Два взгляда
Два взгляда
Владимир Леонидович Иванченко
Стремление получить новые знания и применить их в интересное время, когда лидеры государства обещали, что наше поколение будет жить при коммунизме.
Владимир Иванченко
Два взгляда
Факты, изложенные в этой книге, имели место быть, изменены только имена участников давних событий, и если есть совпадения, то они случайны.
* * *
Глава первая. Школа
Сколько я себя помню, а это очень много лет, постоянно приходилось учиться новому, ранее неведомому, что всегда было связано с трудом. Само по себе образование является рабочим процессом, при котором знания накапливаются где-то в черепке и раскладывается по полочкам, для формирования личности, ума. Обучение для большинства людей дается нелегко, с большими усилиями, требующими полной отдачи сил и напряжения мозговых извилин.
Вспоминая об учебе в различных заведениях, и работе на предприятиях, я понимаю, что по-разному смотрю на одни и те же моменты, факты прошедшего времени. Один взгляд изнутри – это воспоминания с мельчайшими подробностями о минувших событиях. И другой взгляд – оценочный, он брошен как бы со стороны, словно и не со мной все это происходило.
Можно ли назвать образованными элиту первобытных людей? К таковым вполне можно отнести вождя племени, жрецов, умелых воинов, мастеров, способных изготовить оружие, выделать кожу или добыть, передовым способом, огонь.
Наверное, нет, поскольку у них был только опыт двух, трех поколений одного, а в лучшем случае, нескольких племен или родов. Эти знания нельзя было назвать обширными, и они не отличались достоверностью. Я говорю не о ремесле и навыках, а о представлении давно ушедших поколений об устройстве окружающего мира и природных явлениях.
Еще не были изобретены книги, не было школ, а нажитый опыт передавался при помощи слов, что не надежно и не имеет большой емкости, так как ограничено памятью отдельных людей. Но, тем не менее, образование должно иметь какое-то начало и им, несомненно, является обычный труд, ремесло, наблюдения об окружающей жизни, которые передаются различными способами от поколения в поколения.
Когда то, и я был маленьким дикарем, и мое образование началось с самой разной работы по дому. Все дети мечтают быстрее стать взрослыми, которые почему-то наделены большими правами, чем малыши. Они могут ложиться спать, когда захотят, вставать с постели и принимать пищу, когда им захочется. Дети – существа подневольные и им приходится делать то, что хотят от них взрослые.
Но мне хотелось быстрей вырасти, по другой причине – потому, что взрослые намного сильней маленьких. С раннего детства приходилось поливать огород: всякие грядки с морковью и редиской, лунки с помидорами и огурцами. А ведра были очень тяжелыми, и я, таская их, мечтал о том времени, когда я вырасту и буду легко переносить эти неподъемные тяжести.
У нас была большая семья – девять детей, но одновременно проживало не более шести: кто-то еще не родился, а старшие уже покинули дом. Разница по возрасту составляла тридцать лет. Если Анатолий и Раиса родились в тридцатые годы прошлого столетия, то младший брат Олег – в 1964 году. Но всех членов семьи можно было увидеть только за столом, во время ужина. Когда же надо выполнять домашнюю работу, ушлые братья и сестры успевали сбежать, чаще всего на речку. А некоторые из них, по две-три недели гостили летом у многочисленной родни. Мне больше нравилось находиться дома.
Я любил читать книги и еще изготавливал самое различное оружие для защиты от мнимых и явных врагов. Ощущение наличия врага давали книги о Великой Отечественной войне, индейцах, бурах и другие приключенческие произведения, прочитанные мною.
Книги помогали мне, хоть иногда, отлынивать от домашней работы. Родители, не получившие в свое время образование, страстно желали дать его нам. Почти все братья и сестры прошли обучение в техникуме, а некоторые и в институте. Я пользовался этой слабиной папы и мамы, и, под видом выполнения школьного задания, запоем читал художественную литературу.
Под влиянием книг я выдумывал всякие развлечения: у нас в доме еще не было телефона и телевизора, не говоря уже о компьютере и прочих достижений современной цивилизации. Но зато много времени мы проводили на речке и улице, где купались, ловили рыбу, играли в футбол, хоккей, волейбол, лапту и городки.
Здесь же стреляли из многочисленного самодельного оружия. Это были рогатки, луки со стрелами, пугачи и поджиги. Последние я делал из бронзовых и стальных трубок. Их приносил отец с работы. Я утверждал, что они нужны в школе для опытов по химии. Настоящими шедеврами у мальчишек считались мои четырехзарядные пистолеты. Они были не слишком сложны в изготовлении, но лучше не раскрывать этот секрет.
Знакомство с химией началось, когда из озорства, шалости мы рыли небольшие ямки, бросали туда карбид и поливали его водой. Затем накрывали углубление пустой консервной банкой, с пробитым, посередине, отверстием. В результате химической реакции выделялся горючий газ –
ацетилен. Его струю поджигали, и происходил небольшой взрыв, хлопок, вызывавший в наших молодых душах небывалый восторг.
Поскольку почти все свободное время мы проводили на улице, в компании таких же сорванцов, то и образование, в тот период времени, было уличным. Конечно, часть информации мы получали в школе, и кое-что от родителей. Но все это, не шло ни в какое сравнение с получаемыми знаниями от старших приятелей и ровесников.
От них мы узнавали всякие матершинные слова, которые сейчас можно услышать по телевизору, или прочитать в какой-нибудь книге. Раньше брань была под запретом и считалась чем-то неприличным. Здесь, на улице мы получали, интересующие малолеток сведения о плотской любви, или анатомии тела противоположного пола.
Так, однажды, вволю накупавшись в озере, мы возвращались домой. Наша ватага состояла из десяти-пятнадцати пацанов. Кто-то остроглазый заметил на луге компанию из двух тридцатилетних мужчин и двух женщин, примерно такого же возраста. По всей видимости, у них был пикник, во время которого они явно перебрали алкоголя.
Поскольку там были особи разных полов, то они ничего лучше не придумали, как заняться любовью на открытой местности.
Мне было около десяти лет, и один, я никогда бы не стал подсматривать, даже на удаленном расстоянии. Но здесь была толпа – хочешь, не хочешь, пришлось вместе со всеми, в самый интимный момент, приблизиться к одной паре на расстояние до трех – четырех метров. Прошло более пятидесяти лет, но из памяти никак не смывается мелькание белоснежной кожи с ярко рыжей порослью посередине. Вот такое образование пришлось получить в незрелом возрасте.
Но, самое неприятное, и даже мерзкое, произошло потом, когда двое безмозглых пацанов из нашей кодлы, побежали в поселок и рассказали об увиденном детям, ими узнанной женщины. Даже мне, десятилетнему ребенку, было стыдно и противно до тошноты от происходящего: малолетние сыновья, в сопровождении стукачей, прибежали забирать подгулявшую маму. Это был мой первый урок о правде, которая бывает стыдной, горькой и не всегда подлежит разглашению.
Прошли годы, и сейчас я уже отчетливо понимаю, что правила поведения, действующие в детстве, в нашем маленьком уличном мирке, как-то спроецировались, передались на окружающий взрослый мир. Люди, в том числе и большие политики, своим поведением ничем не отличаются от детей. Такие же хулиганы, вруны, хлызды, трусы и сорвиголовы. Хорошо, что еще среди взрослых встречаются исключения: жизнь чему-то научила.
