Главная страница | Книги для подростков | Лето сумрачных бабочек

Лето сумрачных бабочек
Энн-Мари Конуэй


Фэнтези для подростков
До этого лета Бекки думала, что знает о своей семье всё. Но когда они с мамой переезжают в небольшой город Оукбридж, Бекки случайно находит шкатулку со старыми семейными фотографиями. На одной из них мама держит на руках маленькую девочку в розовом одеяле, а на обороте указана дата. И этот малыш точно не Бекки… Бекки бежит в Сад Бабочек, чтобы рассказать о находке своей новой подружке Розе-Мэй, но та ведёт себя так, будто ей всё равно. С этого момента количество тайн и странностей только множится, и Бекки кажется, что Роза-Мэй тоже что-то от неё скрывает, как и мама. И очень скоро выясняется, что эти опасения не напрасны…





Энн-Мари Конуэй

Лето сумрачных бабочек



Anne-Marie Conway

Butterfly Summer



© Anne-Marie Conway, 2012

© Смирнова М. В., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023


* * *


Маме, со всей моей любовью







Глава первая


Мы прожили в нашем новом доме в Оукбридже лишь немногим больше недели, а я уже ненавидела всё вокруг.

Когда мы с мамой переезжали в эту деревню, я представляла себе красивый старомодный коттедж с розами, окружавшими калитку… Ну, то, что дом оказался старым, я угадала верно, но вдобавок он был тёмным, мрачным, и в нём водились огромные пауки, которые заплели всё настолько густой паутиной, что сквозь неё не проникал даже свет. Мы тратили каждую свободную минуту на то, чтобы привести дом в порядок, но он по-прежнему казался мне жутким.

– Новый дом, новая работа, новое начало, – постоянно твердила мама, стараясь, чтобы голос её звучал радостно. Но с «новым началом» всё было сложно – по крайней мере для меня.

У мамы-то всё было нормально – она жила в Оукбридже до моего рождения, так что для неё это в любом случае не было таким уж новым началом. Но я едва успела окончить седьмой класс, а потом мне пришлось упаковать свою прежнюю жизнь в кучу коричневых картонных коробок и оставить позади всё знакомое и родное.

– Я вообще не понимаю, зачем нам понадобилось сюда переезжать, – ворчала я, сидя за обедом в первую неделю – опять пицца, лежащая в крышке от коробки. С самого приезда сюда мы питались только пиццей. Горячая пицца на обед и холодные остатки пиццы к чаю. Я никогда не думала, что пицца может надоесть мне до тошноты, – но это произошло, серьёзно!

Мама, сидевшая по другую сторону стола, посмотрела на меня и нахмурилась:

– В каком смысле – ты не понимаешь? Сколько раз мне ещё объяснять?

– Знаю, знаю: «Это хорошая работа, слишком хорошая, чтобы от неё отказаться». Но ты же была довольна своей прежней работой, верно? И что насчёт меня? Что я должна делать без Лоры? И как насчёт моего курса по ландшафтной фотографии? Ты же знаешь, как я любила ходить на…

– Послушай, мне очень жаль, Бекки. – Мама прижала пальцы к виску, как будто у неё болела голова. – Я знаю, что тебе тяжело, но я уверена, что Лора приедет к нам гости этим летом, только попозже, и у вас будет масса возможностей пофотографировать природу здесь, в округе. – Она начала убирать пиццу со стола. – Ты же знаешь, что такая работа подворачивается нечасто, особенно в моём возрасте. Я возглавлю собственный отдел. Это большой шаг вперёд.

Мы были так заняты в эти первые дни, что у меня не нашлось времени подумать – а что я буду делать, когда мама действительно возьмётся за свою крутую новую работу? Были летние каникулы, синоптики постоянно твердили, что это самый жаркий июль за всю историю наблюдений, и мне предстояло как-то скоротать шесть пустых недель. Наш дом ещё не был подключён к интернету, и я едва могла поймать сигнал мобильной связи достаточно надолго, чтобы кому-то позвонить. Вот это и называется – застрять в полной глуши.

Большие коробки мы разобрали в первые же выходные после приезда. Мы распаковывали их целых три часа, и я уже готова была рухнуть на пол от жары и усталости, когда появилась мамина давняя подруга, Стелла, чтобы помочь нам.

– Трейси Миллер, поверить не могу, что ты вернулась! – воскликнула она, врываясь в дом и заключая маму в объятия. – Я так рада тебя видеть! А ты, должно быть, красавица Бекки! – Она повернулась ко мне, схватила меня за обе руки и крепко сжала их.

Я покачала головой, краснея. Никто раньше не называл меня красавицей. Прямые каштановые волосы, вздёрнутый нос и веснушки – это не то, что можно считать красивым. Милым – может быть, но не красивым.

– Мы с твоей мамой знакомы много лет, – продолжила Стелла, её глаза озорно блестели. – Я знаю её с начальной школы, ты можешь в это поверить?..

Я не могла представить себе маму в начальной школе. Она всегда была невероятно рассудительной и взрослой. Больше похожей на директора школы, чем на кого-либо ещё.

– Она много озорничала? – спросила я, заранее зная, каков будет ответ.

– Озорничала? – расхохоталась Стелла. – Да твоя мама собственной тени боялась! Она бы даже гусю не сказала «бу-у-у»!

Стелла мне сразу же понравилась. Она была того же возраста, что и мама, но казалась намного моложе. У неё были волнистые каштановые волосы с высветленными почти добела прядями, и она постоянно улыбалась. Она ворвалась в наш тёмный пустой дом, наполнив его шумом и смехом. Когда ей надоело разворачивать чашки и блюдца и протирать шкафы, она поставила в проигрыватель старый CD-диск с диско-музыкой и стала танцевать по комнате – по очереди подхватывая меня и маму и кружа нас, пока мы не запыхались и не вспотели.

– Слишком жарко, Стелла, – простонала мама, отталкивая её, но я видела, что она совсем не против.

– Когда-то мы танцевали всю ночь напролёт! – воскликнула Стелла. – И я не помню, чтобы ты тогда жаловалась!

– Это ты танцевала всю ночь, – со смехом возразила мама. – А я пыталась утащить тебя домой! Но я по тебе скучала, – добавила она. – Это всё было так давно…

– Я тоже скучала по тебе, Трейс, – отозвалась Стелла, на несколько секунд став серьёзной.

Было круто познакомиться с кем-то из маминого прошлого. Она никогда особо не рассказывала о том, почему покинула Оукбридж. Она разошлась с моим отцом и уехала ещё до того, как я родилась, и любое упоминание о нём – или о «тех временах», как она это называла, – гарантированно вызывало у неё головную боль. Я знала, что это звучит странно, но знакомство со Стеллой было всё равно что крошечный шаг к тому, чтобы узнать, что же на самом деле случилось тогда.

– Давай я попрошу своего сына Мака показать тебе окрестности? – предложила она мне перед уходом. – Когда он безвылазно торчит дома всё лето, то только путается у меня под ногами и сводит меня с ума!

Я кивнула и улыбнулась, хотя желудок у меня сжался в комок. Я представить себе не могла, как буду гулять по деревне с каким-то парнем, которого никогда раньше не видела.

После этого к нам зачастили гости. Должно быть, Стелла рассказала всем о мамином возвращении. Этим и отличаются маленькие поселения – новости в них расходятся быстро. К концу недели к нам зашла некая миссис Уилсон из церкви. Она была низкой, костлявой и застёгнутой на все пуговицы сверху донизу, хотя день был самым жарким с начала лета.

– Вы обе намерены ходить в церковь? – без обиняков спросила она, пока мама наливала ей чашку чая. Я заметила, что она взяла лучшие чашки и такой же чайник. – В следующее воскресенье в церкви будет очень хорошая служба, быть может, вы захотите её посетить?

Мама чуть заметно кивнула.

– Мы очень постараемся, хотя завтра я должна приступить к своей новой работе, а ведь ещё нужно распаковать вещи и так далее… – Она умолкла, и некоторое время мы сидели в тишине.

В присутствии миссис Уилсон мне было не по себе. Она была какой-то кислой – как будто ела слишком много лимонов. Она всё время очень пристально смотрела на меня, а когда мама предложила ей печенье, она пробормотала что-то непонятное насчёт чревоугодия и греха. Я сразу представила, как Лора сказала бы: «Что за проблемы у этой леди?» – и едва удержалась от того, чтобы фыркнуть в чашку.

– Как ты полагаешь, тебе понравится Оукбридж, Бекки? – спросила миссис Уилсон некоторое время спустя. – Это не самое весёлое место для девочки твоего возраста.

– С ней всё будет хорошо, – быстро ответила мама. – Мы всегда жили вдвоём, так что Бекки привыкла обходиться без шумной компании, а когда начнётся школа, у неё быстро появятся подруги. Я записала её в старшую школу в Фарнсбери, она считается очень хорошей.

Миссис Уилсон хмыкнула:

– В наши дни у подростков нет никакой дисциплины, не то что в те времена, когда я училась в школе.

«И когда это было? – захотелось мне спросить. – В ледниковый период?»

В конечном итоге миссис Уилсон осталась ещё на одну чашку чая, неустанно болтая об этом доме, о том, насколько он старый, и о других скучных вещах. Мама постоянно поглядывала на часы и очень многозначительно покашливала, но старую леди это, похоже, ничуть не трогало.

– По-моему, мне ещё надо закончить распаковывать вещи, – заявила я при первой же возможности и удрала наверх.

Свою новую комнату я терпеть не могла. Она была маленькой, тёмной и душной, даже при открытом окне. Но меня тревожил не столько её размер и даже не нехватка света, а то, как я в ней себя чувствовала. То, что мне пришлось расстаться со своей прежней комнатой, было одним из самых тяжёлых моментов переезда – как будто потерять часть себя. Я пыталась объяснить это маме, но она не понимала. Она сказала, что к концу лета я привыкну и даже не буду помнить о том, как выглядела моя старая комната.

