Стыд
Стыд
Елена Грозовская
Бывали ли вы в Пуату? Нет? А это, между прочим, историческая область Франции, известная ещё со времен Юлия Цезаря! Особенно интересен городок Бурпёль – маленький, провинциальный, затерянный в глуши, но в нём всегда происходит что-нибудь загадочное, иногда, страшное… особенно после того, как в городке появились две русские красавицы, Анна и Ева. То наводнение нахлынет, то новая Золушка получит в наследство старинное шато, то клады времен Наполеона отыщутся, то коты таскают хозяевам деньги пачками, то Дракон налетит, то Чудовище из старых легенд забредёт в поисках Красавицы. Впрочем, поисками заняты все герои. Они, так или иначе, связаны друг с другом. "А причем тут стыд?" – спросите вы. Хороший вопрос! Может быть, потому что людям свойственно всегда чего-нибудь стыдиться… Мораль всегда присутствует, особенно в сказочных историях, даже если они пересказаны на новый лад и действие в них происходит в наши дни!
Елена Грозовская
Стыд
Любое совпадение с реальными событиями, названиями населенных пунктов и именами реальных людей случайно.
Моему самому верному читателю Г. Г.
Пуату – историческая область на западе Франции
Часть 1. ДОЖДЬ
Глава 1
Дождь поше?л, как и всегда, в два часа.
В последние три недели дождь всегда начинался в два.
Я выглянула из распахнутого окна, посмотрела на бурую вздувшуюся реку. Медленные, тягучие воды беззвучно несли белую пену, ветки, ил – следы ночного ливня. Утром дождь перестал, небо немного поднялось, запели птицы в кустах, а к двум опять задождило. Заговоре?нныи?, что ли? Или в этои? местности дождь всегда иде?т в два?
Я понаблюдала некоторое время за рекои?. Она будто и не текла вовсе. Хлопья пены запутались в зарослях же?лтых кувшинок. На противоположном берегу стояла цапля. У дома мадам Сабль каркали в гне?здах вороны. Небо осело мелким дождичком. Вокруг розового куста стремительно летали насекомые. Розовыи? куст мелко дрожал под ударами те?плых капель.
Неинтересно…
Я взяла с подоконника чашку с кофе и встала у занавески, вдыхая запах дождя.
И все?-таки, почему дождь начинается в два? Луна, что ли, деи?ствует? В самом деле, если три недели нет солнца, значит, деи?ствуют другие силы – силы Луны?
Есть в этом что-то магическое…
Мадам Сабль рассказала, что вчера после полуночи у дочки фермера родился мальчик… (Я кивнула. Ночью слышала вои? сирены скорои? помощи).
…и что в городке все женщины рожают только ночью.
Почему только ночью? Может, и правда, Луна деи?ствует?
Как коровы. Те тоже телятся только ночью или на рассвете. Таковы уж законы коровьеи? природы. Странное здесь все?-таки место…
Я с сожалением посмотрела на руки. Совсем не загорела. На левом запястье проступает еле заметныи?, светлыи? след от часов. И это за три недели отпуска. Ноги еще? хуже – белые, как картофельные ростки. Мадам Сабль в доме напротив выглянула из окна и посмотрела на дождь без ненависти, спокои?но. Меня же буквально затрясло.
Что! Опять! Опять дождь!
– Опять дождь, – улыбнулась мадам Сабль. Она увидела меня с чашкои? кофе у шторы и приветливо кивнула. – Все? иде?т и иде?т, – и она без опасения взглянула на светло-серое, скучное небо.
– Ну да… – обрече?нно улыбнулась я в ответ, – все? иде?т… Не знаете ли, надолго такая погода?
– Весь июнь будет таким. Я дождь нутром чувствую.
Пигментные старческие пятна на лице мадам Сабль выделялись коричневыми брызгами. Она, конечно, чувствует нутром.
– Ну, ничего, плотина выдержит, – и мадам Сабль посмотрела в сторону гидроэлектростанции в километре от нас.
Турбины работают день и ночь, сбрасывая воду. Их шум ровным дале?ким тоном висит в воздухе.
– Но купаться в реке нельзя! Вы же знаете, дорогая?
– Да, конечно, мадам, – я махнула рукои? и отошла от окна.
Здесь повсюду на берегу натыканы предупреждающие таблички. Мол, купаться опасно для жизни, поскольку на станции оставляют за собои? право в любое время сбросить всю воду с плотины без предупреждения, и тогда вас смоет потоком.
Мадам Сабль все еще? стояла над подоконником. Я видела это из глубины комнаты.
Каждое утро из открытого окна ее? кухни доносился запах кофе и взбитых яиц.
Улыбчивая старушка восьмидесяти восьми лет. В первую же минуту знакомства она сообщила мне об этом.
– Bonjour, Eve! – приветствовала она меня.
– Bonjour, madame! Mais je ne suis pas Eve! Je suis sa soeur, Anna. [1 - Бонжур, Ева!– Бонжур, мадам! Но я не Ева! Я ее сестра, Анна. (Фр.).]
– Боже милостивыи?! Да вы одно лицо! Ева рассказывала мне, что вы с неи? близнецы, но я не думала, что так похожи! Так вы Анна, а я мадам Сабль! Можете звать меня Марион. И я очень-очень старая женщина, тридцатого года рождения. Так что мне уже восемьдесят восемь лет!
– О, мадам, вы прекрасно выглядите!
– Вы тоже, дорогая! Вы тоже! Так вы приехали в отпуск? Надолго? – мадам Сабль с любопытством оглядела мои? чемодан и подозрительно проводила взглядом развернувшееся в сторону шоссе такси.
– Да, в отпуск. Погощу здесь до конца июня.
– А Ева приедет?
– Да, недели через три, может быть!
– Вы прекрасно говорите по-французски. Браво!
– Спасибо, мадам! Мы десять лет учили французскии? в школе.
Мадам Сабль жила одна в большом каменном доме. Фасадом, как и мои?, он выходил на реку, а наши кухни смотрели друг на друга в анфас.
Каждыи? четверг и пятницу мадам Сабль убирала комнаты второго этажа. Я слышала, как работает пылесос. Спальня самои? мадам Сабль находилась на первом, рядом с гостинои?.
Из этого я сделала вывод, что каждые выходные мадам Сабль жде?т в гости детеи?. Детям, судя по всему, было уже давно за шестьдесят, шестьдесят пять. Они, вероятно, и сами имели уже взрослых детеи?, а те своих детеи?, тоже не маленьких. Так что у мадам Сабль вполне могли быть и внуки, и правнуки, и праправнуки, но никого из них я за все? время пребывания в доме не видела.
– О, в мои восемьдесят восемь я делаю все? по дому сама, – бравировала мадам Сабль. – И машину вожу сама, – показывала она на серенькую десятилетнюю Renault, – и в супермарше, и в прачечную сама… А дождь сегодня будет нешуточныи?!
И она говорила о дожде, и о петуниях, и об огороде.
Хотя, кто знает, что там скрывается за фасадом из слов – тоска о детях, живших в другом городе и не дававших о себе знать?..
Своего первого мадам Сабль родила в девятнадцать лет. Я гожусь еи? во внучки, но старуха разговаривает со мнои? на равных, рассказывает о супе, в котором должно быть очень много разных французских трав и которыи? очень вкусен с паренои? репои?, све?клои? и сливками.
Я соглашаюсь, и мадам Сабль очень удивляется, что в России тоже готовят такои? суп.
Еи? очень хочется спросить, почему я здесь одна (без мужчины), но она не решается из вежливости.
Я делаю вид, что не понимаю наме?ков, когда мадам упомянула о своем муже, умершем в прошлом году.
– Он, кстати, был младше меня на год, а я его пережила. Так что я теперь самая старая жительница Бурпе?ля.
Бурпе?ль – город в центре Франции. Жителеи? чуть более двух тысяч. Довольно мало. Не думаю, что все они близко знакомы, но на День Парижскои? Коммуны встречаются все, от мала до велика, на феи?ерверке в честь Республики.
Мадам Сабль стара, и все ее? сверстники уже умерли, или впали в маразм, или болеют… И она общается с женщинами любого возраста, которые еи? нравятся… и которым нравится она.
Мадам узнает городские новости первои? (дружит с мэром) и играет в лото по воскресеньям у месье Бушара и, так же как и все, мечтает сорвать джек-пот.
– А в России играют в лото? – спрашивает она меня и удивляется (я вижу по глазам), что играют.
* * *
Сегодня в два часа дождь не поше?л как обычно. Но по всему видно, что пои?де?т обязательно. Небо в голубых просветах чуть прояснилось, но грязно-серые клочья облаков выглядят убедительнее нежных просветов.
Я стою у окна на кухне мадам Сабль.
В реке плещутся лещи. В этом месте, между двумя плотинами, рыба вырастает до гигантских размеров. То и дело ночью огромные сомы плещут хвостами в реке перед домом. Бух! Громадныи? камень бросили в реку! Не камень, а хвост двухметрового сома ударил по воде! Бух! И гигант уше?л на глубину…
Я всегда боялась глубины. Не потому, что не умела плавать. Мне казалось, что все людские горести и беды спрятаны не в ящике Пандоры, а в глубинных недрах воды, че?рнои? трансцендентнои? массы, в которую превращается вода на большои? глубине. И если приглядеться, то сквозь прозрачные слои, на самом дне будут видны болезни и страдания, старость и бедность. И если взбаламутить воду, то какои? бы чистои? она ни была, со дна поднимется вся эта муть.
Мадам Сабль подошла к небольшому крашеному бюро и стала выдвигать ящики один за другим.
– Давно пора сжечь весь этот хлам, – ворчала старушка.
Она что-то искала, но вскоре бросила это занятие и повернулась к плите, на которои? закипал кофе.
Я оглядела кухню. Все? здесь чем-то напоминало старую бакалеи?ную лавку. Несколько шкафов и старинныи? резнои? буфет до потолка, заставленные кухоннои? утварью, баночками и бутылками с блестящими крышками – мебель, крашенная коричневои? краскои?, блестит как новая.
Ловко подхватив большои? кофеи?ник за костяную ручку, старушка поставила его на начищенныи? до блеска серебряныи? поднос вместе с домашним печеньем, сливками, сахарницеи? и понесла к столу. По пятам за хозяи?кои? следовал, нежно мяукая, пушистыи?, как одуванчик, белыи? кот.
– Я точно помню, что сюда это положила! – мадам Сабль вернулась к бюро. – Ах, вот же она! – глаза ее? радостно засияли.
Старушка протянула мне старую че?рно-белую фотографию:
– Здесь мне восемнадцать лет. Правда, миленькая?
Хрупкая девушка смотрела на меня с фотографии глазами прозрачными и беззащитными. Я с удивлением заметила, что за семьдесят лет мадам Сабль мало изменилась. По-прежнему так же хрупка, и глаза такие же прозрачные и беззащитные. Разве только русые кудри поседели, и ростом меньше стала, и смотрит на меня снизу вверх, как ребе?нок.
Хрупкие старики и старухи всегда вызывают во мне сочувствие.
Мадам Сабль разлила кофе из кофеи?ника по чашкам лиможского фарфора:
– Помню в пятьдесят пятом, ровно шестьдесят три года назад, дождь ше?л больше месяца, не переставая. Ну, да… с Апостола Петра до середины сентября. Я только вышла замуж за моего Пьера и переехала в Бурпе?ль уже беременная вторым сыном Клод-Пьером. Плотины тогда еще? не было, и река так раздалась, что вода затопила нижнюю дорогу. Еще? бы полметра, и река перелилась через верхнюю дорогу и затопила наши дома. Никогда мне не было так страшно. Но, как известно, у судьбы две стороны. После того наводнения выше по течению через несколько лет построили гидроэлектростанцию. Воду с плотины сбрасывали лишь дважды, в восемьдесят четвертом году и в две тысячи третьем. Так что, даст Бог, обои?де?тся и в этот раз, – мадам Сабль перекрестилась.
– А как это, «сбрасывали воду»? Как это все? было?
Мадам Сабль помялась, не желая продолжать разговор, но потом вздохнула и посмотрела на меня без улыбки:
– Вам деи?ствительно хочется знать? Ну… это довольно неприятно. Все? начинается с воя сирены на электростанции… Она так ужасно воет… Это значит, что через пять минут на станции откроют все турбины и начнут сброс воды. За эти пять минут жители у нижнеи? дороги должны успеть покинуть свои дома и подняться на холм в центре города – самое высокое место в округе… и смотреть, как бешеныи? поток мчится, унося, как солому, прибрежные деревья, и волны бьют в насыпь дороги, у которои? стоит твои? дом.
* * *
Мадам Сабль со страхом посмотрела на плотину. Работали две турбины из шести.
Я пожалела, что спросила. Вероятно, совсем поглупела от дождя и вынужденного домоседства.
Но мадам Сабль откашлялась и прихлебнула кофе из чашки:
– В нашеи? глуши помощи ждать неоткуда. Знаете, милочка, Папа Римскии? умре?т, а мы не узнаем.
– Ну, что вы! Дождь скоро закончится! Вот посмотрите! – я показала на мобильник, но вспомнила, что мадам Сабль не пользуется ваи?фаем и интернетом. – Неважно! Завтра обещают солнышко!
– Кто обещает? – ворчливо спросила мадам Сабль.
– Гидрометцентр!
– Своему нутру и коленям я верю больше. Знаете, Анна, мои? дом устоял и восемьдесят четвертом и в две тысячи третьем. Ваш дом, дом Нинон, залило и остальные у дороги тоже, а в мое?м было сухо, даже в курятнике и в хлеву.
Я посмотрела на мадам Сабль и улыбнулась:
– Как звали жену Ноя? Вероятно, Марион, как и вас.
– Кто знает, может, и Марион. Только вот что я вам скажу. В две тысячи третьем сирена завыла ночью. Нас разбудили часа в два, и все мы выскочили на улицу в че?м были и помчались наверх к ближаи?шему подъе?му в город – узкои? крутои? лестнице у виадука. Пьер тянул меня за руку наверх, а сзади подталкивала толстая Катиш, жена плотника, и все? кричала: «Быстрее! Быстрее!»… Если бы не Пьер, я бы не добралась. Старая лестница – деревянная, ступени во многих местах прогнили, и приходилось ползти наверх, как альпинисты, но без вере?вки и страховки. А внизу под виадуком высота метров пятьдесят – сорве?шься и костеи? не собере?шь – под лестницеи?-то скалы. Я помню, кто-то упал, в темноте был слышен дикии? крик. Я успела захватить сумочку с документами и немного денег, что были в кошельке. Пьер прихватил плед, но потерял его по дороге на виадук. Когда я забралась на виадук, сразу же улеглась прямо на асфальте под ливнем – сил не было даже на полшага. Рядом рухнул мои? Пьер и толстая Катиш. Она плакала и повторяла: «Мои? Ми-шель! Мои? Мишель!»… Ее? мужа, папаши Мишеля Муро, не было рядом. Только тогда до меня дошло, что это его крик я слышала на лестнице! И уже ле?жа на асфальте в грязных пузырях дождя, я слышала, как открыли турбины, и река с ревом бросилась на город…
Чашка с кофе дрогнула у меня в руке, и я поставила ее? на стол. Теперь мне было не до смеха. Я уставилась в окно, давая время мадам Сабль собраться с чувствами.
В оконном прое?ме текла неповоротливая река. На газоне перед ограждением валялась старая газета. Это было очень странно. Я ожидала увидеть мятые пластиковые стаканчики, сигаретные окурки, но только не газету. Интересно, как со временем, от эпохи к эпохе, меняется мусор вокруг. Лет двадцать назад клочки бумажных газет разлетались по опавшеи? осеннеи? листве в парках у скамеек, а теперь их заменили обрывки пластиковых пакетов да ламинированные стаканчики из фаст-фуда. Бумажных газет почти не выпускают. Даже в местном информационном центре на стенде из бумажнои? продукции лишь глянцевые листки-рекламки и ежемесячные каталоги продажи недвижимости.
Я скучала по бумажным газетам. Они успокаивали по утрам, безобидно шуршали по вечерам и не мешали жить, как нынешние современные средства информации, запугивающие вас денно и нощно.
Газета валялась, распластавшись, одним разворотом на газоне, а другим на мокром асфальте. Теперь ни ветер, ни дождь не сдвинут ее? с места. Она здесь навечно, пока колеса машин не превратят ее? в серую, непонятную субстанцию, трансцендентную массу…
Мадам Сабль отвлекла меня от размышлении? о старои? газете. Она уже успокоилась и, вероятно, злилась на саму себя, что дала волю чувствам, и теперь притоптывала ногои? в коричневои? туфле по нате?ртому до блеска полу:
– Советую вам, дорогая Анна, держать наготове дождевик и рюкзак с вещами, а иначе натерпитесь, как я тогда, ночью, почти голая, в плаще поверх ночнои? сорочки. Отелеи? в нашем городке немного, «Золотои? лев» да «Виадук», и они маленькие, как вы знаете. Место у нас не туристическое. Так что советую забронировать номер. Хотя что толку, все? равно в отеле набьются все соседи с нижнеи? дороги, а это человек двести.
По дороге в сторону виадука проехал же?лтыи? «каблучок» почтальона. Он подхватил колесами газету и проне?с ее? на несколько метров правее, к подножью старои? лестницы. Рядом, за пышным кустом бузины, из камня и бетона поднималась спиралью новая, удобная и надежная лестница с перилами по обеим сторонам.
Впервые я поднялась на виадук именно по старои? лестнице. «Че?ртова» – так прозвали ее? в городе. Новую, за кустом бузины, я заметила уже потом, поднявшись метров на десять вверх.
Поначалу я даже испытала удовольствие от подъе?ма. Широкие деревянные ступени удобно ложились под ноги. Но вскоре они сбились со сче?та, следуя вверх неровными шпалами, положенными на разнои? высоте. Мне приходилось высоко задирать колени, подтягиваясь, почти касаясь животом земли.
Где-то посередине пути я оглянулась и посмотрела вниз. Лучше бы я этого не делала. Подъе?м оказался очень крутым. Я и не представляла, как можно теперь спуститься, не сломав шею.
«Не паникуи?!» – приказала я сама себе, а сердце прыгает в груди.
Деревянные ступеньки становились все? хуже. Побитые термитами и временем, они шатались под ногами, рассыпa?лись трухлявыми поленьями, и наконец, пропали. Метров за десять до конца подъе?ма, ступени исчезли совсем. От лестницы остались лишь углубления в гладкои? и скользкои?, как ле?д, земле. Оглянувшись еще? раз вниз, я поняла, что никогда не спущусь. Не помню уж, как я преодолела эти последние метры ползком, цепляясь ногтями за пучки травы и корни деревьев, но, когда поднялась наверх, казалось, что всего воздуха мира не хватит для единственного глотка.
Парочка туристов, пришедшая на виадук полюбоваться видом реки, с удивлением смотрела на мое? чумазое лицо и испачканные земле?и? платье и ноги. Молодые люди поспешили удалиться. Я слышала, как они торопливо спускались по новои? лестнице, находившеи?ся всего в нескольких метрах от старои?.
Я с сочувствием взглянула на старую женщину. Представила, какои? ужас испытала мадам Сабль, поднимаясь на виадук под проливным дожде?м ночью по гнилои? лестнице… Воет сирена над городом, нижняя дорога уже залита водои?, и люди в панике бегут к единственному спасительному подъе?му…
Вот-вот хлынет река с двадцатиметровои? плотины, поднявшись за минуту до уровня домов… Это произошло четырнадцать лет назад, когда мадам Сабль уже была старушкои? семидесяти четыре?х лет.
– Спасибо за совет, мадам Сабль, но даваи?те оставаться оптимистами и не будем расстраиваться раньше времени!
«Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – некстати вспомнилось из Ильфа и Петрова.
* * *
Я поставила чашку с кофе на стол, поблагодарила мадам Сабль за гостеприимство и вышла под дождь.
У мадам Сабль самыи? большои? участок земли в городе. Только сад раскинулся от реки и дальше, до поворота на Пуатье. Гектаров пять, не меньше. А за садом огромные пастбища и земли, которые она сдает в аренду фермерам. Мадам Сабль говорила, что землu? у нее? – девать некуда, и не только тут, в Бурпе?ле, а еще? дальше, в Муссаке. Да еще? дом рядом с рекои? в Ангулеме (там живе?т сын с семьеи?) и старая мельница в Монтмореоне.
– Я богатая старуха, – говорит она о себе.
Все? самое интересное в городе происходит в доме мадам Сабль. Кажется, и птицы в ее? саду поют звонче и громче, и первыми после дождя именно к ее? дому возвращаются бабочки, стремительные стрекозы, мухи, жуки. На косогоре над черепичнои? крышеи? вся земля прорыта норками белых кроликов. Саранча трещит на скошеннои? поляне, жук-олень гудит, добираясь до гнезда под черепицеи?, олени, по брюхо укрывшись в посевах, пасутся на поле за садом, и прокладывают нескончаемые тропинки муравьи, че?рные и красные.
Мадам Сабль вышла на моще?ную дорожку следом за мнои?. Она осторожно переступила через муравьиную тропу, пересекающую дорожку и ведущую к большому муравеи?нику у старои? яблони. Кажется, ее? совсем не беспокоит такое соседство. Она не избавляется от муравье?в, не поливает муравеи?ник кипятком, не разбрызгивает отраву вокруг дома.
Мадам Сабль смотрит в небо и манит кого-то худои?, прозрачнои? рукои?.
– Голуби, – объясняет она, – совсем ручные.
Дождь все? ше?л. Мелкии?, скучныи?, заливал всходы на полях. Влажная дымка висела над лесом. На пастбищах стояли овцы, совершенно обалдевшие от сочнои?, как салатные листья, травы, а поодаль паслись коровы, промокшие, почерневшие, располневшие на заливных лугах.
Меня всегда поражала в коровьем стаде одна особенность. Все животные, от быка до новорожде?нного теле?нка, пасутся, повернувшись головами в одном направлении.
Почему? В какую сторону они все смотрят? Что видят? Может, кусочек рая? Как и муравьи. Муравьи, наверное, тоже видят раи?. Не сомневаюсь, что все земные твари (кроме людеи?) посещают и раи? и ад по своему усмотрению, в любое время дня и ночи.
«Так муравьи, столкнувшись где-нибудь
Потрутся рыльцами, чтобы дознаться,
Быть может, про добычу и про путь»[2 - Данте А. Божественная комедия, Чистилище, песнь 26, ст. 34-36. Перевод М. Лозинского.].
Я наблюдала за муравьями и думала, а есть ли у них свои муравьиные Содом и Гоморра? И как они со всем этим разбираются?
Мадам Сабль тем временем рассказывала, что в 1984-м после сброса воды погибло несколько человек. Их разбросало прорывом в разных местах. Двое молодых людеи? катались в это несчастливое время на водных лыжах, парочка рыбаков удили рыбу и не смогли вовремя догрести до берега, и одна девушка бросилась в воду спасать собачку.
Погибших нашли, но не в один день. Особенно долго искали девушку, больше месяца. Похоронили всех в разных местах, каждого в своем уделе. Но крест над водои? у края плотины поставили общии?. Так что непосвяще?нныи? мог бы подумать, что крест стоит над братскои? могилои?.
Все погибшие испытали ужас умирания в полном одиночестве. Разве только смерть их была мгновеннои?, без затяжнои? агонии.
Я представила себе вои? сирены над городом, когда Ангелы страшного суда дули в свои трубы, вложенные в руки главного инженера гидроэлектростанции. Я представила себе крест, под которым начерчены имена погибших и сказано, что в 1984 году дождь убил их.
Девушку погубил дождь, а у меня в голове не укладывалось, что значит – погибнуть от воды. Вода, в мое?м понимании, всегда связана с жизнью. Это нечто живое, дружелюбное, дающее жизнь всему на Земле, это нектар, это манна небесная… Или все они, бедолаги, достигли тех глубинных слое?в, что водои? уже не являются?
Мимо по дороге прошла соседка. Она гуляла с собакои? и, увидев мадам Сабль через ограду, остановилась и поздоровалась.
Воспользовавшись случаем, я, наконец, ушла. Спину сверлил колючии? взгляд соседки.
Я отличаюсь от жителеи? городка. Я – женщина из большого города. Умение потреблять, не производя продуктов потребления, впитано с молоком матери, как и у всех городских. Мои каблуки стучат по асфальту так же уверенно, как некогда мечи крестоносцев и рыцареи?, сражавшихся здесь неподалеку в битве при Пуатье. Я иду одна по улице, и каждыи? мои? шаг по асфальту до миллиметра повторяет предыдущии?, и стук каблуков напоминает метроном, отсчитывающии? вечность. Мои? аромат в шлеи?фе ле?гкого платья напоминает чеи?-то несбывшии?ся сон.
Женщины городка смотрят неодобрительно из глубины окон, потому что я иду по улице одна, и аромат цветов сопровождает каждыи? мои? шаг.
Но я вовсе не одна. Дождь следует за мнои? неотступно. Сегодня дождь другои?. Спокои?ныи?, без ветра. Иногда налетает широкии?, как зонтик, сквозняк и доносит вместе с медовым запахом трав гул плотины.
Глава 2
В церкви зазвонил колокол. Пробил девять раз. Я шла мимо и решила заи?ти.
Широко, с размаху распахнула дверь, впустив сквозняк. Свечи дрогнули, но не погасли, продолжая клониться за сквозняком. Никто не обратил на это внимания, и на меня внимания тоже никто не обратил.
Я пригляделась. В неярком свете, льющемся сквозь витражи, стоят несколько мужчин. Все они смотрят на Божью Матерь, склонившую к ним голову. Мне сделалось неудобно, будто я нарушила священныи? обряд. Я, было, попятилась назад, но входная дверь глухо захлопнулась, впустив еще? несколько желающих поговорить с Богоматерью, одну старушку и тре?х молодых девушек. Они прошли и встали рядом с мужчинами.
Тут же входная дверь распахнулась, и в церковь вошла большая группа прихожан, человек двадцать, не меньше. Среди них мадам Сабль. Вскоре церковь наполнилась.
Человек двести встали, беззвучно шевеля губами, ловя взгляд Богоматери. Все молящиеся были уверены, что плотина и их дома целы, благодаря Ее? защите.
«Господи, да они готовятся!»
От этои? догадки мне стало не по себе. Двести жителеи?, чьи дома стоят у нижнеи? дороги! Двести человек пришли в церковь взглянуть друг на друга в последнии? раз! Замолить грехи и попросить прощения! Кто знает, может быть, кто-то из них не переживе?т этои? ночи!
Интересно, если плотину прорве?т именно сеи?час, все мы, почившие здесь, вероятно, сразу попадем в раи??
Горит неугасимая лампада, в полумраке по щекам веет холодныи? воздух церкви, пропитанныи? резким ароматом лилии? – тревожныи?, спокои?ныи?, неподвижныи?. Все молятся молча, беззвучно шевеля губами!
Прочь отсюда на свежий воздух! Туда, где струи ветра шелестят монетками листвы!
Следом за мнои? выходит мадам Сабль. Она бере?т меня под руку:
– Вы домои?, дорогая Анна?
– Да, – вздыхаю я с облегчением, но запах лилии? все? еще? тревожит мое? воображение, и белые лица прихожан с синими тенями на губах и щеках стоят перед глазами.
– Провo?дите старушку? – прозрачные глаза смотрят снизу вверх.
– Конечно, Марион!
– Дождь, кажется, почти закончился? – невесомая рука мадам Сабль ожила на мое?м согнутом локте, и голова с надеждои? повернулась к просвету в облаках.
– Кажется, слабеет.
– Может, к вечеру утихнет?
– Может быть. Говорят, ресторан «Бараж» затопило.
– Опоры залило?
– Наполовину.
– Храни нас, Пресвятая Матерь!
– Храни нас, Пресвятая Матерь! – эхом отозвалась я.
Старушка доверчиво повисла на моеи? руке. А я почему-то подумала, что мадам Сабль с юности жила с мужем без предлюбовных ласк, которые мы сеи?час называем любовью. Она просто, как и всякая мать любого животного, предавалась зачатью для продолжения рода. Но несмотря на то, что жила без любви, дом свои? она не покинет, даже если Архангелы протрубят день Страшного суда. Она не уи?де?т от своих кур, овец, сада, покои?ника мужа, похороненного в ста шагах от дома, своего луга, своеи? веры, своего дождя.
– Не забудьте о том, что я вам говорила сегодня, – сказала она мне на пороге дома. – Оденьтесь потеплее и соберите рюкзак. Будьте готовы!
– А как же вы, Марион?
– Не беспокои?тесь за меня. Как, вы говорите, звали жену Ноя? Марион?
По правде говоря, я не знала, как звали жену Ноя и была ли вообще у него жена.
– Да, мадам Сабль. Ее? звали Марион.
– Со мнои? ничего не случится. Сегодня приедет сын и забере?т меня к себе.
Я знала, что она говорит так, чтобы успокоить меня. Три недели подряд она готовила комнаты для детеи? и внуков, но так никто не приехал.
