Главная страница | Фэнтези про драконов | Цвет вечности

Цвет вечности
Алла Грин


Кобальтовый дракон #1Уютное фэнтези
Семья Авы Аранской владеет загородной фермой, где занимается разведением домашних драконов. Как и ее родители, Ава умеет идти на контакт с необычными питомцами и ухаживает за ними в свободное от учебы время.

В компании ее друзей часто рассказывают у костра легенды: о древних быках с золотыми рогами, заманивающих путников в непроходимые болота, о русалках, о костомахах, о волколаках, о Ящере. Вот только не все эти истории – выдумки. Ава лучше других знает, как легко легенда может стать явью. Когда пробуждается древний забытый враг драконов и людей, именно Аве предстоит окунуться в мир из преданий, населенный всевозможными мифическими духами.





Алла Грин

Цвет вечности. Кобальтовый дракон





Глава 1

Виверна[1 - Разновидность дракона. (Здесь и далее примечания автора, если не указано иное.)]


Я подняла глаза и взглянула на дорожный указатель: «Ферма „Драконий камень“». Под ним была стрелка, направленная в сторону нашего дома. «Один километр».

Мы удалялись от него. Я, мой отец, Андрей и Кинельган.

Кинельган несся впереди, обгоняя всех. Шуршал листвой в зеленых кустах на обочине, радостно пищал и, судя по звуку расплескивающейся воды, только что окунулся в небольшой брод за деревьями, наполненный прошедшими в выходные обильными дождями.

Мгновенно он вынырнул из лесного массива и взмахнул белыми крыльями – капли грязи обдали мои голые ноги и короткие джинсовые шорты, а также светлые штаны Андрея и его обувь. Я почувствовала неловкость. Но Андрей лишь рассмеялся. Я тихо выдохнула, глядя на Кинельгана. Когда он в очередной раз вспорхнул, оторвавшись от земли, и играючи принялся летать вокруг нас, мне показалось, что я отчетливо разглядела на мордочке озорную усмешку, если бы драконы и правда умели выражать подобные эмоции.

Мы отставали от отца шагов на десять – он уже свернул с загородной автомагистрали на проселочную дорогу, ведущую в Сады. Был почти полдень. Солнце настырно пекло в голову. Еще метров сто – и нас обдаст спасительной тенью, отбрасываемой крышами виднеющихся впереди домов. И, надеемся, живительной прохладой.

Наша ферма находится за городом. На юго-востоке страны, на Полесье, всего в двадцати километрах от Гомеля. Летом здесь особенно красиво: густые чащи одеваются в зелень, река широкой лентой стелется к горизонту, отражая цвет лазурного неба, а спокойные воды озер пленяют безмятежностью. В лесу – многообразие грибов. В водах – рыб. Часто можно увидеть лосей, выходящих из сосновых боров на трассу, и косуль. Иногда – рысей, но встреча с ними опасна. Нечасто можно столкнуться и с драконом, лесные обычно пугливы.

Весной поля засаживают рапсом, яркое солнце из года в год влечет горожан, которые съезжаются сюда для вылазок на природу. Уже летом на одних полях поднимается кукуруза, на других – колосится пшеница. Начиная с весны, хозяева домов, расположенных у реки, принимаются сдавать жилье для приезжих. Иногда те посещают нашу усадьбу, чтобы посмотреть на драконов. В основном иностранцы.

Местных драконы не удивляют – в нашей стране они не популярнее других домашних питомцев: кошек или собак.

К западу от фермы простирается благоустроенный коттеджный поселок «Новая жизнь». «Драконий камень» от него отделяется озером Червоным, часть которого принадлежит нашим владениям, а еще густой полосой осиновой бесхозной рощи.

Старожилы преклонного возраста помнят: когда поселка там не было и в помине, рощу высаживали жители Садов. Тогда и появилось название. Теперь территория разбита автомагистралью, и обитатели «Новой жизни» полноправно считают рощу своей собственностью.

А справа расположено окружное кладбище.

Мы движемся по главной асфальтированной дороге Садов, ведущей прямо к реке, выходим на пустырь, заросший травой и полевыми цветами, и сворачиваем вправо от берега в хвойный лес. Нас обдает запахом ели, Кинли радостно цепляется когтями за древесную кору и вскарабкивается по стволу. И начинает прыгать с ветки на ветку, следуя за нами. Андрей пару раз оборачивается и фотографирует его на телефон. Затем наставляет камеру на лес. Но не для того, чтобы забыть о каменных городских джунглях. А потому, что здесь по-настоящему красиво.

Кинли начинает пищать в своей привычной манере – голосом, похожим на ультразвук, привлекая к себе внимание. Он перелетает на ель и чуть спускается по стволу, висит вниз головой, оказываясь на уровне плеч Андрея, глядя на него загадочным взглядом, провоцирующим на умиление и восхищение одновременно. Андрей тянется к нему рукой, чтобы погладить, но Кинли резко и широко раскрывает пасть и обдает ладонь горячим пламенем.

А затем мгновенно вдыхает и заглатывает огонь внутрь себя.

Я холодею.

– Кинельган! – негодуя, восклицаю я. Моему недовольству нет предела, и я стараюсь сделать голос довольно суровым, словно это и наказание Кинли, и своеобразное извинение за драконье поведение.

– Сколько раз тебе повторяла, что нельзя обжигать других людей?!

Кинли виновато поджимает маленькие уши.

– Все нормально, – беззаботным тоном говорит Андрей, пытаясь всеми силами сделать вид, что ему не больно. Однако потирает подвергшуюся атаке руку. – Я почти не почувствовал. Это как затушить пальцами пламя свечи – очень быстро и не больно.

– Уверен? – переспрашиваю я. Подхожу ближе, касаюсь его запястья и осматриваю руку парня. Наверное, впервые притрагиваюсь к нему с момента знакомства. Я до сих пор чувствую смущение и стыд.

Мне не хочется, чтобы он подумал обо мне как о безответственной хозяйке дракона – к тому же из семьи разводчиков.

– Однажды он сильно обжег меня. У меня даже остался шрамик на лопатке. После этого случая он просто балуется, но все же…

Кинельган спрыгивает с дерева, разбегается и размеренно летит впереди, делая плавный разворот и присаживаясь на правое плечо Андрея. И теперь мирно едет на нем верхом.

– Думаю, так он просит прощения, – замечает Андрей.

Я улыбаюсь.

– Точно, он заигрывает с тобой.

Мы смеемся.

На мгновение отец исчезает из виду, когда мы выходим из-за поворота – обнаруживаем, что он бредет вдоль золотого поля, окаймленного слева дорогой. Дальше уже виднеется голубая вода озера, просвечивающая сквозь густую полосу хвои. Мы выходим из тени сосновых крон. Солнце опаляет нашу кожу: оно поднялось на самый верх, повиснув над головами.

Кажется, наступил полдень.

Путь до места назначения окончен.

Впереди расстилалась Виверна. Но все называют озеро Стариком. Когда-то оно было частью реки, протекающей неподалеку. Когда та изменила русло на новое, образовался бессточный водоем.

Мы минуем компанию, отдыхающую в палатках. Из раскрытой двери автомобиля играет негромкая музыка. Парни жарят мясо на огне, а скучающие загорающие девушки, лежащие на животах, провожают умиленным взглядом Кинли. Белоснежная чешуя дракона часто привлекает внимание людей. Это очень редкий цвет. Андрей и я настигаем отца, оказавшись у следующего подступа к озеру. Пробираемся через кустарник и молодняк деревьев – здесь свободно.

Вид очень живописный. Я смотрю на переливающуюся под лучами солнца лазурно-голубую воду. С другого берега Виверна затянута травой и отгорожена лесом.

Тут не особо удачный спуск – приходится осторожно ступать с крутого обрыва. Андрей подает мне руку. Ну вот, мы уже дважды коснулись друг друга за полчаса. Я не ощущаю дискомфорта. Вода возле берега затянута полосой кувшинок, но вход для купания расчищен.

Папа ставит плетеную сумку на песок и снимает футболку и штаны, раздеваясь до плавок. Я стелю покрывало. Раздается громкий всплеск воды: Кинли нырнул в воду в полете. К дракону вскоре присоединился отец. Я не спрашиваю его, холодная ли вода. Знаю, что ледяная.

Водоем стоячий и глубокий. Даже палящее солнце не в силах его как следует прогреть, кроме как на поверхности.

Пока мы с Андреем снимаем одежду, чтобы тоже войти в озеро, папа и Кинли начинают отплывать по направлению к кувшинкам. Мы пришли сюда не просто так – отец собирается половить немного рыбы. Руками. Андрей, живущий в городе, не проводивший ни дня своего детства в деревне, явно не понимает, в чем дело. Я по-доброму улыбаюсь, глядя на замешательство парня.

– В полдень, в самую жару, рыба прибивается к тени в водорослях и кустах. Прячется у корней. Если двигаться медленно и плавно, не спугнув ее, можно схватить голыми руками.

Он хмурит брови, думая, что я шучу.

– Да ладно. Это нереально!

Я тихо смеюсь, стараясь не распугать папину рыбу.

– Просто немного подожди.

Приблизившись к воде, видим, что папа вместе с Кинли уже увязли в кувшинках в стороне. Кинельган, прижав уши и сощурив глаза, болтается, уцепившись когтями задних лап за свисающие к озерной глади ветки плакучей ивы. Он сосредоточен как ястреб, готовый впиться в добычу, и наблюдает за отцом. Выражение драконьей мордочки меня веселит.

Андрей первым подходит к озеру. Я смотрю на его силуэт со спины. Он выше меня на две головы. Светлые волосы отдают легкой благородной рыжиной на солнце. У парня развитые широкие плечи, и, когда он оборачивается, я вижу хорошо очерченный, рельефный пресс.

Ловлю себя на мысли, что у него слишком красивое тело. И в целом он симпатичный. Миловидная внешность, однако чуть грубоватый, мужественный подбородок. Хоть я и не занимаюсь спортом, кроме любительского плавания летом в пресной воде, слава богу, тоже могу похвастаться подтянутой, стройной фигурой. Иначе я бы чувствовала себя довольно неловко.

Мы знакомы не слишком давно. Видимся в четвертый раз. У нас есть общий друг – Илья.

Он часто рассказывал мне об Андрее, но встретились мы только в конце июля, когда он приехал к Илье сюда, в Сады, отмечать завершение сессии. В целом все, что я знаю о нем – что он учится на юридическом, окончил второй курс и на три года старше меня. А еще – он сразу понравился моей маме. Для начала вполне достаточно.

Мы медленно заходим в воду. Мягкий ил обволакивает ступни, и я испытываю не самое приятное в мире ощущение от этого соприкосновения. Поэтому подаюсь телом вперед и бесстрашно окунаюсь в освежающую прохладу, отрывая ноги от дна. Оставляю позади себя полосу кувшинок, Андрея и оказываюсь в нескольких метрах от него, на глубине.

Вижу, что он не торопится погружаться, и с улыбкой подзываю.

– Здесь не очень холодно, если не опускать ступни – верхний слой воды прогрет солнцем.

Наконец Андрей окунается.



После купания мы сидим на покрывале, в тени молодых ив, и я пытаюсь разделить пальцами мокрые пряди волос. Рядом на траве дергаются рыбы, пойманные отцом и нанизанные через жабры на веточку лозы. Андрей лишь сейчас перестал удивляться улову.

Папа и Кинли плавают почти на середине озера. Дракон то и дело взлетает и, разгоняясь, прижимая крылья к телу, ныряет стрелой в Виверну. Затем выныривает и идет на новый заход.

– Мы нашли его, когда он был еще невылупившейся ящерицей, – сказала я, продолжая смотреть на незамысловатые профессиональные трюки, выполняемые Кинельганом. – Это было белое яйцо, чуть больше куриного, в черную крапинку. Что-то случилось с его матерью. Ну… наверное, она погибла, как и многие. Из-за пропитания. Три года мы выхаживали его в инкубаторе, не зная, сохранилась ли под скорлупой жизнь. Но в один день яйцо треснуло, и мир увидел Кинли. Неуправляемое, вредное…

– И милое существо, – подхватил Андрей.

Я кивнула.

Легкий летний ветерок зашуршал в листьях деревьев, и я поежилась, все еще покрытая холодными мурашками от долгого плавания. И сразу же заметила, как Андрей выпрямился в ответ на мою дрожь и расправил плечи. Он придвинулся, однако не касаясь меня, но я на расстоянии ощутила тепло его тела.

– Как вы все-таки их дрессируете? – спросил он. – То есть в теории понятно… Вроде как все знают, откуда берется молоко, но никогда даже не доили корову. Странное, конечно, сравнение, но… – Его взор был прикован ко мне.

Я подняла голову и столкнулась с мягким заинтересованным взглядом голубых глаз. И как будто на секунду забыла вопрос.

– Мы не дрессируем их. Они ведь не собаки. Драконов приручают. Они должны поверить человеку. Такое вот выстраивание доверия. Кому-то нужно больше времени, кому-то меньше. На самом деле они настроены на людей. Я бы даже сказала, что эти животные хотят быть прирученными, но до последнего сопротивляются, словно выясняя, достойны ли люди стать их друзьями. И, заметь, я не говорю «хозяевами».

– А с Кинли что не так? – спросил Андрей, подтрунивая. Широкая улыбка обнажила ряд ровных белых зубов.

– Кинли – отдельный случай, – ответила я с усмешкой и отвела взгляд, чуть откинувшись, опершись на вытянутые руки. Мой ярко-сиреневый купальник был по-прежнему мокрым, к животу от лифа стекали мелкие капли. – Мы не только не смогли, а даже не рискнули его никому отдавать. Он не самый послушный дракон. Мы его породили, нам и нести ношу. Но остальные драконы у нас нормальные. Честно. Ты уж поверь мне.

– Но мне нравится дракон с безуминкой.

Из воды вышел отец. Он зачесал назад черные волосы и присел на корточки, склонившись над связкой рыбы. Затем, достав из кармана штанов, лежащих на покрывале, складной нож, сделал шаг к лозе и, обчистив новую ветку, нанизал улов на более прочное крепление. Немного обсохнув, мы стали собираться обратно. Спустя полчаса оказались у подножия фермы.




Глава 2

«Драконий камень»


Ответвляясь от широкой трассы, асфальтированная дорога к ферме вьется через осиновый лес. По правую сторону, между стволами, виднеется рукав Червоного озера, часть берегов которого входит во владения собственников «Драконьего камня» – семьи Аранских – моих матери и отца. На обочине оборудована автомобильная парковка для посетителей, сегодня пустая.

Я знаю, что Андрей хочет взять рюкзак с вещами, который лежит в его машине.

Мы проходим через ворота и сразу же видим справа у гаража припаркованный черный автомобиль Андрея и вишневую машину Ларисы. Слева располагаются деревянные ограждения вольеров.

Драконы пищат и усиленно машут крыльями, взбудораженные присутствием моей матери и Ларисы – нашей помощницы, занимающейся уходом за животными. Но еще больше наших подопечных волнует обед, который женщины принесли в кастрюлях для раздачи. Кинли резко срывается с места и летит к собратьям. После вольеров простирается обширный асфальтированный пустырь, огородик, ягодные кустарники, полоса малины и ежевики и дорожка, ведущая к главному входу в дом.

Кроме Ларисы, на ферме подрабатывает ее сын Богдан, сменяя на выходных мать, совмещая работу с учебой в университете. И Снежана – повариха, которую мы приглашаем, когда приезжающие за своими новыми питомцами гости, в основном иностранцы, желают остаться на несколько дней, утомленные от долгого пути. Наши двери всегда открыты для всех желающих.

Продвигаясь дальше от ворот, мы приближаемся к одноэтажному банкетному залу, отделанному белым деревом, с голубой черепицей и с летней террасой: ее окна выходят на оборудованный пляж с плетеными лежаками. Здесь мы проводим праздники, когда собираем многочисленных родственников и друзей. Чуть дальше, у берега, причалив, колыхаются на воде два желтых катамарана, а рядом, в специально отведенном ящике, лежат ярко-оранжевые спасательные жилеты, которые мы убедительно просим надевать постояльцев. Ну а за домашним рестораном расположена просторная обособленная беседка, стоящая на воде, среди камышей, подсвечиваемая уютным желтым светом фонариков и укомплектованная кваканьем лягушек по вечерам.

Возле банкетного зала мы резко сворачиваем налево и оказываемся на деревянном мостике, выкрашенном в белый, чуть меньше трех метров длиной. Он возвышается над небольшой бухточкой, впускающей воду прямо на нашу территорию. Остановившись на мгновение и тронув перила, чуть поворачиваюсь и вижу просторную, необъятную водную гладь Червоного, оканчивающегося лесом. За ним раскинулся поселок «Новая жизнь», затерянный за лиственными кронами. Позади же меня находится маленький голубой залив, за которым выстелены асфальтированный пустырь и драконьи вольеры.

Продолжив путь, мы пересекаем мост, на другой стороне дорога ведет нас к заднему входу в дом, расположенному перед деревянной белоснежной пристанью, с видом на тот же лес, за которым виднеются крыши особняков «Новой жизни».

Наша усадьба возвышается над озером на два этажа. Фасад отделан в едином стиле со всеми остальными постройками на ферме – белым деревом. Из многочисленных окон струятся белоснежные занавески.

Пристань перед усадьбой оборудована двумя навесами со столиками и лежаками, высаженными в горшки туями и лестницей, позволяющей спуститься в воду сразу на глубину, как в бассейн.

