Главная страница | Исторические любовные романы | Пятницкий

Пятницкий
Олег Тарасов
19 век. Сын священника из глухого села мечтает стать звездой оперной сцены. Но на пороге успеха судьба лишает юное дарование всех надежд. Несчастная любовь приводит в клинику нервных болезней и к потере голоса.Сможет ли герой найти своё призвание и оставить имя в истории музыки.

Олег Тарасов
Пятницкий

Глава 1
5 января 1877 года. Воронеж.
Кутаясь в потёртый тулуп, надзиратель духовного училища Стенька Таиров вышел из своего флигеля и широкими шагами пересёк заснеженный двор бурсы.
Стенька спешил донести начальству новость: сегодня, под самое Рождество, затеяла баловство нечистая сила.
Колокола часовни Трёх святителей, сбивчиво зазвонили о конце вечерней службы. Привычно перекрестившись одним широким взмахом, он отметил, что новый дьяк вновь звонит невпопад.
Придержав малахай, задрал голову и посмотрел, как бесноватый ветер треплет скрипучий флюгер на крыше. Опустив взгляд пробубнил:
? Будет на завтра работы. Сам чёрт, прости Господи, буран зачинает под светлый праздник!
Метель, народившаяся в сером, словно застиранный утерник, небе, сулила к утру завалить Воронеж по самые ставни.
Ступеньки крыльца уже присыпаны снегом на палец. Прежде чем толкнуть дверь, пошевелил губами, произнеся короткую молитву.
Скрюченные от лютого холода ветви клёна царапали окно, в котором сквозь намёрзший лёд желтел огонёк свечи.
Стенька аккуратно обмёл валенки. Мягко ступая, прошёл по тёмному коридору к учительской.
Инспектор училища, Иван Иванович Путилин, неловко примостился на краешке табурета, словно проходя мимо, присел на секунду. От неожиданного появления надзирателя вздрогнул. Поспешно захлопнул тетрадь, в которой старательно что-то записывал.
? Чего вам, Таиров? – он нервно пробежал пальцами по столу, стесняясь мальчишеского замешательства.
Надзиратель вытащил из кармана тулупа вдвое сложенную бумажку.
? Иван Иванович, извольте прочесть. Вот, сунули мне под дверь, покуда ходил ворота запирать. Тут до вашего интереса.
Стенька протянул записку.
Будучи много старше инспектора, закончившего семинарию лишь год назад, за глаза, величал его щенком желтопузым.
Но пехотный полк, в своё время, дал хорошую школу: инспектор есть инспектор, а его дело на службе знать звания и обращаться по чину.
Иван развернул листок, криво вырванный из ученической тетради. По почерку отметил, что писал кто-то из отстающих. Печатные буквы, прыгающие как воробьи на пасху, сообщали:
«Сей ночью, заблудший отрок возжелал ворожбой и дьявольскими молитвами вызвать чёрта на поклон. Список заклинаний будет при нём. Спаси нас Господь»!
Таиров заметил, что щеки у инспектора пошли красными пятнами, пальцы пробежали по краю стола.
Путилин, перечитал ещё раз. Задумался: «Дело не шуточное, даже если бурсаки надумали посмеяться над ним. А если вправду чёрта вызывать будут?»…
Иван Иванович попал на эту должность исключительно волей Господа. Оценками не блистал. Задолго до конца учения обозначилась его дорога не далее, как в дьяки. Но Господь, в лице старого отцовского приятеля, служившего в епархиальном управлении, определил его на весьма приличную для скромных лет должность.
«Если накануне Рождества удастся выловить чернокнижника в стенах божьего заведения, смотритель непременно отметит старание, ? думал он. ? А если и шутка ? разница не велика. Главное изловить кого, и показательно дать пример: при Путилине таких забав в училище не потерпят! Проявить себя тут решительно негде. И вот случай!»
Пальцы инспектора запрыгали по краю стола ещё быстрее.
Повернулся к надзирателю застывшему по стойке «смирно».
В училище выправка была необязательна, но Стенька, не изменяя привычке, держался по уставу.
? Таиров, через час будь наготове. Такие дела пресечь в корне. Жди у входа в классы.
? Как прикажете Иван Иванович. Буду как штык!
Ближе к полуночи Таиров стоял в сенях, в одной руке держа фонарь, а в другой хворостину, более походящую на палку.
В учебных заведениях давно запретили розги, но надзиратель, по старой памяти, держал запас, и иной раз грозил особо шкодливым бурсакам показать «с пылу горячих»
В приоткрытую дверь увидел, как Путилин, прислушавшись к происходящему в классе, махнул призывно рукой.
Стенька осторожно приблизился. Валенки оставляли влажные следы на выскобленному полу. Скрип досок под грузной фигурой, тонул в свисте метели горстями кидающей в окна снег.
В эту минуту оба услышали странные звуки. Слов не разобрать. Невнятное бормотание быстро перешло в завывание.
? Вот оно! ? прошептал инспектор, ? Если кто и вызывает чёрта, то должно так!
Осенив себя крестным знамением, он рывком распахнул дверь в класс…

Глава 2
1 января 1877 года.
В воскресенье, за неделю до Рождества, бурсаки, не замеченные в лени и шалостях, имели право выходить в город.
Митрофан Пятницкий и его приятель Васька Горький, ученики первого класса Воронежского духовного училища, по окончанию воскресной службы размеренно, на сколько хватало выдержки, спустились с паперти Покровского собора. Перекрестились и, не теряя благочинности, завернули на Большую Дворянскую.
Через секунду Митрофан толкнул приятеля в сугроб и, зачерпнув горсть мягкого, рассыпчатого снега швырнул вслед.
Видя, как Васька барахтается в искрящейся снежной муке, пытаясь лепить снежок, Митрофан закашлялся от смеха и колючего морозного воздуха.
Не дожидаясь мести, бросился бежать.
Зимнее студёное солнце, морозный воздух, сияющее небо – всё иное, чем во дворе училища.
Смотришь на белый свет через заиндевелое, мутное оконце в классе ? скукота. Но тёплой ладонью прислоняешься к нему, и оттаял мир снаружи, где всё ярче, красочнее, веселее.
Мальчишки, вырвавшись в город, неслись вперёд, скользя, толкая друг друга в снег. Смеясь, увернулись от ямщика, норовившего протянуть кнутом, когда попробовали зацепиться за сани. Насбивали сосулек с низких крыш в переулке, где жались стареньки избы служивых людей. Чуть не поймали зазевавшегося в сугробах рыжего кота.
Швыдко проталкиваясь меж господских шуб и засаленных кафтанов мастеровых, Митрофан не ведал, что судьба именно сегодня развернёт его со столбового пути начертанного отцом, видевшим сына в духовном звании.
Добежав до угла Средне-Московской, остановились на миг. Осмотрелись. Ярмарка у постоялых дворов широка и полна.
Хоть до рождества говеть ещё неделю ? прилавки ломятся, а народ роится по всей площади. Облачка пара из сотен ртов появляются и тут же тают в морозном воздухе. Лошади фырча, трясут мордами, стряхивая искры инея с лохматых ушей.
Собачонки, не ведающие поста, снуют у мясных рядов. На лету хватают кости, что кидают им сердобольные торговки.
Народ загодя закупается к Рождественскому столу.
Не скоромным яствам: шматам сала, свиным ножкам и жирным гусям ? придёт черёд через несколько дней. А пока они замороженными чурбачками развешены на перекладинах у лавок, чтобы хозяйки издали видели товар.
? Кипит! Кипит! Лей кубышка, не жалей добришка! ? кричат продавцы сбитня, разливая горячий, дымящийся напиток из чана, к которому подкидывают уголья тлеющего рядом костерка.
Меж рядов прохаживаются бабы с большущими лотками. Лотки накрыты толстыми шалями. От них, на несколько шагов впереди, идёт густой, сытный запах горячего хлеба.
? Пи-ироги с ка-артошечкой! Черепенники с по-остным маслицем!.. Только из печи!
Ребята, проголодавшиеся во время длинной воскресной службы, взяли черепенник ? гречневый оладушек. Под шалью они вправду ещё не успели остыть. Разломив пополам стали аккуратно отщипывать тёплые кусочки и клали в рот, стараясь не уронить ни крошки.
Подбежавшей в надежде на поживу лохматой шавке, Митрофан серьёзно сообщил:
? Пост. Мяса сами не едим!
Та тявкнула пару раз, обращаясь теперь к Сашке. Но тот тянул шею уже совсем в другую сторону. Туда где начинались ряды с новогодними игрушками, бенгальскими огнями и леденцами на палочках.
Там сновали компании городской ребятни, среди которой попадались товарищи из училища. Перед праздниками, те, кто ехал на каникулы домой, старались купить подарки близким. Скудные сбережения, хранимые с самого лета, тратились под рождество на конфеты, хлопушки, маски. На всё то, что в далёких сёлах губернии, почиталось их младшими братьями и сёстрами как редкие, невиданные сокровища. На расписные игрушки приходили смотреть соседские ребятишки, угощались конфетами, и радовались блестящим обёрткам. Разглаживали их на коленях, рассматривали незамысловатые рисунки, смакуя в беззубых ртах мармеладки и карамель.
