Главная страница | Мистика | Истории города Онса

Истории города Онса
Кристина Выборнова


Девушка Ятсан живет обычной жизнью. В обычном для нее городе Онсе, где одновременно четыре времени года, где в метро путаются и исчезают станции… А рядом – Закрытый лес, полный таинственных и страшных существ. Ятя никогда бы не подумала, что однажды добровольно войдет туда, чтобы помочь друзьям. И что ее мечтам о спокойной жизни с любимым мужем не суждено сбыться. И еще – что сны о каком-то другом мире, где ее зовут Настя, могут буквально разрушить все, что она любит… Если Ятсан и ее близкие не найдут выход.





Кристина Выборнова

Истории города Онса








История первая. Двадцать лет, но один месяц


Я всегда любила вспоминать, как познакомилась с мужем. Точнее, вспоминать мы любили вместе. Те, кто в это время находился рядом – чаще всего это были мои родители или друзья – заслышав наши совместные воспоминания, уже хмыкали, махали руками и говорили: «Ну, поехало! И не надоело вам? Вы же полгода как поженились!». Но нам не надоедало.

Год назад проходил большой танцевальный вечер возле Закрытого леса. Проходил он там вполне по плану и традиционно – тридцать четвертого числа теплого месяца каждого года. В этот раз месяц действительно был теплым: до такой степени, что даже снежная часть нашего города Онса, которая в этот раз пришлась на восточный район, немного подтаяла, а желтая, где и так опадали листья и жухла трава, скорчилась от жары. В плодоносящую часть из-за жары нельзя было войти, а вот часть цветущая чувствовала себя хорошо – в ней прошел дождик. Здесь и решили устроить танцевальный вечер.

Некоторые жители, правда, опасались Закрытого леса, но другие возражали, что он на то и Закрытый, чтоб из него ничего не выходило. Только это было не совсем правдой. То и дело появлялись слухи, что в городе кто-то заметил крючконосов… А может, с ними просто путали каких-нибудь несимпатичных людей. У нас говорят, что крючконосы опасны: они как-то умеют накапливать в себе электричество и в буквальном смысле поражают людей громом (и молниями). По другим мутным слухам, они еще могут предсказывать будущее (обычно ужасное). Кто еще живет в Закрытом лесу, кроме крючконосов и лесных зверей, неизвестно – может, и к лучшему. У нас в мире и без этого полно загадок.

Например, если спуститься с холма, где расположен город, то можно попасть в песчаную низину, по которой течет мелкая – не больше, чем по щиколотку – речка, впадая в соленые лиманы. В них мы купаемся, потому что наше море для этого не годится. Море от лиманов отделяет низкая полоса сухих пыльных деревьев, и уже на подходе к ней слышна музыка, которую играет прибой. Она становится то громче, то тише – в такт волнам. В штиль слушать ее даже приятно.

Но море у нас с подвохом: стоит усесться на его берегу, как оно неожиданно издает громовой фальшивый аккорд, и на горизонте появляется громадная волна. Люди, особенно приезжие, естественно, спасаются бегством, мы же, местные, не особенно спешим, потому что в большинстве случаев море просто пугает – волна опускается и растворяется в тихой воде, или, подъехав к берегу, застывает под оглушительный барабанный бой. Заходить под гребень, конечно, не стоит, но если спокойно отвернуться и потом повернуться обратно, волна бесшумно исчезает и снова воцаряется обманчивый штиль. Бывает и настоящий шторм, когда громадные волны бьют непрерывно и с полной серьезностью, а музыка вопит так, что к морю нельзя подойти. Тогда мы купаемся не в лиманах, а в большой Голубой реке: она у нас широкая, с пологими берегами, песчаными островами и заводями. Приближаясь к морю, Голубая река делает плавную дугу и упирается в рыхлый склон холма. Дыры там нет, но вода куда-то пропадает, и с противоположной стороны холма впадает в море лишь мелкий ручеек…

Туристы, приезжающие в Онс, – это еще одна наша загадка. Они никогда не могут рассказать, откуда прибыли, а некоторые вообще несут полную чепуху, хотя и сумасшедшими их назвать нельзя. Некоторое время пожив у каких-нибудь хозяев, искупавшись в лимане и покатавшись на нашем метро в другие города, они в один прекрасный день исчезают, будто их и не было. Некоторые появляются еще раз, но выглядят обычно намного старше, чем раньше, хотя у нас не проходит и двух лет между их посещениями. Может быть, там, откуда они приезжают, время течет по-другому…

Из-за этого для нас, местных жителей, влюбиться в туриста – это настоящая трагедия, и родители всеми силами оттаскивают детей от такой перспективы. Но дети, конечно, не слушаются, и чуть не каждую неделю обсуждается очередной несчастный роман.

Я и сама, честно говоря, всегда боялась, что мне понравится турист. Многие из них очень симпатичные, особенно те, кто голубоглазые и русоволосые. Наши местные юноши для меня все на одно лицо: тощие, загорелые, с темными глазами и волосами – у кого черными, у кого коричневыми. У меня и самой черные глаза, но зато при этом белые, как снег, волосы. Они почти не блестят и напоминают паутину, из-за большой густоты ужасно путаются, и я заплетаю их в косу. Коса получается толщиной чуть ли не с руку, и поэтому некоторые туристы зовут меня «кукла Барби». Хотя мое имя – Ятсан – мне нравится больше, все равно приятно. «Вот какая у нас чья-то мечта родилась!» – часто смеется мама – как и папа, черноволосая и черноглазая.

У меня с самого детства две лучшие подружки – Алла и Риган. Алла высокая, крепкая и с прямыми плечами, как многие местные девушки. Риган пониже ростом и покруглее, да к тому же еще и рыжеволосая. Она завязывает волосы небрежным узлом, нос у нее слишком широкий (ну, то есть она сама так говорит), зато глаза большие и зеленые, а не карие. Папа Риган был турист. Конечно же, он обещал приехать еще раз, но до сих пор не вернулся. У Аллы оба родителя из местных жителей, и на туристов она не никогда заглядывалась, в отличие от Риган…

Тридцать четвертого числа, собираясь на танцевальный вечер, я надела недавно купленное черное платье с широкой складчатой юбкой: маме пришлось подшить его, чтобы оно не волочилось по земле. За мной зашли раскрасневшиеся от зноя подруги (наш район в этот раз находился в жаркой части города). Риган щеголяла яркой зеленой рубашкой и коричневыми брюками-клеш, а Алла надела обыкновенный черный топик и белую юбку.

– Ну, Ятя, ты что, хочешь собрать за собой хвост из туристов? – укорила она меня. – В таком-то платье к тебе сейчас вязаться будут. А заодно и к нам.

– Ну и пусть вяжутся! – Риган показала в ухмылке редковатые белые зубы. – Подумаешь! Хоть нескучно будет.

– Так довеселишься, – покачала головой Алла. – Слышали, Адур из снежной части закрутила роман с туристом, а он возьми и исчезни. Так она до того огорчилась, что пошла на море и встала под волну!

– С ума сойти! И что?! – испугалась я.

– Да ничего, конечно, – ответила вместо Аллы Риган. – Очень ему надо прихлопывать всяких дур.

– Не дур, а Адур. Да, море-то никого не топит, особенно если нужно. Но ей-то от этого не легче…

– Хватит стращать, в самом деле! – прикрикнула Риган, увидев, что я поежилась. – Пошли быстрее!

Я попрощалась с мамой и выбежала вслед за подругами в сухую жару. Туристы на улицах были так разморены зноем, что почти не обращали на нас внимания. Только один из них, лысоватый человек средних лет, с трудом подошел к нам и, отдуваясь, спросил:

– А что, девушки, это у вас так всегда – в одном месте зима, а в другом лето?

– Да, – хором сказали мы, привыкшие к подобным вопросам. Риган посоветовала добродушно:

– Вы, чем по переулкам таскаться, лучше к речке сходите или хоть на Центральной башне посидите, там температура средняя.

– Да я вот только что с нее. Оттуда и увидел, что у вас в городе и зима, и лето, и осень, и весна одновременно. И море видел. На море, что ли, сходить…

– Не стоит, – отсоветовала я. – Речка безопаснее.

– Не знаю, поблизости от нее только что смерч плавал. Такой громадный…

– Это ничего, – снова успокоила его Риган. – Он никогда никого не уносит. Отвернитесь – и все дела. Мы думаем, это тоже море хулиганит…

Алла нетерпеливо потянула нас за руки. Мы кивнули туристу и побежали.

Граница климатических зон на этот раз прошла прямехонько по старой, мощенной серым камнем дороге, ведущей через центр Онса – перейдя ее, мы попали в зону цветения. В ней было немного прохладно и облачно, с деревьев сыпались белые и розовые лепестки. Большая площадка для танцев была освещена желтыми лампами, с двух сторон ее ограничивал холм, на котором рос Закрытый лес. Выглядел он, как всегда, темно и расплывчато, но я разглядела несколько тропок между голубоватыми елями. Посредине одной тропки росли огромные белые грибы. Вот бы их собрать… Но большую часть года в Закрытый лес войти было нельзя, а в остальное время заглядывать туда тем более не стоило.

Народу было очень много – конечно, с львиной долей туристов. Аллу тут же пригласил какой-то местный юноша, и она радостно утанцевала.

– Давай, что ли, мы с тобой попляшем! – весело предложила Риган, но тут за ее спиной появился крепкий широкоплечий молодой человек с густыми бровями и серьезными глазами, по серому цвету которых было ясно, что он турист. Юноша спросил баском:

– Можно вас пригласить?

– Кого из нас? – хмыкнула Риган.

– Вас, которая рыженькая, вообще-то.

– Ладно, пошли, – подруга охотно протянула ему руку и тут же затерялась в толпе. Я осторожно пробралась под опадающую яблоню, где и встала, чтобы мне не наступали на платье. Мимо то и дело пробегали, здороваясь, знакомые и соседи, но никто не хотел со мной танцевать. А меня почему-то это не огорчало – даже не возникало, как обычно, мысли, что платье мне не идет. Так я и стояла, рассеянно разминая в пальцах сорванный с дерева листик, пока не подошла очередная знакомая компания.

– Ятя! – воскликнула худая высокая Лоя, которую прическа а-ля Центральная башня делала еще выше и худее. В нашем городе ее считали красавицей. – Ты что тут стоишь? Не приглашает никто, что ли?

– Да как-то так… – неопределенно ответила я. – А вы здесь давно?

– Часа два. Я бы еще потанцевала, но Грейке крючконос в толпе почудился, вот тащим ее в себя приходить…

У Грейки, младшей Лоиной сестры, было такое суровое лицо и такие мощные руки, что не всякое чудище рискнуло бы с ней связаться. Но она почему-то очень боялась обитателей Закрытого леса и могла даже упасть от страха в обморок.

– Я его своими глазами видела! – просипела она жалобным хриплым голоском.

– А кто вообще умеет видеть чужими глазами? – поинтересовался держащий ее под руку юноша. Грейка что-то ответила, но мне уже не было слышно что. Вся компания затерялась среди яблоневых стволов.

Я улыбнулась и снова перевела взгляд в толпу… И вдруг встретилась с ласково-тревожным взглядом широко открытых сине-голубых глаз. Постепенно кроме глаз я разглядела и лицо человека: узкое, с довольно правильными чертами. Если бы не эти странные широкие глаза и удивительная прическа, похожая на женское растрепанное каре, в смотрящем на меня молодом мужчине не было бы ничего интересного. По фигуре он был, как все местные, довольно худощав. Но какой же он местный с такими глазами? И что это он так на меня смотрит? Или это, наоборот, я на него смотрю?..

Я не нашла ответа ни на один заданный себе вопрос, а мужчина вдруг начал, так же ласково улыбаясь и не отрывая от меня глаз, пробираться ко мне сквозь толпу. «Неужели пригласит?» – мелькнуло у меня в голове. Мне как-то не верилось. А с другой стороны, я бы очень удивилась, если бы он этого не сделал. Но первое, что он сказал, подойдя ко мне, было:

– А как тебя зовут?

– Ятсан, – от неожиданности и огорчения представилась я полным именем. Он обращался ко мне на «ты», как делали на моей памяти только туристы, да и то особо наглые из них. Однако он вдруг облегченно вздохнул, а глаза его сделались из ласково-тревожных просто ласковыми.

– Нараск, – представился он, и настал мой черед облегченно вздыхать: имя было явно местным. Все же я уточнила:

– Ты не турист? – А он одновременно со мной спросил «Ты не туристка?» и мы оба рассмеялись.

– Нет, я здешний, – наконец, ответил он – голос у него был негромкий и не то чтобы мелодичный, но по интонации ласковый, под стать глазам.

– Я тоже.

– А у тебя же глаза…

– А у тебя волосы. Поэтому я подумал, что ты не местная…

– У тебя тоже волосы… – заметила я, искоса разглядывая его странную прическу. Волосы у него были удивительного, какого-то неровного русо-желтоватого цвета, и такие жесткие, что не лежали гладко вдоль головы, а приподнимались от корней сантиметра на полтора.

Он рассмеялся.

– Да, такие вот у меня волосы. А я испугался, что ты туристка.

– Это ты поэтому со мной на «ты» говоришь?

– Да не совсем… Ну, раз уж начал, – он на секунду опустил глаза. И тут только я заметила, что мы танцуем, видимо, с самого начала нашего разговора.

– Почему ты испугался, что я туристка? – улыбаясь, спросила я.

– Да потому же, что и ты испугалась, что я турист. Потому что они исчезают!

Даже закончив танцевать, мы не расцепили руки, а так и продолжили гулять вдоль границы танцплощадки. Нараск, оказывается, был приезжим из другого города, Мантилы, и я про себя удивилась своему и его везению: станция «Мантила» открывалась в метро крайне редко, а в основном на нее было нельзя попасть, так же, как в Закрытый лес. Теперь он снимал комнату в снежной части Онса и занимался изготовлением лекарств. Я тоже сбивчиво рассказывала о себе, о родителях и подругах, о том, что закончила училище и собираюсь заниматься метро – учетом и упорядочиванием станций и оборудованием поездов.

Уже начало темнеть, Закрытый лес подернулся дымкой, а мы пошли на прогулку. К морю благоразумно решили не соваться, хотя оно играло какую-то привлекательную музыку, прошлись по всему городу (я не заметила ни духоты желтой зоны, ни холода снежной), и до моего дома дошли, когда было уже совсем поздно. Глаза Нараска казались черными в темноте, но смотрели по-прежнему ласково, когда он сказал: «До завтра, Ятя» -и, наконец, с явным сожалением выпустил мою руку.

А через три дня я со скромным видом осчастливила родителей и подруг заявлением, что выхожу замуж…

Свадьбу праздновали не дома, а на берегу реки, где можно было и есть, и купаться. Хотя подобное место и исключало всякие наряды, кроме купальников, но гости от этого не страдали – каждый из них ел за пятерых и купался за десятерых.

– Ну и ну! – говорила мокрая Лоя, подойдя нас поздравить. – Надо же, какая судьба. Нам одни крючконосы видятся, а тебе вон какой красавец показался!

– Каждый видит то, чего ожидает, – неожиданно заметил Нараск со своей ласковой улыбкой.

