Розовый завод
Розовый завод
Константин Иванович Кизявка
Кто мешает России стать великой державой? Ну, кроме американцев, масонов и навальнистов? Лудислав Горохов знает! И он полон сил. Так что у России нет выбора.Содержит нецензурную брань.
Константин Кизявка
Розовый завод
Предисловие
Я нашёл эту рукопись в подвале обувной фабрики "Веретье". Тетрадь лежала в странной желеобразной массе, сохранившей каждую фиолетовую букву, выведенную неумелым, округлым почерком. Не знаю, сколько лет прошло со времени написания этого загадочного труда, но его содержание повергло меня в шок.
Никакого сомнения, автор был нездоров психически. Примитивное построение предложений, оперирование поверхностными прямолинейными смыслами – всё это затрудняло чтение, но, в то же время, свидетельствововало об искренности и правдивости корреспондента.
Только потому, что я поверил написанному, я решил довести найденное до широкого читателя, ибо если автор действительно пережил всё, о чём свидетельствует, мы все обречены и нам лучше знать эту, пусть горькую и страшную, но всё-таки правду об окружающей нас реальности.
Глава первая. Лудислав
Я дебил.
Мама говорит.
Она родилась в совке. Нет, не в том, что с веником! Я дебил, но не кретин. В Советском Союзе! Среди сталинских лагерей и карточек на хлеб. В отсталой стране, где не хватало колбасы, красивых штанов и свободы слова. Ей не понять новый мир, не понять меня.
От не понимания (я специально написал раздельно) – страх, от страха – защита – хочется называть непонятное идиотизмом, а непонятного дебилом.
Я не глуп. Окончил Политехнический институт в Таганроге. С красным дипломом. Инженер автопрома. Могу с закрытыми глазами собрать и разобрать "копейку". Если мне помогут с тяжёлыми операциями, разумеется. Поднять "копейку" руками я не могу.
Кстати, у меня "копейка". Приехал на ней в мастерскую "У Ромео". Понятно, что Ромео не итальянец, а армянин. Армяне любят романтические имена. Но проблема армянских имён волнует меня существенно меньше скрежета в коробке передач.
– Это хороший сервис?
Мужчина в сияющем чёрном костюме и туфлях "Гуччи" просвечивал меня туманными серыми глазами. Его вопрос был расплывчатым, как тронутый теплотой июньского дня куриный холодец.
– Сервис? – уточнил я. – Вероятно, автомобильный? "У Ромео"?
Мужчина кивнул.
– Не могу ответить однозначно. Коробку передач переберут качественно, особенно, если у вас "копейка" или "двушка". "Пятак" и "десюлик" чуть похуже. Но у вас не русское… Это ваше?
– Да. "Бугатти. Диво".
– Среднемоторная? Полный привод?
– Откуда знаете? Этих машин выпустили не так много.
– Сорок одну.
– Как вы!..
– Я инженер!
– Восхитительно! А что у вас за проблема с "копейкой"?
– Коробка передач отжила.
– А почему не купите новую машину?
– Я не так богат.
– Правда? С вашим умом? А как вас зовут?
– Лудислав.
– Очень интересное имя. А если, допустим, Лудислав, вы поедете со мной туда, где вам всё починят быстро, качественно, а главное, бесплатно?
В глазах странного мужчины разгорался азарт. Любит машины так же страстно и нежно, как я.
– А куда ехать?
В сумочке незнакомца запиликало. Он поморщился, серебристая коробочка сверкнула бриллиантами и остановилась возле уха, отягощённого серебряной серёжкой.
– Да, господин министр! – максимальная любезность. – Конечно, господин министр. Сейчас же выезжаю. С удовольствием. И я рад. Сердечно рад. Буду. Понимаю ваше нетерпение. Сам. Безумно.
– Вот как, милый Лудислав, – грустно вздохнул мужчина, засовывая смартфон в сумочку. – Никогда не знаешь, куда направит твою голову в следующее мгновение вечности неумолимая ладонь рока. Впрочем, куда, конечно, понятно… Но вот когда. Тем не менее, позвольте узнать вашу фамилию?
Я был тронут. Этот загадочный человек с первого взгляда понял, как важна для меня техническая сторона жизни и хотел говорить, обсуждать, может быть, даже фантазировать… Но… министр…
– Моя фамилия Горохов, – сказал я, – а как зовут вас?
– Ваал. Для вас просто Валик.
Мужчина сел за руль и, уже отъезжая, крикнул в окошко: «До свидания, Лудислав!»
От молчаливого созерцания тающего в грязно-серой дымке "Бугатти" меня оторвал голос автослесаря:
– Что за лингня у вас с "копейкой"? – молодой человек в сверкающей янтарными солидоловыми брызгами кепке "Нью-Йорк Янкиз" ловко орудовал оранжевой тряпкой, избавляя руки от мазута.
– Коробка, – просто ответил я.
– В йону все эти РАЗы! Один лин все развалятся через год. Купили бы "Мерседес" и не страдали бы этой лингнёй с тантранутого конвейера российского автопрома. В гуд он тантрись.
Разухабистый автослесарь, яркий солнечный день и скрывшийся в бесконечности интересный мужчина сложились в моём уме в одну ясную отчётливую мысль. Российский автопром! Только он мешает стране, мешает народу почувствовать несомненное величие Федерации, доступное в полном объёме людям нового времени. Стоп! "В полном объёме" всё-таки канцелярит, употреблять его не следует даже в момент столь важный и знаменательный… Эка меня… Всё от того, что по литературе в школе была твёрдая пятёрка.
Так вот. О чём я хотел подумать? Ну ведь да! Яркая вспышка понимания развеяла ленивый туман мыслей, и я увидел, как с конвейеров АвтоРАЗа съезжают в большую красивую российскую жизнь прекрасные автомобили с фантастическими характеристиками, а отягощённая догмами совка мама, стоя у окна, утирает счастливую слезу и говорит трескающимся голосом:
– Лудислав, мальчик мой, твоя новая Россия не такая уж и безнадёжная!
Глава вторая. Заманчивое предложение
– Понимаешь? Когда наши автомобили станут лучшими, у россиян проснётся национальная гордость. Даже у таких, как ты!
Зинаида сидела на хлипком стареньком табурете, уперев ладошки в коленки, и слушала внимательно, но без одобрения. Как мама. Обе пессимистки. Высокая фиолетовая причёска раскачивалась из стороны в сторону, как толстощёкая голова пластмассового китайца, приклеенного "Моментом" к приборной панели "пятака" у Гришки Седова из восьмого дома.
– Пойми, Зина, если уставший россиянин будет ложиться спать, сознавая, что автомобили нашей страны лучшие в мире, он и проснётся с такой же мыслью. А это значит, что на своём рабочем месте… Ой! Ничего, что я использовал уточняющее местоимение "своём"? Здесь не критично?
– Ничего, – снисходительно кивнула Зинаида. – Так что на рабочем месте?
– Ага. На всяком рабочем месте всякий россиянин… Ой! Это лексический повтор, да, Зина?
– Не страшно, продолжай.
– Ага. Россиянин будет трудиться на совесть. Чтобы соответствовать уровню автопрома государства. Зарплаты воспитателей и учителей вырастут в разы. А кожаный пояс, временно затянутый на пенсионерах, можно будет расслабить. И тогда Россия встанет с колен даже в сознании самых что ни на есть совкарей. Понимаешь?
– То есть в ТВОЁМ сознании страна уже давно бежит трусцой?
Мама говорит, Зинаида только мне кажется тупой. Для остальных социальных групп населения она как бы кандидат философских наук и автор десяти книг. Думаю, мама ошибается, просвечивая слайды собственного мозга на полотно сознания человечества. Весь мир не может быть слеп. О, этот сорт людей, не желающий замечать очевидного! Такие как мама. Спрятались в черепашьи панцири советских идей и голову наружу не высовывают. Специально, из упрямства, не смотрят телевизор. Даже Первый канал. Примитивные асоциальные существа.
А ведь десять лет назад взгляд Зины был другим. Тогда у неё сломался пылесос Bosсh. Красный. Моющий. Циклонный. Она переживала. Плакала. Я поменял щётки на двигателе. И в благодарных глазах этой женщины отразился бог (с маленькой буквы пишу, потому что метафора, а не буквальное утверждение). Вот тогда было приятно. А сейчас непонятно. Что сделало с ней время? Я, например, стал умнее. Красный диплом, знаете ли…
– Зина, после революции 1991-го, когда мы покончили с коммунистами, всё только налаживается. Это в вашей Америке…
– Понятно, – Зинаида тяжело вздохнула, – ты не осознаёшь пустотность данной интенциональности. Безсущественность.
Как она любит заумности! Думает, скажет непонятное, и собеседник сразу забудет, за что страдал и боролся. Только меня таким дешёвым приёмчиком не возьмёшь.
– Ты, Зина…
Бодрая песня: "Три танкиста, три весёлых друга – экипаж машины боев…" – оборвала мысль.
Я поднёс покрытый трещинками экран смартфона Сяоми к уху.
– Да, слушаю!
– Здравствуйте! Извините, что беспокою. Лудислав Святозарович Горохов?
– Да. Это я.
– Очень приятно. Это Ростовский Автомобильный Завод. Менеджер Кукушкин Феофан Альбертович. Вы ведь инженер?
– Да.
– Прекрасно. Разрешите вам, как инженеру, и даже, насколько я понимаю, опытному инженеру, предложить участвовать в развитии российского автопрома.
Я слышал много анекдотов о прослушке ФСБ, но чтобы так. Нет, вряд ли это шутка. Голос такой правильный.
– Вы серьёзно? АвтоРАЗ?
– Предельно. Приглашаю вас на собеседование. В отдел кадров. В любое удобное для вас время. Хоть сейчас. Мы находимся в Ростове, на берегу…
– Я знаю. Береговая, 34, строение номер три, вход с северной стороны.
– Прекрасно. Ждём вас. Российский автопром очень рассчитывает на вашу поддержку! До встречи!
– До встречи!
Зина наморщила лобик.
– Кто звонил?
– "АвтоРАЗ".
– Серьёзно?!
– По-моему, да. Приглашают поднять автопром. Им нужны опытные инженеры.
– Как совпало. А меня инженер не хочет поднять на опытные руки и положить вон на тот диван?
– Какая ты странная, Зина! Ты что, вещь? Ладно. Пойду я, съезжу на завод. Они сказали, в любое время. Пока!
– Пока, – Зинаида смотрела с какой-то странной обидой.
Чего обижаться? Ведь предельно ясное дело – если поднимется автопром, поднимется вся страна!
Глава третья. «Один раз – не водолаз!»
Бетонный фасад завода высотой примерно 19 метров 48 сантиметров сиял глубоким голубым светом. Высокие десятиметровые окна, по сути бесцветные, отражали бесконечное небо и создавали полную иллюзию небесного происхождения предприятия. Всё портили большие красные буквы над входом: "АвтоРАЗ – не водолаз!".
Глупая метафора! Примитивная параллель между автомобилестроением и водолазным делом? Намек на поговорку с известным началом «Один раз»? Обыгрывается слово «первый»? Не лучше ли: «Первый автомобиль – всегда комом»? Вот! За секунду придумал. Про блинчики. И близко к народной мудрости, и параллель какая тонкая! Первый блин – первый автомобиль. Классно же! Да, с русским языком у них очевидные проблемы!
В большом светлом зале торговали "пятаками". Симпатичные "РАЗы" пятой модели горели пятью знаменитыми цветами: белым, зелёным, салатным, изумрудным и хаки. «Пятаки» занимали центр магазина. Влево и вправо простирались торговые пространства, заполненные с одной стороны «двушками» и «копейками», с другой новейшими "десюликами".
Парень слегка за двадцать в белой рубашке, длинном чёрном галстуке, чёрных брюках и сверкающих тёплым апельсиновым цветом туфлях взмахнул чубчиком, приятно улыбнулся:
– За машиной?
