Главная страница | Мистика | Детонация

Детонация
Василиса Раса


О чём молчит долг? И о чем болит надежда…Кто ты – орудие человека или молот Бога? Добро или Зло? Проклятие семьи или последнее её спасение?Кто отвечает за это? Древние силы или собственная воля? И какой выбор ты сделаешь сам?У Карии Огнец на это нет однозначного ответа. Как и у командора Лэррингтона. Но вот вопрос – перед лицом катастрофы станут они сомневаться? И в чём?





Василиса Раса

Детонация



Когда ты умрёшь, я не стану валять дурака

Диана Арбенина



Мой главный нерв продет в иглу, предельно обнажён

Би-2




ВЕСНА


До Весны четыре километра. Так показывал навигатор на запястье. Даже если пробегу их мастерским спринтом, не отвлекаясь на грядущую пургу – выйдет не меньше часа. И обратно ещё столько же. При условии, что смогу найти помощь. Возможно. Только вот, не бегаю я спринты.

Шторм приближался. Если не успею, их уже вряд ли найдут. Маячков ни у кого из нас не было. В голову не могло прийти, что здесь, в холмах это потребуется.

Весна была уже на горизонте – я видела ровную структуру посёлка в серой, взлохмаченной завеси вдалеке. Солнце заволокло грязью, и почти угольные космы гнали прямо на меня.

И на Мэрин с Робом.

Они там одни и, если не справлюсь, шторм завалит их, и Роб… Думать об этом не моглось.

Вкус крови во рту, и дыхание давно сбито. Я спешила.

Под холмом появилось различимое движение. Думала, показалось, но мираж быстро обратился приближающимся объектом. И расстояние между нами всё заметнее сокращалось.

Я ускорилась. Здесь, в холмах мы были впервые. Новый маршрут и непроверенный фарватер стоил Робу сломанной ноги. А мне… этот камень, который я прямо сейчас не заметила под снегом… только бы лыжи были целы – с остальным справлюсь.

Снег был везде. За шиворотом, во рту и носу, царапал лицо и забился под куртку, истаивая и мокро холодя спину. Я застонала тихонько, пытаясь пошевелить руками и ногами. Подвижность была почти безболезненной. Но и это ничего не значило совершенно. Голова… Кажется, я ударилась головой. Тогда, конечно, спасибо, что жива.

Но Мэрин! И Роб. Я попыталась подняться. Выходило плохо.

Жужжание услышала сразу. Отмахнулась. Качаясь, закопалась коленями в сугроб.

Снегоход поднимался медленно, осторожно пробуя дорогу. Попыталась встать. Машина тут же будто заглохла.

– Не шевелись, – крикнули снизу. – Стой на месте!

Пожала плечами. Я и встала то только потому, что лежать, когда мимо тебя ходят и ездят незнакомые люди, как минимум, неприлично. Расставила пошире ноги и застыла, ожидая, когда незнакомец приблизится.

Упакованный в чёрное, вилларийское снаряжение с очень серьёзной степенью защиты, мужчина отчего-то медлил. Нас разделял десяток ровных, подёрнутых волнами снежной глади, метров. Наконец, сдвинул вверх очки, открывая лицо и тёмные, колющие глаза.

– Что нужно? – коротко то ли спросил, то ли скомандовал он.

– Сестра с мужем в километре отсюда. У Роба нога сломана. Нужна помощь, – вторя тону незнакомца и почти не запинаясь, живо рапортовала я.

На мгновение прищурился, кивнул.

– Осторожно поднимаешь правую ногу, разворачиваешь корпус на запад и делаешь шаг как можно дальше. Давай!

Я подчинилась. Выполнила требуемую фигуру и застыла в чудовищно неприглядной позе.

– Теперь очень плавно освобождаешь левую, шагаешь точно так же, и быстро съезжаешь. Действуй!

Инструкции были изложены великолепно и своевременно, потому что, стоило мне оттолкнуться, за спиной послышалось гулкое кряхтение ¬– обернулась коротко, как раз, чтобы увидеть – снежное полотно в том месте, где я только что стояла, треснуло и поползло вниз, обнажая отвесные двухметровые камни. С глухим ударом ухнуло, взметая снежные комья вверх.

Я криво улыбнулась – повезло, и направилась к незнакомцу.

– Благодарности после, – оборвал меня строго. А я, собственно, только собиралась сказать, где искать Мэрин. А о благодарности почему-то и не подумала вовсе. – Не до них сейчас, – озвучил мои мысли незнакомец, и придавил пристальным взглядом серо-синих глаз. – Двигаешься по моему следу. До Весны километра четыре. Торопись. Буря близко.

– Знаю, – взгляд выдержала, но всё-таки сглотнула. – Мэрин…

– Найду по твоей лыжне. Бегом, марш!

И всё. К тому моменту, как я захлопнула рот, он был уже над теми камнями, что могли стоить мне, если не жизни, то здоровья, наверняка.

Фыркнула в сторону. Тоже мне. Бегом. Нет, спасибо, конечно, но, что он думает, я сама не понимаю, что бегом?! И, дрэк его побери, всё-таки надо было вернуться с ним за Мэрин. Он, конечно, помог мне и знает эти места определённо, но… Дрэк-дрэк-дрэк! Роб сейчас плохой защитник.

Нет. Нельзя так думать. Бабка жизнь положила, вдалбливая семье, что думаешь, то и получаешь. Буду думать о хорошем. Послали же нам предки помощь! Не оставили же! Хоть и странно, что просто так не отпустили… Или это Роб им не понравился? Он вообще был не в восторге от этой поездки. Но Мэрин настояла. Она давно хотела. А я навязалась за компанию, из чистого любопытства. Благо три дня праздничных выходных девать было совершенно некуда.

Посещать родовой замок всегда в нашей семье было дурной приметой. Но движимые какой-то неведомой силой, каждое поколение из немногочисленных, тревожно помалкивающих об этом потомков, устремлялись сюда так или иначе.

Что это было? Зов крови? Или просто желание опровергнуть легенду и пощекотать нервы? С остальными ветвями рода мы отношений не держали по вполне понятным причинам. Но о нас знали. Как и о других подобных ответвлениях. И, наверное, боялись. Что не прибавляло ни стремления к воссоединению с исчезнувшей в неизвестном направлении родней, ни тем более желания раскрашивать генеалогическое древо.

…Небо делалось всё чернее. Рваные, с ощипками, края туч нависали прямо над землёй. Весенние перевёртыши в самой силе. Что ж, кажется, мне предстояло насладиться стихией в полной мере. Кусачий ветер колол глаза и лицо. Я натянула балаклаву на нос, но всё это было совершенно бессмысленно. При такой его скорости она, возможно, и спасёт от обморожения, но кожа на лице всё равно непременно будет шелушиться и, скорее всего, облезет. Как назло, дуло не в спину, а сбоку и спереди. И след, ведущий мою дорогу, почти сравнялся и неотвратимо исчезал еле заметной уже лентой.

Я упорная. Поэтому я дойду. Вот дойду и всё. И ещё спасателей раздобуду. В самом крайнем случае, всегда можно попросить о помощи шефа. Он своих никогда не бросает. Из безнадёжной командировки в Лакру исхитрился всю группу эвакуировать. Даже предполагать не берусь, чего ему это стоило, и о чём он беспокоился больше: о команде, оборудовании или полученном нами материале? Какая теперь разница? Главное, мы тогда вернулись из совершенно катастрофичного окружения. Понимаю, что сейчас не тот случай. Но… надеяться я была должна…



Незнакомец настиг меня, когда я одолела больше половины пути к посёлку. Ветер гнал мокрые иглы почти параллельно земле. Снегоход шёл заметно медленней, и был явно перегружен. Поравнялся со мной. Мэрин спрыгнула сзади почти на ходу, вызвав лёгкий крен машины. Схватила за плечи, беспокойно вгляделась в лицо, задрала балаклаву, больно ощупала лоб.

– Шишкарь будет зверский, – заключила хмуро. – Я не смогла до тебя дозвониться, что с твоим телефоном? – наклонилась ближе, перекрикивая ветер.

Я пожала плечами, ощупывая себя. Да не звонил мне никто. Я бы слышала. Уронила палки, прошлась быстро по карманам. Телефона не было. Я растерянно помотала головой. Наверняка, вывалился, когда я упала. Дрэк! Прикрыла глаза. Это будет проблемой. Ладно. Разберусь. Сейчас главное не это. У меня будет время подумать, как это исправить.

– Как Роб? – шурин выглядел плоховато.

– Неважно. Держится. Дойдёшь? – прокричала Мэрин. Я закивала и подхватила палки. Хотя прямо сейчас в этом здорово сомневалась.

Жуткое облако зависло в двадцати метрах над головой. Я с тоской натянула балаклаву, заметив между делом на себе внимательный, без эмоций взгляд незнакомца. Мэрин легко вскочила на снегоход сзади, обнимая Роба. Мужчина в чёрном опустил очки и, махнув следовать за ним, слабым юзом рванул вперёд.

Я доборолась до Весны только спустя минут сорок. По пути искренне матерясь, не забывая при этом поминать незнакомца исключительно добрыми словами. Мог бы уже десять раз за мной вернуться. Но, видимо, лимит добрых дел для него на сегодня был исчерпан. Ну и ладно. Ну и на том спасибо. Жалко вот только, след снегохода почти совсем затянуло, ну так и посёлок в двухстах метрах всего. Добралась. Я почти добралась. Это отлично. Потому что дыхалка совсем сдохла. И ноги дрожат.

Неожиданно, к моему удивлению, несильному, впрочем, чуть заметные уже три полосы уходили в сторону, к маленькому дому в лесу. Тот прятался среди деревьев почти у самого края Весны. Я помедлила совсем чуть-чуть и свернула по следу.

Он встретил меня уже в границе своих владений. То есть, почти у ограды.

Странный. Лицо холодно. Губы плотно сжаты. Я остановилась, выдержав приличное расстояние, тяжело опираясь на палки и совсем задыхаясь. Стащила перчатку, быстро вытерла нос – куда ж без этого в таком-то забеге. Мог бы, между прочим, не пялиться всё это время. Сморкаться под таким прицелом было крайне неловко.

Пилот снегохода, смерил меня придирчивым взглядом, медленно подплыл сквозь плотную стену непогоды, скомандовал:

– Лыжи и палки – в снег, – двинул подбородком в сторону, – сама – назад.

– Где Мэрин? – прокричала надсажено, послушно отстёгиваясь и втыкая лыжи в сугроб около ближайшего дерева. Так больше шансов, что их не уронит ветер и не завалит. Лыжи мне честно было жалко. Я хоть и бегала нечасто, но эти очень любила. Человек неопределенно мотнул головой. А я чуть качнулась назад от резкого старта машины. Напрячься и облечь беспокойство в слова не успела. Мы были уже около широкого и неожиданно милого крыльца.

Маленький дом валил с ног теплом, тишиной и покоем. Вот только отдыху было не время. Мэрин, равно, как и Роба здесь не было… Я резко развернулась, стремясь назад, к выходу, и больно ударилась точно в пилота снегохода, что заходил в это мгновение в дверь за мной следом. Тот странно вцепился в мои плечи и глухо рыкнул:

– Стоять.

Похолодело внутри, а снаружи наоборот полыхнуло. Что, дрэк его побери, происходит? Неужели, я так глупо подставилась в заказ? Шеф меня убьёт… Если это будет выкуп, точно убьёт, а если шантаж – четвертует, а если… Дрээээк. Я обмякла в его руках и шёпотом застонала.

– Спокойно! – всё тем же чудовищным тоном скомандовал незнакомец снова, встряхнул и, убедившись, что я крепко стою на ногах, выпустил меня из рук. – Сестру твою и мужа в больницу отправил. У Роба открытый перелом. Ему нужна помощь. Мой друг их повёз. Вернётся, тебя до трассы вытащим, дороги сейчас здесь нет, – и почти рявкнул, – Ясно?

Я присела на скамью – она как-то очень вовремя оказалась рядом и затравленно прошептала:

– Ясно, конечно, всё ясно, – с этой работой точно параноиком стану. В отпуск мне надо. Продолжительный. Уже года два. А, может, три, я забыла, когда он был в прошлый раз.

Я медленно стянула куртку и огляделась. Домик действительно был умилительно мал. Только пара небольших комнат, которые обе были хорошо видны от двери. Маленькая кухня – столовая. Высокая фагорийская, в молочно-серых матовых отражателях печь в центре всего дома. Она отапливала сразу и комнаты, и кухню. Я коротко глянула на мужчину, не решаясь выбрать место, куда повесить мокрую куртку.

Хмурый хозяин, не очень церемонясь, порывисто протянул за ней руку, и я опять опустилась на скамью, чувствуя навалившуюся вдруг слабость. Вспомнила, подскочила резко, попутно заметив, как мужчина еле заметно напрягся. Чуть приподняла ладонь, извиняясь, произнесла торопливо:

– Спасибо вам! – и добавила, переводя дыхание, – Благодарю за помощь. Не знаю, как бы смогли выбраться из этой бури, если бы не вы.

– Вы бы не выбрались, – мрачно бросил он, скидывая снаряжение, – Располагайтесь, – заявил неожиданно на “вы”. – Минут двадцать у вас есть. Отдохнёте.

Я даже не дослушала. Только моргала и тёрла глаза, скрывая лёгкое потрясение. Такое, в принципе, не каждый день увидишь. Нет, не так. Я даже не знала, что такое в повседневной жизни бывает.

Мало было того, что куртка нашего подозрительного спасителя была с карбоновыми накладками и, судя по всему, вложенными пластинами. Она была прошита кевларом изнутри. Подозреваю, что слой был не один. Только как же он, бедолага, в этом ходить-то может, это же сдохнуть, как жарко должно быть. Профессиональный маячок зашкаливало. Сквозь пальцы, которыми я прикрывала своё неожиданное смущение и любопытство, заметила, как коротко дёрнулись в подобии улыбки губы. Он избавился от куртки, и теперь я точно покраснела. Даже руку убрала, потому что скрывать шок было глупо, как и показывать, что мне всё равно и ничего особенного не происходит.

Торс нашего спасателя обтягивала цельносотканная броня. Нановолокно, созданное, среди прочего, с применением генной инженерии. Откуда знаю? Да я работала однажды с этой темой. Ну и полный боекомплект в придачу делал впечатление очень близким к с ног сшибающему.

Я подобралась и хмуро уставилась на боевика. Точнее на его туловище. Лицо рассмотреть я так и не удосужилась. Если это похищение, ещё налюбуюсь. Если заказ, то тем более рассматривать его – много чести.

– Кофе или чай? – неожиданно дружелюбно спросил слишком дорого экипированный… кто? Однако разоружаться не спешил.

Я не ответила. Разговаривать с человеком, на котором висят минимум два (спину-то я ещё не видела) полуавтомата отчаянно не хотелось. А вот сбежать организм собирался очень. И ещё кое-чего. Но спрашивать в такой ситуации про уборную было совершенно невыносимо.

Мужчина вдруг поднял руку и показал мне за спину.

– Туалет – там, – я вздрогнула, а он молча удалился в комнату.

Ну надо же. Спасибо, не ожидала.

Когда я вернулась, хозяин обнаружился на кухне, не спеша обеспечивающим на выбор “кофе или чай”. Осанистая фигура его в маленьком помещении столовой внушала серьёзные опасения за целостность и долговечность живущих тут же вещей. Но нет. Чёткие, скоординированные движения, и всё готово. Всё на месте. Невольно восхитилась и удивилась. Я бы сама суетилась гораздо больше и провозилась куда дольше.

Мужчина, сменивший за время моего отсутствия одежду и, кажется, снявший, наконец, оружие, уселся за стол напротив и коротко и прохладно скомандовал:

– Рассказывайте.

– Распоряжаться входит у вас в привычку? – ровно ответила я. – Мы, безусловно, вам благодарны, но отчитываться перед вами не собираюсь, простите.

– Распоряжаться моя обязанность. Поэтому простите меня вы, но я настаиваю. Доложите о цели своего визита в Весну, – резко заявил мгновенно сделавшийся страшным огромный человек.

Напугать что ли решил?

– Мои цели вас точно не касаются, – произнесла негромко и подчёркнуто спокойно.

– Уверены? – сильно прищуренный взгляд будто хлестнул по лицу.

Я вскинула бровь и сжала зубы.

– Готовы подтвердить под присягой?

Что за…? Я нервно поёрзала на скамейке, ещё не в силах сообразить, как к подобному относиться. Всё-таки я слишком вымоталась и устала, а этот неожиданный оплот тепла и уюта вдруг демонстрировал двойное дно.

– Всё ещё ничем не желаете со мной поделиться? – следя за моим, очевидно, меняющимся лицом, ехидно поинтересовался наглый черноволосый боевик.

– Не смею злоупотреблять вашим гостеприимством, – я поднялась, чуть покачнувшись, и вскинула взгляд ему за спину в поисках куртки.

– Куда-то собрались? – незнакомец угрожающе сложил руки на груди и мрачно сдвинул брови. Только вот, не было мне страшно. Я была зла! Точнее, в бешенстве. Что себе позволяет этот вояка? А то, что он именно вояка не оставляло никаких сомнений. Гражданские так говорить не умеют. Уж я этих вояк насмотрелась. Сотни. Нет, тысячи! И все – как один!

