Дядя, ты кто?
Дядя, ты кто?
Сергей Леонидович Скурихин
Ах, это сладкое слово – наследство! Кто же не хочет быть вписанным в завещательное распоряжение какого-нибудь далёкого, но очень богатого родственника?! Правда, не все знают, что у наследства есть и обратная сторона. К машинам, квартирам и фамильным драгоценностям нередко добавляется не что иное, как долги завещателя. И совсем не беда, если это квартплата за месяц или последний платёж по ипотеке. Но что делать, когда нежданный и необычный долг можно искупить только ценой собственной судьбы?.. Эх, какое же это страшное слово – наследство! (ЛОНГ-ЛИСТ IV СЕЗОНА ПРЕМИИ «РУССКИЙ ДЕТЕКТИВ»)
Сергей Скурихин
Дядя, ты кто?
Сосед снизу
– Паш, дай пятихатку до зарплаты, а? Ты же знаешь, я отдам! – мужичок забулдыжного вида стоял на неосвещённой площадке и подслеповато щурился в ожидании ответа.
– Павел Николаевич умер. Извините. До свидания, – сказал я подчёркнуто сухим тоном и стал закрывать дверь.
– Ой-йо! Пашка умер?! То-то я смотрю, давненько его не было видно. А когда?
– Полгода как, – я всё же откликнулся на сочувственную интонацию в голосе просителя – та показалась мне искренней.
– Ой-йо! – повторился мужичок, уходить он явно не спешил: – Так помянуть бы надо. Может, ты дашь пятихатку, а? Я – Митрич. С первого этажа, семнадцатая квартира. Меня Пашка всегда раньше выручал. А раз такое дело…
– С деньгами туго сейчас. Мне ещё наследство оформлять. Нотариусы там всякие, госпошлины. Да и долги за коммуналку накопились, – оправдываясь, я зачем-то сболтнул лишнего и тут же разозлился на себя за это.
– Наследник, стало быть? – с чуть заметной укоризной в вопросе уточнил Митрич.
– Типа того.
Разговор в дверях рисковал затянуться и привлечь внимание других жильцов, поэтому я включил свет в прихожей и предложил соседу войти:
– У дяди, кажется, было… Проходите, помянем.
– Это можно, – охотно согласился тот и переступил через порог.
В холодильнике стояла початая бутылка белой. Сколько она там находилась – одному богу известно, впрочем, что ей, водке, могло сделаться. Я открыл новую банку с солёными огурцами и выдул пыль из двух мутноватых рюмок.
– Земля пухом! – с чувством, чуть сипя после первой, сказал Митрич. – Кем приходишься ему?
– Племянником. По маме, – ответил я на выдохе. Водка показалась необычайно крепкой. Да и питок из меня, как из ваты пуля.
– Как он помер-то? – спросил сосед, захватывая инициативу и разливая по второй.
– У нас в Сестродольске. Приехал погостить. На кладбище к родителям успел зайти. Разок по грибы-ягоды сходил и на речку… Сердце остановилось. Вот рядом с моими бабкой и дедом, они тоже рано ушли, и похоронили.
– Да, мотор у нашего брата, мужика, слабый. Его почаще смазывать надо, – то ли в шутку, то ли всерьёз заключил непрошеный гость и снова потянулся к бутылке.
– Я пока пропущу, – сказал я и разрешающим кивком показал ему, что меня можно не ждать. Митрич, похоже, пропускать и так не собирался. Он крякнул после очередной порции спиртного и с пьяной грустью изрёк:
– А ведь молодой совсем был.
От этих слов я тоже невольно переключился на волну печальных воспоминаний. И действительно, нас с дядькой разделяло каких-то лет тридцать, не больше. Ему ещё бы, как говорится, жить да жить. А тут на тебе…
В сущности, о Павле Николаевиче, младшем и единственном мамином брате, я знал совсем немного. Виделись мы редко: в основном он звонил по дням рождения и всяким там родительским субботам. Внешность дядя Паша имел неприметную – пройдёшь рядом и сразу забудешь – и такую же неприметную прожил жизнь. Жаль только, что короткую. Жены и детей у него не было. Работал он всегда на каких-то рядовых и неперспективных должностях. Одевался очень скромно, если не сказать бедно. В редкие свои приезды хороших подарков мне, единственному своему племяннику, не дарил. Честно говоря, я даже не помню, что именно он мне дарил, а это самый низший, «подвальный», рейтинг детского восприятия родни. Но и денег у нас дядя Паша никогда не просил. Помнится, мать как-то отправила ему перевод на тёплую куртку к зиме, так он тут же, гордец, отослал деньги обратно. Вот только гордость его была тихой и не показной, без задирания подбородка вверх и без уязвления других. В общем, неплохой, выходит, у меня был дядька, да иначе о покойном и судить нельзя…
Когда я вышел из задумчивости, Митрич за столом выливал себе уже последние капли. Рюмка у него получилась неполной, едва до половины. Мы в последний раз выпили за дядю Пашу, и сосед направился к выходу. Митрича заметно пошатывало. На прощание он крепко сжал мне руку и напомнил, тяжело выдыхая в паузах между словами:
– Квартира семнадцать… Первый этаж… В любое время… Для тебя… По-братски!
– Взаимно, Митрич, – ответил я, жалея уже, что не остановился после второй.
Долги наша
Отсутствие привычки к крепкому алкоголю сказалось незамедлительно: всю ночь я «летал на вертолётах» к белому санфаянсовому ободку. Утро началось для меня непривычно поздно и с полагающимися в таком случае атрибутами – недосыпом и похмельем. Если с последним прекрасно справился огуречный рассол, то следствием первого стал «жидкий свинец», что растёкся внутри моей черепной коробки. Заниматься в таком состоянии бумагами было той ещё пыткой, но время поджимало. Завтра ехать домой, а к делам я даже не приступал.
Ещё вчера я забрал из разбухшего почтового ящика всю накопившуюся корреспонденцию. Дядя жил в старом доме, и ящики там были тоже старого, советского, образца. Не горизонтальные, на манер лотка или банковской ячейки, а вертикальные пеналы, с прорезями вверху и квадратными дверцами, которые легко открывались без ключа, если резко отжать за середину.
В дядиных бумагах меня в первую очередь интересовали неоплаченные счета. Перед поездкой на малую родину дядя благоразумно перекрыл в квартире воду и газ. Всё это время молотил лишь один холодильник. Собственно, плата за электроэнергию вкупе с общедомовыми расходами от управляйки и стали основной статьёй коммунальных долгов. Сумма для разового платежа набралась приличная, но вполне подъёмная. Госпошлина же за нотариальное оформление наследства выходила в разы больше.
Мама, будучи наследницей по прямой, отказалась от дядиной квартиры в мою пользу. Она давно мечтала сплавить меня из Сестродольска, все плюсы которого исчерпывались густыми окрестными лесами, чистым воздухом да прохладной речкой. Здесь же и город был побольше, и с работой в нём было получше. Мама, когда звонила в дядину фирму со скорбным известием, успела там обзавестись нужным контактом в отделе кадров. Позднее она созванивалась с этой тётечкой – хлопотала насчёт моего трудоустройства. Но в фирме тогда шла оптимизация, поэтому следовало повременить. А где-то с месяц назад кадры сами запросили моё обновлённое резюме. Потом провели со мной парочку собеседований по видеосвязи. Кадровичка маме шепнула в доверительном ключе, что должность менеджера по продажам у меня почти в кармане, но потребуется короткая и формальная встреча с директором лично. Итак, на финальном собеседовании меня ждали завтра, а сегодня требовалось посетить банк и нотариуса.
В общем, всё складывалось удачно. Если завтра я не провалю смотрины у генерального, то два основных вопроса русской жизни – про жильё и про работу – будут для меня решены, как минимум, на ближайшую перспективу. Единственное, чего бы мне совсем не хотелось, так это повторять блёклую дядину судьбу, и подобные параллели я прогонял из собственных мыслей, как назойливых комаров из лесной палатки.
Содержимое почтового ящика я разложил на две неравные стопки. В большую был отсортирован пёстрый рекламный мусор, а меньшую же составили только бумажки дельные. Среди последних обнаружилась и свежая квитанция от гаражно-овощного кооператива «Урожай-3». В ней значился просроченный долг за «ОЯ №19», что накопился по членским взносам и расходам на вывоз снега и мусора.
Судя по всему, под загадочной аббревиатурой «ОЯ» скрывалась банальная овощная яма, правда, о наличии таковой у дяди я раньше ничего не слышал. Обычно списки должников вывешиваются в гаражах на специально отведённом стенде либо представитель администрации мелом пишет слово «долг» на створках ворот задолжавших участников кооператива. По крайней мере, так было заведено у нас в Сестродольске. Дядя же фактом своей внезапной смерти перешёл в разряд злостных неплательщиков и, видимо, не оставил гаражному правлению другого варианта, как направить счёт почтой. Что ж, в выделенный бюджет я всё равно вписывался, вот только приобретение беспроводных наушников, намеченное на завтра, придётся отложить до первого аванса на работе.