– Дорогая Анна, не переживаи?те так… мне ни за что не подняться по этои? «че?ртовои?» лестнице. Она слишком крутая для меня. А вы помните, что я вам сказала… Не мешкаи?те!
– Я понесу вас! Я не оставлю вас здесь одну умирать!
– Что за глупости! Я же сказала, скоро приедет сын!
– Это правда?
– Мы уедем в Ангулем, я уже и вещи собрала. А вам завтра улетать! Не хватало еще? здесь застрять! Идите! Идите, дорогая Анна! Передаваи?те привет Еве! От «Золотого льва» в одиннадцать вечера уходит последнии? автобус на Пуатье. Оттуда на поезде вы без проблем добере?тесь до Парижа.
Мы расстались.
До вечера я просидела у окна, наблюдая за вспухшеи? рекои?. В доме мадам Сабль шторы были задернуты, и не горел свет в окнах. Может, и правда, приехал сын и забрал мать в Ангулем?
В половине одиннадцатого я закрыла дом и с чемоданом на коле?сиках пошла в направлении виадука.
Дождь почти закончился. Я с облегчением в сердце смотрела на просветы в облаках, в которых уже мигали первые белые зве?зды.
На последнеи? спирали лестницы я оглянулась и посмотрела вниз. Сверху как на ладони была видна освещенная прожекторами вздувшаяся плотина и дома у нижнеи? дороги. Свет ни в одном не горел. Всех эвакуировали. Лишь в доме мадам Сабль ярко светились все окна.
– Господи! Неужели она дома!
Дождь прекратился. Последние грозовые тучи, подсвеченные алым, ушедшим за горизонт солнцем, растворялись в летнем воздухе. Светлая июньская ночь раскинула крылья в бездонном небе.
Как же хорошо, что дождь закончился!
Глава 3
Уже садясь в автобус, я услышала над городом оглушительныи? вои? сирены.
Часть 2. ДОМ МАДАМ НИНОН
Глава 1
Вообще, вся эта история с наследством не укладывалась у меня в голове. Неожиданное появление дома, о существовании которого я не догадывалась, земли? вокруг дома на многие километры от Бурпе?ля, знакомство с мэром городка – все? походило на приключения из романа, не современного, а старинного, века девятнадцатого.
Я вышла во двор и, сев на каменную скамью в тени столетнеи? акации, проникалась размером наследства от почившеи?, неизвестнои? те?тушки. Два месяца назад я и знать не знала о ее? существовании.
Дом был очень солидным, четыре?хэтажным. Считается, что именно в таких домах живут «приличные люди». Я рассматривала классическии? партер, сложенныи? из гранитных блоков. Гранита в окрестностях: красного, фиолетового, бурого, малинового, коричневого – в изобилии.
Переливаясь через широкие ладони гранитных валунов, в те?мных скалах, поросших зарослями колючеи? акации, грецкого ореха и молодыми дубками, питаемая многочисленными родниками и ручьями, стремительно неслась река Вьена. Ближе к Луаре, в которую она впадала, река вырывалась из каменного ложа на плоскую, как блин, равнину и несла зеле?ные воды спокои?но и широко. В Бурпе?ле бурливую Вьену усмирили две плотины, и река разлилась широким морем, зажатая между ними.
Все четыре этажа дома смотрели на реку. Три верхних были сложены из кирпича: с балконами, эркерами, окнами в каменном обрамлении. Последнии?, четвертыи? – самыи? высокии?, с пятиметровыми потолками. Судя по огромным окнам, через которые летнее солнце за день проходило насквозь, там когда-то была оранжерея.
На первом этаже потолки тоже очень высокие, до четыре?х метров. К параднои? двери вела лестница, завивающаяся спиралью с двух сторон, обрамле?нная перилами с чугунными завитушками. Два боковых входа утопали в зарослях белого шиповника, ронявшего широкие лепестки на розовыи? гравии?. Шиповник так разросся, что верхние ветви уже хватались за чугунные украшения балкона четвертого этажа и норовили зацепиться за крышу.
Дом главенствовал над другими домами, хотя стоял у самои? реки, гораздо ниже других строении?. Соседи смотрели на мои? дом с горы сверху вниз, но за высокои? террасои? сада вряд ли им была видна хотя бы крыша. Мне казалось, что если дом по волшебству сдвинется со своего места, и захочет пообщаться с соседями, то верхние дома обязательно с почтением расступятся и уступят ему место.
Бывают такие дома, память о которых заходит в сердце и остае?тся в не?м навсегда. Так вот, это был именно такои? дом. Я знала, что он будет мне сниться, и я всегда буду возвращаться в его стены, родные и те?плые. Мне уже казалось, что дом снился мне раньше, и не раз, просто я не узнавала его среди других домов в чужих, незнакомых странах. А теперь обязательно узнаю, где бы он ни стоял – в полях, в стриженнои? стерне ржи, или в горах, под снежнои? вершинои?. Хотя именно здесь, в Пуату, ему самое место. Дому сто семьдесят лет.
– Наполеон труа, – пробормотала я, увидев шато впервые три дня назад, подавленная мощью особняка.
Местность в этои? части Пуату не похожа ни на одну другую, в которои? мне случалось бывать раньше. Казалось, ни время, ни люди не имеют здесь своего влияния. В центре Франции, обжитои? и цивилизованнои?, кое-где все? еще? чувствуется сила природы, изжитая в современных городах.
Ряды жилых домов шестнадцатого века поднимаются от реки на холм, к лугу, где пасутся ослы. Ослы спариваются и оглашают окрестности громким ре?вом. На противоположном берегу вросла в землю церковь VIII века. Церковь деи?ствующая, сложена из серого гранита, по-католически очень высокая, широкая и в основании, и в плечах. В голове – колокольная башня с каменным крестом. Старыи? гранитныи? мост време?н Великои? французскои? революции перекинулся дугои? с берега на берег и собрал вокруг себя и реку, и церковь, и дома по обеим берегам, и ослов, и ряды гнутых электрических фонареи?.
Фонари гасят в полночь. В городе после полуночи работают только светофоры. Они мигают, как маяки в безбрежном море че?рнои?, кромешнои? темноты, переключаясь поминутно с красного на зеле?ныи?, с зеле?ного на красныи?…
Над рекои? возвышаются стены средневекового форта. На небольшом острове, соедине?нном с земле?и? каменным мостом, стоит водяная мельница. Здания мельницы уже нет, но остался дом мельника под черепичнои? крышеи?, сложенныи? из глыб гранита. Рядом с домом вросли в скалистое основание мощные мельничные винты, сохранившиеся от водяного колеса.
Гигантские платаны в парке в центре города предоставлены сами себе. Под ними же?лтыи? гравии?, чистыи?, сочныи? цветом, растоптанныи? за многие годы в пыль прихожанами церкви, свадебными и похоронными процессиями. Напротив – здание мэрии, построенное при Робеспьере. На площади тихо и жарко. Иногда с реки веет ветерок, и флаги Французскои? Республики у мэрии лениво шевелятся на флагштоках, и широкие листья платанов машут широкими ладонями. Рядом с церковью стоит памятник погибшим горожанам в I и II Мировых вои?нах. Простои? обелиск из неотшлифованного серого гранита, метра четыре в высоту, на котором высечены имена погибших.
Нетронутые дубравы по берегам реки скрывают множество ручеи?ков, бегущих к реке. Люди с белои? кожеи?, светловолосые и чернявые, голубоглазые и кареглазые, улыбаются и здороваются при встрече.
Время здесь, кажется правда, остановилось.
Неужели неведомым образом я пересекла временную черту и перенеслась на полтора столетия назад…
* * *
Надо сказать, чувства, которые испытываешь, находясь в доме, которому всего-то сто семьдесят лет, по силе ощущении? не уступают посещению столичного музея искусств, например. С тои? разницеи?, что в комнатах нет смотрительниц пенсионного возраста и все экспонаты можно трогать руками.
Скрипит под ногами нате?ртыи? до блеска те?мныи? дубовыи? паркет. Палисандровая мебель излучает сияние тве?рдого, как камень, лака. Мягкие диваны и кресла, набитые упругим конским волосом, изумляют сочностью плюшевои? обивки, а сочетание старинных лионских тканеи? горчичного и голубого цветов повергает в шок!
Мраморныи? камин…
– Это не мрамор, а порфир, очень редкии?, – уточняет нотариус, – а на столешницах сине-зеле?ныи? мрамор из Индии.
Порфировыи? камин, над ним зеркало в бронзовом окладе. На стенах картины в тяже?лых рамах, а за рамами изысканные манящие сюжеты со светлым летним небом. Старинные лампы мягко рассеивают свет на ше?лковыи? кове?р с голубыми ирисами и на горчичные шторы. Ле?н такои? плотныи? и блестящии?, будто его только что накрахмалила и отгладила прачка. У окон – пустые кашпо без цветов. Это грустно.
– Здесь десять спален и десять ванных комнат, три гостиные, две столовые, одна из них с террасой, две буфетные комнаты, две кухни, два кабинета, библиотека, в цокольном этаже прачечная и еще? один дополнительныи? туалет и ванная, – продолжал объяснять нотариус.
– Не возражаете, если я осмотрю их позже, месье?
– Конечно, – кивнул нотариус.
Из гостинои? две двери вели в комнаты, назначение которых мне было неизвестно. В ближнем дверном прое?ме я заметила круглыи? стол в окружении четыре?х стульев с высокими спинками и бархатнои? зеле?нои? обивкои?. В дальнем – пестрел на старинном паркете сине-лиловыи? кове?р, и несколько таких же ядовито-зеле?ных стульев стояли у окна и у следующего распахнутого дверного прое?ма. С моего ракурса была видна лишь та часть комнаты, где находился камин белого мрамора, в котором я могла уместиться в полныи? рост. Массивныи? портал подпирали четыре мраморные колонны.
Я сглотнула подступившии? к горлу комок.
«Значит, именно так выглядят старые деньги. Это тебе не дом нуворишеи? на Рубле?вке. Здесь каждая вещь помнит хозяев. Господи… десять ванных комнат!»
Я оперлась рукои? об индии?скую мраморную столешницу, стараясь справиться с волнением. Рядом на столике стоял же?лто-красныи? цилиндр барабана с наполеоновскими пче?лами на ромбах.
Я покосилась на соседнюю дверь. Сеи?час, звякнув мамелюкскои? саблеи?, из нее? выи?дет какои?-нибудь месье Колло, офицер 1-го гусарского полка, качне?т меховым кивером с высоким плюмажем, кивне?т и выи?дет восвояси, звеня шпорами.
– Налог на дарственную вы оплатили. Осталось только подписать бумаги, все? заверить в конторе и в мэрии, и шато «Колло» по завещанию в вашем полном распоряжении, – вновь прервал мои раздумья нотариус.
Я взглянула на него рассеянно. Так не вязался он с моими мыслями и мамелюкскои? саблеи?.
Молодои? человек учтиво улыбался. Он был одет не в гусарскую форму, а в хорошии? синии? костюм, белоснежную сорочку с пурпурно-коричневым галстуком. Тщательно отполированные коричневые туфли от Армани дополняли образ. Богатыи? сукин сын.
Нотариус посмотрел на часы и вновь учтиво улыбнулся:
– Если мы хотим успеть до обеденного перерыва, нам следует поторопиться. Вам понравилось шато, мадам?
– Мадемуазель… Да, очень красиво. Так чисто… Не верится, что здесь никто не жил уже пятнадцать лет.
– Восемнадцать лет, – мягко поправил нотариус. – Но за домом постоянно следили. По распоряжении владелицы – родственницы, подарившеи? вам шато, за домом была назначена опека.
– Вот как? – мне неудобно было сразу заводить разговор о деньгах, но учтивыи? молодои? человек это понял.
– Опека назначена на двадцать лет. Так что, еще? два года вы можете не беспокоиться за оплату счетов за воду и электричество.
– Вот как, – повторила я.
– Все? ежемесячно списывается со счета в банке, – продолжал нотариус. – Вы получите бумаги в юридическои? конторе вместе с ключами и свидетельством о собственности. А завтра заи?де?те в банк и откроете сче?т. Вы хотите оформить вид на жительство?
– А можно?
– Почему бы и нет? В копеечку встанет, но вполне возможно.
– И сколько это, «встанет в копеечку»?
– Если предоставите дело вашему покорному судье, то обои?де?тся с оформлением всех документов и доверенности в шесть тысяч евро. Другие конторы возьмут дороже, – ответил нотариус невозмутимо.
– Намного дороже?
– Тысяч десять.
– Ого! А почему мне такие льготы?
– Для своих у нас другие расценки. Сегодня понедельник. На следующеи? неделе начне?м процедуру. Мои? секретарь позвонит вам и согласует день встречи для оформления заявления в пятницу, скажем, часов в одиннадцать утра. Вам удобно?
– Удобно! Спасибо, что возитесь со мнои?, мэтр Моро!
– Не стоит благодарности, мадемуазель Ева.
Моро пропустил меня вперед. У входа он отдал ключи:
– Теперь они ваши.
* * *
Мы вышли из дома и направились к машине, стоявшеи? на обочине:
– Прошу вас, – Моро учтиво открыл пассажирскую дверь.
«И не жарко ему в костюме?»
Впрочем, костюм нотариусу ше?л. Он обоше?л машину и энергично плюхнулся рядом. От молодого тела шла жаркая волна.
Я откашлялась, отгоняя от себя мысли о его сексуальности, и спросила:
– Вы знали мадам Нинон?
– Видел как-то, когда отец взял меня с собои? в контору. Давно, еще? в юности.
– Ваш отец был поверенным мадам?
– Да, мне было тогда всего пятнадцать.
– Жаль, что вы её не запомнили.
– Я очень хорошо ее? запомнил, – пронзительные синие глаза скользнули по моему лицу, – впрочем, если вас интересует внешность мадам Нинон, то в шато, в столовои?, есть ее? портрет в молодости.
– Но меня интересует не только её внешность!
– Что же ещё?
– Почему мадам оставила наследство мне, внучатои? племяннице?
Я, конечно, знала, от мамы и от бабушки, что где-то в Монте Карло (или в Ницце?) у нас осталась родня, сбежавшая за границу после Революции, но все? это казалось скорее выдумкои?, чем реальностью. И тут – на тебе! Наследство от двоюроднои? прабабки Нинон Колло, о которои? я слыхом не слыхивала.
– Почему я? Насколько я знаю, мадам была замужем и…
– Супруг, месье Колло, скончался еще? в девяносто девятом.
– Восемнадцать лет назад?
– Совершенно верно. Детеи? в браке не было, вне брака тоже. Мадам Нинон была единственным ребе?нком в семье. Ближаи?шая родственница, оставшаяся в живых – ее? младшая кузина, ваша бабушка. Она тоже почила.
– Но моя мама, ее? двоюродная племянница, еще? жива!
– Я не спрашивал, почему шато наследуете вы, а мадам не говорила. Вероятно, мадам Нинон хотела, чтобы ее? владение попало в более молодые руки. Она решила по своему усмотрению распорядиться наследством, оттого и оформлена дарственная. Шато «Колло» – всего лишь часть владении?. Вы уже знаете, что мадам завещала бo?льшую часть имущества и земель Фонду поддержки сирот в Барселоне.
Мадам жила в Испании последние восемнадцать лет и сюда никогда не приезжала.
– А отчего скончался месье Колло?
– Он пропал без вести. Уше?л из дома и не вернулся.
– Из дома? Какого? Моего?
Нотариус кивнул.
– Поэтому мадам Нинон уехала отсюда?
– Вероятнее всего. Его долго искали.
– Не нашли никаких следов?
– Только носовой платок со следами крови. В платок был завернут камень. Вероятно, кто-то хотел избавиться от орудия убийства.
– Вы хотите сказать, что где-то на моеи? земле нашли окровавленныи? платок месье Колло?
– Ну да.
– Значит, он пропал где-то неподалёку?
– Мы этого уже никогда не узнаем, мадемуазель.
– Можно просто Ева.
– А меня зовите Анри, – улыбнулся молодой человек.
* * *
Разговор состоялся три дня назад. Сегодня четверг, и с понедельника я не была в шато «Колло», ночевала в отеле.
Я набралась храбрости и вошла в дом со стороны бокового входа. Вход был заслоне?н брандмауэром и был совершенно незаметен со стороны улицы.
Запах шиповника окутал меня, блеснула бронзовая ручка на двери, и я вошла.
Нижнии? этаж, цокольныи?. У французов предназначен главным образом для сбережения дома от сырости и плесени. Дверь веде?т в гостиную через служебное помещение и кухню.
Поднимаюсь по невысокои? лестнице в коридор, ведущии? в гостиную и в столовую. Все звуки пропали. Ни пения птиц снаружи, ни жужжания газонокосилки, ни шума дороги D10.
D10 – это путь к отступлению. Обычная дорога местного значения. Никогда не бывает пробок. Лишь на мосту у светофора собирается пять-десять машин, и то в час пик. Дорога нежно блестит после дождика, и воздух над неи? всегда дрожит.
В доме я одна. Ни души вокруг.
В комнатах пахнет пылью и, вероятно, каким-то моющим средством с ароматом лаванды. Позднее, я догадалась, что это запах средства от моли. Других признаков жизни нет. Ни запаха жаркого или супа из шампиньонов, ни жаренои? картошки, ни ни вкуса кипяче?ного белья, ни мяуканья кошки.
Нотариус сказал, что в доме дважды в неделю убирается приходящая прислуга.
Мебель в доме только расчехлили, и идеальнои? чистоты льняные шторы цвета горчицы спадали высокими колоннами вдоль окон. Обстановка состояла из тре?х диванов, обтянутых нежно-мятным репсом, стоявших буквои? «пэ» вокруг мраморного камина, двух кофеи?ных столиков и одного журнального посередине. На камине возвышалась разноцветным грибом внушительная лампа в стиле «Тиффани», ее? близнец-торшер расположился у дивана. На противоположнои? от камина стене, вероятно, когда-то висела картина. Ее? след светлым пятном выделялся на светло-лимонных обоях. Потолок в молдингах, лепнине, как и ожидалось от дома эпохи Наполеона III.
В окнах, заслоняя полнеба арками перекрытии?, раскинулся виадук – ровесник дома. Раньше по виадуку проходила железная дорога, но в пятидесятые годы из-за нехватки металла в стране железную дорогу в Пуату разобрали. Из моих окон были видны крыши бывшего вокзала и привокзальнои? гостиницы. Об этом рассказал нотариус, встречавшии? меня в Пуатье утром в понедельник. Более в этом городке мне ровно ничего не было знакомо. Ни дома, ни улицы, ни деревья, ни люди.
Я прошла на кухню и посмотрела в окно на соседскии? дом. В нём жила мадам Сабль. Костлявая и крепкая старуха лет восьмидесяти семи. Об этом мне тоже сообщил нотариус.
На улице Вьен было всего два дома: мои? и мадам Сабль. За домом с обрыва террасами спускались фруктовые сады, и до самои? плотины строении? не было – только земли моих новых владении? и мадам Сабль.
Когда я расплачивалась с водителем такси, мадам Сабль вышла из калитки своего сада и первои? поздоровалась с нотариусом:
– Здравствуи?те, мэтр Моро! Как поживаете? Как здоровье уважаемого папаши Моро?
– Здравствуи?те, мадам. Са ва! Как вы поживаете?
– Са ва! – улыбнулась старуха и вопросительно на меня посмотрела.
Нотариус представил меня старухе:
– Это ваша новая соседка, мадемуазель Ева! Ева, это мадам Сабль.
– Называи?те меня Марион, дорогая! – улыбнулась Мадам Сабль, – мы же теперь соседи! Заходите на кофе, когда закончите с делами!
Я поблагодарила мадам Сабль и обещала заи?ти.
Теперь мадам Сабль, увидев меня в распахнутом окне кухни, помахала рукои? и показала на два аппетитных кекса на тарелке:
– Заходите ко мне, Ева. Выпьем чаю в саду!
Честно говоря, мне совсем не хотелось пить с неи? чаи?, но и отказывать старушке было неудобно.
Мадам ловко накрыла стол в саду, и когда я вошла в калитку, на серебряном подносе уже стояли две фарфоровые, костяные чашки и высокии?, начищенныи? до зеркального блеска кофеи?ник.
Я вспомнила все дежурные фразы, заготовленные дома на случаи? нежданного знакомства, и, хотя в Москве они казались напрасными хлопотами и тратои? сил, здесь, в Пуату, на первыи? случаи? очень даже пригодились. Французскии? я знала благодаря стараниям моеи? матери. Она будто чувствовала, что французскии? когда-нибудь мне пригодится, и с детства вдалбливала мне незнакомые слова.
Как сеи?час, помню. Дня не проходило!
– Ева, скажи: гарсон!
– Гарсон!
– Что это значит?
– Мальчик!
– Правильно! Скажи: юн меи?зон!
– Меи?зон!
– Что это значит?
– Дом!
– Правильно! Скажи: ан тэ!
– Ан тэ!
– Что это значит?
– Чаи?!
– Правильно! Скажи: юн тас!
– Тас!
– Что это значит?
– Чашка!
– Правильно! А теперь сложи все слова вместе! Скажи: мальчик, даи?те мне чашку чаю, пожалуи?ста!
– Ме?сье, доне муа юн тас де тэ, сильвуплэ!
Я еще? не читала и не писала по-русски, но уже знала, что такое гарсон, меи?зон, тэ, тас, ваз и прочее. И все? же, несмотря на десятилетнюю подготовку дома и в спецшколе, говорить на неродном языке было сложно. Кажется, мадам Сабль это поняла и задавала вопросы медленно, че?тко разделяя слова:
– И что же вы будете делать с домом, дорогая? Сдавать внае?м или продадите?
Мадам было так любопытно, что она совершенно потеряла чувство такта.
Я сделала вид, что не расслышала вопроса и спросила что-то о петуньях, пышными шапками растущими в ящиках на перилах балкона.
Мадам Сабль скользнула равнодушным взглядом по петуньям и добавила:
– Продать будет трудно. В доме печное отопление. Последнии? раз реконструкция в особняке была, кажется, в пятьдесят третьем. Да, да, в тот год разобрали железную дорогу на виадуке. Тогда газовое освещение в доме поменяли на электрическое, но угольное отопление оставили.
– Как угольное? – переспросила я.
– Дом топят угле?м, разве вы не знали, дорогая?
«Я вообще ничего не знаю об этом доме», – брякнула было я, но вовремя прикусила язык.
– В трубах вода разведена по всему дому, так что зимои? во время морозов, нельзя оставлять дом не прогретым – трубы и батареи разорве?т. Раз в полгода в ваш дом завозят уголь и сбрасывают в цокольныи? этаж.
Я вспомнила, что у западного входа деи?ствительно есть ворота, через которые мог вполне проехать грузовик с угле?м.
– Так что, если захотите разжечь плиту или согреть воду для ваннои?, приде?тся топить печь в топочнои?.
Я захлопала глазами. В двадцать первом веке топить печь для ваннои?! И я припомнила ее?, чугунную, колченогую, с плоским носиком медного крана и латунными ручками на гладкои? белоснежнои? полочке.
– Но вы не переживаи?те! Топить достаточно один раз в день! Горячеи? воды хватит до следующего утра! Но если вы все же хотите продать дом, приде?тся ставить бои?лер. Мазут выходит, конечно, дороже, чем уголь, но зато гораздо чище в топочнои?!
– Да, да! – кивала я головои?, совершенно сбитая с толку.
– Знаете, дорогая, по преданию где-то в саду находится вход в винные склады Наполеона Бонапарта! Подземные ходы были прорыты еще? в средневековье. А во времена Мюрата и Робеспьера там скрывались местные бароны и зарыли в подземелье свои сокровища. Старые городские карты сгорели во время пожара в мэрии во время Первои? Мировои?. Поэтому никто не знает, где именно, и существует ли подземелье на самом деле! Но многие искали эти склады! В том числе и покои?ныи? супруг мадам Нинон!
Мадам Сабль решила, что достаточно меня напугала и улыбнулась:
– Как вам наш адвокат, мэтр Моро?
Я пожала плечами:
– Очень любезныи? молодои? человек.
– Не женат, – многозначительно посмотрела мадам Сабль.
– Вот как, – не нашлась я, что ответить.
– Вы, я слышала, приглашены на свадьбу к сыну мэра в следующее воскресение.
– Д-да, – неуверенно ответила я, – но еще? не решила, стоит ли идти. Незнакомое место, незнакомые люди…
– Конечно, стоит! – воскликнула мадам Сабль, – ваша прабабушка, мадам Нинон столько сделала для нашего города. Все смотрят на вас, как на продолжательницу ее? добрых начинании?! Она – Поче?тная гражданка нашего города! Вы, благодаря еи? – часть истории Бурпе?ля! Вы должны пои?ти обязательно! Познакомитесь со всеми! Я вам помогу!
«Она рехнулась! – подумала я. – Часть истории Бурпе?ля!»
– Вы тоже там будете?
– Конечно! – мадам Сабль замялась. – Вы видели портрет мадам Нинон в столовои??
– Видела, – соврала я, не моргнув глазом.
«Что же это за портрет такои?! Вот и мэтр Моро о не?м упоминал!»
Мадам Сабль взглянула на меня из-под очков:
– Я слышала, что мэтр Моро будет вас сопровождать на свадьбе?
«Господи, в этом городе слухи распространяются со скоростью мобильного интернета!»
– Если я пои?ду, – кивнула я.
– В таком случае вам, дорогая Ева, нужно кое-что знать о не?м.
– Что же я должна знать? – совершенно растерялась я.
– Я расскажу вам историю, а вы уже сами сделаи?те соответствующие выводы.
– Хорошо.
Я подумала, что старуха совершенно чокнутая и, пока я не выслушаю ее?, не отвяжется.
Я дружелюбно улыбнулась.
– История совсем не длинная. Я не заи?му у вас много времени, дорогая!
* * *
Мэтра Моро я знаю с детства. Он родился и вырос в нашем городке. Отец – городскои? судья. Поэтому не удивительно, что сын последовал по стопам отца и выбрал профессию адвоката. Я преподавала ему французскую литературу в старших классах. Ох, как время летит! Это было пятнадцать лет назад! В то время я называла его Анри. Вихрастыи?, черноволосыи? подросток. Задумчивыи?, всегда с книгои?.
Анри рос вполне обыкновенным ребе?нком, если говорить об уче?бе. Учился неплохо, но и не отлично. Кажется, некоторые учителя его вообще не замечали на уроках, предпочитая более активных учеников. Одноклассники также не особо выделяли его.
Но было нечто, что отличала его от других. Он был без памяти влюбле?н в свою одноклассницу Шарлот Ричардсон. Она была очаровательна. Белокурыи? ангел! Девочка приехала к нам с матерью, после ее? развода с отцом-англичанином из Лондона. Анри тогда учился в одиннадцатом классе. Дети подружились. Всем казалось, что любовь была взаимнои? и после окончании школы они поженятся. Очень он ее? любил.
Но после школы они не поженились. Решили со свадьбои? повременить. Родители настаивали, что обоим надо продолжать уче?бу в университете. Анри поупорствовал, поде?ргался, но против воли отца не поше?л. Записался в Легион и уше?л в армию на два года. Когда вернулся, его было не узнать. Вырос, возмужал, окреп, похорошел. Исчезла юношеская угловатость, скованность, появилась уверенность в движениях, походке. В общем, вырос мальчик.
Первым делом отправился к Шарлот, узнать, почему она не отвечала последние полгода на его письма. Конечно, он догадывался почему, но решил, вероятно, услышать ответ от нее?. Но ответ он получил не скоро. Шарлот вышла замуж. Вышла за самого отъявленного негодяя в нашем городе, Жюля Жарни. Ох, и живоде?р же был этот Жарни! Еще? в детстве, помню, пои?мает двух-тре?х котов, свяжет хвостами и лупит палкои?! Коты орут, бегут в разные стороны, а ему потеха! Подлыи? и жестокии? человечишка, но всегда умел выи?ти сухим из воды. Знаете, у него было очень неприятное рябое лицо и кривая ухмылка.
Что уж Шарлот нашла в этом мерзавце – большая таи?на. Ладно бы был красавцем! Рожа рябая, ухмыляется так противно! Они уехали в Париж. Жарни получил там контракт техника-технолога на фабрике по производству и?огуртов и уве?з Шарлот с собои?.
Анри отправился в Париж. Разыскал Шарлот. К тому времени он уже забеременела от Жарни. Шарлот была несчастна с Жарни – тот постоянно ее? избивал, даже беременную. Дело кончилось дракои? между Моро и Жарни. Анри за занесение побоев угодил в тюрьму на два месяца, а когда вышел и заявился к Шарлот, та сказала, что больше не хочет видеть его, и чтобы он не вмешивался в ее? личную жизнь.
Анри вернулся в Бурпе?ль. Прошло еще? два месяца. Вернулась домои? и Шарлот. Она была на шестом месяце беременности. Сбежала от мужа к матери, не в состоянии больше выносить его побои. Жарни заявился через два дня. В общем, все кончилось очень плохо. У Шарлот отошли воды, и начались преждевременные роды. Ее? увезла скорая, и несмотря на старания врачеи? не допустить родов, она родила крошечную девочку весом всего кило двести.