Вскочила. Он тоже поднялся. На голову… нет, почти на две выше меня. Или это у страха глаза велики? А сейчас, когда он вот так возвышался огромной горой, было действительно страшно. И если раньше я думала, что этот рельеф и разворот плеч – результат накладок экипировки, то сейчас-то моё заблуждение виделось очевидным.

Что я вообще тут делаю? Ах, да. Буксира жду. Ничего, доберусь до своей машины на лыжах, а там какой-нибудь трактор разыщу. Помогут, – думала я, вылетая из столовой-кухни.

Запальчиво торопясь, двинулась к стулу, на котором висела куртка, и внушительная фигура преградила мне дорогу. Я, глубоко шокированная прытью и маневренностью такого огромного организма, отступила назад и упёрлась не единожды отбитым сегодня мягким местом в стол.

– Простите ещё раз, уважаемая… леди, – он особенно подчеркнул это «леди», – но выпустить вас я не могу, – с нажимом проговорил мой недавний, не уверена, что спасатель.

– А я убеждена, что можете, – вторя ему, процедила я храбро.

– Прекрасно… – он опять сложил руки на вызывающе широкой груди, – Идите! – зло бросил, махнув в сторону двери рукой, и демонстративно отшагнул в сторону.

Я схватила куртку, и, застёгиваясь на ходу, вылетела из домика.

Ненормальная! Сумасшедшая! Забыла, с кем разговариваешь? У него – оружие! И снегоход. Ты и десятка шагов не сделаешь, он переломит тебе хребет, только чуть-чуть добавив газу. Или просто возьмёт огромными ручищами и просто разорвёт пополам. И шуметь не надо, а потом подбросит на склон с камнями. Оох… я глухо, в голос застонала, прикрывая лицо локтем от жалящего снега, пытаясь сообразить, в какой стороне выход из этой западни.

Кажется, я разочаровала предков, потому что помощи, как и обзора, не предвиделось…



*

Грэма Лэррингтона оторвал от расчета деталей адъютант.

– Ваше превосходительство, объект на два часа. И шторм на подходе. Прикажете проверить?

Мужчина поморщился. Увлёкся. Совсем из мира выпал. Но с этим делом по-другому никак нельзя. Слишком многое на кону.

– Подробности, – сухо потребовал он.

– Женщина. Идёт прямо в провал. Не местная точно. И не профи. Шаг любительский. Судя по всему, давно. Это видно, – уверенно доложил адъютант.

Грэм потянулся, размял затёкшую шею.

– Подготовь Бегунка. Я сам проверю.

– Но, Ваше Превосходительство, Вы не можете так рисковать, это может…

– Сомневаюсь, Тэрри. Никто не знает, что я здесь. Даже ваши слухачи не в курсе, где проходит мой «отпуск», – поднялся, коротко оскалившись. Подумал и надел всё-таки бронировку.

Ему не помешает просто размяться. Столько времени над планом взаперти – делает из мозгов вчерашний кисель. Да и мышцы, привыкшие к нагрузкам, требуют боя.

Нет, чутьё его было спокойно. Только вот и Тэрри был прав. Рисковать собой он сейчас не имел права. Подумал ещё и надел скрытую, на заказ сделанную кобуру.

Бегунок ровно урчал, разгоняя движок. Они не спеша плыли по белой, схваченной блестящей коркой, пустыне, с застывшими на ней оплавками ряби. Прошлогодняя сушня подрагивала под тихими пока вздохами ветра. Солнце шалило, вытапливая из снега унылые капли в сухих метёлках травы. Грэм остановился на миг и прикрыл глаза, вдохнул полной грудью. Здесь, в Весне, было неожиданно хорошо. И работать над операцией получалось эффективнее и быстрее. Может, оттого, что не отвлекали бесконечными прошениями и докладами, совещаниями и вызовами к Высочайшему. А может, из-за чистоты эфира, так сильно отличавшегося от столичного. А может, вот из-за этих капель в длинных иглах сизой сосны и запаха, уже почти забытого с юности. Мужчина улыбнулся, хмыкнул довольно. Определённо. Весна ему нравилась.

Он достиг опушки и повернулся в обозначенном адъютантом направлении. Всё было именно так, как и сказал Тэрри.

Маленькая фигурка тяжело шла точно в провал.

Мужчина нервно дёрнул щекой, опустил на лицо очки, заменявшие ему визор (шлема он не надел) и плавно выкрутил газ. Бегунок не заартачится. Он успеет.

Идёт с холма. Вероятнее всего, от замка. Не местная. Не профи. Фарватера не знает. Оптики нет. Её бы он уже увидел, да и автоматика бы сработала. Внешний осмотр неинформативен, расстояние не позволяет. При желании оружием могут быть и палки, – усмехнулось в голове.

Но нет, пожалуй. Шаг не тот. Киллер должен был бы быть в лучшей форме. Да и снаряжение было бы другим. Отсюда видно – не профессионал. Даже не любитель. Так, случайный турист. Точно. Турист. И замок как раз.

Грэм ощерился шире, вывернул ручку на максимум.

Привычно вскинулся в адреналиновый раж, улыбнулся, выхватывая взглядом провалы зыбуна и частые камни. Не время для такой скорости, мрачно процокало в висок. Но ты же помнишь, Грэм, ты поклялся. Каждую жизнь, как жизнь матери. И речь была не только о твоих парнях.

Спидометр показывал за двести. Поднял от приборов взгляд как раз в тот миг, когда измученная фигурка упала, налетев на камни провала. Грэм поморщился. Возможно, он уже ничем не сможет помочь. Плавно замедлился, чтобы не тревожить провал вибрацией.

Девушка, не женщина, неловко поднялась. Даже почти ребёнок. Грэм тихо выругался и заметно напрягся. Ответственность подскочила в разы. Расчёт был простым. Главное, чтобы не стала упрямиться, а тем более задавать вопросы и медлить. Обратился мыслями к своему защитнику, “Помоги”.

Она распрямилась, стянула с лица маску, быстрым, совсем мальчишеским жестом утерла нос, и Грэм выругался снова. Такой подлянки он не ожидал. Это покруче любого киллера. Того хотя бы можно ликвидировать с чистой совестью. Почувствовал подкатывающее к горлу отвращение. Вот только текущей задачи это не отменяло. Девчонку надо было спасать, Дрэкран её побери!

– Что надо? – спросил без особой, впрочем, надежды на откровенность. Так и вышло.

Сестру какую-то приплела. И мужика. Понятно всё, что это её группа. А вот там уже и засада может быть, кстати. И, судя по месту, в котором они, по её словам, “ждут помощи”, так и есть.

Совершенно точно, это она. Грэм не мог ошибиться. Да и не дура, вроде бы, оказалась, хотя, он давно в этом сильно сомневался. Но все команды осилила чётко, строго по плану. Ну, хоть что-то.

На ходу набрал Тэрридана, заметив между прочим, как кровь начинает распаляться привычным азартом. Шумно втянул носом воздух. Да. Он позволит себе это маленькое безрассудство.

– Слушаю, Ваше пре…ство! – привычно отчеканил адъютант.

– Монитор камер замка и территории вокруг. Срочно.

– Есть!

– Жду.

– Два человека за пределами парка. Мужчина и женщина. Вероятность нападения три из десяти по расчету программы. Хотя, я бы перестраховался, – Грэм беззвучно хмыкнул рассуждениям Тэрри. – Господин Лэррингтон, дождитесь меня, я буду минут через двадцать.

– Конец связи, – Грэм дал отбой.

Если она здесь с заданием, то как это может быть связанно с ним, продолжал рассуждать Грэм. Неужели… Нет это было невозможно. О готовящейся операции не знал никто даже в штабе. Это был секретный проект под контролем непосредственно Главы Союзных Земель. Вариант утечки, если такой и был, грозил окончательным сломом всей системы целиком и мог означать, что никакие действия уже не спасут государство. Именно поэтому, он должен был выяснить всё сейчас. Даже хотя бы ценой своей жизни.

Если это провокация, направленная на срыв операции, путём устранения главного курирующего лица, это сделает для Главы утечку очевидной. И они, возможно, успеют принять меры.

Если это попытка вывести его из себя или очернить и капнуть ещё дёгтя на и так давно измазанный самыми неприглядными цветами стяг государства, что ж, он постарается не давать повода. В любом случае, нужно выяснять, в чём там дело.

По факту вышло, люди и впрямь нуждались в срочной помощи. Грэм забрал обоих, потребовав оставить лыжи и палки. И, даже не морщась, уселся к незнакомцам спиной.

Отец бы ни за что не одобрил.

Ненормальная на всю радиорубку женщина вполголоса ругалась сама с собой и пространством. Когда же они поравнялись с девчонкой, на ходу спрыгнула и бросилась к ней. Грэм с трудом удержал лицо, чтобы не матюгнуться, и снегоход от перевёртыша. А на борту был не самым лучшим образом раненный подопечный.

Он плохо слышал их разговор. Точнее, почти совсем не слышал. Ветер сносил слова в сторону. Предположительно, Мэрин действительно беспокоилась о девчонке, которая, судя по сверхъестественному внешнему сходству, действительно оказалась её сестрой. Младшей, конечно. Что удивительно. Потому что оторвой из этих двоих, совершенно однозначно, была как раз старшая. Бедлам какой-то, непривычно удивился Грэм.

Старшая сорвала с младшей балаклаву, открывая в этот раз не только лицо, но и светлую шевелюру. Точно! Это она. Никаких сомнений. Непонятным остаётся, по какой причине она здесь находится. Виду, что Грэма узнала, тоже не подаёт. Хотя, в любом случае, должна была.

Старшая ещё что-то спросила и, коротко приобняв девчонку, привычным движением запрыгнула на место сзади, за Робом. Очевидно, ездить вторым номером для неё не в диковинку совсем. Подозрительно. Но и возможностей нанести удар у них было уже более чем достаточно, и они ими не воспользовались. Вероятно, им может быть нужна не ликвидация, а сами детали операции. Тогда понятно, что они пытаются попасть в дом. Только то, что они могут там обнаружить свести вместе не в состоянии даже глaва Совета, потому что данных просто нет. Они меняются каждую минуту. И одновременно клонируются на десятки ложных. Так что шиш вам, ребята, а эту лазейку предусмотрели самой первой. Грэм улыбнулся одной щекой. Ему было весело.

Погода сдурела окончательно. Они уже почти достигли посёлка, когда небо не выдержало и, выхватив, наконец, из-под почти чёрной тучи узкую полосу бледного розового света, упало на землю. Мир безнадёжно слетел с катушек. Если бы не вес троих, ладно, двоих с половиной взрослых людей, снегоход бы перевернулся от чрезмерного порыва.

Девчонке не добраться, если ветер не в спину. А он не в спину. Жаль. Она была вполне… Он не додумал, какой именно. Размышлять в таком ключе не хотелось до противного нытья в челюсти.

Даже домой не стал Роба затаскивать. Погрузил сразу в машину. Есть шанс, что Тэрри с ними ещё успеет выбраться из Весны, пока дорогу не переметёт окончательно. Это дело нескольких минут. И даже его вездеход не пройдёт, пока не пришлют гранер.

– Карри утопила в снегу телефон! – крикнула ему в плечо Мэрин. Она была немного выше сестры. Но это могло ему и показаться. – Дадите ей позвонить. Пожалуйста, как доберётся. Или дайте ваш номер, – она придвинулась поближе к его уху, вероятно, чтобы он лучше расслышал, – Я позвоню вам сама, если это уместно!

Грэм чуть мотнул головой с едва заметной улыбкой, крикнул:

– Непременно! – и захлопнул дверь автомобиля. Стукнул по стойке – трогай!

Поморщился, и развернулся за девчонкой.

Неожиданно встретились у самой ограды его крошечного дома. Чуть живую выгрузил её у крыльца. Видно, что упадёт сейчас, а ничего, держится. И на лице ни один мускул… Молодец, прекрасный солдат бы вышел! Грэм почему-то довольно усмехнулся ей в спину.

Он обернулся только на мгновение. Тэрри не сможет сегодня вернуться. Что ж, тем лучше. То есть… Ну, да. Не очень хорошо получается. Зато, он сможет выяснить подробно, какого дрэка ей занадобилось в сезон штормов рядом с его домом. А о слухах, что ж, сама же и позаботится, чтобы их не было. Это в её интересах. Грэм опять почему-то улыбнулся и столкнулся с девчонкой прямо в дверях.

…Его внеплановая неприятность вернулась спустя четыре минуты. Он давал ей три. Грэм даже не обернулся. Просто разлил по чашкам как раз готовый кофе, отчаянно желая чего покрепче, и уселся на прежнее место, равнодушно глядя в окно.

Она пошуршала одеждой и не пришла в столовую. Съёжилась в кресле рядом с печью. Грэм наблюдал за ней краем глаза.



*

– Меня зовут Каррия, если вам это интересно, – хмуро представилась я, глядя в пространство прямо перед собой.

– Грэм, – коротко откликнулся сбоку мой похититель и добавил с почти невидимой усмешкой: – Лэррингтон. – Что-то шевельнулось в памяти, но… нет. Я его не знала. В той операции в Лакре он не участвовал.

– Что вам от меня нужно?

– Хотел то же самое спросить у вас.

– Вы ведь не думаете, что я оказалась здесь специально? – спросила раздражённо и, поймав его прищуренный взгляд, заключила, – Ясно. Значит, всё-таки думаете. Бред какой-то, – потёрла руками сильно обветренное лицо. – Ну и зачем, по-вашему, я могла тут очутиться?

– Я узнал вас, леди, – он навалился локтями на стол, слегка наклонившись в мою сторону. – Вы нигде не бываете случайно. Это нонсенс.

Я усмехнулась. Действительно. Как-то не подумала.

– Что ж, я вас успокою и разочарую одновременно. Вы ошиблись.

– Неужели? – вкрадчиво поинтересовался вояка, наклонившись чуть заметней.

– Абсолютно, – приподнялась и потянулась к столу, обхватила чашку с кофе обеими руками. – И где же ваш друг? По вашим словам, он уже давно должен был появиться.

– Тэрридан, скорее всего, не сможет вернуться сегодня, – он бросил задумчивый взгляд в окно. – Но не беспокойтесь, я позабочусь о том, чтобы вы смогли выбраться из этой глуши как можно скорее.

Клянусь, в его глазах мелькнула такая убеждённость, что стало совершенно очевидно – мой визит крайне некстати. Я с удовольствием сделала большущий глоток кофе. О, духи, как вкусно!

– Не хотелось бы злоупотреблять, – промямлила я. Лицо слегка щипало. Кажется, всё-таки подморозила. В глазах сначала появилась резь, а потом они начали слипаться от этого слишком приятного тепла и почти оглушающего уюта. Несколько очень нелёгких часов с плохо рассчитанной нагрузкой на свежем воздухе вкупе с неожиданно наступившей тишиной и покоем лишили сил окончательно.

– Не беспокойтесь, я этого не допущу, – кажется, расслышала сбоку.

Я хмыкнула, успев подумать, что мне импонирует его наглость и манера держаться, и что мне и правда с ним ничуточки не страшно. Собственно, это было всё, на что меня хватило. Потому что дрова тихонько потрескивали, снег за окном уже не летел, а медленно падал, чуть заметно пахло сладковатой смолой и дымом, и сильно кофе. Я подтянула ноги под себя и на секунду прикрыла глаза, улыбаясь. Мне было всё равно, кто такой этот Грэм и собирается ли он меня убивать или похищать. Я была не в состоянии пошевелиться. Усталость тягуче растеклась по телу, и как я не старалась внять здравому смыслу и разлепить глаза, это было неосуществимо. Где-то далеко, за странным сумрачным горизонтом сознания, я услышала тихие и очень крепкие слова, но ко мне это уж точно не имело никакого отношения. Я все вернее уплывала в самый дальний и бесконечно глубокий космос…



Утро было неожиданно ясным и тихим.

Вчера была весна и предвесенняя вьюга. Сегодня – солнце и мороз. Легко открыла глаза, обнаружив себя в широченной постели. Мозг щёлкнул только пару раз, отметая дурацкие и неуместные варианты. Точно знала, что беспокоиться не о чем. Приподнялась на локте, с удовлетворением нашла на себе полный комплект термобелья. Значит, остальное с меня всё-таки снял. Усмехнулась равнодушно. Это сколько же я проспала? И я не позвонила вчера Мэрин. Дрэк! Она будет волноваться.

Поискала, во что могла бы облачиться, но лыжные штаны одевать к завтраку было совсем не в духе приличий. Да и не было их в обозримом пространстве. То есть, в спальне, в которой я была совершенно одна. Что, впрочем, радовало.

На стуле рядом, лежала аккуратно сложенная свежая чёрная футболка. Подумала и развернула её. Она была огромна. И вполне могла бы сойти мне за платье. Захватила её, чтобы отправиться на поиски хозяина, читай, свидание с ванной, которая, слава Богу, в этом крошечном доме имелась.

Грэм обнаружился в кабинете.

– Доброе утро, – пробормотала нетвёрдо, приоткрыв дверь. Мужчина сидел перед небольшим монитором, но сосредоточенно смотрел в какие-то огромные бумаги, игнорируя моё вторжение. От вчерашнего он отличался неожиданно – узкими очками, что придавали его очень мужественному и без того слишком правильному лицу утончённости и (я мысленно ругнулась) аристократизма. Хмыкнула вслух, и он соизволил обернуться.