Я не сразу уловил зерно вопроса. Не каждый день, знаете ли, бываешь на «РАЗе», тем более по приглашению. Говорят же, попасть сюда сложнее, чем устроиться на пост ГИБДД между Ростовом и Батайском.
– Автомобиль покупать? – переформулировал парень, видимо, решив, что лексическое значение слова «машина» не входит в сферу моих понятий.
– Да, – наконец очнулся я. – Нет. То есть, я вообще не за машиной. Я на работу. Меня пригласили. Менеджер Кукушкин.
Паренёк поскучнел, но слой вежливости, надетый перед работой поверх биополя, был толст, отчего любезность продолжала звучать в жестах и интонациях:
– Вон, видите, лестница наверх?
Я увидел. Винтовая чугунная завитушка в конце зала оптимистично восходила к длинной узкой металлической площадке второго этажа.
– Там двери. Несколько. Вам нужна фиолетовая.
Я кивнул.
– Спасибо!
Парень улыбнулся левой половиной лица и заспешил к новому клиенту, заглянувшему в сияющий храм автопрома.
Восемь оборотов вокруг толстого чугунного стержня – и стопа моя с церковным звоном опустилась на металлический ажур то ли балкона, то ли корабельной палубы, плывущей над восхитительным пространством бушующего человеческими радостями и надеждами завода. Симпатичную площадку размером тридцать на пять метров ограничивали с одной стороны крепкие, чугунные, в готических листочках поручни, с другой – восемь "кают". Деревянные двери, искусно отделанные неведомыми, но, сразу понятно, опытными плотниками лаково блестели восемью цветами. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Именно в таком порядке слева направо они располагались: Красная, Оранжевая, Желтая, Зеленая, Голубая, Синяя и Фиолетовая. Из гармонического ряда выбивалась левая дверь, чёрная, как космическая дыра в скоплении Феникса, что несколько разрушало образ традиционной радуги.
Я подошёл к фиолетовой, постучался и, услышав раздражённое:
– Кто это ещё там?!
Вошёл.
В кабинете обнаружились два менеджера.
Один за большим, буквой «Т», столом, второй за крохотным столиком у входа.
– Я по поводу звонка. Меня пригласил на работу Феофан Альбертович Кукушкин. Поднимать российский автопром.
Квадратный человечек за большим столом пристально посмотрел на худого высокого с длинными усами брюнета и сказал:
– Феофан Альбертович, вы у нас уже, как бы, на работу приглашаете?
– Ну… Юрий Кириллович… Звонок… Помните? Директор!
Квадратный уставился на меня растерянно.
– Горохов?
– Да, – улыбнулся я. – Лудислав Святозарович.
– Что же вы сразу не сказали! Конечно же, помню. Скажите, а вы случайно нашему, скажем прямо, министру, не родственник, в некоторой степени?
Я не понял, какой министр и пожал плечами.
– Понимаю! Конфиденциальность! Поддерживаю, в определённом, так сказать, смысле. Присаживайтесь вот сюда, да не на стул! Что же вы, право! Вот кресло. Да. Удобно?
– Я хотел бы работать!
– Это успеете. Скажите, как вы относитесь к… гомофобам?
Странный вопрос! Ко всяким гомо у меня отношение конкретное! И я ответил:
– Не люблю!
– В каком смысле?
– Все эти западные веяния нам, российским людям, чужды! Я бы всех этих гомофобов!..
– Прекрасно, прекрасно. К гомофобам – отрицательно, – он что-то черкнул в бумагах. – Паспорт, диплом принесли?
– Да, вот, пожалуйста.
– Пока Феофан Альбертович всё оформит, в рамках компетенций… Возьми бумаги, Феофан… Ага, давайте чаю или кофейку?
– Кофе вредно. По телевизору объясняли. Для сердца опасно.
– Согласен. Тогда чаю?
– Да.
– Отлично.
Пока вода в сером чайнике набирала градус кипения, Феофан Альбертович всё оформил и вернул мне документы.
– С завтрашнего дня, – сказал он, – выходите на работу в магазин.
Я не понял, почему магазин, ведь меня пригласили на завод, и спросил:
– А почему в магазин, меня же пригласили на завод?
– Не переживайте! – вступился квадратный Юрий Кириллович, он тоже пил чай за компанию со мной из кружки с бело-синим, в технике гжель, Чебурашкой. – Это испытательный срок, в каком-то смысле. А вы, вероятно, хотели бы, допустим, в службу безопасности?
– Нет! – я почувствовал недопонимание. – Я хочу в цех! На завод! Я хочу сделать российский автопром лучшим в мире!
Кадровики переглянулись, и добродушный Юрий Кириллович похлопал меня по плечу.
– Молодец Лудислав Святозарович! Вот это, я понимаю, так сказать, порыв! Таких бы работников нам, например, десяток и всё – заткнули бы за пояс, фигурально выражаясь, и немцев, и корейцев. Да, Феофан Альбертович?
– Сто процентов! Заткнули и переткнули!
Глаза у обоих загорелись, сразу видно, как и я, одержимы идеей революции в автопроме, только вот не могут. Отдел кадров – не то место.
Я допил чай.
– Спасибо. Было очень вкусно. Во сколько мне быть на рабочем месте?
– Завтра в восемь ноль-ноль! – улыбнулся Юрий Кириллович.
– В восемь ноль-ноль, – подтвердил Феофан Альбертович.
Глава четвёртая. Территория продаж
Я подошёл к дремлющему заводу за тридцать три минуты до открытия. Солнце уже оторвалось от горизонта, заливая заводские корпуса жёлто-фиолетовыми лучами. Длинные таинственные тени вытянулись в сторону мелкого Азовского моря.
На всякий случай постучал в двери. Эхо запрыгало внутри по колоннам и перегородкам. Затихло. Никого.
Первый работник, мужчина в чёрном балахоне, появился без пяти восемь. Торжественно щёлкнул ключом, приоткрыл дверь и пристально посмотрел на меня.
– Вы к кому, молодой человек?
– Я на работу. Лудислав Горохов моя фамилия.
– Не помню. Возможно. Зайдите внутрь, подождите начальство.
Я вошёл. Перехватило дыхание. Копейки, пятерки, десюлики… Теперь это – моё. Я буду делать настоящие машины! Своими руками! Как же это… На ум просилось просторечное «круто», но душа требовала чего-то возвышенного. Я перебрал десяток синонимов, ни один не понравился. Ладно.
Ровно в восемь в дверях случился форменный затор. Протискивались по двое и даже трое одновременно. Пыхтели, кряхтели, тужились, но лица работников не светились недовольством или злобой. Привыкли люди. Понимают. Обычный рабочий момент. Как в стоматологии, когда ребёнок кричит за дверью, никто же не врывается с дубиной спасать. Все знают, что так работают врачи. Вот и здесь. Тесно, но надо же как-то начинать рабочий день.
Странно, но я не видел женщин. Или им разрешено приходить позже мужиков, или стоят, стесняются лезть в давку. Глянул в окно. Нет. Не стесняются. Одни мужики. Что в принципе и правильно. Работа здесь всё-таки суровая, по-настоящему тяжёлая. Не для хрупких женских пальчиков.
– Вот! – человек в балахоне подвёл ко мне высокого, судя по внешнему виду – руководителя. Синий пиджак господина не кричал вызывающе, как у всякого рода клерков, а успокаивал, настраивал на долгую и продуктивную работу. – Горохов его фамилия. На работу пришёл.
Я кивнул.
Мужчина осмотрел меня с ног до головы. Хмыкнул и оглянулся по залу.
– Игнат Павлович! – заметил он в стороне, где «пятаки» смыкались с «десюликами», молодого парня, чуть старше меня, в коричневых клетчатых брюках и ярко-красном галстуке на черную рубаху. Тот метнулся к нам:
– Да, Николай Петрович! Какие задачи на день?
– Вот, смотри. Человека надо пристроить. Горохов.
– Лудислав! – добавил я.
– Лудислав! – подхватил Петрович. – И имя редкое, и Сам просил поспособствовать.
– Сам? – удивился Игнат Павлович.
– Сам, – серьёзно кивнул Николай Петрович. – В продажи.
– Ого! Ну пойдёмте, Лудислав, в офис, поставлю, так сказать, цели и задачи.
Я проследовал за энергичным парнем по витой лестнице наверх, на этот раз не в фиолетовую, а в синюю дверь.
Обнаружился большой кабинет с десятью рабочими столами. За девятью сидели сотрудники. Все сосредоточенно стучали по клавиатурам. Из аудиоколонки на книжном шкафу звучала приглушённая «Калинка-малинка» на английском языке.
– Вот, знакомьтесь, наш отдел. Здесь старшие менеджеры. Я тоже. Буду командовать лично вами. Продаём «копейки». Знаете, что такое «копейки»?
Я не обиделся. Откуда Игнату Павловичу знать, что я закончил Таганрогский институт с красным дипломом. Наоборот, терпеливо пояснил:
– Да, это первый автомобиль «РАЗа», выпущенный в 1970-м году. Ещё при советском режиме. Заднеприводный. Переднемоторный. Седан. Четыре ступени трансмиссии. Шестерни переднего хода косозубые, с постоянным зацеплением, заднего хода прямые…
– Ух ты! – перебил Игнат Павлович. – А я подумал, по знакомству. Слесарь?
– Инженер.
– Вот как! Редкая птица на нашем предприятии.
Я не понял метафору про птицу, но сделал вид, что понял, и сказал:
– Что нужно делать?
– Как что делать? Продавать. Пойдем, расскажу, покажу.
Целый час новый начальник терпеливо водил меня между «копейками» и объяснял, чем отличается входящая продажа от исходящей, какие скрипты дают максимальные закрытия, как нащупать боль клиента и правильно «демандить», чтобы достичь заветной АВС.
Я не полностью понимал, о чём идёт речь, но кивал и пытался казаться умным, потому что работать на АвтоРАЗе хотелось страшно.
Через час я заметил вчерашнего знакомого. «У Ромео». Хозяин «Бугатти – Диво». Ваал. Валик. Он тоже заметил меня, заулыбался и поспешил навстречу.
Мы пожали руки. А мой новый начальник как-то поскучнел, покраснел и маленькими шагами отодвинулся в сторону. Наверное, всё, что мог, уже объяснил.
– Как завод? – спросил Валик.
– Хорошо. Меня тут продавцом приняли. А вы «Бугатти» отремонтировали?
– Некогда было. Сегодня поеду. Может, ко мне в кабинет? Чайку попьём? У меня есть хорошая классика. «Иваново детство». Вы любите Тарковского?
Я не знаю, кто такой Тарковский, но растеряться не успел. Возле нас нарисовался суровый мужчина в военной форме и чёрных очках.
– Срочно к оперативному телефону! – сказал он моему знакомому. – Папа.
Валик поскучнел.
– Ну вот, – выдохнул он. – Снова мы с вами не пообщались. Не обижайтесь. Такое ощущение, что министр следит за каждым моим шагом. Ну пойдёмте, Юрий Владимирович.
Я проводил взглядом душевного единомышленника и почувствовал, как меня осторожно трогают за плечо. Обернулся. Шеф.
– Лудислав… Как вас по отчеству?
– Святозарович.
– Лудислав Святозарович, вы можете по свободному графику. Хотите, продавайте «копейки», хотите, чайку попейте – там каптёрка продавцов. Я вам чашечку…
– Хочу продавать.
– Хорошо. Вон видите, Аватар?
Я оглянулся в поисках высокого синего существа, но ничего похожего не обнаружил.
– Вы не туда смотрите. Вон, мужчина с толстой золотой цепухой на груди.