Я поднимаюсь по ступенькам вслед за отцом и приглашаю Андрея, дескать, он может чувствовать себя здесь как дома. Он кивает и совершенно не смущается. От него веет простотой и уверенностью.

Мы разуваемся на пороге. У нас есть почти полдня, чтобы принять душ после купания в озере, переодеться и не спеша провести время на ферме до прибытия друзей. Папа сразу сворачивает на кухню, и я слышу звук открывающегося крана. И плеск воды. В раковине он обмывает свежепойманную рыбу.

Моя комната находится на втором этаже, в левом крыле дома. А спальня, которую выделили Андрею, – в правом. Там, по обыкновению, селятся гости. Родители всегда рады моим друзьям. Старым и новым.

Поднявшись по лестнице, провожаю парня, показываю нужную дверь. Сообщаю, что для него уже приготовлено все необходимое. Затем оставляю его ненадолго и направляюсь к себе.

Ступив на прикроватный ковер, снимаю футболку и стягиваю с бедер шорты. А затем избавляюсь от влажного купальника, полностью обнажаясь. Иду в душ, распахивая дверь в ванную. После облачаюсь в сухое бикини и выбираю коралловое легкое платье с оборками у выреза на груди. Длина юбки – выше колена. Провожу расческой по блестящим прямым волосам, едва достающим до лопаток, цвета темного шоколада, раскидывая пряди по плечам. Закончив, выхожу в коридор.

В планах – показать Андрею драконов, после кормежки они все, даже Армистис и Дэстини, недавно прирученные, ведут себя наиболее спокойно, а Андрей обещал мне рассказать об университете, в который этим летом я поступила на первый курс. Мы теперь будем учиться на одном факультете.

На короткое мгновение мысли фокусируются на будущей профессии. Меня охватывает мимолетная грусть. Обычно мало позволяю себе вспоминать, что хотела совсем иного, не рискнула добиться желаемого… Но дело сделано: экзамены успешно сданы, и скоро я получу студенческий билет.

Надеюсь, Андрей поведает о юридическом, и я пойму, что не зря пошла на поводу у семьи, позволив выбирать за меня. В конечном итоге я свыкнусь.

На полпути на первый этаж из окна вижу: в очаге для костра, оборудованном рядом с террасой банкетного зала, папа пытается разжечь огонь, а Кинли вертится поблизости и тушит его, затягивая пламя в себя.

После нескольких попыток отец прогоняет дракона и ставит на костер казан с водой для приготовления ухи. А Кинли замечает на ступеньках террасы кошку Корицу, забредающую сюда от соседей из крайнего дома «Новой жизни», и начинает гоняться за ней по всему пляжу.


* * *

После того как дневная жара спала и ферма погрузилась в вечернюю прохладу, хлопнула дверца знакомого белого седана. Щелкнул запирающий замок. К маме Вероники подошла моя родительница, встречая гостью из «Новой жизни» у ворот. Женщины начали приветливо болтать – Аранские и Смольские давно дружат семьями, с того самого момента, как мы с Вероникой пошли в первый класс.

Мы же с Андреем встречали наших общих знакомых: его лучшего друга Илью Сапего и моих одноклассников – Клима и Соню Лазарей и Веронику Смольскую.

Мама Вероники любезно заехала за ребятами в Сады, чтобы доставить всех сюда. И, похоже, решила ненадолго остаться на чай – моей дружелюбной маме довольно сложно отказать.

Вероника была крашеной платиновой блондинкой с волосами до талии и могла похвастаться эффектной, выразительной внешностью: подтянутая фигура и рост почти метр восемьдесят. Соня выглядела более простой – миловидная девушка с блеклыми веснушками и золотисто-рыжими прядями, как, впрочем, и у ее брата Клима. Они двойняшки. Только Клим выше и худощавее.

Соня в этом году поступила в Технический университет, а Клим – на исторический факультет, на кафедру мифологии. Он всегда интересовался историей, и ему повезло, ведь скоро он займется тем, что искренне любит.

Илья Сапего – сосед Лазарей, они все жили в Садах, поэтому мы с ним и знакомы. Он высокий накачанный парень с черной шевелюрой и аккуратной выстриженной бородой. В семнадцать-то лет!

Нас еще в детстве объединили каждодневные поездки в школу Гомеля. Родители по очереди подбрасывали нас туда, собирая всю компанию по утрам. А вечером мы возвращались на автобусе, который, впрочем, курсировал в город довольно часто.

Мы – не единственные из здешних мест, кто учился в городских школах. Ни в Садах, ни в «Новой жизни» учебных заведений не было. Самые ближние, до которых можно дойти пешком, – в деревне Беседь. Но родители посчитали, что образование в Гомеле будет лучше.

Сегодня мы праздновали благополучное поступление в университеты. В следующем учебном году будем уже порознь. Это печально и в то же время волнительно – начинался новый жизненный этап.

Впереди нас ждало неизвестное будущее.

Особенно меня. Ведь чем меньше времени оставалось до сентября, тем больше я понимала, что ошиблась с профессией. Я предчувствовала, что не буду счастлива, но до сих пор не решалась никому рассказать.

Мои настоящие мечты – глупые. Я гнала мысли о них прочь, не желая омрачать предстоящий вечер.

Мы прошли через ворота и двигались к террасе. Вероника и я выбились вперед. Нас догоняла Соня. Парни медленно тащились позади и несли пакеты.

Наш недолгий путь привел к банкетному залу. На террасе была расставлена посуда и лежали столовые приборы. В мангале томились угли, которые Кинли не пытался потушить – дракона не было в поле зрения, и я даже не представляла, куда он запропастился.

Спустя пару минут, пока мы разгружали пакеты, доставая замаринованный сырой шашлык, чипсы, закуски, овощи, воду и соки, дракон вылетел из леса. В зубах Кинли держал придушенную песчаную мышь, которых уже почти не водилось в дикой природе. Я удивилась, потом поморщилась и подумала, что это не тот дракон, которого стоило бы приручать.

Кинли бы не умер в лесу от голода. Слишком хитрый и проворный. Он в принципе каким-то образом частично все равно остался диким и не изменится.

Я почему-то принялась размышлять о том, что в сентябре переезжаю в Гомель, в квартиру, которую приобрели родители к моему восемнадцатилетию. Она находится возле университета, а тот, в свою очередь, расположен в отдаленном районе города. Так что Кинли останется здесь без меня.

Конечно, я буду возвращаться по выходным, но пока не понимаю, сможет ли Кинли смириться с одиноким существованием в четырех стенах. Мне придется учиться, а он привык жить на воле. Дракон будет слишком скучать и выть, досаждая соседям.

При виде моих друзей он выронил добычу из пасти. Кажется, Кинли уже не намеревался зажаривать мышь драконьим огнем и есть на лету. Он просто запищал, начал шнырять между нами, радуясь обилию людей и выпрашивая поглаживания. А еще – намеревался залезть в пакеты, чтобы добыть что-нибудь вкусненькое.

Папа вынес из дома ноутбук, про который я совсем забыла, и открыл крышку – с припева заиграла песня, возобновленная после паузы.

Отец поздоровался с ребятами и пошутил над мамой и Маргаритой Смольской, давая понять, что взрослым пора оставить нас в покое. У обеих руки были уже по локоть в шашлычном маринаде. Они помогали нам, дополняя заправку свежими кольцами лука и выкладывая мясо на решетку.

– Давайте я налью вам по бокальчику чего-нибудь интересного, – проговорил папа, приобнимая маму и Маргариту за плечи и медленно увлекая их за собой прочь с террасы.

– Я бы с радостью, но я за рулем, Лев, – ответила Маргарита.

Они втроем удалялись, голоса постепенно стихали.

– Ночью идти через лес от силы минут двадцать. Если не боишься леших[2 - Существо из мифологии. Дух – хранитель леса, который может запутать человека в лесу.], конечно. Мы с Анжелой тебя проводим.

– Согласна, но только если ты боишься за безопасность леших, тогда я не возражаю…

Смех родителей и Маргариты затерялся на мостике. Они шли к дому.

Еще до того как все трое скрылись за дверью заднего входа, Илья разлил квас по стаканам. Хотя напиток не имел знакомого каждому запаха, плотная пена шипела. Мы все сделали по глотку, когда убедились, что взрослые исчезли из поля зрения.

Парни поставили решетку с мясом на мангал. Начало темнеть. Жаркое солнце село, словно погрузившись в озерную гладь воды и потухнув. Повеяло долгожданной прохладой. Я шагнула к выключателю и зажгла фонари, рассеивая сгустившиеся сумерки.

Подняв голову, увидела появившийся на небе светлый диск почти полной восходящей луны. На несколько секунд задержала на ней взгляд… Затем сознательно отвела в сторону.

Пока взрослые общались в доме, мы пожарили мясо.

Прежде чем сесть за стол, я отнесла тарелку шашлыков родителям и Маргарите.

Когда вернулась, на террасе громко играла музыка. Мы беззаботно болтали и уплетали ужин, стараясь не перебарщивать с алкоголем. Кинли выпрашивал мясо, никто не мог ему отказать. А на меня драконья актерская игра с несчастным жалобным писком давно не действовала. Парни уже несколько раз уходили за банкетный зал, откуда сразу начинал стелиться тонкий запах табачного дыма. И сейчас они снова отправились туда.

Вероника, воспользовавшись паузой, спросила шепотом у меня:

– Ну и что это значит? Вы теперь встречаетесь?

Она имела в виду Андрея.

– Ты пригласила его домой, словно он твой парень.

– Еще нет, – ответила тихо я, непринужденно пожав плечами. – Пока что мы дружим. Не хочу торопить события.

– Он отличный парень, – заметила Соня.

– Знаю, – кивнула я.

Вероника легким движением откинула свои длинные платиновые волосы за спину.

– Давай быстрее думай, или я его заберу.

Я закатила глаза. Мы расхохотались.

Возможно, шутка Вероники была шуткой лишь наполовину. Андрей как раз в ее вкусе. Почти. Старше на несколько лет, симпатичный и обеспеченный.

Фамилия его семьи – Тур – небезызвестна в Гомеле. Однако он казался слишком простым по характеру. Обычным. И я не вполне уверена, что он именно тот самый парень, которого ищет Вероника.

– Разберись хотя бы с теми, которые у тебя уже есть, прежде чем похищать мальчишек у подруг, – ответила я беззлобно, по-дружески подтрунивая.

Соня рассмеялась, отвлекшись на секунду от экрана смартфона.

– Помнится, у тебя был постоянный объект влюбленности, лет на сто тебя старше.

Вероника прыснула.

– Ему всего около тридцати. И он, между прочим, пропал бесследно и не появляется здесь три месяца. И, в конце концов, пропустил мой выпускной. Поэтому с ним навсегда покончено.

Мы с Соней совсем развеселились.

– Подожди, вот он вернется, зачарует тебя, а ты и не вспомнишь, за что сердилась на него.

Парни вернулись к столу, и мы оборвали разговор.

А потом все пошли плавать. Сделали музыку громче. Из динамиков зазвучала ритмичная композиция. Вот явный плюс того, что ферма находится среди леса, и мы не мешаем шумом соседям.

Парни быстро разделись и попрыгали с разбега в воду. Мы с девочками, сбросив одежду, к ним присоединились.

Уже наступил вечер, но после жаркого душного дня вода в озере остывала медленно и оказалась на удивление теплой. Наружу не хотелось вылезать.

Мы с девочками старались плавать осторожно, не достигая глубины, а парни бездумно ныряли, дурачась, обрызгивали нас. Было здорово. Все же мы с Соней немного подмерзли и вышли на берег.

За нами подтянулись Вероника и парни. Я раздала ребятам полотенца, и теперь мы пытались согреться и обсохнуть.

Затем Илья уговорил Веронику покататься на катамаране. Мы с Андреем последовали их примеру, оставив Лазарей на суше.



Я не знаю, сколько прошло времени, но все вокруг буквально говорило о том, что наступила ночь. Небо было ясным – на природе особенно хорошо видны звезды. Подняв голову, Андрей испустил изумленный вздох.

Я улыбнулась: в городе, где мерцает свет многочисленных фонарей, ничего подобного точно не найдешь.

Усадьба возвышается над озером белой скалой. И удаляется от нас. Пока мы развлекались, ни родители, ни мама Вероники не пришли проверить, что мы делаем. По сути – мы уже взрослые, а они, как и мы, не хотят влипать в неловкие ситуации. Я бы усмехнулась, если бы меня, которой меньше чем через неделю исполнится восемнадцать, отчитали за пару бокалов легкого алкоголя.

Лес черный, но там, над кронами осин, – свет «Новой жизни». Вокруг нас – шаткая тишина, разбиваемая кваканьем лягушек, стрекотом кузнечиков и скрипом вращающихся педалей катамарана. Издалека доносятся приглушенные голоса Ильи и Вероники, смех.

Они кружатся в озере как-то слишком быстро, и мне это кажется даже не совсем безопасным, но Илья хорошо умеет плавать, и я за них не волнуюсь в случае чего. Звуки, доносящиеся с их стороны, не разрушают ночную безмятежную атмосферу. Мы разворачиваем катамаран, управляя железным рулем-палкой, и замираем, перестав крутить педали. У меня чуть сводит ноги от усталости, и мы даем себе возможность отдохнуть. Смотрим на усадьбу и фонари слева на террасе.

Гладь озера озаряет луна, круглая и яркая, почти набравшая силу. Она почти ослепляет.

– Знаешь, у тебя очень красивый дом, – произносит размеренно Андрей. – Душевное место. И удивительная семья. Твои родители ничуть не похожи на моих. Такие гостеприимные.

Бесспорно, мама и папа производят идеальное первое впечатление, но у них тоже имеются недостатки. Порой они опекают меня чрезмерно, и я не могу дышать. Примерно как в преддверии поступления в университет. Они слишком сильно желают мне добра, не давая шанса определиться – хочу ли я подобной помощи.

С Андреем я пока что этим не делилась.

– Вы не очень хорошо общаетесь? – спрашиваю я, повернувшись к нему и только через секунду подумав о бестактности вопроса.

Но он не смущается и кивает. Пшеничные волосы развевает легкий ветер.

– Да, мы в принципе почти этого не делаем. – Андрей хмурится и отводит взгляд. Словно подумав, стоило ли такое говорить. А затем будто набирается смелости и выдыхает: – Здесь и рядом с тобой я почувствовал себя впервые за долгое время живым и счастливым. И все вокруг кажется очень значимым.

Улыбка пропадает с моего лица, и я смотрю серьезным, немного испуганным взглядом.

Андрей был настолько искренним со мной в тот момент, как никто другой. И доверился мне, хотя я не давала поводов. И я не знала, что делать с обрушившейся на меня невидимой ответственностью. Однако не хотела отталкивать его. Мне было приятно слышать его слова.

Мне нравились люди, которые могли откровенно сказать о том, что чувствуют и думают, даже если это будет не совсем уместным или прозвучит глупо. Всегда ценила тех, кто говорит правду без страха, что в собеседнике твои мысли не откликнутся или же он осудит тебя.

И я его не осуждала. Мы снова смотрели друг другу в глаза, и он коснулся моей ладони. Я ощутила холодные пальцы на своей коже. Я сидела в мокром платье, а он – тоже в мокрой распахнутой рубашке и шортах. Мы замерли посреди ночи, посреди темного озера, под мерцанием звезд и луной.

Дул легкий ветерок. Стало прохладно. И я уже не слышала голосов друзей и кваканья лягушек. Мир просто застыл. И затем, все еще глядя мне в глаза, Андрей потянулся к моему лицу. Я поняла, что он собирается меня поцеловать. И, задержав дыхание, совершенно избавившись от всех мыслей, я ненамеренно все испортила: почему-то, следуя неясному порыву, отклонилась вбок, не давая себя настигнуть.

И неожиданно меня повело вниз – сила тяжести резко сместилась, заставив поверхность подо мной пошатнуться.

Раздался плеск. Из черной воды хлынули брызги, гладь озера зарябила волнами. Катамаран закачался. Очутившись за бортом, я вынырнула в нескольких метрах от нашего судна – и увидела, что Андрей уже прыгнул в воду вслед за мной.

– Ты в порядке? – громко крикнул он. – Ава! Ты в порядке?!

И тут я рассмеялась. Почему я не дала ему себя поцеловать? Я не знала, что это было. Но ситуация развеселила меня. Получилось странно и в какой-то степени забавно.

Он подплыл ко мне в совершенном испуге и, увидев, что все хорошо, сказал, держа одной рукой меня за локоть, лишая любой возможности опуститься на дно:

– Дурочка! Хуже Кинли, честное слово!

Я продолжала хихикать.

– Давай плыви и залазь обратно, – добавил он.

– Не хочу, – ответила я, смеясь.

– Черт, нужно заранее предупреждать о том, что ты сумасшедшая.

В эту минуту чувствовалось, что он взрослее меня. Андрей пытался сохранять трезвый рассудок и предупредить об опасности или о чем-то плохом, что могло случайно произойти, ведь мы оба были нетрезвыми, посреди озера, ночью.

Мы добрались до катамарана, он пытался подсадить меня, но я оторвалась от борта и поплыла вокруг него, не обращая внимания на глубину. И Андрей расслабился: я прекрасно держалась на воде. Все-таки выросла у озера и с детства плаваю каждый день в теплое время года.

