Главная страница | Современная русская литература | Дитя русалочки. Книга пятая

Дитя русалочки. Книга пятая
Юлия Пан
Он пришел в себя, когда уже сидел на мраморных ступенях. Все, что он о себе знал, это то, что уже умер.Смерть его не была случайностью. Его убили. Его душа не сможет найти покой, пока не узнает всю историю своего убийцы, с которым он неразрывно связан.

Дитя русалочки
Книга пятая

Юлия Пан

© Юлия Пан, 2024

ISBN 978-5-0060-4181-3 (т. 5)
ISBN 978-5-0059-6331-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дитя русалочки

ГЛАВА 1
Ступеньки из серого мрамора. Заползающие внутрь больницы августовские лучи отбивались от прожилок камня, отсвечивая на стены серым перламутром. День стоял теплый. В длинном городе на Волге было спокойно. За последние несколько лет не произошло ни одной природной катастрофы, не намечалось войн, и, несмотря на последствия кризиса, никто не умер от голода. Я сидел на холодных ступеньках больницы цвета серебристого жемчуга. Никто мне ничего не говорил, не пояснял. Я просто сам знал, что я мертв. Да, вам не послышалось. В то теплое мирное, летнее утро я умер. И это было убийством. Хотите знать, каково это – умирать не своей смертью? Я попробую объяснить так, чтобы вам, живым, было понятно. Представьте себе, что вы идете по крутому горному склону. Вы смотрите себе под ноги, осторожно прощупываете почву. Прежде чем перевести вес полностью на ступню, вы еще раз проверяете, устойчива ли почва под вами. Круглые камушки катятся вниз как горох, и вы стараетесь избежать мест их скопления, чтобы не соскользнуть вниз. Вы ведь именно так себя ведете, когда находитесь на опасной тропе? Вы знаете, что там может все случиться, и потому предельно аккуратны. Разве нет? А теперь представьте, что накануне большого праздника, вы вошли в здание вокзала, чтобы, к примеру, поменять билеты, неважно, по какой причине. Главное, что вы пришли на вокзал. Вы пришли в то место, где есть охрана, где мирные люди, где земля твердая. Туда, где вы меньше всего ожидаете внезапной смерти, боли или даже намека на подобную жесткость. И вдруг что-то взрывается, и душа даже не заметила, как в секунду лишилась оболочки. Такая внезапная, нежданная и потому еще более коварная смерть. Там, где ее не должно быть по своей сути, где ее никто не ждет. Разве это не жестоко? Вы скажете, что убийство, каким бы оно ни было, жестко само по себе? И вы будете совершенно правы. Но ужасней всего умереть вот так: не ожидая, не зная, до конца не веря и абсолютно не подозревая. Вы уж меня простите. Я так, наверное, рассуждаю, потому что моя смерть была именно такой; неожиданной и безумно мучительной. Хотя убили меня не на вокзале, но было это не менее страшно. Всегда ведь кажется что, своя боль самая больная, своя обида самая обидная, своя смерть самая смертельная. Кстати, я не представился. Сейчас еще не время. И сказать честно, я еще и сам не знаю, кто я. Представьте себе, я не знаю, как я выгляжу, сколько мне лет. Даже не знаю, как меня зовут. И вообще не знаю, было ли у меня когда-нибудь имя. Что-то я припоминаю отдельными фрагментами, но полной картины моей жизни нет. Но сразу хочу сказать, что эта история будет не обо мне. Так, по крайне мере, сказал появившийся рядом со мной проводник душ.
Случилось это так: я еще ощущал вкус смерти у себя во рту и тело мое еще разрывалось от мучительных страданий, как вдруг ко мне подошел проводник. Не надо было ничего объяснять, я знал, что он пришел за мной. В то же мгновенье возник перед нами хранитель и в резкой форме приказал проводнику прекратить перемещение. Потом они о чем-то пошептались и проводник покорно удалился. Я остался один, гадая, почему я отвергнут и тем, и другим миром. Я не знал причину моей смерти, не знал людей, которые, возможно, меня оплакивают. Мне никто не торопился ничего объяснять. Мне лишь было сказано, что я здесь не ради своей истории, а ради истории своего убийцы.
Но я, как порядочный призрак, хочу начать историю с начала. Духи могут проходить сквозь стены, это знают все. Но также для нас, лишенных плоти, не существует такого понятия, как время. Его просто нет. У нас нет прошедшего или грядущего. Я узнал от одного хранителя, который ненадолго задержался рядом со мной на этой мраморной лестнице, что я могу перемещаться в прошлое. А хранители могут даже вмешиваться в события будущего, но не сильно отдаленного. Хранители вообще очень важные ангелы и оттого порой такие борзые. Я всего несколько часов как умер, но уже успел столкнуться с их важными лицами. Всё-то они знают, всё они умеют. Прямо не подступиться к ним. А ведь я еще многого не понимаю, хорошо бы мне кто-нибудь объяснил, что тут происходит. И почему меня отказались перемещать? Где тоннель? Где свет? Но обо всем по порядку.
Сейчас на дворе август 2013 года. А я отправлюсь в май 1999-го.
С этого момента мы и поведем наш рассказ. Все было очень просто. На этих же ступеньках стоял высокий, красивый, молодой ливанец. Звали его Васим. Глаза большие, глубокие, зрачки зелено-желтые. Короткие волосы на голове влажными мелкими кудряшками выстроились в ряд ото лба к затылку и напоминали частые бороны на полях. Васиму двадцать восемь лет. Он молодой офтальмолог, живет в России уже одиннадцатый год. Приехал в Волгоград из Ливана, чтобы выучиться на врача. Родители у него люди состоятельные. Он у них любимый и неповторимый сын, для которого они ничего не жалеют. На протяжении всей учебы Васим находился на содержании родителей и потому никогда ни в чем не имел недостатка или нужды. Разбалованный вниманием и любовью, Васим беспечно и легко жил на этом свете, хулиганя и проказничая с друзьями и подругами. Статный и красивый чистокровный ливанец с жарким темпераментом и крепким телом. Еще бы! Он почти через день посещал бассейн. Любому делу отдавался полностью, с горячностью, без остатка. Даже если он что-то рассказывал, то прежде тщательно готовился к этому эмоционально. Он мало слушал, но с наслаждением говорил сам. Иногда это выглядело так, словно он упивается своим же голосом. Знаете, как он делал, прежде чем начать что-то рассказывать? Это выглядело примерно так: «Я буквально вчера был на обходе. И вот что я тебе скажу. Ты меня сначала послушай, ты просто ахнешь. Ты даже, может, не поверишь. Я был просто в шоке. Нет, я тебе клянусь. Это настоящий убой. Нет, я тебе точно клянусь. Ты будешь в шоке. Ты меня только послушай, я тебе сейчас все расскажу. Но сразу говорю тебе: это сначала будет непонятно…» И так могло продолжаться минут десять, если не больше. А потом он мог сказать, что пациент на обходе без разрешения снял повязку с глаз. И в этот момент его собеседнику, издергавшемуся от ожидания, хотелось вдарить Васиму по красивому, ровному носу, о котором он сам говорит так: нос мой – башня ливанская. Выросший в любви и понимании, Васим был человеком со здоровой самооценкой и хорошим чувством юмора. В каких-то случаях он был даже чуточку наивен. Несмотря на родительское состояние, он никогда не позволял себе задрать свою «башню ливанскую» перед обычными людьми. Общался со всеми на равных. В университете учился прилежно, старательно. Преподаватели его любили за то, что он всегда и во всем проявлял инициативу, преодолевал страхи. Одногруппники тянулись к нему как к интересному собеседнику и просто хорошему человеку, лишенному всякой подлости. На третьем курсе родители подарили Васиму дорогой немецкий автомобиль, и тут у него в разы прибавилось друзей. Васим понимал, почему так происходит, и потому был крайне осторожен при выборе друзей и тем более подруг. Со вторыми ему пришлось очень непросто. Горячая, страстная натура рвала его на части. Как он сам не раз делился с друзьями, ему просто непонятно, как можно всю жизнь любить только одну девушку. У всех ведь свои достоинства. Невозможно просто взять и ради одной отказаться от всей красоты, которую создал сам Всевышний для наслаждения. Это ведь даже грех. Васим дружил с девушками, но всегда держал себя на расстоянии с любой из них. «Послушай меня, – бойко говорил он своей лучшей подруге Юми, размахивая руками, – ты мне даже не говори. Они все смотрят на кошельки. Я же вижу. Что? Что ты мне хочешь сказать? Но ты сначала послушай. Нет, ты меня послушай. Я клянусь тебе, они хотят денег, а не меня». Юми – такая же иностранка в этом большом длинном городе на Волге. Она родилась в Сеуле, когда бурно цвели над рекой Ханган вишни. И в тот же день она была брошена родной матерью в больнице. О своей матери Юми ничего не знала, а об отце тем более. Выросла, как все сироты, в детском доме. Училась хорошо, но больше всего мечтала увидеть мир, простирающийся за пределами Кореи. Обстоятельства сложились так, что она случайно оказалась в России. Здесь она старательно учила русский язык и продолжила свое обучение. Юми училась в педагогическом университете. А это всего несколько остановок от медицинского учебного заведения. Впервые Васим увидел Юми в городской библиотеке. Он тогда учился на втором курсе. Его напрочь сразило соотношение между ее тонкой, хрупкой талией и плавными и округлыми линиями бедер. Юми не была похожа на всех азиаток, которых он встречал. Она была высокая, длинноногая, хотя последнее было больше недостатком, чем достоинством. Ноги у нее, как сказал Васим, прямо от ушей. «Да, от самых ушей кривые-прекривые». Но зато он как будущий офтальмолог сразу же оценил ее прекрасные глаза. Чуть раскосые, черные как уголь, с блестящей роговицей и тонкими розовыми сосудиками, похожими на искусно сплетенную паутинку. Когда он в первый раз заговорил с Юми, то был приятно удивлен тому, как хорошо и грамотно она изъяснялась на русском. Мягкий южнокорейский акцент и такая трогательная вежливость с самого первого дня пленили его восточную душу. Васиму всегда импонировали девушки умные и с характером. Перед тем как встретить Юми, он силой утащил ноги от одной бесхребетной особы, которая во всем с ним соглашалась. Тем самым пресытив его настолько, что он готов был лечь под поезд, чтобы дальше не терпеть ее общество. Юми же была очень мягкой снаружи, но жесткой внутри. Васим как-то сказал, что Юми – девушка-персик. Он всех девушек делил на два типа. Орешки – это те, кто твердый снаружи и мягкий внутри. Таких он не любил. А есть персики, как Юми, – мягкие и нежные снаружи, а внутри с твердой шершавой косточкой. Именно с этой вежливой и мягкой улыбкой Юми в первый же день отшила его. Задетый Васим готов был поклясться, что сделает все, чтобы эта особа стала его женщиной. Но Юми была непреклонна. Никакие подарки, цветы, конфеты, слова, записки, ухаживания, клятвы не сломили ее сердце. Она оставалась любезной, веселой, но холодной ко всем его ухаживаниям. Нет, вы только не подумайте, что она вообще от него нос воротила. Это отнюдь не так. Юми приятно проводила с ним время после библиотеки. Позволяла проводить до остановки и даже разрешала ему угостить себя кофе. Но как только речь заходила о чем-то личном, так она тут же твердо давала понять, что этот разговор ей не по душе. Васим просто извелся. В течение года он перепробовал все, но Юми не хотела ничего, кроме дружбы. Даже его новая машина ни на йоту не смягчила отношение этой дамы к нему. Наверное, потому он и решил, что непременно женится на ней, когда она сломается. А сейчас он согласен был хотя бы на дружбу. Еще через год он привык к Юми настолько, что без зазрения мог делиться с ней своими похождениями по девушкам и даже при этом просить совета. Юми на советы не скупилась. И этим порой просто сводила Васима с ума. «Неужели ей все равно? – задавался он вопросом. – Нет, она меня точно не любит. Клянусь, она меня не любит. Я ее убью. Нет, клянусь, я ее убью».
Целых шесть лет Юми протягивала ему свою тонкую, белую ручку, кланялась и уходила. И никогда не разрешала ему подойти ближе вытянутой руки. За это время Васим напрочь перестал интересоваться другими девушками и совсем потерял голову из-за этой кривоножки. Так он называл ее ласково в своем сердце.
Когда же наступило время Юми вернуться на родину, она вдруг резко переменилась. Васим в угасающей надежде сделал еще одну попытку и заговорил с ней о женитьбе. Тогда Юми грубо взяла его за ворот рубахи, встряхнула его со всей силы и угрожающе пообещала, что если он только посмеет изменить, то она его лично придушит. Бедный Васим. Он чуть не умер от счастья в тот день. Он чуть было не лишился чувств. Весь побледнел, дышать перестал. Губы стали как полотно, а руки как ледышки.
– Юми, я клянусь тебе… Ты только не думай… Ты только представь… Нет, ты только представь. Я и ты… Мы вместе. Ты не пожалеешь. Что ты со мной сделала? Ты меня заживо хоронишь. Нет, клянусь, ты меня заживо хочешь убить, – вот все, что он мог тогда сказать.
К слову упомяну то, что его родители не одобрили этот брак. Но к тому времени Васим уже работал молодым специалистом в глазной клинике, а Юми преподавала в университете корейский язык. Так что больше денег от родителей им не требовалось. Они поженились и зажили счастливо. А через девять месяцев Васим стоял на этих вышеупомянутых больничных ступеньках (правда, тогда, в 1999 году, они были из обычного бетона) нарядный и с огромным букетом. Юми вышла на свет Божий бледная, тонкая, сжимая теплый сверток в руках. У них родилась девочка, всего два килограмма восемьсот грамм. Крошечная, розовенькая, с опухшими веками, носиком-пуговкой и пушистыми колечками на макушке. Васим взял ее на руки и с того дня напрочь потерял себя. Теперь он был не доктор Васим, не тот красавчик и даже не влюбленный муж. Теперь он был только отец этой мелкой. «Эй, мелкотня, – ворковал он с ней дни напролет. – Ты папу до инфаркта доведешь. Как можно быть такой милашкой?» Если бы ему не нужно было ходить на работу или отлучаться по нужде, то он бы целый день не выпускал ее из рук. Он назвал ее Ясмина. И с этим именем он вставал, с ним же и ложился. На это имя готов был молиться и этим именем божиться. Всей горячей ливанской натурой он проникся любовью к своей кровинушке. Даже дежурств на работе он стал брать меньше, чтобы больше проводить времени со своей маленькой принцессой. Он любил в ней все, но в особенности ее темные, густые ливанские кудри. Она унаследовала эти волосы от него. И он расплывался, как блин по сковороде, когда она взмахивала головой и эти пружинки задорно играли, подскакивали и развевались в воздухе. К слову, снова напомним, что родственники Васима даже близко не хотели признавать полукровку в своей семьей. А у Юми этих родственников даже не было. Только это мало волновало молодую и амбициозную семью. Они сами растили малышку, окружая ее любовью и заботой. Васим бесконечно баловал дочь, а Юми хоть и была строгой, но тоже не отказывала себе в удовольствии потворствовать кудрявой малышке.
Я бы тоже не отказал себе в удовольствии понаблюдать за шалостями Ясмины, порадоваться ее первым шагам, ее первому потерянному молочному зубику. И хотя я свой характер еще совсем не знаю, но все же без излишней скромности посмею сказать, что манеры у меня все же есть. Поэтому я не стал бы вас задерживать на таких мелочах даже ради собственного интереса. В конце концов, прошлое важно только лишь для того, чтобы понять, почему же в то утро теплого месяца я оказался на ступеньках городской больницы совершенно невидимый и неосязаемый. Почему за мной никто не пришел и что мне делать дальше на этой земле? Чтобы это понять мы с вами уже поприсутствовали при выписке Ясмины и Юми из роддома. Немного побывали в 1992 году в городской библиотеке, где произошла та первая трогательная встреча Юми и Васима. Бегло пролистали шесть лет их учебы. Побывали на их скромной свадьбе в 1998 году, на которой были их общие друзья, а из родственников приехал лишь родной брат Васима – Вазир. Он жил и работал в Москве уже шестнадцатый год. Имел жену, двух сыновей и порядочную кучу любовниц. Вазир был либеральных взглядов, поэтому, в отличие от религиозных родителей, отнесся к женитьбе брата на азиатке вполне адекватно. После свадьбы Юми сразу же забеременела и в мае следующего года разрешилась здоровой девочкой. Хранитель Ясмины посоветовал мне навестить еще некоторые отрезки, где, по его мнению, и произошли самые важные события. С хранителями спорить нет смысла. Они народ умный, хоть и малость высокомерный. У Ясмины хранитель какой-то измученный, уставший, раздражительный, дерганый. Мы с ним познакомились на тех же мраморных ступеньках. Он сам подсел ко мне сразу же, как удалился проводник.
– Кого теперь ждешь? – спросил он меня. – Не жди. Не придут, – ответил он сразу же. – За такими, как ты, сразу не приходят.
Я хотел было спросить, а что же нужно сделать, чтобы за мной пришли и почему именно за таким, как я, не приходят сразу, но хранитель усмехнулся и ответил:
– Это от тебя не зависит.
Потом мы оказались с ним в светлой одиночной палате. Там я впервые увидел Ясмину. Она сидела бледная, кусая землистого цвета потрескавшиеся губы. Ей на тот момент было около четырнадцати лет, но я сразу узнал ее по длинным, роскошным, кудрявым волосам, от которых Васим был без ума с самого ее рождения. Рядом с ней сидел Васим и глядел на нее сухими глазами, наполненными печалью и гневом. Затем в палату внесли какой-то синий сверток и положили рядом с Ясминой. Мне почему-то показалось, что я уже видел где-то этот сверток. Любопытство и испуг начали меня распирать в тот самый момент, когда хранитель вытолкнул меня сказав, что об этом я узнаю чуть позже. Думаю, это правильно. Надо как-то по порядку вести повествование, хотя у меня это плохо получается, сами видите. Так вот, хранитель дал мне три путевки в прошлое Ясмины и одну короткую экскурсию по жизни ее родителей. Итак, экскурсию мы прошли, так что вычеркиваем этот пункт. Дальше мы бегло побывали в ее раннем детстве. Там я не заметил ничего особенного. Просто любящие родители и шумная и озорная Ясмина, привыкшая получать все по первому надуванию губ.
