Главная страница | Современная русская литература | Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография

Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография
Любовь Сушко


Это романтизированная биография М. Ю. Лермонтова, писалась она больше 10 лет, пока не появилась основная концепция противостояния А. С. Пушкина и нашего Демона.Там много, очень много о бабушке Елизавете Алексеевне Арсеньевой, которую успела полюбить, о Монго – Алексее Столыпине, о Пушкине, конечно. И только в финале вы узнаете, кто же убил Лермонтова – развязка и для меня тоже оказалась полной неожиданностью, могу признаться честно, помог античный миф об Адонисе и трех богинях.





Смерть поэта – Маскарад

Романтизированная биография



Любовь Сушко



© Любовь Сушко, 2023



ISBN 978-5-0059-4003-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


Смерть поэта – Маскарад









Пролог Страсть и нежность







Мишель заплатил за нелюбовь, которой был окружен с самого начала, с рожденья своего. Странный ребенок в странном мире. В семье хранились странные предания о неравных браках, мучениях и страстях, которые владели душами людей.

И что ходить далеко. Бабушка его Елизавета Алексеевна казалась порой дочери и внуку смертельно раненной птицей, хотя она ни в чем не была повинна, и все-таки всегда считала себя виноватой в том, что произошло сразу после рождения дочери. Она старалась вспомнить годы своей юности и ответить на вопрос, была ли она счастлива, тогда, в юности в богатом отцовском доме, когда мечтала о семье, о детях и внуках. А потом долго ждала своего суженого.

Она была из древнейшего дворянского рода, и сразу понятно было и ей и окружающим, что трудно надеяться на любовь, а она все надеялась. И наивно обманулась, когда поняла, что он только хорошо к ней относился ее Михаил Васильевич. Ей хотелось любви и страсти, а было только уважение и нежность, вещи устойчивые, но быстро проходящие, не греющие душу.

Откуда потом ее внук узнал историю, о которой никто никому ничего не говорил, и даже рта не моги открыть, она не знала, и знать не могла. Но он знал, что дедушка увлекся другой женщиной, и страсть эта была так сильна, что не мог он больше пережить всего этого, его нашли мертвым, и все в один голос говорили, что он наложил на себя руки от тоски.

Всем было понятно, что женился он тогда из-за приданного, потому что тут же купил Тарханы, и, наверное, хотел примириться с положением, хотел, но так и не смог, как стало скоро очевидно. Душевные муки, и это было понятно, становятся невыносимыми вдруг, а с годами только множатся

Это происходило 2 января. Праздники оказались для него особенно тяжелы. Она же потом ненавидела и с ужасом ждала первый день каждого нового года, когда его тень металась где-то по заснеженным дорожкам их сада, и она видела его, то во сне то наяву, и ждала его появления.

№№№№№



Она потом очень долго ни с кем не разговаривала. Запрещала даже упоминать о том странном происшествии, и была уверена в том, что он – единственный близкий человек предал ее дважды, когда увлекся другой, и это можно было и понять, и пережить, и когда решил на глазах у всех ее окончательно оставить – это не простительно.

Потом она так и не вышла замуж. Все женихи ее были уже женаты, а те немногие, которые и хотели бы жениться, что-то слышали о трагедии и как-то старались отстраниться. Да и сама она боялась этого шага как огня, уверенная, что на роду их лежит проклятие, случится что-то еще непредвиденное. И этим непредвиденным разочарованием оказался ее зять. Ее хрупкая нежная дочь остановила свой взор на этом бедном поручике, словно ей мало было примера собственной матери. Она не хотела для нее повторения своей судьбы, потому что не было не только любви, но даже страсти в его душе, она научилась на горьком опыте определять чувства. И понимала, что она не выдержит той трагедии, которая на нее обрушится. Она пыталась говорить со своим горе-зятем. Но все бесполезно, ничего не помогало, он оставался невменяемым.

Все повторялось в их мире. Она была беременна, а он уже ничего не видел, не слышал, ни чувствовал, словно все это было так далеко от него. И любые ее просьбы, звучавшие, правда, чаще, как приказы, не имели на него никакого действия. Все худшие предсказания сбывались, когда родился внук, дни ее были сочтены. Елизавета Алексеевна махнула рукой и взялась за внука. Она точно знала, что будет для него и отцом, и матерью, дочь угасала на глазах, зять куда-то убегал, от него больше не было ни радости, ни печали в доме, ребенок странно молчал и даже не улыбался. Она чувствовала, что тень смерти снова витает над ее миром, от нее никуда больше не деться.

№№№№№№



«В слезах угасла мать моя» – так было, когда ей исполнилось 22 года, и ее нежность и боль впечатались в ранимую душу ребенка. Он помнил только звуки голоса и бледную тень. Отца впервые увидел и пытался узнать через несколько лет. Но они только изредка встречались, он не понимал этого человека, и сердился на него

Хотела бабушка того или нет, но любовь казалась ему каким-то страшным, жутким испытанием.

Бабушка никогда не говорила Мишелю о том, что пришлось откупиться от зятя, чтобы он оставил своего сына. Но эти слухи витали в воздухе. И он взирал на этот мир с каким-то странным чувством стыда и досады. Он никак не мог понять этот мир. И он казался ему каким-то уродливым чудовищем. Он был выброшен в океан страстей и бед для того, чтобы не кончались его испытания и муки, чтобы они были вечными.

Любовь казалась ему тогда каким-то жутким испытанием, пыткой невыносимой была она. Такой была страсть бабушки к нему – единственному существу, которое пока еще оставалось с ней. Но он рвался всей душой из старого дома, где было пусто, уныло и всегда что-то оглушало и пугало его. Он понимал, что не хочет и не может оставаться тут, потому с радостью отправлялся к друзьям- приятелям, которые чаще всего были его родственниками, к другим она бы его просто не отпустила. Монго – этот великодушный, высокий красивый юноша. Он не понимал и не сопереживал ему, а мог бы. Ближе никого и не было, но как же он порой терзал его. С ним они отправлялись на разные увеселительные прогулки, которые часто скверно заканчивались.

№№№№№№



Ему было 17, когда он впервые увидел ее – нежную, тихую, такую прекрасную. Но она в его памяти осталась в облике монахини, чем-то была похожа на матушку. Ему вообще казалось, что та вернулась, чтобы снова с ним тут встретиться, следить за ним и любить его тихо и ласково. И впервые, глядя на юную деву, испытывал он не страсть, а нежность. Это странное чувство, напоминавшее ему детство и грусть прощания, так и оставалось в душе его. Он робел, не мог приблизиться к ней, молчал все время. И убегал к графине, которая тоже писала стихи. Тоже, потому что он писал их всегда. Мальчик был уверен, что в этих напевных строчках была его связь с матерью, и в них воплощалась ярость против бабушки, которая считала стихоплетство пустым и праздным занятием. Она боялась, что ее внук погубит себя, когда свяжется с такими же, как он сам вольнодумцами.

Варенька была милой, умной, восхитительной, она вернула ему на миг ту нежность и трепетность, которой не было в его душе прежде. Но тогда он так и не смог к ней приблизиться. И спасался бегством, потому что дикие страсти раздирали его душу. Он боялся признаться себе в том, что влюблен, и был уверен, что если никто о том не узнает, то тень его матери будет оставаться с ним, а ему не хотелось потерять ее.

Он уезжал в надежде на встречу, но и не думал, что нежность может быть таким же сильным чувством, как и страсть. И особенно ясно стало это в холодном и сыром Петербурге, где все было высокопарным и чужим, и люди казались каменными изваяниями, такими же, как и кони на мостах. Он никак не мог привыкнуть к этому миру, хотя он должен был подходить его натуре больше, чем весь остальной мир.

– Ты несносен, Мишель, – говорил Монго, когда он начинал спорить и затевал очередную ссору, – разве можно так обходиться с людьми.

– А как они обходятся со мной? – угрюмо спрашивал он.

– А чего же ты хотел дождаться, они живые существа, и не все потерпят такую грубость и презрение, которые написаны на твоем лице, это только у меня терпение никак не кончится, да и то устал я уже с тобой.

Он и сам понимал, что с ним очень трудно, но что было с этим поделать?

Но даже Алексей не знал, что одно создание, к которому он относится с величайшей нежностью, все-таки остается в этом мире – и это Варенька, но где она, увидятся ли они когда-то. Он боялся причинить ей боль и страдания, слова дяди и друга уже наталкивали его на мысль, что она будет молча страдать и не сможет сладить с ним.

– Я не могу ее тиранить, – говорил он сам себе, – она не должна из-за меня переживать и ломать свою жизнь.

Но на страницах его тетрадей появлялись ее портреты – несколько штрихов, которые он легко бросал на белый лист, и она уже взирала на него ласково и нежно, и на душе становилось немного теплее и легче жить.

Она уходила, растворялась где-то и появлялась вновь. Он совсем не хотел расставаться со своей Галатеей и чувствовал себя творцом, влюбленным в собственное творение. С тем, что было создано им самим, он легко справлялся, это совсем не то, что живые люди, с ними столько неприятностей и мороки бывает.

Здесь, в Петербурге, они ездили к актрисам и девицам, с которыми так легко знакомился Монго, но Мишель оставался нелюдим и угрюм, и шутки его были часто резкими и грубыми. Он боялся только того, что тот его оставит в одиночестве, потому что ему давно надоело улаживать скандалы, извиняться за спутника, тот сам не собирался этого делать, хотя и мог бы.

№№№№№



Она ждала его и страдала. Она спрашивала себя, как может он быть так равнодушен и спокоен, но ведь сердце не могло ее обмануть, она помнила, как нежен, заботлив и внимателен был рядом с ней этот грубоватый юноша, отчего же все так переменилось вдруг. Почему он даже привета ей не передает.

И все-таки она не могла смириться, продолжала ждать и надеяться. Пока отец не заговорил о замужестве. Он видел, что она печальна, но не подозревал о ее чувствах. Да и ей нечего ему было сказать. Тот, кто мелькнул и исчез без следа, о чем же могла она говорить. Отец даже не помнил, как он выглядел, только пара резких фраз. Он так юн, с чего она взяла, что он собрался жениться, даже если она ему и нравится?

Нет, чем больше думала она обо всем, тем больше понимала, что это была забава, легкое увлечение, и ей просто нечего ждать, не на что надеяться.

Она согласилась с отцом, и решила выйти замуж за человека, которого и видела-то только пару раз, но какая разница. Ей просто хотелось освободиться от уз семьи и стать замужней дамой, обрести дом и семью. Она не могла и не хотела больше оставаться в одиночестве и унынии, и самое главное – она никому ничего не была должна. И в те же дни до нее долетел слух о его новом романе. Это и стало для Вареньки последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.

№№№№№№



Он страдал, когда встретил эту деву с печальными без зрачков темными глазами, ему хотелось услышать от нее признание. Это был детский каприз, шалость, но просто слова о любви прекрасной девы могли перевернуть его мир, все изменить в нем., и она то ли подчинилась ему, то ли затеяла странную игру, из которой не было никакого исхода, только однажды он услышал (какая дерзость) от воспитанной, чопорной Екатерины слова любви. И не обрадовался даже. Он подумал о том, что никогда не смог бы добиться их от другой, от той, которая была так прекрасна и желанна, и так далека в этим минуты, было отчего прийти в ярость. Она ничего не понимала. Она рассердилась, взбесилась, старалась как-то отомстить вероломному поэту, но он просто уходил от нее. Говорил о холоде и пустоте, которые их окружают, ему и на самом деле не было до нее никакого дела. Но он не мог знать о том, что зло наказуемо, и слухи о его дерзости дошли до той, к которой он стремился всей своей истерзанной душой. И все пришло к нему назад – он узнал о помолвке. Это было для него ударом грома среди ясного неба. Даже слушать о том, что она станет женой другого, он не мог.

Его предал отец, когда оставил, предала мать, когда умерла, его тиранила бабушка, и с этим как-то можно было смириться, но, чтобы Варенька, та о которой он думал и мечтал все это время, чтобы она ушла так просто в объятия другого, этого не могло быть. Конечно, он не собирался жениться на ней, на мадоннах не женятся, но она должна была быть с ним, она должна ждать его возвращения и не думать о других.

Никто из близких не мог понять, отчего он стал еще злее и угрюмее, хотя куда уж больше. Все завершилось, еще не успев начаться, никого и ничего не было в его жизни. А он был уверен, что сможет ее забыть, какая наивность, какая глупость. Он даже и не думал о том, что они почти не общались, что она ему ничего не обещала, а он ей, что они просто несколько раз встречались и сказали друг другу только несколько слов. О чем она должна была думать, чего ждать.

№№№№№№



В те минуты во сне увидел он своего Демона, более страшного создания, рыдавшего от ярости и не представить себе. И он витал над ним чернее тучи, и готов был погубить любую девицу на своем пути. Но там стояла она, в монашеском одеянии, такая кроткая и прекрасная. И она должна была умереть от его руки, потому что ему больше некого было любить.

Тогда он и задумался впервые о своей поэме с героем, который будет мстить всему миру. Измена – вот что она дарила ему безжалостно. Он избегал встречи, когда она через год приехала с мужем и маленькой дочерью в столицу, но Монго передал ей рукопись «Демона», с ее портретами и посвящением ей. Он не стал говорить Мишелю о том, как сжимала она бессильно листы, как отрешенно на него смотрела, но так ничего и не спросила. Да и о чем было говорить, когда все решено. Нельзя, невозможно возвращаться в собственное прошлое.

– Он бросил бы меня, как Екатерину, если бы узнал, что я люблю его, угнетает только то, что мне удалось ускользнуть, но он никогда не узнает о главном, ему не суждено будет этого узнать, – успокаивала она себя и страшно страдала, представляя себе, как он одинок и несчастен. Это казалось ей в те минуты невыносимым. Она узнала, что он отправился на Кавказ, и боялась того, что там они могут встретиться снова, это казалось невыносимым для нее.

– Он стрелялся с Барантом, – услышала она и понимала, что ничего больше не осталось у Мишеля.

Она передала одной из знакомых его рисунки и стихи, зная, что не сможет сохранить их. Муж ее узнал то, о чем сама она только догадывалась, и не собирался терпеть такого.

№№№№№



Алексей видел, что он ищет ссоры и смерти, и не мог его оставить, и уговорить остановиться никак не мог. Ему показалось, что Мартынов был похож на Дантеса, какая чушь, и потому он снова оставался в своем стиле. Никакие уговоры и убеждения не имели действия. Тогда он напомнил ему о ярости царя в прошлый раз. Тот только презрительно усмехнулся, и вероятно и его бы вызвал на дуэль. Кого угодно утомит такая дерзость.

– Успокойся, Мишель, она замужем, она никогда не будет твоей, – говорил он, чтобы хоть как-то остудить его пыл, но отказаться быть секундантом, бросить его совсем одного он тоже не мог. Тот, кто казался сам себе Демоном, в сущности, был одинок и беззащитен, он должен видеть, что там происходит и приложить последние усилия, может у него что-то и получится, хотя он не особо на это наделся. Потом он старался не вспоминать рокового дня и твердо решил, что сразу уедет за границу, он не собирался встречаться со своей тетей, потому что мог себе представить, что обрушит на его голову Елизавета Алексеевна, обезумев от горя. Ему не хотелось объясняться с императором, потому что один раз это случайность, а два – закономерность, если урок не пошел ему впрок. Он был очень молод, из-за мертвого Мишеля не собирался ломать собственную жизнь, она была ему особенно дорога теперь, когда он смотрел на мертвое тело того, кому и тридцати не исполнилось, и видел, как легко и просто ее потерять. Но в чем бы они его не обвиняли, он не собирался оправдываться. Это надо забыть, как дурной сон. Он знал, что никогда больше не вернется на Кавказ. И с Варенькой они встретились только через несколько лет, в Париже, и он рассказал ей о том, что произошло тогда. И ничего не смогла она ему ответить, нежность и печаль – вот что всегда жило в ее душе. Может быть потому тот, кто жаждал страстей и бури и устранился от нее в свое время, а потом не смог себе этого никак простить

В полном одиночестве кружил Демон над Кавказскими горами. Он искал тех, кто был еще жив, но покинул эти места навсегда. И при жизни, и после смерти одиночество было его уделом. И он снова и снова просил бури, словно в ней можно было найти покой.




Часть 1 Мой Демон











Глава 1 Будущее в прошедшем


Это был только сон. Обычный сон, который все время повторялся.

Менялись только какие-то детали сна, в остальном видение оставалось неизменным…

Мишель видел старую усадьбу с барским домом где-то в глубине, так далеко от того места, где он находился в своем сне, что как бы быстро он не двигался по лунной дорожке, добраться, дотянуться, даже просто приблизиться к ней он никак не мог, сколько бы ни старался. А когда уже чувствовалось, что он измучился и устал, так обессилил, что не оставалось никакой возможности двигаться дальше, тогда откуда-то с высоты начинала звучать песня, Ангельская песня. Она звучала то громче, то таяла где-то в высоте и исчезала. Он тянулся туда, откуда она лилась, чтобы расслышать эти звуки, но они терялись, исчезали, растворялись в воздухе. Он убеждался, что больше ничего не слышно. Но как только убеждался, что песня стихла, она начинала звучать снова все ближе, все яснее, он снова тянулся душой к ней

Ребенку казалось, что над ним кто-то издевается, но ведь ангел не мог так с ним поступать? Ангелы не издеваются над людьми. А если все-таки мог? Тогда он яростно грозил небесам маленьким кулачком, грозил своему ангелу. И на эту угрозу кто-то откликался, какое – то разъяренное чудовище появлялось перед ним. Черное облако накрывало лунную дорожку, странные тени сходились и расходились, мелькали там. И тогда дикий страх охватывал его душу. Он чувствовал себя маленьким и беззащитным пред грозными небесами, это чувство оставалось в душе всегда, все 27 лет его земной жизни.

Мальчику казалось, что не хватит силы убежать, и все-таки он срывался с места и бежал куда-то во мрак, да так ловко, так быстро, что чудовище задыхалось за спиной, отставало и где-то терялось в темных аллеях сада. Ему все время удавалось убежать и спрятаться. Но что если завтра не получится, если силы оставят его, что случится потом?

Тогда, отдышавшись, он смеялся, сначала тихо, а потом все громче и громче, он радовался, что снова смог убежать от чудовища, значит еще не все потеряно. Он будет жить и любить, и никто ему не страшен. Но чудовище возвращалось снова, и снова вместе со звуками ангельской песни оно стремилось за ним.

Однажды ему удалось даже услышать его голос за спиной. Чудовище твердило, что жить ему осталось мало, что никогда никого не будет он любить, а в юных красавицах он будет видеть дряхлых старух. Никого не будет с ним рядом, все время придется убегать и прятаться. От них-то убежать можно, а вот убежишь ли от себя самого?

– Не бывать этому, – задыхаясь, хрипел Мишель, – ты все лжешь, не будет такого. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Он бормотал еще что-то, но не понимал смысла слов, они таяли в воздухе и больше не касались его души. «Забыться и заснуть»…

– Так и будет, и ты знаешь, что будет так, – звучал отвратительный голос во тьме. Казалось, что мохнатая лапа гладила его по плечу, а потом отталкивала куда-то в пропасть. От этого толчка он вздрагивал и пронзительно кричал. И в этот момент чудище само словно бы рухнуло с обрыва, так ухнуло что-то за спиной, что мальчик вздрогнул всем телом. Наверное, сквозь землю провалился

№№№№№№№



Мишель споткнулся и упал, сжался от страха, уверенный, что оно – это чудо-юдо, сейчас его настигнет. Но ничего такого не было и в помине. Только мутный свет луны разливался повсюду, и высоко-высоко пронзительно закричала какая-то птица.

После того странного вечера чудовище больше не являлось. А песню ангела где-то далеко, за лесами, за морями, Мишель тогда еще слышал. Но теперь она была едва различима, если бы он не слышал ее ясно прежде, то так и не понял бы, что это такое было там, далеко, в небесах, не узнал бы песню ангела.

А потом появлялась бабушка. Он всегда помнил бабушку, метавшуюся по тому самому саду со своими девками – служанками. Когда они его находили, то радостно извещали ее о том, и она сама, подобрав подол юбки, пробиралась туда, куда загнало его чудовище. И нависала над ним, огромная и серая глыба – она была его бабушкой, или чудовищем? Вот этого он никогда понять не мог.

Бабушка что-то говорила, но он не слышал и не слушал, он просто покорно шел за ней в барский дом, который никогда не считал своим. Ему там было темно и скучно. Но никакого другого дома у Мишеля ни тогда, ни потом не было, только этот, а потому ему некуда было убегать и прятаться, все равно приходилось возвращаться назад.

Бабушка оставалась у его кровати, пока он засыпал, а потом незаметно, бесшумно, как и чудовище недавно, удалялась. Он никогда не слышал, как она уходила, не потому что спал крепко, просто она умела так бесшумно двигаться по своему дому, появляться и исчезать так внезапно, что он только вздрагивал, обнаружив ее рядом. И всегда боялся показать ей, что ему страшно.

Нерадивые служанки боялись ее, как огня, стоило барыне застать их с молодыми парнями или просто бездельничающими, они не наделялись на ее милость. К бездельницам бабушка была беспощадна. Но и они всегда были в полной ее власти.

Мишель не боялся бабушки, потому что знал, что как бы она не была зла на него, ему ничего не будет. Ему просто не хотелось, чтобы кто-то из невинных попадал из- за него под горячую руку, был наказан. Мальчик остро чувствовал несправедливость, и хотел за все отвечать сам, если виноват – получай наказание, но не должны страдать невиновные.

№№№№№№№



Свет луны заливал лесную поляну, где водили хороводы прекрасные зеленоглазые русалки, так они зачаровывали не только окрестную природу, но и душу барчука Мишеля, единственного внука сумасбродной барыни Елизаветы Алексеевны Арсеньевой.

Но это был уже сон Поэта. Хотя и в реальности где-то там, в заповедном лесу, зеленоглазые русалки водили хороводы, и скоро он обязательно отправится туда на Купалу, только для этого надо немного подрасти… Пока можно заблудиться в лесу, оказаться в плену русалки навсегда. А ему этого совсем не хотелось. Хотя и здесь он оставался в плену, но сердце ему подсказывало, что там был совсем иной плен, из которого не вырваться и не убежать.

Как же печальна, как же прекрасна жизнь, этого пока не выразить ни в слове, ни в звуке, но наступят совсем иные времена, и вот тогда… Тогда и появятся самые удивительные строки, которые потрясут не только близких, но весь остальной мир, еще не знающий о его существовании.









Глава 2 Кошмар неравного брака


Сколько тайн хранят знаменитые дворянские усадьбы. Сколько теней и привидений юных красавиц и грозных старух бродит там до сих пор, они никуда не исчезают, не покидают домов, где были так одиноки и так несчастны.

Вот к одной из этих тайна нам и придется прикоснуться, если мы хотим узнать о том, как все начиналось для маленького Мишеля. Почему он стал таким, что с ним случилось в самом начале, еще до рождения и потом, когда он только появился на свет. Какая жуткая трагедия скрывалась за всем этим.

– Мария, Мария, Мария Михайловна.

Юная, хрупкая, бледная и болезненная девица – единственная дочь барыни Елизаветы Алексеевной Арсеньевой. Музыка была ее погибельной бездной и спасением. Но в семье своей родной она казалась девочкой чужой и очень одинокой. Матушка пристально следила за Мари и даже не пыталась представить, какой будет ее судьба. Да и кто бы решился предсказать ее судьбу, такой, наверное, на свет не родился и вряд ли родится когда-то.

Она звалась Мария, единственная дочь грозной помещицы Елизаветы Алексеевной Арсеньевой, столбовой дворянки, принадлежавшей к старинному и знатному роду Столыпиных…

Несмотря на всю хрупкость, девушка была упряма и своенравна, это тот самый тихий омут, в котором водятся черти, да еще какие. Матушке вскоре пришлось в том убедиться. Она поступала по-своему и только покорно кивала, когда от нее что-то требовалось, а потом делала то, что ей нравилось, и то, что вряд ли могло понравиться ее грозной матушке. Так однажды она решила свою судьбу никого не спросясь. Она сама нашла себе жениха, который вскоре должен был стать ее мужем.

Юрий, Юрий Петрович Лермонтов, армейский капитан из совсем другого мира. Они странно столкнулись на какой-то вечеринке в доме родственников, где еще она могла бывать. Они увидели друг друга, и судьба была решена, это для всех остальных он внезапно стал ее мужем, сама Мария не сомневалась, что он был предназначен ей судьбой и все решилось на небесах раз и навсегда.

№№№№№№



Матушка взглянула на Марию и поджала губы – не такой судьбы она хотела для своей единственной дочери. Но почему-то противиться долго не смогла. Нет, она, конечно, сказала все, что об этом думает. Она нарисовала своей Машке жизнь, которая ждала ее в грядущем, словно у нее было будущее. Мария только выпрямила спину и всем своим видом показала, что она от своего не отступит. Ни слова, ни звука, но тут и не нужны были слова. А что оставалось делать Старухе?

– Живи, как знаешь, – услышала молодая девица в ответ.

Вот она и стала жить так, как ей того хотелось, кто бы мог подумать, что ей дадут волю.

Москва встречала молодых суетливо, но приветливо, Арсеньевы входили в узкий круг знати, высшего света, и все двери, вплоть до царского дворца были перед ними открыты, да что там, просто распахнуты. Но в том самом узком кругу никто не понял и не одобрил выбор Марии, хотя кажется, ей до всего этого не было дела, ей, но не матери…

Кто бы сомневался в том, что брак был неравным, а потому, какими бы пылкими не были чувства, но они угасали, когда молодой зять сталкивался со своей тещей, с кругом ее друзей и знакомых. Он краснел, молчал, отступал, ему просто не было там места, он это чувствовал, но смириться никак не мог. Ему надо было как-то жить в чужом мире, холодном и таком неуютном.