Лоя обиженно фыркнула и отошла в сторону, а к нам, увязая босыми ногами в песке, пробралась Риган, держащая под руку того самого серьезного парня, который пригласил ее танцевать. Парень представился Олегом, и я заметила, как мои родители озабоченно переглянулись, а мать Риган вздохнула.

– Вы турист? – огорченно спросила я.

– Ну и что! – ответила за Олега Риган. – Олег тут уже два года прожил и никуда исчезать не собирается!

– Конечно! – подтвердил тот. – Я не из таких, которые чуть что – ноги в руки и ходу. Сказал останусь, значит останусь.

– А если все же исчезнете? – язвительно поинтересовалась Алла. Она тоже держала под руку кавалера – конечно же, здешнего: черноглазого и черноволосого парня по имени Буллан, с которым познакомилась на тех же танцах.

– Значит, обратно вернусь! – судя по тону, Олег начал сердиться.

– Это правда, – вдруг сказал мой муж. – Вернетесь. Мне кажется, должны…

– Ты что, вперед видеть умеешь, как крючконос? – заинтересовалась Риган.

– Просто я знаю таких туристов, которые хотели возвратиться и действительно возвращались.

– Ну? Съели? – фыркнула Риган и показала нам язык. – Алла, убери в карман свою гробовую физиономию! Пошли лучше купаться! Ятя, ты пойдешь?

Я взглянула на мужа, который, как обычно, держал меня за руку. Он улыбнулся и кивнул.

– Пойдем…

Поселились мы после свадьбы у моих родителей, но, когда зоны сдвинутся, собирались переехать в комнату к Нараску – так делают многие семьи, сказала нам мама. Нам же, честно говоря, было абсолютно все равно, где жить и что делать, лишь бы вместе. Часто мы начинали вспоминать день нашего знакомства и долго говорили, перебивая друг друга и вспоминая все больше подробностей раз от раза.

– …А я как будто знала, что что-то случится, даже не огорчалась, когда меня никто не пригласил, а чего-то ждала…

– …Я вообще на эти танцы не собирался идти. А потом как будто потянуло что-то – но я сразу узнал тебя, Ятенька.

– Ты же меня не знал…

– Это конечно… Но ощущение было такое, что мне от тебя никуда не деться. Тебе от меня тоже.

– Действительно, и у меня было такое же ощущение…

Если рядом с нами в это время сидели родители, они улыбались и переглядывались, а если подруги, то они хором кричали:

– Да знаем мы, что у вас все такое же и вообще одна голова на двоих! Иначе бы вы одно и то же миллион раз не повторяли!

Обидевшись, я смотрела на мужа и неизменно встречала ласковый взгляд его широко открытых серо-синих глаз.

– Завидовать нехорошо, – шутливо говорил Нараск.

– Очень надо завидовать, – пожимала плечами Алла. – У самой в следующем году свадьба.

– А у меня, может, и в этом! – радостно добавляла Риган. И я всякий раз замечала, что взгляд мужа делается на секунду озабоченным.

Дату своего бракосочетания Риган с Олегом назначили на следующий день после годовщины нашей с Нараском свадьбы. В этот раз теплый месяц выдался довольно прохладным – тридцать четвертого числа во всех зонах выпадали осадки. Такая же зябкая погода выдалась и тридцать пятого. Утром я проснулась от того, что неплотно закрытое окно открылось и сильно хлопнуло, будто выстрелило. Рывком вскочив с кровати и ничего не понимая спросонья, я подбежала к окну и оперлась о раму. Мне смутно послышалась какая-то дикая и жуткая мелодия, звучащая в нижних октавах.

– Ты что вскочила, Ятенька? – послышался сзади спокойный голос Нараска.

– Что это играет? – спросила я. Он прислушался.

– Это море. Видимо, там сильный шторм, если даже отсюда слышно…

– Да, не повезло Риган с погодой, – сказала я грустно.

– Оденься потеплее, – тоном, скорее, не совета, а утверждения сказал Нараск. Я кивнула и принялась скручивать непослушные, как паутина, волосы в огромный пучок…

Свадьба подруги должна была проходить в плодоносящей части, которая переместилась на ту же самую площадку возле Закрытого леса, где мы познакомились с Нараском. Наша паникерша Лоя стонала, что это плохая примета, но Риган только покрутила пальцем у виска и потом ткнула этим же пальцем в нас:

– Ты чего, Лойка? Какая еще плохая примета: вон, даже они, наша образцовая пара, там познакомились! Наоборот, счастливое место.

– Ну и что, что познакомились – еще неизвестно, хорошо ли у них все будет, – проворчала Лоя, больше насмешив нас, чем испугав. Но сейчас, когда я, одной рукой вцепившись в мужа, а другой придерживая развевающиеся полы длинного темно-синего пальто, шла по ветреной улице под завывающую музыку моря, мне вдруг вспомнились Лоины мрачные предсказания.

Онс выглядел сегодня пустынным: всех туристов как ветром выдуло, на домах, поворачиваясь, громко скрипели флюгеры. Я про себя понадеялась, что в плодоносящей части дует все-таки потише. Но, к сожалению, мои надежды не оправдались: ветер так же завывал, флюгеры так же скрипели и вертелись, когда мы переступили границу зон, только теперь нас еще бомбардировало черешней и мелкими яблочками с плодовых деревьев, стоящих вдоль улицы.

– У меня черешня в прическе, – пожаловалась я Нараску.

– Тебе даже идет, – сказал он с улыбкой, вытаскивая у меня из волос две ягоды, и добавил задумчиво: – Хорошо еще, что тут сливы не растут…

Я сразу вспомнила, что площадка для танцев обсажена яблонями, и понадеялась, что яблоки не будут очень уж часто падать на гостей, а то и правда выйдет не свадьба, а недоразумение.

…К счастью, оказалось, что на самой площадке ветер дует слабее: наверное, нас загораживал Закрытый лес. Сам лес выглядел уже не размытым, а довольно четким (через два месяца должен был открыться проход в него), и я ясно видела по застывшей листве, что ветра там нет.

– Ятя, Нараск, привет! – к нам подошла Алла со своим Булланом. Одной рукой она придерживала развевающуюся короткую белую юбку. – Ну и ветер, да? Сто раз пожалела, что так оделась.

– А где Риган и Олег?

– Вот наша счастливая новобрачная, к нам бежит…

Риган, в длинном зеленом платье с открытыми плечами и зелеными лентами в волосах, подлетела к нам на всех парах и громко чмокнула меня в щеку:

– Привет! Идите наверните чго-нибудь, пока еду со столов не сдуло! Сейчас моя мама с Олегом придут, цветы принесут для украшения, и будет всякая официальщина, а пока поешьте.

– Волнуешься? – поинтересовалась Алла.

– Неа! – отозвалась Риган беззаботно. – За кого хотела, за того и выхожу.



Она развернулась на каблуке и помчалась встречать следующих гостей, а мы направились к столам. Еду с них и правда не сдул ветер, зато ее очень быстро сметали голодные гости. Я чудом спасла последнее пирожное с тарелки и спросила у мужа:

– Разделим?

– Ешь сама, – Нараск говорил, как всегда, ласково, но рассеянно, будто не очень меня слушал. Я проследила за его взглядом, но он просто смотрел на один из проходов между яблонями, где никого не было.

И тут женский голос за нашими спинами пронзительно закричал:

– А-а-а, смерч, смерч!



Местные жители, в том числе и мы с мужем, не очень беспокоясь, потихоньку встали с мест, а вот туристы, бывшие в числе гостей, конечно, подняли шум. Их принялись успокаивать, но выходило это плохо из-за грохота и свиста ветра. К нам со стороны моря, медленно покачиваясь, двигалась закрученная спиралью туча, огромных размеров и черного цвета. В ней сверкали молнии.

– Что-то сегодня море совсем спятило, – сказала Алла. – Оно нам всех туристов перепугает… Женщина, не надо наступать мне на ногу! Успокойтесь!

Но женщина-туристка в ответ лишь издала вопль, закрыла руками лицо… и исчезла.



– Ой! – испугалась я.

Нараск положил руку мне на плечо:

– Не бойся. Ты разве не видела, как они пропадают?

– Раньше никогда… – я плохо расслышала собственный голос: ветер страшно завывал, смерч почти нависал над нами, еще несколько туристов исчезли с паническими криками. Пригибаясь и придерживая волосы, к нам подошла Риган и недовольно проворчала:

– Ну надо ведь так! Сейчас половина гостей пропадет! А я специально их подбирала, чтобы танцевать было веселее… Да успокойтесь же! Эй! Ничего с вами не будет!!! Отвернитесь от него, да и все! Спинами повернулись, я сказала!

Несколько туристов все же послушались и отвернулись от страшной тучи. Мы, местные, уже давно старались на нее не смотреть.

Видимо море наконец поняло, что на его хулиганства никто обращать внимания не будет: в какой-то момент вой ветра разочарованно стих, и от яблоневых деревьев снова легли на посветлевшие камни четкие тени.

С облегчением вздохнув, я оглянулась. Небо стало голубым и чистым, безо всяких смерчей. Повернувшись обратно, я увидела, что муж снова смотрит на проход между деревьями, правда, теперь он делает это не просто так: туда, кроме него, уставилось большинство гостей. По дорожке, спотыкаясь о платье, бежала бледная мама невесты. Прическа ее растрепалась, одна из длинных бальных перчаток скатилась почти до запястья.

У меня быстро и тревожно заколотилось сердце. Риган вскочила и кинулась навстречу матери, тоже спотыкаясь о платье и крича:

– Мам, что такое?!

– Олег… – мать остановилась и посмотрела на нас всех почему-то с виноватым видом. – Исчез. В воздухе растворился.

Дальше, конечно, все было совсем не весело. Большинство гостей потихоньку ушло, а мы и еще несколько самых близких друзей неловко пытались помочь разобрать столы и как-то успокоить рыдающую Риган. Она сидела прямо на камнях посреди площадки, освещенная ярким солнцем с безоблачного неба, всхлипывала и вытирала лицо подолом платья, лежащего вокруг нее.

– Вот я же говорила, что нельзя ничего праздновать у Закрытого леса! – шептала Лоя почти с удовлетворением. – Знакомиться – пожалуйста, но не то это место, чтобы свадьбу играть!

– Лойка, при чем тут лес! – возражала Алла, оглядываясь на Риган. – Это просто из-за смерча. Многие туристы перепугались и исчезли, ну и Олег, видимо, тоже.

– Да и чему тут вообще удивляться, – поддакивал ее жених. – Если выходишь замуж за туриста, он рано или поздно исчезнет, все ведь это знают. Даже к лучшему, что они пожениться не успели. Пусть найдет себе кого-нибудь из местных ребят.

– Легко это, что ли, – вздохнула я, думая, как утешить Риган. Нараск, кажется, размышлял о том же: он молча отошел от меня, наклонился над плачущей невестой и что-то сказал. Я, неслышно ступая, тоже подошла послушать.

– … Ты же говорил, – всхлипывала Риган, – что Олег не исчезнет!

– Нет, я говорил, что если турист захочет, он сможет вернуться. Проблема обычно не столько в этом, сколько в том, что будет после этого возвращения…

– Не будет никаких проблем! Лишь бы вернулся!

…Через месяц с небольшим после исчезновения Олега у меня был первый рабочий день. С утра я крепко закрутила волосы, чтобы не мешались, и надела специальный комбинезон со множеством карманов и высокие сапоги. Нараск, как я ни отказывалась, проводил меня до самого технического входа, находящегося на заросшей высокой травой окраине Онса.

– Ты что, так каждое утро будешь со мной ходить? – укорила его я. – Ведь твоих лекарств люди ждут.

– Да нет, это только первый раз, Ятенька. Заодно наберу нужных растений для микстур, они были как раз возле метро.

– Ну конечно, хороший предлог, – я рассмеялась, глядя в его сине-серые глаза. Муж спокойно спросил:

– Чем вы сегодня будете заниматься?

– Да сама не знаю. Наверное, налаживать расписание или открывать проходы на станции. Может быть, даже в твою Мантилу получится сделать хороший путь!

Нараск улыбнулся, вроде бы соглашаясь, но я поняла, что перспектива попасть в Мантилу его совсем не привлекает, а скорее, даже тревожит. Почему?

Но расспрашивать мужа мне уже было некогда: мы подошли к самому входу. Он находился в заросшем овраге, куда сквозь траву вели узкие рельсы: по ним иногда ездили на вагонетках и дрезинах работники метро. Рельсы уходили в квадратный туннель, прорытый в склоне. По бокам оставалось достаточно места, чтобы можно было спокойно шагать, не боясь, что тебя зацепит вагонеткой. В детстве мы с подругами много бегали и лазили по ближайшим туннелям, как нас ни гоняли работники (неугомонная Риган как-то дошла аж до эскалатора), поэтому я помахала Нараску и вполне уверенно спустилась в овраг.

В тоннеле было не очень темно: на его стенах качались желтые подвесные лампы. Через некоторое время мне встретилась развилка с указателем, что к эскалатору нужно идти направо. Но я знала, что указатели в нашем метро мало что значат, да и просто помнила, что к эскалатору, наоборот, налево, и свернула в левый туннель. Скоро потолок повысился, рельсы для вагонетки убежали в маленький проходик и исчезли, а простая серая отделка стен сменилась белым мрамором, отражающим свет ламп. Я заволновалась: по всем признакам, скоро должен был появиться эскалатор, а я его раньше не видела, только слышала о нем по рассказам Риган. Кстати, с самой Риган я со дня ее неудачной свадьбы так ни разу и не повидалась: она все время сидела дома…

– Поосторожнее! Разгулялась тут! – сказал недовольный мужской голос сзади. Я остановилась и оглянулась через плечо. Ко мне медленно подходил невысокий, худой и загорелый пожилой человек с короткими седоватыми волосами и прищуренными глазами, в рабочем комбинезоне. Он мне показался на кого-то похожим: наверное, на моего дедушку, и поэтому сразу мне понравился, хотя и смотрел не особо приветливо.

– Ну, чего? – проворчал он. – Чего стоишь? Комбинезон чего нацепила?

– Работать пришла. Я училище по метро окончила.

– Иваныч! – окликнула ворчуна издали какая-то высокая женщина. – Новенькая пришла? Себе ее возьми, а то мне некогда.

– Ладно, – бросил он деловито и, покосившись на меня из-под бровей, спросил без интереса, будто выполняя бессмысленное правило: – Как тебя, значит, зовут?

– Ятя.

– Ну пошли. Давай на эскалатор…

Я послушно сделала несколько шагов и отшатнулась, чуть не сбив стоящего позади Иваныча. Оказывается, мы были на краю подземного обрыва. В его черную глубину уходили два бесконечных эскалатора с блестящими резиновыми поручнями. Тот, что шел вверх, работал, а тот, что должен был идти вниз, не двигался, и я, оправившись от неожиданности, собралась спускаться сама, но Иваныч поймал меня за лямку комбинезона.

– На полотно не ступай. Унести может. Он как море: кто его знает, что выдумает.

– Ну а как же?..

– А просто между поручнями садишься и катишься, как с горки, – объяснил он и сам бодро перелез через поручень. – Ну, что стоишь? У меня времени нет!

Я, собравшись с духом, тоже неловко взобралась на эскалатор и устроилась за Иванычем. Тот деловито оттолкнулся, выпрямил ноги, скрестил на груди руки и, как снаряд, со свистом ушел вниз.

