Главная страница | Современная русская литература | ‎Красавица и чудовища

?Красавица и чудовища
Данила Пархоменко


Сказка про власть(В книге имеется по меньшей мере одна Красавица и множество чудовищ довольно разного толка. Никакого особого обмана ожиданий на тему истории Красавицы и Чудовища не присутствует).





?Красавица и чудовища



Данила Пархоменко



Иллюстратор Данила Александрович Пархомерко



© Данила Пархоменко, 2023

© Данила Александрович Пархомерко, иллюстрации, 2023



ISBN 978-5-0060-8280-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




1


– Покиньте нас.

Таковы были слова Его Величества. Элиза не разглядывала ни мраморный пол, ни отражения советников, столпившихся у трона, хотя ее глаза смотрели вниз, к краю юбки, скрывающему приклоненное колено, к холеным, без единого изъяна, пальцам левой руки, придерживающей оборки.

Сегодня был особый день – такой день, когда не имело смысла обдумывать возможные печали. Ведь решалась ее судьба. Любая лишняя мысль доставила бы лишь боль утраты от и так отсеченной судьбы, от отсеченных мечтаний и надежд.

– Буду краток.

Таковы были слова Его Величества.

Но за ними ничего не последовало.

Двери закрылись. Они остались наедине. Пока стража не выстроила квадраты, кто-то из покинувших зал сановников еще мог замешкаться, задержаться и успеть расслышать, но не было сказано ничего. Значит слухи об аудиенции будут распущены иначе.

Что же такого Его Величество пожелали объявить лично ей?

– Впрочем, – вздохнул он, – особо кратко не выйдет. Младшая Бенуа, скажи, для чего я тебя вызвал?

Было интереснее узнать, почему подле его кресла не осталось ни одного человека. Никого сведущего в магии и проклятиях. Никого из Тортю.

– Ваше Величество, – без заминки высказалась она, – если вы позволите мне смелость трактовать ваш жест на вчерашней благотворительной церемонии…

– Дозволяю.

– Вы сняли шнурок с печати на дарственной ваших покорных слуг Бенуа. А потом…

Хоть она и запретила себе думать о лишнем, но все еще никак не могла понять зачем нужен этот экзамен и искала упущенные объяснения. Чувствовалось неприятное ощущение какого-то ранее незамеченного заговора.

– Все так и есть, – отмахнулись Его Величество, – скажи одним словом.

– Замужество.

– Добавь еще три-четыре слова, – улыбнулся он.

– Договор вассалитета. Юг, – тихо сказала она.

– Восток, – поправил он.

Некоторое время он молчал, поглаживая подбородок, пристально глядя на совершенно неподвижную гостью.

– Мне радостно, – проговорил он наконец, – что некоторые мои подданные еще помнят историю моего славного прадеда и внимают моим жестам. Впрочем, речь сейчас о другом. Я назначаю тебя. Герцогство Эгаре. Ты знаешь его историю?

– Да. Ваше Величество.

– Дозволяю спросить. Коль скоро мне нужен вассалитет Эгаре… Ты не спросишь, отчего я отправляю тебя, а не армию?

– Нет. Ваше Величество. Сказочные земли нельзя подчинить настоящей армией.

– Ммм… Твоя правда. Только это не сказка, а обычное белое пятно за лесами наших восточных границ. Совсем недалеко от Бенуа. Что скажешь?

Что за бред? Его Величество хотят позабавиться? Или они всерьез взялись за эти пропащие земли? В скормленных советникам идеях были только намеки отправить ее в Запретные Земли. А он пожелал добиться их «вассалитета» лишь ее силами? Хотя… не важно. В империи вряд ли найдется духовный знахарь, что возьмется удалять проклятия. А на чужбине можно не стесняться любых методов, так что пусть и с таким заданием…

– Если это не сказка, то Ваше Величество бесспорно правы, – без всякого намека на эмоции произнесла Элиза, – настоящей армии там не место. Темные силы, укоренившиеся в герцогстве, не могут быть развеяны ценой жизни ваших верных рыцарей. Если бы это было в силах какой-либо армии в мире, ваши доблестные подданные преподнесли бы Вашему Величеству победу над к… герцогством.

– Даже ты способна оговариваться, – хмыкнул он, – да. Я слышал, что когда-то Эгаре было княжеством. Или королевством. И, как ты уже знаешь, у нас большая беда. Что скажешь?

– Ваше Величество, нет таких бед, что…

– Есть. И ты сама это прекрасно знаешь. Вопрос лишь в том, сойду ли я в могилу раньше, чем недоимки в казне превратятся в… – он пристально посмотрел на гостью, – как думаешь, скоро ли я лягу в могилу?

– Я не смею думать об этом. Могу лишь сказать, что вы моложе моего папеньки, и я уверена, что он проживет еще много лет.

Император не ответил. Он снова тер подбородок, но теперь он выглядел несколько разочарованно. Почему?

– Мне доложили, – сказал он скучающе, – что в герцогстве Эгаре начались движения. Я назначаю тебя решить этот вопрос.

– Как пожелаете. Ваше Величество, – произнесла Элиза.

– Прошли времена, когда можно было просто радоваться тому, что княжество сгинуло за магической завесой, закрыв часть нашей восточной границы, – сказал он отвлеченно. Элиза не совсем понимала, что Его Величество имеют в виду. В каком смысле сгинуло? Непроходимые леса за границей Бенуа, сиречь за границей империи, были всегда. Дорога к Запретным Землям имелась, но ей пользовались только редкие купцы, да священники. Впрочем, вероятно, Его Величество ничего не имеют в виду, а просто хотят создать видимость.

– Но последние годы все наше священное наследие требует решительных мер… – продолжил он славословить, – остается прибегнуть к помощи самых верных вассалов моего прославленного деда. Бенуа умеют растить дочерей для политических браков? Тебе придется продемонстрировать преданность своей семьи, младшенькая…

Кажется, он лгал. Но сейчас это было не важно. Правда, это не мешало запомнить все сказанное.

Теперь достаточно показать, что идея о ссылке – не ее, а его. Скажем, чуть дрогнувшем голосом:

– Как пожелаете. Ваше величество.

– Я слышу отчаяние? – хмыкнул он, – или мне показалось? Можешь затребовать пятерых людей. Тебе нравится, когда их пять? Ты сама верно отметила, что армии там не сладят, так что пятерых будет достаточно. Мой прадед угробил восемь десятков своих лучших рыцарей на подступах к этой дыре. Я помню эти уроки… Теперь… Можешь объясниться или возразить.

Элиза пропустила мимо ушей слова про «пять». Было несколько странно, что Его Величество не упомянули про полторы сотни тех, кто был вооружен аркебузами, не говоря уж о кавалерии. Его Величество хотели подчеркнуть то, что они тоже теряли тех, кто был посвящен в рыцари. Дурная шутка?

– Ваше величество. Я унесу в могилу ваши слова о недоимках в казне и вашем здоровье. Могу ли я надеяться на тайные эдикты или хотя бы дорожное предписание.

Он рассмеялся:

– Недоимки, значит, у тебя идут первыми. Ха… Но… кстати, зачем тебе эдикты? Почему во множественном числе?

Какие мелочи! И почему он до сих пор никак не намекнул на ее проклятие?! Ему не докладывали?

– Ваше Величество. Для подобной экстраординарной задачи мне потребуются люди не вполне подходящие друг другу.

– Разумно. Разумно. Но не затягивай. Вряд ли ты сумеешь подготовиться полностью. Я – и вся твоя семья – будем надеяться на лучший исход. Промедление – смерти подобно. Не забывай этого, – ласково проговорил он.

– Конечно. Ваше Величество.




2


– Госпожа Беной, – постучался в переднее окошко кареты кучер.

К сожалению, Элиза не подумала о таких простых вещах. Пять человек – это вовсе не пять доверенных лиц в дополнение к слугам. Это просто «пять человек», не включая кучера.

– Слушаю.

– Госпожа Беной, ось как бы тут… в общем… Теперечи нету ее… Ну, то есть сзади еще ничего…

– Ты это уже говорил.

– Но теперь-то, госпожа Беной, ведь… совсем того…

Элиза отодвинулась в тень, так чтобы ее лица уж точно не было видно снаружи.

– Что скажете, лейб-медик? – холодно спросила она.

– Перестань, здесь не осталось места формальностям, – ответил сидящий напротив мужчина с обезображенным лицом.

– Святой отец будет против того, чтобы я назвала вас по-родственному, – напомнила Элиза.

– Его здесь нет… – он облизал губы и откашлялся, – тогда, о урожденная Бенуа, не оставите ли вы, наконец, формальности? Ради своего колдуна.

– Эрик, вы не колдун, – ответила она, – но мне интересны ваши соображения.

– Мои соображения… – задумчиво сказал он, приглаживая ус над разорванной губой, – мои тайные соображения состоят в том, что пора спешиваться и, скрываясь, бежать к границе. Нельзя ждать чего-то хорошего от подобных заданий. Я испытал не одно…

– Оставьте поучительную историю вашей жизни. Мне интересно, что говорит ваше чутье именно сейчас, – холодно сказала Элиза.

Его история была и так известна – делавший военную карьеру старший незаконнорожденный брат замахнулся слишком высоко и оттого должен был сгинуть адъютантом в нескончаемой бойне где-то в южных болотах. Так и вышло. Но лишь на время. Каким-то чудом, через полтора года, он объявился вдвоем с Шоном – генералом исчезнувшей там армии. Вид имел нездоровый, к тому же обзавелся татуировками. Генерал уверял, что его адъютант наловчился исцелять все болезни, от болотной малярии и тифа, до гангрены и ходатайствовал о даровании тому чина лейб-медика. Сам же Эрик все отрицал. Четыре месяца назад генерал все-таки скончался от сифилиса, и положение Эрика начало стремительно рушиться. Не удивительно, что он считал приглашение в экспедицию лишь очередной попыткой просто избавиться от него.

– Пусть, – ответил он, – но сперва надо помочь с починкой. До вечера недалеко, а там и ночь…

– Пусть кучер делает свою работу, – еще более холодно сказала Элиза, – а ты – свою.

– И какую же? – вскинул он подбородок.

– Слуге это должно быть очевидно.

– Пусть… Я отвечу, но сперва ответь ты, для чего тебе этот бесноватый инквизитор? И, что самое главное, эти… достойные… девчонки со стариком и старухой?

– Вот потому от тебя и хотят избавиться, – наставительно сказала Элиза, – мои фрейлины достойные дочери своих семейств. «Старик», что их сопровождает – бывший рыцарь императорской гвардии. Проследи за ним внимательнее, чтобы не задавать вопроса «зачем».

– Следил. Он слаб.

– Не на силу смотри, – гневно прикрыла рот веером Элиза, – а, как ты выразился, «старуха» – единственная, кто способна поддержать их быт в достойной для долгого путешествия форме.

Касательно «старика», должно быть, в нем говорила зависть. Жак был из той особой породы немолодых военных ловеласов, что успели растерять угрожающую стать, но тем только приумножили харизму поэтичного дамского угодника и умелого льстеца.

– Бенуа, ты не ответила, для чего тебе они? И этот бесноватый?

– Тише, если не хочешь отлучения, – шикнула Элиза, – представь, что это военное дело и поразмысли, для чего.

– Не для чего… – он отстраненно откинулся на спинку дивана.

Элиза подняла глаза.

С таким отношением они все умрут. Но они всегда и все умирают.

– Напомню, что на людях следует звать меня на «вы», – сказала она, выждав, надеясь немного узнать истинные рассуждения бастарда, – можете без титула.

Он не удостоил ее ответом. Элиза пересчитала складки веера пальцами левой руки, наблюдая за странностями его поведения, раз уж Эрик отказывался объясняться:

– «Вам, кажется, хочется покинуть меня? Отчего вы начали ерзать?» Хотя бы так, – холодно предложила она.

– Показалось, – пробормотал он и поднял стекло окошка.

– Нельзя так мне отвечать, – Элиза резко сложила веер. Что за дурья голова у него с собой?! Своя собственная, с которой он каким-то чудом успел выслужиться в столь молодом возрасте, определенно осталась где-то еще.

– Ответь, зачем ты здесь? – шипящим шепотом спросила Элиза.

– Охранять, – пожал плечом он, оглядывая придорожный лес сквозь поднятое окошко. Кажется, он прислушивался.

Сдержанно выдохнув, Элиза продолжила:

– Представь, что и здесь ты приписан к генеральской ставке. Зачем ты здесь?

– Охранять. Не мешайте.

– «Охранять» – это твои рядовые. Слуги. Ты-то…

– Тихо, – прервал он, – звук.

Элиза недовольно цыкнула.

– Как волки, – пробормотал он, – они, когда окружают, молчат, только подсипывают и подкряхтывают, если совсем голодные… Вот как-то так…

Он попытался продемонстрировать.

– Но? – поторопила она продолжение. Наконец-то он начал делать свою работу, но был слишком медлителен в объяснениях.

– Сейчас другие звуки… Мерещится. Я схожу, удостоверюсь. Оставайтесь здесь, – он бахнул кулаком в переднюю стенку. Элиза поморщилась.

Когда карета остановилась, она тоже услышала. Возня кучера и все прочие звуки притихли, оттого сипение стало ощутимо. Многоголосое и исходившее отовсюду.

Холод ужаса сковал поясницу. Как будто огромнейшая ледяная пиявка присосалась ко всей спине и готовилась втянуть в себя не застывшую кровь, а все похолодевшие и казалось размякшие кости, прямо до кончиков пальцев.

– Я не разрешала, – сказала Элиза устало.

– Я попробую отбить дорогу назад, хватайте лошадь по моему сигналу, а до того… – скороговоркой выдал приблизившийся вплотную Эрик.

– Я не разрешала, – холодно повторила она, – помогите встать.

Огромный пышный подол помогал скрыть ходящие ходуном колени. Верхняя часть тела была и вовсе почти без чувств.

– Это мой долг! – крикнул Эрик.

– Твой долг – слушаться меня, – холодно сказала она, сжимая изо всех сил край дверного проема выходя наружу, – ты умрешь, когда я прикажу. Не раньше и не позже.

Какой же кретин! Он сам смотрел на дорогу. Он должен был видеть обобранные кусты с ягодами и редкие, но заметные, человеческие следы. Впрочем, Элиза тоже могла ошибаться. Здесь было неведомо все.



– Феона, Мария! – крикнула она в направлении стоявшей в стороне кареты. Где-то вспорхнула птица. Зверей стало почти не слышно. Видимо, из-за шума крови в ушах.

Ждать, наверное, пришлось недолго, но каждое мгновение разворачивалось бесконечностью готового случиться ужаса.

– Феона, держи меня под локоть. Идем, – приказала она.

– Куда, Элли? – спросила Феона, но живо обняла ее сбоку. Высокая и нездорово худая, выглядящая лет на десять старше своего юного возраста. Выглядящая умудренной, но ослабевшей от тяжелых утрат. Хотя в действительности с ее натурой все обстояло ровно наоборот. Пока Феона держала, можно было не бояться оступиться на подгибающихся от страха ногах. И можно не бояться, что до такой фрейлины, как она, дойдет безвыходность ситуации.

Мария же…

Впрочем, они – просто свита.



Четыре девушки кандидатки на политический брак второго рода – на брак с подавленной мятежной аристократией. Для экспедиции Элиза выбрала двоих. Отмеченных теми самыми обстоятельствами. Если не считать проклятия, она вовсе не хотела спасти их от предначертанной происхождением участи, так как в этом самом будущем не было чего-то особенно страшного. Конечно, фактически, им суждено было быть выданными за побежденных и униженных сорвиголов, чьи амбиции и военные планы были растоптаны, но чей статус или местное влияние не приемлили казни. Им суждено было стать заложницами среди ненавидящих их людей. Но воспитание должно было нивелировать большинство проблем (хоть и не такое превосходное воспитание, как у Элизы). Подавляющее большинство из жен, чего не скажешь о сыновьях и дочерях мятежников, не могли похвастаться подобной «тяжелой судьбой». Первые – так и вовсе рекрутировались на совсем уж незавидные позиции в имперской армии. Вторые – входили в преданные низкоранговые дворянские семьи, где все претензии на величие безжалостно вымывал неизбежный быт.



Лучше было думать об этом, чем о проклятии и том, что ждет в лесу. Все, чтобы отвлечься.



Расчет был прост. Поначалу он казался безумным, но никаких других вариантов для «первого шага» плана она не смогла измыслить.

А уж когда она заметила обобранные кусты вдоль дороги, то только уверилась в правоте своей стратегии. Похоже, в Запретных Землях простые люди и впрямь жили как обычно. Собирали грибы, ягоды и травы в лесу. А уж у широкой дороги обирали вообще все, что было на виду.

Кто бы ни захватил замок владельца Запретных Земель, ему требовались люди. От кого еще ему откусывать себе средства на жизнь? (Конечно, если он умудрился найти иной способ поддерживать свои владения, то стратегия Элизы была бы не верна. Но в таком случае можно было бы ставить крест вообще на всей человеческой ойкумене – такого не случалось за все прошедшие века.) И потому владелец Запретных Земель должен был позволять своим людям жить достаточно нормальным образом.

В этом и состояло противоречие. Даже если допустить, что тщетность попыток империи пробраться сюда была вымыслом проворовавшихся военачальников прошлого (якобы они раз за разом теряли большие армии), то за последний век в Запретных Землях должны были появиться по меньшей мере банды. Но от местных жителей приезжали лишь редкие торговцы. В церковных книгах были сведения о действующем в безымянном городишке приходе.

При всем этом армии и бандиты не овладели Запретными Землями.

Потому единственный разумный шаг, который выбрала Элиза – вторгнуться без оружия. С откровенно плохой охраной. И без умысла навредить, потому как земли явно охранялись чем-то неестественным.

С умыслом была самая большая загвоздка. Но Элиза решила и ее.



Размышления и воспоминания помогли избавиться от страха. Впрочем, если бы не Феона, она бы вряд ли осилила больше, чем несколько шагов. Элиза представляла себе множество вещей, которые могли таиться в этом лесу. Таких, что могли бы остановить любые армии и любых бандитов. И каждая из этих мыслей все больше сковывала.

Все же удалось пробраться довольно глубоко.

– Мы по нужде? – нарушила молчание Феона, томительно вглядываясь в ее лицо. Судя по тону, ей показалось, что она смогла распознать замысел госпожи.

Элиза хотела ответить. Но посчитала это лишним – она заметила зверя, появившегося в чаще, прямо как ниоткуда.

С Марией дела обстояли еще хуже. Она была полной противоположностью Феоны во внешности и умении подмечать очевидное. Но это омрачалось иногда выходящим на поверхность безумием, проявившимся еще в совсем юном возрасте.

И сейчас, кажется, это было оно.

Мария, зардевшись, тоже пристально следила за зверем. Его шерсть была перепачкана чем-то вроде мха. Нос морды, сипло и с большим трудом втягивающий воздух перед Марией, вдруг, мокро щелкнув, начал выворачиваться наизнанку, вытягивая наружу вывернутые тонкие трубочки ноздрей. Они казались неправдоподобно длинными.

– Смотри мне в лицо, – резко сказала Элиза Феоне.

Глаза зверя открылись, но из прогалин за веками только вспорхнули какие-то мушки.

Не отрывая взгляда от животного, Элиза, на сколько позволяли дрожащие пальцы, наматывала взятую с собой ленточку к себе на мизинец правой руки.

Запасной козырь, к которому она решилась прибегнуть.



Ведьминых проклятий обычно боятся только простолюдины. Любую ведьму можно просто убить или, на худой конец, уговорить снять порчу. Но иногда, все усложняется. Особенно если твой собственный отец по настоянию церкви одобрил и подписал указ о казни отлученного. И если оный отлученный – уже изгнанный из священного сана и имеющий неоднозначную репутацию владелец сиротского приюта, коий он организовал вместе с никем иным, как со старой ведьмой, как говорили слухи. Еще хуже, если оная ведьма проникла к тебе на чаепитие в саду, пока отец в отъезде. И уже совсем плохо, если она взяла у каждого из собственных воспитанников jusjurandum о твоей невыразимо ужасной смерти и принесла оных в огненную жертву во исполнение проклятия. И, повязав ленту, отдала и собственную жизнь. И, вдобавок, вовлекла обеих присутствующих на чаепитии фрейлин.

Мир крайне забывчив. Он легко засыпает песком многие клятвы, хоть в вечной любви, хоть в ненависти. Только волшебство отчего-то держится нерушимо, сколько не шли бы года. В особенности, темное волшебство. Вероятно, Запретные Земли тому подтверждение. Пока не исполнится заложенное ведьмой условие, пока не исполнится задуманное, мир не подумает исцелить этот изъян в своей плоти – заставит страдать и гибнуть хоть целые народы. Стирая людские жизни и память о них, он не трогает однажды заложенные причины страданий и зла. Как будто бы он сам – не больше, чем незаживающая рана в небытии.

Да, он не подумает исцелить этот изъян, но не помешает, скажем, тому, как у этих повстречавшихся животных вскрываются и произрастают заново глаза (хоть и не в изначальных местах), как нетерпеливо способны двигаться кости и когти их лап, даже когда остатки шкуры болтаются над ними, как бесполезная накидка.

Но сейчас в этом была большая выгода для Элизы.

Проклятье, наложенное на нее и фрейлин, было не меньшей силы. Законы бытия должны были исполнить его самым страшным образом – то есть вовсе не в каком-то лесу. Элиза твердо чувствовала это каждую ночь, когда ей снился горящий домишко. Она видела лишь пепелище, но во снах она слышала голоса каждого из воспитанников. И тех, с кем они разделяли судьбу в будущем и прошлом. Голос казненного, голос нянек, голос поджегшей себя ведьмы.



Грязно-сиреневая лента казалась холоднее и горячее всего, чего Элиза когда-либо касалась. Рука будто бы отказалась сообщаться с обычными чувствами, как если бы она погрузилась во что-то запредельное. А затем и все тело выпало из реальности. Она все еще стояла, опираясь на Феону, но казалось, что за тонким покровом собственной кожи бушует чудовищный ураган, жар и холод. Ощущение сродни лихорадке, когда привычные предметы и привычные источники тепла и прохлады ничего не могут поделать с тем, что творится внутри.

– Уходите, – тихо сказала Элиза зверям.

Они должны были почувствовать, что добыча уже давно схвачена. И вовсе не ими.

С того злополучного дня чаепития она чувствовала, что ее судьба больше не принадлежит ей. Ведьма не пожелала им легкой смерти. От этого нельзя было избавиться просто умерев заранее. Земля, по которой ходила Элиза, с тех пор казалась иллюзией, скрывающей бездонный океан, ждущий своего часа, чтобы разверзнуться и поглотить ее. А внутри нее самой затаилось что-то, чему невозможно перечить. Огромное, безмозглое и пугающее, ждущее своего часа, чтобы в нужный момент проклятье сработало безошибочно. Возможность быть разорванной какими-то зверями в безымянном лесу противоречила предназначению этого спрута.

– Кое-кто может обидеться, – чуть громче, но все так же холодно, проговорила Элиза, оглядывая морды, – если дернетесь дальше. Вы не чувствуете? Очень обидится. Уверяю.

Она подняла руку с привязанной ленточкой.

– Инсатте ха и’гхерра! – проговорила она, зажмурившись, стараясь вспомнить слова, чтобы до зверей наконец дошло. Она не старалась вспомнить их полностью. Долгие часы она мысленно вглядывалась в поселившееся в ней пятно проклятия – в некого спрута, пытаясь почувствовать, какой именно язык описывал его бытие. От этого в голове всплывали самые разные конструкции, противоречащие друг другу. И все они лишь отдаленно напоминали то, что она тогда услышала в саду…

А теперь вокруг был слышен только шелест листьев. Дыхание зверей умолкло. Шли минуты.

Пятно спрута лениво переливалось своим непонятным телом где-то в глубине сознания или плоти. Хотя она так надеялась, что он покажется и отвадит чужих зверей.

Скучно.

Конечно же! Ему было скучно. Может быть, он, не получив новых жертв, отказался от возложенного на него долга и просто ждал, пока его ничем более не полезные игрушки окажутся съеденными.

Тогда надо просто принести ему жертв?

Элиза ощутила приятное покалывание и открыла глаза. Это было правильное решение – направление мыслей сменилось. Столкнувшись взглядом с Феоной, кажется, начавшей понимать ситуацию, Элиза пришла в себя.

– Нас зовут, – повторила Мария.

