Главная страница | Ужасы | За хутором Марьин тупик

За хутором Марьин тупик
Андрей Николаевич Толкачев


Сборник городских легенд и деревенских ужасов от автора романа «Падший ангел», коллекции рассказов «Ведьма живет на краю деревни». Путешествие в самые глубины тьмы, там где проклятые места, заброшенные деревни, темные люди, заговоренные вещи, провидческие сны, столкновение с неизведанным, где мрак ночи, ведьмы, колдуны, призраки, наговоры и воскрешение из мертвых. Но как понять "темные миры"?





Андрей Толкачев

За хутором Марьин тупик

Сборник новелл и рассказов





Таинственная история с группой походников в горном ущелье


Non sиm qиalis eram[1 - Я не тот каким был прежде]



Часть 1

Грохот камней в горах для Скоробогата был привычным, привычней некуда. Не раз бывал в таких местах, еще со студенчества, хотя только стукнуло тридцать. Здесь есть оговорка, в Универе все считали, что Скоробогату за тридцатник.

Едва группа перешла горную речку, спустилась в ущелье, и по мелководью дошла до места стоянки, – как загремело: в ближних горах произошел обвал. В этот раз камнепад был как дождь в Таиланде, – отметил Скоробогат, – неожиданный и скорый. Хорошо, грохот не застал людей во время спуска по веревке, всякое бывает.

Он решил поделиться ощущениями с группой, но лишь успел заикнуться, как перебила эта тараторка Жанна, – никакого уважения к организатору группы, а ведь хотел поддержать всех морально, – по его давнему наблюдению, что к камнепаду нельзя привыкнуть, – обвал или гром на небе, где-то загремело – вздрагиваешь, – вот и в этот раз только спустились в ущелье и ба-бах!

Илона вспомнила Пшавелу: «И вздрогнули горы, и с гор посыпались камни в ущелье».

Так вот. Скоробогат, так сказать «прозондировал» вопрос, бывалые альпинисты говорят: камнепад «словить», когда еще на подъеме – быть беде, в общем, примета плохая.

Пока Жанна выясняла свои проблемы, Скоробогат передумал обсуждать местные камнепады: в группе все бывшие сокурсники, пугать их не стоит, и без того дрейфят, – взял-то всего четверых, тем не менее скоро начнут ныть: «куда привел?», «лучше места не нашел?», «почему не предупредил?». Вот народец интересный, друзьями никогда не были, а в такой сложный для них поход отправились, стоило только свистнуть, – так рассуждал Скоробогат.

Правда, один человек тут с ним в походе побывал, – Илонка. После того, что между ними произошло в том студенческом походе, ему показалось очень странным, что она согласилась, когда ее позвала Жанна. Илона тогда сильно обиделась, – странно, девушка делает недвусмысленные знаки, – ну, мужчина не удержался…, а она надулась, – так рассуждал Скоробогат. Он гордился своей мускулинностью, простотой и «здоровым», как он говорил, упрямством. Илона с того времени изменилась, стала более замкнутой, а еще приобрела выносливость, гибкость, где-то научилась вязать узлы и профессионально спускаться по веревке. Стало быть, зря времени не теряла, поднаторела на этом деле. Сегодня совершили вертикальный спуск – 9 метров, так она сама справилась, еще и Жанне помогла. Похудела по сравнению с Жанной. Ну-ну. Готовилась наверняка, значит, простила меня, да и сегодня она наверняка заметила, когда зашел разговор о природе мужчин и женщин, все ребята были на моей стороне, – так рассуждал Скоробогат.

Группа оставила рюкзаки на стоянке и сейчас столпилась вокруг каменной пирамиды.

– Да хорош шептаться, – проворчал Скоробогат.

– А кто шепчется? – спросили из группы.

– Да Копыто, кто ж еще! Хорош панику нагонять, говорю. Жанна, ты так оглядываешься, будто я не прав? Ну, обвал, такое тут не редкость. Ну, до нас тут была другая группа, сложили пирамиду …Мы одни в ущелье. Больше – никого, я проверил, – Скоробогат выпрямился, от сказанных слов раздвинул пошире плечи, – так-то лучше, теперь он не такой щуплый, каким является на самом деле.

– Молодец, – Виктор Копыто проговорил это слово с иронией. Скоробогат знал: от Виктора поддержки ему не будет, поэтому надо смахнуть с головы комочки земли, и спросить на всякий случай:

– Виктор, твоя работа?

– Ты о чем?

– Ну пока я спускался, ты специально мне на голову песок сыпанул?

– А надо было?

– Смотри, шутник.

И все почему-то посмотрели на Виктора-шутника. Помнили, как Скоробогат нагрел его на крупную сумму «зеленых».

– Слушай, начальник, вот мы веревку оставили, а если ее украдут или обрежут? – спросила вдруг Жанна.

– Для потехи, да? – и начальник Скоробогат показывал готовность парировать любой вопрос.

– Угу.

– В горах исключено.

И тогда Скоробогат вдруг наорал на Алекса и Копыто. Обозвал их.

Его ругань прозвучала несуразно, явно не к месту, будто зло копил давно, и вот выплеснул.

– Шутки с веревкой и этими камнями исключены, а орать и оскорблять товарищей – это в порядке вещей, – так Жанна прокомментировала события. – Илона, ты меня не поддержишь? Тебя все устраивает? Я когда тебе позвонила, была уверена, ты откажешься. Интересно, зачем ты вообще в поход пошла? О! Я знаю, сейчас мы на Скоробогата наденем шапку Мономаха, а ты сфоткаешь.

– Ну ладно, погорячился, – Скоробогат включил «задний ход».

– Да нет, все «норм». Казус Белли на прицеле, – Жанна никак не могла успокоиться.

– О чем ты? – растерялся организатор.

И тут Жанна сказала Скоробогату «правду-матку»:

– О Литвинове. Знаем, как ты с ним на восхождение ходил, да не дошел. Чего в лагере-то остался? Страшновато стало? Как мы понимаем, нас собрал искупить позор. Все неопытные, можно мастер-класс показывать, оскорблять.

– Что ты несешь! – защищался Скоробогат. – На том восхождении у меня был вывих, шел через боль. Тебе любой из экспедиции подтвердит. Потом надо знать такую вещь. Когда идут на восхождение, применяется простой, но действенный метод акклиматизации – «зубья пилы». Днем – на высоту, а затем спускаетесь обратно для ночевки. Поэтому обратно вечером спускались все, а не я один. Узнай сначала, потом говори.

– Чего вы к нему пристали? – вступился за Скоробогата Алекс.

– Нет, а нас он зачем сюда позвал?! – не унималась Жанна.

На этот вопрос ответа не последовало. Все дружно смотрели на высокую пирамиду из камней.

– Тебя никто не звал! – сказал Скоробогат Жанне. – Можешь уходить отсюда.

Жанна пошла к Илоне, которая оставалась на стоянке.

– Ну хорош! Брейк! – в качестве рефери вмешался Копыто. – Давайте разберемся с этой пирамидой. Нас – пять человек. Мы спустились по веревке, пошли по узкому проходу, между скал…

– …Между Сциллой и Харибдой, – добавил Скоробогат. – Так альпинисты это место называют.

– Да, между Сциллой и Харибдой, – согласился Виктор. – Но пирамиды здесь не было. Мы прошли по мелководью туда и обратно, была бы – увидели. Вышли, где намело песок. Оставили два рюкзака девчонок. Именно здесь Жанна, не хотела идти мимо вон той скалы. Истукан ей мерещился… Потом поднялись на площадку, бросили свой груз, и вернулись сюда за рюкзаками девчонок.

– Ну и? – горел нетерпением Скоробогат.

– Смотри! Когда мы прошли здесь полчаса назад, никто из нас вот этого не видел, – Копыто в который раз показал на высокую рукодельную конструкцию сложенных друг на друга плоских камней, которые неизвестно как держались и не падали.

– Не маши руками, – развалишь, – забеспокоился Алекс.

– Вы прикидываетесь, «типа» не поняли, что здесь кто-то есть? – не унимался Виктор.

Скоробогат выломал прут, и как доказательство теоремы стал писать цифры и комментировать:

– Мы сюда вернулись через двадцать пять минут от места, где оставили рюкзаки, построить пирамиду за такое время нереально. В ней семнадцать камней. Вы подумайте, как человек за это время сложит их друг на друга. Засекайте время.

Он ушел, притащил камни и начал складывать.

– Вот я принес камни – сейчас попробую. Один камень, второй, третий, четвертый, кладу, уже шатается, пятый, шестой, седьмой… Упали. Мы шли, и здесь уже стояла пирамида. Устали – не заметили. Вы сами сейчас разошлись в разные стороны – все обшарили – нигде никого.