Я увидел пухлого толстячка, бритоголового, в подранных джинсах, расстегнутой до пупа рубахе. На груди его среди буйной поросли курчавых волос сиял рассветным огнём крест, величиной с диск переднего тормоза «пятака». Я даже подумал, что это священнослужитель, но тут же отбросил греховную мысль, ведь «роскошь – удел католического епископата, а русским духовным лицам издревле присущи скромность, пост и нестяжательство». Честно говоря, я не совсем понимаю суть последнего из этих трёх слов – «нестяжательство», но дословно цитирую один из церковных журналов, мнению которого доверяю с удовольствием и безусловным приятием. Я вообще сильно рад, что совок не смог убить русскую православную церковь, душу нашего народа…
– Увидели? – перебил поток благостных мыслей начальник. – Подойдите и впарьте. «Копейку». Я буду рядом. Подстрахую. Лады?
– Лады.
Я осторожно подошёл к толстяку, и он посмотрел на меня с интересом, какой, наверное, проявляется у влюблённого в работу энтомолога при виде доселе неизвестного науке таракана.
– Вы хотите купить машину? – спросил я отчего-то срывающимся голосом.
– Да, капитан!!! – просиял улыбкой толстяк. – Я хочу купить машину. Ты угадал. Ты просто гений дедукции!
Похвала приятно радовала, но нужно было «впаривать». И я показал рукой на «РАЗы».
– Вот, выбирайте, какой цвет нравится.
– Цвет! – хмыкнул толстяк. – Я чо те, баба? На кой мне цвет? Мне надо, чтоб они до Франции доехали.
– «Копейки»? – на этот раз удивился я.
– «Копейки», «копейки», родной. Кое-кому во Франции очень интересны наши «копейки».
– Но у них же есть «Рено», «Ситроен», «Пежо», «Бугатти»…
– Э, брат! С таким настроением ты мне слона не продашь! Ты чо, типа честный продавец?
Я моргнул.
– Ты смотри. Редкий вид. А скажи, честный продавец, по какой минимальной цене ты мне впаришь партию «копеек»?
Я растерялся. Цен местных я не знал. Знал только рыночные. Но Гришка Седов из восьмого дома говорил, что цена на «копейку» падает в два раза сразу после выезда из заводских ворот. Нужно умножить на два? Но покупатель хочет оптовую цену.
Выручил шеф.
– Сколько машин надо? – деловито спросил он толстяка.
– Я разве с тобой разговариваю? – нахмурился тот. – Я с честным торгуюсь. Какую цену скажет, по такой и куплю.
Я, наконец, умножил в уме.
– Четыреста тысяч рублей. Но на эти деньги вы можете купить приличного бэушного «Форда».
– Четыреста? – поморщился толстяк. – Ладно. Пацан сказал, пацан сделал. Заверните мне десять штук. Там перед входом прицеп. Загоните. Где у вас тут касса?
– Вон там! – заботливо подсказал Игнат Павлович. – Позвольте, я вас провожу.
И повёл христианина к месту расплаты.
Я растерялся и стоял на месте, пока шеф не вернулся.
Выглядел он странно. И вопрос задал странный.
– Вы кто?!
– В смысле?
– Вы – Бог? Просто притворяетесь новичком? Из любви к искусству? Вы скажите мне. Я не проболтаюсь. Вы проверяете «АвтоРАЗ», да? Из министерства, да? Бывший продажник, да? Признайтесь!
– Я просто продавец.
– Просто продавец, – ухмыльнулся Игнат Павлович. – Звучит как песня. Просто впарили десять «копеек», которым розничная цена «триста», по «четыреста» за штуку. Просто сделали левого навара за пять секунд – миллион. Ну конечно, конечно, я верю в любые ваши слова, дорогой мой Лудислав Святозарович!
Мне стало некомфортно, легкая тошнота подступила к горлу. Получается, что «копейки» стоят триста. Выходит, я обманул хорошего человека. Доверившегося мне. Да ещё и с крестом.
– Но бэушные «копейки» стоят двести! – возразил я неуверенно.
– Это политика «АвтоРАЗа». Мы принимаем на металл по двести любые наши машины. В течение пяти лет после выпуска. Поэтому барыгам нет смысла продавать дешевле. Ну, разве что машинке больше пяти лет. Это «пятак» стоит четыреста.
Я ясно вспомнил, что бэушные «пятаки» тоже продают по двести. Стало совсем стыдно.
– Ну пойдёмте, дорогой наш новичок! Я угощаю! Вы перевыполнили индивидуальный месячный план. Пойдёмте, пойдёмте. Чего вы так краснеете? Слава, она, конечно, тяжёлое бремя, но приятное. Вот, прошу! Сюда. Я открою вам удивительный мир «РАЗовского» закулисья. Только не забудьте потом забрать меня в те райские кущи, откуда прибыли на эту унылую планету.
Почти два часа шеф пил водку, а мне, как трезвеннику, подливал квас «Никола».
– Жальштотынепьёшь, – пробормотал Игнат Павлович, не разделяя лексические единицы. Но я понял, потому что русский квас «Никола», в отличие от западных сладких газированных напитков, не притупляет мышление, а наоборот, обостряет. – Красивый такой, умный, а не пьёшь. Жаль. Как другу должен тебе заметить. Ты не прав.
Я напрягся. Почему не прав? Я же гений продаж? Он мне сам объяснил.
– Нельзя говорить, что лучше купить «Форд». Это не патриотично. Чего краснеешь? Понимаешь? Я могу закрыть глаза, а вот коллеги могут не закрыть. С открытыми глазами будут осуждать и препоны ставить. Понимаешь? Интриги, подозрения, наветы… «РАЗ» – лучший! Всё остальное – вражеская пропаганда и дискредитация. Ты понимаешь, что такое дескри…дискредитация?
– Понимаю в целом. Лексическая семантика мне доступна: и денотация, и коннотация…
– Неважно. Так вот. Мы должны гордиться, что работаем тут. В смысле здесь. Сознаёшь? А иначе они придут и развалят. Всё развалят, шваны! Понимаешь?
– Кто они?
– А ты типа не понял?
Я догадался, что Игнат Павлович имеет в виду либералов и толерастов, которых ненавидит всякий понимающий, что происходит в России, гражданин. И кивнул.
– Понимаю я, Игнат Павлович. Я их тоже ненавижу.
– Вот, красавелла! Давай ещё по рюмочке.
– Вам уже хватит, Игнат Павлович. Давайте на этом остановимся.
В каптерке появился паренёк с бегающими глазками. Один из продавцов. Он осторожно приблизился к шефу, подобострастно улыбнулся и ласково сказал:
– Там Ваал Ваалович ищет новенького. Мы ему про вас не рассказали.
– Это правильно. Слыш, Святозарыч! Сходи от греха подальше. Встреть Ваалыча. Я тут ещё немного посижу. Не выдавай меня.
– Хорошо, – я поднялся и посмотрел на продавца. – Куда идти?
Валик ждал у лесенки к менеджерам.
– Вот, – улыбнулся он. – Освободился. Так что, ко мне? Есть, кстати, Кроненберг. Любите Кроненберга? Утверждают, будто он казуальнее Линча и не так психоаналитически формален, но Кроненберг лично меня цепляет больше. Дёргает за живое. Понимаете?
Я пожал плечами. Шеф пьян. План на месяц выполнен. Почему не посидеть с приятным человеком и не поговорить о кино.
– Вот и отлично! – обрадовался Валик. – Пойдёмте!
И потащил меня за руку куда-то вглубь магазина, потом через улицу и шлагбаум с пограничниками к огромному кирпичному зданию, крыша которого, как мне показалось, терялась в пушистых облаках. У красивой двери с надписью «Директор» дремал охранник, но, заметив нас, вытянулся в рост и отдал честь.
Странно, что мы будем смотреть кино рядом с кабинетом начальства, а то и в нём, но, может, другого телевизора нет, а директор уехал, допустим, в командировку. Приключение! Этот Валик такой прикольный!
Меня поразил лифт. Размером с зал маминой квартиры. С красным кожаным диваном, зеркальной стеной, паркетным полом. Мы вышли на третьем этаже. В широком холле у белой позолоченной колонны стоял суровый офицер в военной форме. Ничего не сказал. Видимо, Валика здесь хорошо знают и не возмущаются появлением, даже в компании с незнакомым человеком. Мы прошли по коридору, похожему на кремлёвские покои, как их показывают по телевизору, и остановились у высокой двери с золотыми ручками-грифонами.
– Ваал Ваалович! – по коридору за нами спешил тот самый офицер. – Там прибыл Юрий Владимирович! Что-то очень срочное! С безопасностью. Уровень «особой важности».
– Надолго? – с тоской спросил Валик, явно опечаленный тем, что любимый фильм посмотреть так и не удастся.
– Ну, вы же знаете Юрия Владимировича. Если «особой важности», то на полдня как минимум.
– Простите меня, любезный Лудислав Святозарович, – в глазах Ваала сверкнули слёзы. – Отчего-то не везёт нам с фильмом.
– Не расстраивайтесь! Когда-нибудь посмотрим!
– Вы думаете? Благодарю. Так приятно понимать, что вам тоже этого хочется. Возвращайтесь по той же дороге к зданию магазина. Я позвоню на КПП, чтобы вас пропустили.
– Хорошо. Я побежал.
– До свидания!
– До свидания!
На КПП дорогу преградил восточного разреза глаз смуглый рядовой с автоматом Калашникова АКС-74У.
– Дыхните! – приказал он, выговаривая «и» как «ы», а «е» как «э».
Я дыхнул.
Он принюхался.
– Пили?
– Я не пью!
– Ага, конечно! Наденьте маску.
– Какую маску?
– Обычную. Медицинскую. Карантин же в стране. Пандемия. Разве не знаете? Хотите всех позаражать?
– Скользиев! – на порог стеклянной будки выскочил старший лейтенант. – Пропусти парня! По нему звонили.
– Да пусть идёт, – обиделся рядовой. – Звонили! Я работу свою делаю. Что не так?
Я прошёл взъерошенного Скользиева и снова нырнул в торговый зал.
Ничего не изменилось после ухода. «Копеек» стало чуть меньше, благодаря золотоцепочному покупателю. В остальном те же продавцы и те же автомобили.
Шеф появился практически мгновенно.
Запах спирта колыхался вокруг него почти видимым хеморецепторным облаком.
– Иди домой! – выдохнул он. – На первый раз хватит. А то у тебя так голова болит, что работать дальше смысла никакого не вижу.
Глава пятая. Пятак
Дома, за компьютером, я решил, что в целом работа мне понравилась. Светло, просторно, люди хорошие, доброжелательные. Друзья вокруг: Валик, Игнат Павлович, Юрий Кириллович с синим Чебурашкой… Если бы ещё не продавать, а в цеху. Создавать из металла, пластика и резины конструкции машин. Варить, рубить, опиливать, резать, нарезать, шабрить, шлифовать, подгонять… М-м-м-м, звучит! Но не буду спешить. Не ловля блох всё-таки. Всему своё время. «Надо только выучиться ждать». Кстати, где у меня тут эта песня? Пахмутова, кажется. «Надежда».
Погружался в сон с радостным предвкушением. Пусть не сразу, пусть через годы, через расстоянья, но я попаду в сердце завода, в цеха, где гудят станки и вырисовываются формы автомобильного будущего страны.
– Ну что, Горохов, – вчерашний знакомый в синем солидном пиджаке, оказавшийся не просто Николаем Петровичем, а Николаем Петровичем Бороздкиным, директором магазина «АвтоРАЗ», смотрел с непонятным восторгом. – Кончилась твоя работа в отделе продаж!
Я растерялся. Как так? Я же не поработал толком. Ведь всё нормально вчера ещё было. Хвалили, говорили «большой молодец». А теперь что? Увольняют? Почему? Неправильно это, глупо, ведь могу помочь автопрому, стране, Отчизне!
– Не дрейфь, адепт, – ухмыльнулся Бороздкин, – ночь только начинается. Переводят тебя в цеха. По распоряжению Самого! Видимо, хочет тебя в делегаты, а потом на съезде познакомиться поближе, вплотную, так сказать. Понимаешь?