– А. Проснулись, – посмотрел поверх тонких линз, уголки губ на мгновение дрогнули, – Найдите что-нибудь позавтракать. Кухня в вашем распоряжении. Я занят.

– Благодарю, – очень кстати, и так даже лучше. – Вы завтракали?

– Что? – мужчина опять нехотя оторвался от документов и бросил на меня короткий, рассеянный взгляд.

– Завтракали?

– Нет, некогда, – ответил, уже на меня не глядя. И добавил отвлечённо:– Я вас не задерживаю.

Меня заметно перекосило, и я аккуратно захлопнула дверь.

– Не задерживает, – бубнила себе под нос, держа маленькую, покрытую синей окалиной джезву над самым медленным огнём, что могла выдать его небольшая плита, – Утончённый, – передразнила себя саму шёпотом, – Тьфу, невежа!

С другой стороны, чему возмущаюсь? Окажись я на его месте, как бы поступила сама? Честно? Я бы нашла кого-то, подходящего для спасения больше меня. Кого-то, кому можно перепоручить решение проблемы. Да. И это было бы правильным. Потому что каждый должен делать то, что умеет хорошо. Я же спасать людей профессионально не умела, зато…

От мыслей отвлёк звук открывающейся двери и твёрдые, решительные шаги.

– Вы правы, – услышала гулкое за спиной, – Позавтракать, действительно, стоит. На меня кофе хватит?

– Рада, что здравый смысл восторжествовал, – откликнулась мрачно.

– Вам дурно спалось?

– С чего вы взяли? – вышло грубовато, но и приседать в книксенах перед этим солдафоном, хоть и «выкающим», я не собиралась. – Спасибо, что уступили кровать, – так же, не оборачиваясь, исправилась я.

– Я не уступал, – ответили сзади невозмутимо.

Резко обернулась и почти упустила за этим кофе. Поймала, заметавшись, разливая убегающий напиток по чашкам и, закончив, уставилась на мужчину снова.

– Простите?

– Не уступал, – тем же непрошибаемым тоном повторил он.

Не нашлась – возмутиться, обидеться или оскорбиться. Глупым было и первое, и второе, и третье.

– В любом случае, спасибо, что не оставили на улице, – сухо поблагодарила я.

– За это вы благодарили вчера. Этого довольно, – в глазах вояки был презрительный холод.

Я вспыхнула, отвернулась к окну и от этого рассердилась ещё больше. Можно подумать, я тут специально! Открыла рот, сообщить, что не намерена злоупотреблять, но вспомнила, что это тоже секвенция ко вчерашнему, промолчала и, ровно повернувшись, поставила чашки на стол.

Грэм кивнул и присел за узкий стол, прямо напротив.

Я выпила уже половину невозможно горячего кофе, когда военный, наконец, заговорил.

– Я звонил Тэрридану. Он передал вашей сестре, что с вами всё в порядке, – произнёс нервирующий меня мужчина, глядя точно в чёрную жижу, которая получалась у него однозначно лучше. – Так же, как и то, что вы задержитесь, но, – пресёк жестом мои попытки возмутиться, – и сообщил, что, как только движение на дороге будет восстановлено, вам помогут уехать отсюда.

– Какое движение? – встревожилась и нервно заёрзала.

– Оползень. Довольно масштабный. Весна отрезана от сообщения. Полностью. Последствия вчерашнего снегопада. За неделю должны откопать, не волнуйтесь, – как-то очень коварно пообещал он.

– Лавина? Вы имеете в виду лавину?

– Лавины – в горах. Здесь, в холмах это именно оползень. Но суть практически та же. Много мокрого снега, грунт и камни.

– Но, как же…? Неделю? Вы уверены?

– Что именно вас беспокоит? Без крова и еды не останетесь, – бросил грубо. – Автомобиль ваш уже эвакуировали, стоит в местном фермерском гараже. Если желаете, сюда перегонят.

Я тряхнула головой, принимая новости. Поднялась. Срочно требовалась ещё порция кофе.

– Спасибо, конечно, но… – как я могла ему рассказать, что именно «но»? – У меня работа, – поморщилась и не без причины. Чет мне голову открутит, если послезавтра я не выйду с новым материалом.

– Ничего не получится, – невозмутимо «успокоил» военный. – Пока не расчистят. И Вы по-прежнему не желаете ничего рассказать? – устало вздохнул мужчина.

– А вы по-прежнему не желаете понять, что я здесь с частным визитом. С сестрой и её мужем, – сухо напомнила я.

– Замок Сневергов? – усмехнулся Грэм.

– Именно так. Главное поместье рода. Каждый из потомков обязан побывать…

– Сневергов, – повторил, почти изумлённо. – Вы из Сневергов?

– Хоть сто раз повторите. Да, одна из ветвей, – вояка вдруг дёрнулся и, кажется, окаменел, – Мы с Мэрин четвёртое, нет, пятое поколение удаления непосредственно от Сневергов. Проще говоря, именно Сневергом был наш пра-пра-прадед.

А Грэм откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, отстранённо теперь улыбаясь.

– Вы продолжаете удивлять, милая леди. Надеюсь, на этом сюрпризы закончатся, – и улыбка его сделалась опасной, а в глазах блеснуло то ли недоверие, то ли недобрый интерес. И первое, и второе было плохо. Подавила внезапный приступ паники и холодно вымолвила:

– Во-первых, если вы меня узнали, вам должно быть известно, что не такая уж я и милая. А во-вторых… вы намерены рассказать, в чём суть вашего недоверия и претензий?

– Я намерен помочь вам, – он подчеркнул это «вам» и опять чуть склонился над столом, – перенести сложившуюся ситуацию, хотя, не стану скрывать, меня, – теперь выделил «меня», откинулся обратно и сложил руки на груди, – Это сильно напрягает. Могу, кстати, предложить вам перебраться к Магдалене. Это в километре отсюда. Милейшая женщина, – он сделал неопределённый жест рукой. – И условия просторнее, чем у меня. Однако, боюсь вас это не устроит, – оскалился в этот раз с насмешкой.

– С чего вы взяли? – спросила резче, чем это выглядело бы уместным. Сейчас я была готова выскочить на улицу в чём была, найти лыжи и броситься прочь из этого дурацкого, чрезмерно уютного, возмутительно милого и так некстати привлекательного дома. Я его обременяю! Я, между прочим, в курсе. И мне чудовищно неловко. И я здесь не по своей воле, к тому же. И указывать мне на моё такое неудобное положение в этой ситуации категорически недостойно!

– Потому что именно род Магдалены ответственен за казнь вашего прапрадеда. Именно они надругались над могилой основателя замка, и именно их дети волочили кости старого графа по улице. Кстати, полагаю, Магдалена слепа от рождения именно по этой причине.

По спине потёк липкий холод и шевельнулись волоски на руках.

– Оставьте, – он неожиданно оказался рядом и осторожно освободил из моих пальцев джезву. – У вас это неважно получается. Я сам.

Наверное, мне следовало что-то ответить, но я, по всей видимости, была глубоко шокирована, поэтому просто молча опустилась на скамью.

– Вы тоже, – произнесла отстранённо, когда кофейный аромат побежал по кухне вновь.

– Что «тоже»?

– Продолжаете удивлять, – нетвёрдым голосом ответила я.

– И чем же успел удивить ещё?

– Экипировкой, – почему-то призналась честно. Хотя, наверное, следовало выведать его тайны поизящней.

– Не нахожу в этом ничего удивительного. Скорее, я возмущён, почему ваше руководство не обеспечивает вас надлежащей защитой и средствами связи, – осторожно поставил передо мной дурманящий запахом напиток с плотной, вкусной даже на вид тёмно-ореховой пенкой в красивых разводах. И уселся на прежнее место.

– Почему не обеспечивает? – двумя руками подняла за самый краешек чашку к губам и пожала плечами. – Если я занимаюсь сюжетом, то защита обычно полная, – сумасшедшее вкусный кофе, – это предусмотрено контрактом. Говорю же вам. Мы здесь с частным, никак не связанным с компанией, визитом.

– К сожалению, ваша профессиональная деятельность…

– Я даже не знаю, кто вы, – перебила его. – Я правильно поняла, вас беспокоит возможный интерес к вашей персоне? – спросила без обиняков и отставила от себя ещё полную чашку.

Он помедлил немного и, плавно кивая, всё-таки произнёс.

– Именно так.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась ехидно. – И готова поклясться под присягой, что моим заданием вы не являлись.

– Не являлся?

– Ну, теперь-то вы нагнали столько таинственности и сгенерировали столько вопросов. Что минимум на частное расследование я созрела.

– Быстро вы, – криво дёрнул щекой Грэм.

– Ну, а много ли для этого надо? Привлекательный, ещё молодой мужчина, – я вызывающе подчеркнула «ещё».– Геройский поступок, великодушное покровительство, – с каждым моим словом Грэм всё больше вытягивался и каменел. – Отличный сюжет получится. А если ещё в реальных условиях, да под удачную идею… Бомба просто будет, – и с шипением выдохнула: – Уж поверьте! Ммм, а вот не хотите ли поучаствовать, как раз спортсмена сейчас женим в проекте, так там на следующий сезон место вакантно пока…

– Вы что себе позволяете! – совершенно красный от бешенства вояка рывком поднялся, задев стол, так, что чудесный кофе пролился. Желваки ходили под кожей и глаза уже пылали чернотой. Он развернулся и стремительно скрылся в кабинете, оглушающее хлопнув дверью, и крошечный домик содрогнулся.

Я обхватила голову руками, поставила локти прямо в кофейную лужу. Гадко. Мне было гадко. Он совсем ничего обо мне не знает! Так кто дал ему право навешивать ярлыки! «Ваша профессиональная деятельность», – передразнила я его. Я даже не с того канала! Мог бы и сообразить. Я занимаюсь новостями! И к реалити не имею отношения! Хотя… некоторые новости… Чушь! Для всех мы только картинка, одно из неотъемлемых лиц, делающих день привычным или нет. Бездушная говорящая голова. Что ж, иногда я и сама так думаю. А иногда жалею, что это не так. И уже слишком часто хочется, чтобы не было ни чувств, ни мыслей, ни реакций. Мы – чaсть механизма управления. И от этого ещё гаже…

Думала, выбрала себе прекраснейшую профессию. Думала, сделаю мир лучше. Буду нести доброе, светлое. Вот он – тот самый удивительный шанс. А на деле вышло – контракт всему голова. И я несу то, что требуется сейчас руководству канала. Или хозяевам руководства. Или бизнесу хозяев. Чувствую себя фишкой на столе в казино, которую передвигают с поля на поле с различной долей успеха. И от этого зависит моя зарплата и ещё кое-что, куда более важное.



*

Грэм был в бешенстве. Кровь грохотала в ключицы, раздувая артерии. Он пытался ровно и глубоко дышать. Не выходило. Так вывести его из себя не удавалось пока никому. Разве отец… Да нет. И отец так не мог. Потный, тощий дрэкран! Выставить вон и никогда больше не знать, и не видеть!

О выдержке Грэма ходили легенды. А тут… Дрэк!!! Он сложно ругнулся. Смазливая, эгоистичная пустышка, со сфабрикованным эфиром апломбом! Понятно, конечно, что она решила так его поддеть. Намеренно желая оскорбить. Непонятно, за что? Не он разве спас её дрэкранову задницу, а теперь ещё и сестру? Пожалуй, стоит считать, что он так откупился за прошлое. Если она в курсе деталей, то ему понятна эта её язвительность и стервозность, хоть он по-прежнему уверен, что действовал верно! Грэм запустил руку в волосы и потом резко дёрнул вниз, не в силах сладить со злостью. Повернулся было из комнаты прочь, поставить дерзкую выскочку на место или просто вышвырнуть вон. В конце концов, она в его доме. Остановился. К дрэку всё! Не ему оправдываться и унижаться перед этой, хоть и Сневерг?

Наверняка, это вчерашняя его минутная слабость так сыграла. Точно. Что ж. Он будет внимательнее впредь и больше этого не допустит.

Кто же мог подумать, что строптивая особа поведёт себя так мужественно, решительно и серьёзно, что это тронет даже его ледяное сердце?

Ледяное до оплесневения. Работа и окружение очень к тому располагали. И он продолжал черстветь, иногда, очень редко, недоумевая, зачем же в академии их учили музыке и танцам. Понятно, что задания бывают разной глубины, но ведь курирующие настаивали, что и то, и другое умение просто жизненно необходимо абсолютно любому офицеру. Грэм не спорил. Однако, проверить это возможности, к счастью или к несчастью, не представилось. Ни разу. То ли задания были не те. То ли жизнь. Домашние посиделки – не в счет. Там и танцевать-то толком не с кем было. Да и некогда.

И ночью… дрэкран её побери, эту самую ночь! Он даже подумал, что был бы совсем не прочь изобразить парочку не самых сдержанных па с тоненькой блондинкой, которую держал в то мгновение в руках, и которую пришлось почти раздеть в своей собственной постели. Она вырубилась (естественно, не без помощи) прямо на его глазах, в кресле, едва не опрокинув на себя остатки кофе. Он чудом, точнее, рефлексами, успел поймать чашку. А так пришлось бы раздевать полностью.

Тяжело ему далась прошлая ночь.

Грэм поднял голову вверх и глубоко вздохнул, кажется успокаиваясь.

На ней был чёрный, слишком обтягивающий термокостюм. Настолько слишком, что он мог легко различить цветочный рисунок кружев под ним.

Мужчина шумно втянул воздух носом. Он снова чувствовал подступающее раздражение. Бедлам совершенный.

Хотя, чего ещё было ожидать от смазливой, взбалмошной звезды, скачущей из страны в страну за сенсацией. Только вот он, Грэм, её сенсацией не станет.

Он работал уже больше половины дня, закрывшись в кабинете. План операции был закончен, трижды проверен и дважды утверждён. Грэма волновали детали. Детали всегда были очень важны. К примеру, какого года выпуска будет локомотив. Или кто из диспетчеров будет в этот день на дежурстве. Состав семьи машиниста, вернее отсутствие таковой. Наличие металлических заграждений на переездах. Деталей были тысячи. Автоматический анализатор не мог предусмотреть всё, проработать человеческое отсутствие логики, форс-мажор и простую глупость. Это должен был сделать Грэм.

Девчонка вела себя тихо, и он почти забыл о ней. Пока из-за двери к нему не проник запах. Пахло едой. Чем-то очень простым и невыразимо вкусным. Мужчина поморщился и свернул расчёты. Поднялся, тряхнул головой, прогоняя усталость, разминая затёкшие мышцы. Шагнул к двери и, распахнув, чуть не налетел на Карри. Та стояла, опустив голову и подняв маленький свой кулачок вверх, намереваясь постучать. Замерла на миг, хлопая растерянно яркими, тёмно-серыми глазами. Да и он тоже хорош, отшатнулся слегка даже.

Она нашлась первой.

– Пойдёмте обедать, – произнесла так холодно, что если бы не его здоровый армейский аппетит и способность утолять голод в абсолютно не предназначенных для этого условиях, желание есть отбила бы точно.

Грэм поблагодарил не теплее и направился к столу.

– Я позволила себе воспользоваться только этим, извините, – она указала на стол сдержанным, коротким жестом, и Грэм косо улыбнулся одной половиной лица.

– Не стоило беспокоиться, – подчёркнуто вежливо ответил он ей. – Но спасибо. Надеюсь, это не сильно вас обременило.

– Послушайте, прекратите, наконец! – не выдержала Карри. – Мне очень жаль, что так вышло. И раз уж мы вынуждены терпеть общество друг друга, умоляю, давайте не будем сориться, – и добавила тихо, – Иначе, я вас убью.

Грэм коротко дёрнул уголками губ.

– Или я вас.

– Вот и договорились, – Карри выглядела взволнованной и немного беспокойной.

Она надела футболку, что он ей приготовил (надо же ей было в чём-то ходить), как платье поверх своих невероятно обтягивающих брюк и, кажется, на ней был его, Грэма, ремень, обёрнутый вокруг талии вдвое. Тонка и подвижна. Ничего не скажешь – маленькая Сневерг. У них все женщины были маленькими. Волосы – в косу и заправлены под футболку также, как вчера. Так, что не поймёшь, какой они длины. Да и какая ему разница?

Карри подняла тарелку с хлебом, передать ему, и Грэм застыл против воли. Футболка была слишком… чересчур большой, и слишком широкий рукав открывал глазу вызывающе белое кружево. Он видел. Тот самый рисунок, вот только взгляд его задержался совсем не на нём.

Тихо ругнулся, поднялся рывком, прежде чем она могла бы заметить. Пробормотал что-то о том, что вспомнил о важной детали, которую упустил. Схватил тарелку, громче, чем хотел рявкнул:

– Поем в кабинете, – и, задержавшись у двери, не оборачиваясь, добавил: – спасибо.

Грэм ругался долго, цветасто, искренне и про себя. Что именно так сыграло, злость или её вызывающее поведение, ему было неясно. Воображению же было на истину плевать, и оно ехидно подбрасывало самые откровенные виды и позы с маниакальной настойчивостью.

