Главная страница | Мистика | Литургия крови

Литургия крови
Рэй Рид


Он ребенок с лицом ангела.Раб, превосходящий во всем даже взрослых мужчин. Он прекрасно видит в темноте, но страдает от солнечного света. Но как бы он ни был превосходен, у него есть один огромный минус – он абсолютно ничего не помнит и не знает о себе… Кто он такой и куда его ведет путь? Пройдите с Главным героем весь путь от бесправного раба до… кем он станет, вы узнаете, лишь продолжая читать…Первая книга из серииСодержит нецензурную брань.





Рэй Рид

Литургия крови





Пролог


Hic mortui vivunt, hic muti loquuntur.[1 - Hic mortui vivunt, hic muti loquuntur – «Здесь мертвые живут, здесь немые говорят.» Данная фраза часто встречается на стенах старинных библиотек.] Смерть может быть жестока в любом из своих проявлений. А если она еще и насильственная, то зрелище может быть предельно жестоким. Вас, наверное, удивит тот факт, что люди часто обделываются, когда умирают? Так уж сложилось, что их мышцы ослабевают, души, освобожденные от оков земной плоти, вырываются на свободу, ну а все остальное просто выходит наружу. Думаю, все мы согласимся, что сейчас смерть стала настолько популярной и идеализированной, что этот момент принято как-то опускать и многие драматурги об этом редко упоминают. Когда герой делает свой последний вдох в объятиях героини, никто не привлекает ваше внимание к пятну, расцветающему на его рейтузах, или к слезящимся от смрада глазам прекрасной дамы, когда та наклоняется для прощального поцелуя. Ведь когда перед вами разыгрывается такой катарсис, как-то не хочется думать о низком.

О, мои дорогие читатели, я упоминаю об этом, чтобы предупредить: Ваш рассказчик – слишком далек от идеального сказителя и не обладает подобной сдержанностью. А если от суровых подробностей реального кровопролития вас выворачивает наизнанку, примите к сведению, что страницы в ваших руках повествуют отнюдь не о «вьюноше со взором горящим». Я расскажу вам правдивую историю о парне, который дирижирует убийством, как маэстро – оркестром. Некоторые называли его Пепельный клинок, или Царетворец, или Ворон, но в большинстве случаев его не называли никак. Убийца убийц, чей послужной список известен только богине, ну и конечно, мне, вашему скромному рассказчику. Почитают ли, порочат ли его имя в итоге после всех тех смертей что он принес? Признаться, я никогда не видел особой разницы. С другой стороны, я никогда и не смотрел на жизнь так как вы, всегда был не от мира сего, как, кстати, и он, если уж говорить начистоту. Но мне все же, кажется, что кто-то должен хотя бы попытаться отделить его образ от лжи, которую о нем сочиняют. И именно поэтому я решил написать эту книгу. Но почему-то я уверен, что он нашел бы способ убить даже меня, если бы знал, что я вывел все эти слова на бумаге.




Часть 1





Глава 1


Голый мальчик висел на плохо ошкуренной деревянной стене, а сделанные из странного металла кандалы обхватывали обе его лодыжки и одно запястье. Он несколько дней пытался освободить свою левую руку, обжигая о раскаленный наручник пальцы правой руки. Эта борьба вытянула из него все силы и, честно говоря, нисколько не изменила его положения.

– Помогите мне, – молил он. – Я сделаю все, что попросите.

Но его боги молчали.

– Я клянусь… жизнью клянусь…

Но его жизнь и так принадлежала им, даже здесь, в тесной клетке, где грудь горела при каждом вздохе, а кислый воздух становился все кислее. Боги забыли о нем. Хотя, может, если бы он вспомнил их имена, дело пошло бы лучше. В иные дни он сомневался в их существовании. А если они все же существуют, то явно полны своих забот. Ярость мальчика сменялась горечью и отчаянием, потом обращалась в призрак надежды и вновь сменялась новой волной ярости. И так раз за разом, снова и снова.

Левую руку жгло, как огнем. Какую бы магию ни использовали похитители, она сильнее его желания освободиться. Цепи новые и прочно крепятся к стене и каждый раз, когда он хватался за цепь и дергал ее, пальцы шипели, будто касались добела раскаленного железа.

– Милостивые боги! – прошептал парень.

Как здорово было бы вернуть назад все те оскорбления, которыми он осыпал богов. Он уже кричал на богов, проклинал их, призывал себе в помощь демонов… в отчаянии просил о помощи любого, кто услышит его крики. Какой-то уголок его сознания безумно желал снова забыться в крике, выплеснуть горечь и отчаяние. Но он уже давно сорвал свой голос. Да и кто придет в эту крошечную камеру без дверей? А даже если кто-то захочет прийти, то как он войдет? Убийство, изнасилование, измена… За какие еще преступления могут замуровать заживо?

Но в чем смысл наказания, если заключенный не может вспомнить свою вину? Мальчик же не помнил своего имени, не помнил, почему его замуровали в клетку чуть больше гроба, он даже не помнил, кто заключил его сюда.

Весь пол покрывали засохшие нечистоты. Прошло уже несколько дней с тех пор, как ему хотелось мочиться, а губы покрывала спекшаяся от жажды сухая корка. Мальчик хотел спать почти так же сильно, как и освободиться, но, засыпая, он всякий раз падал на свои цепи и просыпался от обжигающей боли. Он сделал что-то плохое, очень плохое. И теперь даже смерть не хочет принять его.

Только бы вспомнить, что именно. Вспомнить оказалось не проще, чем вернуть надежду и дотянуться до свободы. Следующие часы мальчик провел в лихорадочном бреду, некоторые мысли оказывались неожиданно четкими, но большинство лишь освещало пустыню его памяти. Вместо воспоминаний – ускользающие тени и неразборчивые голоса.

– Прислушайся, – сказал он себе. – Слушай.

Он попытался. Голоса слышались снаружи, из-за деревянных стен. Много людей и они о чем-то спорили. До него доносились звуки, не громче шепота, однако он понимал – язык ему абсолютно незнаком. Один голос приказывал, другой ему возражал. Потом что-то ударило в стену прямо напротив него, как будто топор или молот. Второй удар был еще сильнее, за ним последовал третий. Деревянный мир мальчика распался, внутрь ворвался свежий воздух, сквозь узкую щель хлынул яркий свет, и ему показалось – боги наконец-то пришли к нему…

***

Воины из стражи магистрата налегли на весла, грести до отдаленного островка, лишь формально попадающего под подчинение города Уграолинг, добрую лигу. Однако погода им явно благоприятствовала: море было тихим, а воздух сухим и холодным, хотя в тумане все могло измениться. Капитан стражи Фелан, стоя на носу барки и наблюдал за медленно приближающимся берегом. Сначала в дымке проступил лишь контур береговой линии, затем стал виден и дом, в одиночестве стоящий посреди островка. Довольно странное место для него выбрал хозяин. По бумагам он принадлежал иностранным купцам. Но скажите, вот какой купец станет размещать свой дом, служащий к тому же еще и складом, на отдалённом островке, вдали от города и жилья других людей? Тем более, что сам островок был окружен скалами и пристать можно было лишь в небольшой бухте. А в ночной мгле, освещенный лишь луной и рассыпанными по небу звездами, дом выглядел нежилым и донельзя мрачным. И если бы не прямой приказ магистрата, Фелан не решился бы отправиться к нему ночью. Из-за этого доноса, что поступил главам города – именно в этом доме укрылся от преследования лидер одной из групп повстанцев, который уже долгое время скрывался ото всех – поэтому приходилось его искать в темное время суток.

Пришвартовав свою лодку в бухте островка отряд быстро высыпал на берег и построился в боевой порядок и медленно отправился в сторону дома, по пути осматривая округу. Фелан вытянул из кармана тяжелую перевязь, украшенную гербом города Уграолинг, повесил через плечо и поправил на бедре. Республиканский офицер, ступающий на территорию, принадлежащую иностранным подданным, обязан носить такую перевязь, которая свидетельствовала своим видом, что он, будучи должностным лицом, представляет интересы своего города и любое оскорбление или действие против носящего ее, может быть воспринято как оскорбление города, а оскорбление города есть оскорбление магистрата, что уже упрощало работу и развязывало страже руки. Внезапно сержант городской стражи Альметин поднял руку вверх, призывая отряд остановиться и когда Фелан подошел сразу же обратился к нему.

– Старший, тут недавно, не больше, чем сутки назад, проехала повозка, – проговорил сержант, указывая на почти незаметные в темноте следы от колес, проходящие вдоль протоптанной тропинки от бухты к дому. – Так что вполне возможно, что наш беглец скрывается в этом доме. Только удивительно то, что ни в одном окне не видно отблеска света. Я бы даже сказал, что это очень подозрительно.

– Всем боевая готовность, – отдал команду капитан стражи. – Внимательно смотрите по сторонам и будьте готовы открыть огонь при первом же признаке опасности.

Дождавшись пока, все стражи взведут свои боевые арбалеты, отряд продолжил свое движение, постепенно приближаясь к подозрительному строению. По мере приближения людей к дому, здание выглядело все подозрительней. Узкие окна, больше похожие на бойницы были плотно закрыты ставнями и отлично скрывали не только происходящее в доме, но даже минимальный отблеск освещения внутри. А легкий ветерок приносил странный сладковатый запах, который никак не удавалось опознать. И вот когда отряд приблизился к дому, дверь начала приоткрываться. С полдюжины арбалетов нацелились в ее сторону.

– Ждать приказа! – скомандовал Фелан.

Дверь открылась еще немного, потом внезапно начала закрываться и вдруг замерла. Человек за дверью должен понимать, насколько слаба его защита. Кованые болты пройдут насквозь, даже особо не заметив такой преграды.

– Именем магистрата, – громко произнес Фелан. – Покажись! Мы ищем сбежавшего преступника. У нас есть основания подозревать, что он может быть на территории этого дома. Любые попытки помешать нам будут расценены как враждебные действия.

– Бог мой, – прошептал кто-то из стражников. – Мы его нашли.

Похоже, все именно так. По крайней мере, Фелан на это надеялся. Из-за двери послышались странные слова. Голос, гортанный и темпераментный, звучал слишком молодо для главы купцов. Фелан не ответил, и фраза прозвучала вновь. Насколько он мог судить, человек повторял одно и то же, слово в слово. Проблема заключалась в том, что офицер не имел ни малейшего представления, были ли слова вопросом, заявлением или похвальбой, а может даже угрозой сражаться до самой смерти.

– Кто-нибудь понял, о чем он вообще говорит? – спросил Фелан обращаясь к сопровождающему его отряду. – Или все же придется штурмом брать дом?

– Я понимаю, о чем он говорит. Это шаморский язык. Правильный шаморский, официальный. Сейчас такой уже редко можно услышать, – подал голос один из новичков в отряде. – У меня отец библиотекарь и он меня обучил нескольким языкам, в том числе и шаморскому. Этот человек заявляет, что он является поданным своей короны и попытка нападения может быть расценена как объявление войны.

– Хорошо, как тебя зовут воин? – спросил офицер у заговорившего солдата. – Придется тебе немного поработать переводчиком. Надо постараться все же решить дело миром.

– Вато, меня родители так назвали и, если вы прикажете переводить, значит, буду переводить.

– Скажи ему, я ищу одного из главарей мятежников, бежавшего из-под стражи. Мы думаем он мог пробраться и спрятаться в их доме.

Несколько фраз, затем Вато повернулся и ответил:

– У них его нет. Говорят, что даже не понимают с какой такой стати у нас могли появиться сомнения в их честности.

– Скажи, я начальник стражи города Уграолинг и собираюсь обыскать его дом. Если его слова – правда, он сможет спокойно продолжить свои дела в городе или получить завтра официальные извинения в магистрате города. А все возникшие сейчас, между нами, недоразумения – посчитаем, как проблемы взаимопонимания.

Прозвучавший ответ был намного спокойнее. На территории дома никаких повстанцев или мятежников нет. Все бумаги у них в абсолютном порядке и в любом случае они позволят стражникам искать всюду, где те сами захотят. Им, честным торговцам, скрывать нечего.

– Скажи, ели бы дело касалось только меня, я бы поверил его слову и немедленно ушел. Но служба обязывает и поэтому я не могу на слово поверить.

Неправда само собой, но Фелан готов произносить любые сладкие речи, если они помогут поскорее покончить с делом и доставить мятежника под стражу магистрата для казни. В эту минуту дверь отворилась и из темноты показался шаморец с тонкими чертами лица, прищурившийся от лунного света, его одеяние украшала серебряная вышивка, а на голове красовался ярко алый тюрбан. Он выглядел немногим старше мальчишки.

Шаморец, выделив Фелана по его перевязи, коснулся рукой своего сердца, рта и лба в официальном приветствии, а затем жестом пригласил капитана стражи внутрь. Дом был устроен точно так же, как и десятки других, которые им доводилось осматривать раньше. Несколько жилых этажей и подвал, большая часть которого отводилась для хранения груза торговцев. Фелан проверял все, начиная от самого верхнего этажа, постепенно спускаясь и, когда уже они добрались до погреба, что-то необычное привлекло внимание капитана. Его размер был явно на несколько метров меньше остальных этажей и тогда Фелан внезапно остановился, рявкнул приказ, и его люди тоже замерли, а по лицам шаморцев пробежал отблеск паники. Длина каждого из этажей тридцать один шаг, а подвала – двадцать девять. И нет абсолютно никакой причины для этого.

– Скажи ему, мы собираемся сломать доски, – Фелан указал на деревянную стену, которая выглядела немного новее чем все остальные.

Поток страстных шаморских слов и глава купцов заступает стражникам дорогу, становясь у этой стены.

– Он говорит, что это может разрушить дом и принести ему убытки. А еще дом может обрушиться на нас и тогда мы все умрем. Вы будете виноваты, а его страна вступит в войну с нами, тысячи их боевых кораблей переплывут море и уничтожат нас.

– Скажи, что я все же рискну.

На поиски подходящего топора ушло минут пять. К этому времени вокруг них собрались все шаморские купцы, безмолвными призраками взирая на солдат. Только заряженные арбалеты людей Фелана удерживали их от нападения.

– Давай! – приказал капитан.

Вато взмахнул топором.

– Еще.

Второй удар еще больше расширил пролом.

– Что-то не видно, чтобы дом рушился, – прорычал сержант Альметин. – Да и доски слишком тонкие для того, чтобы быть частью несущей стены. Всем боевая готовность. Тут явно дело не чисто. А ты руби ниже, надо расширить проем.

Вато перехватил покрепче топор и нанес удар, способный обезглавить лошадь. Еще удар и еще… В проломе была темнота. В нос ударил крепкий запах застоявшихся мочи и дерьма. Вато, не дожидаясь новых приказов, ухватился за край доски и потянул ее на себя. Дерево подалось, доска со скрипом выскочила из креплений. За ней последовала еще одна.

– Свет! – потребовал Фелан.

Он перешагнул через обломки досок и вошел в зловонный отсек за фальшивой стеной. В следующую секунду за ним двинулся шаморец.

Фелану исполнилось тридцать. Ему было пятнадцать, когда он сражался в своем первом бою, а первую женщину он познал годом раньше. Видел, как грабили города, как вражеского лазутчика раздирали дикие лошади, за годы проведенные в страже он видел столько насилия, что считал себя уже готовым абсолютно ко всему. Он ожидал увидеть сбежавшего мятежника, но то, что открылось его взору, повергло его в шок.

В цепях висел обнаженный мальчик, запястья вокруг оков были разодраны до сырого мяса. Ему, должно быть, лет двенадцать, от силы – тринадцать. Длинные, серебристо-пепельные волосы наполовину скрывали лицо, прекрасное, как у ангела. Его тело будто бы сияло изнутри, в свете фонаря, а кожа была цвета алебастра, тонкая, почти прозрачная, словно мрамор. Пол у его ног устилала черная земля.

Альметин, протолкнувшись мимо своего командира, протянул руку и поднял голову юноши к свету. Глаза мальчика резко открылись. Янтарные, с темными крапинками. Не может у человека быть таких глаз. Шаморец, поняв, что их замысел раскрыт, достал из рукава стилет и приготовился отдать своим людям приказ о нападении, но не успел, ведь сержант, заметив отблеск стали в руке купца, выхватил свой кинжал и перерезал ему горло на секунду раньше. На землю брызнула кровь означая, что пути назад уже не будет. Но умирая, глава купцов все же успел ранить своего убийцу клинком в грудь.

– Альметин…

– Убить всех! – скомандовал сержант. – Капитан – это точно не купцы, я все потом объясню.

Солдаты снаружи повиновались без промедления, щелкали арбалеты, летели стрелы, кинжалы отыскивали сердца. Двадцать секунд адской бойни, запах крови, тела шаморцев на полу дома и несколько солдат отправляются на поиски выживших. Фелан вопросительно уставился на Альметина.

– Старший… Возьмем все ценное для магистрата и сожжем остальное. И его тоже, я знаю, что это. Он не человек и его нельзя приручить. Во времена моего деда один из князей Шамора владел таким существом и когда оно вырвалось из подчинения то убило и его и всех придворных.

– Сержант! – возмущенно воскликнул Фелан, заставляя Альметина замолчать.

Он умолк, только глаза горели лихорадочным огнем, а грубая, наскоро сделанная повязка на груди, потемнела от крови. Только сила воли и потребность убедить капитана удерживали сержанта на ногах:

– Не хочешь ли ты объяснить, почему ты убил этого шаморца? Это все-таки причина для международного скандала, который нам явно не нужен.

Вопрос сильно задел Альметина. Сержант с трудом опустился на корточки и расстегнул одежду мертвого шаморца, высвободив женскую грудь.

– Как видите это не мужчина. И тем более это не простая баба. Вон у нее под левой грудью клеймо в виде головы волка. Это символ одного из элитных кланов-шпионов Шамора. И, смею предположить, что и остальные шаморцы тоже были далеки от торговли. Плюс она содержала в плену это, – проговорил Альметин, имея в виду спасенного ими мальчишку. – Ее не должны найти. И поверь, старший, ты не захочешь, чтобы кто-то нашел это. Убьем его, сожжем этот проклятый дом и уберемся отсюда морем, чтобы оставить меньше следов. Такое чудовище никто не сможет контролировать, а убийство у него в крови.