Я кивнул. Конечно, я понял. Этот самый Сам, видимо, уже увидел, что я не абы как случайный человек, а профессиональный профессионал. Конечно, в цеху от меня пользы будет больше в разы.
– А когда в цех?
– Да сейчас. Пройдёшь вон в ту дверь, прямо по аллее, через КПП и по асфальту. Наткнёшься на здание производственного комплекса. Увидишь первые ворота. Там «пятаки» выпускают. Направо, вокруг здания пойдёшь, «двушки», налево – «десюлики».
– А «копейки»?
– За «копейками» вокруг обойти придётся. Но тебе этого ничего не надо. Тебя в «пятак» определили.
«Пятаки» – мои любимые модели, и я еле сдержался, чтобы не крикнуть от радости.
– Ну что, Лудислав Святозарович! – появился мой теперь уже бывший шеф Игнат Павлович. – Не удалось нам с тобой за месяц годовой план выполнить. А ведь могли. Жаль. Такого продавца потеряли. Но Николай Петрович прав. Из продавцов в делегаты не попасть. А вот из цехов реально. Даже завидую тебе. Искренне. По-человечески.
Он попытался меня обнять, но передумал. Посмотрел в глаза:
– Не забывай первого наставника. Может, до спикера дорастёшь, меня в делегаты подтянешь.
– Иди уже, – махнул мне Бороздкин, – пока не стемнело. Тогда уже не до глупостей будет.
И я пошёл. В новую, настоящую автомобильную, цеховую, а не какую-нибудь магазинную жизнь.
На КПП дежурил другой охранник.
– Ну-ка дыхни! Ага. Хорошо. Маску надень. Вот. Куда идёшь?
– В цех. «Пятак».
– Пропуск есть?
Я протянул бумажку, полученную от Бороздкина.
– Пе-ре-во… – зашевелил губами охранник. – …дом в цех… А чего таким макаром? Работал в магазине и вдруг здасьте-мордасте?
– Я в цеху нужнее. Я – инженер.
– Анжинер? Ты погляди. Ну ладно, проходи, коли так.
Загадочный охранник. Речь карикатурная. Не пассионарий тебе двадцать первого века, а какой-то персонаж Гоголя. Или Чехова. Даже, скорее, Достоевского. Притворяется? Или сильно классику любит?
Широкая дорога пыльным асфальтовым кольцом охватывала величественное здание заводского корпуса. Я в благоговении устремился вниманием вверх, пытаясь разглядеть вершину похожего на сказочный замок вместилища всех четырёх знаменитых цехов РАЗа, но снова не увидел её за очень низкими облаками.
На мощных тёмно-голубых воротах масляной краской было неровно выведено: «Цех производства пятой модели». Я подошёл и осторожно толкнул. Ворота не открывались. Запечатаны наглухо. Я ещё пару раз толкнул чугунную массу, сначала двумя руками, а потом всем телом. Безуспешно. Попытался подцепить кончиками пальцев край в узкой щели между створками. Неудачно. Только синие полоски теперь под ногтями. Я посмотрел правее ворот и заметил чёрный пластиковый рычаг, торчащий из кирпичной стены.
Непонятный рычаг. Даже не рычаг. У рычага должны быть направляющие прорези вертикального или горизонтального хода. А тут просто торчит из стены предмет с шарообразным подобием набалдашника на конце. Я обхватил мягкую, прорезиненную, слегка влажную цилиндрическую поверхность и потянул на себя. Рычаг поддался легко, полез наружу и застопорился, высунувшись на полметра. Ничего не произошло. Ворота молчали. Никаких звонков или колокольчиков. Я машинально толкнул рычаг назад. Мягко, с булькающим звуком, цилиндр утонул в стене. Уши резануло тонким неприятным резиновым скрипом. Ворота двинулись. И правая, и левая створки медленно раскрывались наружу. Почему наружу, понятно – противопожарная безопасность, если загорится что в цеху, не будет пробки на выходе. Но в целом схема привода удивительная.
Довольный «открытием», я вошёл внутрь.
Помещение тускло освещали лампы дневного света. Высота потолка была такова, что люминесцентные трубки казались тоненькими спичками. Ширины цеха хватило бы на пару хороших футбольных стадионов. Интересно, что стены справа и слева слегка сужались вдаль от входа, и это не было зрительной перспективой, противоположная входу сторона в самом деле была раза в полтора меньше наружной.
Запахи свежей краски, мазута и бензина приятно пьянили. Посреди цеха матово лоснились новенькие «пятаки», облепленные местными рабочими. Четыре машины! Творцы автопрома что-то поправляли, подкручивали, подбивали, опиливали.
Цех АвтоРАЗа!
Коленки подрагивали и слегка подкашивались. Ощущение величия происходящего заполнило грудь и сердцу стало тесно. Я ликовал. Но где-то в лабиринтах головы включился почти неощутимый зуммер тревоги. Прислушавшись к сигналу, как бы подкрутив внутренний регулятор громкости на максимум, я понял, что не так. В цеху не было станков и сборочных конвейеров. Все автомобили были целыми. Никаких процессов, напоминающих изготовление деталей и штамповку авто.
Ситуация прояснилась, когда в дальнем конце цеха распахнулись ворота и несколько рабочих вкатили с той стороны новую машину. Получалось, это выпускной цех, финишный, а сборочный там, за дверью. Интересное разделение труда.
Ко мне подкатил новенький «пятак». Из машины приветливо улыбался парень в тёмно-синем рабочем комбинезоне.
– Новенький? – спросил он.
– Так точно!
– Иди к бригадиру! Вон, видишь, в красной кепке. Егор Давыдович. Доложи, что прибыл. Он тебя введёт в курс.
«Пятак» взревел (с педалью газа парень обращался хуже, чем доносил заводские концепции) и рванул в сторону КПП.
Я приблизился к пожилому бригадиру и представился.
– Здравствуйте, меня зовут Лудислав Горохов. Прислан в цех. Работать. Только я не пойму, где здесь делают машины. Может, мне дальше? Туда, вон в те ворота?
Бригадир тепло улыбнулся, и его пожилое лицо украсила паутинка мелких морщинок.
– Истинный автослесарь, совершая дела, предпочитает неделание. Зачем торопишь ты коня своих желаний? Разве не известно тебе, что путь спешки гибелен? Дай твоему ростку созреть и лишь потом следуй его пути. Подумай, скольким мастерам, поспешившим поменять трансмиссию, достаточно было отрегулировать рулевую тягу.
Непонятная речь, пестрящая избыточными местоимениями, тем не менее, отрезвила. Я осторожно спросил:
– Это третья бригада пятого цеха?
– И я заместитель её бригадира. Егор Давыдович. Не Давидович, как в Библии, а Давыдович, как русский генерал. А бригадир Фёдор Павлович Черномазов сегодня выходной, ведь согласись, не будь выходных, как бы мы поняли, что такое рабочий день?
– Действительно. Значит, меня к вам направили. Что мне делать?
– А вот это уже начало мудрости. Следуй за мной, и я всё покажу.
Около часа Давыдыч, как звали заместителя бригадира, объяснял мой «функциональный аспект». Получалось, что я заведую правильностью крепления и состояния тормозных колодок. Должен контролировать толщину фрикционного слоя, отсутствие механических повреждений, борозд, трещин, сколов и адекватную реакцию автомобиля на нажатие тормозной педали.
– Вот, – сказал он в итоге. – А с первой зарплаты я вычту у тебя пятьсот рублей.
– За инструктаж? – уточнил я.
– За «Перо феникса», – многозначительно улыбнулся Давыдыч. – Пищевая добавка. Безмерно полезна для человеческого организма. Гармонизирует уровень отношения пэ аш ровно до семи. Упаковки хватает как раз на месяц. Так что с каждой зарплаты минус пятьсот. Ибо опасно не принимать «Перо Феникса». Многие умирают от страшных болезней, зело организм становится незащищен. Слышал, певец Малкин умер?
– Конечно.
– Не принимал «Феникс». Стопроцентная информация.
– Ваш бизнес?
– Нет, – отмахнулся бригадир. – Начальника службы безопасности.
– А отказаться можно?
– Можно, конечно. Только уволят.
– Понял. Вычитайте.
– Молодец. Смышлёный.
День прошёл интересно. Из соседнего цеха периодически, примерно раз в два часа поставляли новый «пятак». Я осматривал тормоза. Проверял в деле – разгонял машину до двадцати пяти километров в час и выжимал педаль. Если всё хорошо, давал добро следующему проверяющему – высокому Юрке Норкину, ответственному за карбюраторы. Если не очень, дорабатывал. Случались весьма странные ситуации: у одной машины тормозов я не нашёл вообще. Ни колодки, ни даже педали в салоне. Удивительный брак. Наши ребята притащили запчасти из дальнего темного угла цеха и прямо-таки врезали тормозную систему. Профессионалы, чего уж там говорить.
Домой приполз уставший, но страшно довольный. Единственное, что как-то смущало – лёгкая досада – снова не от меня зависит качество машин. Не я их делаю и подгоняю. Не улучшаю российский автопром, а только проверяю, что есть. Вот как если бы, например, дали вам предложение: «Наши самолёты с гудением поднимаются вверх в высоту», а поправить разрешили бы только слово «наши». Вроде бы и участвуете в исправлении, а тавтология остаётся. Понимаете? Лучше от любых ваших исправлений не становится. Как взлетали «вверх», так и взлетают. Ну ничего, если буду хорошо работать, переведут к соседям во вторую бригаду и вот там наверняка смогу вмешаться в процесс. Так смогу, что машины прямо заблестят достоинствами и преимуществами. Мы ещё покажем хвалёным немцам кузькину мать!
Глава шестая. Фёдор Черномазов
Мы вынули из замасленной упаковки чуть поржавевшую колодку и поставили на правое переднее колесо. Какие невнимательные сборщики в предыдущих цехах! Забывают то одно, то четвёртое! С непривычки болела спина. Выпрямился, потянулся и понял, кто-то сзади пристально смотрит. Медленно, будто просто любуюсь цехом, обернулся.
Человек был сед, усат и слегка бородат. Лицо маленькое, но жирненькое, с мешочками под глазами. Явно не местный. Стоял рядом с нашим бригадиром, о чем-то с ним беседовал, и при этом пялился в мою сторону. Увидел, что я его заметил, и раздался доброй полузубой улыбкой. Спросил что-то Давыдыча, тыкнув бородёнкой в мою сторону. Давыдыч вздрогнул плечами, а потом повернулся ко мне и поманил пальцем. Я подошел, стирая ветошью мазут с ладоней.
– Знакомься, – кивнул Давыдыч на человечка. – Бригадир цеха Фёдор Павлович.
У меня внутри всё взмёрзло. Настоящий бригадир! Человек, разбирающийся в заводских процессах, как я в карбюраторах! Полубог и полунебожитель!
– Фёдор Павлович интересуется, не хотел бы ты поработать в бригадирской каптёрке?
Я ошалело молчал, не находя в опустевшем от волнения черепе вразумительных слов. Возможно, именно там, в упомянутой таинственной каптёрке, решаются важнейшие проблемы автомобилестроения России! Длинный рот незнакомца дрогнул в усмешке, пухлые губы раскрылись:
– Я ведь чего, собственно. Болею душой за дело общее. Хочется любого, кто хоть что-то умеет, к груди прижать и говорить ему слова добрые, чтоб человеку приятно было. А уж такому человеку замечательному и подавно. Мы ведь третья бригада! На самом крайнем рубеже завода, так сказать, у покупательской спины, лингам ей в гуду!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/konstantin-ivanovich-kizyavka/rozovyy-zavod-67896755/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Константин Иванович Кизявка
Кто мешает России стать великой державой? Ну, кроме американцев, масонов и навальнистов? Лудислав Горохов знает! И он полон сил. Так что у России нет выбора.Содержит нецензурную брань.