– О-о-ох, я боюсь, – жалобно проскулила я, пока меня никто не слышал. Потом закрыла глаза, выпрямила ноги и оттолкнулась…



Понесло меня со страшной скоростью: у эскалатора был очень сильный наклон. Это было гораздо страшнее, чем кататься с песчаных холмов возле реки, но спуск длился так долго, что у меня даже сердце в конце концов устало замирать, и я начала потихоньку приоткрывать глаза. Мимо них мелькали круглые фонари, размазываясь в световую ленту. Я, прижав подбородок к груди, осторожно глянула между мысков собственных ботинок и увидела, что огромный эскалатор вроде бы все-таки имеет конец. Иваныча я почему-то нигде не заметила…

Тут мое скольжение стало замедляться. Эскалатор сделался чуть более пологим, а потом кончился. Я мягко соскользнула с него и уселась на каменный холодный пол.

– Вставай, кукла Барби! – хмыкнул курящий неподалеку Иваныч. – Приехала. В следующий раз сильнее толкайся, а то долго тебя ждать.

Я смущенно вскочила и огляделась с большим любопытством. Мы стояли на огромной пустынной станции с очень высокими сводчатыми потолками. С них местами капала вода, с гулким чпоканьем разбиваясь о плиты пола.

– Отсюда поедем на нашу новую станцию, – объяснил мне Иваныч. – Надо ее описать и упорядочить, чтобы тамошние жители могли хоть куда-то ездить.

– Здорово! А в какое место она ведет?

– Станция Агул, лесная зона по ту сторону Закрытого леса. Земляники там полно, грибов, цветов… Но за неосвоенные станции выходить нельзя, – вдруг очень строго предупредил он. – Пропадешь – не найдут потом.

Я молча кивнула, потому что громко зашумел подходящий поезд. Он остановился почти ровно – только пара передних вагонов ушла в тоннель – и открыл двери. Внутри было пусто, не считая парочки туристов. Мы с Иванычем молча устроились на сиденье, и поезд, ничего не сказав, рванул с места.

– А вы знаете, кто поездами управляет? – наклонилась я к уху Иваныча.

– Когда как! Иногда даже туристы. Бывает, совсем нет машиниста. Бывает, местные. А случается, что всякие чудища, так что заходить в кабину тоже запрещено.

– Ну я не такая уж хулиганка, – рассмеялась я. – Это у меня подруга есть, Риган, которая до самого эскалатора добегала…

Иваныч ничего не ответил на мою болтовню и принялся хмуро копаться в карманах. Поезд тем временем встал и открыл двери на мрачную, почти черную станцию. Я очень смутно различила ряды огромных круглых колонн.

– Не выходить, – Иваныч сурово дернул меня за руку, будто я убегала. – Это Закрытый лес. Плохо, что мы вообще тут остановились, но, будем надеяться, никто не войдет… Черт. Сиди, не вставай, – он вскочил и кинулся к дверям.

Я расширила глаза, пытаясь понять, что так напугало Иваныча. Поезд все стоял, на станции было темно, и я ничего не увидела, зато услышала. Жуткий звук, похожий на ровное, монотонное, тягучее пение, разнесся под темными сводами. Некто, издающий этот звук, явно приближался к нашему вагону. Поезд не трогался с места. Я в оцепенении уставилась на Иваныча. Тот, оказывается, все это время бегал от дверей к дверям в нашем вагоне, прилепляя на них маленькие круглые приборчики. Достав из кармана плоский пульт, он нажал что-то на нем. Круглые приборчики замигали зелеными лампочками, и двери нашего вагона со скрежетом, будто сопротивляясь, медленно закрылись. Ужасное пение перестало быть слышно, но поезд не тронулся.

– Не трясись, – коротко ободрил меня Иваныч, снова усаживаясь рядом. – В нашем вагоне двери я заблокировал, постоим и поедем.

– А кто там был?

– А мало ли кто. Не вдумывайся. Много их там, в лесу, всяких…

Иваныч отвернулся. Поезд, наконец, потихоньку тронулся и въехал с мрачной станции в более-менее светлый тоннель. Я сидела молча и, несмотря на запрет, вдумывалась, кто же все-таки пел…

Поезд снова остановился. В его окно я увидела ажурные тени, падающие на освещенный солнцем каменный пол, а в форточку влетел запах цветов и зелени.

– Выходим, – Иваныч пультом разблокировал двери, которые тут же распахнулись, и быстро собрал приборчики.

Я осторожно вышла и огляделась.

Оказывается, станция была все-таки подземная и довольно глубокая, но в ее высоком потолке было несколько больших дыр, сквозь которые виднелось синее небо. Между плитами пола пробивалась трава, а рельсы, ведущие в обратную сторону, заросли толстыми деревьями. Конца у станции я не разглядела: она уходила вдаль, кажется, делясь на несколько проходов.

– Ну вот, – сказал Иваныч. – Станция Агул.

– Как же мы уедем обратно? Тут же все заросло.

– Вот именно, что обратный поезд не здесь ходит. А нам с тобой надо составить инструкции и расписание. Пошли.

– А если он сегодня вообще не пойдет?! – я представила, как будет волноваться за меня Нараск.

Иваныч недовольно буркнул:

– Да тихо ты. Техническим проходом поедем, хоть он тут и не очень хороший. Но мы-то хоть как доберемся, а обычные пассажиры так корячиться не будут.

Он зашагал вперед, я – за ним. Станция Агул оказалась гораздо больше, чем я думала. В конце она перешла в сложную систему арок и лестниц. Иваныч объяснил, что какая-то из лестниц ведет к мосту под потолком, где и должен проходить поезд обратно. Мы принялись плутать, поднимаясь все выше под потолок станции. Где-то совсем рядом протутукал поезд, и Иваныч, наконец, вычислил нужную лестницу. Еле вскарабкавшись по ней, мы попали на узкий, огороженный перилами, перрон. Перед нами блестели рельсы. Иваныч, отдуваясь и держась за сердце, плюхнулся на пол, протянул мне блокнот и велел:

– Рисуй схему, как сюда подниматься. А то сейчас забудем все в этой путанице.

Я послушно принялась за рисование. Этому нас учили, схема получилась четкой и красивой, но тут снова раздалось тутуканье и на нас упал свет сильных фар. Мимо промчался поезд. Казалось, останавливаться он не собирался, и только когда его последний вагон миновал перрон, принялся тормозить.

– Чтоб тебя, – пропыхтел Иваныч, вскакивая. – Побежали за ним, надо отметить место!

Мы рванули вперед, как будто на соревнованиях. Нормальный перрон кончился, осталась просто железная поверхность моста рядом с рельсами. Едва мы с грохотом добежали по ней до последнего вагона, поезд злорадно тронулся и умчался.



– Уф, – выдохнул Иваныч. – Давай, Ятя, поставь эту штуку возле рельсов, – он протянул мне мигалку, на которой вращались два плавающих белых огонька. – Вот где он встает, поганец. Давай теперь ждать следующего: надо понять интервал.



Следующий поезд никак не приходил, сколько мы ни сидели, хотя где-то что-то регулярно тутукало. Я пообедала бутербродами, которые взяла из дома, Иваныч тоже что-то поел. Потом мы принялись думать, в чем дело, и более внимательно слушать, что и где ездит по станции. Наконец Иваныч предположил, что где-то есть еще один мост, который мы упустили.

Снова началось блуждание по лестницам и аркам, только на этот раз мы больше спускались, чем поднимались. И в какой-то момент, выйдя из крытого деревом переходика, мы очутились на мосту. Как раз в это время на нем остановился поезд и приветливо открыл двери. Я хотела войти, но Иваныч напомнил про временные промежутки и не пустил. Мы опять стали ждать, а поезд принялся не приходить и здесь. Мы поднялись и снова побрели по лестницам…

Кажется, момент, когда мы все-таки сели на обратный поезд, я попросту проспала. Иваныч почти волоком вытащил меня на нашу станцию и поставил на идущий вверх эскалатор.



– Значит, так, – подвел он итог, вставая рядом со мной и мусоля страницы блокнота. – У нас имеется пять мостов, по которым по очереди ходят поезда в нашу сторону. …Ну, по какой очереди: сначала идет пятый, потом – третий, потом четвертый, второй и первый. Промежутки – около десяти минут. Первый останавливается нормально, параллельно перрону, за пятым и третьим надо бежать до значка, четвертый не доезжает до перрона, надо обходить первый вагон, а второй останавливается нормально, но перрона там в принципе нет. Вот все и выяснили. Ты уж иди домой, а я пойду Мирре, нашей начальнице, отчитаюсь.

– Ну хорошо, если я вам не нужна… – я понимала, что меня просто жалеют, но возражать сил не было. – А вы знаете, зачем так сделано? Почему туда ходит один поезд, а обратно – пять? Или это какие-то загадки, вроде нашего моря?

– Я тут, может, не так уж долго работаю, – удивил меня Иваныч – я-то думала, что он проработал в метро всю жизнь. – Но я давно понял, что на самом деле метро устроено рационально. Если тебе сразу непонятно, зачем так сделано, это ничего не значит. Я вот что думаю: Агул – станция пересадочная, и от нее идут пять разных линий, которые вначале все проходят мимо нашей станции, а потом разветвляются.

– Что же там может быть?

– Узнаем. Кто-то же должен эти линии исследовать…

От эскалатора наружу я брела в убеждении, что увижу глубокую ночь, и просто изумилась, когда мне на лицо упали солнечные лучи. Правда, солнце, кажется, немного клонилось к закату. Может быть, это уже не сегодня, а завтра?

– Ятя! – окликнули меня. Я обернулась и увидела, что по склону оврага ко мне спускается муж с охапкой травы в руках. Он улыбнулся:

– Не очень долго пришлось тебя ждать.

– Сколько?

– Ну, сейчас пять вечера.

– А ты что, весь день был тут?

– Нет, но я решил тебя встретить. Мне сказали, что работники метро всегда выходят с пяти до шести. Ты какая-то усталая, Ятенька.

– Еще бы! По-моему, там другое время. Я думала, что совсем ночью выйду…

– Ну пошли домой. Чем вы занимались-то?

– Искали, как ходит обратный поезд со станции Агул. Так интересно, хотя устаешь… Вот бы Риган нашу взять со мной, она бы отвлеклась…

– Попробуй, – серьезно согласился Нараск.

Спросить насчет Риган я решилась только через неделю работы, когда уже немного освоилась в метро и привыкла к Иванычу. Я поняла, что в метро не так опасно, как мне показалось со страху, а мой начальник хоть и ворчливый, но добрый человек.

– …Чего?! Подружку?! – закричал Иваныч на мой робкий вопрос. – Может, ты сюда еще и маму с папой приведешь? Или мужа своего, например?!

Я от неожиданности попятилась и чуть не свалилась в воду: как раз сейчас мы занимались исследованием второй линии, ведущей от станции Агул. На этой станции сильно пахло морем, стены были покрыты пятнами засохшей соли, а между рельсами плескалась вода. Иваныч привычно поймал меня за лямку комбинезона и сказал потише, видимо, смутившись от собственного крика:

– Короче, посторонних не таскать. Мне тебя тут хватает. Поезд едет: иди следи, где он остановится.

Я, вздыхая, пошла: в общем-то, Иваныч был прав, и со мной забот хватало. Я ведь пока что училась и поэтому то и дело попадала впросак. Один раз, обучаясь обращаться с приборчиками блокировки дверей, я установила их и забыла, в какой из тридцати карманов комбинезона сунула пульт. Пришлось нам с ругающимся Иванычем выйти на одну станцию дальше, в каком-то совершенно незнакомом жутковатом месте, похожем на огромный заброшенный цех завода, и, не дождавшись обратного поезда, добираться домой по темному узкому техническому туннелю на крошечной вагонетке. Второй раз на маленькой надземной станции я потеряла в траве блокнот с начерченными схемами и расписанием поездов, и мы искали его до захода солнца. Конечно, когда я вышла из метро в Онсе, все равно было только шесть вечера, но устала я ужасно…

– Что-то поезда долго нет, – задумчиво сказала я Иванычу, глядя на плещущуюся между рельсов воду. – Тут что, тоже дополнительные линии?

– Сама видишь, что нет, – Иваныч красноречиво повел головой: станция была маленькой, даже чуть короче длины поезда, с низким потолком. На стене виднелись неровно написанные черной краской буквы названия: «Омре». Я вопросительно поглядела на начальника:

– Ну что, просто подождем?

– Да, погодим для начала. Рельсы второго пути есть, почему бы поезду не пойти…

Мы уселись рядом на каменные плиты платформы, поджав под себя ноги, достали бутерброды и принялись их жевать, с умеренным нетерпением поглядывая в туннель, не показывается ли обратный поезд. Но кругом, не считая тихого плеска и хлюпанья воды, стояла полная тишина. Так мы сидели, по моему ощущению, очень долго. Я сложила из бутербродной оберточной бумаги кораблик и потихоньку пустила его в воду между рельсами. Иваныч моего хулиганства не заметил: он, хмурясь разглядывал станцию, и наконец сказал:

– Так не пойдет. Давай-ка поищем служебный туннель.

Я послушно встала, и мы пошли вдоль рельсов. По дороге я машинально оглядывала стены и пыталась вспомнить, текла ли по ним вода, когда мы вышли из поезда. Кажется, текла – струйки тонкие, их не сразу видно…

Не в пример другим излишне запутанным станциям, Омре была совсем простой планировки. Служебный туннель должен был ответвляться от основного рядом со сходом в него. Иваныч с громким плеском спрыгнул между рельс и подал мне руку.

– Давай сюда.

Я осторожно слезла. Вода залила мне ноги выше щиколоток, рельсы почти скрывались под ней… Я бросила взгляд на стену и увидела, как тонкие струйки прямо на глазах превращаются в мощные потоки голубоватой воды. Сильно запахло солью и водорослями.

– Иваныч, – начала я. – А это ничего, что…

– Пошли быстрее! – прервал он меня.

Мы в буквальном смысле нырнули в служебный закуток туннеля – вода прибавлялась с ужасной скоростью. Иваныч быстро нажал кнопки разблокировки служебной двери, и та начала отходить в сторону. Я облегченно вздохнула, радуясь, что неприятности позади, и тут меня почти до макушки окатило водой. Из служебного туннеля изверглась целая река. Кашляя, мы попятились под напором воды в основной туннель: мои ботинки стали как гири, комбинезон тянул к земле. Я быстро задрала голову. Станция теперь выглядела, как тонущий корабль. Со стен и с потолка лились потоки, мы уже стояли в воде выше колен.

– Быстро на улицу! Вон выход! – крикнул Иваныч сквозь громкий плеск. С его помощью мне удалось относительно быстро выбраться на платформу, но бежать не получалось у нас обоих – было очень скользко. Иваныч приспособился катиться на подошвах, как на коньках, балансируя одной рукой, а другой таща меня, но мы бы, наверное, не успели, если бы не были уже рядом с каменной лестницей, ведущей наружу. Лестница превратилась в ступенчатый водопад, мы лезли по ней, почти вися на перилах – к счастью, они были крепкими. Когда, наконец, вверху показался дневной свет, я почти не поверила своим глазам: неужели я все-таки выживу и вернусь домой?..

…Со станции мы вышли в теплую волнующуюся воду. Собственно, больше деться было некуда: кругом было море, которое затапливало маленькое здание станции: вода с ревом бежала внутрь. В жарком голубом небе кружили чайки.

