меня шок? Да. На фоне результатов по русскому – 73 балла! Я русский язык сдал лучше своего любимого, профильного предмета истории! Как такое возможно? Удачный вариант попался? Сдача по билетам – это тоже лотерея; я в этом убедился, когда сдавал экзамены в девятом классе, но с историей у меня проблем не возникло. Плохая подготовка? Определённые проблемы со свободным эссе на историческую тематику у меня ещё на олимпиадах были, из-за чего на областных всегда пролетал, так что вполне возможно. А вот что до хорошей подготовки по русскому?
Да, чёрт возьми! Да! При всей моей тогдашней неприязни к Лилии Александровне, при всём моём страхе и ужасе перед ней, при всей той строгости, в которой мы закалялись, она дала нам главное – хорошие знания по русскому языку. Не идеальные, не спорю, так как я был в знании русского традиционным «хорошистом», но нередко на грани с троечником. Многое к сегодняшнему дню уже источилось, посему больше опираюсь на проверку орфографии и пунктуации в программах для набора текстов типа Word или WPS. Но в тот момент результаты у всего нашего класса были на секундочку одними из лучших в городе, не уступая традиционному лидеру – шестой школе. А лично у меня знания русского были оценены лучше, чем знания любимой истории. Это ли не доказательство того, что Лилия Александровна выполнила свою задачу? Да, она бесспорно это сделала. Вопреки нашей ненависти к ней, нашей неприязни, вопреки нашему страху и презрению к строгости и даже (не побоюсь этого слова) к муштре, она сумела подарить нам знания, которые мы оказались способны применить на практике. Да, своим методом обучения она резала по-живому, и после оставались глубокие, уродливые шрамы, исполосовавшие наши души, но именно они на самом-то деле и были этими самыми знаниями, что помогли в итоге нам сдать экзамен, которым пугали, обещая, мол, не сдадим, мол, испортим себе будущее. В итоге всё получилось наоборот, и то была непосредственная заслуга строгой, но справедливой и знающей своё дело Лилии Александровны.
Волшебным образом все, кто её в школьные годы ненавидел и терпел через силу, потом говорили об учительнице с теплом и уважением. Это и мой одноклассник Толя, у неё круглый троечник, сдавший ЕГЭ на 71 балл, это и мой некогда школьный друг Дима – все мы убедились, что дисциплина в совокупности с хорошей базой поданных знаний были залогом наших хороших результатов.
Кто ж потом Лилию Александровну вспоминал потом с прохладой, так это одна из наших четырёх традиционных отличниц Юля (только не Паулаускас, а Александрова; так-то вообще Юли у нас были три, и все круглые отличницы, что удивительно и забавно). Она винила учительницу в излишней строгости, в том, что на деле быть её любимицей оказывалось мукой из-за высокой ответственности и требовательности соответственно, нежели привилегией. У Лилии Александровны каждая отличница, например, должна была попробовать свои силы в олимпиаде по русскому, а отказ участвовать был для неё сродни предательству, после которой любимицей она, конечно, оставалась, но уже не настолько. Так что, как видите, любовь Лилии Александровны к своим ученикам тоже имела свои нюансы.
Я же притом, что со временем, начал уважать и ценить её намного сильнее, потому как результаты экзаменов не оставляют иного выбора, кроме как признать Лилию Александровну действительно самым способным из всех моих школьных педагогов, не могу не отметить и минусов, упомянутых в ходе повествования. Она действительно довольно жёстко высмеивала плохие сочинения. Был бы я педагогом, то на её месте просто ставил бы учеников перед фактом, что у них такая-то и такая-то оценки, а если они с чем-то не согласны или хотят узнать причину двойки, то пусть подходят, спрашивают и узнают. Высмеивание же на весь класс, хоть Лилия Александровна к её чести и не называла авторов сочинений, на мой взгляд было одной из немногих действительно негативных черт в её педагогической практике. Но с другой стороны в определённой степени закалило меня при критической оценке моих литературных трудов. Так что и тут не могу сказать, что лично сам остался недоволен.
Во всём остальном же она была вне конкуренции, о чём ярче всего кричали результаты наших экзаменов. Так что долгих ей лет жизни и хороших учеников, а каждому оболтусу строгой дисциплины для качественного улучшения результатов обучения, но без жести с высмеиваниями сочинений на весь класс, что выводило из себя. Вот так ваши результаты действительно будут хорошими.
Уроки Истории
Как так вышло, что я полюбил историю? В принципе было ожидаемо, учитывая, что меня окружало в раннем детстве. Началось это ещё до школы, когда мне было всего четыре годика. В первую очередь на меня повлияло наличие в библиотеке родителей советской книжки «Про войны», где я любил рассматривать рисунки древних мечей и прочих вооружений, а также фильмы типа «300 Спартанцев» и «Даков» из ушедшей, но некогда великой эпохи старых, классических пеплумов, которые любили тогда показывать по телевизору. А ещё я просто обожал ставить сценки в личном театре одного актёра, где искал среди одежды и барахла одеяние, похожее на снаряжение гоплита, либо римского легионера, наряжался в него и отбивал атаки воображаемых варваров на Элладу.
Позже мне невероятно повезло в том, что у двоюродной сестры в библиотеке была в наличии книжка по истории из легендарной серии «Я познаю мир». Мне тогда её подруги пытались всучить ещё и писанину про зверей из того же цикла, но она мне – шестилетнему мальчику показалась скучной и занудной: ведь там не было битв. Посему мой выбор был однозначен и очевиден, и брал я ту книжку по истории у сестры ещё не единожды. Как раз из неё я впервые и узнал, что, например, Сталин был плохим, или что спартанцы сбрасывали младенцев в пропасть, если те выглядели слабыми.
Какие из двух предыдущих утверждений правдивы или лживы с точки зрения современной исторической науки, пускай решает каждый сам для себя. Но суть от этого не меняется: уже к пятому классу средней школы, поглощая новые исторические фильмы с очередными энциклопедиями, я вышел на недосягаемый для моих одноклассников уровень знаний по истории. Примерно в то же время посмотрел серию фильмов про Индиану Джонса и беззаветно влюбился в эту научную дисциплину, желая в глубине души таких же приключений, как у Инди, а также новых, сенсационных исторических открытий вроде обнаружения Ковчега Завета или Святого Грааля.
Помню, как радовался выданному первого сентября учебнику за пятый класс с изображением на обложке уничтоженной в 2015 году человеко и богопротивными мусульманскими террористами древнеримской арки эпохи Семптия Севера в Пальмире. Клянусь вам, что прочитал его от сих до сих за один вечер, попутно наслаждаясь картами и картинками, после чего уснул прямо с ним в руках, с нетерпением ожидая начала первых уроков по истории и мечтая, дабы их было как можно больше!
Уже на первом занятии блистал знаниями так, будто в меня вселился сам маэстро Понасенков, настолько я выглядел ослепительным в глазах остальных. С тех самых пор, когда класс спрашивали, кто лучше всего знает историю, пальцы моих одноклассников показывали в ответ только на меня. Жаль, что в такие моменты я не носил триумфальных головных венков римских императоров! Мне было бы к лицу…
Учителем моим оказался вполне себе способный педагог Соколов Никита Константинович – человек очень сложной судьбы. Именно он в 1987 году стал первым директором нашей школы, но уже через три года лишился своего поста, так как попал в аварию, и перешёл в разряд простых учителей. Учитывая, кем работал, да ещё так и остался хромым после той автокатастрофы, он с большим трудом пережил девяностые, отчего не только возненавидел Ельцина и всех наших либеральных младореформаторов, но и стал ещё более упрямым, идейным коммунистом, чем был раньше.
Никита Константинович с самого начала оценил мой уровень знаний по достоинству, как и моё рвение как можно быстрее постигать материал. Я же, клянусь, был готов за год освоить всю школьную программу на шесть лет вперёд, настолько поверхностной и примитивной она была. Для меня история античности за пятый класс оказалась только одной серией одного сезона сериала, и мне уже невтерпёж было узнать, что будет в следующей. На деле же мировая история сложнее и многогранее той, которую нам преподают в школе. Вот двадцать шесть лет блеска Франции, заразившей мир сначала заразой либеральных свобод, а потом имперских завоеваний Наполеона – вот это действительно интересно и сложно, ведь нужно запомнить целую гору событий, битв и сражений, начиная от Бастилии и Вальми и заканчивая Ватерлоо, что действительно не так уж и просто. А тест за пятый класс на знание развития цивилизации Древнего Египта – пшик, тем более, что история греко-персидских войн и завоеваний Александра Македонского, а также Рима эпохи Гая Мария и Цезаря куда интереснее, чем причины возвышения Египетского царства на берегах Нила. В их истории великих битв было разительно меньше, нежели в историческом пути таких легенд древнего мира, как Ганнибал или Флавий Аэций.
***
И да, к сожалению для одних или к счастью для других мой школьный учитель был коммунистом красноконсерваторского толка. Что страшного могло произойти? Всего-то лишь преподавал классу историю на основе идеологии марксизма-ленинизма. В пятом классе ещё обтекаемо и робко, но уже начиная с шестого каждый из нас знал, что Маркс, Энгельс и Ленин высказали по тому или иному поводу.
Кто-то мне пособолезнует, кто-то Никитой Константиновичем восхитится, но сути от этого не поменяется: это не могло не повлиять в то время на мои взгляды и отношение к жизни, тем более моими друзьями и по совместительству одноклассниками были шахтёрские и кухаркины дети. Конечно, среди нашего класса имелись не только пролетарские «нищеброды», но и те, кого с уверенностью можно было отнести к среднему классу. Правда, по сути мы в большинстве своём являлись детьми пролетариев и легко, даже бесспорно во многом соглашались с аргументами Никиты Константиновича, а посему лично я долгое время называл себя коммунистом. С другой стороны интернационалистом я никогда не был, часто конфликтовал с армянами и азербайджанцами, обжившимися в нашем небезызвестном захолустье после Карабахской войны, поэтому последовательным леваком так и не стал. А знай тогда о лимоновцах, наверняка стал бы нацболом.
Впрочем, Никита Константинович человеком глупым, оттого что коммунист, тоже не был. Он прекрасно понимал, в чём заключались проблемы социалистического строя. Однажды, например, обрушился с резкой критикой на детей советских чиновников, имевших возможность не служить в армии по своему положению, притом, что сам два года отслужил от звонка до звонка. А однажды, обсуждая уже в девятом классе первые выборы в СССР, спросил нас:
– Как думаете, честно ли ВКП(б) заслужила победы на первых выборах в Верховный Совет в 1937 году?
В основном класс промолчал. Редкие голоса ответили:
– Нет!
– А почему? – прищурился Никита Константинович и хитро ухмыльнулся.
– У них не было конкурентов, – отвечали ученики, – поэтому выборы нечестные.
– Как это нечестные? – спрашивает учитель и глупо улыбается, – 98,6% проголосовали за коммунистов. В чём проблема?
В ответ класс рассмеялся, но что ответить, никто ничего не придумал.
Я до сих пор не понимаю, для чего он это сказал. Если действительно хотел убедить нас в честности выборов, то у него явно не вышло. У Никиты Константиновича на лице прямо написано было, что он сам считает те выборы абсурдными. Так что если человек является коммунистом, то это не значит, что он совершенный фанатик или упрямый глупец. Просто для него лучше коммунизм и дефицит, но зато без олигархов, чем свободный рынок, еда на полках и возможность стать кем-то большим, нежели тем, кем являешься. Жаль только, что он нас каждый раз старался убедить в правоте Маркса, Энгельса и Ленина. На мой взгляд учитель должен быть политически нейтрален, но никак не активен, чтобы просить учеников убеждать родителей, мол, на следующих выборах нужно голосовать за КПРФ. Ученик, когда вырастет, сам потом выберет свой путь, а вдалбливать ему что-то с пелёнок… Это запрещённый приём.
Впрочем, справедливости ради, острых углов Никита Константинович не избегал. Каждый раз, когда я узнавал очередной чудовищный исторический факт преступлений большевиков в России, будь то голод 20-х, 30-х, коллективизация, лагеря системы ГУЛаг или Новочеркасский расстрел, он говорил об этом честно и не стеснялся. В каких-то случаях объяснял всё перегибами, а иногда и соглашался, что то или иное событие было неправильным с точки зрения морали. Особенно мне доставляло удовольствие смотреть, как он рассказывал про расстрел в Новочеркасске. Сами подумайте! Ты то всё это время рассказываешь, что СССР был чуть ли не раем на земле, а теперь приходится думать и подбирать слова, стараясь как можно мягче расписать причины того, почему в государстве рабочих расстреливали рабочих за требование повысить заработную плату и снизить цены на продукты, при этом не обвиняя в целом советскую систему и плановую экономику. С этого момента я взял за привычку проверять каждое слово своего учителя по истории и по чуть-чуть начал разочаровываться в левых идеях. А ещё не забывал Никиту Константиновича подкалывать.
Так один раз он попросил меня сделать доклад об истории современной КПРФ. Я и написал, попутно совершив неожиданное для себя открытие: оказывается, Компартия России не раз раскалывалась за свою современную историю, что становилось причиной нешуточных скандалов. И пока готовил доклад, задался вопросом: «А позволит ли мне Никита Константинович об этом рассказать?» В результате отрывок с расколами в КПРФ попал в доклад. При прочтении учителю поначалу всё очень нравилось, а уже в самом конце я с улыбкой взглянул на него и спросил:
– В целом у меня всё, но есть ещё про расколы в КПРФ… Зачитать?
Тот в очередной раз глупо улыбнулся:
– Не стоит, и так всё хорошо. Давайте этот момент опустим, чтобы лишнее время не терять, а то урок скоро закончится. Можете садиться. Пять.
Я хоть открыто и не смеялся, но в душе хохотал от души, так и представляя в своей извращённой капиталистическим мышлением фантазии заседание Партбюро, где нужно доложить товарищу Сталину не только про успехи индустриализации, но и про голод в Южной России, на Украине и в Казахстане из-за коллективизации, а тот, глупо улыбнётся, затянет дымок из трубки и своим фирменным грузинским акцентом ответит:
– Нэ стоит, товарищ. Мнэ и так всё нравится. Давайтэ этот момэнт опустим, чтобы нэ тэрять врэмя для обсуждэния других важных вопросов. Можэтэ садиться!
Выглядело бы уморительно, если б не было в действительности так грустно и омерзительно, учитывая к какой страшной трагедии коллективизация и голод привели…
В остальном Никита Константинович был даже в чём-то смешной. То Чубайса польёт грязью, то Ельцина при детях назовёт буквой «Б»… Прям так и говорил:
– Ельцин был такой б…
Что самое смешное, учитель нам это сказал, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Он реально пришёл в школу пьяным и в таком состоянии проводил урок. Я в тот день как раз сидел на первой парте, и меня чуть самого не опьянило стойким запахом перегара. А ещё Никита Константинович настоящий везунчик, потому что никто со всей школы из тех трёх классов, с которыми он провёл шесть уроков в тот день, не пожаловался на пьяного учителя директору. Но почему? Наверное, потому что было это всего один раз, человек сорвался, с кем не бывает. Повторялось бы из раза в раз, другое дело. Но тут даже жалко стало, как его жизнь в 90-е потрепала, раз Ельцин для него был «Б», о чём он говорил без стеснения и самоцензуры, хотя прежде до сего момента ничего подобного себе не позволял.
Что послужило причиной такой ненависти к либерализму и демократии у русского человека из глубинки? Это же, может быть, в Москве те годы проходили легко и непринуждённо. Лично мои родители, например, в те годы недоедали, чтобы хватило на детскую смесь для меня, ещё совсем малыша, а родители Димы (моего лучшего школьного друга, напомню) вообще в те годы каждый сентябрь ходили в лес по грибы, набирали их целую кучу и следующую зиму только ими одними и питались, потому что на прочую еду не было денег. Так что сколько ни клейми коммунистов тем, что они тупые или что марксизм не работает, но тех, кто тащится по Брежневской эпохе, начинаешь понимать после историй из 90-х, сравнивая времена и нравы. Вот почему так называемые «совки» в нашей стране не перевелись, но и наоборот, хотят в ту эпоху вернуться: потому что есть, с чем сравнить, и потому что тогда было на что купить еду, пусть выбора в гастрономе почти и не было. А то, что при Сталине какой-то голод был с репрессиями, то и плевать… Брежневская молодёжь в то время на селе не жила, сравнить ей было не с чем. Потому и капитализм с волчьим оскалом, где они оказались теми самыми Чубайсовскими «не вписавшимися в рынок», им явно не понравился в сравнении с временем, когда в советскую модель они интегрировались более чем. И тут совсем неважно, что Чубайс якобы в действительности о вымирающих тридцати миллионах и не говорил. Народ, не знавший, что такое ваучер, финансовая пирамида, закон спроса и предложения априори не мог вписаться в рынок, потому что не понимал, как он устроен и работает. Посему это говорить Чубайсу было необязательно: они действительно не вписывались, как ни крути. Так что, повторюсь, я Никиту Константиновича ни за что не виню. Просто говорю, как есть.
В остальном он был учителем по-своему хорошим, а уроки его были порою интересны не меньше, чем университетские лекции. Именно от него я узнал в своё время о том, что китайских чиновников звали мандаринами. Потом с этими знаниями по интеллектуальным играм типа «Что? Где? Когда?» щеголял, выигрывая игру за игрой. И это только единственный пример, насколько сильным педагогом он был.
Но, тем не менее, Никита Константинович так и не стал моим учителем. Мне нужен такой, кто потянет за собой и мотивирует. Он же был уверен, что я и сам хорошо справляюсь, поэтому меня не нужно готовить к олимпиадам, не нужно заниматься со мной факультативно. Это, конечно же, был большой минус, сыгравший со мной определённую злую шутку, так как реальный уровень моих знаний падал год от года из-за видеоигр и неправильных друзей, толкавших меня в омут с алкоголем, наркотиками и дворовыми драками, когда мне на самом деле нужны были библиотеки и грамоты победителя различных конкурсов.
Правда, один раз Никита Константинович таки предложил себя в качестве куратора и руководителя научной работы для конкурса «Шаг в будущее». Но тему он, увы, предложил, мягко говоря, странную: сходства и различия Древней Спарты и Сталинского СССР. Я грезил Второй Мировой, на худой конец Атлантидой, а он мне предлагал делать научную работу по теме, в которой я вообще не понимал, что, как и о чём там можно написать. Ну серьёзно, большие ли сходства были у Спарты и СССР времён Сталина? Если, конечно, колхозников, не имевших паспортов до 1974 года считать сродни закрепощённым илотам, то только так. В остальном я не скажу, что Спарта с Советским Союзом времён Сталина имела хоть какие-то общие точки соприкосновения, чтобы к такой работе в принципе приступать.
Но худшее, что потом произойдёт, это был его уход на пенсию за год до моего выпуска. Вот это точно меня ужаснуло до глубины души, потому что к новым педагогам привыкать – это танталова мука. Как ни старайся, не привыкнешь, если с людьми по жизни тяжело контактировать. И коли Никита Константинович был по-своему, повторюсь, хорошим учителем, то та фифа, что появилась после него, вызывала во мне одно только уныние. С ней моей любимой забавой стала привычка подлавливать её на незнании собственного предмета. То у неё французский План XVII перед Первой Мировой станет Планом XVIII, то с датой ошибётся, то определение неточное даст. Намучился я с ней знатно, но и посмеялся над этой глупышкой от души!
А ведь если бы знал, что Никита Константинович уйдёт через год, то сам бы уже давно перешёл из десятой в шестую школу. Там хоть был ориентированный на гуманитарные дисциплины класс, а у нас только физмат и два обычных. И мне ещё хватило ума пойти в физмат, слушать по восемь часов математики и пять физики, когда должно быть восемь русского и пять истории. Вместо этого моего любимого предмета было всего два часа, и с этим я непосредственно связываю падение уровня моих знаний в равной степени с остальными фактами, мешавшими постигать историю. В физмат же пошёл, ибо там уровень знаний средний якобы даже по гуманитарным предметам был выше, если верить нашей тогдашней учительнице английского. Сейчас понимаю: зря я её послушал. А в то время хотел как лучше. Вот и сидел я в результате на уроках физики, не понимая, чем мне по жизни пригодится знание механики и оптики с акустикой, когда постигать я должен эпоху Великих Географических Открытий. Короче говоря, к ЕГЭ по истории я подходил с весьма плачевной базой, и результат ожидался соответствующий.
