Россия – живая душа. Уральская поэзия
Александр Сергеевич Баженов
Данная книга предназначена для широкого круга читателей. Каждый ценитель прекрасного найдёт в ней что-то своё. Подлинные духовные ценности человека, природа и Родина лежат в смысловой основе данного сборника.От произведений автора веет классикой, которая не имеет срока давности, поскольку актуальна в любые времена.Часть стихотворений ранее была опубликована в сборнике «Верхом на бабочке».
Россия – живая душа
Уральская поэзия
Александр Сергеевич Баженов
© Александр Сергеевич Баженов, 2024
ISBN 978-5-0059-1911-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Уральская поэзия
Стихи о Родине и природе
ЕКАТЕРИНБУРГ 2023
От автора
Первое стихотворение я написал в возрасте 9 лет, глядя в окно, где в безветренном пространстве с небес плавно спускались крупные снежные перья, которые, по мнению моего лирического героя, сбросил ангел со своих крыльев. Они медленно плыли вниз и ложились на пышные зимние дюны. Образ, конечно, так себе… Но в тот момент двор, район, город казались мне сущим воплощением рождественского волшебства. Это и вдохновило меня на написание первых рифмованных строчек.
Пейзажная лирика и стихи о Родине – это мой конёк. Так говорят коллеги по перу. Надеюсь, что моя любовь к России и её природе согреет внутренний мир читателя, открывшего данную книгу.
О поэзии Александра Баженова…
Само название «Россия – живая душа» уже заключает в себе то, о чем подборка и будущая книга. Видно довольно смелое владение формой – автор не гнушается сокращать строку, не добавляя слов-балластов для ритма: «былинный запах скошенного сена» // «отчетливо, степенно». И даже слово «вдохновенье», архаичное «ье» вместо «ие» здесь смотрится вполне уместно, когда семантическое поле у нас – крестьяне, деревня… то же самое и с дальнейшим текстом: «иль думаю о том, в чем есть Россия». Или еще далее: «между ошибкой и наличьем шанса». Интересно, что у деревни – именно дидактический сюжет, ведь, согласно изобретателю слова «дидактика» Ратихия, это обучение всех всему, а в деревне в первую очередь учат навыкам жизни. Да и креп очень подходит для описания тумана. В строках Баженова живут аллюзии на Фета, Тютчева, Есенина и Ольгу Фокину – бытописицу русской деревни – сразу. Очень силен антропоморфный мотив в лирике Баженова: «гибнет бородатый русский лес», «порез на дереве плачет смолой», «Батюшка Урал был ребенком», «столбовое дворянство чащи», «листопад говорит». Все в лесу, вокруг деревни – русской —живое, и было там детство, и они умеют плакать и умирать, все одушевлено, что трогательнейше сближает читателя с лирическими героями, коих, благо, в поэзии автора много. Приятно, что лирический герой – не «я-я-я», а именно что созерцатель: он чувствует, погружает взгляд, вверяет слова, взаимодействует с элементами природы, он – часть этого мира, не ставящая себя выше. Интересны и слова, которые чисто деревенские, за которыми приходится лезть в словарь Ожегова: «трахомными» глазами – больными от некоего вируса. В «Над Смоленском» отлично передан закат, как солнце уходит за горизонт, а нам кажется, что в водоем: «светило захлебнулось перелеском, смарагдом, анемоной, сочной глиной». Вот она – удача. И Баженов таких удач не лишен. Еще крайне любопытен момент, где лир. герой заглянет в сон к ангелам Господа Бога. Он не просит их заглянуть в свой сон, как обычно бывает в молитвах – ему интересен их мир. Вот эта неподдельная любознательность, почти ребяческая, непрекращающееся удивление так и привлекает читателя к герою и его чистым помыслам. Герой симпатичен нам, тем, что умеет видеть и слышать красоту вокруг. В целом, автор прекрасен и замечателен. Обязательно надо пробовать себя в стихах на разные темы, чтобы понять, какая тема истинно твоя, и Баженов— это полноправный певец русской деревни, леса и самой Руси.
