Главная страница | Современная русская литература | Быстрый мир

Быстрый мир
Святослав Коровин


В книгу включены все произведения о Быстром мире: «Быстрые люди», «Легенда о Вечном Ренегате», «Медленный Человек», «Теория струн».«Боги и герои, священный город, миф о Прометее, мистические пророчества и каждодневные ритуалы. Если бы вы сказали, что город Вечных расположен на горе, я бы решила, что мы попали в мутировавшую античность…»





Быстрый мир



Святослав Коровин



© Святослав Коровин, 2024



ISBN 978-5-0059-8906-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Быстрые люди





ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ


– Итак, погода за окном великолепная! Конечно, если вы утка или карась. Хотя, наверное, уткам тоже не очень сейчас комфортно, все-таки, одно дело, когда вода под лапами, а другое, если она, в буквальном смысле этого слова, со всех сторон! Желаю вам сохранить легкие и не эволюционировать в обратную сторону. До встречи сегодня вечером, если встретимся на концерте, а если нет, то просто знайте, я где-то рядом. Ну и, конечно, ждите следующий выпуск моего видеоблога – сегодня я беру интервью у Макса, и уже завтра вы сможете его увидеть! Подписывайтесь на канал, ставьте «палец вверх», делитесь видео с друзьями. С вами была РуГаля!

Галя выдержала паузу, молча пялясь в объектив камеры, затем нажала на кнопку отключения записи и села на стоящий рядом с ней стул.

– Уф! – она была довольна собой. С первого раза записать концовку – это не шутка, но сегодня, видимо, особенный день, ведь вечером она идет на концерт Макса Канева!

Галя не выглядела на свой возраст, подписчики ее видеоблога были уверены, что ей лет двадцать, однако паспорт говорил совершенно другое – тридцать один.

Тридцать один год и внешность девочки с ярко-красными волосами и огромными зелеными глазищами. Она никогда не говорила о своем возрасте, а на все вопросы о нем честно отвечала, что ей уже можно покупать алкоголь и сигареты.

В ее квартире, являющейся одновременно и жилищем, и площадкой для записи видеоблога, половину одной стены занимало огромное зеленое полотно – почему-то так повелось, что именно вместо зеленого хромакея проще всего в видеоредактор подставлять разные фоны. Галя никогда не вникала в причины. Ну, раз у всех зеленый, пусть будет зеленый.

Противоположную от хромакея стену занимал книжный шкаф, содержащий в себе едва ли не все книги, модные и актуальные сегодня у молодых и стильных завсегдатаев острова Новая Голландия – есть такое место в Петербурге, куда ходят гулять молодые люди, причисляющие себя к творческой молодежи. Галя заключила договор с книжным магазином, расположенным на острове, и раз в неделю делала обзор книжных новинок, которые в качестве платы и оседали у нее на полках. Зачем ей это было нужно – она точно не знала, но с другой стороны, быть не просто блогером, а еще и книжным обозревателем – почетно, что ли…

Галя жила в маленькой квартире-студии на севере города. Ввиду небольших размеров жилища вместо кровати она купила себе диван. Добротный и со скидкой. Чтобы получить скидку, ей пришлось снимать один из выпусков своего блога прямо в магазине, сидя на этом самом диване.

Вообще, как считала Галя, квартира-студия – это одно из самых мерзких изобретений человечества. Находясь в ней, ты не понимаешь, то ли ты готовишь в спальне, то ли спишь на кухне. Хорошо, хоть санузел отделен от остального пространства, а то бы совсем нехорошо было бы – все-таки иногда к ней приходили гости!

На новое жилище видеоблогом заработать пока не получилось, а за студию спасибо маме и папе – в любом случае, здесь лучше, чем с родителями за стеной. Особенно, если они год за годом задают один и тот же вопрос: «Когда внуков ждать?».

Галя легла на диван, перегнала в ноут отснятое видео, вклеила его в готовый видеоролик и загрузила на Ютуб. Не прошло и минуты, как посыпались восторженные комментарии и лайки. Так было всегда. Личные, как их для себя назвала Галя, поклонники готовы, даже не смотря выпуска, расплескиваться в комплиментах. С одной стороны, не очень приятно, что им все равно, о чем она говорит в кадре, но с другой – их активность подстегивает других: пишите и нажимайте на «мне понравилось»!

Галины родители слабо понимали, чем занимается их дочь. Для них было все просто и понятно, когда она после университета три года работала менеджером по кадрам, а потом, вконец одурев от офиса, еще несколько лет занималась развозкой документов и небольших грузов. Да, она работала курьером. Благо, что был автомобиль. Автомобиль также купили родители. Гале было от этого не очень уютно – все-таки ей тогда стукнуло двадцать четыре, а в таком возрасте быть под опекой мамы и папы несколько зазорно.

Галины родители не только не понимали, чем занимается их дочь, они даже не особо понимали, что такое Интернет, и как можно что-то снимать и показывать людям без согласования. Правда, с кем и что Галя должна была согласовывать, они тоже сказать не могли.

Она была поздним ребенком в семье полковника. Отец всю жизнь отдал армии, а мама неустанно следовала вместе с ним. Сначала за молодым лейтенантом, которого советское министерство обороны каждые полгода переводило из гарнизона в гарнизон, потом за капитаном, майором и комбатом, подполковником и полковником, закончившим свою службу не где-нибудь, а на Дворцовой площади в Генеральном штабе.

Мама Гали постоянно была рядом с мужем. Если посмотреть карту всех из передвижений за время службы папы, то, получается, жили они во всей стране сразу: от Калининграда до Владивостока.

Их дочь родилась в Ленинграде, потом пару лет семья жила в Рязани, но, когда грянул путч, отца перевели в штаб. В те суматошные времена в любой сфере происходили удивительные перестановки. В одночасье можно было взлететь до небес, а через день свалиться на асфальт, прижатым сапогом милиционера с наручниками на запястьях.

Галя прочитала несколько комментариев, потом налила чай и уставилась в окно. Дождь не стихал. Порывы ветра подхватывали капли и кидали их прямо в стекло, от чего картинка за ним размазывалась и искажалась.

Можно не любить дождь, но нельзя отрицать, что именно в дождь ты сталкиваешься один на один с природой. Настолько близко, насколько это вообще возможно. Если разобраться строго, то даже в дичайшую жару или снегопад улицы не пустеют, а вот дождь вымывает прохожих, загоняя их по домам или в кафешки. Есть в дожде что-то мистическое, что-то, что меняет твое сознание. Сидишь так на подоконнике, а за окном ветер шумит в деревьях и беснуются капли. И звук этих капель настолько близок тебе, что ты внутренне, даже не осознавая это, повторяешь за ним: «кап-кап, кап». Может быть, ты слышишь музыку планеты? Ту самую гармонию, которую так хотят найти композиторы.

Дождь – это симфония, имеющая свое неторопливое вступление, кульминацию с литаврами грома и красивую коду, когда сквозь пропитанное влагой небо пробиваются солнечные лучи, раскрашивая воздух в разные цвета. Радуга – природная голограмма. Настолько привычная, что не удивляет, но настолько величественная, что вызывает восторг.

17:00 – показали настенные часы. Значит, пора собираться. Галя сняла камеру с треноги, запаковала ее в сумку, в соседнее отделение сложила штатив, смотала провод микрофона и запихнула следом, застегнула молнии, огляделась: ничего бы не забыть!

Подойдя к двери, Галя натянула черные конверсы, закинула на плечо сумку с камерой и вышла на лестничную площадку. Щелкнув замком, она убрала ключи в карман джинсов и вызвала лифт.

Лифт, кряхтя, спустил ее вниз и, пройдя через просторный холл, она вышла в бушующий стихией вечер. Хорошо, что машина рядом с домом припаркована. Всего пару шагов, писк сигнализации, объятья водительского кресла.

Вставив смартфон в держатель, Галя включила навигатор и ввела адрес дворца спорта. Ехать полтора часа с учетом пробок, а, значит, есть время побыть наедине с собой и послушать музыку.

Двигатель «Ниссана» мерно заурчал, и чем-то похожий на дутую подводную лодку автомобиль вырулил с парковки. Включив «аварийку» и остановив автомобиль, Галя открыла бардачок и вытащила наугад один из десятка компакт-дисков, лежащих там.

Магнитола проглотила лазерный кругляшок, и салон наполнили звуки музыки.

Автомобиль вырулил на проспект и помчался в южном направлении. Капли барабанили по крыше и сползали по ветровому стеклу. Дворники работали на полную, а Галя утопала в гитарных пассажах и голосе любимого с детства Роберта Смита.

Сверкнула молния и грянул гром. Гроза была где-то прямо над головой…




НАСТРОЙТЕ ГИТАРУ


Автобус вывернул с проспекта и въехал на стоянку перед Дворцом Спорта Чемпионов. Дождь тарабанил по крыше, а Макс пытался проснуться. Он сидел в самом конце салона и пил кофе из термоса.

– Макс, ты как? – клавишник Денис отхлебнул минералки и повернулся к Максиму.

– Слушай, вроде, нормально. Знаешь, я даже рад, что тур заканчивается.

– Ага, есть такое. А помнишь, как мы играли первый концерт и радостно считали города, которые нам предстоит посетить?

– Я не сожалею обо всех этих городах. Но на будущее, все-таки, надо как-то менее интенсивно, что ли, ездить. Я половину городов только вот через это окно и видел.

– Ну, да. Изнанка популярности и востребованности, – Денис ухмыльнулся и показал большой палец, – крутые парни, которые страдают от своей крутизны!

– Старость не радость!

Группа Макса Канева два месяца была в дороге. Пятьдесят городов. Пятьдесят концертов. Пять стран.

Когда-то Максим мечтал о таком. В двадцать лет он собрал друзей-музыкантов и начал выступать. Сначала по маленьким клубам родного Петербурга, потом по маленьким клубам окрестных городков, затем Москва, неожиданно Владивосток, очередной альбом, и, вот их называют одной из ведущих рок-групп страны. Как так вышло, Максим и сам не понимал. Десять лет безвестия, и вдруг резкий взрыв: фото на обложках журналов, интервью по телевизору, полные залы….

За десять лет существования как клубный артист, дающий концерты за пустяковые гонорары, Макс полностью перегорел к идее большой популярности. Когда ты десять лет стоишь на одном месте, это место становится родным. Ему просто нравилось петь и сочинять. И когда внезапно его песни начали звучать из каждого приемника, и повалили приглашения в другие города, он испугался. Испугался он того, что в одночасье меняется вся его привычная жизнь: пришлось уволиться с работы, что всегда страшно – деньги нужны почти каждый день, а стабильности дохода от музыки ждать не приходилось. Но он, суммировав обещанные гонорары, пришел к выводу, что, если дальше ничего не будет, год после тура он сможет жить, не особо думая о дополнительном заработке. А за год можно или записать новый альбом и вновь отправиться по городам, или устроиться на нормальную работу.

Автобус припарковался прямо у служебного входа. Водитель открыл двери.

– Ну, что, пошли, – гитарист Евгений, закинув на плечо чехол со своим инструментом, первым вышел наружу, – ой, узнаю родной Питер, давайте быстрее во дворец, а то тут очень мокро.

Макс закрыл термос, пихнул его в рюкзак и пошел по проходу между кресел. Спустившись на несколько ступенек, он быстрыми шагами преодолел несколько метров, отделявших его от гостеприимно распахнутых дверей дворца спорта.

– Максим, здравствуйте, – в холле к нему подскочил Андрей. Андрей был неприятным типом с сальными волосами и излишним весом. Он отвечал за сегодняшний концерт, – По авансу все нормально?

– Да, Андрей, спасибо, деньги пришли. Как там по билетам?

– Почти все проданы. Но еще на входе, наверняка будут покупать. Ожидаем аншлаг.

– Дубовицкая будет?

– Кто? – не понял шутку Андрей, – А, ладно, не важно, давайте я вас в гримерки проведу.

Гримерка… Это место романтизировано и идеализировано донельзя. В фильмах гримерка рок-музыкантов похожа на филиал вечеринки, но на деле все совсем не так. Гримерка – это тихое место, где можно поболтать, выпить чая, подремать. Да, на больших фестивалях в гримерках творится черт-те что, но если ты единственный артист, выступающий в этот вечер, то именно это место становится для тебя форпостом тишины и уюта.

На группу выделили целых две комнаты – одну побольше для музыкантов и маленькую – для Максима. Пока басист, клавишник, лидер-гитарист и барабанщик шумели в соседнем помещении, Максим в своей каморке молча смотрел в окно. Дождь лупил нещадно. Макс вспомнил те времена, когда они были совсем неизвестной группой, и дождь в день концерта мог стать причиной того, что зрители не приедут в клуб. Это же было совсем недавно! Как быстро и как странно летит время.

– Тук-тук, – Андрей открыл дверь и заглянул в гримерку Максима, – Забыл еще сказать. Сразу после концерта у вас возьмет интервью один очень популярный блогер. Я думаю, что уместнее всего это сделать именно здесь.

– Блогер?

– Ага!

– Популярный, говоришь?

– Очень.

– Ну, пускай берет. Я не против.

Андрей закрыл дверь, послышались его удаляющиеся шаги по коридору.

Через минуту одиночество Максима нарушил гитарист Евгений. Он, не стучась, вошел в комнату с гитарным кофром в руках:

– Макс, ты офигел совсем? Я что, должен твою гитару таскать? Зачем ты ее в автобусе-то оставил?

– Жень, прости, – Макс поднялся со стула, стоящего перед столом с зеркалом, – видимо, я совсем устал в дороге.

– Встряхнись! Это последний концерт тура! И мы должны порвать всех к едрене фене.

Максим взял кофр, положил его на стол и щелкнул замками. Внутри лежала потрепанная гастрольной жизнью акустическая гитара. Макс купил ее еще до того, как собрал группу. Несмотря на потасканный внешний вид, звучал инструмент очень хорошо, а потертости и мелкие сколы подчеркивали, что это не просто гитара, а настоящий боевой друг.

Достав «друга», Макс провел по струнам. Как и ожидалось, он в пути слегка расстроился.

– Помочь настроить, – Евгений протянул руку в сторону гитары.

– Издеваешься? – ухмыльнулся Макс, – я понимаю, что мне с тобой не тягаться в виртуозности, но настраиваю я, поверь, не хуже, чем ты.

– Только медленнее, – буркнул Евгений и вышел в коридор.

Включив тюнер, Макс подтянул струны и положил гитару обратно в кофр.

В дверь постучали:

– Максим, – раздался из-за двери незнакомый голос, – сцена готова, можете отстраиваться.

– Спасибо, – ответил Макс, закрыл кофр и вместе с ним вышел в коридор. Музыканты группы шли чуть впереди и что-то громко обсуждали. По отрывочным репликам было сложно понять, о чем они спорят. Да и, какая разница?

Попетляв по коридорам, музыканты вышли в зал. Поднялись на сцену.

Пустое пространство зала всегда выглядит меньше, чем тогда, когда оно заполнено зрителями. Трибуны сиротливо окружают поле перед сценой, а яркий свет совершенно не располагает к рок-н-роллу. И как тут поместится восемнадцать тысяч зрителей?

Пока барабанщик развешивал тарелки, клавишник спорил со звукорежиссером, а басист с гитаристом молча состраивались, Макс сидел на ступеньках, ведущих вниз.

– Вроде все готово, – послышался из динамиков, транслирующих звук на сцену, голос звукорежиссера, – давайте попробуем.

Максим, повесив на себя гитару, подошел к микрофону и ударил по струнам.

В это самое мгновение свет в зале потух, но через секунду снова включился.

– Что это? – спросил Максим в микрофон.

– Это гроза. Но вы не переживайте, на время концерта тут все будет работать от автономных источников. Сейчас, просто, мы к городской сети подключены, – ответил звукорежиссер.

– Ну, хорошо, коли так.

Музыканты сыграли одну из своих песен, и в тишине после финального аккорда Максим услышал раскаты грома. Видимо, гроза была где-то совсем близко. Возможно, что прямо у них над головами.




НАДЕНЬ ФУТБОЛКУ


Рита знала о Максе, как ей казалось, все.

Макс родился в Челябинске, но очень скоро с родителями переехал в Ленинград. Учился в обычной школе на севере города, потом поступил в университет, где получил диплом социолога. Так себе профессия, думала Рита, и хорошо, что он не пошел работать по специальности. Социология никогда не привлекала ее. Что там интересного? Цифры, опросы, скучные графики и умное лицо с нарочитой и надуманной важностью. Верхом социолога, как ей думалось, было участие в каком-нибудь ток-шоу в качестве эксперта, которому микрофон дают на полминуты, и чьи слова вообще ничего не значат.

После университета Макс пошел работать программистом. Так вышло, что параллельно с учебой он осваивал компьютер и всевозможные интернет-технологии. Словом, он начал делать сайты.

Однажды Максим показал своему другу Евгению пару песенных набросков, а тот предложил сделать группу. Нашлись недостающие музыканты, и ребята стали выступать по клубам. Записали альбом, потом еще один. Но им не везло, радиостанции отказывались брать их песни, а никто из них ни черта не понимал в других способах раскрутки.

В прошлом году группа Макса Канева выпустила очередной альбом, и его прямо в день выхода услышал один влиятельный человек. Человек этот работал на радио и пользовался огромным авторитетом у журналистов. Собственно, благодаря ему песни группы зазвучали по всей стране.

Максим любил башкирскую кухню, картины Дали и фильмы Стенли Кубрика. Он никогда не был женат, да и вообще, человеком был замкнутым. Но если кому-то удавалось раскрутить его на беседу, беседа получалась интересной – Макс не только умел говорить, он очень много знал. Как он признался в одном из интервью, самые верные друзья для него – это книги.

Все это Рита по крупицам собрала в Интернете. Она скрупулезно собирала факты и сохраняла самые удачные фотографии музыканта. Одно время она хотела даже открыть сайт, где могла бы поделится своими архивами, но передумала – пусть Макс будет только ее. Зачем вооружать конкуренток, ведь влюблена в него была не только она, но и сотни других девчонок по всей стране. О, эта наивная любовь к звезде! Но Рита четко знала, что именно ей удастся завоевать его сердце!

В свои восемнадцать Рита считала себя умнее сверстников. Пока ее друзья и подруги тусовались на квартирах с алкоголем или безрадостно зависали в социальных сетях, она читала книги из списка, который для одного из сайтов составил ее кумир: Пелевин, Саган, Айзексон, Гладов… Она училась готовить бишбармак и кыстыбый. Она поступила в институт, где стала учиться на программиста. Она готовилась к встрече.

Рита узнала о Максе за несколько лет до того, как на его группу свалилась всеобщая популярность, но ей не было восемнадцати, и на концерты в андеграундные клубы ее не пускали.

Сегодня же все изменилось. Она совершеннолетняя, а Макс выступает вечером во Дворце Спорта Чемпионов. Это буквально через дорогу.

Ритин папа был главным архитектором дворца, у него сохранились самые подробные планы здания со всеми выходами, коммуникациями и прочим. Она уже как-то ночью пробиралась во дворец и знала, как будет действовать сегодня. Упустить такой шанс, было бы преступлением, ведь вечером состоится последний концерт тура!

Рита верила в свои чувства, она верила, что у них с Максимом обязательно все получится, что она – это та единственная, которую, как он сам сказал неделю назад на радио в Воронеже, он еще не нашел:

«У меня были романы, я даже несколько лет жил с одним человеком, но со мной сложно ужиться. Меня никто кроме родителей не ждет из тура, но это меня не пугает – я не буду с кем попало, и в конечном итоге звезды сойдутся, и та самая свалится, и в этом я уверен, как снег на голову» – эта фраза только укрепила веру Риты в то, что она задумала.

Девушка откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Перед ней на столе горел экран ноутбука. Всю ночь она читала о Максе и его предпочтениях, штудировала интервью, пересматривала видеофрагменты из фильмов и слушала музыку. Хотелось спать, но, с другой стороны, какое-то отнюдь не легкое волнение не дало бы ей заснуть. Наверное, надо выпить еще кофе.

Пройдя на кухню, Рита включила чайник. Часы над обеденным столом показывали восемь часов утра. Она встала у окна, облокотившись руками на подоконник. С высоты двадцатого этажа утренний город смотрелся и вовсе пустынным. А еще и тучи на горизонте. Наверняка будет дождь.

Рита была высокой и стройной девушкой с черными прямыми волосами, спадающими ниже плеч и огромными карими глазами. Она следила за своей фигурой и два раза в неделю ходила в спортзал. Как ей казалось, любовь к Максу сделала из нее ту красотку, которой она стала. Ведь еще года четыре назад она ненавидела себя – полненькую, нелепую, с копной разлохмаченных волос и неправильным прикусом. А потом ей захотелось стать идеальной.

– Макс, тебе нравятся блондинки или брюнетки? – вспомнился ей вопрос из одной передачи.

– Блондинки мне кажутся слишком уж воздушными, а брюнетки…. Они манят к себе своей хорошей приземленностью, что ли! Особенно кареглазые, – ответил в том интервью Максим.

Пискнул чайник. Рита насыпала ложку кофе, залила его кипятком и бросила в кружку пару кубиков сахара. Сев на подоконник, она закурила. Ее силуэт на фоне утра смотрелся чересчур уж картинно. Знаете, наверное, в интернете любят подобные картинки: девушка курит на подоконнике с кофе, а внизу подпись, типа «Я сижу на подоконнике, смотрю на дождь и думаю о нем».

– Доброе утро, – услышала Рита голос матери, – ты так и не ложилась?

– Не заснуть, – Рита раздавила окурок в пепельнице.

– Ты бы хоть футболку надела, а то увидит кто снаружи.

– Мама, двадцатый этаж…

На Рите из одежды были только лишь небольшие черные трусики. Ее мама привыкла к такому, и когда отец был в командировке, позволяла дочери эту чудаковатость. Но, как говорится, для порядка ворчала.

– Ну, значит, замерзнешь.

– Это да… – Рита поежилась, поставила кружку на подоконник и пошлепала в комнату. Действительно было нежарко. Хотя, может быть, это от того, что она не спала?

Открыв свой комод, она достала ворох футболок. Какую же надеть? Вот футболка с обложкой альбома группы Макса, вот с его фото, вот с логотипом его группы…. Нет, наверное, это перебор. Лучше выбрать что-то менее явное. Например, с фотографией Роберта Смита из английской группы «The Cure». Говорят, Макс любит эту группу. Рита ради интереса решила послушать и абсолютно искренне влюбилась в песни этого британского «нытика и истерика» с копной черных волос на голове.

Рита включила музыку, забрала с кухни кофе и вновь села за компьютер. Очень странное чувство…. Вот так вот она готовилась…. Она готовилась несколько лет, и при этом она прекрасно понимала, что, возможно, ничего не получится. Но глупо не попробовать. Именно с этого дня либо закончится ее детство, либо продолжится. Детство, превратившееся в сказку.

Станет ли трагедией то, что Макс отвергнет ее? В каком-то смысле да. Вряд ли она сможет продолжать быть его поклонницей. Придется раз и навсегда вычеркнуть его из своей головы и души. Это ее решение. Тут, как говорят, пан или пропал.

Ее мать сначала беспокоилась, когда Рита сказала ей, что выйдет замуж за Максима, потом начала бить тревогу, узнав, что она всерьез готовится к этому, даже пыталась записать ее к психологу. Но потом они просто поговорили:

– Мама, не беспокойся, если он попросит меня уйти, я уйду. Мне будет тяжело, но не настолько, чтобы что-то с собой сделать. Сейчас он как мой учитель, через него я познаю интересный мир, и если нам не суждено быть вместе, у меня останется только благодарность к нему за то, что он уберег меня от ошибок юности…

– Но он отнял твою юность!

– Нет, он сберег мое детство, своими песнями и голосом он уберег меня от пьяных дебошей, раннего взросления и безделья. Я красива, я умею готовить, я умна. И все это из-за него. Если мы будем вместе, я буду счастливее всех, если нет, я все равно останусь Ритой – отличной девушкой, и, может быть, встречу другое счастье.

– Ох, дочка. Даже не знаю, что сказать тебе. Надень футболку, а то прохладно сегодня.




БЕРИ НУЖНОЕ


За окном лил дождь. Серое небо нависало прямо над домами. Типичная картина для города, прославившегося на всю страну своим ужасным характером, помноженным на архитектурное великолепие и славу Культурной столицы.

Характер Петербурга возрос на болотах, был подпорчен революциями и блокадой – город с посттравматическим синдромом и верой в собственную исключительность. Его улицы и дворы воспеты поэтами и музыкантами, сюда мечтают переехать романтичные девушки и юноши. Попав сюда впервые, ты восхищаешься архитектурой, прожив здесь несколько лет, ты перестаешь ее замечать, но уехать отсюда уже не можешь – что-то меняется в тебе раз и навсегда.

Мефодий стоял у открытой балконной двери, сложив руки на груди. Огромный мужик с крупными чертами лица и бритой головой. Военные ботинки, черные джинсы, кажущаяся неряшливой куртка темно-зеленого цвета, в одной руке пистолет, в другой смартфон.

– Отпустите меня! – объект за спиной Мефодия в очередной раз подал голос.

Объект находился в дальнем углу комнаты. Его руки и ноги были привязаны к стулу, на лице была кровь.

Мефодий старался не ассоциировать объекты с людьми. Так легче выполнять свою работу. Если думать о них, как о людях, можно сойти с ума от того, что ты делаешь. Даже если ты сто раз прав, превращение объекта в человека может сделать тебя нерешительным и, как следствие, уязвимым. Этому он научился в армии.

После того как Мефодий в двадцать два года застрелил первого человека, у него случилась истерика. Он сидел под деревом и плакал.

– Ты сделал свою работу, – успокаивал его тогда майор Бородихин, – и сделал ее хорошо.

– Но он же… Его же кто-то ждал. Семья…

– Прекрати. Здесь война. Это не люди, это цели. Да, иногда они становятся средством для достижения целей, но не больше. Пойми это. Для каждого из них ты фигура в тире, и тебе нужно научиться видеть в них только мишени. Ты не знаешь их, и после того, как выполнишь приказ, ты никогда не узнаешь, кто будет по ним плакать.

Мефодий в очередной раз вспомнил этот диалог и молча отошел вглубь комнаты.

– Отпустите меня, я дам вам денег, я покину страну, я…

– Заткнись лучше, – Мефодий сел перед объектом на корточки, – я жду звонка. И, поверь, не от меня зависит, что с тобой делать. У меня нет интереса в том или ином исходе, я исполнитель.

Мефодию было сорок два. Пятнадцать лет он отдал армии. Призывался срочником, заключил контракт, попал в Отряд, исколесил весь Ближний Восток и Африку, комиссовался после ранения. Потом…

Потом жизнь повернулась совсем неожиданной стороной. В первый же месяц после увольнения он столкнулся с проблемой, что не может жить так, как живут обычные люди. Кто-то называет это синдромом комбатанта, но он был уверен, что он солдат по призванию, а мирная жизнь – это не его стихия. Совсем.

Ему было сложно общаться, оказалось невероятно сложным завести отношения, и еще более сложным сохранить брак – эту миссию он провалил. Его жена Катя боялась его. Она боялась его многодневного молчания, боялась, когда он, приходя с работы, по нескольку часов лупил боксерскую грушу, а потом дежурно занимался с ней сексом. Именно, что не любовью, а совершал обыденный, вполне конкретный и до анатомических подробностей выверенный, половой акт.

Катя долго готовилась к уходу, а потом просто исчезла, оставив записку, в которой просила не искать ее. Да он и не стал бы этого делать. Зачем возвращать ту, что ушла. Это то же самое, что возвращать дезертира и надеяться, что он успешно продолжит службу.

После ухода Кати он попал в одну неприятную историю, вынужденно вступившись в одном из ресторанов за, как ему казалось, слабого.

Но слабый этот был слаб только телосложением. Он оказался одним из самых влиятельных людей, властвующих над изнанкой города. Он-то и предложил Мефодий работу. Работу, которая вернула его в строй. Пусть это возвращение произошло только у него в голове, но Мефодию от этого стало жить легко и понятно. Вот он, а вот цель. Объект для разработки, объект для достижения, объект-помеха.

– Вы убьете меня?

– Не буду врать, пока не знаю. Жду звонка. Но, скорее всего…

– Нет, не надо, не н…

Мефодий одним движением впихнул в горло объекта кляп. В ту же секунду зазвонил телефон.

– Да, слушаю.

– Кончай его и выходи во двор с поднятыми руками. Его смерть не навредит тебе, а вот, если он выживет, будет только хуже.

– Что значит, выходить с поднятыми руками?

– Ты отлично выполнил свою работу. У тебя есть вариант застрелиться самому, но ты не будешь этого делать. Ты перестал быть нам нужен. Ты знал, что это рано или поздно случится.

Мефодий молча отключил телефон, выстрелил в голову объекта и, крадучись, подошел к окну.

Он не знал, видно ли его снаружи, так как встал у самого его края. Но, несмотря на ограниченную видимость, Мефодий смог заметить на общем балконе третьего этажа соседнего дома странное движение. Что-то не свойственное, что-то, что могло нести угрозу. Сев на пол, Мефодий достал из кармана маленькое зеркальце. В углу комнаты стояла швабра. Мефодий, пригнувшись, добрался до нее, примотал к ее черенку пластырем, также извлеченным из кармана, зеркальце и с этой конструкцией подполз к открытой балконной двери.

– Не думай о том, что тебе понадобится. Думай о том, что может понадобиться, – так его учил Бородихин, – бери с собой на задание не только необходимое, но и нужное…

Мефодий аккуратно поднял швабру над собой. В ту же секунду зеркальце разлетелось на осколки. Выстрела слышно не было – человек на балконе противоположного дома использовал глушитель.

Наверное, если бы Мефодий не знал, что он хотел увидеть, он бы не разглядел за мгновение до выстрела двух человек, которые, несмотря на дождь, стояли посреди двора внизу. Но он знал, что они там. Вопрос был только в их количестве.

Итак, как минимум трое. Стрелок на балконе и два бойца во дворе. Наверняка есть и четвертый, который сидит за углом в машине со включенным мотором.

Мефодий осмотрелся. В комнате, где он находился, помимо объекта на стуле были кровать, книжный шкаф, стол и гладильная доска с утюгом на ней.

С утюгом.

Утюг.

Пнув ножку, он повалил доску на пол. Утюг грохнулся рядом.

Подтянув его к себе за сетевой шнур, Мефодий задержал дыхание, нащупал короткоствольный «УЗИ» под курткой, проверил, не поставлен ли пистолет на предохранитель, и стал считать:

– Раз, два, три…

Резкий бросок, взмах, утюг летит в оконное стекло, за окном грохочет гром, стекло брызжет осколками, где-то рядом пролетает пуля, а Мефодий перепрыгивает балконную решетку. В свете вспышки молнии кажется, что он зависает в воздухе, но через мгновение обрушивается вниз…




ПРОХОДИТЕ


Пробка была позади. Галя сверилась с навигатором и вырулила на одну из боковых улиц, пересекающих проспект.

Новые районы Петербурга очаровывали ее гораздо больше, чем центр. Исторические места города казались ей совершенно неинтересными – все эти старые здания, растиражированные в открытках памятники… Было в них что-то неестественное. Они походили на старух, на чьи сморщенные лица нанесен огромный слой пудры и румян: цвет был юношеским, а фактура пугала своей древностью.