***
Ещё одна проблема у меня возникла с олимпиадами. Собственно, здесь и будет заключаться корень всего зла при сдаче ЕГЭ. И если с городским этапом олимпиад у меня никогда не возникало никаких проблем, то на области появилась одна и очень серьёзная. Я вдруг осознал, что знание каких-то фактов, определений и дат не значит ничего, учитывая, что самым сложным, важным и оцениваемым наиболее высоко заданием на олимпиадах были эссе по истории. А их я писать и не умел.
Хотя точнее как сказать не умел? Лично мне всё нравилось. И каждый раз, когда получал за эссе ноль баллов из тридцати или сорока, очень сильно удивлялся, а какого чёрта?! Один раз даже пошёл оспаривать результат на комиссию. Тему для эссе дословно уже не помню, но называлась она примерно так: «Почему Гитлеровской Германии не удалось разъединить народы СССР во время войны?» Я и написал, что в национальных соединениях Вермахта и СС служило очень мало солдат в сравнении с Красной армией. Это была связано с тем, что в СССР активно пропагандировался интернационализм и дружба народов, поэтому этносы страны Советов чувствовали себя единой семьёй. Так как в то время я ещё не был антисоветчиком, написать, что кого-то насильно гнали в бой, а совок являлся тюрьмой народов, не мог априори. Вот что в итоге могло пойти не так?
В апелляционной комиссии меня встретил тощий мужчина средних лет с кудрявыми волосами, задрипанным свитером и в очках с широкой линзой. По совместительству был доцентом кафедры истории. На мои претензии по поводу эссе он отвечал:
– Ну вот была на Западной Украине УПА… – мол, что я на это отвечу?
Спрашивать в ответ изумлённое: «И что?!» – не стал, чтобы не выглядеть глупым. Спорить также было бесполезно: кто я такой в сравнении с университетским преподавателем истории? Единственное, что я точно знал, в лучшие годы численность УПА не превышала пары сотен тысяч человек в отличие от шести миллионов украинцев, сражавшихся на стороне РККА за общую для всех народов СССР Родину вполне добровольно. Как по мне, в принципе называть в качестве примера УПА было смешно. Он бы ещё пару тысяч чернокожих в Вермахте, собранных из французских военнопленных, назвал в качестве примера, доказывающего, что в нацистской Германии не было расизма. Для меня в принципе это не выглядит серьёзным аргументом, а факт расизма в Германии является чем-то аксиоматическим, нежели теоретическим. Так было и с единством народов СССР в войну.
В итоге я ушёл ни с чем. О причинах фиаско думаю до сих пор. Может быть, мне не хватило фактической базы? Может быть, оказался недостаточно упорен? Никита Константинович вообще утверждал, что в областном центре наших учеников из моего родного небезызвестного захолустья всегда стабильно заваливают на олимпиадах. Мой куратор и одновременно научный руководитель на олимпиаде вообще сказала, что меня в рассуждениях постоянно несёт не туда, куда надо. Какой ответ был правильным, думайте сами.
Я же к одиннадцатому классу стоял перед нелицеприятным фактом того, что с эссе на исторические темы всегда пролетал, а они в несколько изменённом виде были главными в части С Единого Госэкзамена, и без них сто баллов по истории получить было никак нельзя.
***
Но вы действительно думаете, что это меня волновало? Совсем нет. В самом начале последнего одиннадцатого учебного года я стал призёром Ломоносовского турнира по истории и получил диплом победителя, что приравнивался к ста баллам ЕГЭ. Вопросы были невероятно сложные, где надо было вспомнить, например, как зовут хотя бы одного из богов майя, расписать, в честь кого получил своё имя папа римский Бенедикт XVI, а также назвать, какой испанский флагман принимал участие в сражении у мыса Трафальгар в 1805 году (Сантиссима-Тринитдат, если кому интересно). Разумеется, таких вопросов в ЕГЭ не было, и они требовали углублённого знания истории. Так я и подумал, что если уж на них ответил и получил Ломоносовский диплом призёра, то и экзамены мне будут раз плюнуть. Посему сам не готовился, а только записался на курсы подготовки к ЕГЭ по истории.
Именно там у меня и возникла непосредственная проблема с заданиями части С. За всё время курсов я ни разу не смог выполнить их правильно. Где-то провалился полностью, где-то удавалось всё сделать на четверть, на половину. Но ни разу не смог выполнить ни одного задания целиком. Главная проблема заключалась в том, что часть С практически по аналогии с частью эссе олимпиад требовала написать развёрнутые ответы на тот или иной вопрос, притом, что правильный вариант был только один. Это не так, как в исторических спорах на основе разных данных, исследований можно было иначе взглянуть на то или иное историческое событие и сделать неожиданный вывод в вопросах, где историческая наука, казалось бы, во всём разобралась. Олег Соколов с Евгением Понасенковым, например, точно бы получили двойку, потому что вариант с негативной ролью императора Александра I в истории Наполеоновских войн точно был бы оценён на ноль баллов при сдаче ЕГЭ. Ноль. В устном экзамене, если приведёшь те или иные аргументы, ещё можно убедить учителя или университетского преподавателя в том, что ты знаешь материал, разбираешься в нём. В ЕГЭ подача апелляции ещё хуже, чем на олимпиаде. Тебя там вообще никто слушать не станет, а ответы на вопросы однозначны и других вариантов иметь не могут.
В итоге я чувствовал, что пролечу. Чувствовал, но делать ничего не стал и не в состоянии был. Меня волновала больше математика, в которой я с трудом выходил на минимальный балл, и все усилия при подготовке бросил на неё и русский язык.
Так в итоге и получилось, что неоднократный победитель городского этапа олимпиад по истории, обладатель диплома Ломоносовского турнира, приравниваемого к ста баллам ЕГЭ, сдал экзамен по истории на жалкие шестьдесят четыре балла! Притом, все эти результаты вышли у меня за тестовую часть, за которую я гипотетически мог получить семьдесят из ста баллов. То есть часть А и В я выполнил на отлично. А вот за С у меня красовался итог в ноль баллов! Круглый и пустой нуль!
Когда открыл сайт с просмотром результатов, то не мог поверить своим глазам. Нет, это сон, всё не может выйти так жалко и смехотворно. Это явно какая-то ошибка, чья-то шутка, очень плохая и совершенно не смешная. Как я, круглый отличник по своему любимому предмету мог так сесть в лужу? Да даже русский язык, оцениваемый моей учительницей на результат «чуть выше тройки», принёс мне в итоге семьдесят три балла из ста! Это, если вы не заметили, серьёзно выше, чем по истории, что вообще невозможно и невероятно, но это был факт! Все мои знания о битвах и оружии давно ушедших эпох, все точные знания дат и терминов вдруг оказались абсолютно бесполезными и ненужными на практике. А теперь я ещё и оказался у разбитого корыта.
Разбитого в полном смысле этого слова, потому что, даже учитывая наличие у меня диплома Ломоносовского турнира, все смотрели не на него, а на результаты ЕГЭ, не понимая, как я достиг такого разброса в баллах, выполнив экзамен на результат чуть выше среднего при наличии диплома, приравниваемого к ста баллам. В итоге все три ВУЗа с историческими факультетами, куда я отправлял документы, отвергли мою кандидатуру студента! В один момент моя мечта стать археологом и копать всякие древности в пустынях Египта аки Индиана Джонс, разрушилась, как каменный образ царя царей Озимандии, подтачиваемый песками времени, коим словно не пристало вокруг развалин медлить в беге дней. Всё, к чему я шёл из года в год, к чему готовился и стремился, о чём мечтал, в одночасье стёрлось в пыль одним росчерком пера человека, проверяющего мой вариант контрольно-измерительных материалов.
Но он ли виноват в моём провале? Быть может, этот человек – член секты рептилоидных, жидо-масонских последователей, что хотят перекрыть кислород достойным русским людям? Может быть, виновата любовь моего учителя к коммунизму, из-за чего вместо того, чтобы давать нам реальные знания, он надиктовывал на ушки школьникам политизированные тезисы из марксистко-ленинистских книг про смену общественно-экономических формаций, имеющие, мягко говоря, мало общего со всеми достижениями современной и мировой исторической науки? Может быть, это виновата сама система ЕГЭ, лишающая возможности оспорить чужую и доказать свою точку зрения на устном экзамене, не позволяющая раскрыть истинный углублённый уровень знаний и потенциал выпускников средних школ? Или же виноват я сам, уделявший время и внимание только военной истории, но не желавший знать и постигать общий материал? А может, просто витал в облаках собственных взглядов и представлений об истории, имевших мало общего с реальной наукой?
Дабы мне было не так обидно, я бы пожелал, чтобы причинами моего фиаско оказались сразу все вышеперечисленные факторы. И хоть снять с себя ответственность хочется совсем, и хоть это очень соблазнительно просто взять и умыть руки, но правда заключается в том, что у меня до сих пор отскакивают от зубов все основные даты и события Великой Отечественной войны, Наполеоновских и Революционных войн, но вот на вопрос о том, когда была принята Табель о рангах Петра I, я сходу, не открывая книг, так легко и непринуждённо уже и не отвечу. И с большой вероятностью без подглядываний ошибусь. Так что, как ни крути, при всех прочих факторах, интересна мне была всегда в своей основе только военная история, и больше ничего. А с этими знаниями далеко не уедешь, сто баллов на экзамене точно не получишь.
Я же, поступивший в итоге на юриста и поломавший свою жизнь, своё будущее, но до сих пор всё мечтающий о жарких пустынях, в песках которых можно найти античные мечи и доспехи, могу сказать только одно. Вот так и рушатся мечты – одним росчерком шариковой ручки человека, проверяющего твой экзамен.
Уроки Английского
Какой у вас был самый нелюбимый предмет в школе? Быть может, физкультура? Или труды? Математика? Скорее всего… Химия! Да, да! Химия! Какой ещё другой предмет может бесить больше, чем тот, который ты не понимаешь сильнее всего? У многих при виде химических формул глаза на лоб лезут. Но в школе всё это были цветочки. Ягодки – это когда нужно расписать название вещества типа ДДТ Дихлордифенилтрихлорметилметан, например, если языком науки. А свой обывательский такими наименованиями веществ не раз сломать успеешь. А если ещё вспомнить химическую формулу… Крыша поедет!
Но лично у меня сложность самого предмета никогда отвращения не вызывала. Важно больше, какой учитель читает материал. Если он хороший и отношения с учениками у него нормальные, то даже самый сложный предмет вытянуть на тройку можно без проблем. А вот если контакта нет и химическая связь не складывается, то хоть убейся в попытке постараться, но знаний никаких не получишь. Да и желание, если и было с самого начала, то довольно быстро пропадёт после первых неудач в попытке прогрызть гранит науки.
Так и вышло с моим учителем английского языка Савиной Натальей Ильиничной. Как бы строга ни была, например, Лилия Александровна, какими бы сложными ни казались мне химия или физика, ненавидел я больше всего уроки английского, от которых меня воротило тогда, воротит при воспоминаниях и сейчас. Притом, не сказать, что в отличие от Лилии Александровны она выглядела плохо внешне. Голос – приятное, невысокое и не низкое сопрано, из одежды всегда строгие платья, короткая, но пышная стрижка, а полнота была не такой уж и выразительной, чтобы отвращать. Но за приятной внешностью и прямо таки нежной улыбкой скрывался, лично как по мне, настоящий тиран.
Правда сразу стоит отметить, что в моей нелюбви к английскому по большому счёту учитель не особо и виноват. Иностранные языки вообще все в принципе мне давались тяжело, ведь помимо английского, уже будучи студентом, я учил ещё французский и латынь, так что свои способности к полиглотству знаю. Правда, если по-английски пока что ещё помню многие слова и способен перевести на слух простые речевые конструкции, то на занятиях по французскому я вообще в ужасе пребывал, еле усваивая хоть что-то на самом примитивном уровне. После убедился лишь в том, что лучшее время для начала изучения нового языка – второй класс школы, когда нам и начали преподавать уроки английского. А своё убогое знание иностранных языков до сих пор люблю оправдывать тем, что прочитал в одной из книжек: мол, Наполеону Бонапарту при обучении иностранные языки тоже плохо давались, но это не помешало ему всю Европу на колени поставить. А Джон Толкин – признанный профессор лингвистики, вон, эльфийский язык сочинил с нуля, а русский так и не осилил, хоть и пытался. Правда ли про Наполеона или нет, не знаю, но для оправдания эта история, как и факт из жизни Толкина сойдут.
В своё же время, начиная изучать английский уже со второго класса, я вообще не ожидал, что так с ним обожгусь в итоге. В первые годы всё давалось довольно просто, а мы только слова заучивали и учились составлять простые предложения в настоящем времени. Наталья Ильинична каждое утро встречала нас лучезарной улыбкой, всегда в приподнятом настроении. Всё в целом было неплохо, но для подстраховки мне даже вполне себе хорошего репетитора наняли, посему результаты должны были стать ещё лучше.
Но не станут. С самого начала мне репетитор так и говорила:
– Учи неправильные глаголы. Потом проще будет.
Говорила мне она это ещё до того, как заставили в школе учить этих самых «неправильных пчёл». В тот же вечер я посмотрел на список глаголов и подумал: «Да ну его к чёрту этот английский…» Мысль эта стала пророческой и к шестому классу школы воплотилась в реальность. К тому времени я перестал что-либо понимать, а первые несколько изучаемых нами из шестнадцати времён приводили меня то в ужас, то в бешенство. Ведь вот есть русский язык: у него настоящее, прошлое и будущее время. А в английском их целых шестнадцать! Вот куда им столько? «Они их на зиму засаливают что ли?» – рассуждал я в свои двенадцать лет. И то, что глагол в английском языке с учётом времён куда более информативен, чем в русском языке даже без контекста, я в это даже вникать не хотел. Я русский! Живу в России, покидать Родину никуда не собираюсь, так что на иностранных языках мне шпрехать не к чему!
Ужасаясь тому, что у меня совершенно нет тяги к английскому, и вздыхая от негодования, Наталья Ильинична однажды спросила:
– Почему? Английский язык столько всего открывает! Езди, куда хочешь, и будь уверен, что кто-то тебя да и поймёт, учись в самых престижных университетах, работай в самых престижных компаниях. Ну почему ты не хочешь учить язык?!
А я тогда всерьёз увлёкся военным делом и даже хотел стать армейским офицером, потому и отвечал честно:
– Я хочу связать жизнь с армией России и никуда не собираюсь с моей Родины уезжать.
Наталья Ильинична улыбнулась.
– Похвально. А теперь представь ситуацию, что Россия воюет с США, и к вам попал в плен вражеский офицер, у которого нужно узнать разведданные о численности войск противника. Что тогда будешь делать? Ведь без знания английского спросить его не сможешь…
В ответ я пожал плечами и с тех пор даже не задумывался о карьере офицера в российской армии. Любая профессия хороша, где не надо знать английский!
Короче говоря, я окончательно для себя решил уже тогда, что свяжу свою жизнь с Россией и никуда отсюда не уеду, потому что не хочу, потому что НАТО разбомбили Югославию, потому что американцы и европейцы относятся к русским высокомерно и считают нас неотёсанными варварами. В результате у меня было оправдание на каждый день, почему я не должен учить английский. Правда, учителю на эти оправдания плевать, так как есть учебная программа, и её все должны закрыть. В результате для меня выходить на тройку по английскому каждую четверть было настоящим подвигом. Я заваливал чуть ли не каждый тест на запоминание новых слов, на знание неправильных глаголов. Знаменитый зелёный сборник упражнений Голицынского по грамматике английского после очередной двойки был готов сжечь целым тиражом вместе с автором. Модальные глаголы вообще в отчаяние приводили. Единственное, что позволяло выходить на тройку – это заучивание текстов на английском и чтение с переводом. В остальном я пообещал себе когда-нибудь сделать панковский альбом-протест группе «Ramones» с их альбомом «Rocket to Russia». Свой бы назвал «Ракетой на США» или на Великобританию, где в песнях с восторгом пел бы о том, как сжигаю в ядерном пепле целую страну только за то, что получил очередную двойку по английскому, мол, лучше бы вашего языка вообще никогда не существовало, иначе я бы так не мучился.
Это потом уже после школы, когда пожил в Питере, в Нижнем Новгороде, когда повидал жизнь, когда заразился оппозиционной борьбой и сходил на все антипутинские протесты, организованные Навальным с того момента, как он объявил о желании стать президентом, до его ареста – только тогда вдруг понял, что английский знать не так уж и бесполезно, а иногда даже и жизненно необходимо. А то вдруг придётся драпать из России, если спецслужбы захотят посадить. Но что с возу упало, как говорится, то пропало, да и лень-матушка выучить английский сейчас не позволит. Так что напоминаю вам: Навальный – бандит, и место ему в тюрьме! А вот Путин, он да… Ого-го! Да ещё какое! И вообще: если не нравится в России – вали в США и там говори на своём этом буржуйском англо-саксонском! Вот так вот! А сажать меня не надо…
Но это всё будет потом. А тогда мои мучения продолжались. Например, в восьмом классе Наталья Ильинична решила как-то дать восемь тестов за один урок. Ну вот решила она так побаловаться, повеселить себя, да нас помучить. Когда все сдали тесты, она перед проверкой с довольной ухмылкой спрашивает класс:
– Смотрите, в чём проблема. Тестов восемь, да? Так как они смежные, я могу вам поставить одну оценку за два теста или по одной за каждый. Вам как лучше будет? Выбирайте!
Я тут же кричу:
– Одна за два теста!
Но тут же «отличились» наши отличницы, особенно Паулаускас. Хором начали кричать, мол, подавай им по каждой оценке за каждый тест.
Наталья Ильинична довольная улыбается и кивает.
– Хорошо. Тогда всем ставлю по оценке за каждый тест.
– Ура! – с восторгом кричат отличницы.
«Твою ж мать…» – вырывается у меня из глубины души, но сделать уже ничего было нельзя. Просить учительницу поставить мне только четыре оценки оказалось пустой тратой времени. Слушать ничего не захотела, мол, все в равных условиях. В итоге в тот день получил восемь двоек за урок… До сих пор помню, как глядел на уже не на приятную некогда, но мерзкую ныне ухмылку Натальи Ильиничны, пока она рисовала мне в журнале оценки. Хотел реветь от ужаса, да и разорвать на куски училку вместе с отличницами, которым, разумеется, восемь пятёрок за день получить было только по кайфу. Не знаю, кому это удавалось до меня или после меня, но в нашем классе за все одиннадцать лет моего рекорда за урок побить никто так и не смог. Восемь, чтоб Наталью Ильиничну и всю эту проклятую Великобританию вместе с её богомерзкой королевой и всеми англичанами, двоек! Как закрывал, не спрашивайте: драли меня, как говорится, и в хвост, и в гриву…
Почему-то именно в восьмом классе таких моментов было наибольшее количество. В итоге в тот год никакой другой предмет не вызывал у меня большей ненависти, чем английский язык. Один раз Наталья Ильинична буквально довела до слёз после очередной порции в три двойки, но очень обидные, потому что мне в итоге в очередной раз предстояло закрывать эти постоянные хвосты по английскому, вылезая из кожи вон каждую четверть. К этому тогда прибавилась и травля со стороны одноклассников. Именно в то время я впервые задумался бросить школу, начитавшись тогда про творческий путь Квентина Тарантино, а те с кем я тогда общался, даже посочувствовать не могли, а только подкалывали. В России ведь бросить школу в пятнадцать лет и стать живой легендой кино невозможно, а я тут размечтался…
Но самый ужас приключился в третью четверть восьмого класса, когда Наталье Ильиничне вдруг стало не по себе от того, что некоторые ученики не носят сменную обувь, а остальные должны потом из-за них пылью дышать. Сначала каждое утро встречала своих учеников у входа в школу, проверяя у каждого из них наличие сменки в ранце. Но потом то ли посмотрела какой-то фильм о том, почему плохо дышать пылью, то ли западные коллеги (на методики которых она часто опиралась в своей учительской практике) поделились очередным опытом работы с учениками, и совсем поехала крышей.