Стефания Данилова, поэт, критик, сотрудник журналов «Север», «Аврора», «Перископ» и др. Спикер, эксперт и судья федеральных фестивалей и конкурсов. Организатор крупных культурных событий. Состоит в РСПЛ, ИСП и СРП.
Как работает талант
С Александром Баженовым я познакомился в Детской библиотеке Новоуральска, делая обзор коллективного сборника, в котором и он участвовал. Молодой, обаятельный и, судя по некоторым стихотворениям, талантливый, на замечания он не возражал, и это означало, что стремления развиваться, совершенствоваться в нём больше, чем самолюбия. Позднее, получив от Саши книжку его стихов «Струны души», я увидел ясные, спокойные картины природы, идиллию сельской жизни… Ну, подумал я, это консервативный романтизм. Но суровая действительность прорывается сквозь дымку мечтаний, автор видит, что мир этот хрупок, «призрачна земная благодать»:
Пепел всё, за что ни зацепись,
Только звёзды в небе неподдельны,
Видят исчезающую жизнь
И порыв души моей бесцельный… («Порыв души»)
А сейчас, то читая предварительный вариант «Изборника», то возвращаясь к «Струнам души», пройдя сквозь «идиллические» строки, встречаю тяжёлые темы: разлука, тюрьма, больница, вино, одиночество… И что же герой думает и чувствует теперь?
Прощу я всё, прощу я всех,
И тех, чьи козыри – поклёпы,
И тех, кто вырастил успех
На почве лживости и злобы… («Неволя»)
Меня согреет вера в Бога,
Пусть сердце выгорит дотла,
В застенках мрачного острога
Душа останется светла! («Острог»)
Да, это романтизм – направление, возникающее в такие времена, когда впереди не видно просвета, а то, что сохранилось в душе, становится единственной опорой. Достоинство человека, опирающееся на Бога, который любит нас несмотря ни на что, – это, оказывается, мощная сила, помогающая сохранить душу светлой. И такой романтизм несравненно лучше киберпанка, – по существу, капитуляции перед всяческим злом и мраком.
Но мы говорим о поэзии, а поэзия и стихи не всегда «в одном флаконе». Хочу посмотреть, как поэзия (содержание) живёт внутри стиха (формы):
Хрустальный раздаётся родничок
Мелодией воркующего лета,
И неба наполняется клочок
Истомой лиловатого рассвета. («На холмиках»)
Считается, что в стихах содержание «упаковано» плотнее, чем в прозе, благодаря концентрированной образности. Слова, мало знакомые друг с другом в бытовой речи, в поэтической оказываются рядом – и не готовое к восприятию сознание фыркает от непонятности, а готовое видит искры новых смыслов и впечатлений. Родничок не просто журчит или звучит, а «раздаётся». Как музыка? Да, «мелодией… лета». Какого? «Воркующего»! Как голуби? Речь о родничке, а он напоминает и о концертах в филармонии, и о жизни птиц. А «лето» – до чего широкое понятие, ведь в нём и трава, и листва, и дожди, и насекомые – целый мир ярко живущей природы! Стоп, мы, кажется, с родничка начали? И вспомним: он ведь ещё и «хрустальный». Ну, значит чистый, прозрачный. Откуда знаем? Видели хрусталь, вот и знаем. И воображение ведёт нас уже в земные недра, из которых этот родничок пробился. Читатель-геолог, встретив такой эпитет, разом припомнил бы ещё с десяток минералов, которые знает. Откуда же все эти смыслы? Да они живут у нас внутри – в сознании, в памяти, в житейских впечатлениях и личном опыте. Лежат там, как на складе в коробках, мешках, ящиках, а поэт их извлекает – и показывает читателю, какие сокровища в нём, читателе, хранятся. Ну а если подойти с научной терминологией, то я здесь нахожу: эпитет, метафору, сравнение, осложнённое метафорическим эпитетом – и это в двух только строчках! – это средства, с помощью которых происходит сжатие смысла. Вот так «работает» талант.
Валерий Капленко, кандидат филологических наук
2021, 2022 г.
Разговор о Родине
Вздымается душистый добрый пар
Из мантии надломленной буханки,
И разговор течёт под самовар
О жизни у России на полянке:
О том, что хорошо сидеть вот так,
Держа в руке муравленую плошку,
Взирая, как заката алый мак
Ложится на лосиную дорожку.