– Я слышу, – кивнула Элиза, окончательно взяв себя в руки. Только сейчас она поняла, что звери куда-то скрылись, а какие-то люди звали со стороны дороги, – мне нужно по нужде. Феона, помоги мне. Хочу вас поблагодарить, дорогие мои. Только прошу, на всякий случай, не распространяйтесь о случившемся.

– Конечно, – подхватила Мария, – у меня, так и вовсе галлюцинация случилась. Я о таком никому, кроме вас, не распространяюсь!

– Ой, так это галлюцинация была! – встрепенулась Феона, – то-то я думаю… Хоть и не видела, а ближний был фунтов шестьсот. По сто… сто семьдесят пять фунтов на каждую лапу, – с трудом прикинула она, – потому как деревцо, что там раньше стояло, не сломалось, а раздавилось. Звук оттого совсем другой. Видишь, Мария, я тоже на что-то гожусь!

– Что за платок ты госпоже подаешь? – нехотя сказала в сторону та.

Элиза была безумно благодарна свите. Лучших фрейлин и пожелать было нельзя. Они ни словом не намекнули на то, как она тряслась от страха. И сами не сплоховали.

– Госпожа Беной! – раздался крик чуть ближе. Это был кучер. И с ним кто-то еще, незнакомый. Хотя Элиза требовала не разделяться без приказа. Вот ведь своенравные создания!

– Госпожа Беной! Тут стая медведей! – показался он из-за деревьев.

– Сам-то слышал, что сказал? – сказала Мария.

– Да, госпожа Мария! Мы пересеклись с патрулем! Говорят, они отпугнули каких-то медведей! Возвращайтесь назад срочно! Молю вас, благородные госпожи!

– Что за медведи? – надменно спросила она.

– Тутошние. Сказали, они из спячки под землей иногда выходят, если много пришлого народу начинает дорогу топтать.

Дела были плохи. Ее рудиментарных познаний в зоологии было достаточно, чтобы понять, что это утверждение было не вполне здраво.

– Мария, Феона, идемте, но не приближайтесь к нему. Держитесь со мной, – тихо приказала она, – кстати, вы понимаете, что он бредит?

– Да, – придвинулась к ее уху Мария и прерывисто прошептала, – великая, великая, великая мощь, что смоет начисто все: что усталость, что слабость, что смерть тех, кто был призван хранить покой замысла, коему настанет время воплотиться в этих землях. Настанет. Неумолимо настанет. Лишены они дара сна, не то, что спячки, лишены они покоя смерти…

Элиза облегченно вздохнула. Мария пока была в порядке и, хоть и беспокойно, но трезво оценивала ситуацию.

А вот Феона непонимающе бегала глазами вокруг, не проронив ни слова.




3



Встретившийся отряд оказался не слишком большим и организованным. Одетые в старомодную городскую одежду мужчины бродили кто куда, глазели на лошадей и кареты, и, пока что, не выказывали враждебности. О том, что это и вправду «отряд», говорили лишь одинаковые егерские шапки, да разномастное оружие, среди которого виднелась пара мушкетов. Взгляд Элизы зацепился за фасон шапочек. О сюзерене в Запретных Землях ходили лишь смутные слухи, но, перед самой экспедицией, ее конфидант успел преподнести недвусмысленные свидетельства. Ни в купеческих гильдиях, ни в старой столичной ратуше не было списанных или изъятых путевых или товарных грамот из этих земель по крайней мере, со времен пожара еще при дедушке нынешнего императора. Вопиющая пустота, если не считать наследных, союзных и доверительных грамот, не имевших дворянских печатей. Отчего-то все закрывали глаза на этот занимательный факт. Как бы то ни было, было совершенно ясно, что лорд Запретных Земель, по меньшей мере, отстранился от дел. Потому встретить егерскую службу было крайне необычно.

С другой стороны, фамилия Бенуа не произвела на них особого впечатления, как быстро выяснила Элиза, выйдя на дорогу и будучи представлена внезапным гостям. Так что встреченные могли быть просто безумцами.

– Госпожа Элиза! – продравшись сквозь кусты крикнул Эрик, – немедленно возвращайтесь в экипаж! Здесь видели стаю хищных зверей!

– Да, – наклонила голову Элиза, – здесь отчего-то все сошли с ума и делают, что хотят.

Когда Эрик поравнялся с ней, она со всей силы вмазала сложенным веером примерно в район уха. Непозволительно! В воздухе осталось несколько фрагментов перышек, которые венчали складки веера.

То, что до того казалось всего лишь одним из проявлений страха – тяжелый едва уловимый запах, чувствующийся лишь в том, как он обволакивает пересыхающее горло – был настоящим запахом, исходившим от этих зверей. И Эрик весь им пропах. Он был совсем близко к ним… Еще чуть-чуть и…

Что может быть проще, чем просто следовать ее приказу?!

Хорошо, что Феона снова помогла удержаться на ослабевших ногах.

Шрамы на лице Эрика неравномерно налились кровью от ярости, но все же он извинился.

Элиза не чувствовала раскаяния.

– Милая леди, что вы такое делаете? – раздался веселый удалой голос.

– Представьтесь моим слугам, – с жестом, как будто стряхивая капли с пальцев, сказала Элиза, – если они заключат, что ваше дело имеет значение, я позволю вам говорить.

Элиза до сих пор была вне себя от безрассудства Эрика, потому ляпнула первое, что пришло в голову, только бы избавиться от лишних разговоров. Однако она тут же поняла, что зря.

– Но мне хочется узнать ваше имя именно от вас, – капризно протянул он, подходя ближе, очевидно не поняв, кто перед ним. Высокий и мускулистый провинциальный щеголь. Впрочем, его лицо было достаточно обаятельно.

– Представьтесь сами, – холодно сказала она.

– Зовите меня просто: Жерар. Я местный воевода. Я – тот, кто защищает город и хранит покой большей его части, – он сорвал с себя не-егерскую шляпу и легонько поклонился.

– И что же вы хотите?

– Узнать ваши имена и цель визита, милые леди.

– Вы сами сказали, что способны хранить покой лишь части города. Потому я расскажу лишь о части своей цели. И лишь когда мы войдем в город, – сказала Элиза.

– Каюсь! Но как я могу успокоить все женские сердца в моем городе, когда я несу в нем службу? Войдите в мое положение, милые леди!

Он, похоже, был вменяем. И он что-то скрывал. Он чуть запнулся, выдавая свою пошлую реплику про женские сердца. Ничего особенного, но Элиза все же решила взять себе на заметку.

– Не возражаете ли, госпожа, – шагнула вперед Мария и, получив кивок, продолжила, приподняв подол. Похоже, только Элиза оценила это движение – как та разжала пальцы, выпустив ткань чуть раньше, чем нужно, – зовите меня Мария Ламарк. Мы были бы благодарны, если бы вы позаботились о достойном ночлеге для госпожи Элизы и Феоны.

– Не извольте беспокоиться, – хлопнул в ладоши Жерар.

– Я не закончила. И я изволю беспокоиться. Вижу, чувствую, вкушаю, зрю, как неведомое зло медленно и безвозвратно вырывает из вас что-то, что вы считаете своим по праву. Вы видите в нас какой-то новый шанс. Но я изволю беспокоиться, что шанс этот ложен. Я изволю беспокоиться, что впереди вас жд…

– Не в том смысле, – перебил побледневший Жерар.

Мария торжествующе глянула на Элизу.

Поначалу предложение Марии показалось ей не лишенным смысла. «Ты с каждым днем сама все больше на ведьму походишь,» – говорила Мария. «Давай, когда на тебя косо посмотрят, я буду жутковатым манером свои наблюдения рассказывать? Так на тебя никто ничего особенно дурного не подумает. А про меня и так слухи ходят, хоть вешайся.»

Идея казалась не так уж и плоха.

Элиза взглянула на ее шею.

– А я не беспокоюсь, Жерар, – вдруг самовольно сказала Феона, – ни о чем. Пока госпожа здесь.

Устояв под взглядом Марии, она продолжила:

– Благодарю за вашу будущую заботу.



* * *

Поклонившись, Элиза почти коснулась губами инсигнии, сжатой в узловатых пальцах инквизитора.

– Можем ехать, – сказала она вполоборота и поднялась в экипаж, опершись на похолодевшую ладонь Эрика.

– Святой отец, вы были совершенно правы, – произнесла Элиза, обустраиваясь на лавке.

Сейчас следовало бы остаться со «свитой», но ужас от пережитого в лесу решительно не желал выветриваться даже после того, как ей удалось уладить все с его внешними проявлениями. Простенькая карета инквизитора была как нельзя кстати. Элиза не могла поверить, что зверями все и ограничится – в грядущей неизвестности она представляла вещи куда более страшные. Поэтому простенькая карета инквизитора была как нельзя кстати.

Правда, хоть она и пустовала всю дорогу, если не считать гор поклажи, теперь сам святой отец занял место внутри – один из егерей был так воодушевлен видом тяжеловесных лошадей, что вызвался сам править на пути до города.

Так что ей выпала честь вести разговор. Хотя он и не клеился:

– Я имею в виду…

– Вы принесли из леса скверну, – неопределенным тоном сказал святой отец, – и вы опять не молились.

Неизменный тон. Лицо инквизитора было таким же.

Он принял сан не в юные года, успев послужить на поле брани. Это прошлое пресек удар палицы, внесший в контуры его худого лица какую-то ускользающую несимметричность. Стоило начать смотреть в чуть косящие глаза, и эта несимметричность казалась предвестником того, что его готова перекосить ярость. В довершение, из-за плохой работы мышц, на его, уже не слишком молодом лице, так и не пролегли обычные возрасту и профессии морщины. Потому, вкупе с внушительным послужным списком святого отца, большинство его откровенно боялись.

– Об этом потом, – покачала головой Элиза, – вы были правы, что жители Запретных Земель поражены душевным расстройством, из-за которого они живут без лорда.

– Я не говорил подобного.

Элиза вздрогнула. Неужели и его постигло помутнение рассудка?!

– То есть, – пролепетала Элиза, – вы говорили, что нечистый заставляет их не замечать того, что их сюзерен…

– Я не говорил подобного, – повторил он, – вы делаете слишком поспешные выводы. Нужно обладать душевным расстройством, чтобы жить ради сюзерена, а не Господа нашего, либо впасть в сознательную ересь.

– Спасибо… – выдохнула Элиза. Кажется, инквизитор был еще в здравом уме, – то есть… Спасибо, что согласились следовать со мной.

– Это был приказ императора, – холодно сказал он, – повторю вам проще, чтобы вы уяснили.

– Нет, я прекрасно понимаю, святой отец! Простолюдины, живущие без лорда, стали бы жить иначе, они взяли бы власть в свои руки и сами занялись бы политикой. Как свободные города на юге. В противном случае, они погрязнут в беззаконии. Так что, скорее всего, ими овладели некие иллюзии, что насылает «нечистый» или… Святой отец должен был заметить, не так ли? Здесь все поражены душевным недугом…

– А отчего же вы, – спокойно спросил он, – Бенуа, не теряете рассудка? Хоть и не молитесь по моему наставлению.

От этого четкого, медленно произнесенного и недвусмысленного вопроса померещилось, что позади разверзлась пропасть. Почему она, собственно, считала, что все еще находится в здравом уме?

– Чувство долга! – выпалила Элиза. Пережитый в лесу ужас готов был снова вырваться наружу, но она смогла затолкать его внутрь.

– Меня нельзя обмануть, Бенуа.

– Мне казалось, что вы, святой отец, обязаны помогать мне. Не припомню, чтобы это обязательство включало допрос.

– Это не допрос, госпожа Бенуа. Вы не обездвижены. Я помню про ваш план. Он не плох, хоть и короток.

– Но мы же не знаем, с чем столкнемся, – сказала с облегчением Элиза.

– Полагаю, вы считаете, что со смертью. По глазам это всегда видно, – коротко пожав плечами, ответил он ее на немой вопрос.

Его движение было очень необычным.

– Это шутка? Вы пошутили? – недоуменно сказала она.

– Нет. Стараюсь вести себя непринужденно, Бенуа, – четко и ясно высказался святой отец, – по прибытии я осмотрю приходские записи и остановлюсь на местном подворье.

– И… – протянула Элиза, наклонив голову.

– И совершу всё прочее по вашим инструкциям, Бенуа. Я уже говорил, что ваш план не плох. Я бы ходатайствовал, о том, чтобы вас приняли в консультационный совет при епархии, если бы ваша душа не…

– Благодарю вас, – прервала Элиза, отвернувшись в окно, – если моя задумка завершится успешно, я вас не забуду, святой отец.

Инквизитор отвечал что-то, но Элиза не слышала. Она смотрела на медленно плывущий за окном плетеный забор и на следы вдоль дороги.

– Кровь… – едва слышно сказала она и распахнула дверцу.

Да это даже не кровь! На дороге творился сущий кошмар, но никто не видел – даже лошади продолжали идти как ни в чем не бывало. И какие-то духи… те, которых звать сильфидами…

– Эрик! – крикнула она и обернулась. Инквизитор в недоумении смотрел на нее из кареты.

В нем не было видно никаких перемен.

– Там скверна! – Элиза решила хоть как-то растормошить его.

– Нет. Ручаюсь. В сравнении с лесом…

Он говорил что-то еще, но Элиза отпрянула назад, захлопнула дверь и села на прежнее место крепко закрыв глаза. С чего она вообще решила, что бредить начали окружающие, а не она сама?

– Что делать? – едва слышно прошептала она, стараясь не слышать хлюпающие звуки под копытами лошадей и колесами экипажа.

Призвать спокойствие.

Пока окружающие еще не заметили ее душевного расстройства или не подали вида. Но это положение скоротечно. Кто бы из них не терял рассудок – члены экспедиции или она сама – невидимая трещина непременно будет замечена. Следовало проникнуть в замок, в сердце Запретных Земель, до того, как эта грань будет пройдена.

– А ведь неплохой был план? – прошептала Элиза.

Нужно было прийти в себя. Она уже давно была не в себе. После казни тех пятерых она все время вела себя слишком недальновидно и неуверенно.




4



Ни о какой официальной встрече не было и речи. Экипажи экспедиции миновали маленькую центральную площадь города и остановились около трактира уже под вечер. Едва ли полторы дюжины людей собралось посмотреть на невидаль, но ни одного официального лица – еще одно подтверждение невменяемости жителей. Подавляющее большинство, так и вовсе, приветствовали Жерара, а не ее.

Заранее заготовленному (и, скорее всего, уже бесполезному) плану расследования это пока не мешало. Инквизитор покинул свою карету, еще когда они проезжали церковь. Жак тоже, чуть ли не выпорхнул наружу к толпе встречавших главу егерей Жерара, когда процессия остановилась.

С местом пребывания вышло совсем дурно. Никакого подобия гостиницы в городе не было и в помине. Пришлось довольствоваться комнатками над трактиром, которые находились в аренде у семьи местного винодела, пребывавшего в отъезде. Элизе самой пришлось вмешаться в переговорный процесс, иначе бы не удалось разжиться и этим кровом. Это мимолетное общение с отечным смешливым трактирщиком принесло немного важных сведений – обычно, от ее просьб в таком тоне, любой должен был едва ли не покрыться инеем. Но трактирщик просто был слегка напуган и смотрел на Элизу со свитой больше как на экзотическую диковинку.

Частично это можно было списать на ее общую усталость и не вполне подобающий вид, но, скорее всего, в город и впрямь крайне давно не захаживали люди ее статуса.

Это, как и все последние наблюдения, были бы очень важны, если бы Элиза занялась планируемым расследованием. Но она чувствовала, как ширится трещина в восприятии реальности между ней другими членами экспедиции, не говоря уж о горожанах. Кто бы из них ни был безумен – не важно. Пока можно было полагаться только на стену, выстроенную демонстрируемой разницей статуса. Но рано или поздно ее стало бы недостаточно. Спутники Элизы уже начинали плавать в показаниях касательно пережитого путешествия.

Только сейчас она поняла, насколько беспомощна. В империи она даже не замечала, как сильно опирается на уже имеющиеся сведения. Подобной опоры здесь не имелось в помине. И, казалось, Элиза близка к провалу.

Но, если ринуться сегодня же ночью прямиком в замок…

Поднявшись в выделенную ей комнатушку, она огляделась. И на случай проигрыша у нее тоже был припасен небольшой план. Но теперь она не видела в нем никакого смысла.

На время Элиза запретила себе думать об этом. Ведь она пришла успокоиться. Инквизитор зря корил ее. Правила придумала не она, но молилась она по всем правилам. Правда, после чаепития от этого в голову лезли лишние ощущения, но, в целом, это действо позволяло сосредоточиться.



* * *

Одиночество было безвозвратно нарушено. Атмосфера в комнатушке трактира была чертовски тяжелой.

– Когда твои безумства закончатся бесславной гибелью, я вернусь из Запретных Земель один, – медленно и как-то нехорошо произнес лейб-медик, отставив сигару и выпуская дым, – не так давно я уже вернулся с его превосходительством Шоном.

– Нет, – отрезала Элиза, удостоив его коротким взглядом.

– Нет? – задумчиво поднял брови он, – действительно, это не самое важное обстоятельство. Твой старший брат, наследник рода, не вернулся. А твой младший брат, я слышал, здоровьем в последние месяцы стал совсем плох. Твоя приемная сестра тоже давненько не появлялась в свете…

– Мне безразличны твои рассуждения.

Об их безвременной кончине пока не было нужды объявлять.

– Да я сам от них не в восторге, – лейб-медик надел шляпу и прошелся по скрипучему полу, вальяжно оглядываясь, – а знаешь, что мне скажет твой папенька, когда я вернусь, Элиза?

Этот бессмысленный разговор с нагрянувшим лекарем отчего-то не кончался, как она ни старалась.

– Тебя это не должно заботить. Ты – мой слуга, и ничей еще! – грозно проговорила она, замерев, как змея перед броском.

– Да понимаю я, что ты там навоображала себе какой-то план. Но по итогу заботиться мне придется. У меня одна шея. Поэтому я схожу сам и проверю все бредни, которые нам нарассказывал этот деревенский щеголь, – засунув пальцы за пояс, вяло сказал он, – Шерар? Так?

– Повтори мой приказ. Трижды. Немедля.

– Ты… Родненькая, меня испугать пытаешься? – лейб-медик подошел к Элизе вплотную и чуть ли не презрительно смерил взглядом, – сиди здесь и исходи ядом, сколько пожелаешь. Ты даже представить себе не способна, что в этом замке может оказаться. На тракте нам повезло встретить охотников. Но давай, хотя бы на этой неделе, тебя не съедят и не зарежут. Дай бывалому человеку разобраться и не подставляй свое закатанное в шелка мясцо туда, куда не просят.

Он подбросил в руке ключ от ее двери, тут же поймал его и демонстративно убрал за пазуху.

– Повтори мой приказ. Если не повт… – Элиза коротко кашлянула, – не п…

Она снова кашлянула и шумно через силу вдохнула.

– … я жду! – грозно сказала она, зло сузив глаза. Она сумела подавить еще несколько позывов в горле.

– Правильно, – медленно ответил он, – сиди и жди. Не давай «нашему» папеньке поводов меня казнить.

Элиза стояла задрав подбородок, безжалостно и прямо глядя в его глаза. Кашлю было приказано не вмешиваться. И его позывы отступили, напоследок сжав до предела горло. Лицо не смело ослушаться.

По щекам потекли обильные слезы

Элиза зарыдала. Такой подлости от себя она не ожидала. Выстроенная плотина была безупречно прочна. Она держалась и сейчас, но почему-то…

– Теперь истерики, – отстраненно проговорил Эрик, смотря в сторону.

– Знаешь, как мне было страшно, – сквозь слезы проговорила она, – знаешь как?

– Я позову этих твоих, чтоб утешили, – устало проговорил он.

– Стоять! Мне страшно, но я все равно пойду к замку! – проговорила она, содрогаясь от плача.

– Да слышал я, «душу за императора отдашь». Только вот остальным из-за твоих выкрутасов головы поотрубают, комнатная ты девица. Это надо же – уговорить императора отправиться в эти проклятые места… В графини метишь? Император…

– Да к черту этого недоумка! – процедила она сквозь зубы.

– Что? – вздрогнул он и неуверенно спросил:

– Ты ведь про меня?

– И про тебя тоже! – тяжело дыша и прикрываясь веером, она снова стояла гордо и ровно.

– Я ослышался? – недоверчиво сказал Эрик, – тогда почему ты отправилась в Запретные Земли? У тебя какой-то такой план? – он мельком поднял палец вверх, намекая на высшие звания, – что происходит?

– Не твое дело, – окончательно взяв себя в руки, оборвала она, – именно о твоей шее пекусь, болван. Ты ничего не слышал. И ты делаешь, как я прикажу.

– Было бы куда проще, если бы ты говорила все прямо, – немного растерянно проговорил он, – хотя… мне не понять ту, кто росла в благородной семье…

– Было бы проще? Зато вы все были бы куда мертвее, – холодно парировала Элиза.

Его взгляд остановился на ее немного набухших веках и спокойном надменном выражении ее глаз. Раньше ему казалось, что эта быстро проходящая опухлость – следствие каких-то косметических процедур, которые Элиза и проводила в одиночестве.

– Я буду вашим кучером, – мрачно сказал он, – отправляйся со своими ехиднами куда пожелаешь, но я буду вашим кучером. Поняла?

– Нет. Если я не вернусь, инквизитор передаст тебе два письма, – беспрекословно сказала она.

Пальцы ее левой руки коротко постучали по столу, не сопровождаясь никаким иным движением в теле и никак не нарушив позу.

– Вот же настырная. Да хватит зыркать! – цокнул Эрик, – но… ты все-таки, хоть и немного, но сестра. Ты очень плохо выглядишь. Решим завтра.

Он положил ключ на стол и вышел из комнатки. Пламя дешевых свечей затрепетало и потухло от закрывшейся двери. Огонек остался лишь на одной.

Элиза смогла полностью взять себя в руки. Ей не было стыдно за внезапную истерику. Лучше уж так, чем при посторонних. Теперь все опасные чувства были подавлены. Осталось только одно – беспомощность.

Элиза вздрогнула, краем глаза заметив кого-то. Она с секунду вглядывалась в полумрак, но не сразу поняла, что это ее собственное отражение в маленьком зеркальце трюмо. Лицо казалось мертвенно-спокойным и властным, прямо как у матушки – в этом ничего не изменилось – намертво въевшаяся иллюзия спокойствия и непоколебимости.

– Я приказываю тебе, – произнесла Элиза, глядя прямо в глаза, так что по спине побежали мурашки, – не смей перечить. Нет смысла вспоминать о былом. Заговор Франсуа раскрыли не по твоей вине. Потому твоих рыцарей казнили не по твоей вине. Тебя согласились послать в Запретные Земли именно потому, что не было доказательств. Как Молот Ведьм. Сгинешь – невиновна. Сумеешь выпутаться – значит, подтвердишь, что была способна выйти чистой из заговора Франсуа. Ты уже казнена. Нет смысла думать о беспомощности. Потому я приказываю тебе…

Во-первых, забыть даже имя Франсуа. Оное ничтожество можно было устранить позже.

– Баронесса Беной? – раздался девичий голосок из-за двери и приглушенный, но знакомый перезвон драгоценных побрякушек. Элиза обернулась:

– Жак, вы уже нашли прислугу?

– Пока лишь вот, госпожа, – поклонился тот, открывая дверь, – милейшая горожаночка. Простите, что пока одна.

– Что вы. Все, как я просила? – кивнула Элиза.

– Да.

Смерив взглядом ничем не примечательную горожанку, она отпустила веер:

– Добро пожаловать на службу. Принеси воды.

– Меня зовут Полли, – сказала служанка, – а…

– Мне безразлично твое имя, – холодно сказала Элиза, – сделай все, чтобы это поменять. Тогда я спрошу сама о твоем имени.

– Жак, Жак! – едва слышно шепча прильнула Полли к уходящему по коридору ловеласу, – госпожа и впрямь, как злодейка из сказок! У злодеев ведь всегда много денег! Как здорово!

Она чмокнула его в щеку.

– Зато мало терпения, – громко сказала Элиза давая понять, что услышала.

– Ой, простите, госпожа, вы и так слышите? – вздрогнула Полли и мигом вернулась на порог, – я имела в виду, что у вас такое неимоверное и дорогое платье.

– Не прощу. Лгать в первые же секунды знакомства.

– Что вы! Я просто рада, что… деньги… и… – Полли спрятала руками лицо и покраснела.

– Продолжай, – жестко сказала Элиза.