Мария жила в каком-то ином мире и всего этого старалась не замечать. Ей это удавалось, до той поры, пока она не почувствовала бремени и поняла, что вольной, хотя и замужней ее жизни приходит конец. Она ждала ребенка. Надо было что-то делать и как-то договариваться с матушкой. Одна, без нее, без ее поддержки и помощи она не справится. Ведь она сама еще ребенок, наивный и такой далекий от реальной жизни. Она никак не справится с таким поворотом судьбы.

№№№№№№№



Елизавета Алексеевна сразу встрепенулась при таком важном известии, и заявила, что они отправляются в родные Тарханы. Вот завтра утром соберутся и отправятся.

– Нечего делать в Москве, голубушку моя, вольному воля, а малыш должен расти на природе, подальше от этой суеты. Домой, домой, и не смей со мной спорить.

Она и не спорила, подавленная и одинокая, все время так скверно себя чувствовавшая. Зять даже не пытался возражать, хотя в глубине души понимал, что для него начинается настоящая каторга… И странное охлаждение уже тогда случилось в душе, ему ничего больше не хотелось, все в один миг стало постыло. Но он был женат, окольцован, он никуда не мог от всего этого брачного бремени деться… Да и попробовал бы хотя бы отстраниться. Но лучше не думать о том, что ждало его в таком случае, он стал мужем, еще не успев стать мужчиной. Зачем ему все это, для чего надо было жениться? Он не ведал этого в те дни. Только этого уже никак не исправить.

Его никто ни о чем и не спрашивал даже, приказ генерала для капитана был законом. Только несколько раз они с беременной женой выбирались в Москву. Она стала еще тоньше и бледнее в это время. Чаще всего она была не жива и не мертва, привидение какое-то странное. Он винил во всем малыша, который еще и не появился на свет, а был уже перед всеми во всем виноват.

Вот в одну из таких поездок, последнюю и родился его сын. Михаил, – так сразу решили назвать мальчика молодые родители. Мишель, как же еще его могли называть?

Тогда впервые бабушка в ее темном наряде, как глыба мрака, нависла над ребенком. И что-то страшное, и странное, определяющее было в ее власти над ним, да и над всем остальным миром. Но пока была жива Мария, проявлялось это от случая к случаю, а потому это еще как – то можно было терпеть, приходилось терпеть, невыносимым все стало в тот печальный день, когда ее не стало. Вот тогда малыш оказался в полной власти у бабушки. Это была настоящая беда.

Сын этого дня не помнил совсем, отец его никогда больше не смог бы забыть, если бы и захотел. Они оба были накрыты мгновенно этой черной тучей, заполонившей для них все небо. Но до того рокового дня оставалось еще три года тихой семейной жизни в Тарханах…




Глава 3 Таинственный мир


Кроткое и милое создание, склонившееся над колыбелью – его юная и тихая матушка, такой он ее навсегда и запомнит. Малыш не слышал ее голоса, только иногда, когда она пела колыбельные песни, вздрагивала и оглядывалась, если за дверью слышались шаги, – такой она возникала в его видениях. Такой останется с ним всегда, взволнованной и настороженной, она словно боялась все время не бабушки, а того, что в один миг все оборется, так оно и случилось. Хотя могла ли она это знать заранее? Могла ли чувствовать, что еще до встречи вышла им разлука, а малыша скоро придется оставить, покидая этот мир так рано.

Потом, когда он начал понимать, что у каждого ребенка есть отец, и этот военный с печальными глазами и был его отцом, который возникал в сумерках и мгновенно исчезал, он почувствовал, что вражда его с бабушкой непримирима, они никогда не смогут договориться, а значит, ему придется выбирать, разрываться между ними. И никогда не быть счастливым, это просто невозможно.

Этого не понять, не выразить словами, детское сердце могло подобное только чувствовать. Сколько времени прошло, пока они были все втроем, и странно разделены чем-то далеким и таинственным? Нет, тогда он ничего не ведал о течении времени, и не мог представить, много или мало его утекло. В детстве оно кажется бесконечным, вальяжным и очень медленным, словно раскинувшаяся в долине река едва двигается. Замирает на миг или на час, а потом медленно течет снова.

Потом он перестал видеть матушку, в доме наступила какая-то пронзительная тишина, служанки говорили тихо и ступали неслышно. С ней что-то произошло, она исчезла, хотя и не могла его оставить, а оставила. Но почему? Как она могла уйти и забыть о нем, такого не может быть, а было.

Малыш ждал ее все время, каждый день. А она все не приходила.

Другое лицо – властное и серьезное было теперь перед ним. Бабушка не пела песен, она покрикивала на других, и даже когда говорила спокойно и тихо, все равно он ежился, и начинал плакать, сначала тихо, а потом кричал все громче и пронзительнее, ее голос вызывал в душе панику. Тогда она рассерженная уходила, что-то бросая на ходу.

Иногда появлялся отец. Тогда Мишель еще не знал, кто он такой, почему приходит украдкой. Но он приходил так редко и так тихо, что ребенок вздрагивал и просыпался. Он пытался рассмотреть его во мраке, но в комнате было так темно и тихо. Но эти огромные бездонные глаза, в них таилось что-то такое щемящее, печальное и нежное. Он сам отражался в них и готов был утонуть.

Мишель тогда еще не мог знать, что у него такие же глаза, хранящие вековую печаль. Ведь плоть от плоти, кровь от крови он был его сыном.

№№№№№№№№№№



Все это быстро закончилось, как только возникал какой-то сладковатый запах полевых цветов, и в детскую возвращалась бабушка. Малыш прислушивался и не слышал слов. То, что они не разговаривали с ним и между собой, ему казалось очень странным, потому что другие люди, заглядывающие к нему, всегда о чем-то говорили. Мелодия этих слов чаровала его, он ничего не понимал, но так радовался, когда слышал, как люди говорят друг с другом. Потом Мишелю казалось, что он понимал суть этих слов, а может быть пытался их угадать. В них всегда слышалась музыка, то радостная, то тревожная, то таинственная. Как и где-то далеко, в зале, когда кто-то садился к роялю, и по дому разливалась то светлая, то печальная, но всегда живая музыка. Она врезалась в душу, как самое сладостное воспоминание. Но это была совсем не нежная песня матушки, а что-то иное, непонятное и очень далекое, тревожащее душу, не дававшее покоя. А еще и тогда, и позднее он любил слушать шум ветра за распахнутым окном. И тогда белые шторы метались и раздувались словно паруса. Они то медленно плыли перед ним, то порывисто поднимались все выше и выше. Потом, когда отрок увидит настоящие паруса, ему будет казаться, что он снова вернулся домой, и это прозрачные шторы уплывают и возвращаются назад, как паруса таинственных кораблей…

И вот тогда, когда он уже встал на ноги, побежал за эти паруса-шторы – он без труда выбрался в сад, вскочив на подоконник, мир разделился на тот и этот. По ту и эту сторону старого барского дома, где царила бабушка, была свобода… Настоящая свобода, которая заставляла подняться и парить над землей, она увлекала его в неведомые дали. Ее безграничная власть приводила его то в трепет, то в ужас. Он не мог понять, почему и как это происходит, но вырываясь от нее, он возвращался к ней, и понимал, что ему некуда уйти…

Нет, в старом саду в теплые летние ночи можно было спрятаться, но Мишель быстро усвоил, что ему все равно придется вернуться назад. Нельзя прятаться долго, когда тебя ищут и находят перепуганные девицы. И тогда в душе обрывалась музыка. Она мгновенно стихала, эта внезапная тишина и пугала и терзала, с ней не было сладу, от нее не было спасения.

Но родные Тарханы все-таки завораживали и неизменно влекли к себе – это был его мир, прекрасный и неповторимый. Он всегда чувствовал себя его частью, даже, когда стихала музыка.









Глава 4 Ужасная судьба отца и сына


Кроме печальной песни матушки, о которой ребенок помнил всегда, тогда, в детстве, он слышал страшные сказки… Хотя ему они в ту пору страшными не казались, но в них было что-то таинственное и пророческое. А о чем еще долгими зимними вечерами за работой могли говорить те самые девицы, которые были в услужении у бабушки. Они рассказывали сказки, и слушали их, разинув рты, забывая обо всем на свете…

Русалки, Домовые, Лешие, Кикиморы оживали и появлялись то там, то тут. Мишель прислушивался к их шагам, умел с ними разговаривать и договариваться. Они были живыми существами и для этих прекрасных дев, и для маленького барчука, как они любили его называть.

А однажды, одна из бабушкиных девиц, которых было там великое множество, рассказывала то, что она будто видела сама как монах, сидевший на берегу, оказался в объятьях русалки. Она подплыла к нему так быстро и так внезапно, что старик и глазом моргнуть не успел.

– И что русалка? —спросила другая.

– Да утащила его русалка на дно озера, – взмахнула руками девица, – и ни слуху, ни духу больше о нем не было.

Все разом замолчали, словно каждая из них оказалась на дне озера, в объятьях старика монаха.

Сколько таких историй о ведьмах и русалках, и кикиморах слышал ребенок, каждый кот казался ему котом ученым в те спокойные и таинственные вечера, когда за окнами пела вьюга, и мороз готов был погубить любого, кто высунет нос из дома.

Только напрасно его убеждали в том, что коты были рыжие, он упрямился и твердил, что только черными могут быть ученые коты, и никакими другими они не бывали сроду. К нему приносили всех черных народившихся котят, которых ждала бы печальная участь, если бы не Мишель, и они жили отдельно от всех остальных под его неустанным присмотром, ребенок терпеливо ждал, когда же эти коты заговорят, расскажут ему сказки заповедного леса.

№№№№№№№



Бабушка пугалась и крестилась, когда парочка таких вот упитанных котов появлялась у нее на дороге, но они казались ей священными животными, и даже тронуть их не поднялась бы рука. Ведь это причинит такую боль ее Мишелю.

Но из всех страшных историй, которые рассказывались долгими зимними вечерами, Мишель почему-то запомнил одну, о бунте ангелов.

Те самые ангелы посчитали себя ничем не хуже самого бога и подняли бунт, а когда проиграли, были сброшены с небес на землю. Они всегда хотели вернуться назад на небеса, но не знали, как это сделать, потому мучились и страшно страдали где-то в горах Кавказа, потому что там было ближе до небес. Потом они стали называться демонами, чтобы их не перепутать с другими ангелами, которые бунта не поднимали, хранили верность своим небесам и богу. Он сразу же почувствовал, что ему досталась душа Демона.

Вот такой оказалась одна из сказок, которые Мишель слышал тогда, и она настолько запала ему в душу, что он не мог о ней забыть, сколько не пытался.

– И что те Демоны? – не унимался ребенок.

– Они никак не могли забыть красоту небес, им очень хотелось летать и там оставаться, – твердил таинственный голос Домового.

Потом ему казалось, что эту сказку ему поведал Домовой, хотя точно вспомнить, что же там было на самом деле, он никак не мог.

– Бунтари хотели вернуться на небеса, но они не ведали, как это сделать, тогда они стали совершать добрые дела, но им не помогло, их не возвращали.

– Они утихомирились? – спросил ребенок, – ему хотелось узнать финал этой истории.

– Конечно, нет, тогда они решили творить зло, ну если добро не помогает, то может быть зло поможет вернуться назад. И один из них погубил царицу Тамару, в надежде, что вместе с ней он вернется незаметно туда, когда понесет на небеса ее душу.

– И что? – снова не унимался парень.

– Никуда он не вернулся, конечно, его узнали и во второй раз сбросили на землю, он упал куда-то в озеро. Больше его никто нигде не видел, больше о нем никто и не слышал даже.

И хотя память у Мишеля была цепкой, но тогда он перепутал Демона, старого монаха, царицу, и ему уже казалось, что русалка утащила монахиню Тамару на дно того самого озера… Потом Тамара возникла снова в его поэме, но она уже стала монахиней, где-то в монастыре высоко в горах. А в остальном все так и было, туда явился Демон, и своими чарующими речами решил соблазнить ее. И по мере того, как писалась эта поэма, Демон становился все обольстительнее, сильнее, наверное, потому ему будет страшно и больно лететь с небес в бездну, так и не найдя спасения и успокоения нигде. Но могло ли быть в этом мире иначе?

Детские страхи и воспоминания становятся со временем чем-то большим и очень важным, если они перерастают в творения Мастеров… Если они на протяжении всей жизни так волнуют воображение.

Но это случилось значительно позднее, а пока ребенок бродил около пруда в старом парке, и ему хотелось верить в то, что он не один и никогда в одиночестве не останется, там будет много разных созданий, и духи будут хранить его от всех невзгод и злых людей.

Где-то запел и засвистел ветер, ну чем не Соловей-Разбойник?

Мир оставался таинственным, великолепным и немного тревожным, и в эти мифы, сказания, тайны только предстояло погрузиться юному гению.




Глава 5 Первый сон о Маскараде


Юношам порой снятся странные, фантастичные, удивительные сны.

Но что такое эти сны? Несколько искаженное отражение реальности, измененное, перевернутое с ног на голову. А если этой реальности еще и не было, и она припоминается где-то в пелене тумана? Нет, конечно, это сон отразил то, что было на сцене театра, первого театра в жизни Мишеля. Они отправились с бабушкой в этот храм, чтобы приобщиться к чуду расчудесному. «Князь – Невидимка» – как-то так назывался тот спектакль, первый в его жизни. Это еще одна сказка для взрослых.

А так как театр был переполнен, то мальчик понял, что взрослые тоже любят сказки, только когда это большие, яркие и музыкальные представления. Чего только не происходило там, на сцене, но он запомнил бал, такой чудесный таинственный бал, который длился и длился. И кружились пары таинственных восхитительных созданий, мало похожих на обычных людей.

Что-то потом Мишель до фантазировал сам, и у него во сне возник фантастический Маскарад. Там была какая-то чудная красавица, она металась в переполненной бальной зале, в толпе, поворачиваясь то к одной маске, то к другой, словно пыталась кого-то отыскать. Она заблудилась, потерялась в этом диком и странном мире. Толпа как-то расступилась перед ней. А когда дама в белом оказалась в центре, совсем одна, она покачнулась и бесшумно (во сне все совершается бесшумно), рухнула на паркет, словно сраженная каким-то выстрелом.

Кажется, что выдохнула и охнула толпа, увидев и услышав то, что тут творилось. Маски же, окружившие ее снова (так, что ее уже и не разглядеть), то звонко смеялись, то завывали, и так жутко становилось, что ребенок пронзительно закричал и проснулся. Потом весь день ему казалось, что это происходило на самом деле, бывают такие сны, пред которым отступает даже реальность. Они запоминаются и часто повторяются снова и снова, и тогда становятся вещими.

Забегая вперед, надо сказать, что сон о Маскараде повторялся еще много раз, до той самой поры, пока не появилась на бумаге драма. Он все врезался и врезался в его сознание, словно бы напоминая о каком-то очень важном событии, которое уже было и которое будет в жизни Мишеля. Да и все время повторяется в том мире, где ему суждено было родиться, в том времени, в котором ему пришлось взрослеть и жить.

Да и мудрено ли, если вся их жизнь – это театр и маскарад, маскарад и театр, сменяющие друг друга, и именно там и происходили все самые важные события, творившиеся в мире. Там встречались, расставались, демонстрировали свои наряды, любили и ненавидели – как княжеский пир в старые и не всегда добрые времена был центром жизни в княжестве, так теперь им стал тот самый маскарад, и от этого никому еще не удавалось уйти, да вряд ли удастся когда-то.



№№№№№



Там бывал весь свет. Сам император порой закрывал лицо диковинной маской и спокойно шагал в это разноцветное и многоликое действо.

Тогда буря, подхватив его, бросала в самый цент игрища, и заставляла затеряться где-то, в этом странном мире, и перестать быть собой, наверное, для государя это было важно.

Правда, ничего тогда об этом юноша не знал, даже не догадывался. Он просто в очередной раз смотрел сон о маскараде, где пытался отыскать себя самого, и почему-то никогда не находил. А еще ему хотелось понять, все ли они живые, нет ли там уродов с того света, такими злыми и холодными они порой казались. Души, наверное, бывают мертвыми, а может быть, кому-то просто не досталось душ? Вот так и ходят они бродят по миру, не понимая, что давно мертвы, и творят свои страшные дела.

Помнится, в последний раз, когда он видел такой сон, и так и не нашел себя там, он просто крикнул этой бездушной нарядной толпе:

– Она ни в чем не виновата.

– Жизнь – ужасный маскарад, где миром правят вздорные старухи, – шепнул какой – то противный голос над самым ухом.

Ребенок вздрогнул, застыл пораженный, он думал о том же самом, словно кто-то читал его мысли. Это был не его вечный собеседник Домовой, а совсем, совсем другой тип, один из тех, кто за бунт был сброшен с небес, и теперь метался где-то между людьми, пытаясь и их подтолкнуть к каким-то нелепым, а то и скверным поступкам. Но разве он был не прав, разве он не был страшен в своей правоте? Нет, кто-то упорно его преследует и явно хочет свести с ума. Но немного помолчал, а потом прибавил:

– Тебе придется бороться с ними и погибнуть…

Нет, этого не было сказано, это придумал он сам или просто знал с самого начала? Но ведь такого не может быть, потому что не может быть никогда. И все-таки это было и врезалось в память. Он не мог забыть этого, вспоминал каждый день.

Да, он обязательно будет бороться, но он не собирался погибать, не бывать этому. Пусть весь мир погибнет, а он останется цел и невредим. И в такие минуты он больше не чувствовал себя человеком. Чем больше Мишель себя в том убеждал, тем четче начинал понимать, что именно так и будет. Не сегодня, не теперь, но именно так, как и было сказано в тот серый, туманный вечер, когда ему снова снился сон о маскараде.

Он будет повторяться на протяжении всей жизни, но в тот раз казался особенно ясным и отчетливым.

Демон был на том Маскараде, и то ли он стал первым поэтом, то ли сам поэт чувствовал себя Демоном. Они слились в едином порыве, и с той поры казались неразлучными.




Глава 6 В мире царила музыка


В детстве мы всегда запоминаем лето. Особенно если оно проходит за городом, на природе. Как легко можно, выбравшись из теплой постели, броситься на траву, на лужайку, даже если для этого приходится пробежать несколько зал и коридоров, все равно где-то окажется та заветная дверь, которая выведет нас на свободу, а там любимый парк, переходящий в лес, в мир бабочек и стрекоз.

Зима забывается, может быть потому, что зимой мы становимся пленниками этих самых зал и коридоров, и не можем вырваться из замкнутого пространства. Ведь в морозные дни двери плотно закрываются, и даже если удается их отыскать, то уже никак не открыть. А там завывает метель и все завалено снегом, так что и выбраться туда часто невозможно.

Мишель помнил первый снег и обжигающий холод, когда ему удалось распахнуть такую дверь. Там, на той стороне мира, завывала метель, где-то рядом ворчал Домовой, пытаясь ему объяснить, что в природе все переменилось, и он не должен туда отправляться, если не хочет превратиться в снежный сугроб, если хочет просто остаться жив.

Но потом все зимы соединились в одну большую очень большую и холодную – очень холодную зиму, а вот лето оказалось многообразным и многогранным, и всегда радостным, потому что ему чаще и чаще удавалось убегать из бабушкиного плена.

Нет, в доме было немало народу, но он все время вспоминал шуршанье ее платьев, легкую походку где-то за спиной и жалел только о том, что не удалось улизнуть вовремя. А когда удавалось это сделать, то убегал он все чаще и все дальше, понимая, насколько велик, почти до бесконечности велик этот мир. И только какой-то Леший заставлял его вовремя остановиться и вернуться назад.

– Ищи тебя, свищи, – слышалось ворчание за спиной.

И он возвращался, зная, что не стоит шутить с духом леса, он может оказаться страшнее, чем бабушка, если его разозлить, уронит тебе на голову какую шишку, повалит в ярости дерево и все. Тогда уже никто не поможет. Его даже и найти не смогут, потому что лес огромен, там так легко спрятаться.

Так медленно, но, верно, прислушиваясь к ворчанию Старика и шелесту листьев за спиной, Мишель возвращался назад. Сам дивился тому, что каким-то чудом находил тропику, словно она была той самой нитью Ариадны, которая могла вывести из любого лабиринта и привести к своему кораблю или к своему дому. Неведомая царевна все время спасала его от верной гибели, но чувства благодарности в душе все равно не возникало.

№№№№№№



А еще его вела к дому совсем другая музыка, тихая, ласковая, словно бы матушка садилась к роялю и играла для него свои печальные песни.

Едва услышав, как изменилась музыка, он вольно или невольно поворачивал туда, и шел, уже ничего не замечая, на эти дивные звуки, и неизменно приходил к забору своей усадьбы. Забор этот тянулся так далеко, что трудно было заблудиться, просто можно было оказаться довольно далеко от калитки и от ворот. Но он летел туда и все надеялся, что она снова появится, что она вернулась из долгого путешествия, чтобы навсегда остаться с ним теперь.

И только однажды, на закате, когда Мишель привычно шел на зов той самой музыки, она оборвалась, когда он приблизился к старому дубу. Он замер от неожиданности, словно вкопанный. Там виднелся шлейф белого платья на зеленой траве.

– Матушка, – пролепетал ребенок, и рванулся туда.

Дуб был огромен, так просто его не оббежать малышу.

Шлейф двигался тоже, она ускользала, она пыталась ускользнуть, но он рванулся за ней, споткнулся, упал, и разрыдался. Потом испугался, если бабушка узнает, что он плакал, она рассердится. Она не переносила слез, а может быть, просто чувствовала вину перед ним.

Он поднялся, потер ушибленную коленку, еще раз обошел дерево, но там больше никого не было. Только блеск заходящего солнца оставил на траве белую полосу.

Музыка, она снова зазвучала в старой усадьбе, и он рванулся туда.

Но с той поры мальчик был уверен, что у старого дуба его поджидает матушка.

– Берегини, они берегини, – говорил Домовой, когда утихла гроза. И он рассказал о той, которую встретил у священного дуба.

А бабушка ругалась и требовала, чтобы он не убегал больше далеко… Но она не знала, не могла знать, что же влекло его на ту сторону речки к священному дубу… Бабушка не верила в чудеса, она никогда не знала тайны заповедного леса, и потому злилась, и считала его упрямым и бессердечным созданием.

Русалка плыла по реке голубой,

Озаряема полной луной;

И старалась она доплеснуть до луны

Серебристую пену волны.



И шумя и крутясь колебала река

Отраженные в ней облака;

И пела русалка – и звук ее слов

Долетал до крутых берегов.



И пела русалка: «на дне у меня

Играет мерцание дня;

Там рыбок златые гуляют стада;

Там хрустальные есть города;



И там на подушке из ярких песков

Под тенью густых тростников

Спит витязь, добыча ревнивой волны,

Спит витязь чужой стороны…



Расчесывать кольцы шелковых кудрей

Мы любим во мраке ночей,

И в чело и в уста мы в полуденный час

Целовали красавца не раз;



Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,

Остается он хладен и нем,

Он спит, – и склонившись на перси ко мне,

Он не дышит, не шепчет во сне».



Так пела русалка над синей рекой

Полна непонятной тоской;

И шумно катясь колебала река

Отраженные в ней облака.









Глава 7 Предсказание гадалки


В старой усадьбе в Тарханах звучала музыка. Иногда она звучала в реальности, порой, она слышалась и снилась отроку Мишелю. И он был уверен, что так будет всегда, так будет со всеми, это мир, в котором он и будет жить, и творить.

Музыка стала свидетельством того, что он был жив. Однажды он признался только своему Домовому, потому что боялся, что о том узнает бабушка, и она начнется смеяться над ним. Он не боялся бабушки, он просто был слишком самолюбив и не мог терпеть насмешек, даже если это были ее насмешки

Но как только появился Домовой, заговорил о чем-то своем, Мишель сразу же прошептал быстро-быстро, словно боялся, что его услышит еще кто-то, услышит и запомнит это признание:

– Я все время слышу музыку, как только смолкнет музыка, я умру, – заявил он внезапно.

– Не умрешь, тебя убьет светлый военный, твой знакомый.

– Откуда ты это знаешь?

– Так говорила Кикимора, когда ты родился, ты не слышал и не помнишь этого, но я там был. А она всегда предсказывала судьбу любому, потому что знает все заранее. Она заглядывает в Книгу Судеб.

– А этого нельзя изменить? -поинтересовался мальчик.

– Это не та книга, которую можно переписать, она останется неизменной всегда.

Они помолчали немного, словно стараясь понять, что же там может случиться такого.

– Ты был на Кавказе? – снова подал голос Домовой

Парень закачал головой.

– Я был, когда ты появился на свет, – усмехнулся Домовой, – она назвала тебя кавказским пленником. Я знаю, что нельзя рассказывать о том, что тогда слышал, но вот решил тебе о том поведать. Но это случится не так быстро, не бойся. У тебя еще есть время для того, чтобы немного пожить на этом свете.

№№№№№№№



Каково же было удивление Мишеля, когда вскоре он узнал, что они с бабушкой отправляются на Кавказ. В том не было ничего удивительного, все люди их круга туда ездили, но слова Домового о Кавказском пленнике заставили его вздрогнуть, когда она об этом сказала.

Кавказ был великолепен, ребенок влюблялся в него сразу. Но если любовь – это плен, то он и на самом деле стал пленником этих величественных гор, особенного мира, который никак нельзя было сравнить с тем, где он был до сих пор. Такого потрясения от красоты природы он не чувствовал никогда прежде.

Тогда, он взял карандаш и лист бумаги, и начал рисовать так, словно занимался этим всегда. Ему просто хотелось оставить на память эти зарисовки, чтобы рассматривать их, когда они снова вернутся домой.

– Он рисует, – сказала бабушка слуге Федору, и во время путешествия оставшемуся рядом с ними.

– Горы, как живые, – только и пробормотал тот.

Тогда, склоняясь над листом бумаги, он почувствовал, что может переноситься в другое измерение, смотреть на горы с высоты птичьего полета, невозможно было описать это странное чувство, но оно владело душой. Мишель парил над равниной, взирал на горные вершины, и казался себе сильной и могучей птицей. И только голос бабушки, которая звала его на прогулку или на обед, возвращал к реальности и заставлял вспоминать, что он сидит за столом перед листом бумаги, все это ему только кажется, только воображается.