Какая уж тут еда? Грэм в бешенстве несколько раз с силой сжал и разжал кулаки. Как? Какого дрэка это вообще было возможно? Самое глухое и безопасное место в Союзных Землях, где его не должен был найти и побеспокоить никто! Селяне не в счёт, для них был Тэрри. Рэман уверял, что позаботился об этом лично. Вот уж, действительно, человеческий фактор. Бесконечный, внеплановый – совершенно дурацкий бедлам.

Он пригляделся к тарелке. Жареная картошка. Рассыпчатая и мягкая, с коричнево-золотистой корочкой. Грэм горько усмехнулся. Это не могло быть правдой. Такое количество противоречий и точных очередей в цель за раз просто не должно было вместиться в одно маленькое недоразумение – Сневерг. Мужчина в очередной раз оскалился и всё-таки принялся есть.

Из комнаты сегодня он почти не выходил.



*

Вот честно, не поняла, что это сейчас было. Ну, обиделся этот солдафон, но я же извинилась. Да и не хотела я его оскорблять вовсе. Ну, сорвалась утром, ну истеричка. Ну, устала просто, нанервничалась. Понимаю, что не оправдание. Но и он тоже хорош. Пристал со своими допросами и предрассудками. И я. Прощения попросила. Еды приготовила. Что ещё-то надо? Мой опыт, скудный, впрочем, убеждал: этого – более чем! Нет, есть ещё одно, конечно. Но здесь, простите, не тот случай, чтобы пользоваться таким средством. Да и не настолько мне его прощение нужно. Пфыкнула шёпотом в сторону.

Есть он, видите ли, со мной отказывается. Неужели, думал, что я поверила в эту чушь с его «важной деталью»? Считает, что обед в моём обществе – тень на его репутацию? Было бы, о чём переживать! Не каждого вояку в кадр со мной берут, между прочим! Очень хотелось показать двери простую и очень неприличную комбинацию из пальцев, но вместо того просто крепко поджала губы.

Я кипятилась всю вторую половину дня и к вечеру накрутила себя настолько, что готова была сорваться в темноту идти искать дом той самой слепой Магдалены, лишь бы поскорее убраться отсюда. Не знаю, что меня остановило. Отсутствие дороги и вновь закрутившая снаружи буря, или желание докопаться до правды и взять-таки справедливый… (ну ладно-ладно), хранящий моё самолюбие реванш, но я упорно продолжала сидеть в кресле и читать кого-то из классиков про море. Библиотека в доме была небольшой, но очень качественной.

Заполночь, я всё-таки пробралась в душ и после закрылась в спальне. Грэм признаков жизни не подавал уже давно. То есть не выходил, не совершал никаких звонков и даже не шелестел, как с утра, бумажками. Ну, и ладно. Дрэк с ним. Не желает общаться, и мне ни к чему – мне надо подумать, как разыскивать Чета. Его номер на память я не знала. А мой телефон трагически и бесславно сгинул среди холмов в нескольких километрах от несчастной Весны. Название-то какое. Весна… Кто бы мог подумать, что это не весна, а засада? Самая натуральнейшая, – размышляла я, кутаясь в тонкое одеяло. Сегодня было холодно. То ли окна были со щелями, то ли домик хлипковат, только от ветра на улице я и в доме замерзла чудовищно.

Грэм, кажется, вышел – я услышала тихие шаги. И замерла, притворяясь спящей. Но он прошёл мимо. А я почему-то закусила губу от досады. Чего ждала? Что он придет и скажет, что не сердится на мою утреннюю выходку и совсем не расстроен, и у него действительно много работы? А я, на самом деле, очень милая девушка, и он чрезвычайно рад знакомству и вообще счастлив, что имеет честь принимать меня в своём доме?

Чушь! Вернее, не так. Чушь, что «чушь»! Я именно этого и хотела!

Почему мне было так обидно и гадко?

Потому что он, нормальный, по всей видимости, мужик считает меня пустоголовой блондинкой, штампующей новости? Какая мне вообще разница? Главное, что сама знаю о себе. И всё остальное – не я вовсе.

Просто отчаянно ранит, да, именно так, ранит то, что понимаю с каждым днём всё отчётливее.

Шансов на жизнь уже не осталось. Потому что она – та, что есть сейчас у меня, жёстко ограничена контрактом, а значит, планами Чета, идеями редактора, графиком выхода в эфир и форматом. Долбаным форматом! И хорошо, если того, что было в Лакре, не повторится больше никогда, потому что, если повторится, второй раз нас вытаскивать станут едва ли. И то, что такого не будет, нет никаких гарантий. А отказаться я не смогу. Потому что – контракт. Рабство.

Как давно я во всём этом? Я не помню. Сколько лет я – ненавижу это слово – одинока? Дольше, чем не была в отпуске. Дрэк! Рехнуться можно. Кто сказал, что женщина делается от этого сильнее? Может те, кто и занимаются упражнениями и всякими навороченными практиками с утра до ночи и делаются. А те, кто задыхаются, не успевая жить, просто медленно подыхают. Только вот некогда мне быть другой, не той, что сейчас.

Скрючилась, обхватив плечи, теснее прижала колени к груди. Холодно, и внутри дрожит, не согреться. Попыталась расслабиться и перестать трястись. Стало только хуже. Кажется, заснуть сегодня не удастся. У меня даже мелькнула мысль одеться в лыжный костюм. Термобельё-то я уже давно натянула. Не помогло. А в лыжных штанах всё-таки было бы теплее. Не уверена, что удобнее, но лучше так, чем замёрзнуть насмерть к утру. Они висели на плечиках вместе с курткой в прихожей. Осталось дождаться пока Грэм уйдёт, наконец, из комнаты в кабинет.

Послышались тихие шаги, и дверь беззвучно отворилась. Я увидела тусклую полосу света, скользнувшую по стене, и закрыла глаза. Изо всех сил пыталась сдержать дрожь. Но вздрагивания мои давно больше напоминали судороги, и мне не подчинялись вовсе.

Грэм тихо ругнулся сквозь зубы и вышел прочь, чтобы вернуться спустя пару мгновений.

– Кари, идёмте, – произнёс неожиданно мягко, и крепкие руки бесцеремонно приподняли меня в сидячее положение. Я всё пыталась увернуться, прекрасно сознавая, насколько жалкое зрелище сейчас представляю. – Вам свет мешает? Сейчас уберу, – неверно предположил огромный мужчина и загородил собой дверь. – Вот так, а теперь руки, – бормотал тихим голосом, натягивая на меня невероятных размеров свитер, что оказался мне почти до колен.

– Я согрею вам молока, а вы пока посидите у печки. Так оттаете быстрее. Нужно было давно сказать, что замёрзли. Я к холоду привык. А вот вы – нет, – сказал с заметным укором.

Удержалась, чтобы не пфыкнуть. С чего бы я должна была ему рассказывать о своих неудобствах? Он и так весьма демонстративно донёс нежелательность моего присутствия в его доме, и обременять своими нуждами я никого не собиралась. Но вместо этого скованно произнесла:

– Благодарю, – ну как произнесла, то ли выдавила дрожащим голосом, то ли простучала зубами.

Грэм посмотрел на меня, заметно скривившись, и что-то прикинув, резким жестом сдёрнул одеяло с кровати, обернул вокруг меня и ушёл в кухню. А я, спотыкаясь о волочащийся по полу «туалет» поплелась к печке.

С трудом угнездилась в кресле. Принципиально теплее не стало.

Спустя пару минут Грэм протянул большущую, парящую чашку.

– Температура упала значительно ниже тридцати в течение часа. Поэтому так похолодало, – сухо пояснил он. – Я не сразу сообразил, что вам…

– Не стоило беспокоиться. Но, пожалуй, спасибо, – поблагодарила, принимая чашку из рук. Он взглянул на мои дрожащие ладони и со вздохом вернулся на кухню. Сказал тихо, но твёрдо:

– Сядьте за стол. Ошпаритесь. Это кипяток.

Скованно поднялась, бормоча беззвучно, что предпочла бы приличную порцию коньяку. Хотя… одно другому ведь не мешает. И у меня в вещах, кажется, с собой было. Только где сейчас те вещи… Хмыкнула грустно.

– Вы предпочли бы горячий шоколад, наверное. Но я подобного не держу, – хозяин понял по-своему и поморщился, кажется, с досадой.

Пожала, точнее, не сдержав судороги, дёрнула плечом, молча поднесла чашку к губам. К шестому глотку трястись стала чуть меньше. Грэм с бледным, перекошенным лицом давил возмущённым и злым взглядом. Я даже видела, как гневно двигаются скулы. Не понятно, что его так взбесило снова. В любом случае, я не делала сегодня больше абсолютно ничего, что этот показательный припадок могло спровоцировать. И всё же, чувствовать себя в безопасности никак не получалось.

– Вы хоть понимаете, как ваше поведение безответственно и глупо? – сказал, наконец, продолжая дырявить мою нежную ауру взглядом.

– Вы сейчас о том, что я чекушку коньяка в машине оставила? – ощущение, что в молоке спиртное определённо было. Иначе, как объяснить то, что я только что произнесла?

– Издеваетесь? – прошипел, гневно вздёрнув одну только левую бровь.

– Даже не собиралась. В любом случае, спасибо, мне действительно теплее, – кивнула искренне и благодарно.

– С вашей конституцией переохлаждение категорически противопоказано. А врачебная помощь в настоящее время вне досягаемости, – мужчина устало опустился напротив. – Вы подумали о том, что я вынужден был бы делать, проснись вы утром с лихорадкой? Да хотя бы просто с застуженной шеей или спиной, например, Как за руль в таком виде собирались? Или вы что, у меня тут отлёживаться хотите? – у меня неприлично округлились глаза. – Неужели, было так трудно подойти и сказать, что в вашей комнате очень холодно? Я не ясновидящий, чтобы сквозь стену понять, что вы замёрзли. И из-за чего? Из неоправданной гордости? Строптивости? Или каприза? Ведёте себя, как ребёнок. И я не нянька! – по-прежнему тихо, но так, что лицу стало холодно, высказал Грэм. Как хотите, а пассаж этот не в меня был точно. Это не я время топить печь пропустила. Но прав, конечно. Идти к нему я действительно не хотела. А уж просить о чём-то – тем более.

– Я не нуждаюсь, – сказала тихо вместо того, чтобы вежливо сгладить ситуацию, и почти уронила чашку на стол. Та грохнула донышком о блюдце, и мы оба одинаково, чуть заметно, вздрогнули. – Я не просила вас заботиться обо мне.

Мужчина среагировал… никак. А я мысленно выдохнула. В конце концов, я была ему благодарна и давно уже не злилась после накрученных днём обид и возмущений.

Грэм, прищурившись, смотрел на меня в упор с минуту, что-то обдумывая. Наверное, предполагалось, что я отведу глаза. Но нет, у меня опыт, и я с равной выдержкой привыкла смотреть как в дуло камеры, так и пистолета, пушки, миномёта (нужное подчеркнуть), причём, бывало, в некоторые одновременно, а также в лицо ребёнку или президенту.

Взгляд я выдержала. А Грэм усмехнулся каким-то своим соображениям и ровно бросил:

– Спите сегодня здесь, у огня, – с этими словами мужчина покинул гостиную.

В комнате стало пусто и холодно. Я ещё посидела совсем немного – смотрела, как за узкими щёлками печной дверцы мелькает и гудит огонь, слушала, как высоко взвизгивает вдоль кровли ветер. Так шумно вокруг и задумчиво тихо. Покой… Непривычно.

Перебралась на маленький сидячий диванчик и слишком быстро заснула.

Разбудил сумасшедший запах кофе. Он струился вокруг волос, перетекал мягкими волнами рядом, я вдыхала шершавый, терпкий, аромат и уютнее заворачивалась в пушистое одеяло. Обожаю такие утра, когда можно нежиться в самой лучшей постели на свете – своей, и ни о чём не волноваться. Так, стоп. Ночью был довольно жесткий диван и тонкое одеяло. А сейчас… Открыла глаза, поёрзала. Диван в наличие имелся. Одеяло… большое. Как облако. Тёплое. Дрэков Грэм. А сразу нельзя было такое выдать?

Потянула носом, – кофе не приснился. Кофе точно был! Чуть опустила краешек, освобождая обзор. Мужчина к кофе прилагался тоже. Лежала и глазела бесцеремонно.

Небрежно небрит. Слегка беспорядочно взлохмачен. Вид неуставной и фривольный. Движения твёрдые, прямые, лаконичные. И при этом совершенно необъяснимое отсутствие тяжести. Большой Грэм в маленьком, почти игрушечном для него домике, но не выглядит тут инородным и лишним. А, может, секрет в том, что здесь почти нет мебели? И много свободного места? Наверное, пространство организовано специально под него, чтобы он мог развернуться.

Бессовестно пялилась на широкую, спину с ровными, чётко очерченными плечами. Терпеть не могу, когда у мужиков перекачанные в головогрудь треугольные плечи. Моё право. А у этого плечи были красивые. Прямые. Такие, как надо. Кто же ты, мужик?

За призрачной гранью сознания билось что-то. Что-то слишком похожее на воображение. Одно радовало наверняка: убивать меня он, кажется, не планировал.

Я скользила глазами по коротко стриженному затылку, слишком правильному уху. Красивое ухо. Надеюсь, второе тоже ничего. Шея не «бычья». Значит, скорее всего, химию не жрёт, и «спортивный» вид его вполне натуральный.

Он был в обычной футболке, не как позавчера – в литой броне. Неужели, перестал опасаться, что я его прибью? Закусила губу, отчаянно пытаясь не засмеяться в голос. Чуть не получилось некрасиво закудахтать, от этого сдержаться стало ещё труднее, и я почти была готова расхохотаться открыто, как Грэм замер. Он и до этого беспорядочной подвижностью не отличался, а тут как-то подтянулся и будто задержался на вдохе. Кажется, я перестала дышать тоже.

Обернулся подчёркнуто медленно, и я захлопнула глаза.

– Доброе утро, Карри, – сказал тихо.

Затаилась, почти не дыша.

– Понятия не имею, что Вас так развеселило и смутило, но краснеете вы бесподобно, спасибо, – сказано было вполне себе приветливо и тепло.

С чего вдруг?

Распахнула глаза и натолкнулась на откровенно смеющийся взгляд. Не знаю, как до того, а вот теперь я покраснела точно.

– Так даже лучше, – Грэм бессовестно улыбнулся и указал на «моё» место за столом, – Кофе? – спросил, будто мы сто лет знакомы, и не он хотел меня вчера придушить голыми руками, а я его стукнуть по голове кочергой.

Села, завернувшись в одеяло, как в кокон и тут же из него выбралась, потому что было невыносимо жарко. Бросила взгляд в окно, там по-прежнему искрилась, внезапно раздумавшая убираться, зима. Будто морок наложила, схватила окрестности Весны инеем и влажным морозом. Но жаркое уже солнце трудилось усердно, вытапливая и согревая.

В доме печь гудела огнём. Я хмыкнула и выбралась из убежища наружу. Запуталась в чём-то и почти упала. Оказалось, это невероятной длины светлый свитер. А плечистый великан тихо засмеялся.

– Помочь вам с «ночной сорочкой»?

Невозмутимо «разоблачилась» под его внимательным, смеющимся взглядом, очень медленно, аккуратно сложила и протянула свитер обратно.

И зачем, спрашивается, этому бестактному человеку такие красивые уши? Вот, у нашего с Мэрин соседа в детстве были большущие красные локаторы. Так и парень он так себе, а точнее, вредный очень. Хотя, с такими-то ушами, что ему ещё оставалось? Трижды уже был женат и все три раза неудачно. А этот – высокий, почти даже красивый, если хищный прищур этот убрать и нос маленько подправить. Хотя нет, нос трогать не будем. Хороший такой, породистый нос. И вот как он может быть таким бесчувственным, с такими ушами и таким носом? И прямо с утра! Вчера нарычал. Сегодня осмеял…

Ты смеёшься, Карри. Это совсем плохой признак…

Мрачно вручила свитер владельцу и удалилась.

Когда вернулась к столу, Грэм нашёлся на том же месте. Он рассеянно смотрел в окно и почти улыбался.

Кофе был божественным. И уже только за это я была готова простить ему все издевательства.




ЛАСТОЧКА


Никола Босой, шофёр самого маленького в районе фермерского хозяйства «Ласточкин Дом», в народе широко известный исключительно как Колька Дрэк, мрачно волочился по развезённой дороге, пошатываясь и кругло выражаясь. Иначе перестало получаться полторы бутылки зелёной сивухи назад. От этого Колька был бордов, омерзительно ароматен и в пятнах свежего навоза. Насекомые Кольку опыляли с азартом и хаотичной настойчивостью. Атакуемый взмахнул в очередной раз руками, выкрикивая гласные и мыча. Неловкий маневр поколебал и без того сбоящий стабилизатор, и Колька мягко, как это умеют только пьяные, завалился на бок. Почуяв под организмом поверхность приветливо горизонтальную, Ласточкин шофер двинул губами, пытаясь радостно поощрить незнакомое пространство. Но не успел. Механизм отключения всех систем от мозга сработал раньше. Колька заснул.

И берёг этот сон его измученную Элеонорой Аркадьевной душу и утомлённое ею же сердце. Ибо баба она хоть и обширная, и незабываемая, но все жилы из Кольки вытянула и на косу свою русую – будь она неладна эта коса, что разум мужицкий попутала – намотала.

