Главная страница | Любовное фэнтези | Ежевика в долине. Король под горой

Ежевика в долине. Король под горой
Мария Гурова
Young Adult. Хиты молодежного фэнтези
Дебютный роман Марии Гуровой «Ежевика в долине. Король под горой» из цикла о Спящем короле.
Первая часть трилогии, каждая часть из которой состоит из повести-приквела и основного романа.
Война – это традиция.
В суровую эпоху в королевстве Эскалот взрослеют двое подростков.
Тристан Трувер, послушник рыцарского Ордена пальеров, встречает в лесу фею, впервые влюбляется и становится перед выбором между чувствами и долгом.
Илия Гавел, сын министра иностранных дел, узнает, что ему предначертано стать проводником древнего короля и преемником нынешнего.
Победа достанется государствам, которые возродят национальных героев прошлого в век, когда танки и самолеты сменили мечи и щиты.
Вместе Илия и Тристан отправятся на фронт и поиски легендарной усыпальницы.
Смогут ли юноши, выросшие в мире без волшебства, разбудить короля под горой?
Цикл о Спящем короле – это серия произведений с классическими сюжетами европейской литературы, помещенными в декорации вселенной, напоминающей наш мир в 1920–1940 гг.

Мария Гурова
Ежевика в долине
Король под горой

© Гурова М., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023



«Волшебный коктейль из утонченности Шекспира, темноты артуровских легенд и пугающего технологического прогресса. Марии удалось создать осязаемую и чарующую историю, атмосфера которой долго будет преследовать читателя».
    Алена, автор Телеграм-канала «КОНГЕНИАЛЬНОСТЬ КНИГИ» @congeniality_books?

«В этой книге удивительным образом сочетаются трогательная история любви и ужас войны. Запах крови и аромат сладкой ежевики. Вера и отчаяние. Смерть и спасение».
    Анви Рид, автор цикла «Темные святые»


Вступительное слово
Важной частью в восприятии искусства являются ассоциации. Заглавие романа «Король под горой» в первое мгновение отсылает меня в книжную вселенную Дж. Р. Р. Толкина, а затем, по наитию, я вспоминаю пласты древнее: «Артуриана», цикл о святом Граале, романы о Тристане и Изольде и, уходя все глубже, германский и галльский фольклор.
Западноевропейское Средневековье привлекает внимание писателей уже много веков, поэтому идея деконструкции формы рыцарского романа накладывает на писателя большую ответственность и обязательство филигранно играть всеми знакомыми сюжетами. Рассказать известный мотив по-новому, сместить акценты на актуальные повестки, сохранить уважительное отношение к традиции и найти собственный голос в хоре предшественников сложнее, чем кажется.
Каждое произведение из Цикла о Спящем короле структурно соответствует избранной форме: «Ежевика в долине» воссоздает куртуазный роман, а «Король под горой» – рыцарский в декорациях фэнтезийного мира. Повесть и роман, как и все книги Цикла, связаны между собой временными рамками: правлением одного государя и войной, терзающей этот уникальный мир, в котором неразделимо переплелись рыцари-пальеры и агнологи, носители верности традиции против идеологов прогрессивной гуманитарной мысли. Обе стороны воплощают две ветви науки и вечную борьбу прямо противоположных идей, сплетая, казалось бы, несочетаемые концепты.
В Цикле очевидны аллюзии на период начала XX века: Великая война, эпоха жестких и внезапных перемен, которые неузнаваемо меняют мир перед глазами читателя. Мы наблюдаем за его преображением глазами двух подростков, взрослеющих в этих условиях. Они становятся свидетелями и участниками столкновений различных идеологий, на своем примере проживая, как вера людей перекраивает саму реальность, в результате открывая путь средневековым легендам и историческим событиям в мир, который для этого не предназначен. Законы истории и пророчества подчиняют «идее» поступки людей, стирая их индивидуальную волю и приводя к трансформации мироустройства.
Удивительно, но «избранные» сохраняют индивидуальность, служа проводниками изменений. Их исторические и литературные источники не затмевают яркой личности юных персонажей. Например, Спящий король, популярный у разных народов мифологический троп, пальеры, как рыцари Круглого стола, самобытно существуют в обстоятельствах Новейшего времени. Герои наследуют образы, но не имитируют их, отражая тенденции современной фэнтези-литературы.
Особенный трепет вызывают женские персонажи: Ронсенваль, чье имя в переводе с французского означает «ежевика в долине» и отсылает нас к истории о Роланде. Ронсенваль – одновременно и холодная Прекрасная Дама из скрытого от человеческих глаз замка, и чувственная Изольда. Гислен напоминает леди Альду, невесту рыцаря Роланда, своим тихим смирением и покорностью окружающим, которая в мире достигнутой женской эмансипации вызывает только упреки и неприятие в обществе.
Герои не повторяют в точности судьбу исторических или легендарных прообразов, проживая свою литературную жизнь на страницах романа «Король под горой». Однако всегда присутствует легкий мотив, скрытая ностальгия по бродячим сюжетам мировой литературы. Подобная тонкая работа позволяет одновременно взглянуть на знакомых персонажей в современных реалиях и привести нетипичных персонажей в новую литературу.
Цикл о Спящем короле наполнен аллюзиями к нашим любимым сюжетам. Это чтение о благородных героях, сошедших со страниц мирового фольклора, в декорациях «потерянного поколения». «Король под горой» отражает легкость и насыщенность событиями классического фэнтези, деконструируя «вечные сюжеты» в традициях литературы постмодерна. Подобное стилевое решение позволяет равно ответить и на запросы читателей классического фэнтези и современной литературы, и на главные вопросы – «Кем мы стали?» и «К чему пришли?» – на данном этапе цивилизации.
Вероника Черняховская,
писательница

Книга I
Ежевика в долине

Пролог
Погасла керосиновая лампа, уступив комнату лунному свету. А он протянулся тусклыми прожекторами из застекленных бойниц. Один луч высвечивал сопящие носы, другой – подергивающиеся пальцы ног, высунутые из-под одеяла, третий – ссутулившуюся на койке мальчишескую фигуру, угловатую, сгорбившуюся под шерстью наброшенного на голову пледа.
Спальни послушников были похожи на казармы. Ночью пустота пространства не так давила, как днем озаренная солнечными лучами аскеза. Тогда-то все было явно наперечет: семь кроватей, семь табуретов возле них, один шкаф на всех. В нем ровно восемь полок; на семи из них лежали аккуратно сложенные короткие брюки, рубашка, гетры, свитер, галстук и портупея, а восьмая всегда пустовала. Ее ни за что нельзя было занимать: у членов Ордена и школяров должно быть всего поровну, даже если это было вот так нелогично. Семь серых кителей висели на штанге в платяном шкафу. Личных вещей у каждого послушника мало, даже мыло и полотенца общие.
Посреди спальни стоял чугунный очаг – единственный источник тепла, не считая семерых ребят. Изо ртов шел пар, когда кто-то из них шумно выдыхал во сне. Они привыкли терпеть, выучились объяснять необходимость добровольных лишений, некоторые даже могли воспевать свои тяготы и жертвы. Каждый в этой комнате был младше тринадцати лет, потому никто из них еще не научился заправски храпеть, как это делали старшие ребята. Избалованные беззвучными ночами, мальчишки спали чутко и ворочались, заслышав шорох. Стылый неуютный покой царил в любой из таких комнат. А еще кричащая нехватка того самого важного, в чем так нуждался каждый юноша: тишины внутри задернутого полога, любимых безделушек и непринужденного беспорядка.
Ничего подобного здесь не находилось. Каждому послушнику Ордена разрешалось хранить одну книгу и одну личную вещь. Вот и Тристан имел такую – Ситцевого рыцаря, тряпичную куклу. Игрушку еще в раннем детстве смастерил для него сэр Мерсигер, почитаемый и обожаемый школярами наставник. До того он проникался судьбой каждого ученика, что не смог обделить заботой осиротевшего Тристана. Учитель тогда взял зеленую ткань – кривой обрез ситца, что хранился у маленького Тристана, и сшил ему куклу, а вместо копья вложил в игрушечную руку обструганную и разукрашенную веточку терна. Сэр Мерсигер рассказал, что кричащего годовалого Тристана привезли завернутым в этот самый ситец и что кусок ткани походил на наспех разрезанную юбку или платье. И Тристан всю жизнь верил, что эта юбка или платье когда-то принадлежали его матери. Оттого он так крепко любил своего Ситцевого рыцаря. Тристан говорил:
– Вы, сэр, служите прекраснейшей из дам – моей матушке, раз носите на себе часть ее платья!
А Ситцевый рыцарь отвечал:
– Конечно, Тристан! Большая честь служить такой леди! Вот сами и поймете, как станете рыцарем.
– Вам следует быть идеальным, чтобы не посрамить ее имени, – поучал его Тристан.
– Для того и стараюсь! Я бы не посмел запятнать ее честь своими недостатками.
– А разве они у вас есть, сэр? – удивился Тристан.
– Всего один: я неживой, – ответил Ситцевый рыцарь, сотрясаемый рукой мальчика.
– Так не пойдет. Ее бы это очень оскорбило и, я уверен, расстроило.
Ситцевый рыцарь браво взмахнул копьем и закивал, подталкиваемый указательным пальцем Тристана.
– Вот и я думаю, что не пойдет. Нам должно это исправить!
В хрупкий мир под пледом ворвался голос извне.
– Тристан, что ты там делаешь? Ложись спать!
Нехотя и выждав, Тристан ответил:
– Не мешай, Гаро, я на военном совете.
Послышался вздох, полный возмущения. Военные советы длятся долго, как говорят.
– Какой еще совет за полночь? Спи давай! – шикнул Гаро.
Но в шатре из старого пледа решались судьбы. Спать было нельзя.
– Как же, сэр, мы можем это исправить? – резонно спросил Тристан. Он совсем не представлял, как можно кого-нибудь оживить.
– Проще, чем кажется. Но для начала скажите, вы меня любите?
– Люблю как самого верного из товарищей! – заявил Тристан. И ему показалось, что Ситцевый рыцарь выгнул набитую грудь колесом.
– Тогда нет никаких препятствий для нашей церемонии, – уверил его Ситцевый рыцарь. – Просто пожелайте, чтобы я был живым, и я буду.
Тристан бы и рад был остановиться, но игра его увлекла. Ну и поругали бы его наставники, узнай они, что он играет в магические ритуалы.
– Но я и так желаю. Не сомневайтесь, сэр, я бы хотел… – он не знал, как произнести это желание. Чтобы Ситцевый рыцарь ожил? Чтобы говорил сам? Чтобы превратился в человека?
– Так подарите мне душу, господин, – объяснил он.
– Как?
– Дайте мне имя, если вам его не жалко.
Тристан задумался. На ум ничего не шло.
– А что же вам Ситцевый рыцарь не по душе?
– Хорошее прозвище, зовите меня так, коли угодно, – сказал он. – Но вы всегда обращаетесь ко мне «сэр». Как рыцарю жить без имени?
Тристан улыбнулся, он вдруг все понял.
– Что ж, так имени мне для вас совсем не жаль. Вы будете сэр Трувер, Ситцевый рыцарь! – воскликнул он, отчего соседи по комнате заскрипели кроватями.
– Вы… Вы даете мне свое имя? – растерянно спросил Ситцевый рыцарь, и Тристан вдруг услышал совершенно чужой, мужской голос, совсем не похожий на свой, ребяческий.
– Вы живы! – прошептал ошарашенный Тристан. Он вдруг заметил, что тканевая фигура двигалась сама, совсем без усилий его пальцев. Он бережно положил куклу на подушку. И Ситцевый рыцарь закивал.
– Все так, господин мой, вашим усердием я жив. И благодарен вам за имя ваше и вашей матушки, чьи одежды я на себе ношу. Я бы не смел мечтать о большем, чем вы одарили! – Тристану показалось, что Ситцевый рыцарь всхлипнул. Или шмыгнул носом, если бы его нос не был таким же набитым соломой и опилками, как он сам.
– Чудо какое, – определил происходящее Тристан.
– Я в благодарность теперь буду служить вам вечно. Примите мою присягу, господин!
– Чем же ты можешь мне послужить? – спросил Тристан. Неожиданно игра для него закончилась. Но он был даже удивлен, как спокойно воспринял случившееся под пледом. Другой бы завопил, отбросил куклу, а может, и с кровати спрыгнул.
– Что ни спросите, на все получите ответ. Вы не смотрите, что я так невелик, что набит соломой и вооружен только терном. Я ведаю больше любого из ваших наставников. И теперь мои знания – ваши.
На беду, проснулся Оркелуз, самый вредный и коварный из школяров, каких встречал Тристан. Как подобает добру и злу, они яростно друг другу противостояли. Оркелуз не то хрюкнул, не то хихикнул, а потом скрипуче позвал:
– Эй, Гаро.
Гаро решительно его игнорировал, но Оркелуз не унимался:
– Эй, Гаро.
– Да ты-то чего не спишь? – возмутился бедняга, которому со всех сторон мешали уснуть.
– Гаро, а ты знал ли, что Тристан играется в куклы? – Оркелуз снова хохотнул.
– Молчи, дурак! – одернул его Тристан. В комнате было так пусто, что нечем было и швырнуть в наглеца. Разве что ботинком, но и тот мог улететь в окно.
– Я сейчас вас обоих к щелбанам приставлю! – пригрозил Гаро.
Оркелуз еще гоготал, но измученный Гаро, расположенный с ним по соседству, все же не выдержал. Оркелуз получил заслуженный щелчок по лбу, огрызнулся и замолк. И если бы послушники не дулись друг на друга, драматично ворочаясь в койках, они бы услышали победное «ха!» из-под одеяла Тристана. Но произнес его вовсе не он.

Глава I
Ягоды и коренья
Орден пальеров был древнейшим на континенте. Его рыцари всегда служили самому сильному из монархов. А когда технический прогресс принес в мир череду революций, изменивших уклады во многих государствах, осталось одно королевство – Эскалот. Его нынешний король был человеком почитаемым и мудрым, но больным. К старости разные хвори, среди прочих подагра, приковали его к столице. Больше всего монарха мучила боль потери: он пережил трех своих наследников и влачил остаток века, изводимый горем и неопределенностью. Норманн II Удильщик был последним в своем роде. Он получил прозвище за любовь к рыбалке, часами мог сидеть у пруда с удочкой. В народе шутили, сколько, должно быть, законов и решений было принято на том берегу. Пальеры сохранили присягу последнему из королей. Однако их тоже терзала неизвестность. Новый мир несся на них бушующей техногенной и бунтующей человеческой стихией. И никто не знал, как люди, которые лучше умеют пользоваться мечами, нежели винтовками, выживут здесь и останутся себе верны. В Ордене состояли воины и ученые, вернее было бы сказать, что каждый рыцарь-пальер являлся и воином, и ученым. Большинство из них собралось в стенах их альма-матер – в замке Пальер-де-Клев. Здесь расположилась и их резиденция, и библиотека (крупнейшая на континенте), и пансионат для ветеранов и инвалидов, неспособных больше нести военную службу, и школа, где обучали юных послушников. В школяры принимали только мальчиков из благородных семей, но далеко не каждые родители желали детям такой участи. Пальеры несли присягу и аскезу, намеренно отказываясь и от брака, и от карьерных амбиций вне Ордена. Они были не так успешны, как офицеры регулярных армий, не так алчны, как наемники, не так коррумпированы, как агнологи. Последние тоже были учеными, но скорее мировой корпорацией, занимающейся изучением явлений на стыке официальной и квазинауки – агнологии, «науки неизвестного». Пальеры презрительно о них отзывались и нарекли «новыми колдунами». Вопросы магии и этой науки в Пальер-де-Клев были табуированы. Незачем рыцарям терзать душу суевериями. Мир слишком богат искушениями, чтобы желать еще и чего-то поистине сомнительного.