Домой Мишель отправлялся с пачкой рисунков, он знал, что не просто будет вспоминать о первом путешествии, он все это увидит яснее и зримее, потому что рисунки оставались с ним.

Но когда и как он научился рисовать? Это оставалось первой его тайной, не только для окружающих, но и для него самого. Он понятия не имел, где и как такое произошло. Но это было, это просто было.

– Кавказский пленник, – услышал он голос Домового, без которого скучал теперь, тут обитали иные духи, а ему так не хватало своих, родных.

Он рисовал какого-то высокого и светловолосого военного, который пристально взирал на него с рисунка. Но кто это был, палач или жертва?

И жертва, и палач, прошлое должно было соединиться с грядущим раз и навсегда. Красавец военный, пришедший из его снов и грез, однажды шагнет в его жизнь, и тогда вспомнит и сразу же узнает его.

Многое забылось, что-то исчезло навсегда, но гадалка осталась в его памяти и в его душе. Она стала то темной и жуткой ведьмой, то путеводной звездой, только забыть о ней, прогнать это видения Мишель не мог уже никогда ни в этой реальности, ни в той, где ему предстояло слишком рано и поспешно забыться, и заснуть.

Гадалка и маскарад, вот те главные два знака, оставшиеся с ним навсегда и не отпускавшие его до рокового выстрела. И был третий знак – Плач Домового.




Глава 8 Плач Домового


Плач Домового, – так этот странный вой ветра называли служанки, которые останавливались, прислушивались, как только он раздавался поблизости, они слушали и долго молчали.

Кто такой Домовой, благодаря их же рассказам, Мишель знал с самого начала. А вот то, что он может рыдать, завывая, узнал позднее, когда в первый раз услышал этот странный вой, встрепенулся и проснулся. И таким холодом на него дохнуло, что он почувствовал, что все тело окоченело, та же дворовая девка сказала, что она ощущала могильный холод. Так он узнал, как это называется, и потом навсегда запомнил и это состояние совершенно озябшего тела под унылый, жуткий плач Домового.

Тогда он разбудил старуху-няньку. Она долго ворчала, не хотела просыпаться, в старости, наверное, вообще просыпаться не хочется, человек скорее мертв, чем жив, он дремлет, в ожидании ухода, и перестает возвращаться к реальности. Сон ее был так крепок, что и этот вой не разбудил ее, только визг Мишеля, и его пальцы, когда он вцепился в ее руку, немного потревожили. Она хотела отругать его, но тут же прислушалась и произнесла:

– Как Домовой – то воет, плачет, так и дитенка недолго испужать, но иди к собаке, к кошке иди, страх лютый, а мальчонку нашего оставь, – шептала старуха, заученные когда-то заклятья.

В тот момент и плач вдруг оборвался, и от ее слов стало значительно легче, он сразу успокоился.

– Пред бурей тишина така, – заявила тут же нянька, и поплелась укладывать его в постель, сама пробудившись только наполовину.

А потом, уже днем, когда он спросил о ночном плаче Домового, она говорила, что иногда Домовой в одиночку плачет, тогда еще ничего, а порой они собираются за околицей, и тогда плачут все Домовые, на разные голоса воют не перестают:

– Вот где жуть-то бывает, аж душа заходится, это точно быть войне, быть беде, не иначе, они все чуют, все знают, да нас упредить хотят.

Конечно, страхи вернулись, но при дневном свете они были уже и не такими жуткими. Но было и хорошее, Мишель понял, что человек никогда не остается в одиночестве, даже когда он один, даже когда спит. В родном его гнезде духи все время рядом с ним, и они предупредят о большой беде, да и он не останется глух и слеп никогда. Как же все разумно и хорошо устроены в мире этом.

– Пока ты дома, они тебя не оставят, – говорила старуха.

Ее темные, скрюченные пальцы удерживали прялку, и ловко орудовали, перебирая шерсть, нитка получалась тонкая и красивая. Она нигде не обрывалась, даже узла не появлялось на той нитке. Вот если бы его жизнь была такой, как нитка пряхи, но так не бывает ни с кем, а с ним не случится точно. О чем же и о ком в эту ночь рыдал Домовой? Это больше всего хотелось узнать и понять Мишелю.

№№№№№№№



Тайное быстро становится явным. Но на этот раз долго, очень долго он ничего не мог понять. Но пока он слышал колыбельную матушки, после плача Домового, она приходила к нему тогда, когда старуха уложила его в постель и снова захрапела. Наверное, она столько этих плачей слышала, что не могла удивиться и испугаться. А он запомнил не столько ее песню, песню он не забывал никогда, сколько последнюю фразу:

– Не рассказывай бабушке, что я приходила, она будет сердиться.

– Но может она обрадуется, – невольно вырвалось у него.

– Она будет сердится, а мне так хочется еще увидеться с тобой.

– Приходи еще, я буду ждать, – прошептал малыш.

Она улыбнулась и растворилась в воздухе.

Конечно, он ничего не рассказал бабушке, потому что надеялся, что матушка появится снова, когда он опять услышит плач Домового, то к нему придет его матушка, и он больше не будет таким одиноким, хотя бы на несколько мгновений.

Так вся жизнь его невольно превратилась в долгое, бесконечное ожидание, и не было ему конца и края.




Глава 9 Танец призраков при луне


Домовой плакал редко. Пока еще для этого не было особых причин. А вот появлялся он всегда, когда ребенок просыпался среди ночи.

Так было и на этот раз. Сначала кто-то распахнул темные шторы, так что свет попал куда-то в середину комнаты.

Мишель хорошо помнил, что служанка вечером плотно закрывала шторы, когда он пробудился среди ночи, они были открыты, и мутный лунный свет лежал на ковре ровной полосой. И в этой полосе он различил прекрасных воздушных дев, которые парили над ковром, не касаясь его поверхности, они именно летали, их легкие наряды так развевались на ветру, что он не сомневался в том, что за спиной у каждой из них были настоящие крылья. Они танцевали так красиво, так изящно, что он сразу же погрузился в какую-то странную дрему, и никак не мог очнуться, это был сон во сне, или сон наяву, тогда еще он точно не мог знать, как все это называется.

Он очнулся только тогда, когда девы растворились в воздухе и исчезли. Мишель даже вскрикнул от неожиданности и разочарования, ему хотелось, чтобы танец, как и эта ночь, длились вечно, чтобы они не кончались. Но тут же словно шелест ветерка, зазвучал голос Домового:

– Это три чародейки к нам вернулись, они иногда возвращаются, чтобы одарить человека, который им люб, но порой шутки их бывают злыми и жестокими. Бывало, вот одарили они рыбака деньгами, а он только о богатстве и мечтал, но не успел тот порадоваться, как сокровище его стало прахом. И так он расстроился из-за этого, что подался в разбойники, чтобы уже самому добыть те самые деньги. Добыл, конечно, но они не принесли ему радости, потому что у многих жизнь пришлось отнять, и потом приходили они к нему, невинно убиенные, и все время напоминали о том, что творил он с ними. И снова все его богатство оказалось прахом, а нищий духом так нищим и оставался, ничто ему больше не смогло бы помочь.

А когда Морена-смертушка за ним пришла, то и осталась только куча праха и от самого разбойника, и от богатств его заклятых. Не могут они радости принести, если нет у человека души. Не могут и не принесут никогда.

№№№№№№№№№



Много сказок такими вот призрачными ночами рассказывал Мишелю старый и добрый Домовой, но запомнил он вот эту, о призрачном богатстве, которое уродует душу и обращается в прах.

И потом, глядя на бабушку, и вспомнив сказку, он почему-то был уверен, что Домовой о ней говорил. Хотя бабушка его не была разбойником, но ничем ее жизнь от той другой не отличалась. Откуда такие крамольные мысли возникнуть могли?

Если его матушка просила, чтобы бабушке ничего не рассказывал, то, как же по-другому ее было назвать? Пока никому из тех, кого он знал, богатство не принесло счастье, только раннюю смерть и разлуку с родными людьми, потому и он старался не обращать внимания на роскошь, понимая, что за это придется дорого заплатить.

Есть что-то совсем иное в этом мире, никак не связанное с златом и дорогими нарядами. Пока он только чувствовал это душой, но когда подрастет, то обязательно поймет, что же это такое. Что в этом мире может быть по-настоящему ценным. Только бы побыстрее понять это, чтобы успеть получить, завоевать, может быть отнять у кого-то другого. Пока же он терялся в догадках и не мог понять, как и что можно сделать, чтобы стать счастливым, обязательно стать, иначе и жить зачем?









Глава 10 Мой Демон


В те давние времена все важное и значительное для Мишеля происходило в саду, там текла его жизнь, и весь его мир был именно там, в старом и прекрасном саду, где все было прелесть и все тайна.

Там он впервые услышал и зловещую музыку, которая лилась, кажется с небес и из Пекла одновременно. Он пошел туда и пытался понять и узнать, откуда эта музыка, что она такое. В каких-то снах и иллюзиях она звучала и прежде, но чтобы вот так, когда ты вышел в сад, такого прежде не бывало.

Мальчик упрямо шел вперед, потом внезапно остановился и замер, а музыка звучала и звучала. Она тревожила, волновала, и волна восторга тут же сметалась волной ужаса, снова восторг и снова ужас.

– Демон, – зазвучало в вышине, словно кто-то представился.

Он посмотрел в небо, повернулся вокруг себя, но нигде ничего не было видно и слышно. И вот когда голова закружилась так, что ребенок едва устоял на ногах, тогда спустился с небес какой-то большой, темный, полуодетый тип. У него было искаженное от злобы лицо и ужасный, он был прекрасен, а прекрасный, – ужасен. Он был или только казался, как понять, как разобрать это? Мальчик не понимал, но он так ясно все чувствовал.

Мишель понял, что он испугался, и испуг переходил в тихий ужас, с которым все труднее было сладить, но он не собирался показывать вида, что ему страшно.

Это страшное противостояние, наверное, никогда бы не закончилось, если бы не появился Домовой, чтобы прогнать Демона. А появился он в тот момент, когда смолкла музыка, или музыка смолкла потому, что появился Домовой.

Малыш не поверил своим глазам, но этот небольшой сгорбленный старичок, в лаптях на босу ногу и длинной белой рубахе, он отогнал Демона, хотя ничего еще и сказать не успел.

– Ишь ты, разлетался тут, чего дитенка-то пугать, – прохрипел он.

Демон постоял немного и отошел в сторону.

Теперь на полянке перед прудом они остались вдвоем.

Домовой смотрел на ребенка, который все еще не мог и слова молвить.

– Нечего поважать их тут. Только дай волю, они все тут будут.

– Все? – переспросил Мишель.

– Ну да, есть тут и Демон воздуха, Демон воды, Демон земли, Демон огня.

– А этот?

– Этот изгнанник, его с небес сбросили, вот и мается болезный.

– Но почему и ты его прогнал.

– Он утащит тебя в могилу, потому как не ведает, что творит, а ты пойдешь за ним, как завороженный, – только и говорил Домовой.

Мишель пошатнулся, он сразу же вспомнил про матушку, и слово могила было связано с нею, с тем, что сейчас ее не было рядом. Нет, не хотелось ему пока туда, ведь он еще ничего не узнал о жизни, ничего не написал, и музыка звучит, правильно сделал его Хранитель, что прогнал того Демона.



№№№№№№№



Когда Домовой внезапно исчез, и он снова остался один, и тогда он решил, что Демон станет главным его героем, он вдруг почувствовал какую-то дивную связь с этим созданием.

– Он пришел ко мне, – твердил Мишель, – он пришел ко мне…

И если до сих пор он слепо следовал за Домовым, то теперь пытался от него как-то откреститься. Нет, он останется со мной.

– Мой Демон, – только и говорил потом малыш, и ему казалось, что рождалась какая-то страшная и дивная песня, ведь такая встреча не могла быть случайной.

Хотя пока он учился только рисовать, а не писать, и дивные лица появлялись на листе бумаге. Он боялся, что черты их забудутся, потому поспешно переносил на бумагу.

Взглянув, бабушка только пожала плечами: когда и где он мог видеть таких, ведь этого не могло быть в жизни, а было. Это было в его воображении, но мы ничего не можем придумать из того, чего нет в мире.

– Чудища, – усмехнулась она, но сразу поняла, что у ребенка талант, а как только поняла это, решила, что таким многое прощается и многое доступно.

Домовой сразу же узнал того, кого отогнал накануне от ребенка.

– Надо же, как зацепил и не отпускает, – только и подумал он, но ничего не сказал.

Пусть это останется тайной, вечной тайной. Может быть пройдет?

А если даже и не пройдет, пусть это останется с ним. Простые смертные не поймут, они будут бояться и сторониться его, а он и так один, совсем один, зачем же делать жизнь ребенка кошмарной.




Глава 11 Взывающий бурю


Когда Мишель проснулся в то утро и выглянул в прикрытое окно, он увидел поваленные деревья, словно бы в ту ночь какой-то кошмар творился вокруг. Наверное, так и было, деревья, которые казались ему вечными, валялись, опрокинутыми, как пустые чашки, словно были они такими легкими и невесомыми. Кто мог сотворить такое, как все это получилось?

Бесшумно в комнату вошла нянька, склонилась перед ним и прошептала:

– Лешие разгулялись больно, вон каких бед натворили, – сообщила она, словно поведала ему какую-то страшную тайну. И в глазах ее бездонных было что-то такое странное и далекое, невысказанное и невыразимое. Задумался ребенок, стушевался, никак не мог понять, что же такое там творится.

– А почему это? – спросил Мишель.

– Так бывает раз в году, – прошептала она, словно боялась кого-то разбудить, – они все крушат на своем пути, друг с другом дерутся, Водяных изводят, а деревья мешают размахнуться, ведь на дороге у них все время попадаются, вот они и валят их в лютой ярости.

Но впервые не поверил мальчик старухе, ему чудилось и виделось совсем другое, ему казалось, что Демон метался, словно с небес прорывался к нему, и какая-то иная сила заставляла вернуться назад, берег ли его кто-то или просто злодею противился, как знать. Тогда он не ведал, что с ним так будет всегда до самого истечения дней его, коих оставалось не так и много…

– Он хотел вернуться к нам, но деревья его не пускали назад, потому он и разбросал их везде. Не лешие повинны в том.

Старуха смотрела на него удивленно, она силилась понять, о чем же говорит ее любимое дитяти. Но трудно было ей все это разобрать. Видя, что старуха его не понимает, мальчик шепотом прибавил:

– Его снова не пустили на небеса, – тяжело вздохнул ребенок. – Он хочет найти покой в буре, мне Домовой говорил, а ведь там только разруха, и ничего хорошего больше нет.

– Все прах, – повторяла старуха, когда смотрела за окно. Она долго жила на свете, но не могла припомнить больше такой бури, таких разрушений. Так что же за чудовище наведывалось к ним, какая такая сила была рядом.

№№№№№№№№№



Мишель вздрогнул, он заметил, что повалена березка, которую посадили в тот день, когда он появился на свет. Об этом нянька ему часто рассказывала прежде. Она должна была расти вместе с ним, но вот видно, что не вырастит никогда. Могучая безжалостная рука сломала ее в ту дикую страшную ночь.

Странно забилось сердце, ему хотелось закричать пронзительно, что-то сделать, чтобы увидеть ее снова растущую прямо за окном его спальни, но она валялась в траве, и ветки ее были беспомощно разброшены в разные стороны.

Много бурь было позднее, но эту первую он запомнил раз и навсегда, какие-то зловещие знаки ее все время оставались в памяти, словно бы пряхи небесные хотели ему о чем-то таинственном и важном поведать. Бабушка велела убрать и распилить на дрова поваленные деревья, она даже и не волновалась о том, что случилось, и о березке ничего не сказала, словно это было что-то незначительное, и не такое важное.

Может она и не ведала, почему та оказалась поваленной какую роль она должна была играть в жизни ее любимого внука. Странным созданием была его бабушка, таких больше никогда и нигде Мишель не встречал. Хотя он всегда сторонился стариков, убегал от пожилых людей, словно чувствовал беду, которую они могли ему принести. И сколько бы времени потом не прошло, где бы он не оказался, та буря и поваленные деревья заставляли его вздрагивать и вспоминать поваленную березку, которая никогда больше не будет расти и зеленеть. Вот вам и Лешие – хранители леса, как вообще такое могло случиться.









Глава 12 Власть, полная власть


Мишель любил ходить туманными вечерами, когда еще было не совсем темно по старому дому в родной усадьбе.

Вот и в тот вечер, когда кажется, совершал он свою прогулку в первый раз, малыш остановился перед портретом деда. Он как-то не видел его ни разу, и точно не помнил, потому что тот ушел из этого мира значительно раньше, чем он появился на свет – так ему виделось это, так сказала бабушка, потом кто-то из дворовых намекнул, что дед все еще жив. А если и жил, то оставался незаметным. Нет, в его жизни и судьбе была только бабушка, она одна как царица Тамара распоряжалась судьбами всех, кто был рядом и его судьбой тоже. А ему так хотелось, чтобы дед был жив, чтобы он был рядом, научил его чему-то полезному и важному, но почему-то все от него неизменно уходили и не собирались возвращаться.

№№№№№



Бабушка заметила, что он там стоит, и прошла мимо, ни о чем его не спросив, ничего не сказав. Он тоже не решился спросить ее о чем-то. Тогда он еще ничего не знал о смерти, и, хотя матушки уже не было в живых, но ему казалось, что она просто куда-то ушла, и пройдет какой-то срок, она обязательно вернется. Очень хотелось, чтобы она вернулась поскорее.

А вот историю деда он узнал неожиданно, когда болел, у него был жар, и две девки сидели около его кровати в ту долгую ночь. Бабушка приказала глаз с него не спускать, вдруг станет хуже.

Они тихо разговаривали, пытаясь понять, что же там такое произошло, что могло случиться.

– А наш – то хозяин тоже был таким же бедным и несчастным.

– Да поживи ты с этой старухой, – тихо шепнула вторая.

– Он и не жил долго, а уж когда влюбился в ту девицу, так и вовсе жить перестал. Сперва никто ничего такого и не ведал, а потом тайное – то стало явным. Да и не утаишь шила в мешке, когда такое случается.

– А что она? – спросила вторая девица, которая ничего не знала, вероятно, о прошлом.

– Да что она, вида не подала, а когда говорить с ней стал, она сказала, что никогда и никуда его не отпустит. Они женаты и венчаны, вот и пусть выбросит дурь из головы.

– Так и сказала?

– Да кто же знает как, но что-то этакое точно случилось, говорили они тихо, только вышел он из ее покоев, как привидение, бледный и несчастный, краше в гроб кладут. Никого не видел и не слышал больше. Вышел и не вернулся назад, говорят, руки на себя наложил, горемычный, да и как жить без любви, нельзя без нее никак.

В этот момент мальчик очнулся, и они тут же замолчали, и сами стали такими же бледными. Ведь если старуха узнает, что они говорили об этом, страшно даже представить, что с ними тогда будет. И кто только за язык тянул глупых девиц.



№№№№№№№



Но кто-кто, а Мишель никогда бы не выдал этих девиц, в том не было сомнения. Но снова жар окутал его, и он погрузился в забвение. Только убедившись, что он спит, и ему стало лучше, они заговорили снова. Уж больно интересно было вспомнить о том, что тогда случилось. Потом, когда он выздоровел и все припомнил, он нашел ту самую горничную и стал у нее спрашивать о деде. Она долго отнекивалась, уверяла, что ему все это показалось и почудилось, но потом все-таки сдалась, заглянув в его темные глаза

– Бабушка бы никогда его не отпустила, – прошептала горничная, – она и тебя будет держать мертвой хваткой, пропала жизнь. Она очень властная и суровая, но она боится остаться одна и хочет всех вас привязать к себе. А все норовят от нее сбежать, и чем дальше бегут, тем тяжелее ворочаться будет. А деваться все одно некуда, от дома родного не спрятаться, не скрыться.

Такие откровения не забываются, особенно в столь юном возрасте, и Мишель запомнил эти слова навсегда. Ночью ему снилась матушка, она говорила, что надо потерпеть, это будет не долго, все проходит и это пройдет. Жизнь она такая штука, что от нее умирают.

– А потом мы всегда будем вместе, – отчетливо услышал он ее ласковый голос. – Я приду за тобой и уведу тебя в тот волшебный сад.

Он не до конца понял то, о чем она говорила, но не испугался, казалось, что этого он ждет, только о том и мечтает, ведь к нему приходила бедная его матушка. Ей там плохо одной, они потом будут вместе.

И тут же мальчик перенесся в чистое поле, туда, где была вольная-воля, где до него никто не мог дотянуться больше, там не было бабушки. Так вот она какая – свобода… Она бесконечное поле и бежать можно куда захочется, и никто не встанет у тебя на пути, не заставит возвращаться назад.

Он взглянул на небо, луна, звезды и никого рядом. Наверное, каждому пленнику снится такой вот сон. Ведь должен он вырываться на свободу хотя бы иногда, чувствовать, что парит над миром, и никто не может до него дотянуться, не задушит своей странной любовью. Забыться и заснуть, надолго, чтобы никто не смог разбудить и просто дотянуться до тебя, это казалось такой прекрасной и такой далекой мечтой.

Бабушка тебя не оставит, она всех привязывает к себе, и чем дальше убегаешь, тем крепче привязывает…




Глава 13 Снова сон о Маскараде


Сначала Мишелю снилась свобода, и парение окрыляло душу, но и там он понимал, что должен опуститься на землю, ведь все хорошо в меру, потому что он не может летать вечно. Усталость, невероятная усталость, бросили его вниз, на землю, и тут он оказался на маскараде. Какая-то невидимая силу кинула его на тот самый маскарад.

Этот был такой маскарад, каким его мог себе представить ребенок.

Какие-то совершенно незнакомые люди, чьи лица были скрыты масками. Они возникали то там, то тут, то приближались, то отдалялись. И все время среди них была печальная женщина в черной маске, черных перчатках и светлом платье. Она ему кого-то напоминала, хотя в таком наряде он долго не мог понять кого, и потом все-таки прохрипел:

– Матушка, ты тоже здесь.

– Ты здесь, – словно эхо, повторила его слова печальная незнакомка.

С ним ли она говорила, или сама с собой, как можно узнать это. Но Мишель стремился к ней, бежал за ней, боялся, что потеряет ее из вида. А маскарад между тем продолжался, и кружились вокруг люди, и он терялся, он растворялся, он исчезал в этой странной толпе. А потом все куда-то внезапно исчезло вовсе.

И с того дня Мишель понял, что Маскарад, это такой таинственный праздник, где души умерших могут оказаться среди живых. А как еще они могут навещать тех, кого любят, кого оставили тут?

Матушка словно бы требовала от него, чтобы он появлялся на Маскараде потом, когда вырастит и станет взрослым. Ведь там они смогут иногда встречаться, потому она хотела видеть его, быть с ним хотя бы несколько часов, столько, сколько длится маскарад. И холодная ее рука касалась ненароком его руки, и приводила душу в трепет.

Но он и сам теперь хотел только одного – поскорее вырасти, и там оказаться, и бродить среди людей в поисках неземного, самого близкого и дорого человека, которого не встретить в жизни обычной. И не спесивые красавцы влекли его туда, а милые тени, коих не встретишь ни в какой ином месте так зримо, как на Маскараде.

№№№№№



Но было еще одно в том сне, о чем он забыл сначала, ведь матушка заняла все зримое и незримое пространство, а когда она пошла танцевать с кем-то, а он остался снова один. Он заметил в углу в тени, высокого черноглазого красавца с красивыми руками, на одном из пальцев сверкал рубин на другом изумруд. И он говорил с какой-то высокой и томной девицей. И говорили они так пылко и страстно, что от них исходил какой-то дивный свет. Почему эти двое привлекли его внимание сразу же, как только растворилась среди танцующих матушка?

Он вскоре получил ответ на этот вопрос, как только бабушка, правда еще молодая и надменная, подошла к ним и что-то сказала этому господину. Мишель рванулся туда, чтобы увидеть деда, чтобы на миг оказаться рядом с ним, чтобы рассказать, что он родился, что он тоже существует. Ведь это был его дедушка, и им обязательно надо было увидеться. Потому он продирался к нему сквозь толпу. Но высокий господин смотрел в сторону и не видел его, а Мишель так и не смог проронить ни слова, наверное, они все-таки были разделены временем и этого никак не изменить. Но уже то, что он его видел на этом тайном свидании, значило не так мало, как хорошо, что миры соединяются и пересекаются именно на маскараде. Он может встретиться с тем, кто дорог и разлучен с ним навсегда.

О, маскарад, ты чудо из чудес, пусть все исчезнет, но маскарад останется. И даже если они не снимут маски, он все равно будет знать, что они рядом, что они видят и любят его.

И даже когда он повзрослеет, и будет рваться туда, на это действо, никогда не станут волновать его живые люди, с которыми легко встретиться в других местах, для этого не нужно тратить бесценное время, которое отводится для маскарада.

Нет, там его волновали и интересовали только милые тени. Впрочем, умирали не только его близкие люди, но и другие, те, по ком надо было носить траур, и одной из таких смертей стал уход императрицы Елизаветы…




Глава 14 Смерть Елизаветы


Императрица. Потом, когда повзрослеет, он узнал, как ее любил его кумир, сколько проникновенных строк он ей посвятил. Пока же он слышал о ней только от бабушки, которая сначала часто, а потом реже, но была приглашена ко дворцу и туда отлучалось, наказав всем в доме кто и как должен себя вести. Для него, и тех, кто был с ним рядом императрица казалась ангелом-хранителем, потому что, призывая бабушку к себе, она давала возможность им немного передохнуть и вдохнуть воздуха свободы, которой так не хватало им во все другие дни. Приглашений во дворец они ждали как избавления и радости.

Вот и на этот раз она отправилась во дворец на рассвете. Но когда проснулся Мишель, когда он узнал, что бабушка уехала к императрице, говорили об этом шепотом, и почему-то не было обычной радости на лицах служанок. Мальчик сразу понял, что случилась какая-то беда, и не с бабушкой, а с императрицей. Уж слишком поспешно она уехала, не отжала привычных распоряжений.