Дальше у нас по списку 2004 год.
Светлый спортивный зал с высокими потолками. Зал поделен на две части крупной сеткой. С правой стороны тренируются баскетболисты, а по другую сторону сетки проходят занятия по художественной гимнастике. Младшую группу посещают стабильно девять девочек. Этот вид спорта дорогостоящий, и потому не любые родители могут позволить своему ребенку подобный досуг. Тренировка у младшей группы проходит после обеда и длится без малого четыре часа. Главный тренер Нина Степановна – женщина средних лет, советской закалки. Невысокая, пухлая, с редкими серыми прядками на макушке, уложенными в мальчишескую стрижку. Лицо, лишенное четкого контура, выглядело приветливым, а выражение глаз, линии чуть напряженных бровей и короткие морщинки, исходившее от ее губ, как лучи, свидетельствовали о ее непреклонном характере. Нина Степановна сама по молодости была мастером спорта по спортивной гимнастике. Только незапланированная беременность не дала ей стать чемпионкой России. Сейчас же она заслуженный тренер. Ей в этом году стукнуло пятьдесят шесть лет. И хотя фигура ее чуть округлилась и приосанилась, но даже издали была заметна ее спортивная выправка. Расправленные плечи, вздернутый подбородок, жесткая, уверенная поступь отличали ее от обычных бабушек ее возраста. К ней-то и попала наша Ясмина. Увидев высокую худощавую Юми, Нина Степановна тут же пришла к выводу, что у Ясмины есть все внешние данные для этого вида спорта. Многие тренеры обращают внимание на телосложение родителей, ведь судить по маленьким несформированным детям крайне сложно. Ясмина в первый же месяц проявила себя как упорная, старательная и терпеливая гимнастка. В ней, как и во многих детях, присутствовало чувство здоровой конкуренции. До ее прихода в группе уже был свой лидер. Диана – так звали самую гибкую и прыгучую девочку в их группе. Светловолосая румяная девочка, привыкшая к всеобщей похвале и вниманию, с первого дня не сдавала позицию и старалась быть лучшей во всем. Но пришла Ясмина и тут же исправила положение. Васим с детства вбил в голову дочери, что она в этом мире настоящая королева и, куда бы ни пришла, все должны это увидеть и с этим считаться. Ясмина тут же показала толпе девочек, кто тут главный: кто самый красивый, гибкий, прыгучий, харизматичный и вообще кто тут королева ковра. Бедная Диана билась из последних сил, чтобы удержаться на престоле. Но не тут-то было. Ясмина уже на второй неделе тренировок оставила соперницу далеко позади.
Пока они были еще маленькими, больше делали упор на гибкость и общую физическую подготовку. Чуть позже к ним на занятия стал приходить хореограф. А еще через пару лет Ясмина взяла в руки свой первый предмет. Это был упругий, легкий мяч, напоминавший отполированный жемчуг. Васим не жалел денег, и поэтому у Ясмины были самые красивые предметы и самые яркие костюмы. На первом выступлении в Доме офицеров Ясмина сияла, как обработанный самородок. После этого ни у кого не осталось сомнений, что у девочки есть неоспоримый талант в данном виде спорта. Тренер, приехавший из Северной столицы, бесспорно отметил, что если с девочкой упорно заниматься, то она вполне будет годна для больших соревнований.
– Может быть, из нее даже вырастет настоящая чемпионка. Кто знает, – разведя руками, сказала Нина Степановна Васиму после ее первого выступления.
Васим очень серьезно отнесся к этим словам. Они с Юми жили хоть и не богато, но острой нужды не ощущали. А после того как Васим узнал о перспективах своей любимицы, он без зазрения совести стал обзванивать родственников в Ливане. Его богатые обиженные родители сначала даже слышать ничего не хотели. Но не тут-то было. Васим так просто не сдается. Он собрал небольшую дорожную сумку и отправился к себе на родину. Уж о чем они там говорили и что пришлось пережить родителям Васима, а может даже и самому Васиму, только Богу известно. Но домой он вернулся с деньгами и с зароком никогда больше не являться на глаза родному отцу.
Ясмина, помимо художественной гимнастики, как и все дети, посещала школу. Даже здесь она проявила себя как первая и лучшая ученица года. Вы, наверное, подумали, что Юми и Васим целыми днями стоят над ней и вбивают ей в голову, чтобы она усердно училась и тренировалась? Нет, отнюдь нет. Ясмина сама готова была пойти на все, лишь бы выделиться, отличиться. Она должна быть самой умной, самой красивой, самой гибкой и самой сильной. На меньшее она просто не соглашалась. Через всю эту целеустремленность и амбициозность уже просачивались явный эгоцентризм, строптивость, самовольство, самолюбование. Ясмина не уступала никому. Она привыкла, что дома ее слово всегда будет последним. И хотя Юми частенько бранила ее и всеми силами старалась привить девочке уважение к другим и сострадание к окружающим, Васим все равно все брал в свои руки и делал так как считал нужным.
– Не надо ей указывать, что делать. Она у нас умная, сама решит! – повышая голос, говорил Васим кроткой жене.
Диалог этот проходил в присутствии Ясмины, которая тут же все наматывала себе на ус. Она уже давно поняла, что папа на ее стороне, что бы она ни сделала. И если Юми ей что-то запрещала, то Ясмина просто шла к Васиму и жаловалась.
– Пусть поест сладкое. Тебе что, жалко? – парировал Васим. – Она и так у нас худышка.
– Нет. Пусть сначала поест суп, – безуспешно старалась отстоять свою позицию Юми.
– Дай, я тебе сказал. Ясмина, где мама прячет конфеты?
Надув хорошенькие губки, Ясмина указывала пальцем на верхний комод, и Васим доставал ей оттуда желаемое.
– Купи ты ей этого медведя! – кричал он на жену.
– Мы не можем сейчас этого себе позволить, – негодовала Юми.
– Сколько стоит? – спрашивал Васим, а потом шел к своим коллегам и занимал денег до следующей зарплаты.
Ночами Ясмина пробиралась в коридор и слышала, как мама с папой ссорятся.
– Ты ее испортишь, – всхлипывала Юми. – Она уже сейчас ни о ком не думает. Только о себе. Ты только посмотри, как она обращается с другими ребятами в школе.
– Ты меня послушай. Сначала послушай, – твердо звучал голос папы. – Ты что, будешь слушать этих неудачников учителей? Они все просто ограниченные и глупые. Они думают, что все дети в школе должны быть одинаковыми. Делают из детей инкубаторов, чтобы потом ими было легко управлять и манипулировать. У нас Ясмина умная. Она такое не позволит.
– Ты слышал, что сказала Нина Степановна? – не унималась Юми. – Ясмина на прошлой тренировке оскорбила Диану. И знаешь почему? У Дианы, видишь ли, обруч оказался красивее. Ясмина при всех высмеяла ее в раздевалке, сказав, что ее ноги как копыта…
– А что там за обруч такой? Разве у Ясмины плохой обруч? Мы ведь ей из Москвы его заказывали.
– Ты меня слышишь? При чем тут обруч? Я говорю тебе, что она обидела ни за что девочку. Диана – не менее талантливая гимнастка. Ясмина не умеет дружить. Она дерзкая и грубая. Если так дальше пойдет, то она…
– Ты успокойся сначала, – не снижая тон, протянул Васим в ливанской манере. – Видел я эту Диану. Ноги у нее действительно как у лошади. И наша дочь в этом не виновата. Все претензии к ее родителям. А то, что Ясмина так сказала, так это еще раз доказывает, что она не такая лицемерка, как все девчата. Она честная и говорит то, что думает.
– Нина Степановна этим очень недовольна, – Юми попробовала зайти с другой стороны. – Она сказала, что спортсменке мало иметь талант, нужно иметь еще и хорошие манеры. А так это никуда не годится. Она так и сказала, что растит спортсменов, а не клуш в птичнике. Через два месяца будет отбор на региональные соревнования. Перед этим только пять девочек поедут в Москву на восемь недель, чтобы пройти обучение у лучших тренеров России. Нина Степановна хоть и понимает, что Ясмина сильная гимнастка, но все равно сомневается. Так как наша дочь всем дерзит. Даже тренеру умудряется перечить. Так что потом не разводи руками, когда наша дочь останется за бортом за свой противный язык.
– Только пусть попробует не взять Ясмину, – остервенело взревел Васим. – Я ей потом устрою.
– Еще хуже сделаешь.
– Ты не переживай. Все в этом мире покупается.
– Нина Степановна даже близко не возьмет денег. Она честная и принципиальная женщина. Если ты ей такое предложишь, она сочтет это за оскорбление и вообще попросит нас уйти в другую школу. А ты сам понимаешь, что в других школах нет такой подготовки.
– Так, ты сначала успокойся, – более холодным тоном произнес Васим. – Нечего тут разводить панику. Все можно уладить. Хватит… Все. Не надо плакать. Я все улажу. Хорошо, я обещаю. Я поговорю с Ясминой. Клянусь тебе, поговорю.
Скорее всего, именно в этот вечер Ясмина в своей детской головке сделала небольшое умозаключение. Мама защищает Диану, значит, она плохая, а папа всегда на ее стороне, значит, хороший. После этого случая она намеренно игнорировала маму, и если ей что-то было нужно, то Ясмина прямиком шла к Васиму и просила у него. Она доверяла только ему. Папа никогда не будет ее ругать, не будет ей отказывать, если она захочет очередную новую куклу. И уж точно не будет защищать эту лошадь Диану. Мама же, напротив, какая-то злая. Она ничего не понимает. Ей бы только побраниться, как старой женщине. Однажды зимой Ясмина простудилась, и врач назначил ей пять уколов. Ясмина закатила настоящую истерику. Топала, кричала, задерживала дыхание, закатывала глаза. Васим даже повелся на этот концерт.
– Ты что, не видишь, ей плохо! – кинулся он к задыхающейся дочке. – Если что-то с ней сейчас случится, я тебя лично придушу, – прошипел он злобно на жену.
И если бы Васим был более внимательным, он бы непременно заметил, как его маленькая дочь по-змеиному сверкнула глазками. Это было всего несколько секунд, но Юми это заметила. Зудящий холодок пробежался по ее спине. На мгновение Юми стало страшно. Я тогда впервые прочитал чужие мысли. Юми подумала, что само исчадие ада смотрит на нее в этот момент. Вы, наверное, удивитесь, но, оказывается, мысли могут иметь форму, цвет и даже запах. Отдельные слова я тоже могу видеть, но для меня они не представляют особого интереса. А вы задумывались над тем, что слова и мысли – это как раз таки то, что нас связывает с духовным миром? Вы можете даже мне не поверить, но в духовном мире слова и мысли имеют свой вес и направление. Я еще не знаю, как это работает, но одно могу сказать точно, что духовный и реальный мир принизывают другу друга и переплетаются, как сеть паутины. И всегда прежде, чем что-то происходит в реальном мире, это сначала происходит в духовном. Случай с Юми нам это как раз и доказывает. Знаете, о чем Юми подумала, когда увидела эти холодные и жестокие глаза Ясмины? Она тогда впервые решила, что нужно бежать из этой семьи. Что нет ей больше места рядом с мужем и дочерью. Мысль эта поначалу качалась над ее головой, как пустой, перевернутый гамак, а потом вошла в ее тело, как семя в мягкую почву.
Юми положила на стол шприцы, ампулы и спокойно сказала:
– Скажи своей дочери…
Вот именно на эти слова я бы хотел обратить ваше внимание. Некоторые слова вылетают, как мячики, некоторые – как брызги воды, а порой даже стелются, как мягкий ковер. Но начальная фраза Юми была подобна шипастым камням. Они выкатились из ее уст и, ударившись несколько раз об пол, глубоко залегли в сердце Ясмины, которая уже не притворялась умирающей. Она ясно и отчетливо услышала эту мамину фразу: «своей дочери». И только еще больше утвердилась в том, что мама отказалась от нее уже очень давно.
А Юми тем временем продолжила:
– Скажи своей дочери, что если она не будет получать уколы, то еще целый месяц не сможет ходить на тренировки. Так врач сказал.
Ясмина тут же сообразила своей курчавой головкой, что в ее долгое отсутствие Диана целый месяц будет лидером в их группе. Она будет лучшей гимнасткой целый месяц. Нет, Ясмина не может позволить этому случиться. Она лучшая, и все и всегда должны об этом помнить. Поэтому Ясмина перестала плакать, задыхаться. Надутыми губами пробубнила:
– Тогда путь папа делает мне укол. Он не больно делает.
Юми пожала плечами и вышла.
Через пять минут на кухню ворвался Васим и умолял ее сделать дочери укол.
– Ты мне поверь. Я клянусь тебе, – задыхаясь, говорил он. – Я не могу даже представить, что ей будут делать укол. Мне даже на этот шприц смотреть страшно. Я умоляю тебя. Придумай что-нибудь. Давай скажем, что… Или как-нибудь провернем это дело. Ты ведь не бросишь меня в эту минуту.
Юми была то ли слишком доброй, то ли слабохарактерной. А может быть, это жизнь с Васимом и Ясминой сделала ее такой. Ведь раньше она была очень сильной и принципиальной. Стоит только вспомнить, как она не уступала Васиму целых шесть лет, когда он пытался за ней ухаживать. Сейчас она уже растеряла былой лоск и достоинство. Выглядела она измученной и подавленной. Сейчас ей будто бы было все равно. Она уже даже не находила в себе сил бороться с обстоятельствами или даже с собой. Скрутив очередное кухонное полотенце в плотный рулетик, она помыла руки и направилась в комнату Ясмины.
– Мама только наберет лекарство в шприц, – сказал Васим бледными, сухими губами. – А то папа не умеет. Ты пока ложись.
Ясмина послушно легла лицом вниз и стянула с себя колготки. Юми взяла двухкубовый шприц, две ампулы, ватный шарик, пузырь со спиртом и присела на край кровати Ясмины.
Девочка тут же обернулась и решительно заявила:
– Нет, я хочу, чтобы папа делал мне укол. Мама больно делает.
– Мама тебе даже ни разу не сделала ни один укол, – произнесла Юми. – Откуда ты знаешь?
– Я знаю, – обиженно ответила Ясмина.
– Не переживай, дочь, – сказал Васим, присаживаясь на колени рядом с кроватью. – Мама сейчас наберет лекарство, а я сделаю тебе укол. Конечно же, папа сделает тебе не больно.
Звучно щелкнули ампулы, и Юми ловко наполнила шприц. Васим смочил ватку спиртом и взял из рук Юми наполненный шприц с обнаженной иглой. У него руки задрожали, и пот на лбу выступил прозрачными бусинами, едва он коснулся поршня.
– Вот, доченька, – сказала он, сжимая в одной руке ватку, в другой наполненный шприц. – Папа сейчас тебе будет делать укол. Ляг ровно и смотри в другую сторону. Тогда будет не так больно.
Ясмина послушно уткнулась лицом в подушку и выпрямилась. В эту секунду Юми расторопно провернула всю эту незаметную процедуру, от которой у Васима перед глазами замелькали мушки. Кажется, ему было больнее, чем Ясмине. После этого Юми обратно всучила Васиму пустой шприц.
– Вот видишь, – сказала Ясмина, довольно отрывая лицо от подушки и натягивая колготки, – папа делает совсем не больно. Я даже не почувствовала.
Васим положил шприц в лоток и дрожащими пальцами провел по кудрям дочери. Еще немного, и он лишился бы сознания.
– Юми, сделай мне, пожалуйста, чай, – сдерживая дрожь, попросил он.
Вы себе можете это представить? Взрослый мужчина, высокий и крепкий, врач к тому же. А чуть было не потерял рассудок из-за того, что увидел, как дочери сделали обычный укол в ягодичную мышцу.
Можно было бы даже над этим позабавиться, если бы не Юми. Она вышла из спальни еще более удрученная, чем вошла в нее. Я видел, как она рассасывает в своей голове одну и ту же мысль: «Я здесь лишняя».
Если бы я мог плакать, то непременно бы проронил несколько слезинок. Так мне стало жаль Юми. Окутанная одиночеством, она прошлась по коридору и заперлась в ванной. В эту же секунду появилась тень хранителя. Это ангел Юми. Он также прошелся по коридору и просочился в запертую дверь.
– Как ты думаешь, что она там делает? – внезапно раздался голос рядом со мной.
От неожиданности я подпрыгнул на месте.
Это был хранитель Ясмины. Он уже не в первый раз вот так появляется: неожиданно и ниоткуда.
– Не знаю, – ответил я.
– Таблеток хочет наглотаться, – спокойно ответил хранитель Ясмины.
– Как?! – встрепенулся я. – Она что, умрет? Как же так?
– Не переживай. В этом мире все рано или поздно умирают. Но Юми сейчас не умрет. Видел, кто за ней последовал? Если сейчас было бы ее время, то за ней бы другой пришел. А так просто хранитель ее прибыл.
– Значит, она сейчас не умрет?
– Сейчас нет. У нее будет другая смерть.
– А какая?
Ангел бросил на меня усмешливый взгляд.
– Много будешь знать – в рай не попадешь.
– Правда?
– Нет, – сипло рассмеялся хранитель Ясмины. – В рай люди попадают не поэтому.
– А кто может попасть в рай? Я когда-нибудь там окажусь? А почему за мной никто не приходит? Или я тоже чей-то ангел? Почему ты показываешь мне жизнь именно этой семьи?..
– Полегче с вопросами, – отрезал ангел. – Ты все узнаешь в свое время.
– Но я уже не хочу смотреть на все это. Меня твоя хранимая Ясмина уже выводит из себя. Ты видишь, как она себя ведет. Наглая, дерзкая, невоспитанная. Она над всеми превозносится. Изводит Юми истериками, настраивает Васима против нее. Обращается с другими, будто бы они собаки. Почему ты ничего не делаешь? Ты ведь приставлен к ней, чтобы охранять.
– Вот именно. Я рядом с Ясминой, чтобы охранять. То есть чтобы она не ушла из этого мира раньше положенного срока. Раньше того, как она выполнит свое предназначение на этой земле. Я хранитель, а не воспитатель. Так что нечего меня этим попрекать. Все претензии к ее родителям.
– Васим – настоящий урод, – выругался я.