В этот раз супружница ругалась недолго, зато с порчей имущества, чему сама, несомненно, напугалась. И, главное, на что? Что вместо козочки привёз из городу самый новый аппарат самогонный?! Так любой понимающий в хозяйстве человек сразу сообразил бы, что от аппарата пользы и прибыли, куда больше выйдет, чем с козы!

Коз-то в Ласточке десяток, а самогонного – ни одного! В Селянку, что в пяти километрах пешего ходу, обращаться приходилось. А тут – чистая польза! И неизменный спрос. Баба! Одно слово! Колька матерился до хрипоты, пока Элеонора, папу её, Аркадьевна не запустила лавочкой в окно и не рявкнула, что «/…/ она будет что-то убирать и готовить, пока эта /…/ сволочь козу не добудет!». И очень любопытным Кольке тогда показалось, что аппарат, который он ласково прижимал к груди, отобрать супруга и не пыталась, и вообще шумела исключительно из-за отсутствия появления в доме новой скотины.

Обидным было другое: лавочка была собственноручного Дрэканова производства. Как и окно, стекло в котором, Колька заменил всего месяц назад, после бурного, но не очень продолжительного скандала.

Однако, вывод Ласточкин шофер сделал. Баба сердита сильно. А значит, коза действительно этой разъярённой домовихе нужна. Плюнул супруге под ноги, погладил аппаратик нежно и понёс прятать бесценное приобретение в рабочий трактор. Ну, а уж дальше – в Селянку, лечить, причинённый половиною, стресс.



«Ласточка» выживала. Трудно выживала. Конкурировать с дешёвым импортом было непросто тяжело, почти неосуществимо. Все десять совладельцев её, включая Кольку, пахали от зари и до упаду, и приносило это ровно столько, чтобы хватило на платежи, закупки семян и кормов, и горюче-смазочных. Иногда Никола думал, а стоила эта шкурка выделки? Быть может, просто вести свой огород, пасти свою скотину и не быть никому ничем должным? А жить на продажу излишков. Хотя… будут ли они, эти излишки? А тут, вроде, и сбыт налажен уже. Грабительский, конечно, потому что агенты скупают у таких мелких, как «Ласточка», хозяйств всё за копейки, а в большие сети им и вовсе не пробиться. Только и остаётся – продаваться посредникам за бесценок.

Но тогда у него оставалось бы время на лес и охоту с рыбалкой. И не было бы денег на любимую Элеонору Аркадьевну, наряжать и радовать которую, вопреки всеобщей убежденности, ему нравилось и даже хотелось. Поэтому «Ласточка» оставалась его единственной и незыблемой жизненной программой и целью. К тому же, это было то самое место, куда его приняли «на поруки» по возвращении из северных поселений после инцидента, о котором Колька предпочитал умалчивать. Впрочем, все знали и так.

И о том, что все обвинения были несправедливы. Как и о том, почему в Колькиной машине оказались оба те мешка зерна, которые были обещаны «Ласточке» в количестве десяти за оперативную помощь в посевной, потому что соседнее хозяйство с запившим трактористом фатально не укладывалось в сроки. А заплатили только восемь, и для «Ласточки» это в тот момент было катастрофой. И почему управляющий из «Сияния пахаря», который те самые два мешка зажал, оказался с душевно расквашенным лицом и привязанным к столбу посреди свежезасеяного поля в качестве пугала, знали и следователи, и обвинение. Но прокурор района приходился помятому пострадавшему троюродным дядей снохи. И поэтому Колька Дрэк два года «отдыхал» от Элеоноры Аркадьевны на дальнем севере. Что сильно испортило её характер.



Сейчас Колька спал, счастливо обнимаясь с щетинистой, общипанной телятами кочкой, и блаженно улыбался во сне дражайшей супруге. Та, в мечтах, его хвалила, смахивая любовно невидимую пыль с самогонного аппарата.




ВЕСНА


На юге Союзных Земель весна, даже, пожалуй, почти раннее лето, уже осыпалось отцветшими садами и скворчатник трещал в сочной, нежной зелени оголтелыми птенцами. Пышное плодоземье наливало травы, растило урожай, добывало и пасло. Процветало. Столицу перенесли сюда, в старый Центр, лет двадцать назад, расчертив торговые пути на карте лучами. Логистика сделалась удобной и стремительной, а север, отодвинувшись от административного солнца ещё дальше прежнего, теперь медленно пустел, матерел и крепчал. Потому и оставались в посёлках вроде Весны только самые бесстрашные или отмороженные люди, привыкшие за существование сражаться и, вопреки невозможному, выживать.

Грэм знал здесь многих. Не афишируя себя и не раскрываясь, поддерживал легенду шутя и почти забавляясь. Чураться соседей здесь было не принято. Каждые руки на учёте и нужны больше света зимой. Поэтому Грэму не раз уже приходилось то везти чьей-то дочке акушера ночью, то вытаскивать какой-то грузовик из очередного провала. То организовывать эвакуацию и сообщение с миром во время внезапного паводка. Последнее, разумеется, инкогнито. За те четыре года, что он владел этим домиком и маленьким клочком леса на окраине Весны, Грэм и бывал-то тут всего раз пять по неделе. Но человеком слыл надёжным, безотказным и уважаемым. Обращаться к нему боялись. Однако, форс-мажоры случались почти каждый его приезд. Из чего хозяин крошечного дома сделал неутешительный вывод, что местный электорат ждёт именно его приезда, чтобы позволить себе наконец хоть немного расслабиться, чувствуя себя в его присутствии под защитой.

К собственному удивлению Грэма, его это совсем не стесняло. Наоборот, кажется, даже развлекало. Он мог себе позволить тут перестать быть ответственным за судьбу, события и безопасность Вселенной, и просто помогать людям в их повседневности.

Как Карри. Карри… Пучок неожиданных вероятностей и проблем. Да. Она его раздражала. И он ничего не мог с этим поделать. Хотелось поскорее вымести её из дома, как заброшенный норовистым осенним ветром лист, и рассматривать его, красиво раскрашенный, размышляя в окошко. Да. Так он привык. Видеть её по ту сторону экрана. Так, в недосягаемости для неё – лучше. Он не испытывал такого дискомфорта и во время действующих военных кампаний. Там – просто близко рвались снаряды. А здесь, рядом с ней, бомбой совсем не замедленного действия чувствовал себя он сам. И его это злило. Давно не тот возраст, чтобы так сносило тормоза и отключались мозги. Кто же знал, что именно она? И именно Сневерг… Бред.

…и как вызывающе смущалась и краснела с утра. Гелий с коньяком не взорвались бы так в крови. От одной только этой мысли сейчас же стремительно метнулась вверх по животу горячая волна и жарко ударила в голову, сбив дыхание.

Возьми её, Грэм, и наваждение исчезнет в тот же миг, – шептало что-то за спиной.

Плотно сглотнул, унимая неуместные совсем, чрезмерные ощущения. Зубы стиснул до гадкого скрипа. А потом не сдержался и порывисто распахнул настежь окно, подался вперёд, погрузил пальцы в снег на карнизе, медленно втянул колючий воздух, смаргивая захватившее видение.

Не лучшая всё-таки была идея. Надо было отправлять за ней Тэрридана. Только вот, не успел бы тот. Дрэк… Почему с женщинами всегда всё через одно мягкое место? Никакой дисциплины.



*

Утро было чересчур приветливым и этим странным. Я ожидала чего угодно после ночного выговора, только не «кофе в постель». А вышло почти именно так. Напиток-мечта в маленькой белоснежной чашке стоял точно напротив «моего» места на столе. Тонкие, прозрачные струйки пара поднимались вверх, подхватывая сказочный, густой аромат, заставляя стремиться ко встрече с ним решительно и торопливо. Грэм, игнорируя все мои утренние дистанции и щиты, теперь блаженно улыбался солнцу за окном и, казалось, не замечал меня вовсе. Я даже подумала, может, стоит срулить обратно в постель и не тревожить этого божьего человека своим приземлённым видом? Но стоило мне сделать маленький шажок в сторону дивана, он, немедля, поднялся, чтобы сообщить:

– Желаете позавтракать в постели? Одну минуту.

И я так и замерла в полушаге.

– Нет, что вы, – поторопилась остановить его, – Составлю вам компанию по-человечески, за столом.

– То есть, завтракать в постели – не любите? – и улыбка мужчины стала хоть и чуть заметно, но, всё-таки, неприличной.

– Это зависит от обстоятельств, – смерила его холодным взглядом, но тут же неловко опустилась, почти упала, на скамью, – И да, именно компании, – добавила, отчаянно пытаясь придать физиономии высокомерия и мучительным усилием не опуская взгляда.

Это сделал Грэм. Он как-то неправильно усмехнулся уголком рта, чуть опустил голову, и за ресницами чересчур весело блеснуло.

Что это ты творишь, подлец? Знаю я эти улыбки. Даже не думай, чудище тестостероновое! Нет, в смысле, думай, конечно, но и только! Не надо мне тут внезапный пикап устраивать, – взбесилась окончательно, и смущение, наконец, отпустило.

Я уже беззастенчиво смотрела на впечатляющего мужчину прямо передо мной, пока он увлечённо изучал кофейную гущу на дне своей чашки.

Язык не повернулся бы сказать, что очень красив. Но. Это был как раз тот самый случай, когда собранные вместе чересчур резкие черты, попадали в зависимость от одного только взгляда. Провоцируя добиваться смягчения его улыбкой, которая делала его безнадёжно неотразимым.

Мужчины у меня не было дольше, чем отпуска…

Почему я вспомнила об этом снова? В этом месте как раз бы мне опять и покраснеть. Но нет. Мне было грустно.

Вечные спутники мои Дилл и Бобби, с которыми мы делили, бывало, одну постель на троих в какой-нибудь замызганной развалюхе – они были бесконечно близки мне. Как может стать близок человек, который поливает тебя в пустыне из чайника вместо душа, делится последней едой и охраняет твой сон, чуть продлевая своё дежурство, чтобы ты могла хоть чуть-чуть подольше поспать. Мы были семьёй. Маленькой и надёжной. Без претензий и условий. Иначе было не выжить. И ни о каких отношениях в этой связке речи, конечно, не шло. И нас всех это вполне устраивало.

А вот мужчин, в том самом смысле, рядом не было. Давно. И я почти забыла об этом. А сейчас вот вдруг вспомнила. Некстати. Совсем…

Надо выбираться отсюда. Мне здесь точно не место.

Дернула рукой, поправляя выбившуюся из-под футболки прядь, зацепилась кольцом, неловко потянула и вытащила ещё большую. Волосы рассыпались – ругнулась беззвучно. Тряхнула головой, и стала опять собирать косу. Мельком подняла взгляд на Грэма и остолбенела. Он смотрел на меня… странно. Медленно, будто нехотя, протянул ко мне раскрытую ладонь, словно желая коснуться, и я в недоумении отшатнулась. А в следующий миг он, кажется, очнулся, чуть заметно мотнув головой. Мои глаза вдруг встретили столько презрения, а лицо его застыло такой искажённой маской, что я испугалась. Смотрели друг на друга пару долгих мгновений. Его ноздри дрогнули. Рывком поднялся. В одно движение оказался около двери и, не одевшись, вылетел из дома прочь. Я так и осталась застывшей, с руками в волосах.



*

Внутри него сейчас бился только один вопрос: Почему? Не «Почему она здесь?» или «Почему это случилось именно сейчас?», а «Почему он так реагирует на неё?». А она ведь ему даже не нравилась! Но неугомонный индикатор свои соображения демонстрировал безапелляционно и чрезмерно настойчиво, при этом, как всегда совершенно не вовремя. Никогда не любил блондинок. Особенно таких, как эта. Он ещё и ещё раз сказал себе это мысленно и повторил дважды вслух, хватая огромную снеговую лопату. Напряжение не отпускало и он, набрав побольше снега, со злостью откинул как можно дальше. Ещё. И ещё! Хоть польза будет. После вчерашнего снегопада до избушки Тэрридана ночью пришлось лезть за запасным одеялом по пояс в снегу.

Длинная пепельная прядь мягко ложится, закрывая грудь… И мир вокруг темнеет, оставляя единственный источник света.

Волна своевольного, неуместного жара перехватила управление. Туго налив, и требуя экстренного выхода наружу.

Рвануть на себя и войти обжигающим рывком, успеть выхватить взглядом скользнувшую улыбку, накрыть её и, не останавливаясь, входить снова и снова.

Дрэк!!! Грэм рыкнул. Яростно, резче, чем позволил бы здравый смысл, швыряя подтаивающий на горячем весеннем солнце снег, откапывая дорожку. Он был в бешенстве. Это, конечно, отлично, что он сообразил выйти расчистить двор сейчас. Завтрашняя оттепель наполнит снег водой и до домика Тэрри будет совсем не добраться.

Хладнокровие, железный расчет, ясная голова – вот, что ему жизненно необходимо и категорически нужно. Одна ошибка – и жизней будет не сотня тысяч, а миллион… Дрэк. Как ты здесь оказалась, Сневерг? А может…? К дрэку всё! Очередной плотный тяжёлый ком снега полетел прямо в забор, кажется, тёмная доска хрустнула.

Дверь в дом распахнулась…



*

Минуту сидела, не понимая, потом вскочила и вылетела следом. Какого дрэка?!

Грэм бешено кидал лопатой снег.

– Господин Лэррингтон, – рявкнула зло. – Потрудитесь прерваться и сообщить адрес вашей примечательной Магдалены. Думаю, моё дальнейшее пребывание в этом доме неуместно!

Он порывисто развернулся, скользнул по мне едким взглядом:

– Зайдите внутрь. Простудитесь, – бросил холодно, посматривая куда-то поверх моей головы.

Шагнула с крыльца, прямо под яркое, слепящее солнце, на лицо упали несколько капель с края волнистой крыши. Контраст был будоражащим и приятным. А прогулка к Магдалене теперь виделась категорически желанной.

– Нет, – отрезала решительно, – Не раньше, чем вы назовёте мне адрес. Я не намерена…

– Зайдите в дом! – несдержанно рыкнул Грэм и снова бросил взгляд вверх, на этот раз беспокойный. Я успела только открыть рот, а следом он прыгнул на меня, толкая своим телом назад и прикрывая рукой мой затылок. Я вскрикнула одновременно с грохнувшей о землю снежно-ледяной глыбой и почти не ударилась спиною о дверь. Лэррингтон весь удар принял на свои руки. Медленно открыла глаза, поднимая лицо, прижатая большущим мужчиной, и почувствовала, как холодные пальцы коснулись шеи под волосами. Несколько мгновений он выравнивал дыхание.

– Двигайтесь в центр по третьей улице отсюда, – произнёс сдержанно и почти шёпотом в моё ухо. – Спросите у любого, вам скажут, – а в следующий миг отпустил и немедленно отвернулся.

Зашла в дом, оделась и снова вышла, как в тумане. Грэм Лэррингтон не обернулся. Просто поднял руку, указывая направление.

Что это опять сейчас было? Ну кроме того, что меня снова чуть не убил сугроб?

Милый дом с отвратительными на каждом шагу впечатлениями, – рывками пристёгивала пережившие давешний буран лыжи, которые обнаружились, кстати, прямо здесь, в снегу, у дома. – Ужасные выходные! Скорее. Скорее отсюда прочь…




МАГДАЛЕНА


Весна была заметена снегом в некоторых местах по самые окна. Мне повезло, я двигалась даже быстро. Магдалена действительно оказалась персоной в посёлке известной, во всяком случае, к ней меня проводили сразу. Она ждала меня…

Связь с Весной была восстановлена ещё утром, и я смогла узнать последние новости: дорога действительно была перекрыта из-за оползня. Её показали в центральных новостях, и даже я, зная, как компонуется кадр, впечатлилась. Техника для ликвидации последствий прибыла прошлой ночью. И это утешало. А вот опечалиться всё-таки пришлось – телефона у Магдалены не было. Он ей попросту не требовался. Новости женщина узнавала прямо «из космоса». Во всяком случае, я так поняла, когда она пояснила мне отсутствие этого предмета в хозяйстве словами:

– Ни к чему мне дом нарушать, я и так знаю, – буднично вздохнула и подняла характерным жестом к небу руки. Выглядело бы это страшно, если бы не нюанс. Подобное было мне очень хорошо знакомо.

Неторопливая, низенькая старушка со скрученными артрозом пальцами, что сидела сейчас напротив, видела о текущих событиях. И совсем немного о будущих. Я поморщилась, предпочитая принимать еду из здоровых рук. Но деваться было некуда, а от помощи по дому хозяйка отказалась.

– Редко могу, – оправдывалась она, ловко разливая чай. И не скажешь, что слепая. – Зато о том, что передо мной – всё знаю, – улыбнулась лукаво в стену. – Да не дёргайся. К тебе счёт особый. И секретов твоих выдавать не собираюсь. И новому барину тоже не скажу. Если только сама попросишь, – и улыбаться вдруг перестала. И в кухне будто похолодало.

