Главная страница | Современная русская литература | Чувство снега. Скандинавский нуар в русском стиле

Чувство снега. Скандинавский нуар в русском стиле
Галина Губич
Александр Литвиненко
Анна Росси
Евгений Пичугин
Елена Фили
Галина Ярось
Василий Тучин
Светлана Соколовская
Елена Ахматова
Маша Фокс
Алиса Дж. Кей
Лада Карицкая
Янина Береснева
Елена Бриолле
Алехандро Семёнов
Alsou Gainullah-Kazanli
Юлия Асланова
Мари Анатоль
Елена Темнова
Елена Терехова
Екатерина Веселова
Александра Сапронова
Ирина Наги
Ника Корзун
Наталья Гриневич
Букер Некто
Анара Мачнева
Можно ли написать русский детектив в скандинавском стиле? Такой вопрос писательница Елена Бриолле задала участникам своего курса «Секреты скандинавского нуара». Подобно главной героине знаменитого романа Питера Хега «Смилла и ее чувство снега», авторы попытались разобраться во всех оттенках популярного в Европе жанра. Результатом стал этот сборник. Рассказы получились атмосферными, захватывающими, страшными, разными… И всех их объединяет любовь авторов к скандинавским детективам.

Чувство снега. Скандинавский нуар в русском стиле
26 рассказов от авторов мастер-курса Елены Бриолле

Авторы: Карицкая Лада, Ярось Галина, Терехова Елена, Фокс Маша, Мачнева Анара, Береснева Янина, Соколовская Светлана, Семенов Алехандро, Веселова Екатерина, Анатоль Мари, Пичугин Евгений, Фили Елена, Гриневич Наталья, Росси Анна, Ахматова Елена, Асланова Юлия, Наги Ирина, Дж. Кей Алиса, Литвиненко Александр, Губич Галина, Темнова Елена, Gainullah-Kazanli Alsou, Сапронова Александра, Тучин Василий, Корзун Ника, Букер Некто, Бриолле Елена

Продюсерское агентство Антон Чиж Book Producing Agency
Корректор Ольга Рыбина
Дизайнер обложки Клавдия Шильденко

© Лада Карицкая, 2023
© Галина Ярось, 2023
© Елена Терехова, 2023
© Маша Фокс, 2023
© Анара Мачнева, 2023
© Янина Береснева, 2023
© Светлана Соколовская, 2023
© Алехандро Семенов, 2023
© Екатерина Веселова, 2023
© Мари Анатоль, 2023
© Евгений Пичугин, 2023
© Елена Фили, 2023
© Наталья Гриневич, 2023
© Анна Росси, 2023
© Елена Ахматова, 2023
© Юлия Асланова, 2023
© Ирина Наги, 2023
© Алиса Дж. Кей, 2023
© Александр Литвиненко, 2023
© Галина Губич, 2023
© Елена Темнова, 2023
© Alsou Gainullah-Kazanli, 2023
© Александра Сапронова, 2023
© Василий Тучин, 2023
© Ника Корзун, 2023
© Некто Букер, 2023
© Елена Бриолле, 2023
© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-5482-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие Мастера
Скандинавским или северным нуаром принято называть детективы и триллеры современных писателей из Швеции, Норвегии, Дании, Финляндии и Исландии. Основу жанра заложил десятитомник Пер Вале и Май Шевалль об инспекторе Мартине Беке. Следующей важной вехой стали романы Хеннинга Манкелля, а трилогия «Миллениум» Стига Ларссона буквально распахнула дверь в богатый и атмосферный мир скандинавских детективов. Сегодня книги Камиллы Лэкберг, Лизы Марклунд, Ларса Кеплера, Никласа Натт-о-Дага, Ю Несбе, Карин Фоссум, Фруде Гранхуса, Юсси Адлер-Ольсена, Леены Лехтолайнен, Антти Туомайнена, Арнальда Индридасона, Ирсы Сигурдардоттир и сотен других писателей скандинавского нуара выходят миллионными тиражами и сразу переводятся на основные языки мира.
Чем они нас привлекают? В статье от 11 марта 2010 года журналист газеты The Economist выделил три главных фактора успеха скандинавского нуара: язык, герои и сеттинг.
Действительно, скандинавские детективы обычно написаны простым языком. Каждый автор пишет сегодня так, чтобы потом его роман было легко экранизировать. Главное – это не литературные изыски, а действия и чувства персонажей.
Традиционный герой скандинавского нуара – полицейский, журналист или адвокат – расследует преступление, опираясь на команду помощников. Это профессионал-одиночка со своими проблемами и слабостями. Он делает свою работу и идет до конца, чтобы найти преступника. Мы не всегда представляем, как он выглядит, но точно знаем, о чем он думает и чем мотивированы его поступки.
Нуарная атмосфера в романах создается за счет скандинавского сеттинга. Долгие, неспешные расследования, реализм в описании городов, полярная ночь или день, смесь психологизма, триллера и хоррора и бесконечные чашки кофе… В скандинавском нуаре мало драк, погонь и кровавых убийств. Но психологическое напряжение и атмосфера все равно не дают оторваться от книги, пока мы не дочитаем ее до конца.
Кроме того, в скандинавских детективах авторы не боятся поднимать сложные социальные, политические, экономические и этические вопросы, заставляя нас задуматься над проблемами современности. На мой взгляд, именно эта черта делает скандинавский нуар таким актуальным и самобытным.
Да, это нуар, но главные герои скандинавских романов – не маргиналы под давлением беспросветной чернухи, а сыщики, которые всегда находят преступника и пытаются восстановить справедливость.
Скандинавский нуар – это нуар с примесью белого снега, это холод и тьма, сквозь которые пробивается надежда. Надежда, что рано или поздно добро победит зло.
Можно ли написать русский детектив в скандинавском стиле? Именно такой вопрос я задала участникам своего курса «Секреты скандинавского нуара». Во время занятий мы, подобно главной героине знаменитого романа Питера Хега «Смилла и ее чувство снега», разбирали и стремились почувствовать все оттенки скандинавского нуара.
Результатом стал сборник рассказов, который вы держите в руках. Рассказы получились атмосферными, захватывающими, страшными, разными… И всех их объединяет наша общая любовь к скандинавским детективам.
?

    Елена Бриолле,
    мастер курса
    «Секреты скандинавского нуара»

Лада Карицкая.
Что скрывает ночь
– В смысле голова болит с утра? Часто бухаете? Мне в 20 лет нравилось ананасовым опохмеляться, иногда – яблочно-виноградным, потом надоело. После гранатовый пил, но он слишком кислый. Его в стеклянных бутылках продавали. И он надоел. С тех пор – только чай, если с бодуна. Еще пью безалкогольное пиво. Наше, местное. После литра обычно нормальное состояние на следующий день.
– Странно у вас рабочий день начинается! – не выдержала Анна.
– Ничо, привыкнешь, – ответил ей коллега, с виду тертый калач местного сыска, по прозвищу Петрович, который, похоже, невзлюбил новенькую с первого взгляда. Много их тут, фифочек на каблуках!
Сегодня Анна надела угги, хотя они не сочетались с формой совершенно. Зато не скользко. Вчера поскользнулась на площади Пять углов, налетела при падении на какую-то тетку с картиной под мышкой. Картина выскользнула в снежное месиво под ногами. Анна заметила, что на ней – северная река, несущая свои воды среди заснеженных холмов, называемых тут сопками. Снег мохнатится, вокруг холод и темнота. Вчера началась полярная ночь. Только к ней Анна не может привыкнуть. Она не местная, Мурманск ей не нравится, но она хотела уехать из своего города куда подальше. А куда уже дальше Мурманска? Край земли.
– Вот и правильно, – заметил Петрович. – А еще лучше перевестись в более спокойный отдел, чтобы не бегать по городу. Потом спасибо скажешь.
Анна отрицательно покачала головой.

Когда она добралась домой, на часах было около девяти вечера. В тряске промерзшего троллейбуса Анна в очередной раз задумалась, а не купить ли машину. Покупать тут жилье она не торопилась. С одной стороны, ей не хотелось возвращаться туда, где все напоминало о ее несложившейся семейной жизни, а с другой – еще неизвестно, стоит ли оставаться в Мурманске надолго. Здесь полярная ночь, длинная зима, а низкое небо чаще бывает серого цвета. В отделе она единственная женщина, но других вакансий не нашлось, а коллеги-мужчины, похоже, считают, что среди них ей не место.
Едва она успела снять верхнюю одежду, как завибрировал мобильный.
– Чего не звонишь третью неделю? – в голосе матери, как обычно, слышалась претензия. – Решила вопрос с жильем?
– Пока на съемной поживу, – ответила Анна.
– Смотри не затягивай. Что это за хата, где ничего своего? Горшок с цветком негде поставить.
– Нет у меня цветов.
– Ну что ты за человек. Ни ребенка, ни котенка. Перед людями стыдно. Они же спрашивают.
– А ты скажи, что аллергия у меня на котят.
– Марыська второго рожать собирается, а ты…
– Рада за нее, – холодно ответила Анна и попрощалась.
Котенок, ребенок… в чужой квартире с окнами на ощетинившуюся голыми деревьями сопку, за которой еще одна – такая же бесприютная, обдуваемая северными вьюгами.
Анна переоделась в растянутый свитер и мягкие домашние брюки, не без удовольствия умылась, прошла на кухню, достала с верхней полки кухонного шкафчика толстую тетрадь с рецептами и, налив в стакан морс из местной, растущей на болотах желтой ягоды, погрузилась в чтение подаренной ей когда-то бабушкой семейной кулинарной истории.
«Вот это, пожалуй, можно в ближайшие выходные приготовить, – подумала она, поглаживая исписанные страницы. – Если время будет».

За одним из столиков ресторана «Огни залива» сидели владелец и главный редактор частной телекомпании «Глас народа» Борис Житнев и его непотопляемый заместитель Геннадий Ляпунов. Официантка – голенастая девица с бесцветным незапоминающимся лицом – только что принесла им запеченные гребешки, которые Ляпунов задумчиво рассматривал, а Житнев не без удовольствия поглощал.
– Виталина дала сегодня стране угля, – не прекращая жевать, произнес Житнев, и на лице его отразилось недоумение. – Вся контора ее вопли слышала.
Ляпунов, чувствуя, что надо как-то отреагировать, поднял бровь:
– Можно понять. В ее возрасте потерять место…
– При чем тут возраст? Компании нужны новые лица. И вообще дело не в ней.
– А в чем?
– В политике нового учредителя, – сказал Житнев. – А ты точно не передумаешь?
– Нет.
– Вот где я второго такого найду? Гена, не бросай меня.
– Борис, я не женщина, чтобы меня уговаривать. Я все решил.
– Любые деньги! – Житнев от волнения отложил приборы.
– Я слово дал.
На мобильном Житнева высветилось «Жена». На лице его отразилась досада. Ляпунов наконец-то решил попробовать гребешки.
– Да! – раздраженно бросил Житнев в трубку. – Может, с Геной поедем вместе. В СПА пойдешь? Ну, иди. Нам и без тебя неплохо. Такси лучше до Рублево возьми. Вьюгу обещали.
Житнев сунул телефон в карман и посмотрел на свои дорогие часы, потом – на Ляпунова. Тот безучастно жевал, словно погрузившись в свои мысли. Метель за окном усиливалась.

Времени на обед было в обрез, поэтому Анна решила перекусить в «Хюгге». Искусственный камин в углу, широкий подоконник, декорированный подушками в клетчатых чехлах, приглушенный свет от стоявшей на каждом столике лампы… все это так отличалось от шумного буфета на ее работе, где вечно толклись сотрудники: от секретарш и охранников до оперов и уборщиц. В «Хюгге» пустынно, как будто о нем мало кто знает. Выбор еды, конечно, не велик. Кофе хороший, но пиццу Анна предусмотрительно принесла с собой. Вот только сегодня как-то прохладно здесь, словно окно закрыли как раз перед ее приходом.
Анна смотрела на подвешенную к окну дизайнерскую звезду-светильник, и этот теплый свет, бросавший блики на ее лицо и светлые волосы, почему-то не согревал, а напоминал, что скоро Новый год и она, как обычно, не будет наряжать елку, а сядет в поезд. Скорее всего откажется от приглашения подруги встретить Новый год с ее семьей, потому что одной в эту ночь быть «неприлично» и «как встретишь новый год, так его и проведешь». Кто сегодня еще верит в эти байки? Анна зябко повела плечами, как будто единственное, чего ей сейчас не хватало, это пухового платка или мехового боа, обернутого вокруг шеи. Вспомнила, что на ней форма, и улыбнулась, прогоняя жалость к себе.
Она запила пиццу кофе и отметила, что чувство тошноты, преследующее ее каждый день, стало слабее. Из сумки донесся звонок мобильного. Анна машинально протянула руку, отметив, что обеденный перерыв еще не закончился. Выслушав коллегу, Анна спросила:
– Четвертый день? А кто заявил об исчезновении?
Схватив с вешалки пуховик, Анна быстро пошла к выходу.
Главный офис телекомпании «Глас народа» располагался почти в центре города, поэтому Анна пошла пешком. Город уже начали украшать к празднику, но он оставался таким же серым, каким она увидела его впервые. Летом – как ей рассказали местные – все будет иначе. Вот увидишь, тебе понравится!
На входе охранник выдал ей разовый пропуск, а встретила девица с солярным загаром, надутыми филлерами губами и коровьими ресницами, обряженная в драные джинсы и кожаный пиджак. Она проводила Анну к заместителю главного редактора Ляпунову. Именно он сейчас тут власть. От него Анна узнала, что четвертый день Борис Житнев не появлялся на работе. Нет, не было подозрений. А кто заявил? Жена. Нет, не предвиделось командировок. Знал бы о них. Ляпунов отвечал односложно, без эмоций. В том числе о скандале, устроенном одной из телеведущих, рассказал.
Виталина Шереметьева (по паспорту – Галина Пузькина) при дневном свете выглядела не так, как на экране. Анна увидела перед собой цепляющуюся за молодость и известность женщину, которая привыкла быть в центре внимания. Улыбалась она одними губами, так как ботокс не позволял разбежаться от глаз мимическим морщинам. Анна отметила, что, несмотря на возраст, перед ней все еще очень красивая женщина, хотя и со следами «усталости от славы».
– У меня была причина его возненавидеть, – просто сказала она, буравя Анну взглядом вокзальной цыганки. – Он ведь программу у меня отобрал. Я ее 15 лет вела.
– Что стало причиной?
– Девка эта. И откуда он ее только вытащил?
Виталина была уверена, что серьезную аналитическую программу вести у новенькой Маруси не хватит ни ума, ни харизмы. Собеседники в программу приходили не абы какие: из торгово-промышленной палаты, из думы, из администрации губернатора и прочих коридоров власти. Дура в кадре испортит репутацию и программы, и компании.
– Так он мне предложил вопросы для нее составлять, представляете! И сценарий программы писать! Еще чего.
– Что в качестве альтернативы?
– Репортерская поденщина. Мотаться по авариям, пожарам и депутатским рейдам. В любую погоду.
– В чем проблема? – недоумевала Анна.
– Мотаться-то не проблема. Вы еще очень молоды, чтобы понять, что я теряю.
– И вы согласились?
Виталина отрицательно покачала головой. Затем показала заявление об увольнении по собственному. Вот только вручить его шефу не успела. Пропал шеф. Не вышел на работу.
– Можете не заносить это в протокол, – сказала Виталина, направляясь к выходу. – Он сделал меня местной звездой, но он меня и уничтожил. Мы много лет были любовниками. Даже когда он сменил жену, а я – мужа. Впрочем, это к делу не относится.
Одеваясь и снова подавляя приступ тошноты, Анна услышала, как шептались гардеробщица и уборщица. Одна другой сказала, что неплохо было бы до праздников зарплату получить. Если задержат выплату, как в прошлый раз, придется занимать, а этого не хотелось бы. Анна подумала, что проверка финансовой стороны работы «Гласа народа» не помешает. Дыма без огня не бывает.
– Тоже это кафе люблю, – сказала Василиса Иделева, с которой Анна когда-то училась в одном вузе. В отличие от подруги, Василиса была местной.
– Ну… не в буфет же эмвэдэшный тебя приглашать, – насупилась Анна. – Нервы мои ни к черту, да еще и тошнит постоянно.
– Ты это… может, того? – в крыжовенных глазах Василисы загорелось чисто женское любопытство.
– Не того, а этого. Тесты у меня дома всегда есть. Вот только без толку.
– А он?
– А у него дети есть. Двое. От первого брака. Вру, что таблетки пью. Хотя не пью, конечно.
– Неужто на работе приличных мужиков нет?
– Может, и были… да вышли все.
– С делом-то что? – резко сменила тему Василиса. – Об исчезновении Житнева, кажется, весь город говорит. Но еще ни одна газета некрологом не разродилась.
– Тело не найдено. Пока не найдено – считай, что жив.
– А срок давности?
– Не вышел.
– Ну, а кто заинтересован, кроме телезвезды скандальной этой? – спросила Василиса. – Да заместителя. Может, жена?
– Читала я протокол допроса жены, – произнесла Анна. – Была в день исчезновения в СПА. Там подтверждают. Потом заночевала у подруги. На следующий день домой поехала. Что супруга дома нет – не удивилась. Видимо, он часто дома не ночевал. Позвонила – телефон вне зоны доступа. Заявила на четвертый день, позвонив в студию, где шефа тоже хватились.
– Может, из города свалил? – спросила Василиса, откусывая пирожное.
– Машину в нескольких километрах от поселка нашли. С ключом зажигания. Как будто по малой нужде пошел в лес и не вернулся.
– Сомнительно. На машине мог бы до сортира допилить, – съязвила Василиса. – У моего мужа есть машина. Он, даже по малой нужде выйдя, ключ не оставит. Может, не было его тогда уже в живых, Житнева этого. Убийца привез его на место, где и бросил машину. Или его вообще в машине не было, так?
– Участок дороги там глухой. Ни камер, ни…
– Итак, шо мы имеем? – Василиса хищно улыбнулась. – У жены есть возможность убить, но нет мотива. У любовницы – мотив, но нет возможности. У заместителя – возможность есть, нет мотива?
– Нет, – ответила Анна.
– Разве руководство не к Ляпунову переходит?
– Увы. Незадолго до этого продал Житнев «Глас народа» московскому бизнесмену Сидорову. Тот своего в кресло главреда планировал посадить. Это мне сотрудники нашептали. Ляпунов не продвинулся бы по служебной лестнице никоим образом. Житнев оставил себе лишь некоторую часть акций компании. Вряд ли инфу о продаже компании он скрыл от Ляпунова. «Вечный зам», а такое прозвище у Ляпунова было много лет, ничего бы не выиграл от ухода Житнева. Не было мотива устранять босса в надежде занять его место.
– Тогда жена, – задумчиво произнесла Василиса. – За наследство нередко убивают. Может, она в казино играла. Или много денег заняла. На пластические операции или молодого любовника.
– Сериалов насмотрелась? – улыбнулась Анна. – Жена, конечно, посещала СПА-салоны и косметолога, но у Житнева это второй брак. В случае его смерти при самом лучшем раскладе супруга получит одну шестую его денег.
– Остальные наследники кто?
– Дети Житнева от первого брака. Ты на ее месте стала бы убивать?
– Я бы не убила, – заметила Василиса. – Но то я. Слушай, ну а мужики приличные в отделе есть? Да и хрен с ними. Я тебе на Новый год фитнес-браслет подарю. Собой займешься.
– Думаешь, спортивнее стану?
– Даже если не станешь. Я со своим в фитнес-клубе познакомилась. Ходят же куда-то нормальные мужчины.
– Нормальные дома сидят, – возразила Анна. – Футбол смотрят. Не то что мы с тобой.