– Я очень много читала про… Про разное. Но у нас в городе почему-то ничего такого. И даже деньги с чужим монархом… Вам, госпожа, это точно не интересно…

Элиза выудила из сумочки серебряную монетку и перекатила между пальцев.

– Да, вот такие, – загорелась Полли.

– Пока не уволена, – кивнула она Жаку. Претендентка точно что-то заметила.

Расчет был верным. Изначально она планировала нанять кого-то из местных для бытовых нужд, чтобы не было необходимости лично выведывать ходящие в Запретных Землях слухи. Но после галлюцинаций план пришлось подправить – она поручила Жаку охмурить кого-нибудь сомневающегося в нормальности происходящего. По всем соображениям, просьба была слишком сложной, но старый ловелас лишь раззадорился и, каким-то чудом, притащил кого-то наделенного сомнениями. Хоть и не слишком умного. Впрочем, о последнем пока рано было судить.

Элиза рухнула на кровать. Она утвердилась в своей правоте. Она не была безумна. Виновато все вокруг, а не она.




5



Следуя заветам святого отца, Элиза пыталась молиться перед сном и утром, но это казалось еще сложнее, чем раньше. Внутренний взор тщательно следил за тем, чтобы этот ритуал проходил подобающе, чтобы ничто внутри не отлынивало, но раз за разом он натыкался на спрута. Конечно, Элиза ни разу в жизни не видела спрутов живьем, потому сравнение было условным. (Во всяком случае, не устрица.) Просто где-то в складках памяти и суждений, пролегшее среди само собой разумеющихся фактов и тривиальных мысленных переходов было что-то чуждое. Обычно ум не задерживается на них – поверхность сознания сжимается, позволяя двигаться от одной мысли или ощущения к другому, опуская ненужное. Лакуны между воспоминаниями не видны – между расцветшим в весеннем саду жасмином пять лет назад и воспоминанием о фейерверках вечером того же дня нет ничего. Так нет ничего между слогами заученных молитв. Раньше они казались единым воспоминанием без неровностей и складок. Теперь в них копошилось что-то странное, изворотливое и бескостное. Оттого Элиза и пришла к нелестному сравнению. Хотя дискомфорта она не чувствовала. Но, впрочем, и наемные убийцы стремятся доставить как можно меньше дискомфорта.

День за днем Элиза пыталась восстановить течение слов молитв, давая ранее незаметным неровностям свои звуки, чтобы через них соединить ткань строк, но этого всегда не хватало.

Минута за минутой, дошло до того, что от изначальных слов почти ничего не осталось, но и этого было мало.

Как бы то ни было, даже с такими изменениями, это рутинное занятие помогало успокоиться и получить видимость власти над происходящим внутри.

Спокойствие возвращалось и сейчас, в Запретных Землях.

Утро было серым и дождливым. Мерклый свет, пробивающийся сквозь маленькое оконце, помогал настроиться на спокойный лад. Рассвет не принес шума с улочки. Видимый сквозь череду неровных стеклянных плашек, зажатых в деревянной раме, дом напротив казался давно покинутым. Да и беленые кирпичи в углу комнаты, обрамляющие дымоход с нижнего этажа, не выказывали ни намека на тепло.

Здесь было бедно и спокойно, хоть и зябко. Полли, как и было уговорено, вернулась на рассвете с совершенно безвкусным заветревшим завтраком. Но вода для утреннего туалета была ожидаемо лучше, чем в столице.

– Вас дожидается какой-то жутковатый священник, госпожа, – сказала мельком Полли.

– Заутреннюю пропустил… – удивилась Элиза.

– Пригласить его?… Или вы спуститесь, госпожа? – быстро поправилась она.

– Разреши подниматься. Ничего страшного.



* * *

На встречу потребовалось менее получаса.

Вести от инквизитора не удивили – никакой явной ереси. За ночь он успел мельком проинспектировать большинство приходских записей и в них обнаружилось примерно то, что и ожидалось. Всего лишь небольшие странности.

В похоронных хрониках перемена начиналась приблизительно сто двадцать лет назад. В тех томах значились записи о посещении королевской семьей похорон ранее служивших при дворе рыцарей, виконтов и прочих чтимых личностей. В описании присутствия августейших персон приводились дословно слова их благодарности закончившим свой век вассалам. Но сто восемнадцать лет назад заметки становились все менее разборчивыми. Далее, видимо, произошла смена летописца, так как манера и почерк коренным образом изменились. После этого не следовало никаких упоминаний о королевских почестях.

Святой отец успел составить неплохой отчет всего на половинку листа. Читать его, правда, было страшновато. Не удивительно, что он был принят в ряды инквизиции – за сухой выжимкой, записанной убористым почерком, крылась череда самых неприятных подозрений, против которых сложно было что-то возразить. Не хотела бы она быть настоятельницей монастыря, куда бы он пришел с ревизией.

Элиза посмотрела в мокрое от дождя окно экипажа. Время поездки в замок лорда не только наступило, оно уже минут десять как шло.

Пробная вылазка должна была быть именно такой. Из дождливой серости появляется она, в серой накидке, многозначительно пряча бумаги и небрежно осматриваясь.

– Госпожа Беной! – крикнул кучер.

Она и сама слышала приближающийся цокот копыт.

Да, Эрик обещал заменить кучера. Наверняка, только проснулся и тут же решил догнать.

– Останови, – отозвалась она, – я поговорю.

Запотевшее стекло экипажа хлестнул хвост опасно резко остановившегося вороного коня. Элиза вздрогнула, когда дверца открылась. Это был не лейб-медик.

– Лиза? – выпалил ворвавшийся мужчина.

– Нет, – ответила Элиза.

– Лиза… – повторил он, удовлетворенно выдохнув, – послушай!

– На «вы», – поправила она.

– Да, конечно, вы из зажиточной семьи, – огляделся он, закрывая дверцу, – я отплачу. Я вам заплачу. Можете выслушать меня?

– Выслушать могу. Жерар, не так ли?

– Да, к вашим услугам, – поклонился он, сбросив резко снятой шляпой целый ворох капель в ее сторону.

– Вы не в себе, – заметила Элиза.

– Да… Давно уже… Понимаете, я влюбился…

– У вас вышло плохое признание.

– Нет, не в вас, – отмахнулся он и вздрогнул от собственной ошибки, – не то, чтобы я посмел усомниться в вашей привлекательности.

– Стало мне выслушивать такое от простолюдина, – проговорила Элиза, – к делу. Зачем вы остановили меня?

– Селин… Я вчера уже пытался вам сказать. Моя Селин… Она проводит последние дни с Чудовищем замка… Не может быть, чтобы она по своей воле. Это какое-то злое волшебство. Я готовлюсь собрать своих егерей, чтобы взять замок штурмом. Пока я убедил не всех, но…

– Какое мне дело? Что вы хотели от меня, Жерар?

– Вы ведь направляетесь в замок? Могу я попросить вас урезонить мою Селин?

– Нет, – четко и холодно сказала Элиза.

– Я вам заплачу сколько пожелаете! С моими людьми я могу исполнить для вас… Просто, если вы уговорите Селин…

– Нет. Но я приняла вашу просьбу к сведению. Сейчас я хочу лишь прокатиться по окрестностям. Покиньте меня. Впрочем… нет. Сперва расскажите мне все, что успели узнать о замке.




6



Рассказ Жерара был слишком туманен, но все же подтвердил догадки. Если опустить домыслы, суть заключалась в том, что замок лорда был забыт, но чудом не был разграблен, и его якобы населяли магические существа во главе с неким Чудовищем. Объяснения давались Жерару с трудом, но главное было ясно: что-то похитило и удерживало некую горожанку. Жерар рассыпался в поэтических эпитетах, но было ясно, что оная Селин изначально была не от мира сего.

Догадки подтверждались. Это было вовсе не обычное волшебство, каким, к примеру, баловались феи в былые времена, ограждая дальние леса от докучливых путников. Это было сломанное, вышедшее из-под контроля волшебство, если и вовсе не какое-то безумное проклятие.

Некормленые с зари лошади едва плелись под проливным дождем, грозившимся перерасти в шторм. Путь как будто вел в бурю. И центр этого безобразия ощущался все ближе.

Конечно, Элиза не имела практически никаких знаний о волшебных существах и ритуалах, но особого ума здесь и не требовалось. Поднятые инквизитором приходские записи свидетельствовали о давнем исчезновении натуральнейшей королевской семьи. Ее существование было вымарано из людского сознания. Тем не менее замок, по заверениям Жерара, оставался в полной сохранности и, к тому же, был населен, как минимум, одним человекообразным Чудовищем обладавшем немалой магической силой.

Из наиболее рациональных объяснений, на данный момент, Элиза выделила несколько: скажем, некогда в прошлом, королевский трон был узурпирован, но могущественный придворный маг (раньше это не было диковинкой), наложил на земли проклятие, которое рассеется при появлении настоящего наследника трона. С учетом распущенности былой знати, пара дюжин августейших бастардов на эту роль должно было найтись. Но эта версия плохо объясняла существование Чудовища.



Ветер нещадно размазывал капли по стеклам окошек кареты и со свистом прорывался внутрь сквозь малейшие щели.



Вторым вариантом был тот, при котором астрологи или (чем черт не шутит) дипломаты сгинувшего королевства предугадали первые успешные походы империи. Те, что случились без малого сто пятнадцать лет назад. Скрывающая магия могла выйти из-под контроля. Какой-нибудь особо крепкий, оставшийся на посту, военачальник внешне обратился Чудовищем и начал искать способы продолжения рода. Но эта версия плохо объясняла некоторые детали приходских записей.



Ветви деревьев вдоль заросшей дороги хлестали где-то снаружи. Иногда они не выдерживали от ветра и обламывались, обрушиваясь на крышу.

Жерар встрепенулся услышав особо истошное ржание своей лошади, чья узда была привязана к козлам.



Третьим вариантом был тот, при котором некий мятежный идеалистичный маг прошлого решил вдохнуть в отдаленные земли иллюзию существования некоторого карликового королевства, обозначил границы, создал иллюзию замка и временную иллюзию Чудовища. Временно – пока не удастся создать видимость полноценного сюзерена для новой страны. Однако, по всей видимости, сей маг безответственно умер от старости и пустил все на самотек. С этой версией было меньше проблем, но она плохо объясняла возможные средства создания подобного заклятия. Дело в том, что…

Элиза ударилась о стенку опрокидывающейся кареты. Она недоуменно смотрела на Жерара, который почему-то пытался удержаться сам, будто и не замечая, как под ее спиной распахнулась дверца.

Падение кувырком по высокой сорной траве к обрыву показалось невероятно долгим – пальцы добрый десяток раз срывались, не успев схватить стебли среди хлещущего ливня. Конечно, это было не так – все вместе с падением длилось несколько секунд.

Подобного позора Элиза не испытывала никогда. Не единожды она думала о том, как пройдет ее казнь, и признавала полагающуюся перед этим томительную муку голодом и холодом в застенках, но вовсе не это.



* * *

Лежа на кустарнике среди несущихся потоков грязной воды, она пыталась закричать, чтобы дать знать о себе, но почему-то не могла. Видимо, было слишком больно. Элиза сама дала толчок к идее экспедиции в Запретные Земли – наверное, единственное место на всем континенте, куда уже сотню лет не наведывались никакие армии, а о прошлых кампаниях ходили лишь смутные слухи – то ли колдовское Чудовище, то ли какое-то красное растение истребляло их подчистую. Но при этом редким купцам и странникам ничего не мешало проникнуть сюда. Элиза считала, что это идеальное место для и так готовящейся для нее ссылки – ни тропической лихорадки, ни кочевых орд, слыхом не слышавших о наступлении века просвещения, если не считать мушкетов и международной торговли.

Элиза, вцепившись окоченевшими руками в колючие ветки, чтобы не сорваться в воду, вспоминала свои надежды. Запретные Земли виделись ее будущим форпостом. Кто бы ни правил здесь, у нее при себе имелись императорские бумаги. С их завуалированными угрозами легко можно было склонить к венчанию какого-нибудь здешнего отпрыска. В довесок выдать некоторые секреты империи. Склонить к сотрудничеству именно с ней, а затем, разобравшись в том, как работает барьер, пригласить к себе семьи или хотя бы детей казненных рыцарей, а потом…

Было очень больно. Элиза как будто очнулась ото сна, и все прошлые измышления казались глупым видением. В скорой реальности же она, утонувшая, уже через несколько часов начнет возвращаться в круговорот леса самым вульгарным образом. Быстрее было бы броситься под мост до визита к императору…

– Нет… – она зажмурилась, вдруг вспомнив неотступно следовавшие ощущения. Ведь и она, и свита, не могли умереть так просто. К тому же, она сама, в минуту слабости, уже безуспешно пыталась покончить со всем – проклятье не позволяло сбежать от уготованной участи. Так что можно было не бояться.

Но какой смысл не боятся?

Если судить трезво – страх – все, что осталось. Она оказалась в Запретных Землях от страха. Заговорщики были казнены в каком-то смысле из-за ее страха выступить против. Она сама пошла к центру проклятия от страха за свою свиту и слуг. Она цеплялась за колючие ветки кустов исключительно от страха. Не от любви, не от ненависти, а исключительно от страха.

Элиза взглянула на рвущийся подол.

Тоже страх, но чужой. Вцепившийся зубами в край юбки, грязный щеночек какого-то животного. Близко грохнувшая молния не осветила его глаз, только слипшуюся перепачканную глиной шерсть, омываемую стремительными потоками бурной воды, несущейся вокруг.

Если убрать страх за собственное будущее, то что вообще останется? Элиза со всех сил пыталась верить учению божьему, но так и не смогла заставить себя в таких условиях.

Помимо воспоминаний о вполне реальной мисс Маделейн, в ней зародилась своя собственная, эфемерная, но куда более грозная гувернантка, которая хлестала линейкой, стоило отвлечься в трудный час на что угодно, кроме непосредственного исправления ситуации. Будь то уныние, слезы или заученные молитвы, в самый тяжелый час являлась она и хлестала по сложенным в мольбе рукам, требуя не тратить драгоценное время попусту и заняться чем-то не столь бесполезным. Во внутреннем табеле о рангах, эта гувернантка сумела занять то место, на которое пыталась взойти мисс Маделейн – выше радостей и печалей, выше размышлений о рае и аде – от нее не было спасения. Только с этим незримым внутренним надсмотрщиком стоило договариваться. Что могут черти в котле, если она останется при Элизе? Она запросто отхлестает любых чертей, дабы не мешали преподать настоящий урок.

Но пока не было ни чертей, ни серы.

И тут ее поразило осознание. Все изначально было бесполезно и будет бесполезно – как и это грязное зубастое животное, она, возможно, даже переживет шторм. Но оно все равно умрет. Скорее всего, посреди этого леса и в полной безвестности.

– Точно, – прошептала она, сдерживая слезы радости.

Все прошлые планы глупы и беспочвенны, и они непременно завершатся смертью, даже если сработают. Но с каких это пор это не повод пытаться выжить? Пусть и хватаясь одними зубами? Причины нет, и она никогда не появится. Потому правильного плана жизни никогда и ни у кого не появится. Те, кто думает иначе, лишь тешат себя иллюзиями. Но это значит только одно – неправильный план ничем не хуже – в конечном счете, его ждет то же завершение. Поэтому можно не бояться.

Элиза вздохнула с облегчением, с трудом выбравшись на край образовавшейся стремнины.

– Отцепись, зараза. Вылезли уже! – шикнула она на непонятное животное, все еще волочившееся вцепившись зубами в грязный мокрый подол.

Никто всерьез не ждал ее возвращения из Запретных Земель. Ни один из возможных планов не мог стать верным, но и ошибкой его не назвать.

Элиза смахнула пот со лба.

Среди прибитого потоками воды к кустистому островку мусора нашлась длинная увесистая палка. Элиза спешно схватила ее. Правая нога очень болела. Хотелось опереться на что-то.

В душе больше не было заметно препятствий, но вот с силами было все не так уж радужно.

В свете молний Элиза шла вверх по пологому лесному склону, тяжело опираясь на подобранную клюку. Воняющие мокрой гнилью деревья сливались воедино из-за приближающейся ночи. Было безумно холодно. Но, в том числе, немного жарко. Элиза не была в точности уверена. Но вот изредка прорывавшийся кашель точно не был предвестником чего-то постыдного, как тогда в ее комнатке над трактиром.

Элиза все понимала – свобода всегда тяжела. Так называемое «естественное состояние», согласно современным мыслителям – это естественное состояние отдавалось дискомфортом во всем. Горе тому, кто его опробует. Как если выйти на балкон перед зимним рассветом – тяжелый спертый воздух в жарко натопленных покоях отступит перед леденящим ветром. Лишь первые вздохи принесут облегчение, но потом придется снова вернуться в золотую скорлупу еще явственнее почувствовав опостылевшие запахи. Потому Элиза никогда не жаждала свободы. Ее собственная золотая скорлупа была по-своему прекрасна. Не богатством. Даже Феона, происходившая из новой знати, жила в куда большей роскоши. Дело было в другом – Элиза чувствовала нечто вроде пульса во множестве костистых, рожденных из небытия, покрытых кровью, руках, которые удерживали державу воедино. Их можно было чувствовать в званиях, иерархиях, вере, правилах и идеалах – люди сами рождали и питали эти руки, удерживавшие все воедино. Грех было отказываться от их помощи во имя свободы.

Но все пошло иначе…

Когда молния осветила облезлый верстовой колышек, Элиза поняла, что уже идет по дороге. Она просто выбирала наименее заросшие места, но выбраться, кажется, все-таки удалось. Дорога должна была куда-то привести.

Становилось все холоднее.

Феона вряд ли бы так страдала на ее месте. Впрочем, завидовать было мало причин. Ее одержимое сохранением новоприобретенного статуса семейство было неприятно. По тому, что разузнала Элиза, с самых малых лет тело Феоны упорно пыталось расти, как у сельской бабищи – из тех, что могут руками корчевать пни в полях и избивать до полусмерти перебравшего мужа. Все попытки исправить ее природу лишь несколько заморили несчастную. Все обучение сводилось к этикету и умению держать себя. Завидовать было нечему.

А Мария, окажись она на ее месте в смываемом ливнем лесу, так и вовсе начала бы, прихахатывая, зачитывать по памяти какую-нибудь скверно переведенную на латынь греческую пьесу. Ее отец имел отвратительнейший характер и, убив где-то на юге на дуэли последнего книгочея, кто решался ему перечить в трактовке Софокла, взял бедняжку в оборот с совсем еще юных лет. Супруга не одарила его наследником мужского пола, и оттого Марии не было спасения.

Словом, Элизе не следовало корить судьбу. Вместо этого она тихо проклинала бьющие в лицо ветви и стирала с лица обильный пот больше не заботясь об облике. Она уже не была уверена, но похоже, она все-таки приближалась к центру Запретных Земель. Буря разыгралась не на шутку, и в ней не было ничего естественного. Некоторые стволы деревьев были расколоты молниями, их тлеющие внутренности неприятно шипели под ливнем. Начавшийся град сбивал ветви, но так и не умерил пыл попискивавших и стрекочущих лесных жителей, что следовали за ней не решаясь приближаться. Элиза несколько раз оборачивалась, но так ничего и не смогла разглядеть в мокрой темноте – лишь мельтешащие на ветру ветки и листья, коряги и какой-то невнятный мусор. За горячечной дымкой было сложно понять, какие из возможных объяснений могли быть верны, а какие были бредом, если не все разом. Нарисованные страхом картины были одна другой бессмысленнее. Самой правдоподобной среди них представлялся вид затопляемых подземных катакомб, из которых ринулись полуслепые от долгой подземной жизни крысы и огромные насекомые, неспособные быстро настичь жертву на поверхности. Оттого они и привязались.

Чем они могли бы питаться, дабы расплодиться так? Корнями того мифического красного растения из замка? Бред. Как и все прочие догадки.

Правда, от каждой отринутой разумной догадки становилось только страшнее.

Зато от этого вдруг отвлекло более телесное ощущение – Элиза вдруг поняла, что уже давно чувствует жжение сзади над правым коленом. Просто из-за полученных синяков оно раньше не казалось чем-то особенным.

Но вдруг это укус какого-то ядовитого гада? К большинству ядов у нее уже выработалась некоторая устойчивость. Правда, эта приобретенная особенность лишь означала, что она бы не умерла от укуса будь она в комфортных покоях. Элиза плюхнулась на поваленное дерево, задрала юбки и разорвала чулок пытаясь вывернуть ногу так, чтобы разглядеть ранку. В свете молнии она увидела нечто совершенно невозможное – малюсенькую татуировку. Некоторое время она вглядывалась, ожидая нового всполоха молнии. Было ясно одно, это символ не человеческого языка. Это, кажется, унгау… Или… нет, что-то серьезнее. Только откуда вообще она могла это знать?!

Осознание пронзило ее. Она сняла серьгу

Армии? Нет, в Запретные Земли не мог проникнуть никто, кто бы мог нанести существенный вред и установить свои порядки. Ни армии, ни банды. Это было очевидно.

Так что она сама и нанесла этот символ. Причем так, чтобы в последствии не замечать его. Все для того, чтобы забыть о том, что она узнала о спруте или от него.

Ведь ее проклятье несло ей «самую ужасную смерть», что бы это ни значило. Вернее, это значило, что даже рядом с ней было очень опасно. В том числе и лорду этих земель.

Кривясь от осознания последствий, Элиза аккуратно расцарапала несколько линий символа. Жжение потухло. Стало легче, но вместе с тем и накатили забытые воспоминания. Она успела уже куда ближе познакомиться со своим проклятием, чем казалось только что.

Элиза кое-как встала и направилась дальше.

Ее посетило странное чувство, как будто бы она была не одна посреди негостеприимного леса. Возможно, дело было в том, что буря была поднята не против нее одной.

– Дом… – почти спросила Элиза приглядываясь. Впереди наконец-то появилось убежище. Втыкая в размытую землю клюку, и переваливаясь вперед с каждым шагом, Элиза преодолела остаток пути до пустого дверного проема. Это был действительно дом. Заброшенный и совсем небольшой, но, все же, настоящий. Здесь было отчетливо заметно какое-то волшебство. Элиза всего пару раз в жизни видела зачарованные вещи, да и те, по прошлым легендарным временам, игрушечные – шлем первого императора и надломленное копье в мавзолее клана Мериам.

Впрочем, нет. Элиза напрягла память (только в памяти не было всепроникающего шторма, от которого здесь было не скрыться).

Она поднялась по трем ступеням к порогу. Сильно пахло дымом. Здесь мог кто-то жить.

Итак, когда сорвалась ее самая первая помолвка, она чувствовала схожее ощущение – она исполнила все в точности, как было велено.



Не слишком дальновидный внучек графа Ангатье сумел поднять восстание. По его мнению, заявленные дедом амбиции по пересмотру условий вассалитета не могли быть достигнуты. В этом, конечно, он был прав, но методы он избрал слишком решительные. Граф был убит вполне неплохо. В этом Элиза отдавала внуку должное. Однако императору не было нужды и шевельнуть пальцем, чтобы испортить весь пылкий замысел. Столичное казначейство безо всяких указаний само по себе слишком долго разбиралось с договорными бумагами – кондотьеры из западных владений отступили на земли Ангатье в ожидании возобновления нарушенных контрактов по снабжению. А их подчиненные быстро взяли вопросы пропитания в свои руки путем односторонних «сделок» с местным крестьянством.

Внучок справедливо верил в свой шарм и воинское мастерство. Потому он мигом помчался разбираться, оставив обалдевать знать и местные гильдии, ошарашенные кончиной графа и внезапно учиненной независимостью всего феода. Внучек справился с задачей мастерски, в кратчайшие сроки склонив распоясавшихся (и даже начавших грызться между собой) кондотьеров к подданству в его ныне независимых землях. Однако имперские военачальники подобного мастерства вовсе не ожидали и заблаговременно выставили кордоны, ожидая потока беженцев и разбойников со стороны разваливающегося узурпированного графства, нанеся непоправимый урон купеческим гильдиям и перспективам создания зимнего продовольственного резерва. Также, предположительно при пересечении оных кордонов, при неизвестных обстоятельствах погибла миссия епископа, возвращавшаяся в империю.

Словом, дела приняли еще более скверный оборот. Все шло к большой войне, бунтам и голоду, но новый граф и тут преуспел – он сумел вернуться и в кратчайшие сроки призвать к порядку местную знать, священнослужителей и большинство средних воинских чинов. Затем каким-то немыслимым образом разобрался с имперским энвоем, предотвратив вторжение. И, в довершение, убедил императорского канцлера в необходимости межгосударственного, а не вассального брака, упрочив собственную независимость.