Ночь перед отъездом была самой худшей. Я начала думать обо всех тех людях, которые будут жить в моей комнате после меня, и она уже не будет моей, и никто не будет знать, что я провела здесь первые двенадцать лет своей жизни. В какой-то момент я вылезла из кровати и нацарапала на подоконнике «Бекки Миллер». Для этого я выдернула из двери комнаты старый гвоздь, на котором когда-то висела моя ночная рубашка. Я кучу времени потратила на то, чтобы процарапать буквы в дереве по-настоящему глубоко. Я просто хотела сделать так, чтобы крошечная часть меня осталась здесь – пусть даже это будет только моё имя.

На самом деле распаковывать мне больше ничего не было нужно; это был просто предлог для того, чтобы отвязаться от миссис Уилсон. Я лежала на кровати, слушая, как они с мамой разговаривают. Они стояли у входной двери, и миссис Уилсон снова спрашивала маму насчёт церкви. Я не расслышала, что ответила мама – она говорила слишком тихо, – но я знала, что она пытается поскорее избавиться от старой леди. Мама вообще как-то странно относилась к тем, кто заходил к нам, – если не считать Стеллы. Мама сказала, что именно это она больше всего ненавидит в деревне: люди считают, будто могут просто заявиться в гости, не позвонив предварительно и не удостоверившись, что их визит не будет некстати.



Я нашла коробку в тот же вечер, но уже позже, когда миссис Уилсон ушла домой. Коробка была втиснута под мамину кровать вместе с уймой других вещей – должно быть, её засунули туда при распаковке. Я искала журнал – почитать что-нибудь перед сном, – и чтобы дотянуться до того, который был мне нужен, пришлось вытащить коробку наружу.

Она была похожа на одну из старомодных шкатулок для украшений – ну, когда открывается крышка, то играет музыка и внутри шкатулки кружатся балерины. Она была сделана из очень тёмного полированного дерева с красивым золотым узором, выгравированным на крышке, и с крошечным замочком. Я провела рукой по поверхности. Шкатулка не выглядела новой, но я была уверена, что никогда раньше не видела её.

Я слышала, как мама в гостиной гладит свою блузку на завтра. Она собиралась занять должность начальницы нового отдела в «Хартоне», большой бухгалтерской компании, поэтому ей следовало выглядеть как можно лучше. Я подумала о том, чтобы убрать шкатулку на место и спросить у мамы, можно ли мне её взять, но сначала откинула крышку, чтобы посмотреть, нет ли внутри чего-нибудь интересного.

Не знаю, что я ожидала найти – может быть, мамино обручальное кольцо или какие-нибудь серьги, которые можно будет позаимствовать, – но там не было ничего, даже музыки и балерин, только ветхий кусок ткани и старое фото. Ткань была мягкой, по краям махрились нити. Посередине была вышита фраза: аккуратные, сделанные от руки стежки выцветшими красными нитями складывались в надпись «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ». Такие вещи делают в начальной школе на уроках рукоделия.

Я положила лоскут обратно в шкатулку и взяла фотографию. Она была старой и немного старомодной, и я сразу же поняла, что в ней есть что-то странное. На снимке была мама, лежащая на больничной койке и держащая на руках младенца. Крошечную девочку, закутанную в розовое одеяльце. Мама улыбалась в объектив, глаза её восторженно сияли. Я поверить не могла, какой молодой она выглядела. Кажется, я никогда не видела её настолько молодой или настолько счастливой.

Я сидела, сжимая в пальцах фотографию, и миллионы вопросов громоздились у меня в голове. Потому что я знала о том, как я родилась. Не очень много, но достаточно, чтобы осознать: что-то тут не так. Я знала, что появилась на свет слишком быстро, так что не было времени доехать до больницы. Это было в конце июня, и тогда было невероятно жарко, как этим летом. Я родилась дома и осталась дома – акушерка сказала, что никогда не видела ребёнка, так стремящегося поскорее родиться. Мы с мамой были дома. Никакой больницы. Никакого розового одеяльца. Разве только после моего рождения маму заставили поехать в больницу, чтобы убедиться, что с нами всё в порядке? Может, её вынудили это сделать, а она почему-то забыла мне об этом рассказать?

Я перевернула снимок, и мои руки внезапно задрожали. В правом верхнем углу была дата. Дата, написанная мелким, аккуратным маминым почерком. Слова и цифры прыгали у меня перед глазами, и мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы сфокусировать взгляд.

23 апреля 1986 г.

За двенадцать лет до моего рождения.




Глава вторая


Не знаю, как долго я сидела там, пытаясь понять смысл всего этого, но в какой-то момент я услышала, как мама выходит из гостиной и выключает свет на первом этаже. Я уронила фото обратно в шкатулку, сунула её под кровать и помчалась по коридору в свою комнату. Я не могла сейчас взглянуть маме в лицо, боясь расплакаться или ляпнуть какую-нибудь глупость.

Заснуть было невозможно. Я лежала поверх одеяла, думая о шкатулке, засунутой под мамину кровать и ждущей, точно бомба с часовым механизмом. Я пыталась прокручивать в голове свою лучшую «засыпательную» мечту, но даже она не сработала. Это была мечта, где я слышу стук в дверь, открываю – а на пороге стоит мой папа. Я не могу отчётливо разглядеть его лицо, но он говорит: «Бекки Миллер, я искал тебя целых двенадцать лет!» А я отвечаю: «Всё в порядке, пап, лучше поздно, чем никогда, верно?» Я не знаю точно, что он говорит после этого, потому что на этом моменте я обычно засыпаю.

Я грезила о том, как встречу папу, столько, сколько могу вспомнить, – и это всегда помогало мне уснуть. Иногда я засыпала ещё до того, как заканчивала ему отвечать. Но в ту ночь, лёжа в жаркой душной темноте, я могла думать только про ту маленькую девочку, укутанную в мягкое розовое одеяльце. Кем она была? Как мама могла скрывать от меня что-то настолько важное? Хранить такое в тайне все эти годы?

На следующее утро я лежала в кровати, пока не услышала, как она уходит на работу. Я твёрдо была намерена спросить её об этом фото, однако ни за что не смогла бы сделать этого перед её первым днём на важной новой работе. Я боялась, что она может плохо отреагировать на мои вопросы, – так обычно случалось, когда я спрашивала её о прошлом. А ещё она могла вообще отказаться отвечать мне.

Как только я услышала, что за ней закрылась входная дверь, я встала и спустилась вниз. На кухонном столе лежала записка и деньги.

Не хотела тебя будить. Погуляй, осмотри деревню – но будь осторожна. Я вернусь в полшестого. Мама.

Эта записка меня разозлила. Как она могла написать что-то настолько обычное, при этом скрывая такую огромную тайну? Я перевернула листок бумаги и нацарапала на обороте свои вопросы:

Кто этот ребёнок на фото?

Это твоя дочь?

Где она сейчас?

Она с моим отцом?

Если она твоя дочь, почему я о ней не знаю?

Чего ещё я не знаю?

Я как раз собиралась перейти к вопросу номер семь, когда в дверь позвонили. Звонок был такой громкий, что я подскочила на месте. Меня охватило неожиданное паническое чувство того, что это может быть мой отец, – не знаю уж почему. Полагаю, что причиной этому был и переезд в новое место, и странное фото, и то, что я осталась одна в этом старом доме. Но я была уверена: если он по-прежнему жил в этой деревне, он уже должен был услышать о нашем возвращении.

Звонок зазвонил снова, но я так и стояла у стола, затаив дыхание. С этого места мне была видна входная дверь.

Кто-то заглядывал в щель почтового ящика. Я попятилась назад, чтобы нежданный визитёр меня не заметил. Скорее всего, это была Стелла или кислая миссис Уилсон из церкви, но я не хотела ни с кем встречаться и разговаривать. Только не в это утро.

– Соберись, Бекки, – сказала я вслух, делая вдох, чтобы успокоиться. Я подождала ещё минуту, потом вышла в коридор. На придверном коврике лежала ещё одна записка. На листке линованной бумаги – скорее всего, вырванном из школьной тетради. В ней говорилось:

Встретимся в Саду Бабочек – в любое время сегодня утром после одиннадцати.

Я выглянула в окошко над входной дверью, но тот, кто оставил записку, давно ушёл. Я подумала, что это мог быть сын Стеллы, Мак. Перед тем как уйти в прошлый раз, она говорила, что пришлёт его, чтобы он показал мне деревню. Однако мне показалось странным, что он оставил записку, назначив мне встречу, хотя мы с ним даже не были знакомы. И вообще, я понятия не имела, где находится этот Сад Бабочек, – и даже если бы я сумела найти это место, откуда мне знать, как выглядит Мак?

Я возилась на кухне, стараясь немного прибраться к приходу мамы – но даже при включённом радио дом казался слишком тихим. Я не могла перестать думать о фотографии. Мне всегда не хватало сестры. Когда-то я всё время просила об этом маму, как будто она могла пойти и купить мне сестру в магазине или заставить её появиться в один миг. К тому времени мои родители уже давно расстались, но я всё равно думала, что мама волшебным образом может откуда-нибудь раздобыть ребёнка.

Просто я ужасно не хотела быть единственным ребёнком; это было так одиноко – особенно с тех пор, как мы переехали. Когда я вырасту, у меня будет большая семья. Я хочу завести по меньшей мере четверых детей – двух девочек и двоих мальчиков – и кучу домашних питомцев. У меня будут собаки, кошки, кролики и, может быть, даже птицы. Я хочу, чтобы мой дом был шумным, там звучала громкая и весёлая музыка – чем громче, тем лучше, на мой вкус.