Алекс предложил позвать девчонок, предположив, что они заметили камни.

Но Копыто его остановил: – Брось, они не в настроении, между собой цапаются.

– Стойте, Илона вроде отлучалась, когда мы подходили к стоянке…, – вспомнил Скоробогат.

– Так она не в эту сторону пошла….

– Ну, – Скоробогат похлопал Витюша по плечу. – Может заметила чего? – Скоробогат напрягся, ему определенно ситуация не нравилась. Илону он не приглашал, Жанна зачем-то ее потащила, но тут выясняется, что они с Жанной не особо общались. Странно.

– Заметила и молчит?

– Ну окей! Скажу только, не забывай закон малых чисел. Держи ухо востро. Теперь об этом чуде света, – Скоробогат показал на пирамиду. – По вашей версии что получается? Какой-то человек здесь находился до нашего прихода, спрятался, затаился, – мы прошли, а он давай камни таскать откуда-то и складывать в кучку. Ну, бред же? Прятаться негде, Илонка знает, – тут не спрячешься. Или другая версия – он вслед за нами спустился в ущелье по нашей или своей веревке, увидел, что мы несем рюкзаки на место привала, натаскал камней, сложил такую пирамиду и убежал. Зачем?

– Напугать, – вдруг оживился Алекс.

– Не реально. Понимаешь? Не реально, – не соглашался Скоробогат.

– Не реально, что десять наших глаз не увидели этого, – доказывал «очевидное» Алекс.

– Копыто, ты куда?

– Наверное, за девчонками, – предположил Алекс.

– Ясно.

Походники досконально изучили камни в пирамиде: форму, размер, цвет, – искали секрет конструирования. Не нашли. Попытались определиться, что делать: бояться или удивляться – не определились.

Плоские камни разных размеров просто лежали друг на друге, и было совершенно непонятно, как такая конструкция не разваливается.

– Что интересно, поблизости нет ни одного похожего камня, – сделал первое открытие Копыто. – Значит, камни нужно было принести откуда-то, – он сделал тут же и второе открытие.

– Я сколько нашел? Семь камней, – Скоробогат показал камни, которые притащил для эксперимента.

– Но семнадцать камней за раз не принесешь, – сделал третье открытие Копыто.

– Ребята, мне страшно, – первый сигнал о страхе принадлежал Жанне, – давайте уйдем отсюда.

– Ты уже купальник одела, куда нам переходить…, – сказал Копыто.

– Не одела, а надела, – поправил его Алекс.

– Не важно. Илонка, а ты чего не переодеваешься? – спросили все хором.

– Сюрприз, – ответила Илона.

– Девчонки, вы не заметили ничего подозрительного? – Скоробогат еще раз попробовал выстроить пирамиду и попутно проводить расследование.

– Ты о чем?

– Ну мало ли…

– А вдруг это знак? – спросил Алекс, кивая на пирамиду камней.

– Ну начинается…, – Скоробогат махнул рукой, – знаки, секты, жертвоприношения еще скажи…

Алекс подошел к пирамиде ближе всех.

– Ты что-то заметил? – спросила его Илона.

– Смотрю, они как минеральные агрегаты, сросшиеся кристаллы. Между ними будто есть притяжение. Но мы его не видим. Видимо тот, кто складывает, чувствует: между какими камнями притяжение больше, а между какими – меньше. Поэтому у нас сложить такое не получится. Хотя среди нас тот, кто может это сделать, но давайте так, если этот человек сам не захочет признаться, я выдавать не буду.

– Вот это поворот! – удивился Скоробогат. – Прямо «тайны Мадридского двора». Ты еще скажи, что это Илона или Жанна.

– Действительно, есть скептики, которые не верят, что между камнями притяжение больше, чем между людьми, – философствовала Илона, и тут же оглядывалась на Жанну, которая иронично замотала головой, сказала: – Да, Жанна, ты любила собирать камни, в твою сторону ветер?

– Да когда она бы их сложила? Вы в своем уме? – возмутился Копыто.

– Жанна, а помнишь ты про камни рассказывала, что они берут энергетику человека? – спросил Алекс.

Жанна предпочла промолчать.

– Так это общеизвестно, но кто мне ответит: зачем их так складывают? – Копыто начал свое расследование.

– Да подожди, – перебил его Алекс. – Жанна года два-три назад рассказывала, как человек, энергетически заряженный, передает камням энергию, взаимодействует с ними и может складывать такие пирамидки.

– Ага, кто из нас энергетический вампир, признавайтесь? – спросил Скоробогат.

– Это не шутки, – обиделся Алекс.

– Ну про энергетику еще будет время поговорить! Топаем в лагерь. Еще палатки ставить, ужин готовить…, – Скоробогат явно сворачивал разговор, хотя присел, и вдруг предложил разобрать чужую пирамиду и в том же порядке сложить.

– После ужина?

– Сейчас.

«Восьмое чудо света» развалилось за доли секунды, – взялись складывать «девятое». Но чуда больше не случилось. На шестом камне построение рухнуло. Скоробогат попыток не оставил, хотя было ясно, что почти два десятка камней вернуть в то же «магнетическое» состояние ему не удастся. Он все же уговорил шестой камень – нашел ему более-менее устойчивое положение, но седьмой камень, хоть и подключился Алекс, пикировать начал сразу, давая понять, чтобы с ним зря не возились.

– Жанна, попробуешь? – предложил Алекс. Та отказалась и предложила в свою очередь кандидатуру Илоны, но Илона отказалась наотрез.

– Допустим объявился чужак. Смотрите, река выходит из-под той горы, где мы спустились по веревке, и заворачивает под эту. Чужак должен был там вынырнуть, притащить камни, построить и нырнуть обратно, опять же за двадцать пять минут, да еще мелко, да еще течение, – Скоробогат начал заметно нервничать. – Повторяю: мы пирамиду просто не заметили.




Часть 2.



Остатки вечера прошли уныло, с установкой палаток и готовкой ужина. Бывают моменты, когда все члены группы похожи друг на друга, можно представить себе человека, потерявшего что-то нужное, и вот он ходит, ходит по кругу и никак не может ее отыскать.

Из-за неровного ландшафта три палатки пришлось разбросать по площадке ущелья. Палатка девушек – за большим валуном, одиночка Скоробогата оказалась у подножия реки, а палатка Алекса и Виктора в центре островка.

Ужинали в темноте, у костра. Покурили, быстро разошлись, даже не тронули гитару. Да, еще обсудили «дежурство», мигание фонариками на случай опасности, и подъем в семь утра.

Ночью все замерзли. С палаток выскакивали, натирая плечи и бежали к костру. Скоробогат напомнил о термобелье, – как выяснилось, его взяли, – не помогло.



Утро наступило на дежурстве главного походника, он заготовил дрова, запалил костер, вскипятил воду, конечно хотел сходить к камням, но одному идти? Нет уж.

Виктор выскочил из своей «двушки» и первым делом смотался к скалам. К чаю возвращался с каким-то блаженным видом.

– Ну что там? – не разворачиваясь и не поднимая головы, спросил Скоробогат. Он уже колдовал над завтраком.

– Пошли! – все, что вымолвил идущий. Виктор был любитель сюрпризов и умел их долго держать в секрете.

Пирамида вновь была водружена на том же месте, как вчера, из тех же семнадцати камней.

– Да ладно, – не верил своим глазам Скоробогат, – Так, давай восстановим, кто у нас, когда дежурил. С двадцати трех до часа – Жанна и Илона, с часа до трех – Алекс, с трех до пяти – ты, и с пяти до семи – я.

Он пошел проверить веревку, махнул Виктору, чтобы следовал за ним, и по пути стал разговаривать сам с собой.

– Интересно, кто ночью приходил сюда? – Виктор постарался погромче озвучить свой вопрос.

– Я не ходил, ты, значит, тоже, – установил Скоробогат.

– Надо спросить остальных, – сделал вывод Виктор.

Тут Скоробогата потянуло на признания:

– Слушай, я вчера был не прав. Кто-то их строит и не дает о себе знать. Выходит, посылает нам знак. И наверняка ждет, какая последует реакция. Но как на это реагировать, черт возьми.

– Да хорош, уже не смешно.

– Да нет, смешно. Но я не это хотел сказать. Ты извини меня за тот случай, когда с деньгами так вышло. Меня там кинули по-крупному. Разве я сам бы не отдал. …Ты не в обиде?

– Отдашь потом. А веревка на месте. Шутник балуется с камнями, а веревку нам оставляет. Намекает, чтобы мы ушли с этого места.

Вернулись в лагерь. Из палатки выбралась Илонка, – под пледом она вся ссутулилась, сжалась и семенила к костру. Куда-то делся ее вчерашний задор.

Освободили ей место у костра, в самом центре бревна.