В новых же районах чувствовалось время. Новостройки своей угловатостью рифмовались с окружающей действительностью. Бешеные темпы строительства только подчеркивали современный темп жизни.

Дворец Спорта Чемпионов отстроили всего за два года. Он стал своеобразной эмоциональной доминантой этой части города. Его гордостью и центром притяжения. Стекло, сталь, бетон и неоновая подсветка. Космический корабль в центре футуристического настоящего.

Дождь не ослабевал. Дворники разгоняли воду по ветровому стеклу, от чего рождались небывалой красоты световые искажения. Если бы Галя была менее опытным водителем, то, скорее всего, сегодня предпочла бы ехать на метро. Но десять лет за рулем позволяли ей не просто видеть дорогу, но и чувствовать, предугадывать и распознавать ее мельчайшие нюансы.

На подъезде ко дворцу Галя сбавила скорость и стала высматривать место, где припарковаться. Можно, конечно, попытать счастье и свернуть во дворы, но уж больно не хотелось вечером после концерта плутать по незнакомым кварталам.

– Так, попробуем здесь, – Галя аккуратно поставила машину между двух легковушек. Ловко развеяв миф о том, что параллельная парковка не женское дело, она заглушила мотор.

До концерта еще полчаса, значит можно быстренько перекусить. Вон, там стоит ларек с хот-догами. К слову, наличие разного рода точек по продаже готовой еды выгодно отличает окраины от центра. На Невском, например, проголодавшись приходится идти в очередное сетевое кафе с конвейерной готовкой, очередями и ценами, явно несоответствующими реальной стоимости предлагаемых блюд.

На заднем сидении лежал зонт, но брать его не было смысла. Идти на концерт с зонтом – это уже перебор.

Галя вылезла из салона, пикнула сигнализацией и быстрыми шагами двинулась к торговой точке. От ларька пахло теплом и сдобой.

– Можно сосиску в тесте?

– Вам подогреть?

Через минуту девушка сидела под навесом автобусной остановки. Дождь тарабанил по пластиковой крыше, где-то вдалеке сверкнула молния.

Когда-то американский художник Энди Уорхол сказал, что в будущем у каждого будут свои пятнадцать минут славы. Он оказался прав – с развитием технологий стало очень просто презентовать себя всему миру. Ты снимаешь видео, выкладываешь в интернет, и вот ты уже часть медиа. Если ты снимаешь интересно, то тебя смотрят, потом смотрят твои следующие видео – ты становишься, как говорят сейчас, известным блогером. Вот, ты достигаешь миллиона просмотров, тебе начинают заказывать рекламу, тебя узнают на улицах… А вне монитора чужих компьютеров ты сидишь на остановке и ешь дешевый хот-дог. Ты ничем не отличаешься от тех, кто смотрит твои сюжеты. Только ты не испугалась безумной идеи, которая пришла к тебе по пути домой с дружеской посиделки, ты ухватилась за нее, рискнула, и у тебя получилось.

Кто-то говорит, что блогеры – бездельники, не представляющие из себя ничего путного. Мол, сидят перед камерой, несут несусветную чушь и купаются в собственном мнимом великолепии. Но часто ли те, кто говорят это, задумываются о том, почему блогеров смотрят? Почему зрители остаются с одним, а у другого не получается набрать и сотни просмотров?

Галя поначалу даже не пыталась вникать в то, как это работает. Аудитория появилась сама собой. Поначалу она просто рассказывала о жизни, сидя на фоне шкафа и снимая себя на смартфон. Почему-то ее истории и рассуждения оказались интересными людям, а внимание аудитории – это ого-го какой стимул творить. Но и зависимость, от него сильная. Когда вдруг ее видео стали смотреть меньше, она забеспокоилась: как так? И здесь нужно было решать, либо учиться делать качественные и интересные выпуски и продвигать их, либо забросить это дело. Тогда-то она и купила хорошую камеру и скачала видеоуроки монтажа…

– О, вы же РуГаля, – услышала Галя девичий голос, – Можно с тобой сфотографироваться?

Галя не успела ничего ответить, как на скамейку рядом с ней плюхнулась какая-то девушка в мокрой кожанке, достала телефон и сделала селфи.

– Я смотрела сегодняшний выпуск! – девушка еще раз нажала на кнопку съемки, – Меня Нина зовут, я тоже на концерт иду!

– Очень рада за вас, – проглотив последний кусок сосиски в тесте, ответила Галя, – хорошо отдохнуть вам!

Девушка исчезла также быстро, как появилась. Гале, конечно, было приятно ее внимание, но такое беспринципное вмешательство в личную жизнь, частью которой является, в том числе и поедание дешевого хот-дога, несколько обескураживало.

В кармане завибрировал смартфон. Пришло уведомление, что ее отметили на фотографии в социальной сети. Надо же, какая она быстрая! Как раньше говорили, утром в газете – вечером в куплете! Галя пару секунд смотрела на свою фотографию с упорхнувшей в дождь девушкой. Даже неплохо получилась, ставим лайк, пусть ей будет приятно!

Дождь понемногу начал стихать, однако было понятно, что это временное отступление. Но им стоило воспользоваться. Галя быстрыми шагами перешла перекресток и встала напротив Дворца Чемпионов. Он действительно был прекрасен! Вблизи дворец смотрелся настоящим гигантом. Похожий на огромную летающую тарелку с торчащими вверх мачтами, на концах которых мигали разноцветные огоньки – он был великолепен!

Гале нравилась современная архитектура. Конечно, не все, но ведь и в старой части города далеко не каждое здание восхищает впечатлительных туристов.

Возле входа толпились люди. Сложно понять, сколько их. Может быть, тысяча, может, больше.

Достав смартфон, она набрала номер, присланный ей по почте несколькими днями раньше:

– Алло, – отозвались на другом конце, – слушаю.

– Здравствуйте, это Галя Антонова.

– Кто?

– Ну… – Гале почему-то вне видеороликов было неудобно представляться псевдонимом, – я блогер, у меня сегодня интервью с Максом.

– А, РуГаля?

– Уф, – выдохнула Галя. Ее очень порадовало, что собеседник сам произнес ее ник, – да, она самая! Я сейчас недалеко от входа. Тут люди стоят. Мне куда?

– Обойдите дворец, и прямо с противоположной стороны я вас встречу.

– Ого! – Галя убрала смартфон во внутренний карман куртки, – да он огромный, как Юпитер!

Неожиданно сверкнула молния и прямо над головой громыхнуло. Громыхнуло так, что завизжали сигнализации припаркованных рядом машин. А через мгновение дождь будто бы с удвоенной силой обрушился на головы собравшихся у дворца меломанов.

Галя побежала вдоль здания. Периодически она, едва не налетев на очередного фаната группы Макса, суетливо извинялась и неслась дальше.

– Галина! – окликнули ее из открытого дверного проема.

Галя, ежась от капель дождя, прокравшихся сквозь копну волос за воротник, влетела внутрь здания.

– Здравствуйте, это вы мне звонили, – улыбнулся ей пухлый человек с сальными волосами, – меня Андреем зовут.

– Ага.

– Вот вам пропуск за сцену, – Андрей протянул ей заламинированный картонный прямоугольник с датой концерта и надписью «Везде», – простите, веревочки не хватило, в карман спрячьте, охраннику слева от сцены покажете. Как зазвучит финальная песня, идите за сцену. Вас проведут в гримерку.

– Ага.

– Ну, все, хорошо провести время на концерте и удачного интервью.

– Ага…

Андрей молча указал ей направление по коридору, а сам пошел в противоположную сторону.

Да, наверное, непросто быть организатором больших мероприятий. Все тебе звонят, каждому что-то нужно от тебя. И быть ты должен везде. И сразу.

Пройдя по коридору, Галя оказалась в просторном холле перед дверьми в зал. Двери еще были закрыты, и в холле было тесно от распевающих песни ждущих встречи с кумиром молодых людей и девушек.

Когда двери распахнулись, зрители ринулись к сцене. Скорости и прыти некоторых наверняка позавидовали бы многие профессиональные бегуны – эйфория и ожидание чуда делают невозможное с человеческими способностями.

Галя встала в центре зала у пульта звукорежиссера. Как она сама решила, звуком будут рулить именно отсюда, а, значит, здесь он будет самым лучшим. Достав из сумки камеру, Галя сделала несколько общих планов стремительно заполняющихся трибун: ускорить нужно будет при монтаже и вставить в видео с интервью.

Через несколько минут очень плавно начал гаснуть свет. Под свист и одобрительные выкрики зрителей ожил огромный экран над сценой. На нем зажглась цифра 100. Через секунду она сменилась на 99…

Обратный отсчет – банальный, но всегда выигрышный ход. С его помощью буквально за полторы минуты можно завести толпу так, как не сможет ни одна группа «на разогреве».

На экране вспыхнул «0», и в то же мгновение сцена залилась красным светом. Музыканты с инструментами были уже там. Под ритмичное и воющее клавишами вступление на сцене появился сам Макс Канев с бубном в руке. Его движения были похожи на танец, хотя, конечно же, он не танцевал. Он двигался под музыку, пропуская через себя каждую ноту, подчиняя себя каждому удару барабана. В эти секунды Максим сам был частью музыки.

Огромные голубые в свете софитов глаза, безумная улыбка, взлохмаченные волосы и обезоруживающее обаяние:

– Привет, мы приехали играть музыку, а вы? – отбросив в сторону бубен и взяв со стойки гитару, выкрикнул он в микрофон. Зал взорвался громом приветственной овации.




ВЫХОДИТЕ


Максим шел по коридору дворца спорта. Рядом семенил Андрей:

– Так, как вам идея?

– Отвратительно, если честно.

– Об этом никто не узнает. Я имею в виду из обычных ваших поклонников. Плюс, согласитесь, деньги не лишние.

– Не в деньгах дело. Понимаешь, что сегодня… Именно сегодня мы закрываем тур. А ты предлагаешь завтра нам играть еще один концерт…

– Неужели все эти условности про финал тура так важны? Это же не громкое событие. Почти как на кухне для друзей поиграть.

– Важно то, что мы сами очень устали. Мы ехали сегодня с твердым решением отыграть и на пару недель забыть друг о друге. Считай, отпуск…

Макс открыл гримерку, Андрей зашел следом:

– Но ведь не просто так, да и люди влиятельные.

– Андрей, – находясь в маленькой гримерке, Макс чувствовал себя защищеннее и мог говорить жестче, – я даже не спрашиваю, какие комиссионные ты получишь в случае нашего согласия! Но ты бы с нами объездил все эти города, ты бы посидел в автобусе, застрявшем в грязи посреди полей, ты бы повыходил на сцену с кошмарным звуком! Да, это очень здорово, но мы просто устали!

– Один концерт. Далеко ехать не надо. Дача совсем близко к городу…

– Выйди вон!

Андрей, который уже лет десять работал с артистами, молча вышел в коридор – он совершенно не обиделся на Максима. Творческие люди известны своей экспрессией. Андрей не первый раз замечал, что музыканты позволяют себе больше, чем позволяет приличное общество или того требует деловой разговор. Андрей связывал это с тем, что в стране нет до сих пор культуры звездного статуса.

Если в огромном кинотеатре собрать всех звезд и показать им кино про то, как дебоширит в турах какая-нибудь западная знаменитость, чьи дебоши, скорее всего, спланированы пиарщиками и тщательно срежиссированы, то они, желая подчеркнуть свой статус, в поездках начнут творить черте что. В кино выкинули телевизор из окна? Чем мы хуже?!

Макс действительно был вымотан. Через час начинается концерт, а у него совершенно нет желания его играть.

Сев на стул, он налил себе стакан сока и залпом выпил.

Когда-то давно группа не выходила на сцену так, чтобы все музыканты были трезвыми. Сам Максим, бывало, не помнил концертов. Но со временем это ушло. Ушло, когда появилась ответственность перед зрителем.

Пару лет назад он последний раз позволил себе выпить перед выступлением. Потом он приложил огромные усилия для того, чтобы те, кто снимали концерт на телефоны, удалили видео из социальных сетей – смотреть на качающегося человека, то и дело повисающего на микрофонной стойке и игнорирующего ноты, было действительно противно.

Максим ничего не имел против пьющих. Его музыканты могли себе позволить расслабиться после шоу, но сам Макс не любил полумер – он мог себе позволить алкоголь только по праздникам. Да и то, делал он это только из уважения к традициям. Что же делать, раз у нас столько традиций, завязанных на алкоголе!

В начале тура музыканты каждый вечер пили в туровом автобусе, но постепенно это сошло на нет: было сложно на следующий день быть в форме, и каждый раз становилось все сложнее…

– Ребята, я сегодня не буду, – как-то между Тамбовом и Иваново сказал гитарист Женька, – я сегодня еле выстоял концерт. Надо поспать, прийти в себя…

Через три дня они уже перестали брать бутылки в дорогу, а потом и вовсе прекратили рок-н-роллить.

– Я понял, – осенило как-то барабанщика Данила, – нам все врали, что в туре идет веселуха каждый день. Мне кажется, что это придумывают для того, чтобы подороже нас рок-музыкантов продать. Мол, посмотрите, какие они… А попробовали бы за две недели восемь концертов отыграть. У нас впереди еще куча городов, а я выжат как лимон.

– Я тоже об этом думаю, – Макс хлебнул минералки, – А есть те, кто пытаются соответствовать этому образу каждый день…

– Угу, и сидит в подвале, играя перед десятью такими же алкашами… Творчество творчеством, но мы же зарабатываем этим, а ты попробуй пьяным на работу явиться…

Макс встал с кресла и подошел к окну гримерки. С высоты город был прекрасен. Несмотря на то, что Дворец Чемпионов был на окраине, Максим вдруг почувствовал всю мощь Петербурга… Хотя, почему, несмотря? Может быть, наоборот, благодаря!

Новые районы дышат молодостью, здесь люди живут, здесь они каждое утро просыпаются, здесь растет новое поколение.

Центр Петербурга больше похож на аттракцион, где можно пощупать все то, фотографии чего любят публиковать в огромных альбомах и на открытках.

Сверкнула молния, где-то далеко послышались раскаты грома. Такое ощущение, что гроза гуляет вокруг дворца. Она то приближается, то вновь отходит. Словно выжидает чего-то.

Максим увидел толпу людей внизу. Люди прятались под зонтами и ждали, когда откроют двери. Он представил, каково им сейчас: мокро и холодно. В этот момент ему захотелось всех их обнять и искренне сказать спасибо за то, что они пришли.

Еще несколько лет назад на презентацию предыдущего альбома Максим звал людей лично: писал каждому, напоминал, просил привести друзей. А сейчас весь город в афишах, реклама по радио… Если раньше он знал половину пришедших в клуб, то сейчас такое сложно представить – вряд ли у него набралось бы столько знакомых, чтобы заполнить хотя бы десятую часть двадцатитысячного Дворца Спорта. Самое интересное, что сегодня придут на концерт и те люди, которых он когда-то звал в клубы на выступления, но они никогда не доходили. А сегодня дойдут – успешных любят!

В гримерку зашел Женя:

– Макс, все хотел спросить… А зачем тебе отдельная гримерка? Почему ты не со всеми?

– Это банально, но мне хочется побыть одному. Я сильно устал за тур, и мне нужно просто настроиться.

– Мне кажется, что это банальная отговорка. Мне казалось, что в группе мы все на равных. Вообще-то мы с тобой ее придумали. Я понимаю, когда ты один светишься по телевизору и на радио, но зачем в бытовом плане отделяться? Это для зрителей ты лицо группы, но ты прекрасно знаешь, что ты без нас…

– Да, я знаю, – Макс перебил гитариста, – я знаю, что без вас я бы в жизни не достиг всего этого. И эта отдельная гримерка… Блин, предложили, я и взял. Пойдем к вам. До выхода на сцену полчаса.

– О, узнаю Максима, – улыбнулся Женя, – пойдем! А то звезду корчишь тут.

В гримерке музыкантов места было больше. Оно и понятно – рассчитана-то не на одного человека. Ребята сидели за столом, стоящим посередине, и ели какие-то йогурты.

– Да-а-а, рок-н-ролльщики вы мои, – сев за стол, усмехнулся Максим, – а есть грушевый?

В дверь постучали:

– Выход на сцену через двадцать минут. Вы просили напомнить.

– Спасибо, – хором крикнули музыканты.

– Ну, чего, ребятушки? Давайте переодеваться, нам пора.

Макс никогда не испытывал волнения перед выходом на сцену. С самого первого концерта он всегда с радостью выходил к микрофону. Никакого мандража, только желание петь и видеть лица людей.

Когда-то один хороший знакомый сказал ему, что сцена – это лучший психотерапевт и, выходя на нее, Максим сбрасывает весь груз проблем и на несколько часов абсолютно забывается, создавая вокруг себя идеальный мир, где можно быть кем угодно и делать все, что угодно.

Макс любил это самое мгновение, когда в голове что-то щелкает, и он понимает, что вот именно сейчас начинается концерт. Это происходит, обычно, минут за десять до того, как начинает звучать музыка. Вдруг резко из простого парня с ворохом тараканов в голове он превращается в рок-звезду. Говорят, что в такие моменты у него даже походка меняется. Такой вот Джекил и Хайд от рок-музыки.

Надев в своей гримерке черную приталенную рубашку, Макс взял из дорожной сумки бубен и вышел в коридор. Музыканты были уже там. Подтянутые, решительные, сосредоточенные.

– Ребята, сюда, – словно бы из-под земли возник Андрей, – там полный зал! Фантастика! Вы звезды.

На сцене гигантский экран показывал цифры. Когда до конца отсчета оставалось 20 секунд музыканты осторожно поднялись на сцену.

0!

Барабаны выдают брейк, и Женька бьет по струнам. Понеслась!

Спрятавшись за гитарным кабинетом, Макс смотрел на полный в мерцании прожекторов зал. Пляшущие в ритм музыке прожектора выхватывали отдельные лица, подсвечивали глаза! Ради всех этих тысяч глаз стоит забыть об усталости.

Максим группируется, резко выпрыгивает, под одобрительные крики, которые, как волна распространяются по всему залу, бьет в бубен и забывается в своем… Нет, он не танцевал, он сливался с музыкой. Он был ее частью:

– Привет, мы приехали играть музыку, а вы? – дежурное приветствие и раскинутые в сторону руки. Бубен летит в сторону, Макс берет со стойки гитару, – Мы рады вернуться в родной город! Мы начинаем…




ДЕВУШКА, ВЫ КУДА?


Рита вышла из дома. Дождь все не прекращался. Осень в Петербурге – капризная тетка без какого-либо логического объяснения своим капризам: то солнце нещадно палит, то льет целый день. Иногда утро начиналось солнцем, а днем мог пойти холодный ливень.

Ежась от дождя, Рита перешла улицу и подошла к зданию Дворца Спорта. Какой же он все-таки красивый! Огромный! Неземной!

Ритин папа всегда был фантазером. Он любил придумывать сказки о дальних мирах, о внеземных цивилизациях, об отважных покорителях космоса, но вместо того, чтобы стать космонавтом, отучился на архитектора. Сначала он проектировал детские сады, потом торговые центры. Когда ему предложили заняться дворцом спорта, он пришел домой и сказал: «Я, наконец-то, построю свой космический корабль».

Рите было четырнадцать, и, наверное, странно, что ей стало действительно интересно, чем занимается ее отец, но это было так.

Отец приносил схемы и эскизы, каждый вечер он рассказывал Рите о том, как будет устроена вентиляция, как будет выглядеть фасад, как будет работать механизм выкатной сцены, если там будут проводить концерты и так далее.

Проект готовился два года, а потом дворец начали строить. Риту знали на стройке, такое ощущение, что все. Рабочие из Средней Азии кормили ее пловом, а крановщики пару раз, конечно же в тайне от папы, брали ее в кабины башенных кранов.

Дворец открыли две недели назад. Хоккеисты на открытии сыграли товарищеский получасовой матч, фигуристы показали короткий балет на льду, а приглашенные музыканты спели свои самые известные песни. Отец был счастлив, а Рита была счастлива за отца.

Рядом с дворцом стояли молодые люди. Кто-то пытался прятаться под зонтом, кто-то веселился, промокнув насквозь, кто-то раздраженно посматривал на двери: когда откроют?

Когда двери открылись, Риту людской волной затянуло внутрь. В вестибюле она приложила билет к сканеру и попала в просторный холл.

Сдав куртку в гардероб, она прошла чуть дальше по коридору, опоясывающему дворец, и купила себе чашку чая. Чай обжог язык, но через секунду приятным теплом словно бы растекся по телу. Стало сразу не так зябко.

Рита сидела за одним из нескольких столиков, стоящих здесь и прислушивалась к собственным ощущениям. Может быть, ну его, пусть все останется на своих местах: она будет слушать и собирать вырезки о нем, а он будет петь? Нет, так нельзя! Упущенная возможность хуже неудачи!

– Девушка, здравствуйте, – за ее столик бесцеремонно уселся молодой человек с дредами и пронзительным взглядом, – меня Васей зовут…

– Меня, к счастью, зовут не так, – попыталась съязвить Рита.

– А как?

– Рита, – зачем-то она назвала ему свое настоящее имя. Обычно в таких ситуациях она предпочитала представляться как-нибудь иначе.

– А ты давно Макса слушаешь?

Пускать нового знакомого в душу и посвящать его в свои внутренние миры ей совсем не хотелось. Дело даже не в том, что она не любила людей, просто в данную секунду ей хотелось побыть одной.

– Я слабо знакома с его творчеством, меня парень привел, он фанат, – можно ли это назвать ложью? Или это просто еще одна из форм вежливого отказа?

Рита старалась быть честной девушкой, и ее всерьез занимал вопрос, почему все люди врут. Кто-то по-крупному, кто-то в мелочах, но так или иначе никто никогда не бывает абсолютно честным. Вот, зачем-то она соврала Василию, но, с другой стороны, эта ложь прозвучала менее обидно, чем, если бы она его прямым текстом послала куда подальше. В данной ситуации и ложь и правда имеют один смысл и одинаковый результат. Такой вот странный феномен…

– А, ну тогда не буду мешать, – Вася встал из-за стола и пошел в сторону холла.

Двери в зал уже были открыты. Рита прошла половину танц-пола и встала недалеко от пульта звукорежиссера. Как она посчитала, что, раз звукорежиссер именно отсюда будет рулить звуком, то и звук будет здесь самым лучшим.

Минут через десять зал был полон и погас свет. Под овации зрителей включился экран над сценой, и на нем высветилось цифра «100»…

Когда на сцену выскочил словно чертик из коробочки Максим, Рита внутренне сжалась. Она первый раз увидела его не на фотографии или экране… Она увидела его своими собственными глазами. Улыбчивого, словно бы искрящегося и немного наглого…

– Мы начинаем, – почти шепнул он в микрофон, и провел по струнам.

Рита знала, в какой последовательности будут песни и сколько их будет – она читала о каждом концерте тура, и убедилась, что во всех городах группа Канева играла одну и ту же двухчасовую программу.

Рита пела вместе с Максимом, смеялась над его шутками и то и дело восхищенно оглядывала огромный заполненный зал. Зрители тянули вверх руки со включенными на телефонах фонариками, танцевали и горланили слова песен, когда Максим разворачивал микрофонную стойку в их сторону.

После пятнадцатой песни Рита быстро, лавируя между людей, пошла к выходу из зала. В пустынном холле она огляделась по сторонам, по лестнице поднялась на четвертый этаж и пошла в сторону мужских туалетов.

– Девушка, вы куда? – окликнул ее охранник, лениво прохаживающийся по коридору, – Это мужской…

– Очень надо, в женском очередь…

Рита скользнула в кафельное и пахнущее новизной помещение. Слева от писсуаров она увидела дверь. Дверь была закрыта на замок трехгранным ключом. Конечно же, Рита достала такой накануне.

Щелк!

Правой рукой нащупала выключатель и захлопнула за собой.

Внутренний технический этаж выглядел менее парадно, чем та часть дворца, которая была доступна зрителям.

Где-то совсем близко громыхал басами концерт…

Вторая дверь справа. Щелк!

Пульт вентиляционной системы. Пятая и восьмая ручки на «выкл». Все просто, никто ничего и не заметит. Наверное. А если и заметит, то нескоро.

Выйдя из помещения с пультом, она пошла по коридору. Вот одна из труб, но нужна не эта, а следующая. Да, вот она. На ней даже номер написан.

Рита приложила к ней руку. Вибрации не было, а, значит, вентилятор выключен.

Ее отец очень гордился вентиляционной системой дворца:

– Вот, если кто-то решит попасть из одной части дворца в другую, или эвакуироваться, то вентиляционные трубы будут для него находкой, – говорил он, помешивая чай, – У них внутри есть скобы, они как ступеньки, плюс все это оборудовано ревизиями – специальными люками, через которые можно попасть внутрь. Словом, если что случится, ищи вентиляцию.

– Надеюсь, мне это знание не понадобится, – улыбнулась семнадцатилетняя Рита.

Восемнадцатилетняя же Рита открыла ревизионный люк и, включив фонарик на смартфоне, вцепилась руками в ступеньку. Вниз уходил темный провал, сверху же лилась музыка – восемь метров вверх, и она окажется в зале.

Когда смотришь на огромные сооружения, ты не можешь оценить на глаз их размер. Например, в Петербурге есть Зимний дворец. Как вы думаете, какой высоты это четырехэтажное здание? Не угадали – 30 метров. Это стандартный десятиэтажный дом, между прочим!

Подтянувшись на последней ступеньке, Рита выглянула из раструба вентиляционной трубы. Сверху концертная площадка впечатляла гораздо больше, чем, когда ты окидываешь ее взглядом, находясь внизу. Огромное море людей, пляшущие огни и крохотная сцена где-то впереди. На сцене музыканты, устроившись на барных стульях, играли акустический блок.

Прямо под раструбом к центру зала тянулся помост с ограждениями. Рита прекрасно знала о нем – все ее действия были четко спланированы и даже отрепетированы. Но одно дело идти по железному мостику в метр шириной по пустому ночному дворцу, а другое – во время концерта, когда внизу находится несколько тысяч человек, а прожектора норовят залезть в твои глаза.

В центре зала висела конструкция в виде усеченной пирамиды, подвешенной верхушкой вниз. На каждой из ее боковых плоскостей крепился экран. С одной стороны – островок безопасности, с другой – Риту могли заметить охранники. Все-таки экраны, транслировавшие видео с камер на сцене, привлекали внимание.

Но, даже если они заметят, поймут ли, что что-то происходит не так? Обычный человек вряд ли бы туда попал. Могут решить, что кто-то из рабочих…

Быстрым шагом Рита дошла до висящих посередине зала экранов. Это оказалось не так сложно, как она думала.

Верх конструкции с экранами представлял собой квадратную площадку с перфорированным металлическим полом. Судя по тому, какую песню сейчас играла группа, у нее было еще полчаса. Почему бы не послушать немного и не посмотреть концерт с такого неожиданного ракурса?

Звук под потолком был отвратительным. Да и сцену видно было так себе, но вся ситуация показалась Рите абсолютно невероятной – она в самом центре зала на высоте около тридцати метров слушает любимого музыканта. Это ли не чудо?

Макс с группой внизу перешли к главным хитам, а, значит, скоро концерт закончится. От чего-то все музыканты любят оставлять свои самые известные вещи на финал. Это выглядит как своеобразное извинение за все остальные песни. Мол, спасибо, что выслушали, а сейчас то, что вам точно понравится. Хотя, конечно, это выгодный ход – оставить зрителя с ощущением того, что он получил то, что хотел. Песни, звучащие по радио, в живом исполнении обладают неким гипнотическим свойством. Совсем не важно, как ты их сыграешь, главное – это первые несколько нот, которые за последние несколько месяцев уже успели засесть где-то в подсознании…

До вентиляционной трубы, находящейся напротив той, из которой Рита попала сюда, тянулся все тот же узенький мостик с невысокими перилами. Девушка еще раз посмотрела вниз, зачем-то досчитала до трех и сделала шаг.




МУЖЧИНА, ВЫ КУДА?


В начале 90-х видеомагнитофон был редким явлением. Если он появлялся у кого-то, то в его доме чаще появлялись гости. Хозяин с важным видом доставал с полки видеокассету и вставлял ее в щель угловатого агрегата с лампочками и серебристым, но чаще просто нанесенным желтоватой краской, логотипом. Кнопка play, и на экране появлялись молодой Шварценеггер, крошащий джунгли из пулемета, Ван Дамм, крошащий челюсти или три немецких молодчика, одновременно трахающих белокурую бестию, то и дело восклицающую «Дазиш Фантастиш». Порнуха, триллеры, второсортные боевики и третьесортные комедии – типичный набор для среднестатистической кинотеки.

Персонажи боевиков в те годы становились настоящими национальными героями – плакаты с ними и календари на рынках разлетались за несколько минут.

– А у вас есть со Шварценеггером?

– Нет, завтра будут.

– А это кто? Брюс Ли?

– Нет, это Виктор Цой.

– Не, Цоя не надо, дайте лучше вон тот с Чаком Норрисом.

Мефодию не нравились боевики. Ему казалось, что в них все как-то уж чересчур картинно. Особенно в финальных сценах, когда, например, главный герой, истекая кровью лежит у ног страшного злодея, а тот, вместо того, чтобы просто грохнуть своего противника, рассказывает ему обо всех своих планах. Конечно, пока злодей болтает, появляется куча возможностей перевернуть игру и выйти победителем.

В армии Мефодия научили действовать быстро и, по возможности, тихо и незаметно. Не болтать лишнего, не устраивать противникам долгие проводы.

Перестрелки, которую он не исключал, не случилось. Приземлившись на газон, Мефодий двумя выстрелами уложил парней во дворе и, не дожидаясь, пока все произошедшее осознает парень с винтовкой на балконе, сиганул под арку. По-хорошему снайпера нельзя было оставлять в живых, но устраивать охоту за ним среди жилого массива было неразумно – полиция иногда способна реагировать очень быстро.

С другой стороны дома, как он и ожидал, стояла припаркованных машина со включенным двигателем. Водитель был знаком Мефодию. Пару раз он также ждал его с задания. Но тут, как говорится, ничего личного… Нефиг в телефоне копаться! Не заметил, что к машине подошел человек, не понял ничего, когда открылась дверь, не успел среагировать, когда его выдернули наружу. И что за привычка отстегивать ремень? Был бы пристегнут, возможно выиграл бы время…

Одного удара хватило, чтобы водитель потерял сознание. Мефодий подхватил его падающее тело и плавно опустил на мокрый асфальт.

Огляделся. Никого. Да и кто в такую дождину выйдет на прогулку?

Сев в машину, Мефодий захлопнул дверь и пристегнулся. Через секунду ничем не приметное синее «Рено» тронулось и покатило вперед по улице.

Конечно, не особо приятно осознавать, что тебе подписали смертный приговор, но ждать его исполнения, ничего не делая, совсем уж глупо. Непонятно на что рассчитывал шеф, устроив весь этот спектакль с канонадой. Могли бы просто тихо застрелить его на выходе из квартиры.

К сожалению, тот мир, в который окунулся Мефодий, был действительно безжалостным. Безжалостным и продуманным. Ничего не происходило просто так, и если что-то случалось, то процент случайности в этом событии был сведения к нулю. Многоходовки и трезвый расчет.

