Главная страница | Ужасы | Беги! Прячься! Молись!

Беги! Прячься! Молись!
Диана Ва-Шаль
Хроники змей и серпов #2
Они скрываются в темноте. Пристально наблюдают ночами через оконное стекло. Подслушивают шепоты. Чуют страх и материализуются, коль поверишь в них и расскажешь о них вслух.Кто стоит в коридоре за дверью напуганного безымянного парня, пока он тщетно старается уверить себя, что просто бредит в страхе и отчаянии, в секунду, когда болезненно-желтая лампочка остается единственным светом в сгущающемся мраке?

Диана Ва-Шаль
Беги! Прячься! Молись!

Сгорбленная поза. Локти плотно прижаты к телу. Легкое раскачивание из стороны в сторону, в пустой попытке убаюкать себя и заставить успокоиться. Впалые щеки изнутри искусаны практически до крови.
Ему исполнилось двадцать шесть две недели назад. На вид – все сорок. Волосы тронуты серебристой сединой; глубокие синие мешки под глазами. Взгляд, испуганный и притупленный, не знает, за что зацепиться: темные очертания комнаты нависают и связывают, душат, заставляют съеживаться. Воздух дрожит (или парень дрожит?), а прохладный ночной воздух, проникающий через приоткрытое окно, кажется, обжигает легкие.
Парень бы вспомнил свое имя – да только любой неосторожной мыслью боится накликать на себя беду. Точно сочным куском мяса поманить собаку, страшится одним своим именем привлечь тени по его душу и плоть. Ждать мучительно. Еще мучительнее представлять наихудший сценарий в неспособности увидеть благоприятный исход. Кода захлопнется его клетка, и станет мучительно тяжело дышать, он будет молить лишь о скорой кончине.
Мысли о бегстве – пустышка. Ни сбежать, ни спрятаться. Молиться, как завещала когда-то бабушка? О, Небеса, он ведь уже и не помнит ее лица! И слов молитв не помнит. Впрочем, он с трудом припоминает и последние годы – вместо болезненных эпизодов памяти белые рубцы, вспышками проплывающие перед глазами. Сознание заботливо порезало киноленту жизни на мелкие невоспроизводимые куски, чтобы раз за разом он не погружался в вязкое болото круговорота рождений и смертей.
Смотрит в коридор, освещенный одной темно-желтой лампочкой, свисающей с потолка прямо на проводках. Паучьими лапами расползаются тени от проводов по оштукатуренному потолку. Перед глазами – плотная запертая дверь, подпертая тумбочкой. Переводит взгляд – внимание упирается в окно. За стеклом жужжит и стрекочет сотнями тысяч голосов белоснежный город, наполненный разноцветными огнями и неоновыми вывесками.
В тишине чудится шепот. В синеватом мраке спальни сознание рисует кровожадных монстров. В дуновении ветерка чувствуются холодные серповидные когти, царапающие вдоль дрожащих артерий шеи.
Еще немного, и он закричит. Наверное, закричал бы прямо сейчас, если бы не стеснение в груди и ощущение удушья – страх близкой смерти физически ощутим.
В отчаянных попытках зацепиться за любой источник стабильности или комфортности, он пытается вспомнить детство. Зажмуривается, почти насильно вынуждает мозг воспроизвести светлую картинку – с каждым разом это дается сложнее. Но те воспоминания самые светлые, самые трепетные… Только они могут выдернуть его из сгущающейся тьмы.
Закрывает глаза. Абстрагируется. Еще немного, и вот уже солнечными зайчиками пляшут воспоминания, щекочет в носу запах свежескошенной ранним летним утром травы, а во рту возникает вкус шоколадного кекса, щедро посыпанного сахарной пудрой. Ему нравится возвращаться к этим светлым дням в своих мыслях, – сколько лет прошло? Пятнадцать? Двадцать? – вспоминать почти благоговейно чувство ожидания грядущего дня, рождающееся где-то в грудной клетке с первыми солнечными лучами. Вспоминать, как выбегал на улицу, вдыхал аромат зелени, и предвкушал очередной солнечный день – один из многих сотен круглогодичной погоды.
Он уже в детстве знал, что не во всем Государстве пасмурные дни чрезвычайная редкость; уже в детстве знал, что города его страны носят странные номерные названия и лишь один, – столица, – белоснежный град, в пригороде которого он жил, гордо именуется Мукро. Знал (но не понимал почему): стоит опасаться черных машин, угольками мелькающих среди светлых улиц. Знал (но не понимал почему): непрерывные беседы в ночи на кухне взрослые ведут шепотом, поглядывая на темные окна. Знал (но не понимал почему): нельзя упоминать монстров вслух, иначе услышат они твой несмелый шепот через многие мили, и примчатся, оголив металлические когти.
Впрочем, он тогда и не стремился понимать; детское сознание ловило бабочек и пушистые облака, желтые одуванчики и увлекательнее рассказы, музыку из соседского старого патефона и яркие живописные закаты, солнечные улыбки в бликах речной воды и запах теплоты на пыльном чердаке. В редкие моменты, когда первые нотки липкого клокочущего страха царапали детское сердечко, он хмурился и спрашивал у родителей, куда пропал их старый почтальон? Почему после приезда черной машины в дом его подружки через дорогу ее мама постоянно плачет? Куда делся старший брат той девчушки, что живет у цветочного магазина? Кто те, кого боятся упоминать вслух? И, главное, что же скрывают окна ночью?

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/diana-va-shal-31910903/begi-pryachsya-molis-68272702/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.