Так в один день мы как ни в чём не бывало сидели всем классом в кабинете на перемене, ожидая учителя. Наталья Ильинична появилась аккурат перед звонком, и только урок начался, она, не пуская нас в класс, тут же на входе толкнула речь:
– Так, ребята… Говорю не только про вас, но и остальные классы тоже имею ввиду. Честно признаюсь, мне уже надоело со всеми вами воевать по поводу сменки. По-хорошему же просят – меняйте обувь. Вам же самим потом дышать всей этой пылью. Но вот кто-то всё равно с улицы в своих грязных ботинках приходит, а потом весь остальной класс это вдыхает. Специально уборщицу спрашивала: та постоянно жалуется, что тряпки грязные после каждой уборки, а должны быть чистые. Узнав об этом, специально ходила, предыдущий месяц отлавливала всех, у кого сменки нет. Всё равно лучше не стало. В общем… Мне это надоело. С сегодняшнего дня буду проходить по рядам и заставлять показывать подошву. У кого будет пыль, выбирайте: или снимаете обувь, или просто выходите из класса, потому что я вашей пылью дышать отныне не собираюсь! Всё поняли?!
Закончив, она действительно стала пускать учеников по очереди и у каждого проверять подошвы! В итоге четыре человека, среди которых был и ваш покорный слуга, сидели на том уроке в одних носках. При этом никто не смел возразить. Это же абсурдно заставлять учеников сидеть без обуви и ставить на холодный пол ступни в одних носках! Но все стерпели, потому что с другой стороны Наталья Ильинична была права: пылью дышать никому не хотелось. С другой стороны, несмотря на эту дикость, пропускать уроки тоже было нельзя – потом хрен программу догонишь.
Выводы я сделал, дома помыл подошву сменной обуви. Теперь точно не придерётся! Каково же было моё удивление, когда на следующем уроке английского опять сидел в одних носках. А потом снова. И снова. И опять. И снова. В один момент меня это уже начало бесить, так как подошву мыл уже не раз. А ей всё не нравится! Вот чего училка придирается ко мне?! В итоге даже успел сильно простудиться из-за того, что в носках сидеть на холодном полу не просто было неудобно – ноги буквально мёрзли. Как переболел, вернулся на уроки английского, но и вновь Наталья Ильинична заставила меня снимать обувь.
Что до жалоб родителям, пожаловался я всего однажды, сказав маме, что Наталья Ильинична придирается к подошве моей сменки, мол, я мыл, а ей всё равно не нравится. Дескать, давай помоем вместе, чтобы уже ты была свидетелем. В конце концов, не новую обувь же покупать – бюджет семейный не железный, чтобы удовлетворять прихоти сошедшей с ума училки. Помыли. И снова не устроило. Только в этот момент моя мать уже сама всё поняла.
– Слушай, это поэтому у тебя носки такие грязные? Потому что в классе без обуви сидишь?
– Да…
– Ну я этой Наталье Ильиничне рога все пообрубаю!
И тут вас должен смутить единственный вопрос. Как это я вновь и вновь заходил в класс в грязной подошве, если сам говорил, что всё хорошо помыл? Тут или у неё галлюцинации, или у нас с матерью, потому что после мытья, подошва должна была быть чистая. Запачкать же я её мог только осенью, потому что в январе-феврале (повторюсь, шла третья четверть) в сменных кедах, по факту в летней обуви в тридцатиградусный мороз не походишь, да и в снегу не испачкаешь. А ответ был очень прост.
Кто носил старые и копеечные по стоимости спортивные кеды (точнее сказать, нечто среднее между кедами и кроссовками) бренда «Москва», тот знает, что к ним на подошву довольно легко налипает застревающий внутри песок, который потом никаким мытьём уже не счистить. Уж не знаю, из чего она делается точно, но такие у неё свойства. Песок же там появился так. Однажды ещё осенью полгода назад нас заставили выносить из школы старые парты и тащить их к мусоровозу. Делать это надо было срочно, поэтому работали в сменке. Путь наш от запасного выхода до машины пролегал по земляной тропинке, в результате песок и налипал на подошву. Так они стали грязными, и никак их уже было не отмыть. Сколько я ни оттирал тряпкой, остатки песка ею не счистить, а наждачной бумагой портить свои кеды было бы вообще вершиной маразма.
В итоге моя мать сразу пошла жаловаться классному руководителю, а тот в свою очередь, разумеется, пришёл узнать обо всём от учительницы. Казалось бы, сейчас все всё обговорим, уладим конфликт и буду учиться дальше в обуви. Как положено.
Но этого не случилось. Более того следующее занятие по английскому сходу началось с того, что я по требованию Натальи Ильиничны должен был покинуть класс, потому что её «так ещё никто не поливал грязью и не клеветал». А что мы? Что мы… Мы спорить не любим. Собрали вещи, гордо подняли голову вверх и ушли из класса.
– И пока не извинишься, можешь не возвращаться! – проводила меня такими словами учительница.
– Посмотрим… – отвечал я.
– Смотри, смотри. Потом стыдно будет!
Стыдно не стало. Более того так я пропустил шесть уроков английского за три недели! Ужас? Нет же! Вы просто не представляете, как мне было хорошо больше не ходить на эти уроки, не ломать голову над Past and Present Continuous, не проговаривать больше мычащие звуки типа сочетания «th» так, будто я жую гудрон. Три недели настоящего, чёрт возьми, счастья, спокойствия и умиротворения!
Правда, разумеется, вечно так продолжаться не могло. То и дело я постоянно сталкивался с разными учителями, удивлёнными тем, что весь класс сейчас учит, какая кэпитэл оф Грэйт Бритэн, а я в это время шастаюсь по школе без дела и пропускаю программу. Как увидела меня в очередной раз прогуливающим уроки бывший классный руководитель и по совместительству наш учитель математики Тамара Максимовна, то сразу же пожаловалась родителям. Те же были уверены, что конфликт улажен, потому как о новом витке противостояния с Натальей Ильиничной я им просто не сказал. Узнав о ситуации, они взбесились. Но не на меня, а на учительницу. Пришлось им приходить вместе с классным руководителем и ругаться, мол, почему сына моего на уроки не пускаете.
После очной ставки с родителями у той все её аргументы про нежелание дышать пылью тут же исчезли. Она не спорила, даже признала, что быть может и перегнула палку, но конфликт с обувью действительно не стоил того, чтобы прогонять меня с уроков. Так я вернулся в класс, по классике закрыв пробелы чтением и переводом. Извиняться за это издевательство с обувью её не заставляли, да она бы и не стала. В итоге между нами до самого одиннадцатого класса установился нейтралитет, где она снисходительно ставила мне очередной трояк за четверть, и я так уходил на очередные каникулы довольный жизнью. В итоге то была единственная жесть, которую Наталья Ильинична сотворила. Учитывая те счастливые три недели без английского, даже обижаться на неё как-то не хочется.
Но была ли она действительно плохой? Нет. Не бывает абсолютно плохих людей. Даже самый последний эгоист кого-то да и любит. А себя, знаете ли, тоже нужно уметь любить. Даже самое последнее чудовище может проявлять добрые чувства хоть к кому-то. Даже Чикатило после очередного изнасилования с убийством приходил домой и обнимал жену с ребёнком, и не думая причинять вред своим близким. Наталья Ильинична тоже монстром в юбке не была.
Однажды в шестом классе она мне даже четыре за четверть поставила. В иной момент у неё, грубо говоря, снега зимой не выпросишь, а тут целая четвёрка за четверть! Произошло это по одной простой причине: Наталья Ильинична всего лишь захотела поставить на школьных подмостках пьесу по мотивам сказки Андерсена «Снежная королева» на английском языке! Её на самом деле с детьми-актёрами и на русском сделать непросто из-за обилия персонажей и больших реплик, а тут ещё и на английском! Учитывая, что у меня был далеко не самый сильный английский, мне до кучи ещё и досталась одна из самых объёмных ролей некоего канцлера, которого не было в оригинальной сказке. Но тут он есть и по сюжету должен был что-то купить у бабушки Кая и Герды, появляясь ещё раз ближе к концу, так как вроде как на самом деле является одним из слуг Снежной королевы. Реплики мною были выучены хорошо, и я получил четвёрку за четверть просто потому, что Наталья Ильинична посчитала выученную объёмную роль настоящим подвигом для человека, очевидно, плохо владевшего английским.
Что касается постановки и актёрской игры, тут, конечно, дров наломали все: кто плохо сыграл, кто реплику забыл, кто споткнулся о торчавший кусок паркета. Самое обидное было то, что выступали мы перед родителями, и, конечно, было неприятно упасть в грязь лицом перед ними, но мне забыть реплику точно не стало бы чем-то страшным попросту потому, что мои отец (учил немецкий) и мать (учила французский) просто-напросто не знали английского, как и восемьдесят процентов зала. Но, даже с учётом конфузов, все зрители от пьесы были в восторге.
В одиннадцатом же классе, когда настало время показывать презентации и часто заниматься переводами, я был на коне и получал много четвёрок. Правда, все хорошие результаты тут же аннулировались двойками и тройками за аудирование и тесты по модальным глаголам. При этом Наталья Ильинична часто повторяла, мол, это самое аудирование часто попадается в тестах ЕГЭ по английскому, поэтому его важно делать правильно. Разумеется, у меня, сдававшего историю, географию, обществознание и литературу, возникал вопрос, на кой мне это аудирование, если я ЕГЭ по английскому вообще не сдаю. Но кто меня спрашивал?
Один раз сделал крутейшую презентацию на тему семи чудес света. Только вместо чудес архитектуры взял, так скажем, чудесные кинофильмы. В список я включил все самые масштабные и затратные фильмы в истории. В мой список вошли «Бен-Гур» Уильяма Уайлера, «Спартак» Стэнли Кубрика, «Война и Мир» Сергея Бондарчука, «Освобождение» Юрия Озерова, «Властелин колец» Питера Джексона, «Титаник» и «Аватар» Джеймса Кэмерона. Оценивал я фильмы по критериям бюджета, задействованных статистов, спецэффектов и масштабных декораций, где бесспорным лидером оказался. Как ни странно, не Кэмерон, а Сергей Бондарчук, со своим эпиком «Война и Мир» с бюджетом, как поговаривают в семьсот миллионов долларов и пятнадцатью тысячами статистов, которых в кадре нужно заставить правильно идти строем, да чтобы не спотыкались о каждую кочку на пути. Сама же презентация привела моих одноклассников в восторг. После Наталья Ильинична спросила учеников:
– Okay, class. What do you think we'll rate it? Four or five?
– Four! Five! Four! Five! – раздались робкие голоса в разных углах класса. Казалось, все были очень испуганы тем, что решать, как оценивать презентацию, нужно было им.
Услышав ответы, Наталья Ильинична задумалась:
– Those who think that you need to put five … Doesn't it bother you that your colleague has many grammatical errors?
Класс молчит. Так-то в целом она права. Ошибок у меня масса со всеми этими перфектами, континиусами и модальными глаголами. Но презентация вышла действительно увлекательной!
– Well… Sit down, please. I give you a four.
Я был доволен. Хотя бы не три и не два, как обычно! Зато мой школьный приятель Санька был крайне недоволен. В личной беседе потом говорил:
– За презентацию нужно было ставить пять!
Но, повторюсь, для меня оценка в четыре была наивысшей с учётом того, что грамматикой английского я так и не овладел, а неправильные глаголы даже в университетские годы выучить не удосужился. Что уж говорить о школе… Так что было бы из-за чего переживать.
Впрочем Санька вообще часто был в шоке от Натальи Ильиничны, потому что она иногда любила поговорить с нами на различные темы, не связанные с английским. Из таких тем самым безобидным стал алкоголь. Однажды на уроке она на полном серьёзе включила нам лекцию небезызвестного «профессора» Жданова, который известен дичью про международную нарко и алкомафию, в корне неверное устройство человеческого глаза и утверждение о том, что алкоголь в вине и пиве является ничем иным, как продуктами жизнедеятельности бактерий, участвующих в процессе брожения. Грубо говоря, бактерии пукают, а мы потом это пьём. И всё это нас заставляли смотреть на полном серьёзе. Странно, что Наталья Ильинична нам не показывала также лекций Трехлебова с Ивашовым для полного бинго. При этом не повезло смотреть Жданова всей остальной школе на внеклассных занятиях. Правда, кроме смеха лекции этого профессора кислых щей больше ничего не вызывали…
Думаете, это была самая жесть? Нет. Только цветочки.
Самый сок начинался, когда Наталье Ильиничне захочется поговорить на тему расизма и взаимоотношений русских с народами Кавказа. И нет, она не была космополитом, интернационалистом или человеком мира. Наоборот, отличалась довольно радикальными националистическими взглядами, желая, например, сбросить атомную бомбу на кое-какой Северо-Кавказский город…
Этим она в один момент Санька и взбесила, так как тот был по убеждениям анархо-коммунистом и интернационалистом, потому принять её взглядов и агитации попросту не мог.
Дело было уже в мае, мы заканчивали одиннадцатый класс, нам предстоял последний урок английского. И на прощание Наталья Ильинична решила нам дать напутственную речь. Её содержание Саню порядком поразило, ведь помимо пожеланий и поздравлений она решила кое в чём просветить девочек из нашего класса…
– И ещё кое-что… – начала она, – сейчас об этом почти не говорят. Я считаю, что зря, потому что всем вам, особенно девочкам знать это просто необходимо, чтобы вы в дальнейшем не оступались и не жалели о сделанном выборе. Есть одна теория, которую вывели заводчики, занимающиеся лошадьми и собаками, называется телегонией. Известно об этом стало не вчера, а уже давно в принципе, но обращать особое внимание на это начали только недавно. Суть заключается в том, что обычно, чтобы скакун или собака получились хорошими, важно не только их тренировать и дрессировать. Обязательно также следить и за потомством животного. Поэтому для разведения обычно ищут породистых собак или лошадей. Но если такой возможности нет, некоторым приходится скрещивать или разные породы, или здоровых и больных животных. Но это поначалу. Как только деньги на породистых, здоровых кобелей, жеребцов появляются, стараются, конечно, с лучшими скрещивать. И вот заводчики, занимаясь разведением, вдруг заметили, что если сука или кобыла сначала заводила потомство от самцов более дешёвых пород, то, если её потом скрещивать со здоровыми и породистыми самцами, хорошего потомства она дать уже не сумеет.
– Это антинаучная теория! – вдруг восклицает Саня.
– Так, подожди! – останавливает его Наталья Ильинична, – не перебивай меня.
– Да это просто фашизм…
– Дай, пожалуйста мне закончить. Хорошо? – Саня разводит руками и замолкает, Наталья Ильинична продолжает, – поэтому любой селекционер никогда не станет скрещивать своих самок с плохими самцами. Потому что знает, что у неё потом будет испорчено потомство. Поэтому я хочу попросить вас, особенно девочки, только об одном. Даже если очень сильно захочется, ни в коем случае не спите с чужаками. Только свои! – подняла вверх указательный палец и на этом закончила свою речь по поводу телегонии. В конце поздравив нас с окончанием школы и пожелав удачи.
После урока сидим с Саней, а он отойти не может и поражается сказанному учительницей. Может, на свой счёт принял? Сам выглядел не ахти: лицо продолговатое, нос длинный, глаза выпученные и с детства страдает массой хронических болячек типа диабета, аллергии на шоколад. С другой стороны родители у него русские, младшая сестра в отличие от него довольно привлекательная. Не знаю, что на душе у него тогда творилось, но он возмущённо спрашивал меня:
– Да почему Наталья Ильинична такая расистка?
Я только развожу руками:
– Своя правда.
Ну а что мне было ещё ответить? Согласиться? Да очевидно, что любой фашизм и расизм – это зло, а я за всё хорошее и против всего плохого. С другой стороны каждый, кто когда-либо сталкивался в конфликтах и драках с кавказцами теми же, наоборот, будет только за. И не потому что он такой плохой нацист и шовинист. Буквально два месяца назад до речи учительницы про телегонию азербайджанцы на рынке избили русского мальчишку одиннадцати лет отроду по беспределу. За него семь или восемь пацанов, кто постарше, пришли заступаться. Как потом описывали происходящее участники драки со стороны русских, всё было хорошо, пока из подвала не выскочили пятнадцать азербайджанцев (цитирую их) «как тараканы» и не начали щемить наших большинством, пока не приехала полиция и не прекратила забой. Только забрала почему-то только русских. И так как мальчишка тот был избит ими по беспределу, а потом ещё азербайджанцы честно разобраться не захотели или, как минимум, признать свою ошибку, мне что-то совсем не хочется кого-то сразу обвинять в фашизме и расизме, если кого-то довели, кого-то замучили. Да, можете сказать, что я предвзятый, потому что сам и с азербайджанцами конфликтовал, и с армянами, которых в нашем небезызвестном захолустье после Карабахской войны было пруд пруди. Так мы и не единым хлебом с вами кормлены! Саня сам признавался, что ему, например, с кавказцами конфликтовать ни разу не довелось. А мы с пацанами во дворе постоянно с кем сцепимся, с кем подерёмся из-за того, что кто-то из нас, и не только русских (мой приятель Дима, часто дравшийся с азербайджанцами был татарином) посмеет как-то не так на гордого горского орла посмотреть.
Что касается Натальи Ильиничны, вот откуда нам знать, что с ней случилось по жизни? Может, сама неудачно от кавказца залетела, а он убежал, оставив на руках с ребёнком? Может, сын в Чечне погиб? Да всё может быть! И да, если вы возразите, сказав, что так можно и Гитлера оправдать, то будете абсолютно правы. Но часто ли вам доводилось чисто по-человечески понимать своего оппонента, нежели без вопросов посылать к чёрту, потому что он расист, фашист, трансфоб и гомофоб по вашему мнению? Но в отличие от Гитлера их хотя бы оправдать можно, потому что никто из них не устраивал Холокоста, да и не стремился к этому.
А Наталья Ильинична ну смотрит Жданова, ну верит она в свою телегонию. Все её выслушали, никто кроме Сани спорить не стал. Многие на возраст смотрели, почтенно относились. Бывают академики наук, что сначала придерживаются строго научных методов, а к старости начинают верить в то, что пирамиды были построены рептилоидами. Ну дурачок и дурачок, оставь ты его в покое, нежели спорить. Умнее ж будешь, чем с дураком пререкаться. А Наталья Ильинична местные в нашем небезызвестном захолустье митинги в поддержку 31 статьи Конституции посещала. Кто тогда там был главным в этой теме? Правильно, Эдуард Лимонов! Ни один последовательный человек националистических взглядов всерьёз никогда бы в его партию нацболов не вступил после прочтения книги «Это я, Эдичка». Лимонов просто решил всем показать, что такое постмодернистская ирония и просто всю жизнь над всеми подшучивал, да посмеивался, говоря на интернет-сленге, троллил. А такие люди как Наталья Ильинична его всерьёз воспринимали. И что теперь? Судить их за то, что они глупости. постиронию и троллинг воспринимают всерьёз?
Девчонки, разумеется, были не в восторге от этой её речи, но просто выслушали, позицию приняли к сведению и пошли дальше своей дорогой. Чего так возмущаться Сане было, до сих пор не понимаю…
И если что, я не расист, не шовинист, но из того жизненного опыта, который пришлось пережить мне, я вижу ситуацию так, что на многие вещи нельзя смотреть так, лишь бы удобно было поделить всё на чёрное и белое. Нет, мир серый! Неоднозначного в нашей жизни много, а людей идеально хороших, либо плохих не бывает. Это ж банальная истина, но почему про неё все забывают? И если эту аксиому на вооружение взять, то, например, измена и предательство человека, которого вы любили и которым восторгались, уже не будет смотреться так шокирующе, как казалось прежде, потому что и он не ангелом был. Так что не судите, да не судимы будете…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70245697?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Андрей Владимирович Фёдоров
В сборнике рассказов поднимаются проблемы взросления, самореализации, выбора будущей профессии, а также многие изъяны современной системы образования. Весёлые и грустные истории, выходки и баловство, школьная травля и другие подростковые проблемы, а также их преодоление – вот, что ждёт вас на странице этой книги простым и понятным каждому языком.
Андрей Фёдоров
Школа
Уроки русского
Иногда порою удивляешься, как меняется со временем твоё отношение к некоторым учителям. Тем, кого ты считал в своё время хорошими, сейчас ни за что бы не отдал на обучение своих детей. А к тем, кого считал отвратительными и ужасными, кого боялся и презирал, перед кем трясся и чуть ли не выслуживался, лишь бы угодить и не получить двойку, начинаешь относиться с должным уважением, признавая, что именно с этим учителем ты добился в учёбе наилучших результатов, что именно этот учитель предопределил твоё будущее на всю оставшуюся жизнь, каким бы мрачным и безурожайным оно бы ни оказались в итоге. Такой учитель в школьные годы имелся, наверно, у всех. Был и у меня.
