Сжечь Барселону

Сжечь Барселону
Константин Демченко
Прошлое, скомканное и истлевшее, надёжно упрятано поглубже, настоящее пустынно и бесцветно, будущее не просматривается. Он не может, не хочет изменить что-нибудь сам и не в силах жить так дальше… Можно ставить точку.Но вдруг начинают меняться привычные вещи, встречаются незнакомые знакомые, всплывают непроисходившие события, картинка вокруг перестаёт совпадать с той, что живёт в его памяти. Можно сойти с ума… Или заново научиться жить?

Константин Демченко
Сжечь Барселону

Глава 1. Понедельник
Я стою, опершись руками на раковину, и смотрю на своё лицо, выглядывающее из глубины затемнённого зеркала. Короткая стрижка, не требующая расчёски, глаза ярко-медового цвета, нос с небольшой горбинкой, слегка впалые щёки… Лицо, как лицо, не лучше и не хуже сотен таких же, отражающихся этим утром в зеркалах просыпающегося города.
Капля воды медленно соскальзывает со лба, проползает по виску, по только что выбритой щеке, непонятным образом сворачивает на подбородок и уже с него слетает вниз, смешиваясь на чёрной глянцевой поверхности со своими клонами. А потом они все вместе пропадают в бесконечной глубине канализационного стока.
– Всё заканчивает своё существование в одном месте, – пробормотал я.
Прикрыл глаза, закусил губу и несколько раз глубоко вздохнул, следуя совету неизвестного психолога, который когда-то вычитал в ленте. Этот балабол обещал, что всего три вздоха и взгляд внутрь себя смогут помочь в любой ситуации. Но, то ли советы были дерьмовые, то ли я неправильно в себя посмотрел, без прищура, наверное, – меня не отпустило. Желание со всей дури удариться грёбаным лбом о грёбаное зеркало и забыться грёбаным сном никуда не пропало.
Я снова смотрю в свои глаза и привычно не вижу в них ничего, кроме цвета. Ни мысли, ни желания, ни боли.
Внезапно для меня самого губы расплываются в энергичной улыбке, одной из тех, что я всегда надевал, когда переступал порог своей квартиры. В арсенале имеются ещё скупая, сдержанная, мимолётная и ещё несколько других улыбок на самые разные случаи жизни. Все они выходят просто замечательно, так что никто не может уличить меня в фальши – для этого надо заглянуть в глаза больше, чем на пару секунд и слегка напрячься, на что ни у кого нет ни времени, ни потребности. И это меня вполне устраивает. Но моя самая большая гордость: улыбка искренняя. В своё время она проходила проверку душещипательными беседами глаза в глаза и даже имеет дополнительную функцию «сквозь слёзы».
Улыбка исчезает. Опять появляется. Снова исчезает. Будто кто-то нажимает на выключатель.
– Начинается ещё один замечательный день, Лёха, – сообщил я своему отражению. – Такой же, как был вчера. Такой же, как будет завтра. Но я его проживу, хотя ей богу, не понимаю, на хрена… «Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет, Живи ещё хоть четверть века – всё будет так…». Н-да…
Челюсти свело, и сквозь сжатые зубы вырвался придушенный крик-стон:
– Господи, сделай уже что-нибудь со мной! Ты же видишь – я слаб… Или не Господи…
Глаза закрылись, по щеке покатилась ещё одна капля, добежала до губ, я машинально смахнул её языком… Солёная…
Я взял с крючка полотенце, промокнул лицо, нанёс бальзам после бритья и вышел из ванной. На кухне уже начал посвистывать чайник, так что я его выключил и залил кипятком геркулесовые хлопья в белой плошке. Полторы минуты в микроволновке – и завтрак готов. Быстро и удобно. А ещё, безвкусная водянистая масса не позволяет собой наслаждаться: тут бы проглотить побыстрее, да перейти к кружке растворимого кофе с двумя кусками рафинада, который как раз поостынет, пока будет поглощаться каша.
Завтрак занял не больше десяти минут. Как, впрочем, и всегда.
Я, не торопясь, натянул носки, надел брюки, белую рубашку, повязал галстук и накинул пиджак. Вот и всё: готовность к новому дню составляет сто процентов.
Я вышел из квартиры на лестничную площадку, запер дверь и пошёл вниз по лестнице. Ещё обуваясь, подумал, что на улице может быть прохладно, но, к сожалению, не прислушался к шёпоту разума и пошёл как есть. Так что, открыв подъездную дверь и на секунду замерев на пороге, я почувствовал, как холодный ветер тут же забрался под пиджак и просочился сквозь тонкую ткань рубашки. Но возвращаться уже не хочется – не люблю я лишние движения. К тому же вчера, несмотря на то что я вернулся домой после бассейна поздно, получилось поставить машину почти у самого подъезда, так что ветер не должен был успеть заморозить меня основательно. Так и получилось, но, когда я нырнул в салон и, поёжившись, завёл двигатель, решил, что надо всё-таки проверять температуру на улице перед выходом, а не на собственной шкуре по факту. С плащом было бы однозначно лучше… Всё никак не привыкну, что нынешнее лето выдалось абсолютно мерзопакостным: либо жара за тридцать, либо чуть ли не заморозки по ночам, к которым периодически добавляется ублюдочный моросящий дождь. Сегодня как раз второй вариант, ладно хоть без мороси.
Пришлось включить подогрев сидений и печку, и минут через пять я уже начал согреваться, и поездка из отвратительной превратилась в удовлетворительную.
До работы ехать около часа. Хотя, ездой это можно назвать с большой натяжкой. Машина нудно проползает пару метров, встаёт, потом ещё немного продвигается, снова останавливается и так до тех пор, пока наконец не пересекает заветную стоп-линию под мигающим зелёным, разгоняется до умопомрачительных сорока километров в час… А через пять секунд снова выжимается тормоз, и всё начинается сначала. Мозги практически не участвуют в этом процессе: на автомате ноги давят на педали, а руки подправляют руль, голова выполняет функцию снабжения организма кислородом и отслеживания некоторых параметров внешней среды – расстояние до авто впереди, боковой интервал, смена цветов на табло светофора и тому подобные детали, необходимые для доставки своего носителя из пункта А в пункт Б. Если какие-то мысли и крутятся в голове, то я не способен их хоть как-то зафиксировать, сохранить для будущего. Или не стремлюсь. Или мне просто плевать. А скорее всего, всё это вместе.
Сегодня поток двигается особенно медленно, а последние минут пять так вообще стоит на месте, наверное, где-то впереди опять стукнулись слишком спешащие на работу индивидуумы. Я повернул голову и посмотрел сквозь стекло. Обычно за ним нет ничего примечательного, а потому взгляд скользит, отмечая присутствие авто, зданий, деревьев, облаков, но не цепляясь за них и абсолютно игнорируя мелочь типа пешеходов, и растворяется, не впитав абсолютно никакой информации. Но сегодня случилось небывалое: он остановился на больших тёмно-зелёных, почти малахитовых глазах и не смог двинуться дальше. Понятно, что глаза там висят не сами по себе, у них есть хозяин, точнее, хозяйка, сидящая в соседнем авто и точно так же смотрящая сквозь своё стекло. И почему-то прямо на меня.
Глаза без лица и его мимики вообще не передают никаких эмоций, это просто склера с чёрной горошиной зрачка да хоть как-то оживляющей её радужкой. Но в этом случае схема дала сбой. Я вообще не заметил лица – передо мной только глаза: полные жизни, безразличные, мудрые, добрые, прожигающие до самого нутра, лучащиеся предвкушением нового дня, сочащиеся непроглядной темнотой прошедших ночей…
Исчезли. Только что я тонул в тёмно-зелёной, но прозрачной бесконечности, и вот вынырнул и хватаю ртом воздух, а прямо передо мной дымится стиснутая толстыми волосатыми пальцами, торчащими из приоткрытого окна, сигарета.
До меня только через несколько секунд дошло, что машина напротив просто тронулась с места и проехала на пару корпусов вперёд. А мой ряд как стоял, так и остался стоять.
Промелькнула мысль, что надо выпрыгнуть из машины, добежать до ускользающей от меня ненормальности и что-то сделать… Но нервные импульсы, на рысях выскочившие из головного мозга, почти сразу потеряли свою живость, а до конечностей вообще добрались их почти разложившиеся останки, так что даже пальцы не шевельнулись.
Соседний ряд снова тронулся, машина с обладательницей тёмно-зелёных глаз внутри добралась до светофора и, перевалившись через пешеходный переход, исчезла в потоке своих близнецов. Несмотря на расплёсканное по асфальту разнообразие цветов, форм и шильдиков на крышках багажников, все эти куски металла со стеклянными вставками для меня на одно лицо. Может, в другой раз я бы и смог вспомнить хотя бы цвет этого авто, но сейчас… Сейчас – нет.
Или не было ничего? Глюк? Фантазия? Задремал? Если даже и нет, то я знаю, что эти глаза я увидел в первый и последний раз в жизни. Бывает такое, что тебе не нужны доказательства, ты просто понимаешь истину.
Сразу несколько громких разнокалиберных гудков заставили меня прервать размышления. Сигналят мне: как оказалось, машины впереди меня уже поехали и успели оторваться на несколько корпусов, что почти мгновенно вызвало возмущенную реакцию спешащих на работу водителей, оказавшихся позади меня. Организм сработал как положено, ноги нажали на педаль газа и с лёгкой пробуксовкой отправили тяжёлое тело машины вперёд, а мозги приняли решение считать инцидент с тёмно-зелёными глазами исчерпанным – за невозможностью как-либо его подтвердить или опровергнуть. Лишь мелькнула невесомая тень то ли сожаления, то ли обиды, а потом бытие снова встало на надёжные рельсы, ведущие вперёд и только вперёд, к светлому будущему. Настолько светлому, что не видно ни фига, всё засвечено…
С опозданием в двадцать минут я вошёл в двери офисного здания. Но переживаний по этому поводу ноль: начальство знает, что обстановка на дорогах непредсказуемая, потому минуты опоздания просто перекидываются на конец рабочего дня. Придёшь в девять – уйдёшь в шесть. Придёшь в двенадцать – уйдёшь в девять. Задача каждого сотрудника: просидеть восемь часов на рабочем месте с часовым перерывом на обед.
Иногда мне кажется, что других обязанностей, кроме как провести четыреста восемьдесят минут на седьмом этаже стеклянного здания, уткнувшись взглядом в монитор, просто не существует. Но, конечно же, это не так. На самом деле, каждый день заполнен уймой ответственной и неотложной работы: проверка договоров, дополнительных соглашений, закрывающих документов и всей остальной электронной и бумажной требухи.
– Лёша, привет! – встретил меня, как только я переступил порог, приветливый и энергичный мужской голос. – Как дела?
– Привет, нормально, – ответил я, улыбаясь и протягивая ладонь. – У тебя?
На состояние моих дел наплевать всем, кроме меня самого, а тем более этому раздолбаю из отдела продаж, Шурику. Дела Шурика меня, само собой, интересуют тоже не сказать, чтобы сильно, но к приклеенной улыбке должен прилагаться определённый набор слов и действий, отсутствие которых обратило бы на себя внимание. А первое правило для того, кто не хочет, чтобы его доставали: быть как все, не отличаться от десятков улыбчивых тел в костюмах, произносить фразы «как дела?» и отвечать на них «нормально».