Константин Кизявка
Розовый завод
Предисловие
Я нашёл эту рукопись в подвале обувной фабрики "Веретье". Тетрадь лежала в странной желеобразной массе, сохранившей каждую фиолетовую букву, выведенную неумелым, округлым почерком. Не знаю, сколько лет прошло со времени написания этого загадочного труда, но его содержание повергло меня в шок.
Никакого сомнения, автор был нездоров психически. Примитивное построение предложений, оперирование поверхностными прямолинейными смыслами – всё это затрудняло чтение, но, в то же время, свидетельствововало об искренности и правдивости корреспондента.
Только потому, что я поверил написанному, я решил довести найденное до широкого читателя, ибо если автор действительно пережил всё, о чём свидетельствует, мы все обречены и нам лучше знать эту, пусть горькую и страшную, но всё-таки правду об окружающей нас реальности.
Глава первая. Лудислав
Я дебил.
Мама говорит.
Она родилась в совке. Нет, не в том, что с веником! Я дебил, но не кретин. В Советском Союзе! Среди сталинских лагерей и карточек на хлеб. В отсталой стране, где не хватало колбасы, красивых штанов и свободы слова. Ей не понять новый мир, не понять меня.
От не понимания (я специально написал раздельно) – страх, от страха – защита – хочется называть непонятное идиотизмом, а непонятного дебилом.
Я не глуп. Окончил Политехнический институт в Таганроге. С красным дипломом. Инженер автопрома. Могу с закрытыми глазами собрать и разобрать "копейку". Если мне помогут с тяжёлыми операциями, разумеется. Поднять "копейку" руками я не могу.
Кстати, у меня "копейка". Приехал на ней в мастерскую "У Ромео". Понятно, что Ромео не итальянец, а армянин. Армяне любят романтические имена. Но проблема армянских имён волнует меня существенно меньше скрежета в коробке передач.
– Это хороший сервис?
Мужчина в сияющем чёрном костюме и туфлях "Гуччи" просвечивал меня туманными серыми глазами. Его вопрос был расплывчатым, как тронутый теплотой июньского дня куриный холодец.
– Сервис? – уточнил я. – Вероятно, автомобильный? "У Ромео"?
Мужчина кивнул.
– Не могу ответить однозначно. Коробку передач переберут качественно, особенно, если у вас "копейка" или "двушка". "Пятак" и "десюлик" чуть похуже. Но у вас не русское… Это ваше?
– Да. "Бугатти. Диво".
– Среднемоторная? Полный привод?
– Откуда знаете? Этих машин выпустили не так много.
– Сорок одну.
– Как вы!..
– Я инженер!
– Восхитительно! А что у вас за проблема с "копейкой"?
– Коробка передач отжила.
– А почему не купите новую машину?
– Я не так богат.
– Правда? С вашим умом? А как вас зовут?
– Лудислав.
– Очень интересное имя. А если, допустим, Лудислав, вы поедете со мной туда, где вам всё починят быстро, качественно, а главное, бесплатно?
В глазах странного мужчины разгорался азарт. Любит машины так же страстно и нежно, как я.
– А куда ехать?
В сумочке незнакомца запиликало. Он поморщился, серебристая коробочка сверкнула бриллиантами и остановилась возле уха, отягощённого серебряной серёжкой.
– Да, господин министр! – максимальная любезность. – Конечно, господин министр. Сейчас же выезжаю. С удовольствием. И я рад. Сердечно рад. Буду. Понимаю ваше нетерпение. Сам. Безумно.
– Вот как, милый Лудислав, – грустно вздохнул мужчина, засовывая смартфон в сумочку. – Никогда не знаешь, куда направит твою голову в следующее мгновение вечности неумолимая ладонь рока. Впрочем, куда, конечно, понятно… Но вот когда. Тем не менее, позвольте узнать вашу фамилию?
Я был тронут. Этот загадочный человек с первого взгляда понял, как важна для меня техническая сторона жизни и хотел говорить, обсуждать, может быть, даже фантазировать… Но… министр…
– Моя фамилия Горохов, – сказал я, – а как зовут вас?
– Ваал. Для вас просто Валик.
Мужчина сел за руль и, уже отъезжая, крикнул в окошко: «До свидания, Лудислав!»
От молчаливого созерцания тающего в грязно-серой дымке "Бугатти" меня оторвал голос автослесаря:
– Что за лингня у вас с "копейкой"? – молодой человек в сверкающей янтарными солидоловыми брызгами кепке "Нью-Йорк Янкиз" ловко орудовал оранжевой тряпкой, избавляя руки от мазута.
– Коробка, – просто ответил я.
– В йону все эти РАЗы! Один лин все развалятся через год. Купили бы "Мерседес" и не страдали бы этой лингнёй с тантранутого конвейера российского автопрома. В гуд он тантрись.
Разухабистый автослесарь, яркий солнечный день и скрывшийся в бесконечности интересный мужчина сложились в моём уме в одну ясную отчётливую мысль. Российский автопром! Только он мешает стране, мешает народу почувствовать несомненное величие Федерации, доступное в полном объёме людям нового времени. Стоп! "В полном объёме" всё-таки канцелярит, употреблять его не следует даже в момент столь важный и знаменательный… Эка меня… Всё от того, что по литературе в школе была твёрдая пятёрка.
Так вот. О чём я хотел подумать? Ну ведь да! Яркая вспышка понимания развеяла ленивый туман мыслей, и я увидел, как с конвейеров АвтоРАЗа съезжают в большую красивую российскую жизнь прекрасные автомобили с фантастическими характеристиками, а отягощённая догмами совка мама, стоя у окна, утирает счастливую слезу и говорит трескающимся голосом:
– Лудислав, мальчик мой, твоя новая Россия не такая уж и безнадёжная!
Глава вторая. Заманчивое предложение
– Понимаешь? Когда наши автомобили станут лучшими, у россиян проснётся национальная гордость. Даже у таких, как ты!
Зинаида сидела на хлипком стареньком табурете, уперев ладошки в коленки, и слушала внимательно, но без одобрения. Как мама. Обе пессимистки. Высокая фиолетовая причёска раскачивалась из стороны в сторону, как толстощёкая голова пластмассового китайца, приклеенного "Моментом" к приборной панели "пятака" у Гришки Седова из восьмого дома.
– Пойми, Зина, если уставший россиянин будет ложиться спать, сознавая, что автомобили нашей страны лучшие в мире, он и проснётся с такой же мыслью. А это значит, что на своём рабочем месте… Ой! Ничего, что я использовал уточняющее местоимение "своём"? Здесь не критично?
– Ничего, – снисходительно кивнула Зинаида. – Так что на рабочем месте?
– Ага. На всяком рабочем месте всякий россиянин… Ой! Это лексический повтор, да, Зина?
– Не страшно, продолжай.
– Ага. Россиянин будет трудиться на совесть. Чтобы соответствовать уровню автопрома государства. Зарплаты воспитателей и учителей вырастут в разы. А кожаный пояс, временно затянутый на пенсионерах, можно будет расслабить. И тогда Россия встанет с колен даже в сознании самых что ни на есть совкарей. Понимаешь?
– То есть в ТВОЁМ сознании страна уже давно бежит трусцой?
Мама говорит, Зинаида только мне кажется тупой. Для остальных социальных групп населения она как бы кандидат философских наук и автор десяти книг. Думаю, мама ошибается, просвечивая слайды собственного мозга на полотно сознания человечества. Весь мир не может быть слеп. О, этот сорт людей, не желающий замечать очевидного! Такие как мама. Спрятались в черепашьи панцири советских идей и голову наружу не высовывают. Специально, из упрямства, не смотрят телевизор. Даже Первый канал. Примитивные асоциальные существа.
А ведь десять лет назад взгляд Зины был другим. Тогда у неё сломался пылесос Bosсh. Красный. Моющий. Циклонный. Она переживала. Плакала. Я поменял щётки на двигателе. И в благодарных глазах этой женщины отразился бог (с маленькой буквы пишу, потому что метафора, а не буквальное утверждение). Вот тогда было приятно. А сейчас непонятно. Что сделало с ней время? Я, например, стал умнее. Красный диплом, знаете ли…
– Зина, после революции 1991-го, когда мы покончили с коммунистами, всё только налаживается. Это в вашей Америке…
– Понятно, – Зинаида тяжело вздохнула, – ты не осознаёшь пустотность данной интенциональности. Безсущественность.
Как она любит заумности! Думает, скажет непонятное, и собеседник сразу забудет, за что страдал и боролся. Только меня таким дешёвым приёмчиком не возьмёшь.
– Ты, Зина…
Бодрая песня: "Три танкиста, три весёлых друга – экипаж машины боев…" – оборвала мысль.
Я поднёс покрытый трещинками экран смартфона Сяоми к уху.
– Да, слушаю!
– Здравствуйте! Извините, что беспокою. Лудислав Святозарович Горохов?
– Да. Это я.
– Очень приятно. Это Ростовский Автомобильный Завод. Менеджер Кукушкин Феофан Альбертович. Вы ведь инженер?
– Да.
– Прекрасно. Разрешите вам, как инженеру, и даже, насколько я понимаю, опытному инженеру, предложить участвовать в развитии российского автопрома.
Я слышал много анекдотов о прослушке ФСБ, но чтобы так. Нет, вряд ли это шутка. Голос такой правильный.
– Вы серьёзно? АвтоРАЗ?
– Предельно. Приглашаю вас на собеседование. В отдел кадров. В любое удобное для вас время. Хоть сейчас. Мы находимся в Ростове, на берегу…
– Я знаю. Береговая, 34, строение номер три, вход с северной стороны.
– Прекрасно. Ждём вас. Российский автопром очень рассчитывает на вашу поддержку! До встречи!
– До встречи!
Зина наморщила лобик.
– Кто звонил?
– "АвтоРАЗ".
– Серьёзно?!
– По-моему, да. Приглашают поднять автопром. Им нужны опытные инженеры.
– Как совпало. А меня инженер не хочет поднять на опытные руки и положить вон на тот диван?
– Какая ты странная, Зина! Ты что, вещь? Ладно. Пойду я, съезжу на завод. Они сказали, в любое время. Пока!
– Пока, – Зинаида смотрела с какой-то странной обидой.
Чего обижаться? Ведь предельно ясное дело – если поднимется автопром, поднимется вся страна!
Глава третья. «Один раз – не водолаз!»
Бетонный фасад завода высотой примерно 19 метров 48 сантиметров сиял глубоким голубым светом. Высокие десятиметровые окна, по сути бесцветные, отражали бесконечное небо и создавали полную иллюзию небесного происхождения предприятия. Всё портили большие красные буквы над входом: "АвтоРАЗ – не водолаз!".
Глупая метафора! Примитивная параллель между автомобилестроением и водолазным делом? Намек на поговорку с известным началом «Один раз»? Обыгрывается слово «первый»? Не лучше ли: «Первый автомобиль – всегда комом»? Вот! За секунду придумал. Про блинчики. И близко к народной мудрости, и параллель какая тонкая! Первый блин – первый автомобиль. Классно же! Да, с русским языком у них очевидные проблемы!
В большом светлом зале торговали "пятаками". Симпатичные "РАЗы" пятой модели горели пятью знаменитыми цветами: белым, зелёным, салатным, изумрудным и хаки. «Пятаки» занимали центр магазина. Влево и вправо простирались торговые пространства, заполненные с одной стороны «двушками» и «копейками», с другой новейшими "десюликами".
Парень слегка за двадцать в белой рубашке, длинном чёрном галстуке, чёрных брюках и сверкающих тёплым апельсиновым цветом туфлях взмахнул чубчиком, приятно улыбнулся:
– За машиной?