Её звали Лилия Александровна Поскупова – простой учитель русского языка и литературы из простой средней школы под номером десять, стоявшей в нашем небезызвестном захолустье за полярным кругом. Казалось бы, чего в ней особенного? Обычная училка из обычной средней школы, перебиравшая страницы книг путём облизывания пальцев, обладавшая неприятным, писклявым голосом, увядающая на глазах, наносившая мерзопакостный макияж, скверно одевавшаяся, а также не забывавшая перед каждым уроком зачесать образовавшуюся с возрастом залысину. Таких по всей стране завались, было бы о чём писать! Неужели стоит уделять внимание подобной посредственности, обыкновенной для каждого села?
Но нет! Училка эта не была обыкновенной, не была посредственной. Наоборот, обладала удивительным свойством заставлять своих учеников добиваться наилучших результатов и делала это куда эффективнее, нежели другие учителя, в результате чего ребята сдавали экзамены по русскому языку лучше, нежели по выбранным ими для поступления профильным предметам. И я вам это докажу на примере собственном, на примере моих одноклассников и на примере тех, кто никогда у неё не учился. Уверяю, что результаты будут поразительны!
***
Впервые нам довелось познакомиться с Лилией Александровной ещё в далёком мае 2005 года, когда над беззаботными временами старого-доброго советского образования по билетам начали сгущаться тучи в виде ЕГЭ – тогда ещё чего-то экспериментального, чего-то далёкого, чего-то немыслимого, того, что отменят через пару лет из-за провала эксперимента. Ну а правда, что может быть лучше всем привычного классического советского экзамена по билетам? Подробностей первого урока с ней я не помню, но о чём точно не забыл, было то, что занятие оказалось своего рода открытым уроком, на котором присутствовали то ли наши родители, то ли другие учителя, а также что решали мы задания из материалов ЕГЭ 2005 года. Чтобы вы понимали, единый госэкзамен тогда действительно наделал шуму в педагогической среде, изрядно всех взволновав. Кто-то говорил, что он сложный, другие утверждали, что он сделает детей тупыми. Тот урок, видимо, был призван доказать, что всё это неправда, и эксперимент, очевидно, удался: мы, ученики четвёртого класса сумели довольно успешно решить все представленные нам задания и не отупели. С другой стороны бояться ЕГЭ учителя так и не перестали. В том числе и сама Лилия Александровна. Просто им было легче по билетам, а тестовой системы они не понимали и не воспринимали всерьёз. Привыкли ведь к старой системе, из зоны комфорта выбираться не хотели, ибо сами сдавали в своё время экзамены по билетам тем учителям и преподавателям, кто в допотопные времена тоже сдавал экзамены по тем же самым билетам. Они, будто экипаж «Летучего голландца» из фильма «Пираты Карибского моря», буквально срослись с кораблём и уже не могли его покинуть, продав свою душу морскому дьяволу Дэйви Джонсу. И ладно бы, чёрт со всем этим, но страх перед ЕГЭ от учителей передавался ученикам. Так мы начали бояться экзаменов уже в то время, когда ужасаться им было ещё рано.
Лилия Александровна же аки сержант Хартманн из фильма Стэнли Кубрика «Цельнометаллическая оболочка» или любой другой суровый офицер из армейской учебки, видимо, решила, что в словах Суворова о том, что тяжело в учении – легко в бою, есть соль. Вот и начался у нас с ней весьма тяжёлый процесс обучения.
Первые уроки она нас щадила, понемногу подготавливая к своему скверному и суровому характеру, терпимо относилась к нашим выходкам и нарушениям дисциплины. Но в один прекрасный момент Лилия Александровна не выдержала и решила нас проучить. И поверьте: кто через это унижение проходил, никогда его не забудет.
Были у нас в классе два закадычных друга Ярик и Саша. Они всегда любили на уроках нарушить дисциплину, дай только повод. Другие учителя или сквозь пальцы смотрели на такое, стараясь лишь контролировать, чтобы те балагурили как можно реже и тише, или вообще старались не обращать на это внимания. Те, кому их предмет был нужен в дальнейшем, сами будут слушать то, что говорит учитель. Кому не надо по их мнению знать, например, историю, к своим тридцати годам будут охотно верить в то, что пирамиды построили инопланетяне, а учителя и учебники всё врали, но он сразу чувствовал фальшь, потому и не слушал ничего на уроках – всё равно на них ни слова правды не сказали. Лилия Александровна же к своему предмету относилась куда серьёзнее. Будь ты хоть слесарем, хоть профессором математики, хоть даже бомжом по профессии, но в России русский язык знать был обязан.
Так во время очередного со стороны Саши и Ярика нарушения дисциплины, она вдруг резко прекратила урок, встала около стола и начала с нескрываемым раздражением пристально вглядываться в наши детские, наивные лица, мечтавшие не о постижениях новых знаний по русскому языку, а прохождения всяких разных стрелялок на компьютере. Смотрела она на нас долго, лицо её краснело, а мы всё ещё глупо хихикали, не понимая, чего она хочет этим добиться. Стоит глупенькая, молчит, пока мы сидим тут и ржём над ней как лошади. Даже сказать ничего не может, не ругается! И что дальше то?
Но потом чудесным образом все начали успокаиваться. Хихиканий и разговоров становилось всё меньше, но больше витало в воздухе некое напряжение от неловкости: мы вдруг почувствовали, что нам всем понемногу становилось стыдно. Всё-таки взрослый, уже пожилой человек тут стоял перед целым классом остолопов, неспособных заткнуться, когда их просят. Казалось, ещё чуть-чуть и пойдёт к директору на весь класс жаловаться, ну или доведём Лилию Александровну до сердечного приступа, ведь лицо её всё более краснело, а мышцы на нём выглядели перенапряжёнными.
И прямо в тот самый момент, когда весь класс быстро стих и наступила гробовая тишина, а мы смущённо уткнулись в парты, не желая сталкиваться с учительницей взглядами, Лилия Александровна пошла в наступление, окончательно расставив все точки над i. Но нет, она не истязала нас розгами, как было принято в далёкие времена. Наоборот, лупила глаголом. И голос её писклявый (представьте сейчас «политолога» Екатерину Шульман, и поймёте, о чём я), старческий и трясущийся казался циркулярной пилой, режущей живую плоть.
– Наговорились? Теперь я могу говорить? – спрашивает Лилия Александровна, окидывая нас презрительным взглядом, – или мне вам не мешать?! Так вы скажите, я уйду. Раз вы тут самые умные, чего мне у вас уроки вести? Будете сами ЕГЭ сдавать, а потом в результате никуда не поступите. И все пойдёте поголовно дворниками работать. Или всё-таки, может быть, позволите мне вести урок дальше? Я вас перекрикивать тут не собираюсь. Не усвоите материал, будете потом позориться в университетах, неспособные два слова друг с другом связать. А потом на работе… Да с вами связываться никто не станет, так как друг с другом два слова связать не сможете! Кому вы нужны будете? Во взрослой жизни требуется дисциплина, а вы и этого не можете сделать. Ну если вам так нравится, то без проблем. Вы вообще можете написать на меня коллективную жалобу и отказаться, мол, вам не нравится, как я вас учу. Никаких трудностей нет, было бы желание. А дальше, что и как у вас будет, это уже не моё дело! Не хотите учить русский язык – не надо! Вас никто не заставляет! Можете вообще на уроки не ходить. Зачем, если вы и так всё знаете, раз меня слушать не хотите? Только вот если я вызову сейчас к доске любого из вас, задам пару сложных вопросов, которые опускают на уроках другие учителя русского языка, так как у них времени вам разжёвывать материал нет, вы ответить не сможете. А это важно, это спрашивают на экзаменах, я знаю. И сейчас, распинаясь тут перед вами, даю вам знания, которых другие не дадут, разжёвываю и помогаю проглатывать – вам только переварить осталось! И вам по хорошему надо бы слушать, вникать, впитывать как губкам, чтобы потом после школы было хоть куда-нибудь и хоть с чем-то за спиной прийти. Но я сейчас вижу, что вы не хотите. А если сейчас ошибаюсь, то вам нужно на моих уроках молчать и слушать. Это мои требования. Ещё раз повторяю, если вам они не нравятся, лучше от меня отказаться. В ином случае мне на моих уроках нужна дисциплина. И я прошу вас мои требования неукоснительно исполнять. Так у вас будет то, чего не дадут вам другие.
Внезапно прозвенел звонок. Лилия Александровна продолжала:
– В итоге что у нас? Половину урока пропустили только потому, что вы не можете нормально сидеть и слушать. Когда этот материал наверстаем, не знаю. Будем стараться. Если вы, конечно, хотите. Я вас не уговариваю. А так идите сейчас на перемену и задумайтесь над моими словами. Все свободны.
Она потом ещё не раз повторяла такие методики давления на нас во имя поддержания дисциплины. Но с каждым разом мы вели себя всё смиреннее, дисциплина становилась твёрже. И, несмотря на то, что нам это не нравилось, но учились у Лилии Александровны скрипя зубами, думая, что она несправедливо строга, и в то же самое время будучи уверенными, что её слова про углублённые знания, не даваемые другими учителями, правдивы. Тогда, конечно, сравнить было не с кем и не с чем, но уже в десятом классе, когда ряды нашей старой гвардии пополнились новенькими, именно мы у неё, считай, ветераны, были самыми успевающими и дисциплинированными, что её очень радовало.
Но тогда уходили на перемену мы выжатыми до последней капли. Никто даже слова сказать не мог. Все только убедились в одном: на уроках Лилии Александровны дисциплину лучше не нарушать – себе дороже. Впрочем, как оказалось потом, это были не единственные её требования. Дальше только хуже…
Бывали моменты, когда, зная, что первым уроком у меня будет русский язык, я просто не хотел появляться в школе. Почему? Да потому что знал, что каждое утро у нас с Лилией Александровной будет разбор полётов по поводу домашних заданий. И не дай Бог, оно окажется написанным неаккуратным почерком, не по правилам ею установленным! Если что-то сделал не так – вешайся!
Когда шли что-то решать у доски, то молились всем богам всех религий, чтобы Лилия Александровна не вызвала именно нас. Почему? Да потому что в случае ошибки отчитает по полной, да ещё и взглядом окинет таким гневным и презрительным, будто в голове у неё маячила единственная мысль: лучше бы ты, сволочь, не рождался на свет Божий. Конечно, это заставляло работать над собой, но самооценку понижало серьёзно. Впрочем, и это была не самая жесть. Но до неё родимой мы ещё доберёмся.
В то же самое время и сказать, что Лилия Александровна была прямо тираном, нельзя. Ведь к тем, кто учился хорошо, русский язык постигал без проблем, правила и требования её соблюдал, уроки учил, домашние задания делал всегда и вовремя, она относилась чуть ли не с материнской любовью, отдавая в дар тёплую улыбку, милость и даже некоторые послабления в дисциплине. Всего у нас в классе было сначала две, а потом после перевода из других школ и четыре отличницы, которых она чуть ли на руках не носила за безупречное знание русского языка. Притом это самое «на руках носила» иногда смотрелось так, будто она их ещё и облизывала, чтобы блестели. Будто считала своей прелестью, каким для Голлума во «Властелине колец» Толкина было кольцо всевластья. Надо ли говорить о том, что именно по этой причине мы, остальной класс, отличников просто ненавидели, считая подлизами, заслуживающими похвалы от Лилии Александровны только за то, что те просто соблюдали правила и никак её методике обучения не противились? Да, именно поэтому и ненавидели…
***
А пока мы страдали, изнывая на уроках, наши родители, разумеется, о творившейся «жести» были прекрасно осведомлены, потому что не жаловаться мы, изнемогавшие от её суровых и строгих требований, не могли. Суровая дисциплина означала единственное: мы тратили на домашние задания по русскому больше всего времени в ущерб другим предметам. Притом проводили время за уроками порою до глубокой ночи, лишь бы успеть до завтра. А ведь у нас ещё история, английский, физика, математика и т. д., которыми мы жертвовали, лишь бы успеть сделать русский. Разумеется, многим родителям из-за этого казалось, что Лилия Александровна требует от нас сверх меры, будто думает, якобы других предметов в мире просто не существует. Если бы они ещё узнали, о том, что у нас было пять уроков русского в неделю и всего две или три математики, то окончательно бы убедились в том, что учитель явно перегибает палку со своими требованиями. Особенно это было актуально, если родители хотели, чтобы их дети стали программистами, инженерами или физиками-ядерщиками. Впрочем, и помимо этого к Лилии Александровне претензий хватало по поводу домашних заданий, сочинений и т. д. По этой причине наши папы и мамы, недовольные методикой учителя, приходили с ней разговаривать по этому поводу и высказывать своё однозначное возмущение.
И если вы думаете, что хоть один из этих серьёзных разговоров с ней у наших родителей увенчался успехом, то нет. На любой аргумент весом с молоток находился ответ Лилии Александровны с кувалду. По крайней мере моих точно она смогла убедить, что это не от меня требует невозможного, а, наоборот, я ни черта ни на что неспособен. Мои восприняли это как призыв к действию и заставили терпеть. Другие же родители хоть и приняли её аргументы к сведению, но сделали это скрипя зубами, потому что проблема по сути не решалась. Мы продолжали тратить на русский язык непропорционально много времени в сравнении с другими предметами.
Но в один момент терпению группы некоторых родителей на собрании пришёл конец. Обговорив всё с чадами, они поставили вопрос о том, что от Лилии Александровны пора отказываться. Классный руководитель с их доводами согласился и предложил проголосовать на следующем собрании, быть ли ей нашим учителем русского или нет? Как только об этом сообщили классу, радостные крики на весь кабинет были, в том числе и с моей стороны. Но больше всех были рады трое учеников: два мальчика и одна девочка. Один из пацанов Дима был моим лучшим другом, другой оказался как раз Ярик, а с той девчонкой Лерой мы очень тесно общались. Против же были отличницы, совершенно не радовавшиеся тому, что уровень их знаний с более слабым учителем упадёт, а Лилия Александровна объективно была лучшей во всей школе.
Родители отличников тоже, разумеется, были против того, чтобы знания их детей падали качеством только потому, что кто-то не успевает за остальными или кому-то учитель не нравится по личным причинам. Уж каким образом они в итоге сумели убедить остальных, что Лилию Александровну нужно оставить, я не знаю. Но факт остаётся фактом.
После того, как на следующем родительском собрании учителю вынесли вотум доверия, а предки доложили о результатах чадам, мне от Димы прилетело знатно, мол, я предатель, потому что мои родители проголосовали против замены учителя. Спорить с ним не стал. Предатель? Ну ладно, хорошо! Просто всё дело было в том, что Лилию Александровну я тоже тогда не любил, как и остальное большинство класса, но особо не жаловался родителям про её методы обучения, как и остальное большинство тоже не ябедничало, хоть на уроках и скрипело зубами. Более того меня отец бы наверняка одарил подзатыльником, начни я ему рассказывать, как плохо и тяжело с ней учиться. Наоборот, заставит в три раза усерднее сесть за учебники и получить в следующий раз четыре, а не три, нежели поведётся на моё нытьё о плохом учителе. Но что Диме и другим «оппозиционерам» рассказывать теперь, чего оправдываться, если теперь у тех, кому учительница не нравится, два выхода: или оставаться, терпеть, или уходить в другой класс, в другую школу? Поезд всё равно ушёл, и Лилии Александровне нужно было сделать нечто экстраординарно омерзительное, чтобы против неё выступили с новой силой даже те, кто решил высказать нейтралитет или молчаливое согласие. А она при всей строгости в целом учительской этики никогда не нарушала.
И да, это не опечатка. Я действительно написал «в целом». Почему? Потому что были свои нюансы. И понимаю, конечно, что вы уже сгораете от любопытства узнать, где она творила в отношении учеников реальную жесть, но попрошу ещё чуть-чуть подождать, чтобы дать вам цельную картину происходивших тогда событий.
***
С одной стороны ладно русский язык! Лично я стерпеть её требования по этому предмету был готов. Но вот ещё одна проблема заключалась в том, что она также являлась и учителем литературы. А с этим у меня тогда были большие неприятности…
Это сейчас я с удовольствием могу прочитать Булгакова, Толстого и Достоевского, но тогда в школьные годы меня более всего увлекали три вещи, во имя которых я был готов открыть книгу: фантастика и фэнтези, а также энциклопедии по военной истории и оружию. На моих книжных полках непременно стояли Жюль Верн и Джон Толкин, а также энциклопедии про танки, битвы и про великих полководцев. Я взахлёб прочитал «Айвенго» Вальтера Скотта и «Спартака» Рафаэлло Джовальони, был в восторге от «Тараса Бульбы» и третьего тома «Войны и мира» (а точнее от описания Бородинской, Аустерлицкой и Шенграбенской битв), но меня тошнило с «Дубровского», меня раздражали «Мёртвые души», я плевался с «Детства», «Отрочества» и «Юности», искренне ненавидел «Муму», «Отцов и детей». Такие у меня были вкусы. Я мечтал археологом и военным историком стать, а душевные терзания героинь книг Толстого меня совсем не интересовали. Как правильно мы подметили позже с двоюродной сестрой, она в «Войне и мире» молилась, чтобы побыстрее закончилась «война» и начался «мир», а я из всего эпоса Толстого прочитал только «войну» и вообще не притрагивался к «миру», до того он мне был скучен и уныл.
В итоге я находил тысячу причин не читать те же «Мёртвые души», соответственно и получал двойки. И тут я особенно выделяю это произведение, потому как именно оно, по всей видимости, было у Лилии Александровны любимым (Гоголя она просила «любить и жаловать»), посему и потребовала всем его прочитать от сих до сих, потому и мучила им нас в течение месяца, а может быть, и двух. Притом снимала ради литературы уроки русского, хотя до этого всегда было наоборот! И раз уж появилась такая возможность, дайте похвастаюсь своим антирекордом: я за этот срок получил по литературе подряд двоек пять или десять. Точно уже не помню. Притом две последних она поставила, не став принимать на проверку моё конечное сочинение, так как было очевидно, что по произведению, которого не читал, сам я написать ничего бы не смог. В конце четверти еле вышел на тройку, рассказывая стихи Тютчева и Фета наизусть, да найдётся им в раю за простые и запоминающиеся строчки особое место. Но с тех пор, клянусь вам, я Гоголя возненавидел. Не из-за того что он плох, а потому что получить несколько двоек подряд за одну четверть – в этом нет и не может быть никакого удовольствия, но только одно лишь страдание. Только разве что удовлетворение от героического самовыкапывания из могилы, как делала Беатрикс в «Убить Билла», в которую сам попал из-за лени и любви к военной истории.
Ой не возлюбила меня после этого Лилия Александровна. Теперь на каждом уроке литературы, когда начиналась очередная проверочная работа по новому произведению, будь то «Обломов», «Война и мир», либо «Преступление и наказание», спрос с меня был двойной. Тогда же открыл для себя краткие пересказы произведений и аудиокниги – много сил и нервов спасли. И да будет свят тот, кто их придумал.
С другой стороны Лилия Александровна всегда оценивала старание. И в этом она была большим молодцом. Так от большой любви к военной истории и особенно к эпохе Наполеоновских воин, клянусь, я раз пятьсот прочитал стихотворение Лермонтова «Бородино». Будучи уверенным в своих силах и в памяти, я один из всего класса вызвался выучить наизусть этот стих, ибо после пятисотого прочитанного раза строчки про недаром Москву, спалённую пожаром, внутри мозга были уже, считай, в граните выбиты. Но к своему стыду, выйдя к доске, гранит мой раскрошился на мелкие кусочки, словно был он на самом деле всегда мелом, и я половину строк совершенно забыл!
Лилия Александровна должна бы мне тройку поставить, но вместо этого рассмеялась, махнула рукой и поставила в дневнике пятёрку со словами:
– Всё, садись. Вымучил.
– Спасибо! – я абсолютно довольный результатом улыбнулся. Такая её мягкость меня поразила в тот момент, но уже потом чуть всё обдумав и поразмыслив, я убедился, что пускай Лилия Александровна и была невероятно строгой и требовательной, но, повторюсь, она всегда готова хорошо оценить человека, если убеждалась, что тот старался. И это был лучший её профессиональный навык. Правда, пользовалась она им не всегда, в чём вы чуть позже сможете убедиться на примере моего лучшего сочинения, но тем не менее.