И чего он тормознул внизу? Честно говоря, я видел, как он забегал в открытые двери и специально выждал перед входом минуту, чтобы с ним не пересечься в холле. А теперь придётся ещё и в лифте вместе ехать…
– Лёш, у тебя пары тысяч нет до завтра? Совсем пустой, даже на обед нет. Завтра же двадцатое, должны аванс перечислить, я тебе сразу отдам.
Как оказалось, у гипертрофированной приветливости Шурика имеется объективная причина, так что моё представление о мире не подверглось угрозе быть изменённым. И, с одной стороны, можно было бы дать денег в долг, и это будет гарантией, что в ближайшие пару месяцев Шурик будет избегать встреч со мной – одной проблемой меньше. С другой, если каждому, кого не хочешь видеть, платить, пусть даже по тысяче, а не по две, то на себя не останется. К тому же, большинство в этом здании в долг не дают никому и никогда, так что отказ будет в рамках принятых норм поведения.
– Нет, извини, сам на мели, тоже аванса жду, – врать мне легко и совсем не стыдно.
Теперь остаётся только избежать совместной поездки в лифте, иначе Шурик будет ныть про деньги до самого седьмого этажа, даже понимая, что я своего решения не изменю. И дело не в том, что есть вероятность передумать – я уже давно научился в таких случаях отключаться от потока чужих слов и только неопределённо «мычать» в нужный момент. Просто не хочется.
– Вот ведь, телефон в машине оставил! Придётся возвращаться, – нашёл выход я, но тут входные двери открылись и вошёл Гера, известный своей добротой и отзывчивостью, всегда готовый помочь ближнему своему, то есть идеальная цель для алчного Шурика.
Алчный Шурик тоже оценил обстановку и тут же переключился с малоперспективного меня на почти стопроцентный вариант. Он бросился Гере навстречу, расплываясь в настолько искренней улыбке, что не знай я его, решил бы, что он встретил как минимум лучшего друга. К стандартным приветствиям он добавил несколько вопросов за жизнь, смол-ток, так сказать, активно кивая и издавая междометия, призванные обозначить его крайнюю заинтересованность в ответах. И только уже находясь на середине лестничного пролёта (к моему счастью, Гера работает на третьем этаже, и они пошли пешком), Шурик пожаловался на незавидное финансовое положение.
В общем, лифт остался в моём полном распоряжении, и я поспешил нажать кнопку вызова: очень мне не хочется, чтобы ещё кого-нибудь нелёгкая принесла. Уже через пару секунд я ступил в большую хромированную коробку, не глядя нажал кнопку нужного этажа на панели, двери закрылись, и лифт бесшумно заскользил вверх.
– Раз, два, три, четыре… десять… – сосчитал я про себя секунды.
Обычно на десятой лифт останавливается, то есть я добираюсь до своего этажа, но на этот раз он продолжил движение. Я посмотрел на табло и, вопреки ожиданиям, увидел, как на нём загорелась цифра «9». И как это я умудрился нажать не на ту кнопку? Первый раз за столько лет… А что у нас на девятом этаже? Там уже не наша территория, никогда на нём не был.
Двери раздвинулись, и я, даже не выглянув наружу, нажал на кнопку с семёркой, на этот раз убедившись, что это именно она. Правда, взгляд всё равно успел зацепиться за нестандартный для офисного здания интерьер холла – что-то в стиле лофт. Только как будто дизайнер переборщил с простотой – слишком уж обшарпанная штукатурка, из-под которой местами выходит наружу кладка красного кирпича, выставленная напоказ проводка, свисающая с потолка на обычном проводе большая лампочка без плафона. Наверняка, это офис айтишников, они любят такую «красоту» – чтобы нестандартно и оставляло простор для разума, брызгающего на окружающее креативностью. Ещё и заплатили, наверное, за это немерено… Мне кажется, что есть у современного искусства, частью которого является дизайн, такая фишка – чем более убого оно выглядит, тем дороже стоит. Хотя, может, я и ошибаюсь.
Когда двери лифта открылись на моём, седьмом этаже, мысли о девятом и его сверхмодном дизайне растворились и осели бесцветным налётом на краткосрочной памяти. Скоро произойдёт ещё что-нибудь настолько же бесполезное и незначительное, потом ещё и ещё, и, наконец, событие под названием «девятый этаж» скроется под слоями других воспоминаний. Да и не событие это вовсе, а так – незначительный эпизод.
Рабочий день прошёл ровно.
Я проделывал обычный набор активностей, практически не поднимаясь из-за стола.
Разве что пару раз сходил на кофе-брейк в «релакс-рум». Такое наименование у нас официально носит помещение с большим диваном, несколькими креслами, кофемашиной и вдохновляющим видом на запруженную машинами улицу. Курилка здорового человека, так сказать. Собственно, неофициально она называется именно так – «курилка», хотя из курящих во всём здании найдутся, наверное, только охранники на ресепшен. Вообще, кофе вполне можно выпить и за рабочим столом, но отвлекаться от работы иногда надо даже мне, а более подходящего для умеренного общения с коллегами места, чем эта комната, придумать сложно. Тут всегда тусуется два-четыре человека, набор обсуждаемых тем стандартен – начальство, коллеги, цены и политика, так что можно быть внутри разговора, не особенно в нём участвуя. И для меня это ещё один способ не быть в коллективе «белой вороной». Ну да, приходится поддакивать и иногда вставлять реплики подлиннее, но оно того стоит.
Обычно я устраиваюсь в глубоком кожаном кресле бежевого цвета, стоящем вполоборота к окну. Его огромный плюс – возможность смотреть в основном на улицу, а к говорящим поворачиваться только в случае необходимости. Справа от него стоит совсем маленький столик, которого как раз хватает для стопки журналов и кофейной чашки. Журналов всего пять и лежат они здесь чёрте с каких пор – два на автомобильную тему, один женский, один мужской и один, о чудо, толстенный литературный журнал, в котором опубликованы короткие рассказы и очерки разных авторов. Честно говоря, когда я его увидел, не поверил, что такие ещё издаются, но именно он стал моим любимым – открыв его, можно сделать вид, что ты погружён в процесс чтения и даже пропустить один-другой вопрос коллег мимо ушей. Да и читать его интересно, честно говоря. А ещё он самый свежий на вид, обложка не потрёпана и не заляпана, так как остальной глянец кто-нибудь нет-нет да берёт в руки полистать.
Как только часы показали шесть часов двадцать минут, я отправил компьютер в «сон», встал и пошёл на выход.
Даже если бы я пришёл сегодня на работу вовремя, то всё равно задержался бы до этого времени. Большинство у нас всё-таки приходят ровно к девяти и потому сваливают в шесть и ни минутой позже, трудоголики и безотказные сидят допоздна, так что задержка минут в пятнадцать-двадцать гарантированно позволяет избежать толкучки на выходе. А если посидеть ещё полчасика, то можно и дорожные пробки только краешком задеть, но домой ты всё равно приедешь в одно и то же время. Для меня сидение за рулём авто предпочтительнее сидения в офисном кресле. Конечно, можно остаться и ещё поработать, но смысла никакого в этом не было. Зачем делать работы больше, чем можно, если её всё равно от этого меньше не станет?
Тем более, что по плану у меня сегодня прогулка на свежем воздухе в приятной компании наушников: ничто так хорошо не заполняет мозг и время, как ходьба под музыку в неопределённом направлении.
Я спокойно спустился на первый этаж, вышел на улицу и подошёл к машине. И уже открыл было дверь и поставил ногу на порог, но что-то заставило меня посмотреть на задний бампер. Интуиция на обманула: на когда-то идеально чистой поверхности обнаружилось несколько царапин и следы красной краски. Пока я сидел за компьютером, кто-то из коллег или сотрудников других фирм-арендаторов шоркнул мне машину и свинтил домой, а если говорить языком юридическим, то скрылся с места ДТП. Идиот. Здесь же каждый квадратный сантиметр просматривается камерами. И ведь я бы никакого скандала не устраивал – страховка есть, а сам факт появления царапин мне, по большому счёту, безразличен. А теперь, вместо того чтобы ехать домой, спокойно оформив всё как положено и тихо-мирно разошедшись, я обречён на просмотр видео с камер, а он на возможное лишение прав. Хотя, может он просто не заметил контакта.
Пришлось возвращаться в офис.
– Простите, мне там машину зацепили. Бампер. Вы ничего не видели? – обратился я к сотруднику СБ, сидящему за стойкой на входе.
– Какую? Покажите на экране, пожалуйста.
Я показал.
Охранник посидел несколько секунд наморщив лоб и многозначительно поглаживая подбородок, потом ответил:
– Нет, не видел. Но я ведь не круглые сутки на посту, мы меняемся, да и не смотрим мы на экраны постоянно. Надо запись поднимать. Или вы в полицию обратитесь?
– Хотелось бы всё-таки сначала посмотреть. Вдруг кто-нибудь из знакомых: не заметил, что задел, и уехал.
– Это да. Обидно было бы на ровном месте права потерять. Сколько там дают за оставление места ДТП? Год? Да вы заходите, присаживайтесь, я вам сейчас на отдельный экран выведу.
Пришлось смотреть записи с самого утра, с момента, как я припарковался и входные двери закрылись за моей спиной. Само собой, смотрел в режиме перемотки, но всё равно у меня на это ушло больше часа. Под конец я откинулся на спинку стула и произнёс вслух:
– Ничего. Ни одна машина достаточно близко не проезжала.
– Значит, не у нас это, – с видимым облегчением выдохнул охранник.
Ему любое происшествие на территории – лишний геморрой с заполнением бумажек и выслушиванием нудных нотаций от начальства, хотя в этом эпизоде он вообще никаким боком. Но начальству только дай повод, оно все косяки припомнит.
– Наверное, во дворе задели, ночью. Вчера вечером точно ничего не было. Теперь придётся и дома камеры просматривать.
– Да уж, у вас сегодня день кино! – хохотнул охранник, получивший от меня окончательное подтверждение отсутствия потенциальных осложнений и, соответственно, дозу позитивных эмоций.
– Да, – ответил я, встал и пошёл на выход. – Спасибо. Доброй ночи.
– До свидания!
Пробки уже рассосались, так что домой я добрался минут за двадцать. Поднялся в квартиру, сделал пару бутербродов, достал из холодильника бутылочку пива и уселся за ноутбук. Через два часа и три бутылки пива я пришёл к выводу, что либо вчера вечером я умудрился проглядеть эту царапину, хотя отчётливо помню, что, забирая сумку с заднего сиденья, взгляд скользил по бамперу, либо я пропустил нужный момент на записях. Второе означает, что я должен буду просматривать их по второму разу и медленнее, чтобы быть уверенным на сто процентов.
– Да ну на фиг, – сказал я сам себе.
Я быстренько почистил зубы, сходил в душ и лёг в кровать, поставив таймер на телевизоре. Тихий бубнёж скучных новостей – лучшее снотворное трудно себе представить.