Мефодий даже не злился, ситуация была рядовой. Он прекрасно понимал, что его могут убрать. Чего уж скрывать, он сам убирал своих коллег. Такой вот бизнес, где не задают вопросов, а все проблемы решаются максимально быстро.

Несколько дней назад он получил задание достать кое-какие документы у одного слишком уж близко подошедшего к шефу журналиста. Нет, никто не говорил о том, что его нужно убивать. Припугнуть – да! Уничтожить доказательную базу его расследования – само собой!

Но за полчаса до того, как позвонить в квартиру объекта Мефодий получил сообщение: «Жди звонка. Завтра некролог». В общем-то, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что журналиста приговорили.

Никаких документов, кстати, у него не обнаружилось. Да и вообще, судя по всему, история о его расследовании была легендой. Как сейчас понимал Мефодий, целью был вовсе не статейных дел мастер, а именно он.

Впрочем, распутывать эту цепочку не хотелось. Не было смысла. Нужно было исчезнуть. Просто раствориться в воздухе. И совершенно не важно, почему…

Героически начать войну с шефом – глупость несусветная. Он не герой боевика, да и кругом совершенно не киношная ситуация.

Кто-то, возможно, осудит его за то, что он бежит, но это лишь плод буйствующих в голове стереотипов.

Вообще, конечно, бежать-то никуда не нужно. Надо просто исчезнуть. Для этого, на самом деле, нет даже никакой необходимости покидать город. По крайней мере сейчас.

Мефодий припарковался у одного из домов. Вышел, дернул ручку с надписью «Сэконд-хенд»…

В небольшом помещении, заставленном вешалками, пахло чем-то химическим. Такой странный запах – смесь чистоты и опасности.

– Вы что-то конкретное ищете?

– Да, вот, решил образ сменить. Кардинально, так сказать.

Через десять минут мимо синего «Рено», припаркованного у тротуара, прошел мужчина в нелепой яркой куртке и потертых джинсах.

Мифом является то, что в толпе не нужно выделяться. Среди серых одежд наблюдатель больше акцентируется на лицах, а, увидев ярко-рыжее пятно, он автоматически переключит внимание на него и запомнит только неожиданно яркий цвет. Это просто, но это работает.

Зазвонил телефон:

– Мефодий, ты очень сильно нашалил. Мне это совершенно не понравилось. Лучше сам приезжай, поговорим, уладим формальности.

– Считайте, что я увольняюсь «по собственному». Выходного пособия, уж простите, но не надо.

Зачем он поднял трубку? Ясно же, что его будут пытаться вычислить через мобильные сети и электронные устройства.

Ежась от усиливающегося дождя, Мефодий прошел через миленький двор с детской площадкой в пиратском стиле и, выкинув смартфон в мусорный контейнер, зашел в открытый подъезд многоэтажки. Поднялся на несколько лестничных пролетов, достал сигареты и, выйдя на общий балкон, закурил.

Курил он нечасто. У него не было зависимости, но было некоторое ритуальное отношение к этому процессу. Он просто понимал, что вот именно сейчас нужно достать сигарету, чиркнуть зажигалкой и вдохнуть канцерогенный дым…

Огромная дутая куртка отлично спрятала под собой «УЗИ» и кобуру с пистолетом. Правда, если что, оружие не получится достать быстро: молния. Это минус. Но выбирать не приходится.

Если его вычислили по звонку, то здесь во дворе кто-то обязательно появится…

Но никто не появился. Мефодий через полтора часа спустился вниз и, натянув капюшон, пошел в сторону автобусной остановки.

Самое противное во всей этой ситуации – это то, что невозможно определить, от кого может исходить опасность. Мимо прошел крепыш в кожанке – вполне мог бы оказаться кем-то из людей шефа. Но крепыш даже не посмотрел в его сторону. И от этого стало как-то не по себе. Мефодий привык видеть противника, а если ждать каждое мгновение внезапного удара, то можно с ума сойти! Значит, надо расслабиться.

Часы показывали десять вечера. Дождь то ослабевал до мороси, то вновь наваливался сверху всей своей массой. Периодически грохотал гром.

Жаль, что уже не продают алкоголь. Сейчас бы неплохо было сделать несколько глотков хорошего темного пива.

Дойдя до автобусной остановки, он приметил ларек с хот-догами.

– Ребята, а пива нет?

– Не, нет.

– А не знаете, где можно купить. Уже десять, но, может, есть какой-нибудь добрый магазин?

– Магазин-то есть, но тут рейд сегодня, сегодня не продадут. Хочешь выпить? Иди во Дворец Спорта, там в кафе внизу нальют.

– Спасибо. Дайте, что ли сосиску в тесте.

На ходу дожевав последний кусок, Мефодий перебежал проспект и оказался на площади перед огромным, чем-то похожим на космический корабль, сооружением. Сбоку дворца горела вывеска «Кафе-Бар». Не обманули.

В кафе было пусто. Девушка в белом переднике налила кружку темного и Мефодий сел за столик у огромного окна.

Сделал глоток, потом другой. Расстегнул куртку и положил руку на «УЗИ»… Прямо рядом с кафе стояли два человека и смотрели на него. Одного из них он узнал…

Они увидели, что он их заметил. Хорошо знакомый Мефодию бывший ОМОНовец Савелий помахал ему рукой. Издевается. С другой стороны, он сам не прав, что позволил себе оказаться в замкнутом пространстве с одним выходом. Бить окно и устраивать пальбу было бы глупым решением. Это знал и Мефодий и мужчины на улице.

Есть шанс выйти наружу и пуститься наутек, но Мефодий хорошо знал Савелия. Никто даже не поймет, что бегущий человек в яркой куртке упал из-за выстрела в спину, никто не догадается, кто и откуда стрелял, а Савелий просто растворится в толпе в районе метро, скинув пистолет в какую-нибудь урну или просто в кусты.

Мефодий показал на кружку пива. Мол, сейчас, дайте допить. Савелий улыбнулся, поднял вверх большой палец и достал пачку сигарет.

Если Мефодий к ним выйдет, они, скорее всего, посадят его вон в ту припаркованную в десяти метрах от дворца машину и куда-нибудь отвезут. Может быть, уже мертвого. Не лучшая перспектива в любом случае.

Мефодий огляделся. В помещении кафе не было никого кроме него. Девушка, налившая пиво, видимо ушла на кухню, открытая дверь которой так соблазнительно распахнула свои объятья за барной стойкой.

Когда тебе нечего терять, то ты используешь даже самую безумную возможность. Особенно, если впереди маячат не просто абстрактные неприятности, а вполне себе конкретное физическое уничтожение.

Резко встал, прыжок через зал, руки на стойку, тело взмывает вверх и буквально влетает в кухню. Девушка из-за стойки и два повара пьют чай и смотрят на него. Они видят, как он приземляется на полусогнутые, быстро окидывает помещение взглядом и, в три шага преодолев расстояние до противоположной стены, выбивает дверь служебного входа.

– Мужчина, вы куда? – девушка кричит ему вслед, но он не слышит ее. Он бежит по какому-то коридору.




СВЕРКНУЛА МОЛНИЯ


Финальная песня в ее концертном варианте была растянута минут на десять. После многократно повторенного припева на первый план выступило роскошное гитарное соло. Макс под рулады Евгения поставил гитару на стойку и поднял над головой сцепленные в замок руки. Зрители в ответ закричали, а он, улыбаясь, оглядел зал.

Когда поешь на большой сцене, ты не всегда чувствуешь зрителя. Все дело в расстоянии до людей и светящих на сцену прожекторах. В те редкие секунды, когда светооператор приглушал софиты, освещающие музыкантов, и направлял лучи прожекторов в зал, Макс внутренне сжимался, видя лица зрителей, вырываемые пятнами света. Он видел каждую деталь, ловил каждый взгляд, читал в глазах пришедших восторг и обожание. И это не льстило. Это заставляло задуматься о той ответственности и той миссии, которую он на себя возложил.

Простой человек на сцене. Маленький человек в огромном зале, чьи слова ловят тысячи зрителей. Взмах руки – зал ликует, шепот – все притихают. Ты стоишь и смотришь на них, а они тянут к тебе свои души…

Концерт в эти мгновения превращается для Макса в настоящую мистерию, где он, как будто верховный жрец, вгоняющий людей в экстатический транс, берет их души в свои руки и питает их своей энергией. Он кажется себе проводником между тысячами людей и чем-то абсолютно непостижимым…

История знает множество примеров борьбы с рок-музыкой и ровно столько же примеров ее победы над самыми изощренными борцами. В живой музыке видели ту силу, которая способна менять людей и, при необходимости, управлять ими. Правда, ни один рок-музыкант никогда не пытался стать во главе толпы и с ее помощью добиться каких-то целей. Музыкант предпочитает быть ретранслятором и проводником. Наблюдателем.

Галя пробралась к краю сцены. У калитки, ведущей в зону артистов, стоял подтянутый мужчина в костюме. Он равнодушно поглядывал то на зрителей, то на музыкантов. Интересно, на скольки концертах таким вот образом он побывал? Это для зрителей здесь происходит что-то невероятное, а для него:

– Колян, подмени меня завтра. Завтра концерт у Prodigy, а я в Икею хотел за комодом съездить.

– Да, не вопрос. Ты меня тогда через неделю на «Золотом граммофоне», лады?

– Лады!

Запустив руку в карман, Галя достала бейдж-проходку и чуть ли не под нос сунула охраннику. Тот равнодушно открыл калитку и тут же закрыл ее у нее за спиной.

Галя оказалась в пространстве между сценой и беснующейся толпой. Отсюда все смотрелось гораздо страннее, чем, когда ты среди зрителей. Прямо под сценой лежали какие-то ящики, были проложены рельсы, по которым в некоторых случаях ездит тележка с видеокамерой. И никого. Просто залитая светом софитов пустота. Несколько метров, разделяющих сакральную вселенную артистов от мирского зала.

Достав камеру, Галя сняла этот проход, в котором лишь редкие пылинки нарушали спокойствие. Даже фотографов не было…

– Галина! – кто-то дернул ее за рукав.

– Да? – перекрикивая музыку она обернулась. Это был Андрей.

– Сейчас они доиграют, и я вас проведу в гримерку. Постойте пока здесь.

– Хорошо.

Макс первым покинул сцену. Этого требовала определенная драматургия шоу. Было в этом что-то такое, что делало его еще более недосягаемым.

Максим спустился по ступеням и встал у лестницы. Пафос пафосом, а ребят дождаться стоило. Это он для зрителей пусть останется «ускользающей натурой», а свои точно не поймут, если он в гордом одиночестве удалится в свою гримерку.

Следом за ним спустились гитарист, клавишник и басист. Только барабаны продолжали свое безумное соло, но и они потихоньку сбавляли обороты.

– Ура! – барабанщик Данил спустился к остальным, – мы сделали это!

– Да, круто было, – Макс улыбнулся, – там только на акустическом блоке какая-то фигня со звуком была.

– Да, а я не заметил. Ладно, пошли…

Музыканты исчезли за дверью слева от сцены.

– Галя, давайте через три минуты буквально, – невесть откуда взявшийся Андрей взял ее за локоть, – не хотите, может, коньячку или чего полегче?

– Спасибо, я за рулем, – Галя улыбнулась, – да и интервью брать подшофе не очень хорошо.

– Да, понимаю, понимаю… Я сейчас Максиму скажу, чтобы он готовился, и пулей за вами…

Андрей быстрыми шагами удалился в сторону двери, за которой скрылись музыканты.

В зале включили свет. Из колонок послышался голос: «Уважаемые гости дворца Чемпионов, концертная программа завершена, просьба покинуть зал. Рады будем видеть вас снова!».

Галя смотрела, как несколько секунд назад полное магии концерта помещение в одну секунду стало обыденным. Трибуны быстро пустели. На танцполе осталась горстка зрителей, но к ним уже подошли охранники:

– Молодые люди, на выход.

– А они точно еще не выйдут.

– Точно.

– Ну, ладно.

То, что наблюдала Галя, походило на то, как любовники после жаркого секса быстро одеваются. Будто и не было ничего несколько минут назад. Обыденность в ее гипертрофированной форме: вот вы двигаетесь в одном ритме, вот вы одновременно достигаете оргазма, и вот вы молча натягиваете нижнее белье. Мгновение, остановись, ты прекрасно!

Зал опустел минут за десять. Все это время из колонок под сводчатым потолком доносилась тихая музыка. Кажется AC/DC. Их песни на малой громкости слушались чрезвычайно похабно.

Галя видела, как на сцене засуетились техники. Они спешно сматывали провода. Один из них снимал тарелки с барабанной установки.

Положив «железо» в пластмассовую сумку-чехол, техник спустился вниз, зашел через дверь в небольшое помещение с лифтами, поднялся на четвертый этаж.

– О, спасибочки, – Данил взял из его рук кофр, – я бы и сам мог, конечно…

– Да ладно тебе, почувствуй себя звездой, – Макс стоял рядом и улыбался, – кстати, сегодня вообще претензий по барабанам не было.

– Максим, – вмешался стоящий тут же Андрей, – вы помните про интервью?

– Да, конечно, приводи минут через пять. Я пока хоть концертное сниму, а то мокрый весь.

Макс не стал ждать ответа. Он быстрыми шагами, на ходу снимая рубашку, пошел по коридору, ведущего от лифтового холла.

Как же здорово, что на этаже нет никого постороннего. Только музыканты, Андрей, да охранник. С этой точки зрения Андрей показал высший пилотаж – он прекрасно знал, что музыкантам после концерта нужно отдохнуть и прийти в себя, а толпы «левого» народа явно не способствуют этому.

Зайдя в гримерку, Макс бросил на стол рубашку, стянул брюки, надел свою обычную повседневную одежду и сел в кресло.

Только тут пришло осознание, что все закончилось. Закончился бешеный бег по городам, которые со временем слились в какой-то один огромный мега-город. Журналисты любят спрашивать, мол, как вам Саратов, Пенза, Воронеж, Кызылорда или еще какой-нибудь населенный пункт. А ты сидишь, такой, и думаешь, что ответить, дабы не обидеть:

– Хороший город со своим неповторимым шармом, очень приятно здесь находиться.

– Спасибо, приезжайте еще!

– Обязательно!

Закрыв глаза, Макс громко выдохнул. Да, с одной стороны облегчение, но с другой… Ох, как-то стремно, что ли… Как моряк, который после плаванья сошел в порт на зимовку: куда идти, что делать. Вот сейчас он даст интервью, потом сядет в такси, приедет к себе домой, откроет квартиру, в которой не был, казалось, целую вечность, что-то приготовит на ужин… Ха! Холодильник-то дома пуст. Может, макароны какие-то остались. Не хочется ночью выходить никуда. Можно, конечно, заказать пиццу. Или просто еды из какого-нибудь ресторана.

Нет, ресторан – это перебор. Дорого. Хотя и деньги есть…

Максиму в детстве всегда было интересно, как живут звезды поп-музыки. Их же узнают на улицах, им и не прогуляться спокойно-то. Жалко их. Может быть, он не до конца осознавал своего статуса, но во всех городах он сам заходил в магазины купить воду или сигарет. Ни разу на него никто не нападал с просьбой дать автограф. Может быть, дело в капюшоне, темных очках и нереальности ситуации – звезда в нашем захолустье в продуктовом!

Да и, что такое, быть звездой? Иметь много денег? Несмотря на то, что группа дала полсотни концертов, нельзя было сказать, что они заработали какие-то астрономические суммы. В Тамбове, например, они играли в маленьком клубе человек на 200, во Пскове зал был и того меньше. Гонорары, соответственно, тоже варьировались. Удивительно до сих пор, что родной Питер встретил их аншлагом во дворце спорта! Наверное, все-таки, несмотря на всю свою неприятность, Андрей хороший организатор, умеющий делать свое дело, и знающий это дело на «отлично»

На улице громыхнуло. Ничего себе, гроза все еще не закончилась! Как бы город не затопило!

В дверь постучали.

– Да!

– Это Андрей, – отозвались с той стороны, – я привел Галину. Можно?

– Заходите.

В гримерку вошли Андрей и красноволосая девушка с огромными зелеными глазами.

– Так, – Андрей суетливо представил их друг другу, – Это Галя, известная как блогер РуГаля, это Максим. Я тогда пойду? Вы, Галина, как закончите, подойдите к охраннику, он покажет, где выход.

Не дав никому ничего ответить, Андрей скрылся в коридоре.

– Привет, – Макс встал из кресла, – говорят, вы известный видеоблогер?

– Полтора миллиона подписчиков, – ответила Галя, – а вы, говорят, известный музыкант?

– Один-один, – Максиму нравилось, когда у девушек есть чувство юмора, – о чем говорить будем?

– Я сейчас камеру установлю, хорошо? – Галя раскрыла сумку, достала штатив и, вытянув его ножки на всю длину, поставила треногу на пол, – давайте у окна встанем. На фоне города. А то тут в гримерке как-то все…

– Нефотогенично? Ну, а что вы ждали? Обычное техническое помещение!

– Да, нет, свет тут дурной, просто. Я не взяла софит. С ним бы легче было, но таскать его тяжело. А над окном, вон, светильники.

– Понятно.

Максим не любил давать интервью. Нет, конечно, иногда разговор с журналистом мог оказаться действительно приятным и интересным, но понимание того, что это не очередные дежурные вопросы, заданные по просьбе редакции, приходило лишь в процессе.

В большинстве своем интервьюеры, такое ощущение, не знают сами, зачем им ответы на вопросы. Но важности у них, хоть отбавляй: поглядите, я общаюсь со звездами! Настоящий журналист всегда должен быть погружен в интервью и должен уметь погрузить в него того, кому он задает свои вопросы. Создать атмосферу, создать маленький мир, в котором можно найти то, что думалось давно потеряно.

– Макс, а ты помнишь свою любимую игрушку из детства?

– Оу, – очень странный вопрос для начала беседы, отметил Максим, – знаешь, я жил в обычном спальном районе. Детство пришлось на 90-е, а тогда были популярны трансформеры. Такие пластмассовые машинки и прочая техника, из которых можно было сделать робота.

– Да, я знаю о них. Мальчишкам обычно нравился тот, который мог трансформироваться в самолет и танк.

– Да, да! Точно. У него еще были на крыльях ракеты, которыми можно было стрелять. Но мне больше нравился другой. Он трансформировался в машину, и особенность у него была в том, что вместе с ним была фигурка человека. Прямо, как в мультфильме.

– А теперь ты сам трансформер. Из человека ты превращаешься в звезду рок-н-ролла. Каждый раз, когда выходишь на сцену ты становишься другим. Или ты оборотень?

– Я никогда не думал об этом в таком контексте. Но я точно не остаюсь собой, когда я выхожу к микрофону.

– Или… – Галя сделала паузу, – ты перестаешь быть собой, когда с нее сходишь?

За огромным панорамным окном было темно и сыро. Капли дождя периодически били в стекло и, стекая, рождали размытые преломления света огней фонарей и окон домов через дорогу. Город готовился ко сну. Озябший, мокрый, живой. Настоящий.




ГРЯНУЛ ГРОМ


Адаптироваться к столь резкой смене климата непросто. Еще два дня назад ты идешь по заснеженной Москве, а сегодня вдыхаешь влажный и жаркий тропический воздух. Как бы тебя не готовили, первые дни будешь чувствовать себя неуютно.

Мефодий, сидя на дереве, смотрел на шикарный дом, возвышающийся за трехметровым забором из пенобетона – не самый лучший материал для укреплений, но, видимо, возводили в спешке: что было, из того и построили.

Солнце сверху лило поток раскаленных фотонов. Такой вот кривой образ пришел к нему в голову. Он сидел на ветке уже полчаса. Сигнала не поступало. Проверил коммуникатор. С ним полный порядок.

В такой ситуации только ждать. В любом случае он должен быть – если на коммуникаторе зажжется зеленая лампочка, значит все началось, красная – нужно отступать.

Легкий камуфляжный костюм, легкий автомат, легкое чувство голода. Легкая операция впереди.

Сигнал был ожидаем, но, как всегда, неожиданно. Еле заметная вибрация и тусклая зеленая вспышка.

Прыгнул, сгруппировался, кувырок и быстрый бег. Все расписано как по нотам. Слева между деревьев мелькнула тень сержанта Давгоева, справа – Самойлова.

Как и предполагалось, сработали датчики движения. Нет, не так. Не предполагалось. Они точно знали, что это случится. В таких делах любое предположение в противовес знанию снижает процент эффективности.

Где-то над головой раздалась пулеметная очередь. Пули беспорядочно крошили ветки ближайших к стене деревьев. Явно стреляли не для того, чтобы попасть. Работали на испуг.

Пулемет резко заткнулся. Это Балашов снял пулеметчика из СВД. Леха был хорошим стрелком. Ему несколько секунд понадобилось для того, чтобы вычислить, откуда ведется огонь, поймать стрелка в перекрестье прицела и нажать на спусковой крючок. Красава!

Справа ухнула граната, потом застрекотали автоматы. Атака на ворота, конечно же, была отвлекающим маневром.

Перекатившись прямо под стену, Мефодий закрепил на ней несколько зарядов и быстро отполз за валун, лежащий в пяти метрах от нее. О валуне они тоже знали, карта местности, находившаяся в их распоряжении, была очень подробной.

Справа велась беспорядочная пальба. Молодцы, отправили самых молодых устраивать пиротехническое шоу! Молодые были в относительной безопасности, они просто палили в пределах одного сектора и короткими перебежками меняли огневые позиции после каждой очереди. Сложно предположить, что думала охрана. Атака явно не вписывалась в их представления об атаке как таковой: беспорядочные взрывы и бесконечная стрельба. Пока они ничего не заподозрили, надо рвануть стену.

Громко. Очень громко. Пыль и плотный дым. В заряды были встроены дымовые шашки. Конечно же, для пущей театральности.

Мефодий первым бросился в образовавшуюся брешь. За ним остальные уже из действительно атакующей группы.

Все происходит слишком быстро. Сколько секунд прошло до того, как он влетел в дом, сметя короткой очередью двух охранников. Десять секунд? Пять?

С противоположной стороны усадьбы громыхнуло. Это звено Капустина пошло на прорыв.

Мефодий огляделся. Дом не похож на жилой. Абсолютно пустые комнаты. Как так?

– Что это? – Самойлов смотрит на Мефодия, – не может такого быть…

– А это, друг мой, подстава…

Убежать они не успели. После нескольких громких хлопков помещение наполнилось пылью и дымом. Мефодий почувствовал, как мир вокруг сжимается и разваливается. Удар по голове и скользящая липкая темнота.

Мефодия тогда из горящего здания вытащил сержант Емелин. Когда прогремел взрыв, он еще не успел войти в здание. Остальных, кто был внутри, спасти не удалось… Операция была провалена, но виновные были найдены. Как потом написали в официальных письмах, они «погибли при исполнении воинского долга». Поскольку операция была, хоть и шумной, но чрезвычайно секретной, предавшие отряд офицеры по бумагам погибли не в жаркой стране в районе экватора, а на одном из полигонов в окрестностях Пскова.

Мефодий уже через месяц был в строю. Этот случай научил его одной простой истине – никогда не лезть в незнакомое помещение, если ты на сто процентов не уверен, что внутри.

К сожалению этим, принципом иногда приходилось пренебрегать. Например, сейчас, когда, выбив ногой дверь служебного входа, он оказался внутри огромного и похожего на космический корабль дворца спорта.

Сбросив дурацкую сковывающую движения куртку, он побежал по коридору. Сзади что-то хлопнуло, а в паре сантиметров от уха просвистела пуля. Было бы глупо рассчитывать, что преследователи так просто дадут ему уйти. Увидев его в кафе, они уже внутренне праздновали победу, а неожиданный финт Мефодия вызвал злобу. Все это было безрассудно и странно. Они же прекрасно должны понимать, что и им не получиться выйти из дворца без последствий.

Хотя… Кто знает, что за документы у них в карманах. Говорят, что у шефа есть связи везде: депутаты, полиция, армия… Страшный человек.

Мефодий свернул в одно из ответвлений коридора, взял в руки «УЗИ» и стал ждать. Его преследователи прекрасно видели, куда он шмыгнул. Возможно они решат, что он побежал вглубь здания. Тогда они…

– Мефодий, я знаю, что ты стоишь там и ждешь, когда мы попадаем в зону обстрела. Не глупи.

Ответить, значит выдать себя со всеми потрохами.

– Я знаю о том, где ты служил. Ты предсказуем. Твой образ мышления не позволит тебе бежать с отличной огневой позиции. Лучше просто выходи и поедем, пока нас тут всех не накрыли.

Мефодий огляделся. Короткий коридор упирался в прозрачную дверь. За стеклом виднелись ступеньки. Если получится сделать все бесшумно, он выиграет несколько секунд.

Дверь была не заперта. Осторожно потянул ее на себя.

– Выходи, тебе некуда бежать. Ты сам это знаешь.

Мефодий не знал. Дворец огромный, лестниц много. Вряд ли люди шефа снаружи дежурят у каждой двери.

В несколько прыжков Мефодий оказался на площадке между этажами. Еще раз… Прыг-скок! Второй этаж. Две запертые двери. Так просто не выбить. Видно, что сделаны добротно.

Третий, четвертый этаж. Одна из дверей четвертого открыта настежь. Длинный и абсолютно пустой коридор впереди.

Мефодий прислушался. Он понял, что тех, кто шел за ним, когда-то обучили ходить бесшумно. Но его обучили слышать то, чего не слышно. Судя по всему, они этажом ниже. И они знают, что он над ними.

Выше идти было некуда. Соответственно, нужно искать выход. Другой выход. Устраивать перестрелку и прорываться вниз туда, откуда он только что пришел рискованно – могут встретить.

Быстрыми шагами Мефодий прошел по коридору и свернул за угол. Новый коридор. Слева глухая стена, справа двери. За одной шумно – несколько мужских голосов что-то бурно обсуждали, за второй тихо. Пока в коридоре кроме него никого. Даже странно.

Мефодий не представлял планировку здания, и он не мог быть уверенным, что его преследователи в такой же ситуации. Возможно, что кто-то уже идет к нему с другой стороны. Вон, как коридор загибается, что за поворотом, не видно.

Дернув ручку второй двери, Мефодий зашел в комнату. В комнате были люди. Два человека. Он направил на них пистолет и, приложив палец к губам, закрыл дверь изнутри.

– Что здесь происходит? – парень лет тридцати смотрит на него, – это шутка?

Как-то майор Бородихин сказал ему, что долог путь рассказа, но короток путь показа. Мефодий посчитал, что сейчас не нужно ничего объяснять. Он на секунду направил ствол пистолета вверх и нажал на спусковой крючок. Глушитель погасил звук, но в плите навесного потолка появилась аккуратная дырочка.

– Просто молчите…

Девушка с красными волосами и огромными зелеными глазами вцепилась в руку парня…

Мефодий огляделся. Небольшое помещение, стол с зеркалом, кресло, шкаф, камера на треноге. Камера снимала напуганную парочку.

– Просто молчите, – шепотом процедил сквозь зубы Мефодий, – надеюсь, что никто не пострадает.

Вряд ли, услышав шум за второй дверью, преследователи решаться ломать соседнюю. Возможно они подумают, что она заперта и пройдут мимо… А дальше? Дальше нужно как-то выбираться. Брать на себя двойное убийство не хотелось, но…

Парень дернулся слишком резко. Что-то черное и бесформенное у него в руках. Похоже на рубашку. Он кидает ее в Мефодия, и Мефодий стреляет. Он понимает, что девушка сейчас закричит. Девушки всегда кричат, когда на их глазах убивают.

Она не успела. Ее тело грохнулось рядом с трупом парня через мгновение.

Снаружи дернули дверь. Кто?

За окном Мефодий видит край стены и пожарную лестницу. Он берет со стола стеклянную бутылку с гранатовым соком и кидает ее в окно. Композитное стекло не разбивается, зато бутылка разрывается на десятки осколков – достань гранату, и будет праздник!

Дверь с жутким грохотом вваливается внутрь, а тело Мефодия, отброшенное автоматной очередью к окну, сползает на пол… Он слышит крики, он видит, как его кровь смешивается с соком. Он успевает услышать, как за окном грохочет гром.

Он умирает.




СМЕРТЬ


Что мы знаем о смерти? Чем она так страшна?

Кто-то из известных людей сказал, что он не боится смерти, а просто не хочет при ней присутствовать. В этой парадоксальной фразе выражен весь страх человека перед кончиной. Страшно осознавать, что ты умираешь, страшно понимать, что вот еще несколько минут и ты перестаешь видеть, слышать, чувствовать.

Человек любопытен. Людям интересно, что кроется за той последней дверью. Но человек не только любопытен – он тщеславен! Главное, ведь не только увидеть, что происходит после смерти, но и рассказать об этом. Желательно подкрепить свой рассказ парой фотографий, которые вызовут ажиотаж в социальных сетях. И это еще один корневой страх – не вернуться, исчезнуть, стать забытым.

В недавнем прошлом были популярны книги американского психолога Реймонда Моуди. Моуди посвятил ряд исследований тому, что он сам назвал околосмертными переживаниями. В девяностые годы его книга «Жизнь после жизни» стала настоящим бестселлером. Уставшие от разрухи и безнадеги люди искали в ней ответы на вопросы, что будет дальше, куда они попадут после того, как сделают последний выдох.

В книге красочно описаны околосмертные видения и переживания, которые испытывали люди, находящиеся на грани жизни и смерти. Но сказала ли что-то эта книга о смерти? Или она просто описала, как человек, едущий из Петербурга в Москву, выходит где-нибудь в Бологом, ловит попутку и возвращается в Питер?

Можно ли не присутствовать при своей смерти? Можно ли не осознать, что ты умер?

Легко представить себе ужас тех, кого ведут на электрический стул. У Стивена Кинга в его романе «Зеленая Миля» сделана попытка осмыслить это. Осмыслить, что может чувствовать человек, знающий, что его ведут на смерть.

Невозможно представить, каково это знать, что каждый твой шаг, каждое твое движение приближают тебя к смерти. С этой точки зрения казни, практиковавшиеся в Советском Союзе, когда заключенного выводили, как ему говорили, на допрос, и где-то в коридоре стреляли ему в голову, выглядят гуманнее. Внезапная смерть без осознания.

Смерть пугает людей все те тысячи лет, сколько существует человечество. Кто-то верит в рай и ад, кто-то в перерождение, кто-то скептично заявляет, что после гибели организма сознание также исчезает.

Но, каково это – исчезнуть?

Есть точка зрения, что человек жив, пока его помнят. Что он жив в своих делах, книгах, которые он написал, фильмах, в которых он снялся. Но является ли это жизнью? Или таким образом подтверждается теория Юнга о коллективном бессознательном?

Каждый человек смертен, и каждый человек старается гнать от себя мысль об этом. Это, как у Маргарет Митчелл в «Унесенных Ветром»:

– Я подумаю об этом завтра.

Смерть обрывает все. Умерев, человек не допишет песню, которую писал, не досмотрит выпуск новостей, который смотрел, не доест ужин, который ел.

Это может случиться в любой момент, и нет разницы, кто ты. Умирают президенты, умирают уличные бродяги.