Поведение детей и подростков передалось и на международную арену, где присутствуют, как и на нашей улице, рэкетиры, главари и подчиняющиеся им государства – вассалы, шестерки. Супердержавы и группы стран – кодлы, ведут себя, также как в школе, где большие пацаны отбирают у малышей деньги на завтрак. Силой и авторитетом добиваются выгодных для себя условий контрактов, различных уступок по цене и другим условиям сделок.
Никуда не ушло воровство и спекуляция. Изменился только масштаб объектов притязаний и сильные страны стали наглее, потому что знают – на них нет управы. В детстве все-таки была школьная администрация и милиция.
Большинство пацанов, уже смолоду, знали вкус табака и даже алкоголя. Между прочим, не всегда это были сигареты «Прима» или бражка. В зачуханых магазинах коопторга, вполне можно было купить кубинские сигары, ром и дорогущий армянский коньяк. И все это было настоящее. В то время цена одной контрабандной сигары в США поднималась до ста долларов. На черном рынке это было около трехсот рублей – трехмесячной зарплаты отца. У нас в ларьке кубинская сигара стоила менее рубля.
Что бы купить лакомства или запретные продукты, не надо было воровать деньги у родителей. Мы уже знали основы всеобщей формулы капитала: товар – деньги – товар. А наше предложение состояло из стеклопосуды, макулатуры и куриных яиц. Их принимали в магазине и выдавали взамен вполне реальные рубли и копейки. Сигары и ром мы покупали из-за высокой потребности в получении знаний, то есть простого любопытства.
Но были и другие интересы. Я любил посещать ларек, построенный на новой автомобильной дороге, ведущей в город Павлодар. Здесь продавали, только что пожаренные, огромные чебуреки и охлажденный лимонад. Кажется, что ничего вкусней я больше в жизни не ел. Эти ощущения были вызваны молодым зверским аппетитом и однообразием домашней кухни.
Много знаний было получено на улице о мировом спорте. В начале шестидесятых годов можно было только случайно услышать по радиотрансляцию с футбольного матча, а всю информацию мы получали от своих сверстников и старших. От них мы узнавали о Пеле, Гарринче, Мухамеде Али и других знаменитых мастерах спорта.
Я жил в поселке, расположенном в десяти километрах, от областного центра. Городская команда Иртыш выступала во второй лиге чемпионата СССР. Два раза мы пробивались в первую лигу, и в Павлодар приезжали такие команды, как московский Локомотив, львовские Карпаты и другие известные коллективы. На футбол мы тоже ездили толпой, на пригородном поезде. По дороге играли в карты и обменивались новостями.
Все правила, существующие в футболе и хоккее, я знал с малых лет. Конечно, они меняются. Но основы остались, и из моей головы ничем не выбьешь такие слова-термины, как офсайд, одиннадцатиметровый удар, желтая и красная карточки и многое другое.
В поселке, кроме казахов, украинцев и русских жили, как сейчас говорят, репрессированные. Это были чеченцы, ингуши и немцы. Так, что историю национальных взаимоотношений я знал, можно сказать, не понаслышке. Немцев, уже спустя двадцать лет после войны, легко могли обозвать фашистами. А кавказцы держались вместе и себя в обиду не давали.
Между детьми не было больших различий, а дружили без учета национальности. Но случались и стычки, когда мальцы принимали сторону своих соплеменников, не глядя на то, кто прав или виноват. Я с малых лет видел и понимал, что нельзя ни в коем случае оскорблять человека из-за его принадлежности к определенной нации: к ней относятся самые близкие для него люди – родители, братья и сестры.
Позднее, отношения с немцами стали налаживаться. Я часто бывал в семье друга Саши, где порой, невзначай возникали дискуссии об истории минувшей войны. Здесь я узнал, как их выселяли с нажитых мест, а мужчины были вынуждены работать в трудовых лагерях, по условиям мало отличающихся от учреждений Гулага. В ответ приходилось напоминать, что на фронте, в это время, было, не просто тяжело, но там и убивали. В школе, газетах и книгах об этих тонкостях межнациональных отношений не упоминалось. Существовала единственно правильная версия партии и правительства о нерушимой дружбе народов.
К чему я все это вспоминаю? Хочется просто подчеркнуть, что источником знаний может быть необъективная информация, получаемая в различных учебных заведениях, опубликованная в научных трудах, учебниках и прочих книгах. Многие факты могут просто умалчиваться или искажаться. Необходимо, чтобы сведения, широко используемые для обучения школьников и студентов, получали соответствующее подтверждение в жизненных ситуациях, и только после этого закреплялись в наших головах. Или опровергались, что также часто бывает.
К примеру, возьмем учебники истории многих стран, изданных в разное время. Общеизвестно, что одному и тому же факту может даваться не одна и та же оценка. Так же необъективно могут излагаться сведения о зарождении жизни на земле, об открытиях в физике и химии и других явлениях, существующих на нашей планете и во Вселенной. В учебниках по истории Японии указано, что атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки произвели войска союзников. Вроде так и было, только СССР, не имел к этому никакого отношения, в чем не уверены многие японцы.
Лично мне приходилось учиться по учебникам, в которых чернилами замараны, закрашены фамилии государственных чиновников, деятельности которых была уже дана новая оценка. Это были такие личности как Сталин, Берия, Маленков и другие руководители Советского Союза. И, несомненно, это делалось по указанию Министерства просвещения, с участием которого, данные учебники издавались.
В настоящее время, в интернете творится такой разнобой в потоке информации, что только образованный человек может определить, или просто угадать, чему можно верить сразу, а что надо проверить по другим источникам.
А в старое, доброе время мы верили всему, что написано в учебниках, или говорили педагоги и родители. Мои мама и папа были не очень образованными людьми, и еще они были коммунистами, свято верившими в дело построения коммунистического общества. Как, впрочем, и большинство поколений, переживших коллективизацию, индустриализацию, войну и последующее восстановление народного хозяйства. Со слов своих родителей, наших дедов и бабушек, они знали и передавали нам свою правду о прошедших революциях, гражданской войне, новой экономической политике – НЭПе.
Люди жили в те времена бедно, и с продуктами питания было не очень. Но большинство народа, уверовав в правоту социальной справедливости, считали, что живут в самой счастливой стране. У тех людей была уверенность в завтрашнем дне, что не скажешь о нынешних.
Я допускаю, что родители рассказывали не обо всем, старались умалчивать о тех перегибах, что творились в канувшие в лета времена. Но очень многое было передано без утайки. О гражданской войне все знания умещались в известную фразу: белые придут – грабят, красные придут – тоже грабят. Самая безнадега была в колхозах, где на трудодни давали смешное, для нас, количество зерна. Отец умудрился выучиться на тракториста, и трудился в МТС[1 - МТС – машинотракторная станция]. Мать всю жизнь проработала на маслозаводах, где платили зарплату. И в некоторой степени, им легче было перенести сложные, даже страшные времена.
В тридцатые годы по стране, в разных местах – на Украине, Поволжье и Казахстане случались неурожайные годы, которые отец называл голодовками. Он пережил два периода мрачных и жестоких периодов лихолетья. В учебниках об этом не писали, но мы знали, что в Казахстане больше всего досталось казахам, у которых забрали скот. Русские и украинцы выживали благодаря, спрятанным в схронах, продуктам. У казахов не было таких запасов, и они умирали от голода.
Отец сбежал в Омск и поэтому выжил, но об этих временах старался не вспоминать, хотя кое – что рассказывал. Сумятицу в официальную историю вносил и дружок Витька, родителей которого раскулачили, и его отец не смог простить советской власти этот произвол. Вся его ненависть перешла к сыну, которого иногда прорывало, и он передавал нам свою, а вернее отцовскую правду.