***
Но на самом деле детсадовской ерундой были все эти проверочные по литературе и задания у доски, контрольные и стихи наизусть, ведь особо сильно Лилия Александровна любила валить двойками за сочинения! Именно они были предметом наибольшего ужаса у всего класса, именно из-за них у неё с нашим ученическим коллективом возник самый большой и кровопролитный (если кровью называть высосанные нервы) конфликт.
И всё ничего, и всё терпимо. Не так страшна была её строгость и требовательность, если бы не любовь Лилии Александровны самые нелепые моменты из сочинений зачитывать всему остальному классу, потому что она всегда призывала учиться на чужих ошибках.
Как это выглядело со стороны? А вы представьте, что являетесь уважающим себя кинорежиссёром, не терпящим такого, чтобы кто-то высмеивал вас и ваш труд. И тут появляется BadComedian, поливающий нечистотами сделанный вами кинофильм, на создание которого угробили годы жизни и миллионы долларов, миллиарды нервных клеток, вкладывая в работу всю душу, жертвуя во имя прекрасного самым для вас драгоценным. И это не просто когда вас критикуют за дело, но и едко высмеивают; да так, что вся Россия во весь голос смеётся и над вами, и над вашим трудом. Вот так мы себя и чувствовали в те моменты, когда учительница читала вслух всему остальному классу наши сочинения. Она была Женей Баженовым, а мы внезапно для себя оказались Сариками Андресянами, Александрами Невскими, Жорами Крыжовниковыми и Максимами Воронковыми. И ладно были бы взрослые, но разум наш совершенно не окреп, а над рассудком преобладали эмоции и переживания.
Самое лучшее, что могло произойти, это если Лилия Александровна найдёт в сочинении, оценённом ею в целом хорошо, какой-то смешной отрывок и зачитает его. Учитывая, что сочинение вышло хорошим, не так и обидно посмеяться над собой. Так, например, сделав в целом отличную работу по одному из рассказов Джека Лондона, я написал в нём такой отрывок: «главный герой в припадке жажды бросается пить воду из грязной лужи». Смешно? Согласен, я тоже при прочтении посмеялся от души, хотя когда писал дома, даже не помню, почувствовал ли, что строчка выглядит со стороны смешной. А если осознал, но переписывать не захотел, то это просто был глупый и нелепый момент, где посмеялся сам над собой и над своей ленью, что заставила не сочинить что-то более вменяемое, а оставить всё как есть, следуя бессмертному совету Вовки из мультика про его приключения в Тридевятом царстве: «Ладно, и так сойдёт!»
Хуже было, когда учительница высмеивала не просто глупые моменты, а в целом изложенные в сочинениях мысли. Тут весь остальной класс хохотал, а тебе было больно, потому что смеялись над твоей глупостью, над твоим невежеством – а тут, сами понимаете, страдает эго. Больно на душе, когда выглядишь тупым в глазах других. И лучше уж пускай она прочитает всё серьёзно, а потом с возмущением заметит, что мозг у нас совсем не кашеварит, чем сделает то же самое, но перед этим и высмеет каждое написанное нами слово. И уж точно куда лучше получить двойку за списанное, но хорошее сочинение, но не быть высмеянным, чем краснеть на виду у всего класса, делая вид, что работа не твоя. А к чести Лилии Александровны, когда она жёстко высмеивала чьё-либо сочинение, то автора «шедевров» никогда не называла. Но от того менее обидно не становилось.
Хуже было тогда, когда она высмеивала не наши, а мысли наших родителей. Вы же не думали, что они могли бросить своих детей один на один на произвол судьбы, если видят, что их чада приносят из школы очередную двойку за сочинение? Конечно, тут иначе никак – только садиться писать magnum opus о том, как провёл лето, вместе с ребёнком. И когда получаешь двойку, да ещё и высмеивают за изложенные там мысли, становится вдвойне обидно, потому что унизили не только тебя, но и твоих родителей. А оскорбление последних для любого уважающего себя человека – это повод кинуть сопернику перчатку и сразу после биться насмерть, нежели терпеть унижения аки самая последняя тряпка.
Так и произошло у Лилии Александровны с моей одноклассницей Лерой Кабановой. Впрочем, раз уж заговорил про них, стоит сразу сказать, что она под началом нашей учительницы русского грызла гранит науки с самого начала. Ей не нужно было привыкать к характеру Лилии Александровны и её методике работы. Лера так же, как и остальные, терпела, мучилась и страдала, потому с одной стороны её неожиданное решение идти на конфликт с учителем выглядело необычным. Но всё сразу встанет на свои места, если взглянуть на развивавшуюся тогда ситуацию совершенно под другим углом, а не делая из учительницы, либо из ученицы виноватую.
Ситуация тогда была в принципе накалённая. Именно в этот период наша учительница по русскому своей строгостью и придирчивостью успела надоесть большей части класса. Именно в этот же период так совпало, что Ленка успела поругаться и с одной из любимых учениц Лилии Александровны Юлей Паулаускас (её отец по национальности литовец). Конфликт на самом деле был обыденным и легко решаемым, если бы стороны решили помириться. Но кому это было нужно? Одна что-то обидное ляпнула другой, а та ответила, и пошло-поехало. Были разговоры даже про то, чтобы забить стрелку или устроить тёмную. А ещё у Леры буквально в заднице свербило от одной только мысли о том, чтобы на восьмое марта подарить Юле станок и пену для бритья, так как у той над верхней губой росли заметные усики, бороться с которыми означало только усилить рост волос, сделав пушок, таким образом, намного выразительнее.
А ещё Лера, как ни крути, мнения о себе была невероятно высокого. Уж не знаю, что тут сильнее повлияло – её воспитание, либо рождение под знаком зодиака льва, но она терпеть не могла, когда её высмеивали или выставляли откровенной дурой. Лилия Александровна же, как вы помните, отличалась тем, что легко могла унизить любого ученика, просто прочитав его сочинение вслух остальным. Юля же, как её любимица, не только была примером для других учеников, как писать работы правильно, но и всегда пользовалась возможностью ещё больше унизить одноклассника, чьё сочинение прочитали, фразами типа: «Что за идиот мог такие глупости накалякать…» – а Лилия Александровна её ещё и хвалила за едкий комментарий. Вот так, поддакивая учительнице и отличаясь крайней степенью надменности (считала, что те, кто не имеет высшего образования, должны быть нищебродами), Юля в глазах Леры стала объектом наиболее крайнего презрения. Любой комментарий от Паулаускас в свой адрес для неё был унизительным оскорблением, и в своей ненависти к Юле Леру было просто не остановить.
Кульминация всего этого водоворота ненависти в природе наступила, казалось бы, в самый обыденный день проверки сочинений, когда ничто не предвещало беды, ибо все уже знали, что Лилию Александровну, скорее всего, как всегда 60-70% работ не устроят. Так что сенсации или жесточайшего провала в тот день никто не ожидал.
Но именно тогда Лилия Александровна прочитала сочинение Леры, именно в тот момент каждая из вычитанных строчек заставляла класс взрываться от смеха, а Юля Паулаускас, надрываясь от хохота, оглядывалась вокруг и спрашивала:
– Да кто эту чушь написал?
– Вот так, Юль. Сама поражаюсь… – отвечала своей любимице Лилия Александровна.
Это и стало последней каплей. На следующий день в класс ворвалась мама Леры и начала отчитывать учительницу, мол, какого чёрта та поиздевалась над её дочуркой. Лилия Александровна изрядно удивилась самому факту претензий, потому как автора сочинения, разумеется, не называла. В итоге так и разошлись, не выяснив, кто прав, кто виноват. А на следующей неделе на первом же уроке русского учительница сама начала отчитывать уже Леру.
– Скажи пожалуйста, почему ты на меня клевещешь, что якобы я над тобой издевалась?
– Клевещу?! – удивилась Лера.
Лица обоих покраснели от ярости. Казалось, ещё чуть-чуть, и от перенапряжения, витавшего в помещении, во все стороны полетят молнии как в боевиках 80-х и убьют каждого из нас, находившихся там в момент спора.
– А что это, как не клевета?!
– Но вы же издевались!
– Как?
– Не так прочитали моё сочинение!
Лилия Александровна обратилась к классу:
– Ребята, я хоть раз, высмеивая чьё-либо сочинение, называла имя автора?
Отличники мигом и чуть ли не хором отвечали:
– Нет!
– А вот Лера Кабанова у нас говорит, что да. Вы представляете? За более чем тридцать лет учительской практики ни разу не было такого, чтобы меня так нагло клеветали…
– Лилия Александровна, если хотите, я могу уйти…
– Да не нужно мне, чтобы ты уходила! Я хочу, чтобы на меня перестали клеветать, потому что это уже всякие границы переходит!
Сразу после этих слов Лера собрала свои вещи и вышла из класса. Все находились в недоумении и даже не знали, как на это реагировать, ведь с одной стороны Лилия Александровна действительно автора сочинения не назвала. А с другой мы, двоечники и троечники (твёрдых хорошистов у нашей учительницы традиционно не было; если хорошист, то только на грани с троечником) знали, что Лилия Александровна с высмеиваниями перегибала палку. И даже не нужно было слышать своё имя, чтобы почувствовать себя униженным и оскорблённым, настолько остро и едко она проходилась порою по каждой нелепости в наших строчках. И это она делала на весь класс к тому же. По итогам все понимали, что наша учительница оболгана, но открыто поддержать её решались только отличники, ибо ненависть от страха перед ней не имела никаких границ. Тем не менее, открыто против учителя кроме Леры больше никто идти не осмелился.
На следующий же день классный руководитель поставил учеников перед фактом, что Лилия Александровна отказывается от нашего класса, и уроки следующие две недели с ней будут, возможно, последними. Но в этот раз даже интриги не получилось. Инициативная группа мам отличниц пришла к учительнице русского на поклон и сказала, мол, хотим, чтобы педагогом у наших детей были вы и только вы. Лера же, посоветовавшись с родителями, ввиду бесперспективности борьбы вследствие такого мощного лобби пришла к тяжёлому решению, что ей нужно переходить в другой класс. Вот так всё и закончилось.
И если для Леры всё выглядело легко и просто, то нам, то есть всем остальным ученикам было решительно непонятно, почему она так поступила. Для нас это выглядело не иначе как слабость, потому что не только Лилию Александровну она называла причиной своего перевода, а ещё и Юлю Паулаускас. Лера всегда казалась мне крепким духом человеком, чтобы обращать внимание на четырёхглазую зазнайку не с усиками, а с пропуском в трусики, грозящими вырасти с возрастом в усищи как у Микитко сына Алексеева. Но она почему-то её подколов за свой ограниченный интеллект не стерпела. Притом Лера не сказать что и физически слабой была. Могла стрелку забить, могла тёмную сделать – всё как и мечтала. Да что угодно можно было сотворить, чтобы Юлю наказать! Но просто так взять и сдаться… Я был о ней лучшего мнения, несмотря на то, что относился сдержанно и прохладно. Но тем не менее!
Что касается Лилии Александровны, то уйти из-за неё – весомая причина, раз она не покинула нас. Но, хочу заметить, доставалось от неё большей части класса, а не только Лене, и никто не жаловался: все хотели получать знания и хорошо владеть своим родным русским языком. Неужели это был не повод её стерпеть? Моему школьному другу Димону порою доставалось от Лилии Александровны больше, но он не бежал аки крыса с корабля, притом, что этот самый корабль даже не тонул. Наоборот, к девятому классу он собрался с силами и поднял свой уровень знаний по русскому настолько, что меня обошёл!
В конце концов, я сам в своё время из десятой школы не перешёл в шестую только из-за того, что не хотел менять знакомых и привычных учителей, а также хоть и порядком надоевших, но простых и понятных как три копейки одноклассников. Адаптация к новым – всегда стресс, а за год до экзаменов переходить – вообще мука. Впрочем, это ещё раз подтверждает, что Лера была на грани, поэтому и решилась перевестись. Я был терпеливее и смиреннее, поэтому остался.
***
К слову о профессиональных навыках, о которых я обещал вам рассказать. Однажды мне удалось Лилию Александровну таки интеллектуально и морально одолеть. И не премину возможностью похвастаться своим подвигом!
Однажды мы писали сочинения на специальную тему. Нам нужно было применить в тексте приём перехода от настоящего времени к воспоминаниям, как раз изучаемый нами в ту неделю. Притом, главная сложность состояла в том, что нужно было опросить родственников и написать реальную историю, дабы исключить возможность списывания.
Задачка, скажу вам честно, братцы, оказалась не из лёгких. Мать с отцом ничего интересного придумать не могли, двоюродную сестру свою донимать хотелками Лилии Александровны как-то тоже не хотелось: она и так в тот год училась то ли на третьем, то ли на четвёртом курсе кафедры математической лингвистики в СПбГУ, а ей ещё на сочинение младшего брата отвлекаться?
В итоге плюнул на всё и решил сочинить сам. Придумал историю про дедушку, бравшего Берлин и попавшего в засаду на танке за пару-другую километров до Рейхстага. По сюжету он с экипажем зашёл немцам во фланг, в ходе боя овладел вражеской пушкой, и из неё прямой наводкой вдарил по немецкой засаде, таким образом, решив исход боя в свою пользу. А учитывая, что военную историю я знал в свои пятнадцать лет отменно, то и описание батальных сцен получилось особенно удивительно сочным.
Как оказалось во время проверки, задача оказалась сложной опять же для большинства моих одноклассников. Кто-то так и не понял, о чём вообще нужно было писать, а кому-то приём этот оказался непомерно сложным, нежели их интеллектуальная сила, посему ребята в основном не справились.
Тут Лилия Александровна берёт мою тетрадку. Я сразу понимаю, что, скорее всего, тоже пролечу или потому что история выдумана, или из-за неправильного применения приёма. Короче, ожидал худшего.
Но к моему удивлению она начинает зачитывать отрывок сочинения и неожиданно спрашивает:
– Откуда списал?
Вопрос, признаюсь, поверг меня в шок. Что ответить, не знаю. Точно помню, что весь вечер вчера сам корпел над каждой строчкой, надеясь хотя бы на тройку, в лучшем случае на четыре. Но уверен, что не списывал. Вопрос застал меня врасплох, посему растерялся.
– Я сам всё сделал…
– Не ври. Я вчера сама взяла калькулятор и посчитала. Твоему дедушке сейчас не может быть девяносто два. Откуда списал?
– Я не списывал!
Лилия Александровна не унималась.
– Слушай, я принципиальная. Специально буду шерстить литературу, искать источник. Не дай Бог найду, завалю в конце года. После этого даже на тройку за год не рассчитывай.
Предложение было таким, от которого отказаться сложно. Почти невозможно, как иногда нельзя сказать «нет» требованиям мафии, если утром просыпаешься в постели и видишь отрубленную голову любимой лошади у своих ног. Можно просто сказать, что откуда-то списал, получить две двойки, переписать потом, и заработать в конце две тройки – хоть отстанет. А так Лилия Александровна при желании и сову на глобус натянет, дабы доказать, что сочинение списано: уж я то знаю! Будет у какого-нибудь Астафьева (у которого я читал всего один рассказ про Сибирь) хоть мало-мальски отдалённое описание того или иного боя с заходом противнику в тыл или во фланг, как написано в моём сочинении, так прыгать же будет, что нашла оригинальный источник, а я потом уже от звания лжеца и вора не отмажусь. Не может быть такого? Да может. Мало что ли историй таких на войне? Да они тут и там, стандартные для любых конфликтов и сражений! Поэтому и вероятность того, что сходство с каким-либо другим произведением найдётся, оставалась. А потом её переубеждать будет сродни попытке доказать европейцу, что радио изобрёл Попов, а не Маркони.
Так что сдаться было бы проще. Но вместо этого во мне воспылал праведный гнев. Я ведь не списывал, каждую строчку вымучил! А если плагиат есть, бремя доказывания лежит на Лилии Александровне, коль она это утверждает. А там, если надо, через суд проверим на антиплагиат! Но отнимать у меня созданное своими руками эта тиран в юбке не посмеет! Короче говоря, я решил идти до конца.
– Делайте что хотите, но я не списывал.
– Ещё раз повторяю, я всё посчитала. Этого не может быть, чтобы твой дедушка столько прожил.
– Не знаю, что вы там считали, но сочинение моё! Я его написал! Так что делайте, что хотите… – и развёл руками.
Двойку она мне так и не поставила, так как не нашла «оригинала», ибо он был записан в моей тетради в единственном экземпляре. Но и хорошую оценку тоже ставить не стала. Я вообще ничего за это сочинение не получил, так как продолжал настаивать на своём, а она убеждала себя в том, что строчки были у кого-то сворованы, так как не может патологический троечник так хорошо написать, как якобы не мог и Шолохов «Тихий Дон» написать. Вышло ни нашим, ни вашим. И не сказать, мол, я остался недоволен. Наоборот, хорошо, что не получил сразу две двойки, а ведь вполне мог: со списанными сочинениями Лилия Александровна не церемонилась. Но раз уж так всё обошлось, то и требовать чего-то, доказывать кому-то… Это глупо так корячиться из-за какого-то сочинения. В итоге будем считать, что в этом матче я одержал победу со счётом 3:2. Но, главное, ей не уступил, слабости воли не проявил. В споре с Лилией Александровной нужно всегда было иметь или железные аргументы, или (извиняюсь за вульгарность) железные яйца. Так что я могу собой гордиться.
И это, знаете ли, не пустой звук. Она, например, всегда говорила: «Если решил критиковать за что-то русскую классику, то будь добр предоставить железобетонные аргументы, иначе получишь двойку!» Почему? Русская классика же непререкаема, Пушкин – гений, а ты ученик 9Д класса среднеобразовательной школы номер десять из одного маленького, пусть и небезызвестного захолустья, который к тому же учится еле вытягивая себя аки Мюнгхаузен из болота за косичку на четыре, и так каждую четверть. У кого авторитет больше? Вот то-то же! Так что если тебе не нравится в русской литературе образ маленького человека типа станционного смотрителя за бесхребетность, ибо лучше застрелить обидчика и отправиться на каторгу, чем терпеть унижения, то будь добр идти к чёрту! И не важно, что, например, того же Пушкина за «Дубровского» критиковали современники и потомки типа Ахматовой (признававшей несомненный поэтический талант Александра Сергеевича) как пример написавшего довольно посредственное бульварное чтиво для широких масс. Ты ж ученик небольшой школы маленького шахтёрского городка на краю света, ни одного сочинения на твёрдую пятёрку не написавший. Какие там мудрые мысли тебе могут прийти, мальчик? Примерно так же рассуждала Лилия Александровна, оценив критический взгляд из сочинения её любимицы Юли Паулаускас всего раз за семь лет, пока мы у неё учились. Вдумайтесь только! Одно сочинение от одного человека за семь лет, с критическими аргументами которой Лилия Александровна согласилась! При всей строгости учительницы Юля действительно заслужила в её глазах звание любимицы. Для нас же она так и осталась подлизой, но тем не менее…
Надеюсь, теперь понимаете, как мне повезло не получить двойку тогда за тот художественный вымысел в сочинении. И к слову именно этот момент в моей жизни, как считаю, дал старт моей литературной карьере, чем я активно занимаюсь и по сей день. Вдумайтесь только, что столь строгая и требовательная учительница как Лилия Александровна писанину ученика девятого класса приняла за серьёзное, а главное изданное произведение неведомого писателя! Это ли не факт признания литераторского таланта уже в возрасте, когда Пушкин написал свой первый стих? И прошу прощения, если слишком сильно себя хвалю. В следующий раз советую читать мои произведения в солнечных очках, чтобы не потерять зрение от моей чарующей ослепительности!
***
Но терпение сквозь оскал ненависти было тогда. Осознание, как мне на самом деле повезло с учителем, пришло только в момент объявления результатов ЕГЭ по русскому языку.
Примечательно было то, что по устоявшейся традиции моими профильными предметами в школе были история и география. Знал я их отменно и всегда получал пятёрки. Нужно назвать дату Трафальгарского сражения? Я тут как тут! Нужно показать на карте, где находится Эверест? Без проблем! По этим предметам я был непревзойдённым, и даже наши четыре отличницы, традиционно имевшие самый высокий уровень знаний, уступали мне по истории и географии главным образом потому, что я эти предметы знал углублённо, а не на уровне школьной программы. Ну и, разумеется, собирался сдавать ЕГЭ по этим предметам, рассчитывая на сто баллов по каждому.