Финансовые дела «Гласа народа» шли так себе. Компания не была банкротом, но и прибылей особых не приносила. Выборов ждать Житнев почему-то не стал. Возможно, стремился избавиться от «Гласа народа». «Глас» не был его единственной компанией. Возможно, от своего зама он скрывал нечто большее. Об этом думала Анна, удивляясь тому, что сотрудники «Гласа» лучше относились к заму, чем к исчезнувшему боссу. За исключением, быть может, Виталины. Анна заметила, что мысли о заместителе не дают ей покоя, как бывало всегда, когда она выходила на след. Надо бы тут покопать.

У Геннадия Ляпунова благодаря предоставленным телефонной компанией данным обнаружилась весьма обширная переписка. Был и номер, который он нигде «не светил». Отдельный номер – для личных дел. На него приходили глупые картинки в Вотсапе от некоей Дианы Буденко, учащейся в лицее №1. Детей у Ляпунова не было, да и узами брака себя он никогда не связывал.
Классная дама Дианы Буденко – типичная Мариванна из анекдотов про Вовочку (английский пиджак, юбка ниже колен, четкое каре с тщательно маскируемой сединой) – охотно поделилась с Анной наблюдениями. Девица из семьи пьющей матери-одиночки, вкалывающей в портовой столовой, вдруг стала приходить в школу в дорогих вещах, соперничая обновками с Анфисой Житневой, которая учится в том же классе. Хотелось, мол, Диане ничем не отличаться от «упакованных» одноклассников, да средств не было. Надежды войти в их круг – тоже. И вдруг…

Общение с Дианой Анна предоставила Петровичу. Он часто играл в отца-покровителя, что у него неплохо получалось. Анна решила, что будет лучше, если с выросшей без отца Дианой поговорит именно он. Поначалу Анна готова была допустить мысль, что мать Дианы – одна из бывших подающего надежды журналиста Ляпунова, а Диана вполне могла оказаться его дочерью. Однако переписка Ляпунова свидетельствовала вовсе не о родственном общении. С другой стороны, предъявить Ляпунову было нечего. Возраста согласия Диана достигла, а то, что она школьница… Не мораль же читать взрослым людям! А вот дочь Житнева не может не быть заинтересована в поиске убийцы отца.
Как ни странно, на фоне разбитной Дианы Анфиса Житнева выглядела обитательницей иных миров. Очки в пол-лица, конский хвост на затылке, брендовая, но не кричащая одежда. Не пользующаяся косметикой Анфиса казалась наивной принцессой, далекой от грязи жестокого мира, избавленная от необходимости в нем утверждаться и выживать.
– Талантливая девочка, – начала Анна, – особенно по части того, что касается видеосъемки. Твою бы энергию да в мирных целях.
– Это Диана снимала, – изменилась в лице Анфиса и отвела взгляд.
– А деньги-то на что нужны были?
– Ей на шмотки.
– А тебе?
Анфиса пожала плечами. Чего-чего, а денег у нее было достаточно.
– Ты хочешь, чтобы убийцу отца нашли?
Анфиса кивнула.
– Где видео?
– В хранилище под паролем.
– Показывай.
Анфиса неохотно полезла в рюкзак за айфоном. В этот момент на мобильный Анны пришло сообщение от Петровича: «Это она».

Познакомившись с Ляпуновым в супермаркете, Диана решила выжать все из связи со взрослым дядькой. Он давал ей деньги, водил по клубам, платил за такси. Но Диана не учла одного: Ляпунов влюбился и готов был ждать до совершеннолетия. Однажды Диана предложила купить видео их встречи на съемной квартире (тогда она просто поставила телефон в режим записи). Ляпунов раскошелился, Диана уничтожила оригинал хоум-видео, однако копию сохранила. На копию вскоре нашелся другой покупатель – Житнев. По совету его дочери Диана продала Житневу компромат на его заместителя. Житнев решил подстраховаться, если вдруг зам станет опасен. А он станет, рано или поздно, этот «мистер безупречность», идеальный кандидат на должность советника губернатора. Желая найти убийцу отца, дочь Житнева сдала подругу с потрохами, заподозрив ее и влюбленного в Диану охранника одного из клубов. Конечно, факт покупки Житневым интимного видео своего подчиненного мог быть и не связан с его исчезновением. Не хватало в этой цепочке какого-то важного звена, но Анна почувствовала, что расследование движется к финалу. Она набрала номер Петровича и поинтересовалась результатом осмотра машины Житнева.

Первое впечатление о Ляпунове оказалось обманчивым. Сейчас перед Анной сидел не харизматичный душка, а расчетливый делец, пригласивший ее в кабинет бывшего босса, куда переместился в должности «исполняющего обязанности», пока не приедет новый из столицы. Анна заметила на стене картину с окрестностями Мурманска. Житнев не успел отвезти домой подарок коллег на юбилей.
– Отпечатки ваши в его машине откуда?
– Я иногда водил его машину. Отпечатки? Не смешите. Моих в его доме полно.
– Бывали там?
– Мы были друзьями. Много лет.
– В тот вечер после ресторана «Огни залива» кто был за рулем?
– Он.
– В счете значится вино. После выпитого Житнев сел за руль?
– Вино пил я.
– После ресторана вы…
– Он подвез меня до дома и поехал в Рублево.
– До которого не доехал?
– Это мне неизвестно, – Ляпунов бросил на Анну быстрый взгляд.
– Доехал. Потому что коллега ваша звонила ему, когда он подъезжал к поселку. Извинялась за скандал в студии. И вы этот разговор слышали.
– Это ваши фантазии, гражданка следователь. С кем он ехал в Рублево – я не знаю.
– Повздорили вы у него дома, когда Житнев показал вам видео и пригрозил, что, если уйдете из «Гласа народа», покажет тому, кто звал вас в советники. Такого ущерба репутации вы допустить не могли. Убийство не входило в ваши планы. Это был вырвавшийся наружу гнев. Вы ударили его чем-то тяжелым, затащили в машину, сели за руль и поехали не к Мурманску, а в противоположную сторону. Избавиться от трупа в полярную ночь не сложно. Лишь бы камер по пути не было. Где они – вы знали. Часто бывали в поселке. Да и метель все равно скроет следы. Можно было тело в озере утопить – под лед, и дело с концом. Но до озера далековато, а река Кола – вот она. Тащить бездыханное тело пришлось не так уж далеко. Течение сильное, вы рассчитывали, что тело унесет подальше от места, где остановили машину. Однако этого не произошло. Зацепилось тело за корягу. Да и лед еще на стал. Северная река… она такая… непредсказуемая.
Анна бросила взгляд на снежный пейзаж над столом главреда. Кисти талантливого местного художника Воронина.
– Ждете от меня явки с повинной? – с нервным смешком произнес Ляпунов. – Думаю, мой адвокат расставит все точки над i.
– На вашем месте я бы подумала, как облегчить свою участь, – произнесла Анна. – Реки не умеют хранить свои тайны. Как и люди.

– Труп не успел сильно испортиться, – сказала Анна Василисе, когда они встретились. – Так что с опознанием проблем не было.
– Утонул-таки? – поинтересовалась Василиса, высчитывая на смартфоне количество съеденных калорий.
– Смерть наступила не от удара тупым предметом, а от переохлаждения.
– Может, придешь к моим студентам, расскажешь о расследовании? – спросила Василиса.
Анна растерялась. Она не любила рассказывать о своей работе.
– Значит, заметано, – решила за нее Василиса. – Им полезно будет.
Из кафе подруги вышли, полные решимости. Василиса – осчастливить студентов встречей с капитаном полиции Анной Булавиной, а Анна – завязать с тестами на беременность и превратившимися в чемодан без ручки отношениями. А заодно – с гамбургерами и пиццей. Пора уже научиться готовить, чтобы по утрам не тошнило и покойная бабуля могла бы порадоваться за внучку.

Галина Ярось.
Свободные от детей
Камера наехала, и стала видна маленькая синяя куртка, вмерзшая в кромку льда там, на середине реки, где течение еще не было схвачено морозом, – детская.
Город на берегах Преголи стремительно погружался в короткие декабрьские сумерки. Свинцовые тучи уже поглотили низкое солнце, но еще не успели разродиться снегом. Несколько минут, и режим уйдет, снимать можно будет только то, что попадет в свет накамерного фонаря. Олег указал Марату рукой на женщину. Она стояла в стороне от группы полицейских и волонтеров и неотрывно следила за работой спасателей. Уже больше суток в розыске находился ее сын, ушедший из дома в зимней пуховой куртке точно такого вот синего цвета.
Женщина подняла воротник пальто, надеясь спрятать от леденящего ветра замерзшее лицо, отвернулась на мгновение от реки и увидела направленную на себя камеру. Олег заметил, как протестующе сжались ее бледные губы. Она шагнула по направлению к Марату с камерой, но тут заработала рация у полицейских, и внимание матери переключилось на них.
Спасатели доложили, что куртка пустая, тела утонувшего ребенка, которое все боялись найти в ней, не обнаружено.
Олег встал на стендап спиной к реке.
– Миша Яковлев семи лет вчера утром ушел из дома. Его до сих пор не могут найти родители, полиция и волонтеры. К счастью, обнаруженная только что в Преголе детская куртка, по заявлению матери, не Мишина. Телевизионное детективное агентство «Путилин» подключается к расследованию исчезновения ребенка. Следите за нашими выпусками в эфире городского канала.
Олег увидел, как испуганно вскинула на него взгляд женщина и оглянулась на кого-то в стоящей за камерой Марата толпе. «Чего она так испугалась? – мелькнуло у него в голове. – Ей бы радоваться, что журналисты подключаются к поиску сына…»
Зазвонил телефон. «Ну теперь для звонков горожан, видевших мальчиков в синих куртках, хоть кол-центр нанимай», – вздохнул Олег. Но он ошибся. Звонили из приемного покоя областной больницы и требовали от Олега немедленно приехать и забрать сына. Мать ребенка в реанимации. Олег не успел сказать, что ошиблись номером, что у него нет никакого сына, как там уже отключились.
Марат, укладывая аппаратуру, хмыкнул:
– Ты вроде говорил, что убежденный чайлдфри, детей заводить не будешь никогда.
– Я и не заводил. На кой мне дети? Одни проблемы от них, сам видишь. Номер перепутали, наверное. Поторопись. Через два часа итоговый эфир, а нам еще монтировать.
Но номер не перепутали. Позвонили теперь во время прямого эфира. И уже гневным, с явной долей презрения голосом, отметил Марат, принявший звонок, заявили, что если Олег Артемьевич Путилин сейчас же не заберет своего малолетнего сына, то они обратятся в полицию.
Пришлось на ночь глядя ехать разбираться.

Не успел Олег в приемном покое, пустом и гулком в это позднее время, открыть рот, чтобы представиться усталой пожилой медсестре, как она, коротко подняв на него глаза, сунула под нос чей-то паспорт. Узнаваемость в народе тележурналисту всегда приятна, но эта была явно не его поклонница. Вздохнув, Олег открыл документ. С фотографии на него смотрело лицо Кати: прищуренный взгляд, курносый нос, золотые косы. А он думал, что забыл…
– Олег Артемьевич, эта женщина доставлена в тяжелом состоянии по скорой из области. Ребенка оставить ей было не с кем. Она дала ваш номер телефона и сказала, что вы отец мальчика. Забирать будете? Или я звоню в полицию? – Приняв его затянувшееся молчание за согласие, медсестра махнула рукой в сторону коридора: – Он там.
На жестком больничном диванчике в самом проходе спал мальчик. Как завели с холода, так и заснул на сквозняке в верхней одежде, только шапку под голову кто-то подсунул и теплую куртку расстегнул. Такую же синюю, как выловили сегодня из Преголи. Растрепанные светлые кудряшки в свете люминесцентных ламп казались седыми. Из коротких рукавов дешевого пуховичка свисали красные варежки на длинной резинке.

Олег так и занес спящего ребенка в свой уже тихий ночной дом. В больнице сказали, что его зовут Тема, по документам Артем Олегович. Снял маленькие сапожки на липучках, стащил куртку вместе с варежками. Дальше решил не раздевать, не дай бог проснется, уложил в гостиной на диване, укрыл пледом.
Шпицы запрыгали было вокруг, обрадовались неожиданному ночному развлечению, но Олег цыкнул, и Снежка, Пух и Малыш – три пушистых белых шара, любимые игрушки Алисы – тут же разбежались каждый по своей лежанке. Оставил включенным торшер и пошел наверх, в спальню. «Надо завтра как-то Алисе все это объяснять. О черт! На ребенка она не согласится. Лучше бы Катя мне кота оставила на передержку, все проще было бы с женой и собаками договориться».

Тема проснулся ночью от того, что кто-то целовал его в щечки. «Мама!» – не открывая глаз, он протянул руки обнять, но вместо родной и теплой шеи поймал руками что-то мохнатое. От неожиданности открыл глаза и увидел, что лежит в незнакомой комнате, а рядом с ним на подушке сидит маленькая белая собака. Точь-в-точь такая, какую он заказывал Деду Морозу. Может, Новый год уже наступил? А где мама? Тема оглянулся по сторонам. Собачка лизнула его горячим языком прямо в нос и легла рядом, прижавшись теплым боком, засопела. Тема закрыл глаза, представляя, как завтра он пойдет в садик, как все дети соберутся и будут просить погладить его собаку, и незаметно уснул.

Эсэмэска Марата, коротко пискнув, подняла Олега около восьми, на улице было еще темно. Позавидовав уютно спящей Алисе, Олег пошел собираться. Марат интересовался, какого черта он там дрыхнет, когда оператор его уже час как не спит. Да, дел сегодня предстояло именно до черта.
Уже на выходе из дома Олег вспомнил, что в гостиной спит Катин мальчик. Его пятилетний сын? Замер в нерешительности: будить или не будить Алису? Нет, лучше по телефону ей сказать все попозже, пусть выспится, у нее сегодня тоже тот еще денек – премьера. Остается Валя. Олег отправил сообщение домработнице, приказав-попросив присмотреть за мальчиком и пообещав двойную оплату.
Всю ночь в городе шел снег, выпало чуть ли не по колено. Сейчас лишь отдельные облака тянулись на восток, подсвеченные красным заревом города. День обещал быть ясным. В машине у Марата, как всегда, вкусно пахло кофе, а его уже ждал обязательный термостаканчик с эспрессо. Привычное начало дня быстро переключило все мысли только на работу.

Семья Яковлевых жила в старом немецком доме, в одной из тех двухэтажек с маленькими окнами, что немцы строили сто лет назад для своих рабочих рядом с промзонами. Эта, стоявшая недалеко от порта, теперь оказалась почти в самом центре города, в двух кварталах от собора.
Знакомый опер из полиции уже ждал их. Пообещал провести с собой в квартиру под видом служебного мероприятия, чтобы отсняли все без помех, ну и поделились потом видео, само собой.
Открыла дверь хозяйка, мгновение помедлив, позволила пройти на длинную узкую кухню. Жестом пригласила садиться и вернулась к оставленной под открытой форточкой сигарете. Со вчерашнего дня она, похоже, не ложилась. Как была в уличных ботинках, так и прошла по чистеньким половикам. Волосы растрепанные, давно уже вылезли из всех заколок, она и не заметила. Из соседней комнаты доносился звук работающего телевизора. Сквозь неплотно приоткрытую дверь были видны край неубранной постели и голая мужская нога.
Марат еще в подъезде включил камеру и потихоньку начал снимать. Пока опер копался в своих бумажках, Олег попросил рассказать о сыне. Женщина затушила сигарету, присела к столу.
– Миша, он тихий был, рисовать любил, – что-то вдруг вспомнив, улыбнулась, – ласковый. – И вдруг разрыдалась. Слезы лились по ее худому усталому лицу, она подняла руки – закрыться от чужих мужчин. Растянутые рукава свитера соскользнули, открылись синяки и огромная свежая ссадина на локте.
– Кто это вас так?
Женщина вздрогнула, спешно натянула рукава свитера.
– Упала.
Дверь в комнату открылась, и из нее вышел заспанный отец семейства: коренастый; пивной животик туго обтянут майкой; из джинсовых шорт торчат короткие волосатые ноги.
– Ты, мать, дала бы людям кофе, что ли. А то они не спамши, не евши, всю ночь сына твоего искали, наверное. – Он неодобрительно обвел глазами всех троих, не пытаясь даже скрыть иронию в голосе.
– А вы? – вырвалось у Олега.
– А что я? Нам велели дома сидеть, ждать. Вдруг сам заявится. Хотя, думаю, не вернется он. Если решил сбежать, то сбег.

Телефон в кармане Олега вдруг запел голосом «Челси». Рингтон Алисы! Черт, как не вовремя, надо было все же разбудить ее, рассказать. Олег сбросил звонок.

– Ваш сын уже сбегал раньше из дома? – Подключился к разговору опер.
– Так, чтобы на двое суток… не. А летом любил погулять, уйдет во двор, не загонишь. Мать его баловала. – Отец мальчика кинул злой взгляд в спину жены, стоящей у плиты. Та заторопилась, кинулась доставать банку с кофе, уронила, коричневыми крошками он разлетелся по полу.

Телефон опять взвыл: «Самая моя-моя, самая любимая». Олег вышел из кухни, надо ответить.
– Олег, это что?!
– Ребенок.
– Твой? Ты что у нас, детный, вот так новость!
– Алиса, все потом. Не грузи сейчас, я на съемке. Валя придет, займется мальчиком. Езжай на репетицию спокойно. – И уже на ходу, «целуя и обнимая», не дослушивая, отключился.
А Алиса, прокричав в айпад, что Валя на сегодня отпросилась и не придет, с гневом отбросила сотовый.