– Прилив! – объяснил мне Иваныч, отфыркиваясь. – Потому небось и поезда не было!

– А куда нам?!

– Вон там берег!

Я послушно сделала несколько шагов за начальником и, потеряв дно, поплыла. Вода продолжала подниматься, набегали волны, но, немного сориентировавшись, я тоже увидела линию серо-желтой земли и домики между серебристыми деревьями. Домики эти выглядели приветливо, совсем как в нашем Онсе, и страх меня немного отпустил. К тому же оказалось, что уже можно встать. Мокрые-премокрые, тяжело хлюпая разбухшими ботинками и отжимая рукава, мы с Иванычем вышли на песчаный берег и обернулись. Волны колыхались уже почти вровень с крышей затопленной станции. Я вздохнула:

– И зачем так станции строить? Нам теперь отлива ждать, да?

– Да, и лучше сидеть здесь и никуда не отходить. Не знаю я этих мест. Похоже, здесь другая сторона Закрытого леса…

Солнечный свет сразу показался мне неуютным, а домики – подозрительными. Встреча с Нараском снова отдалилась до нереальности, а как раз сейчас мне не хватало его спокойного ласкового взгляда…

Иваныч, стоящий рядом, скрестив руки на груди, хмуро предупредил:

– Не вздумай тут хлюпать. Работница, тоже мне. Сидела бы дома тогда.

Я отвернулась и молча выжала волосы.

Море потихоньку наступало – прилив продолжался. Мы волей-неволей отошли к домишкам и оказались на узкой деревенской улице. Из одного дома выбежала девочка лет пяти с целой охапкой кукол и побежала вперед. Во дворе соседнего дома совершенно обычная на вид женщина развешивала белье. Я тихонько выдохнула, Иваныч тоже сказал поспокойнее:

– Видишь, обычная деревня, чего ты сразу испугалась? Давай пройдемся, может, обсохнем.

Мы медленно двинулись по улице. Вела она вверх, на холм, который оказался неожиданно крутым, хотя с моря таким не выглядел. На нас никто не обращал особенного внимания: местные жители занимались своими делами, туристы, которые тоже тут попадались, гуляли, как и мы… Плохо было одно: вода, кажется, все прибывала. Я уже понимала, что на этот раз Нараску придется ждать меня действительно долго, но, чтобы отвлечься от этих мыслей, спросила у сидящей на лавочке у забора женщины:

– А не знаете, когда отлив будет?

Та удивленно моргнула черными глазами:

– Да ты что, миленькая, – видишь, только приливает. Завтра, дай бог, отольет… Вы с метро?

– Ага.

– Ну, ночевать вам придется, миленькая. Да у нас много тут людей добрых живет. Пустят.

Сама женщина, судя по всему, к этим «добрым людям» не относилась, потому что нас явно никуда пускать не собиралась. Зевнув, она встала с лавочки и убрела к себе во двор. Иваныч меня успокоил:

– Где заночевать, найдем, до вечера еще много времени…

Мы пошли дальше по улице, которая, поворачивая, забиралась все круче вверх. Иваныч тяжело дышал, я вся взопрела. Периодически мы пытались стучать в калитки стоящих по сторонам домов, но никто, как назло, не отзывался.

В какой-то момент я вдруг заметила, что места вокруг нас стали совсем горными: широкая дорога перешла в узкую тропку, а дома ютились под огромными нависшими скалами. Во дворах рос сухой колючий кустарник и паслись козы…

Ближайший поворот вдруг преградил большой клок густого тумана.

– Это что еще такое? – изумилась я. Иваныч отнял руку от сердца и приставил ее козырьком к глазам.

– Облако, кажется.

– Мы так высоко взобрались?!

– Может, и взобрались, – согласился он. – А может, тут просто облака черт знает где летают. Пошли уж сквозь него… И куда тут все люди подевались! На улице ночевать, что ли…

В облаке было светло, но очень туманно, и я бы точно сошла с тропы, если бы Иваныч предусмотрительно и привычно не ухватил меня за лямку комбинезона. Вынырнув, наконец, из облака, мы дружно охнули и попятились.

Левая сторона деревни исчезла: теперь дома стояли только справа, а по левую руку был жуткий обрыв, и далеко внизу синей стеной волновалось море.

– Вот так шуточки вечно у тутошней природы, – проворчал Иваныч, приходя в себя, и поглядел на меня. – Ну чего, обратно пойдем? Дома-то уже кончились…

– А вон там вроде еще один стоит, – показала я на низкую серую избушку без забора, пристроившуюся под очередной скалой. Окна ее блестели ярко-голубым светом отраженного неба, дверь, вроде бы, была не заперта. Ничего особенного в избушке не было, но почему-то, когда мы подошли ближе, я ощутила странную слабость в коленях и хотела было сказать Иванычу, что я передумала и лучше пойти обратно, но он уже подошел к двери и постучал.

Внутри избушки послышались шаги. Дверь приоткрылась, и на пороге появилась женщина в бордовом платье с накинутой сверху черной кофтой; остроносая, с бесцветными волосами и блекло-голубыми глазами. Она посмотрела не прямо, а как-то сквозь нас, и по ее лицу медленно разошлась улыбка, при виде которой я совершенно точно поняла: сейчас случится что-то жуткое. Но я почему-то не могла ни бежать, ни говорить, будто забыла, как это делается.

– Заходите, – тем временем сказала женщина протяжным, словно отдаленным голосом.

И мы оказались в избе, хотя вроде бы ногами не шевелили. Внутри было одновременно странно и страшно. Я никак не могла разглядеть обстановку, потому что видела одновременно несколько темных комнат, наложенных друг на друга. Иногда та или иная комната делалась более четкой, выезжала вперед, и я замечала очертания огромного черного шкафа, кусок окна или холодные отблески на спинке никелированной кровати…

Вдруг я поняла, что сижу на табуретке, покрытой каким-то жестким ковриком, и говорить все еще не могу. А где Иваныч?!

Только я подумала о нем, как из полутьмы выступила очередная комната, где на той самой никелированной кровати лежал мой начальник. К моему изумлению, он как ни в чем не бывало почитывал книжку и разговаривал с женщиной-хозяйкой, которая, наклоняясь к нему, что-то отвечала своим протяжным голосом, с интонацией, от которой у меня сосало под ложечкой…

Куда мы попали?! Что это за существо?! Неужели такое, как в страшных историях про Закрытый лес, которые рассказывали по вечерам девчонки? Я не вернусь домой?! А как же Нараск?!

Тут я вся собралась, зажмурилась, и вдруг поняла, что говорить, хоть и с трудом, но все-таки могу. Привстав с табуретки, я отчаянно позвала:

– Ива-а-аныч! Что ы… Что-а вы делаете?! Пойдем отсюд…

Я еще не закончила фразу, а передо мной вдруг появился Иваныч собственной персоной.

– Хочешь уйти? – спросил он.

– Конечно! – воскликнула я, не понимая, что с ним, и вцепилась ему в рукав. – Пойдемте! Где дверь?

– Дверь ты не найдешь, – вдруг раздался протяжный голос, и я в ужасе поняла, что держу за рукав не Иваныча, а остроносую женщину-хозяйку. Я отдернула руку и с большим трудом отшатнулась – меня будто что-то держало. Женщина поглядела на меня блекло-голубыми глазами и снова улыбнулась медленной улыбкой.

– Вы отсюда не уйдете, пока я не захочу, хорошая, – пропела она. – Вот он, видишь, доволен. И ты сиди тихо.

– Кто ты такая?! – закричала я.

– Я – Колдунья Марина…

– Да зачем мы тебе?!

– А чтобы мне было весело, – ответила Марина и, засмеявшись, дотронулась до моего плеча. Я поняла, что теперь сижу не на табуретке, а на кровати возле окна, за которым очень смутно, как сквозь густую паутину, видно море. Я опять не могла толком говорить, и меня морозил ужас: липкий, как эта паутина.

Но совсем сдаться не давали настойчивые мысли о муже и друзьях. Если я долго не появлюсь, они будут страшно волноваться! Может быть, удастся все-таки позвать Иваныча?

Я с трудом огляделась и еле-еле различила его в круговерти наслаивающихся комнат. Он по-прежнему лежал на кровати и читал книгу с таким видом, будто ему больше ничего для счастья было не надо. Рядом с ним стояла колдунья Марина, которая пристально поглядела на меня, когда я попыталась позвать начальника.

Подать голос мне удалось, я крикнула довольно громко, но Иваныч моих криков не услышал, будто их и не было. Тогда я пошатываясь, но решительно слезла со своей кровати. Но как только сделала шаг в сторону Иваныча, комната с ним уплыла и растворилась, и на месте нее появилась стена, а у стены – стоящая, скрестив руки, Марина. Я бросилась назад. Иваныч опять появился – теперь всего метрах в двух от меня. Вот только он снова не обращал на меня внимания и даже не поворачивал головы на мои крики… В конце концов я охрипла и, обхватив голову руками, повалилась на кровать.

Прошло, наверное, очень много времени. Мне казалось, что я живу в этой избушке давным-давно и так же давно сошла с ума. Иваныч то пропадал, то появлялся совсем рядом, но, что бы я ни делала, мне никогда не удавалось до него докричаться. Пару раз, когда он вдруг отвечал мне и вставал с кровати, это оказывалась колдунья Марина, которая с ужасным хихиканьем хватала меня за руки холодными липкими пальцами. То же происходило, когда я думала, что нашла выход из избушки: дверь исчезала, и на ее месте возникала колдунья. Зачем она держит нас у себя, Марина так и не сказала, как я ее ни упрашивала, и я, наконец, поняла, что ей просто нравится издеваться над людьми. А может быть, она сумасшедшая…

Прошло еще сколько-то времени, и я перестала пытаться звать Иваныча, который по-прежнему что-то читал или весело беседовал с колдуньей. Но мысли о Нараске все еще не отпускали. Как он будет без меня? Как мне позвать его на помощь?! А вдруг, если бы он оказался здесь, то вел бы себя так же, как Иваныч?! Нет, такого бы я не вынесла…

Занятая этими безнадежными мыслями, я и сама не заметила, как достала из кармана комбинезона блокнот со схемами, написала в нем несколько раз «Нараск, помоги мне», и очнулась только тогда, когда надо мной раздался тягучий голос колдуньи:

– Что это ты делаешь, хорошая? Отдай мне.

Мой блокнот сам по себе оказался у нее в руках.

– Закорючки рисуешь? Ну, рисуй, – вдруг сказала она, выпустила блокнот, который упал ко мне на колени, и исчезла. У меня же впервые за это время возникло другое чувство, кроме ужаса и тоски: а именно, недоумение. В блокноте были вовсе не закорючки, а слова, и у меня аккуратный разборчивый почерк! Неужели… колдунья не умеет читать?!

И тут я вспомнила то, что несколько лет назад мне рассказывала мама. Мы тогда загулялись с какими-то туристками-девчонками и пришли домой поздно. Родители устроили мне головомойку, на которую я обиделась и хотела было убежать плакать в свою комнату, но тут мама, сменив тон, сказала мне:

– Ятенька, ты пойми, мы за тебя беспокоимся.

– Ну чего беспокоиться, если мы просто с туристами погуляли? – шмыгнула носом я.

– Вы гуляли с незнакомыми туристами, а они бывают разными. Есть туристы обычные. А есть такие… Полутуристы. Они живут не у себя и не здесь, а как бы… между. И могут сделать тебе что угодно, потому что они будто бы в бреду – за себя не отвечают. Если увидишь, что турист смотрит как будто сквозь тебя, говорит сам с собой, и особенно, если увидишь, что он не может понять, что нарисовано на картинке, прочесть номер дома или название улицы – беги со всех ног и сразу скажи нам, потому что полутуристов нельзя оставлять свободно бродить по городу!

Помнится, от этого объяснения меня взяла такая жуть, что я потом битый месяц шарахалась от любых, даже знакомых и вменяемых на вид туристов. Потом, поскольку никого похожего на мамино описание я не встречала, это все постепенно забылось. И вот теперь, кажется, мы в плену у полутуристки! Ну конечно, и как я сразу этого не поняла по ее странному имени и голубым глазам!

Теперь, когда я немного разобралась, что к чему, в моих собственных глазах чуть прояснилось. Я увидела, какие из окон и дверей избушки настоящие, и ужаснулась, поняв, что я сижу чуть ли не в самой дальней от двери точке. Потом снова все смешалось, но я быстро начертила то, что запомнила, в виде схемы в блокноте. Теперь у меня появилась цель: пробраться к двери. Вдруг удастся выбежать? Ведь мои записки, даже если я смогу их выбросить в окно, не смогут дойти до Нараска! …А вот Иваныча придется здесь бросить, он почему-то совсем заколдован. Только бы мне удалось сбежать и привести к нему помощь!

Но устроить побег так, чтобы колдунья Марина ничего не заподозрила, было непросто. Наконец я, внутренне содрогаясь, решилась на первый шаг: сверилась со схемой, встала, повернувшись куда надо, и, помахав блокнотом, еле слышно позвала:

– Иваныч! Давай порисуем! Смотри, что я нарисовала!

Как я и думала, передо мной, приняв облик Иваныча, сразу возникла колдунья.

– Что ты нарисовала? – пропела она своим собственным голосом. – Ну что это за каракули, хорошая? Иванычу они ни к чему… – с этими словами она медленно превратилась в саму себя. Я, переглатывая колотящееся сердце, вполне искренне вскрикнула и быстро попятилась к двери избушки. На саму дверь я не оглядывалась. Как мне ни хотелось сделать последний рывок, я дрожащим внутренним голосом уговорила себя сесть и опустилась на знакомую табуретку, покрытую жестким ковриком.

Поскольку я и правда была испугана, колдунья Марина мне поверила и, хихикая, удалилась обратно к Иванычу. Я заставила себя сидеть тихо и изображать, что я совсем потерялась. На самом деле все было наоборот: я даже начала слышать крики чаек за стеной, а потом где-то совсем неподалеку заблеяла коза, и я чуть не заплакала, такой это был привычный и мирный звук, совсем как у нас на окраинах Онса… Я опустила голову, что-то черкая в своем блокноте, и искоса глянула на дверь, нет ли там замка. Его не было! Мне захотелось тут же вскочить, но я понимала, что колдунья Марина может возникнуть передо мной мгновенно. Почти без всякой сознательной мысли и какого-то плана в голове, просто с последней надеждой разбудить начальника, я снова жалобно позвала:

– Иваныч! Я тут! Ну поглядите на меня! Помните, как мы с вами рисовали схему станций в блокноте? Помните, как я вам про мужа рассказывала, про подруг – Аллу, Риган…

Тут я осеклась: Иваныч резко подскочил на кровати, отбросив книгу, и начал дико озираться. Колдунья Марина полетела к нему, вытянув руки – видимо, заколдовывать. А я в этот момент, сама не запомнив как, вскочила с табуретки, подбежала к двери, рванула ее на себя и выскочила на улицу!