? Айда к Петрову в лавку, ? предложил Васька. ? У него, ребята гутарили, переводные картинки новые.
Заскочили в лавку. У купца Петрова, по моде, стоит ёлка. На ветках, покачиваются фарфоровые игрушки и стеклянные шары с позолотой, бог знает сколько стоящие.
Ребята остановились рассмотреть украшения. Ставить ёлки к празднику затеяли недавно. Раньше украшенные деревья появлялись только в лавках у немцев. Сейчас новый год стал отмечаться и воронежскими купцами оценившими, что чем боле праздников, тем охотнее до покупок народ.
Рассматривая ёлку, Митрофан размышлял вслух:
? Чудно у городских! Ведь ясно писано, лета зачинаются от Рождества Христова. Значит и новый год числится в день как Христос родился. Нихай бы хоть с 1 марта Новый год. Весной солнышко как заиграет, земля оснулась, всё в цвет идёт.
? В январе дюже чудно, ? согласился Васька.
Разговору не дал хода приказчик, не любивший бездельно шатающихся по лавке.
? У нас правило простое: кто зашёл, тому рады – говори, что надо. Ничего не надо ? глянь кратким сроком, да иди с Богом! Чего желают молодые люди? ? приказчик вытащил из стола пухлый конверт. ? Ваши товарищи сегодня имели интерес к переводным картинкам. Новая партия из Петербурга. Есть дамы, цветы как обычно, и былинные богатыри. Богатырей осталось мало. Быстро разбирают. По 11 копеек за штуку.
Ребята переглянулись. Цена не малая, но новинка того стоит. Богатыри как живые, с мечами, в кольчугах и алых плащах.
Приобрели по картинке и, схоронив за пазуху, выскочили из лавки на морозный воздух.
В лавке у Федотова купили конфет, сахарных петухов на палочках, и оставалось ещё на бенгальские огни.
Ребята бежали дальше. Мимо бакалеи, трактира, булочной…
Глухой хруст примятого снега, и дух хлебной лавки колыхнули в памяти Митрофана вкус сухарей, которые он с братьями желубал дома на печи.
Захотелось, дунуть ветром над зябкими, пустынными степями, и в минуту оказаться дома, на тёплой печи. Хрустеть горячими, ломкими корками, которые мать собирала в мешочек, лежащий за грубкой. Гладить мягкого, мурлыкающего кота… Но каникул ждать ещё неделю. Когда дом, в котором не был полгода, так близко, неделя равна бесконечности.
Наконец нашли лавку с бенгальскими огнями. Начали рассчитывать в уме, сколько искристых минут радости можно позволить на оставшиеся монетки.
И тут, из чистого морозного воздуха, Митрофан ухватил ладный звенящий голос, плавными волнами скользящий меж торговых рядов.
Ещё не разбирая слов начал пробираться вперёд. Васька сразу понял, что повлекло друга. Все в бурсе знали о словах отца Ильи, предрекавших Пятницкому будущее «златого» голоса среди певчих кафедрального собора.
Любые песни давались ему легко. Как новорожденный телёнок, еле встав на ноги уже находит молоко матери, так и он, с первого раза верно брал мотив услышанный лишь намёком.
Ваське больше прочего нравилось, когда друг пел пасхальную «Да воскреснет Бог». Особенно место, где радостно вступают ангелы после жён мироносиц.
Уличный певец притулился между бакалейной лавкой и трактиром. Место щедрое. Народ снуёт живо, многие останавливаясь на минуту послушать, кидают медяки в раскрытый фанерный чемоданчик, лежащий на снегу.
Ребята стали рядом с притопывающим в такт песне краснолицым мужиком. Полы распахнутой волчьей шубы тяжело колыхались, подметая снег. Из приоткрытой двери кабака его напрасно окликали горластые приятели.
Кутаясь в серые пуховые платки, осыпанные блёсткими снежинками, остановились послушать несколько баб шедших со службы. Делая вид, что притопывают лишь из-за холода, косились в сторону. Стеснялись соседства хмельного мужика, не чтущего пост.
Заячий малахай певца покрылся инеем от выходящего изо рта пара. Похлопывая руками в шерстяных варежках по полам полушубка, он закончил развесёлую плясовую и начал неслыханную, грустную песню про рябину.
Митрофан сразу понял: песня очень хороша. Слушал неотрывно, забыв про мороз и бенгальские огни.
Песни лились дальше всё интереснее, ни одной из них не завозили ещё в Воронеж. Певец увидев, что народу прибавилось, снял варежки и достал со дна чемоданчика несколько тонких книжечек.
Привычно, на распев продекламировал:
Еду из Москвы в Одессу с необычным интересом.
Песни разные пою и слова их продаю.
Налетай, почти задаром
Можно петь за самоваром, можно в свадьбу, именины
В сватовство и на родины!
А всего-то четвертак, это чуть ли не за так!
? Ничего себе за так! ? пробурчал Васька. ? За четвертак можно щи с мясом неделю хлебать!
? Ещё послухаем, ? решил Митрофан, несмотря на холод, резво лезущий под его кафтанчик.
Васька не стал спорить, рассудительно подумав: «Певец, поди, не дубовый. Должно пойдёт скоро в кабак греться. Не грех послушать ещё немного».
А Митрофан ловил каждое слово. Он никогда не слышал таких песен и уже представлял, как споёт их дома, в Александровке!
Всё время Митрофан мысленно подлаживался под мотив. Иногда подпевал тихонько, никому не слышно шевеля только губами, иногда просто напрягал связки в местах переката голоса.
Одно он сейчас знал точно ? ему нужна эта книжка с песнями.
Митрофан, невыносимо стесняясь, подошёл к певцу чуть с боку.
Когда тот перестал петь, неловко, не зная с чего начать, дотронулся до его руки.
Тот обернулся, поправляя малахай и спросил:
? Чем могу служить, сударь?
Митрофана никогда ещё так не величали. Он растерялся окончательно. Во рту пересохло. Чуть собравшись, вытащил руку из кармана и протянул к певцу открытую ладонь. На ней лежали монетки.
? Сударь желает купить Песенник? Это всегда пожалуйста! Только тут шестнадцать копеек, а надобно двадцать пять.
Митрофан опустил голову.
? Да ты, похоже, немой! Может, тебе песенник не нужен вовсе?
Несколько человек, что не успели отойти, рассмеялись.
? Брешешь, ничего он не немой, сам ты с глушью! ? выкрикнул Васька и тут же, на всякий случай отодвинулся назад, примеряясь дать дёру.
? Нашёлся заступник! Я тебе уши то сейчас надеру, ? притворно рассердился певец и вновь обратился к Митрофану: ? Ну, чего заробел? За шестнадцать копеек не продаётся!
? Что стоишь качаясь
Тонкая рябина…
В первое мгновение никто не понял, откуда идёт этот чистый голос. Мальчик стоял, наклонив голову, но с каждым пропетым словом поднимал её выше, и песня полетела, растворяясь вместе с облачками пара в наполненном жизнью воздухе воскресного утра.
Когда Митрофан закончил запомнившийся куплет то невольно зажмурился.
Гомон торговых рядов показался далёким и незначительным. Явственно, словно в тишине, услышал скрип саней, россыпь девичьего смеха в переулке и стук сердца. Открыл глаза… Показалось что редкие снежинки, медленно кочующие в безветренном воздухе, совсем остановились, то ли на долю секунды, то ли на целую вечность.
Возвращая положенный ход времени, вдалеке ударил колокол Покровской церкви. И тут же, совсем рядом, кто-то часто захлопал в ладоши. Митрофан догадался, что пока он пел, за его спиной остановились несколько человек. Обернуться не решился. Боязно.
В раскрытую ладонь, которую, забывшись, так и держал перед собой, упали несколько монет. Меценатом оказался господин, в пальто с бобровым воротником. Натягивая перчатку, обратился к своей даме:
? Мальчик весьма талантлив.
? Просто чудо какое-то, ? оживлённо закивала дама и оглянувшись улыбнулась Митрофану. Он, смутившись, опустил голову.
Певец не растерялся. Быстро пересыпав монеты с ладони в свой карман, сунул мальчику медяк и весело сказал:
? Будьте добры сдачу, и вот ваш песенник! А голос у тебя отличный… Пой на счастье себе и людям!
Заправив ремешки замка на чемоданчике, он улыбнулся ребятам. Радуясь удачному дню, направился к трактиру.

Глава 3
Оставшуюся неделю перед Рождеством в городе лютовал холод.
Днём декабрьское стылое солнце, не давая тепла светило в заиндевевшие окна. Ночами было слышно, как скрипуче ступая по слежавшемуся снегу ходит мороз. Зло, до трещин, схватывал деревянные наличники, и сухие старые брёвна в стенах изб. Глухо дышал, леденя воду в чёрных зевах колодцев. Искал щели в сенях, надувая снежные дорожки к утру.
Учение тоже шло с прохладцей, а то и вовсе застывало у доски недвижными «статуями» учеников, не знающих урока.
Зубрить латынь, когда с лета не был в родном доме, а до праздников можно считать часы, для многих не представлялось возможным.