Она стояла посреди своей любимой гостиной, вобравшей столько ее, Алисиных душевных сил, фантазии и денег: с горкой мейсенского фарфора, испанскими светильниками от «Кристалл Люкс», французским ковром ручной работы, с белым роскошным диваном «Дориан», на котором сейчас спал… этот… недоабортыш. Прямо в своих грязных колготках и штанах с катышками. А если он начнет лапать своими липкими, ведь у детей всегда почему-то липкие, ручонками ее белоснежные стеновые панели? Перетащить его в другую комнату? Нет уж. Даже прикасаться не буду. Еще проснется, разорется.
Алиса вздохнула: «Неужели это все-таки ребенок Олега? Опять начинать все сначала? Столько лет искала себе „неовольнутого“ и без прицепа в виде алиментов – и здрасте! Да, дорогой, удивил ты меня…»
Алиса зашла на кухню. Надо же, как не вовремя Валя выходной взяла. Она насыпала шпицам еды, три белых шара весело захрустели, каждый над своей миской. Подумала, что этому из гостиной тоже, наверное, надо корм оставить. Она же не монстр какой. Достала небьющуюся миску, насыпала в нее хлопьев. Немного подумала и налила туда же молока. Оставила все на столе в кухне. Есть захочет, найдет.
Через полчаса, уже почти успокоившись, она ехала на репетицию в театр, на заднем сиденье лежали шпицы: Снежка, Пух и Малыш. Сегодня у них дебют, сегодня они играют свиту Снежной королевы, ее свиту. Алиса улыбнулась в предчувствии успеха.

Опер и Марат с камерой прошли в комнаты.
– Можно мы комнату Миши поснимаем? – запоздало спросил Олег и, не дождавшись ответа от хозяев, поспешил следом.
За комнатой с неубранной постелью на диване была еще одна – детская. Двухъярусная деревянная кровать, письменный стол, школьный рюкзак на стуле, полки для игрушек, шкаф для одежды. «Детская как детская, – подумал Олег, – скромная, конечно».
Заскрипела дверца шкафа, он обернулся и увидел, что из узкой щелочки на него глядят любопытные глаза. Олег махнул Марату: «Снимай!»
– Ты кто? – спросил он прячущегося за дверкой ребенка.
– Леля, – охотно ответили ему.
Дверь раскрылась пошире, и показалась девчачья мордашка.
– Ты от нас спряталась?
– Не. – Девочка полностью открыла шкаф и шагнула вперед. Босая, но в вывернутом наизнанку домашней вязки большом для нее свитере. – Я в садик одеваюсь. – И девочка, деловито обойдя Олега и Марата, полезла под кровать. Оттуда вылетели сначала колготки, потом носок, следом детский зимний сапог. Сначала один, потом другой, за ними, попой вперед, вылезла девочка.
– Леля, а ты не знаешь, куда ушел Миша?
– Миша дома. Вот его сапожки.
С этими сапогами и Лелей на руках опер появился на кухне. Олег с Маратом, не выключая камеру, двигались следом.
– В чем все-таки, вы сказали, Миша из дома ушел?
Мать, взглянув на сапожки, побледнела и поторопилась снять дочку с рук полицейского. Отец, метнув в нее сердитый взгляд, нехотя ответил:
– Должно быть, в кедах. Ума ж нет!

Тема проснулся от тишины. Он был один в незнакомой большой комнате. Пушистой собаки, которую ему подарил Дед Мороз, нигде не было. И вообще никого не было. Он попробовал немного похныкать. Тихо. Ни шагов, ни голосов. Захотелось писать. Сполз с дивана и пошел искать туалет. Нашел быстро, его оставили с включенным светом и открытой дверью. Теперь надо поискать маму. Тема осторожно, выглядывая сначала из-за каждого угла, обошел квартиру. Никого не было. Ему стало немного страшно и захотелось плакать. Но зачем плакать, если никто не услышит? На кухне увидел на столе красивую плетеную вазу с бананами и апельсинами и миску с молоком и раскисшими кукурузными хлопьями. Тема любил хлопья с молоком, правда, не такие, а хрустящие, но есть очень сильно хотелось. Попробовал чуть-чуть, и незаметно все съелось. А апельсины Тема еще не умел сам чистить, поэтому взял себе банан.
На диване, где он спал, нашел свою одежду. Тема оделся и пошел искать дверь на улицу. Она нашлась сразу и открылась легко. На крыльце весь снег был истоптан маленькими собачьими лапками. Тема улыбнулся им как привету от белой собачки. И пошел искать маму.

Синхроны с соседями взять не удалось. То ли все уже на работу ушли, то ли не захотели открывать двери телевизионщикам. Полицейский остался в квартире, а Олег с Маратом вышли во двор. Здесь мальчишки, пользуясь редкой для Калининграда погодой, устроили снежную баталию. Не то промазав, не то специально для привлечения внимания кто-то зарядил крепким снежком прямо по затылку Олегу. Марат включил камеру, а Олег, смяв в ладонях снежный комок, прицелился и постарался попасть в самого шустрого из пацанов.
Они все были постарше Миши. Уже через несколько минут Олег на правах полноценного бойца принял участие в дворовой схватке. Весь в снегу, сняв мокрые перчатки после славной битвы, познакомился с ребятами за руку.
– А я тебя по телику видел, – сообщил шустрый. – Ты этот, теледетектив, да? Мишку ищешь?
– Знаешь, где он?
– Не. Батя, должно быть, его опять наказал, вот и сбежал.
– А что, отец бил его?
Пацаны переглянулись, кто-то противно хихикнул, кривая улыбка показалась на лице другого. Шустрый нахмурился.
– А по мне так лучше ремнем от бати получать, чем… – вытерев под носом, серьезно начал рассуждать розовощекий толстый мальчик. Кто-то из пацанов с силой пихнул его, и тот, ойкнув, замолчал.
– Чем что? – Камера Марата наехала на розовощекого. Тот окончательно смутился и спрятался за спины мальчишек.
Впереди опять оказался шустрый:
– А вы картинки Мишкины посмотрите. Сами все поймете.
– Где посмотреть? Дома у него?
– Не, такое дома не рисуют. – Шустрый задумался на мгновение, а потом, будто решившись, махнул рукой: – Пошли.
И повел Олега с Маратом со двора. Толстый увязался за ними.
Мальчишки привели их к бывшим немецким складам, уже давно заброшенным. Некогда крепкие каменные здания из темно-коричневого, типично кенигсбергского кирпича вот уже несколько лет ожидали сноса. Проемы окон забиты досками, двери заколочены. Но мальчишки нырнули за куст колючего боярышника и по протоптанной тропинке пробрались к пролому в стене.
По грязным коридорам, заваленным битым кирпичом, вышли в длинный зал. В нем оказалось светло, потому что крыши наверху уже не было. На полу остатки часто разводимого костра. Стены исчерканы черными детскими рисунками углем. Их бы можно было назвать скабрезными, если бы рисовал взрослый, но, созданные рукой ребенка, они были как выдох ужаса – сплошь на всех стенах схематичные мужские фигуры с гениталиями. И еще поезд. Длинный-длинный, на всю стену, с пустыми вагончиками, а впереди машинист – и опять голый со всеми подробностями.
– Я, конечно, не психолог, – Марат наклонился к уху Олега, – но даже и этим пацанам понятно, что Мишку, наверное, того…
– Думаешь, папаша педофил?

Тема сразу увидел его, как завернул за угол, – замок из той книжки, что мама ему читала перед сном: круглая башня с часами, зеленый шпиль над ней, а еще выше – русалка. Мама точно будет ждать его там. Она ведь обещала на Новый год поехать в город и показать ему этот замок. И он побежал. Сначала по мосту, потом мимо красивых домов с одной стороны и длинного каменного забора – с другой. Вокруг гуляло много детей и взрослых. Но мамы нигде не было. Все вокруг радовались выпавшему снегу, катали снежные шары для снеговиков, кидались снегом. Тема тоже немного покидался, но дети куда-то потом убежали, а снега, чтобы катать шары на тротуаре у забора, осталось уже мало. И тут Тема увидел в длиннющем сером заборе дырку, заглянул в нее: вниз спускались занесенные снегом ступеньки, а в конце их много-много совершенно нетронутого снега, целое длинное поле, а еще дальше – вода. Вот где он будет лепить своего снеговика!

– Что думаешь, найдется пацан? – Марат включил оборудование, подготовился к монтажу.
Олег закончил писать текст, придвинул микрофон для закадровой озвучки. Почти до вечера они сегодня проползали с волонтерами по тем заброшенным складам в надежде где-то там в холоде отыскать Мишку, который, в отличие от них, знал руины отлично и вполне мог найти себе укромный уголок. Потом писали синхрон с детским психиатром, показывая ей рисунки углем. Вердикт был без тени сомнения: «Юный художник однозначно подвергался сексуальному насилию». Если бы еще она сказала, кто именно его этому подвергал. На предъявленные «улики» папаша лишь хмыкнул и спросил: а откуда они знают, что именно Мишка это рисовал? Мать мальчика лишь еще больше заледенела в своем молчании, как будто в скорлупу спряталась.
– Говорят, если за сорок восемь часов пропавший ребенок не находится, то, считай, уже с концами… А у нас уже больше двух суток прошло. – Олег заглянул в записи. – Пятьдесят девять часов, если точно.
– Так что решаем? Бросаем расследование? Где его искать? Есть идеи?
Олег молчал. Идей не было. Но надо было что-то говорить зрителям. Он тоскливо посмотрел за окно. Светящийся рекламный билборд на фоне алого морозного заката звал всех на премьеру в театр. Алисе так шел этот образ – холодной красавицы, владычицы мира и судеб. Даже любимых собак своих она умудрилась превратить в акробаток – три живых шара один на другом, – ручной снеговик королевы!
– В полиции обещали завтра прижать Яковлева-старшего. Сапожки-то мальчика дома нашлись, может, и правда ребенок не сам ушел. И жена избитая…
– А если даже и докажут, что это он пацана до побега довел. Даже если не насиловал, а просто бил, то что? Что это изменит? Посадят его?
– А как тут докажешь? Если только мальчик живой найдется и расскажет все.

На монтажном столе беззвучно засветился экран телефона Олега. Кто-то из их зрителей сообщил Путилину, что только что из реки рядом с собором, с той стороны, где могила Канта, вытащили ребенка в синей куртке. Не выключая монтажку, подхватив камеру, они рванули к месту происшествия. Благо было рядом, только Преголю пересечь.
Уже издали они увидели у ближайшего от собора лестничного спуска к реке скопление прохожих. Расталкивая всех, расчищая путь Марату с камерой, Олег протиснулся вперед, радуясь, что успевают отснять в режиме. Солнце только-только село и облака все в красном.
На снегу лежал мальчик. Мокрая куртка его в сумерках казалась не синей, а черной. Маленькие ручки сжаты в кулачки, а рядом с ними неотлучно красные варежки – на резинке.

Елена Терехова.
Медвежья тропа
До нужного места оставалось пройти пару сотен шагов, когда свет погас, наступила тишина. Липкий осенний снег, перемешанный с дождем, тут же принялся выстукивать морзянку на безжизненном теле…

С похорон Никиты прошло уже три дня. С того момента, как ей сообщили о смерти мужа, Ника Саранцева практически не спала. Пять чашек кофе в день – единственное, что помогало ей держаться на ногах, а практически маниакальное стремление к наведению порядка – не сойти с ума. Собрав в хвост белесые волосенки и водрузив на кончик носа очки в минус пять, она тщательно натирала подоконники в их двушке. Надо еще отодвинуть в сторону стеллаж с книгами и пройтись за ним пылесосом. А это что? Тоненькая серая, стандартного формата, папочка для бумаг, ничего особенного. Стопка каких-то документов, выключенный недорогой смартфон и круглая пластиковая штуковина вроде крупной пуговицы с выбитыми на ней цифрами «50 000». Ника выключила пылесос и более тщательно осмотрела находку. Бланк договора купли-продажи, пока незаполненный, лежал вместе с учредительными документами на бизнес мужа. Телефон. Пара нажатий на кнопки, и он ожил. Сообщений в мессенджере хватит на целый роман. Какая страсть! «Любимая, поздравляю тебя с годовщиной! Мы вместе уже три раза по триста шестьдесят пять!», два месяца назад отправлено. Это длилось у него три года! Классика – жена обо всем узнает последней. Вот они поездки за товаром, учеты, бизнес-партнеры… Дура! Можно подумать, что сеть точек по ремонту обуви и изготовлению ключей – это филиал «Газпрома»… Оказывается, и в Грецию они с дамой сердца летали, и зимней Прагой любовались, а еще их ждал Париж! «Милый, говорят, увидеть Париж и умереть!» – пишет она. А он не ответил… Успел умереть до этого события.
Так, это уже смс, их не меньше десятка. «Завтра в семь вечера на дамбе за парком. Не придешь, сделаешь себе только хуже». Получено за неделю до пропажи Никиты. Значит, есть люди, которые знают, что же случилось на самом деле. И это не несчастный случай!
Ника перевела взгляд на окно. За стеклом серое ноябрьское небо, обледенелые капли дождя постукивают по подоконнику. Холодно и мерзко. Даже ее любимые «алмазные» картины померкли. Она решительно взяла телефон.

В отдельный кабинет популярного в городе кафе Coffee Story вплыла яркая блондинка в белом полушубке. Пышные бедра в тесных джинсах опустились в кресло. Запах духов заглушил приятный аромат свежей выпечки.
– Побыстрее, пожалуйста, я спешу, – дама захлопала наращенными метровыми ресницами, пригляделась и скривила яркий рот. – Это ведь вы к нам приходили за дедом ухаживать?
– Да, – теперь и Ника поняла, кто перед ней. Только вот приходя в дом вредного деда Тимофея, Наталья, жена его внука, выглядела гораздо скромнее – без макияжа и в бесформенных платьях. Дед терпеть не мог накрашенных женщин в брюках и умел, даже находясь в инвалидном кресле, так поставить себя, что его беспрекословно слушались все. Сказывалось прошлое Тимофея Марковича – в молодости он служил в системе СибЛага и командовал охранниками.
Наталья не сводила глаз с собеседницы. От унижения Ника едва не плакала.
– Ничего нового я сообщить вам не смогу. Да, мы встречались с Никитой. И, чтобы чаще видеться, именно я через вашу волонтерскую организацию предложила вам ухаживать за дедом. Никита рассказывал, что вы на этом помешаны, просто как монашка, сестра милосердия.
– Давайте об этом в другой раз, – прервала Ника бурный поток слов, – ваш муж мог угрожать Никите из-за ваших отношений?
– Вряд ли, – задумчиво протянула блондинка, – дело в том, что мы расстались с Никитой. Причем задолго до его смерти.
– Что ж так-то? А как же Париж? – не удержалась Ника.
– Никита стащил у деда одну вещь, весьма ценную для семьи – коготь медведя. Он у деда на шее всегда висел, на шнурке, а когда Тимофей Маркович умер, мы нигде его найти не смогли. В тот период у деда вы уже не бывали, а Никита чуть не каждый день захаживал. Они подолгу шептались со стариком о чем-то, дед такой довольный был, хоть и нес какой-то бред про могильные камни. Да ему уж и пора было давно к этим камешкам, черту старому. И кулончик-то Никита запросто украсть мог! Грешки за вашим муженьком водились! Вы знали, что он в подпольном казино играл? Что бизнес заложил хозяевам заведения? Оставалось только подписи поставить у нотариуса, и все. Но тут фортуна повернулась личиком, и отыграл наш Никитушка при мне пятьдесят тысяч «зеленых». Отыграл и пропал. Ни мне Парижа, ни вам, милочка, теплых носочков на зиму.
– У меня еще один вопрос. Кто-нибудь из вас встречался с Никитой после этой эсэмэски?
– Нет, муж на следующий день в Сургут улетел в командировку. До сих пор там сопли морозит. Мы не виноваты в смерти Никиты, а вот куш в пятьдесят тысяч заокеанских денег вполне может кому-то не дать покоя.
Воцарилось неловкое молчание, которое прервал оживший телефон в сумочке Натальи.
– Да, милый, – заворковала она в трубку и, даже не попрощавшись, направилась к двери. Ника почувствовала себя вывалянной в грязи и тщательно протерла руки влажной салфеткой. Слезы все же вырвались наружу и потекли по щекам.
Потом она вышла на улицу и второй раз за день столкнулась с промозглой погодой поздней осени. Ветер сразу же швырнул ей в лицо горсть острых льдинок, сорвал с головы капюшон куртки и пробрался в рукава. Тело покрылось гусиной кожей, зубы застучали, а ноги сами понесли к автобусной остановке.