Я не сразу уловил зерно вопроса. Не каждый день, знаете ли, бываешь на «РАЗе», тем более по приглашению. Говорят же, попасть сюда сложнее, чем устроиться на пост ГИБДД между Ростовом и Батайском.
– Автомобиль покупать? – переформулировал парень, видимо, решив, что лексическое значение слова «машина» не входит в сферу моих понятий.
– Да, – наконец очнулся я. – Нет. То есть, я вообще не за машиной. Я на работу. Меня пригласили. Менеджер Кукушкин.
Паренёк поскучнел, но слой вежливости, надетый перед работой поверх биополя, был толст, отчего любезность продолжала звучать в жестах и интонациях:
– Вон, видите, лестница наверх?
Я увидел. Винтовая чугунная завитушка в конце зала оптимистично восходила к длинной узкой металлической площадке второго этажа.
– Там двери. Несколько. Вам нужна фиолетовая.
Я кивнул.
– Спасибо!
Парень улыбнулся левой половиной лица и заспешил к новому клиенту, заглянувшему в сияющий храм автопрома.
Восемь оборотов вокруг толстого чугунного стержня – и стопа моя с церковным звоном опустилась на металлический ажур то ли балкона, то ли корабельной палубы, плывущей над восхитительным пространством бушующего человеческими радостями и надеждами завода. Симпатичную площадку размером тридцать на пять метров ограничивали с одной стороны крепкие, чугунные, в готических листочках поручни, с другой – восемь "кают". Деревянные двери, искусно отделанные неведомыми, но, сразу понятно, опытными плотниками лаково блестели восемью цветами. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Именно в таком порядке слева направо они располагались: Красная, Оранжевая, Желтая, Зеленая, Голубая, Синяя и Фиолетовая. Из гармонического ряда выбивалась левая дверь, чёрная, как космическая дыра в скоплении Феникса, что несколько разрушало образ традиционной радуги.
Я подошёл к фиолетовой, постучался и, услышав раздражённое:
– Кто это ещё там?!
Вошёл.
В кабинете обнаружились два менеджера.
Один за большим, буквой «Т», столом, второй за крохотным столиком у входа.
– Я по поводу звонка. Меня пригласил на работу Феофан Альбертович Кукушкин. Поднимать российский автопром.
Квадратный человечек за большим столом пристально посмотрел на худого высокого с длинными усами брюнета и сказал:
– Феофан Альбертович, вы у нас уже, как бы, на работу приглашаете?
– Ну… Юрий Кириллович… Звонок… Помните? Директор!
Квадратный уставился на меня растерянно.
– Горохов?
– Да, – улыбнулся я. – Лудислав Святозарович.
– Что же вы сразу не сказали! Конечно же, помню. Скажите, а вы случайно нашему, скажем прямо, министру, не родственник, в некоторой степени?
Я не понял, какой министр и пожал плечами.
– Понимаю! Конфиденциальность! Поддерживаю, в определённом, так сказать, смысле. Присаживайтесь вот сюда, да не на стул! Что же вы, право! Вот кресло. Да. Удобно?
– Я хотел бы работать!
– Это успеете. Скажите, как вы относитесь к… гомофобам?
Странный вопрос! Ко всяким гомо у меня отношение конкретное! И я ответил:
– Не люблю!
– В каком смысле?
– Все эти западные веяния нам, российским людям, чужды! Я бы всех этих гомофобов!..
– Прекрасно, прекрасно. К гомофобам – отрицательно, – он что-то черкнул в бумагах. – Паспорт, диплом принесли?
– Да, вот, пожалуйста.
– Пока Феофан Альбертович всё оформит, в рамках компетенций… Возьми бумаги, Феофан… Ага, давайте чаю или кофейку?
– Кофе вредно. По телевизору объясняли. Для сердца опасно.
– Согласен. Тогда чаю?
– Да.
– Отлично.
Пока вода в сером чайнике набирала градус кипения, Феофан Альбертович всё оформил и вернул мне документы.
– С завтрашнего дня, – сказал он, – выходите на работу в магазин.
Я не понял, почему магазин, ведь меня пригласили на завод, и спросил:
– А почему в магазин, меня же пригласили на завод?
– Не переживайте! – вступился квадратный Юрий Кириллович, он тоже пил чай за компанию со мной из кружки с бело-синим, в технике гжель, Чебурашкой. – Это испытательный срок, в каком-то смысле. А вы, вероятно, хотели бы, допустим, в службу безопасности?
– Нет! – я почувствовал недопонимание. – Я хочу в цех! На завод! Я хочу сделать российский автопром лучшим в мире!
Кадровики переглянулись, и добродушный Юрий Кириллович похлопал меня по плечу.
– Молодец Лудислав Святозарович! Вот это, я понимаю, так сказать, порыв! Таких бы работников нам, например, десяток и всё – заткнули бы за пояс, фигурально выражаясь, и немцев, и корейцев. Да, Феофан Альбертович?
– Сто процентов! Заткнули и переткнули!
Глаза у обоих загорелись, сразу видно, как и я, одержимы идеей революции в автопроме, только вот не могут. Отдел кадров – не то место.
Я допил чай.
– Спасибо. Было очень вкусно. Во сколько мне быть на рабочем месте?
– Завтра в восемь ноль-ноль! – улыбнулся Юрий Кириллович.
– В восемь ноль-ноль, – подтвердил Феофан Альбертович.
Глава четвёртая. Территория продаж
Я подошёл к дремлющему заводу за тридцать три минуты до открытия. Солнце уже оторвалось от горизонта, заливая заводские корпуса жёлто-фиолетовыми лучами. Длинные таинственные тени вытянулись в сторону мелкого Азовского моря.
На всякий случай постучал в двери. Эхо запрыгало внутри по колоннам и перегородкам. Затихло. Никого.
Первый работник, мужчина в чёрном балахоне, появился без пяти восемь. Торжественно щёлкнул ключом, приоткрыл дверь и пристально посмотрел на меня.
– Вы к кому, молодой человек?
– Я на работу. Лудислав Горохов моя фамилия.
– Не помню. Возможно. Зайдите внутрь, подождите начальство.
Я вошёл. Перехватило дыхание. Копейки, пятерки, десюлики… Теперь это – моё. Я буду делать настоящие машины! Своими руками! Как же это… На ум просилось просторечное «круто», но душа требовала чего-то возвышенного. Я перебрал десяток синонимов, ни один не понравился. Ладно.
Ровно в восемь в дверях случился форменный затор. Протискивались по двое и даже трое одновременно. Пыхтели, кряхтели, тужились, но лица работников не светились недовольством или злобой. Привыкли люди. Понимают. Обычный рабочий момент. Как в стоматологии, когда ребёнок кричит за дверью, никто же не врывается с дубиной спасать. Все знают, что так работают врачи. Вот и здесь. Тесно, но надо же как-то начинать рабочий день.
Странно, но я не видел женщин. Или им разрешено приходить позже мужиков, или стоят, стесняются лезть в давку. Глянул в окно. Нет. Не стесняются. Одни мужики. Что в принципе и правильно. Работа здесь всё-таки суровая, по-настоящему тяжёлая. Не для хрупких женских пальчиков.
– Вот! – человек в балахоне подвёл ко мне высокого, судя по внешнему виду – руководителя. Синий пиджак господина не кричал вызывающе, как у всякого рода клерков, а успокаивал, настраивал на долгую и продуктивную работу. – Горохов его фамилия. На работу пришёл.
Я кивнул.
Мужчина осмотрел меня с ног до головы. Хмыкнул и оглянулся по залу.
– Игнат Павлович! – заметил он в стороне, где «пятаки» смыкались с «десюликами», молодого парня, чуть старше меня, в коричневых клетчатых брюках и ярко-красном галстуке на черную рубаху. Тот метнулся к нам:
– Да, Николай Петрович! Какие задачи на день?
– Вот, смотри. Человека надо пристроить. Горохов.
– Лудислав! – добавил я.
– Лудислав! – подхватил Петрович. – И имя редкое, и Сам просил поспособствовать.
– Сам? – удивился Игнат Павлович.
– Сам, – серьёзно кивнул Николай Петрович. – В продажи.
– Ого! Ну пойдёмте, Лудислав, в офис, поставлю, так сказать, цели и задачи.
Я проследовал за энергичным парнем по витой лестнице наверх, на этот раз не в фиолетовую, а в синюю дверь.
Обнаружился большой кабинет с десятью рабочими столами. За девятью сидели сотрудники. Все сосредоточенно стучали по клавиатурам. Из аудиоколонки на книжном шкафу звучала приглушённая «Калинка-малинка» на английском языке.
– Вот, знакомьтесь, наш отдел. Здесь старшие менеджеры. Я тоже. Буду командовать лично вами. Продаём «копейки». Знаете, что такое «копейки»?
Я не обиделся. Откуда Игнату Павловичу знать, что я закончил Таганрогский институт с красным дипломом. Наоборот, терпеливо пояснил:
– Да, это первый автомобиль «РАЗа», выпущенный в 1970-м году. Ещё при советском режиме. Заднеприводный. Переднемоторный. Седан. Четыре ступени трансмиссии. Шестерни переднего хода косозубые, с постоянным зацеплением, заднего хода прямые…
– Ух ты! – перебил Игнат Павлович. – А я подумал, по знакомству. Слесарь?
– Инженер.
– Вот как! Редкая птица на нашем предприятии.
Я не понял метафору про птицу, но сделал вид, что понял, и сказал:
– Что нужно делать?
– Как что делать? Продавать. Пойдем, расскажу, покажу.
Целый час новый начальник терпеливо водил меня между «копейками» и объяснял, чем отличается входящая продажа от исходящей, какие скрипты дают максимальные закрытия, как нащупать боль клиента и правильно «демандить», чтобы достичь заветной АВС.
Я не полностью понимал, о чём идёт речь, но кивал и пытался казаться умным, потому что работать на АвтоРАЗе хотелось страшно.
Через час я заметил вчерашнего знакомого. «У Ромео». Хозяин «Бугатти – Диво». Ваал. Валик. Он тоже заметил меня, заулыбался и поспешил навстречу.
Мы пожали руки. А мой новый начальник как-то поскучнел, покраснел и маленькими шагами отодвинулся в сторону. Наверное, всё, что мог, уже объяснил.
– Как завод? – спросил Валик.
– Хорошо. Меня тут продавцом приняли. А вы «Бугатти» отремонтировали?
– Некогда было. Сегодня поеду. Может, ко мне в кабинет? Чайку попьём? У меня есть хорошая классика. «Иваново детство». Вы любите Тарковского?
Я не знаю, кто такой Тарковский, но растеряться не успел. Возле нас нарисовался суровый мужчина в военной форме и чёрных очках.
– Срочно к оперативному телефону! – сказал он моему знакомому. – Папа.
Валик поскучнел.
– Ну вот, – выдохнул он. – Снова мы с вами не пообщались. Не обижайтесь. Такое ощущение, что министр следит за каждым моим шагом. Ну пойдёмте, Юрий Владимирович.
Я проводил взглядом душевного единомышленника и почувствовал, как меня осторожно трогают за плечо. Обернулся. Шеф.
– Лудислав… Как вас по отчеству?
– Святозарович.
– Лудислав Святозарович, вы можете по свободному графику. Хотите, продавайте «копейки», хотите, чайку попейте – там каптёрка продавцов. Я вам чашечку…
– Хочу продавать.
– Хорошо. Вон видите, Аватар?
Я оглянулся в поисках высокого синего существа, но ничего похожего не обнаружил.
– Вы не туда смотрите. Вон, мужчина с толстой золотой цепухой на груди.