– Ты про господина Лэррин…

– Я про хорошего одинокого человека, что послал тебя ко мне, – почти сокрушаясь посватала грубияна старушка. А двигается уверенно, бодро, словно совсем ещё молодая. – Чтобы старой женщине не было тревожно, – Магдалена усмехнулась, повернув лицо чуть в сторону, будто рассматривая что-то за моим плечом. – Знал ведь, что случись со мной что, по такой дороге мне никуда не добраться и помощи не позвать. А вот сообразил же выход. И тебя пристроил, и мне не так страшно.

– А бояться-то чего тебе, Магдалена? – посмотрела на женщину украдкой. Она меня оправданно пугала. Казалось, смотришь на пухленькую старушонку, а видишь молодую рыжую… ведьму, будто одна наложена на другую. И ей было прекрасно известно, что я изучаю её лицо.

– Не бояться. Нет, – засмеялась, трескающее, сухо и так и не ответила. И добавила только: – Да смотри-смотри, мне не жалко.

Наверное, в молодости она была красивой. И действительно совершенно точно рыжей. Желтоватая, будто искристая седина откровенно говорила об этом. Выходило, что Магдалена, потомок семьи, кто убил моего далёкого прадеда во времена переворота, оказалась ясновидящей. И хорошо, если только ясновидящей.

– Не выдумывай и не сомневайся, – грубо оборвала мои размышления Магдалена. – Спать ложись, Сневерг!

– Да не Сневерг я! – простонала уже обречённо.

– Мне видней, – бросила слепая хозяйка и, чуть касаясь кончиками пальцев стены, вышла из кухни.

Я поёжилась и устроилась на ночь. У Грэма было приятней, домашней и однозначно комфортней. Даже на жёстком сидячем диване у печки. А здесь заснуть так и не получилось. Магдалена, как инвалид, проживала в муниципальном пятиэтажном доме, в квартире из двух небольших комнат, кухни и санитарного узла. Вода и отопление были центральным, как и соседи, которые имелись в чрезмерном количестве и, очевидно, путали понятие «слепая» с «абсолютно глухая».



Наступившее «завтра» облегчения не принесло – администрация в тракторе мне отказала. А пожелание получить надёжного и по возможности трезвого тракториста, который мог бы дотащить маленькую городскую машинку по развезённому рыхлым, стремительно тающим снегом, грунту до той самой перекрытой дороги, местных чиновников оскорбило. Но дорогу грозились запустить послезавтра… А то и позже… Поэтому смысла торопиться не было. Хоть и выбраться из этого условно гостеприимного посёлка мне хотелось ужасно. Сбежать, если быть с собой предельно честной. И не помнить ни вызывающую панический страх и чувство, будто я в западне, Магдалену. Ни хлопнувшийся за мной сугроб – ни первый, ни второй. Ни Грэма. Ни его кофе. И его выразительные уши и, делающие мою голову слабой, плечи я не собиралась беречь в своей памяти тоже! Впрочем, как и брошенные мной обидные слова… Мне попросту было стыдно за сказанное.

Весна вся, как и окружающий пейзаж, состояла из холмов, горок, овражков и прудиков. Маленький лабиринт, полный засад и сюрпризов, вроде единственного моста через старый глубокий карстовый провал, засыпанный сейчас снегом, подобный тому, в который чуть не попала я. Мост был перекрыт и даже для верности опечатан, чтобы особенно стремительным и надежды питать не приходилось. Мера разумная. И, на удивление, решительная. А потому заставившая меня задуматься и, пожалуй, слегка насторожиться.

Я всё-таки нашла одного условного добровольца, кто согласился мне помочь. Добровольность его вставала мне в слишком круглую для такой глубинки сумму. Правда, вопрос с мостом я предпочла не озвучивать в надежде, что, во-первых, он знает обходной путь, а во-вторых, если и не знает, пломбы с моста срезать – дело пяти минут. И не такие запреты и блокировки снимали. Не заминированный же он?

Местные, в основном, смотрели на меня напряжённо, а иногда и вовсе, не скрываясь косо. Я думала, это из-за слухов о Сневергах, которые мог бы пустить Лэррингтон; кто спрашивается, меня за язык тянул? Вовсе необязательно было ему про родство с бывшими владельцами замка рассказывать. Или проболталась уже Магдалена? А на деле вышло, что информация о том, что меня выставили из домика Большого господина, как его здесь, благоговея, называли, распространилась очень стремительно. И поняли её совершенно по-разному. Даже предполагать не стала возникшие версии. Мне они точно были совершенно безразличны.

Сейчас получалось, это не он на нашей земле в гостях, а совсем наоборот, я на его. Вот он – неожиданный узурпатор. Видно, поэтому я к нему так и отнеслась: резко отрицательно. Поморщилась, в очередной раз одёрнув себя, что я «не думаю» об этом человеке. Оба дня только и делаю, что о нём не думаю! И совершенно точно не помню, как одна рука осторожно и твёрдо прижимала к себе, а другая, закалённым металлом впечаталась в дверь, оберегая меня от удара. И как ледяные пальцы почти неуловимо скользнули по позвоночнику, я тоже совсем не помню. А чуть слышный шёпот – обжёг, словно хлыст, заставил взорваться недоумением, гневом, обидой и нервною болью.

Ты не думаешь о нём, Карри, – напомнила себе. И именно в этот момент вспомнила, что ключей от моей малышки у меня нет!

Ругнулась подряд целых три раза. Потому что это означало только одно – мне предстоит навестить человека, который нечаянно дважды спас мою жизнь и теперь при любом удобном случае демонстрирует мне мою неуместность. Хотелось ли мне к нему возвращаться? Даже за моими ключами? Ответ, по-моему, был очевиден – категорически да! И это ставило меня в тупик. Такой, который без возможности развернуться или дать задний ход. Потому что ключи в любом случае были нужны, и уехать без них из Весны я попросту не сумею. Нет, у меня, конечно, была одна идея, но совершенно несостоятельная по заверению Магдалены. Оставить авто здесь в Весне, и передать записку Лэррингтону с адресом и моим телефоном, который, кстати, я потеряла, по её словам, было напрасной тратой бумаги и времени. И, судя по градусу его хамства, слепая женщина, конечно же, была права.



– Ваш Большой хозяин часто тут бывает? – спросила я, мучительно прокручивая различные варианты в голове.

– Раз в год-то точно. Иногда реже. А ты что, тоже теперь приезжать будешь, ему перед глазами мерцать? – нагловато посмеивалась она. – Да не серчай. Дай старой душу отвести. Мне тут и пошутить-то не с кем. Боятся все. Думают, их мысли, про то, как, кто, кого натянул, узнаю.

Я подавилась воздухом, неловко уронив ложку в суп. Лапша брызнула из тарелки на стол, а Магдалена будто того и не замечала. Иногда мне чудилось, будто её слепота такой же миф, как и сказочный дар моего далёкого прадеда. Но нет, она совершенно точно была незрячей. Я осторожно поднялась, чтобы не потревожить хозяйку и вытерла стол.

– Я бы вот и не хотела знать, а они сами, чего боятся, о том сильнее всего думают. Всё скрыть пытаются, мысли свои запретить. Только как запретишь-то, коли оно само на ум идёт и на память набивается? Вот и знаю я все непотребства в подробностях, только гаже того ничего точно нет!

– Да верю я, верю. Только… Надеюсь, ты мне об этом никогда не расскажешь.

– Блаженная ты, Сневерг, – сухо усмехнулась Магдалена. – Иди, дитятко. И чтоб до завтра я тут и духу твоего не знала!

– В смысле? – ход её мыслей мне правильным не казался. – Ты ведь не собираешься…?

– Дак гроза же идёт. Вот прям на снег сейчас дождём и хлынет. Не пройти завтра уж будет. Да и то хорошо, растает, значит, всё быстро. И молнии вон с поганого угла так и сверкают.

– Откуда ты… – и в этот самый момент издалека прокатилась по небу, нарастая, барабанная дробь. – Что же у вас тут за погода такая? – пробормотала растерянно, в самом деле беспокоясь.

– Обычная, – просто пожала плечом Магдалена. – Весна.

– Тогда я лучше завтра, – закусила губу, напустив в лицо мрачности, будто она могла бы увидеть. Одновременно и желая скорее войти в маленький домик, и совершенно точно этого же опасаясь. Развернулась рывком и скорее вышла из крошечной, пахнущей луком и солёными огурцами кухни.

Слепая женщина осторожно коснулась моего плеча сзади:

– Иди, Сневерг. А то как, откроют дорогу и уедет завтра? Что делать станешь? – Не вовремя сделалось противно и неудобно внутри. И как-то очень отчётливо стало ясно, что говорит она совсем не о ключах от моей машины.

Мне нужно просто забрать ключи. Только ключи. И точно ничего больше. У меня же даже вещей с собой не было.

В ответ небо прогрохотало снова.




ВЕСНА


Если не поедет сейчас, то поставит её в крайне неудобное положение, размышлял Грэм. Так у неё не будет другого выбора, кроме как прийти самой. И это было бы низко. К тому же, ему следовало извиниться. Всё-таки следовало. И не просто извиниться. Просить у женщины прощения за то, что в Лакре всё сложилось именно так… возможно. Когда-нибудь он к этому тоже привыкнет. Что выбора не было. Его в таких операциях, в принципе, не бывает. Но это было давно, и она его по всему не узнала. Поэтому извиниться стоит хотя бы за то, что знакомство не задалось. Они оба взрослые, цивилизованные люди, каких только недоразумений в жизни не случается. В конце концов, вежливым быть полезно. Это обезоруживает.

Но вспоминать о том, что он фактически поставил репутацию под угрозу одной секундной слабостью, было, глядя в её сердитые глаза, не слишком приятно. Он в страшном кошмаре представить не мог, что придётся когда-нибудь встретиться с ней лично, самому. И теперь это злило и лишало равновесия.

Грэм тихо ругнулся сквозь зубы, накинул куртку и открыл дверь. На пороге стояла Карри, опять сжимая крошечный кулачок, чтобы постучать.

– Будь я наёмником, вы были бы уже мертвы, – произнесла надменно. Злится. Не меньше, чем он сам.

Он ответил ей какой-то сдержанной любезностью. Потом он бы ни за что не смог вспомнить, какой именно, потому что её неожиданно растерянный взгляд, скользнувший по его груди, приоткрывшиеся в изумлении губы и почти доступная близость вернули всё это дрэкраново безумие обратно!

Ключи, конечно. Он рефлекторно выдернул руку из кармана, надеясь, что там звякнуло недостаточно громко.

Сейчас он желал только одного, чувствуя, как горячится и разгоняется кровь. Но делать этого ни за что не станет!

– Кофе? – спросил кто-то его голосом. Она любит его кофе. Что ж, вполне может сойти за извинение. Сневерг неожиданно согласилась.



*

Я нервно переступила с ноги на ногу и подняла руку, чтобы постучать в дверь

Та, к моему удивлению, распахнулась в этот самый миг, а взгляд уперся в широкую, обтянутую черной бронировкой грудь. Я чуть отпрянула, но заставила себя посмотреть владельцу возмутительного торса в лицо.

– Если бы я была наёмником, вы были бы уже мертвы, – мрачно поставила его в известность.

Вполне нормальное приветствие для военного, по-моему. Почему-то вдруг вспотела, и захотелось рвануть ворот куртки, чтобы хоть немного вдохнуть.

Грэм был одет и, видимо, куда-то направлялся.

– Кэрри? – озвучил на северный манер очевидное, по всей видимости, тоже слегка растерявшись. – Что же вас останавливает, в таком случае? – усмехнулся совсем незло, хоть я этого и ожидала. И даже не провокационно, как раньше. – Огнестрельное оружие далеко не самое страшное из всех, вам ли не знать?

Ну, вот зачем он опять всё портит? И вообще, что за манера разговаривать на пороге?

– Но, мы оба знаем, что это не про вас, ведь так? Так вы мне сказали, а я склонен вам верить, – чуть заметно улыбнулся одними глазами.

– Я… мне… Мне нужны ключи, – пробормотала запинаясь. Дрэк его подери, как неправильно! – Мои ключи. От машины, – уточнила быстро-быстро.

Грэм на мгновение застыл, словно что-то обдумывая, и посторонился, приглашая войти.

– Конечно, – произнёс ровно. А, когда я переступила порог, – Кофе? – спросил неожиданно тихо.

– Шутите? После той бурды, что варит Магдалена… – дальше не нашлась чем продолжить, потому что не знала. И вообще. Напрашиваться на кофе я вроде не собиралась.

Грэм усмехнулся. И внутри от этого короткого смеха тонко дрогнуло.

Я вошла за ним следом. Маленький дом казался теперь безнадёжно обворожительным и чем-то неуловимо манящим. Возможно, это запах печи шутил со мной, а может, чуть слышный аромат смолотых утром кофейных зёрен. Не знаю. Только шагнула в кухню, как в родную.

Грэм был сдержан. И холоден. Хоть и немного рассеян. Как всегда. И я опять начала заводиться.

«Зачем пригласил войти, если разговаривать не желает?»

«Снова издевается или хочет обидеть, сказав очередную грубость?»

Мы заговорили одновременно.

– Как вам нравится у Магдалены?

– Вы почти очистили двор…

И так же одновременно ответили.

– Не мне в таких условиях выпендриваться, простите.

– Это было нетрудно.

И так же вместе натужно улыбнулись.

Что делаю здесь? Зачем согласилась зайти? Достаточно было подождать на пороге. Сглупила. Зря.

Грэм смолол кофе. И двигался при этом заметно медленнее обычного, хоть и по-прежнему точно. Выглядело так, словно он ленится шевелиться. Не то, что бы я спешила. Просто… казалось, он намеренно тянет время. Зачем?

Стоял ко мне спиной и молчал. Потом так же, молча, разлил готовый кофе по тонким фарфоровым чашкам. Я незаметно вздохнула. Из этих чашек напиток был божественным. Жалко, не смогу варить такой дома. Да и прабабушкин фарфор у Мэрин, а своего завести я так и не постаралась. Всё это печально, безусловно, но вовсе не повод вот так, как сейчас, волноваться. И главное, мне не ясно было, о чём?

Грэм с невозмутимейшим видом сел напротив. И всё это по-прежнему молча. Глаза коротко скользнули по моему лицу.

– Вы отдадите мне ключи? – спросила тихо, изучая древесный рисунок на столе, отчётливо чувствуя его взгляд. Чуть заметно тряхнула головой, чтобы закрыться волосами. Грэм слышно вдохнул.

– Конечно, – я подняла лицо, глаза встретились, и воздух между нами, кажется, задрожал.

– Простите, – сказала так же, чуть слышно.

– За что же? – тихо откликнулся странный боевик, совсем чуть-чуть щурясь.

– Я много чего наговорила вам, чего не следовало. И вообще… вела себя… За это следует извиниться.

– Мне нечего извинять вам, Карри, – он опять назвал меня по имени, и я глубоко вдохнула, – И мне искренне жаль, что я поставил вас в неловкое положение. И вам пришлось…

– Не говорите глупостей… Грэм, – его имя произнесла сорванным шёпотом, взглянула в лицо исподлобья и тут же отвела глаза. Он замер. Опять что-то не то сказала?

Надо убираться отсюда. Каким бы милым ни был дом, эта ежесекундная нервотрепка и напряжение убивают любое очарование. Я сделала последний, большой глоток кофе и поднялась.

– Мне лучше уйти,– сказала, повернулась к выходу. – Спасибо за кофе.

– Конечно, – ответил еле слышно.

Жутко. Просто чудовищно, клокочуще обидно. «Конечно», лучше уйти! Внезапно стало трудно дышать. Прочь! Дышать…

Он шёл следом. Опередил меня совсем чуть-чуть, снял мою куртку первым. Повернулась спиной, надел на подставленные руки. Сказал тихо совсем рядом:

– Карри, – так, что стало жарко.

Ответила, вторя ему, не обернувшись:

– Грэм, – шагнула к двери.

Задержал вдруг за плечи, и выдохнул спустя мгновение непозволительно близко:

– Скажи ещё, – замерла, и сжалось пронзительно в животе.

Обернулась резче, чем следовало. И не знаю, как это получилось. Как оказалась в его неожиданно горячих руках. Как губы вдруг встретились и с внезапной готовностью соединились. Как задрожала, почти лопнув, невидимая струна внутри. И как крикнула мысленно: «Умоляю, не останавливайся! Не прекращай!» Опомнилась уже в столовой, когда он чуть-чуть отстранился, чтобы, переводя дыхание, неровно шепнуть:

– К Магдалене не вернёшься. Сегодня точно нет… – коварно блеснув темнющими глазами, – Не надейся.

Попыталась успокоить срывающийся голос и совершенно сошедшее с ума сердце.

– Магдалена… и не ждёт, – и добавила, вдруг он услышит, – А я ей не поверила.

Потрясение в лице Грэма, сменившееся сначала недоумением, а сразу за этим, победным торжеством – мелькнувшим вспышкой только на миг, а следом…

Боялась, дальше стола дойти не получится. Но там задержались совсем ненадолго. И только, чтобы избавиться от того, что совсем уж мешало.

– Карри… – тягуче шептал мужчина, сминая остатки моего здравомыслия.

Ни кофты, ни брюк давно не осталось.

– Грэм… – выдохнула в его губы, – Сними же… сними эту дрэкову штуку!

Тихий смех.

А до двери два неудобных шага. Глупая. Зачем выпендривалась раньше?!