– Всем доброе утро! – приветствовала Илона, глядя на огонь, и в свойственной ей манере выдала рассказ: – Ночью снились кошмары, да еще мы замерзли дико. Ну это вы знаете. Однажды со мной уже такое было. Отправились мы с отцом на Хопёр, на ночную рыбалку (сом хорошо идет ночью), луна полная, нависла над рекой, а клев никакой. Ушли спать, но от холода я выбралась из палатки. Тихо-тихо, светло как днем, закуталась, сижу у воды, слушаю комаров, лезть в палатку не хочется. Вытаскиваю спальник, бросаю на песочек, ныряю в него. Передо мной лунная дорожка в серебре – лежу-«кайфую». А рядом ивушка склонилась, ветки в воду, убаюкивает меня, – я согрелась…, задремала…, тут шепот невнятный…, настойчиво так шепчет, а кто и о чем шепчет, – не разберу. Пророчество о чем-то. Проснулась, глазами вожу – никого. Вскочила, зуб на зуб не попадает, запалила сигарету, затянулась, – озираюсь, глаза «тру», девушка под ветками стоит, волосы свесила перед собой так, что лицо закрыто.

Илона выдохнула, замолчала.

– А чего ты в кроссовках Алекса? – спросил Скоробогат, а у него «глаз-алмаз».

– Не знаю, свои не увидела, а эти стояли перед нашей палаткой.

– Так он сейчас босой придет?

– Ну да. В мои же не влезет.

– Так, кроссовки подождут, чем сон закончился? – видно было Виктор погрузился в тему Илоны.

– Девушка растаяла. Ну как туман… Мурашки по коже, правда?

– А кто это был? – ирония постучалась к Скоробогату.

– Не разобрала, я там куда-то «запырхалась», гляжу, ее нет.

Тогда Виктор спросил о значении подобных снов. Илона лишь пожала плечами.



Алекс из палатки вылез взъерошенный и босой, и по воде прямиком туда, к пирамидам. Подождали. Вернулся. Пошли вместе с ним.

Новая конструкция стояла во всей красе, – похожая на ту, что вчера разрушили. Стояли молча, как над могилой. Шли молча, как с кладбища. Ну еще заглянули на место спуска, – никаких изменений, веревка на месте, как приглашение к новым поискам.

Аппетит пропал. Каша и чай стояли в сторонке, но были еще теплые.

– Есть тут кто?! – закричал Алекс в пространство.

– А чего Жанка не идет? – спохватился Скоробогат. – А? Илона.

– Придет.

Через десять минут не выдержал Алекс, быстро пошел к женской палатке. Вернулся еще быстрее, лицо белее снега. Жанны там не оказалось.

– А ты когда встала, она была там?

– Ну да.

– Ты уверена?

– Кроссовки и шлепки ее там лежали.

– А сейчас лежат?

Проверили. Вещи Жанны были на месте, выходило так, что если она куда-то направилась, то босиком.

Набрали ей по вотсапу – с интернетом перебои, позвонили по телефонной связи. Из палатки заиграл ее рингтон, – Жанна покинула палатку без телефона, хотя никогда с ним не расставалась.

Илона посмотрела вещи – она вспомнила, что оставляла крем на спальнике – он так и лежал.

Решили по веревкам подняться наверх, в лес, за минусом Алекса, – его оставили в лагере. Если что, он подаст голос, и поисковики вернутся.

Скоробогат теперь стал куда более подозрительным, чем был вчера, вот он заметил, что веревка чуть сдвинулась на камнях и сильнее протерлась, вот он стал допрашивать Илону о том, откуда у нее навыки Маугли при лазании на веревке, ведь она вроде бы дизайнер.

– А ты, стало быть, Шер-Хан или Акела или кто там еще? – Илона еще раз подтвердила, что ни одну колкость не оставит без ответа.

– Ну, ладно, ладно, – отступал Скоробогат.

Но Илона знала, что следующая его атака не за горой. Так он скорее всего делает попытки оправдать себя за тот поход, когда он много чего натворил, и это ему сошло с рук, так думала Илона.

Между тем прояснили один момент, пропавшая Жанна не могла сама подняться по веревке без посторонней помощи. Ей кто-то помог, возможно она того человека знала, раз ночью пошла с ним. Но все ночные «дежурные» отрицали, что во время их смены она могла пройти незамеченной, даже из палатки не выходила.

В лесу Скоробогат вызвался проверить высокий обрыв, Витюш ушел на тропу, где группа сделала пометки на деревьях. Илона взялась исследовать следы и примятую траву. На ней были кроссовки Жанны, – выяснилось, что Жанна ушла в треккинговых ботинках Илоны. Скорее всего, чтобы попасть в лагерь ночного гостя, Жанне пришлось карабкаться с ним по горам.

Крик Алекса не заставил себя ждать.

Крик тревожный. Нашел Жанну или обнаружил что-то в вещах.

– Зачем я с вами связался? – роптал Скоробогат.

– В следующий раз набор по тесту Роршаха, – на колкости Илоны Скоробогат уже не оглядывался.

Витюш вдруг увидел ее глаза и ошалел: они были наполнены ненавистью.

Вернулись. Оказалось, Алекс зря времени не терял – нашел записку.

«Ребята, за мной зашел друг из соседнего лагеря. Завтра вернусь. Ждите, а то я потеряюсь. Всех целую. Жанна».

Илона подтвердила почерк. Зацепились за слово «Завтра». Указанный ею срок возвращения зависел от того, записка была написана до полуночи или после. На всякий случай еще раз поднялись по веревке, звали-кричали, прошлись по округе. Тишина, никого поблизости, даже других отрядов.

Что за мифический друг, – понять было невозможно. Скорее всего, знакомый Жанны тоже в походе, шутки с построением пирамид и ночное приглашение Жанне – его работа. Заготовили дрова. Решили вернуться в лагерь и дождаться Жанну. Больше всего настораживало то, что она не взяла телефон. Вечером он как раз зазвонил, – ответили, – подруга Жанны не смогла подсказать, кто из знакомых пропавшей сейчас в походе.

Ночь мужская часть коллектива поделила на троих, – Илону отправили спать.



3.

Ранним утром, когда Скоробогат с Илоной грелись чаем, Виктор выбрался из палатки с запиской.

– Ты когда вышел с бумажкой, я сразу понял: несешь третье послание.

– Да уж, «Третье послание Иоанна».

– Серьезно?

– Шучу, такой же текст. «Ребята, за мной зашел друг из соседнего лагеря. Завтра вернусь. Ждите, а то я потеряюсь. Всех обнимаю. Алекс». А вот его телефон.

Скоробогат начал трясти Илону за плечи, она как будто теряла сознание.

– Скоробогат. Я знаешь, что подумал, Алекс воспроизвел текст с записки Жанны, а записка Жанны хранится у тебя. Ты как это объяснишь.

– А никак.

– Твой прикол?

– А ты вроде как подозреваешь, да?

– Ага. Потому что текст он не помнил.

– А ты посмотри на себя. Как ходил к психиатру и по какой причине, это тебе напомнить? – спросил Скоробогат. – Так что давай не будем.

– Еще есть версия, – сказал Виктор, будто не слышал слова Скоробогата, – Он мог записку сфоткать и нам для прикола воспроизвести?

Они сравнили две записки. Текст абсолютно совпадал, но написан был разным почерком. Скорее всего Алекс там же, где Жанна. Скажем, у тех же «друзей». Жанна не позвонила, Алекс скорее всего тоже, – Скоробогат впервые почувствовал саднящую тревогу. – Смена Алекса была последней, с пяти до половины восьмого. Костер погас.

– Выходит, ночью перед ним появляется человек, которому он доверяет, он пишет записку, несет ее в палатку, не берет телефон, костер бросает на произвол судьбы, как и нас, поднимается по веревке и раненько так чешет к каким-то мифическим друзьям.

– Нет, все кажется нереальным, – сказал Виктор.

– К тому же Жанна и Алекс должны были сами подняться на веревке. А! Вот что хотел спросить, вас ребята. Может вечером кто-то из них что-то говорил? Жанна – Илоне, Алекс – тебе, Виктор?

Нет, припомнить никто ничего не смог.

Тогда Скоробогат в который раз взялся за разгадку этого ребуса.

– А почему именно их куда-то увели. Есть же смысл в том, что Жанну не забрали вместе с Илоной. Это раз. Два – каждый уходил поодиночке. Три – люди исчезают по ночам, в то время, когда все спят. Четыре – написаны одинаковые тексты. Пять – они не звонят, с ними теряется связь.

Скоробогат строил догадки. Участники его экспедиции разбегались в неизвестном направлении с непонятными мотивами. Что предпринять? Илонку оставить в лагере, отправиться в лес и зайти подальше? Да, лучше ее пожалуй оставить, вон она уже что-то увидела наверху и повела Виктора показывать. Ей теперь все будет мерещиться.