…Чашка горячего кофе согрела руки. На столе разложена очередная алмазная картина – сто оттенков серого с вкраплениями небольших цветных участков. Ника любила работать именно с такими, спокойная цветовая гамма не рябила в глазах и помогала сосредоточиться.
– Медвежья тропа… Коготь этот… Ни дома, ни в вещах Никиты, которые передали полицейские, никаких амулетов не было, это точно. А ведь он действительно был у Никиты, я его видела. Муж клялся, что дед сам ему отдал. Здесь может быть только два решения – либо вещица потерялась, либо… У убийцы.
* * *
…Хриплый лай собак слышится за стеной проливного дождя. Свернуть шею Хилому не составило большого труда. Главное не опоздать к погрузке, машины уже подошли. Еще ехать почти три часа по размытой дороге до соседнего лагеря, сегодня там взбунтовались заключенные, убили двух охранников, попытались прорваться к пулеметной точке. Усмирить своими силами их не удается, вот и собирают вертухаев по ближайшим зонам. Тимофей Шерин оглянулся по сторонам. Нет, времени не хватит, да и страшновато одному. Пусть полежит сверток день-два до того момента, как он вернется обратно, а потом… Потом можно писать рапорт, увольняться и начинать новую жизнь, обеспеченную и сытую. Надо запомнить этот день, 16 октября 1952 года. Сегодня пошел отсчет.
Во сне дед Тимофей возвращался на Медвежью тропу практически каждую ночь. Он до сих пор, спустя 70 лет, помнил там каждый завороток, каждый бугорок, даже запах прелой травы и тот приторный аромат гниющей человеческой плоти по сей день щекотали ноздри крючковатого носа, придавая румянец впалым морщинистым щекам. Мечты о легком богатстве и безбедной старости так и остались мечтами – вернуться за заветным свертком к Могильному камню он не смог: в бунтующем лагере его тяжело ранили, результат – инвалидное кресло на всю оставшуюся жизнь да медалька «Заслуженному работнику НКВД». В довесок к мизерной пенсии, на которую едва кормилось все его семейство.
Доверить же свою тайну он не желал никому. Ни сын, ни зять, ни уж тем более бабская часть семьи не смогут грамотно распорядиться такими средствами, порода нищебродов, не в него пошли. Внуки тоже слабаки. Генка – подкаблучник, Стас – вояка контуженый, пристроили егерем, слава богу. Повезло, как раз в тех заветных местах обосновался внучок, но нет, не подходит. Тут голова здоровая нужна. Никиту дед Тимофей разглядел сразу, в первый же день, как только тот с супругой своей появился в его доме, мол, волонтеры. Баба – серая мышь, умная – не отнять, но с комплексами, вылизывает до блеска его запущенную стариковскую квартиру, готовит ему блюда на пару, расспрашивает о былых подвигах. Ей это действительно интересно, работы какие-то пишет краеведческие, молодняк сопливый на экскурсии водит. Такая как раз для внучка Стасика бы подошла, не зря ж он, как приезжает сюда, глазами ее ест. Вот Никита – парень не промах. Родителей схоронил, квартиру продал, женился на одинокой невзрачной Нике. Поселился на ее квадратных метрах, а денежки от продажи родительской квартиры пустил в дело – замутил бизнес, пусть небольшой, но это же только начало. Азартный, хитрый, и мечта у человека есть – разбогатеть и уехать к теплому морю, отдыхать да радоваться. А есть цель, считай, полдела сделано. Именно Никите и открыл старик тайну Медвежьей тропы…
* * *
Ника буквально заставила себя выпить чашку кофе и засунуть тело в пуховик. Никакого желания видеть начальство в лице директора детско-юношеского центра Елены Алексеевой у нее не было. Госпожа Алексеева ненавидела всю женскую часть коллектива, но особенно выделяла Нику. Упрекала буквально за все – за журналистское прошлое (весьма успешное, кстати), креативное мышление, участие в волонтерской деятельности (пустая трата драгоценного времени), за бизнес мужа (чем он думал, когда это затевал?) и даже за отсутствие у Саранцевых детей. Мол, какой же из тебя педагог, если ты понятия не имеешь, что такое дети? Детей, между прочим, директриса тоже терпеть не могла.
– Я посмотрела твое заявление, – Елена Антоновна явно была не в духе, – скажи, ты вообще работать собираешься? Мы предоставили тебе три дня по семейным обстоятельствам, ты отгуляла и просишь еще неделю.
– Вообще-то, я мужа хоронила, – еле слышно проговорила Ника.
– И что? Включайся в работу, это помогает. Зачем тебе неделя? У тебя что – семеро по лавкам?
– Мне нужно привести в порядок бумаги мужа по бизнесу, – соврала Ника, – это нужно сделать как можно быстрее.
– Господи, был бы там бизнес, а то несчастных три ларька, где на тапки заплатки лепят, – сморщила нос начальница, но заявление подписала, – иди, Саранцева, но помни, здесь у нас не редакция, свободного посещения не предусмотрено трудовым договором.
* * *
Городской архив это не офисное отдельно стоящее здание, а всего лишь первый этаж в помещении бывшего общежития. Пара бетонных ступенек ведут к тяжелой металлической двери, справа – изрядно потертая, когда-то синяя с белыми буквами, вывеска «Архивный отдел». Видно, посетители бывают здесь не так часто: ступеньки припорошены свежевыпавшим снегом. Голубоватые блики ламп дневного света неприятно резали глаза, приходилось жмуриться, чтобы разглядеть нужную надпись. Первое, что ощущалось при входе – своеобразный запах, который щекотал ноздри и оседал на языке, вызывая першение во рту. Он появляется в местах, где годами, а то и десятилетиями складируются всевозможные бумаги, беспрепятственно оседает пыль и нещадно жарят воздух батареи центрального отопления. Сотрудники же нагло курят в приоткрытую форточку, не покидая помещения. Точно так же было и в отделе, куда пришла Ника Саранцева. Протерев запотевшие после улицы очки и разогнав перед собой сизую пелену, Ника смогла разглядеть детали – сероватую рулонную штору на окне, корявый столетник в слишком тесном для него горшке, огромный застекленный стеллаж с тесными рядами папок – и нужного ей специалиста, который сидел, уткнувшись в монитор компьютера, где-то в самом углу, у стены с портретом президента и огромной картой города.
– Никуша, проходи, присаживайся. – Хозяйка кабинета, Иллария Венедиктовна, пожилая, но весьма экстравагантного для провинции внешнего вида дама, захлопотала перед гостьей. – Пока чайник раскочегарится, слушай самую суть, – она водрузила на нос крошечные очки и провела пальцами с длинными красными ногтями по ультракоротким кумачевым прядям волос. – Итак, Медвежья тропа – так в народе называли один из местных лагерей, где содержались политические. Так вот, именно здесь был своеобразный способ захоронения умерших зэков – их не закапывали в землю, а свозили в лог и там просто сваливали у ручья. Догадываешься, что было потом? Туда медведи ходили. Кормиться. Сытые звери не ложились в спячку и успешно утилизировали, скажем так, отходы лагерной жизнедеятельности. Это место еще много лет потом считалось чуть ли не проклятым, а по сути, туда просто опасно было ходить. Выжившие очевидцы рассказывали, что там был такой приметный камень, Могильный, и вот за ним эта тропа и начиналась. За вывоз тел зэкам полагалось сто граммов спирта и лишняя пайка хлеба, типа, плата за смелость, сами охранники вглубь не совались, да и незачем, какой зек рискнет там бежать? Сейчас это место географически довольно сложно найти, знаю, что ехать надо в сторону станции Те?ба, а там еще вглубь тайги. Местные краеведы пытаются найти это место и соорудить Поклонный крест, но информации маловато. Вот как бы и все, – Иллария поправила сползший с плеча оранжевый палантин, – лет тридцать назад, в начале девяностых, мне привезли огромную кипу папок с истекшим сроком хранения для утилизации. Я их пробежала так, глазками. Ничего особенного, воспоминания одного из первостроителей города, но вот именно в них и упоминается эта Медвежья тропа. А ты, Никуш, решила розысками заняться? Никиту ведь в той стороне нашли? Прими дружеский совет – не вздумай лезть не в свое дело, это может быть опасно.
– Не волнуйся, я и не собиралась, – поспешила заверить Ника, но прозвучало это явно неубедительно.
* * *
Ника пересматривала их с мужем записную книжку, за спиной тарахтел телевизор, передавали местные новости, и вдруг слух резануло сообщение:
– Закончилось следствие по подпольному казино, закрытому сотрудниками правоохранительных органов два месяца назад. Напомню, житель одного из коттеджей в поселке Уси?нский организовал у себя на дому игорное заведение, куда под строжайшей конспирацией съезжались любители азартных игр. В настоящее время организатор и его подельники находятся в следственном изоляторе, дело передано в суд.
– Два месяца, – анализируя полученную информацию, протянула Ника, – значит, не хозяин казино добрался до Никиты. Это кто-то другой, тот, кто связан с этой Медвежьей тропой. Я чувствовала, что эта дикая жажда денег до добра не доведет…
Неожиданно взгляд остановился на строке с нужным номером телефона: «Стас Шерин, егерь, лесхоз». Рядом почерком Никиты было написано: «53-38-34 сш, 88-32-58 вд!!!» Это еще что? Надо бы заглянуть в интернет…
На следующее утро, никому ничего не сказав, Ника садилась в электричку. В Те?бе Стас обещал ее встретить и показать свои владения. Почему-то именно сегодня погода решила испортиться окончательно. Небо было затянуто черно-серыми тяжелыми тучами, за сплошной пеленой влажного тумана не было видно совершенно ничего. Примерно через полчаса поднялся ветер. На пейзаж за окном холодно было даже смотреть.
Стас встретил, как и договаривались. Он снова, как и тогда, в квартире деда, прожег ее взглядом своих карих глаз. Ника чувствовала себя неловко рядом с этим крупным высоким мужчиной. Впрочем, резкий ветер не давал времени на раздумья. Старенький, но мощный «Уазик» бойко рванул с места.
– Я предлагаю вам сегодня переночевать у меня, а завтра двинемся в путь, – Стас уверенно вел машину, – прогноз на завтра хороший.
Ника молча кивнула в ответ.
Пристанищем Стаса был рубленый деревянный домик, не очень большой, но оснащенный всем необходимым, включая электрогенератор и спутниковую связь. Внутри полумрак и жарко натоплено, пахнет смолой и сухими листьями. Щелкнул выключатель, Ника невольно зажмурилась от яркого света.
– Проходите, – он разулся у порога и снял через голову толстый шерстяной свитер, оставшись в темно-серой рубашке-поло. Ника последовала его примеру, сняла пуховик и шапку, оставшись в вязаной водолазке.
– Присаживайтесь на диван, сейчас будем чай таежный пить, на травах, с медом.
Пока Стас возился в маленькой кухоньке, Ника огляделась по сторонам. Почему-то было тревожно, она не понимала, в чем дело, и гнала прочь навязчивые мысли.
Постепенно тревога улеглась. Они со Стасом пили чай, разговаривали обо всем понемногу. На улице становилось все темнее. Хозяин дома тем временем занялся какими-то своими неотложными делами, а его гостья искала, чем бы развлечь себя. Внимание привлекла толстенькая книжка в мягкой обложке, такие любил иногда почитывать Никита. Ника взяла томик в руки, раскрыла его и замерла – у корешка третьей страницы стояла размашистая подпись ее покойного мужа, именно так были помечены все книги и журналы в их доме. Что это значит? Липкий страх начал подниматься от пяток и застрял где-то в солнечном сплетении. Никита был здесь! Она быстро положила книгу на полку и оглянулась. Стас стоял у нее за спиной и молча наблюдал. Ни один из них не произнес ни слова.
Точка в солнечном сплетении тем временем превращалась в колючку, которая разрасталась, давя на горло и обдавая холодом все тело. Ника даже дышать старалась как можно тише.
– Зачем, зачем ты приехала сюда? – вдруг закричал Стас и уже через секунду швырнул Нику на диван, стараясь сорвать с нее одежду. Он прижал ее всем телом, Ника, сжавшись в пружину, сопротивлялась молча и яростно, но силы явно были не равны. В какой-то момент она вывернулась и из последних сил рванула ворот его рубашки. Пуговицы отлетели – и перед лицом Ники закачался медвежий коготь на черном шнурке. Стас оторопел, и этой секунды ей хватило, чтобы выскочить за дверь, в леденящий холод ноябрьской ночи. Ника бежала, чувствуя, что выдыхается, споткнулась и кубарем пролетела несколько метров, ударившись локтем о каменный выступ. Превозмогая боль, она заползла под него, практически слившись с ним воедино. Руки провалились в глубокую впадинку и мертвой хваткой уцепились то ли за камень, то ли за корень. Холод начал осторожно пощипывать открытые участки тела.
– Ника, вернись! Не будь идиоткой! – голос Стаса был все ближе, – ты нормальный человек, не такая алчная стерва, как мой дед и твой муж! Мы всю жизнь существовали впроголодь, пока дед тешил себя надеждами на этот клад! Никому из нас не доверился! Мужу твоему, такому же ничтожеству, как сам! И похвастался этим, глядя мне в глаза! Мерзкий старик! Ника, где ты?
Голос Стаса раздавался у Ники над головой. Потом чуть отдалился. Наступила тишина – но вскоре раздался выстрел. С сосны над выступом посыпался снег, припорошил Нике лицо.
– Все зря! Дело не в когте! Примета, была примета! Если бы знать! – Стас кричал, срываясь на истерические рыдания.
Ника зажмурилась.
Ей снова десять, она в лесу, ночь, холод, Ирка, убежавшая звать на помощь и навсегда оставшаяся в тайге. Двое суток ледяного безмолвия и спасатели, выносившие ее на руках. Месяц больниц и позже диагноз – бесплодие. Родители Ирки, ненавидевшие Нику за то, что она выжила. И этот цепенящий страх перед лесом на весь остаток жизни.
Очередной выстрел вернул ее к реальности. Ника слышала хруст веток в нескольких шагах от себя, тяжелое дыхание. Снова выстрел. И вдруг тишина разорвалась ужасающим ревом – из своего убежища Ника наблюдала, как двое – раненый хозяин тайги и человек – стоят друг напротив друга, готовые к схватке…
* * *
Ника вернулась сюда, в точку, координаты которой указал Никита в записной книжке. С первыми морозами дорога хорошо устоялась. Был прозрачный солнечный день. На краю овражка она снова переживала минуты, которые помогли ей забыть детские страхи. Спокойно и размеренно развернула брезентовый мешочек, вытряхнула из него на ладонь огромный золотой самородок, по весу около килограмма. Полюбовавшись, она положила его туда, где уже лежали коготь медведя и фишка номиналом в пятьдесят тысяч долларов. Стас был прав, поспешил он с расправой, да что взять с больного на голову человека? Немного терпения, и была бы в руках и подсказка, и заветный сверток. Тот самый, что перекочевал в небольшой рюкзачок.
Ника уходила прочь, чувствуя спиной чей-то настойчивый, сверлящий взгляд, но так и не повернула головы, уверенная, что Медвежья тропа больше не потребует себе жертв.

Маша Фокс.
На побережье Ла-Манша снега не бывает
Ох уж эти английские зимы. Дождь, дождь и снова дождь. Погода как Царевна-Несмеяна. Словно ей нечему радоваться, словно она вечно скорбит.
Эйлин стояла у двери в сад. Струйки воды бежали вниз по стеклу, выкладывая на нем полупрозрачные кривые дорожки. «Считается, что влажный климат полезен для кожи лица – к черту лицо! Как же на душе муторно… и нога опять болит…» – она покрепче обхватила кружку с чаем, согревая холодные пальцы.
Карман большой лохматой кофты начинает вибрировать, щекотать бедро. Так мама в детстве подсовывала ей под одеяло свои теплые пальцы, и они мягко пробегали по телу девочки: «Вставай, вставай, дружок…» Эйлин достает телефон. На экране имя: «Оливия Стоун». Это имя как предвестник беды или, наоборот, как звук охотничьего рожка: зов к действию, к погоне.
– Что теперь случилось? – спрашивает Эйлин, не здороваясь.
– Да так, ничего особенного, подросток застрелился из отцовского ружья, – тоже без приветствия отвечает Оливия, – тело нашли на футбольном поле школы.
– Какой школы?
– Эйлин, у нас одна школа. Та, в которой в прошлом году повесилась Камилла Файербол, а до нее еще Виктория Адамс как-то случайно упала с обрыва в море и Питер Грей, если помнишь, выпил все бабушкины таблетки от давления.
– Так… значит, четвертый ребенок… Эпидемия продолжается…
– Вот именно. Хватит хандрить. Я берусь за это дело. Знаешь, что это значит?
– Что?
– Что тут многим понадобится хороший адвокат, а ты как мышь в своей норе засела.
– Приезжай – будем разбираться. Только, если хочешь кофе, купи по дороге. У меня закончился, а выходить из дома по такой погоде сил нет.
Это было почти правдой. За год порванные связки левой ноги почти срослись и Эйлин даже пару раз надевала туфли на каблуках, но – то ли срослись как-то не так, то ли возраст начинал напоминать о своем приближении – в непогоду нога болела. Ныла. Как будто не давала забыть ту зиму.

В ту зиму все самое плохое, что только может случиться в жизни деловой, красивой и успешной женщины-адвоката, – случилось. И все как-то одновременно: травма ноги, расставание со Стивом и острое осознание того, что она – Эйлин, следуя своим профессиональным амбициям, добилась признания невиновности для убийцы. Неоспоримое доказательство вины, правда, возникло уже после суда, когда подозреваемая была оправдана, но душа защитника не радовалась, а наоборот – выла и вторила нытью в ноге. Как она могла, за тщеславной жаждой оспаривать любые улики, не увидеть, не докопаться и не рассмотреть холодного убийцу троих человек?!
Эйлин решила взять тайм-аут. Думала куда-нибудь поехать, но, оказалось, без работы и желания как-то отпали сами собой. Наступила апатия. Сил хватало только на то, чтобы встать с постели, заварить кофе и с дымящейся чашкой дойти до любимой скамейки в саду. И то не всегда. Любит английская погода пролить слезу.
Самое время восстановить отношения со Стивом – ведь и разлад произошел из-за ее вечной занятости. Правда, пока она собиралась с духом позвонить ему, все та же Оливия, как сорока на хвосте, принесла новость о помолвке Стива с Рейчел Фрост. Дама – заметная фигура в элитных кругах. Рейчел отсудила у бывшего мужа их совместный бизнес – IT-компанию вместе с двумя миллионами клиентов, включая и «Маршалл и Маршалл» – адвокатскую контору, в которой за Эйлин все еще держали место. Теперь Рейчел свободна, богата и готова к новым отношениям. А ты, Эйлин? Ты к чему готова?
I
– Этот Хикманн редкостный хам. Он меня буквально взашей вытолкал со двора школы, – Оливия как-то умела делать все одновременно. Она протянула Эйлин подставку с двумя зажатыми в нее стаканчиками, – твой капучино слева, – и, повернувшись к хозяйке спиной и выставив руку из-под козырька крыльца, несколько раз встряхнула зонтик, прежде чем его закрыть, – козел он, а не инспектор.
– Тут я с тобой не могу не согласиться, но «козел» он не всегда. По большей части он хороший сыщик, а ты как журналистка ему не нужна, только нагнетаешь общественное мнение раньше времени.
– Это моя работа. Он и тебя не больно-то жалует.
– Про меня и разговора нет – я его главный оппонент, а значит, и главная головная боль. Так что случилось?
– Пока только тебе. В новостях еще ничего нет. Это уже не Хикманн, а его суперинтендент просил придержать, пока они собирают свидетелей.
– Много ли свидетелей у самострела.
– В том-то и дело. Тело нашли на краю школьного футбольного поля после вчерашнего фейерверка в ночь Гая Фокса[1 - Гай Фокс (13 апреля 1570 – казнен 27 января 1606 года) – английский дворянин-католик. Самый знаменитый участник Порохового заговора против короля Якова I в 1605 году. Именно ему было поручено зажечь фитиль, ведущий к наполненному порохом помещению под палатой лордов в Лондоне. Заговор был раскрыт, и Фокс был арестован в ночь на 5 ноября 1605 года. Этот день широко празднуется в Англии как день победы протестантства над католицизмом.]. Мальчик – Руперт Филипс, ученик выпускного класса. Выстрел снизу в голову из охотничьего ружья. Отец – член стрелкового клуба в Йорке. Большой любитель фазаньей охоты. Ружье зарегистрировано. Все честь по чести. Естественно, за шумом фейерверков никто не слышал выстрела.
– Немало, однако, ты накопала. Видно, Джим тебя не сразу выгнал.
– Я опоздала. Тело уже увезли. Но у меня есть информатор в морге.
– Где только у тебя их нет.
– Это комплемент? Эйлин, ты сама сказала, что суицид среди нашей молодежи принимает масштабы эпидемии. Я решила серьезно взяться за эту тему. Буду делать свое журналистское расследование. Мне нужна твоя помощь. Дай почитать дела остальных троих.
– Я дома дела не держу. Они все в офисе. И, собственно, по делу суицида было только одно слушание, и то косвенное. Мать прошлогодней самоубийцы Камиллы Файербол обвинялась в поджоге из мести, но прямых доказательств к моменту суда у обвинения не было. Дело, как ты помнишь, было закрыто.
– Эйлин, будь уверена, в этот раз будут и виновные, и доказательства. Тебя обязательно пригласят. Дружим?
– Попробуй с тобой не дружить. Ты машину рядом с домом оставила?
– Ага.
– Тогда поедем на твоей, моя в гараже.
– В «Маршалл и Маршалл»?
– Куда же еще!
II
Криминалист уже закончил свою работу, пара дежурных констеблей еще прочесывали кустарник, опоясывающий футбольное поле, в поисках чего-то. Чего? Никто не знал. Подобрали обрывки бумажных корпусов фейерверков, пару окурков и обертку от жвачки. Дождь, ливший всю ночь, размыл все следы, и даже крови вокруг головы мальчишки на земле почти не осталось. Джим приподнял оградительную ленту, пролез под ней и направился к машине.
– Всем спасибо. Увидимся в участке.
На душе было паршиво. Как же он не любил такие дела… Сейчас начнется… Опять подросток, опять суицид… Придется снова доставать старые дела. А в них… тупик. Все проверяли и перепроверяли сто раз.
Выходя из машины, он краем глаза увидел припаркованную на служебной стоянке машину Оливии Стоун и уже приготовился выговорить ей за нарушение порядка – служебная парковка для сотрудников, – но в это время из машины вышла Эйлин Колд – его заклятая врагиня. Джим даже себе не мог признаться в чувствах, которые эта женщина в нем вызывала. Восторг? Влюбленность? Тихая ненависть или зависть? Наверное, все вместе. Но зависть больше всего. Он понимал, что и умом, и образованием она стоит на порядок выше него. Нет, все-таки не зависть, а сожаление. Сожаление, что не дал Господь ему – Джиму Хикманну – ни таланта, ни денег стать таким же, как она. В принципе, он любил свою профессию, но считал, что если бы у всех были равные стартовые возможности: состоятельные родители, престижный университет, установка на уважение государства и порядка в нем, то он – Джим Хикманн – обществу был бы не нужен. И не возился бы он со всякой человеческой мерзостью, а был бы нормальным, рядовым служащим с рабочим днем с 9 до 5 и выходными с семьей. Семьи у Джима уже давно не было. Родители ушли в другой мир. Жена – к другому мужчине. К одному из этих: с 9 до 5.
Все это прокатилось в голове инспектора одной волной, и он с серьезным лицом поприветствовал женщин:
– Леди, рад вас видеть. Чем обязан?
– Зачем столько ханжества, – с размаху начала Оливия, – и вовсе ты не рад, и прекрасно знаешь, зачем мы здесь.
Джим промок, замерз, и последнее, что он сейчас хотел, это спорить с Оливией.
– Хорошо, – вздохнул он обреченно, – Эйлин, пошли ко мне в кабинет, а вам, мисс Стоун, вон туда, в конференц-зал. Через час суперинтендант сделает заявление для прессы.