Элиза не могла упустить подобного – она задействовала все свои связи и оказалась направлена к Ангатье. Она множество раз перечитывала донесения о метаниях графа с трепетом в груди. Подобное умение быстро и бескровно исправить любую сложную, безвыходную и опасную ситуацию встречалось раз в тысячу лет. Элиза могла бы компенсировать прилагавшуюся к нему чудовищную, смертельно опасную недальновидность. Вкупе с бесшабашностью и убедительностью внучка, их союз мог бы стать чем-то поистине легендарным.

Элиза сделала все в точности так, как и было велено. Так, как планировалось. Ей даже удалось выжать одобрение деталей плана канцлером всего лишь за день.



Она шла по пустому совещательному залу самолично держа свиток. Изначально предполагалось, что это должно было намекнуть на особенности ее намерений. Равно как и отсутствие цветов ее фамильного герба в платьи. Как и многое другое, что она предусмотрела. Все должно было пройти идеально.

Элиза шла по пустому залу для совещаний, обходя опрокинутые стулья.

Она перешагнула тело какого-то еще хрипящего мародера и возложила свиток на хозяйский край стола. Поклонилась и, не поднимая головы, отступила.

В воздухе вились три мухи.

Ее рыцарь стоял у входа. Два, с арбалетами, возле окон. Еще один обследовал приоткрытый тайный выход возле камина. Последний – бесшумно за левым плечом, тоже с арбалетом. (Просто она не любила грохота пороха, и ее личный отряд относился к этому с пониманием.) Хотя и без этого в голове стоял шум от безумной трехдневной гонки ее кортежа.

Элиза подняла голову и снова оглядела пустой зал.

Она сделала все в точности так, как и было велено. Так, как планировалось. Но, к несчастью, чуть позже, чем нужно.

Все-таки, это были замечательные времена. Если бы и сейчас при ней были те слуги, все бы было иначе.

В покинутом графском замке было очень похожее волшебство на то, что почудилось сейчас, но оно не тяготило. Было сложно сказать, в чем именно оно заключалось – пустые коридоры, лестницы и комнаты, в которых больше нет смысла, обычно вовсе не волшебны. К тому же, обычно, заброшенным жилищам, особенно роскошным, требуется время, чтобы «оголодать» по людскому присутствию – время между тем моментом, когда они только стали покинутыми и тем, когда в них уже обосновалось запустение. Когда в них заживет больше нечеловеческого, чем обыденного – больше извращенного плесенью и гнилью «порядка», наведенного чьими-то невидимыми руками. Это дома, в которые будто заселилось что-то совсем иное, что исказило прежний человеческий быт под себя, обустроило все вопреки утраченным желаниям прежних жильцов. Словом, подобные места бывали несколько неприятны уже не только из-за отсутствия людей.

Но вот павший графский замок обладал каким-то иным свойством. Пустота в нем была необычна. Она была полна яростью. Яростью истории оборвавшегося рода. Яростью незаконченной предсмертной записки, только во сто крат больше. Пустота залов казалась реальной сама по себе.

Но в те времена подобное не пугало Элизу.

К тому же, если придираться к мелочам, настоящей безлюдной пустотой содержимое замка также не было. Хоть знать и гарнизон разбежались, понимая неизбежное, в замке нашлось приличное число мародеров. Правда, в имевшихся условиях, их нельзя было считать за людей, как, скажем, обычных грабителей или воров – это были самозванцы под руководством якобы вернувшегося отца ее суженного. Что было наглой ложью, за которую они быстро поплатились.

Кажется, именно тогда ее начали за глаза называть «вестницей гибели» или чем-то подобным. С годами (и несколькими похожими эпизодами) так и не запомненное прозвище все больше мешало вопросам о помолвках. Но все же, это были приятные воспоминания.

Ей стоило больших усилий вышколить своих рыцарей. Пусть те и не имели официального звания, а лишь числились слугами. Элиза считала, что, если это всего лишь слуги, а не военный отряд, она смогла бы, в случае чего, отвести от них гнев «правосудия». Они были прекрасными послушными инструментами. Даже самый непутевый и самый лучший – Бернард – понимал, когда нужно бросить свою жизнь на кон, а когда можно открыто из-за ее спины ухмыляться в лица самой герцогской четы. И он очень бесстыже, неподобающе, но заразительно, смеялся, рассказывая остальным четверым, как дескать госпожа Бенуа «заткнула пасть» этим «наглецам, которые выдумали себе, что чего-то стоят рядом со славной госпожой».

Все же, это были добрые времена. И, как о всем хорошем, об этом лучше не вспоминать. Особенно в нынешних условиях, когда не только от слуг, а от нее самой не осталось и десятой доли уверенности и силы.



Ветер сорвал одну из ставен, и очередная молния оглушительно ударила снаружи. На мгновение обстановка дома осветилась холодным светом из-за еще одной молнии. Элиза заметила лохмотья паутины и истлевшей ткани. А на стуле было что-то похожее на человека.

– Путник, – прошипел кто-то, – путник!

Элиза зажмурилась, пытаясь трезво вспомнить увиденное во вспышке молнии. Это был не человек. Скорее, свисающая со стула шуба.

– Путник! – повторил кто-то.

Элиза сделала несколько шагов и попыталась нащупать стул. Чутье не подвело – голос шел не от него – на стуле нашлась всего лишь какая-то облезлая меховая накидка. Это было очень кстати. Да еще с капюшоном! Холод должен будет отступить! Элиза с трудом укуталась в приобретение и невидящим взглядом обвела погруженное во мрак помещение. Голоса больше не было слышно. Зато на лестнице на второй этаж начали появляться теплые отсветы.

Элиза с неудовольствием чувствовала, как оборванная подкладка шубы пропитывается ее потом. От этого становилось только холоднее. Да и горло жутко пересохло.

В воздухе висела какая-то гарь.

– Воды, – потребовала она, но тут же опомнилась.

– Ведьма? Ты вернулась отменить заклятие? – прошипел голос.

Огонь на втором этаже разгорался все ярче, и она разглядела говорившего. Названия его она не знала – горностай? Росомаха? Мех был не в лучшей форме, потому определить было сложно. С живыми зверями раньше ей почти не доводилось видеться. Но, в целом, ситуация была ясна – говорило чучело, стоявшее на небольшом шкафу у стены.

Испустив разочарованный вздох Элиза предположила, что, скорее всего, уже бредит. Говорить с видениями значило бы только упрочить бред. Но отчего-то она заговорила:

– Я никакая не ведьма, а наследная баронесса Бенуа. Представься и подойди ближе.

– Подойди? – прошипело чучело так едко, что стало еще холоднее.

На втором этаже что-то обрушилось и отблески пламени погасли. Вместо них по лестнице потекла вода. Ветер пронизал комнату уносясь наверх.

Соображать было все сложнее. Но главное она, кажется, поняла – она явилась сюда ради проведения расследования. И впервые ей повстречался возможный свидетель магической катастрофы, случившейся здесь в давние времена. По крайней мере, чучело было очень старым и, если не считать его горячечным бредом, умело говорить.

– Инсенда ан соре, инхат’та фрамме ан… – проговорила она, перебирая пальцами левой руки, но запнулась до того, как вызвать огонь. Почему она раньше только не пользовалась этим? Можно было бы не мучиться от жара и холода. Была ведь причина. Но в отсутствии понимания, сейчас лучше было бы довериться прошлой себе.

– Можно задать тебе несколько вопросов? – встряхнувшись спросила Элиза.

– Дом рушится! – прошипел голос.

– Отвечай.

– Отрежьте меня!

– Что? – удивилась Элиза.

– Лапы от доски! – проверещал голос, – отрежь! Тогда отвечу!

Элиза наощупь нашла чучело. По ощущениям, тушка была залита изнутри смолой, скрепляющей что-то еще – песок, опилки и железная проволока? Проржавевшая проволока действительно пронизывала рассохшийся деревянный постамент ото всех четырех лап. Можно было бы трансмутировать волокна дерева, и так превратить железо в сернистую соль. Фрамме э’мат. Без всяких заумных особенностей.

Элиза снова встряхнулась. Это был просто горячечный бред. Если бы подобные фокусы были бы допустимы для Элизы Бенуа, она бы не стала так мучаться. Вернувшаяся память была не всегда кстати.

Схватив чугунные щипцы, валявшиеся возле печки, она с трудом начала выдирать проволоку, крепившую постамент к чучелу, игнорируя шипение оного. Рвущийся через дверной проем ветер разогнал дым. Веселые языки пламени, борясь со льющейся через потолок водой, все лучше помогали освещению.

– Куда?! – спросила Элиза закончив с последней лапой. Неблагодарное чучело откровенно пыталось убежать. Но, видимо, долгая стоячая жизнь (или проволока внутри) помешали преуспеть. Элиза подняла его с пола и повесила на плечи, – будешь пока воротником. Скажешь, где найти кров и ответишь на остальные вопросы.



* * *

Двигаясь по краю роскошной каменной лестницы, там, где не бурлила вода, Элиза миновала упавшую створку чугунных ворот. Ветер здесь был куда тише. Да и, как будто специально для этого места, в облаках появились небольшие трещины, заполненные предутренним светом.

Элиза оперлась на клюку пытаясь отдышаться. Она все сделала правильно. Дорога от обрыва сюда была короче, чем до города. Оставаться в лесу посреди потопа было бы опасно. Конечно, можно было поверить в то, что проклятие не даст ей так просто умереть. Но в это можно было поверить, будучи в трезвом уме и спокойствии.

– И еще, – прошипело чучело снова пытаясь встряхнуться.

– Мне больно говорить. Позже, – ответила Элиза, вглядываясь в глубь сада. Там мельтешило что-то белесое.

Настоящий егерь Пьер рассказал достаточно. В один прекрасный день много лет назад тела всех слуг исчезли, а их души остались привязанными к своим местам, к тем вещам, к которым был в том или ином смысле привязан их быт. Для егеря это был отцовский трофей с какой-то давней и важной охоты.

Звучало это дико, но воротник вряд ли врал. Конечно, ведьмы делали и куда более жестокие вещи, но не настолько дикие. В пору было поверить, что в создании Запретных Земель было замешано несколько ведьм с противоположными интересами.

Белесое видение перемещалось между живыми изгородями, подходя все ближе.

Элиза наконец разглядела. Это была какая-то девушка. Кажется, она что-то искала. Окликать было больно, однако незнакомка сама справилась с приветствием, хоть и весьма дурно:

– Ведьма… – взвизгнула она.

– Сговорились… – одними губами проговорила Элиза, поправляя мокрые пряди меха, свисающие с капюшона, и добавила громче, – нет.

– Простите, старушка, вы не видели? – она запнулась, встретившись глазами с Элизой.

Вот же бессовестная простушка! Лет на пять же младше!

– Как ты смеешь?! – грозно сказала Элиза.

– Простите, у вас голос такой хриплый. И шкура какая-то… – она болезненно огляделось, – это подождет… Только что бурей с балкона унесло одного не очень большого… не то, чтоб человека…

Элиза не могла найти слов. Такой концентрации бессмыслицы она еще не встречала. Однако пользу уже удалось извлечь – пищащий и стрекочущий конвой, всю дорогу следовавший за Элизой, незнакомка точно не замечала. Она с содроганием оглядывала потоки воды в каменных арыках в поисках своего «не очень большого» – вероятнее всего коллеги чучела.

– Селин! – вдруг раздался страшный рык. Элиза почувствовала, как спрут внутри встрепенулся. Больше, чем обычно.

Стрекотание позади стихло. По крайней мере, его стало не слышно за звуками дождя.

– Камердинер ведь деревянный, – обернулась девушка, – течение могло унести куда-то!

Лицо Элизы расслабилось. Она бросила попытки разобраться. Все это не могло быть взаправду. Все было полнейшей бессмыслицей. Расследование возможно вести только находясь в здравом уме.

– Селин! – раскатисто повторил незнакомец. Выглядел он неважно. Какой-то крупный прямоходящий волшебный зверь, частично облаченный в старинный камзол.

– Наследная баронесса Элиза Бенуа, – сказала она, делая шаг из тени, – надеюсь, хоть у вас достанет такта представиться, – поклонилась она, опираясь на клюку.

Вместо ответа незнакомец резко, с хрустом, шмыгнул в заросли явно пытаясь спрятаться.

– Не достанет, – резюмировала Элиза, – я мучаюсь лихорадкой. Мне немедля нужен кров и горячее питье.

– Сейчас, – справилась с собой Селин, – позвольте, я вас провожу, тетя!

Элиза со всех оставшихся сил отбила протянутую ей ладонь. Из зарослей раздался грозный взрык, но не было похоже, что незнакомец готов вмешаться.

– Я сильно больна. Не смей меня трогать! – проговорила Элиза.

– Как скажете! Идите за мной! Только прошу, постарайтесь быстрее, мне нужно срочно вернуться к поискам!

– А тот не соблаговоливший представиться незнакомец не будет участвовать? – спросила Элиза.

– Там никого не было! – вздрогнула она и несколько сжалась, – вы же одна? С вами нет охотников?

– Мне больно говорить. Не вынуждай меня спрашивать дважды, Селин.

– Думаю, вам просто показалось, – затравленно огляделась она.

– Пусть будет так, – кивнула Элиза.

Чтобы начать всерьез допытываться чего-то от первого попавшегося обитателя замка, следовало в первую очередь выстроить непротиворечивую версию собственного визита, а с этим в нынешнем состоянии наблюдались проблемы.




7


Кровать была ужасающе неравномерно жесткой. Куда хуже монастырских. К тому же, стоило Селин убежать прочь продолжать свои поиски, вокруг с новой силой раздались те самые звуки. Правда, теперь источника было всего два, просто они больше будто и не старались прятаться.

Элиза очень надеялась немедленно забыться, как только завернулась в сухие простыни, спрятаться от неотступно преследовавшего ее страха. Отодвинуть его чуть дальше в будущее, когда в голове будет чуть яснее. Но все внутри ходило ходуном, упорно требуя немедленно бежать отсюда, хоть бы и кинувшись в реку, в которую превратился старый ров.

Подняв несколько искр, она сняла кувшин с наскоро забитой углями жаровенки и припала к носику. Вода едва согрелась. Грудь что-то сдавливало помимо страха. Она молча взглянула на чучело, забравшееся в ворох одежды в углу.

Болезненные ощущения были все хуже. Однако в затхлом воздухе обнаружились и какие-то приятные ароматы. Что-то дурманящее, лесное, но при этом как будто из раннего детства. Хотя Элиза впервые посетила ежегодную охоту лишь в десять лет, а уж внутри леса побывала и вовсе не раньше тринадцати, да и то, из-за временной остановки кортежа.

Тем не менее, запахи были все более явственны и убаюкивающи без какой бы то ни было причины. Это пугало еще сильнее – подобные галлюцинации случались только от ядов. В довершение к этому, хотя казалось, что весь возможный страх уже и так был при ней, со спрутом начались и вовсе неприятные вещи – его будто тянуло крючьями изнутри нее.

И тут она заметила причину.

– Оставь в покое, – холодно процедила Элиза, глядя на маленького духа, вцепившегося к ней в грудь. Кажется, так тоже изображают сильфид – как маленькое создание с крылышками. Так что на человеческом языке их, наверное, можно было звать так – сильфидами.

Ужас сковал все тело. Что бы это создание ни пыталось извлечь, оно преуспевало, и оно вовсе никак не тревожилось насчет материальности простынь, в которые она завернулась. Существо показалось чем-то сродни призраку кровососущего насекомого, нагло ощупывающего жалом что-то внутри. В то время как прихлопнуть его тело не было никакой возможности. А если и получилось бы, то извлечь часть призрачных останков из-под собственных ребер уж точно бы не вышло. А ведь под потолком висело и второе созданьице – золотистое.

Хоть при ней и имелся козырь против таких созданий, но он не подобал Элизе Бенуа. Страх сейчас был куда лучше, чем такие безрассудства. С такими созданиями лучше было продолжать бояться. Ведь в страхе можно вести переговоры.

– Вы что себе позволяете?! – высокомерно процедила она.

– Что за наглое человеческое дитя! Тихо! Или я сейчас… – серебристое существо возмущенно подняло личико с блестящими мышиными глазками.

– А ты попробуй, – разжав зубы холодно и безэмоционально проговорила Элиза. Горло и грудь пылали, и контролировать правильный объем страха становилось все сложнее, – вы не слишком-то зазнались?! Сильфиды чертовы!

– Я не из рода сильфид, а… – начало серебристое существо.

– Молчать! Все одно, лживые лесные духи. Только подумать, что столько вашей братии захомутали, только чтобы досадить мне! Ведите мне вашего хозяина, пока я еще держу себя в руках!

– Ах ты! – застрекотал крылышками дух и поднял засверкавшие ручки.

– Постой братик! – пропищало второе существо, – она же говорит с тобой!

– И… – остановился тот, – и что с того? Будь она духовным мастером, не использовала бы слова вовсе.

В каком это смысле?

– Ну была бы мне не дорога собственная душа, – холодно проговорила Элиза, – я бы и заклинания внутри головы бы представляла, а не составляла голосом снаружи.

– Отцепись, сестрица! Она лжет! Она не почала ничего из своего колодца – она за свою жизнь не наполнила ни одного заклинания!

– Меня от тебя… тошнит… – мрачно начала Элиза и перегнулась к краю кровати. Дело было вовсе не во внешности существ – они выглядели жутковато, но красиво. Зато это был хороший повод оскорбить самомнение наглого духа. К тому же сдерживаться уже не было сил. Ее начало рвать. К сожалению, угодить в ночную вазу не получилось.

– Хозяйка что-то напутала, – заключило золотистое существо, – давай сперва разберемся. Ты же знаешь, в последний век она что-то странно стала себя вести… Расспросим это человеческое дитя.

– Подождите, пока я вылечусь, – холодно сказала Элиза.

– Она умрет раньше… – заметил серебристый.

– Секунду, – золотистое существо уже держало возле ее лица сплетенную из листьев кувшинок чашу.

– Благодарю, – сказала Элиза отпив немного и закашлялась, – вы служите ведьме, что прокляла эти земли?

– Можно сказать и так. Но отчего ты говоришь на изначальном диалекте? – насупился серебристый.

– Это подождет, – перебило золотистое создание и продолжило заискивающе. Кажется, так оно пыталось выразить вежливость, однако бусинки глаз не выражали ничего хорошего, – расскажите, для чего вы пришли сюда? Ведь Владычица ясно дала вам понять, что вам следует быть пораженной молнией или утонуть в стремнинах. У вас, наверное, есть причина, отчего вы не умерли.

– Сложно рассказать.

– Сложно ей, – буркнул серебристый.

– Не бойтесь, – успокоило золотистое созданьице исподволь тыкнув в бок коллегу, – если вас связывает клятва, я знаю такие места, что вы сможете рассказать все, позабыв о всех приличиях и клятвах. Правда вам будет очень больно, но ручаюсь, вы сможете!

– Ох… – покачала головой Элиза и отпила еще. Допрашиваемый не всегда и сам понимает, что именно может рассказать полезного. Боль требуется совсем для другого. Похоже, сильфиды были не слишком опытны с людьми:

– Что за глупости вы говорите… У меня есть знакомый святой отец, который мог бы исправить ваши заблуждения. Хотя жаль, что он в вас не верит… Вернусь к вашему вопросу. Я пришла из империи, чтобы заключить союз с лордом этих земель.

Золотистое заметно смутилось и обернулось к коллеге:

– Это откуда? «Империя» – она употребила человеческое слово? Это что-то вроде города? Или название королевства?

– Всякая чушь человеческая, – отрезал серебристый и подлетел ближе, – ответь про свои настоящие цели.

– Другой моей целью является снятие проклятия, – кивнула Элиза снова отпив из чаши. Еще совсем недавно эти сильфиды вызывали только гнев и ужас, но теперь она бесповоротно прониклась доверием хотя бы к золотистому. Это висящее в воздухе маленькое умильное создание, изредка трепещущее крылышками, смотрело на нее совершенно пустыми глазками. Оно ощущало свою превосходящую силу, но все равно было осторожно. Оно почти полностью подавляло свое отвращение, пристально и властно рассматривая ее грязное, потеющее, близкое к смерти тело. Оно недвусмысленно напомнило о существовании пыток, но вело себя уважительно со все еще не до конца понятным собеседником. И, к тому же, зелье было чертовски приятно. Это был старый, как мир, сигнал к тому, что разговор – не просто формальность.

– Меня прокляла одна якобы добропорядочная карга, – продолжила Элиза, – которая мало что смыслила в волшебстве. Вы знаете, у подобных заклятий есть нечто вроде собственного разумения, которое может собрать и претворить в жизнь конкретное несчастье. Либо разглядеть надвигающуюся беду и подстегнуть ее. Но преступница не слишком разбиралась в этом ремесле.

– Так это не ты всех этих детей в жертву принесла, – удивился серебристый, указывая куда-то за спину Элизы.

– Нет… Дальше сложнее. Вы помните, как вы родились? – покачала головой Элиза.

– Вы, люди, тоже не помните. Тоже мне вопрос, – фыркнул серебристый.

– Но вы рождаетесь иначе. В одинокой роще новорожденной фее или сильфиду неоткуда узнать свой волшебный язык, но, тем не менее, вы его знаете, как знаете и человеческий язык.

– И к чему это все?

– Те сущности, что всего лишь исполняют проклятия, – медленно проговорила она, – обычно не имеют даже названия. Обычно они немногим разумнее животных паразитов. Но вот если в них влили невероятно много сил, они становятся полноценными существами.

Элиза решила не упоминать о том, что ее подтолкнули к этим умозаключениям изыскания инквизитора на тему демонологии – он убедительно доказывал, что демонов чаще создают, а не призывают. К методам доказательства, правда, у Элизы были некоторые этические вопросы.

– Ладно, я исцелю вашу ногу, – вздохнуло золотистое, – вы от боли еле дышите. Так мы до полудня ничего не решим.

– В моем случае, существо получило слишком невнятные и сложные указания, ради исполнения которых ему волей-неволей приходится набираться человеческого опыта. И я подпустила его поближе к собственному рассудку, чтобы избежать неожиданностей.

– По мне, так вы его уже сделали слугой, – заметило золотистое существо, – братик за всю ночь так и не вырвал его. Не говоря уж о следовавших за вами младших. Им пришлось отступить. Так отчего вы его не используете, раз «подпустили поближе»?

– Мне на зло зарезали детей, – отчетливо сказала Элиза, – отчего я не лакомлюсь их плотью, раз их зарезали?

– Люди уже много веков не едят друг друга, – кивая с видом знатока подтвердил серебристый, – вот и расплодились, что сил нет.

– Вы из знатного рода, – холодно сказало золотистое, – вы защищаете себя и тем, что растрачиваете жизни своих подданных. Говорите правду. Отчего вы не прикажете этому «проклятию»? Что вы на самом деле замыслили?

– Я понимаю, что вы не видите разницы. Но я вижу. К тому же, я пользуюсь им. Я изучила и приняла его язык. Если я прикажу ему рассыпаться, все жертвы, принесенные ради его создания, окажутся бесполезны, к тому же, у меня нет на то достаточных сил и умений. Как и на то, чтобы на самом деле подчинить и выжать все его силы досуха до того, как оно исполнится.

– Отчего вы говорите так гордо и чопорно? – хмыкнуло золотистое и продолжило изменившимся голоском, – вы же расписались в своем бессилии. Я чувствую, что в конце вы сказали почти полную правду. Неужели вы ждете милости от нас или хозяйки? Что мы вас утешим?

– Нет. Сейчас я решаю лишь задачу выжить на переговорах с вами. Я жду того, чтобы вы отстали от меня и поняли, что вытаскивать из меня на свет это проклятие – не лучшая идея, – как могла убедительно улыбнулась Элиза, – оно очень неопытно и очень сильно. Моя бесхитростная гибель его пока также не устроит.

– Вам есть что сказать еще? – пристально глядя на нее спросило золотистое созданьице. Впервые ей казалось, что взгляд действительно способен пронизать насквозь.

– Да. Мне кажется, ваша хозяйка потеряла рассудок. Отчего вы до сих пор ей служите?

– Для нас большинство человеческих желаний безрассудны. Разницы нет, – фыркнул серебристый.

– Благодарю. Это то, что я хотела услышать.

Комнату огласил тоненький смех. Такой, что будто бы и сам был золотистым:

– Баронесса, вы уж не забудьте о моей сегодняшней заботе!

– Стой! Мы ее просто оставим?! – возмутился серебристый.