Бабушка вернулась быстро и так же внезапно, они не успели погулять вволю, и на ней был черный траурный наряд. Хотя тогда мальчик о трауре мог только догадываться. Но так мрачно бабушка не одевалась прежде, он не помнил такого.

– Император мертв, – заявила она тогда и поджала губы, словно кто-то из них был повинен в смерти Императора, а она стала похожа на черную хищную птицу и пугала и девок, и Мишеля больше, чем обычно.

Но тогда Мишель узнал поговорку о том, что беда одна не ходит, потому что по словам бабушки императрица отправилась куда-то сопровождать его тело, и вскоре ее нашли мертвой по дороге к тому самому месту, где его должны были похоронить. Вот так они и ушли в одно время, и он не смог даже взглянуть на ту, которую так любил его кумир. Да он и не знали ничего пока еще ни о ней, ни о Пушкине, и не связывал их воедино, все это пришло значительно позднее.

№№№№№№№№№



Надолго в комнатах воцарился полумрак и гробовое молчание, люди даже дышать боялись, и бежали куда-нибудь подальше, если хотели поговорить о чем-то. Они и сами, кажется, не понимали живыми или мертвыми в те дни оставались.

Теперь было понятно одно – им не скоро выбраться из Тархан, может быть им придется остаться в усадьбе навсегда, потому что в городе было тревожно, все время шепотом говорили о бунтовщиках, которые будто не успели просто разрушить этот мир и убить императора. Но ведь на том они не остановятся. Если загорелся огонь, то его трудно, а порой и невозможно погасить. Мишелю в то время было 11 лет, но был ли он когда-то ребенком, не понимал ли чего-то из разговора взрослых, особенно в такие тревожные времена.

В те дни и вечера проснулись с новой силой воспоминания о духах и русалках в памяти его. Он все чаще уходил к озеру, чтобы наконец увидеть прекрасную деву, расчесывающую волосы при свете луны. Ему хотелось все время быть вместе, притяжение луны и русалки было очень сильным.

Он не мог там оставаться долго, понимал, что заметят его пропажу, начнут искать. А русалки никак не появлялись, сколько их не зови и не жди.

Наверное, они просто испытывали его на прочность

Но он пообещал и невидимым девам и себе самому, что как только немного подрастет, так чтобы бабушка могла его отпускать без страха, так обязательно дождется ее на берегу озера, даже если ждать придется до самого рассвета. Наверное, лучше всего для этого подходит ночь, а днем они просто спят на глубине озера и не хотят появляться перед людьми.



№№№№№№



Мальчик записывал какие-то строки в большую толстую тетрадь, все пытался найти такие слова, которые смогли бы оживить его русалок. Он заметил, что и Домовой в последнее время все реже и реже приходил к нему, словно бы где-то хотел спрятаться, укрыться от него. Мишель протестовал, ему вовсе не хотелось терять незримую связь с потусторонним миром, ведь тогда он останется совсем один, а этого не пережить, это просто невыносимо.

Но он не мог отдавать приказы в мире духов, там правили они, а не он, он же только просил своих черных котов, чтобы они помогли Домовому к нему вернуться. Коты таращили на него огромные глаза и, кажется, ничего понимать не желали, или предупреждали его о том, что этого делать не стоит, если даже очень хочется, Домовые придут только когда им будет угодно. Примириться с этим было так тяжело, но был ли у него выбор?

Бабушка все время была в черном, траур по императору и императрице длился вечность. Говорят, там был бунт, страшный бунт, но обо всем, что случилось на Сенатской, он узнает значительно позднее, потому что тут о том говорить не полагалось. Все в усадьбе стали молчаливы, чаще оглядывались по сторонам, почти ничего не рассказывали друг другу. И все-таки рано или поздно, тайное все равно становится явным. Он помнил только, что та зима была лютой. Холод мог заморозить не только тело, но и бессмертную душу, если вовремя не добраться до огня. Пока ему это удавалось. Огонь тут же согревал его, и казался таким чудесным и ласковым. О пожарах в Москве он ничего не ведал, и появился на свет только через пару лет после тех пожарок…




Глава 15 Чудное видение при луне Русалка


В такие долгие зимние ночи оставалось только расположиться у огня и вспоминать о том, что случилось прошлым летом, хотя он был мал еще, но такие воспоминания у него уже были.

Помнится, тогда он прождал весь вечер, пока не появилась луна. И на берегу он увидел деву в зеленом наряде, она поманила его за собой, а потом улеглась на берегу и заснула. Мишель сидел на пне так близко, что мог коснуться края ее мокрой одежды, и смотрел, не мигая, он не мог оторвать взора от этой девы, ему нравилось смотреть, как она спит. Мишель чувствовал, что он просто не может подняться и уйти домой, ведь он в первый раз увидел русалку, его желание сбылось, наконец. Сколько времени это длилось, несколько минут или несколько часов, сказать этого он никак не мог, потому что счет времени был потерян, он растворился, в заповедном лесу, а оно вообще не текло и не возвращалось.

А потом внезапно все оборвалось. Сначала он услышал шаги и голоса, потом кто-то стал пробираться через заросли. Его звали по имени. За ним прибежал мальчик – слуга, и напомнил, что бабушка его повсюду ищет. И сердита как сто чертей. Пацан так и сказал, хотя и знал, что чертей поминать не стоит, а то явятся. Сначала он не понял, почему Мишель сидит, потом стал вглядываться в траву, и ничего там такого не заметил, а по дороге домой слушал его рассказ о прекрасно русалке, и только поспешно перекрестился.

– Русалка может утащить с собой на самое дно. Не ходите туда больше, ведь нас потом всех поубивают, пожалейте нас, барин.

– Мне там будет хорошо, с ней рядом, на дне озера, – говорил Мишель, он не слышал того, о чем просил его мальчик.

– Вам хорошо, а каково тут нам, не будет нам житья совсем.

Но разве сытый голодного уразумеет?

Видя, что уговорить никак не получится, мальчик решил, что теперь вечером будет следовать за ним, и, если что обязательно барчука спасет, потому что нельзя допустить, чтобы случилась беда, ему хотелось жить и радоваться жизни, а старуха была так быстра на расправу.

Вот и сейчас им надо было пробраться в покои барчука как-то незаметно, чтобы она ничего не видела и не слышала. И им это удалось тогда, бабушка куда-то внезапно ушла и пока еще не возвращалась.

Мальчик стал просить его, и Мишель пообещал, что он обязательно возьмет его с собой, если захочет пойти на озеро или куда-то в лес.

– И что же вы все такие пугливые, – проворчал он, явно недовольный тем, что был разоблачен.

Обещание свое тогда он исполнил, да ему и самому больше не было так одиноко в лесу, куда он все равно ходил все время, но русалки больше так и не нашел.

№№№№№



От воспоминания о прошлом лете его заставил отвлечься какой-то шум за окном. Сразу стало понятно, что к бабушке приехали какие-то гости, явно это был кто-то из родственников. Значит можно долго не ложиться спать, ведь бабушка на какой-то срок забудет о нем. Она так ждала вестей из Москвы. У нее и тут было столько важных дел, а если она уедет… Но пока о том лучше не мечтать, ведь мечты не сбываются никогда.

Он подкрался к гостиной и прислушался. Хотя народу было человек пять или больше, но говорили они очень тихо, о том, что все там не спокойно, и новый император никак не может успокоиться, прошли аресты, он сам ведет допросы, многие уже схвачены, кто-то под домашним арестом. Звучали вереницы фамилий, охи и ахи, и кто-то тихо плакал и причитал о невинно погубленных душах.

– Когда такое было прежде, – тяжело вздохнула какая-то дама. Он не мог ее разглядеть и не узнал по голосу. Да и, что греха таить, все они были для него на одно лицо – ничего примечательного.

– Бедный император, – повторяет бабушка, и только тяжело качала головой. В тот день она точно не была на себя похожа. Они договаривались о том, что к ним прибудут какие-то люди, у них тут остановятся, и будут ждать приговора.

– Больше некуда их отправлять, а там за эту зиму все уляжется и будет иначе, может быть, о них и не вспомнят потом.

У служанок работы прибавилось, готовили гостевые комнаты, все время суетились и ждали новых гостей.

Зимние вечера обещали быть не такими уж и мрачными, если бы среди ночи эти люди не собирались и снова не уезжали куда-то. Они все становились изгнанниками.

№№№№№№



Бабушка радовалась тому, что они не были в то время в Москве, хотя и на них тоже могло пасть подозрение, потому что все были связаны друг с другом, и у всех были родственники и хорошие знакомые из заговорщиков.

Мишель мало знал, ничего не понимал, он просто запоминал, что там творилось, и был уверен, что потом, когда разберется во всем, ему это пригодится, потому что он сам все это видел и слышал. Он напишет о бунте бессмысленном и беспощадном, таким его считал Пушкин, но тут он никогда с ним не мог согласиться.

Вот как раз в ту зиму, занятая хлопотами, бабушка перестала его постоянно преследовать, он мог тайком наблюдать за людьми их круга, это вам не с девками-служанками знакомиться. Он учился понимать с полуслова, о чем-то догадываться, над чем-то просто издевался, потому что считал, что и взрослые могут быть страшно глупы и наивны.

Хотя гости были так испуганы и несчастны, что их волнение передавалось и ему невольно. И он токовал без своего леса, озера и русалки. Только там не было тревоги и суеты, хотя ведь должна была быть. Оказывается, русалки и прочие духи – это далеко не самое страшное, с чем можно было столкнуться в этом мире. Простолюдины их суеверно бояться, а у него в судьбе все переворачивалось и получалось иначе с самого начала, еще с рождения, а может и до рождения тоже.

Надо было еще привыкнуть к имени нового императора, его звали Николай. Но даже бабушка, а что про него говорить, часто называла его Александром, от привычек трудно бывает избавиться.









Глава 16 Государь Император


В те дни Мишель терял счет времени и не очень понимал, когда и что происходило. Это позднее он узнал и усвоил, что все это они переживали в декабре… Уже в середине декабря, где дни становились самыми короткими, а ночи длинными и тревожными, а порой просто страшными.

Декабрь, замело все, огромные сугробы высились повсюду в саду, и замерз пруд, говорят, что даже Водяной со своими русалками замерзли на дне. Они оттают и оживут к весне, когда очнется природа.

Все это время приходилось проводить в огромном и теплом доме. Там все время было неспокойно, какие-то офицеры до полуночи оставались с бабушкой, долго о чем-то беседовали, слов не разобрать, но ясно, что дела были самыми важными и неотложными, они говорили все время об арестах, жгли какие-то бумаги. Бабушка просила о чем-то и ком-то, она никогда не была такой встревоженной и серьезной. Но что же там может происходить.

Мишель заметил, как долго и смиренно она молилась по ночам, когда эти странные посиделки заканчивались. Никогда прежде она не была такой набожной, да и вообще в церкви ей было скучно, этого она даже не пыталась скрывать. И тут вдруг иконы и свечи, принесенные в ее покои из других комнат. Ее спальня стала похожа на ту самую церковь, куда она ходила без всякой охоты, а со священником разговаривала резко и кратко, словно бы тяготилась такими разговорами. Да и не смели святые отцы ее надолго задерживать

Значительно позднее он узнал о том, что бабушка переживала из-за двух братьев, с бунтовщиками связанных. Она говорила, что пострадают все, что все окажутся на улице. И не мудрено, ведь там все были родственниками, все связаны друг с другом.

Мишель видел маленьких бродяг, которых кормили тайком служанки. Они были такими оборванными и грязными, они так кричали и ругались, что ему хотелось уйти от них подальше. А оказаться самому среди них, да за что же такое наказание. Он даже и не знал тех родственников, из-за которых столько бед могут свалиться на их головы. Но дело все в том, что они родичи, а потому должны страдать из-за своих, тех, кто решил бунтовать и не хотел жить по-людски, не думал даже о них, не знал, каким будет новый император, но они затеяли это и остановиться не могли.

Кажется, именно в те дни Мишель достал тайные списки, которые должны быть преданны огню вместе с другими бумагами, но ему удалось тихонька стащить эти свитки, там были стихотворения Рылеева, одного из зачинщиков того бунта. Он читал эти стихотворения с восторгом невероятным и сам хотел писать вот так красиво.

Но когда появилась бабушка и села к камину, он незаметно прокрался и положил эти свитки вместе с остальными бумагами. Если они таят в себе такую страшную угрозу, что испугалась даже бабушка, которая никогда и ничего не боялась, то они должны обратиться в пепел, как бы красивы не были. Просто в те тайные минуты, он понял, что такое стихи, какую силу они в себе несут, если их приходится тайком сжигать в камине, и радоваться, что они успели это сделать.

№№№№№№№№№



Нового императора звали Николаем Павловичем. Бабушка часто повторяла, что ей доживать, а ему жить придется при нем. Хорошо это или плохо? А кто его знает, Мишель принял это как данность. Но он был сердит на нового императора за то, что такой хаос был внесен в их спокойную и размеренную жизнь, словно бы все перевернулось с ног на голову, пусть тот ни в чем не был виноват, это совсем не важно. Ведь жизнь никогда не будет прежней. Хотя он подарил Мишелю другую бабушку, более тихую и рассудительную. Этому бунту тайно радовались и дворовые девки, бабушка все меньше срывалась на них, становилась спокойнее. Недаром говорится, что нет худа без добра. И бабушка у него была одна, а то, что она стала лучше, это ж прекрасно, может быть теперь и его жизнь будет не такой жуткой и унылой, как прежде.

Вот когда он подрастет и пойдет служить, то обязательно встретится с Государем императором, и расскажет ему, как все изменилось, когда тот пришел к власти. Да, многим стало скверно, но ему-то было хорошо, и что может быть важнее для мальчика, у которого не было родителей, а бабушка казалась чудовищем каким-то, чем вот такая спокойная и прекрасная жизнь. И вдруг она стала добрым и заботливым человеком, ну разве это не чудо?

Мальчику хотелось узнать, что же ответит ему сам император, а он с ним обязательно поговорит по душам.









Глава 17 Весеннее оживление


Зима была долгой, тревожной, унылой. Но ведь все когда-нибудь кончается, закончилась и она. И как-то улеглось все вместе с осевшим, а потом и растаявшим снегом. Воздух стал легким и прозрачным, и свежим, сначала ему удалось вырваться из заточения на волю, а потом бабушка заговорила об отъезде в столицу.

Мишель не ведал, радоваться ли тому или печалиться. Но все-таки хотелось взглянуть на тот мир, тот дом, о котором он стал уже забывать.

И самое главное, в эту зиму ему удалось столько книг прочитать, столько всего узнать, что и радость и гордость переполняла его душу, он много рисовал, и пока только дворовые девки могли любоваться его рисунками, а ему хотелось показать их всему миру, особенно братьям, все-таки так хорошо. когда рядом с тобой есть кто-то родной и близкий, с кем можно поговорить и поделиться всем, что ты знаешь и умеешь, а талантов у Мишеля оказалось немало. И кроме того, что он тайком читал свитки бунтовщиков, именно в ту зиму бабушка показала ему стихотворения Пушкина. И сразу же в душе зазвучала какая-то дивная музыка, его чаровали эти строки и хотелось писать так же точно, как и он, но Мишель понимал, чувствовал, как много всего должно было случиться, чтобы рождались такие вот строки, и потом Пушкин был совсем другим. Он долго искал и не мог подобрать слова, каким же был Пушкин – светлым, так вольно или невольно сам Мишель определил себя к темным силам и даже не удивился этому, потому что никогда его печаль не была светла, скорее наоборот – темна и мрачна. И только иногда какая-то светлая и радостная музыка зарождалась в душе, но она удерживалась там недолго, тут же затихала и смолкала, словно ее никогда больше и не было. И оставалось только одно-мучительно ждать этого часа, этого мгновения, когда она вдруг появится, возникнет ниоткуда – это и называлось вдохновением. Но узнал о том юноша значительно позднее, почувствовал, понял, что это такое.

А ведь в те дни, когда оно возникло, еще не было никаких страшных бед и лишений, ну только тот жуткий бунт, так встряхнувший и перепугавший их все одновременно.

№№№№№



Именно в тот год, когда они отправились в столицу после добровольного изгнания и затворничества, он пережил и первую свою любовь – странное и болезненное чувство. От того, что белокурая девочка приближалась к нему и что-то лепетала, у него кружилась голова, и он страшно страдал, все это казалось невыносимым, жутким, страшным. Тогда он разворачивался и убегал, куда глаза глядят, а кто-то злой и сердитый твердил, что ничего хорошего ему не подарят такие чувства, только боль и страдания.

Но после того, когда мальчик мог перевести дыхание и опомниться, он понимал, что без любви, без этих диких переживаний ему еще хуже, еще страшнее жить на свете. Потому из двух зол он выбирал меньше. И это была любовь, долгая и мучительная любовь. И вскоре он понял, почему все так страшно и странно было у него в душе. Однажды он открыл для себя страшную истину:

– Все, кого я любил – умирают или уходят, далеко, словно кто-то, узнав об этом, забирает их навсегда, чтобы у меня никогда не было в жизни любви.

Откуда в душе такого юного создания рождались такие взрослые, гиблые мысли, этого никто не смог бы объяснить, но все это было, и никуда не исчезало, не проходило.

Но ведь в отличие от многих детей, он так много терял, страдал, чувствовал себя таким одиноким, что радость, счастье, если оно и было, то тут же меркло и стиралось из памяти.

И тогда любовь, словно холодная и мертвая русалка, заставляла его отречься, отказаться, уйти от предмета своих обожаний и никогда больше к нему не возвращаться. Было ли в том спасение, могли ли его понять томные девы, на которых он только что взирал с обожанием, и тут же уверял, что не ее так пылко он любит, а только мечту свою вечно ускользающую, она не может и не должна обольщаться и приближаться к нему.

Ему казалось, что, отталкивая, он спасает ту самую неразумную девицу, он совершает почти подвиг, хотя все они называли это по-другому и обвиняли его в жестокости, и мстили, и забывались в объятиях других. Вот в этом отторжении они были странно похожи, как две капли воды.

Только в самом начале он еще верил, что так лучше и проще, что никакой семьи, жены, детей, родственников ему не нужно, чем старше он становился, тем больше убеждался, что все это не так, только было уже поздно.

Словно яд впитались в кожу пары этой ненависти, которая вырастала из отторжения любви. И вот тогда он становился замкнутым и одиноким, и никакая сила больше не смогла бы его уберечь от этого кошмара.

Бабушка издалека следила за теми муками, которые ожили в душе его подраставшего внука. Но она ничем не могла ему помочь. У нее было слишком много своих дел и забот. Она возьмется за него уже тогда, когда он станет взрослым и когда будет слишком поздно что-то менять в его душе. Хотя она часто себя утешала, уверяла, что и тогда она ничего уже не смогла бы сделать с ним, он таким уродился, да и как он мог быть другим.

И все-таки весенняя столица внесла радость и разнообразие в его жизнь, наполнила душу новыми впечатлениями




Глава 18 Волшебная скрипка


В угрюмой душе подростка, обреченной метаться и страдать, все-таки жила музыка, прекрасная и величественная. Кто из барских детей не учился музыке. Но Мишель это делал с каким-то остервенением, всегда был поглощен дивными звуками. Он не просто был увлечен, а страдал от этой дивной гармонии, и до самозабвения занимался музыкой. В те дни парень играл на скрипке, ему казалось, что если он это осилит, то и все остальное будет ему подвластно, и тогда он перестанет страдать, начнет просто жить, только музыка могла излечить его в те унылые дни и вечера. Мальчик не понимал, не хотел верить, что этого никогда не случится.

Но до поздней ночи он не выпускал скрипку из рук, бабушка порой прислушивалась к этим звукам музыки, она старалась узнать и вспомнить, что это были за мелодии, а потом до нее внезапно дошло, что музыку ее Мишель сочиняет сам, может ли быть такое? А почему нет, она точно никогда прежде не слышала этого, а ведь музыкой была заполнена вся ее жизнь, с самого раннего детства, только в ней она находила отдохновение. И тогда она решила с ним о том поговорить, о тех новых печальных мелодиях, что не могло ее не пугать, которые рождались в ее измученной душе.

Но он только угрюмо на нее взглянул и ничего не сказал. Вероятно, у него просто не было слов, он не хотел открывать ей свою душу или просто не мог выразить словами всего, о чем думал?

Не сразу даже сама бабушка поняла, что она пытается контролировать его душевные порывы, и если бы он не был таким замкнутым, то ей, пожалуй, многое бы удалось. Но нет, не случилось такого. Музыка не сблизила их и ничто не могло уже сблизить.

– Дитя мое, не слишком ли мрачна эта мелодия? – наконец прямым текстом, открыто спросила она. И так взглянула на него, что парню пришлось что-то ответить.

– Я не знаю иных, – отвечал он, и, хотя прибавить, что и знать не желает, но не хотелось огорчать бабушку, ведь она все-таки не заслуживает такого обращения с собой. А если даже и заслуживает, он не хотел так ее расстраивать и огорчать, пусть она живет спокойно, ей и так не сладко с ним – может быть, в первый раз он ее пожалел, постарался понять, хотя это было не так просто, и такие чувства в душе его вызвала именно музыка. Она не оттаяла от великолепия мелодий, но словно дрогнула на миг.

№№№№№№№№



Она незаметно подкладывала ему какие-то творения Моцарта, надеясь, что такая музыка в его реальности тоже появится, но Моцарт оставался в стороне, словно его никогда и не было в этом мире. А ведь Пушкин, да и не только Пушкин и жили, и дышали им, порхали по миру под эти гениальные мелодии. Как хотелось ей, чтобы Моцарт ворвался в их мир, наполнил его теплом и светом, но тут она была бессильна, совершенно бессильна. Она должна была отступить, хотя об этом лучше было не думать, отстраниться, забыть, и вот тогда все будет замечательно.

Если бы не ее любимый, единственный внук, то она бы так и сделала, но она не могла от него откреститься. И вздрагивала, когда он снова начинал играть. Как же тяжело было все это слушать, порой просто невыносимо, но она прилагала для того немалые усилия.

– Музыка может растерзать его душу, – бросила княгиня Волконская, когда заглянула к ней, и тоже услышала, как Мишель играет.

Она сделала вид, что не заметила страшной бледности на лице бабушки, а Мишель, слышавший эти слова, у него вообще был прекрасный слух, только усмехнулся. Он почувствовал, что именно этого и добивался. Либо его душа будет растерзана, либо он станет сильнее, третьего не дано.

Но душа оставалась цела и невредима, а он старался доверять все своим тайны именно музыке, потому что она была живой и прекрасной, он все слышал и чувствовал.

Да и самое главное, самым верным и преданным слушателем его был черный кот, который появлялся внезапно и внимательно слушал все, что он играл. Порой казалось, что он просто заворожен. Но если приглядеться, то это совсем не так, кот слышал и понимал его музыку, в том не было сомнения. И тогда он извлекал из недр своей души самую лучшую музыку, чтобы кот не развернулся и не ушел, ведь была хоть одна живая душа с ним рядом в те минуты

– Что за адовы звуки, – строго спрашивает бабушка.

Она повторяла эту фразу не в первый и не во второй раз, и с каждым разом это тревожило ее все сильнее.

Тогда музыка обрывалась вовсе. Но в эти минуты она была далеко и не властвовала над ним. Мальчик выздоравливал, мог немного передохнуть и набраться сил для того, чтобы к ней вернуться, и влекло его туда неодолимо. И в такие минуты скрипка казалась волшебной, она могла творить чудеса.




Глава 19 Сияла ночь


Он запомнил тот летний вечер, когда со скрипкой в руках вышел в сад, залитый лунным светом. Сколько времени он играл для звезд и для всей округи, сказать трудно. Но вдруг Мишель почувствовал, что кто-то вторит ему, в саду звучала и иная музыка – и это были звуки арфы.

Откуда она взялась, кто исполнял какую-то волшебную мелодию? – Понять этого он никак не мог, он просто слушал и слышал, то, что там звучало, и сам отвечал этим звукам несравненным. Это казалось чудом и удивительным совпадением, словно природа, да что там – Вселенная вторила ему, окрыляла и вдохновляла.

Он, словно во сне двинулся вглубь парка, там было так темно и так тихо, что парню показалось, будто он ослеп и оглох и все-таки не повернул домой, а двигался вперед. И тогда он заметил Ту, которая дарила ему эту музыку, прекрасная дама в старинной бархатном синем платье, такие теперь не носили, даже у бабушки наряды были иные, она точно пришла из другого времени. И тогда Мишель догадался, что она и не была человеком, она была богиней или Музой, как их называли в Греции. Повсюду сверкали свечи. Но какие-то нереальные, они горели без дыма, и вообще ничего не поджигали вокруг, а ведь если бы это были свечи обычные, то тут давно бы уже вспыхнуло пламя, начался пожар, ничего бы не уцелело в этом мире.

Он стоял зачарованный, боялся шевелиться и дышать, ведь если бы он пошевелился, она наверняка бы ушла, растворилась, исчезла, а он меньше всего хотел этого. Сколько не пытался Мишель проснуться, он так и не мог понять, сон это или явь, что там вообще такое происходило?

Задремал ли он или просто оцепенел, в объятьях музыки, как знать, но вздрогнул, когда бабушка дернула его за рукав и заговорила о чем-то. Кажется, она не слышала ни арфы, ни музыки вообще. Почему так было, ведь она что-то сказала бы этой богине, если бы заметила ее тут, рядом. А она смотрела на него и говорила с ним. Он не боялся показаться невежливым, когда ничего ей не отвечал, а просто пошел куда-то мимо, едва передвигая ногами. Он злился на нее из-за того, что она увела его оттуда, что она смогла его вырвать от этого мира и увести в обычную жизнь. Она не должна была так поступать, она не могла так поступить. Но были ли времена, когда она не самовольничала, не делала только то, что хочется ей самой.

№№№№№№№№



Власть музыки, вот что только могло подарить ему несказанную радость

Он долго напевал в ту ночь о том, как в небе ангел летел и уносил душу в небеса. И не надо говорить, что мальчик не мог сомкнуть глаз до самого рассвета, это был сон наяву, если он вообще смог заснуть хоть на миг.