– Спокойно, молодой человек. Это вина не только ее отца.
– А чья же еще? – едва сдерживая себя, выпалил я.
– Васим так себя ведет, потому что в его сердце кроется глубокая рана. Ему больно от того, что его родители отказались от него. Более того, они не признали Ясмину своей внучкой. Потому он так себя ведет. Васим хочет компенсировать недостаток любви со стороны бабушки и дедушки. А еще потому, что всякий раз хочет себе доказать, что он не такой, как его родители. Он будет любить и лелеять свою дочь и никогда не откажется от нее, как поступили с ним его мама и папа. Думаешь, из раненого сердца легко выудить здоровые поступки? Так что нечего упрекать Васима в этом.
– Тогда это родители во всем виноваты! – не унимался я.
– Ты бы не брался вообще никого судить, – урезонил меня хранитель. – Чтобы понять действия родителей Васима, тебе придется копнуть и в их прошлое. И так до бесконечности. Так что успокойся. Люди в этом мире больны, и не нам их судить.
В эту секунду дверь в ванной открылась и на пороге появилась Юми. Бледная, измученная, с раскрасневшимися глазами, но живая. Она прошла мимо нас, зашла на кухню и принялась заваривать чай для Васима. Позади Юми все еще стоял ее хранитель.
– Ты в порядке, Зифон? – обратился хранитель Ясмины к ангелу за спиной Юми.
– Как видишь, – ответил Зифон. – Справился с первой попытки.
– С первой? А это как? – удивился я.
– А это тот самый? – спросил Зифон, кивнув в мою сторону.
– Тот самый. Любопытный такой, – последовал ответ.
– Извините, вы обо мне говорите? Я еще как бы тут, – негодующе выпалил я.
– Держись, Раф. Все у тебя получится, – дружески улыбнулся Зифон и куда-то испарился.
– Раф? У тебя есть имя? – спросил я.
Раф протянул глубокий выдох и устало повернулся в мою сторону.
– Вы, люди, – странный народ. Думаете, что только у вас есть имена? Мало того что вы получили великое поручение от Всевышнего, так еще и превозноситесь над нами…
– То есть это как? – перебил его я. – Значит, я из людей? А что за великое поручение?
– Так, все, – скомканно выпалил Раф. – На сегодня у меня больше нет дел.
– Подожди! А меня-то как зовут? – выплеснул я вдогонку.
Ответа не последовало. Итак, я снова остался один. Я так понимаю, здесь мне больше смотреть нечего. Поэтому мы отравимся в следующий отрезок жизни Ясмины.

ГЛАВА 2
2009 год. Ясмина выступает на республиканской олимпиаде по художественной гимнастике. Светлый просторный зал с высокими потолками. Полные трибуны, гудящие, как морские волны во время прилива. Светло-персиковый ковер с обозначенной красной линией по всему периметру. Пока судьи выставляют оценки предыдущей гимнастке, на углу ковра стоит Ясмина, разминая стопы. Я даже не сразу ее узнал. В свои десять лет высокая, худощавая, с вытянутой шеей, острыми чертами лица, ярким макияжем, четко обозначающим ее необычные ливанско-азиатские глаза. Волосы, гладко зачесанные в тугую шишку, высившуюся прямо на макушке, как купол. Тонкие мерцающие золотинки, вплетенные в ее волосы, играючи, преломляют свет ламп, спадая на плечи. Хрупкое вытянутое тело Ясмины тесно облегает костюм, богато расшитый изумрудными пайетками. Из-под короткой фолдящей юбочки вытягиваются длинные ровные ноги. В розовый ахилл врезалась прозрачная резинка спортивных чешек. Для Ясмины это не первое выступление, но одно из самых важных. После этого решится, отберут ли ее на международные соревнования. За шесть лет Ясмина уже успела привлечь внимание величайших тренеров России, и сейчас ее успех во многом зависит от исхода именно этой олимпиады. За ярким макияжем скрывались нервные подергивания губ и пульсирующее волнение в висках. Сжимая в руке булавы малахитового цвета, Ясмина то и дело переставляла их с руки на руку, поочередно проводя запотевшими ладонями по бедру.
– На площадку приглашается… – раздался приятный голос главного члена жюри.
Вздернув высоко подбородок, выпрямив спину так, что лопатки сошлись у позвоночника, уверенно ступая с носочка на пятку, Ясмина вышла на ковер. Тысяча пар глаз устремились на эту маленькую победительницу. Сейчас она выглядела немного напуганной, и это делало ее в моих глазах более привлекательной. Дойдя до середины ковра, она высоко запрокинула ногу, выпрямив ее вдоль поясницы. Чуть накренившись вперед, она уперлась рукой на головки булав. Вот она, ее исходная позиция. Даже в этом прослеживался ее мудреный и непростой характер. Итак, трибуны затихли. Воздух над ней раскололся докрасна. Раздался короткий сигнал, Ясмина ловко подкинула одну булаву над головой, и до того, как заиграла музыка, она успела дважды сложиться вдоль спины, выпрямиться и подкинуть вторую булаву носочком. Заиграла быстрая музыка, и Ясмина, полная чувств и неподдельного артистизма, принялась четко один за другим выполнять сложнейшие элементы. Движения ее были отточенными, прыжки длинными с зависанием. Ноги, как гибкие прутья, взмахивали вверх над головой, перекидывались через плечо. Ясмина скручивалась и извивалась. Словно у нее напрочь отсутствуют кости и суставы. Причем все это делалось с обворожительной улыбкой и приятно накрененной головой. Временами она скакала, как горная козочка, временами растекалась по ковру, как ядовитая кобра. Ни одного ненужного выпада, ни одного лишнего движения. Все было расписано по секундам. До того как долетала до нее подкинутая вверх булава, Ясмина успевала сделать несколько виражей и поймать снаряд. Каждый раз, когда малахитовые колотушки взмывали в воздух, ревущие болельщики взрывали трибуны привычным словом «Держать!». Так ревностно поддерживают гимнастки друг друга. Сменилась музыка, и раздались яркие щелчки кастаньет. Ясмина принялась резво жонглировать булавами, раскручивать их, как мельничные лопасти, мелко постукивать по ковру, как барабанными колотушками. Сердце готово было выпрыгнуть от такой страсти. Ковер просто пылал от ее присутствия. Всего пару минут выступления, но как будто бы вечность была прожита в эти короткие секунды. Столько движений, столько эмоций и событий происходят на площадке, когда выступает такая успешная гимнастка, как Ясмина. Музыка завершила свой полет под куполом зала резко, словно ставя жирную точку. Ясмина в короткие несколько секунд сделала самый сложный элемент, и одна, потом другая булава, как на магните, прилетели откуда-то из воздуха и зажались между ее округлыми коленями. Зал взорвался аплодисментами. Даже сейчас, еще до выставления оценок, наметанный глаз зрителей, тренеров и спортсменов понимал всю серьезность данного выступления.
Почти сразу же на ковер пригласили другую спортсменку, а Ясмина удалилась под взрыв оваций. Бойкая старушка Нина Степановна сдержанно похлопала девочку по лопаткам и сказала, чтобы та шла переодеваться. Выйдя в светлое фойе, она наткнулась на Диану. Она тоже выросла, стала более изящной и грациозной. Волосы светлые, глаза серо-голубые. В отличие от острых черт Ясмины, лицо Дианы осталось по-детски нежным, сохранив в себе ту нетронутую и нераспустившуюся свежесть. Она отличалась от Ясмины еще и тем, что в ее глазах я ни увидел той дерзости и неуклонной гордыни. В мерцающем костюме цвета чайной розы Диана разминалась перед выступлением. Завидев Ясмину, она растянулась в приятной улыбке.
– Как выступила? – спросила Диана, дружески волнуясь за подругу.
– А ты не слышала? – натягивая вежливую маску, ответила Ясмина.
– Уверена, что хорошо.
– Нет. Это ты хорошо выступаешь. А я выступаю на отлично.
Диана никак не оскорбилась услышанным. Она подбежала к Ясмине и, потирая влажные ладошки, горячо прошептала:
– Я так волнуюсь. Сейчас будет моя очередь. Ты ведь видела меня на репетиции. Как думаешь, у меня получится? Ах, я больше всего не люблю выступления с мячом. Он постоянно у меня соскальзывает. В прошлый раз вообще укатился за линию площадки. Ты будешь меня поддерживать?
Что-то неприятное дрогнуло в уголках губ Ясмины, но Диана совсем ничего не замечала.
– Мне нужно сейчас переодеваться. Так что вряд ли я смогу присутствовать на твоем выступлении. А чтобы так не волноваться, нужно просто больше проводить времени на тренировках.
– Да, ты права, – поспешно ответила Диана. – Хорошо. Ты иди скорее переодевайся, а то времени не так много.
Ясмина одарила ее своей дежурной улыбкой и удалилась в переодевалку. Оказавшись за ширмой, она обессиленно опустилась на длинную лавочку. Как и у всех девочек, у Ясмины были свои страхи и переживания, но, заняв позицию сильного лидера, она сама намеренно лишила себя права на слабость. Никогда и ни перед кем Ясмина не выказывала своего чрезмерного волнения и уж тем более страхов. А страхов у нее был вагон и маленькая тележка. Она боялась всего. Боялась, что лента скрутится, мяч укатится, скакалка спутается. Но больше всего Ясмина боялась, что кто-то из ее региона может оказаться лучше. Когда она смотрела на незнакомых гимнасток из других городов, она не так переживала, как когда на площадку выходила Диана. Ее вечная соперница. За эти годы Диана выросла и окрепла как гимнастка и как личность. Она постоянно наступала ей на пятки. И Ясмине приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы обставить соперницу. Порой она доводила себя до изнурения на тренировках, только бы вырвать хотя бы полбалла у Дианы. И даже когда они выступали вместе в командных соревнованиях, Ясмина стояла чуть поодаль, дула себе на сырые ладони и повторяла внутри себя одну и ту же мантру: «Чтоб ты провалилась». Жажда внимания тренера, болельщиков, первенства доводили ее до безумия. Порой она не могла спать из-за своих переживаний. Бывало, на тренировке Диана могла превосходно оттанцевать с обручем. И хотя это была всего лишь репетиция, но даже тогда у Ясмины начиналась глубокая депрессия. После таких тренировок она приходила домой, запиралась в комнате, ни с кем не хотела говорить, орала на Юми, переворачивала все в свой комнате вверх дном, отказывалась есть. Безусловно, Ясмина была лучшей, и все это знали, но для самой Ясмины этого было мало. Жадность признания и внимания доводили ее до того, что она могла нарочно подставить девочку из своей же группы, если та будет слишком много паясничать. Как-то раз она как лидер группы настояла на том, что одну из спортсменок удалили из состава. И сделала Ясмина это лишь потому, что ей очень не понравилось, что девочка на репетиции позволила себе раз покомандовать. Было это так: шесть девочек, включая Ясмину, готовились к групповому выступлению с обручами. Во время исполнения номера Ясмина командовала составом. Перед каждым выпадом или броском раздавалось ее короткие и ясное «и», после чего гимнастки синхронно перекидывали обручи друг другу. И вот однажды какая-то несмышленая девочка Катя по своей простоте во время репетиции после очередного пируэта выкрикнула «и». Вмиг над ковром взмыли мерцающие кольца и также ловко были пойманы составом. Ясмина тут же прервала репетицию.
– Здесь я командую, – белыми от злости губами заявила она. – Чтобы это было в первый и в последний раз.
Все рассмеялись и заверили, что это была просто шутка. Да, все на самом деле так и было; обычное ребячество. Но Ясмина восприняла это совсем иначе. Она решила, что эта дерзкая Катя сделала это нарочно, чтобы подорвать ее авторитет. Другого быть не может. Если так и дальше пойдет, то вскоре весь состав начнет ее игнорировать. Рассуждая так, Ясмина решила во что бы то ни стало убрать соперницу. И вот что она сделала: на очередной поддержке Ясмина чуть пригнула колени и вся нагрузка легла на хрупкие ноги Кати. Из-за чего гимнастка, которую они вдвоем поддерживали, скатилась вниз и ударилась головой. Конечно же, всю вину переложили на бедную Катю и с подачи Ясмины ее тут же заменили другой спортсменкой. Вот такое бессовестное существо выросло из той маленькой кудрявой девочки, которая так трогательно улыбалась, будучи еще совсем малышкой. Даже сейчас она обладала необычной внешней красотой, какой обладают дети смешанных кровей. Но вся ее красота была отпугивающей, холодной. Как-то не по-детски блестели ее глаза.
Переодевшись в черный как ночь костюм и взяв в руки скрученную ленту, она вышла в коридор. Капающие с открытого окна солнечные лучи мелко заиграли на мерцающей черной чешуе, часто покрывающей ее костюм. Еще пятнадцать минут. Она успеет немного разогреться. Войдя в зал, она присела на край лавочки и, вытянув ноги, сложилась в ровную складку.
– Ясмина! – позвал ее чей-то голос. – Диана опережает тебя на целых полтора балла. Выступление с мячом было превосходным. Она сейчас в рейтинге занимает третье место. Жаль, что ты не видела. Тебе есть чему у нее поучиться. Мяч рядом с ней парил, как на веревочке.
Ясмина чуть приподняла голову. Это были девушки из Москвы. С ними она познакомилась еще перед первыми своими сборами, когда ее взяли на восемь недель в Москву. Столичные гимнастки невзлюбили ее с первого дня. И если в своей группе она была абсолютным авторитетом, то для них она была простой выскочкой. Несколько раз за те восемь недель Ясмина успела затеять громкие ссоры, которые потом разразились в большой межрегиональный конфликт между командами. Поэтому они запомнили Ясмину так хорошо, что не спутали бы ее ни с кем. Теперь на каждых соревнованиях, если они встречались, всегда вели холодную войну между собой. Эти девчата, конечно же, не откажут себе в удовольствии позлить ее. Но Ясмина научилась держать себя и делать вид, что ей абсолютно плевать на все их выпады. Хотя я сразу же заметил, как напряглись ее скулы, стоило ей услышать, что Диана превосходно выступила с мячом. Даже я услышал, как противно зазвенели ее нервы от ярости. Она встала со своего места и, высоко подняв голову, продефилировала мимо зачинщиц.
– Толстые неудачницы, – по-кошачьи протянула она, поравнявшись с ними.
В ответ раздались колкости, но Ясмина посчитала, что не стоит даже делать вид, что расслышала это.
– Готова? – спросила ее Нина Степановна.
Ясмина кивнула и, наклонившись, принялась хлопать себя по упругим икрам.
– Я тебе еще покажу. Чтобы не высовывалась, – прошипела она себе под нос. Даже я вздрогнул от того, как она это произнесла внутри себя. Бедная Диана. Сейчас она ее обставит по полной.
Ясмина вышла на ковер. Раздался короткий щелчок, заиграла музыка из «Лебединого озера», а именно партия черного лебедя. Ее коварные глаза, холодная улыбка, оголяющая ровные белые зубы, резкие повороты, как никогда, хорошо вписались в этот образ злодейки. Мне даже кажется, что Ясмине не пришлось прикладывать сюда свой артистизм. Она просто показывала свою настоящую сущность во время этого номера. Черная атласная лента, как хлыст, вздергивалась над потолком, и летела вниз прямо в руки Ясмины, как живая змея. Временами это выглядело так, словно черное гладкое тело кобры крупной ровной спиралью окольцовывает гибкий стан гимнастки. Предмет вмиг ожил в ее руках, и теперь танцевала не только она, но и та черная тварь, ползающая на чреве своем и ядущая прах земли. Ясмина была ужасна и притягательна одновременно. Почему зло кажется таким таинственным и соблазнительным? Вот добро – оно понятно и открыто. И потому как будто кажется скучным. Зло же всегда покрыто какой-то завесой, за которую хочется непременно заглянуть. Зло влечет к себе, завораживает, акцентирует на себе внимание, пленит с первого взгляда. Неудивительно, что единственное запрещенное дерево в раю оказалось таким большим в сознании первых людей, что затмило все остальные деревья, которых было целое буйство. Порой сам удивляюсь тому, какие мысли приходят мне в голову. Может быть, вы тоже могли бы мне задать тот же вопрос, откуда во мне такая тяга рассуждать о добре и зле и откуда мне известно про Эдем. Я сам не могу вам ответить. Просто я знаю это, и все. Как вот если бы вы просто знали, что после зимы идет весна. Я думаю, что если бы в то утро меня так жестоко не убили, то я был бы психологом или профессором теологии. Но мне не суждено, поэтому останется лишь нескромно предполагать, каким великим человеком я мог бы стать. А сейчас, глядя на то, как Ясмина взлетает вверх, а пятиметровая лента извивается вокруг нее волной, окольцовывает мелкими спиралями, я не мог отвести от нее своего взора. Настолько ярко горело это черное пятно на пастельном ковре.
Стоит ли еще говорить, что Ясмина в ту олимпиаду оставила всех своих соперников позади. Стоя на пьедестале почета, обвешанная медалями, она сдержанно улыбалась, глядя куда-то в пустоту. Сквозь ее кошачий разрез глаз колючими бликами испускалось невидимое торжество. Когда все закончилось, сердце ее на миг успокоилось. Довольная победой, она тяжело закрыла глаза, и длинный выдох облегчения протянулся из ее ноздрей.
Но в этот день ее победы не нашли отклик в сердце родителей. Васим был бы и рад закатить привычный пир для дочери, только ситуация требовала отодвинуть это событие до лучших времен. В тот день Юми ни с того ни сего решительно настроилась уйти от мужа. Что на нее так повлияло, я и сам не мог понять. Она просто собрала вещи и решительно заявила, что уходит. Ревнивый Васим решил, что у нее кто-то появился. И клялся убить ее любовника, кем бы он ни оказался. Потом он стал умолять Юми остаться, затем перешел на угрозы. Под конец он даже попытался с ней договориться, но Юми в этот раз проявила свою давно забытую твердость.
– Тогда мы будем судиться. Дочь я тебе не отдам, – пригрозил Васим. – Даже не думай. Ясмина останется со мной.
– Ты знаешь законы России, – хладнокровно заявила Юми. – Она моя дочь тоже. Ребенок остается с матерью.