– Хах… ха… вспомни, что она сказала вначале: «не будь ей дорога собственная душа, заклинания внутри головы бы представляла, а не составляла бы голосом снаружи». Да и все остальное… это ж…

– Так видно же, что она так ни одного ни разу и…

– Брааатик! – протянуло золотистое, – отлети-ка подальше от нее. Это… Это чудовище. Попрощайся с чудовищем!

– До свидания, чудовище, – буркнул тот.

– До свидания, сильфид, – чопорно кивнула Элиза.

Снова рассмеявшись, золотистое взмахнуло ручкой и просочилось в щели каменной кладки вместе с коллегой.

Элиза выплеснула воду из еще теплого кувшинчика и обняла его, крепче оборачиваясь в простыни.

«Чудовище»? Это преувеличение. Но все же переговоры прошли неплохо. Напоследок удалось даже выяснить степень лояльности духов:

– Они служат именно ведьме, а не выполняют единожды заключенный контракт. Это важное отличие… – сказала Элиза вслух.

И не похоже, чтобы их волновало помутнение рассудка оной, однако некоторые заблуждения хозяйки они не прочь исправить по собственному разумению. К тому же, существование других ведьм не подтвердилось.

В числе сданных позиций, которыми пришлось пожертвовать в ходе допроса, была одна самая неприятная: «у меня нет на то достаточных сил и умений, как и на то, чтобы на самом деле подчинить и выжать все его силы досуха». Но без этих намеков, золотистое созданьице вряд ли пришло бы к выгодным для Элизы выводам. Оно смотрело прямо внутрь Элизы. Уж для существа, чье существование целиком состояло из всяческой магии, это должно было стать весомым намеком.

В дополнение к этому: недоуменно и вскользь продемонстрировать собственное безразличие к огромным выгодам при переговорах с торговой компанией, недоуменно и вскользь продемонстрировать безразличие к обретению собственной магии при переговорах с сильфидами – схожая тактика. Однако, Элизе и правда были безразличны любые проявления силы сами по себе. Ни деньги, ни статус, ни магия, ни военная мощь, ни вера не способны сами по себе решать задачи. Предназначением Элизы Бенуа было рано или поздно вступить в политический брак с обозленным ненадежным вассалом. Ее образование было безупречно для того, чтобы, распоряжаясь чужими деньгами, заемным статусом мужа, его заемной военной мощью, привязать оного к предназначенному месту. Как у многих до нее, и как у многих после. Бывший советник Сенека, пустившийся на старости лет в романтизм и наставничество, утверждал, что нет ничего прочнее древних незримых канатов кровного семейного родства и только они способны удержать политические союзы. То же он утверждал про простой народ – дескать его ткань плетется именно семейными узами. Собственных детей он завести так и не сумел, и Элиза относилась к этим мыслям со скепсисом, а своего ответа так и не нашла. Элиза лишь знала, что ответа, рожденного из силы всегда будет недостаточно. Будь то сила веры или сила золота.

На секунду, ей показалось, что ведьма могла найти универсальный ответ. И оттого все происходящее в Запретных Землях имеет безумный окрас, лишь кажущийся таковым для тех, кто не постиг истины.




8


– Бернард! – Элиза резко поднялась на кровати, – опять отлыниваешь?! Враг!

Упавший металлический кувшинчик звякнул о пол.

Элиза огляделась заспанными глазами и закашлялась.

Мгновение назад ей казалось, что комнату посетило что-то, но теперь не было ничего необычного. За ночь никто не удосужился даже унести жаровню. Кажется, никто не следил за ней. Снаружи тоже не было слышно ни звука. В комнате не нашлось и колокольчика, так что пришлось брать утренние дела в свои руки.

Выйдя наружу при свете дня Элиза обнаружила себя в сравнительно современном флигеле. Видимо, гостевом. Старое здание замка возвышалось чуть севернее – оно почти парило посреди крон деревьев освещенное утренним солнцем. Несмотря на последствия вчерашней бури, было видно, что за угодьями здешнего лорда тщательно и неустанно следят. Но слуги отчего-то единогласно решили разбегаться и прятаться от гостьи ни разу не показавшись на глаза. Элиза не обладала особым чутьем на чужое присутствие – особо острым слухом или наблюдательностью. Но витавшее в воздухе ощущение напоминало то, что царило дома, где многие слуги избегали попадаться ей на глаза без крайней нужды.

Правда, и без того ситуация становилась все яснее. Оставленный сушится на подоконнике воротник был прав – следы на песке во дворе не принадлежали ни людям, ни животным. Здесь совсем недавно повсюду скакала утварь, устраняя последствия шторма. Рассказ Жерара тоже был похож на правду – встреченная ею вчера Селин, скорее всего, и была той беглянкой. Что бы тут ни происходило, связь этой девушки с центром Запретных Земель была почти доказана.

Элиза продолжала прогуливаться все больше и больше проверяя на прочность желание слуг скрываться: гостю без официального приглашения нельзя позволять подобного. Но никто не вмешивался. Она успела посетить главную кухню. Там ясно ощущались запахи вполне обычной, а не ведьминской, еды, насколько можно было судить. Впрочем, большинство ядов тем и ценны, что их запах не выбиваются из обычного хора приправ, а запах человеческого мяса сложно отличить.

Элиза одобрительно кивнула, пройдя возле вешалки с фартуками. Либо здешний лорд был так же строг, как ее собственный папенька касательно стирки, либо на кухне также трудилась волшебная утварь – запаха пота не наблюдалось, но было нечто еще. Элиза снова принюхалась. Это был свежий запах вываренный костей. Она помнила его хорошо.



Ее первый рыцарь, в прошлом доблестный солдат, Николя, занимал в детские годы важное место в ее жизни. Их отношения было сложно описать одним словом. Вернее, сначала, это было лишь одно слово – ненависть. Он не подавал вида, как истово ненавидит род Бенуа, что оставил его при себе, истребив обоих его братьев, хотя именно он сам и клялся в верности, и молил о пощаде. Элиза не подавала вида, что ненавидит его трусость. Но понемногу их души начали открываться друг другу.

Как-то у Элизы определили сердечную ангину и выписали самый дорогой ртутный эликсир. Алхимик изготовлял его вываривая из бараньих костей (самим барашкам до того месяцами спаивали неочищенное ртутное снадобье, дабы те хорошенько процедили сквозь органы и впитали его). Также он добавлял сильные специи, содержащие, по новейшим данным, наибольшую долю флогистона.

Николя, заслуживший к тому времени роль личного слуги, должен был давать прикованной к постели Элизе это снадобье. И тогда его маска наконец разбилась – в первый же прием он, с торжествующим видом, выплеснул драгоценное содержимое алхимической склянки прямо в ночную вазу.

Это повторилось и на следующий день, и в день после этого.

Ведь Элиза не сказала никому. Она лишь снисходительно смотрела из вороха перин на него, с удовольствием замечая, как ненависть понемногу сменяется ужасом и безысходностью. Хотя при этом она, несмотря на адскую боль в груди, набирала как можно больше воздуха, предчувствуя, что через мгновение Николя мог кинуться просто душить ее.

Даже после того как Элиза оправилась, Николя не сдавался и продолжил открываться ей.

Элиза ломала его долго, но добилась успеха. Последняя капля была не самой примечательной, но она стала решающей:

Холодным осенним вечером они возвращались вдоль начавшего подмерзать пруда. Они были в полном одиночестве, если не считать успевшего продрогнуть мопса Никки, заключенного в ее крепкие объятия. Единственным звуком на всю округу была мирная беседа Элизы с этим подвывавшим Никки и ее собственные шаги. Николя никогда не раздражал ее шумностью походки.

Все поменялось в мгновение. Спокойно следовавший рядом Николя вдруг просто схватил ее в охапку и ринулся с берега прямо на тонкий лед. Элиза каким-то чудом лишь успела швырнуть своего мопса в сторону ограды деревянного лодочного причала и тут полынья проломилась. Элиза не почувствовала холода. Ледяная вода, сомкнувшаяся вокруг, казалась какой-то прожорливой сворой, вырывавшей кусок за куском из ее тела. Она билась как могла и, кое-как цепляясь за поводок запутавшегося в ограде мопса, выбралась на прогулочную лодчонку.

Элиза схватилась за весло, продолжая чувствовать заполненные иглами «укусы» холода, но только тогда полностью поняла, что произошло.

Она стояла, сжимая поднятое весло, оглядывая Николя рычащего и захлебывавшегося в ледяной воде. Элиза испытывала множество противоречивых чувств, но, по услышанным позже словам Николя, он увидел в ее лице лишь полнейшее разочарование.

Элиза вставила весло обратно в уключину и развернула древко ему.



Несмотря на полученную Николя устную и материальную благодарность за спасение «шаловливой, но милейшей малютки, коя когда-либо рождалась в роде Бенуа», на следующее утро он слег с жаром. Элиза лично проконтролировала приготовление бульона на бараньих костях и приправах, и лично пришла поблагодарить спасителя, чей подвиг она так живописала домочадцам.

Она стояла возле кровати Николя наклоняя мисочку бульона из стороны в сторону, но не пролила ни капли. Насладившись знакомым запахом, не так уж плохо повторявшим тот самый эликсир, она кротко кивнула и поставила мисочку на стол возле кровати.

– Никки, я надеюсь, ты поправишься и докажешь мне свои умения каким-нибудь другим способом, – сказала Элиза, – этот мне уже не интересен.



С тех пор многое изменилось. Она объясняла себе перемены тем, что невозможно быть такой же беззаботной, как раньше, что это естественный порядок вещей. Сердце огрубевает со временем. Но это объяснение казалось неправильным.

Прикрыв глаза, Элиза медленно шла по запаху костей.

Элиза была уверена в том, что ее сердце ни капли не изменилось. Оно должно было быть все так же свежо. На нем не было ни царапинки – ни от казненных рыцарей, ни, тем более, от неудачных венчаний или от того, что оставшийся род Бенуа приветствовал ее «ссылку» в Запретных Землях, а, вернее, приговор.

Ее рыцари не предали ее, так с чего появляться душевным ранам? Это дело их родных заливаться слезами на их могилах. Ее долг – лишь отдать требуемые правилами почести и заплатить им за службу достойную цену. Ни толикой, ни движением больше. Таков уж этот постылый долг. Произвести эти простые действия тоже по-своему очень сложно. Это только кажется, что махнуть траурным платочком произнеся шесть слов благодарности над могилой – легкое дело.

Элиза наконец нашла источник запаха – посреди библиотеки.

Ей стало не по себе.

Селин пыталась склеить вешалку. Запах был вовсе не похож на запах клея, но сомнений не было, варился именно клей. Вернее, сомнения были, но лишь в собственном рассудке. Вешалка была жива. Видимо, это и был тот камердинер, которого Селин разыскивала.

– Доброе утро, – проговорила Элиза борясь с нервным смехом. Ситуация была одновременно жуткая, комичная и трогательная, причем чересчур во всех этих смыслах.

– К… как вы себя чувствуете? – нашлась Селин, пытаясь прикрыть юбкой пациента.

Элиза лишь наклонила голову на бок оглядывая происходящее. Парочка раскрытых книг, лежавших у ног Селин, очевидно не имели никакого отношения к волшебству. Скорее всего, именно в одной из них нашелся рецепт клея или чего-то вроде.

Селин абсолютно точно было не место в замке. Она не умела держать себя, не разбиралась в магии. Что бы ее здесь ни держало, это что-то внушало Элизе опасения. Хотелось соблюсти расстояние.

– Я… – решила продолжить Селин.

– Могу дать тебе совет… – перебила Элиза, – или два совета. Или три.

– Как чинить мебель? – спросила она и тайком шепнула что-то вешалке.

– По этому поводу у меня есть только догадки, – протянула Элиза, – но если хочешь совет, то придется дать немного пищи и моему расследованию.

– А… Давайте позже? Вы не могли бы выйти?

– Сперва мне нужно поблагодарить тебя. Я отвечаю злом только на тупость, обман, излишнюю надоедливость и похоть, зло, трусость, предательство и устриц. Ненавижу устриц. А на добро я не отвечаю злом. Тебе нет нужды меня бояться. Я занимаюсь расследованием исключительно для своих нужд. Позволь, я выскажу первую догадку: тебе следует оставить камердинера в полном одиночестве.

– Нет, – понурилась Селин.

– Почему? Пока я шла к замку, я наткнулась на заброшенное подворье, откуда забрала небольшое чучело. Мой воротник. Так что этот секрет замка мне ведом. К воротнику заходили здешние слуги, но они отчего-то побоялись отрывать его от постамента, так чтобы он смог ходить сам. Ты видела шубу, что я позаимствовала в том же доме. Она в никуда негодном состоянии. А вот чучело сохранилось не так уж плохо, в отличие от его собственного постамента. Подозреваю, что волшебные слуги этого замка сами собой восстанавливают свой прежний вид со временем.

– Вчерашний шторм… – угрюмо проговорила Селин, – будто все поменял. Здесь было так хорошо… Вы точно не ведьма, что пришли все разрушить?

– Нет.

– Вчера во время бури разбились часы. Мне было страшно смотреть на мертвые часы, я пыталась… – запнулась Селин, сдерживая слезы, но продолжила, – когда я вернулась в комнату с часами, они были целы. Но они тут же позвали Ч…

– Лорда? – подсказала Элиза.

– Да. Как будто они начали свою волшебную жизнь заново, заново утратив все… – Селин подняла взгляд и опешила, – простите, вы так спокойно смотрите, неужели вам ни капли не жаль? Вы же знаете о проклятии и всем этом?!

Действительно, Элизе было ни капли не жаль. Оказаться заточенным в тело какой-то вещицы, а потом начать все заново? Это означало только сбросить груз лет, проведенных в таком беспомощном состоянии.

– Мне кажется, это не худшее, что здесь случилось, – прикрыла глаза Элиза.

– До вчерашней бури… – снова всхлипнула Селин, – мне казалось, что все здесь даже по-своему мило. Но если я останусь здесь… Я не хочу становиться той, что будет просто смотреть на…

Она закрыла лицо руками.

– Что в этом простого? – холодно спросила Элиза.



Это только кажется. И это только кажется, что махнуть платочком произнеся шесть слов благодарности над могилой – легкое дело.



Высший императорский суд привлекши и синод, и глав родственных Бенуа семей, и черт знает сколько взяток из недр канцелярии, обозначил рыцарей и участников ее последнего венчания, как культистов обманом пытавшихся проникнуть в род Бенуа с целью опорочить вековые союзы, заключенные во славу империи. Так что являться в официальном статусе на их могилы Элизе было никак нельзя. Да и оспорить решение высшей инстанции было фактически невозможно, если не перекладывать ответственность на всю ее кровную родню. Потому Элиза оказалась в неудобном положении. Взвесив все, она решила, что наилучшим вариантом было бы сделать так, чтобы оного суда вообще не стало, как и прилагающихся инстанций, кем бы они ни были. Ведь если стереть их с лица земли, она бы смогла официально посетить могилы рыцарей, сказать пресловутые шесть слов и взмахнуть траурным платочком. Любые другие варианты казались ей бесчестными попытками обойти правила самого скромного подобающего прощания со слугами умершими по ее вине. Элиза не придумывала эти правила.

Раз положено сказать хотя бы требуемые шесть слов, она скажет ровно шесть слов, не больше, но и не меньше, даже если для этого потребуется остановить солнце.




9



Расследование продвигалось неважно. Омытый ливнем, сверкающий в солнечном свете замок казался все более и более опасным и непонятным сооружением. Всюду царило ощущение подспудного «голода» обители, больше не занятой людьми. Место жило по своим канонам, имитирующим человеческие – все поддерживалось в порядке. Имелись и некоторые следы пребывания лорда (навскидку высоты в полтора раза больше человеческой и в пару раз большего веса), и едва заметные потертости от маленьких и больших твердых ножек тех, кто до сих пор считал себя прислугой, потертости от когтистых лап, там, где должно было оставаться следам пальцев. И полное отсутствие следов запахов прислуги. Последнее было бы в чем-то и неплохо, но в совокупности с прочим, замок выглядел, как совершеннейший гиньоль-макабр – как одетый в шелка, залитый изнутри щелочью и тщательно навощенный снаружи труп, которым двигали за ниточки. Дополнительной пикантности добавлял тот факт, что этот труп замка был по-своему действительно жив.

Задача закрепиться в Запретных Землях с каждым новым открытием казалась все сложнее. Но пока не невозможной. У Элизы вовремя хватило ума хотя бы прекратить изучать геральдику. Великая ведьма, коя (если верить сильфам) считала Элизу врагом, изменила подход. Вчерашняя ярость вряд ли была простой демонстрацией силы. Но что-то заставило ее затаиться. Не похоже, что буря вымотала ведьму или сильно повредила замку. Возможно, дело было в том, что у гостьи – Селин – появились какие-то трещины в затуманенном понимании происходящего. Видимо, именно этого ведьма не могла допустить. Все люди из Запретных Земель не видели ничего странного в том, что живут на землях с забытым правителем-затворником и, соответственно, без армии лорда. Это неестественное правило было непреложно уже больше века. Отчего-то ведьма не могла поступиться именно этим правилом. Элиза допускала, что именно для того, чтобы лишить ее трезвости рассудка, погрузить в сон наяву, в коем здесь проживали все, великая ведьма наказала сильфидам выдрать из нее спрутика.

И пока следующий шаг ведьмы был неясен.

Как именно работает это волшебство, Элиза, разумеется, не представляла, однако общие соображения имелись:

Итак, геральдика. Каким бы дальним ни был род местного сюзерена, связи с известными ей старыми гербами должны были остаться. И тут Элиза чуть не совершила ошибку. Но она успела остановиться. Прогуливаясь с Селин, она ненароком изучала связи в орнаментах, цветах, бестиарии и расположении всех замеченных декоративных элементов. Связи находились, но касались они не существовавших родов, чего-то такого, что, кажется, просто недавно приснилось.

Нахлынувший страх помог сбросить морок. Она хотела схватиться рукой за подоконник, но весь замок показался чем-то отравленным, чем-то, чего никак нельзя касаться.

– Вам не хорошо? – спросила Селин тоже останавливаясь. С ней было легко поддерживать разговор в ходе расследования. Девушка просто млела от того, что ведет настоящую светскую беседу – ее глаза мечтательно смотрели вдаль. Но она все же заметила, что с собеседницей что-то не так.

Элиза лишь скучающе повела головой.

Кажется, сейчас она догадалась, как именно работало это заклятье великой ведьмы. И она чуть было не попала в его коварные сети – никакая схожая геральдика ей не снилась. Это был след рушащегося восприятия. Осознать это помог очень простой факт – в снах, которые она помнила, не было ничего подобного. С момента того неудавшегося чаепития, ей не снилось ничего кроме принесенных в жертву. У нее было достаточно гордости, чтобы не закрывать глаза на мучения жертв, чтобы не пытаться вытеснить это снами о каких-то старых благородных домах.

Как бы то ни было, того, что осталось в памяти об убранстве замка, хватило и для некоторых других умозаключений: судя по вензелям на лентах и вышивке на платье Селин, оно было родом отсюда. К тому же, платье было уж точно не с чужого плеча. Гостья была здесь пленницей, той, что останется здесь навсегда – еще несколько деталей, и вряд ли о ней кто-либо вспомнил бы. Прямо как и о лорде. Но, при всем этом, Селин вела себя слишком легкомысленно.

Было бы неплохо проверить – понимала ли гостья хотя бы свое положение:

– Со мной все хорошо, благодарю, – скучающе ответила Элиза, – ты хорошо рассказываешь об этом замке. Не возражаешь оказать ту же услугу моей свите?

– Свите? – с интересом переспросила Селин.

– Две благородные дочери достойнейших семей. Я ручаюсь за них. Они остановились в городе и, наверное, уже умирают от скуки. Повесели их.

– С радостью, – воспряла Селин, – у меня мало подруг.

У Элизы дернулась щека:

– Ты невыносима, – холодно бросила она.

– Нет, я честно! В деревне я была… как бы…

– Замолкни, – решилась Элиза, – я не хотела тебе этого говорить, но придется. По тебе, как по гостевой горничной, видно, как ты витаешь в облаках и рдеешь при любом упоминании лорда. Не отнекивайся. Я пришла сюда именно для того, чтобы заключить с ним союз. Ты – моя соперница. Ты – единственная гостья, на чье присутствие лорд дал личное согласие. Но ты ведешь себя, как любезная деревенская прислуга! Не стыдно?! До каких пор ты будешь терпеть обращение на «ты»?! Ты порочишь и мою честь, и честь лорда, если позволяешь себе такое! Будто бы его приглашение данное тебе ничего не значит!

– Я ничего подобного не думала! И вы не можете быть моей соперницей. Он не приемлет никого из-за своего жуткого вида. Я лишь мечтаю стать с ним друзьями… – совсем уж неразборчиво закончила покрасневшая Селин.

– Жуткого вида? – расхохоталась Элиза, – мое будущее – скрепить замужеством очередной мятежный род. Выйти за разнузданного человека вкусившего всю сладость плодов безнаказанности, но оказавшегося в итоге побежденным. И не просто заключить союз, а держать мужа в узде во имя империи до конца своих дней. Проведя всю жизнь посреди его вассалов. Будучи живым напоминаниям его растоптанным амбициям и желаниям. В сравнении с этим…

Разумеется, это было преувеличением. Элиза имела достойное воспитание, чтобы осуществить подобное. Но сейчас ее не заботили такие мелочи. Просто в последнее время она несколько потеряла хватку.

– А… Вот оно… как… значит ли это, что у меня нет и шанса? – прошептала Селин.

– Именно, – не удостоив даже крупицей злорадства, не то что других эмоций, сказала Элиза, – но мне не принесет никакого удовольствия твой проигрыш, если ты будешь вести себя, как сельская служанка. Выдави из себя хоть толику уважения!

– Хорошо! – собралась Селин и сжала кулаки, – тогда, можно звать тебя Элиза? Мне все-таки кажется, что мы – подруги. Ведь ты так внимательно слушаешь мои рассказы. А если мы – подруги, то…

Вот оно как… Подруги? Гостья побоялась размежевываться и даже прибегла к такой наглости. Что ж…

– Еще одно, – справившись с досадой перебила Элиза, – ты выворачиваешь все чужие слова на благой манер. Это безумно раздражает. Но это хорошее умение. Особенно примененное на людях.

– Спасибо, Элиза! – обрадовалась Селин, – тогда пойдем скорее в город! Я хочу посмотреть на твою свиту!

– При них говорите уважительно, гостья Селин, – проговорила Элиза, – кстати, сколько отсюда до города? Нам потребуется экипаж.

– Не больше часа пешком, я провожу, – удивленно ответила она.

Подобного ответа Элиза боялась больше всего. Она уже и так заметила отсутствие лошадей. И мысль о том, что великая ведьма организовала проход именно для Селин, казалась самой здравой. Да и вооруженные отряды, что пытались войти в Запретные Земли за последний век вряд ли были разодраны в клочья одними «медведями». Лесные духи очевидно умели запутывать и распутывать дороги сюда. Но все же…

– Мне нужно полчаса, чтобы подготовиться, и мы тут же выдвигаемся! – кивнула Элиза выдергивая ленту из своих волос, – помоги мне завязать глаза.



* * *

Тропинка до города была поистине сказочной – ни следа недавней бури, ни следа диких зверей. От одного его вида мутило, примерно как от ярких новеньких бархатных дорожек к гостевым покоям у графа Милли, где ее дважды пытались отравить.

– Мне кажется, или солнце спустилось раньше, чем нужно? – спросила Селин, когда за деревьями показались первые ограды.

Элиза промолчала.

– С тех пор, как случился шторм, и как я встретила вас, что-то изменилось. Я как будто начала замечать что-то… – продолжила Селин.

– Не обращайте внимания, почтенная гостья. Мне кажется, вам жизненно важно не обращать на это внимания, – монотонно проговорила Элиза. Она не была уверена в том, что это правильное решение.

– Да, я помню. Как вы и просили, я приведу к вам отца.

– Кажется, нет, – болезненно проговорила Элиза роясь в захваченном с собой мешке. В городе происходило что-то не слишком обыденное. Какие-то крики. Далекий колокол зазвонил и умолк, не отсчитав и четырех ударов, хотя уже начинало смеркаться.

– Вот, – сказала она, протягивая Селин саше, – если что, откройте и скажите, как я учила. Уговор отменяется. Больше не нужно приходить в трактир. Встретимся у той мельницы ближе к полуночи.

Она указала на остов мельницы вдали.