Звезды гасли и падали куда-то за деревья. Музыка заставаляла его складывыать строчки в стихотворения. И он радовался тому, что у него все так прекрасно получалось. Слово было после музыки, но если бы кто-то заставил его выбирать, то он не раздумывая бы выбрал музыку, потому что она могла звучать и без слов, а вот слова без нее были блекдыми и странными, словно бы в них не было никакой силы и власти. Но вот если их озвучивала музыка, то они были совсем иными, проникновенными и радостными и тогда рождалась настоящая поэзия. Как она рождалась объяснить он не мог, ни тогда, ни потом, но она рождалась и жила в этом мире, прекрасном и величественном.




Глава 20 Тучи небесные


Сначала он узнал и почувствовал, что музыка живая, она может оживить и слово, если для этого приложить усилия, а потом он ощутил, что все в мире живое, и особенно природа. Это Мишель чувствовал и раньше, конечно, но теперь, когда можно было неземетно убегать не только в парк, но и в настоящий лес, где никто не вишивается, не наводит порядок.

Впрочем, в посденем он заблуждался, потому что и в лесу тоже наводился порядок, да еще какой. И не стоило обижать хлопотливого и заботливого Лешего, который всегда оставался на своем посту. Он видел, как девки, заходя в лес, здоровоались с ним, говорили какие-то ласковые слова, и тоже стал повторять что-то такое. И однажды Мишелю даже показалось, что он погнадил его махнатой лапой по щеке, и от этого стало так хорошо, так волшебно, что хотелось петь и веселиться.

Мишель пожалел о том, что не взял с собой скрипку, чтобы сыграть что-то для Лешего, ведь наверное, ему тоже хочется слушать не только порывистые мелодии ветра. Если он сыграет, может Царь леса появится перед ним? Ему очень хотелось увидеть хозяина леса, но тот никогда не показывался людям, живым людям. А вот махнатого Пана со свирелью встретил – такой был нарисован в большой книжке с мифами, он так залюбовался им, что хотел и сам такого же нарисовать, но побоялся, что бабушка будет в ярости. А вот тут, живого встретил, орабел немного, но не на долго. Сделал один шаг в его сторону, потом еще один. Если Мишель чего-то и боялся, то только того, чтоПан повернется и уйдет без оглядки. Однако, Пан никуда не уходил, и он обрадовался такому явлению.

№№№№№№№№



И тогда зазвучала свирель Пана. Какой же она была ласковой и нежной, завораживала и влекла куда-то в чащу. Он не смотрел на мальчика, не видел его, он просто исполнял свою музыку и радовался тому, что может это делать. С большим трудом удалось Мишелю уйти оттуда. Дома он ни слова не сказал бабушке, да и никому ничего не сказал, ведь ему бы точно запретили уходить в лес, а то бы и доктора пригласили, решив, что с ним что-то странное происходит. Парень давно уяснил для себя, что о таком лучше никому не говорить. Потому что неведомое пугает, а сделать они все равно ничего не смогут, тогда зачем начинать?

– Покой и воля есть только в природе, и как хорошо, было бы забыться и заснуть., – услышал он голос над самым уход, вскочил с постели, решил, что там кто-то есть, может быть Пан пошел за ним следом. Но голос звучал отдельно, на самом деле там никого не было.

Зло есть только в людях, когда они вмешиваются и уводят назад, отрывая его от того великолепия, в котором ему так хотелось бывать и прежде.

Еще несколько раз прихордил он к тому поваленному дереву в надежде снова встретиться с Паном, но там больше никого не было. Он медленно шел назад, оглядывался, все казалось, что Пан снова появится, но тот не появлялся. И тогда Мишель придумал для себя такое, будто Пан сам махал ему в след и говорил, что будет его тут ждать, пока он появится. И в минуты грусти и печали он говорил что-то о том, что Музыка моего сердца была совсем расстроена нынче. И никто в этом мире не ведл, как трудно было ее снова настроить. Это стоило очень больших усилий, ну может быть только женщина – это прекрасное создание, и могла с этим справиться. И в очень юном возрасте она появилась тут такая воздушная и прекрасная, как музыка в лесной чаще.









Глава 21 Три сестры


Юноша постигал все стремительно. Природа с ее духами и душами была тут, совсем близко, он мог не только наслаждаться, но и изучать. А главное чувствовать все живое. Чуть подальше оказались такие прелестные создания, как прекрасные девицы. Их было трое, три сестры Мария, Варвара и Елизавета – вот должно же было так повезти нашему герою, как выбрать только одну из них и стоит ли вообще выбирать, когда им так мило, так хорошо всем вместе? Но что-то подсказывало Мишелю, что рано или поздно ему придется выбрать. Так устроена жизнь. Это привели его в замешательство, и он решил, что если ему и придется выбирать, то потом, значительно позднее, а не теперь, так говорила бабушка, но он и сам это понимал, а может быть, просто боялся делать выбор и главное, не хотел быть отвергнутым той, которую он выберет?

Нет, оставленный в младенчестве не мог решиться на что-то теперь, уж лучше быть в стороне наблюдателем, чем снова узнать, что в тебе не нуждается близкое создание. Девицы такие молодые, уж если взрослые и серьезные порой ведут себя так необъяснимо, то что говорить об этих сестрах? И все-таки его тянуло туда, в лесную чащу, вернее, в усадьбу, где они жили и не тужили. Просто побыть рядом, вдохнуть аромат и тепло летнего воздуха, благоухание цветов, еще чего-то такого знакомого и прекрасного.

Тогда он решил, что беседовать будет с той, которая умна, а потому ему вовсе не нравится, так проще и легче, но стоит ли даже смотреть в сторону той, которая так мила и дорога ему? Он был безнадежно влюблен в Варвару, но мог ли даже признаться в этом? Она казалась слишком простой, дикой какой-то, незамысловатой – в таких не влюбляются. В ней было все, что не должно было, что не могло понравиться ему. Но в те дни он понял, что чувства никак не зависят от рассудка, они неистребимы, а потому остаются в душе, и с ними ничего невозможно поделать, иначе бы матушка не выбрала отца, не случилось бы страшной трагедии. И признаться в том, что Пан ближе и дороже самого Аполлона было для Мишеля невыносимо. Ему хотелось просто убить и задушить в себе такие чувства, но они прорывались, как полевые цветы, и подтверждали, что они так же прекрасны, как и розы в бабушкином саду, а может еще лучше.

№№№№№№



Мария, великолепная, невероятно красивая и обаятельная, была сродни античной статуи для него, а статуи нельзя полюбить той любовью, которая снилась ему в томительных снах. Конечно, он любовался ею, но ни коснуться, ни проявить чувств не мог. Такое открытие странно поразило его, заставило глубоко и надолго задуматься. Так что же есть любовь, и почему из-за нее стреляются и умирают. Как раз в то время хоронили его дальнего родственника, погибшего на дуэли, и это событие странно резануло его душу, словно бы он видел себя на месте прекрасного юноши в черном, бархатном гробу. Но молодость и страсть одерживала верх над смертью, так ведь пока.

– Что в Варваре? – мучительно размышлял он, повзрослев в тот же миг, и осознавал, что она похожа на матушку, ту ласковую и нежную тень, которой ему будет не хватить всегда. И чем быстрее он от нее убегал, тем поспешнее к ней возвращался.

В те времена перед ними развернулась драма Шекспира, и они пытались сыграть ее в летнем театре в саду Лопухиных. Это происходило летними вечерами часто, они должны были что-то играть. Офелией была, конечно же, Варвара, почему это видел и чувствовал только он один. Только финал судьбы Офелии не мог не насторожить его. Он боялся, он уходил прочь. Он пытался понять, как ему быть и что делать дальше, если его чувства убьют эту хрупкую и прекрасную девицу, простит ли он себе это. Мишелю хотелось спасти ее от себя самого, и приблизить тоже хотелось. Он просил бури, надеясь обрести в ней покой, странное состояние, удивительное состояние, которое останется в душе до последнего вздоха, но тогда оно было новым и волновало сильнее, чем обычно. Он пытался не появляться рядом с сестрами. От этого становилось еще мучительнее и больнее.

№№№№№№



Бабушка узнала о Варваре не сразу. Она считала его слишком молодым для любовных переживаний. но в какой-то момент, в том самом саду, она заметила, как он на нее смотрит, и каким низким и странным становится его голос, когда он говорит о ней. Она спрашивала что-то о каждой из сестер, он отреагировал так только на Варвару.

– Не может быть, – размышляла она, – когда-нибудь ее внука женят на себе тихие девицы и уведут, вот такие кроткие овечки. Он весь в отца пошел. Хотя тот гнался за приданным, у него была своя выгода. И никогда он не любил ее дочку так, как ее состояние. Ее внуку не нужно искать богатую невесту, она все оставит ему сама, он никогда ни в чем не будет нуждаться. И это еще страшнее, если привяжет она к себе глубокими и нежными чувствами, а он способен так любить, как не многие в этом мире могут, и такая любовь губительна. Уж ей ли этого не знать?

Бабушка остановилась рядом с Марией, – та была умна и проницательна, и это страшный недостаток для ее Мишщеля, но именно старшая сестра задумчиво произнесла:

– Иногда самая невинная вещь причиняет гибель.

Она говорила так или только послышалось, пригрезщилось, ветерок принес этот странный звук. Бабушка отстранилась от красавицы, которую не полюбил ее внук, покачнулась и пошла прочь. Она едва сдерживлась, чтобы не сказать каких-то резких слов, о которых потом пожалеет.

А Варвара, она была сама по себе, словно успела утонуть в тихом омуте, в котором оказалась ее героиня. Она вообще не от мира сего, станет ли она когда-нибудь женой, хорошей женой для Мишеля, да вообще для любого мужчины?. И иногда, очнувшись, она кого-то мучительно искала, наверное Мишеля или Елизавету, с Марией они были страшно далеки. И похожи друг на друга. Хотя что удивительного, все в их кругу родичи близкие или дальние, и не от этого ли столько бед и печалей?

Бабушка заставила себя отвлечься от этих мыслей и чувств, сколько же можно, он совсем ребенок, и ничего этого в ближайшее время не случится. А может быть не случится никогда. Да и вообще все надо решать потом, а не кликать беду. Но не потому ли ее дочь в могиле, что именно об этом она и думала прежде?




Глава 22 Берегиня для Мишеля


Лето было ярким и незабываемым. А впереди еще самая главная Купальская ночь. В такие ночи всегда происходило что-то очень важное, одна история с цветком, исполняющим желания, как много значит. Накануне они задержались на лесной опушке дольше обычного. И желая себя как-то показать, Мишель говорил о русалках и чувствовал, как сжимались души и тела сестер от страха и тайной радости. Да ему и самому казалось, что колышется трава и те самые девы с распущенными волосами готовы появиться перед ним. Но если они верещали и не скрывали страхов, то он и под страхом смерти не показал бы, что ему страшно, никакие пытки не заставили бы его в том признаться.

Он говорил о Купале, который готов исполнить их пожелания, и ту старинную грустную историю о том, как брат внезапно влюбился в сестру, никак не мог поведать им, хотя она в свое время потрясла его до глубины души, ее рассказывала одна из бабушкиных холопок. Да и не только ее, конечно, еще много чего, но вот эту не забудешь. Но почему-то язык не повернулся рассказать ее, словно озвученная, она могла сбыться, и тогда все, что от них останется – это таинственный цветок, который цветет только раз в году, зато исполняются желания. Он говорил о другом:

– В древности русалок называли берегинями, потому что они не позволяли случиться скверному, оберегали беззащитных перед природой людей, и у каждого была своя Берегиня, потом они куда-то делись, а ведь были, только так предки наши и смогли выжить. Но почему они нас оставили теперь?

В голосе его было столько грусти и боли, что девицы невольно замолчали.

– Тебе хочется такую Берегиню, – спросила Мария.

– А кому же ее не хочется, ты будешь моей Берегиней, – внезапно заявил Мишель и пристально на нее посмотрел, да так, как не смотрел никогда прежде. Случалось с ним такое вдруг.

Она улыбнулась и передернула плечами, а вот в лицо Варвары в тот вечер он так и не смог взглянуть, да и некогда было, за ними прибежал дворовый мальчишка, заявил о том, что бабушка очень сердита, и барину надо отправляться домой.

№№№№№№№



Он тут же забыл и о Марии, и о Варваре, он злился на бабушку, все еще считавшую его малым ребенком. Как так можно суетиться, да еще, когда рядом с ним сестры. По дороге Мишель решил, что он обо всем скажет бабушке. Но ничего этого не сделал, как только она на него взглянула и заставила его выпить чаю с медом и ложиться спать. Ему тут же захотелось завалиться на постель и заснуть. Нет, власть ее была безгранична, и все говорить он мог только до тех пор, пока не видел ее и оставался на приличном расстоянии, но не потом, при встрече.

Сестры тоже вернулись домой в тот вечер и долго говорили о том, что там творилось. Мария таинственно улыбалась, а Варвара маялась от ревности.

– Какой он странный, однако, вроде бы и тянется ко мне, но ничего и никогда не говорит. Не поверю, что ему нравится Мария, но он так и липнет к ней, словно хочет всю душу из меня вытрясти.

Сестрам она ничего не сказала, но те давно привыкли к тому, что с ней всегда все так и было, замкнута, угрюма, кто же сможет полюбить, а потом и выдержать такую.

№№№№№№№№



И наступила Купальская ночь. Мишель вместе с парнями устремился в чащу, обгоняя всех, по неведомым тропкам понесся туда, где должен быть цветок, никакая сила не могла бы сладить с ним.

– Ему совсем не страшно? – спрашивала Мария у Елизаветы.

– Он никогда не признается, что ему было страшно, скорее умрет.

– Не говори о смерти в такой час и в таком месте, не зови ее, – услышали они голос младшей сестры и поежились.

Хотелось отправиться домой, не дожидаясь Мишеля, но не могли же они его оставить тут одного, потому стояли и тряслись от холода и страха, не решаясь подойти к костру, и побыть среди людей. Им хотелось хоть в какой-то мере пережить то же, что и он.

Наконец появился Мишель, появился самым первым из тех, кто отважился за ним идти, и протянул цветок молча Марии. На этот раз девица растерялась и передала его Варваре.

– Не сердись, но ей он нужнее, пусть ее желание исполниться. Может она хоть раз улыбнется.

Даже во мраке было видно, как побледнел герой, окаменел на месте и что-то проворчал, но разобрать этого никак нельзя было. Они все трое подошли к костру, через который начали прыгать парни с девушками, и смотрели на то, как летят они в воздухе, крепко взявшись за руки. Но это было разрешено только взрослым. Если бы он пошел на такое, бабушка бы узнала о том, и больше не выпустила бы его в лес, и тогда он не пережил бы всех этих трепетных волнений.

А в полумраке сестры казались русалками – берегинями, вечерний свет творил сказки. И по дороге домой, в темноте можно было коснуться невзначай одну из них, ту, которая окажется ближе, а ведь это чудо чудесное. Потому прыжки через огонь можно было и отложить на время.









Глава 23 Две женщины


Тетушка Мария – хранительница всех его тайн и детских, и юношеских секретов. Это ей он писал свои первые письма и все письма потом. Ведь надо было кому-то писать, значит ей. Между ними была какая-то тайная, но очень прочная связь. Она понимала его, никто не понимал, а она понимала, а главное, она умела хранить тайны от бабушки тоже. В первую очередь от бабушки, он убедился в этом и почувствовал, что они нужны друг другу. Когда она была у них в гостях, то слышала, как он играет на скрипке и была восхищена, по-настоящему восхищена. Мишель бы сразу почувствовал, если бы она лукавила. Но вот стихотворений его она никогда не слышала раньше, он бы не решился их прочитать, и только в письме к ней прозвучали строки, она сначала пропустила их, кто-то отвлек ненароком, потом вернулась, перечитала еще раз и была восхищена. Этого не может быть, но так было,

– Ведь он поэт, – про себя отметила тетушка, да и рисует недурственно, вот бы дожить до тех лет, когда он станет взрослым и посмотреть каким он будет, как высоко взлетит. А ведь в том нет никаких сомнений. У него талант, огромнвый и многогранный талант, который должен развиваться и крепнуть со временем, характер тяжелый, но у кого из творцов он был легким? Вот хотя бы Пушкин, он снова с кем-то поссорился, снова дуэль, никто не вспомнит какая по счету, а Мишель взлетит выше Пушкина.

Но ведь это она рассказала ему о Пушкине и подарила первую книжку его стихотворений. Она пыталась и сама писать, но у нее это так скверно получалось, вот и пришлось оставаться только благодарным читателем, восхищаться чужими творениями. Обидно, досадно, но тут ничего не сделать. Он говорил ей обо всем. Но даже ей Мишель не признался, что читал тайком Рылеева в те страшные декабрские дни. Наступит ли такой момент, когда он кому-то в том сможет признаться? Наверное, это всегда будет очень опасно. Он уже слышал о казни, о том, как много людей виновных и невинных отправились в Сибирь. И они должны будет там умереть, и оставаться навсегда, царь, этот грозный царь не помилует их никогда.

№№№№№№№№№



Нет, о Рылееве и тех, кто был с ним лучше позабыть и никогда не вспоминать. Тетушку в те дни Мишель ждал с нетерпением, ему хотелось поскорее расспросить о Пушкине, о том каков он и как там поживает. И она явилась, как ангел небесный. Хотя тогда уже он ведал о том, что есть, и ангелы смерти и несут они не только радость, вот один из них унес душу матери, но она точно была совсем другой.

– Он взрывной и несносный, – произнесла тетушка, – он все время хочет стреляться. Даже друзья его порой вынуждены от него отворачиваться, потому что редко кому удается выдержать его нрав. Сколько можно уводить его от дуэлей, вызывая гнев, а в гневе он опасен и страшен.

Тетушка поморщилась, передернула плечами, словно ей стало холодно, и пронзительно взглянула ему прямо в душу.

Странно, но Мишелю показалось, что она говорит о нем, а не о Пушкине, что-то было в ее голосе и рассказе такое, что Пушкин тут же уходил куда-то в тень, его больше не было рядом. И по улыбке его мимолетной, она тоже почувствовала, что Пушкин им покажется ангелом небесным, когда подрастет и станет поэтом Мишель. Но откуда ей было знать все это, ведь он не грубил, он был так тих и послушен, когда она была рядом, что ее собственные дети чертями маленькими казались рядом с ним, и все-таки, именно он покажет им всем, что такое настоящая беда. Уж если бабушка порой на него жалуется то, что говорить о тех, от кого он не будет зависеть?

№№№№№№



Вместе с тетушкой около собора они в первый раз увидели маленького темного и кудрявого человека. Мишель бы не заметил и не запомнил его, если бы она не остановилась резко и не кивнула в его сторону.

– Это Пушкин, – сказала она.

Мишель был потрясен, потому что представлял его совсем другим, каким именно, сказать трудно, но не таким точно. Как могут в этом маленьком, полудетском теле помещаться все эти страсти, о которых все говорят, с таким восторгом. Этот просто не мог написать всего, о чем твердят в гостиных, от чего сереет лицо бабушки. И та считает Пушкина виновником бед своих близких в тот роковой год, когда все они были на грани, когда пришлось попрощаться со многими, а он вышел сухим из воды, потому что успел умчаться в свое Михайловское или где-там он пережидал ту жуткую грозу, те удары грома и вспышки молнии. Хотя это был декабрь, но Мишель сравнивал происходящее с летней грозой, такой пугающей, заставляющей дрожать от страха.

Пушкин его не заметил, он взирал на тетушку, и мог, наверное, схватить и увести ее с собой, бросив ребенка прямо у собора, таким порывистым он казался. Но еще удивительнее было то, что она, скорее всего, пошла бы за ним, не раздумывая, забыв о Мишеле. И тогда он остался бы один, потерянный и несчастный. Его все и всегда бросали, ради Пушкина, ради смерти самой, это не важно, просто бросали. И он боялся быть брошенным. На этот раз все обошлось, но что будет дальше? Он старался не показаться страха, но с трудом сдерживался.

№№№№№№№№№



Да, все оказалось не так печально, она вздрогнула всем телом, словно очнулась от сна, посмотрела на него, улыбнулась, что-то пролепетала, и они двинулись в другую сторону. Хотя она все еще поворачивал голову, пытаясь разглядеть, куда же убежал поэт.

Встретятся ли они ещё, сможет ли он услышать Пушкина, рассказать о том, что чувствует, почитать свои стихотворения, будет ли у него такой звездный час? А почему бы и нет, ведь у них вся жизнь впереди, Пушкин молод, кажется, еще не женат, впрочем, последнего он точно не знал.

Мишелю в тот миг показалось, что гений обречен, он не мог объяснить, почему так думает, с чего он это взял. Он тетушке не сказал этого, потому что не хотел призывать смерть, чтобы она не явилась ненароком, говорят, она часто приходит на зов, почти всегда является, потому о ней надо молчать – целее будешь. Но все его нутро кипело. Он чувствовал, что скоро поэт уйдет за теми, кто был в тюрьмах, на Кавказе и в Сибири, за теми, кто был повешен по приказу императора, которого он начал ненавидеть. Мишель хотел отомстить ему за то, что все они тогда пережили, а многие и не пережили вовсе. Он был виноват во всем, и всегда будет виноват.

Тетушка привезла его к бабушке, и сама поспешила куда-то, в те вечерние часы Мишель казался особенно задумчивым и печальным. Он уже скучал без тетушки, и самое главное, сердце кровью обливалась из-за Пушкина. Ведь он должен жить до глубокой старости, чтобы любить и творить, ведь таких как он больше нет, не было и не будет в этом мире, тогда почему так больно и тревожно?




Глава 24 Кавказский пленник Пророчество







Мальчик любил путешествия, кто же их не любит. Просто многим приходится оставаться на месте в силу многих причин, а он вместе с бабушкой чуть ли не с пеленок отправлялся в дальние странствия, и вдыхал аромат дороги, и слушал тихие разговоры спутников о том. что было, что будет. И сначала был Кавказ. Как можно передать те чувства, когда ты увидел сначала издалека, а потом и близко горы, не просто возвышенности, а настоящие снежные горы с вершинами, покрытыми снегом, даже когда на улице изнурительная жара, дышать нечем, и бабушка всю дорогу ругается, потому что ей тяжело переносить такое пекло. Но попробовали бы вы остановить карету, повернуть лошадей назад, и тогда узнаете, что она вам скажет в ответ. Мишель с самого начала любил путешествовать.

Им сразу же встретились совсем другие люди, таких в Москве не встретишь. Они были в другой одежде, они говорят по-другому, и чуткий к языкам, Мишель не понимает их язык. Он был страшно далек от них, и только слышал, как рокочут слова, словно с гор срывается поток.

Они то улыбаются, то сердятся, о чем —то переговариваясь, громко ругаются и говорят тоже громко, но бабушка равнодушна к этому, словно бы она всего этого не слышит, странно, на нее это совсем не похоже.

Чужой, непонятный Кавка он принял с первого взгляда, тот показался ему родным, и еще не успев покинуть его, мальчик затосковал по этому миру, по этим горам и странным людям, к которым за время путешествия успел привыкнуть.

Уже не отдыхе он вспоминал и записывал какие-то истории, которые рассказывают бабушкины знакомые. Там в гостинице, где они остановились, все знали друг друга, потому что это были те же самые люди, приехавшие на отдых. Такое открытие поразило мальчика не меньше, чем столкновение с непонятными людьми в дороге сюда.

В этот ли раз, или позднее, а может и не раз он слышал историю о Кавказском пленнике, русском, который волею судеб оказывался в плену на Кавказе. И все тяготы жизни в плену он видел и переживал так ясно в те дни, что оставалось только записать повесть обо всем, что он уже знал, что еще предстояло узнать. Плен – и не обязательно здесь, но и везде, суровые ли это горские мужи или родная бабушка, он все-таки оставался пленом, и более понятного состояния он не ведал, не представлдял себе.



№№№№№



Потом, когда они вернулись домой с бабушкой, и он смог вдохнуть воздух родного мира, он почему-то стал рассказывать Марии —его первой и любимой подруге, о пленнике, который никак не может вырваться на свободу, так и пропадает где-то в горах Каваказа.

– Мне там суждено погибнуть, – произнес он с такой ясностью, что все сразу поняли, что говорит Мишель не о вымышленном герое, а о себе самом, он словно заглянул в грядущее и все это увидел вдруг. Он не ошибся, он не мог ошибиться. Хотя может быть с того самого дня, он просто жил в этом ключе и понимал, что по-другому не будет.

Особенно удивилась и была потрясена таким рассказом тетушка Мария. В тот вечер, когда они вернулись, она тоже прилетела к ним, чтобы наконец увидеться со своими любимцем, расспросить, что там было. Она порывисто взглянула на бабушку, а потом, когда прощалась вздохнула тяжело:

– Ну что ты такое говоришь, дитя мое.

Ему не понравилось то, что она его считала ребенком, но руку ее он не убрал с плеча. Будь его воля он и вовсе бы не отпустил ее туда, в мир, который существовал за барским домом, только он не мог распоряжаться судьбой взрослой женщины. Мишель и матушку бы не отпустил туда, куда она так далеко ушла и не вернулась. Но она уходила, она всегда уходила от него в свой дом, к своим детям. И он был бессилен перед роком судьбы.

От него все уходили, кроме бабушки, только она не оставляла его, а если бы так случилось, что бы он делал в этом мире, совсем один. Нет, обявзательно кто-то должен остаться. Человек не может быть один, он создан для того, чтобы рядом с ним были люди, лучше если родные и близкие.









Глава 25 Лик Демона


А потом зимой, в заснеженной Москве, Мишелю стали сниться сны – Кавказ, Пленник, Демон. Они сливались в единое целое. – Пленник был Демоном, Демон – пленником. И все происходило там, на Кавказе, куда всю зиму, долгую и снежную, стремилась его душа. Говорят, что побывавший там однажды, потом все время будет рваться к этим горам, к этим мифам и легендам. Горы забирают наши души и надолго не отпускают больше. Иногда они забирают их навсегда, так должно случиться и с ним, но пока он о том только догадывался.