Оскорбленная тем, что вместо ее триумфа у родителей оказались дела поважнее, Ясмина заперлась в комнате. Но, услышав, как ее начали делить, она тут же предстала перед ними. Не буду вам подробно передавать их перепалки. Мне самому от этого противно. Но одно я донесу вам слово в слово. Ясмина встала между родителями и, взглянув на обескровленное лицо Юми без малейшей жалости, кинула матери в глаза:
– Ты мне не мать. Я с тобой никуда не поеду.
Белые веки Юми нервно подернулись. Преодолев сухой спазм, Юми ответила:
– Хорошо. Ты можешь остаться с папой. Но я тебя буду ждать, если ты захочешь приехать.
После этих слов Юми нацарапала на голубом клочке бумаги какой-то адрес и, взяв два своих чемодана, вышла в ночь. Юми даже не стала подавать на развод. Она просто ушла, а Васим был слишком занят, чтобы заниматься официальным расторжением. Когда дверь за Юми тихо затворилась, две круглые слезы скатились по лицу Ясмины. Она кинулась в свою спальню и заперлась там. Дикий разнузданный вопль вырвался в коридор. Я и сам не понимал, почему она так плакала в тот день. Но слезы были такими крупными, а вопли такими жалкими, что я поневоле съежился от сострадания к этой змеюке.
Вот так Ясмина в десять лет лишилась матери. Теперь она жила в свободе, с любимым отцом, который ей все всегда позволял. Только вот после ухода Юми все как-то пошло наперекосяк. Васим замкнулся в себе, перестал радоваться. Стал так часто пропадать в бассейне, что от него за метр тянуло хлоркой. Он все так же баловал свою дочь, ни в чем ей не отказывая, только теперь это делалось с каким-то равнодушием, не так пылко, как раньше. Он стал приводить в дом любовниц одну за другой. Ясмина не желала терпеть ни одну из них. Она выставляла их за дверь с какой-то недетской агрессивностью. Дети иногда могут шалить и издеваться над мачехами или нянями. Но Ясмина это делала совсем иначе. Это были отнюдь не шалости. Она запросто могла сжечь одежду или сумку. Несколько раз она огарком сигареты поджигала пятки уснувшей после бурной ночи папиной любовницы. Васиму приходилось платить за лечение, за моральный ущерб. Выкручиваться и делать все возможное, чтобы его подруги не подавали в суд на его разнузданную дочь. Вскоре он сам стал бояться ее. Если раньше он потакал ей от любви, то теперь он это делал из страха. Ему стыдно было признаться даже самому себе, но он и впрямь стал бояться родную дочь. Порой он сам не мог понять, как нужно с ней разговаривать и какие меры предпринять, чтобы утихомирить пыл Ясмины. Но менять что-то было уже слишком поздно. Ясмина была на пороге взросления и становилась все более отчужденной и неуправляемой. В конце концов Васим просто оставил все как есть. Он давал дочери столько денег, сколько она требовала. Не заставлял ее делать ничего по дому, ни о чем не просил, ни о чем не расспрашивал. С любовницами он проводил ночи вне своего жилища. Вот такая «веселая» затянулась у них жизнь.
Тем временем Ясмина продолжала заниматься художественной гимнастикой. Из кандидата перешла в разряд мастера спорта. Колесила по всей стране и Европе, пропадая по полгода на сборах, соревнованиях и олимпиадах. Думаю, на этом можно перейти к следующему отрезку ее жизни. Это будет последний отрезок из ее прошлого. Надеюсь, он мне многое прояснит. Пока что я ничего так и не понял, то есть мою роль во всей этой истории.
Снова появился хранитель Ясмины – Раф. Теперь мы его будем называть так. В этот раз он пришел с каким-то ручным компостером. Думается мне, что это просто очередная шутка. Нужно ведь как-то разнообразить мои перемещения.
– Давай сюда свой билет, – сказал Раф.
Я послушно вложил билет на 2013 год в компостер, и он звучно продырявил его. В один миг я оказался в привычном спортзале. В этот раз здесь было пусто и холодно. Крупная сетка, протянутая посередине зала, все так же отделяла баскетбольную площадку от гимнастического ковра. Жалкие январские отблески заползали в окна спортзала, слабо выхватывая гимнастические снаряды, покоящиеся по углам. Во всех школах зимние каникулы. Город полон снега. Дети и подростки проводят время в шумной компании на площадях или улицах или же в кругу семьи, доедая праздничные салаты. Это нормальное явление для любой молодежи. Как только я об этом подумал, так тут же до меня донеслось звучное щелканье в толстой двери. Скрипнули петли, и в зал вошла Ясмина. Каждый раз удивляюсь тому, как быстро и кардинально меняется эта мадам. В свои без малого четырнадцать лет она выглядела уже почти как взрослая, сформировавшаяся девушка. Рост она унаследовала от Васима, стройность от Юми. Длинная, упругая шея, на которую была плотно посажена красивая голова с округлым затылком. Глаза, по форме похожие на крупные миндалины, а строгие очертания рта выдавали укоренившееся в ней высокомерие. Она все так же красива. Нет, она стала еще красивее, но только красота эта была сродни уродству. Все в ней настолько выразительное и четкое, что это даже отпугивает. Твердой поступью она прошлась вдоль зала к электрическому щитку. Лязгнули рычаги, и воздух в зале замигал от врывающегося света. Ясмина переоделась, вышла на середину ковра и принялась разминаться. От пустых стен отталкивались тихие выдохи, шуршание одежды, легкие суставные щелчки. Она без труда перегнулась пополам сначала вперед, потом назад. Скручивалась в плотное кольцо, расползалась в длинном шпагате, принимала невообразимые позы. В холодных глазах не мелькнуло даже тени боли. Через несколько минут она взяла обруч и принялась выделывать с ним невообразимые вещи. Прямо как в цирке. Я присел на пустующую лавочку и посмотрел на огромное зеркало, застилающее всю противоположную стену. Хоть бы на секунду посмотреть на свое отражение. Смешно, конечно, но я даже не знаю, как я выгляжу. Только вечно ускользающая фигура Ясмины мелькала в прямоугольном зеркале. На мгновение меня посетили мысли о том, что хоть Ясмина и испорченная личность, но как гимнастка она, безусловно, талантливая. Даже зная какой гнилостной у нее характер, я все равно замираю от любования, когда она танцует. Даже сейчас, без музыки, без оваций, без наставлений хореографа и тренера, она все равно хороша на все сто. Может быть, потому что она так предана этому делу. Ведь все ее подруги сейчас отдыхают с родителями и друзьями, а она тут. Даже на праздниках она занимается. Какая-то помешанность на спорте. Как будто других развлечений в жизни нет. Ясмина всегда была не похожа на других детей. Она живет своим делом, она дышит спортом. И другой страсти в ее жизни больше нет. Мысли мои были прерваны, так как зал пронзил скрип тяжелых дверных петель. Я очнулся. На пороге стоял парень. Я его уже видел. Правда, тогда он еще был совсем мальчишкой, но все равно смутно припоминаю. Помню лишь, что он капитан сборной по баскетболу. Иногда они пересекаются с Ясминой на тренировках. Зовут этого черноглазого красавца простым именем Саша. Сейчас ему около семнадцати лет, но девчонки увиваются за ним с детства. Саша всем поклонницам предпочел веселую белокурую гимнастку Диану. Ох уж и трындела она в раздевалке об этом. Все знали о том, как развивались их отношения. Всем девушкам было завидно, но только не Ясмине, которая вообще, казалось, не интересовалась противоположным полом.
– Ты здесь одна? – спросил он, медленно входя в зал.
Ясмина не ответила.
– А я проходил мимо, смотрю, свет горит. Думал, наши ребята тут решили чуть поиграть, – игнорируя ее равнодушие, сказал парень.
Молчание в ответ. Ясмина продолжала подбрасывать обруч, ловя его в высоком вращающемся прыжке. Казачок. Так вроде они называют этот прыжок.
– Ты готовишься к Кубку мира? – продолжал Саша односторонний диалог. – Слышал, что из России поедут только три гимнастки. Одна из Питера, одна, конечно же, из Москвы. На тебя тоже много ставят. Ну если ты, конечно, на последних сборах не провалишься. А вообще, ты достойный кандидат. Хотя Диана могла бы составить тебе конкуренцию. Но просто я бы этого не хотел. Зачем мне такая фанатка спорта?
Ясмина, услышав имя давней соперницы, на миг остановила свою тренировку.
– Если хочешь заниматься – занимайся, только с закрытым ртом, – холодно приказала она.
– А ты прямо выходишь из себя, когда я говорю о Диане. Все-таки ты ее побаиваешься, – усмехнулся Саша, взяв из корзинки плотный баскетбольный мяч.
Ясмина сделала очередную серию прыжков.
– Ты и твоя сопливая команда, как мне известно, даже в пятерку лучших не вошли на последних соревнованиях, – отдышавшись, вплеснула Ясмина. – Неудивительно, что такого неудачника, как ты, заинтересовала такая гимнастка, как Диана. Вы друг друга стоите.
– Да, – язвительно протянул Саша. – Я о себе ничего не говорю. Я, может быть, действительно не так хорош как хотелось бы, но вот Диана идет с тобой вровень. Но знаешь, в чем между вами разница?
Ясмина обернулась и уставилась на него, ожидая продолжения.
– Тебе, чтобы быть лучшей, приходится заниматься до седьмого пота даже во время праздников. А Диана хороша сама по себе. У нее это в крови. Ей достаточно тренировочных часов, чтобы быть лучшей. А если бы она занималась столько же, сколько и ты, то ты только и делала бы, что дышала ей в спину.
Даже мне было понятно, что Саша намеренно провоцирует ее. Только вот непонятно зачем.
– Это нормально, – театрально вздохнула Ясмина, высоко задрав ногу. – Нормально, что ты сейчас мне это говоришь. Тебе и Диане ведь ничего не остается, кроме как нервно изводить тех, кто впереди. Но только не думай, что меня это заденет хоть немного. Я привыкла к тому, что мне завидуют.
Саша пару раз стукнул мячом об пол. Раздались бойкие удары. Шершавая резина, плотно обтягивая воздух внутри, всякий раз протяжно звенела и обрывисто заглушалась, стоило Саше тесно сжать мяч в больших ладонях.
– Ты, Ясминка, красивая, да злая, – легкомысленно промолвил он.
Этот тон немало задел Ясмину. Она может переносить колкости в свою сторону, но уж никак не фамильярность.
– Пошел вон, – выцедила она на выдохе.
Саша подошел к ней вплотную и заглянул в ее искрящиеся презрением зрачки.
– А ты все-таки боишься, – будто бы читая по глазам, произнес Саша. – А вот возьму и настрою Дианку на победу. Она ведь у меня девушка сильная и упорная, если захочет. Если ее поддержать как надо, то она уйдет далеко вперед. И что тогда? Плакало твое золото.
Он игриво отошел от нее, подкинул мяч и пару раз прокрутил его на своем длинном пальце. Затем ловко перекинул его через плечо, сомкнул в ладонях и принялся водить им перед носом Ясмины. Мяч, словно приклеенный к его растопыренным пальцам, мелькал перед лицом разъяренной гимнастки, как бы дразня ее.
Хорошо, что Саша не может слышать ее мысли. Он никогда не узнает, какой страшной смерти Ясмина желала ему в тот момент. Какие проклятия сыпались на его голову. Даже повторять их претит. Вслух же она учтиво сказала:
– А ты попробуй. Авось получится из твоей лошадки сделать что-нибудь похожее на достойную гимнастку.
– А я возьму… – он сжал мяч между рук, как чью-то ненавистную голову, – и попробую. Только потом не плачь.
После этих слов он еще раз погремел мячом об пол, с ходу закинул его в кольцо и удалился из зала. Звонкие продолжительные хлопки упругого мяча об пол каскадом забрызгали по стенам зала, когда Саша нервно прикрыл за собой дверь. Ясмина судорожно выдохнула, злобно искривила губы, словно готовясь сплюнуть.
– Чтоб ты сдох, сволочь, – выплюнула она ему вслед.
Окончились праздники. Дети и студенты снова вереницей побрели на занятия. Ожили улицы, засновал набитый общественный транспорт. В зале, разделенном сеткой, снова стало шумно и суетливо. На одной стороне скрипели прорезиненные подошвы и бесконечный плеск мяча об пол. На другой стороне зала звучала музыка, мерцали ленты, подбрасывались обручи, вились под потоком плотные жгуты скакалок. Попеременно перекрикивали друг друга тренеры. Все, казалось бы идет своим привычным чередом. Никто поначалу, кроме меня, не заметил перемен. В этом зале я появляюсь первый. После праздников я стал замечать, что за два часа до занятий в зал приходят те самые двое. Саша таки серьезно настроился отомстить Ясмине за дерзость. Ясно было как божий день, что Диана не так влюблена в спорт, как Ясмина. Для нее есть в жизни вещи и поважнее, особенно сейчас, когда у нее завязались первые в ее жизни отношения с парнем. Но по настоянию Саши она приходила в зал пораньше и усердно тренировалась, пока Саша пристально за этим наблюдал со стороны, ласково поддерживая ее и поправляя. Он хоть и не гимнаст, но продолжительное соседство с этим видом спорта чему-то его да научило.
– При повороте у тебя сгибается нога. Попробуй еще раз, – поправлял он ее. – Повтори еще раз этот бросок. У тебя уже получается намного лучше.
Наивная Диана ничего не знала о состоявшемся неприятном разговоре между Сашей и Ясминой. Она свято верила в то, что Саша просто хочет ей помочь. Он желает ей победы, он в нее верит, как никто. И сейчас, как никогда, Диане захотелось во что бы то ни стало стать той третьей, которая поедет на межнациональные соревнования. Она здраво оценивала ситуацию и понимала, что ей придется много потрудиться, чтобы обставить Ясмину. Хотя соперничать с Ясминой у нее не было никакого желания. Напротив, Диане всегда хотелось добиться ее расположения и дружбы, но Ясмина слишком была поглощена собой, чтобы кому-то еще отдавать свое драгоценное время. Когда Саша стал настраивать Диану на победу сначала невзначай, потом более настойчиво, Диана долго колебалась, стоит ли браться за это дело. Ясмина может люто возненавидеть даже за попытку опередить ее. Потом могут быть неприятности. Так как Ясмина может пойти на любую подлость. Но в конце концов Диана твердо решила, что в большом спорте нет места эмоциям. Поэтому, преодолев страх и заручившись Сашиной поддержкой, она принялась усердно заниматься. Перемены не заставили себя долго ждать. Тренер уже через месяц стала отмечать приятные сдвиги в Диане. Я тоже заметил это и, признаться, даже поверил в слова Саши, когда он сказал, что Диане, чтобы быть лучшей, нужно совсем немного времени и поддержки, в то время как Ясмине приходится выкладываться по полной на дополнительных тренировках.
– Держать! – бойко выкрикивала Нина Степановна. – Умница, Диана! – Вот посмотрите, девочки, какой должен быть прыжок. Отлично. Ясмина, на ковер. Диана пока отдыхает, она сегодня это заслужила.
Правда, и к Ясмине у Нины Степановны отношение не изменилось. Она так же ее нахваливала, ставила в пример другим гимнасткам. Но Ясмина изводилась от ярости, когда видела, что и Диана удосуживалась подобной похвалы. Ведь раньше только она, Ясмина, могла слышать такие слова. Казалось бы, нахваливая Диану, никто не лишал Ясмину внимания и лидерства. Но Ясмина это воспринимала по-своему. Она жадно и ревностно относилась к своему первенству. Ей не хотелось делить ни с кем заработанную славу. Все эти годы она была лучшей в своей группе. Быть лучшей – значит быть в единственном экземпляре. А если кто-то такой же, как ты, то ты уже не лучшая. Естественно, на тренировках Ясмина держалась стойко, ни одним мускулом не выказывая, как ее задевает то, что Диана стала быстрыми темпами подниматься и даже в каких-то моментах опережать ее. С терзающей и жгучей завистью Ясмина отмечала, что Диана стала куда гибче и сильнее. Даже прыжок в кольце у Дианы выходит выше и изогнутее, чем у нее. Придя домой, Ясмина закрывалась в комнате и до посинения тянулась и тянулась. Рвались мышцы, затекали связки, хрустели суставы. Красная, потная, изнывающая от боли, Ясмина не прекращала занятия даже во сне. Но все было тщетно: Диана слишком серьезно отнеслась к следующим сборам. А больше всего раздражали другие девочки в их группе. Теперь, когда Диана стала на одном уровне с Ясминой, они осмелели, подняли головы и возвысили свои голоса против давно ненавистной Ясмины, которая то и дело превозносилась над всеми.
– У Дианы куда мягче спина, – бурлили они в раздевалке.
– И не только. Нина Степановна сказала, что у нее природная гибкость. Ясмина просто сильная и прыгучая, но у Дианы все получается как-то плавно, грациозно.
– Да. И с координацией у нее все в порядке.
– А вы видели, как сегодня у Ясмины мяч укатился?
– Если и дальше так пойдет, то ни на какие соревнования она не поедет.
– Зато, может быть, у Дианы получится.
– Ой, я была бы рада. Диана это заслужила. Она молодец.
– И характер попроще.
– А то Ясмина поедет и снова там перегрызется со всеми. Потом за нее еще краснеть.
– И так все думают, что волгоградские гимнастки все как взбесившиеся кошки.
– И все из-за нее. Это она показывает нас в таком свете.
– Из-за нее одной все нас и судят…
– Ой, девочки, я буду прямо молиться, что в этот раз Диана поехала на соревнования.
Ясмина все это слышала и делала вид, что ее это нисколько не волнует. От досады Ясмина перестала нормально есть и отдыхать. Из-за чего у нее то кружилась голова, то сводила ноги судорога. Ее ошибкам радовался весь состав. И пусть ни одна из сплетниц не может ее опередить, зато Диана может. Ущемленная гордость Ясмины словно залечивала нервные раны гимнасток, которые на протяжении всех этих лет носили в себе унижения со стороны Ясмины. Сам удивляюсь, какие эти девочки маленькие, а уже такие злые. Прямо зловещий смех прорывает их губы, когда Ясмина в очередной раз уронит ленту или когда у Дианы получится выполнить сложный элемент. Даже хореограф в этот раз уделила больше внимания Диане.
– А тебе я уже сто раз указывала на твои ошибки. Пока поотрабатывай, я потом посмотрю, – кинула она в лицо ущемленной Ясмине.