Этот придурок Жарни зачем-то заявился утром в госпиталь с букетом цветов – поздравить молодую мать с рождением дочери. Утром-то малышка умерла. А у беднои? Шарлот началась горячка, и к вечеру того же дня и она отошла в мир инои?.
Мерзавец Жарни даже не был на ее? похоронах. Он сбежал из страха перед местью Моро. Накануне тот ворвался к нему в дом, и, если бы не отец Жарни и еще? пара крепких парнеи?, бывших тогда в доме, наверняка бы убил его или отделал до полусмерти. Моро кричал, что наи?де?т Жарни, где бы тот ни был, из-под земли достанет и убье?т.
Но мерзавцам всегда везе?т. Жарни получил контракт на дочернеи? фабрике в Америке, и пока Моро искал его в Париже, благополучно улизнул.
Моро переживал страшно, исхудал, покрылся крапивницеи?, пару месяцев пил в баре, пару месяцев сидел безвылазно в доме папаши-судьи, но потом вдруг исчез.
Он вернулся из Бордо через шесть лет с дипломом мэтра юриспруденции и лицензиеи? адвоката, основал в Бурпе?ле нотариальную контору и с тех пор живе?т здесь. Скромно, тихо, очень благопристои?но. Ни о Жарни, ни о бедняжке Шарлот никогда ни словом не упоминал с тех пор. А прошло уже двенадцать лет.
Мадам Сабль грустно улыбнулась.
Поначалу я слушала растерянно, но постепенно история мэтра Моро захватила меня, и я не могла скрыть волнения.
– Какая грустная история!
– К сожалению, она еще? не закончилась, дорогая! Дело в том, что мерзавец Жарни вернулся из Америки год назад.
– И что же будет?! – ахнула я.
– Кто знает… Пока все? тихо. Жарни за версту обходит Моро сторонои?, но тот и не думает приближаться к нему. Будто Жарни и не существует.
– Значит, все? в прошлом, мадам Сабль?
– Я бы так не сказала. Мэтр Моро каждую неделю навещает могилу Шарлот.
Дело в том, что она похоронена не на городском кладбище, а здесь, недалеко. Место уедине?нное, скрытое от людских глаз. Никто не видит, кроме меня. А могила – вон она. Видите, вон там, за виадуком, у самои? воды надгробие в зарослях ирисов? Из вашего дома не видно, а из моих западных окон на втором этаже могила очень хорошо видна. Мэтр Моро приходит всегда по субботам. Вроде бы с собакои? гуляет, но я-то знаю, что не просто так. Будьте осторожны, дорогая.
– Но я-то тут приче?м?
Мадам Сабль пожала плечами:
– Может, и не приче?м. Но вы же русская…
* * *
Рассказ мадам Сабль оставил неприятныи? осадок. Я представила мэтра Моро, одетого в те?мно-синии? костюм, в дорогих коричневых туфлях, с короткои? стрижкои?. Открытыи? умныи? взгляд, приятное, гладко выбритое лицо и вежливые манеры. Не вязался мэтр с образом непримиримого мстителя.
«Вы же русская!»
Ну и что! Что за странные здесь люди! В гостинице, где я поселилась, хозяи?ка тоже очень удивилась и воскликнула: «Вы – русская?» – так громко, что испугала кота.
Я приехала в Бурпе?ль три дня назад. Мэтр Моро, оформлявшии? сделку о наследстве, встретил меня на вокзале в Пуатье и приве?з в Бурпе?ль. Отдал ключи и бумаги, сообщив, что теперь я полноправная владелица поместья «Колло».
Так уж вышло, что, вступив в права владения, я, увидев огромныи? особняк, побоялась ночевать одна в пустом доме. В тот день ше?л дождь, и дом показался мне неприветливым, мрачным. А сегодня, когда солнце светило с утра, заливая ярким светом реку, сад и дорогу D10, комнаты излучали приветливость, шторы нежность и мягкость. Вид на реку из окон завораживал красотои?.
Конечно, глупо платить за гостиницу, когда в мое?м распоряжении огромныи? особняк, прекрасно меблированныи? к тому же. Поэтому я села в арендованныи? «Рено» с тве?рдои? уверенностью переехать в дом завтра же дне?м, сразу после посещения конторы мэтра Моро.
Я отправилась в ближаи?шии? супермарше и накупила еды и мелочеи? для уюта. Вспомнила про пустые кашпо в гостинои? и заехала в садовыи? центр. Загрузила «Рено» до самои? крыши. Вернувшись, первым делом вынесла из гостинои? круглыи? стол и ярко-зеле?ные стулья. Стулья были частью столового гарнитура, разбросанного причудами приходящеи? прислуги по первому этажу. В столовои? собрала вокруг длинного обеденного стола всех зеле?ных беглецов. Стульев оказалось двенадцать, а вокруг круглого ломберного стола полагалось стоять четыре?м зелёным креслам, ютившимся до этого вдоль стен. Удивительно, как преображается пространство, если правильно расставить мебель.
Я люблю цветы и купила их множество. Расставила в гостинои? кашпо с пальмами и монстерами, вазы с фруктами, бросила на ментоловыи? диван у камина пушистыи? плед и пару подушечек, поставила свечи в канделябры. Из московскои? квартиры я привезла несколько книг на русском, положила на столик у лампы. «Вои?на и мир», два толстых тома, как нельзя кстати подходили по содержанию к интерьеру, где наполеоновская символика была повсюду. Наташа, Пьер, Андреи? – любимые герои, которых я со школьного возраста искренне считала частью моего мира, поселились в стенах дома, и комната удивительно преобразилась, наполнилась домашним теплом, характером хозяи?ки.
Я видела, что мадам Сабль наблюдает из окна, как я выгружаю из багажника ящики с цветами, посуду и утварь, одеяла, подушки, постельное белье?, пакеты с едои? и вином.
«Да, да, осваиваюсь, старая сплетница!» – я улыбнулась и махнула еи? рукои?.
Мне было радостно и легко на душе. Будто я вернулась домои? из дальнего странствия!
Освоившись в гостинои? и столовои?, я отправилась на кухню. Загрузила продуктами холодильник и скептически оглядела кухонную плиту. Огромная, в шесть конфорок. Питание из газового баллона. Его-то я и забыла купить.
«Ну, ничего, завтра утром куплю по дороге на автозаправке. И нужно что-то решить с интернетом».
В хозяи?скои? спальне стояла лишь широкая и высокая кровать. Матрасы новые.
«Интересно, а где же остальная мебель?»
Я прошлась по второму этажу. Нашла тумбочки и кофеи?ныи? столик с креслом. Еще? час уше?л на наведение уюта, смену постельного белья. Когда на кровати улеглись ше?лковые подушки и не осталось ни однои? складочки на ше?лковом нежно-голубом покрывале, когда в вазе на кофеи?ном столике, ро-няя капли влаги с зеле?ных листьев, заблагоухал белыи? шиповник, я, наконец, успокоилась.
Белыи? шиповник в вазе – это обязательно! Мне предстоит спать в этои? кровати, и я собираюсь видеть только приятные и нежные сны! Нежные, как розовые бутоны!
Неожиданно я представила себя лежащеи? на белои? простыне – обнаже?нную, спящую в позе Данаи. Мужское лицо восходит надо мнои?. Его бедра тесно прижимаются к моим. Я глажу его гладкую широкую спину. Упругая кожа нежная и атласная. Че?рные волосы кажутся почти синими на фоне белого, как алебастр, лица. Губы шепчут мое? имя! Лицо искажается в экстазе… Его лицо – размытое пятно, но я знаю точно, что это лицо Анри Моро.
Я вышла из спальни и спустилась вниз в столовую. Уже смеркалось, и я включила свет. Зажглись все лампы в люстре и два бра, освещавших портрет мадам Нинон над камином. Впервые я взглянула на него внимательно и… остолбенела от изумления. С портрета на меня смотрела молодая белокурая женщина. Это была я.
Глава 2
Всю ночь я только и думала о портрете. Человек непосвяще?нныи? вполне мог бы принять его за французскии? аналог портрета «Дориана Грея»! Но портрет был прекрасен, мадам Нинон на картине – молода и красива, значит, ничего предосудительного, ужасного, развратного в ее? жизни не было, если принимать во внимание тот факт, что жизнь откладывала отпечатки на лице портрета в романе! Значит, в портрете нет ничего мистического! И все?-таки, я – это я, а она – это она!
Успокоившись, я уснула.
Наутро, отпивая кофе из большои? фарфоровои? чашки, я встала перед портретом и долго вглядывалась в покрытое кракелюрами лицо. Звонок телефона прервал размышления.
– Хххх… – раздалось в телефоне, и в груди похолодело.
– Простите, что? – переспросила я трубку и услышала несколько раздраже?нныи? женскии? голос:
– Доброе утро, мадемуазель Морозова. Вас беспокоят из нотариальнои? конторы. Это хххх… Напоминаю, что вы записаны к мэтру Моро сегодня в одиннадцать, хххх…
– Спасибо, я помню, мадам, – я не расслышала имя секретаря, которое она произнесла очень быстро. Старыи? телефон трещал и шипел.
– Вы будете вовремя?
– Конечно.
– Хххх…
– Простите, что?
– Хххх…
Я повесила трубку на рычаг, напоминавшии? рожки у чёртика.
Телефон был очень старыи?, с витым шнуром и дисковым набором и вполне соответствовал обстановке дома.
– Прошлыи? век какои?-то… – пробормотала я и пошла одеваться.
«Ну что ж такого! – В конце концов – мы с Нинон родня! Ее? бабушка приходилась роднои? сестрои? моеи? бабушке. А мама всегда говорила, что мы похожи, как две капли воды!»
Я припарковала машину у нотариальнои? конторы. Без пятнадцати одиннадцать – я пришла рано. Секретарь – непривлекательная, грузная мадам средних лет с лицом профессиональнои? стервы, недоброжелательно взглянула на меня и попросила обождать полчаса, указав на ряд же?стких стульев, обтянутых дерматином. Я огляделась. Прие?мная как прие?мная. Безликая и равнодушная, как и большинство прие?мных. С застоявшимся воздухом, с запахом бумажнои? пыли. На столе секретаря за низкои? стои?кои? светится экран компьютера, в углу шкафы с документами, вдоль стены – сеи?ф, копировальная техника и стои?ка с бланками и рекламными проспектами, в другом углу – сервировочныи? столик, кофе-машина и небольшои? холодильник. На широком подоконнике – маленькая вазочка с букетиком свежесрезанных незабудок…
«Мои любимые цветы!»
…На стенах – довоенные че?рно-белые фотографии Бурпе?ля с изображением железнодорожного вокзала, которого уже нет, виды старых пустых улиц и снимки мужчин в шляпах.
Я взглянула на стопку зачитанных журналов для клиентов, разложенных на стекляннои? столешнице веером, и сказала, что подожду в саду.
Выи?дя из двери, повернула направо за угол дома в распахнутую калитку, поднялась по ступеням и оказалась в милом ухоженном садике, окруже?нном по периметру невысокои? каменнои? кладкои?. На подстриженном газоне буи?ствовали маргаритки. По углам пышно цвели кусты розовои? гортензии. Дорожка из сланца вела от калитки в густую тень высоких вязов, плакучих ив и белых акации?, росших по берегам ручья.
Дом старого судьи Моро стоял на тихои? тенистои? улице, на холме, гораздо выше шато. Река, текшая у моего дома, из нотариальнои? конторы была заметна только по шапкам акации?, росших по берегам. Со стороны улицы окна первого этажа были плотно закрыты римскими шторами, а со стороны сада, открыты и в некоторых комнатах распахнуты настежь. Белые занавески надувались и опадали, как паруса корабля.
Я пошла по тропинке к ручью и остановилась, не дои?дя до половины, сообразив, что разгуливаю по частнои? собственности. Холодок пробежал у меня по спине. Для французов нет ничего страшнее, чем нарушение прав приватности. Это их особыи?, отвое?ванныи? на баррикадах тип свободы. Каждыи? гражданин имеет право на собственность, и нарушение ее? карается законом.
«Господи! Как же неудобно!»
В открытых окнах были видны очертания мебели в столовои?, библиотечныи? шкаф и даже кровать в спальне. На кровати, застеленнои? белым постельным белье?м, кто-то спал. Девушка! Шатенка!
В однои? из комнат, ярко освеще?ннои? солнечным светом, льющимся через боковое открытое окно, я заметила мэтра Моро. Он сидел спинои? ко мне и бе- седовал с посетителями. Мне были видны их лица. Это была пожилая пара. Вот они поднялись из кресел, заулыбались, закивали головами, попрощались и пошли к двери.
Мне хотелось незаметно улизнуть. Но было уже поздно. Мэтр Моро встал проводить супругов, обернулся, увидел меня, подоше?л к окну и приветливо улыбнулся:
– Добрыи? день, Ева! Заходите. Можно здесь, через эту дверь.
– Но ваша секретарь сказала, что только через полчаса, – не нашлась я с ответом, покраснев до ушеи?.
– Вам назначено на одиннадцать, – мэтр Моро распахнул дверь, ведущую в сад, – заходите, прошу вас.
Я пробежала через лужаи?ку и запоздало поздоровалась:
– Извините за вторжение! Я не заметила предупреждающеи? таблички, – пробормотала я смуще?нно.
– Ее? здесь нет. Секретарь предупредила, что вы жде?те в саду. Вы принесли все бумаги? – спросил адвокат, указывая на кресло напротив широкого письменного стола, заваленного документами.
– Да, то, что перечислила секретарь.
Моро нажал кнопку селекторнои? связи:
– Мадам Катиш, заи?дите ко мне.
Секретарша тут же вошла, остановилась на пороге с блокнотом и ручкои?.
Опасливо посмотрела на кове?р, будто бы он был границеи?, за которои? начинались опасности.
– Что угодно? – секретарша подняла широкую густую бровь, никогда не знавшую реи?сфедера.
– Принесите, пожалуи?ста, документы мадемуазель Морозова и… – тут Моро обратился ко мне, – не желаете чашечку кофе или чаю?
– Чашку кофе, с удовольствием, месье.
– … и две чашки кофе.
Секретарша смерила меня уничижительным взглядом и скрылась за дверью. Раздался шум кофе-машины. Не прошло и тридцати секунд, как секретарша вернулась.
Запах кофе разне?сся по комнате.
– Мадам Катиш – дама с характером, но дело свое? знает превосходно, – заметил, как бы между прочим нотариус. – Вот, посмотрите, пожалуи?ста, договор и заполните заявление, – Моро протянул мне тонкую стопку бумаг, скрепле?нную скобкои?.
Он сел в высокое кресло и принялся изучать мои документы.
Я исподтишка рассматривала его. У Анри Моро были манеры человека, уверенного в себе, которого нелегко удивить. Пожалуи?, он даже был слишком уверен в собственном превосходстве. Лицо спокои?ное, немного отреше?нное. Обычно такие лица бывают у мужчин, которые немало видели на свое?м веку и пережили что-то трагическое. В таких лицах не бывает весе?лости. Горе не сломило их, но навсегда оставило в лице ле?гкии? нале?т печали, торжественнои? и не проходящеи?.
Вряд ли он сентиментален, но и че?рствым его назвать нельзя. Раз увидев такое лицо, вряд ли уже позабудешь. Это как город, в котором был проездом. Можно забыть его силуэт, или даже название, но от этого город не перестанет существовать. Он навсегда останется на свое?м месте.
Почему-то не давала покоя мысль, любит ли он по-прежнему Шарлот.
Я рассматривала его точе?ное лицо, тве?рдыи? подбородок, плотно сжатые губы и задавала себе вопрос, как эта глупышка Шарлот могла променять такого мужчину на кого-то другого.
– Вы все? прочли? – прозвучал его голос с другои? стороны стола.
Моро в упор пристально смотрел на меня. Синие глаза на мгновение скользнули по губам.
– Д-да, вот только в пятом пункте вопрос.
– Какои??
– Здесь сказано, что необходимо указать адрес проживания моего бывшего супруга. Но мы развелись три года назад и больше не общаемся. Я не знаю его адреса.
– Даваи?те посмотрим, – Моро поднялся, обоше?л вокруг стола и встал у меня за спинои?. Палец скользнул по пятому пункту, – у вас при себе свидетельства о браке и разводе?
– Да, я взяла с собои? все документы, как вы и советовали.
– Телефон бывшего супруга вы знаете?
– Не знаю, а зачем он мне? – удивилась я. – Мы не поддерживаем отношении?.
– Сведения о бывшем муже необходимы, что-бы обезопасить вашу собственность от незаконных притязании? с его стороны, – Моро опе?рся правои? рукои? о стол так, что наши лица были почти на одном уровне. – Это очень важно в вопросах наследства, и, если он отбывал тюремныи? срок, например, до брака с вами и вы знали об этом, вступая в брак, вам могут отказать в оформлении вида на жительство.
– Он не сидел в тюрьме.
– Чем он занимался?
– Он врач, так же, как и я. Терапевт. Мы работали в однои? больнице.
– Хорошо. В браке были дети?
– Не было, мы были женаты совсем недолго, всего полтора года.
– А причину развода можно узнать?
– Это тоже необходимо для безопасности собственности?
– Да, я теперь ваш адвокат и должен знать некоторые тонкости вашеи? частнои? жизни, – глаза мэтра Моро смотрели в мои.
– Мы не сошлись характерами.
– Он плохо обращался с вами?
– Как сказать. Если эгоизм и равнодушие можно соотнести с плохим обращением, то да.
– Зачем же вы вышли за него?
– Затем, что никто не застрахован от ошибок, – сказала я с ноткои? раздражения.
– Это верно, – согласился Моро. – Сделаем вот что. Напишите последнии? известныи? адрес вашего бывшего супруга и последнии? известныи? телефон.
– Адрес я укажу, а номер мобильника я никогда не помнила наизусть! Сразу после развода я его заблокировала и уничтожила!
– Лихо! – мэтр Моро улыбнулся, – в таком случае укажите последнии? рабочии? телефон.
– Больницу закрыли, персонал уволили.
– Ставьте прочерк, – Моро убрал руку со стола и вернулся в свое? кресло.
Мы работали до полудня. Наконец, когда все трудные места были согласованы, мэтр Моро вызвал мадам Катиш и попросил меня пои?ти с неи? и решить вопрос оплаты.
– Вы оплачиваете пятьдесят процентов от суммы, – сказала Катиш, почти не разжимая губ, – остальные пятьдесят после получения документов.
– Банковскии? перевод с карты на карту подои?де?т?
– Подои?де?т. Большая сумма, – посмотрела она из-под очков.
– Тут не поспоришь.
– Но можно и вовсе не платить, – улыбнулась мадам Катиш, и ее? улыбка не сулила ничего хорошего.
– Как это, вовсе не платить? – я удивле?нно уставилась на секретаршу.
Та сверкнула злобными глазками:
– Вам достаточно убрать из своеи? фамилии два последних слога, мадемуазель Морозова.
«Моро-зо-ва? Моро?»
Я опешила от такои? наглости, но ответила:
– Уберите лучше из своеи?.
«Да как она смеет!»
* * *
Мэтр Моро вышел из двереи? кабинета, держа в руках подписанныи? договор.
«Наверное, он слышал!»
– Прои?дите ко мне, мадемуазель Морозова. Даваи?те заканчивать.
Я уселась напротив стола Моро, кипя про себя праведным гневом. Он откинулся в кресле и посмотрел на меня:
– В че?м вы пои?де?те на свадьбу к мэру, Ева?
Вопрос был неожиданныи?, и я растерянно улыбнулась:
– Как это, в че?м?
– У вас есть вечернее платье? По регламенту все гости в вечерних костюмах красного, винного или малинового цветов.
– Нет… такого платья у меня нет. А у вас?
Мэтр Моро улыбнулся:
– Платья нет, но есть смокинг, красныи? пояс и бабочка. Может быть, съездим в Пуатье за платьем? Винныи? и красныи? очень популярны в этом сезоне. Вы обязательно подберете себе что-нибудь подходящее. Заодно и пообедаем. Я знаю чудесныи? ресторанчик на берегу реки. Там подают только что выловленную рыбу. Как вам такое предложение, Ева?
Все? было сказано спокои?но, с улыбкои?, но по тому, как Моро стучал карандашом по блокноту, было видно, что он волнуется.
– А это удобно?
– Конечно. Сегодня пятница – контора работает до обеда. Я должен был вести семинар в Пуатье, но его перенесли на следующую пятницу.
– А ваша девушка не будет против? – брякнула я, вспомнив о шатенке, спящеи? в белоснежнои? кровати.
– Какая девушка? – не понял Моро и пристально посмотрел на меня.
– Ну-у, – протянула я, махнув рукои? в сторону сада.
– Вы, вероятно, о моеи? младшеи? сестре? Она приехала на каникулы из Бордо. Она не будет против.
– Хорошо, Анри, – кивнула я, – но мне нужно на минуту заскочить домои?.
– Прекрасно, езжаи?те, поставьте машину, а я заеду за вами минут через двадцать.
– Мы поедем на вашеи? машине?
– Мне кажется, это будет правильно, потому что я лучше знаю местность, – Моро крутил в пальцах карандаш.
Бурпе?ль – городок маленькии?, но холмистыи?. Дома поднимаются от самого берега реки до вершины холма, на котором стоит церковь. К неи? от моего дома веде?т извилистая и кривая пешеходная дорожка, во многих местах пересекаемая шоссе. Разница в высоте метров сто пятьдесят. Учитывая, что ходить приходится не по прямои?, а обходя частные владения, сады, парк, ручеи?, кладбище, магазинчики и автостоянки, автомобиль – настоящее спасение. Машины есть у всех, кто в состоянии передвигаться. Даже у престарелои? мадам Сабль восьмидесяти семи лет.
Я спустилась вниз с холма, от дома мэтра Моро, описав по городу несколько кругов по серпантину вниз – так вела дорога. У реки, как обычно, на расстоянии друг от друга рыбачили несколько месье на пенсии. Въехав в ворота, я припарковала свои? «Рено» у гаража и вышла, чтобы закрыть их. Пришлось также открыть гараж, загнать машину, закрыть гараж. Все? это требовало времени, и я торопилась.
Закрывая ворота гаража, я заметила мужчину, стоявшего у ограждения набережнои?. Он не был похож на рыбака. Высокии?, молодои?, в кепке, надвинутои? на глаза, он стоял, прислонившись плечом к столбу и смотрел на меня. От мужчины исходила неприятная энергия. Я почувствовала смутную тревогу, но сделала вид, что меня не тревожит его присутствие. Незнакомца я видела вчера и в среду. Я заметила его из окна спальни около полудня. Он стоял на том же месте, что и сеи?час, и пялился в окна. Постоял минут десять и уше?л. То же самое повторилась вчера. Сегодня я столкнулась с ним лицом к лицу. Через короткое расстояние, что нас разделяло, я увидела рябое лицо, кривую ухмылку из-под кепки, и у меня мелькнула неприятная догадка.
«Неужели это мерзавец Жюль Жарни? Но что он тут делает?! И почему пялится в мои окна? И на меня! Неужели он прише?л навестить могилку жены, которую до смерти изве?л?»
Но незнакомец не был похож на безутешного вдовца. Он взглянул на меня, сплюнул под ноги и враскачку поше?л прочь. Я видела, как он повернул за угол забора в узкии? проезд, отделявшии? мои? сад от владении? мадам Сабль, и скрылся за поворотом.
Когда подъехал мэтр Моро, я сидела на каменнои? скамеи?ке и размышляла о доме. Может, все?-таки продать его? Слишком он нарушает привычныи? уклад жизни. С другои? стороны, мое? появление здесь – настоящее событие не только для меня, но и для городка. Нечасто здесь появляются люди, владеющие недвижимостью по цене в шесть нулеи?. Ничего удивительного, что я вызываю любопытство и пристальное внимание.
Дважды в день – утром и вечером, в одно и то же время, около девяти – по моеи? улице проезжает полицеи?ская машина. Полиция останавливается у чугунных ворот. Из машины выходит молодои?, атлетически сложенныи? полицеи?скии?, оглядывается. Увидев меня, здоровается и спрашивает, все? ли в порядке. Не увидев – заглядывает за закрытые ворота, оглядывает окна шато, садится в машину к напарнику и уезжает. Интересно, кто дал полиции подобное поручение? Или полицеи?ские следуют обычному ритуалу, объезжая с осмотром улицы городка?
Моро вышел мне навстречу и учтиво открыл дверь:
– Вижу, вы понемногу осваиваетесь? – он кивнул на яркие цветы бегонии, высаженные в ящиках на окнах первого этажа.
– Да, сегодня решила переночевать в шато.
Я оглянулась на окна мадам Сабль. Старая карга маячила светлым пятном в окне кухни. Мэтр Моро проследил за моим взглядом и усмехнулся:
– Старая мадам Сабль знает все новости обо все?м и обо всех. Ее? покои?ныи? супруг был мэром Бурпе?ля несколько сроков подряд.
Мы выехали на D10.
– И все?-таки я чувствую себя неловко, занимая ваше время, Анри, – вздохнула я.
– Пустяки, – ответил Моро, – мне приятно ваше общество, Ева. Если нужна помощь, обращаи?тесь, я всегда к вашим услугам.
– Спасибо, это очень мило с вашеи? стороны, Анри.
Взгляд Моро оторвался от дороги. Он мельком взглянул на меня, синие глаза блеснули.
– У вас поменялось настроение, Ева. Что-то произошло, пока меня не было?
Я пожала плечами и вздохнула:
– Ничего особенного не произошло. Просто мне пока трудно обвыкнуться в незнакомом месте, и я немного устала от переезда.
– Вы отпустили приходящую прислугу, чету Каше. Может, напрасно? Они помогли бы вам на первых порах.
– Возможно. Но я трудно схожусь с незнакомыми людьми. Да, и потом, я отпустила их всего на несколько днеи?, пока не обвыкнусь. Скажите, Анри, вы давно посещали шато?
– Не считая прошлого раза вместе с вами, год назад, когда мадам Нинон решила оставить шато «Колло» вам.
– Как вы общались?
– По скаи?пу. Через поверенного. К тому моменту, как мадам Нинон обратилась в нашу контору «Моро & сын», она уже год была прикована к кровати. Она слегла после перелома бедра и жила только благодаря заботам сиделок. Мадам позвонила моему отцу, которого знала до отъезда, и попросила организовать сделку.
– А как она узнала обо мне?
– Не знаю. Она просто прислала мне вашу фотографию с соответствующими распоряжениям.
Мне показалось, что Моро что-то не договаривает.
– Скажите, Анри, а что за история с винными складами Наполеона? Они деи?ствительно существуют?
– Уверен, что существуют.
– Откуда такая уверенность?
– Супруг мадам Нинон искал вход в подземелье. Он был буквально одержим, перерыл весь сад. Даже наше?л старое пушечное ядро времен Наполеоновских вои?н. У него могла быть карта подземелья.
– Но мадам Сабль сказала, что все бумаги и карты сгорели еще? в Первую Мировую, когда в старои? мэрии вспыхнул пожар!
Моро усмехнулся:
– Старая сплетница Сабль говорит правду. Мэрия сгорела, но не все документы хранились в архиве. Часть бумаг держал у себя в сеи?фе старыи? барон Колло. Он вполне мог передать их своему сыну Колло – мужу мадам Нинон. Возможно, что-то есть и в церковном архиве. К тому же, секретарь барона, прохвост Жарни, тоже мог что-то знать.
– Отец Жиля Жарни?
– Она вам и про него рассказала?
– Ну да, – ответила я смуще?нно. – Значит, барон Колло наше?л вход в подземелье.
– Почему вы так думаете?
– Если бы не наше?л – был бы жив.
Моро пристально посмотрел на меня:
– Вот что значит свежии? взгляд со стороны. Вам бы в полиции служить.
– А вы имеете отношение к полиции, Анри?
– Прямого – нет.
– А что за семинар вы веде?те?
– С января в Пуатье слушается ряд дел о домашнем насилии. А в феврале начался мои? семинар. Семинар проходит по пятницам. Судебные заседания идут с понедельника по четверг. Тема дискуссии: достаточно ли для прощения преступника осмысления им содеянного и может ли это служить смягчением наказания. Когда жертва насилия становится соучастником преступника. Когда к жертве насилия относиться как к соучастнику и правомерно ли это. Где находится эта тонкая грань и как определить ее? в правовом аспекте.
– Жертва насилия может стать соучастником? Как это?
– Если не может защитить своих детеи?, например. С правовои? точки зрения это почти недоказуемо. Жертва есть жертва. Во всяком случае, в разное время принятые законы могут по-разному рассматривать преступление.
– Разве могут?
– Таких примеров множество. Например, в нацистскои? Германии надсмотрщики и палачи в концентрационных лагерях не осуждались определе?ннои? статье?и? закона в уголовном кодексе, хотя отправляли в печи сотни невинных людеи?. За это не предусматривалось наказания. Но после падения Третьего Реи?ха они были осуждены в их же стране.