Я помыла посуду, подмела пол, но часы показывали только половину девятого – восемь часов до того, как мама должна вернуться с работы. Каждый раз, когда я останавливалась, чтобы прислушаться, тишина казалась мне всё более оглушительной. Я хотела выйти из дома. Я знала, что мама будет вне себя, если я пойду в какое-то незнакомое место, чтобы встретиться с совершенно посторонним человеком, но неужели она ждёт, что я буду торчать здесь всё лето без единого друга? И вообще, Стелла была такой милой, вряд ли её сын окажется сумасшедшим маньяком-убийцей.

На то, чтобы собраться, у меня ушло немного времени. Я сунула в карман обе записки, прихватила телефон и вышла из дома сразу после десяти часов утра. Как только я оказалась за порогом, мне сразу же стало легче – как будто тут я могла дышать по-настоящему. Солнце уже стояло в небе высоко, но я прикинула, что ещё осталось не меньше часа до того, как жара станет невыносимой. Я остановилась возле деревенского магазинчика Джексонов, чтобы купить кока-колу и спросить, в какую сторону мне идти. Мистер и миссис Джексон жили в Оукбридже всю свою жизнь, и я была уверена, что они точно знают, где находится Сад Бабочек.

Мистер Джексон стоял у прилавка, разбирая фотографии своего недавно родившегося внука Альберта.

– Судя по всему, сегодня опять будет жарко, – сказал он своим хриплым, как у медведя гризли, голосом. То же самое он сказал, когда я зашла несколько дней назад, чтобы купить таблетки от головной боли для мамы. Миссис Джексон быстрым шагом появилась из кладовой, неся консервные банки с супом.

– Доброе утро, милая, вы уже закончили распаковывать вещи?

– Более или менее, – ответила я. – Сегодня мама пошла на свою новую работу, так что я собираюсь встретиться с другом в Саду Бабочек. Вы знаете, как туда пройти?

Мистер и миссис Джексон переглянулись.

– Сад Бабочек, говоришь? – произнёс мистер Джексон, слегка нахмурившись. Перед кассой жужжал маленький вентилятор, и мистер Джексон всё время наклонялся, чтобы поток воздуха обдувал его лицо. Он постоял так минуту, пока я расплачивалась за кока-колу, потом обошёл прилавок и вместе со мной вышел из магазина.

– Иди по дороге прямо мимо луга, – медленно сказал он, делая паузы, чтобы перевести дыхание. – Потом сверни направо на Эмбл-кросс и шагай дальше, пока не дойдёшь до дорожки в дальнем конце, она называется Бэк-лейн. Указатель прячется за кустами ежевики, но, если обойти кусты по кругу, дорожку найдёшь без труда.

Оукбридж сильно отличался от города, где мы жили раньше. Для начала, он был раз в сто меньше. Здесь не было кинотеатра, или больших супермаркетов, или чего-нибудь ещё такого. Пока что я видела только магазинчик Джексонов, пивную «Орлиное гнездо» и церковь. Я знала, что в конце одной из улиц расположена начальная школа, но, насколько мне было известно, это и всё. Неудивительно, что мама уехала отсюда при первом же подвернувшемся случае.

Я сделала лишь несколько шагов в сторону луга, когда меня окликнула миссис Джексон. Она стояла перед магазинчиком, заслоняя глаза от солнца.

– Побереги себя, милая, – сказала она. – Будь осторожна возле озера.

Я собиралась спросить её, о чём она говорит: насколько мне известно, в Оукбридже не было никакого озера, – но она уже снова скрылась в магазине. И что она имела в виду под «будь осторожна»? Мои щёки начали гореть, хотя вокруг никого не было. Мама, должно быть, сказала миссис Джексон, что я не умею плавать и боюсь воды. Мама тоже не умела плавать и боялась воды ещё сильнее, чем я, – но я никогда и никому об этом не рассказывала. Я была в такой ярости, что мне показалось, будто я сейчас расплачусь. Мама явно хранила свои секреты намного лучше, чем мои.

Сморгнув слёзы, я затопала к Эмбл-кросс, вжимаясь в изгороди всякий раз, когда мимо проезжала машина. Солнце палило, обжигая мне ноги. Чуть дальше, у конца дороги, виднелся ряд старомодных домиков, маленьких и аккуратных, с небольшими квадратными садиками при каждом; на окнах висели кружевные занавески. Было в них что-то настолько идеальное, что я почувствовала, как сжимается мой желудок. Я могла бы поклясться, что у людей, живущих за такими красивыми занавесками, под кроватями не скрываются никакие мерзкие сюрпризы.

Мистер Джексон был прав. Найти Сад оказалось нетрудно. Крошечная дорога в конце Эмбл-кросс напоминала скорее тропинку, чем настоящую дорогу, а в дальнем конце её стоял маленький коттедж с выцветшей деревянной вывеской перед ним:



Добро пожаловать

в Оукбриджский Сад Бабочек!



Я точно никогда раньше не бывала в Саду Бабочек – я даже никогда не бывала в Оукбридже до того, как мы приехали сюда (ну, разве что когда я была в животе моей мамы, а это не в счёт), – но всё это место казалось мне каким-то знакомым. Каким-то очень-очень знакомым. Несмотря на жару, меня пробрала дрожь. Коттедж и вывеска, даже каменные ступени, ведущие к двери… всё это было ужасно знакомым, словно сон или давнее воспоминание. Я постояла несколько секунд, пытаясь понять, что это может значить.

А потом вошла внутрь.




Глава третья


– Ты бывала здесь прежде? – Женщина у входа протянула мне карту и какие-то буклеты. Она была очень старой, всё её лицо покрывала сетка морщин, похожая на паутину.

Я покачала головой и слегка пожала плечами:

– Кажется, нет, не бывала. Нет, я уверена, но есть в этом месте что-то знакомое.

– Забавно, – произнесла она. – Я как раз то же самое подумала о тебе. – Она посмотрела на меня поверх очков. – Но неважно, когда доживаешь до моих лет, всё начинает казаться знакомым.

Я из вежливости улыбнулась и прошла дальше, в маленький магазинчик, где продавались сувениры с бабочками и мороженое.

Другая женщина, такая же старая, как и первая, поставила мне на руке штамп красными чернилами: маленькая бабочка с раскрытыми крыльями.

– Для всех младше четырнадцати лет вход бесплатный, – объяснила она, – но мы предпочитаем отслеживать, сколько людей бывает у нас каждый день.

В дальней части магазинчика я увидела дверь с табличкой над ней: Сад Бабочек – сюда.

Я провела пальцами по красному оттиску бабочки у меня на руке.

– В это лето у нас отмечены двадцать четыре вида бабочек, – сообщила старая леди. – Возможно, есть даже голубянка-аргус.

– Э-э-э… спасибо, – отозвалась я, смещаясь к двери. Обе руки были у меня заняты – одна картой, вторая телефоном, – и дверь мне пришлось открывать ногой.

Оказаться в Саду Бабочек – это было всё равно что войти в ТАРДИС[1 - ТАРДИС – машина времени в виде полицейской будки из британского сериала «Доктор Кто».] или оказаться в диснеевском мультфильме. Трудно было представить, что нечто столь волшебное и чарующее может скрываться в конце едва заметной дорожки в Оукбридже. Я поверить не могла, что мама даже не упомянула об этом месте, когда сказала мне, что мы должны переехать сюда.

Пышные травянистые луга расстилались далеко, насколько хватало взгляда, в траве пестрели цветы – такие яркие, что казались ненастоящими. Через траву были проложены извилистые дорожки, по старинке вымощенные брусчаткой. А чуть ниже по пологому склону, исходя туманом под утренним солнцем, лежало самое красивое озеро, какое я когда-либо видела.

Я подумала о миссис Джексон и её предупреждении, и моему лицу снова сделалось жарко.

Маленькая жёлтая бабочка на секунду опустилась мне на плечо, а потом полетела дальше. Она как будто говорила «следуй за мной», поэтому я пошла вслед за ней по одной из мощёных дорожек. Скоро я оказалась окружена жёлтыми бабочками и потеряла из виду ту, за которой шла. Я вообразила, что они принадлежали к одной и той же семье; множество братьев-бабочек и сестёр-бабочек – и мама и папа, которым приходилось изыскивать всё более и более хитрые способы, чтобы отличать их друг от друга.

Я уселась на скамейку в тени и попыталась послать сообщение Лоре. Я ничего не сказала о фотографии таинственного ребёнка, только о том, что я оказалась в потрясающем месте и очень скучаю по ней. Мы с Лорой подружились в начале седьмого класса, когда вместе записались на курсы фотографии. Мы прошли основной курс и уже собирались переходить к продвинутому, когда мама обрушила на меня новость о том, что мы переезжаем. Я очень хотела показать Лоре Сад Бабочек, когда она приедет к нам в гости. Оукбридж сам по себе был, наверное, самой скучной деревней во Вселенной, но Сад Бабочек Лоре наверняка понравится.

Изящная оранжево-чёрная бабочка села на цветок возле скамьи. Это был идеальный кадр для того, чтобы отправить его вместе с сообщением. Я навела телефон на цветок со всей осторожностью, пытаясь навести фокус и не спугнуть бабочку. Отличное выйдет фото! Я затаила дыхание и подалась ещё ближе.

– Бу-у-у!

Какая-то девочка выпрыгнула прямо перед моим телефоном, уперев руки в бока, словно позируя для фото. Она была приблизительно моего возраста, с длинными, спутавшимися чёрными волосами и блестящими карими глазами.

– Эй, зачем ты это сделала? – Я отшатнулась, крепче сжав телефон. – Ты её спугнула.

– А, да зачем утруждаться, фотографируя скучного старого монарха? В Саду это самая обычная бабочка. – Она перебросила волосы через плечо и уставилась на меня, словно поощряя затеять спор.