– Илона, остаешься. Мы пошли на поиски.

– Мне страшно. Мне кажется за нами все время кто-то наблюдает.

– Где?

– За моей спиной. Я показала Виктору.

Все напряглись.

– Как ты определила?

– Спиной, естественно.

– Ну, тогда мы можем сняться с лагеря и заявить о пропаже людей.

– Я Жанну здесь не брошу.

– Где?

– В горах.

– Не бросишь. Ее в живых может уже нет. Подумаем о спасении живых.

– Ты уже похоронил Жанну? – Илона внесла в вопрос столько укора, сколько смогла. – Хорошо, я передам ей. А кстати, среди нас есть хоть один человек, которому ты не сделал какой-то гадости? Может, для этого и в поход позвал.

– Так, закрой лавочку, хорошо?

– Как ты можешь так говорить о людях? Ты, Недоносок!

– Стоп, стоп, стоп, не горячитесь, – вмешался Виктор.

Скоробогат был в бешенстве, и скорее от своего бессилия. Он пнул котелок с водой и рванул вперед. Если это происходило на глазах того кукловода, который это задумал, то Скоробогат явно его потешил.

Виктор решил следовать за ним. Он успел сказать Илоне:

– Мы ненадолго. К тому же днем, судя по всему, эти люди не так опасны, к нам не сунутся. Знаешь, мы, когда поднимемся, веревку спрячем. К тебе никто не спустится. Да, ты не видела ножа? Такой, с костяной ручкой?

– Да, вон, в бревно воткнут.

– Я понял, это не тот. Значит, не видела. Ну ладно, жди нас. Если что, ори. Мы веревку спрячем.

…Между Сциллой и Харибдой обнаружили две пирамиды, – резонно, из лагеря исчезает человек и рядом с лагерем появляется пирамида. Исчезло двое – нате вам две пирамиды. Жанна и Алекс неизвестно где, живы ли. Веревка висела на месте. Трудно было представить, как Жанна ночью по ней поднималась.

– Я понял. Скорее с нами никто знакомиться не будет, – отметил Виктор и добавил неутешительный вывод: – Надо делать ноги, пока нас не перещелкали по-одному.

– Я тебе толкую об этом же.

– Но кому мы нужны до сих пор понять не могу.

– Не в этом дело. Это чья-то игра. Чудовищный сценарий, или проигрыш в карты или… С нами играют. Вдобавок, маловероятный, но тоже вариант: здесь орудует маньяк, который нас укокошит по одному.

Скоробогат напрягся:

– Ты хочешь сказать, что Жанны и Алекса нет в живых?

– Ничего не хочу сказать, но ловить тут нечего.

– Фуф! Не проверили, кроме ножа может еще что пропало.

Наверху, преодолев веревочный подъем, они резко повернули влево, еще позавчера Жанна с Илоной туда уходили до спуска в ущелье. Тропа обогнула пояс горы, и привела к небольшому выступу. Нашли окурок женской сигареты. Вернулись на главную тропу, опять нацепили веревку на крюк и спустились.

У реки три пирамиды. Злоумышленник не мог успеть спуститься по своей веревке, Значит, он здесь. По мелководью направились к лагерю.

– Илона!

У кострища ее нет. В палатках тоже.

Покричали – да где там…

Очередная записка ждала в палатке. Текст можно было не читать. Третья пирамида обо всем рассказала. По содержанию текст дублировал два предыдущих. «Ребята, за мной зашел друг из соседнего лагеря. Завтра вернусь. Ждите, а то я потеряюсь. Всех обнимаю. Илона».

Отличие между записками было в имени автора текста и почерке.

Если Жанна и Алекс пропали ночью, то Илона – днем.

Спешно стали собирать вещи. Не знали, что делать с палаткой девчонок, но было понятно, пять рюкзаков не утащить. Женскую палатку решили оставить, три рюкзака спрятать, и двинуться в путь, чтобы вернуться с подмогой. Кого звать на подмогу, было еще не ясно. Чем больше спешишь – тем хуже. Не все вещи помещались в рюкзаки, а бросать жалко.

– Ну что, пирамиды развалим? Пусть знает, что мы в курсе.

– А давай!

Но Скоробогат взял вдруг паузу. Как бы после развала пирамид не стало хуже. Он успел уже нарисовать себе не самые радужные картинки. Лучше не трогать построения и уйти по-тихому, – так порешили.

По веревке первым полез Скоробогат. Сначала подошел, недоверчиво подергал веревку. Поднимался медленно, с одышкой, остановками. «Что с ним?» – спрашивал себя Витюш. Преодолев две трети он остановился, затих. Прямо затаился. Явно что-то услышал и пытается разобраться в своих ощущениях. Виктор прислушался тоже, выждал сколько мог, а потом начал кричать ему, но Скоробогат не отзывался.

Что его напугало? Он продолжал молча висеть, как заколдованный.

Витюш никогда не видел, как люди срываются с веревок, а тут прокрутил эту сцену уже не один раз. Ему показалось, что Скоробогат лезет не меньше часа. Витюша бросило в пот.

…В какой-то момент Витюш увидел над собой веревку и человека, повисшего в воздухе. Но это были доли секунды, – перед ним, на камнях лежал, распластавшись Скоробогат и Виктор боялся к нему притронуться. Упавший просипел «Витя!» и скончался.

– Скоробогат! Ты что?

Виктор сидел там несколько часов, его будто парализовало.

Погибший человек, а рядом его охотничий нож и перерезанная веревка. Как такое могло с ними случиться? Виктор уже не способен был думать. Кто-то наверху перерезал веревку ножом Скоробогата, и незаметно швырнул его вниз, – это было ясно.

Ночью он дотащил труп до лагеря, накрыл пледом. Попытался дозвониться. От злости бросил телефон и так и просидел у погасшего костра.

Утром он с удивлением обнаружил, что четвертая пирамида не появилась. Значит, кто-то жив еще кроме него, кто же: Жанна, Илонка или Алекс? Еще он вспомнил, как Жанна опасалась, что веревку перережут. Вот и накаркала. Перерезали, когда лез Скоробогат. Его же ножом. Это умышленное убийство. И уже трое убитых. Что с ними сделал этот маньяк?

Оставалось ждать «с моря погоды» – вдруг какие-нибудь люди сюда придут или их опередит этот «сумасшедший шутник».

P.S.

Об этой истории узнали из обнаруженных записок Виктора Копыто и протоколов допроса единственного свидетеля Илоны Горченевич. Девушка, скрываясь, скорее всего от преступника, сумела дойти до первого населенного пункта и сообщить о случившемся с группой.

Из пяти человек, отправившихся в поход, выжила она одна. Виктора Копыто обнаружили мертвым в том же месте, куда упал Скоробогат. Как установит следствие, Копыто погиб от удара головой о камни при падении с высоты, так же, как и Скоробогат.

Что происходило с группой, выяснили из записей Копыто В., которые завершались запиской, идентичной предыдущим. По какой-то причине он изменил свое решение и пытался подняться, скорее с помощью веревки, по отвесной скале. Предположительно, кто-то его позвал, помогал подняться, но отпустил веревку во время подъема. Потом это неустановленное лицо спустилось за веревкой (которая не была обнаружена), а также возможно за некоторыми вещами, ибо пропали записки, которые собирал Скоробогат.

Двое человек, пропавшие ранее, были найдены на дне ущелья, в полутора километрах от лагеря этой группы. Они разбились при падении со скалы. В те дни был сильный камнепад, возможно он стал причиной их падения. В итоге, четверо туристов погибли при падении. Четыре пирамиды возникли не случайно, они обозначали смерть этих членов группы. Но кому нужна была их смерть? Почему убийца отпустил последнего свидетеля Илону Горченевич? Эти и некоторые другие вопросы остались невыясненными. Нож Скоробогата был найден в лесу, но все отпечатки пальцев и возможные следы крови на нем были стерты. По словам выжившего свидетеля некий неизвестный человек преследовал ее, и она тоже оказалась на той горной площадке, с которой сорвались двое туристов, но заманив преследователя за собой, ей удалось скрыться в лесу. Это и объясняет, по мнению следствия, что кроме следов погибших Бунеевой Ж. и Калистратова А. в том злосчастном месте были найдены следы Горченевич И. Следы преследователя, равно как и описание внешности в уголовном деле так и не появились. Какие-либо особенности внешности убийцы, Горченевич И. дать не смогла.

Подозрения к ней были сняты за отсутствием улик.