Где же тогда ключ от новообретённой овощной ямы? На дядиной связке висели только два от входной двери и один от почтового ящика. Значит, ключ должен находиться где-то в квартире, но заниматься сейчас его поисками было недосуг. Я выбросил бумажный спам в мусорное ведро, собрал в папочку счета на оплату и направился в банк.
Приятные хлопоты и неприятные сны
Имущественные дела всегда затратны по времени и по деньгам. Домой я вернулся уже в шестом часу вечера: пусть уставшим, но зато полноправным собственником, который освободился от всех долгов. Я быстро сварил себе два десятка пельменей, так же наскоро ими перекусил и хотел уже пораньше лечь спать, как вспомнил про не найденный ключ от овощной ямы. Собеседование с будущим боссом было назначено на завтрашнее утро, но, как сказали в кадрах: «Станислав Игоревич человек занятой. Может подъехать позже или вообще перенести встречу». В полдень же у меня была электричка, а следующая лишь через сутки. При таких раскладах заниматься ключом получалось только сегодня, и я без особой охоты приступил к его поискам.
Удача меня не оставила, и вскоре ключ, отличный от почтового и обоих квартирных, нашёлся. Плоский и грязно-серый, он вместе с членской книжкой лежал в селёдочнице на нижней полке старенького серванта. Конечно, место для хранения было выбрано странное. Неужели дядя так редко бывал на овощной яме, что даже не удосужился повесить ключ на свою «жиденькую» связку? На правах нового хозяина я исправил этот недочёт и прицепил находку на общее кольцо.
Несмотря на усталость и сытный ужин, я долго не мог уснуть. Возможно, тут сказались и моя непривычка к новому спальному месту, и сохранившееся ощущение дискомфорта от предыдущей похмельной ночи. За окном стало совсем темно, а я всё лежал и думал. При бессоннице в голову нередко приходят мысли, которые в сутолоке дня кажутся второстепенными. Вот теперь время дошло и до них, и те посыпались, словно пропущенные неоплаченные счета из раскрывшегося почтового ящика.
А зачем дяде вообще была нужна овощная яма? Своего садика-огородика он отродясь не имел и ведением сельского хозяйства никогда не увлекался. Те соленья-варенья и заготовки, что мама посылала с ним гостинцами, без проблем могли разместиться даже в его небольшом холодильнике. Дядя всегда был худой как палка, и то, что он заморачивался созданием продуктовых запасов, представлялось мне в высшей степени удивительным. Под эти вопросы, так и оставшиеся без ответов, я уснул…
Мне приснился рой из медведок, которые облепили что-то округлое и серое, похожее на гигантскую картофелину. Омерзительные насекомые отчаянно работали челюстями и толкались друг с другом за право занять лучшее место на пиршестве. Тут две медведки, особенно крупные на фоне остальных, сцепились меж собой в схватке не на жизнь, а на смерть. В пылу борьбы они упали с картофелины, и, пока их место не заняли другие, я увидел причину раздора этих прожорливых созданий. То был вытекший человеческий глаз…
Проснувшись и придя в себя, я решил, что лучше полночи промаяться с алкогольной интоксикацией, чем видеть подобные сны. Пропустив в ванной воду до ледяного состояния, я умылся под её обжигающими струями, чтобы развеять остатки ночного кошмара. Вчерашние холодные пельмени были нормальным вариантом для холостяцкого завтрака, но есть мне не хотелось совсем. Сменив рубашку на новую, я вышел за полчаса до назначенного собеседования…
Дядина фирма находилась в паре кварталов от дома. Прогулочным шагом я преодолел это расстояние минут за десять. В двухэтажном офисном центре безошибочно угадывался бывший детский садик: над козырьком его входной группы трафаретно темнела надпись «СОЛНЫШКО», оставшаяся на фасаде после убранных букв, а у дальней стороны забора догнивал остов дощатого грузовичка. Я зашёл в небольшой холл, оказавшийся пустым, и набрал телефон отдела кадров. Там мне ответили и объяснили, как подняться в правое крыло второго этажа.
ООО «Кабельторг» занимало три смежных помещения по одной стороне. В первом по ходу и самом большом размещался отдел продаж. Мне показалось, что раньше тут запросто могла быть детская спальня. Продажники занимались в основном тем, что по базам и справочникам обзванивали потенциальных покупателей кабельной продукции. Следующее помещение насчитывало поменьше квадратов, и делили его между собой кадры, бухгалтера, и юристы. Здесь же в углу располагалось и бывшее рабочее место моего дяди – бухгалтера по учёту материалов. А самый дальний кабинет облюбовал директор, который на мою удачу был на месте. Сопровождавшая меня кадровичка после стука зашла к боссу первой, но остановилась в дверях в выжидательной позе. Видимо, хозяин кабинета в это время заканчивал разговор по телефону. Потом она пропустила меня вперёд, а сама осталась в коридоре.
Директор неожиданно оказался человеком молодым, и это, надо признаться, кольнуло моё самолюбие. Он жестом пригласил меня сесть, а сам стал шарить глазами по заваленному бумагами столу. Моё резюме лежало в одной из кучек – я узнал его по выставляющемуся уголку с фотографией. Я хотел было указать на него будущему начальнику, но тот опередил мой порыв. Резким уверенным движением он достал лист с моим соискательством на должность, потом откинулся на спинку кресла и стал молча его читать. Эта ознакомительная пауза мне показалась очень долгой и от того – тревожной. Директор, пока не дочитал до конца, не проронил ни слова. Наконец, он отложил резюме перед собой и, словно пытаясь лучше усвоить прочитанное, начал проговаривать основные моменты. Говорил он короткими рублеными фразами и с непонятной то ли вопросительной, то ли, напротив, утвердительной интонацией:
– Значит, из Сестродольска. Племянник покойного Изольцева. Без опыта. Лесотехнический колледж. Очно. Конечно, не совсем наш профиль. Но, как говорится, не боги горшки…
Всё это время я испытывал малодушное желание поддакивать и глупо улыбаться, но, слава богу, удержался и от того, и от другого. Крайняя директорская фраза оказалась шуткой, и, подмигнув мне, он добавил:
– Ну, возражений у меня нет. Ты когда сможешь приступить к работе?
– Через неделю, Станислав Игоревич. Я только-только решил вопрос с квартирой, теперь надо кой-какие вещи из дома перевести.
– Добро! – директор привстал из своего кресла и пожал мне на прощание руку.
В коридоре меня ждала та же кадровичка.
– Как прошло? – спросила она с дежурным интересом.
– Станислав Игоревич, не против. Ждёт через неделю.
– Отлично. Перечень документов я продублирую вам на почту, они должны быть в оригиналах.
– Хорошо. Спасибо Вам!
– Не за что. Счастливо.
– До свидания! – сказал я почти уже коллеге и, спохватившись, спросил: – Извините, а как отсюда добраться до гаражного кооператива «Урожай-3»?
– Через дорогу напротив увидите остановку. Садитесь в пятнадцатый автобус, а там спросите у кондуктора, – подсказала та.
Не всякий фрукт – овощ
В фирме всё прошло намного быстрее, чем мне предполагалось, поэтому появившийся временной запас я решил потратить на получение полной картины относительно дядиного имущества. Следуя инструкции от кадровички, я минут через сорок вышел на загородном пустыре, одна придорожная часть которого представляла собой заброшенное поле, другая же, противоположная, была исполосована линиями старых гаражных боксов.
Этих «Урожаев» оказалось едва ли не с десяток. К тому же они были ещё «разбавлены» несколькими номерными «Автомобилистами». И логика расположения этих кооперативов ускользала даже от местных старожилов. Встреченные мной мужики твердо знали только название своего гаражного объединения и, в лучшем случае, двух соседних. Видимо, в своё время эти гаражи часто достраивались, пристраивались и перестраивались, а сами кооперативы то укрупнялись, то разукрупнялись, что в итоге и привело к существующей неразберихе. Меня зазря сгоняли к первому и четвёртому «Урожаю», а потом и к третьему «Автомобилисту». Лишь когда я сообразил сказать, что ищу овощную яму, то мне сразу указали правильный путь: нужно было перейти на последнюю линию и идти налево до конца.
Действительно, к дальнему гаражному краю сиротливо, нижней ступенькой, жался рядок овощных ям. По блёклому номеру я быстро нашёл среди них девятнадцатую дверь и стёр с неё меловую надпись «ДОЛГ». Ещё перед тем как поехать, я решил, что если найденный ключ не подойдёт, то на месте я хотя бы увижу форму замочной скважины и буду знать, какой тогда нужно искать. Но ключ из серванта подошёл.
Узкая дверь, рассчитанная на проход одного человека, открылась с душераздирающим скрипом: давно не знавшие смазки петли передали привет разом всем окрестным воронам. Я вздрогнул и испуганно оглянулся по сторонам, но в «овощном» ряду не было ни души. Зайдя вовнутрь, я нашарил на стене выключатель и щёлкнул его клавишей.