Там я кинулась бежать что есть мочи: хорошо, что тропка вела вниз. Я не оглядывалась, крепко прижимала к себе блокнот и хотела бы еще и зажмуриться, но нужно было смотреть под ноги. По мне проезжались то солнечные куски, то густые тени, а вот облака я больше не видела – наверное, оно уже уплыло с тропки куда-то…

Привело меня в себя громкое блеянье коз и скрипучий голос:

– Чего, девушка, на метро торопишься? И правильно, ты давай поскорее, пока отлив-то сильный…

Я быстро подняла взгляд и расширенными глазами уставилась на обычную старушку, которая пасла коз на обочине. Местность уже была не горной, дома стояли по обеим сторонам, впереди виднелось море…

Старушка, вроде бы, ждала, что я ей отвечу, но я боялась даже открыть рот. Мне казалось: как только я поверю, что выбралась, она тут же превратится в колдунью Марину. Поэтому я только помотала головой, еще крепче прижала к себе блокнот и бросилась бежать дальше вниз, увязая ногами в посыпанной песком дороге.

Вскоре этот песок сделался влажным, и я поняла, что бегу по дну отступившего моря. Недалеко от меня виднелась блестящая под жарким солнцем станция метро.

Я ссыпалась вниз по мраморной лестнице, почти не касаясь ступеней и скользя по перилам. Внизу было еще довольно мокро, со стен капало, однако воды между рельсами почти не было. Значит, можно надеяться, что придет обратный поезд!

Поезд пришел минут через пятнадцать, которые я провела зажмурившись и обхватив себя руками за бока. Глаза я открыть боялась, чтобы не увидеть опять двоящуюся избушку, и очень удивилась, услышав гулкое тутуканье прибывающего состава. Значит, я еще на станции!

Поезд остановился головой в тоннеле, но оставил снаружи один вагон, и я успела закочить туда в последний момент перед самым закрытием дверей. В вагоне сидело человек семь туристов и пара местных жителей. Я отошла от них всех подальше, забилась в самый угол, за поручень, и снова зажмурилась.

Как я доехала до своей станции, я не запомнила, потому что старалась ни о чем не думать и готовиться к худшему. По эскалатору, идущему вверх, я, несмотря на его огромную длину, взбежала бегом, и так же бегом пронеслась по коридорам к выходу.

Выскочив в заросший травой овраг под спокойные лучи теплого закатного солнца, я наконец почти поверила, что мне удалось убежать. К тому же, мне навстречу шел муж, как всегда, с охапкой травы в руках. Он поглядел на меня своими ласковыми синими глазами и, сразу же отбросив растения в сторону, спросил с тревогой:

– Что с тобой, Ятенька? Что случилось? Говори.

– Нас держала в плену полутуристка колдунья Марина! На Станции Омре! Самый последний домик в горах! Там остался Иваныч! – одним духом выпалила я, закрыла глаза и протянула руки к мужу.

В них вцепились холодные липкие пальцы.

Я открыла глаза. Вокруг была множащаяся избушка. Передо мной стояла колдунья Марина.

– Думала, что убежала, да, хорошая? – гадко улыбнулась она.

Что было дальше, я не запомнила. Потом поняла, что снова лежу на кровати и равнодушно смотрю в глубину меняющейся комнаты на Иваныча, который опять не обращает на меня ни малейшего внимания. Планировать побег больше не имело смысла, впрочем, как и вообще о чем-то думать. Плакать, пожалуй, тоже не стоило, хотя я было попробовала, но слезы быстро перестали течь. Я закрыла глаза и погрузилась в липкую дремоту.



– Насть… На-стька! – послышался за моей спиной нетерпеливый голос. Я сидела за неудобным занозистым столом, мне хотелось спать, за большим окном аудитории видны были многоэтажные дома на фоне серого зимнего неба. «Какие дома огромные! – подумала я изумленно. – Что это вообще за город?» В то же время мне показалось, что я знаю, как этот город называется, и что я в нем, а не в Онсе, прожила всю жизнь. И я откуда-то знала, что моря здесь нет.

– Настя! – уже свирепо зашипели сзади меня.– Я тебя спрашиваю! Ты меня отметишь или нет на пятой паре?! Ты обещала!

– Что обещала? – неуверенно переспросила я каким-то не своим голосом.

– Отметить! – сердился кто-то. – Мне на работу надо!

– Да она наяву спит, – снисходительно заметил еще кто-то, и я вдруг поняла, что вокруг меня полно народу, парней и девчонок – они сидят за такими же деревянными столами. Похоже на наше училище, где я изучала метро, но не совсем…

– Это училище? – все же поинтересовалась я, моргая. В ответ вся аудитория грохнула хохотом.

– Ага, а как же, училище! – закричала толстенькая девушка позади меня, которую я, наконец, увидела, потому что обернулась. – Ваяния, блин, и зодчества! Настька, да хватит же спать! Просыпайся! Просыпайся, Ятя!

Последнюю фразу она произнесла другим голосом: голосом моего мужа.

Занозистый стол и зимний город со странными домами исчезли. Я вытянула руку, уперлась во что-то деревянное – наверное, в бревно стены ненавистной избушки – и застонала от отчаяния.

– Ятенька, все уже нормально, – продолжал уговаривать меня голос Нараска. У меня на плече лежала его рука, не липкая и не холодная!

Тут я распахнула глаза и увидела сразу много чего: мужа, сидящего рядом со мной на кровати, Риган, почему-то сжимающую большущий топор-колун, и Иваныча, который стоял у стены, хватаясь то за голову, то за сердце.

Стена была самой обычной, серой и деревянной, не двоилась и не троилась. Вся внутренность маленькой избушки, в которой мы находились, была освещена солнцем из окон и распахнутой двери. Я увидела еще одну кровать, маленькую книжную полку, тумбочку, печку и старый рассохшийся шкаф. У двери валялась перевернутая табуретка, с нее сполз узорчатый коврик.

– Это… Что? – спросила я, приподнимаясь и пытаясь одновременно вырваться из объятий Нараска и прижаться к нему. – Это… Та самая избушка?

– Она, – сумрачно подтвердил Иваныч.

– А… где эта?..

– Колдунья-то? Да пока ты спала, они вон как ворвались сюда с топором, а потом еще будто гром загремел… Она на них посмотрела, да как заорет – и пропала.

– Туристы со страху исчезают, – добавила Риган, потряхивая колуном. – А полутуристы – тем более. Она и так одной ногой была не здесь. Твой супруг, Ятя, как на нее глянул, она его, по-моему, больше, чем моего топора испугалась!

– И очень правильно, – ласково согласился Нараск, поглаживая меня по плечу. – Если что, я бы ее, честное слово, убил.

– Ой, не надо! – я взглянула на него с испугом и попыталась вырваться. – Это что, опять не ты?!

– Я, я, – муж взял меня за руки, и я немного успокоилась. – Ты просто еще с этой стороны меня не видела, Ятенька. Ничего ведь такого не происходило.

– И правильно он говорит, я бы ее тоже прибила! – немирно согласилась Риган. – Мы думали, что вы тут уже все…

– А как вы нас нашли-то? – вдруг вспомнила я свой вопрос. Подруга отозвалась, кивнув на моего мужа:

– А Нараск сказал, что у него было что-то вроде видения, в котором ты выбежала из метро и сказала, что вас держит в плену полутуристка… Я его как раз по дороге к метро встретила и с ним увязалась, – только за топором зашла. Он сначала даже не хотел меня брать.

– Я бы справился и один, – сказал Нараск.

– С пустыми-то руками?

– Ничего страшного, я знаю, как обращаться с полутуристами. Я их видел много.

– В Мантиле? – спросила я расслабленно. Он, чуть помедлив, кивнул:

– Да, там тоже.

– А я, главное, ничего не помню, – расстроенно вступил в нашу беседу Иваныч. – Помню только, был в каком-то сером зимнем городе, болтал там с кем-то, а потом просто в квартире сидел книжку читал…

Тут Риган вдруг выронила топор и уставилась на Иваныча. Иваныч, отняв руку от сердца, тоже, видимо, впервые поглядел на нее и схватился за сердце снова.



– Ничего не помнишь? – медленно поинтересовалась подруга. – И меня?

– Что?! – пискнула я. Нараск положил ладонь мне на плечо:

– Тише, Ятенька. Это же Олег.

– Какой же он Олег, если он Иваныч… – начала я, но тут же поняла, что одно другому не мешает. Чем больше я смотрела на своего начальника, тем больше узнавала в нем знакомых черт. Конечно, он изменился с возрастом, но не так уж, просто мне до этого в голову не приходило, что он может быть именно тем Олегом.

– Ты, значит, вернулся? – тем временем спросила Риган. Иваныч, по-моему, немного запаниковал и неубедительно начал отнекиваться:

– Вы что… тут говорите. Вы меня… тут с кем-то спутали. Никуда я не…

Он не договорил, потому что Риган кинулась ему на шею и повисла на ней с такой энергией, что я даже испугалась за Иванычево здоровье. Однако Иваныч, секунду помедлив, тоже обнял мою подругу, и теперь уж я совершенно точно увидела, что это действительно постаревший Олег.

– Вернуться-то я вернулся, – сказал он мрачно, – только у меня двадцать лет прошло. А у вас – несколько месяцев.

– Двадцать лет? – пробормотала Риган. – Значит, тебе сейчас…

– Сорок семь.

– Ну и чего в этом такого?! – неожиданно завопила подруга, отскакивая от Олега, как ошпаренная. – Чего в этом такого, чтобы решить вообще не приходить?! Ты думал, я тебя за возраст, что ли, полюбила?

– Да нет, конечно, но зачем тебе старикан…

– Сам ты старикан! – нелогично воскликнула Риган. – С годами даже не поумнел! В метро сидит! Такой благородный! А я тут мучаюсь! Ну и сиди дальше!

С этими словами она вылетела из избушки на улицу. Олег глянул на нас с несчастным видом. Я растерянно улыбнулась, а Нараск успокоил:

– Ничего, пока домой доедем, Риган уже чуть отойдет. Договоритесь…

Он оказался прав. Мы вышли из избушки, которая теперь казалась совсем не страшной, и весело двинулись по тропе вниз, к морю. Снова пришлось пройти сквозь облако, потом опять по обеим сторонам выросли дома, заблеяли козы… На этот раз я глядела по сторонам спокойно и не боялась, что это все мне снится, может быть, потому, что меня крепко держал за руку Нараск. На подходе к станции Риган, которая до того бежала впереди нас, замедлила шаги и принялась искоса посматривать на Олега, чем тот, конечно же, воспользовался. В вагоне метро они уже сидели рядом, и, склоняясь друг к другу, с серьезными, но счастливыми лицами обсуждали что-то свое. А из метро мы все вышли, уже дружно улыбаясь. Солнце стояло довольно высоко. Было, как и всегда, пять часов.

…На вторую свадьбу Риган были приглашены только самые близкие родственники и друзья: конечно, мы с Нараском попали в их число. Праздновали уже не на танцевальной площадке возле Закрытого леса, а там же, где справляли свою свадьбу мы: на песчаных дюнах у реки. Гости вперемежку с женихом и невестой с хохотом покоряли песчаные горы, и потом, по уши в песке, шли отмываться в речку. Было тепло, от моря доносилась какая-то мирная струнная музыка.

– Ну не знаю, как хотите, а по мне так это странновато, – все-таки не могла удержаться от комментариев Алла, глядя издали на Риган и Олега, которые из-за расстояния и налипшего песка казались совсем ровесниками. – Выйти замуж за туриста – это еще можно понять. Но за дедушку-туриста?!

– Сорок семь – это еще не дедушка, – возразила я. – Он просто раньше был все время хмурым, вот я его и считала стариком. А сейчас он даже за сердце хвататься перестал!

– Да уж, счастливые молодо-старожены! – рассмеялся муж Аллы, Буллан. – Главное теперь, чтобы Олег еще раз не исчез и не вернулся потом лет в восемьдесят…

– Да, – вдруг согласился Нараск. – Это действительно главное.






История вторая. Сокровище крючконосов


Со времени второй свадьбы Риган прошла еще пара месяцев. К счастью, Олег, он же Иваныч, больше не пытался никуда исчезнуть, и я продолжала работать в метро под его началом. Риган на радостях снова обрела нормальную деловитость и открыла при своем доме на терраске маленький магазинчик сувениров. Сувениры она хотела выкупать у туристов и людей из других городов, а разыскивать этих людей вменила в обязанность мне и Олегу, раз уж мы все время разъезжали на метро.

Иваныч, не отличающийся умением легко знакомиться с людьми, ворчал и ругался, а я, хотя и стеснялась, все же старалась подруге хоть как-то помочь. Наши неумелые попытки купить у странных людей, которых мы встречали, выходя на станциях, не менее странные предметы, привели к удивительному ассортименту магазинчика. Наборы цветных стеклышек в трухлявых картонных коробочках соседствовали в нем с огромными старинными истершимися монетами размером с тарелку (по слухам, они были из Закрытого леса), резиновыми куклами в самодельной одежде, бутафорским оружием вроде тупых кинжалов и пластмассовых пистолетов и земляничной рассадой, которая на сувениры не тянула, зато, в отличие от остального ассортимента, хотя бы была полезной.

Мама Риган, глядя на все это, только вздыхала и, качая головой, говорила, что никто у нас не купит такую ерунду, однако подруга спокойно отзывалась:

– Местные, конечно, не купят. А туристы-то нам на что? Город наш морской, их тут тысячи.

– Скоро Закрытый лес откроется, меньше станет…

– А потом же опять закроется, и будет больше, – не унывала подруга. – Разберемся.

Магазинчик продолжил существование. Я и Иваныч под руководством Риган нарисовали ему вывеску: Иваныч как всегда ворчал и ругался, а я молчала и старалась, но вывеска от этого лучше не стала. Потом пришел Нараск, который умел писать буквы попрямее, и кое-как привел ее в более-менее приличный вид. То, что получилось, мы прибили над окнами терраски.

Но Риган на этом не успокоилась. Нам с Аллой, как самым верным подругам, она поручила в свободное время бегать по улицам Онса и рассказывать всем попавшимся туристам о магазинчике, что мы и делали – иногда одни, иногда с мужьями. Когда Нараск ходил со мной, зазывать людей получалось лучше: кажется, муж не только мне умел внушать безграничное доверие. Туристы, поглядев в его спокойные и ласковые серо-синие глаза, покорно кивали, разворачивались и шли в магазинчик, где обязательно что-нибудь покупали либо выменивали на нечто еще более странное…

Кстати о безграничном доверии – с того времени, как нас вызволили от полутуристки, я стала смотреть на мужа уже немного другими глазами: с одной стороны, более уважительно, но с другой – более внимательно. Я вдруг, впервые со времени нашего знакомства, начала замечать, что хотя мы и любим друг друга и даже иногда почти читаем друг у друга мысли, я его не так хорошо знаю: ни его прошлое, ни некоторые черты характера. От его обещания убить полутуристку в случае, если бы она причинила мне вред, произнесенного обычным ласковым голосом и без всякого намека на юмор, веяло чем-то чужеродным и страшным, что не вписывалось в мои о нем представления. Еще я стала замечать, что его спокойствие и доброжелательная улыбка иногда кажутся неестественными, потому что он так ведет себя даже в тех ситуациях, когда все вокруг волнуются. А с другой стороны, бывало, что он вдруг начинал страшно нервничать на ровном месте, когда, вроде бы, и повода не было…

Может быть, такие мысли начались просто от пережитого страха, но мучили они меня упорно, и от Нараска скрыть их не удалось: уж чего-чего, а беспокойство друг друга мы всегда чувствовали.