– Если бы все было так просто, – устало вздохнул Фелан. – Предположим, ты говоришь правду, и этот мальчик – оружие. Но тогда тот, кто будет владеть этим смертельным оружием, обретет власть. Так что мы не будем торопиться. Убить его мы всегда успеем…

– Но… – попытался возразить сержант. – Старший, ты же знаешь, что я много повидал на своем веку и почти забыл, что такое страх. Но когда я заглянул в глаза этого существа, которое только выглядит словно двенадцатилетний подросток, все во мне онемело от ужаса. И мне не стыдно в этом признаться. Я с детства слышал рассказы о таких, как он. И это были отнюдь не сказки, уж можете мне поверить. Надо убить его. Иначе потом беда будет. Но решать, конечно, только тебе, капитан.

– Ладно поджигаем все и двинемся отсюда на лодках морем к порту, чтобы нас не могли с этим связать. – Скомандовал Фелан, решив проигнорировать слова Альметина, сочтя их бредом из-за потери крови. – Надеюсь, мы не сильно наследили. Мальчишку берем с собой, пусть в магистрате решают его судьбу.

Небо к моменту выхода отряда заволокло тучами, закрывая луну и звезды, будто благословляя стражников на скрытое исчезновение с этого проклятого островка и лишь зарево от пожара рассеивало черноту ночи, и освещало путь к бухте, где отряд оставил свою барку. Как только стражи достигли лодки, Фелан приказал дополнительно заковать мальчика поверх странных оков, надетых на него еще шаморцами, стандартными наручниками стражи, которые обычно использовали при задержании особо опасных преступников. А Альметин, несмотря на слабость и рану, продолжал уговаривать капитана, не тащить ребенка с собой, а убить его прямо тут, на берегу, спрятав где-нибудь среди скал его тело. Фелан не понимал ужаса и жара, с которым тот пытался убедить его, прикончить ребенка на месте. На полпути через лагуну, когда отряд по большей части думал о том, как бы побыстрее доставить сержанта к доктору, мальчик сделал свой ход. Будто на него снизошло какое-то просветление, и он понял, что лучше ему не попадать в магистрат живым и именно сейчас лучшее время для побега. Внезапно за спиной отряда, на покинутом ими острове, раздался взрыв, видно, среди ящиков с грузом оказались несколько с опасными алхимическими зельями. И именно в этот момент бывший пленник поднялся на ноги и, несмотря на сковывающие его цепи перевалился через борт лодки, возможно понимая, что это сейчас единственный шанс сохранить свою жизнь подольше.

– Убить его! – запоздало крикнул Фелан.

Но ни у кого не оказалось взведенного и готового к бою арбалета. К той минуте, когда Вато наконец успел наложить стрелу на лук, его цель уже унесло коварными течениями вод. Несмотря на то, что тучи уже унесло ветром и на небе снова выступили луна и звезды, света было все так же мало. И хоть темнота почти целиком скрывала мальчишку, Вато все равно выстрелил.




Глава 2


От удара стрелы у юноши перехватило дыхание. Боль в плече открыла его сознанию призрачное, затянутое дымкой видение. Женщина в черной вуали улыбнулась ему сквозь дымку, потом нахмурилась, возмущенно взмахнула рукой и исчезла. Когда женщина вновь появилась, она уже сидела на высоком троне, будто целиком выточенным из цельного куска абсолютно черного дерева, вместе с худощавым молодым мужчиной. Тот, весь в черном, держался за ее колени.

– Присоединяйся к нам.

– Где я? – спросил мальчик.

Женщина казалась озадаченной, будто он имел в виду не то, что сказал. Но мысли юноши уже занимало иное. Он складывал воедино обрывки воспоминаний, старался понять, почему его заперли за фальшивой стеной в том доме. Как он там оказался вообще. Огонь и лед, земля и воздух. Все начал огонь. Он перепрыгивал со здания на здание, разгораясь все ярче. Один мужчина убивал другого. Женщина с изуродованным лицом, которая ненавидела его. Юноша мучительно пытался вспомнить, кто же она. Вспомнить, кто же он сам.

Но прежде, чем мутная вода лагуны поглотила юношу, в памяти всплыло только одно слово – Астрэит. Смысла в этом слове было не больше, чем в видении женщины под вуалью. Люди, прорубившие юноше путь на свободу, удалялись в одном направлении, а течение несло его совсем в другом. Интересно, что будет дальше? Наверное, он умрет. Может, стоит прекратить барахтаться? Юноша перестал бить ногами, и кандалы немедленно потянули его вниз.

Он почувствовал соль, которая обжигала каждую трещину искусанных в кровь губ и погрузился еще глубже. Муть вверху, тьма внизу. Пальцы ног коснулись жидкой грязи, но он все так же продолжал погружаться глубже до тех пор, пока не ощутил гальку под ногами. Устав бороться, он окончательно расслабился и дал легким сделать вдох, который должен был стать для него последним. Вода хлынула в легкие, но она несла жизнь.

Тело пронзали молнии, а в глазах вспыхивало пламя.

Юноша чувствовал, как тело сражается помимо его воли, не имея знания, как выиграть эту схватку за жизнь. Он натолкнулся на обломки корабля, которые рассыпались под рукой и едва увернулся от падающих досок. Горящий дом оставался далеко позади, а юноша все плыл и плыл уже не разбирая дороги. Наконец впереди стал виден берег, на котором выстроились ряды домов, а над ними, среди облаков, мерцало бессчетное множество звезд. Юноша доплыл, превозмогая боль, до берега и уже не осознавая, где он и что он. Не думая ни о чем.

Перед глазами стояла пелена, его трясло, внутренности пытались извергнуть грязную воду. Юноша решил положиться на прилив и позволил ему увлечь себя. Потом желудок скрутил спазм. Небо стало сиреневым, лунный свет больно бил в глаза, а рот наполнило горечью.

– А вот и ты…

Он не произносил этих слов. Они незваными пришли в его голову, а вместе с ними – образ той женщины, которую он видел, когда тонул. Старуха с юной улыбкой, девушка с глазами старухи, ее лицо, как вуаль, пересекали тонкие струйки черного дыма, но едва юноша вгляделся, они исчезли.

– Аудри? – произнес юноша.

– Кто сказал тебе мое имя?

Он не знал, не помнил и сейчас ощутил, как она старается отыскать разгадку в его разрушенной памяти. Но даже она не смогла ничего найти, кроме странных обрывков воспоминаний.

– Как же тебя называть-то? – звучал в голове женский голос. – Беловолосый слишком описательно. Ты – это местоимение. Тварь – глупо. О, придумала, буду называть тебя Тито, это на одном из местных наречий обозначает идиот. Оно тебе отлично подходит.

Тито усилием воли заставил исчезнуть ее голос, сочащийся мрачным весельем. И снова попытался вспомнить хоть что-то из своего прошлого, но толку было мало. В голове раз за разом проносились лишь смутные образы, которые не добавляли мальчишке ни капли знаний о нем. А время от времени он отключался и впадал в забытье.

***

Лунный свет мерцал на воде канала Висельников, разделяющего надвое город Уграолинг. Свет отражался от плавающих листьев, а его блики играли на стенах рынка, расположенного на одном из берегов. Но трое детей, стоящие на скользких ступенях канала, не замечали этой красоты. Они сосредоточились на зоне прилива у подножия ступеней, где скапливались мусор и обломки. Сегодняшним их уловом была девочка-утопленница, длинные серебристые волосы которой покачивались на небольших волнах.

– Давай, доставай ее. – Произнес парнишка постарше, и единственная среди них девочка догадалась что обращаются к ней. По крайней мере, смотрел он на нее. И поэтому ей пришлось подоткнуть платье и войти в грязную воду.

– Холодно, – проговорила девочка, стуча зубами от холода.

– Давай-давай – подгонял ее старший мальчишка.

Все беспризорники, населяющие Уграолинг знали, что все приносимое морем можно продать, в том числе и трупы. Например, некромантам или алхимикам. По крайней мере девочка не могла представить, кому еще они понадобятся. Она ахнула, когда холодная вода дошла до бедер, но все еще не дотягивалась и шагнула глубже, ухватив утопленницу за волосы.

– Дай руку, – попросила она.

Старший мальчик даже не шелохнулся, но ее брат близнец, влез в воду, чтобы помочь подтащить тело к ступеням.

– О, Великий Зугот, – промолвила девушка, обращаясь к своему божественному покровителю.

Утопленница на самом деле оказалась утопленником. Это был мальчик, его член свисал набок, грудь была плоской. Если бы не пупок, он мог бы быть ангелом, которому отрезали крылья. Девочка еще никогда не видела подобной красоты.

– Его подстрелили.

– Подумаешь.

Но она все равно выдернула стрелу.

– Мы не сможем продать это тело, оно слишком приметное, – выпалил старший из мальчишек. – А что это у него на руках?

Девочка нагнулась и увидела блеск металла в лунном свете.

– Наручники на нем. Две пары причем. Одни стражников города, а вот вторые странные очень. По-моему, там серебро.

– Не будь дурой. Никто не станет делать наручники из серебра…

Девочка придвинулась поближе и одернула платье, а затем опустилась на колени. Мертвый юноша казался бледным и мертвым, а на руках, под наручниками из странного металла, плоть была содрана практически до кости.

– Куда ты там пялишься? – воскликнул вожак детей с возмущением.

Девочка снова сжалась от испуга.

– Смотри, – сказала она.

Кровь, вытекающая из раны от стрелы, казалась черной, ее истинный цвет был неразличим в темноте.

– Он ведь чужестранец – старший из мальчишек повернулся к младшему. – Дай ей свой нож, а ты кончай трусить и отрежь ему руку.

Девочка знала, что это очередная проверка. Старший много раз говорил, что она слишком глупа, чтобы жить своим умом.

– Я срежу этот странный наручник, а тот который наших стражей, можно тоже попробовать вскрыть.

Она не прошла проверку, но парень это вполне ожидал. Сейчас он приказывал ей отрезать кисть, как будто речь шла об разделке украденной свиной ноге. Удивительно, но старший мальчишка всего лишь с отвращением втянул воздух.

– Поторопись, мы не можем стоять тут всю ночь.

Она согнула руку трупа и решила начать с уже известного им наручника стражи. С ними было гораздо проще, видимо, их надевали в спешке. Может, пока тело было в воде, их несколько раз приложило о камни, но было достаточно просто подковырнуть дужки ножом, и они открылись. Со вторыми наручниками дело было сложнее, какой-то странный металл черного цвета, был плотно перевит серебряной проволокой, а замок наручников был не закрыт, а просто запаян металлом. В конце концов она начала ломать пайку ножом, размышляя, почему же мальчик этого не сделал сам. Может, у него не было ножа…? Девочка почувствовала, что уже замерзла, а мокрые лохмотья облепили ей бедра и ягодицы. Ей было страшно.

– Почти готово, – крикнула девушка своим спутникам. – Тут еще пару минут поковырять и все.

– Давно пора, давай быстрее.

Девушка, проталкивая лезвие снизу, медленно отковыряла заклепку на наручниках и перешла к ножным кандалам. Но внезапно, когда она уже сняла кандалы с ног, неосторожное резкое движение и она распорола себе палец до кости. Боль пришла сразу. Девочка отшатнулась, и кровь брызнула на лицо мертвого юноши.

– Ну, что еще? – спросил старший мальчик, когда услышал ее вздох.

Темные, с янтарными крапинками глаза, открылись. Мертвый юноша смотрел прямо на нее. Девочка отшатнулась, ей показалось, что желудок сейчас выскочит наружу. Потом его глаза закрылись.

– Порезалась, – чуть слышно произнесла она.

– Отпихни его подальше. Только сначала забери его оковы, я думаю их мы сможем продать.

– Кто-то идёт, – ответила девочка. – Пока нам везло, давайте уйдем отсюда побыстрее.

К счастью, их предводитель согласился без споров и в скором времени они скрылись с добычей в ближайшем переулке.




Глава 3


Уличные дети. Их следовало пожалеть, но у молодой жены башмачника они вызывали только тревогу. Её звали Кая, а фамилии у нее не было, да и быть не могло – у таких, как она, не бывает фамилий, – родилась пятнадцать с половиной лет назад. Сейчас она находилась в едва знакомом районе, хотя ей уже давным-давно следовало вернуться домой. Кая не так давно переехала к мужу в Уграолинг и поэтому еще плохо в нем ориентировалась. Муж попросил её сходить к заказчику и отдать новые сапоги, которые он только закончил шить. И если дойти до нужного дома она смогла без проблем, то возвращаясь она решила немного срезать путь и в итоге заблудилась.

Она тщательно прислушалась и бросила тревожный взгляд в сторону подростков. Компания, споря о своем и практически не замечая никого вокруг, удалялась в лабиринт переулков неся в руках предметы больше всего напоминающие цепи, которые в свете луны отливали металлическим блеском.

Впереди было еще одно святилище, что не могло ее не испугать. Пять святилищ за несколько минут означали, только то, что этот район довольно опасен и патриархи хотят напомнить людям, что Боги следят за ними.

«Наверное, – подумала девушка, – Боги были бы потрясены, хорошенько разглядев улицы Уграолинга. Начать хотя бы с обнаженного тела на ступенях канала. Еще одно убийство, которое предпочла не заметить стража.»

В Уграолинге редко можно было найти кого-то задушенным. Жители города верили в проклятье, падающее на убийцу, если его плоть коснется тела жертвы, а вот зарезать кого-нибудь – обычное дело. К чему рисковать, если известно, что хороший клинок не подпустит к тебе проклятия? И в это верили так много людей, что зачастую жертву вначале избивали до полусмерти, а потом добивали кинжалом. «Видимо, и этот паренек стал жертвой такого суеверия.» – Пронеслось в голове у девушки.

И поэтому, зайдя в святилище и остановившись у статуи Амфары, покровительницы справедливости, она прошептала молитву за покойника. А когда обернулась, обнаженный юноша стоял рядом с ней. Вода стекала с его тела в грязь.

Крик застрял в ее горле в тот момент, когда он одной рукой закрыл ей рот, а второй ухватил за плечо и, развернув, потащил к двери. Только что девушка стояла перед алтарем одного из Богов, а в следующую секунду она и этот странный юноша, смотрели на вход в какую-то таверну.

Юноша не походил на шаморца, не те глаза. Для нубийца он был слишком бледен… для коланца – слишком светлые волосы и точно это был не варахец, хотя девушка не смогла бы сказать, почему она так решила.

Если бы ей пришлось описывать незнакомца, она начала бы с темных глаз, с янтарным отливом и очень узких скул.

Юноша взял ее за подбородок и развернул лицом к свету. Ее взгляд встретился со взглядом его глаз, в которых можно было просто утонуть.

В душе девушки что-то дрогнуло. Жалость пересилила страх.

– Разве тебе не больно? – спросила она, прикоснувшись пальцем к ране на его руке.

Неожиданно юноша обнял девушку и уткнулся лицом ей в плечо. Он прижал незнакомку к своей груди. Плечи девушки опустились, и она заплакала.

– Прошу, только не обижай меня.

– …обижай меня, – его голос эхом повторил ее мольбу, словно пробуя на вкус каждое слово. Затем незнакомец, сделал шаг назад, и повернув голову, взглянув в глаза Каи. Девушка опустила взгляд. Она – замужняя женщина, и сейчас находится в незнакомом квартале, а перед ней стоит обнаженный юноша. Да, он почти ребенок, прекрасный ребенок, но вот тело у него, прекрасно развито, и вовсе не детское… Девушка сглотнула слюну.

«Какой стыд. Я замужняя женщина…» – пронеслось в голове у нее.

Кая попыталась обойти юношу, но он напрягся.

– Сейчас ты должен дать мне уйти, – произнесла девушка, глядя ему прямо в глаза.

Юноша отпустил ее, догадавшись, что она хочет уйти. Даже сделал шаг назад, освобождая ей путь, а потом смотрел, как она спешит прочь.

Кая сдерживалась, пока не решила, что уже в безопасности. Лишь завернув, за угол она громко разрыдалась.

Юноша прислушивался к звукам ее шагов. Его слух был идеален. Он почему-то беспокоился о этой девушке, которая одна бродит по ночному городу. Странно, но он едва не пропустил звук чужих шагов. Кто-то преследовал отпущенную им девушку. Люди, крадущиеся по переулкам, напоминали призраков. Беспомощные, с ввалившимися глазами. Они следят и ждут.

Но эта девушка, несомненно, жива. И Тито решил тоже последовать за ней.




Глава 4


– Капитан, иди сюда.

Молоденькая шлюха, потрясенная дерзким окриком, умолкла на полуслове.

Фелан узнал мужчину, несмотря на его яркую маску.

Это был Ингран. Старший помощник, капитана тайной стражи. Судя по проститутке рядом и кувшину в руке, мужчина весело праздновал какую-то свою очередную победу.

Как и большинство мужчин города, Фелан прибегал к услугам шлюх. Девушка, которую его собеседник выбрал сегодня, по крайне мере, была стройной, полупьяной и приятно улыбалась.

– Ингран, – произнес Фелан повернувшись к окрикнувшему его.

– Господин капитан.

Ингран повернулся к своей спутнице и произнес:

– Это капитан Фелан. Он глава стражи города и один из лучших мечников известных мне.

В ответном взгляде шлюхи явственно читалось: «Не говори чепухи». Потом она осознала, что ее клиент серьезен, и склонилась в глубоком поклоне, от взгляда мужчины не ускользнуло, что декольте открыло большую часть груди, что несколько улучшило настроение Фелана.

Район Золотого рынка располагался в южной части Уграолинга. Сюда шли капитаны в поисках припасов и материалов для своих судов. Здесь располагались продуктовые лавки, торговцы канатами и тележки с бочонками чистейшей питьевой воды. Здесь продавали рабов, нанимали экипажи. И сюда же направлялись все жители и гости города в поисках шлюх. Неудивительно, что именно здесь, в одном из лучших борделей, красавчик Ингран праздновал победу во вчерашней регате.

За минувшую ночь он лишился не только дублета, подаренного ему Феланом, но и своей любимой шляпы с пером какой-то экзотической птицы. Вместо них он обзавелся подбитым глазом и странным разукрашенным кинжалом, просто кричащим об отсутствии у хозяина чувства вкуса. И двумя шлюхами. Вторая подошла, когда Фелан разглядывал кинжал. Оказалось, Ингран все-таки сохранил дублет, он был накинут на плечи его подружки, защищая от холода ее обнаженную грудь.