На самом же деле хореографу, как и Нине Степановне, больше нравилось работать с покорной Дианой. Да и движения у белокурой девочки были от природы мягкими и плавными, в то время как у Ясмины все жесты и повороты были резкими и отточенными, как грани на алмазе. Не было в ней той обворожительной спонтанности, как у Дианы.
Наступили долгожданные сборы. Они длились две недели. А в конце должно было состояться показательное выступление. На сборы приезжали группы из разных регионов, присутствовали именитые тренеры и будущие чемпионки. Это было важным временем для всех. За этот короткий срок сборов обычная гимнастка могла совершить прорыв, который она не могла бы совершить и за целый год тренировок. Обмениваясь опытом на интенсивных занятиях, девочки не забывали и об обычной дружбе. Именно тут могла завязаться крепкая связь между спортсменками. Именно тут и передавались все сплетни из уст в уста. На этих сборах все узнали, что Диана и Ясмина сейчас идут вровень. Пока эти разговоры передавались и мусолились, взгляды тренеров не сводились с этих двух гимнасток. Обе хороши и бесспорно достойны представлять страну на чемпионате мира. Но к концу сборов все спортсменки пришли к выводу, что Диана куда лучше, чем Ясмина. А тренеры оставили свои выводы до показательного выступления.
Я сам присутствовал на этих выступлениях. Никогда еще ковер не пылал от такой недетской борьбы. Признаюсь, Диана была прекрасна в своих нежных костюмах. Она была как принцесса из пряничного домика. Но с Ясминой ей было сложно тягаться. Все же это пламя внутри Ясмины прожигало сердца судей. Твердость, решительность, точность и таинственность, окутывающая Ясмину, не оставили равнодушных даже среди соперников. Мне еще раз в голову пришла мысль, что людей неизменно тянет к чему-то темному и зловещему. Зло, всегда покрытое тайной, не дает покоя людским сердцам со времени первого грехопадения. Оно влечет и подкрадывается, в то время как добро открыто и доступно для всех. Стоило только Ясмине показаться на ковре в своих ярких, переливающихся костюмах, как весь зал замирал в ожидании чего-то сверхъестественного. Три выступления Дианы и Ясмины остались позади. Впереди еще один предмет – обруч. Сначала на ковер вышла Ясмина, уверенно сжимая в руках мерцающее золотом кольцо. Даже музыка для Ясмины подбиралась резкая и страстная. Как будто бы не для четырнадцатилетней девочки, а для зрелой женщины с большим опытом соблазнения.
Я не буду расписывать вам все упражнения. Пусть меня это очень завораживает, но не могу ведь я быть эгоистом и рассказывать вам все в мельчайших подробностях, да еще так часто. Одно хочу отметить, что прямо в середине номера, во время прыжка в шпагате, обруч взмыл вверх. А во время своего приземления стукнулся об пальцы Ясмины и отскочил в сторону. Выход предмета за красную линию ковра – непростительная ошибка, за которую снимают хорошую долю от общего балла. Вот такая была трагедия. Если учитывать, что после Ясмины на ковре великолепно оттанцевала Диана с тем же обручем, то можно считать, что для Ясмины наступил апокалипсис. Вот так закончились сборы. Судьи сделали свой выбор в пользу Дианы. А Нина Степановна холодно сказала Ясмине:
– Ты уже пресытилась этими соревнованиями. Дай немного места и другим. В конце концов, вся страна нуждается в новом лице. Пусть это будет наша Диана.
Нине Степановне как тренеру было по большому счету все равно, Диана или Ясмина. Главное, что взяли девочку из ее группы. Как-никак, это все же многое значит для нее как для педагога.

ГЛАВА 3
До соревнований оставалось всего три недели. И я с горестью и страхом думал о том, как переживает этот период Ясмина. Все это время я не отходил от нее ни на шаг. Я видел, какой она вернулась домой после сборов. Странно, конечно, но она ничего не кидала, не переворачивала, не закатывала истерик, как испорченный ребенок. Она хорошо ела, вежливо общалась с Васимом, так же ходила на тренировки и больше не запиралась в свой комнате. Иногда она спала крепко, иногда и вовсе не спала. В одну из весенних ночей она долго просидела в кресле-качалке, глядя в одну точку. Мысли ее от меня почему-то были сокрыты. Кто-то там сверху за меня решает, какие мысли мне можно слышать, а какие нет. В тот вечер мне было очень тревожно за Ясмину. Она так и просидела с открытыми глазами до четырех утра. Потом ее веки все же отяжелели, и она крепко уснула.
А на следующий день Ясмина распустила волосы после тренировки и пошла куда-то, но не домой. Ее волнистые темные кудри, спадающие до лопаток, мягко развевались по весеннему воздуху. Я уже много раз наблюдал, как Ясмина после занятий вытаскивает из плотной прически груду металлических шпилек и невидимок. Обычно она какое-то время массирует голову, а потом сплетает из своей копны слабую косу. Но ни разу я не видел, чтобы она ходила с распущенными волосами, как сейчас. Я последовал за ней. А она, кажется, следовала за Сашей и Дианой. Тревожно даже представить, что надумала эта маленькая хищница.
В это время года воздух пропитан дурманящим ароматом сирени, сырыми зародышами почек на деревьях и едва распустившимися тюльпанами. Неудивительно, что именно в это время года у молодых людей напрочь сносит крышу. Когда все вокруг располагает к зачатию новой жизни, то и инстинкты обостряются даже у растений. В один из таких вечеров Саша проводил Диану до остановки «Комсомольская», легко коснулся ее девственных губ на прощание, и Диана с разбегу впорхнула в переполненный троллейбус. Только и видно было, как замаячила ее рука на прощание. Саша посмотрел вслед уходящему восьмому троллейбусу и направился на станцию скоростного трамвая. Ясмина нагнала его еще до того, как он нырнул в подземку.
– Привет, – произнесла она, легко коснувшись его плеча.
Саша обернулся.
– Не ожидал, – сказал он, удивленно разглядывая Ясмину. – Что тут делаешь?
– Странный вопрос. Домой еду.
– Ты в каком районе?
– Мне до «Площади Чекистов», а тебе?
– Мне чуть раньше. Я на «Пионерской» выхожу.
Саша уступил дорогу. И они вместе спустились вниз по ступенькам.
– Странно, что я тебя ни разу на этой станции не видел, – сказал Саша все так же настороженно.
– Я обычно не езжу на трамвае. Но сегодня захотелось.
Она быстро бросила на него многозначительный взгляд, от которого мне самому стало неловко. Наверное, Саша хотел спросить ее, почему же она сегодня решила проехаться на трамвае, но тоже растерялся.
На станции было тихо и светло. Небольшая сутолока у компостера разошлась на глазах.
– Мне нравится, как пахнут железные дороги, – сказала Ясмина.
– Не в первый раз это слышу от девушек, – не глядя на нее, ответил Саша.
– Ты, видимо, много общаешься с девушками. – Ясмина скромно потупила взгляд и этим привлекла его интерес. – А я с парнями еще не общалась. Ну разве что тогда… С тобой в спортзале.
– Общением это трудно назвать.
– Но в моем случае это было в первый раз, когда я общалась с парнем.
Саша подозрительно посмотрел на нее и чуть отодвинулся в сторону.
– Ты что-то сегодня какая-то странная. Ты что надумала?
Ясмина улыбнулась. И какая это была улыбка – открытая, чистая искренняя. Правду говорят, что в улыбающееся лицо невозможно плюнуть. Я не помню, чтобы Ясмина вот так расплывалась.
– Хотела признать твою правоту, – со всей серьезностью вдруг промолвила Ясмина. – Как видишь, ты был прав. Диана действительно талантливая гимнастка. Ей просто нужна была поддержка. Здорово, что у нее есть ты.
Ясмина печально опустила глаза. Саша изумленно приподнял брови и чуть придвинулся к ней.
– Ты расстроена?
– Очень. Но мы ведь спортсмены, мы должны уметь правильно приземляться, ведь так? Вас на тренировках этому учат?
– Нет. Но учат другому. Учат слаженно работать в команде. Один, даже самый лучший игрок никогда не сможет победить.
– Вот видишь, – вздохнула Ясмина. – Ты правильно воспитан. А я… Я всегда была одна-единственная. Мне сложно работать в команде, особенно же когда все одеты в одинаковые костюмы. Так ведь теряется личность. Может быть, поэтому я и полюбила именно художественную гимнастику. Ведь здесь в большинстве случаев приходится выступать одной. Тогда все смотрят только на тебя.
– Но ведь в команде ты учишься чувствовать других людей. Учишься понимать их с полувзгляда, с полуслова.
Ясмина попятилась и присела на деревянную скамью.
– Я еще не попросила у тебя прощения за то, что назвала тебя и твою команду неудачниками?
Саша присел рядом и ласково оглядел грустно согбенные плечи Ясмины.
– Нет еще.
В эту минут раздался свист приближающегося скоростного трамвая.
– Может быть, пройдемся? – спросила Ясмина, когда двери трамвая звучно отворились. – Извини, что прошу тебя об этом. Но мне правда сейчас очень плохо.
Саша посмотрел на часы.
– У меня есть пару часов в запасе. Пойдем.
Неспешно шагая, они поднялись по лестнице. Эскалатор в этом городе стоит, скорее всего, лишь для декорации. Выйдя на свежий воздух, они медленно замельтешили вдоль Первой Продольной. Мелкий весенний дождь, как невидимый бисер, кружился под конусом света от фонарных столбов.
– Прохладно, – задрожал голос Ясмины.
– Сейчас пройдемся, и ты согреешься.
До Аллеи Героев они шли молча, а потом Саша несмело спросил:
– Может быть, расскажешь немного о себе?
– Что тут рассказывать? Все просто и скучно.
– И все же…
– Я живу с папой. Мама от нас ушла. Скорее всего, она ушла из-за меня. Сейчас папа много пьет и таскается по любовницам.
– А ты?
– А что я? Я живу сама по себе. У меня есть любимое занятие и цель в жизни. Так что я не страдаю.
Саша украдкой кинул на нее один из тех взглядов, которыми обычно парни одаривают понравившуюся девушку. Ясмина это не заметила. Она шла с опущенным лицом. Мне было непривычно видеть ее такой.
– Тебе нелегко приходится?
– Уже привыкла.
– Слушаю тебя и не верю, что это ты. Ты сейчас совсем другая.
– Может быть, потому что ты рядом. Рядом с тобой мне не хочется прятаться за маску сильной девушки.
Саша залился румянцем.
– Хочешь, покажу тебе кое-что? – сказала Ясмина, вынув из крутки свой кулачок.
– Валяй, – ответил Саша.
Ясмина потянула ему свою сжатую кисть. Саша протянул в ответ свою открытую ладонь.
– Готов? – интригующе спросила Ясмина.
– Угу.
– Только потом не выпускай, а то вылетит, и не вернешь. Обещаешь, что не выпустишь?
– Угу.
Саша напрягся. Она прижала свой маленький кулачок к его большой плоской ладони и аккуратно один за другим стала расправлять пальцы. Когда их руки полностью соприкоснулись, Ясмина мягко шепнула:
– Уже можно держать. Только не выпускай, а то улетит.
Несколько секунд в зрачках Саши мелькало сомнение. Но потом его ладонь сжалась, полностью поглотив тонкую руку Ясмины.
– Я видел этот трюк в социальных сетях. – улыбнулся Саша.
– Да, так и есть. Я не оригинальна, – вымолвила Ясмина, все еще поглядывая на их сплетенные руки.
Саша не торопился выпускать ее ладонь. Ясмина смущенно отвела взгляд и они в унисон зашагали по аллее. Вот так они и продолжили путь домой. Теперь о чем бы они ни говорили и о чем бы ни молчали, самое главное, что Саша следил за тем, чтобы не выпустить ладонь Ясмины. Все эти подростковые проделки влюбленных трогают меня до глубины души, а кроме нее, у меня больше ничего и нет. Все это, конечно, хорошо, но я, по-моему, был один в тот момент, кто думал о Диане. А этим двоим было и так хорошо. Саша прошел свою станцию, сказав, что у него еще есть пара часов в запасе, поэтому он с удовольствием проводит Ясмину. Когда они дошли до дома, Ясмина заглянула в окно и тяжело вздохнула.
– Что такое?
– Папа снова приводил в дом любовниц.
Она присела на влажные ступеньки и тихо захныкала.
– Иногда мне хочется сбежать из этого дома, а еще лучше умереть.
– Зачем ты так? – разгоряченно сказал Саша. – Ты ведь умная, талантливая девушка. У тебя впереди такое будущее. Тебя уже полстраны знает. Не стоит из-за этого расстраиваться.
Ясмина подняла на него свои полные слез глаза.
– Все это не то, чего я хочу на самом деле. Гимнастика – это просто мое спасение от одиночества. Ты не сможешь этого понять. Ты ведь всегда окружен друзьями, и родители у тебя наверняка нормальные.
Она еще глубже закуталась в шарф, и ее плечи стали мелко подрагивать.
– Не надо так… – с глубоким сожалением сказал Саша. – Тебе нечего бояться. По крайней мере, сейчас… Сейчас, когда я рядом.
– Ты настоящий друг, – пролепетала Ясмина, поднимаясь со ступенек. – Хочешь посмотреть, как я тут живу? Ты сам все поймешь, когда увидишь.
– Мне, вообще-то… – неуверенно произнес Саша.
– Ах, прости. Конечно. Тебе пора идти.
– Но у меня еще есть пара часов в запасе.
Ясмина нерешительно отперла дверь, и как бы нехотя пригласила его за порог. Саша смущенно осмотрел просторную, светлую гостиную, потом кухню.
– Вы живете здесь только вдвоем? – спросил он.
– Да. По выходным к нам приходит еще горничная.
– Горничная? Как в американских фильмах, – усмехнулся Саша.
– Не то слово. Папа получил свою долю наследства от своего еще живого отца. На этом их связь прервалась. Я думаю, что все это из-за меня. Папа просто очень хотел для меня красивой жизни и поэтому пошел на это.
– Почему ты всегда во всем себя винишь?
– Может быть, потому что мои бабушки и дедушки отказались даже просто увидеться со мной.
– Они многое потеряли.
Глаза Саши снова блеснули нежностью, и Ясмина смущенно отвела взор.
– Если хочешь, можем вместе поесть. Ты ведь все-таки проводил меня, – теребя в руках вафельную салфетку, сказала Ясмина.
Саша и на это сказал, что у него есть еще пара часов в запасе. Так они поели вместе, попили горячее какао, потом Ясмина показала ему свой фотоальбом.
– Моя мама – настоящая красавица, – сказала она, водя рукой по фотографии Юми. – Я ее всегда буду такой помнить.
– Ты на нее не похожа… Но ты тоже очень красивая.
Ясмина слабо улыбнулась.
– У меня в комнате висит большой мамин портрет. Он висит с тех пор, как она уехала. Мне жаль, что она никогда не узнает, как я по ней скучаю.
После этой фразы они перебрались в спальню Ясмины.
– Ух ты, я в комнате чемпионки! – восторженно присвистнул Саша, переступив порог.
– Какая я теперь чемпионка? – вздохнула Ясмина. – Теперь твоя Диана займет этот пост. Ей повезло иметь такого парня, как ты.
Саша будто бы на миг очнулся, но, взглянув на согбенные плечи Ясмины, снова вернулся в свою запасную пару часов.
– Сейчас мне стыдно, что я отнял у тебя последнюю радость, – с глубоким раскаянием произнес Саша. – Я тогда не знал, какая ты на самом деле.
– Что уж тут говорить. Все в спорте по-честному. Диана просто оказалась лучше.
– Неправда! – он кинулся к ней и с жаром прижал ее руки к своей груди. – Ты очень хороша. Черт… Зачем я это сделал? Понимаешь, у Дианы есть все. У нее есть родители, бабушки, дедушки, подружки. Ей этот спорт ни к чему. А у тебя это было единственной радостью.
Ясмина подняла свое лицо, и ее взгляд быстро скользнул по Сашиным губам.
– Папа приводит каждый день новых любовниц, – сказала она, снова печально глядя в сторону. – Они думают, что я сплю, что ничего не слышу. А я все слышу. Иногда, когда я выхожу, они меня даже не замечают. Я уже сто раз видела, как папа это делает с разными женщинами. Скажи… У тебя это было уже?.. С Дианой… Или, может быть…
– Нет, еще не было.
– У меня тоже, – прошептала Ясмина, коснувшись своей макушкой его подбородка. – Как ты думаешь, почему взрослые этого так хотят?
– Не знаю… Но, сказать честно, я тоже об этом думаю. Мне тоже этого хочется, и я сам не могу понять, отчего это желание порой такое сильное, – еле слышно прошептал Саша.
– А ты уже целовался в губы? – голос Ясмины задрожал.
– Да.
– Каково это? В первый раз тебе было страшно?
– Немного… Ты боишься?
– Не знаю… Вдруг это будет противно. Как когда папа целует своих любовниц.
Саша аккуратно провел ладонью по скулам Ясмины.
– А если бы я тебя поцеловал, то тебе было бы противно?
– Не знаю… Ты попробуй.
Саша обхватил руками лицо Ясмины и приблизился к ней. Выступающее на его шее адамово яблоко несколько раз дернулось. Губы чуть приоткрылись, и, прежде чем они слились в трепетном поцелуе, я отвернулся. Извините, конечно, но подробности тут ни к чему. К тому же этим поцелуем все не закончилось… А ведь они были уверены, что никого в тот вечер с ними не было, когда они прямо на ковре потеряли девственность. Безобразники!
Когда все закончилось, они так и остались лежать на ковре. А я, сидя в кресле-качалке с закрытыми глазами, слушал их тихие беседы. Что ни говори, но они все же еще совсем дети. Саша рассказывал о том, как решил всерьез заняться спортом, о том, как получил первую травму, как впервые влюбился в Диану. Он говорил о том, что долго наблюдал за ней со стороны, и она это сразу заметила. Ему казалось, что она девочка неприступная и возвышенная, и потому он боялся даже к ней подойти. Но однажды на сборах устроили дискотеку, и тогда он решился пригласить ее на танец. Как ни странно, она его не отвергла. В тот же вечер он поцеловал ее в губы, и она чуть было не лишилась чувств.