– А ты что, специалист по этому вопросу или как? – пробормотала я. Она ухмыльнулась и кивнула:

– На самом деле – да. Я знаю о бабочках всё. Давай, спроси у меня что угодно. Ты наверняка не знаешь, что бабочки могут чувствовать вкус кончиками лапок или что самая быстрая бабочка может развивать скорость до двенадцати миль в час. А знаешь, во что когда-то верили древние греки? – Она выдержала драматическую паузу и наклонилась ко мне. – В то, что в бабочек воплощаются души умерших.

Я сидела, не в силах ничего сказать. Ну, то есть что я могла на это ответить? В этой девочке было что-то дикое, буйное. Она стояла передо мной, одетая в выгоревший голубой сарафан, её кожа была золотисто-коричневой – как будто она уже провела не одну неделю на свежем воздухе, под лучами солнца, хотя каникулы только-только начались.

– Кстати, меня зовут Роза-Мэй, – продолжила она. – А ещё называют Рыбкой.

– Почему Рыбкой? – спросила я, наконец-то обретя дар речи.

Она потянула меня за руку, заставляя подняться со скамьи.

– Пойдём, я тебе покажу!

Она буквально поволокла меня к озеру, со смехом продираясь через высокую траву. Я отдёрнула руку назад, стряхнув её пальцы со своего локтя.

– Что такое? – Она обернулась и снова схватила меня. – Чего ты ждёшь?

Я поколебалась секунду, потом позволила ей тащить меня дальше. Не знаю почему – она просто была очень настойчивой. Некоторое время мы бежали вместе, а потом она помчалась вперёд, волосы развевались у неё за спиной. Она пробежала всё расстояние до озера и, не останавливаясь, нырнула прямо в воду. Я замерла на месте, потом сделала несколько шагов назад. Что она вытворяет? Никто больше не плавал в озере.

Я держалась за бок, пытаясь перевести дыхание, и ждала, пока она вынырнет, но вода оставалась неподвижной, на поверхности не было даже ряби. Я оглянулась по сторонам. Мимо прошли ещё несколько человек, но я не была уверена, что кто-либо, кроме меня, заметил, что произошло. Я не знала, что делать.

– Ну же, давай! – тихо сказала я. Прошло уже слишком много времени. – Давай. – Меня начало подташнивать от страха. – Давай! – произнесла я громче, с паникой в голосе, и она неожиданно вынырнула с самого дна озера, расплёскивая воду во все стороны.

– Там так красиво! – воскликнула Роза-Мэй. – Идём, чего ты ждёшь?

Я покачала головой и отступила ещё дальше от берега; мне было нехорошо.

– Я должна встретиться кое с кем, – ответила я. – Мы ещё увидимся.

Я решила вернуться той же дорогой, которой мы пришли, но Роза-Мэй за считаные секунды выбралась из воды и оказалась рядом со мной.

– Погоди немного, не так быстро! Ты же даже не сказала мне, как тебя зовут. – Она внезапно остановилась и наклонилась, тряся головой, словно собака.

– Осторожней, ты меня обрызгала!

– Это же просто вода! Эй, ты же не как та ведьма из «Волшебника Оз», а? Ты не растаешь и не растечёшься лужей у моих ног?

– Конечно, я не растаю. Я просто не хочу намокнуть.

Она со смехом взяла меня под руку, как будто мы были давними подругами.

– Я просто охлаждаю тебя, глупая!

Я отдёрнула руку и уставилась на Розу-Мэй:

– Что ты делала в озере? Неужели все вот так берут и ныряют в него, когда жарко?

– Не все. Но не все и плавают так хорошо, как я, – похвасталась она.

– Но почему ты оставалась под водой так долго? Ты тренируешься?

Её глаза вспыхнули.

– Ага! Ну, то есть не совсем тренируюсь, я просто пытаюсь побить свой собственный рекорд. Прошлым летом мой предел был три минуты, в этом году я хочу достичь четырёх. А с кем ты собиралась встретиться?

Мы уже вернулись к скамейке. Я села и выудила из кармана записку.

– Это сегодня утром просунули в дверь, – сказала я, показывая бумажку Розе-Мэй. – Мы только что переехали сюда, и я подумала, что это от одного парня, Мака, но я не уверена в этом.

– О-о-о, свидание! – воскликнула Роза-Мэй. – Почему ты не сказала? А как он выглядит?

Я пожала плечами, чувствуя себя немного глупо:

– Не знаю, я его никогда не видела.

– Ты шутишь! Свидание вслепую? Ты хочешь сказать, что пришла сюда, чтобы встретиться с кем-то, кого ты даже не знаешь? Мне это нравится! Давай посидим здесь и посмотрим, сможем ли мы его заметить. Если вы друг друга даже не видели, он не будет знать, кто из нас ты.

Мы сидели на скамейке и болтали. Я не была уверена в том, что хочу разыскивать Мака, но было приятно поговорить с кем-то после того, как я всю неделю торчала в доме с мамой. Роза-Мэй объяснила, что её отец основал на другой стороне Сада учебный центр «Всё о бабочках», куда дети приходили, чтобы узнать о жизненных циклах и местах обитания бабочек и так далее.

– Вот почему я всё время здесь, особенно в каникулы, и почему я столько знаю о бабочках. А ты в первый раз здесь?

Я кивнула:

– Я ничего не знаю о бабочках, но увлекаюсь фотографией.

– А где твой фотоаппарат? Ты его принесла?

– Я снимаю на свой телефон. Мама подарила на день рождения. – Я показала ей телефон. – Считается, что он один из лучших для фотосъёмки. Я думаю, она купила мне его, чтобы я не так расстраивалась из-за переезда, – с телефоном я могу связываться со своими друзьями.

– Круто, – произнесла Роза-Мэй, глядя на мой телефон. – И сколько тебе исполнилось?

– Двенадцать.

– Мне столько же, – сказала она, и мы улыбнулись друг другу.

– Эй, давай я устрою тебе большую экскурсию! – Она неожиданно вскочила и помчалась прочь по лугу, прежде чем я успела ответить.

– А как же Мак? – крикнула я ей вслед, хотя чем больше времени я проводила с Розой-Мэй, тем меньше мне хотелось знакомиться с Маком. День пролетел быстро. Роза-Мэй показала мне разные участки сада: луга диких трав, тянущиеся на целые мили, поляны густой крапивы, на которой сидели блестящие красные божьи коровки. Она показала мне, как бабочки откладывают яйца на изнанку листьев и как выбирают те растения, которыми непременно будут питаться их детки-гусеницы после того, как проклюнутся. Она называла мне тех бабочек, которых мы видели, и даже ухитрялась ждать – пусть и с явным нетерпением, – пока я их сфотографирую.

Когда стало слишком жарко, мы прошли по красивому изогнутому мостику, перекинутому через озеро, и нашли на другой стороне под деревьями тенистый уголок. Мы долго болтали о бабочках, о парнях, о том, что никто из нас никогда не был на настоящем свидании. Роза-Мэй была невероятно энергичной и уверенной в себе – совсем не такой, как я. Она перескакивала с одной темы на другую, как будто не в силах долго задерживаться на чём-то одном. Я совсем забыла о встрече с Маком. Я даже ненадолго забыла о загадочной фотографии с младенцем, но потом мысль о ней вернулась ко мне, настойчиво вертясь в глубине моего разума.

Я глазам своим не поверила, когда посмотрела на часы и увидела, что уже почти пять вечера.

– Мне надо возвращаться, – сказала я, потянувшись. – Моя мама пошлёт поисковый отряд, если я не буду дома, когда она придёт.

Поднявшись с земли, я спешно направилась к выходу. Мама действительно подняла бы всех на уши, и к тому же мне нужно обязательно спросить её насчёт фотографии. Мне страшно, но я должна узнать, что это за снимок.

Роза-Мэй впервые за день вела себя тихо.

– Ты же вернёшься завтра, да? – спросила она, взяв меня под руку, когда мы вместе шли к домику.

– Конечно, – ответила я, удивившись тому, что мне удалось подружиться с кем-то так быстро. – Я буду здесь к десяти, обещаю.

После этого она снова развеселилась и стала болтать о том, как круто, когда в каникулы можно вместе с кем-то побродить по Саду.

– Бекки, ты когда-нибудь слышала о голубянке-аргусе? – спросила она. Мы как раз перешли озеро и пробирались через длинную траву.

Я покачала головой:

– На самом деле нет, не считая того, что старая леди в магазине упомянула о ней, когда ставила штамп мне на руке. А что в этой бабочке такого особенного?

– Я скажу тебе завтра, – поддразнила Роза-Мэй, – если тебе повезёт! – И прежде чем я успела сказать ещё что-нибудь, она разбежалась и снова нырнула в озеро.

– Пока, Рыбка, – сказала я, улыбаясь про себя, – но быстро отвернулась от озера, чтобы не видеть, как долго она просидит под водой.




Глава четвёртая


Я практически бежала всю дорогу до дома, периодически поплёвывая на пальцы и оттирая с руки бабочку, оттиснутую красными чернилами; я размазала её достаточно сильно, чтобы никто не мог определить, что это было. Если мама узнает, что я была в Саду Бабочек, она никогда и ни за что больше не подпустит к этому месту даже на милю. Озёра, плавательные бассейны и пляжи были для меня под строгим запретом – по её мнению, они были слишком опасны.

Мистер Джексон сидел перед своим магазинчиком и разгадывал кроссворд. Он снял рубашку, под которой обнаружилась сетчатая майка, какие обычно носят старики.

– Я застрял на четвёртом вопросе по вертикали, – сказал он, опустив газету и глядя на меня с прищуром – солнце светило с моей стороны. – Первая буква «П», восемь букв, значение – оставить, бросить, отказаться.

Я пожала плечами:

– Извините, я полный ноль в кроссвордах.