Огорчение для призрака, который однажды спустился в деревню Вилариньо да Фурна в сезон дождей

Новелла



Введение

Вилариньо да Фурна – деревню можно было найти в течение двух тысячелетий, вплоть до 1972 года, в муниципалитете Террас де Буро района Брага в Португалии. Географические карты и атласы автомобильных дорог, изданные после 1972 года не знают такой деревни.

Во время строительства дамбы последняя стоянка людей скрылась под водами реки Хомем. Жизни людей, потерявших свою деревню не вернешь, а вот вода приходит и уходит, как будто для того, чтобы показать этому миру призраки каменных зданий некогда цветущей деревни, подержать на своей поверхности лодки с прозрачным дном для туристов, и дать им услышать голоса тех 300 последних жителей, которые звучат, когда на реке штиль.


Часть первая. Визит в ненастную погоду

Стояла безлунная, сырая, ветреная ночь. Который месяц с дальних отрогов гор в долину спускались промозглые ветры, и рвали на куски крыши ветхих лачуг последней стоянки людей Вилариньо да Фурна. Люди давно оставили эти места, и некому было встречать и провожать незваных гостей.

Силуэт путника вышел из тени небольшой рощи и спустился по круче в деревню. Сутулился он, хватался руками за большие валуны, будто нес мешок, набитый дровами, а ведь был без поклажи. Ветер теребил его буйную шевелюру, хлестал по ногам полами длинного рыбацкого плаща, – не давал идти, и тут же, бросая упрямого ходока на переходе залитой водой долины, гнал по спуску прошлогодние листья и травы.

Перед крайним домом, не имевшим ограды, пришелец оглядел рыбацкие сети, что висели рядами, будто припомнил что-то; не скривил лицо от запаха гниющих водорослей, как те, кто не знает моря, и кулаком постучал в распахнутую дверь.

Ему показалось или нет, за запертыми ставнями одного из окон пробивался тусклый свет.

Дверь поддалась еще больше, скрипнув ржавыми петлями, будто приглашая войти.

За дверью кто-то стоял. Гость вошел – седая женщина удалялась от него по коридору, в руках ее была лампадка, но она почему-то не горела, а хозяйка почему-то не оглядывалась. Молчала, ничего не опасалась, ничего не спрашивала, ничем не интересовалась. В грубой одежде, спадающей на каменный пол, с погасшей лампадкой.

Путник накрыл мокрую голову капюшоном плаща, будто от блуждающего взгляда Иисуса с настенного креста.

Блики молний осветили его силуэт. Но что ему эти вспышки, когда он проделал такой путь.

Широким шагом он догнал женщину в коридоре, протянул руку, чтобы схватить ее за плечо или за волосы, но оставил эту мысль, покорно следовал за ней, делающей чеканные шаги, как делают часовые.

Шел – молчал. Женщина шла впереди – молчала.

А вот и свет – тусклый и мятежный, – это в зале горели свечи. Они освещали алтарный стол, на котором гость разглядел фотографии мужчины, похожего на него и улыбающейся женщины.

Хозяйка остановилась перед крохотной комнаткой, откуда виднелся край лавки, покрытый ракушками, и указала гостю войти.

Он вошел, громко стуча сапогами, с которых падала налипшая грязь.

Женщина осталась в коридоре, с погасшей лампадкой.

– Муж в море?

– Нет мужа.

– А рыбацкие сети?

– Нет сетей.

– Перед домом.

– Это не сети, – пепел. Пепел падает с неба, на простыни.

– Может и дома нет?

– Нет.

Она вышла. Он остался в темноте комнаты.

Наступила тишина, не стучали ее каблуки, и в тишине коридора еще долго слышался ее монотонный голос… С кем она так разговаривала?

А утром он ушел, не попрощавшись.


Часть вторая. Кто есть кто?

– Дождь льет стеной, а ветер сшибает с ног, уже три месяца, – сказал ему старик на горе.

– Когда идешь домой, – ветер не страшен.

– Дома давно нет.

– Крайний дом в деревне – мой.

– Нет, там руины. А деревня затоплена. Ни одной живой души, сорок с лишним лет уже.

– Как ты, старик, остался?

– Я сторож кладбища этой деревни, самый молодой из жителей, покинувших Вилариньо да Фурна перед потопом.

– Но в моем доме женщина…

– И женщины нет. Она умерла от тоски. Не дождалась своего мужа.

– Я слышал чей-то разговор.

– То была молитва. Люди уходят, а их молитвы остаются. Их слышат те, кому они были обращены.

– Значит, муж ее услышал молитву?

– Да, поэтому явился туда, где женщина читала молитвы «Pater noster», «Ave», «Confiteor».

– Но я его не видел.

– Потому что не было зеркала.

– Я ее муж?

– Да.

– Я не узнал ее.

– Она немного изменилась, пока ждала тебя. Ты уехал на заработки в город, и не вернулся.

– Припоминаю, ходили слухи – деревню затопили, а где она жила потом?

– Нигде. Она отказалась покидать дом, где ждала своего мужа. После затопления ее тело нашли и похоронили на деревенском кладбище, которое я охраняю.

– Но как я…

– Ты жил в Браге и был похоронен на одном из городских кладбищ, которое снесли под строительство, а все останки перевезли на кладбище деревни Вилариньо да Фурна. Тебя нашли ее молитвы.


Эпилог

– Я понял, где мы встретимся.

– Да, Бог услышал ее молитвы. Дороги у нас разные, но приводят на одно кладбище. Что отнято при жизни – сбудется после смерти. Ну прощай, призраки задают так много вопросов.




Синее, синее дерево сливы


…К ним тянемся,

очнувшись ото сна,

но руки вдруг о воздух ударяются —

в нем выросла стеклянная стена!

    (Е. Евтушенко)

– Ну, давай, можешь выговориться! – выпалил я сыну.

«Тебя все не терпят», – сказали глаза напротив: «Не терпят, не терпят…» – ну я уже понял, чего заладил, как заезженную пластинку.

Я услышал голос, говорящий эти слова, но губы его в тот момент были неподвижны. Говорили глаза. Я попытался разгадать ребус «Глаза + голос + губы». Но тщетно. Тщетно, когда пятнадцатилетний подросток смотрит на тебя серыми глазами своей бабки, когда пятнадцатилетний подросток говорит ее фразу: которую он не мог слышать.

Да! Смотрит тем взглядом, который часами, под сигаретный дым, ссутулившись слонялся под стенами кухни, коридора и дивана.

– Вы ждете мою реакцию, – говорит мой собеседник. – Это не нужно делать, рассказывайте во всех подробностях.

– «Тебя все не терпят». Фразу свою сын стал повторять как…, как псалмы, каждый день, как «Доброе утро!» и «Спокойной ночи!», повторял с фанатизмом религиозного адепта. Ему еще предстоял поворот головы в сторону, я ждал и уже чувствовал холодную волну от колебаний воздуха.



Вот сейчас он опять повторит. Презрение бьет ключом. Ну, поверни голову! Скажи! Доставь мне «удовольствие».

«Разговор глазами плюс насмешка», – ребус, хочешь, разгадывай – хочешь, нет. И взгляд, взгляд – газонокосилка ровно стрижет травку на территории моих мыслей и чувств.

«Эти глаза напротив» – как поется в песенке (хотя там другая немножко ситуация), мне запомнились раз и навсегда в тот момент, когда я достиг зрелого возраста, и «ничтоже сумняшеся» собирался передать сыну свой жизненный опыт по ряду сложных вопросов жизненного устройства, а он, он вдруг замкнулся, закрылся, затаился что ли. В общем, тогда, в первый раз произнесения его обвинения, его взгляд пригвоздил меня к полу, и мне нечем было «крыть».

Тональность голоса (чуть не сказал тотальность, что тоже было бы правильным) – в тональности спрятан второй ребус, который состоял из стальных ноток звучания голоса владелицы серых глаз, его бабки – инструмент для укладывания прочных негнущихся плиток несогласия с ней кого-либо по курсу ее движения в пространстве ее власти.

У меня с моей матерью непростая история.

Она была мне матерью, пока не оставила меня соседям, и не исчезла. Помню, я все время представлял, как она едет в поезде: и скучает обо мне.

От соседей я попал к родственникам. Дяди и тетя меня вырастили. И вот, когда у меня была уже своя семья, родился Костик, мать вдруг звонит и заявляет, что переезжает к нам. Заявляет так, что я не в силах отказать.

«Тебя все не терпят», – сказанные сыном вчера, прозвучали будто из ее уст, но как, если после ее смерти прошло 13 лет.

Она вдруг заговорила со мной через внука. Ловлю себя на мысли, что ждал этого момента, но не верил в него до конца. Даже спрашивал себя: «Когда она объявится?» И вот случилось, – а ведь я уверил себя, что страхи мои напрасны.