Маленькое помещение, полтора метра на полтора, осветилось неяркой желтой лампочкой. Рядом с выключателем на стене имелась навесная полка, на которой стояли пыльные бутылки с олифой и растворителем, а также побитые ржавчиной жестяные банки из-под краски. На этом предметы интерьера в дядином овощехранилище заканчивались, если не считать, конечно, напольное покрытие из рулонного рубероида. Но где же тогда была сама яма, что дала название целому боксу?
Насколько мне было известно, яма обычно выкапывалась и обустраивалась по центру помещения. Я отогнул край рубероидного листа и с удивлением обнаружил под ним другой – точно такой же. Скатав верхний слой к задней стенке, я принялся за нижний и тут же уловил лёгкий сладковато-гнилостный запах. Убранный второй лист обнажил потрескавшийся бетонный пол с прямоугольной крышкой лаза. Сама крышка петель не имела, а вынималась полностью за откидное кольцо, что я и сделал, отставив её сразу к стене…
Если б не рвотный позыв, колом вставший в моём горле, я бы наверняка закричал! На дне узкой сырой ямы горкой лежали человеческие останки вперемешку с ветошью, в которую, видимо, превратилась одежда трупа! Череп покоился отдельно, в углу, и в его затылочной части чернела большая дыра с неровными краями. Само тело, когда оно ещё имело плоть, явно сидело на коленях, спиной ко входу. Похоже, в такой позе этот несчастный и принял смерть.
Будучи в шоке, я всё же не утратил способности наблюдать и анализировать, но действия мои были как в тумане. Я задвинул ямную крышку на место, признаюсь, не без содрогания, а потом в два захода раскатал рубероид обратно. Руки у меня тряслись, и справиться с дверным замком с первого раза не вышло. Закрывая дверь, я спиной ловил фантомы – несуществующие взгляды случайных свидетелей, от чего нервничал ещё сильнее. Наконец, дверь с номером «девятнадцать» снова скрыла свою жуткую тайну от посторонних глаз, а я на ватных ногах направился к выходу из гаражных пампасов.
Из автобуса я вышел там же, где и садился, и побрёл знакомым путём домой. Рваная дыра в затылочной кости черепа никак не уходила из картинки моего мысленного взора, и я монотонно твердил про себя один лишь вопрос: «Дядя Паша, ты кто такой?!»
Подойдя к дядиному дому, я испытал безотчётный страх – стойкое нежелание возвращаться в квартиру, словно кто-то или что-то поставило силовой барьер на моём пути. Я даже по-стариковски присел на лавочку, чтобы переждать это наваждение. Но в квартире оставались мои вещи и дорожная сумка, поэтому хочешь не хочешь, а требовалось идти. Честно говоря, я уже вовсю жалел о полученных от судьбы подарочках и всерьёз подумывал о том, чтобы всё здесь бросить и вернуться навсегда в Сестродольск.
Когда минута слабости прошла, я зашёл в подъезд. Проходя мимо первого этажа, я вспомнил о недавнем госте и подумал, что этот Митрич может что-то знать про чёртову овощную яму. На мой звонок в семнадцатую квартиру открыла полноватая женщина лет пятидесяти.
– Здравствуйте, а Митрич дома? – спросил я, приняв открывшую за его жену.
– Кто? – женщина искренне удивилась вопросу незнакомца.
– Митрич, – повторил я, оглядев номера дверей на площадке и убеждаясь, что не ошибся.
– Нет тут такого и никогда не было. И соседей у нас таких нет, – сказала женщина с нотками сочувствия в голосе и сразу же уточнила: – Как фамилия-то у него?
– Не знаю. Извините, перепутал, – потерянно ответил я и пошёл к себе наверх, с трудом поднимая ноги.
Я закрыл входную дверь и, не разуваясь, прошёл на кухню, где сделал несколько затяжных глотков прямо из-под крана. Потом сел на табурет и уставился в стену. Ни одной мысли не было в моей голове. На стене тикали круглые часы. Я поднял взгляд на них и… подскочил как ошпаренный – моя электричка уходила через двадцать пять минут! Я метнулся за дорожной сумкой, на ходу сдёрнув со стула несвежую рубашку и сминая её в комок. Паспорт и деньги всегда были при мне, и уже с сумкой на плече я задержался у порога, чтобы вызвать местное такси. В эту минуту в дверь позвонили…
Не жди, мама, сына
– Искал меня? – на пороге стоял Митрич.
– Нет… то есть да. Ты извини, мне сейчас некогда, – торопливо сказал я, всем видом показывая, что намерен тотчас уйти из квартиры.
– А чего хотел-то?
– Уже не важно. Потом. Мне ехать надо. Опаздываю на вокзал.
– Не надо тебе никуда ехать, мальчик.
– Это почему ещё? – спросил я, слегка ошарашенный таким хамством.
– На овощной яме был? – Митрич проигнорировал мой вопрос и задал собственный.
– Был, – ответил я с деланным равнодушием, хотя внутри уже начинал закипать. Митрич точно что-то знал, но продолжал играть в тёмную, да ещё и хамил при этом.
– Видел? – продолжил он свой допрос.
– ВИДЕЛ! – бросил я вызывающе и сразу понял, что сглупил.
– Ну и куда ты после этого собрался ехать?
Вопрос Митрича буквально выбил почву у меня из-под ног. Мне даже показалось, что стены прихожей в этот миг колыхнулись и поплыли. Воспользовавшись моим замешательством, Митрич протиснулся внутрь, закрыл входную дверь и навалился на неё спиной. Я успел глянуть на часы – до электрички оставалось двадцать минут.
– В ментовку пойду! – мне не придумалось ничего умнее этой дурацкой угрозы.
– Валяй. Там тебя и примут. Надо же будет на кого-то дело повесить.
– Я-то тут причём?! Вчера только в наследство вступил! Про яму ни сном ни духом, а членская книжка до сих пор на дяде! До этого всё время был в Сестродольске! – выпалил я очередью, едва не сорвавшись на крик.
– Ну, допустим, от трупа ты отмажешься, – спокойно сказал Митрич после секундной паузы, – а не думалось ли тебе, что в полиции обязательно проведут экспертизу останков?
– Пусть проводят, что хотят! Мне-то какое дело?
– А такое, что на одном из зубов покойного стоит очень даже приметная коронка, и она проходит в полицейских базах по разряду особых примет.
– Какие коронки? Какие базы? Какие приметы? У меня электричка через пятнадцать минут!
– Экспертиза установит, – нахальный визитёр в упор не замечал моих доводов, – что останки принадлежат не какому-то бомжу с гаражной помойки, а местному криминальному авторитету, что исчез три года назад при невыясненных обстоятельствах. Из-за пропажи этого видного представителя преступного мира в городе тогда начались разборки, в которых пострадало немало бойцов. То-то они удивятся, когда узнают от информаторов в погонах, что лидер криминалитета погиб вовсе не от пуль конкурентов по опасному бизнесу, а от обрезка арматуры в руках заурядного учётчика. Сам бухгалтер-убийца, конечно, уже мёртв, и ему ничего не предъявишь. Но зато у него есть племяш, унаследовавший всё имущество. Вот он и ответит за дядюшкины грехи! И квартиркой с овощной ямой ты тут не отделаешься. Лучше сразу прикинь, какая почка тебе менее дорога – правая или левая?
– Какая почка?.. – я на автомате повторил чужие слова и осёкся от ужаса.
Где-то в глубине души я чувствовал, что Митрич меня разводит, причём разводит как в дешёвых ментовских сериалах, но раз речь зашла ни много ни мало о моей собственной жизни, то его слова сразу обрели и тяжеловесность, и убедительность.
– Что же мне делать? Может, оставить всё как есть? – промямлил я, с тоской уже думая о захолустном Сестродольске, который казался мне сейчас самым прекрасным местом на Земле.
– Что делать, что делать, – проворчал Митрич. – Убраться надо за дядькой. Нельзя так оставлять.
– Но ты же никому не скажешь?
– Не скажу. Если слушаться меня будешь.
Я поспешно кивнул, вверяя тем самым свою судьбу в руки более опытного и знающего человека. Митрич считал этот посыл и сразу перешёл с приятельского языка на командный:
– Матери позвони. Скажи, что всё нормально, но надо ещё задержаться… Через пару часов я заеду за тобой. Будь готов к этому времени… Да, переоденься во что похуже, работёнка предстоит грязная.
– Что нужно делать?
– Гидроизоляцию в овощной яме. Сыро там, как ты помнишь… Да ты не бледней так, не бледней! Бледнеть на месте будешь. И лучше не ешь ничего пока, а то не дай бог…
– Хорошо, – выдавил я.
– Деньги у тебя остались?
Я послушно раскрыл перед ним бумажник. Митрич по-хозяйски выгреб оттуда основную наличность, оставив мне только пару-другую сотенных.
– Цемент нынче дорог, – сказал он с виноватой усмешкой, – а песок на месте наберём.
– Вода ещё нужна, – добавил я чисто механически.