– Джон, я знаю, что ты меня не любишь, – начала Эйлин, но он ее перебил:
– «Не любишь»? Да при чем здесь любовь? Я тебя терпеть не могу, но вынужден.
– Вот именно. Так что, давай на время поменяем установки. Нам придется снова поднимать все дела. Думаю, что в этот раз закрыть дело «Суицид» тебе не удастся. Это уже пахнет серийностью. Оливия, конечно, та еще пройдоха, но у нее нюх как у собаки. И она взяла след. Нам с тобой не отвертеться. В этот раз я в твоей команде.

Джим толкнул дверь своего кабинета и вежливо придерживал ее для Эйлин, когда у них за спиной послышался громкий, до боли знакомый и Джиму, и Эйлин женский голос:
– Вы что глухой? Вы не слышите? Я же вам говорю: у меня сын пропал, а вы мне: «Пишите заявление».
И спокойный голос уставшего дежурного констебля:
– От ваших криков дело с места не сдвинется. Пишите заявление. Имя пропавшего, возраст, адрес. Ну, все как полагается.
Джим вернулся к стойке дежурного и взял женщину под локоть.
– Миссис Макгрой, пройдемте с нами. Вы извините дежурного. Он у нас недавно служит. Перевелся из Уэймута. Вас не знает. Вы ведь помните мисс Колд? – он обернулся к Эйлин, как бы приглашая ее вступить в разговор. – Как все удачно складывается. Она уже здесь. Присутствие адвоката всегда полезно. Так что же случилось? Что с Джефри?
– Здравствуйте, миссис Макгрой, – Эйлин чуть не присела в реверансе, как это делалось в детстве при встрече с директрисой школы. Обычно та была подчеркнуто доброжелательна к девочке, но сейчас, похоже, обезумевшая от волнения мать едва обратила на нее внимание.
– Джефри пропал, – красивые, всегда сложенные в холодную полуулыбку губы вдруг поехали в сторону. Лицо потеряло свою надменность, обнажив усталость и страх.
– Когда?
– Он вчера не вернулся домой.
– Вы звонили его друзьям? Он был на поле во время праздника?
– Не знаю. Наверное. Он сказал, что после фейерверка пойдет к отцу и останется там ночевать. Вы же знаете, мы с мужем больше не живем вместе.
– Нет. Это ваша личная жизнь, нам – вашим бывшим подопечным – об этом знать не обязательно. Так что же произошло потом? – Джим открыл свой блокнот.
– Я около 10 вернулась домой после партии в бридж у Анжелы. Мы всегда по вторникам играем. Только если Рождество выпадает на вторник, мы пропускаем игру. Я заглянула в комнату сына, она была пуста. А утром… Утром мне позвонил мой бывший. Он был обеспокоен вчерашним происшествием и тем, что Джефри к нему не пришел. Про несчастье с Рупертом Филипсом я узнала от него. Как всегда, все узнаю последней! Я очень-очень сожалею о гибели мальчика, но еще больше беспокоюсь о своем сыне. Помогите, – ее губы опять сложились в скорбный залом, – найдите моего мальчика, – и она громко разрыдалась.
– Мы обязательно его найдем. Живым или… – Тут Хикманн спохватился, что чуть не сморозил бестактность, и вовремя свернул разговор на боковую дорожку. – Миссис Макгрой, нам предстоит долгая беседа. Чаю? Кофе?
– Я старомодна. Мне чай и, если не затруднит, с молоком.
Инспектор кинул взгляд на Эйлин и нажал кнопку внутреннего селектора:
– Констебль, организуйте нам один чай, один кофе, – он вопросительно посмотрел на Эйлин.
– Кофе, – одними губами ответила она.
– Два кофе, дружище.

Постепенно из рассказа Маргарет Макгрой стала вырисовываться картина.
Естественно, у Джефри были проблемы с ребятами в школе. Многим казалось, что сын директрисы пользуется особыми привилегиями и что учителя не то чтобы пресмыкаются перед боссом, но завышают парню оценки. Страдал ли Джефри от такого к себе отношения? Возможно. Мать не была уверена.
– Джеф никогда не рассказывал о том, что происходит между ребятами. Да я и не расспрашивала. Я принципиально оставляю школьные дела в школе, а домашние дома.
– Был он откровенен с отцом?
– Понятия не имею. Опять же – мы в разводе, как он проводит время со своим сыном – не мое дело.
– Как вы можете объяснить эпидемию суицида в вашей школе?
– Почему в моей? Эта проблема имеет не только национальный, но и глобальный характер. Знаете ли вы, что в прошлом году из жизни добровольно ушли 1 миллион 100 тысяч человек, а еще 19 миллионов совершили попытку. Как вам такие цифры?
– Впечатляют. И все же? В эту копилку ваша школа внесла свою долю. Четыре смерти за два года. Вы как-то это анализировали? Советовались с психологами, педсоветом?
– Полиция и даже вы лично, мистер Хикманн, проверяли все их телефоны, все контакты. Никаких суицидных сайтов, никаких угроз или шантажа. Есть, правда, у меня одно подозрение.
Джон и Эйлин разом опустили стаканчики и подняли головы. Джим прекратил писать.
– Мне не нравится наша новая учительница по искусству. Она так хорошо начала: организовала школьную радиопостановку по рассказам О’Генри; выставку творчества из разных отходов – пустых банок и пластиковых бутылок, но…
– Что «но»?
– Она зарабатывает дешевый авторитет у детей. Разбирает картины художников, рассказывает всякие сплетни и непристойные подробности из их личной жизни. Зачем-то учит их иероглифам и зеркальной письменности Леонардо. Ты бы, Джим, – она как-то незаметно переходила с официального «вы» на школьное «ты» и обратно, – допросил ее. К сожалению, у нас с мисс Брантон контракт на весь этот год, а то я бы ее уволила прямо сейчас.
– Конечно, мы ее допросим. Вы пока идите. Возможно, Джефри уже вернулся, а вы здесь. И сообщите, если узнаете что-то раньше нас, – он протянул ей визитку.

Не успела за директрисой закрыться дверь, в нее уже заглядывала Оливия. Ее хитрая мордочка светилась любопытством.
– Что-нибудь прояснилось?
– Н-е-е-е-т! – рявкнул Джим, – Оливия, не мешай работать! Я прикажу тебя вообще на порог полиции не пускать. И без тебя голова пухнет.
– Не имеешь права, но ухожу-ухожу.
– Я тоже. – Эйлин поднялась со стула. – Спасибо за кофе. Мне кажется, у меня брезжит идея, но пока какая-то туманная.

Оливия ждала в машине, нервно отбивая ладонями чечетку на руле. Эйлин устало села рядом.
– До дома подбросишь?
– О чем разговор? Ну, рассказывай, не томи, что эта старая курица поведала.
– Да ничего нового. И, между прочим, «старая курица» разыскивает сына. Исчезновение которого в свете последних событий не выглядит так, будто он где-то на пикнике тусуется.
– А где?
Эйлин только плечами повела. Иногда Оливия бывает просто невыносимой.
III
Было у Эйлин одно укромное местечко, куда она любила удалиться, когда нужно было сосредоточиться.
Оседлав жесткую и холодную скамейку в домике-укрытии для наблюдения за птицами на берегу тихого залива в устье реки Дарт, Эйлин сфокусировала окуляры бинокля и не спеша вела взгляд вдоль берега, отмечая новых обитателей. Вот вернулись из Норвегии на зимовку канадские гуси. Они хоть и называются так, но Канады в жизни своей не видали. Их длинные черные шеи и белые воротники ярко выделяются на фоне серого сушняка, опоясывающего заводь. Время от времени вожак взлетает и большая часть стаи устремляется за ним. Но не далеко. Садятся на маленькие островки в заливе. Уточка-крохаль тюкнула своим буратиньим носом поверхность воды, встала свечкой, поджала лапки и исчезла под ней. Эйлин медленно вела бинокль, прикидывая, где малышка вынырнет, но ее все не было видно. «Не могла же она утонуть», – Эйлин мысленно одернула свою тревогу, но та как заноза залезла под кожу, и когда птичка наконец-то вынырнула на дальнем конце залива, Эйлин обрадовалась, но от сердца не отлегло. Мысли вертелись вокруг одного. Дети, ныряющие вот так в тяжелую, темную глубину и… сколько ни жди, уже никогда не вернутся. Зачем? Почему? Если бы это был единичный случай, но их уже четыре, и кто знает, кто на очереди, а главное, зачем и почему?
На миг заходящее солнце окрасило воду красным и весь залив стал похожим на ту ванну, в которой умерла мать Эйлин, вскрыв себе вены. Господи! Когда же это видение уйдет из ее головы?
Темнота и густой туман одновременно спустились на берег залива. Предчувствие беды, несмотря на благополучное возвращение крохаля, не покидало Эйлин. Она сняла с шеи бинокль и заспешила назад к машине. Завела мотор, но свет фар уперся в белую стену тумана и ослепил ее. Решила подождать. Откинула спинку сиденья, укрылась пальто, голову устроила поудобнее на подголовнике. Кругом стояла абсолютная, обволакивающая тишина. И вдруг… Шаги по песку прибрежного откоса и тяжелое, с храпом на выдохе, дыхание. Сердце заколотилось так, что казалось, машина сотрясается от его ударов. Эйлин схватила с пассажирского сидения сумку и стала ее трясти: «Стив, Стив, проснись. Здесь кто-то есть». Прислушалась к тишине, потянулась и низким басовитым голосом сказала: «Ну что ты паникуешь? Спи уже. Показалось». «Лошадь, наверное», – подумала она и обрадовалась. Как ловко она придумала обмануть незваного гостя, кто бы он там ни был. Лошадь или ночной рыболов. В то же время она мысленно пнула себя. Почему Стив? Подсознательно она все еще считает его своим мужчиной? Чушь собачья!
Эйлин подняла спинку сиденья, снова завела мотор. Туман уже не стоял стеной, а стелился над водой и паутиной обволакивал заросли камышей. Гукнула засыпающая птица, мелькнула летучая мышь, и, как бы ей вдогонку, мелькнула в голове мысль: «Не там ищем! Не там!»

– Джим, мы идиоты, – кричала она в трубку, рассекая одинокой стрелой темноту ночного шоссе.
– Два часа ночи – самое подходящее время для такого откровения, – без восторга ответил он.
– Джим, Джим, я поняла. Мы не там ищем!
– Где еще мы должны искать? Мы проверяли телефоны и электронную почту всех погибших детей – там ничего не было. Эти смерти чистый суицид. Их никто не провоцировал, никто не угрожал. Они не были членами никакой секты.
– Были! Именно поэтому они НЕ пользовались телефонами и соцсетями. Переписку можно отследить. Ты сам говорил, что у Камиллы был найден блокнот с какими-то закорючками. Ты еще спрашивал ее мать, не ходила ли она на курсы стенографии. Это была не стенография. Это была зеркальная запись. Проверь, есть ли что-либо такое среди вещей Руперта Филипса и Джефри Макгроя. И, пожалуйста, посади своих ребят снова проверять телефоны. Те, кого нет в соцсетях, у кого нет электронных аккаунтов – эти наши клиенты.
– Без присутствия адвоката я все равно их допрашивать не могу, а для обыска в доме Джефри мне нужен ордер. Он же еще живой… – голос Джима как-то запнулся, – я надеюсь.
– Да брось ты. Миссис Макгрой тебя и без ордера пустит. Я утром буду у тебя.
– Ты подозреваешь, что учительница могла создать секту?
– Подозревать – это твоя работа. Моя – копаться в причинах и искать смягчающие обстоятельства. У меня садится телефон и нет шнура зарядки. Я позвоню тебе уже из дома.
– Умоляю, дай поспать. Звони не раньше восьми.
IV
Эйлин проснулась от трели дверного звонка. Ощупью нашла тапочки, отметила, что в окне уже светло, и, еще не открыв дверь, почувствовала запах кофе. Оливия. Кому ж еще не терпится ее разбудить.
– Нет от тебя покоя, за кофе спасибо, проходи, я сейчас, – все на одной ноте.
– Не спросишь, какие новости я принесла?
– Зная твою профессию, – уже из ванной крикнула Эйлин, – новости либо плохие, либо очень плохие. Но сенсационные.
Она вернулась в гостиную, умытая и причесанная. Свежий запах зубной пасты мирно смешивался с запахом кофе. Так уютно, так по-домашнему.
– Да. Ты права. Плохая новость – это то, что Ана Мидлтон – девочка из класса Джефри, по утрам помогает матери-почтальону разносить почту – вчера видела Джефри на причале, где паркуется катер его отца. Миссис Макгрой позвонила в охрану причала, и ей сказали, что лодки в доке нет. Очевидно, что парень ушел в открытое море. Береговая охрана уже оповещена, но поиски затрудняются низким туманом. С вертолета ничего не видно.
– Так…
Эйлин не успела донести стаканчик до рта. У нее заметно затряслась рука, противная вчерашняя заноза страха снова зашевелилась под кожей спины. Она поставила стаканчик на стол.
– …Если это была плохая новость, то я не хочу слышать очень плохую.
– Придется. Очень плохая – это то, что катер все-таки нашли. Его протащило течением на запад, и он застрял в подводных скалах у острова Силли, – Оливия явно с удовольствием наблюдала ужас в глазах подруги, – все плохо, но не критично. Катер застрахован. Спасательной надувной лодки на нем не обнаружено и Джефри тоже.
– Остается только надеяться, что лодку подберут либо рыбаки, либо французские пограничники.
– Ты думаешь, он планировал суицид? – с тоской в голосе спросила Эйлин, и сама удивилась никчемности этого вопроса.
В тишине гостиной трель телефона прозвучала как какофония.
– Привет, это я, Джон. Как видишь, не дождался твоего звонка. Есть новость. Джефри нашелся. Он жив и здоров, слегка охлажден и сильно напуган. Скоро будет дома. Я не смогу его допрашивать без твоего присутствия. Так что, до скорого.
V
Куда подевались стать и заносчивость Джеффри Макгроя. За столом напротив инспектора сидит маленький напуганный мальчик. Ладони его длинных рук зажаты между колен. Колени слегка дрожат и ритмично открываются и закрываются. Он почти шепотом отвечает на вопросы следователя.
– Ты знал о намерениях ребят?
Молчание. Джим вынимает из папки мятый листок.
– Можешь сказать, что это такое?
Джеффри равнодушно смотрит на него.
– Каракули какие-то.
Джим достает из ящика стола зеркало и прикладывает к листку бумаги. Паренек меняется в лице, колени сжимают его запястья так, что слышен хруст пальцев.
– Каракули, да не совсем, – Джим ведет зеркалом вдоль строчек. – Не вздумай меня отговаривать… Я все уже решил… Умереть под залпы салюта – это круто… – Джим кладет зеркало на стол.
– Вы не имеете права копаться в моих вещах, – парень еще пытается как-то оттянуть момент.
– Ага. Ты о моих правах не беспокойся, а твои, – он кивнул в сторону Эйлин, – тебе мисс Колд разъяснит. Будешь помогать следствию – тебе на суде зачтется. Так что же это было?
– Я не хотел… – Губы Джеффри складываются точно в такой же залом, какой два дня назад был на лице его матери.
– Все началось с Виктории. Она выпила бутылку водки, сидя на самом высоком обрыве, уснула и упала в море. Девчонки говорили, что ее лапал отчим и грозился изнасиловать, если она не будет «хорошей девочкой». Тогда дело замяли и ее отчим избежал скандала о педофилии.
Он замолчал.
– Это мы знаем. Ты-то тут при чем? – напирает Джим.
– Мисс Стоун брала у нас интервью для своей статьи и как бы в шутку заметила, что Виктория «украла» у отчима звездный час – вместо его фотографий, которые были бы во всех газетах, теперь у всех на слуху имя самой Виктории Адамс. «Это как Марк Чепмен – убийца Джона Леннона. Жил себе никому не нужный и безызвестный, а один выстрел – и он уже знаменит не меньше своей жертвы», – объясняла она свою мысль.
Джим и Эйлин молча переглянулись.
– Всем хочется славы. Разве не так?! Вот я и придумал, как сделать, чтобы нас помнили. Это была моя идея создать клуб «Стань знаменитым сегодня». Мы бросали жребий – кто следующий и вместе обсуждали метод самоубийства. Каждый должен был уйти своим путем.
У парня потекли слезы. Он их и не скрывал, и не вытирал.
– Я никогда не думал, что кто-то из нас пойдет до конца. Это была игра. Как отражение смерти в зеркале жизни. Тогда мы и стали писать друг другу, как Леонардо. Леннон – Леонардо, понимаете? Накануне ночи Гая Фокса жребий вытащил я, но Руперт настоял, что это сделает он. Фейерверк – отличное прикрытие для выстрела. Я согласился, но надеялся, что он раздумает. Потом, когда это произошло, я решил, что ребята меня никогда не простят, и потому ушел в море. Там это больше походило бы на несчастный случай, но члены клуба знали бы, что я не трус и не прячусь ни за чьими спинами.
VI
Эйлин вышла из здания полиции. Придется серьезно подумать, как вытягивать парня. Хорошо, что ему еще нет восемнадцати. Если судьей будет мэтр Стравински, старика можно будет уболтать трудностями переходного возраста, разводом родителей, желанием самоутвердиться среди одноклассников. Ну и все такое.
Она не успела пересечь двор и открыть дверцу машины, как снова полил дождь. Ноябрьский, нудный, серый. «Хорошо, что у меня нет собаки, – подумала она, – выводить бедное животное в такую погоду, да еще и два раза в день – это бесчеловечно». Села за руль, включила телефон. Нашла опцию «Контакты». Прокрутила до буквы «О». Оливия Стоун. На экране высветилось: «Вы уверены, что хотите удалить данный контакт?». Эйлин жестко надавила зеленую точку на дисплее.
Она пристегнулась, уже привычно устроила поудобнее левую ногу и с удивлением отметила, что, несмотря на дождь, нога не болит.