Нельзя сказать, что улица, жизненный опыт родителей и чтение книг сделали меня образованным человеком, слишком невелик и однобок был объем полученных знаний. Но эти крупицы падали на благодатную почву и выработали во мне свое отношение к дальнейшей учебе, стали основой, фундаментом, помогающим правильно оценивать получаемые знания.
Много хорошего сохранилось в памяти об учебе в школе. Запомнилось, как на первый урок пришел без портфеля, справедливо посчитав этот день праздничным. Отец Леонид, или по-старому – Левко, в это время был на работе, а мать Анастасия, уехала на новое место жительства, забрав с собой двух младших – Валеру и Нину. Все обошлось, но запомнилось, как все ученики писали что-то в тетрадях, а у меня не было даже ручки.
Помню школьные потасовки, неизвестно, по каким причинам я был их частым участником. Вспоминаю, как гордо сообщил одноклассникам о том, что бросил курить. В ответ услышал:
– Вовка, ты как девчонка, это они не курят!
Я возразил:
– Это вы девочки, потому что не можете бросить – у вас нет силы воли.
В школе у нас было очень много хороших, добрых учителей. Так как в поселке жили сосланные немцы, то и учить пришлось немецкий язык. Английского просто не было, мы и не подозревали о его существовании. Скорее всего, это произошло ввиду большого количества учителей немецкого.
Помню Ольгу Ильиничну, вбивавшую в наши головы алгебру и геометрию. Последний предмет мне нравился больше и в памяти всплывает одна история. При поступлении в техникум, на экзамене, мне необходимо было доказать теорему Пифагора. Преподаватель посмотрела на меня растерянным взглядом и сказала, что в учебнике доказательство изложено не так, но и мое, то же достаточно обосновано. Может, было все это по-другому, но в моей памяти сохранился данный эпизод в таком виде.
Недавно я поинтересовался в интернете и выяснил, что действительно, существуют несколько способов доказательств названной теоремы.
Уроки русского языка и литературы проводила Мария Капсатаровна. Казахи очень хорошо говорят на нашем языке, даже лучше, чем множество русских в России, где сохранились разные диалекты, а скорее манеры разговорной речи. Всякие там оканья и певучесть. С учеников она требовала, и часто добивалась, правильного литературного произношения. Еще запомнилось, что она была борцом с лузганьем семечек. Однажды рассказала ученикам, как зашивала себе карманы, чтобы избавиться от этой вредной привычки.
Помню, что в лучшие периоды обучения в школе, у меня были все пятерки, за исключением русского языка. Или Мария Капсатаровна была строга ко мне, или я где-то недотягивал. В общем-то учеба давалась легко, но вместо учебников, я предпочитал читать художественную литературу.
С книгами в то время было не очень. В родительском доме сохранилось несколько книжек, замусоленных и разодранных. Одна из них – «Золотая цепь» Александра Грина. Но это был сборник, и остальные произведения были неполными из-за отсутствия листов. Вторая книга о строительстве города Комсомольск-на-Амуре. Ее названия я не помню и даже интернет не ответил на мой запрос. Эти книги я перечитывал несколько раз.
В школьной и поселковой библиотеках, приходилось записываться в очередь. Прочитать интересную книгу иначе было нельзя. В перерывах читал все, что есть в наличии. И здесь попадались незаслуженно невостребованные нашими поселковыми читателями произведения больших мастеров. Помню, что я увлекся чтением книги Стендаля «Люсьен Левен». Кое-что мне там было непонятно, но я мужественно ломал над ней голову.
Нельзя сказать, что чтение книг по принципу, что попадется, очень повышает уровень образования у человека, но, несомненно, расширяет его кругозор, а насколько – зависит от случайно попавшего в руки экземпляра.
Я думаю, что сейчас, в двадцать первом столетии, когда можно прочитать любую книгу, у детей и подростков присутствуют другие проблемы. Они состоят в сложности правильного выбора литературы. Слишком большое и противоречивое предложение.
Много внимания в школе в прошлом уделялось идеологическому воспитанию. Этой работой занимались в первую очередь классные руководители. Каждый учебник издавался с указанием на роль Коммунистической партии в деле воспитания молодежи. Кроме этого, в школах существовали различные общественные организации: пионерские дружины, комсомольские комитеты, деятельность которых была направлена на приобщение молодежи к идее построения коммунизма.
Как сейчас известно, с этим проектом как-то не получилось. Но в целом, я считаю, что работа по идеологии все- таки должна проводиться. Конечно, совсем необязательно приучать детей, к каким-то глобальным идеям, но воспитывать в них чувство доброты и патриотизма, современная школа все же должна.
Ничего плохого не было в том, что у нас было развито оказание школьниками помощи старым и больным людям – это тимуровское движение. Мы привлекались к сбору металлолома, посадке деревьев. Конечно, и здесь не обошлось без ошибок и перегибов. Например, в Узбекистане детей отправляли на уборку хлопка. Это был вредно для здоровья – здесь применялись ядохимикаты, а сами работы затягивались на длительное время.
Есть такая пословица: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Такое отношение к религии было в Советском Союзе, где ее отделили от государства, прибрав, заодно и имущество. Но когда началась война, вера в бога понадобилась главному атеисту страны Сталину. Он понимал, что верующие люди как-то больше готовы к смерти на поле боя.
С этого времени отношение к религиозным организациям немного изменилось, в лучшую для них сторону. Но, тем не менее, через пионерскую и комсомольскую организации, борьба за души молодежи все-таки шла. Здесь надо понимать, что для государства совсем неплохо иметь верующих граждан. Таким людям легче привить уважение к государству, какое-то чувство дисциплины.
Верующий человек старается соблюдать божеские заповеди. Во многом, они совпадают с требованиями Морального кодекса строителя коммунизма. Государство нуждается в людях, воспитанных в любви к ближнему, к своей стране. Они готовы к самопожертвованию. Это все-таки лучше, чем человек, который ни во что не верит, кроме своей выгоды и других личных интересов.
С другой стороны, ведь никто не доказал об отсутствии божественных сил. Если вдуматься, то они, наверное, должны быть, а отрицать неведомое, просто глупо. Другой вопрос, в каком виде эти силы существуют. И потом, вера помогает человеку жить и умирать, иметь и видеть смысл своего существования.
Образованный человек должен иметь знания об основных религиях на Земле, и если он с детства не приобщен к одной из них, то самому определиться, что ему с этим делать. А школа не должна уходить от данного важного вопроса, и как-то помочь детям разобраться в одном из самых сложных вопросов человеческого бытия. Не принуждать к принятию вероисповедания, а воспитывать правильное отношение к религии. И, научить, не попадаться в сети многочисленных криминальных религиозных сект.
В школе я провел восемь лет, после чего поступил учиться в техникум, такая традиция была в нашей семье. Это связано с большим количеством детей и небольшой заработной платой родителей. О школе у меня сохранились самые теплые воспоминания. Наряду с полученными знаниями по основным дисциплинам, нас учили танцевать на школьных вечерах, где наряду с леткой-енкой, мы могли прилично исполнить танго, вальс и новинку – шейк.
Помню, что только из-за желания выглядеть прилично на танцах, я три недели пропалывал лесопосадки вдоль автодороги. На заработанные деньги заказал в местном ателье брюки- клеш, что было в то время очень модно.
Так что из школы я вышел в меру начитанным, молодым, здоровым и симпатичным юношей, пусть даже и небогатым. Но впереди была вся жизнь и надежды на все самое хорошее, что может случиться.