Глава 2. Вторник
Утро следующего дня обошлось без душещипательных коротких разговоров с самим собой перед зеркалом в ванной. Я, вообще-то, страдаю этой фигнёй далеко не каждый день, обычно мне хватает простого и молчаливого осознания суетности бытия и своего практически нулевого места в нём. И только когда на моё перманентно никакое психическое состояние накладываются физиологические или какие-либо внешние факторы, начинается общение с отражением. Правда, ещё бывали годовщины, но даже в эти дни было два варианта развития событий: либо я успеваю надраться до состояния овоща к моменту наступления антикатарсиса, либо разговорами с собой всё только начинается.
Но вчерашние царапины и следы красной краски на бампере не слишком сильно меня задели, с физиологией тоже пока проблем не наблюдается, а до годовщины далеко. Так что, утренние процедуры прошли быстро и без надрыва.
Выйдя из дома, я осмотрел машину, убедившись, что повреждения мне не приснились, и отправился на работу. Стало заметно теплее, но зато с неба стали сыпаться редкие мелкие капли воды, дождём это назвать сложно.
И пробка чуть меньше, чем вчера, и по пути не случилось ничего из ряда вон, и перед лифтом я не встретил Шурика. В общем, как и положено, день отличается от предыдущего в незначительных нюансах.
Только одно совпало: в лифте я поехал один, и опять он не остановился, когда я досчитал до десяти, и двери открылись на девятом этаже.
Ну, ладно, вчера я ошибся кнопкой, но, чтобы ещё раз да на следующий день… Это ненормально.
Я нажал на кнопку «семь» не сразу. Посмотрел на обшарпанную стену, кабели, протянутые по ней и на низко висящую на длинном и толстом проводе дизайнерскую лампу, большую, словно обычную лампочку надули, как воздушный шарик. Прямо по центру висит небольшой чёрно-белый постер с ярким красным пятном на переднем плане – у меня подобный имеется дома. Вчера я его не заметил.
На этаже тихо. Точно айтишники. У них вообще большинство из дома работают, наверняка. А здесь за стойкой сидит одинокий тим-ассистент и воет на эту дизайнерскую лампу от одиночества. Хотя, нет, чего-то она (он?) выть будет? Попеременно то в смартфоне, то в ноуте сидит: лайкает, прокручивает, выкладывает, постит, сериальчики смотрит и всё такое. Живёт полной жизнью, так сказать…
Я нажал на кнопку своего этажа, двери закрылись.
Или всё-таки ремонт идёт? Но тогда бы висела обычная лампочка, за сто рублей, а не за пять тысяч.
Тут двери открылись на седьмом, и мысли о лампочке отошли на задний план – включился режим «офисный планктон». А в этом режиме никаким, даже мало-мальски цветным мыслям, не позволяется нарушать серость и однообразие офисного существования. Моя тема, короче.
Правда, так получилось, что сегодняшний день не оправдал ожиданий.
Всё началось, как только я сел за стол и включил компьютер. Система, как ей и положено, потребовала ввести пароль, но отказалась пускать меня, когда я это сделал. Я попробовал ещё пару раз, потом ещё несколько, переключая язык ввода и меняя строчные буквы на заглавные. Находясь в лёгком недоумении, я откинулся на спинку кресла. Пароли, как того требуют правила, меняются раз в три месяца, и в моём случае они всегда представляют из себя название страны латиницей с обратным размером букв и указанием её площади в квадратных километрах. Страны я беру по порядку из того же рейтинга размера территории – таким образом всегда могу подсмотреть пароль, если вдруг его запамятовал. Я открыл на смартфоне список стран и нашёл нужную строчку – Colombia1141748, ещё раз набрал, сверяя каждую букву и цифру: результат тот же. Попробовал соседние страны, три строчки вверх, три вниз… Кого я обманываю, я же помню каким паролем пользовался последние два месяца. Придётся обращаться к нашим айтишникам, выслушивать от них ворчание про криворуких и пустоголовых, которые знают только как кнопку «ОN» нажать и больше ничего.
Я позвонил им и минут пять выслушивал идиотские вопросы типа «А ты кнопочку «вкл» нажал?», «А ты пароль латиницей вводил?», «А ты точно пароль помнишь?», «Точно-точно помнишь?»… Доказывать им, что и сам вполне сносно разбираюсь в компьютерах, я не стал, иначе они бы бросили все ресурсы на то, чтобы убедить меня в обратном. Тем более что я знаю: их «идиотские» вопросы объясняются тем, что процентов девяносто проблем, с которыми к ним обращаются, решаются как раз чем-то вроде переключения языка или нажатия одной кнопки.
Так что я молча выслушивал вопросы, односложно отвечал и просил исправить всё поскорее, а то работа встала. В конце концов, когда «сетевые боги» осознали, что проблема действительно существует, они соизволили подключиться и сбросить предыдущий пароль, установив свой, временный. Потом они некоторое время объясняли мне важность соблюдения стандартов кибербезопасности и изложили основные правила создания паролей. Всё это я тоже выслушал: у всех, даже у айтишников, есть планы по работе с персоналом, и иногда они вспоминают о необходимости их реализации. А я и не против выступить в качестве жертвы – вот такой он я, понимающий. Кстати, когда я говорю «они», то не ошибаюсь, потому что в допросе и последующей лекции участвовал весь штат наших «хакеров» – три человека.
Но всё в нашем мире непостоянно, включая даже желание покомпостировать мозги ближнему своему. Так что вскоре я остался наедине с монитором и приступил, наконец, к исполнению своих непосредственных обязанностей.
Спокойно поработать у меня получилось чуть меньше часа. Я разобрался с текучкой, добил мелкие вопросы и приступил к работе с большим пакетом документов, который бегло просмотрел ещё под конец вчерашнего дня, но на первой же строчке договора споткнулся о название конторы.
Хоть убей, но оно должно быть другим. Не то чтобы я запоминаю всех наших контрагентов, тем более что для меня они всегда остаются лишь набором букв и цифр, а не живыми людьми, но на этих я обратил внимание из-за их оригинального наименования: ООО «Пусси Дэй». Когда я первый раз его увидел, то мне подумалось, что хозяева фирмы могли и не знать, какие существуют варианты перевода этого слова, и насколько они не соответствуют сфере её деятельности (а это, на минуточку, производство сложного оборудования, причём в том числе и по заказу Министерства Обороны, судя по строчке «модульные пусковые комплексы» в перечне продукции). Но сегодня название стало более адекватным – ООО «ДэйОфф», хотя и тут можно придраться к скрытым смыслам.
В конце концов, пришлось себя убедить, что я ошибся, и никакой «пусси» не было. Только вот это не помогло мне вернуть былой настрой: всё равно в голове крутились отвлекающие мысли, и я обращал внимание то на одну мелочь, то на другую, выискивал и, что самое главное, находил отличия от вчерашней версии. Причём я отдавал себе отчёт, что во многих случаях просто не мог их вчера запомнить – я ведь тогда не вчитывался.
В итоге я потратил на этот их «дэйофф» весь свой «воркдэй»…
Под конец дня я вымотался так, как, пожалуй, никогда за последние годы. Не физически – психологически. Чему даже слегка удивился. Я-то думал, что я настолько толстокожий и непробиваемый, что меня даже увольнение без выходного пособия не заставит занервничать, а тут какой-то вшивый договор.
Я пошёл в «курилку», сделал капучино и присел на привычное место. Мягкое кожаное кресло чуть-чуть подалось, примялось, тихонечко «вздохнуло» и, наконец, приняло меня в свои объятия, гарантируя, что здесь-то точно всё будет так, как надо. Кстати, в этот момент я впервые подумал, или, скорее признался себе, что прихожу сюда не чтобы создать видимость рядового члена коллектива, а именно за этим – скрипучей кожей, её запахом, теплом, ползущими за окном машинами, проплывающими облаками, каплями дождя, сбегающими вниз по стеклу, огнём вывесок зданий напротив, непонятно откуда взявшимся литературным журналом…
Он-то меня и подвёл, паскудник. Я взял его в руки и, пролистав пару раз страницы от начала до конца, открыл на семьдесят второй: мне ещё раз захотелось перечитать «Розу Парацельса» Борхеса. В принципе, ничего особенного в этом рассказе нет – даже слог мне не слишком нравится, и смысл вроде бы прост… Но вот захотелось мне его прочитать в …надцатый раз. Только я его там не нашёл. «Амброз Бирс, «Один офицер, один солдат», – прочитал я вверху страницы. Этот рассказ тоже был в журнале, я его читал, но страница… страница у него была… Я снова пролистал журнал, позволяя пальцам самим найти нужную. Десятая, точно. Теперь на десятой странице нет никакого названия – сплошной текст.
Я посидел несколько минут, тупо пялясь на подрагивающие буквы, но не смог выдавить хоть какую-то адекватную мысль. Аккуратно закрыв журнал, я положил его на столик, взял чашку с кофе и одним глотком допил остатки. Взглянув на висящие на стене часы, показывавшие начало седьмого, я подумал: «Пора идти». Выбрался из кресла и пошёл к рабочему месту – проверить, не появилось ли чего неотложного, выключить компьютер, навести порядок на столе.
Через десять минут я закончил все дела и вышел из офиса. Запланированную на понедельник, но не состоявшуюся по известным причинам прогулку я перенёс на сегодня. Хотя, этот перенос – чистая условность. Мои вечера заполнены одним и тем же изо дня в день: один-два раза в неделю бассейн, два-три раза прогулки и ещё два я отдаю на то, что захочется чего-нибудь ещё. Обычно заканчивается тем, что я одеваюсь и опять-таки выхожу на улицу, только включая не музыку, а аудиокнигу. Слушаю разное, от русской и зарубежной классики до скандинавских детективов и киберпанка, иногда погружаясь в повествование, а иногда слова пролетают мимо сознания с таким же тихим свистом, как размеренное и лишённое смысла «унца-унца».
Я подошёл к машине, открыл дверь и провалился в салон. Повернул ключ зажигания и хотел было уже тронуться, но что-то не дало мне нажать на педаль газа. Я заглушил движок, открыл дверь, выбрался обратно на улицу и подошёл к багажнику, внимательно вглядываясь в покрытую лёгким слоем пыли поверхность.
Всё-таки функционирование мозга человека и его восприятие не поддаётся объяснению – как я мог заметить, что с теми царапинами что-то не так? Я ведь, вроде, даже не смотрел в ту сторону…
Царапины на месте, но краска не красная, а тёмно-коричневая. Редкий цвет. Можно по пальцам пересчитать модели, которые продаются в такой расцветке. Я присел на корточки и потёр пальцем тёмные следы. Не помогло. Да и как это могло помочь? Что, кто-то решил устроить пранк и закрасил красное коричневыми фломастерами? Я покрутил головой в поисках выглядывающих из-за угла или из-за деревьев шутников, но никого не увидел.
Я задумчиво потёр лоб. У меня два варианта. Первый: вернуться обратно в офис и опять провести полтора часа за просмотром записи с камер, потом, ничего не обнаружив, заняться тем же самым дома. Либо можно решить, что красный цвет мне показался, и, на самом деле, краска изначально была коричневая. Вооружившись психологическими теориями, можно даже найти веские причины для такой невнимательности – состояние вчера было ниже среднего, погода мерзкая, утро началось с самокопания…
«Да, пожалуй, пусть так и будет, – сказал я себе. – В очередной раз».
Мне, конечно, не очень важно, чем занять время до отхода ко сну, но второй день подряд три часа посвятить просмотру фильма отвратного качества и с нулевым сюжетом, было бы слишком.
Я встал на ноги и вернулся в салон, завёл двигатель и двинул в сторону дома. Только на этот раз отрешиться от реальности не получилось. Принять-то я её принял, но мысли всё равно крутились вокруг бампера, цвета краски, литературного журнала, названия фирмы, не подошедшего пароля… Слишком много накопилось сегодня несостыковок. Настолько много, что от психологических теорий возможных причин такой невнимательности и избирательности памяти, я начал скатываться к теориям психиатрическим. А от них и до практик не далеко. А ведь я всегда был уверен в высочайшем уровне самоконтроля, осознавая, что проблемы с психикой у меня есть, но не позволяя им выползать дальше собственной головы и неспособного никому ничего рассказать зеркала в ванной.
Я заставил себя собраться и выдавить из головы густые, словно горчица, мысли только после того, как два раза проехал на красный свет, ловя возмущённые гудки и, без сомнения, штрафы, и один раз чуть не въехал в остановившийся перед пешеходным переходом здоровенный внедорожник.
Припарковавшись наконец у дома, я поднялся наверх и, даже не тратя времени на ужин, переоделся в спортивное и надел наушники. Надо чем-то придавить снова потянувшиеся к моему уставшему разуму щупальца мыслей, и мне показалось, что лучше всего в этом сможет помочь Маркес и его «Сто лет одиночества». Нужно что-то этакое: поток сознания, дающий простор для восприятия – можно слушать и пытаться вникнуть, искать скрытые смыслы и придавать свои, или слушать и не понимать почему ты это продолжаешь делать, настолько пустыми и даже мерзкими выглядят жизни и поступки бедолаг, обречённых на Макондо… Когда-то её я уже читал, а теперь включаю время от времени в наушниках.
Выйдя из подъезда, я быстрым шагом пошёл по тротуару, бросая взгляды на знакомые деревья и автомобили, пролетающих птиц и проходящих мимо людей.
Держащиеся за руки парочки, мамы с колясками или с ковыляющими и сосредоточенными на этом процессе малышами. Целеустремлённые небритые мужички с неутолимой жаждой в глазах. Бегущие неспешной трусцой адепты ЗОЖ. Обладатели строгих костюмов и кожаных портфелей, загнавшие свои дорогие и не очень авто на многоуровневую стоянку за соседним домом и спешащие отведать приготовленный любимой женой ужин…
Тёплый вечер и приятный ветерок объединяет жителей каменных джунглей, расслабляет их, дарит чувство безопасности и самое что ни на есть обычное счастье. Им всем это, уверен, кажется обыденностью, кому-то даже бытовухой, но на самом деле это оно и есть.
Я это понимаю, и чем дальше, тем неуютнее мне становится, тем более чужим я себя ощущаю. Точнее, я это понимал всегда, но мне это было по барабану, а вот сегодня чего-то барабан порвался… Вся эта непринуждённая и непосредственная вьющаяся вокруг меня жизнь служит лишь фоном для моих попыток углубиться в житьё-бытьё многочисленных Аркадио и Аурелиано и отогнать подальше события прошедшего дня. Я вслушиваюсь в слова, стараюсь погрузиться в тёмный омут повествования, но то и дело сквозь его толщу просачиваются вспышки – «пуссидэй», «колумбия», «дэйофф», «парацельс»… Время от времени я вообще проваливаюсь в минуты ничегонедумания, которые были бы спасительными, если бы не были такими короткими, и тогда целые куски текста пролетают мимо сознания. Наверное, придётся начинать слушать сначала.
В конце концов я плюнул на Маркеса, да простит меня мэтр, и нашёл подборку электронной музыки, то ли хаус, то ли транс, а может и какой-нибудь гэридж, и, включив погромче, прибавил шагу. Помогло. Чёткий ритм и густые басы выбили из моей головы всё лишнее.
Полтора часа спустя, когда уже стемнело, я вернулся к подъезду, но, взявшись за ручку двери, остановился, а потом не удержался и подошёл к машине, при свете фонарика на мобильном убедившись, что цвет следов краски на бампере остался коричневым. Ну и хорошо. Я и не сомневался. Разве что самую малость.
Зайдя в квартиру, я почувствовал, что прилично устал – вот что делает хороший темп ходьбы и желание перейти из стадии бодрствования в стадию сна без промежуточных остановок. Пришлось, правда, заглянуть на кухню и съесть баночку творожка: желудок довольно чувствительно напомнил о своём существовании, но потом я быстро принял душ и, на ходу вытершись полотенцем, добрался до кровати, сдёрнул покрывало и упал на постель.
Мне кажется, я заснул сразу же. Просто провалился в сон.