После того, как меня бросила, она жила отдельно. Замуж не вышла. Но вот, когда сын родился у меня, она объявилась, и сразу заявила, что переезжает к нам. После ее переселения из небытия в нашу квартиру, я все-таки выяснил, причину ее поступка со мной в детстве, – было гадание или пророчество (не помню точно), что если она будет со мной рядом, я погибну, но вместе мы можем оказаться лишь после моего совершеннолетия. Сгоряча я наговорил ей много жестоких слов. Я обвинил ее во вранье.

Она долго молчала, потом вдруг сказала эту фразу: «Тебя все не терпят». Но я не придал ее словам значения. Я помнил другую фразу матери, сказанную давным-давно, когда она еще возила меня на «юга»: «синее, синее дерево сливы».

Через год мать умерла. А я так и не решился спросить, что она подразумевала под той странной метафорой.

Для нее честность – это был принцип. ОНА НЕ ПРОСТИЛА МНЕ МОИХ СЛОВ. И в душу ее закралось презрение.

Оно не умирает, когда уходит человек, теперь я понял, что оно перешло к сыну, когда он стал подростком. Презрение через столько лет вернулось и поселилось в сыне.

– Так что у вас случилось? – говорит мой собеседник.

– Так вот. Перед тем как он мне сказал эти слова своей бабки, которые он, замечу, не мог от нее услышать, ему всего годик был тогда, мы с женой пошли прогуляться. Мы любим гулять вечерами, по улицам города. По старым улицам особенно.

И вот. В одном переулке разместился магазин редкой мебели. Темное место, да еще окна оформлены у них в ритуальном стиле. На витрине стоит антикварное кресло, а в глубине – траурный зал – я понимаю, что не траурный, но впечатление такое, так все выглядит, будто гроб посреди зала стоит и освещение мерцающее. Да, еще на кресле – кусок черной материи, это что? Случайно накинули?

В другом окне – платье черное. Я обратил внимание: слабая подсветка выхватывает контуры предметов уже из зала, – жутковато, если честно.

– А как жена отреагировала? Вы не поделились с женой своими ощущениями? – спрашивает мой собеседник.

– Нет. Сказать, что я сошел с ума и ее сын сейчас прячется в зале, за антикварным диваном, я не мог. Но выглядывал же он оттуда.

– Кто???

– Сын. Он был там. Я жене не сказал, как такое скажешь, следил за ним внимательно дальше. У меня голова кипела, тер виски. Вот так (показывает как). Предметы показались неестественными, – шевелятся и шипят, как в квесте, когда изучаешь их в закрытых комнатах. Он то выглядывал из темноты, то прятался.

– Простите, если Ваша жена его не увидела, может и не было ничего. Поймите меня правильно, не хочу Вас обидеть, но выглядит по меньшей мере, странно.

– Погодите, вспомнил, ту витрину я видел раньше – она была по – другому оформлена.

– Что изменилось?

– В ту ночь она была оформлена в таком, винтажно-ритуальном стиле. Платье черное висело.

…А тут, за домом промелькнула чья-то фигура. Жена говорит: «Наш Костик». А я ничего ведь ей не сказал, про то, что увидел перед этим. Пришли домой. Его нет. Начали звонить – недоступен. Ночью объявился. А утром я увидел вот это.

Он вынул какие-то ценники – все выполнены в одном стиле, с надписями предметов антикварной мебели.

– Я проверил – ценники из магазина. Понял – он был тогда, ночью, в магазине. Но это еще не все, иконки, свечи, лампадки. Я говорю, а церковная утварь откуда? Так из магазина вынесли говорит.

– Может, сначала надо понять, зачем он влез в магазин?

– А я вам скажу. Когда мы чистили кладовку – раз в год мы ее перетряхиваем – набивается много мусора. Я увидел старые альбомы матери. Жена говорит: твоя мать все вывезла к родственникам. Да, – говорю, но вот видишь – альбом оставила. Стал листать – нашел фото, где она стоит в том антикварном магазине.

Фото размытое. ОНА НЕ ЗНАЕТ, ЧТО ЕЕ ФОТОГРАФИРУЮТ, И ВООБЩЕ НЕ ЗНАЕТ, ЧТО МАГАЗИН АНТИКВАРНЫЙ, ОНА ВИДИТ ЧТО-ТО ДРУГОЕ. Стоит и что-то видит.

Я много размышлял над этим. Она попала будто на другой уровень восприятия. В магазинах она никогда не фотографировалась. И вот недавно попалась мне книжка «Москва дореволюционная», в этом месте было ритуальное агентство… А Моя прабабка, рассказывали, работала там, причем, моя мать, бабка Константина, похожа на нее, как две капли воды. Значит, тогда, ночью моя покойная мать позвала Костю туда, в то место, передала ему все предметы, может, заклинания. Я его не узнаю, меня упрекает, вообще ни во что не ставит, – чужой какой-то стал в один момент. Мне кажется, моя мать через него хочет связаться со мной.

– Да, так.

– А как Вы подошли ко мне, как узнали, что со мной такое произошло? Вы – экстрасенс, говорите?

– Я ждал этого вопроса. Медиум, экстрасенс, – называйте, как хотите. Бывают случаи, когда я сам предлагаю помощь. Абсолютно бесплатно. Когда вижу, что человек в тяжелой ситуации. Но все зависит от того, что конкретно ожидает человека… Вы знаете, я понял из нашего разговора – Вам не нужна помощь экстрасенса. Ваш случай – это скорбь и боль утраты; невысказанные слова, нереализованная просьба о прощении. Я вижу какое-то дерево, плоды на нем, но оно без корней, будто нависло над землей. Это символ, это ваша встреча с умершими.

Признайтесь себе в том, что не исполнили перед матерью, и Вам будет легче. Это – раз.

Два – груз переживаний, несбывшихся устремлений перешел к Вашему сыну, и подсознательно он хочет Вам помочь. Сын нашел место, куда приходят души Вашей мамы, и еще кого-то, – место обитания душ умерших, можно верить – можно не верить. Но Вы сына видели там своими глазами. Вы должны пойти туда за прощением. Вы с женой оказались там не случайно. Вас тянуло туда. Надеюсь Вы осознаете, в какой опасности Ваш сын, он услышал зов, его может затянуть.

Он вдруг засуетился, полез за телефоном, и добавил:

– И еще, не терзайте себя тем, что не так лечили, что не досмотрели. Наконец, что сделали кремацию, а не традиционное захоронение в могилу. Вас за это никто не винит, но разговор будет с Вами, а не с сыном. Эти связи очень сильные, он оказался на перекрестках энергий. Это опасно для него. С вами повторяется библейская история о жертве сына. Бог призвал Авраама принести своего любимого сына Исаака в жертву «на одной из гор», пока Авраам не начал действовать. Ночью идите туда, куда позвали Вашего сына.

Он отвернулся, и как внезапно появился, так и исчез, не попрощавшись.

Незнакомый человек. Неизвестно откуда.

Бывает же. Всю жизнь пытаешься разбить этот орех, этот сгусток сомнений, – а появится человек, и одним махом…

Сегодня будет бессонная ночь. Оставшееся время надо помолчать.




Призрак ночного велосипедиста


Я сижу в темноте. И она не хуже

в комнате, чем темнота снаружи.

    И. Бродский

В 3 часа ночи по улице пустынного города проехал на велосипеде один человек.

Марк увидел его из окна своего номера в отеле.

После досрочно завершенных консультаций с клиентом, после утомительного дня шатаний по городу, ожидающему дождя, после нудного истребления времени до плотного ужина, после вечерних безответных писем любимой женщине в WhatsApp и Telegram, после наслаждения пузырьками джакузи (дома нет, посидел подольше), после белой, усыпляющей книги Жуандо, после сна, неглубокого и беспокойного, он стоял перед ночным окном.

Ночной наездник, где ты? Ты не поедешь обратно, под дождем и уже без цветов?

Ему не до меня, колесит где-то по дальним улицам, – чего стою у окна, жду с моря погоды. Еще бы попытаться уснуть, нет, стою, как манекен в витрине бутика, как шпион, ожидающий агента из темного переулка, там, где нет пошлого желтого света фонарей.

Велосипедист как велосипедист, все обычно: шлем, форма. Только букет в одной отставленной руке. Букет тюльпанов в 3 часа ночи. Наверное, к невесте, правда, время неподходящее.

Мои сообщения она не прочитала, почему?

Марк спустился утром на завтрак с видом на площадь, с чашкой эспрессо присел в фойе. Подумал, почему вкус домашнего эспрессо не такой. Когда любимой всю ночь нет дома, вкус ароматного кофе немного утрачивается.

Девушка-администратор на ресепшене уже улыбнулась во второй раз. Пора спросить, а вдруг?