Анара Мачнева.
Мой крест
– Не оставь меня, Аллах, – плачет мужчина. Сердце на исходе сил качает кровь, которая выплескивается ему прямо в руку. Он уже не чувствует боли, в ушах нарастает шум. С трудом открывает глаза и видит темнеющий в туманном небе крест. – Прости, Господи.

Дыхание перехватило сразу же, стоило лишь выйти из аэропорта. Черт, как они тут живут! На улице —43, Олег ощутил, как под брюки ледяными пальцами пробирается холодный воздух, и пожалел, что собирался в эту командировку впопыхах, не взяв с собой теплых вещей. Подхватив дорожную сумку, побежал к парковке, автомобиль уже ждал.
– Эй, мужик, – окликнул он водителя, – открой багажник, сумку закину.
– И я не мужик. Глаза разуй, – ответил хриплый женский голос.
Олег поспешил извиниться, хотя в водителе было сложно признать женщину: темный пуховик, черная вязаная шапка скрывала прическу. Даже голос грубоват. Впрочем, Люба не обиделась, сказала, что не впервой.
Они выехали на шоссе.
– Вы слышали об убийстве в такси?
* * *
Об этом слышал весь Сургут. Люба охотно поделилась своими соображениями, а Олег сравнил ее слова с информацией из рапорта, прочитанного им в самолете. Он уже имел кое-какое представление о том, что произошло.
Аскаров Мухаммедшапи, водитель такси, был найден заколотым в своем автомобиле. Предварительное заключение судмедэксперта – смерть от потери крови и замерзание. Орудия убийства не найдено. Ничего не украдено. Проводится опрос друзей и знакомых, версий пока нет.
* * *
– Следователь Гизатуллин на проводе, – услышал Олег в ответ на свое «але», сказанное сонным голосом. 6 часов утра!
– Нам доложили, что вы в Сургуте, – продолжил серьезный голос. – Если хотите увидеть место убийства, выезжайте прямо сейчас.
Еще один труп! Олег мгновенно проснулся, схватил штаны, натягивая их на ходу, побежал на выход. Гизатуллин назвал адрес: Нефтеюганское шоссе, не доезжая травматологии.
Темное морозное утро и снова такси. Водитель полулежит в своем кресле, пуховик пропитан кровью и замерз. Труп покрыт инеем, глаза закрыты, блестящими полосками на лице замерзли слезы. Жертва – восточной национальности, черные волосы, густая борода, характерные черты лица.
– Каратаев Олег Александрович, старший следователь первого отдела полиции Екатеринбурга, – представился Олег, подойдя к ожидавшему его полицейскому.
Полицейский пожал протянутую руку, Эльдар Маратович Гизатуллин, старший следователь ГОМ-1. Есть идеи после осмотра?
– В первый раз машина тоже была заглушена? Нашли ключи от машины?
– В рапорте все было написано, если вы его читали, – выразительно заметил Эльдар Маратович.
– Читал, – отрезал Олег, – но этой информации в нем не было.
В машине было найдено много биоматериала, но вычленить среди него принадлежавший убийце было невозможно. Совпадал и способ убийства – колотая рана, нанесенная длинным острым предметом, после которой пострадавший истек кровью и замерз. Опрос знакомых и друзей первой жертвы ничего не дал, явных врагов у него не было. Но после второго убийства стало ясно, что надо искать мотив.
– Убитый, так же как первый, – мусульманин, приезжий, – может это и есть мотив?
– Вряд ли кто-то будет здесь убивать приезжих мусульман, это бо?льшая часть населения Сургута.
– Приезжих мусульман определенного возраста и профессии, – добавил Олег.
– Кто ж тогда так яро ненавидит молодых таксистов-мусульман?
– Надо искать.
– У вас есть камеры видеонаблюдения в городе?
Поддержкой системы «Безопасный город» в Сургуте занималась компания «Теле-Плюс». Уже через полчаса после звонка следователя оператор компании прислал в полицию план расположения видеокамер. К сожалению, тот переулок с местом убийства охвачен видеонаблюдением не был.
Олег прикрыл глаза и попытался снова вспомнить это место: узкая дорога в переулке от шумного шоссе. Там водитель остановился и встретил смерть. Следов вокруг машины не было, хотя преступник мог вылезти из другой двери и наступить на обледенелый асфальт и не на снег обочины. Куда он мог потом уйти?
Олег внимательно рассмотрел карту: рядом находилась заправка, через дорогу два автосалона, правее – здание городской травматологии с церковью Луки Крымского. Может, у них есть свои камеры и можно что-то по ним отследить?
Его телефон ожил, начиная отчаянно звонить. Мурадько, его начальник из екатеринбургской полиции.
– Так, что там у тебя? – кричал шеф. – Еще один труп? Ты давай быстрее включайся! Тут некогда рассусоливать, у них Комарова через неделю приезжает! А в городе бардак! Давай, не позорь нас. – Олег понимал, что начальство в таком настроении лучше не перебивать. – Справишься, пойдешь на повышение, начальником отдела! Слышишь? Все, давай работай.
После обеда поступило заключение судмедэксперта – смерть наступила около 5 утра. Глубокая колотая рана, жертва проткнута между ребер почти насквозь, как будто шпагой.
– Шпагой? – оживился Эльдар, прочитав отчет. – Может в Олимпию, в школу фехтования съездить?
– Ты что, преступник не стал бы использовать свою шпагу для убийства, – возразил Олег.
– Пошутил, – отрезал Эльдар.
Олег разочарованно покачал головой и вернулся к карте. Внезапно вибрация в кармане вывела его из раздумий:
– Каратаев слушает.
Звонили из «Теле-Плюс».
* * *
– Слушай, у тебя что, деньги лишние? – удивилась Люба. – Хорошие ватные штаны отдаю. Посмотри на себя. Весь синий уже.
Он просто попросил подсказать ему, где можно купить теплые штаны, а Люба сразу предложила забрать вещи ее бывшего.
– Тепло одевайся, это же Север, а не Сочи всякие. А то вернешься к жене весь больной, она спасибо не скажет.
Унты оказались великоваты, но штаны подошли в самый раз.
– Вот и носи! – обрадовалась Люба. – А то лежат тут, моль кормят.
* * *
Следующим утром в отделе уголовных преступлений стоял переполох. Ночью двое молодых людей накурились спайса и шагнули с крыши девятиэтажки. Эльдару было не до убитых таксистов.
Олег подошел к карте Сургута, висевшей на стене кабинета. Места убийства были отмечены черными крестиками. И рядом находились другие крестики – крест церкви Луки Крымского и крест Никольской церкви. Совпадение?
Олег достал план расположения видеокамер и сравнил с картой Сургута. Есть ли в городе еще места, не охваченные «Безопасным городом», недалеко от церквей? Собор Преображения Господня, Георгиевская церковь, Троицкий собор находятся на оживленных улицах, со всех сторон под наблюдением. Значит, оба раза церковь рядом была случайно? Олег вспомнил, как стоял в переулке, лицом к шоссе, на месте машины второй жертвы. Убитый полулежал в своем сидении и наверняка перед смертью видел крест.
* * *
Вскоре у него зазвонил телефон.
– Олег Александрович, – начала Люба по телефону, – сколько вы мне будете платить как помощнику следователя?
– Эх, Люба, – вздохнул он. – Боюсь, моих суточных не хватит.
– Жаль, а у меня такая новость!
Оказалось, что рано утром в травматологию привезли молодого узбека с колотой раной. Будто на шампур насадить хотели – сказала Ольга, Любина подруга, работающая медсестрой в травмпункте. Повезло, важных органов не задело, зашили рану. В полицию обращаться отказался, нелегал, боится депортации.
Утром Олег рассказал Эльдару о пострадавшем.
– Надо найти этого узбека.
– Он в Яндексе работал?
– Да. Точно!
– Фархад! – заорали в один голос Олег и Эльдар и, перебивая друг друга, выдали: – Запроси базу Яндекса, номер авто, маршрут, все, что есть на этого человека. Как там его зовут:
– Кулымкулов Собиржон.
* * *
Яндекс дал только последний маршрут пострадавшего: он остановился возле городской больницы, потом проехал прямо до парковки у парка «Старый Сургут». Маршрут не был заказан через приложение, похоже, водитель просто подобрал голосовавшего.
– Надо поехать осмотреть место, – подал голос Фархад.
– Подожди. – Олег взял план видеокамер и присвистнул. Парковка полностью контролировалась «Безопасным городом».
Быстрый звонок в «Теле-Плюс»:
– Срочно нужны записи с камер наблюдения на Энергетиков, парковка возле Старого Сургута.
– Э-э, боюсь с этим будут проблемы, – ответили на том конце провода. – Все камеры с того периметра демонтированы позавчера.
* * *
Олег сидел за своим временным столом и нервно черкал ручкой по листу бумаги. Камеры демонтировали, это не может быть совпадением! Он спросил сотрудника «Теле-Плюс», кто распорядился сделать такое, и тот пропал.
Пострадавшего узбека так и не нашли, его машина уже была на мойке, когда ее наконец отыскали, поэтому найти в ней какие-либо улики было очень сложно. Надо было решить, в каком направлении двигаться дальше.
Олег взглянул на свои почеркушки и вдруг заметил, что он автоматически изрисовал лист бумаги крестиками. Он подошел к карте отметить третье место преступления и увидел рядом с ним обозначенную крестиком Всехсвятскую церковь.
– После обеда едем на планерку в администрацию, – объявил Эльдар на весь кабинет. – Олег Александрович, вы с нами. Будем вместе позориться.
Администрация самого большого города округа располагалась в пятиэтажном здании советской постройки с флагами России и Ханты-Мансийского округа на фронтоне. Они приехали на планерку втроем: Эльдар, Фархад и Олег. В просторном конференц-зале уже собирались люди.
Планерка была посвящена предстоящему приезду губернатора округа, Натальи Владимировны Комаровой, для решения стратегически важного для Сургута вопроса – присвоения ему статуса столицы округа.
– Это означает, что окружной бюджет будет идти к нам, а не в Ханты-Мансийск, – радовался мэр.
Потом отчитывались замы и начальники ведомств об уровне подготовки, вскоре была очередь полиции.
Олег сидел в расстроенных чувствах. Прошло три дня, а убийца не только не найден, но и продолжает преступления. Вдруг телефон завибрировал: смс. Написал Александр из «Теле-Плюс»: «Приказ о демонтаже камер с участка Энергетиков подписан главным архитектором М. Ю. Криводановым».
Офис архитектора располагался также в здании администрации, о чем Олег узнал, просто зайдя на ее сайт. Самое время с ним поговорить.
Извинившись, он по стеночке покинул конференц-зал, игнорируя сердитый шепот Эльдара.
Девушка на ресепшен подсказала, куда идти: третий этаж, кабинет 319. Архитектор был на месте.
Кабинет Криводанова не отличался оригинальностью. Портрет Путина на стене, коричневая стандартная мебель, карта города на другой стене. Олег не сразу заметил несколько позолоченных икон на верхней полке шкафа с документами. Архитектор положил телефон на стол, и на тыльной стороне его ладони промелькнула небольшая татуировка: православный крест.
– Михаил Юрьевич, – начал Олег, представившись, – у меня есть к вам вопрос: почему вы распорядились убрать камеры с участка Энергетиков?
Криводанов усмехнулся.
– Если камеры убрали, значит, на то была веская причина. Мы готовим город к приезду губернатора, улучшаем его.
– Да, но почему именно там? – настаивал Олег.
В этот момент в кабинет вошел мужчина лет 50, с усами и бородой.
– Вы еще здесь, Михаил Юрьевич, ехать надо.
– Так, молодой человек, – обратился архитектор к Олегу, – нам еще объект смотреть, некогда с вами разговаривать. Приходите в понедельник.
Он быстро направился к выходу, Олегу пришлось тоже уйти.
– Что это за подстава! – набросился в коридоре на него Эльдар. – Нам пришлось самим отдуваться! Куда свалил посреди планерки?
– Мне кажется, я нашел нить. Что ты знаешь о главном архитекторе? – Олег быстро рассказал о своих подозрениях.
– Ладно, – так как других идей не было, Эльдар решил поддержать Олега. – Фархад, узнай все о главном архитекторе.
Через пару часов Фархад отчитался: сын Криводанова погиб в Чеченской войне, он может мстить мусульманам.
Да, но почему именно сейчас? Олег не мог представить, что могло послужить триггером для убийцы.
– Мы не можем его привлечь! – кипятился Эльдар, – у нас ни улик, ничего! Одни домыслы.
– Я поеду, – сказал решительно Олег, – поговорю с ним. Не может снятие камер быть просто совпадением.
* * *
Уже темнело. Олег заметил, что на Севере уже в три часа дня темно как ночью. Было ощущение, что день так и не начинался. Мороз слегка сбавил силу, —30, но все равно был неприятен. Вместо того, чтоб вызвать такси, он позвонил Любе.
Она приехала на желтом «Солярисе» Яндекса.
– Это машина того раненого узбека, – пояснила Люба. – Я решила выйти на полную ставку, взяла ее в аренду.
Олег принялся оглядывать авто изнутри.
– Бесполезно, сделали химчистку салона, все отмыли. Я вот нашла побрякушку в бардачке, повесила на зеркало, симпатичный.
Кулон в виде полумесяца и звезды на зеленом фоне покачивался в такт движению.
Дача Криводанова располагалась в поселке Дорожном, в окружении таких же богатых построек. Окруженная дорогим забором из кирпича и горизонтальных досок лиственницы, она олицетворяла поговорку «Мой дом – моя крепость» в сургутском стиле. Окна двухэтажного дома были темными – там никого не было.
Олег попросил Любу подождать в соседнем переулке, вышел и попытался заглянуть через забор во двор. Он заметил расчищенное место для парковки внутри двора, как вдруг его осветил свет фар.
Черная «Тойота Прадо» светила прямо в лицо, из машины вышел человек и открыл багажник. С громким лаем оттуда выскочили две большие хаски и бросились к Олегу. Их морды щерились яростью, зубы блестели, а глаза казались красными. Время словно замерло, в ушах зашумело, а ноги стали ватными.
Раздался резкий свист. Собаки остановились, будто на середине прыжка, и повернулись к хозяину.
– Кто у нас тут? – рявкнул Криводанов, подходя ближе. – А, следователь. Что вынюхиваешь?
– Хочу все-таки задать вам пару вопросов.
– Ладно, заходи, нечего на улице мерзнуть.
На удивление, в дачном доме было тепло.
– Приехал прибраться да собак выгулять, – архитектор махнул рукой во двор, где носились две довольные собаки. – На следующей неделе Крещение, мы обычно баньку топим и греемся после купели.
– Хорошее дело, – согласился Олег и приступил к расспросам. – Мне не дает покоя это совпадение. Ведь камеры убрали за день до попытки убийства в этом месте.
– Действительно подозрительно, – Криводанов был спокоен. – Я подписал приказ, потому что мы планируем поставить туда камеры получше, уже нашли, где закупить. Сам знаешь, как долго обычно все согласовывается.
– Кто мог знать тогда, что камеры убраны?
– Да кто угодно, начиная с моего зама, заканчивая техниками. Мы не делаем из своей работы тайну.
Олег почувствовал, что снова попадает в тупик.
Михаил Юрьевич тем временем достал из шкафчика набор шампуров, поднос.
– Будем шашлык после баньки жарить, – пояснил он. – Надо подготовить все.
Он вдруг нагнулся, поднял тканый половик, под которым обнаружился люк в подвал.
– Голубчик, слазь в подвал, подними картошку и банки с огурцами. Тебе проще, ты молодой.
Олег немного удивился его просьбе, но полез в подвал.
– Там слева на стене выключатель есть, включи свет.
В какой-то момент ему пришла мысль, что архитектор может спокойно запереть его в подвале и ни одна душа не найдет. А телефон он оставил в кармане куртки.
Он передал наверх ведро картошки, полез за банкой огурцов. На полке также лежал набор шампуров.
– Михаил Юрьевич, еще шампуры нужны? Тут лежат еще штук шесть.
– Давай их сюда, пригодятся.
Удобные гладкие ручки, тяжелый металл, острый кончик, он сразу заметил все это, стоило взять шампур в руки.
«Тянет на орудие убийства», – пришла неожиданная мысль.
– Где вы взяли такие шикарные шампуры? – спросил он хозяина, вылезая из подвала.
– Эти зам мой подарил, Иван Федорович. Он любитель всяких таких вещиц. Так, – продолжил без перехода Криводанов, суетливо открывая холодильник, – давай, молодежь, составь мне компанию.
Он достал бутылку водки, шмат сала, открыл банку с огурцами.
– Неделя была тяжелая – пора и расслабиться, – заключил хозяин, наливая им по рюмочке.
– Как фамилия вашего зама? – спросил Олег, вбивая его данные в поисковик, также написал сообщение Эльдару, чтоб пробили того по базе.
– Добронравов он, а что? – архитектор накатил рюмочку и сразу налил еще по одной. – Подозреваешь его? Он так-то мужик безобидный, хозяйственный.
На запрос Яндекс выдал несколько страниц совпадений. Выбрав Одноклассники, как наиболее подходящую соцсеть для человека возраста Добронравова, Олег стал просматривать фото пользователей с таким именем, не забывая при этом слушать вполуха хозяина и время от времени поддакивать.
На пятом совпадении нашелся искомый.
В этот момент пришло сообщение от Эльдара «Он чист, в базе ничего».
По фото в соцсети он тоже казался обычным человеком с чисто мужскими хобби: охота, рыбалка, шашлыки. Олег открыл список его друзей, стал просматривать их и вдруг обомлел. Он быстро показал телефон Криводанову.
– Это ваш зам?
– Да.
– Где он сейчас?
– Не знаю, собирался на охоту.
– На охоту в такую холодрыгу?
– Сказал, вроде не добил одного шакала. Я не охотник, не интересуюсь.
Олег подскочил, невнятно извиняясь, побежал к выходу, черт, неужели это убийца!
– Ты куда, служивый? – выпивший хозяин дома пошел за ним. – Что случилось-то?
– Преступление! Может быть! – только мог сказать Олег. Выпитые две рюмки водки натощак подействовали на его реакции, он все не мог попасть ногой в унт.
– Я отвезу, – Михаил Юрьевич начал одеваться.
– Вы ж пили, там у меня Люба, – начал было Олег, а потом вспомнил, что сам отпустил ее, когда архитектор позвал его в гости. Люба на машине раненого узбека, «недобитый шакал».
– Поехали! – сказал решительно он, хозяин пикнул сигнализацией, заводя свой внедорожник, и они помчались в ночь.
Телефон Любы не отвечал. Олег набрал Эльдару, и тот сообщил, что едет на аварию с такси. Район Старого Сургута.
«То самое место, – подумал Олег, – хоть бы не Люба».
За ночь мороз спал, уже —27. Машин немного, почти все желтые такси, сновали туда-сюда, подвозя припозднившихся сургутян.
Вот уже знакомый проспект Ленина, потом небольшое кольцо, и они повернули на улицу Дзержинского.
– Немного осталось, – пробурчал архитектор. Он раскраснелся, но заметно протрезвел.
Под светом желтых фонарей скопление машин на Энергетиков было видно издалека. Михаил Юрьевич припарковался у остановки, и Олег побежал через улицу к пострадавшей машине. Она стояла у столба, капот смят в гармошку, фары продолжали мигать аварийкой. Олег присмотрелся к номерному знаку: Люба!
Спасатели пытались вскрыть заевшую водительскую дверь. Сквозь запотевшее окно было плохо видно, но он узнал свою подругу. Она морщилась от боли, но была жива. В этот момент дверь, наконец, открылась.
– Люба! Как ты? – закричал Олег.
Ее лицо было разбито, из носа текла струйка крови.
– …уево! – Люба была в своем репертуаре, – но жить буду. Лови его, он повернул на Мелик-Карамова. 123, черная «Прадо».
Олег побежал к машине архитектора и запрыгнул на водительское кресло. Некогда ждать хозяина, надо найти преступника. Он надавил на педаль газа и быстро помчался в ночь.
* * *
Повернув на Мелик-Карамова, Олег догадался, куда направился убийца. Справа виднелся крест Преображенского храма – старейшей церкви Сургута. И точно, на полупустой парковке чернел автомобиль с госномером «123».
Олег быстро осмотрел машину преступника: на бампере характерные повреждения от столкновения, содрана краска. На переднем сиденье валялся открытый пустой тубус.
«Вот в чем ты носил свое оружие».
Олег огляделся. Куда он мог пойти? В собор? Тот закрыт. За парковкой между деревьями устроен сквер. Олег побежал туда.
Тропинка вывела его на берег заснеженного пруда. Впереди виднелась временная постройка, от нее к пруду вели деревянные настилы, заканчивающиеся у уже готовой для омовения купели.
Вокруг ни души, ни звука. Олег решил обойти строение, слежавшийся снег захрустел под ногами. Вдруг он почувствовал чей-то взгляд в затылок. Олег быстро обернулся.
Металл блеснул в сумраке ночи, что-то острое почти уперлось ему в грудь. Олег пригнулся и попытался рукой отвести от себя шампур, но убийца был ловчее. Раз-раз, он ткнул Олега в бок, но тот увернулся, еще удар, и шампур легко вошел ему в плечо. Ох, как больно! Олег отпрыгнул, но споткнулся, упал на спину. Убийца с шампуром уже над ним, занес руку для решающего удара. Олег резко пнул его в живот и откатился, преступник, ругаясь, упал. Олег узнал его голос.
Надо встать, но снег проваливался под руками и ногами, Олег никак не мог найти опору. Он чувствовал, что водка еще действует в организме, и злился на свою неуклюжесть. Услышал приближающиеся шаги. Иван Федорович подошел с видом палача, держа в руке злосчастный шампур.
– Ну что, – пнул он Олега в бок, – покрестим тебя тут, сучонок?
Олег снова откатился и понял, что лежит рядом с купелью. Она покрыта тонким льдом и тела не выдержит.
– Меня мама покрестила! – крикнул он Ивану Федоровичу. – Сдавайся.
Тот кинулся с шампуром на Олега, но он быстро перекатился и поставил ему подножку.
С громким треском лопнул лед, когда Добронравов упал с размаху в купель. Он ухватился руками за ограждение и не окунулся полностью, но остался по грудь в ледяной воде.
– Давай руку, я вытащу, – Олег потянулся к преступнику, но тот отмахнулся.
– Кто ты такой, откуда взялся тут?
– Я следователь из Екатеринбурга. Дай, я тебя вытащу, – Олег схватил преступника за воротник, но тот был слишком тяжел. – Признайся во всем, и тебе смягчат наказание.
– Я сам подписал себе приговор и несу свой крест. – Добронравов отпустил руки. – Прощай.
* * *
Спустя два дня Олег прилетел в родной город. Екатеринбург встретил его оттепелью, Олег вдыхал запахи родного города и радовался теплой погоде.
Руки почти не болели, он регулярно мазал обмороженную кожу жирной мазью. Он почти час держал Добронравова за мокрый воротник, чтоб тот не ушел под лед.
Преступник не выжил, но перед смертью раскаялся. Замерзая в купели, он молился, глядя на возвышающийся крест, и плакал. Он жалел, что разругался с дочерью и женой. Он жалел, что не захотел увидеть внука. Он жалел, что проклял своего зятя за то, что тот был мусульманином.
– Как ты все-таки понял, что у него был мотив? – спросил на прощание Эльдар.
– У его жены в аккаунте были фото их дочери.
– И что?
– Она была в хиджабе.
* * *
Не успел он зайти домой, как пришло сообщение от шефа: «Поздравляю с повышением. Теперь ты начальник полиции в Сургуте. Готовься к переезду».