Каково же было моё удивление, когда я получил результаты экзаменов! История – 64 балла, география – 69 баллов, и это притом, что географию я знал хуже истории.
Был ли у меня шок? Да. На фоне результатов по русскому – 73 балла! Я русский язык сдал лучше своего любимого, профильного предмета истории! Как такое возможно? Удачный вариант попался? Сдача по билетам – это тоже лотерея; я в этом убедился, когда сдавал экзамены в девятом классе, но с историей у меня проблем не возникло. Плохая подготовка? Определённые проблемы со свободным эссе на историческую тематику у меня ещё на олимпиадах были, из-за чего на областных всегда пролетал, так что вполне возможно. А вот что до хорошей подготовки по русскому?
Да, чёрт возьми! Да! При всей моей тогдашней неприязни к Лилии Александровне, при всём моём страхе и ужасе перед ней, при всей той строгости, в которой мы закалялись, она дала нам главное – хорошие знания по русскому языку. Не идеальные, не спорю, так как я был в знании русского традиционным «хорошистом», но нередко на грани с троечником. Многое к сегодняшнему дню уже источилось, посему больше опираюсь на проверку орфографии и пунктуации в программах для набора текстов типа Word или WPS. Но в тот момент результаты у всего нашего класса были на секундочку одними из лучших в городе, не уступая традиционному лидеру – шестой школе. А лично у меня знания русского были оценены лучше, чем знания любимой истории. Это ли не доказательство того, что Лилия Александровна выполнила свою задачу? Да, она бесспорно это сделала. Вопреки нашей ненависти к ней, нашей неприязни, вопреки нашему страху и презрению к строгости и даже (не побоюсь этого слова) к муштре, она сумела подарить нам знания, которые мы оказались способны применить на практике. Да, своим методом обучения она резала по-живому, и после оставались глубокие, уродливые шрамы, исполосовавшие наши души, но именно они на самом-то деле и были этими самыми знаниями, что помогли в итоге нам сдать экзамен, которым пугали, обещая, мол, не сдадим, мол, испортим себе будущее. В итоге всё получилось наоборот, и то была непосредственная заслуга строгой, но справедливой и знающей своё дело Лилии Александровны.
Волшебным образом все, кто её в школьные годы ненавидел и терпел через силу, потом говорили об учительнице с теплом и уважением. Это и мой одноклассник Толя, у неё круглый троечник, сдавший ЕГЭ на 71 балл, это и мой некогда школьный друг Дима – все мы убедились, что дисциплина в совокупности с хорошей базой поданных знаний были залогом наших хороших результатов.
Кто ж потом Лилию Александровну вспоминал потом с прохладой, так это одна из наших четырёх традиционных отличниц Юля (только не Паулаускас, а Александрова; так-то вообще Юли у нас были три, и все круглые отличницы, что удивительно и забавно). Она винила учительницу в излишней строгости, в том, что на деле быть её любимицей оказывалось мукой из-за высокой ответственности и требовательности соответственно, нежели привилегией. У Лилии Александровны каждая отличница, например, должна была попробовать свои силы в олимпиаде по русскому, а отказ участвовать был для неё сродни предательству, после которой любимицей она, конечно, оставалась, но уже не настолько. Так что, как видите, любовь Лилии Александровны к своим ученикам тоже имела свои нюансы.
Я же притом, что со временем, начал уважать и ценить её намного сильнее, потому как результаты экзаменов не оставляют иного выбора, кроме как признать Лилию Александровну действительно самым способным из всех моих школьных педагогов, не могу не отметить и минусов, упомянутых в ходе повествования. Она действительно довольно жёстко высмеивала плохие сочинения. Был бы я педагогом, то на её месте просто ставил бы учеников перед фактом, что у них такая-то и такая-то оценки, а если они с чем-то не согласны или хотят узнать причину двойки, то пусть подходят, спрашивают и узнают. Высмеивание же на весь класс, хоть Лилия Александровна к её чести и не называла авторов сочинений, на мой взгляд было одной из немногих действительно негативных черт в её педагогической практике. Но с другой стороны в определённой степени закалило меня при критической оценке моих литературных трудов. Так что и тут не могу сказать, что лично сам остался недоволен.
Во всём остальном же она была вне конкуренции, о чём ярче всего кричали результаты наших экзаменов. Так что долгих ей лет жизни и хороших учеников, а каждому оболтусу строгой дисциплины для качественного улучшения результатов обучения, но без жести с высмеиваниями сочинений на весь класс, что выводило из себя. Вот так ваши результаты действительно будут хорошими.
Уроки Истории
Как так вышло, что я полюбил историю? В принципе было ожидаемо, учитывая, что меня окружало в раннем детстве. Началось это ещё до школы, когда мне было всего четыре годика. В первую очередь на меня повлияло наличие в библиотеке родителей советской книжки «Про войны», где я любил рассматривать рисунки древних мечей и прочих вооружений, а также фильмы типа «300 Спартанцев» и «Даков» из ушедшей, но некогда великой эпохи старых, классических пеплумов, которые любили тогда показывать по телевизору. А ещё я просто обожал ставить сценки в личном театре одного актёра, где искал среди одежды и барахла одеяние, похожее на снаряжение гоплита, либо римского легионера, наряжался в него и отбивал атаки воображаемых варваров на Элладу.
Позже мне невероятно повезло в том, что у двоюродной сестры в библиотеке была в наличии книжка по истории из легендарной серии «Я познаю мир». Мне тогда её подруги пытались всучить ещё и писанину про зверей из того же цикла, но она мне – шестилетнему мальчику показалась скучной и занудной: ведь там не было битв. Посему мой выбор был однозначен и очевиден, и брал я ту книжку по истории у сестры ещё не единожды. Как раз из неё я впервые и узнал, что, например, Сталин был плохим, или что спартанцы сбрасывали младенцев в пропасть, если те выглядели слабыми.
Какие из двух предыдущих утверждений правдивы или лживы с точки зрения современной исторической науки, пускай решает каждый сам для себя. Но суть от этого не меняется: уже к пятому классу средней школы, поглощая новые исторические фильмы с очередными энциклопедиями, я вышел на недосягаемый для моих одноклассников уровень знаний по истории. Примерно в то же время посмотрел серию фильмов про Индиану Джонса и беззаветно влюбился в эту научную дисциплину, желая в глубине души таких же приключений, как у Инди, а также новых, сенсационных исторических открытий вроде обнаружения Ковчега Завета или Святого Грааля.
Помню, как радовался выданному первого сентября учебнику за пятый класс с изображением на обложке уничтоженной в 2015 году человеко и богопротивными мусульманскими террористами древнеримской арки эпохи Семптия Севера в Пальмире. Клянусь вам, что прочитал его от сих до сих за один вечер, попутно наслаждаясь картами и картинками, после чего уснул прямо с ним в руках, с нетерпением ожидая начала первых уроков по истории и мечтая, дабы их было как можно больше!
Уже на первом занятии блистал знаниями так, будто в меня вселился сам маэстро Понасенков, настолько я выглядел ослепительным в глазах остальных. С тех самых пор, когда класс спрашивали, кто лучше всего знает историю, пальцы моих одноклассников показывали в ответ только на меня. Жаль, что в такие моменты я не носил триумфальных головных венков римских императоров! Мне было бы к лицу…
Учителем моим оказался вполне себе способный педагог Соколов Никита Константинович – человек очень сложной судьбы. Именно он в 1987 году стал первым директором нашей школы, но уже через три года лишился своего поста, так как попал в аварию, и перешёл в разряд простых учителей. Учитывая, кем работал, да ещё так и остался хромым после той автокатастрофы, он с большим трудом пережил девяностые, отчего не только возненавидел Ельцина и всех наших либеральных младореформаторов, но и стал ещё более упрямым, идейным коммунистом, чем был раньше.
Никита Константинович с самого начала оценил мой уровень знаний по достоинству, как и моё рвение как можно быстрее постигать материал. Я же, клянусь, был готов за год освоить всю школьную программу на шесть лет вперёд, настолько поверхностной и примитивной она была. Для меня история античности за пятый класс оказалась только одной серией одного сезона сериала, и мне уже невтерпёж было узнать, что будет в следующей. На деле же мировая история сложнее и многогранее той, которую нам преподают в школе. Вот двадцать шесть лет блеска Франции, заразившей мир сначала заразой либеральных свобод, а потом имперских завоеваний Наполеона – вот это действительно интересно и сложно, ведь нужно запомнить целую гору событий, битв и сражений, начиная от Бастилии и Вальми и заканчивая Ватерлоо, что действительно не так уж и просто. А тест за пятый класс на знание развития цивилизации Древнего Египта – пшик, тем более, что история греко-персидских войн и завоеваний Александра Македонского, а также Рима эпохи Гая Мария и Цезаря куда интереснее, чем причины возвышения Египетского царства на берегах Нила. В их истории великих битв было разительно меньше, нежели в историческом пути таких легенд древнего мира, как Ганнибал или Флавий Аэций.
***
И да, к сожалению для одних или к счастью для других мой школьный учитель был коммунистом красноконсерваторского толка. Что страшного могло произойти? Всего-то лишь преподавал классу историю на основе идеологии марксизма-ленинизма. В пятом классе ещё обтекаемо и робко, но уже начиная с шестого каждый из нас знал, что Маркс, Энгельс и Ленин высказали по тому или иному поводу.
Кто-то мне пособолезнует, кто-то Никитой Константиновичем восхитится, но сути от этого не поменяется: это не могло не повлиять в то время на мои взгляды и отношение к жизни, тем более моими друзьями и по совместительству одноклассниками были шахтёрские и кухаркины дети. Конечно, среди нашего класса имелись не только пролетарские «нищеброды», но и те, кого с уверенностью можно было отнести к среднему классу. Правда, по сути мы в большинстве своём являлись детьми пролетариев и легко, даже бесспорно во многом соглашались с аргументами Никиты Константиновича, а посему лично я долгое время называл себя коммунистом. С другой стороны интернационалистом я никогда не был, часто конфликтовал с армянами и азербайджанцами, обжившимися в нашем небезызвестном захолустье после Карабахской войны, поэтому последовательным леваком так и не стал. А знай тогда о лимоновцах, наверняка стал бы нацболом.
Впрочем, Никита Константинович человеком глупым, оттого что коммунист, тоже не был. Он прекрасно понимал, в чём заключались проблемы социалистического строя. Однажды, например, обрушился с резкой критикой на детей советских чиновников, имевших возможность не служить в армии по своему положению, притом, что сам два года отслужил от звонка до звонка. А однажды, обсуждая уже в девятом классе первые выборы в СССР, спросил нас:
– Как думаете, честно ли ВКП(б) заслужила победы на первых выборах в Верховный Совет в 1937 году?
В основном класс промолчал. Редкие голоса ответили:
– Нет!
– А почему? – прищурился Никита Константинович и хитро ухмыльнулся.
– У них не было конкурентов, – отвечали ученики, – поэтому выборы нечестные.
– Как это нечестные? – спрашивает учитель и глупо улыбается, – 98,6% проголосовали за коммунистов. В чём проблема?
В ответ класс рассмеялся, но что ответить, никто ничего не придумал.
Я до сих пор не понимаю, для чего он это сказал. Если действительно хотел убедить нас в честности выборов, то у него явно не вышло. У Никиты Константиновича на лице прямо написано было, что он сам считает те выборы абсурдными. Так что если человек является коммунистом, то это не значит, что он совершенный фанатик или упрямый глупец. Просто для него лучше коммунизм и дефицит, но зато без олигархов, чем свободный рынок, еда на полках и возможность стать кем-то большим, нежели тем, кем являешься. Жаль только, что он нас каждый раз старался убедить в правоте Маркса, Энгельса и Ленина. На мой взгляд учитель должен быть политически нейтрален, но никак не активен, чтобы просить учеников убеждать родителей, мол, на следующих выборах нужно голосовать за КПРФ. Ученик, когда вырастет, сам потом выберет свой путь, а вдалбливать ему что-то с пелёнок… Это запрещённый приём.
Впрочем, справедливости ради, острых углов Никита Константинович не избегал. Каждый раз, когда я узнавал очередной чудовищный исторический факт преступлений большевиков в России, будь то голод 20-х, 30-х, коллективизация, лагеря системы ГУЛаг или Новочеркасский расстрел, он говорил об этом честно и не стеснялся. В каких-то случаях объяснял всё перегибами, а иногда и соглашался, что то или иное событие было неправильным с точки зрения морали. Особенно мне доставляло удовольствие смотреть, как он рассказывал про расстрел в Новочеркасске. Сами подумайте! Ты то всё это время рассказываешь, что СССР был чуть ли не раем на земле, а теперь приходится думать и подбирать слова, стараясь как можно мягче расписать причины того, почему в государстве рабочих расстреливали рабочих за требование повысить заработную плату и снизить цены на продукты, при этом не обвиняя в целом советскую систему и плановую экономику. С этого момента я взял за привычку проверять каждое слово своего учителя по истории и по чуть-чуть начал разочаровываться в левых идеях. А ещё не забывал Никиту Константиновича подкалывать.
Так один раз он попросил меня сделать доклад об истории современной КПРФ. Я и написал, попутно совершив неожиданное для себя открытие: оказывается, Компартия России не раз раскалывалась за свою современную историю, что становилось причиной нешуточных скандалов. И пока готовил доклад, задался вопросом: «А позволит ли мне Никита Константинович об этом рассказать?» В результате отрывок с расколами в КПРФ попал в доклад. При прочтении учителю поначалу всё очень нравилось, а уже в самом конце я с улыбкой взглянул на него и спросил:
– В целом у меня всё, но есть ещё про расколы в КПРФ… Зачитать?
Тот в очередной раз глупо улыбнулся:
– Не стоит, и так всё хорошо. Давайте этот момент опустим, чтобы лишнее время не терять, а то урок скоро закончится. Можете садиться. Пять.
Я хоть открыто и не смеялся, но в душе хохотал от души, так и представляя в своей извращённой капиталистическим мышлением фантазии заседание Партбюро, где нужно доложить товарищу Сталину не только про успехи индустриализации, но и про голод в Южной России, на Украине и в Казахстане из-за коллективизации, а тот, глупо улыбнётся, затянет дымок из трубки и своим фирменным грузинским акцентом ответит:
– Нэ стоит, товарищ. Мнэ и так всё нравится. Давайтэ этот момэнт опустим, чтобы нэ тэрять врэмя для обсуждэния других важных вопросов. Можэтэ садиться!
Выглядело бы уморительно, если б не было в действительности так грустно и омерзительно, учитывая к какой страшной трагедии коллективизация и голод привели…
В остальном Никита Константинович был даже в чём-то смешной. То Чубайса польёт грязью, то Ельцина при детях назовёт буквой «Б»… Прям так и говорил:
– Ельцин был такой б…
Что самое смешное, учитель нам это сказал, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Он реально пришёл в школу пьяным и в таком состоянии проводил урок. Я в тот день как раз сидел на первой парте, и меня чуть самого не опьянило стойким запахом перегара. А ещё Никита Константинович настоящий везунчик, потому что никто со всей школы из тех трёх классов, с которыми он провёл шесть уроков в тот день, не пожаловался на пьяного учителя директору. Но почему? Наверное, потому что было это всего один раз, человек сорвался, с кем не бывает. Повторялось бы из раза в раз, другое дело. Но тут даже жалко стало, как его жизнь в 90-е потрепала, раз Ельцин для него был «Б», о чём он говорил без стеснения и самоцензуры, хотя прежде до сего момента ничего подобного себе не позволял.
Что послужило причиной такой ненависти к либерализму и демократии у русского человека из глубинки? Это же, может быть, в Москве те годы проходили легко и непринуждённо. Лично мои родители, например, в те годы недоедали, чтобы хватило на детскую смесь для меня, ещё совсем малыша, а родители Димы (моего лучшего школьного друга, напомню) вообще в те годы каждый сентябрь ходили в лес по грибы, набирали их целую кучу и следующую зиму только ими одними и питались, потому что на прочую еду не было денег. Так что сколько ни клейми коммунистов тем, что они тупые или что марксизм не работает, но тех, кто тащится по Брежневской эпохе, начинаешь понимать после историй из 90-х, сравнивая времена и нравы. Вот почему так называемые «совки» в нашей стране не перевелись, но и наоборот, хотят в ту эпоху вернуться: потому что есть, с чем сравнить, и потому что тогда было на что купить еду, пусть выбора в гастрономе почти и не было. А то, что при Сталине какой-то голод был с репрессиями, то и плевать… Брежневская молодёжь в то время на селе не жила, сравнить ей было не с чем. Потому и капитализм с волчьим оскалом, где они оказались теми самыми Чубайсовскими «не вписавшимися в рынок», им явно не понравился в сравнении с временем, когда в советскую модель они интегрировались более чем. И тут совсем неважно, что Чубайс якобы в действительности о вымирающих тридцати миллионах и не говорил. Народ, не знавший, что такое ваучер, финансовая пирамида, закон спроса и предложения априори не мог вписаться в рынок, потому что не понимал, как он устроен и работает. Посему это говорить Чубайсу было необязательно: они действительно не вписывались, как ни крути. Так что, повторюсь, я Никиту Константиновича ни за что не виню. Просто говорю, как есть.
В остальном он был учителем по-своему хорошим, а уроки его были порою интересны не меньше, чем университетские лекции. Именно от него я узнал в своё время о том, что китайских чиновников звали мандаринами. Потом с этими знаниями по интеллектуальным играм типа «Что? Где? Когда?» щеголял, выигрывая игру за игрой. И это только единственный пример, насколько сильным педагогом он был.
Но, тем не менее, Никита Константинович так и не стал моим учителем. Мне нужен такой, кто потянет за собой и мотивирует. Он же был уверен, что я и сам хорошо справляюсь, поэтому меня не нужно готовить к олимпиадам, не нужно заниматься со мной факультативно. Это, конечно же, был большой минус, сыгравший со мной определённую злую шутку, так как реальный уровень моих знаний падал год от года из-за видеоигр и неправильных друзей, толкавших меня в омут с алкоголем, наркотиками и дворовыми драками, когда мне на самом деле нужны были библиотеки и грамоты победителя различных конкурсов.
Правда, один раз Никита Константинович таки предложил себя в качестве куратора и руководителя научной работы для конкурса «Шаг в будущее». Но тему он, увы, предложил, мягко говоря, странную: сходства и различия Древней Спарты и Сталинского СССР. Я грезил Второй Мировой, на худой конец Атлантидой, а он мне предлагал делать научную работу по теме, в которой я вообще не понимал, что, как и о чём там можно написать. Ну серьёзно, большие ли сходства были у Спарты и СССР времён Сталина? Если, конечно, колхозников, не имевших паспортов до 1974 года считать сродни закрепощённым илотам, то только так. В остальном я не скажу, что Спарта с Советским Союзом времён Сталина имела хоть какие-то общие точки соприкосновения, чтобы к такой работе в принципе приступать.
Но худшее, что потом произойдёт, это был его уход на пенсию за год до моего выпуска. Вот это точно меня ужаснуло до глубины души, потому что к новым педагогам привыкать – это танталова мука. Как ни старайся, не привыкнешь, если с людьми по жизни тяжело контактировать. И коли Никита Константинович был по-своему, повторюсь, хорошим учителем, то та фифа, что появилась после него, вызывала во мне одно только уныние. С ней моей любимой забавой стала привычка подлавливать её на незнании собственного предмета. То у неё французский План XVII перед Первой Мировой станет Планом XVIII, то с датой ошибётся, то определение неточное даст. Намучился я с ней знатно, но и посмеялся над этой глупышкой от души!