Глава 3. Среда
Я почти не вижу сны. Или вижу, но не запоминаю. Вот и в этот раз я понятия не имею, что такого наворотило моё подсознание, что я проснулся весь в поту и дышу так, будто пешком забрался на тот самый девятый этаж. В голове вертятся только смутные образы, обрезки не связанных между собой картинок и секундные обрывки невнятных звуков. Но и они бесследно испаряются, пока я преодолеваю расстояние от кровати до двери ванной.
Через минуту, ополоснув лицо холодной водой, я застыл в своей любимой позе, пытаясь отыскать в глазах напротив… Не знаю, что. Может, и ничего.
Всё идёт к тому, что грядёт очередной приступ самокопания и самоуничижения, уже второй за три дня. Это, полагаю, будет слишком, и, не дожидаясь его прихода, я шагнул в душевую кабину и включил ледяную воду.
Самое надёжное лекарство от душевных переживаний – физическая встряска. У организма появляются более насущные проблемы, и все усилия мозга, нервной, сердечно-сосудистой систем, да и всех остальных тоже, направляются на борьбу с реальным стрессом.
Холодная, горячая, холодная, горячая, холодная… Знаю, что технология контрастного душа нарушена, но ведь и я не в оздоровительных целях его принимаю. Точнее, в оздоровительных, но не для тела, а для души. Я выскочил из кабинки, и стал быстро-быстро растираться полотенцем. Как и ожидалось, лишние мысли не выдержали перепадов температуры и улетучились, оставив после себя только приторно-горькое послевкусие.
Ещё несколько минут ушло на чистку зубов. Снова обойдусь без бритья – щетина у меня растёт ровная и аккуратная, даже несколько дней небритости не создают впечатления, что я за собой не слежу, а наоборот, добавляют брутальности и мещанского мачизма.
Выходя из квартиры, я обратил внимание, что на окнах лестничной клетки появились занавески, а на полу притулилась чахлая пальма в пластиковом горшке. Наверное, сменился кто-то из соседей, ибо ни за кем из прежде здесь обитавших я не замечал стремления приукрасить внеквартирную действительность. Интересно, давно это здесь? Обычно я вообще наверх не смотрю – либо сразу спускаюсь по лестнице вниз, либо прохожу к лифту, глядя строго под ноги, так что может статься, что занавески с пальмой появились здесь и день, и неделю назад.
Это уже похоже на бзик, но я опять проверил цвет краски на бампере и даже (сам от себя не ожидал) сделал фото.
Дорога до работы никаких новых впечатлений не принесла. Разве только поймал себя на непривычном занятии: время от времени поглядывал по сторонам, как будто что-то пытаясь найти. Но так и не смог определить, что именно.
Заехав на офисную стоянку, я посидел немного с закрытыми глазами, убеждая себя в том, что всё идёт так, как надо, и, вроде бы, добившись определённого успеха, направился в офис.
Семь ступеней, раздвинувшиеся двери, пропищавшая рамка, загоревшаяся кнопка вызова лифта, такая же кнопка только с цифрой «семь», счёт «восемь, девять, десять»…
Двери лифта открылись на девятом этаже.
Я стою и тупо смотрю на местами оштукатуренную кирпичную кладку, кабели, протянутые по стене, большую дизайнерскую лампу и чёрно-белый постер       со сплошной стеной небоскрёбов и ярким слегка размытым пятном жёлтой машины в центре, похожей на классическое нью-йоркское такси. В прошлый раз я не особенно внимательно рассматривал обстановку, но вот что цветной акцент на постере был красным, я помню наверняка. Кто-то здесь заморачивается ежедневным обновлением интерьера.
Неспешное, я бы даже сказал, заторможенное размышление о дизайнерских особенностях пристанища айтишников нарушилось громыхнувшей, словно петарда, мыслью: «Какого хрена?!»
На этот раз я специально следил за передвижениями своих рук и пальцев в пространстве, а потому мог поклясться, что я нажал именно на кнопку «7» и она зажглась оранжевым светом. Больше я ничего не делал. И я следил за меняющимися цифрами на табло. Вот только я никак не могу вспомнить, была ли на нём цифра «8»… Может, я после цифры «семь» автоматически отвлёкся и отвёл глаза? Тогда я слишком много чего делаю автоматически…
Или можно принять версию, что творится какая-то чертовщина.
Хорроры я не люблю и смотрел всего несколько, да и то таких, что можно было скорее расстроиться от паршиво сделанных спецэффектов, чем испугаться. А вот триллеры читаю и слушаю, в том числе классиков типа Кинга и Кунца, так что додумать, что меня может ждать на проклятом этаже, я вполне способен. И тут же мне захотелось сделать шаг вперёд, переступить порог кабины лифта и хотя бы осмотреться, что там творится справа и слева, пройтись туда-сюда, заглянуть в пустые кабинеты… В общем, воспитывался я на литературе, а желания попёрли как раз как у недалёких студентов из проходных ужастиков.
Но тут пришла ещё одна мыслишка, прагматичная и всё объясняющая. А что, если в программе лифта возник сбой, и при нажатии на цифру «семь», он отправляется на девятый? И таким образом катаются все обитатели моего этажа уже третий день. Наверняка, и в курилке об этом болтали, а я пропускал всё мимо ушей. Ну или я не застал обсуждение этой проблемы, в конце концов, это же не то же самое, что интимные отношения Ленки из бухгалтерии с замом генерального – поломка лифта не достойна комментирования на протяжении всего рабочего дня.
«Да так и есть, – успокоил я себя, – наверняка, чёртов «Otis» малость слетел с катушек и теперь чудачит. А я тут…»
Что «я тут», я не додумал и снова нажал на кнопку «семь». Двери лифта с тихим шелестом закрылись, он немножко пошуршал, двери снова открылись, и я наконец оказался на своём родном этаже.
Я быстро прошёл за стол, уселся в кресло и откинулся на спинку, потерев обеими руками затылок. Мне подумалось, что за эти три дня я пережил больше эмоций, чем за последние три года. Меняющая цвет царапина, едущий не туда лифт, куча мелких несостыковок, слипшихся в один большой комок… Пришлось себе признаться, что иногда приятно ощутить что-то, отличное от желания исчезнуть. Пусть даже это что-то не совсем позитивное.
Вчерашний пароль подошёл, и это уже обнадёживает. В пакетах сегодняшних документов тоже не нашлось никаких неожиданностей, а во вчерашних, я специально проверил, «дэйофф» за ночь не превратился обратно в «пуссидэй».
Вот только уже часам к трём я понял, что так и не сходил ни разу на чашечку кофе. И даже вроде бы желания такого не возникало. Но, будучи честным с собой, я покопался в причинах поглубже и обнаружил, что кофе-то мне хочется, а вот в курилку идти – нет. И причина кроется в нежелании снова увидеть в литературном журнале рассказы не на своих местах. Почему я принял остальные нестыковки, и не хочу принимать журнал? Вопрос…
И как только я задал себе этот вопрос, сразу встал и пошёл в курилку.
Вот только там, внутри, я поймал себя на излишне долгом размешивании сахара в положении спиной к креслу. Пришлось заставить себя развернуться и подойти к нему, сесть и взять в руки журнал. На то, чтобы его открыть, у меня ушло ещё пару минут и сколько-то нервных клеток, но, в итоге, я справился. На семьдесят второй странице вместо Борхеса был Бирс, как и вчера. Нормально? Ответить на этот вопрос я так и не смог. Кстати, если вдруг у кого возникло предположение, что это мог быть просто другой литературный журнал, то нет – чуть порванная внизу предпоследняя страница, пара приметных заломов на обложке, маленькое пятнышко кофе, которое я посадил собственноручно…
В обычное время я покинул рабочее место и вышел на улицу. Погода наладилась, так что я даже постоял немного на ступеньках и сделал несколько глубоких вдохов, почти наслаждаясь тёплым, но свежим городским воздухом, пропитанным запахами зелени, асфальта и, к счастью, достаточно далеко расположенного «Мака». Как я не завидую тем, кто работает или живёт в радиусе пары сотен метров от этого кулинарного выкидыша и по несколько часов в день вдыхает вонь кипящего растительного масла.
Я решил, что сегодня опять выйду на прогулку, только сначала доеду до лесопарка – захотелось подышать ароматами зелени без сопутствующих добавок.
Вот только весь мой настрой сбил абсолютно целый, без единой царапинки и без следов краски, бампер. Я уставился на него, как баран на новые ворота, не в силах решить, что мне делать дальше. Да что делать, я даже подумать лишнего боюсь! Это уже слишком.
Наконец, рука потянулась за телефоном. Пальцы заметно дрожат, так что я даже не сразу смог приложить палец к сканеру как положено. А может, так и не смог, может фейсайди сработал. Провалившись в галерею, я открыл утреннее фото бампера и несколько секунд всматривался в него, потом увеличил и продолжил таращиться на белую глянцевую поверхность, на которой нет ни красной краски, ни коричневой, ни зелёной, ни хоть сколько-нибудь заметных царапин.
В горле пересохло. Захотелось курить, хотя я бросил уже много лет назад, и ни разу за всё время после к сигаретам не притрагивался, даже после нескольких порций «Monkey Shoulder», моего любимого.
Убрав телефон в карман, я присел на корточки и провёл ладонью по бамперу. Обычный, ничем не примечательный кусок крашеного пластика, никаких неровностей и шероховатостей – как будто сегодня из салона машинку забрал.
Я встал на ноги и прислонился к борту «аута», прогревшемуся за день на солнце, прижав раскрытые ладони к металлу, словно пытаясь получить дополнительные доказательства реальности происходящего.
Снова передо мной только два более-менее адекватных варианта того, что всё это значит.
Первый – это опять-таки чья-то затянувшаяся шутка. Какой-то обдолбыш или блогер, правда, одно другого не исключает, сначала изобразил на бампере правдоподобные повреждения – наверняка есть материалы, которое такое могут, типа грима у актёров, – потом перекрасил, а сегодня всё это удалил. Если на одно из деревьев прикрутить хорошую камеру, то можно в хорошем разрешении и крупным планом снять мою жёстко подтупливающую физиономию, потом выложить всё это в ютуб и получить сколько-то просмотров. Ну да, я не видел никого на камерах, но ведь можно было, наверное, взломать сетку нашего офиса и удалить ненужный кусочек или использовать маскировку, которую не видят камеры, я читал о таких, лежат у современных Бондов в дипломатах… Потом ещё залезли в мой смартфон и подменили фото бампера исправленным в фотошопе. Да, пожалуй, так и было. Только вот в роли шутника должна выступать команда црушников или грушников, они, походу, вышли в корпоративный отпуск и решили добить, то есть окончательно свести с ума, уже основательно сдвинутого клерка. Зачем? Да от нечего делать! Или в качестве тренировки.
М-да… Версия слабая и практически недееспособная.
Тогда вторая версия. Крыша моя ушуршала несмотря на все потуги её остановить. Вследствие слабости первой версии эту придётся принять за рабочую. Жаль…
Ещё что ли подумать?
А вот ещё один повод для размышлений – на фига я фотографировал целый бампер?
Пока эти мысли кружатся в черепной коробке, глаза пробежались по почти пустой парковке, ряду деревьев на узкой полоске газона вокруг неё, фонарям, высокому стеклянному зданию, в котором я провёл столько дней, по большим чёрным буквам, складывающихся в название бизнес-центра – «Hermes-center». Банальное до безобразия название…
И ведь не сразу я осознал, что картинка в моей голове не совпадает с действительностью. В мозгу пульсирует «Hermes-center», а на стене монолитом, будто нагло и мрачно усмехаясь, висит вывеска «Mercury-center». Смысл-то близкий, один крышевал бизнес у греков, второй у римлян, но фактически в именах одинаковыми были только буквы «er».
Сколько я простоял, тупо смотря на это непотребство? Не знаю. Достаточно для того, чтобы ноги успели затечь, и, когда я наконец отклеился от борта машины и отправился ко входу в здание, поначалу слегка прихрамывал.
– Здравствуйте… снова, – обратился я к сотруднику СБ, сидящему за стойкой.
Тот посмотрел на меня и приветливо улыбнулся:
– Здравствуйте. Что-то случилось? Я смотрю, вы у машины стоите долго…
Сотрудник, как оказалось, тот же самый, что работал здесь позавчера.
– Нет, не случилось, вроде – ответил я, чувствуя, что голос звучит потерянно, – хотя, не уверен… Подскажите, пожалуйста, а это здание как называется?
Охранник посмотрел на меня удивлённо, и, как будто с опаской в голосе, но без промедления, ответил:
– Мэркури-центр. А что? Что-то с вывеской?
– Да нет, с вывеской всё нормально… А вот… – не уверен, стоит ли спрашивать про другое название, но всё-таки решаюсь: – А оно раньше по-другому не называлось? Просто, сколько здесь работаю, почти никогда на вывеску не смотрел, и мне показалось, что раньше, давно, – на всякий случай я отодвинул срок гипотетического переименования, – другое название было. Не помните?
– Да я сам здесь неделю работаю, сегодня третья смена, – ответил с видимым облегчением охранник, – что там раньше было не знаю. Может, и было другое название.
Значит, как минимум неделю, на стене висит вывеска «Mercury-center». Мог я не заметить её смену? Ну, теоретически, мог. Каждый день я на неё не смотрю… Да я вообще на неё не смотрю! Сдалась мне эта вывеска.
– Спасибо большое, – поблагодарил я сотрудника, – чего-то вдруг в голову пришло, знаете, бывает такое иногда.
– Да, понимаю. Бывает, втемяшится что-нибудь, и пока не вспомнишь, не успокоишься. Я вот недавно услышал трек из фильма и никак не мог вспомнить, из какого. Мучился, мучился, пока не заснул.
– Ага, – поддакнул я, – об этом я и говорю. Я пойду тогда, до свидания. И спасибо ещё раз.
Я подошёл к двери и уже с порога спросил:
– Ещё один вопрос. Я же к вам в понедельник подходил по поводу ДТП? Камеры ещё просматривал.
Лицо охранника скривилось, будто он лимон укусил:
– Что за ДТП? В мою смену ничего не было, я бы помнил. Но могу проверить документы, мы такие вещи должны протоколировать…
– Нет, нет, не надо. Вспомнил, это в другой день было. И не к вам я подходил. Извините за беспокойство. До свидания.
Я быстро вышел наружу, дошёл до машины, убедился, что царапины на бампере не появились вновь, и уселся за руль. Включил радио. Заиграла жизнерадостно-романтическая мелодия, под которую хорошо было бы сидеть с подружкой на берегу речушки и кидать камешки в воду. Пришлось выключить.
И тут меня осенило. Около месяца назад я машину загонял на ТО, и с утра пришлось ехать на такси, которое я вызывал через приложение. Я поспешно достал смартфон и залез в историю поездок. А вот и она… «Дом – «Mercury-center». Чёрт.
Даже самым отмороженным и упоротым шутникам-црушникам не пришла бы в голову идея взломать базу данных оператора такси и переименовать бизнес-центр. Значит, названия «Hermes-center» не было. Как там это в? Конфабуляция, вроде. Помню то, чего не было, и не помню того, что было. Лечению поддаётся, только если это не прогрессирующая амнезия машет тебе приветливо ручкой. Вот только этого мне и не хватает…