– Вода будет. А ты сиди дома и жди!
Добрый разговор после доброй работы
Митрич заехал за мной на праворульном минивэне – стареньком латаном-перелатаном «японце». Машинка у него была непривычно узкая, но при этом высокая, и мне даже показалось, что она может запросто перевернуться на крутом повороте. Впрочем, доехали мы спокойно и без происшествий.
Как он и обещал, Митрич затарился двумя канистрами с водой и мешком цемента, купленным на мои деньги. Из инструмента же наличествовали два видавших виды оцинкованных ведра, старая совковая лопата и грязный корытообразный таз для размешивания раствора.
Стоит ли говорить, что всю работу пришлось делать мне одному. Митрич, сославшись на грыжу, не помог не то что с вытаскиванием цементного мешка из машины, но даже в саму овощную яму не зашёл ни разу. Он только поглядывал издалека и давал указания, как нерадивый прораб на стройке.
Первое, что мне нужно было сделать, это натаскать песка. Таковой имелся за гаражами в достаточных объёмах, правда, уже лежалый, вперемешку с глиной и с проросшей растительностью. Впрочем, просеивать его нам было нечем, да и незачем…
– Уплотнить бы надо м-м… неровности, утрамбовать слегка, а то раствора может не хватить, – полушёпотом сказал Митрич. Как назло, в соседнюю яму наведался хозяин-старичок, поэтому нам пришлось осторожничать.
– Чем утрамбовать? – прошипел я с плохо скрываемой злостью.
– Да вон хотя бы лопатой, – подсказал бездельный советчик: – Ты начинай пока. Я пойду отолью. Дверь закрою снаружи.
Костеря Митрича последними словами, я взялся за черенок. Конечно, логика в его словах имелась железная. Но одно дело – вываливать раствор в яму, стараясь пореже смотреть вниз, и совсем другое – вручную подготовить такую площадку к бетонированию. Я слышал, что где-то в Азии есть специально обученные люди, которые занимаются перезахоронением останков. Вот таким человеком я и попробовал себя представить.
Я действовал аккуратно, даже бережно, как мне казалось. Последним аккордом нужно было разместить череп. Я переложил его сначала на один бок, затем на другой, а потом сделал немыслимое – поднял его из ямы на совке лопаты как можно ближе к лампочке. Тут лязгнул дверной замок, и я спешно опустил череп обратно и придал тому боковое положение.
– Как ты там? Живой? – весело и громко спросил Митрич в дверной проём, но войти он по-прежнему не решался: – Сосед ушёл. Можно не шифроваться.
– Один из нас точно живой, – невесело пошутил я и приступил к замесу первой партии раствора…
Часа через полтора работа была закончена. Тяжёлый физический труд на голодный желудок – это испытание даже для молодого организма. Я был без сил: руки у меня отваливались, а ноги подгибались в коленях. Мои синие джинсы стали серыми от пятен раствора, в носу стоял запах цементной пыли, а на ладонях вздулись водянистые бугорки мозолей. Мне хотелось пить, есть, куда-нибудь сесть и больше никогда не вставать, и всё это одновременно. Но шантажист Митрич оказался ещё и перфекционистом. Он настоял, чтобы я оторвал полосу от одного рубероидного рулона и уложил её сверху на забетонированное дно ямы.
В город ехали молча. Мне было не до разговоров, а Митрич следил за дорогой. Но молчание он нарушил первым:
– Не злись. Я правда не мог тебе помочь. Нельзя мне.
– Если ты вдруг еврей, то нынче не суббота.
– Ирония – это хорошо, – сказал Митрич через смешок, – поводов для неё у тебя сегодня будет много.
– А что мне ещё остаётся?.. Кстати, я – Алексей.
– Я знаю, Лёш.
– Дядя рассказывал?
– Нет. Слышал твоё имя на его похоронах.
– Я тебя там не видел!
– Кладбищенских алкашей-попрошаек помнишь?
– Да, кажется, тёрлись двое у оградки. Ждали, когда им нальют.
– Один из них был я.
– Зачем же тогда весь этот спектакль с пятихаткой до зарплаты?
– Потерпи немного, всё расскажу. Разговор, Лёша, у нас с тобой будет длинный.
– Ок. Да, сразу хочу предупредить, что про коронку в бандитской пасти нужна новая легенда. Я успел осмотреть зубы в черепушке и ни одной коронки там не нашёл.
– Легенды не будет, а правда в том, что человек тот к криминалу не имел никакого отношения. Но как я мог тебя удержать, если не страхом?!
– Считай, что тебе это удалось.
– Спасибо. Импровизация чистой воды… Не рефлексируй. Мы всё сделали правильно. Скоро ты сам это поймёшь.
– Ну-ну, – промычал я в ответ.
– У тебя дома пожрать есть чего? – сменил тему Митрич.
– Начатая пачка пельменей, четвертинка чёрного, вафли ещё шоколадные остались, – перечислил я и сразу почувствовал выброс кислоты в желудок.
– Этого мало. Ладно, я сейчас заскочу в магазин. Ты пока в машине посиди. Пиво тёмное будешь?.. Ну и ладушки!
Митрич притормозил у одноэтажного здания с облупившейся вывеской «Продукты 24». Спустя четверть часа он вышел оттуда с плотно набитой сумкой. А уже через полчаса мы сидели на дядиной кухне и закусывали пиво нарезанным сыром, дожидаясь, когда закипит в кастрюле вода.
Митрич и его невероятный рассказ
Пиво не было крепким, но на голодный желудок меня, вдобавок чертовски уставшего, прилично развезло. Даже не спасла большая тарелка горячих пельменей. Я быстро перешёл в ту фазу опьянения, когда русскому человеку хочется предельной ясности бытия – одномоментного и всеобъемлющего понимания смысла жизни, причём в самых простых и доступных формулировках. В душе я почти примирился со своим недавним поступком, а Митрич уже не казался мне таким ловким и бесчестным манипулятором.
– Кто ты такой? – спросил я его с пьяной симпатией.
– Нулевик, – ответил мой странный приятель с абсолютно серьёзным выражением на лице.
– Чё за секта? – пошутил я, готовый заржать над собственной остротой.
– Это не секта, парень, а работа. Работа на всю жизнь.
– И что за работа? – спросил я уже без насмешки.
– Ты только не ёрничай и не перебивай… – Митрич взял театральную паузу, а после неё продолжил: – В момент рождения нашего МИРА произошёл выброс огромного количества массы и энергии во вселенский вакуум. Наверняка ты про это что-то слышал. Так вот, массу мы пока оставим в покое, а поговорим про энергию. Энергия – всегда суть одно, разнятся только её проявления в окружающем нас мире. Таких проявлений, то есть видов энергии, современная наука знает с десяток. Тут и энергия, с которой клочок бумаги притягивается к наэлектризованной расчёске, и энергия ядерного синтеза, и энергия водопада…
Митрич прервался, чтобы хлебнуть пивка, и я этим перерывом воспользовался:
– Думал, ты новую сказку втирать начнёшь, а попал на научную лекцию.
– Говорю же, не ёрничай. Слушай дальше, – отбрил меня лектор с внешностью дворового забулдыги: – Но есть и малоизученные виды энергии, которые почему-то принято называть тонкими. В общественном мнении эта область знания чуть ли не целиком отдана разным эзотерикам, мистикам, экстрасенсам и просто экзальтированным особам. Положа руку на сердце, к науке и постижению мира деятельность подобных персонажей отношения не имеет, а если имеет, то весьма отдалённое. Надо сказать, что серьёзные учёные по данной теме тоже работают, но из-за отсутствия видимых результатов им пока нечего предъявить человечеству. А энергия-то такая есть!
– Эти твои экзальтированные особы на одиннадцатом и девятнадцатом каналах ящика говорят ровно тоже самое. При чём здесь труп в овощной яме?
– Ты не спеши, а то успеешь. Так вот, эта энергия своим полем воздействует абсолютно на всех людей, но подавляющая часть человечества этого не понимает. У большинства людей просто нет нужного органа чувств. Например, как у дальтоников: цвета есть, а они их не различают. На самом же деле, все люди сильно зависят от параметров этого тонкого энергетического поля, но его воздействие на себя и на свою жизнь они склонны объяснять погодой, приметами, магнитными бурями и озоновыми дырами, в общем, какими угодно причинами, но не главной.
– Сейчас ты, похоже, начнёшь рассказывать про меньшинство – про тех избранных, что всё это чувствуют и правильно понимают.