– Господин капитан, вы видели тот пожар в доме на отдалённом островке? – спросил старший помощник капитана тайной стражи, разлив терпкое вино по чашам.

– Да, видел, – ответил Фелан взяв одну из чаш и пригубив ее.

– Говорят это шпионы шаморцев, подожгли временную базу торговцев из Нубии.

«Уже говорят?» – Фелан угрюмо усмехнулся. Он, конечно, был уверен, что ни один из сопровождавших его тогда воинов не нарушит приказа о молчании, но такие слухи ему вполне подходят.

– И зачем им это делать?

– Ну… – протянул Ингран. – Ходят слухи, что дочь Верховного консула выходит замуж за нубийского принца. – Локоть, на который он опирался, соскользнул со стола и Ингран едва не свалился на пол. – А Нубия, – с трудом продолжил захмелевший мужчина, – союзник Ферхании. А теперь и наш, конечно.

Ферхания и Шамор враждовали уже минимум полтора века, что вполне естественно для двух соседствующих империй. А Республика, теоретически, теперь союзник Ферхании. Для пьяного это оказалось достаточно, чтобы придумать целый заговор. Хотя, возможно, тут сказалось и особенность его службы.

– Почти верно, – ответил Фелан, решая запутать все еще сильнее. – Но сгоревший дом принадлежал шаморцам, и я бы поставил на варахцев. Тем более, в последнее время их не мало прибыло в городской порт.

Почему бы и нет? Варахия была еще одним врагом султана шаморцев. Какая-то давняя история, основанная на обычае кровной вражды.

– Я слышал…

– Поверь мне. Это лазутчики варахцев.

Ингран уже открыл рот, желая возразить, но одна из шлюх ткнула его локтем под ребро. Он и вправду был сильно пьян.

– Я угощу вас, капитан. – Предложил Ингран.

– Я думаю лучше в другой раз…

– Вы идете спать?

Фелан кивнул.

– Тогда вам нужно помочь попасть в рай, верно?

Останавливать декламацию Инграна было уже поздно, а после первой фразы к нему присоединились обе шлюхи.

– Тот, кто хорошо пьет, крепко спит. Кто крепко спит, не замышляет зла. Кто не замышляет зла, не творит зла. Кто не творит зла, попадает в рай. Так выпей же…

– И рай будет твой, – закончил за них Фелан.

Из пятиминутного монолога своего товарища капитан городской стражи узнал, что Ингран служит в тайной страже уже восемь лет. Он хочет повышения, он заслужил это повышение. Иногда, он чувствует себя почти рабом.

«Как и все мы», – подумал Фелан.

Половина людей, работающих снаружи на погрузке, связана договором с главарями городских банд. Крестьянами фактически владели их господа. Неужели Ингран считает, что эти шлюхи работают сами по себе?

Фелан отхлебнул из стакана и скривился от горечи. Это вино было уже явно другим, не тем, что предлагал ему Ингран изначально. Фелан уже уполовинил кувшин, когда понял, почему вино настолько паршивое.

Если бы его мысли не занимала вчерашняя неудача в доме, он бы заметил, что мужчины приходят сюда не за выпивкой. Публичные дома, все же, созданные совсем для других целей.

– Мне нужно идти…– Устало произнес он.

– Вы послали мою подружку за сержантом. – Ухмыльнулся Ингран.

«Да, так и есть», -вспомнил Фелан.

Ингран похлопал оставшуюся шлюху по колену. Она пожала плечами. Очевидно, его внимание для нее немного значило.

«Что я здесь делаю?» – Стоило вопросу промелькнуть в голове, как Фелан уже знал ответ. Он ведет себя подобно любому Республиканскому дворянину, которого пригласил выпить победитель вчерашней гонки.

– Господин капитан, кажется, вино вам не по вкусу.

– Не по вкусу, – спокойно ответил Фелан.

Когда Ингран вернулся, в руке он сжимал бутыль, покрытую пылью.

– Нубийское коллекционное, – сказал он. – Лучшее из их погреба. Простите, мне следовало догадаться.

– О чем?

– Вино, которое мы пьем, не для желудка дворянина. Я не подумал.

– Оно же не твое, – равнодушно, ответил Фелан.

Он чокнулся с Инграном и понял, парень прав. Это вино намного лучше.

***

Фелан, с усилием оторвав голову от столешницы, смотрел на приближающуюся служанку и решил для себя, что сегодня она обязательно окажется в его постели. Он патриций[2 - Патриций – лицо, принадлежавшее к исконным аристократическим родам, составлявшим правящий класс и державшим в своих руках общественные земли.], и его дворец стоит почти в центре города. Небольшой дворец. Узкое трехэтажное здание, стиснутое двумя массивными соседями. Но все же дворец с видом на Церемониальную площадь.

Бывали дни, когда Фелан сам себе не нравился и сегодня был один из таких дней. А жесткое похмелье только ухудшало его состояние.

Прошлой ночью дела шли неплохо, пока они не оказались у того злосчастного дома. А когда они нашли того мальчишку, все стало еще хуже. Кто знает, где он сейчас. Хорошо бы утонул.

Лагуна сверкала под утренним солнцем. Медленно, лениво, словно расплавленный свинец, на берег надвигалась волна прилива. Фелан даже не заметил, как опустела зала. И собутыльник его исчез.

– Ингран! – крикнул Фелан уверенный, что его товарищ не мог уйти без него.

– Девчонку убили. Инг пошел посмотреть. – Ответила одна из шлюх, что вчера с ними проводила ночь.

Довольно странный интерес для города, где прохожие уже привыкли по утрам перешагивать через тела, даже не замечая их.

– А что тут особенного?

– Убийца. Парня видели неподалеку. Голый и с серебристо-серыми волосами. Стража думает, это он.

***

Когда Тито проснулся, его мочевой пузырь был полон, член встал, а яйца болезненно напряглись. Он помочился. Неужели его моча так сильно воняет? Позднее пришло осознание, что его обоняние усилилось.

Дым от потушенных на ночь очагов, ароматы пирогов и жаркого из общественных печей на каждой улице. В этом новом мире роскошь смешивалась с грязью. И люди, тысячи странно одетых людей, живущих своей недоступной для него жизнью. Плоский горизонт редко проглядывал сквозь туман, здесь вообще практически всегда был туман. Может этот город расположен на краю мира? А может и нет никакого мира, только это место…

Крыша заброшенного склада, где он спал, протекала. Половину помещения занимал мусор, остальное пространство – древесина, сложенная для просушки. Боковой неширокий канал, на который некогда выходила пристань, обветшал и зарос. Мост в его устье был очень старый и многие доски сгнили и рассыпались в труху из-за обветшалости, но полуразрушенный склад был еще древнее. Юноша провел в своем укрытии четыре ночи. Но сегодня впервые пошел снег, и Тито по крышам решил отправиться на юг. Его гнали голод и осознание: город принесет ему что-то более важное, нежели стрела в плечо. Он научился использовать тени для укрытия, его дыхание не касалось падающего снега. Мужчины, молодые и старые, не замечали его, как кинжал, занесенный над головой, или тишину в небе. С девушками, кошками и старухами сложнее, но ведь всем известно, они видят суть вещей.

Южные кварталы воевали с Северными. Никто в точности не знал, с чего началась вражда, но порожденные ею уличные бои кипели уже четыре сотни лет. Магистрат не поощрял эту войну, но и не запрещал. Стоило подняться кварталам с одного берега Большого канала, кварталы другого тут же вставали, желая сокрушить их.

А в эту ночь для схватки нашелся повод. «Красные» южане обвинили северян в убийстве Каи, жены башмачника. «Черные» северяне обвинили своих врагов в попытке вытянуть плату за кровь, в которой они неповинны.

И вот в полночь, когда снег падал так густо, что враждующие стороны были не в силах разглядеть другой берег канала – началось новое сражение. Время было продиктовано традицией, она же требовала – перед началом боя лучшие бойцы обоих сторон должны встретиться на мосту. Они разбрасывали снег и подбрасывали монетку, решая, чей удар будет первым.

Последний час перед полуночью люди готовились к схватке. Они искали мужество в спиртном и распаляли свой гнев разговорами о добродетелях Каи или, напротив, о бесстыдном требовании платы за кровь. В этот час Тито добрался до дымохода на крыше дома, расположенного почти на самом берегу узкого канала и привлекшего его внимание. Трубы, не меньше десятка, – каждая в два человеческих роста, -заканчивались каменными воронками, откуда исходило тепло. Тито притянул сюда шум, который он услышал еще в самую первую ночь в городе. Стук механического сердца.

Мерный звук привел Тито к дальнему концу крыши, потом на холодные плиты двумя этажами ниже, а затем и в переулок. Замершая грязь, укрытая снегом, резала ноги. Стены отражали этот механический звук, он становился еще громче. Парень, не раздумывая, распахнул дверь и переступил порог. В механической мастерской царил мрак, лишь в дальнем углу горела единственная свеча. Оттуда послышалась чья-то речь. Голос говорившего казался старым и горделивым. Он звучал так, будто вторжение чужака вовсе не беспокоит человека. Только потом Тито узнал, о чем ему говорили, и сожалел о том, как получил это знание.

– Моя печатная машина, – проговорил книжный мастер, подойдя со свечой ближе к странному механизму. – Единственная во всей Республике.

Его живот свидетельствовал о том, что мужчина хорошо питается и мало двигается. Щеки книгодела отвисли, а глаза были водянистыми и бледными. Волосы густые, но совсем седые. Тито же стоял и просто смотрел на него.

– Ты не понимаешь?

Он не понимал. Уже выбежав из здания, он воссоздаст разговор из вспышек и осколков памяти. Но будет уже поздно.

– Этот механизм изобрели далеко на Западе. А я его по стечению обстоятельств смог купить у почти разорившегося иностранного купца и переделал его, так что сейчас его приводит в движение вода, – мужчина указал на движущуюся ленту, уходящую в пол и вновь появляющуюся на расстоянии шага.

Лента вращала колесо, которое крутило шестерни, подающие листы бумаги под падающий пресс. Этот звук Тито и слышал с улицы.

– Будущее… Моя машина, смею уверить, это огромный шаг в будущее. С приливом она может напечатать семьдесят страниц атласа, потом сменить пластину и к отливу отпечатать еще семьдесят копий другой страницы.

В его голосе звучала гордость. Тито понял ее позже, когда старик уже не мог ничем гордиться. Мастер, увидев, что юноша изо всех сил пытается понять его слова, начал пытаться перебирать все известные ему языки, но в итоге просто пожал плечами и вернулся к родному.

– Это будет лучшим атласом из всех существующих. Все плиты были выгравированы лучшими мастерами, станок уникален в этой части света и, наконец, усовершенствован мной лично. Но основан он будет на фактах, доставленных лучшими мореплавателями со всего света. Надеюсь, мой первый атлас приобретут все патриции, а может даже Верховный консул.

На подставке рядом с прессом лежал титульный лист с ярким рисунком. Больше всего он походил на рыбу. Северный вход в канал – был ее ртом, южный – жабрами. Гордясь собой, книгодел начал перечислять районы и тыкать в них пальцем на стилизованной карте. Тито не сразу осознал, что смотрит на тот новый мир, в котором очутился. Сердце затопила надежда и его лицо смягчилось.

– Астрэит?.. – с надеждой в голосе спросил юноша.

Водянистые глаза изучали Тито. Книгодел заставил его повторить название, потом открыл последние страницы атласа. Их пересекало множество отпечатанных списков, походивших на тюремные решетки. Старик, держа палец на маленьких буковках, повел его вниз. После чего закрыл его и покачав головой вытащил еще одну книгу, совсем старую, обложка едва не расползлась под его пальцами. Просмотрел другой список, теперь рукописный. И третья книга ничем не смогла помочь. Ответ нашелся только в четвертой.

– Астрэит, это свободный город княжества Хольмганг, расположенного на далеком севере недалеко от Ледяных островов. – старик прочитал запись своим сухим голосом. – Суровое место с жестким климатом и нелюдимыми горожанами, о которых ходили самые разные слухи. Очень часто жителям Астрэита приписывали различные мистические способности. Подтвердить или опровергнуть эти слухи сейчас невозможно, ведь этот город сожгли более 10 лет назад. Здесь есть запись о найденных руинах. Сэр Рихард Мэнге пишет о встрече с купцом, который их видел и это было пять лет назад. Город сожгли дотла.

Его слова ничего не значили для Тито, и он снова повторил как заведенный.

– Астрэит…

– С чего бы тебе так интересоваться… – Он остановился, разглядывая Тито, будто лишь сейчас заметил, как странно и чуждо тот выглядит. – Нет, это точно невозможно. Наша Республика расположена слишком далеко от тех мест. Когда Астерит уничтожили ты должен был быть еще слишком мал и не смог бы перенести столь длительное путешествие.

В голосе старика впервые проявилось беспокойство. А вдруг это и правда последний выживший горожанин и все те фантастические слухи об их способностях – это не сказка. Страх начал сковывать разум книгодела. И мужчина понял, что надо срочно как-то избавиться от этого странного юноши.

– Купи себе еды, – настойчиво сказал он. – Найди себе какое-нибудь место, где можно укрыться от холода и выспаться.

Мастер порылся в кармане, нашел несколько мелких монет и вложил их в руку Тито, а потом еле успел отскочить, когда юноша швырнул его подарок на пол. Одна из монет была серебряной.

Когда Тито сломал мэтру Николасу шею и впился в еще пульсирующую артерию зубами, воспоминания старика потоком хлынули в сознание юноши. Вместе с ними в его разум вошли язык и суть Республики, ее место на карте и понимание. Он увидел то, что сейчас произошло, с другой стороны, глазами старика.




Глава 5


Снег, лежащий у фундаментов, напоминал мрамор, отполированный десятками ног, и обжигал босые ступни Тито. Но юноша едва замечал холод. Его разум заполняли воспоминания мэтра Николаса. Рука бессознательно сжимала нож, прихваченный во время бегства их печатной мастерской. А по случайному стечению обстоятельств он, сейчас пытаясь убежать с места убийства старика, все ближе оказывался к месту уличной драки.

– Эй, был же договор без клинков, – возмутился чей-то голос.

На Тито смотрела девушка. Черная, как безлунная ночь, заплетенные в косички длинные волосы увешаны серебряными украшениями. Взгляд хищника. Одна ее рука лежала на бедре, а другая обхватила замерзшее дерево на краю канала. Из ссадины над глазом сочится кровь, вызывая у юноши чувство голода. Кивок в сторону ножа, который держит Тито, и серебро в волосах танцует с новыми силами.

– Чего уставился? – Спросила она. – Никогда раньше не видел нубийцев?

– Никогда. – Ответил немного растерянный юноша.

Хотя даже малейшее касание серебра обжигало кожу Тито, он поднял руку и коснулся пальцем кровавой полоски у нее на лбу. Но когда он потянул палец ко рту, его запястье сжала стальная хватка.

– Нет, – произнесла девушка.

Ее косички колыхались, как водоросли в канале, удерживая внимание Тито. В ноздри проник ее запах – смесь вина, чеснока и зловония. Несмотря на грязные ноги и оборванное по колено платье, она выглядела опасной и изысканной. Но в основном – опасной. Сколько ей лет? Видимо, достаточно, чтобы участвовать в уличной драке. Она забрала у него нож и швырнула в канал.

– Ты знаешь закон, – с нажимом произнесла нубийка.

Да, мэтр Николас хорошо знал законы, а сейчас, воспоминания книгодела, переданные в миг смерти старика, принадлежали юноше. Когда Тито поднял взгляд, нубийка словно изучала его, ее глаза сверкали в свете звезд. Она приняла его за «красного» из-за украденной им туники.

– Который из районов твой? – С подозрением спросила девушка.

Все и не один. Он живет везде и нигде. Подальше от троп чужаков, Стражи или тех, кто решит охотиться на него. Но кажется, ей нужен совсем другой ответ.

– Как тебя зовут? – спросил Тито.

– Амелия, – она ухмыльнулась, когда он попытался сменить тему.

– А где ты живешь? – Продолжил расспрашивать юноша.

– Поблизости. Я камеристка[3 - Камеристка – служанка, горничная, обычно поверенная в сердечные тайны своей госпожи.]. Ну с тех пор, как моя госпожа переехала в этот город.

Девушка явно не была похожа на камеристку. Хотя Тито знал о камеристках лишь благодаря осколкам чужой памяти.

– Госпожа?..

– Десадо, моя хозяйка.

– И какая же она?

– Сладкая, чистый мед, – ответила Амелия, тяжело вздохнув. – Да еще добавь ложку сахара. Я бы ее ненавидела, но это просто невозможно.

– Звучит ужасно… – задумчиво проговорил Тито.

– Должно бы, – ответила девушка. – Но она вовсе не ужасна. Огромные глаза и большие сиськи. Вдобавок, она ходячий кошелек и довольно щедра. Хотя мужчин в ней привлекают не только деньги и тело…

– Она богата? – внезапно спросил Тито.

– А то, – Амелия закатила глаза. – Она наследница древнего рода из патрициев. Шкатулки с драгоценностями, сундуки с монетами, бесконечные бархатные платья, рулоны шелка, картины… мужчинам больше ничего и не нужно.

Девушка подняла взгляд и улыбнулась. Позади Тито, в арке, пылал факел и глаза Амелии сияли в его свете. На ее шее пульсировала жилка. Юноша внимательно стал присматриваться к девушке, постепенно приближаясь и это не скрылось от внимания нубийки.

– Ну, поцелуй меня. – Внезапно произнесла Амелия.

Он сбежал. Ее оскорбительные выкрики и насмешки преследовали Тито, пока он путался в лабиринте улочек, нырял в узкие проходы и выскакивал на широкие аллеи. За это время ночное небо сменило цвет с красного на привычный темно-синий, зарево вокруг домов исчезло, и тяжесть в желудке, и необъяснимое чувство голода пошли на убыль.

У Тито хватило ума, чтобы понять, что его гнев и голод – это одно и то же, разные способы организма объяснить тот странный вкус во рту, когда нубийка запрокинула голову и подставила шею для поцелуя.