Тристан знал и про запреты, и про желание запретного. Когда послушнику исполняется шестнадцать, наставники начинают говорить с ним более душевно и одновременно строго. Так, по словам учителей, более тяжкое бремя то, что гнетет ум и совесть, а не тело. Тристан кивал и понимал, как ему не повезло. Покуда ровесники нет-нет да сбегали в деревню к девушкам, он донимал расспросами Ситцевого рыцаря и засыпал над кипой книг. Почему природа такова? Почему он таков? Какие обыкновенные вопросы для юноши шестнадцати лет и как по-разному можно искать на них ответы. Может, и правда было бы лучше отправиться за ними на ярмарку, а не в библиотеку. Конечно, за самовольные отлучки и наказание было соответствующим, в то время как за ученое усердие полагалась похвала. Но Тристана не покидало чувство, будто он готовится к какому-то ужасному преступлению и что за него дают даже не розги, а высшую меру. Позорная казнь недостойного рыцаря – расстрел. Словно демонстрация бессилия слабого человека, предавшего традицию, перед оружием нового мира, которым в былые времена пользовались только трусы. Очень патетичная философия, так думал Тристан и все равно страшился. Ситцевый рыцарь был свидетелем, уликой и соучастником в деле, о котором Тристан не мог никому рассказать. Он четыре года носил секрет в себе, а своего болтливого товарища – в планшете из овчины, который для куклы был удобнее вещмешка. Эта трогательная привязанность к игрушке, сшитой из материнской юбки, не добавляла ему мужества в глазах прочих послушников. Но Тристану было почти все равно. Почти.
Тристан стоял во дворе замка. Над его головой реял темно-зеленый штандарт с серой эмблемой Ордена: симметричным деревом, прорастающим вверх и вниз, роняющим плоды к корням. Девиз под ними гласил «На смену друг другу». Первые солнечные лучи едва окрасили шпили на башнях в медовый цвет. Ясное небо слепило опухшие от сна глаза. Утренние зарядки нравились многим ребятам. Тристану же было тяжело пробуждаться в то время, когда все вокруг единогласно, словно по сигналу, начинало бурную жизнь. Солнечный свет раздражал. Тело было непослушным. Птицы пели громко, не говоря уже о тренере, выкрикивающем команды и свистящем то и дело. Звук свистка был утренним испытанием. Тристан постоянно наклонялся и морщился.
– Трувер, соберись и беги быстрее! – торопил его тренер. – Ты всех задерживаешь!
Тристан не был крепким и спортивным юношей, как большинство послушников в Пальер-де-Клев. Кормили их хорошо, не вкусно, но плотно. Тристан не имел недостатка в аппетите. Но мощи ему это не прибавляло. Он был быстрым, жилистым, выносливым и упорным, а еще очень ловким. Но все эти качества просыпались в нем под вечер. Жаль, что зарядку проводят не ночью. Вот сейчас он приседал тридцать четвертый раз и хотел упасть ничком.
– Закончили! – прогремел тренер. – Сейчас марш в душ, всем вымыть волосы, и поторопитесь. Цирюльник уже приехал. Налево! Бегом!
Когда Тристан скрылся с глаз тренера, перешел на шаг. Торопиться не имело смысла, он все равно придет к душевым последним. А еще он оттягивал момент, когда придется расстаться со своими волосами. Он любил темные локоны, хотя они то и дело свисали со лба и пружинили перед глазами. Тристан был уверен, что у его родителей, хотя бы у одного из них, были такие кудри. Он смотрел на себя в зеркало и представлял, какие черты достались от матери, а какие связывали его с отцом. О Труверах ему не рассказывали ничего, кроме того, что они происходили из мелкого дворянства и что погибли в пожаре. Тристана же спасло то, что у его матери не было молока и в тот роковой час его как раз забрала кормилица вместе с платьем, которое пообещала заштопать. Мальчику не досталось даже семейных фотографий. Поэтому Тристан не разлучался с Ситцевым рыцарем, берег свои волосы и вечерами смотрел в зеркало вовсе не из самолюбования. Черты его лица были единственным наследством, неброским фамильным серебром. Какой успокаивающей, баюкающей его тоску была эта мысль.
И все же Тристан в очередной раз лишился своих волос. Теперь все послушники были стрижены под горшок и узнавать друг друга издалека стало труднее. Сегодня на уроке сэр Мерсигер рассказывал о целебных травах и кореньях, которые могут спасти жизнь, если рыцарь оказался вдали от цивилизации. Так Тристан узнал, что стебли громового лука помогают очистить зубы и снять любое воспаление во рту, а пыльцу семиля можно нюхать, чтобы быстрее уснуть.
– Не хочешь подышать пыльцой, а, Тристан? – ткнул его под локоть Гаро.
– Меня в детстве ею натирали, не иначе, – мрачно ответил он. Гаро ведь знал, что Тристан переносит утро, как сезонную болезнь.
– Чудесными свойствами обладает корень струпки, – увлеченно повествовал сэр Мерсигер. – Он выглядит странно: с середины раздваивается, словно у него есть ножки. Пучок, видный над землей такого, видите, иссиня… хвойного цвета. Растет в долине при Гормовых холмах, кстати, одно из четырех мест на земле, где можно эти коренья найти. Но они очень редкие, потому очень ценные. Один этот корень может исцелить до полусотни известных болезней, я уж не говорю, что он снимает практически любой болевой или воспалительный синдром. Его чудотворные свойства заключаются и в том, что, очистив его от кожуры, вы можете заткнуть им глубокое ранение (а он достаточно длинный), и этим полностью остановите кровотечение в ране. Внешнее и внутреннее! Превосходное средство! Современная аптека держалась бы только на одном этом корне, если бы не его редкость… Да. Сейчас мы подходим к самому главному.
Сэр Мерсигер расправил карту на доске и ткнул указкой.
– Вот места, где он может произрастать. Одно из них, видите, совсем близко. Буквально в полудне пути от замка! Говорят, его завезли сюда и высадили в холмах первые рыцари-пальеры. И я даю вам такое испытание: мы отправимся на его поиски.
Послушники поддержали идею одобрительными возгласами. Все любили пешие прогулки и походы в лес. Сэр Мерсигер улыбался, глядя на их радость. Но жестом попросил тишины.
– Приз за находку не менее ценен, чем струпка: нашедший корень первым получит наречение!
Школяры зашумели громче прежнего, некоторые застучали кулаками по партам. Большая честь быть первым, кого произведут в рыцари, и большая возможность. Легенда гласила, что всякого такого рыцаря охотнее принимают на службу, что это высокое признание его способностей, что все послушники надеются заслужить право первого прикосновения Аграля – церемониального меча – к своим плечам. И в Тристане взыграло тщеславие, но он знал, это только надежда. На деле струпку можно искать неделями и не найти ничего. Когда книги заменяют и подушку, и вечерних собеседников, теряешь много чаяний, основанных на вере.
– Отправляемся после обеда, едем верхом. Разбиваем лагерь и, по моим планам, останемся в холмах на ночь, – каждая фраза раззадоривала ребят. – Вечером я дам старт, и вы отправитесь на поиски парами. От напарника не удаляться, обозначенную местность не покидать.
– Сэр, а почему вечером? Не легче ли искать струпку при свете дня? – спросил Оркелуз.
– Нет, увы, днем эти вершки корня мимикрируют и умудряются прикидываться заурядной травой или кустом, – с сожалением ответил сэр Мерсигер. – Что ж, господа, если нет еще вопросов, жду вас после обеда у главного входа.
Позже в коридоре Гаро спросил:
– Думаешь, мы его найдем?
Тристан помотал головой.
– Думаю, что не найдем. Мерсигер просто хочет, чтобы эта вылазка имела какой-то смысл и мы были заняты поисками, а не тыкали на спор ядовитых жаб палками на болотах.
После обеда у подъемного моста собрались сэр Мерсигер и послушники, все верхом. В классе Тристана учились двенадцать мальчиков от тринадцати до семнадцати лет. Гаро был самым старшим в их компании, высоким и крепким. Оркелуз был ровесником Тристана, все прочие одноклассники были младше. Несмотря на разницу в возрасте, акколаду, церемонию посвящения в рыцари, класс проходил вместе. Считалось дурным тоном, если школяра оставляли послушником в чужом классе. Поэтому младшим ребятам приходилось сложнее. Для молодых людей, не отмеченных военными заслугами и фронтовым опытом, было звание рыцаря-сквайра.
– Я, кстати, вот этого не понимаю, – сказал Тибо, самый юный в их классе. – Это ведь просто звание внутри Ордена. Так-то мы все рыцари, верно?
Гаро с Тристаном усмехнулись.
– Верно, – ответил Гаро. – Только никому на службе не нужен рыцарь, который войну в глаза не видел.
– Есть ли пальеры, которые стали учеными? Ну, в смысле, остались учителями в школе после присяги?
– Ты что, боишься ехать на фронт? – вмешался Оркелуз.
– Вовсе и не боюсь! – бойко заявил Тибо. – Я просто интересуюсь. Мне интересно!
– Не задирай его, – одернул Гаро Оркелуза. – Не волнуйся, Тибо, тебя все равно никто не отправит на военную службу, пока не станешь совершеннолетним.
До места доехали быстро, разбили лагерь, а когда запалили костер, в лесу уже стемнело. Сэр Мерсигер велел всем зажечь фонари, разделил класс на пары по принципу «старший с младшим» и велел расходиться. Это был не первый поход и даже не такой изнурительный, как в стужу. Едва подоспевшая к долине весна растопила снег, превратив в болота даже лесные тропы. Послушников приучали к тяжелым испытаниям зимними переходами через холмы и двухнедельным отшельничеством в лесной хижине. Для одних парней это была пытка, для других – блаженные дни тишины и безмятежности. После испытаний им всегда задавали писать эссе на тему их приключений и переживаний. Наставники говорили, что Тристан не самый бравый из послушников, но самый смиренный. А еще они говорили, что он мог бы стать поэтом – так необыкновенно цветист был его язык и так искренне мысли ложились на бумагу, будто плелись лозой. Тристан даже осознал, как у него это получается: он вовсе ничего не записывал в походе, только осмыслял события, находил названия своим чувствам и давал всему этому оценку. Наверно, только так и поступают поэты, а не ученые.
В напарники Тристану достался Тибо. Он был не то чтобы пугливым, скорее, очень мнительным. И его болтовня сбивала Тристана с мыслей. Он щебетал своим еще не сломавшимся голосом всю дорогу.
– Давай договоримся: ты молчишь, а я рассказываю Мерсигеру, что ты все делал верно, вел себя храбро и вообще спас меня, вытащив из норы? – предложил Тристан.
– Тут есть такие норы, в которые можно упасть? – Тибо округлил глаза, Тристан же свои закатил.
Тибо все же принес ему охапку хлопот. Спустя четыре часа ходьбы по вязкой скользкой земле он набрал и воды, и грязи, и даже веток в сапоги, чем и стер ноги в кровь в семи разных местах. А теперь канючил.
– Вот ты бедолага, – устало выдохнул Тристан. – И бедолага, и дуралей. Ты зачем гетры надел, когда надо было портянки?
– Они у меня всегда сползают! – стенал Тибо.
– Что мне с тобой делать?
Тристан сжалился и не стал отправлять напарника обратно к сэру Мерсигеру. Вместо этого он нарубил хвойных веток и соорудил ему небольшое гнездо, в которое велел улечься и спать.
– Смотри мне, Тибо, – пригрозил Тристан. – Не найдется той силы, что спасет твои уши от меня, если по возвращении я тебя здесь не найду. Или если ты еще натворишь глупостей.
Тибо виновато кивал. Не то понимал свою ошибку, не то понимал даже больше и умело юлил. В одиночку Тристан шел быстрее. Он свернул с тропы и направился к Гормовым холмам, прорубая себе дорогу через кустарник в густом лесу. Но прошел он недолго, из полевой сумки донесся голос Ситцевого рыцаря.
– Не туда идете, господин, если только вам надо за корнем струпки, – проворчал он.
Тристан остановился, огляделся. Убедившись, что никого поблизости нет, достал куклу.
– Знаете, куда идти?
– О да. Струпка не любит солнце и ему всегда мало питья.
– Значит, надо идти к озеру? – спросил Тристан.
– Именно, господин, именно к Ворклому озеру! Милее места не придумаешь для этих кореньев, – закивал Ситцевый рыцарь.
– Как же его тогда среди холмов находили?
– Должно быть, старая плантация фей, – предположил он. – Но если ее всю перекопали, то новых струпок в холмах не появилось, будьте спокойны.
Тристан вспомнил карту и повернулся в сторону Ворклого озера. Он никогда не был в глубокой чаще леса. И пока он шел, кроны деревьев, убранные прошлогодней померзшей листвой, становились все гуще, а дорога – все темнее. Тристан напряг слух. Было странно, что безлюдный лес с его непугаными жителями такой тихий. Тристан слышал только свои шаги. Шлеп, шлеп. Время от времени он переговаривался с Ситцевым рыцарем. Тому повезло: вощеная кожа планшета укрывала его от сырости внешнего мира. Тристану же досталось худшее. Было душно и влажно в лесу, от быстрого шага выступала испарина, и влага его тела встречалась с капелью и моросью, пропитавшей одежду. Но Тристан знал, что ничем это не исправит, и просто шел. Шлеп, шлеп, шлеп. И Ситцевый рыцарь запел. Он редко позволял себе подобное – обычно рядом с Тристаном могли оказаться незваные слушатели. Но во время походов и отшельничества Тристан узнал, что Ситцевый рыцарь имеет богатый репертуар: баллады, гимны, серенады и даже колыбельная.
– Кабы леди сжалилась и меня пригласила в дом, когда муж ее рогатый спит глубоким сном, – мурлыкал на кабацкий мотив Ситцевый рыцарь.
– Дурные песни поете, сэр, – осуждающе сказал Тристан.
– А это хорошо, господин, что вы в них дурость разглядели, – весело отозвались из планшета.
В воздухе запахло застоявшейся водой и холодом сильнее прежнего. Озеро было близко. Тристан начал спускаться вниз по некрутому склону. Гладь воды мягко отсвечивала, и Тристан не знал, откуда она берет свет, если не из своей глубины. А потом взглянул вверх. Сквозь ветви виднелась мозаика предрассветного неба.
– Светает, – прошептал он.
– Как и должно, – подтвердил Ситцевый рыцарь.
Тристан присел у дерева. Вдоль ветвистых корней пролегала трава – куцая, кучковатая, цвета горной хвои. Он достал топорик и взрыхлил землю.
– Вы были правы. Тут повсюду клубни.
– Чему совсем не стоит удивляться: ни струпке у озера, ни моей правоте, – недовольно заметил Ситцевый рыцарь. – А вам не следует быть жадным до чудес и наград. Выкопайте каждый седьмой, и этого будет достаточно.
Тристан никогда с ним не спорил. Был тому причиной его зрелый сиплый голос или отеческие интонации, но Тристан соглашался с любым советом соломенной головы. Провозившись час, он выкопал пять кореньев струпки, аккуратно отряхнул и, обернув в бинт, сложил трофеи в вещмешок. Он уже почувствовал, как одновременно заныли и запекли его колени. Сон подступал к нему, собирая на веках соль глаз, как утреннюю росу. Если он так просидит хоть минуту, точно уснет прямо на могучих ивовых корнях.
Тристан уже собирался встать, но взглянул на берег озера. И не поверил глазам: фигура в чернильных одеждах стояла у края воды. Поверх шерстяного платья была наброшена накидка, словно бы из медвежьего меха. Он трижды сморгнул проступившие от усталости и бессонной ночи слезы, ожидая, что с ними по щеке скатится и видение. Но она стояла там. Тристан притих. Статная девичья фигура склонилась над озером. То, что Тристан поначалу принял за шаль, оказалось копной каштановых волос. Только передние локоны были собраны на затылке странной заколкой: не то из червленой меди, не то из высушенных трав. Пытливый взгляд Тристана добрался до истины: «Ежевика. Ягоды и листья ежевики». Прибрежная сыть скрывала ее ноги до колена, но Тристан был уверен, что девушка ходит босой. Она выпрямилась и откинула пряди волос за спину. Они конским хвостом пролетели вокруг ее талии и соскользнули вдоль юбки. Тристан задержал дыхание, так боялся выдать себя, но из-за этого только шумнее выдыхал и неравномерно втягивал носом холодный воздух. В груди все билось, стучало и металось, не отпущенное, не высказанное, перепуганное. Она что-то стирала в озере, а потом зачерпнула горсть и плеснула в лицо, растерев остатки воды по шее под высоким воротом платья, зачерпнула вторую – прополоскала рот. Тристан видел ее крупные красивые черты лица с высоким лбом, подчеркнутым черными бровями вразлет над большими глазами с такими же пушистыми ресницами. Кожа ее была белая, а губы – цвета разбавленного вина, и верхняя губа была более пухлой. Он смотрел на ее рот, потому что она что-то читала или пела, но так тихо, что Тристан этого не слышал.