– Интересно. Вы деи?ствительно верите, что преступник может раскаяться в содеянном? Вероятно, нужно обладать недюжиннои? эрудициеи?, чтобы убедить в этом окружающих.
– Однои? лишь эрудиции недостаточно. Для этого и ведутся судебные заседания и семинары. Мы рассматриваем и разбираем реальные дела, произо- шедшие в жизни. Право – это не только текст закона, но и то, что реально соблюдается обществом, в котором существуют нормальные моральные нормы. Домашнее насилие – тема очень скользкая. Ее? очень трудно разбирать.
– Не очень-то приятная тема.
– Кто-то должен об этом говорить. Я уверен, что мы заняты хорошим, нужным делом. Во всяком случае, это интереснее древнего римского права и нудных статеи? торгового права.
– Я бы не смогла абстрагироваться от ужасов преступления.
Моро говорил спокои?но, но я чувствовала, что это спокои?ствие дае?тся ему с трудом. Он улыбнулся:
– Убрать эмоциональную составляющую сложно, но возможно. В конце концов, мы с вами не такие уж разные. Думаю, у нас много общего. Мы, каждыи? по-своему лечим людеи?. Я – доктор права, а вы – доктор медицины.
Дорога в Пуатье лежала среди полеи?. Пуату – агрокультурныи? раи?он. Повсюду, сколько видно глазу, простираются бескраи?ние поля пшеницы, овса, ржи, рапса, кукурузы, подсолнечника. Между ними нередко встречаются широкие полосы леса. На леснои? опушке, выходящеи? в пшеничное поле, я увидела растянутые полосы белых лент и колышки с номерами.
– Что это? – спросила я, оглядываясь назад.
– Охотничьи номера. Остались с осени после охоты на кабана.
Я вспомнила о письме, которое вынула из почтового ящика сегодня утром. В не?м сообщалось, что в понедельник, в восемь утра, состоится отстрел ворон по улице Вьен у ворот Форта. Желающие пострелять собираются у дома мэтра Моро. Жителеи?, проживающих по улице Вьен, просят не покидать своих домов с восьми до девяти утра, во избежание несчастных случаев.
– Здесь у многих имеется оружие? – я невольно обратила внимание на крепкие, совсем не изнеженные руки мэтра Моро.
Он снял пиджак и закатал рукава сорочки до локтеи?. Была видна татуировка Легиона на левои? руке.
– Охотничьи ружья есть у многих. В окрестностях достаточно дичи: заи?цев, кабанов, кроликов, оленеи?. По осени ходят на уток, гусеи?. Некоторые разводят фазанов для охоты.
– Никогда не ела фазана! Это такои? большои? петух с длинным пе?стрым хвостом?
Моро улыбнулся:
– Если желаете отведать, я могу вас угостить. У нас осталось еще? несколько с прошлого сезона, замороженных, конечно.
– Не откажусь.
– Прекрасно. Вам подходит середина недели? Во вторник у меня короткии? день в конторе, я освобожусь в пять. Мы могли бы устроить раннии? ужин, скажем, в шесть вечера.
– А готовить будете вы?
Моро взял меня за руку и подне?с запястье к губам. Мягкое, еле заметное прикосновение.
– Если изволите, Ева. Но повар из меня не очень хорошии?. Фазана прекрасно готовит Людвин – наша кухарка, она живе?т в нашем доме уже семнадцать лет. И ни разу не разочаровала.
Я осторожно высвободила руку:
– Не отвлекаи?тесь, Анри. Следите лучше за дорогои?… А ваша матушка не готовит?
– Ее? нет с нами восемнадцать лет.
– Простите меня! Я не знала!
Мэтр Моро снова подне?с мою руку к губам. На этот раз прикосновение губ было горячим, глаза сверкали:
– Я не сержусь. Откуда бы вам знать об этом? – произне?с Моро. – Мы почти приехали. Вы голодны? Я – очень!
Мэтр Моро съехал с автострады на боковои? съезд No 21, сделал круг, развернулся под мостом и спустился по довольно крутои? грунтовои? дороге вниз к реке. Место, на первыи? взгляд, казалось совсем диким. С левои? стороны – широкая лента реки, за неи? – высокии?, обрывистыи? берег без строении?, справа – густые заросли акации? и грецкого орешника на скалистом склоне.
– Вы же не убье?те меня, мэтр Моро? – спросила я с напряже?ннои? усмешкои?.
– Вначале покормлю, – сверкнул глазами Моро, – а дальше, как сложится.
Из-за поворота показались красные черепичные крыши уютнои? деревеньки. Мы подъехали к ближаи?шему большому хозяи?ству, состоящему из нескольких сельских строении? и древнего навеса на каменном основании. У навеса, в бывшеи? поилке для лошадеи? кудрявилась цветочная клумба. На деревянном помосте, нависшем над спокои?нои? водои?, стояли столики с клетчатыми скатертями и красно-белые зонтики. Стремительно носились официанты с подносами еды.
Мы припарковались на подстриженнои? лужаи?ке, вышли из машины. День был жаркии?, но под тенистои? сенью орешника было прохладно.
Моро взял меня за руку:
– Вы не возражаете, Ева?
– Нет.
Он слегка сжал мою руку и пове?л ко входу в ресторан.
– Место настолько популярное, что столик нужно заказывать за несколько днеи?, – шепнул он мне на ухо, когда мы подошли к стои?ке хоста.
– Несколько днеи?? Откуда же вы знали, что я соглашусь пои?ти с вами?
– Я не знал, Ева… но надеялся.
Моро перепле?л наши пальцы, и я почувствовала энергию его тела. Волна мурашек пробежала по руке. Он, конечно, почувствовал. Наши взгляды встретились. Моро посмотрел на мои губы, наклонился, легко коснулся их губами. Волна мурашек пробежала снова, охватив плечи и грудь.
Моро смотрел мне в лицо, а мне казалось, что он охватывает взглядом всю меня:
– Вам здесь понравится, Ева.
Я отвела взгляд, почувствовав во фразе потаи?нои? смысл:
– Тут очень красиво… есть и правда очень хочется!
Подоше?л молодои? хост и спросил:
– У вас зарезервирован столик?
– Да, на двоих, на имя Анри Моро.
Хост улыбнулся и одобрительно посмотрел вначале на меня, потом на Моро:
– Прошу вас, – он проводил нас за небольшую ограду из пышно разросшихся петунии?, – столик номер семь. Сеи?час подои?де?т официант.
Официант, в че?рном длинном переднике, прише?л через минуту, сияя, как новенькии? евро, и вручил нам фартуки, одноразовые резиновые перчатки, удочки и банку с наживкои?:
– Вы будете есть здесь или возьме?те с собои??
– Здесь, – кивнул Моро.
– Когда пои?маете рыбу, я принесу меню, месье Моро. Помочь надеть фартуки?
– Спасибо, мы сами, – Моро протянул мне передник, – это чтобы не испачкаться. Пои?де?мте ловить рыбу!
– Но я не умею! – пришла я в себя, – а если мы ничего не пои?маем?
Моро рассмеялся. Я впервые видела, как он смее?тся, открыто и очень привлекательно.
– Не бои?тесь, Ева. Я вас не съем.
Рыбу мы пои?мали на удивление быстро. Две довольно крупных форели. Для форелеи? был отведе?н небольшои? загон в реке, и она там буквально набрасывалась на любую приманку.
Анри пои?мал первым, как и ожидалось. Я с таи?нои? завистью наблюдала, как он ловко подсе?к добычу, зацепил сачком и выпустил в ведро.
– У меня так никогда не получится! – вздохнула я.
– Не отчаиваи?тесь, Ева! Ну же, смелее!
Когда у меня клюнуло, я завопила, как сумасшедшая по-русски:
– Господи! У меня клюе?т! Клюе?т!!! Что мне делать? Аи?! Ои?! Помогите!
Анри, смеясь, подставил сачок, и через минуту рыбина плавала в пластиковом ведре. Я была счастлива.
С уловом мы подошли к весам, где форель взвесили и попросили нас занять место за столиком.
Принесли меню страниц на десять. Я в замешательстве посмотрела на Моро.
– Советую вам попробовать форель в слое?ном тесте, в сливочном соусе с начинкои? из сан-жака, с брокколи и с молодои? морковью на гарнир.
– Звучит божественно! Я слышала, что французы – непревзои?де?нные кудесники кухни.
Моро взглянул на меня. Синие глаза искрились:
– Что еще? вы слышали о французах?
Я сама не поняла, как у меня вырвалось:
– Что французы – прекрасные любовники…
Синие глаза ярко сверкнули. Он посмотрел на меня прямо, без кокетства:
– Не желаете проверить?
– Не торопитесь, Анри.
Мы провели в Пуатье весь день. Гуляли по людным, средневековым улицам.
У памятника Жанне Д’Арк я остановилась, всматриваясь в волевое и страстное лицо Орлеанскои? Девственницы. Эта девушка появилась в истории Франции в едва ли не самыи? трагическии? период, и повернула ее? вспять. Здесь, в Пуатье, она прошла последнюю проверку Карла, подвергалась допросу богословов и отправилась в Орлеан, чтобы одержать первую грандиозную победу над англичанами.
Жанна, закованная в латы, в длинном платье, спадающем к ногам ровными капителями, стояла на высоком постаменте, опираясь на меч. Взгляд направлен вдаль, поверх голов прохожих и низких крыш средневековых построек. Позади возвышалось, устремляясь высокими шпилями и башнями ввысь, здание кафедрального собора, сложенное из почерневшего за столетия гранита. У стен еще? были хорошо видны колодцы и дно древнего рва, и осыпавшаяся кладка укреплении?, окруже?нная сеткои? от любопытных туристов. Горгульи с головами драконов свешивались с крыш. У некоторых за века отвалились языки и выпученные глаза, но они все? равно выглядели устрашающе.
Памятник Жанне казался совсем маленьким по сравнению с собором, но создавалось ощущение, что она охраняет его, заслоняет собои?.
– Красивая, – заметила я с сожалением.
– Да, она умела постоять за себя, – ответил Моро.
– Уметь постоять за себя… Я вижу – это важно для вас.
– А для вас? – Моро пристально смотрел на меня.
– И для меня.
– Расскажите мне что-нибудь о себе, – взгляд Моро скользнул по моим губам.
На этот раз он не поцеловал меня, но волна мурашек пробежала по руке от одного его взгляда.
– Что же мне рассказать?
– Что-нибудь…
Мы обошли несколько магазинов, где в витринах красовались, выгнув длинные шеи, строи?ные манекены в вечерних платьях.
Моро показал на красное платье с глубоким декольте:
– Вам это пои?де?т.
Мне тоже понравилось платье, но я сомневалась:
– Очень открытое. Открыты и спина, и грудь.
Моро взглянул на мою блузку, засте?гнутую на все пуговицы:
– Платье для самои? красивои? девушки. Вам нечего скрывать.
* * *
Вечером, проводив меня до порога дома и вручив пакет с красным платьем, Моро спросил:
– Какие у вас планы на завтра, Ева? Завтра суббота. Не хотите прогуляться по берегу океана?
В полутора часах от нас есть прекрасныи? остров, Иль де Ре. Можно позагорать, искупаться, поесть свежих устриц.
– Правда? Океан так близко? Я всегда мечтала искупаться в океане!
– В таком случае я заеду за вами в восемь утра. В десять мы уже будем на пляже, а в обед поедим устриц.
– Прекрасно! До завтра!
– До завтра! – Анри наклонился и поцеловал меня в ще?ку.
Я ожидала поцелуя в губы и была несколько разочарована.
У ворот он обернулся:
– Сладких снов, Ева!
– И вам!
После ухода Моро я побрела в спальню. Я так устала за день, что повалилась в кровать, едва раздевшись. Экран смартфона высветил цифры будильника: семь тридцать, – и погас.
На улице за воротами раздались быстрые шаги незнакомца. Он перелез через каменную кладку забора. Зашуршал под ногами белыи? гравии?.
Но я уже этого не слышала.
* * *
Будильник прозвонил в семь тридцать утра. Я вскочила и побежала в ванную. Включила кран, и из крана полилась ледяная вода. До вчерашнего дня я жила в гостинице, и совершенно забыла предостережение мадам Сабль, что в ваннои? вода нагревается с помощью печи, а печь нужно топить угле?м.
Зубы почистить и умыть лицо я смогла, но как принять душ?
«Подумаешь! В девятнадцатом веке люди справлялись, что же, я в двадцать первом не смогу?»
Я решительно спустилась в кухню и вошла в чулан, где хранился уголь. Уголь был сложен пластами, спрессованныи? в плотные кирпичики. Рядом лежали крафтовые пакеты, в которые уголь нужно было складывать и носить к печи. Очень разумно и удобно – уголь в пакете кладут в печь, поджигают бумагу и ву-а-ля! Проще простого! Чистая работа!
У стены стояли лопата и совок. Я облокотилась рукои? на косяк у двери, нагнулась за совком, а дальше произошло то, чего я совсем не ожидала. Раздался глухои? звук, будто ударили в барабан за стенои?. Вероятно, я задела ногои? нижнии? ряд кирпичиков, и уголь посыпался. Я вскрикнула и отступила к двери чулана, но она оказалась закрытои?. Пока я догадалась повернуть ручку, добрая половина кучи сползла мне под ноги. Че?рное угольное облако окутало меня, и я, чихая и кашляя, поспешила выбраться из чулана.
В ваннои? у печи я обнаружила несколько полных пакетов с угле?м и чуть не разрыдалась от досады. Печь я затопила быстро, уголь разгорелся, и в баке заурчала, нагреваясь, вода.
В это время раздался звонок в дверь. Я взглянула на часы. Ровно восемь утра! Это Моро!
Я открыла дверь, собираясь сказать что-то в свое? оправдание, но Моро, взглянув на меня, с порога разразился таким громогласным хохотом, что у меня язык прилип к не?бу. Я взглянула в зеркало, висевшее над комодом в прихожеи?, и совершенно онемела. На меня смотрело че?рное, как у кочегара, лицо с серыми волосами.
Анри, тем временем отсмеявшись, стал очень серье?зен. Он воше?л в дом и с порога, тесня меня в коридор, принялся жарко целовать.
– Моя Золушка, – шептал он, рассте?гивая на мне халатик.
– Подожди, подожди! Ты испачкаешься!
– Пусть! – мычал он, распаляясь.
– А как же Иль де Ре? – вяло сопротивлялась я.
– Он не уплыве?т, – Моро скинул с себя футболку.
– А если уплыве?т?
– Я наи?ду тебе новыи? остров, – прохрипел Моро, не владея собои?.
– Подожди! Подожди!
– Что? – взглянул мне в глаза Анри.
– Я – не Шарлот!
– Я знаю! – он скинул шорты и прижал меня к стене, подхватив за бе?дра.
У стены все? и произошло. Потом на комоде. И на полу прихожеи?.
Моро пылал, как уголь. Ле?жа на полу прихожеи?, блестя от любовного пота, он спросил:
– Тебе удалось затопить печь? – Анри снова смеялся, глядя на меня.
– Кажется, вода уже нагрелась. Что ты смее?шься? На себя посмотри!
– Посмотрю. Пои?де?м, я искупаю тебя, и продолжим в спальне.
– Да, пои?де?м!
Анри подхватил меня на руки и поне?с в ванную:
– Ты пахнешь угле?м. Никогда не думал, что это так сексуально.
До обеда мы занимались любовью. В перерывах мы лежали на прохладных простынях и смотрели друг на друга. Анри нежно проводил рукои? по моеи? спине, касался лицом плеча или просто неподвижно лежал, не сводя с меня глаз.
– Кто рассказал тебе про Шарлот? – спросил Анри.
– Мадам Сабль.
– Старая сплетница… Но ты что-то не договариваешь. У меня создалось впечатление, что ты знаешь, как выглядела Шарлот.
Я вздохнула. Зачем скрывать то, что так или иначе выплыло бы наружу.
– На днях я разбирала комод в спальне и нашла старыи? фотоальбом. Я бы не обратила на фотографии внимания, если бы мне на глаза не попалась одна – точно такая же была у моеи? бабушки. На фото – вся семья до отъезда бабушки Нины с родителями во Францию в тридцатом году. Бабушка, еще? совсем девочка, стояла рядом с матерью, кузинои? и другои? родне?и?. Это может показаться странным, но в нашеи? семье все женщины по материнскои? линии очень похожи. Даже если приходятся друг другу дальними родственницами. Моя мама говорила, что я очень похожа на бабушку, а в свое? время ее? и двоюродную бабку Нинон принимали за близнецов. Представь мое? изумление, когда я увидела портрет мадам Нинон в столовои?! Я поверить не могла, что портрету шестьдесят лет, и была уверена, что на портрете я! Невероятно! Поневоле поверишь в переселение душ! В альбоме были и другие, более поздние фотографии. Среди прочих я увидела фото девушки, цветное, современное фото. Она, как и прочие женщины в альбоме, была похожа на бабушку Нинон и отчасти на меня. Представь мои чувства! Я была заинтригована…
Моро смотрел на меня через завесу че?рных ресниц:
– И ты пошла к мадам Сабль, чтобы узнать, кто на фото.
Я кивнула:
– Она пила чаи? в саду, и я решила спросить, не помнит ли она кого-то на старых фотографиях. Мадам Сабль узнала Нинон. Сказала, что, когда она приехала в Бурпе?ль после замужества, недалеко поселилась ее? дальняя кузина с дочерью, тоже русская. Дочь кузины позднее вышла замуж за англичанина и вернулась в Бурпе?ль спустя много лет, после развода, со своеи? юнои? дочкои?. Дочку звали Шарлотта Ричардсон, или, по-французски, Шарлот. И что на цветнои? фотографии она – малышка Шарлот. Мадам Сабль сказала, что мадам Нинон собиралась завещать шато «Колло» Шарлот, но ее? трагическая смерть нарушила планы.
Анри продолжал смотреть на меня. Иногда мне казалось, что он не слушает. Он был занят созерцанием.
– Выходит, мы с Шарлот родственницы! Ты сердишься на меня, Анри? – спросила я, загораясь от его взгляда.
– За что? Твое? желание узнать правду вполне обоснованно. Но меня удивили твои слова. Шарлот давно в прошлом. Не скрою, вы внешне похожи, но не настолько, чтобы я не видел разницы между вами.
– Мне не дае?т покоя один вопрос: как мадам Нинон узнала обо мне? Связи с тои? семье?и? прервались почти девяносто лет назад! Мадам умерла в девяносто восемь лет, оставив наследство внучатои? племяннице.
– Я и сам пока не разобрался, – ответил Моро, – но даи? срок, разберусь обязательно.
– Ты женат? – спросила я.
– Разве для тебя это имеет значение? – Моро поднялся на локте и положил мне руку на бедро.
– Имеет! Я не смогла бы делить тебя с другои?.
Глаза Анри засверкали под че?рными бровями. Вот почему его глаза кажутся такими бездонными! Че?рные ресницы и брови обрамляют небесную синь глаз, как багет!
Его рука скользила по моему бедру, поднялась наверх. Лицо уткнулось в шею:
– О, да ты собственница! Значит, хочешь, чтобы я был только твои??
– Хочу.
– Я не возражаю. Буду твоим. И я не женат, и никогда не был. А у тебя кто-нибудь есть? После развода три года прошло.
– Да, прошло три года. Я вполне имею право завести парня!
– Да? И кто же он?
– Да нет у меня никого!
Моро перевернул меня на живот. Его горячая грудь прижалась к моеи? спине:
– Теперь есть.
Чем дольше мы занимались любовью, тем сильнее я влюблялась в Анри. Мне нравилось в не?м все?: запах и вкус горячего молодого пота в подмышках, вкус де?сен, упругие, натянутые мышцы живота, настои?чивые губы, ищущие поцелуев. Его жаркие объятия возбуждали меня, и я отдавалась ему страстно. Когда его пик был близок, он обнимал меня, крепко прижимая к себе. Я чувствовала, как в последние секунды он становился крепким, как сталь, восходящее лицо принимало выражение сладостнои? муки, и стон вырывался из полуоткрытого рта.
Тяжело дыша, он откидывался на подушку:
– Божественно! – полуулыбка блуждала по его лицу, – тебе понравилось?
Я кивала:
– Как во сне, как и хотелось!
– Я снился тебе? Расскажи! Что мы делали? Покажи, что ты делала со мнои?!
И все? начиналось с начала.
Во втором часу раздался звонок телефона. Анри дотянулся до мобильника на столике:
– Алло, Жанна?
– Ты уже в Бурпе?ле?
– Да.
– Можешь сеи?час приехать, Анри? – в телефоне раздался тревожныи? девичии? голос.
– А что случилось?
– Чарли куда-то пропал! Я уже все? обыскала! Он случаи?но не с тобои??
– Нет, Чарли не со мнои?. Давно он пропал?
– С раннего утра. Около восьми! Мне показалось, что он погнался за твоеи? машинои?! Я вроде бы даже слышу иногда его лаи?! Но вполне возможно, что мне просто послышалось! А вдруг он попал в ловушку или упал со скалы? Он никогда не убегал! С ним что-то случилось! Наверное, погнался за кроликом и провалился в нору!
– Не говори глупостеи?! Я скоро приеду!
Анри поднялся с кровати:
– Я отлучусь ненадолго. Звонила моя сестра Жанна. Пропал Чарли, наш сеттер, ее? любимая собака. Сестра в панике.
– Конечно, езжаи?! Я могу чем-то помочь?
– Нет, – Анри нежно поцеловал меня, – отдыхаи?, детка. Я вернусь – и мы продолжим, моя Золушка. Я позвоню.
Он позвонил через пару часов:
– Собака нашлась. Он деи?ствительно повредил лапу, сорвавшись со скалы. Я отвезу Чарли к ветеринару в Пуатье. У нас в городе доктор в отпуске. Позвоню, когда вернусь.
– Хорошо, удачи!
Моро заявился поздним вечером, около одиннадцати, и с порога бросился обнимать и целовать меня.
– Не могу без тебя! Соскучился! Мне мало дня! Хочу ночь!
Он развернул меня спинои?, расстегнул молнию на платье, и я почувствовала горячее прикосновение его груди к спине. Руки легли на мою грудь, шею обожгли жаркие поцелуи. Анри раздевался по пути к спальне и раздевал меня. Он снова развернул меня лицом к себе, и жадныи? поцелуи? охватил губы. Паря в его объятиях, я отвечала на жаркие ласки любовника.
Пружины матраса скрипели под нашеи? тяжестью. Страстное дыхание смешалось со стонами и скрипом кровати. Наконец, он остановился, насытившись, откинулся на смятые простыни, но продолжал смотреть на меня, лаская уже не руками, а взглядом.
– Уже светает, – улыбнулся он и закрыл глаза.
Но поспать он мне так и не дал. То и дело во сне я чувствовала его прикосновение. То он касался ногои? моеи? ноги, то рукои? спины, то губами плеча, словно проверяя, на месте ли я. Его живот коснулся моих ягодиц. Я еще? спала, а он уже овладевал мною. Я отдавалась ему со всеи? страстью, словно эта ночь была последнеи?.
* * *
Утром, около девяти, я внезапно проснулась. Утомле?нныи? любовник тихо спал рядом.
– Анри, вставаи?!
Моро открыл глаза и нежно погладил меня по ноге.
– Доброе утро, любимая.
Я попыталась вырваться из объятии?:
– Подожди! В котором часу обычно приходит сюда приходящая прислуга?
– Каше? Кажется, в девять!
– Вставаи? живо! Они сеи?час придут! Кажется, я слышу, как паркуется машина! Да, вставаи? же!
Анри, смеясь, побежал в коридор подбирать разбросанную одежду. Я, накинув халат, за ним.
Он, смеясь, натягивал брюки:
– Ну и что, если они увидят нас вместе? Чего ты испугалась? Сплетен? Или у тебя есть поклонник, о котором я не знаю?
– Иди же, господи! Да не сюда! Через заднии? вход! Быстреи?! Они уже идут по дорожке!
Я открыла вход на цокольном этаже. В это время у парадного входа прозвенел звонок.
– Мы встретимся сегодня? Встретимся? – шептал, прощаясь, пылкии? любовник.
– Встретимся!
– Когда? Когда? – он не давал закрыть дверь.
– Сегодня!
– Когда!
– В шесть вечера!
– Я заеду!
– Нет! Приходи на ужин!
– Мы проведе?м ночь вместе?
– Да! Да! Ты уи?де?шь или нет?
– Не мои?ся, слышишь!
– Ты с ума соше?л! Уходи же, мне нужно открыть дверь!
– Последнии? поцелуи?! Иначе не уи?ду!
Когда я открыла дверь, супруги стояли на пороге и смуще?нно смотрели под ноги. Не знаю, что они слышали, но мадам Каше поздоровалась и сказала:
– Пои?ду греть воду, – и тут же ушла на кухню.
Месье Каше, проводив взглядом проезжающии? по улице голубои? «Рено», показал рукои? на кусты роз:
– Я буду в саду.
Закрывая за садовником дверь, я вспомнила лицо Анри и его слова:
«Доброе утро, любимая!»
«Любимая! Мне не послышалось! Любимая!»
* * *
– Господи Иисусе! Что вы натворили, мадемуазель Ева? – услышала я изумле?нныи? крик мадам Каше из кухни.
Я бросилась к неи?:
– Простите! У меня уголь упал! Я помогу собрать!
Мадам Каше стояла перед раскрытои? дверью чулана. Уголь осыпался до середины стены и завалил пол до порога чулана:
– Как это произошло?
Я пожала плечами:
– Сама не знаю! Мне показалось, будто что-то сдвинуло кучу угля с места!
– Не переживаи?те! – мадам Каше доброжелательно улыбнулась, и мне стало очень стыдно от ее? улыбки. – Я давно говорила, что углю здесь не место! Раньше его хранили в подвале!
– Раньше?
– Восемнадцать лет назад, когда мадам Нинон жила здесь, уголь хранили в подвале! Перед отъездом она почему-то дала распоряжение сложить брикеты сюда. Столько грязи из-за этого угля! Рук не хватает убираться!
– Может, лучше отнести брикеты в подвал?
– Так и сделаем! Работы на полдня! Приде?тся собрать все? это в пакеты.
– У меня сегодня гости, в шесть часов.
– Не волнуи?тесь, мы управимся к приходу гостеи?. Вам помочь приготовить ужин?
– Нет, не нужно.
– Я позову месье Каше, а вы занимаи?тесь своими делами, мадемуазель Ева.
– Хорошо, я только быстренько приму душ.
Честно говоря, я была рада уи?ти.
У ворот я обернулась и оглядела дом. На фронтоне, под самои? крышеи? отчетливо выделялась дата: 1848.
«Дом был построен сто семьдесят лет назад. Интересно, кто был первым владельцем шато?»
Вспомнились городские че?рно-белые фотографии в нотариальнои? конторе мэтра Моро. Я бы узнала шато из миллиона других. На фотографии дом стоял на фоне высокого виадука, по которому ше?л, пыхтя паром и дымом, паровоз. Других строении? рядом не было, дом будто парил над рекои? в окружении высоких кипарисов и пирамидальных туи?. Я подумала, что на фотографиях совсем нет белых акации?, которые сеи?час в изобилии растут вокруг.
На всех фото было указано название мастерскои? и год 1884, когда фото были сделаны. Я запомнила название улицы и адрес: рю де Арми, 5, Бурпе?ль, Пуату-Шаранта. И решила проверить. В самом деле, если мои? дом сохранился с тех пор, и форт, и мельница, и церковь, то почему бы не сохраниться мастерскои??
В самом начале рю де Арми стоял новыи?, отстроенныи? пять лет назад, супермарше. Это было современное сооружение с большои? парковкои?, бензозаправкои?, мои?кои? машин и прочими необходимыми службами. Он казался гигантом по сравнению с домиками горожан под красными черепичными крышами. Супермарше будто бы насильно втиснули в средневековыи? пеи?заж. Он сверкал металлом, стеклянными перекрытиями в модном современном дизаи?не. Казалось, что квартал нужно было снести, чтобы супермарше уместился в городке. На самом деле, магазин был построен на бывшеи? рыночнои? площади.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-grozovskaya/styd-70244431/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Бонжур, Ева!
– Бонжур, мадам! Но я не Ева! Я ее сестра, Анна. (Фр.).
2
Данте А. Божественная комедия, Чистилище, песнь 26, ст. 34-36. Перевод М. Лозинского.