Статуи, фрески и мозаики проносились мимо спешащего юноши. Вдоль Большого канала выстроились величайшие дворцы города. Богатые здания, отделанные резьбой и маленькими квадратиками цветного стекла. Многие дворцы были раскрашены. Резьба, статуи и картины не походили ни на что виденное им раньше. В обрывках его памяти дома всегда деревянные или земляные.

Стены большого зала были сложены из двух слоев бревен, между которыми забита земля. На грубых балках лежала торфяная крыша. Зимой толстый слой снега помогал хранить тепло. А в Уграолинге снег совсем неубедительный, Тито едва узнал его. И лишь один вопрос не давал юноше покоя.

Как его дом мог сгореть больше десяти лет назад? Он помнил Астрэит. Не идеально, конечно, нет, но в его памяти город был реальным и не разрушенным.

А затем перед его глазами встала битва. Какие-то странные люди с лицами, покрытыми десятками порезов, сотнями ворвались в их город со стороны моря. Их дом был одним из первых, подвергшихся нападению. Затем снова провал в памяти. А вот голова его матери слетает с плеч и катится к ногам Тито, стоящего столбом, будто его парализовало.

Длинные светлые волосы женщины легли на стоптанный мягкий башмак. Мальчишка опустил свой взгляд вниз и с недоумением смотрел на голову той, кто еще сегодня утром нарезала хлеб, трепала его по голове и смеялась, вспоминая, как вчера он свалился с причала, торопясь запрыгнуть в лодку к отцу, который сейчас лежал со стрелой в груди и старым мечом в руке у порога их дома. Вот он хватает меч из рук отца и бросается на врагов, но получает удар рукоятью по виску и теряет сознание, а потом опять чернота. А дальше топор, врезающийся в доски фальшивой стены дома. Мгновение слепоты, когда в его тюрьме вспыхнул свет.

Тито даже не подозревал как сильно он изменился, пока не бросился в воду из лодки. Не осознавал, насколько быстро он теперь двигается и как улучшилось его зрение. Ему казалось, все люди еле движутся по переулкам и улицам, не в силах разглядеть свой путь во тьме. Наверное, с этими неуклюжими людьми что-то не так, думал он поначалу. Но сейчас, складывая воедино фрагменты своей памяти и воспоминания мэтра Николаса, Тито задумался, а человек ли он сам?

– Кто идет?

Тито скрылся в глубине теней. Вокруг сомкнулась темнота, но он видел мерцающий свет, отраженный колонами. А перед ним, буквально в десятке метров, стояло пятеро стражников – двое с кинжалами, еще у двоих пики, у сержанта на поясе молот. Конические стальные шлемы, подбитые куртки с железной чешуей, на ногах сапоги с шипованными подошвами, чтобы не скользить по льду.

– Я кого-то видел, – сказал один из стражников.

– Где? – Небрежно спросил сержант.

– Там, – настойчиво сказал парень, указывая в сторону Тито.

Сержант вгляделся в темноту.

– Командир? – Произнес другой.

– Ничего там нет, – сержант отвесил парню легкий подзатыльник. – Собственной тени боится.

Тито последовал за ними через засыпанную снегом площадь, бесшумно и незаметно. Сапоги стражников скрипели на нетронутом снегу, заглушая его шаги. Он, следуя за ними, мог бы обойти всю площадь, если бы не заметил четырех коней. Они били копытами воздух готовясь прыгнуть с балкона центрального храма Богов. Тито сразу узнал коней, поскольку их прекрасно знал мэтр Николас. А разве могло быть иначе? Они, некогда украшавшие центральную площадь у дворца правителя Совиля, были увезены в Республику, а потом доставлены сюда в качестве трофея. Тито никогда еще не видел лошадей вблизи.

Спасибо каменщикам, которые разукрасили резьбой фасад храма. Тито, переставляя ноги с одной опоры на другую, легко поднялся на балюстраду балкона. Позади него остались каменные ангелы с отпечатками грязных ног на головах. Перед ним, как и ожидалось, высилась четверка бронзовых коней. А вот рыжеволосую девочку, сидящую у подножия скульптуры, он увидеть не ожидал. Она подняла глаза и усмехнулась.

– Вот это да. Какой сюрприз… – еле слышно проговорила незнакомка.

Девочка съежилась у огня, дрожащего на ночном ветерке. Пламя горело в ее сложенных ладонях, но между ними виднелась только пустота. У незнакомки были грязные волосы и непроницаемые зеленые глаза. Тито замер – одна нога на балюстраде, вторая все еще на голове каменного ангела.

– Впечатляют, верно? – она погладила копыто жеребца. – Этот трофей долго переходил из рук в руки, пока их не украли мы…

– Мы? – переспросил Тито.

– Ну, по правде говоря – они, – девочка посмотрела на юношу, зависшего на балюстраде, и указала рукой в сторону города, раскинувшегося под ними. – А ты боишься ведьм?

Когда Тито нахмурился, ее улыбка стала шире. Он перелез через балюстраду, сожалея об утерянном ноже книгодела.

– Странный город, – произнесла она. – Странная жажда, которую ты не осознаешь. А еще и страх твой… Ты не зря боишься. Я не виню тебя.

– Я не боюсь, – ответил Тито, храбрясь.

– Ну конечно, – улыбнувшись, ответила девочка.

Она сомкнула ладони, погасив пламя, и достала из-под халата кусок хлеба. Распахнувшись, халат открыл тощие ребра. «Одиннадцать, – подумал он, – а может и двенадцать, если она голодала».

– Это что ты так на меня смотришь? Неужто голодный? – насмешливо спросила она, протягивая кусок хлеба Тито. – Ладно, ешь уже, болезный, тебе явно нужнее.

Он схватил протянутый ему хлеб и запихал его в рот. Корка – как старая кожа сапога, мякоть – как сосновые опилки. А на вкус вообще, как пепел вперемешку с углем.

– Похоже на то, – рассмеялась девочка будто прочитав его мысли.

Она встала на ноги и, зачерпнув снежной слякоти с балконного пола, предложила Тито. Он выпил из ее рук, сам не понимая почему. Снег был свежим, хотя и с песком, но вкус во рту не изменился.

– Тебе не следует здесь быть, – сказала девочка.

– Тебе тоже.

– Ты должен идти домой, – она снова рассмеялась.

Глаза Тито заполнил снег. Снег, огонь и пепел. Его снова стало накрывать обрывками воспоминаний.

– Ага, ты многое помнишь. – Девочка помолчала. Сейчас она впервые казалась неуверенной. – Аудри считает, ты утонул. Должна ли я сказать ей, что ты жив?

Он не знал ответа. И не понял вопроса. Вот она предлагает ему воду, а вот уже стоит поодаль. Этого он тоже не понял. Видимо, она двигается так же быстро, как и он сам. Может, ее тоже ранит солнечный свет.

– Я связывала ходячих мертвецов, – горько произнесла она. – Покоряла сотнями проклятых шаманов и даже оборотней. Думаю, прошлой осенью это умение пригодилось больше прочих. Но ты…

Девочка, не раздумывая, глубоко, до крови прокусила себе запястье. Потом глубоко вздохнула и протянула окровавленную руку ему.

– Свяжи себя, приказываю тебе.

Внезапно весь мир вокруг стал красным. Бронзовые кони скакали сквозь алый туман. Голод скрутил внутренности Тито. Выросшие клыки разрывали десны и горло сжалось в ожидании крови, которая вскоре прольется в ему рот. Все чувства внезапно обострились. Ошеломленный парень покачнулся.

– Ты остановишься, когда я скажу. А не то, пеняй на себя, – злобно произнесла девочка, глядя на юношу красными глазами.

Интуиция подсказывала Тито: она сомневается, что сможет выполнить свою угрозу. Под ее грязной кожей струились сотни тысяч рек крови, и он чувствовал каждую. Какие-то секунды он не видел ничего, кроме них. Он схватил ее руку и присосался к запястью. Через секунду он сплюнул на пол и отер рот. На вкус ее кровь оказалась противнее скисшего молока. Он никогда еще не пробовал такой гадости и от неожиданности кровавый туман исчез, Тито вновь окружала темная ночь. Он едва не заплакал.

Девочка лишь вздохнула, лизнула запястье и кровотечение прекратилось. На месте ранки остался лишь струп. Она, вытащив из-под халата еще один кусок черствого хлеба, обмакнула его в лужицу и, оторвав половину, протянула юноше.

– И все же Мать признала тебя. Мне жаль, что так получилось с тобой, просто иногда одна магия не нравится другой.

Тито, не рискуя говорить, просто кивнул. Он все еще жевал хлеб, когда девочка подошла к краю балкона и уставилась на темное пространство площади у храма.

– Скоро рассвет, – заметила она. – Нам обоим пора идти.

– Скажи мне свое имя. – Будто по наитию попросил юноша.

– Я предложила тебе свою кровь, – усмехнулась она. – И ты хочешь узнать мое имя? Меня зовут Ар’ан. Я стрыга[4 - Стрыга – женщина либо девочка – ведьма, которая по своей сути очень близка к вампирам и в идеале владеет магией крови.] Аудри. Ее ручная ведьма.

Прежде чем Тито ответил, Ар’ан исчезла.




Глава 6

Тито погладил шею жеребца и соскользнул с его бронзовой спины на край балкона. В лицо дул ветер, а внизу кого-то ждал паланкин, носильщики ежились от холода. Где-то вдали стража все еще обходила площадь, пока воры в масках и темных плащах крались вдоль колоннады. Недалеко в порту хлопали на ветру паруса. Пятеро мужчин, подплывших к площади на узкой и низкой лодке, заметили стражников и повернули назад. Падающий снег приглушил слабый плеск воды.

Тито прислушался и сконцентрировавшись, уловил звук, доносившийся откуда-то изнутри храма. Девушка плакала и звук ее рыданий притянул юношу. Он ринулся туда прежде, чем осознал свой порыв, надеясь, что сможет проникнуть внутрь.

В глубине балкона он обнаружил запертую дверь. Она была крепкой, с надежным замком, но Тито, не раздумывая, просунул под нее пальцы и, сняв с петель, прислонил к стене, входя внутрь. Каменные ступени перекрывала кованая решетка, здесь замок и петли оказались намного лучше. Тогда Тито пошел по коридору, который привел его к внутреннему балкону, находившемуся высоко над полом храма. Там пахло пылью, сырым деревом и благовониями из кадила, висящего над затемненным нефом. Под ним скручивались узоры мозаики, имитировавшей ковер.

С купола смотрели десятки ликов Богов, которым поклонялись в Уграолинге, чьи имена Тито силился вспомнить. И все они взирали вниз, на девушку, стоящую на коленях. Тито прекрасно понял – почему. Она была изумительна: рыжеволосая, в огненно-красном платье. Зугот, у ног которого незнакомка преклонила колени, молчал, как и все каменные статуи. Поза просительницы выражала страдание, ее рыдания поднимались к небесам. Безнадежность на лице девушки свидетельствовала о том, что она сомневается в помощи Зугота. Беседа была тихой, настойчивой, но односторонней.

– Мой господин, прошу тебя, – молила она. – Если ты не…

Голубые глаза на прелестном лице смотрели в небеса. Тито не знал, что она там ищет, но увидел, как отчаявшаяся девушка достала из-под плаща кинжал, сжала рукоять, сложила пальцы на навершии, будто кто-то учил ее, и наметила точку на груди. Когда она опустила кинжал, у Тито замерло сердце. Но оно снова забилось, когда девушка расстегнула золотую застежку плаща и дала ему сползти с плеч. Потом распахнула платье, открывая взору белую нижнюю рубаху. Стянула с плеч одежду, обнажив полную грудь, и вновь взяла кинжал. Тито не знал, смотреть ли ему на клинок или на девушку, когда она приставила кинжал к обнаженной груди. Он наблюдал за ее колебаниями, следил, как она проткнула кожу на груди, пуская кровь.

– Зугот милосердный… – прошептала она.

Чувства Тито вспыхнули, голод заглушило желание, весь мир сконцентрировался на одной только полуобнаженной девушке. В ночном нефе сиял яркий свет, приторно пахло благовониями. Где-то наверху пугающе громко падали капли талой воды. Один прыжок, и он ухватился за цепь. Кадило раскачивалось во все стороны, пока Тито не соскочил на пол.

Девушка заметила его, только когда он повис на цепи. Какое-то шестое чувство… Она вскинула руку, прикрывая грудь, и уже собиралась крикнуть. Но не успела. Тито в мгновение ока подскочил к ней, схватил кинжал и отбросил в сторону.

– Нет, не смей, – прорычал он.

Он хотел ее, но как? Десны от клыков болели, рот юноши заполняла слюна. Шея совершенной формы, покрытая веснушками, напрягшийся розовый сосок, крупная, но еще не созревшая до конца грудь. От девушки пахло лепестками роз. Тот самый запах, который притянул его. Не только нагота или красота пленили юношу. Сочетание роз и голубых глаз напомнили ему… кого? Он не мог сказать, но кого-то оно напоминало. Тито вздрогнул и провел пальцем по каплям крови. Палец замер, только когда достиг соска ее груди.

– Ты знаешь, кто я? – Требовательно спросила она.

Но откуда же ему было знать? Тито знал только вкус крови, слизанной с пальца. А еще дрожь, вызванную ее вкусом. Кровь – вот чего он хочет с той самой минуты, когда оказался в этом странном городе.

– Ну? Знаешь? – Повторила чуть громче девушка, вырывая свою руку.

Лицо сердечком и яростные глаза, которые смотрят прямо на него, целиком пленили Тито. Юноша даже не удерживал ее. Пока он ошеломленно смотрел на девушку, она натянула рубашку и прикрыла грудь. На белой ткани, словно розы, расцветали кровавые пятна.

– Знаешь, что с тобой сделает мой дядя? – Снова раздался возмущённый девичий голос.

Нет, и его это не беспокоило. Он снова спустил рубашку и поймал ее руку прежде, чем она ударила его. Он хотел причинить ей боль и одновременно защитить ее. Раздеть и овладеть ею, кричащей, на холодном полу. И умереть, храня ее от зла. Один только взгляд на струйку ее крови опьянял Тито.

– Ты слышал меня? – Уже тише спросила испуганная девушка.

– Как тебя зовут? – Невпопад спросил юноша.

Она решила, что он шутит, но глаза парня оставались серьезны. Тито хотел знать ее имя. Хотел сильнее всего на свете.

– Я госпожа Джульетта Ван Эльса. – Гордо ответила девушка.

– Джульетта? – переспросил Тито

В этот момент, из воспоминаний мэтра Николаса всплыло это имя.

Именно так звали младшую дочь Верховного консула, которая должна была выйти замуж за нубийского принца, а ее дядей был глава магистрата Уграолинга.

– Мой дядя лично сдерет с тебя кожу. – Она снова начала угрожать.

Снаружи охранники притоптывали от холода. Повозка, запряженная волами, кряхтела и скрипела по тающему снегу. Скоро наступит рассвет и Тито пора уже прятаться, но он оставался.

– Я видел, как с человека содрали кожу, – припомнил он.

Госпожа Джульетта яростно оскалилась.

– Тебя ожидает то же самое. Он прибьет тебя гвоздями к двери. Или сварит в масле, – она с вызовом посмотрела ни Тито. – Может ты видел и это?

– Нет, – ответил он. – А долго ли варят?

– Откуда я знаю? Я не видела и как сдирают кожу. Я вообще нечасто выхожу из дворца. – Джульетта замолчала на полуслове. – Какая нелепость, не понимаю, почему я вообще сейчас говорю с тобой.

– Ты не можешь иначе.

– Это…

– Правда, – закончил Тито за девушку, после чего позволил ей снова натянуть рубашку.

Кровь все еще сочилась из ранки. На алом бархате платья оставались темные пятна. Тито коснулся самого большого. Джульетта не пыталась помешать ему, но застыла, когда он провел пальцем по груди в поисках источника крови под ее рубашкой, после чего дочиста облизал подушечку своего пальца. Потом снова коснулся пятна и удивился, обнаружив, что кровотечение уже остановилось. Внезапно дверь позади Тито приоткрылась.

– Иди, – взмолилась Джульетта.

И юноша ушел, унося с собой запах роз, воспоминания о чертах ее лица и вкус ее крови.




Глава 7


Когда она подняла глаза, юноша уже исчез. Госпожа Джульетта, презирая себя, бросила взгляд на большую мраморную колонну и в том месте, где она встречалась с балконом, мелькнула тень. Но в центральном храме всех Богов горели только свечи и масляные лампы, и девушка не могла сказать, видела ли она движение или просто игру теней.

– Моя госпожа…

Фелан выглядел усталым, внешний вид девушки явно обеспокоил капитана, и он отступил назад. Никто не ставил под сомнение его храбрость, поэтому Джульетта решила, что он просто дает ей время привести в порядок одежду. Капитан молчал, пока она закутывалась в плащ и убирала кинжал в потайные ножны.

– Да? – спросила Джульетта.

– У меня есть для вас послание.

– Ну? – Вздохнув, равнодушно произнесла она.

– Ваш дядя интересуется, где вы, – ответил капитан, нахмурившись от грубости.

– Что ему ответила моя камеристка?

– Госпожа моя, я не…

– Разумеется знаете, – перебила Джульетта. – Во дворце всем все известно. Они просто притворяются несведущими. Это тюрьма.

Нет, конечно, дворец не был тюрьмой. Просто она была в нем узницей. Ребенком ее водили смотреть на беззубого и голого патриция, который ютился в холодной камере, покрытый собственными мочой и испражнениями. В молодости Годвин Лайонс возглавил восстание. Так называемая Вторая империя протянула три года. В день ее падения обезглавили сотню сенаторов, а вот его пощадили.

Нынешний вид Лайонса был наглядным уроком: такова судьба тех, кто бросает вызов Республике и власти Верховного консула. Джульетте доводилось слышать, что деньги на восстание заговорщики получили от владыки Ферхании, но то же самое говорили и варахском короле. А также в зависимости от времени появления таких слухов упоминали владык еще десятка стран… похоже, никому не приходило в голову, что Лайонс мог решиться на восстание самостоятельно. Эту мысль Джульетта держала при себе.

– Я видела камеру Лайонса, – произнесла она вместо извинений за несдержанность.