Сначала снились просто картины, и он пытался их запомнить, чтобы потом описать в своих поэмах, а позднее просто брал перо в руки и начинал писать саму поэму о пленнике Демоне, и чем больше писал, тем сильнее чувствовал себя этим существом- духом, бессмертным духом. Тот вечно мечется между небом и землей и не может найти пристанища. Более близкого и родного образа для него не было в этом мире. Очень рано он стал единым и неделимым для Мишеля, таким и оставался до конца его дней. А дней, как скоро стало ясно, будет не так и много в его жизни, да что там, до обидного мало.

– Печальный Демон, дух изгнанья, – и в горле застревал ком, когда она перечитывал эту строчку.

Юноша с тревогой и волнением ждал появления тетушки, которая сразу все поймет, обо всем догадается. Главное, чтобы не рассказала бабушке, потому что та рассердится и больше не возьмет его с собой в путешествие. А ему очень надо было туда вернуться, обязательно вернуться. Теперь он жил только этим, и не мог оставаться тут, на равнине, где никогда не было гор. Он решил сразу с ней о том поговорить. Она согласится, потому что она все понимает, и главное, она верит ему. И не важно, добрый ли она ангел или злой дух, пусть только исполнит то, чего ему хочется больше всего на свете.

Ему удалось найти в старинных книгах историю о бунте ангелов, которые были сброшены на землю и теперь мечтали только об одном —вернуться на небеса. Они желали этого так же сильно, как он хотел вернуться на Кавказ. Мятежный, сломленный, но не поверженный дух свободы, который больше не может оставаться на земле. Он мечется между землей и небом, и никак не может остановиться.

Мишелю в те дни казалось, что это и есть настоящий герой, который может покорить сердце прекрасной девицы. Разве не таким его и будет любить Варенька. А ради того, чтобы это случилось, он готов был снова и снова переписывать свою первую и такую прекрасную поэму. Это были уже не просто стихотворные строки, это была легенда о жизни и бессмертии, оно может оказаться кошмаром, если ты не получишь неба в свои владения, если скитаться придется на земле, и только мечтать о небесах.

№№№№№№№№



Марию ждать пришлось довольно долго. Хотя может это ему только показалось, ведь когда ждешь чего-то так страстно, то время тянется слишком медленно, порой оно и вовсе замирает, потом останавливается, и требуются невероятные усилия, чтобы маятник часов снова закачался. Но как он и думал, она сразу поняла, кому и почему все это написано. Она только не знала, и даже не догадывалась, о ком из трех сестер страдает его душа. Но можно ли спросить его о том, не станет ли она так же далека, как и бабушка, а доверия его лишиться она никак не могла.

– Варенька, – прошептали совсем беззвучно его губы, ведь их разговор могли услышать пронырливые служанки и донести бабушке.

Но она все услышала и все поняла, кажется, удивилась, потому что она думала о тех двух старших сестрах, но никак не о младшей. А убедившись, что ему нравится именно младшая, она немного опечалилась, потому что понимала, что она слишком тиха и слишком грустна. Она не сможет противостоять бабушке, которая будет рядом до гробовой доски, и просто все и всех сметет со своего пути, если кто-то посмеет не так взглянуть на ее внука, не то сказать, не то сделать. А это неизбежно, когда возникает любовный союз, то между близкими женщинами начинается противоборство тихое или яростное, это как получится, но оно есть всегда. С какой стороны не посмотреть, в жены Мишелю Варенька никак не годилась.

Мария еще не знала финала поэмы, и легенду помнила смутно, только вернувшись домой, она пролистала книгу, и поняла, что Демоны губили безжалостно дев, спустившись к ним с небес. Значит, младшая будет принесена в жертву. А не слишком ли он жесток, или хочет переписать старинную поэму иначе. Хотя, судя по его мрачному и отрешенному виду, вряд ли он это хочет и никогда ничего такого не сделает. Нет, легенда близка и дорога ему в таком виде, как есть.

№№№№



Кроме тетушки никого не было в доме той зимой. Правда, иногда приходил отец, но быстро уходил. Он не мог тут задерживаться, даже если они не сталкивались с бабушкой, какая-то странная сила выталкивала его из старинного особняка. Он задыхался, он уходил прочь, ему совсем не хотелось оставаться в этом месте, если бы не сын, его ноги тут бы не было никогда больше.

Повторяя чарующие пушкинские строки «печаль моя светла», Мишель не понимал их смысла, его печаль всегда была темна, всегда лежала тяжелым грузом у него на душе. И пока ему хотелось только одного, как можно скорее дописать поэму, чтобы все сложилось, чтобы самому понять, что и как будет там, в повествовании, каким станет его Демон. А ее приходилось переписывать снова и снова, потому что он хотел добиться совершенства. И все время что-то было не то и не так, словно какая-то неведомая преграда стояла между ним и всем остальным миром. Он бился всем телом о невидимую стену и никак не мог разрушить ее, она казалась неодолимой.









Часть 2 Гусары, боги и цари





Глава 1 Быть нелюбимым и отомстить


Кроме стихотворений и картин в жизни Мишеля еще царила музыка.

Скрипка была тем чудом, которое дарило ему музыку. Ничто так не увлекало его, как игра на скрипке, та музыка, которая врывалась в его дом и его мир. Он упражнялся, забывая о времени и ждал только одного, восхищенного взгляда сестер в тот момент, когда он что-то для них исполнит, это его смущало, восхищало и радовало, это оставалось тайным желанием и страстной мечтой. Но для того, чтобы восхищались, надо было долго и упорно заниматься. Мишель изнурял себя упражнениями, и чем дольше играл, тем больше ему хотелось еще и еще раз повторять этюды, если бы кто-то взглянул на него в тот момент, то понял бы, что парень одержим музыкой. Но пока этого никто не видел.

Мальчик страшно уставал, но скрипку не выпускал из рук, он просто засыпал в кресле, обнимая ее, решив передохнуть только минутку, а потом снова он станет творить музыку. Она не должна стихать надолго, она должна продолжаться, окружать его, обволакивать, уводить в неведомые миры.

Вот однажды за таким занятием его и застала Мария, вернее, она сразу заметила, что он спит, обнимая скрипку, ее так умиляла такая картина, что она невольно замерла на месте. Словно почувствовав ее вторжение, он проснулся в тот же миг, и стал удивленно смотреть. Как она улыбается, какая у нее была улыбка, а потом он немного смутился, и спросил, почему ей так весело, что ее рассмешило. Да и вообще, почему она подглядывает за ним, ведь это не хорошо.

– Видела, как ты обнимал скрипку, – призналась она, – хотела попытаться ее отнять, но разве это возможно?

Она не повинилась, только улыбнулась, и он решил не сердиться на нее, потому что не хотел терять единственного друга, да что там. близкую душу.

– Мне снилась прекрасная музыка, – признался он, – только я не смог ее записать и запомнить. Она витала где-то высоко в небесах и все время ускользала, жаль, я не смогу тебе сыграть ее, но каким же прекрасным был сон.

– Ты вспомнишь ее, обязательно вспомнишь, – заговорила снова Мария, и она верила в то, что говорит, и он тоже поверил.

№№№№№№№№



Тетушка все понимает, а вот Вареньке и ее сестрам рассказывать этого не стоит, они не поймут, зато будут думать, что с ним не все в порядке, а вот этого ему совсем не было нужно. Хотя разве с влюбленным может быть все в порядке?

Но музыка – это только одна часть его тайны. Когда он исполнил то, что удавалось ему лучше всего, Мишель стал рассказывать о Демоне, о том, что это он спустился с небес, чтобы расправиться с женихом Тамары, а потом, ускорив ее падение в его объятья, и для этого искуситель постарался, стал причиной гибели девушки.

Тетушку взволновала не знакомая история, а то, как он ее поведал, с какими чувствами и настроениями, не надо быть проницательной, чтобы понять, что говорил он не о Духе изгнания, а о себе самом, о своей судьбе, о грядущем. Он видел это грядущее, это немного пугало ее, нельзя быть таким проницательным и заглядывать в те сферы, где быть нам не положено.

Она вопросительно посмотрела на Мишеля, он понял, о чем она думает и говорит и только утвердительно кивнул в ответ. Она обняла его порывисто и прижала голову к пышной груди.

– Бедный, бедный Мишель. Каково тебе будет в дальнейшем.

В словах ее было что-то унизительно ласковое, но он не посмел от нее отстраниться, потому что испытывал настоящее блаженство. Так музыка подарила ему еще и эти чудные мгновения.

№№№№№№№



А потом Мария рассказывала ему о творениях лорда Байрона.

– Вот он был настоящим Демоном, – с каким-то тайным восторгом говорила она, – он и не такое совершал, хотя тебе еще рано читать все это, но если спрячешь хорошенько от бабушки, то я принесу тебе его «Дон Жуана» – тогда сам увидишь, каким может быть Демон.

Мишель мог поклясться чем угодно, говоря о том, что бабушка никогда не узнает их тайну. И она не сомневалась, что он исполнит эту клятву.

Мария улыбнулась про себя, ей хотелось, чтобы еще один Байрон появился тут. Рядом с нею, потому что и жить торопиться, и чувствовать спешить, разве это не самое главное для юного создания. И тогда она сможет сказать, что была причастна к явлению великого поэта и такого очаровательного грешника на этой земле. Ей хотелось, чтобы так и случилось все, чтобы судьбы их неразрывно оставались рядом.

Если у бабушки в библиотеке и был мятежный лорд, то взять его с книжной полки он никак не мог, а вот книга, которую принесет Мария —совсем другое дело, он сможет ее читать сколько душе угодно.

Он все-таки исследовал библиотеку, если у них и был мятежный лорд, то он был хорошо спрятан. А потому надо было ждать нового свидания с тетушкой и запретной книги, а уж тогда это будет пиршество для ума и души. Каким же сладостным было то ожидание.









Глава 2 Нет, я не Байрон, я другой


Книги мятежного лорда скоро появились в покоях Мишеля, как и обещала тетушка. Он их так надежно прятал от бабушки, что боялся даже, а вдруг в один прекрасный момент и сам не найдет? Но по-другому он не мог, бабушка ничего не должна была знать, и она не узнает, пока не настанет час, не придет его слава, мгновенная и вечная одновременно, вот тогда.

Конечно, она разозлится сначала, полютует немного, а потом все поймет и оценит. Потому что она мудра и знает, что это стоило того. что если бы она узнала, то ничего такого и не было бы.

Бабушка недоумевала почему он так тих и запирается так надолго у себя там. Чтобы подозрений не было слишком много, Мишелю приходилось прятать очередную книгу и выходить к ней, к гостям, просто прогуливаться в старом саду. Хотя это страшно тяготило его, но Мишель понимал, если этого не будет, то он не сможет дочитать послания мятежного лорда, он будет разоблачен, наказан, отлучен от того, чем он живет и дышит.

Он любил бабушку, но странной любовью. Понимал Мишель, что если делать так как она хочет, так как требует, то жизнь его перестанет быть его жизнью, это станет чем-то невообразимым. Он был послушен, но только до определенного момента. Да, она знает, как ему надо, но парадокс в том и заключается, что так, как она хочет, ему ничего и не надо. Он был убежден с самого начала, что она не должна проживать его жизнь, его жизнь совсем другая, ей она не принадлежит. Он точно и сам не ведает, какая именно, но не та, о которой думает она. А потому мальчику приходилось прибегать к запрещенным приемам, таиться и скрывать самое главное.

№№№№№№№№



И вот когда были прочитаны все основные книги лорда, которые он не мог и не должен был читать в столь юном возрасте, тогда и появилась эта строчка в сознении его: « Нет, я не Байрон, я другой». Продолжения пока не было, одна только строчка, в таком порядке слов, родившаясяся в один миг и оставшаяся неизменной. Но дальше ничего не клеилось.

Он ходил и бормотал эти слова, боясь, что они достигнут чужих ушей, и будут переданы бабушке.

Надежда оставалась только на то, что наушник не поймет, не запомнит фамилии лорда, что-то исковеркает до неузнаваемости, иначе беда.

Конечно, ему надо быть осторожнее, не искушать судьбу, но хорошо размышлять о том. А вот когда ты просто проживаешь жизнь, то все становится совсем другим, тогда уже не до размышлений.

Лорд казался настоящим Демоном, тем самым, который и должен был к нему явиться внезапно, чтобы перевернуть всю его жизнь, и пройти вместе с ним тот короткий, но такой яркий путь. И он явился, конечно, слишком рано, по общепринятым меркам, но Мишель был благодарен за то, что он вообще пришел. Байрон распахнул перед ним целый мир страстей. Он был порой неверояно жесток, и мир и сам лорд. Хотя возможно так было только в книге. Надо найти и прочитать историю его жизни, только не теперь. Он сделает это позднее. Пока же было достаточно того, что он увидел и пережил тут и сейчас.

Когда Мария стала спрашивать о прочитанном он заявил:

– Я никогда не стану таким, как он, но нет и наверное, не будет человека, писателя, который был бы мне ближе и понятнее. Он был старше, у него было больше свободы и дерзости, он мог исполнить все, что желал…

И в который раз тетушка ловила себя на том, что она говорила со взрослым, с совершенно взрослым человеком, а не с мальчишкой, только что вышедшим из детского возрасте, но был ли у него тот самый детский возраст? Она в том сомневалась.



№№№№№№



Марие очень хотелось заглянуть на дюжину лет вперед и посмотреть, что будет там. Хотя если честно, она боялась туда заглядывать. Какая-то тьма и вечный мрак виделись ей в грядущем. Она чувствовала, что ее там нет, что она где-то совсем в другом месте. Но что же будет с ним, каким он там будет, что ждет его в этом мираке. Отступит ли тьма?

Она ничего не стала говорить Мишелю о своих видениях, пусть он пока побудет в этой безмятежности. Успеет погрузиться во тьму, она никуда от него не уйдет.

А в другом сне она видела себя в объятьях Лорда. Наверное, об этом мечтали все девицы и дамы их времени. Только они понимали, что это уже невозможно, на этом свете точно. Его придется искать в том мире, и в одном из кругов ада, куда наверное, никто из них не сможет добраться, даже если бы они и захотели, но как очарователен и как страшен был этот ее сон. И не хотелось просыпаться, и она понимала, что может и не проснуться. Но лорд подождет. Ему некуда торопиться, а она должна остаться тут, потому что очень нужна Мишелю.




Глава 3 Мой Демон


Это был самый странный день в ее жизни. Тетушка не сомневалась, что племянник будет удивлять ее снова и снова. Да и были ли какие-то секреты, о которых она еще не ведала?

Оказывается, удивлял, и секреты были. Мишель останется тем созданием, с которым не соскучиться никогда, он будет удивляться сам и удивлять других, в том не было сомнения, просто она оказалась первой на его пути, и тогда он не был так жесток и капризен, скорее одинок…

Бабушка отправилась куда-то с визитами, как только она появилась, и оставила их вдвоем. Надо сказать, что они не расстроились, а скорее даже обрадовались такой возможности. А потом началось.

Они расположились около распахнутого окна, там красовался старый сад – самое любимое место на земле

Солнце исчезло внезапно, ну очень быстро. Небо заволокли серые, почти стальные тучи, но они не замечали этого, потому что ему нужно было прочитать ей очередной вариант «Демона», теперь уже под музыку.

Мишель считал, что скрипкой он владел сносно, можно показать свое мастерство близкому человеку, который точно не станет смеяться. И Мария должна слышать то, что родилось у него за время ее отсутствия.

И она услышала в тот самый миг, когда в залу ворвалась музыка, она сначала даже не поняла, откуда музыка взялась, а потом догадалась, что это ее мальчик взял скрипку в руки. Ну как тут было не удивиться. Она слышала его в первый раз и была приятно удивлена. Да он Мастер!!!

Поэму он читал наизусть, хотя исписанные листы валялись рядом, но он не видел и не замечал их. Поэма стала его плотью и кровью, она была его всем теперь, и он впивался в нее существом и сознанием.

Музыка, строки, в озвучке почти совершенные – это то настоящее чудо, которое потрясло сначала ее, а завтра будет потрясать и всех других. Но для них это случится завтра, через какое-то время, а она все это слышала теперь и страшно гордилась тем, что была первой его слушательницей.

Ей хотелось крикнуть, что он гений, что такого не может быть, что и Пушкин, впрочем, ни о чем таком говорить она не могла, потому что не должна была смущать такого юного поэта. Если даже это не испортит его, а он явно знал себе цену, то он все равно не должен слышать таких слов, пока он жив. Их надо произносить, когда человека уже нет с нами, хотя бы ради его спокойствия.

№№№№



И в тот миг, когда Демон шел к своему трагическому финалу, в небесах сверкнула молния, словно в подтверждение того, о чем она думала. Мария испугалась и вздрогнула, мальчик оставался невозмутим. Может быть, он просто не видел и слышал природной стихии, настолько погрузился в ткань поэмы. Хорошо, что не вернулась бабушка и не прервала этого действа. Оно должно было завершиться здесь и теперь.

И вот он замолчал, отложил в сторону скрипку, словно вес ее был невероятно большим, и больше такой тяжести он не мог держать на плече.

Мишель не произнес ни звука, но она понимала, что он ждет от нее каких- то слов, но какие это могут быть слова, если она решила не говорить самого главного и важного. А что-то сказать все равно она должна была. Молчание казалось каким-то нелепым и неуместным, потому она и произнесла:

– Она испугает любого, откуда столько страданий в твоем Демоне, их не может быть, их не должно быть.

То, что он произнес в ответ напугало ее еще больше, чем строчки опаденной адским пламенем поэмы. Так в тот момент она и определила творение, которое еще не видело свет. Мишель произнес буквально следующее:

– Я отомщу всем женщинам, которые не любят и никогда не полюбят меня. Я им отомщу жестоко, вот увидишь.

Вот теперь тетушка совсем растерялась, она точно не знала, что могла еще сказать на такое заяваление, повергшее ее в настоящий шок:

– На свете счастья нет, а есть покой и воля, может быть тогда в Грецию, как Байрон. И там рассчитаться со всеми, кто против тебя?

Она то ли утверждала, то ли спрашивала, сама наверное, не поняла.

Кажется она и себя причислила к тем, кому Мишель собирался мстить.

– Нет, – резко ответил он, – я же кавказский пленник, – мне там оставаться, Греция это для него навсегда могила, а не для меня. Горы, солнце и птицы высоко-высоко, я видел такой сон.

Так задолго до нового путешествия на Кавказ он определил и своего героя, и свое будущее.

№№№№№№№



Вспоминая эти слова значительно позднее, думая о нем, когда все сбылось, Мария пыталась понять, знал ли он все это на самом деле или просто все совпало? Но могут ли быть такие совпадения? Сомнений у нее не оставалось, он все это знал, точно знал в те дни. Но как же можно было жить с таким грузом: Вот уж точно, знания умножают печали.

Когда вернулась бабушка, ни скрипки, ни листов с поэмой уже не было, они перекочевали в тайник, где и потом хранились все время. И он казался спокойным и безмятежным, словно полчаса назад не пережил все это, не исполнил, и даже не ведал, что такое может быть и твориться в душе. Если бы Мария не была свидетельницей пережитого, она не поверила бы в то, что такое было, что могло быть.

Бабушка смотрела с подозрением, передавая Марии сплетни и новости, но думала о другом, она подозревала что-то, но никак не могла понять, что же именно так ее волновало и тревожило. Был какой-то заговор, это точно, но могли ли эти двое пойти против нее.. Мария точно не могла, а вот в своем внуке она не была так уверена. Было в нем что-то этакое, невыразимое и непередаваемое, и ей не понятное, а потому пугающее страшно.




Глава 4 Снова Государь







А потом настала для Мишеля самая трудная пора – разлука, с родным домом. Он должен был отправиться в гимназию, чтобы не оставаться неучем, получить какое-то образование.

Если бы они знали, как ему не хотелось всего этого. Но даже под дулом пистолета его бы не заставили в том признаться. Правда, тетушка все это чувствовала, она видела по его взгляду все, что творится у него в душе.

Бабушка тоже поняла, что ее так волнует, но просто взглянула на Марию, и разговор закончился, не успев начаться. Да и понимали все они, что это не прихоть, а неизбежность, а раз так, то и говорить не о чем. Но как он там будет, один среди всех, один против всех? Всех детей отправляли учиться, но был ли кто-то так мало приспособлен к жизни вне дома? Наверное, нет.

Все выяснилось очень быстро. Мишель не жаловался, вообще ничего не говорил, но сомнений в том, что там было скверное, не было никаких. Мария потеряла дар речи при встрече с Елизаветой Алексеевной.

Бабушка говорила, что человек ко всему привыкает. Мария не спорила, хотя ей хотелось сказать, что их Мишеля эта вечная истина не касается, он никогда не будет одним из всех, скорее против всех. А ведь это такой долги срок, страшно даже представить.

Они мало знали о гимназии, не знали почти ничего, и это тоже волновало и тревожило. Но одно событие не могло ускользнуть от них от всех, в гимназии появился Государь император. Он хотел видеть и слышать тех, кто должны были со временем поступить на службу. Это входило в его обязанности, но после всего пережитого в первые дни правления, такие мероприятия наводили на него тоску и тревогу. И как не пытался, но скрыть этого Николай Павлович никак не мог. Чуткие дети все это чувствовали, одни терялись и старались отстраниться, вторые наоборот вырваться вперед. Они все видели государя так близко в первый раз, и от тяжелого взгляда его многие просто едва держались на ногах.

№№№№№№



Бабушка заехала к Марии и рассказала о том, что должно было случиться в ближайшие часы там, где оставался их Мишель.

– Что-то дурные у меня предчувствия, – сразу выпалила Елизавета Алексеевна. – Ведь он такой, а потом всю жизнь будет расхлебывать.

Говорила она скорее всего о внуке, хотя об этом можно было только догадываться, и она откровенно боялась того, что может там произойти.

Настало время удивиться Марии, она не думала, что ее тетушка может вообще чего-то бояться, не таким она была созданием, а вот ведь как оно вышло. Ей приходилось не терять самообладания, оставаться на высоте.

– Да ничего, все обойдется, где император, а где Мишель, – слабо противилась она.

– Ну да, ну да, – как-то глухо повторяла та, но чувствовалось, что слова Марии ее ни в чем не убедили.

Обеим хотелось только одного, чтобы все поскорее закончилось, и до них дошла добрая весть о том, что ничего страшного там не произошло.

Блажен, кто верует, легко ему на свете. Но как было не верить во все это, вот они и верили пока.

Ничего такого не произошло. Просто Мишель единственный из всех был спокоен, даже невозмутим в тот день – это тогда запомнили многие.

Государь невольно остановился перед гимназистом, и не нашелся что сказать. Побледнел его учитель и как-то невольно расправил плечи, он готов был к любому повороту. Но гробовое молчание в зале, где все они собрались в тот день не нарушали даже назойливые мухи, казалось, что и они проявили почтение к Его величеству.

Но почему этот малыш был так спокоен? Император спросил потом его фамилию и узнал, что это внук Елизаветы Алексеевны, и кажется, только тогда для него что-то прояснилось.

В тесном кругу знати, особо приближенной к царскому двору все хорошо всех знали.

Бабушка побледнела, когда узнала, что император спрашивал о ней, вернее, о том, кто его родители.

– Что же он такое натворил? – не выдержала она

Учитель только развел руками, ему действительно нечего было сказать.

– Ничего, но Его величество выделил вашего Мишеля. Наверное, нашел родственную душу.

Бабушка усмехнулась. Но похоже, что этот человек не лукавил и не лгал. Ой, не пройдет для него даром такое внимание, не пройдет. Откуда она об этом знала, почему так думала. Потом, когда она пересказывала Марии все, что узнала в гимназии, они обе невольно вспомнили о тех смутных днях, о том, что пришлось пережить в тот день, когда он принимал присягу и начался бунт. Бабушке не нравился новый император, определенно не нравился, но и тогда и теперь она говорила об одном:

– Лучше он, чем новое восстание, а если бы был Пестоль, упокой Господи его душу, – произнесла бабушка и крестясь, она вспомнила все, что таил в себе тот декабрь.

– Но тут не полюбят ни одного импратора, – пробовала сказать ей Мария, -она только махнула рукой в ответ.

Страшная тревога нарастала в душе, она чувствовала, что ее внук попадет в беду. И то, что император заметил и выделил его, только убеждало ее том еще раз. Это явно было дурным знаком.









Глава 5 Тайные желания


Как прошли первые дни в гимназии, никто из близких ничего так толком и не узнал, а вот вернулся Мишель домой с радостью, из чего следовало, что не очень уютно ему там было. Но разве могло быть иначе, как бы не был он тут одинок, но он был дома, а общество сверстников, как и любое другое общество ему всегда было чуждо.

Да и что сказать, в старой усадьбе и свобода, и скрипка, и бумага, и холст – все было под рукой, и никто тайком не заглянет и не станет его разоблачать, смеяться и доносить другим. Он терпеть не мог, когда кто-то из его товарищей заглядывал за черту и проникал туда, куда не нужно было, потом обсуждая это с теми товаришами, с кем успели сблизиться. А дома, хотя одна бабушка стоила многих, но он научился с ней управляться.

Да и без Марии ему было так одиноко и так тоскливо. Но при новой встрече он не радовался, а хмурился, впрочем, вряд ли он сможет ее обмануть, не бывало такого. Мишель был благодарен судьбе за то, что она у него была и будет всегда. Тот, кто забрал матушку взамен отдал ему Марию. И за это его надо было благодарить. Какой была его матушка, сказать трудно, но он уверял себя, что Мария лучше всех на свете.

И вот тетушка появилась стремительно, как только узнала, что ее любимец вернулся. Она отметила про себя, что он очень подрос, если не физически, то другим стало выражение лица, более сосредоточенным, что ли, и он словно тянулся вверх, стремясь стать выше и старше. Наверное, это стремление всех, кому с ростом не слишком повезло. Но может быть все еще будет и он подрастет, ей хотелось верить в лучшее.

Они долго говорили о чем-то обсуждали все новости и наговориться не могли, радуясь тому, что такая встреча возможна. И если бы не обед, то наверное, так до вечера все бы и было.