А ведь если бы знал, что Никита Константинович уйдёт через год, то сам бы уже давно перешёл из десятой в шестую школу. Там хоть был ориентированный на гуманитарные дисциплины класс, а у нас только физмат и два обычных. И мне ещё хватило ума пойти в физмат, слушать по восемь часов математики и пять физики, когда должно быть восемь русского и пять истории. Вместо этого моего любимого предмета было всего два часа, и с этим я непосредственно связываю падение уровня моих знаний в равной степени с остальными фактами, мешавшими постигать историю. В физмат же пошёл, ибо там уровень знаний средний якобы даже по гуманитарным предметам был выше, если верить нашей тогдашней учительнице английского. Сейчас понимаю: зря я её послушал. А в то время хотел как лучше. Вот и сидел я в результате на уроках физики, не понимая, чем мне по жизни пригодится знание механики и оптики с акустикой, когда постигать я должен эпоху Великих Географических Открытий. Короче говоря, к ЕГЭ по истории я подходил с весьма плачевной базой, и результат ожидался соответствующий.
***
Ещё одна проблема у меня возникла с олимпиадами. Собственно, здесь и будет заключаться корень всего зла при сдаче ЕГЭ. И если с городским этапом олимпиад у меня никогда не возникало никаких проблем, то на области появилась одна и очень серьёзная. Я вдруг осознал, что знание каких-то фактов, определений и дат не значит ничего, учитывая, что самым сложным, важным и оцениваемым наиболее высоко заданием на олимпиадах были эссе по истории. А их я писать и не умел.
Хотя точнее как сказать не умел? Лично мне всё нравилось. И каждый раз, когда получал за эссе ноль баллов из тридцати или сорока, очень сильно удивлялся, а какого чёрта?! Один раз даже пошёл оспаривать результат на комиссию. Тему для эссе дословно уже не помню, но называлась она примерно так: «Почему Гитлеровской Германии не удалось разъединить народы СССР во время войны?» Я и написал, что в национальных соединениях Вермахта и СС служило очень мало солдат в сравнении с Красной армией. Это была связано с тем, что в СССР активно пропагандировался интернационализм и дружба народов, поэтому этносы страны Советов чувствовали себя единой семьёй. Так как в то время я ещё не был антисоветчиком, написать, что кого-то насильно гнали в бой, а совок являлся тюрьмой народов, не мог априори. Вот что в итоге могло пойти не так?
В апелляционной комиссии меня встретил тощий мужчина средних лет с кудрявыми волосами, задрипанным свитером и в очках с широкой линзой. По совместительству был доцентом кафедры истории. На мои претензии по поводу эссе он отвечал:
– Ну вот была на Западной Украине УПА… – мол, что я на это отвечу?
Спрашивать в ответ изумлённое: «И что?!» – не стал, чтобы не выглядеть глупым. Спорить также было бесполезно: кто я такой в сравнении с университетским преподавателем истории? Единственное, что я точно знал, в лучшие годы численность УПА не превышала пары сотен тысяч человек в отличие от шести миллионов украинцев, сражавшихся на стороне РККА за общую для всех народов СССР Родину вполне добровольно. Как по мне, в принципе называть в качестве примера УПА было смешно. Он бы ещё пару тысяч чернокожих в Вермахте, собранных из французских военнопленных, назвал в качестве примера, доказывающего, что в нацистской Германии не было расизма. Для меня в принципе это не выглядит серьёзным аргументом, а факт расизма в Германии является чем-то аксиоматическим, нежели теоретическим. Так было и с единством народов СССР в войну.
В итоге я ушёл ни с чем. О причинах фиаско думаю до сих пор. Может быть, мне не хватило фактической базы? Может быть, оказался недостаточно упорен? Никита Константинович вообще утверждал, что в областном центре наших учеников из моего родного небезызвестного захолустья всегда стабильно заваливают на олимпиадах. Мой куратор и одновременно научный руководитель на олимпиаде вообще сказала, что меня в рассуждениях постоянно несёт не туда, куда надо. Какой ответ был правильным, думайте сами.
Я же к одиннадцатому классу стоял перед нелицеприятным фактом того, что с эссе на исторические темы всегда пролетал, а они в несколько изменённом виде были главными в части С Единого Госэкзамена, и без них сто баллов по истории получить было никак нельзя.
***
Но вы действительно думаете, что это меня волновало? Совсем нет. В самом начале последнего одиннадцатого учебного года я стал призёром Ломоносовского турнира по истории и получил диплом победителя, что приравнивался к ста баллам ЕГЭ. Вопросы были невероятно сложные, где надо было вспомнить, например, как зовут хотя бы одного из богов майя, расписать, в честь кого получил своё имя папа римский Бенедикт XVI, а также назвать, какой испанский флагман принимал участие в сражении у мыса Трафальгар в 1805 году (Сантиссима-Тринитдат, если кому интересно). Разумеется, таких вопросов в ЕГЭ не было, и они требовали углублённого знания истории. Так я и подумал, что если уж на них ответил и получил Ломоносовский диплом призёра, то и экзамены мне будут раз плюнуть. Посему сам не готовился, а только записался на курсы подготовки к ЕГЭ по истории.
Именно там у меня и возникла непосредственная проблема с заданиями части С. За всё время курсов я ни разу не смог выполнить их правильно. Где-то провалился полностью, где-то удавалось всё сделать на четверть, на половину. Но ни разу не смог выполнить ни одного задания целиком. Главная проблема заключалась в том, что часть С практически по аналогии с частью эссе олимпиад требовала написать развёрнутые ответы на тот или иной вопрос, притом, что правильный вариант был только один. Это не так, как в исторических спорах на основе разных данных, исследований можно было иначе взглянуть на то или иное историческое событие и сделать неожиданный вывод в вопросах, где историческая наука, казалось бы, во всём разобралась. Олег Соколов с Евгением Понасенковым, например, точно бы получили двойку, потому что вариант с негативной ролью императора Александра I в истории Наполеоновских войн точно был бы оценён на ноль баллов при сдаче ЕГЭ. Ноль. В устном экзамене, если приведёшь те или иные аргументы, ещё можно убедить учителя или университетского преподавателя в том, что ты знаешь материал, разбираешься в нём. В ЕГЭ подача апелляции ещё хуже, чем на олимпиаде. Тебя там вообще никто слушать не станет, а ответы на вопросы однозначны и других вариантов иметь не могут.
В итоге я чувствовал, что пролечу. Чувствовал, но делать ничего не стал и не в состоянии был. Меня волновала больше математика, в которой я с трудом выходил на минимальный балл, и все усилия при подготовке бросил на неё и русский язык.
Так в итоге и получилось, что неоднократный победитель городского этапа олимпиад по истории, обладатель диплома Ломоносовского турнира, приравниваемого к ста баллам ЕГЭ, сдал экзамен по истории на жалкие шестьдесят четыре балла! Притом, все эти результаты вышли у меня за тестовую часть, за которую я гипотетически мог получить семьдесят из ста баллов. То есть часть А и В я выполнил на отлично. А вот за С у меня красовался итог в ноль баллов! Круглый и пустой нуль!
Когда открыл сайт с просмотром результатов, то не мог поверить своим глазам. Нет, это сон, всё не может выйти так жалко и смехотворно. Это явно какая-то ошибка, чья-то шутка, очень плохая и совершенно не смешная. Как я, круглый отличник по своему любимому предмету мог так сесть в лужу? Да даже русский язык, оцениваемый моей учительницей на результат «чуть выше тройки», принёс мне в итоге семьдесят три балла из ста! Это, если вы не заметили, серьёзно выше, чем по истории, что вообще невозможно и невероятно, но это был факт! Все мои знания о битвах и оружии давно ушедших эпох, все точные знания дат и терминов вдруг оказались абсолютно бесполезными и ненужными на практике. А теперь я ещё и оказался у разбитого корыта.
Разбитого в полном смысле этого слова, потому что, даже учитывая наличие у меня диплома Ломоносовского турнира, все смотрели не на него, а на результаты ЕГЭ, не понимая, как я достиг такого разброса в баллах, выполнив экзамен на результат чуть выше среднего при наличии диплома, приравниваемого к ста баллам. В итоге все три ВУЗа с историческими факультетами, куда я отправлял документы, отвергли мою кандидатуру студента! В один момент моя мечта стать археологом и копать всякие древности в пустынях Египта аки Индиана Джонс, разрушилась, как каменный образ царя царей Озимандии, подтачиваемый песками времени, коим словно не пристало вокруг развалин медлить в беге дней. Всё, к чему я шёл из года в год, к чему готовился и стремился, о чём мечтал, в одночасье стёрлось в пыль одним росчерком пера человека, проверяющего мой вариант контрольно-измерительных материалов.
Но он ли виноват в моём провале? Быть может, этот человек – член секты рептилоидных, жидо-масонских последователей, что хотят перекрыть кислород достойным русским людям? Может быть, виновата любовь моего учителя к коммунизму, из-за чего вместо того, чтобы давать нам реальные знания, он надиктовывал на ушки школьникам политизированные тезисы из марксистко-ленинистских книг про смену общественно-экономических формаций, имеющие, мягко говоря, мало общего со всеми достижениями современной и мировой исторической науки? Может быть, это виновата сама система ЕГЭ, лишающая возможности оспорить чужую и доказать свою точку зрения на устном экзамене, не позволяющая раскрыть истинный углублённый уровень знаний и потенциал выпускников средних школ? Или же виноват я сам, уделявший время и внимание только военной истории, но не желавший знать и постигать общий материал? А может, просто витал в облаках собственных взглядов и представлений об истории, имевших мало общего с реальной наукой?
Дабы мне было не так обидно, я бы пожелал, чтобы причинами моего фиаско оказались сразу все вышеперечисленные факторы. И хоть снять с себя ответственность хочется совсем, и хоть это очень соблазнительно просто взять и умыть руки, но правда заключается в том, что у меня до сих пор отскакивают от зубов все основные даты и события Великой Отечественной войны, Наполеоновских и Революционных войн, но вот на вопрос о том, когда была принята Табель о рангах Петра I, я сходу, не открывая книг, так легко и непринуждённо уже и не отвечу. И с большой вероятностью без подглядываний ошибусь. Так что, как ни крути, при всех прочих факторах, интересна мне была всегда в своей основе только военная история, и больше ничего. А с этими знаниями далеко не уедешь, сто баллов на экзамене точно не получишь.
Я же, поступивший в итоге на юриста и поломавший свою жизнь, своё будущее, но до сих пор всё мечтающий о жарких пустынях, в песках которых можно найти античные мечи и доспехи, могу сказать только одно. Вот так и рушатся мечты – одним росчерком шариковой ручки человека, проверяющего твой экзамен.
Уроки Английского
Какой у вас был самый нелюбимый предмет в школе? Быть может, физкультура? Или труды? Математика? Скорее всего… Химия! Да, да! Химия! Какой ещё другой предмет может бесить больше, чем тот, который ты не понимаешь сильнее всего? У многих при виде химических формул глаза на лоб лезут. Но в школе всё это были цветочки. Ягодки – это когда нужно расписать название вещества типа ДДТ Дихлордифенилтрихлорметилметан, например, если языком науки. А свой обывательский такими наименованиями веществ не раз сломать успеешь. А если ещё вспомнить химическую формулу… Крыша поедет!
Но лично у меня сложность самого предмета никогда отвращения не вызывала. Важно больше, какой учитель читает материал. Если он хороший и отношения с учениками у него нормальные, то даже самый сложный предмет вытянуть на тройку можно без проблем. А вот если контакта нет и химическая связь не складывается, то хоть убейся в попытке постараться, но знаний никаких не получишь. Да и желание, если и было с самого начала, то довольно быстро пропадёт после первых неудач в попытке прогрызть гранит науки.
Так и вышло с моим учителем английского языка Савиной Натальей Ильиничной. Как бы строга ни была, например, Лилия Александровна, какими бы сложными ни казались мне химия или физика, ненавидел я больше всего уроки английского, от которых меня воротило тогда, воротит при воспоминаниях и сейчас. Притом, не сказать, что в отличие от Лилии Александровны она выглядела плохо внешне. Голос – приятное, невысокое и не низкое сопрано, из одежды всегда строгие платья, короткая, но пышная стрижка, а полнота была не такой уж и выразительной, чтобы отвращать. Но за приятной внешностью и прямо таки нежной улыбкой скрывался, лично как по мне, настоящий тиран.
Правда сразу стоит отметить, что в моей нелюбви к английскому по большому счёту учитель не особо и виноват. Иностранные языки вообще все в принципе мне давались тяжело, ведь помимо английского, уже будучи студентом, я учил ещё французский и латынь, так что свои способности к полиглотству знаю. Правда, если по-английски пока что ещё помню многие слова и способен перевести на слух простые речевые конструкции, то на занятиях по французскому я вообще в ужасе пребывал, еле усваивая хоть что-то на самом примитивном уровне. После убедился лишь в том, что лучшее время для начала изучения нового языка – второй класс школы, когда нам и начали преподавать уроки английского. А своё убогое знание иностранных языков до сих пор люблю оправдывать тем, что прочитал в одной из книжек: мол, Наполеону Бонапарту при обучении иностранные языки тоже плохо давались, но это не помешало ему всю Европу на колени поставить. А Джон Толкин – признанный профессор лингвистики, вон, эльфийский язык сочинил с нуля, а русский так и не осилил, хоть и пытался. Правда ли про Наполеона или нет, не знаю, но для оправдания эта история, как и факт из жизни Толкина сойдут.
В своё же время, начиная изучать английский уже со второго класса, я вообще не ожидал, что так с ним обожгусь в итоге. В первые годы всё давалось довольно просто, а мы только слова заучивали и учились составлять простые предложения в настоящем времени. Наталья Ильинична каждое утро встречала нас лучезарной улыбкой, всегда в приподнятом настроении. Всё в целом было неплохо, но для подстраховки мне даже вполне себе хорошего репетитора наняли, посему результаты должны были стать ещё лучше.
Но не станут. С самого начала мне репетитор так и говорила:
– Учи неправильные глаголы. Потом проще будет.
Говорила мне она это ещё до того, как заставили в школе учить этих самых «неправильных пчёл». В тот же вечер я посмотрел на список глаголов и подумал: «Да ну его к чёрту этот английский…» Мысль эта стала пророческой и к шестому классу школы воплотилась в реальность. К тому времени я перестал что-либо понимать, а первые несколько изучаемых нами из шестнадцати времён приводили меня то в ужас, то в бешенство. Ведь вот есть русский язык: у него настоящее, прошлое и будущее время. А в английском их целых шестнадцать! Вот куда им столько? «Они их на зиму засаливают что ли?» – рассуждал я в свои двенадцать лет. И то, что глагол в английском языке с учётом времён куда более информативен, чем в русском языке даже без контекста, я в это даже вникать не хотел. Я русский! Живу в России, покидать Родину никуда не собираюсь, так что на иностранных языках мне шпрехать не к чему!
Ужасаясь тому, что у меня совершенно нет тяги к английскому, и вздыхая от негодования, Наталья Ильинична однажды спросила:
– Почему? Английский язык столько всего открывает! Езди, куда хочешь, и будь уверен, что кто-то тебя да и поймёт, учись в самых престижных университетах, работай в самых престижных компаниях. Ну почему ты не хочешь учить язык?!
А я тогда всерьёз увлёкся военным делом и даже хотел стать армейским офицером, потому и отвечал честно:
– Я хочу связать жизнь с армией России и никуда не собираюсь с моей Родины уезжать.
Наталья Ильинична улыбнулась.
– Похвально. А теперь представь ситуацию, что Россия воюет с США, и к вам попал в плен вражеский офицер, у которого нужно узнать разведданные о численности войск противника. Что тогда будешь делать? Ведь без знания английского спросить его не сможешь…
В ответ я пожал плечами и с тех пор даже не задумывался о карьере офицера в российской армии. Любая профессия хороша, где не надо знать английский!
Короче говоря, я окончательно для себя решил уже тогда, что свяжу свою жизнь с Россией и никуда отсюда не уеду, потому что не хочу, потому что НАТО разбомбили Югославию, потому что американцы и европейцы относятся к русским высокомерно и считают нас неотёсанными варварами. В результате у меня было оправдание на каждый день, почему я не должен учить английский. Правда, учителю на эти оправдания плевать, так как есть учебная программа, и её все должны закрыть. В результате для меня выходить на тройку по английскому каждую четверть было настоящим подвигом. Я заваливал чуть ли не каждый тест на запоминание новых слов, на знание неправильных глаголов. Знаменитый зелёный сборник упражнений Голицынского по грамматике английского после очередной двойки был готов сжечь целым тиражом вместе с автором. Модальные глаголы вообще в отчаяние приводили. Единственное, что позволяло выходить на тройку – это заучивание текстов на английском и чтение с переводом. В остальном я пообещал себе когда-нибудь сделать панковский альбом-протест группе «Ramones» с их альбомом «Rocket to Russia». Свой бы назвал «Ракетой на США» или на Великобританию, где в песнях с восторгом пел бы о том, как сжигаю в ядерном пепле целую страну только за то, что получил очередную двойку по английскому, мол, лучше бы вашего языка вообще никогда не существовало, иначе я бы так не мучился.
Это потом уже после школы, когда пожил в Питере, в Нижнем Новгороде, когда повидал жизнь, когда заразился оппозиционной борьбой и сходил на все антипутинские протесты, организованные Навальным с того момента, как он объявил о желании стать президентом, до его ареста – только тогда вдруг понял, что английский знать не так уж и бесполезно, а иногда даже и жизненно необходимо. А то вдруг придётся драпать из России, если спецслужбы захотят посадить. Но что с возу упало, как говорится, то пропало, да и лень-матушка выучить английский сейчас не позволит. Так что напоминаю вам: Навальный – бандит, и место ему в тюрьме! А вот Путин, он да… Ого-го! Да ещё какое! И вообще: если не нравится в России – вали в США и там говори на своём этом буржуйском англо-саксонском! Вот так вот! А сажать меня не надо…
Но это всё будет потом. А тогда мои мучения продолжались. Например, в восьмом классе Наталья Ильинична решила как-то дать восемь тестов за один урок. Ну вот решила она так побаловаться, повеселить себя, да нас помучить. Когда все сдали тесты, она перед проверкой с довольной ухмылкой спрашивает класс:
– Смотрите, в чём проблема. Тестов восемь, да? Так как они смежные, я могу вам поставить одну оценку за два теста или по одной за каждый. Вам как лучше будет? Выбирайте!
Я тут же кричу:
– Одна за два теста!
Но тут же «отличились» наши отличницы, особенно Паулаускас. Хором начали кричать, мол, подавай им по каждой оценке за каждый тест.
Наталья Ильинична довольная улыбается и кивает.
– Хорошо. Тогда всем ставлю по оценке за каждый тест.
– Ура! – с восторгом кричат отличницы.
«Твою ж мать…» – вырывается у меня из глубины души, но сделать уже ничего было нельзя. Просить учительницу поставить мне только четыре оценки оказалось пустой тратой времени. Слушать ничего не захотела, мол, все в равных условиях. В итоге в тот день получил восемь двоек за урок… До сих пор помню, как глядел на уже не на приятную некогда, но мерзкую ныне ухмылку Натальи Ильиничны, пока она рисовала мне в журнале оценки. Хотел реветь от ужаса, да и разорвать на куски училку вместе с отличницами, которым, разумеется, восемь пятёрок за день получить было только по кайфу. Не знаю, кому это удавалось до меня или после меня, но в нашем классе за все одиннадцать лет моего рекорда за урок побить никто так и не смог. Восемь, чтоб Наталью Ильиничну и всю эту проклятую Великобританию вместе с её богомерзкой королевой и всеми англичанами, двоек! Как закрывал, не спрашивайте: драли меня, как говорится, и в хвост, и в гриву…
Почему-то именно в восьмом классе таких моментов было наибольшее количество. В итоге в тот год никакой другой предмет не вызывал у меня большей ненависти, чем английский язык. Один раз Наталья Ильинична буквально довела до слёз после очередной порции в три двойки, но очень обидные, потому что мне в итоге в очередной раз предстояло закрывать эти постоянные хвосты по английскому, вылезая из кожи вон каждую четверть. К этому тогда прибавилась и травля со стороны одноклассников. Именно в то время я впервые задумался бросить школу, начитавшись тогда про творческий путь Квентина Тарантино, а те с кем я тогда общался, даже посочувствовать не могли, а только подкалывали. В России ведь бросить школу в пятнадцать лет и стать живой легендой кино невозможно, а я тут размечтался…
Но самый ужас приключился в третью четверть восьмого класса, когда Наталье Ильиничне вдруг стало не по себе от того, что некоторые ученики не носят сменную обувь, а остальные должны потом из-за них пылью дышать. Сначала каждое утро встречала своих учеников у входа в школу, проверяя у каждого из них наличие сменки в ранце. Но потом то ли посмотрела какой-то фильм о том, почему плохо дышать пылью, то ли западные коллеги (на методики которых она часто опиралась в своей учительской практике) поделились очередным опытом работы с учениками, и совсем поехала крышей.