Девушка не могла не грубить. Хотя, наверное, могла, вот только не знала с чего начать, да и зачем?

– Тьфу! – вырвалось у Джульетты, когда она наконец отыскала пуговицу на ощупь и застегнула ее.

Все это время Фелан смотрел девушке на лицо и только сейчас обратил внимание на ее дрожащие руки и сражающиеся с пуговицами пальцы.

– Госпожа моя, – произнес он. – Условия у господина Лайонса хорошие. Поверьте, бывает намного хуже…

– Хуже этого? – возмутилась Джульетта.

– Намного хуже. Бастион Дурато – не тюрьма. В городе есть места, по сравнению с которыми камера господина Лайонса покажется дворцом.

– Мне бы следовало знать о них. – настойчиво заявила Джульетта. – Вдруг мне понадобится настоящая тюрьма.

– Да, моя госпожа.

– Тогда расскажите мне о самой худшей, капитан. – Джульетта ненавидела покровительственный тон, но иногда ей приходилось использовать и его.

Фелан обдумал требование госпожи, потом пожал плечами и ответил:

– Яма Черных крабов. Каждый прилив камеру заполняет вода, и чтобы ее вычерпать, нужен не один час. Заключенные работают посменно, иначе им не успеть до следующего прилива.

– А если они не успеют? – с интересом спросила Джульетта.

– Моя госпожа, ну это же так просто, – они утонут.

– Ну, – ответила девушка, застегивая последнюю пуговицу, – я бы скорее предпочла качать воду, чем разговаривать с вами.

Казалось, Фелан еле сдерживается, чтобы не отшлепать ее. Ну и прекрасно – ей часто хотелось самой себя отшлепать. Но Джульетта подавила дрожь и приказала капитану сопроводить себя во дворец. Там она выяснила, что тетя и дядя уже легли спать и вернулась в свои комнаты. Камеристка собиралась помочь ей раздеться, но Джульетта, все еще злая после общения с капитаном стражи, отослала служанку, и сама избавилась от платья с пятнами крови. Потом стянула с себя белье и надела свежее, а окровавленная рубашка отправилась под матрац. Затем девушка упала в постель и укрылась тяжелыми мехами. Ей снились снега и горящие деревянные дома.

На следующее утро она проснулась, помочилась в ночной горшок и оделась настолько быстро, насколько позволяли все ее завязки, пуговицы и медлительность госпожи Элеоноры – ее личной фрейлины, приставленной к ней дядей. Она долго возилась с лентами на рукаве платья, раздражая Джульетту своей медлительностью, но вдруг замерла, так и не затянув рукав. Вместо этого фрейлина оттянула рукав, под ним на запястье Джульетты красовался синяк.

– Госпожа моя…

– Да?

– Он похож… – Элеонора колебалась.

– Ну? – сердито произнесла Джульетта. – На что он похож?

– На отпечатки чьих-то пальцев.

Госпожа Джульетта ударила девушку, а после отослала ее прочь и сама завязала ленты. Получилось слишком туго и криво. Она подумала, не стоит ли ей вызвать фрейлину и сообщить, что девушка уволена навсегда? Но Джульетта не решалась затеять разговор, да и вдобавок, Элеонора наверняка не хочет ехать в Нубию и только обрадуется таким новостям. Так что она промолчала и, отправившись в зал с картами, надолго углубилась в изучение фрески, изображающей Нубию. На фреске во всех направлениях спешили крошечные парусники. Художник изобразил ее будущий дом скалистым и бесплодным: несколько десятков селений, еще меньше городов. Наблюдения обрадовали ее не больше, чем ссора с Элеонорой.

Это смешно и нелепо, будто она девица из песен бродячих музыкантов. Но Джульетта не могла избавиться от ощущения, что юноша в храме одним прикосновением похитил часть ее души, а взамен оставил часть своей. И она так горька, что о ней невозможно забыть.




Глава 8


– Где моя тетя?

Фелан взглянул на встревоженное лицо госпожи Джульетты и уже собирался сказать, что не знает.

– Вы не знаете, верно?

– Да, госпожа моя.

– Идиот, – сердито бросила она. – Сегодня вечером все идиоты. Я знаю, она не с главой магистрата, потому что он в своей комнате.

Фелан не рискнул спросить, откуда она знает. Даже Джульетте требовалось разрешение для посещения своего дяди после заката.

– А вы спрашивали у главы магистрата? – Поинтересовался он.

Джульетта развернулась на каблуках. Очевидно, предложение оказалось не очень удачным.

– Госпожа моя, – сказал Фелан в спину уходящей девушки, – если я встречу вашу тетю, следует ли мне упомянуть о вашем желании увидеть ее?

– Да, – бросила она на ходу, не обернулась и даже не поблагодарила его.

«Да и зачем ей благодарить меня?» – подумал капитан. Она принадлежит к самому влиятельному семейству Республики, а он?.. Бедный дворянин, который занимает одну комнату в десятикомнатном дворце, поскольку остальные девять еще холоднее, пустыннее и отвратительнее.

В полдень он встречался с ее дядей, очень неприятная встреча. И если бы это была приватная беседа, так нет же! С жалобой явился посол шаморцев. И вот они общались в узком составе. Что-то недоговаривали, что-то не произносили вслух. Глава магистрата разрывался между яростью и беспокойством, практически такой же была и реакция посла. Оба вели нервную перепалку. Фелан чувствовал бы себя намного лучше, да и спокойнее, если бы знал о чем они умалчивают. Посол шаморцев потребовал от магистрата расследовать обстоятельства пожара в доме своего хозяина. Он наотрез отказался считать происшествие несчастным случаем.

– Шаморцы не пьют вина, – сердито заявил он, когда глава магистрата предположил, что пьяный слуга мог случайно перевернуть масляную лампу и вызвать пожар.

И это несмотря на то, что в тавернах портового района можно отыскать достаточно пьяных шаморцев, нубийцев или даже варахцев. Конечно, можно было бы счесть слова посла ложью. Но в целом они были правдой, да и высокопоставленный гость твердо стоял на своем. Султану Шамора не нравится, когда кто-то сжигает его имущество. И, тем более, ему не понравится отказ магистрата – провести полноценное расследование.

Глава магистрата выразил надежду, что это не угроза, на что посол с холодной гордостью ответил: нет, всего лишь предупреждение. Хотя он настоятельно советует Уграолингу, да и властям Республики в целом, отнестись к предупреждению предельно серьезно.

– Вам хорошо известно, – заявил глава магистрата, – как я уважаю вашего повелителя.

– В прошлом султан был вашим другом. – Гордо ответил посол.

Возможно, только Фелан услышал в словах шаморца недосказанность – «но сейчас наша дружба закончена».

– Мне не хотелось бы разочароваться, – заметил глава магистрата, – увидев, как отвергают мое предложение дружбы.

– Разочарование всего лишь часть нашей жизни. – Будто издеваясь, заявил посол.

– Обе страны много потеряют, – попытался еще раз разрядить обстановку глава магистрата. – Если нам не удастся разрешить это затруднение.

– На все воля Богов, – ответил шаморец.

Представитель власти города сумел взять себя в руки. Он еще раз заявил: пожар в доме купцов шаморцев – несчастный случай, капитан Фелан в этом уверен.

– Разумеется, – подтвердил глава городской стражи.



– Госпожа моя… – послышался за спиной противно-приторный голос. Словно патока, подумала Джульетта и вздрогнула от мысли о липкой жиже и ускорила шаги по лестнице.

– Ваш дядя ищет вас и никак не может найти. – Снова обратился к ней секретарь главы магистрата.

Она знала, что дядя ищет ее, потому и разыскивала тетю. Госпожу Джульетту начинало беспокоить то, как глава магистрата смотрит на нее. А еще его постоянные намеки на необходимость тихой уединённой беседы и ответ тети, когда они разговаривали в последний раз, не избавили Джульетту от беспокойства.

– Нам тоже нужно поговорить, – сказала она. – А пока каждую ночь ставь свечу своей матери. Положись на мать, она защитит тебя.

Все хотели поговорить, но никто не уточнял, когда, а время уже на исходе. Личный порученец нубийской короны отплывает с завтрашним приливом и забирает Джульетту. Соглашения подписаны, празднования завершены и теперь вся знать города ждала, когда она уедет. Это было видно по глазам. Они ждут, когда ее хандра, злость и страдания исчезнут из их жизней.

А тетя настолько неуловима, что сейчас Джульетта подозревала – она тоже ждет ее отъезда и прекрасно знает как ее племянница относится к браку. О ее чувствах знал весь двор, даже те, кто обычно избегал любого знания, предпочитая счастье неведения. Так почему же тетя отказывалась встретиться? А главное все чаще и чаще у нее в голове раздавался тонкий, слабый голосок. Ее собственный: «Если бы только у меня хватило смелости убить себя, я бы была избавлена от этого брака».

– Госпожа моя. – Снова раздался противный голос за спиной девушки.

– Что? – С раздражением спросила Джульетта.

Этот липкий дядин секретарь все еще здесь. Он был лицом похож на хорька, почти лысый, с водянистыми глазами.

– Госпожа, мне кажется…

– Не стоит продолжать, – с еще большим раздражением ответила девушка. – Не хочу даже слышать о том, что вам там кажется.

Он бы не решился даже заикнуться о своем мнении, если бы не завтрашний отъезд Джульетты. В полдень ее уже здесь не будет. Чего ему сейчас бояться? Тетя неизвестно где, и вряд ли девушка сможет ей пожаловаться…

– Где мой дядя?

– В зале Истины, госпожа.

– Он снова кого-то пытает?

Хотя это было вполне в его духе, дядя часто утверждал: он далек от грязи, крови и жестокости боя. «Хотя битва намного чище политики». Он пытался убедить всех, что вынужден править, однако плел интриги и лгал вместе с остальными.

Зал Истины находился на четвертом этаже, под самой крышей. Ниже располагались оружейная и государственные палаты. Поскольку Джульетта сейчас была на втором, ей нужно преодолеть две лестницы и пройти мимо десятка стражей. И, конечно, каждый из них станет украдкой всматриваться в ее лицо, гадая, что же случилось сегодня.

На лестницах было холодно. Сквозняки трепали дорогие гобелены, на которых были изображены знаковые моменты из жизни Республики. На первом из них прошлый Верховный канцлер Марко в обличии юного бога свергал Вторую империю, его враги злились и негодовали. На втором – свадьба с внучкой главы одного из самых сильных кланов кочевников. Она приехала на свадьбу с тремя ящиками золота, ларцом черного чая и небольшим сундучком с драгоценными камнями. Третий, и последний гобелен разделили на три части: Небеса, Ад и Землю. На Земле сидел Марко, вместе с женой и двумя сыновьями. С Небес им улыбались еще двое их детей, убитые приверженцами Второй империи. А внизу, в глубинах Ада, демоны разрывали на части имперцев, а их сыновей и дочерей пронзали шипами или подвешивали на крючьях. От третьего гобелена в жилах Джульетты всегда стыла кровь.

Лестница на следующий этаж выглядела не такой пышной. О фресках вдоль стен никто не заботился, и они растрескались, а в гобеленах зияли дыры. Здесь девушке нравилось намного больше. Никто из стражей зала не позаботился открыть перед ней дверь. Джульетта уже готова была впасть в ярость, но вспомнила, что в свой последний приход сюда она заявила, что сама способна открыть себе дверь. Но сейчас она была явно не в настроении.

– Откройте двери, живо! – Рассерженно скомандовала Джульетта.

Стражи, сделав вид что так и надо, выполнили приказ.

В жаровне горел огонь, воздух наполнял сладкий дым. По обеим сторонам зала с высоким потолком протянулся балкон. На нем стояли деревянные стулья для советников, которые пожелают присутствовать при допросе. Сверху свисала одинокая веревка, на ней подвешивали допрашиваемых. Простые деревянные стены, потемневшие от дыма и времени. Каменный пол, покрытый трещинами. Неуместная здесь кожаная кушетка отодвинута в угол и прикрыта ковром. Рядом с ней – столик, заваленный бумагами и чинеными перьями, крышка чернильницы открыта. Мужчина, сидящий за столом, уверенными штрихами набрасывал что-то на листе бумаги.

– Наконец-то вы здесь, – произнес мужчина, подняв голову и Джульетта узнала в нем Кроу, – придворного алхимика своего отца.

– Где мой дядя?

– Занят, – голос главы магистрата донесся из ниши, скрытой занавесом.

– Ну тогда я вернусь попозже, – ответила девушка, развернувшись к двери.

– Нет, – сердито ответил ей родственник. – Ты подождешь. Я посылал за тобой еще час назад. Твое опоздание могло все…

– Что?

– Слишком усложнить.

Джульетта услышала, как позади открылась дверь, и обернулась, ожидая увидеть секретаря или одного из стражников. Но вместо них в дверях стояла кислолицая служительница, в одеждах своего культа, а рядом с ней – пьянчужка, такая растрепанная, будто ее подобрали в ближайшем борделе. На грязной коже были видны следы пота и засохшего вина.

– Ты, – прошипела женщина, увидев алхимика.

– А, ведьма Шарлотта, и тебе не хворать. Выглядишь будто тебя недавно откопали. – Улыбаясь, ответил Кроу.

Воздух потрескивал, предвещая бурю. Жрица свирепо уставилась на них, и буря улеглась.

– Ну вот, теперь все в сборе. – Сказал глава магистрата, выходя из алькова, откинув штору. – Ты уверен, что время благоприятно?

– Первый день после новолуния, – ответил Кроу. – Лучшего времени нет.

– А она?

– Если ее горничная сказала правду. Шарлотта может проверить.

Неряшливая пьянчужка подошла к Джульетте и нахмурилась, когда девушка отшатнулась от нее.

– Все пройдет легче, если ты не будешь сопротивляться, – проговорила ведьма, пытаясь успокоить девушку.

– Что пройдет?

– Все, – сурово промолвил глава магистрата. – Поверь мне. Для всех будет проще, если ты пойдешь нам навстречу. Жрица…

Служительница культа неожиданно схватила Джульетту и вонзила палец в мягкую плоть руки нажимая на болевую точку. Пораженная девушка замерла.

– Только дернись и я нажму намного сильнее.

У ног Джульетты от острой боли растеклась лужица мочи.

– С позволения лорда, – произнесла жрица. – Мы начинаем. Шарлотта, ты же не собираешься терять время зря?

Ведьма задрала платье и рубашку Джульетты и засунула руку между бедер девушки, а потом понюхала пальцы.

– Да, все правильно, – произнесла женщина, глядя на главу магистрата. – Она еще девственна и сейчас лучшее время что бы понести. Перо и семя свежее?

– А как ты думаешь-то? – Ответил мужчина, завязывая гульфик.

– Надежнее было бы…

Лицо главы магистрата потемнело.

– Ты хочешь, чтобы я стал проклятым? – Зарычал он. – Это против правил родства. Тогда я могу заодно начать жечь храмы или насиловать жрецов.

– Вы не можете…

Попробовала возмутиться Джульетта, но резко замолкла. Служительница с суровым лицом вдавила палец с такой силой, что девушка снова обмочилась. Позорная лужа на полу стала еще больше.

– Прекрати хныкать, – бросила ей жрица.

– Разве это необходимо? – поинтересовался Кроу. – И, мне кажется, – добавил он с укором, – вы забыли упомянуть о несогласии вашей племянницы.

– Если бы она потрудилась ответить на мои вызовы, мы бы успели все обсудить. Но поскольку она не ответила… – конец фразы дяди повис в воздухе. Очевидно, он считал Джульетту виновной в ее собственной неосведомленности. – И я не собираюсь объяснять свои действия своему магу.

– Магу Верховного канцлера, вашего брата, – спокойно ответил Кроу. – Но мой господин одобрил ваш план, так что я тоже не могу возмущаться.

Госпоже Джульетте показалось, что сейчас дядя ударит алхимика, но он сдержался. Либо Кроу намного сильнее, чем она подозревала, либо ее дяде необходимо, чтобы затеянное им успешно завершилось. Ни то ни другое не радовало Джульетту.

– Положите ее на диван, – сказала Шарлотта.

Джульетта сопротивлялась, но безуспешно. Ее уложили на спину, задрав до пояса платье и рубашку. Когда она начала кричать, ее дядя вышел из себя.

– Заткните этой сучке рот.

– У нас нет времени на это, – ответила ведьма, не прерывая своих действий.

– Займись этим, – приказал глава магистрата алхимику.

– Как пожелаете, – Кроу прикоснулся к губам Джульетты и прошептал – Молчание.

И оно наступило, рот девушки закрылся, а ее язык замерз. Когда Шарлотта начала силой раздвигать колени Джульетты, алхимик отвернулся, а потом направился к нише, в которой раньше скрывался глава магистрата.

– Куда ты собрался?

– За вином. У вас же там явно есть хорошее вино? – Пробормотал Кроу и исчез за шторами.

Шарлотта подняла лодыжки девушки, пока жрица держала ее за запястья.

– Тебе некуда деваться, – примирительно сказала ведьма. – От сопротивления будет только хуже. Просто пожалей себя и не дергайся.

Джульетта, презирая себя за трусость, сделала как ей сказали. Шарлотта говорила правду. Кроу всего лишь положил руки ей на бедра, и девушка сразу же перестала их чувствовать. Шарлотта взяла из рук главы магистрата перо и рыбий пузырь, наполненный его семенем. Потом подула в этот странный сосуд и надела его на перо. Второй конец пера она засунула между бедер Джульетты. Девушка начала вырываться с такой силой, что высвободила одну руку, и женщина чертыхнулась.

– Да держите же ее! – Крикнула ведьма.

Хватка на ее плененной руке стала жестче.

– Столько суеты, – заметила жрица. – Можно подумать, ты единственная девушка, которая служит своей стране.

Шарлотта сдвинула перо и сжала пузырь, выдавливая его содержимое.

– Смотрите, – сказала она. – Не так уж и плохо. И все получилось, и ты нетронута, как в день своего рождения.

Ведьма улыбнулась, будто это что-то меняло.

– Алхимик.

– Для тебя, женщина, господин Кроу.

– Моя часть закончена, – заявила Шарлотта. – Я забираю свои деньги и ухожу.

Глава магистрата открыл рот чтобы возразить.

– Я забираю деньги и ухожу, – настойчивее повторила она.