– Она вся как ангел. Трепетная, маленькая. Мне всегда хотелось ее защищать, – тихо журчал голос Саши в темноте. – Диана… Она не такая, как другие девушки. Она наивная, смешная. Я рядом с ней боюсь сделать что-то такое, что может ее ранить.
– А разве не все девушки такие? – спросила Ясмина. – Мне кажется, что все девушки именно такие: наивные и слабые, как Диана. Для них важны сплетни, чувства, эмоции. Я на их фоне ощущала себя особенной.
– Ты и вправду особенная. Признаться, меня с самого начала тянуло к тебе. Не знаю, что именно. Ты какая-то… как будто совсем взрослая. Загадочная. Помнишь наш разговор в спортзале? Я ведь нагрубил тебе, потому что не знал, как еще можно привлечь твое внимание. Может быть, если мне было бы все равно, я бы даже не стал с тобой заводить разговор. Я тебе много всего неприятного наговорил тогда.
– Меня ты не боишься обидеть.
– Нет, не боюсь. Ты не похожа на тех девчат, которые чуть что обижаются.
– То есть таких, как Диана?
– Диана… Знаешь, она ведь умрет, если узнает все.
В голосе Саши промелькнули жалость и стыд.
– Не умрет. От такого не умирают.
– Что ты имеешь в виду?
Я открыл глаза. И правда, что она имеет в виду? Прозвучало так, словно она собирается все рассказать Диане. Но в эту секунду в прихожей раздались чьи-то тяжелые шаги.
– Папа вернулся, – тяжело вздохнула Ясмина. – Сейчас будет орать, есть ли кто дома живой.
– Тут что, все умерли?! – в подтверждение ее слов разорался Васим. – Ах, нет. Забыл, меня же все кинули.
– Саша, тебе лучше сейчас уйти, – так же спокойно сказала Ясмина.
Саша неспешно оделся и выскользнул в окно. Там он с легкостью перескочил через ограду и пешком дошел до дома.
Оставшись одна, Ясмина вышла к отцу, поздоровалась с ним и снова вернулась в спальню.
Ночь эта была длинной даже для меня. До утра я сидел рядом с Ясминой, которая после всего случившегося вдруг стала выглядеть совсем по-другому. Она вмиг превратилась в женщину, и все, что оставалось в ней от подростка, тут же утратило свой блеск. Желтый свет ночника мягко пролегал на ее холодном, безучастном лице. Что-то в ней переменилось. После окончания последних сборов она стала совсем другой. Неужели за ее надломленной гордыней может прятаться добрая и честная девушка? Все время их общения с Сашей я ждал, что она сейчас скажет какую-нибудь ложь. Но все, что она ему говорила, было правдой. Может быть, она действительно влюблена в него?
Так мы просидели с ней до самого утра. Под утро Ясмина уснула, а я так и сидел рядом, думая о том, почему и как я связан именно с этой девушкой.
На следующий день перед занятиями Диана, как всегда окруженная подружками, вышла из уборной. Теперь у нее в разы прибавилось подруг и подхалимов. Я как будто бы уже знал, что будет происходить дальше. Но мне упорно хотелось верить в то, что Ясмина на такое не способна. Удивительно, но я хочу, чтобы Ясмина оказалась все же хорошим человеком. Наивный я, раз верю в это.
– Диана, поговорить надо, – сказала Ясмина, подойдя к ней.
– Идите, я вас догоню, – обратилась Диана к подружкам.
Они снова вошли в пустую уборную.
– Что такое? – спросила Диана.
– Я скажу очень коротко, ведь у нас через десять минут начнется тренировка. Вчера вечером я и Саша были вместе. Мы с ним переспали. У него это, как и у меня, было в первый раз. Он влюблен в меня. Тебя он просто боготворит, но ты его не возбуждаешь. Он даже в спорте поддерживать тебя стал после того, как я ему нагрубила и отвергла. Если не веришь, вспомни сама, с какого момента он стал тебя настраивать на победу. Ведь это случилось после новогодних каникул? Как раз тогда я его и отшила. Он рассказал мне вчера, как вы познакомились. Как он пригласил тебя на танец, а потом в тот же вечер вы поцеловались. Он мне много еще что рассказывал. А с тобой он не так откровенен? Не отвечай. Знаю, что нет. Я у него была первой. Я, а не ты. И сколько бы у него ни было девушек после меня, он будет помнить именно свой первый раз со мной. Он будет это помнить еще и потому, что ему было хорошо. Он сам так сказал. Теперь все справедливо, тебе не кажется? Ты едешь на соревнования, а я заполучила твоего парня. Все честно. Ты отвоевала, и я отвоевала.
Ясмина бросила взгляд на настенные часы.
– Пойдем, нам уже пора. Нина Степановна не будет ждать. Ты же знаешь. Что такое? Не ждать тебя? Не волнуйся, я понимаю. Тебе нужно чуть времени, чтобы все это переварить. Ты не переживай, я тебя прикрою.
Ясмина вышла, слегка прикрыв за собой дверь. На этот раз я не пошел за Ясминой, хотя должен был. Я остался с Дианой и с болью наблюдал за тем, как она разразилась горьким рыданием. Разбитая и растоптанная, она опустилась на холодный пол, легла на бочок и свернулась как зародыш. Бедняжка дрожала, всхлипывала, задыхалась. Даже я ощутил, как сильно изнывало ее раненое сердце. Опустившись рядом с Дианой, я коснулся ее плеча. Нет, я не ощутил этого прикосновения, ровно как и она. Даже при всем моем желании я не мог ее утешить. Вместе с болью меня наполняло негодование и ярость на Ясмину. Как человек может быть таким жестоким и подлым? Неужели она все это сделала специально, чтобы отомстить Диане? Неужели это так радует, когда другим плохо? Содрогаясь от слез, Диана закатилась под лавочку, и ее худое тело совсем скрылось. В эту же секунду передо мной возник ангел. Я сразу же догадался, кто это. Это хранитель Дианы.
– Иди, – приказал он мне. – Это моя работа. Тебе вмешиваться нельзя.
Я вышел за дверь и простоял там еще добрые полчаса. Потом вышла Диана, а за ней все еще тянулся ускользающий шлейф присутствия хранителя.
Вам, наверное, интересно, как прошла в тот день тренировка? Мне даже говорить об этом тяжело. Диана после всего услышанного была несобранной. Постоянно роняла предметы, выбегала за линию поля. Даже простые отработанные элементы она не могла выполнить как следует. Нина Степановна в тот день ее почему-то не бранила. Но все это повторилось и на следующий день, а потом и на следующий. С каждым днем Диана чахла на глазах. Она не ела, не спала. Все время пряталась от людей. Никому она так и не рассказала о причине своих терзаний. Саша был прав, когда говорил, что для Дианы есть вещи поважнее этой гимнастики. Он, наверное, и был для нее на тот момент самым важным человеком. Конечно же, Диана после всего случившегося все рассказала Саше и потребовала от него больше к ней не приближаться. Диана же через неделю совсем перестала появляться в зале, ссылаясь на какие-то недомогания. До поездки оставалась всего неделя, и потому после непродолжительного совещания Диану сняли с состава команды. Ее заменили, и вы уже знаете кем.
Перед отъездом Ясмины Саша со всех ног мчался в аэропорт. Еще бы пара минут, и он бы не успел. Ясмина в сопровождении Нины Степановны еще стояла в очереди на паспортный контроль.
– Я быстро, – отпросилась Ясмина, увидев Сашу.
– Ты это сделала специально? – задыхаясь от быстрого бега, выдавил Саша. – Ты готова на все, чтобы заполучить свое. Какая же ты подлая. Ты сказала Диане, что я буду всегда помнить тебя. Нет, у меня к тебе ничего, кроме отвращения, нет.
– Но помнить ты меня все равно будешь, – злобно усмехнулась Ясмина. – Не переживай. Не нужен мне ни ты, ни твоя Диана. Просто я взяла то, что мне причитается. Идите и будьте счастливы.
– Ты больная на всю голову…
– Не старайся. Ты меня все равно не заденешь. Я еду на Кубок мира и на чемпионат поеду. Я буду представлять нашу страну. Я принесу России медаль и славу. Разве я не патриотка? Хотя бы даже за это я больше достойна этой возможности. Так, все, мне пора.
Ясмина кинула ему на прощание свою дежурную улыбку и зашагала в сторону очереди на паспортный контроль.
– Саша, – окликнула она его, уже стоя в очереди. – Я еще не просила у тебя прощения за то, что назвала тебя и твою команду неудачниками?
Скрипя зубами, разжевывая свою злость, Саша выжидал ответ.
– И не попрошу, – звонко залилась она смехом и скрылась за стеклом.
Нина Степановна устало закатила глаза и чуть подтолкнула Ясмину в спину.
– Прекращай это, – лязгнула она Ясмине.
Я как тень последовал за Ясминой. Мы вместе прошли регистрацию. Водрузились сначала в автобус, а затем в небольшой самолет до Москвы. Для Ясмины это далеко не первый перелет. Поэтому она привычно пристегнулась. Откинула голову на кресло и плотно сомкнула веки. Я стоял рядом, когда самолет тронулся с места. Глядя на ее закрытые веки, милые пружинки коротких волос над ее лбом, которые так любил Васим, я думал о том, рождаются ли люди злыми или они становятся такими в течение жизни. Я пытался вспомнить, на каком из тех отрезков жизни, что я видел, была совершена грубая ошибка, из-за чего в этом хорошеньком личике укоренилось такое безумное зло. Может быть, ее кто-то проклял? А самолет тем временем набирал скорость. Задрожал пол подо мной, послышался неприятный свист. И даже я ощутил то, как в одну секунду подо мной перестала существовать твердая опора. Меня как будто приплющило к полу, и тут я услышал, как забилось мое сердце. Вы можете надо мной посмеяться. Откуда мне, духу без плоти и крови, ощущать это. Но это было на самом деле так. Я слышал, как бьется мое сердце. Оно билось в груди, в висках, в руках, в ногах. Поначалу я думал, что я спятил. А потом решил, что это все галлюцинации. Но шли секунды, минуты. А сердцебиение не прекращалось. Тогда я решил, что это все потому, что мы в воздухе. Через полтора часа самолет совершил посадку в аэропорту Шереметьево. Колеса скрипнули, и подо мной снова задрожал пол. Люди громко зааплодировали. Мы ехали по твердой полосе. Но ни шум колес, ни хлопки не заглушили во мне пульсирующие звуки. Мое сердце продолжало биться в ровном и быстром темпе. Хоть бы кто-нибудь мне объяснил, что происходит. Но никто из живых меня не видел, а из мертвых или ангелов никто так и не появился. Дальше все было как в тумане. По крайней мере, для меня. Из Москвы мы вылетели в Софию. Я был внутри самолета рядом с Ясминой, когда эта махина заскользила по воздуху, как лодка по морской глади. Я все так же слышал звуки своего сердца. Может быть, вам, ощущающим звук своего сердца каждый день, этого не понять, но мне было так радостно чувствовать себя живым. В Болгарии, когда я сходил с трапа, я уже слышал, как гудит по моим конечностям горячая кровь. Я есть! Я живу! Я часть этого мира, мира людей. Не могу точно объяснить, что со мной происходит, но я чувствую, как жизнь медленно пробивается во мне. Как она расползается по моим венам, которых я даже не мог видеть.
Я так увлекся, что весь Кубок мира думал только об этом. Все казалось каким-то небесным. Даже обычная церемония открытия показалась мне настолько величественной, что я решил, будто бы оказался в раю. Играла музыка, ревели трибуны. Открылось это важнейшее событие, за которым наблюдает весь мир. И я в этом событии живой человек. Пусть меня никто не видит, но мое сердце бьется, а значит, я живой.
Соревнования длились три дня. Перед этим Ясмина, как и все спортсмены, прошла антидопинговый контроль. Ничего не обнаружили. За это даже я не переживал. Все это время я был рядом с Ясминой и видел, что она тщательно следит за всем, что ест, пьет и так далее. Она ответственная и аккуратная спортсменка. Впереди были самые напряженные дни, но я был почему-то так счастлив, что совсем перестал злиться на Ясмину за все ее проделки. Напротив, я даже болел за нее. Поддерживал ее всем своим бьющимся сердцем. Я не заметил, в какой момент она стала для меня так дорога. Как будто совсем родная стала. Я переживал за нее, волновался, когда видел, как она выходит на ковер. Сидел рядом с ней и не отходил ни на шаг. Вы можете себе это представить?
Команда из России показала лучшие результаты. И Ясмина внесла в это событие большую лепту. Я так гордился ею. Она без сомнений достойна этих наград и медалей больше, чем какая-либо другая девушка. Она влюблена в спорт и отдается этому полностью. Даже если она готова ради этого на все, главное, что она посвящена своему делу. Разве можно осуждать человека только потому, что он так предан своему призванию? Я даже всерьез задумался об извечном вопросе: оправдывает ли цель средства? Глядя на триумфальные победы Ясмины, я был уже готов признать, что да, оправдывает.

ГЛАВА 4
Прошло еще два месяца. За это время во мне медленно происходили метаморфозы, которым я не мог найти объяснения. Я стал ощущать тепло, холод. Теперь если я к чему-то прикасался, то мог почувствовать предмет. Но не так, как раньше, а по-настоящему. Однажды я почувствовал, как дернулись мои пальцы. Только не думайте, что раньше я не мог ими шевелить. Я мог ходить, сидеть, передвигаться. Но я не ощущал своего тела. А в то утро мои пальцы вздрогнули, словно ожили. Медленно эти движения стали передаваться другим частям тела. Теперь я мог коснуться своих рук, своего лица, своих ног. Я как-то по иному стал слышать голоса вокруг, в особенности же голос Ясмины стал для меня совсем другим. Я будто бы слышал его внутри себя, и в то же время он будто бы распространялся вокруг.
После Кубка мира Ясмина продолжила усердно тренироваться, но уже в Москве с другими тренерами. С каждым днем она становилась сильнее и увереннее. За последнее время в ней прибавилось столько энергии и сил, что она неустанно могла проводить время в зале, и еще вечером в своей комнате она продолжала заниматься. Люди вокруг дивились ее выдержке. Некоторые даже стали подозревать ее в употреблении энергетиков или допингов. Но все это от зависти. Ясмина лучшая, и ей просто завидуют.
По ночам, когда Ясмина крепко засыпала в своей постели, я ложился рядом и тоже засыпал. Да, я теперь мог спать, как и все люди. Во сне я ощущал себя в тепле и безопасности. Будто бы кто-то сверху оберегает мое тело, мой сон. Никогда мне еще не было так надежно, как сейчас. Засыпая рядом с Ясминой, я будто бы погружался в мягкую подушку, где меня со всех сторон защищают и оберегают.
Еще через некоторое время я стал ощущать вкус еды. Обычно меня даже не тянет на еду, и мне всегда было непонятно, почему вы, люди, так часто нуждаетесь в еде. Но вскоре я ощутил голод. Настоящий голод, из-за которого всему телу стало так некомфортно. Ясмина будто бы жила моими желаниями. Она тут же шла есть, и я шел вместе с ней. Она ела, а я ощущал вкус еды. Вкус соли, черного перца и других приправ в рыбе, мясе, каше. Мне очень нравится вкус рыбы. А больше всего в вашем мире меня поражает вкус перезревших бананов. Такие мягкие, с черными крапинами на желтой кожуре. В последнее время Ясмина их часто стала употреблять. Сладкие, мягкие, немного вяжут и тут же растворяются на языке. Вы, люди, не понимаете, в каком прекрасном мире вы живете, что у вас есть столько всего, что можно так легко и просто попробовать. Я раньше этого не знал, а сейчас даже не могу себе представить, как можно так просто жить и не радоваться каждому дню. Но, по всей видимости, изменения происходили не только во мне. Несмотря на постоянные тренировки, Ясмина все же находила время, чтобы пообщаться с другими девушками. Сам удивляюсь, как она много стала в последнее время улыбаться, общаться. Она даже стала дружить с другими гимнастками. И не просто ходить вместе с ними в столовую, но и гулять с ними во время перерыва. Лето было в самом разгаре, и все находились в трепетном волнении перед предстоявшим чемпионатом мира, который должен был проходить в конце августа в Киеве. Ясмина старалась изо всех сил. И я, как мог, поддерживал ее. Просто желал ей всеми силами победы, и это как-то действовало на нее. У нее появлялись силы, энергия, выносливость. Даже прыжки получались в разы выше, чем раньше. Расстраивало лишь одно: за последний месяц Ясмина немного прибавила в весе. Прибавка была незначительной, но для гимнасток каждый грамм на счету. Впервые это было выявлено случайно. Как-то раз Ясмина во время прогулки надела обтягивающее трико, и ее милые подружки отметили, что ее осиная талия выходит за борт. Они посмеялись, а Ясмина в тот же вечер встала на весы и пришла в ужас. Она прибавила целых два килограмма. До очередного медосмотра осталось меньше двух недель. Но она не стала впадать в панику. Скинуть два килограмма для нее не проблема. На следующий день она ограничила себя в еде. Гимнастки и так питаются скромно, а тут она еще решила урезать и без того урезанный рацион. Мне это очень не понравилось. Я постоянно ощущал голод. Я готов был кинуться на еду, но не мог. Меня злило, что я не могу поесть, когда еда так близко. Ясмина тоже стала раздражительной. Сила воли у нее железная, но голод был таким сильным, что она периодически срывалась. Потом неслась к унитазу и все вырывала обратно. Сначала я с этим яро боролся, но потом у меня напрочь исчерпались силы. И когда я совсем ослаб, тогда и Ясмина попала в больницу. Ее нашли в туалете. Она лежала без сознания рядом с умывальником. В больнице ее тут же обследовали. Взяли кучу анализов, подключили к ней уйму трубок. Она лежала бледная, исхудалая, безжизненная. Мне почему-то в этот момент так захотелось ей сказать, что я ее люблю. Не знаю, за что и почему, но я вдруг ощутил, что люблю ее. Что она мне важна, что без нее я не смогу жить.
Через несколько часов я увидел ее нового тренера. Извините, но я не помню ее имени. За последнее время слишком много людей окружало нас с Ясминой. Это была высокая подтянутая женщина лет сорока с копной выкрашенных в лиловый цвет волос. Когда Ясмина пришла в себя, тренер и врач вошли к ней в палату. На лице тренера читалось некое негодование и даже злость.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил врач.