№№№№№№



Как только холст и краски появились у него в руках Мишель стал рисовать упоенно. И сразу же на полотне проступили Кавказские горы, все, что он мог припомнить в один миг было на полотне, а он писал, забыв обо всем на свете.

– Как же все красиво, – только и выдохнула Мария, взглянув на его наброски, – ты настоящий художник, это сразу видно.

И тогда он произнес странное:

– Я хочу туда, там моя душа раз и навсегда осталась, мне хочется там спрятаться от этого странного мира, – прошептал он, очень тихо говорил, но она его услышала все-таки.

– Но потом тебе захочется вернуться назад, – улыбнулась тетушка, -человек не может быть один. Ну кто-то может быть и может, только не ты, ты рожден совсем в другом мире, в свете. А Кавказ – там хорошо тем, кто там родился, и не знает нашей суеты…

– Но чтобы захотеть вернуться, я должен там на какое-то время оказаться, -упрямился Мишель.

Слова тетушки ему не понравились и вызвали бурю эмоций.

– Ты поедешь туда летом, обязательно, если так страстно чего-то хочешь, то желания сбываются. Но надо немного подождать, и все получится. У многих нет такой возможности, но тебе откроется весь мир.

– А почему ты стала такой грустной? – он заметил, как она переменилась резко, в один миг.

– Не знаю, ангел мой, дурные предчувствия просто. Надеюсь, что они не сбудутся.

Он писал свой Кавказ и какую-то даму в белом на склоне горы. Черты ее размывались, ее невозмножно было узнать, она казалась страшно далекой и близкой одновременно Эх, оставить бы весь этот мир и отправиться туда вместе с тетушкой, чтобы ни бабушки, никого не было рядом, не это ли и есть свобода. Одиночество вовсе не так плохо, как она думает. Но Мария права, ьез бабушки и ее средств он вовсе мог никогда не побывать на Кавказе, получая так много с самого начала, надо уметь чем-то и жертвовать

Она не могла ему сказать, но чувствовала, что парень обречен на гибель. На Кавказе постоянно идет война, там трудно, почти невозможно уцелеть, а с его-то характером это совсем не получится. Но то, что он будет там, в том не было никаких сомнений. Слишком велико было его желание, он не перед чем не остановится.

№№№№№№



Бабушка отнеслась к художествам внука спокойно, Мишель был чем-то занят, и это уже хорошо. У него явный талант и память уникальная, далеко не каждый может так отразить все, что он видел не нынче, а давно. Хотя последнее ей было известно и прежде, просто приходилось в том убеждаться все время.

– Мы обяазтельно туда поедем, – заявила она, хотя накануне говорила о том, что не хочется ей снова совершать такое утомительное и долгое путешествие, что и ближе есть великолепные места, и стоит ли ноги бить такую даль отправдляясь и подвергая себя опасности, чтобы взглянуть на горы, которые ты видел и прежде?

Но как только она увидела художества внука, так все изменилось в один миг в ее душе, никакие расстояния и сложности в пути больше не были страшны. Мишель понял, какова сила искусства. Уж если оно так действует на бабушку, то что говорить об остальных?




Глава 6 Но кто-то камень положил


Это была его первая любовь, самая сильная и разрушительная.

Девочку звали Екатерина, и она была если не умна, то очень проницательна, наверное в роду у нее была царевна Кассандра. Она видела его насквозь, хотя они не так много встречались. Но много встреч и не требуются, чтобы узнать и понять человека, стоит только внимательнее присмотреться, и прислушатьсяи многое откровется быстро.

Может быть девчока просто не любила его, или боялась больше, чем любила, а может все вместен сплелось, только она отсранялась, убегала, старалась не приближаться. Это страшно волновало и заводило Мишеля, он не знал, как быть и что делать и чувствовал себя самым несчастным в мире созданием. Но бывала ли первая любовь счастливой? Только для него все это казалось сильнее и ярче, чем для иных.

Мария с самого начала видела, что творится в душе мальчика, но пока она растерялась и не ведала, что ей делать и как быть. И только когда появилось стихотворение «Нищий», и она его взяла со стола и прочитала, пока он был поглащен рисованием, она содрогнулась, столило только погрусться в текст. Как можно от ребенка ждать такой силы чувств и переживаний? Да, он с самого начала чувствовал, как возрослый, он никогда не казался ей ребенком, даже в младенчестве, и во всем об был таким.

Но это стихотворение перевернуло бы сознание любого, стоило к нему только прикоснуться.

У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.

Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

Мария повторила несколько раз эти строки. Она не только их запомнила, она не могла от них отмахнуться и забыть. Но то впечателение, которое они произвели на нее с первой минуты прочтения текста, остались в ее душе навсегда. Только это все позднее переживалось еще сильнее, а тогда ей хотелось сделать хоть что-то, чтобы в отношениях детей все переменилось, и он так не страдал. Она чувствовала с высоты своего опыта, что это повлияет на всю его дальнейшую жизнь, может стать роковым, да и что не будет для него роковым, вот ведь в чем беда.

№№№№№№№№



Зная, что говорить с Мишелем бесполезно, он замкнется, ничего не скажет, и если не будет с ней груб, то от этого не легче все равно, нет, тут надо действовать по-другому. Немного подумав, она отправилась к Екатерине.

Девочка насторожилась и слушала ее с каким-то вызовом, она кивала головой, но не произносила ни слова, ни звука, наверное, не случайно Мишель выбрал именно ее, он нашел в ней родственную дущу, и как охотник, должен быть догнать и убить добычу. Все они стояли на опасном пути разрушения, но мог ли кто-то из них сойти с этого пути?

– Ты можешь быть к нему терпимее и мягче? Я знаю как с ним тяжело, но ему нужно твое внимание и понимание. Ты пока не понимаешь, как много зависит от женщины в отношениях, но обязательно поймешь, чуть позднее, тогда и он тоже станет другим, уж поверь мне, дорогая.

Она насупилась еще больше и закачала головой. Больше говорить с ней было не о чем. Дети – самые сложные создания в этом мире, со взрослыми договориться значительно легче и проще. Но может быть взрослые виноваты в том, что они такие.

– Нищий, – прообормотала Мария.

Сначала она хотела прочитать стихотворение, потом решила не читать, она не могла вторгаться на эту территорию, это была другая, чужая жизнь, сама она оказалась только невольным свидетелем, не более того.

№№№№№№№



Когда и как прочитала его бабушка, они оба не знали, но то. что она его прочитала стало ясно из разговора с ее знакомой, когда она пылко заговорила о камне в руке нищего. Та удивленно подняла брови, никогда прежде в речах ее приятельницы ничего такого не было сроду, что с людьми творит старость? Сама она ее боялась как огня и улавоивала все ее проявления. О том, что это мог написать мальчик речи не было, это бы не уложилось у нее в голове. Было и чувство зависти к Елизавете Алексеевне – ведь похоже к ней пришла мудолсть, а эта капризная дама является далеко не ко всем.

– Она стала такой от всех страданий и бед на нее свалившихся, – говорила она своей подруге, многозначительно улыбаясь.

– Ничего удивительного, она постарше нас с тобой будет.

– Не хотелось бы мне дожить до таких темных мыслей и чувств.

Собеседница кивнула в знак согоасия – ей тоже не хотелось бы дожить, дострадать, дотянуться. Дожили ли они обе до того момента, когда имя автора стихоторения перестало быть тайной, и оно было опубликовано? Кто его знает, наверное, это стало для них в таком случае невероятным открытием.

Самой же бабушке Елизавете не было дела до того, что говорят ее знакомые, ее больше волновало душевное состояние ее внука и та упрямая девица, которая поступила с ним таким образом, что ему пришлось все это выплеснуть на бумагу.

Мишель стал ненавидеть всех женщин и девиц, Екатерина увидев еще раз его ярость, поспешно уехала и повторяла все время:

– Он страшный человек

Сестры только удивленно на нее смотрели, они считали, что она сама во всем виновата. Но это осталось в прошлом, девушки постарались о том забыть, больше никогда не говорили. В мире было столько интересного. Он вовсе не сошелся клином на Мишеле, вот, например, его друг Монго, очень приятный и обходительный молодой человек, да и мало ли таких. Мир прекрасен и разнообразен и у них вся жизнь была впереди.




Глава 7 Холера не дает вздохнуть


Первая любовь не давала покоя, Мишель маялся, ждал встречи и страшно ее боялся. Но жизнь текла своим чередом, и впереди был университет. Выбор оказался не велик, а он должен был получить хоть какое-то образование. И дать его умному, но строптивому парню должен был именно университет, ну не военным же ему становиться, этой мысли даже бабушка не допускала. Она удивленно подняла брови, когда услышала от Марии.

– Это не для него, – твердо заявила Мария.

Кто если не она знала и могла судить о том, что для него, а что не для него, сколько времени она провела с ним с самого начала, вызывая невольную ревность со стороны бабушки.

– Знать бы что для него, – усмехнулась Елизавета Алексеевна, – стерпится слюбится, наш Мишель ко всему будет привыкать долго и упорно, такой уж он уродился.

Решение ее было твердым и обсуждению не подлежало. Мария только тяжело вздохнула и пошла поговорить с Мишелем о том, что его ждет впереди, кто, если не она должна была это сделать?

– Значит, мне придется остаться в Москве, – голос его казался бесцветным, словно это совсем не волновало.

Но, конечно же, волновало, просто он научился скрываться и таить свои истинные чувства.

– Значит, придется, – повторила, словно эхо тетушка

Она была так растерянна и подавлена, что не ведала, что еще может сказать. И все повернулось так, что это ему пришлось ее утешать.

Никогда она так не волновалась, как в те дни, когда он отправился в университет. Оставалось только ждать какой —то неприятности, большой или малой. Мишель отомстит за то, что они с ним так поступили.

Сначала было затишье, но нет сомнения, что оно перед бурей.

Надежды бабушки не оправдались, не стерпелось и не слюбилось, там все было не его, все странное и чужое. А среди однокурсников чуть ли не в первый день подтвердились слухи о его дурном характере и выдающимся уме и способностях, что тоже не могло обрадовать многих. Москва – малый град, там все про всех все знают.

То, как они сторонились и отходили от него во время перемен, не могло не ранить парня, и чем дальше, чем было хуже. Но уходить так просто и сразу он не мог, ведь за все было заплачено, и трудно даже представить, как к этому отнесется бабушка. Да и должен быть какой-то особенный повод для всего этого, как без него?

В те дни Мишель все чаще вспоминал отца и мысленно обращался к нему, может быть потому, что у других отцы были, и они появлялись рядом со своими сыновьями, а у него словно и не было вовсе.

Он прекрасно помнил военного со шрамом после Бородина, но никому ничего не рассказывал. Он видел и себя в красивом мундире, как у дедушки Арсеньева – генерала, брата бабушки. Мишель сразу решил, что поговорит о каком-нибудь военном учреждении, куда хорошо бы перевестись, ведь тогда и Кавказ станет ближе, значительно ближе. Вот если бы Мария помогла уговорить бабушку, на нее последняя надежда.

№№№№№№№



Но беда одна не ходит, все чаще говорили о холере, зараза распространялась быстро, и в те дни, когда легче было умереть, чем выжить, он не мог думать о переменах в жизни, все словно бы повернулось вспять, и чтобы думать о чем-то новом. надо было получить ту самую жизнь и право на то, чтобы просто жить. А страшная болезнь ставила под угрозу и само его существование, он это чувствовал особенно остро.

За себя Мишель боялся меньше всего, ему было предсказано умереть от пули белого человека. Значит, холера обойдет его стороной. Но отец, бабушка, Мария, все, кто оставались рядом с ним, они были так уязвимы и потерять кого-то из них он никак не мог, их было слишком мало в этом мире, чтобы кто-то еще ушел так внезапно и в таких муках. Он так мечтал о свиданиях с отцом, о том, чтобы поговорить с ним по душам, понять, каков он, чем дышит, как живет. Ему хотелось в те дни побольше смелости, спокойствия, ведь писал же Пушкин свой «Пир во время чумы», как он может, словно ему не о чем жалеть и некого терять. Мишель стремился и никак не мог понять своего кумира, понятие гармония для него не существовало, он знал, конечно, знание этого слова, но был уверен, что к нему не стоит даже стремиться, она, как линия горизонта, отдаляется, стоит лишь приблизиться немного.

Можно ли бросать вызов судьбе в такой мере? Наверное, можно, но он только перечитывал эти строки и тайно и явно завидовал поэту.









Глава 8 Мечты и желания


Мишель представлял себе встречу с Пушкиным. Все время все было по – разному, но он так хотел просто взглянуть на него, получить заряд того вдохновения, той веселой легкости, которой славился его знаменитый современник. О нем говорили порой с таким восторгом. Каким был на самом деле Пушкин, он понятия не имел, хотя и был уверен, что прекрасно его знает, чувствует.

То, что он мог оказаться совсем другим, Мишеля не смущало, разочароваться он не боялся, примет таким, каков есть, главное, что он есть и чтобы был дальше где-то рядом, так чтобы можно было увидеть, услышать, дотянуться.

Тетушка с опаской читала тот самый Пир, она боялась и за мятежного поэта, и за Мишеля еще больше. Если бы он был чуть старше, и они бы сошлись, страшно даже представить себе, что могло бы случиться в те дни, что могло родиться после такой встречи, но пропасть лет должна была сгладить все, что ста могло и не могло случиться.

Но мятеж начался не там, в стане гения, а в университете. С чего это началось, как началось, он не говорил, а может и сам не ведал, но естественно оказался среди мятежников, где же еще ему было оставаться.

Смута во время смуты, это так романтично, он не боялся потерять место, наоборот, уверен был, что все к лучшему, ему нечего было терять, и можно избежать тяжелого разговора о том, что ему надо получать образованные, и не всегда все так, как нравится, бывает и наоборот.

Все свершилось само собой, наверное, не бог, а Демон, его вечный спутник решил его муки уменьшить, но что он потребует потом за свою услугу, вот ведь в чем вопрос. Хотя Демон прав, нельзя жить чужой жизнью, рано или поздно он свернет на прямую дорожку, и лучше, если это будет раньше, чем позднее, больше сделать успеешь, меньше роковых ошибок совершить. И чем черт не шутит, может быть, это и поможет ему выжить.

№№№№№№№



В какой момент Елизавета Алексеевна обо всем узнала, сказать трудно, какое-то время происшествие в университете удавалось скрывать. Но когда она появилась на пороге бледная и остановилась перед мольбертом, у него по спине пробежал холодок, потом забегали мурашки, а ведь кажется, что он родился бесстрашным, но нет, был страх и у него, и вызывала его эта хрупкая женщина, которая еще к тому же была его бабушкой. Он сжимал кисть в руке и упорно смотрел на холст, словно там должно было отпечататься что-то важное, словно это от него Мишель не мог оторвать взгляда. Но ничего особенного на холсте не было, хорошо, что он не отражал лика бабушки, а то ему стало бы еще страшнее. Но голос ее мольберт заглушить не мог, тут все было бессильно.

– И что дальше? – спросила она.

Вопрос подразумевал, что она все прекрасно знает, от нее ничего нельзя скрыть. Морочить ей голову и выяснять, о чем она говорит, он не стал, вспомнились тревоги другого бунта, как все в доме перевернулось вверх дном, и бессонные ночи и смутные дни. Но тогда это не касалось ее внука, ее единственного сокровища, а ведь он совсем ребенок, для таких потрясений не годится. Да и первое столкновение с императором тут же вспомнилось, ведь тот не забыл наверняка, как встретил его отрок, каким он был. Если ему обо всем донесли, а ему наверняка успели донести, то дела их совсем плохи. Она должна была схватиться за сердце, но удержалась, не в ее правилах было показывать, как ей больно, особенно если ничего не надо было изображать

Не добившись от Мишеля никакого ответа, да и что он мог ей сказать, что он оказался умнее тех, кто его учил, что начал спорить с ними и не собирался соглашаться, что по любому вопросу имел свое мнение, отличное от всех иных, не станет он этого говорить, хотя это и было правдой, но не стоит ее добивать, она и так готова упасть и умереть.

Но бабушка накинула плащ и исчезла. Она пошла к своим знакомым, ко всем, кто был ей близок, а они все там были близки, все оставались родственниками. Кто-то был ей чем-то обязан, ведь все они жили в тесном кругу. И тогда, и потом в дни всех этих смутных времен она готова была сделать для него все и даже больше, чем все, только и этого порой было мало, и это не имело своего результата. Но за то, что ты творил, надо было отвечать. Мария оказалась права, его не стоило что-то заставлять делать насильно, из этого никогда ничего хорошего не будет.

Впереди был Петербург, с Московским университетом покончено навсегда, он дал себе слово туда не возвращаться.









Глава 9 Я не унижусь


С Москвой было покончено. И с относительной скромностью тоже, кажется, теперь Мишель хотел подтвердить свою репутацию бунтовщика.

Ведь до сих пор он почти не появлялся в свете, а вот теперь он там был и был постоянно, ни о чем другом и думать не собирался. Хотелось забыть о страсти, такой испепеляющей, и перестать быть нищим, просящим подаяния, хотя бы собственных глазах, да и на тетушку жаль было смотреть, она казалась такой отрешенной и несчастной, а потерять ее веру в себя он никак не мог.

Старую страсть надо было срочно вытеснить новой. Свет был полон юных прелестных девиц, если бы Мишель еще умел выбирать. Но тут он каждый раз попадал не туда и выбирал не тех, так было с самого начала, хотя может быть в его случае все девицы были не те?

И там была Наталья, дочь драматурга, отличавшаяся спокойным нравом, прелестью невероятной и обаянием. Ее можно было назвать красавицей. И уж точно она была мила. И коварный Купидон именно в ее сторону взор поэта направил, а в сердце его попала еще одна стрела и сильно его поразила.

№№№№№№



Мишелю хотелось затмить всех и покорить ее сердце, а может и украсть душу, если получится, или хотя бы подавить волю, заставить чувствовать себя влюбленной до гробовой доски. А почему нет? Разве он не достоин этого? Разве не так поступал опальный лорд, он мог покорить любую, а потом безжалостно оставить, чем этот юноша хуже. Да, он другой, еще неведомый миру, но все только начинается, и даже страшно представить, что будет в итоге. Наверное, беда и была в том, что он слишком много читал о лорде и его творений немало знал к тому времени, это и сыграло с ним злую шутку, семена упали на хорошо удобренную почву.

Мишель говорил о Байроне все больше и больше. И при этом в глазах его зажигался какой-то странный свет, губы шевелились сами по себе, он словно переносился туда, на лоно дикой природы, к шипящим волнам океана, чтобы оставаться там, чтобы нежиться в волнах кипящей стихии, вместе с ней, спасать ее из этой пучины.

Как хорошо все получалось в его мечтах и стихах – мальчик оставался неисправимым романтиком, злым романтиком, и это могло убить любые чувства, хотя должно было их только разжигать.

Он опомнился в тот момент, когда заметил, что Наталье это совсем не интересно. Этого не может быть, она должна быть в его власти, но не отстраняться от него все дальше, словно он прокаженный какой. Второго явного или тайного отказа Мишель терпеть не собирался.

Наверное, отторжение Натальи заставило вместиться в его душу настоящего беса, потому что он тут же стал распекать всех, кто случайно попадался под руку. Это должно было как-то умирить Натальин нрав, а она замыкалась еще больше, отдалялась и удалялась.









Глава 10 Печальная развязка


Мишель чувствовал поражение, и оно будет все ближе и ближе, если.

А вот что еще нужно сделать, чтобы она сменила гнев на милость, он никак не мог этого знать, даже не догадывался. Надо признать, что у парня не было опыта общения с девицами, а если он и был, то негативный, вряд ли такое поможет. О, как бы пригодились тут советы Пушкина, уж тот точно знал, как себя вести в таких случаях. Хотя, наверное, он не даром пристрелил такого же вот Ленского, да и дело с концом, а что с ними долго возиться?

Бабушка на этот раз встревожилась не на шутку, как только появилась Мария, она пожаловалась

– Ты представляешь, дорогая, он назвал царским шутом, – бабушка шепотом произнесла имя важного чиновника.

Для Марии это не было новостью, как оказалось.

– Ну, молодость часто бунтует против всех наших устоев, – спокойно отвечала та, хотя так и не смогла скрыть тревогу, а бабушка в тот вечер тоже не могла никак успокоиться.

– Он сумасшедший, дорогая, он погубит все, что у него на пути, нам всем будет туго, – так о любимом внуке бабушка никогда прежде не говорила.

Мария не хотела ее разуверять в том, потому что и сама думала примерно так же, только не хотела произносить этого вслух, ведь тогда может быть, не сбудется. Но обмануть Елизавету Алексеевну ей не удалось.

В тот момент, когда им обеим казалось, что крепость этой тихой девицы рухнула, и она ответит взаимностью, заставив Мишеля успокоиться и поверить в себя, произошло обратное. Говорят, что кто-то показал ей стихотворение «К глупой красавице»

Тобой пленяться издали
Мое все зрение готово,
Но слышать боже сохрани
Мне от тебя одно хоть слово.
Иль смех, иль страх в душе моей
Заменит сладкое мечтанье,
И глупый смысл твоих речей
Оледенит очарованье…
Так смерть красна издалека;
Пускай она летит стрелою.
За ней я следую пока,
Лишь только б не она за мною…
За ней я всюду полечу
И наслажуся в созерцанье,
Но сам привлечь ее вниманье
Ни за полмира не хочу.

Мария вошла в комнату с листком, на котором было написано это стихотворение, уже переписанное кем-то, наверное, не в первый раз.

– Мишель что это? – спросила она, прекрасно понимая, что это такое и к кому обращено. Но ей хотелось услышать его ответ, что он скажет, а потом уж как-то на это реагировать.

– Да просто так, безделица, а что я должен был ей сказать, все остальное я испробовал, оставалось только мстить.

– Больше ты к ней не сможешь приблизиться.

– Ты так думаешь? – усмехнулся юноша.

– Я знаю, просто если бы ты увивался за мной и написал такое для меня.

– Я не написал бы такое для тебя, – он бросал вызов и начинал злиться еще больше, словно она была во всем виновата, что за несносный мальчишка.

– Да перестань, это обидно для любой девицы. Но она переживет и забудет, а может не забудет никогда, только как ты жить будешь, ведь это только начало.

Кажется, он не слышал и не слушал ее, но она все равно говорила, и тревога в душе только нарастала.

Можно было говорить, как угодно, долго, но она тогда поняла, что он таким и останется с девицами, стоит только сказать ему нет, и все, он выплеснет всю горечь, боль, обиду и не остановится. Но если сказать «да», то многое ли изменится? Она интересна ему, пока остается добычей для охотника, и глупая девица это поняла очень быстро, надо отдать ей должное.

Насколько можно было судить, больше свиданий у них с Натальей не было, ни месть, ни стихи ей посвященные, ни какие-то иные знаки внимания никак на нее не действовали. Для столь юного возраста она оставалась более чем благоразумной.

№№№№№№№



И не только эта странная девица, но и другие старались не приближаться к нему, слухами Москва полнится, и всем все было известно. Он долго терпел и делал вид, что ничего не происходит и это его не касается, но потом все-таки не выдержал и спросил у тетушки:

– Почему они все шарахаются от меня, словно я бес?

– Им не хочется, чтобы ты сравнивал их со смертью, знаешь, таким ранимым созданиям это крайне неприятно, обидно и досадно, я тебя предупреждала.

– Но она заслужила этого.

– Лорд Байрон тоже часто терпел фиаско, только ему хватало ума о том не писать, – говорила ли она правду, мог ли великолепный лорд терпеть неудачу? Скорее всего она придумала это на ходу чтобы как-то его поддержать. Мишель понимал, что на всем свете у него есть только один добрый и верный друг. Не так много, но и не мало, что бы он без нее делал?

И хотя говорила Мария мягко, почти ласково, но Мишель понимал, что она отомстила за всех тех девиц, которые он вольно или невольно обидел.

– Неужели все женщины одинаковы, даже Мария, – думал он в тот момент, когда пытался заснуть.

То, что дело может быть не в женщинах, а в нем самом, это ему на ум как-то не приходило. Он ни в чем не виноват, и никогда не будет виноват, это все они, тупые, капризные и несчастные, уж точно не достойные его внимания, но что делать. Если он рожден мужчиной, а потому всегда будет вольно или невольно искать их общества, ему никак без них не обойтись, а они без него очень даже легко обходятся. Ну и пусть летят ко всем чертям.




Глава 11 Зачем я не ворон?


Так было наяву, а во сне совсем по-другому. Е снилась огромная черная птица – ворон. Тот пролетал так низко и так пронзительно кричал, что он невольно отстранился, словно боялся оказаться в его когтях. Но прошло немного времени, все успокоилось немного, и тогда Мишель начал понимать, что ворон – это он сам, вот такой черный, грозный ворон – чародей, который только при дневном свете способен оборачиваться человеком, а все остальное время он ворон, и оперенье его сливается с темной ночью, а потому летает он бесшумной и незаметен для остальных. И только его громкий крик приводит в ужас тех, кому придется с ним столкнуться на этом пути. Пусть лучше проходят стороной. Им не стоит с ним рядом появляться, это скверно закончится. Как же ему понравилось все, что парень узрел в том сновидении, оно окрыляло и вдохновляло.

Сон был таким ярким, что забыть он его никак не мог и через день, и через неделю, а желание было только одно, ему хотелось, ему очень хотелось стать тем самым вороном и в жизни, чародеем, волхвом, чтобы оборачиваться, и превращаться в птицу, незаметно приближаться к девам юным и мужам и терзать и тех и других.

Он помнил историю о том, что в Ирии все -души птицы, и они прилетают сюда в таком обличии, чтобы немного побыть среди людей, а потом снова возвращаются в свой рай небесный.

Каждый в прошлой жизни был птицей, птицей станет и потом, когда покинет мир. Как только тетушка заглянула к нему, они о том говорили.

Она улыбнулась:

– И какой же птицей был ты, дай угадаю. Орлом, ну конечно черным орлом или соколом, чтобы охотится на мелких птиц или зверюшек.