– Молодец, садись, пять! Вижу, по соображалке ты дяде не уступаешь, – мы чокнулись кружками, и Митрич продолжил: – Есть люди, которые выступают проводниками этой энергии, так сказать, держат поле. Они как анод и катод. Для облегчения восприятия я буду и дальше использовать сравнения с электричеством. У тебя что по физике было?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/sergey-leonidovich-skurihin/dyadya-ty-kto-67806767/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сергей Леонидович Скурихин
Ах, это сладкое слово – наследство! Кто же не хочет быть вписанным в завещательное распоряжение какого-нибудь далёкого, но очень богатого родственника?! Правда, не все знают, что у наследства есть и обратная сторона. К машинам, квартирам и фамильным драгоценностям нередко добавляется не что иное, как долги завещателя. И совсем не беда, если это квартплата за месяц или последний платёж по ипотеке. Но что делать, когда нежданный и необычный долг можно искупить только ценой собственной судьбы?.. Эх, какое же это страшное слово – наследство! (ЛОНГ-ЛИСТ IV СЕЗОНА ПРЕМИИ «РУССКИЙ ДЕТЕКТИВ»)
Сергей Скурихин
Дядя, ты кто?
Сосед снизу
– Паш, дай пятихатку до зарплаты, а? Ты же знаешь, я отдам! – мужичок забулдыжного вида стоял на неосвещённой площадке и подслеповато щурился в ожидании ответа.
– Павел Николаевич умер. Извините. До свидания, – сказал я подчёркнуто сухим тоном и стал закрывать дверь.
– Ой-йо! Пашка умер?! То-то я смотрю, давненько его не было видно. А когда?
– Полгода как, – я всё же откликнулся на сочувственную интонацию в голосе просителя – та показалась мне искренней.
– Ой-йо! – повторился мужичок, уходить он явно не спешил: – Так помянуть бы надо. Может, ты дашь пятихатку, а? Я – Митрич. С первого этажа, семнадцатая квартира. Меня Пашка всегда раньше выручал. А раз такое дело…
– С деньгами туго сейчас. Мне ещё наследство оформлять. Нотариусы там всякие, госпошлины. Да и долги за коммуналку накопились, – оправдываясь, я зачем-то сболтнул лишнего и тут же разозлился на себя за это.
– Наследник, стало быть? – с чуть заметной укоризной в вопросе уточнил Митрич.
– Типа того.
Разговор в дверях рисковал затянуться и привлечь внимание других жильцов, поэтому я включил свет в прихожей и предложил соседу войти:
– У дяди, кажется, было… Проходите, помянем.
– Это можно, – охотно согласился тот и переступил через порог.
В холодильнике стояла початая бутылка белой. Сколько она там находилась – одному богу известно, впрочем, что ей, водке, могло сделаться. Я открыл новую банку с солёными огурцами и выдул пыль из двух мутноватых рюмок.
– Земля пухом! – с чувством, чуть сипя после первой, сказал Митрич. – Кем приходишься ему?
– Племянником. По маме, – ответил я на выдохе. Водка показалась необычайно крепкой. Да и питок из меня, как из ваты пуля.
– Как он помер-то? – спросил сосед, захватывая инициативу и разливая по второй.
– У нас в Сестродольске. Приехал погостить. На кладбище к родителям успел зайти. Разок по грибы-ягоды сходил и на речку… Сердце остановилось. Вот рядом с моими бабкой и дедом, они тоже рано ушли, и похоронили.
– Да, мотор у нашего брата, мужика, слабый. Его почаще смазывать надо, – то ли в шутку, то ли всерьёз заключил непрошеный гость и снова потянулся к бутылке.
– Я пока пропущу, – сказал я и разрешающим кивком показал ему, что меня можно не ждать. Митрич, похоже, пропускать и так не собирался. Он крякнул после очередной порции спиртного и с пьяной грустью изрёк:
– А ведь молодой совсем был.
От этих слов я тоже невольно переключился на волну печальных воспоминаний. И действительно, нас с дядькой разделяло каких-то лет тридцать, не больше. Ему ещё бы, как говорится, жить да жить. А тут на тебе…
В сущности, о Павле Николаевиче, младшем и единственном мамином брате, я знал совсем немного. Виделись мы редко: в основном он звонил по дням рождения и всяким там родительским субботам. Внешность дядя Паша имел неприметную – пройдёшь рядом и сразу забудешь – и такую же неприметную прожил жизнь. Жаль только, что короткую. Жены и детей у него не было. Работал он всегда на каких-то рядовых и неперспективных должностях. Одевался очень скромно, если не сказать бедно. В редкие свои приезды хороших подарков мне, единственному своему племяннику, не дарил. Честно говоря, я даже не помню, что именно он мне дарил, а это самый низший, «подвальный», рейтинг детского восприятия родни. Но и денег у нас дядя Паша никогда не просил. Помнится, мать как-то отправила ему перевод на тёплую куртку к зиме, так он тут же, гордец, отослал деньги обратно. Вот только гордость его была тихой и не показной, без задирания подбородка вверх и без уязвления других. В общем, неплохой, выходит, у меня был дядька, да иначе о покойном и судить нельзя…
Когда я вышел из задумчивости, Митрич за столом выливал себе уже последние капли. Рюмка у него получилась неполной, едва до половины. Мы в последний раз выпили за дядю Пашу, и сосед направился к выходу. Митрича заметно пошатывало. На прощание он крепко сжал мне руку и напомнил, тяжело выдыхая в паузах между словами:
– Квартира семнадцать… Первый этаж… В любое время… Для тебя… По-братски!
– Взаимно, Митрич, – ответил я, жалея уже, что не остановился после второй.
Долги наша
Отсутствие привычки к крепкому алкоголю сказалось незамедлительно: всю ночь я «летал на вертолётах» к белому санфаянсовому ободку. Утро началось для меня непривычно поздно и с полагающимися в таком случае атрибутами – недосыпом и похмельем. Если с последним прекрасно справился огуречный рассол, то следствием первого стал «жидкий свинец», что растёкся внутри моей черепной коробки. Заниматься в таком состоянии бумагами было той ещё пыткой, но время поджимало. Завтра ехать домой, а к делам я даже не приступал.
Ещё вчера я забрал из разбухшего почтового ящика всю накопившуюся корреспонденцию. Дядя жил в старом доме, и ящики там были тоже старого, советского, образца. Не горизонтальные, на манер лотка или банковской ячейки, а вертикальные пеналы, с прорезями вверху и квадратными дверцами, которые легко открывались без ключа, если резко отжать за середину.
В дядиных бумагах меня в первую очередь интересовали неоплаченные счета. Перед поездкой на малую родину дядя благоразумно перекрыл в квартире воду и газ. Всё это время молотил лишь один холодильник. Собственно, плата за электроэнергию вкупе с общедомовыми расходами от управляйки и стали основной статьёй коммунальных долгов. Сумма для разового платежа набралась приличная, но вполне подъёмная. Госпошлина же за нотариальное оформление наследства выходила в разы больше.
Мама, будучи наследницей по прямой, отказалась от дядиной квартиры в мою пользу. Она давно мечтала сплавить меня из Сестродольска, все плюсы которого исчерпывались густыми окрестными лесами, чистым воздухом да прохладной речкой. Здесь же и город был побольше, и с работой в нём было получше. Мама, когда звонила в дядину фирму со скорбным известием, успела там обзавестись нужным контактом в отделе кадров. Позднее она созванивалась с этой тётечкой – хлопотала насчёт моего трудоустройства. Но в фирме тогда шла оптимизация, поэтому следовало повременить. А где-то с месяц назад кадры сами запросили моё обновлённое резюме. Потом провели со мной парочку собеседований по видеосвязи. Кадровичка маме шепнула в доверительном ключе, что должность менеджера по продажам у меня почти в кармане, но потребуется короткая и формальная встреча с директором лично. Итак, на финальном собеседовании меня ждали завтра, а сегодня требовалось посетить банк и нотариуса.
В общем, всё складывалось удачно. Если завтра я не провалю смотрины у генерального, то два основных вопроса русской жизни – про жильё и про работу – будут для меня решены, как минимум, на ближайшую перспективу. Единственное, чего бы мне совсем не хотелось, так это повторять блёклую дядину судьбу, и подобные параллели я прогонял из собственных мыслей, как назойливых комаров из лесной палатки.
Содержимое почтового ящика я разложил на две неравные стопки. В большую был отсортирован пёстрый рекламный мусор, а меньшую же составили только бумажки дельные. Среди последних обнаружилась и свежая квитанция от гаражно-овощного кооператива «Урожай-3». В ней значился просроченный долг за «ОЯ №19», что накопился по членским взносам и расходам на вывоз снега и мусора.
Судя по всему, под загадочной аббревиатурой «ОЯ» скрывалась банальная овощная яма, правда, о наличии таковой у дяди я раньше ничего не слышал. Обычно списки должников вывешиваются в гаражах на специально отведённом стенде либо представитель администрации мелом пишет слово «долг» на створках ворот задолжавших участников кооператива. По крайней мере, так было заведено у нас в Сестродольске. Дядя же фактом своей внезапной смерти перешёл в разряд злостных неплательщиков и, видимо, не оставил гаражному правлению другого варианта, как направить счёт почтой. Что ж, в выделенный бюджет я всё равно вписывался, вот только приобретение беспроводных наушников, намеченное на завтра, придётся отложить до первого аванса на работе.