Глава вторая. Техникум
Экзамены, при поступлении в техникум, я сдал хорошо, что дало мне право на стипендию в размере двадцати рублей. Конечно, этой суммы было недостаточно, но помогали отец и сестра Тамара. Дело в том, что старший брат Петр учился в этом же Кустанайском строительном техникуме, на последнем, четвертом курсе. Родители уже жили порознь. Мама второй раз уехала с младшими детьми, Ниной и Олегом, в Волгоград. В нашем домике поселилась другая женщина. С ней у меня отношения складывались неровно, жить и учиться в Павлодаре, желания не было.
В техникуме было всего четыре специальности, в том числе и «строительные машины и оборудование». В то время у меня не было мечты получить определенную профессию, но еще один старший брат Анатолий работал механиком в строительстве. Петр уже почти получил такую квалификацию, и я решил пойти по их стопам.
Более престижной специальностью считались техники-строители – будущие мастера и прорабы. Нас же презрительно называли мазутниками, что связано с промасленной спецодеждой слесарей и механиков.
Сейчас на смену техникумов пришли колледжи, но их предназначение не изменилось. Здесь готовят среднее звено руководителей производства в разных сферах деятельности. Как сложится карьера выпускника, зависит уже только от него самого, от его способностей и желания. Я знаю людей, закончивших техникум и работавших руководителями больших предприятий. Есть и такие выпускники, которые не осилили работу мастера или механика.
В техникуме мы продолжили изучать предметы, необходимые для получения среднего образования: физику, химию, математику и другие. Наряду с ними стали проходить специальные предметы, такие как теоретическая механика, сопротивление материалов, детали машин, гидравлика. Все эти и другие науки входят в курс обучения в технических вузах, только в больших объемах.
В процессе обучении мы выполняли курсовые работы, где производили сложные расчеты и по ним чертили детали механизмов. Это было нелегко, но мы заимствовали работы предыдущих поколений студентов и пользовались их старыми чертежами. Если находили нужные проекты в больших негласных архивах общежития. Неудачникам, не нашедших подходящих старых чертежей, приходилось самим выполнять сложнейшую работу. Но возможно, что потом это пригодилось в последующей жизни.
Архивы мы широко использовали для получения пяти-десяти рублей от заочников. У них водились деньги, и совсем не было желания делать курсовые работы. Из простого раздвижного стола сделали копировальный станок, и выпуск чертежей поставили на поток. Одним из недостатков продукции было отсутствие на бумаге проколов от циркуля, и уж очень чистыми получались проекты.
А на ватмане, конечно, должны оставаться следы кропотливой работы по вычерчиванию деталей, в том числе следы от ластика. В конечном итоге мы научились не только хорошо копировать чертежи, но и придавать им видимость творческих мук.
Денег всегда не хватало, и в легкую, их заработать, все время не получалось. Приходилось разгружать вагоны и подрабатывать на заводах. Так же широко использовался наш труд на сельхозработах и производственной практике, где удавалось немного пополнить свой скромный бюджет.
Куратор группы Людмила Александровна, при выборе старосты, явно пользовалась задумками педагога Макаренко. Им у нас был Толик, недавно освободившийся из места лишения свободы. Это был веселый, симпатичный парень, лет двадцати. Он прекрасно пел и играл на гитаре. Песни были из тюремного репертуара, то есть печальными и трогательными, чем цепляли наши неокрепшие души.
Староста считал своим долгом подготовить нас к возможной отсидке на зоне. Окружающая его суровая действительность, тому способствовала. Большинство друзей или уже отбыли срок, или готовились к этому.
Он научил нас пить чифир, курить анашу, под его руководством почти у всех в группе появились скромные татуировки. Как он объяснил, хорошую наколку надо еще заслужить. Мы уже умели приготовить чифир, используя для этого только провода от осветительной лампочки. Освоили лагерную феню и немного разбирались в воровских законах.
В хорошие времена, обычно после получения стипендии, Толик водил нас, пятнадцатилетних подростков, в ресторан. Приходили толпой по десять человек и делали заказ на дешевые салатики и пару графинов водки. В дальнейшем спиртное в графинчики пополняли из бутылок, припрятанных во внутренних карманах пиджаков. Так нам казалось, что мы приобщаемся к шикарной жизни.
Все это конечно отрицательно сказывалось на учебе, да и Толик постепенно стал все чаще выпивать и вскоре бросил техникум. А у меня не было другого выхода, как улучшить свое отношение к занятиям. Иначе могли лишить стипендии, а без нее – никак.
Я жил в общежитии, где тоже царили свои законы, свои компании, сформированные по принципу землячества. Возникали ситуации, когда надо было постоять за себя. То есть участвовать в драках и потасовках, возникающих периодически, по самым разным причинам. Но в основном, действовало правило: драться надо было один на один.
Я успешно провел пару таких боев, но победную серию прервал молдаванин Павлюк. Он оказался сильнее, и двумя ударами вбил в мою голову одну мысль, что надо жить мирно и меньше высовываться. Такая позиция оказалась верной и мне, за последующие три года обучения, пришлось только пару раз участвовать в драке, когда отступать, уже было нельзя.
Учебный процесс продолжался и большого интереса во мне он не вызывал. У одного товарища по группе, его звали Виктором, мама работала терапевтом. Я попросил стащить у мамочки несколько бланков для медицинских справок. С печатями оказалось только два, и они были использованы для поездки домой, в Павлодар.
Во мне неизвестно откуда проснулся аферист и мошенник. Как еще можно назвать подростка-прогульщика, который рисовал печати в зеркальном отражении и с помощью одеколона, переводил их на бланки. В качестве диагноза в справках я обычно указывал хронический тонзиллит. До сих пор у меня часто болит горло, и я связываю это с моим неправильным поведением.
Однажды Людмила Александровна почуяла запах шипра и вывела меня на чистую воду. Грех мой она простила, и не сообщила директору о проступке. У нее была справка о семейном положении.
Впечатленная большим количеством у меня братьев и сестер, она решила ограничиться обычным нагоняем. Будучи преподавателем по химии, она смогла понять только процесс перевода печати на бланк. Преподаватель решила, что я использовал настоящий оттиск печати с другого документа. О том, что печать была нарисована, она так и не догадалась.
С педагогами, как и в школе, мне повезло, помню почти всех. С одним из них, преподававшим основной предмет «Строительные машины и оборудование», и имеющим больше всех часов на обучение, иногда возникало недопонимание. Он проживал в одном с нами общежитии, и в связи с его сложным характером, многие учащиеся его разыгрывали. Это к еще одному жизненному уроку, согласно которому надо мирно жить с соседями, независимо от того, какое положение они занимают.
Еще запомнился преподаватель по сопромату Коба. Он был инвалидом, с трудом передвигался на костылях, и отличался высокой требовательностью. Может быть, поэтому, в голове остались, какие-то элементы столь сложного и необходимого техникам и инженерам предмета. Коба умер, и его тело в гробу лежало всю ночь в актовом зале, а студенты, проживающие в общежитии, включая меня, дежурили по очереди всю ночь.
Для меня технические науки никогда не вызывали интереса, и занимался ими без особого рвения, для стипендии. Очень важно, чтобы человек ко времени поступления в колледж или университет, уже знал свое предназначение, но в жизни это случается не со всеми.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vladimir-leonidovich-ivanchenko/dva-vzglyada/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
МТС – машинотракторная станция
Владимир Леонидович Иванченко
Стремление получить новые знания и применить их в интересное время, когда лидеры государства обещали, что наше поколение будет жить при коммунизме.