– Уже лучше, – слабо ответила Ясмина. – Голова закружилась. Прошлую ночь я совсем не спала. Думаю, поэтому мне стало плохо. Когда я уже смогу снова приступить к тренировкам?
Врач и тренер переглянулись, Ясмина это заметила.
– Что такое? – тревожно подернулся ее голос. – Что со мной? Я ведь смогу дальше тренироваться? Все ведь со мной в порядке? Когда я смогу уже отсюда выйти?..
– Успокойся, ребенок, – ласково, но твердо сказала тренер.
– Значит, так, – неуверенно начал врач. – Ты пока не можешь тренироваться. Ты, барышня, у нас беременная.
Кровь тут же отлила от лица Ясмины. Сухие, бледные губы задрожали. Она что-то хотела сказать, но вместо этого выдавился какой-то невнятный, сухой хрип.
Присутствующие снова переглянулись, и врач неспешно покинул палату.
Молчание было долгим и мучительным. По холодным щекам Ясмины одна за другой катились слезы. Из губ не вырвалось ни звука. Тренер сидела на кушетке, стараясь не глядеть в ее сторону.
– Когда это случилось? – наконец обратился вопрос к Ясмине.
– Вы о чем? – дрожащим голосом проговорила Ясмина.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я, – холодно выплеснула тренер. – Или у тебя этих мужчин было несчетное количество?
Ясмина замотала головой.
– Нет. У меня был только один парень. Мы были с ним только один раз. Это случилось еще весной.
– Что?
Тренер вскочила на ноги и нервно замаячила по палате. Сейчас она была похожа на грубого, неотесанного мужика.
– Значит, на Кубке мира ты уже была беременной. Как это у тебя еще не выявили повышенный ХГЧ? Теперь я понимаю, откуда у тебя такие способности.
– Что вы имеете в виду?
– Я слышала, что ты способна на все ради победы. Ты специально забеременела к этому периоду. Знала, наверное, что гонадотропин повышает физические способности. Теперь я понимаю, откуда эти высокие прыжки, нечеловеческая выносливость…
Ясмина стала совсем как полотно.
– Я ничего такого не знала. У меня всегда были такие прыжки. Вы можете спросить у Нины Степановны, я всегда была выносливой… Пожалуйста, поверьте…
Голос Ясмины притих, словно его поглотила сдавившая горло судорога. И тут она беззвучно зарыдала.
– Нина Степановна… – усмехнулась тренер. – А ты, видно, пошла по ее стопам. Слышала ведь, что в свое время Нина Степановна должна была стать чемпионкой мира по спортивной гимнастике. Но забеременела и бросила спорт в самом расцвете своей карьеры. Этот мир так и не узнал ее имя. Так и осталась в списке рядовых спортсменов России. Она предпочла семью. Предпочла ребенка. Вот и ты такая же.
Тренер с презрением окинула взглядом плачущую Ясмину и с натянутой мягкостью заговорила снова:
– Все, хватит. Не надо плакать. Ничего уже изменить нельзя. Или придется заплатить цену. Большой спорт требует каких-то жертв. Сама понимаешь. Но это тебе решать. Я никого заставлять не стану. Все, не могу смотреть, как ты тут сопливишься. Позвоню Нине Степановне. Пусть приезжает и что-то с тобой делает.
Тренер нервно поднялась с кушетки и вышла из палаты. Оставшись в одиночестве, Ясмина упала на подушку и глухо зарыдала. Страдание сжало мое сердце, и я кинулся к ней, сделав попытку обнять ее. Я даже смог немного ощутить прикосновение к ее хрупкому телу. Но она была настолько безутешна, что мне больше ничего не оставалось, как просто сидеть рядом и слушать ее рыдания. Мы просидели вместе до рассвета. Ясмина всю ночь проплакала в подушку, а я сидел рядом и сочувствовал ей. В эти горькие мгновенья я думал только о том, как бы помочь ей. И только когда рассветные лучи забрезжили над больничными крышами, я вдруг осознал, кто я и почему я так неразрывно связан с Ясминой. Доктор сказал, что Ясмина беременна. Я только теперь понял, что я и есть тот ребенок, который был зачат той весенней ночью. Да, она меня не видит, но я уже живу в ее утробе. Мое сердце бьется, я слышу звуки, ощущаю вкус, могу прикасаться. Вот почему я все это время был рядом с ней. Ясмина – моя мама. Слезы подкатились к горлу, но наружу не выплеснулись. Но я уже мог ощущать горечь и то, как сжимается грудь от боли и печали. Я уже полноценный человек, и моя душа вполне это осознает. Закрыв глаза, я ощутил вокруг себя теплые мамины воды. Мое тело было почти полностью сформированным, и я уже мог делать осознанные движения. Сейчас я слышу горькие всхлипывания Ясмины. Она страдает, и эти страдания передаются мне тоже. Мне тоже плохо, и я плачу вместе с ней. Мне хочется сказать ей, что все будет хорошо. Хочется, чтобы она услышала мой голос и поняла, что я рядом. Всегда буду рядом. Она ведь дала мне жизнь, она меня питает, она обо мне заботится. Она ест то, что мне нравится, и пьет столько, сколько мне нужно. Здесь, под ее бьющимся сердцем, я ощущаю тепло, ощущаю ее заботу и любовь. Здесь я чувствую себя как в мягкой колыбельке, где никто мне не причинит зла. Не знаю почему, но я был уверен в том, что она об этом позаботится. Эти мысли наполняли меня все сильнее и сильнее, и я уже ощущал мир изнутри. Я стал частью этого огромного мира, этой бесконечной вселенной. Ясмина позволила мне появиться. Она подарила мне эту возможность чувствовать и жить. Я еще не могу привыкнуть к тому, чтобы называть Ясмину мамой, но и называть просто по имени мне казалось нелепым. Поэтому у меня получается через раз звать ее то мамой, то просто Ясминой. Эта сильная девушка, выдающаяся спортсменка – моя мама.
Я не знаю, как долго я был погружен в эти мысли. Когда мой дух снова оказался снаружи, я увидел рядом с мамой Васима. Оказывается, прошло целых два дня. Васим приехал тут же, когда обо всем узнал. Они сидели вместе и молчали. О чем шла речь до этого, я не знал. Но что-то мне подсказывало, что должно что-то плохое случиться. Когда в дверях появился доктор, у меня похолодели руки.
– Идите за мной, – приказал врач.
Мама в пижаме в мелкий цветочек тяжело поднялась с кровати, и вместе с Васимом они послушно последовали за доктором. Я пошел вместе с ними.
– Присаживайтесь, – любезно пригласил доктор, указывая на кресла напротив себя.
Я присел на кушетку.
– Так ну что тут у нас?.. – деловито сказал врач, листая какие-то документы, переворачивая пестрые бланки. – Анализы хорошие. Беременность протекает хорошо, без патологий. Ребеночек здоровый, полноценный, соответствует сроку. Может быть, вам дать еще время подумать?
Только сейчас я разглядел доктора. Это был тяжелый, тучный мужчина лет сорока, если не больше. Черты лица нечеткие, подбородок без видимых границ переходил в шею. В глазах прослеживались усталость и запечатанное навек смятение. Он как будто никогда не улыбается и будто бы уже не живет, а существует. Во мне он не вызвал никаких эмоций.
– Я не могу долго думать. У меня чемпионат на носу, – с горячностью фыркнула мама.
– Тут, вообще-то, речь идет о живом человеке, – опустив глаза, сказал доктор, как бы между прочим.
– Папа, пожалуйста, – теряя терпение, выдохнула мама.
– Я все понимаю, доктор, – поспешно заговорил Васим. – Я понимаю, о чем вы говорите. Но мы уже подумали и решили, что так будет лучше.
– Срок слишком большой. Двадцать недель – это уже полноценный ребенок. Риски тоже большие. Никто не гарантирует тебе, что ты после этой процедуры быстро восстановишься. Ты можешь никогда больше не забеременеть и вообще остаться инвалидом на всю жизнь.
– Хватит меня запугивать! – вскричала мама, закатывая раскрасневшиеся от гнева глаза. – Во всем мире это делают, и женщины как-то живут дальше и не умирают.
– То женщины, а ты совсем еще ребенок, – так же с напускным равнодушием произнес доктор.
– Хватит! Хватит! Я не хочу это слушать. Делайте что нужно. Мое здоровье и мое будущее – не ваше дело. Я, может быть, вообще больше не хочу детей. Я здоровая и быстро восстановлюсь, так что не надо разводить тут драму. Папа, заплати им сколько нужно! Сделайте это поскорее!
– Послушайте сюда, барышня, – голос доктора стал как кремень.
Мама тут же притихла.
– Это моя обязанность – предупредить о последствиях, – продолжил доктор. – Как там дальше сложится ваша жизнь, мне, если честно, глубоко плевать. Вы сидите перед двумя взрослыми людьми, извольте вести себя как подобает. Орать и повышать голос на меня в моем же кабинете вам никто не разрешал. Если вам что-то не нравится и вы такая неадекватная, то прошу выйти. Мы продолжим разговор с вашим отцом, и он потом вам все передаст…
– Ясмина, перестань, – строго одернул Васим. – Доктор, извините. Продолжайте, пожалуйста.
Ясмина откинулась на спинку кресла и прикрыла лицо рукой, как козырьком. Доктор выждал предупредительную паузу и продолжил:
– Нам придется вызвать преждевременные роды. Но проблема в том, что при таком виде аборта плод может родиться живым. Поэтому прежде нам придется умертвить плод солевым раствором. Есть и другие методы. Например, расчленение плода и извлечение его по частям. Но это травмоопасно для матери, так что я обычно этот метод не рекомендую.
Глаза Васима заполонила мутная дымка, и он тяжело опустил голову на руки. Ему было плохо. А мама сидела холодная, и даже ни один мускул не дрогнул на ее лице. Я сидел и не понимал, а точнее не верил… А если еще точнее, то мне не хотелось в это верить. Конечно же, она на это не пойдет. Она не такая жестокая. Нет, она этого не сделает. И мне хотелось крикнуть в лицо этому доктору, что все это просто слова. Ведь я слышу ее сердце, она не может быть такой жестокой. Она тоже чувствует меня. Она знает, что я уже могу ощущать боль. Как же она может на это пойти? Это ошибка. Это какая-то ошибка!
Пока я перебирал калейдоскоп мыслей в своем мозгу, Васим попросил маму выйти в коридор и подождать там. Я весь дрожал от страха. Васим, пожалуйста… Ты ведь ее папа. Ты скажешь слово, и все это прекратится. Ты увезешь дочь домой в Волгоград и дашь мне возможность родиться.
– Я знаю, что она у меня избалованная. Я сам ее испортил своей любовью, – виновато заговорил Васим, оставшись с доктором наедине. – Но поверьте, доктор, у меня никого, кроме нее, нет. Я тоже врач. Я знаю все последствия. Пожалуйста, сделайте все, чтобы с ней все было в порядке. Если вы откажетесь, она пойдет к другому, менее опытному специалисту или, еще хуже, сделает с собой что-нибудь. Она без спорта у меня не может. В этом вся ее жизнь. Помогите, пожалуйста. Я заплачу сколько нужно. Только не отказывайтесь, прошу вас.
– Я сделаю все, что могу, – холодно произнес доктор. – Не надо меня уговаривать… Хотя вы знаете чем это может аукнуться для меня как для врача. Все-таки криминальный аборт.
После этих слов я больше не мог находиться в кабинете. Я вышел в коридор и увидел ее. Она сидела на кожаной кушетке, стоявшей вдоль беленой стены. Рядом с ней, махая шваброй, медленно переступала пожилая санитарка.
– Это ты у нас молодая мама? – спросила она, остановившись рядом с мамой.
Ответа не последовало. Санитарка огляделась, достала из кармана носовой платочек и обтерла свое влажное лицо. Кожа ее сразу же стала матовой, и она вмиг посвежела.
– Я знаю, почему ты здесь, – заговорщически прошептала санитарка, поглядывая на мамин живот. – Я хотела попросить тебя. Только ты сначала послушай. У меня никогда не было детей и уже не будет. Мужа тоже нет. Я одинокая женщина, зарабатываю немного. О ребенке мечтала всю свою жизнь. У тебя там мальчик, я знаю. Если тебе он не нужен, то ты его выноси и отдай мне. Я заберу его, и ты больше ничего о нем не услышишь. Только не убивай его. Понимаешь, я тут работаю уже больше двадцати лет. Столько всего видела и столько уже знаю, что хоть диссертацию на эту тему пиши. После двадцатой недели ребенок чувствует боль. Пойми, что он будет умирать в муках. Как же вы, мамаши, Бога не боитесь? Я много видела на своем веку абортов и немало детских останков повыносила из этих стен в тех желтых пакетах. Но когда ты появилась, у меня прямо сердце стало разрываться. Когда ты спала, я видела, как твой ребенок шевелится. Я как будто почувствовала эти движения в своей утробе. Может, это дико звучит, но мне кажется, это судьба. Может быть, там развивается мой малыш. Я его заберу, и он станет мне отрадой в старости. Оставь его, прошу.
Пока эта женщина говорила, на ее рабочем халате образовалось широкое мокрое пятно от слез. Мама делала вид, что не слушает, но глаза уже покрылись блестящей пленкой. Я почувствовал, как мама готова была разреветься. Она не хочет меня убивать, я это почувствовал. И чтобы она знала, что я ее слышу и понимаю, я стал тревожно толкаться.
– Ах! – воскликнула санитарка, завидев резкие толчки. – Он все слышит. Видишь? Он там живой. Как же ты после такого можешь от него избавиться? Он дает тебе знак…
– Хватит! – грубо оттолкнув от себя руку санитарки, взревела мама. – Убирайтесь! Оставьте меня! Оставьте меня в покое! Я ничего не хочу слышать! А!
Голос мамы возвысился в разрывающемся крике. Вмиг на вопль сбежались врачи, Васим и другой персонал. Дальше все плыло как в тумане.
Вы уже знаете: Ясмина такая, что если что-то решит, то не изменит своему слову. Я уже давно это понял. Может быть, потому-то она известная чемпионка по художественной гимнастике. Признаться, я до последнего верил, что в этот раз она изменит своим принципам. Мне очень хотелось жить. Возможно, смерть не такая страшная, как ее ожидание.
Маме стали колоть какие-то лекарства, и она много спала. И я спал вместе с ней. Постепенно тревога стала отступать, и я успокоился. По ночам я слышал ее голос. Она что-то пела. Раньше она никогда не пела, поэтому я решил, что поет она для меня. Если она для меня поет, то точно не сделает мне ничего плохого. Через какое-то время я уже был глубоко убежден, что Ясмина точно не причинит мне боль. На то она и мама. Я успокоился и перестал бояться. Временами я прижимался лицом к теплой плаценте, проводя рукой по ее блестящей поверхности. В такие минуты мне казалось, что я чувствую мамины руки, прижимаюсь к ним, ощущаю их запах.
Это случилось летним солнечным утром. Когда я вот так же прильнул щекой к мягкой маминой плаценте. Я как будто лежал у себя в постельке, зарываясь лицом в мягкую подушку. Воды вокруг меня стали убывать, и мне стало сложно передвигаться. Все вдруг стало каким-то тесным, давящим. В глубине души я понимал, что это начинает происходить, но я все равно продолжал себя убеждать, что мама меня любит, она не причинит мне боль. Было ли мне страшно в тот момент? Да, было. Но сильнее страха была боль… и физическая тоже. Вскоре я ощутил неприятный горький привкус во рту. Да, я уже мог различать и вкус, и запах, и, конечно же, я чувствовал боль. Вот это тот самый солевой аборт, о котором говорил доктор. Жжение началось в глазах, потом в горле. Все тело охватила терзающая резь. Сначала я пытался найти себе место, где бы мог спрятаться, перевернуться на другой бочок. Но все было бесполезно. Огненная жидкость охватила меня со всех сторон, вгрызалась в мои внутренности, изъедала меня, словно пытаясь растворить мое тело. Когда я уже перестал видеть и слышать, я все еще чувствовал, как лопается моя кожа, как рвется моя плоть. Боже, какая же страшная бывает смерть. И вы никогда себе этого не сможете представить. Мой дух еще оставался во плоти, когда меня вынули на свет. Я все еще был живой. Хотя бы на короткое мгновенье я смог ощутить, какой вокруг вас витает воздух. Хотя бы на мгновенье я смог коснуться маминой кожи…
А что было потом? Потом ничего. Мой дух покинул тело, и дальше только ступеньки из серого мрамора. Заползающие внутрь больницы августовские лучи отбивались от прожилок камня, отсвечивая на стенах серым перламутром. День стоял теплый. В городе-герое было спокойно. За последние несколько лет не произошло ни одной природной катастрофы, не намечалось войн, и, несмотря на последствия кризиса, никто не умер от голода. Я сидел на холодных ступеньках больницы цвета серебристого жемчуга. Никто мне ничего не говорил, не пояснял. Я просто сам знал, что я мертв. Да, вам не послышалось. В то теплое, мирное, летнее утро я умер. И это было убийством…
В этот раз хранитель позволил мне остаться в палате и посмотреть, что же лежит в том свертке, который отдали Васиму.
– Ты хочешь посмотреть? – сухо спросил он дочь.
Ясмина молчала.
Васим развернул сверток. На его большой ладони уместилось тело маленького человечка. Крошечные ручки, ножки, по пять пальцев, как и положено. Голова с округлым затылком. На почерневшем лице вырисовывались опухшие, плотно сомкнутые веки, округлый носик и крепко сжатые губы, которые удержали в себе мой первый плач, мой первый вдох. Вот как я выгляжу. На лице навсегда отпечатались скорбь и боль. Тельце мое лежало на синей салфетке: на левом боку, поджав под себя ноги, заключив в глухие объятия заветную пуповину. Это то, что мне осталось от мамы. Ясмина не стала брать меня на руки. Она только глянула на мое мертвое тело и отшатнулась. Васим аккуратно коснулся мертвой ножки и отодвинул ее чуть в сторону.
– Это мальчик, – бесцветным голосом произнес Васим.
Две крупные слезы скатились по его грубой щетине.