Ничего из нужного не задерживалось в голове. Мысли скакали зигзагами, как зайцы по снежной степи: от арифметики к тёплой печи, с которой не надо вставать по звонку надзирателя, от печи к праздничному сытному столу в родном доме, от стола до ледяной горки с санками.
Пока прискачет мысль обратно, короткий зимний день выхолостит ветер принёсший ночь.
Для Митрофана ожидание каникул скрашивали новые песни. Поначалу он никому не показывал книжку. Прятал её под армяком. Это было не сложно, в классах стоял холод. Печь топили с утра. Спасала она лишь до обеденной молитвы. На весь день положенного запаса дров не хватало, и потому разрешалось сидеть в верхней одежде.
Долго учить песни украдкой не получилось. Митрофан, переписал большую часть книжки в отдельную тетрадку, которую решил подарить брату на Рождество. На титульном листе красным карандашом написал пару строк виданных на открытках в лавке Петрова: «Кого люблю ? тому дарю. Люблю вечно ? дарю сердечно».
Кто заметил его за переписью неведомо, но всё общежитие бурсы быстро прознало о тайном Песеннике. Вечером к нему подошёл Васька и сообщил:
? Митрош, ребята просят тебя песни попеть.
Когда надзиратель ушёл, для верности выждали час, и он впервые, во весь голос исполнил несколько новых песен.
Петь пришлось не по одному разу. Многие ребята подстраивались, запоминая слова, и скоро уже всё походило на небольшой хор.
Спать легли за полночь.

Глава 4
С утра, перед арифметикой, Митрофан с Васькой сидел на подоконнике перед классом.
? Дроби сегодня задавали. Учил? ? спросил Митрофан, догадываясь об ответе.
? Нет, дюже добре, ещё и дроби. Батюшка наш говорит: Ангелы господни серчают, ежель кто в пост через меру думками полнится, да за работой гонится. Через это рука отсохнет, или могёшь умом тронуться, как Сенька-пастушок.
? Ну, тогда поджидай пескарика, ? улыбнулся Митрофан.
Отец Илья, особо нерадивым ученикам, иной раз, шлёпал деревянной линейкой по загривку. Это у бурсаков называлось «выписать пескаря».
? Кубыть впервой. А может и пронесёт, ? неуверенно ответил Васька.
Открыли книгу, пытаясь хоть немного уразуметь до начала урока, что за дроби такие рассыпаны по заданным страницам и не заметили, как тихонько к ним подошёл Никитка Прозоров.
? Митрош, я по делу. Дашь песни списать? Дюже охота попеть.
Митрофан, зная его страсть к песне, не удивился просьбе, но всё равно улыбнулся. Господь обделил Никитку и голосом, и слухом, но петь он любил с неутолимым желанием.
? На что, Никит? Тебе сам надзиратель запрещал петь, а то домовой пужается!
? А мне ещё дюжее хочется. Хочешь, я заместо этого тебе пряник дам? Не погребуй, Митрош. Хороший пряник.
? Вот это дело, ? оживился Васька. ? Покажи!
Пряник явился на свет из кармана Никиткиной поддёвки. Он хранился там с прошлой недели, когда его отпускали домой.
Васька взял, пощупал и громко постучал им по подоконнику.
? Экий калдабан! Митрош, берём?
Митрофану сделалось жалко Никитку. Так здоровому человеку становится жаль немощного, который не может познать радостей жизни.
? Да ладно, бери так. Только никому не показывай. Слово дай!
? Даю, истинный крест! ? Прозоров с воодушевлением перекрестился три раза.
Но тут всполошился Васька
? Это как «бери так»? Человек своей волей дал! Всё, пряник типеря в сохранении у новых хозяевов, ? выпалил он и спешно сунул добычу в карман.
Митрофан опасался, что песенник может быть замечен фискалами или кем-то из преподавателей. Он слышал, как в прошлом году выгнали из училища лучшего певчего, Сашку Попова. Точно никто не знал в чем причина, но поговаривали, что пел в трактире за деньги. Училищный смотритель сказал тогда речь, из которой поняли, что слухи имели под собой почву.
Во гневе, он именовал все песни, кроме церковных, дьявольскими виршами, кои играются лишь в кабаках. Исполняют же их непременно черти, которые пляшут в головах пропойцев. Ребята потом долго обсуждали эту теорию.
Антон Кузнецов, из старших учеников, уверял что всё истинная правда. Батя его, через неделю запоя, орал, что черти его мутузят смертным боем. Алешка сам видел, как он их стряхивал с плечей и спины.
Ребята живо любопытствовали, как выглядят черти, но как на грех оказалось, что бесы были мелкие, и в тёмной хате трудно распознать их обличье.
Нашёлся и тот, кто видел, как из кабака, под вечер, выходил чёрт. Но этому уже не верили и подняли брехуна на смех. Все знали, что в кабак иной раз заворачивает Стенька Таиров, а он туда, где черти бывают, не ступил бы нипочем.
? Так гляди же Никитка, ? еще раз упредил Митрофан отдавая тетрадку. ? Схорони подале. В ночь спиши. Меня после классов заберёт брат, а завтра выедем домой. Я зайду утром ? вернёшь.
На том и порешили. Только не заметили, как Петька из второго класса, проходя мимо углядел, что Митрофан передал тетрадку с песнями Никитке.
Спустя несколько минут после начала урока на «камчатке» произошло совещание. Петька рассказывал приятелям:
? Точно видал, дал Никитке списать. До утра велел управиться.
? Ну всё, теперь начнёт горлопанить! – Андрюха тихонько хохотнул. ? И так от него спасу нету. Теперь вовсе сведёт в гроб вытьём, пока напоётся новых песен.
? Нихай бы Митроша пел, у него, отец Илья гутарит, голос ? кубыть мёды из ангельских кущ текут. А этот…
? Никитке, поди, три ведмедя на ухах поплясали, да весь медок слизали! ? продолжил Андрюха.
? А давай, ? предложил второгодник Певнев, ? сделаем вещ! Путилина на смех выставим и заодно Никитке не дадим списать!
Инспектора, который ушёл годами не так далеко от своих подопечных, обитатели «камчатки» ненавидели. Чувствовали наверняка, что не отмени указ розги, тот пользовал бы их без продыху. Бывало Путилин, втихаря, бил метровой линейкой самых докучливых из старших классов по голове, чтоб синяков видно не было. Жаловаться никто не пытался, потому как получали всё больше за дело, а возьмись разбираться, то дойдёт до исключения. Но и ненависть к нему росла с каждым подобным случаем.
Певнев изложил план. На минуту приятели задумались.
? Никитке такое боком может выйти, ? выразил общее сомнение Петька.
? Ничего не будет. У него отец купчина. Жертвует на училище щедро, со смотрителем дружбу водит, ? ответил Певнев.
? А накой он тогда в училище пошёл, ежели из купцов?
? У него брат старший, должон за отцом дело взять. Правда он больше в кабаке на гармонике наяривает. Вот мать и говорит: «Вдруг и второй непутёвый будет? Отец, отдадим Никитушку по духовной линии. Придём в храм, а там сынок служит, хоть порадуемся на старости лет» Это он сам сказывал.
? Ну, тогда так.
Записку написали печатными буквами. Певнев сам вызвался подкинуть её во флигель надзирателя.

Глава 5
Путилин, на всякий случай, держась одной рукой за крест, с силой толкнул дверь в келью. Стенька рванулся заглянуть ему через плечо, но в ту же секунду, услышав адский грохот, отпрянул за косяк. Он не страшился пальбы пушек во время Турецкой войны, но тут другой расклад.
«Бесовщина явление неподвластное простому мужику, ? думал он. ? А Путилин чин духовного учреждения, это самый его хлеб, иметь понятие на предмет усмирения нечистой силы».
Инспектор замер на пороге. На полу, среди поваленных лавок, кряхтя, ковырялся ученик Никита Прозоров. Секундой назад он топтался на столе. Видимо, представляя себя на сцене, крайне неудачно пытался воскресить в памяти мотив «По улице мостовой».
Когда распахнулась дверь, Никитка то ли хотел спрыгнуть, то ли просто потеряв равновесие, с испугу грохнулся на пол, повалив несколько лавок.
? Прозоров! Изволь сообщить, что здесь происходит? – возвысил голос инспектор. Бледность на его лице сменилась пунцовыми пятнами.
Пока Никита поднимался, Путилин успел подойти к парте, на которой лежали ученические тетради.
? Это что такое? ? спросил он скорее для порядка, так как, быстро пробежав глазами по строчкам уже понял, что перед ним не дьявольские заклинания.
? Песенник…, ? Никитка начинал осознавать ужас происходящего. Если отец узнает, что он в училище распевал песни, то ему конец. Решат, что за старшим братом свернул на кривую дорожку, а там и до кабака рукой подать.
В дверях появился Таиров, помахивая палкой.
? Где взял, отвечай быстро! ? повысил голос инспектор.
Подбородок мальчика дрогнул, и из глаз полились слёзы.
? Прошу вас. Иван Иванович, только не скажите отцу. Клянусь, всё сожгу и никогда больше не буду.
? Где взял эти кабацкие стишки? ? напирал Путилин, хлопнув со всего маху об стол тетрадкой.