– Беспечная затея – спать на берегу в такую погоду! – голос из планшета прервал самый лучший момент в жизни Тристана так беспардонно, что тот дернулся и почти подскочил, но от неожиданности присел обратно на одно колено. Однако было поздно, девушка его заметила и резко взглянула на Тристана. Жизнь пронеслась перед глазами выпущенной пулей, такой же настоящей, какие, вероятно, летают на войне. Он так и смотрел на нее снизу вверх, они оба решали, что с этим делать. И она решилась первой: девушка резво сорвалась с места и побежала в лес. Тристан, сам не свой, оттолкнулся от мокрой земли и сделал несколько широких, неловких шагов. Заметив его неуклюжее преследование, она развернулась и крикнула «Стой!», вскинув перед ним руку.
– Нет, пожалуйста! Я ничего тебе не сделаю, – Тристан боязливо поднял обе руки, словно на него смотрела не белая ладонь, а дуло винтовки.
– Смотри на свои сапоги, – отрезала она. И Тристан опустил глаза. Ее голос был не по годам низким, но звонким. Он был рад услышать его. Прикажи она Тристану утопиться в Ворклом озере, он бы пошел и утопился. Но она велела смотреть на сапоги. Судя по безмолвию Гормова леса вокруг, девушка уже убежала. А Тристан не сводил глаз с обуви. Тишину спугнул Ситцевый рыцарь:
– Занимательная сцена, но солнце уже…
– Молчите, – впервые перебил его Тристан. – Я запоминаю.

Глава II
О том, где искать сокровища
Возвращаясь к Тибо, Тристан обогнул его с запада и подошел со стороны холмов. Но в этой путанице не было никакой нужды. Мальчишка, узнав о найденном сокровище, воодушевился не на шутку, однако так же быстро и поник.
– Ты же не разделишь со мной славу, Тристан. Расскажешь сэру Мерсигеру, что я остался в лесу, а ты пошел в холмы.
– Я не сдам тебя, но и незаслуженных лавров ты не получишь, – ответил Тристан. – Я скажу, что ты шел рядом и что мы устроили стоянку в холмах. А пока ты стряпал еду, я ходил за хворостом. Там струпку и нашел.
Тибо закивал. Такой расклад его устраивал. Все же сэр Мерсигер, выслушав Тристана, был так горд и рад за воспитанников, что отметил Тибо. Всю дорогу ребята чествовали Тристана. В замок они вернулись после полудня, поэтому к ужину новость успела разлететься по школе. В трапезной Тристана встречали как героя. Пять кореньев струпки – это истинный подвиг для последних рыцарей, которые служили и королю, и науке. Тристан был умен и больше молчал, слушая других, а только после заговорил сам. Так, узнав, где искали остальные ребята, он исключил эти места и выбрал такое, в котором раньше бывал сам и которое мог описать. Списав молчание на усталость после похода, Тристан ушел спать, и его, конечно, освободили от всякой службы перед отбоем. В спальне он лежал один в вечерней тиши, разбавленной пеньем птиц и редкими возгласами, доносящимися со двора Пальер-де-Клев. Но сон не шел. Тристан только сейчас понял, что его гложет невысказанная история. Если бы он рассказал, всем-всем рассказал про девушку на озере, возможно, кто-нибудь ему бы ответил, кто она. Может, ее видели в деревне. Может, она приносила молоко или масло в замок. Хотя она не была похожа на сельских женщин. Кем же она могла быть? Тристан рассуждал так: стоит искать самому, а не выдавать место. Явись туда целая делегация в поисках струпки, они точно ее спугнут, и Тристан больше никогда с ней не увидится. Этого никак нельзя было допустить.
– Понятно мне, о чем вы там думаете, – сказал Ситцевый рыцарь, которого он так и не достал из сумки.
– Я буду ее искать, – произнес Тристан. – Она же не явится к озеру на днях?
– Очевидно, не явится, – подтвердил Ситцевый рыцарь.
– Она не выглядит уставшей, растрепанной или крепкой, как девицы из деревни. И платье у нее такое… И это украшение в волосах… И сами волосы.
– Вот это вы, господин, простите, но из сумки я не разглядел.
Тристан пропустил колкость.
– Может быть и так, что она приехала с родней в эти места. Но где бы они тогда могли остановиться? Опять же или деревня, или пансионат, – рассуждал Тристан.
– В Пальер-де-Клев? С семьей? Вы что же, полагаете, она благородная дама? – заинтересовался Ситцевый рыцарь.
Тристан пожал плечами.
– Может быть, и дама. Только я ведь видел их на картинах.
– А, так эти прошлых лет.
– Ну, – неуверенно начал Тристан. – Вообще она на них похожа.
Он вспомнил все черты ее лица, все изгибы фигуры, все жесты и несколько сказанных ею слов. Он так напряг память, что нахмурился. А потом резко сел на кровати и достал письменные принадлежности. Стоит записать все подробности.
– Да, поговаривают, леди отличаются белизной кожи, синевой вен, изяществом пальцев и миндалевидностью ногтей, – перечислял Ситцевый рыцарь. – Присущи ли вашей даме эти качества?
– Да, да, – писал Тристан. – Белизна, и вены, и пальцы вроде. Но ногти я не разглядел.
– Печально, господин. Ногти бы все решили.
Тристан впервые улыбнулся, покраснел и легонько шлепнул планшет самодельным блокнотом.
– Не ерничайте, – потребовал он, хотя и сквозь улыбку.
– Похоже, вы все решили, – прокряхтел Рыцарь. – И насколько же серьезны ваши намерения как послушника пальеров?
Улыбка слетела с лица Тристана, как маска уличного жонглера. Действительно, стоит ему найти девушку с ежевикой в волосах, что он будет делать? Что он ей скажет? Зачем все эти усилия?
– Я просто хочу отыскать ее и узнать имя, – тихо ответил Тристан.
– А! Так все это ради знаний. Тогда хвалю вас и одобряю!
Тристан дописал слово «сапоги», поставил точку и убрал блокнот. Завтра ему положен выходной, и он начнет поиски в деревне. С этой надеждой он уснул быстрее, чем успел укрыться.
Утром он собрался быстро, окрыленный скорой возможностью начать поиски. В коридоре его нашел сэр Мерсигер. Наставник вручил ему конверт, советовал отдохнуть сегодня и похлопал по плечу. Тристан не сразу сообразил, а потому окликнул его, когда тот отошел.
– Простите, сэр, но здесь то, что я думаю? Здесь деньги? – спросил Тристан, нагнав его. Он не решался раскрыть конверт при учителе.
– Да, ты заслужил купить себе в деревне то, что пожелаешь.
Тристан кивнул. Послушникам никогда в качестве поощрения не выдавали деньги, приучая к тому, что рыцарь не продает свою службу. Очевидно, инициатива принадлежала сэру Мерсигеру лично. Школяры могли скопить у себя несколько монет, когда их отправляли за покупками для аптеки и кухни. Сдачу наставники обратно не требовали и всегда давали немного больше предполагаемой стоимости. Уже по дороге в деревню Тристан заглянул в конверт: там было несколько ассигнаций. Пересчитав их, Тристан прикинул, что награды хватило бы на целый вечер в таверне с друзьями или на мед, булочки и яблоки впрок. О покупке вещей он и не помышлял, не имело смысла приобретать то, что нельзя хранить.
Деревня шумела и манила рыночной кутерьмой, как в любой из выходных дней. Ряды прилавков в это время, особенно с приходом весны, всегда превращались в небольшую импровизированную ярмарку. Тристан зашел в самую известную в округе таверну, единственную с постоялым двором, под вывеской «Лисий хвост». Хозяйка – худая рыжеволосая женщина – стояла у барной стойки. Ее помощник тащил заказы из кухни. Столики были забиты под завязку. Прикинув шансы на успех, Тристан решил обратиться к хозяйке. Все же она заведовала гостиницей.
– Простите, мадам, – Тристан подошел к бару и замялся. Он никогда не посещал таверны без старших. – Здравствуйте!
Женщина оглядела его. При виде школьной формы она скучающе отвернулась. Не без причины полагала, что послушники ничего не заказывают.
– Я бы хотел кое-что у вас спросить, – начал Тристан и засмущался еще больше, когда к пустой стойке приблизился подвыпивший мужичок и попросил повторить.
– Не отвлекай меня, парень. Сегодня много заказов, – бросила хозяйка и потянулась за бутылкой рома, чтобы плеснуть в стакан мужичка.
Тристан кивнул и полез за деньгами.
– Я понимаю, мадам, и не хочу занимать ваше время. Но не могли бы вы мне налить… – он принялся лихорадочно читать меню, чтобы озвучить заказ, который ему позволительно выпить, и при этом не выглядеть нелепо. – Сидр с грушей… В смысле грушевый сидр.
Он впопыхах протянул ей ассигнацию с наименьшим номиналом. И все же она заметно удивилась, что школяр расплачивается не мелочью. Хозяйка отсыпала ему сдачу монетами и поставила кружку сидра на стойку. Тристан сел. Предположив, что молчание может затянуться и привести к неуместному любопытству его соседа, который уже почти осушил рюмку, Тристан обратился к женщине:
– Простите, мадам…
– Если перестанешь просить прощения, возможно, мы перейдем к сути твоего дела, – сказала она, деловито возясь с посудой.
– Да, я хотел спросить. У вас на днях не останавливалась семья с девушкой с такими длинными темными волосами, – он провел ребром ладони по своему колену. А потом заметил улыбку хозяйки таверны и услышал смешки мужичка. – Нет, не подумайте, она моя родственница.
– Да? И как ее зовут? – спросила хозяйка. Тристан почувствовал жар на щеках. – Раз она родственница, ты же знаешь ее имя.
– Она дальняя… Кузина. Очень далекая кузина, – Тристан пожалел, что не придумал вопросы заранее.
– Ну фамилию-то семьи ты знаешь? – женщина оставила чашки в покое. Мужичок рядом не то кашлял, не то хохотал. Тристан смотрел на дно бокала и мечтал утопиться в сидре, чтобы перестать испытывать позор. Он мычал несколько секунд.
– Мадам, они могут не назваться своей фамилией, – он сам не поверил, что нашел оправдание своему невежеству. – Чтобы избежать огласки.
– Аристократы в моей гостинице? Я бы заметила. Скорее всего, они у вас в замке и остановились. Почему сразу там не спросил? – казалось, она даже поверила в байку Тристана.
– Я решил сначала спросить у вас, – ответил он и постарался выпить сидр очень быстро. – А вообще вы ее… их тут не встречали, в деревне?
– С такими длинными волосами? Не думаю.
– Ясно, – Тристан одним глотком допил сидр. – Благодарю! Всего доброго!
– Бывай, школяр, – посмеиваясь, сказала хозяйка.
Уже у выхода Тристан услышал беспардонные насмешки мужичка. Решив позориться до конца, он спросил о девушке у портного и трех продавцов на рынке. Только в эти разы он представлял ее кузиной одноклассника, которого сегодня не отпустили в увольнение. Никто не видел ни одной леди, тем более такой приглядной, какой описывал ее Тристан. У прилавка с выпечкой он встретил того, кого меньше всех хотел видеть.
– Кого принесло в нашу деревню! Сэр Тристан Пять Корешков! – Оркелуз театрально склонился.
– И тебе привет, сэр Оркелуз Зеленая Зависть, – парировал он.
– Отбрехиваешься, как ребенок.
Тристан молча прошел дальше по рядам, но Оркелуз не отставал. Если он его не прогонит, точно не сможет расспросить продавца в ювелирной лавке. Он был последней надеждой. Может, он продал эту заколку с ежевикой.
– Знаешь, в походе я обшарил все те места, о которых ты говорил. Там не было ни пучка струпки, если я пришел раньше тебя. И не было ни одной ямы, если пришел позже.
– Чего ты хочешь, Оркелуз?
– А что будет, если я выскажу свои сомнения учителю?
– Скажу, что будет, – предупреждающе начал Тристан. – Может, учитель пойдет туда и проверит. Может, поверит тебе и накажет меня. Но тебе влетит за стукачество. Давно не стоял на горохе или колени уже зажили? А потом еще мы с Гаро тебе поддадим, чтобы отучился уже язык распускать.
– «Мы с Гаро», – передразнил Оркелуз. – Достал прятаться за него! Возносишь товарищество…
– Потому что Гаро – лучший из друзей, а такого товарища, как ты, я бы не пожелал и врагу! – прервал его Тристан.
– Тебе повезло, что учителя в эти дни заняты приемом, иначе бы тобой занялись! – прошипел Оркелуз.
Тристан вмиг забыл о перепалке.
– Каким приемом?
– Всезнайке не доложили? Ожидаются высокие гости на нашем экзамене. Им предстоит увидеть, как я тебе наваляю…
– Да, наваляешь, – без интереса согласился Тристан. – А кто уже приехал?
– А чего ты так переполошился? Кого может ждать круглый сирота?
– Какой же ты гнилой, – разочарованно сказал Тристан.
– Только не расплачься посреди рынка, – сказал Оркелуз и, довольный тем, что довел соперника, оставил Тристана одного. Из сумки тихо послышалось: «Он напрашивается на дуэль». Но Тристан мотнул головой и прошептал: «Забудь». Высокие гости в Пальер-де-Клев. Тристан задумался, как бы выведать, нет ли среди них дамы. Но от изначального плана не отошел и спросил продавца украшений о странной заколке. Тот подобной никогда не держал. Тристан вздохнул и оглядел прилавок, надеясь найти подсказку. Вместо этого ему на глаза попалось жемчужное ожерелье, что странно, по очень низкой цене. Жемчуг был пожелтевшим и неровным, но даже для него это было неприлично дешево.
– Простите, а почему этот жемчуг так мало стоит? – спросил Тристан.
– А! – махнул продавец. – Там застежка сломана и две бусины надколоты. Может, кому пригодится, платье расшить или в браслет переделать.
– Я его возьму! – воскликнул Тристан. Ему в голову пришла отличная идея.
Он опоздал на ужин и дожидался сэра Мерсигера у выхода из трапезной. Из залы вкусно пахло, а Тристан успел перехватить одну сырную лепешку и пару слив. Он старался не думать о еде, а перебирал шарики жемчуга у себя в кармане. Наконец наставник закончил ужинать.
– Сэр Мерсигер, можно вас на пару слов?
– Конечно, Тристан, говори! Как прогулка в деревне? – он был по-прежнему доволен и расположен к Тристану. Это было кстати.
– Что? А, прогулка прошла прекрасно, благодаря вам. Спасибо! Только я хотел спросить, не знаете ли вы, в Пальере на днях останавливалась какая-нибудь леди? – Тристан старался говорить непринужденно. – В пансионате?
– Леди? Да не должна была. А что? – наставник был озадачен. – Ты кого-то ждешь разве?
– Нет, сэр, кого бы я мог ждать, – Тристан полез в карман за ожерельем. – Сегодня у входа в замок я нашел это украшение. Вряд ли его носила одна из селянок, которые приходят с продуктами. Вот я и решил, что какая-то дама его обронила.
Сэр Мерсигер улыбнулся, кивнул и забрал ожерелье.
– Ты очень внимателен, Тристан, ничего не скроется от твоего взора. Это хорошо, – сказал он, разглядывая жемчуг. – Но уже давно в замок не приезжала ни одна леди. Последний визит дамы был больше полугода назад, и это была мать одного из младших школяров. Она и дня здесь не пробыла. Даже не знаю… Но я спрошу, может, кто-то из послушников или рыцарей обронил. Оно старое, поломанное, возможно, его хранили как память.