Кто-то умирает сам, а кто-то по воле обстоятельств и других людей. Кто-то умирает из-за того, что его тело износилось настолько, что органы не могут функционировать, кто-то от удара ножом, стрелы или пули.

Человечество изобрело множество средств прерывания жизни. Оружие все совершеннее, и циничным является заявление о том, что есть гуманные и негуманные его виды.

После первой мировой войны люди договорились не использовать отравляющий газ. Мол, человек уж слишком сильно мучается, умирая от него. Военные не отрицают факта убийства, но они против мучений. В таком контексте нет ничего гуманнее огромной и очень мощной бомбы, способной за долю секунды уничтожить целый город.

В фильмах нам показывают, как бравый снайпер одного за другим убивает солдат вражеской армии. На экране мы видим безымянные фигуры, падающие навзничь… Но каждая из этих фигур – человек. Человек со своей историей, увлечениями, любовью.

Изображая смерть на экране, режиссеры не акцентируют внимание на этом. Писатели, решившие положить пару-тройку безымянных людей, не говорят об их жизни и жизни их друзей и родных после того, как сверкнет нож или прогремит выстрел.

Преодоление смерти стало одной из целей человечества: продлить жизнь или сделать ее бесконечной!

Человечество, несмотря на весь научно-технический прогресс, продолжает наделять смерть чисто мистическими свойствами. Человек же не может исчезнуть просто так?

Считается, что, устанавливая роскошное надгробие, мы отдаем дань памяти умершему. Каждый год родственники съезжаются на могилу, а из уст в уста передаются почти что сказочные истории. Знаете же, что о мертвом либо хорошо, либо никак? Смерть таким образом очищает человека, делая его гораздо лучше, чем он был при жизни!

Каждый день умирают люди. В каждом доме рано или поздно справляют поминки. Кто-то умирает в собственной постели, а кто-то влетает с размаху на мотоцикле в грузовик – итог один…

Умирают герои и злодеи. Их жизни обрываются, либо тихо в старости, либо в бою. Возможно и после боя, когда выживший травится некачественным алкоголем или попадает под колеса случайного автомобиля.

Смерть не избирательна, она вершит свою жатву, независимо от того, удобен ли момент.

Для смерти вообще не важно, кем был человек – она придет к каждому.

Гоня мысли о ней, человек прожигает свою жизнь. Он наивно думает, что у него еще много времени. Человеку еще двадцать, еще тридцать, еще сорок, да и в пятьдесят он выглядит младше своих лет и ходит в спортзал. Бах! Просто случайность. Невероятная или закономерная. Водители автомобилей «скорой помощи» могут многое рассказать об этом.

К большому сожалению нужно просто признать это. Признать, что даже главный герой самой продаваемой серии книг умрет. Авторы лишь могут продлить его жизнь, но должен в конце концов найтись тот, кто опишет его похороны.

Мир литературы и кино знает множество случаев, когда герои возвращались, но Шерлок Холмс не может быть вечным. И он в конечном итоге умер. Мы не читали об этом, но нельзя отрицать этого факта.

У Стивена Кинга в романе «Мизери» писатель убивает главную героиню своей книги. Он дарит реальное забвение вымышленному персонажу, но, спасая уже свою жизнь, возвращает его в этот мир. Такая вот ирония – спасая жизнь реальную, воскрешаешь выдуманных покойников.

Человек боится смерти, но он часто заигрывает с ней. Прыжок с тарзанки, ночная гонка по кольцевой на скорости 200, игнорируя правила, «русская рулетка»… Человек радуется, побеждая смерть. Он радуется каждый раз и снова бросает ей вызов. И рано или поздно он придет к ней:

– Как так?

– Я дала тебе десять шансов, но мне надоело. Привет!

Улыбчивая смерть с желтым смайлом вместо лица. Художник Бэнкси мастерски использовал этот образ: веселая смерть, игривая смерть…

А жизнь продолжается. Человек не может принять того, что все закончится только для него. Его жена будет спать с другим, его друзья будут встречаться и веселиться, ветер будет трепать занавески, а солнце светить в окна.

Мрачно? Безнадежно? Грустно?

Оплакивая умершего, мы жалеем не его, а себя. Себя, оставшегося без него. И еще мы склонны верить, что рано или поздно встретимся с тем, кого потеряли. По крайней мере, мы хотим в это верить. Или не хотим?

Мы вообще не хотим верить в смерть. И гибель близкого человека часто воспринимается как шутка: да не могло это случится с ним? Не мог он уйти так просто! Не бывает такого! С другими бывает, а с близкими нет.

Это, как читатель не верит, что главные герои книги погибли. Еще больше половины книжки впереди, а нам описывают их убийство. Автора за такое нужно приковать наручниками к кровати и заставить их вернуть. Не, ну, правда!




КОМНАТА


Рите показалось, что ее вдруг не стало. А потом вдруг она появилась. Что-то произошло. Как-то все обрывочно. Как будто ее разобрали на части и снова собрали. Вроде все также, но иначе.

Она не помнила боль, она не успела ее осознать. Просто все вокруг исчезло. Была только охапка ощущений: предчувствие, радость, потом страх. Страха было совсем мало. Вот, буквально чуть-чуть. А за страхом темнота. Хотя, нет, не темнота. Темноту можно осознать, ее можно увидеть, о ней можно рассказать.

С ней было что-то другое. С ней было то, чего не было.

Странные мысли. Какие странные мысли.

Она открыла глаза. Белый потолок, выкрашенные в зеленый цвет стены.

Ее руки запрокинуты к спинке железной кровати и прикованы к прутьям решетки. Жесткие браслеты и бряцающая цепь. Наручники?

– Ты очнулась?

Рита повернула голову и уперлась взглядом в лицо взлохмаченного Макса Канева. Он также лежал на железной кровати. Его руки также были прикованы к спинке.

– А, да… – язык плохо слушался, – Да, я… Очнулась. А… Где мы?

– Хороший вопрос. А ты кто? Вон тех двух, – он кивнул куда-то в сторону, – я знаю. Ну, как минимум я знаю, откуда они взялись, а ты?

– А я… Я Рита, – она посмотрела в ту сторону, куда кивнул Макс.

В комнате с зарешеченным окном стояли еще две кровати. На одной лежала девушка с красными волосами, на другой лысый мужик лет сорока.

Кровати стояли вдоль стен комнаты. Две с одной стороны, две с другой. Помещение походило на больничную палату, но окно без стекол с массивной решеткой никак не рифмовалось с больничным покоем.

Да и наручники не рифмовались.

Рита и Макс были одеты в серые длинные рубахи, типа ночнушек, но из очень грубого материала. Откуда-то в голове Риты выплыло слово «рубище». Такое темное и средневековое.

– Где мы? – Рита смотрела на Макса, а тот в потолок.

– Я не знаю, я помню только, что вон тот… – Макс кивнул в сторону лысого, – ворвался в гримерку и стрелял. Сначала вверх, потом в меня. И грозу помню.

– А они не очнулись?

– Как видишь, нет. Так, кто ты?

– Я Рита, – повторила Рита, – я поклонница твоей группы. Я пришла на концерт, потом проникла в твою гримерку. Пряталась над навесным потолком. Потом…

Рита зажмурилась. Воспоминания нехотя проступали сквозь пелену осознания:

– Потом я слушала, как ты даешь интервью. После этого кто-то вошел, и все. Я здесь.

Макс посмотрел на девушку еще раз. Она была очень красивой и совсем юной. Вряд ли бы кто-то подослал к ним сейчас такую… Скорее всего она говорила правду.

Он очнулся полчаса назад. Открыв глаза, первое, о чем он подумал, это то, что он совершенно не чувствует боли. Даже пронеслась шальная мысль, что история с неизвестным мужчиной с пистолетом – это розыгрыш. Но, увидев этого мужчину, Галю и незнакомую брюнетку, которые, как и он, были привязаны наручниками к кроватям, стоящим в странной комнате с окном без стекол, Макс сделал вывод, что на розыгрыш это совсем не похоже.

– Знаешь, мне кажется, что тебя убили, – Макс постарался сказать это максимально спокойно, – он стрелял в потолок. Стрелял и попал в тебя.

– Убили? Как? А ты?

– И меня тоже. И, видимо, Галю. У меня тут только один вопрос, что тот, кто нас грохнул, делает здесь?

– Где здесь?

Слова Макса совсем не укладывались в ритиной голове. Как-то все это странно прозвучало. Их убили, а их убийца лежит в паре метров от них. Но они живы. Вроде. Значит, и не убийца он вовсе.

– Макс, погоди… – Рита сделала паузу, – но мы живы, вообще-то.

– Знаешь, меня тоже в этой ситуации чрезвычайно смущает данный факт. То есть, не то, что смущает. Просто, согласись, мы этого точно стопроцентно не знаем. Может быть, мы на том свете…

– Ага, – послышался голос лысого, – и сейчас нас распределят по местам дальнейшего пребывания.

Рита и Макс уставились на Мефодия, который ловко одним движением смог сесть на кровати.

– Ты кто?

– Я Мефодий. Остальное, как мне кажется, вам знать не нужно.

Мефодий попытался напрячь руки и порвать цепь. Не получилось.

– Что ты делаешь?

– Я хочу вылезти отсюда, – Мефодий огляделся по сторонам, – не думаю, что все это принесет мне приятные впечатления. Да, кстати, в меня тоже стреляли.

Мефодий спустил ноги на пол и попытался приподнять кровать.

– Видите, даже кровати к полу привинчены. Как думаете, хорошее это место или нет?

Макс с Ритой смогли повторить маневр Мефодия и сесть.

– Ты стрелял в меня.

– Послушай, я знать не знаю, кто ты. Считай, что это была вынужденная мера. Никакой личной неприязни у меня к тебе не было и нет.

– Меня Максимом зовут, – Макс вымученно улыбнулся, – я музыкант, и в тот вечер выступал во дворце. Потом пришла Галя взять интервью, потом ты…

– Макс, я спасал свою шкуру. Не больше и не меньше. Это была основная цель, а ты и твоя девчонка, как это называется, случайные жертвы среди мирного населения.

– Я не его девчонка, – Галя открыла глаза, – я вообще ничья девчонка. А, что, собственно, здесь происходит?

Галя не верила в загробную жизнь. Поняв, что жива, она сразу же попыталась найти хоть какое-то объяснение. В голове словно бы заработал компьютер, защелкали скрипты, были извлечены файлы, но…

– Так, что все это значит? Где мы?

Первой мыслью было то, что она в больнице. Да, в нее стреляли. Видимо, она потеряла сознание, и вот пришла в себя. Но в больницах не приковывают наручниками. Даже в психиатрических. Также в больницах не кладут вместе людей разного пола. Впрочем, то же самое относится и к тюрьмам – если бы это была тюрьма, их бы рассадили по разным камерам.

– Слушай, Мефодий, а не похитили ли нас? Ты говоришь, что в тебя тоже стреляли. Кто стрелял-то?

– Ты слишком много задаешь вопросов, – Мефодий внутренне скривился: слишком уж картинно прозвучала эта реплика. Так, будто они в дешевом боевике из девяностых.

– Не, ну, правда, – вмешалась Рита, – мы в непонятной комнате. Мы прикованы к кроватям. Может быть, это связано каким-то образом с тобой?

Мефодий, поняв, что все попытки выломать прутья спинки или передвинуть кровать только тратят его силы, постарался поудобнее усесться.

Возможно, есть доля здравого смысла в их словах, но есть одно «но». Он был на сто процентов уверен, что застрелил музыканта и красноволосую. Если бы он один очнулся после всей этой истории, можно было бы предположить, что в него стреляли не пулями, а транквилизаторами, а потом привезли сюда и скоро придет шеф или кто-то из его людей.

– Сомневаюсь. Те, кто шли за мной, не стали бы действовать так. Они положили бы меня прямо там.

– Уверен? – Рита удивилась своему спокойствию. Вообще, ее состояние было несколько странным. Никаких эмоций. Ей не страшно, что она непонятно где, ей не радостно, что рядом Максим. Просто какая-то пустота. Она слышала о таком термине как аффективное уплощение, и очень не хотелось, чтобы он когда-нибудь возник в ее истории болезни.

Макс молча закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Он прекрасно помнил, как в гримерку ввалился Мефодий и выстрелил в потолок. После этого Максу захотелось немного погеройствовать. Вернее, это было не совсем осознанно. Возможно, всплыли какие-то воспоминания и сцены из просмотренных фильмов. Он схватил со спинки кресла концертную рубашку, чтобы кинуть в угрожающего оружием человека. А дальше? А дальше, как на американских горках. Только не вниз, а сразу во все стороны. Словно бы он разлетелся на атомы, а потом снова собрался. Уже здесь. Одетый в длинную серую рубаху до колен.

– Понимаете, друзья мои, – Макс понимал, что сейчас надо сказать что-то значимое, что-то, что даст хоть какие-то координаты, – мы сейчас здесь. Мы переодеты и прикованы. А значит это только одно. Это значит, что за нами придут. Или к нам придут. Если бы хотели, чтобы мы умерли, то не стали бы так изощряться.

– Я тоже об этом подумала, – Галя посмотрела на него, – и от этого мне как-то не по себе. Кто-то нас похитил. Но, зачем?

– Инопланетяне? – Рите стало немного жутковато от этого предположения. Совсем чуть-чуть, но все-таки. Ее даже немного порадовало, что она испытала хоть какую-то эмоцию.

Галя снова оглядела комнату. Что-то в ней очень сильно смущало. Так, зеленые стены, крашеный пол из досок, окно с решетками, деревянная и, судя по всему, запертая дверь, кровати, белый потолок.

– А вы заметили, что здесь нет электрического освещения? – спросила она, – нет люстры, нет крючка для нее, нет следов от проводов, выключателя и розеток.

– Ну, то, что нет розеток, это не удивительно, – Макс также огляделся, – если в этой комнате держат пленников, то розетка в свободном доступе представляет опасность. А, вот, то, что нет лампы – это действительно странно.

А еще за окном светило солнце. Жаркое солнце. Отнюдь не осеннее. От здания, где они находились, вдаль тянулось поле с ромашками, упирающееся в зеленый лес.

– Да и на улице не осень. Вообще не осень, – Мефодий прислушался, – слышите, там птицы поют…

– И что это значит? – Ритино беспокойство нарастало, – что мы где-то далеко от дома? Что нас вывезли?

– Знаете, – Мефодий заговорил тише, – никуда нас не увезли. Природа абсолютно как в Питере или области. Но осенью в этих широтах такого не бывает. Осенью мы бы сейчас мерзли и проклинали все на свете, а не гадали, где мы, и как сюда попали.

Галя снова попыталась подумать. На этот раз думать было легче. Видимо она окончательно отошла от странного бессознательного сна. Или, не сна?

– Ты хочешь сказать, что мы без сознания провели почти год, а сейчас почему-то вдруг одновременно очнулись. То есть, после перестрелки нас каким-то образом вывезли из Дворца, транспортировали сюда и держали на каких-нибудь транквилизаторах, при этом сделав так, чтобы мы не умерли от ран? Типа, вылечили…

– Мефодий, ты уверен, что мы где-то недалеко от города, – Макс посмотрел на него, – ты уверен в том, что говоришь?

– Нет, я не могу дать стопроцентной гарантии. Если была бы ночь, и были бы видны звезды, можно было попробовать как-то определиться, хотя и тут все было бы очень приблизительно. Но, как мне кажется, скорее всего…

– Да и ромашки… Они действительно летом цветут. Конечно, может быть нас похитили и привезли в Америку, но пейзаж за окном очень уж российский, да и птицы поют совсем по-нашему. Ладно, вопрос пока открытый, но будем надеяться, что мы где-то под Питером, – Макс улыбнулся, – Мефодий, это твое настоящее имя?

– Да. С рождения. В детстве меня дразнили, хотел поменять, но потом передумал. Глупо менять имя. Это, как на «Мерседес» повесить значок «Ягуара».

Тема имени была не слишком приятна Мефодию.

– Так вот, Мефодий, нам всем очень интересно узнать, что случилось в тот вечер, из-за которого мы оказались непонятно где и сами до конца не уверены, что мы вообще живы. Ты же застрелил каждого из нас!

Мефодий прекрасно понимал, что в данной ситуации нет смысла уходить от ответа. Конечно, можно напридумывать красивых историй, но что это изменит?

– Я работал на одного влиятельного человека. В какой-то момент я перестал… – он замолчал на несколько секунд, – вы ничего не слышите?

– Ничего интересного и внятного мы пока от тебя не услышали, – ответила за всех Галя, – продолжай.

– Нет, вы не поняли. За дверью, видимо, коридор. И кто-то идет по нему…

Все замолчали. Мефодий был прав. Шаги. Судя по всему, шел не один человек, а несколько.

Рите стало страшно. Есть такая особенность, что не страшно одному оказаться в незнакомом месте, страшно встретить кого-то незнакомого… Если ты точно знаешь, что ты один в переулке, то и в три часа ночи не страшно. Но беда в том, что ты не можешь быть в этом стопроцентно уверен.

Что-то лязгнуло и дверь открылась…




ДОРОГА


В комнату вошли трое: два крепыша под два метра ростом и сухонький мужчина лет шестидесяти на вид. Крепыши были с длинными волосами и неаккуратными бородами. Пожилой тоже был с бородой, но выглядел по сравнению со своими спутниками ухоженней.

Все трое были одеты в выцветшие камуфляжные комбинезоны. Мефодий не смог определить по покрою, в какой стране их пошили.

– Здравствуйте, – Мефодий по опыту знал, что в таких случаях не стоит кричать и скандалить, – может быть, вы расскажете, что здесь происходит?

Ему не ответили. Крепыши подошли к кровати и вцепились в его руки, а пожилой, достав из кармана связку ключей, снял с него наручники.

Рита смотрела на вошедших и не понимала, что именно она чувствует. Она переглянулась с Максом, который напряженно наблюдал за тем, как те двое рывком ставят Мефодия на ноги. С одной стороны, хоть какая-то определенность, а с другой – неизвестность сгустилась еще больше. Какие-то странные молчаливые военные. Что они хотят?

Мефодий чувствовал на своих запястьях чужие руки. Ему было неприятно, но и рыпаться не хотелось. Они на своей территории, они одеты куда удобнее, их больше.

Мефодия вывели за дверь, а пожилой сел на его кровать. По лицу пожилого было непонятно, о чем он думает или, что испытывает. Может быть, кровожадный экстаз в ожидании расправы над пленными, а, может, простую усталость исполнителя.

– Вы нам что-то объясните? – Максим буквально сверлил его взглядом, – вы будете с нами говорить?

Пожилой встретился с Максимом взглядом. Он покачал головой и приложил палец к губам.

– Что за ерунда? Вы хоть знаете, кого вы похитили? – Галя искренне надеялась, что ей ответят, но пожилой, повернувшись в ее сторону, только повторил жест: «Молчи».

Было совершенно неясно, понимает ли он то, что они ему говорят.

Два, как понял Максим, рядовых бойца вернулись через несколько минут. Пожилой снял наручники с Риты и ее также увели из комнаты.

– Надеюсь, не на расстрел ведут, – Галя повернулась к Максиму.

– Я тоже.

Когда Галю вывели из комнаты, она увидела длинный коридор. Слева двери, справа окна с решетками, но без стекол. Под босыми ногами каменный пол. Бойцы никак не реагировали на ее вопросы, а после одной из попыток вырваться один из них сильно сжал ее запястье. Ей стало больно.

Подойдя к очередной двери, один из них толкнул ее, и они оказались на улице. Вдаль тянулось ромашковое поле, упирающейся в лес. Воздух был по-летнему прогрет и как-то неестественно прозрачен.

У трехэтажного здания из неаккуратных серых кое-где треснувших кирпичей стоял автобус. Автобус выглядел плачевно. Ржавчина распространилась по всему кузову, а окна были грубо заделаны какими-то досками.

Один из крепышей достал ключ и, вставив его в замочную скважину, открыл дверь в переднем конце автобуса. Втолкнув Галю внутрь, он снова запер замок.

Внутри автобуса было несколько сидений. На двух из них сидели Мефодий и Рита.

– Я что-то вообще ничего не понимаю, – Галя села на кресло перед ними, – что это?

Свет падал внутрь салона через щели между досками на окнах. Пылинки кружились в его отблесках, а внутри пахло старостью.

– Знаешь, я тоже не понимаю, что все это значит, – Мефодий действительно недоумевал, – сначала странная комната, теперь странный автобус. Как-то сомнительно, что он поедет.

Даже то место, где должно было быть лобовое стекло, было заколочено. На месте руля торчали провода.

– Может, нас сжечь хотят, – предположила Рита, – сейчас обложат ветками, польют бензином…

– Рита, это слишком хлопотно. Хотели бы убить, расстреляли и закопали бы вон в том лесу, – Мефодий неопределенно махнул куда-то в сторону, – меня также заботит вопрос о том, какую структуру они представляют. Я бывший военный и до сих пор слежу за тем, что происходит в армии. Таких комбинезонов нет на довольствии ни у одного рода войск. Но камуфляж полевой, соответственно это не полиция или кто-то подобный.

Дверь автобуса открылась и в салон вошел Макс:

– Ребята, я подумал, что мне сейчас не хочется выяснять ничего о том вечере во дворце. Отложим как-нибудь на потом. Здесь и без этого какая-то чушь происходит. Не знаю, заметили ли вы, но к автобусу приделаны оглобли.

Все замолчали. Макс сел рядом с Ритой.

Автобус был небольшим. В таких обычно ездят на пригородных направлениях. Внутри, несмотря на то, что выглядел он крайне удручающе, не было никакого лишнего мусора. Абсолютно пустой салон с четырьмя рядами кресел с правой, если смотреть от кабины, стороны.

– Оглобли? – Мефодий удивился, – Интересно. Они сейчас запрягать лошадей будут, что ли?

Мефодий понимал, что чисто теоретически сейчас можно сбежать. Постараться выломать доски, в рукопашную раскидать людей в камуфляже и в лес через поле. Но, кто сказал, что у тех парней нет оружия и, что в доме не прячется еще сотня головорезов. Прежде всего нужно разобраться в том, что происходит. Если их куда-то транспортируют, значит они где-то нужны. Живыми.

Максу ситуация казалась дикой с самого начала. Вот он в дождливом осеннем Питере играет последний концерт тура, а вот, после того, как в него стреляют, приходит в себя в наручниках и непонятной одежде. Какие-то, не то военные, не то бандиты молча сажают его в проржавевший автобус, а сами запрягают в него лошадей.

Сквозь щели между досками они смотрели, как к автобусу пожилой, держа за веревку, подвел четырех коней. Кони выглядели так, как и должны выглядеть кони. Они были единственным, что выглядело абсолютно привычно, но само их присутствие в данной ситуации только добавляло абсурда.

– Запрягай, – пожилой передал веревку одному из крепышей, а сам, судя по звукам, залез на крышу автобуса.

– Вы слышали это? – Рита повернулась к Мефодию, Гале и Максу, – они говорят, и говорят по-русски!

– Эй, – крикнул Макс, – Может вы хоть сейчас расскажете, куда едем?

Боец, держа веревку одной рукой, покачал головой, а вторую с вытянутым вверх указательным пальцем, приложил к губам.

– Зашибись. Они нас понимают, но ведут себя как какие-то мистические гномы, – Макс раздраженно кулаком ударил спинку кресла, – Мефодий, ты, я смотрю, крутой парень. Может, вытащишь нас отсюда, а там разберемся?

– Я постараюсь это сделать, – Мефодий даже не повернулся, – но пока нужно понять, что к чему. Сейчас нет никакой определенности, сложно найти решение. Может быть, они нам и не враги вовсе.

Запрягли быстро. Через несколько минут автобус тронулся. Пожилой и два его бойца сидели на крыше, а кони средним шагом шли по дороге, везя за собой необычную повозку.

– Вообще непонятно где мы, – Рита смотрела в окно и прислушивалась к своим ощущениям, – вы, кстати, не заметили, что наши эмоции, как бы это сказать…

– Притуплены? – Галя также старалась разглядеть в щель между досками хоть что-нибудь кроме буйства лиственных по краям дороги.

– Да, есть такое, – Макс поежился, – сам себя не узнаю. Раньше бы запаниковал, а сейчас просто сижу и думаю, что дальше. Не страшно совсем.

Лес кончился внезапно. Справа начался деревянный забор с деревянными крышами за ним.

– Ого! Да тут целая деревня! – Рита лицом прильнула к доскам, – смотрите, там ребенок.

На одной из крыш сидел мальчик лет десяти. На нем был одет такой же комбинезон, как у хозяев того трехэтажного дома. Ребенок смотрел на автобус.

– Кыш! – послышался сверху голос пожилого, – Говорили же, не высовываться!

Мальчик покорно скатился вниз по крыше и, судя по всему, спрыгнул на землю.

Потом снова начался лес.

– Не знаю, – задумчиво произнес Мефодий, – может быть, это какие-нибудь старообрядцы? В Сибири периодически находят деревеньки, где они живут так, как жили сотни лет назад. Без электричества, без компьютеров.

– Откуда тогда тот дом, где мы были? Он не выглядит традиционной постройкой, да и автобус этот… Как минимум, кто-то когда-то на нем сюда доехал, а, значит, это не глушь несусветная.

– Максим, честно, я не знаю. Я профессиональный военный. Я проходил подготовку такого уровня, что даже авторы русских боевиков не представляют. Ну и навидался всякого. И в России, и за рубежом…

– А за тобой, случайно, не вражеские военные гнались в тот вечер? – Максим сделал паузу, – Так странно говорить о тех событиях как о далеком прошлом…

– Нет, не военные это были. Я начал рассказывать, но меня прервали, – Мефодий посмотрел на Макса, – а насчет того, что совсем недавно я стрелял в тебя… Да, ты знаешь, у меня те же ощущения. Будто бегу по коридору, залетаю в вашу комнату…

– Гримерку, это была моя гримерка.

– Залетаю в гримерку, потом происходит то, что происходит, затем стреляют в меня, я падаю, вижу, как кровь мешается на полу с соком, а через пару мгновений открываю глаза и наблюдаю вас и себя пристегнутыми к кроватям.

– Я пить хочу, – Галя жалостливо посмотрела на Максима, – жарко как-то. Во рту пересохло.

– Эй, – встав с сидения и стукнув в потолок, крикнул Макс, – вы воды хоть дайте! Девушка пить хочет.

Открылся потолочный люк и к ногам максима упало что-то бесформенное. Через полсекунды люк снова захлопнулся.

Макс поднял то, что закинули сверху. Больше всего это напоминало небольшой мешок из грубой кожи. Но, судя по всему, в мешок была налита вода. Справившись с хитрым узлом, Макс сделал несколько глотков. Действительно, вода.

– М-м! – отпив, произнесла Галя, – Вкусная-то какая. Надеюсь, не отравленная.

– Очень интересный, однако, способ хранить воду, – Мефодий крутил в руках мешок, – Нетрадиционный. В Азии такое можно встретить. У нас в стране, кажется, такое не практиковали. А на монголов наши, назовем их так, новые друзья не похожи.

– Да, я тоже об этом подумала, – Галя снова стала смотреть сквозь щели на деревья, проползающие мимо, – у меня такое ощущение, что мы представляем для них какую-то ценность. Несмотря ни на что, они очень бережно с нами обращаются. Одели, воду дали. Да и к автобусу вели, хоть и жестко, но довольно бережно.

– За нас выкуп просить будут? – Рита тоже смотрела на лес, – Кстати, вы не почувствовали, какой тут воздух? Прямо, пьянящий.

– Или ты просто не до конца отошла от того, чем нас накачали, – Максу было совсем неинтересно, что происходит за окном. Особенно, если учесть, что там не происходило ровным счетом ничего. Обычный лес. Ветки иногда задевали автобус, но это было единственное, что вносило хоть какое-то разнообразие.

Взрыв был внезапным. Автобус тряхнуло, сверху послышались крики.

– Что такое? – Мефодий бросился к переднему окну, – мина?

Четверку коней будто разбросало по сторонам. Трое из них, словно неведомой силой вырванные из упряжки, бросились в разные стороны, а один остался лежать на дороге. На его боку виднелась кровь.

Двое бойцов, держа в руках, что-то наподобие арбалетов, спрыгнули с крыши.

– Держим оборону! – послышался голос пожилого.

– Что там происходит? – взвизгнула Рита, – Что это?

В доску рядом с ней снаружи что-то стукнуло, потом еще раз. Доска треснула, и в разломе был виден острый металлический наконечник.

– Стрелы! – Макс с Галей вылезли со своих кресел и встали посреди салона.

С другой стороны еще несколько стрел ударили в доски.

Один из бойцов упал на землю. Из его головы торчал деревянный стержень с оперением.

– Походу засада! – Мефодий сквозь щели в досках смотрел на арбалет, лежащий рядом с убитым, – И что-то сейчас мне точно не хочется знакомиться с кем-то еще.

С крыши упало тело пожилого. Оставшийся в живых боец пускал стрелы одну за одной в гущу леса.

– Если вы хотите, можете идти за мной, – Мефодий посмотрел на остальных, – что-то мне эта заваруха не нравится.

Мефодий видит треснутую доску. Он со всей силы бьет по ней, и она разлетается на две половины. Вторым ударом он выбивает еще одну. Как же неудобно в этой рубахе! Рыбкой прыгает в окно, хватает с земли арбалет, быстро снимает с трупа сумку. Надеется, что там стрелы. Перекатывается по песку к обочине. Он видит, что следом выпрыгивает Рита. Потом Галя. Потом Макс. Мефодий что-то кричит и, сразу увидев спрятавшегося в ветвях лучника, стреляет в него. Арбалет, хоть и довольно примитивный, но мощный. Лучник падает, ломая кусты внизу.

В сумке действительно были стрелы. На ходу заряжая оружие, он бросается в лес…




ЛЕС


Прекрасен летний лес. Солнечные лучи прорезают кроны деревьев, застревают в иголках сосен, падают вниз на поляны. Ветер шумит где-то вверху, а под деревьями кустики склоняют свои веточки под тяжестью ягод. В лесу тихо, в лесу уютно.

Идешь по тропинке, вдруг видишь солнечные блики на глади озера. Идешь дальше – выходишь к болоту. У болота всегда найдется сваленное сухое дерево, чьи корни неведомым паучьим образом могут напугать заплутавшего.

Если прислушаться, то можно услышать птиц. Где-то дятел барабанит по стволу, где-то кукушка ведет свой отсчет: Ку-ку, ку-ку! Кукушка, кукушка, сколько лет мне осталось?

Лес пугает и очаровывает. Живая природа со всеми ее опасностями и красотой. Увидишь кабана – прячься, увидишь цветы на поляне – нарви и поставь дома. Как прекрасен букет из диких цветов! Прекрасен внешне и ужасен по сути. Ради мимолетной эстетики ты обрекаешь цветы на мучительную смерть в банке или вазе с неприятной и неприветливой водой из-под крана. Да, даже если и из колодца! Долго ли проживешь, лишившись корней и дома.

Как ни странно, но погони не было. Мефодий, Макс и девушки уже полчаса шли через лес. Неудобные рубища и босые ноги не добавляли комфорта, но лес успокаивал.

– Все-таки, что это было?