Я завёл двигатель и тронулся с места. Домой поеду. Даже если моя крыша сорвалась в пике, это не повод сидеть в машине до посинения. Приеду домой, налью кружку кофе и попробую обдумать своё настоящее и будущее. И прошлое. Оказывается, и оно может быть неоднозначным.
А ещё перетряхну квартиру и проверю, не появилось ли в ней чего-нибудь новенького, или старенького, но видоизменённого.
По пути я то и дело осматривал окружающий пейзаж, особенно когда останавливался на светофоре, пытаясь сопоставить картинку перед глазами с той, что существует в моей памяти. Но каких-либо отличий найти не удалось. Что, правда, тоже не слишком играет в мою пользу – уж слишком мало я раньше уделял внимания окружающему, и даже если бы где-нибудь появился дом, которого раньше не было, или наоборот, снесли какой-нибудь, я вполне могу этого не заметить. Взгляд выхватывал яркие пятна рекламных плакатов, особо креативные или большие вывески, стеклянные здания торговых центров и редкие элитные жилые комплексы, выделяющиеся на фоне башен новостроек, соревнующихся в скудности архитектурных приёмов с сорокалетними панельками. Всё буднично и привычно.
Оставив машину у подъезда, я не сразу пошёл домой – забежал в магазин в соседнем доме и взял бутылку вискаря. По идее, дома у меня есть одна, а напиваться я не собираюсь, но кто знает, как пойдёт процесс копания в памяти. Вдруг сковырну засохшую корочку с так и не заживших душевных болячек или обнаружу, что я помню совсем не то, что было на самом деле.
Пешком поднявшись на свой этаж, я вставил ключ в замок. Он вошёл, как и всегда, плотно, так что пришлось приложить некоторое усилие, повернулся мягко, с тихим клацающим звуком. Знакомым звуком, который я слышу вот уже, дай бог памяти, около четырёх лет. Тогда я сменил личинку замка, в старой ключ начал застревать. Второй замок тоже открылся, не возбудив никаких подозрений.
Я перешагнул порог и потянул за собой дверь, которая почти бесшумно захлопнулась. Повернув барашек запора, я включил свет в прихожей. Яркие лампы залили белым пол, потолок, двери встроенного шкафа-купе, отразились в одной из них, зеркальной. Я пристально осмотрел стены, покрытые белой краской с примесью песка и серебряной пудры. Конечно, я так и не смог определить, не изменился ли узор, состоящий из хаотично перемешанных участков блестящего глянца и песочной наждачки, хотя я сам когда-то наносил всю эту красоту. Нужно осмотреть вещи более стабильные, монументальные, если угодно, со своей историей, способные закинуть леску с крючком в непрозрачные и тёмные глубины памяти и вытащить оттуда лучшее, что только могло со мной случиться. Или полуразложившиеся и смердящие воспоминания о худшем, уверен, там и такие найдутся, главное только, чтобы в итоге меня не вывернуло наизнанку.
Я разулся и прошёл на кухню. Решил начать с неё. Ну а что, если подумать, именно здесь я провожу больше всего времени. В сознании, так уж точно. В зале я вообще почти не бываю, в спальне либо сплю, либо смотрю в экран телевизора, и оба процесса почти одинаково затрагивают когнитивные процессы. В ванной и туалете, я так думаю, сложно найти что-то специфическое: спроси меня, каков цвет моего геля для душа, и я, пожалуй, не смогу ответить. А вот кухня – другое дело. Тут происходит процесс готовки, пусть даже в основном он заключается в разогреве готовой порции острого риса или пюре с сомнительной котлеткой, тут я пью кофе или чай – что под руку попадётся, тут я могу просто посидеть на стуле, вытянув ноги и смотря на висящий на стене напротив чёрно-белый постер совсем не кухонной тематики: рой воздушных шаров над гладкими, словно вылизанными гигантским языком скалами Каппадокии.
Я включил газ и стал дожидаться, пока закипит чайник. Быстро обежал глазами всю комнату, пытаясь с наскоку найти что-нибудь этакое, выделяющееся. Бесполезно. Придётся всё делать медленно и внимательно. Тогда дождусь кофе.
Снова взгляд вернулся к постеру. Он остался прежним. Все шары чёрно-белые, за исключением одного, красно-оранжевого. В гондоле этого цветного шара влюблённая парочка, хотя её, конечно же, невозможно разглядеть. И один из этой парочки – я.
Это не фантазия. Тогда мы впервые приехали в Турцию и пробыли там почти три недели, так что успели побывать почти на всех экскурсиях и даже позволили себе такую недешёвую экзотику, как полёт на воздушном шаре. И на память об этом чуде, по-другому не скажешь, у нас осталось это фото, которое мы по приезде обработали, распечатали и определили на самое видное место. И я его не убрал…
Казалось бы, странно: я не оставил ни одной её фотографии, чтобы случайно не посмотреть ей в глаза, но есть вот такие вещи, как этот постер. Наверное, это что-то вроде терапии, когда я могу по капельке, по крупинке процеживать сквозь себя мгновения прошлого… А может быть, наоборот: каждый раз, когда я смотрю на цветной купол воздушного шара, во мне бесшумно лопается очередной нарыв, и капли ещё оставшихся воспоминаний кислотой обжигают внутренности, застывая потом уродливой коростой. Память отмирает, а душа покрывается коркой…
Я знаю, что в гондоле под куполом стою я, я знаю, что рядом стоит она, что я обнимаю её за талию, а она положила голову ко мне на плечо, мы с замиранием сердца смотрим на отдаляющуюся землю, и наши сердца, кажется, бьются в унисон: «пум, пум, пум»… Ветер, тёплый и сильный, треплет её волосы, то и дело щекоча ими мне лицо, я еле сдерживаю ликующий крик, а пилот, словно угадывая моё состояние восклицает: «Не держи в себе! Кричи, вопи!»… И я, захлёбываясь восторгом, издаю протяжный вопль, она сначала отстраняется, потом смеётся и присоединяется ко мне, и наши голоса переплетаются так же, как переплетены руки… А по её щеке скатывается слеза…
Громкой свист выдернул меня из прозрачных небес Каппадокии в мою родную квартиру. Я развернулся к плите и повернул ручку, выключая газ. Хорошо же меня затянуло, если я не сразу чайник услышал: он начинает свистеть тихонечко, а до этого уровня доходит только секунд через пять или даже больше.
Не поворачиваясь обратно к постеру, я достал кружку, сыпанул две ложки кофе и столько же сахара, добавил сливки из порционной упаковки, налил воды в чашку и размешал. Поднял её, поднёс к губам и осторожно, чтобы не обжечься, сделал глоток. Прикрыл на секунду глаза, прогнал ещё не до конца растворившийся образ и начал тщательно, сантиметр за сантиметром, предмет за предметом, осматривать кухню.
На полу, стенах и потолке не задерживаюсь: обои, плитка и натяжное полотно точно остались неизменными. Я перешёл на более мелкие вещи: солонка-перечница, кружки, посуда, приборы, сковородки и остальная кухонная утварь. Тоже ничего знаменательного не обнаружил. Пришёл черёд самых ненужных на кухне вещей: когда-то кем-то подаренной чайной пары, изящной и, без сомнений, красивой, но ни разу не использованной; фарфоровой балерины, которая вынужденно исполняет роль держательницы салфеток, а не Одетты; очень симпатичного и крайне неудобного набора для специй в виде раскидистого дуба; две миниатюрные разделочные доски из лакированного дерева с принтами десертов и надписью на французском «Chocolat de Paris»; три декоративных бутылочки, наполненные разноцветными крупами…
Взгляд вернулся к разделочным доскам. Я сам их когда-то покупал в подарок на восьмое марта. Дурацкий подарок, согласен, но, в качестве довеска к девяти длиннющим нежно-зелёным розам прокатило более чем. Тем более, что они были истолкованы как некое обязательство в ближайшей перспективе угостить этим самым «Chocolat de Paris» непосредственно в самом «Paris». Короче, надо быть аккуратнее с подарками, обладающими скрытым символизмом.
Внизу мелкими буквами имеется название улицы: «Rue de Pont-Neuf». Только вот раньше этих слов не было. Зуб даю. Точно не было.
Через несколько мгновений твёрдая уверенность изрядно смягчилась, потом совсем размякла и, наконец, растеклась, как растопленная на водяном пару плитка шоколада. Как можно быть уверенным в отсутствии надписи, которую я в данный момент вижу собственными глазами? Правильно, никак. Я ведь мог просто не обращать внимания на эти мелкие буквы, я мог видеть где-то точно такие же доски без надписей, мог… Много чего мог, в общем.
Вот только я эти доски выбирал очень тщательно, их комплект стоил как нормальный такой смартфон – сделаны из вишни, клена и сапеле, принты и дизайн я выбирал лично, с обратной стороны авторская подпись. И они, и правда, в первую очередь для меня самого, были обещанием скорого путешествия, если угодно, приглашением приятно провести вечер в парижской кофейне со свежим десертом. Это для неё доски выглядели довеском к цветам, а для меня цветы были лишь их обрамлением. Само собой, ценник я не приклеивал, а намёк на «voyage» должен был оставаться намёком до последнего момента. А остался навсегда.
Я взял доски и поставил их на стол. Буду сюда собирать всё то, что вызовет мои подозрения. Пока не знаю, зачем. Попробую разобраться по ходу дела.
Ещё порядка двух часов я потратил на осмотр всей квартиры. В результате, к доскам присоединились ещё несколько вещей.
Стеклянный шар, привезённый из Греции, внутри которого вместо афинского Парфенона оказались развалины дельфийского храма Аполлона. И там, и там мы были, но шар точно покупали в Афинах, а из Дельф прихватили только полный чемодан впечатлений. Та поездка была для нас первой совместной, так что я помнил хорошо и её саму и всё, что в ней происходило.
Потом, немного посомневавшись, я отправил на стол подарочное издание Омара Хайяма – вроде бы и переплёт из натуральной кожи, и уголки позолоченные, и табличка с выгравированным названием та, но вот в целом… Другая это книга. И шрифт какой-то не такой, и у кожи оттенок отличается, да и смята она как-то иначе. Внутрь заглянул, но тут же закрыл – я её до этого открывал всего пару раз и содержание точно сравнить не в состоянии. Это был подарок друга на день рождения, десантника, сразу после отправленного воевать и не вернувшегося. Хотя, «отправленного» звучит стрёмно, как будто его, словно болванчика посылали, а ведь он шёл туда осознанно, принимая риски и веря в необходимость…
Следующей стала фоторамка. Сестрёнка постаралась, сама сделала. Она вообще любила всякие поделки – кружки раскрашивала, мыло варила, мягкие игрушки шила, букеты и всякие разные композиции могла сделать из всего, чего угодно, да такие, что их хотелось поставить на лучшее место в комнате и любоваться. Вот и фоторамка эта тоже очень красивая. А в неё вставлено её фото, стоящей на блестящей от брызг гальке на берегу Чёрного моря и серьёзно смотрящей куда-то вдаль, за камеру, придерживающей поднимаемый ветром подол платья. Раньше она задорно улыбалась и махала рукой, передавая привет не кому-нибудь, а именно мне, и говорила, что очень жалеет, что я в такое замечательное лето активно отдыхаю и спортивно праздную в перерывах между занятиями по боевой подготовке и мытьём казармы. Это не просто фото, а скрин с видео. Точнее, это должен быть скрин с видео. А что это фото представляет из себя теперь, я не знаю.
Нарды. Доска из натурального дерева, с искусными рисунками на створках: Зевс на одной и Ахура-Мазда – верховный бог в персидском пантеоне – на другой. А на самом игровом поле одну сторону представляют греческий воин в шлеме с высоким гребнем с поднятым копьём в одной руке и круглым щитом в другой и ровные ряды фаланг, состоящих из его близнецов-братьев, а другую – перс с почти таким же копьём и овальным щитом с выемками по боком, в войлочной шапке и чешуйчатом панцире, за которым развернулись пращники, пехота и конница. В общем, самая та обстановочка для игры. Цветные, пусть и не слишком яркие, изображения превратились в графику. Честное слово, они не стали от этого хуже, но я-то помню, что гребень на шлеме у грека был красным, таким же, как широкий пояс перса. Это были нарды отца.
Икона с ликом Николая Чудотворца. Меня нельзя назвать особенно верующим, но и смысла отрицать существование Бога я не вижу. Я был в церкви всего несколько раз и, само собой, иконы там не покупал. А этот образ – подарок мамы, который я, скорее для неё, чем для себя, поставил в «красный угол». Раньше это была поясная икона, теперь она превратилась в ростовую.
Пожалуй, хватит.
Я уселся на стул и внимательно осмотрел выставленные на столе вещи. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы сделать выводы, почему здесь оказались именно они. Первое – они все важны для меня не столько как предмет, сколько как эмоция, как память о тех, кто держал их в руках, кто думал обо мне, и о ком думал я, кто любил меня, и кого любил я. Второе, именно потому, что эти вещи мне дороги, я помню какими они были до… Кстати хорошо бы определиться по поводу этого самого «до». До чего?
И машина с бизнес-центром тоже вполне укладываются в эту схему.
«Аутлендер» у меня уже седьмой год, и я не отношусь к нему как к средству передвижения. Нет, я его не боготворю, не трясусь над каждой царапиной, не сдуваю пылинки, вообще не понимаю такого… это мой боевой конь, мой товарищ, который всегда рядом и готов помочь. Пусть иногда ломается, и даже бывает в очень неподходящий момент, но так бывает, это жизнь. Все устают, даже машины.
В офис под вывеской «Hermes-center» я каждое утро захожу ещё дольше, чем сажусь за руль «Аутлендера». И вот теперь он «Меркурий». И пусть сейчас я к работе отношусь без энтузиазма, я бы даже сказал, отчуждённо, но ведь это не всегда так было. И с ней я познакомился там, столкнувшись совершенно случайно на первом этаже перед лифтом. Она посмотрела на меня таким выразительным взглядом, когда папка, случайно мною задетая, упала на пол из её рук, что я готов был под землю провалиться. К счастью, врождённая наглость и какое-никакое чувство юмора позволили вырулить без потерь и даже получить согласие на чашечку вина по окончании рабочего дня.
Только вот этот набор выявленных трансформаций не даёт мне никаких зацепок. Всё логично: в том, что мне важно и что я, соответственно, хорошо помню, я изменения обнаружил, а во всём остальном – нет.
Я встал, подошёл к окну и посмотрел на деревья, еле заметно покачивающие ветками, машины, стоящие вдоль дороги, вывеску круглосуточной аптеки в конце дома напротив. Всё как обычно. Или нет? Если уж я из окна собственного дома не могу ни за что взглядом зацепиться, то что говорить об остальных местах? Вот, например, аптечная вывеска зелёно-белая с зелёным крестом. Может ли быть такое, что раньше она была голубая? Или крест светился красным? Вполне. Только я никогда не придавал значения цвету окружающих меня вывесок. И им самим тоже.
Кто сошёл с ума? Я или мир?
Вероятность того, что все эти мутации мною придуманы, пятьдесят на пятьдесят. Как в шутке про шансы встретить динозавра на улице…
Ладно, утро вечера мудренее, пойду спать.