Да, разговор, дежурный и несложный, да, шестой этаж и мой номер в вашем отеле «Полет» – все супер, но велосипедист с букетом в 3 часа ночи – это сильно.

– …А! Вы об этом. Да, гости, кто не спит, обращают внимание, когда он проезжает. Да, в 3 часа ночи.

– Так он ездит регулярно? Курьер?

– Как вам сказать, был один случай, 3 года назад. Парень ехал к девушке с букетом…, ну как к девушке, она вообще-то была замужем, но не суть, – его сбила машина. Как оказалось, марка, цвет машины, и номера совпали с данными машины этой девушки. Выходило, она его сбила. Он погиб сразу, не приходя в сознание. Но кто был за рулем – неизвестно. У девушки нашлось алиби, она ночевала с ребенком у родителей. И у мужа алиби – командировка, показал билеты. Ну это ладно, на одной заброшенной могиле стали появляться тюльпаны. Говорят, это парень возит цветы сам себе на могилу.

– Так он выжил?

– Нет.

– Что за чушь.

Марк вышел из отеля, достал сигарету, – зажигалку, конечно, забыл. У Вас нет? А у Вас? Город некурящих, молчаливых и угрюмых людей. Скорей бы отсюда. Поезд аж следующим утром, заказчик отменил большую часть работы, да кто ж знал, билет не обменять.

Ночь ворочания, ночь духоты из-за старого кондиционера, ночь снов, где суета не отпускает. Может уже утро? Какой там? На часах два часа пятьдесят семь минут – быстрее на пост!

Тихо, пустынно, сумрачно… И вот он едет, велосипедист… Не может быть! Все, как обычно, та же скорость, направление, те же шлем, форма и букет тюльпанов в одной отставленной руке.

И снова с букета сыпятся лепестки.

Выбегу. Магнитная карта от номера, ложка для обуви, теперь лифт, стеклянные двери, семь ступеней и улица велосипедиста.

Марк выскакивает на свежий предутренний воздух, вдыхает его полной грудью: никаких следов, цветков или лепестков он не обнаруживает.

Возвращается, ловит руку на плече.

– Кто Вы?

– Не узнал? Я открывал дверь тебе утром покурить.

– Ну да, ну да, охранник, конечно.

– Пойдем, чаю налью горячего. А то трясешься весь.

После двух-трех глотков чая тяжесть с груди спала, а ведь состояние было, будто что-то произошло, – жуткое состояние.

– Вы это, зря бегаете, – охранник опять перешел на «Вы». Там никто не проезжал. Я здесь работаю уже два года. Периодически выскакивают ребята, одного из-под машины вытащили, и в реанимацию, понимаете?

– Нет, не понимаю.

– Глюки, понимаете?

– Да, понимаю.

Марк как на допросе. Каким же мерзким кажется ему охранник с широким мясистым лицом.

– Нет никакого велосипедиста. Идите в свой номер.

– Я две ночи его вижу.

– Успокоительные надо пить, идите, мне надо работать.

– Я видел.

– Это Вам Ленка с ресепшена рассказала? Вот оторва, всех мужиков прошла. Помалкивала бы уже. Начальство сколько раз предупреждало ее не лезть к постояльцам. Спросите, где ее муж? Я Вам скажу: сидит за непредумышленное убийство, наезд на велосипедиста. Говорят, с велосипедистом тем она тоже шашни крутила. Муж из-за нее сидит.

– Я пошел.

«Какой он мерзкий тип, этот охранник», – у Марка снова начинается колотун, что начался на лестнице отеля, как попугай, он повторяет две фразы по очереди: «Сегодня видел» и «Вчера ночью видел».

В номере он оказывается у окна, ставит кружку, что прихватил у охранника, на подоконник, встречает унылые сумерки, трет лицо, и бормочет: «да, есть города, где самое примечательное – это призрак велосипедиста».

Остается выбрать в телефоне строку с именем, которое он так часто произносил, которому он вчера написал столько сообщений, остается набрать одно слово «Уходи».

Теперь он скоротает остаток ночи, завернувшись в одеяло, как заворачивают блин на ветчине, с ноутбуком, где появятся ключевые слова поиска и строка «Привидения ездят на велосипеде». Смешная фраза, как из афиши Цирка, окажется рассказом Маркеса.

Марк берется за чтение, писатель Габриэль Гарсиа Маркес пишет про город, который любит велосипедиста, «и даже нуждается в нем, по крайней мере для того, чтобы он своей веселой, скрипучей музыкой колес и педалей придавал хоть какой-то смысл абсолютно бесполезным ночам этого скучного городка».




Зеркало Савелия


Есть одно поверье: зеркало удерживает души умерших людей. Если треснет или разобьется, – жди неприятностей. «Проклятье» поселится в доме, но осколки лучше собрать и вынести из дома.



– Савелий, иди опохмелись. Ты уже час стоишь перед зеркалом с таким видом, будто это не зеркало. Да и свет включи, стоишь в потемках.

Маленький человек переставил чемодан, отделился от стены, и вплотную подошел к зеркалу. Он увидеть хотел кого-то.

– Кто это?

– Савелий! Будь мужчиной.

– Ну кто это? Кто это?

– Жена твоя, кто…

– Да нет жены у меня. Бросила она меня. Ушла. А летом померла.

– Савелий! Снова за свое?

– Да померла она…

– …Ну все, мне пора, на работу…

– Да по…, – он не договорил, в зеркале показалось чье-то отражение.

– Ты вернулась?

Сел, голова спряталась в ладонях, …и вдруг рассмеялся гомерическим несуразным смехом. Отчетливо вспомнил пару историй.



История первая.

У соседей родни Савелия в деревне погиб сын. Только женили. И они у дядьки Савелия попросили несколько стульев. Стулья без мягкого сиденья, советского образца. Дал на голубом глазу. Но странное дело. Они на чужих стульях мыли своего покойника во дворе, сделав навес из брезента. Дядька человек брезгливый. Вечером того же дня отвез их на свалку. Жечь не стал, чтобы соседи не заподозрили чего, да не было пересудов.



История вторая.

После смерти жены ее брат Толик вытаскивал ее вещи, зеркало упер зачем-то. А тут не успел с вокзала чемодан разобрать, сосед с первого этажа принес зеркало, правда, с трещиной. Говорит: ерунда, трещина в углу не мешает.

Пришлось брать, уважил соседа. Он новую мебель ставит, старье им жалко выбросить – несут по соседям.

Так вот чего рассмеялся. Страху полные штаны, а тут никакой мистики. Рита не могла в него смотреться при жизни.

Так что, почем зря страху нагнал. А тут сегодня с вокзала ехал. Женщина села напротив. Оп! Босоножки и сумка, как у Риты, и педикюр в белых тонах. Да ноги и платье ее! Побоялся глаз поднять, так и сидел, пока она не вышла из вагона.

А сосед в вотсапе чего-то настрочил. Видно, совесть мучает, что разбитое зеркало мне принес.

«Савелий, привет. Ты меня извини, я про зеркало. Этот барыга, брат твоей жены, когда зеркало выносил – оно у него треснуло, ну задел что-то. А я курил стоял. Жалко выкидывать. Мы и забрали. Все равно квартиру сдаем. Короче, это твое зеркало».

…Сгущались сумерки. Зеркало отражало свет уличного фонаря, на полу играли тени потревоженных ветром листьев старого клена. Свет в пустой комнате не включился.




Ведьма с хутора Марьин тупик


Дело было накануне Иванова дня. Едва спала жара, как собрали помидоры, – крупные, семь ведер сразу. Вместе они теплые, душистые.

Завтра праздник Ивана Купалы. Мы с теткой потираем руки, – за ней водится привычка приглашать меня после экзаменационной сессии на огород. Хотя деревня ее, прямо скажу, странное имеет название – Марьин тупик.

Энтузиазм из нас прет, – и урожай наполняет корзины, гуси с остервенением щиплют траву, свиньи требуют добавки, куры бегут как оглашенные на каждый сигнал, яблоки форсированно спеют, брызжут соком и бьются о землю.

Тетка на самом деле мне не родственница, она жена моего родного дяди. Согласно словарям, если я ничего не путаю, она мне свойственница. Но взаимопонимание…, не описать словами, тем более возрастом она старше всего лишь лет на десять. Ну а что такое 3650 дней? Миг, друзья мои, миг.

Наша работа не просто спорится, она закипает, как молоко в кастрюле, стоит Алене покинуть место ратного труда, у меня все валится из рук.

Увлекся, даже про велосипед забыл, – скучает он там, за огородом.

Тетка в светлом сарафане, с ее фигурой только на танец. Шальные мысли в сторону, ну а о чем бы спросить?

– Зачем помидоры недозрелыми снимаем?

– А вот, – говорит Алена со знанием дела, – пора снимать, иначе сломают ветку.