Благословенен старый русский лес,
Где духи обитают в рваной дымке,
Где, словно фолиант, крутой отвес,
Где буквами рассыпаны росинки.
***
Гаснет родничок, лысеет бор,
Набухают призраки песчаной
Бури, словно смертный приговор
В желтом сарафане.
Проступают в ливнях кости скал —
Тлеет плодородной жизни плёнка
Там, где прежде Батюшка Урал
Был ещё ребёнком.
Гибнет бородатый русский лес,
И опилки брызжут под пилою,
И смолою плачет здесь порез,
Нанесённый жизненному слою.
***
Пусть персты кленовых веток
Добрый мой окрестят путь.
Помолчу я напоследок
И промолвлю что-нибудь.
Я скажу: «Россия-мама,
Извини меня, прости
За содеянное прямо
И хранимое в горсти…
Отпусти… Навек помилуй!
Бог прощал, и ты простишь
За избыток певчей силы,
Изливающейся в тишь.
Не пали мне грудь сомненьем,
В мир печали не бросай,
Где по рёберным поленьям
Льётся пламени слеза».
На воле
Самоцвет горит в суглинке,
Вьётся ветка родника.
По старинке – по былинке
Льётся дым из костерка.
Дух мой рвётся к тайнам неба —
К дымке мягкой и густой,
Где я вижу образ Феба,
Говоря в сердцах: «Постой…»
Так в России, на Урале
В тишине глухой живу,
Иллюстрируя детали:
Холмик, речку и траву.
Так и рад я чистой воле,
Где родная мать-земля
Открывает зренья поле
Света, леса, журавля.
***
Россия – вдохновенье для меня,
Тумана занавешенная крепом,
Где, тайны первозданные храня,
Крестьяне разговаривают с небом.
Деревни дидактический сюжет,
Поля и копны скошенного сена
Читаю я, не трогая лорнет,
Отчётливо, степенно.
Кадильные туманы над рекой
Перебрались в ухабистые веси,
И бытие насущного всего
Читается в развёрнутом разрезе.
Видна синонимическая связь
В гармонии тонов, цветов и вкусов.
Плетёт евангелическую вязь
Молчанья ангел, как сказал бы Брюсов.
***
Я люблю вас, поймы
Рек в шелках тумана,
Осени альбомы,
Добрая поляна…
День люблю вчерашний
С запахом подзола,
Где стоят, как башни,
Скалы – птичья школа.
Я люблю пичуги
Детские кларнеты,
Мир, где жизни звуки
Тянут руки к свету.
Ручейки
Распускаются цветы,
Дымка серебрится,
И в окрестные сады
Залетает птица.
Оживают ручейки
И бегут по грядке,
Словно две простых строки
По моей тетрадке.
Добрый день, весна моя,
Я уже проснулся
В новом плане бытия,
Где порхает муза.
Я вздыхаю – хорошо —
Небу рад, истоку,
И за всё, что есть ещё,
Благодарен Богу.
Уроки
Во мраке спозаранку
Сквозь отблески сапфира
Взгляну я на изнанку
Нутра картины мира.
Души моей зарницы —
Глубокие томленья
Прилягут на страницы
В тени уединенья.
Мне б в жизни – Божьей школе
Освоить все уроки,
Учась господней воле,
Открыть её дороги.
Я наполняюсь
Я наполняюсь лесом,
Шелестами страниц,
Принадлежащих пьесам
Листьев, ручьёв и птиц.
Я наполняюсь замком
Из бастионов-скал
В зыбком краю и зябком
Древних озёр-зеркал.
Я наполняюсь веком
Тем, что течёт внутри
Каждого птичьим эхом
На рубеже зари.
Над Смоленском
Закат позолотил бугры асфальта,
Редея в небе пасмурном и сиром,
Свечою тлея и спекаясь смальтой,
Поблёскивая в дождике пунктиром.
Светило захлебнулось перелеском,
Смарагдом, анемоной, сочной глиной,
И облака, сгрудившись над Смоленском,
Чуть отдают былиной лебединой.