Мужчина швырнул ей кошелек.

– Ведьма, – прошептал он, когда за женщиной закрылась дверь.

– Если вы позволите, – произнес Кроу, подталкивая жрицу обратно к дивану и показывая, что Джульетта не должна двигаться. Служительница снова нависла над ней, и девушка осталась лежать.

– Сын, – с нажимом сказал глава магистрата. – Ты понял? Она принесет короне Нубии сына. А если нет, я разгневаюсь. И тогда я могу неожиданно прийти к соглашению с дворянами, которые считают, что тебя давно пора сжечь живьем. И даже сделаю это, несмотря на гнев моего брата.

Кроу сделал вид, что просто проигнорировал его слова.

– Госпожа моя, – сказал он. – Первый ребенок часто рождается позже срока. Нубийцы ничего не заподозрят, а вы никогда не расскажете им. Более того… – алхимик обернулся на ее дядю, тот кивнул. – Вы никогда не заговорите о том, что здесь случилось.

Маг придерживал Джульетту, пока она не перестала трястись, потом коснулся ее лица и пробежал кончиками пальцев по губам.

– Как вы могли? – Спросила она.

– Госпожа, мне нужно много того, что запрещается религией и моралью. А ваши отец и дядя предоставляют мне все необходимое и защищают меня от тех, кто считает мою работу мерзостью.

Следующей ушла жрица. А Джульетта должна была пролежать еще полчаса с задранными ногами и подушкой между бедер. Перед уходом служительница опустила подол платья девушки, видимо испытывая потребность хоть в каком-то соблюдении приличий. Но когда Джульетта наконец поднялась и повернулась к двери, чувствуя тошноту и отвращение, дядя приказал ей остаться. Ее задача не просто дать нубийской короне сына, с чем не справилась его первая жена. Есть и другие соображения в вопросах политики. Дядя желал подробно объяснить, что именно потребуется от нее, когда она прибудет в свое новое королевство.




Глава 9


Джульетта, спотыкаясь, выбралась из зала и услышала чьи-то шаги. Она пошла быстрее, но в животе будто плескалась вода, подол платья вонял мочой, а к горлу подступала тошнота. Девушка отказывалась верить, что тетя знает о случившемся. Но если так, тогда почему же она не желает ее видеть?

Внутренности девушки были готовы исторгнуть содержимое, не с одного конца, так с другого. Это всего лишь вопрос времени и когда это произойдет, Джульетта хотела бы оказаться, где угодно, но только не на холодных ступенях и не под взглядами демонов с гобеленов.

– Подождите, – позвал ее Кроу.

Джульетта ускорила шаги. Он догнал ее в конце лестницы, ведущей на террасу. Это было несложно, ведь она уже стояла на коленях у выхода из общих залов и извергала на покрытый дорогим паркетом пол свой ужин. От алхимика потребовалось только подойти поближе и подождать.

– У вас шок, – заметил он.

Джульетта медленно поднялась и изо всех сил отвесила ему пощечину.

– Ты ничего не видел, – Кроу обратился к приближающемуся стражнику.

Мужчина держал алебарду и кутался в толстый плащ, как и подобает человеку, чьи обязанности включают неторопливые прогулки по открытому с двух сторон коридору среди зимы.

– Чего, господин?

– Молодец. Сходи, принеси госпоже воды для питья. – Приказал алхимик.

Доставка воды не входит в его обязанности, собирался заявить стражник. И это правда, его дело – патрулировать террасы. Однако Кроу однажды превратил своего врага в черного кота и утопил его.

– Госпожа, – обратился вернувшийся с водой стражник.

Джульетта приняла чашу у мужчины и медленно отпила воду. Спустя секунду она сообразила и кивнула стражнику, отпуская его. Воин повернулся и пошел против ветра, его плащ развевался как саван. Во дворце слишком много тайн. Наверняка он и не такое видел.

– Госпожа, прожуйте это.

Она взглянула на липкую таблетку, предложенную Кроу.

– Она успокоит ваш желудок и уравновесит ваши соки. – Сказал алхимик, уронив таблетку в ладонь девушки и накрыл ее своей рукой. – Вам нужно спать, завтра силы вернутся к вам.

– Я не могу. Пока не могу.

У мага были глаза старика, затуманенные и водянистые. Но Джульетте, как и раньше, показалось, что он может читать ее мысли. Знает, что она скажет, прежде чем прозвучат слова. Но если так, он должен понимать, в какой она ярости, в каком негодовании. И уж подавно должен знать, чего от нее хотят.

– Мне нужно поставить свечку матери.

– Утром, госпожа моя.

– Утром я не успею, – горько ответила девушка. – Я со своими сопровождающими к полудню буду на борту и отплыву с приливом. Утром нас ожидают прощания, а затем официальный завтрак в зале. Мне нужно сказать моей…

Девушка как могла боролась со слезами.

– Попрощаться с ней?

Госпожа Джульетта порывисто кивнула.

– Госпожа моя, еще не…

– Не смейте! – выкрикнула девушка. – Не смейте говорить, что я еще увижу Республику. Что все делается ради общего блага. И то, что вы со мной…

Ее голос заглушили рыдания.

– А если это правда?

– Всеобщее благо? – Выговорила сквозь слезы Джульетта.

– Нет. Вы покинете город, и вы же в него вернетесь. И то, и другое нелегко, но вернуться будет труднее… А сейчас задумайтесь о постели. Ваш дядя откажется предоставить вам стражников для ночной прогулки. Вы же знаете, они не двинутся с места без подписанного приказа.

– Я собираюсь не на прогулку, – возразила девушка. – Там всего сотня шагов. Да и стражники не его, а Республики.

– Однако вы все равно нуждаетесь в них.

– Нет, не нуждаюсь. – Ответила девушка, топнув от злости ногой.

Алхимик уже открыл рот для возражений, но Джульетта продолжила:

– Я воспользуюсь секретным проходом в часовню.

Кроу казался потрясенным и шокированным.

«Он не предполагал, что я знаю о проходе», – сообразила Джульетта. Очевидно, сам алхимик знает о нем, а вот ей не следовало.

– Но ведь дверь будет заперта.

– Вы сможете ее открыть.

– Госпожа моя…

– Или мне следует поведать всем о ваших пристрастиях и занятиях?

Джульетта не забыла, как алхимик лишил ее дара речи и подвижности. Но если не считать того раза, сейчас девушка впервые видела его колдовство. Не принимать же за магию огонь, выпущенный из пальца. На такое способен любой фокусник на площадях крупных городов. Дверь находилась за гобеленом, в стене, примыкающей к часовне. Пока Джульетта следила за стражей, старый алхимик опустился на колени и потер руки. Потом приложил пальцы к пластине замка.

– Поторопитесь, – сердито прошептала она.

Послышался резкий щелчок, пружина освободила язычок, и он отошел назад. Кроу открыл дверь, прикоснулся к замку с противоположной стороны и что-то пробормотал.

– Захлопните ее, когда уйдете, – сказал он. – Замок запрется сам.

С этими словами он исчез, а Джульетта осторожно прошла сквозь потайную дверь в часовню. Ее приветствовали все те же стеклянные звезды, украшавшие свод здания и все те же мягкие улыбки на лицах статуй. Девушка присела в реверансе и направилась к украшенному драгоценностями занавесу, скрывающему высокий алтарь от чужих глаз. Она надеялась отыскать здесь жреца своего божественного покровителя, носящего имя Зенон. Он был молод и всегда ей улыбался. В душе девушки теплилась надежда, что этот служитель выслушает и не станет перебивать. Но вместо него Джульетта встретила патриарха. Точнее, ее встретил патриарх Неарет.

– Дитя мое… – дребезжащий голос из темноты заставил ее подскочить. – Что ты делаешь здесь в такой час?

– Я… – она собиралась сказать, что ищет жреца Зенона, но это бестактно и приведет к возможным домыслам. Не все ли равно, с каким жрецом она поговорит? К тому же Неарет – патриарх. Если он ничего не знает…

– Взываю о помощи, – закончила фразу девушка.

Старик огляделся, а потом улыбнулся.

– Ты нашла не худшее место, – согласился он. – А беспокойный ум не помышляет о часах.

Он взял масляную лампу, повернулся, и Джульетта обнаружила, что следует за ним в пространство за алтарем.

– Это…

– Здесь самое теплое место во всей часовне.

Девушка вошла в крошечную комнатку, которую никогда раньше не видела. Часть пола покрывал старый ковер, на стене висело потрепанное знамя. А большую часть комнаты занимали различные сундучки. Неарет удобнее устроился в глубоком кресле и, улыбаясь, обратился к Джульетте.

– Поведай мне, зачем ты здесь и почему воспользовалась тайным проходом? Я даже не подозревал, что тебе известна эта дверь.

– Я случайно нашла ее, – ответила девушка, задумавшись почему ее собеседник улыбается.

– Праздность угодна демонам. И, между нами, тетя и дядя держали тебя в праздности дольше, чем следовало. Впрочем, девушка твоего возраста может открыть и что-нибудь похуже, чем потайная дверь.

На секунду Джульетте показалось, сейчас он наклонится и потреплет ее по голове. Но патриарх лишь вздохнул и удобнее уселся в своем кресле.

– Итак, поведай же о своих тревогах.

Возможно, патриарх ожидал каких-то сомнений, связанных со свадьбой, их у Джульетты достаточно, или опасений, связанных с отъездом из Республики. Их тоже не мало. Но едва прозвучали несколько первых фраз, как улыбка патриарха и блеск в глазах исчезли. Под конец старик замер, как змея перед броском. Но он гневался не на девушку. Она поняла это, когда увидела, как патриарх изо всех сил старается улыбнуться ей.

– Позволь мне немного поразмыслить, – задумчиво проговорил патриарх.

Джульетта не упомянула о Шарлотте, суровой жрице, и гусином пере. Она хотела, но так и не смогла. Будто Кроу заколдовал ее. Но и остальное было достаточно неприятно.

– Возможно, – снова заговорил Неарет после непродолжительного молчания, – ты что-то неправильно поняла?

– Нет, – уверенно ответила она. – Приказы дяди предельно ясны. Как только родится наследник, я должна отравить свекра и мужа, а потом править как регент, пока ребенок не подрастет и не станет править самостоятельно. А дядя будет сообщать мне, какие решения следует принять.

– И как ты?..

– Этим, – Джульетта достала два горшочка. Один маленький, второй еще меньше, с наперсток. – Здесь, – она указала на больший, – три сотни зерен яда.

– Чтобы убить мужа и его отца?

– Нет. Чтобы приучить к яду себя.

Она внимательно следила, как патриарх открывает меньший горшочек. Крышечка была запечатана воском, а внутри какая-то паста.

– Розовый бальзам для губ, – догадался Неарет. -Когда ты будешь уверена, что ребенок здоров, ты просто должна начать намазывать им свои губы и тепло приветствовать своих мужа и тестя примерно с неделю.

Джульетта только молча кивнула.

– Он действует медленно?

– Ложная чума… Я буду пробовать еду свекра или мужа, а дегустатор – мою, – мрачно сказала девушка. – Я останусь здоровой, и никто не заподозрит яда. Особенно если буду сама ухаживать за своим мужем.

Джульетта смахнула слезы и спросила:

– Что же мне делать?

– Оставайся здесь.

– В Республике? Но завтра отплывет мое судно. И я не думаю, что полномочный представитель нубийской короны согласится на это.

– Нет. Останься здесь, сейчас. Не двигайся с места, пока я не поговорю с твоей тетей. Она наверняка не знает…, и я заберу эти штуки, – патриарх взял горшочки с ядом, потом остановился. – Ты же не думаешь, что она знает?

Джульетта надеялась на обратное, но ведь все эти дни ей не удавалась ни отыскать тетю, ни поговорить с ней. Каждый раз, когда девушка отправлялась на поиски, женщина была занята или оказывалась совсем не там, где ее видели слуги. А в последние несколько встреч в глазах тети явно читалась настороженность.

– Я не уверена…

Часы на южной башне пробили один раз. Лампа чадила, пламя умирало и вновь возвращалось к жизни. Патриарх Неарет тяжело вздохнул.

– Тогда мне стоит начать с твоего дяди. Возможно, тетя знает, возможно – нет, но сначала я поговорю с главой магистрата.




Глава 10


Когда маленькая нищенка впервые кивнула Тито, он счел это случайностью, но второй кивок явно был намеренным. Она посмотрела на юношу из-под длинных волос, наклонила голову и пошла дальше. Ночные улицы заполняли люди, которые ловили чужие взгляды и отворачивались. Взглянуть мельком, чуть кивнуть. Тито вступил в клан тех, кто не хотел большего. Никто не пытался, никто не желал заговорить. Кивок был знаком «я тебе не враг». Тито посмотрел на нее и понял – она не опасна. Она слишком слаба духом и враг только самой себе. Интересно только, почему девочка не считает врагом его.

Когда они встретились в третий раз, она улыбнулась еле заметной улыбкой. Нищенка хотела, чтобы он утешил, успокоил ее, хотя бы просто улыбнулся в ответ. Дни были для него слишком яркие и солнечный свет оказался опасен для глаз. Интересно, почему она тоже бродит по ночам. Этот город полон и в то же время пуст. Он принимает разные формы.

В городе живых за людными главными улицами тянулись другие, пустые. Толпы заполняли центр, но их не хватало на окраины. Однако там скрывался совсем другой город, совершенно пустой. С такими же улицами и вымощенными кирпичом площадями, с такими же храмами и приземистыми башнями. Когда Тито вошел в него, все живое исчезло, а небо стало серебристым. Все в этом пустом городе вблизи казалось основательным и прочным, но стоило отдалиться, как оно истончалось, становилось полупрозрачным. Те, кто проходили по городу живых, на улицах пустого города казались тенями.

«Есть ли здесь какой-то глубинный смысл?» – гадал Тито. – «Или же мир просто устроен так и никак иначе?».

Несколько дней за ним следовали мертвые дети, выкрикивая неслышные мольбы. А потом, в одну из ночей, они исчезли. Другое воспоминание относилось к нубийке с серебряными украшениями на кончиках косичек. Но сейчас исчезла и большая часть этих видений.

Нищенка на ночной улице выглядела совсем юной, в грязном платье, с голыми ногами, обмотанными тряпками. Вокруг лодыжек завязаны веревочки. Иногда Тито встречал ее одну, иногда – с сердитым мальчиком постарше. Изредка с ними вместе шел совсем маленький мальчик. Она улыбалась только когда была одна.

За время с новолуния до почти полной луны Тито научился входить в пустой город, прятаться в тенях и красть продукты, в которых нуждался. Все бы ничего, если бы он мог радоваться своим успехам. Но еда на вкус не отличалась от пепла.

Юноша пил воду по привычке, ел, когда вспоминал о еде. Но его моча почернела, а кишечник не работал уже несколько недель. Тито должен бы уже умирать от истощения, однако он был просто голоден. Понять бы только, чего требует его желудок…

– Ты, – произнес Тито.

Она остановилась, повернулась к нему и улыбнулась.

– Ты меня знаешь? – спросил юноша.

Улыбка сползла с грязного личика. Девочка, даже не осознавая этого, огляделась. Ищет, куда сбежать. Переулок позади рыбного рынка длинный и узкий, большая часть толпы идет им навстречу. Девочка попыталась сбросить его руку с плеча, но потом позволила затащить себя в дверной проем.

– Ну? Знаешь?

– Да… – должно быть, выражение его лица напугало девочку, поскольку она тут же начала отрицательно мотать головой. – Я хочу сказать, нет. Я приняла тебя за другого.

– Откуда ты меня знаешь? – настойчивее спросил Тито.

Нищенка смотрела не него, обдумывая ответ. Потом все же сказала правду, скорее из страха. Она боялась Тито, боялась того, что он может с ней сделать.

– Я вытащила тебя из канала.

Тито с удивлением уставился на нее.

– Ты не помнишь? Я думала, ты умер. А потом ты открыл глаза и посмотрел прямо на меня… – она покраснела. Вряд ли кто-то, кроме Тито, мог заметить, как изменился цвет ее щек. Но рядом все равно никого не было.

– Ты вытащила меня из канала? В ту ночь, когда я…

Тито повернул ее лицо к лунному свету и посмотрел прямо в глаза. Девочка покраснела сильнее, от нее пахло соленной смесью страха и возбуждения. Когда он принюхался, она стала совсем пунцовой. Сейчас только его руки удерживали ее от бегства.

Под тонким халатом виднелась маленькая грудь, а короткий подол открывал больше, чем принято для девушки ее возраста. Тито попытался представить ее обнаженной, или полуобнаженной – одна грудь открыта, и под ней видна струйка крови.

– Мне больно.

Нет. Если бы он хотел сделать ей больно, она сразу бы это почувствовала.

– Как тебя зовут? – спросил нищенку Тито.

Девочка колебалась. Но поморщилась от боли, когда его пальцы впились глубже.

– Розалин, – ответила она. – И прости за свои наручники… Джош их продал, – добавила она. – Я их украла, но продал Джош. Извини.

– Какие наручники? – переспросил юноша, осознавая, что девушка действительно видела его до этого.

Тито смутно припомнил цепи. Его схватили во тьме и быстро сковали. Огонь, потом цепи.

– Наручники, которые ранят…

Розалин взяла его запястье и подняла к лунному свету. Вместо глубоких шрамов на руках была гладкая кожа. Тито увидел, насколько она потрясена и вспомнил: там и вправду должны быть шрамы. Он уже почти согласился, но девочка вырвалась из его хватки и метнулась в толпу, опустив голову и не оглядываясь. А Тито позволил ей уйти.

***

Масло в лампе уже почти закончилось, когда Джульетта услышала шаги. Может, здесь и самое теплое место в часовне, но она уже замерзла и устала ждать. Пальцы совсем заледенели, и ей пришлось спрятать руки в подмышки.

Она не ожидала, что миссия патриарха окажется успешной. Обычно дядя получал желаемое, если конечно не возражала тетя, но тогда бы она уже вмешалась. К такому выводу пришла Джульетта, пока грела руки и переминалась с ноги на ногу. Прежде чем прийти сюда, надо было хорошенько подумать.