Елена Грозовская
Бывали ли вы в Пуату? Нет? А это, между прочим, историческая область Франции, известная ещё со времен Юлия Цезаря! Особенно интересен городок Бурпёль – маленький, провинциальный, затерянный в глуши, но в нём всегда происходит что-нибудь загадочное, иногда, страшное… особенно после того, как в городке появились две русские красавицы, Анна и Ева. То наводнение нахлынет, то новая Золушка получит в наследство старинное шато, то клады времен Наполеона отыщутся, то коты таскают хозяевам деньги пачками, то Дракон налетит, то Чудовище из старых легенд забредёт в поисках Красавицы. Впрочем, поисками заняты все герои. Они, так или иначе, связаны друг с другом. "А причем тут стыд?" – спросите вы. Хороший вопрос! Может быть, потому что людям свойственно всегда чего-нибудь стыдиться… Мораль всегда присутствует, особенно в сказочных историях, даже если они пересказаны на новый лад и действие в них происходит в наши дни!
Елена Грозовская
Стыд
Любое совпадение с реальными событиями, названиями населенных пунктов и именами реальных людей случайно.
Моему самому верному читателю Г. Г.
Пуату – историческая область на западе Франции
Часть 1. ДОЖДЬ
Глава 1
Дождь поше?л, как и всегда, в два часа.
В последние три недели дождь всегда начинался в два.
Я выглянула из распахнутого окна, посмотрела на бурую вздувшуюся реку. Медленные, тягучие воды беззвучно несли белую пену, ветки, ил – следы ночного ливня. Утром дождь перестал, небо немного поднялось, запели птицы в кустах, а к двум опять задождило. Заговоре?нныи?, что ли? Или в этои? местности дождь всегда иде?т в два?
Я понаблюдала некоторое время за рекои?. Она будто и не текла вовсе. Хлопья пены запутались в зарослях же?лтых кувшинок. На противоположном берегу стояла цапля. У дома мадам Сабль каркали в гне?здах вороны. Небо осело мелким дождичком. Вокруг розового куста стремительно летали насекомые. Розовыи? куст мелко дрожал под ударами те?плых капель.
Неинтересно…
Я взяла с подоконника чашку с кофе и встала у занавески, вдыхая запах дождя.
И все?-таки, почему дождь начинается в два? Луна, что ли, деи?ствует? В самом деле, если три недели нет солнца, значит, деи?ствуют другие силы – силы Луны?
Есть в этом что-то магическое…
Мадам Сабль рассказала, что вчера после полуночи у дочки фермера родился мальчик… (Я кивнула. Ночью слышала вои? сирены скорои? помощи).
…и что в городке все женщины рожают только ночью.
Почему только ночью? Может, и правда, Луна деи?ствует?
Как коровы. Те тоже телятся только ночью или на рассвете. Таковы уж законы коровьеи? природы. Странное здесь все?-таки место…
Я с сожалением посмотрела на руки. Совсем не загорела. На левом запястье проступает еле заметныи?, светлыи? след от часов. И это за три недели отпуска. Ноги еще? хуже – белые, как картофельные ростки. Мадам Сабль в доме напротив выглянула из окна и посмотрела на дождь без ненависти, спокои?но. Меня же буквально затрясло.
Что! Опять! Опять дождь!
– Опять дождь, – улыбнулась мадам Сабль. Она увидела меня с чашкои? кофе у шторы и приветливо кивнула. – Все? иде?т и иде?т, – и она без опасения взглянула на светло-серое, скучное небо.
– Ну да… – обрече?нно улыбнулась я в ответ, – все? иде?т… Не знаете ли, надолго такая погода?
– Весь июнь будет таким. Я дождь нутром чувствую.
Пигментные старческие пятна на лице мадам Сабль выделялись коричневыми брызгами. Она, конечно, чувствует нутром.
– Ну, ничего, плотина выдержит, – и мадам Сабль посмотрела в сторону гидроэлектростанции в километре от нас.
Турбины работают день и ночь, сбрасывая воду. Их шум ровным дале?ким тоном висит в воздухе.
– Но купаться в реке нельзя! Вы же знаете, дорогая?
– Да, конечно, мадам, – я махнула рукои? и отошла от окна.
Здесь повсюду на берегу натыканы предупреждающие таблички. Мол, купаться опасно для жизни, поскольку на станции оставляют за собои? право в любое время сбросить всю воду с плотины без предупреждения, и тогда вас смоет потоком.
Мадам Сабль все еще? стояла над подоконником. Я видела это из глубины комнаты.
Каждое утро из открытого окна ее? кухни доносился запах кофе и взбитых яиц.
Улыбчивая старушка восьмидесяти восьми лет. В первую же минуту знакомства она сообщила мне об этом.
– Bonjour, Eve! – приветствовала она меня.
– Bonjour, madame! Mais je ne suis pas Eve! Je suis sa soeur, Anna. [1 - Бонжур, Ева!– Бонжур, мадам! Но я не Ева! Я ее сестра, Анна. (Фр.).]
– Боже милостивыи?! Да вы одно лицо! Ева рассказывала мне, что вы с неи? близнецы, но я не думала, что так похожи! Так вы Анна, а я мадам Сабль! Можете звать меня Марион. И я очень-очень старая женщина, тридцатого года рождения. Так что мне уже восемьдесят восемь лет!
– О, мадам, вы прекрасно выглядите!
– Вы тоже, дорогая! Вы тоже! Так вы приехали в отпуск? Надолго? – мадам Сабль с любопытством оглядела мои? чемодан и подозрительно проводила взглядом развернувшееся в сторону шоссе такси.
– Да, в отпуск. Погощу здесь до конца июня.
– А Ева приедет?
– Да, недели через три, может быть!
– Вы прекрасно говорите по-французски. Браво!
– Спасибо, мадам! Мы десять лет учили французскии? в школе.
Мадам Сабль жила одна в большом каменном доме. Фасадом, как и мои?, он выходил на реку, а наши кухни смотрели друг на друга в анфас.
Каждыи? четверг и пятницу мадам Сабль убирала комнаты второго этажа. Я слышала, как работает пылесос. Спальня самои? мадам Сабль находилась на первом, рядом с гостинои?.
Из этого я сделала вывод, что каждые выходные мадам Сабль жде?т в гости детеи?. Детям, судя по всему, было уже давно за шестьдесят, шестьдесят пять. Они, вероятно, и сами имели уже взрослых детеи?, а те своих детеи?, тоже не маленьких. Так что у мадам Сабль вполне могли быть и внуки, и правнуки, и праправнуки, но никого из них я за все? время пребывания в доме не видела.
– О, в мои восемьдесят восемь я делаю все? по дому сама, – бравировала мадам Сабль. – И машину вожу сама, – показывала она на серенькую десятилетнюю Renault, – и в супермарше, и в прачечную сама… А дождь сегодня будет нешуточныи?!
И она говорила о дожде, и о петуниях, и об огороде.
Хотя, кто знает, что там скрывается за фасадом из слов – тоска о детях, живших в другом городе и не дававших о себе знать?..
Своего первого мадам Сабль родила в девятнадцать лет. Я гожусь еи? во внучки, но старуха разговаривает со мнои? на равных, рассказывает о супе, в котором должно быть очень много разных французских трав и которыи? очень вкусен с паренои? репои?, све?клои? и сливками.
Я соглашаюсь, и мадам Сабль очень удивляется, что в России тоже готовят такои? суп.
Еи? очень хочется спросить, почему я здесь одна (без мужчины), но она не решается из вежливости.
Я делаю вид, что не понимаю наме?ков, когда мадам упомянула о своем муже, умершем в прошлом году.
– Он, кстати, был младше меня на год, а я его пережила. Так что я теперь самая старая жительница Бурпе?ля.
Бурпе?ль – город в центре Франции. Жителеи? чуть более двух тысяч. Довольно мало. Не думаю, что все они близко знакомы, но на День Парижскои? Коммуны встречаются все, от мала до велика, на феи?ерверке в честь Республики.
Мадам Сабль стара, и все ее? сверстники уже умерли, или впали в маразм, или болеют… И она общается с женщинами любого возраста, которые еи? нравятся… и которым нравится она.
Мадам узнает городские новости первои? (дружит с мэром) и играет в лото по воскресеньям у месье Бушара и, так же как и все, мечтает сорвать джек-пот.
– А в России играют в лото? – спрашивает она меня и удивляется (я вижу по глазам), что играют.
* * *
Сегодня в два часа дождь не поше?л как обычно. Но по всему видно, что пои?де?т обязательно. Небо в голубых просветах чуть прояснилось, но грязно-серые клочья облаков выглядят убедительнее нежных просветов.
Я стою у окна на кухне мадам Сабль.
В реке плещутся лещи. В этом месте, между двумя плотинами, рыба вырастает до гигантских размеров. То и дело ночью огромные сомы плещут хвостами в реке перед домом. Бух! Громадныи? камень бросили в реку! Не камень, а хвост двухметрового сома ударил по воде! Бух! И гигант уше?л на глубину…
Я всегда боялась глубины. Не потому, что не умела плавать. Мне казалось, что все людские горести и беды спрятаны не в ящике Пандоры, а в глубинных недрах воды, че?рнои? трансцендентнои? массы, в которую превращается вода на большои? глубине. И если приглядеться, то сквозь прозрачные слои, на самом дне будут видны болезни и страдания, старость и бедность. И если взбаламутить воду, то какои? бы чистои? она ни была, со дна поднимется вся эта муть.
Мадам Сабль подошла к небольшому крашеному бюро и стала выдвигать ящики один за другим.
– Давно пора сжечь весь этот хлам, – ворчала старушка.
Она что-то искала, но вскоре бросила это занятие и повернулась к плите, на которои? закипал кофе.
Я оглядела кухню. Все? здесь чем-то напоминало старую бакалеи?ную лавку. Несколько шкафов и старинныи? резнои? буфет до потолка, заставленные кухоннои? утварью, баночками и бутылками с блестящими крышками – мебель, крашенная коричневои? краскои?, блестит как новая.
Ловко подхватив большои? кофеи?ник за костяную ручку, старушка поставила его на начищенныи? до блеска серебряныи? поднос вместе с домашним печеньем, сливками, сахарницеи? и понесла к столу. По пятам за хозяи?кои? следовал, нежно мяукая, пушистыи?, как одуванчик, белыи? кот.
– Я точно помню, что сюда это положила! – мадам Сабль вернулась к бюро. – Ах, вот же она! – глаза ее? радостно засияли.
Старушка протянула мне старую че?рно-белую фотографию:
– Здесь мне восемнадцать лет. Правда, миленькая?
Хрупкая девушка смотрела на меня с фотографии глазами прозрачными и беззащитными. Я с удивлением заметила, что за семьдесят лет мадам Сабль мало изменилась. По-прежнему так же хрупка, и глаза такие же прозрачные и беззащитные. Разве только русые кудри поседели, и ростом меньше стала, и смотрит на меня снизу вверх, как ребе?нок.
Хрупкие старики и старухи всегда вызывают во мне сочувствие.
Мадам Сабль разлила кофе из кофеи?ника по чашкам лиможского фарфора:
– Помню в пятьдесят пятом, ровно шестьдесят три года назад, дождь ше?л больше месяца, не переставая. Ну, да… с Апостола Петра до середины сентября. Я только вышла замуж за моего Пьера и переехала в Бурпе?ль уже беременная вторым сыном Клод-Пьером. Плотины тогда еще? не было, и река так раздалась, что вода затопила нижнюю дорогу. Еще? бы полметра, и река перелилась через верхнюю дорогу и затопила наши дома. Никогда мне не было так страшно. Но, как известно, у судьбы две стороны. После того наводнения выше по течению через несколько лет построили гидроэлектростанцию. Воду с плотины сбрасывали лишь дважды, в восемьдесят четвертом году и в две тысячи третьем. Так что, даст Бог, обои?де?тся и в этот раз, – мадам Сабль перекрестилась.
– А как это, «сбрасывали воду»? Как это все? было?
Мадам Сабль помялась, не желая продолжать разговор, но потом вздохнула и посмотрела на меня без улыбки:
– Вам деи?ствительно хочется знать? Ну… это довольно неприятно. Все? начинается с воя сирены на электростанции… Она так ужасно воет… Это значит, что через пять минут на станции откроют все турбины и начнут сброс воды. За эти пять минут жители у нижнеи? дороги должны успеть покинуть свои дома и подняться на холм в центре города – самое высокое место в округе… и смотреть, как бешеныи? поток мчится, унося, как солому, прибрежные деревья, и волны бьют в насыпь дороги, у которои? стоит твои? дом.
* * *
Мадам Сабль со страхом посмотрела на плотину. Работали две турбины из шести.
Я пожалела, что спросила. Вероятно, совсем поглупела от дождя и вынужденного домоседства.
Но мадам Сабль откашлялась и прихлебнула кофе из чашки:
– В нашеи? глуши помощи ждать неоткуда. Знаете, милочка, Папа Римскии? умре?т, а мы не узнаем.
– Ну, что вы! Дождь скоро закончится! Вот посмотрите! – я показала на мобильник, но вспомнила, что мадам Сабль не пользуется ваи?фаем и интернетом. – Неважно! Завтра обещают солнышко!
– Кто обещает? – ворчливо спросила мадам Сабль.
– Гидрометцентр!
– Своему нутру и коленям я верю больше. Знаете, Анна, мои? дом устоял и восемьдесят четвертом и в две тысячи третьем. Ваш дом, дом Нинон, залило и остальные у дороги тоже, а в мое?м было сухо, даже в курятнике и в хлеву.
Я посмотрела на мадам Сабль и улыбнулась:
– Как звали жену Ноя? Вероятно, Марион, как и вас.
– Кто знает, может, и Марион. Только вот что я вам скажу. В две тысячи третьем сирена завыла ночью. Нас разбудили часа в два, и все мы выскочили на улицу в че?м были и помчались наверх к ближаи?шему подъе?му в город – узкои? крутои? лестнице у виадука. Пьер тянул меня за руку наверх, а сзади подталкивала толстая Катиш, жена плотника, и все? кричала: «Быстрее! Быстрее!»… Если бы не Пьер, я бы не добралась. Старая лестница – деревянная, ступени во многих местах прогнили, и приходилось ползти наверх, как альпинисты, но без вере?вки и страховки. А внизу под виадуком высота метров пятьдесят – сорве?шься и костеи? не собере?шь – под лестницеи?-то скалы. Я помню, кто-то упал, в темноте был слышен дикии? крик. Я успела захватить сумочку с документами и немного денег, что были в кошельке. Пьер прихватил плед, но потерял его по дороге на виадук. Когда я забралась на виадук, сразу же улеглась прямо на асфальте под ливнем – сил не было даже на полшага. Рядом рухнул мои? Пьер и толстая Катиш. Она плакала и повторяла: «Мои? Ми-шель! Мои? Мишель!»… Ее? мужа, папаши Мишеля Муро, не было рядом. Только тогда до меня дошло, что это его крик я слышала на лестнице! И уже ле?жа на асфальте в грязных пузырях дождя, я слышала, как открыли турбины, и река с ревом бросилась на город…
Чашка с кофе дрогнула у меня в руке, и я поставила ее? на стол. Теперь мне было не до смеха. Я уставилась в окно, давая время мадам Сабль собраться с чувствами.
В оконном прое?ме текла неповоротливая река. На газоне перед ограждением валялась старая газета. Это было очень странно. Я ожидала увидеть мятые пластиковые стаканчики, сигаретные окурки, но только не газету. Интересно, как со временем, от эпохи к эпохе, меняется мусор вокруг. Лет двадцать назад клочки бумажных газет разлетались по опавшеи? осеннеи? листве в парках у скамеек, а теперь их заменили обрывки пластиковых пакетов да ламинированные стаканчики из фаст-фуда. Бумажных газет почти не выпускают. Даже в местном информационном центре на стенде из бумажнои? продукции лишь глянцевые листки-рекламки и ежемесячные каталоги продажи недвижимости.
Я скучала по бумажным газетам. Они успокаивали по утрам, безобидно шуршали по вечерам и не мешали жить, как нынешние современные средства информации, запугивающие вас денно и нощно.
Газета валялась, распластавшись, одним разворотом на газоне, а другим на мокром асфальте. Теперь ни ветер, ни дождь не сдвинут ее? с места. Она здесь навечно, пока колеса машин не превратят ее? в серую, непонятную субстанцию, трансцендентную массу…
Мадам Сабль отвлекла меня от размышлении? о старои? газете. Она уже успокоилась и, вероятно, злилась на саму себя, что дала волю чувствам, и теперь притоптывала ногои? в коричневои? туфле по нате?ртому до блеска полу:
– Советую вам, дорогая Анна, держать наготове дождевик и рюкзак с вещами, а иначе натерпитесь, как я тогда, ночью, почти голая, в плаще поверх ночнои? сорочки. Отелеи? в нашем городке немного, «Золотои? лев» да «Виадук», и они маленькие, как вы знаете. Место у нас не туристическое. Так что советую забронировать номер. Хотя что толку, все? равно в отеле набьются все соседи с нижнеи? дороги, а это человек двести.
По дороге в сторону виадука проехал же?лтыи? «каблучок» почтальона. Он подхватил колесами газету и проне?с ее? на несколько метров правее, к подножью старои? лестницы. Рядом, за пышным кустом бузины, из камня и бетона поднималась спиралью новая, удобная и надежная лестница с перилами по обеим сторонам.
Впервые я поднялась на виадук именно по старои? лестнице. «Че?ртова» – так прозвали ее? в городе. Новую, за кустом бузины, я заметила уже потом, поднявшись метров на десять вверх.
Поначалу я даже испытала удовольствие от подъе?ма. Широкие деревянные ступени удобно ложились под ноги. Но вскоре они сбились со сче?та, следуя вверх неровными шпалами, положенными на разнои? высоте. Мне приходилось высоко задирать колени, подтягиваясь, почти касаясь животом земли.
Где-то посередине пути я оглянулась и посмотрела вниз. Лучше бы я этого не делала. Подъе?м оказался очень крутым. Я и не представляла, как можно теперь спуститься, не сломав шею.
«Не паникуи?!» – приказала я сама себе, а сердце прыгает в груди.
Деревянные ступеньки становились все? хуже. Побитые термитами и временем, они шатались под ногами, рассыпa?лись трухлявыми поленьями, и наконец, пропали. Метров за десять до конца подъе?ма, ступени исчезли совсем. От лестницы остались лишь углубления в гладкои? и скользкои?, как ле?д, земле. Оглянувшись еще? раз вниз, я поняла, что никогда не спущусь. Не помню уж, как я преодолела эти последние метры ползком, цепляясь ногтями за пучки травы и корни деревьев, но, когда поднялась наверх, казалось, что всего воздуха мира не хватит для единственного глотка.
Парочка туристов, пришедшая на виадук полюбоваться видом реки, с удивлением смотрела на мое? чумазое лицо и испачканные земле?и? платье и ноги. Молодые люди поспешили удалиться. Я слышала, как они торопливо спускались по новои? лестнице, находившеи?ся всего в нескольких метрах от старои?.
Я с сочувствием взглянула на старую женщину. Представила, какои? ужас испытала мадам Сабль, поднимаясь на виадук под проливным дожде?м ночью по гнилои? лестнице… Воет сирена над городом, нижняя дорога уже залита водои?, и люди в панике бегут к единственному спасительному подъе?му…
Вот-вот хлынет река с двадцатиметровои? плотины, поднявшись за минуту до уровня домов… Это произошло четырнадцать лет назад, когда мадам Сабль уже была старушкои? семидесяти четыре?х лет.
– Спасибо за совет, мадам Сабль, но даваи?те оставаться оптимистами и не будем расстраиваться раньше времени!
«Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – некстати вспомнилось из Ильфа и Петрова.
* * *
Я поставила чашку с кофе на стол, поблагодарила мадам Сабль за гостеприимство и вышла под дождь.
У мадам Сабль самыи? большои? участок земли в городе. Только сад раскинулся от реки и дальше, до поворота на Пуатье. Гектаров пять, не меньше. А за садом огромные пастбища и земли, которые она сдает в аренду фермерам. Мадам Сабль говорила, что землu? у нее? – девать некуда, и не только тут, в Бурпе?ле, а еще? дальше, в Муссаке. Да еще? дом рядом с рекои? в Ангулеме (там живе?т сын с семьеи?) и старая мельница в Монтмореоне.
– Я богатая старуха, – говорит она о себе.
Все? самое интересное в городе происходит в доме мадам Сабль. Кажется, и птицы в ее? саду поют звонче и громче, и первыми после дождя именно к ее? дому возвращаются бабочки, стремительные стрекозы, мухи, жуки. На косогоре над черепичнои? крышеи? вся земля прорыта норками белых кроликов. Саранча трещит на скошеннои? поляне, жук-олень гудит, добираясь до гнезда под черепицеи?, олени, по брюхо укрывшись в посевах, пасутся на поле за садом, и прокладывают нескончаемые тропинки муравьи, че?рные и красные.
Мадам Сабль вышла на моще?ную дорожку следом за мнои?. Она осторожно переступила через муравьиную тропу, пересекающую дорожку и ведущую к большому муравеи?нику у старои? яблони. Кажется, ее? совсем не беспокоит такое соседство. Она не избавляется от муравье?в, не поливает муравеи?ник кипятком, не разбрызгивает отраву вокруг дома.
Мадам Сабль смотрит в небо и манит кого-то худои?, прозрачнои? рукои?.
– Голуби, – объясняет она, – совсем ручные.
Дождь все? ше?л. Мелкии?, скучныи?, заливал всходы на полях. Влажная дымка висела над лесом. На пастбищах стояли овцы, совершенно обалдевшие от сочнои?, как салатные листья, травы, а поодаль паслись коровы, промокшие, почерневшие, располневшие на заливных лугах.
Меня всегда поражала в коровьем стаде одна особенность. Все животные, от быка до новорожде?нного теле?нка, пасутся, повернувшись головами в одном направлении.
Почему? В какую сторону они все смотрят? Что видят? Может, кусочек рая? Как и муравьи. Муравьи, наверное, тоже видят раи?. Не сомневаюсь, что все земные твари (кроме людеи?) посещают и раи? и ад по своему усмотрению, в любое время дня и ночи.
«Так муравьи, столкнувшись где-нибудь
Потрутся рыльцами, чтобы дознаться,
Быть может, про добычу и про путь»[2 - Данте А. Божественная комедия, Чистилище, песнь 26, ст. 34-36. Перевод М. Лозинского.].
Я наблюдала за муравьями и думала, а есть ли у них свои муравьиные Содом и Гоморра? И как они со всем этим разбираются?
Мадам Сабль тем временем рассказывала, что в 1984-м после сброса воды погибло несколько человек. Их разбросало прорывом в разных местах. Двое молодых людеи? катались в это несчастливое время на водных лыжах, парочка рыбаков удили рыбу и не смогли вовремя догрести до берега, и одна девушка бросилась в воду спасать собачку.
Погибших нашли, но не в один день. Особенно долго искали девушку, больше месяца. Похоронили всех в разных местах, каждого в своем уделе. Но крест над водои? у края плотины поставили общии?. Так что непосвяще?нныи? мог бы подумать, что крест стоит над братскои? могилои?.
Все погибшие испытали ужас умирания в полном одиночестве. Разве только смерть их была мгновеннои?, без затяжнои? агонии.
Я представила себе вои? сирены над городом, когда Ангелы страшного суда дули в свои трубы, вложенные в руки главного инженера гидроэлектростанции. Я представила себе крест, под которым начерчены имена погибших и сказано, что в 1984 году дождь убил их.
Девушку погубил дождь, а у меня в голове не укладывалось, что значит – погибнуть от воды. Вода, в мое?м понимании, всегда связана с жизнью. Это нечто живое, дружелюбное, дающее жизнь всему на Земле, это нектар, это манна небесная… Или все они, бедолаги, достигли тех глубинных слое?в, что водои? уже не являются?
Мимо по дороге прошла соседка. Она гуляла с собакои? и, увидев мадам Сабль через ограду, остановилась и поздоровалась.
Воспользовавшись случаем, я, наконец, ушла. Спину сверлил колючии? взгляд соседки.
Я отличаюсь от жителеи? городка. Я – женщина из большого города. Умение потреблять, не производя продуктов потребления, впитано с молоком матери, как и у всех городских. Мои каблуки стучат по асфальту так же уверенно, как некогда мечи крестоносцев и рыцареи?, сражавшихся здесь неподалеку в битве при Пуатье. Я иду одна по улице, и каждыи? мои? шаг по асфальту до миллиметра повторяет предыдущии?, и стук каблуков напоминает метроном, отсчитывающии? вечность. Мои? аромат в шлеи?фе ле?гкого платья напоминает чеи?-то несбывшии?ся сон.
Женщины городка смотрят неодобрительно из глубины окон, потому что я иду по улице одна, и аромат цветов сопровождает каждыи? мои? шаг.
Но я вовсе не одна. Дождь следует за мнои? неотступно. Сегодня дождь другои?. Спокои?ныи?, без ветра. Иногда налетает широкии?, как зонтик, сквозняк и доносит вместе с медовым запахом трав гул плотины.
Глава 2
В церкви зазвонил колокол. Пробил девять раз. Я шла мимо и решила заи?ти.
Широко, с размаху распахнула дверь, впустив сквозняк. Свечи дрогнули, но не погасли, продолжая клониться за сквозняком. Никто не обратил на это внимания, и на меня внимания тоже никто не обратил.
Я пригляделась. В неярком свете, льющемся сквозь витражи, стоят несколько мужчин. Все они смотрят на Божью Матерь, склонившую к ним голову. Мне сделалось неудобно, будто я нарушила священныи? обряд. Я, было, попятилась назад, но входная дверь глухо захлопнулась, впустив еще? несколько желающих поговорить с Богоматерью, одну старушку и тре?х молодых девушек. Они прошли и встали рядом с мужчинами.
Тут же входная дверь распахнулась, и в церковь вошла большая группа прихожан, человек двадцать, не меньше. Среди них мадам Сабль. Вскоре церковь наполнилась.
Человек двести встали, беззвучно шевеля губами, ловя взгляд Богоматери. Все молящиеся были уверены, что плотина и их дома целы, благодаря Ее? защите.
«Господи, да они готовятся!»
От этои? догадки мне стало не по себе. Двести жителеи?, чьи дома стоят у нижнеи? дороги! Двести человек пришли в церковь взглянуть друг на друга в последнии? раз! Замолить грехи и попросить прощения! Кто знает, может быть, кто-то из них не переживе?т этои? ночи!
Интересно, если плотину прорве?т именно сеи?час, все мы, почившие здесь, вероятно, сразу попадем в раи??
Горит неугасимая лампада, в полумраке по щекам веет холодныи? воздух церкви, пропитанныи? резким ароматом лилии? – тревожныи?, спокои?ныи?, неподвижныи?. Все молятся молча, беззвучно шевеля губами!
Прочь отсюда на свежий воздух! Туда, где струи ветра шелестят монетками листвы!
Следом за мнои? выходит мадам Сабль. Она бере?т меня под руку:
– Вы домои?, дорогая Анна?
– Да, – вздыхаю я с облегчением, но запах лилии? все? еще? тревожит мое? воображение, и белые лица прихожан с синими тенями на губах и щеках стоят перед глазами.
– Провo?дите старушку? – прозрачные глаза смотрят снизу вверх.
– Конечно, Марион!
– Дождь, кажется, почти закончился? – невесомая рука мадам Сабль ожила на мое?м согнутом локте, и голова с надеждои? повернулась к просвету в облаках.
– Кажется, слабеет.
– Может, к вечеру утихнет?
– Может быть. Говорят, ресторан «Бараж» затопило.
– Опоры залило?
– Наполовину.
– Храни нас, Пресвятая Матерь!
– Храни нас, Пресвятая Матерь! – эхом отозвалась я.
Старушка доверчиво повисла на моеи? руке. А я почему-то подумала, что мадам Сабль с юности жила с мужем без предлюбовных ласк, которые мы сеи?час называем любовью. Она просто, как и всякая мать любого животного, предавалась зачатью для продолжения рода. Но несмотря на то, что жила без любви, дом свои? она не покинет, даже если Архангелы протрубят день Страшного суда. Она не уи?де?т от своих кур, овец, сада, покои?ника мужа, похороненного в ста шагах от дома, своего луга, своеи? веры, своего дождя.
– Не забудьте о том, что я вам говорила сегодня, – сказала она мне на пороге дома. – Оденьтесь потеплее и соберите рюкзак. Будьте готовы!
– А как же вы, Марион?
– Не беспокои?тесь за меня. Как, вы говорите, звали жену Ноя? Марион?
По правде говоря, я не знала, как звали жену Ноя и была ли вообще у него жена.
– Да, мадам Сабль. Ее? звали Марион.
– Со мнои? ничего не случится. Сегодня приедет сын и забере?т меня к себе.
Я знала, что она говорит так, чтобы успокоить меня. Три недели подряд она готовила комнаты для детеи? и внуков, но так никто не приехал.
– Дорогая Анна, не переживаи?те так… мне ни за что не подняться по этои? «че?ртовои?» лестнице. Она слишком крутая для меня. А вы помните, что я вам сказала… Не мешкаи?те!
– Я понесу вас! Я не оставлю вас здесь одну умирать!
– Что за глупости! Я же сказала, скоро приедет сын!
– Это правда?