Тристан разочарованно кивнул. Хотя ожерелье продавалось уцененным, он отдал за него почти все свои деньги. Но Тристан нисколько о них не жалел. Всего за один день он многое узнал: его дама остановилась не в деревне и не в замке. Но тогда где?
Тристан пробрался в самое пустынное крыло и обратился к Ситцевому рыцарю.
– Сэр, мне вновь нужна ваша помощь, – позвал он куклу, до того неподвижную и словно бы вовсе не живую.
Ситцевый рыцарь театрально вздохнул, раздув складки на груди, и заговорил:
– Рад служить, господин!
– Вы были со мной весь день и знаете, я не нашел того, кого искал, – печально сообщил Тристан. Он ждал, что Ситцевый рыцарь ответит, но тот молчал. Очевидно, ждал конкретного вопроса. – Помогите мне найти ее. Прошу вас. Я не отчаялся, но не понимаю, где можно еще искать молодую девушку. Проездом она там быть не могла, трасса так далеко от леса, а тем более от Ворклого озера. До ближайшего города три дня пути на машине, а верхом – и представить страшно.
– Хм, – протянул Ситцевый рыцарь. – Полагаю, что эта задача логическая: вот ежели она не живет в деревне и не остановилась в замке, может случиться так, что она живет в самом лесу.
Тристан разочарованно покачал головой и потер лоб. Ситцевый рыцарь обыкновенно не выдавал глупых мыслей.
– Исключено, уверен в этом. Она не была похожа на женщину, вынужденную жить в лесу. И платье, и волосы, и кожа были чище, чем у жителей деревни.
– А кто, вы полагаете, может жить в глубокой чаще? – Ситцевый рыцарь говорил туманно, подталкивая Тристана к решению его задачи.
Тристан закатил глаза. Своды алькова не подкидывали ему идей.
– Отшельники обычно одиночки. Не знаю… лесник. Хотя не так глубоко в лесу. Да и не похожа она на дочь лесника.
– Думайте, – настаивал Ситцевый рыцарь.
Тристан улыбнулся.
– Ну… Ха! Феи, – ему было весело от этого предположения.
– Феи, – спокойно повторил Ситцевый рыцарь.
И улыбка замерла на губах Тристана. Он восторженно посмотрел на тряпичную куклу. Неуместный скепсис второй день водил Тристана за нос. Будь он любым другим послушником, он бы отмахнулся от суеверия, но у него на коленях сидела оживленная им игрушка и говорила самые мудрые в мире вещи.
– Она… фея? Она – фея! – воскликнул Тристан так по-мальчишески звонко, что голос его взлетел под своды замка и разлетелся пестрым эхом.
– Прошу вас, господин, говорите тише, – призвал к порядку Ситцевый рыцарь. Хотя Тристан слышал, что и его старик улыбается, что и он рад.
– Да, да, вы правы. Как чудесно, что вы всегда правы! – ликовал Тристан. От избытка чувств он закрыл ладонью глаза, а второй рукой аккуратно, но крепко схватился за набитую соломой перчатку Ситцевого рыцаря. Он так ее пожимал. – Вы теперь обязаны рассказать мне, как ее найти. Вы знаете, я не сомневаюсь!
И безудержный восторг Тристана, и смысл его слов тешили самолюбие старой куклы. Ситцевый рыцарь подбоченился и начал рассказ:
– С давних пор известно, феи – что благородные люди, изведавшие магии. Живут под покровом природного наследия и высших сил, скрываясь от простых смертных. Ни дать ни взять элита общества! Оттого очень недоверчивы и пугливы. Сказки придали им облик маленьких демонов, но это ложь, что у фей есть иной, нечеловеческий, облик. Впрочем, легенды родились не на пустом месте. Большинство их слуг вправду выглядят весьма и весьма причудливо. Их лепят из глины, вытесывают из камня, вырезают из дерева, да мало ли способов создать существо по своему подобию? А живут феи общинами. Самое большое и известное из таких поселений – в Гормовых холмах, там, где начинаются болота. Но найти его обычному человеку, которого феи к себе не приглашали, невозможно.
– Как же тогда мне найти мою даму? – спросил Тристан.
– Девы фей все до единой сладкоежки – чуют запах меда и ягод за версту. Им сложно пройти мимо. Однако страх быть пойманными или раскрытыми в них живет веками, потому даже самую лучшую сладость нужно заговорить, чтобы они осмелились приблизиться, – и тут Ситцевый рыцарь разразился хохотом. – А то велик шанс просидеть в засаде несколько дней, а она так и будет вокруг ходить, пока вы не уснете так крепко, что и медведь не разбудит!
– Я все сделаю! Только скажите, что нужно! – требовал Тристан.
– Ваша решительность принесла бы вам славу, но грозит принести только выговор или отчисление, чего доброго… – но Ситцевый рыцарь все же сжалился. – Вам потребуется собрать эдакий алтарь с подношением. Камень или пень в лесу нужно пометить знаками, которым я вас обучу. Сверху набросить ткань того цвета, что нравится вашей фее…
– Чернильная! Как ежевика и ее платье, – объяснил Тристан.
– Вот. Такую ткань и возьмите. Сверху же стоит поставить горшочек или котелок с медом или вареньем. Не скупитесь ни на количество, ни на изысканность угощения. И важно: феи как огня боятся всего современного и неизвестных им человеческих изобретений. Не вздумайте наливать сладость в армейский котелок. Чем более естественного происхождения материал или древнее сосуд, тем меньше подозрений она вызовет. И не ставьте угощение холодным. Его нужно разогреть перед подачей, а над огнем нужно прочесть слова. Им я вас тоже обучу.
– Котелок, мед, ткань, – повторил Тристан. – Я все сделаю.
– Большинство фей любят ночь, – продолжал Ситцевый рыцарь. – Но иные, как ваша дама, предпочитают гулять на рассвете.
В голове Тристана носились мысли, прыткие и не укрощенные. Он все пытался их изловить.
– Так мне идти к холмам или к озеру? – спросил он.
– Я бы утверждал, что живет она в холмах. Но как бы с ней еще компания не вышла. Не думаю, что вы хотите знакомиться с ее компаньонкой, – весело предположил Ситцевый рыцарь.
– Феям нужны компаньонки? – удивился Тристан.
– Кто же их знает? Может, и нужны, – серьезно ответил он. – А потому лучше идите к озеру.
Тристан кивнул. Колокол из часовни требовательно звал ко сну. Тристан поторопился в спальни. Быть пойманным после отбоя и потерять расположение наставников он сейчас никак не мог. Он знал, что отпросится у сэра Мерсигера в лес на шесть дней отшельничества. Каждый послушник мог просить о таком уединении, если чувствовал, что оно необходимо для его души. Тристан уже придумывал речь, как якобы его смущает отношение окружающих после похода за струпкой, что он чувствует, будто возгордился и хочет претерпеть аскезу вдали ото всех. Скромность почетна в Ордене, ему не откажут. А до того Тристан успеет подготовиться.
Собрался он через три дня. Выходил на рассвете, чтобы прибыть на место, все подготовить, выспаться и притом не проспать долгожданную встречу. На оставшиеся деньги он купил каштановый мед. За музеем пальеров имелась небольшая комнатушка, скорее каморка, в которой хранились старые вещи, что и выбросить жалко, и выставить стыдно. Там Тристан отыскал посеребренную чашу и парчовую ткань – бывшую гардину холодного винного цвета с неброским набивным узором. Он аккуратно сложил добычу в вещмешок, парчу замотал внутрь плащ-палатки, а в скрутку положил деревянный меч.
– Ба, господин! Это-то вам зачем в таком деле? – спросил Ситцевый Рыцарь, которого он еще не уложил в планшет.
Тристан смутился и промолчал. У него была одна восторгающая мысль, которую он даже думать боялся, не то чтобы озвучивать. У послушников не было личных мечей. Тренировались они на деревянном оружии. Тристан часто использовал дубовый клевец, и за оружием нужного образца пришлось пробираться в спортивный зал к арсеналу. Были еще турнирные стальные, но не заточенные клинки. Только вот их достать, тем более вынести из Пальеры, было невозможно. Полностью облачившись, Тристан пробежался в душевые к зеркалу. Оно было миниатюрным, со следами окислившейся амальгамы. На какое расстояние ни отойди, а себя разглядеть, да еще в полный рост, было невозможно. Тристан наспех постарался отрепетировать выражение лица, с которым предполагалось предстать перед дамой. А потом втянул ноздрями воздух, и в этот момент сам себе показался взрослым мужчиной. Ему подумалось, впервые за эти дни, что все происходящее с ним действительно странно, слишком сложно, даже неправильно. Но ни одна эта мысль не отвернула его от задуманного плана. Напротив, раззадорила. Тристан впервые находил себя особенным.
Он вышел из Пальер-де-Клев до того, как школяры закончили завтрак и начали разбредаться по аудиториям. До Ворклого озера он шел молча, слушая песни Ситцевого рыцаря, довольного, что в безлюдном лесу ему позволено петь во все горло. И он уж расстарался. Тристан добрался до берега, когда уже стемнело и прохладный вечер превратился в стылую ночь. Он не сделал ни единого привала. Сам не знал, куда торопится. У берега озера он сложил себе небольшое спальное место и костер возле него. Отужинав, принялся сооружать алтарь: подкатил к воде массивный валун, начертил на нем знак по научению Ситцевого рыцаря, постелил скатерть, так же бережно пригладив края, легшие на землю, как каждое утро разравнивал постель. Поверх убранства поставил чашу. В котелке разогрел мед и оставил томиться у огня. Взглянул на небо. Среди ярких звезд сложно было не заметить большой желтый диск луны. Возможно, еще даже не полночь. Тристан прилег, попросив Ситцевого рыцаря разбудить его через три часа.
– Знаете ли, я-то разбужу, – недовольно ворчал он. – Но я, прошу заметить, не будильник. И не часы с кукушкой.
– Я это учитываю, – согласился Тристан. – И потому буду вдвойне благодарен, если вы не забудете меня разбудить до первых жаворонков.
Тристан засыпал с небывалым теплом в груди. В нем росла мечта, какой он ранее никогда не имел. Он был окрылен и счастлив настолько, что не мог решить, хочет он спать или ему не терпится приступить к ритуалу. Но долгая дорога измотала его, и Тристан уснул быстрее, чем принял решение. Сон опустился на веки мягко, словно перетек из реальности в воображение Тристана. Он все еще брел по лесу, преследовал кого-то, кто оставлял следы от двух пар маленьких копытцев, как у козы. К ним присоединились и другие следы – оленьи, медвежьи, собачьи, беличьи. Но Тристан искал человеческие следы. Их не было. Тогда он оглянулся назад. Он искал свои следы. Их не было. Или же они были, но, страшно подумать, звериными. Испуганный Тристан побежал. Но ноги увязли в болоте. Ему было страшно, он утопал. «Хватайся!» – позади на берегу стоял Гаро, он протягивал ему ветку. Ухватись за нее Тристан, и друг его вытянет. На помощь подоспели и остальные ребята, с ними пришел наставник. Они участливо звали Тристана, но был зов намного требовательнее. Зов, звучавший с болот. Тристан повернулся, но голос мгновенно ему приказал: «Смотри на свои сапоги». Тристан уже погряз в болоте по грудь, а потому ответил: «Простите, моя леди, я не могу». Тогда он поднял взгляд. Тристан не мог разглядеть девушку перед ним, но знал, что там стоит фея с ежевикой в волосах. Тристан чувствовал, что его плечи погрузились в вязкую топь. Больно было вздохнуть. А девушка, ради которой он пришел сюда утонуть, притянула Тристана за голову и поцеловала. Он задыхался, но нисколько не жалел о такой смерти.
Сон оборвался сбивчивым мычанием Тристана и резким рывком, с которым он сел на плащ-палатке. Он проснулся быстро и ощущал себя растерянным. А еще в нем всколыхнулось неуместное и постыдное чувство. Внезапное замечание Ситцевого рыцаря только прибавило неловкости.
– Рано проснулись, – сообщил он.
– Пожалуйста, дайте мне подумать, – сказал Тристан, вытирая холодный пот со лба и век.
– О чем? Вы вольны думать вслух, если вам это поможет.
Тристан подтянул колени к груди. Так, сидя, молчал какое-то время. Вокруг было тихо по меркам того, кто вырос в Пальер-де-Клев в общих спальнях. И все же легко плескалось озеро, изредка ухали совы, ветер скрипел деревьями.
– Не знаю, – наконец произнес он. – Я думал, что испытываю одно чувство, а оказалось… Оказалось, оно обычное. Наверно.
Речь Тристана сочилась растерянностью, а потому Ситцевый рыцарь не стал над ним подшучивать.
– Обычное – это верно, но что же в нем плохого, в таком чувстве? – спросила кукла. – Пусть фея, пусть и дама, но живая женщина, не статуя ведь. Было бы странно любить ее иначе.
– Странно, – повторил Тристан. – Я и не говорил вам ни разу, что люблю ее.
– А я и не дурак, чтобы мне такое разъяснять, – подытожил он.
Тристан посмотрел на котелок с медом. Угли тлели в кострище. Очевидно, мед был еще теплым. Тристан мотал головой. Он чувствовал влагу на выбритом затылке.
– Стоит ли мне уйти? Это ведь неправильно.
– Уходите, коль жалеть не будете, – Ситцевый рыцарь был недоволен сомнениями.
Не размышляя над ответом, Тристан сказал:
– Буду. Я уже жалею, что даже думаю о бегстве.
И Тристан склонился над котелком, прошептал заученное заклятие и отнес его к алтарю. Он вылил мед в чашу, а потом вернулся на место. Ситцевый рыцарь коротко, но одобряюще кивнул.
– Вся эта кампания принесет нам одни беды, в этом я ни минуты не сомневаюсь. Но клянусь именем вашей матушки, я бы запросто перестал вас уважать, если бы вы сейчас сбежали, – уверенно заявил он.
Мир становился светлее. Дело было не только в определенности, к которой пришел бедный Тристан. Светало. Ситцевый рыцарь облокотился на корень ивы неподалеку от хозяина. Тристан закусил губу. Он то и дело одергивал и отряхивал одежду, приглаживал волосы. Может быть так, что сегодня она не пойдет к озеру? Или придет не одна, напуганная им в прошлый раз? Или вообще придет другая фея? В высоте ив запели жаворонки. Предрассветное небо осветило берег. Из леса вышла она в сиреневом платье с шелковыми рукавами-фонариками и фетровой шляпе-таблетке, к борту которой была приколота та самая ежевика. Подол заканчивался выше щиколотки, и Тристан увидел коричневые лодочки на миниатюрных ногах. Она, принюхиваясь и опасливо оглядываясь, приближалась к алтарю. Тристан поверить не мог, что у него получилось.

Глава?III
Прекрасные традиции прошлого
Было страшно настолько, словно по берегу шла не девушка, которой Тристан грезил последнюю неделю, а сама смерть. Его юношеское сердце так громко стучало, что она могла его слышать. Но фея продолжала подкрадываться к чаше с медом. И вдруг Тристана охватил ужас: он осознал, что блестяще продумал план ровно до этого момента. Еще мгновение, и она окажется у алтаря. А что делать ему, Тристану? Помощь подоспела, как всегда, от верного Ситцевого рыцаря. «Ждите». Он сказал это тихо, чтобы слышал только Тристан. Девушка подошла к алтарю и обошла его. Заглянула в чашу. «Ждите». Тристан сидел совсем недалеко, но она его не замечала. Может, дело было в зеленом кителе и таких же полевых коротких штанах. Но Тристану нравилось находить ее невнимательности мистическое оправдание. «Наверняка действие чар», – думал Тристан. Девушка замерла над алтарем и оглянулась. Каждый жест выражал желание испить мед из чаши, но и страх. Она сминала руками подол платья и нервно озиралась. Тристан гадал, знает ли она о чарах, которыми он ее приманил, или неестественное чувство пугает ее так же, как чувство естественное мучило самого Тристана. «Ждите». Наконец она протянула руку и коснулась меда. Немного зависнув на подушечке пальца, капля меда все же сорвалась золотой слезой обратно в чашу. Она поднесла ладонь к лицу, вдохнула запах и осторожно слизала остатки меда. «Пора». Тристан набрал воздуха в грудь и поднялся. Она и не заметила. Тристан сделал шаг навстречу.