Где же тогда ключ от новообретённой овощной ямы? На дядиной связке висели только два от входной двери и один от почтового ящика. Значит, ключ должен находиться где-то в квартире, но заниматься сейчас его поисками было недосуг. Я выбросил бумажный спам в мусорное ведро, собрал в папочку счета на оплату и направился в банк.
Приятные хлопоты и неприятные сны
Имущественные дела всегда затратны по времени и по деньгам. Домой я вернулся уже в шестом часу вечера: пусть уставшим, но зато полноправным собственником, который освободился от всех долгов. Я быстро сварил себе два десятка пельменей, так же наскоро ими перекусил и хотел уже пораньше лечь спать, как вспомнил про не найденный ключ от овощной ямы. Собеседование с будущим боссом было назначено на завтрашнее утро, но, как сказали в кадрах: «Станислав Игоревич человек занятой. Может подъехать позже или вообще перенести встречу». В полдень же у меня была электричка, а следующая лишь через сутки. При таких раскладах заниматься ключом получалось только сегодня, и я без особой охоты приступил к его поискам.
Удача меня не оставила, и вскоре ключ, отличный от почтового и обоих квартирных, нашёлся. Плоский и грязно-серый, он вместе с членской книжкой лежал в селёдочнице на нижней полке старенького серванта. Конечно, место для хранения было выбрано странное. Неужели дядя так редко бывал на овощной яме, что даже не удосужился повесить ключ на свою «жиденькую» связку? На правах нового хозяина я исправил этот недочёт и прицепил находку на общее кольцо.
Несмотря на усталость и сытный ужин, я долго не мог уснуть. Возможно, тут сказались и моя непривычка к новому спальному месту, и сохранившееся ощущение дискомфорта от предыдущей похмельной ночи. За окном стало совсем темно, а я всё лежал и думал. При бессоннице в голову нередко приходят мысли, которые в сутолоке дня кажутся второстепенными. Вот теперь время дошло и до них, и те посыпались, словно пропущенные неоплаченные счета из раскрывшегося почтового ящика.
А зачем дяде вообще была нужна овощная яма? Своего садика-огородика он отродясь не имел и ведением сельского хозяйства никогда не увлекался. Те соленья-варенья и заготовки, что мама посылала с ним гостинцами, без проблем могли разместиться даже в его небольшом холодильнике. Дядя всегда был худой как палка, и то, что он заморачивался созданием продуктовых запасов, представлялось мне в высшей степени удивительным. Под эти вопросы, так и оставшиеся без ответов, я уснул…
Мне приснился рой из медведок, которые облепили что-то округлое и серое, похожее на гигантскую картофелину. Омерзительные насекомые отчаянно работали челюстями и толкались друг с другом за право занять лучшее место на пиршестве. Тут две медведки, особенно крупные на фоне остальных, сцепились меж собой в схватке не на жизнь, а на смерть. В пылу борьбы они упали с картофелины, и, пока их место не заняли другие, я увидел причину раздора этих прожорливых созданий. То был вытекший человеческий глаз…
Проснувшись и придя в себя, я решил, что лучше полночи промаяться с алкогольной интоксикацией, чем видеть подобные сны. Пропустив в ванной воду до ледяного состояния, я умылся под её обжигающими струями, чтобы развеять остатки ночного кошмара. Вчерашние холодные пельмени были нормальным вариантом для холостяцкого завтрака, но есть мне не хотелось совсем. Сменив рубашку на новую, я вышел за полчаса до назначенного собеседования…
Дядина фирма находилась в паре кварталов от дома. Прогулочным шагом я преодолел это расстояние минут за десять. В двухэтажном офисном центре безошибочно угадывался бывший детский садик: над козырьком его входной группы трафаретно темнела надпись «СОЛНЫШКО», оставшаяся на фасаде после убранных букв, а у дальней стороны забора догнивал остов дощатого грузовичка. Я зашёл в небольшой холл, оказавшийся пустым, и набрал телефон отдела кадров. Там мне ответили и объяснили, как подняться в правое крыло второго этажа.
ООО «Кабельторг» занимало три смежных помещения по одной стороне. В первом по ходу и самом большом размещался отдел продаж. Мне показалось, что раньше тут запросто могла быть детская спальня. Продажники занимались в основном тем, что по базам и справочникам обзванивали потенциальных покупателей кабельной продукции. Следующее помещение насчитывало поменьше квадратов, и делили его между собой кадры, бухгалтера, и юристы. Здесь же в углу располагалось и бывшее рабочее место моего дяди – бухгалтера по учёту материалов. А самый дальний кабинет облюбовал директор, который на мою удачу был на месте. Сопровождавшая меня кадровичка после стука зашла к боссу первой, но остановилась в дверях в выжидательной позе. Видимо, хозяин кабинета в это время заканчивал разговор по телефону. Потом она пропустила меня вперёд, а сама осталась в коридоре.
Директор неожиданно оказался человеком молодым, и это, надо признаться, кольнуло моё самолюбие. Он жестом пригласил меня сесть, а сам стал шарить глазами по заваленному бумагами столу. Моё резюме лежало в одной из кучек – я узнал его по выставляющемуся уголку с фотографией. Я хотел было указать на него будущему начальнику, но тот опередил мой порыв. Резким уверенным движением он достал лист с моим соискательством на должность, потом откинулся на спинку кресла и стал молча его читать. Эта ознакомительная пауза мне показалась очень долгой и от того – тревожной. Директор, пока не дочитал до конца, не проронил ни слова. Наконец, он отложил резюме перед собой и, словно пытаясь лучше усвоить прочитанное, начал проговаривать основные моменты. Говорил он короткими рублеными фразами и с непонятной то ли вопросительной, то ли, напротив, утвердительной интонацией:
– Значит, из Сестродольска. Племянник покойного Изольцева. Без опыта. Лесотехнический колледж. Очно. Конечно, не совсем наш профиль. Но, как говорится, не боги горшки…
Всё это время я испытывал малодушное желание поддакивать и глупо улыбаться, но, слава богу, удержался и от того, и от другого. Крайняя директорская фраза оказалась шуткой, и, подмигнув мне, он добавил:
– Ну, возражений у меня нет. Ты когда сможешь приступить к работе?
– Через неделю, Станислав Игоревич. Я только-только решил вопрос с квартирой, теперь надо кой-какие вещи из дома перевести.
– Добро! – директор привстал из своего кресла и пожал мне на прощание руку.
В коридоре меня ждала та же кадровичка.
– Как прошло? – спросила она с дежурным интересом.
– Станислав Игоревич, не против. Ждёт через неделю.
– Отлично. Перечень документов я продублирую вам на почту, они должны быть в оригиналах.
– Хорошо. Спасибо Вам!
– Не за что. Счастливо.
– До свидания! – сказал я почти уже коллеге и, спохватившись, спросил: – Извините, а как отсюда добраться до гаражного кооператива «Урожай-3»?
– Через дорогу напротив увидите остановку. Садитесь в пятнадцатый автобус, а там спросите у кондуктора, – подсказала та.
Не всякий фрукт – овощ
В фирме всё прошло намного быстрее, чем мне предполагалось, поэтому появившийся временной запас я решил потратить на получение полной картины относительно дядиного имущества. Следуя инструкции от кадровички, я минут через сорок вышел на загородном пустыре, одна придорожная часть которого представляла собой заброшенное поле, другая же, противоположная, была исполосована линиями старых гаражных боксов.
Этих «Урожаев» оказалось едва ли не с десяток. К тому же они были ещё «разбавлены» несколькими номерными «Автомобилистами». И логика расположения этих кооперативов ускользала даже от местных старожилов. Встреченные мной мужики твердо знали только название своего гаражного объединения и, в лучшем случае, двух соседних. Видимо, в своё время эти гаражи часто достраивались, пристраивались и перестраивались, а сами кооперативы то укрупнялись, то разукрупнялись, что в итоге и привело к существующей неразберихе. Меня зазря сгоняли к первому и четвёртому «Урожаю», а потом и к третьему «Автомобилисту». Лишь когда я сообразил сказать, что ищу овощную яму, то мне сразу указали правильный путь: нужно было перейти на последнюю линию и идти налево до конца.
Действительно, к дальнему гаражному краю сиротливо, нижней ступенькой, жался рядок овощных ям. По блёклому номеру я быстро нашёл среди них девятнадцатую дверь и стёр с неё меловую надпись «ДОЛГ». Ещё перед тем как поехать, я решил, что если найденный ключ не подойдёт, то на месте я хотя бы увижу форму замочной скважины и буду знать, какой тогда нужно искать. Но ключ из серванта подошёл.
Узкая дверь, рассчитанная на проход одного человека, открылась с душераздирающим скрипом: давно не знавшие смазки петли передали привет разом всем окрестным воронам. Я вздрогнул и испуганно оглянулся по сторонам, но в «овощном» ряду не было ни души. Зайдя вовнутрь, я нашарил на стене выключатель и щёлкнул его клавишей.