Так в один день мы как ни в чём не бывало сидели всем классом в кабинете на перемене, ожидая учителя. Наталья Ильинична появилась аккурат перед звонком, и только урок начался, она, не пуская нас в класс, тут же на входе толкнула речь:
– Так, ребята… Говорю не только про вас, но и остальные классы тоже имею ввиду. Честно признаюсь, мне уже надоело со всеми вами воевать по поводу сменки. По-хорошему же просят – меняйте обувь. Вам же самим потом дышать всей этой пылью. Но вот кто-то всё равно с улицы в своих грязных ботинках приходит, а потом весь остальной класс это вдыхает. Специально уборщицу спрашивала: та постоянно жалуется, что тряпки грязные после каждой уборки, а должны быть чистые. Узнав об этом, специально ходила, предыдущий месяц отлавливала всех, у кого сменки нет. Всё равно лучше не стало. В общем… Мне это надоело. С сегодняшнего дня буду проходить по рядам и заставлять показывать подошву. У кого будет пыль, выбирайте: или снимаете обувь, или просто выходите из класса, потому что я вашей пылью дышать отныне не собираюсь! Всё поняли?!
Закончив, она действительно стала пускать учеников по очереди и у каждого проверять подошвы! В итоге четыре человека, среди которых был и ваш покорный слуга, сидели на том уроке в одних носках. При этом никто не смел возразить. Это же абсурдно заставлять учеников сидеть без обуви и ставить на холодный пол ступни в одних носках! Но все стерпели, потому что с другой стороны Наталья Ильинична была права: пылью дышать никому не хотелось. С другой стороны, несмотря на эту дикость, пропускать уроки тоже было нельзя – потом хрен программу догонишь.
Выводы я сделал, дома помыл подошву сменной обуви. Теперь точно не придерётся! Каково же было моё удивление, когда на следующем уроке английского опять сидел в одних носках. А потом снова. И снова. И опять. И снова. В один момент меня это уже начало бесить, так как подошву мыл уже не раз. А ей всё не нравится! Вот чего училка придирается ко мне?! В итоге даже успел сильно простудиться из-за того, что в носках сидеть на холодном полу не просто было неудобно – ноги буквально мёрзли. Как переболел, вернулся на уроки английского, но и вновь Наталья Ильинична заставила меня снимать обувь.
Что до жалоб родителям, пожаловался я всего однажды, сказав маме, что Наталья Ильинична придирается к подошве моей сменки, мол, я мыл, а ей всё равно не нравится. Дескать, давай помоем вместе, чтобы уже ты была свидетелем. В конце концов, не новую обувь же покупать – бюджет семейный не железный, чтобы удовлетворять прихоти сошедшей с ума училки. Помыли. И снова не устроило. Только в этот момент моя мать уже сама всё поняла.
– Слушай, это поэтому у тебя носки такие грязные? Потому что в классе без обуви сидишь?
– Да…
– Ну я этой Наталье Ильиничне рога все пообрубаю!
И тут вас должен смутить единственный вопрос. Как это я вновь и вновь заходил в класс в грязной подошве, если сам говорил, что всё хорошо помыл? Тут или у неё галлюцинации, или у нас с матерью, потому что после мытья, подошва должна была быть чистая. Запачкать же я её мог только осенью, потому что в январе-феврале (повторюсь, шла третья четверть) в сменных кедах, по факту в летней обуви в тридцатиградусный мороз не походишь, да и в снегу не испачкаешь. А ответ был очень прост.
Кто носил старые и копеечные по стоимости спортивные кеды (точнее сказать, нечто среднее между кедами и кроссовками) бренда «Москва», тот знает, что к ним на подошву довольно легко налипает застревающий внутри песок, который потом никаким мытьём уже не счистить. Уж не знаю, из чего она делается точно, но такие у неё свойства. Песок же там появился так. Однажды ещё осенью полгода назад нас заставили выносить из школы старые парты и тащить их к мусоровозу. Делать это надо было срочно, поэтому работали в сменке. Путь наш от запасного выхода до машины пролегал по земляной тропинке, в результате песок и налипал на подошву. Так они стали грязными, и никак их уже было не отмыть. Сколько я ни оттирал тряпкой, остатки песка ею не счистить, а наждачной бумагой портить свои кеды было бы вообще вершиной маразма.
В итоге моя мать сразу пошла жаловаться классному руководителю, а тот в свою очередь, разумеется, пришёл узнать обо всём от учительницы. Казалось бы, сейчас все всё обговорим, уладим конфликт и буду учиться дальше в обуви. Как положено.
Но этого не случилось. Более того следующее занятие по английскому сходу началось с того, что я по требованию Натальи Ильиничны должен был покинуть класс, потому что её «так ещё никто не поливал грязью и не клеветал». А что мы? Что мы… Мы спорить не любим. Собрали вещи, гордо подняли голову вверх и ушли из класса.
– И пока не извинишься, можешь не возвращаться! – проводила меня такими словами учительница.
– Посмотрим… – отвечал я.
– Смотри, смотри. Потом стыдно будет!
Стыдно не стало. Более того так я пропустил шесть уроков английского за три недели! Ужас? Нет же! Вы просто не представляете, как мне было хорошо больше не ходить на эти уроки, не ломать голову над Past and Present Continuous, не проговаривать больше мычащие звуки типа сочетания «th» так, будто я жую гудрон. Три недели настоящего, чёрт возьми, счастья, спокойствия и умиротворения!
Правда, разумеется, вечно так продолжаться не могло. То и дело я постоянно сталкивался с разными учителями, удивлёнными тем, что весь класс сейчас учит, какая кэпитэл оф Грэйт Бритэн, а я в это время шастаюсь по школе без дела и пропускаю программу. Как увидела меня в очередной раз прогуливающим уроки бывший классный руководитель и по совместительству наш учитель математики Тамара Максимовна, то сразу же пожаловалась родителям. Те же были уверены, что конфликт улажен, потому как о новом витке противостояния с Натальей Ильиничной я им просто не сказал. Узнав о ситуации, они взбесились. Но не на меня, а на учительницу. Пришлось им приходить вместе с классным руководителем и ругаться, мол, почему сына моего на уроки не пускаете.
После очной ставки с родителями у той все её аргументы про нежелание дышать пылью тут же исчезли. Она не спорила, даже признала, что быть может и перегнула палку, но конфликт с обувью действительно не стоил того, чтобы прогонять меня с уроков. Так я вернулся в класс, по классике закрыв пробелы чтением и переводом. Извиняться за это издевательство с обувью её не заставляли, да она бы и не стала. В итоге между нами до самого одиннадцатого класса установился нейтралитет, где она снисходительно ставила мне очередной трояк за четверть, и я так уходил на очередные каникулы довольный жизнью. В итоге то была единственная жесть, которую Наталья Ильинична сотворила. Учитывая те счастливые три недели без английского, даже обижаться на неё как-то не хочется.
Но была ли она действительно плохой? Нет. Не бывает абсолютно плохих людей. Даже самый последний эгоист кого-то да и любит. А себя, знаете ли, тоже нужно уметь любить. Даже самое последнее чудовище может проявлять добрые чувства хоть к кому-то. Даже Чикатило после очередного изнасилования с убийством приходил домой и обнимал жену с ребёнком, и не думая причинять вред своим близким. Наталья Ильинична тоже монстром в юбке не была.
Однажды в шестом классе она мне даже четыре за четверть поставила. В иной момент у неё, грубо говоря, снега зимой не выпросишь, а тут целая четвёрка за четверть! Произошло это по одной простой причине: Наталья Ильинична всего лишь захотела поставить на школьных подмостках пьесу по мотивам сказки Андерсена «Снежная королева» на английском языке! Её на самом деле с детьми-актёрами и на русском сделать непросто из-за обилия персонажей и больших реплик, а тут ещё и на английском! Учитывая, что у меня был далеко не самый сильный английский, мне до кучи ещё и досталась одна из самых объёмных ролей некоего канцлера, которого не было в оригинальной сказке. Но тут он есть и по сюжету должен был что-то купить у бабушки Кая и Герды, появляясь ещё раз ближе к концу, так как вроде как на самом деле является одним из слуг Снежной королевы. Реплики мною были выучены хорошо, и я получил четвёрку за четверть просто потому, что Наталья Ильинична посчитала выученную объёмную роль настоящим подвигом для человека, очевидно, плохо владевшего английским.
Что касается постановки и актёрской игры, тут, конечно, дров наломали все: кто плохо сыграл, кто реплику забыл, кто споткнулся о торчавший кусок паркета. Самое обидное было то, что выступали мы перед родителями, и, конечно, было неприятно упасть в грязь лицом перед ними, но мне забыть реплику точно не стало бы чем-то страшным попросту потому, что мои отец (учил немецкий) и мать (учила французский) просто-напросто не знали английского, как и восемьдесят процентов зала. Но, даже с учётом конфузов, все зрители от пьесы были в восторге.
В одиннадцатом же классе, когда настало время показывать презентации и часто заниматься переводами, я был на коне и получал много четвёрок. Правда, все хорошие результаты тут же аннулировались двойками и тройками за аудирование и тесты по модальным глаголам. При этом Наталья Ильинична часто повторяла, мол, это самое аудирование часто попадается в тестах ЕГЭ по английскому, поэтому его важно делать правильно. Разумеется, у меня, сдававшего историю, географию, обществознание и литературу, возникал вопрос, на кой мне это аудирование, если я ЕГЭ по английскому вообще не сдаю. Но кто меня спрашивал?
Один раз сделал крутейшую презентацию на тему семи чудес света. Только вместо чудес архитектуры взял, так скажем, чудесные кинофильмы. В список я включил все самые масштабные и затратные фильмы в истории. В мой список вошли «Бен-Гур» Уильяма Уайлера, «Спартак» Стэнли Кубрика, «Война и Мир» Сергея Бондарчука, «Освобождение» Юрия Озерова, «Властелин колец» Питера Джексона, «Титаник» и «Аватар» Джеймса Кэмерона. Оценивал я фильмы по критериям бюджета, задействованных статистов, спецэффектов и масштабных декораций, где бесспорным лидером оказался. Как ни странно, не Кэмерон, а Сергей Бондарчук, со своим эпиком «Война и Мир» с бюджетом, как поговаривают в семьсот миллионов долларов и пятнадцатью тысячами статистов, которых в кадре нужно заставить правильно идти строем, да чтобы не спотыкались о каждую кочку на пути. Сама же презентация привела моих одноклассников в восторг. После Наталья Ильинична спросила учеников:
– Okay, class. What do you think we'll rate it? Four or five?
– Four! Five! Four! Five! – раздались робкие голоса в разных углах класса. Казалось, все были очень испуганы тем, что решать, как оценивать презентацию, нужно было им.
Услышав ответы, Наталья Ильинична задумалась:
– Those who think that you need to put five … Doesn't it bother you that your colleague has many grammatical errors?
Класс молчит. Так-то в целом она права. Ошибок у меня масса со всеми этими перфектами, континиусами и модальными глаголами. Но презентация вышла действительно увлекательной!
– Well… Sit down, please. I give you a four.
Я был доволен. Хотя бы не три и не два, как обычно! Зато мой школьный приятель Санька был крайне недоволен. В личной беседе потом говорил:
– За презентацию нужно было ставить пять!
Но, повторюсь, для меня оценка в четыре была наивысшей с учётом того, что грамматикой английского я так и не овладел, а неправильные глаголы даже в университетские годы выучить не удосужился. Что уж говорить о школе… Так что было бы из-за чего переживать.
Впрочем Санька вообще часто был в шоке от Натальи Ильиничны, потому что она иногда любила поговорить с нами на различные темы, не связанные с английским. Из таких тем самым безобидным стал алкоголь. Однажды на уроке она на полном серьёзе включила нам лекцию небезызвестного «профессора» Жданова, который известен дичью про международную нарко и алкомафию, в корне неверное устройство человеческого глаза и утверждение о том, что алкоголь в вине и пиве является ничем иным, как продуктами жизнедеятельности бактерий, участвующих в процессе брожения. Грубо говоря, бактерии пукают, а мы потом это пьём. И всё это нас заставляли смотреть на полном серьёзе. Странно, что Наталья Ильинична нам не показывала также лекций Трехлебова с Ивашовым для полного бинго. При этом не повезло смотреть Жданова всей остальной школе на внеклассных занятиях. Правда, кроме смеха лекции этого профессора кислых щей больше ничего не вызывали…
Думаете, это была самая жесть? Нет. Только цветочки.
Самый сок начинался, когда Наталье Ильиничне захочется поговорить на тему расизма и взаимоотношений русских с народами Кавказа. И нет, она не была космополитом, интернационалистом или человеком мира. Наоборот, отличалась довольно радикальными националистическими взглядами, желая, например, сбросить атомную бомбу на кое-какой Северо-Кавказский город…
Этим она в один момент Санька и взбесила, так как тот был по убеждениям анархо-коммунистом и интернационалистом, потому принять её взглядов и агитации попросту не мог.
Дело было уже в мае, мы заканчивали одиннадцатый класс, нам предстоял последний урок английского. И на прощание Наталья Ильинична решила нам дать напутственную речь. Её содержание Саню порядком поразило, ведь помимо пожеланий и поздравлений она решила кое в чём просветить девочек из нашего класса…
– И ещё кое-что… – начала она, – сейчас об этом почти не говорят. Я считаю, что зря, потому что всем вам, особенно девочкам знать это просто необходимо, чтобы вы в дальнейшем не оступались и не жалели о сделанном выборе. Есть одна теория, которую вывели заводчики, занимающиеся лошадьми и собаками, называется телегонией. Известно об этом стало не вчера, а уже давно в принципе, но обращать особое внимание на это начали только недавно. Суть заключается в том, что обычно, чтобы скакун или собака получились хорошими, важно не только их тренировать и дрессировать. Обязательно также следить и за потомством животного. Поэтому для разведения обычно ищут породистых собак или лошадей. Но если такой возможности нет, некоторым приходится скрещивать или разные породы, или здоровых и больных животных. Но это поначалу. Как только деньги на породистых, здоровых кобелей, жеребцов появляются, стараются, конечно, с лучшими скрещивать. И вот заводчики, занимаясь разведением, вдруг заметили, что если сука или кобыла сначала заводила потомство от самцов более дешёвых пород, то, если её потом скрещивать со здоровыми и породистыми самцами, хорошего потомства она дать уже не сумеет.
– Это антинаучная теория! – вдруг восклицает Саня.
– Так, подожди! – останавливает его Наталья Ильинична, – не перебивай меня.
– Да это просто фашизм…
– Дай, пожалуйста мне закончить. Хорошо? – Саня разводит руками и замолкает, Наталья Ильинична продолжает, – поэтому любой селекционер никогда не станет скрещивать своих самок с плохими самцами. Потому что знает, что у неё потом будет испорчено потомство. Поэтому я хочу попросить вас, особенно девочки, только об одном. Даже если очень сильно захочется, ни в коем случае не спите с чужаками. Только свои! – подняла вверх указательный палец и на этом закончила свою речь по поводу телегонии. В конце поздравив нас с окончанием школы и пожелав удачи.
После урока сидим с Саней, а он отойти не может и поражается сказанному учительницей. Может, на свой счёт принял? Сам выглядел не ахти: лицо продолговатое, нос длинный, глаза выпученные и с детства страдает массой хронических болячек типа диабета, аллергии на шоколад. С другой стороны родители у него русские, младшая сестра в отличие от него довольно привлекательная. Не знаю, что на душе у него тогда творилось, но он возмущённо спрашивал меня:
– Да почему Наталья Ильинична такая расистка?
Я только развожу руками:
– Своя правда.
Ну а что мне было ещё ответить? Согласиться? Да очевидно, что любой фашизм и расизм – это зло, а я за всё хорошее и против всего плохого. С другой стороны каждый, кто когда-либо сталкивался в конфликтах и драках с кавказцами теми же, наоборот, будет только за. И не потому что он такой плохой нацист и шовинист. Буквально два месяца назад до речи учительницы про телегонию азербайджанцы на рынке избили русского мальчишку одиннадцати лет отроду по беспределу. За него семь или восемь пацанов, кто постарше, пришли заступаться. Как потом описывали происходящее участники драки со стороны русских, всё было хорошо, пока из подвала не выскочили пятнадцать азербайджанцев (цитирую их) «как тараканы» и не начали щемить наших большинством, пока не приехала полиция и не прекратила забой. Только забрала почему-то только русских. И так как мальчишка тот был избит ими по беспределу, а потом ещё азербайджанцы честно разобраться не захотели или, как минимум, признать свою ошибку, мне что-то совсем не хочется кого-то сразу обвинять в фашизме и расизме, если кого-то довели, кого-то замучили. Да, можете сказать, что я предвзятый, потому что сам и с азербайджанцами конфликтовал, и с армянами, которых в нашем небезызвестном захолустье после Карабахской войны было пруд пруди. Так мы и не единым хлебом с вами кормлены! Саня сам признавался, что ему, например, с кавказцами конфликтовать ни разу не довелось. А мы с пацанами во дворе постоянно с кем сцепимся, с кем подерёмся из-за того, что кто-то из нас, и не только русских (мой приятель Дима, часто дравшийся с азербайджанцами был татарином) посмеет как-то не так на гордого горского орла посмотреть.
Что касается Натальи Ильиничны, вот откуда нам знать, что с ней случилось по жизни? Может, сама неудачно от кавказца залетела, а он убежал, оставив на руках с ребёнком? Может, сын в Чечне погиб? Да всё может быть! И да, если вы возразите, сказав, что так можно и Гитлера оправдать, то будете абсолютно правы. Но часто ли вам доводилось чисто по-человечески понимать своего оппонента, нежели без вопросов посылать к чёрту, потому что он расист, фашист, трансфоб и гомофоб по вашему мнению? Но в отличие от Гитлера их хотя бы оправдать можно, потому что никто из них не устраивал Холокоста, да и не стремился к этому.
А Наталья Ильинична ну смотрит Жданова, ну верит она в свою телегонию. Все её выслушали, никто кроме Сани спорить не стал. Многие на возраст смотрели, почтенно относились. Бывают академики наук, что сначала придерживаются строго научных методов, а к старости начинают верить в то, что пирамиды были построены рептилоидами. Ну дурачок и дурачок, оставь ты его в покое, нежели спорить. Умнее ж будешь, чем с дураком пререкаться. А Наталья Ильинична местные в нашем небезызвестном захолустье митинги в поддержку 31 статьи Конституции посещала. Кто тогда там был главным в этой теме? Правильно, Эдуард Лимонов! Ни один последовательный человек националистических взглядов всерьёз никогда бы в его партию нацболов не вступил после прочтения книги «Это я, Эдичка». Лимонов просто решил всем показать, что такое постмодернистская ирония и просто всю жизнь над всеми подшучивал, да посмеивался, говоря на интернет-сленге, троллил. А такие люди как Наталья Ильинична его всерьёз воспринимали. И что теперь? Судить их за то, что они глупости. постиронию и троллинг воспринимают всерьёз?
Девчонки, разумеется, были не в восторге от этой её речи, но просто выслушали, позицию приняли к сведению и пошли дальше своей дорогой. Чего так возмущаться Сане было, до сих пор не понимаю…
И если что, я не расист, не шовинист, но из того жизненного опыта, который пришлось пережить мне, я вижу ситуацию так, что на многие вещи нельзя смотреть так, лишь бы удобно было поделить всё на чёрное и белое. Нет, мир серый! Неоднозначного в нашей жизни много, а людей идеально хороших, либо плохих не бывает. Это ж банальная истина, но почему про неё все забывают? И если эту аксиому на вооружение взять, то, например, измена и предательство человека, которого вы любили и которым восторгались, уже не будет смотреться так шокирующе, как казалось прежде, потому что и он не ангелом был. Так что не судите, да не судимы будете…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70245697?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Андрей Фёдоров
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 21.05.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: В сборнике рассказов поднимаются проблемы взросления, самореализации, выбора будущей профессии, а также многие изъяны современной системы образования. Весёлые и грустные истории, выходки и баловство, школьная травля и другие подростковые проблемы, а также их преодоление – вот, что ждёт вас на странице этой книги простым и понятным каждому языком.