Грэм легко подхватил под бёдра, уверенно прижал спиной к косяку, жадно целуя шею, вёл одуряюще по ключице зубами. Чувствовать его жар, твёрдость и близость и не стонать, брачующейся кошкой было немыслимо трудно. Обхватила крепче за плечи – только бы не впиться вульгарно ногтями. И чуть вскрикнула, царапнув о дерево спину. Встревоженный взгляд, мгновение, и мы там, куда добраться уже не мечтала, на той самой, широкой кровати.



Огромные, то слишком нежные, то пугающе сильные руки пеленают и обездвиживают – «Верь мне».

Горячие губы медленно скользят от шеи к груди, заставляют дрожать, касаясь тёплой волной живота – «Я почти… задыхаюсь».

Целуют, стоном лаская бёдра – «Ты прекрасна».

И взгляд выхватывает моё нерешительное «Верю…».

И когда кожа от поцелуев горит, тело не просто ждёт, отчаянно жаждет – принять и не отдавать даже ему самому. Взлетать до головокружения и погружаться в бездну снова и снова. Ловить губы губами, спрашивать без слов и соглашаться так же, узнавая. И распахнув глаза в эпицентре и, наконец, взрываясь, вдруг понять, что во всём мире действительно важно только одно – чтобы было с кем разделить это космическое единство. То самое. Только одно… Горькая, убийственная правда…



Такими нежными и чувственными могут быть только по-настоящему большие мужчины. Кто бы мог подумать, что этот страшный и, в общем-то солдафон, окажется невероятной находкой.

– Кто же ты такой? – бормотала в наполненные сладкой истомой промежутки между штурмами.

А он только тихо смеялся в ответ, обхватив меня осторожно руками:

– Неужели, так и не узнала? Тем лучше, – и всё начиналось сначала. И кто бы мог подумать, что страшный вояка, которого я повстречала несколько дней назад, проявит себя с совершенно неожиданной, хоть и, как оказалось, отчаянно желанной мною стороны.

А Грэм сводил с ума, доводя до полного отключения сознания.

И оно действительно отключилось. Иначе, как объяснить, что проснулась в мужских объятиях ближе к обеду следующего дня. С человеком, которого знаю едва ли больше нескольких суток. И знаю ли вообще? Что мне о нём известно?

Ну, собственно, кроме того, что у него невероятные серо-синие глаза, потрясающая… экипировка и он отлично… варит кофе, абсолютно ничего. А ещё, что я ни на секунду не пожалела, что явилась вчера за ключами, несмотря на карканье Магдалены, а, может и вопреки ему, а, может из-за него… «Упадёшь в серый глаз», звучало безумно только до того момента, как мы оказались в постели. Тогда, в склонившемся надо мной мужчине, я и разглядела тот самый образ, что слепая женщина пыталась передать мне. Именно тогда я тонула, падала, растворяясь в темноте глубоченных, почти серых глаз. Да. Всё именно так и было.

Сказать, что смутиться мне в голову не приходило – нагло соврать. Но делать это было откровенно глупо. Как глупо стесняться мужчину, с кем ночью занималась тем и так, что тело до сих пор отзывается сладко и правильно, и невероятно приятно. И мне было даже не смешно, когда в беспорядочном коктейле эмоций и чувств, захватившем меня, стоило открыть глаза и понять, где и с кем нахожусь, а главное, что же произошло ночью, я смогла разобрать благодарность. Она спокойным, огромным буйком удерживала меня на месте, заставляя радостно и всё-таки немного глупо улыбаться.

Вчера, когда вдруг осталась совсем без одежды и стало отрезвляюще холодно, я замерла на миг. И поздновато, по-моему, «включилась»: Что же я-то делаю? Он мужчина – ему простительно. Как же для него теперь буду выглядеть я? Чуть отстранилась, попыталась увидеть в глазах признаки разочарования, пренебрежения или хотя бы насмешку.

– Карри? – отозвался этот невероятный человек, крепко прижимая растерявшуюся меня к себе, – Не надо, – прошептал, качнув головой, трогательно наморщил лоб. – Не сомневайся.

Или «да», или – никогда. Я выбрала быстро.

– Грэм… – выдохнула тогда такое правильное в его губы. Отвлеки же! Уничтожь эту слабость… И он, будто услышав, прижал к себе ещё теснее. Без объяснений, без выяснения условий, кто, кому и где будет дальше. Я всё принимаю так.

К чему сомневаться? В действительности все ответы – с нами всегда. Просто нужно знать, как с этим странным компьютером, способным оценить, предугадать и расшифровать, общаться. Мой компьютер говорил – однозначное, безапелляционное «немедленно».

И сейчас мне было бесконечно хорошо, и думать ни о последствиях, ни о продолжениях, вернее отсутствии их, и теперь я совершенно точно не собиралась. Нервы целее будут, решила твёрдо. И по-прежнему улыбаясь, осторожно вернула голову на подушку.

На бедро опустилась тяжеленная рука, и в ухо хрипло констатировали:

– Ты проснулась.

– Нет, – шёпотом согласилась в ответ. Рука аккуратно притянула к себе ближе. И крепче.

– Вот и отлично, – жаркий шёпот коснулся теперь уже шеи. И я замычала, пытаясь отстраниться. Самоволка не удалась, а восставшее «слабоумие» владельца кровати не оставило ни единого шанса на скучное утро.

– Известно ли вам, прекрасная белокурая леди, – мужчина осторожно поцеловал, а потом тихонько прикусил моё плечо, и почти беззвучно пробормотал: – Как же сладко ты пахнешь…

И мне бы тут рассмеяться, чтобы вызвать его умиление и улыбку. Но всё получилось не так. От слов и тягучего стона внутри рванул, взвился снова, угасший с жаркой ночи пожар. И я совершила ту же самую ошибку, что вчера – порывисто обернулась.

Завтрак вышел чудовищно поздним.



Боже, как приятно не знать и не ждать. Иногда именно в этом спасение. Я не знаю, кто он, и точно уверена, что когда Весну откопают – уеду. Совсем. Ни ожиданий. Ни обязательств. Только здесь и сейчас. Признательность и чудо. От того, что знала – он ощущает то же! Смотрела ли я вперёд? Нет! И не собиралась! Только не сейчас. Не надо ничего портить.

Мы сидели друг против друга и одинаково улыбались. Чуть заметно: ярко глазами и еле видно уголками губ. Грэм накрыл мою ладонь своей, как влюблённый руку возлюбленной, и я подумала, что, кажется, теперь знаю, что значит счастье.

Просто хорошо. Сейчас. В эту минуту. Рядом с этим человеком. Молчать. Ничего не объяснять. Не спрашивать. Не ждать. И больше не бояться. Пусть ненадолго. И, конечно, я была бесконечно рада, что он не оказался убийцей, извращенцем или просто любителем жёсткого секса. Я боялась этого с юности. Не знаю почему. Просто боялась и всё, что мне может встретиться мужчина, который любит все эти страшные штуки с избиениями. Нет, я всё понимаю, что это делают по обоюдному согласию, и оба партнёра непременно довольны. Но. Должен же человек чего-то бояться? Я боялась, что мне причинят боль. Наивная. Думала ли я тогда, что настоящую боль причиняет совсем не это?

А сейчас, урезоненные гормоны повышали уровень моего благодушия. И я, прекрасно понимая, что всё моё теперешнее состояние спровоцировано и смоделировано именно этим, всё же пожала в ответ руку мужчины, что сидел в этот миг напротив и тихо, почти еле слышно произнесла:

– Спасибо, – с удовлетворением отметила, как мелькнули в глазах одновременно шок и восхищение.

– Карри, – поцеловал мои пальцы. И тут же подпортил впечатление: – Букет недоразумений и нелогизмов, – схватил крепко за запястье, когда я, хмурясь, попыталась вывернуть руку. А Грэм смеялся. Даже весело хохотал. – Я счастлив, что ты пришла. Не надо думать, прошу тебя. Просто будь. Сейчас. Мы оба слишком хорошо знаем цену времени и слишком торопимся жить. Поэтому и прошу. Не трать его на сомнения.

– Не буду, – улыбнулась, руша игру. – Только не я, – и услышала то, что заставило мои брови приподняться:

– Спасибо. Тебе. Я впервые за последние лет пятнадцать просто тихо счастлив.

Ещё вчера бросила бы холодно что-то типа «Рада за вас» или «Дышите в сторонку», или ругнулась бы, что мне совершенно монохромно, как чувствует себя отдельно взятая особь мужского пола в моём присутствии. Но сегодня, сейчас, слова теплом коснулись моего сердца, и я опустила глаза, улыбаясь. А после случилось закономерное – я подняла голову и встретила его взгляд. И тело откликнулось призывной волной. Не разрывая тягучего, пьянящего зрительного контакта, Грэм приблизился, притянул к себе за руку, и я задохнулась. Всей собой желая повторения снова и снова. Обозвала себя озабоченной нимфоманкой и плюнула на всё, когда он удобно устроил меня на столе.

Он прав. Тысячу раз прав, конечно. И мне ли не знать, что каждая моя командировка может стать последней. И я давно не имею оформленной на себя собственности, не держу домашних зверей, равнодушна к вещам и больше ценю людей, чем впечатления. Потому что отчётливо понимаю, каждая из встреч и улыбок может никогда не повториться. Так стоит ли оглядываться и думать? И есть ли у меня ещё время для того, чтобы просто быть? Не знаю с кем? Пусть. Может быть, это последний раз в моей жизни. Кажется, он в похожем положении. Нет, мне не было грустно – он меня понимает.

Это безумие продолжалось почти двое суток. Мир снаружи после ночного дождя снова схватило зимой. Покрыло толстой глянцевой, скользкой коркой, и сейчас она сияла солнечным зеркалом, беспорядочно перенаправляя слепящие лучи в самые разные стороны. Я посматривала в окошко редко, мельком и издалека, с трудом отвлекаясь от главного.

У меня ныла каждая мышца в наполненном тяжестью и истомой теле. Я хотела потерять сознание, впасть в анабиоз, получать питание через капельницу и, главное, больше никогда не шевелиться. А если и шевелиться, то только для одного – любить Грэма. Потому что даже мысль о том, что он дышит где-то здесь, рядом, фантастически заводила меня снова и снова.

Действительно, нелогизм. Кажется, отсутствие привычных ограничений сыграло со мной в пинг-понг, зарядив в голову отдачей с немыслимой силой – моё либидо ликовало, а женская сущность впитывала каждое проявление этого мужчины, желая наесться впрок. И судя по количеству раз и частоте подходов, питаться она не планировала до конца жизни. Что всерьёз меня тревожило.




ВЕСНА


А потом случилась вторая закономерность. Отсутствие которой, хоть и не сильно, но всё-таки удивляло оба дня. И вот, наконец, у Грэма зазвонил телефон. Хозяин аппарата, временно и фрагментарно вернувший мозг в отведённое ему место, вскинул голову изумлённо, будто удивляясь инородному сейчас предмету. А потом зазвонил второй. И даже, к моему теперь изумлению, третий. И лучше бы он этого не делал. Потому что мужчина с бесконечно несчастным видом опустился рядом, поцеловал в уголок губ и молча сжал мои ладони. Больше в этот вечер я его не видела. А утром… Утром меня разбудил Грэм Лэррингтон. Тот самый. Страшный. А ещё – свежий, подтянутый, гладко выбритый и очень суровый. В полной защите.

– Куда ты дел обалденного парня, с которым я провела пару потрясающих дней? – промямлила сипло, сонно моргая. Кажется, было совсем ранее утро, и в окна только-только просился рассвет.

Лицо ставшего неожиданно таким близким мужчины на мгновение исправила искренняя и светлая улыбка, и я с трудом удержалась, чтобы не прижаться и не свернуться так, чтобы ему непременно захотелось меня уютно обнять. Но вместо этого услышала тихое:

– Просыпайся, маленькая Сневерг. Скоро мы отбываем.

Дёрнулась неловко, действительно сразу проснувшись. Открыла рот, чтобы уточнить, куда именно. Но Грэм уже вышел из комнаты.

Одевалась я по-солдатски. Быстро. Только не думай сейчас, Карри. Ни о чём не думай!

Вылетела из комнаты, огляделась. Грэма нет, завтрак есть. Аппетита, как Грэма. Тоже нет. Вообще-то новость была хорошая. Потому что так быстро выбраться из Весны я и не мечтала – там что-то ещё облезло после позавчерашнего дождя. В телевизоре, который обнаружился прямо над кухонной столешницей за сдвигающейся панелью – новостной канал, не мой. Шли короткие репортажи и бегущая строка. Ничего особенно примечательного. Но нужно дождаться начала блока, чтобы расшифровать. Глотнула густой, бархатный кофе. Боже, кажется, я теперь не смогу пить кофе… Поморщилась с досадой.

«…спровоцировал новый виток беспорядков. Десятки тысяч нелегальных эмигрантов штурмуют границы Союзных Земель с юга. В землях Аникии, Апелики и Балурии военные части приведены в состояние повышенной боевой готовности. В помощь пограничным войскам направлены ближайшие военные подразделения, южных Земель», – доносился голос, озвучивающий привычно чудовищный видеоряд: нищие, грязные, озлобленные люди вплотную приникли к ограждению, потрясают руками, ругаются и плюются. Голодные глаза ребёнка, припавшего к пустой груди изможденной матери мелькают только на миг. Но этого всегда достаточно. Чтобы вызвать впечатление на грани – на грани омерзения и сочувствия, ровно столько, чтобы появилось желание отнести в центр сбора помощи свои старые вещи – не больше. Эта новость из фоновых, из тех, что если она есть, значит, в стране всё по-прежнему, всё в порядке. Но она – индикатор. И обострившиеся нелегалы – это повод прикинуть, что могло случиться ещё. На четыре дня выпала из жизни и уже не вижу ситуации в целом.

Дожди в Багонии – наводнение; суровое. Ребенку требуется помощь. Новая вакцина от бушующей на южном континенте лихорадки. А вот:

«…был убит выстрелом в голову в своём доме неизвестным. Охрана смогла.. – выхватил взгляд, написанное бегущей строкой. Кто это, кто? – …Ликвидировать убийцу, но установить личность, совершившего покушение на Ники Фека так и не удалось – тело изуродовано до неузнаваемости…»

Второй звоночек. Не слишком адекватный ответ на беженцев, пожалуй. Убийство главы крупнейшего нарко-синдиката Центрального Запада – это так же серьёзно, как покушение на президента или объявление войны, если не хуже. Значит, дело в чём-то ещё. В чём же?

«Выступления на площади Свободы в столице Лирдосии. Двадцать четыре машины сожжено, пострадали четырнадцать митингующих… – а вот это, кстати, подходит к нашим нелегалам, – В ходе акции протеста, митингующие забросали камнями стражей правопорядка. Двое ранены. Один скончался по пути в больницу», – провокация очевидная. Цель?

«Две подводные лодки и эсминец… Почти весь флот Лирдосского океана…» – мерцало внизу бегущей строкой. Ничего не понимаю. Когда??? – «Канал контролируется союзниками Ириллии. Туда же направляется эскадра ВВС…»

Дрэк… Как-то слишком активно… Не из-за этого ли он срывается с места?

В какой момент я занервничала, я не помню. Желудок, демонстрируя панику, сжался и отказался принимать даже кофе. Я отставила чашку и с удивлением обнаружила, что у меня дрожат руки. Наверное, не выспалась и перенапряглась вчера лишку. Усмехнулась добро. В домик вошёл Грэм и остановился, просветлев лицом:

– Чему ты улыбаешься? – только не говори ничего, умоляю. Не порть.

Покачала головой в ответ:

– Спасибо за прелестное время.

– Прелестное? – улыбнулся отстранённо. – Я бы назвал это по-другому, – и, глядя в глаза, взял мою руку: поцеловал пальцы. А я малодушно отняла её и отвернулась.

Он набрал воздуха, что-то сказать, но я перебила:

– Не надо. Я всё знаю сама, – не хочу ничего услышать. Что бы это ни было. Умение прощаться – это как молчание, которое – золото. Надеюсь, он этим богат.

– Твою машину вернут сразу, как только это станет возможным. Мэрин и Роб уже дома, у них всё в порядке, – видимо, я зря беспокоилась.

Где-то далеко появился рокочущий звук, он нарастал, приближаясь. Сомнений в выбранном транспорте не осталось. Да кто же ты, человек, полный сюрпризов? Глаза мучительно выискивали ответ в других глазах. Кто?

Теперь стало ясно, что за большая, свободная площадка слева от дома. Грэм молча ждал, когда вертушка сядет. Потом лицо его сделалось непроницаемым, и он быстро вышел за дверь. Вернулся через несколько минут собранный и мрачный. Холодно и отрывисто заговорил:

– Твой телефон, – протянул мне точно такую, как у меня была, трубку. – Полностью восстановленная копия, последний бэкап за полчаса до отказа батареи, – и, мотнув головой, оборвал, срывающийся с губ вопрос. – Несложно. Твой борт через пятнадцать минут. Интервал в лётной карте изменить не имею права. И лететь со мной может быть небезопасно, – пояснил нехотя. И вдруг шагнул ко мне порывисто, обнял сильно, жёстко, почти болезненно. – Знаю, если позову с собой, ты ведь не согласишься, – заглянул в лицо, и в глазах на миг мелькнуло сомнение, а в следующий усмехнулся и добавил уверенно: – Не полетишь, – придавил к себе ещё сильнее. Выдохнул: – Кари… – решительно отстранился.