Элизе было неприятно показывать такую неуверенность в только что выстроенном плане, но она все-таки слишком сильно ослабла после казни. Чего уж говорить о чаепитии…

И все-таки не зря она попросила Селин захватить с собой ее шубу и воротник.

Запасной план – это тоже план.

Элиза спускалась в город натянув на глаза облезлый капюшон. Возвращаться в трактир не было смысла. Где-то близ церкви слышались выкрики толпы – примерно той толпы, что собирается разорвать на куски зарвавшегося феодала. Она прекрасно помнила это из опыта второго венчания. Правда, не вполне своего – это было венчание Марии. Элиза на нем была лишь высокой гостьей. (Особых причин заняться им не было, ей просто нравились беседы с Марией.)



Барон Реньон был талантливым военачальником. Его личная полуторатысячная дружина вселяла ужас во всех потенциальных врагов. Да и баловал он ее чрезмерно – спускал ей с рук практически все. И вечно находил правдоподобные отговорки против того, чтобы отправиться с экспедицией на юг – в его феоде и правда повсюду тлели очаги восстаний, затоптать которые было по силам лишь его личной дружине. Отец Марии же как раз завяз в южной кампании (хотя Элиза подозревала, что все дело в том, что он, вместо того, чтобы предавать огню город за городом, до хрипоты спорит с переводчиками в библиотеках иноверцев). Однако энвой военного советника живописал Марии всю бедственность положения ее отца, не продвинувшегося за последние два года и на лье из взятого Амальхаража. Потрясая донесениями он рисовал, как даже женщины этого коварного врага сумели совратить уже двоих рыцарей его личной охраны и пятую часть еще совсем молодых и неопытных солдат, многие из которых уже успели завести семьи по местным еретическим традициям.

Элиза несколько раз выслушивала от Марии пересказ этих запугиваний, но ни разу не могла сдержать смех. Кто же знал, что Мария была серьезна, когда говорила о том, что «а вдруг папенька сейчас и правда сражается из последних сил? А вдруг только я смогу привести помощь? А вдруг это единственный шанс?»

Словом, она согласилась на помолвку отвергнув все доводы Элизы.

Канцелярия помогла с приданым необычно быстро, выделив сумму равную трехлетнему размеру податей, дабы утихомирить феод барона на время предстоящей южной экспедиции, коя планировалась сразу после свадьбы. Политических причин этого Элиза не могла уразуметь, вернее, все причины казались дикими. Военный советник убедил Марию подписать бумаги о том, что та доверяет большую часть выданной суммы своему конфиденту, даром, что ни консорту, который должен был гарантировать мир в баронском феоде на время экспедиции будущего мужа. В каком-то смысле это была даже слишком хорошая сделка, лишавшая Марию части ответственности и защищавшая ее имя. Но бумага была внезапно аннулирована самим императором.

Как бы то ни было, назревала большая игра, в которой Мария должна была стать разменной монетой. После подобного милые беседы с Марией за чаем могли попросту прекратиться. В свете этого непростительного обстоятельства, Элиза решила на всякий случай немного проучить и Реньона, и его дружину.

Ничего особенного для этого не потребовалось. Элиза даже позволила себе выпить вина куда больше, чем можно, на празднике, посвященному венчанию. Она лишь распространила среди купеческих гильдий список с официальных императорских бумаг касательно трехлетней суммы податей, кою, Реньон, разумеется, присвоил себе. А среди священников отзыв инквизиции касательно душевной болезни и, следовательно, блаженности Марии, а также ее помощи в переводе апокрифов при столичном храме. Элиза присовокупила и слегка отредактированное письмо о том, что Мария готова отдать свою жизнь даже самому гнусному бандиту, только бы уберечь отца (что сам безо всякой помощи уже годы держится посреди орд иноверцев, «оберегая нас всех»). И все в таком духе. Для пущего эффекта, правда, пришлось лично наведаться в подпольный штаб мятежников в трущобах. И она спустилась в тот подвал оставив снаружи обоих рыцарей, что нашли это занимательное место.

Вот и все масло, что потребовалось вылить под уже и так дымящийся хворост.

Бойня разразилась нешуточная. Подступы к площади, где проходило торжество, бурлили от разъяренной толпы. Реньон до последнего пытался сохранить лицо. Элиза также не спешила покидать свое место за длинным столом. Она поднялась только когда одна из ваз возле нее разлетелась от булыжника, запущенного бунтовщиками. Мария, с застывшим от ужаса лицом и впрямь походила на бледноликую святую, которую силой заполучил грязный варвар. Элиза чувствовала себя легче пены на поверхности огромной волны. Пришло время проследовать прямо по аллее, где еще держалось оцепление – к городской резиденции. Бунтовщики принесли сюрприз – кто-то спрыгнувший из окна второго этажа, успел добежать до барона. Она осушила и подняла свой бокал, покачнулась и сделала жест слугам. Двое метнулись к Реньону, двое – к Марии, другой же усадил ее саму на лошадку.

Короткая кавалерийская пробежка по аллее, открытые ворота, боковой вход в полуподвал городской усадьбы – от вина и всего этого слегка укачивало.

Но она держала марку:

– Ваше… ваше… святейшество, – дрожащим голосом обратилась Элиза к священнику, бежавшему с церемонии следом за ними, – пусть всем нам грозит конец, но прошу вас… Немедленно бегите и отправьте депешу о том, что ни Мария, ни ее будущий супруг не решили бежать при виде многочисленного врага. Это лишь мое малодушие и страх. Я приказала своим слугам спасти их от страшной участи. Бегите и доложите! Молю вас!

– Что вы, баронесса! – запыхавшись ответил тот, – если б не ваши слуги… венчающихся настиг бы страшный конец! Вам не в чем себя винить!

– Бегите! – всхлипнула Элиза.

Элиза несколько раз икнула, сдерживая смех, и отворила дверь подвальной комнаты, куда внесли раненого барона. Он лежал боком на столе рыча и ворочаясь. Бандитский нож засел в его спине. Кажется, раненый не заметил, что в комнате остались лишь два рыцаря Элизы.

– Я… – подошла она ближе, – я же предупреждала вас. Неужели двух писем было недостаточно? Мария обещала на следующей неделе научить меня новой карточной игре. Как думаете, что мне важнее?

Икнув Элиза выдрала из его спины бандитский кинжал и снова икнула.

– Кажется, какой-то примитивный яд, – сказала она, махнув ржавым лезвием своему слуге. В таком случае, кажется, лучше забить в рану колышек с щарбоном обернутым в бинты, чтобы тот втянул в себя часть яда.

Второй рыцарь продолжал держать голову барона мешая объясниться, но этого и не требовалось. Все ответы были и так понятны.

– Что вы! Что вы! – снова икнув сказала Элиза, – все должны узнать, что я спасала вас до последнего. Я не смею лишить жизни человека благородной крови.

Элиза указала пальцем на окровавленное лезвие:

– Вот этой. Поэтому вас скоро убьет кто-то из вашего же отряда – тот, кто вероломно испортил праздник.

Она открыла дверь и вышла обратно в коридор. Мария пребывала все в той же позе.

Элиза всплеснула руками разбросав в стороны капли крови с рябого ржавого лезвия кинжала и счастливо рассмеялась:

– Аххх… Как же приятно спасать невинных! Я всегда спасу тебя! Всегда! Но с тебя должок —

Элиза хотела напомнить про карты, но Мария нашла в себе силы выйти из ступора:

– Что это? – Мария указывала на решетку. К сожалению, торжественный выход Элизы-спасительницы она не оценила, так как была парализована совсем другим зрелищем.

– Да, чрезвычайно большие вольерчики для простой темницы, – согласилась Элиза, – у барона был занятный способ наказаний. Он не пытал бунтовщиков, он оставлял их семьи и их самих в вольерах напротив друг друга. Более того, он позволял бунтовщикам самим расправляться с дезертирами из своей дружины. Остальные его подчиненные не могли оставаться в стороне, видя на что способны бунтовщики, дай им только волю. И они не упускали своего шанса. Такой уж занимательный круговорот. Но звучит это совсем не так, как выглядит в реальности, не так ли? Вот кого ты хотела привести на помощь папеньке. Мне подобное не нравится. Поэтому ты здесь не останешься, – Элиза счастливо рассмеялась, проводя пальцами по решетке.

– Славная госпожа, усадьба над нами горит, – донеслось из-за ее левого плеча от бесшумно появившегося рыцаря.

– Ты боишься бунтовщиков? – спросила Элиза забывшуюся фрейлину.

Ответа она не разобрала «S-sic Miladi», «…non novit fines» – нечто в этом духе.

– А хочешь, чтобы они боготворили тебя? – снова рассмеялась Элиза, – сейчас устрою. Полезай за решетку.



Отчего-то теперь звуки толпы пугали больше, чем тогда. Но воспоминания помогли успокоиться. Элиза шла по уже темным переулкам, натянув капюшон, как будто это могло уберечь от мрачных перспектив. Да и могущественное волшебство сильфов оказалось не так уж сильно, либо золотистое существо работало спустя рукава. Подвернутая нога ныла все сильнее. Требовалась какая-то опора. Хоть в чем-то. Хотя бы в виде дополнительных сведений.

– Мил человек, – скрипучим голосом спросила она, наклонившись к какому-то пьянице.

Незнакомец оказался простым крестьянином и, как выяснилось, мало чего знал о переменах в городе. Причина его прибытия была обыденна – ночной ливень вынудил его отложить жатву до тех пор, пока колосья не просохнут. Тем не менее, в город он приплелся прямо с косой. С ней же в обнимку и успел напиться.

Беседа помогла мало, но, хотя бы удалось проверить действенность прихваченных с собой вещиц.

Миновав еще пару домов, Элиза смогла-таки расслышать содержание криков. Среди них были и детские – казалось, здесь собрались чуть ли ни все горожане. Так что пришло время узнать, работают ли вещицы с более трезвыми горожанами – Элиза не желала скрываться. Лишь пыталась проверить гипотезы.

Путь предстоял сложный, но узкий сточный ров шел прямо от площади перед церковью. Можно было придерживаться его.

Элиза плотно завязала глаза и лицо, и, глубоко вздохнув, вынула из мешка коротенькую геральдическую скапулу – ту, что она сняла с одного из выставленных подобно статуе доспехов в главном зале замка, и кое-как закрепила ее поверх шубы.

Постукивая черенком позаимствованной косы по кирпичному краю сточной канавы, она двинулась вперед. Чтобы не врезаться ни в кого со спины, она позвякивала колокольчиком.

К сожалению, она уже не помнила, для какой еще цели позаимствовала из замка этот колокольчик – оставались только смутные воспоминания больше напоминавшие сны, но вещица была необычная – наверняка, особое творение местного промысла.

Как бы то ни было, горожане, да и все люди вообще, не помнили о здешнем лорде. Исключениями пока были лишь Селин и Адам – ее отец, тот, кто, по ее словам, первым не так давно наткнулся на замок. Все прочие не помнили о существовании всего, что связано с августейшим родом. Проверять, что именно случится если Элиза увидит собственное отражение, облаченное в тряпки с запретной символикой, ей не хотелось. Также ей не хотелось лично выходить к скандирующей толпе, требующей, если верить крикам, выдать ведьму. Скорее всего, речь шла о Марии или ей самой. Подобный внезапный сплоченный порыв, скорее всего, был делом рук настоящей ведьмы. Та могла успеть явиться жителям ее любимого городка в ночных кошмарах и потребовать расправиться с чужаками.

Элиза медленно шла прислушиваясь к крикам и разговорам собравшихся горожан. Ее бесхитростный прием, кажется, работал, либо людям было не до закутанных в облезлые меха бродяжек с косами. Судя по разговорам, искали все-таки именно Элизу, но утверждения о том, что она продала душу нечистому, были не на первом месте. Главной темой было исчезновение Жерара – защитника города. Правда, другие говорили, что он уже вернулся и первым делом решил наведаться к племяннице кузнеца, дескать, она сама прямо так не говорила, но «по глазам видно». Другие утверждали, что он лежал с жаром в старой егерской сторожке. Но все сходились во мнении, что шторм наслал кто-то из приезжих, что Мария призналась во всем, но ясное дело, что дело тут нечисто, пришлые всегда что-то скрывают. А раз уж с ними снюхалась «пропащая Полли», то наверняка все еще хуже. И даром, что с ними инквизитор. Уже полторы сотни лет как никаких инквизиторов не осталось. Наверняка, мошенник, а не инквизитор!

Элиза наощупь добралась до церковной ограды и двинулась прочь от толпы.

Колокольчик, а затем и ее пальцы ткнулись в решетку скрипнувшей калитки. Итак…

– Легок на помине! – раздались возгласы сзади, – он это, он!

Замок щелкнул, и калитка слегка оттолкнула ее.

– Так это и впрямь были вы, Элиза. Не ждал скорой встречи, – послышался голос инквизитора.

Она судорожно стягивала с себя и комкала геральдическую тряпочку. План заключался в том, чтобы проникнуть в церковь со стороны кладбища. Таких «скорых встреч» Элиза не ждала.

Только бы он не впал в беспамятство вместе со всеми горожанами!

– Вы не видели никаких гербов! – почти выкрикнула она сквозь ткань все еще скрывающую ее лицо и резко обернулась к подступающим сзади горожанам. Элиза слепо рыскала головой, пытаясь повернуться прямо к ним, а не в сторону:

– Я приду к вам позже. Не мешайте, – как можно холоднее сказала она..

Элиза наконец свернула скапулу, сунула ее под шубу и перехватила косу удобнее.

«Что это там?» «Белесое… Втянулось куда-то внутрь.» «С косой!» «Да точно смерть – из ниоткуда соткалась прям.» «К-к кому придет?»

– Доброго вам вечера, святой отец, – отдышавшись сказала она, не обращая внимания на соображения горожан, – мне нужно с вами обсудить кое-что. Вы меня помните?

– Да, дитя мое.

– Проводите меня к Марии. И еще… – она попыталась удержать косу, но инквизитор все же сумел отобрать инструмент и бросить на газон.

– Я не позволю вам, – сказал он, направляясь ко входу в церковь, – носить подобное в святом месте.

– Кстати, как вы узнали меня? – раздраженно посмотрев на косу, спросила Элиза и поковыляла следом.

Во многом с инквизитором было проще, чем с другими, но в некоторых особенностях он сильно раздражал.

– Вы всегда одевались слишком экстравагантно.

– Вы не видели… скажем… гербов на мне? – все-таки решилась Элиза.

– Мне безразличны мирские звания, вам ли не знать?

Так и не встретив никого по дороге сквозь осажденную церковь, они вошли в комнатку, больше напоминающую склад с довольно низким потолком. Элиза не сразу заметила Марию, укрытую пятнисто-серым шерстяным одеялом.

– Не плохо, что вам чужд грех чревоугодия, как и грех праздности, – сказал он, – но вы выглядите так, будто очень давно не ели.

– Не стоит, – отмахнулась Элиза, – впрочем… От вас я приму еду, если вы об этом.

Давняя привычка – всегда избегать еды в чужом враждебном феоде. Не то, чтобы многие могли и желали отравить баронессу Бенуа (а не, скажем, заколоть). Избегать лишних опасностей было естественно.

Элиза подождала, пока инквизитор закроет за ней дверь и отойдет подальше, затем взяла из стопки свечу, взвесила в левой руке и со всего размаха запустила в одеяло. Мария вздрогнула, но, кажется, не проснулась.

– Что затаился, – процедила она, – вылезай.

– Да как ты, человеческое отродье, только видишь меня?! – возопил серебристый сильф, вспорхнув сквозь одеяло к середине комнатки и разразился черной бранью на человеческом языке.

– Я никогда и никому не позволю тронуть мою Марию, – Элиза также перешла на обычный язык.

– Да что с тобой такое?! Из второй… Из этой жилистой я все уже выдрал еще до нашей встречи…

Плотный кокон шипастых веток сплелся из занывших и заскрипевших досок потолка и оплел серебристого. Он глядел на скрюченные дрожащие пальцы Элизы, потянувшиеся к нему от этих слов:

– Да жива она! Жива! Что ты за чудовище такое?! Я не убил ни одной твоей игрушки! А того пожилого сами людишки и прикончили!

– Где? – выдавила Элиза почти не сумев скрыть ярость. Все-таки жертвы в ее отряде уже начались.

– За рекой в сгоревшем амбаре. Сама спроси – с ним кто-то был… – серебристый собрался с духом и продолжил менее сбивчиво:

– Понимаю, вам людям сложно, вы всегда хотите что-то наше съесть – от этого любой спятит, но я…

– Просто не смей трогать Марию, – холодно перебила она.

– Владычица не намерена оставлять вас в покое. С чего мне слушаться? – все-таки осмелел серебристый.

– Сюда с минуты на минуту ворвется половина города и разорвет нас на куски, – пожала плечами Элиза, – в твоей работе нет смысла.

Серебряный оглянулся по сторонам:

– Пожалуй… Так и скажу. Да… – он вынырнул из убежища, сделал пируэт и не прощаясь исчез в щелях потолка.

Элиза вздохнула и откинула шерстяное одеяло. Зеленое шелковое платье Марии было в прекрасном состоянии, хоть и помялось – следов каких-то тягот не было заметно.

Несколько секунд она осматривала и ощупывала затылок, шею и спину Марии, но ничего нового не обнаружила. Проклятье было на удивление спокойно. Хотя без специалиста было сложно определить. Эрик был нужен как раз на случай того, что проклятье успеет начать отражаться на здоровье. Но, к сожалению, пришлось использовать его иначе – как курьера – после ее пропажи он должен был вскрыть конверты.

В одном конверте была прядь волос Элизы и фамильный шелк смоченный ее запекшейся кровью и письмо.

– Идем, – шепнула она на ухо Марии.

– Нет… – пробубнила та, – только не эта рябая гадина… Нет…

Элиза машинально провела рукой по щеке.



Перед первым выходом в свет она допустила ошибку. Она всегда была полностью уверена в своей красоте и скрывала свое лицо, просто чтобы разжечь слухи и потешить свое самолюбие, когда все впервые увидят ее. Но случился конфуз. Кажется, дело было в привезенных на льду устрицах. Тогда они оказали очень неприятное воздействие на ее внешность в самый неподходящий момент. Приклеившееся за глаза прозвище «рябая» раздражало, но Элиза бурно реагировала на него по иным причинам – чтобы прозвище хорошенько закрепилось. Она была уверена в своей надменной утонченной красоте.

Услышав сперва прозвище, те, кто после увидели ее, могли лично убедиться, сколь беспочвенные и лживые слухи следуют за ней, полной невинности и чести. Правда, было несколько неожиданно, что прозвище до сих пор не забылось.



– Идем, – тихо повторила Элиза.

Результата не последовало. А времени становилось все меньше.

Сняв грязную кружевную перчатку, Элиза ущипнула Марию за бок и тут же пожалела. Та подпрыгнула, ударилась головой прямо об оставленный сильфидом кокон и вскрикнула.

Вовлечь фрейлину в такое неловкое положение не входило в планы Элизы.

Она спокойно запустила руку в тернистые ветви и оторвала от них кусок, запутавшийся в волосах паникующей Марии.

– Ты жива?! – воскликнула та, после серии сдавленных визгов.

– Да. Идем.

– Деревня вся обезумела, – затараторила Мария, – они ищут тебя, нам не выйти!

– Город, – поправила Элиза обреченно оглядывая шипастые ветки. Ощущения в уколотой руке были отвратительные. Противоядий с собой не было, а на голодный желудок течение отравлений, по опыту Элизы, проходило крайне неприятно. Но сказать наверняка, яд ли это, она пока не могла.

– Я призналась, что это я ведьма, – сказала Мария гордо, все еще пытаясь выпутать из растрепанных волос шипастые ветви, – уходи.

Все-таки Элиза взяла себя в руки. В шипах не было яда. Похоже, все, что в них заключалось, оказалось просто каким-то отваживающим волшебством.

– Не двигайся, – чуть улыбнувшись спокойно взглянула она прямо в лицо Марии.

– Ой… нет… Пожалуйста! – глаза Марии вдруг наполнились слезами, – не надо опять!

– Просто не двигайся, – чуть нахмурившись, Элиза плотнее усадила фрейлину возле стены.

– На моем венчании ты смотрела так же, и все умерли! – сдерживая слезы проговорила она, – и…

– Только негодяи, – спокойно поправила Элиза, выписывая на беленой стене возле головы Марии несколько символов проколотым пальцем, – а простой люд ликовал, вызволяя святую из-за решетки ненавистного барона. Если бы ты не рыдала в кандалах в обнимку с замученными…

Волшебство в ветвях было довольно опасным, хоть и сотканным в спешке. Без сильфида в центре разрушенного кокона, его было практически незаметно. Но вот напитавшись кровью, оно пришло в движение.

– Я не святая… – собравшись тихо возразила Мария, затравленно наблюдая за ее бесстрастными движениями, – меня всегда гложет зависть. Я знаю в сто раз больше тебя. Моя семья богаче всего твоего рода. Но почему я не могу стать выше тебя?! Или хотя бы как ты…

– Потому что мне неинтересно самой с собой играть в карты, – ответила Элиза. – не смей трогать ветки. Идем.

Фрагмент кокона запутавшийся в волосах не был идеальной защитой, но, все же, лучше, чем ничего.

– Я не могу… Если ты опять всех…

– Я слышала твою просьбу. Приказываю. Встань и иди, – холодно потребовала Элиза открыв дверь.



* * *

– Что за богомерзкий маскарад? – спросил инквизитор преградивший им путь, – от вас несет скверной.

– Это трофеи, что я отобрала у нечистого, коего я сразила в неравной битве, – спокойно сказала Элиза, указывая на импровизированный венок фрейлины, – он не вынес праведного гнева моей души и скрылся.

– Почему… – мрачно проговорил инквизитор, – почему даже правда из ваших уст звучит издевательской ложью?

– Должно быть, я слегка приукрасила, святой отец, – поклонилась Элиза.

– Нет, дитя мое, – продолжил он мрачнее, – я чую запах страха нечистого от этого богомерзкого терновника. Ни в одном экзорцизме я не чувствовал его яснее.

Элиза протянула руку в сторону сумки, которую стискивал инквизитор, намекая, что разговор окончен. Доносившийся оттуда запах свежего хлеба дурманил. К слову, никаких «нечистых» вокруг она не ощущала ни капли.

– А вам так хотелось очистить наши души, когда скверна возьмет верх? – официально улыбнулась Элиза, – я бы не взяла вас с собой только ради подобной ерунды. Вы – лучший инквизитор, какого я знаю. Бухгалтерия и записи – только вы сможете найти в них любые скрытые следы. Я уже благодарила вас за отчет. Но мне нужно от вас большее.

Он наконец-то соизволил протянуть сумку. Правильнее было бы, чтобы приняла ее фрейлина, но сейчас было не до деталей.

– Там… левее есть проход в подворье, – сказал инквизитор после паузы, – не думаю, что вы здесь в безопасности надолго…

– Прекратите терзаться. Я – не ваше начальство, – снова чуть поклонилась Элиза, – меня устроят любые ваши находки, какими бы сомнительными они ни казались. И, кстати, постарайтесь не перечить горожанам. Скоро здесь станет хуже, либо… намного хуже.

– Не надо… – прошептала Мария.

Элиза холодно посмотрела на нее.




10



Сожженный амбар с первой жертвой экспедиции нашелся не сразу. Элиза представляла его иначе – что-то вроде высоких обугленных свай. Вместо этого, он представлял собой прямоугольник приземистых каменных почерневших стен без окон, вмурованных в невысокий холмик. Внутри было пусто. Но сбоку, среди буйной травы, обнаружился проход в подвальную часть, видимо бывшую раньше холодным хранилищем. Сильфид не обманул – Полли все еще была там. Но вот следов Жака видно не было.

– Вы пришли?! – встрепенулась укрывшаяся в углу Полли разглядев ее.

Все вышло примерно так, как и было рассчитано на худший вариант. Мерзавка была одета в одно из платьев Элизы. И сундук возле нее был тоже краденным. Жак постарался на славу – нашел до безумия падкую до богатств служанку без тесной связи с покровителями. Да еще и с сомнениями насчет внутреннего уклада города. Если бы все шло хорошо, ее можно было бы склонить к чему угодно намекая на горы золота во владениях Бенуа. При плохом стечении дел, Элиза думала, что та прихватила бы с собой как можно больше денег и драгоценностей, и затаилась бы где-то в Запретных Землях. Но не ожидала, что Полли сможет утащить на себе целый сундук.

– Я уже не надеялась, – добавила Полли. В ее глазах была надежда. Это было не вполне нормально. Но самое главное, что играло сейчас на руку – служанка отчего-то не подверглась массовой одержимости горожан.