– Ятенька, что-то ты грустная в последнее время, – как всегда, заботливо сказал он тихим вечером, когда мы шли домой с работы. Я чуть поежилась, потому что мы как раз вышли из плодоносящей зоны, где было жарко, в более прохладную цветущую, и, кутаясь в плащ, неуверенно отозвалась:

– Да нет, ничего…

– Правда? По-моему, ты чем-то во мне недовольна, но не говоришь. Скажи, я ведь не обижусь.

– Ну… – начала я очень осторожно, крепко держа его за руку, – помнишь полутуристку?.. Ну, которую ты убить пообещал… Ты ведь это серьезно сказал. И еще добавил, что я просто тебя не знаю. И я подумала, что ведь и правда, я тебя знаю… Не очень. Мы, конечно, не так давно знакомы…

– Не волнуйся, – Нараск успокаивающе сжал мои пальцы. – Я понимаю, ты отчасти права.

– Почему отчасти?

– Потому что ты как раз знаешь меня лучше, чем кто-либо. А неизвестны тебе просто какие-то факты моей биографии. Если хочешь, я могу тебе больше рассказать о себе, но вряд ли, честно говоря, тебе будет очень интересно… Жил я себе и жил: учился медицине и фармацевтике, изучал травы, делал лекарства… Мои родители давно исчезли, я их совсем не помню. Люди вокруг мной почти не интересовались. Жить там, где я жил, мне хотелось все меньше. Поэтому я решил переехать. Так и попал в ваш город.

Я недоуменно посмотрела на него.

– Надо же… судя по тому, что ты говоришь, ты не должен был стать, ну… Таким спокойным и доброжелательным. Если тебе даже поговорить было не с кем.

– Я для себя всегда был самая надежная компания, – улыбнулся Нараск. – Я совсем не против людей, но мне не так уж нужно их общество. Хотелось просто обрести не такое сумрачное окружение, какое было у меня на родине… А получилось даже намного лучше.

– В Мантиле все такие ужасно мрачные? – удивилась я.

– Не то чтобы, – сказал Нараск. – Просто для меня это не подходило.

Снова в его тоне, как всегда, когда я расспрашивала о Мантиле, промелькнуло что-то скованное, будто он многое мне недоговаривал или даже… Впрочем, подумать, что он врет, я все-таки не решилась и поспешно задала другой вопрос:

– А насчет полутуристки ты правду сказал? Разве ты бы смог кого-то убить, даже из-за меня?

Нараск приостановился и, повернув голову, пристально посмотрел на меня. В его глазах я увидела обычную заботливую любовь, но вместе с тем абсолютную непреклонность и что-то вроде сожаления.

– Ятенька, лучше не спрашивай меня о таких вещах, – сказал он негромко. – Я боюсь, что отвечу совсем не то, что ты ожидала, и ты расстроишься или испугаешься. А если даже я совру тебе, я-то сам от этого другим не стану.

– Если хочешь знать, я уже расстроилась и уже испугалась! – я шмыгнула носом и попыталась вынуть у него из руки похолодевшую руку. Нараск вздохнул, и, притянув меня к себе, погладил по волосам.

– Ну хорошо, давай я объясню, – явно нехотя согласился он и продолжил уже как обычно, спокойным и ласковым голосом: – Дело в том, Ятенька, что там, где я вырос, немного другие понятия о морали. Я никогда не стал бы без причины наносить вред людям. Но если они дадут мне эту причину, а тем более, причинят вред тебе, я всегда отвечу. Понимаешь?

– Угу, – пробормотала я.

– Ну вот, – сказал Нараск. – Это мое свойство. Ты просто привыкни к нему, Ятенька. Надеюсь, когда-нибудь ты узнаешь все мои секреты, и это твоего отношения ко мне не изменит.

Я молча и расстроено моргала, еле-еле сдерживая слезы. Никаких Нарасковых секретов я слышать не хотела, потому что ужасно испугалась, что из-за них мне придется взять и разлюбить его. Муж, конечно, сразу понял мое состояние и начал меня утешать и уговаривать. Домой я пришла уже чуть успокоившись, но в душе твердо решила Нараска больше ни о чем не спрашивать, пока сама не почувствую себя готовой к его ответам.

От этой беседы я отошла далеко не сразу – несколько дней ходила как в воду опущенная. Нараск разговаривал со мной как обычно, но я чувствовала, что и ему тоже далеко не весело. Иногда, застав его врасплох, я замечала в его лице глубокую грусть и даже отчаяние, как будто случилось что-то совсем ужасное. Я в свою очередь пыталась его успокоить, но он сразу менял выражение лица и уверял, что все нормально.

Первым это все, как ни странно, заметил Иваныч, а не мои подруги. Пока мы со скрипом тащились на очередной вагонетке по ржавым рельсам, заросшим сухой травой, он быстро вытащил из меня, в чем дело, и заявил без обиняков:

– Ты, Ятя, совсем кисейная барышня, что ли? Обижаться на то, что твой мужик из-за тебя кого-то согласен прибить – ты чего, сбрендила? Это же нормально! Любой бы так сказал! А ты и себе, и мужу голову заморочила, он тоже весь сам не свой ходит.

– Ну да, может быть, и любой сказал бы, – покорно согласилась я, скользя глазами по жаркой степи, через которую мы ехали – нас, подпрыгивая, обгоняли огромные шары перекати-поля. – Но Нараск мне казался особенным, а не как любой…

– Это ты просто его идеализируешь, – пропыхтел Иваныч, налегая на скрипучие ручки вагонетки. – То, что он все время улыбается, не значит же, что он в случае чего не может двинуть. Мне вот он сразу показался на змею похожим – в хорошем смысле, то есть. Если ее не трогать, и она не куснет, ну а если уж наступил – тогда держись… Чего вот ты глаза вытаращила? Не прав я, что ли?

Я вздохнула, отвернулась и принялась, что было делать, выращивать у себя в голове новый образ Нараска. Любовь от этого не исчезла, так что я повеселела, а вместе со мной, сразу увидев, что у меня сменилось настроение, повеселел и муж. Я радовалась снова обретенному счастью и очень надеялась, что больше ничего подобного у нас не повторится. Да, знала бы я, какими глупыми мне покажутся мои надежды всего через несколько недель…

Эти недели проходили в работе и ставших уже привычными трудах по собиранию сувениров и заманиванию туристов в магазинчик Риган. Дела у магазина шли уже очень неплохо, но вот сама Риган иногда становилась подозрительно невеселой. Как-то на закате, пока мы раскладывали по столу добытые сегодня товары – медные украшения с мелкими узорами, в которые забилась темная пыль – я собралась с духом и прямо спросила, не ссорятся ли они с Олегом.

– Вот еще! Мы же не вы, чтобы на ровном месте трагедию разводить, – фыркнула подруга, и я поняла, что Иваныч пересказал ей мои жалобы. – Эх, Ятя, не знаю, как сказать… Короче, не понимаете вы своего счастья. Вы-то оба исчезнуть не можете. А я каждый день гадаю, придет он с работы или…

– Но… Вроде бы… Туристы по два раза не исчезают? – неуверенно сказала я и тут же вспомнила сразу несколько случаев, когда туристы исчезали и появлялись множество раз, прежде чем в какой-то момент испариться окончательно. Риган, которая, конечно, тоже все это знала, только тяжко вздохнула и попыталась почистить ногтем узорчатую медную бляху.

– Да вот именно, что неизвестно, сколько еще у нас времени, Ять. Хоть бы пара лет была, на большее я даже не надеюсь, если честно.

– …А нет какого-нибудь способа подольше задержать туристов? – спросила я, подумав. – У нас же в мире столько всякого-разного…

– Разного-то полно, но мы ведь толком ничего за пределами Онса не знаем, – уныло отозвалась Риган. – Закрытый лес под самым носом регулярно открывается – а мы в его сторону даже посмотреть боимся…

– Закрытый лес опасен, это все знают, – возразила я. – А мы с Олегом по работе каждый день в разных местах бываем. Давай я теперь буду спрашивать не только про сувениры, но и про способы удержать туристов? Может, лекарства какие есть. Или человек, который поможет.

– Ятенька, золотце! – обрадовалась Риган и заключила меня в объятия с громким звяканьем, потому что по-прежнему держала горсть медных побрякушек. – Спрашивай, конечно! Только потихоньку от Олега, идет? Узнает – начнет сердиться.

– Так это же ему и нужно! – удивилась я.

– Такие вот они, мужики: нелогичные, – сказала Риган с нежностью, встала и пошла встречать постучавшего в терраску покупателя.

Я старалась выполнять обещание, данное подруге: в каждом городе или деревне потихоньку от Иваныча выспрашивала у жителей, не знают ли они средства от исчезновения туристов. Многие относились к вопросу с пониманием и сочувствием, но подсказать ничего не могли, только вздыхали, что им тоже хотелось бы иметь такое средство, потому что их друг или родственник как раз собирается с туристом создать семью…

В очередной рабочий день мы с Иванычем поехали разведывать новую ветку метро. В вагоне никого, кроме нас, не было. Иваныч дремал, скрестив руки на груди, а я обводила схемы в блокноте, чтобы выглядели поаккуратнее. Я знала, что времени у нас до выхода довольно много, потому что на этой линии мы уже разведали восемь станций. Сейчас была степная станция Бенд, за ней будет Акре-Рина, выходящая на приветливую полянку, по краю которой текла маленькая речка…

Поезд вдруг резко затормозил. Мы с Иванычем тут же вскочили и быстро нащупали в карманах блокираторы дверей – остановка в тоннеле не значила обычно ничего хорошего… Но вдруг я заметила за окнами серый свет и тонкие граненые колонны, подпирающие сводчатый потолок. Поезд открыл двери.

– Станция! – изумилась я.

– Вот не было печали, – завздыхал Иваныч, быстро хватая меня за лямку комбинезона. – Неучтенка какая-то открылась. Давай уж выйдем скорее, отметим ее…

Мы выскочили на серый гранитный пол, и поезд почти сразу же захлопнул двери и уехал. Его исчезающий в туннеле хвост открыл на стене большую надпись металлическими буквами: «Мантила».

– Станция «Мантила»! – воскликнула я, даже подскочив от возбуждения. – Здесь раньше жил Нараск!

– «Мантила»? – Олег прищурился, вглядываясь, и заключил:

– Тьфу ты, не разглядел. И чего выходили, надо было сидеть.

– Почему это?

– Да потому что станция-то уже описанная десять раз, только у нее постоянной локации нет. Вечно в неподходящий момент на любой линии возникает.

– Ой, а уехать-то с нее обратно можно?!

– Да можно, можно, только лучше на вагонетке: поезда с нее черт знает куда завозят, блуждай потом… А вагонетка тоже разными путями, конечно, идет, но всего четырьмя, а не сотней.

– Иваныч, а ты в самой Мантиле был? – спросила я. – Можно туда за сувенирами сходить? Там не опасно?

– Да нет, не опасно, такой же город, как наш. Только чего время терять?

– Ну пожалуйста! Я всегда хотела посмотреть, где Нараск родился! И редкое такое место, не всегда попадешь! Может, тут сувениры будут какие-то оригинальные!

– Да сувениры-то наши все на обыкновенность не жалуются, – рассмеялся Олег. – Ну ладно, давай сходим на часок. Только фонарик достань заранее.

– Зачем?

– А там, говорят, как ни выйдешь, поздний вечер бывает.

Фонарик я послушно достала из кармана над коленкой и включила еще на коротком эскалаторе, ведущем вверх. Оказалось, сделала совершенно правильно, потому что потолок станции исчез, сменившись темно-синим небом, и эскалатор безо всяких дверей и лестниц вывез нас наружу, под лунный свет.

Здесь действительно был то ли поздний вечер, то ли уже ночь – в чистом небе помигивали звезды и висел толстый месяц. Мы стояли на бетонной площадке, за которой начинался горбатый каменный мост, ведущий через неширокую речку. Мост ничем, кроме луны, не освещался, зато за ним поднимались дома и башенки со светящимися окнами и с круглыми фонарями на шпилях острых крыш.

– Ой, как тут, оказывается, красиво! – воскликнула я.

– А чего удивительного-то? – поинтересовался Иваныч. – Я же говорю, что город вроде нашего Онса.

– Ну да… Просто Нараск как-то так о нем рассказывал…

– Да мало ли, – оборвал меня Иваныч. – Пошли за сувенирами-то?

Мы, светя фонариками себе под ноги, перешли горбатый мост и вошли в Мантилу.

Там, несмотря на позднее время, оказалось довольно людно. Гуляли парочки, старички и целые семьи: и местные, и туристы. Та улица, на которую мы вышли с моста, видимо, была одной из главных, потому что по обеим ее сторонам светились многочисленные магазинчики. У меня разбежались глаза, и я невольно приостановилась перед витриной с яркими пирожными в виде фруктов. Иваныч хмыкнул и потянул меня за локоть.

– Пошли-пошли, дома поешь. За сувениры это не сойдет.

Я кивнула и с некоторым трудом оторвалась от завлекательной витрины.

Мы пошли дальше, поглядывая по сторонам. Там были то магазины, то арки-проходы во дворы, освещенные голубоватыми фонарями. Я все меньше понимала, что же Нараску не нравилось в таком симпатичном городе. Может быть, местные жители на самом деле неприветливы?..

Только я об этом подумала, как откуда-то справа раздался зазывно-радостный мужской голос:

– Сувениры, сувениры! Подходим, покупаем!

– Пошли, Ятя, на ловца и зверь бежит, – обрадовался Иваныч. Я охотно пошла за ним, и мы оказались в магазине, просторном и очень светлом. На нас смотрел смазливый молодой человек, одетый в очень обтягивающие джинсы и еще более обтягивающую белую майку – похоже, продавец.

– Здравствуйте, дамочка! – таким же бодрым и зычным голосом, каким зазывал, поздоровался он со мной и громко поцеловал мне руку. – Здравствуйте, юноша! – (Иваныч хмыкнул). – Вы очень, очень удачно зашли! У нас как раз новый завоз. Сувениры ну просто на любой вкус. Вы чем интересуетесь? Посуда, украшения, ритуальные статуэтки, игрушки, камни – вот, пожалуйста! Вы местные или приезжие? Вам себе или кому-то подарить?

– Дайте хоть слово-то сказать, – прервал его Иваныч. – Мы из Онса, проездом. Мы бы у вас кое-чего оптом купили – моя супруга тоже держит сувенирный магазинчик.

– А-а, коллеги! – еще больше воодушевился продавец. – Чудесно, чудесно! Договоримся! Я вам такие товары дам, что их с руками оторвут! Вот, советую: магнитики с надписью «Мантила – неуловимый город», вот путеводители для тех, кому удастся до нас случайно добраться, вот еще брошюрка «Сто загадок Мантилы» – тоже очень хорошо берут люди из других городов…

– Это мы сейчас поглядим, – степенно согласился Иваныч и принялся перебирать предложенное. А я тем временем пошла вдоль полок, высматривая что-нибудь поинтереснее брошюрок. Передо мной длинными рядами проходили магнитики, ракушки, (которых было полно и у нас на пляже), пластмассовые статуэтки собачек и кошечек в разных позах, шарики и кубики из полупрозрачного красного камня, которые, судя по этикеткам, «приносили счастье», брелки в виде длинных рыбок в зелено-фиолетовую полоску…

Пронзительный голос продавца стал немного тише – я дошла до противоположного конца магазина. Хотела уже повернуть обратно, но вдруг заметила, что в стене есть еще одна открытая дверь, а за ней что-то привлекательно мерцает.