Он со стоном закрыл глаза:

– Чёртова жара. Как человеку думать в такую погоду? – Он сложил газету и стал ею обмахиваться. – Кстати, помогли тебе мои указания? Ты нашла своего друга?

Я кивнула, улыбнулась и поспешила дальше. Болтать с мистером Джексоном мне нравилось, но мне нужно было поскорее попасть домой.

Я собиралась сразу же по приходе спросить у мамы про фото, но у нас в гостях была Стелла.

– Мы в кухне, – окликнула она меня, когда я вошла через переднюю дверь. – Иди посмотри, что я принесла твоей маме.

Они сидели за столом, разбирая кусочки пазла. Это был один из тех огромных пазлов, которые можно собирать не один год.

– Я никогда не смогу его закончить, – простонала мама. – В нём пять тысяч кусочков, и почти все они голубые.

– Трейси, милая, но ты же у нас королева пазлов. Вот почему я купила его тебе. Много неба. Это же всегда была твоя коронная фишка, разве нет?

Мама кивнула, её руки порхали над крошечными кусочками, когда она раскладывала по всему столу кучки голубого картона.

– Когда-то она половину своего времени тратила на собирание пазлов, – сообщила Стелла, оглядываясь на меня. – Какое-то время твоя мама была от них просто без ума.

– Знаю, – отозвалась я.

Мама вскинула голову.

– В каком смысле – знаешь? Я не собирала пазлы много лет, с тех пор как уехала из Оукбриджа.

Я пожала плечами:

– Просто знаю. Должно быть, ты как-нибудь говорила мне об этом. – Я открыла кран и плеснула себе в лицо воды, чтобы охладиться. – А почему ты вообще перестала ими заниматься?

Я почувствовала, что она смотрит мне в спину.

– Посмотри, как ты выглядишь! – воскликнула она, меняя тему. – Где ты была весь день? Ты вся перемазалась!

– Должно быть, она просто веселилась на свежем воздухе, да, Бекки? – Стелла с улыбкой подмигнула мне. – На улице слишком жарко, чтобы делать что-нибудь, кроме как валяться в траве и смотреть в небо.

Я села к столу и ухватила кучку деталей пазла, чтобы рассортировать их. На крышке от коробки было нарисовано поле алых маков с широким-широким небом над ним, местами оно было глубокого синего цвета, местами светлее, а местами затянуто облаками. Я сказала:

– Я начну отделять красные кусочки, мам, только я ужасно хочу есть. Я ничего не ела с самого завтрака.

Мама была занята тем, что разогревала на плите консервированные тушёные бобы. Она переоделась из делового костюма в старый сарафан, а её волосы были убраны назад. Я попыталась представить её молодой и счастливой, как на той фотографии, но это было невозможно.

– Как твоя работа? – спросила я. – Туда долго добираться?

На её лице читалось недовольство.

– Добираться туда нормально, но остальной день, честно говоря, меня немного напугал. Люди там, похоже, очень милые, но я никогда раньше не была на такой должности – ну, понимаешь, начальницей. Это совсем не то, к чему я привыкла. Основную часть дня я просто пыталась запомнить, как кого зовут.

– Ну, это только первый день, – сказала я. – Я уверена, что завтра будет лучше.

– Я надеюсь только, что не была слишком робкой, – продолжила она, голос её сделался выше. – Я имею в виду, предполагается, что я буду возглавлять отдел, но мне кажется, что будет лучше, если я дам сотрудникам время на адптацию, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Да, но ты должна поставить себя, Трейс, – ответила Стелла. – Показать им, кто тут начальство!

Я не могла представить, как мама покажет кому-то, что она начальство. Она была из тех людей, которые извиняются, если кто-то пролезет перед ними в очереди на автобус.

– Ох, я не знаю, – вздохнула она, помешивая бобы. – Полагаю, ты права…

– Конечно, я права! Именно так я всегда и говорю своему Маку: никто не поверит в тебя, если ты сам в себя не веришь. Не то чтобы он слушал меня, впрочем.

– Он ведь не приходил сюда сегодня утром, да? – спросила я, слегка краснея. – Просто кто-то один раз позвонил в дверь… – Я от смущения прикусила губу.

– Сегодня утром – нет, солнышко. Он пару дней побудет со своим отцом, они отправились в поход. Как мужчина с мужчиной, сказал его папаша. – Она захохотала и согнулась от смеха пополам, стукнувшись головой о стол. – С тех пор как мы с Колином развелись, он всегда таскает бедного Мака в какие-нибудь важные и сложные авантюры, которые якобы должны сделать их ближе. Я скажу Маку, чтобы он заглянул к вам, как только вернётся.

Я подумала о том, чтобы показать им таинственную записку, но не хотела пугать маму. Если она хотя бы на секунду подумает, что я ходила встречаться с совершенно незнакомым человеком в Саду Бабочек, она, скорее всего, запрёт меня в моей комнате – или, хуже того, попросит кого-нибудь приходить и присматривать за мной, пока она на работе. Наверное, эта записка была для неё или для тех людей, которые жили в этом доме до нас.

Стелла торчала у нас целую вечность. Мы намазывали бобы на тосты вместе с расплавленным сыром, потом она ненадолго выскочила в винную лавку и купила бутылку вина для них с мамой. Я думала спросить маму про фотографию, пока Стелла уходила за вином, но я не знала, как скоро она вернётся. Я понимала, что откладываю этот разговор, тяну время, но мне нужно было быть уверенной, что я выберу правильный момент.

Когда Стелла вернулась, они затеяли долгую дискуссию о группе «Take That» и о том, следовало ли Робби возвращаться или нет. Они рассуждали об этом целую вечность, а потом мама откопала старый CD-диск, и они стали подпевать каждой песне, громче и громче, размахивая бокалами. Я пыталась слушать и проявлять интерес, но внутри у меня всё зудело. Общаться со Стеллой было круто, но мне очень нужно было поговорить с мамой наедине.

К тому времени, как Стелла ушла, было уже больше десяти часов вечера. Как только мама закрыла за ней дверь, все огни в доме словно погасли, он стал казаться каким-то особенно тёмным и пустым.

– Стелла очень славная, верно? – вздохнула мама. – Она всегда была замечательной подругой.

– А почему ты с ней не общалась всё это время?

Мама пожала плечами.

– Честно говоря, не знаю. Я уехала из Оукбриджа и была занята работой и тобой. Наверное, так просто случается, вот и всё… Но я теперь, наверное, пойду к себе. Я с ног падаю. День сегодня был нелёгкий.

У лестницы она остановилась и повернулась ко мне:

– Знаешь, я очень надеюсь, что не совершила огромную ошибку. – Она говорила о своей новой работе, но я гадала, сколько других ошибок она могла сделать. Для начала, например, она не рассказала мне правду о своём прошлом. Я подумала о списке, нацарапанном на обороте записки, которая лежала у меня в кармане. Все эти вопросы продолжали вихриться у меня в голове. Кто этот ребёнок? Это моя сестра? Где она теперь? Почему я о ней не знаю? Я пошла вслед за мамой, решив, что я могу хотя бы попробовать прощупать почву.

Она была в своей комнате, лежала поперёк кровати, прикрыв глаза предплечьем.

– Выключи свет, хорошо, солнышко? Я чувствую, у меня начинается мигрень.

Я стояла возле двери, протянув руку к выключателю. Мои вопросы неожиданно показались мне трудными и даже опасными.

– Пожалуйста, Бекки, выключи. – Мама приподнялась, чтобы видеть, что я делаю. Я открыла рот, чтобы заговорить, но все слова спутались у меня в голове. Я не могла выстроить их в правильном порядке, не могла заставить свой голос звучать должным образом.

– Зачем ты сказала мистеру Джексону, что я не умею плавать? – Это было всё, что я сумела произнести в итоге.

Что-то промелькнуло на её лице. Было, а потом исчезло. Страх или вина… я не была уверена. Она снова легла, отвернувшись лицом к стене.

– Мне жаль, – сказала она спустя пару секунд. – Мне действительно жаль. Мы вчера разговаривали, и это как-то само собой выскользнуло.

– Мам, ты же знаешь, что я никогда никому об этом не говорю!

– Я делаю это ради тебя, Бекки, – пробормотала она, голос у неё был сонным. – Честное слово.

Я выключила свет и закрыла за собой дверь. Я не могла спросить её о фотографии. Не сейчас.

Мне было гораздо труднее уснуть, чем маме. Я лежала в душной комнате, крепко закрыв глаза, и пыталась представить папу, стоящего на крыльце, но что-то мешало мне. Я последовательно вспомнила всё, что произошло с прошлой ночи: обнаружение фотографии, таинственная записка, встреча с мистером Джексоном и с Розой-Мэй. Я вспомнила каждый момент с той секунды, когда нашла коробку, спрятанную под маминой кроватью, но так и не смогла понять, что же меня беспокоит. Это было как новый пазл – только кусочки не складывались воедино. А потом, когда я уже уплывала в сон, до меня дошло.

Это было то, что сказала мне Роза-Мэй в Саду Бабочек, когда я показала ей записку.

«Ты хочешь сказать, что пришла сюда, чтобы встретиться с кем-то, кого ты даже не знаешь?» Так она сказала, когда мы заговорили о Маке. Я включила свет, достала записку из кармана джинсов, разгладила её и положила перед собой на кровати.

Встретимся в Саду Бабочек – в любое время сегодня утром после одиннадцати.

Эта записка была не от Мака, ведь он ушёл в поход. Но был ещё один человек из Оукбриджа, который мог пожелать встретиться со мной. Ещё один человек, которого я не знаю и которого видела только в грёзах.

Моё сердце заколотилось чаще.

Неожиданно в случившемся появился отчётливый смысл.

Эта записка, скорее всего, была от моего отца.




Глава пятая


Я знаю о своём отце только три факта. На свой седьмой день рождения я донимала маму расспросами о папе, и в минуту слабости она сказала:

– Его зовут Бен, он очень высокий, и он природозащитник.