Я увидел пухлого толстячка, бритоголового, в подранных джинсах, расстегнутой до пупа рубахе. На груди его среди буйной поросли курчавых волос сиял рассветным огнём крест, величиной с диск переднего тормоза «пятака». Я даже подумал, что это священнослужитель, но тут же отбросил греховную мысль, ведь «роскошь – удел католического епископата, а русским духовным лицам издревле присущи скромность, пост и нестяжательство». Честно говоря, я не совсем понимаю суть последнего из этих трёх слов – «нестяжательство», но дословно цитирую один из церковных журналов, мнению которого доверяю с удовольствием и безусловным приятием. Я вообще сильно рад, что совок не смог убить русскую православную церковь, душу нашего народа…
– Увидели? – перебил поток благостных мыслей начальник. – Подойдите и впарьте. «Копейку». Я буду рядом. Подстрахую. Лады?
– Лады.
Я осторожно подошёл к толстяку, и он посмотрел на меня с интересом, какой, наверное, проявляется у влюблённого в работу энтомолога при виде доселе неизвестного науке таракана.
– Вы хотите купить машину? – спросил я отчего-то срывающимся голосом.
– Да, капитан!!! – просиял улыбкой толстяк. – Я хочу купить машину. Ты угадал. Ты просто гений дедукции!
Похвала приятно радовала, но нужно было «впаривать». И я показал рукой на «РАЗы».
– Вот, выбирайте, какой цвет нравится.
– Цвет! – хмыкнул толстяк. – Я чо те, баба? На кой мне цвет? Мне надо, чтоб они до Франции доехали.
– «Копейки»? – на этот раз удивился я.
– «Копейки», «копейки», родной. Кое-кому во Франции очень интересны наши «копейки».
– Но у них же есть «Рено», «Ситроен», «Пежо», «Бугатти»…
– Э, брат! С таким настроением ты мне слона не продашь! Ты чо, типа честный продавец?
Я моргнул.
– Ты смотри. Редкий вид. А скажи, честный продавец, по какой минимальной цене ты мне впаришь партию «копеек»?
Я растерялся. Цен местных я не знал. Знал только рыночные. Но Гришка Седов из восьмого дома говорил, что цена на «копейку» падает в два раза сразу после выезда из заводских ворот. Нужно умножить на два? Но покупатель хочет оптовую цену.
Выручил шеф.
– Сколько машин надо? – деловито спросил он толстяка.
– Я разве с тобой разговариваю? – нахмурился тот. – Я с честным торгуюсь. Какую цену скажет, по такой и куплю.
Я, наконец, умножил в уме.
– Четыреста тысяч рублей. Но на эти деньги вы можете купить приличного бэушного «Форда».
– Четыреста? – поморщился толстяк. – Ладно. Пацан сказал, пацан сделал. Заверните мне десять штук. Там перед входом прицеп. Загоните. Где у вас тут касса?
– Вон там! – заботливо подсказал Игнат Павлович. – Позвольте, я вас провожу.
И повёл христианина к месту расплаты.
Я растерялся и стоял на месте, пока шеф не вернулся.
Выглядел он странно. И вопрос задал странный.
– Вы кто?!
– В смысле?
– Вы – Бог? Просто притворяетесь новичком? Из любви к искусству? Вы скажите мне. Я не проболтаюсь. Вы проверяете «АвтоРАЗ», да? Из министерства, да? Бывший продажник, да? Признайтесь!
– Я просто продавец.
– Просто продавец, – ухмыльнулся Игнат Павлович. – Звучит как песня. Просто впарили десять «копеек», которым розничная цена «триста», по «четыреста» за штуку. Просто сделали левого навара за пять секунд – миллион. Ну конечно, конечно, я верю в любые ваши слова, дорогой мой Лудислав Святозарович!
Мне стало некомфортно, легкая тошнота подступила к горлу. Получается, что «копейки» стоят триста. Выходит, я обманул хорошего человека. Доверившегося мне. Да ещё и с крестом.
– Но бэушные «копейки» стоят двести! – возразил я неуверенно.
– Это политика «АвтоРАЗа». Мы принимаем на металл по двести любые наши машины. В течение пяти лет после выпуска. Поэтому барыгам нет смысла продавать дешевле. Ну, разве что машинке больше пяти лет. Это «пятак» стоит четыреста.
Я ясно вспомнил, что бэушные «пятаки» тоже продают по двести. Стало совсем стыдно.
– Ну пойдёмте, дорогой наш новичок! Я угощаю! Вы перевыполнили индивидуальный месячный план. Пойдёмте, пойдёмте. Чего вы так краснеете? Слава, она, конечно, тяжёлое бремя, но приятное. Вот, прошу! Сюда. Я открою вам удивительный мир «РАЗовского» закулисья. Только не забудьте потом забрать меня в те райские кущи, откуда прибыли на эту унылую планету.
Почти два часа шеф пил водку, а мне, как трезвеннику, подливал квас «Никола».
– Жальштотынепьёшь, – пробормотал Игнат Павлович, не разделяя лексические единицы. Но я понял, потому что русский квас «Никола», в отличие от западных сладких газированных напитков, не притупляет мышление, а наоборот, обостряет. – Красивый такой, умный, а не пьёшь. Жаль. Как другу должен тебе заметить. Ты не прав.
Я напрягся. Почему не прав? Я же гений продаж? Он мне сам объяснил.
– Нельзя говорить, что лучше купить «Форд». Это не патриотично. Чего краснеешь? Понимаешь? Я могу закрыть глаза, а вот коллеги могут не закрыть. С открытыми глазами будут осуждать и препоны ставить. Понимаешь? Интриги, подозрения, наветы… «РАЗ» – лучший! Всё остальное – вражеская пропаганда и дискредитация. Ты понимаешь, что такое дескри…дискредитация?
– Понимаю в целом. Лексическая семантика мне доступна: и денотация, и коннотация…
– Неважно. Так вот. Мы должны гордиться, что работаем тут. В смысле здесь. Сознаёшь? А иначе они придут и развалят. Всё развалят, шваны! Понимаешь?
– Кто они?
– А ты типа не понял?
Я догадался, что Игнат Павлович имеет в виду либералов и толерастов, которых ненавидит всякий понимающий, что происходит в России, гражданин. И кивнул.
– Понимаю я, Игнат Павлович. Я их тоже ненавижу.
– Вот, красавелла! Давай ещё по рюмочке.
– Вам уже хватит, Игнат Павлович. Давайте на этом остановимся.
В каптерке появился паренёк с бегающими глазками. Один из продавцов. Он осторожно приблизился к шефу, подобострастно улыбнулся и ласково сказал:
– Там Ваал Ваалович ищет новенького. Мы ему про вас не рассказали.
– Это правильно. Слыш, Святозарыч! Сходи от греха подальше. Встреть Ваалыча. Я тут ещё немного посижу. Не выдавай меня.
– Хорошо, – я поднялся и посмотрел на продавца. – Куда идти?
Валик ждал у лесенки к менеджерам.
– Вот, – улыбнулся он. – Освободился. Так что, ко мне? Есть, кстати, Кроненберг. Любите Кроненберга? Утверждают, будто он казуальнее Линча и не так психоаналитически формален, но Кроненберг лично меня цепляет больше. Дёргает за живое. Понимаете?
Я пожал плечами. Шеф пьян. План на месяц выполнен. Почему не посидеть с приятным человеком и не поговорить о кино.
– Вот и отлично! – обрадовался Валик. – Пойдёмте!
И потащил меня за руку куда-то вглубь магазина, потом через улицу и шлагбаум с пограничниками к огромному кирпичному зданию, крыша которого, как мне показалось, терялась в пушистых облаках. У красивой двери с надписью «Директор» дремал охранник, но, заметив нас, вытянулся в рост и отдал честь.
Странно, что мы будем смотреть кино рядом с кабинетом начальства, а то и в нём, но, может, другого телевизора нет, а директор уехал, допустим, в командировку. Приключение! Этот Валик такой прикольный!
Меня поразил лифт. Размером с зал маминой квартиры. С красным кожаным диваном, зеркальной стеной, паркетным полом. Мы вышли на третьем этаже. В широком холле у белой позолоченной колонны стоял суровый офицер в военной форме. Ничего не сказал. Видимо, Валика здесь хорошо знают и не возмущаются появлением, даже в компании с незнакомым человеком. Мы прошли по коридору, похожему на кремлёвские покои, как их показывают по телевизору, и остановились у высокой двери с золотыми ручками-грифонами.
– Ваал Ваалович! – по коридору за нами спешил тот самый офицер. – Там прибыл Юрий Владимирович! Что-то очень срочное! С безопасностью. Уровень «особой важности».
– Надолго? – с тоской спросил Валик, явно опечаленный тем, что любимый фильм посмотреть так и не удастся.
– Ну, вы же знаете Юрия Владимировича. Если «особой важности», то на полдня как минимум.
– Простите меня, любезный Лудислав Святозарович, – в глазах Ваала сверкнули слёзы. – Отчего-то не везёт нам с фильмом.
– Не расстраивайтесь! Когда-нибудь посмотрим!
– Вы думаете? Благодарю. Так приятно понимать, что вам тоже этого хочется. Возвращайтесь по той же дороге к зданию магазина. Я позвоню на КПП, чтобы вас пропустили.
– Хорошо. Я побежал.
– До свидания!
– До свидания!
На КПП дорогу преградил восточного разреза глаз смуглый рядовой с автоматом Калашникова АКС-74У.
– Дыхните! – приказал он, выговаривая «и» как «ы», а «е» как «э».
Я дыхнул.
Он принюхался.
– Пили?
– Я не пью!
– Ага, конечно! Наденьте маску.
– Какую маску?
– Обычную. Медицинскую. Карантин же в стране. Пандемия. Разве не знаете? Хотите всех позаражать?
– Скользиев! – на порог стеклянной будки выскочил старший лейтенант. – Пропусти парня! По нему звонили.
– Да пусть идёт, – обиделся рядовой. – Звонили! Я работу свою делаю. Что не так?
Я прошёл взъерошенного Скользиева и снова нырнул в торговый зал.
Ничего не изменилось после ухода. «Копеек» стало чуть меньше, благодаря золотоцепочному покупателю. В остальном те же продавцы и те же автомобили.
Шеф появился практически мгновенно.
Запах спирта колыхался вокруг него почти видимым хеморецепторным облаком.
– Иди домой! – выдохнул он. – На первый раз хватит. А то у тебя так голова болит, что работать дальше смысла никакого не вижу.
Глава пятая. Пятак
Дома, за компьютером, я решил, что в целом работа мне понравилась. Светло, просторно, люди хорошие, доброжелательные. Друзья вокруг: Валик, Игнат Павлович, Юрий Кириллович с синим Чебурашкой… Если бы ещё не продавать, а в цеху. Создавать из металла, пластика и резины конструкции машин. Варить, рубить, опиливать, резать, нарезать, шабрить, шлифовать, подгонять… М-м-м-м, звучит! Но не буду спешить. Не ловля блох всё-таки. Всему своё время. «Надо только выучиться ждать». Кстати, где у меня тут эта песня? Пахмутова, кажется. «Надежда».
Погружался в сон с радостным предвкушением. Пусть не сразу, пусть через годы, через расстоянья, но я попаду в сердце завода, в цеха, где гудят станки и вырисовываются формы автомобильного будущего страны.
– Ну что, Горохов, – вчерашний знакомый в синем солидном пиджаке, оказавшийся не просто Николаем Петровичем, а Николаем Петровичем Бороздкиным, директором магазина «АвтоРАЗ», смотрел с непонятным восторгом. – Кончилась твоя работа в отделе продаж!
Я растерялся. Как так? Я же не поработал толком. Ведь всё нормально вчера ещё было. Хвалили, говорили «большой молодец». А теперь что? Увольняют? Почему? Неправильно это, глупо, ведь могу помочь автопрому, стране, Отчизне!
– Не дрейфь, адепт, – ухмыльнулся Бороздкин, – ночь только начинается. Переводят тебя в цеха. По распоряжению Самого! Видимо, хочет тебя в делегаты, а потом на съезде познакомиться поближе, вплотную, так сказать. Понимаешь?