– Макс, – Мефодий закинул арбалет на плечо, – я тебе так скажу… Возможно это какие-то внутренние разборки, и нам они совсем не интересны. Если бы нас хотели освободить, то, думаю, хоть крикнули бы, мол, ребята, помощь пришла…

– Ну так-то, да…

– Как думаете, эту чернику можно есть? – Галя наклонилась к кусту, – тут ее немерено!

– Галя, а чернику вообще есть можно? – Макс остановился рядом с ней.

– Конечно!

– Ну и чем эта хуже?

– Поскольку тут все какое-то ненормальное, – скептично заметила Рита, – может и черника ненормальная.

– Давайте привал что ли сделаем? – Мефодий еще раз оглядел лес вокруг. – Никаких признаков погони. Думаю, что мы совершенно не интересуем тех лучников.

Сев на траву, Мефодий положил перед собой сумку:

– Надо посмотреть, что в ней. Может, документы или карту найдем.

– Главное, чтобы там никакого датчика не было зашито, – Рита была очень насторожена, – вдруг они нас через спутник отслеживают, вот и не бегут за нами.

– Знаешь, – Макс подсел к Гале и стал набирать в ладонь ягоды, – у них электричества нет, стрелами воюют и коней запрягают. Что-то я сомневаюсь, что над нами летает деревянный спутник на журавлиной тяге.

– Ха-ха, как смешно, – Рита села рядом.

Вот так вот странно и необычно она стала знакома с Максимом. Может быть, из-за всей абсурдности ситуации у нее куда-то улетучились все накопленные за годы нежные и романтические эмоции, которые она испытывала к этому человеку. Нет, не было отторжения, но и влюбленность как-то не спешила себя проявлять.

– А ты зачем вообще ко мне в гримерку залезла?

– Очень хотела лично познакомиться.

– Ну, значит, приятно познакомиться, – Макс хитро улыбнулся, – Наверное, запомнишь это знакомство на всю жизнь.

Мефодий осмотрел сумку. Обычная квадратная тканая сумка. Внутри два отделения. В одном штук тридцать стрел для арбалета, в другом – еще один мешок с водой. Все.

– Не стало понятнее, – Мефодий вытащил воду, – зато от жажды не помрем.

В общем-то это было нормально. Брать с собой на задание документы не принято. Мало ли к кому в руки они попадут.

– Я как-то и не думал, что ты там найдешь что-то важное, – Макс посмотрел на сумку в руках Мефодия, – ты бы тоже хоть ягод поел. Вкусно. Да и, если честно, есть хочется.

– Одними ягодами сыт не будешь. Можно дичь какую-нибудь подстрелить…

Для Мефодия ситуация, в которой они сейчас находились, хоть и не была рядовой, но и экстраординарной он бы ее не назвал.

Как только он попал в Отряд, сразу же в первую ночь его и еще двоих бойцов разбудили, посадили в вертолет и с парашютами выкинули где-то в тайге. Без оружия, компаса, карты и теплых вещей. Зимой.

Неделю нужно было как-то выживать. На всякий случай у них был прибор с кнопкой передачи координат: если бы стало совсем плохо, то через час бы их вытащили обратно в часть. И плохое началось с первых же часов, когда обнаружилось, что передатчик разбился при приземлении. Им удалось продержаться семь суток и выйти в заданную точку, где их ждали вертолет и майор Бородихин:

– Передатчик, как я понимаю, вы даже не пытались починить.

– А откуда вы знаете?

– Так мы вам его разбитый и положили в рюкзак. Но при должном умении и необходимости он довольно просто чинится.

Мефодий, вспомнив ту историю, улыбнулся.

– Мефодий, – Галя подошла к нему, – а куда мы, собственно, дальше?

– Если честно, не представляю. Можно попробовать вернуться назад к деревне, но что-то мне подсказывает, что возвращаться туда не нужно. Те ребята в камуфляже явно не чужие там…

Галя не могла понять, что она чувствует. Была в ее ощущениях доля страха, доля азарта и еще что-то. Что-то такое, что заставляет человека, глядя на ядерный взрыв, и понимая, что конец наступит с секунды на секунду, просто получать удовольствие от зрелища. Жалко, с ней нет ее камеры, наверняка получился бы отличный сюжет. Хотя, кто знает, как бы отреагировал Мефодий на то, что его снимают. Он же весь из себя супермен с мутным прошлым и замашками молчаливого героя из сериалов.

– Мефодий, сейчас-то расскажешь, что вообще было в тот вечер?

– Да ничего особенного. Считайте, что это была обычная бандитская разборка.

– Ты бандит? – услышав их разговор, к ним подошла Рита.

– Ты фильм «Брат» смотрела?

– Ну, да, папа показывал.

– Так вот, Рита, герой там, которого все так сильно любят, творит натуральное беззаконие. Вот он, кто? Бандит?

– Ну, по закону, наверное… – она помолчала немного и добавила, – Там сложно так однозначно сказать. Он же за правду был. Хотя и методы у него были, скажем так, не вполне легитимные.

– Ну, вот, считайте, что и я был кем-то вроде Данилы Багрова. Человеком, выполняющим задания, который вдруг оказался в опале. За мной охотились, и основной моей целью было выжить.

– И наказать плохих парней?

– Я об этом не думал. Для начала нужно было просто исчезнуть. Звонить в полицию и говорить, что по району в поисках меня рыщут люди с оружием – значит подставиться. Вот и пришлось действовать своими силами.

К ним подошел Макс:

– Слушай, а если бы я в тебя тогда рубашкой не попытался кинуть?

– Я, кажется, сказал, что лично к вам у меня нет никакой неприязни. Я вас видел первый раз в жизни, а устраивать бессистемную бойню – это не в моих правилах. В Галю я выстрелил только потому, что на ее крик могли обратить внимание те, кто шел за мной.

– Да вы эгоист, – усмехнулся Галя.

– Ни в коем случае. Я вам больше скажу, что, если бы не я это сделал, скорее всего вы бы все равно не ушли живыми.

– Мефодий, я не хочу хвастаться, но я, например, очень известный музыкант, и…

– Я не хочу ничего сказать, но я тебя знать не знаю. А если ты такой известный, почему у гримерки не стояли телохранители?

– Ну, сейчас же не девяностые. Как-то не было прецедентов, что кто-то врывается и, ведя на хвосте каких-то мафиози, стреляет боевыми. – Галя очень хотела узнать все подробности, – Так, а в чем суть-то этой истории?

– Все просто. Рано или поздно человек становится ненужным. Возможно, даже опасным. К примеру, он что-то знает такое, что может помочь посадить шефа.

– И, что ты знал?

– В этом-то и загвоздка, что ты сам не знаешь, что именно из того, в чем ты участвовал, может стать недостающим кусочком пазла для следствия.

Мефодий замолчал. Он участвовал в большом количестве дел шефа, и что именно могло бы ему навредить, было неизвестно.

Был случай, когда в руки полиции попался один исполнитель. Он отнекивался от всего, но обмолвился, что у него был автомобиль, который ему подарили за хорошую работу. А автомобиль числился на балансе одной организации. А та организация, в свою очередь, была замешана в одном коррупционном скандале, в ходе расследования обстоятельств которого выяснились некоторые подробности… Короче, из-за простой оговорки про автомобиль была накрыта огромная сеть подпольных казино по всей стране и лишены мандатов три депутата.

Словом, ясен пень, никогда в жизни тебе не скажут, мол, не говори о том-то. Бесполезное знание менее опасно, чем то, цену которого ты знаешь и можешь использовать.

– Мефодий, скажи, а какие наши дальнейшие планы. Я понимаю, что мы просто идем, но должна же быть какая-то цель…

– Галя, изначально нам нужно было просто оказаться на свободе. Теперь… – Мефодию было стыдно признать, что он совершенно не представляет, что делать, – Теперь нам надо определиться чисто географически, где мы. Ну и, разумеется, выйти в какое-нибудь цивилизованное место.

– Может быть нам просто вернуться на дорогу и пойти по ней? – предложил Макс.

– Мы тогда имеем шанс попасть туда, куда нас везли. Или снова наткнуться на каких-нибудь лучников.

Ситуация не самая лучшая. Мефодий привык, когда каждый член отряда подготовлен не меньше, чем он, а тут – две девчонки и музыкант, который, судя по всему, вообще слабо представлял, как нужно действовать. Вон, когда из автобуса вылезали, первыми пустил Риту и Галю – паршивое джентльменство, неуместное в условиях реального боя. Да и от девчонок непонятно чего ждать. Хорошо, хоть, не паникуют. Рита постоянно сомневается и колеблется, Галя пытается докопаться до сути происходящего. Она явно из тех людей, которые на просьбу покинуть здание, будут спрашивать, а точно ли здание рушится, и точно ли, раз оно рушится, его нужно покидать.

Они сидели на небольшой поляне. Солнце прогрело воздух, а земля была, хоть и сухой, но прохладной. Судя по всему, давно не было дождя. Лето в разгаре!

Во всей этой безмятежности легко забыть обо всех проблемах. Но у отряда лучников, сопровождавших их на протяжении всего пути, ощущение проблемы, только нарастало. Пришельцев необходимо было взять живыми, а, учитывая, что с ними вооруженный и, как видно, опытный человек, сделать это, избежав жертв среди членов отряда, не так просто. Разве что рискнуть и…

Стрела попала прямо в арбалет, выбив его из рук Мефодия. Он даже не сразу понял, что это было. Просто что-то свистнуло со стороны елок, и вот руки сами собой разжались, выпуская оружие.

– Опа! – а что тут еще скажешь, когда внезапно приходит осознание, что ты снова вляпался в какую-то историю.

– Мы не причиним вам зла, – послышалось откуда-то со стороны, – не делайте глупостей. Нас тут двенадцать человек, и каждый из вас на прицеле.

– А чего сразу не грохнули? – Мефодий повернулся в сторону, откуда звучал голос.

На краю поляны появился человек в темно-зеленой рубашке и коричневых штанах. Человек был безоружен:

– Меня зовут Антон. Я хочу, чтобы вы проследовали вместе с нами.

Рита и Галя переглянулись, Максим с Мефодием тоже.




ДЕРЕВНЯ


Два лучника шли впереди, еще два сзади. Остальных видно не было.

– Они рядом. Просто чуть дальше. На расстоянии, – объяснял Антон, – Это нужно, чтобы вовремя заметить возможную опасность.

Антону на вид было лет сорок. Улыбчивый мужчина с волосами до плеч и колючими карими глазами.

Было понятно, что сопротивляться бесполезно, да и новые воины не выглядели как те, что готовы держать тебя прикованным наручниками или принести кому-нибудь в жертву каким-нибудь диким и изощренным способом. Вообще, все это больше походило не на конвоирование, а на вооруженное сопровождение.

Мефодий с Антоном шли сразу за лучниками, чуть позади Максим с Ритой и Галей.

– А куда мы идем? – Мефодий понимал, что ему могут ответить всё что угодно, и не факт, что это будет правдой.

– Мы идем к поселению. Там с вами пообщаются наши старшие и наш князь.

– Князь? Ребята, вы вообще, кто такие? Какие князи? У нас демократия в стране.

– Мефодий, – Антон улыбнулся, – вам все расскажут. Я не уполномочен об этом распространяться.

Мефодий слегка отстал, позволив себя догнать Максу и девчонкам.

– Ребята, нас ведут к какому-то князю.

– Чего? – Рита всплеснула руками, – Может, сразу к царю лучше?

– Слушайте, – Максим посмотрел на Мефодия, – а мы не могли в прошлое попасть?

– Конечно. Прихватив с собой наручники, тот дом и автобус, – Рита явно недоумевала, – может, князь – это кличка? Приведут нас сейчас к местному авторитету, который собрал всю эту банду старообрядцев и…

– Что «и»? – Галя пыталась в своей голове сопоставить то, что она видела и слышала, – Зачем мы бандитам? Если бы нас похитили и выкуп просили, то вряд ли бы изначально куда-то везли, и, уж тем более, не шли бы мы сейчас так спокойно.

Макс читал пару книжек о том, как люди оказывались в прошлом. Для фантастики – вполне себе рабочий, хоть и банальный, сюжет. Правда, на прошлое, если подумать, тут тоже не совсем похоже. Какое-то непонятное смешение артефактов.

– А помните, был фильм про то, как один, то ли бизнесмен, то ли бандюган построил себе заимку в стиле девятнадцатого века и на людей охотился?

– Макс, не смотри всякую пакость, – Мефодий улыбнулся, – Насмотритесь, начитаетесь, захламите себе мозги, а потом ищете параллели с реальностью. Вон, бабы некоторые тоже начитаются сахарных соплей или, того хуже, насмотрятся экранизаций, а потом мужикам мозг выносят, дескать, любят их не так, как в романах. Подавайте им воздыхателя, подавайте им рыцаря!

– Это-то здесь причем, – Галя не ожидала от Мефодия подобной пламенной речи. Как-то не вязалось подобное с его образом.

– Да ни причем. Чего гадать-то? Придем куда-нибудь, посмотрим. Ну, князь у них какой-то. Да, странно, да, вычурно, но пока нам сейчас от этого знания ни жарко, ни холодно.

Антон шел впереди и даже ни разу не обернулся. Он точно был уверен в том, что никто никуда не побежит. Или, что охрана у него действительно хорошая.

Они шли где-то час с небольшим. Хорошо хоть по тропинке, подумала Галя.

Она когда-то мечтала быть журналистом. Но не просто корреспондентом, а таким, которого засылают в горячие точки или зоны стихийных бедствий. Ей казалось, что она отважно будет помогать спасать людей, вести репортажи с передовой и все такое. Какое-то такое подсознательное желание испытать себя на прочность. Но сейчас, попав в экстремальную ситуацию, она поняла, что ей хочется только одного – спрятаться в своей квартире, завернуться в плед и пить чай, слушая The Cure. Нет, ей не было страшно. Скорее, ей просто хотелось чего-то стабильного и понятного, хотелось закрыть глаза и, открыв их снова, понять, что все нормально. Ей хотелось просто проснуться. Сложно поверить, что все это по-настоящему. Будто, как во сне. Все происходило как бы с ней, но не с ней. Происходило само собой…

К деревне они вышли изрядно уставшими. Поселение было обнесено высоким деревянным забором с прибитыми к доскам листами железа.

Антон, подойдя к высоким воротам, постучал. Ворота распахнулись. Огромные створки в две стороны растащили два молодых парня, одетые в светлые штаны и яркие – красную и салатовую – рубахи.

Деревня была большой. Дворов на двести, как предположила Галя. Она могла ошибаться, но если и ошиблась, то в меньшую сторону.

Одноэтажные дома с покатыми крышами, небольшие заборчики между участками, шторы на окнах.

– А почему нет людей?

– Все нормально, – улыбнулся Антон, – по распоряжению князя на время вашего прохода до гостевой избы из соображений безопасности все должны сидеть по домам.

– Чьей? – не поняла Рита, – нашей или вашей?

– И нашей, и вашей.

То, что Антон называл гостевой избой, было домом из красного кирпича, стоящим в некотором отдалении от центральной улицы, по которой они шли. В окнах были стекла. Это порадовало. И никаких решеток.

– Заходите, – Антон отпер дверь, – в прихожей одежда есть. Разная. Мы точно не знали ваших размеров, так что выбирайте подходящую. Обувь чуть позже будет. Замок не закрываю, но на улицу без меня не выходите. Там дальше в следующей комнате еда на столе. Я вернусь через час.

Мефодий быстро натянул на себя коричневые штаны и надел ярко-красную рубаху.

Макс последовал его примеру. Рубашка ему подошла желтая.

– Вот интересно, нам что надеть? – Рита взяла в руки что-то наподобие сарафана, – это, или удобнее все-таки штаны?

– Штаны удобнее, если бежать придется, – Мефодий повернулся к Рите и Гале, – но платье красивее.

– Понятно, – Рита положила сарафан на скамью у стены и стала выбирать штаны, – Интересно, тут нижнего белья не носят что ли?

– Да вы, Маргарита, привередливая модница, – улыбнулся Мефодий. Рите от его улыбки стало сразу теплее и как-то радостнее, что ли…

Галя также надела штаны и рубашку, перед этим, как и Рита, попросив мужчин отвернуться.

– Мне интересно, – Мефодий обратился к Максиму, – а с чем связано, что переодевающаяся девушка просит отвернуться?

– Неприлично смотреть на голых дам.

– Но мы же смотрим иногда. Или дама должна быть твоей, чтобы на нее смотреть? А как же стриптиз, например?

– Я не думал об этом, да и время ли сейчас думать?

– Думать нужно всегда, – коряво попытался пошутить Мефодий.

Гале подошла фиолетовая рубашка, а Рите оранжевая.

Пройдя через следующую дверь, они увидели большую комнату. Посредине комнаты стоял стол, на котором расположились тарелки со столовыми приборами и несколько керамических горшков, от которых поднимался пар. Пахло едой.

С двух сторон от покрытого белой скатертью стола были скамьи из отполированных до блеска досок.

Противоположную от двери стену занимало окно. За окном по двору важно вышагивал самый настоящий гусь.

– Ого! – Максим первый сел на скамью, – я голоден как никогда.

– Первый сел, значит ты на раздаче сегодня, – Мефодий занял место напротив. Рядом с ним села Рита, рядом с Максом – Галя.

Из столовой в обе стороны куда-то вели четыре двери. Две с одной стороны, две с другой. Двери были закрыты.

– Не мучайся ты так! – увидев, как Макс пытается ложкой выловить из горшка пельмени, обратилась к нему Рита, – дай я разложу.

Пельмени были вкусными. Максим привык к магазинным, от чего он тщетно пытался провести вкусовую параллель с известными ему марками. Но параллель не находилась. В магазинах таких не продают.

Во втором горшке заваривался чай. Вернее, что-то очень похожее на него. Пахло хвоей и ягодами.

– Вот, все равно ничего ясно не стало, – Галя аккуратно разлила ароматный отвар по кружкам, – хорошо, хоть, не приковывают ни к чему и руки не заламывают.

Из прихожей послышался звук шагов. Через секунду вошла пожилая женщина в сарафане и косынке:

– Покушали?

– Да, бабушка, спасибо, очень вкусно!

Мефодий для себя решил, что удивляться чему-либо не нужно. Нужно реагировать по обстановке, а обстановка сейчас была спокойной.

– Ой! – бабушка посмотрела на Риту и Галю, – А чего это вы в мужском?

– Так удобнее, – ответила Рита.

Бабушка откуда-то достала поднос, переставила на него опустошенные горшки с грязной посудой и, взяв его, пошла в сторону выхода:

– Не смешите вечных, надевайте сарафаны, – оглянувшись сказала она, – в мужском вы на мужчин не похожи. А раз не похожи, то и маскироваться нечего.

– Вот так вам! – Мефодий посмотрел на девушек и погрозил пальцем – тут не забалуете.

– Ты бы лучше спросил у нее, где мы, – услышав, что за бабушкой захлопнулась входная дверь, сказал Макс.

– А у тебя языка нет, что ли? Сам бы и спросил.

Макс махнул рукой, встал из-за стола и подошел к окну. Двор, по которому продолжал бродить серый и очень важный гусь, был огорожен высоким дощатым забором. За забором виднелись крыши и кроны деревьев. Хорошо-то как, подумал Максим, за последние несколько месяцев он очень сильно устал. Города, концерты, автобус. А тут прямо-таки пастораль. Конечно, с оговорками и погрешностью на то, что не понятно, где они, и во что все это выльется.

– Не буду я сарафан надевать, – Рита подошла к Максу и тоже уставилась в окно, – Слушай, Мефодий, а если сейчас рвануть? Ну, то есть, дать деру. Сбежать, короче.

– И куда мы побежим? – Мефодий сидел за столом и смотрел прямо перед собой.

– Не знаю. Доберемся до цивилизованных мест…

– А ты вообще уверена, что они есть? У меня странное ощущение, что мы где-то совсем не там, где привыкли быть.

– Параллельная реальность? – усмехнулась Галя, – или все-таки загробный мир?

– Ну, загробный или не загробный, не знаю. Но не наш, это точно.

– Да ты тоже фантастики, наверное, перечитал в детстве. Знаю я эти истории про то, как кто-то попадает в другие миры или параллельную реальность. Но то, что с нами происходит как-то не тянет на все это. Обычная деревня с обычными людьми. Нет электричества, нет бензина, стреляют из луков, но…

– Галя, вот в том-то все и дело, что тут все очень похоже на деревню, но, скажи, ты хоть раз видела деревню, обнесенную забором и с вооруженной охраной? Пусть луками, но вооруженной! Версия про старообрядческий скит сразу отпадает. Там люди глубоко религиозные, а тут даже икон нет. Хотя в красном углу, вот, хоть ты тресни, должны быть при таком раскладе!

Галя промолчала. Она подошла к одной из боковых дверей и толкнула ее:

– Ого, а тут спальня.

Боковая комната была небольшой. Окно с занавесками, тумбочка, железная кровать с пружинной решеткой на которой сверху лежало что-то наподобие матраса со сложенным на нем бельем и свернутый одеялом.

Мефодий зашел следом за Галей.

– Интересно… В столовой мебель деревянная. Определить, когда ее сделали, невозможно. А, вот, кровать… Я такие видел в детских лагерях и санаториях. То есть, мы точно не в прошлом. Она вполне себе современная. Нам, я имею в виду, современная.

– Мефодий, – Галя села на тумбочку, – Я тебе о чем и говорю, что мы просто каким-то образом попали в странную деревню со странными людьми.

– Ага, – Рита, когда вошла, услышала окончание фразы, – и нам просто нужно добраться до Питера или какого-нибудь другого вменяемого города. Кстати, за другими дверями тоже такие же спальни.

Максим, отойдя от окна, сел за стол. Он пытался собрать воедино все кусочки пазла, но почему-то ничего не складывалось. Ведь наверняка скоро все прояснится. Их или отпустят, или найдут. А вся история со стрельбой в гримерке – это какое-то недоразумение или злая шутка!

– Мефодий, а ты уверен, что стрелял в нас боевыми? – спросил он, – у меня какое-то дурацкое ощущение, что все это дичайший розыгрыш.

– В каком смысле? – Мефодий сел напротив Макса.

– В прямом. У меня последний концерт тура, и в честь этого устроили шоу. Не удивлюсь, если тут камер везде понатыкано.

– Макс, вообще-то не ты один тут. Я тоже, между прочим, здесь!

– Галя, ты блогер. Возможно, что ты один из тех, кто все это устроил. Я не видел твоего тела, я не видел тела Мефодия. А вот ее, – он ткнул пальцем в сторону Риты, – я вообще не знаю!

Мефодий всегда чувствовал ту тонкую грань, которая отделяет человека от истерики. Человек переходит ее за несколько минут. Сначала он спокоен, потом какая-то мысль вкрадывается ему в голову, потом все вокруг подгоняется под нее и вот перед тобой появляется орущий неадекватный индивид. Иногда плаксивый, а иногда агрессивный. Тут уж, как повезет.

– Давайте! Зовите режиссера, массовку всю! У вас получилось! – Макс вскочил, опрокинув скамью, – чего смотрите? Я даже поверил во все это. Куда вы меня привезли? Что это?

– Макс, уймись, – Галя подошла к нему, – я видела твое тело с кровью. Я следом отключилась. Я также, как и ты…

– Не ври! – Макс мгновение смотрит на нее.

Глаза Макса наполняются вязкой чернотой. Он замахивается. Рука через долю секунды столкнется с лицом Гали. Мефодию хватает времени на то, чтобы в прыжке схватить его за плечо. Они вдвоем падают. Мефодий прижимает его коленом к полу и смотрит в его глаза:

– Замолчи, – Мефодий смотрел на Макса, пытающегося вырваться, – успокойся. Не обижай девушек. И себя не унижай.

– Отпусти меня!

– Я стрелял боевыми. За несколько часов до встречи с вами я из того же пистолета убил несколько человек. И тебя я тоже убил. И Галю, и Риту.

– Отпусти, дышать трудно.

Мефодий помог Максу встать. Истерика прошла также быстро, как началась. Это хорошо. Главное, что успел вовремя сбить его с ног и зафиксировать.

Поставив скамейку, Макс сел за стол и, положив локти на столешницу, обхватил голову руками.

Рита и Галя молчали. Мефодий тоже молчал. Было понятно, что винить Макса в этом неприятном инциденте не стоило. Он и сам понимал, что повел себя некрасиво. Поддался секундному порыву:

– Простите, – Максим поднял глаза, – не знаю, что нашло на меня.

– Бывает. Но постарайся держать себя в руках, а то могу и вырубить тебя. Это очень неприятно, поверь.

Дверь, ведущая на улицу, открылась. В прихожей появился Антон:

– Как и обещал, я к вам зашел. Обустроились? Спальни, как вы поняли, для вас. Ботинки вам принес.

– О, вот за это отдельное спасибо! – Рита шагнула к нему навстречу, – с размерами-то угадали?

– Я сапожник во втором поколении, – улыбнулся Антон, – пока шли, изучил ваши ноги до мелочей.

Он положил на скамью в прихожей матерчатый мешок:

– Но я не один. С вами хотят пообщаться наши учителя. Пока князь готовится к разговору, мы решили, что можно вас с ними познакомить.

– Учителя? – Мефодий удивленно поднял брови, – и чему они нас собираются учить?

– Вас? Я надеюсь, что это вы их научите тому, что умеете.

В избу вошли еще четыре человека – двое мужчин и две женщины.




ТЫ ЧИТАЕШЬ


Галя с одной из женщин вошла в комнату, которая, как она поняла со слов Антона, предназначена ей как спальня.

– Меня зовут Елена, – представилась незнакомка, – В нашем городе я отвечаю за образование.

– Очень приятно. Галя, – Галя села на кровать, – Вы называете деревню городом?

Елена выглядела лет на тридцать пять. Красивая высокая женщина с большими светлыми глазами и толстенной косой, в которую была вплетена ярко-алая лента. Одета Елена была в цветастый сарафан.

– Знаете, Галя, деревням свойственно разрастаться. Население увеличивается, культура меняется. Еще несколько поколений назад здесь была небольшая деревушка, а сейчас это можно назвать городом. Разрешите, я присяду?

– Конечно, – Галю удивил вопрос, – Все-таки мы у вас в гостях, а не вы.

– Я знаю, что вы не из этих мест. По крайней мере так мне вас отрекомендовали. И я знаю, что вы можете рассказать мне много полезного и интересного. Вы сможете помочь нам и нашему городу стать лучше.

– Ого! Я даже не знаю… – Галю несколько покоробило от слов Елены. Прозвучали они слишком уж пафосно, – Даже не представляю, как. Я обычный человек.

– Расскажите о себе.

Просьба рассказать о себе – одна из самых коварных просьб, придуманных человеком. Можно ли так сразу в рамках одного разговора выложить все и сразу? Каждый человек – это огромный океан, в котором есть свои Марианские впадины, Бермудские треугольники и неоткрытые острова. Просто пересказать биографию, или погрузиться в описание переживаний? Рассказать больше о детстве, или о том, что случилось час или два назад? Человек меняется, и одни и те же события могут меняться в его собственном восприятии, а их связь казаться, то неоспоримой, то надуманной.

– Я блогер из Петербурга.

– Кто вы, простите?

– Вы не знаете этого слова?

– Мы постоянно пополняем язык, но, что такое блогер, я не знаю.

За окном вечерело. Прозрачный воздух словно бы стал тяжелее и плотнее. Звуки, доносящиеся снаружи, тонули в вечернем мареве. Это создавало ощущение, что сейчас нет ничего, кроме маленькой комнаты. Весь мир вокруг будто бы исчез.

– Я рассказываю людям о жизни, рассказываю, что видела, что слышала и что я об этом думаю.

– Вы пишите книги?

– Нет, я не пишу книг, хотя, наверное, стоит начать это делать.

Елена говорила с ней спокойно и как-то убаюкивающе. Может быть, это ощущение появилось у Гали из-за тембра ее голоса. Низкий бархатный голос с едва уловимыми полутонами, обозначающими эмоции.

– Галя, вы умеете писать книги?

– Я думаю, если у меня хватит терпения, то смогу это сделать. А вы хотите, чтобы я написала книгу? – Галя поняла, что начала дерзить, – Про вашу странную деревню, про то, как вы тут с луками войнушки разыгрываете?

– Нет, что вы? – кажется Елена не поняла сарказма, – Вы должны помочь нам самим начать писать и, главное, читать книги.

– Простите, что вы сказали? Как я могу вам в этом помочь?

– Вы пришли к нам из того мира, где знают, что такое книги. Вы имеете к ним непосредственное отношение, и вы можете раскрыть нам секрет грамоты.

– Вы не умеете читать и писать?

– Когда мы узнали об этом мире все, что мы сейчас знаем, то столкнулись с тем, что наших знаний сейчас слишком много, для того, чтобы передавать их из уст в уста. Мы придумали кое-что…

Елена положила на кровать несколько листов бумаги. Галя взяла один из них в руки. Он был изрисованы множеством маленьких значков. Какие-то были похожи на зверей, какие-то на людей, была пара разных звезд и несколько никак не поддающихся идентификации пиктограмм.

– Вы понимаете, что это? – Елена пальцем указала на один из значков.

– На петуха похоже. Вроде бы…

– Нет, этот знак можно читать как «утро». Вы в очередной раз доказали, что наше письмо несовершенно. И мы прекрасно знаем это. Оно невозможно без тех, кто четко помнит, что мы попытались написать. Это одна из проблем. А вторая – мы получили в наследство от прошлых веков огромное количество книг, но только по картинкам мы можем догадываться, о чем они…

– Елена, а, может, вы расскажите, где мы, и что здесь происходит?

– Всему свое время. Об этом вам поведает князь, а пока я хочу заручиться вашей поддержкой. Я хочу, чтобы вы научили меня читать и писать, а я передам это знание всем остальным. Ваше письмо совершенно. Мы пытались его разобрать, но ничего, кроме, как выделить несколько десятков знаков, мы не смогли.

– Я не особо хороший учитель, – Галя на несколько секунд замолчала. – Вернее, я вообще не учитель.

– Мне нужно только одно, чтобы вы прочитали мне вслух несколько текстов. Мы очень быстро учимся.

– Вам сейчас нужно дать ответ?

Елена ничего не ответила. Она молча смотрела в окно. За окном спускались сумерки, а ее глаза вдруг наполнились предательской влагой.

– Вы плачете?

– Галя, это сложно объяснить. Мы ждали вас. Ждали несколько поколений. Ждали и верили, что вы придете и поможете нам быстрее освоить знания тех, кто был здесь до нас… И вот мы сейчас в шаге от этого, и только ваша воля…

– Елена, стоп! Я не отказываюсь же! Просто и вы меня поймите. Мы очнулись здесь, потом бежали от каких-то бандитов, потом оказались в вашем странном поселении. Никто нам не объясняет, что происходит. Теперь вы просите научить вас читать и говорите о наследии предков…

– Это не предки! Те, что были до нас, не наши предки! – Елена посмотрела в глаза Гали, – И мы не хотим, чтобы наш путь повторил их! И для этого нам нужно быстрее узнать об этом мире все, что знали они! Узнать, и не повторить их ошибок!

Гале стало как-то не по себе. У нее в голове стала складываться какая-то картина, но она была настолько на периферии ее сознания, что было сложно описать ее. Сложно передать. Неуловимый образ. Растворяющаяся в пространстве и времени схема.