Андрей оторвался от катамарана и поплыл за мной. Мы были в одежде: я даже в босоножках. Захотелось чуть подурачиться, и поэтому я, смеясь, начала спрашивать, не боится ли он русалок. Мол, ходят слухи, что здесь они водятся, поэтому лучше ему выбраться на сушу. Ведь, в конце концов, сейчас Русальная неделя[3 - Славянский языческий праздник. Считается, что в эту неделю русалки принимают человеческий облик и заманивают людей в водоемы. Поэтому купания в этот период времени под запретом.]. На самом деле я не знала, когда она имеет место. Но что-то подсказывало – где-то в начале лета. А теперь конец августа.

– Какие русалки? – переспросил Андрей. – У вас и они водятся? Я, конечно, из Гомеля, но не с другой же планеты.

Я продолжала улыбаться. Мне нужно было как-то отвлечь его от того, что я натворила с несостоявшимся неловким поцелуем.

Но мой смех оборвался голосом мамы – я услышала ее крик, доносящийся с берега. Она заметила нас, плавающих в темной воде, и хотела, чтобы мы вернулись назад.

– Все нормально! – откликнулась я. – Не бойся! Сейчас вернемся!

Ясно, что мама могла начать волноваться.

Мы подплыли к берегу, и я заметила, что у нее не на шутку обеспокоенное лицо. Когда я ступила мокрыми босоножками на песок, мне стало не по себе от застывшего выражения тревоги в маминых глазах. И я поежилась, чувствуя себя виноватой за наверняка безрассудное поведение в воде.

Угнетал и тот факт, что и музыка стоит на паузе.

Неужели родители так растревожились из-за меня?

Нет.

Мама сказала, что им только что сообщили плохую весть.

– Глеб Скорина умер, – проговорила она. – Сегодня. Полчаса назад.

У меня перехватило дыхание.

Это папин лучший друг. Они знакомы с детства и до сих пор поддерживали близкое общение, но в последние полгода не виделись – Глеб был слишком ослаблен болезнью, которая уже несколько лет мучила его.

Мне стало грустно. Чудесный, беззаботный и теплый вечер как ветром сдуло. Я перевела взгляд на папу у крыльца дома, возле пристани, и быстрым шагом направилась к нему, через мост, желая крепко обнять. Он сомкнул руки на моих плечах, у меня из глаз невольно хлынули слезы.

Отец легко, утешающе похлопал меня по спине несколько раз. Затем мы выпустили друг друга из объятий.

– Когда мы поедем туда? – спросила я.

Глеб и его семейство – из пригорода Минска.

– Тина, мы уезжаем сегодня. Прямо сейчас. Утром будем в Минске, – объяснил он. – Но тебе придется остаться.

«Конечно, – подумала я, вспомнив о покупателях. – Как не вовремя».

Завтра днем ферму должны посетить клиенты из Италии. Они приобретут Мидори – нашего взрослого травяного дракона.

– Ладно, – кивнула я.

– Извини, но ты не сможешь поехать.

Я снова кивнула. Для родителей было важнее проститься с усопшим другом, чем для меня. Я все понимала.

– Документы оформлены, – добавил папа. – Паспорт, разрешения на вывоз, прививки, заключение от пожарной безопасности. Просто их отдашь. Подпишешь договор. Деньги переведут на счет. Расскажешь об уходе – ты все знаешь. Снежана подготовит меню. Они прибудут после обеда и задержатся на день.

– Хорошо, папа.

– Развлеки их, Тина.

– Мы тебе поможем, – заявил подошедший к нам Клим и опустил руку на мое плечо.

И родители тут же начали в спешке собираться. Папа пошел к гаражу, где стояла машина.

После стремительного отъезда взрослых, включая и Маргариту, вечеринку совсем не хотелось продолжать. Она как-то сама увяла. Ни у кого уже не было настроения, из динамиков доносилась тихая медленная музыка. Илья, Вероника и Соня сидели за столом и без особого энтузиазма листали ленту социальных сетей в телефонах. Клим и Андрей помогали мне убраться и занести остатки еды в дом.

Однако ребята остались на ночь, плавно переместившись на кухню. Допивали алкоголь, но в основном готовились ложиться спать. Террасу мы убрали, но я в одиночестве проверяла, все ли в порядке. Затем выключила фонарь. Тьма рассеивалась светом полной луны. И белым экраном ноутбука. Ко мне сзади подошел Андрей, который еще пару минут назад бродил у драконьих вольеров.

– Кто такая Тина? – спросил он еле слышно.

Я обернулась и вопросительно посмотрела на парня.

– Отец назвал тебя Тиной. Почему?

Силуэт Андрея был хорошо виден в ночи, несмотря на выключенный свет.

– Мое полное имя – Алевтина. Ты не знал?

Он покачал головой.

– Все зовут меня Ава. Но папе нравится Тина.

– Красиво.

Андрей потянулся, чтобы закрыть крышку ноутбука и помочь донести его до дома. Но я опередила парня, тронув за руку.

Мы находились слишком близко друг к другу.

– Похоже, Кинли уснул на моей подушке, – шепнул Андрей прерывистым тоном, словно смутившись.

Я ощущала его дыхание на щеке.

– По крайней мере, он был там, когда я поднялся в комнату.

– Он это любит.

Андрей улыбнулся.

Здесь мы были одни. Только Клим докуривал сигарету на мосту.

Я чуть отстранилась, открыла проигрыватель и принялась переключать композиции. И выбрала медленную балладу о потерянной любви.

– Давай кое-что покажу. – Я потянула Андрея за запястье и повела за банкетный зал, огибая постройку дугой слева.

Мы направлялись к озеру, к темной беседке, нависшей над водой.

– А я уже видел это место сегодня днем! – воодушевленно проронил Андрей.

– Но не ночью.

Дорогу освещали фонари. Ими был украшен маленький мостик между камышами – вход в беседку, и изящная конструкция.

– Вы сами это придумывали? – спросил Андрей.

Мы ступили на мостик, слыша стук собственных шагов о дерево.

Андрей озирался по сторонам.

– Да. Все придумано родителями и сделано с душой.

Андрей оперся спиной о перила – за его плечами замерло озеро. А я застыла напротив него. Встав чересчур близко.

– Прости, – сказала я. – Я зря это сделала.

– Ты о чем? – переспросил Андрей, делая вид, что не понимает.

– Зря отпрянула. На озере. Иногда я – как Кинли. Люблю подурачиться.

Он усмехнулся.

– Значит, он весь в хозяйку?

– Вероятно, да. Питомцы часто похожи на людей, которые о них заботятся.

Я шагнула к нему, максимально сократив расстояние, и почувствовала, как он положил ладонь на мою спину, и чуть потянул на себя. Встав на цыпочки, я подалась вперед. И в тот момент, когда наши лица нашли друг друга, а губы соприкоснулись, я все и почувствовала. А именно – ничего. Неожиданное ничего. Безразличие. Звенящую пустоту.

Но, оторвавшись от Андрея, я заглянула ему в глаза и улыбнулась в ответ. Я не собиралась отталкивать его только потому, что пока что у меня нет бабочек в животе. Я не хотела принимать поспешных решений и собиралась дать возможность ситуации развиваться именно так, как распорядится судьба.

– Если Кинли будет тебе мешать – не вздумай сгонять дракона с подушки. Он еще и кусается, – предупредила я.

Мы двинулись по мостику в обратную сторону. Я погасила фонари и не стала проверять, потушены ли угли в мангале: наш участок был полон драконов, обожающих похищать огонь.

Потом мы забрали ноутбук и пошли к дому. Все уже рассредоточились по комнатам. Девочки собирались спать в моей.

Прощаясь с Андреем, я поцеловала его в щеку и побрела к себе.




Глава 3

Легенды Полесья


Меня разбудил тонкий, жалобный писк Кинельгана – я открыла глаза и увидела комнату, окутанную мягким утренним светом. Из широкого окна напротив двери струились первые солнечные лучи, чуть приглушаемые невесомой белоснежной занавеской. Они мягко озаряли подушки, светлую накидку подвесного кресла и бежево-розовую штукатурку стен.

Поднимаюсь на локти и вижу Кинли: подталкивая носом, он неустанно шаркает по полу, устланному рисунками, обложкой моего альбома. Несколько минут назад дракон явно сбросил его со стола, пытаясь меня разбудить.

Я выставляю угрожающе палец вперед. Кинли замирает, смотрит на меня одновременно озорными и виноватыми глазами. На миг мне начинает казаться, что, если бы мы оставили его крошечным белым яйцом в лесу, моя жизнь была бы проще. Но вдруг он взмахивает крыльями и приземляется ко мне на живот. Сворачивается, как кошка, клубком и зарывает нос в крылья. Он теплый, нежный и просто хочет внимания. И я быстро забываю обо всех драконьих недостатках.

Погладив Кинли, бережно перекладываю питомца на подушку, встаю с кровати и начинаю собирать рисунки, попутно разглядывая.

О моем хобби мало кто знал: почему-то не хотелось, чтобы мои работы видели. Я стеснялась показывать их, но мне по-настоящему нравилось рисовать. Лишь в мгновения, когда держала кисть, переносила мысли и чувства на бумагу, я знала, что нахожусь в нужном месте, могу быть самой собой, честной с окружающим миром и людьми.

В детстве я посещала множество школьных секций, но со временем бросила все, включая художество. А позже вернулась к живописи. Творила в комнате за закрытой дверью по вечерам. Однажды Кинли, как сегодня, выволок рисунки из ящика и разбросал на лестнице. Пришлось признаться родителям. Они записали меня в художественную студию, одобряли, что я развлекаюсь творчеством, но не более. В старших классах, когда настал час определяться с будущим, родители склонили меня к тому, что нужна престижная и «настоящая» профессия.

Они не желали мне зла. Наоборот, пытались дать все самое лучшее, а мне следовало прислушиваться к советам взрослых. Хотя я не переставала протестовать. Родители уступали во многом, я часто добивалась желаемого, но не здесь. Они остались непреклонными. Пришлось пойти на поводу.

На время я смирилась, нашла внутренний компромисс. Казалось, учебная пора настанет нескоро, но август заканчивался. А пару недель назад я впервые осознала неизбежность отправления в университет.

Захлопнув альбом, прячу его в верхний ящик стола. Усилием воли отвлекаясь от гложущих мыслей, миную дверь в ванную и выхожу на просторную террасу, объединенную для нескольких соседних комнат, опираюсь на перила и смотрю вдаль – по лазурной озерной глади воды стелется бархатная пелена тумана. Моего правого плеча касаются когти – Кинли выпорхнул из комнаты и удобно расположился на мне, притворяясь попугаем.

Перевожу взгляд вниз, вижу на пристани, на шезлонге, Клима, неторопливо и с удовольствием потягивающего утреннюю чашку кофе, и Соню. Она зябнет в купальнике, замерев на блестящей лестнице, и не решается погрузиться в воду.

Заметив меня, она машет.

– Все уехали! – кричит Соня.

На часах – девять утра. Я спускаюсь по лестнице и включаю кофеварку. Бездумно листаю ленту соцсети и проверяю мессенджеры – родители пока ничего не писали. Когда кухня заполняется бодрящим кофейным ароматом – делаю глоток латте без сахара и выхожу через черный ход на пристань. Лазари сообщают мне, что Андрей и Илья уехали в Сады, захватив и Веронику, чтобы подбросить ее в «Новую жизнь».

Все трое обещали вернуться после обеда, ближе к вечеру. Я киваю и спрашиваю, нужно ли что-то ребятам. Лазари пожимают плечами и отрицательно качают головами: в «Драконьем камне», на ферме, они ощущают себя ровно как в собственном доме – я вижу этому наглядное подтверждение в виде свежеприготовленных тонких блинчиков с творогом на блюде, стоящем на шезлонге Клима.

Кинли на плече ожидает угощения, и я беру два блинчика – для дракона и для себя, прихлебываю кофе и направляюсь к вольерам. Обойдя дом, издалека различаю Богдана. Он, как всегда, приехал в выходной день рано утром, чтобы помочь матери и покормить драконов.

Я подхожу ближе, дожевывая блин, касаюсь пальцами первого ограждения, выстроенного из широких дубовых досок, и здороваюсь с Богданом. Парень двадцати лет, высокий, чуть сутулый, с сережкой-кольцом в носу, растрепанными соломенными волосами и в растянутой рабочей майке с парой пропаленных дырок от драконьего огня приветливо и широко улыбается. Он забрался в вольер Армистиса и осторожно гладит нашего питомца по холке, стараясь не делать резких движений.

Армистис – серый листокрылый дракон, мальчик, ростом не больше тощего лабрадора. Он начал наведываться на ферму примерно месяц назад и, как сказал папа, прилетел издалека, что бывает довольно редко: ведь у драконов плохо развиты механизмы миграции – такого перламутрового, темно-серого окраса по обыкновению не водится в здешних лесах.

Прошлую неделю он беспрерывно жил в «Драконьем камне», не улетая в чащу. Но на этой покидал нас уже два раза. Сейчас Богдан старается не спугнуть Армистиса своей настойчивостью и не разозлить услужливостью. Лесной, еще не прирученный дракон с легкостью оставит на одежде пару дырок, если вывести его из равновесия. Поэтому с ними нельзя быть ни безразличными, ни назойливыми. Ведь лесные драконы пугливы. Они редко попадаются людям на глаза и всегда незаметны – особенно в дикой природе.

Не мешая им, я тихонько продвигаюсь дальше, к Меланж – девочке рапсово-желтого цвета. Дракону одной из двух пород, которым удалось выжить и сохранить свои популяции. Но лишь один из видов можно приручить.

Classic europae ales iris ignis-spirans draco – на латыни, или классический европейский крылатый радужный огнедышащий дракон, но у нас, как и во всем мире, порода известна под названием «белорусский лесной дракон», ведь ареал их распространения находится именно здесь.

Они бывают обыкновенными, как Армистис и Меланж, или карликовыми, как Кинли. Приставка «радужный» означает многообразие окрасов, которые передаются по наследству от родителей к потомству.

Вторая порода выживших – фоки. Orientalium ales lacus draco-fok[4 - Восточный крылатый озерный дракон-фок (лат.).], иными словами, – речные или озерные драконы, больше похожи на тюленей и живут у воды, сторонясь человеческого общества. Они расселяются небольшими обособленными семьями, питаются преимущественно рыбой и не извергают пламени. Истории известны и другие виды этих существ, которые, кстати, не всегда отличались дружелюбием.

Виверны и накеры, например, обитали на земле в мезозойскую эру – их останки ученые находили вместе со скелетами динозавров. Виверны имели репутацию хищных огнедышащих птиц – с разветвленными крыльями, покрытыми чешуей, и с когтями. Накеры смахивали на гигантских червей, обтянутых змеиной чешуей, извергающих испепеляющее вулканическое пламя.

Ледяные драконы – меньшего размера – появились чуть позже, в кайнозойскую эру, одновременно с человеком и наряду с земляными, классическими и речными. Они извергали голубой огонь – синее, но не обжигающее пламя. Были миролюбивыми и являлись источником пропитания для людей. Особо ценилась их кожа: прочная и мягкая, что при отсутствии должных защитных огненных механизмов значительно сократило популяцию и привело к вымиранию.

В свою очередь, классические и земляные драконы представляли определенную угрозу – вели себя агрессивно, собираясь стаями, сжигая дотла целые поселения.

Однако крылья земляных драконов не позволяли им летать, что сделало вид уязвимым перед людьми, а позже привело к гибели.

Классический крылатый дракон тоже был объектом охоты, хотя и являлся достойным противником, но был уничтожен после изобретения порохового оружия. Исключением стали лишь территории, на которых расположено современное Полесье.

Издревле на здешних землях научились ладить с драконами: люди умели дружить с ними и приручать. Обнаружив склонности драконов к тушению пожаров, их начали использовать в хозяйстве: сперва прятали от остального мира, а затем в открытую отстаивали их право на жизнь.

Фоки же неопасны для нас. Они, в общем-то, в древности и не считались драконами – современные ученые отнесли вид к семейству Dracones по морфологическим особенностям и признакам. Ареал распространения простирается очень широко, захватывая равнины Восточной Европы и даже Азию.

Мифы различных народов содержат в себе предания и о других видах драконов. Иногда даже разумных, обладающих магией и различными способностями. В наших краях существуют поверья о цмоках и хутах. Но сведения не имеют научного подкрепления.

Я поднимаю с земли металлическую тарелку со свежей, порезанной на куски крольчатиной, приправленной столовым хреном, укропом, солью и перцем, и прохожу мимо Розамары – девочки цвета марсалы, и Варсонга – пыльно-голубого мальчика. Миную Стардасту, активно уплетающую завтрак, поданный чуть ранее Богданом, – аметистовую девочку, а затем недавно поселившуюся на ферме платиновую Дэстини. Рядом с ней расположен вольер живущего уже почти три года Дэсмонта – полуночно-синего дракона с черными крыльями. Он все еще ждет свое мясо.

Оставляя исполнение его желания на Богдана, иду дальше, и, наконец, настигаю Мидори – карликовую девочку травяного оттенка с мягким и нежным характером, которая вот-вот уедет жить в другое, далекое место. Мне становится грустно, когда я ее вижу.

Она пищит, встречая меня. Я не знаю, чему на самом деле она радуется – мне или еде. Подлетая и аккуратно схватившись пастью за бортик тарелки, вынимая ее из моих рук, Мидори ставит миску на землю и поджаривает мясо, которое мгновенно покрывается хрустящей горелой корочкой.