Она замолчала и взглянула на него, уверенная, что угадала все точно.

– А вот и нет, – заявил Мишель, – я был вороном, черным вороном.

Она странно побледнела – все худшие опасения ее подтверждались, не может быть. И весь тот флер, который был вокруг этой птицы, как-то сразу спал и исчез. И мудрость ее, и то, что долго живет, она думала только о том, что эта птица появляется с дурными вестями на поле битвы и питается падалью – вот и все, о чем она могла в те минуты думать.

– Я хочу обернуться птицей и заклевать всех, кто будет против, – разве это не самое главное в жизни?

Она не хотела говорить ни о чем, понимая, что разубеждать его бесполезно, романтике его нет предела, и желание властвовать так велико, что все о нее разобьется.

– Ему нужна власть над миром, -размышляла Мария, и ворон все где-то вился и в реальности, и в снах тревожных. Птица казалась все более зловещей после того, как Мишель связал себя с нею. Ворон и Демон – даже сложно сказать, что страшнее и опасней.

№№№№№



Мишель видел, как волнуется тетушка, пытался пошутить, утешить ее, но у него это плохо получалось.

– И кто меня за язык тянул, если она испугается и отдалится, то я останусь совсем один, а я не могу так оставаться.

Но образ ворона был так притягателен, что отказаться от него он никак не мог, даже если бы и захотел.

– Демон может оборачиваться черным вороном, – написал он в альбоме, не сомневаясь в том, что она это прочтет.

И образ Демона снова возник в его душе и так его увлек, что он позабыл обо всем и хотел только одного – написать о Демоне.

Уже в те дни он не сомневался, что писать о нем будет все время, всю жизнь, сколько там еще ее отмеряно для него.

Конечно, она это прочитала, как только вошла в комнату, чтобы взять с полки какую-то книгу. И так увлеклась, что не услышала, как вошла бабушка и тоже остановилась рядом. Мария невольно захлопнула альбом и прижала его к животу.

– Что там? -спросила она тихо, но тут все зловещее начало и проявилось.

– Да так, его ребяческие выходки. Ничего особенного

– Почему ты это прячешь?

– Ничего я не прячу, думаю просто, что он никогда не повзрослеет, так и останется ребенком. И таким мы его и воспитали, – она тяжело вздохнула и отвернулась. Иногда тетушка была просто невыносима.

Елизавета Алексеевна думала о своем, о самом больном и тревожном, хотела промолчать, но все-таки произнесла это вслух:

– Может все эти красотки тогда и не отнимут его у меня. В этом есть своя прелесть, как погляжу.

Ей хотелось получить какое-то подтверждение своим мыслям и переживаниям. Но Мария казалась неумолимой.

– Но он должен жить своей жизнью, – мне тоже хотелось бы этого, но он проклянет нас, если так будет… У каждого своя жизнь, у Мишеля своя, и нам придется с этим смириться.

Бабушка поджала губы и ничего больше говорить не собиралась, она ее разочаровала, очень разочаровала. Ладить она могла только с дворовыми девками, те, всегда говорили то, что ей и хотелось услышать, молчали, как только она начинала сердиться, с ними было легко и просто управиться.




Глава 12 Смерть Отца 1 октября







Мишель иногда виделся с отцом, но это было так редко, уже если Мария не могла поладить с тетушкой, то каково было этому отставному военному с ней о чем-то договориться. Он был с самого начала не пара для ее дочери, а уж теще с ним вовсе не о чем было говорить.

В самом начале они быстро договорились о том, что он не станет мешать ей воспитывать внука и не будет искать с ним встреч. Сначала ему показалось это пустой угрозой. Не могла же она совсем лишить его сына, но оказалось, что она могла, она могла и больше того, при первом непослушании просто захлопнуть перед ним дверь, судиться, бороться с ней у него не было ни сил, ни денег, ни желания что-то доказывать, она всегда была права, если даже была не права, такое вот железное правило грозной старухи. Он мог выть от бессилия, но ничего не менялось от этого.

Он приходил к вратам усадьбы, словно случайно прогуливался, часто видел сына издалека, смотрел как он рос. Мальчик казался ему не по годам угрюмым. Но сам он был точно таким, а потому исправить он ничего не мог, если бы и захотел, да и не понимал он эту русскую душу. Всю жизнь тут оставался и ничего не понимал. Ему было даже лень жениться снова, хотя возможно он просто боялся грозной бабушки, осуждения света, каких-то новых скандалов и потрясений, потому и умер незаметно, не решаясь их тревожить, навязываться.

Этого бы точно никто не заметил, если бы он не оставался родственником Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, если бы у него не родился сын, и не произошла эта трагедия их разлука, ставшая вечной теперь.

№№№№№



Тетушка Мария сообщила Мишелю о смерти отца при молчаливом согласии бабушки, она не знала, как он себя поведет, что станет говорить, как поступит, та просто попросила последить за ним. Она чувствовала свою вину перед мальчиком и покойным зятем и понимала, что ничего не сможет исправить для одного из них, а со вторым в этом случае просто не справится. Оставалось только молча отойти в сторону и смотреть что как будет происходить.

Юноша сорвался с места, и не оглядываясь куда-то ушел. Мария последовала за ним и поняла, что он направляется в усадьбу отца. Он должен был увидеть его, проститься с ним, потому что больше этого не случится никогда. И ему хотелось увидеться с теми родственниками с его стороны, а вдруг там будет какая-то родственная душа.

Дорогу он помнил хорошо, хотя корил себя за то, что появлялся там так редко. Он не боялся бабушки и готов был досадить ей, сдерживало что-то другое, какие-то непонятные страхи от сближения, а что если откроется что-то такое непонятное, странное, то что как-то нарушит его и без того очень непростую жизнь

Одно только слово бабушки -неровня, – перечеркивало все, что между ними могло быть, но так и не стало. И глубокие страдания теперь, когда все оборвалось, терзали его душу с невероятной силой.

Припомнилось последнее свидание, когда они столкнулись тоже почти случайно, ну по крайней мере для него это было случайно. Все в суматохе, торопливо, словно бы нужно было куда-то бежать. Когда Мишель спросил, когда же они встретятся, то услышал в ответ:

– Если доживу, то свидимся.

Тогда он разозлился и спрашивал у Марии:

– Но разве мог он, герой Бородина, не справиться с бабушкой? Ведь я его сын, он должен был за меня бороться.

Она только усмехнулась, и грустной была ее усмешка, сказала что-то типа того, что в жизни всякое случается.

Он смотрел на неподвижное тело отца в гробу и понимал, что совсем не знал человека, подарившего ему жизнь, ну вот совсем никак, как такое может быть. А самое страшное, что и не стремился узнать, еще вчера тот был жив, и, наверное, мог бы многое рассказать. Теперь уже поздно, слишком поздно.

Хотя за ним отправили карету, но домой Мишель возвращался пешком, усталый, измученный, только и бросил двум дамам, поджидавшим его в гостиной:

– Больше совсем никого не осталось, -выпалил он, когда вернулся назад

Ни Мария, ни бабушка так и не смогли ему ничего ответить. Да и что тут скажешь, Елизавета Алексеевна не могла не чувствовать себя во всем виноватой. Пока он был жив, оставалась какая-то надежда на примирение, теперь ее больше не было вовсе, никого и ничего не осталось. Судя по всему, ее он в расчет не брал.









Глава 13 Маскарад Король звездочет


Это был первый бал-маскарад в жизни Мишеля, а потому надо было придумать что-то особенное. Они долго спорили с тетушкой, никак не могли решить, какой же костюм для него приготовить.

Все было темным, а то и черным, слишком мрачным. Мария не знала, что делать, что ему предложить, чтобы хоть как-то обыграть то, что там творилось, и не казаться бы ему Демоном там. Первое впечатление может быть самое главное для любого человека, а если ты еще видишь себя поэтом – тем более. От напряжения даже немного заболела голова. И вдруг она увидела на полке большую, красивую книгу и воскликнула:

– Звездочет, ты у нас будешь звездочетом на маскараде, а почему нет, в этом вся интрига, каждый хочет заглянуть в свое грядущее, все так любопытны, однако, и ты привлечешь внимание всех.

Парень угрюмо молчал, но заметив, что она готова разрыдаться, согласился, она так много для него делала, так старалась, как можно отказать такому ангелу. И хотя собственное отражение в старинном зеркале Мишелю не сильно понравилось, но он порадовался ее улыбке и хорошему настроению.

– Ты может уговорить на что угодно.

– Но ничего дурного я тебе не посоветую, ты же знаешь это.

Так на том самом маскараде появился звездочет в плаще, усыпанном звездами. Тетушка была где-то в углу залы и оттуда наблюдала за тем, как все перед ним расступились. Она сияла от радости, даже тут было это видно.

Он говорил с кем-то, гадал кому-то по своей книге, предсказывая судьбу, многие его просто не узнавали, кто-то из узнавших боялся подойти. И судьбу знать не хотелось, и было страшно услышать от него предсказание.

№№№№№№№№



В тот самый вечер родился сюжет для его драмы «Маскарад», юная девица потеряла браслет, вторая его подобрала и передала влюбленному в нее юноше, назначая свидание от своего имени, что там у них случилось дальше, Мишель не знал, но повествование о любви и неверности, о ревнивом муже, который готов убить невинную жену, хотя и не пытался даже выяснить, что там было на самом деле, появилось тут же. По дороге домой он обдумывал детали, а потому был нетерпим и рассеян.

Он все это записал в альбом подробнейшим образом и тут же забыл. Просто для его драмы не пришел еще срок, будет день, когда он отыщет этот альбом и все вспомнит.

Пройдет намело времени прежде, чем он вспомнит о том, что видел и наблюдал тогда, на первом маскараде в своей жизни. Мишель убедится, что для творца ничего не бывает случайным, у всего есть свой глубокий смысл.

№№№№№№



А Маскарад между тем продолжался, говорили, что там были и придворные дамы, и может быть сама императрица, хотя он не представлял себе, как она может выглядеть, но не мог отказать себе в удовольствии, помечтать о том, что она была там, что заметила и выделила его в этой толпе, и наступит день, когда он предстанет перед ней уже в гусарском наряде и прочитает какое-нибудь дерзкое и страстное стихотворение, которое сочинит на ходу, и она будет очарована и покорена раз и навсегда.

А между тем дамы мелькали перед глазами и чем больше их было, тем более одиноким он себя ощущал. Это странное чувство – одиночество в огромной толпе. Кажется рядом столько народу, но нет ни одной близкой, родственной души, нет и никогда не будет. Хотелось взвыть от рассеянности и горя- горького, но чувство это было все-таки страстно притянутым, каким-то сладостным даже. Наверное, переживать его он мог бы еще долго, но толпа постепенно редела, откуда-то вынырнула тетушка – он, наверное, не вспомнил бы о ней в том чувственном экстазе, но теперь должен был признать, что не таким уж был и одиноким, это просто игра, способность романтизировать и драматизировать все одновременно.

Карета ждала их у дворца – как хорошо, что не надо плестись пешком домой. Он почувствовал страшную усталость, оказывается, все это было очень утомительно.

Во дворце все спали, и он тихо прошел к себе в покои. Тетушка отправилась домой, она не хотела тут оставаться. Отдохнуть можно было только в своем доме, но не тут.









Глава 14 Последний сын вольности


Учеба в университете не задалась с самого начала. Впрочем, они не питали никаких иллюзий, там было скучно, одиноко, серо, и не впутаться в первую заварушку Мишель не мог, он очень старался не влезать, но ничего не вышло. Все связи Столыпиных и бесчисленные знакомства не помогли, бабушки добрые друзья пояснили, что это только дело времени, если его оставят сейчас, то потом все равно придется отчислить

– Не доводите нас всех до греха, дорогая Елизавета Алексеевна, – говорил ректор, к которому отправилась хлопотать за внука. И на лице его застыло такое выражение отрешенности, что она и сама решила, что не стоит доводить до греха.

Но по дороге домой, она размышляла о том, что так будет всегда, где бы ее Мишель не оказался, он нигде не сможет ужиться.

– Остается только карьера военного, может быть в глубине души он и сам это хорошо понимает, потому и стремится всей душой в другое место.

Бабушка позвала его к себе и объяснила о своем решении

– Будешь как отец и дед, яблоко от яблони недалеко падает, – тут же заявила она, словно желала оправдаться за то, что так и не смогла отстоять его в университет.

Но если взглянуть на него, то сразу становится ясно, что это известие не сильно его расстроило.

– Стать военным, служить государю, – повторял он на разные лады, когда бабушка ушла к себе, вести эту беседу ей было больше невыносимо.

Но слова ее о том, что военный мундир может спасти ее внука от пропасти, в которую он летит чуть ли не с рождения прозвучали странным диссонансом.

Карьера военного трудна и опасно, подразумевается, что он может участвовать в сражениях, и наверняка будет в них участвовать и может погибнуть. Так спасение ли это для него? Но, с другой стороны, если он станет стойким и отважным, ведь в его жилах течет шотландская кровь, может сделать его настоящим героем, а при его упрямстве и силе духа, так оно и будет, в том сомнений у нее почти не было.

На миг она почувствовала себя Фетидой, которая вынуждена отправить своего Ахилла на войну и решить, короткая и славная ли жизнь ему нужна или долгая и скучная без всяких подвигов.

Ей трудно было сделать выбор для него, в том какой путь выберет он, она не сомневалась – что-то гибельное было на его челе начертано.

№№№№№№№№



С вольностью придется проститься раз и навсегда, ее могла дать студенческая университетская жизнь. Об отчислении вскоре узнали все, но никто не рискнул бы о чем-то таком напомнить самому Мишелю.

Освобожденный отправился к старым знакомым и тут же оказался в компании трех сестер. Ну не одному же ему там оставаться.

Обстановка там была довольно легкой и непринужденной, до той минуты, пока его не попросили почитать новое стихотворение.

Мария посмотрела на него внимательно, хотела что-то сказать, но она была довольно далеко, не могла позволить себе такой вольности. Сам же Мишель начал читать новое стихотворение, которого не слышала даже она прежде.

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..
Играют волны – ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит…
Увы! он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Мария Лопухина внимательно все прослушала и, может быть, она одна поняла суть всего происходящего. А может и не поняла, но почувствовала душой то, что там было, что должно быть.

Он не любил Марию и понимал, что не сможет изменить своей натуры, а ведь она все это поняла. Только для любви нужно что-то еще более важное для того, чтобы полюбить именно Марию.

Душа его тянулась к ней, хотя Варя не подавала вида. Она была спокойна и готова ко всему, но стихотворение ее никак не задело за живое, он не мог этого утверждать, но чувствовал, то. что не мог выразить словами.

Мир покачнулся и готов был упасть к его ногам, но самому Мишелю надо было отправляться на военную службу.

Он мысленно прощался с этим миром, привычным и обычным, и таким прекрасным. Задним умом он пытался понять, что было бы, если бы он оставался в университете. Но сослагательное наклонение не пройдет больше, оно уже во вчерашнем дне, а впереди служба, Кавказ- тот самый куда с самого детства стремилась его душа, совсем другой мир, совсем другая жизнь. Он не был готов к ней, но выбора ему не оставалось.



Лирическое отступление

«Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви маленькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь?» — Михаил Лермонтов (Герой нашего времени).

Но я добивался любви ее дерзко,
Хотя понимал, что нам вместе не быть,
Как парус, металось усталое сердце,
Желая лишь бури безумной просить.
Простить меня знаю, она не захочет,
И сам я себя никогда не прощу,
Но ветер там воет, и море клокочет,
О если бы знать мне, кого я ищу,

Какая печаль и какая отрада
Швырнет в небеса или в бездну тайком,
И в темной аллее забытого сада
Мы только мгновенье пробудем вдвоем.
Уносится Демон, предавший Тамару,
И гибнет она в пустоте бытия,
Любовь как спасенье? Как вечная кара
И что мне улыбка святая ея.

Рассвет не настал, умножая тревоги,
Стояла она у меня на пути,
И видели демоны, видели боги,
Что мне к Алтарю ее не увести.
И все-таки это такая отрада,
Понять, что она мне осталась мила,
Что в темной аллее забытого сада
Со мною она эту ночь провела.




Глава 15 Мундиры, ментики, нашивки, эполеты


В юности все меняется стремительно. Сначала от вольности ничего не осталось, а потом и от того юноши, к которому все успели привыкнуть, хотя и не принимали, и сторонились, и старательно избегали встречи, если ее вообще была возможность избежать. Если сделать этого не получалось, то напрягались и ждали дерзости, а то и скандала.

На самом деле Москва не так и велика, как может показаться тем, кто заглядывает туда в первый раз. Наши герои же успели везде побывать и все знали, со всеми были знакомы, так что все быстро надоело. Вот и оказался столичный мир тесен.

С каким трепетом примерял Мишель гусарский мундир, желая очаровать и юных дев и дам, хотя это ему совсем не было нужно, и поразить, и покорить всех своих старых знакомых, уж если ему суждено было стать служивым, воином, то пусть хоть что-то из всего из этого для него останется. Противоречивые чувства раздирали мятежную душу, ему хотелось быть свободным, как прежде, но коли это теперь невозможно, то надо стать лучшим из гусар, слава о них была такой громкой, что остальным военным приходилось только завидовать молча, и пусть те самые барышни, которые таили улыбки, а чаще усмешки, теперь борются за его внимание. Таких красавцев в высшем свете столицы было не так и много.

Первой его придирчиво осмотрела бабушка. Конечно, ростом он не вышел, но мундир украшал ее внука невероятно, у него появилась выправка, он стал таким красавчиком, что при других обстоятельствах она и сама бы бросилась к его ногам и молила бы о внимании, ну или в другой жизни, здесь таких подвигов от нее не требовалось, он и без того все время был рядом, от нее таких жертв не требовалось, хотя, не стоит себя обманывать, служба уведет его через несколько лет в любой уголок мира, и скорее всего на Кавказ. А там кто знает, что и как сложится, ведь там все время идет война.

№№№№№



Потом появилась Мария, конечно, как без нее. Она своих восторгов не скрывала, правда, говорила, что на Кавказе опасно, там идет война и убивают. И словно бы хотела убедить и бабушку, и внука в своей правоте, какая бестактность с ее стороны, но разве она была не права?

Сердце бабушки, слушавшей этот разговор, дрогнуло, разве не о том же она думала, хотя и не могла произнести этого вслух, никогда бы этого не сказала, чтобы не накликать беды, не зря же ее матушка все время твердила: «Не буди Лихо, пока оно тихо». Но на это Мишель ответил твердо и уверенно:

– Не бойся, цыганка мне сказала, что меня не убьют в сражении, это будет не кавказец, и светлый человек, блондин, я так понимают, и опасаться надо своих, а не чужих.

Мария встрепенулась, от того, что убьет его свой, легче не становилось, но сам Мишель почему-то этому был рад. Ведь можно проявлять чудеса храбрости, если знаешь, что не погибнешь в сражении. А именно так ему и хотелось утвердиться, раз уж он получил офицерский мундир.

– Цыганка твоя могла ошибиться и просто соврать, я бы не стала им доверять, – осторожно говорила Мария, – и потом, кое-что в своей судьбе мы все-таки можем изменить, так было много раз. Оказался не в том месте, опоздал на свидание, и вот уже все идет по-другому.

– Я не погибну в сражении, скажи об этом бабушке, а то на ней прямо лица нет, – он усмехнулся и подмигнул тетушке.

Елизавета Алексеевна отошла от двери, но ей показалось, что оба они знали, что она была рядом и все слышала. Конечно, это не хорошо, но что хорошо, а что нет, если это касается ее внука, здесь она забывала о нормах и правилах приличия и пошла бы на многое, если бы от нее это потребовалось.

№№№№№№



Теперь вместе с Мишелем был и Монго – его братец по материной линии, кто бы мог подумать, что форма так объединяет таких разных людей, но им было весело и забавно вместе, и поняв, что судьба свела их недаром, с тех давних пор они почти и не расставались больше. После тетушки Монго был единственным, кто понимал его, принимал таким, каким он был и ценил безмерно, что могло показаться странным, но было естественным. В мире всегда есть то. что нам близко и дорого.



«Это был, – пишет его дальний родственник М. Н. Лонгинов, – совершеннейший красавец; красота его, мужественная и вместе с тем отличавшаяся какою-то нежностию, была бы названа у французов „proverbiale“.. Он был одинаково хорош и в лихом гусарском ментике, и под барашковым кивером нижегородского драгуна, и, наконец, в одеянии современного льва, которым был вполне, но в самом лучшем значении этого слова. Изумительная по красоте внешняя оболочка была достойна его души и сердца. Назвать Монго-Столыпина – значит для людей нашего времени то же, что выразить понятие о воплощенной чести, образце благородства, безграничной доброте, великодушии и беззаветной готовности на услугу словом и делом».


№№№№№№



Мишель больше не был один, и дружба привела его в восторг, на одном из приемов, они снова встретились с Екатериной Сушковой. Но кажется она осталась неизменной, а как переменился сам Мишель, он диву давался, вспоминая, что был в нее влюблен. Как? Почему он мог так страдать и метаться из-за этой тупенькой и пустой бабенки, которая никогда и ничего не понимала, и понимать не собиралась.

Монго, увидев его отношение к той девице, упрекнул его за то. что он был неучтив и даже резок, и не скрывал презрения.

– Нельзя так с девицами и дамами, друг мой, уж они найдут как отомстить, ты поверь мне. Я не заставляю тебя их любить и рассыпаться в любезностях, но и так тоже не годится.

– Мстить стану я, – отвечал новоиспеченный гусар, – они не уйдут от моего возмездия, никогда не уйдут.

Сколько твердости было в голосе, сколько уверенности, что так все и будет, словно он шел в атаку против грозного противника.

Мишель сделал вид, что не заметил тревоги Монго, а тот оставаясь дамским угодником, он вряд ли тревожился из-за Екатерины, нет, конечно, ему просто не хотелось, чтобы Мишель попал в какую-то скверную историю, где могут быть замешаны мужья, братья, отцы. Они в обиду не дадут своих дочерей. И тогда, но лучше не думать о том, что может случиться тогда.

№№№№№



Узнав, что они теперь вместе, Елизавета Алексеевна как-то успокоилась, переложив на плечи Монго все, или почти все те заботы и хлопоты, что были до сих пор на ее хрупких плечах. Но справится ли он с таким грузом, есть ли кто-то, кто с ним справится? Там нужная дюжина друзей и родичей, чтобы что-то и как-то наладилось, но пока приходилось довольствоваться малым. Мария тоже радовалась такому повороту в жизни Мишеля, ведь у нее была своя жизнь, а Монго хороший парень, и ему вполне можно доверять ее любимца.

– Хорошо, что не женился с дуру, что судьба не была так жестока, – говорил Мишель, когда под утро они возвращались домой.

Его удивило то, что Монго на это ничего не ответил. А тот думал о том, что такими же будут отношения его друга ко всем другим женщинам и девицам, в каждой из них он найдет какой-то страшный изъян, и любовь в один миг превратится в ненависть, и ничего больше от нее не останется. И дело тут не в девицах, а в нем самом.

Об этом Монго говорил с Марией, когда они встретились в театре, Мишеля в тот вечер не было, он сказался больным, и занимался какими-то своими делами.









Глава 16 Встреча с Пушкиным


Поэзия жила в душе Мишеля, она волновала его не меньше, чем музыка и похождения по вечеринкам и светским приемам. А там кого только не встретишь. И вот внезапно, как всегда неожиданно он столкнулся и с Пушкиным. Когда видишь живым того, о ком с самого детства только и слышал, кем грезил всегда, испытываешь невероятное потрясение, которое не сможет описать даже гениальный поэт. Не мог этого сделать и Мишель потом, не появилось строк о той встрече у него, как ни странно, он писал о столкновении с той или другой барышней, а вот о встрече с поэтом упорно молчал, как о самом сокровенном.

Грезы внезапно превратились в реальность, Пушкин вошел в залу, порывистый, яркий, летящий, именно летящий, и по его виду было понятно, что это гений, это поэт, это порыв свежего ветра, которого им так не хватало всем в те суматошные времена.

Мишель был в восторге и смятении, куда делась его спесь и дерзость, он просто замер и смотрел на гения широко открытыми глазами, и было в нем что-то теплое, светлое, располагающее, но и далекое одновременно. Казалось, что поэт просто на миг заглянул сюда и сейчас растворится, исчезнет, как призрак. Но Пушкин не был призраком, более того, на этом маскараде, он был самым живым и настоящим, это они все казались мертвецами, пришельцами с того света. Они пытались скрыть свою сущность, он же ничего скрывать не собирался.

№№№№



Потом Монго говорил Марии, что таким он братца своего не видел больше никогда. Она же пожалела, что ее не было в том самом дворце, где они оказались случайно, и куда идти не собирались, но ноги сами их туда привели. И случайность оказалась чудом и сказкой, наградой, за то, что так долго и упорно им пришлось скитаться в поисках неведомого и непознанного.

И только через несколько минут, когда они снова встретились соприкоснулись, это был совсем другой человек. Он резко пролетел мимо, словно стрела выпущенная из лука, был зол и раздражен, словно его ужалила пчела или случилось еще что-то странное. Но что могло произойти за те несколько минут, когда Пушкин пропал из вида. А Мишель теперь только за ним и следил, глаз не спускал, искал и ждал.

Мишель не смел проследить за тем, где он был и с кем вел беседу, сам же он о происходящем ничего не ведал, зато все это хорошо знал и понимал Монго. Он тверже стоял на земле, интересовался многими сплетнями и новостями, которые в свете происходили, а не обдумывал очередную редакцию своего Демона. Нет, он мог только слушать творение друга, а не сочинять что-то сам. Он даже записок и воспоминаний писать не собирался, считая, что это не должно как-то касаться их жизни, которая по его разумению была сугубо личной.

– Что с ним, что случилось? – не выдержал Мишель.

– Деньги, долги, интриги, – как-то односложно произнес Монго, надеясь, что тот все и так поймет, ему не стоит все рассказывать подробно.

№№№№№№№




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/lubov-sushko/smert-poeta-maskarad-romantizirovannaya-biografiya/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.