Маленькое помещение, полтора метра на полтора, осветилось неяркой желтой лампочкой. Рядом с выключателем на стене имелась навесная полка, на которой стояли пыльные бутылки с олифой и растворителем, а также побитые ржавчиной жестяные банки из-под краски. На этом предметы интерьера в дядином овощехранилище заканчивались, если не считать, конечно, напольное покрытие из рулонного рубероида. Но где же тогда была сама яма, что дала название целому боксу?
Насколько мне было известно, яма обычно выкапывалась и обустраивалась по центру помещения. Я отогнул край рубероидного листа и с удивлением обнаружил под ним другой – точно такой же. Скатав верхний слой к задней стенке, я принялся за нижний и тут же уловил лёгкий сладковато-гнилостный запах. Убранный второй лист обнажил потрескавшийся бетонный пол с прямоугольной крышкой лаза. Сама крышка петель не имела, а вынималась полностью за откидное кольцо, что я и сделал, отставив её сразу к стене…
Если б не рвотный позыв, колом вставший в моём горле, я бы наверняка закричал! На дне узкой сырой ямы горкой лежали человеческие останки вперемешку с ветошью, в которую, видимо, превратилась одежда трупа! Череп покоился отдельно, в углу, и в его затылочной части чернела большая дыра с неровными краями. Само тело, когда оно ещё имело плоть, явно сидело на коленях, спиной ко входу. Похоже, в такой позе этот несчастный и принял смерть.
Будучи в шоке, я всё же не утратил способности наблюдать и анализировать, но действия мои были как в тумане. Я задвинул ямную крышку на место, признаюсь, не без содрогания, а потом в два захода раскатал рубероид обратно. Руки у меня тряслись, и справиться с дверным замком с первого раза не вышло. Закрывая дверь, я спиной ловил фантомы – несуществующие взгляды случайных свидетелей, от чего нервничал ещё сильнее. Наконец, дверь с номером «девятнадцать» снова скрыла свою жуткую тайну от посторонних глаз, а я на ватных ногах направился к выходу из гаражных пампасов.
Из автобуса я вышел там же, где и садился, и побрёл знакомым путём домой. Рваная дыра в затылочной кости черепа никак не уходила из картинки моего мысленного взора, и я монотонно твердил про себя один лишь вопрос: «Дядя Паша, ты кто такой?!»
Подойдя к дядиному дому, я испытал безотчётный страх – стойкое нежелание возвращаться в квартиру, словно кто-то или что-то поставило силовой барьер на моём пути. Я даже по-стариковски присел на лавочку, чтобы переждать это наваждение. Но в квартире оставались мои вещи и дорожная сумка, поэтому хочешь не хочешь, а требовалось идти. Честно говоря, я уже вовсю жалел о полученных от судьбы подарочках и всерьёз подумывал о том, чтобы всё здесь бросить и вернуться навсегда в Сестродольск.
Когда минута слабости прошла, я зашёл в подъезд. Проходя мимо первого этажа, я вспомнил о недавнем госте и подумал, что этот Митрич может что-то знать про чёртову овощную яму. На мой звонок в семнадцатую квартиру открыла полноватая женщина лет пятидесяти.
– Здравствуйте, а Митрич дома? – спросил я, приняв открывшую за его жену.
– Кто? – женщина искренне удивилась вопросу незнакомца.
– Митрич, – повторил я, оглядев номера дверей на площадке и убеждаясь, что не ошибся.
– Нет тут такого и никогда не было. И соседей у нас таких нет, – сказала женщина с нотками сочувствия в голосе и сразу же уточнила: – Как фамилия-то у него?
– Не знаю. Извините, перепутал, – потерянно ответил я и пошёл к себе наверх, с трудом поднимая ноги.
Я закрыл входную дверь и, не разуваясь, прошёл на кухню, где сделал несколько затяжных глотков прямо из-под крана. Потом сел на табурет и уставился в стену. Ни одной мысли не было в моей голове. На стене тикали круглые часы. Я поднял взгляд на них и… подскочил как ошпаренный – моя электричка уходила через двадцать пять минут! Я метнулся за дорожной сумкой, на ходу сдёрнув со стула несвежую рубашку и сминая её в комок. Паспорт и деньги всегда были при мне, и уже с сумкой на плече я задержался у порога, чтобы вызвать местное такси. В эту минуту в дверь позвонили…
Не жди, мама, сына
– Искал меня? – на пороге стоял Митрич.
– Нет… то есть да. Ты извини, мне сейчас некогда, – торопливо сказал я, всем видом показывая, что намерен тотчас уйти из квартиры.
– А чего хотел-то?
– Уже не важно. Потом. Мне ехать надо. Опаздываю на вокзал.
– Не надо тебе никуда ехать, мальчик.
– Это почему ещё? – спросил я, слегка ошарашенный таким хамством.
– На овощной яме был? – Митрич проигнорировал мой вопрос и задал собственный.
– Был, – ответил я с деланным равнодушием, хотя внутри уже начинал закипать. Митрич точно что-то знал, но продолжал играть в тёмную, да ещё и хамил при этом.
– Видел? – продолжил он свой допрос.
– ВИДЕЛ! – бросил я вызывающе и сразу понял, что сглупил.
– Ну и куда ты после этого собрался ехать?
Вопрос Митрича буквально выбил почву у меня из-под ног. Мне даже показалось, что стены прихожей в этот миг колыхнулись и поплыли. Воспользовавшись моим замешательством, Митрич протиснулся внутрь, закрыл входную дверь и навалился на неё спиной. Я успел глянуть на часы – до электрички оставалось двадцать минут.
– В ментовку пойду! – мне не придумалось ничего умнее этой дурацкой угрозы.
– Валяй. Там тебя и примут. Надо же будет на кого-то дело повесить.
– Я-то тут причём?! Вчера только в наследство вступил! Про яму ни сном ни духом, а членская книжка до сих пор на дяде! До этого всё время был в Сестродольске! – выпалил я очередью, едва не сорвавшись на крик.
– Ну, допустим, от трупа ты отмажешься, – спокойно сказал Митрич после секундной паузы, – а не думалось ли тебе, что в полиции обязательно проведут экспертизу останков?
– Пусть проводят, что хотят! Мне-то какое дело?
– А такое, что на одном из зубов покойного стоит очень даже приметная коронка, и она проходит в полицейских базах по разряду особых примет.
– Какие коронки? Какие базы? Какие приметы? У меня электричка через пятнадцать минут!
– Экспертиза установит, – нахальный визитёр в упор не замечал моих доводов, – что останки принадлежат не какому-то бомжу с гаражной помойки, а местному криминальному авторитету, что исчез три года назад при невыясненных обстоятельствах. Из-за пропажи этого видного представителя преступного мира в городе тогда начались разборки, в которых пострадало немало бойцов. То-то они удивятся, когда узнают от информаторов в погонах, что лидер криминалитета погиб вовсе не от пуль конкурентов по опасному бизнесу, а от обрезка арматуры в руках заурядного учётчика. Сам бухгалтер-убийца, конечно, уже мёртв, и ему ничего не предъявишь. Но зато у него есть племяш, унаследовавший всё имущество. Вот он и ответит за дядюшкины грехи! И квартиркой с овощной ямой ты тут не отделаешься. Лучше сразу прикинь, какая почка тебе менее дорога – правая или левая?
– Какая почка?.. – я на автомате повторил чужие слова и осёкся от ужаса.
Где-то в глубине души я чувствовал, что Митрич меня разводит, причём разводит как в дешёвых ментовских сериалах, но раз речь зашла ни много ни мало о моей собственной жизни, то его слова сразу обрели и тяжеловесность, и убедительность.
– Что же мне делать? Может, оставить всё как есть? – промямлил я, с тоской уже думая о захолустном Сестродольске, который казался мне сейчас самым прекрасным местом на Земле.
– Что делать, что делать, – проворчал Митрич. – Убраться надо за дядькой. Нельзя так оставлять.
– Но ты же никому не скажешь?
– Не скажу. Если слушаться меня будешь.
Я поспешно кивнул, вверяя тем самым свою судьбу в руки более опытного и знающего человека. Митрич считал этот посыл и сразу перешёл с приятельского языка на командный:
– Матери позвони. Скажи, что всё нормально, но надо ещё задержаться… Через пару часов я заеду за тобой. Будь готов к этому времени… Да, переоденься во что похуже, работёнка предстоит грязная.
– Что нужно делать?
– Гидроизоляцию в овощной яме. Сыро там, как ты помнишь… Да ты не бледней так, не бледней! Бледнеть на месте будешь. И лучше не ешь ничего пока, а то не дай бог…
– Хорошо, – выдавил я.
– Деньги у тебя остались?
Я послушно раскрыл перед ним бумажник. Митрич по-хозяйски выгреб оттуда основную наличность, оставив мне только пару-другую сотенных.
– Цемент нынче дорог, – сказал он с виноватой усмешкой, – а песок на месте наберём.
– Вода ещё нужна, – добавил я чисто механически.
– Вода будет. А ты сиди дома и жди!
Добрый разговор после доброй работы
Митрич заехал за мной на праворульном минивэне – стареньком латаном-перелатаном «японце». Машинка у него была непривычно узкая, но при этом высокая, и мне даже показалось, что она может запросто перевернуться на крутом повороте. Впрочем, доехали мы спокойно и без происшествий.