Когда Мидори впивается в него зубами, наружу вытекает горячий сок.

Драконы питаются человеческой пищей – с удовольствием слопают горячий борщ из свежего бурака, сваренный на кости, запеченную на огне картошку и даже драники или любое мясо, которое им, кстати, нравится поджаривать самостоятельно. Они обожают острое в маринадах и приправах – хрен, аджику, перец, горчицу, перьевой и репчатый лук, чеснок и карри. Откажутся от ледяного холодца и селедки – рыба больше по вкусу фокам, зато накинутся на налистники[5 - Тонкие блинчики с разнообразными сладкими и другими начинками.] и клубничное варенье. Но самое любимое блюдо у драконов – яичница.

Именно благодаря глазунье когда-то началась дружба дракона и человека на белорусских землях.

Быстро сметая питательный завтрак с тарелки, Мидори отрыгивает огонь, проглатывает его, затягивая внутрь, и вылетает из вольера, чтобы потереться о мои ноги в знак благодарности.

Совсем скоро ее заберут, и я, сказать по правде, буду очень скучать. Она жила на ферме три года. Мне было пятнадцать, когда она тут появились. Я долго глажу ее, но слышу звонок, доносящийся от ворот, – нехотя оставляю Мидори и иду встречать Снежану.

Сегодня она будет потчевать наших покупателей, которые вот-вот приедут после полудня.

Моя семья занимается драконами достаточно давно.

Бизнес разводчиков появился, когда государство запустило программы по спасению и сохранению популяции этих животных, ведь из-за сокращения численности полевых грызунов, уток и диких птиц в лесничествах начался массовый мор драконов.

Проблема голода драконов всегда стояла на Полесье ребром. Подкармливающие и приручающие их добродушные белорусы невольно создавали благоприятные условия для их размножения и более плотного расселения в наших лесах.

В дальнейшем из-за отсутствия возможности домашних хозяйств сельской местности принять и прокормить двух, а то и трех драконов, численность которых все увеличивалась, – ведь они забредали в села и приживались в домах – государство начало централизованную подкормку животных в лесничествах и создающихся охранных заповедниках. Но когда и эти действия перестали давать нужные результаты, и обеспокоенные ученые забили тревогу, государство приняло меры – стало выдавать разрешения на продажу и вывоз прирученных животных с территории страны с целью поиска нового крова и пропитания, расселения вида за пределами страны, поскольку лесные драконы не склонны к самостоятельной миграции.

Вообще-то дело довольно прибыльное. Мой отец – Лев Аранский – занялся разведением еще в молодости, до знакомства с матерью. Драконами часто интересуются состоятельные покупатели из Западной Европы и Штатов – уровень дохода и финансы клиентов позволяют им стать счастливыми обладателями своеобразной экзотики, которую до сих пор с трудом, но уже принимают в других странах.

За будущими питомцами едут издалека. Мы не слишком занижаем цены, количество обеспеченных желающих растет, и теперь мы имеем шанс пополнить бюджеты заповедников, что идет драконам во благо.

Если же встает вопрос о том, чтобы у дракона появились новый дом и реальная возможность не погибнуть от голода – мы снижаем плату и продаем его, спасая тем самым уникальный экземпляр: ведь каждый из них ценен, хоть государство и недополучит деньги для помощи остальным.

Но пока бизнес не столь сильно распространен, как хотелось бы. Люди боятся. В мире огнедышащих животных считают опасными, несмотря на то что многие страны уже выдают разрешение на ввоз и содержание.

Более лояльно к драконам относятся в соседних государствах, да и чем чаще туристы проводят время в нашей стране, тем они меньше воспринимают драконов в качестве редкой и опасной «безделушки».

Останавливаясь у ворот, открываю их и впускаю машину Снежаны на территорию – у нее весь багажник забит свежими продуктами. Звонит телефон, и я недолго разговариваю с мамой, она спрашивает, давно ли я проснулась, как мои дела и настроение. Мы обмениваемся еще несколькими фразами: она дает инструкции по поводу покупателей и говорит, что вернется вместе с папой только завтра после обеда.

Я возвращаюсь на пристань к Лазарям – переодеваюсь в купальник, плаваю с Соней, после чего мы разогреваем обед – вчерашний шашлык – и нарезаем свежий салат из овощей. А затем я готовлюсь встречать посетителей: переодеваюсь и ставлю на плиту яичницу. Когда выключаю огонь – слышу звонок у ворот.

Встречаю гостей. На территорию въезжает автомобиль. Из него выходят мужчина за шестьдесят и низенькая женщина такого же возраста, с короткой, пышной стрижкой мелированных волос. Оба широко улыбаются.

Мужчина высокий, одет в белую рубашку и голубые джинсы, женщина – в льняное травянистое платье, почти цвета шкурки Мидори.

– Макарони, помидори и привьет! – говорит женщина, кажется, самые простые для нее слова, которые она смогла запомнить на русском.

Я улыбаюсь. Они довольно забавные.

– Нello, – здороваюсь я, сразу переходя на комфортный для всех язык – английский.

Но мужчина мгновенно отвечает по-русски, довольно четко, с почти незаметным акцентом:

– Мы очень рады приехать сюда, на ферму!

Я не удивляюсь. Ведь уже знаю, что он профессор на кафедре изучения славянской культуры в университете Венеции. Джанни Нобиле и его супруга Джозефина. Мы всегда плотно общаемся с семьей, в которую попадет питомец. Хотим, чтобы дракон оказался в действительно хороших руках.

Я снова улыбаюсь и представляюсь: ведь они не знают меня и разговаривали с отцом и мамой, а меня ни разу не видели по видеосвязи. Извиняюсь, что родители были вынуждены уехать в город из-за непредвиденных обстоятельств, а потом объясняю, что всем займусь я.

И мужчина отвечает:

– А, как жалко. Но совсем ничего страшного!

Он тоже представляется, хотя я уже в курсе, как его зовут, и добавляет, что жена плохо говорит по-русски, но многое понимает. Рассказывает, что ранее они путешествовали по России. Особенно им нравится Санкт-Петербург. И сейчас они сделали круг, изучая уже нашу страну, и держали путь в Гомель через замки в Несвиже и Мире.

Пара весьма приличная, у них есть дом в пригороде Венеции. Джанни – преподаватель на пенсии, иногда читающий лекции и пишущий научные труды. Они связались с нами, когда Мидори еще не было в «Драконьем камне». У них была мечта завести дракона, и теперь они смогли себе это позволить, чтобы уделять питомцу свободное время.

Они хотели малыша, карликового. Увидели фотографию Мидори и терпеливо ждали три года, пока девочка будет готова стать частью семьи.

За все время мои родители общались с ними не раз.

Я сразу же спрашиваю, голодны ли они, и приглашаю пообедать, хотя знаю, что они предупреждали отца заранее – будут с утра в городе и пообедают там.

Но я задаю вопрос из вежливости.

– Мы только что пробовали пиццу с ананасами, – отвечает Джанни. – Ужасно! Было ужасно вкусно! Еще нам понравились колдуны[6 - Картофельные оладьи (драники) с начинкой из мяса.].

Мы смеемся.

И тогда я прошу их пройти к вольерам, ненадолго оставляя Джанни и Джозефину наедине с драконами и Богданом.

Возвращаюсь в дом и выношу на тарелке яичницу. Вручаю блюдо Джанни, зову Мидори. Травянистый дракон взлетает и садится на ограду. Наклонив мордочку, смотрит на мужчину. Резко воспаряя в воздухе, мчится к тарелке, с удовольствием набрасывается на лакомство и машет крыльями. На лицах итальянцев вспыхивает восторг.

Обчистив тарелку, Мидори приземляется и позволяет Джанни надеть на себя поводок. Лазари выходят из дома, приветствуют гостей, помогают отнести вещи итальянцев в дом, и мы все направляемся на прогулку вокруг озера. В последний момент к нам присоединяется Кинли, стрелой слетая с моего балкона.

Мы идем по тропинке. Сначала она вьется вдоль берега Червоного, а после уходит на несколько метров в сторону – под кроны лиственных осиновых деревьев. Джанни держит в левой руке поводок, в правой – ладонь жены, будто им по пятнадцать лет и они переживают радость первой любви. Я шагаю рядом, а впереди – Соня и Клим. Периодически над нашими головами пролетает Кинли, наматывая круги. Мидори спокойно ступает по мягкой траве, не взлетая.

Мы медленно направляемся в сторону «Новой жизни», огибая обширный водоем. Но до поселка еще далеко.

По пути я разговариваю с Джанни. У него накопилось много вопросов по поводу животных, интерес вызывает и то, как приручаются драконы: ведь он слышал, как это происходит само по себе, но ему любопытно, каким образом мы добиваемся подобного результата.

– Стать разводчиком не так легко, как кажется, – говорю я. – Это даже не про бизнес. У тебя не получится, если не будешь искренним, не будешь отдавать драконам свои эмоции, время, сердце и душу – тогда они не доверятся тебе, не проникнутся тобой, у вас не появится связь. А в лице тебя они видят людей в принципе – человечество в целом. В итоге – в приручении все начинается именно с тебя. Вольер становится для питомца первым домом: местом, которое он может считать своим и чувствовать себя свободным, но желанным и в безопасности. И, если ты станешь ему другом, – все получится. Тогда он перестанет бояться человека – одного единственного – тебя, а потом и остальных. Можно сколько угодно любить животных, но выстраивать с ними отношения – удастся не каждому. Нужен особый стиль жизни. Папа освоил это искусство самостоятельно, приручив своего первого дракона за несколько лет в подростковом возрасте, позже научил маму, у нее быстро стало хорошо получаться. Я же приноравливалась поневоле – как дочь своих родителей.

Лесная дорога отдалила нас от озера и завела в чащу. За осинами виднелись крыши коттеджей. Мы очутились на перекрестке. Джанни снял Мидори с поводка, послушная девочка взлетела и села на плечо Джозефине. Та принялась что-то лепетать на итальянском языке, захлебываясь от восхищения.

Мидори поластилась, прильнув мордочкой к щеке женщины. Джозефина резко замолчала, я заметила, как ее глаза увлажнились от сентиментальных слез.

Я порадовалась, что Мидори попала в такую семью.

Мы стояли на перекрестке лесных тропинок и ждали.

Я продолжала:

– Знаете, главное как раз то, что драконы не должны выполнять команды. Они чувствуют человека. С ними нужно общаться. На языке тела и выражением лица. Голосом. Они улавливают интонацию. Они – слишком настроенные на человека существа. Синхронизированные с нашим настроением. Но не все умеют приручать драконов… как делаем мы… профессиональные разводчики. За столь короткие сроки естественный процесс приручения невозможен. В повседневной жизни он происходит невольно и неспешно – они прилетают во двор, а ты особо ничего и не предпринимаешь. Они воруют еду через открытое окно, утаскивают в лес яйца из курятников или отбирают завтрак у домашних животных.

А затем дракон понимает, что ты не кричишь на него, и лет через десять-пятнадцать становится твоим. Не спрашивая. Верит тебе, а ты не можешь его выгнать. А корми их целенаправленно – и они будут приходить, присматриваться, но быстро возвращаться в лес. Со временем дракон начнет подступаться ближе, привыкнет и подружится – и уже не улетит. И превратится в питомца. Однако мы приручаем драконов за три года. Просто ими нужно заниматься.

Вдалеке из-за деревьев я услышала голоса. Они принадлежали Андрею, Веронике и Илье. Мы договорились встретиться с ребятами. Через мгновение они втроем появились на повороте и направились к нам. Я познакомила гостей со своими друзьями, и мы двинулись еще дальше от берега. Мы миновали полосу лесного массива по практически заросшей стежке, едва ли заметной вооруженным глазом, но хорошо знакомой нам, проведшим здесь детство, и двинулись к Ореховке – излюбленному озеру фоков. К их дому.

Выбравшись из осиновой рощи, мы оказались на пустыре – широком поле с зеленой травой, кое-где выжженной жарким солнцем и цветущей маленькими полевыми бутонами.

После пустыря дорога проходила вдоль старого кладбища, но внезапно Джанни меня остановил. Он замер, упершись руками в бока и устремив взгляд на высокий деревянный крест в начале погоста, увешанный красными, оранжевыми, голубыми, салатовыми, желтыми и фиолетовыми длинными лентами, развивающимися на ветру. Затем извлек из чехла, покоящегося на плече, фотоаппарат и сделал пару снимков. И попросил сводить его туда.

Я успела увидеть, что Илья и Вероника недоуменно переглянулись. У Клима загорелись глаза, как и у Джанни, а Андрею было также интересно, ведь в городе точно нет подобных кладбищ и вряд ли он был прежде в такой глуши, где на них можно наткнуться.

А что до меня, я понимала: Джанни заинтригован, поскольку набрел на то, что может послужить материалом для лекций.



Старинное кладбище оказалось не огорожено, могилок виднелось немного. Они располагались сразу за украшенным лентами крестом, и не каждая была облагорожена: заросшие, они словно прятались в высокой траве.

Единицы из них были убраны не забывающими своих предков родственниками. Но на каждом холмике лежало обрубленное деревянное полено.

Нарубы.

– Почему? – спросил Джанни.

Никто не помнит, не знает, люди не задумываются, зачем делают это – кладут дубовые колоды на могилы.

И я не понимала, что толком ответить. Но рядом находился Клим. Наш умный веснушчатый друг, страстно изучающий историю и прошедший по конкурсу в университет на кафедру мифологии. Поэтому-то у него и загорелись глаза: он будто ждал, когда любопытный итальянец что-то подобное спросит.

– Обычаи староверов, – ответил Клим. – Сейчас мы не видим тут ничего особенного и не придаем значения, но они верили, что дубовая колода не позволит покойнику подняться из могилы. Наши предки верили в упырей[7 - В славянской мифологии – неупокоенный мертвец; вампир, который ночами восстает из могилы, чтобы пить кровь живых людей.] и тех, кого называют «костомахи»[8 - Персонаж белорусского фольклора. Сгнивший до костей покойник; скелет, поднимающийся из места погребения, подобно упырю.].

Джанни удовлетворенно кивнул. Брови на переносице были плотно сдвинуты. Джозефина суетливо достала из его чехла блокнот и пыталась вслушаться в то, что говорили, и записывать, возможно, она действительно, как и сказал Джанни, неплохо понимала нашу речь.

– Погост называют кладбищем вампиров. Но это неправда. Хотя не только в древности, но еще и не так давно местные жители тоже имели предрассудки. Заметили, что роща состоит из осин? Их высаживали основатели Садов, соседнего поселка. Осиновым колом, как известно, можно убить упыря.

– А крест с лентами? – спросил Джанни.

– Их украшают на Пасху мертвых, – разъяснил Клим. – Радуницу. И ставят не только на погостах. В глухих деревнях можно встретить на обыкновенных перекрестках. Зачем – никому уже и невдомек. Но каждый должен повесить ленту.

– А что по этому поводу думали староверы?

– Что на самом деле они стоят для отпугивания нечисти.

Джанни без устали фотографировал. Джозефина писала.

Кивнув, еще раз осмотревшись, Джанни показался удовлетворенным. И сообщил нам, что готов продолжить прогулку. Спустя минуту мы двинулись вперед.

За пустырем, пробравшись через густую растительность, мы наконец-то вышли на Ореховку, позабыв о старинном кладбище, скрывшемся с наших глаз. Трава на берегу была ярко-зеленой, высокой, лоснящейся от ветерка. Андрей с Ильей достали из рюкзаков два покрывала и постелили на берегу, а мы, вместе с драконами, присели отдохнуть после долгого похода. У меня даже гудели ноги.

Джанни рассказывал нам, как много они ходили с Джозефиной и детьми, когда ездили на север Италии в молодости. Поднимались по пешим маршрутам на Доломитовые Альпы, преодолевали километры вдоль горных ручьев по скользким камням. Да и сейчас он, похоже, не потерял сноровку.

Тем временем Джозефина как-то пискнула, уставившись на поверхность воды: мы все перевели туда взгляды и обнаружили вынырнувшего фока. И он был не один. Буквально через секунду появился и мелкий детеныш.

Они похожи на тюленей, но более утонченные и вытянутые. У них серая гладкая кожа. Крылья мощные и широкие, но в сложенном виде обманчиво напоминают плавники. Вытянутые мордочки и длинные шеи, остро торчащие ушки. И закрученные хвосты. Детеныш пищал, фок-мать склонилась и прижалась к его голове носом.

– Невероятно красивые создания, – прошептал Джанни. Он не выпускал из рук фотоаппарат.

Пока мы отдыхали у воды, здесь собралась стая фоков, прибывая целыми семьями. В общем, мы насчитали семнадцать штук. И я думаю, что даже Клим Лазарь не знал, почему они уже столько лет слетаются именно сюда. Но тут их настоящий дом.

На Ореховке мы провели пару часов. Джанни и Клим нашли общий язык. Профессора очень интересовали как научные сведения о драконах, так и нечто большее, не вполне правдивое, но притягательное. Наверняка он был рад, сам того не подозревая, приехать в Беларусь за драконом и наткнуться на того, кто приоткроет для него завесу тайн неведомого.

Профессор итальянского университета затаил дыхание, слушая легенды, и хоть многие из них мы, конечно же, знали, но не могли тягаться с энтузиазмом парня – с таким воодушевлением эти истории был способен поведать лишь Клим.