– Мы уедем в Ангулем, я уже и вещи собрала. А вам завтра улетать! Не хватало еще? здесь застрять! Идите! Идите, дорогая Анна! Передаваи?те привет Еве! От «Золотого льва» в одиннадцать вечера уходит последнии? автобус на Пуатье. Оттуда на поезде вы без проблем добере?тесь до Парижа.
Мы расстались.
До вечера я просидела у окна, наблюдая за вспухшеи? рекои?. В доме мадам Сабль шторы были задернуты, и не горел свет в окнах. Может, и правда, приехал сын и забрал мать в Ангулем?
В половине одиннадцатого я закрыла дом и с чемоданом на коле?сиках пошла в направлении виадука.
Дождь почти закончился. Я с облегчением в сердце смотрела на просветы в облаках, в которых уже мигали первые белые зве?зды.
На последнеи? спирали лестницы я оглянулась и посмотрела вниз. Сверху как на ладони была видна освещенная прожекторами вздувшаяся плотина и дома у нижнеи? дороги. Свет ни в одном не горел. Всех эвакуировали. Лишь в доме мадам Сабль ярко светились все окна.
– Господи! Неужели она дома!
Дождь прекратился. Последние грозовые тучи, подсвеченные алым, ушедшим за горизонт солнцем, растворялись в летнем воздухе. Светлая июньская ночь раскинула крылья в бездонном небе.
Как же хорошо, что дождь закончился!
Глава 3
Уже садясь в автобус, я услышала над городом оглушительныи? вои? сирены.
Часть 2. ДОМ МАДАМ НИНОН
Глава 1
Вообще, вся эта история с наследством не укладывалась у меня в голове. Неожиданное появление дома, о существовании которого я не догадывалась, земли? вокруг дома на многие километры от Бурпе?ля, знакомство с мэром городка – все? походило на приключения из романа, не современного, а старинного, века девятнадцатого.
Я вышла во двор и, сев на каменную скамью в тени столетнеи? акации, проникалась размером наследства от почившеи?, неизвестнои? те?тушки. Два месяца назад я и знать не знала о ее? существовании.
Дом был очень солидным, четыре?хэтажным. Считается, что именно в таких домах живут «приличные люди». Я рассматривала классическии? партер, сложенныи? из гранитных блоков. Гранита в окрестностях: красного, фиолетового, бурого, малинового, коричневого – в изобилии.
Переливаясь через широкие ладони гранитных валунов, в те?мных скалах, поросших зарослями колючеи? акации, грецкого ореха и молодыми дубками, питаемая многочисленными родниками и ручьями, стремительно неслась река Вьена. Ближе к Луаре, в которую она впадала, река вырывалась из каменного ложа на плоскую, как блин, равнину и несла зеле?ные воды спокои?но и широко. В Бурпе?ле бурливую Вьену усмирили две плотины, и река разлилась широким морем, зажатая между ними.
Все четыре этажа дома смотрели на реку. Три верхних были сложены из кирпича: с балконами, эркерами, окнами в каменном обрамлении. Последнии?, четвертыи? – самыи? высокии?, с пятиметровыми потолками. Судя по огромным окнам, через которые летнее солнце за день проходило насквозь, там когда-то была оранжерея.
На первом этаже потолки тоже очень высокие, до четыре?х метров. К параднои? двери вела лестница, завивающаяся спиралью с двух сторон, обрамле?нная перилами с чугунными завитушками. Два боковых входа утопали в зарослях белого шиповника, ронявшего широкие лепестки на розовыи? гравии?. Шиповник так разросся, что верхние ветви уже хватались за чугунные украшения балкона четвертого этажа и норовили зацепиться за крышу.
Дом главенствовал над другими домами, хотя стоял у самои? реки, гораздо ниже других строении?. Соседи смотрели на мои? дом с горы сверху вниз, но за высокои? террасои? сада вряд ли им была видна хотя бы крыша. Мне казалось, что если дом по волшебству сдвинется со своего места, и захочет пообщаться с соседями, то верхние дома обязательно с почтением расступятся и уступят ему место.
Бывают такие дома, память о которых заходит в сердце и остае?тся в не?м навсегда. Так вот, это был именно такои? дом. Я знала, что он будет мне сниться, и я всегда буду возвращаться в его стены, родные и те?плые. Мне уже казалось, что дом снился мне раньше, и не раз, просто я не узнавала его среди других домов в чужих, незнакомых странах. А теперь обязательно узнаю, где бы он ни стоял – в полях, в стриженнои? стерне ржи, или в горах, под снежнои? вершинои?. Хотя именно здесь, в Пуату, ему самое место. Дому сто семьдесят лет.
– Наполеон труа, – пробормотала я, увидев шато впервые три дня назад, подавленная мощью особняка.
Местность в этои? части Пуату не похожа ни на одну другую, в которои? мне случалось бывать раньше. Казалось, ни время, ни люди не имеют здесь своего влияния. В центре Франции, обжитои? и цивилизованнои?, кое-где все? еще? чувствуется сила природы, изжитая в современных городах.
Ряды жилых домов шестнадцатого века поднимаются от реки на холм, к лугу, где пасутся ослы. Ослы спариваются и оглашают окрестности громким ре?вом. На противоположном берегу вросла в землю церковь VIII века. Церковь деи?ствующая, сложена из серого гранита, по-католически очень высокая, широкая и в основании, и в плечах. В голове – колокольная башня с каменным крестом. Старыи? гранитныи? мост време?н Великои? французскои? революции перекинулся дугои? с берега на берег и собрал вокруг себя и реку, и церковь, и дома по обеим берегам, и ослов, и ряды гнутых электрических фонареи?.
Фонари гасят в полночь. В городе после полуночи работают только светофоры. Они мигают, как маяки в безбрежном море че?рнои?, кромешнои? темноты, переключаясь поминутно с красного на зеле?ныи?, с зеле?ного на красныи?…
Над рекои? возвышаются стены средневекового форта. На небольшом острове, соедине?нном с земле?и? каменным мостом, стоит водяная мельница. Здания мельницы уже нет, но остался дом мельника под черепичнои? крышеи?, сложенныи? из глыб гранита. Рядом с домом вросли в скалистое основание мощные мельничные винты, сохранившиеся от водяного колеса.
Гигантские платаны в парке в центре города предоставлены сами себе. Под ними же?лтыи? гравии?, чистыи?, сочныи? цветом, растоптанныи? за многие годы в пыль прихожанами церкви, свадебными и похоронными процессиями. Напротив – здание мэрии, построенное при Робеспьере. На площади тихо и жарко. Иногда с реки веет ветерок, и флаги Французскои? Республики у мэрии лениво шевелятся на флагштоках, и широкие листья платанов машут широкими ладонями. Рядом с церковью стоит памятник погибшим горожанам в I и II Мировых вои?нах. Простои? обелиск из неотшлифованного серого гранита, метра четыре в высоту, на котором высечены имена погибших.
Нетронутые дубравы по берегам реки скрывают множество ручеи?ков, бегущих к реке. Люди с белои? кожеи?, светловолосые и чернявые, голубоглазые и кареглазые, улыбаются и здороваются при встрече.
Время здесь, кажется правда, остановилось.
Неужели неведомым образом я пересекла временную черту и перенеслась на полтора столетия назад…
* * *
Надо сказать, чувства, которые испытываешь, находясь в доме, которому всего-то сто семьдесят лет, по силе ощущении? не уступают посещению столичного музея искусств, например. С тои? разницеи?, что в комнатах нет смотрительниц пенсионного возраста и все экспонаты можно трогать руками.
Скрипит под ногами нате?ртыи? до блеска те?мныи? дубовыи? паркет. Палисандровая мебель излучает сияние тве?рдого, как камень, лака. Мягкие диваны и кресла, набитые упругим конским волосом, изумляют сочностью плюшевои? обивки, а сочетание старинных лионских тканеи? горчичного и голубого цветов повергает в шок!
Мраморныи? камин…
– Это не мрамор, а порфир, очень редкии?, – уточняет нотариус, – а на столешницах сине-зеле?ныи? мрамор из Индии.
Порфировыи? камин, над ним зеркало в бронзовом окладе. На стенах картины в тяже?лых рамах, а за рамами изысканные манящие сюжеты со светлым летним небом. Старинные лампы мягко рассеивают свет на ше?лковыи? кове?р с голубыми ирисами и на горчичные шторы. Ле?н такои? плотныи? и блестящии?, будто его только что накрахмалила и отгладила прачка. У окон – пустые кашпо без цветов. Это грустно.
– Здесь десять спален и десять ванных комнат, три гостиные, две столовые, одна из них с террасой, две буфетные комнаты, две кухни, два кабинета, библиотека, в цокольном этаже прачечная и еще? один дополнительныи? туалет и ванная, – продолжал объяснять нотариус.
– Не возражаете, если я осмотрю их позже, месье?
– Конечно, – кивнул нотариус.
Из гостинои? две двери вели в комнаты, назначение которых мне было неизвестно. В ближнем дверном прое?ме я заметила круглыи? стол в окружении четыре?х стульев с высокими спинками и бархатнои? зеле?нои? обивкои?. В дальнем – пестрел на старинном паркете сине-лиловыи? кове?р, и несколько таких же ядовито-зеле?ных стульев стояли у окна и у следующего распахнутого дверного прое?ма. С моего ракурса была видна лишь та часть комнаты, где находился камин белого мрамора, в котором я могла уместиться в полныи? рост. Массивныи? портал подпирали четыре мраморные колонны.
Я сглотнула подступившии? к горлу комок.
«Значит, именно так выглядят старые деньги. Это тебе не дом нуворишеи? на Рубле?вке. Здесь каждая вещь помнит хозяев. Господи… десять ванных комнат!»
Я оперлась рукои? об индии?скую мраморную столешницу, стараясь справиться с волнением. Рядом на столике стоял же?лто-красныи? цилиндр барабана с наполеоновскими пче?лами на ромбах.
Я покосилась на соседнюю дверь. Сеи?час, звякнув мамелюкскои? саблеи?, из нее? выи?дет какои?-нибудь месье Колло, офицер 1-го гусарского полка, качне?т меховым кивером с высоким плюмажем, кивне?т и выи?дет восвояси, звеня шпорами.
– Налог на дарственную вы оплатили. Осталось только подписать бумаги, все? заверить в конторе и в мэрии, и шато «Колло» по завещанию в вашем полном распоряжении, – вновь прервал мои раздумья нотариус.
Я взглянула на него рассеянно. Так не вязался он с моими мыслями и мамелюкскои? саблеи?.
Молодои? человек учтиво улыбался. Он был одет не в гусарскую форму, а в хорошии? синии? костюм, белоснежную сорочку с пурпурно-коричневым галстуком. Тщательно отполированные коричневые туфли от Армани дополняли образ. Богатыи? сукин сын.
Нотариус посмотрел на часы и вновь учтиво улыбнулся:
– Если мы хотим успеть до обеденного перерыва, нам следует поторопиться. Вам понравилось шато, мадам?
– Мадемуазель… Да, очень красиво. Так чисто… Не верится, что здесь никто не жил уже пятнадцать лет.
– Восемнадцать лет, – мягко поправил нотариус. – Но за домом постоянно следили. По распоряжении владелицы – родственницы, подарившеи? вам шато, за домом была назначена опека.
– Вот как? – мне неудобно было сразу заводить разговор о деньгах, но учтивыи? молодои? человек это понял.
– Опека назначена на двадцать лет. Так что, еще? два года вы можете не беспокоиться за оплату счетов за воду и электричество.
– Вот как, – повторила я.
– Все? ежемесячно списывается со счета в банке, – продолжал нотариус. – Вы получите бумаги в юридическои? конторе вместе с ключами и свидетельством о собственности. А завтра заи?де?те в банк и откроете сче?т. Вы хотите оформить вид на жительство?
– А можно?
– Почему бы и нет? В копеечку встанет, но вполне возможно.
– И сколько это, «встанет в копеечку»?
– Если предоставите дело вашему покорному судье, то обои?де?тся с оформлением всех документов и доверенности в шесть тысяч евро. Другие конторы возьмут дороже, – ответил нотариус невозмутимо.
– Намного дороже?
– Тысяч десять.
– Ого! А почему мне такие льготы?
– Для своих у нас другие расценки. Сегодня понедельник. На следующеи? неделе начне?м процедуру. Мои? секретарь позвонит вам и согласует день встречи для оформления заявления в пятницу, скажем, часов в одиннадцать утра. Вам удобно?
– Удобно! Спасибо, что возитесь со мнои?, мэтр Моро!
– Не стоит благодарности, мадемуазель Ева.
Моро пропустил меня вперед. У входа он отдал ключи:
– Теперь они ваши.
* * *
Мы вышли из дома и направились к машине, стоявшеи? на обочине:
– Прошу вас, – Моро учтиво открыл пассажирскую дверь.
«И не жарко ему в костюме?»
Впрочем, костюм нотариусу ше?л. Он обоше?л машину и энергично плюхнулся рядом. От молодого тела шла жаркая волна.
Я откашлялась, отгоняя от себя мысли о его сексуальности, и спросила:
– Вы знали мадам Нинон?
– Видел как-то, когда отец взял меня с собои? в контору. Давно, еще? в юности.
– Ваш отец был поверенным мадам?
– Да, мне было тогда всего пятнадцать.
– Жаль, что вы её не запомнили.
– Я очень хорошо ее? запомнил, – пронзительные синие глаза скользнули по моему лицу, – впрочем, если вас интересует внешность мадам Нинон, то в шато, в столовои?, есть ее? портрет в молодости.
– Но меня интересует не только её внешность!
– Что же ещё?
– Почему мадам оставила наследство мне, внучатои? племяннице?
Я, конечно, знала, от мамы и от бабушки, что где-то в Монте Карло (или в Ницце?) у нас осталась родня, сбежавшая за границу после Революции, но все? это казалось скорее выдумкои?, чем реальностью. И тут – на тебе! Наследство от двоюроднои? прабабки Нинон Колло, о которои? я слыхом не слыхивала.
– Почему я? Насколько я знаю, мадам была замужем и…
– Супруг, месье Колло, скончался еще? в девяносто девятом.
– Восемнадцать лет назад?
– Совершенно верно. Детеи? в браке не было, вне брака тоже. Мадам Нинон была единственным ребе?нком в семье. Ближаи?шая родственница, оставшаяся в живых – ее? младшая кузина, ваша бабушка. Она тоже почила.
– Но моя мама, ее? двоюродная племянница, еще? жива!
– Я не спрашивал, почему шато наследуете вы, а мадам не говорила. Вероятно, мадам Нинон хотела, чтобы ее? владение попало в более молодые руки. Она решила по своему усмотрению распорядиться наследством, оттого и оформлена дарственная. Шато «Колло» – всего лишь часть владении?. Вы уже знаете, что мадам завещала бo?льшую часть имущества и земель Фонду поддержки сирот в Барселоне.
Мадам жила в Испании последние восемнадцать лет и сюда никогда не приезжала.
– А отчего скончался месье Колло?
– Он пропал без вести. Уше?л из дома и не вернулся.
– Из дома? Какого? Моего?
Нотариус кивнул.
– Поэтому мадам Нинон уехала отсюда?
– Вероятнее всего. Его долго искали.
– Не нашли никаких следов?
– Только носовой платок со следами крови. В платок был завернут камень. Вероятно, кто-то хотел избавиться от орудия убийства.
– Вы хотите сказать, что где-то на моеи? земле нашли окровавленныи? платок месье Колло?
– Ну да.
– Значит, он пропал где-то неподалёку?
– Мы этого уже никогда не узнаем, мадемуазель.
– Можно просто Ева.
– А меня зовите Анри, – улыбнулся молодой человек.
* * *
Разговор состоялся три дня назад. Сегодня четверг, и с понедельника я не была в шато «Колло», ночевала в отеле.
Я набралась храбрости и вошла в дом со стороны бокового входа. Вход был заслоне?н брандмауэром и был совершенно незаметен со стороны улицы.
Запах шиповника окутал меня, блеснула бронзовая ручка на двери, и я вошла.
Нижнии? этаж, цокольныи?. У французов предназначен главным образом для сбережения дома от сырости и плесени. Дверь веде?т в гостиную через служебное помещение и кухню.
Поднимаюсь по невысокои? лестнице в коридор, ведущии? в гостиную и в столовую. Все звуки пропали. Ни пения птиц снаружи, ни жужжания газонокосилки, ни шума дороги D10.
D10 – это путь к отступлению. Обычная дорога местного значения. Никогда не бывает пробок. Лишь на мосту у светофора собирается пять-десять машин, и то в час пик. Дорога нежно блестит после дождика, и воздух над неи? всегда дрожит.
В доме я одна. Ни души вокруг.
В комнатах пахнет пылью и, вероятно, каким-то моющим средством с ароматом лаванды. Позднее, я догадалась, что это запах средства от моли. Других признаков жизни нет. Ни запаха жаркого или супа из шампиньонов, ни жаренои? картошки, ни ни вкуса кипяче?ного белья, ни мяуканья кошки.
Нотариус сказал, что в доме дважды в неделю убирается приходящая прислуга.
Мебель в доме только расчехлили, и идеальнои? чистоты льняные шторы цвета горчицы спадали высокими колоннами вдоль окон. Обстановка состояла из тре?х диванов, обтянутых нежно-мятным репсом, стоявших буквои? «пэ» вокруг мраморного камина, двух кофеи?ных столиков и одного журнального посередине. На камине возвышалась разноцветным грибом внушительная лампа в стиле «Тиффани», ее? близнец-торшер расположился у дивана. На противоположнои? от камина стене, вероятно, когда-то висела картина. Ее? след светлым пятном выделялся на светло-лимонных обоях. Потолок в молдингах, лепнине, как и ожидалось от дома эпохи Наполеона III.
В окнах, заслоняя полнеба арками перекрытии?, раскинулся виадук – ровесник дома. Раньше по виадуку проходила железная дорога, но в пятидесятые годы из-за нехватки металла в стране железную дорогу в Пуату разобрали. Из моих окон были видны крыши бывшего вокзала и привокзальнои? гостиницы. Об этом рассказал нотариус, встречавшии? меня в Пуатье утром в понедельник. Более в этом городке мне ровно ничего не было знакомо. Ни дома, ни улицы, ни деревья, ни люди.
Я прошла на кухню и посмотрела в окно на соседскии? дом. В нём жила мадам Сабль. Костлявая и крепкая старуха лет восьмидесяти семи. Об этом мне тоже сообщил нотариус.
На улице Вьен было всего два дома: мои? и мадам Сабль. За домом с обрыва террасами спускались фруктовые сады, и до самои? плотины строении? не было – только земли моих новых владении? и мадам Сабль.
Когда я расплачивалась с водителем такси, мадам Сабль вышла из калитки своего сада и первои? поздоровалась с нотариусом:
– Здравствуи?те, мэтр Моро! Как поживаете? Как здоровье уважаемого папаши Моро?
– Здравствуи?те, мадам. Са ва! Как вы поживаете?
– Са ва! – улыбнулась старуха и вопросительно на меня посмотрела.
Нотариус представил меня старухе:
– Это ваша новая соседка, мадемуазель Ева! Ева, это мадам Сабль.
– Называи?те меня Марион, дорогая! – улыбнулась Мадам Сабль, – мы же теперь соседи! Заходите на кофе, когда закончите с делами!
Я поблагодарила мадам Сабль и обещала заи?ти.
Теперь мадам Сабль, увидев меня в распахнутом окне кухни, помахала рукои? и показала на два аппетитных кекса на тарелке:
– Заходите ко мне, Ева. Выпьем чаю в саду!
Честно говоря, мне совсем не хотелось пить с неи? чаи?, но и отказывать старушке было неудобно.
Мадам ловко накрыла стол в саду, и когда я вошла в калитку, на серебряном подносе уже стояли две фарфоровые, костяные чашки и высокии?, начищенныи? до зеркального блеска кофеи?ник.
Я вспомнила все дежурные фразы, заготовленные дома на случаи? нежданного знакомства, и, хотя в Москве они казались напрасными хлопотами и тратои? сил, здесь, в Пуату, на первыи? случаи? очень даже пригодились. Французскии? я знала благодаря стараниям моеи? матери. Она будто чувствовала, что французскии? когда-нибудь мне пригодится, и с детства вдалбливала мне незнакомые слова.
Как сеи?час, помню. Дня не проходило!
– Ева, скажи: гарсон!
– Гарсон!
– Что это значит?
– Мальчик!
– Правильно! Скажи: юн меи?зон!
– Меи?зон!
– Что это значит?
– Дом!
– Правильно! Скажи: ан тэ!
– Ан тэ!
– Что это значит?
– Чаи?!
– Правильно! Скажи: юн тас!
– Тас!
– Что это значит?
– Чашка!
– Правильно! А теперь сложи все слова вместе! Скажи: мальчик, даи?те мне чашку чаю, пожалуи?ста!
– Ме?сье, доне муа юн тас де тэ, сильвуплэ!
Я еще? не читала и не писала по-русски, но уже знала, что такое гарсон, меи?зон, тэ, тас, ваз и прочее. И все? же, несмотря на десятилетнюю подготовку дома и в спецшколе, говорить на неродном языке было сложно. Кажется, мадам Сабль это поняла и задавала вопросы медленно, че?тко разделяя слова:
– И что же вы будете делать с домом, дорогая? Сдавать внае?м или продадите?
Мадам было так любопытно, что она совершенно потеряла чувство такта.
Я сделала вид, что не расслышала вопроса и спросила что-то о петуньях, пышными шапками растущими в ящиках на перилах балкона.
Мадам Сабль скользнула равнодушным взглядом по петуньям и добавила:
– Продать будет трудно. В доме печное отопление. Последнии? раз реконструкция в особняке была, кажется, в пятьдесят третьем. Да, да, в тот год разобрали железную дорогу на виадуке. Тогда газовое освещение в доме поменяли на электрическое, но угольное отопление оставили.
– Как угольное? – переспросила я.
– Дом топят угле?м, разве вы не знали, дорогая?
«Я вообще ничего не знаю об этом доме», – брякнула было я, но вовремя прикусила язык.
– В трубах вода разведена по всему дому, так что зимои? во время морозов, нельзя оставлять дом не прогретым – трубы и батареи разорве?т. Раз в полгода в ваш дом завозят уголь и сбрасывают в цокольныи? этаж.
Я вспомнила, что у западного входа деи?ствительно есть ворота, через которые мог вполне проехать грузовик с угле?м.
– Так что, если захотите разжечь плиту или согреть воду для ваннои?, приде?тся топить печь в топочнои?.
Я захлопала глазами. В двадцать первом веке топить печь для ваннои?! И я припомнила ее?, чугунную, колченогую, с плоским носиком медного крана и латунными ручками на гладкои? белоснежнои? полочке.
– Но вы не переживаи?те! Топить достаточно один раз в день! Горячеи? воды хватит до следующего утра! Но если вы все же хотите продать дом, приде?тся ставить бои?лер. Мазут выходит, конечно, дороже, чем уголь, но зато гораздо чище в топочнои?!
– Да, да! – кивала я головои?, совершенно сбитая с толку.
– Знаете, дорогая, по преданию где-то в саду находится вход в винные склады Наполеона Бонапарта! Подземные ходы были прорыты еще? в средневековье. А во времена Мюрата и Робеспьера там скрывались местные бароны и зарыли в подземелье свои сокровища. Старые городские карты сгорели во время пожара в мэрии во время Первои? Мировои?. Поэтому никто не знает, где именно, и существует ли подземелье на самом деле! Но многие искали эти склады! В том числе и покои?ныи? супруг мадам Нинон!
Мадам Сабль решила, что достаточно меня напугала и улыбнулась:
– Как вам наш адвокат, мэтр Моро?
Я пожала плечами:
– Очень любезныи? молодои? человек.
– Не женат, – многозначительно посмотрела мадам Сабль.
– Вот как, – не нашлась я, что ответить.
– Вы, я слышала, приглашены на свадьбу к сыну мэра в следующее воскресение.
– Д-да, – неуверенно ответила я, – но еще? не решила, стоит ли идти. Незнакомое место, незнакомые люди…
– Конечно, стоит! – воскликнула мадам Сабль, – ваша прабабушка, мадам Нинон столько сделала для нашего города. Все смотрят на вас, как на продолжательницу ее? добрых начинании?! Она – Поче?тная гражданка нашего города! Вы, благодаря еи? – часть истории Бурпе?ля! Вы должны пои?ти обязательно! Познакомитесь со всеми! Я вам помогу!
«Она рехнулась! – подумала я. – Часть истории Бурпе?ля!»
– Вы тоже там будете?
– Конечно! – мадам Сабль замялась. – Вы видели портрет мадам Нинон в столовои??
– Видела, – соврала я, не моргнув глазом.
«Что же это за портрет такои?! Вот и мэтр Моро о не?м упоминал!»
Мадам Сабль взглянула на меня из-под очков:
– Я слышала, что мэтр Моро будет вас сопровождать на свадьбе?
«Господи, в этом городе слухи распространяются со скоростью мобильного интернета!»
– Если я пои?ду, – кивнула я.
– В таком случае вам, дорогая Ева, нужно кое-что знать о не?м.
– Что же я должна знать? – совершенно растерялась я.
– Я расскажу вам историю, а вы уже сами сделаи?те соответствующие выводы.
– Хорошо.
Я подумала, что старуха совершенно чокнутая и, пока я не выслушаю ее?, не отвяжется.
Я дружелюбно улыбнулась.
– История совсем не длинная. Я не заи?му у вас много времени, дорогая!
* * *
Мэтра Моро я знаю с детства. Он родился и вырос в нашем городке. Отец – городскои? судья. Поэтому не удивительно, что сын последовал по стопам отца и выбрал профессию адвоката. Я преподавала ему французскую литературу в старших классах. Ох, как время летит! Это было пятнадцать лет назад! В то время я называла его Анри. Вихрастыи?, черноволосыи? подросток. Задумчивыи?, всегда с книгои?.
Анри рос вполне обыкновенным ребе?нком, если говорить об уче?бе. Учился неплохо, но и не отлично. Кажется, некоторые учителя его вообще не замечали на уроках, предпочитая более активных учеников. Одноклассники также не особо выделяли его.
Но было нечто, что отличала его от других. Он был без памяти влюбле?н в свою одноклассницу Шарлот Ричардсон. Она была очаровательна. Белокурыи? ангел! Девочка приехала к нам с матерью, после ее? развода с отцом-англичанином из Лондона. Анри тогда учился в одиннадцатом классе. Дети подружились. Всем казалось, что любовь была взаимнои? и после окончании школы они поженятся. Очень он ее? любил.
Но после школы они не поженились. Решили со свадьбои? повременить. Родители настаивали, что обоим надо продолжать уче?бу в университете. Анри поупорствовал, поде?ргался, но против воли отца не поше?л. Записался в Легион и уше?л в армию на два года. Когда вернулся, его было не узнать. Вырос, возмужал, окреп, похорошел. Исчезла юношеская угловатость, скованность, появилась уверенность в движениях, походке. В общем, вырос мальчик.
Первым делом отправился к Шарлот, узнать, почему она не отвечала последние полгода на его письма. Конечно, он догадывался почему, но решил, вероятно, услышать ответ от нее?. Но ответ он получил не скоро. Шарлот вышла замуж. Вышла за самого отъявленного негодяя в нашем городе, Жюля Жарни. Ох, и живоде?р же был этот Жарни! Еще? в детстве, помню, пои?мает двух-тре?х котов, свяжет хвостами и лупит палкои?! Коты орут, бегут в разные стороны, а ему потеха! Подлыи? и жестокии? человечишка, но всегда умел выи?ти сухим из воды. Знаете, у него было очень неприятное рябое лицо и кривая ухмылка.
Что уж Шарлот нашла в этом мерзавце – большая таи?на. Ладно бы был красавцем! Рожа рябая, ухмыляется так противно! Они уехали в Париж. Жарни получил там контракт техника-технолога на фабрике по производству и?огуртов и уве?з Шарлот с собои?.
Анри отправился в Париж. Разыскал Шарлот. К тому времени он уже забеременела от Жарни. Шарлот была несчастна с Жарни – тот постоянно ее? избивал, даже беременную. Дело кончилось дракои? между Моро и Жарни. Анри за занесение побоев угодил в тюрьму на два месяца, а когда вышел и заявился к Шарлот, та сказала, что больше не хочет видеть его, и чтобы он не вмешивался в ее? личную жизнь.
Анри вернулся в Бурпе?ль. Прошло еще? два месяца. Вернулась домои? и Шарлот. Она была на шестом месяце беременности. Сбежала от мужа к матери, не в состоянии больше выносить его побои. Жарни заявился через два дня. В общем, все кончилось очень плохо. У Шарлот отошли воды, и начались преждевременные роды. Ее? увезла скорая, и несмотря на старания врачеи? не допустить родов, она родила крошечную девочку весом всего кило двести.
Этот придурок Жарни зачем-то заявился утром в госпиталь с букетом цветов – поздравить молодую мать с рождением дочери. Утром-то малышка умерла. А у беднои? Шарлот началась горячка, и к вечеру того же дня и она отошла в мир инои?.