Я не знала, что значит «природозащитник» – я тогда не могла даже правильно выговорить это слово, – но в словаре было сказано: «Тот, кто защищает природную среду от уничтожения или загрязнения». Помню, я подумала, что это очень круто: получается, что мой папа – кто-то вроде супергероя, который всегда в отъезде, потому что он спасает тропические леса или следит, чтобы белые тигры не вымерли.

На некоторое время мне этого было достаточно. Я бегала вокруг игровой площадки в школе, притворяясь, будто мы с папой вместе в амазонской сельве сажаем деревья и присматриваем за гориллами и другими тропическими животными. Когда мне было девять лет, мне подарили фотоаппарат, и я ползала по саду, фотографируя каждое насекомое, какое только могла найти. Мы оба были природозащитниками, и у нас была важная работа.

Наши выдуманные приключения становились всё более опасными и волнующими, они сопровождали меня все годы учёбы в младшей школе, но в конце концов мне захотелось узнать больше. Мелкие повседневные подробности: например, какой пудинг он предпочитает и кого любит больше – кошек или собак, – и самое главное, собирается ли он когда-нибудь вернуться к нам? Но мама ничего мне не говорила. Она сказала, что разговоры о нём заставляют её вспоминать вещи, о которых она больше не хочет думать, и, похоже, что бы я ни делала, она не собиралась менять своё мнение.

На следующее утро, к тому времени как я проснулась, мама уже ушла на работу. Должно быть, она убегала в спешке, потому что на кухне царил хаос. В раковине стояла куча тарелок с прилипшими к ним холодными, засохшими тушёными бобами. Мне понадобилась целая вечность, чтобы отскрести сковородку дочиста. Я вытерла стол вокруг пазла, оставив кусочки голубого картона лежать там, где мама разложила их предыдущим вечером, потом приготовила себе тосты. В доме снова было мертвенно-тихо. Я сидела за столом, размышляя о записке, и наполовину хотела, чтобы дверной звонок снова зазвонил, а наполовину боялась этого.

У меня был соблазн прождать целый день, просто на всякий случай, но я обещала Розе-Мэй встретиться с ней в десять часов, а кроме того, мне не хотелось сидеть в доме одной. Он ощущался слишком пустым. Я пошла вдоль дороги, мимо магазина Джексонов, и спустилась до Эмбл-кросс. День снова был замечательный; небо было настолько голубым, что казалось, будто его заново покрасили сегодня утром – таким голубым, что оно казалось почти ненастоящим.

Я была на половине пути к Саду, когда в кармане у меня завибрировал телефон. Это было сообщение от Лоры. Она прикрепила к нему красивую фотографию, сделанную на выходных: это была паутина, покрытая сверкающей утренней росой, а в середине паутины сидел маленький паук. Я сразу же написала ответ – о том, что сигнал в Оукбридже ловится ужасно плохо, что пауки здесь огромные и что я нашла потрясающее место, которое хочу показать ей, когда она приедет в гости.

– Ты вернулась? – спросила меня морщинистая дама на входе. – Нам нравится, когда молодые люди посещают Сад. Кстати, меня зовут Мэгги, а та женщина в магазине – моя сестра Джоан.

– Я Бекки, – застенчиво отозвалась я. – Я переехала в Оукбридж всего несколько дней назад.

Она улыбнулась и жестом направила меня в крошечный магазинчик, где Джоан уже держала наготове печать.

– Я рассказывала тебе о том, сколько видов бабочек у нас этим летом? – спросила она, когда я протянула руку. – Наверное, это из-за жары – но мы никогда раньше не видели ничего подобного!

Я кивнула и начала смещаться к двери, торопясь поскорее увидеть Розу-Мэй.

– Мне лучше идти, я договорилась встретиться с подругой.

– О, это хорошо! – сказала Джоан. – Так будет куда веселее, чем просто бродить по Саду в одиночку.

Я заметила Розу-Мэй задолго до того, как она осознала, что я здесь. Она стояла на мостике, согнув колени и готовясь нырнуть в озеро. Я стояла и смотрела – она была такой изящной, когда летела к воде, словно какая-нибудь экзотическая птица. Я ждала, пока она вынырнет. Я знала, что она останется под водой столько, сколько сможет, проверяя вместимость своих лёгких до предела. Я на секунду закрыла глаза и стала считать:

– Один… два… три… четыре…

Я произносила слова шёпотом. Чем дольше Роза-Мэй оставалась под водой, тем труднее мне было дышать.

Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем она пробила головой поверхность. Едва заметив меня, она поплыла к отмели. Я побежала к ней через поле, и она встала во весь рост, капли воды блестели на её коже, словно крошечные бриллианты.

– Привет, Бекки. Ты видела? Я побила свой рекорд. Три с половиной минуты без воздуха. На самом деле я понятия не имею, действительно ли это было три с половиной минуты, потому что я не могу сама засечь время, но я мысленно вела отсчёт.

Я заставила свои лёгкие снова втянуть воздух.

– Ты уверена, что только три с половиной? Мне показалось, что находилась под водой целых десять минут.

– Десять? Да за десять я бы умерла! Может, пойдём поныряем вместе? – Она схватила меня за локоть. – Идём, освежимся! Мы можем считать время друг для друга.

Я отдёрнула руку и села.

– Я сейчас не хочу туда идти. И вообще, ты собиралась рассказать мне про голубянку-аргуса, помнишь?

Она плюхнулась рядом со мной на траву.

– Я рада, что ты пришла. Я была уверена, что ты забудешь или найдёшь какое-нибудь дело поинтереснее.

– Конечно, я бы не забыла – но хватит менять тему! Ты обещала рассказать мне, и ещё о ней упоминала та старая дама в магазине. Что это такое? Бабочка?

– Не просто какая-то обычная бабочка, – подчёркнуто-выразительным тоном начала Роза-Мэй. – Голубянка-аргус – самая редкая бабочка в Саду. Она живёт только два месяца в году, июль и август.

– Значит, ты имеешь в виду, что мы можем найти её этим летом?

– Можем, но только если нам очень повезёт. – Она легла на траву, так, что волосы разметались по земле. – Есть одна история про голубянку-аргуса. Я не знаю, сочтёшь ли ты это слухом или бабкиными сказками. Некоторые говорят, что это древний миф.

Я легла рядом с ней, и мы повернулись лицом друг к другу. С такого маленького расстояния она казалась настолько яркой, что я на секунду закрыла глаза.

– И что это за история? О чём в ней говорится?

– Говорят, что, если увидишь первую голубянку-аргуса за лето, значит, что человек, которого ты любишь больше всего, спешит увидеться с тобой. Но… – Она помолчала, сделавшись серьёзной на несколько секунд. – Но если она сядет тебе на плечо, значит, этот человек придёт только для того, чтобы попрощаться с тобой навсегда.

Мои глаза широко раскрылись.

– Не может быть! А кто-нибудь уже видел эту голубянку нынешним летом?

Роза-Мэй резко села, глядя на другую сторону озера.

– Здесь, в Саду – нет. Я ищу её не первый год, каждое лето.

– Давай тогда возьмёмся за это вместе, – предложила я. – Заключим договор, что вместе увидим первую голубянку.

Роза-Мэй засмеялась:

– Да, давай заключим договор. Дадим друг другу особенное обещание.

Она протянула руки, и мы сплелись пальцами так, что нельзя было разобрать, где заканчивались её кисти и начинались мои.

– Так кто тот человек, которого ты любишь больше всего, Бекки? – поддразнила она. – Это ведь не тот парень Мак, да?

– Не говори глупости. Я с ним даже ещё не знакома. – Я захотела снова показать ей ту записку, объяснить насчёт моего отца, что он, может быть, всё ещё живёт в Оукбридже. Что он, возможно, хочет увидеться со мной. Я хотела высказать эту теорию вслух, чтобы посмотреть, прозвучит ли она так же реально и логично, как вчера вечером, когда я обдумывала её в постели. Но я не могла.

– Мы должны узнать всё о голубянке-аргусе, – вместо этого сказала я. – Где они любят летать и какие цветы их привлекают. Наверняка ты уже знаешь много всего такого, верно? Они красивые?

– Очень, – ответила Роза-Мэй. – Тёмно-голубые с тонкой серебристой каймой по краям крыльев, и более изящные, чем ты можешь представить.

– Тогда пойдём, давай начнём прямо сейчас. – Я встала и потянула её за собой, полная радостного волнения. – Давай перейдём по мосту и начнём с той стороны. Честное слово, я вчера видела там голубую бабочку, кажется, я даже её сфотографировала…

Роза-Мэй с хихиканьем поскакала вперёд:

– Здесь полным-полно голубых бабочек, Бекки, – все разных видов. Скажем, голубянка-икар и карликовая голубянка.

– Тогда как же мы узнаем, видели ли мы голубянку-аргуса или нет? – Я побежала, чтобы догнать её.

Она схватила меня за руку, загадочно улыбаясь:

– Просто узнаем. Поверь мне.

Остаток дня мы провели, высматривая скорее муравьёв, а не бабочек. Роза-Мэй объяснила, что самки голубянки-аргуса всегда откладывают яйца поблизости от муравейников, потому что муравьи защищают яйца бабочек от хищников. Было трудно представить, как муравей может защитить что-нибудь, но мне очень нравилась идея того, что они охраняют яйца и что так для бабочек безопаснее.

Мы начали с другой стороны моста, ползая на четвереньках по длинной траве в тени. Каждые несколько минут кто-нибудь из нас восклицал: «МУРАВЬИНАЯ ТРЕВОГА!» – и мы преследовали несчастных насекомых, словно пара безумных детективов. Мне нравилось, какими деловитыми выглядели муравьи, как будто они точно знали, что они делают и куда направляются. Как будто давным-давно всё продумали, и теперь ничто не могло сбить их с пути.