Глава 4

Песня о Ящере


– Драконы, – начал Клим, – издревле живут на наших землях. Говорят, они сюда прилетели из других стран, но некоторые считают, что здесь и есть их родина. Но имеется версия, что они появились задолго до людей.

Мы сидели полукругом на покрывалах, в центре лежал блокнот Джозефины, который она тотчас взяла в руки и раскрыла.

– Считается, что прежде эти создания были не такими, как сейчас, – продолжил он. – В те времена существовали древние магические драконы – цмоки. Самыми известными легендами нашей страны по праву считаются предания о цмоках и волколаках. Думаю, вы отчасти слышали о них. Как и о том, что около тысячи лет назад была война между ними. Люди участвовали в сражениях опосредованно, став случайной стороной конфликта.

Джозефина с сосредоточенным лицом быстро конспектировала.

– Предания о цмоках распространены на всей территории нашей страны. Общего в них больше, чем отличий. По многим версиям цмок превращается в красивого парня, мужчину, и ухаживает за юными девушками. Но при плохом поведении наказывает избранниц. Однако это не злое существо, если не накликать гнева дракона своими поступками. Цмоки справедливы и следят за равновесием в мире. И хотя их описывают как высокомерных и даже спесивых, цмок всегда приходит на помощь людям, если его попросят. Особенно если это касается действий нечистиков – злых духов и потусторонних созданий, которые пытаются навредить человеку. Но цмоки крайне разборчивы. Если решат, что причина не стоит их внимания, нарушенного спокойствия и отдыха, то развернутся и улетят.

– Их еще называют хутами, верно? – спрашивает Джанни. – Я слышал это название несколько раз.

– Почти верно, – отвечает Клим. – Хуты – это обычные лесные драконы. В давние времена их окрестили домашними. Но сейчас в народе существует путаница понятий. Их можно так называть, но на самом деле нужно помнить, что хуты не равны настоящим цмокам.

Хуты не наделялись разумом и были просто домашней скотиной, за исключением того, что были истории о хутах, которые настолько любили хозяев, что приносили им дары – золото, или воровали из соседних дворов сено или зерно.

Ходят предания, что цмоки ненавидели хутов, считали их недостойными звания драконов, ведь те служили людям, жили в их домах и были приравнены к прирученным животным. А еще хуты пакостили цмокам: могли уворовать подношения, оставленные для величественных драконов.

Цмоков же часто называют в наших краях лешими. И они действительно смахивали на них по повадкам. Могли испугать корову, заставляли неблагочестивых жителей сел блуждать в чащах. Но некоторым – могли помочь и указать верный путь. Цмок – дракон, наделенный разумом, – достигал огромного размера, сравнимого с несколькими лошадьми. Его можно было подкупить – задобрить подношениями. Дары обычно приносили к берегам водоемов или на природные возвышенности. В хорошие дни цмокам хватало овцы или быка, в плохой они желали самую красивую девушку из деревни.

Особым даром была яичница, но, в отличие от хутов, цмоки ели ее несоленой. Они причисляются к нечисти, значит, таких вещей боятся. И, если получали подобное подношение, испорченное столовой солью, могли спалить дом хозяина огненным дыханием. У нас и теперь сохранился старинный обряд: в некоторых деревнях после свадьбы молодожены умасливают местного цмока при помощи угощений с праздничного стола. Это сулит счастливый брак, поскольку драконы покровительствуют крепким парам, семьям. Уважают.

А вот молодых девушек, которые не стремились к замужеству, они могли наказывать или даже утопить. Родственники часто пугали девиц: если не будут думать о будущем, то скоро встретятся с разгневанным цмоком.

В общем, они любили порядок и не терпели безнравственность.

Мифологи не находят общего знаменателя, почему вспыхнула война между людьми, цмоками и волками, которая описывается в летописях и перекочевала в некоторые учебники по истории.

Но зато есть сведения о причинах другой войны: после схваток цмоков и людей с волколаками последние были стерты с лица земли, а битвы продолжились уже между человечеством и магическими рептилиями.

Первое время цмоки поддерживали мир, порядок и равновесие. Но некоторые почувствовали прелесть людской жизни и стали позволять себе чересчур много. И упивались властью. Например, терроризировали села, угрожая сжечь дотла дома, если им не предоставят юных невест, или требовали слишком щедрых подношений в виде скота, чего люди предоставить не могли. Тогда и была объявлена война этим мифическим созданиям. И в итоге ведь – победили. Древнейшие драконы исчезли, но остались хуты.

То есть домашние драконы.

– Да, но как насчет волков? Правда, что волколаки не подобны европейскому оборотню? Они обращались по собственному желанию, а не по велению луны? Благодаря магии и… ножам, воткнутым в землю? Но каким именно образом?

Никто из нас не заметил, как начали сгущаться сумерки. Минуло несколько часов с момента нашего прихода сюда, на озеро фоков, но мы не устали и не собирались домой. Мы с удовольствием окунулись в неведомое, о котором не думали каждый день. И для нас самих – не только для Джанни – эти истории были чем-то новым. Никто не хотел выдвигаться в обратный путь. Напротив, Андрей и Илья разожгли костер, чтобы прогнать роившихся над головами комаров.

– Волколаки, – повторил Клим. Пламя оранжевого огня сделало рыжие волосы парня еще ярче. – В наших краях они – не совсем заложники луны. Многие оборачивались имеющими злые намерения колдунами, но в облике волколака страдали. Они не приносили вреда, сохраняли человеческие повадки и, если так можно выразиться, не теряли чувств, а питались украденными остатками еды у людей. Их внешний вид сходен с волком, только глаза оставались человеческими.

Здесь, в Гомельской области считалось, что у волколака остается человечья тень. Кстати, они не могли сами избавиться от звериного обличия. Им могли помочь люди, распознав в хищнике человека, – перебросить через него пояс, назвать по имени или скормить свадебный каравай.

Если имя волка было неизвестно, селяне просто перебирали имена. Но встречались и злые колдуны, которые оборачивались самостоятельно: при помощи воткнутых в землю или в особый пень ножей, острием вверх. И через них кувыркались.

Они выглядели по-иному, были размером с дом, достаточно кровожадны, опасны и нападали на людей. В некоторых местечках существует поверье, что магия колдунов как раз и зависит от магии луны.

Но обращение не было связано с полнолунием. Об этом есть старинные белорусские легенды. Например, «Вядзьмак-ваyкалак»:



«Жылi два саседы. Багаты быy вядзьмак, а бедны – добры чалавек. Бедны купiy каня i вывеy на выган, а багаты yзяy тры нажы, утачыy у зямлю i пачаy куляцца. Перакулiyся праз адзiн нож – у яго галава стала воyчая, перкулiyся праз другi – тады yвесь стан стаy воyчы, ен перакулiyся праз трэцi – тады i ногi зрабiлiся воyчыя. Тады ен паляцеy i задушыy каня, а бедны выняy адзiн нож. Воyк бяжыць назад к нажам, штоб адвярнуцца назад у чалавека. Прыбег. Як перакулiyся праз адзiн нож – тады стала галава чалавечая; як перакулiyся праз другi нож – тады yвесь стан зрабiyся чалавечы; перакулiyся трэцi раз, але ногi засталiся воyчыя, бо не было трэцяга нажа»[9 - Белорусская фольклорная легенда. (Легенды i паданнi / Склад. М. Я. Грынблат i А. I. Гурскi. Мн., 1983.) (Прим. авт.) «Жили-были два соседа. Богатый был колдун, а бедный – просто добрый человек. Однажды бедняк купил коня и повел его в загон, а богатый увидел все это, взял три ножа, воткнул их в землю и начал оборачиваться. Перекувырнулся через первый нож – и голова стала волчьей, кувырнулся через второй нож – и туловище превратилось в волчье, перекинулся на третий – и ноги стали как у волка. Потом взял и задушил коня, а бедняк тем временем вытащил один нож. Волк бросился обратно, чтобы превратиться в человека. Прибежал и перекувырнулся через нож – и стала у него человеческая голова, кувырнулся через другой – и тело стало человеческим, перекувырнулся в третий раз, но ноги остались как у волка, потому что третьего ножа не было». (Пер. ред.)].

– Воткнутых лезвием вверх ножей могло быть не только три, но и один, два, пять, семь, девять, даже двенадцать. И кувыркаться было вовсе не обязательно. Можно перешагнуть или перепрыгнуть. Чтобы превратиться обратно, те же действия совершались наоборот. Если волколака убить в таком образе, труп станет человеческим. По сути, волколаки всегда враждовали с драконами, и, когда развязалась война, цмоки поначалу вступились за людей.

По окончании противостояния те и другие приписывали победу себе. Но самое главное – волков смогли уничтожить навсегда, а злых колдунов – почти всех – истребить. И с тех пор никто не «переворачивается».

Свет огня отражался в наших глазах – я посмотрела на Андрея и заметила в его взгляде влажный блеск.

Взор Джанни был ясным и довольным, наверное, профессор нашел ответы на вопросы, которые мучили его давно. А Джозефина не смотрела никуда, кроме как в блокнот, в который все тщательно записывала.

Над нами пролетела стая птиц, создав секундную тень. Тихо потрескивал костер, искры вспыхивали, взлетая от ветерка. Наступила задумчивая, блаженная тишина.

– У нас много легенд, – разбил молчание Клим. – О туросиках – древних быках с золотыми рогами, мерцание которых привлекало путников в лесу, благодаря чему они заманивали людей в непроходимые болота. О русалках, имя которых – озерницы, о костомахах, каснах[10 - В белорусском фольклоре – неопределенного вида сверхъестественные существа, нападающие на людей стаями.], злыднях[11 - Демонические духи, живущие в домах, в основном под печью, пакостящие хозяевам.], Ящере, Будимире[12 - Царь всех петухов, чье пение предвещает начало рассвета.]. Люди знают, что есть такие легенды, и они не вполне правдивы. Но они складывались столетиями и были основаны на чем-то. Верим ли мы в них? Не знаю. Но байки рассказывают, чтобы подростки не шлялись по улице по ночам.

А про туросика – чтобы не совались без надобности в лес. То же и про цмоков-леших. Про озерниц – чтобы дети не купались одни. И так далее. Но эти страшилки считают выдумками, хотя я слышал странные истории, что пропадали бесследно люди. Например, ушедшие по грибы. А кто-то стабильно твердит о блуждающих огоньках[13 - Свечение неясного происхождения, по обыкновению видимое по ночам в лесу, вдоль дорог, на болотах или на кладбищах.] на кладбище. И об упыре, который унес девочку прямо среди белого дня из деревни.

Кстати, случай с упырем был в соседнем селе лет семьдесят назад.

Есть суеверия насчет разбитых зеркал, передачи вещей через порог. Дескать, нужно посмотреться в зеркало, когда что-то забыл и вернулся. И не передавать ничего через порог. Каждому известно, что, если заблудился в лесу, нужно переодеть вещь шиворот-навыворот, и леший отпустит тебя.

Ну а домашние драконы, как и кошки, видят нечистую силу. Оберегают дом и хозяев. Недаром дракона первым запускают в новый дом, как кошку.

– А вы, – спросил Джанни, – или кто-нибудь из ваших друзей, находил подтверждение хоть одной легенде?

Мы сразу же переглянулись. Я словила на себе долгий – вдохновенный и искрящийся – взгляд Андрея. Я понимала, что ему понравится сегодняшний вечер. И все остальное. Ферма, окрестности, природа и удивительная атмосфера, разлитая вокруг.

– Однажды, – начала Соня, – мы с Климом видели тень… Если честно, даже несколько раз. Тень огромного дракона, пролетающего над лесом.

– И местные часто такое говорят, – встряла я.

– Но я не верю, – фыркнула Вероника. – Все надуманное.

Клим насупился. У Сони покраснели щеки, и она опустила голову.

– Но я видел туросика, – заявил Клим убежденно и настойчиво. – Воочию. Это был огромный мускулистый бык, рога отливали золотом и светились. А глаза пылали желтым светом.

– Если ты не врешь, то пошел бы за ним и уже не вернулся, – промолвила Вероника деловито. – Они ведь заманивают людей в болота.

– Я знал, что наткнулся на туросика, и поэтому был осторожен, – оскорбленно ответил Клим.

Но по лицу Вероники, по ее легкой усмешке я сообразила: она не верит Климу.

– А Ящер? Я правильно произношу название? – спросил Джанни. – Вы упомянули о нем… И вроде бы есть белорусская традиционная игра или песня «О Яше». Но я не могу разобраться… Под песню танцуют несколько девушек с одним юношей. Парень, изображающий Яшу, должен якобы избрать или даже поцеловать девушку, невесту. Но зачем?

– Яша, Ящер, Змей, – опять кивнул Клим. – Один из известнейших цмоков. Упоминания о нем содержатся в летописях тринадцатого-шестнадцатого веков. Историки находили доказательства и более раннего присутствия в сказаниях здешних земель. Некоторые считают, что Ящер являлся божеством, которого старались задобрить с помощью древнего обряда, принося в жертву красивых девушек и женщин, к которым он был неравнодушен.

Игра «Ящер» – отражение действа. Парня сажают на камень, и девушки водят вокруг него хоровод. Подставной дракон избирает самую привлекательную и целует, иными словами, делает невестой, и навсегда забирает с собой.

– Любопытно… но как… – Глаза итальянца сверкнули. – А могли бы вы, пожалуйста, изобразить это для меня? Я бы очень хотел увидеть, как все происходит.

Клим невозмутимо пожал плечами. А я нахмурилась.

Ребята быстро распределили роли: Вероника, я и Соня оказались невестами.

Яшей же выбрали Андрея, что логично, ведь в конце Ящер обязан поцеловать невесту. И, так как между нами уже было подобие отношений, он мог поцеловать меня, не создавая неловких ситуаций для общих друзей.

Но мне вовсе не поэтому не хотелось играть в игру. Просто я знала другую легенду. Иную. Малоизвестную. Которую мне давно, еще в детстве, рассказывала мама. О древних ведьмах, боровшихся с цмоками, превративших детскую невинную песню-забаву в оружие, способное призвать враждебное существо, лишить магической силы, а потом и убить.

Если не завершить ритуальный танец поцелуем, все так и будет. У призванного таким образом цмока имелся один-единственный шанс спастись – обмануть ведьм и завершить начатое – забрать поцелуй девушки. Только тогда он мог вернуть себе силу.

Я не горела желанием переправлять сюда мифическое тысячелетнее существо, которое, возможно, занималось важными древними делами, и не хотела злить цмока. Поэтому приняла взвешенное решение: во что бы то ни стало я должна поцеловать Андрея и завершить ритуал.

Он стоял у берега. За его спиной в зеркальной глади воды отражалось закатное небо. Совсем рядом, слева от Андрея, горел костер.

Он был одет в льняную белую рубашку – удачный наряд для ритуальных танцев. Мы с Вероникой – в шифоновых сарафанах, Соня – в летящей легкой юбке в пол. Представляю, как мы атмосферно смотрелись в объективе фотоаппарата Джанни. Не хватало лишь цветочных венков на головах.

Мы разулись, ступили босыми ногами на остывшую, уже успевшую покрыться росой прохладную траву и окружили Андрея. Взявшись за руки, начали вести вокруг него хоровод.

И, улыбаясь, запели:

«Сядить Ящер
У золотым кресле,
У оряховым кусте
Орешачки луще.
– Жанитися хочу,
– Возьми собе панну,
Котораю хочешь,
Котораю любишь…

Сяде Ящер под пирялущем
На ореховым кусте,
Где ореховая лусна,
– Возьми собе девку,
Котораю хочешь…»[14 - Белорусская фольклорная песня. (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981.)]

На этих словах мы замерли и отпустили руки друг друга.

Андрей, не растерявшись, повернулся в мою сторону и потянулся ко мне, избрав. Я улыбнулась, мы переплели пальцы.

Теперь на глазах у всех нам следовало поцеловаться в губы, но что-то внутри меня, вопреки логике и здравому смыслу, заставило меня машинально сориентироваться и первой чмокнуть Андрея в щеку.

Возвращаясь домой, наша компания постепенно распалась – Илья и Андрей направились провожать Веронику в «Новую жизнь», Клим и Соня – двинулись в Сады.

Я осталась вместе с итальянцами. На улице сгустился вечерний сумрак. Солнце село – темно-синее полотно стирало на небе остатки заката. Нас ждал запоздалый ужин, приготовленный Снежаной. Пока мы уплетали мачанку[15 - Традиционное мясное или молочное блюдо с различными добавками (картофель, лук, зелень).], сидя на террасе банкетного зала и размеренно обсуждая путешествия Джанни и Джозефины по Европе и восточнославянским странам, подле воды Червоного, словно обнаружив нас по следам, прилетел взрослый фок.

Вплоть до нашего ухода в дом он медленно и безмятежно плавал, озаренный светом луны, взошедшей на небосвод.

После ужина я показала гостям их покои и оставила, предоставив самим себе и давая отдохнуть. Сегодняшней ночью Мидори спала с ними в комнате.

Наутро они уже уезжали. Я перепроверила документы, необходимые для отправки дракона, и еще раз сосчитала печати нотариуса. Все в норме. Затем я опять повторила для свежеиспеченных хозяев Мидори рекомендации, которые, как я надеялась, они уже запомнили из многочисленных разговоров с папой.

– Вы никогда не должны бояться пожара. Драконы не устраивают их дружелюбно настроенным людям. Только если кто-то им причинит вред, он ответит. Поэтому в общественных местах надевайте на Мидори намордник, как если бы вы были хозяевами любого пса. Ваше жилище никогда не пострадает.