Владимир Иванченко
Два взгляда
Факты, изложенные в этой книге, имели место быть, изменены только имена участников давних событий, и если есть совпадения, то они случайны.
* * *
Глава первая. Школа
Сколько я себя помню, а это очень много лет, постоянно приходилось учиться новому, ранее неведомому, что всегда было связано с трудом. Само по себе образование является рабочим процессом, при котором знания накапливаются где-то в черепке и раскладывается по полочкам, для формирования личности, ума. Обучение для большинства людей дается нелегко, с большими усилиями, требующими полной отдачи сил и напряжения мозговых извилин.
Вспоминая об учебе в различных заведениях, и работе на предприятиях, я понимаю, что по-разному смотрю на одни и те же моменты, факты прошедшего времени. Один взгляд изнутри – это воспоминания с мельчайшими подробностями о минувших событиях. И другой взгляд – оценочный, он брошен как бы со стороны, словно и не со мной все это происходило.
Можно ли назвать образованными элиту первобытных людей? К таковым вполне можно отнести вождя племени, жрецов, умелых воинов, мастеров, способных изготовить оружие, выделать кожу или добыть, передовым способом, огонь.
Наверное, нет, поскольку у них был только опыт двух, трех поколений одного, а в лучшем случае, нескольких племен или родов. Эти знания нельзя было назвать обширными, и они не отличались достоверностью. Я говорю не о ремесле и навыках, а о представлении давно ушедших поколений об устройстве окружающего мира и природных явлениях.
Еще не были изобретены книги, не было школ, а нажитый опыт передавался при помощи слов, что не надежно и не имеет большой емкости, так как ограничено памятью отдельных людей. Но, тем не менее, образование должно иметь какое-то начало и им, несомненно, является обычный труд, ремесло, наблюдения об окружающей жизни, которые передаются различными способами от поколения в поколения.
Когда то, и я был маленьким дикарем, и мое образование началось с самой разной работы по дому. Все дети мечтают быстрее стать взрослыми, которые почему-то наделены большими правами, чем малыши. Они могут ложиться спать, когда захотят, вставать с постели и принимать пищу, когда им захочется. Дети – существа подневольные и им приходится делать то, что хотят от них взрослые.
Но мне хотелось быстрей вырасти, по другой причине – потому, что взрослые намного сильней маленьких. С раннего детства приходилось поливать огород: всякие грядки с морковью и редиской, лунки с помидорами и огурцами. А ведра были очень тяжелыми, и я, таская их, мечтал о том времени, когда я вырасту и буду легко переносить эти неподъемные тяжести.
У нас была большая семья – девять детей, но одновременно проживало не более шести: кто-то еще не родился, а старшие уже покинули дом. Разница по возрасту составляла тридцать лет. Если Анатолий и Раиса родились в тридцатые годы прошлого столетия, то младший брат Олег – в 1964 году. Но всех членов семьи можно было увидеть только за столом, во время ужина. Когда же надо выполнять домашнюю работу, ушлые братья и сестры успевали сбежать, чаще всего на речку. А некоторые из них, по две-три недели гостили летом у многочисленной родни. Мне больше нравилось находиться дома.
Я любил читать книги и еще изготавливал самое различное оружие для защиты от мнимых и явных врагов. Ощущение наличия врага давали книги о Великой Отечественной войне, индейцах, бурах и другие приключенческие произведения, прочитанные мною.
Книги помогали мне, хоть иногда, отлынивать от домашней работы. Родители, не получившие в свое время образование, страстно желали дать его нам. Почти все братья и сестры прошли обучение в техникуме, а некоторые и в институте. Я пользовался этой слабиной папы и мамы, и, под видом выполнения школьного задания, запоем читал художественную литературу.
Под влиянием книг я выдумывал всякие развлечения: у нас в доме еще не было телефона и телевизора, не говоря уже о компьютере и прочих достижений современной цивилизации. Но зато много времени мы проводили на речке и улице, где купались, ловили рыбу, играли в футбол, хоккей, волейбол, лапту и городки.
Здесь же стреляли из многочисленного самодельного оружия. Это были рогатки, луки со стрелами, пугачи и поджиги. Последние я делал из бронзовых и стальных трубок. Их приносил отец с работы. Я утверждал, что они нужны в школе для опытов по химии. Настоящими шедеврами у мальчишек считались мои четырехзарядные пистолеты. Они были не слишком сложны в изготовлении, но лучше не раскрывать этот секрет.
Знакомство с химией началось, когда из озорства, шалости мы рыли небольшие ямки, бросали туда карбид и поливали его водой. Затем накрывали углубление пустой консервной банкой, с пробитым, посередине, отверстием. В результате химической реакции выделялся горючий газ –
ацетилен. Его струю поджигали, и происходил небольшой взрыв, хлопок, вызывавший в наших молодых душах небывалый восторг.
Поскольку почти все свободное время мы проводили на улице, в компании таких же сорванцов, то и образование, в тот период времени, было уличным. Конечно, часть информации мы получали в школе, и кое-что от родителей. Но все это, не шло ни в какое сравнение с получаемыми знаниями от старших приятелей и ровесников.
От них мы узнавали всякие матершинные слова, которые сейчас можно услышать по телевизору, или прочитать в какой-нибудь книге. Раньше брань была под запретом и считалась чем-то неприличным. Здесь, на улице мы получали, интересующие малолеток сведения о плотской любви, или анатомии тела противоположного пола.
Так, однажды, вволю накупавшись в озере, мы возвращались домой. Наша ватага состояла из десяти-пятнадцати пацанов. Кто-то остроглазый заметил на луге компанию из двух тридцатилетних мужчин и двух женщин, примерно такого же возраста. По всей видимости, у них был пикник, во время которого они явно перебрали алкоголя.
Поскольку там были особи разных полов, то они ничего лучше не придумали, как заняться любовью на открытой местности.
Мне было около десяти лет, и один, я никогда бы не стал подсматривать, даже на удаленном расстоянии. Но здесь была толпа – хочешь, не хочешь, пришлось вместе со всеми, в самый интимный момент, приблизиться к одной паре на расстояние до трех – четырех метров. Прошло более пятидесяти лет, но из памяти никак не смывается мелькание белоснежной кожи с ярко рыжей порослью посередине. Вот такое образование пришлось получить в незрелом возрасте.
Но, самое неприятное, и даже мерзкое, произошло потом, когда двое безмозглых пацанов из нашей кодлы, побежали в поселок и рассказали об увиденном детям, ими узнанной женщины. Даже мне, десятилетнему ребенку, было стыдно и противно до тошноты от происходящего: малолетние сыновья, в сопровождении стукачей, прибежали забирать подгулявшую маму. Это был мой первый урок о правде, которая бывает стыдной, горькой и не всегда подлежит разглашению.
Прошли годы, и сейчас я уже отчетливо понимаю, что правила поведения, действующие в детстве, в нашем маленьком уличном мирке, как-то спроецировались, передались на окружающий взрослый мир. Люди, в том числе и большие политики, своим поведением ничем не отличаются от детей. Такие же хулиганы, вруны, хлызды, трусы и сорвиголовы. Хорошо, что еще среди взрослых встречаются исключения: жизнь чему-то научила.
Поведение детей и подростков передалось и на международную арену, где присутствуют, как и на нашей улице, рэкетиры, главари и подчиняющиеся им государства – вассалы, шестерки. Супердержавы и группы стран – кодлы, ведут себя, также как в школе, где большие пацаны отбирают у малышей деньги на завтрак. Силой и авторитетом добиваются выгодных для себя условий контрактов, различных уступок по цене и другим условиям сделок.