Мерзавец Жарни даже не был на ее? похоронах. Он сбежал из страха перед местью Моро. Накануне тот ворвался к нему в дом, и, если бы не отец Жарни и еще? пара крепких парнеи?, бывших тогда в доме, наверняка бы убил его или отделал до полусмерти. Моро кричал, что наи?де?т Жарни, где бы тот ни был, из-под земли достанет и убье?т.
Но мерзавцам всегда везе?т. Жарни получил контракт на дочернеи? фабрике в Америке, и пока Моро искал его в Париже, благополучно улизнул.
Моро переживал страшно, исхудал, покрылся крапивницеи?, пару месяцев пил в баре, пару месяцев сидел безвылазно в доме папаши-судьи, но потом вдруг исчез.
Он вернулся из Бордо через шесть лет с дипломом мэтра юриспруденции и лицензиеи? адвоката, основал в Бурпе?ле нотариальную контору и с тех пор живе?т здесь. Скромно, тихо, очень благопристои?но. Ни о Жарни, ни о бедняжке Шарлот никогда ни словом не упоминал с тех пор. А прошло уже двенадцать лет.
Мадам Сабль грустно улыбнулась.
Поначалу я слушала растерянно, но постепенно история мэтра Моро захватила меня, и я не могла скрыть волнения.
– Какая грустная история!
– К сожалению, она еще? не закончилась, дорогая! Дело в том, что мерзавец Жарни вернулся из Америки год назад.
– И что же будет?! – ахнула я.
– Кто знает… Пока все? тихо. Жарни за версту обходит Моро сторонои?, но тот и не думает приближаться к нему. Будто Жарни и не существует.
– Значит, все? в прошлом, мадам Сабль?
– Я бы так не сказала. Мэтр Моро каждую неделю навещает могилу Шарлот.
Дело в том, что она похоронена не на городском кладбище, а здесь, недалеко. Место уедине?нное, скрытое от людских глаз. Никто не видит, кроме меня. А могила – вон она. Видите, вон там, за виадуком, у самои? воды надгробие в зарослях ирисов? Из вашего дома не видно, а из моих западных окон на втором этаже могила очень хорошо видна. Мэтр Моро приходит всегда по субботам. Вроде бы с собакои? гуляет, но я-то знаю, что не просто так. Будьте осторожны, дорогая.
– Но я-то тут приче?м?
Мадам Сабль пожала плечами:
– Может, и не приче?м. Но вы же русская…
* * *
Рассказ мадам Сабль оставил неприятныи? осадок. Я представила мэтра Моро, одетого в те?мно-синии? костюм, в дорогих коричневых туфлях, с короткои? стрижкои?. Открытыи? умныи? взгляд, приятное, гладко выбритое лицо и вежливые манеры. Не вязался мэтр с образом непримиримого мстителя.
«Вы же русская!»
Ну и что! Что за странные здесь люди! В гостинице, где я поселилась, хозяи?ка тоже очень удивилась и воскликнула: «Вы – русская?» – так громко, что испугала кота.
Я приехала в Бурпе?ль три дня назад. Мэтр Моро, оформлявшии? сделку о наследстве, встретил меня на вокзале в Пуатье и приве?з в Бурпе?ль. Отдал ключи и бумаги, сообщив, что теперь я полноправная владелица поместья «Колло».
Так уж вышло, что, вступив в права владения, я, увидев огромныи? особняк, побоялась ночевать одна в пустом доме. В тот день ше?л дождь, и дом показался мне неприветливым, мрачным. А сегодня, когда солнце светило с утра, заливая ярким светом реку, сад и дорогу D10, комнаты излучали приветливость, шторы нежность и мягкость. Вид на реку из окон завораживал красотои?.
Конечно, глупо платить за гостиницу, когда в мое?м распоряжении огромныи? особняк, прекрасно меблированныи? к тому же. Поэтому я села в арендованныи? «Рено» с тве?рдои? уверенностью переехать в дом завтра же дне?м, сразу после посещения конторы мэтра Моро.
Я отправилась в ближаи?шии? супермарше и накупила еды и мелочеи? для уюта. Вспомнила про пустые кашпо в гостинои? и заехала в садовыи? центр. Загрузила «Рено» до самои? крыши. Вернувшись, первым делом вынесла из гостинои? круглыи? стол и ярко-зеле?ные стулья. Стулья были частью столового гарнитура, разбросанного причудами приходящеи? прислуги по первому этажу. В столовои? собрала вокруг длинного обеденного стола всех зеле?ных беглецов. Стульев оказалось двенадцать, а вокруг круглого ломберного стола полагалось стоять четыре?м зелёным креслам, ютившимся до этого вдоль стен. Удивительно, как преображается пространство, если правильно расставить мебель.
Я люблю цветы и купила их множество. Расставила в гостинои? кашпо с пальмами и монстерами, вазы с фруктами, бросила на ментоловыи? диван у камина пушистыи? плед и пару подушечек, поставила свечи в канделябры. Из московскои? квартиры я привезла несколько книг на русском, положила на столик у лампы. «Вои?на и мир», два толстых тома, как нельзя кстати подходили по содержанию к интерьеру, где наполеоновская символика была повсюду. Наташа, Пьер, Андреи? – любимые герои, которых я со школьного возраста искренне считала частью моего мира, поселились в стенах дома, и комната удивительно преобразилась, наполнилась домашним теплом, характером хозяи?ки.
Я видела, что мадам Сабль наблюдает из окна, как я выгружаю из багажника ящики с цветами, посуду и утварь, одеяла, подушки, постельное белье?, пакеты с едои? и вином.
«Да, да, осваиваюсь, старая сплетница!» – я улыбнулась и махнула еи? рукои?.
Мне было радостно и легко на душе. Будто я вернулась домои? из дальнего странствия!
Освоившись в гостинои? и столовои?, я отправилась на кухню. Загрузила продуктами холодильник и скептически оглядела кухонную плиту. Огромная, в шесть конфорок. Питание из газового баллона. Его-то я и забыла купить.
«Ну, ничего, завтра утром куплю по дороге на автозаправке. И нужно что-то решить с интернетом».
В хозяи?скои? спальне стояла лишь широкая и высокая кровать. Матрасы новые.
«Интересно, а где же остальная мебель?»
Я прошлась по второму этажу. Нашла тумбочки и кофеи?ныи? столик с креслом. Еще? час уше?л на наведение уюта, смену постельного белья. Когда на кровати улеглись ше?лковые подушки и не осталось ни однои? складочки на ше?лковом нежно-голубом покрывале, когда в вазе на кофеи?ном столике, ро-няя капли влаги с зеле?ных листьев, заблагоухал белыи? шиповник, я, наконец, успокоилась.
Белыи? шиповник в вазе – это обязательно! Мне предстоит спать в этои? кровати, и я собираюсь видеть только приятные и нежные сны! Нежные, как розовые бутоны!
Неожиданно я представила себя лежащеи? на белои? простыне – обнаже?нную, спящую в позе Данаи. Мужское лицо восходит надо мнои?. Его бедра тесно прижимаются к моим. Я глажу его гладкую широкую спину. Упругая кожа нежная и атласная. Че?рные волосы кажутся почти синими на фоне белого, как алебастр, лица. Губы шепчут мое? имя! Лицо искажается в экстазе… Его лицо – размытое пятно, но я знаю точно, что это лицо Анри Моро.
Я вышла из спальни и спустилась вниз в столовую. Уже смеркалось, и я включила свет. Зажглись все лампы в люстре и два бра, освещавших портрет мадам Нинон над камином. Впервые я взглянула на него внимательно и… остолбенела от изумления. С портрета на меня смотрела молодая белокурая женщина. Это была я.
Глава 2
Всю ночь я только и думала о портрете. Человек непосвяще?нныи? вполне мог бы принять его за французскии? аналог портрета «Дориана Грея»! Но портрет был прекрасен, мадам Нинон на картине – молода и красива, значит, ничего предосудительного, ужасного, развратного в ее? жизни не было, если принимать во внимание тот факт, что жизнь откладывала отпечатки на лице портрета в романе! Значит, в портрете нет ничего мистического! И все?-таки, я – это я, а она – это она!
Успокоившись, я уснула.
Наутро, отпивая кофе из большои? фарфоровои? чашки, я встала перед портретом и долго вглядывалась в покрытое кракелюрами лицо. Звонок телефона прервал размышления.
– Хххх… – раздалось в телефоне, и в груди похолодело.
– Простите, что? – переспросила я трубку и услышала несколько раздраже?нныи? женскии? голос:
– Доброе утро, мадемуазель Морозова. Вас беспокоят из нотариальнои? конторы. Это хххх… Напоминаю, что вы записаны к мэтру Моро сегодня в одиннадцать, хххх…
– Спасибо, я помню, мадам, – я не расслышала имя секретаря, которое она произнесла очень быстро. Старыи? телефон трещал и шипел.
– Вы будете вовремя?
– Конечно.
– Хххх…
– Простите, что?
– Хххх…
Я повесила трубку на рычаг, напоминавшии? рожки у чёртика.
Телефон был очень старыи?, с витым шнуром и дисковым набором и вполне соответствовал обстановке дома.
– Прошлыи? век какои?-то… – пробормотала я и пошла одеваться.
«Ну что ж такого! – В конце концов – мы с Нинон родня! Ее? бабушка приходилась роднои? сестрои? моеи? бабушке. А мама всегда говорила, что мы похожи, как две капли воды!»
Я припарковала машину у нотариальнои? конторы. Без пятнадцати одиннадцать – я пришла рано. Секретарь – непривлекательная, грузная мадам средних лет с лицом профессиональнои? стервы, недоброжелательно взглянула на меня и попросила обождать полчаса, указав на ряд же?стких стульев, обтянутых дерматином. Я огляделась. Прие?мная как прие?мная. Безликая и равнодушная, как и большинство прие?мных. С застоявшимся воздухом, с запахом бумажнои? пыли. На столе секретаря за низкои? стои?кои? светится экран компьютера, в углу шкафы с документами, вдоль стены – сеи?ф, копировальная техника и стои?ка с бланками и рекламными проспектами, в другом углу – сервировочныи? столик, кофе-машина и небольшои? холодильник. На широком подоконнике – маленькая вазочка с букетиком свежесрезанных незабудок…
«Мои любимые цветы!»
…На стенах – довоенные че?рно-белые фотографии Бурпе?ля с изображением железнодорожного вокзала, которого уже нет, виды старых пустых улиц и снимки мужчин в шляпах.
Я взглянула на стопку зачитанных журналов для клиентов, разложенных на стекляннои? столешнице веером, и сказала, что подожду в саду.
Выи?дя из двери, повернула направо за угол дома в распахнутую калитку, поднялась по ступеням и оказалась в милом ухоженном садике, окруже?нном по периметру невысокои? каменнои? кладкои?. На подстриженном газоне буи?ствовали маргаритки. По углам пышно цвели кусты розовои? гортензии. Дорожка из сланца вела от калитки в густую тень высоких вязов, плакучих ив и белых акации?, росших по берегам ручья.
Дом старого судьи Моро стоял на тихои? тенистои? улице, на холме, гораздо выше шато. Река, текшая у моего дома, из нотариальнои? конторы была заметна только по шапкам акации?, росших по берегам. Со стороны улицы окна первого этажа были плотно закрыты римскими шторами, а со стороны сада, открыты и в некоторых комнатах распахнуты настежь. Белые занавески надувались и опадали, как паруса корабля.
Я пошла по тропинке к ручью и остановилась, не дои?дя до половины, сообразив, что разгуливаю по частнои? собственности. Холодок пробежал у меня по спине. Для французов нет ничего страшнее, чем нарушение прав приватности. Это их особыи?, отвое?ванныи? на баррикадах тип свободы. Каждыи? гражданин имеет право на собственность, и нарушение ее? карается законом.
«Господи! Как же неудобно!»
В открытых окнах были видны очертания мебели в столовои?, библиотечныи? шкаф и даже кровать в спальне. На кровати, застеленнои? белым постельным белье?м, кто-то спал. Девушка! Шатенка!
В однои? из комнат, ярко освеще?ннои? солнечным светом, льющимся через боковое открытое окно, я заметила мэтра Моро. Он сидел спинои? ко мне и бе- седовал с посетителями. Мне были видны их лица. Это была пожилая пара. Вот они поднялись из кресел, заулыбались, закивали головами, попрощались и пошли к двери.
Мне хотелось незаметно улизнуть. Но было уже поздно. Мэтр Моро встал проводить супругов, обернулся, увидел меня, подоше?л к окну и приветливо улыбнулся:
– Добрыи? день, Ева! Заходите. Можно здесь, через эту дверь.
– Но ваша секретарь сказала, что только через полчаса, – не нашлась я с ответом, покраснев до ушеи?.
– Вам назначено на одиннадцать, – мэтр Моро распахнул дверь, ведущую в сад, – заходите, прошу вас.
Я пробежала через лужаи?ку и запоздало поздоровалась:
– Извините за вторжение! Я не заметила предупреждающеи? таблички, – пробормотала я смуще?нно.
– Ее? здесь нет. Секретарь предупредила, что вы жде?те в саду. Вы принесли все бумаги? – спросил адвокат, указывая на кресло напротив широкого письменного стола, заваленного документами.
– Да, то, что перечислила секретарь.
Моро нажал кнопку селекторнои? связи:
– Мадам Катиш, заи?дите ко мне.
Секретарша тут же вошла, остановилась на пороге с блокнотом и ручкои?.
Опасливо посмотрела на кове?р, будто бы он был границеи?, за которои? начинались опасности.
– Что угодно? – секретарша подняла широкую густую бровь, никогда не знавшую реи?сфедера.
– Принесите, пожалуи?ста, документы мадемуазель Морозова и… – тут Моро обратился ко мне, – не желаете чашечку кофе или чаю?
– Чашку кофе, с удовольствием, месье.
– … и две чашки кофе.
Секретарша смерила меня уничижительным взглядом и скрылась за дверью. Раздался шум кофе-машины. Не прошло и тридцати секунд, как секретарша вернулась.
Запах кофе разне?сся по комнате.
– Мадам Катиш – дама с характером, но дело свое? знает превосходно, – заметил, как бы между прочим нотариус. – Вот, посмотрите, пожалуи?ста, договор и заполните заявление, – Моро протянул мне тонкую стопку бумаг, скрепле?нную скобкои?.
Он сел в высокое кресло и принялся изучать мои документы.
Я исподтишка рассматривала его. У Анри Моро были манеры человека, уверенного в себе, которого нелегко удивить. Пожалуи?, он даже был слишком уверен в собственном превосходстве. Лицо спокои?ное, немного отреше?нное. Обычно такие лица бывают у мужчин, которые немало видели на свое?м веку и пережили что-то трагическое. В таких лицах не бывает весе?лости. Горе не сломило их, но навсегда оставило в лице ле?гкии? нале?т печали, торжественнои? и не проходящеи?.
Вряд ли он сентиментален, но и че?рствым его назвать нельзя. Раз увидев такое лицо, вряд ли уже позабудешь. Это как город, в котором был проездом. Можно забыть его силуэт, или даже название, но от этого город не перестанет существовать. Он навсегда останется на свое?м месте.
Почему-то не давала покоя мысль, любит ли он по-прежнему Шарлот.
Я рассматривала его точе?ное лицо, тве?рдыи? подбородок, плотно сжатые губы и задавала себе вопрос, как эта глупышка Шарлот могла променять такого мужчину на кого-то другого.
– Вы все? прочли? – прозвучал его голос с другои? стороны стола.
Моро в упор пристально смотрел на меня. Синие глаза на мгновение скользнули по губам.
– Д-да, вот только в пятом пункте вопрос.
– Какои??
– Здесь сказано, что необходимо указать адрес проживания моего бывшего супруга. Но мы развелись три года назад и больше не общаемся. Я не знаю его адреса.
– Даваи?те посмотрим, – Моро поднялся, обоше?л вокруг стола и встал у меня за спинои?. Палец скользнул по пятому пункту, – у вас при себе свидетельства о браке и разводе?
– Да, я взяла с собои? все документы, как вы и советовали.
– Телефон бывшего супруга вы знаете?
– Не знаю, а зачем он мне? – удивилась я. – Мы не поддерживаем отношении?.
– Сведения о бывшем муже необходимы, что-бы обезопасить вашу собственность от незаконных притязании? с его стороны, – Моро опе?рся правои? рукои? о стол так, что наши лица были почти на одном уровне. – Это очень важно в вопросах наследства, и, если он отбывал тюремныи? срок, например, до брака с вами и вы знали об этом, вступая в брак, вам могут отказать в оформлении вида на жительство.
– Он не сидел в тюрьме.
– Чем он занимался?
– Он врач, так же, как и я. Терапевт. Мы работали в однои? больнице.
– Хорошо. В браке были дети?
– Не было, мы были женаты совсем недолго, всего полтора года.
– А причину развода можно узнать?
– Это тоже необходимо для безопасности собственности?
– Да, я теперь ваш адвокат и должен знать некоторые тонкости вашеи? частнои? жизни, – глаза мэтра Моро смотрели в мои.
– Мы не сошлись характерами.
– Он плохо обращался с вами?
– Как сказать. Если эгоизм и равнодушие можно соотнести с плохим обращением, то да.
– Зачем же вы вышли за него?
– Затем, что никто не застрахован от ошибок, – сказала я с ноткои? раздражения.
– Это верно, – согласился Моро. – Сделаем вот что. Напишите последнии? известныи? адрес вашего бывшего супруга и последнии? известныи? телефон.
– Адрес я укажу, а номер мобильника я никогда не помнила наизусть! Сразу после развода я его заблокировала и уничтожила!
– Лихо! – мэтр Моро улыбнулся, – в таком случае укажите последнии? рабочии? телефон.
– Больницу закрыли, персонал уволили.
– Ставьте прочерк, – Моро убрал руку со стола и вернулся в свое? кресло.
Мы работали до полудня. Наконец, когда все трудные места были согласованы, мэтр Моро вызвал мадам Катиш и попросил меня пои?ти с неи? и решить вопрос оплаты.
– Вы оплачиваете пятьдесят процентов от суммы, – сказала Катиш, почти не разжимая губ, – остальные пятьдесят после получения документов.
– Банковскии? перевод с карты на карту подои?де?т?
– Подои?де?т. Большая сумма, – посмотрела она из-под очков.
– Тут не поспоришь.
– Но можно и вовсе не платить, – улыбнулась мадам Катиш, и ее? улыбка не сулила ничего хорошего.
– Как это, вовсе не платить? – я удивле?нно уставилась на секретаршу.
Та сверкнула злобными глазками:
– Вам достаточно убрать из своеи? фамилии два последних слога, мадемуазель Морозова.
«Моро-зо-ва? Моро?»
Я опешила от такои? наглости, но ответила:
– Уберите лучше из своеи?.
«Да как она смеет!»
* * *
Мэтр Моро вышел из двереи? кабинета, держа в руках подписанныи? договор.
«Наверное, он слышал!»
– Прои?дите ко мне, мадемуазель Морозова. Даваи?те заканчивать.
Я уселась напротив стола Моро, кипя про себя праведным гневом. Он откинулся в кресле и посмотрел на меня:
– В че?м вы пои?де?те на свадьбу к мэру, Ева?
Вопрос был неожиданныи?, и я растерянно улыбнулась:
– Как это, в че?м?
– У вас есть вечернее платье? По регламенту все гости в вечерних костюмах красного, винного или малинового цветов.
– Нет… такого платья у меня нет. А у вас?
Мэтр Моро улыбнулся:
– Платья нет, но есть смокинг, красныи? пояс и бабочка. Может быть, съездим в Пуатье за платьем? Винныи? и красныи? очень популярны в этом сезоне. Вы обязательно подберете себе что-нибудь подходящее. Заодно и пообедаем. Я знаю чудесныи? ресторанчик на берегу реки. Там подают только что выловленную рыбу. Как вам такое предложение, Ева?
Все? было сказано спокои?но, с улыбкои?, но по тому, как Моро стучал карандашом по блокноту, было видно, что он волнуется.
– А это удобно?
– Конечно. Сегодня пятница – контора работает до обеда. Я должен был вести семинар в Пуатье, но его перенесли на следующую пятницу.
– А ваша девушка не будет против? – брякнула я, вспомнив о шатенке, спящеи? в белоснежнои? кровати.
– Какая девушка? – не понял Моро и пристально посмотрел на меня.
– Ну-у, – протянула я, махнув рукои? в сторону сада.
– Вы, вероятно, о моеи? младшеи? сестре? Она приехала на каникулы из Бордо. Она не будет против.
– Хорошо, Анри, – кивнула я, – но мне нужно на минуту заскочить домои?.
– Прекрасно, езжаи?те, поставьте машину, а я заеду за вами минут через двадцать.
– Мы поедем на вашеи? машине?
– Мне кажется, это будет правильно, потому что я лучше знаю местность, – Моро крутил в пальцах карандаш.
Бурпе?ль – городок маленькии?, но холмистыи?. Дома поднимаются от самого берега реки до вершины холма, на котором стоит церковь. К неи? от моего дома веде?т извилистая и кривая пешеходная дорожка, во многих местах пересекаемая шоссе. Разница в высоте метров сто пятьдесят. Учитывая, что ходить приходится не по прямои?, а обходя частные владения, сады, парк, ручеи?, кладбище, магазинчики и автостоянки, автомобиль – настоящее спасение. Машины есть у всех, кто в состоянии передвигаться. Даже у престарелои? мадам Сабль восьмидесяти семи лет.
Я спустилась вниз с холма, от дома мэтра Моро, описав по городу несколько кругов по серпантину вниз – так вела дорога. У реки, как обычно, на расстоянии друг от друга рыбачили несколько месье на пенсии. Въехав в ворота, я припарковала свои? «Рено» у гаража и вышла, чтобы закрыть их. Пришлось также открыть гараж, загнать машину, закрыть гараж. Все? это требовало времени, и я торопилась.
Закрывая ворота гаража, я заметила мужчину, стоявшего у ограждения набережнои?. Он не был похож на рыбака. Высокии?, молодои?, в кепке, надвинутои? на глаза, он стоял, прислонившись плечом к столбу и смотрел на меня. От мужчины исходила неприятная энергия. Я почувствовала смутную тревогу, но сделала вид, что меня не тревожит его присутствие. Незнакомца я видела вчера и в среду. Я заметила его из окна спальни около полудня. Он стоял на том же месте, что и сеи?час, и пялился в окна. Постоял минут десять и уше?л. То же самое повторилась вчера. Сегодня я столкнулась с ним лицом к лицу. Через короткое расстояние, что нас разделяло, я увидела рябое лицо, кривую ухмылку из-под кепки, и у меня мелькнула неприятная догадка.
«Неужели это мерзавец Жюль Жарни? Но что он тут делает?! И почему пялится в мои окна? И на меня! Неужели он прише?л навестить могилку жены, которую до смерти изве?л?»
Но незнакомец не был похож на безутешного вдовца. Он взглянул на меня, сплюнул под ноги и враскачку поше?л прочь. Я видела, как он повернул за угол забора в узкии? проезд, отделявшии? мои? сад от владении? мадам Сабль, и скрылся за поворотом.
Когда подъехал мэтр Моро, я сидела на каменнои? скамеи?ке и размышляла о доме. Может, все?-таки продать его? Слишком он нарушает привычныи? уклад жизни. С другои? стороны, мое? появление здесь – настоящее событие не только для меня, но и для городка. Нечасто здесь появляются люди, владеющие недвижимостью по цене в шесть нулеи?. Ничего удивительного, что я вызываю любопытство и пристальное внимание.
Дважды в день – утром и вечером, в одно и то же время, около девяти – по моеи? улице проезжает полицеи?ская машина. Полиция останавливается у чугунных ворот. Из машины выходит молодои?, атлетически сложенныи? полицеи?скии?, оглядывается. Увидев меня, здоровается и спрашивает, все? ли в порядке. Не увидев – заглядывает за закрытые ворота, оглядывает окна шато, садится в машину к напарнику и уезжает. Интересно, кто дал полиции подобное поручение? Или полицеи?ские следуют обычному ритуалу, объезжая с осмотром улицы городка?
Моро вышел мне навстречу и учтиво открыл дверь:
– Вижу, вы понемногу осваиваетесь? – он кивнул на яркие цветы бегонии, высаженные в ящиках на окнах первого этажа.
– Да, сегодня решила переночевать в шато.
Я оглянулась на окна мадам Сабль. Старая карга маячила светлым пятном в окне кухни. Мэтр Моро проследил за моим взглядом и усмехнулся:
– Старая мадам Сабль знает все новости обо все?м и обо всех. Ее? покои?ныи? супруг был мэром Бурпе?ля несколько сроков подряд.
Мы выехали на D10.
– И все?-таки я чувствую себя неловко, занимая ваше время, Анри, – вздохнула я.
– Пустяки, – ответил Моро, – мне приятно ваше общество, Ева. Если нужна помощь, обращаи?тесь, я всегда к вашим услугам.
– Спасибо, это очень мило с вашеи? стороны, Анри.
Взгляд Моро оторвался от дороги. Он мельком взглянул на меня, синие глаза блеснули.
– У вас поменялось настроение, Ева. Что-то произошло, пока меня не было?
Я пожала плечами и вздохнула:
– Ничего особенного не произошло. Просто мне пока трудно обвыкнуться в незнакомом месте, и я немного устала от переезда.
– Вы отпустили приходящую прислугу, чету Каше. Может, напрасно? Они помогли бы вам на первых порах.
– Возможно. Но я трудно схожусь с незнакомыми людьми. Да, и потом, я отпустила их всего на несколько днеи?, пока не обвыкнусь. Скажите, Анри, вы давно посещали шато?
– Не считая прошлого раза вместе с вами, год назад, когда мадам Нинон решила оставить шато «Колло» вам.
– Как вы общались?
– По скаи?пу. Через поверенного. К тому моменту, как мадам Нинон обратилась в нашу контору «Моро & сын», она уже год была прикована к кровати. Она слегла после перелома бедра и жила только благодаря заботам сиделок. Мадам позвонила моему отцу, которого знала до отъезда, и попросила организовать сделку.
– А как она узнала обо мне?
– Не знаю. Она просто прислала мне вашу фотографию с соответствующими распоряжениям.
Мне показалось, что Моро что-то не договаривает.
– Скажите, Анри, а что за история с винными складами Наполеона? Они деи?ствительно существуют?
– Уверен, что существуют.
– Откуда такая уверенность?
– Супруг мадам Нинон искал вход в подземелье. Он был буквально одержим, перерыл весь сад. Даже наше?л старое пушечное ядро времен Наполеоновских вои?н. У него могла быть карта подземелья.
– Но мадам Сабль сказала, что все бумаги и карты сгорели еще? в Первую Мировую, когда в старои? мэрии вспыхнул пожар!
Моро усмехнулся:
– Старая сплетница Сабль говорит правду. Мэрия сгорела, но не все документы хранились в архиве. Часть бумаг держал у себя в сеи?фе старыи? барон Колло. Он вполне мог передать их своему сыну Колло – мужу мадам Нинон. Возможно, что-то есть и в церковном архиве. К тому же, секретарь барона, прохвост Жарни, тоже мог что-то знать.
– Отец Жиля Жарни?
– Она вам и про него рассказала?
– Ну да, – ответила я смуще?нно. – Значит, барон Колло наше?л вход в подземелье.
– Почему вы так думаете?
– Если бы не наше?л – был бы жив.
Моро пристально посмотрел на меня:
– Вот что значит свежии? взгляд со стороны. Вам бы в полиции служить.
– А вы имеете отношение к полиции, Анри?
– Прямого – нет.
– А что за семинар вы веде?те?
– С января в Пуатье слушается ряд дел о домашнем насилии. А в феврале начался мои? семинар. Семинар проходит по пятницам. Судебные заседания идут с понедельника по четверг. Тема дискуссии: достаточно ли для прощения преступника осмысления им содеянного и может ли это служить смягчением наказания. Когда жертва насилия становится соучастником преступника. Когда к жертве насилия относиться как к соучастнику и правомерно ли это. Где находится эта тонкая грань и как определить ее? в правовом аспекте.
– Жертва насилия может стать соучастником? Как это?
– Если не может защитить своих детеи?, например. С правовои? точки зрения это почти недоказуемо. Жертва есть жертва. Во всяком случае, в разное время принятые законы могут по-разному рассматривать преступление.
– Разве могут?
– Таких примеров множество. Например, в нацистскои? Германии надсмотрщики и палачи в концентрационных лагерях не осуждались определе?ннои? статье?и? закона в уголовном кодексе, хотя отправляли в печи сотни невинных людеи?. За это не предусматривалось наказания. Но после падения Третьего Реи?ха они были осуждены в их же стране.
– Интересно. Вы деи?ствительно верите, что преступник может раскаяться в содеянном? Вероятно, нужно обладать недюжиннои? эрудициеи?, чтобы убедить в этом окружающих.