Глава 4. Четверг
Утро опровергло народную мудрость. Озарение на меня не нашло, даже хоть сколько-нибудь мало-мальски разумной и при этом свежей мысли не появилось.
Но я не особенно расстроился. Во-первых, состояние пустоты в голове и – позвольте мне быть слегка пафосным – душе для меня перманентно, а потому привычно, и никак не может служить поводом для ухудшения настроения. А во-вторых, я ни в народные приметы, ни в народную мудрость не особо верю. Тем более касаемо прибавления ума за восемь часов сна.
Выйдя к машине, я опять проверил наличие, то есть отсутствие, повреждений на бампере. Доехав до работы, убедился, что вывеска «Mercury-center» не превратилась обратно в «Hermes». Зайдя в холл, постарался очень внимательно осмотреть интерьер, но каких-либо несоответствий объективной реальности с картинкой из моей памяти не нашёл. Но зато нашёл временное компромиссное определение для происходящего: то, что видят мои глаза – объективная реальность, то, что я помню – реальность субъективная, без зацикливания на причинах этого раздвоения. Договорился с самим собой, так сказать.
Заметив, что охранник начал с интересом посматривать на меня поверх стойки, я помахал ему рукой, сообщил, что задумался, и шагнул к лифту. Возникло мимолётное желание пройтись пешком, но я сделал вид, что его не заметил, и нажал на кнопку вызова. Уже внутри я, сфокусировав взгляд на кнопке с цифрой «7», нажал на неё и почти не удивился, когда на табло семёрка сменилась восьмёркой, а та, в свою очередь, девяткой.
И вот я опять смотрю на чёртов лофт и чёрно-белый постер, правда, на этот раз на нём не нью-йоркское такси, а венецианская гондола. Но не ей дозволили выделиться на сером фоне, а пышным цветам, захватившим карниз одного из домов. Снова красное пятно.
Палец застыл над кнопкой моего этажа, но я не спешу его опускать. Интересно же. Мне опять что-то стало интересно.
Я сделал короткий шажочек к раскрытым дверям лифта и, почему-то не рискуя выйти, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что творится справа и слева. Стойка ресепшн не проглядывается, да и вообще никакой мебели не видно. Только пара каких-то штуковин у стены: то ли торшеры, то ли хай-тек-вазоны. Настолько «хай-тек», что места для цветочков в них не нашлось. Что-то может быть в коридорах, которые, скорее всего, обнимают шахту лифта, превращая помещение в букву «п». Стены везде одинаково обшарпаны, ещё в нескольких местах по ним вьются кабели, с потолка свисает ещё две лампы, таких же, как первая. И всё. Даже дверей нет. Но они, или она, тоже, скорее всего, просто вне зоны видимости.
Я тихонечко кашлянул, потом ещё разок, но реакции не последовало. Я здесь явно один.
Ещё немного поколебавшись, я спрятался обратно в лифт и нажал-таки на кнопку своего этажа.
Сегодня я провёл в «курилке» раза в три больше времени, чем обычно. Только листал не рассказы, а автомобильный глянец. И, пожалуй, первый раз за несколько лет я по собственной воле встревал в разговоры: между делом жаловался на неисправный лифт, ненавязчиво интересовался другими арендаторами в нашем здании, особенно обитателями девятого этажа, пару раз даже вскользь упомянул о том, что как будто бы раньше у нашего бизнес-центра было другое название. Но всё бесполезно: лифт у всех работал исправно, кто-то на девятом этаже обитает, но кто, неизвестно, да и не очень хочется узнать, название не менялось. О том, не замечал ли кто-нибудь признаки чертовщины… pardon, признаков расхождения объективной и субъективной реальностей, я расспрашивать не рискнул.
Близится конец рабочего дня. Я снова сижу в кресле в «курилке» и смотрю в окно на поток пробирающихся по дороге машин. Дверь открылась, и кто-то вошёл. В окне мелькнуло отражение лица вошедшего – не слишком чёткое, но достаточное для того, чтобы понять: оно как будто бы знакомое, но точно не близко, кто-то из недавно утроившихся, наверное. Этот точно не сможет ничего добавить к имеющейся у меня информации, так что заводить разговор не имеет смысла, тем более что я сегодня уже недельный лимит слов превысил.
Прошипела кофемашина, подогревая воду, потом шумно заработали ножи, измельчающие кофейные зёрна, готовый напиток стал наполнять одноразовый стаканчик. Два раза тихо булькнуло – это нырнули в кофе куски рафинада, по донышку и стенкам стакана зашуршала деревянная мешалка.
– О, Лёха, привет! – не слишком бодро, я бы даже сказал, устало, всё-таки конец рабочего дня, проговорил очередной любитель кофе. – Я тебя и не заметил. Отдыхаешь?
Я не сразу сообразил, что незнакомый тип назвал моё имя – он ведь уже был записан в новички.
– Лё-ёха, чо задумался? – опять обратился ко мне вошедший, при этом появляясь в поле моего зрения со стаканчиком кофе в одной руке и со стулом в другой.
Стул он поставил прямо напротив меня и уселся на него, наклонившись вперёд и опершись локтями на колени.
– Ммм… – промычал я. – Привет.
Я постарался, чтобы слова прозвучали нейтрально, без оттенков недоумения, удивления или непонимания, короче, как будто я действительно крепко о чём-то задумался, и ещё не до конца вернулся к действительности.
Одновременно я всмотрелся в лицо говорящего. Всё-таки сначала я ошибся: оно вообще незнакомо. Первый раз вижу. Нет, у меня, конечно, память на лица не очень, да и вообще в последние дни есть вопросы к её функционированию, но, чтобы не вспомнить чувака, который к тебе обращается как старый приятель… Как будто мы с ним ходим раз в неделю играть в биллиард, или в бассейн, или даже иногда пропускаем по кружке пива. Только вот таких людей не существует.
– Первый раз сегодня из-за стола встал! – пожаловался на нелёгкую судьбу рядового сотрудника незнакомец. – Срочно договор надо проработать. Задолбали! Как всегда: «Возьми, пожалуйста, Кирилл, договор, – изменив голос, явно изображая Людмилу Викентьевну, одну из замов «самого», проговорил он, – завтра встреча, надо просмотреть, дать комментарии и рекомендации. Хорошо бы протокол разногласий подготовить. Договор стандартный, уверена, что ты успеешь…». Но договор-то не наш! Чужой договор на сорока листах! К утру протокол разногласий! «Хорошо бы…» Знаю я такие «хорошо бы»! Не сделаешь, и всё – прощай премия. В лучшем случае. Так что я сегодня здесь надолго… Ты как, в басик идешь?
В басик? Откуда он знает, что я в бассейн хожу? И, кстати, да, обычно по четвергам. А зовут его Кирилл. Имя не породило в голове никаких ассоциаций.
– Я уж сегодня пропущу, – продолжил разговор Кирилл, делая глоток уже остывающего кофе. – А ты…
Тут его прервала мелодия звонка, что-то из свежих хитов.
– Ща, погоди, – он достал из кармана пиджака телефон и, посмотрев на экран, не сдержал стон, после чего лицо его приняло страдающе-возмущённое выражение. – Людмила Викентьевна… С-с-сука! Ещё что-то придумала! Не дай бог новый договор прислали, я тогда повешусь… Да, Людмила Викентьевна, слушаю, – голосом на всё готового, но при этом очень занятого в данный момент человека, проговорил он в микрофон. – Конечно, на месте, работаю над… Новые вводные? Само собой! Уже иду.
Кирилл нажал на завершение вызова, убедился, что экран погас и сквозь зубы еле слышно процедил:
– Вот тварь…
Потом встал со стула и, уже обращаясь ко мне, произнёс:
– Ладно, побегу, она ждать не любит.
Стаканчик с недопитым кофе полетел в мусорное ведро, а Кирилл выбежал из «курилки» навстречу новым свершениям. И новым сверхважным и амбициозным задачам, других-то у нас не бывает.
А мне повезло, что у Людмилы Викентьевны появились новые вводные, и она решила выдернуть и ещё больше напрячь бедного Кирилла, а то ведь он уже собирался мне какой-то вопрос задать, на который, я уверен, мне было бы очень сложно ответить.
Посидев не двигаясь ещё секунд пять, я резко встал, вышел из «курилки», и, быстро дойдя до своего стола, сел перед монитором. Вдруг ещё какой-нибудь незнакомый знакомый заглянул бы на кофе-брейк? Мне надо прийти в себя, обдумать новые обстоятельства и стратегию поведения. Одно дело, когда я вижу то, чего не было раньше, или не вижу того, что было – это моя личная проблема, и совсем другое, когда я людей не узнаю. Это уже попахивает провалом, товарищ Штирлиц… А здесь, на моём рабочем месте, я защищён от вторжения стеной высокопродуктивного рабочего процесса – мешать ему у нас не принято. Даже если кому-нибудь вздумается ко мне обратиться, можно будет отделаться неопределённым мычанием и интенсивным верчением головы.
Я сцепил руки под подбородком и устремил взгляд в экран.
Итак, что мы имеем? Неизвестного, который знает меня, причём, по-видимому, хорошо… И меня, который абсолютно не знает неизвестного. Вот, в принципе, и всё. Не густо.
Вариант только один: раскопать всё, что можно, про этого Кирилла. Для начала узнаю его фамилию и как давно он здесь работает, потом найду его в соцсетях, аккуратно порасспрашиваю коллег. Фамилию нужно узнать сейчас, соцсети оставлю на вечер, коллег – на завтра. А потом и с самим Кириллом поболтаю.
В этот момент я пожалел, что сам не зарегистрирован ни на одном ресурсе, точнее, что не заходил туда уже несколько лет: пароли забыты, списки друзей и подписчиков не обновлялись.
Я посмотрел на часы. А ведь рабочий день уже на исходе, надо действовать.
В первую очередь я подошёл к «боевому листку»: там поздравляют сотрудников с днями рождениями в текущем месяце и отмечают особо отличившихся, и всё это с фото. Кирилла не нашёл. Но зато я определился с моей первой целью – Анна Первенцева из HR, именно она каждый месяц готовит этот анахронизм (а может, наоборот, она это подаёт как инновацию).
К счастью, Анна оказалась на месте, и, вроде как, ничем не занималась. Она сидела, откинувшись на спинку кресла и лениво прокручивала какой-то документ на экране, похоже, даже его не читая. В общем, я застал её в тот самый момент, когда запланированные на день дела выполнены, что-то новое начинать не хочется, и остаётся только убивать последние минуты рабочего времени, флегматично поглядывая на медленно меняющиеся цифры на часах.
– Анна, вечер добрый, – поприветствовал я её. – Не занята?
Она скосила на меня глаза, почти незаметно вздохнула, наверное, подумала про меня что-нибудь нехорошее и ответила так, как и должен отвечать каждый сотрудник офиса, находящийся на рабочем месте:
– Занята… А что?
– Да я, на самом деле, не совсем по работе, – решил успокоить её я. – Ты ведь всех сотрудников знаешь. А я, представляешь, забыл, когда у Кирилла день рождения. Посмотреть негде – я с соцсетями не дружу, мне кажется, что в начале июля, но… Хочу забронировать квадрики заранее, дата нужна точная. У него самого спрашивать неудобно, сама понимаешь.
Аня расслабилась, поняв, что по основным обязанностям её напрягать не будут.
– Кирилл… – произнесла она задумчиво, копаясь в памяти. – Сомов?
Я не ответил, давая Ане возможность выдать всю возможную информацию, и не ошибся.
– Из юротдела? Хотя у нас других Кириллов и нет. Сейчас, погоди… – она открыла на экране другое окно, пробежалась пальцами по клавиатуре и продолжила: – Сомов Кирилл Владимирович, второе ноября… Да уж, Алексей, июль с ноябрём спутать, это надо постараться.
Я сделал удивлённое лицо и почесал затылок.
– Гм… Действительно. А ведь был уверен, что летом…
– Бывает, – поддержала меня Аня. – Кстати, как думаешь, может мне стоит сделать список дней рождений на год по всем сотрудникам? А то ведь у кого-то первого числа, и забывают про них, или, вот как тебе, кому-нибудь понадобится…
Мой ответ ей не требовался – фразу она заканчивала уже отвернувшись к монитору и что-то набивая на клавиатуре. Я так думаю, создаёт «напоминалку» в календаре: на завтра появилось важное дело.
Я тихо сказал «спасибо» и выскользнул из кабинета. Достав смартфон, внёс в заметки данные Кирилла – вечером покопаюсь в интернете.
Часы показывают без двух минут шесть. Можно уже собираться.
Убедившись, что никаких срочных запросов на почте не появилось, я усыпил компьютер и пошёл к выходу. Немного раньше, чем обычно, но тому есть причина: я решил заскочить на девятый этаж. Вдруг там только вечером кого-то можно застать? Хотя зачем мне кого-то там заставать, я так и не придумал. Что я им скажу? Что спрошу? «Почему лифт всё время едет к вам, хотя я хочу на седьмой?» Догадываюсь, что мне ответят.
Первый раз за эти дни я по собственной воле и полностью контролируя происходящее нажал на кнопку девятого этажа.