Я кивнул. Конечно, я понял. Этот самый Сам, видимо, уже увидел, что я не абы как случайный человек, а профессиональный профессионал. Конечно, в цеху от меня пользы будет больше в разы.
– А когда в цех?
– Да сейчас. Пройдёшь вон в ту дверь, прямо по аллее, через КПП и по асфальту. Наткнёшься на здание производственного комплекса. Увидишь первые ворота. Там «пятаки» выпускают. Направо, вокруг здания пойдёшь, «двушки», налево – «десюлики».
– А «копейки»?
– За «копейками» вокруг обойти придётся. Но тебе этого ничего не надо. Тебя в «пятак» определили.
«Пятаки» – мои любимые модели, и я еле сдержался, чтобы не крикнуть от радости.
– Ну что, Лудислав Святозарович! – появился мой теперь уже бывший шеф Игнат Павлович. – Не удалось нам с тобой за месяц годовой план выполнить. А ведь могли. Жаль. Такого продавца потеряли. Но Николай Петрович прав. Из продавцов в делегаты не попасть. А вот из цехов реально. Даже завидую тебе. Искренне. По-человечески.
Он попытался меня обнять, но передумал. Посмотрел в глаза:
– Не забывай первого наставника. Может, до спикера дорастёшь, меня в делегаты подтянешь.
– Иди уже, – махнул мне Бороздкин, – пока не стемнело. Тогда уже не до глупостей будет.
И я пошёл. В новую, настоящую автомобильную, цеховую, а не какую-нибудь магазинную жизнь.
На КПП дежурил другой охранник.
– Ну-ка дыхни! Ага. Хорошо. Маску надень. Вот. Куда идёшь?
– В цех. «Пятак».
– Пропуск есть?
Я протянул бумажку, полученную от Бороздкина.
– Пе-ре-во… – зашевелил губами охранник. – …дом в цех… А чего таким макаром? Работал в магазине и вдруг здасьте-мордасте?
– Я в цеху нужнее. Я – инженер.
– Анжинер? Ты погляди. Ну ладно, проходи, коли так.
Загадочный охранник. Речь карикатурная. Не пассионарий тебе двадцать первого века, а какой-то персонаж Гоголя. Или Чехова. Даже, скорее, Достоевского. Притворяется? Или сильно классику любит?
Широкая дорога пыльным асфальтовым кольцом охватывала величественное здание заводского корпуса. Я в благоговении устремился вниманием вверх, пытаясь разглядеть вершину похожего на сказочный замок вместилища всех четырёх знаменитых цехов РАЗа, но снова не увидел её за очень низкими облаками.
На мощных тёмно-голубых воротах масляной краской было неровно выведено: «Цех производства пятой модели». Я подошёл и осторожно толкнул. Ворота не открывались. Запечатаны наглухо. Я ещё пару раз толкнул чугунную массу, сначала двумя руками, а потом всем телом. Безуспешно. Попытался подцепить кончиками пальцев край в узкой щели между створками. Неудачно. Только синие полоски теперь под ногтями. Я посмотрел правее ворот и заметил чёрный пластиковый рычаг, торчащий из кирпичной стены.
Непонятный рычаг. Даже не рычаг. У рычага должны быть направляющие прорези вертикального или горизонтального хода. А тут просто торчит из стены предмет с шарообразным подобием набалдашника на конце. Я обхватил мягкую, прорезиненную, слегка влажную цилиндрическую поверхность и потянул на себя. Рычаг поддался легко, полез наружу и застопорился, высунувшись на полметра. Ничего не произошло. Ворота молчали. Никаких звонков или колокольчиков. Я машинально толкнул рычаг назад. Мягко, с булькающим звуком, цилиндр утонул в стене. Уши резануло тонким неприятным резиновым скрипом. Ворота двинулись. И правая, и левая створки медленно раскрывались наружу. Почему наружу, понятно – противопожарная безопасность, если загорится что в цеху, не будет пробки на выходе. Но в целом схема привода удивительная.
Довольный «открытием», я вошёл внутрь.
Помещение тускло освещали лампы дневного света. Высота потолка была такова, что люминесцентные трубки казались тоненькими спичками. Ширины цеха хватило бы на пару хороших футбольных стадионов. Интересно, что стены справа и слева слегка сужались вдаль от входа, и это не было зрительной перспективой, противоположная входу сторона в самом деле была раза в полтора меньше наружной.
Запахи свежей краски, мазута и бензина приятно пьянили. Посреди цеха матово лоснились новенькие «пятаки», облепленные местными рабочими. Четыре машины! Творцы автопрома что-то поправляли, подкручивали, подбивали, опиливали.
Цех АвтоРАЗа!
Коленки подрагивали и слегка подкашивались. Ощущение величия происходящего заполнило грудь и сердцу стало тесно. Я ликовал. Но где-то в лабиринтах головы включился почти неощутимый зуммер тревоги. Прислушавшись к сигналу, как бы подкрутив внутренний регулятор громкости на максимум, я понял, что не так. В цеху не было станков и сборочных конвейеров. Все автомобили были целыми. Никаких процессов, напоминающих изготовление деталей и штамповку авто.
Ситуация прояснилась, когда в дальнем конце цеха распахнулись ворота и несколько рабочих вкатили с той стороны новую машину. Получалось, это выпускной цех, финишный, а сборочный там, за дверью. Интересное разделение труда.
Ко мне подкатил новенький «пятак». Из машины приветливо улыбался парень в тёмно-синем рабочем комбинезоне.
– Новенький? – спросил он.
– Так точно!
– Иди к бригадиру! Вон, видишь, в красной кепке. Егор Давыдович. Доложи, что прибыл. Он тебя введёт в курс.
«Пятак» взревел (с педалью газа парень обращался хуже, чем доносил заводские концепции) и рванул в сторону КПП.
Я приблизился к пожилому бригадиру и представился.
– Здравствуйте, меня зовут Лудислав Горохов. Прислан в цех. Работать. Только я не пойму, где здесь делают машины. Может, мне дальше? Туда, вон в те ворота?
Бригадир тепло улыбнулся, и его пожилое лицо украсила паутинка мелких морщинок.
– Истинный автослесарь, совершая дела, предпочитает неделание. Зачем торопишь ты коня своих желаний? Разве не известно тебе, что путь спешки гибелен? Дай твоему ростку созреть и лишь потом следуй его пути. Подумай, скольким мастерам, поспешившим поменять трансмиссию, достаточно было отрегулировать рулевую тягу.
Непонятная речь, пестрящая избыточными местоимениями, тем не менее, отрезвила. Я осторожно спросил:
– Это третья бригада пятого цеха?
– И я заместитель её бригадира. Егор Давыдович. Не Давидович, как в Библии, а Давыдович, как русский генерал. А бригадир Фёдор Павлович Черномазов сегодня выходной, ведь согласись, не будь выходных, как бы мы поняли, что такое рабочий день?
– Действительно. Значит, меня к вам направили. Что мне делать?
– А вот это уже начало мудрости. Следуй за мной, и я всё покажу.
Около часа Давыдыч, как звали заместителя бригадира, объяснял мой «функциональный аспект». Получалось, что я заведую правильностью крепления и состояния тормозных колодок. Должен контролировать толщину фрикционного слоя, отсутствие механических повреждений, борозд, трещин, сколов и адекватную реакцию автомобиля на нажатие тормозной педали.
– Вот, – сказал он в итоге. – А с первой зарплаты я вычту у тебя пятьсот рублей.
– За инструктаж? – уточнил я.
– За «Перо феникса», – многозначительно улыбнулся Давыдыч. – Пищевая добавка. Безмерно полезна для человеческого организма. Гармонизирует уровень отношения пэ аш ровно до семи. Упаковки хватает как раз на месяц. Так что с каждой зарплаты минус пятьсот. Ибо опасно не принимать «Перо Феникса». Многие умирают от страшных болезней, зело организм становится незащищен. Слышал, певец Малкин умер?
– Конечно.
– Не принимал «Феникс». Стопроцентная информация.
– Ваш бизнес?
– Нет, – отмахнулся бригадир. – Начальника службы безопасности.
– А отказаться можно?
– Можно, конечно. Только уволят.
– Понял. Вычитайте.
– Молодец. Смышлёный.
День прошёл интересно. Из соседнего цеха периодически, примерно раз в два часа поставляли новый «пятак». Я осматривал тормоза. Проверял в деле – разгонял машину до двадцати пяти километров в час и выжимал педаль. Если всё хорошо, давал добро следующему проверяющему – высокому Юрке Норкину, ответственному за карбюраторы. Если не очень, дорабатывал. Случались весьма странные ситуации: у одной машины тормозов я не нашёл вообще. Ни колодки, ни даже педали в салоне. Удивительный брак. Наши ребята притащили запчасти из дальнего темного угла цеха и прямо-таки врезали тормозную систему. Профессионалы, чего уж там говорить.
Домой приполз уставший, но страшно довольный. Единственное, что как-то смущало – лёгкая досада – снова не от меня зависит качество машин. Не я их делаю и подгоняю. Не улучшаю российский автопром, а только проверяю, что есть. Вот как если бы, например, дали вам предложение: «Наши самолёты с гудением поднимаются вверх в высоту», а поправить разрешили бы только слово «наши». Вроде бы и участвуете в исправлении, а тавтология остаётся. Понимаете? Лучше от любых ваших исправлений не становится. Как взлетали «вверх», так и взлетают. Ну ничего, если буду хорошо работать, переведут к соседям во вторую бригаду и вот там наверняка смогу вмешаться в процесс. Так смогу, что машины прямо заблестят достоинствами и преимуществами. Мы ещё покажем хвалёным немцам кузькину мать!
Глава шестая. Фёдор Черномазов
Мы вынули из замасленной упаковки чуть поржавевшую колодку и поставили на правое переднее колесо. Какие невнимательные сборщики в предыдущих цехах! Забывают то одно, то четвёртое! С непривычки болела спина. Выпрямился, потянулся и понял, кто-то сзади пристально смотрит. Медленно, будто просто любуюсь цехом, обернулся.
Человек был сед, усат и слегка бородат. Лицо маленькое, но жирненькое, с мешочками под глазами. Явно не местный. Стоял рядом с нашим бригадиром, о чем-то с ним беседовал, и при этом пялился в мою сторону. Увидел, что я его заметил, и раздался доброй полузубой улыбкой. Спросил что-то Давыдыча, тыкнув бородёнкой в мою сторону. Давыдыч вздрогнул плечами, а потом повернулся ко мне и поманил пальцем. Я подошел, стирая ветошью мазут с ладоней.
– Знакомься, – кивнул Давыдыч на человечка. – Бригадир цеха Фёдор Павлович.
У меня внутри всё взмёрзло. Настоящий бригадир! Человек, разбирающийся в заводских процессах, как я в карбюраторах! Полубог и полунебожитель!
– Фёдор Павлович интересуется, не хотел бы ты поработать в бригадирской каптёрке?
Я ошалело молчал, не находя в опустевшем от волнения черепе вразумительных слов. Возможно, именно там, в упомянутой таинственной каптёрке, решаются важнейшие проблемы автомобилестроения России! Длинный рот незнакомца дрогнул в усмешке, пухлые губы раскрылись:
– Я ведь чего, собственно. Болею душой за дело общее. Хочется любого, кто хоть что-то умеет, к груди прижать и говорить ему слова добрые, чтоб человеку приятно было. А уж такому человеку замечательному и подавно. Мы ведь третья бригада! На самом крайнем рубеже завода, так сказать, у покупательской спины, лингам ей в гуду!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/konstantin-ivanovich-kizyavka/rozovyy-zavod-67896755/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Константин Кизявка
Тип: электронная книга
Жанр: Юмористическая фантастика
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 23.04.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Кто мешает России стать великой державой? Ну, кроме американцев, масонов и навальнистов? Лудислав Горохов знает! И он полон сил. Так что у России нет выбора.Содержит нецензурную брань.