Моментально находит спелый плод, вытирает подолом сарафана, оголив загоревшие ноги выше колен, и несмотря на мою городскую брезгливость, протягивает овощ – отведай.

Вдвоем съедаем один помидор. Жадно и смачно, вытянув подбородки вперед, дабы не обляпаться. «Еще?» – спрашивает. «Люблю в салате», – отвечаю. «Люби, люби» – вот вредина, пока я все в огороде не испробую, не успокоится. И почему так несет от нее шалфеем? Ничего не имею против, но запах резковатый, а сарафан коротковатый.

Перетаскал урожай. Впереди поливка. Шагаю за великом, он за амбаром. Потом к колодцу. Алена еще возится с кустами помидоров: колышки, подвязочки, тесемки, а я уже поливаю ее розарий, где правят бал оранжевые розы. Как можно любить такой цвет? Не буду спрашивать, чтобы не нарваться на сарказм, но муж ее этот цвет на дух не переваривает. Он нынче в экспедиции, я за него, конечно, не во всех смыслах.

Прохожу под стеной амбара, там небольшое запыленное окошко, в котором мне всегда мерещится кто-то, особливо по ночам.

Днем уже ходил в разведку – вышел обвешанный паутиной, и с твердым знанием, что в секциях зерно, а стены обвешаны пучками и вениками душистых трав.

«Так ты травница?» – как-то спросил.

Улыбается затаенной улыбкой, и смотрит на меня в упор. Нормальное время зрительного контакта, после которого происходит естественное отведение глаз обоими людьми, не превышает 2–3 секунд. Она смотрит уже минуту и молчит. Что на нее нашло?

«Ладно, забей. Я просто так спросил».

Молчит и смотрит. Да она витает где-то в облаках.

Оп! Отвлекся под амбаром, вспомнил старый разговор.

Тут боковым зрением вижу, кто-то стоит у поленницы, сложенной за огородом. Бабка какая-то. Виду не подаю, одна ходка с ведрами, вторая, но боковое зрение не обманывает, – меня тянет к поленнице, как магнитом.

Иду по тропе, усталость растет с каждой скундой. С полными ведрами ледяной колодезной воды мне осталось еще споткнуться для полноты картины, – так и вышло.

Грохот на всю деревню. Перевернулся, оглянулся: никого, ну и хорошо. Алена? Не слышит. Ругнулся, как Никулин в «Бриллиантовой руке», – ее все нет, на тетку мою не похоже.

Старуха теперь выглядывает из-за копны сена. Откуда она взялась на мою голову.

Кисть руки ушиб, содрал кожу, – Алена пошепчет, наложит свои травы-мази, ей колдовать на весь вечер, она это любит. Вернулся к колодцу: обратно дам крюк, посмотрю, куда старуха пойдет.

Тащу теперь по пол ведра. Стоит чертовка. Она повернута спиной ко мне, да в драной одежде, тем же цветом, что Алена сегодня вырядилась. Вывернула голову – один глаз уставился на меня, другой – не знаю куда смотрит, – на землю, может.

Дошел до летней кухни.

«Сожги чучело. Сожги чучело», – слышу. Ага, давай, покомандуй.

А потом думаю, кому говорю-то. Ну, ведьме, кому ж еще?

«Сожги чучело. Сожги чучело», – вот пристала.

Ну сожгу, легче станет?

А где Алена? Где спички?

Чучело у глухого забора начинает разворачиваться, заковыляет сейчас по огороду, с дырявым корытом.

Тянет руки-крюки, – эту роль у чучела выполняют ветки вишни, что торчат из-под старого халата хозяйки. Ветер треплет его лохмотья. Чучело замерло, ветки скрипят, того и гляди, рассыпется. Дырявый тазик был на голове уродины, – теперь подпирает забор.



Ведро протарахтело. И все внезапно утихло.

Развернулся – бабка сзади стоит на четвереньках, как пес, прибежавший на зов. Блин, что это? Ее высохшие руки уперлись в землю, а голова вывернута наверх. Стоит, как собака перед хозяином, есть такие собаки с челкой, забыл породу. И по-собачьи существо начинает перемещаться.

Ни убежать – ни заорать. Ноги ватные. Послышались голоса и шум из ближнего леса. Голоса раздались ближе, совсем близко. Это из соседнего дома, люди сидят на веранде, спокойно разговаривают и над чем-то смеются.

Старуха не отпускает, старуха так и стоит на четырех конечностях, – сумасшедшая? Скорее, бесноватая. Не покусала бы. Вот снова поворачивает голову. Не могу сдержаться и пинаю ногой. Никакой реакции. Крепко держусь за штакетник. Я не против перемахнуть через забор, и за амбар, к лесу, реке. Корова уже отбежала, и на дистанции смотрит с подозрением. Насторожилась, двурогая.



Ведьма совсем близко, тянет за рубаху. От нее тоже несет шалфеем. Дыхание сперло, мышцы скованы, я оказался между яблонями, я – дерево сада.

Сверху сыпятся яблоки. А вроде бы стоял в огороде, – но чучело снова рядом. Ходит за мной.

Опять голоса соседей. А что у них на окнах крапива снопами разложена?

Изловчился, чучело кое-как подпалил. Пламя нехотя-нехотя, да разошлось. Старуха куда-то пропала, надеюсь навсегда. А вот! Огонь столбом. Ветра нет, пламя не перекинется на деревья.

В саду потемнело. Рука ноет и опухает. Пора в дом, пока вернулись двигательные функции. Тем более зажегся свет.

Алена встречает меня как чудо, упавшее с неба. У нее черные миндалевидные глаза, да еще волосы распустила, как ее рыжая тезка у пруда. Ну, прямо картина маслом. Вот женщина!

– Ну как?

– Ну что-ты, поливка просто изи.

– Руку показывай?

– Так ты все видела?

– Подойди ко мне… Ближе… Садись…

Пораненную руку кладет себе на колени, начинает лечить.

– Ауф, – говорю. – Больно же!

Намазала, забинтовала, смотрит на меня не мигая.

– Я там это…, чучело сжег.

– Это не чучело, это сосед любопытный. Любит подглядывать. Видел, он крапивой обложился? Это от нечистой силы.

И криво улыбается.

– Я это…, слышал шум из леса.

– Знаю, за опушкой вырос молодой березняк. 6 июля люди всегда банные веники заготавливают загодя. Некоторые даже собирают веники, в которых по ветке от березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, калины, рябины, смородины. Сейчас тебя смородиной накормлю. Хочешь?

– Поел бы.

– Сними рубашку, промокла и воняет.

– Так я это…

– Я тебе дам чистую.

…Ужин при массивных свечах в самодельном подсвечнике, с красным вином в хрустальных бокалах. Лунный диск за окном.

Без образов в углу торжество напоминает ужин у гоголевской всеядной Солохи. Солоха Алена двигает ко мне подсвечник.

– Там что-то написано?

– Да.

– Мое имя. Зачем?

– Затем.

Она стягивает с себя бретельки сарафана.

– Нет, – говорю.

Вскакиваю, бегу хлебнуть воды, «Где ковш? Ага.»

Набираю из фляги, и снова обрызгиваю себя водой, – пью, а воды нет. Алюминиевая фляга на 20 литров только что была полна водой.

– Не можешь напиться?

Оглядываюсь, она сидит, не поворачивая головы, в том же положении, с голой спиной.

Черпаю ладонью бруснику на столе. Да чашка пустая. В глазах мутно.

Алена стоит передо мной, стесняюсь смотреть, – на ней нет одежды, но она стоит так, будто повисла в воздухе.

– Протяни руку.

Протягиваю руку. Трогаю ее – она бестелесна. Мне душно что-то. Как рыба хватаю ртом воздух. Смотрю – она стоит в другом месте, у порога в другую комнату, слышу – она окликает меня сзади.

Голова кругом. Уперся руками в стол.

– Смородина, возьми ее руками!

Слепой крот, пробую на вкус смородину, вот она, черные спелые ягоды блестят в дуршлаге – с них слили воду, ем, ем, ем, горстями. Не могу насытиться.

Смеется заливисто и звонко.

– Что такое?

– Может попробуешь смородину?

– А это что?

– Не ягода, точно.

– Где ты? Я не вижу тебя.

Дверь хлопнула. Я выскочил во двор, увидел ее в тени сада, она, стоя на коленях что-то копала, уже, правда, в одежде.

…Босой, я бежал по ночным улицам деревни, нагретым солнцем и коровьим дыханием. Заходил за деревья, переждать случайных прохожих под светом луны, припоминал что-то или ждал чего-то, пока не увидел большой костер перед одной городьбой, – подошел, это был дом Алены.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69544222) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Я не тот каким был прежде