– Мы могли бы дать ему хорошее имя. Он мог бы стать…
– Папа, – холодно прозвучал голос мамы. – Хватит. Я больше не хочу ничего слышать.
Недолгой была моя жизнь, но все же я был счастлив. Меня похоронили при дороге. Так захотела Ясмина (теперь я буду звать ее только по имени. Потому что каждый раз, когда я называю эту девушку мамой, это звучит как горький упрек в ее сторону). Васим остановил машину, когда мы ехали через какое-то поле. Там, в глухих зарослях, Васим выкопал небольшую могилку и скрыл мое тело в земляных складках. Потом сверху положил небольшой гладкий камень и, лихо замахнувшись, далеко выбросил лопату, сказав, что это харам (проклятье).
Ясмина была права, когда говорила, что она сильная и быстро восстановится. Уже через полторы недели она смогла посетить тренировку. Я сидел на пустых трибунах и глядел на то, как она резво скачет по ковру. Она все так же великолепна. Ее взяли в состав. На чемпионат мира она, безусловно, поедет. А кто мог бы в этом сомневаться. Ясмина всегда была лучшей. Во мне больше не было никаких желаний. Ушло чувство голода, я больше не спал. Сердце мое не билось, и я не ощущал больше запахов. За мной по-прежнему никто не приходил. Я так и остался рядом с ней как бестелесный наблюдатель ее жизни, жизни без меня. Сказать честно, я даже больше никого не ждал. Мне больше не нужны были объяснения. С тех пор как я умер, я стал более отчетливо ощущать духовный мир. Ведь теперь это и мой мир тоже. Хранители и другие духи сновали вокруг меня, но я больше ни о чем их не спрашивал. Мне просто было неинтересно, что будет дальше и зачем я тут теперь нужен. Порой я видел, как проводники забирают души усопших. За мной же никто не приходил.
Невидимой тенью слонялся я за Ясминой на тренировки. Присутствовал при ее победе на чемпионате мира. Она была увешана медалями, усыпана цветами и похвалами. Вся страна гордилась ею. Ясмина, как и обещала, взяла золото. Мне кажется, иначе быть не могло: слишком большая цена была заплачена ею.

ГЛАВА 5
В сентябре, когда закончились соревнования, Ясмина вернулась в родной город. Там ее встретили со всеми почестями. В школе на общей линейке ее одарили почетными грамотами. На тренировках ей теперь уделялось пристальное внимание. Особые часы, дополнительные тренировки. Все, как она мечтала: внимание, почет, незыблемое лидерство, первенство, победа. На полках дома красовались блестящие кубки, на широких лентах висели тяжелые медали. Ее жизнью стали интересоваться люди. Хорошенькое лицо Ясмины не в первый раз показывалось на экранах телевизоров. Она улыбалась, махала всем рукой, кланялась, благодарила. Но во всем этом она как будто была мертвой. Не было в ее лице ни одной живой эмоции. Но ведь этого никто не замечает. Это никого и не волнует. Главное, что Ясмина принесла победу всей стране. Только Васим все так же пил, развлекался с любовницами, работал сутками, и успех дочери его как будто совсем перестал волновать.
За слякотной осенью в город медленно приползла зима. Эти несколько месяцев для Ясмины были спокойными. Она ходила в школу, готовилась к переводным экзаменам, посещала все тренировки, оттачивала свое мастерство, настраивалась к новому сезону. Следующие сборы должны были состояться в двадцатых числах января. Длительность их составляла две недели, и проходить они должны были в Москве. Близился Новый год.
Утро 29 декабря было спокойным. Ничто не предвещало беды и беспокойств. Город готовился к предстоящему празднику. Утром Васим отправился на вокзал, чтобы купить билеты. В приподнятом настроении он зашел в ювелирный магазин и купил Ясмине золотой браслет, в котором каждое звено напоминало резную рыбку.
– Я купил билет на 3 января, – сказал Васим, когда Ясмина вышла из своей комнаты. – Твой дядя Вазир приглашает нас провести с ним новогодние каникулы. Побудем там вместе, а потом ты поедешь на свои сборы. Он сам тебя туда отвезет.
– Хоть бы меня спросил, – сухо ответила Ясмина, глядя на лежащие на столе билеты. – Я не собираюсь ехать к дяде Вазиру. С меня хватило того лета с его детьми.
– Сейчас они уже повзрослели, так что они тебя ждут с нетерпением.
– Я сказала, что я никуда не поеду. Я поеду со всей группой 19 января. Ты, если хочешь, поезжай.
– Дочь, перестань, – вздохнул Васим, бросив на нее усталый взгляд. – За последнее время мы совсем отдалились друг от друга. Нам нужно немного побыть вместе. Неужели ты больше не хочешь, как в детстве, побыть с папой?
Ясмина залила крутой кипяток в чайник и неспешно подняла на Васима свои кошачьи глаза.
– А что, твои шлюхи тебя больше не развлекают? – деловито спросила она.
Глаза Васима налились кровью.
– Как ты можешь? – подавляя в себе гневный спазм, выдавил Васим. – Когда ты стала такой дерзкой? Разве я этому тебя учил?
Ясмина устало фыркнула.
– А чему ты меня вообще учил? С тех пор как от нас ушла мама, ты только и делаешь, что таскаешься по бабам. Уж лучше бы я с ней тогда ушла.
– Неблагодарная, – прошипел Васим. – Всю жизнь я положил ради тебя. Только ради тебя я батрачил сутками в больнице. Ради этих твоих блестящих купальников я ничего не жалел. И вот оно твое спасибо.
– Обеспечивать меня – это твоя прямая обязанность. Ты ведь родил меня на свет. Ты должен меня обеспечивать, и не надо делать из этого драму. А вот я не должна терпеть всех твоих вонючих родственников, которым так же, как и тебе, ничего, кроме водки, не нужно. Твой Вазир такой же, как и ты: ему каждый раз подавай новых женщин.
Васим что есть силы ударил кулаком, как молотом, по столу.
– Закрой свой поганый рот! – вскричал он. – Ты поедешь со мной к моим вонючим родственникам. Клянусь, я выбью из тебя эту спесь. Нравится тебе это или нет. И только попробуй там быть невежливой. Или я больше ни копейки тебе не дам. Если ты живешь на мои деньги и в моем доме, то будешь делать то, что я сказал, а нет – убирайся. Я тебя больше не держу!
– Не смей на меня орать! – кулачок Ясмины также ударился о поверхность стола. – Я сказала, что никуда не поеду. И ты меня не заставишь. Сейчас у меня есть стипендия, и мне твои паршивые копейки больше не нужны! Вали к своим шлюхам и им указывай, что делать!
В эту же секунду Васим перевалился через стол и с хорошего размаху заехал большой ладонью по лицу дочери.
– Тварь неблагодарная, – выцедил он.
Это было в первый раз, когда Васим посмел поднять руку на дочь. Ясмина не издала ни звука. Только смачный шлепок от удара пронесся по стенам кухни и поглотился плотными шторами. После непродолжительной паузы Ясмина подняла лицо. На щеке горел яркий, налитый кровью отпечаток тяжелой ладони Васима. Глаза, налитые кровью, выглядели совсем бешеными. Она развернулась, и в тот же миг раздался лязг и в ее руках оказался большой кухонный нож.
– Ты что?.. – растерянно пролепетал Васим.
– Не подходи, сволочь, – прошипела Ясмина, грозя ему ножом. – Ничтожество… Ты больше не будешь мной командовать.
Сжимая рукоять, она выхватила со стола билеты, вынула оттуда бланк со своим именем.
– Катись к своему Вазиру хоть на всю жизнь. Я с тобой не поеду. Я сказала. А из дома я уберусь. Не переживай. Давно нет охоты видеть твою вечно пьяную рожу и всех твоих дешевых девиц. Мне стыдно перед всеми, что ты мой отец.
Несколько гневных слез выдавились из ее разъяренных глаз. Дрожа от злости, Ясмина направила нож к себе. Васим вздрогнул и дернулся в ее сторону.
– Не смей. А то зарежу себя у тебя на глазах. Ты меня знаешь, – пригрозила она, унимая дрожь в голосе.
После этих слов она схватила свою толстую темную косу и за несколько секунд отпилила прямо у основания затылка. Кроткие густые волосы тут же напружинились у ее бледного от гнева лица.
– Волосы мне от тебя достались? Поэтому ты так всю жизнь трясешься за каждый отрезанный сантиметр, – оскалилась она. – На, забирай. Мне от тебя ничего не нужно.
Толстая коса безжизненно перелетела через весь стол к ногам Васима. Он всегда любил свою дочь и особенно ее красивые ливанские волосы. Я не могу даже представить, какую боль испытал Васим в тот момент. Нет, не из-за волос. Этот жест дал ему понять, что он навсегда потерял дочь. Опустившись на колени, он взял в руки отрезанную косу и беззвучно зарыдал. Ясмина с отвращением глядела на то, как подрагивают его спина и плечи. Затем, бросив на пол нож, она выскользнула из кухни. Послышался шорох в прихожей, щелчок в замочной скважине и в заключение громкий стук дверью. Этот стук привел Васима в себя. Он тут же поднялся на ноги и последовал за дочерью. Вдоль дороги отдыхали таксисты в своих машинах. Васим едва успел разглядеть, как фигура его дочери скользнула в одну из них. Было ли это случайностью или же в это утро все было запланировано вышними силами, только именно в этот день автомобиль Васима был припаркован рядом с той самой стоянкой, где отдыхали таксисты. Так что он тут же последовал за своей дочерью. Машина, где сидела Ясмина, ехала прямо, миновала мост на Чекистов, завернула на станции «Пионерской». Васим ехал след в след. Я наблюдал за этим со стороны. Вся эта ссора не вызвала во мне ничего, кроме отвращения к ним обоим. Оба не заслуживают понимания и сочувствия.
Ясмина расплатилась и вышла у ступеней вокзала. Стрелки на курантах близились к половине первого дня. На улице было сыро. Темные тучи заполонили все небо над городом. Сырой асфальт покрылся заледенелой грязью. Люди никуда не спешили. В преддверии Нового года в городе постепенно стихала суета. На вокзале было не так много людей. Ясмина легко миновала турникет, не заметив преследующего ее отца. Пройдя в зал, она завернула налево. Очередь у касс была небольшая. Пока Ясмина меняла билет, Васим терпеливо ожидал ее под аркой, в главном зале. Я тоже стоял рядом и никак не мог понять что происходит. Людей было немного, но воздух вокруг стал каким-то наэлектризованным. В дверях показался проводник душ со своими приспешниками. Их было в этот раз много, около двадцати. Они шныряли между людьми, заглядывая каждому в лицо. Тупой ужас стал поперек груди, и я стал носиться между призраками, пытаясь выяснить, что происходит. В следующую секунду меня кто-то одернул в сторону.
– Не мешай, – повелительно сказал мне какой-то незнакомый ангел. – Хочешь смотреть – смотри, но не мешай.
Меня силой придавили к деревянным дверям, ведущим на перрон. В глубине зала я увидел Рафа. Хранитель Ясмины стоял под аркой, где стелилась лестница в подземный переход. На мгновение я потерял его из виду. «Что происходит?» – шептал я себе, глядя на то, как доморощенные приспешники проводника мелькают среди живых. Народу в зале было достаточно много. Привычная толкотня, присущая всем вокзалам. У турникета ютилась неплотная толкучка. В зале ожидания народу было побольше. Сонные и ленивые лица читали газеты, не отрывали глаз от экранов смартфонов, спали, сидя на неудобных стульях, ковырялись в зубах. У входа стояли полицейские. Позади них стояли они – сконцентрированное, густое облако невидимых фантомов. Толпа у входа начала уплотняться. Люди двигались неспешно. Ясмина отделилась от толпы, стоящей у кассы, и двинулась к выходу, но тут наткнулась на Васима.
– Поменяла билет? – прозвучал подавленный голос Васима.
Ясмина не стала ничего отвечать. На пожухлом лице Васима просочились слезы. Густые, крупные, как смола на ободранном стволе. Он неспешно вытащил из кармана длинную запакованную в новогоднюю обертку коробку и протянул дочери. Ясмина не шелохнулась.
– У меня просто не хватило ума правильно тебя вырастить, – прохрипел он, давясь горьким комом. – Я хотел, чтобы ты была добрым человеком, который приносит радость другим. Я хотел, чтобы ты была счастлива, а ты… Но папа всегда будет тебя любить.
После этой фразы он сунул в карман Ясмины новогодний подарок и, развернувшись, побрел к выходу.
У турникета все так же суетился люд. Молодая, темноволосая, плотного телосложения девушка в светлой куртке стояла у движущейся ленты, ожидая свой багаж. Почти в центре зала, глядя на табло, стоял мужчина лет сорока, а может меньше. Он постоянно поправлял дорожную сумку на своем плече. На пороге появилась курчавая женщина кавказской национальности. Большеглазая, с прозрачной белой кожей и синей паутинкой вен на веках. Васим уже подходил к турникету. Он обернулся, чтобы посмотреть на дочь. Ясмина равнодушно потеребила в руках бланк билета и тоже собралась идти к выходу. Но внезапно ее сбила с ног девушка с красивым звучным именем Даниэль, которая была ростом чуть больше полутора метров от пола. Даниэль как сумасшедшая пронеслась мимо Ясмины, оставив ее в растерянности подбирать с пола свои билет и паспорт. Но сначала Ясмина засыпала бранью след убегавшей. Даниэль выскочила из вокзала как ошпаренная. И все потому, что ее любимый рыжий кот упал с четвертого этажа квартиры, находящейся в районе Жилгородка. Соседка по комнате Маша сказала, что на минуту открыла дверь на балкон, чтобы проветрить кухню. Маша жарила картошку на свином сале и говорила по телефону с мамой, которая живет в Кемеровской области. В Кемерово ударили сильные морозы, и потому улицы было скользкими и гладкими как зеркало. Там за старыми гаражами ощенилась дворовая собака. Уже три щенка замерзли и умерли, не успев открыть глаза. Остались еще двое. Отчаявшаяся дворовая псина, поджимая хвост, накинулась на местных хулиганов, которые хотели забрать у нее щенков. Одному мальчугану она прокусила толстые джинсы. Мальчишка, ощутив прикосновения собачьих клыков, со всех ног ринулся в бега. На одном из поворотов он врезался в пожилую женщину, которая, не удержав равновесия на скользкой дорожке, свалилась и ушибла себе левое колено. Ближе к обеду она позвонила дочери Маше, живущей в Волгограде, чтобы пожаловаться на свою судьбу. Маша жарила картошку на свином сале. Она отвлеклась на то, чтобы побранить маму за ее неосторожность, и тут со скворчащей скороды повалил дым. Маша погасила огонь на плите и открыла дверь балкона, все продолжая трещать по телефону. Рыжий домашний кот Кристиан вышел на балкон и прыгнул на скользкие перила. Балкон выходил прямо на дорогу, где то и дело гудели маршрутки. Водителем синей маршрутки номер сорок четыре был своеобразный кавказец. Он пресекает любую дерзость пассажиров трехэтажным откровенным хамством, но зато никогда не берет денег с пожилых пассажиров. И будет орать на весь салон, чтобы уступили место бабуле, а то он никуда не поедет. Именно он работал 29 декабря 2013 года. Он выехал из района Тулака и ехал неспешно, нахмурив в привычной манере свои густые, как щетки, брови. На «Двадцать восьмой поликлинике» он долго высаживал пенсионерку с отекшими ногами. Поэтому он проезжал мимо балкона Даниэль и Маши именно в тот момент, когда рыжий Кристиан грел своим пузом деревянные перила балкона. Он сделал остановку по требованию прямо напротив балкона с котом. Пассажир был молодой и дерзкий шкет. По дороге он повздорил с водителем, который обрыгал бранью всех пассажиров за то, что никто не хотел уступить место бабушке. Поэтому, выходя, молодой пассажир нервно хлопнул дверью. От такого хлопка покачнулся воздух над асфальтом, подняв с остановки маленький шелестящий фантик от конфеты. Ветер тут же подхватил блестящую обертку и закружил ее в воздухе. Ветра в Волгограде – нередкое явление. Фантик взмыл вверх, покружил над дорогой, помчался к облысевшим придорожным тополям и наконец заиграл перед носом лениво дремлющего кота Кристиана. Глаза Кристиана вмиг стали как блюдца. На полосатой мордочке блеснул азарт. Он чуть приподнял лапу, как бы стараясь привлечь к себе ковыляющий на ветру фантик. Когда шелестящая обертка была уже почти над его головой, он привстал на задние лапы и потянулся вверх. Не удержав равновесие, кот полетел вниз, цепляясь растопыренными когтями за воздух. Нет, он не умер. Маша, увидев это, тут же прервала связь с раненой мамой и позвонила Даниэль, которая была на вокзале. Узнав о происшествии с любимым котом, Даниэль растолкала всю очередь у кассы и ринулась к выходу, так и не купив билет до Краснодара. Она успела выбежать из вокзала, а Ясмина не успела дойти до турникета, так как ей пришлось собирать рассыпанные бумажки, проверять, все ли на месте, и выругать эту неуклюжую малявку. Всего пятьдесят шесть секунд. Это даже не минута. Васим у турникета. Ясмина задержалась у кассы. Мужчина под табло неспешно двинулся в сторону зала ожидания, все время поправляя рыхло набитую сумку на плече. Девушка в светлой куртке наклонилась взять свою поклажу. Большеглазая женщина кавказской национальности приближается к мигающей арке. Позади мужчина в черной куртке. В рукаве спрятан незатейливый выключатель, какие вы уже сто раз видели на обычных настольных лампах или ночниках. Он неспешно приближался к контрольной арке. Инспектор шагнул в его сторону… Я услышал обычный щелчок, какие вы слышите, может быть, тысячу раз на дню. Как будто кто-то включил настольную лампу. В доли секунды воздух вокруг вдруг стал плотным, осязаемым, кроваво-рыжим. Оглушающий грохот раздулся и разлетелся на куски, как колотый кремень, раскидывая людей, подобно перьям, разрывая их на лоскутья. Багряные языки молниеносной волною распространились по всему зданию вокзала, на ходу превращаясь в черные разлохмаченные ленты. Вспухший черный воздух прижался к стеклам и выбил их наружу. Земля содрогнулась.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/uliya-pan-32081681/ditya-rusalochki-kniga-pyataya-69527989/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.