Когда двери открылись, я не сразу переступил порог. Окинул взглядом холл, но не заметил ничего нового, прислушался, но не услышал ни шороха, ни скрипа, даже втянул носом воздух, учуяв только начавший выветриваться запах строительных материалов: ковролина, штукатурки и тому подобное. Наконец, я сделал вперёд несколько шагов и повертел головой вправо-влево, увидев, что по обе стороны от лифта действительно уходят коридоры.
Я пару раз кашлянул и, не дождавшись реакции, сказал:
– Здравствуйте.
Ничего.
Только двери лифта закрылись с тихим шелестом, и мне почему-то стало слегка не по себе.
– Добрый вечер, – произнёс я опять, подняв голову и ища глазами зрачки видеокамер.
Может, у них ресепшн спрятан за дверями, и они решают иметь ли дело с посетителем, оценивая его по одёжке.
Снова ничего.
Я повернулся направо, дошёл до поворота и заглянул за угол. На расстоянии вытянутой руки от него кирпичная стена сменяется белыми глянцевыми панелями, отражающими яркий, почти слепящий свет встроенных в белый же потолок ламп, вместо ковролина на полу уложена плитка, тоже белая и блестящая. Если неведомый дизайнер хотел добиться максимальной контрастности, то у него получилось. Заканчивается короткий коридор – не больше пяти метров – панелью из чёрного абсолютно непрозрачного стекла. По идее, это должно быть дверью, но ручек не видно, кнопок и звонков тоже.
Мне подумалось, что подходить и стучать не просто бесполезно, а глупо, потому я развернулся и пошёл в противоположный коридор, почти уверенный, что картинка будет аналогичная.
Интуиция меня на подвела: белые стены, потолок и пол, чёрная панель.
Стало ясно, что делать на девятом этаже нечего. Ну, хотя бы убедился, что он необитаем.
Я уже собрался было уйти, подошёл к лифту, но остановился и взглянул на постер. Уже не Венеция. Они меняют картинки по несколько раз на день? Психи. Психи? Кто бы говорил…
Теперь на нём узкая парижская улица, выходящая на затянутую дымкой Эйфелеву башню, которой она прикрывается, словно полупрозрачным пеньюаром, у её широко расставленных опор копошатся малюсенькие человеческие фигурки, а в центре крупное и возмутительно яркое пятно жёлтого зонта, брошенного на влажную мостовую…
Что за эпитеты? Что за беспричинная романтика? Переутомился? «Полупрозрачным пеньюаром, возмутительно яркое»… Это же просто продукт фотошопа, бездушная, конвейерная безделица…
Я подошёл ближе, всмотрелся и понял, что чем-то она меня зацепила, эта безделица. Притягивает простота и гармоничность картинки в целом, нравится, что глаза могут отдыхать на её невзрачности и непритязательности, когда я игнорирую зонт, или наоборот питаться взрывом цвета такой обыденной вещи, непонятно почему оказавшейся посередине пустынной улицы.
Париж, кстати, называют «Городом света». «Город света», лишённый цвета…
Вдруг что-то неуловимо поменялось в моём восприятии, картина пошла рябью, насупилась, помрачнела…
Я ощупал взглядом скелет башни, и мне пришло в голову, что она похожа на старую проститутку, какую-нибудь Жанетт или Флоретту. И не просто старую, а древнюю, лично участвовавшую в гулянках на Монмартре в компании с Пикассо и Модильяни, с представителями белой русской эмиграции и чёрт знает с кем ещё. Она стоит, бесстыдно раздвинув ноги, выставив на всеобщее обозрение выпирающие рёбра, жаждая любви и веселья, забыв, по причине глубокого и безнадёжного маразма, что она уже никому не нужна, и даже более того, до крайности отвратительна. Меня аж передёрнуло, так ясно я себе представил это непотребство, что, к счастью, сбило ассоциативный ряд, и вернуло на место железную башню, пусть банальную и заезженную открытками с сердечками, но зато настоящую.
Но картина не отпустила, а утянула меня вниз, под стены домов, зажавших узкую улочку в своих тисках, нависающие над черными, словно покрытыми сажей, и ещё поблёскивающими от недавно прошедшего дождя тротуарами. В воздухе витает еле ощутимый запах гнили, с которым дождь ничего не смог поделать, здесь царят промозглый холод и пробирающий до костей ветер…
Тени, лежащие в оконных и дверных проёмах, глубоки и почти непроницаемы; наверное, там теплее, чем на улице, но заходить не хочется – не может быть внутри пустых домов ничего хорошего. Взгляд медленно ползёт всё глубже и глубже, пока не упирается в узкую щель между домами. Щель, как щель, но чем-то она меня зацепила.
Я долго вглядываюсь в черноту и, наконец, добиваюсь своего. В какой-то момент мне стало казаться, что она неоднородна, что есть в ней более плотное пятно, порождённое не тканью мрака. Чуть ли не до боли напрягшиеся глаза различили человеческий силуэт, небольшой, подростка или хрупкой девушки. К тому же он, или она, ещё и сгорбился, сжался, пытаясь вдавить себя в неподатливую кирпичную стену, я как будто различил руки, обхватившие плечи, вжатую в них голову… Это её зонт. Именно её, не его – среди мужчин, а тем более подростков, желающих пройтись с жёлтым зонтом, найдётся немного. Она вышла на прогулку по вечернему Парижу, наверняка в прекрасном настроении, возможно, договорившись о встрече с подругой, или даже с парнем, свернула на эту затерявшуюся среди домов улочку, спешила, порхая над мостовой. Но тут произошло что-то, от чего она метнулась в одну сторону, в другую, выронила зонт, спряталась, застыла, боясь вдохнуть… И так будет вечно. Теперь она будет дрожать от страха и ждать худшего, потому что ничего изменить невозможно: это картина, это статика, это замороженный кошмар. Единственный путь прекратить её муки – сорвать картину со стены и сжечь полотно. Стереть реальность, убить девчонку. Уничтожить ужас, развеять надежду. Это я знаю: следующая секунда не настанет, а для неё в застывшем миге слились все чувства, среди которых и желание жить, и вера в то, что впереди у неё встреча с…
Меня слово током ударило, я очнулся и обнаружил себя стоящим вплотную к стене, почти упирающимся в постер носом. Яростно встряхнув головой, я практически отпрыгнул спиной назад и попятился к лифту, не отрывая глаз от картины. Я нащупал кнопку вызова и с силой вдавил её. Услышав, что кабина подъехала, а двери открылись, я развернулся, замер на пороге. Я спиной чувствую висящую на стене картину, слышу стук зубов спрятавшейся девчонки…
Нет, так не пойдёт. Так нельзя уходить.
Я резко повернулся и посмотрел на постер. Чёрно-белый Париж, железная махина Эйфелевой башни, обычная парижская улочка… Вгляделся в закуток, где должна была прятаться девочка. Конечно, никого там нет. Тень, как тень. Все девчонки либо по домам, либо обнимаются с мальчишками на газоне перед чёртовой трехсотметровой железякой. А я просто завис и придумал всю эту ерунду. Мне же её в жизни, блин, не хватает.
Я зашёл в лифт, и его двери отделили меня от девятого этажа. Всё нормально, всё хорошо… Я поднёс руки к глазам и посмотрел на слегка трясущиеся пальцы.
Н-да… Надо бы поумерить полёт фантазии. Если меня на каждой картинке так колбасить будет, то я сильно раньше запланированного срока потеряю жалкие остатки здравого ума и трезвой памяти. Которые, я надеюсь, у меня всё ещё есть.
Досчитав до пяти и сделав несколько глубоких вдохов, я отправился на первый этаж.
Выйдя на улицу, я немного задержался на крыльце, осматривая окрестности. Вроде бы с утра ничего не изменилось. Я окинул глазами стоянку и уже заметно сократившиеся ряды машин. Потом ещё раз. И ещё. Не смог найти свой белый «Аутлендер».
Сердце замерло.
Угнали?
С охраняемой офисной стоянки из-под камер? Бывают такие идиоты-угонщики?
Я уже хотел было зайти обратно в здание и начать высказывать претензии охранникам, но в последний момент, больше по наитию и немного опираясь на опыт трёх прошедших дней, но при этом ни на что особо не рассчитывая, достал из кармана брелок и нажал два раза на кнопку запирания дверей. Чёрный «Аутлендер», на который я даже внимания до этого не обратил, низко прогудел и два раза мигнул габаритами.
Он стоит на том самом месте, где я оставил свою машину восемь часов назад.
Я спустился с крыльца и подошёл поближе. Номера мои. Габариты, как и положено, ещё раз мигнули, когда я разблокировал двери. Я открыл водительскую и заглянул в салон. Регистратор на месте, «вонючка» в виде флакончика чёрного матового стекла с пробковой крышкой закреплена на дефлекторе. Усевшись в кресло, я открыл бардачок и достал документы: страховка, медсправка, бумаги с последнего ТО – всё, как и раньше. Достал из портмоне свидетельство о регистрации и, перегнувшись через пассажирское сиденье, сравнил VIN-номер – всё совпало. А цвет указан чёрный. То есть, запись на кусочке пластика совпадает с реальным цветом кузова. И есть только одна проблема: и то, и другое не совпадает с тем, какой машина была сегодня утром.
Откинувшись на спинку сиденья, я прикрыл глаза. Покопавшись в памяти, мне удалось отыскать день покупки и даже вспомнить консультанта, молодого парнишку в синем костюме и белой рубашке, жонглировавшего красивыми названиями уже установленных и доступных к заказу опций, включая названия цветов – «Labrador Black Pearl» и «Diamond White Pearl», именно в английской транскрипции, так старательно он тянул английские гласные и выговаривал «r». В наличии были машины обоих цветов, так что окончательный выбор я делал на стоянке салона, в живую. И выбрал белую.
Я открыл глаза, положил руки на руль и, глядя на чёрный глянец капота, завёл двигатель.
Чёрный, так чёрный. В конце концов, это не более странно, чем вовсе потерявшие цвет нарды или фото переставшей улыбаться сестрёнки.
У каждого автомобиля есть свой запах, своё уникальное сочетание потрескивания где-то в глубине приборной панели и поскрипывания в районе левой задней двери, своя манера поведения, свои привычки. Вот и моего «аута» такие особые приметы есть. И нажимая на педали тормоза и газа, поворачивая руль, прислушиваясь к работе подвески и звукам салона при переезде «лежачих полицейских» и трамвайных путей, отыскивая мелкие царапинки и потёртости, на которые я раньше не обращал внимания, но знал, что они есть, я пытался понять, насколько моя новая машина отличается от старой. И пришёл к выводу, что иное в ней – только цвет кузова.
По пути я заскочил в магазин. Но не за выпивкой. Я решил, что от алкоголя пока лучше воздержаться: и так большие проблемы с восприятием действительности, а если их ещё и оросить… «Белочка» от меня никуда не ускачет, не тот это зверь.
Добравшись до дома, я быстренько перекусил и засел за ноут, рыская по сайтам и разным соцсетям в поисках Сомова Кирилла Владимировича с днём рождения в ноябре. Потратив на это дело с полчаса, я с удивлением пришёл к выводу, что существуют ещё люди, способные скрыть свою личную жизнь от общества. Его не было ни в «инсте», ни в «вк», ни в «фейсбуке», ни в «одноклассниках» (я даже туда заглянул), ни в общедоступных базах данных. Прямо «мёртвая душа». Завтра придётся разговаривать с ним без предварительной подготовки. Надо будет тогда сначала кого-нибудь из юротдела поймать и аккуратно расспросить про этого Кирилла – хоть что-то да получится вытянуть, парень с виду общительный.
А пока что надо, как и положено в четверг, сходить поплавать. Я посмотрел на часы – последний сеанс через сорок минут, как раз успеваю. Быстро собрав вещи и покидав их в рюкзак, я выскочил из дома и поехал в «Альбатрос».
В итоге поплавал я отлично, я бы даже сказал, выложившись на двести процентов. Правда, несколько первых минут сеанса ушло на рассматривание интересной фрески на стене, изображающей жизнь морских обитателей: акул, дельфинов, разноцветных рыб и медуз. В прошедшую субботу на этом месте над волнами парил раскинувший крылья альбатрос. Да и в душевой плитка была другая, и сантехника раньше была постарше, с налётом извести на лейках, и в раздевалке шкафчики раньше были голубенькие, а не зелёные. И ворчливая тётка на входе, хоть и ворчала с таким же удовольствием, как все предыдущие, мне знакомые, но точно не была одной из них. И, самое главное, не «Альбатрос» это теперь, а «Аква».
Вот такие пироги.
Мир вокруг меня меняется неумолимо и всё более примечательно. Теперь это уже не только дорогие моему сердцу вещи, а и вот такие, вполне нейтральные, хоть и находящиеся в списке привычных.
И самый главный для меня вопрос: действительно ли это меняется мир, или я действую в лучших традициях исторической науки и придумываю себе новое прошлое.
Добравшись до дома, я умылся и отключился, как только положил голову на подушку. И на том спасибо.