– Посмотри на этих трёх, – сказала в какой-то момент Роза-Мэй. Она лежала на животе, подпирая подбородок руками. – Я смотрю на них уже целую вечность, и они определённо держатся вместе.

Я подползла и улеглась напротив неё.

– Наверняка эти двое – родители, а это – их ребёнок. – Она указала на трёх муравьёв. – Посмотри, как они постоянно останавливаются, чтобы подождать малыша. Ты знаешь, что муравьи – такие общественные существа, что буквально не могут жить в одиночку?

– И что же с ними случается? – спросила я, фотографируя Розу-Мэй и её маленькое муравьиное семейство. – Что случается с теми, которые заблудились или отделились от своего муравейника?

– Они умирают, – ответила она и вдруг заморгала, словно собираясь заплакать. – Кроме некоторых, очень умных, – добавила она. – Они всегда находят дорогу обратно домой.

Мы не очень продвинулись в своей миссии, но зато замечательно провели время. Было в Розе-Мэй что-то такое… Я знаю, что это звучит странно, но когда я вместе с ней ползала по траве или просто лежала на спине, глядя на небо, я чувствовала себя по-особенному заряженной – как будто между нами бежал электрический ток. Я молилась о том, чтобы в сентябре пойти в ту же школу, в которую ходит она, – это было бы потрясающе, начать учёбу на новом месте с подругой, которую ты уже знаешь, – но Роза-Мэй не хотела говорить об этом.

– Школа – для неудачников, – сказала она, блестя глазами. – Жизнь слишком восхитительна, чтобы весь день торчать взаперти и набивать голову чепухой, которую тебе совершенно не нужно знать.

Я с широкой улыбкой вытянулась на траве. Прогулки с Розой-Мэй вызывали у меня ощущение, что моя жизнь тоже может стать восхитительной. Я всегда была тихой, робкой, всегда смотрела, как веселятся остальные, – но и только.

Мы всё ещё вели разговор, когда солнце начало клониться к закату. Было трудно оторваться от нашей болтовни, но мне нужно было идти домой. Я не оставила маме ни записки, ни чего-либо ещё, но помимо этого мне по-прежнему нужно было поговорить с ней о той фотографии, как бы трудно это ни было.

Мы с Розой-Мэй уговорились встретиться в Саду завтра рано утром. Она сказала, что хочет показать мне что-то особенное. Я умоляла её сказать мне, что это такое, до того, как я уйду, но она ответила, что надо подождать.

– Это будет стоить того, – пообещала она, когда мы шли по мосту, а потом через поле. – Просто приходи сюда как можно раньше.

Я выскочила из Сада и помчалась по Эмбл-кросс, но чем ближе я подходила к дому, тем неувереннее себя чувствовала. Я не знала, почему именно – до переезда я постоянно возвращалась в пустой дом, но здесь это ощущалось иначе, более одиноко. Я замедлила шаг и мелкой птичьей походкой миновала магазин Джексонов. Мистер Джексон снова сидел перед крыльцом со своим кроссвордом.

– Помощь нужна? – предложила я. Он покачал головой.

– Я как раз закончил, Бекки, хотя я так и не разгадал то слово, на котором застрял вчера!

– Ещё раз – что это было?

– Восемь букв. Первая «П», значение – оставить, бросить, отказаться.

Я постояла на дороге некоторое время, словно пытаясь додуматься. Всё что угодно, лишь бы задержать возвращение домой.

– Извините, – сказала я в конце концов, пожав плечами. – Наверняка это что-то совершенно очевидное, но мне в голову ничего не приходит.

Я помахала рукой в знак прощания и пошла по дороге к нашему дому, молясь, чтобы мама уже вернулась, – хотя я видела, что машины перед домом нет.

– Я дома, – окликнула я, повернув ключ в двери. – Мама?

Но в доме было так же тихо и пусто, как тогда, когда я уходила.




Глава шестая


Когда на следующее утро я проснулась, мама всё ещё лежала в постели. Я сделала ей чашку чая и отдёрнула шторы, но она зарылась глубже под одеяло, бормоча что-то насчёт головной боли. Прошлым вечером она вернулась очень поздно, спотыкаясь на ходу и неся стопку папок. Я к тому моменту всё ещё бодрствовала, решительно намеренная спросить её про фотографию и про моего отца – чтобы узнать, в курсе ли он, что мы вернулись в Оукбридж, – но мама сказала, что к утру ей нужно закончить отчёт и что это срочно. Она даже не спросила меня, где я была весь день. Всё, что я смогла – это заключить с собой сделку о том, что я спрошу её на следующее утро.

Я залила молоком зерновые хлопья и уселась за кухонный стол, просматривая снимки, которые сделала вместе с Розой-Мэй. У меня получилось несколько очень хороших кадров с ярко-жёлтой бабочкой, отдыхающей на зубчатом зелёном листке. По-моему, Роза-Мэй говорила, что это листик лютика. Ещё был отличный снимок маленького семейства муравьёв. Я была уверена, что Роза-Мэй тоже была в кадре, но она, должно быть, отодвинулась как раз в тот момент, когда я его делала. Я улыбнулась про себя, думая о том, как мы отлично провели время.

Спустя некоторое время я посмотрела на часы: Роза-Мэй, наверное, ждала меня, но перед уходом мне нужно было поговорить с мамой. Я просунула голову в её комнату, но она всё ещё спала. В комнате было жарко и душно, в ней стоял густой запах сна.

– Вставай, мам. – Я склонилась над кроватью и потрясла её за плечо. – Вставай, ты опоздаешь на работу. Уже почти половина девятого.

Она резко села, отбросив одеяло.

– О боже, Бекки! Почему ты меня не разбудила?

– Я тебя будила. В прошлый раз я пришла едва ли не час назад. Я даже сделала тебе чай, но он, наверное, уже остыл…

Она выскочила из постели и схватилась за свои вещи.

– Это кошмар. Я, наверное, проспала будильник, а это только мой третий рабочий день! Что я скажу? Моя голова меня убивает. Я писала этот отчёт несколько часов, а потом немного пособирала пазл… Дай мне мою расчёску, пожалуйста.

– Послушай, мам, я знаю, что ты спешишь, но можно поговорить с тобой минутку? Это очень важно…

– Не сейчас, Бекки, ради всего святого, ты же видишь, что я опаздываю! Где моя расчёска? Дай мне расчёску! – Она продела руку в рукав, одновременно влезая в юбку, потом вдруг неожиданно замерла и окинула меня взглядом. – Что ты собираешься делать сегодня?

– Ничего особенного, просто погулять на природе… – Я передала ей расчёску и, пятясь, вышла из комнаты, пока она не спросила у меня ещё что-нибудь. Я ненавидела лгать, но она ни за что не отпустила бы меня в Сад Бабочек в одиночку, если бы знала, что там есть озеро.

День был невероятно сверкающим, как будто солнце превратило в золото всё, на что падал свет. Мне не терпелось увидеть Розу-Мэй и узнать, что она хотела показать мне. Я практически бегом одолела весь путь до Сада. Мой разговор с мамой мог подождать до выходных, когда у неё будет больше времени. Это меня злило, но не было смысла спрашивать её о моём отце или о фотографии, когда она уже была так встревожена из-за того, что проспала.

– О, здравствуй, Бекки, – сказала Мэгги, когда я влетела в дверь. – Ты так спешишь! Бегаешь, бегаешь, бегаешь. Мы видели, что вчера ты много фотографировала, ползая по траве. Есть какие-нибудь хорошие кадры?

– Много, – ответила я. – Но мне надо идти – я опаздываю на встречу с подругой.

– Не волнуйся, сегодня утром ты наша первая посетительница. В такую рань здесь всегда тихо.

Я хотела было объяснить, что Роза-Мэй всегда приходит в Сад со своим отцом и что они, вероятно, прибыли намного раньше, чем Мэгги и Джоан, но у меня не было времени. Джоан была в своём магазинчике, держа наготове красную печать. Она сказала, что должна показать мне кое-что – какие-то фотографии голубянки-аргуса.

– Ты скажешь нам, если увидишь такую, хорошо, милая? Это очень важно.

Я пообещала, что скажу, и направилась в дальнюю часть магазинчика, желая поскорее пройти через дверь в Сад, пока Роза-Мэй не устала меня дожидаться.

Когда я наконец выбралась под открытое небо, она стояла на мостике. Над её головой кружилась туча жёлтых бабочек, и издали Роза-Мэй была похожа на ангела с золотистым нимбом. Я была рада видеть её. Я знала, что мы с ней дружим всего несколько дней, но я постоянно ожидала, что она вдруг осознает, что со мной совсем не так весело общаться, как ей показалось сначала.

Я никогда не умела так просто обзаводиться подругами – по крайней мере среди реально популярных девочек. В моей прежней школе некоторые из них могли в течение одной недели дружелюбно относиться ко мне, а на следующей – даже не замечать меня. Я никогда не понимала, почему так получается и по каким таким сложным правилам должна строиться дружба, но я каким-то образом ухитрялась нарушать эти правила, даже не зная о них. Лора была моей единственной настоящей подругой. Мы обе любили фотографировать, что было замечательно, но мы всегда оставались вне круга других девочек нашего класса – девочек, которые считались крутыми.

С Розой-Мэй всё было иначе. Она была не просто самой великолепной из всех, кого я знала, но она, похоже, была так же рада видеть меня, как я – её. Как только она заметила меня у входа, как слетела с моста, нимб из бабочек растворился в небе над нею. Мы промчались через поле в самый тенистый уголок, какой смогли найти, под очень высокими деревьями, и улеглись на траву. Земля была тёплой, воздух гудел от жужжания насекомых.