Дракон всегда тушит пожар. Проглатывает огонь. Рядом с ними сложно распалить костер. Поэтому не рекомендуем использовать газовую плиту с конфорками и открытым огнем – останетесь голодными. Иногда они тушат даже горящие сигареты. И приходится несколько раз объяснить, что огонь вам нужен и безопасен. Не сразу, но они понимают. Я знаю лишь одного дракона, который может обжечь человека ни с того ни с сего – в момент игры, но не сильно. Это мой Кинли. Но он живет с нами, поэтому вам ничего не угрожает. Есть небольшие сложности, связанные с тем, что Мидори – самка. Если рядом окажется домашний дракон или каким-то невероятным образом рядом появится заблудившийся дикий, то Мидори отложит яйцо – и оно будет вашим.

Тогда вам лучше найти местного специалиста, который имеет дело с драконами, либо придется везти яйцо или даже детеныша сюда. На крайний случай – хотя бы связаться с нами. Вылупившийся дракончик будет не домашним, а диким. И вот он уже может быть опасным.

Ведь драконы не просто вам не доверяют, а всем людям. Если захотите оставить его, он вам не позволит. А отпустите – умрет с голоду. Никто не научит малыша охотиться. В общем, сперва яйцо будет с вами несколько лет. Обычно пять. За это время советую проконсультироваться. Или наведаться в гости. Если дракон вылупится у вас без присмотра – беды не оберешься. А мы приручим детеныша, затем вам отдадим, если хотите. Это бесплатно. Не знаю, насколько легально вы, как граждане без лицензий, сможете продать его в Италии, например. Но отец поможет разобраться в юридических вопросах. Просто мы хотим, чтобы драконы всегда были в порядке, понимаете?

По лицам четы Нобиле я видела, что итальянцы со мной полностью согласны. Они и правда хорошие люди. А наша умница – прилежная, послушная Мидори – подарок для них. Как и они – для нее.

Я была спокойна. Но когда машина вырулила за ворота – не сумела сдержать слез.

А сейчас я осталась на ферме. Я и семеро драконов в вольерах, не считая Кинли. Богдан, который уже должен был сегодня приехать их кормить и очень ответственно относился к работе, отсутствовал, значит, у парня снова сломался автомобиль. Эта причина была единственной, почему он мог позволить себе опаздывать.

И, не теряя времени, я отправилась ухаживать за животными. Сперва готовить завтрак. Точнее – доставать из холодильника заготовленную накануне вечером еду. И по пути к дому даже завернула к кустарникам – собрать для питомцев немного ежевики и смородины.

Я заметила, что кусты уже изрядно объедены Кинли. Или, возможно, драконами, вылетающими из вольеров.

После того как раздала им пищу, я вернулась на кухню и поджарила яичницу. С жестяной миской в руках, где дымилось лакомство, я вышла на улицу и обогнула дом, осторожно поднялась по привычной стремянке и поставила блюдо на край кровли – для нового. Ведь есть кто-то еще. Мы знали это, поскольку слышали писк по вечерам.

И видели подарки: несколько цветных стеклышек и столовую ложку, украденную невесть у кого. Мидори уехала, мы лишились одного дракона, а сейчас пора приручать нового. И нам было интересно узнать, взрослый он или еще детеныш. И если мальчик, то мы назовем его – Небасхил, если девочка – Колыханка. Я надеялась, что со дня на день наша семья познакомится с ним, когда он перестанет быть пугливым, приняв несколько угощений.

После того как спустилась, я старалась не следить за крышей и не пытаться рассмотреть, прилетел ли кто-нибудь, чтобы не быть навязчивой, и отправилась за щетками. Набрала ведро воды и принялась чистить чешую Розамары, которая успела поесть и была слишком доброй, позволив мне ее помыть. Примерно в середине процесса я и услышала громкий выдох – как сильное дуновение ветра, очень мощный порыв.

Обернувшись, увидела на пустыре лежащего дракона. Его шкура была глубокого сине-кобальтового цвета с яркими лазурными контурами на крыльях. Но он – явно не тот малыш, которого мы ждали. Ведь размер… Он был гораздо крупнее тех, что обитали в вольерах. Приблизительно четыре метра в длину. Почти что с дом.

Дракон растянулся перед озером, опустив голову на землю, и мирно лежал с закрытыми глазами, будто очень уставший или даже раненый, шумно вдыхая и выдыхая воздух.

Когда в очередной раз его ноздри испустили горячий пар, я на расстоянии ощутила, как меня с ног до головы обдало жарким дыханием, чуть сдвинувшим меня с места напором – и пошатнулась.

В моих руках по-прежнему были принадлежности для мытья. Совершенно не испытывая страха, я медленно пошла к нему, оставив Розамару.

Приблизившись, обмакнув щетку в холодную воду, встав на цыпочки, с трудом дотягиваясь, осторожно провела ею по темно-синей чешуе на шее. И он позволил мне себя коснуться.

Я потянулась свободной ладонью к его носу – голова дракона была побольше меня самой. И в этот момент он открыл глаза.

Они оказались голубого цвета. Неестественного. Ультрамаринового – словно из другого мира… И взгляд дракона был разумным.

А перед моим внутренним взором проносился вчерашний вечер у костра, легенды, ритуал, который считают вымыслом. Древний танец из преданий, песня о Ящере, огромном драконе, который каждый раз вынужден прилетать к тому, кто его зовет…




Глава 5

Тень цмока


Отойдя от гигантского дракона на несколько шагов, я развернулась к вольерам. И сразу услышала звук, похожий на схлопывание, засасывание в вакуум, будто свист пули, возвращающейся в ствол ружья.

Я вновь оглянулась.

Передо мной стоял мужчина тридцати или тридцати двух лет. Темные волосы, гладко выбритый подбородок. Он был одет в светлую футболку, джинсы и черный пиджак. На ногах – такого же тона темные туфли. А на вороте футболки блестели зацепленные за дужку солнечные очки.

Его облик на секунду вверг меня в заблуждение, а потом непринужденная улыбка мужчины резко сменилась недружелюбным оскалом.

Мое тело невольно крутанулось в сторону дома, и я молча направилась к усадьбе.

Мужчина последовал за мной.

Главный вход располагался поблизости, но я сознательно миновала его и поспешила к заднему. Открыв дверь, прошла внутрь, мигом сняла засушенную веточку зверобоя, закрепленную над порогом. И… протянула ему. Дракон стоял на улице.

Приняв ветку из моих рук, он беспрепятственно ступил в дом. Я закрыла дверь, забрала траву-оберег и повесила веточку на прежнее место.

Дракон вытащил из кармана ключи от машины и мобильный телефон и небрежно бросил их на тумбочку. Прямо рядом с фотографиями нашей семьи в рамках. На одной был запечатлен и он сам в компании моих родителей.

Не снимая начищенных ботинок и хорошо зная обстановку, он быстро идет в кухню.

Ян. Ян Сапковский. Сосед из «Новой жизни», давний друг родителей. Точнее, мамы.

Я знаю его с детства, можно сказать, с пеленок. Где-то у меня есть фотография, где он держит меня маленькую на руках.

Ян Сапковский. Яша. Ящер.

Дракон из легенд, в которые я верила с раннего детства. Преданий, которые никогда не были вымыслом. Сказаний, являвшихся реальной частью нашей жизни.

Слишком реальной частью.

Он садится за стол и откидывается на спинку стула. Спрашивает, где родители.

Я сообщаю о похоронах.

Некоторое время Ян был в отъезде, мы не рассчитывали увидеть его раньше дня моего рождения. Завтрашнего дня. Однако он вернулся сегодня. Или что-то его заставило…

Что-то, из-за чего он сейчас зол. Возможно, моя ошибка послужила тому причиной…

Когда я думаю об этом, перед моими глазами опять проносятся вчерашний закат, озеро, костер и танец.

Ян живет в «Новой жизни», недалеко от дома Вероники. Но первым делом заглянул к нам, похоже, у него не оставалось выбора. И теперь он рассчитывал увидеть мою мать, конечно же.

Хочет пожаловаться на меня?

Вообще-то, когда я была маленькой, мы с Яном проводили довольно много времени вместе и были в некоторой степени близки. В какой-то момент я даже считала его лучшим другом. Рассказывала ему обо всем. Он водил меня на реку купаться. Теперь, когда я выросла – мы не то чтобы заметно отдалились, но он занял покровительственную позицию как будто моего старшего брата или даже дяди. Этакого наставника. И мы немного утратили былую эмоциональную связь.

Теперь он учил меня жизни и помогал маме меня воспитывать. Возможно, небезосновательно.

Пару лет назад я была настоящим бунтующим подростком. Ян сыграл весомую роль в том, чтобы я не отбилась от рук окончательно. Но трудный возраст позади, я выросла, усвоила многие уроки и стала послушной. К сожалению. Иначе смогла бы громче проявлять голос.

Хотя иногда даю поводы почитать мне нотации.

Я осторожно начинаю с ним болтать, пытаясь сбить градус напряжения и заодно уклониться от ответственности за свой необдуманный вчерашний проступок. Внезапно в кухню влетает Кинли и садится на спинку стула и начинает шипеть, глядя на Яна. Вдобавок он видит, что я иду к плите, и прогонять его уже бесполезно.

Ян скалится на него.

Отворачиваюсь, не вмешиваясь во взаимную антипатию, и начинаю разогревать сковороду и готовить яичницу. Так ведь задабривают древних напыщенных существ? Рассказываю, стараясь сделать как можно более непринужденный тон, о новостях – о поступлении в университет, о том, как сдала экзамены, о выпускном.

И нахожу в себе смелость легко упрекнуть его в том, что Ян пропустил мероприятие.

Он говорит, высокомерно и снисходительно:

– Я смотрел твои фотографии в соцсетях: разве этого недостаточно?

С моих губ срывается обиженное ворчание. Мы не переписывались. Он пропал и долго не появлялся, причем впервые так долго. Мне есть что ему предъявить. Как и родителям. Мама считала Яна почти членом семьи – и его длительное отсутствие огорчало нас.

Я подаю яичницу. И собираюсь позавтракать вместе с Яном. Не забываю выложить и порцию Кинли – в миску на полу.

И пока я это делаю, Ян вдруг спрашивает:

– Соленая?

И тут я понимаю, что посолила. ЯИЧНИЦУ.

– Ты серьезно? Хочешь, чтобы я сжег твой дом? – пугающе ровным тоном вопрошает он.

Выпрямляюсь в полный рост, отвлекаясь от миски Кинли, хмурю брови и будто еще раз вспоминаю, кто он такой на самом деле.

Ян Сапковский – дракон, древнее бессмертное существо, наделенное магией, сидел у меня на кухне и желал просто уплетать яичницу. У него имелась подписка на «Нетфликс» и профили в соцсетях. И все, что напоминало мне о его инаковости, о том, что он не такой, как мы, а дракон – это его ультрамариновые глаза.

А сейчас, когда мы были одни и нас не видели другие люди, – они пылали цветом вечной драконьей жизни. Цветом вечности.

И это был недобрый взгляд.

Я осмотрелась по сторонам. Задумалась, размышляя о вещах, которые люблю, вспомнила о гардеробе, который еще не перевезла в новую квартиру. И представила, как все горит ярким пламенем. И родители обвинят не его, а меня.

– Я забыла, – пробурчала себе под нос.

– Ты проявила неуважение к дракону, – заявил он и показательно уточнил: – Дважды. Примерно за каких-то двенадцать часов.

Из-за несправедливых обвинений я тоже начинаю закипать. Но не подаю виду, желая все же помириться с Яном. Ссора – совсем не то, чего бы я хотела после нескольких месяцев перерыва в общении.

– Можно сделать поблажку за столько лет дружбы? – спрашиваю я.

Но он непоколебим. Выражение его лица ясно дает понять – Ян оскорблен просьбой.

– При чем здесь ЭТО? – возмущается он. – Я ДРАКОН.

Да уж, спеси у Яна не отнять. Все как в старых сказаниях: драконы – те еще высокомерные ископаемые создания.

И он плавно, насколько это возможно, с моей подачи, не внешне, но поведением превращается в то самое древнее существо, в мифологического дракона, который привык к поклонению и щедрым пожертвованиям от людей.

Ненавижу, когда он таким становится.

– Я посолила машинально, – ворчу я.

Обиженная на него или уже на себя – точно не знаю, но разворачиваюсь к плите и начинаю готовить новую порцию, уже без соли.

Даже на расстоянии чувствую, как он до сих пор недоволен. Однако не намерена так просто сдаваться.

Я собираюсь победить.

Пока жарится яичница, подхожу к нему поближе.

Сажусь за стол и говорю, глядя Яну в глаза, совершенно милым тоном, словно мне снова лет пять:

– Ну, прости меня, дракон.

– Ян. Меня зовут Ян, – чеканит он, но против воли его голос звучит более мягко.

Он продолжает злиться, не способный усмирить гордыню. Но я отчетливо вижу и то, как теперь Яна бесит и тот факт, что ярость начинает его предательски покидать.

Он явно хотел бы наказывать меня подольше. Но никак не получается – он добреет на глазах.

Ведь он любит меня. Как младшую сестру – если бы мы были не из разных миров и одной крови.

Он любит меня. Он – дракон и мой давний друг.

Я широко улыбаюсь и в следующую секунду начинаю хохотать – меня смешит его несуразный растерянный вид. Дракон сбит с толку своим быстрым поражением.

Ян громко и недовольно выдыхает, отворачивается на секунду, а потом снова смотрит на меня – его губы изгибаются в сдержанной улыбке, которую он уже не в силах подавить.

Он немного успокоился. Ультрамариновые глаза потухли, уступив место безмятежному голубому, человеческому цвету.

И ровным тоном он, наконец, проронил:

– Ава, нельзя вызывать меня просто так, без причины.

Наконец произнес то, что задело его и в чем он – будто ему не пара сотен лет, а всего десять – не мог признаться.

Что заставило его разыграть этот концерт.

Тени вчерашнего костра в моей памяти угасали. Лицо Андрея, тонкие голоса девочек – пропадали.

– Боялась, что ты опоздаешь на мой день рождения, – прошептала я невинно.

– Я собирался приехать завтра вечером. У меня куча дел. Я, кстати, занят и был за тридевять земель отсюда. Полагаю, ты издеваешься не специально, но вспомни, сколько раз я просил не петь дурацкую песню. Вы, люди, постоянно норовите нарушить мои планы. И если остальные ничего не понимают, то от тебя я подобной беспечности не ждал.

Песня – старинное проклятие ведьм. И я впервые задумалась, что такого сделал Ян, раз они решили наложить на него заклятие, которое помогало им призывать дракона и даже убить.

Заклятие напрочь лишало Яна сил. Коих хватало, лишь чтобы обернуться в истинную сущность и долететь сюда, скрывшись при помощи остатков магии от людских глаз. Поэтому он и выглядел слабым, почти раненым драконом на пустыре перед озером.

– Я не хотела танцевать, но выбора не имела. Нельзя было отказаться – какое я могла найти объяснение? Я не могла рассказать о тебе. Прости.

Он улыбнулся – понимающе, по-доброму и сочувствующе.

Я недоумевала.

И не появилось никаких догадок, даже когда он спросил:

– Было так сложно его поцеловать? Того парня?

Не возникло никакого желания обсуждать поцелуи с Андреем. Но они – часть ритуала, который я тем не менее не исполнила.

– Не хотелось, – пробормотала я.

Он вздохнул и покачал головой.

– Значит, придется меня.

Я нервно усмехнулась.

– Что? – И тут же с испугом уставилась на Яна.

Дракон не шутил, наоборот, он был непоколебим и серьезен.

– Это просто детская игра, дракон, – шепнула я.

– Ян, – снова поправил он, почему-то всегда пытаясь меня заставить называть его исключительно по имени. – Ты в курсе, что неисполнение обычая лишает меня силы.

Это мне известно.

– Но я предполагала, что ты иногда можешь от него отступать.

– Нет. Обряд священен. Ты призвала меня. И мне нужна моя сила. Хотя после этого она восстановится только через несколько дней.

Я мялась. Ситуация казалось глупой. Но фактически у меня и сейчас не было выбора. Меня заставили. Ведьмы, дракон, я сама…

Он продолжал строго и выжидающе смотреть на меня.

Я несмело встала из-за стола. Ян – тоже, и мгновенно очутился рядом со мной.

Мы глядели друг на друга.

Это было самым странным, что когда-либо происходило между нами. Я знала Яна с пеленок, а сейчас все стало непонятным и непривычным.

И я попыталась выкинуть настоящий момент из головы. Уверена, мы оба мечтали, чтобы необходимое действие побыстрее закончилось. Я застыла каменной мумией. Дракон положил ладонь на мой затылок и, приблизившись к моему лицу, немедля коснулся губами моего рта. На секунду или две.

Меня обдало теплом драконьего огня, заточенного под его кожей. А затем он отпрянул.

Это было мгновенно. Я не успела ничего понять. Но сразу стало неловко.

Я опустила глаза в пол и скрестила руки на груди.

А затем неожиданно услышала голос мамы в арке кухни:

– Ян! Как я рада твоему приезду!

Я вздрогнула.

«Черт, – пронеслось в моих мыслях. – Что она успела увидеть?»

Я отскочила от Яна, словно он обернулся летающим змеем и обжег меня огненным дыханием. А мама уже находилась здесь. Дружелюбно улыбаясь, делая вид, что ничего не заметила, она принялась тепло обнимать Яна.