– Однои? лишь эрудиции недостаточно. Для этого и ведутся судебные заседания и семинары. Мы рассматриваем и разбираем реальные дела, произо- шедшие в жизни. Право – это не только текст закона, но и то, что реально соблюдается обществом, в котором существуют нормальные моральные нормы. Домашнее насилие – тема очень скользкая. Ее? очень трудно разбирать.
– Не очень-то приятная тема.
– Кто-то должен об этом говорить. Я уверен, что мы заняты хорошим, нужным делом. Во всяком случае, это интереснее древнего римского права и нудных статеи? торгового права.
– Я бы не смогла абстрагироваться от ужасов преступления.
Моро говорил спокои?но, но я чувствовала, что это спокои?ствие дае?тся ему с трудом. Он улыбнулся:
– Убрать эмоциональную составляющую сложно, но возможно. В конце концов, мы с вами не такие уж разные. Думаю, у нас много общего. Мы, каждыи? по-своему лечим людеи?. Я – доктор права, а вы – доктор медицины.
Дорога в Пуатье лежала среди полеи?. Пуату – агрокультурныи? раи?он. Повсюду, сколько видно глазу, простираются бескраи?ние поля пшеницы, овса, ржи, рапса, кукурузы, подсолнечника. Между ними нередко встречаются широкие полосы леса. На леснои? опушке, выходящеи? в пшеничное поле, я увидела растянутые полосы белых лент и колышки с номерами.
– Что это? – спросила я, оглядываясь назад.
– Охотничьи номера. Остались с осени после охоты на кабана.
Я вспомнила о письме, которое вынула из почтового ящика сегодня утром. В не?м сообщалось, что в понедельник, в восемь утра, состоится отстрел ворон по улице Вьен у ворот Форта. Желающие пострелять собираются у дома мэтра Моро. Жителеи?, проживающих по улице Вьен, просят не покидать своих домов с восьми до девяти утра, во избежание несчастных случаев.
– Здесь у многих имеется оружие? – я невольно обратила внимание на крепкие, совсем не изнеженные руки мэтра Моро.
Он снял пиджак и закатал рукава сорочки до локтеи?. Была видна татуировка Легиона на левои? руке.
– Охотничьи ружья есть у многих. В окрестностях достаточно дичи: заи?цев, кабанов, кроликов, оленеи?. По осени ходят на уток, гусеи?. Некоторые разводят фазанов для охоты.
– Никогда не ела фазана! Это такои? большои? петух с длинным пе?стрым хвостом?
Моро улыбнулся:
– Если желаете отведать, я могу вас угостить. У нас осталось еще? несколько с прошлого сезона, замороженных, конечно.
– Не откажусь.
– Прекрасно. Вам подходит середина недели? Во вторник у меня короткии? день в конторе, я освобожусь в пять. Мы могли бы устроить раннии? ужин, скажем, в шесть вечера.
– А готовить будете вы?
Моро взял меня за руку и подне?с запястье к губам. Мягкое, еле заметное прикосновение.
– Если изволите, Ева. Но повар из меня не очень хорошии?. Фазана прекрасно готовит Людвин – наша кухарка, она живе?т в нашем доме уже семнадцать лет. И ни разу не разочаровала.
Я осторожно высвободила руку:
– Не отвлекаи?тесь, Анри. Следите лучше за дорогои?… А ваша матушка не готовит?
– Ее? нет с нами восемнадцать лет.
– Простите меня! Я не знала!
Мэтр Моро снова подне?с мою руку к губам. На этот раз прикосновение губ было горячим, глаза сверкали:
– Я не сержусь. Откуда бы вам знать об этом? – произне?с Моро. – Мы почти приехали. Вы голодны? Я – очень!
Мэтр Моро съехал с автострады на боковои? съезд No 21, сделал круг, развернулся под мостом и спустился по довольно крутои? грунтовои? дороге вниз к реке. Место, на первыи? взгляд, казалось совсем диким. С левои? стороны – широкая лента реки, за неи? – высокии?, обрывистыи? берег без строении?, справа – густые заросли акации? и грецкого орешника на скалистом склоне.
– Вы же не убье?те меня, мэтр Моро? – спросила я с напряже?ннои? усмешкои?.
– Вначале покормлю, – сверкнул глазами Моро, – а дальше, как сложится.
Из-за поворота показались красные черепичные крыши уютнои? деревеньки. Мы подъехали к ближаи?шему большому хозяи?ству, состоящему из нескольких сельских строении? и древнего навеса на каменном основании. У навеса, в бывшеи? поилке для лошадеи? кудрявилась цветочная клумба. На деревянном помосте, нависшем над спокои?нои? водои?, стояли столики с клетчатыми скатертями и красно-белые зонтики. Стремительно носились официанты с подносами еды.
Мы припарковались на подстриженнои? лужаи?ке, вышли из машины. День был жаркии?, но под тенистои? сенью орешника было прохладно.
Моро взял меня за руку:
– Вы не возражаете, Ева?
– Нет.
Он слегка сжал мою руку и пове?л ко входу в ресторан.
– Место настолько популярное, что столик нужно заказывать за несколько днеи?, – шепнул он мне на ухо, когда мы подошли к стои?ке хоста.
– Несколько днеи?? Откуда же вы знали, что я соглашусь пои?ти с вами?
– Я не знал, Ева… но надеялся.
Моро перепле?л наши пальцы, и я почувствовала энергию его тела. Волна мурашек пробежала по руке. Он, конечно, почувствовал. Наши взгляды встретились. Моро посмотрел на мои губы, наклонился, легко коснулся их губами. Волна мурашек пробежала снова, охватив плечи и грудь.
Моро смотрел мне в лицо, а мне казалось, что он охватывает взглядом всю меня:
– Вам здесь понравится, Ева.
Я отвела взгляд, почувствовав во фразе потаи?нои? смысл:
– Тут очень красиво… есть и правда очень хочется!
Подоше?л молодои? хост и спросил:
– У вас зарезервирован столик?
– Да, на двоих, на имя Анри Моро.
Хост улыбнулся и одобрительно посмотрел вначале на меня, потом на Моро:
– Прошу вас, – он проводил нас за небольшую ограду из пышно разросшихся петунии?, – столик номер семь. Сеи?час подои?де?т официант.
Официант, в че?рном длинном переднике, прише?л через минуту, сияя, как новенькии? евро, и вручил нам фартуки, одноразовые резиновые перчатки, удочки и банку с наживкои?:
– Вы будете есть здесь или возьме?те с собои??
– Здесь, – кивнул Моро.
– Когда пои?маете рыбу, я принесу меню, месье Моро. Помочь надеть фартуки?
– Спасибо, мы сами, – Моро протянул мне передник, – это чтобы не испачкаться. Пои?де?мте ловить рыбу!
– Но я не умею! – пришла я в себя, – а если мы ничего не пои?маем?
Моро рассмеялся. Я впервые видела, как он смее?тся, открыто и очень привлекательно.
– Не бои?тесь, Ева. Я вас не съем.
Рыбу мы пои?мали на удивление быстро. Две довольно крупных форели. Для форелеи? был отведе?н небольшои? загон в реке, и она там буквально набрасывалась на любую приманку.
Анри пои?мал первым, как и ожидалось. Я с таи?нои? завистью наблюдала, как он ловко подсе?к добычу, зацепил сачком и выпустил в ведро.
– У меня так никогда не получится! – вздохнула я.
– Не отчаиваи?тесь, Ева! Ну же, смелее!
Когда у меня клюнуло, я завопила, как сумасшедшая по-русски:
– Господи! У меня клюе?т! Клюе?т!!! Что мне делать? Аи?! Ои?! Помогите!
Анри, смеясь, подставил сачок, и через минуту рыбина плавала в пластиковом ведре. Я была счастлива.
С уловом мы подошли к весам, где форель взвесили и попросили нас занять место за столиком.
Принесли меню страниц на десять. Я в замешательстве посмотрела на Моро.
– Советую вам попробовать форель в слое?ном тесте, в сливочном соусе с начинкои? из сан-жака, с брокколи и с молодои? морковью на гарнир.
– Звучит божественно! Я слышала, что французы – непревзои?де?нные кудесники кухни.
Моро взглянул на меня. Синие глаза искрились:
– Что еще? вы слышали о французах?
Я сама не поняла, как у меня вырвалось:
– Что французы – прекрасные любовники…
Синие глаза ярко сверкнули. Он посмотрел на меня прямо, без кокетства:
– Не желаете проверить?
– Не торопитесь, Анри.
Мы провели в Пуатье весь день. Гуляли по людным, средневековым улицам.
У памятника Жанне Д’Арк я остановилась, всматриваясь в волевое и страстное лицо Орлеанскои? Девственницы. Эта девушка появилась в истории Франции в едва ли не самыи? трагическии? период, и повернула ее? вспять. Здесь, в Пуатье, она прошла последнюю проверку Карла, подвергалась допросу богословов и отправилась в Орлеан, чтобы одержать первую грандиозную победу над англичанами.
Жанна, закованная в латы, в длинном платье, спадающем к ногам ровными капителями, стояла на высоком постаменте, опираясь на меч. Взгляд направлен вдаль, поверх голов прохожих и низких крыш средневековых построек. Позади возвышалось, устремляясь высокими шпилями и башнями ввысь, здание кафедрального собора, сложенное из почерневшего за столетия гранита. У стен еще? были хорошо видны колодцы и дно древнего рва, и осыпавшаяся кладка укреплении?, окруже?нная сеткои? от любопытных туристов. Горгульи с головами драконов свешивались с крыш. У некоторых за века отвалились языки и выпученные глаза, но они все? равно выглядели устрашающе.
Памятник Жанне казался совсем маленьким по сравнению с собором, но создавалось ощущение, что она охраняет его, заслоняет собои?.
– Красивая, – заметила я с сожалением.
– Да, она умела постоять за себя, – ответил Моро.
– Уметь постоять за себя… Я вижу – это важно для вас.
– А для вас? – Моро пристально смотрел на меня.
– И для меня.
– Расскажите мне что-нибудь о себе, – взгляд Моро скользнул по моим губам.
На этот раз он не поцеловал меня, но волна мурашек пробежала по руке от одного его взгляда.
– Что же мне рассказать?
– Что-нибудь…
Мы обошли несколько магазинов, где в витринах красовались, выгнув длинные шеи, строи?ные манекены в вечерних платьях.
Моро показал на красное платье с глубоким декольте:
– Вам это пои?де?т.
Мне тоже понравилось платье, но я сомневалась:
– Очень открытое. Открыты и спина, и грудь.
Моро взглянул на мою блузку, засте?гнутую на все пуговицы:
– Платье для самои? красивои? девушки. Вам нечего скрывать.
* * *
Вечером, проводив меня до порога дома и вручив пакет с красным платьем, Моро спросил:
– Какие у вас планы на завтра, Ева? Завтра суббота. Не хотите прогуляться по берегу океана?
В полутора часах от нас есть прекрасныи? остров, Иль де Ре. Можно позагорать, искупаться, поесть свежих устриц.
– Правда? Океан так близко? Я всегда мечтала искупаться в океане!
– В таком случае я заеду за вами в восемь утра. В десять мы уже будем на пляже, а в обед поедим устриц.
– Прекрасно! До завтра!
– До завтра! – Анри наклонился и поцеловал меня в ще?ку.
Я ожидала поцелуя в губы и была несколько разочарована.
У ворот он обернулся:
– Сладких снов, Ева!
– И вам!
После ухода Моро я побрела в спальню. Я так устала за день, что повалилась в кровать, едва раздевшись. Экран смартфона высветил цифры будильника: семь тридцать, – и погас.
На улице за воротами раздались быстрые шаги незнакомца. Он перелез через каменную кладку забора. Зашуршал под ногами белыи? гравии?.
Но я уже этого не слышала.
* * *
Будильник прозвонил в семь тридцать утра. Я вскочила и побежала в ванную. Включила кран, и из крана полилась ледяная вода. До вчерашнего дня я жила в гостинице, и совершенно забыла предостережение мадам Сабль, что в ваннои? вода нагревается с помощью печи, а печь нужно топить угле?м.
Зубы почистить и умыть лицо я смогла, но как принять душ?
«Подумаешь! В девятнадцатом веке люди справлялись, что же, я в двадцать первом не смогу?»
Я решительно спустилась в кухню и вошла в чулан, где хранился уголь. Уголь был сложен пластами, спрессованныи? в плотные кирпичики. Рядом лежали крафтовые пакеты, в которые уголь нужно было складывать и носить к печи. Очень разумно и удобно – уголь в пакете кладут в печь, поджигают бумагу и ву-а-ля! Проще простого! Чистая работа!
У стены стояли лопата и совок. Я облокотилась рукои? на косяк у двери, нагнулась за совком, а дальше произошло то, чего я совсем не ожидала. Раздался глухои? звук, будто ударили в барабан за стенои?. Вероятно, я задела ногои? нижнии? ряд кирпичиков, и уголь посыпался. Я вскрикнула и отступила к двери чулана, но она оказалась закрытои?. Пока я догадалась повернуть ручку, добрая половина кучи сползла мне под ноги. Че?рное угольное облако окутало меня, и я, чихая и кашляя, поспешила выбраться из чулана.
В ваннои? у печи я обнаружила несколько полных пакетов с угле?м и чуть не разрыдалась от досады. Печь я затопила быстро, уголь разгорелся, и в баке заурчала, нагреваясь, вода.
В это время раздался звонок в дверь. Я взглянула на часы. Ровно восемь утра! Это Моро!
Я открыла дверь, собираясь сказать что-то в свое? оправдание, но Моро, взглянув на меня, с порога разразился таким громогласным хохотом, что у меня язык прилип к не?бу. Я взглянула в зеркало, висевшее над комодом в прихожеи?, и совершенно онемела. На меня смотрело че?рное, как у кочегара, лицо с серыми волосами.
Анри, тем временем отсмеявшись, стал очень серье?зен. Он воше?л в дом и с порога, тесня меня в коридор, принялся жарко целовать.
– Моя Золушка, – шептал он, рассте?гивая на мне халатик.
– Подожди, подожди! Ты испачкаешься!
– Пусть! – мычал он, распаляясь.
– А как же Иль де Ре? – вяло сопротивлялась я.
– Он не уплыве?т, – Моро скинул с себя футболку.
– А если уплыве?т?
– Я наи?ду тебе новыи? остров, – прохрипел Моро, не владея собои?.
– Подожди! Подожди!
– Что? – взглянул мне в глаза Анри.
– Я – не Шарлот!
– Я знаю! – он скинул шорты и прижал меня к стене, подхватив за бе?дра.
У стены все? и произошло. Потом на комоде. И на полу прихожеи?.
Моро пылал, как уголь. Ле?жа на полу прихожеи?, блестя от любовного пота, он спросил:
– Тебе удалось затопить печь? – Анри снова смеялся, глядя на меня.
– Кажется, вода уже нагрелась. Что ты смее?шься? На себя посмотри!
– Посмотрю. Пои?де?м, я искупаю тебя, и продолжим в спальне.
– Да, пои?де?м!
Анри подхватил меня на руки и поне?с в ванную:
– Ты пахнешь угле?м. Никогда не думал, что это так сексуально.
До обеда мы занимались любовью. В перерывах мы лежали на прохладных простынях и смотрели друг на друга. Анри нежно проводил рукои? по моеи? спине, касался лицом плеча или просто неподвижно лежал, не сводя с меня глаз.
– Кто рассказал тебе про Шарлот? – спросил Анри.
– Мадам Сабль.
– Старая сплетница… Но ты что-то не договариваешь. У меня создалось впечатление, что ты знаешь, как выглядела Шарлот.
Я вздохнула. Зачем скрывать то, что так или иначе выплыло бы наружу.
– На днях я разбирала комод в спальне и нашла старыи? фотоальбом. Я бы не обратила на фотографии внимания, если бы мне на глаза не попалась одна – точно такая же была у моеи? бабушки. На фото – вся семья до отъезда бабушки Нины с родителями во Францию в тридцатом году. Бабушка, еще? совсем девочка, стояла рядом с матерью, кузинои? и другои? родне?и?. Это может показаться странным, но в нашеи? семье все женщины по материнскои? линии очень похожи. Даже если приходятся друг другу дальними родственницами. Моя мама говорила, что я очень похожа на бабушку, а в свое? время ее? и двоюродную бабку Нинон принимали за близнецов. Представь мое? изумление, когда я увидела портрет мадам Нинон в столовои?! Я поверить не могла, что портрету шестьдесят лет, и была уверена, что на портрете я! Невероятно! Поневоле поверишь в переселение душ! В альбоме были и другие, более поздние фотографии. Среди прочих я увидела фото девушки, цветное, современное фото. Она, как и прочие женщины в альбоме, была похожа на бабушку Нинон и отчасти на меня. Представь мои чувства! Я была заинтригована…
Моро смотрел на меня через завесу че?рных ресниц:
– И ты пошла к мадам Сабль, чтобы узнать, кто на фото.
Я кивнула:
– Она пила чаи? в саду, и я решила спросить, не помнит ли она кого-то на старых фотографиях. Мадам Сабль узнала Нинон. Сказала, что, когда она приехала в Бурпе?ль после замужества, недалеко поселилась ее? дальняя кузина с дочерью, тоже русская. Дочь кузины позднее вышла замуж за англичанина и вернулась в Бурпе?ль спустя много лет, после развода, со своеи? юнои? дочкои?. Дочку звали Шарлотта Ричардсон, или, по-французски, Шарлот. И что на цветнои? фотографии она – малышка Шарлот. Мадам Сабль сказала, что мадам Нинон собиралась завещать шато «Колло» Шарлот, но ее? трагическая смерть нарушила планы.
Анри продолжал смотреть на меня. Иногда мне казалось, что он не слушает. Он был занят созерцанием.
– Выходит, мы с Шарлот родственницы! Ты сердишься на меня, Анри? – спросила я, загораясь от его взгляда.
– За что? Твое? желание узнать правду вполне обоснованно. Но меня удивили твои слова. Шарлот давно в прошлом. Не скрою, вы внешне похожи, но не настолько, чтобы я не видел разницы между вами.
– Мне не дае?т покоя один вопрос: как мадам Нинон узнала обо мне? Связи с тои? семье?и? прервались почти девяносто лет назад! Мадам умерла в девяносто восемь лет, оставив наследство внучатои? племяннице.
– Я и сам пока не разобрался, – ответил Моро, – но даи? срок, разберусь обязательно.
– Ты женат? – спросила я.
– Разве для тебя это имеет значение? – Моро поднялся на локте и положил мне руку на бедро.
– Имеет! Я не смогла бы делить тебя с другои?.
Глаза Анри засверкали под че?рными бровями. Вот почему его глаза кажутся такими бездонными! Че?рные ресницы и брови обрамляют небесную синь глаз, как багет!
Его рука скользила по моему бедру, поднялась наверх. Лицо уткнулось в шею:
– О, да ты собственница! Значит, хочешь, чтобы я был только твои??
– Хочу.
– Я не возражаю. Буду твоим. И я не женат, и никогда не был. А у тебя кто-нибудь есть? После развода три года прошло.
– Да, прошло три года. Я вполне имею право завести парня!
– Да? И кто же он?
– Да нет у меня никого!
Моро перевернул меня на живот. Его горячая грудь прижалась к моеи? спине:
– Теперь есть.
Чем дольше мы занимались любовью, тем сильнее я влюблялась в Анри. Мне нравилось в не?м все?: запах и вкус горячего молодого пота в подмышках, вкус де?сен, упругие, натянутые мышцы живота, настои?чивые губы, ищущие поцелуев. Его жаркие объятия возбуждали меня, и я отдавалась ему страстно. Когда его пик был близок, он обнимал меня, крепко прижимая к себе. Я чувствовала, как в последние секунды он становился крепким, как сталь, восходящее лицо принимало выражение сладостнои? муки, и стон вырывался из полуоткрытого рта.
Тяжело дыша, он откидывался на подушку:
– Божественно! – полуулыбка блуждала по его лицу, – тебе понравилось?
Я кивала:
– Как во сне, как и хотелось!
– Я снился тебе? Расскажи! Что мы делали? Покажи, что ты делала со мнои?!
И все? начиналось с начала.
Во втором часу раздался звонок телефона. Анри дотянулся до мобильника на столике:
– Алло, Жанна?
– Ты уже в Бурпе?ле?
– Да.
– Можешь сеи?час приехать, Анри? – в телефоне раздался тревожныи? девичии? голос.
– А что случилось?
– Чарли куда-то пропал! Я уже все? обыскала! Он случаи?но не с тобои??
– Нет, Чарли не со мнои?. Давно он пропал?
– С раннего утра. Около восьми! Мне показалось, что он погнался за твоеи? машинои?! Я вроде бы даже слышу иногда его лаи?! Но вполне возможно, что мне просто послышалось! А вдруг он попал в ловушку или упал со скалы? Он никогда не убегал! С ним что-то случилось! Наверное, погнался за кроликом и провалился в нору!
– Не говори глупостеи?! Я скоро приеду!
Анри поднялся с кровати:
– Я отлучусь ненадолго. Звонила моя сестра Жанна. Пропал Чарли, наш сеттер, ее? любимая собака. Сестра в панике.
– Конечно, езжаи?! Я могу чем-то помочь?
– Нет, – Анри нежно поцеловал меня, – отдыхаи?, детка. Я вернусь – и мы продолжим, моя Золушка. Я позвоню.
Он позвонил через пару часов:
– Собака нашлась. Он деи?ствительно повредил лапу, сорвавшись со скалы. Я отвезу Чарли к ветеринару в Пуатье. У нас в городе доктор в отпуске. Позвоню, когда вернусь.
– Хорошо, удачи!
Моро заявился поздним вечером, около одиннадцати, и с порога бросился обнимать и целовать меня.
– Не могу без тебя! Соскучился! Мне мало дня! Хочу ночь!
Он развернул меня спинои?, расстегнул молнию на платье, и я почувствовала горячее прикосновение его груди к спине. Руки легли на мою грудь, шею обожгли жаркие поцелуи. Анри раздевался по пути к спальне и раздевал меня. Он снова развернул меня лицом к себе, и жадныи? поцелуи? охватил губы. Паря в его объятиях, я отвечала на жаркие ласки любовника.
Пружины матраса скрипели под нашеи? тяжестью. Страстное дыхание смешалось со стонами и скрипом кровати. Наконец, он остановился, насытившись, откинулся на смятые простыни, но продолжал смотреть на меня, лаская уже не руками, а взглядом.
– Уже светает, – улыбнулся он и закрыл глаза.
Но поспать он мне так и не дал. То и дело во сне я чувствовала его прикосновение. То он касался ногои? моеи? ноги, то рукои? спины, то губами плеча, словно проверяя, на месте ли я. Его живот коснулся моих ягодиц. Я еще? спала, а он уже овладевал мною. Я отдавалась ему со всеи? страстью, словно эта ночь была последнеи?.
* * *
Утром, около девяти, я внезапно проснулась. Утомле?нныи? любовник тихо спал рядом.
– Анри, вставаи?!
Моро открыл глаза и нежно погладил меня по ноге.
– Доброе утро, любимая.
Я попыталась вырваться из объятии?:
– Подожди! В котором часу обычно приходит сюда приходящая прислуга?
– Каше? Кажется, в девять!
– Вставаи? живо! Они сеи?час придут! Кажется, я слышу, как паркуется машина! Да, вставаи? же!
Анри, смеясь, побежал в коридор подбирать разбросанную одежду. Я, накинув халат, за ним.
Он, смеясь, натягивал брюки:
– Ну и что, если они увидят нас вместе? Чего ты испугалась? Сплетен? Или у тебя есть поклонник, о котором я не знаю?
– Иди же, господи! Да не сюда! Через заднии? вход! Быстреи?! Они уже идут по дорожке!
Я открыла вход на цокольном этаже. В это время у парадного входа прозвенел звонок.
– Мы встретимся сегодня? Встретимся? – шептал, прощаясь, пылкии? любовник.
– Встретимся!
– Когда? Когда? – он не давал закрыть дверь.
– Сегодня!
– Когда!
– В шесть вечера!
– Я заеду!
– Нет! Приходи на ужин!
– Мы проведе?м ночь вместе?
– Да! Да! Ты уи?де?шь или нет?
– Не мои?ся, слышишь!
– Ты с ума соше?л! Уходи же, мне нужно открыть дверь!
– Последнии? поцелуи?! Иначе не уи?ду!
Когда я открыла дверь, супруги стояли на пороге и смуще?нно смотрели под ноги. Не знаю, что они слышали, но мадам Каше поздоровалась и сказала:
– Пои?ду греть воду, – и тут же ушла на кухню.
Месье Каше, проводив взглядом проезжающии? по улице голубои? «Рено», показал рукои? на кусты роз:
– Я буду в саду.
Закрывая за садовником дверь, я вспомнила лицо Анри и его слова:
«Доброе утро, любимая!»
«Любимая! Мне не послышалось! Любимая!»
* * *
– Господи Иисусе! Что вы натворили, мадемуазель Ева? – услышала я изумле?нныи? крик мадам Каше из кухни.
Я бросилась к неи?:
– Простите! У меня уголь упал! Я помогу собрать!
Мадам Каше стояла перед раскрытои? дверью чулана. Уголь осыпался до середины стены и завалил пол до порога чулана:
– Как это произошло?
Я пожала плечами:
– Сама не знаю! Мне показалось, будто что-то сдвинуло кучу угля с места!
– Не переживаи?те! – мадам Каше доброжелательно улыбнулась, и мне стало очень стыдно от ее? улыбки. – Я давно говорила, что углю здесь не место! Раньше его хранили в подвале!
– Раньше?
– Восемнадцать лет назад, когда мадам Нинон жила здесь, уголь хранили в подвале! Перед отъездом она почему-то дала распоряжение сложить брикеты сюда. Столько грязи из-за этого угля! Рук не хватает убираться!
– Может, лучше отнести брикеты в подвал?
– Так и сделаем! Работы на полдня! Приде?тся собрать все? это в пакеты.
– У меня сегодня гости, в шесть часов.
– Не волнуи?тесь, мы управимся к приходу гостеи?. Вам помочь приготовить ужин?
– Нет, не нужно.
– Я позову месье Каше, а вы занимаи?тесь своими делами, мадемуазель Ева.
– Хорошо, я только быстренько приму душ.
Честно говоря, я была рада уи?ти.
У ворот я обернулась и оглядела дом. На фронтоне, под самои? крышеи? отчетливо выделялась дата: 1848.
«Дом был построен сто семьдесят лет назад. Интересно, кто был первым владельцем шато?»
Вспомнились городские че?рно-белые фотографии в нотариальнои? конторе мэтра Моро. Я бы узнала шато из миллиона других. На фотографии дом стоял на фоне высокого виадука, по которому ше?л, пыхтя паром и дымом, паровоз. Других строении? рядом не было, дом будто парил над рекои? в окружении высоких кипарисов и пирамидальных туи?. Я подумала, что на фотографиях совсем нет белых акации?, которые сеи?час в изобилии растут вокруг.
На всех фото было указано название мастерскои? и год 1884, когда фото были сделаны. Я запомнила название улицы и адрес: рю де Арми, 5, Бурпе?ль, Пуату-Шаранта. И решила проверить. В самом деле, если мои? дом сохранился с тех пор, и форт, и мельница, и церковь, то почему бы не сохраниться мастерскои??
В самом начале рю де Арми стоял новыи?, отстроенныи? пять лет назад, супермарше. Это было современное сооружение с большои? парковкои?, бензозаправкои?, мои?кои? машин и прочими необходимыми службами. Он казался гигантом по сравнению с домиками горожан под красными черепичными крышами. Супермарше будто бы насильно втиснули в средневековыи? пеи?заж. Он сверкал металлом, стеклянными перекрытиями в модном современном дизаи?не. Казалось, что квартал нужно было снести, чтобы супермарше уместился в городке. На самом деле, магазин был построен на бывшеи? рыночнои? площади.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-grozovskaya/styd-70244431/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Бонжур, Ева!
– Бонжур, мадам! Но я не Ева! Я ее сестра, Анна. (Фр.).
2
Данте А. Божественная комедия, Чистилище, песнь 26, ст. 34-36. Перевод М. Лозинского.
Елена Грозовская
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 09.07.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Бывали ли вы в Пуату? Нет? А это, между прочим, историческая область Франции, известная ещё со времен Юлия Цезаря! Особенно интересен городок Бурпёль – маленький, провинциальный, затерянный в глуши, но в нём всегда происходит что-нибудь загадочное, иногда, страшное… особенно после того, как в городке появились две русские красавицы, Анна и Ева. То наводнение нахлынет, то новая Золушка получит в наследство старинное шато, то клады времен Наполеона отыщутся, то коты таскают хозяевам деньги пачками, то Дракон налетит, то Чудовище из старых легенд забредёт в поисках Красавицы. Впрочем, поисками заняты все герои. Они, так или иначе, связаны друг с другом. "А причем тут стыд?" – спросите вы. Хороший вопрос! Может быть, потому что людям свойственно всегда чего-нибудь стыдиться… Мораль всегда присутствует, особенно в сказочных историях, даже если они пересказаны на новый лад и действие в них происходит в наши дни!