Стиль
Картины стиль моей размашист,
Как по Шекспиру – всё игра,
В которой каменную тяжесть
Я оставляю во вчера.
Я обнимаю мир, изгнанник —
Бродяга – странствия поэт,
И наливаю в шестигранник
Невыразимых снов букет.
***
Кольчуга храма – выцветший лемех
В играющей водице серебрится,
Как Вышнего чешуйчатый доспех,
Как в вечность опрокинутая птица.
На всём заметна времени печать,
Помимо вод, жонглирующих солнцем,
И бытия, что создано молчать
У сада за оконцем.
Енисей
На одре бессонной ночи
Мысли в сторону дождя
Всё изящнее и чётче
Оккупируют меня.
В темноте ракит могильной
Погружаюсь сутью всей
В кружевной туман кадильный,
В холод речи, в Енисей.
Обморок луны
Эльфийский голос музы пью:
Евтерпы, Евы, Афродиты…
В том неописанном Раю,
Где все в единой речи слиты.
Восходят тени – имена
Психеи или Персефоны
В окне, где полная луна
Ложится в обморок на кроны.
Запах деревни
Осенней моросью подёрнут горизонт,
И в мыслях что-то светлое о крове,
Где грифелем расчерчивал я фронт
Меж данными имевшихся условий…
С ветвей листву срывает суховей,
И в шелесте танцуют календарном
Стихи мои о русской синеве
Над лесом полыхающим, алтарным.
Деревни запах девственно-сырой
Содержит землю, травы, улей старый,
Окрестности, где тёплою порой
Вверял слова я тетиве гитарной.
***
Морозы старцы в стопки разольют,
И выгоню я север из костей
В горячей бане и зайду в уют,
Приветствуя гостей…
Мы будем живы, будем – не помрём,
Стелился бы скатёркой только путь,
Стоял бы рядом друг богатырём,
А остальное ветром будет пусть…
Ты помнишь, как легко писал Хайям,
Не думая над точками над «i»?
Пускай вот так же солнце светит нам
Во внутренние добрые сады.
Обнимемся – была ли, не была,
Порадуемся за насущный миг,
Внимая, как прозрачна и бела
Рождественская музыка, старик.
***
Разожгло мороза пламя
Бедную луну мою
Над блестящими полями
В кристаллическом раю.
Я пою и пью за вечность
И за тех, кому важны
Жизнь и вера в человечность,
Что упали со струны.
Вижу звёзды расстояний,
Выцветающих во тьму,
Полувидимые грани
И того, кто взял суму.
Слышу, как трещит невнятно
Аккуратная свеча:
«Всё равно… Давно… Понятно…
Перья с Божьего плеча…»
Екатеринбург
Этот город таким ещё не был
Или, может, печали печать
На него наложила та небыль,
Что не может во мне замолчать?
Этот город бесплодных исканий
Прорастает в меня, как пучок
Планировок облупленных зданий,
Микросхем паутинных дорог.
В лабиринте коробок-хрущёвок
Или в друзе квартальных громад
Я на сердце ношу заголовок
И бросаю на облако взгляд.
Где-то там, в турмалине заката,
На который глядел Мандельштам,
Где оправдывать счастье не надо,
Я свои очертанья отдам.
Где-то там, за пределом границы,
Где не водится горя и бед,
Я увижу родимые лица,
Утекая в последний рассвет.
Петербург
Петропавловской ли крепости иглу
Или ладожские льдины на Неве
Наблюдаю через памятную мглу
В поседевшей от снежинок голове?
Вижу край России деловой,
Золотой, серебряной и даже
С поднятою к небу головой
Каменного стража…
Через всё, что было и прошло
«Петербургских строф» читаю слоги,
Где Россия дышит тяжело,
Словно броненосец дремлет в доке.
На прогулке
На прогулке в переулке
Открываю дорогую
Старой памяти шкатулку
И рисую, и тоскую…
Загляну в сетчатку лужи:
Облака, лучи и птицы,
Дни, что ныне стали уже —
Им уже не повториться.
Пролетают где-то сбоку
Мысли Канта, фразы Ницше.