Это точно не их мир! Они куда-то попали, но не в параллельную реальность, не в будущее, а если и в будущее, то совсем не такое, каким оно должно быть по законам истории или физики.

– Как вы вытащили нас в свой мир? – в лоб спросила Галя.

– Я не могу вам этого объяснить. Я не занимаюсь такими вопросами. Только князь сможет обо всем рассказать в подробностях.

Галя не знала, что ответить. Конечно, можно упереться и отказаться, но кому от этого легче, да и, кто знает, какие здесь методы в чести – растянут на дыбе или руку отрубят.

– Скажите, а что будет после того, как я научу вас?

– Вы останетесь с нами, если захотите.

– А если нет?

– Возможно, вы выберете свой путь и решите покинуть наш город, и мы с благодарностью примем ваше решение. Вы оставите после себя то, что позволит нам сделать огромный скачок вперед. Вы останетесь в памяти нашего народа, как когда-то остался Вечный Ренегат…

– Кто?

– Вам о нем расскажет князь.

– Хорошо, я поняла. Все, что нам нужно знать, нам расскажут позже. Давайте так, если нам все объяснят, я выполню вашу просьбу.

– Конечно! Поймите меня правильно, я знаю лишь то, что вы не из этих мест.

– Но вы откуда-то в курсе, что я имею какое-то отношение к книгам. Не думаю, что вы смотрели мои книжные обзоры.

– Мне сказал князь. Когда пришло время, он позвал меня и указал на вас. Я не могу отвечать за его решения, но, видимо, он откуда-то знает. Секреты княжеского рода хранятся сильнее, чем что-либо в нашем городе. Давайте тогда завтра днем вас отведут в наше книжное хранилище, и вы научите меня тому, что умеете.

– Думаете, за один раз получится? Все-таки в школе этому почти год учат.

Елена промолчала. Она встала с кровати, спрятала листки с пиктограммами куда-то в складки одежды и вышла из комнаты.

Галя сидела и смотрела в противоположную стену. У нее появилось ощущение, что она уже не принадлежит себе. На нее рассчитывают, за нее решили. За нее уже все продумали. Она стала частью какой-то чужой игры. Интересно, что могут дать этим людям Мефодий, Рита и Макс. Странно, что именно ее попросили научить местных грамоте. Как ей казалось, при таком раскладе любой человек мог бы подойти на эту роль. Но выбор пал именно на нее. В чем же причина?

И кто она для этих людей? Пришелец? Чужак? Мессия? Чем больше Галя узнавала, тем больше появлялось вопросов. И все замыкалась на одном человеке – неком таинственном князе.

Почувствовав, что на нее кто-то смотрит, она выглянула в окно:

– Привет!

Гусь ничего не ответил. Он постоял еще несколько секунд посреди двора, глядя на Галю, а потом, переваливаясь с боку на бок, пошел куда-то по своим гусиным делам…




ТЫ ВОЮЕШЬ


Мефодий внимательно разглядывал Олега, представившегося воеводой. Высокий мужик с гладко выбритым лицом и волосами, собранными сзади в хвост. Прическа явно неуставная. Прямо, не военный, а герой мифов и сказаний.

– Что вы так на меня смотрите? – Олег был бывалым воякой, но в плане выдержки явно уступал Мефодию.

Они стояли у окна спальни друг напротив друга. Два бойца разных фронтов.

– Хочу понять, вы действительно солдат, или пытаетесь меня убедить в этом.

– Вы не верите в мой статус? Не знаю, как вас убедить. Могу войско тут под окнами выстроить, могу предложить вам в рукопашную сойтись. Правда, у вас фора есть, поскольку вы нужны живым и здоровым.

– Смешно, – Мефодий улыбнулся, – вы мне тогда ответьте на один очень важный для меня вопрос.

– Спрашивайте.

– Где здесь уборная? – Мефодий специально употребил это слово, поскольку, как ему показалось, вычурного французского toulette в этих краях могли не знать.

– Дверь в туалет справа в прихожей.

– Ого! Тогда я схожу? Не боитесь, что смоюсь?

– Что, простите?

– Ну, что сделаю ноги, слиняю?

– Мефодий, наш язык богат, но эти слова в их значении я не могу понять в сложившейся ситуации.

Было даже как-то неловко осознавать, что Олег сказал это всерьез, но по нему было видно, что он абсолютно искренне невдуплял, что ему пытается затереть Мефодий. Вроде, не сильно вычурный сленг, но тут такая форма языка, видимо, не популярна.

– Я имею в виду, не боитесь, что сбегу?

– Абсолютно нет. Дом под наблюдением. С каждой стороны лучник, да и дальше вы как? Через забор? Ворота закрыты.

– Это я так спросил.

Мефодий вышел в столовую и открыл дверь в прихожую. В туалете он, встав у унитаза, замер. Как-то все это странно: лучники, сарафаны и унитаз. Если они находились внутри какой-то реконструкции, то вряд ли бы те, кто ее устраивал, допустили бы такой наглый ляп.

Вернувшись в комнату, Мефодий спросил:

– Скажите, любезный, а откуда у вас унитаз?

– Что, простите?

– У вас в туалете стоит, э… – сложно объяснить, конечно, что это такое, если это что-то намертво привязано к термину, – ну, емкость, куда мочатся. С бачком. Она унитазом именуется, и, насколько мне известно, смыв клапанного типа был изобретен в 1798 году, кажется. И с луками и всей вашей старообрядщиной он ну никак не вяжется. Вообще, как вода-то туда поступает? У вас водопровода я что-то не наблюдаю.

– Это наследие тех, кто был до нас. Да, мы пока не научились направлять воду из рек, а в бак вода поступает с бочки, закрепленной снаружи. Это гостевой дом, и мы постарались сделать его самым удобным в деревне.

– Допустим. Как я понял из того, что вы мне сказали, я вам нужен для того, чтобы объяснить основные принципы современного боя, тактики и тому подобное?

– Я не знаю, допустимо ли тут слово «современного», – ответил Олег, – понимаете, у нас есть определенные навыки, и они у нас считаются передовыми. Среди городищ мы на лидирующих позициях в этом плане. Но вы можете рассказать нам больше.

– Среди городищ? А что это значит? У вас тут несколько городов?

– Городища – это княжеские деревни и близлежащие территории. Мы сейчас находимся в восточном городище.

– Какая-то странная структура…

Мефодию было интересно говорить с Олегом. Не в том смысле, что интересно было строить хитросплетения диалога, конечно. Мефодию было интересно, насколько наивен его собеседник, выбалтывая все больше важной тактической информации.

– И, что, в каждом городище есть армия? Наверное, большая, да?

– Ну, как вам сказать. Есть войска охраны, есть пограничные заставы на главных дорогах, есть разведка. Но если случается нападение, то все мужчины готовы взять оружие в руки.

– Вот, прямо, все у вас из луков стрелять умеют? – Мефодий изобразил недоумение.

– Да, это искусство передается из поколения в поколение. Равно, как и искусство боя на мечах и саблях. С пушками управляться не все могут, но в этом нет надобности, поскольку пушки используются очень редко. Мы не можем тратить порох, поскольку его крайне мало, и используем их больше для устрашения. Как видите, у нас все довольно организованно, но нет системы. Нет военной науки, я имею в виду. Каждый раз мы ориентируемся по ходу битвы, несем потери. Спасает лишь умение каждого отдельного солдата, а хочется иметь не кучу умельцев, а единую силу.

– И часто у вас воюют?

– Да, приходится. Иногда просто мелкие стычки, типа той, которая случилась на дороге, когда вас отбивали от южан. Иногда бывают крупные сражения. У нас хорошая земля и множество того, чего нет у других. Наш князь выбрал курс на развитие знаний и умений. Мы многого сами добились, а те же южане, например, попросту крадут наши достижения.

– У них, как я посмотрел, оружие-то, посовременнее. Я про арбалеты.

– Это наша разработка на основе чертежей из одной книги. Но мы делали его по наитию, поскольку никаких расчетов не удалось восстановить. Арбалеты оказались менее эффективными. Собственно, во время одного из боев один из них и попал к южанам. Они полностью скопировали его и взяли на вооружение. Мы знаем все слабые места этого вида оружия, прекрасно видим все преимущества луков, и это дает нам превосходство. Вы сами были свидетелем того боя. С нашей стороны была всего одна жертва, да и тот погиб не от рук противника…

– Ну, уж, простите, что я хорошо стреляю, – Мефодий развел руками, – Там как-то было не до того, чтобы выяснять, кто за кого. Может, тогда расскажете, зачем вы нас украли у южан?

– Тут сложно говорить, кто кого украл. Вы оказались в ничейных землях. Их разведка донесла, что мы движемся, чтобы забрать оттуда нечто ценное. Они просто оказались быстрее. Они не знали, кто вы и в чем наш интерес к вам, но знали, что вы ценны. Нам донесли, что за вас они будут просить часть наших земель и достижений. Если бы операция не имела успеха, то нам пришлось бы удовлетворить их требования.

– Да? – Мефодий поднял брови, – мы так ценны, что охраняло нас всего два человека с малоэффективными арбалетами?

– Вдоль всего пути следования в лесах стояли их люди. Нам пришлось изрядно повозиться, чтобы именно на том отрезке, где мы атаковали, их не было. Мы убрали часть из них, переодели своих солдат в их одежды и создали иллюзию того, что все нормально. По ходу повозки мы приветствовали ее, и это позволило внушить возничему, что он в безопасности.

– А вы коварны! А чему вас учить-то? Вон, какие операции проводите! Прямо, по всем правилам! Вы с такими фокусами с переодеваниями вообще отжать их земли сможете, они и не заметят. Подмените всю армию, а мирное население и не заметит.

– Отжать?

– Ну, аннексировать, устроить рейдерский захват, оккупировать. Не знаю, как это еще объяснить, – Мефодий специально подбирал слова, пытаясь понять уровень познаний своего собеседника. Только слова подбирались какие-то газетные и желтушные: надо было меньше телек смотреть.

– Не получилось бы, – кажется Олег понял шутку, – там весь народ военный. Да и, по правде, мы за мирный путь объединения земель. Наши земли так и образовались. Только южане ведут войны, пытаясь присоединить наши или земли западного городища.

– Западенцы?

– Нет, мы не называем их так, это слово не используется. Просто западные земли. Их еще называют речниками или островитянами, поскольку они обосновались в устье реки на островах. У них очень сильно строительство, поскольку очень много строений осталось от прошлых поселенцев. Не все смог уничтожить гром Вечных.

Дискуссия приняла неожиданный оборот. Острова, устья реки, архитектура. Да, черт возьми, это же Петербург. И географически все сходится – город-то на западе. Окно в Европу, мать его! Главное, не показать теперь Олегу, что он выложил просто-напросто кучу полезной информации.

– А что за гром Вечных? Что за Вечные?

– Это высшие существа. Они не вмешиваются в нашу жизнь. По крайней мере, сейчас. И мы стараемся их не беспокоить.

Круто! Значит, у них тут не только местные войнушки присутствуют, но еще есть и какие-то высшие. Одно название их намекало на что-то не вполне адекватное для мира Мефодия. Но здесь, видимо, это было в порядке вещей. Ситуация перестала пугать, а вот любопытство разгоралось с каждой новой подробностью все больше.

– Милейший, а расскажите-ка, а как мы тут вообще оказались? И какой год сейчас? Год, это четыре сезона. Так, на всякий случай уточняю.

– Если считать так, то тридцать второй от пришествия Вечного Ренегата. – Олег сделал многозначительную паузу, – А о том, как вы пришли сюда и откуда, расскажет князь. Это тайное знание. Секреты князя – это секреты княжеского рода. Я о многом не знаю.

– Хорошо, у нас как раз тут с ним встреча намечается.

– Так вы поможете нам? Вы расскажете, что знаете о войне и о том, как вести ее максимально эффективно с минимумом потерь?

– Считайте, что я уже начал, – Мефодий понимал, что согласится в данной ситуации является правильным решением. Лучше уж стать частью системы, чем одиночкой, за которым будут охотится все, кому не лень. Да и разузнать надо побольше. А то тут какие-то мифические Ренегаты на горизонте замаячили.

– Начали? Уже?

– Да, это был первый урок. Тема его была «Разведка и шпионаж».

– А, вы об этом, – Олег улыбнулся, – Ловко вы у меня все выведали, я даже не подумал об этом. Очень ценный метод! Спасибо. Давайте, тогда, завтра продолжим. Вы мне расскажете, что знаете, а я донесу это все до каждого солдата. Хорошо?

– Давайте, попробуем. Никогда, правда, не преподавал, но попробуем.

Олег изобразил что-то вроде воинского приветствия, а, может, просто неловко махнул рукой, и вышел из спальни.

Мефодий сел на кровать и посмотрел в окно. Смеркалось.

– Чего бродишь? Спать пора.

Гусь за окном не ответил. Он вообще не особо разговорчивым был…




ТЫ ИГРАЕШЬ


Макс и Милана зашли в спальню. Милана показалась ему приятной молодой женщиной. Открытой и улыбчивой. Карие глаза, черные блестящие волосы, заплетенные в две косы, ярко выраженные скулы и тонкие губы.

– Максим, мне приятно с вами познакомиться, мне очень интересны ваши умения, и я рада буду узнать от вас много нового и полезного.

– Простите, конечно, но вы бы объяснили сначала где мы, – Максиму самому эти слова показались в данной конкретной ситуации неуместными. Но, с другой стороны, все здесь ему казалось неуместным.

– Всему свое время, – Милана улыбнулась, – у вас чуть позже будет встреча с князем, и он обо всем расскажет максимально подробно. Может быть, в процессе разговора и я коснусь этой темы, но сейчас явно не время.

– А вы вообще здесь чем заведуете?

– Я отвечаю за то, что называется культурой. Я храню бережно в памяти наши песни и передаю их подрастающему поколению.

– Замечательно. Вы собираете фольклор.

– Я не знаю значения этого слова, если честно, – Милана снова улыбнулась и опустила глаза, – моя мать и моя бабушка хранят все те знания, что храню и я. И их все больше.

– А я чем могу помочь?

– Максим, вы знаете, что это такое?

Милана протянула Максиму сложенный вчетверо листок бумаги. Макс развернул его. На листе были нарисованы несколько музыкальных инструментов.

– Это гитара, это пианино, это какая-то труба. Я не силен в духовых инструментах. Там же много их видов.

Каждый инструмент был детально отрисован: на пианино виден логотип выпускающей компании, на гитаре каждая прожилка на деке… Интересно, срисовывали с натуры или с какого-нибудь журнала или книги.

– Вы же знаете, зачем и как используются эти предметы?

– Да, конечно. Мне кажется, каждый человек знает. На них играют музыку. Я вообще на гитаре играю, но немного на пианино могу. С трубой, уж простите, я не так хорошо знаком.

– Вот, вы знаете, что это и зачем. Даже что-то умеете. А наш народ никак не может понять той системы, которая позволяет звучать этим предметам. Вот посмотрите…

Поверх сарафана на Милане был надет передник с вышивкой. Из кармана, нашитого на передник, она достала какую-то книгу и раскрыла ее перед Максимом.

– О, это же ноты, – улыбнулся Максим, – Можно полистать?

На страницах сборника были напечатаны партитуры для классических произведений. Бах, Шуберт, Моцарт – стандартный набор для любителей оркестровой музыки.

Макс открыл первую страницу и замер, глядя на нее. Да как так-то? Книга выглядела далеко не новой, но внизу была проставлена дата выхода сборника. 2019 год. Можно, конечно, предположить, что книгу шутки ради состарились в какой-нибудь мастерской, но все-таки было бы логичнее купить в букинистической лавке что-нибудь конца девятнадцатого века. Странно, конечно…

– Простите, а откуда у вас эта книга? – Макс пристально посмотрел на Милану, – она же совсем новая, да?

– Эту книгу мне передала мать, а ей бабушка. Ну а ей, соответственно, ее мать. Говорят, что ее спасли из большого дома книг до того, как вечные разрушили его своими стальными огненными стрелами.

– Ого! – Макс уже стал привыкать, что здесь творится какая-то неведомая история, но то, что выпущенная совсем недавно книга может передаваться из поколения к поколению, было явно перебором. Главное сейчас не подать виду, что сомневаешься, а то мало ли…

– У нас есть хранилище инструментов для музыки. Мой отец сейчас работает там. Мы храним их, так как не утратили надежду разгадать секрет музыкального мастерства. Он был утрачен вместе со старым миром, но без него наш мир неполноценен.

Главное ничему не удивляться. Макс про себя повторял эту фразу как мантру. Но как тут сохранять спокойствие, если тебе говорят о неком старом мире, который, судя по всему, погиб. И, судя по всему, это не просто абстрактный мир из книжек и фильмов про Люка Скайуокера, а твой. Твой мир, понимаешь?

– Вы хотите, чтобы я обучил вас музыке? Так?

– Вы же умеете играть и знаете ноты?

Ох, какой коварный вопрос для рок-музыканта. Есть старая загадка о том, что сделать, чтобы рок-гитарист не мог ничего сыграть. Ответ загадки – попросить сыграть что-нибудь с листа. Далеко не все музыканты обучены нотной грамоте. Конечно, это иногда мешает. Особенно, когда вспоминаешь, как играть свою же старую песню. Сидишь, как дурак, и подбираешь: что там за нотка? Знание нотной грамоты никогда не было приоритетом. Главное иметь слух и хорошо владеть инструментом. Но Макс знал, как читать с листа и как записывать музыку. Лет пять назад гитарист загнал его чуть ли не силком к преподавателю по вокалу, а тот, мало того, что научил правильно петь, научил еще и в нотах разбираться. Спасибо ему, конечно. Вот и пригодились знания.

– Вам повезло. Знаю, умею, но практикую редко. Все больше на слух.

– Вот и хорошо. Завтра мы с вами пойдем в хранилище, где вы мне покажете и объясните, что значит каждый значок в этой книге, и как эти закорючки превращаются в звук.

– Вообще, этому много лет учатся, между прочим.

– В нашем мире мне достаточно будет несколько раз увидеть и услышать. Мы умеем быстро усваивать новое.

– Постойте, вы постоянно говорите о вашем мире. Что это? И, главное, как мы сюда попали? И зачем?

– Вы пришли, чтобы помочь нам обрести те знания и умения, которых нам не хватает. Этими знаниями вас наделил старый мир, и теперь вы должны помочь нам стать не хуже. А то и лучше!

– Отлично, так, а что за мир? Мы-то каким боком к нему относимся?

– Вы знаете, об этом я не могу рассказать много, поскольку вся тайна мира старого известна лишь князю. Он знает, как вы сюда попали, он знает, почему именно вы…

Собирать информацию по крупицам – не самое приятное занятие. Макс никогда не любил пазлы. Но тут, хочешь ты того, или нет, приходится собирать картинку из разрозненных деталей. Как бы это невероятно не звучало, но они действительно не в своем привычном времени. Если с пространством кое-как ясно, то, вопрос о том, какой год на дворе, остается открытым. Можно предположить, что в прошлом произошла какая-то катастрофа, и перед ним кто-то из потомков выживших, но тут возникает вопрос, неужели никто из выживших не знал о том, что такое музыка.

– Скажите, Милана, а мои друзья… Они вам зачем? Они же не музыканты.

– Они хранят другие знания, и знание каждого важно для нас и ценно как еще одна ступенька нашего развития. С вашими знаниями мы еще на несколько шагов станем ближе к познанию тех тайн, которые почему-то нещадно уничтожают Вечные.

– Кто такие Вечные?

– Вечные создали наш мир, вечные оставили нам множество предметов, а много поколений назад Вечный Ренегат принес в наш мир первые знания.

– Кто такой Вечный Ренегат?

– Это первый из великих учителей. К большому сожалению, стальные птицы убили его. Но то, что он успел рассказать, позволило нашему народу стать сильнейшим в близлежащих землях.

Странно было смотреть на Милану в этот момент. Из красивой молодой женщины с чертовски обаятельной улыбкой она превратилась в откровенно бредящего человека. Такое поведение никогда не привлекало Макса. Но, с другой стороны, вдруг в этом мифе о железных птицах есть рациональное зерно. Эх, понять бы, как этот кусочек пазла присобачить ко всем остальным.

– Вы можете описать музыку? – Милана вдруг резко сменила тему разговора.

– Это не так просто. Говоря сухо и юридически, если так можно выразиться, музыка это набор определенных звуков, выстроенных в приятной для человеческого уха последовательности. Причем, не последнюю роль в музыке играет ритм и повторяемость сочетаний звуков с последующим развитием этих сочетаний – Макс выдохнул. Он никогда раньше не задумывался о том, как описать музыку и, как ему показалось, на ходу придуманное определение вполне можно печатать в книгах для начинающих меломанов. Жаль, что он не может его сейчас записать. Да и повторить-то вряд ли сможет.

– Мы уже знаем о том, что музыка состоит из неких повторяющихся кусочков. Если изучить эту книгу, – Милана взяла в руки сборник с нотами, – то можно вычислить некую закономерность. Мы предполагали о том, что ритм тоже является частью музыки. Несколько поколений назад мы использовали барабаны, идя в атаку.

– А говорите, что не знаете ничего о музыке. Барабан вполне может быть самодостаточным инструментом…

– Мне не интересно определение музыки, – Милана улыбнулась, – мне интересно ощущение музыки. Почему она так важна?

– Не знаю, даже. У нас все с музыкой, – этой фразой Максим словно бы показал, что смирился с тем, что он не в своем мире, – похороны, свадьбы, работа.

– Что такое музыка? Я не слышала музыки никогда. Я знаю, что такое песни, но это не музыка, это то, что воспроизводит человек голосом. Я слышала барабаны, но все равно, это не то. Сейчас я чувствую всю значимость момента, и я готова открыться этому мгновению. Готова понять, научиться и поделиться.

– Музыка… – Максим замолчал, – наверное, это то, из чего состоит душа. Это форма, позволяющая душе выходить из тела. Она ведь разная. То, что в этой книжке, это одно, я играл совсем другое. Это полет и падение одновременно. Это что-то, что соединяет волокна реальности. Это то, что может излечить и может направить. Я не представляю жизни без музыки. Даже, когда я просто иду по улице, у меня в голове звучат обрывки каких-то мелодий, фрагменты проигрышей… Кстати, а с чего вы вообще взяли, что я что-то знаю о музыке?

– Князь мне об этом сказал. Он знает все, – ответила Милана, – сбылось пророчество Вечного Ренегата, и вы здесь. С нами.

– Вы знали, что мы придем?

– Да… Но это знали не все. Это был секрет княжеского рода. Только тогда, когда вы появились здесь, он объяснил суть давнего предсказания, которое передавалось из поколения в поколение. Предсказания о…

– Стоп! – Максим перебил ее. Милана вновь стала выглядеть не особо адекватной, – вы говорите, что князь все расскажет?

– Да.

Максиму было сложно одному принять решение, необходимо было поговорить с Мефодием и остальными. Возможно, что они получили какие-то более адекватные сведения.

– Отлично! Давайте мы пообщаемся с ним, а потом я вам все покажу и объясню. Идет?

– Этого ответа я и ждала! – Милана вновь превратилась в улыбчивую обаяшку, – тогда, до завтра!

Она вышла из спальни, а Максим подошел к окну. За окном что-то подозрительно шевелилось в зарослях.

– Тьфу ты! – вслух выругался Макс, – Гусь! Я уж подумал! Га-га-га!

Гусь даже не посмотрел в его сторону. Ему было совсем не интересно, что там подумал человек в окне.




ЧТО ТЫ УМЕЕШЬ?


Когда Рита с Вячеславом зашла в свою спальню, у нее появилось какое-то неприятное ощущение будто ее хотят просканировать насквозь цепким и колючим взглядом.

– Почему вы на меня так смотрите?

– Рита, скажите сразу, вы из южан?

– Что? – Рита не поняла вопроса, – Я вроде не похожа на кавказских женщин.

– Я не знаю, кто такие кавказские женщины, но я знаю, что вас не должно быть в компании Мефодия, Гали и Максима.

Рита села на кровать и непонимающе посмотрела на Вячеслава:

– Мне кажется, что нас тут вообще не должно было быть. Может, объясните, где мы и как тут оказались?

– Рита, вы очень юная женщина. Сколько вам лет?

– Мне восемнадцать. А что, это имеет какое-то значение?

– Восемнадцать? – Вячеслав удивленно поднял брови, – Вы уверены?

– Слушайте, что за вопросы? Нам сказали, что вы учителя, и мы должны вас чему-то научить.

Вячеслав спиной оперся на дверь. Мужчина лет пятидесяти с легкой сединой и гладко выбритым лицом.

– Нет, я не учитель. Я руководитель отряда соглядатаев. Я занимаюсь тем, что ловлю чужих разведчиков и пресекаю народные волнения.

– И? Что вы от меня хотите? Я, вроде, не волную никого, да и на шпиона не похожа.

– Вот, в том-то все и дело, что вы сказали одну вещь, которая сразу поставила под сомнение версию о том, что вы можете быть засланцем, – Вячеслав задумчиво почесал подбородок, – Но тогда возникает вопрос, как вы оказались в компании тех трех…

– Что за вещь?

– Возраст. Я думаю, что скоро вы поймете, о чем я. Вы расскажите что-нибудь?

Рита молча смотрела на Вячеслава, а он на нее. Это странное чувство, когда кто-то ждет, что второй скажет нечто важное. Но второй даже примерно не знает, что от него хотят.

– Вы знаете, мне вам, в общем-то, нечего рассказать. Я вас не знаю. Равно, как не знаю, где я.

– Вы в восточных землях. А я бы очень хотел знать, почему мы ждали троих, а пришло четверо.

– Типа, вы меня не ждали? Отлично! Может, тогда домой отпустите? Я как-то особо к вам не стремилась, да и не горю желанием оставаться.

– Где ваш дом?

– Город Санкт-Петербург. Говорит о чем-нибудь?

– Нет, не говорит. Как мне кажется, это старое название каких-то земель. Возможно, западных.

Наверное, здесь стоило удивиться, но удивляться рано или поздно перестаешь. Вместо постоянного удивления начинаешь принимать любое услышанное слово как данность. Отлично! Вместо Питера здесь какие-то земли. Ну, хорошо, пусть так!

– А что вам сказать? Как я понимаю, вы в курсе того, что произошло. Но я как-то подвернулась вам под руку, и меня вы похищать не хотели.

Вячеслав отошел от двери, сделал несколько шагов и встал у окна, повернувшись спиной к Рите:

– Знаете, проблема в том, что вас никто не похищал. Вас ждали. Возможно, пророчество было неточным, но в древнем листе, который подтверждает эти сведения, нет ни одного намека на вас. Или, может быть, есть? Просто все расставит по своим местам, как ни странно, Галя. Ее умений нам не хватает для того, чтобы точно все узнать. Просто расскажите, что произошло в тот вечер, когда совершилось убийство…

– Чего? – глаза Риты округлились, – убийство? То есть, вы знаете о том, что оно было?

Одно дело догадываться о том, что тебя убили, и совершенно другое – узнать об этом. Вопросов от этого становится только больше. Если бы их просто похитили, еще как-то можно было бы связать это с реальностью, а сейчас, раскрошив мешавший камешек сомнения, повернулись шестерни, и механизм осознания стал работать с небывалой скоростью. Все-таки убили. Но их ждали. Ждали не всех. При таком раскладе все предположения о загробном мире можно смело отметать. Но тогда, что?

– Мы не знаем подробностей, но владеем информацией о трех людях, которые погибли в тот день. Подчеркиваю, о трех.

– Может быть, это прозвучит несколько наивно, но я там оказалась совершенно случайно…

– Просто расскажите.

– Давайте сначала вы немного расскажете, где я!

– Рита, вы не в том положении, чтобы ставить условия, уж простите. И дело не в вас лично, а в том, как вы сюда попали и почему.

– Как можно говорить об этом, если я не знаю, что вообще здесь происходит?

– Вам все доступно объяснит князь. Даже я не владею всей полнотой информации. – Вячеслав повернулся к Рите, – если откровенно, я все еще допускаю вариант, что вы шпион южан.

Ритина мама любила повторять присказку о том, что сложно доказать, что ты не верблюд. Она имела в виду, что очевидное доказывать всегда чрезвычайно трудно. И сейчас Рита ощутила на себе весь смысл этих забавных слов.

– Ладно, давайте попробуем. Итак, в тот вечер у Максима Канева был концерт. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Примерно. Максим играл музыку. Он принес ее в наш мир. Я пока не могу этого представить, но, думаю, что скоро смогу. Дальше?

– Я проникла в вентиляционную сеть того места, где проходило мероприятие, – Рита избежала слово «дворец», так как, возможно, оно бы вызвало дополнительные вопросы…

– Куда проникли?

– Как бы вам объяснить. Это огромное здание, и для того, чтобы обеспечить помещения свежим воздухом, в нем есть особые трубы. Эти трубы проложены по всему зданию. Они довольно большие. Вот в такую трубу я и залезла и по ней добралась до гримерки Максима.

– Зачем вы выбрали такой сложный путь?

– Как бы вам объяснить… Понимаете, Максим очень известный человек, и так просто с ним не познакомиться. У него охрана. Вы представляете, если бы все двадцать тысяч человек, которые бы с ним хотели пообщаться, решили бы сделать это в тот вечер?

– Сколько человек? Откуда столько людей? Он был настолько велик? – было видно неподдельное удивление Вячеслава.

– Его творчество нравится многим, но это не самый большой концерт в истории.

– Ну, ладно, – недоверие не исчезло в его глазах, – продолжайте.

– Я оказалась в гримерке Максима. Там был один из выходов трубы. Прямо между навесным потолком и опорными конструкциями. В высоту там было что-то около метра. Я легла на потолок сверху и стала ждать. Думала, что, как только он войдет и немного отдохнет, я спущусь к нему.

– Просто поговорить?

– Это очень долгая история, но, для начала, да. Когда он пришел в гримерку, я смотрела на него сквозь небольшую щель. Потолок состоит из плит на направляющих, я одну чуть-чуть отодвинула. Потом пришла Галя. Я поняла, что надо дождаться ее ухода. Они встали у окна и стали говорить. Я их не видела в тот момент, но слышала. Потом ворвался Мефодий. Я толком ничего не поняла, просто услышала хлопок и… И очнулась уже в той комнате, где очнулась. Как потом мы решили, меня убили случайно. Никто не мог предположить, что кто-то может прятаться там…

– Хм, – Вячеслав сел на кровать рядом с Ритой, – вы знаете, я вам верю. Да и никто бы из наших сограждан, южан или людей запада не смог бы выдумать такого. Хотя, нет, может быть на западе и есть такие здания, по типу того, в котором вы были, но там люди очень закрыто живут. Они слишком близко с Вечными… Они считают себя избранными и не стали бы вмешиваться в дела юга и востока…

– Вы говорите о разных народах? А кто такие Вечные?

– О них знает князь, – Вячеслав как-то сразу потускнел. Он словно бы разочаровался, что Рита не была вражеским лазутчиком.

– А вы знаете?

– Вечные – это всемогущие, которые есть всегда. Наши поколения сменяются, а они нет. Мы не беспокоим их, но они иногда могут помочь нам или, разгневавшись, наслать своих железных птиц.