– Ну-ка, ну-ка, – кивая, холодно сказала Элиза и подошла ближе. Мария отчего-то остановилась у входа в амбар и отвернулась.

– Я просто чуть не надорвалась, пока тащила всего один ваш сундук. Вот и решила одно из ваших платьев на себе перенести, – затараторила служанка, – так ведь легче! Но раз уж вы все-таки живы, госпожа Бенуа, то… Ой… вы заметили.

Элиза и правда заметила.

– Я засыпала вашего слугу Жака, чтобы крысы не прибежали и не погрызли ваши вещи. Ведь на нем тоже ваши вещи? Я все сделала только ради вас, госпожа Бенуа.

– Ты больная. Душевнобольная, – кивая подвела итог Элиза.

– Позвольте возразить, госпожа Бенуа! Не больная! Ведь столько всего пропадает! С Жака я изо всех сил старалась ничего не брать! – упавшим голосом, но все еще с надеждой сказала Полли.

– Ты точно больная, – жестко перебила Элиза, – но, к сожалению, сейчас тебя нельзя излечивать. Не замечаешь, что ли, в каком я виде? Помоги мне переодеться наконец. И иди…

– Идти?! – тихо вскрикнула она, – а как же ваш багаж, госпожа Бенуа? Вещи нельзя оставлять. Это все, что осталось! Ваши деньги за… за… забрали…

Она вдруг надрывно разрыдалась:

– Все мои…

– Мне нужно приказывать дважды? – спросила Элиза, – немедленно помоги мне переодеться.

Повернувшись спиной, Элиза села на камень. Она ожидала.

Последние наблюдения свидетельствовали о том, что лишь безумцы и фанатики отчего-то были неподвластны волшебству великой ведьмы. Вернее, их заблуждения, кажется, лишь укреплялись. Еще наблюдения свидетельствовали о том, что серебристый не солгал. Жак был мертв. Он полулежал, прислонившись к стене. Полли прикрыла его нарванными сорняками.

– Это глупое решение, – сказала Элиза не оборачиваясь, когда тень пригнувшейся Полли поравнялась с ее собственной, – при мне нет денег.

Элиза практически кожей чувствовала нож, зажатый в руках Полли. Она откинула волосы со спины и нетерпеливо постучала пальцем по ряду завязок на платье:

– Но… госпожа Бенуа, вы все равно умрете, – заикаясь сказала Полли, – весь город хочет вас убить.

– Не первый и не последний, – фыркнула Элиза, – у меня здесь мало слуг. Я расплачусь с выжившими слугами.

Спину пронзила боль, но не от ножа Полли. Расходящаяся под завязками ткань содрала коросту с полученной при падении ссадины. Не верилось, что это произошло менее суток назад, но тело ничего не забыло.

Если думать трезво, все шло достаточно неплохо. Феону можно было пока не вовлекать. Сильфид вряд ли солгал о том, что она осталась жива после операции. Лишь бы Селин помогла с возвращением в замок. Тогда, будучи уже при всем параде и с Марией, она смогла бы склонить лорда на свою сторону. Хорошо, что она решилась сперва на пробную вылазку. Мария бы плохо перенесла бурю.

Жаль было лишь то, что при ней не осталось никого годного защищать.

Они всегда умирают. А теперь нельзя было даже расплатиться с Жаком – Полли украла бы и посмертный дар, реши она оставить что-то бездыханному телу. И ведь избавляться от этой вороватой служки сейчас тоже было нельзя – иначе осталось бы еще меньше пешек.

И все это время ведьма уж точно не дремала, а готовила новый удар.

Уже пару раз Элиза успела просчитаться – первый раз, когда решила, что может отправиться на поиски не обезопасив свиту. Нет. Это был не просчет. В лесу она уже поняла, с чем придется столкнуться. И просто понадеялась, что успеет раньше разузнать слабости ведьмы, раньше, чем та нанесет ответный удар. Кстати, неудивительно, что первой ведьма выбрала Феону – ту, что не испугалась.



* * *

Элиза медленно шла к разрушенной мельнице, обдумывая дальнейшие действия. Без экипажа. Без охраны. Без подарка лорду. Без бумаг. Из свиты – осталась лишь Мария. Да и той пожилой служки фрейлин тоже след простыл.

И нога болела все сильнее. А ведь впереди ожидало более часа ходьбы по ночному лесу. Хорошо, хоть еда из сумки инквизитора оказалась сытна.

Сильный ветер дул в спину, принося далекие крики. За рекой виднелись редкие факелы, но город не пылал. Видимо, все-таки ведьма не желала терять больше чем нужно, чтобы истребить Элизу.

А Элиза шла к мельнице в сопровождении последней фрейлины.

– Смотри мне в спину и больше никуда, – сказала она, вглядываясь в темноту перед собой. Кажется, там рыскали «медведи». И они были чем-то вяло заняты. Вскоре стало яснее – их занятием был некий рыцарь, занявший позицию на втором этаже остова мельницы и героически отгонявший животных.

Подойдя еще ближе, она поняла, что это вовсе не рыцарь и не «херувим» – светлая перевязь, напоминавшая прибранный на время битвы плащ, просто держала его раненую левую руку.

– Пошли вон! – максимально отчетливо сказала Элиза касаясь ленты на своем запястьи.

– Ты… – отшатнулся воин, заметив Элизу. Узнать его было не просто. Жерар будто постарел лет на десять, но держался он хорошо. Не хуже ее рыцарей в самом начале их службы. Не считая плеча, не было заметно, чтобы он успел получить серьезные ранения в схватке с этими жуткими зверями.

Волки замерли, но не спешили отступать. Элизу вдруг посетило откровение. Эти звери были отчетливо мертвы. Их незавидное состояние было заметно было даже в свете луны. Что если внутри них нашелся бы какой-то волшебный аппарат, что мог поддерживать их существование? За свою жизнь Элиза встречала немало полезных людей, что оказались мертвы. Что если…

Она задумчиво протянула левую руку, чтобы ощупать ближайшего волка на этот счет. С тех пор, как она испортила татуировку, эти создания казались совсем ручными. Хотя это должно было быть понятно с самого начала – когда она услышала, как их называли «медведями». Бессмертные непобедимые защитники Запретных Земель, не оставившие после себя ни одного выжившего. Не единственные защитники, если великая ведьма имела хоть какое-то разумение.



Будь Элиза (или кто-то иной) на месте прошлого императора, она бы положилась на купцов и голубиную почту, памятуя о том, что все отправленные сюда отряды оказались полностью потеряны. Если нельзя привезти армию на чужие земли, значит, нужно было создать армию из местных – перекупить, соблазнить обещаниями. Но этого не случилось ни по воле прошлого императора, ни по чьей бы то ни было еще. (Вероятно, не случилось.) Значит, воздух был так же защищен какими-то волшебными тварями. Подобная идея могла появиться в уме любого, по любым причинам – нельзя было предполагать, что только лишь Элиза решилась использовать Запретные Земли, как полигон для своих шалостей.

Но… сперва – волки.

Ее руки тянулись ближе к ним. Отчетливо мертвым, но все еще исполнительным.

Жаль, что подобного нельзя было сотворить с ее рыцарями. В каком-то смысле они отдали свою жизнь за нее. Возвращать на службу после того, как они заплатили эту цену, было нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Но вот Жак был бы точно не против.

Было бы очень неплохо…

С тихим сипящим визгом волк, которого она успела коснуться, рванул прочь. За ним последовали другие.

– Где Селин? – вздохнув спросила она.

Жерар молчал, собираясь с духом, все еще цепляясь за руины мельницы. Это было на руку. Никто из горожан не обдумывал изрыгаемых обвинений в ее адрес, но он мешкал. Значит, он не оказался поражен в той же мере, что и горожане.

– Все, что ты обо мне думаешь – чушь. Избавь меня от ненужных расспросов и скажи, где Селин? – повторила она холоднее.

– Я не отдам ее ни тебе, ни Чудовищу! Никому! – выпалил он наконец.

– Ты поймал и заточил ее. А сам решил подкараулить меня, так? – безэмоционально предположила Элиза, – ясно. Дурная идея, но не худшая. Только вот у нас с тобой схожие цели.

Его рапира просвистела возле ее лица.

– Я позволяю тебе пойти за мной, – холодно проговорила Элиза и сделала шаг вперед, – потому что у тебя нет выбора. Откуда я это знаю? Да, действительно, откуда? Потому что и у меня нет выбора.

Раздумывать не было смысла. Элиза безоговорочно решила заполучить себе здешнего лорда. Тогда она смогла бы сама диктовать условия – официально отдать все полагающиеся слова почестей, не будучи в юрисдикции империи, а став чужим вассалом. Выдать семьям погибших положенные наделы, а не просто деньги. Не она придумала правила.

Но, все же, эта убежденность становилась все более хрупка.

– С чего мне верить тебе? – зачем-то спросил Жерар.

– Мой бывший второй старший брат, – сказала Элиза отстраненно, – нашел себе любимую в деревне. Он даже убедил папеньку взять ее в поместье, сойдясь на том, что в будущем она станет его фавориткой и брака не будет. В противном случае, он грозился отречься от фамилии. Он был искренен, он был будто бы очарован ею – единственной, кто не замечал его красоты и богатства.

– К чему это? – подозрительно спросил Жерар наконец опуская оружие.

– Он попросил меня сдружиться с этим отребьем, благо она была моего возраста, – брезгливо бросила Элиза, – настолько он был глуп. Разумеется, я постаралась помочь бывшему брату. Я сделала все, чтобы эта простушка не забывала своего места и своей природы. Чтобы этот цветочек оставался тоненьким душистым сорняком. Хотя я с самого начала знала исход. Как я ни старалась, ее слишком хорошо одевали и кормили. И вот она однажды призналась ему в любви и благодарности.

Элиза подняла глаза к луне:

– Я ненавижу любовь. Перед ним оказалась приодетая, безродная, ничему не обученная, напудренная, но грубоватая, ромашка с еще не выветрившимися нотками навоза. Не неповторимое колючее и волнующее безымянное создание посреди буйного дикого поля, а второсортная ромашка среди обольстительных сочных роз, на века укоренившихся в невероятно ухоженном саду придворного мира. Я рада, что никогданикого не любила.

– Селин… – Жерар поежился от тона, каким были произнесены ее последние слова.

– Пойдет со мной, – оборвала Элиза, – вы – следом. Прихвати своих егерей, если сможешь. Надеюсь… в дальнейшем в тебе найдется достаточно разумения, чтобы не повторить судьбу моего бывшего второго старшего брата.

– Вы его убили? – почти шепотом спросил он.

– Нет. Что за вопросы?! – возмутилась Элиза.




11


Ночная дорога к замку выматывала еще сильнее, несмотря на одолженных Жераром лошадок. Элиза толком не училась верховой езде. Ее сонный пегий конь все норовил отстать от лошадки впереди, несущей Селин и Марию. И никаких угроз и понуканий, чтобы прекратить это безобразие, оказалось недостаточно – животное поминутно забывало, что на нем едет не кто иная, как наследная баронесса Бенуа. При ней не имелось даже обычной плети – благодаря которой она могла не отставать от братьев, объезжая строй дружины Бенуа.

В очередной раз выпутавшись из низких веток, склонявшихся над тропинкой, Элиза поняла, что окончательно отстала. Если подумать, так и должно было выглядеть волшебство сильфидов, служащих ведьме – тихо придерживать, подталкивать, пока непрошенная гостья не окажется одна и беззащитна.

Впереди как раз почудился знакомый золотистый свет.

Элиза выпустила поводья и схватилась было за обвязанную вокруг запястья ленту – символ ее проклятия. Но тут же отдернула руку. Ведьма уже дважды должна была почувствовать его. «В будущей схватке следовало полагаться на другое», всплыло в памяти напоминание самой себе. Но это было лишь напоминание. В ее душе всегда было какое-то подобие холодной прочной стены – на которую всегда можно было наткнуться и опереться, отступая или почувствовав слабость.

Хотя нет. Все было не совсем так – стена появилась не сразу. А только когда она поняла, как легко ломаются люди.

Но она больше не чувствовала надежности этой стены. И даже не вполне понимала, как вообще что-то такое могло существовать раньше.

Возможно, это было просто одно из свидетельств ее собственного конца. Как и то, что она оказалась способна видеть духов.

А как еще объяснить собственную жалкую речь перед Жераром? Если б не сохранивший властность, не терпящий возражений голос и не попытки держать осанку, речь могла бы вовсе не подействовать – по сути своей, сказанное было недалеко от плаксивых жалоб.

В своем нынешнем состоянии она не смогла бы завоевать беспрекословной преданности даже у Эрика, перед которым она даже имела неосторожность разрыдаться. Не говоря уж о почивших рыцарях.

Но…

Пока еще ничто не закончилось. Элиза никогда не задавала своим рыцарям глупых вопросов, вроде «ой, а ты сможешь? Да?» Как и они ей. Подобное было бы оскорбительно. То, что никого не осталось, не означало, что вопрос перестал быть оскорбительным. Отобрать власть, всего лишь отобрав силу, деньги и слуг, можно лишь у того, кто власти никогда и не имел.

А великая ведьма? Ведьма смертна, как смертно все. Ведьма имела собственные желания. Этого достаточно, чтобы не верить в ее непобедимость.

Элиза бесстрастно оглядела тропинку, которую внезапно осветил лунный свет.

– Поторопись, чудовище, – прошелестел золотистый голос.

Удивительно, но она не ощутила в этих словах чего-то издевательского. Только сейчас она осознала всю бездну между ней и духами. Всю разницу в их с ними природе. От одного маленького снисхождения.

Впрочем, неважно. Эти создания не изволили платить податей или командовать войсками. Правила не мешали продолжать даже называть их сильфидами.

– Почему вы не препятствуете мне? – недоуменно спросила Элиза.

– Потому что мне жизнь дорога, – игриво ответило золотистое созданьице, – вставать у тебя на дороге, баронесса.

– Что вы! – слегка поклонилась в пустоту Элиза, – если б я расправлялась с теми, кто мне мешает, оказалась бы я в Запретных Землях?

– Именно потому ты и оказалась здесь, баронесса. Если б мы думали, как люди, мы бы и жили не дольше их, – хихикнуло золотистое существо.

Элиза чуть не закусила губу.

– Но я обещаю, я постараюсь избежать вреда для вашей хозяйки, – сказала она после паузы.

– Чего еще стоило ждать от чудовища? – рассмеялось оно, проявляясь в воздухе над тропинкой, – кстати, меня зовут Айи. А тебя – чудовище. Будем знакомы!

– Мне несколько обидно, – холодно проговорила Элиза.

– Но это правда. Ты занесла свои пальчики над самой могущественной ведьмой, какую только найти в эту эпоху. И задумчиво хлопаешь глазками, думая, как лучше ее использовать не убивая. Прямо, как мы с простыми лесными путниками… И, кстати, как ты вообще до того трюка додумалась?

– Какого? – Элиза отвела глаза в сторону.

– Этого, – ручка Айи взмахнула в ее направлении.

Все самоощущение нервно сжалось, как перед страшной болью. Элиза поняла о чем именно речь. Не было смысла таиться. Пусть это и был ее главный козырь, но пустые бусинки глаз Айи, в которых отражались многие века, обмануть было нельзя. Можно было лишь надеяться на полуправду.

– Вы были абсолютно правы, – начала Элиза из далека, чтобы занять опасного собеседника, – когда сказали, что мой статус поддерживается и оплачивается чужими жизнями. И вы были абсолютно правы, посчитав, что, с точки зрения магии, разницы между сознательно принесенными в жертву и ими нет. К сожалению, все же… грани в этом вопросе довольно расплывчаты… Но мне помог один инцидент.



История третьего венчания Элизы была проста и неказиста. Увязший в долгах род, держащийся за довольно-таки протяженные владения – узкий длинный клочок земли. На противоположных краях которого располагались родовой замок и застава при одном из северных портов. Оная застава обеспечивала хоть какой-то денежный ручеек. Семейство подозревалось в нелояльности, но дело было лишь в том, что ему приходилось идти на всевозможные сомнительные соглашения с третьими лицами ввиду своего бедственного положения – ничем страшнее контрабанды они не занимались. Однако методы опосредованно вовлеченных воротил теневого рынка были грязны. После таинственного исчезновения второго податного инспектора, император принял превосходное решение. Младшенький наследник, Марат, обучавшийся в столице и доказавший свою преданность короне, был избран внеочередным наследником земель и Элиза не могла упустить такого случая.

Юноша был безупречно честен, светел и поэтичен. Эти качества не сломил опыт нескольких жестоких битв, в которых он оказался, еще не закончив училища. Безупречный кандидат на фасад для работы с портовыми отбросами на его же территории. С другой стороны, собственно, портовые отбросы, среди которых можно было найти любые средства для достижения чего угодно на всем земном свете и тьме.

Элиза скромно обвенчалась в столице. Они должны были отправиться во владения новоявленного барона порознь, так как поступило экстренное предписание от канцлера. Обещанные императором средства, которые позволили бы Марату утвердиться в новом звании и укрепить разваливавшееся владение, задерживались. И доверить их было решено именно Бенуа. Это очень не понравилось Элизе.

Так что (доселе болезненно скромный) юноша решился на чрезвычайно дерзкий поступок и отправился с Элизой назад тайно, без ненужных разлук.

Проблемы начались на заставе, где Элиза все же была опознана. Факт того, что при ней не было обещанных средств, никак не опечалил похитителей, веривших в какие-то договоренности. Следующую целомудренную, но почти бессонную (по причине насекомых) ночь Элиза провела с Маратом уже в трюме одного из торговых кораблей в порту. Следующий день ознаменовался некоторыми сомнениями у заговорщиков. Марат всеми силами пытался войти в положение бандитов, пытался понять их тяготы, и к следующей ночи уже записал во всех деталях все их личные данные в бумагу о будущем помиловании. Каким бы идеалистом он ни был, он понимал, что главная проблема не в самих пиратах, а в связи чинов в имперской канцелярии и синдикатов. Со своей стороны, Элиза предложила похитителям взаимовыгодный план. Убеждать пришлось лишь сдерживавшего слезы Марата. Все же ей удалось убедить его, что будущая супруга будет верна ему до последнего вздоха – ее план, вопреки его опасениям, не погрузит все земли на сотню лье вокруг в хаос, а нужен лишь для того, чтобы покарать злодеев и вернуться в их дом и продолжить род. Последний аргумент окончательно заставил его умолкнуть. Самолично поднимать детали этого вопроса только обвенчавшись (и, тем более, противиться этой теме) он не решился.

Следующей ночью все и закончилось. Элиза просила следовавших с отставанием рыцарей не торопиться и, по возможности, разузнать все подробнее на случай непредвиденностей. Оттого и вышла задержка.

К сожалению, похитители язык за зубами держать совершенно не умели, либо среди них оказался кто-то подсадной, кто решился разболтать ее план. Реакция властей несколько вышла из-под контроля. Залатывавший повреждения фрегат флота сопровождения, спешно вышел с верфи, обогнул мыс, на котором располагался город, и спешно начал превращать все пять судов, стоящих у старой пристани возле трущоб, в пылающие щепки.

Да, той ночью все и закончилось.

Элиза медленно шла по грязной мостовой освещенной огненным заревом. Запах гнилой рыбы и нечистот не смог перебить даже едкий дым пожара. Извлеченного из-под обрушившейся стены Марата положили на эти же грязные камни.

Едва ступив на берег, он отбился от ошарашенных похитителей и ринулся спасать кого-то визжащего из пылающего домишки на пристани. Глупейшая смерть. Но… последние ночи он мучился от собственного бессилия. Возможно, это стало причиной безрассудного шага – суметь сделать хоть что-то.

Элиза достала из его опаленного жилета кожаное портмоне и развернула бумагу о помиловании. Обмахнув как веером бумагой еще чувствовавшее недавний огонь лицо и слезящиеся глаза, Элиза протянула ее своему рыцарю.

– Я никому не болтал! – заорал снова один из задержанных похитителей, стоявший на коленях с заломленными за спину руками.

– Всех их, моим именем, – монотонно сказала Элиза, проводя по списку имен, – от них дурно пахло.

– Славная госпожа, простите, что… – поклонился рыцарь.

– Нет. Тебе я не прощу только твои ошибки. Сегодня ты их не совершал, – холодно отвернулась она.

– Славная госпожа, мы здесь инкогнито?

– Нет… – устало отмахнулась Элиза, – я же сказала. «Моим именем». Но если хочешь, вот тебе «инкогнито». Сюда не прибыла стража. Начальнику городской стражи лучше бы исчезнуть и очутиться где-нибудь, где я могла бы с ним побеседовать. И наймите раздельно двоих из местных, не связанных с Косым, чтобы проникли в его рабочий кабинет с целью украсть несуществующую компрометирующую безделушку. Платите щедро.

Словом, по итогу этой неудавшейся свадьбы на руках Элизы осталось несколько списков людей. За исключением перечня команды фрегата, удостоенной похвалы за подавление пиратского погрома, в остальных списках через сутки значились лишь трупы, к тому же неразрывно связанные с ее именем. За исключением старшего брата Марата. Тот застрелился сам. Хоть она бы и предпочла этим спискам живого барона до конца своих дней, но не всегда все идет так, как хочется.



– …во славу мою. Явственно и недвусмысленно, мои слуги уничтожили множество отбросов. Чаще всего в этом не было ничего рыцарского, потому мне пришлось озаботиться складывающимися обо мне представлениями. Добавить мистические намеки на ритуальность их работы. Я заранее объяснилась с инквизицией, предоставив им все доказательства. Подтолкнула их самих к выводу, что выдуманные мной процедуры – необходимость. Праведный слуга защищает хозяйку и для того совершает грех убийства. «Имею ли я право очернить смертным грехом его не мною дарованную бессмертную душу?» – Элиза рассмеялась, закашлялась и отрезала грубым голосом, – нет! Так пусть он помнит об этом и покажет свое понимание нарочито искусственными ритуальными действиями. Примерно также как показывает, что помнит о своем статусе и долге, приветствуя меня.

– Люди всегда находят оправдания братоубийству. Мне это не интересно. Расскажи, как именно ты провернула эту штуку, – прервало золотистое существо.

Виляющая тропинка почти скрылась в тенях деревьев. Если бы не порхающий впереди собеседник, казалось, что конь просто толчется на месте.

– Так дело в том, что я ничего не «проворачивала». Я вам не из купеческого сословия, – одернула Элиза, – ритуал можно «оживить», если о нем постоянно думает множество людей. Ползли самые смешные слухи. Никто уже не думал о моих рыцарях, как о головорезах, а обо мне, как о просто несдержанной баронессе. Люди сами сплели из жертв моей ежедневной рутины нечто большее. Приписывали какие-то мрачные тайные цели. А красноречивое молчание инквизиции только подливало масла в огонь. Знаете… Знаете, почему люди вас видят?

– Люди нас не видят. Нет смысла заговаривать мне зубы.

– Но иногда ведь видят? – пожала плечами Элиза, – и как тот сильфид, что заведует грезами горожан. Он может им сниться? Мне кажется, дело примерно в том же.

– Нет. Ты совершенно не понимаешь нашей природы. Пожалуйста, ответь на вопрос и избавь меня от всяких экскурсов!

Элиза виновато улыбнулась. Ввернутая гипотеза на тему существования духа, связанного со снами, не была отвергнута, но и не оказалась подтверждена:

– Конечно, я ничего не знаю о волшебстве и вашей природе.

– Но говоришь-то ты на…

– Это мелочи. Понемногу с любым незваным гостем приходится учиться разговаривать. Итак, главное – то, что мое проклятие должно было обрушиться на меня. Я не знаю, как именно оно устроено, но у него есть нечто, что должно увидеть жертву, а не подделку, такую, как, например, мой портрет. Есть нечто, что должно измыслить кару. И ее правильное приложение. Незавидная у этого нечто участь, когда требуется воплотить «самую ужасную и мучительную смерть баронессы и всего, что ей дорого», не так ли? Благо сил в проклятие была вложена уйма, теперь это уже скорее самостоятельная нечисть. Дороги ли мне ритуалы, которые использовали мои рыцари? Дороги ли их достижения? Безусловно. Так почему бы мне самой заранее не отдать их? Преобразовать все убийства в жертвы, принесенные ради усиления самого проклятия, во имя еще более кошмарного конца, – Элиза рассмеялась.

– Теперь… теперь понятно… Мне казалось, что это твоих рук дело, раз оно растет сквозь тебя, – тихо сказало золотистое существо, подлетев ближе.