Понимаю: одиноко
Тем сейчас, кого я слышу…
Вижу улицы изгибы,
Лабиринты глупых страхов,
Где мы все молчим, как рыбы,
Где мотив наш одинаков.
***
Начну я путь в осенней сыри,
Войду, как Пушкин, в листопад.
Бродягой был я в этом мире,
А в том поэтом буду, брат.
Я сохраню в груди юдоли,
Свою счастливую строку
И пламя самой нежной боли,
Чьё имя в сердце берегу.
Я сохраню святое имя,
Что дружит и гуляет со
Словами самыми простыми
И умывается росой.
Через осоку, пижму, куколь
Пойду к далёким берегам —
Подальше от державы кукол,
Поближе к ангельским рукам
И облакам…
Грай
Глубью ночи отточенный
Чёрный клёкот вороний
У дорожной обочины,
Будто потусторонний.
Словно с вечностью спаяны
Неизвестности местности,
Небеса и окраины
Непроявленной резкости.
Грай отчаянья прорванный
В небо, ставшее хлопьями —
Это целятся вороны
В жертву клювами-копьями.
Так в оковах из холода
Длятся путника странствия
До рассветного солода,
До Небесного Царствия.
Стих
Стих – молитвы изнанка —
В моей межрёберной клетке
Птицею спозаранку
Требует вольной ветки:
Плачет, кричит, курлычет,
Взыщет покоя луга,
Дав ощутить мне вычет
Радости из досуга.
Птичьего крика эхо
Вывернуто наружу —
В сон того человека,
Что заглянул мне в душу:
«Освободи, помилуй,
Вынь меня из Эреба,
Дай мне источник силы,
Дай мне глоточек неба…»
Русской поэзии
Ответит лишь читатель:
Поэт я или нет,
Сквозь ямб, хорей и дактиль,
Смотрящий на рассвет.
Пусть дышит время оно
Сквозь каждый добрый стих,
Моих мучений лоно
И стоны дней моих.
Пускай мой стих, как вывих
Великой речи, но
Всё, из чего он вытек,
На жизнь обречено.
***
Прошу, мужайтесь, Родины сыны,
Мы умираем даже без войны,
Несём свои кресты и горбим спины,
Всегда на шаг от пламени пучины.
Я помню дно. Там правы были вы
В сокровище молчанья синевы
И в том, что, покидая склепы, клетки,
Ранетки алых зорь срывали с ветки.
***
Прогуляюсь по узкоколейке
И судьбе прошепчу: «Ну и пусть…»
Или память отдам за копейки
Я тебе, одинокая грусть.
Я сойду на заросшую стёжку,
Да поближе к забвенью – впритык,
Вычитать из души понемножку
Всё, к чему безнадёжно привык.
Говори или пой, пустомеля,
До последних – загробных сутём,
До зарницы над золотом хмеля
Там, где дышит легко чернозём.
***
Я люблю корабли, поезда, электрички,
Скоротечный цветок догорающей спички.
Я люблю свою скромную сказку ваять,
Собираясь в посёлок Аять.
Я люблю помечтать под сиренью с тобою,
Насладиться закатною сценой прибоя,
Посмеяться над тем, что уже не вернуть,
Оглянувшись на пройденный путь.
Я люблю лепестками горящую ветку
Срисовать, получая в тетради виньетку,
Отголосками прошлого полный прилив
Заплести в недосказанный миф.
Я люблю тишину, что молчит об утрате
И автограф свой белый в лазоревом взгляде,
И хранящийся в памяти чуда портрет,
Перечёркнутый надписью: «Нет…»
Первый круг
Скрип избы на курьих ножках
Слышится в лесу,
Где в берёзовых серёжках
Видно стрекозу…
Свет, разлитый на раздолье,
Вызревает в тень.
Деревенька, гул застолья,
Белая сирень.
Пепел музыки весенней
На стекло пруда
Отпадает от растений
Раз и навсегда.
Веет древностью низинной
Родина моя,
И становится былиной
Радуги струя.
Дотлевают до прозренья
Смыслы мелочей,
И обрывочное зренье
Падает в ручей…
Край России – многотомный
Для поэта друг.