– Погодите… Это боги? Или, вы считаете, их богами? А они где?

– Их город между землями. Никто туда не рискует идти, а те, кто рисковал раньше, не возвращались. Об этом знают все. Я умею читать по лицам, вы не врали, задавая этот вопрос. Вы не знали.

Вячеслав замолчал. Рита не понимала, чего он ждет. Может быть, еще каких-то подробностей? Она ни разу даже в полицию-то не попадала, а тут перед ней, если примерить ситуацию к привычным реалиям, не меньше генерала ФСБ.

– Так, Рита, у меня к вам есть один прямой вопрос. Чем вы можете быть полезной? Вы знаете, как устроены здания?

– Ну, как вам сказать. Я дочь архитектора. Мой отец мне много чего рассказывал, да и на стройках я тоже была.

– Любое знание полезно нам, – Вячеслав встал и снова подошел к окну, – Возможно, что и то, что знаете вы, окажется нам нужно. Завтра вы расскажете обо всем, что знаете нашему Илье-строителю. Вы готовы?

– Ну, я, наверное, смогу все-таки чем-то поделиться. Поймите, профессионалом меня не назвать, но я знаю о строительстве немного больше, чем простой человек.

– Это замечательно. Было бы крайне неприятно, если бы вы оказались бесполезной. Крайне, повторюсь, неприятно.

– Я даже не знаю, что вам ответить на это, – Рита смотрела в спину Вячеслава.

За окном стало темнее. Вечер отвоевывал себе метр за метром, окутывая вязкими сумерками все вокруг. Рите было страшно. Обилие полученной информации нуждалось в осознании, но осознать все и сразу не получалось. Наверняка, другие тоже что-то узнали. Необходимо все это обсудить, понять и, главное, принять.

– Через полчаса у вас встреча с князем, – Вячеслав отошел к двери, – Думаю, что вам после этого станет все гораздо понятнее.

Не прощаясь, Вячеслав вышел в столовую. Рита подошла к окну. Вдоль забора важно вышагивал гусь. И гусю точно было все равно, где он и, что вокруг происходит. Он гусь, а Рита – человек. Человеку свойственно бояться неочевидных угроз. Он умеет чувствовать опасность, даже если на нее еще нет и намека. И Рита чувствовала. Ей очень хотелось надеяться, что сейчас чувства ее обманывают…




ВЕЧЕР


Когда Рита вышла в столовую, Галя, Мефодий и Максим уже были там. Они сидели за столом и пили что-то из керамических кружек с орнаментами.

– Рита, ты, однако, долго, – Макс указал ей на место рядом с собой, – садись, нам тут чая принесли. Или не чая. Но это что-то очень вкусное.

Рита молча села на скамейку и взяла кружку.

– В общем, что-то стало яснее, а что-то, наоборот, только запуталось, – Мефодий сделал большой глоток, – Надо рецепт у них спросить. Не могу понять, из чего это.

– Ясно одно, – Рите тоже понравился напиток, – Ты, Мефодий, нас действительно убил. Я до последней секунды надеялась, что это не так. Но мы живы. И нас выдернули в этот странный мир.

– Я предполагаю, что это все-таки какая-то параллельная реальность. – Максим сделал паузу, – Как иначе объяснить все происходящее и то, что для попадания сюда нам пришлось умереть?

– Мне одно совершенно непонятно, кто и как предсказал наше появление, – Галя, поставив кружку на стол, сложила руки на груди, – Не может же быть какой-то связи между мирами? Ну и предсказывают, разумеется, то, что в будущем!

– А это и есть будущее, – Мефодий говорил так спокойно, будто все происходящее для него было чем-то обыденным, – и мы где-то недалеко от Петербурга. Вернее, от того, что от него осталось. Что здесь произошло – это не так важно. Важнее, что происходит сейчас. Ну и, конечно, интересно, каким способом мы здесь оказались. Но это знание вряд ли что-то изменит, поскольку мы уже здесь.

– И, как выяснилось, мы не случайные пришельцы. За нас уже расписано, что мы должны рассказать местным, чему должны их научить.

– Да, Макс, я тоже это отметил. И еще я отметил, что у них тут есть некоторые артефакты из нашей жизни. У них даже пушки есть, хотя нет ружей. Лук здесь считается самым эффективным оружием.

Над столом повисла неловкая пауза. Впереди была встреча с загадочным князем, но от этого не было радостно. Наоборот, он мог только еще больше запутать. Хотя, кто знает…

– Кстати, Мефодий, звезды на небе видны.

– Галя, я обратил внимание на это. Но, боюсь, что я не возьмусь за определение наших координат. Если бы мы знали число, соответствующее, разумеется, нашему календарю, еще можно было как-то, а сейчас… – он сделал паузу, – Сейчас мне пока достаточно того, что я услышал. На западе руины города, мы на востоке. Соответственно, мы где-то в области. Насколько далеко, сложно предположить, но что дает нам это знание?

– Знаете, – Рита допила то, что было в ее кружке, – тут еще есть какие-то Вечные. То ли боги, то ли еще кто. Может, инопланетяне?

– Насчет богов вряд ли верное предположение, да и инопланетяне мне кажутся в этой истории надуманными, – Гале свойственно было смотреть на окружающий мир скептически, – возможно, это просто какой-то народ, который здесь является самым крутым. Кто-то, кто освоил что-то из остатков нашего с вами мира…

В прихожей появился Антон:

– Ну, что, друзья, пойдемте к князю. Он готов вас принять. Плохо, конечно, что девушки в мужском, но у каждого свои традиции. Думаю, что князь отнесется с пониманием.

В сопровождении четырех лучников они вышли из гостевого дома, прошли через двор. В деревне было тихо, отчего скрип ворот сильно резанул по ушам.

– Нам вот по этой улице до конца, – Антон махнул рукой вправо, – Жители спят, а те, что не спят, предупреждены, что не нужно высовываться. Вы – это часть княжеского секрета. Это я к тому, чтобы вы не спрашивали, где все.

В сгустившихся сумерках было сложно хоть что-то толком рассмотреть. Ну, да, дорога. Заборы, вон, с двух сторон. За заборами бревенчатые и кирпичные дома. И тишина. Тишина такая вязкая, что, кажется, запусти стрелу, она в ней и зависнет. Бывает тишина звенящая, а бывает такая, словно уши ватой заложило. Вот это была вторая.

Антон остановился у одной из калиток, толкнул ее и, махнув рукой, прошел во двор.

– Вот мы и на месте.

Княжеский дом никак не вписывался в понятие «хоромы». Хотя, а почему он должен куда-то вписываться? Здесь какие-то свои законы, и понять их с наскока попросту не получится. Обычный двухэтажный бревенчатый дом с деревянным крыльцом. На окнах занавески, внутри горит теплый свет.

– Кстати, хотел спросить, а вы нам свечи хоть выдадите?

– Мефодий, к чему вам? – Антон посмотрел на него так, будто он сказал что-то абсурдное, – Луна сегодня полная, ее света вполне хватит до утра. Да и опасно так просто свечи жечь. Мало ли дом загорится. А вы нам, между прочим, важны и ваша безопасность есть наша главная цель.

Через прихожую Антон провел Мефодия, Галю, Риту и Макса в большую, освещенную несколькими разлапистыми подсвечниками комнату. В комнате стоял стол с тарелками с едой, две скамьи по сторонам и стул с высокой спинкой.

– Присаживайтесь, ужинайте, а мы с охраной снаружи будем, – Антон закрыл за собой дверь.

– Однако, – Мефодий сел за стол, – Смотрите, курочка, картошечка. Пахнет обалденно.

Галя села напротив:

– У них интересный тут способ гостей встречать. Никого и стол с едой.

– Молодые люди, здравствуйте, – послышалось из прихожей, и в столовую вошел мужчина лет шестидесяти.

Мужчина, несмотря на простоту одежды, а одет он был в простые штаны и белую с вышивкой рубаху, выглядел благородно. Рита для себя определила это так. При чем, мужик, вроде, ничем не выделялся, но в каждом жесте сквозило что-то величественное. Непростой дядька, короче.

– Здравствуйте, – Макс первым отреагировал на приветствие.

– Меня зовут Леонид. Я управляю восточными землями и рад приветствовать вас в гостях, – Леонид никак не отреагировал на протянутую Максом для приветствия руку, – я и есть тот самый князь, о котором вы, наверное, уже наслышаны.

Лицо Леонида украшала аккуратная окладистая борода с сединой. Большие зеленые глаза, высокий лоб и волосы до плеч дополняли его яркую и, в общем-то, приятную внешность.

Сев на стул, Леонид положил руки на столешницу:

– Я очень рад, что мои люди отбили вас от южан. Так получилось, что вы оказались на ничьих землях, и мы просто не успели вас подобрать. Кто-то сказал им, что мы ищем нечто ценное, и они опередили нас и в обмен на вас попросили слишком высокую цену. Мы, конечно, согласились, но у Олега возник план перехвата их повозки.

– Мне кажется, вы очень рисковали, – Мефодий, прищурившись, посмотрел на князя, – Вдруг не вышло бы ничего? Или мы бы погибли при операции?

– Расчет был абсолютно верным. Равно, как и ваш побег. Южанам мы принесли извинения за нападение, но сказали, что вы исчезли. Они не знают, что вы у нас.

– И они так вот взяли и простили?

– А им некуда деваться. Они, хоть и считают себя независимыми, прекрасно понимают, что без торговых отношений с нами их земли долго не протянут. Они хоть и вояки, но нет у них сильного руководителя, иерархии, субординации и, как следствие, крепкой общины.

– Какими словесами вы интересными изъясняетесь, – усмехнулась Галя, – откуда знаете их?

Вопрос, как показалось, ни капли не смутил Леонида:

– Княжеские тайны, равно, как и княжеские знания, есть наследие Вечного Ренегата, пришедшего к нам много поколений назад.

– Погодите, Олег мне сказал, что сейчас тридцать второй год от пришествия этого самого Вечного Ренегата. Это же совсем недавно было, – Мефодий посмотрел на князя с недоверием.

– Милейший, я знаю, что самой юной из вас восемнадцать, – князь улыбнулся, – а сколько лет мне, как вы думаете?

– Ну, лет шестьдесят, может, чуть меньше.

– Мне шесть лет.

– Что? – Мефодий вообще не понял, как относится к этому ответу.

– Мне шесть лет, – повторил Леонид, – я в три года принял управление страной и где-то через год или два передам его своему сыну Антону. Вы знакомы с ним.

– Вы шутите? – Рита очень надеялась, что ее уже ничего здесь не удивит, но когда взрослый мужчина заявляет, что ему шесть, это звучит очень странно.

– Нет. Здесь средний возраст, до которого доживают, это семь-восемь лет. С каждым поколением продолжительность жизни увеличивается. Например, мой дед в мои годы был уже глубоким стариком, а я, как видите, пока еще нет. Это наша жизнь, мы так живем. Я знаю, что для вас это дико. Просто, мы быстрее. Когда пришел Вечный Ренегат, мы рождались, взрослели, рожали детей и умирали примерно за год. Для нас это норма. И норма то, что последующие поколения живут все дольше и дольше. Когда-нибудь мы станем, как вы – в восемнадцать выглядеть так, как сейчас выглядят двухлетние из наших земель.

Леонид замолчал. Ответить на такое было нечего. Звучало, то, что он сказал, очень неправдоподобно и не поддавалось логическому объяснению. Конечно, есть болезнь прогерия, но она лишь преждевременно старит тело. Князь и все остальные жители деревни, которых удалось увидеть, не выглядят больными, да и внутренне соответствуют своей внешности. Тот же Леонид говорил не как ребенок, и осознать то, что это человек дошкольного возраста как-то не получалось.

– Что вы так смотрите на меня? – князь развел руками, – Да, звучит невероятно. Но точно также и для нас звучит невероятно, что человек может жить больше десяти лет. С каждым поколением увеличивается срок жизни и пропорционально уменьшается скорость обучения, например. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Погодите, – Галя первая нашла в себе силы задать вопрос, – вы хотите сказать, что вы уже в два года являетесь вполне дееспособными людьми?

– Да, именно так. Мы знаем, что через еще лет десять-двадцать поколения будут сменяться реже, но пока так. Ваш приход в наш мир очень своевременен. Мы еще не утратили способность быстро обучаться. Мы знали, что вы придете, и мы прекрасно знаем, что вы нам можете дать: музыку, литературу, искусство войны. Вы, – Леонид посмотрел на Риту, – тоже оказались полезным человеком. Я знаю, что, освоив грамоту, мы прочитаем все о строительстве, но, раз уж вы здесь, то и об этом мы узнаем прямо сейчас.

– У вас есть книги?

– Да, Галина, они есть. Вечные пытались уничтожить все хранилища, но сделать это оказалось, как мы поняли, невозможно. Мы искали книги в наших и ничейных землях на протяжении долгих лет и собрали обширную библиотеку. Несколько тысяч книг спрятано в одном из подземелий. Судя по тому, что в них за изображения, это книги по всем областям знаний. Ну, или, как минимум, основные сведения, которые помогут нам развивать учения и применять их на практике.

Леонид встал со стула и, подойдя к одной из ниш в стене, что-то достал оттуда:

– Вот, посмотрите, пожалуйста.

– Это учебник по физике за седьмой класс, – взяв из его рук книгу, сказала Галя, – кажется, я по такому училась.

– Вы знаете, зачем вы нам. Так?

– Научить вас читать. У меня к вам еще вопрос, а откуда вы взяли то, что мы можем помочь вам во всем этом?

Леонид снова отошел к нише и, достав оттуда пожелтевшую от времени газету, положил ее на стол:

– Это и есть часть пророчества, – он раскрыл ее и ткнул пальцем в одну из статей, – вы можете прочитать?

Галя посмотрела на текст статьи. Ее глаза округлились:

– Ребята, это про нас!

Статья называлась «Трагедия в новом дворце», а текст был проиллюстрирован несколькими фотографиями. На одной был изображен Макс с гитарой, на второй Галя на фоне книжных полок, а на третьей – Мефодий, одетый в камуфляж и с автоматом в руке. Четвертое фото было мутным, но на нем можно было разглядеть три накрытых чем-то черным тела, лежащих на полу гримерки.

– Дай-ка сюда, – Макс протянул руку, – так… Вчера вечером после концерта культовой рок-звезды Макса Канева во дворце спорта Чемпионов произошла перестрелка, в результате которой погиб сам музыкант, видеоблогер Галина Антонова, известная в блогосфере как РуГаля, и их предполагаемый убийца. Личность убийцы установлена – им оказался бывший военный Мефодий Урвачев. По данным следствия… Так, очень интересно. Я уже культовым стал. Вот, стоило помереть, так сразу памятник мне воздвигли. Нерукотворный, разумеется…

– А дальше что? – Рита заглянула ему через плечо.

– А дальше немного про каждого из нас и обещания в срочном порядке расследовать дело. В общем-то, как всегда.

– Интересно, откуда они мое фото нарыли, – Мефодий смотрел на газету и пытался разобраться в своих чувствах. Одно дело, когда тебя убили, а совсем другое читать об этом репортаж и видеть фото своего мертвого тела.

– Моя фотка, кажется, с концерта в Туле…

– А моя с сайта книжного магазина, для которого я веду рубрику обзора книжных новинок. Это вы из-за фото решили, что я все знаю о грамоте, чтении и книгах? Хорошо, что это фото опубликовали, а не, допустим, меня на фоне вертолета. А то бы вы попросили научить вас летать…

– Эти листы нам принес Вечный Ренегат. Он, собственно, и рассказал о том, что вы придете, – Леонид забрал из рук Макса газету и убрал ее в нишу, – Я не могу объяснить, как вы сюда попали, могу лишь пересказать, что мне известно. Правда, боюсь, что за десятки поколений та информация, которой я владею в ее дословном озвучании претерпела изменения.

– Ага, – усмехнулась Рита, – устное народное творчество. Про меня, конечно, ни слова.

– Рита, – Мефодий строго посмотрел на нее, – Скорее всего писалось в спешке. Твое тело могли найти позже. А, может, вообще нарочно скрыли факт твоей смерти в том месте. Ты же по вентиляции ползала. Это могли узнать террористы или еще какие нехорошие дядьки. Если бы я знал об этом, то, наверняка воспользовался бы вентиляционной системой, уходя от преследователей.

– Ну, может, в какой-то другой газете написали, – Рита почему-то почувствовала себя обделенной.

– А у вас есть еще такие вот листы? – Макс посмотрел на Леонида.

– В хранилище книг есть. Но именно эту дал нам Вечный Ренегат. Когда он пришел к нам, он думал, что встретит вас. По его сведениям, вы могли появиться тогда или через тридцать два года, то есть, сегодня. Как он говорил, что уравнение с расчетом квантовой запутанности имеет два решения.

– Это он вам сказал? Вы понимаете, что это значит?

– Нет, – ответил Леонид Мефодию, – это как раз и есть часть того, что мы учим и передаем из поколения в поколение. Мы не знаем смысла, но он обязательно откроется нам, как только мы научимся читать книги. Как он сказал, что вы попали в точку квантовой телепортации в область второй пары элементарных частиц, расположенной в отдалении от исходной точки пространственно-временной материи.

Князь замолчал. В комнате пахло воском и едой. Он сел на стул и внимательно оглядел присутствовавших:

– Вы являетесь хранителями знаний, и вы доведете до конца то, что начал тридцать два года назад Вечный Ренегат. Он принес нам огонь знаний, научил нас тому, что заложило основу нашему первому государству. Часть знаний мы продали на запад, часть украли южане. Этих знаний хватило для создания наших первых политических отношений и построения нашего общества.

– Хорошо, Леонид, – Мефодий решил воспользоваться ситуацией и узнать, как можно больше, – А кто этот Вечный Ренегат, и кто такие Вечные?

– Вечный город находится между восточными и западными землями. В нем живут те, что не умирают. По каким-то причинам они уничтожили огромную часть того, что оставил после себя прошлый мир. Их железные птицы огнем выжгли огромные территории. А Вечный Ренегат, это тот, кто решил не помешать нам, а, наоборот, помочь быстрее стать вровень с теми, кто населял мир до нас. Он пришел к нам, он начал учить, но железные птицы нашли его, и его тело разорвали их огненные когти…

– То есть, вы не знаете, кто такие эти самые Вечные?

– Они создатели и регуляторы нашего мира. Они властны над всем, что есть. И мы готовы, узнав больше и, научившись большему, войти в союз с ними.

– А они воюют с вами?

– Все попытки войти с ними в контакт обращались кровавыми трагедиями. Ворота в Вечный Город сторожат стальные псы, которые никого не подпускают.

– Железные птицы, стальные псы, вечный город, какой-то доморощенный Прометей, – Галя вмешалась в разговор, – вы говорите, что эти Вечные всемогущи. А вы не боитесь, что они, узнав, что вы освоили искусство войны, грамоту и музыку, попросту уничтожат вас?

– Вечный Ренегат сказал, что этого не будет. Вечные не хотят нас уничтожить. Наоборот, им важно, чтобы мы стали умнее, чтобы мы стали ближе к ним. Но они против того, чтобы нам помогали. Я не знаю, зачем им это надо, но пока мы такие, какие есть сейчас, наш удел – погибать от когтей их металлических псов. И то, что вы дадите нам, поможет нам быстрее связаться с ними. Мы с уважением относимся к ним, но страх перед их величием мешает нам встать с ними вровень. Страх от незнания, и мы готовы получить от вас то, чего нам не хватает.

Где-то снаружи залаяла собака. Такой вот одинокий голос в тишине неведомого мира.

– Словом, вы, надеюсь, поняли хоть что-то, – Леонид улыбнулся, – учителя рассказали, что именно стало целью вашего появления здесь, а я постарался ответить на ваши вопросы.

– Ну… – Мефодий понимал, что ответить он должен не менее пафосно, – Да, вы кое на какие вопросы ответили, но осталось еще несколько, и я не знаю, стоит ли нарушать торжественность момента и задавать их сейчас.

– Спрашивайте.

– А что будет с нами? Не утащат ли нас какие-нибудь птицы?

– Мы очень надеемся, что Вечные о вас не знают. Вы просто останетесь с нами. Возможно, вы захотите уйти, но есть ли смысл вам уходить? Идти некуда…

– Какая-то невнятная перспектива… – Мефодий понимал, что Леонид прав, но и в том, чтобы остаться в этом поселении, было мало радостного, – А мы назад вернуться не можем?

– Перемещения в пространстве и времени как в единой материи возможно лишь вперед, – Леонид сказал это медленно, почти по слогам, – а в условиях того, что путешествует не человек, а его информационное наполнение, оно вовсе невозможно. Физически вы погибли, вас нет, и возвращение невозможно без возникновения временных парадоксов.

– Офигеть, браво! – Рита сделала несколько хлопков ладонями, – это вы наизусть помните?

– Да. Вечный Ренегат сказал, что вы это поймете. Мне смысл этих слов не ясен. Именно эта часть послания является неизменной и требует каждодневного повторения.

– Прямо, как молитва, – Рита не смогла не выдать порцию сарказма, – Боги и герои, священный город, миф о Прометее, мистические пророчества и каждодневные ритуалы. Если бы вы сказали, что город Вечных расположен на горе, я бы решила, что мы попали в мутировавшую античность…

– Не стоит так говорить. Я сказал не больше, чем сказал. Завтра вы приступите к обучению. Мы очень быстро учимся. Надеюсь, что вам не доставит неудобство ваше пребывание здесь, и мы вместе с вами достигнем всех высот той цивилизации, что была до нас. Я имею в виду той, представителями которой являетесь вы. Хорошей ночи.

Не дав никому ничего ответить, Леонид широкими шагами прошел через комнату и открыл дверь в прихожую…

Снова где-то далеко залаяла собака.




НОЧЬ


Макс на ощупь определил, что его кровать застелена. Видимо, пока они ужинали у князя, местные подсуетились. Луна, конечно, сегодня была полной, но светила с другой стороны, отчего в его каморке было темно и неожиданно угловато.

– Вот, блин, – ударившись ногой о тумбочку, прошептал Максим.

Стянув с себя одежду и бросив ее на пол, он нырнул под одеяло. Сразу стало немного уютнее. Хотя, какой тут уют, когда ты в черте каком времени, да еще и мертвый. Не в смысле, что сейчас, а по факту. Правда, этот факт не особо будоражил воображение, гораздо больше волновало, что дальше.

Так странно за несколько часов стать никем. Вот, стоишь себе на сцене, тебе рукоплещет толпа, светят прожекторы, а потом ты теряешь все это. Ты оказываешься в мире, где о тебе знают лишь то, что ты музыкант. И нужен ты в этом мире не для того, чтобы будоражить умы, а лишь как преподаватель.

– Спасибо, что живой, – буркнул и усмехнулся сам себе Максим.

Хотя, неизвестно, что было бы, если предположить, что он не погиб бы в той передряге. Судя по всему, что-то очень нехорошее случилось. Вот так вот и начинаешь думать, что приятнее – погибнуть рок-звездой в гипотетическом ядерном пламени, или остаться живым обывателем. Пусть даже и убитым. Не сразу получается все это уложить в своей голове. Погиб, но жив.

Из того, что он слышал, можно было сделать вывод, что каким-то образом его душа… Нет, не самое подходящее слово. Его наполнение каким-то образом перенеслось сюда и из мельчайших частиц здесь собралась его копия. Он читал в одном журнале о квантовой телепортации. Там описывался этот процесс в деталях, но детали вспомнить не удалось. Ну, то есть, начинка старая, а оболочка новая. Наверное, это, как слушать диск на разных проигрывателях: техника разная, а песни все те же.

Странное чувство, но Макс ощущал огромную ответственность перед людьми, населяющими это место. Ведь, это не так просто – подарить людям музыку. Да, она не столь важна, как грамота или умение вести войны, но через нее можно воздействовать на умы. Музыка может быть фоном, а может и лечить. Где музыка, там и танец, а в танце ты высвобождаешься. Наверное, пока местные не освоят психотерапию, именно музыка и танец станут для них психотерапевтом.

В детстве, когда ему было плохо от непонимания сверстников, он приходил домой и на полную врубал грязный и кричащий панк-рок. Его внутренние обиды и агрессия, словно бы сплетаясь с нотами и ритмом, летели куда-то в абсолют, покидая его и уступая место умиротворенности. Кто-то говорит, что агрессивная музыка провоцирует беспорядки и девиантное поведение, но Макс-то знал, что это совсем не так. Хотя наверняка кто-то оспорит это. Люди все разные.

Конечно, надо осознавать всю ответственность, избежать вкусовщины, не навязывать только то, что нравится, пусть люди сами выберут из многообразия, мелодий те, что им близки.

Страшно и интересно. Или страшно интересно? Завтра будет новый день, и что он принесет, никому не ведомо.

Макс поудобнее улегся, перевернувшись на бок.

Это надо же было так попасть! Невероятная история, в которой история управляет тобой, а не ты ей.

Закрыв глаза, он уснул.

За стеной Галя сидела на кровати, обхватив руками колени. Она всматривалась в темноту за окном, но ничего, кроме звезд и контуров деревьев разглядеть не получалось.

Где-то далеко остался вчерашний день. Где-то далеко остался ее припаркованный автомобиль. Где-то далеко осталась ее квартира.

Ей не хотелось думать о родителях и друзьях, но мысли о них сами лезли в голову. Наверняка они собрались на похороны, наверняка они сделали мемориальную страницу в социальной сети. Интересно, что они написали?

А пришел ли на похороны кто-то из ее бывших мужчин? Вообще, как это все выглядело?

А были ли похороны? Ведь они не знают, когда случилось что-то, что изменило этот мир. Понятно, что, раз газета вышла, у старого мира был еще, как минимум, один день. А дальше?

Завтра нужно обязательно прошерстить старые газеты. Тогда примерно можно будет представить, сколько времени прошло! Хотя, неизвестно, сколько лет существует этот мир – может пятьдесят, может, миллион. Хотя, нет, за миллион лет точно бы исчезли и газеты, и старые автобусы.

А ведь наверняка подписчики ее канала ждали нового выпуска видеоблога. Она обещала, и не сдержала обещание. Теперь продолжением ее канала стали выпуски новостей. Тревожных новостей, о которых пресса и интернет забыли через неделю. Разумеется, если катастрофа не случилась раньше.

Можно сколько угодно рассуждать на тему того, что могло быть, но лучше просто принять то, что сейчас происходит.

Она осталась одна. Конечно, здорово, что с ней Мефодий, Макс и эта непонятно откуда взявшаяся Рита. Но они не были никогда частью ее жизни. А вся жизнь в одночасье ухнула в никуда.

Ухнула. Такое странное слово. Тихое слово с большим резонансом.

Сумеет ли она научить новых хозяев мира тому, что умеет?

Галя попыталась вспомнить, как ее саму учили читать и писать. Этим, когда ей стукнуло пять лет, занялся ее отец. Он открыл тогда старенький букварь и, ткнув пальцем в непонятный кружок, сказал, что это буква «О». Галя была очень внимательным ребенком, ей нравились каждодневные занятия. Уже через пару месяцев она читала по складам сказки и писала письма маме и папе. Письма она оставляла на кухне. Мать их хранит до сих пор. Вернее, хранила на тот момент, когда она поехала брать интервью у Максима.

Что случилось с ее родителями, когда они узнали о ее гибели? Мама, наверняка, плакала, а отец, наверняка, нет. Ее папа всегда придерживался взглядов, что если что-то случилось, нужно принять это и действовать дальше. Он не был черствым, просто не считал нужным съедать себя из-за того, что невозможно изменить.

Вообще, конечно, странно, что от гибели физической оболочки ты никуда не исчез. Вернее, исчез в том месте, где погиб, но появился в другом, сохранив все воспоминания. Это, даже, не реинкарнация. Как там сказал князь, квантовая телепортация?

Галя, не раздеваясь, залезла под одеяло. Как бы то ни было, а поспать нужно.

Мысли в голове путались, рождая круговерть образов. Этакий контролируемый бред, предшествующий сну: обрывки мелодий, нелогичные, но кажущиеся гениальными выводы, озарения и тупики.

Галя не заметила, как уснула.

Мефодию, с одной стороны, хотелось спать, но, с другой, нужно было собраться с мыслями и обозначить внутри себя точки координат, от которых можно построить стратегию дальнейших действий.

Итак, если вернуться назад, то, что мы имеем? Стрельба во дворе, угон машины, минутная слабость, погоня во дворце и бойня в гримерке. Интересно, как они его вычислили. В одежде не могло быть никаких чипов, в секонд-хенде он поменял все, включая ботинки. Телефон он выбросил. Может, в оружии что-то было? Вполне возможно, что был «жучок» в ремне «УЗИ». Это единственное вероятное место, и то, что он не проверил – это его просчет. Нужно принять эту версию как рабочую. Просто потому, что других нет. Правда, сейчас это уже не имеет никакого значения, он уже здесь.

Дальше он просыпается в комнате с тремя застреленным им людьми. Не самая лучшая компания для того, чтобы очнуться, но и это лишь эмоциональная окраска. Итак, их четверо. Их пленили какие-то южные ребята, чтобы условно продать ребятам из других земель. Нападение и их побег были организованы очень изящно. Мефодий искренне верил, что это он вытащил Макса, Галю и Риту. Интересно, что было бы, если бы они решили не выходить из автобуса. Хотя, наверняка и на этот случай у солдат Антона был план.

Сейчас они оказались в хорошо укрепленным поселении с местным царьком и армией. Думать о том, каким способом они переместились из гримерки и ожили в этих местах не хотелось. Мефодий примерно знал о том, что говорил Эйнштейн о такой материи как пространство-время, но это он почерпнул из пары популярных книжек, прочитанных после того, как по телеку показали сериал о жизни ученого. С недостатком знаний лучше не пытаться рассуждать, иначе рискуешь пойти по ложному пути предположений и выйти, в итоге, совсем не туда.

Дальше… Что дальше?

Мефодий подошел к окну и посмотрел на Луну. Полнолуние.

В дверь его спальни кто-то тихонечко постучал:

– Можно?

– Да, Рита, заходи.

Рита была без обуви и в сарафане:

– Решила все-таки примерить.

– А тебе идет, – Мефодий смотрел на Риту.

В лунном сиянии она выглядела как-то уж совсем невесомо.

Рита села на кровать:

– Знаешь, мне все-таки страшно. Сейчас не могла заснуть. Мысли всякие лезли.

– Что такое?

– Знаешь, я же в гримерку тогда лезла, потому, что влюблена была в Макса. Вернее, думала, что влюблена. Он в реальности оказался совсем не таким…

– Ты из-за того, что он психанул?

– Нет, не в этом дело, – она пыталась подобрать слова, – просто он был для меня героем, понимаешь? Каким-то возвышенным, загадочным. А тут… Ну, словно бы исчезло волшебство!

– Молодая ты еще, – Мефодий сел рядом и приобнял ее, – обычное подростковое разочарование. Такого в жизни много и случается сплошь и рядом. Я в детстве грезил армией, а потом, когда вписался в действительно серьезные дела, увидел не романтику победы, а страх, грязь и кровь.

– А страшно убивать?

– Нет. Сейчас уже не страшно. Сначала жутко, потом охладеваешь к этому. Перестаешь смотреть на людей как на людей. Они становятся лишь мишенями. Главное не думать о том, кто они, как жили и прочее.