? Пятницкий дал, ? Никитка упал на колени, утирая слёзы рукавом. ? Не губите Иван Иваныч, не скажите отцу.
Путилин, ничего не говоря, присел за парту. Для вида начал листать тетрадь с переписанными песнями. Размышлял: «Ситуация для успеха предприятия вырисовывалась не выгодная. Прозоров сын купца, училищного благодетеля. Докладывать смотрителю ? пустое. Ещё и неприятностью может обернуться такое рвение. А Пятницкий на роль смутителя спокойствия не годился. Учился прилежно, и голос его особо выделял отец Илья. Но Песенник в наличии, распространение кабацких песен имеет место. Не говоря про шутников с запиской».
? Прозоров, кто знал, что ты тут будешь песни писать?
? Ей Богу, никому не сказывал, никто не знал, – и слёзы полились с новой силой.
«Как ни крути, но нужно дело довести до конца», ? думал инспектор.
? Таиров, приведи Пятницкого.
? Так брат его сегодня на каникулы забрал…
? Он с братом на постоялом дворе ночует, у Затекина, ? Никитка не знал уже что рассказать ещё, только бы не сообщали про него родителям. ? Утром сулился за вещами зайти, и поедут домой.
? Прекрасно! Таиров, до утра ждать не будем. Идите на постоялый двор, приведите Пятницкого. Проведите осмотр вещей, тогда и решим что делать.
? Иван Иваныч, ? Таиров нахмурился и покосился на Никитку, ? так ночь уже, метель содит как оглашенная! Можа погодим сегодня, а завтра утречком, спрохвала…
? Никаких спрохвала! Решим сейчас и дело с концом.
Стенька, не привыкший долго отпираться от приказа, глубоко вздохнул, и неспешно направился к сеням, на ходу помахивая палкой словно примеряясь, ударит какого-то невидимого врага.
Митрофан и его старший брат Николай, учитель Новоусманской земской школы, расположились в меблированной комнате Затекинского постоялого двора.
За стеной, изредка вспыхивая азартным спором, тлела карточная игра. Нетрезвый голос в коридоре, трагически соскакивая на фальцет, нещадно ругал какую-то Зинку. Пришедший на шум управляющий, безуспешно грозил буяну городовым. Из трактира на первом этаже долетал урывками хлипкий, срывающийся рык дырявой гармони. Жизнь в постоялых текла привычным манером.
Николай попросил человека принести кипятку и баранок.
? Ну что братец, вырвался на свободу? ? посмеивался через четверть часа старший, с удовольствием наблюдая как Митрофан жуёт мягкие баранки, запивая чаем со сладким запахом чабреца…
Николай помнил, какое это несравненное счастье, ехать на каникулы домой.
? Ты ешь, не отвлекайся, знаю, что скажешь. И добром завидую тебе.
? Почему завидуешь? ? Митрофан приподнял брови, то ли от удивления, то ли жадно хлебнув горячего чая. ? Разве тебе не радостно как мне?
? Радостно конечно. Но по-другому. Человек так устроен ? сам растёт, а чувства высыхают.
? Как картошка? Она же к осени делается ядрёная, а лучёвья усыхают в труху, ? пояснил Митрофан, удивившемуся брату.
Николай склонил голову чуть на бок и улыбнулся сравнению.
? Да, Митрош, именно так, как картошка. Вроде и есть в тебе чувства, только не поймёшь уже, это и правда сердце заходится, или только голова велит тебе: это хорошо – радуйся. Или плачь, смотря, что по случаю выпадет.
? А это хорошо, ай плохо? ? Митрофан секунду приостановил уничтожение баранок.
? Бог знает, братец. Может и хорошо. Кто бы вынес, кабы сердце за всё болело.
Николай полез в сумку, за табаком, и, закуривая папиросу, перевёл разговор на другое:
? Как твоё учение. Всё ли гладко?
? Да кубыть не тяжело даётся. И за голос отец Илья хвалил. Только как придёшь с классов, тоска берет.… Сколько раз думал, подберусь, и до дому бежать.
? Митрош, да сколько ты в училище? Неужто не обвыкся? ? удивился брат.
Мальчик пожал плечами и уставился в пол. Чай остывал в блестящей глиняной кружке. Николай сделал глубокую затяжку крепким усманским самосадом.
? Ну, хорошо, а думал, что дома будешь делать? Гусей пасти? Сам братец понимаешь, к этому ремеслу ты всегда поспеешь. Как жизнь свою видишь?
Митрофан взял кружку, отпил немного. Задумавшись лишь чуть, решил поделиться:
? Сон мне приснился: стою я во дворце, и всё так кругом сверкает, что я чуть не ослеп. И голоса вокруг ангельские поют. Но не из Евангелия, а по-другому. Наши песни, как бабы играют. Кругом веселье, а мне вроде как боязно. Схоронился за занавеху и стою. А голоса зовут: «Подойди». Я выглянул а там мира, видимо не видимо. И свет везде белый. Ангелы мне говорят: «Пой с нами». Набираю я воздуха, и запеть не успел, проснулся.
? И как же свой сон толкуешь? ? Николай глядя на брата чуть улыбнулся и прищурил глаз.
В этот момент раздался стук в дверь.
? Поди кто нумером ошибся,? предположил Николай и пошёл открывать.
? Вечер добрый господин учитель, ? начал говорить, появившейся в дверном проёме, Таиров, хитро мешая служебный, строгий тон с извиняющимися интонациями. ? Извещаю вас, инспектор училища требует прибыть немедля Митрофана Пятницкого.
? Соблаговолите объяснить что происходит, ? Николая неожиданное появление надзирателя неприятно удивило.
? Приказ инспектора Путилина. Найдена запрещённая книжка. Непорядок имеется…. А также требуется осмотреть вещи.
? Да вы с ума сошли? Обыск желаете учинить? Какая ещё книжка?
? Господин Пятницкий, моё дело малое. Приказ есть приказ. А что к чему, может сразу и спросить у вашего брата? Чтоб не делать лишнего скандала.
Митрофан вскочил, чуть не опрокинув кружку с чаем. Николай обернулся.
? Митрофан, ты знаешь, про что он говорит?
? Да, это про песенник. Дал Никитке песни переписать.
? И что, ? Николай опять обернулся к Таирову, ? это запрещено?
Тот, глянув со вздохом куда-то в потолок, пожал плечами.
? Не могу знать. Велено досмотреть вещи и доставить в училище.
Николай понял, что быстрее будет окончить это дело без споров.
Он подошёл вплотную к Митрофану и тихо спросил:
? У тебя есть что-то запрещённое?
Митрофан не зная, что ответить всхлипнул.
? Доставай чемоданчик, ? решил брат. ? Что там у тебя в конце концов может быть?
Митрофан, дорожа руками начал открывать чемоданчик. Среди белья было несколько тетрадей и книг.
Таиров полистал первую попавшуюся книгу. Рассказы, картинки с мельницами и крестьянами, несколько песен.
? Песни опять, надо проверить. Заберём для осмотра инспектору.
? Это книга этнографа Максимова «Куль хлеба и его похождения». Я подарил её брату, там нет ничего крамольного, ? тщетно пытался объяснить Николай.
? И вот ещё, ? надзиратель обнаружил книгу с витиеватой надписью «Песенник». ? Это что?
Митрофан опустил голову.
? Забираем покуда, до выяснения, ? Таиров засунул книжки за пазуху. ? Прошу за мной.
Митрофан начал одеваться, будучи как во сне. Лицо горело. В голове билась мысль, что теперь он пропал.
Николай взял свой шарф и обмотал его вокруг поднятого воротника брата.
? Господин учитель, извиняйте, но по такой метели обратно я его не поведу. Утром заберёте своего виновника. Там может и инспектор вам чего напутствует.
Николай махнул рукой, понимая бесполезность споров.

Глава 6
Митрофан и Стенька вышли в город, которым уже полностью завладела снежная буря.
Весь день она позёмкой растекалась по гладким полям, промёрзшим логам и усынкам, подкрадываясь к окраинам. Сначала налетала одиночными порывами ледяного, мертвящего духа, который отдаётся у стариков в пояснице тягучей болью. К вечеру, собрав силы, метель со свистом влетела в город.
Всё, от Заставы до самых крайних домишек, стоящих вверх по реке, закружилось в непроглядном белом вихре.
У Митрофана, в отчаянии, появилась мысль, попытаться упросить надзирателя не показывайте Путилину Песенник. Поклясться, что больше не будет. Что угодно сказать. Но тут же осознал бессмысленность этого. Таиров, казалось, бубнил что-то под нос, и шагал не останавливаясь.
Валенки Митрофана начали черпать забивающий тропку снег. Пришлось пристроиться вслед за Стенькой, ступая в ширину его шага. Хоронясь от плотного ветра за огромную спину, идти стало чуть легче.
Даже самые неугомонные кобели забились глубже в будки и не думали яриться, когда они шли мимо купеческих домов. На всей улице не встретился ни один человек.
Ровно, шаг за шагом, Митрофан ступал в темнеющие на свежем снегу следы Таирова, и мысли в голове завертелись как рой снежинок.