Никуда не ушло воровство и спекуляция. Изменился только масштаб объектов притязаний и сильные страны стали наглее, потому что знают – на них нет управы. В детстве все-таки была школьная администрация и милиция.
Большинство пацанов, уже смолоду, знали вкус табака и даже алкоголя. Между прочим, не всегда это были сигареты «Прима» или бражка. В зачуханых магазинах коопторга, вполне можно было купить кубинские сигары, ром и дорогущий армянский коньяк. И все это было настоящее. В то время цена одной контрабандной сигары в США поднималась до ста долларов. На черном рынке это было около трехсот рублей – трехмесячной зарплаты отца. У нас в ларьке кубинская сигара стоила менее рубля.
Что бы купить лакомства или запретные продукты, не надо было воровать деньги у родителей. Мы уже знали основы всеобщей формулы капитала: товар – деньги – товар. А наше предложение состояло из стеклопосуды, макулатуры и куриных яиц. Их принимали в магазине и выдавали взамен вполне реальные рубли и копейки. Сигары и ром мы покупали из-за высокой потребности в получении знаний, то есть простого любопытства.
Но были и другие интересы. Я любил посещать ларек, построенный на новой автомобильной дороге, ведущей в город Павлодар. Здесь продавали, только что пожаренные, огромные чебуреки и охлажденный лимонад. Кажется, что ничего вкусней я больше в жизни не ел. Эти ощущения были вызваны молодым зверским аппетитом и однообразием домашней кухни.
Много знаний было получено на улице о мировом спорте. В начале шестидесятых годов можно было только случайно услышать по радиотрансляцию с футбольного матча, а всю информацию мы получали от своих сверстников и старших. От них мы узнавали о Пеле, Гарринче, Мухамеде Али и других знаменитых мастерах спорта.
Я жил в поселке, расположенном в десяти километрах, от областного центра. Городская команда Иртыш выступала во второй лиге чемпионата СССР. Два раза мы пробивались в первую лигу, и в Павлодар приезжали такие команды, как московский Локомотив, львовские Карпаты и другие известные коллективы. На футбол мы тоже ездили толпой, на пригородном поезде. По дороге играли в карты и обменивались новостями.
Все правила, существующие в футболе и хоккее, я знал с малых лет. Конечно, они меняются. Но основы остались, и из моей головы ничем не выбьешь такие слова-термины, как офсайд, одиннадцатиметровый удар, желтая и красная карточки и многое другое.
В поселке, кроме казахов, украинцев и русских жили, как сейчас говорят, репрессированные. Это были чеченцы, ингуши и немцы. Так, что историю национальных взаимоотношений я знал, можно сказать, не понаслышке. Немцев, уже спустя двадцать лет после войны, легко могли обозвать фашистами. А кавказцы держались вместе и себя в обиду не давали.
Между детьми не было больших различий, а дружили без учета национальности. Но случались и стычки, когда мальцы принимали сторону своих соплеменников, не глядя на то, кто прав или виноват. Я с малых лет видел и понимал, что нельзя ни в коем случае оскорблять человека из-за его принадлежности к определенной нации: к ней относятся самые близкие для него люди – родители, братья и сестры.
Позднее, отношения с немцами стали налаживаться. Я часто бывал в семье друга Саши, где порой, невзначай возникали дискуссии об истории минувшей войны. Здесь я узнал, как их выселяли с нажитых мест, а мужчины были вынуждены работать в трудовых лагерях, по условиям мало отличающихся от учреждений Гулага. В ответ приходилось напоминать, что на фронте, в это время, было, не просто тяжело, но там и убивали. В школе, газетах и книгах об этих тонкостях межнациональных отношений не упоминалось. Существовала единственно правильная версия партии и правительства о нерушимой дружбе народов.
К чему я все это вспоминаю? Хочется просто подчеркнуть, что источником знаний может быть необъективная информация, получаемая в различных учебных заведениях, опубликованная в научных трудах, учебниках и прочих книгах. Многие факты могут просто умалчиваться или искажаться. Необходимо, чтобы сведения, широко используемые для обучения школьников и студентов, получали соответствующее подтверждение в жизненных ситуациях, и только после этого закреплялись в наших головах. Или опровергались, что также часто бывает.
К примеру, возьмем учебники истории многих стран, изданных в разное время. Общеизвестно, что одному и тому же факту может даваться не одна и та же оценка. Так же необъективно могут излагаться сведения о зарождении жизни на земле, об открытиях в физике и химии и других явлениях, существующих на нашей планете и во Вселенной. В учебниках по истории Японии указано, что атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки произвели войска союзников. Вроде так и было, только СССР, не имел к этому никакого отношения, в чем не уверены многие японцы.
Лично мне приходилось учиться по учебникам, в которых чернилами замараны, закрашены фамилии государственных чиновников, деятельности которых была уже дана новая оценка. Это были такие личности как Сталин, Берия, Маленков и другие руководители Советского Союза. И, несомненно, это делалось по указанию Министерства просвещения, с участием которого, данные учебники издавались.
В настоящее время, в интернете творится такой разнобой в потоке информации, что только образованный человек может определить, или просто угадать, чему можно верить сразу, а что надо проверить по другим источникам.
А в старое, доброе время мы верили всему, что написано в учебниках, или говорили педагоги и родители. Мои мама и папа были не очень образованными людьми, и еще они были коммунистами, свято верившими в дело построения коммунистического общества. Как, впрочем, и большинство поколений, переживших коллективизацию, индустриализацию, войну и последующее восстановление народного хозяйства. Со слов своих родителей, наших дедов и бабушек, они знали и передавали нам свою правду о прошедших революциях, гражданской войне, новой экономической политике – НЭПе.
Люди жили в те времена бедно, и с продуктами питания было не очень. Но большинство народа, уверовав в правоту социальной справедливости, считали, что живут в самой счастливой стране. У тех людей была уверенность в завтрашнем дне, что не скажешь о нынешних.
Я допускаю, что родители рассказывали не обо всем, старались умалчивать о тех перегибах, что творились в канувшие в лета времена. Но очень многое было передано без утайки. О гражданской войне все знания умещались в известную фразу: белые придут – грабят, красные придут – тоже грабят. Самая безнадега была в колхозах, где на трудодни давали смешное, для нас, количество зерна. Отец умудрился выучиться на тракториста, и трудился в МТС[1 - МТС – машинотракторная станция]. Мать всю жизнь проработала на маслозаводах, где платили зарплату. И в некоторой степени, им легче было перенести сложные, даже страшные времена.
В тридцатые годы по стране, в разных местах – на Украине, Поволжье и Казахстане случались неурожайные годы, которые отец называл голодовками. Он пережил два периода мрачных и жестоких периодов лихолетья. В учебниках об этом не писали, но мы знали, что в Казахстане больше всего досталось казахам, у которых забрали скот. Русские и украинцы выживали благодаря, спрятанным в схронах, продуктам. У казахов не было таких запасов, и они умирали от голода.
Отец сбежал в Омск и поэтому выжил, но об этих временах старался не вспоминать, хотя кое – что рассказывал. Сумятицу в официальную историю вносил и дружок Витька, родителей которого раскулачили, и его отец не смог простить советской власти этот произвол. Вся его ненависть перешла к сыну, которого иногда прорывало, и он передавал нам свою, а вернее отцовскую правду.