– Здравствуй… те, – приветствие ему самому показалось нелепым. Но вряд ли здесь был кто-то, способный рекомендовать Тристана незнакомке по всем правилам. Да и потом, Тристан знал этикет только в теории. Практику пришлось познавать таким жестоким образом.
Она взглянула на него. «Наконец-то» и «только не это» – Тристана раздирали противоречия. А она смотрела так, словно взмахом ресниц могла дать ему пощечину.
– Простите, миледи, – Тристан заговорил. Он надеялся, что она точно не убежит, пока они беседуют. – Я не знал, как отыскать вас иначе.
А она смотрела. Вся ее пугливость и кротость улетучились. Тристан натыкался на ее непоколебимый взгляд и сам был вынужден от него прятаться. «Смотри на сапоги», – повторял он себе с горькой усмешкой.
– Наверно, мне стоит представиться…
– Зачем? – спросила она. Фея все еще держала руку у подбородка. Поза была элегантной, словно для студийной фотографии, а валун с чашей меда заменил ей резную банкетку с цветочной вазой.
Вопрос резонный. Тристан замялся.
– Я надеялся представиться вам и узнать ваше имя, – он со стороны слышал свое сбившееся дыхание.
– То есть это знакомство? – она кокетливо махнула рукой от Тристана к алтарю.
– Выходит, что так, миледи, – он решил, что терять ему нечего. Пусть насмехается, только не уходит прочь. Она здесь, и они разговаривают. Тристан даже не рассчитывал всерьез на такой исход.
– Понятно, – процедила она и медленно пошла вокруг алтаря.
Тристан следил за ней. Она молчала.
– Меня зовут Тристан Трувер. Я послушник Ордена пальеров, – он неглубоко поклонился.
Она, поджав губы, заинтересованно оглядела его.
– А что это? – она легонько пнула камень, покрытый парчой.
– Я полагал, повод для встречи, – ответил он и зачем-то вновь поклонился. – Миледи.
– Ты так и будешь кланяться? – спросила она.
– Вероятно, да. До тех пор, пока вы не скажете, как я могу вас называть.
Тристан был окрылен своей настойчивостью, но фею она нисколько не впечатлила.
– Ты – пальер. И ты – охотник. Верно? – девушка наклонила голову набок.
– Что? Нет, я не охотник! – Тристан не понимал, о каких именно охотниках она говорит: о тех, что промышляют в лесу, или тех, что разыскивают фей. Вероятно, существуют и такие. – Вы можете быть уверены.
– Разве? А кто тебя тогда научил этим фокусам? – она хлопнула ладонью по скатерти. И тут Тристан понял, что девушка все же боится. И что не может уйти. Ему стало стыдно за уловку.
– Простите, – он зажмурился на мгновение. – Если вам это неприятно, я могу его разрушить. Только прошу вас, дайте мне договорить. Не уходите.
– Посмотрим, – сказала она уже спокойнее. – Кто тебя научил?
– Вы мне не поверите, – произнес он и засунул руки в карманы. Глупее ситуации не придумаешь: он с помощью ритуала принудил фею встретиться с ним, а сейчас ему предстоит рассказать ей о своей говорящей кукле. Он ощутил предстоящий разговор, как неминуемую катастрофу и сказал об этом вслух. – Абсурд какой-то.
А она выжидающе смотрела.
– У меня есть слуга, он мне также побратим, в общем, он… ну, кукла. Тряпичная кукла, которую я оживил.
Фея широко распахнула глаза. Она вопросительно смотрела то на Тристана, то на алтарь, прикидывая в уме долю правды в услышанном. И согласилась:
– Хорошо, Тристан Трувер. Я поговорю с тобой по доброй воле. Но сначала ты снимешь чары. А потом ты меня познакомишь со своим слугой.
Пролетели часы, а казалось, что мгновение, с момента как Тристан разрушил алтарь. Он осторожно подал фее чашу меда, стянул ткань и ею же стер знак, начерченный на камне золой из костра. Они уселись на плащ-палатке: фея, грациозно поджав под себя ноги, и послушник пальеров, не знавший, куда деть глаза, когда она смотрела ему в лицо. Она изучила тряпичную куклу, отнюдь не согласную с таким беспардонным осмотром и пренебрежением всеми правилами этикета. Сначала она вертела фигурку в руках, морщила лоб так, что меж бровей залегала морщинка. Тристану хотелось разгладить ее большим пальцем, но он, конечно, не посмел и близко поднести руку к ее лицу. Через пару минут ее тщательных изысканий Ситцевый рыцарь воскликнул: «Мадам, осторожно! Нос – мое больное место, я столько раз его ломал!» Надо отдать должное или ее смелости, или ее воспитанию, но она не вскрикнула от неожиданности, не выронила куклу, даже не дернулась. Только вскинула брови, попыталась сдержать улыбку, а потом звонко расхохоталась. Тристану показалось, что она была чем-то довольна. Фея и Ситцевый рыцарь обменялись любезностями. Тристан отметил, каким галантным вышло знакомство у его болтливого друга, который, надо сказать, встретил второго в его жизни собеседника. Раскланявшись, Ситцевый рыцарь умолк. Но фее было достаточно того, что она услышала. Тристан был рад тому, что теперь свое внимание она отдавала ему. Он даже не мог сказать, о чем они так долго беседовали, – то о школе, то о первой встрече, то о каштановом меде, в который фея обмакивала предложенные Тристаном галеты, а потом медленно жевала. Это была первая девушка, с которой Тристан делил еду. Ему подумалось, что дамы, должно быть, все до одной едят иначе, чем мужчины: более сдержанно и аккуратно. Так, она все могла делать одной рукой. Зажав галету между большим и указательным пальцами, фея протирала нижнюю губу кончиком безымянного пальца, а тыльной стороной ладони легко смахивала крошки с подола. Второй рукой она сжимала щиколотку там, где начинался ремешок лодочки. Тристан запоминал все детали так усердно, что жалел о невозможности достать блокнот и записать происходящее.
– Почему ежевика? – внезапно для себя спросил он.
Девушка смущенно поправила шляпку и пожала плечами.
– У всех фей есть растение, которое они носят на себе. Образ растения и его цвета. Это как… – она задумалась, – личный герб.
– То есть ты фея? – спросил Тристан прямо. Их светская беседа оборвалась, они впервые заговорили о ее природе. И он незаметно перешел на «ты». Девушка смутилась. Было неясно, нарушение субординации или прямой вопрос выбил ее из колеи.
– А то ты не знал, когда тащил в лес кубок и кусок шторы, – теперь уже она избегала его взгляда.
Тристан, конечно, знал. Но на ее причастности к волшебному роду его осведомленность заканчивалась.
– Прости, – тихо сказал он.
– За что ты просишь прощения?
– За то, что принудил тебя встретиться, – ему действительно было стыдно. Тристан ссутулился, понуро опустил нос и перебирал пальцами пучок сорванной сыти. – Рыцари так не поступают.
– Рыцари поступают иной раз еще хуже, – хмыкнула она. – Но ты ведь и не рыцарь. У тебя даже меч деревянный. Зачем ты его взял?
Фея спросила абсолютно серьезно, он видел, что ей не смешно. Хотя вид у него был, наверно, несуразный с этим почти игрушечным мечом, тряпичной куклой в спутниках да в коротких школярских штанах. Он понял, что не имеет права быть нерешительным, и сказал:
– Я хотел принести тебе клятву верности.
Девушка улыбнулась уголком рта, но не скрыла своего удивления.
– Для этого требуется оружие. Пальеры клянутся на мечах, – пояснил он. А она самодовольно смотрела на его попытки объясниться.
– Я знаю, как приносят клятвы. И что же, ты передумал?
– Нет, не передумал, – ответил Тристан. – Но для присяги нужно знать имя леди, а ты своего еще не назвала.
– И это все, что тебя останавливает?
– Да.
– А разве пальеры верны кому-то, кроме своего Ордена? – спросила она.
– Еще королю. Но это допускается: хранить верность и служить Ордену, сюзерену и даме, если каждый из них будет чтить клятвы рыцаря и не будет заставлять нарушать их.
– А если я потребую то, что будет неугодно королю или другим пальерам? – она кокетливо вздернула подбородок. Тристану казалось, что это какое-то испытание.
– Тогда ты поставишь меня перед тяжелым выбором, – он был тих и серьезен. И он промолчал о том, что верность пальера имеет нерушимую иерархию: сначала интересы Ордена, потом королевский приказ и только после, если рыцаря угораздило принести клятву даме, сердечные дела. Может, она знала об этой традиции, а может, им в жизни не придется к ней прибегать.
– Что ж, Тристан Трувер, я назову тебе свое имя и приму твою клятву, если ты выполнишь мое задание, – она доела галету и отряхнула руки. – Мне вовсе не нужен бесполезный рыцарь в услужении. И тебе придется доказать, что ты не такой.
Она встала и с удовольствием потянулась. Они засиделись так долго, что солнце успело пройти зенит и теперь неспешно клонилось к верхушкам деревьев.
– Я готов, – Тристан встал следом. Условие вовсе его не напугало. Напротив, добавило ей и их встрече очарования. Он представил себя в действительности одним из рыцарей минувшего, которым предстояло преодолевать препятствия ради своих дам. В подтверждение своих слов Тристан одернул портупею и встал по стойке «вольно», сцепив руки за спиной. Он ждал ее слов с таким хмурым и решительным видом, что она не выдержала и засмеялась.
– Ты такой солдафон! – воскликнула она, весело хлопнув в ладоши. – Это даже забавно. Ладно. Задание.
Она повторила его позу – так же завела руки за спину – и стала обходить неподвижного Тристана по кругу. А он ждал.
– Я придумала, – задумчиво проговорила она. – Иди-ка ты до развилки на Гормовы холмы и дальше вглубь леса. Там среди дубовой колонии найдешь истукана: он будет выше тебя на голову, возможно, поросший мхом. Это памятник древнему герою по имени Рошан. Он изображен со своим щитом. И ходит легенда, будто в центре щита находится железный умбон, который изъяли из настоящего щита Рошана. Запомни его имя – Рошан.
– Запомню, – Тристан был уверен, что с этим проблем не будет. – Что такое умбон?
– Круг в центре щита, – просто ответила фея.
– А.
Она продолжала ходить вокруг него.
– Тебе нужно оживить его.
Тристану показалось, что она вынесла приговор. Он вдруг подумал, что фея хочет спровадить его подальше. И из приличия выдумала ему невыполнимое задание.
– Как можно оживить истукана? – спросил ошарашенный Тристан.
– Точно так же, как ты оживил свою куклу.
Она, не размыкая рук, развернулась и ушла в сторону леса, откуда и пришла утром. Тристан запрокинул голову. А потом крикнул вслед.
– А как я снова тебя найду?
– Если ты пройдешь испытание, истукан приведет тебя ко мне, – ответила она, обернувшись через плечо. И на минуту Тристану показалось, что задание выполнимо. Потому что, предположил он, фея тоже хотела снова встретиться. А значит, истукан стоит в лесу. И в него можно каким-то чудом вдохнуть жизнь. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась. Ситцевый рыцарь, сидящий у ивы, сказал: «Я все слышал». Даже ветви заскрипели из солидарности, опустив перед Тристаном зеленый занавес.
Он сделал все, как велела ему фея. Дубовая колония – древняя высадка могучих деревьев – встретила Тристана праздничным убранством деревьев, облаченных в весеннюю листву. В закатном свете она смотрелась немногим ярче цветов Ордена пальеров. А под ногами шуршала прошлогодняя сброшенная форма. «На смену друг другу», – улыбнулся Тристан. Он многое читал об этой колонии, но посетил ее впервые. Возраст самых старших исполинов насчитывал четыре века. Мифы гласили, что дубовую колонию создали феи. Так они якобы пытались защитить портал, через который уходили в иной мир. Историки утверждали, что дубы высадили поселенцы, обжившиеся близ Пальер-де-Клев, для того, чтобы в будущем производить древесину на продажу. Но до строительства лесопилки дело не доходило, и тому всякий раз находились причины: экономические, географические и мистические. Тристан однажды набрел на ту заброшенную деревню. Казалось, ее обитатели оставили свои дома лет сто назад. Ни следов войн и насилия, ни искусственных разрушений в постройках он не нашел. Только обветшание и запустение безлюдного места, вновь отданного природе.
Дубы объяли Тристана несокрушимым спокойствием. Листва шумела, а по ветвям скакали птицы и белки. Самый высокий и старый дуб навесил над землей такую густую крону, что почва у его корней не просыхала от росы. Суровый покровитель колонии приютил столько лесной живности, что Тристану представилось, будто это вовсе и не дуб, а живой оплот. Последние лучи солнца сверкнули рыжим всполохом в ветвях и оставили это место для ночи. «Для ночи и магии», – подумал Тристан. Дубы выжидающе замолкли, усыпив зверей в ветвях, уняв ветер в вышине. Можно было поверить в волшебное происхождение колонии. Тристан обошел широкий ствол и увидел высокого деревянного идола, такого, каким его описала фея. Истукан имел длинную бороду и конусовидный шлем. В одной руке он держал одноручный меч, в другой – круглый щит с металлическим умбоном. Тристан подошел ближе. Идол был выше его на голову. Из вежливости Тристан сказал: «Здравствуйте, Рошан!» Он подумал, что если истукан его слышит, ему будет приятно, что к нему, еще не ожившему, мальчик проявил почтение. Тристан достал Ситцевого рыцаря и посадил себе на плечо.
– Как думаете, что делать? – спросил он своего тряпичного спутника.
– Хм, неплохо было бы услышать его историю. Но если подумать, все необходимое для ритуала у вас имеется: элемент на щите принадлежал его прототипу, как и имя. Сам процесс вы знаете.
– В прошлый раз вы мне подсказывали, – напомнил Тристан.
– Отнюдь, – поправил его Ситцевый рыцарь. – В прошлый раз вы сами нашли нужные слова. Как всякий ребенок, вы легко находили в мире волшебство. Особенные дети могут отыскать его толику и внутри себя.
– Насколько я помню, я посвятил вас в рыцари и дал свою фамилию. Но я не представляю, что должен сделать и сказать сейчас, – он рассматривал истукана со всех сторон в поисках подсказки. Тристан надеялся найти надписи или узоры, но их не было.
– Магия, дающая жизнь, должна происходить из любви. Вы ведь любили меня всей душой, пусть я был всего лишь детской самодельной игрушкой. Вам нужно отыскать в себе любовь, она и подскажет нужные слова, – объяснил Ситцевый рыцарь.
Тристан схватился за голову. Задача усложнилась. Он присел на корточки и почесал затылок, издав скребущийся звук, когда провел ногтями по щетине. Все шорохи в тихой дубовой роще слышались громче.
– Не представляю, как мне полюбить древнего героя, о котором я ничего не знаю. Кто вообще такой этот Рошан?
– Я мало о нем знаю, господин. Говорят, это рыцарь, рожденный феей и подброшенный ею в замок не то герцога, не то самого короля. Говорят, мать оставила его прямо у ворот, а чтобы дитя не перегрелось на солнце, накрыла его старинным круглым щитом. Правитель вырастил мальчика как одного из своих сыновей и посвятил в рыцари. В отчаянный момент Рошан пришел на помощь великому волшебнику, за что тот раскрыл ему его происхождение. Но истина навлекла кару сюзерена на несчастного Рошана. Его предали собратья и казнили. А феи выкрали остатки его расколотого щита и возвели этого истукана, – Ситцевый рыцарь говорил тоном сказителя. Тристан любил слушать его вечерами, но сейчас он искал больше фактов, чем романтичных образов в его повествовании.