– Ты давно меня ждёшь? Моя мама проспала, и я перед уходом хотела убедиться, что с ней всё в порядке, а потом меня задержала в магазине Джоан. Так что это за особая штука? Помнишь, ты вчера сказала, что хочешь показать мне что-то особенное?

Роза-Мэй пожала плечами, как будто это было не так уж важно:

– Я покажу потом, честное слово. А пока расскажи мне про свою маму. Она заболела?

– На самом деле нет, – ответила я, слегка разочарованная, – я так хотела поскорее узнать, в чём заключается сюрприз. – Ну, она сказала, что у неё болит голова, но я думаю, она просто нервничает из-за своей новой работы. Она сидела допоздна, заканчивая срочный отчёт, а сегодня проспала будильник.

Роза-Мэй села и обхватила руками колени.

– Не знаю, как кто-то может сидеть в кабинете, особенно в такой чудесный день. Я никогда не буду работать, и мне не нужно будет ходить на работу.

– Не говори глупости, когда-нибудь тебе придётся. Я собираюсь стать фотографом дикой природы или, может быть, даже ветеринаром. Мне, в общем-то, всё равно, лишь бы работать с животными.

– Но для этого нужно учиться много лет, – сказала она, скорчив гримасу. – Это же очень скучно. Может быть, я буду работать здесь, в Саду Бабочек, как мой папа. Тогда я смогу весь день проводить на воздухе, и мне вообще не придётся учиться.

– Замечательная идея! Я знаю, давай сделаем вид, будто сегодня я впервые посещаю Сад, а ты будешь моим экскурсоводом.

Роза-Мэй хихикнула.

– Ладно, – заявила она, вскакивая на ноги. Потом заговорила важным, взрослым тоном: – Добро пожаловать в Сад Бабочек, мадам. Чем я могу быть вам полезной в это прекрасное утро?

– Э-э-э… – Я огляделась по сторонам, пытаясь придумать хороший вопрос. Изящная белая бабочка затрепетала между нами и опустилась на плечо Розы-Мэй.

– Давай, спроси у меня что хочешь, – сказала Роза-Мэй. – Спроси, какие виды бабочек живут дольше всего, как бабочки используют маскировку, чтобы защититься от хищников, или – я знаю – спроси меня, как появились самые первые бабочки!

– Ну ладно, – засмеялась я. – Как появились самые первые бабочки?

– Но это легко! – воскликнула она. – Разве ты не слышала легенду папаго?

Я покачала головой, и Роза-Мэй начала рассказ:

– Это легенда американских индейцев племени папаго. – Голос её был неспешным и тягучим, словно она смотрела прямо в прошлое. – Однажды, после того как Творец Земли придал форму этому миру, он сидел и смотрел, как играют дети. Он видел их радость и юную красоту, и ему стало грустно, когда он осознал: пройдёт время, эти дети состарятся и умрут. Их красота исчезнет, у них не будет больше сил, чтобы весь день бегать и играть на солнышке. Это была настолько ужасная мысль, что Творец Земли решил: он должен сделать что-то, что поможет им наслаждаться жизнью даже тогда, когда они станут слабыми и усталыми. Что-то, способное подбодрить их сердце и дух…

Роза-Мэй на минуту прервалась.

– Давай, что было дальше?

– Это была хорошая идея. Он взял свой Мешок Творения и положил туда синеву неба и белизну свежесмолотой кукурузной муки. Он добавил коричневый цвет опавших листьев, несколько пятен солнечного света и зелень сосновых иголок. Он собрал красную, оранжевую и фиолетовую краску с цветов и положил это всё в свой волшебный мешок. Потом, когда он был готов, когда вся собранная им красота смешалась воедино, он созвал Детей Земли вокруг себя и открыл мешок. «Узрите моё новое творение! – воскликнул он. – Ангелов природы!» И из мешка вылетели сотни великолепных бабочек, одна красочнее другой.

– Какая потрясающая история! – выдохнула я, поворачиваясь лицом к ней. – Ты веришь в неё?

– Конечно! Как ты вообще можешь спрашивать? В этой легенде на самом деле говорится больше, но я расскажу тебе в следующий раз.

Остаток утра мы провели, бродя по лугам в поисках голубянки-аргуса. Мы гонялись за каждой голубой бабочкой, которую замечали, продираясь через высокую сухую траву и смещаясь из одной части Сада в другую. Роза-Мэй болтала без умолку, сообщая мне названия всех бабочек, которых мы видели. Она показала мне боярышницу и шафрановую желтушку, толстоголовку-тире и углокрыльницу С-белое. О каждой из них она рассказывала мне маленькую историю: их любимые цветы или как они получили свои названия, – чтобы мне было проще запомнить. Должно быть, мы увидели бабочку каждого вида, встречающегося в Саду, кроме голубянки-аргуса.

Позже в тот день Роза-Мэй повела меня по узкой тропке, бегущей между рядами густого перепутанного кустарника. Тропа была настолько узкой, а кусты настолько разрослись, что пробраться было практически невозможно.

– Закрой глаза на секунду, Бекки, – велела Роза-Мэй, когда мы прошли совсем немного. – Теперь не открывай их и не подглядывай.

Я ухватилась за её руку, проковыляв ещё несколько шагов, прежде чем она остановилась.

– Вот, теперь можешь их открыть, но чтоб ни звука!

Я стояла, моргая от солнца, бьющего мне прямо в глаза. Тайная тропа привела нас на пыльную поляну с большим камнем посередине.

– Вот сюда я и хотела тебя привести, – прошептала Роза-Мэй, – когда сказала вчера, что хочу показать тебе кое-что особенное. Вот это оно.

Я сделала шаг по направлению к камню. Это было самое прекрасное, что я когда-либо видела в жизни. Вся поверхность камня была покрыта разноцветным бархатистым ковром бабочек. Было совершенно невозможно увидеть под ними сам камень. Неожиданно я почувствовала странное замешательство, как будто тропа привела нас в другое время; другое, но знакомое. Откуда-то из глубины моей памяти всплыло название.

– Это Скала Бабочек, – выдохнула я.

– Что?

– Так он называется: Скала Бабочек.

Я повернулась к Розе-Мэй. Она смотрела на меня во все глаза, лицо её было бледным.

– Откуда ты это знаешь? – спросила она. – Кто тебе сказал? Мой папа так назвал его для меня. Это его любимая часть Сада, но никто не знает, что она здесь есть. Никто.

Я покачала головой и пожала плечами:

– Должно быть, я услышала, как кто-нибудь говорил об этом. Джоан в магазине или кто-нибудь в Саду. Честно говоря, я не знаю точно, это название просто само пришло мне в голову.

Однако с этим было связано что-то ещё, какой-то осколок далёкого прошлого. Роза-Мэй по-прежнему пристально смотрела на меня.

– Может быть, ты сама упоминала об этом? – продолжила я, пытаясь уверить её и себя в равной степени. – Помнишь, в первый день, когда ты показывала мне здесь всё.

Она медленно кивнула, глядя мне в глаза.

– Может быть, – произнесла она, но на лице её всё ещё отражалось сомнение.

Я сделала около сотни фотографий, на цыпочках обходя камень, чтобы убедиться, что я запечатлела его со всех сторон. Бабочки время от времени взмахивали крыльями, но им явно было слишком уютно на камне, чтобы они захотели улететь прочь. Роза-Мэй следовала за мной, шёпотом произнося названия, виды и другие сведения, но за исключением этого она молчала, чем-то опечаленная, словно я испортила её важный сюрприз.

Когда стало слишком жарко, мы покинули тайную поляну и пошли туда, где начали день; там мы снова рухнули в траву под деревьями. У меня с собой было несколько сэндвичей и фрукты, но Роза-Мэй сказала, что не голодна.

– Слишком жарко, чтобы есть. Слишком жарко, чтобы делать что-нибудь, кроме как лежать здесь в тени или пойти поплавать. – Она посмотрела на меня, её глаза неожиданно заблестели. – Я знаю, пойдём поплаваем вместе! Давай устроим забег до озера! – Она вскочила и потянула меня за руку. – Я не шучу, Бекки, мы идём плавать сейчас же.

Она бросала мне вызов. Практически так, как будто знала.

– Я только что поела, – сказала я, стряхивая её руку. – Ты можешь идти плавать, если хочешь, а я подожду тебя здесь.

– Я не хочу идти одна, – возразила она. – Почему бы тебе не пойти со мной? Мы бы так повеселились! И вообще, я показала тебе Скалу Бабочек, так что ты мне должна.

Её тон изменился. Она начала выходить из себя, терять терпение.

– Я пойду, – солгала я, – только не прямо сейчас. – Я чувствовала себя ужасно. Я бы сделала всё, что она хотела, кроме плавания. – Послушай, может быть, я просто тебя пофотографирую? – Я достала свой телефон. – Я могу подняться на мостик и пофотографировать, как ты ныряешь и плаваешь. Или мы можем пойти в деревню, на луг. Это тоже было бы весело, правда?

Она разочарованно пожала плечами:

– Не так весело, как плавать вместе. И вообще, мне не разрешают ходить в деревню. Мой папа не против того, чтобы я гуляла весь день, пока я остаюсь здесь, в Саду. Он предпочитает знать, где я нахожусь.

Она снова рухнула в траву.

– Знаешь, у меня никогда не было настоящей лучшей подруги, Бекки. Я терпеть не могла девочек из своей прежней школы. Они были такие скучные – боялись нарушать правила, всё время подлизывались к учителям. Ты бы видела их, они меня ужасно злили.

Я смотрела на неё, словно загипнотизированная.

– В каком смысле – из твоей прежней школы? А в какую школу ты будешь ходить сейчас?

Я скрестила пальцы, молясь, чтобы это была старшая школа Фарнсбери, где мне предстояло начать учиться с сентября.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68943522) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


ТАРДИС – машина времени в виде полицейской будки из британского сериала «Доктор Кто».