Привиделся залитый солнцем выгон перед домом в селе. Он с мамой сидит на лавочке, а по пыльной стёжке, мимо белёных изб крытых соломой и неровных стопок кизяков, идёт из церкви отец. Поднимает руку и машет им.
Митрофан вскакивает, бежит навстречу. Утыкается лицом в чёрное сукно рясы, приятно пахнущее ладаном. Вдруг всё померкло.
Стенька остановился, и Митрофан налетел на него, больно ткнувшись носом в заиндевелый тулуп.
Подошли к училищу. Таиров валенком разбросал снег у входа и, налегая плечом, сдвинул дубовую дверь.
Метель только вступила в силу, а двор училища уже основательно завалило. Мальчик услышал, как надзиратель выругался, обращаясь куда-то в темноту, но разобрать слов было невозможно.
Митрофану почудилось, что попал в крутящиеся жернова огромной мельницы, в тысячу раз больше той, где они с отцом мололи хлеб. На секунду потерял направление движения, задыхаясь в ледяной муке, но тут рука Таирова, прихватив его за воротник, закинула на порог. Дверь открылась, они вошли в сени. В нетопленном классе, потирая холодные руки, ждал Путилин.
? Доставил господин инспектор, ? Таиров подтолкнул перед собой мальчика.
Устав ждать Иван Иванович не стал заходить издалека:
? Что Пятницкий, песенками занимаешься? Дважды два ещё не сложит, а уже по улице мостовой направился!? В кабак пойдёшь после училища служить? Объясни для моего понимания.
Митрофан почувствовал как щеки загорелись, а в коленях зашевелился холодок, того и гляди ноги подогнутся сами собой. Сказать ничего не мог, стоял опустив голову чтобы не замечали как затряслись губы. Едко защипало в глазах.
? Ну что молчишь? Нечего сказать? ? продолжал Путилин. ? Таиров, что дал осмотр вещей?
Слёзы потекли по пылающим щекам мальчика. Сейчас надзиратель достанет песенник и что начнётся, Бог знает. Митрофан закрыл лицо руками. Явиться домой под Рождество выгнанным из училища с позором… Что может быть страшнее?
? Господин инспектор, зазря ходили. Ничего не обнаружено.
? Это как ничего? ? пальцы Путилина перестали постукивать по столу. ? Пятницкий, откуда песни?
Митрофан только всхлипывал и не мог произнести ни слова, не веря, что Таиров пожалел его.
? Да будешь ты говорить или нет?! – инспектор, совсем озлившись ахнул ладонью по столу.
Вся история выходила пшиком, и признавать это было неприятно.
? Простите… сквозь слёзы еле слышно выговорил Митрофан.
? Вот тебе и всё! ? Путилин от безысходности повернулся к надзирателю.
Тот с готовностью вставил своё мнение:
? Я человек простой, но с вашего позволения скажу: всё пошло под скос в тот год, как розгам выписали запрещение. Предмет простой, а без него решения делу нет, ? веско заявил Таиров, довольный тем, что его теория о пагубности отмены розг, приобрела очередное верное доказательство.
Путилин, размышляя про себя, полностью соглашался с этим утверждением.
«Розги первое дело, и от них польза всесторонняя, – думал он. ? Провинившийся получает ровно столько, на сколько в нем есть вины. Это суд истинно справедливый. Возьми что положено, покайся, и иди с Богом. Теперь же непонятно уразуметь бурсаку степень своей провинности и что ещё важнее ? как искупить её.
Инспектор, делая вид, что читает каракули Прозорова, думал, что делать дальше.
Митрофан тихонько всхлипывал, внутренне немного ободрённый тем, что история поворачивается не самым худшим образом.
Иван Иванович достал из стола чистый лист и начал писать. Выводил не спеша, останавливаясь подумать над точностью изложения.
Таиров, заскучав, поковырял в печи кочергой. Тихонько потрескивая угольками, вяло шевельнулся проснувшийся огонь. В трубе глухо гудело от тяги буйствующего на улице ветра. Догорающая свеча зачадила чёрным дымком, напоминая, что время течёт за полночь.
Таиров решил поинтересоваться, нужен ли он ещё здесь или может отбыть в своё расположение. В эту минуту Путилин отложил перо. Запечатал письмо сургучом.
? Пятницкий, я написал письмо твоему отцу. Изложил поведение и порекомендовал меры. Он человек духовного звания, порядок знает. Без письменного ответа можешь не являться. Всё ясно?
? Да…, ? прошептал Митрофан.
? Отец священник, уважаемый человек, но раз воспитал такого сына, пусть и наказывает самолично, ? Путилин протянул ему конверт. ? Всё, отправляйся в покои.
Мальчик развернулся и пошёл за Стенькой, который качая головой, и уже не спрашивая дозволений, направился к двери.
? Спасибо, ? шепнул Митрофан, когда они поравнялись, выйдя из класса.
Таиров промолчал, даже не взглянув на мальчика.
Пурга металась по улице, от двора ко двору, подсыпала снега к завалинкам и воротам, но чувствовалось, что силы её на исходе. Тревожный вой дикого степного ветра всё чаще обрывался, цепляясь за крыши и маковки церквей.
Метель уходила за Заставу, в сторону Московской дороги.

Глава 6
15 января 1877 года. Александровка.
Ночь густо, с размахом, сыпанула яркие зёрнышки звёзд в захватывающее ледяной чернотой небо. Золотистая луковица луны, выкатившаяся над прудом, освещала всё село до самого дальней избы кузнеца мерцающей отрезанным ломтем чуть на отшибе.
Сугробы, кое-где наползшие на избы до самых крыш, подражая звёздному небу, вспыхивают серебряными россыпями снежинок. Горький, кизячный дымок курится из труб ровно в небо белыми, теряющимися в высоте, столбами. Между дворами сложным узором сплелись стёжки, связываясь в узелки у колодезных журавлей, местами заворачивая к аккуратно сложенным копёнкам, и теряясь в санном пути, пробитом через всю слободу. По разные стороны от него, тут и там, пятнают дорогу серые кучки золы. Но дальше, в полях, снег нетронутый никем, кроме зайцев, темнеет, растворяясь в ночном горизонте и только по звёздам можно определить, где начинается небо.
В избе Пятницких ложились спать. Мать, гремя чугунками, делала приготовления на утро, когда за окнами послышалась песня:
Что же не белые снежинки забелилися
А что же, забелелася
У старого борода
А под старым конь
Очень бур-лохмат…
В окошко коротко стукнули. Мать выглянула из-за печи.
? Митрош, куды опять? Не мал ли, кажный Божий день на улицы ходить?
Митрофан давно ждал условленного стука от Федьки, и, застёгивая поддёвку, сделал вид, будто в спешке не расслышал слов матери.
? Митрофан! ? выглянул из-за занавехи отец. ? С глушью штоль?
? Нет, батюшка. Федька зашёл, кличут к Ивановым на посиделки.
? Федька? Нашёл приятеля, поди, года на три тебя стари! ? опять вступила мать. ? На што ты им там нужон?
Одевавшийся рядом брат Сергей вступился:
? Митроша поёт дюже хорошо. Все ему рады. Нихай сходит, батюшка, греха никакого нет.
? Кубыть это дело, в такие года всеми ночами песни играть? Что с него только будет!
? Женим поране, и всех делов! ? рассмеялась старшая сестра Анна.
? Черти вас разжигают, с вашими гулянками! Чтоб не поздно…. А то мне вставать скотину убирать вчерась, а они заходють! Грех-то какой!
? Слыхал Митрофан? ? подал голос отец. ? Тебя в первую голову касается. Завтра до свету вставать. Не забыл? В учение ехать. Кончилися гулянки.
? Помним, батюшка! ? ответил за всех Сергей и мальчишки выскочили на двор.
Федька ждал их, притопывая валенками у ворот. Девки, стоящие чуть поодаль, как всегда развеселились, увидев Митрофана, который ещё не велик был годами ходить на посиделки.
? Женишок любимый сызнова с нами!
? Чур не зариться! У вас на слободе, поди своих на кнут не перевешаешь, а Митроша нашенский!
? И не надобно! Нам бы послухать чудок, а там хоть пироги из него пеките!
Ой да веселитеся, мои подру…
Вы подруженьки, к нам весна.
Заиграла одна из девок. Остальные подхватили голос в голос:
Ой да к нам весна,
Скоро к нам придёт
Ой да солнце
Сгонит снег-мороз
Дошли до Федькиной избы. Дверь открылась, из сенцев хлынули клубы пара. Балалайка и гармонь были на месте. Кто-то уже заводил плясовую.
Ходики на белёной стене показывали второй час ночи. Нужно было собираться. Заканчивать не хотелось, но многие уже стали расходиться до своих дворов.
Каникулы заканчивались, а письмо Путилина отцу было не читано.
Митрофан, вспоминая о нем, засовывал руку во внутренний карман поддёвки и трогал гладкую казённую бумагу с шершавым шрамом сургуча. В эти минуты неразрешенность дела безжалостно проводила по сердцу куском льда, царапая и холодя неясным колючим страхом.
Каждый день перед сном он успокаивал самого себя, представляя, как отдаст письмо отцу и, придумывая, что скажет. Но сколько не выстраивал в мыслях разговор, конверт оставался закрытым.