– Судьба у него воистину печальная. Но разве феи не могли сами оживить его за столько-то лет?
– А вот этого я, увы, не знаю, господин.
Испытание затягивалось. Тристан отрешенно смотрел на простого в исполнении идола и тяжко вздыхал. Ни вязи, ни элементов одежды на фигуре вырезано не было. Тристан даже не мог представить, как идол будет ходить без ног. Ситцевый рыцарь сам передвигался с трудом на коротких соломенных подушках, прикрытых длинным зеленым котт-д’армом.
– Ладно, – смиренно сказал Тристан. – Из любви… А из чего рождается любовь?
– Вы задаете философские вопросы, – заметил Ситцевый рыцарь. – Из чувства сопричастности и сопереживания, из дружбы и духовной близости, но чаще всего – из восхищения.
– Это безнадежно.
– Сдаетесь? – бойко спросил Ситцевый рыцарь.
Вопрос хлестнул Тристана по рукам учительской линейкой. Едва подступившие пораженческие мысли отстали.
– Нет. Я не могу ее подвести. И я не хочу ее терять, – прошептал Тристан. – Из любви.
Он вспомнил лицо феи, обернувшейся к нему напоследок. Идеальное. Словно он пришел к художнику, описал ему свои фантазии, и тот нарисовал для него девушку с ежевикой в волосах. Тристан нашел в ней все, что ему нравилось в лучших из женских образов. Тяжелые косы, какие сохранили мраморные статуи королев. Профиль, похожий на лица дам с картин в золоченых рамах. Руки и ноги, как у балерин на старых фотографиях. И очаровательная улыбка с едва заметными ямочками под высокими скулами, как у главных героинь в синема, которые крутили в пансионате. Они с ребятами могли попроситься на сеанс, когда навещали ветеранов. Тристан смотрел на монохромные лица актрис, на их безупречные прически, на роскошные струящиеся платья и горящие камни в украшениях и думал, что им чего-то не хватает. Легкого росчерка, последнего штриха, чтобы в безупречный лик современности внести долю дикости далекого прошлого. Как это все сошлось в его прекрасной даме. Как бы он посмел от этого отказаться?
– Из любви… Нет! Нет, как же вы правы – из любви! – внезапно воскликнул он. – Я здесь стою перед истуканом, решая, как его оживить, именно из-за любви! Как вы правы оказались, сэр, как правы!
– А я уж думал, сами не догадаетесь, – умилился Ситцевый рыцарь. – Ну, полно, полно, вы его еще не зачаровали. Рано ликуете.
– Скажите, что мне теперь делать? – радостно спросил он. Тристан светился. От счастья бессонные глаза запекло слезами.
– Думайте о своей леди, пока не почувствуете в себе такие силы, что будете готовы перевернуть мир с ног на голову. А вот тогда-то нужные слова сами придут на ум. Магия фей… она ведь от природы. Она из нутра должна идти.
Тристан кивнул и попробовал успокоиться. Для этого он опустился на одно колено, представив, что уже стоит перед феей и клянется ей в верности. Легкий шелковый подол ее многослойного платья, тонкая щиколотка, туфли, которые были не больше руки Тристана, – а он не мог похвастаться широкой костью. Он все это живо представил так, что даже почувствовал аромат ежевики, принесенный ветром. И померещилось ли, в этот момент ветер поднялся. Тристан поднял лицо, и, глядя прямо в прореху деревянного забрала, произнес:
– Я призываю вас, сэр Рошан, преданный рыцарь, чтобы вверить вам защиту моей дамы. Она фея и примет вас таким, каков вы есть. Отныне можете вернуться к своему народу.
Ветер засвистел. Накренились стволы молодых дубов, заскрипели ветви старых деревьев. Истукан вздохнул полной грудью, и послышался треск. Полы его туники распахнулись, и он сделал первый шаг. Рошан широко раскинул руки, потянулся, похрустев дубовыми суставами, и взглянул на Тристана.
– Привет тебе, юноша! – пробасил оживший идол, и его зычный командирский голос разлетелся громовым эхом по округе.
– Тристан Трувер, сэр Рошан, – он поклонился истукану.
– Прими мою благодарность, Тристан.
– Охотно, сэр. Как вы ощущаете себя живым? – участливо спросил Тристан. Истукан был старым, могло случиться так, что ему было тяжело идти.
– Изрядно отдохнувшим, – весело ответил Рошан. – Ты разбудил меня, чтобы я служил феям, моему роду по крови?
Дубы радостно шелестели и качались. Тристан заметил, что ночной лес ожил, приветствуя новую жизнь. Даже ветер одобряюще трепал волосы Тристана.
– Все верно. И я надеюсь, вы знаете дорогу и сможете отвести меня к одной даме. Это она рассказала мне о вас и велела вас оживить.
Старый Рошан задумался.
– Что ж, я обязан отблагодарить эту девушку. И я провожу тебя к ней, Тристан. Готов ли ты выступать?
Лучше бы он не задавал этот вопрос. Едва Тристан задумался об обратной дороге, как сон придавил его веки и потянул плечи к земле. За последние двое суток он спал от силы пару часов. И все же он мужественно сказал:
– Я готов, сэр.
Ситцевый рыцарь на его плече не согласился:
– Прошу вас, господин, поберегите себя! С ног валитесь. Ваша дама не состарится за несколько часов, что вы поспите.
Рошан наклонился, и его забрало поравнялось с лицом Тристана.
– Кто здесь? – спросил он, разглядывая Ситцевого рыцаря.
– Вы уж простите, но мой господин изрядно вымотался, чтобы помнить о правилах приличия. Я сам представлюсь, – произнес Ситцевый рыцарь, встал во весь рост и откашлялся, отчего из ткани вылетела струйка пыли. – Сэр Трувер по прозвищу Ситцевый рыцарь, нахожусь в услужении этого достопочтенного юноши.
Ситцевый рыцарь поклонился. Тристан подумал, что будь он менее сонным, чувствовал бы себя неловко, наблюдая этакое знакомство двух рукотворных фигур, оживленных его силой.
– Премного рад, сэр Трувер, Ситцевый рыцарь. Я – сэр Рошан Эскалотский, рыцарь королевского двора, им же и преданный.
– Наслышан о вас, сэр, – сказал Ситцевый рыцарь и уселся обратно на погон Тристана. – Я думаю, вы долго ждали, и время, отведенное на сон моего господина, не сильно нарушит ваши планы.
– Хм, – Рошан выпрямился. – Времени у меня много, но стоит ли его бездарно тратить человеку? Мое предложение таково: пусть ваш господин залезет мне на спину. Мне не составит труда идти с ним подобно тому, как он носит вас на себе. Так и дойдем до Гормовых холмов к завтрашнему вечеру, а ваш Тристан отоспится.
Тристан, уже не в силах отвечать, просто кивнул и провалился в сон прямо к подолу Рошана. И спал он так крепко, что ни тряска при ходьбе, ни ночная морось, ни болтовня двух спевшихся рыцарей не смогли ему помешать видеть сны. Проснулся он, когда солнечные лучи были рыжими, как лисий хвост. Тристан безмятежно проспал почти сутки, и разбудила его залихватская песня, которую в два голоса – сиплый тенор Ситцевого рыцаря и глухой бас Рошана – горланили эти двое. Тристан почувствовал мох под щекой: спина Рошана была покрыта им, словно малахитовым пледом. Он огляделся: очевидно, Рошан по совету Ситцевого рыцаря привязал Тристана к корпусу его же плащ-палаткой. И теперь тащил его на себе, как деревенские женщины носят грудничков, опоясав себя пеленкой.
– А… М-м. А? – Тристан не знал, как заявить о своем пробуждении. – Эм. Джентльмены…
Но они не слышали его попыток привлечь внимание. Только душевнее запевали.
– Хм, ясно, – пробубнил Тристан. А потом прочистил горло и сказал уже громче: – Добрый вечер!
Они разом замолкли. Ситцевый рыцарь взобрался по руке Рошана и встал на его плече, нависнув над Тристаном.
– Проснулись-таки! Как вы себя чувствуете?
– Благодарю, отдохнувшим, – ответил Тристан и попытался выпрямиться в своем коконе. Мышцы неприятно отозвались тянущей болью, какая бывает после долгого пешего похода и сна на сырой земле. – Но я бы предпочел слезть и дальше идти пешком.
Рошан остановился, некоторое время копошился с узлом на груди, а потом предупредил:
– Отпускаю.
Тристан спрыгнул на землю. Вместе с ним из плащ-палатки выпали его деревянный меч, планшет и фляга с водой. Он принялся это торопливо собирать и вешать на себя.
– Идти осталось всего ничего, – сообщил Рошан, наблюдая, как суетится Тристан.
– Что мне стоит знать, когда я приду к феям? – спросил Тристан, засовывая меч между ремнем и подсумком.
– Что вас туда, конечно, никто не пустит, – ответил истукан. – Феи живут общиной и не приемлют чужаков. Скорее всего, ваша дама выйдет к вам сама.
До холмов они дошли быстро, как и обещал Рошан. В лесу было уже сумрачно, но на открытой долине солнце все еще освещало молодую траву под ногами. Они пришли. Тристан понял это по тому, как внезапно зеленый покров сменился пестрой палитрой полевых цветов, кустов и ягод. Издали к ним приближались три фигуры. Тристан и не заметил, откуда они взялись. Но он легко узнал фею в фиолетовом платье и ускорил шаг. Он сам не заметил, как сорвался на бег, и был так счастлив, что и она бежала навстречу. А потом они оба резко остановились на расстоянии протянутой руки. Она была рада его видеть. Тристан не сомневался в этом. Фея только пару раз бросила заинтересованный взгляд на истукана. Она восхищенно смотрела на Тристана, и он бы остался так стоять под ее взором, но вперед вышел Рошан.
– Здравствуй, девушка! Я – Рошан Эскалотский, которого ты велела призвать. И этот Тристан перед тобой выполнил приказ. Я рад вернуться к феям и служить моему роду, – торжественно заявил он, в поклоне распахнув руки – одну с мечом, другую с щитом.
– Приветствую, великий Рошан! – она кивнула ему в знак признательности. – Народ фей заждался тебя.
Девушка показала рукой за свою спину, приглашая его следовать к двум женским фигурам, оставшимся стоять вдалеке. Рошан поклонился Тристану, сказав на прощание: «Будь счастлив, юноша! Ты знаешь, где меня искать», – и направился к женщинам. Когда все трое превратились в точки на горизонте, а потом словно бы растворились в воздухе, фея заговорила с Тристаном:
– Это была Джорна, старшая леди Гормовой долины. Она провидица. И моя бабушка.
Тристан пожалел, что не разглядел ее. Ему хотелось больше знать о его даме. Фея смущенно добавила:
– Она захотела посмотреть на тебя. На того, кто смог пробудить идола Рошана.
– Я сам до последнего не верил, что у меня получится.
– Но у тебя получилось, – сказала она тихо, с теплой улыбкой. – Мое имя Мэб. Мэб Ронсенваль.
Время замерло над Тристаном, над всей долиной. Чистый прохладный ветер холмов робким дуновением касался их волос и кожи. Сдержанное тепло последних лучей, их огненные блики на ее тугих косах, запах множества трав и цветов, трепетное жужжание радужных стрекоз, кружащих парами.
– Но все зовут меня Ронсенваль. Мэб – это наследное имя, – добавила она и провела пальцами по ежевике на шляпке, отогнав пчелу.
Стрекозы, цветы, косы, лучи, Ронсенваль. Тристан потянулся к поясу, достал меч и опустился на одно колено.
– Послушай, я не уверен, что все делаю правильно. Я еще не прошел акколаду. Я ведь еще не рыцарь, – Тристан собрался с духом. – Я – Тристан Трувер, послушник Ордена пальеров, здесь и сейчас вверяю свое тело, знания, умения и меч, что имею, в услужение тебе, Мэб Ронсенваль. Клянусь, что…
Он не знал, как послушнику следует приносить клятву верности леди. Строго говоря, это было совсем не по правилам. Сначала полагалась присяга Ордену, после – королю, и, если к этому шло, в конце концов – даме. И клятва звучала так, что рыцарь обещал не давать более обетов. Но Тристану предстояла еще акколада и, скорее всего, присяга монарху. Сейчас он жонглировал в уме словами, выстраивая их в клятву, которую до него никто не давал.
– Клянусь, что не найдется другой женщины, которой я вручу свою бесконечную верность. Если слова мои не оскорбили тебя, если принимаешь ты мою службу, назови сейчас меня своим рыцарем.
Тристан подумал, что странно было бы сказать «своим послушником», и протянул ей меч. Но Ронсенваль осторожным жестом отодвинула меч от себя и покачала головой. На миг сердце Тристана сжалось от испуга, но он знал, что это часть ритуала.
– Я – Тристан Трувер, послушник-пальер, вверяю тебе свои тело, знания и умения, и меч, что имею, в услужение, Мэб Ронсенваль. Примешь ли ты мою службу?
Она снова оттолкнула меч. Так дама проверяла искренность намерений рыцаря и его умение держать себя в руках. Тристан набрал полную грудь воздуха и уверенно, громогласно, так, чтобы слышали все свидетели в долине – Ситцевый рыцарь, стрекозы и пчелы, – произнес:
– Я, Тристан Трувер, послушник Ордена пальеров, здесь, сейчас, вверяю тебе, Мэб Ронсенваль, свои тело, знания, умения и этот меч. Клянусь, что не будет другой женщины, которой я вручу свою верность. Если принимаешь мою службу, назови сейчас меня своим рыцарем.
И Ронсенваль взяла из его рук деревянный меч.
– Я принимаю твою службу, Тристан Трувер, – она слегка наклонилась, невесомо поцеловала меч, и вернула его Тристану. – Обещаю не использовать твои знания и оружие в дурном деле. Теперь ты мой рыцарь. Поднимись!
Тристан встал и быстро сунул меч за пояс. Только теперь он позволил своему дыханию сбиться. Ронсенваль протянула ему ладонь, и он взял ее обеими руками. Он поцеловал белые пальцы, но не отстранился, так и замерев губами над ее кожей. Тристан едва сдерживал чувства, подкатившие слезами к опущенным векам. Одна капля все же сорвалась и покатилась по их сплетенным рукам. «Ронсенваль», – тихо повторил он имя, за которым так долго охотился. И если бы Тристан поднял взгляд на нее, он бы увидел, что и глаза Ронсенваль блестят невысказанной радостью. Но солнце закатилось за холмы, слизав с травы их длинные тени, а они еще долго стояли так, словно старались прорасти ногами в поле и больше не уходить отсюда никогда.

Глава IV
Чего боятся феи
Дни пролетали так быстро, что даже природа расцвела и начала готовиться к лету. Тристана отпустили в отшельничество на неделю, но сэр Мерсигер сказал, что если ему требуется больше времени побыть в одиночестве, никто его не осудит. Тристан отвел себе десять счастливых весенних дней. Он бы взял больше, он бы остался в лесу до экзаменов, но он не без причины полагал, что затяни он с возвращением, на его поиски могут отправиться. Он построил себе шалаш неподалеку от Ворклого озера, и Ронсенваль каждый день приходила к нему с угощениями и беседами. Всякий раз она говорила, что сегодня обещала Джорне вернуться рано, и всякий раз он провожал ее после заката к холмам. Они говорили часами, внимательно слушая друг друга. Она рассказывала о быте и обычаях фей. Он – о жизни в Ордене. Оба этих мира для каждого из них были покрыты тайнами, старыми сказками, переписанными мифами. Тристан узнал, что феи живут небольшим поселением в старом замке Трините в Гормовых холмах, который чудесным образом был скрыт с карт. Он был удивлен тому, как магия незаметно, практично и ненавязчиво вплеталась в их жизнь, заменяя технические новшества, например автомобили, телефоны, граммофоны. Но пальеры немногим отличались от фей в этих вопросах: и те и другие были ретроградами во взглядах и в быту. Трините и Пальер-де-Клев походили друг на друга.