Янина Береснева.
Снежная русалка
– Многие народы приносили человеческие жертвы. Славяне – не исключение, как ни стараются многие убедить себя в обратном. Несколько столетий назад это делали через замораживание.
Паренек завороженно слушал мужчину, которому внимал небольшой зал независимого театра.
– В Масленицу жертва сжигалась, до весны стоя в виде… Не догадываетесь? Фигуры с женскими выпуклостями, стоящие зимой тут и там? Ну? Снежные бабы…
Мужчина засмеялся, откинув назад голову, и торжественно добавил:
– Мы же подарим Карачуну снежных русалок в обмен на бессмертие…
* * *
– Иногда они возвращаются, – испуганно проговорила пожилая женщина. – Она приходила и сказала: они вернулись!
– Кто они, боли? – не поняла Таня.
Женщина поспешно кивнула и отвернулась к окну. На улице уже давно царила зима: свет день ото дня становился слабее, зато тени набирали силу. Меньше таились в закоулках, вели себя наглее и ближе подползали к окнам. Опутывали ветви берез, что росли перед больницей, и скреблись ими в стекло под завывания ветра.
– Нина Петровна, врач говорит…
Таня осеклась. Поняла: сегодня болтать ее подопечная не желает. Несмотря на то, что зарплата позволяла молодой художнице больше не подрабатывать сиделкой, она снова пришла.
Нину Петровну стала навещать недавно: носила вкусненькое, болтала о погоде или читала ей. Сегодня та попросила принести лекарство. Одинокая женщина коротала время то в больницах, то в своей крохотной квартирке. Таня погладила ее по руке и вышла.
В лабиринте коридора уютно светились палаты, окутанные утренней темнотой. Зима через обледеневшие окна выглядела застывшей декорацией.
На улице острый морозчик сразу поцеловал в обе щеки. Таня шла и слушала, как ломается под ней тонкая ледяная материя зимы.
Их город, раскинувшийся на берегу Свияги, славился красивой набережной. Больница располагалась за парком у реки, и Таня решила поглазеть на центральную елку, раз уж шла мимо. Утром там обычно никого.
Еще издалека она заметила на скамейке силуэт. Вроде женщина, но была в ее фигуре какая-то неправильность. Балахон… Непроизвольно начав притормаживать, Таня прислушалась: в тишине что-то позвякивало.
В этот момент пазл из мыслей сошелся и реальность ударила под дых. Она часто-часто поморгала, но снежный ангел с лицом ее подруги никуда не исчез.
Голова с белоснежными сосульками волос была повернута набок. То, что Таня приняла за белый балахон, оказалось простыней, намотанной на голую девушку. Одеяние свисало хвостом.
Несмотря на подступившую дурноту, Таня отметила: это было невероятно красиво. И ужасно.
Она приблизилась и коснулась руки подруги, словно верила: это розыгрыш взбалмошной Эльки. Рука на ощупь была как глазированная сосулька, припорошенная снегом. Таня запрокинула голову, чтобы захватить ртом воздух.
Резко хрустнул лед – она закричала и повернулась. За спиной стоял мужчина с удочкой, на которой позвякивал тревожный колокольчик.
* * *
Зазвонил колокол. Рыбак перекрестился на купола церкви, видневшиеся за деревьями:
– Спаси и сохрани…
К этому времени они вызвали полицию и сердобольный дядька даже налил трясущейся Тане кофе из термоса.
Прибывшие службы быстро оттеснили их и еще парочку любопытствующих, но Таня все пыталась вытянуть шею и что-то увидеть.
В деловитом круговороте действий чудилось равнодушие. Никто ничего не объяснял, пока к ним не подошел один из парней в форме. Попросил закурить у рыбака и присел рядом:
– Снежная русалка, блин. Как морозы – начинается…
– Сынок, а чего она голая-то?
Между двумя сигаретами «сынок» предположил, что кто-то пытался ее спасти, растереть, но когда увидели – дело дрянь, бросили от греха подальше.
Таню опросили первой, но она совсем забыла сказать, что накануне звонила Элле. А та не взяла трубку и прислала загадочный смайлик – влюбленного колобка. Таня ничего не знала о парне Эльки, та последнее время отдалилась и будто бы его скрывала.
Девушка набрала номер начальника, что знала наизусть:
– Кай, я опоздаю.
И разрыдалась.
* * *
В то утро Таня так и не доехала до работы: Кай разрешил взять отгул. Оказавшись дома, в который раз пожалела, что родные далеко.
Таня выросла в обычной семье: мама – повар, папа – водитель. По выходным папа иногда водил их со старшей сестрой в цирк или в кино. Мама – вечно уставшая, с мозолистыми руками. Основной ее заботой было, чтобы дети были накормлены и «не шлялись». Таня с пяти лет умела завязывать шнурки и плела себе косички.
Летом ездили на дачу на поезде, потом купили старую машину. Одним из главных воспоминаний тех лет стало убийство местного священника, отца Александра. Таня помнила, что он был очень добрый и всегда угощал детей конфетами. Доставал их из своего смешного рыжего портфеля, долго возился с железной пряжкой. Тело нашли неподалеку от его дома. Дело было зимой, и он лежал на льду замерзшего пруда, глядя в небо.
Шептались, он умер от потери крови после удара по голове. Взрослые постоянно повторяли: «Кто мог поднять руку на священника?» У него отняли портфель, поэтому решили, что орудовали залетные воры. Дело было громкое, долгие месяцы опрашивали местных, но ничего не нашли. Потом папа стал болеть, и родители продали дачу.
Отец слег с инсультом, когда Таня заканчивала школу, и она ухаживала за ним до самой смерти. Мама взяла еще полставки и теперь возвращалась ближе к ночи. Таня простилась с мечтой поступить на художника в столице, хотя талант был налицо.
Сестра с мужем уехали в Челябинск. Таня поступила в местный колледж искусств, а потом закончила курсы визажа.
Невесты – сезонная подработка, а услуги сиделки были востребованы чаще. На развлечения времени не было. Мать вышла на пенсию и окончательно переехала к сестре помогать с детьми.
Единственная подруга – одноклассница Элька Зосимова. Вот кому повезло в жизни: папа – депутат, мама в администрации. Элька за компанию с Таней мечтала поехать в столицу. Поступила на платный в финансовый, но быстро перешла на заочное. Вернулась в свой город, потому как талантами не блистала. Зато папа пошел на повышение, и ей устроили теплое местечко в администрации.
А Таня осталась одна в старой двушке со своим «загубленным» талантом. Так любила повторять Элька, девка независтливая и все про себя понимающая.
Элька и позвала Таню полгода назад подработать на городской выставке боди-арта. Расписать модель в цветах герба города, сделав упор на символизм. Символизм тогда Тане был по барабану, но квартплата сама себя не платила.
Пока девушка смешивала краски, возле стенда остановился высокий мужчина. Таня отметила, что он похож на Киану Ривза. Впечатление портил только шрам на губе, но все компенсировали глаза – живые и внимательные. При детальном рассмотрении красавцу можно было дать чуть за тридцать. Возраст выдавала уверенность в своем предназначении заставлять подчиняться. Он долго разглядывал ее работы, потом табличку, чему-то ухмыляясь. И, наконец, разродился:
– Глаза тебе особенно удаются. Как живые. Татьяна Тройко? Я буду звать тебя Тройка. Мой любимый размер.
– Банально.
– Справедливо. Кстати, у тебя красивые волосы.
– Обычные, – смутилась Таня, делая вид, что занята.
– Оттенок горького шоколада, – усмехнулся мужчина и подкинул вверх монетку. – Решка. Я принял правильное решение.
– Любите поговорить сами с собой? – включилась в игру Таня.
– А? Нет, что ты. Зашел попялиться на телок, обещали сиськи, а тут сплошная пропаганда. На самом деле, я надеялся подыскать художника в нашу команду.
– Что за команда? – насторожилась девушка.
– Театрально-художественная школа «Маска», заместитель директора, – шутливо склонился он в реверансе. – Приходи по расчету, оставайся по любви.
– Шутите? – только и смогла выдавить Таня и разом забыла про обнаженную модель.
Конечно, она согласилась: частная школа, солидная зарплата. Как оказалось потом, Элька замолвила за нее словечко.
В Кае был какой-то особый магнетизм, и в первый же месяц они стали любовниками. Жаль, романтичного в этом было мало.
– Секс без обязательств, зато с перспективой карьерного роста, – шутил он, на бегу показывая Тане ее кабинет. Там красили стены.
Кай ничего не делал медленно, словно был подчинен другой скорости. Кажется, на нем держалась вся школа. А для Тани – вообще весь мир.
Формально директором был часто отсутствующий и мало что делающий мужчина средних лет – Павел Сергеевич Беляков. Но задавать вопросы Таня боялась: сама на птичьих правах.
Коллектив показался странным: все дружелюбно улыбались, но глаза были холодные. Каждая свободная минута была занята творчеством, так что работники не успевали сплетничать и гонять чаи. Но Таня не роптала: зарплата покрывала все ее нехитрые нужды.
Единственный, с кем Таня смогла немного «подружиться», был Даня. Он вел у младших историю искусства и сам заочно учился на факультете культуры. Тощий, лохматый и какой-то неприкаянный. Но очень увлеченный своим предметом. Пока в кабинете шел ремонт, Таня делила с ним класс.
Он как-то упоминал, что давно сирота, и девушка из жалости пришила ему пуговицу. С тех пор Даня стал ее верным рыцарем. С этого посмеивался даже Кай, а Элька, как-то заехав к ней на работу, скривилась:
– Найди себе нормального мужика.
Про Кая Таня ей пока не рассказывала, хотя очень хотелось. Кажется, по взгляду Тани, устремленному на начальника, Элька и так все понимала.
Однажды осенью случилось дурацкое: возвращаясь из магазина вечером, Таня уронила ключи в шахту лифта. Хорошо, что запасные хранила в рабочем столе. Пришлось вызывать такси.
В здании обычно дежурил сторож, но сейчас его место пустовало. Таня быстро проскользнула в кабинет. Взяв ключи, уже собралась на выход, как вдруг дверь директора открылась. Она отпрянула.
В какой-то момент в свете, падающем из кабинета, Таня узнала в стройной блондинке Эллу. Почему-то подруга пошла к запасному выходу. Спустя минут десять Таня выбралась на улицу через окно, опасаясь столкнуться с директором в коридоре.
«Элька с Беляковым крутят любовь? Он женат и они скрываются? Но зачем Эльке, такой красивой и молодой, этот престарелый ловелас?»
Тогда она хотела поговорить с подругой, но решила подождать, пока та сама поделится.
И сейчас Таня сразу же вспомнила этот вечер.
У Кая, кажется, были связи везде. Полиция – не исключение. И он был единственным, кого можно было попросить об услуге. Таня набрала его номер:
– Пожалуйста, узнай, что случилось с Эллой.
Он перезвонил буквально через час.
– В крови нашли алкоголь и наркотик, а в легких – воду. На набережной скользко. Ее одежду нашли у воды, кто-то пытался ей помочь…
– У случайного прохожего оказалась с собой простыня? Бред.
– Да, но ты же знаешь, кто ее родители, – перебил Кай. – Официальная версия – кровоизлияние связок голеностопа. Упала и не смогла выбраться сама.
– Они не будут настаивать на возбуждении дела?
– Может и будут, но без посторонней огласки. Насколько я понял, они ищут того, кто ее выловил.
* * *
Первым, кого Таня увидела в школе в понедельник, был Даня. Казалось, он чем-то взволнован. Кофта шевелилась на нем, будто стянутая с человека размера на три больше. Таня мельком подумала: высокий, темноволосый, как Кай. Но на его фоне Даня выглядел блеклой копией.
Кабинет Кая был закрыт, и девушка решительно проследовала к двери директора. За выходные она попыталась дозвониться Элькиной матери, но трубку сняла какая-то родственница и заявила: родным не до любопытствующих. Набраться смелости и поехать к ним домой она так и не смогла – тяготила мысль оказаться лицом к лицу с человеческим горем.
Таня постучала в кабинет Белякова. И испытала облегчение, дернув ручку. Закрыто. Она пошла к себе, размышляя, с чего начала бы разговор? Подозрения были невыносимы.
В своем кабинете ей впервые стало неуютно, и Таня даже обрадовалась, когда Даня поскребся в двери.
Устроился на подоконнике, словно нахохлившийся воробей, и наблюдал, как девушка делает набросок. До начала занятий оставалось двадцать минут.
– Твоя подруга? Красивая. Я слышал, что с ней случилось.
В глазах у Тани защипало, и картинка стала расплываться, пришлось запрокинуть голову. Даня, хоть и чудак, но всегда слушал ее внимательно. В отличие от Кая, которому всегда было некогда. И девушка выговорилась.
Даня, выслушав ее, почесал нос и осторожно спросил:
– Странный случай. Слышала про секту Зимникова?
– Что-то знакомое…
– Называли себя сектой бессмертных. Лет десять назад про это писали все газеты: «Заморозить, чтобы воскресить». Главный – бывший ученый, занимавшийся крионикой. Он тронулся и возомнил себя Богом. Разрабатывал технологию замораживания и хранения человеческих тел. Для своих опытов использовал добровольцев из своих последователей. Заморозить смертельно больного, чтобы оживить, когда технологии шагнут дальше. Об этом мечтали многие. И за ним стояли люди с деньгами.
– Но…
– А обычным сектантам «пели» о бессмертии. Раз в год те приносили жертву своему божеству – Карачуну. Он отвечал у славян за морозы и тьму. Обычно это были красивые девушки, их оставляли в лесу в мороз. Когда Зимникова посадили…
В дверь постучали первые ученики, и Даня нехотя слез с подоконника, пробормотав «потом зайду».
Таня рассеянно кивнула: парень явно жил в своем мире фольклора, оторванный от реальности.
Поговорить с Каем удалось ближе к вечеру. Он привычным жестом закрыл кабинет изнутри и притянул ее к себе.
– Ты мне снился сегодня, – погладила она его по шраму на губе.
– А я сплю совершенно без снов. В детстве случайно узнал, что людям снятся сны. И офигел. Как ты? – Она уловила в голосе беспокойство, и это было приятно. Как и его руки, сильные и одновременно нежные. Они гладили ее шею, двигаясь вниз. Желание разлилось по телу, призывно требуя выхода. Таня заметила краем глаза вибрирующий телефон: звонил Даня.
– Достал, – побормотал Кай, зарываясь лицом в ее волосы.
* * *
На следующие утро Таня проспала: мучили кошмары. Захлопнув дверь, увидела за звонком записку.
Нахмурившись, развернула лист: вырезанные из газеты буковки.
«Завтра все совпадает: полнолуние, соединение Луны с Юпитером и мороз до минус десяти. Я приду и за тобой!»
Что за детская шутка? Она бы первым делом так и подумала, но слова о морозе… Неужели это связано с Эллой…
На лестнице послышались шаркающие шаги. Таня замерла и увидела соседку с мусорным ведром.
Соседка, прочитав записку, усмехнулась в ответ на Танино желание звонить в полицию:
– Ага, и в МЧС. Помнишь, дверь мне подожгли? И ничего. Камер нет, не в Англиях живем.
В автобусе Таня искала информацию о секте Зимникова. А на работе сразу же пошла в кабинет Дани.
– Что ты болтал про сектантов? Похоже, кому-то та история не дает покоя.
Ошалело вращая глазами, Даня принялся рассказывать все, что знал. А знал он немало.
– Элла… Теперь решили заморозить тебя, – пробормотал Даня.
– Что? – переспросил Кай, стоя в дверях с удивленным лицом.
Даня угрюмо молчал.
* * *
Холодный день не годился для прогулок, и они отправились к Белякову на машине Кая. Тот сам предложил это после того, как Таня поделилась своими опасениями.
– Я везу документы на подпись. А ты попроси отгул, расскажи про подругу. Глянешь на его реакцию.
– А если он действительно маньяк? Начитался про секту. Почерк похож на жертвоприношение. Начал с Эллы… Или решил избавиться от надоевшей любовницы.
– Полный бред, но чтобы ты успокоилась…
Беляков жил в дорогом доме с подземной парковкой. Дверь открыла элегантная женщина с собачкой в руках.
– Болеет, – пробормотала она, губы непроизвольно скривились, и Таня поняла: лжет.
В коридоре за ее спиной показалась фигура, в которой Таня с трудом признала Белякова. Шатаясь, помятый мужчина брел в сторону кухни. Их он даже не заметил.
– В запое пятый день, – зло прошептала женщина, обращаясь к Каю. – Ты же в курсе…
В кофейне за домом они взяли по стаканчику горячего напитка.
– Почему сразу не рассказал?
– Зачем? Ты все увидела сама. Белякову давно не до сект. Все прозаичнее, Таня. Не все умирают своей смертью.
Девушка грела руки и пыталась разложить мысли по полочкам. Могла ли жена покрывать свихнувшегося мужа?
– Осмотрим его кабинет?
Кай закатил глаза, кивнул и притянул Таню к себе.
* * *
В классах уже зажгли свет, но в коридоре было темно. Шли занятия, а в концертном зале репетировали «Снежную королеву». Кабинет Белякова был открыт: в кресле валялся рюкзак Дани.
– Отправили за проектором для репетиции, – буркнул тот, поглядывая на Таню.
– Тебя срочно звали в бухгалтерию, – «вспомнил» Кай.
Даня, пожав плечами, вышел.
Кай прикрыл кабинет, взял ноутбук Дани и подозвал удивленную Таню.
– Записка в духе таких задротов. Сейчас…
Он щелкнул «показать скрытые папки».
– Так и знал, материалы по секте. Глянь-ка: замороженные девушки, целый фотоархив. Посмотри на даты, он бредит этим уже три года…
Таня схватила рюкзак Дани и разом вытряхнула все содержимое на пол. Среди научных журналов взгляд сразу же выцепил газету. В середине листы были изрезаны.
Кай достал из внутреннего карман рюкзака пакетик:
– Белые волосы…
И тут в окно Таня увидела, как Даня выбегает из здания школы. Кай схватил куртку:
– Вызывай полицию. Я его перехвачу.
* * *
– Тройка, сегодня едем ко мне на дачу, – Кай, как всегда, не дожидался ответа. – Отметим раскрытое дело.
– Только заскочим в больницу? Я совсем забросила Нину Петровну.
В этот раз в палату Таню не пустили. Медсестра отвела ее к окну:
– Зря ее перевели на дневной стационар. Вчера привезли с пневмонией. У психических бывает: как спички вспыхивают. Рвется куда-то. Бывших сектантов не бывает.
– Сектантов?
– Не знала? Она совсем ку-ку была, последнее время притихла. Ты не боись, она из интеллигентов. Вроде сын у нее как-то с театром связан. Она и фотку показывала: высокий такой. Но из-за секты они разошлись…
– Секта Зимникова?
– Хрен знает. Я в этом ни бум-бум…
Таня шла к машине задумчивая.
«А что, если Даня и есть сын Нины Петровны? Надо будет спросить…»
* * *
– Ты, кроме печени, на даче что-нибудь сажаешь? – пошутила Таня, когда они затормозили у железных ворот. Голые деревья со сломанными ветками закрывали кирпичный домик.
Ирония судьбы: дом Кая был недалеко от дачного кооператива, где когда-то была дача Таниных родителей.
– Дача для души, – рассмеялся Кай. – Люблю уединяться у камина. Книги, лес и я.
Он говорил, и в нем было что-то завораживающее. И он знал это. Ему хотелось постоянно видеть свое отражение в глазах других. Таня понимала, что стала для него этими глазами. Это был залог их редких встреч, которых она могла ждать неделями.
Таня хотела рассказать ему про детство, но за закрытой дверью слова стали лишними. Они затопили камин, пили вино и занимались любовью. Кажется, она была абсолютно счастлива. Совсем забыла и про Эльку, и про Даню. Терзала только мысль: а что потом?
Ей казалось, этот день никогда не закончится, а значит, все бессмысленно. Какая разница, что происходит сейчас, если «потом» уже не будет? Она словно перестала существовать, растворилась в сумерках со своими мыслями, жалким прошлым и сомнительным будущим, покинула мир людей и их страстей.
– Вино закончилось, – пробормотал Кай, и Таня вынырнула из мыслей. – Сгоняю в магазин на станции, если он еще открыт. А ты приготовь что-нибудь. Надо подкрепиться, сегодня я не планирую спать.
Таня видела в окно удаляющуюся фигуру на фоне леса. Свет угасал, наползая на заснеженные одинокие домишки. Она взяла карандаш и стала рисовать лицо Кая. Потом поставила набросок на тумбочку и посмотрела прямо ему в глаза. В голове крутилась мысль, не находившая своей полочки.
«Интересно, он часто привозит сюда девушек?»
Едва ли не с благоговением она взяла из шкафа его книгу, но «Преступление и наказание» не располагало к романтическим мыслям.
Следовало подумать о хлебе насущном, и Таня прошлепала на кухню. Не хватало картошки, и взгляд ее обратился к подполу. Она повозилась с кольцом, и дверца, квакнув, подалась.
Картошка нашлась сразу, но выглядела так, словно пролежала годы. Таня светила телефоном, искала приличные клубни, один закатился за ящик. Сдвинув его, она наткнулась на пахнущий плесенью портфель. Рыжий, с ржавым замком. Тяжесть смутила: в портфеле лежал старый Псалтырь.
Мысли рассыпались горохом. Сверху скрипнула дверь, и вдруг свет погас. Слышно было, как поскрипывает деревянный пол.
«Шаги… Боже, он возвращается… Кто-нибудь, помогите мне…»
Снова скрип – и тишина. Таня быстро на ощупь полезла вверх. В комнате было совсем темно. В отблеске уличного фонаря шло низвержение снега с неба.
– Кай? – выдохнула она и увидела в оконном стекле неподвижные глаза. Вскрикнула и отшатнулась, споткнувшись о дверцу подпола.
«Как она раньше не поняла, чьи это глаза…»
Мысль, наконец, улеглась на свое место.
Росчерк спички. Теперь в стекле она видела отражение зеркала. Возле него стоял Кай со свечой, отряхиваясь от снега.
– Перебои с электричеством. Я весь промок.
Таня так и стояла с портфелем в руках. Улыбка сползла с его лица. Ледяной взгляд, колючий. Она поежилась.
– Ничего не понимаю. Когда священника убили, мне было тринадцать. Ты старше меня на семь лет… Нина Петровна – твоя мать? И это тебя любила Элька!
Таню не покидало ощущение нереальности происходящего.
– Вечер перестает быть томным, – хохотнул Кай, достал сигареты и прикурил от свечи.
– Ты связан с сектой Зимникова?
– Секта существовала десять лет. Мать туда таскалась, сожителя завела. Они квартиру продали. Перебрались в этот его разваленный дом. Потом сожитель узнал, что у него рак. И решил покаяться перед смертью. Он тоже был из здешних мест, вот и потопал в церковь. Мать его сдала своим. Священник был борец за справедливость, мог привлечь ненужное внимание. Стал собирать сведения, хранил их в своем портфеле. Когда его убили, здесь, у маман, припрятали это барахло.
– А школа…
– Удобное прикрытие.
Таня листала Псалтырь, словно ища спасения.
Во дворе заскрипели ворота, раздался топот. Один стук – и дверь сразу же открыли. На пороге стоял мужик, похожий на Деда Мороза, в заснеженной шапке. За ним маячила женщина в пуховике.
Таня громко поздоровалась, чтобы ее заметили.
– Соседи, тоже света нет? У меня аккумулятор сел. А тут вижу – машина во дворе. Моя заладила: попроси дернуть… Вечером отсюда ни на чем не уедешь.
– В церковь на вечернюю службу надо, – виновато пробормотала женщина. – Мама болеет, подать бы записку.
Кай криво усмехнулся. Взял Танин телефон, ключи от машины и стал обуваться.
Мелькнула спасительная мысль:
– Можете подать записку и за меня? Я Татьяна. Псалом 58, не забудете?
Таня встретились с ней глазами и беззвучно прошептала «Помогите».
– Ааа… да…
– Сразу вызовите… священника.
«Господи, хоть бы она поняла…»
Выходя, Кай предусмотрительно закрыл дверь на ключ.
Таня кинулась в спальню, на ходу натягивая свитер и моля Бога, чтобы окно не заклинило. Выпрыгнув прямо в снег, на соседний участок, увидела впереди поваленный забор. Слишком далеко до поворота… Поползла на четвереньках, время от времени оглядываясь. Снег налипал на лицо. Голоса слышались все дальше. Рывок вперед. Еще один. Через забор – и тогда можно будет встать и бежать.
Девушка пригнулась, но что-то с силой дернуло ее за волосы. Таня качнулась назад, почувствовала руки на своих плечах. Удар по голове и резкий ацетоновый запах. Последним, что она увидела, были безумные глаза Нины Петровны.
– Никуда ты не денешься! – прошипела она.
* * *
– Добегалась? – Голос Кая заставил открыть глаза. – Хорошо, я быстро тебя хватился. Хлороформ – не шутки.
Сквозь туман в голове Таня поняла, что сидит на том же стуле. И услышала мычание из-за закрытой спальни.
– Снова обострение. Пришлось ее связать, – пояснил Кай. – Мать в те годы тоже упекли в психушку, я уехал в Москву. Там меня нашел один из сектантов, правая рука Зимникова. Вовремя сбежал в Штаты. Предложил основать школу, чтобы было где собираться. Обещал хорошие деньги.
– Ты вербовал людей?
– В основном богатых дур типа твоей подружки. Таким достаточно мазнуть лоб куриной кровью – и они чувствуют себя избранными. Создавал видимость работы, пока Зимников не выйдет из тюрьмы. Лезть во все эти оккультные дела я не собирался, но остатки «паствы» настаивали на жертвоприношении. Твоя Элька пришла ко мне, чтобы предложить тебя в качестве жертвы. Сказала, ты идеально подходишь: бедная и одинокая.
– Врешь…
– Да, это ее идея, – засмеялся Кай. – Она ею очень гордилась. Но переоценила свою красоту, подсела на дурь и стала неуправляема. А потом стала пугать папой… Пришлось столкнуть ее с моста, но река местами промерзла, и она вошла в воду наполовину. Мать ее как-то вытащила. Психи – они сильные.
– Мать следила за тобой?
– Элька узнала о моей матери и навестила ее. Они наговорили друг другу много интересного. От нее маман узнала, что секта снова существует. И чуть все не испортила. Решила, что я продолжаю дела ее кумира, и оформила «обряд». Даже простыню свою процедурную не пожалела.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
– Привязался к тебе. Работай на нас. Твой талант читать по глазам нам пригодится. Он будет щедро оплачен. Года через два сможем уехать из этого тухлого города.
Таня закрыла лицо руками, но Кай силой убрал их. Взял двумя пальцами за подбородок и приблизил к ней свое лицо.
– Вкусные плюшки при жизни жрут только жрецы.
– Это ты подбросил Дане волосы?
– Путь посидит. Наберется авторитета.
Он подмигнул, и девушка кивнула, закусив губу.
Потому что увидела в зеркале отблеск фар. Нужно было выгадать минуту. Глаза всегда выдавали Таню, и она опустила взгляд. Кай, что-то почувствовав, повернулся к окну. Усмехнулся и спросил:
– Это полиция? Как…
– Псалом 58. Избавь меня от врагов моих, Боже мой!
* * *
Даня, рассеянно озираясь, вышел из здания УМВД. Таня робко махнула рукой.
– Я узнала, ты сын священника. Даниил Александрович, прости, что так вышло.
Парень мотнул головой, словно отгоняя пережитое.
– За правду всегда страдают.
– Зачем ты вырезал эти буквы? Нельзя было как-то иначе заставить меня поверить?
– Ты не воспринимала меня всерьез, – вздохнул Даня.
Таня виновато промолчала и взяла его за руку.
Они шли по темному переулку в сторону площади, залитой новогодним светом гирлянд. И был только этот дальний свет и тьма кругом. Но после любой тьмы всегда наступает рассвет.