Нельзя сказать, что улица, жизненный опыт родителей и чтение книг сделали меня образованным человеком, слишком невелик и однобок был объем полученных знаний. Но эти крупицы падали на благодатную почву и выработали во мне свое отношение к дальнейшей учебе, стали основой, фундаментом, помогающим правильно оценивать получаемые знания.
Много хорошего сохранилось в памяти об учебе в школе. Запомнилось, как на первый урок пришел без портфеля, справедливо посчитав этот день праздничным. Отец Леонид, или по-старому – Левко, в это время был на работе, а мать Анастасия, уехала на новое место жительства, забрав с собой двух младших – Валеру и Нину. Все обошлось, но запомнилось, как все ученики писали что-то в тетрадях, а у меня не было даже ручки.
Помню школьные потасовки, неизвестно, по каким причинам я был их частым участником. Вспоминаю, как гордо сообщил одноклассникам о том, что бросил курить. В ответ услышал:
– Вовка, ты как девчонка, это они не курят!
Я возразил:
– Это вы девочки, потому что не можете бросить – у вас нет силы воли.
В школе у нас было очень много хороших, добрых учителей. Так как в поселке жили сосланные немцы, то и учить пришлось немецкий язык. Английского просто не было, мы и не подозревали о его существовании. Скорее всего, это произошло ввиду большого количества учителей немецкого.
Помню Ольгу Ильиничну, вбивавшую в наши головы алгебру и геометрию. Последний предмет мне нравился больше и в памяти всплывает одна история. При поступлении в техникум, на экзамене, мне необходимо было доказать теорему Пифагора. Преподаватель посмотрела на меня растерянным взглядом и сказала, что в учебнике доказательство изложено не так, но и мое, то же достаточно обосновано. Может, было все это по-другому, но в моей памяти сохранился данный эпизод в таком виде.
Недавно я поинтересовался в интернете и выяснил, что действительно, существуют несколько способов доказательств названной теоремы.
Уроки русского языка и литературы проводила Мария Капсатаровна. Казахи очень хорошо говорят на нашем языке, даже лучше, чем множество русских в России, где сохранились разные диалекты, а скорее манеры разговорной речи. Всякие там оканья и певучесть. С учеников она требовала, и часто добивалась, правильного литературного произношения. Еще запомнилось, что она была борцом с лузганьем семечек. Однажды рассказала ученикам, как зашивала себе карманы, чтобы избавиться от этой вредной привычки.
Помню, что в лучшие периоды обучения в школе, у меня были все пятерки, за исключением русского языка. Или Мария Капсатаровна была строга ко мне, или я где-то недотягивал. В общем-то учеба давалась легко, но вместо учебников, я предпочитал читать художественную литературу.
С книгами в то время было не очень. В родительском доме сохранилось несколько книжек, замусоленных и разодранных. Одна из них – «Золотая цепь» Александра Грина. Но это был сборник, и остальные произведения были неполными из-за отсутствия листов. Вторая книга о строительстве города Комсомольск-на-Амуре. Ее названия я не помню и даже интернет не ответил на мой запрос. Эти книги я перечитывал несколько раз.
В школьной и поселковой библиотеках, приходилось записываться в очередь. Прочитать интересную книгу иначе было нельзя. В перерывах читал все, что есть в наличии. И здесь попадались незаслуженно невостребованные нашими поселковыми читателями произведения больших мастеров. Помню, что я увлекся чтением книги Стендаля «Люсьен Левен». Кое-что мне там было непонятно, но я мужественно ломал над ней голову.
Нельзя сказать, что чтение книг по принципу, что попадется, очень повышает уровень образования у человека, но, несомненно, расширяет его кругозор, а насколько – зависит от случайно попавшего в руки экземпляра.
Я думаю, что сейчас, в двадцать первом столетии, когда можно прочитать любую книгу, у детей и подростков присутствуют другие проблемы. Они состоят в сложности правильного выбора литературы. Слишком большое и противоречивое предложение.
Много внимания в школе в прошлом уделялось идеологическому воспитанию. Этой работой занимались в первую очередь классные руководители. Каждый учебник издавался с указанием на роль Коммунистической партии в деле воспитания молодежи. Кроме этого, в школах существовали различные общественные организации: пионерские дружины, комсомольские комитеты, деятельность которых была направлена на приобщение молодежи к идее построения коммунизма.
Как сейчас известно, с этим проектом как-то не получилось. Но в целом, я считаю, что работа по идеологии все- таки должна проводиться. Конечно, совсем необязательно приучать детей, к каким-то глобальным идеям, но воспитывать в них чувство доброты и патриотизма, современная школа все же должна.
Ничего плохого не было в том, что у нас было развито оказание школьниками помощи старым и больным людям – это тимуровское движение. Мы привлекались к сбору металлолома, посадке деревьев. Конечно, и здесь не обошлось без ошибок и перегибов. Например, в Узбекистане детей отправляли на уборку хлопка. Это был вредно для здоровья – здесь применялись ядохимикаты, а сами работы затягивались на длительное время.
Есть такая пословица: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Такое отношение к религии было в Советском Союзе, где ее отделили от государства, прибрав, заодно и имущество. Но когда началась война, вера в бога понадобилась главному атеисту страны Сталину. Он понимал, что верующие люди как-то больше готовы к смерти на поле боя.
С этого времени отношение к религиозным организациям немного изменилось, в лучшую для них сторону. Но, тем не менее, через пионерскую и комсомольскую организации, борьба за души молодежи все-таки шла. Здесь надо понимать, что для государства совсем неплохо иметь верующих граждан. Таким людям легче привить уважение к государству, какое-то чувство дисциплины.
Верующий человек старается соблюдать божеские заповеди. Во многом, они совпадают с требованиями Морального кодекса строителя коммунизма. Государство нуждается в людях, воспитанных в любви к ближнему, к своей стране. Они готовы к самопожертвованию. Это все-таки лучше, чем человек, который ни во что не верит, кроме своей выгоды и других личных интересов.
С другой стороны, ведь никто не доказал об отсутствии божественных сил. Если вдуматься, то они, наверное, должны быть, а отрицать неведомое, просто глупо. Другой вопрос, в каком виде эти силы существуют. И потом, вера помогает человеку жить и умирать, иметь и видеть смысл своего существования.
Образованный человек должен иметь знания об основных религиях на Земле, и если он с детства не приобщен к одной из них, то самому определиться, что ему с этим делать. А школа не должна уходить от данного важного вопроса, и как-то помочь детям разобраться в одном из самых сложных вопросов человеческого бытия. Не принуждать к принятию вероисповедания, а воспитывать правильное отношение к религии. И, научить, не попадаться в сети многочисленных криминальных религиозных сект.
В школе я провел восемь лет, после чего поступил учиться в техникум, такая традиция была в нашей семье. Это связано с большим количеством детей и небольшой заработной платой родителей. О школе у меня сохранились самые теплые воспоминания. Наряду с полученными знаниями по основным дисциплинам, нас учили танцевать на школьных вечерах, где наряду с леткой-енкой, мы могли прилично исполнить танго, вальс и новинку – шейк.
Помню, что только из-за желания выглядеть прилично на танцах, я три недели пропалывал лесопосадки вдоль автодороги. На заработанные деньги заказал в местном ателье брюки- клеш, что было в то время очень модно.
Так что из школы я вышел в меру начитанным, молодым, здоровым и симпатичным юношей, пусть даже и небогатым. Но впереди была вся жизнь и надежды на все самое хорошее, что может случиться.