Николая он Христом богом попросил не рассказывать отцу о происшествии с обыском. Брат, не зная о письме, посчитал, что дело закончено.
А детское сердце, в своей непознанной глубине, искало то, что невозможно ещё было представить даже в мечтах, немудрёных и недолговечных как снег, что стает в первую туманную оттепель.
? Ты не уснул ли, братец? ? Федька пихнул в бок Митрофана.
? Уснёшь тут, ? прошептал Митрофан себе под нос и начал одеваться.
? Что смурной? Девка какая должно смутила?
? Нет, накой мне девки, ? мальчик покраснел.
? Сознавайся, а то был весел, а как домой идить, голову свесил.
Митрофан подумав чуть, достал из-за пазухи письмо, которое всегда носил с собой.
? Не знаю как быть Федька. Вот письмо из училища, от инспектора отцу. Провинился я тама. Могут из училища погнать, ежели не сжалится надзиратель.
? А в письме что?
? Не глядел, печать на нём гербовая.
? Да не пужайся, дай прочтём. Я аккурат ножичком энту печать. Накалишь на свече, обратно приладишь, отец и не заметя. А заметя… семь бед один ответ!
Вскрыли письмо, и Митрофан прочитал его не шибко грамотному Федьке.
Тот внимательно слушал. В конце удивленно присвистнул и сказал:
? Вот диво! Видал как выкручивая!? Кабацкие песни ты брат, играешь! Грех из тебя требуя выбить нещадно.
У Митрофана навернулись слёзы. Отец никогда в жизни не бил его, а тут требовалось обязательно наказание.
? Что делать Федька?
? Дюже складно у твоёго иншпектора сказывается. Ажно самому захотелось тебе вожжей вложить – хохотнул приятель.
? Не до смеху мне, ? прошептал Митрофан засовывая письмо обратно в конверт.
? Спали письмо и дело с концом! – Федька щёлкнул пальцами, изображая, как легко исчезнет это препятствие.
? Так мне тогда в училище нельзя воротиться.
? Ну, нет так нет. Я вот и не ездил ни в какую училищу. Живу себе в Александровке и не дюже жалею!
Такая ужасная и прекрасная в своей простоте мысль, уже приходила в голову Митрофану, но нет ничего страшнее, огорчения родителей. Трудно было и даже представить, что сказал бы на это отец.
Федька порешив что его дело сделано пошёл в сенцы. В дверях, теребя косу, его ждала Наталья с Зелениной слободы.
Митрофан, оставшись один, глядел на извивающееся пламя свечи пока не зарябило в глазах. С улицы еле слышно доносился девичий смех.
Сунув ноги в валенки, мальчик нацепил малахай и, проходя мимо печи, не глядя, сунул письмо в открытое поддувало. Бумага, упав в гаснущие угли, мгновенно полыхнула ярким оранжевым огнём. По пустой избе потёк запах плавящегося сургуча.

Глава 7
Поспать удалось лишь пару часов. Митрофан услышал как мать, клацая цаплюшкой, достала из печи сковороду.
Встал отец. Низко пробасил обращаясь к матери:
? Опять капаешься, затопляй уже, холод в избе!
Через минуту огонь занялся в печи, живо поедая лучины и отражаясь тусклым танцем на белёном потолке. Кизяки, положенные сушиться с вечера, быстро дали жар. Мать пихнула спящую Анну в бок.
? Вставай, невеста. Стряпаться пора.
? Встаю мамань…, ? еле различимо послышался сонный голос.
? Брешет она мам, ? проснувшийся Андрюшка свесил голову с печи. ? Щас опять уснёт!
? Щенок! ? мигом проснулась Анна. ? Из люльки вчерась вылез, а голос даёт!
Митрофан сквозь сон улыбнулся, но тут же вспомнил про письмо, и холодок пробежал по телу.
По избе протянуло едким дымком разжижки. Пахло людским теплом, побелкой и молоком. Мать загремела, переставляя чугунки.
Отец, широко растворив дверь, вышел на двор. Морозный воздух на миг хлынул по полу, холодом ожигая голые ноги Анны, не поспевшей натянуть валенки.
Пока убрали скотину начало светать. За утренними хлопотами никто не заметил, как Митрофан поманил брата Николая на лавку, в тёмном углу избы.
? Николка… ты скажи батюшке, что не поеду я боле в училище, ? прошептал он еле слышно, не поднимая головы.
? Вот новость! С какой стати? Ты, братец, не проснулся ещё? ? Николай взъерошил волосы мальчика, словно надеясь, что в голове от этой перемешки выпадет другая мысль.
? Не хочу я туда. Не поеду и всё.
? В чем причина? ? брат начал понимать, что дело серьёзно и это не утренний каприз мальчика.
? Тяжко мне тама. Дыхнуть разу нечем. Не поеду.
? Это всё из-за Песенника? Так я поговорю с инспектором, всё уладится.
? Я всё одно не поеду. Хоть убейте. Силой повезёте ? сбегу.
Митрофан сел на лавку, отвернувшись в угол.
? Да… дела, ? пробормотал Николай, закручивая цигарку.
Мать накрыла завтракать. В тусклом свете раннего январского утра на столе завиднелись горшки с молоком и гора пирогов с капустой.
Младшие уже попрыгали с печи и заняли места на лавках вокруг стола. Огонь в печи, вошел в силу и загудел приятным для слуха голосом.
Из-за занавехи вышла мать:
? Митроша, Николай, сколько вас ноне собирать? По углам забились, нос воротють, как свиньи Рявокины!
? Мать, тут дело у нас есть, отца кликни, ? попросил Николай затягиваясь самокруткой.
? Чаво ишо удумали? Отец вон идё из амбара. Собрал вам в дорогу гостинец.
Слышно было, как отец топчется в сенцах, обивая снег с валенок.
Спустя полчаса пироги на столе так и лежали не тронутыми.
Андрюшка на всякий случай утёк подальше на печь, вместе с получившим затрещину котом, попавшимся под ногу отцу. Анна тихонько присела к окошку с иголкой и нитками, как будто самое время сейчас заплатить старый носок.
Потемневший лицом отец, перестав ходить по избе, присел, наконец, на лавку у стола. Вылив криком свой гнев, он никак не мог успокоиться. Грудь, раз за разом, подымалась и опускалась тяжелыми выдохами. В руках он зачем-то крутил деревянную щеколду, непонятно откуда взятую.
Мать засуетилась. Хотела было пойти вслед за Митрофаном, выскочившим в одной рубахе из избы. Следом за ним сразу вышел Николай.
? Сиди! ? стукнул ладонью по лавке отец видя как мать накидывает тёплый платок. ? Один пошёл, и ты ишшо. Много чести этому шуталомному!
Не снимая пухового платка, она бессильно осела на табуретку у двери. Тяжкая тишина разбавляемая лишь шорохом молчком пихающихся на печи детей тянулась не долго. В избу вернулся Николай.
? В сарай убежал. Сидит у яслей в соломе, ? сообщил он, видя, что все повернулись в его сторону. Сестра не сдержавшись, всхлипнула.
? Отец, чего делать будем? ? подняла голову мать.
? Нихай сидит хоть до Вербного! Не желает отца знать, может овца ему даст указ, как жить дале.
Николай присел на лавку, нащупал в кармане кисет, но понял, что табак закончился. Повертел в руке загодя заготовленную бумажку, спокойно, будто всё шло своим чередом, сказал:
? Характер Митрофана ты знаешь. Силком вязать прикажешь? Не лежит душа ? заставлять грех. Бог знает как оно лучше. Будет желание, я его обучу, способности есть.
? У него должно желания проснулись гусей со свиньями пасти. Ломоносов, ты даве гутарил, с самого севера шёл за учением. А этого силком не спровадишь на всё готовое, ? сказал отец и посмотрев на щеколду, со злостью швырнул её на подоконник.
? Кубыть грех, свиней то пасти, ? вступилась мать, разглаживая уголки платка. ? Небось не с ножиком на дорогу пойдёт.
? А в храме бы служил, ? вновь с горечью возвысил голос отец. ? Иль худо? Жизнь перед ним ложилася ровная и почётная, лишь учись. Какие черти, прости Господи, его обратали?
Николай плеснул в кружку холодного молока. Сделал несколько глотков с видимым удовольствием, стёр белые капли с усов.
? Надо ехать, отец. А на Митрошу не серчай. Может и пожалеет он, а может другой путь ему Господь начертал. Неволить тут последнее дело.
Мать вздохнула и махнула рукой.
Догадавшись, что гроза прошла, с печки за пирогами слетел Андрюшка. Кот же, не понимая речи, пока лишь с опаской выглядывал, не решаясь спуститься.
? А ну, погоди, ? остановила его сестра. ? Погреть надо, остыли совсем.
Мать замахнулась утерником на нетерпеливого мальчишку. Отец, натянув малахай, не дожидаясь пирогов, ссутулившись, вышел во двор.

Глава 8
В молочном утреннем свете неспешно падали крупные пушистые хлопья. С каждой упавшей на землю снежинкой серая сонная туча теряла свою полноту, становясь тоньше и прозрачнее. Солнце уже угадывалось на востоке мутным белым пятном.