Светлана Соколовская.
Тень Тейлора
Первый снег, монотонный и умиротворяющий, падал отвесно. Падал давно, с ночи. Белоснежные холмики росли поминутно и покрывали дорожку словно пуховым одеялом. Зачерпывать лопатой первый снег совсем нетрудно – он легкий, почти невесомый. Расчистить дорожку можно гораздо быстрее, но он медлит. Зачем торопиться? Такие моменты бывают только раз в году. Моменты полного отрешения и покоя, когда тяжелые воспоминания оседают на газоне в такт снегопаду.
Боль приходит внезапно. Адская боль… Его учили переносить любую боль и не терять при этом сознания. Широкая деревянная лопата для уборки снега вместе с отрубленной правой рукой падает под ноги. Девственно белый снег окропляют первые капли крови. Потом кровь растекается неопрятными лужами, поглощая идеально симметричные снежинки, монотонно летящие с неба. Зачем пачкать кровью такой чистый снег? Для этого лучше подходит горячий песок пустыни… Успел подумать Мусса и умер.
Карри Хальссен никому не рассказывал, что в выходные рано утром приходит в маленькую кофейню рядом с Хенри Данкерс гата и пишет детективы. Пока еще ни один из них не опубликован, но он не теряет надежды и энтузиазма – строчит криминальные истории до обеда. Потом садится в машину и едет забирать из бассейна двух неугомонных сыновей-близнецов.
Следователь Хальссен как раз дописывал сцену единоборства его главного героя с главарем банды наркоторговцев, когда смартфон начал вибрировать и пытаться кружиться вокруг своей оси. Не буду отвечать, подумал Карри в первое мгновение и продолжил захватывающее повествование. Номер был служебный. Слабый укол совести быстро утих. Наверняка что-нибудь вроде очередного угона велосипеда. Без меня справятся. А мне нужно закончить сцену. Тем более, что сегодня пишется как-то особенно легко.
Что вообще может случиться в городе с двадцатью тысячами законопослушных горожан, не считая сотни сирийских беженцев? – спросил себя Карри Хальссен, отодвигая ноутбук.
– Убийство, детектив Хальссен. Следственная группа собирается отъезжать к месту преступления, – непривычным тоном ответил дежурный полицейский.
До здания полиции от кофейни рукой подать, стоит только перейти перекресток двух сонных, почти всегда безлюдных улиц. В некотором роде это здание – местная достопримечательность наряду с пальмами, которые муниципалитет выставляет в дубовых кадках по всему городу с июля по ноябрь.
Стены трехэтажки облицованы темно-коричневой плиткой с редкими бежевыми вставками и смотрятся довольно стильно. Но задумку архитекторов портит высокая, потемневшая от времени труба старой котельной, которая выглядывает из-за «спины» здания. Зимой отчетливо видно, как из трубы в небо поднимается белый дым. Злая на язык местная молодежь называет здание полиции «крематорием». А полицейские приветствуют друг друга обычно так:
– Ну, чем сегодня пахнет? Копченостью или имбирным пряником?
– Жареным сегодня пахнет, – чуть ли не хором ответили коллеги Карри. Новость об убийстве, на первый взгляд, их волновала меньше, чем предстоящая реорганизация всего полицейского ведомства. – Будут сливать двадцать одно губернское отделение в семь региональных. С нового года будем трубить под началом сычей из Мальме. Лучше бы зарплаты нам повысили.
– А что профсоюз?
– Опросы проводят: уточняют, сколько полицейских подумывают об увольнении из-за реорганизации.
Пока члены следственной группы обменивались новостями, впереди показались конусообразные навершия башен замка Шерна.
Карри с неприязнью вглядывался в их очертания:
– А вам, ребята, не кажется, что стены замка цветом напоминают запекшуюся кровь?
– Ты часом романчики не пишешь после службы? – съехидничала его напарница Анна. Еще со школы она не упускала случая поддеть одноклассника.
Ворота замка сегодня были заперты. В обычные дни можно было приезжать сюда из города и гулять по парку до обеда. Господа Шерна, хозяева замка, разрешали даже ставить шезлонги вокруг чаши фонтана.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/elena-ahmatova/chuvstvo-snega-skandinavskiy-nuar-v-russkom-stile/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Гай Фокс (13 апреля 1570 – казнен 27 января 1606 года) – английский дворянин-католик. Самый знаменитый участник Порохового заговора против короля Якова I в 1605 году. Именно ему было поручено зажечь фитиль, ведущий к наполненному порохом помещению под палатой лордов в Лондоне. Заговор был раскрыт, и Фокс был арестован в ночь на 5 ноября 1605 года. Этот день широко празднуется в Англии как день победы протестантства над католицизмом.