– А ты знаешь, интересно, что я единственная, кого ты не убил. Ну, то есть, убил, но это была случайность.

Мефодий не нашелся, что ему ответить. Он почувствовал, как Рита крепче прижалась к нему.

– Ты веришь в любовь с первого взгляда?

– Рита, я, боюсь, что не знаю, что такое любовь. Я не умею любить. Я солдат. Мое дело воевать.

– А я тебе совсем не нравлюсь?

– Ты мне в дочери годишься.

Мефодий попытался вспомнить, когда он последний раз так вот сидел с девушкой. Наверное, это было с его женой. Давно. Потом уже, нет. Проститутки и случайные подруги – от них он получал необходимое ему как любому мужчине. А так вот сидеть, обнимать, держать за руку… Давно. Очень давно и не в этой жизни.

Когда Рита прильнула своими губами к его, он не сразу сообразил, что происходит. Он просто повалил ее на кровать, задрал сарафан и спустил штаны.

Их движения не напоминали танец, или что-то, что описано в любовных романах. Никакой романтики. Грубая физиология вперемешку с животным чувством насыщения… Словно бы дикие звери, сдыхающие от жажды и дорвавшиеся до водопоя. Они жадно лакали друг друга…

Потом они лежали, обнявшись. Она прижималась к нему, а он гладил ее волосы.

– Мне было очень хорошо.

– Мне тоже.

Они не заметили, как уснули.




УТРО


Солнце встало над деревней. Местные жители готовили еду, улыбались утру и безоблачному небу над головой.

Ветер шептался сам с собой в листве, а утренние птицы щебетали среди ветвей.

Рита проснулась раньше Мефодия. Она несколько минут лежала, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения были приятными. Она осторожно дотронулась кончиками пальцев до лица Мефодия, и тот, смешно сморщившись, открыл глаза.

– Доброе утро, солнце уже встало.

– Доброе.

Ему было непривычно и от этого неловко. Он много лет засыпал один. Все те женщины, которые приезжали к нему, уезжали после близости на такси. Для него так было легче. Все-таки, одно дело секс, а другое – просыпаться утром с другим человеком в одной постели.

– Ты какой-то недовольный.

– Нет, я просто чувствую себя не в своей тарелке, – он улыбнулся, – как-то не часто так вот получается открывать глаза, а рядом юная красавица.

Сев на кровать, Мефодий натянул штаны и рубаху:

– Мой тебе совет, Рита, не строй воздушных замков.

– Я понимаю. Я прекрасно понимаю, что эта ночь была чем-то вроде психотерапии. Тебе нужно было выплеснуть напряжение, да и мне тоже.

Рита хотела сказать что-то другое, но не всегда стоит говорить, то, что на душе. Можно все испортить. Напугать.

– Мне, конечно, было приятно…

– Тссс! – Рита прижала палец к его губам, – Я все понимаю. Расслабься. Не думай об этом. Отпусти ситуацию.

– Как скажешь, – он встал и подошел к окну. – Пастораль…

Рита, не одеваясь, подошла к нему и обняла сзади. Он не был против. Он смотрел в окно, а она, закрыв глаза, уткнулись лицом в его одежду.

Наутро все становится четче, но не всегда понятнее. Утром два человека могут почувствовать, что они стали гораздо ближе, но рациональный ум старается гнать эти мысли. Именно во избежание таких вот ситуаций Мефодий предпочитал засыпать один.

– Ладно, пора, наверное, выходить. Одевайся.

Рита, подняв с пола сарафан, надела его на себя:

– Жалко, расчески нет. Тебе-то хорошо, а у меня черте что на голове.

– Угу, – буркнул Мефодий и толкнул дверь в столовую.

Галя и Макс уже были там. Перед ними на столе стояла глиняный горшок с чем-то дымящимся.

– Опа! – Макс посмотрел на выходящих из одной комнаты Риту и Мефодия, – кто-то уводит моих поклонниц.

– Еще раз пошутишь на эту тему, я тебе под дых дам, – Мефодий сел на скамейку, – ну, что, завтракаем?

– Да, давайте я кашу по тарелкам разложу, – Галя зачерпнула поварешкой из горшка, – Рита, а тебе идет сарафан.

– Спасибо. Сейчас поедим, переоденусь.

– Да ладно тебе, так же красиво. Или это только для ночных визитов? – улыбнулся Макс.

Через полсекунды он лежал на полу, держась за живот.

– Ты, чего, озверел? – хватая воздух ртом, спросил Максим.

– Я предупреждал, – Мефодий стоял над ним, – давай, вставай. Через пару минут пройдет.

– Мефодий, мне кажется, ты перегибаешь палку, – Галя поставила перед Мефодием тарелку.

– При всем уважении, Макс, есть та грань, за которую переходить не стоит. Нельзя обижать женщин.

Максим сел на скамейку:

– Ладно, Рита, извини, был не прав.

– Давайте мы не будем ссориться и устраивать разборки, – Рита строго посмотрела на Мефодия, – если так реагировать на каждую глупость, умрешь от невроза или инфаркта.

Они молча доели завтрак.

– Ну, что, – положив ложку, обратился к присутствующим Мефодий, – мы готовы к тому, чтобы принести в этот мир доброе и вечное?

– Да, фиг знает, – буркнул Макс, – я не уверен в своих силах. Ну, какой из меня преподаватель?

– Макс, ты бы меня мог научить играть на гитаре? – спросила Галя.

– Ну, чисто теоретически, да.

– Вот. А в нотах разбираться?

– Я мог бы показать их значение, а там уже все зависит от способностей. Я имею в виду, твоих, конечно же.

– Вот и не парься!

– А ты сама-то уверена, что справишься?

– Как я поняла, они могут учиться быстро. Плюс, язык тут развит. Думаю, что проблем не возникнет.

– Эх, мне бы твой оптимизм.

– Макс, не грусти, – Рита, встав из-за стола, похлопал его по плечу, – ты, хотя бы, умеешь что-то, а мне нужно будет рассказать им о том, что я знаю достаточно приблизительно.

Сделав несколько шагов, Рита зашла в свою комнату. Она сняла сарафан, надела брюки и рубашку и снова вышла:

– Да, так-то удобнее.

– Знаете, – Мефодий сложил руки на груди, – меня, вот, больше волнует, что будет дальше. Ну, научим мы их, а что потом?

– Они говорили, что мы можем остаться жить с ними, – Рита села рядом, – Ну, или как-то так.

– Понимаете ли, мы сейчас сидим в доме, который охраняется их солдатами. Нас не показывают местным жителям. Думаете, что что-то изменится?

– Ну, не будут же они поколениями нас держать под охраной.

– Рита, я это прекрасно понимаю. Но я не представляю, как тут жить. Как обживаться, чем заниматься. Будут меняться люди, а мы будем медленно стареть. Ты представь, что сейчас живы бы были те, кто, например, видел революцию 1917-ого года!

– Да, тогда бы мы много нового, я думаю, узнали.

– Вот и я думаю, что мы опасны для них. Опасны тем, что через несколько их поколений сможем подробно рассказать их потомкам, что и как было. Мы представляем угрозу для их политического развития.

– Думаешь, нас грохнут? – Галя настороженно посмотрела на него, – Предполагаешь, что мы не сможем договориться тихо-мирно жить с ними?

– Не знаю. Но нужно быть настороже. Я расскажу им некоторые методы ведения войны, но, не думаю, что стоит им вываливать современные секреты. Проведу экскурс в историю, вспомню Куликовскую битву, Ледовое побоище, Бородино, например. Они не так круто развиты, чтобы знания о войнах двадцатого века были им полезны. Элементарно, они только приблизительно знают, как использовать пушки, а сами с луками бродят.

– Интересно, какие?

– Я не знаю, что они из себя представляют, но их главный по армии сказал, что есть.

Макс встал из-за стола и стал ходить по комнате вперед-назад:

– Да, я тоже думаю, что не нужно им про драм-н-бэйс рассказывать. Покажу Баха с каким-нибудь Шопеном, потом пускай сами выдумывают. Главное же, это основа. Так ведь?

В дверях появился Антон:

– Доброе утро, друзья.

– Доброе.

– Как я вижу, вы уже готовы. Надеюсь, завтрак был вкусным?

– Да, спасибо, – Рита показала большой палец, – а у вас расчески, случайно, нет, а то волосы совсем спутались.

– Есть, – Рита не ожидала такого ответа, – простите, что упустили этот момент и не позаботились заранее.

Он достал из кармана деревянный гребень и протянул его девушке.

– Спасибочки.

– У тебя очень красивые волосы. Как крыло ворона.

Рита сделала вид, что не услышала комплимента. Она прошлась расческой по волосам и передала ее Гале.

– О, да, вот это в тему!

– Антон, вы сейчас отведете нас в ваш учебный центр?

– Мефодий, у нас нет как такового учебного центра, у нас есть хранилища знаний. Галя сегодня будет в книжном доме, например. Мы не храним все в одном месте. Это рискованно. Если вечные узнают о том, что у нас собрано и решат все уничтожить, у них не получится сделать это одним ударом.

– Умно.

Антон сел на одну из скамеек:

– Через минуту выходим. Солдаты проводят каждого из вас. Занятия с нашими учителями займут весь день, после вы снова встретитесь здесь за ужином.

– Антон, ты правда наследник князя?

– Да, Галя, все так. Сейчас я занимаюсь вами, поскольку ваше пребывание входит в область княжеских секретов. Кто-то из фамилии должен контролировать такие вещи.

– Понятно.

Повисла пауза. За окном пели птицы.




ДЕНЬ


Несмотря на то, что уже начинался день, все равно складывалось ощущение, что деревня расселена. Дома, заборы, деревья, дорожки и ни одного жителя.

– Я же говорю, поскольку вы являетесь частью княжеского секрета, мы попросили жителей в определенные моменты не выходить на улицу.

– В какие такие моменты?

– Мефодий, – Антон сделал паузу, – ты же сам понимаешь, о чем я. Когда запланировано ваше передвижение по маршруту, по улицам проходит глашатай. Когда вы минуете ту или иную улицу, глашатай сообщает, что можно возвращаться к повседневным делам.

Они вчетвером в компании Антона и шести лучников шли по широкой улице. Несмотря на то, что было светло, ничего разглядеть из-за глухих заборов не получалось. Разве, что, верхушки домов, но они ничего не говорили о том, что происходит во дворах.

– Почему у вас сплошные заборы? – Галя обратилась к Антону, – не в плане, что их так много, хотя и это тоже, а в том смысле, что они глухие. Даже никакой щелочки между досками. Сплошная стена.

– С одной стороны, это сделано ради безопасности, с другой, это позволяет нашим горожанам в определенном смысле иметь свое личное пространство. В пределах своего участка человек может делать все что угодно. Главное, это не вредить городищу и не подвергать опасности других жителей.

– Вы нас долго будете держать в тайне даже от своих сограждан?

– Галя, я не могу ответить на этот вопрос. Это решает князь.

Заборы, заборы, заборы… Как же это похоже на человека! Вот, есть у тебя что-то, так надо отделиться ото всех, получше спрятаться и наслаждаться своей самоизоляцией.

Говоря о личном пространстве, человек укрепляет окружающих в мысли, что он просто не любит или боится людей. Возможно, что и то и другое. Человек часто боится чужого мнения, от чего прячет сам себя за стенами, заборами, ширмами и перегородками. Но признать этот страх страшно, вот и прикрывает его человек аморфным определением – «личное пространство». Если спросить человека, что это и зачем, он промямлит что-то о том, что это возможность заняться своими делами. Но зачем тогда забор?

Они вышли на перекресток.

– А вот здесь мы должны разделится. Мефодий и Рита идут со мной, а вас, Максим и Галина, проводят до хранилищей наши солдаты.

– Хорошо, – Макс посмотрел в ту сторону, куда указал Антон.

Два лучника пошли рядом. Бойцы выглядит подтянуто и свежо. Совсем молодые парни с луками и колчанами со стрелами за спинами. У каждого из них на поясе висела сабля в ножнах.

Боковая улочка также не отличалась разнообразием того, что на ней можно было увидеть. Все те же заборы, все те же деревья за ними.

У одного из заборов стояли две женщины. Галя узнала Елену, а Макс Милану.

– Привет, Максим.

– Доброе утро, Галя.

Милана взяла Максима за руку, жестом показала лучникам, что все нормально и завела его в один из дворов.

– Очень рада тебя видеть. Пообщались с князем?

– Да, разговор был интересным.

Они поднялись по ступенькам деревянного крыльца и вошли в маленький домик.

– Хранилище под землей, а в доме живет мой отец. Но он сейчас у князя.

– Понятно.

В прихожей Милана отодвинула цветастый коврик и, сев на корточки, дернула железную скобу, открыв люк:

– Нам вниз.

Макс увидел каменные ступеньки. Милана снова взяла его за руку и сделала шаг.

Помещение под домом занимало гораздо большую площадь, чем сам дом. Кирпичные стены, свечи и факелы, полки… Интересно, это они сами построили, или осталось от прежнего мира? У дальней стены стояло пианино. Рядом висело несколько гитар и парочка духовых инструментов.

– Вот здесь мы и храним то, что помогало вам делать музыку.

Максим снял со стены одну из гитар. Было видно, что за инструментом ухаживают. Даже пыли нет. Проведя по струнам, он даже не удивился, что она расстроена. Да и струны сами были, мягко говоря, не в лучшем состоянии.

– Эх, струнки бы поменять…

Милана молча подошла к одному из шкафов и, взяв с полки, пластиковый конверт, протянула его Максиму.

– Да, ладно! Новые струны! Ничего себе!

– Мы нашли это в развалинах в ничьих землях. У нас много таких. Наши долго не могли понять, что это. Но тут гитара нарисована. Кто-то понял, что это что-то для инструмента и принес их ко мне. А ты можешь поменять их на двух гитарах?

– А зачем на двух?

– Я буду учиться. Заодно объясни, как именно они должны быть натянуты.

Максим снял со стены еще одну «акустику». Через несколько минут он протянул инструмент Милане, а сам взял второй.

– Вот, смотри, самая тонкая струна внизу. Она соответствует ноте «ми».

– Что это значит?

Максим открыл крышку пианино. Оно тоже оказалось не настроено, но все-таки он смог найти пару клавиш, дающих чистую ноту. Макс ударил по одной из них.

– Слышишь?

– Да, – Милана протянула это слово, четко попав в ноту, – нота, как я понимаю, это высота звука?

– Совершенно верно.

Подкрутив колок, он тронул одной рукой струну, а второй снова ударил по клавише:

– Чувствуешь, они звучат в унисон.

– Да! – Милана снова попала в «ми» и сама смогла настроить первую струну.

– Ого, да ты на лету схватываешь! Теперь по этой струне мы настроим все остальные…

Милана повторила все действия Макса, сама справившись с инструментом.

– Мы очень быстро обучаемся. Теперь покажи, как на этом играть, и как это связано с теми нотными знаками.

– Очень просто, смотри…

Милана, как дитя, радовалась, когда у нее что-то получалось и упорно повторяла то или иное действие, если не выходило с первого раза.

Если бы Максим не был в курсе того, что она никогда ни на чем не играла, он мог бы решить, что Милана попросту подшутила над ним, заставив примерить роль преподавателя. Однако, судя по всему, люди из этого мира действительно быстро учатся. Она задавала множество вопросов, внимательно слушала, повторяла за ним и постоянно улыбалась:

– Максим, музыка, действительно, прекрасна. Вроде бы просто составить закономерность созвучий нот, но за этим всем прячется что-то, что будит фантазию. Скажи, как называется произведение, которое я только что сыграла?

– «Лунная Соната». Ее написал композитор Бетховен.

– Лунная… – она сделала паузу, – наверное, нужно попробовать ночью сыграть ее, глядя на Луну.

Сверху постучали. Милана отложила гитару и поднялась наверх. Вернулась она через минуту, держа в руках поднос с обедом:

– Полдня прошло, а мы уже так много освоили.

– Да, Милана, это поразительно. Скажи, а это все у вас так быстро учатся?

– Это особенность наших людей. Когда ты живешь мало, то жить приходится быстрее. И мы живем быстрее. Постепенно, правда, замедляемся, но пока нас хватает на то, чтобы за один день освоить азы какого-либо искусства или ремесла.

Милана поставила поднос на пол и сама села рядом:

– Тут нет обеденного стола, и я часто обедаю именно так.

– Да, все нормально, – Максим сел напротив, – сейчас поедим и продолжим. Правда, я уже и не знают, что показывать.

– Спой мне свои песни.

Максим взял гитару и взял несколько аккордов. Это было странно – петь свои хиты, которые совсем недавно он исполнял перед многотысячной толпой, в подвале в неизвестном мире для своей первой и невероятно одаренной ученицы.

– У тебя необычные песни. Вторая очень хорошая, а первая не понравилась.

– Спасибо за честность.

– А давай попробуем сыграть их в две гитары? Ты веди ритм, а я проведу мелодическую линию.

– Уверена, что справишься?

– Я должна справится. Это мой долг перед нашим народом.

Через несколько домов от хранилища инструментов находилось что-то вроде библиотеки. В огромной комнате стояли десятки стеллажей, на которых без какой-либо системы были разложены сотни книг.

Елена с Галей поднялись по деревянным ступеням и оказались внутри избы.

– Ничего себе, – оглядевшись сказала Галя, – да у вас тут куча всего!

– Мы не знаем, что ценно, а что нет. Нам очень нужна твоя помощь. Хранить столько книг небезопасно.

– Небезопасно?

– Мы очень боимся, что Вечные обнаружат это хранилище и сожгут его. В лесах у нас есть еще одно место, где хранятся книги, но оно настолько секретно, что даже я не была там ни разу. Князь говорит, что это где-то под землей.

Галю поразила чистота в помещении. Ей показалось, что даже в солнечных лучах, проникающих сюда сквозь окна, не было ни одной пылинки.

– Раз в неделю мы перебираем все книги. Это ценные предметы, и уход за ними чрезвычайно важен. Точно также Олег хранит боевую машину, которую мы обнаружили, когда возводили город.

– Боевую машину?

– Да, ее обязательно покажут Мефодию. Но пока суть не в этом. Что вы скажете об этом собрании?

Галя прошла вдоль стеллажей. Пару книг она достала с полки, повертела в руках и поставила обратно:

– Ну, что сказать. У вас много чего собрано. Есть много полезного, но есть и откровенный шлак.

– Что значит это слово? – Елена подняла брови.

– Я имею в виду, что некоторые книги не представляют никакой художественной, научной или культурной ценности. Например, вот это развлекательная книжка для домохозяек. Писательница, ее написавшая, в нашем мире выпустила огромное количество подобных детективчиков.

– Я бы не хотела, чтобы ты, Галя, была столь категорична. Нам важна любая информация. То, что для вас кажется пустышкой, нам может рассказать много нового.

Елена была права. Вот, листаешь ты себе дешевый любовный роман, а в нем есть пара строк, отсылающих к другому, и больше нигде это другое не упоминается. И дело только читателя, пройти по этой ссылке или нет.

Когда-то для одного из первых выпусков своего блога Галя брала интервью у известного писателя Стогова, который сначала публиковал легкие развлекательные романы, а потом вдруг перешел на документалистику:

– Ты, вот, прикинь, погибнет наша цивилизация, и потомки найдут книгу про Винни Пуха. И это будет единственная книга, дошедшая до них. Ее расшифруют, а потом в учебниках истории напишут, что на планете жили говорящие медведи, которые дружили со свиньями, умеющими стрелять из ружья. Скажи, кто такой Винни Пух? Я его не знаю. Поэтому я предпочитаю сейчас писать о том, что вижу вокруг, о том, что происходит здесь и сейчас.

К слову сказать, пару книг Стогова тоже лежали на полках. Наверное, ему было бы приятно узнать, что его романы пережили нашу цивилизацию.

– Ты о чем-то задумалась? – Елена подошла к Гале, – или тебе грустно?

– Да, я вспомнила одного своего знакомого. Не важно, в общем-то. Так как тебя научить читать?

Рано или поздно люди переходят на «ты», и нет ничего глупее, чем договариваться об этом. Это случается само собой.

– Открой любую книгу и читай вслух, веди пальцем по строке, а потом я попробую сама…

– Кстати, если говорить строго, то это мог бы любой из нас.

– Но в старинном листке именно ты указана как та, что владеешь этими знаниями.

Галя вспомнила фотографию из газеты:

– Ну, ладно. Выбирай тогда любую.

Елена подошла к стеллажу и достала увесистый том в цветной обложке.

– Ого, «Ночной Дозор» со всеми продолжениями, – улыбнулась Галя, – открывай.

Взяв книгу в руки, Галя начала читать. Она читала медленно, ведя кончиком указательного по строке. Перевернув страницу, она повернулась к стоящей за ее плечом Елене:

– Все понятно?

– Да, давай я попробую.

Случилось удивительное, Елена действительно начала читать. Причем, судя по ее лицу, она сама восприняла это как должное. Мол, ну, да, я мечтала научиться делать это, а сейчас сделала. Все нормально!

– Ну, как? – дочитав абзац, она посмотрела на Галю, – нигде не ошиблась?

– Лена, ты же сама понимаешь, что нигде. Но я очень удивлена. Как такое вообще возможно?

– Тебе же сказали, что мы очень быстро учимся, – она улыбнулась, – я только не совсем поняла, что за значки между буквами. Ты их никак не читала. Я сначала подумала, что они после слова как-то влияют на длину последней буквы, но там были слова, которые не кончались на тянущиеся.

– Это ты сама так назвала буквы, типа, «а», «о» и подобные? Мы называем их «гласные». А эти значки… – Галя задумалась, как бы это сформулировать просто и понятно, – Они обозначают интонационные паузы и делят текст на смысловые куски. Есть ряд правил, как их использовать.

– Расскажи!

Положив книгу на полку, Галя пошла между стеллажей. Где-то мельком она видела здесь несколько школьных учебников. А, вот…

– По этим книгам мы учимся правилам языка.

– Русский язык, – прочитала Елена, – а это, что за буква? Вот тут, прямо перед словом «класс».

– Это не буква, – Гале почему-то было немного смешно от того, что взрослый человек задает такие вопросы, – это цифра. Тут написано, что это учебник для пятого класса. В школе учатся много лет, и каждый год обучения называют классом.

– Расскажи мне о цифрах.

Галя не была сильна в математике, однако она прекрасно понимала, что, умея читать, Елена вполне сможет сама постичь и эту науку. Главное сейчас не углубляться, а то и самой можно запутаться:

– А эта цифра называется «ноль».

– Это сколько?

– Это нисколько. Этой цифрой обозначается отсутствие количества. А еще она используется для того, чтобы написать числа в десять раз больше, чем, например, один или два. Ты добавляешь ноль и получается десять или двадцать.

– Как странно. Ты не пытаешься дать мне ложное знание? – Елена отошла на несколько шагов, – как может одно и тоже быть ничем и при добавлении этого ничто к чему-нибудь, увеличивать это в десять раз?

– Ты слишком уж буквально все воспринимаешь. Это всего лишь знаки, которыми обозначают что-то. Это, например, как буква «а», которая сама по себе является маленьким, назовем это так, словом. И есть буква «у», которая тоже может быть маленьким словом, – Галя решила максимально упростить объяснение, – а написанные вместе они дают третье слова «ау».

– А! – протянула Елена и улыбнулась, – понятно.

Следующий час они ходили между полками, и Галя выбирала школьные учебники. В одну пачку она сложила все, что относится к изучению языка, в другую то, что имеет отношение к математике.

– Вот, посмотри, если освоить эти программы, то получишь основу для изучения любой науки. Ну, кроме музыки, наверное. Там свои знаки, но, думаю, Максим все объяснил Милане.

– Музыка меня не интересует. Она не имеет практической пользы, – взгляд Елены стал строгим, – я считаю, что это вредное знание. Я говорила об этом князю, но Милана говорила более убедительно. Наш князь, хоть и сильный, но он слишком идеализирует мир. К музыке мы всегда успеем прийти. Сейчас знания о нашем мире гораздо важнее.

– А как же душа? Как же покой и радость от красивых мелодий?

– Я не верю в то, что она спасет человека от неверного пути. Только отвлечет. Собственно, Милана, несмотря на свой статус, у нас считается не совсем нормальной. Она носится со всем этим. Пускай она освоит, конечно, эти знания, что ей даст Максим, но использовать их нам пока рано. А, может быть, они вообще окажутся лишними.

Галя не нашлась, что ответить ей. Она молча перебирала книги.

Нет, ничего страшного она не услышала, но музыка наравне с литературой всегда была частью культуры, сформировавшей лицо ее мира.

Когда-то именно музыка Макса сформировала личность Риты. Конечно, она и представить себе не могла, что когда-нибудь ее личность будет интересна кому-то только потому, что она в юности много гуляла по стройкам, но и это уже что-то. Все-таки не бесполезной выросла.

– Значит, вы говорите, что фундамент необходим даже при возведении маленьких домов, типа того, в котором мы сейчас?

Они с Ильей-строителем сидели в маленьком бревенчатом домике за столом и рассматривали старые планы зданий, которые, как он сказал, передали ему из некого большого хранилища книг.

Илье было семь с половиной лет. Выглядел он как мужчина за семьдесят. Взлохмаченный дядька с бородой, большим носом и глазами навыкат.

– Конечно. Я же объяснила вам, что это застрахует дом от возможной деформации и придаст устойчивость. Вы сейчас прямо на землю избы ставите?

В общем-то Илья был приятным собеседником, но он никогда не довольствовался ответами Риты. Каждый ответ вызывал просто-напросто шквал дополнительных вопросов. Он что-то уточнял, что-то переспрашивал, все подвергал сомнению.

– Мы находили старые фундаменты, но всегда считали их блажью тех, кто был до нас. Мы, либо делаем погреба, либо ставим дом прямо на землю. И еще ни разу дом никуда не девался.

– Илья, вы спросили, я ответила. Мы строим именно так. Фундамент, сваи… Я же вам уже два раза рассказывала это.

– Ну, не серчай, – Илья будто резко стал очень грустным, – понимаешь, когда всю жизнь строишь так, а приходит девчушка и начинает говорить, что ты делаешь неправильно, то это не очень приятно. Я понимаю, что твои знания очень важны. Но очень грустно понимать, что мои знания несовершенны.

– Зачем вы так говорите? Я уверена, что рано или поздно вы бы сами пришли к тому, о чем я пытаюсь рассказать. У вас наверняка много книг о строительстве. Галя научит вашу Елену, а та вас. Да и, смотрите, какую гостевую избу вы отстроили…

– Ох, гостевая изба. Это очень большой вопрос. Она пришла к нам из того мира, который был здесь до нас. Я всегда против холодных камней. Я за живое и дышащее.

– Смотрите, мне сказали, что я должна передать знания. Я делюсь ими с вами. И только вам решать, воспользоваться ими, или нет.

– Знаешь, ко мне вчера пришел Главный Соглядатай. Он ничего толком не объяснил. Сказал только, что я должен согласиться с тобой. Что ты каким-то образом попала в наш мир из мира тех, кто был здесь до нас…

– Значит, вы должны восстановить искусство предков. Я понимаю, что что-то случилось. После этого человечество изменилось. Вы стали жить меньше. Появились какие-то Вечные…

Илья встал из-за стола и подошел к окну. У Риты появилось какое-то странное ощущение, будто он что-то хочет сказать, но, почему-то, не решается.

– Знаешь, – он повернулся к ней, – я вижу, что ты хорошая и умная девочка. Я знаю, что ты пришла не одна. Мне жить осталось не так много. И терять, в общем-то, нечего…

– И?

– Понимаешь, – он снова сел за стол, – я могу посоветовать кое-что… Не говорите всего, что знаете. Не рассказывайте нам. Князь Леонид не самый хороший человек. Он жаждет власти. И то, что он прикрывается прогрессом, это лишь ширма для того, чтобы начать самую большую войну.

– Стоп! – Рита огляделась по сторонам и перешла на шепот, – что вы такое говорите? Вас услышат.

– Кто? Князь слишком озабочен укреплением своей власти. И ему легче контролировать четырех носителей знания, нежели допустить, что кто-то еще будет посвящен в тайны прошлого. Охрана смотрит на дом. Она видит его весь. Отсюда не выскочить, но все солдаты проинструктированы не подходить ближе, чем на тридцать шагов до того момента, как мы выйдем. Поэтому я могу говорить все, что захочу.

Ничего себе! Рита даже и предположить не могла, что в этой деревне могут быть диссиденты. Причем, не просто недовольные жители, а люди, занимающие какие-то важные посты. Очень интересно, однако.

– Леонид хочет начать войну, – повторил Илья, – сейчас мы являемся самыми сильными. Среди, разумеется, наших племен. Но есть Вечные. И они, даже не ведя войну, правят всеми нами. Периодически их железные птицы жгут наши хранилища знаний. Периодически они с помощью этих птиц заканчивают наши войны. Их никто не видел. Видели лишь Вечного Ренегата. Тот многому нас научил, но, главное, он показал, что Вечные смертны. Да, он был убит своими. Но был убит, понимаешь? Леонид хочет, чтобы он сам или его сын возглавили армию и победили. Тогда княжеский род будет править всем нашим миром. Но для этого ему нужны знания и технологии Вечных.

Информацию нужно было, как говорится, переварить. С одной стороны, конечно, Рите было абсолютно все равно, как князь использует полученные знания, а с другой было неприятно, что Леонид не рассказал все прямо. Плюс к этому, возникало очень много вопросов на тему того, что все-таки будет с ней, Мефодием, Ритой и Галей.

В это самое время, пока Рита осознавала, что на самом деле происходит, Мефодий с Олегом стояли внутри кирпичного здания без окон. Света факелов было достаточно, для того, чтобы рассмотреть находящийся там танк.

– Ого! – Мефодий присвистнул, – А это откуда у вас? Вы знаете, что это?

– Это оружие, которое может двигаться без помощи лошадей. Сейчас оно не способно на это, но, как мне кажется, все поправимо.

Т-34 выглядел так, будто совсем недавно сошел с завода. Он пах смазкой и особой чистотой зон хранения тяжелой техники.

– Откуда он у вас? Если ваши пушки меня не удивили, то данная штуковина вызывает много вопросов.

– Он был тут всегда. Мы нашли это здание в лесу, когда Вечный Ренегат выбрал место для нашего поселения. Дабы Вечные не уничтожили его, мы сверху насыпали курган. С неба не поймешь, что это такое, да и из леса смотрится как холм.

Олег с Мефодием находились в роще за внешним забором. Сюда они попали через небольшие ворота, спрятанные за одной из изб.

– Ну, да, оно ездит. Только, боюсь, что без электричества вы его не заведете. Я рассказывал об электричестве, помните?

– Да, конечно. Я думаю, что в нашем книжном хранилище есть информация об этом. Здесь тоже были книги, мы их переправили туда же.

– Вы ухаживаете за ним, как я понимаю. Можно внутрь залезть?

– Да, посмотрите, если вам нужно.

Открыв верхний люк, Мефодий спустился в башню. В темноте невозможно было ничего разглядеть, однако он прекрасно знал, что должно быть внутри. Ого! Даже снаряды есть. Так, сколько их? Три штуки. Не густо.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/svyatoslav-korovin/bystryy-mir-69148555/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.