Как он и обещал, Митрич затарился двумя канистрами с водой и мешком цемента, купленным на мои деньги. Из инструмента же наличествовали два видавших виды оцинкованных ведра, старая совковая лопата и грязный корытообразный таз для размешивания раствора.
Стоит ли говорить, что всю работу пришлось делать мне одному. Митрич, сославшись на грыжу, не помог не то что с вытаскиванием цементного мешка из машины, но даже в саму овощную яму не зашёл ни разу. Он только поглядывал издалека и давал указания, как нерадивый прораб на стройке.
Первое, что мне нужно было сделать, это натаскать песка. Таковой имелся за гаражами в достаточных объёмах, правда, уже лежалый, вперемешку с глиной и с проросшей растительностью. Впрочем, просеивать его нам было нечем, да и незачем…
– Уплотнить бы надо м-м… неровности, утрамбовать слегка, а то раствора может не хватить, – полушёпотом сказал Митрич. Как назло, в соседнюю яму наведался хозяин-старичок, поэтому нам пришлось осторожничать.
– Чем утрамбовать? – прошипел я с плохо скрываемой злостью.
– Да вон хотя бы лопатой, – подсказал бездельный советчик: – Ты начинай пока. Я пойду отолью. Дверь закрою снаружи.
Костеря Митрича последними словами, я взялся за черенок. Конечно, логика в его словах имелась железная. Но одно дело – вываливать раствор в яму, стараясь пореже смотреть вниз, и совсем другое – вручную подготовить такую площадку к бетонированию. Я слышал, что где-то в Азии есть специально обученные люди, которые занимаются перезахоронением останков. Вот таким человеком я и попробовал себя представить.
Я действовал аккуратно, даже бережно, как мне казалось. Последним аккордом нужно было разместить череп. Я переложил его сначала на один бок, затем на другой, а потом сделал немыслимое – поднял его из ямы на совке лопаты как можно ближе к лампочке. Тут лязгнул дверной замок, и я спешно опустил череп обратно и придал тому боковое положение.
– Как ты там? Живой? – весело и громко спросил Митрич в дверной проём, но войти он по-прежнему не решался: – Сосед ушёл. Можно не шифроваться.
– Один из нас точно живой, – невесело пошутил я и приступил к замесу первой партии раствора…
Часа через полтора работа была закончена. Тяжёлый физический труд на голодный желудок – это испытание даже для молодого организма. Я был без сил: руки у меня отваливались, а ноги подгибались в коленях. Мои синие джинсы стали серыми от пятен раствора, в носу стоял запах цементной пыли, а на ладонях вздулись водянистые бугорки мозолей. Мне хотелось пить, есть, куда-нибудь сесть и больше никогда не вставать, и всё это одновременно. Но шантажист Митрич оказался ещё и перфекционистом. Он настоял, чтобы я оторвал полосу от одного рубероидного рулона и уложил её сверху на забетонированное дно ямы.
В город ехали молча. Мне было не до разговоров, а Митрич следил за дорогой. Но молчание он нарушил первым:
– Не злись. Я правда не мог тебе помочь. Нельзя мне.
– Если ты вдруг еврей, то нынче не суббота.
– Ирония – это хорошо, – сказал Митрич через смешок, – поводов для неё у тебя сегодня будет много.
– А что мне ещё остаётся?.. Кстати, я – Алексей.
– Я знаю, Лёш.
– Дядя рассказывал?
– Нет. Слышал твоё имя на его похоронах.
– Я тебя там не видел!
– Кладбищенских алкашей-попрошаек помнишь?
– Да, кажется, тёрлись двое у оградки. Ждали, когда им нальют.
– Один из них был я.
– Зачем же тогда весь этот спектакль с пятихаткой до зарплаты?
– Потерпи немного, всё расскажу. Разговор, Лёша, у нас с тобой будет длинный.
– Ок. Да, сразу хочу предупредить, что про коронку в бандитской пасти нужна новая легенда. Я успел осмотреть зубы в черепушке и ни одной коронки там не нашёл.
– Легенды не будет, а правда в том, что человек тот к криминалу не имел никакого отношения. Но как я мог тебя удержать, если не страхом?!
– Считай, что тебе это удалось.
– Спасибо. Импровизация чистой воды… Не рефлексируй. Мы всё сделали правильно. Скоро ты сам это поймёшь.
– Ну-ну, – промычал я в ответ.
– У тебя дома пожрать есть чего? – сменил тему Митрич.
– Начатая пачка пельменей, четвертинка чёрного, вафли ещё шоколадные остались, – перечислил я и сразу почувствовал выброс кислоты в желудок.
– Этого мало. Ладно, я сейчас заскочу в магазин. Ты пока в машине посиди. Пиво тёмное будешь?.. Ну и ладушки!
Митрич притормозил у одноэтажного здания с облупившейся вывеской «Продукты 24». Спустя четверть часа он вышел оттуда с плотно набитой сумкой. А уже через полчаса мы сидели на дядиной кухне и закусывали пиво нарезанным сыром, дожидаясь, когда закипит в кастрюле вода.
Митрич и его невероятный рассказ
Пиво не было крепким, но на голодный желудок меня, вдобавок чертовски уставшего, прилично развезло. Даже не спасла большая тарелка горячих пельменей. Я быстро перешёл в ту фазу опьянения, когда русскому человеку хочется предельной ясности бытия – одномоментного и всеобъемлющего понимания смысла жизни, причём в самых простых и доступных формулировках. В душе я почти примирился со своим недавним поступком, а Митрич уже не казался мне таким ловким и бесчестным манипулятором.
– Кто ты такой? – спросил я его с пьяной симпатией.
– Нулевик, – ответил мой странный приятель с абсолютно серьёзным выражением на лице.
– Чё за секта? – пошутил я, готовый заржать над собственной остротой.
– Это не секта, парень, а работа. Работа на всю жизнь.
– И что за работа? – спросил я уже без насмешки.
– Ты только не ёрничай и не перебивай… – Митрич взял театральную паузу, а после неё продолжил: – В момент рождения нашего МИРА произошёл выброс огромного количества массы и энергии во вселенский вакуум. Наверняка ты про это что-то слышал. Так вот, массу мы пока оставим в покое, а поговорим про энергию. Энергия – всегда суть одно, разнятся только её проявления в окружающем нас мире. Таких проявлений, то есть видов энергии, современная наука знает с десяток. Тут и энергия, с которой клочок бумаги притягивается к наэлектризованной расчёске, и энергия ядерного синтеза, и энергия водопада…
Митрич прервался, чтобы хлебнуть пивка, и я этим перерывом воспользовался:
– Думал, ты новую сказку втирать начнёшь, а попал на научную лекцию.
– Говорю же, не ёрничай. Слушай дальше, – отбрил меня лектор с внешностью дворового забулдыги: – Но есть и малоизученные виды энергии, которые почему-то принято называть тонкими. В общественном мнении эта область знания чуть ли не целиком отдана разным эзотерикам, мистикам, экстрасенсам и просто экзальтированным особам. Положа руку на сердце, к науке и постижению мира деятельность подобных персонажей отношения не имеет, а если имеет, то весьма отдалённое. Надо сказать, что серьёзные учёные по данной теме тоже работают, но из-за отсутствия видимых результатов им пока нечего предъявить человечеству. А энергия-то такая есть!
– Эти твои экзальтированные особы на одиннадцатом и девятнадцатом каналах ящика говорят ровно тоже самое. При чём здесь труп в овощной яме?
– Ты не спеши, а то успеешь. Так вот, эта энергия своим полем воздействует абсолютно на всех людей, но подавляющая часть человечества этого не понимает. У большинства людей просто нет нужного органа чувств. Например, как у дальтоников: цвета есть, а они их не различают. На самом же деле, все люди сильно зависят от параметров этого тонкого энергетического поля, но его воздействие на себя и на свою жизнь они склонны объяснять погодой, приметами, магнитными бурями и озоновыми дырами, в общем, какими угодно причинами, но не главной.
– Сейчас ты, похоже, начнёшь рассказывать про меньшинство – про тех избранных, что всё это чувствуют и правильно понимают.
– Молодец, садись, пять! Вижу, по соображалке ты дяде не уступаешь, – мы чокнулись кружками, и Митрич продолжил: – Есть люди, которые выступают проводниками этой энергии, так сказать, держат поле. Они как анод и катод. Для облегчения восприятия я буду и дальше использовать сравнения с электричеством. У тебя что по физике было?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/sergey-leonidovich-skurihin/dyadya-ty-kto-67806767/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сергей Скурихин
Тип: электронная книга
Жанр: Детективная фантастика
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 30.05.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: [Полуфиналист IV СЕЗОНА ПРЕМИИ «РУССКИЙ ДЕТЕКТИВ». Лонг-лист конкурса ЛитРес: Самиздат «Открываем новые имена для литературной премии «Новые Горизонты», 2024]