Тристан мог взять Ронсенваль за руку, она – поправить ему волосы. Им доводилось лежать на лугу, и Ронсенваль могла припасть щекой к его плечу. Когда она сделала так впервые, Тристан затаил дыхание, испугавшись, что она отстранится, если он пошевелится. Вчера они, взявшись за руки, бежали по долине, потому что Джорна обещала больше не отпускать внучку, если она еще хоть раз придет после заката. И, попрощавшись, Ронсенваль дернулась, едва не порвав рукав платья, зацепившегося за пуговицу на его манжете. Она пошутила, что их одежда тоже не хочет расставаться. А пока Тристан скрупулезно выпутывал латунь из цепкого кружева, Ронсенваль поцеловала его в щеку на прощание и убежала. А он потом гладил это место, чуть выше подбородка, перед тем как уснуть.
Так прошли три дня. Тристан помнил, что потратил на поиски и поход за Рошаном трое суток. Он с грустью осознавал, что большая часть времени, положенного ему на отшельничество, прошла. Однажды он проснулся с этой печальной мыслью и умылся водой из котелка. Ситцевый рыцарь вскарабкался на крышу его шалаша и грелся на солнце. За ночь он успевал отсыреть, как и все тканевые изделия в шалаше. Тристан снял китель и рубашку, набросив все это на ветки просушиться. Он уже было направился, куда планировал, но развернулся и робко попросил Ситцевого рыцаря пойти с ним. Тристан хотел искупаться в озере и, очевидно, поговорить. Однако же слова не шли. Его спутник тоже не торопился начинать разговор. Наконец, мокрый Тристан вышел на берег, резво натянул брюки и нательную майку, и присел на камень. Он долго сидел, созерцая свои босые ноги.
– Как мне сохранить это? – он нарушил молчание тихим вопросом. – Я вернусь, она ведь не пойдет со мной. Да и куда? И зачем? В смысле она ведь…
– Я понимаю, можете мне не объяснять, – недовольно сказал Ситцевый рыцарь, усаживаясь рядом. – Это очевидные вопросы, о которых вы в силу вашей неопытности не подумали заранее.
– Что мне делать? – простонал Тристан в руку и размазал капли по лицу.
– Поговорить с ней, – просто ответил рыцарь. – Порядочно было бы для начала узнать, насколько ваша Ронсенваль осведомлена об обычаях Ордена. В частности, о том, что все ваши отношения ограничатся только вашей рыцарской службой этой даме.
– И как она сможет меня призвать, если ей потребуется помощь? – он все пытался найти способ связи с ней, если после акколады его распределят вне Пальеры, если ему придется ехать на службу в Эскалот, например. Он был больше ученым, чем военным. Скорее всего, его отправят в университет в столице. Вряд ли он понадобится кому-то из опытных рыцарей на службе. Но Тристан допускал любой вариант распределения. Итог один – он покинет Пальер-де-Клев и Ронсенваль.
– Об этом вы тоже ей скажите, – настаивал Ситцевый рыцарь. – У фей немало способов человека из-под земли достать. Уж и для вас средство найдется. В конце концов, пусть в самом Трините нет ни почты, ни телеграфа, но в деревне при Пальере они есть. Она всегда сможет отправить вам весточку.
Тристан согласно кивнул. И все же ему было больно думать о разлуке, такой страшной и скорой.
Он поторопился на встречу с Ронсенваль. Но она не пришла к назначенному времени. Тристан прождал около часа на уговоренном месте, но фея не появилась. Тогда Тристан оставил Ситцевого рыцаря на пне, на случай, если Ронсенваль все же опоздает, и направился к холмам. Но и в долине ее не было. Он начал волноваться. Шли минуты ожидания, и Тристан метался по полю. Сложив руки рупором, он выкрикивал ее имя в пустоту, звал Ронсенваль, но она не являлась. Тристана трясло от страха. Он побежал обратно, но Ситцевый рыцарь так и сидел на краю пенька, болтая ногами, в полном одиночестве: «Ее нет». Ее нигде нет. Ситцевый рыцарь старался успокоить Тристана. Он говорил, что она могла простудиться (феи ведь тоже болеют), что Джорна могла из приличия наказать Ронсенваль, оставив ее дома. Но Тристан лихорадочно мотал головой: «Я должен ее найти. Так нельзя. Ее надо найти».
Дорога была долгой, а Тристан, измотанный бегом, запыхался. Но он вернулся в холмы с увязавшимся Ситцевым рыцарем, буквально запрыгнувшим ему на ногу. Они пришли на тот луг, где феи, Рошан и Ронсенваль исчезали из вида прямо в воздухе. Тристан звал ее: просил, кричал, постоянно оглядывался в поисках подсказок. Не выдержав, он уронил голову в свои ладони, понял, что рыдает, и обессиленно опустился на колени. Ситцевый рыцарь не трогал мальчика. На его памяти Тристан плакал так пару раз в детстве, когда тосковал по матери, которую даже не помнил. Они оба знали, что Тристан может лить слезы только из чувства глубокого одиночества. Но все же соломенное сердце, если оно было у Рыцаря, разрывалось при виде плачущего Тристана. Он плакал так горько – сотрясался всем телом, то и дело старался вытереть слезы кулаком с искаженного лица, покрывшегося красными пятнами, глубоко дышал, чтобы успокоиться, но всякий раз сдавался перед новой волной боли.
Ситцевый рыцарь покачал головой и отвернулся. Старый слуга не мог смотреть на мучения Тристана. Его беззвучные рыдания, шепот «пожалуйста» и «Ронсенваль» терзали Ситцевого рыцаря несколько часов. Он изредка поглядывал на долговязую фигуру, распластавшуюся в траве – мальчик уже повалился на землю без сил. И тогда из пустоты, измучившей Тристана, возникла Ронсенваль. Она была одета словно бы по-домашнему: в легкую длинную сорочку с наброшенным поверх кардиганом. Она осторожно оглянулась, словно за ее спиной было что-то помимо огромного неба над долиной, и подбежала к Тристану. Он удивленно сморгнул остатки слез, силясь разлепить опухшие веки. Тристан жалобно протянул руки ей навстречу, как ребенок тянется к родителю. Он недоверчиво бормотал: «Ронсенваль, это ты? Ты правда пришла?» Фея ухватилась за его рукава и попыталась поднять на ноги, но он повис на ней так, что Ронсенваль опустилась рядом. Тристан уткнулся лбом ей в живот и шептал благодарности за то, что она все же отозвалась. Ронсенваль, заключив темную голову в объятия, жалела его, гладила по спине и волосам, но постоянно озиралась.
– Прошу тебя, Тристан, встань, – попросила она, взяв его лицо в руки. – Нам нужно уходить.
– Ронсенваль, ты пришла, – повторял он. – Я не верил, что придешь.
– Да, Тристан, я пришла, но нам надо срочно уходить отсюда.
Они оба поднялись, Ронсенваль поддерживала его, словно Тристан был ранен. Ситцевый рыцарь доковылял до них, без вопросов забрался по ноге Тристана и зацепился за кожаный пояс. Они оставили долину, не размыкая рук. Тристан боялся отпускать ее всю дорогу. В лесу он спросил, куда они идут. «К Ворклому озеру», – ответила Ронсенваль. Весь оставшийся путь они молчали, словно растения и птицы могли шпионить.
И только у озера Ронсенваль усадила Тристана точно на тот камень, где он сидел несколько часов назад. Какие же долгие это были часы для Тристана! Сама Ронсенваль присела рядом на траву, подстелив под себя кардиган. Тристан спросил, холодно ли ей, в ответ Ронсенваль только покачала головой, но трепет молчания оставил их наедине с назревшим разговором. Она оглядела Тристана и заметила запекшуюся кровь, засохшую землю и луговую зелень на его колене. Прохладная ладонь Ронсенваль вспорхнула вверх, и она ногтем соскребла грязь. Потом достала платок и приложила к закровившей ранке. Растерянный Тристан остановил ее руки.
– Почему ты не пришла сегодня?
– Я не знала, что ты будешь так переживать, – она продолжала смотреть на его колено.
– Я думал, что больше не увижу тебя, – жаловался Тристан. – Ты даже не предупредила, что можешь пропасть вот так. Не оставила ни одного способа связаться с тобой.
Фея подняла на него глаза. Вид у Тристана был бледный, изможденный бегом, ее поисками и долгим плачем. На миг ей показалось, что он болен.
– Я испугался, Ронсенваль, – объяснил он. – Я очень испугался. Так нельзя.
Она поспешно обняла Тристана. Какое-то время Ронсенваль баюкала его, приговаривая: «Успокойся, успокойся». Но Тристан отстранился и пообещал:
– Я больше не буду плакать. Мне жаль.
– О чем ты сожалеешь? – спросила Ронсенваль и примостилась вплотную к нему на камне.
– Что день бездарно потрачен. У нас их так мало осталось.
– Ты это говорил, – печально напомнила она. – Потому я и не пришла.
Тристан повернулся к ней. А потом, ошарашенный, вскочил.
– Ты не пришла, потому что я должен буду вернуться? – воскликнул он. – Я ничего не понимаю!
– Это все Джорна, – ответила Ронсенваль. – Она сказала, что это обернется трагедией! А все из-за озера! И из-за войны!
Ситцевый рыцарь спрыгнул на землю и потопал от них подальше. По дороге проворчал что-то про затеянные споры и про то, что не хочет слушать, как они бранятся. Тристан окончательно оказался сбит с толку.
– Из-за какой войны? При чем тут озеро?
– И из-за того, что мы такие! – повысила голос Ронсенваль.
Он не мог вспомнить, чтобы она кричала на него с первой встречи.
– Ронсенваль, прошу, объясни. Я правда не понимаю.
Теперь плакала уже она. Но более сдержанно, только изредка шмыгая носом и смахивая едва скатывающиеся редкие слезинки. Ситцевый рыцарь вдалеке пробубнил под нос про какой-то мокрый день.
– Когда мы первый раз встретились, я умывалась. Воды Ворклого озера обладают разными волшебными свойствами, среди прочих – способностью соединять судьбы. Сюда приходят те, кто хочет скрепить союз. Они пьют воду из озера. Если выпить хоть несколько капель, то полюбишь первого человека, на которого посмотришь, – она глубоко дышала и говорила немного дрожащим голосом. Тристан понимающе кивал. – А ты был первым, кого я увидела после того, как прополоскала рот.
– Так ты же выплюнула воду, а не проглотила, – заметил Тристан.
– Это неважно. И нескольких капель хватит, сказала Джорна. Поэтому все происходящее неестественно. А еще я теперь, выходит, привяжусь к тебе. А ты ко мне – нет! – и тут она все же сорвалась.
– Но мне и не нужно никакое озеро, я и так тебя люблю, – сказал Тристан и понял, что наконец объяснился с ней прямо, хотя и не так себе представлял первое признание. – Ронсенваль, ты боишься, что я уйду и забуду тебя?
– Я не боюсь… Да, боюсь. Я ведь буду заколдована, и мне будет от того плохо. А ты сможешь забыть меня и жить дальше! Что ты?..
Пока она говорила, Тристан начал расстегивать ремень и пуговицы на кителе. Потом стянул сапог.
– Тристан, ты что делаешь? – от неожиданности она даже перестала рыдать.
Но он спокойно снял второй сапог. Затем сбросил китель, рубашку и обмотки. Потом он взглянул на свои штаны, мотнул головой, развернулся и пошел в сторону озера.
– Тристан! – Ронсенваль поднялась, но останавливать его не стала.
Он рассек гладь озера ладонью и нырнул. Под водой было тепло и тихо, крики Ронсенваль остались на поверхности. Вынырнув, он набрал в руки горсть воды и хлебнул. А когда проглотил, взглянул на недоумевающую Ронсенваль. Она стояла на берегу и комкала в руках платок с капельками его крови. Тристан зачерпнул еще воды и плеснул в рот. Он шел обратно к ней, ощущая разницу между уютными водами озера и промозглым ночным воздухом. Мокрая майка на нем заметно остывала.
– Я не хочу, чтобы ты волновалась. Но должен отметить, что разницы в чувствах я не наблюдаю, – серьезно заявил он. А потом улыбнулся. – Кроме того, что теперь мне очень холодно.
Ветер обдал его лицо бодрящей пощечиной, а вслед за ним в объятия Тристана упала Ронсенваль. Она прилетела к нему запахом лесной ежевики, теплыми мягкими губами, первым поцелуем. Локоны ее распущенных кос прилипли к мокрым щекам и шее Тристана. И у него закружилась голова. Он чувствовал себя ответственным за равновесие их обоих, поэтому пошатывался, но не падал, топчась на месте. Напротив, он прижал Ронсенваль к себе, чтобы и она устояла. Ему больше не было холодно. Когда Ронсенваль отстранилась и припала носом к его шее, Тристан почувствовал, что ее кожа горит так же, как и его. Он терся щекой о ее пушистые волосы. Тристан ощущал растоптанный папоротник под босыми ногами и был благодарен, что шершавые листья возвращали его из пропасти, в которую он падал, стоило ему отвлечься от реального мира. А еще каждый из них слышал бешеный ритм сердца другого: они гремели, как варварские барабаны на языческом празднике. И как только бой их замедлился, Тристан сказал: «Ты больше не боишься, что я тебя разлюблю?» Ронсенваль подняла счастливое румяное лицо и помотала головой. Тристан поцеловал ее еще раз. А после она прошептала: «Тебе надо одеться. Иначе ты заболеешь».
Китель был застегнут ее руками на все пуговицы. Через каждые две Тристан целовал ее: в висок, в лоб, в волосы, в запястье. На последней петлице она сказала: «Дело не только в озере». И он засмеялся: «Звучит страшно. Что еще я должен делать?» Но ее серьезное выражение лица поумерило его задор.
– Тристан, Джорна многое рассказала мне. И она была недовольна.
– Я могу ее понять, – смиренно сказал Тристан. – Я ничего не могу тебе предложить.
– Об этом я и хотела рассказать, – ее ладонь лежала на нагрудном кармане его кителя.
– Ронсенваль! – властный женский голос неподалеку заставил Тристана и Ронсенваль отшатнуться друг от друга.
Перед ними стояла Джорна. Тристан впервые видел ее так близко. Это была самая высокая женщина, какую он встречал. Ее острое лицо, испещренное морщинами, было напряжено, губы плотно сомкнуты. Длинные седые волосы уложены в сетку. Она была облачена в длинный драповый плащ. Джорна переводила взгляд с Тристана на Ронсенваль, и последняя стыдливо запахнула кардиган. Жест еще больше рассердил Джорну, и она дернула головой, кивком приказав Ронсенваль приблизиться.
– Нас всех ждет долгий разговор. И я бы сделала все, чтобы он не состоялся, но, боюсь, наши пути привели нас туда, откуда не возвращаются, – процедила старая фея.
– Прости, – робко сказала Ронсенваль и отошла в сторону, на равное расстояние от возлюбленного и от бабушки.
Джорна не могла не заметить ее позицию и только хмыкнула. Тристан решил, что невежливо молчать и произнес:
– Мадам, я бы хотел представиться…
– Бабушка, это Тристан, – пришла ему на помощь Ронсенваль.
– Да опоздали вы оба с приличиями, – кивнула она. – Я пришла настолько раньше, что увидела достаточно.
Тристан почувствовал жар на щеках и ушах. Ворот кителя вдруг сделался непривычно колким. Он собирался объяснить свое поведение, но Джорна подняла ладонь, предотвращая его речь. Этот жест напомнил ему манеру Ронсенваль.
– Говорить буду я, – начала она. – Все что здесь происходит, для меня ужасно. Я предвижу столько боли, что ее не вынести и целому народу. Это все касается тебя напрямую, мальчик. А теперь касается и моей Ронсенваль. Мы, феи, ушли в Трините больше ста лет назад. Все феи – это старейшие благородные семьи континента. Несколько веков назад короли смертных истребили почти всех фей. И многие из них надели маски и скрыли свое происхождение. Каждому из нас от природы дан талант к магии. И эти дары возвысили фей в мире людей. Но пришла новая эпоха, в которой ни нашим умениям, ни происхождению не было места. Нам претило то, что люди называли прогрессом. Мы знали, чем это обернется, потому что среди нас всегда были провидцы. Тот прогресс был техническим и научным. Ученые пытались исследовать нас так, словно мы больные. Только наш исход привел к развитию науки неизведанного, иначе нас бы погребли в лабораториях, и изучать было бы некого.