Снег задумчиво накрывал село, тишиной принося её с неведомой бесконечной высоты. Это была та самая обволакивающая тишина, которая не рушится от редких посторонних звуков, а впитывая их, становится глубже и плотнее.
Коротко, спросонья мукнул телёнок у соседей, заквохтали в катухе куры, скрипнули сани за воротами.
Митрофан вышел из сарая услышав, как возница хрипло прикрикнул, трогая коня. Вытерев слёзы, подошёл к плетню, оставляя за собой следы на только что выпавшем снегу.
Сани, в которых пустовало его место, обновляли ставший еле видимым путь вдоль слободы. Отец притулился с краю. Проехав чуть, соскочил у церкви.
Несколько баб вдалеке не спеша двигались к утренней службе.
Николай, оглянувшись, увидел брата и махнул рукой, то ли прощаясь, то ли веля скорее бежать в избу. Митрофан помахал в ответ. В дом не пошёл. Ёжась от холода, ступил из ворот.
Фигура отца в чёрной рясе оставалась, хорошо различима в снежной пелене.
Глядя как сани заворачивают у крайних изб в сторону станции, Митрофан высунул язык пытаясь поймать холодные хлопья. Как ни старался, ничего не почувствовал. Снежинки мгновенно исчезали, сгорая на горячем, влажном лице ещё не просохшем от слёз.
Сердце, не успев остыть, бойко стучало, но мысли текли спокойно и легко.
За много дней пути отсюда, шумят в клубящемся тумане громады каменных городов, удивляют белый свет сказочные царские дворцы, идут по широким мощёным улицам тысячи разных людей, не знающих о том, что в далёком заснеженном селе он сейчас думает о них.
Глядя вслед саням, превратившимся в еле различимую тёмную точку, Мальчик ощущал то легкое и светлое дыхание будущего, которое бывает только у детей.
Будущее, далёкое и неразличимое среди простой крестьянской жизни, пока не волновало его предчувствиями, и не будоражило невероятными мечтами.
Он глубоко вдыхал прохладную свежесть деревенского воздуха, наслаждаясь приятным, почти забытым чувством свободы в этом огромном мире.
Ударил благовест. Заколебались снежинки в воздухе, дрогнув от резкого звука. Где-то за селом вздохнул степной ветер, еле заметно шевельнув тонкие, обледенелые веточки молодой березы прислонившейся к сараю.
Тишина начала таять, уносясь в высоту светлеющего неба вместе со звоном колоколов.
Митрофан улыбнулся. Тихонько, стараясь не спугнуть выглянувший в прореху между облаками краешек белого солнца, запел:
Чтой-то звон, да чтой-то звон
Да с нашей колокольни…

Глава 9
5 августа 1895 Воронеж.
? Митрофан Ефимович, отец Иоанн велит сей же час подняться к нему, ? выпалил бурсак, просунув голову в дверь кабинета.
Пятницкий поднял взгляд от бумаг. Махнул рукой давая понять, что не задерживает. Коротко стриженная голова скрылась за дверью.
Встал из-за стола заваленного папками, амбарными книгами и листками с расписками. Потянулся. Поправил галстук и смахнул пыль с рукава. На всякий случай сунул под мышку отчёт над которым трудился с утра.
Шагая по лестнице к кабинету отца Иоанна догадывался, что, не смотря на запыхавшийся вид посыльного, особой срочности в его присутствии нет. В училище всё делалось без спешки. Затребованные им на прошедшей неделе бумаги доставили лишь через два дня, хотя архив находился на соседней улице.
Секретарь в приёмной кивнул на дверь кабинета. Значит можно войти без стука. Пятницкий устроился на должности эконома в училище недавно, но уже усвоил некоторые порядки.
Смотритель училища отец Иоанн (в миру Иван Иванович Путилин) пил чай из большой фарфоровой чашки. Рядом стояла вазочка со смородиновым вареньем и корзинка со сдобными булками.
? Митрофан Ефимович! А я вас жду. Присоединяйтесь…, ? плавный жест указал в сторону самовара стоящего на столике у окна.
? Благодарю покорнейше, не откажусь, ? Пятницкий подошёл к самовару и налил чай.
? Сегодня ознакомился с цифрами в отчёте, по тем годам, что вы откопали из архивов. Весьма полезные изыскания! Я очень вами доволен, ? сказал Путилин с удовольствием макая кусок булки в густое, почти чёрное варенье.
? К сожалению, ваше Преподобие, многие документы, что я запрашивал в архиве епархии, по каким-то причинам мне не предоставляют.
? Не предоставляют ? значит не надо. Занимайтесь теми отчётами что имеются. Всё и так отлично сходится. Недаром мне рекомендовали именно вас, ? отец Иоанн отпил из кружки и, почмокав губами продолжил. ? Весьма жаль Пятницкий, что в своё время вы забросили духовную стезю.
? Кесарю кесарево, как говорится....
? Не скажите, с вашими талантами по ведению дел, можно далеко пойти в нашем ведомстве. Духовное звание вам было бы сейчас весьма уместно.
? В детстве, ваше Преподобие, я полагал духовное звание подразумевает отрешённость от мирских материй, а не экономические исследования.
Отец Иоанн поставил чашку. С серьезным лицом поднял палец испачканный вареньем и произнёс:
? Неверно мыслишь. Изволь ответить: Как смогли бы мы исполнять своё благое духовное предназначение не имея крепкой материальной основы? – и не дожидаясь ответа хлопнул рукой по столу. ? Дьявольская химера все разговоры о том, что дескать церковь должна быть без гроша, подобно праведникам! Да, в библейские времена бытовали иные положения относительно финансов. Но руководствуйся мы ими сейчас, церковь православная исчезла бы с лица земли! Поглотили бы её латиняне иль магометане. Они в этом вопросе не так щепетильны.
? Не смею спорить, будучи далёк от этих сфер, ? решил притушить разгоравшуюся тему Пятницкий.
? Кстати, ? отец Иоанн приподнял брови, будто мысль пришла ему в голову неожиданно. ? Я не видел вас на воскресной службе. И на исповедь вы до сей поры не дошли.
? Нездоровилось эти дни, ваше Преподобие.
? Дай бог здоровья. А я, было, подумал, припоминая ваш детский побег из училища, что с тех пор прохладны к церкви стали. Не мудрено, сейчас у молодёжи в моде атеизм. А ведь несколько лет назад слова такого народ не знал. Невероятно представить было подобное!
? Откуда же, думаете, ветер дует? ? Митрофан Ефимович догадался, что у смотрителя есть своя версия, и услышать её всё равно придётся.
? Веяния сии от дурости исключительно. Ведь если чуть подумать… Веруй в Бога, и убытка точно не поимеешь. Сходить в церковь на службу ? одно удовольствие. Отчего не веровать? Ведь, ежели, есть Бог, вознаградит тебя сполна за веру.
? А если нет его, как утверждают нигилисты?
? Так не в этом суть! А вот как есть Он? Тут-то и разверзнется гиена огненная для всех ваших нигилистов, прости Господи! Вот же слово поганое…
? В логике вам не откажешь, ваше Преподобие! ? улыбнулся Пятницкий.
? Не откажешь! ? повеселел отец Иоанн. ? Потому не понимаю я атеизма. Бессмысленное, и вредное учение, прежде всего для самих его приверженцев.
Дверь кабинета тихо скрипнула, и на пороге появился секретарь:
? Ваше Преподобие, инспектор Золотов, по известному вопросу вас дожидается…
? Обождёт, ? рука отца Иоанна привычно нарисовала в воздухе широкий полукруг, означавший, что минуты не имеют значения в масштабах вечности и все вопросы могут решиться сами собой, одним лишь Божьим провидением.
? Я принёс сегодняшний отчёт. Не всё закончено, но большей частью суть ясна, ? попытался вернуться к делам Пятницкий.
? Оставьте, я посмотрю. Заберёте утром у секретаря. Пожалуй, на сегодня свободны… И вот ещё что – пальцы отца Иоанна пробежал по краю стола как по роялю – на днях в Епархии видел одного из моих учеников, отца Владимира. Получил назначение в настоятели Тихвино-Онуфриевского храма. Если мне не изменяет память, вы с ним земляки и учились в один год. Василий Горьковский в миру.
? Неужто Васька?! ? улыбка невольно появилась на лице Митрофана. ? Я не видел его с тех самых лет!
? Ну, теперь не Васька, а отец Владимир. Кандидат богословия, блестяще окончил Киевскую духовную академию, даром что из вашего уезда. Написал в весьма занимательный труд: «О брачном состоянии клириков». Поимел немалый резонанс своими суждениями.
Митрофан только качал головой. Не выходило представить, что эта краткая аттестация относится к тому самому Ваське, с которым дружил в далёком детстве.
? Непременно навещу его. Прямо сейчас зайду.
? Ну, вот и прекрасно, ? отец Иоанн достал платок, и начал вытирать перепачканные вареньем руки оставляя тёмно-красные пятна на белом шёлке. – Надеюсь, ваша былая дружба возобновится. Дерзну предположить, что отец Владимир высоко поднимется. Общение с таким человеком никогда не помешает. А то и в училище его пригласите. Попьём чаю вместе!