«Но она точно все видела. И что подумала?»

Я резко отворачиваюсь. Иду проверять яичницу, которая чудом или благодаря малой температуре не успела сгореть.

В глянцевой варочной панели я вижу свое отражение: волосы завязаны в небрежную гульку, на щеке – темная полоса земли – примерно пару часов назад я вышла ухаживать за драконами.

В это утро я была в домашних шортах, почти пижамных, и коротком топе. Очень домашний образ, который невольно меня смутил. И почему-то я судорожно начала распускать волосы и стирать со щеки грязь. Чувствовала себя некомфортно. Вот в каком образе я предстала перед Яном. А он… не мог ничего сказать, что ли?

Оттерев щеку, смотрю на свое отражение. Теперь я выгляжу гораздо лучше.

Яичница готова. Выкладывая ее на тарелку, слышу отдаленные голоса мамы и Яна, плавно переместившихся в гостиную.

Они с мамой – лучшие друзья. Познакомились много лет назад, их свело одно странное обстоятельство. Ян выглядел точно так же, ничуть не моложе, а мама была еще подростком.

Но и теперь Яну все еще тридцать, а мама, конечно, сильно повзрослела. А сколько ему на самом деле лет? Сто? Тысяча? Несколько тысяч? Неизвестно.

Благодаря моим усилиям яичница стояла на столе, и я прошла в гостиную, чтобы позвать Яна. Туда уже вошел отец и поздоровался с ним крепким уважительным рукопожатием.

Теперь они общались втроем. Я прервала их и пригласила его за стол, спросив, голодны ли родители.

– Ты надолго приехал? – спросила я.

Ян вернулся сюда невесть откуда, судя по свежему загару, он был на морском побережье, где палило жаркое солнце.

У него есть и квартира в Гомеле, где он часто останавливался.

– Мы собираемся вечером на Ставрах и Гаврах[16 - Имена псов князя Бая – богатыря, родоначальника белорусских племен, первопоселенца. Существует предание, что по гигантским следам этих животных потекли две большие реки – Днепр и Двина.]. Придешь?

– Очень надо мне якшаться с детьми! – съязвил он.

– Ян, присмотри за ними. Пожалуйста, – протянула моя мама.

– Ладно, могу пойти только ради этого, Анжела.

Когда мы вернулись в кухню, наши взгляды уперлись в пустую тарелку.

Неожиданно пустую для меня, несколько минут назад выложившей на нее готовую пару яиц.

Слышалось тихое чавканье. Мы вчетвером одновременно уставились на Кинли, сидящего на полу у холодильника – в его миске была двойная порция.

Он стащил еду Яна.

– Мерзопакостное существо, – заключил Ян.

Я ощущала легкий стыд за поведение Кинли.

– Ян, он ни с кем так не поступает. Обычно всякое творит, но не такое. Извини, пожалуйста.

Получается, что из-за меня и Кинли наша семья никак не может уважить дракона.

Однако мне почему-то стало очень весело.

– Я все равно думаю, что проблема в тебе, – усмехнулась я.

– И как именно я его провоцирую? – уточнил Ян, повернувшись ко мне, сверкнув угрожающими ультрамариновыми глазами.

– Шучу, – осеклась я. – Но, похоже, он понимает все, что ты про него говоришь. И мстит.

– Бестолковый хут ничего не может понимать. Глупая птица.

– Ну вот, опять, – вздохнула я, недовольно закатив глаза. – Не называй его так.

Родители по-доброму засмеялись.

Папа, Ян и я сели за стол. Мама расположилась у плиты, мигом организовав третий вариант утренней яичницы, и мы позавтракали.

После Ян засобирался. Приехал Богдан и занялся драконами в вольерах, а я решила проводить Яна.

Мы прошли чуть дальше за дом, миновали асфальтированный пустырь, пристань и двигались вдоль берега к навесу с наколотыми дровами для мангалов, чтобы укрыться за ним, хоть Ян и умеет скрывать драконий лик от человеческих глаз.

Вдруг я замечаю, что ворот пиджака, который он снял еще за завтраком, а сейчас несет сложенным на согнутом локте, влажный.

И вспоминаю, как гладила дракона мокрой щеткой по шее.

Ян подмечает мой внимательный взгляд, замедляет шаг возле ряда поленьев и говорит на прощание:

– Ненавижу, когда ты это делаешь.

– Забочусь о тебе? – уточняю я с улыбкой.

– Относишься ко мне как к зверушке.

Я улыбаюсь еще шире:

– Именно потому, что тебе не нравится, ты позволяешь мне?.. – Ловлю ответную улыбку Яна, которая, однако, не кажется приветливой, и начинаю оправдываться: – Просто когда ты в драконьем образе, то уже не кажешься мне человеком. Вот и все.

Он злился.

И я продолжаю, будто извиняясь, но не совсем.

– Ты темное величественное существо, наделенное древнейшей магией. Я помню. Но, по-моему, ты обычный прирученный дракон.

Он мрачнеет. Во взгляде отчетливо читается желание меня убить за все, сказанное сегодня. А ведь еще только утро.

– Не пойму, кто меня сильнее раздражает. Хут или ты, – цедит он.

– О, а я совсем другое рассчитывала услышать спустя три месяца твоего отсутствия.

– За это время ты стала совсем неуправляемой.

– Я была рождена не для того, чтобы мной управляли.

– Это мы обсудим, Ава. И кое-что еще. Вечером.

Я слышу резкий хлопок, вижу клуб серого дыма вперемежку с синими электрическим молниями и дымку тумана, распространившегося от навеса до берега, чуть тронувшего озеро.

В клубах лишь на секунду промелькнул дракон, вернее, его огромная тень. В следующий миг – исчезнувшая.

Ни я, ни тем более Богдан, ради которого мы тут и прятались, не видели, как улетел дракон.


* * *

Вечером все собрались за «Новой жизнью», проехав на автомобилях несколько километров на запад. Многочисленные машины были хаотично припаркованы на обрывистом берегу озер, разделенных полосой белоснежной земли.

Ставры и Гавры – это меловые карьеры, бывшие технические водоемы.

Благодаря мелу вода в них имеет ярко-бирюзовый цвет. Купаться тут запрещено, но мы, как и всегда, уже видели ныряющих с крутого берега людей.

Из открытых дверей какого-то автомобиля доносились громкие звуки музыки. Неподалеку кто-то разжег костер, у которого дурачились чьи-то домашние драконы, играющие в веселые догонялки с псами.

Ставры и Гавры по вечерам становились пристанищем местной молодежи: здесь собирались подростки, старшеклассники, студенты, а иногда кто-нибудь постарше из окрестных деревень. А еще чьи-нибудь младшие братья и сестры, если ребят отпускали родители.

Я знала далеко не всех, но моя компания – Вероника, Лазари, Илья и Андрей – уже была в сборе. Ян Сапковский примкнул к обособленном кругу более соответствующих ему по возрасту. Там вели увлеченный разговор, наверное, о машинах, которые все по очереди оценивающе рассматривали, особо отмечая выбивающийся из общей массы люксовый кабриолет дракона.

Ставры и Гавры находились в противоположной от Ореховки – дома фоков – стороне, но и отсюда виднелось старинное кладбище, погружающееся в вечерний сумрак. Спустя полчаса его полностью скроет ночная тьма и будет не столь странно здесь отдыхать, хотя на погост почти никто давно не обращает внимания.

– Нормального места не нашли? Я должен вас от костомах отбивать? – спросил Ян, очутившись у меня за спиной.

Я оторвала взгляд от кладбища, на котором, по заверению Яна, они и обитали, и обернулась. Он держал в руках бумажные стаканчики с напитками и протянул мне один.

Попробовав, я ощутила вкус безалкогольной газировки. Конечно же. Готова поспорить, в стакане дракона плескалось нечто совсем иного рода.

Ян поздоровался с моими друзьями, мы поболтали и вновь разбрелись по компаниям. Я двинулась к сверстникам. Возле меня кружил Андрей.

Потом мы все пели песни и танцевали в толпе. Ян периодически возвращался, и не потому, что мама попросила его приглядывать за мной – это была его личная инициатива, охранять меня зачем-то. Он умел находить с каждым общий язык и пользовался авторитетом среди парней, особенно среди моих друзей Клима и Ильи, хоть и общались они нечасто.

Ян и тут обзавелся знакомыми. Замечая его, я всякий раз видела его с новыми людьми.

Затем к Яну направилась Вероника, и они впервые за вечер обменялись парой фраз.

– Вот он и вернулся к ней, – шепнула мне на ухо Соня. И неодобрительно покачала головой, уперев руки в бока.

Мы обе смотрели на удаляющихся Яна и Веронику.

Вероника…

Они с Яном, хоть и жили в одном поселке, познакомились лично даже не у меня дома, поскольку никогда не пересекались в гостях, а в тот момент, когда мы пели старинную песню о Яше на школьном празднике в начале учебного года.

Мы перешли в одиннадцатый класс. И Вероника, естественно, понарошку поцеловала… точнее, не поцеловала Илью, который играл роль Ящера.

И прилетел Ян. Она не знала, кто он на самом деле, не представляла, что он дракон.

В ее понимании он – красивый и притягательный сосед, который вдруг взялся из ниоткуда и начал флиртовать. Она отдала ему поцелуй. А он не стал делать так, чтобы она о нем забывала. Не стер воспоминания Вероники. Ведь длинноногая блондинка ему понравилась, как и многим парням.

И между ними возникло что-то… дружба или нечто большее – трудно сказать. Но совершенно точно Вероника в него влюблена. Но хоть ей уже и семнадцать, она все равно слишком молода, а их отношения не могли быть ни прочными, ни похожими на настоящие.

Да и никаких отношений у них вообще не могло быть, несмотря на все ее чувства. У него есть секреты. Скелеты в шкафу. Точнее, драконы. Ну и скелеты в принципе тоже, если его истории о костомахах – не способ заставить меня не гулять где попало по ночам, а чистая правда.

Но об этом Ян не мог ей рассказать – ни теперь, ни в обозримом будущем.

Однако порой Вероника позволяла себе заблуждаться насчет того, что встречается с Яном. Или вот-вот начнет. Как будто.

«Как будто» – поскольку до сих пор толком не вполне ясно, что в действительности между ними происходило.

И сейчас она притворилась, что сердита на Яна. Ведь он где-то пропадал. Не то чтобы он относился к ней серьезно. Или к кому бы то ни было из девушек – Вероника это прекрасно знала. Ян выглядел и вел себя так, словно никому не принадлежал, да и никогда не будет. Но и не старался отдаляться, намеренно или нет, подпитывая фантазии и заблуждения тех, кому уделял чуть больше внимания, чем нужно.

Я понимала ее, как и то, почему она предъявляла такие претензии.

Они о чем-то беседовали в сторонке.

Я наблюдала за ними, на какой-то миг мы остались вдвоем – я и Илья. Андрей, Соня и Клим общались с неизвестным мне парнем.

Оторвав взгляд от «возможно, влюбленной парочки», продолжающей удаляться, я увидела Илью. Он пристально смотрел на этих двоих. Заметив мое внимание, он сурово сдвинул брови на переносице.

– Ты тоже надеялась, что они не пересекутся? – бросил он и, не дождавшись ответа, развернулся и побрел к Андрею.

Значит, не одному Яну нравилась Вероника.

Но Илья ошибался. По поводу меня. Из-за моего близкого общения с Яном, а иногда мы и впрямь проводили много времени вместе, некоторые кое-что подозревали и даже намекали, что я не просто с ним дружу.

Но они совершенно не правы. У меня нет никаких чувств к Яну, кроме как теплоты, радости, когда я его видела. Легкости. Он был для меня родным, но я не знала, кем именно. Моим другом, драконом.

А любые слова о том, что я увлечена Яном в романтическом плане – в корне ошибочны.

Если честно, я еще ни разу не влюблялась по-настоящему. Время от времени мне нравились некоторые парни, но привязанность никогда не длилась долго. В большинстве случаев я переводила общение в дружбу.

Мне не доводилось испытывать глубоких эмоций, но в почти восемнадцать я желала ощутить, каково это: отдать кому-то сердце.

Может, на этот раз будет по-другому?

Зазвучала медленная музыка. Парни начали приглашать на танец девушек, и ко мне подошел Андрей.

Мы танцевали на обрывистом берегу, около лазурно-бирюзовой воды, в окружении плавно кружащихся пар. Я как-то чересчур крепко к нему прижалась и положила голову на его плечо. Окончательно отвела взгляд от Яна и Вероники. И мне вдруг снова стала приятна близость с Андреем. Мы танцевали под звездами. Небо – без единого облачка. Над горизонтом поднималась луна. Через несколько минут заиграла веселая, ритмичная композиция, и мы громко запели.

Я заметила Веронику, которая находилась неподалеку, и обернулась к дракону. Когда песня закончилась, я двинулась к нему.

Ян успел спуститься к воде и стоял на самой кромке каменистой земли, в ночи кажущейся белой. Я приблизилась к нему со спины: Ян задумчиво смотрел вдаль.

Встав рядом, я помолчала. Мы замерли здесь, в безлюдном месте, где музыка и голоса отдыхающих слышались обрывочно. Отсюда крутые, белеющие в ночи берега еще больше напоминали небольшие горы.

Я смотрела на воду неестественно синего цвета: в зеркально-спокойной глади отражались темное небо, звезды и луна.

Складывалось ощущение, что небо было и вверху, и внизу.

– Тебе не очень весело, дракон? – шепнула я.

– Ваши бессмысленные песни не для меня, – ответил он.

– Бессмысленные? – переспросила я. – Это о мечте, Ян. Послушай еще раз. Песня о том, как человек сделал то, что хотел.

Я тихонько напела слова.

Он ухмыльнулся.

– То, чего не сделала ты? – Дракон говорил загадками.

Да и раньше, у нас в доме, он упоминал о чем-то подобном. Сегодня, когда уходил. Но, возможно, я все же чуть-чуть догадывалась, что он имеет в виду.

– Ты о чем?

– Обсудим позже, – бросил он.

Мы оба подняли взгляды на почти полную луну. Завтра она будет идеально круглой. В своей абсолютной силе.

– Луна полная, – повторил Ян мои мысли. – Скоро полночь.

Я посмотрела на экран телефона, достав его из кармана джинсовых шорт. Так и есть. Как поздно. Я должна успеть вернуться домой.

– Я отвезу тебя. Пойдем. – Рука повелительно легла на мое плечо.

Надо поторопиться. Оказалось нетрудным объяснить друзьям, почему мне нужно срочно уйти. Пусть причина была совершенно иной, но ребята знали, завтра – мой день рождения. Восемнадцатилетие.

Мы будем праздновать в узком кругу, семьей – приедут тетя и двоюродные сестры. Необходимо подготовиться. Я попрощалась с друзьями, но напоследок мы успели обсудить детали нашей будущей встречи. Мы договорились увидеться послезавтра в городе и вместе отметить праздник.

Затем я села в автомобиль Яна, и мы поехали. Да, иногда он пользовался и машиной, чтобы выглядеть нормальным.

Родители спали, когда мы проскользнули в дом через задний ход, со стороны пристани. Везде царила тишина.

Я услышала сопение: покинув вольер, Дэсмонт пробрался в гостиную, вероятно, еще вечером, и спал на диване. Я, естественно, не стала прогонять дракона, он поразительно послушно лег на заготовленное для него покрывало, ведь влетал уже не в первый раз. Я порадовалась его желанию сблизиться с нами. Еще больше одомашниться.

А вот где Кинли – я не могла сказать. Не удивилась бы, узнав, что он охотится, как дикарь, где-то в лесу.

Мы с Яном поднялись в мою комнату, ее заливал голубоватый мягкий лунный свет.

Я присела в подвесное кресло, Ян встал напротив окна. Рядом с мольбертом. Щурясь, ослепленный призрачным сиянием, внимательно всмотрелся в незаконченный акварельный рисунок – пустой мост через реку в дремучем лесу, затянутом таинственным туманом.

Спустя несколько минут Ян попросил меня показать новые работы, которые я нарисовала, пока мы не виделись. Достав альбом из ящика стола – я прятала бумагу от Кинли, – я вручила его Яну.

Дракон начал медленно его листать.

Искусство – одно из увлечений Яна. Несколько моих картин он принял в подарок, для личной коллекции. Быть может, он поступил так из жалости или чтобы поддержать. Не думаю, что они достаточно хороши.

– Знаешь, ты не попадешь в рай, если не будешь развивать свой талант, – заметил он. – Талант, который не используется во благо человека или Бога – греховен. Нельзя зарывать его в землю. Так ведь у вас считается, у людей?

Я согласилась, однако без тени вины в голосе. А Ян спросил меня, почему я не поступила туда, куда на самом деле хотела. Я же никогда не мечтала о юридическом.

Теперь я поняла, что он имел в виду днем и на гулянье. Ян подразумевал мое поступление в университет. Значит, происходящее тоже его беспокоило.

Ян не то чтобы слегка контролировал мою жизнь. Но мое будущее было для него важным. Он заботился. Стоило оценить его усилия, что я и делала. В каком-то смысле он стал моей опорой, помимо родителей.

Однако его мнение не всегда совпадало с их суждениями.

Весь прошлый год он подначивал меня устроить бунт, на который я не решилась. Я тратила силы и время на предметы, которые не нравились, чтобы сдать экзамены по обществознанию. Но теперь понимала, что цмок прав. Хотя он не давил, а предоставлял шанс принять самостоятельное решение, я осталась бы благодарна, если бы он заставил меня подать заявление в Художественную академию. Или если бы поставил перед ультиматумом маму с папой.