Я читаю тихо, томно
Неба первый круг.
Утро на Каменке
Каменка. На храме серебро
Серого древесного лемеха —
Рая образ. Грея мне нутро,
Птицы пенье вывернулось в эхо.
Пахнут алым жёлтые луга,
Русский дух выходит из потёмок,
И сирени пышной облака
Трогает есенинский потомок.
***
Мы долго просидели, но быстро поседели.
Смотрели из окошка на метели,
Бросали якоря, стояли на мели,
Тонули, вылезали из петли.
О, сколько там стихий за поворотом
Оставлено! А сколько слов, по нотам
Разложенных в собрании стихов,
Мы извлекли из тающих снегов?
Да, было дело, помню, кровь кипела,
Но отзвенела птичья «а капелла»,
Слетело облачко с черёмухи легко
И на стекло озёрное легло.
Я говорю опять: «Спасибо Богу
За то, что коротаю понемногу
В огне поленниц
Короткий миг:
Вчера младенец,
Теперь старик».
Уровень баланса
Меня пьянит дыхание весны
И пробуждает древние пристрастья,
Рисуя утопические сны:
Цветок любви под радугою счастья.
Увы, но ничего не унести
За горизонт, очерченный косою:
Ни слёзы музы, сжатые в горсти,
Ни маковки, мерцающей росою.
Есть лишь момента линия – стезя,
В которой важен уровень баланса
Меж тем, что можно и чего нельзя,
Между ошибкой и наличьем шанса.
Из жизни русской
Я слышал, как воют волки
В порыве метели долгой
И видел, как ставят крест
На тех, кому нет здесь мест.
Я помню приливы страсти,
Что сердце рвала на части
В период горящих книг:
Романов, легенд, интриг.
Я чувствовал под нагрузкой
Все ужасы жизни русской —
Давление медных труб,
Своей коммуналки куб.
Мечтал я уйти навеки,
Усталые стиснуть веки,
Но нёс-таки оный крест,
Ведь он – это всё, что есть.
Слово
Слово про церковный крестик, слёзы,
В строки заплетённые морозы,
Душу, ощутившую Творца
В формуле колючего венца…
Слово про исконные поверья,
Повести, чернильницы и перья
Или про любовь на том борту,
Где я память смерти обрету…
Слово изреку я тёмной ночью,
Хищною, кусающейся, волчьей.
Той, где древнерусская звезда —
Странника предельная верста.
***
Майский дождик сбил пыльцу.
Срок мой близиться к концу.
В зарешёченном окне
Рай в сиреневом огне.
Снова пресное письмо
Разорву. Пора домой.
Яблонь сбитый цвет померк —
Разлетелся фейерверк.
Соль куплета – лоск зари.
Ничего не говори.
***
Рождественских радуг
Мерцают сады,
И кое-кто падок
На эти цветы…
Взираешь на Бога
Ты, еле дыша,
Моя недотрога,
Живая душа.
***
Снежинки ловит кадка
Округлым ртом,
А я в тетрадке кратко
Пишу о том,
Как русского поэта
Открыл я том,
Откуда веет лета
Святым теплом.
2019, 2020 г
Наизусть
Читаю милый город наизусть:
Его лицо в осенней позолоте
Навеивает ласковую грусть
И тёплые раздумья о полёте.
Я отпустил, и более не жаль
Всего, что освещает ностальгия,
Иду ли в лазуритовую даль
Иль думаю о том, что есть Россия.
Не знаю, сколько я тут погощу,
Забытый, словно власть былых династий.
Оставлю для читателя свечу
В конструкторе своих деепричастий.
Не верю
Я более не верю никому:
Ни людям, ни созвездиям, ни книгам,
Ни радостям, сплетаемым в дыму,
Ни образам, ни буквам, ни интригам.
Но всё-таки я верю в красоту
Придуманных когда-то мирозданий,
Что строками плетутся по листу
И листьями вальсируют у зданий.
Том осени
Превозмогать сознанье не резон,
Но листопад, спускающийся в душу,
Мне говорит о том, что всюду сон,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksandr-bazhenov-32309380/rossiya-zhivaya-dusha-uralskaya-poeziya-68455792/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.