Сейчас войдет Неарет и сообщит ей плохие новости. Однако в дверях появился не патриарх, а какая-то фигура, закутанная в плащ с капюшоном. На секунду Джульетте почудилось, что это юноша с серебряными волосами, но он не такой высокий… За первой фигурой появились другие.

«Волчий клан» – с ужасом подумала она, вспоминая как однажды уже подверглась нападению этого братства воинов-оборотней. Потом мужчина повернулся, и Джульетта услышала, как рукоять кинжала зацепилась за дверной косяк. Только тогда девушка поняла свою ошибку. Оборотни никогда не носили оружия, по крайней мере те, которые до сих пор возвращались к ней в ночных кошмарах. Когда мужчина вытащил кинжал, Джульетта, прося прощения у Богов, схватила с алтаря серебряный крест – символ Бога плодородия. Мужчина рассмеялся.

Девушка изо всех сил ударила его серпом. Мужчина закрылся рукой, на наруче появилась глубокая вмятина, а кинжал зазвенел по полу.

– Ну, посмейся еще, – сказала она.

Мужчина отступил, и Джульетта разглядела его лицо в свете лампы. Крючковатый нос, острая бородка и жестокая улыбка. Девушка вздрогнула.

– Вы сожгли нашу базу, – громко, с обвинением, произнес мужчина. – Сейчас мы убьем тебя. Или ты пойдешь с нами…

Его спутник поднял арбалет и наставил его на Джульетту.

– А ты уверен, что нам нужна именно она? – спросил арбалетчик.

Вожак схватил девушку за руку и подтащил поближе, а затем повернул ее голову к свету. Она чуть не упала, но сильная рука удержала ее. Взгляд Джульетты притягивала золотая серьга в ухе мужчины.

– Да, – ответил он. – Это точно она.

Весла хлопнули по воде. Джульетта ощутила, как качается отошедшая от причала лодка. Ее завернули в ковер и из темноты она слышала гортанный мужской голос, но не смогла разобрать ни слова. Потом до нее доносились только скрип весел и плеск воды.




Глава 11


– Ну? – Ярость главы магистрата прорывалась даже сквозь плотно запертые двери зала для приемов. Ее было слышно и в дальнем конце коридора. А поскольку коридор выходил на внутренний двор, его голос доносился до стражников, слуг на кухне и кота, крадущегося по заснеженным булыжникам двора. Кот раздраженно зашипел. Стражники и слуги лучше чувствовали обстановку. Они ничего не слышали и ничего не видели.

– Ну так что? – Сейчас глава магистрата ревел чуть тише.

– Мой господин… мы ищем.

– Ищите лучше.

Капитан Фелан вышел и, только затворив за собой дверь, рискнул выдохнуть. Могло быть и намного хуже. Он остался в живых, в чем сомневался, когда входил в зал. Глава магистрата приказал обыскивать корабли быстрее, словно от этого будет какой-то толк. Люди Фелана и так действуют на пределе возможностей.

По всему Уграолингу стража обшаривала районы, в которых не появлялась уже полсотни лет. Притоны разбегались, детские бордели захлопывали двери, шулеры выбрасывали утяжеленные кости в каналы. Безумие продолжалось до тех пор, пока содержатели притонов и короли нищих не поняли: дело не в них.

Весь город, сверху донизу, знал, что стража что-то ищет. Но лишь немногие знали истинную цель поисков. Магистрат получил новые сведения о сбежавшем главе мятежников, утверждали одни. Нет, где-то в городе спрятан философский камень, настаивали другие. Некий монах вызвал беспорядки, когда заявил – дело в Кроу. Якобы тот потратил все сокровища города в попытках создать эликсир бессмертия. Более разумные люди считали, что стража охотится на шпиона.

Многие интересовались, почему стража ведет свою охоту именно здесь, в кварталах иноземцев. Среди тех чьи женщины скрывали свои лица, а матери, сестры или дочери прятались за закрытыми дверями. Капитан Фелан знал ответ на этот вопрос, но хранил его в тайне, надеясь тем самым сохранить свою жизнь.



– Нам следует выселить их…

Уже который час надрывался один из членов магистрата, похожий на черного старого и горбатого таракана или на навозника, если бы тот вдруг превратился в человека. А еще можно было бы предположить, что он иногда впадает в маразм. Однако мужчина был богат и знал, где похоронено большинство людей, мешавших городу и Республике, а некоторых он похоронил сам. Его мнение следовало уважать, хотя иногда это давалось нелегко.

– Выселить кого? – Поинтересовался глава магистрата.

– Шаморцев. Нубийцев. Ферханцев. Варахцев. Цеха кожевенников. Вонючие ямы дубильщиков. Почему бы нам просто не выкинуть их за пределы города? Мы можем…

– Советник. – Возмущенно воскликнул глава магистрата. – У нас есть более важные темы для обсуждения.

– Да, – продолжила тетя Джульетты, которая была родной сестрой ее матери и одним из членов магистрата. – Есть. Объясни мне еще раз, почему моя племянница пряталась в часовне? Почему здесь нет патриарха? И почему ты отправил Неарета в его дворец сопровождении своей гвардии? Поверь, я очень хочу услышать ответы.

– Это дело духовенства, – заявил глава магистрата, – и нам не стоит в него вмешиваться.

– А тогда почему Неарет так внезапно слег в постель после визита к тебе?

– Он стар. Потрясен известиями о Джульетте. – Мужчина задумался. – Не удивлюсь, если новости убьют его. Но сейчас нам следует сосредоточить усилия на том, чтобы вернуть ее.

– Сначала нам нужно узнать, кто ее похитил.

– Именно, – ответил глава магистрата. – И я хочу узнать ваше мнение.

– Иноземцы! – прокричал в истерике старейший член совета. – Кто же еще? Страшно представить, как эти изверги….

У него на губах появилась пена.

– Сомневаюсь, – ответила ему женщина. – Наш город один из немногих, где им позволено жить в мире. Зачем им разорять собственное гнездо? Должен быть лучший ответ.

Внезапно в дверь постучали, а следом в зал Совета вошел Фелан. Преклонил колени перед главой магистрата и кивнул остальным, извиняясь за внезапное вторжение. Капитан был бледен и старался ни с кем не встречаться взглядом.

– Я не хотел врываться на совет и прерывать вас, но мы нашли это. – Капитан достал из-под плаща кинжал и положил его у ног главы.

Женщина поднялась со своего места и внимательно осмотрела кинжал, затем передала его другим членам совета. И только когда кинжал опять вернулся к ней, решила заговорить.

– Это точно шаморцы. Только у них оружие имеет подобного рода изгиб, да и металл тоже их, это видно по его текстуре. Где его нашли?

– У набережной, – ответил капитан и пользуясь тем, что все молчат продолжил свои пояснения. – Если похитители госпожи Джульетты направились на север, через сад патриарха, а затем выбрались на улицу, а потом они могли срезать путь к югу и добраться до набережной, не привлекая внимания. А в час ночи…

Все знали, в это время набережная забита пьяными моряками с судов, стоящих на якоре в лагуне.

– Что-нибудь еще? – Спросил глава магистрата.

– Перед рассветом через отмель проскользнуло судно без флага. Гребцы вывели судно против течения.

– Как вы это вообще допустили?

Вот наконец и прозвучал вопрос, от которого зависела жизнь Фелана. Капитан понимал, стоит кому-нибудь узнать, что в действительности произошло в ту ночь, когда сгорел дом шаморцев, и Фелан немедленно расстанется с жизнью. Как удалось узнать, они убили не просто какую-то шпионку, а принцессу шаморцев. А сейчас они из мести похитили госпожу Джульетту, и их судно ускользнуло в ночи. И эти нити не должны попасть никому в руки, поскольку тот же глава магистрата точно способен связать их воедино.

– Вы сами видели, как уплыл этот корабль? – Слова тети похищенной просто источали яд.

– Нет, госпожа моя. Мне сообщили совсем недавно.

– Какому народу он принадлежал?

– Мы не знаем, – выдохнул Фелан

– Почему? – Потребовал объяснений глава магистрата. – К чему нужен начальник городской стражи, если суда в лагуне не записывают по мере их появления?

– Мой господин, сейчас там пять сотен судов. У нас зачастую уходит целый день только на размещение их в зоне карантина.

– Меня не интересуют ваши оправдания.

– С деталями разберемся позже, – твердо заявила советница. – Если капитан Фелан допустил небрежность, он будет оштрафован. Если его люди плохо справились со своим обязанностями, их выпорют. Если мы отыщем изменника, он умрет. Вопрос в другом. Допустим, Джульетту похитили шаморцы. Спрашивается, почему? Именно это и надо выяснить. А пока я считаю необходимым перекрыть порт и не выпускать ни один корабль.



Известие о том, что шаморцы похитили госпожу Джульетту, чтобы не допустить ее брака с принцем Нубии, очень быстро облетели весь Уграолинг. По мере того, как дни с момента исчезновения превращались в недели, вместо «похищена» стали говорить «похищена и, наверное, изнасилована», а потом – «похищена, изнасилована и, скорее всего, убита».

Посол Нубии прощался. Полный сочувствия, но непреклонный, он сел на свой корабль, поднял цвета своего короля, прошел через отмели в лагуне и исчез в открытом море. Его судно было единственным, которому разрешили отплыть.

Корабль, тайком ускользнувший из лагуны, преследовали, остановили и взяли на абордаж. Он действительно принадлежал шаморцам, но госпожи Джульетты на борту не оказалось. Никто не сходил на берег Республики, клялась команда. Капитан умер под пытками, продолжая утверждать, что ничего не знает о похищении. Он был обычным контрабандистом.

Но, несмотря на неудачу, поиски похищенной госпожи Джульетты продолжались всеми доступными методами.

***

Джульетта повернулась на кровати, сдернула с себя одеяло и встала. Маленькая комната закружилась перед глазами, и девушка села обратно. Желудок сводило от голода, потому она и проснулась. Сегодня ей надо заставить себя поесть.

В камине уже горел огонь, на подставке стояла большая миска с теплой водой для умывания. Миска поменьше, для мытья рук, будет ждать ее на столе с завтраком, еще одну поставят к обеду. Не таким она представляла себе плен.

В первый день девушка отказалась от помощи при одевании. Но пожилая женщина в дверях выглядела такой несчастной, что вчера Джульетта смягчилась и позволила ей немножко помочь. Конечно, у девушки по-прежнему всего одно платье. Уже потрепанное, хотя все же чище, чем в ту ночь в часовне, сейчас на платье не было ее крови.

Кровь на платье… Она вспомнила, как странный серебряноволосый юноша спрыгнул с потолка храма и застал ее полуголой. Возможно, подумала Джульетта, он позволил бы ей убить себя, если бы знал о планах ее дяди. Девушка яростно потерла глаза, только бы не заплакать. То, что сотворили над ней в зале Истины, иначе как пыткой и не назовешь. При одной только мысли о силой раздвинутых коленях ее охватило чувство беспомощности. Она боялась думать и в то же время не могла избавиться от воспоминаний. И всякий раз, вспоминая, чувствовала тошноту. Магия Кроу качественно работала – Джульетта не могла говорить о той ужасной сцене даже сама с собой. По крайней мере вслух.

Но это не имело никакого значения, ведь старуха, которая ухаживала за Джульеттой, была глуха и нема. Ее муж – тоже. Сложно сказать, сколько им было лет. Девушка считала старыми всех людей старше ее самой.

Старуха бережно отерла слезы Джульетты, умыла ей лицо влажной тканью и помогла одеться, завязала ленты трясущимися руками. Пуговицы девушка застегнула сама, иначе еда совсем остынет. Сегодня на завтрак был свежий хлеб, сыр, тушеное мясо, кусок пирога с цукатами и горячее вино со специями, чтобы отогнать прохладу. Вино было сильно разбавлено водой. Для пожилой пары она, очевидно, еще ребенок. Пирог был уже порезан, а значит ножа на столе сегодня точно не будет.

– Я хочу прогуляться, – заявила Джульетта.

Мужчина посмотрел на женщину, тут все решения принимала она. Старуха задумчиво склонила голову на бок. Девушка подошла ближе, встала перед ней и еле слышно прошептала: «Пожалуйста». Старики читали по губам, а значит, прекрасно понимали, о чем говорит им девушка. Наверное, раньше они могли говорить или слышать, а может и то, и другое. Интересно, кто же они? Она – пленница, тут нет никаких сомнений.

Пленница в теплой, богато украшенной тюрьме посреди… На этом знания госпожи Джульетты заканчивались. Очевидно, она в каком-то месте. Однако она не выходила на улицу, ставни заперты, а в слуховом окне видны лишь облака. Как она может сбежать, если даже не знает откуда?

– Пожалуйста, – попросила она. – Позвольте мне погулять.

Вдруг «пожалуйста» поможет? Должно быть, они знали это не то слово, которым легко бросается любой представитель знати в разговоре с тем, кто ниже его по статусу. Старик обменялся взглядом со старухой, женщина кивнула, и мужчина принес плащ из белоснежного меха. Плащ озадачил Джульетту еще больше, такая редкая вещь стоит целое состояние.

Ее тюрьма состояла только из спальни и маленькой комнаты, где они ели. Но сейчас старуха достала из кармана ключ, взглянула на старика, будто ища поддержки, и открыла выход во внешний мир. Небольшой зал был заставлен мебелью, и Джульетте пришлось протискиваться боком между деревянным стулом и сундуком. Мужчина снял с гвоздя тяжелый ключ, отпер входную дверь и отступил назад.

Ее держали в небольшом храме. Деревянное здание посреди сада, окруженного стеной. Пятна снега, голые ветви. Часть деревьев сильно запущена, остальные кажутся засохшими. Ни одного знакомого Джульетте. Стена, окружавшая это запустение, была выше ее роста. Намного выше.

–Где я?

Старик посмотрел на нее.

– Скажите мне. – Поскольку старик нем, Джульетта не знала, какого ответа она ждет. Потом заметила его взгляд, брошенный на стойку ворот.

Видимо, это и есть ответ. Со стойки, утопающей в снегу, свисали пучки травы. Серебряные украшения на ней почернели, но присмотревшись можно было заметить смутно знакомый орнамент. Небо казалось знакомым, воздух, как и положено, пах солью.

– Я еще в Уграолинге?

Когда старик отвернулся, она зашла к нему с другой стороны. Мужчина тяжело вздохнул. Прямой вопрос будет лучше, решила Джульетта.

– Я в Уграолинге, верно?

Он покачал головой, а затем кивнул.

– И что это должно значить? – спросила она.

Старик улыбнулся. Улыбка была доброй, но такой же бессмысленной, как и противоречащие друг другу отрицание и согласие. Тогда она направилась к стене, слыша, как он торопится, пытаясь не отстать. Всего одна дверца, и, само собой, заперта.

– Открой ее.

Старик покачал головой.

– Пожалуйста, – попросила Джульетта. – Я только выгляну туда.

Она не сможет сбежать, если не будет точно знать где находится. Поэтому ей просто необходимо, чтобы он отпер дверцу. Но старик вновь покачал головой. Госпожа Джульетта быстро поняла, он будет качать головой на все ее просьбы. И не важно, станет ли она умолять, визжать или приказывать. Он просто не готов отпереть ворота.

–Кто-то приказал тебе не отпирать?

Он кивнул.

–Кто приказал? – потребовала она.

Похоже, он одинаково хорошо тряс головой при каждом произнесенном имени. И ей никак не узнать, называет она неверные имена или он просто не собирается отвечать. День близился к концу, а девушку не оставляло чувство, будто она поймана как принцесса в волшебной сказке. После ужина Джульетта решила: ей нужна еще одна прогулка.

– Пожалуйста, – сказала она.

Старик посмотрел на женщину, та покачала головой.

– Тогда я смогу поспать подольше, – упорствовала Джульетта. – Вы же хотите, чтобы я хорошо спала?

Старуха вздохнула, а мужчина улыбнулся. Он снял со стены ключ, а женщина принесла плащ. Они укутали Джульетту, и старик отпер дверь в темноту. Но в месте с темнотой в комнату проникло само Зло.




Глава 12


Когда глава магистрата в сумерках вышел на улицы, желая показаться людям, у него было отвратительное настроение. Фелан вновь начал опасаться за свое будущее, так как именно его обвинял магистрат в промедлении с поисками Джульетты. Если бы капитан хорошо выполнил свою работу, судно мамлюков не ускользнуло бы из порта. Несколько дней потерянно впустую. Серьезные поиски Джульетты могли начаться раньше. Как эти упреки могли прозвучать, при том, что стража почти сразу перевернула бедные районы города сверху донизу, оставалось для Фелана загадкой.

Настроение в тавернах было угрожающим. Южане помогли шаморцам похитить госпожу Джульетту, заявляли северяне. Они скорее полягут до последнего человека, чем позволят подонкам из северных районов обвинить себя в измене, объявили южане. В устьях каналов натягивали цепи, отгораживая один район от другого, возводили баррикады. Из мостовых выковыривали кирпичи – уличные банды запасались боеприпасами.

– Итак, – произнес глава магистрата. – Как вы предлагаете справиться со сложившейся ситуацией?

– Мой господин, надо просто вызвать сюда всю стражу.

– Фелан, скоро начнутся бунты. Ты считаешь, что даже всех частей стражи будет достаточно? – мужчина, насупившись, смотрел на него. – Капитан, я задал вопрос. Думаешь ли ты, что стражи будет достаточно?

– Нет, господин. Можно позвать и наемников…

– Они дорого берут, Фелан. И поиски стоящих вояк займут слишком много времени.

– Господин, так что же нам следует делать?

Хороший вопрос. Глава магистрата выпрямился и расправил плечи, будто стоял на поле боя, глядя на вражеские ряды.

– Мы продемонстрируем крайнюю жестокость.

– Но, мой господин…

У районов Уграолинга была долгая память. А память бередила открытые раны этого города в особенном стиле. Деньги могли бы купить симпатию горожан, что бы они обо всем забыли: и ненависть южан к северянам, и ненависть северян ко всем остальным, и бедные районы, державшие друг друга за горло. Но акт жестокости со стороны магистрата запомнят абсолютно все. Ни один патриций умер за грехи своих предшественников.

– Капитан, ты что дурак? Не по отношению к районам же. И вообще вы обыскивали склады шаморцев?

– Вчера, мой господин.

– Значит мы обыщем его снова. Прямо сейчас.