Яну никогда не было все равно.

Он всячески поощрял мою тягу к творчеству. Он был одним из первых, кто узнал о моем увлечении. Я рассказывала, что люблю рисовать, еще до того как призналась семье. Именно он чаще всего возил меня в арт-студию. Цмок всегда хвалил и настраивал продолжать, говорил, что стану настоящим художником, если пойду учиться. Благодаря ему я начала грезить о вещах, которые многие годы являлись несбыточными. Он вселил мечту, заставил поверить.

Я вдруг осознала, что если продолжу думать о подобном, то начну искать путь, как выпутаться. Но давать заднюю – глупо.

Как я могу сказать родителям, что передумала? Нет никаких гарантий, что в творчестве ждет успех.

– Тебе известно, почему я это сделала.

– Назло мне? – Губы Яна сложились в веселую улыбку.

– Отличный вариант, – хмыкнула я. – Но ты не виноват. Только я.

– Я мог бы договориться и избавить тебя от адского пламени, но подумываю о том, чтобы отдать в пекло на перевоспитание – не худший вариант после твоего сегодняшнего поведения. Ну и как?

Оправдываясь, я пробормотала:

– Что, по-твоему, мне следует предпринять? Я не могу больше ссориться с ними.

– Можно отчислиться и сдать творческий экзамен в следующем году. Через несколько часов тебе будет восемнадцать. Ты взрослая, можешь решать сама. Я тебя поддержу, а у них не останется выбора.

– Придется в Минске поступать. А я не хочу ничего менять и уезжать отсюда. Ты же знаешь.

– Как глупо. Рано или поздно ты должна отделиться от этого места. – Ян сделал паузу и взглянул на наручные часы. – Не забывая о своем долге, конечно же. Кстати, ты готова? Надеюсь, еще не забыла, что должна сделать.

Почти полная луна… Она весь вечер преследовала нас. Ян прав: пора обратить на нее внимание. Готова ли я?

Кажется, да.

– Не забывала же, пока тебя не было, – съязвила я.

Он отложил альбом на подоконник и шагнул мне навстречу, нависнув внушительной тенью.

Я встала и двинулась к туалетному столику.

Разговор с драконом улетучивался из мыслей слишком медленно, я продолжала прокручивать его опасный совет. Мне нельзя о таком думать.

Но вдруг у меня появится возможность объясниться, принять новое решение? Я страшусь реакции. Если опять не выйдет? С ужасом осознаю, что в таком случае следующие несколько лет буду занята, изучая законы и право. Многие выпускники хотели бы оказаться на моем месте, но душа требовала иного.

В каком-то смысле я мечтала быть «обычной», иметь простые, понятные всем цели и стремления, ничем не отличаться от других. Но не получалось.

Нет, нельзя об этом размышлять. Не сейчас.

Вытащив из шкатулки тонкую серебряную цепочку с кулоном в виде лунницы с перламутровым адуляром[17 - Лунный камень.] в самом центре, протянула ее Яну и повернулась к нему спиной.

Дракон надел на мою шею украшение и аккуратно застегнул крепление.

Сделав шажок к столику, я тронула небольшой блокнот, размером меньше моей ладошки, и открыла первую страницу. Хотя и знала написанное плавным разборчивым почерком моей мамы наизусть.

Меня уже вело в сторону окна, свет луны продирался сквозь белую занавеску и шторы. Застыв у подоконника, окутанная холодным сиянием, я затаила дыхание и помедлила.

– Читай уже, – почти приказным тоном глухо сказал дракон.




Глава 6

Последнее полнолуние


Я сделала глубокий вдох и набрала полные легкие воздуха. Но несколько секунд все еще не могла начать, испытывая неловкость оттого, что дракон смотрит на меня. Но стрелки часов показывали почти полночь, и, не имея права ждать дольше, отбросив смущение, я стала тихо шептать, сжимая украшение в руке, глядя в озаренное лунным светом небо, словно была в комнате совершенно одна.

Мой голос был едва слышимым:

«…Begati na lunь ob nokt’ь obberzь naxoditi

…tьma nokt’ь golgolati ty namъ obce?cenьje
vъ tobe azъ nadejati duxъ

…otъ obpasьirъ vr?g vasъ temnь mene bergt’i

…bezstra?ьnъ nokt’ь u beda meniti dоmъ

…nokt’ь golgolati tьmьnъ obberzь mene
vъ nadeja na obberzь obstanoviti lunь svetъ

…u obrekt’i bergt’i ty doupъvati mьne
otъgovorati na klicь
obstan?ti vъ migъ bezdolьje
mogti kazati sledъ za tebe u sledovati na p?tь

…u sъmьrtь ktyti
domъ slabъ stаti stena
хоldъ meseсь pьlnъ lunа».

Я замолчала и разжала руку, выпустив лунницу. Подвешенная за прочную цепочку, она спокойно повисла у меня на груди. Я захлопнула блокнот со словами, которые вряд ли кто-то другой мог разобрать, с алфавитом на старославянском, или, как говорил Ян, праславянском языке. Столь древнем, что почти никто, кроме дракона и пары людей, включая меня, не мог ни прочитать, ни понять смысл прочитанного. На языке, письменность которого в современном мире считается несуществующей.

Но текст был написан у меня в блокноте. Рукой мамы.

А на одной из страниц имелся перевод, записанный беглым почерком Яна:



«…Идем на лунное светло все те, кто в ночи обороны ищет.

Темре ночной мы скажем: ты – наше спасение, в него мы верим всей душой.

От смертельных врагов своими тенями укроешь нас.

Не полохают нас ужасы, приходящие в ночи, и никакая беда не коснется нашего дома.

Ночь загадает сумраку своему защищать нас, в упование на спасение – погасит полнолунное светло.

И промолвит: того сохраню, кто на меня возлагает надежду, отвечу на каждый клич, не покину в имгнение беды. Помощникам своим загадаю смотреть за тобой и сопровождать на всех путех твоих. И смерть не подступится: обиталище обессиленных для нее обернется преградой – пустым месяцем полной луны».

Благодаря этому моя мать и познакомилась с драконом, который теперь находится здесь. Произнесенные мною слова – то, что ему нужно от нашей семьи. То, почему он вообще обратил на нас внимание. Еще одна легенда. Но уже наша собственная – предание моей семьи.

Это были слова, которые я вынуждена читать каждые три дня: перед полнолунием, в полнолуние и в ночь после.

Сегодня – первая ночь.

Он коснулся моих ключиц и снял кулон.

Все происходящее существовало в нашей семье еще до появления Яна. До меня этот текст читала сестра моей мамы. До нее – моя мать.

До мамы – бабушка. До бабушки – прабабушка. И прапрабабушка…

И, как утверждает уже сам Ян, все женщины нашего рода, вплоть до тех незапамятных веков, когда люди говорили на праславянском языке. А может – и раньше.

Но у меня с трудом получается себе представить, что могло быть раньше.

Мама познакомилась с Яном случайно, когда ей было шестнадцать лет. Ее семья жила совсем в другом доме, в отдаленном отсюда месте, она еще ничего не подозревала о драконьей ферме, на которую позже привезет ее муж. Но понимала одно: что есть молитва, которую нужно читать, чтобы с родными людьми все было хорошо.

В семье из поколения в поколение передавалась эта традиция, вместе с серебряной лунницей, как и убеждение в том, что ритуал – важен, а отступать от его исполнения – чревато ужасными последствиями. И бабушка, и прабабушка, и все, кто были прежде, твердили – случится что-то плохое, если не произносить молитву под покровом ночи во время полнолуния.

И мама послушно исполняла возложенное старшими, причем со всей серьезностью. Как и женщины ее рода до нее. А однажды она познакомилась с соседом – Яном.

Наступило очередное полнолуние, мама прочла молитву и после пообщалась с Яном, а он кое-что учуял. Ее магию. Слабенькую, как он говорил «растворяющуюся в воздухе». Почти незаметную. С тех пор он перестал быть ее обычным приятелем и превратился в высокомерного человека, который захаживал на ее двор и задавал странные вопросы.

Ян подумал, что она ведьма – одна из тех, которые оборачиваются в волколаков.

А ведь их он издревле считал врагами, впрочем, как и все драконы. Хотя почти не ощущал магии. Она испугалась. Но рассказала все, что ей известно. Ян буквально вынудил ее говорить правду, просто одним своим враждебным видом, не прибегая к помощи драконьих сил.

Однако мама не была ведьмой. Она сообщила, что это просто семейный обряд, который передается из поколения в поколение по женской линии. Но Ян видел, что у нее на шее – лунный камень.

И молитва, читаемая на языке, который должен быть давно забыт, завершалась ясной фразой: «И смерть не подступится: обиталище обессиленных для нее обернется преградой – пустым месяцем полной луны».

Он сразу понял, все связано не только с луной, а с исчезновением волков.

Ведь на свете есть обессиленные – те, кто более не может обращаться из-за «пустой» луны, которая отныне не дает им сил. И Ян, убежденный в том, что войну между людьми, драконами и волколаками, которые неожиданно пропали много лет назад, окончила каким-то образом именно моя семья, стал охранять Анжелу и ее секрет.

Они крепко сдружились. Ян признался ей в том, кто он такой. Показал себя. И поведал о сражениях с волколаками. Она поверила ему. Анжеле исполнилось восемнадцать, когда она отдала амулет сестре: так происходило всегда, по обычаю, с каждой девушкой, достигшей совершеннолетия.

Моей тете тогда было двенадцать. Мама вышла замуж за папу, потом родилась я.

Когда маминой младшей сестре исполнилось восемнадцать, выбора не было. В семье не имелось другой девочки, а моя тетя, лишенная прежней магии, уже не могла читать заклинание, поэтому в итоге амулет пришлось передать мне.

Не представляю, была ли действительно молитва первым, что я научилась говорить, составляя слова в предложения, когда мне было два годика, но Ян уверял меня, что это именно так: он учил меня лично, а каждое полнолуние вместе со мной повторял загадочные фразы.

Трудно сказать, воспринимал ли он меня как инструмент, но факт непреложен: родители подтвердили, что Ян очень быстро, почти сразу, привязался ко мне. За долгие годы связь лишь усилилась. Но совсем скоро и мне исполнится восемнадцать.

Между прочим, уже завтра. И моя магия улетучится.

Это было мое последнее полнолуние. Я в последний раз использовала силу. И после – я стану жить обычной жизнью, будто ничего необычного не происходило. Ничего, кроме присутствия поблизости дракона-цмока, конечно же. Не то чтобы происходящее мешало мне жить. Я всегда послушно делала то, что велено. Но в глубине души иногда относилась к этому со скептицизмом. Может, потому, что не встречала иную нечисть, кроме Яна. И не могла поверить, что враждебные мифические волколаки действительно когда-то жили бок о бок с драконами и людьми. Тем более что именно моя семья когда-то их уничтожила.

Но ведь Ян был. И он – настоящий. Я и раньше спрашивала его, кто еще из легенд существует. Он говорил, что все. И русалки, и костомахи, и множество духов в наших лесах.

Но совсем скоро все изменится: все, связанное с магией начнет отдалятся от меня.

Ян спрятал кулон в шкатулку, мы тихо покинули комнату и отправились вниз.

Я поставила чайник. Пока он закипал, мы выбрались через задний ход на пирс и зажгли свет, стараясь не шуметь, чтобы не будить родителей. Мы сидели вдвоем, болтая и слушая кваканье лягушек и стрекот кузнечиков около четверти часа.

Допив чай, Ян отправился домой, выйдя за ворота и сев в автомобиль – нечастым для него «нормальным» способом.

А я отправилась спать. Еще раз вспомнив, что завтра, точнее, уже сегодня наступит мой день рождения.

Итак, утром мне будет восемнадцать.

Опустив голову на подушку, я без капли удивления обнаружила на ней Кинли.



Я начала получать поздравления спозаранку. Едва проснулась и протопала в пижаме на кухню, меня ждал букет цветов от родителей. И крепкие объятия. Подарок они мне подарили заранее, однако символично вручили ключи от городской квартиры.

Когда я пила утренний кофе, мне позвонила Вероника, и мы болтали настолько долго, что я успела переместиться с кухни в банкетный зал и принялась развешивать гирлянду, свет которой будет создавать праздничное настроение вечером.

Кинли немножко «помогал»: уцепившись задними лапами за кровлю крыши, он, как летучая мышь, смиренно висел поблизости и услужливо не приближался к проводам, не мешая мне. После Вероники позвонили Соня и Клим. Мама была занята готовкой со Снежаной. Лариса ходила вдалеке, у вольеров, с папой. Вскоре он оставил ее и поехал в город за тортом.

Тетя Рая, мамина ссестра, прибыла с мужем и девочками после обеда, даже раньше, чем собиралась. И я еще не успела переодеться. Приняв очередной букет цветов и приятные поздравления, я отправилась в комнату прихорошиться и пригласила девочек.

Самой старшей из трех моих двоюродных сестер, Кристине Паваге, уже исполнилось тринадцать лет, средней, Милене, восемь, а младшей – Нине – всего пять.

Кристина была следующей девушкой в нашей семье, которой следовало читать древнюю молитву. Я родилась ровно в одиннадцать часов утра и не сомневалась: будь рядом с нами Ян – он почувствовал бы магию у Кристины, как ранее ощущал и у меня.

Сегодня ночью, в полнолуние, молитву будет произносить именно Кристина. Обязанность исполнять семейный ритуал перейдет к ней, как когда-то перешел и ко мне от ее матери – тети Раи.

А я теперь… буду свободна.

Мы с девочками поднялись наверх, в мою комнату, и они с радостью принялись выбирать для меня наряд. Я быстро определилась, не без их помощи, еще утром метавшись между двумя вариантами. Через минуту на мне было летящее платье выше колен, белое, с крупным розовым цветочным принтом, без бретелей, с открытыми плечами и длинными свободными рукавами, свисающими от лифа. И босоножки на невысоком каблуке.

Мои темные короткие волосы оставались прямыми, я заложила пряди за уши, открыв лицо. Образ дополнила серьгами-гвоздиками.

После я застыла перед туалетным столиком и в присутствии девочек открыла шкатулку, достав серебряный кулон. Тот самый, который был на мне ночью. И, приблизившись к Кристине, аккуратно надела амулет ей на шею.

Моя двоюродная сестра улыбнулась. Младшие замерли в изумлении, предвкушая настоящее волшебство. Но чуда не произошло. Кулон просто висел на шее Кристины, и мы отправились на первый этаж. Выйдя на улицу, к остальным, преодолев белый деревянный мост, направились к банкетному залу и сели за стол.

Снежана и Лариса уже покинули наш дом.

Теперь мы праздновали и весело проводили время. Играла музыка. Мы общались. Время летело стремительно, близился вечер. Я несколько раз выходила из-за стола и говорила по телефону, слушая пожелания от друзей и бывших одноклассников.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=68022133?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Разновидность дракона. (Здесь и далее примечания автора, если не указано иное.)




2


Существо из мифологии. Дух – хранитель леса, который может запутать человека в лесу.




3


Славянский языческий праздник. Считается, что в эту неделю русалки принимают человеческий облик и заманивают людей в водоемы. Поэтому купания в этот период времени под запретом.




4


Восточный крылатый озерный дракон-фок (лат.).




5


Тонкие блинчики с разнообразными сладкими и другими начинками.




6


Картофельные оладьи (драники) с начинкой из мяса.




7


В славянской мифологии – неупокоенный мертвец; вампир, который ночами восстает из могилы, чтобы пить кровь живых людей.




8


Персонаж белорусского фольклора. Сгнивший до костей покойник; скелет, поднимающийся из места погребения, подобно упырю.




9


Белорусская фольклорная легенда. (Легенды i паданнi / Склад. М. Я. Грынблат i А. I. Гурскi. Мн., 1983.) (Прим. авт.) «Жили-были два соседа. Богатый был колдун, а бедный – просто добрый человек. Однажды бедняк купил коня и повел его в загон, а богатый увидел все это, взял три ножа, воткнул их в землю и начал оборачиваться. Перекувырнулся через первый нож – и голова стала волчьей, кувырнулся через второй нож – и туловище превратилось в волчье, перекинулся на третий – и ноги стали как у волка. Потом взял и задушил коня, а бедняк тем временем вытащил один нож. Волк бросился обратно, чтобы превратиться в человека. Прибежал и перекувырнулся через нож – и стала у него человеческая голова, кувырнулся через другой – и тело стало человеческим, перекувырнулся в третий раз, но ноги остались как у волка, потому что третьего ножа не было». (Пер. ред.)




10


В белорусском фольклоре – неопределенного вида сверхъестественные существа, нападающие на людей стаями.




11


Демонические духи, живущие в домах, в основном под печью, пакостящие хозяевам.




12


Царь всех петухов, чье пение предвещает начало рассвета.




13


Свечение неясного происхождения, по обыкновению видимое по ночам в лесу, вдоль дорог, на болотах или на кладбищах.




14


Белорусская фольклорная песня. (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981.)




15


Традиционное мясное или молочное блюдо с различными добавками (картофель, лук, зелень).




16


Имена псов князя Бая – богатыря, родоначальника белорусских племен, первопоселенца. Существует предание, что по гигантским следам этих животных потекли две большие реки – Днепр и Двина.




17


Лунный камень.