Я осторожно зашла и оказалась в комнатке, гораздо более скромной по размерам, чем основной зал, и менее освещенной: горел только ночник, висящий на стенке. Прямо передо мной был длинный черный стол с россыпью мелких непонятных вещей, а за столом, опираясь на него локтями, сидел продавец, закутанный в темно-красную хламиду так, что виднелись одни черные глаза.

– Девушка, заходите, – сказал он сухо-писклявым, но вроде бы мужским голосом. – Посмотрите, что вам понравится. Это сувениры из Закрытого леса.

– Из леса?! – изумилась я.

– Да-да, – согласился продавец обыденно. – Ручаюсь за качество. Что-то сам собирал, что-то хорошие друзья приносят…

Я уставилась на стол, даже забыв, что надо бы позвать Иваныча. Вещи, которые лежали передо мной, и правда были необычными – не то что ракушки, брелочки и магнитики в соседнем отделе. В глаза бросилось несколько истершихся монет размером с хорошую тарелку, как и те, что в магазине Риган. Только значки и картинки на этих монетах были совсем другими, да и металл гораздо темнее, почти коричневый. Рядом лежала россыпь монеток помельче, треугольной формы, а дальше – погнутый налобный обруч с синим камнем, кольцо в форме змеи, кусающей себя за хвост, неизвестный приборчик с двумя облупленными циферблатами…

– Это вот, – тихо сказал продавец, показав мне на связку палочек из темного стекла, – из заброшенного приюта Черных Монахов. Осталось там, они не доели…

– Это еда?! – изумилась я, постучав по палочкам. – Как такое можно прожевать?

– Но Черные Монахи ведь и не люди, они существа…

– П-понятно.

– А вот эти черные веревочки – завязки с их рукавов. Это всякие их предметы быта, некоторые сломаны… – он обвел рукой непонятные лопаточки, искривленные вилки и длинные палки, сделанные из темного металла. – Вот еще, посмотрите, забавная картинка, изображает одну из полян-входов, – он протянул мне небольшую квадратную дощечку. Изображение было объемным: словно в маленьком окошке, я увидела голые гладкие деревья, растущие из такой же голой желтой земли. В просвете между ними виднелось что-то яркое и зеленое – кажется, заросшая травой полянка… А к этой полянке со всех ног бежали две девочки: одна с темными косичками, а другая – с растрепанными рыжими волосами.

– Здорово, – прошептала я. – Кто же это нарисовал? И как?

– Видимо, крючконосы из северных пещер, – непонятно объяснил продавец. – Сейчас они, правда, куда-то исчезли, только картинки эти от них и остались… А вот клад. Хотите?– он пододвинул ко мне измазанный в сухой земле тяжелый сундучок. Я нетерпеливо откинула холодную крышку и уставилась на лежащие внутри разноцветные конфеты-леденцы, после чего нерешительно переспросила:

– …Клад?

– Один из кладов. Их, разных, по всему Закрытому лесу множество. Бывают сладости, бывают монетки, бывают даже игрушки…

– Откуда же они берутся?!

– Да неизвестно точно. Некоторые из них местные делают, существа или люди, а другие, говорят, сами возникают. Вот панцирь из-под радужной черепахи, хотите?..

Хотела я сразу очень много, глаза у меня буквально разбегались, но денег с собой было мало. Да еще я вспомнила о просьбе Риган. Таинственный продавец, который, судя по всему, чувствовал себя как дома в Закрытом лесу, вполне мог мне помочь.

– Скажите пожалуйста… – я помедлила, собираясь с мыслями. – Вы не знаете, бывают ли, ну… средства против исчезновения туристов?

– Чтобы они навсегда тут остались? – деловито уточнил продавец. Я кивнула. К моему изумлению, он чуть покопался в сувенирах и бросил в мою сторону какую-то малюсенькую полупрозрачную крошку.

– Вот. Только вы лучше не трогайте. Такие камушки вашему туристу нужны – только, конечно, побольше, примерно с кулак размером, и штук пятнадцать как минимум.

– Что это? – спросила я, переведя дыхание.

– Поляризующий кварц, или как-то так он называется. Если его много, то туристу он может поменять полюса реальностей. Большинству местных его трогать нельзя, потому что неизвестно, куда их от этого может унести…

– И где его достать? – сказала я нетерпеливо. Продавец вздохнул.

– Был в каменоломнях, но сейчас там камышовые существа живут, живым не выберешься. Еще был раньше в колодце на южной поляне, но в тамошний мир я бы на вашем месте тоже не ходил. Самое большое его количество – в сокровищнице западных крючконосов. Только они очень недружелюбны. Могут, в общем-то, и убить.

– А если предложить им денег?

– Денег у них в этой же сокровищнице и так огромное количество. Квадратные золотые в основном. Город купить можно… С другой стороны, девушка, западные крючконосы днем в лесу стараются не появляться, у них режим вечерне-ночной. И сокровищница очень слабо охраняется… Девушка, если вы интересуетесь, я могу связать вас с одним проводником, моим хорошим знакомым. Если вы пообещаете принести нам пять квадратных золотых… Вы местная?

– Нет, я из Онса, – растерянно ответила я. Продавец задумчиво поправил повязку возле переносицы.

– А-а-а, Онс. У вас там вход через земляничные поляны иногда открывается…

– Да, должен скоро.

– Нет, через них не надо. У вас же метро там ходит, выйдете прямо на остановке «Закрытый лес». Через неделю. Проводник мой вас подождет снаружи – вы выйдете спокойно, не волнуйтесь. Выйдете к реке, там паромы, уже с проводником на другую сторону и поплывете…

– А как он будет выглядеть, проводник?

– Да вы знаете, он может выглядеть по-разному, – ответил продавец уклончиво. – Он тоже в какой-то мере… Существо. Я лучше ему вас подробно опишу.

– Я-а не з-знаю, пойдем ли м-мы…

– Девушка, вы не бойтесь. Вам нарассказывали ужасов, но вы зря боитесь. В Закрытом лесу тоже люди живут. И нелюди. И существа. Все живут, ничего страшного. Проводник вам подскажет, куда совсем не нужно ходить, и все. Ну что, будем договариваться?

– Дело в том, что я не для себя спрашивала, а для…

Тут очень кстати сзади раздался голос Иваныча:

– А, вот ты где. Чего ты тут болтаешь?

– …А для него, – докончил продавец спокойно. – Вижу, вижу, турист. Идите сюда поближе, мужчина, мы вам сейчас сделаем предложение.

Иваныч суть уловил быстро и даже не стал возмущаться, что мы с Риган сразу не ввели его в курс дела, а когда продавец объяснил, что сокровищница крючконосов – единственный способ для него навсегда остаться в Онсе, крепко задумался. Продавец, не теряя времени, сообщил, что риск, конечно, есть, но, если не лезть на рожон и слушаться проводника, не смертельный, и что большинство историй про Закрытый лес – обычные «страшилки».

– Я и сам там родился, – добавил он. – Видите, здоров и жив. Это место не хуже других.

– Ну ладно… – пробормотал Иваныч, постукивая пальцами по столу. – Ладно! – заключил он уже утвердительно. – По рукам! Договорились!

– Очень хорошо, молодой человек, – продавец кивнул, подняв на него глаза. – Я думаю, вы довольно честный, поэтому не буду вам много раз говорить, что если вы возьмете золотые себе вместо того чтобы отдать их мне, как договаривались, я и сам могу за ними прийти. Или послать своих друзей. Зря вы ежитесь, девушка, – перевел он взгляд на меня, отчего я съежилась еще больше. – Люди разные бывают, а я всегда предупреждаю, чтобы потом не удивлялись. Вы сейчас поезжайте к себе, а через неделю проводник вас будет ждать на выходе со станции «Закрытый лес»…

Что мы с Иванычем еще говорили и делали, прежде чем оказаться на вечерней улице Мантилы, я почему-то не запомнила, только у самого метро спохватилась, что не купила никаких сувениров и даже брошюрок для Риган. Но я не осмелилась ничего сказать Иванычу, который шагал рядом, сдвинув брови и крепко задумавшись. На душе у меня было ужасно нехорошо, и теперь я поняла, почему Нараск так странно говорил о Мантиле. Не так этот город прост, как кажется… И зачем Иваныч согласился? Как они только вдвоем с Риган пойдут в Закрытый лес?..

…Разговор у нас у всех состоялся этим же вечером в Ригановом магазинчике, куда пришли, кроме меня, Алла и Буллан (Нараск еще не закончил работать). Как я и боялась, Риган, выслушав затею Иваныча, немедленно согласилась идти в лес. Тут я решилась подать голос:

– Слушай, мне не очень понравился этот продавец. Он даже лицо свое не показывал…

– Так он, наверное, сам из крючконосов или полукровка какая-нибудь, – спокойно отозвалась Риган, будто крючконосы гуляли по нашим улицам вместо туристов. Обняв руками колено, она уселась на низкий деревянный столик-витрину и сказала Иванычу:

– В общем, нечего даже обсуждать: давай готовиться к походу за сокровищем крючконосов.



– За каким еще сокровищем? – поинтересовался Буллан. – Этот кварц разве очень ценный?

– Нет, но у крючконосов есть сокровищница, где, кроме кварца, хранятся золотые квадратные пластины, – объяснила я. – Пять штук Олег обещал принести продавцу за помощь…

– Пять золотых пластин?! Да на них целый замок можно купить!

– Ну да, – подтвердила я уныло: меня совсем не волновало, чего там купит продавец на принесенные пластины. Лишь бы с Риган и Олегом все было нормально. Дальнейшие разговоры слились для меня в тихий гул, из которого вдруг вынырнули энергичные слова Буллана:

– Ребята, вы что, думаете, мы вас бросим? Мы с Аллой с вами пойдем!

– Д-да, – подтвердила Алла, поглядывая на мужа, чуть менее решительно.

– Ал, ну не отпускать же их одних, – похлопывая ее по плечу, увещевающе сказал Буллан. – Тем более, в Закрытый лес. Раз мы дружим, так и пойдем все вместе!

– Н-ну да, – согласилась Алла снова с некоторой запинкой.

– Спасибо, – растрогалась Риган. – Отговаривать вас, простите, не буду: чем больше народу, тем лучше, это правда.

– А я… А мы… – выговорила я, краснея, потому что все на меня уставились. – Риган, мы с Нараском, конечно, тоже пойдем. Что ты думаешь, мы вас бросим?

– У мужа-то своего сначала спроси, – усмехнулся Иваныч. Я удивилась:

– Ну ты что, как он может вам не помочь?!

…Оказалось, что смог. С Нараском я встретилась только дома. Он улыбнулся мне:

– А, вот и ты, Ятенька. А я уже думал сходить тебя поискать. У Риган была? Как там ее магазинчик?

– Да нормально… Подожди, я тебе сейчас много что расскажу. Во-первых, я была в Мантиле!

– Да? – спросил муж непонятным тоном с непонятным выражением лица.

– Ага, станция ее вдруг открылась на синей ветке, и мы с Иванычем решили выйти. Я вначале подумала: и чем тебе так не нравился этот город… Но потом мы пришли в магазинчик сувениров, и там я встретила продавца…

Я повесила, наконец, пальто, уселась на кровать и пересказала все произошедшее. Нараск сидел напротив на табуретке и с каждым моим словом смотрел на меня все тревожнее и озабоченнее.

– Как ты думаешь, продавец мог быть крючконосом? – спросила я, прервав свой рассказ на том, что Иваныч согласился идти за сокровищем. – Можно ему верить?

– Кто он такой, Ятенька, не имеет значения. Все равно он ни за что не отвечает. Дело не в нем, а в том, что в Закрытый лес жителям обычных городов ходить нельзя, это опасно.

– Но ведь у нас будет проводник! …Так продавец сказал, если не соврал…

– Почему «у нас»? – нахмурившись, переспросил Нараск. – При чем здесь мы?

– Как при чем? Мы решили идти все вместе. Ты и сам сказал, что в Закрытом лесу опасно, а если нас будет больше, то не так страшно… Буллан и Алла сказали, что не могут бросить друзей в такой ситуации! А мы разве можем? Я сказала, что мы тоже пойдем… – я умоляюще посмотрела на мужа. Тот медленно встал и оперся спиной о подоконник, загородив закатный свет.

– Ятя, мы не пойдем в Закрытый лес. Тебе там просто нельзя быть с твоим характером и взглядом на жизнь.

– Чего?!

– Вы даже у полутуристки чудом не сгинули,– продолжал говорить муж размеренным и тихим голосом, не слышимым мной раньше жестким безапелляционным тоном. – А в Закрытом лесу опасности, подобные ей, встречаются очень часто, и они еще не самые большие. Особенно если не знать, что делать и куда толком идти. Риган и Иваныч идут, потому что им это сильно нужно, а выбора нет. Алла с мужем идут с ними не знаю зачем. Может быть, надеются легко приобрести большое богатство.

– Нет, ну это уж вообще… – возмущенно начала я, но Нараск меня перебил:

– А нам туда идти незачем. Мы никому там не поможем.

– А проводник?! Продавец сказал, что с проводником не страшно! И что вообще Закрытый лес не такой ужасный, как о нем думают. Продавец и сам в нем родился…

– Вот именно, – раздельно сказал Нараск. – Он там родился. Однако при этом он живет в Мантиле. Ятя, ты в Закрытый лес не пойдешь.

– Вот еще! – пискнула я и разрыдалась, не столько от его слов, сколько от тона. И еще от разочарования. Как я теперь посмотрю в глаза Риган?.. Получается, что он просто испугался идти в Закрытый лес?!

Нараск подошел ко мне и, крепко обняв, погладил по голове:

– Прости, Ятенька, я не хотел тебя расстраивать. Но я говорю то, что точно знаю. Я ведь тоже был в Мантиле, там о Закрытом лесе известно больше, чем здесь, и известность эта плохая. Того, что я знаю, вполне достаточно, чтобы не пустить в лес тебя и не идти туда самому.

Я, не имея сил вырваться из его объятий, сквозь слезы попросила рассказать те истории, из-за которых он не хочет идти. Нараск что-то начал рассказывать, и вскоре я с ужасом поняла, что его повествование выглядит так же расплывчато и неясно, как всегда, когда он говорил о Мантиле. Я много раз пыталась расспросить его о его родном городе, но в результате у меня не сложилось о нем никакого представления, до тех пор пока мы сегодня сами там не оказались. Вот и сейчас, когда Нараск замолчал, я ничего нового не узнала, кроме того, что в лесу есть Черные Монахи, крючконосы, камышовые существа, несколько полян и колодцев, ведущих в странные места, и все это опасно.



– Послушай, то, что ты рассказал, я знала и от продавца! – запротестовала я, выбираясь из его рук, чтобы заглянуть ему в глаза. Глаза смотрели с чем-то вроде ласковой горечи.

– А зачем подробности, Ятенька? – спросил муж. – Они ничего не поменяют. Если даже тебе покажется, что в Закрытом лесу безопасно, так не будет, понимаешь?

– Понимаю, – прошептала я. – Но что я скажу Риган?! Что мы туда не идем, потому что опасно, а они пусть идут?