Фелан поклонился. К чему повторять, что они тщательно проделали свою работу. Если глава магистрата хочет заново обыскать склады шаморцев, это его дело. Неподалеку от Костяного моста, на левом берегу Большого канала, опасно углубившись на территорию северян, они встретили вооружённую группу южан, одетых всех, как один в красные шапки.

–Вы, – приказал глава магистрата. – Идите со мной.

Когда люди узнали этого широкогрудого человека в кирасе, толпа притихла. Некоторые с мечами, большинство с кинжалами, у одного – плотницкий топор. Навстречу вышла группа северян, но никто не думал о драке. Присутствие главы магистрата ошеломило черные шапки, заставило заключить с красными временное угрюмое перемирие. В увеличившейся толпе все больше нарастало возбуждение. Никто не знал, чего ждать. Но все чувствовали – сейчас что-то произойдет. Фелан начал догадываться, что глава магистрата собирался не просто обыскать склады шаморцев. Его подозрения подтвердились, когда толпа остановилась перед зданием.

– Ломайте дверь, – приказал глава города.

Половина черношапочников-северян бросились к причалу склада – никто не должен ускользнуть по каналам. Южане же, в красных шапках, развернулись веером рядом с предводителем. Если глава магистрата хотел быть замеченным, у него получилось. Когда к двери двинулся каменщик с кувалдой, улицы начали заполняться зрителями.

– Мой господин, не следует ли нам назваться?

– Если люди султана не хотят вести себя по-дружески, то и я им не друг. Фелан, если бы они хотели поприветствовать меня, – заявил глава магистрата, – они бы уже открывали дверь.

«Только если бы хотели умереть», – подумал Фелан. Купцы-шаморцы, вероятно, надеялись остаться в стороне, пока волнение в городе не уляжется. Вчера у них хватило мужества открыть двери Фелану и его людям. Но они знали его и имели дела с ним до этого. Прибытие главы магистрата с толпой означало лишь одно. Госпожу Джульетту не нашли.

Сейчас толпа жаждала мести. Сам Фелан сомневался в вине шаморцев. Султан способен на жестокость – в конце концов, он задушил старшего и младшего братьев, – но все знают, он блестящий стратег. Ему было бы стыдно за такую неумелую интригу. Что он приобретет, превратив Республику в своего врага?

Кладовая султана, как шаморцы называли свои склады, была обширна. Здание с трех сторон обхватывало центральный двор, четвертая сторона открывалась на Большой канал. Там, на маленькой набережной, шаморцы разгружали баржи с товарами. Часть толпы, вероятно северяне, уже готовила большие шлюпы. Они заявляли, что их лодки не позволят баржам сбежать, хотя, скорее всего, на них собирались вывозить награбленное.

Фасад склада облегчали бесконечные округлые арки, облицованные полудрагоценными камнями. Мастера ревностно хранили тайны своего дела, поэтому патриции и горожане, рискнувшие пренебречь советами гильдии каменщиков, быстро становились владельцами груды дорогих руин. И вот сейчас к окованным железом дверям склада подошел крупный человек в кожаном фартуке каменщика и поднял молот.

Глава магистрата кивнул Фелану, тот, в свою очередь, кивнул сержанту. Кожа и костяные пластины панциря Альметина скрывали не долеченную рану на груди. Судя по бисеринкам пота на лбу, каждое движение причиняло ему боль.

– Давай! – приказал Альметин.

Каменщик сплюнул, давая понять, что он думает о приказах каких-то полукровок, а потом ударил молотом в каменную арку, примерно в трех четвертях высоты от земли.

– Бей в дверь! – прорычал сержант.

– Нет, – тихо ответил Фелан, – он знает свое дело.

После третьего удара камень треснул. Каменщик ударил снова и блок развалился. Из обломков показался железный штырь. Он выглядел почти новым, будто его установили только вчера. Удар молота загнал штырь внутрь, расщепляя дверь.

– Стрелы готовь!

По приказу Альметина восемь стражников взвели арбалеты, уложили болты и без лишних слов разошлись по сторонам, обеспечивая прикрытие.

– Сейчас, – заметил Фелан, – он сломает замок.

Каменщик, будто услышав эти слова, ударил молотом в пластину замка. Зазвенел металл, дверь вздрогнула. Второй удар вмял пластину, изнутри донесся чей-то крик.

– Раньше нужно было открывать! – Бросил глава магистрата.

Толпа вокруг закивала, как будто ему требовалось их согласие. В голосе мужчины звучали азарт, ярость и возмущение пропажей племянницы. Но взгляд его был ледяным. Когда глава магистрата посмотрел на капитана, тот отвел глаза.

– Будьте наготове, – прошипел Фелан.

В следующую секунду его приказ передал сержант, в основном упирая на то, что он сделает со стражниками, если те не справятся. Каменщик ударил молотом в последний раз, и замок не выдержал. Еще мгновение дверь держалась на оставшейся петле, а затем рухнула на землю.

Первая стрела, вылетевшая из здания, ударила в каменщика. «Я бы сделал то же самое», – подумал Фелан. Каменщик выронил молот и неуверенно потрогал стрелу, будто не решаясь вытащить ее из горла. Шаморцы точно умрут, а теперь у них есть шанс умереть быстро. По крайней мере, Фелан надеялся на это. После осад он видел, как разъяренные солдаты убивают медленно. Но тогда он был среди толпы и жертвы ничего не значили для него.

– Захватите здание! – Приказал глава магистрата.

Собравшуюся толпу не требовалось упрашивать. Они сгрудились позади предводителя, готовясь броситься в арку. Альметин поймал кивок капитана и пропустил их. Троица, которая первой добралась до арки, вывалилась обратно со стрелами в груди. Похоже, о них позаботился один лучник. Луки шаморцев вполовину короче принятых в Республике, их изготавливали из прочного дерева и рога. Стрелы летели далеко, а зазубренные наконечники оставляли ужасные раны.

– Старший, хочешь, я разберусь с их лучником? – Спросил сержант.

Фелан покачал головой. Пусть с этим справится толпа. Люди вновь рванулись вперед, но дело было не в храбрости. Задние напирали с такой силой, что у тех, кто шел впереди, не оставалось иного выбора.

– Мы охраняем главу магистрата. – Отдал команду капитан.

Альметин кивнул. Глава магистрата вряд ли подвергался большой опасности. Грудь прикрывала кираса, горло – латный обод, голову – шлем с гребнем. На предплечьях одеты тяжелые наручи. На одном боку висит меч, на другом – кинжал.

Приземистый мужчина схватил рыбачью острогу, взвесил ее в руке и метнул с привычным умением старого солдата. Импровизированное копье пронеслось над головами нападающих и нашло свою цель.

Альметин одобрительно крякнул и предположил вслух.

– Уже скоро войдем и мы!

Глава магистрата уже передвинул перевязь и высвободил кинжал, так что сержант не ошибся.

– Пропустите меня, – прорычал мужчина.

Один из красношапочников толкался, пока не обернулся и не узнал главу магистрата. Глава города схватил красную повязку мужчины и повязал на руку, ухмыляясь оторопевшему человеку и реву толпы. «Я один из вас», – говорил его жест. Разумеется, если забыть о дворце, и о богатствах, и слепоте закона, когда его соперники внезапно исчезали.

– Старший…

– Ничего, – ответил Фелан.

Им преградил путь купец в полосатом халате. За его спиной стояло полдюжины солдат-шаморцев. Ровно столько, сколько имел право держать их склад для защиты от воров. Шесть для чужеземного склада, одиннадцать для городского, тринадцать для склада патриция. Закон был ясен и неукоснительно соблюдался.

– Собираешься выстрелить и в меня? – Спросил глава магистрата.

– Господин мой… – купец поклонился, но тут же счел приветствие недостаточно уважительным и исправился. – Ваше высочество.

Глаза главы магистрата полыхнули пугающей страстью. На секунду Фелан подумал, что этими словами шаморец купил себе жизнь, а может, и свободу. Но его следующая фраза оказалась ошибкой:

– Возможно, ваша племянница просто сбежала?

По мере того, как люди пересказывали друг другу его слова, в толпе зарождался гневный рев. Джульетта была дочерью Верховного канцлера и собиралась стать королевой. Неужели шаморцы так глупы? Или это вовсе не глупость? Глава магистрата, сочтя слова личным оскорблением, выхватил меч и шагнул вперед. Купец взмолился о пощаде, но мужчина с размаху нанес удар.

– Давай! – Приказал Альметин.




Глава 13

– В тебе есть кровь шаморцев?

Тито отрицательно покачал головой.

– Говорил же вам, – гордо заявил, младший из мальчиков, Пьетро, отбросив с лица черные волосы, еще сильнее размазав по физиономии грязь.

– Они убивают шаморцев, – пояснил он. – Розалин думала…

Мальчик говорил, не прекращая озираться по сторонам.

– Ну, стража-то тебя ищет. И еще черная девушка с косичками. Вот Розалин и подумала, ты, наверное, шаморец…

– А если нет, – сказала Розалин, – тогда он должен быть рабом.

– Так и есть, – кивнул Джош, более старший мальчик, являвшийся негласным вожаком этой троицы. – А твой хозяин такой важный, что обратился к страже… Но он же не из совета магистрата? – Вдруг забеспокоился мальчик.

Розалин вскочила на ноги. Тито остановил ее, и девочка оскалила зубы. За ее спиной Пьетро подобрал обломок кирпича:

– Ты делаешь больно моей сестре…

– Я не стану, – Тито положил руку на голову Розалин. Джош помрачнел и прищурился.

– Я об этом, – сказал Пьетро.

Тито кивнул, но его рука лежала на прежнем месте.

«Я могу, – сказал он себе. – Если у меня получилось случайно, то получится и намеренно». Он дал вопросу ручейком протечь по всему телу и просочиться сквозь пальцы в ее мысли. Черная девушка, о которой говорила Розалин, та самая нубийка, стражи выглядели как обычные головорезы.

– Колдовство, – выдохнула Розалин, отступая на шаг.

Пьетро поднял кирпич, Джош потянулся к кинжалу на поясе. Возможно, Тито пришлось бы драться с ними, а возможно убить одного из них, но всех остановила луна. Она вышла из-за тучи, и на полуразрушенный склад пролился мягкий свет. Он озарил лицо Тито, и Розалин, почти неосознанно, встала между Тито и Джошем.

– Подождите.

Они остались стоять: Пьетро со своим кирпичом, оскалившийся, с кинжалом в руках, Джош и сам Тито. Розалин смотрела в его мрачные глаза.

– Ты раб? – требовательно спросила она. – Поэтому за тобой охотятся?

– Я был рабом, – признался он. – Но не здесь.

– А твоя мать, конечно, была принцессой? – Злобно выплюнул Джош. – А твоего отца пленили в бою? И уж, конечно, твой дед жил во дворце. – Он насмешливо закатил глаза. – Еще ни разу не встречал беглого раба, который не называл себя принцем.

Тито задумался, со многими ли рабами говорил Джош. И сколько же беглых рабов в Уграолинге? Десятки, сотни или еще больше? И что случалось, когда их ловили?

– Так ты был принцем?

– Розалин… – раздраженно протянул Джош.

– Я просто спрашиваю. У тебя был дворец? И твоя мать принцесса?

– Моя родная мать умерла очень давно, и я ее смутно помню. Не знаю, была ли она когда-то принцессой. А женщина, которая вырастила меня, всегда говорила, что моя истинная мать Госпожа…

Розалин склонила голову набок:

– Может, это правда. Иначе он стал бы рассказывать про огромный дворец.

– Или он просто лукавит, – отрезал Джош. – На вид умный. Может, он варахец. У него странные волосы.

– Варахцы не рабы.

– А зря, – сплюнул Джош.

Розалин покраснела, прикусила губу и обхватила себя руками. Этот жест приподнял ее маленькую грудь. Джош ухмыльнулся. Что-то странное было в отношениях детей. Холодный ночной ветерок донес до Тито запахи, и он хотел найти их источник, даже если Розалин решит сбежать.

– Ты голоден? – Спросила она.

Тито покачал головой.

– Розалин.

– Чего? – девушка опасливо посмотрела на…

«Кого? – подумал Тито. – Любовника? Брата?». Одиночки, которых свел случай? Он присмотрелся внимательнее. Наверное, брат и сестра. Определенное сходство есть. Или все дело в голодных взглядах и грязи? Розалин, как будто подслушав его мысли, сказала:

– Джош – мой вожак. Пьетро – мой брат. Мы хотим покинуть Уграолинг и перебраться в Миерпорт. Можешь тоже пойти.

– Это город – остров, – добавил Пьетро.

– Он знает…

– Откуда? – спросил Джош. – Он чужак. Он ничего не знает. И я говорю, мы оставим его здесь.

Тито мог сказать, что ему в последнее время стало больно пересекать текущую воду, даже по мосту. Но он не хотел делиться знанием и просто смотрел им вслед. Розалин обернулась и Джош зарычал на нее.

***

Разграбление кладовой султана продолжалось до рассвета. Речь идет об обычной междоусобице, мог бы подумать чужестранец. Но пространство внутри стен принадлежало шаморцам. Другая страна, только грабить легче и добычу тащить ближе.

Крики подсказывали, что Тито уже совсем близко. Внезапно он заметил молнию и прислушался, ожидая громового раската. Но грома не было, в небе висела луна и Тито неожиданно задумался.

Из его жизни исчез голод. Мародеры чавкали украденными гранатами и удовлетворенно облизывались. Нищие отпихивали друг друга от сушеных фиг, будто скряги над грудой золота. Собаки дрались за печенье, надкушенное грабителями и выброшенное из-за непривычного вкуса. И это зрелище подсказало Тито, чего же он лишился. Он больше не чувствовал вкуса. Ел он или нет, разницы никакой, теперь ему не требовалась пища. Однако, он солгал Розалин, сказав, что не голоден. Но его голод не утолить даже самым роскошным пиршеством. Он тянулся за Тито как тень, неясный и едва заметный миру живых.

Мертвецы ушли. Либо они покинули его, либо он их. Тито старался не посещать больше тот, пустой город, слишком чужой, слишком одинокий, слишком похожий на него самого. Бродящие в нем чудовища пугали Тито, он боялся встретиться со своими страхами в этом кривом зеркале. Конечно, пустой город призывал его, но слабее, чем женские крики впереди. Тито уже почти добрался до их источника, когда его остановила нубийка с серебряными украшениями.

– Ты и сейчас не собираешься поцеловать меня? – Улыбнулась она. – Похоже нет.

Она потянулась к нему, и Тито вздрогнул, отшатнувшись от серебряных амулетов в волосах, сверкающих в лунном свете.

– Не показывай свою слабость, – промолвила девушка. – Только силу. А если до сих пор не знаешь, в чем она, лучше молчи.

«Молчание – мой самый близкий друг», – хотел сказать Тито, но она еще не договорила.

– Изменения могут быть очень болезненны, но не меняться…

– Смерть?

– Такого выбора у тебя нет. Чем дольше ты борешься с собой, тем труднее идет превращение. Поверь мне, – сказала девушка. – хоть мы с тобой настолько разные, но служим одной и той же.

Чем ближе она подходила, тем больше запахов узнавал Тито. Пот, нечистоты, чеснок, гвоздика и…

Нубийка мягко рассмеялась:

– Что движет твоим голодом?

– Не знаю.

– Большинство парней желают этого, – она скользнула рукой под юбку, потом провела пальцем под его носом и рассмеялась. – Но ты совсем другой.

– Нет, я не другой, – солгал юноша.

– Ты хочешь… Чего? – она посмотрела на луну. – Это точно не воля Богини. Хотя твой голод прирастает вместе с ее силой. Но ее кровавые приливы – не та кровь, которая нужна тебе, – казалось, эти слова произносит не молодая женщина, а некто более мудрый и долгоживущий.

Тито вздрогнул.

– Ты будешь кормиться, – сказала она.

– Я пробовал есть…

Не дав договорить, девушка влепила юноше звонку пощечину.

– Слушай меня, – прошипела девушка. – Второй раз я уже помогаю тебе. Первый – по дружбе, сейчас – по воле матери. Когда мы встретимся снова, мы будем чужими друг другу. Ты понял меня?



Нет, он не понял. Точно так же, как и не понял, когда он провалился снова в мертвый город. Но даже он был какой-то странный.

– Где я?

– Тут, – ответил грудной женский голос, смутно знакомый Тито, – а значит, не там. Пыль, пепел и мертвецы, вот и все. Что Астрэит посеял, то и пожал. Ты никогда не вернешься. Никто не вернётся. Никто не сможет вернуться. Некуда возвращаться. Никто не посмеет нарушить мое желание. А сейчас иди, кормись.




Глава 14


Если бы ни снег и ни неудачное расположение склада, его защитники продержались бы дольше. Но сторона, открытая на Большой канал, делала здание доступны для нападения не только с земли, но и с воды. Три шлюпа, набитые горожанами, покачивались у берега, не позволяя баржам шаморцев спастись бегством. Их транспорт уже пылал, а крики свидетельствовали о том, что их поджигали вместе с командами. Из-за снега никто не беспокоился о пожаре, который может случайно перекинуться на соседние дома. Искры падали в воду или шипели в размокшем снегу.

Само здание осталось целым. Разграбленное, растерзанное, загаженное, но его не жгли. Город сможет дорого его продать, а покупатель наймет работников и приведет все в порядок. Во внутреннем дворе, с трех сторон окруженном колоннадой, зарево от горящих барж высветило молодую женщину. Тито показалось, что она ровесница той девушки из храма, но на этом сходство заканчивалось. Эта была темнокожая, с водопадом иссиня-черных прямых волос. Та девушка тоненькая, а эта – широкобедрая и полногрудая. И с яростью смотрящая на людей.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/rey-rid-32143773/liturgiya-krovi/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Hic mortui vivunt, hic muti loquuntur – «Здесь мертвые живут, здесь немые говорят.» Данная фраза часто встречается на стенах старинных библиотек.




2


Патриций – лицо, принадлежавшее к исконным аристократическим родам, составлявшим правящий класс и державшим в своих руках общественные земли.




3


Камеристка – служанка, горничная, обычно поверенная в сердечные тайны своей госпожи.




4


Стрыга – женщина либо девочка – ведьма, которая по своей сути очень близка к вампирам и в идеале владеет магией крови.