Глава 5. Пятница
Последний рабочий день недели – повод для праздника у большинства работающих. Но я к большинству не принадлежу, меня уже давно не интересует обсуждение с коллегами отбитых клиентов и отмороженного начальства за вторым-четвёртым-шестым бокалом пива. Мне не грозят умеренные или не очень возлияния с друзьями под стук киёв по шарам или шаров по кеглям, не светит романтический вечер с любимой девушкой с, желательно, не романтическим, а сугубо плотским продолжением. Но несколько дней назад жизнь стала наполняться новым смыслом, и сегодняшняя пятница уже не рядовая, боюсь, она будет проходить под девизом «о сколько нам открытий чудных…».
Первую ласточку ждать пришлось недолго. Я вышел на улицу, обошёл несколько раз вокруг своего чёрного (уже начал привыкать) «Аутлендера», ища какие-нибудь сюрпризы, но ничего не обнаружив, сел за руль. Тут дверь подъезда резко распахнулась, и из неё выскочила молоденькая девица в плаще, из-под которого выглядывала какая-то домашняя одежда, может, пижама. Я лишь бросил на неё взгляд – мало ли куда моим соседям понадобилось срочно сбегать с утра – и уже начал закрывать дверь, но, когда она рванула прямиком ко мне, причём с решительным выражением на лице, я насторожился.
– Погоди! – воскликнула она, смотря прямо мне в глаза через лобовое стекло и стремительно приближаясь. – Привет!
Она подбежала к машине и встала так, что теперь я бы не смог захлопнуть дверь. Дыхание слегка учащённое, будто она пробежала пару лестничных пролётов, волосы собраны на скорую руку, полное отсутствие косметики на лице, в волосах надо лбом притаились пара капель воды. Похоже, она только-только умылась и собиралась дальше делать обычные утренние дела, но за каким-то лешим решила меня поприветствовать. Не могу вспомнить наверняка, видел ли я её раньше, хотя это совсем не удивительно: хорошо, если я человек десять из всего подъезда узнаю.
Хотя её, честно говоря, забыть должно быть сложно. Даже без косметики она красива: правильные черты лица, небольшой аккуратный носик, выразительные зелёные глаза, полные, но ненакачанные, чувственные губы, рыжие вьющиеся волосы. В общем, мимо такой сложно пройти, а ещё сложнее проигнорировать, если она сама к тебе подходит.
Я уже растянул губы в отработанной улыбке и хотел поинтересоваться, чем могу быть полезен, но дальнейшие её слова заставили меня поперхнуться.
– Ты куда пропал, Лёш? Уезжал?
Дежавю, блин. Снова незнакомый человек обращается ко мне по имени и снова так, будто хорошо меня знает.
– Да, пришлось уехать… – ответил я практически на автомате. – Рабочая командировка.
Боже, как же сложно вести диалог, не имея понятия, с кем ты говоришь и о чём, и при этом пытаясь этого не показать! Наверное, это как пробираться по минному полю, ощупывая землю перед собой ногой.
– Просто ты тогда так быстро ушёл… И даже не попрощался.
Ушёл, не попрощавшись… Очень будет замечательно, если я это сделал рано утром, пока она спала.
– Так получилось. Были очень срочные дела.
– Я так и подумала, что ты не захотел меня будить, – девушка мило улыбнулась. – А когда вернулся?
Если я уходил, пока она спала, значит, скорее всего, мы очень близко познакомились в тот вечер и даже провели ночь в одной постели.
– Да сегодня ночью. Спал очень мало, голова соображает туго. А ещё работать целый день, – я взглянул на часы, так чтобы было понятно, что время поджимает.
– Ой, да, тебе же на работу! Я тебя задерживаю, извини. Зайдёшь сегодня?
Можно, конечно, сказать, что я её не помню. Ну бывает такое. Перебрал, хорошо провёл время, (то есть, я почти уверен, что мы оба хорошо провели время, а иначе она сейчас бы со мной так мило не разговаривала, да и смотрит она на меня по-особенному, как давно никто не смотрел), но забыл её имя, квартиру в которой ночевал… Для этого я должен был нализаться до состояния «абсолютное невменько», а тогда она бы не только со мной не разговаривала, но даже не вышла бы из квартиры. Если, конечно, она нормальная.
– Или, может, сходим куда-нибудь? Мне новое платье надо выгулять. Кстати, то самое, что я тебе показывала в каталоге. Ну, помнишь, ты ещё сказал, что если я его надену, то все голливудские красотки будут нервно курить под лестницей? Я его тогда и заказала. Долго шло, правда, почти месяц.
Стоп. Месяц назад мы вместе выбирали платья, а неделю назад я ушёл от неё не прощаясь. И судя по выражению её лица, по позе, по поведению, мы не кино смотрели. То есть это был не секс по пьяни с первой встречной, пусть даже она оказалась соседкой, а секс с предысторией. Может быть, это был как раз тот самый романтический вечер, перетекающий в ночь плотских утех, который мне, как я думал, не светит. Который мне и не был нужен, если быть точным.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/konstantin-demchenko/szhech-barselonu-69133366/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сжечь Барселону Константин Демченко
Сжечь Барселону

Константин Демченко

Тип: электронная книга

Жанр: Триллеры

Язык: на русском языке

Издательство: Автор

Дата публикации: 03.09.2024

Отзывы: Пока нет Добавить отзыв

О книге: Прошлое, скомканное и истлевшее, надёжно упрятано поглубже, настоящее пустынно и бесцветно, будущее не просматривается. Он не может, не хочет изменить что-нибудь сам и не в силах жить так дальше… Можно ставить точку.Но вдруг начинают меняться привычные вещи, встречаются незнакомые знакомые, всплывают непроисходившие события, картинка вокруг перестаёт совпадать с той, что живёт в его памяти. Можно сойти с ума… Или заново научиться жить?

  • Добавить отзыв