– А про это я сказал еще вначале: у Риган и Олега все равно других выходов нет, а зачем идут Алла и Буллан, я не знаю. Это не значит, что нужно идти и нам.

– Ты опять чего-то мне недоговариваешь, да? – воскликнула я с отчаянием. – Опять какие-то секреты, которые я не должна узнать?

– Я говорил, что, наоборот, хотел бы, чтобы ты их узнала, – напомнил Нараск. – Но это не так просто. Например, сейчас я ничего тебе рассказать не могу, потому что ничем хорошим это не обернется.

– Но оно уже не оборачивается! – наконец повысила я голос, вскакивая с кровати и отбегая к окну. – Пока что я понимаю, что из-за каких-то твоих секретов мы бросим на произвол судьбы Риган и Олега и будем отсиживаться в Онсе! Я так не хочу! Тем более, ты мне даже не объясняешь толком, в чем дело!

– Я не могу объяснить! – сказал Нараск с неожиданным отчаянием, и, тут же изменив выражение лица, снова заговорил спокойно-ласковым тоном: – Ятенька, на самом деле мы все ходим под этим произволом судьбы. Никто не сказал, что если мы пойдем с Риган и Олегом, кому-то будет хоть немного лучше. Поверь мне, скорее наоборот. Поэтому мы идти не должны.

Дальше, как я ни уговаривала мужа, ничего не менялось. Наконец я просто так устала и наплакалась, что посреди фразы свернулась клубком на кровати и уснула.

Время для меня началось ужасное. Выматывающие разговоры у нас стали случаться каждый день, потому что я ничего не могла понять, а Нараск, видимо, ничего не хотел объяснять, хотя, судя по его виду, мучился не меньше меня. У Риган я не появлялась, а Иванычу сказала что-то неразборчивое: тот не стал больше расспрашивать, поглядел на меня жалостливо и с обидным пониманием вздохнул:

– Говорил я тебе, вначале у мужа спроси. У него, видимо, там свои какие-то соображения. Да и ладно, вы и не обязаны.

Мы-то были не обязаны, однако ужасное чувство, что я теряю одновременно и мужа, и всех друзей, меня не покидало. Четыре дня я по-всякому пыталась разговаривать с Нараском, а на пятый совсем замолчала и стала думать.

За окном завывал ветер и сыпал мелкий снег – сейчас наш дом находился как раз на границе снежной зоны; Нараск снова задержался в своей аптеке, очень может быть, нарочно, чтобы поменьше говорить со мной, а я лежала на кровати, подложив руки под голову (они утонули в волосах, как в паутине) и глядела в темный потрескавшийся потолок. И думала. Получалось, что если я ничего не сделаю, то потеряю и мужа, и друзей. Друзей – понятно почему, а мужа… Я же его все равно разлюблю, не из-за обиды, а потому что, оказывается, со мной все это время был совсем другой человек, не такой, как я себе придумала, глядя на его красивые глаза и ласковую улыбку. «Романтика, доченька, – это хорошо, – вспомнила я слова мамы, сказанные неожиданно-озабоченным тоном, когда она помогала мне наряжаться перед свадьбой. – И познакомились вы прекрасно, и родство душ у вас – это замечательно, но, главное, чтобы вы хорошо жили, когда романтика кончится». «А зачем ей кончаться?» – удивилась тогда я. «Низачем, просто так уж получается. Всю жизнь на красивом знакомстве не построишь».

Сейчас мама, конечно же, полюбила Нараска и много раз мне говорила, что зря они с папой за меня тогда волновались… А вот выходит, что вовсе и не зря. Что же получается? Если я останусь, не будет ни друзей, ни мужа. А если пойду одна, без Нараска, то у меня в любом случае останутся хотя бы друзья. Это все же лучше, чем ничего…

Тут мне пришлось встать, чтобы протереть красные глаза, смахнуть слезы с щек и ушей и высморкаться. Как раз когда я сворачивала совершенно мокрый носовой платок, пришел Нараск. Я посмотрела на него и поняла, что если я сейчас же не скажу, что хотела, он снова меня заговорит. Поэтому я торопливо глотнула воздух и сдавленно начала:

– Подожди… В общем, я решила. Я обязательно пойду в Закрытый лес с Риган. Мы с детства дружим… Ну, я ее не брошу. А ты… Я понимаю, ты с ними со всеми недавно знаком… Они тебе никто… Ты можешь не идти… А я пойду.

Выражение лица мужа, пока я говорила, менялось так сильно, будто передо мной прошло сразу несколько разных Нарасков. Был Нараск обычный: терпеливый и ласковый, был сильно удивленный, а потом он вдруг сменился яростным, с потемневшими глазами и даже как будто искаженными чертами лица, но прежде, чем я испугалась, ярость сменилась безнадежным тихим отчаянием. Я уже замолчала, а он, похоже, несколько раз пытался начать говорить, но не мог из себя выдавить ни слова. Только через три минуты ужасной звенящей тишины он, наконец, прошептал, глядя вниз:

– Что же ты делаешь, Ятенька… Ты думала, я так боюсь идти, что останусь тут, если ты пойдешь? Правда, я боюсь, но не этого.

– А чего ты боишься?

– Сама скоро увидишь, когда мы войдем в Закрытый лес, – сказал Нараск каким-то совсем уж не своим голосом. Я подумала было, что он сейчас вообще уйдет из квартиры, но он, наоборот, подошел ко мне, сел рядом и обнял меня так крепко, будто через пять минут мы должны были расстаться навсегда.

– Ну что ты… – начала я уже без всякой уверенности и решимости, пытаясь разглядеть его занавешенное волосами лицо в слабом свете, падающем из окна. – Если бы ты мне хоть что-то объяснил… Риган – моя лучшая подруга… Ну, хочешь, я ради тебя останусь тут?! – вырвалось у меня помимо воли, о чем я мгновенно пожалела и застыла в страхе, что муж сейчас уцепится за эту фразу и согласится. Но он только покачал головой:

– Нет, видимо, надо идти. Ничего не поделаешь, Ятенька. С судьбой спорить нельзя.

Согласие мужа я, конечно, получила, но радости это мне не прибавило нисколько. Когда мы на шестой день собрались вместе, обсуждая, что будем делать и как себя вести в Закрытом лесу, Нараск сидел рядом со мной, напоминая безрадостную тень самого себя. Алла и Буллан, судя по их громкому ехидному перешептыванию, это заметили. Я сердито глянула на них: они явно решили, что Нараск спал с лица от страха. Риган и Иваныч, конечно, тоже это все увидели и также о чем-то зашептались, но скорее сочувственно и беспокойно, после чего Иваныч напрямик сказал:

– Слушай, Нараск, если вы из-за нас поцапались, так этого не надо. Это ведь на самом деле наши проблемы.

– Я тоже это говорил,– отозвался Нараск негромко, – но Ятя хочет идти с вами, так что и я пойду с ней.

– …Барабанного боя тут не хватает! – прервав короткую тишину, рассмеялась Алла. – Или торжественной музыки, как у нашего моря.

– Хотя мы вроде тоже согласились пойти, но не так трагично! – хмыкнул Буллан.

– Вы-то да, – недовольно прервал их Иваныч. – А этот парень, между прочим, в Мантиле жил, откуда легко в лес попасть. Ты там бывал? – вдруг спросил он у моего мужа прямо. И Нараск так же прямо ответил:

– Да.

– Ой, а ты мне не говорил… – изумилась и даже обиделась я. – Почему же сразу не объяснить было…

Остальные тоже зашумели, но Олег прервал их решительным:

– А ну тихо! Чего галдим-то? Ну и ты тоже хорош: до последнего дня ничего не говорил. Мог бы рассказать, что и как, мы бы получше подготовились.

– К походу в Закрытый лес нельзя подготовиться, – сказал Нараск без выражения. – Там слишком много всякого. Вообще, важнее всего умение, если что, быстро бегать, поэтому чем меньше вещей у вас будет, тем лучше. Что еще сказать?.. К Черным Монахам, камышовым существам и прочим ни в коем случае нельзя подходить близко. Ночью идти нельзя, но это не так страшно, потому что там много мест для ночлега, их обычно знают все проводники. Грибы и ягоды не отравлены, и ту еду, что лежит в кладах, тоже можно есть. Колодцы опасны, но про это все проводники знают. Поляны непредсказуемы, потому что с них может выскочить кто угодно, и неожиданно. Вообще в лесу все будет казаться непривычным и искаженным, кое-где может без причины охватывать страх. И люди, и существа могут изменяться у вас на глазах. Придется привыкнуть.

– Да уж, привлекательное местечко, – поежилась Алла: на ее лице не осталось и тени улыбки. Иваныч же деловито сказал:

– Ну спасибо, теперь хоть яснее. Ты в лесу лекарственные травы собирал? Может, пригодишься нам: тропинки-то знаешь, наверное…

– Может, пригожусь, – чуть наклонил голову Нараск. – Но тропинки вам покажет проводник.

– А крючконосы эти… – вступил Буллан, рассеянно отколупывая кусочки краски с угла стола. – С ними вообще как, договориться можно?

– С восточными крючконосами можно говорить, но они редко встречаются. Большая часть перебралась в города, например, в Мантиле их много. С западными – нет. Разговоров у вас не получится. Тем более, что придете вы не говорить с ними, а грабить их. К ним просто нельзя приближаться: лучше, как увидите, сразу бежать.

– Мда, – Иваныч усиленно потер переносицу. – А как западных от восточных отличить-то? Поди пойми, от кого бежать, от кого нет…

– Бежать лучше бы от всех, – посоветовал Нараск, невесело усмехаясь. – На всякий случай. А так… Вроде бы говорят, что у всех восточных темные глаза и одежда красных оттенков, а у западных одежда в синей гамме и глаза зеленые или голубые. Голоса у восточных несколько… писклявые, а у западных гораздо ниже и с громом.

– С чем? – удивились мы.

– Услышите – поймете…

– А ты сам слышал? – не выдержав, спросила я мужа, просто пораженная огромным количеством сведений, которые он от меня скрывал.

– …Да, – ответил Нараск после небольшой паузы, и мне показалось, что он соврал. Боже мой, ну зачем?!

Остальные, которые не так хорошо умели различать оттенки Нараскового голоса, ему вполне поверили. Иваныч хотел еще что-то спросить, но он сказал, что больше ничего не знает, и остаток встречи просто сидел молча, покачивая головой и иногда закрывая глаза. От меня при этом не отстранялся, наоборот, крепко сжимал мою руку, так что я понимала, что он не обижается, а действительно сильно волнуется. Но, видимо, пока мы не войдем в лес, я так и не пойму, в чем дело…

Когда мы вышли из дома Риган, Нараск неожиданно сказал мне:

– Пойдем прогуляемся, Ятенька.

– Ну пойдем… – согласилась я нерешительно и подала ему руку.

Мы пошли бродить по городу в постепенно спускающихся сумерках. Заглянули к морю, которое было плоским, как блюдце, и даже поленилось испугать нас волной, к реке, мелкая часть которой подмерзла из-за того, что пришлась на снежную зону, и, наконец, поднялись на большой холм в центре Онса, заросший деревьями с желтой корой, чтобы попасть к Центральной башне.

Башня возвышалась посреди холма-парка, теряясь шпилем в сумерках. С ее подсвеченной маленькими розовыми лампочками винтовой лестницы, когда мы подошли поближе, как раз сбежало несколько припозднившихся туристов. Один из них попытался выразить нам свое удивление, что у нас «одновременно и зима, и весна, и осень, и лето», но мы промолчали и начали подниматься.

Наверху была маленькая площадка, выложенная разноцветным кафелем, с круглым столиком и несколькими стульями. Прямо из столика толстой блестящей спицей рос шпиль, на его конце горела яркая желтая лампочка. Не сговариваясь, мы обошли стол и встали рядом, опираясь на ограду площадки. Здесь было светлее, чем внизу, и можно было разглядеть расстилающийся вокруг вечерний Онс, на четверть заснеженный, на другую четверть покрытый желтыми листьями, а на остальные две четверти – зеленый. По нему тянулись цепочки огоньков: фонари, окошки, магазины… Я посмотрела на знакомый профиль Нараска, потом снова вниз, и наши непонимания и обиды показались мне такими же мелкими, как фонари и домики, видимые с башни. Зачем нам ссориться? Ну, пускай он не говорит мне чего-то, но он ведь меня любит, это я вижу совершенно точно!

– Мы с тобой, когда познакомились, почти так же гуляли, – вспомнила я, кладя голову ему на плечо.

– Да, Ятенька, я помню, – ласково отозвался он. – Поэтому и предложил пройтись. Мало ли, как потом сложится.

– Ты считаешь, что мы оттуда можем не вернуться?!

– Конечно, можем. Хотя этого не будет, скорее всего. Просто даже если все обойдется относительно благополучно, много что изменится… За что ты меня любишь?

– Что?.. – опешила я от такой резкой смены темы. – Ну… Я точно не знаю. Вроде бы… За все. А это очень важно, за что точно?

– Пожалуй, – абсолютно серьезно кивнул Нараск.

– Ну… Вначале, когда я тебя увидела, мне понравились твои глаза, у них было какое-то такое… Выражение… Что я… – тут я сбилась и замолчала, не зная, что еще добавить.

– Что ж, – непонятно сказал муж, – может быть, и есть какая-то надежда. Пойдем домой, Ятенька, у тебя пальто легкое, еще простудишься.

Он первым пошел вниз по винтовой лестнице, а я шла следом, в недоумении машинально теребя растрепанную косу, глядя в его затылок и решительно не понимая, как связана надежда и то, что мне понравились Нарасковы глаза.

Следующее утро выдалось солнечным и безветренным. Онс наполнился гуляющими жителями и туристами, только мы все, молча шагающие к метро, были невеселыми. Впереди, как ни странно, неслись Алла и Буллан – точнее, Буллан тащил Аллу, которая шла с меньшим энтузиазмом; потом размеренным шагом, почти попадая в ногу, шествовали Риган и Олег, судя по их спинам, полные суровой решимости; ну а в самом конце, немного отставая, неровными сбивчивыми шагами плелись мы с Нараском, измученные переживаниями предыдущих дней и почти бессонной ночью. То есть я-то заснула, но проснулась посреди ночи от того, что муж сидит рядом и пристально на меня смотрит. Заметив, что я открыла глаза, он усталым голосом сослался на бессонницу и попросил не обращать на него внимания, но я, конечно, этого сделать не могла: так мы и просидели вместе всю ночь, говоря на какие-то незначительные темы. Потом под утро я снова задремала, проснулась где-то через час и увидела, что Нараск по-прежнему не пытается спать, а сидит за столом и что-то пишет.

– Ты что там делаешь? – поинтересовалась я сквозь сон. – По работе указания оставляешь?

– Да, указания, – согласился Нараск и, сложив лист бумаги, куда-то его убрал – куда, я не поняла, потому что снова уснула.

Теперь я медленно шла рядом с мужем, удивляясь, каким неровным стал его обычно размеренный шаг, и гадая, что нас ждет в Закрытом лесу. Вот уже показался вход в метро, и мы, гуськом пройдя в него, двинулись к эскалатору. С тем, чтобы скатиться с него, произошла небольшая заминка: для Аллы с Булланом это было непривычно, но долго помяться на месте им не дал Иваныч, который размашистым движением толкнул Аллу в спину и направил по тому же адресу нерешительно севшего между бортиками Буллана.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69560692) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.