Глава вторая. Техникум
Экзамены, при поступлении в техникум, я сдал хорошо, что дало мне право на стипендию в размере двадцати рублей. Конечно, этой суммы было недостаточно, но помогали отец и сестра Тамара. Дело в том, что старший брат Петр учился в этом же Кустанайском строительном техникуме, на последнем, четвертом курсе. Родители уже жили порознь. Мама второй раз уехала с младшими детьми, Ниной и Олегом, в Волгоград. В нашем домике поселилась другая женщина. С ней у меня отношения складывались неровно, жить и учиться в Павлодаре, желания не было.
В техникуме было всего четыре специальности, в том числе и «строительные машины и оборудование». В то время у меня не было мечты получить определенную профессию, но еще один старший брат Анатолий работал механиком в строительстве. Петр уже почти получил такую квалификацию, и я решил пойти по их стопам.
Более престижной специальностью считались техники-строители – будущие мастера и прорабы. Нас же презрительно называли мазутниками, что связано с промасленной спецодеждой слесарей и механиков.
Сейчас на смену техникумов пришли колледжи, но их предназначение не изменилось. Здесь готовят среднее звено руководителей производства в разных сферах деятельности. Как сложится карьера выпускника, зависит уже только от него самого, от его способностей и желания. Я знаю людей, закончивших техникум и работавших руководителями больших предприятий. Есть и такие выпускники, которые не осилили работу мастера или механика.
В техникуме мы продолжили изучать предметы, необходимые для получения среднего образования: физику, химию, математику и другие. Наряду с ними стали проходить специальные предметы, такие как теоретическая механика, сопротивление материалов, детали машин, гидравлика. Все эти и другие науки входят в курс обучения в технических вузах, только в больших объемах.
В процессе обучении мы выполняли курсовые работы, где производили сложные расчеты и по ним чертили детали механизмов. Это было нелегко, но мы заимствовали работы предыдущих поколений студентов и пользовались их старыми чертежами. Если находили нужные проекты в больших негласных архивах общежития. Неудачникам, не нашедших подходящих старых чертежей, приходилось самим выполнять сложнейшую работу. Но возможно, что потом это пригодилось в последующей жизни.
Архивы мы широко использовали для получения пяти-десяти рублей от заочников. У них водились деньги, и совсем не было желания делать курсовые работы. Из простого раздвижного стола сделали копировальный станок, и выпуск чертежей поставили на поток. Одним из недостатков продукции было отсутствие на бумаге проколов от циркуля, и уж очень чистыми получались проекты.
А на ватмане, конечно, должны оставаться следы кропотливой работы по вычерчиванию деталей, в том числе следы от ластика. В конечном итоге мы научились не только хорошо копировать чертежи, но и придавать им видимость творческих мук.
Денег всегда не хватало, и в легкую, их заработать, все время не получалось. Приходилось разгружать вагоны и подрабатывать на заводах. Так же широко использовался наш труд на сельхозработах и производственной практике, где удавалось немного пополнить свой скромный бюджет.
Куратор группы Людмила Александровна, при выборе старосты, явно пользовалась задумками педагога Макаренко. Им у нас был Толик, недавно освободившийся из места лишения свободы. Это был веселый, симпатичный парень, лет двадцати. Он прекрасно пел и играл на гитаре. Песни были из тюремного репертуара, то есть печальными и трогательными, чем цепляли наши неокрепшие души.
Староста считал своим долгом подготовить нас к возможной отсидке на зоне. Окружающая его суровая действительность, тому способствовала. Большинство друзей или уже отбыли срок, или готовились к этому.
Он научил нас пить чифир, курить анашу, под его руководством почти у всех в группе появились скромные татуировки. Как он объяснил, хорошую наколку надо еще заслужить. Мы уже умели приготовить чифир, используя для этого только провода от осветительной лампочки. Освоили лагерную феню и немного разбирались в воровских законах.
В хорошие времена, обычно после получения стипендии, Толик водил нас, пятнадцатилетних подростков, в ресторан. Приходили толпой по десять человек и делали заказ на дешевые салатики и пару графинов водки. В дальнейшем спиртное в графинчики пополняли из бутылок, припрятанных во внутренних карманах пиджаков. Так нам казалось, что мы приобщаемся к шикарной жизни.
Все это конечно отрицательно сказывалось на учебе, да и Толик постепенно стал все чаще выпивать и вскоре бросил техникум. А у меня не было другого выхода, как улучшить свое отношение к занятиям. Иначе могли лишить стипендии, а без нее – никак.
Я жил в общежитии, где тоже царили свои законы, свои компании, сформированные по принципу землячества. Возникали ситуации, когда надо было постоять за себя. То есть участвовать в драках и потасовках, возникающих периодически, по самым разным причинам. Но в основном, действовало правило: драться надо было один на один.
Я успешно провел пару таких боев, но победную серию прервал молдаванин Павлюк. Он оказался сильнее, и двумя ударами вбил в мою голову одну мысль, что надо жить мирно и меньше высовываться. Такая позиция оказалась верной и мне, за последующие три года обучения, пришлось только пару раз участвовать в драке, когда отступать, уже было нельзя.
Учебный процесс продолжался и большого интереса во мне он не вызывал. У одного товарища по группе, его звали Виктором, мама работала терапевтом. Я попросил стащить у мамочки несколько бланков для медицинских справок. С печатями оказалось только два, и они были использованы для поездки домой, в Павлодар.
Во мне неизвестно откуда проснулся аферист и мошенник. Как еще можно назвать подростка-прогульщика, который рисовал печати в зеркальном отражении и с помощью одеколона, переводил их на бланки. В качестве диагноза в справках я обычно указывал хронический тонзиллит. До сих пор у меня часто болит горло, и я связываю это с моим неправильным поведением.
Однажды Людмила Александровна почуяла запах шипра и вывела меня на чистую воду. Грех мой она простила, и не сообщила директору о проступке. У нее была справка о семейном положении.
Впечатленная большим количеством у меня братьев и сестер, она решила ограничиться обычным нагоняем. Будучи преподавателем по химии, она смогла понять только процесс перевода печати на бланк. Преподаватель решила, что я использовал настоящий оттиск печати с другого документа. О том, что печать была нарисована, она так и не догадалась.
С педагогами, как и в школе, мне повезло, помню почти всех. С одним из них, преподававшим основной предмет «Строительные машины и оборудование», и имеющим больше всех часов на обучение, иногда возникало недопонимание. Он проживал в одном с нами общежитии, и в связи с его сложным характером, многие учащиеся его разыгрывали. Это к еще одному жизненному уроку, согласно которому надо мирно жить с соседями, независимо от того, какое положение они занимают.
Еще запомнился преподаватель по сопромату Коба. Он был инвалидом, с трудом передвигался на костылях, и отличался высокой требовательностью. Может быть, поэтому, в голове остались, какие-то элементы столь сложного и необходимого техникам и инженерам предмета. Коба умер, и его тело в гробу лежало всю ночь в актовом зале, а студенты, проживающие в общежитии, включая меня, дежурили по очереди всю ночь.
Для меня технические науки никогда не вызывали интереса, и занимался ими без особого рвения, для стипендии. Очень важно, чтобы человек ко времени поступления в колледж или университет, уже знал свое предназначение, но в жизни это случается не со всеми.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/vladimir-leonidovich-ivanchenko/dva-vzglyada/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
МТС – машинотракторная станция
Владимир Иванченко
Тип: электронная книга
Жанр: Историческая литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 29.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Стремление получить новые знания и применить их в интересное время, когда лидеры государства обещали, что наше поколение будет жить при коммунизме.