Путилин не пленился встать и подойти к двери, проводить Митрофана. Всё в его поведении, включая нарочито неспешную походку, демонстрировало подчинение Божьему промыслу. Но Пятницкий не почувствовал в этом внешнем спокойствии смиренного принятия бытия. Вспомнилось, как в тени плетня, хоронясь за лопухами, украдкой пробирался к курятнику соседский кот, высматривая писклявых, жёлтых как одуванчики цыплят.
Попрощавшись, почти бегом спустился по лестнице. Выйдя на улицу оглянулся. Новое училище, отстроенное несколько лет назад на Большой Дворянской, краснело ещё не потускневшим кирпичом. Солнце било в натёртые окна, блики слепили глаза. Митрофану показалось, что отец Иоанн смотрит ему вслед из окна своего кабинета.
Но прямо сейчас думать о словах смотрителя решительно не хотелось.
По натоптанной дорожке Митрофан спустился к Фабричному переулку. Вместо фабрики в сером, давно не знавшим ремонта доме, звавшемся в народе «полуротка» квартировали арестанты.
Напротив, молочно светился храм, греясь в последних лучах измаявшегося за день солнца. У паперти ходил вольно распоясавшийся мужик. Подойдя ближе, Пятницкий увидел в его руках ржавую тяпку, насаженную на новенький черенок, вырубленный, похоже, только что из растущих рядом кленов. Неразборчиво приговаривая что-то, он не шибко сноровисто рубил тяпкой бурьян, стоявший ближе к стенам полуротки.
? Бог в помощь, ? Пятницкий пошевелил ногой толстые будылья поверженных сорняков, ? Экие вымахали! Отец Владимир велел порядок наводить?
Мужик повернулся на голос, и с охотой взяв перерыв в работе ответил:
? Спасибо на добром слове. Да, истинно отец Владимир велели. А вы никак к нему? По приходскому делу, аль по личному?
? Верно, к нему. На месте? – ответил Митрофан, не вдаваясь в подробности.
? Нету на месте, отошёл батюшка по важному делу.
? Это какому же важному?
? У его преподобия иных дел не бывает окромя важных. Знать в Епархию вызвали, ?мужик почесал бороду и немного подумав, добавил: ? А, может статься, в ресторации кофий пьют. Придётся вам погодить час другой.
Ждать Пятницкий не стал. Самому тоже не мешало не только кофею попить, но и перекусить после работы. Присев на порог паперти, написал короткую записку, предлагая встретиться вечером у реки, на старых мостках близ яхт-клуба.
Он любил гулять там на закате. Ребятня разбегалась по домам, устав с визгом прыгать со склизких, чёрных досок в реку и можно было вдоволь насладиться успокаивающей вечерней тишиной.
Оставив записку мужичку, с наказом непременно передать отцу Владимиру, Митрофан пошёл по переулку к себе на квартиру. Через несколько минут подошёл к увитой хмелем деревянной калитке. Дом вдовы полковника Сутормина, где он снимал комнатку с отдельным входом, широко раздался в разные стороны мелкими пристройками. В них обитала разномастная публика, начиная от учителя гимназии и заканчивая парой девушек неясного рода занятий.
Вдова сидела в любимом кресле на балконе второго этажа. Щедро отмерянные судьбой годы она проживала, наблюдая за течением реки и жизнью постояльцев. Вида с балкона вполне хватало для наполнения разговоров с Катериной, женщиной средних лет, приходившейся ей дальней родственницей. Она же выполняла роль экономки, служанки и кухарки. Поручик Рукавишников, живущий через стену с Пятницким, подвыпив, утверждал, что никакая она не родственница, а беглая каторжанка. Митрофан вполне допускал это, услышав однажды вечером, как Катерина, готовя ужин, тихонько напевала под нос:
Как настанет весна, как окончится срок
По лесам по лугам я пойду
Там где кедры шумят, там где пташки поют
Вольну волюшку в поле найду.
Митрофан задрал голову, поздоровался с вдовой и быстро, избегая лишних разговоров, двинулся на кухню.
Ужин обычно просил подать в свою комнату. Вид на реку хуже чем с балкона, но всё же главное достоинство небогатого жилища.
На этот раз похлебал щей прямо на кухонном столе. От чая отказался, не смотря на ворчание Катерины.
Заскочил в комнату. Переменив сюртук на косоворотку, отправился к реке.
Разомлевший в тяжкой жаре шумный город затихал вместе с закатом. Солнце, устав отдавать свой жар тающим летним дням, начало хорониться за тонкими, рваными облаками. Впитывая в себя всю палитру красного, они сгорали на горизонте, так и не превратившись в переполненные влагой грозовые тучи. Прохлада речной змейкой живо скользила по крутым стёжкам вверх, к распахнутым окнам. Каменные дома, уставшие от дневной духоты, казалось, задышали, шевеля тонкими занавесками.
У берега пахнет рыбой и мокрым деревом. Скрип вёсел разносится ветерком, еле заметно волнующим, рыжеватую в свете заката, рябь реки. На пристани несколько раз звонко ударил молот. Звук легко прокатился над водой и утонул в плеске волн замирающих в редкой осоке.
Митрофан подошёл к мосткам. Их переделывали не раз с тех пор, как он купался тут в детстве. Обломки, натасканные с лесопилки, сгрудились на опорах из почерневших дубовых стволов, глубоко ушедших в прибрежное дно. Чуть поодаль кто-то соорудил подобие лавки из бревна, лежавшего ранее в основании избы. Днём ребятишки раскладывали на нём свою одёжку, вечерами сидели компании девчат и парней.
Он любил смотреть на изящные лодки яхт-клуба, спешащие на ночную стоянку у цейхгауза или широкие, сонные баржи с зерном. Мысли катились лёгким прозрачным потоком. Такие моменты бывали, когда солнце медленно уходило за крыши домов на холме, а молодёжь высыпала на гуляния.
Митрофан присел. Почувствовал дневное тепло дерева ещё не украденное влажным дыханием реки. В избах, на другом берегу, начали загораться тусклые огоньки. У моста живо запрыгало оранжевое пламя костра, щедро подкормленное сухим хворостом. Рыбаки готовят уху.
Сумерки бережно задули истлевший августовский день тёплым, принесённым из степей ветром.
Васька не шёл. Митрофан оглянулся на тропинку, ведущую с улицы к реке. Ночь быстро стирала очертания домов на холме. Блеснули первые звёзды.
Присмотревшись, у каменной пристани заметил фигуру девушки в белом платье. Заметил и не отводил взгляд. Само появление одинокой дамы в такое время было необычным. Лица рассмотреть невозможно. Странные, порывистые движения делали её похожей на берёзу, ветви которой ломает буран. Показалось, девушка задыхается. Качаясь как пьяная, она попыталась разорвать платье, словно оно душило её.
Он поднялся, чувствуя неладное. Девушка, ещё раз безуспешно рванув ворот, упала на колени. Осталась так, покачиваясь, словно молится. Вдруг резко поднявшись подалась вперёд. Несколько быстрых шагов и белое платье исчезло в текучем мраке реки. Глухой всплеск лишь на мгновение нарушил тишину.
Митрофан побежал к пристани. На ходу скинул ботики. В темноте не раздавалось ни звука. Она исчезла мгновенно, без следа, как камень, брошенный в воду обиженным ребёнком. Подбежал к месту, где только что стояла девушка. На секунду замер. Сделав еще несколько шагов прыгнул в воду дальше по течению. Нырнул на удачу. В слепую, широко двигая руками, добрался до дна. Пальцы скользнули по холодным щупальцам водорослей. Ничего. Рубаха сковывала движения и казалась тяжелой как кольчуга. Не обращая на это внимания искал, продолжая загребать руками в разные стороны. В легких появилось жжение. Черный туман начал накрывать сознание. Рванул вверх, уже не будучи уверен, что верх именно там. Почти задохнувшись, вырвался из затягивающей тьмы реки на волю. Воздух наполнил лёгкие. Жадные глотки его закружили голову. Перед глазами запрыгали звёзды и огни города. Девушка исчезла.
Постарался быстро набрать побольше воздуха, и захлебнулся. Вода затекла в нос и горло. Судорожно дергая руками и ногами, попытался продышаться. Слишком долго пробыл под водой. Резко накатила тошнота со вкусом речной воды. Когда, наконец, собрал силы для следующего захода, совсем рядом услышал всплеск и булькающий звук. Над водой появилась и тут же исчезла голова.
Резко развернувшись, сделал гребок правой рукой, а левой, успел схватить за волосы уже шедшую на дно девушку.
Не пытаясь вытащить её голову наружу, рванул к берегу. Холодная вода мгновенно стала густой как кисель. Несколько гребков к берегу отняли оставшиеся силы, но он знал, что через несколько секунд почувствует дно. Как только смог встать, с силой потащил за волосы. Голова появилась над водой.
Ухватив под руки, без труда выволок девушку на траву. Удивился худобе и лёгкости тела. Даже мокрое платье не сильно утяжелило её.
Почувствовав головокружение, чуть не упал рядом со спасённой.
? Позвольте…, ? неожиданно из темноты появился мужчина и мягко отодвинул замешкавшегося Митрофана. ? Я знаю что делать.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70025674?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.