Тристан взглянул на Ронсенваль, она куталась в кардиган и так же поглядывала на него в ответ.
– На смену нам в общество пришли нувориши, и брешь в иерархии восполнилась. Феи ушли в леса не только из страха перед современной наукой, но и перед войной. Оружие людей ужасно. Оно не для честного сражения воина с воином, оно для истребления, – продолжала Джорна. – Я, Мэб Джорна, я помню ту войну, что люди назвали Последней. Это ложное наименование. Грядет такое побоище, что все народы утонут в крови. Восстанут древние короли для Великой войны, и ты, Тристан, будешь служить одному из таких королей.
– Но позвольте, – вмешался Тристан. Он был взволнован, не хотел верить в слова Джорны, но верил. – Последняя война была той ужасной, кровопролитной войной из пророчеств. Она истребила много людей на континенте. Пали королевские династии и исчезли целые народы. Как в том пророчестве… Подписан пакт, соглашение, о том, что все конфликты будут решаться в позиционных войнах. Битвы не перетекают в города и не уносят жизни мирных граждан. Фронт далеко, и он не сдвигается с места уже несколько лет.
– Ты слушаешь невнимательно. Или не хочешь слышать, – недовольно ответила Джорна. – Будет сражение намного страшнее. И твой дар в ней пригодится.
– Вы об оживлении кукол? – удивился Тристан. Он посмотрел на Ронсенваль, и она подтвердила его догадку.
– Мальчик, ты не представляешь, насколько он будет ценен, – заверила его Джорна. – И приведет к большим победам и большим жертвам. Но мы бы могли спрятать тебя. Это следовало сделать твоим родителям. Но Труверы оба были любознательными. Твой отец связался с агнологами, помогал им в экспериментах. А твоя семья могла остаться в Трините.
– Вы знали моих родителей?.. Потому что они тоже жили в Трините? Потому что они тоже были… Нет!
– Тристан, поверь, это многое объясняет, – Ронсенваль бросилась к нему.
Она вцепилась в его рукав, и царапала нашивку на нем. А Тристан качал головой.
– Конечно, объясняет, – отрешенно говорил он. – Ужасно. Бедный Рошан, как я теперь его понимаю!
– Если уйдешь сейчас с нами в Трините, будешь жить той судьбой, что тебе написана на роду, – предложила Джорна.
А Ронсенваль взяла его лицо в руки и повернула к себе.
– Послушай, Тристан. Мы будем вместе, – она гладила пальцами его скулы и волосы, нашептывая обещания, от которых было мучительно отказываться. – Мы останемся навсегда в Трините. Никакой войны, никакой разлуки, никаких тайн.
– Какая хорошая жизнь, – прошептал Тристан и положил свои руки поверх ее ладоней. – Помнишь, я сказал, что если ты заставишь меня выбирать между службой тебе и Ордену, это будет сложный выбор?
– Да, но ты поклялся мне. А Ордену ты не присягал, – уговаривала она.
– Не присягал. И все же это дезертирство. Особенно теперь, когда я знаю, что грядет такое…
– Ты что же, хочешь отправиться на войну?
– Вовсе не хочу. Но я всю жизнь делал то, что должно, а не то, что мне хочется, – а потом подумал и добавил: – Кроме последней недели.
Джорна обошла их и сказала:
– Подумай, Тристан. Я не позволю погубить свою внучку. Пусть без тебя ей придется тяжело, но она не умрет от ужасного оружия, разрывающего человека на части. Подумай ночь, а завтра приходи в холмы. Я буду ждать ответ. Ронсенваль!
Девушка обняла Тристана на прощание. Они пожелали друг другу спокойной ночи под цепким взглядом Джорны. И как бы Тристану ни хотелось поцеловать Ронсенваль, он не решился злить ее бабушку. А потому он едва не скулил от одиночества, когда они вдвоем уходили в лес. Ситцевый рыцарь молча волочился за Тристаном до самого шалаша и лег у него под боком, не проронив ни слова.
Прошедший день растоптал Тристана настолько, что он не успел ни о чем подумать, как провалился в сон без сновидений. А наутро вышел из шалаша, полный решимости.
– И что вы ей скажете? Джорне? – спросил его вместо приветствия Ситцевый рыцарь, привалившийся к пню.
Тристан присел у кострища и чиркнул огнивом. Пламя разгорелось, он повесил обмотки и рубашку на треногу из веток. За эти дни он весь пропах дымом, сыростью и лесом. Раньше ему нравились эти запахи. А потом он взял охапку хвороста и принялся ломать прутья, подбрасывая их в костер.
– Я очень люблю легенды, – сказал он Ситцевому рыцарю. – Я читал несколько таких, где прекрасные феи заманивали рыцарей в лес, очаровывали, а потом бросали, заблудших, в одиночестве. И рыцари погибали от тоски. Были и те, кто отказывали волшебницам и возвращались домой.
– Эти легенды писали люди, – заметил Ситцевый рыцарь.
– Эти легенды писали люди, – повторил Тристан. – А что же вы думаете?
– А что я думаю?
– Что вы думаете о моей природе и моем предназначении? Почему, по словам Джорны, они расходятся?
– По-моему, в ее версии они как раз сходятся, господин, – поправил Ситцевый рыцарь. – Ваша природа пригодится какому-то древнему королю, который пробудится для Великой войны.
– Звучит жутко, – скептически произнес Тристан.
– Безусловно. Но я с вами столько лет, а новые знакомства завел только на этой неделе. А в чем причина? Не в том ли, что до сей недели ваш талант везде был не к месту? Это к слову о природе. А если хотите знать мое мнение, то я вас поддержу в мирной семейной жизни. Совсем не буду вас осуждать, напротив! Детишек ваших еще буду обучать. Ах, какие детишки у вас бы получились! Розовощекие, кудрявые, а если с ее норовом, так…
– Что вы несете, сэр? – обернулся к нему Тристан.
– И правда же, размечтался старик… – Ситцевый рыцарь подошел к костру и расправил руки, чтобы ткань его и одежд лучше просохла. – Но если решите идти путем геройским, то я завсегда с вами.
– Я не хочу выбирать.
– Это как же так? – удивился Ситцевый рыцарь.
– Пусть Мэб Джорна думает себе, что хочет. Но я не собираюсь сбегать от службы и такой судьбы, что она предсказала. Я сделаю все, что должен сделать. А после вернусь к Ронсенваль.
– А как же ваша клятва? Пальеру не должно иметь семью и иные тесные связи вне Ордена.
– Я думаю, что после Великой войны, которую мы переживем, я попрошу того великого короля, которому буду служить, отпустить меня к моей даме. Джорна сказала, что мой дар необходим. Я заслужу себе спокойную мирную жизнь, а не украду ее так позорно, как предлагает провидица.
Тристан слышал, как шумит лес, трещит костер и солома внутри Ситцевого рыцаря скрипит не то оттого, что сохнет, не то от избытка кукольных чувств.
– Вы меня приятно удивили, – заявил он. – Пусть вам достанет сил все это исполнить, а я вам подсоблю всем, чем могу.
– Пусть так и будет.
В холмах Тристан дошел до места, где в прошлый раз к нему подошла Ронсенваль. Он ждал смиренно, нисколько не суетясь. И спустя время к нему вышла Ронсенваль вместе с бабушкой и еще одной феей, которая шла за Джорной и несла корзинку. Ронсенваль ускорила шаг и первой подошла к Тристану. Он оглядел ее и словно бы успокоился, когда нашел брошь с ежевикой. Она скрепляла складки пледа, наброшенного на девичьи плечи. «Здравствуй!» – «Я рад тебе видеть». А потом приблизились другие две феи, и Тристан скрыл все свои чувства, написанные у него на лице.
– Здравствуйте, Джорна!
– Здравствуй, Тристан! Что ты решил? – старая фея не церемонилась с юношескими сантиментами. Возможно, в другой ситуации это было бы даже неприлично.
– Я принял решение, которое выходит за рамки предложенных вами условий, – Тристан откашлялся. Он бы хотел, чтобы все, что он произнесет, звучало не так торжественно, как получалось. Он бы хотел подобрать слова более искренние, чтобы сберечь сердце Ронсенваль. – Я не пойду в Трините и приму ту судьбу, что вы предсказали, мадам. Ронсенваль, прошу, дослушай, дай мне сказать. Но я исполню все, что должен, а после вернусь к тебе.
Ронсенваль закрыла рот обеими руками, чтобы рвущийся из нее плач не оглушил долину. Тристан стоял смирно, почти по-солдатски, и смотрел на возлюбленную.
– Нет, так не пойдет, – отрезала Джорна. – Собираешься мучить мою девочку всю жизнь? Мало проклятья, что ее настигло у озера, ты решил добавить к нему груз обещаний, который ты, конечно, не сможешь сдержать. Молчи, Ронсенваль! Я говорила, что он тебя не выберет.
Ее крик все же вырвался, и все внутри Тристана сжалось. Даже его лицо перекосило от боли. Ронсенваль развернулась и побежала в сторону Трините, но Джорна ее остановила.
– Да уж нет, ты его дослушай. Лучше тебе выслушать сейчас, чем потом придумывать ему оправдания и слова, которые он для тебя не нашел, – Джорна держала ее за трясущиеся плечи.
– Я собираюсь сдержать все свои обещания, – заверил Тристан.
– Конечно. А войны, ты полагаешь, длятся пару месяцев? И пальеры могут в двадцать лет уйти на пенсию к любовнице-фее?
– Пожалуйста, перестаньте, – Тристан не мог наблюдать, как убивается Ронсенваль. Вероятно, вчера он выглядел таким же отчаявшимся. – Я постараюсь избежать акколады. Я никогда не был силен, и боец из меня сомнительный, поверьте. Наш экзамен – это турнир. Если я плохо себя проявлю, меня не допустят до церемонии. Может статься так, что на фронт я поеду как обычный солдат.
Пока он говорил, Ронсенваль успокаивалась, прислушиваясь к его словам.
– Мадам, вы же провидица, вы видели меня в Великой войне. Значит, мой статус и звание никак не повлияют на мою роль в истории этой войны, – Тристан говорил все тише. Он почти умолял поверить ему.
Джорна недовольно отпустила Ронсенваль и вытерла ей слезы.
– Несчастная, что за жизнь он тебе приготовил? – протянула она.
Большой палец иссохшей руки растирал первое разочарование первой любви. Оно блестело под глазами Ронсенваль. Тристан поверить не мог, что способен сотворить столько дурного самому близкому человеку. Он вдруг заметил, что на лугу больше нет стрекоз.
– Пожалуйста, Ронсенваль, не верь сомнениям. Я сделаю все, чтобы вернуться к тебе.
Она повернулась к нему, заплаканная, и кивнула. Этого было достаточно, чтобы Тристан возликовал внутри. «Спасибо», – прошептал он одними губами.
– Замечательно, – скупо оценила их выбор Джорна. – Раз вы оба все решили, то терпения и сил вам обоим. Я не буду препятствовать. Но пока вы не натворили глупостей, ты, Тристан, сегодня же вернешься в свой Пальер-де-Клев. И в следующий раз я хочу увидеть тебя в холмах в худшем случае перед отправкой на фронт, а в лучшем – по возвращении с него. Вам все ясно?
Нехотя Тристан согласился. Он пообещал, что сегодня же покинет лес. Ронсенваль совсем забыла обиду и то, что собиралась убегать. Она вырвалась из рук бабушки и повисла на Тристане.
– Ронсенваль, а ты возвращаешься со мной, – приказала Джорна.
Девушка попыталась протестовать, но старая фея ей не позволила.
– Прошу вас, дайте попрощаться, – обратился к ней Тристан.
Джорна недовольно скривила губы, но молча отошла. Вторая фея поспешила за ней. Тристан взял руки Ронсенваль в свои.
– Слушай меня, Ронсенваль. Может быть так, что тебе будут говорить, будто я передумаю, обману или просто не осилю исполнить задуманное. Не верь, не позволяй себя мучить. В деревне есть почта и телеграф. Едва я узнаю, куда поеду после выпуска, я оставлю тебе письма с адресом или номером части. Ты будешь знать, куда писать. Ладно? Хорошо, – Тристан договорил, убедился, что она все поняла, и поспешно ее поцеловал. Он не знал, видит ли их Джорна, но сейчас это было совсем неважно.
– Когда будет турнир? – спросила Ронсенваль, едва они отстранились. – Ты знаешь день?
– Совсем скоро, – Тристан посчитал в уме. – Семнадцатого дня. Ты хочешь прийти?
– Очень хочу. Я постараюсь, – пообещала она.
Казалось, все вернулось в лучшие дни. Возможно, даже этот день был самым лучшим из таких. Казалось, за ними не присматривают две недовольные феи. Казалось, над долиной снова летают стрекозы. Тристан не знал, что целовать первым: глаза, руки, висок, губы. «Пусть она придет, пусть, пожалуйста, придет», – просил Тристан в своих мыслях и очень надеялся, что она умеет их читать».
– Ронсенваль! – окликнула ее фея с корзинкой.
Тристан и Ронсенваль еле отпустили друг друга. Ронсенваль уже собралась уходить, как Тристан спросил:
– А какой у тебя дар?
– Это прозвучит странно, но я всему придаю смысл, – она сказала это неловко, словно стеснялась своего умения. – Замечаю незаметное. Джорна видит будущее, а я вижу тайное.
Она улыбнулась ему напоследок и послала воздушный поцелуй, только слегка откинув ладонь от губ. Запах ежевики еще порхал вокруг Тристана. И да, на луг действительно вернулись стрекозы.

Глава?V
Знаки судьбы и знаки отличия
Тристан вернулся в конце недели отшельничества, как и обещал. Пальер-де-Клев встретил его предтурнирной суетой. Школяров было не так много, как могло показаться: около шести курсов. Больше всего ребят училось в младших классах. Далеко не все родители позволяли своим сыновьям встать на путь пальера. Орден не заставлял юношей обязательно вступать в него. Желание служить должно быть добровольным. И потом, все, кроме сирот, учились в Пальере платно, и эти деньги шли на содержание школы. Поэтому учеников было намного больше, чем прошедших инициацию. Не каждый школяр становился послушником, и не каждый послушник возносился до рыцаря. Выпуск происходил примерно раз в три года. Для всего замка это событие знаменовалось большим праздником: в деревне проходила крупная ярмарка, двор Пальеры украшали гирляндами, пансионат обставляли цветами и приглашали гостей. У каждого входа вывешивали знамена и штандарты. В эти дни Орден чествовал свой девиз «На смену друг другу».
Тристан жил в замке, сколько себя помнил, и застал три выпуска. То, каким Пальер-де-Клев был сегодня, он наблюдал впервые. Огромные трибуны уже возводились во дворе вокруг ристалища. Все доспехи, выставленные в коридорах, были начищены так, что в кирасы можно было смотреться, как в зеркала. Даже младшие ребята не носились по лестницам, а маршировали всем классом от кабинета к кабинету. «Ожидаются высокие гости», – вспомнил Тристан слова Оркелуза. Поэтому его возвращение почти никто не заметил.
Две недели послушники тренировались до седьмого пота. Каждый пятый бой проходил в полном доспехе на турнирном оружии. Тристан не понимал, откуда в нем взялись силы, но теперь физические упражнения были для него не так мучительны. В один из вечеров Ситцевый рыцарь объяснил причину: «Кровь фей, укрепленная ворклыми водами, бежит быстрее и делает тело крепче и выносливее. Вы выросли, если еще не заметили, господин». Сэр Мерсигер тоже отметил, что уединение идет послушникам на пользу. Вот и Тристан, говорил учитель, будто бы возмужал и даже заимел здоровый румянец на щеках. Последнее с ним случилось как раз в тот момент, когда он подумал о Ронсенваль и о том, как ее появление все изменило.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/mariya-gurova/ezhevika-v-doline-korol-pod-goroy-69526567/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.