– Грэм, – вышло неуверенно и хрипло. С чего ты взял, несчастный, что я не соглашусь? Нет, не соглашусь, конечно! Но с чего ты, дрэк тебя побери, это взял! Сейчас разозлюсь, и станет легче. И перестанет не хватать воздуха. – Грэм, – зачем-то сказала снова.

Рывком притянул к себе снова и поцеловал. Мучительно. Так что разрывал меня этим на части. Улетай, Грэм. Я оторвалась первой и всё-таки сказала вслух дрогнувшим шёпотом:

– Улетай!

Он молча смотрел мне в глаза, а потом, когда я всё-таки не выдержала и отвернулась, строго произнёс:

– Пожалуйста, не выходи из дома пока. Тэрри всё покажет. Инструкции я ему передал, – отпустил мои руки. Шагнул в сторону. А когда я подняла глаза, прощаясь, вернулся и поцеловал снова. Коротко. Но незабываемо нежно, лаская холодными пальцами шею под волосами. Возвращая всю сказочную негу и тепло, что были эти дни между нами.

Что ты придумываешь себе, Карри? Это бесконечно глупо. Отпустить, уйти и забыть. Вот, что сейчас нужно. Только руки не слушаются, и разжать ладони нет никаких сил. Прощай, Грэм. Решительно отшагнула назад. Глаза в глаза только мгновение. И не улыбок в них, ни тем более обещаний. Прощай. Хлопнула тихо дверь. Раз-два-три – за рокотом беззвучно пожаловалось моему сердцу крыльцо, отдавая вибрацию половицам. Начал набирать обороты двигатель вертушки. Ещё слышно, как голос кричит: – Восемь…! А потом – стёкла от гула дрожат; грохочут и свистят лопасти так, что закладывает уши. Звук уходит в сторону, вправо. Наверное, это значит, что вертолёт забирает влево… Я должна видеть. Хочу знать!

Вылетела наружу, запрокинула вверх голову, чтобы увидеть, как еле заметно улыбнулся и осуждающе покачал головой, в шумоподавляющей гарнитуре. Чуть подняла руку, и к стеклу в ответ прижалась раскрытая ладонь. Улыбнулась легко. Прощай.

– Госпожа Раввен, зайдите, пожалуйста, в дом, – услышала, когда большой военный вертолёт почти стих за вымоченным сизым сосновым лесом. Вздрогнула. Видимо, это Тэрри. Откуда они знают?

– Тэрридан? – закашлялась, сдавленно извинилась, и высокий, худощавый мужчина, собранный и серьёзный, кивнул седеющей головой.

– Ваш борт через десять минут, – доложил коротко. – Ваши личные вещи, – показал рукой в сторону крыльца. – Я буду сопровождать вас.

Удивляться сил не было. Только отчётливо ощутила острый, тянущий голод и прикинула время. Дома я была через шесть часов.




ДАКЕЙТИ


– С КЕМ ты провела их? – у Дилла дёрнулся глаз, а Бобби вдруг резко встал, держась за стол, и мрачно опустился обратно. – Только не говори, пожалуйста, не говори, что вы с ним… что ты и он… Неделю! Не могу поверить! – кажется, впервые в жизни в глазах ребят был искренний ужас. Такого я не видела раньше даже под обстрелом.

Очень подмывало сказать: «Ладно, не скажу», и опустить глаза с целомудренной улыбкой. А потом «незаметно» мечтательно зависнуть, чтобы соображали, сволочи, что я тоже, между прочим, ещё «ничего», а не вечный объект для их подколок и насмешек. Но я не стала.

– А это не твоё дело, тощатина кривоногая, – отмахнулась от него. И это было, конечно, неправдой, а нашего экстремала это ничуть не тронуло. Поэтому рявкнула: – Ты за кого меня принимаешь, сморчок-переросток?!

Дилл выставил руки вперёд, всё ещё тараща глаза:

– Ладно-ладно, – примирительно помахал на меня, – Это их светлость тебя так разговаривать научил?

Зыркнула зверски, но замолчала.

Их светлость? Какого дрэка?!

– Что значит, их светлость, Диллан? – спросила тихим елейным голоском, хоть и сквозь зубы. – Давай же, напугай меня.

– Ты реально не в курсе?

– В курсе чего?

– Грэм Лэррингтон?

– Грэм Лэррингтон, – повторила кивая.

– Карри, включи мозги, милая, не позорь меня, – Дилл умоляюще скривил лицо.

– Или ты сейчас же говоришь, в чём дело, или из сморчка стремительно эволюционируешь в «дедушкин табак». Причём, тот который уже пыкнул, – пригрозила на полном серьёзе, обиженно демонстрируя вполне крепкий кулак. То, что против них обоих у меня нет ни единого шанса, я понимала прекрасно. Зато нервы криками портить умела отлично.

– Не в правилах Карри строить из себя дуру, Дилл, – резко заметил Роберт и сощурил недобро глаза. – Грэм Лэррингтон, Карри, напрягись, малышка, – звонко шлёпнул ладонью по столу и поднялся рывком, так, что аккуратно зачёсанные назад мокрые, русые кудряшки растрепались.

– Бобби, я и правда чувствую себя дурой, но, мальчики, я действительно не знаю, – прошептала испуганно. – Он какой-то военный. Возможно, даже непростой. В этом я почти уверена. Но это всё, что мне известно. С ним мы не пересекались. И в той операции он не участвовал, – и добавила совсем тихо: – Думаю, я бы запомнила.

Бобби и Дилл коротко переглянулись.

– Герцог Лэррингтонский – восьмой в ряду наследования… – Диллан по-прежнему смотрел точно в глаза Бобби.

И меня то ли облило ледяной водой, то ли осыпало тонкими острыми иголками. Я неровно опустилась на стул.

– …Дрэк… – вырвалось тихим шёпотом. Это всё, на что меня хватило.

– И я не могу поверить, что ты, известнейший военный корреспондент, уважаемый обозреватель, не слышала о нём, – он повернулся ко мне и наклонился над столом, уперевшись в него кулаками. – Карри?

– Дрэ-э-эк, – простонала я снова и уронила голову на сложенные на столе руки. Лэррингтон и Лэррингтонский! Как я могла не связать это? – Вот почему он мне не верил, – пробубнила в столешницу из абсолютного шока, – Вот почему допрашивал и глумился…

– Эта родовитая задница глумилась над тобой? – Бобби немедленно озверел.

– Нет! – я дёрнулась слишком резко, и парни как по команде совершенно одинаково вскинули брови. – Он решил, что я притащилась в этот дурацкий посёлок специально, чтобы собрать информацию или для провокации, чтобы сфабриковать сюжетец! Какого именно рода, ты понимаешь, думаю.

– Что он сделал? – Бобби сильно дёрнул меня за руку, страшно сжав зубы. Дилл сложил руки на груди и выглядел не менее грозно. А яростный Роберт, оказывается, красавчик. Подсохшие уже волосы разметались светлыми длинными кудряшками по пылающему лицу. – Он воспользовался ситуацией? Как? Что он сделал с тобой, Карри?! – если скажу, убьёт меня что ли?

– Ничего, – отняла у него руку с опаской. – Ничего, только спас мою дурацкую жизнь и только, – взволнованно покачала головой. Мы все втроём сейчас слишком сильно были на взводе. – И Роба с Мэрин в больницу отправил. А потом меня – к слепой тётке, – и почти выкрикнула: – Я жила у неё!

Бобби громко выдохнул и взлохматил и без того совершенно беспорядочные кудри.

– Почему ты не могла подать знак, где ты? Разве трудно было?

– Я потеряла в снегу телефон. Там был шторм, – ответила, отчаянно пытаясь сообразить, что же теперь делать. Как же я могла не понять? Не вспомнить… Дрэк-дрэк-дрэк.

– Тогда это что? – Бобби схватил мою трубку и легонько подкинул на столе.

– Телефон, – откликнулась равнодушно. Как же так? Неужели, ты будешь создавать мне проблемы даже «после»?

– Я вижу, что телефон! Почему ты не позвонила, Карри?! – требовательно выкрикнул мой оператор.

– Полегче, Боб! Мы все перенервничали. Но сейчас всё в порядке. Уже всё в порядке. Так ведь, Каррия? – Диллан убедительно посмотрел мне в глаза.

– Конечно, в порядке. Да что с вами такое? – странная реакция в очень мирной ситуации. – Всё хорошо Бобби, и я вернулась целая и невредимая. И даже вполне отдохнувшая, – унявшийся было Роберт, снова напрягся. И я поспешила успокоить: – Мне нечего было делать четыре дня. Я просто отдыхала, – погладила его по руке. Кажется, ребята действительно волновались.

– Ты провела с ним четыре дня… – надсадным шепотом повторил Бобби.

– Да что с тобой?! – пожалуй, что это было похуже допроса Лэррингтона. Врать друзьям удовольствие для нервов довольно травматичное. – Я только гуляла, читала и спала!

– Ты вернулась такая живая и… у тебя всё ещё горят глаза, Карри, – горько и обиженно обвинил Бобби.

– Да потому что, когда тебя, невзирая на лыжные штаны и отсутствие косметики упорно продолжают называть «госпожой», знаешь ли, вспоминаешь о том, что ты не левый придаток Борага, а женщина, твою мать! От вас же такого не дождёшься! А там Тэрридан, боже, я даже не знаю, имя это или фамилия, руку мне подавал, чтобы я из машины вышла! Естественно, будешь светить, как долбаный прожектор. Хоть раз в жизни услышать! Почувствовать, как нормальные люди с девушкой разговаривают, – Бобби медленно выпрямился, а Дилл нервно переступил с ноги на ногу. Я же орала всё распаляясь, бесстыдно пользуясь сразу последним средством в собственном арсенале. Почему сразу? А потому что сил на игры после шокирующих новостей уже не осталось. Внутри всё дрожало, и сердце просилось прочь. А ещё было почти больно. За свою глупость.

– И ты… не спала с ним… – Бобби был неуверен и зол.

– Знаешь, если бы у меня были хоть какие-то силы, я бы тебе так влепила по морде, – пообещала устало, – Но к твоему счастью, я просто подыхаю после перелёта и переезда, а ещё хочу в душ и домой, поэтому, избавь меня от своего общества. Вот прошу, – сказала теперь с жаром, прижав к груди руки. Какого дрэка я вообще оправдываюсь?! Знаю какого… Тот самый дрэк тебя подери, Грэм Лэррингтон. – Уйдите оба, пока я не наговорила гадостей. И не трогайте меня, пока не успокоюсь, – прошипела уже вдогонку двум долговязым фигурам.

Диллан вернулся спустя пару секунд. Заглянул в дверь:

– Отвезти тебя домой? – и добавил, старательно не улыбаясь, – Госпожа Карри.

– Убила бы.

– Ты можешь, – охотно согласился Дилл, освобождая выход.

– Только быстро. А то я буду рыдать в пути, себя демонстративно жалея.

Насмешка немедленно уступила место немому ужасу.

– Кто довёл, тот и расхлёбывает, – бросила мрачно и вышла из кабинета, захватив рабочий компьютер. И вроде нет повода сказать, что сволочи, беспокоились же. А на душе так гадко… Почему я не сказала им правду?

И не скажу.



Как же я могла не понять…

Безжизненный дом встретил холодом и в пустоте гулким эхом. Одному человеку не разогреть пространство. Но у меня было много тёплых вещей. Слишком. И никогда не было достаточно. Подобралась, зажалась. Справимся и с этим, Карри.

Сбросила одежду на пол в прихожей.

Это же было рядом. Совсем рядом… Как ты могла не вспомнить?

Щёлкнул включатель чайника, зашумел. Духовой шкаф на тридцать минут – десяти обычно достаточно, но сейчас – слишком холодно.

Черная футболка у двери. Потом уберу.

Как во сне загрузила компьютер, вошла в сеть. Деревянные и точно не мои пальцы набрали очевидный поисковый запрос. Предательски ёкнуло в груди, а голова противно заныла. Всё-таки здесь просто чудовищно холодно.

С экрана на меня смотрел Грэм. Сверкающий, молодой, красивый. Чужой. Никаких сомнений – он.

«Грэм Лэррингтон принял участие в заседании…», «Его светлость герцог Лэррингтонский посетил обитель…», «На приёме в честь дня рождения Её Величества принцесса Адолирская поразила любимца…».

Хватит! Есть где-нибудь в этом дурдоме обычное досье? Кто ты, дрэк тебя задери, хренов Грэм?! Как же я могла так облажаться? Как?

А, вот. Глаза выхватывали слова, и строчки больно резали, задавливая вдох: Грэйам Александр Лэррингтонский, герцог Дакейти и Лэррингтон, тридцать восемь лет, единственный наследник Северо-западных земель, поздний сын сэра Эдвина Лэррингтонского, кузена принца короны по линии бабушки. Родился-учился-холост-служил-участвовал-награждён… Самый молодой из известных военных в звании командующего армией. В настоящее время единственный действующий военный советник главы Союза и командующий юго-восточной группировкой войск.

Я припечатывала новое и новое «твою мать» к каждой следующей характеристике. Как это могло быть правдой? Почему со мной? Если Бораг узнает, Грэму конец. Теперь я – бомба. Меня проще убрать, чем оставить кому-то ушлому для скандала. А он обязательно будет, стоит кому-то из нас эту случайную связь засветить. Дрэк. В это невозможно поверить.

Горячий душ бил сверху, а я тряслась, обхватив плечи руками, и стучала зубами. Волосы липли к лицу и телу.

Он ведь сам… почти в открытую говорил много раз! Как я могла не понять!

А руки… Еще сегодня утром… Не выдержала, медленно сползла на пол душевой. Больно било о серую стену плечо. Жаль, я не могу закричать. И заплакать. Я не умею плакать… Вода плакала за меня сама, выполняя бесполезную заботу.

Оглушённо и пусто. Я же не надеялась, не думала и не собиралась. Просто мне… дрэк. Как же мне…

Звякнул таймер на духовке. Онемевшие пальцы выключили равнодушную воду.

Прощай Грэм.




ЛЭРРИНГТОН


– Твоя светлость, да что с тобой?

Грэм тряхнул головой, удивлённо сфокусировал взгляд. Ответил через секунду:

– Ещё раз данные разведки перепроверь. Не нравится мне. Недостаточно этих двух эпизодов для анализа. Даже вероятности ошибки допустить нельзя… Ты сам всё знаешь, Мэк, – выдохнул устало и запустил руку в волосы, прикрыл глаза. Два дня. Даже меньше. Он позволил себе отвлечься в свой законный, редкий, хоть и очень условный, отпуск на два дня… Ох, Кари-Кари.

Вопреки ожидаемому раздражению, в груди неожиданно разлилось приятное тепло, а сам Грэм глупо улыбнулся. На мгновенье.

– Слушаюсь, – неуверенно отозвался заместитель, с любопытством разглядывая непривычную пантомиму начальства. Но лицо командующего уже снова было сосредоточенным, и в глазах, будто в компьютере, отчётливо мелькали расчеты и варианты предполагаемых действий и контрмер.

Штаб гудел, пищал, звонил, и непрестанно взбудоражено двигался, откликаясь уверенным «Есть!» и «Так точно!». Грэм не покидал его третьи сутки. Устал. Конечно, он устал. Ни один человек не способен к непрерывной ясной концентрации в течение столького времени. Даже на спец препаратах, которые для таких как раз случаев, безусловно, имелись.

Мэк Девриг встретил его лично и озвучил новые детали событий. Лэррингтон начал давать указания ещё ночью, как только начались первые выступления, и обозначилась возможная точка прорыва.

Линкор Лирдоссии, вошедший в Южное море под предлогом наблюдения за демократическим разрешением ситуации на юге, блокирован и выведен из зоны атаки по стандартной схеме, отработали чисто, быстро и с оповещением глав государств. Волнения беженцев на южной границе оттягивают внимание и силы из центра. Там очевидна провокация, и даже обнаружены обычные для этого центры подготовки. Но слишком грубо и демонстративно действуют. Дипломатические предъявы и экономическая возня – нервно, напряжённо, но пока некритично. Кровит чуть больше обычного окраина на востоке и тоже требует дополнительного внимания и сил. Посыл очевиден: занимайтесь своими проблемами и не суйтесь в наши дела. А дела эти сильно бьют по интересам Союзных Земель. Да и не только по ним. Все игроки региона сплелись в одну напряжённую и хрупко сцепленную коалицию, противодействуя и скалясь. А Лирдоссия длинной тонкой спицей дипломатии и шантажа тихонько перебрасывает фишки на карте, путая силы и обездвиживая противников, одного за другим. Вот уже и Багония со связанными санкциями руками и вставшим сосем недавно производством, Аникия, лишённая нами же самими сельского хозяйства по разработанному когда-то Лирдосскими, кстати, профессорами проекту – кричат и умоляют, задыхаясь от кредитов среди загубленных полей. Наши окраины пустынны и беззащитны. Долгий, хорошо продуманный план. То, что было начато больше полувека назад, сейчас рвануло. Удержать бы. И это только начало…




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vasilisa-rasa/detonaciya/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.