– А я, как бы правильно сказать, – тоном, лишенным всяких эмоций, сказала Элиза, вплотную приблизив к нему лицо. Она смотрела широко раскрытыми глазами прямо сквозь золотистое тельце собеседника, – не вижу ничего волшебного. Или вы думали, что я сама попытаю сил в магии? Отдаться в рабство стихии, которую я даже не вижу? На то всегда найдутся слуги. Пусть даже они сами не осознают, что служат мне. Пока есть хоть кто-то живой или мертвый, у меня будут слуги. Не я придумала правила.

– Спасибо, чудовище. Ты удовлетворила мое любопытство, – важно ответило золотистое существо.

– Это не все, – прищурилась Элиза, – вы желаете предать хозяйку? Вы могли бы остановить меня.




12



Несмотря на предутреннее время, лорд, кажется, так и не сомкнул глаз. Внутри замка царило большое оживление. Элизе не хотелось устраивать важные совещания в неурочное время, но лучшего момента могло и не представиться.

Мария наконец-то держалась как положено на людях. Правда она зачем-то продолжала извиняться за то, что они разделились в лесу.

– Если бы мне потребовалась помощь, я бы вас окликнула, – устало сказала Элиза. Казалось, это тревожило Марию больше, чем говорящая мебель и утварь, снующая вокруг.

– Госпожа Бенуа, вы никогда бы…

– Я никогда не стеснялась попросить о помощи, если это вы, Мария, – официально улыбнулась Элиза, – а за последние сутки я только и делала, что просила. Даже свой воротник.

Мария не ответила.

– Почетная гостья! Давно хотела вас спросить, – обернулась Элиза к стоявшей поодаль оробевшей Селин, – я кажусь вам умалишенной?

– Нет, – вздрогнула та.

– Вот и мне кажется это странным, – почти шепотом сказала Элиза, прикрыв рот веером.

Ведьма должна была готовить новый удар или повторить что-то ранее увиденное. Отчего-то лишь Элиза не попала под чары, окутавшие горожан. Но она не была фанатична или безумна, как инквизитор, Жерар или, соответственно, Полли и Мария, чье состояние значительно ухудшилось. То, что внешне Мария могла вести себя, не вызывая подозрений – было лишь плодом воспитания. Воспитанная дама, даже падая без чувств в горячечном бреду, сделает это так, что должно звать художника раньше, чем врача.

– Его Высочество готовы принять вас! – наконец, известил камердинер.

Элиза развернулась и молча двинулась прямо в закрытые двери. Ей хотелось еще раз проверить сноровку здешних работников. По манерам не скажешь – были ли они когда-то и впрямь настоящими людьми или нет. Ведьма могла просто убить всех в замке и сделать себе подобие кукольного домика с поддельными слугами.

Но и в этот раз камердинер выдержал испытание идеально – без суеты распахнул двери в отведенные мгновения, не заставив ее замедлить шаг.

– Баронесса Элиза Бенуа, к вашим услугам, – сказала она, сделав реверанс, – со мной графиня Мария Ламарк. И, ваша почетная гостья, Селин.

Маленький зал был едва освещен – едва ли пять свечей, да и те – возле дверей. Лорд предпочел не показывать своего вида, но Элизе удалось примерно разглядеть его в темном углу за столом.

– Приветствую вас. В моем обличии нет смысла представляться человеческим именем… – проговорил он низким голосом.

Элиза почувствовала неладное. Кажется, вот оно – вот новый удар от ведьмы. Ее сердце защемило. Чем больше она разглядывала лорда, тем тяжелее ей становилось.

– Как вам угодно. Мой визит должен… – она хотела начать с рассказа о миссии, которую на нее возложил император. Потом объяснить, что отказывается от возложенных на нее обязанностей ради блага Запретных Земель. Но ей становилось все хуже.

– Он знает про ведьму, – подсказала Селин, – можешь прямо говорить, все, что ты придумала.

– Нельзя шептаться, госпожа Селин, – сказала Элиза, борясь со сбивающимся дыханием, – Мария, мне что-то дурно. Вы хорошо себя чувствуете?

– Да, баронесса Бенуа, – спокойно кивнула она.

– Держитесь чуть дальше от меня, дорогая Мария, – выдавила Элиза. Кажется, ведьма придумала средство против нее, но не против Марии. Как такое возможно? И что это за странные ощущения? Если верить сильфидам, из Феоны им удалось выдрать проклятие. Вдруг сейчас начало происходить что-то подобное?

– Надеюсь, что мы не слишком побеспокоили, – снова поклонилась Элиза, – мне что-то невыносимо, когда я смотрю на вас.

Она чуть было не ударила себя веером по губам. Видимо, дела были совсем плохи.

– Что ты, Элиза! – вступилась Селин, – не говори так! Я уверена, ты привыкнешь.

– Вы прекрасны, принц, – ясно и четко произнесла Элиза, несмотря трудности с дыханием.

– Что? – его раскатистый голос прокатился по залу.

– Помолчите! Прошу, помолчите, – выставила Элиза вперед руку.

– Вы… Хватит с меня шуток!

– Хватит, – кивнула она, – хватит… невероятно…

Она поняла. Ведьма была рядом. Конечно, Чудовище было по-своему привлекательно – прекрасный кандидат. К тому же он боялся больше себя, чем ее. Одно это было просто невероятной удачей. Но те чувства, которые захлестнули ее были любовью – безотчетной и ненасытной. Элиза ненавидела любовь. И здесь это чувство было тысячекратно неуместно – влюбиться в то, что осталось от давным-давно заточенного узника? Ведь если его отпустить на свободу, он перестанет быть тем же самым. Как та ромашка.

И самое страшное, что захлестнувшие ее чувства утверждали обратное. Нашептывали что-то. Уверяли в том, что они сильнее этого здравого расчета. Это пугало.

Селин помогла ей усесться.

– Уважьте мою просьбу, помолчите, – повторила Элиза, глядя на опасливо выходящего из тени принца.

– Откуда вы узнали, что я и есть принц? – прорычал он, приближаясь, – даже Селин…

– Я не вынесу… Прекратите! – простонала Элиза.

– Что за дурной спектакль! Не видишь ли ты, что я такое?! – разразился он ревом.

– А!!! На «ты»! – всхлипнула она, – невероятно. Невероятная удача. Это моя судьба!

Она видела испуганное и обманутое лицо Селин, но не могла пока ничего с собой поделать. Но ничего… Потом удастся объясниться. Потом.

– Да посмотри же! – открыл он пасть.

– На что? Послушай… Раз уж мы на «ты». Послушай, – покачала головой Элиза, стараясь отдышаться, – что ты хочешь от меня? Я дам тебе все, что пожелаешь. И в сотни раз больше! Но стань моим!

– Это последняя шутка, которую я потерплю здесь! Или ты ослепла?!

– Шутка?! – подняла холодные глаза Элиза. Она изо всех сил пытаясь прийти в себя, – шутка?! Послушай, дивный малыш мой, я дочь рода Бенуа. Мое будущее – скрепить замужеством очередной мятежный род. Выйти за растоптанного и озлобленного пограничного аристократа – алкоголика, сифилитика и военного преступника. И не просто заключить союз, а крепко держать его в узде во славу империи. До конца своих дней. Живя посреди его вассалов.

– Я сочувствую тебе, но мое сердце принадлежит Селин, – проговорило Чудовище, – видимо, ты просто ослеплена чем-то, что не видишь…

– Селин? Да… Так ее звали. Я для тебя найду и лучше! На любой сезон. На любое настроение! Не стоит об этом думать.

– Как ты посмела?!

– Ты не понял, – Элизу понесло. Она понимала, что зря так раскрывается, но не могла ничего поделать. Сердце трепетало при виде Чудовища, – четвертый мой суженый, по достоверным сведениям, в захваченных деревнях особенно обожал повешенных селяночек. Дескать, с медленно сломанной шеей и…

Элиза понимала, что не в себе. Но теперь она осознала, что ощущения не были любовью. Она испытывала теплые чувства к папеньке и маменьке, она прочла несколько романов, но это было совсем другое. Она начала догадываться, что замыслила великая ведьма – сделать для нее невозможным убийство здешнего лорда, заставить преклониться перед ним. Но ведьма ошиблась – Элиза изначально не задумывала подобного. Потому и случился этот дикий всплеск. Противиться было невозможно. Оставалось только открыться. Но сделать это так, чтобы превратить случившуюся шараду во что-то полезное. Потому она заливалась соловьем.

Когда с описаниями было покончено, она смогла продолжить спокойнее:

…по счастью, у одной из селянок нашелся друг ворожей, который сумел похитить и воплотить куда более занимательные фантазии над моим будущим женихом прямо за день до венчания. Судя по найденным на месте останкам, он не только смог, поддерживая жизнь в ублюдке, провести все то же самое его собственным… – Элиза смогла нахмуриться:

– Прекратите блевать при даме! Ладно, сейчас дело в другом. Я…

– Прекрати! – с трудом вытирая морду сказало Чудовище.

– Не прекращу. Подумай внимательно. Я не просто так эту мерзость рассказала. Ойкумена даже вокруг твоих наследных владений жестока и омерзительна. Почему же бывшие владения твоего рода никто не захватил за долгие года, что ты провел в уединении? Уж не прокляла ли тебя злая ведьма? – придирчиво спросила Элиза, – только какое же это зло, что оно позволило последнему твоему городишке процветать и родить твою «любимую Селин»?

Спохватившись, Элиза нащупала гостью в окутавшей все болезненной дымке и притянула ближе:

– Я все объясню, – прошептала Элиза в ее красное ухо.

– Потому что… – прорычало Чудовище глядя в пол, – любовь победит.

– Зачем скалиться? – Элиза была уже почти пришла в себя. В голове звенело, но ее голос стал холоднее, как полагается, – победит… Конечно, лучше победить любви, чем скорби. Но подумай внимательно. Лучше бы подготовиться, перед тем, как она победит. Кто подтвердит твои права на землю, твою верность церкви, особенно после ведьминого проклятия? А твою личность? Кто будет все это охранять? Привозить провизию и материалы в твой замок?

– Я что-нибудь устрою. И Селин… Это не твое дело, – мрачно проговорило Чудовище, – я чувствую, что мое проклятие впервые пришло в волнение, как только мы свиделись.

– Меня тоже это беспокоит, – спокойно и нарочито внятно сказала Элиза, – и не меня одну. В городе есть некий бравый воин, что также очень печется о Селин. Понимаешь, ведьма отчего-то хранила твой замок и твои земли. Ты говоришь, «пришло в волнение». Это впервые? И, кстати, сколько ты помнишь себя таким, как сейчас?

– Я плохо помню, но Селин… это точно впервые.

– Сколько лет? – проговорила Элиза покачивая веером, – молчишь? Ты ведь чувствуешь себя чудовищем. Знаешь, мой незаконнорожденный брат выглядит куда хуже – его лицо изуродовано, но он часто забывает об этом. Так всегда случается у людей, но ты… Нет… У тебя насчет своей внешности болит душа. Для статных, сильных и высокопоставленных мужчин это крайне странно. Готова поручиться, что проклятие куда изощреннее, раз оно оберегает твои владения. Возможно, ты уже находил свою Селин. И когда ваша любовь полностью расцветала, проклятье не просто «приходило в волнение», а, скажем, заставляло тебя полностью погрузиться в звериное бытие и сожрать несчастную. Оттого ты и переживаешь о таких глупостях как внешность.

– Это не глупости! – рявкнул он, – только Селин увидела во мне…

– Просто пожалела, – фыркнула Элиза, – ты слышишь, что я тебе говорю?! Можешь прогнать меня, милый мой малыш, но выслушай! Я встречала в твоих землях действительно страшных существ, сотканных той же магией. Ты живешь здесь больше ста лет. А в столичных архивах и не найти сведений о твоем роде. Твое проклятье куда страшнее, чем ты думаешь! Возможно, твои детские капризы о внешности и уединении – созданное самим тобой предупреждение, которое сохранилось в тебе из прошлого. Вдруг ты съешь эту Селин лишь для того, чтобы очнуться и вспомнить, как уже съедал жалостливых барышень?

– Так что ты предлагаешь?

– Помощь.

– Если для этого надо отказаться от Селин…

– Для этого нужно слушать меня внимательно! Жестокое ты создание! Я же тебе призналась! – сжала зубы Элиза, – что, по-твоему, любовь?! А теперь…

Голос Элизы стал глух. Накатил страх. Она так долго твердила себе о внимательности и осторожности, но сама пренебрегла оной:

– Беги. Быстрее. Куда угодно. Бегите все!

Элиза перестала чувствовать ведьму. Вернее, огромный вес чувств, которые только что давили на нее, осыпался как песок. Да и собравшихся она больше не чувствовала – затянутая дымкой комната была пуста. Она почти полностью потонула во мраке, и вместо потолка и части стен разверзлась пустота.

Это было непохоже ни на что, но что-то очень болезненное и знакомое натянулось внутри. Элиза внутренне попыталась огрызнуться на «спрута», но того тоже не было. Болезненное ожидание чего-то знакомого растягивалось на многие секунды, но ничего так и не происходило.

И тут Элиза заметила – два свечных огонька на оставшейся видимой стене. Между ними стояло металлическое узорчатое блюдо, украшенное цветными стеклышками. Этого блюда здесь раньше не было, как и многих других деталей – скрытое потемневшим лаком дерево стенных панелей теперь играло ореховыми узорами, да и пестрели цветы в вазе ближе к столу лорда – ничего этого не было, когда Элиза вошла в комнату минуты назад.

И, самое главное, она поняла, чего ждет – тех, что приходили каждую ночь во сне. Воспитанников. Но их здесь не было. Оттого наконец-то Элиза поняла, что произошло. Лучшего нельзя и желать. Это был сон. Иначе бы она не ждала обычный для всех последних снов кошмар. Хотя, кажется, не ее собственный.

Она спокойно встала и подошла к блюду возле свечей. Это был образец старой скоротечной моды. Полутораста лет назад, еще до изобретения лависа, среди аристократии разошлось мнение, что портреты на холстах и досках могут выцвести и сгнить самым непотребным образом, разрушив их образ для потомства. Тогда появилась мода на картины в благородных металлах. Та мода быстро прошла, потому сомневаться не приходилось – перед ней было творение той самой эпохи.

Взяв в руки блюдо, Элиза повернулась к ревущему ветру, заполнявшему все позади. Ветер нес пепел и какие-то ошметки, от него трескались и рассыпались оставшиеся стены, пламя свечей угасло, но в вышине за исчезнувшим потолком полыхало что-то, потому разглядывать картину ничего не мешало:

Выгравированные на серебряном небе молнии, бушующие над залитыми зеленым и желтым стеклом вытравленными в серебре полями. Обильный урожай в руках и на телегах склонившихся подданных. И лорд со своей семьей и двумя рыцарями. А на другом конце блюда – дева в облаках и золоченых лучах света, хотя солнце сияет над лордом.

Элиза оторвала взгляд от блюда и посмотрела в небо. Там вокруг пылающего подобно солнцу огромного силуэта сходились закрученные вихри смерчей. На невыразимой высоте – выше любых гор, там, где должно быть облакам, они оборачивались черными грозовыми петлями вокруг силуэта, расцвечивались молниями, рвались и срастались.

Вот оно как…

Элиза упала на колени. Пола больше не было. Вместо него вокруг раскинулись бескрайние поля поросшие высокой густой травой.

Этого просто не могло быть.

Это выходило за рамки ее представления о действительности.

– Какая же… – проговорила она.

Слезы покатились у нее из глаз.

– … она жалкая…

Этого просто не могло быть.

Элиза рухнула в траву.



* * *

– Вот нахальная девчонка! – произнесла Селин.

Нет, это была не Селин.

Кажется, перед ней была та самая великая ведьма. Если приглядеться, она была лишь похожа на Селин. Внешность ускользала. Как будто бы это не один и не два человека, а что-то вроде переплетшихся воспоминаний о нескольких знакомых.

– Вторгнуться в мой заповедник… – зло продолжила та.

Элиза попыталась ответить, но не смогла.

– Кто это тебя послал? Кто позарился на мой заповедник? Говори.

Сведенные губы Элизы оттаяли. Сейчас лучше было подыграть:

– По приказу его императорского вы…

– Не лги мне! – заверещала ведьма.

– Это правда.

– Это ты… это ты… сама, – сверкая глазами, проговорила ведьма, – я нашла такого идеального внучка, такого чувственного, такого сильного и такого ранимого. Но я так и знала, что, как ни запирай эти земли, обязательно приползет какая-нибудь гадюка! Но знай, ты все равно ничего с ним не смогла бы сделать! Видишь мое лицо? Это образ всех тех девиц, в кого он влюблялся. Он такой милый, он никого, кроме них не способен любить. Аххах…

– Хах… – мрачно вторила Элиза. Среди переменчивых черт лица ведьмы не было черт Элизы.

– Что ты смеешься?! Ты не представляешь, как особенно прекрасна незаслуженная украденная любовь, в которой вся цена обратной стороны уже оплачена. Что еще может остаться…

Ведьма продолжала что-то рассказывать, но Элиза больше не слушала.

Она могла просто ошибиться. Она не раз ошибалась.

К тому же, великая ведьма смогла утащить ее прямиком в свои сны, или как это место называлось? Она почти убила Элизу. Но тот образ, который был в небе… Это же жалкий отпечаток того, чем великая ведьма являлась в прошлом. Она не могла стать столь жалкой и ничтожной! Ведь это противоречит основам всего!

Как тогда быть? Возможно, следовало просто вести себя как сопротивляющаяся жертва. Или:

– Ладно… – задумчиво проговорила Элиза, – я признаю ваше мастерство. Но меня мучает вопрос: если вас убить, он умрет от старости без своего бессмертного звериного тела?

Наступила тишина.

– Не смотрите на меня так, – продолжила Элиза, не получив ответа, – просто, как видите, я в сложной ситуации и вынуждена оценивать все возможные ходы.

– От тебя несет чьими-то миазмами, но я до сих пор не чувствую того, кто тебя послал, – раздраженно сказала ведьма.

Какой кошмар!



Минуты шли.



Элиза искоса смотрела на ведьму, почти не чувствуя тела. Где-то вдалеке стрекотали насекомые, но высокая трава вокруг была мертвой и пожухлой. Ее колышущиеся стебли мешали рассмотреть все в деталях. Они казались неясными и размытыми. Через некоторое время Элиза поняла, что ведьмы на прежнем месте и вовсе нет.

Кажется, впервые она почувствовала подобную жалость. Не жалость чего-то упущенного ею или кем-то еще. Не жалость неверного выбора. Не жалость того, что никто, на всем свете не способен понять череду произошедших с ними событий (даже сама великая ведьма, со всем ее волшебством). Элиза вдруг поняла, что это жалость и к себе самой. Ведь, кажется, ее убили? Жутковатое ощущение. Конечно, раньше она часто жалела о своих неудачах и невезении. Но только теперь это было ощущение чем-то вроде «как жаль, этот человечек совсем уже сломался. Как там их положено благодарить и как отплачивать в таких случаях?». Как было бы славно, если б у нее была такая же госпожа… Чтобы вложила ей в руку фамильный драгоценный камень, бесстрастно бы сказала требуемые слова и, спокойно отвернувшись, пошла бы прочь, не терзая душу причитаниями. Но где такую найти?

Впрочем, это уже было не важно – исчезнуть в этом сне ведьмы – такой конец не навлек бы позор на Бенуа.

Но пока она чувствовала себя бесповоротно сломанной, но все же живой. И она больше не чувствовала спрута. Элиза не смела обмануть проклятие, ради которого погибли невинные. Но раз это сделали за нее…

– Э… – послышался хриплый выдох возле ее уха, и что-то сжало ее плечо.

– Элиза… – смогла-таки выговорить Селин. По крайней мере, голос был похож на ее, – спаси принца… молю…

Так ведьма решила забрать личину Селин себе, оставив первоисточник исчезнуть тут?

Элиза с трудом повернула голову и оглядела почтенную гостью.

Только зачем так ранить-то было? У Селин имелась какая-то чудовищная прореха в животе, сыплящаяся окровавленной трухой. Может, это своего рода милость, чтобы умерла от мучений, а не в небытии? Элиза задумалась, что было бы предпочтительнее, почти пропустив просьбу мимо ушей.

– Зачем? – спокойно спросила Элиза.

– Просто спаси! – Селин сорвалась на кашель.

– Зачем? – повторила Элиза.

– Я… Я приказываю!

– По какому праву? – выдохнула Элиза, – и я лишилась слуг. Я не буду сражаться своими руками.

Сон затухал. Это было по-своему приятно. Было сложно понять, что именно и где именно она ощущает. Да и проклятия, неотступно ощущавшегося с момента чаепития в ней точно не было. Можно было даже представить, что под ней не сухая трава, проросшая среди растрескавшихся камней, а измятая перина.

– Тогда я буду слугой! – прорыдала Селин, – прикажи! Ты же всегда все знаешь. Прикажи, как мне спастись… Как мне спасти?

– Прекрати пачкать меня своей кровью, – холодно ответила Элиза, – я никогда не взяла бы тебя в слуги.

Продолжать? Многие дальнейшие пути манили ее. Один из них казался самым привлекательным.

Стать подручной семьи бездарного лорда и такой же бездарной госпожи, когда они преданы друг другу – неплохой путь.

Отчего только ведьма сохранила это старинное художественное блюдо в своей памяти?

Когда-то ведьма была такой. Великая волшебница, которой даже сильфы были согласны служить без контракта. Но мир всегда меняется. Безвозвратно. Как и души. Она решила сохранить последнего отпрыска рода и огородила земли. Она заставила всех думать, что все идет правильно, что все идет, как положено. По правилам. И сама же год за годом становилась жертвой этого заклятия. Человеческое тело наследника не способно было жить вечно. Она не могла жить в гармонии с тем, кто считал ее действия проклятием, и вот она уже стала использовать таких, как Селин.

Невыносимо жалкое зрелище.

Хотя бы сама Селин до такого не опустилась. И она искренна. Так что… раз уж это сон…

– Бернард! Даже в чужом сне отлыниваешь! – собрав все силы властно крикнула Элиза.

– Вы не пришли на нашу могилу, славная госпожа, – мигом донесся из мглы глухой голос.

– Что? Ты смеешь сомневаться во мне?! – упираясь трясущимися руками, Элиза приподнялась над травой. Вокруг уже практически царила тьма, – я отдам тебе почести, как полагается! Я не стану, как грязная воровка, тайком пробираться к вашей могиле! Вы все получите, что положено, при ярком свете, когда в моих руках будут головы виновных!

– Мне уже все равно, славная госпожа. Если это все, для чего вы звали меня…

– Наглец! Неужели ты думал, что я, ради себя самой, потревожу слугу, что уже отдал жизнь за меня?! Не ты ли сам говорил мне, надравшись как свинья, что хочешь разок побыть рыцарем невинной нежной дамы, а не исчадья ада в кринолинах?

– Я бы не смел! Я не помню такого… – не на шутку смутился Бернард.

– Вот, полюбуйся, – Элиза повернула голову в сторону лежащей в траве Селин, – это тебе. Вытащи ее из этого ада!

– Слушаюсь, и прошу простить, славная госпожа, – низко поклонился он, – смею ли я рассчитывать на вашу помощь у границы мира живых? Ваш глупый слуга способен лишь…

Элиза фыркнула:

– Ты и правда туп! Держи аккуратнее! Не смотри на одежду – это пассия принца Запретных Земель. Скоро я пойду в бой.

Время шло незаметно. Было сложно понять, сколько прошло даже с момента, как появился призрачный силуэт Бернарда. Селин больше не издала ни звука. Последние слова рыцаря могли означать и то, что покоившаяся в его левой руке Селин могла быть уже мертва. Сон ведьмы был еще достаточно реален, чтобы начинать действовать. Казалось, что-то мешает его естественному угасанию. Элиза все так же полулежала посреди сухой травы посреди непроглядной ночи, посреди места, которое из людей вряд ли кто-либо помнил. Даже сама ведьма. Что было в ее прошлом? Что заставило так низко пасть?

– Вы… славная госпожа, вы нашли себе новых рыцарей? – пробормотал рыцарь.

– Меня выводят из себя твои глупости, Бернард! – прошипела Элиза, вставая. Это был сон, значит можно было встать, несмотря ни на что. И она встала, – вас никто не способен заменить.

Сны – простая материя. Живая иллюзия, доступная каждому. Может показаться, что в них можно увидеть все пережитое и все, чего можно бояться или желать, но это не так. Потому что сны еще проще.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70197586?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.